«Террористы»

Террористы (fb2) - Террористы 8828K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Радьевич Андреев - Максим Александрович Андреев

Александр Андреев, Максим Андреев Террористы

Рукопись, почти найденная в Несвиже

Правда, что Несвижский замок стоит на тридцать метров вверх и на пятьдесят вниз? Правда, но до самого нижнего подвала никто не спускался. Правда, что там так и не нашли клад – двенадцать серебряных апостолов во весь рост? Правда, но я искал не их. Я искал бумаги. Ты нашел их? Они могли там быть.

Читай.

Боевик

Птаха попробовал встать так, чтобы закрыть женщин, понял, что вышло хуже, сдвинулся вправо, достал оба револьвера, но поднимать их не стал. У него была еще минута, пока вынесут горевшую дверь и появятся хари.

Извините меня, братья. Все, что могу.

Пташка, милый, мы закончим. Уже скоро. Он нас обгонит.

Императора надо было взрывать. Который год по стране катился этот кошмар и они нечего не могли сделать. Мундирные достали Андрея. Они думают, что дело кончено. Теперь я и ударю. Теперь получится.

Перовская хотела перестать думать, но у нее ничего не вышло. Умирать последним членам Исполнительного Комитета ради бесконечной царской сволочи было нельзя. За последний год двадцать товарищей повисли в петлях. Еще немного и империю можно будет назвать страной, где со времен Ужасного меньшая часть населения издевается над большей, и меньшей и большей части это нравится. Кибальчич, наконец, закончил и теперь бомб много. Горе тебе, император, и нет спасения ни тебе, ни роду твоему!

Софья! Соня!! Сонечка!!! Взорви Гадину! Убей Вешателя! Товарищи под виселицами хотят дожить и узнать. Хоть кто-нибудь, кто еще остался! Я должен дожить, должен услышать это. Теперь мой кинжал только у тебя.

Слышишь меня, Софья?!

Мы доживем все, кто еще не убит. Я слышу тебя Андрей, Тарас мой. Я слышу вас всех, братья. Пей свой последний чай, венценосный убийца, и врывайся в смерть. Сегодня мы ждем тебя везде. Все.

Пе-ле-на ка-ка-я-то... Ка-к п-ро-ли-та-я к-ро-вь... Мо-я и-ли м-но-й... По-мо-ги... те... Мы не мо-же-м... Мы ви-си-м...

Софьины сны в поисках выхода за тысячу лет в России и Европе

Москва, Переяславль, Тверь, Киев, Куликово поле, Иваны Грозный и Ужасный, Молодинская битва, Строгановы, Ермак, Сибирь, Смута, Тишайший, Медный бунт, Степан Разин, Петр Великий, Полтавская битва, Екатерина Великая, Емельян Пугачев, Министерское столетие и его императоры, альбигойцы, Дольчино и Маргарита, гуситы, пуритане, масоны, розенкрейцеры, иллюминаты, карбонарии, мафия, ку-клукс-клан, ваххабиты, ассасины, психология толпы и внушение личности

Империя смердела уже давно, с перерывами на годы власти двух великих государей. Считалось, что с этим уже ничего сделать нельзя. Предлагалось смердеть всем или дрожать от того, что твои мысли прочитает Третье отделение. В империи уже давно медленно казнили за наличие мнения, отличного от официального. Имеющих мнения самодержавие не одобряло со времен Ужасного царя, по холопьему обычаю почему-то названного Грозным. Очевидно, убийство десятков тысяч невиновных и беззащитных людей в глазах подданных должно было вызывать не ужас, а выглядеть, как акция устрашения. А как красиво и мощно все начиналось...

XIV век: Москва, Переславль-Залесский, Тверь, Киев, Куликово поле

Хорошо, что он взял двух заводных коней. Ребята приняли на себя погоню, но холопов за ними пошло слишком много. Старший дружины переяславского князя почти облетел Дмитров. До Москвы оставалось еще пятьдесят верст и вот-вот должны были появиться ее патрули. Он доскачет. Он доскачет, несмотря ни на что. Давай, боярская сволочь, догони меня, если сможешь!

Москва в XIV веке.

Существовавшее на восточных славянских землях с 1157 года Владимиро-Суздальское княжество было совсем непрочным. Погубив в кровопролитнейшей Липецкой битве в 1216 году цвет русского войска, Древнерусское государство распалось на Владимирское, Суздальское, Ростовское, Ярославское, Переяславское, Угличское, Юрьевское, Стародубское, Галицкое, Дмитровское, Костромское, Городецкое и Белозерское княжества. На севере особняком стояли Новгородская и Псковская земли. Распад государства предопределил поражение русских княжеств в войне с татаро-монголами Чингисхана и Батыя. После разгрома в 1238 году на реке Сити русские земли в качестве неофициальной автономии вошли в состав Золотой Орды Бату-хана. Официальному главе десятка мелких улусов великому владимирскому князю в Сарае выдавали ярлык на власть. За него постоянно шла глухая и открытая борьба князей Рюрикова дома, за которой с удовольствием следили уполномоченные хана баскаки, контролировавшие всех русских князей в их родовых городах.

Первым по-настоящему великим государем на русских землях стал правнук Юрия Долгорукого и внук Всеволода Большое Гнездо князь Александр Ярославич. Приглашенный служилым князем в Новгород, он 15 июля 1240 года при впадении реки Ижоры в Неву разбил пятитысячное шведско-норвежско-финское войско во главе с финским епископом Томасом и шведским рыцарем Улофом Фаси. В битве на Неве пятьсот дружинников князя Александра поддержали только столько же добровольцев. Новгородские бояре и купцы войско не дали, до хрипоты споря о том, оставаться ли в зоне влияния Владимиро-Суздальского княжества, или уйти под власть шведского короля – он далеко и не будет брать большую дань, а Владимирцев все равно добьют татары.

Алексадр Невский

Через два года, в апреле 1242 года, на Чудском озере дружины Александра Невского разнесли войска немецких крестоносцев, пытавшихся установить свою власть в Новгороде и Пскове, для того, чтобы контролировать все побережье Балтийского моря. При Александре Ярославиче о Северо-Восточной Руси узнали все государства Европы и Азии. В 1263 году Александр Невский умер от переутомления, и между его многочисленными сыновьями тут же началась борьба за великий стол.

Во главе русских земель захотели встать Владимир, Тверь, Смоленск, Рязань, Нижний Новгород. Единой государственной воли больше не было, и единственной связующей нитью для русских людей в XIV веке оставалась только православная вера. Кафедра митрополита, главы христианской иерархии на Руси, находилась во Владимире. Храмы и монастыри стали центрами культуры, распространяли грамотность, книжное дело, вели летописание. Митрополит имел и светскую власть, обладая большим недвижимым имуществом.

Первым московским князем в конце XIV века стал младший сын Александра Невского Даниил. Пока старшие братья резались за власть, Даниил Александрович за тридцать лет превратил маленький город на холме в одно из самых богатых и влиятельнейших княжеств Русской земли. Московского князя хорошо знали и любили на Руси и именно поэтому бездетный Иван Переяславский, племянник Даниила Московского, завещал Переяславль-Залесский Москве. Это княжество Александра Невского считалось на Руси почти сакральным, и по своим размерам было больше Московского на порядок. Сын Даниила Московского двенадцатилетний Иван, позже названный Калита, с восхищением и восторгом смотрел, как власть денег, военная сила и искусная дипломатия его отца победила намного более сильных князей-конкурентов, по-родственному желавших захватить богатый Переяславль. Старший брат Даниила великий владимирский князь Андрей уже радовался, что родовое гнездо его великого отца почти перешло к нему. Завещание Ивана Переяславского владимирского князя не интересовало. Собака лает – ветер носит. Пиши Емеля – твоя неделя. Князя Андрея на Руси презирали за то, что в борьбе за великий стол со своим старшим братом он впервые нанял в помощь татар, как всегда стиравших все на своем пути. Великого владимирского князя терпели, но и только. Своего младшего брата Даниила Андрей за противника не считал. Какая там еще Москва и что она перед стольным Владимиром! Князь Даниил Александрович Московский думал по-другому.

Ранним апрельским утром первого года XIV столетия из нескольких ворот Переяславля-Залесского вылетели скорые гонцы, несшие скорбно-радостную весть о смерти переяславского князя. Кострома, Ярославль, Углич и Ростов понимали, что Переяславль им не светит, но получить выкуп за отказ от своих претензий очень хотели. Пятеро великокняжеских дружинников через Юрьев-Польский и Суздаль неслись в стольный Владимир к князю Андрею. Две тройки переяславских дружинников через Хотьково и будущую Александрову слободу помчались на Москву. Через минуты за ними вылетела боярская погоня. Многие бояре под Москву не хотели, понимая, что Даниил Александрович заставит работать на благо княжества и населения, а великого князя Андрея интересуют только доходы. Бояре не знали, что еще вечером из переяславского кремника на Клещин-городок выехал один из лучших дружинников Ивана Переяслаского. У него за пазухой лежало завещание князя о передаче Переяславля Москве. В Клещине дружинник взял двух загодя приготовленных боевых коней и рванулся на Москву – через село Вербилки и удельный город Дмитров. Его товарищей боярские холопы догнали в Киржаче и за Хотьково, но старший дружинник благополучно добрался до деревянного московского кремля и передал завещание Ивана Переяславского младшему сыну Александра Невского. Все ждали, что Даниил Московский двинет полки на Переяславль, но все пошло совершенно по-другому.

Москва в XV веке

Стольный город Переяславского княжества заняли полки великого владимирского князя, и его бояре нашли и уничтожили второй экземпляр завещания. Казалось, все для Андрея Александровича закончилось быстро и благополучно. В Переяславле сел великокняжеский наместник с небольшим воинским отрядом и тут же начал собирать подати. Вместо переяславских на должности господарей, волостителей, посельских, старост в княжестве были назначены владимирские великокняжеские слуги, и Переяславлю это совсем не нравилось.

Даниил Московский мог первым занять любимый город своего отца, но не стал этого делать, понимая, что ему не выстоять против великого князя Андрея. На городской боярской думе он предъявил завещание Ивана Переяславвского московскому баскаку и заявил, что будет ждать оттуда депутатов, которые должны были пригласить его на княжение на Переяславль. Даниил Московский сказал баскаку, получившему от него большие дары, что примет отчину его отца только после благосклонного решения великого хана Золотой Орды и переяславского посольства.

Лучшие московские дружинники тайно пробрались в Переяславль и под носом у Владимирцев вывезли оттуда в Москву городских депутатов. Переяславские выборные были показаны баскаку и тот направил в Орду выгодный для князя Даниила доклад. Московские ложные посольства ушли в Сарай и были перехвачены дружинниками великого князя у Зарайска и Тулы. Настоящее московское посольство с большой казной по неведомым дорожкам сумело проскочить в столицу Золотой Орды, находившейся между современным Волгоградом и Астраханью.

Даниил Московский не стал дожидаться решения Сарая. Переяславль мгновенной атакой взял лучший московский конный полк, активно поддержанный горожанами изнутри – младшего сына Александра Невского за рачительность и уважительное отношение к людям на Руси любили. Отборные московские дружинники задержали всех чиновников великого князя, отобрали награбленное и отправили во Владимир. Андрей Александрович пришел в ярость и его полки ринулись на Переяславль, к которому их уже не пропустили. За Юрьевом Польским, у села Берендеево, Владимирцев остановили московские полки и воинов в них оказалось больше, чем у великого князя. Даниил Московский успел договориться о военной помощи с тверским князем, претендовавшим на верховную власть на Руси, и с новгородцами, как всегда недовольными большими податями в пользу великого князя.

Силы противников были равны, и боя не случилось. Заносчивый Андрей Александрович не посылал посольства в Золотую Орду, но Даниил Александрович уже получил ответ великого хана о Переяславле. Его готовили ордынские чиновники, получившие большие подарки у Москвы: «Разбирайтесь между собой сами без задержки и уменьшения наших даней».

Шансов для военной победы у великого князя больше не было, и Андрей собрал княжеский съезд Рюрикова дома по проблеме Переяславля-Залесского. Даниил Московский решительно заявил, что не отдаст свой и отцовский город никогда и ни за что, и съезд ничего не решил. Великий владимирский князь послал в Золотую Орду посольство с дарами, вдвое большими, чем посылала Москва, но было уже поздно. В Сарае началась междоусобица, сменившая великого хана. Владимирцы, не дошедшие до Сарая, были дочиста ограблены, а Орде было не до мелких пограничных споров в дальнем улусе. Вскоре князь Андрей умер, и Переяславское княжество навсегда осталось за Москвой, усилив ее экономическую, политическую и военную мощь на порядок. Именно это присоединение позволило вскоре Москве победить Тверь в борьбе за высшую власть на Руси.

Новым великим владимирским князем после Андрея должен был стать Даниил, но он умер за месяц до Андрея. Московские князья по тогдашнему лествичному закону навсегда потеряли право на великий стол и во главе русских княжеств встал утвержденный в Сарае Михаил Тверской. Казалось, Москва так и должна была остаться богатым городом на холме, но дети Даниила Александровича не согласились с выпадавшей им ролью удельных князей и не стали соблюдать действующее законодательство, уже развалившее до этого не только сильное Владимиро-Суздальское княжество, но и могучую Киевскую Русь. Цель оправдывала средства не только в славянских землях, но и в всем обитаемом мире со времен древних Греции и Рима. В борьбе с Тверью Москву поддержал Великий Новгород.

Нельзя по закону – можно по воле Орды! Новый московский князь и старший брат Ивана Калиты Юрий Данилович женился на любимой сестре могущественного великого хана Узбека и сцепился с Михаилом Тверским, который пошел на штурм Москвы, чтобы убрать отчаянных политических конкурентов. Многие государи в борьбе за власть не считали трупов своих, а тем более чужих подданных, а обществу заявляли о необходимости добиваться единства страны силой, само собой, для процветания и величия княжества. Ответные действия князей конкурентов всегда объявлялись незаконными. Тверь опоздала. Даниил Московский оставил сыновьям сильное войско, ударной силой которой которого стала не только дружина, но и знаменитая кованная рать черниговского великого боярина, приведшего с юга в Москву тысячу всадников в броне, имевших колоссальный опыт боевых действий с татарами и венграми. Михаил Тверской собрал под Москвой множество воинов и был совершенно уверен в победе.

Тверичей было в несколько раз больше москвичей, и отчаянная рубка шла у всех московских ворот. Казалось, что после пятидневного штурма у Даниловичей кончились воины, и Михаил Тверской бросил на главные башенные ворота весь свой резерв. Он приказал трубить победу в бою, но в этот момент московские ворота распахнулись сами. Прямо в лоб свежим тверским полкам вынесся ужасающий таран закованных в броню всадников и лошадей, и тверичей вдруг не стало. Сумасшедший удар удержать было невозможно и мгновенно вырубленные нападающие воины просто исчезли. Дыра быстро разрослась по всему фронту и деморализованные тверские полки начали отступать. Рубить в спину их не стали. Ярость и боевое мастерство московских воинов отмечали все летописцы и современники.

В 1314 году московским, а через несколько лет великим владимирским князем стал Иван Калита. Правил и законов в борьбе за власть не соблюдали ни до, ни после XIV века. Многие государственные деятели всех времен и народов давно доказали, что если не бить врага его оружием – погибнешь. А многих доблестных рыцарей, непобедимых в бою, обычно убивали в спину.

Иван Калита свято выполнял завет своего отца: «На новые земли казны не жалеть!» Он увеличивал и увеличивал земли княжества, заткнув рот ордынским чиновникам серебром. Говорили, что Калита брал налогов вдвое, а то и втрое больше положенного, и это была правда. Самый страшный хан Золотой Орды Узбек просто при встречах говорил Ивану Московскому, что он копит силы для того, чтобы сбросить татарское иго. Не будь в Золотой Орде частых московских серебряных обозов, чиновники хана тут же бы дали ход многочисленным доносам на Ивана Калиту – князья Рюрикова дома не жалели дорогого пергамента для борьбы с Москвой.

В 1359 гду во главе Московского дома встал девятилетний внук Ивана Калиты Дмитрий. Княжество спасли митрополит Алексий и игумен Сергий Радонежский, возглавившие партию государственников. Внук того самого черниговского боярина с кованной ратью Алексий имел широкую поддержку православного населения и обладал реальной властью над русскими князьями. Сергий Радонежский своим огромным нравственным авторитетом поддерживал создание единой державы. Это было более, чем необходимо, потому что с Запада Русь атаковало Великое княжество Литовское, великий князь которого Ольгерд Гедиминович вел упорную и успешную войну с Москвой, трижды штурмовав город на холме.

На киевских и московских землях существовала православная митрополия. Ольгерд постоянно обращался к константинопольскому патриарху, чтобы ему разрешили открыть свою собственную митрополию в Киеве. Алексий употреблял все свое влияние, чтобы не допустить этого, понимая, что Ольгерд полностью разъединит некогда единый народ, собранный еще Киевской Русью. Несмотря на войну Вильно и Москвы Алексий часто совершал пастырские поездки в Великое княжество Литовское.

В январе 1358 года митрополит Алексий в очередной раз поехал в Киев и был там захвачен Ольгердом. Чума выкосила Московский княжеский дом, оставив во главе княжества восьмилетнего Дмитрия. Ольгерд понимал, что если Алексий перейдет на его сторону, то Москва войдет в состав Великого княжества Литовского. Митрополит не пошел на союз-подчинение с Литвой, не перенес свою кафедру из Москвы в Киев, и Ольгерд заточил его в Киевскую тюрьму. Алексия перестали даже кормить, но православные киевляне тайком несколько месяцев передавали Алексию еду. В Москве еще оставались бояре великого Ивана Калиты, и они разработали специальную операцию по спасению своего владыки, без которого существование Московского княжеского дома становилось проблематичным.

Ольгерд уже решил просто убить неумиравшего Алексия, как чуть ли не в ночь перед убийством элитный отряд московских дружинников выкрал митрополита из тюрьмы в центре Киева. Благодаря заранее подготовленным подставам витязи рванулись в Москву, везя полумертвого митрополита в носилках между двух коней. До Москвы было почти тысяча верст, и пришедший в бешенство Великий князь Литовский Ольгерд Гедиминович приказал во что бы то ни стало догнать Алексия. Лучшие воины Ольгерда ринулись на перехват митрополичьего поезда, делавшего пятнадцать верст в час и сто километров в день, из Киева, Чернигова, Смоленска и даже Вильно. Московичи неслись домой через современные Нежин, Бахмач, Конотоп, Глухов, Орел и Калугу.

Рыцари Ольгерда несколько раз догоняли московских дружинников, ведущих Алексия. Русские бойцы понимали, что везут будущее страны. Они не оставляли заслонов, а разворачивались все и атаковали погоню, сокращая или уничтожая ее, теряя и теряя воинов. Смоленских и литовских рыцарей у Брянска вырубили московские дружины, поставленные на перехват по периметру границы с Литвой, которая проходила чуть ли не у Можайска. Великолепные бойцы не позволили отчаянным литовцам отбить и убить надежду будущей России, и преклоняющиеся перед ними авторы так и не смогли только с точки зрения простой логики понять, как москвичам удалось совершить невероятное. Яростный отряд поредевших героев, прошедший с невозможными сшибками бешенную тысячу километров от Киева до Москвы, вошел в город на холме, и измученный Алексий силой своей нечеловеческой воли смог выжить. Усиленная лучшими рыцарями Ольгерда погоня была целиком стерта московскими витязями у Подольска и Звенигорода. Пленных бешено-разъяренные москвичи не брали ни за какой выкуп и позднее Ольгерду не хватило элиты для управления страной. Это послужило одной из причин фактической потери суверенитета Великим княжеством Литовским после подписания в 1385 году Кревской унии с Польской Короной сыном Ольгерда Ягелло-Ягайло.

К 1380 году Московская Русь окончательно победила Тверь и отбилась от Литвы. Митрополит Алексий успел дожить до того, как московские послы смогли сказать великой и ужасной Золотой Орде: «Не ходите на Русь – там живет ордынская смерть!»

Митрополит Московский и всея Руси Алексий умер в феврале 1378 года. Через два с половиной года его соратники разнесли на Куликовом поле громадное войско золотоордынского правителя эмира Мамая.

Для карательного похода на Русь Мамаю удалось собрать ужасающее войско из татар, ясов, касогов и генуэзской панцирной пехоты. Эмир должен был победить, иначе он потерял бы власть и был убит – за его спиной стоял законный хан Тохтамыш. Москва, усилиями митрополита Алексия получившая в Золотой Орде наследственное право на великое княжение, смогла собрать против Мамая только ростовских, ярославских и белозерских князей. Тверь, Новгород, Псков, Нижний Новгород воинов Дмитрию не дали. Несмотря на это, войска, собранные Москвой, были очень значительны.

Мамай договорился атаковать Москву вместе с войсками Великого князя Литовского Ягайло, с которым решил встретиться на Оке в сентябре 1380 года. Если бы союзники встретились, существование Московского государства было бы закончено, но этого не произошло. Дорогу литовцам перекрыла рать великого рязанского князя Олега, пошедшего на помощь Москве, несмотря на угрозу уничтожения собственного княжества. Мамаю на Куликовом поле пришлось биться с Москвой один на один.

На войско Золотой Орды из Москвы шли кованные московские полки, дружины и ополчения почти сорока русских городов, ярославцы, владимирцы, ростовчане, белозерцы, тарусские, стародубские, слецкие, моложские, оболенские, новосильские, брянские полки, добровольцы из Суздаля, Новгорода, Пскова, Твери, Смоленска, Литвы и Беларуси. Военные историки оценивают московское войско в пятьдесят тысяч воинов. У Мамая войск было вдвое больше.

Полковое построение русских ратей позволяло маневрировать, создавать эшелонированный в глубину и по фронту боевой порядок, прикрывать друг друга. Впереди на Куликовом поле 8 сентября 1380 года встали сторожевой и передовой полки. По фронту встали большой и полки правой и левой руки. За большим полком расположились резервные дружины. За левым флангом скрытно выстроился засадный полк. О построении войск Мамая ничего не известно, но обычно татары строились в две линии, с авангардом из легкой конницы. В центре находилась пехота, по бокам – левое и правое конные крылья, сзади располагался резерв.

Авангард Мамая атаковал русский сторожевой полк, смял и почти уничтожил его. Боевой порыв Золотой Орды еще уменьшил яростно дравшийся передовой полк. Мамай не мог использовать свое численное преимущество – русские фланги защищались болотистыми оврагами и небольшими речками. Два громадных войска столкнулись по всему фронту. Большой полк и правое крыло русских во главе с белорусско-литовскими князьями Дмитрием и Андреем Ольгердовичами не сдвигались ни на шаг, несмотря на колоссальное давление противника. Мамай бросил все силы на левый фланг русских, за которым находилось большое поле. Он хотел прорваться на него и атаковать русских с тыла. В ожесточенной рубке русские дружины стали медленно подаваться назад, и Мамай усилил натиск. На русском левом фланге сосредоточилась колоссальная масса войск. В строю образовались бреши, закрытые резервным полком и задними шеренгами большого полка. Эмир Золотой Орды бросил на левый фланг русских свой стратегический резерв и прорвал фронт. В образовавшуюся огромную брешь хлынули татарские воины. Прорвавшаяся масса золотоордынских войск подставилась под удар засадного полка и талантливый полководец князь Дмитрий Боброк-Волынский не оставил Мамаю ни одного шанса.

Сильнейший удар кованых московских ратей опрокинул войска Золотой Орды, которые начали беспорядочное отступление. Русские полки перешли в атаку по всему фронту, и татары откатывались везде. В потрепанных туменах начался хаос, и Мамай бросил в контратаку личную гвардию. Было уже поздно – удержать русские дружины, почувствовавшие вкус победы, было уже невозможно. В ужасающей четырехчасовой битве войско Мамая было уничтожено. Потери с обеих сторон были огромны. С Куликова поля в Москву вернулись не дружины и ополчения десятков городов и уделов, а русские люди, теперь жившие в одном большом государстве.

XVI век: Иваны Грозный и Ужасный, Молодинская битва 1572 года, Строгановы, Ермак, Сибирь, Смута

В 1492 году Московский великий князь Иван III Грозный был впервые назван «Государем и самодержавцем всея Руси». Государями титуловали носителей верховной власти, имевших неограниченную власть в княжестве. С конца XV века великие московские князья начали считать себя самодержавными правителями и властителями по Божьему соизволению. Женой государя Ивана III в 1472 году стала византийская царевна Софья Палеолог, племянница последнего императора Византии Константина, погибшего в 1453 году при захвате Константинополя турками. Великий князь и государь всея Руси, бывшей под властью Золотой Орды, становился преемником византийских императоров. Византийская карта в политической игре Московского государства за суверенитет стала одним из главных козырей гениального Ивана III, создавшего огромное централизованное государство. Великий князь прекрасно знал механизмы власти двух исчезнувших империй – Византии и Золотой Орды. Он был великим правителем и государем, но России не всегда так везло с великими князьями. В 1476 году Иван III отказался платить дань хану Золотой Орды, ставшей к тому времени просто Большой. Великий хан Ахмат возбудил против Ивана III его братьев, начавших на Руси смуту, договорился о союзе с польско-литовским королем Казимиром. В псковские и новгородские земли ворвался Ливонский орден. Иван III начал драку с Ахматом при наличии сильной коалиции врагов и тяжелых внутренних противоречий. Поздней осенью 1480 года войска Ивана III четыре дня заливали лед замерзшей реки Угры своей и татарской кровью. Хан Ахмат попытался прорваться к Москве во многих местах, но был отброшен везде. Ахмата вскоре зарезали, и Иван III Грозный больше не нуждался в ханских ярлыках на великое княжение. 12 ноября 1480 года стало первым днем рождения независимой Московской Руси, которое уже было общерусским государством. Иван III соединил двуглавого орла из византийского герба с Георгием Победоносцем из московского герба и начал чеканить собственные серебряные монеты. На предложение принять королевский титул от императора Священной Римской Империи Иван III Грозный ответил отказом: «Мы, Божьей милостью, государь на своей земле изначала, и поставление имеем от Бога, а постановления ни от кого не хотели и теперь не хотим». Ивана III стали называть «государем, самодержавцем и царем всея Руси», что обозначало независимого, суверенного правителя, никому ни дававшего ни в чем отчета.

В 1498 году произошло первое венчание наследника московского престола шапкой Мономаха, ставшей символом русского самодержавия. Почти сто лет создавался весь ритуал возведения на царство – возложение венца-короны, бармы, скипетра, державы, облачение в порфиру, произнесение символа исповедания веры и миропомазание. Вскоре высшим законом в стране стала самодержавная власть государя. Теперь благополучие и благосостояние народа зависело от того, кто сидел на московском троне – злодей или гений. В своем завещании Иван III Грозный писал своим последователям: «Волны бьют о камни и ничего камням не делают, а рассыпаются пеной и исчезают нам в посмеяние. Держите мое имя честно и грозно». Механизма контроля за государем в стране создано не было и на Московском троне гения сменил злодей.

Иван Третий Великий

На увеличившейся в шесть раз за время правления Ивана III территории России после 1530 года боярские группировки долгие годы дрались за власть. Политический авторитет боярства на Руси значительно снизился и в 1547 году великий московский князь Иван IV провозгласил себя первым царем на Руси и начал править так, как его научили бояре. При нем были созданы стрелецкие полки, а сам Иван IV создал шеститысячное опричное войско, прославившееся подлостью, трусостью и издевательствами над беззащитными людьми. С 1564 по 1572 год в Московском царстве царь занимался убийствами своих подданных. Его правление производило в Европе ужасное впечатление и его так и стали называть Иваном Ужасным. Московские дьяки раболепно перевели это позорное прозвище как Грозный, что не соответствовало действительности. Сам Иван IV стал известен своей трусостью в 1552 году, когда воеводы-князья Александр Горбатый и Андрей Курбский с трудом вынудили его проехать в захваченный город Казань – Иван IV до истерики боялся случайной стрелы случайно остававшегося в живых защитника Казанского ханства.

Первое народное восстание на Москве произошло после того, как воспитанный на презрении к чужой человеческой жизни Иван IV сжег бороды пришедшим к нему челобитчикам. Разъяренные москвичи ворвались в Кремль, и Иван с трудом успел сбежать в подмосковное село Воробьево. Вооруженная толпа ворвалась и туда, но бояре успокоили народ верой в царя-батюшку, пришедшего в ужас. Восставших вывели из Воробьева и Кремля, подтянули войска, а потом убили. Иван IV разделил Русь на опричнину и земщину, потребовал и получил от Боярской думы чрезвычайные полномочия. Став полновластным государем на опричнине, Иван IV начал переселять население из одной части государства в другую, что изменило русский национальный характер. Люди уже не могли стабильно создавать свою жизнь, осваивать пашню, строить домы, сажать сады, зная, что очередной садист на троне или его невменяемый холоп прикажет зимой, в мороз, переехать из южной Коломны в северную Вологду в чистое поле, оставив и бросив могилы предков и погубив при переезде половину семьи.

Иван Ужасный с опричниками начал опалы и казни всех, кого хотел, с обязательной конфискацией в свою пользу имущества казненных. Он казнил всех, кто ему возражал, противоречил, был уважаем в народе и был талантливее его. На Русь опустилась семилетняя опричная ночь. Иван IV создал особую концепцию царской власти, полагая свое величие равным Божьему и поэтому лишил подданных права обсуждать его действия. Впервые на Руси понятия добра и зла поменялись местами. Иван Ужасный и его опричные холопы стали убивать ради убийства.

Благодаря воле одного человека, поставленного судьбой во главе государства, в нем начался хаос и разорение. Упадок экономики, сельского хозяйства, голод и чума в тридцати русских городах привели к гибели сотен тысяч людей. Царь и его опричники резали, убивали, грабили страну, не делая исключений даже для монастырей. В 1571 году войска крымского хана без особых усилий взяли и сожгли обескровленную Москву, из которой перепуганный Ужасный убежал в Ростов. Он предложил татарам забрать Астрахань, но поддержанное Турцией Крымское ханство решило покорить все ослабленное Московское царство. Только возможная гибель государства остановило массовый царский террор против населения. В следующем году крымская орда хана Девлет Гирея пошла на Москву с целью захвата царства. Как всегда испуганный царь с казной убежал в Вологду. Двадцать тысяч русских воинов во главе с князем Михаилом Воротынским встречали сто тысяч татарских всадников.

Москва в XVI веке

23 июля 1572 года крымская Орда подошла к Оке, переправилась в трех местах и в кровопролитных ошибках отбросила малочисленные русские заслоны. По серпуховской дороге Девлет Гирей двинулся на Москву. Князь Воротынский применил неожиданный стратегический прием. Он не стал класть своих воинов под татарские сабли и стрелы у Серпухова, пропустил татар на Москву и рванулся орде вдогон, атакуя ее с тыла. Выдающийся полководец Михаил Воротынский не сделал ни одной ошибки и с соратниками спас Московское царство.

Восемь тысяч воинов большого полка, деревянная передвижная крепость «гуляй-город», артиллерия из Коломны, четыре тысячи воинов полка правой руки из Тарусы, две тысячи воинов полка левой руки из Лопасни, передовой полк из Калуги и сторожевой полк из Каширы передвижным речным отрядом на стругах по Оке были перевезены под Серпухов. Михаил Воротынский с ратью рванулся по серпуховской дороге за Ордой.

28 июля трехтысячный передовой полк князя Дмитрия Хворостинина догнал и ударил татарам в тыл. Арьергардом Орды командовали сыновья хана с отборной конницей, но удержать сумашедше-яростные атаки русских было невозможно. Давлет Гирей остановил войско и отправил на помощь сыновьям двенадцать тысяч воинов главной Орды. Грандиозное сражение произошло в пятидесяти километрах от Москвы у селения Молоди и стало поворотной точкой в многовековом противостоянии русского государства и самого непокорного осколка Золотой Орды – Крымского ханства.

Пятнадцать тысяч татар атаковали три тысячи русских. Отчаянно отбиваясь, Дмитрий Хворостинин медленно отступал. Русские воины пятились и пятились и в критический момент боя внезапно расступились по флангам. Татарские всадники весело ринулись вперед, но остановиться уже не успели. Перед ними стояла вся русская артиллерия, за которой в боевом порядке выстроилось войско Михаила Воротынского. Пушки ахнули раз, другой и третий, и у Давлет Гирея не стало арьергарда. Хан пришел в ярость и развернул на Воротинского всю стотысячную орду. 30 июля между Подольском и Серпуховом началось пятидневное сражение ста двадцати тысяч воинов, решавшее судьбу Русского государства.

«Гуляй-город» с пушками и большим полком стоял на холме, по периметру которого были вырыты рвы. У подножия холма за речкой Рожай встали три тысячи стрельцов с пищалями, неточно бившими на пятьдесят метров. Остальные русские войска прикрывали фланги и тыл большого полка. Утром 30 июля войско Давлет Гирея атаковало русских.

Заслон из стрельцов принял на себя страшный фронтальный удар Орды, выдержал его, не побежал и лег на месте весь. Целый день шел штурм «гуляй-города» и большого полка на холме. Два дня русские стояли насмерть и вода речки Рожай превратилась в кровь. Командир ногайцев Тебердей-мурза повел своих конников в отчаянную атаку и получил ядро в грудь. К вечеру второго дня боя Крымская Орда отошла в обоз.

1 августа татар в атаку на неподдающийся русский холм повел военный министр крымского хана Дивей-мурза. Десятки тысяч татарских воинов раз за разом пытались разорвать боевые порядки Воротынского, не зная, что это невозможно. Во время последней атаки в яростной рукопашной схватке суздальский дворянин Иван Шибаев снес с коня и захватил в плен Дивей-мурзу. Орда опять вынуждено откатилась по всему фронту.

2 августа отбивать своего военного министра Дивей-мурзу ринулся Девлет Гирей. Перед «гуляй-городом» в ужасной битве с татарами бешено-невыносимо рубились полки правой и левой руки, погибая, но не отступая. Когда вся Орда втянулась в эту грандиозную рукопашную битву, когда одного русского атаковали три татарских всадника, великолепный Воротынский скрытно вывел большой полк из «гуляй-города», и по оврагу за холмом повел свои тысячи воинов в тыл татарам. По особому сигналу Дмитрий Хворостинин вылетел со всеми оставшимися воинами из передвижной крепости по всему фронту атаковал Орду. Девлет Гирей пришел в полный восторг и вскоре герои Хвростинина отчаянно рубились в полном окружении. Хан забыл обо всем и радовался, что этот пятидневный ужас наконец кончается его победой. В этот момент большой полк во главе с Михаилом Воротынским ударил в тыл татарам и у Девлет Гирея вдруг не стало Орды. В бешеной рубке погибли сын, внук и зять Гирея, сам хан потерял все личное оружие и с трудом ушел от погони, приведя за Перекоп только каждого седьмого всадника, вышедшего с ним кончать Московское царство, спасенное русской ратью.

В награду за спасение родины вернувшийся из Вологды Ужасный обвинил Михаила Воротынского в государственной измене, приказал его изжарить и лично подкладывал в раны героя горящие уголья. Когда великий полководец стал гибнуть, Ужасный приказал везти Воротынского в ссылку на Соловки. Князя успели отвезти только на двести метров и в страшных мучениях он кончился. Именно по такой же причине другой выдающийся полководец Андрей Курбский, не желая жариться за подвиги во славу родины, еще раньше ушел в Литву.

Царь уничтожил опричнину, но не отклеил от себя прилепившийся навеки ярлык убийцы и террориста на троне. В 1583 году его кошмарное царствование, наконец, кончилось, но последствия его вскоре вызвали страшную смуту начала XVII века. Некоторые исследователи оправдывают царствование первого царя присоединением к Москве Сибири, но Ужасный не имел к этому событию никакого отношения.

Сибирское ханство, созданное потомками брата Бату-хана Шейбани, занимало огромную территорию, включая Уральские горы и бассейны великих рек Оби и Иртыша. Оно было слабо заселено, насчитывая к началу XVI века около тридцати тысяч улусных людей. В марте 1574 года Ужасный в Александровой слободе по просьбе именитых промышленников Строгановых пожаловал им не принадлежащие ему земли на реке Чусовой. Присоединение Западной Сибири к Московскому царству осуществили Максим, Семен и Никита Строгановы.

В апреле 1578 года Строгановы взяли на службу казацкий отряд атамана Ермака и стали готовить свой сибирский поход, затраты на который составили колоссальную сумму, превысившую годовое жалованье пяти тысяч стрельцов. 1 сентября 1581 года несколько сотен казаков Ермака и добровольцев Строгановых пошли в Сибирь с ружьями, пушками, свинцом, порохом, мукой, сухарями, крупой, толокном, солью, мясом и маслом, хорошо экипированные и тепло одетые. Первую крепость они построили в верховьях реки Тагил и весной 1582 года атаковали сибирскую Чингитуру, ставшую Тюменью. В месте владения реки Туры в Тобол восемьсот казаков Ермака встречали пятнадцать тысяч воинов хана Кучума.

Пока Строгановы и Ермак штурмовали Сибирь, пермский воевода имитировал налет на Пермь местных племен вогулов и остяков. Он сжег казенную избу, предварительно украв оттуда денежную и меховую казну. Воевода тут же послал в Москву донос – Строгановы оголили восточные границы ханства, а у него для защиты казны людей не хватило. Украденная сумма была очень большой, и в ноябре 1582 года Ужасный отправил Строгановым опалу. Репрессировать их не успели – промышленники объявили царю о покорении Сибири.

В июне 1582 года Ермак разбил Кучума, и после нескольких боев 1 октября взял столицу Сибирского ханства Искер. В декабре 1582 года в Москву пришло посольство Ермака.

Ужасный воспринял Строгановские победы как простое расширение обширных вотчин именитых людей. Впрочем, сибирские меха в Европе и Азии стоили дорого и для присмотра за Ермаком и Строгановыми Ужасный весной 1583 года отправил к ним триста стрельцов. Деньги, выделенные на поход, тут же украли придворные холопы, и пришедшие без припасов в Сибирь стрельцы в суровую зиму полностью вымерли в Искере. К весне 1582 года у Ермака осталось только сто пятьдесят казаков. Строгановы, неизвестно от кого по указу царя охранявшие восточную границу, не могли послать атаману ни одного человека. В августе 1585 года на иртышском острове у урочища Атбали казаки и Ермак попали в засаду и полегли в кровавом ночном бою. За труды Строгановых по присоединению Сибири Ужасный перед смертью успел разрешить им беспошлинно торговать на территории своих вотчин. Талантливых людей в своем царстве не любил не только Ужасный. После победы в Куликовской битве князь-герой Дмитрий Боброк-Волынский был выдавлен в Литву. Он участвовал в знаменитой битве Великого княжества Литовского с Золотой Ордой в 1399 году на реке Ворскле. Боброк прикрывал отступление разбитого войска Витовта Великого и ценой своей жизни и своих воинов спас его от полного разгрома.

В начале XVII века Московское царство с размаха влетело в многолетнюю ужасающую смуту. На Ужасном пресеклась династия Рюриковичей и новый государь Борис Годунов не смог справиться с боярами, многие из которых тоже хотели примерить шапку Мономаха.

В 1601 году в России начался трехлетний голод. Мера хлеба с пятнадцати копеек быстро поднялась в цене до трех рублей. В стране начался мор, унесший десятки тысяч жизней. Новый избранно-назначенный безродный царь Борис Годунов отдал весь хлеб и деньги из казны голодающим, но как обычно, не стал проверять, как они распределялись и расходовались. Его окружение и окружение окружения стали придерживать хлеб и перепродавать его по сумасшедшим ценам. При редких проверках находили большое количество сгнившего хлеба, так и не розданного народу. За еду люди убивали друг друга, были зафиксированы случаи людоедства. Рассвирепевший Борис Годунов начал тайные казни особо заворовавшихся бояр, заодно убирая и конкурентов на трон. По стране тут же поползли слухи, что народные бедствия происходят из-за царя. Все поданные ждали перемен, и появился самозванец Гришка Отрепьев, вошедший в историю под именем Лжедмитрий. Его поддержали авантюристы и мародеры, которых со всей Европы набралось менее двух тысяч. Отрепьев пошел на Москву и ему почти не оказывали сопротивления. В стране давно шли голодные бунты и казаки, посадские, крестьяне, стрельцы, переходили на сторону Гришки, который, само собой, всем обещал волю, совершенно не собираясь ее кому-либо давать. Измученные люди ждали перемен и на всякий случай верили Лжедмитрию. В Москве неожиданно умер в секунды поседевший царь Борис, вскоре были убиты его жена и сын, низвержен патриарх. В июне 1605 года Лжедмитрий с войском вошел в Москву и сел на царский трон. Вместе с ним в столицу вошли сопровождавшие его добровольцы-поляки. Вельможи и сановники Речи Посполитой авантюру Отрепьева не поддержали, но польский король вел с Лжедмитрием переговоры, за оружие и своих бандитов требуя у Отрепьева Смоленск, Новгород и Псков. Хамившие народу Лжедмитрий и поляки вызвали его возмущение и в результате быстро проведенного боярского заговоры были убиты. В Кремле единственный раз выстрелила царь-пушка, отправив в западную сторону пепел Самозванца.

Москва в Смутное время

1 июня 1606 года на царство сел боярин Василий Шуйский, и в государстве усилились анархия и хаос. Власть псевдогосударя шаталась вовсю, и в стране началась крестьянская война. В Москву ломился новый самозванец Лжедмитрий II, сопровождавшийся войском беглого холопа Ивана Болотникова. С другой, рязанской стороны на Москву шло дворянское ополчение Ляпуновых. Болотникова в Тушине остановили пришедшие с севера полки, и он стал бунтовать народ, поднимая его на бояр и помещиков. Ляпунов перешел на сторону Шуйского и Болотникова отбросили в Тулу, которые царские войска почему-то осаждали более полугода. Очередной крестьянский вождь с крепостных стен орал дворянам, что закует их в железо, зашьет в медвежьи шкуры и отдаст псам. Дворяне к псам не хотели и Болотникова поймали и быстро утопили. Полуцарь Шуйский и очередной самозванец орали друг на друга, а между ними бегали бояре, дворяне и купцы, просившие у обоих чины, льготы и деньги. Кто давал больше, тот и получался царем. По всему Московскому царству разлетелись мародеры, грабители и разбойники, банды которых даже осаждали города. Государство спасла Троице-Сергиева лавра – укрепленный монастырь, закрывший дорогу в богатые северные города. С сентября 1608 года десять тысяч воинов, монахов, посадских, крестьян отбивались от тридцатитысячной польской армии, пришедшей, наконец, добивать будущую Россию. Троица держалась два года несмотря ни на что, и собравший на севере ополчение боярин Михаил Скопин-Шуйский разгромил отряды Лжедмитрия II и отбросил поляков к Смоленску. Самозванца в декабре 1609 года зарезали, а Скопина-Шуйского отравили свои. За шесть тысяч наемников полуцарь Шуйский отдал Швеции права на Ливонию и Карелу. Балтийское побережье и Новгород шведы заняли сами. В июне 1610 года Шуйского с трона согнали, и бояре впустили в Москву польскую армию. Несколько городов во главе со столицей царства присягнули польскому королевичу Владиславу как государю. Положение Московского царства стало почти безвыходным. Первое дворянское ополчение Прокофия Ляпунова Москву взять не смогло и разошлось по домам. Польские командиры с громадным драгоценным обозом двинулись в Варшаву праздновать победу над Московским царством. Во время грандиозной попойки под Можайском польские паны утопили в реке царские древние регалии во главе с шапкой Мономаха. Позднее их пришлось воссоздавать по старым рисункам и воспоминаниям.

Иван Болотников и Василий Шуйский

В ноябре 1612 года второе ополчение во главе с Козьмой Мининым и Дмитрием Пожарским с трудом выбило польский гарнизон из Москвы и отбросило к Смоленску армию гетмана Яна Ходкевича. Польские, казацкие и разбойничьи шайки бродили по русской земле еще пять лет, а царство осталось без Чернигова, Смоленска, устья Невы и побережья Балтийского моря.

Михаил Скопин-Шуйский

Необходимо было выбрать нового царя, и по разным причинам царство устроил шестнадцатилетний Михаил Романов, происходивший из древнего боярского рода. В феврале 1613 года он был избран царем на Земском соборе. Только к 1620 году удалось ликвидировать колоссальные последствия Смуты, и Московское государство удалось удержать от распада. С 1625 года в титуле царя Михаила Федоровича появилось слово «самодержец», а над головами орлов в российском гербе возникли короны.

Осада Троицы поляками

Ближнее царское окружение составили родственники первого Романова и родственники его родственников, по привычке тут же ставшие путать свой частный карман с государственным. На Москве впервые в ее истории появилось новое понятие – «сильные люди», чиновные бояре и князья, очень богатые и имевшие родственные связи с царем или его родней. Они не являлись знатоками порученного им государственного дела, но всегда чем-нибудь руководили. Спорить с ними и что-либо доказывать «сильным людям» было бесполезно, жаловаться некому. Окружение царя постоянного создавало проблемы государству, которые никогда не решались. Порочный круг, но только на время, удалось разорвать Петру Великому. Назначения на ключевые посты в царстве и империи недалеких и вороватых родственников правителя намного приблизили ужасный 1917 год, когда в России погибли империя и монархия, а резня Первой мировой и гражданской войн унесла жизни миллионов людей.

Кузьма Минин

Минин и Пожарский

Для защиты молодой династии в государственную практику с 1630-х годов было введено понятие «политическое преступление, обозначенное термином «слово и дело» ». Политическими преступлениями назывались покушения на жизнь и здоровье царя, государственная измена, покушение на власть. Реальных дел по «слову и делу» в царствование первых двух Романовых не было, и приказ тайных дел и другие полицейские органы начали их выдумывать, чтобы не только оправдать свое существование, но и бесперебойно получать чины, земли и жалования. Псевдодела не только фальсифицировались, но и раздувались из ничего до невменяемого размера. Громадное количество дел было заведено на людей, случайно оговорившихся при произнесении имени и титула царя и царицы. Тяжким преступлением считались «непристойные, предерзостные и поносные слова», якобы оскорблявшие царскую честь. Авторы прочитали несколько сотен таких «политических дел», в которых самым страшным преступлением было дело отставного солдата, спьяну спросившего у посадского человека в кабаке: «А правда, что государь так же ср…т, как и обычные люди?» (мы не шутим!). После этих опасных для самодержавия слов доносить сорвались со своих мест не только штатные кабацкие сыщики, но и множество добровольцев. Солдата, само собой, после следствия, в основном интересовавшегося, один ли он придумал такие ужасные слова, или в организованной преступной группе, отправили в Сибирь навечно.

XVII век: Алексей Тишайший, Медный Бунт и Степан Разин

С 1648 года Московским государством при шестнадцатилетнем царе Алексее Михайловиче правила группа боярина Бориса Морозова, с которым боролась группа Никиты Романова. Драки приближенных второго Романова успешно близили первую крестьянскую войну Степана Разина, которой предшествовали городские восстания 1648, 1659 и 1662 годов.

После бунта, и высшие должности в царстве заняли люди тестя царя Алексея Ивана Милославского. Власти впервые попытались упорядочить законодательство, которое в России называли «беспорядочным и случайным». Огромное количество противоречивых законов и указов позволяло московским волокитчикам злоупотреблять ими. Еще со времен Ивана Ужасного дьяки готовили законы так, чтобы их можно было толковать как минимум в трех вариантах. С участием Земского собора в январе 1649 года Соборное уложение из двадцати пяти глав и тысячи статей было склеено в трехсотметровый длинный скрученный столб, на обороте которого расписались царь и депутаты.

Впервые в России появился законодательный кодекс, который фундаментально и нормативно определял понятия самодержавия и крепостничества. Свод законов был составлен из переработанных на основании византийского и литовского прав старых русских постановлений. Соборное право юридически оформило крепостное право и боярство окончательно восстановило против себя народ и общество. «Сильные люди» тоже были недовольны созданием законодательной базы, волей-неволей ограничивавшей их самоуправства. Они добились того, чтобы Земские сборы, как органы народного представительства, больше не собирались. Теперь, после 1653 года, в Москву для обсуждения стратегических проблем государства собирали только депутатов, избранных властью. «Сильные люди» из-за жажды наживы и власти задерживали развитие государства.

Москва в XVII веке

Московские власти не придавали освоению Сибири большого значения. Их интересовало только пополнение казны «мягким сибирским золотом» – мехами. Открытую войну с Сибирским ханством Кучума Строгановы вели один на один. Благодаря им в Сибирь активно шло население с русского севера, получая звание «землепроходцев». После гибели дружины Ермака хан Кучум восстановил свою столицу Искер, но его быстро отбросили в Барабинскую степь и к 1591 году история Синей Орды закончилась. Сибирские народы ханты-остяки, манси-вогулы, эвенки-тунгусы, ненцы-самоеды не боролись с русскими, которые не давали к этому ни малейшего повода. В течение первой половины XVII века в Сибири были построены Тюмень, Тобольск, Пелым, Березов, Сургут, Нарым, Обдорск-Салехард, Мангазея, был основан Томск и началось освоение Туруханского края. Русские мореходы проложили путь от Оби к Енисею, затем к Верхней Тунгуске и Ангаре. В Забайкалье землепроходцы встретились с бурятами и освоили бассейн одной из великих сибирских рек Лены. Были основаны Илим, Братск, Красноярск, Иркутск, Якутск. В 1645 году отряд В. Пояркова по Амуру дошел до Охотского моря и через пять лет экспедиция Е. Хабарова освоила течение великого Амура. Из Якутска русские землепроходцы пошли к Ледовитому и Тихому океанам и основная масса якутов приняла русское подданство. К середине XVII века в состав России вошла Бурятия, Забайкалье, началось освоение Приамурья. Тогда же были составлены первые географические карты Сибири и Дальнего Востока.

Летом 1648 года небольшой отряд Семена Дежнева пошел на Дальний Восток, на семи морских кочах вышел в море и достиг крайней восточной оконечности Азии – Большого Каменного носа, через двести пятьдесят лет все-таки получившего название мыса Дежнева. Тогда же в устье реки Анадырь был построен острог, морские кочи Семена Дежнева по Индигирке вышли в Северный Ледовитый океан и вплыли в устье реки Колымы. Два коча в сентябре 1648 года достигли Тихого океана. Великое географическое открытие завершило длившуюся почти сто лет Сибирскую эпопею. Весь мир должен был узнать, что Азия и Америка разделяются приливом.

За отрядами землепроходцев в полной безопасности шли царские воеводы, воровавшие казну и меха, и тут же писавшие лживые доносы. Слуги царя на свои доносы получали опальные ответы, с помощью которых пытались издеваться над первопроходцами и покорителями Сибири. От неправого суда и царских холопов российские герои уходили все дальше и дальше навстречу Солнцу.

Двенадцать оставшихся в живых землепроходцев Дежнева начали освоение Камчатки и Чукотки. Сам Семен Дежнев после пятнадцатилетних изумительных походов весной 1662 года почти с тремя тоннами дорогостоящей моржовой кости и колоссальным количеством мехов через Якутск прибыл в Москву. За сданные богатства ему дали звание атамана. Еще в Якутске в соответствии с правилами Семен Дежнев составил отчет о своих великих географических открытиях и передал его местному воеводе. Царские слуги в Сибири в перерывах между грабежами местных жителей обычно не делали ничего или делали что хотели. Бесценный доклад Семена Дежнева почти сто лет провалялся на столах якутских воевод, пока чудом в 1736 году не был обнаружен историком Г. Миллером.

Со времен императора Павла I в Сибири быстро росло количество ссыльнопоселенцев. Были созданы Сибирская, Тобольская, Иркутская губернии, Якутская область, организованы Западно-Сибирское и Восточно-Сибирское генерал-губернаторства с центрами в Омске и Иркутске, вошедшие в историю как «места отдаленные и не столь отдаленные». К середине XIX века в состав России вошли Нижнее Приамурье, Уссурийский край, Сахалин, были образованы Камчатская, Приморская, Амурская и Забайкальская области. Великий подвиг российских землепроходцев и мореходов в Сибири и Дальнем Востоке навсегда обеспечил развитие и благосостояние Российского государства.

В 1661 году московские власти решили пополнить истощенно-разворованную государственную казну и заодно улучшить экономическое положение в стране. Проект окольничего Федора Ртищева предусматривал увеличение ценности ходивших по царству монет. Ртищев предложил чеканить деньги из меди одинаковой формы и величины с серебряными и вводить их в оборот по одной цене с ними. Поначалу это принесло значительную выгоду казне, но вскоре все закончилось Медным бунтом 1662 года. В городском восстании как в капле воды отразилось основное противоречие московской политической жизни – правильная идея, несшая благополучие и процветание государству и народу, с помощью ближнего окружения правителя и его холопов быстро превращалась в свою противоположность.

От Ртищева проект тут же передали тестю царя Алексея Михайловича. Боярин Милославский выпустил медных монет намного больше, чем требовалось. Он чеканил новые деньги не только из государственной, но и из собственной меди, и неизвестно, каких монет было больше. За взятки Милославский позволял чеканить медь всем, кто этого хотел. Глядя на царского родственника медные деньги начали подделывать и посадские жители. Медные деньги не стали строить ничего, и возмущенные москвичи в июле 1662 года пошли в царскую резиденцию Коломенское просить управу на бояр. Бунт кроваво подавили стрельцы, давно выполнявшие в Москве полицейские функции, а своего тестя царь, конечно, наказывать не стал. Восставших москвичей убивали то ли сотнями, то ли тысячами. В толпе было много любопытных, включая детей, и им просто отрезали уши. Царя попросили о милосердии, и Алексей, которого по-холопьи называли «Тишайшим», милостиво разрешил отрезать детям только одно ухо. Медные деньги, правда, пришлось отменить, но генеральная репетиция бунта Стеньки Разина была проведена.

Все посольства в Москве докладывали своему начальству, что у Тишайшего нет умных и что-нибудь понимающих советников. Об Алексее Михайловиче писали, что царь так проникся властолюбием, что не мог терпеть ни малейшего сопротивления своим хотениям. Сам царь объяснял это словами: «таково наше житие – вчера здоровы, а сегодня мертвы». По царству заходили послания, что «великому непотребству в стране корень Москва». В начавшейся в 1670 году крестьянской войне восставшие вместо экономических требований выдвинули политические требования – впервые в российской истории.

Разин на Волге 

В 1667 году сорокалетний донской казак Степан Разин совершил успешный разбойническо-грабительский поход с Дона на Волгу. Два года он грабил волжские суда и побережье Каспийского моря. Население уже так ненавидело совершенно зарвавшихся бояр и приказных, что помогало разбойникам, лишь бы они грабили угнетателей, а самих бандитов называло удальцами и мстителями. После двух лет грабежей и разбоев Степан Разин открыто выступил против самодержавия. По Московскому царству в больших количествах распространялись его воззвания: «Всем вам воля! Идите, куда хотите. Кто хочет идти со мной – будет вольный казак. Я пришел бить только бояр и богатеев, а с бедными и простыми людьми готов, как брат, всем поделиться. Мы должны стоять друг за друга душой и телом, чтобы истребить изменников-бояр, сбросить с себя ярмо рабства и стать вольными людьми. Не должен ни один человек принуждать гнуть спину на другого, быть в кабале, крепостной неволе и нищете».

Разин грабил Поволжье и разбил несколько стрелецких полков, посланных против него. Он предлагал стрельцам переходить на его сторону, а несогласных убивал и их были сотни. За два года Разин понял, что власть его просто боится, а в народе стали думать, что донской атаман – сила, раз с ним так считается Москва, что для нее было совсем нехарактерно. Толпа стала называть главного разбойника «батюшкой Степаном Тимофеевичем» и опускаться перед ним на колени. Разин решил, что он народный вождь и защитник обиженных. В доказательство этого он во время очередной гомерической попойки на воде утопил в Волге обиженную и беззащитную пленницу, над которой до этого долго измывался. Через двести лет некто Д. Солодовников написал песню «Из-за острова на стрежень». Песней восхищались и повсюду бесстыдно пели, гордились ей как проявлением народного духа почти сто лет. В песне пелось, как веселый и вдребезги пьяный здоровенный и обвешанный оружием мужик-атаман ни за что, ни про что убил совершенно беззащитную персидскую пленницу-княжну. Понятия добра и зла поменялись местами совсем не в 1883 году. Народ пел о убийстве беззащитной девушки и почему-то не считал это позорным.

Астраханский воевода вместо того, чтобы унять атамана, написал ему письмо, чтобы он прекратил грабежи. Разин ответил ему: «Вы смеете мне грозить немилостью. Я не боюсь ни воеводу, ни того, кто повыше его. Воевода дурак и трус. У меня силы и власти больше, чем у него. Я не холоп, а вольный человек .Я расплачусь в этими негодяями, как следует расплачусь». Разин вызвал у населения чувство бунта.

В мае 1670 года Степан Разин решил открыто атаковать самодержавную власть: «хотели мы Москву взять и всех бояр и дворян и приказных людей перебить на смерть, убить мирских кровопийцев, вывести воевод на Руси и бояр на Москве». Восстание донского атамана отличалось размахом, массовостью, длительностью и напряженностью. Разинцы взяли Царицын, Камышин, Астрахань, Самару, Саратов, Арзамас, Пензу, Тамбов. Везде убивали воевод и приказных, жгли царские документы, грабили богатых. Во всех взятых городах Разин вводил выборное самоуправление и по всей России рассылал прельстительные письма: «Я пришел дать вам волю! Братья! Мстите вашим мучителям, что хуже турок и татар держали вас в рабстве. Я иду истреблять бояр, дворян, приказных людей, установить по всей Руси казацкое житье и сделать всех людей равными». Против него царские полки воевали как бы нехотя, многие стали переходить на сторону Разина. Атаман не хотел становиться самозванцем, а говорил, что в борьбе с боярами и дьяками его поддерживали царь и патриарх. Атаман обманывал народ, но не переживал по этому поводу. Его восстание охватило большую территорию, на которой дрались четверть миллиона человек. Населению царства понравилась идея всеобщего равенства и раздела имущества богатых между бедными. Все грабили всех и восставали за царя и атамана против бояр, жгли поместья и усадьбы и убивали дворян.

Казнь Степана Разина

В августе наконец царь собрал пятидесятитысячное дворянское ополчение и в начале октября 1670 года разинцев разбили под Симбирском. Разин бежал, а брошенных им мужиков каратели гроздьями вешали и отправляли на плотах по Волге в Каспийское море. Казнили виновных и невиновных, всех, кто попадался под руку. Обильно пролитая кровь участников первой крестьянской войны заливала ее последние вспышки, оставаясь в памяти народа, передававшего из уст в уста о казни Степана Разина на лобном месте в Москве в июне 1671 года. Луна, казацкое солнце, больше не светила донскому атаману. Мужики не захотели ловить с ним журавля в небе, за которого можно было сложить голову. Бояре давали им на земле полудохлую синицу, и менять полухорошую жизнь на возможную смерть было совсем не просто. Через тридцать лет стаи журавлей и навсегда без большого риска для жизни народу предложил Петр Великий, но даже этот фантастический гений только полным напряжением своих неимоверных сил смог сдвинуть Россию с места на дорогу благополучия и процветания.

XVIII век: Петр Великий, Полтавская битва, Екатерина Великая и Емельян Пугачев

Младший сын Алексея Тишайшего Петр получил власть в семнадцать лет с большим риском для жизни. Его спасло то, что еще много лет назад он создал свою гвардию – Преображенский и Семеновский полки. Гвардейцев было всего три тысячи, но их хватило для того, чтобы победить полностью деградировавших двадцать тысяч стрельцов во главе с сестрой Петра I. Новый государь навсегда запомнил жаркое лето 1689 года: «едва ли кто из государей сносил столько бед и напастей, как я».

Полтора года Петр путешествовал по Европе, научился кораблестроению и морскому делу, изучал десятки ремесел. Европейские впечатления обогатили и изменили его духовный мир. Более всего третьего Романова поразили технические достижения европейских стран. В конце XVII века Московское царство с гениальным государем поразительно быстро стало становиться Российской империей. Петр I знал, что иностранные дипломаты писали домой о допетровских нравах на Руси:

«Правление у их тираническое и варварское. Все московитяне без малейшего уважения к их личности находятся под гнетом жесточайшего рабства, а крестьяне доведены до такой бедности, что ничего не имеют, кроме изорванной одежды. Они утоляют голод ржаным и пшеничным хлебом, бобами, чесноком и водой. Вельможи нагло требуют все, что увидят. Между военными начальниками принимается в уважение род, а не опытность. То, что московитяне изгоняют все знания, происходило из-за самих государей, которые опасаются, что подданные наберутся в них духа свободы и восстанут, чтобы сбросить деспотическое иго. В кабаках пьянствуют до последнего. Они пьют не процеживая сквозь зубы, а глотают всей глоткой, точно быки и лошади, и не перестают пить, пока не перестанешь наливать».

Петр Великий

Петр начал перестраивать управление государством, изменил даже летоисчисление и календарь. Целью его политики стала борьба за выход к Балтийскому морю, возврат древних русских прибалтийских земель у Финского залива, в Смуту захваченных Швецией.

В 1700 году началась русско-шведская Северная война, продолжавшаяся двадцать лет. Победы шведских королей Густава-Адольфа и Карла X принесли их армии европейскую славу. Балтийское море являлось внутренним морем Швеции, полностью контролировавшей северную морскую торговлю, приносившую колоссальную прибыль. Россия примкнула к антишведскому союзу Дании, Саксонии и Польши и вступила в войну, имевшую для нее грандиозные последствия. После нескольких лет противостояния шведский король Карл XII во главе своей армии в январе 1708 года начал поход на Москву. Судьба создаваемого Петром государства должна была решиться в июне 1709 года у маленькой деревни, находившейся в пяти километрах от древнего украинского города Полтавы.

Армия Москвы до Петра I была в ужасающем состоянии, инженерное и артиллерийское дело находилось в полном упадке, военное искусство атаки и обороны существовало в младенческом состоянии. Пехота в сражении только оборонялась, конница с ужасным криком бросалась на неприятеля, стараясь прорвать фронт. Если неприятель опрокидывался – Москва побеждала. Если враги держались твердо – конница пряталась за пехотой и «гуляй-городом». В случае победы противника не преследовали, а просто грабили его территорию.

По уставу 1682 года русское войско состояло из девяти корпусов – сорока солдатских полков численностью шестьдесят тысяч воинов, двадцати стрелецких толков в двадцать тысяч стрельцов, тридцати тысяч рейтар и тридцати тысяч дворян и детей боярских, казачьих полков. Войско было временным, нерегулярным, призывалось в военное время и содержало себя за свой счет. Русская армия была небоеспособна.

Западноевропейские государства уже давно имели многочисленное, хорошо обученное и дисциплинированное регулярное войско. Военное искусство Тюренна и Вобана довело тактику войны до высочайшего уровня, если так можно сказать о массовом убийстве. Регулярная шведская армия создавалась почти два века – с 1520 до 1696 года. За это время она провела десятки войн, приобрела большой опыт и разработала эффективную тактику ведения боя. Шведская промышленность делала отличное оружие, значительная часть которого шла на экспорт.

Шведская армия формировалась из добровольцев и рекрутов, набиравшихся из девяти военных округов. Была создана королевская гвардия и мощная артиллерия. Ядро армии составляли шведы, но в солдаты принимали немцев, французов и англичан. Большую часть пехоты составляли мушкетеры, стрелявшие залпами. Конные кирасиры к саблям вместо пик получили короткие карабины, а драгуны – мушкеты. Артиллерия, стрелявшая ядрами и картечью, была легка и подвижна. Пехота вместо глубокого строя становилась в шесть шеренг, во время стрельбы – в три шеренги. Конница с места атаковала в карьер тремя волнами. Солдаты были хорошо накормлены, одеты и обуты. Полк состоял из трех батальонов, в которых было семьсот мушкетеров, шестьсот пикинеров и два орудия. Батальон состоял из четырех рот, один строился впереди, два сзади. Пехота располагалась в центре боевого порядка, кавалерия – на флангах. Легкая артиллерия находилась во фронте, тяжелая сводилась в батареи и становилась в центре и на флангах. Сзади всегда располагался резерв. Подобное построение войск обеспечивало сильнейший первый фронтальный удар, но было не так эффективно на пересеченной местности.

Шведская армия насчитывала семьдесят тысяч солдат. Была создана централизованная система снабжения войск со складами продовольствия, базами и коммуникациями. Шведский солдат ежедневно получал восемьсот грамм хлеба и четыреста грамм мяса. Двадцать пехотных и восемь рейтарских полков квартировали в Швеции, семь пехотных и четыре рейтарских полка – в Финляндии. По военной реформе 1680 года периодические рекрутские наборы были заменены воинской повинностью, по которой определенное число крестьянских дворов выставляло одного солдата. Крестьяне обеспечивали солдат домом, двором и обмундированием, а вооружение и амуниция выдавалось государством. Солдаты из одного региона сводились в один полк, носивший название региона.

В 1697 году шведским королем стал юный Карл XII, который, по выражению У. Черчилля, «не признавал никаких законов, кроме своих прихотей». Он прекрасно знал воинское искусство Александра Македонского и Юлия Цезаря, больше всего в жизни любил воевать, был властен, упрям, страха смерти не знал, искал опасностей, был исключительно упорен при достижении поставленной цели, энергичен, неутомим, воздержан, великолепный тактик, но не являлся проницательным и вдумчивым стратегом, не обладал прозорливостью великого полководца и самонадеянно презирал своих врагов, не считаясь с их достоинствами. К 1700 году шведская армия и очень сильный флот из сорока линейных кораблей насчитывали сто тысяч солдат и матросов.

Во главе пехотного полка армии Карла XII находились полковник, подполковник, майор, квартирмейстер, пасторы, писари. Полк из тысячи четырех сот солдат делился на четыре батальона мушкетеров, гренадеров и пикинеров. Двадцатью четырьмя ротами полка командовали капитаны, лейтенанты, прапорщики, унтер-офицеры и капралы, один капрал командовал двадцатью четырьмя рядовыми солдатами.

Кавалерийский рейтарский полк имел разный количественный состав, обычно в пятьсот всадников, и состоял из двух эскадронов, в каждом из которых было четыре отделения, роты. Рейтарским полком командовали полковник, подполковник, майор, ротмистры, лейтенанты, корнеты и капралы.

Артиллерийские полки состояли из рот, минерных команд, походных лабораторий. В пехоте и кавалерии были полки лейб-гвардии. Карла XII постоянно охраняли двести гвардейцев-драбантов. Рядовой драбант имея звание ротмистра, лейтенант приравнивался к полковнику, капитан – к генерал-майору. Мушкетеры и гренадеры были вооружены мушкетами со штыками, стрелявшими на двести метров, и гранатами, шпагами. Кавалеристы имели шпаги-палаши, кремниевые пистолеты и карабины. Шведские пушки стреляли картечью на двести пятьдесят метров. Армия снабжалась из постоянных складов, армейского обоза и с помощью реквизиций.

В сражении Карла XII использовал линейную тактику. Перед боем солдаты строились в две полковые линии, батальоны стояли в четыре или шесть шеренг. Солдаты стояли плотно друг с другом, соприкасаясь локтями. Скорострельность мушкетов была один выстрел в две минуты. Одновременно стреляли три шеренги – первая с колена, вторая и третья – стоя. Карл XII требовал стрелять не раньше, чем солдаты различали белки глаз солдат противника, а затем яростно атаковать со штыками и шпагами.

Кавалерия Карла XII атаковала эскадронами, выстроенными двумя или тремя шеренгами в виде плуга. Всадники в атаке не стреляли, а скакали с палашами наголо, в плотном строю «колено в колено». Если артиллерия противника не рассеивала эскадроны, то они врезались страшным тараном во вражеский строй. Все шведские солдаты были великолепно обучены тактике боя, превосходно стреляли и фехтовали, легко производили перестроения во время атаки и держали сомкнутый строй. Ярко выраженная наступательная тактика содействовала созданию неслыханного до того времени боевого духа армии. Солдаты под непрерывным обстрелом не отвечая на огонь двигались вперед на пистолетный выстрел, стреляли и со штыками наперевес врывались в ряды противника, делали в них огромные бреши и обращали врага в бегство. Темп атаки был очень быстрым. Пехоту с флангов поддерживали кавалеристы, перед боевым столкновением переходившие с рыси в галоп. Арлтиллерия обстреливала укрепления, шанцы и редуты врага.

Быстрая пехотная атака «локоть в локоть» с кавалерийской поддержкой «колено в колено» была изобретением Карла XII. Шведская армия была колоссальной боевой машиной, которую не мог остановить никто, во главе с талантливым тактиком-королем. Вот с таким сильнейшим противником сознательно столкнулся Петр Первый. Времени у царя было немного, но российскому гению его хватило.

Проблем в московском войске было больше, чем не-проблем. Отсутствовало единство военной организации, система формирования, обучения, снабжения войск, была очевидна значительная техническая и культурная отсталость. Национальных офицерских кадров почти не было. В 1699 году Петр создал российскую регулярную армию и флот. Он создал несколько дивизий с десятками полков, реорганизовал стрелецкие и старые солдатские полки. Петр собрал из московских архивов и со всего мира военные уставы, внес в них тысячи изменений и написал свой устав, который постоянно совершенствовал. С помощью рекрутской повинности Петр создал регулярную профессиональную армию, систему военного управления и хозяйства, снабжавшую войска обученными кадрами, оружием, обмундированием, жалованьем и провиантом. К 1708 году мобильная и маневренная армия Петра I, уже побывавшая в нескольких сражениях, могла поспорить в бою со шведской.

Полевая русская армия состояла из двух гвардейских, тридцати пехотных и четырех гренадерских полков – около шестидесяти тысяч воинов, вооруженных ружьями со штыками, гранатами и ручными мортирками. Армия строилась в линейный боевой порядок и вела стрельбу шеренгами и залпами, потом атаковала. Дальность стрельбы из гладкоствольных кремниевых ружей была двести метров, скорострельность – один выстрел в минуту. У солдат было по тридцать патронов, на полчаса – час боя.

Драгунская кавалерия Петра состояла из трех конно-гренадерских и тридцати драгунских полков. Каждый полк имел по пять эскадронов по две роты в каждом, всего тысяча двести всадников. В полку было сорок офицеров и восемьдесят унтер-офицеров. Драгуны были вооружены палашами, пистолетами и карабинами. Конница могла не только прикрывать фланги, но и выполнять самостоятельные задачи, действовать в конном и пешем строю, совершать рейды в тыл противника. Петр разработал атаку на полном скаку с ударом холодным оружием.

Артиллерия новой русской армии состояла из полков, каждый из которых имел четыре канонирские, четыре бомбардирские и инженерные роты. Тридцать два орудия одного полка обслуживали четыреста воинов с четырнадцатью офицерами. Это был любимый род войск Петра, знавшего артиллерию и фортификацию в совершенстве. Он калибровал орудия, что намного усилило огневую мощь русской армии. Петр всегда строил укрепления полевого типа – редуты и ретраншементы. Он никогда не воевал по шаблону. Кроме полков, имевших по тысяча двести воинов, Петр создал бригады, быстро решавшие тактические задачи. Устав третьего Романова обязывал воинов биться честно и грозно. Главной чертой военной стратегией Петра I была ее решительность. Для тактики новой русской армии были характерны маневренность, взаимодействие трех родов войск, способность вести боевые действия ночью на пересеченной местности. Примером стойкости русских войск стала защита Петербурга в 1705 и 1708 годах шведов.

К 1703 году Петр почти отбил побережье Балтийского моря и быстро строил в устье Невы свой небывалый город Санкт-Петербург, ставший гордостью будущей империи. Летом 1705 года шведский корпус генерала Майделя на двадцати кораблях начал атаку на любимый город Петра. Королевская морская пехота попыталась высадиться на остров Котлин, но тут же была сбита резкой русской атакой. Шведская эскадра была разогнана кронштадскими мортирами, и ей не помогли триста пятьдесят пушек. Шведы высадились вдали от Петербурга и атаковали город вновь и вновь, но русские воины не сдвинулись с места, помня слова великого Александра Невского, бившего шведов на этом же месте половину тысячелетия назад: «Отступать некуда, умирай, где стоишь!» Никто из русских солдат не отступил, а шведы потеряли около тысячи солдат и откатились от города на Неве.

В 1708 году четырнадцать тысяч шведов генерала Любекера штурмовали Санкт-Петербург. На каждого русского приходилось по десять шведов, но гарнизон генерала Апраксина дрался насмерть, выставив штандарт «Победить или умереть!» В критический момент штурма, когда героизм и отчаянное мужество русских бойцов могли быть подтверждены только их гибелью, над стенами Петербургской крепости вдруг разразился ужасающий ураган, поддержанный небывалым морозом в сорок пять градусов по Цельсию. Потомков викингов унесло от города, защитники которого не умели произносить слово «отступление». С этих времен в русской армии стали в таких случаях говорить: «Нас мало, зато в бою тесно не будет!» Счастливый царь выбил медаль «За спасение Санкт-Петербурга» и наградил ей невских героев. Через год шведская коса со всего размаха врезалась в русский камень, и имя ему было Петр. Исторические источники не говорят, спокойно ли спал шведский король Карл XII перед Полтавской битвой. Но совершенно точно известно – король не знал, что утром впереди зелено-лазоревой линии русских войск в атаку на него пойдет сама шведская смерть.

Петр I сам выбрал место генерального сражения недалеко от Полтавы. Тыл его войскам прикрывал обрывистый берег реки Ворсклы, левый фланг защищал Яковицкий лес, тянувший до самой Полтавы. Правый фланг был открыт, а перед фронтом русской армии находилось ровное поле около двух километров в глубину. За полем стоял Будищенский лес, разделенный с Яковицким лесом полем около километра. Только здесь шведские войска могли пройти для атаки русской армии. Петр построил на этой полосе укрепленную линию из шести редутов, расположив их друг от друга на расстоянии двести метров ружейного выстрела. Перпендикулярно к ним были построены еще четыре почти квадратных земляных укрепления – редута, два из которых к началу битвы закончить не успели. В русской армии было сорок две тысячи воинов – пятьдесят восемь батальонов пехоты, семнадцать кавалерийских полков, и семьдесят в пушки. Шведская армия насчитывала тридцать две тысячи солдат. У шведов было сорок пушек, но в битве стреляли только четыре орудия. Артиллерия Карла XII, не придавшего ей должного значения, имела достаточно пороха и около сотни выстрелов на каждое орудие. Утверждение шведских историков о том, что королевским пушкам нечем было стрелять, не соответствует действительности.

К ночи 27 июня 1709 года на передовой позиции у Петра находилось десять редутов с большим гарнизоном, за которыми развернулись семнадцать кавалерийских полков А. Меншикова. Русская армия с полевой и полковой артиллерией находилась за ними в укрепленном лагере. У Петра была сильная позиция.

К вечеру 26 июня Карл XII в первой линии в четырех глубоких колоннах выстроил свою пехоту. Во второй линии в шести колоннах расположилась конница. Два батальона пехоты, шесть эскадронов конницы и три тысячи казаков бывшего украинского гетмана И. Мазепы, переметнувшегося к Карлу XII, у Полтавы прикрывали обоз и лагерь и переправу через Ворсклу ниже Полтавы. Утром 26 июня Карл XII был ранен русскими казаками в ногу и битвой руководил лежа. Карл XII обратился к войскам: «Идите туда, куда ведет вас слава!» Петр I сам объявил свой приказ русским воинам: «Вы сражаетесь за Россию, за Отечество и вас не должна смущать слава непобедимости неприятеля!» Несколько пушек Петр поставил в редутах, а в укрепленном лагере встали пятьдесят полковых и тридцать полевых орудий. Всей русской армии даже не пришлось участвовать в битве. Генералы попросили Петра I в бою не участвовать, но царь только отмахнулся.

Весь вечер и часть ночи шведская армия простояла на месте и в два часа двинулась вперед, надеясь застать русских врасплох. Движение шведов было тут же обнаружено казачьими разъездами, и в третьем часу ночи Меншиков бросил конницу вперед, за редуты. Кавалерийский ночной беспорядочный бой продолжался около двух часов. Меншиков не давал шведским всадникам прорваться мимо редутов с севера, у Будищенского леса, и мощная группа Росса и Шлиппенбаха попыталась обойти их с юга, у Яковицкого леса. Петр приказал Меншикову передать команду генералу Боуру, а самому с пятью кавалерийскими полками и пятью пехотными батальонами уничтожить шведов в Яковицком лесу. Меншиков пролетел вдоль всей линии фронта и в ожесточенном рукопашном бою порубил и пленил войска Росса и Шлиппенбаха. Карл XII бросил вперед всю армию и в пятом часу утра взял два недостроенных редута. Под ураганным огнем шведы проходили между редутами за медленно отступавшими всадниками Боура и несли, несли, несли нескончаемые потери. Внезапно русские кавалеристы расступились по флангам и с пятидесяти шагов, расстоянии пистолетного выстрела, прямо в лоб шведской армии ахнули восемьдесят русских орудий. Этот кошмарный залп просто снес шведскую армию к Будищенскому лесу, и лежавший на носилках Карл XII с трудом смог остановить свою бежавшую армию и выстроил ее в боевой порядок. Петр испугался, что потрепанный Карл выведет свою армию из боя, и приказал войскам покинуть укрепленный лагерь. В половине седьмого утра две армии стали выстраиваться друг против друга, и Карл XII успокоился, уверенный в таранном ударе своих «природных шведов».

Петр выстроил свою армию в две линии, на флагах выстроились драгунские полки. Полевая артиллерия осталась вдоль лагеря, полковая развернулась в боевых порядках. Тридцать две тысячи русских в двух линиях ждали шведов. Свои восемнадцать тысяч солдат Карл XII выстроил в одну линию, поставив в центре сдвоенные батальоны, в тех местах, где хотел прорвать русский фронт. Первая русская линия оказалась длиннее шведской, и Петр снял с фланга шесть драгунских полков в помощь украинским казакам гетмана И. Скоропадского, закрывавших шведам пути отступления на Украину и Польшу. В девять часов жаркого летнего утра две армии пошли друг на друга.

Русские пушки били картечью по шведским колоннам, но солдаты смыкались и шли вперед. На расстоянии тридцати метров прозвучали два залпа в упор обеих армий. Русские воины стояли как неподвижные стены, и шведы ринулись в штыковую атаку по всей линии фронта. Сдвоенные батальоны Карла ударили по батальону Новгородского полка, который на треть сократил нападавших и, заливаемый своей и чужой кровью, начал откатываться назад. В линии фронта появилась брешь, в которую с ревом ринулись шведские батальоны. Петр все видел и лично повел в контратаку второй батальон Новгородского полка, стоявший за первым. Уже слышались шведские крики «Сеегер!» – «Победа», когда вся русская армия увидела бешено летевшего на прорыв великана, за которым развивался бело-сине-красный офицерский шарф. Шведы тоже увидели Петра, перенесли весь огонь на него, но не успели убить русского царя. Шведская пуля влетела в шляпу Петра, вторая прострелила его седло, третья впилась и застряла в стальном офицерском полукруге-горжете, висевшем на его груди на голубой Андреевской ленте. Петра быстро закрыли свои, приняв на себя царскую смерть, и русский таран врезался в шведский прорыв. Ярость рукопашной биты сотрясла воздух. Бешеным порывом отчаянные шведы ринулись на Петра Великого, но витязи вокруг государя так же бросилисьна королевских солдат, и уже справа на помощь Петру неостановимо ломился со своими личными гвардейцами Меншиков, а слева отсекал неотсекаемый шведский клин яростный и бешеный Шереметев. Шведы дрогнули, гибли, дрались, дрались, кололи штыками, и потом весь прорвавшийся прямоугольник закончился. В ужасной Полтавской битве наступил перелом и по всей линии фронта летел великолепный Петр, навстречу которому громом неслось многотысячное «ура!»

Драгуны Меншикова вынесли правый фланг шведской армии, кавалеристы Боура быстро стесывали левый, в центре неудержимо бился Петр и его герои и земли дрожала под ними. Тонко кричал Карл XII, у разбитых носилок которого лежали двадцать убитых драбантов: «Шведы! Шведы! Вспомните Нарву!» Нарва почему-то не вспоминалась, но везде почему-то вставала героическая Полтава, и шведская стойкость была сломлена русским мужеством. Армия Карла начала отступать и отступление быстро превратилось в паническое бегство. Беспорядочная масса разбитых солдат бежала к своему лагерю и русская конницы неслась вдогон и рубила бегущих. Все огромное километровое поле Полтавской битвы было завалено шведскими и русскими трупами и кровавый бой, наконец, закончился. Вдруг Петра трясло воздух от нескончаемого восторженного рева. «Виват!» – гремело повсюду. Казалось, на этом поле смерти и славы, только что не катился гигантский переплетенный клубок бешено дерущихся врагов. Не участвовавшая в сражении вторая линия русских войск кинулась спасать своих и чужих раненых, стоны которых стали слышны отовсюду. Петр слез с коня и попытался вытереть кровавый пот. Он сказал русским героям, птенцам гнезда Петрова: «Потом трудом своих создал я вас и на тысячу смертей бросились вы безбоязненно. Храбрый ваш подвиг никогда не забудут потомки».

Потом было бегство Карла в Турцию и гибель его армии, десять лет боев и величественных морских побед, и русские воины везде пели народную песню:

«Было дело под Полтавой, Дело славное, друзья, Мы дрались тогда со шведом, Под знаменами Петра, Было дело под Полтавой! Сотни лет еще пройдут, Эти царские три пули В сердце русском не умрут!»

Через полтора столетия многие подданные захотят застрелить российского императора, не считая его не только продолжателем дела Петра Великого, но и главным виновником многих несчастий в стране и убийцей революционеров. Запаса прочности империи, сделанного Петром и Екатериной Великими, хватит почти на два столетия, а его могло бы хватить навсегда.

После заслуженного штурма Швеции петровской морской пехотой, в маленьком финском городке Ништадте 30 августа 1721 года Северная русско-шведская война была закончена. Весь сентябрь в иллюминированном Санкт-Петербурге гремели маскарады и фейерверки, зажигая на ночном небе имя «Петръ». Сам царь был полностью счастлив. Россия благодаря его гению стала великой европейской державой, 20 октября 1721 года объявленной империей.

Деятельность первого императора Петра Великого изменила жизнь России во всех областях – военной, административной, политической, экономической, социальной, культурной, бытовой. Его труды должны были продолжить последователи, но дорасти до уровня гениального гиганта было очень трудно.

Треть доходов бюджета давал прямой подворный налог, бравшийся с крестьянских и посадских дворов. После Полтавской битвы Петр провел перепись дворов и усадеб, впервые после 1678 года. Хотя дворы уничтожались в ходе военных действий, их количество за тридцать лет должно было значительно вырасти, но после переписи оно уменьшилось с восьмисот до шестисот сорока тысяч. Петр рассвирепел, когда узнал, что многие помещики утаивали дворы, огораживая в одну усадьбу несколько крестьянских дворов, и приказал взять с помещиков налоги по переписи 1678 года.

В 1718 году первый император провел податную реформу. В течение года местные власти проводили полную перепись всего тяглого населения государства, но в срок не уложились и значительно уменьшили количество подданных. Петр пришел в ярость и приказал гвардии проверить работу губернаторов. Гвардейцы вскрыли утайку тридцати процентов мужского населения страны. Петр провел показательные казни и перевел утаенный от переписи миллион крестьян от вороватых помещиков в государственные и лично свободные.

После смерти Петра Великого сбор подушной подати был поручен воеводам, которые тут же украли главный государственный налог. Их не наказали, а сбор налогов опять передали армии. Несмотря ни на что, Петр все же успел за тридцать лет сложить все новые элементы власти и управления в единое целое и создать регулярное государство. Из задуманного Петр Великий успел осуществить меньше, чем хотел, но даже то, что он сделал, стало называться Российской империей. Масштабы и глубина его преобразований были таковы, что они стали необратимы. Вернуться к допетровской России было уже невозможно.

Петр Великий постоянно писал в своих указах о регулярном государстве, управляемом ясными и понятными законами, ограждающими подданных от произвола бюрократии и чиновников. Указы первого императора часто говорили о борьбе с волокитой, с неисполнением его поручений, о наказании виновных. Оберфискал однажды спросил царя по поводу борьбы с казнокрадством: «Отрубить ли только сучья, или ударить топором по самым корням?» Петр ответил: «Руби все дотла». После его смерти немецкий посол докладывал в Берлин: «Из собранных податей в казну поступают тридцать рублей из ста. Остальные деньги чиновники делят между собой. Это хищные птицы, которые думают, что со вступлением в должность им предоставлено право высасывать крестьян до костей, и на их разорении устраивать свое счастье. Средства, изобретаемые для извлечения взяток, неисчислимы. Их так же трудно исследовать, как вычерпать море».

Для реализации своих колоссальных планов Петру всегда не хватало соратников, и он искал и создавал их почти все сорок лет своего царствования. Он воспитывал и образовывал поданных, с горечью говоря: «Наш народ – как дети, которые никогда не примутся за азбуку, пока от наставника не приневолены бывают». Первый император часто расстроенно говорил о государственных исполнителях: «Нужных людей мало». Созданная Петром бюрократическая машина действовала в условиях неограниченной, самодержавной монархии и быстро выработала свои собственные законы. Современники писали, что император за последние годы своей жизни из окон своего дворца в Петергофе подолгу смотрел на морские волны и молчал. Он писал: «Господь дал царям власть над народами, но над совестью людей власть имеет один Бог. Иностранцы говорят, что я повелеваю рабами. Это неправда. Они не знают всех обстоятельств. Полезное я рад слушать и от последнего поданного. Доступ ко мне свободен, лишь бы не отнимали у меня времени бездельем. Невежество и упрямство всегда ополчались на меня с той поры, как я задумал ввести полезные перемены и исправить грубые нравы. Вот кто настоящие тираны, а не я. Я не усугубляю рабства, обуздывая царство упрямых, смягчая дубовые сердца, и приучая к человечности. Бог мне судья! Неправые толки в свете разносит ветер. Страдаю, а все за отечество. Желаю ему полезное, но враги мне делают пакости демонские. Надлежит трудиться и все заранее изготовлять, потому что промедление смерти подобно».

В июне 1762 года в результате дворянско-гвардейского переворота в Российской империи к власти пришла Екатерина II, говорившая, что нерешительны только сумасшедшие. Самодержавная российская императрица возглавила страну, в которой жили восемьдесят тысяч дворян, пятнадцать миллионов крестьян и четыре миллиона казаков, солдатских детей, однодворцев, священнослужителей, мещан. Екатерина продолжала дело Петра Великого по созданию России выдающейся европейской державой, но в первые же месяцы столкнулась с широким противодействием самого немногочисленного и самого влиятельного сословия. Она писала в Европу: «Народ от природы беспокойный, неблагодарный и полон доносчиками и людьми, под предлогом службы заботящимися о своей пользе. Неудивительно, что в России было много государей-тиранов». Императрица не переносила бездумно западный опыт на русскую почву. Она прекрасно понимала, что «законы пишутся на шкурах подданных». Екатерина II всегда знала все, что происходило в России и мире. А противник узнавал о ее ударах только тогда, когда они его поражали.

Екатерина II совершенно не хотела иметь рабов среди своих подданных, но ее предложения по отмене крепостного права встретили резкие возражения. Отчаянной Екатерине пришлось отступить, в сердцах заявив: «Рабство сделано для скотов скотами». Она заявила, что отмена крепостного права в России может произойти только через столетие, и угадала почти год в год. Екатерина II не могла пойти против дворянского сословия, но и не стала сидеть сложа руки. При учреждении из сотен сел городов императрица выкупала крепостных крестьян и переводила их в мещанское сословие. В 1785 году она подготовила законопроект о том, что все рожденные после этой даты дети крепостных крестьян объявлялись свободными людьми. Ее тут же предупредили, что этот указ будет стоить ей короны Российской империи. Массовые злоупотребления помещиков крепостным правом фиксировали и не замечали почти все государственные структуры.

На себя крепостные могли работать только тогда, когда удовлетворяли все потребности и прихоти своих помещиков, а их было невероятное количество. Злоупотребления назначаемых помещиками управляющих и приказчиков были колоссальные. Лишенные гражданских прав крепостные крестьяне являлись полными рабами своих господ. Породистые борзые щенки продавались по две тысячи рублей за экземпляр, а крестьянские девушки по двадцать рублей за душу. Газеты империи были забиты объявлениями: «продаются кучер и попугай», «скатерти для банкетов и девка ученая», «лучшие болонки и хороший сапожник». Крепостной ребенок отрывался от родителей и стоил не больше рубля. Самодуры-помещики измывались над якобы провинившимися крепостными, их секли, пороли, резали, жгли, забивали в колодки и кандалы и заставляли в них работать, одевали на них восьмикилограммовые железные ошейники, заставляли женщин выкармливать щенков грудью. Многие помещики запрещали учиться крестьянским детям, чтобы они поменьше знали и думали.

Каждые пять крестьян из ста, около трехсот тысяч человек, были в бегах, уходили в Сибирь, на Дон, искали легендарную страну Беловодье, в которой не было дворян. У оставшихся в крепостной неволе увеличивалось число самоубийств. Крестьяне по прежнему верили в доброго царя-батюшку, но у Екатерины унять помещиков не получилось. Она впервые в России провела судебный процесс над садисткой-помещицей Дарьей Салтыковой, но таких дворян-душегубов в стране было очень много. Императрица заявила: «Если мы не согласимся на уменьшение жестокостей и не изменение нестерпимого положения крепостных, то они и против нашей воли и сами ее возьмут. Несчастному классу нельзя разбить свои цепи без преступления».

Емельян Пугачев

Помещики торопили кровавую крестьянскую войну и в ноябре 1772 года на Урале появился самозванец Емельян Пугачев, объявивший себя низвергнутым мужем-царем Екатерины II Петром Федоровичем. Донской казак Пугачев родился в станице Зимовейской, родовом гнезде Степана Разина, но намного превзошел его в душегубстве невиновных ни в чем людей.

В сентябре 1773 года восемьдесят бойцов Емельяна Пугачева атаковали Российскую империю. Через несколько дней у него было сто пятьдесят, затем триста сторонников, затем их счет пошел на тысячи. В начинавшейся резне погибали не только дворяне алкоголики, садисты, растлители малолетних, сладострастники и развратники, но и множество добрых дворян с семьями, оказавшихся в зоне гремевшей Пугачевщины. Пугачв начал распространять по империи свои манифесты, которые крепостное население встретило с радостью. Пугачев мгновенно стал народным вождем, обещавшим свободу и землю. Он начал выдавать денежное вознаграждение за убитых помещиков и в его ставку повезли для отчета сотни дворянских трупов. В Поволжье, Приуралье, Казанском крае ловили дворян и громили помещичьи усадьбы. Восстали губернии на громадном пространстве между Волгой и Доном. Восстала половина России, которая стала представлять из себя пороховой погреб. Армия Екатерины II дралась в затянувшейся русско-турецкой войне и свободных войск в центре империи не было.

Полгода, с ноября 1773 по апрель 1774 года пугачевцы истребляли господ безбоязненно. Сам царь-государь Петр-Емельян указывал: «Если кто помещика убьет до смерти и дом его разорит, тому дано будет жалованье ста рублей. А кто десять дворянских домов разорит, тому тысяча рублей и генеральский чин». Весной 1774 года на Пугачева двинулись, наконец, регулярные войска. Атаман-царь был разбит, бежал в Башкирию, на Урал, собирал войско на Каме и в июне 1774 года ворвался в Казань, которую сжег всю, кроме кремля, где яростно отбивался небольшой гарнизон. Сутки в городе шла тотальная резня всех и вся, и на следующий день помощь казанцам пришла. Двенадцать тысяч пугачевцев атаковали восемьсот отчаянных кавалеристов подполковника И. Михельсона, пытаясь спасти всех тех, кого еще не убили восставшие. В трехдневном бою Михельсон трижды отбрасывал Пугачева, который бежал с четырьмя сотнями казаков. Он ворвался на правый берег Волги и в окрестностях Чебоксар запылали помещичьи усадьбы и начались сумасшедшие грабежи. В июле 1774 года Пугачев распространил по империи свой манифест: «Повелеваем: которые прежде были дворяне в своих поместьях и вотчинах, этих противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать. Поступать с ними так, как они, не имея в себе христианства, поступали с вами, крестьянами. По истреблении дворян-злодеев всякий может почувствовать тишину и спокойную жизнь, которая наступит навсегда».

В Поволжье началась дворянская резня. Дворян вешали, стреляли в висящих, потом топили. Их жен и дочерей убивали ударами дубин по голове, детей до трех лет топили в лужах. Количество погибших людей измерялось тысячами. В душегубстве с Пугачевым соперничали многие добровольцы. По России располыхался грандиозный пожар. В столице империи Екатерина долгое время спала не раздеваясь, готовая к бегству в никуда. Восставшие требовали от Пугачева идти на Москву, но тридцатипятилетний авантюрист-убийца сам нисколько не верил в свой успех, понимая, что он жив только до возврата имперской армии с войны. Екатерине II пришлось поторопиться закончить русско-турецкую войну и послать на «мужа» своих лучших полководцев П. Панина и А. Суворова. Впереди правительственных войск шел отчаянный Михельсон, которого Пуачев боялся больше всех. В августе 1774 года небольшой авангард И. Михельсона недалеко от Царицына разнес десятитысячное войско Пугачева с двадцатью четырьмя орудиями. Атаман-царь бежал с двумя сотнями своих, которые через десять дней захватили своего руководителя и выдали властям. На допросах в Москве он показал: «Дальнего намерения, чтобы завладеть всем Российским царством, я не имел, ибо не думал и к правлению по неграмотности не способен. А шел я на то, если удастся чем поживиться или быть убитым на войне». В январе 1774 года Пугачева казнили в Москве и за зиму подавили крестьянскую войну. Всех восставших перепороли, каждого трехсотого казнили и разложили тела на перекрестках дорог. Среди крестьянства стало распространяться сектантское учение о самоубийствах. Войну подавили, но всеобщую ненависть крестьянства к дворянству подавить не удалось.

Екатерина Великая

Тридцать лет Екатерина Великая заставляла четко действовать государственный аппарат, впервые законодательно оформила права и обязанности всех сословий, совершенствовала военную мощь страны. Она действовала против варварства просвещением, против фанатизма разумом. Великая императрица основала в Смольном монастыре Воспитательный дом, открыла Вольное экономическое общество, проводившее массовые конкурсы по трактатам об отмене крепостного права, написала знаменитый «Наказ», созвала Уложенную комиссию, секуляризовала церковные земли, провела генеральное межевание, основала в России оспопрививание, в двух войнах разгромила Турцию, победила чуму, участвовала в разделе Польши, разгромила Пугачевщину, выпустила манифест о свободе предпринимательства, провела в стране губернскую реформу, поддержала Соединенные Штаты Америки в ее войне с Англией, провела школьную реформу, присоединила к России Крым, подписала Георгиевский трактат о протекторате России над гибнущей Грузией, дала жалованные грамоты дворянству и городам, победила в войне Швецию, открыла великолепный памятник Петру Великому и совершила множество дел на благо Российской империи и ее народа. Через десятилетия ее идеи начали влиять на развитие страны и общества.

Подписи Петра и Екатерины

Подписи императоров

XIX век: Министерское столетие в России и его императоры

Император Павел Петрович с 1797 года начал ломать все, что сделала его мать Екатерина Великая за тридцать четыре года своего правления. Сорокалетний Павел, тридцать лет мечтавший о власти, начал массово менять высших чиновников-профессионалов прежнего царства на своих недалеких и необразованных слуг, много лет живших с ним в Гатчине, подаренной сыну императрицей. Павел насаждал свое очень бездарно, жестко, глупо и уродливо, действуя намного тупее, чем его свергнутый отец Петр Федорович, хотя это было почти невозможно. В первую очередь он закрыл границы, частные типографии и установил цензуру. Он обладал многими качествами, недостойными монарха великой империи, главным из которых было неприятие любых возражений, которые он считал бунтом, который надо срочно наказывать. Самодур-истерик восстановил для дворян телесные наказания и орал: «Мне не важно, можно это, или нельзя. Я хочу, чтобы все делали все, что я велю. Дворянин в России лишь тот, с кем я говорю, и пока я с ним говорю. Мне безразлично, что меня не любят, лишь бы боялись». Павел не понимал, что царей-самодуров, склонных к идиотизму, не боятся, потому что это стыдно для подданных. Их терпят, пока могут, но длится это недолго. Свое кредо по управлению страной царь проорал своим сыновьям: «С людьми надо обращаться, как с собаками». Он забыл, или не знал, что если собаки не лают, то сразу кусают. Он не разрешал подданным иметь свое мнение, определял, когда им есть, что носить и как ходить. Победы Суворова вызвали в стране национальный подъем и отсрочили убийство царя до смерти великого полководца.

В стране в ответ на усиление гнета помещиков, начавшееся сразу после воцарения Павла, начались массовые крестьянские волнения. Авторы не хотят описывать преступления многих помещиков над беззащитными крепостными, ибо имя им легион и они омерзительны. В декабре 1796 года волнения начались в тридцати губерниях, включая незатронутых ранее Пугачевщиной. Павел тут же издал манифест, в котором требовал от крестьян повиновения помещикам, и крепостные посчитали его подложным: «Умрем, а не хотим быть за помещиком!» У нового царя просили перевести всех крестьян из помещичьих в государственные. Павел посылал войска для усмирения волнений, сам писал им инструкции. При усмирении были десятки убитых и сотни раненных крестьян, которых называли извергами, злодеями и преступниками. В могилу убитых крепостных вгоняли кол, на котором писали: «Здесь лежат преступники против государя и помещика, справедливо наказанные огнем и мечом». Крестьяне писали жалобы, которых никто не читал, а ответы по поручению властей писали те помещики, на которых жаловались. Крестьянская психология из унылой становилась гневной.

К лету 1797 года крестьянские волнения были подавлены, но Павел I был вынужден ограничить барщину тремя днями в неделю. Помещики, естественно, посчитали царский указ не приказом, а советом. Крестьянам о манифесте никто не говорил, они узнавали о нем у пьяных курьеров и фельдегерей. За четыре года своего правления Павел раздал помещикам шестьсот тысяч государственных крестьян. Смутное время, бунты, Разинщина и Пугачевщина копили жажду мести мужиков господам.

Павел постоянно третировал свою геройскую армию и не считался с воинскими заслугами. Офицеров выгоняли с службы ни за что, ссылали, сажали в Петропавловскую крепость. Внешняя политика царя все четыре года его правления вызывала недоумение и смех в Европе. Сорок миллионов подданных больше не хотели зависеть от произвола царя-самодура, которого в обществе называли пародией на Петра Великого, деспотом, тираном и истериком-сумасшедшим. О сановно-дворянском заговоре против царя весной 1801 года знали все, кто хотел. В ночь на 12 марта Павла I избили и задушили в собственной спальне Михайловского замка, построенного царем специально для защиты от покушений.

Солдаты

Новым императором стал сын Павла Александр I, которого в Европе называли «Северный Сфинкс». Он запретил крестьянам подавать жалобы на помещиков, которые за себя очень порадовались. Губернаторы старались не докладывать царю о новых крестьянских волнениях. При Александре I в России были созданы министерства, в которых каждый документ подвергался тридцати четырем делопроизодственным операциям. Государственные дела не решались месяцами, а частные – годами.

Крестьянин

Крестьяне

Во время Отечественной войны 1812 года среди крестьян распространился слух об отмене крепостного права. Чем ближе великая армия Наполеона подходила к Москве, тем молчаливее становился народ. На империю произвело громадное впечатление то, как крестьяне и мещане встретили Александра I, решившего помолиться в Казанском соборе. Не было обычных криков «ура» и «слава», Александр прошел в храм среди мертво молчащей толпы, совершенно белый от такого приема, неслыханного в российской империи. В самой армии, презиравшей Александра за отрицательный профессионализм, военную тупость и пренебрежение к человеческой жизни, хорошо помнили Аустерлицкое сражение.

Стотысячная французская армия теснила сорок тысяч русских солдат на левом берегу Дуная. Ожесточенно отбиваясь и выставляя гибнущие заслоны, в которых лег каждый третий воин армии Михаила Кутузова, русские войска в лужах крови откатывались на север. Их можно было уничтожить, но нельзя сломить. Не привыкшие к такому грозному отпору французы говорили, что сражаются с яростными призраками. Полководец Кутузов избежал капитуляции, совершил невозможный четырехсоткилометровый марш и привел поредевшую армию в Ольмюц, где его встретили императоры России Александр I и Австрии Франц I. Из России подошли подкрепления и количество союзных войск сравнялось с французскими. Два императора, ничего не понимавшие в стратегии, решили дать Франции генеральное сражение. Наполеон, как всегда желавший победы, не упустил появившийся шанс. Он показал, что страшится предстоявшего сражения и послал к Александру своего генерала с предложениями о мире. Приближенные царя, полные военные невежества, начали ликовать, заявляя, что неустрашимый Бонапарт струсил. Александр I тут уже сказал, что теперь он не выпустит Наполеона из своих рук. Кутузов понимал, что русскую армию ждет полный разгром и предложил императорам уклониться от битвы и подождать подкреплений. Холопы Александра тут же заявили, что старик Кутузов из-за преклонного возраста уже не понимает очевидных вещей. Вся полнота власти принадлежала царю, и Александр потребовал добить испуганного Бонапарта.

На военном союзном совете была принята диспозиция австрийского генерала Вейротера, почему-то считавшегося военным теоретиком. Документ содержал множество никчемных мелочей, но не имел главного – не было ни одного слова о возможных действиях французов. Наполеон уже десять лет одерживал удивительные победы, в которых побеждал непредсказуемостью и великолепным маневром, поддержанным блистательными солдатами, офицерами и генералами. Его войска никогда не стояли на месте, но постоянно перемещались и маневрировали. Об этом знали все военные, но Александр и Франц, не имевшие ни малейшего понятия о военном деле, почему-то считали, что французы будут стоять на месте и ждать, пока их будут убивать. Кутузова никто не слушал.

Два дня Наполеон изучал поле будущей битвы у Праценских высот, в ста двадцати километрах к северу от Вены. 2 декабря 1805 года к западу от деревни Аустерлиц в зимнем тумане вставало его солнце. Наполеон просчитал, что русско-австрийская армия будет стараться отрезать его войска от Дуная и Вены, окружить, загнать в горы и уничтожить. Семьдесят тысяч французских солдат встали неподвижной и нескончаемой линией во главе с императором и его лучшими маршалами. Правым флангом командовал Даву, центром – Сульт, левым флангом – Ланн, за которым встала конница Мюрата.

Девяносто тысяч русских и французов начали спускаться с Праценских высот. В громе орудийных выстрелов Наполеон сдвинул к центру свой левый фланг и кавалерию. Союзные войска сгрудились на его правом фланге, и Даву с боями начал притворное отступление в Гольдбахскую долину. Русские оставили на Пращенских высотах тонкую линию батальонов и устремились за Даву. Наполеон тут же отдал приказ, и Сульт с главными силами атаковал ослабленный центр союзников. Французы ворвались на Праценские высоты и разорвали армию противника пополам. Сдвинутый к центру левый фланг Ланна атаковал русских в Гольдбахской долине, а Мюрат со своими блистательными всадниками обошел их с юга. Даву тут же прекратил притворное отступление и начал ужасающую контратаку. Русские войска были раздавлены и отброшены к замерзшим прудам. Наполеон мгновенно это заметил, и французские ядра тут же разнесли лед. Прямо в полыньи начали отступать яростно отбивавшиеся русские полки и замерзшая вода смешалась с кровью. Отчаянно-бешенная атака русских кавалергардов, попытавшихся спасти своих гибнувших братьев по оружию, была заранее перехвачена и конные кирасиры наполеоновской гвардии почти целиком вырубили цвет гвардии российской. Русские батальоны истреблялись картечью, уходили под лед, раненные и обессиленные попадали в плен. Вдруг оказалось, что Наполеон ведет битву не в соответствии с диспозицией Вейротера. Кто бы мог подумать? Управление боем было потеряно, войска перемешались, и в хаосе яростной битвы погибала русская армия. Французы в очередной раз были поражены стойкостью и мужеством русских солдат и офицеров и удивлены полным военным невежеством руководства союзников.

Императоры Александр и Франц почти первыми побежали с поля битвы. Их тут же бросили приближенные, впоследствии, конечно, прощенные. Александр, как обычно, плакал, Франц вскоре побежал договариваться к Наполеону. Аустерлицкое сражение длилось весь световой день от восхода до захода солнца. Пятнадцать тысяч русских и австрийцев были убиты или ушли под лед, в плен были взять двадцать тысяч союзников, вся артиллерия и колоссальные армейские обозы.

Битва трех императоров потрясла Европу. Наполеон потребовал, чтобы Франц I отказался от титула императора Священной Римской империи германской нации и тысячелетнее государство рухнуло в одночасье. Александр I обвинил в разгроме блистательного Кутузова и запретил сообщать об аустерлицком позоре в России. Имперские газеты глухо молчали, но не молчали родственники тысяч погибших русских воинов.

В июне 1812 года вся военная и государственная мощь Французской империи, в которой уже проживала половина европейского населения, обрушилась на Россию. Его западную границу прикрывали двести двадцать тысяч солдат в трех армиях, растянутых на сотни километров, от Балтийского моря до Галиции. Император Александр не назначил главнокомандующего и не утвердил план военных действий, не слушал предложения своего военного министра Барклая-де-Толли, талантливого стратега. Наполеон на всю Европу хохотал над военными советниками Александра I: «Что все они делают? В то время, как Фуль предлагает, Армфельд противоречит, Беннигсен рассматривает, Барклай не знает, что исполнять, и время проходит у них в ничегонеделании». Великая армия, отбрасывая русские арьергарды, рвалась в центр России.

Генералы с трудом уговорили Александра I оставить действующую армию, справедливо опасаясь, что он ее угробит и тут же назначит невиновных виновными. Для занятия более важными делами Александр I уехал в Петербург, так и не назначив главнокомандующего. Наполеон рвался дать генеральное сражение, но ему его не давали. Император летел за русскими войсками, но догнать их не мог. Вчетверо меньше французов армии Барклая-де-Толли и Багратиона отчаянно уходили он неминуемого разгрома и французские клещи лязгали и лязгали в пустоту. Русские и французские армии сцепились, наконец, под Смоленском.

Александр передал свой приказ разделить войска Наполеона и разбить их по частям, или заставить отступить. В начале августа, выполняя приказ, русские тремя колоннами двинулись вперед, и Наполеон мгновенно увидел, что может отрезать русских от Смоленска, окружить их и уничтожить. Замершая в ожидании развязки Европа и Россия вскоре в очередной раз узнали о кровавой глупости Александра и великолепном подвиге русских солдат.

Барклая и Багратиона остановили кавалеристы Мюрата, и Наполеон имитировал нападение на Смоленск с севера, куда и был развернут русский фронт. В это же время южная ударная группа под командованием Бонапарта, ведшего Старую и Молодую гвардию, рванулась отсекать две русские армии. Пять лучших корпусов французской армии вели император и три его самых прославленных маршала. Это был конец армия Барклая и Багратиона, без разведки бросившихся выполнять чуднóй, если не сказать более, приказ Ставки. Уланы донесли Наполеону, что у села Красного левый франг русских прикрывает какой-то наблюдательный отряд. Это была высланная мудрым Барклаем дивизия генерала Неверовского, составленная из новобранцев и гарнизонных солдат. Наполеон приказал смахнуть русскую пушинку с французского знамени победы. Войну пора было кончать и сто тысяч французов без труда сдуют с поля боя десять тысяч русских, обойти которых по дремучему лесу было почти нельзя.

Неверовский выстроил пять пехотных и четыре кавалерийских полка при четырнадцати орудиях за Красным на удобной позиции. Авангард маршала Нея в секунды вынес из Красного державший его батальон егерей, а Мюрат обошел село и всей своей кавалерийской массой обрушился на левый фланг русских. Драгунские полки прикрытия были тут же сметены, полубатарея из пяти орудий захвачена и Мюрат, как обычно, лично повел своих всадников в сумасшедшую атаку на русскую пехоту. Это было невероятно, но новобранцы Неверовского не сдвинулись с места, прекрасно зная цену этого боя. Командир совершенно необстрелянной дивизии понимал, что его атакует император Франции, но он должен был закрыть единственную дорогу на Смоленск, иначе армии Барклая и Багратиона погибнут. Неверовский под жестоким артиллерийским огнем успел перестроить дивизию в несколько каре и полностью блокировал единственную смоленскую дорогу. Каре русских, отбиваясь в кровавой пене, стали медленно пятиться назад, группируясь у опушки и начала тракта в глухом лесу.

Пять километров прошли русские бойцы в полуокружении, но разбить их железные квадраты блистательным кавалеристам Мюрата так и не удалось. В стратегию победного французского боя вмешалась сила духа русских воинов, понимавших, что спасают армию и Россию. Очевидцы писали, что молодые солдаты плакали от ужаса своего первого боя, но кололи, кололи, кололи французов.

Взбешенный Мюрат приказал начать неостановимую «карусель». Десятки тысяч французских кавалеристов выстроились поэскадронно и непрерывными волнами атаковали русских. Никогда не опаздывающий маршал и неаполитанский король опять опоздал. Это опять было невероятно, но Неверовский под сумасшедшими атаками перестроил каре в колонну и насмерть заткнул Смоленский тракт своими полками. Двадцать километров под бешеными атаками лучшей кавалерии Европы медленно пятилась русская колонна героев. Сорок раз французская карусель пыталась прорвать, разорвать, стереть эти непрорываемые полки.

На удивленный вопрос Наполеона, что, в конце концов, происходит, непобедимые французские маршалы угрюмо заявили, что это отступают львы. В сумерках Неверовский смог поставить сзади своей колоны два последних орудия и ахнул картечью в летевший в последнюю атаку французский эскадрон, который сразу исчез. Невыносимый бой закончился в полной темноте. Первая и Вторая армии русских успели вернуться в Смоленск, и Наполеон с этим ничего не мог сделать. Вся армия знала, кто виновен в том, почему в дивизии Неверовского из десяти тысяч героев осталось только две тысячи, и виновниками этого были не только французы.

Под давлением общественного мнения царь был вынужден назначить главнокомандующим армии Михаила Кутузова, который отбился от Наполеона под Бородино. Русская армия почти не получила в подкрепление ни солдат, ни патронов, ни орудий, ни продовольствия. У Наполеона было около ста тысяч воинов, у Кутузова – чуть больше шестидесяти, включая казаков и ополченцев, вооруженных пиками и дубинами. Класть армию в прах под стенами Москвы Кутузов не стал и прошел сквозь нее к Рязани и Калуге. Ничем не помогший своим солдатам Александр I лицемерно писал шведскому королю так, чтобы это стало известно в России: «Случилось то, чего я боялся. Князь Кутузов не сумел воспользоваться прекрасной победой 26 августа».

В великом противостоянии двух армий победила Россия, погнавшая отступавшего Наполеона на запад. Через полгода после вторжения Бонапарт был почти там же, откуда начинал войну. Александр не подчинил Кутузову свежую армию Чичагова, которая должна была перехватить французского императора на белорусской реке Березине. Наполеон улыбнулся на это подкрепленное руководящей неразберихой желание и ушел из пределов России, сказав на берегу Немана свои знаменитые слова: «От великого до смешного один шаг». Он еще два года дрался в Европе и, возглавляемая после смерти Кутузова то ли австрийскими фельдмаршалами, то ли самим Александром, русская армия несла и несла потери, которых могло не быть.

В августе 1813 года три союзные армии России, Австрии и Пруссии во главе с австрийским фельдмаршалом Шварценбергом и Александром I прижали Наполеона к Дрездену. Бонапарт знал, что в Богемской, Силезской и Северной союзных армиях основную силу составляют русские полки и прекрасно знал их великолепные боевые качества. Он был очень удивлен и обрадован, когда узнал, что после смерти Кутузова в апреле 1813 года командовать русскими войсками были поставлены не раз им битые австрийские и прусские генералы, а бывшего своего подчиненного австрийского фельдмаршала Шварценберга не ставил ни в грош.

14 августа 1813 года союзные войска начали теснить Наполеона к Дрездену. По приказу Александра I русские генералы беспрекословно подчинялись Шварценбергу, который назначил штурм на четыре часа вечера, не назначив пяти штурмующим колоннам даже направлений и целей. В контратаку на превосходящие силы противника Наполеон в парадной форме сам повел гвардию. Под барабанный бой и музыку военных оркестров его ворчуны неостановимо пошли вперед. Синие мундиры, белые пояса, красные погоны и черные медвежьи шапки гвардейцев увидела вся ожесточенно дравшаяся французская армия. «Гвардия, вперед!» – загремело над громадным полем битвы, и по всей линии фронта раздался восторженный рев наполеоновских солдат. В минуты армию Шварценберга отнесло от Дрездена, и она к ночи с трудом очнулась на Рекницких высотах. Стоявших всю ночь под проливным дождем изнуренных кошмарным боем солдат не стали даже кормить. Утром 15 августа после кровопролитного боя двухсоттысячная Богемская армия Шварценберга и Александра I беспорядочно откатывалась под ударами стопятидесятитысячной армии Наполеона. Весь день 16 августа маршалы французского императора брали в плен тысячи пруссаков, австрийцев и русских. Наполеон знал, что в главной колонне Богемской армии, с трудом отступавшей по размытой горной дороге, находится русский император. Бонапарт понимал, что главная сила союзников могла считать часы перед своим разгромом, и приказал взять Александра I в плен. Французские полки загоняли Богемскую армию в единственный проход в Рудных горах, и чтобы не дать русскому царю ни одного шанса на спасение, Наполеон с левого фланга бросил в глубокий обход пятидесятитысячный корпус, который должен был встретить Шварценберга и Александра I с тыла, с той стороны Рудных гор. Весы многолетней европейской войны опять закачались в полном недоумении. У небольшого немецкого городка Кульм окружение Богемской армии с союзным главнокомандующим и русским императором должно было вот-вот завершиться.

Многие лучшие французские маршалы дрались в Германии, Испании и Италии, и Наполеон получил закончить войну генералу Вандаму: «Иди и возьми свой маршальский жезл». Все было почти кончено, и император Франции немного успокоился. Он блестяще реализовал свой военный гений, но в переутомлении забыл, что у России была своя, созданная Петром Великим гвардия.

Залитые кровью и сдавленные с флангов колонны Богемской армии пятились по трудной горной дороге. Воины Вандама уже летели в Богемию, где у местечка Петерсвальде должны были заткнуть единственный проход с прорывающимися русскими и австрийцами. Вот и Петерсвальде, и Вандам наверно почувствовал, как в его генеральском ранце зашевелился маршальский жезл. Вдруг французская сабля лязгнула о неизвестно откуда взявшийся русский штык, лязгнула и отскочила. Пятьдесят тысяч французов встречали пятнадцать тысяч русских гвардейцев и воинов, поставленных мудрым Барклаем-де-Толли, прикрывать горный проход. Корпус генерала-героя Остермана-Толстого спасал от гибели и плена Богемскую армию, Шварценберга и Александра I. Русские войска встали у сельца Принстен, в двух километрах от городка Кульм, и цвет российской армии собирался держаться во что бы то ни стало. Наступило 17 августа 1813 года.

Утренний туман рассеялся и пока еще генерал Вандам двинул десятки тысяч воинов на Кульмские холмы. Начался ожесточенный бой, в котором дивизии французов одна за одной атаковали позиции русских, сменяя друг друга. Стремительными ударами наполеоновские воины рвали и рвали короткую стальную гвардейскую линию и в яростных атаках бились две доблести. Русская гвардия не двигалась с места, и Вандам стал менять направление главного удара. Генерал, не ставший маршалом, искал слабое место в обороне противника, забыв, что нельзя найти то, чего нет. Он отчаянно рвался то на одном, то на другом участке позиции, но все был напрасно. Все французские участники боя отмечали, что упорство русских было изумительное. Вандам выстроил все возможные войска второй линии в длинную колонну и двинул ее на русские позиции. Страшный таран прошил бешено дравшихся гвардейских егерей и со всего своего ужасающего размаха врезался в русский фронт. От такой атаки, когда на одного противника несутся десять нападающих, нет защиты. Торжествующие крики побеждавших, наконец, в кровавом многочасовом сражении французов, вдруг затихли. Неостановимый вандамовский удар остановил Семеновский полк. В сумасшедшем рукопашном бою первые два батальона атакующих были выколоты до последнего солдата. Ожесточение битвы-резни достигло крайнего напряжения. Вандам неостановимо атаковал по всему фронту, не давая русским снять ни одного солдата на помощь семеновцам. И нападавшие и защищавшие уже много часов были в непрекращавшемся огне. В густом пороховом дыму под неостановимый грохот орудий с яростью обреченных в невыносимом штыковом бою дрались семеновцы, почти тысяча которых в этот день навсегда упала на кульмскую землю.

Значительно сокращенный французский таран шел уже по русским трупам и в последнюю контратаку под барабанный бой и музыку оркестра свой штаб повел отчаянный Остерман-Толстой. Для спасения Богемской армии и императора России жертвовали собой генералы, офицеры, солдаты, писари, барабанщики, музыканты. Ядро по плечо оторвало руку генералу Остерману, но сзади уже летел герой Ермолов, успевший слева и справа снять и повести за собой задние шеренги русских. Пролом в линии фронта удалось закрыть, и вандамовскую пробку загнали назад во французскую бутылку.

Французы перестроились и по всему фронту опять атаковали русских, и соотношение сил было четыре на одного. Медленно пятясь русская гвардия погибала, но не бежала. Дуга русских войск выгнулась до предела, но не лопнула. Только к трем часам дня Вандам смог ворваться в Принстен. До последних не сбитых с позиций русских орудий осталось несколько десятков метров, но они били и били и били картечью по атакующим. Русские изнемогли и полегли, наконец, в неравной битве, и Вандам понял, что сейчас победит. Торжествующий многотысячный французский рев зазвучал на кульмских холмах. Атакующий таран прорвал, наконец, последние линии гвардейской дуги. Вдруг победные французские крики заглушило русское «ура», раскатывающееся по всему полю битвы. Первыми прорыв закрывали лейб-кирасиры и лейб-драгуны из царского конвоя, за ними со штыками наперевес бежали воины Первой гренадерской дивизии. Вандам поднял голову и увидел, как из Рудных гор выходила Богемская армия, и теперь ее невозможно было остановить. Он понял, что уже никогда не станет маршалом Франции. Ну что же, пусть русские увидят, как умирают французские генералы.

Вспышки огня и грохот Кульмского сражения с самого рассвета видели и слышали все воины Богемской армии и отступающие от Дрездена полки. На помощь Остерману рванулась гренадерская дивизия, и ее обогнали гвардейские уланы и драгуны. В победный для французов момент русская кавалерия ураганом влетела на Кульмские холмы, и ее невозможно было остановить. Пятьсот французов были тут же убиты, еще пятьсот взяты в плен. Воины Вандама откатились по всему фронту. Отчаянный генерал быстро перегруппировал все еще десятки тысяч своих солдат и сам повел их в атаку. Почему-то вдруг у него не оказалось преимущества в воинах, хотя оно все еще было. Теперь французов успели встретить сменившие героев Остермана и Ермолова Вторая гвардейская пехотная, Первая гренадерская и Вторая кирасирская дивизии. Сражение закончилось поздно вечером. Богемская армия вышла из критического положения, и Наполеон так и не смог повернуть назад колесо истории. На следующий день бои продолжились, и авторы не смогли установить, были ли похоронены тысячи павших кульмских героев, или их оставили гнить, как гнили непогребенными с августа по ноябрь 1812 года десятки тысяч русских героев Бородинского сражения. Вся русская армия прекрасно знала, почему ими командовал никчемный Шварценберг, а не почти гениальный Барклай-де-Толли.

После окончания наполеоновских войн Александр I вызывал недовольство многих увидевших Европу подданных, сравнивших имперскую жизнь с европейской. Недовольство царем, которому не верили, переросло в недовольство самодержавием, неспособным преобразовать Россию. Всебщую ненависть общества вызывал императорский фаворит А. Аракчеев, которого называли «извергом, проклятым змеем и вреднейшим человеком России». Устроенные Аракчеевым венные поселения изуродовали жизнь сотен тысяч подданных, а начавшиеся волнения, перераставшие в восстания, жестоко и кроваво подавлялись. В России началось создание тайных дворянских обществ, целью которых стало установление в России справедливого политического строя на основе ограниченной монархии или даже республики. Будущие декабристы знали, что в Отечественной войне 1812 года империя победила не благодаря, а вопреки Александру I. Императору всероссийскому и его последователям со времен Павла I нравилось играть в живые, а не оловянные солдатики. Теперь солдатики решили поиграть с императорами. Они подняли мятеж, и это были только первые удары грома, в блеске молний приближавшие великую и ужасную революцию. Ужасное министерское столетие в России было прервано 14 декабря 1825 года.

Кинжалы

19 ноября в Таганроге неожиданно умер Александр I, и в наступившем междувластии и борьбе за власть императорского дома заговорщики решили выступать.

Из шестисот участвовавших в заговоре офицеров на Сенатскую площадь 14 декабря вышли менее сотни дворян, выведших с собой три тысячи солдат. Заговорщики опоздали везде, где могли, с трудом решили, кто встанет во главе восстания. Выбранный ими Рюрикович и Гедиминович С. Трубецкой на площадь не пошел и почему-то с раннего утра спрятался в австрийском посольстве. Некоторые свидетели писали, что он иногда выглядывал оттуда и смотрел, как убивали его товарищей. Новый император Николай I атаковал восставшие на него войска и расстрелял картечью восставшее вокруг Медного всадника мятежное каре. Убойные залпы картечи разрывали декабристов, кричавших «Да здравствует свобода!». На Сенатской площади лежали сотни трупов и тысячи дергавшихся раненых и в наступившей после восьми залпов тишине было слышно, как по камням струилась кровь, растапливала снег и лед и, утихнув, замерзала. Отчаянные братья Бестужевы выстраивали мятежных на льду Невы и Николай I приказал расстрелять лед. К шести часам все было кончено, и кровь засыпали снегом. Вскоре после Петербургского было расстреляно восстание южных декабристов под Киевом.

Декабристов судили закрытым политическим процессом, что в дальнейшем стало обычным отношением к имперской законности и гласности. В июле 1826 года пятеро декабристов были повешены, причем трое с третьего раза, сто двадцать офицеров отправлены в вечную сибирскую каторгу, еще сотни были лишены чинов и дворянства, сосланы, разжалованы и отправлены рядовыми в армию на Кавказ. Около четырех тысяч невиновных солдат и матросов, участвовавших в мятеже, также отправляли на каторгу в Сибирь, прогоняли сквозь строй из тысячи человек со шпицрутенами по десять раз. Тех, кто после этого оставался в живых, отправляли на Кавказ. Из декабристской искры постепенно стало разгораться пламя, и имперское общество читало слова декабриста Н. Муравьева: «Какое правление сходно с законом Божьим? Такое, где нет царей. Бог создал всех нас равными и избрал апостолов из простого народа, а не из знатных и царей». В России закончились яростные бунты Разинщины, душегубские восстания Пугачевщины и наивно-бестолковые дворянские перевороты. Наступало время народных заговоров, всеобщего террора и революций. Вся страна узнала, что в столице против царя восстали целые полки во главе с офицерами и все подданные поняли, что в империи существует проблемы самодержавия и крепостничества. Наступала эпоха массового революционного движения, и время в стране с 14 декабря 1825 года пошло по-другому. В необозримом царстве-государстве вдруг запели: «Мечи скуем мы из цепей, и пламя вновь зажжем свободы; оно нагрянет на царей, и радостно вздохнут народы».

Николай I решил больше не опираться только на своевольных дворян и создал громадную чиновничье-бюрократическую машину, державшуюся только послушанием и всеобщим страхом, вызывавшим быстрое отупение. Великий русский поэт Александр Пушкин сказал о Николае I, что он приготовил дураков на тридцать лет и в сердцах добавил: «Догадал же меня черт родиться с умом и талантом в России».

Николай первый

В начале 1826 года любимый генерал-адъютант Николая I А. Бенкендорф предложил создать новую политическую секретную службу и возглавил Третье отделение Собственной Его Императорского величества канцелярии. Официально объявленная цель и задачи новой полиции из соблюдения законности в империи быстро превратились в надзор за политическим настроением общества. Власть Третьего отделения, более пятидесяти лет наблюдавшего за всем обществом, отдельными подданными и правительственными органами, была неограниченной. В имперскую систему политического сыска входили особая канцелярия, черный комитет для тайного чтения частной переписки, тайная агентура, заграничная разведка и жандармерия. С 1838 по 1917 год Третье отделение находилось у Цепного моста, в доме 16 на набережной реки Фонтанки. Служба сыска ведала всеми политическими делами, надзирала за общественными и революционными организациями и деятелями, проводила дознания по политическим делам, составляла для императора ежегодные обзоры общественного мнения и политической жизни страны, вела дела, связанные с оскорблением царя и императорской фамилии, вела надзор за религиозными сектами, раскольниками, фальшивомонетчиками, занималась должностными преступлениями, делами об убийствах, прошениями, жалобами, собирала сведения об изобретениях, заведовала тюрьмами в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, наблюдала за находившимися в России иностранцами, собирала сведения о политическом положении в стране, о революционных партиях и организациях зарубежных стран, собирала сведения о крестьянских волнениях, о всех происшествиях в стране, о видах на урожай, ведала цензурой, наблюдала за прессой, читала многочисленные официальные и добровольные доносы, открывала и закрывала по своему усмотрению дела, фальсифицировала дела, раздувала их или высасывала их из пальца, получала чины, звания, титулы, вознаграждения, пожалования, поместья. Через три года Бенкендорф докладывал царю о том, что в картотеку Третьего отделения занесены для надзора все либералы, приверженцы конституционного правления, лица, в том или ином отношении выдвигавшиеся из толпы. Если Отделение не могло доказать обвинение, оно обвиняло подозреваемого в сумасшествии. Люди Бенкендорфа контролировали дворянские балы, дружеские собрания, пирушки, карточные вечеринки, семейную жизнь подданных.

Исполнительными органами Третьего отделения на местах, в губерниях и уездах, стали управления Отдельного корпуса жандармов, имевшего права армии. Главноуправляющий Третьим отделением одновременно являлся шефом жандармов, штаб которых располагался на столичной Фурштадской улице в доме 40. Кроме жандармских округов, губернских управлений были созданы дивизионы в Петербурге, Москве и Варшаве, выполнявшие роль внутренних войск. Третье отделение докладывало Николаю I, что все в империи ждут перемен, наведения порядка в управлении, судебных и административных реформ. Царь разрешил только заняться изучением возможности некоторых «частных перемен и дополнений в существующем порядке управления». В обществе законопроекты не обсуждались, в Государственный совет и Сенат на обсуждение подавались заведомо ложные материалы, извращавшие положение в стране. Николай I устроил игру в преобразования. Он боялся просвещения и образования народа, запретил преподавать философию в университетах, которые были подвергнуты исключительному надзору и количество студентов в одном высшем учебном заведении не должно было превышать трехсот слушателей. Царь усилил цензуру и тут же на полтора месяца отправил в тюрьму, а потом в ссылку выдающегося писателя Ивана Тургенева за то, что он в некрологе, который отказались печатать петербургские газеты, посмел назвать великого писателя Николая Гоголя великим. Такой эпитет мог иметь только царь-государь. В обществе его стали называть самодовольной личностью с кругозором ротного командира. Наука и литература подверглась гонениям, увеличились опалы и наказания без суда. В Европе Россию стали называть огромной казармой, где всех подданных заставляли держать руки по швам.

При Николае, как, впрочем, и весь XIX век, многие помещики продолжали отнимать крестьянские наделы, увеличивали бесплатный труд крепостных, за вознаграждение отправляли крестьянских девушек в притоны, секли, пороли, сажали в домашние тюрьмы беззащитных людей, ночами им выбивали зубы, одевали кандалы и железные ошейники, тыкали ножами деревенских детей, обливали их на морозе водой, заставляли грызть кости, бегать на поводке. Дворянская изобретательность в издевательствах над невинными и беззащитными крепостными была безгранична. Зафиксированы многочисленные случаи кормления крепостных червивым мясом за плохо вычищенную трубку или снегом, травли их собаками. Многочисленные и ужасные издевательства помещиков над крепостными авторы описывать не хотят. На российских просторах существовали помещики, насиловавшие всех своих крепостных женщин поголовно, их возмущавшихся мужей отправляли в солдаты или забивали. Помещика, любившего до смерти насиловать четырнадцатилетних крепостных девочек, суд оправдывал, несмотря на явные улики. Законная защита крестьян не действовала. Само собой, всероссийский император Николай I знал обо всем, но предпочитал гоняться и опаляться на дворянина, посмевшего обогнать царскую карету на столичном Невском проспекте. Какие там еще крестьяне! Пусть пашут, молчат и умирают. Крестьянские жалобы никаких последствий не имели. За жестокость и убийства у многочисленных помещиков-садистов в государственную опеку было взято только несколько имений. Помещики ничего не боялись, не думая о том, что бояться придется их внукам, но будет уже поздно. Крестьяне массово бежали на север, юг, восток, Сибирь, убивали себя. В отчетах царские статистики называли самоубийц скоропостижно умершими. Помещиков-садистов крестьяне иногда убивали, на них посылали войска и проводили массовые экзекуции. За время правления Николая I зафиксирована почти тысяча крестьянских волнений, в которых участвовали десятки тысяч крепостных, подавлявшихся не только оружейным, но и орудийным огнем. Чтобы избежать дворянских издевательств, крестьяне массово просились в солдаты. В стране стала создаваться атмосфера постоянного неудовольствия, начавшего переходить в ненависть. Помещикам по-отечески внушали быть снисходительнее к своим крестьянам, но они почему-то не внушались. Они продолжали обливать кипящими щами головы своих крепостных поварих, говоря при редких проверках, что щи уже успели остыть. Читать жалобы крестьян на помещиков-извергов почти невозможно. Читать объяснения помещиков-садистов омерзительно. Архивные материалы по крестьянской-крепостной трагедии многочисленны и ужасающи. Крестьяне оставались в полной зависимости от помещиков, которые во главе с царем активно нарывались на собственный народ, приближая, приближая и приближая кровавый и ужасный 1917 год.

Огромная сеть агентов и провокаторов Третьего отделения, среди которых было много добровольцев, действовала во всех слоях и сословиях империи. Выявлялись умонастроения общества с последующим изъятием из него всех инакомыслящих. Тюрьмы, каторга и ссылки не пустовали. Комендант Петропавловской крепости наслаждался, когда говорил многим выдающимся людям николаевского времени о том, что для них давно приготовлены казематы. Третье отделение, подчинявшееся непосредственно царю, вставляло палки в колеса своему конкуренту полиции МВД, но у него не всегда получалось.

Михаил Петрашевский

В 1848 году грянуло дело петрашевцев. На собраниях в квартире дворянина Михаила Петрашевского в Петербурге бывали многие люди, которые обсуждали социалистические теории Оуэна и Сен-Симона, мечтали о лучшем будущем для России и ее народа. МВД ввело в кружок Петрашевского провокатора, что было совсем несложно, ибо в доме принимали всех, и министр внутренних дел, само собой, доложил царю об этом, как о преступлении, угрожавшем существованию империи, но Россию тут же мужественно спасло ее великолепное МВД. Николай I в ярости назвал проспавших революцию агентов Третьего отделения сопливыми псами. Начальник Третьего отделения граф М. Орлов доложил Николаю I, что дело Петрашевского не стоит выеденного яйца. Если государь хочет, он прикажет Петрашевскому больше трех не собираться, вот и все. Царь еще был под впечатлением европейской революции 1848 года, которую он сам и подавил, заработав на века позорный титул «жандарма Европы». Какие там еще собрания! Всех арестовать!

В ночь на 23 апреля 1849 года сорок восемь человек, когда-нибудь заходивших в квартиру Петрашевского, были арестованы совместными группами Третьего отделения и МВД. С этого года началось активное выдумывание и создание псевдо-тайных обществ, и они появились по-настоящему. Петрашевцев надо было обвинить хоть в чем-то, кроме мечтаний и разговоров. Вскоре все общество с очередным изумлением читало копию приговора будущему гению России Федору Достоевскому с резолюцией Николая I: «Военный суд находит подсудимого Достоевского виновным в том, что он, получив копию с преступного письма литератора Белинского, читал это письмо в собраниях. Достоевский был у подсудимого Спешнева во время чтения возмутительного сочинения поручика Григорьева «Солдатская беседа». Военный суд приговорил отставного инженер-поручика Достоевского за недонесение лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием». Николай I надписал на приговоре: «На четыре года на каторгу, потом рядовым; помилование объявить лишь в ту минуту, когда все будет готово к исполнению приговора». Двадцать петрашевцев приговорили к смертной казни, еще месяц продержали в казематах, чтоб эти разговорчивые помучились ожиданием смерти, потом привезли на Семеновскую площадь Петербурга, огласили приговор, связали, надели на головы мешки, выстроили напротив расстрельную команду, клацнули ружейными затворами, остановили казнь и отвезли осужденных в сибирскую каторгу. Великий писатель Михаил Салтыков-Щедрин в холодной ярости писал о николаевском времени и царских холопах: «Зависть и жадность у вас первого сорта. Так как вы эту жадность произвольно смешали с правом, то и думаете, что вам предстоит слопать мир. Вот почему вас везде ненавидят. Каждый убежден, что при одном вашем появлении должна умереть любая мысль о свободе».

В России началось быстрое отчуждение карающей власти и общества. Любое неофициальное мнение раздувалось как событие чрезвычайной важности, подрывающее устои империи. Все, что было чуть выше дозволенного, вдруг объявлялось страшным преступлением. Всех, кто возмущался, тут же вели на допрос в Третье отделение, спрашивая их: «Откуда вы заимствовали свободный образ мыслей – от общества, от внушений других, от чтения книг и рукописей, и каких именно?» Цензура сошла с ума. Поэт называл улыбку любимой небесной. Цензор стихи запрещал, потому что женщина недостойна подобного сравнения. Поэт писал, что нежный взгляд возлюбленной ему дороже всей вселенной. Цензор стихи запрещал, потому что во вселенной есть еще цари и законные власти, которыми должно дорожить. Император Николай I собирал совещание высших сановников для обсуждения вопроса: «Должны ли мы считать французскую революцию революцией? Можно ли печатать в России, что Рим был республикой, а в Англии конституционное правление? Может быть лучше писать и думать, что на свете не было и нет ничего подобного?»

По каждому из пяти тысяч ежегодных добровольных доносов заводилось дело и шло расследование. В обществе правление Николая I 1848 года начали называть террористическим. Власти запретили писать и произносить вслух слова «прогресс, вольный дух». Современники писали, что в России варварство торжествовало свою дикую победу над человеческим умом и мысль обрекается на гибель. Люди жили, словно притаившись, понимая, что произвол в апогее. Третье отделение стало составлять списки тех, кто молчали и не выражали верноподданнический восторг по всякому поводу. Современники писали, что терроризация достигла уже и провинции: «Русский подданный смотрел на свою жизнь, как на истертые штаны, о которых не стоит заботиться».

Цензура вычеркивала перед публикацией целые монологи из великолепной комедии Александра Грибоедова. Над тупостью власти смеялась вся грамотная Россия, давно читавшая «Горе от ума» в сорока тысячах копиях-списках. В обществе стали говорить, что «в Петербурге не стало аристократов, только холопы». Идеолог новых русских Николай Чернышевский писал: «Нация рабов, сверху донизу – все рабы! Добро невозможно без оскорбления зла!» За учение философии и контакты с европейскими социалистами за границей столбовой дворянин Михаил Бакунин был вызван в империю на расправу. За отказ вернуться на любимую родину Бакунин заочно был лишен дворянства, чинов, прав состояния и приговорен к вечной сибирской каторге. Он позорил царя на всю Европу: «У нас в России нет ни свободы, ни уважения к человеческому достоинству. У нас царит отвратительный деспотизм, не знающий никаких границ своей разнузданности. У нас нет никаких прав, никакой справедливости, никакой защиты против произвола. У нас нет ничего из того, что составляет достоинство и гордость нации». Один из первых политических эмигрантов Александр Герцен «звал живых» в основанных им газетах «Полярная звезда» и «Колокол» на борьбу с самодержавием: «Я остаюсь в Европе, потому что здесь есть гласность. Так сильно наше дело, что мы, кучка разбросанных повсюду людей со связанными руками, приводим в ужас и отчаяние мириады наших врагов боевым кличем: «Свобода, равенство и братство!» » О ситуации даже высказался мудрый канцлер А. Горчаков: «С большой осторожностью можно предохранить себя от злости людей, но как спастись от их глупости?» Великий поэт Николай Некрасов сквозь издевательства цензуры не сдерживался в выражениях: «Иди в огонь за честь отчизны, за убеждения, за любовь, иди и гибни безупрёчно, умрешь не даром: дело прочно, когда под ним струится кровь». Министр народного просвещения С. Уваров с жаром выполнял приказ императора: «Уровень образования должен соответствовать социальному положению учащихся».

Михаил Бакунин

Моральный крах созданной Николаем I государственной машины произошел во время позорной Крымской войны 1853-1855 годов, в Европе названной Восточной. Экспедиционный корпус войск Англии, Франции и поддержавшей их Сардинии раз за разом бил, бил и бил в Крыму отчаянно и мужественно отбивающиеся русские войска, героически державшие и державшие Севастополь, на века ставший городом русской славы. Вдруг оказалось, что за тридцать лет императорствования Николая I промышленная и техническая отсталость его России стала вопиющей. Общество прекрасно знало и понимало причины поражения империи в Крымской войне – слабость русского парусного военного флота перед паровым европейским, вооружение имперской армии гладкоствольным оружием, пули которого не долетали до войск неприятеля, бившего на безопасном расстоянии русские войска из скорострельных и добротных нарезных штуцеров. Передовые генералы империи давно кричали, что сомкнутым, а не рассыпным строем, батальонами, а не ротами, в конце XIX века воевать нельзя, а убийственные для солдат штыковые атаки с их стрельбой редкими залпами, легко расстреливались противником. Даже придворные дамы говорили о том, что в николаевской армии презирают строить инженерные сооружения, давно спасавшие солдат европейских армий от массовой гибели. Россия всем миром собирала для крымской армии перевязочные материалы, щипала корпию, и отправляла их на полуостров. Общество было окончательно шокировано, когда узнало, что ответственный за раненых генерал украл и продал все бинты и приехал в Петербург с деньгами, не влезавшими в чемоданы и мешки. В 1855 году Россия была почти банкротом. Общество говорило о тотальной неспособности власти править страной, о высших сановниках, почти сплошь представляющих из себя необразованных и непрофессиональных людей, стремящихся только к личному обогащению.

В феврале 1856 года период правления в империи «человека с оловянными глазами», как называли Николая I, ушел в небытие. Этот царь успешно запустил механизм народного движения в империи, быстро становившегося революционным. В обществе появилась страсть к разрушению, к борьбе с существующими порядками. Появились поколения бунтарей, стремительно становившихся революционерами. Их лозунгом стали слова: «Быть свободным и освобождать других – вот обязанность человека!»

Незадолго до смерти Николай I в знак признательности подарил золотые часы с бриллинтами своему художнику Ф. Крюгеру. Передававшие часы придворные, как обычно, выковыряли алмазы и вручили часы художнику без них. Те придворные, которым бриллиантов не хватило, рассказали об очередном европейском позоре царю. Николай I вызвал Крюгера, лично передал ему новые часы и сказал: «Если бы я захотел по закону наказать всех воров империи, Россия превратилась бы в пустынную Сибирь». Николай мог продолжить дело Петра и Екатерины Великих, но не стал этого делать, и не имеет никакого значения, по какой причине это произошло. Царь часто повторял: «Мне не нужны умные, мне нужны верноподданные».

Среди умных подданных появилось много борцов с утвержденным законом рабством. На империю неудержимо накатывались отрицавшие все и вся нигилисты, прекрасно знавшие историю европейского инакомыслия и революционного движения.

Альбигойцы и тайные политические ордена

По всему знаменитому английскому Шервудскому лесу гремела любимая песня народного героя Робин Гуда: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был там дворянин?» С древнейших времен во многих странах существовали тайные политические организации. Возникновение этих обществ всегда вызывалось конкретными причинами. Иногда эти политические ордена называли «выражением совести в истории». Часто они создавались из чувства мщения, но не какой-то личности, а большому учреждению, структуре, из ненависти к несправедливости, злу, рабству. Это объясняло цель существования политических обществ, которые совсем не часто исполняли или добивались того, чего обещали или хотели, например «выход из рабского мрака к свободному свету».

Правители недемократических государств старались подавить или приручить философскую и политическую мысль, поскольку она нарушала их образ жизни. От частых гонений мысль делалась более свободной, а там, где действовала свобода – появлялась демократия. Тайные политические ордена были не только созерцательного, но и активного типа. Некоторые историки называли их «благодетельными клапанами для настоящего и могучими рычагами для будущего, без которых драма истории состояла бы из одного монолога деспотизма». Впрочем, часто ордена заслуживали и не позитивного комментария. Жрецы, маги, брахманы, друиды, ессеи создавали мистические общества. Ариане отрицали церковную иерархию. Манихеи и маздакисты дрались с государством. Монофизиты боролись за свободу против Византийской империи. Монтанисты сражались против несправедливости власти. Хилиасты добивались «тысячелетнего царства блаженства на земле». Большую часть учения павликиан и богомилов восприняли вальденсы, катары и альбигойцы. Идеи «царства мира и свободы на земле» развивали хашимиты. Лолларды и гуситы возглавляли народные восстания против власти. Реформация породила протестантизм, баптистов и пуритан. Деятельность масонов, розенкрейцеров и иллюминатов порождала много вопросов, на которые не было ответов. Учение инакомыслия и революции росло и увеличивалось с каждым европейским веком.

В II веке перс-парфинянин князь Сураик, сын Фатака, имевший почетное имя Мани-Дух или Ум, с разрешения шаха Ирана объявил в Месопотамии и Персии, что создал универсальную религию, освобождающую свет от тьмы. Он разделил своих появившихся многочисленных последователей на избранных и внимающих и вторые должны были содержать первых. Избранные молились и проповедовали манихейство, внимающие им подражали и становились избранными. Учение Мани было направлено против гнета государства и его институтов. Его поддерживало все больше и больше людей во всех слоях общества. Иранский шах попытался захватить Мани, который с трудом бежал из Персии. Тридцать лет Мани и его ученики проповедовали манихейство, предлагавшее светлой душе бороться с демонами греха и порока, в Средней Азии, Индии, Египте, Китае, востоке Римской империи. Его учение пользовалось все большей и большей популярностью и становилось по-настоящему опасным для государей.

Иранский шах пригласил Мани вернуться домой, на родину, и это была ловушка. В 273 году шах принудил его вступить в открытый диспут с великим магом и результат спора шах определил заранее. Несмотря ни на что, Мани не проспорил, и шах приказал решить дело с помощью божьего суда. Само собой, Мани должен был первым наглотаться расправленного свинца, чтобы доказать свою правоту. Мани не стал этого делать и поэтому проиграл диспут. Шах произнес заранее написанный приговор: «Этот человек производит волнения, которые могут привести царство к разрушению. Необходимо разрушить его самого, чтобы предупредить последствия».

Мани просто посадили в тюрьму и не стали убивать сразу, чтобы не вызвать народное восстание. Когда все относительно успокоилось, с него живого содрали кожу. Из нее сделали чучело и повесили его на столичных воротах. Манихейство объявили вреднейшей ересью, но оно просуществовало еще семьсот лет, выступая после казни основателя против социального и имущественного неравенства. Последователь Мани жрец Моздак уже не стал вести религиозно-философские и морально-этические проповеди. В конце V века он атаковал государство.

Маздак объявил, что носители зла на персидской земле – неправедные сановники и вельможи. Крестьянство пошло за своим вождем, которого назвало «апостолом простого народа». Персидский шах поддержал Маздака и назначил его великим магом, но его учения не выполнял. Сановники объединились и свергли шаха, назначив новым персидским правителем его брата. Шах смог бежать за границу, занял там денег, набрал войско и атаковал свою родину, на которой его активно поддержали маздакиты. Шах вернул трон, и Маздак стал захватывать имущество знати и раздавать его народу. От него тут же испуганно отошли многие дворяне, опасавшиеся за свои земли. Окрепший шах помирился с сановниками и решил покончить с Маздаком, тридцать лет таскавшем ему каштаны из огня. Восьмидесятилетний Маздак был приглашен на диспут, который запланировано проиграл, и был объявлен еретиком. Шахские гвардейцы окружили и захватили прикрывавшие народного апостола боевые дружины и тут же всех зарезали во главе с Маздаком. Начавшаяся резня маздакитов не смогла уничтожить его учение, под флагом которого в начале IX века раскатилось громадное восстание Бабека на Кавказе.

В 660 году армянин Константин на основе посланий апостола Павла создал собственное учение, которое стал активно проповедовать. Он укрепился в крепости Кивосса, назвал себя Сильваном и за тридцать лет проповедей собрал вокруг себя множество сторонников. Византийская империя прислала в крепость войска и убила Константина-Сильвана. Его последователи не успокоились и в 695 году были сожжены. Бежать удалось только одному армянину Павлу, по имени которого последователей Константина стали называть павликианами, которые распространились по всей Малой Азии и проповедовали победу небесного бога добра над богом зла, творца видимого мира. Павликиане отвергали все, что можно и нельзя в христианстве, но сами придерживались строгих нравов не очень долго. Вскоре движение павликиан приняло характер народной борьбы против византийской империи. В 835 году в одном из захваченных арабами армянских городов павликиане объявили республику, где все были равны. Они смогли создать собственное государство, побеждая и побеждая посылаемые на них из Византийской империи войска. Павликиан стали воспевать в народных песнях, и Константинополь почти испугался настоящего народного восстания. Империя бросила на республику все силы, убила ее, а оставшиеся в живых павликиане ушли в арабскую Армению, и распространили свое учение в болгарских землях. В Болгарии павликианские идеи развивал священник Иеремия Богомил, в X веке распространивший богомильство и в Сербии, Боснии, Герцеговине, Чехии, Италии и Франции.

Все сочинения богомилов были уничтожены и многое в их учении нельзя определить точно. Они отрицали весь Ветхий и часть Нового Завета, считая, что есть два бога – добрый и злой. У них были две группы адептов – «совершенные» и обычные, рядовые верующие. Совершенные вели суровый образ жизни, давали обеты никогда не лгать и не обманывать, странствовали с проповедями, молились и писали свои сочинения. Среди сотен тысяч богомилов число совершенных никогда не превышало четырех тысяч, проповедовавших от Атлантического океана до Черного моря. Их преследовали и запрещали, объявляли анафемы. Богомилы не признавали злую государственную власть, учили не повиноваться ей, хулили богатых, ненавидели царей и умирали за свои убеждения. Их учение продолжили катары, распространившиеся по всей Южной и Западной Европе.

Катары не принимали иерархию церкви, таинства, службы, культы святых, иконы, кресты, святую воду, индульгенции, церковные налоги и вклады. Катары считали, что существуют бог добрый и бог злой, и делили себя на «совершенных» и верующих.

Совершенные аскеты не клялись и не божились, достигали высшего духовного совершенства, к которому вел тяжелый путь. Странствующие проповедники в черной одежде и с сумкой, в которой лежал перевод библии на народный язык, они шли от города к городу, от селения к селению. Катары вместо крещения водой крестили духом, считали себя новыми апостолами, узнавали друг друга по особым жестам и символическим фразам. Их появление среди людей превращалось в праздник. На трапезе из хлеба, овощей, плодов и рыбы им мог послужить барон, владелец замка и города. Их проповеди слушали с жадностью, их манеры были величественными, их благословения считались милостью неба. «Совершенные» могли молиться везде – в поле, в селении, в замке, в лесу. Катары посылали своих представителей в университеты Европы, богословские школы, чтобы «познакомиться с силами и наукой, враждебные церкви и приобрести против нее оружие». В Южной Франции катары стали известны под именем альбигойцев.

Город Альби входил в состав обширного и богатого Лангедока с главным городом Тулузой и цветущими городами Монпелье, Ним, Каркассон, Безье, Нарбонна. Рим называл эти земли территорией «тулузских еретиков». Движение ктаров-альбигойцев, имевших собственную организацию, поколебало официальную церковь, и папа объявил крестовый поход на города Южной Франции. Двадцать лет продолжались кровавые Альбигойские войны.

Двадцать лет в Лангедоке шла резня. Богатейшие города и селения были уничтожены. В городе могли убить всех жителей поголовно, чтобы случайно не упустить альбигойца. Земля и имущество оставшихся в живых жителей передавались крестоносцам. В войне погибли десятки, а возможно и сотни тысяч людей, многие из которых не были катарами. Альбигойцев массово сжигали на кострах, уцелевшие бежали в другие страны.

Дольчино и Маргарита

В 1300 году во главе движения апостольских братьев, активно проповедовавших в Италии встали сын священника Дольчино и Маргарита из Трэнка. Из Северной Италии их тут же выдавила инквизиция, и они смогли укрепиться в Далмации. По всей Италии они рассылали множество писем, в которых писали, что богатство – зло, а бедность – добро. Они предсказывали тысячелетнее царство всеобщего равенства и ругали нагрешившее духовенство. За Дольчино пошли тысячи и тысячи итальянских крестьян, мужчин и женщин. Дольчино назвал себя пророком, получавшим откровения от бога, а римскую церковь объявил блудницей. В 1304 году Дольчино во главе тысяч своих вооруженных сторонников ворвался в богатейший Пьемонт и начал открытую войну против церкви, государства и общества. Это была первая попытка вооруженного восстания народа в Европе. Восстание за равенство быстро превратилось в крестьянскую войну. Пять тысяч бойцов Дольчино разгромили большое войско, отправленное против них из родного города Дольчино Верчелли и Наварры. Храбрее мужчин сражалось множество женщин во главе с Маргаритой.

Дольчино не смог или не сумел сделать свою войну общеевропейской. Крестьяне не захотели уходить сражаться из своих родных мест. Каждый округ поднимался только за себя, сам заключал отдельный мир, не беспокоясь о соседях. В этом крылась причина поражений всех многочисленных средневековых крестьянских восстаний. Движения оставались местными и были обречены на поражения. Дольчино власти предложили должность главного пьемонтского кондотьера, начальника войск. Он отказался и продолжал грабить монастыри и поместья в пьемонтской долине. Папа объявил крестовый поход против апостольских братьев, и крестоносцы оттеснили Дольчино в горы. Он начал партизанскую войну, и три года Пьемонт разорялся апостоликами и крестоносцами. Крестьяне перестали его поддерживать и начали ненавидеть за те опустошения и разорения, которые принесла с собой многолетняя война. В горах Монте-Дзебелло крестоносцы блокировали Дольчино и две тысячи его апостольских братьев.

Из ближней округи были отселены все жители, вывезены весь скот и продовольствие. Вся Гора Дьявола была окружена окопами и валами в тех местах, где могли прорваться братья Дольчино. Сильными воинскими отрядами охранялись валы, горные проходы и тропинки. Не осталось ни одной лазейки, по которой на Монте-Дзебелло можно было доставить оружие и продовольствие.

Осажденные апостольские братья держались четыре долгих зимних месяца. Холод и голод сокращали защитников, вынужденных есть мясо погибших. Свидетель осады писал, что апостолики походили на полуистлевшие трупы. Когда они уже с трудом держали оружие, крестоносцы пошли на штурм. В марте 1307 года войска атаковали горы, защитники которых уже не могли даже стоять. Оставшиеся в живых братья и сестры не просили пощады. В бойне дольчинистов убивали и сбрасывали в реку, вода которой стала красной. Дольчино и Маргариту пытались взять живьем, даже не ранить, чтобы потом публично казнить, и это сделать удалось. Дольчино и Маргариту долго пытали, пытаясь заставить отречься от своего учения, но они твердо выдерживали все истязания. Очевидец писал, что с них сдирали кожу, раздробляли кости, терзали особыми щипцами, но не смогли вырвать из них ни звука.

2 июня 1307 года в Верчелли Маргариту поставили на высокий помост и привязали к столбу. Связанного по рукам и ногам Дольчино поставили на большую телегу с горном и калеными клещами. Его повезли по городским улицам и палач все время раскаленными железными клещами раздирал его тело. На помосте в это же время пытали привязанную к столбу Маргариту. Один из палачей ударил ее по щеке и толпа не выдержала ужасающего зрелища. Люди бросились на судей и палачей и стража с трудом смогли их отбить. Того, кто ударил Маргариту, свидетели кошмара разорвали на куски. Дольчино быстро домордовали, а Маргариту спалили. Еще двадцать лет пойманных апостольских братьев казнили у границ Франции.

Гуситы, табориты и чешские братья

Человек не должен отягощать свою совесть ложью, не отрицать и не утверждать ничего вопреки правде. В начале XV века Ян Гус из Гусинца, Иероним Пражский, Станислав из Зноймо, Штепан из Палче, Ян из Есенице вызвали в Чехии народное потрясение, через сто лет закончившееся реформацией в Европе. По всей Богемии и Моравии народные проповедники выступали за подчинение церкви и ее богатств светской власти. Ян Гус выступил против продажи индульгенций, был вызван на собор в германском городе Констанце, в жарких спорах обвинен в ереси и 6 июля 1415 года заживо сожжен на костре. Половина участников собора голосовала за жизнь Яна Гуса: «Да живет он. Камень, который мы хотим сейчас бросить вверх, может упасть на наши головы. Кто гасит свет, тот желает тьмы. Кровавых следов осуждения Гуса на смерть с нас не смоет и Рейн. Нет ни одного показания против, которое Гус бы не опровергнул. Вы не имеете права заточать его, а тем более жечь. Да покроетесь вы вечным позором. Целые потоки невинной крови будут пролиты за него, и именно потому, что ложь и неправду вы любите больше, чем правду, справедливость, мир и добродетели. Горе нам и Горе нам всем. Требуем во имя права свободы и жизни Гусу».

Сторонники казни были разъярены: «Гус – заблудившаяся овца. Удавить его. Того, кто ищет на земле ангела, посылайте на небо. Гуса надо ощипать и испечь. Пусть печется. Око за око, зуб за зуб. Если завтра не сожжем Гуса, то послезавтра народ сожжет всех нас». Голоса судей разделились пополам, и казнил Гуса император Сигизмунд, перед этим давший ему охранную грамоту. Гус спросил, как император может так унижать свою корону, и брать на свою голову преступление и вероломство? Сигизмунд совершенно спокойно ответил: «Я обещал тебе, еретик, безопасный проезд, но только сюда. Обратного же пути тебе я не обещал».

Ответ императора Сигизмунда потряс всю Европу.

Первой взорвалась Чехия, у которой была оскорблена национальная честь. Протест императору и собору подписали полтысячи чешских вельмож, сановников, баронов и знатных дворян. В ответ Сигизмунд сжег последователя Гуса Иеронима Пражского и обрушил религиозные репрессии на Чехию и Моравию. Приверженцев учения Яна Гуса стали называть гуситами, и в июле 1419 года они подняли восстание. Власть в Праге перешла в руки гуситов, и народное движение быстро охватило всю Чехию. Неожиданно умер чешский король Вацлав, и высшая чешская знать тут же перешла на сторону Сигизмунда. Начались кровавые гуситские войны, продолжавшиеся почти двадцать лет.

Церковные земли получили многие чешские дворяне и стали гуситами, идеалом которых стала дворянская республика с призрачным королем во главе. В Праге была сконцентрирована гуситская партия умеренных. Многочисленное крестьянско-городское ополчение расположилось у горы Табор. Они хотели свободу без короля и к ним примкнули небогатые дворяне во главе с Яном Жижкой из Троцнова. Он много лет воевал наемником в Англии, сражался против французов, турок, поляков. Ян Жижка создал не имевшую себе равных армию и сделался грозным военным вождем.

Табориты хотели создать «царство божье на земле», царство всеобщего равенства и социальной справедливости, требовали отмены всех повинностей и обязательного труда для всех. Они построили мощную крепость на широком холме Табор, полуострове у реки Лужница, соединенным с берегом узким перешейком. Табориты говорили о разрушении существующего социального порядка, но их рассуждения о будущем государственном устройстве были туманны, реальных планов почти не было. Среди таборитов появилось крыло радикальных уравнителей-пикартов. Свои собрания они называли раем-парадизом, на которые собирались голыми. Пикарты требовали уничтожения семьи и общности женщин. Когда о пикартах узнал Ян Жижка, он зарубил их предводителя Мартина Гуску, пятьдесят уравнителей сжег на костре, остальных приказал зарубить.

Гуситы понимали, что для них не будет ни мира, ни перемирия, а нужна только полная победа. Они еще не знали, что могут только побеждать, а не сокрушать. Сокрушает всегда только тот, у кого мощнее экономика и природные ресурсы. Судьбой таборитов стала вечная война, принесшая им славу и поражение.

В государстве таборитов домашние общины работали на земле и занимались ремеслом, а военные общины воевали. Ян Жижка создал первую регулярную армию в Европе. Он не набирал наемников, а ввел общую военную повинность. Все воины были хорошо обучены, могли по команде быстро передвигаться и разворачиваться, подчинялись единому начальству. Табориты совершали быстрые марши, искусно использовали артиллерию, и именно это готовило их победы. Организация военного дела Яна Жижки стала передовой в Европе, а доблесть таборитов подкреплялась воодушевлением и презрением к смерти. У них никогда не был выбора, кроме победить или умерить. Гуситы сделались самыми грозными воинами в Европе.

Созданная по уставу Яна Жижки армия таборитов разгромила пять крестовых походов против гуситов и совершила серию блестящих военных походов за пределы Чехии. Гетман требовал беспрекословного повиновения и выполнения своих мудрых приказов, не терпел в войске ссор и драк, выгнал из полков лгунов, воров, непослушных, мародеров, пьяниц, распутников и даже сквернословов. Ян Жижка первым стал использовать большую подвижность пехоты по сравнению с рыцарской конницей, одетой в тяжелую броню. Гетман окружал свою пехоту повозками, их которых составлялась крепость-каре. Он первым стал перевозить пушки на повозках. Великий воин Ян Жижка не проиграл ни одного боя. После разгрома войск Сигизмунда весной 1420 года у Витковой горы на всеобщем сейме Богемии и Моравии было избрано Временное правительство из пяти панов, пяти рыцарей, двух таборитов и восьми горожан. Сигизмунд официально лишился чешской короны.

В 1422 году гуситы разбили крестоносцев под Немецким Бродом и у Тахова. Умеренные-чашники заявили, что атаки будут продолжаться вечно и нужно договариваться с императором. Гуситы разделились на чашников и таборитов. В апреле 1423 года у Горжице Ян Жижка разбил бывших соратников-уверенных. Он поставил повозки в два ряда и разместил между ними пехоту, а впереди выставил конницу. Он атаковал врага, прорвался на узком участке фронта, вогнал туда повозки, разрезая неприятельские войска, и разбил их по частям. На плоской чешской земле его повозки носились по ровным полям, выстраивались, рассыпались и вновь соединялись.

В 1424 году Ян Жижка у Скалице и Кутной Горы разнес все антитаборитские силы и рванулся к Праге. Умеренные и радикалы заключили мирный договор и начали готовить совместную атаку на императора Сигизмунда. В ход истории в очередной раз вмешалась судьбы. В октябре 1424 года от чумы умер Ян Жижка. Его сторонники стали называть себя «сиротами», выбрали нового гетмана Прокопа Большого и тут же поругались с умеренными. Сигизмунд тут же понесся с войском в Чехию. В июне 1426 года в Устье-над-Лабой табориты разбили крестоносцев, через год у Тахова разгромили их вновь и Прокоп Большой повел свои войска в атаку на империю Сигизмунда. Табориты решили поднять на освободительную борьбу население европейских государств и верили в свою правоту.

С 1427 года таборитские войска перемещались по Европе, прошли по Чехии, Словакии, Моравии, Венгрии, Силезии, осаждали знаменитую Вену, семьдесят тысяч воинов Прокопа Большого разорили Саксонию и Франконию. В августе 1431 года при Домажлице табориты в очередной раз разбили вторгшихся в Чехию крестоносцев, дошли до Берлина и вышли на берег Балтийского моря. Переговоры таборитов и империи на Базеле не дали результатов. Дворяне и умеренные гуситы давно уже не хотели воевать со всей Европой, которая стала бояться грозного Табора. Император и Ватикан отказались от претензий к чешским дворянам, получивших церковные земли. Им была выплачена большая сумма денег для организации войска против Табора. Это было очень непросто, и ни одна европейская армия не хотела больше воевать с таборитами. В 1434 году ясно обнаружилось, как мало могут решать большие военные победы, если им противостоят большие деньги.

Чешские дворяне обвинили Прокопа Большого в тирании, произволе, неправильном расходовании налогов, рассылали множество писем о скорой гибели Чешского королевства, множество лет раздираемого войнами. Гражданская война раздирала страну, от нее устали крестьяне и горожане, составлявшие основные силы таборитов. Страдали экономика, торговля, ремесла, земледелие. Военная добыча, несмотря на благие пожелания, распределялась несправедливо и неравномерно. Разорялись многие дворяне, горожане, предприниматели, купцы. Все общество устало от войны, хотело мира и антитаборитская коалиция была создана. Пропаганда чашников-умеренных объявила, что единственной помехой к всеобщему миру являются табориты.

В самом Таборе появились богатые и бедные. Как только бедные становились богатыми, их переставала интересовать идеология. На Таборе появились жадность и зависть, стали исчезать братские отношения. За пятнадцать лет количество старых таборитов, романтиков и фанатиков идеи, ужасающе сократилось. Военные победы со всей Европы привлекали в Табор множество авантюристов, которых интересовали не идея, а добыча. Умеренные гуситы тут же назвали Табор «средоточием сброда и подонков всех народов», и у них были основания так говорить. Таборитская армия все больше и больше утрачивала свой прежний характер, теряла воодушевление, культ добровольной дисциплины, надежность и преданность делу. Разорявшиеся дворяне-табориты начали переходить на сторону умеренных чашников.

30 мая 1434 года близ Праги у Липан произошло решительное сражение двадцати пяти тысяч чашников и восемнадцати тысяч таборитов. Умеренные использовали тактику Яна Жижки. Они умышленно начали отступление, поставив в арьергарде сотни боевых подвод с пушками и пищалями, охраняемые лучшими воинами. Как только подводы таборитов их нагнали, в результате отчаянной артиллерийской дуэли чаша весов победы начала резко раскачиваться вверх и вниз. Наконец конница таборитов начала отступать и в ужасающей резне на боевых подводах погибли Прокоп Большой и его штаб. Бойня перешла в беспорядочное отступление таборитов, которых брали в плен или убивали, сожгли их все боевые подводы в броне. Тринадцать тысяч таборитов с военноначальниками погибли, семьсот пленных заперли в сарае и заживо сожгли. До 1437 года в крепости Сионе держались последние табориты в главе с гетманом Яном Рогачем из Дубы, но они уже ничего не решали.

В 1444 году учение таборитов было объявлено заблуждением. Сами табориты активно переходили к чашникам. В 1452 году к Табору подошел отряд гусита-дворянина и будущего чешского короля Иржи Подебрада. Все не отрекшиеся от таборитского учения были загнаны в пожизненное заключение, община ликвидирована, сам Табор из республики стал обычным городом. Некогда гордый Табор, перед которым дрожала половина Европы, пал не в бою, а просто захирел от старческой слабости. Уменьшение населения и истощение страны уменьшило влияние в обществе крестьян и горожан. Магнаты начали активно скупать земли у небогатых дворян, которым не хватало рабочих рук для их обработки. Крупные сеньоры со своими войсками резко увеличили налоги в деревнях и городах и участие крестьян и горожан во всеобщих чешских сеймах уменьшалось с каждым годом. Там, где опытные крестьяне восставали, их тут же подавили и безжалостно выселяли. На освобожденных землях сеньоры тут же создавали большие пастбища и разводили овец, рыли громадные пруды по разведению речной рыбы карпа. Эти производства не требовали большого количества работников. Чехия в течение немногих лет покрылась пастбищами и прудами, среди которых стояли руины дворянских замков, владельцы-гуситы которых теперь служили сеньорам Священной Римской империи. Революционная гуситская война не смогла изменить направление общественного развития, зажатого в жестокие рамки состояния экономики, но она чрезвычайно ускорила темпы развития общества, без гуситов задержанные бы на столетия. Ускорение скорости развития как всегда сопровождалось страданиями всего народа, испытавшего все ужасы многолетней право-неправой войны. Оставшиеся в живых табориты создали общины чешских братьев. Табор пал, но не исчез навсегда в тумане столетий мировой истории.

Шестидесятилетний обедневший рыцарь Петр Хельчицкий стал проповедовать собственное «учение о справедливости», предлагая вернуться к вере первых веков христианства. Он отрицал войну – самое ненавистное из всех зол, а солдат называл разбойниками и убийцами. К помощи силы прибегать нельзя, государственным принуждением или войной добиться общего равенства нельзя. Верующий человек вообще не должен иметь дело с государством, греховным и языческим учреждением. Сословия и звания, чины и титулы созданы государством и могут исчезнуть только с ним. Уничтожить несправедливое государство христианским способом можно только его игнорируя. Бог всем дает право выбора, а всякое принуждение – это зло. Христианин не может господствовать, не может эксплуатировать никого другого. Он не должен служить на государственной службе, не должен контактировать с государством. Настоящий христианин стремится к благу и никогда не будет принуждать к благу других. Всякое разделение на сословие – это нарушение заповеди равенства и братства. Города и вороватые торговцы – зло, как и развращенные дворяне. Ученики Хельчицкого во главе с обедневшим дворянином-портным Ржигором стали создавать колонии чешских братьев, которые не могли служить, торговать, общаться с государством, эксплуатировать кого-бы то ни было, иметь имущество, играть в азартные игры, танцевать. Чешские братья помогали друг другу, жили, работали и терпели, требовали чистоты апостольской жизни, приветствовали безбрачие, сохраняли семь таинств и проповедовали.

Учение Хельчицкого быстро распространилось по Богемии и Моравии, разоренных двадцатилетней войной. С конца XV века братья открывали множество типографий и школ. Все книги издавались без имен авторов, только от имени братства, которое перевело на чешский язык Священное Писание и издало «Кралицкую библию». Чешским братом был выдающийся ученый Амос Каменский.

Общины начали уничтожать, Ржигора с соратниками посадили в тюрьму, братьям запретили проводить собрания. Братья рассеялись по горам, лесам, пещерам. Огонь они могли разжигать в укромных местах по ночам, чтобы их не выдавал дым. Выходя из пещер за едой зимой, они ступали по снегу след в след, последний сосновой ветвью заметал следы.

На своих тайных съездах чешские братья вырабатывали свои доктрины. Тяжелейшую жизнь могли выдержать не все, и в 1491 году было принято решение, по которому дворяне, рыцари и сеньоры могли вступать в общины без отказа от имущества и титулов. Был отменен запрет на занятие государственных должностей, запрет на торговлю. Среди чешских братьев произошел раскол и в 1527 самые строгие были сожжены в Праге. В общины умеренных стали вступать богатые, знатные и властные люди, использовавшие братство для своих целей. В XVI веке главенствующее положение в общинах вместо крестьян и ремесленников заняли дворяне, рыцари, бароны. В 1609 году чешские братья были официально признаны королем Рудольфом II. Места богемско-моравских романтиков и фанатиков, отказывавшихся от государства, роскоши, денег, богатства, брака, войны, торговли, проповедовавших апостольскую чистоту, заняли состоятельные финансисты, искусные коммерсанты, торговцы, промышленники, генералы, государственные деятели.

Общины чешских братьев процветали до 1620 года, когда в битве на Белой Горе войско чешского дворянства было разгромлено империей, и на Чехию опустилась тяжелая рука Габсбургов, тут же начавших конфискации имущества и недвижимости побежденных. Разгром богемского и моравского дворянства не обошел и чешских братьев, исчезнувших со страниц истории.

Пуритане

С древнейших времен на зеленых английских лугах паслись сотни тысяч овец. Скотоводство приносило баронам и лендлордам половину их доходов. Сырая шерсть отправлялась на переработку в Голландию, и вся Англия была заинтересована в этой торговле. Половину доходов английских королей составляли пошлины от вывоза шерсти в Нидерланды.

Процветанию покупавших и перерабатывающих английскую шерсть голландских городов мешала Франция. Ситуация обострилась в XVI веке, когда прекратились крестовые походы. Выросшие дворянско-рыцарские потребности французских нотаблей крестьянство уже не удовлетворяло, и часть французских рыцарей решили грабить голландские города. Между горожанами Голландии и дворянами Франции разгорелась ожесточенная война, и голландцы попросили помощи у англичан. Предлог для начала военных действий нашелся быстро, и в 1339 году между Англией и Францией вспыхнула Столетняя война. Римские папы находились в Авиньонском плену и французские первосвященники были совершенно не нужны Англии, начавшей создавать свою независимую церковь.

Грабившие голландцев французы предложили шотландцам ограбить англичан. В ответ великолепное английское войско высадилось на французском берегу, где его ждали намного более многочисленные французские рыцарские полки, уверенные в победе. Вдруг все мгновенно изменилось.

Не было никакой рукопашной, где два французских рыцаря должны были атаковать одного английского. Фантастические английские лучники с двухсот метров пробивали французов насквозь чуть ли не с лошадьми. В течение трех часов лучшее дворянское рыцарство Франции превратилось в прах. После ужасающей битвы при Креси север Франции был ограблен так, что добытые богатства совершенно изменили жизнь и привычки английского дворянства. Награбленное было вложено в нарождавшуюся английскую промышленность.

Авиньонский папа поддержал французов, и это объединило англичан. В Англии стали находить приют выдавленные из Европы многочисленные религиозно-философские общины, школы, секты, ордена, еретики. В первой половине XIV века из Голландии в Англию перебрались «бормочущие молитвы» – лолларды. Их общины появились во всех английских графствах.

Европа бурлила, и английские купцы предложили голландским шерстепереработчикам переехать на Остров. Королевский указ тут же дал большие льготы голландским ткачам, валяльщикам и красильщикам, переезжавших в Англию. Центром шерстяной промышленности стал Норфолк, где было большинство лоллардских общин. Они требовали отмены барщины, десятины, чрезмерных налогов, обличали феодальных сеньоров. Проповедники говорили: «Бог создал все людей равными, и поэтому необходимо уровнять сословия, добиваться свободы, равенства и братства». Лолларды к восстанию не призывали, но повсеместно будоражили народ.

Английское рыцарство помогло французским дворянам, несмотря на войну, победить кровавое народное восстание – Жакерию. Бароны думали, что легко будут держать в узде своих крестьян. Все опять вышло по-другому.

В 1380 году в Англии был утроен военный налог, и в июне следующего года разразилось народное восстание во главе с кровельщиком Уотом Тайлером, несколько лет воевавшим во Франции. Восставшие в первую очередь освободили из мейдстонской тюрьмы выдающегося проповедника лоллардов Джона Бола, и крестьянская война охватила английские графства. Восставшие потребовали встречи с королем, но им ответили, что король не будет разговаривать с босоногими разбойниками. Десятки тысяч босоногих от бедности крестьян в ярости атаковали Лондон, ворота которого изнутри без боя отворили поддержавшие их горожане. Грабежи были запрещены, мародеров тут же убивали, но дворцы знати были сожжены, как и королевское делопроизводство. По всей Англии убивали юристов-крючкотворов. Крестьяне ворвались в Тауэр, и которого с трудом выбрался король, и порубили всех его советников. Король предложил восставшим переговоры.

Уот Тайлер заявлял, что крестьяне требуют свободы, и король должен подписать об этом хартию. У восставших заканчивалось продовольствие и половина их разошлась по домам. Король предложил Тайлеру встретиться для уточнения проблем, крестьянский вождь согласился, и во время разговора с королем его просто зарубили, нарушив, само собой, королевское охранное слово. Восставшим, конечно, заявили, что Уот Тайлер хотел зарезать короля, и тот вынужден был защищаться. Растерявшихся крестьян тут же отрезали от Лондона. В ответ на королевское вероломство сразу же взорвались Норфолк, Эссекс и Кент. Король был вынужден послать хартии о крестьянской воле в бушующие графства: «Мы, Ричард, божьей милостью король Англии и Франции и сеньор Ирландии, отпускаем на волю всех наших верноподданных и освобождаем от всякого рабства каждого из них».

Получив грамоты, крестьяне простодушно разошлись по домам. Само собой, король быстро собрал сорокатысячное войско и начал уничтожать бывших восставших. По всей Англии начали говорить об очередном нарушении королевского слова. Это стало серьезной проблемой – в ХIV веке честность и верность слову часто считались признаком слабости, неприличной сильному государю. Среди громадного войска король заявил своему народу: «Вы были и остаетесь холопами, но теперь останетесь в более тяжком крепостном состоянии. Ваше рабство послужит предостережением для грядущих поколений».

По всей Англии добивали восставших и в стране начались массовые казни. Лоллардов объявили государственными преступниками, подлежавшими сожжению. Джон Болл и еще сотни восставших вожаков были казнены. Многие лолларды покинули Англию, но учение их было известно до ХVI века. На королевском совете было признано, что восстание произошло из-за того, что многие сеньоры вели себя с подданными как тираны. Впрочем, тут же было заявлено, что народ, живший в мире, злоупотреблял его благами, пьянствовал и обсуждал своих господ, замышлял обманы и подлоги, за что и наказан.

В начале ХVI века в реформацию идеи протестантизма быстро распространились по всей Англии, подготовленной к этому лоллардами. При короле Генрихе VIII высшая светская власть слилась в лице самодержавного монарха. Учение и обряды англиканская церковь разработала во время правления королевы Елизаветы. Народ в этом не принимал никакого участия, и в английской церкви появилась оппозиция.

Пуритане, «чистые», возникли в конце ХVI века как форма протеста против подчинения церкви короне. Особенно многочисленны пуритане были на севере и востоке Англии, где сильны были традиции лоллардов. Пуританизм охватил все протестантские общины, несогласные с королевской церковью. Пуритане требовали отмены всего, напоминавшего католичество – украшения церквей, проверки всех религиозных книг, облачения священников.

Сначала пуритане не были революционны. Они верили в священный характер власти и божественные права короля, они проповедовали идеи социального равенства и общего братства во Христе. Елизавета начала борьбу с пуританами, и их количество тут же возросло за счет богатых торговцев, провинциальных дворян, преподавателей и студентов университетов. Пуритан отличали набожность и ученость. Они имели большое влияние на английскую культуру и национальный характер. Вся страна знала, что пуританин – это строгий, важный, не болтливый, не легкомысленный, воздержанный во всем, ненавидевший роскошь и лень, прямолинейный, нетерпимый, жестокий и стремящийся к полному самообладанию человек. Единственным законом Божьим пуритане признавали Библию. Они требовали замены епископов пресвитерами, замены мессы проповедью, упрощения или уничтожения церковных обрядов, создания простой и «удобной» церкви. Пуритане создали свою этику расчетливости, бережливости, трудолюбия, поклонения богатству и презрения к бедным. Их отличали бесстрашие, упорство в достижении цели, религиозный фанатизм, уверенность в своей избранности и непогрешимости.

С 1603 года английским королем стал Иаков II, начавший выгонять их из страны. Пуританами стали называть всех противников королевского режима, религиозные общины стали объединяться с оппозиционными политическими партиями. К середине XVII века пуритане разделились на пресвитериан и индепендентов. Independents – «независимые» считали, что общинами верующих должна управлять воля самих верующих, воля большинства. Духовенство должно жить своим трудом и добровольными приношениями верующих. Церковь должна уйти из школ. В Англии ХVII века отделение от государственной церкви считалось преступлением против власти. Несколько «независимых» были казнены, многие эмигрировали в Голландию. Сотрудничавших с властью пресвитериан индепенденты называли лицемерами, отбрасывающими комара, но пропускающими верблюда.

Индепендентами становились лучшие представители всех слоев английского общества, честные и энергичные люди, глубоко верующие и неспособные идти на сделку с совестью. Эти люди быстро стали силой, с которой приходилось считаться.

В период Английской революции индепенденты, левое крыло пуритан, стали политической партией радикальной буржуазии и нового дворянства во главе с руководителем восставшего народа Оливером Кромвелем, поднявшимся против короля Карла I.

В 1640 году на выборах в Долгий парламент победили пресвитериане, но реформированная Кромвелем армия стала индепендентской. Она громила кавалеров Карла I и стала требовать радикальных реформ для обычных людей. В 1648 году пресвитериане попытались распустить армию Кромвеля, который тут же с солдатами ворвался в Лондон, распустил Долгий парламент и взял власть. Среди индепендентов восстали левеллеры Д. Лильберна, но были разбиты. Король попытался вернуть власть, но индепенденты объединились и разбили войско короля, который в 1649 году был казнен, а палата лордов распущена. Индепенденты во главе с Оливером Кромвелем правили Англией до 1660 года.

Реставрация королевской династии Стюартов закончила политическую власть пуритан. После смерти Кромвеля партия индепендентов быстро прекратила свое существование, а ее члены подверглись преследованиям. После революции 1688 года и прихода к власти Вильгельма IV Оранского пуритане опять получили возможность спокойного существования. Они чрезвычайно много сделали для распространения образования и культуры среди английского народа.

Огромную роль пуритане сыграли в Северной Америке. В 1620 году из голландской гавани отплыл в будущие Соединенные Штаты Америки первый корабль с английскими пуританами, и его название «Майский цветок» навсегда вошло в историю США. Оплотом «чистых» стал Массачусетс, превращенный ими в образцовую общину.

Масоны, розенкрейцеры и иллюминаты

Летом 1717 года в лондонской таверне «Корона» очень тихо разговаривали несколько купцов, цеховых ремесленников, докторов, пасторов, фабрикантов, литераторов, журналистов. Третье сословие, позднее названное буржуазией, было достаточно представительным, но политического влияния почти не имело. Парламент в Англии работал около полугода и еще не оказывал такого влияния на судьбы страны, как в XIX веке. Буржуа была нужна своя организация, которая представляла бы их интересы, помогала бы занимать ведущие должности в правительстве, осуществлять их идеи по более эффективному управлению страной. Именно в Англии в начале VXIII века возникло религиозно-философское движение, в кратчайшее время распространившееся по всему миру. Жарким летним днем 1717 года в лондонской таверне «Корона» сидели масоны, вольные каменщики, free masony в Англии, franc masony во Франции, friemaurerei в Германии, liberorum muraturum в Италии. Только поздней ночью обсуждение устава закончилось.

Новый орден должен был иметь множество мистических и таинственных обрядов. Его официальная цель – мирное объединение человечества в религиозном братском союзе, на принципах взаимопомощи, братства, любви и равенства. Подобные цели тысячелетия декларировали все государства, имея, правда, свои критерии для слова «равенство» Масонство с самого начала противопоставило себя государству и церкви и тут же подверглось гонениям. Масоны создавали тайную политическую организацию с мистическим уклоном, что очень приветствовалось в XVIII веке, когда вполне мирно сосуществовали астрономия и астрология, химия и алхимия, физика и магия. Человечество всегда любило все таинственное и мистическое, загадочное, поэтому от рыцарских и мистических обрядов, от средневековых братств строителей и каменщиков первые масоны взяли название, структуру, организацию, традиции, символику.

Древние строители берегли свои секреты от чужих глаз, не записывали правила своего мастерства, которые могли выкрасть. Они проводили собрания, на которые мог проникнуть посторонний, и каменщики выработали свой особый, символический язык, чтобы отличать чужих и разговаривать, условные слова-пароли, особые способы подавать руку, складывать пальцы. Масоны, как «строители общественного храма», приняли эти приемы древних каменщиков, добавив к ним множество своих мистических элементов, используя в своих обрядах молотки, мастерки, циркули, угольники, фартуки, рукавицы и шляпы каменщиков.

Масонские собрания-ложи стали называться по названиям тех таверн, где они собирались – «Корона», «Яблоня», «Виноградная кисть», «Гусь и противень». Все вместе они создали Великую ложу, в которую вошли все английские масонские руководители во главе с Великим магистром. Заседания проходили раз в три месяца и завершались ежегодным собранием с торжественной общей трапезой. Великая ложа разработала свои законы, символы, иерархию, и устав масонства, начала создавать легендарную историю нового общества. Масонство стало позиционировать себя как философско-научное и благотворительное общество. Основным масонским документом стала «Книга уставов», написанная пастором и доктором богословия Андерсеном. Во всех ложах запрещались любые политические, религиозные и национальные споры. Вместо слова «ложа» использовались термины «совет», «ареопаг», «капитул».

Масонская иерархия состояла из учеников, подмастерьев, мастеров, надзирателей, во главе с великим мастером. Были и другие особые звания. Выборы в ложах происходили ежегодно. Для принятия в ложу требовалось согласие всех его членов. Женщины в ложи не принимались. В масонские ложи вступали купцы, владельцы мануфактур, ремесленники, интеллигенты, люди любого вероисповедания, не младше двадцати пяти лет, хорошо образованные и с прекрасной репутацией. От вступающих требовались способность к самоотречению, любовь к человечеству, готовность самоотверженно служить возвышенным целям, истинная нравственность и желание подчиняться авторитетам. В масоны вступали и выходили из общества добровольно.

К середине XVIII века масонские ложи были созданы по всей Англии, Шотландии, Ирландии, Испании, Филадельфии, Франции, Голландии, Польше, Португалии, Гамбурге, Швеции, России. Большинство созданных лож получали патенты от Великой ложи Англии и подчинялись «Книге уставов». Ложи нуждались в покровительстве и во главе ставили лордов, графов, герцогов, членов правящих династий. Трехступенчатая иерархия «ученик-подмастерье-мастер» была заменена сложной иерархией с девятью, тридцати тремя, девяносто девятью степенями.

Масонство постепенно изменялось, принимая разные формы, которые стали называть системами, давая им названия по имени страны пребывания – английская, шотландская, французская, шведская, или по имени создателя – системы Сен-Мартена, Мелиссоно, Фесселера. Разновидностями масонства стали системы розенкрейцеров – роза и крест, как символы природы и духа, и система иллюминатов, «просветленных». У масонства не было единого центра, каждая ложа имела свои особенности.

Ложей называли связанных между собой масонов, периодически собиравшихся вместе. Для создания новой ложи, по местонахождению называвшихся, например, Востоком, было нужно разрешение одной из великих лож и семи-девяти масонов, пять из которых должны были иметь степень мастера. Каждая ложа имела недоступное для непосвященных тайное помещение без окон, зал для собраний, кабинеты для бесед, библиотеку и архив. Ложи заключали друг с другом союзы.

Большое значение в масонстве имели способы узнавать друг друга, символы и обряды. Масоны воплотили свои идеи в символическую форму: «символ дает свободу и простор мысли, а догмат скрывает и подчиняет». Тремя главными символами масонства стали инструменты каменщиков и каменотесов. Молоток стал символом власти и силы человеческого духа. Угломер служил символом справедливости, нравственности. Циркуль явился символом круга, создающим человеческое общество и само масонство. Идеи создания прекрасного, правды, добра, красоты, достигались убеждением. Тремя столбами, на которых держалось здание масонства, стали мудрость, добро и красота – «мудрость руководит нашими постройками, добро их основывает, а красота их украшает».

Масоны использовали знаки для зрения, видения, слова для слуха, прикосновения для осязания, придумали мировой масонский язык, шифр, непонятный для непосвященных. Общества вольных каменщиков были тайными обществами, державшими свои обряды под покровом тайны, с тремя замками. Их вообще старались не доверять бумаге, перу, кисти, резцу. Знаков было множество и почти все очень сложные. Знак восторга, например, выглядел так: возвести глаза к небу, подняв обе руки над головой, левую руку чуть ниже, приподняться на пятке левой ноги таким образом, чтобы левое колено образовало угол с правым. Знак удивления и ужаса делался таким образом: провернув голову влево, смотря в землю, поднять обе сложенные вместе руки, отклонив их немного влево. Прикосновение, означавшее силу, делалось так: взаимно и постепенно дотронуться до первого, второго и третьего сустава среднего пальца, говоря буквы; b-o-h-a-z, означавшие призыв к мести: «Господь, взываю к Тебе об отмщении врагам».

Символами масонства стали семь наук и искусств. Грамматика учила выражать свои идеи благородным языком. Риторика помогала скрывать свои мысли. Логика организовывала умственную деятельность. Арифметика давала возможность изучения вселенной, пропорций и величин. Геометрия изучала гармонию и философию. Музыка говорила, что вселенная основана на небесной гармонии. Астрономия изучала пространство и время, их взаимоотношение с человечеством, говорила о некой Неизвестной Силе. Тот, кто владеет всеми этими знаниями, легко решает все свои проблемы.

Считалось, что в середине XVIII века в трех тысячах масонских лож во многих странах было более трехсот тысяч членов. Масонство стало преобладающей силой в философском движении, которое к тому времени охватило весь цивилизованный мир. Масонами были многие выдающиеся люди XVIII века – Гёте, Фихте, Лессинг, Вольтер, Дидро, Моцарт, Гайдн, Вашингтон, Франклин. Своими таинственными обрядами и странными ритуалами масоны возбудили подозрение властей. Масонство осудили римские папы, возможно, видя в них конкурентов, церковно нетерпимых. Власти решили, что вольные каменщики вселяют в людей дух беспокойства и нарушают политическую стабильность. Государства стали запрещать ложи. Амбиции заполонивших большинство лож предпринимателей, купцов и промышленников, хотевших не только денег, но и продвижения по социальной лестнице, изменили характер масонства, которое, поначалу исповедовавшее принцип непротивления злу, разделилось.

В системах-ложах строгого наблюдения решили придать им характер боевого ордена, позволявшего борьбу со злой силой. Масонство отказалось от своего политического безразличия, и так относительно соблюдавшегося. Ложи стали вести разноплановую деятельность и в своем большинстве стали политическими организациями, мораль и нравственность использовавшими для привлечения все новых и новых членов. Цели и задачи в политике решались высшими руководителями, не спешившими рассказывать о них всем масонам. Ложи боролись за политическое влияние в государствах. Члены масонских орденов при поддержке друг друга делали карьеру, получали выгодные контракты, заказы, лоббировали льготы для купцов и предпринимателей, зарабатывали деньги, получали имения и поместья. Одновременно масоны много занимались просветительством и благотворительностью, используя это для достижения своих целей. Масонские уставы становились более конкретными и прагматичными.

В XIX столетии масоны просто являлись выражением особенностей государственного строя и общественного положения в разных странах. Они просто раздражали власть, но не более того, поскольку не покушались на ее основы. Члены лож с помощью своих связей решали частные проблемы, добивались успеха или продвижения по службе, зарабатывали деньги, конвертировали свое влияние в реальные дела. С помощью лож вельможи и сановники пытались формализовать общественное мнение, запускали слухи и дезинформации, использовали масонов в своих целях, сами были масонами. Человечество, всегда любившее тайны и мистику, с помощью масонства удовлетворяло свои потребности в мистике, адреналине, оккультизме и шарлатанстве. Многие масоны занимали высокие государственные и общественные посты и благополучно входили во властные структуры. Большинство масонов стремились реализовать один из самых привлекательных принципов человеческого бытия – чтобы им могли приказывать как можно меньше людей, а они могли приказывать и властвовать над многими. О масонстве за четверть тысячелетия написаны десятки тысяч книг, полных искажений, домыслов, ложных утверждений и всего такого, что нравилось читателям и увеличивало тиражи. Серьезные масоны книг не писали. Многие политики и общественные деятели часто употребляют фразу – «нет ничего тайного, что не стало бы явным», пропуская слова «когда-нибудь». Мы никогда не узнаем, насколько раскрытые масонские тайны были тайнами, изменившими историю человечества.

В конце XIV века дворянин – немец Христиан Креста и Роз совершил длительное путешествие по Востоку, несколько лет провел в Аравии, Дамаске, Иерусалиме. Розенкрейцеру местные философы подарили несколько редчайших древних трактатов, полных арабской мудрости. Вернувшись в Германию, Христиан Розенкрейц вместе с тремя монахами-единомышленниками создал тайный орден, с помощью которого хотел провести задуманную им мировую реформу. Семь членов составили Братство розенкрейцеров, поставившее своей целью возрождение человека, уже падшего в результате первородного греха. Для этого нужно «воссоединить различные элементы реального бытия, рассеянные в природе и космосе».

Движущей силой этого вселенского возрождения должна была стать материальная алхимия, превратившаяся в алхимию духовную. На Востоке египетские мудрецы открыли Розенкрейцеру тайны философского камня и эликсира жизни, продлевавшего ее навсегда. Немецкий дворянин выбрал для своего ордена два главных символа: роза-вечность, и крест – страдание. О великой вечной тайне братства Креста и Розы стали ходить легенды. Все знали, что из своего пятилетнего путешествия на Востоке Христиан Розенкрейц привез четыре дара – умение превращать металлы, возможность продолжать жизнь по желанию, умение знать и видеть происходящее в далеком далеке, знание алхимии для открытия тайн бытия и сути вещей. Братство Христиана Розенкрейцера стало таинственной школой множества тайных орденов, где они совершенствовали свой разум и дух, посвящались в тайны Жизни и Смерти. Множество учеников Розы и Креста рассеялись по всему свету, ежегодно отчитывались в Братстве и обсуждали очередные задачи.

Христиан Розенкрейц умер в сто шесть лет от роду, потому что ему надоела жизнь. Братство еще сто двадцать лет продолжало свою деятельность. Постепенно редчайшие восточные трактаты и сочинения самого Розы и Креста поглотила тьма времени. Через много лет один из адептов случайно нашел потерянную могилу Христиана Розенкрейца, в которой нашел рукопись, написанную золотыми буквами. Братство розенкрейцеров возродилось, как истинные христиане, без алхимиков, прорицателей, шарлатанов, изготовителей золота и обманщиков.

Эту мистическую историю средневековому обществу в начале XVII века рассказали три анонимных трактата, подробно повествовавшие об Обществе Розы и Креста, реформатора мира и человека. Тайное эзотерическое общество объявило об открытом периоде своей деятельности. Однако было заявлено, что вступить в него почти невозможно. В трактатах говорилось, что найдены рукописи о конце света. Главной задачей Братства объявлялось уменьшение земных бедствий с помощью обучения человечества истиной философии, известной еще Адаму, Моисею и Соломону. Были опубликованы задачи общества – дать всем желающим обладание высшим знанием и рецепты нравственной и чистой жизни, предохраняющей от болезней и недугов. То, что за многие века стало известно розенкрейцерам, теперь могло или должно стать доступным для всего человечества.

Члены ордена розенкрейцеров почти могли повелевать духами, притягивать драгоценные камни и жемчуг, делаться невидимыми, не чувствовали голода и жажды, не боялись болезней и старости. Их целью было развивать науку и технику, медицину и образование. С помощью тайных знаний Розы и Креста необходимо добыть сокровища, с помощью которых короли проведут необходимые обществу реформы.

Все три трактата о розенкрейцерах написал Иоанн Валентин Андеэ. Выпускник Тюбинингенского университета в начале ХVII века много путешествовал по Франции, Швейцарии и Италии, служил диаконом в Вайнингене, священником в Кальве, придворным проповедником в Штутгарте, аббатом и суперинтендантом в Бебенгаузене и Адельберге. Герб Братства розенкрейцеров на печати Андреэ изображал Андреевский крест с четырьмя розами – символами тайны. Андреэ попытался всеми способами пропагандировать свое общество розенкрейцеров, но в условиях шедшей в Европе Тридцатилетней войны чуждое мистицизму братство совершенно не имело успеха. В середине XVII века Андреэ признал, что его три трактата 1613-1616 годов были мистификациями, памфлетами, пародирующими человеческую страсть к чудесному и мистическому. Было поздно, потому что Братство розенкрейцеров понравилось всем и никому не хотелось подвергать его существование сомнению. Идею подхватили во многих странах, где действовали братства, объявлявшие себя самыми истинными розенкрейцерами из розенкрейцеров. Множество мистиков и алхимиков издавали множество эзотерических трактатов, всегда находивших покупателя. Ложные общества розенкрейцеров по всей Европе принимали всех желающих в свои ряды, не забывая брать значительный вступительный взнос. Издатели и авторы эзотерических трактатов также были очень довольны. Тысячи людей стали называть себя розенкрейцерами, собирались на совет, проводили съезды, читали платные лекции, в которых почему-то так и не открывали сокровенные тайны. Больше всего денег заработали наиболее наглые группы, лучше всего владевшие приемами шарлатанства.

Подлинная история братства розенкрейцеров стала легендарной и многослойной, и споры о Розе и Кресте не утихают почти четыреста лет. Многие авторы пылко утверждают, что братство розенкрейцеров сумело, несмотря ни на что, сохранить полную секретность. Достоверная информация о философских взглядах, тайнах жизни и политических целях Братства Розы и Креста до сих пор считается недоступной.

Многие выдающиеся ученые и мыслители ХVII и XVIII веков пытались найти истинное братство розенкрейцеров, но безуспешно. Истинные розенкрейцеры отвечали им, что они напрасно тратят на это свои силы и могут безуспешно потратить на это хоть целую жизнь. Они назвали своими главными задачами приход к государственной власти выдающихся философов, изменение науки и религии на основе философии, совершенствование человека и общества с помощью тайных знаний. Тайными розенкрейцерами называли Агриппу Неттигейнского, Парацельса и Нострадамуса.

В середине XVIII века общества розенкрейцеров перемешались с масонскими ложами, занимались нравственным усовершенствованием, черной магией, алхимией, искали эликсир жизни и философский камень. Роза и Крест оказали большое влияние на масонство, ставшее заниматься эзотерическими проблемами.

Весь XIX век розенкрейцеры занимались просвещением, боролись против упадка нравственности в обществе. Философы Братства занимались разработкой идеалов, к которым должен стремиться человек. Поэтический блеск всегда окружал Розу и Крест, а магическое и таинственное придавало очарование их деятельности. Розенкрейцерам посвящено много романов и поэм, содержащих море вымыслов, однако их настоящая философская система так и осталась совершенно недоступной для всех.

Создатель общества «просвещенных» – иллюминатов немец Адам Вейсгаупт в середине XVIII века окончил Ингольштадский университет и стал профессором церковного права. Через пять лет профессорской деятельности он объявил о создании концепции философско-политического ордена, которая была взята, заимствована у иезуитов и масонов. Для того, чтобы получить известность, немногочисленные иллюминаты вступили в Мюнхенскую масонскую ложу.

Главной целью ордена иллюминатов Вейсгаупт объявил «уменьшение зла в обществе, происходящего от политического и духовного притеснения и недостатка образования в обществе». Орден, как обычно, делился на учеников, подмастерьев и мастеров. Все иллюминаты выбирали революционные псевдонимы – Спартак, Катон, Марий. Об этом донесли властям, и баварский курфюрст на всякий случай испугался. Адам Вейсгаупт сгоряча в Уставе общества заявил, что правители и государства должны исчезнуть с лица земли, а люди будут жить по законам Природы. Плодом труда многих тайных общества станет революция, и именно это – великая тайна ордена иллюминатов!

В Баварии при обысках у иллюминатов нашли рецепты симпатических чернил, копии оттисков многих печатей и даже сундуки, взрывавшиеся от чужого внимания, инструкцию, как писать левой рукой. Баварские власти выслали несколько иллюминатов и предупредили Европу, что они очень опасны. Орден не испугался, но все изменила Великая французская революция, начавшаяся в 1789 году. В Европе стали утверждать, что к революции указали дорогу великие Вольтер и Руссо, а ее механизм разработал великий Адам Вейсгаупт, чьи слова тихо шелестели через европейские границы: «Великая сила нашего Ордена иллюминатов заключается в умении его членов таиться. Пусть иллюминат не действует нигде и никогда под своим собственным именем, а всегда прикрывается другим названием и другим ремеслом».

Карбонарии

Тысячу лет назад в Швейцарии отшельник Теобальд создал братство угольщиков, добывавших и сжигавших древесный уголь в копях. Святой Теобальд стал покровителем всех угольных братств в Европе. В начале XIX столетия итальянское слово carbonari – угольщик – прогремело на континенте. Члены тайного общества в Италии, называвшие себя карбонариями, стали героями в глазах подданных почти всех европейских государей, всерьез обеспокоившихся за свои короны, проверяя, хорошо ли они держатся на их головах.

В XVIII веке итальянские земли находились под властью австрийских Габсбургов и испанских Бурбонов, разделенные на Сицилию, Сардинию, Миланское герцогств, Неаполитанское королевство, Пьемонтское герцогство, республики Венецию, Геную, Лукку, Тосканское герцогство, Мантую, Парму, Модену. Особняком стояла Папская область. В период наполеоновских войн французы под революционными лозунгами изгнали из Италии австрийские власти и на итальянских землях провозгласили несколько республик. После 1815 года австрийцы вернулись назад, но в Италии началось Рисорджименто – движение и эпоха борьбы за политическое единство против иноземного господства. Революционные вспышки переросли в общенародное движение, в 1870 году завершившееся победой. Первыми в атаку за Италию пошли карбонарии.

Тайные общества карбонариев быстро распространились по Южной Италии, дойдя до самых небольших деревень Калабрии. В революционные угольщики вступали молодые дворяне, офицеры, городские купцы, духовенство, крестьяне и горожане. Они хотели восстановить Италию с помощью политических реформ. Политическая революция не должна была стать социальной, затронувшей земли дворянства и новой буржуазии. Революция не должна была стать массовым народным движением, а осуществиться путем заговора и переворота.

Сразу же после создания братства карбонарии были окутаны легендами. С древности угольщики называли себя «добрыми родственниками», объединявшимися для защиты от разбойников, грабителей, алчных баронов. Они использовали множество мистических обрядов, так популярных в средневековой Европе. Издавна в лесах от преследований властей скрывались участники крестьянских восстаний и аристократических заговоров. Отводя от себя подозрения в антиправительственной деятельности, заговорщики занимались рубкой леса и обжиганием угля. Угольщики носили свой товар на продажу в деревни и города, где легко встречались с товарищами и продолжали подготовку восстания. Будущие карбонарии строили в лесу длинные шалаши из деревьев, разработали целую систему знаков, символов, прикосновений и паролей. Главным символом стал огонь, источник света и тепла, очищающий воздух. Ритуал выжигания древесного угля у карбонариев символизировал духовное очищение человека.

В качестве образца для своего ордена карбонарии выбрали масонские общества, имевшие сложную структуру, обряды и символику. Во всей Европе считалось, что именно масоны играли ведущую роль в подготовке Великой французской революции конца XVIII века. Карбонарии сами были членами различных масонских лож, видя в них братский дух, объединявших в одно целое инакомыслящих из всех сословий, людей разных профессий, разного социального положения, разного достатка. Сложные ритуалы отвлекали на несколько часов от обыденной, рутинной жизни. Они устраняли пустые разговоры, давали возможность сосредоточится и создать особое настроение. После совершения ритуалов обсуждение политических проблем проходило на совершенно другом, конструктивном уровне, не давая отклониться мыслям в сторону. Постоянно проторяемые ритуальные формулы закрепляли в сознании членов общества руководящие принципы, идеи и лозунги тайного общества.

Задачей карбонариев было совершение государственного переворота с помощью заговора в условиях иностранной оккупации. Карбонарии имели не только устав, но также программу и тактику, и стали прообразом политических партий. Все их тайное общество было задумано с боевой целью. В обществе уменьшилась инициатива и усиливалась готовность повиноваться. Удар кинжалом превращался в готовность к битве и жертвенности. Без изменений у масонов карбонарии взяли только их доведенную до виртуозности и восхищения конспиративность. Девиз карбонариев «Очищение леса от волков» называл лесом Италию, а хищными зверями – иностранных захватчиков. Он в несколько лет распространился по полуострову и правители многочисленных государственных образований вздрагивали, когда видели изображение дерева корнями вверх – символ свержения королей.

Орден карбонариев имел шесть степеней учеников, мастеров, великих мастеров – избранников. Каждая степень имела свой катехизис, обряды, доктрины, принципы, субординацию. Все карбонарии использовали множество условных знаков, символов, паролей, всегда носили кинжалы. Церемония посвящения в общество была торжественной, мрачной и сложной.

Все движение карбонариев было разделено на ячейки – секции, называемые вентами. Vendita– так называлась средневековая лавка, торговавшая углем. Дочерние венты на определенной территории подчинялись материнским вентам, которыми руководили высокие венты, находившиеся в больших итальянских городах. Вся Италия сама собой разделилась на карбонарские провинции, центрами которых стали Неаполь, Венеция, Рим, Милан, Флоренция и Турин. Единого центра карбонарии не имели, общались между собой с помощью трибуналов-посредников, решавших споры и согласовывавших общие планы действий.

Сохранение тайны было главным условием приема. Шифры, условные знаки, пароли в обществе менялись, способы связи были детально разработаны. Руководители венты избирались большинством голосов «добрых родственников». Карбонарии должны были жертвовать собственностью и жизнью. Каждый член общества имел рукописный диплом с печатью, на котором обычно изображался Святой Теобальд, сидящий на стволе дерева с одной ветвью, его хижина, лес, огонь костра, корзина с углем, листья, вода, чаша. Трехцветные ленты имели все карбонарии. Голубой цвет означал дым, красный – пламя, черный – уголь. Они символизировали надежду, добродетель и веру. «Добрые родственники» ежемесячно платили взносы в соответствии с достатком. Половина денег тратилась на нужды венты, половина передавалась в материнское общество. У каждого карбонария было ружье и пятьдесят патронов. Предателей казнили, но их почти не было.

Среди карбонарских вент были республиканцы и конституционные монархисты, спорившие о том, какую конституцию нужно требовать от государей. Они имели программы реформ и готовы были договариваться с монархиями. Все руководители карбонариев опасались широких народных революций. Большое значение придавалось работе в армии, вовлечению в общество офицеров. Лозунгом карбонариев стало «мщение волку за угнетение агнца». Собранием карбонариев называлось вентой, место, где оно происходило – лесом, здание – хижиной. Все хижины леса образовывали «республику», которая управлялась большой хижиной. Верность карбонариев ордену и друг другу была так велика, что обычные итальянцы давали «слово карбонария».

По всей Италии распространялись газеты, листовки, письма, изображавшие страдания народа под чужеземным игом и выражавшие твердую уверенность в грядущее освобождение. Венты активно преследовались, и многие ушли в горы Калабрии и Абруццо. Некоторых руководителей казнили, карбонарские процессы шли по всей Италии. Власти понимали, что подпольные газеты страшнее армейских дивизий. Количество карбонариев быстро росло, и только в Неаполитанском королевстве в ста пятидесяти вентах действовало сорок тысяч карбонариев. Члены общества пытались поднять восстания в армии, но они были жестоко подавлены. Преследования и казни не останавливали рост вент. Вся Италия называла их европейскими рыцарями и защитниками отечества. После 1815 года объединению восьми итальянских земель мешала Австрия, и деятельность карбонариев приняла антиавстрийский характер.

В общество карбонариев вступили многие офицеры, уволенные из армии после падения Наполеона. По всей Италии «очищали лес от волков» около двухсот тысяч «добрых родственников». Власти Неаполя создали псевдокарбонарское общество, переманивавшее к себе старых и принимавшее новых членов.

Министерство полиции через подставных лиц создало в Палермо тайное «Общество котельщиков», для начала набрав в него маргиналов и заключенных из итальянских тюрем. Своей главной целью котельщики-calderari объявили освобождение Италии от Австрии и тут же стали убивать либералов, пользующихся уважением в обществе, и наиболее активных карбонариев, нападая ночью на их дома. В составленных министром полиции князем Канозой проскрипционных списках была не одна сотня фамилий либералов, оппозиционеров, инакомыслящих и просто богатых людей, имущество которых легко исчезало при аресте-убийстве. Карбонарии сцепились с псевдокотельщиками.

Венты мгновенно ушли в подполье и создали боевые группы «Decisi» «Решительные». Эти группы еженощно уничтожали людей Канозы. Карбонарии активно стали объединяться и вобрали в себя другие тайные итальянские общества «Филадельфийские братья» и «Свободные европейские патриоты». Для увеличения состава в карбонарские венты стали принимать бедных крестьян, поденных рабочих, мелких ремесленников. За добрых родственников активно агитировали сельские и приходские священники, рассказывая о деятельности карбонариев в духе подвигов ранних христиан. Кальдерарии-котельщики общими итальянскими усилиями были разгромлены, а в карбонарские венты усилился приток новых членов. Полицейские провокации большого масштаба, как обычно, активно приближали объединение Италии. Многие венты стали говорить об объединении всех итальянских земель в единое государство. Подпольные газеты писали о скором свержении австрийского владычества и принятии конституции. К 1820 году карбонарские венты существовали в сотнях селений и городов по всей Италии. Двести тысяч активных братьев поддерживали около семисот тысяч сочувствующих, но это составляло только пять процентов населения Италии. Подготовка политичсекого заговора, переходящего в открытое выступление, сталкивалась со значительными трудностями. Единый авторитетный центр создан не был, всеобщего плана выступления не составили. Восстание в Неаполитанском королевстве вспыхнуло летом 1820 года.

В ночь на 2 июля на горных неаполитанских вершинах запылали огромные костры. Время мятежа настало в день Святого Теобальда. На рассвете карбонарии города Нолы захватили город и к ним присоединился небольшой местный гарнизон. Под флагами и лозунгами «Да здравствует свобода и конституция! Ура, граждане! Смелее!» сто пятьдесят карбонариев вступили в город Авеллино, и до Неаполя оставалось всего тридцать километров.

Карбонарские венты восстали по всеми югу Италии, и посланные на их устрашение войска переходили на сторону восставших. К 6 июля Неаполь был полностью окружен и отрезан от провинции. Руководитель восстания бывший офицер Иоахима Мюрата Гульермо Пепе поднял свой «Священный батальон», к которому присоединились два королевских полка, но был выдавлен из столицы в Авелино. Король Фердинанд торжествовал, но совсем ненадолго. Горячая Италия взорвалась, и военно-карбонарский мятеж поддержал народ. Священники, дворяне, офицеры, купцы, промышленники, рабочие и крестьяне атаковали королевскую власть и 9 июля восставшие вступили в Неаполь, не пролив ни капли крови. Вся столица смотрела на торжественный парад. Во главе народного ополчения с ружьем и кинжалом шел великий мастер нольской венты «Муций Сцевола» Луиджи Маникини, в одежде священника с символами карбонариев. За ним грозно с ружьями наперевес шли семь тысяч добрых родственников и солнце отражалось от их кинжалов. Во главе военных шел «Священный батальон» Гульермо Пепе. Весь Неаполь держал в руках трехцветные карбонарские ленты. Тут же было сформулировано новое революционное правительство. Неаполитанский король, конечно, расстроился, потом испугался и 14 июля 1820 года подписал наспех подготовленную конституцию и созвал наспех спешно собранный парламент.

Карбонарии впопыхах не смогли выдвинуть в управление королевством опытных политических вождей. Никто не утверждал четкой программы Неаполитанского королевства. На волне народного восторга рулить им стали умеренные, сторонники конституционной монархии и доброго короля, выполняющего свои обещания, как будто в истории человечества короли когда-нибудь добровольно выполняли свои обещания народу. Ушедшие в оппозицию радикалы требовали свержения королевской власти и провозглашения республики. Карбонарское движение раскололось. Новое конституционное Неаполитанское королевство признали только Испания, Голландия, Швейцария и Швеция. Австрия активно готовила интервенцию.

Восстала Сицилия и местные бароны потребовали у Неаполя независимости острова, и на подавление мятежа туда были направлены все революционные войска, активно завязнувшие в горах и лесах. Неаполитанский парламент с реформами не спешил. В январе 1821 года с его бездумного разрешения Неаполь покинул король Фердинанд, в первом же заграничном городке заявивший, что его силой вынудили подписать несуразную конституцию. Фердинанд обратился за помощью к Австрии и в феврале пятьдесят тысяч солдат атаковали Неаполитанское королевство.

Карбонарии не решили ни одной социальной проблемы в стране, и их не подержали так и не получившие землю крестьяне. Попытки обороняться в Болонье, Анконе, Асколи, Пьемонте были подавлены и 23 марта 1821 года австрийцы уже маршировали по Неаполю, и солнце играло теперь на десятках тысяч их штыков. Парламент распустили, конституцию отменили, пойманных карбонариев активно и быстро казнили по всему королевству. Их осуждали, сажали, расстреливали. Итальянская революция 1821 года захлебнулась в крови.

Самоотверженные венты заговорщиков-карбонариев не смогли удержать власть не только из-за интервенции Австрии. Их заговорщицкие приемы не позволили активно вовлекать к участию в перевороте народ, который в итоге не получил решения ни одной из своих насущных проблем. Правда, по всей Италии звучали призывы к объединению, пока еще в форме федеративного государства. Население постепенно понимало, что победить можно только всем народом во главе с единым центром. Договариваться с королями-шулерами бесполезно, потому что монархи всегда будут противниками любых реформ.

Карбонарии восставали в Неаполе и Папской области, поднимали революции 1830 года в Романье, Парме, Модене. Многие были казнены. Их опыт заговоров перенимали революционеры Франции, Англии, Шотландии, Бельгии, на Балканах и в Соединенных Штатах Америки. Оставшиеся в живых карбонарии в 1831 году вступили в основанное Джузеппе Мадзини революционное общество «Молодая Италия». Карбонарские революции больше не появлялись, как звезды, и не исчезали, как кладбищенские огни. Им не хватало вождей, и поэтому они появились. В 1870 году карбонарские мечты сбылись. Во главе с великолепным Джузеппе Гарибальди народ освободил Италию.

Каморра

В Италии всегда было много тайных организаций. La Camorra – драка, ссора – появилась на юге страны после разгрома революций. Каморра часто возглавлялась высокопоставленными людьми. Она быстро развивалась по Италии, получила свою иерархию, законы и жаргон. Членство в каморре было наследственным и тон в ней задавали представители преступного мира и деклассированные элементы. Камористы до совершенства довели мастерство поборов на проезжих дорогах и городских рынках, вымогательств, шантажа, грабежей. Каморра, имевшая строгую дисциплину, быстро проникла во все слои итальянского общества.

Новичков-камористов в течение трех-шести лет обучали учителя – «братья», технике владения кинжалом и пистолетом, рассказывали о целях каморы, о бандитском ремесле. После окончания учебы новичок выполнял трудные поручения и после мистического ритуала становился в бандитские ряды. Ужасный piccioto di sperro клялся пожертвовать жизнью ради общества и получал личный кинжал особой формы, служивший отличительным знаком принадлежности к каморре.

Каморра состояла из множества отделений, делившихся на многочисленные кружки. В каждом отделении были счетоводы-комиссары, снабженцы, секретари. Камористы обычно действовали группами, общались знаками и восклицаниями. Они брали дань с богатых, путешественников, игорных притонов. Помещики и купцы часто нанимали камористов для охраны жизни и имущества. Подкупленные чиновники покровительствовали обществу, члены которого активно поступали на государственную службу.

Громкую известность каморра получила в первой половине XIX века. В Королевстве обеих Сицилий династии Бурбонов каморра стала фактическим государством в государстве. Монархия использовала братьев для подавления антиправительственных выступлений. После того как Бурбоны поручили выполнять бандитам полицейские функции в стране, династия, естественно, рухнула.

С 1860 года различные политические группировки использовали каморру во время выборов. К концу XIX века многие камористы, несмотря на страшные и выполняемые угрозы полицейским, судьям и присяжным, были схвачены и осуждены, и каморра перестала существовать. Последние камористы переквалифицировались в вымогателей – «рикаттори». Их известность, конечно, не шла ни в какое сравнение с той, которую по всей Италии получали члены той организации, которая не существовала. Они называли себя рыцарями лупары.

Мафия

Прибрежная полоса итальянского острова Сицилии резко отличалась от его внутренних районов. В центре Сицилии было мало рек и не самая плодородная почва. На побережье буйствовала экзотическая природа, цвели фруктовые сады, а внутри острова разводили скот и выращивали хлеб. Еще до нашей эры земли огромной Сицилии были разделены на большие землевладения – латифундии местных баронов и осевших на острове завоевателей. Финикийцы, карфагеняне, греки, римляне, вандалы, готы века рассматривали Сицилию как колонию. Земли обрабатывались руками привезенных рабов. С древнейших времен там строились поместья-крепости, замки, окруженные постройками для охраны и доверенных лиц. За ними стояли бараки, в которых жили рабы.

С XI века норманны изгнали с Сицилии арабов и разделали остров на сеньории-феоды, ставшие поместьями-государствами, с безграничной властью феодала в своем владении. Сеньору подчинялись мелкие собственники, зависимые крестьяне, рабы. Для содержания самого мелкого землевладельца был необходим труд тридцати крестьянских семей. Сеньоры получили от своих сюзеренов, князей, графов, герцогов, короля право иметь свои войска, право воевать, собирать налоги, судить, карать. Крестьяне не имели право иметь оружие.

На Сицилии сформировалась местная знать. Бароны строили поместья-замки в самой красивой части сеньории, всегда рядом с водой. Это позволяло разводить большие сады и огороды в очень жарком климате. Крепостные-колоны селились на землях вокруг господских усадеб, средний размер которых был около двух тысяч гектаров. Господский замок охранялся вооруженными людьми хозяина, обрабатываемые земли – полевыми сторожами. Неограниченная власть сеньоров постепенно распространялась на их вооруженные отряды. Эта сицилийская система действовала почти тысячу лет.

К середине XIX века сицилийская земля в течение почти двух столетий была ареной кровавой борьбы испанских Габсбургов, савойских герцогов, испанских Бурбонов. Вооруженные отряды баронов за сотни лет соединились с сеньорами тысячами неразрывных нитей. Крестьяне веками получали защиту от грабителей и убийц только от охраны сеньоров. Бесчисленные нашествия и войны, попытки превращении Сицилии в разменную монету между крупными государствами, всегда вызывали ожесточенное сопротивление сицилийцев, которым бесспорно принадлежит первое место в борьбе за независимость итальянского народа.

Со второй половины XVIII века бароны из своих имений стали переселяться в более удобные и культурно развитые города. Они сохраняли все свои сеньоральные права и сдавали свои земли в аренду. Крупных арендаторов земли у баронов стали звать габелотто, и их было много. Габелотто стали сдавать земельные участки в субаренду, значительно подняв их стоимость.

В конце XVIII века на Сицилии началась ликвидация феодального строя, значительно уменьшились привилегии и права сеньоров. Начались столкновения властей с баронами, которые с помощью телохранителей и габелотто создали свою частную полицию, увеличили численность вооруженных отрядов, охранявших обрабатываемые земли. В 1806 году феодальный строй в Сицилии был официально отменен. Ожесточенное сопротивление баронов все более и более усиливалось. Тысячелетний феодальный дух в сицилийском обществе оказался очень живуч, и на громадном острове одновременно действовали королевская власть и феодальные обычаи.

Крестьяне требовали исполнение принятой конституции, по которой они получили гражданские права, возможность открывать лавки и пекарни. Бароны, несмотря на нарушения новых законов, упорно защищали право взимания пошлин за проезд по их территории, плату за обмен денег, выпечку хлеба, за виноградный и оливковый давильный пресс. На Сицилии позиции властей значительно ослабли, и в 1813 году неаполитанский король Фердинанд Бурбон подписал указ о создании частных вооруженных отрядов для наведения порядка в деревнях. Этим отрядам власти отдали охрану общественной безопасности и защиту имущества населения. Все условия для создания мафии были созданы, и она появилась.

Власти побоялись распустить большие вооруженные отряды баронов. А чтобы на острове не появились многочисленные разбойничьи шайки, власти взяли охранников сеньоров на службу по полицейской охране Сицилии. То ли частный, то ли государственный охранно-полицейский корпус охранял замки, дворцы, усадьбы, земли, стада сеньоров, защищал крестьян. Соблазнов было много, и в охране появились злоупотребления. Грабежи и насилия чередовались с вымогательством денег у зажиточных жителей. Для защиты своей жизни и имущества сицилийское население стало платить частной полиции ежемесячную фиксированную дань. Частных полицейских стали нанимать для охраны арендованных земель, и грабежи прекратились. Сицилийские крестьяне стали смотреть на частных полицейских как на членов какого-то союза, обладавшего властью и силой большей, чем у правительства. Многие сицилийцы стали стремительно вступать в этот пока еще не существующий союз. Сам собой установился обычай хранить строгое молчание о том, что происходит внутри острова.

В 1837 году частная полиция королевским указом была распущена, но через 10 лет восстановлена, для давления на сицилийский парламент и начавших организовываться крестьян. Официально огромную Сицилию охраняли двести жандармов, но им подчинялась большая частная армия полицейских, успешно лишавших королевскую власть ее функций. Будущие мафиози начали осуществлять правосудие, стараясь не давать государственной власти повода вмешиваться в их дела. Мафиози стали признавать судьями, миротворцами, вершителями правосудия, быстрыми и решительными бойцами. Новые судьи часто свои решения основывали на законе вендетты, обычае кровной мести, который на Сицилии называли универсальным средством защиты чести и имущества рода. Обычай вендетты состоял в обязанности родственников убитого отомстить убийце или его родственникам. Распространенная на Корсике и Сардинии вендетта появилась и на Сицилии.

К середине XIX века частная полиция формально, наконец исчезла и появилось «то, что не существует». Так с итальянского языка переводится слово mafia, ныне хорошо известное во всем мире. Так стали называться организации самозащиты, своего рода тайные объединения сицилийских жителей, охранявшие собственные земли, сады, скот, помогавшие в рыночной торговле. У мафиози быстро сложился своеобразный кодекс чести, гордости, семейных и клановых связей. Основой кодекса стало сохранившееся со времен феодализма «право сильного».

Изгнание Бурбонов и объединение Италии в 1860 году не изменило тяжелого положения сицилийских крестьян. Передела земли не произошло, и старая структура феодально-латифундийского земельного типа осталась нетронутой. Своей земли крестьяне так и не получили. Джузеппе Гарибальди на основе всеобщего энтузиазма сумел распустить армию мафиози, однако, совсем ненадолго. В мафию шло все больше и больше людей из всех слоев общества. Попытки населения защитить свои права законными способами заканчивались ничем, и на Сицилии быстро организовалось хорошо структурированное и быстро разраставшееся общество. К концу XIX века сицилийские крестьяне создали более двухсот союзов трудящихся «фаши», но в 1893 году итальянское правительство учинило над ними кровавую расправу. Через тридцать лет диктатор Италии Бенито Муссолини использовало название «фаши» для своей партии. Чуть позже это слово перекинулось в Германию, где было принято национал-социалистической партией Адольфа Гитлера, и в результате стало ненавистным для всего мира.

Деревенская мафия постепенно приспосабливалась к новым политическим и экономическим условиям. У нее стали появляться особые ритуалы, иерархия, структура. Первым законом мафии стала Омерта, по которой никто под страхом смерти не мог выдавать равнодушным или подкупленным властям членов мафии и их дела. Этот закон сделал мафию почти неуязвимой.

Члены тайного общества называли себя «Giovanni d’onore» – «почтенные молодцы». Критериями отбора в мафиози были рекомендации, отсутствие трусости и неустрашимость. Откровенных преступников в мафию не принимали. Люди, совершившие вендетту, становились мафиози автоматически.

Мафия доминировала на своей территории, и за обеспечение безопасности население платило ей четко определенную сумму. У мафиози были пароли и отличительные знаки, они выдавали особые пропуска своим подчиненным. Жители были спокойны за свое имущество и владения, поэтому легко платили не очень обременительную дань.

Члены сицилийской мафии стали называть себя «рыцарями лупары». Так называли старинное охотничье ружье, заряженное волчьей картечью. Из лупары, выстрел которой не давал шансов на спасение, исполнялись приговоры мафии. При посвящении в рыцари лупары исполнялся мистический обряд на собственной крови, принимался закон Омерты. Любого человека, вольно или невольно проговорившегося о мафиозных делах, ждал залп волчьей картечи в упор. К 1880 году мафия в Сицилии была широко разветвленной организацией, имевшей своих членов даже в Риме. Известность мафии в Италии принес процесс над несколькими мафиози в августе 1874 года в Палермо. Общество узнало некоторые правила и обычаи мафии: обязательно помогать друг другу в деле вендетты за оскорбление или убийство члена братства; делать все для освобождения любого «брата», попавшего в руки полиции и суда, используя все средства, включая лжесвидетельство и подкуп; справедливо распределять в обществе все законные и незаконные доходы; хранить все секреты мафии, зная и помня, что предательство карается смертью в течение суток.

Мешающие мафии депутаты и полицейские гибли от рук наемных убийц «брави», гибли свидетели и убийцы, исчезали доказательства. Мафия всегда стремилась не оставлять следов, действовать в абсолютной тайне. Следы, оставляемые «почтенными молодцами», никуда не приводили. Призраки делали свое дело и растворялись в воздухе.

В начале ХХ века активизировалась городская мафия, связанная с деревенской общностью происхождения. Членами городской мафии часто становились сыновья и племянники безграмотных габелотто и субарендаторов кампьери, решивших дать им хорошее образование. В городе в тайное братство вступали адвокаты, врачи, инженеры, строители. Основу деревенской мафии составляли крестьяне, наемные сельскохозяйственные рабочие, приказчики и надсмотрщики, сильно зависевшие от сельской и городской буржуазии. На Сицилии часть среднего класса с помощью мафии боролась против властных каст, не пропускавших чужих на важные государственные посты.

Структура и иерархия мафии постоянно совершенствовались. Различные мафии контролировали небольшие города, сельские округа, районы большого города. Мафии по сфере деятельности делились на земельные, садоводческие, овощные, рыночные, мясные, мельничные, портовые. Даже кучера наемных карет, дилижансов имели свою организацию. Сферы деятельности мафий были определены и четко разделены, между мафиями действовали очень сложные, но зато надежные связи. Опыт мафиози позднее активно перенимали некоторые политические и общественные организации.

В низовую мафиозную ячейку «коску» входило около пятнадцати человек. Во главе «коски» стояли руководитель – кампьери, соблюдающий интересы – куратоло, телохранитель – гвардаспалле. Остальные назывались пехотой, солдатами. Действия нескольких «косок» контролировал вышестоящий – саврастанте. «Коски» образовывали «семью», которой руководил «глава». Несколькими «семьями», называемыми «группой», руководил советник «консильери». Объединение нескольких мафиозных «групп» создавало провинциальную мафию, которой руководил «дон». Это объединение называлось «высокой мафией». Во главе сицилийской мафии стояла столичная мафия Палермо.

Положение «почтенного молодца» зависело от отношения к нему остальных членов братства. Требования к «дону» были просты и сложны одновременно – смелость, хладнокровие, хитрость, жестокость, умение быстро и молчаливо действовать и служить, широкие связи во всех слоях общества. Мафиози без связей не мог встать во главе «семьи» и мог только совершенствовать свое профессиональное мастерство.

«Семьи» обычно состояли из родственников и близких людей, а их сила зависела от количества пехоты и связей «главы». Мафии региона, действующие в одной области, образовывали единую консортерию. Все консортерии образовывали «онорта сочирета», «почтенное общество», солидарное между собой. Мафии редко конфликтовали, в основном из-за несоблюдения границ деятельности, но если это происходило, то стрельба и убийства могли продолжаться годами и охватывать целые регионы.

Самым гнусным преступлением мафиози считали предательство, всегда каравшееся смертью. Мафиози выработали язык, непонятный никому, кроме посвященных. Разговоры велись жестами, подмигиванием, движениями головы, глаз, плеч, ног, живота. Мафиози часами говорили не раскрывая рта, но никто, кроме собеседника, ничего не понимал. Нарушившие обычаи и правила члены мафии примерно карались. Страшный рассказ о каре-казни быстро распространялся среди населения и становился предостережением и даже передавался из поколения в поколение.

Мафия никогда не хотела, чтобы ее считали бандитской организацией, хотя любой уважающий себя «дон» имел «пачотти ди фикату» – «смелых молодцев», готовых к выполнению любых приказов. Положенная на грудь убитого отрезанная рука означала, что мафия карала своего члена, присвоившего деньги или имущество «почтенного общества». Убитый с кляпом во рту предостерегал болтливых. Жестоко карались те, кто приставал к женам арестованных мафиози. Непослушным и несговорчивым калечили скот, в лавках керосином обливали товары и продукты, организовывали демонстративные взрывы, расстреливали стеклянные витрины.

В случае смерти «главы семьи» или «дона» могла начаться жестокая и кровавая борьба за власть. Она заканчивалась быстро или могла длиться годами, прекращаясь со смертью последнего представителя одной из сторон. Власть «дона» часто передавалась по наследству, и члены «семьи» вежливо ждали, когда наследник достигнет совершеннолетия и наберется соответствующего опыта.

В ХХ веке деятельность мафии переместилась в города, проникла в сферу строительства, индустрию развлечений, внедрялась в политическую жизнь. Ее могли использовать во время выборов для мобилизации голосов в пользу того или иного кандидата. Мафия могла иметь тесные связи с политическими и государственными кругами. Мафия защищала состоятельные слои общества уголовного мира. В Сицилии «семьи» взимали налог за право заниматься любой коммерческой деятельностью. За это торговцы и предприниматели получали гарантии мафии, что в «закрепленных» за ними местах и районах не появятся конкуренты.

Наибольшего могущества мафия достигла после Первой мировой войны 1914-1918 годов, когда ее ряды пополнили опытные профессиональные воины. После прихода к власти в Италии Бенито Муссолини в 20-х годах ХХ века, он ввел на Сицилию войска и тридцать тысяч сицилийцев были отправлены в тюрьмы. Обезлюдели целые деревни, поскольку власти не различали виновных и невиновных. Мафия на острове, конечно, уцелела, но сузила поле своей деятельности. Наиболее активные и опытные мафиози начали эмигрировать в Соединенные Штаты Америки и вскоре сицилийские мафиози возглавили гангстерский мир США.

В Северной Америке была создана уголовная политическая организация «Черная рука», занимавшаяся вымогательством, ограблениями, шантажом. Мафия из этнических итальянцев быстро превратилась в «синдикат внеэкономического воздействия» с отделениями в Бостоне, Буффало, Нью-Йорке, Кливленде, Филадельфии, Чикаго. Кроме сицилийцев в США действовали мексиканские и немецкие бандиты, однако такого опыта, дисциплины и конспиративных навыков не было ни у кого, как и не было такого кровного родства, братства и закона Омерты.

Окончательно итальянская мафия в США оформилась в 1933 году, в период действия «сухого закона». Создать охватившую всю Америку тайную организацию позволила прибыль от контрабандного алкоголя. В 1929 году «семьи» создали «Сицилийский союз», который быстро стал называться «Cosa nostra» – «Наше дело», в котором действовали исключительно сицилийцы.

«Коза Ностра» была разделена на «семьи» и на зоны влияния по территориальному признаку. При «боссе всех боссов» был создан совет – «комиссия», в которую входили боссы крупных «семей». Для многих преступников преступление было самоцелью, но для мафии конечной целью стало накопление богатства и с его помощью достижение государственной власти. «Коза Ностра» превратилась в государство в государстве и сосредоточила в своих руках различные виды монополий. После Второй мировой войны 1939-1945 годов на Сицилии возродилась новая-старая мафия, достигшая в послевоенный период несравненного могущества и влияния.

На Сицилию, где так и не изменились экономические и социальные основы земельно-латифундистской системы, высадились американские гангстеры итальянского происхождения. Никогда еще бандиты не действовали так открыто, и на острове столкнулись две мафии – старая сицилийская и новая американская. За дуэлью внимательно смотрело итальянское правительство, под давлением общественного мнения создавшее специальную структуру «Антимафия».

К середине 50-х годов ХХ века в Сицилии бурно развивалась промышленность. Старая мафия острова занималась землей и действовала в деревне. Новые сицилийские гангстеры взимали дань во всех видов коммерческой деятельности, с торговых операций, со строительства, аренды помещений, с рынков, с производства предметов повседневного спроса. Интересы старой и новой мафии стали пересекаться, на Сицилии чередой шли перестрелки и убийства. Гангстерская мафия оказалась динамичнее и беспринципнее традиционной. Только за одно послевоенное десятилетие было убито почти триста известных мафиози старого «Почтенного общества». Теперь на острове дело решали автоматы. Новая мафия даже попыталась рекетировать старую.

В 1962 году по требованию общественности в Италии была создана парламентская комиссия, расследовавшая деятельность мафии. Через год начались массовые аресты мафиози. Члены общества действовали, их арестовывали, отпускали, власти объявляли против мафии крестовые походы, взрывались комиссары полиции и прокуроры, «доны» боролись за сферы влияния. Борьба шла с переменным успехом. По сицилийскому образцу создавались мафии многих государств. Мафиозные организации располагали новейшей технической базой, опытным и высокопрофессиональным штатом, они имели обширную социальную базу. Главной отличительной особенностью мафии стала деятельность в сфере экономики, средствами и методами – сращивание с властными структурами. Стали говорить, что мафии, как организации, вообще не существует. Есть «инстинктивная солидарность» некоторых людей, которые живут, используя «внеэкономические методы».

Мафия – это определенное состояние ума и чувства, объединяющее разных людей из разных слоев общества. Мафиози – человек, независимый от законов и государства. Один видный арестованный мафиози сказал: «Мафия – это государство в государстве. Она огромна. Что может получиться хорошего, если я даже и расскажу вам о ней? Никто не поверит».

Ку-клукс-клан

После окончания войны за независимость в 1781 году в созданных Соединенных Штатах Америки главной территориальной единицей нового государства стал штат, входивший в федерацию. Штаты получили собственные конституции, законодательные, исполнительные и судебные органы. В государстве были образованы и федеральные органы, установлены единое гражданство и денежная единица. Весь мир читал написанную гениальным Томасом Джефферсоном Декларацию независимости, вызывавшую необычайное воодушевление: «Все люди сотворены свободными и все одарены Создателем некоторыми неотчуждаемыми правами – жизнь, свобода и стремление к счастью». Теперь Соединенные Штаты Америки могли на деле, а не на словах воплотить принципы нового независимого государства.

К середине XVIII века вся Америка была колонизирована европейскими державами, во главе с Англией, Францией и Испанией. Северные колонии с их малоплодородными землями занимались рыболовством, судоходством, судостроением, меховой торговлей, работорговлей. Северные колонии мало зависели от своей английской метрополии и на эти земли переселялись купцы, предприниматели, охотники, моряки. В Новой Англии быстро развивались торговля и промышленность, а фермеров было мало. В центральных колониях на плодородных территориях фермерство развивалось очень широко и туда переселилось множество крестьян из Англии и Ирландии, быстро становившихся фермерами. На огромных массивах плодородной земли в южных колониях богатые плантаторы и многочисленные фермеры получали прекрасные урожаи хлопка, сахарного тростника, табака. Землю обрабатывали рабы.

Первый корабль с рабами под голландским флагом прибыл в Америку в 1619 году и двадцать рабов сошли на виргинскую землю. Назад в Европу корабль повез первоклассный табак, который принес большую прибыль, и к табаку быстро добавился хлопок. Колонисты непрерывно воевали с индейцами, коренными обладателями прерий. В многочисленных сражениях и схватках с индейцами американские колонисты стали умелыми воинами, но о работе индейцев на плантациях не могло быть и речи, а белых батраков было совсем мало. После 1620 года португальские и голландские корабли повезли в Америку миллионы чернокожих. Негров отрывали от своей земли и культуры, что облегчало и упрощало процесс их порабощения, изменяло семейные связи, обряды, одежду и язык.

Африканцы-работорговцы часто захватывали африканцев-рабов во внутренних районах Африки. Во время иногда тысячекилометрового похода к морским портам погибал почти каждый второй пленный негр. На берегу на признанных годными судовыми врачами рабах раскаленными клеймами ставились знаки голландских, французских и английских компаний. В трюмах рабов сковывали друг с другом цепями, размещали в сырых темных помещениях, не выводя наружу во время многомесячного плавания. Негров набивали в трюмы в ужасающем количестве, могли приковать за руки и ноги и шею к палубе, и страдания доводили их до безумия. Некоторые из них чтобы избежать мучений убивали друг друга, при первой возможности прыгали за борт, где в воде их встречали акулы. Свидетели с содроганием писали, что палубы и трюмы рабовладельческих кораблей были похожи на скотобойни. Это никого не останавливало, поскольку прибыль от океанских рейсов, в которых умирал каждый третий раб, вдвое превышала затраты. К концу XVIII века в Америку плыли сотни голландских, английских и американских работорговых кораблей, трюмы которых были разделены на отсеки шестьдесят на сто восемьдесят сантиметров с решетками и кандалами. Из пятидесяти миллионов захваченных на Черном континенте рабов эти корабли в Северную и Южную Америку привезли почти пятнадцать миллионов человек.

Пережившие плен, марш смерти и кошмарное плавание негры продавались на американском побережье в состоянии психологической и физической беспомощности. Алчность, стремление к наживе некоторых плантаторов-рабовладельцев, жестокие подневольные условия выживания приводили к быстрому антагонизму между белыми и черными. Оксфордский словарь английского языка вдруг стал обозначать черный цвет как «грязный, запачканный, губительный, злополучный, смертоносный, порочный, бедственный».

Рабы сопротивлялись, восставали, бежали всеми доступными им способами. Их возвращали и наказывали. Каждый чернокожий приносил владельцу ежегодную прибыль, превышающую затраты на его содержание в двадцать раз. Многие годы рабов заставляли вести особый образ жизни и считать черный цвет кожи основным признаком подчинения. Им внушали мысли о собственной неполноценности, заставляли считать интересы хозяина своими. Их семьи разлучали, делили на полевых работников и домашних слуг. Черных, поднявших руку на белых, казнили, или в лучшем случае отрезали уши. Многие чернокожие бежали с юга на север. С 1780 по 1850 год количество рабов в американских колониях возросло с пятисот тысяч до четырех миллионов человек. Многие плантаторы по-разному относились к своим рабам, заботились или жестоко угнетали. Несмотря на то, что в 1808 году в США был принят закон, запрещающий ввоз невольников в страну, работорговцы его, конечно, не соблюдали.

В США уже в начале XIX века действовали две крупные партии. Крупные южные землевладельцы, чиновники, торговцы стали тори-лоялистами. Крупные бизнесмены Севера, часть торговцев, фермеры, ремесленники стали называть себя вигами– революционистами. В результате продолжительных споров и дискуссий о конституции Север до 1808 года разрешил Югу ввозить рабов, за что Юг согласился на протекционизм – экономическую политику правительства, направленную на защиты национальной экономики от иностранной конкуренции. Страна четко разделилась по территориальному признаку на Север и Юг.

Конституция США определила государственное устройство страны как демократическую республику, президент которой получил колоссальные полномочия. Законодательная власть принадлежала Конгрессу из двух палат, Сената и Палаты Представителей. Сторонниками конституции стали северные землевладельцы, держатели ассигнаций, судовладельцы, торговцы, спекулянты землей. Их привлекала сильная центральная власть и обширный рынок. Плантаторы и фермеры Юга не очень приветствовали активную централизацию.

Север и Запад США развивали экономику на основе роста промышленности и фермерского хозяйства, Юг совершенствовал плантации, основывающиеся на рабском труде и производившие две трети хлопка в мире, шедшего на экспорт. Капиталистическая и рабовладельческая системы активно двигались к неизбежному столкновению.

Еще в 1787 году в США была установлена так называемая линия Месона-Диксона, проходившая почти по сороковой параллели. Все штаты севернее этой линии были признаны свободными, а южнее – допускающими рабство.

В 1845 году отношения Севера и Юга резко обострились. Таможенные налоги на импортируемые товары достигли сорока пяти процентов от их стоимости и южане назвали их «тарифом ужаса». На Юге США возникло движение за выход из федерации. Федеральные власти сумели провести в Конгрессе закон, разрешавший применять силу против штатов-сепаратистов. Из двадцати четырех миллионов американцев в середине XIX века четырнадцать жили на Севере и десять на Юге. До 1856 года правящей партией была Демократическая южная, позже – Республиканская северная. К этому времени четыре миллионов черных рабов выращивали миллион тонн хлопка, но правило сороковой параллели перестало существовать. Новые западные штаты сами решали, быть им рабовладельческими или свободными. На Севере появились два движения против рабства. Аболиционисты провозглашали вооруженную борьбу, а парламентско-литературное движение ограничивалось пропагандой. Огромную роль в настроении очень важного в США мирового общественного мнения сыграла знаменитая повесть Г.Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», в которой писательница представила многочисленные частные случаи рабоугнетения как систему. На Юге вообще говорили о хорошо проплаченном заказном характере издания, и у так считавших были для этого основания.

В 1860 году президентом США стал республиканец Авраам Линкольн, сын бедного фермера и активный противник рабства. С ноября Север и Юг стали быстро готовиться к гражданской войне и она, конечно, началась.

В феврале 1861 года одиннадцать южных штатов восстали против двадцати трех штатов северных. Созданная в штате Алабама «Конфедерация американских штатов» имела девять миллионов человек и четыре миллиона рабов. На стороне северян были двадцать два миллиона граждан и развитая промышленность. В войне всегда побеждает не победоносная армия, а более сильная экономика, и у Юга не было никаких шансов в борьбе. Доказывать свою правоту или неправоту противникам пришлось с помощью горы трупов.

Юг образовал свое правительство, избрал президента и принял конституцию: «Негры не равны белым, а рабство, подчиненное высшей расе, является естественным и нормальным состоянием негров». Почти четыре года кровопролитной гражданской войны закончились победой северян над Конфедерацией. Через пять дней после победы во время торжественного спектакля в вашингтонском театре был застрелен президент Линкольн, но несмотря на это, богатые промышленники северяне стремились к примирению с богатыми плантаторами южанами. Президент Э.Джонсон объявил о готовности вернуть разгромленному Югу политические права, но вдруг все изменилось. В дело неожиданно-ожидаемо вмешались «саквояжники» – авантюристы, жулики, обманщики всех мастей, хлынувшие с Севера грабить богатый Юг. Сразу после хаоса битв там можно было очень дешево купить плодороднейшую землю, взять ее обманом, просто отобрать или конфисковать. Спекулянты решили упрятать Юг в свои небольшие чемоданчики-саквояжи, но он отказался.

Негры на юге были освобождены, но без земли и имущества. Часть земель получили назад конфедераты, часть арендовали бывшие хозяева или богатые северяне, часть продали с аукциона северным инвесторам и спекулянтам. К февралю 1867 года старым плантаторам была возвращена большая часть движимого и недвижимого имущества. Негры должны были идти на поклон к новым или старым владельцам земли. Они начали самозахваты и создание отрядов негритянской милиции. В этом хаосе «саквояжники» использовали ситуацию для быстрой наживы. В кабалу к ним попадали и негры и белые, а все обвинения авантюристы старательно сыпали на южан. Особенно «саквояжники» любили обирать беззащитных вдов погибших в войне конфедератов. Лучше бы им было этого не делать, но, к сожалению, не существует преступлений, которые спекулянты и барыги не смогли бы совершить ради большой прибыли.

Открытая вооруженная борьба южан против северян и «саквояжников» была невозможна и бывшие конфедераты решили создать тайное общество «для защиты белых женщин, защиты семьи, закона, порядка, религии, патриотизма и цивилизации».

24 декабря 1865 года в городке Пуляски штата Теннеси судья Томас Джонс и шестеро бывших офицеров-конфедератов создали тайное общество «Рыцари круга» (греч. Kukos-круг) – «Ку-клукс». Капитан Кеннеди, чьи деды приехали в Америку из Шотландии, добавил в создание ордена слово «клан». Таинственное и мистическое название «Ку-клукс-клан» привыкшее к оружию население слышало, как передергивание затвора винтовки или звук ударявшихся друг о друга костей скелета. Это название оказалось очень подходящим для тайного общества.

Федеральные войска были выведены из разоренного войной Юга. Незаметно и неформально южные штаты вернулись во власть их белого населения. Еженощно по всему югу патрулировали конные отряды, всадники были одеты в длинные белые балахоны, высокие шапки, значительно увеличивавшие рост человека, белые маски с прорезями для глаз и носа. Ночные патрули Ку-клукс-клана пугали малограмотных негров, первое время принимавших их за души погибших конфедератов.

Негры стали создавать вооруженные лиги, милицию, многочисленные и официально признанные, но влияние Клана мгновенно распространилось по южным штатам от Алабамы до Техаса. В 1867 году на первом съезде Ку-клукс-клана присутствовали представители его пяти тысяч местных организаций. Через год по приказу федерального правительства губернаторы попытались запретить Клан, но его первый руководитель Н.Форрест тут же заявил в газетах, что если общество будет атаковано, то оно располагает армией в полмиллиона солдат и начнется кровавая война. Клан быстро распространил по американскому югу декларацию, в которой главными целями своего создания объявил защиту слабых, невинных и беззащитных от произвола и беззакония, особенно вдов и семей солдат-конфедератов, защиту жизни и имущества граждан от незаконных действий, избавление белой расы от невыносимых условий существования: «Права негров должны быть признаны и защищены, но белые должны иметь привилегию для отъема этих политических прав. До тех пор, пока негры не определят свое понимание этих прав, Ку-клукс-клан клянется не допускать политического равенства чернокожих».

Клан охранял южан и их семьи от беззакония северян, защищал их жизни и имущество, предупреждал многие преступления, сгонял негров с земли, влиял на чиновников, боролся за контроль над правительствами южных штатов без «саквояжников». От имени и под видом куклуксклановцев стало совершаться и много преступлений – «белые балахоны» были удобным прикрытием.

В невидимой войне за контроль над Югом участвовали Джорджия, Теннеси, Миссисипи, Алабама, Виргиния, Мериленд, Северная и Южная Каролина, Кентукки и Флорида. Ку-клукс-клан стал невидимой империей во главе с «великим имперским магом», который делил полномочия с советом из десяти «гениев», которые могли его сместить. «Империя» делилась на «королевства», состоявшие из «доменов», совпадавших с избирательными округами по выборам в Конгресс. «Домен» возглавлял «великий титан» с советом из шести «фурий». «Домены» делились на «провинции», которые возглавляли «великие гиганты» с советами из четырех «домовых». Низовыми ячейками Клана стали «пещеры», которые возглавили «великие циклопы» с «ночными ястребами», «великими волхвами, монахами, стражами». Рядовых «пещерников» называли «вампирами».

Первый «великий имперский маг» Натан Форрест, боевой кавалеристский генерал армии Конфедерации, имел великолепные организаторские способности, и создал организацию с четкой структурой и сотнями тысяч членов. Форрест объехал все «пещеры» Юга и создал различные легальные организации, для того, чтобы при присяге или в случае необходимости клановцы могли поклясться, что не являются «белыми балахонами». Вся южная пресса писала о Ку-клукс-клане, как о защитнике прав и свобод народа. Таинственный и полностью закрытый орден быстро получил ореол мистической и всевластной силы. Никто из его членов заранее не знал ни настоящих имен товарищей, ни мест будущих встреч. Ночные безмолвные патрули «белых балахонов» на пустынных ночных улицах городов Юга производили очень сильное впечатление. Обычно ночью же расправлялись с нарушившими неписанный «черный кодекс» неграми и «белыми предателями», часто с помощью суда Линча.

В середине XVIII века во время войны за независимость в будущих США виргинский плантатор и полковник Чарльз Линч «для наведения законности и порядка» применял внесудебную систему наказаний, из штрафов и повешений. Первыми Lynch Law подверглись англичане-оккупанты и уголовные преступники, мародеры. Позднее линчевание применяли переселенцы, осваивавшие Дикий Запад Америки, на дереве или оглобле вешавшие конокрадов и бандитов. После гражданской войны 1861-1865 годов суд Линча стал символом Ку-клукс-клана, применявшего его к чернокожим, обвиняемых в преступлении против белых. Федеральные власти боролись с самосудами, называя их «отвратительной формой коллективного убийства». Точных данных о количестве линчеваний нет, но исторический счет шел на тысячи.

Северные «саквояжники», пытавшиеся преследовать семьи погибших конфедератов, мгновенно получали грозное предупреждение Ку-клукс-клана, квадратные листочки бумаги с тремя буквами «ККК» и именем гонителя вдов и сирот появлялись во всех общественных местах округи. Трусливые «саквояжники» уносили ноги, более наглых карали. Коррумпированные федеральные чиновники, помогавшие «саквояжникам» нарушать справедливость, всегда получали требование покинуть город и почти всегда ему подчинялись. Их имена становились известны Америке.

Власти всеми способами пытались узнать имя хоть одного «белого балахона», но почему-то неудачно. За всё время существования первого Ку-клукс-клана в рядах «всадников в белом» не нашлось ни одного предателя. Орден очень строго хранил свои тайны.

Никогда встречи клановцев не проводились в одном месте дважды. Все члены общества имели многочисленные пароли, явки, опознавательные знаки. Все в округе знали, что предатель обязательно будет покаран. Свидетелей ночных рейдов не было никогда и нигде. Все «пещеры» Клана были замаскированы под спортивные клубы, политические и общественные организации. В Клан вступали не только южане, но даже федералы. Газеты печатали его заявления: «Ку-клукс-клан» не революционен, не воинственен, не агрессивен. Он желает, чтобы законы выполнялись. Общество создано для их защиты. ККК не является врагом чернокожих до тех пор, пока они не вмешиваются в дела белых и ведут себя соответственно. Если чернокожие действуют, как воюющая сторона против белых, их ждет ужасное возмездие».

Все операции Ку-клукс-клана тщательно готовились. Отовсюду шла необходимая информация для ее подготовки. «Белые балахоны» всегда действовали внезапно и стремительно. По данным комиссии Конгресса с 1865 по 1870 год клансмены или их подражатели совершили на юге около пятнадцати тысяч убийств.

Поправка к конституции США гласила: «Ни рабство, ни принудительное услужение не могут существовать в Соединенных Штатах». Четыре миллиона негров получили личную свободу, но не получили никаких средств существования. Свободные черные граждане просто стали свободными нищими и жизнь сразу познакомила вчерашних рабов с жестокой безработицей. Федеральные органы создали «Бюро освобожденных», которое было должно опекать новых граждан с помощью выделенных из бюджета колоссальных денег. Многие исследователи позднее писали, что «в истории мирового казнокрадства, хищничества и служебного разврата Бюро освобожденных по заслугам принадлежало одно из самых почетных мест».

Во главе южных штатов стояли губернаторы-генералы, но из-за их спин часто выглядывали непотопляемые «саквояжники», хищники и дельцы. Пытавшиеся помочь неграм честные люди тонули в море «carpet-baggers», активно участвовавших в мародерстве. Темным северным джентльменам негры за гроши вынужденно продавали свои избирательные голоса и эти темные с большими деньгами становились уважаемыми депутатами. В хаосе разоренного Юга диктатура помещиков дополнялась диктатурой жуликов и все нуждающиеся добывали средства к жизни всеми возможными и невозможными способами. В анархию доллара активно влетел Ку-клукс-клан и изменил положение на Юге.

Тщательно подготовив операцию, в назначенное время в назначенное место съезжались клансмены в балахонах, закрывавших даже лошадь. Стремительный и почти молниеносный налет заканчивался расстрелом богатого скупщика конфискованных имений и тех, кто хотел умереть вместе с ним. Через минуты все участники налета были далеко от места нападения. Первый, или «старый», как позднее стали называть Ку-клукс-клан, постоянно нападал на саквояжников, чиновников-коррупционеров, активистов-республиканцев, продававших голоса негров, северных кандидатов в депутаты. Избирательные участки располагались далеко от негритянских поселков. Переправы на реках в день выборов ломались. Свирепые вооруженные белые стояли у пунктов голосования. В округах, где черных было больше белых, в избирательные урны могли влететь подложные бюллетени, и сам подсчет голосов мог быть фальсифицирован. В случае необходимости проводились удивительные границы избирательных участков. Специально запутанный избиратель мог иметь столько голосов и бюллетеней, сколько было кандидатов в депутаты, но мог кинуть в избирательную урну все бумаги за одного, своего кандидата. Несмотря на это, в Конгресс и законодательные собрания южных штатов избирались десятки и сотни негров, занимавших выборные посты в городах и городках. Однако нигде, ни в одном штате они не имели даже половины депутатских мест. Как только к власти в штате приходила южная Демократическая партия, она могла немедленно распустить негритянскую милицию, основного и очень многочисленного противника Ку-клукс-клана. Вскоре Н.Форрест заявил, что Клан – политическая организация. ККК не давал неграм покупать в собственность землю и несмотря на давление северян, к 1877 году южные плантаторы контролировали свои места пребывания. К этому времени многие северяне стали опасаться борьбы негров за гражданские права. Принятые в 1870 году законы против Ку-клукс-клана часто не использовались федералами. Федеральные власти могли контролировать выборы по всей стране, но могли делать это очень избирательно.

С 1870 по 1877 годы против Ку-клукс-клана было возбуждено около четырех тысяч уголовных дел, из которых до суда дошло каждое четвертое. Сроки наказания распределились от полугода до пяти лет. В 1873 году прошла большая амнистия клановцев. Великий маг Натан Форрест заявил, что Ку-клукс-клан выполнил поставленную перед ним задачу: «мы уже можем не опасаться за свою собственность, жизнь и порядок». К 1880 году конфликт Юга и Севера завершился, организации южан-куклуксклановцев закрылись.

Многие негры были лишены права голоса путем введения избирательного налога, ценза грамотности и других ограничений. В 1883 году Верховный суд США постановил, что отдельные лица могут дискриминировать черных сограждан, в 1896 году он же заявил, что сегрегация, раздельные условия нахождения белых и черных в школах, поездах, больницах, гостиницах, не нарушает прав черных американцев.

В стране было полностью уничтожено вековое рабство и сохранено национальное единство, но негры не добились равных с белыми возможностей участия в гражданской, общественной и политической жизни государства. Старый, первый Ку-клукс-клан, символ южного сопротивления, прекратил свою деятельность. Юг проиграл открытую войну, но с помощью тайной борьбы добился своего. Массового демократического движения чернокожих не случилось. В середине XIX века Америка была еще не готова представить неграм равные с белыми политические, гражданские и экономические права. Неожиданно оказалось, что первый Ку-клукс-клан потребовался не только Югу, но и Северу.

Второй, новый тайный орден, заявивший, что он тоже Ку-клукс-клан, начался в начале XX века. Еще в 1876 году была создана третья политическая сила США, вслед за Демократической и Республиканской партиями,  – Социалистическая рабочая партия, распространявшая среди американских рабочих идеи интернационализма. В 1886 году была образована Американская Федерация Труда. Возникло и стало распространяться рабочее и фермерское движение. У республиканцев и демократов появились конкуренты – коммунисты и профсоюзы. Воссоздать новый Ку-клукс-клан для противодействия коммунизму решил Уильям Симмонс из Атланты.

С конца XIX столетия в США стали выходить книги, посвященные первому Ку-клукс-клану, его деятельность в 1866-1876 годах широко обсуждалась в американском обществе, спорившем о том, был ли ККК «защитником южной цивилизации». Уильям Симмонс, родившейся в семье врача, старого члена первого клана, в Алабаме, с детства интересовался историей «белых балахонов». Он участвовал в американо-испанской войне, работал разъездным проповедником, лесничим, вступил в масоны. В октябре 1915 года в Алабаме тридцать четыре человека, среди которых было несколько первых клансменов, создали новый орден «Рыцари Ку-клукс-клана» во главе с Симмонсом. «Рыцари» объявили себя законным правопреемником первого ККК, его символики, ритуалов и обрядов. На вершине Стоун-Маунтин у Атланты сторонники Симмонса установили большой деревянный крест, алтарь с библией, саблей и американским флагом. В ноябре 1915 года крест сожгли и второй Ку-клукс-клан начал действовать, объявив себя борцом за существование свободных людей. Вторые клансмены объявили себя настоящими мужчинами и истинными патриотами, избранными людьми. Тогда же на экраны Америки вышел фильм режиссера Д.Гриффита «Рождение нации», поставленный по роману Т.Диксона «Клансмен». Фильм воспевал первый ККК и вызвал широкий резонанс в обществе. Половину фильма занимали сцены погони и линчевания негра, в начале кино изнасиловавшего и убившего белую женщину. Это фильм, по мнению французского кинодеятеля Ж.Садуля, знаменовал начало мирового господства Голливуда в киноиндустрии. Прокат «Рождения нации» на Юге продолжался десятки лет. При просмотре люди кричали, вопили, топали ногами, стреляли в экран, стараясь помочь героине фильма спастись от черного насильника.

«Рождение нации» посмотрел президент США Вудро Вильсон и заявил, что это «живая, подлинная история». На американских экранах фильм шел пятнадцать лет. С 1915 года второй Ку-клукс-клан стал стремительно расти. Через год в него входили более ста тысяч человек. Великий маг Симмонс главной задачей второго ККК объявил «защиту основных ценностей южного образа жизни». Второй Ку-клукс-клан яростно боролся с демократическим негритянским движением, в Клане появилось крыло, действия которого носили антикатолический и антисемитский характер. Ку-клукс-клан ловил шпионов в Первую мировую войну, в период действия сухого закона выступал против контрабандистов-бутлегеров, боролся с проституцией, выступал в защиту морали, занимался благотворительностью, делал политические заявления, объявлял себя «защитником простого человека». У многих американцев складывалось мнение о втором Клане, как об истинно американской, религиозной, высокоморальной, политической организации, они пополняли его ряды. Само собой, под именем второго ККК действовали многие авантюристы и в ордене появился руководитель службы расследований клана «великий гоблин», объявивший, что «мы никогда не потерпим в нашей организации людей, нарушающих закон».

Действия нового Ку-клукс-клана сопровождались мистическими обрядами, ритуалами и церемониями, таинственностью и разговорами о тайном могуществе. Клан добивался принятия строгих консервативных законов, вел компании против неамериканских решений Лиги наций. Часть ККК вела компании против католиков, евреев, негров, коммунистов, профсоюзов, вообще иностранцев. Американские газеты тех лет полны сообщениями о том, что новые клансмены запугивают своих врагов, похищают их, устраивают порки и избиения, мажут дегтем и вываливают в пуху. Клан проводил массовые всеамериканские компании и акции, сопровождая их таинственностью и угрозами непонятным. С 1920 года о новом ККК стала много писать не только американская, но и мировая пресса.

Символом второго ККК стал «Огненный крест», лозунгом – «Америка для американцев». Клан сотрудничал с крупными финансистами и промышленниками северных и восточных штатов, жертвовавших в орден крупные суммы денег. Симмонс контактировал и с государственной администрацией. В Клан вступали банкиры, сенаторы, политические деятели, полицейские. Во главе ККК стоял имперский маг с советом, генеральный штаб с административным, оперативным и хозяйственным отделами. В Клане работала женская секция, отдел связи с прессой и общественными организациями. В постоянной готовности находились дежурные вооруженные отряды, обеспеченные не только автомобилями, но и аэропланами. Агенты ККК работали на телеграфе, радио, железнодорожных станциях. Генеральный штаб постоянно менял пароли и условные знаки. В лесах, ущельях ночью устраивались собрания клансменов, в которых могли участвовать до десяти тысяч человек. Место собрания оцеплялось несколькими тысячами автомобилей, расставленных в виде четырехугольника. Журналисты писали о тайных наказаниях Клана: «Это может быть приказ человеку покинуть регион под угрозой смерти, приказ прекратить юридическую практику среди негров, приказ-бойкот жителям ничего не покупать у такой-то фирмы».

В начале 1922 года в Клане было более ста тысяч человек и орден действовал почти во всех американских штатах. Второй ККК разделил США на девять доменов во главе с «великими гоблинами», которым подчинялись более тысячи ополченских отрядов. Центрами Клана стали Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Атланта, Филадельфия, Лос-Анжелес, Хьюстон, Сент-Луис. К 1925 году количество клансменов превысило четыре миллиона человек и орден часто проводил многотысячные марши и ночные шествия, на которых горели огненные кресты, как «символы рассеивания невежества, предрассудков, снятия пороков, укрепления добродетелей». Ку-клукс-клан реально влиял на политику США и под его давлением были приняты законы, направленные против иммиграции в страну. Клан действовал против созданной в 1921 году Коммунистической партии. Влияние компартии быстро росло. Демобилизованные после Первой мировой войны солдаты значительно увеличили армию безработных. Лишившееся военных заказов производство сокращалось и в забастовках участвовали миллионы человек.

На пути Коммунистической партии встал второй Ку-клукс-клан и его мероприятия и акции были всеобъемлющи. Иммигранты были объявлены агентами руководителя Советского Союза Ленина, а профсоюзы были названы их пособниками. Клан создал женские и юношеские отделения, в которых вступали тысячи. Против коммунистов действовали специальные отделы клансменов в черных балахонах. Они срывали стачки и забастовки, контролировали южные профсоюзы, заявляя, что коммунизм должен быть раздавлен. ККК внес серьезный разброд в деятельность коммунистов и профсоюзов и к концу 1920-х годов политического веса в стране они не имели.

После начала Великой депрессии в 1929 году количество членов Ку-клукс-клана уменьшилось в десять раз. В апреле 1944 года второй ККК объявил о самороспуске. Некоторые клансмены действовали самостоятельно, возрождали отделения Клана под различными названиями, существовали немногочисленные независимые местные организации без единого руководства. После отмены сегрегации в середине XX века в некоторых городах прошли ночные шествия с горящими крестами, серия взрывов, вооруженные налеты и линчевания. В 1970 году на съезде почти третьего ККК присутствовали две тысячи делегатов, но попытка восстановления окончилась ничем. Федеральные власти брали большие штрафы за оскорбления на расовой почве, проводили аресты, запрещали носить в общественных местах балахоны, запрещали сжигание крестов. Официальные документы обоих Ку-клукс-кланов всегда говорили о том, что орден отрицает насилие и власти в разное время по-разному к ним относились. В 1980 году в США были приняты законы, по которым проведенные клансменами акции объявлялись террористическими, им стали давать реальные тюремные сроки и история Ку-клукс-клана в США закончилась.

Ваххабиты

Море песка, заполняющее Аль-Джазиру, Аравийский полуостров, естественным образом разделило его восточную, западную и южную части. С древнейших времен население Аравии селилось на узкой береговой полосе гигантского полуострова. Для благополучной жизни подходило и степное плоскогорье в центре Аль-Джазиры, получившее название Неджд, красивая и самая здоровая земля. Именно здесь, в сердце Аравии, родился Мухаммед ибн Абд-аль-Ваххаб, (1703-1787), чья проповедь открыла новый этап в истории арабов.

Вечнозеленые пастбища Неджда, со всех сторон окруженные выгорающими летом степями, издавна были благоприятны для земледелия и скотоводства. Из-за нехватки воды, добываемой из глубоких колодцев, зерна в Неджде выращивали немного, но жители развели множество садов. Королевой садов стала финиковая пальма, ежегодно дававшая урожай до трехсот килограммов фиников. Между пальмами сажали персики, гранаты, разводили виноград, небольшие участки земли засевали ячменем, просом, пшеницей, овощами, культивировали хлопок. Сады и поля требовали постоянного кропотливого ухода и полива. Арабы копали многочисленные глубокие колодцы, из которых с помощью верблюдов, быков, ослов качали воду и направляли ее на поля. Вся жизнь аравийского араба проходила в беспрерывном упорном труде и борьбе за воду. Крестьяне Неджда были суровые и бережливые люди, враги ненужной дорогостоящей роскоши.

Земли Аравийского полуострова с середины VII столетия входили в состав Арабского Халифата. В X веке в период анархии, междоусобных войн, борьбы хариджитов и карматов в Неджде было создано феодальное княжество Касима Дарима. Когда позже Аравия стала небогатой провинцией Османской империи, это не очень отразилось на Неджде, соседями которого стали маленькие княжества во главе с местными шейхами и эмирами. Самым крупным было княжество Дерайя, где в середине XVIII века правил эмир Мухаммед ибн-Сауд.

Мухаммед ибн Абд-эль-Ваххаб родился в 1703 году в Неджде. Его отец был мусульманским богословом-законоведом, из рода Ааль-аш-Шейх, из старинного племени бану Тамим, в городках Уяйне и Готеймеле. Предание гласит, что Эль-Ваххаб уже в десятилетнем возрасте наизусть читал священную книгу мусульман Коран. Южный богослов из глухой пастушеской области получил образование в ведущих богословско-преподавательских центрах ислама – в Басре, Дамаске, Багдаде, посещал священные города мусульман Мекку и Медину. Он знал все течения в исламе. Трактаты Ахмеда ибн-Ханбала, идеолога наиболее ортодоксального религиозно-правового течения, эль-Ваххаб собственноручно для себя переписал. Он хорошо знал и сочинения арабского богослова из Дамаска Таки ад-дина-ибн-Теймийе, распространявшего свои сочинения в период монгольского владычества. Теймийе считал культ святых и посещение их гробниц язычеством, отрицал все новое в исламе, требовал его древней чистоты, заявлял о ведении против неверных священной войны.

«Джихад», по-арабски «старание, усилие, рвение», означал священную борьбу за веру, отдачу всех сил ради распространения и торжества ислама. В период борьбы арабов за независимость и создания своего государства Халифата призывы к священной войне джихаду очень помогли политическому и религиозному объединению арабских племен. В джихаде должен был участвовать каждый, способный носить оружие мусульманин. Отличавшегося в священной войне называли «гази», а погибшего «шахидом», мучеником, павшим за веру. Ведущего джихад воина называли моджахедом.

По учению о джихаде весь мир делился на область ислама, или область веры, и на область войны, в которую входили страны, населенные не мусульманами – «не верными, неверными». Джихад запрещалось вести против тех государств, с которыми у мусульманских стран был заключен мир. Джихад также означал и воззвание к не мусульманам принять ислам.

В X веке мусульманские ученые создали учение о духовном джихаде – самоусовершенствовании на пути к Аллаху. Были исследованы четыре вида джихада, как священной войны: джихад меча – вооруженная борьба с неверными, джихад сердца – борьба с собственными дурными наклонностями, джихад руки – кара преступникам, джихад языка – ликвидация неграмотности.

В мусульманском мире широкое понятие джихада понималось как сосредоточение максимальных усилий для достижения экономической и военной мощи государства. Радикальные течения в исламе могли использовать джихад для борьбы с врагами. В связи с тем, что священная война являлась божественным установлением, но не была постоянной, ее мог начать или султан, светский независимый правитель, или имам, духовный глава мусульман, или назначенный ими представитель. В джихаде неверные получали три возможности – принять ислам и стать братьями по вере, признать себя подданными мусульманского государства, или драться до конца.

В начале 1740-х годов Мухаммед эль-Ваххаб вернулся в Неджд и начал проповедовать свое учение. Он активно участвовал в религиозных диспутах, призывал к чистоте ислама VII века, считал, что суеверные турки исказили сунну. Так называли собрание изречений и преданий, описание поступков пророка Мухаммеда, его ближайших сподвижников и последователей. Антитурецкая направленность учения эль-Ваххаба возможно имела целью освобождение арабских стран от Османской Порты и объединение их под знаменем чистого ислама. Это было очень сложной задачей. Эль-Ваххаб помнил сказанные за двести лет до этого слова турецкого султана Селима I Грозного: «Чтобы властвовать над народом, надо быть свирепым». Покорившая множество государств в Азии, Африке, Европе, разгромившая Византию, захватившая Египет и Сирию свирепая Турция была властителем арабского Хиджаза, родины ислама и будущей Саудовской Аравии, пока еще Аль-Джазиры. Турецкие султаны стали называть себя и халифами.

Эль-Ваххаб проповедовал, что Бог – абсолютный источник творения всего сущего, и это был основополагающий исламский принцип единобожия. Он призывал к беспощадной борьбе против всех отступников, потому что верующий не должен поклоняться никому и ничему, кроме Всевышнего. Эль-Ваххаб и его сторонники стали называть себя «муваххидун» – «единобожники». Вера в безусловно единого Бога стала главным догматом ваххабитов, признававших не подлежавший толкованию Коран и Сунну периода первых четырех халифов.

Эль-Ваххаб требовал возвращения к простой жизни древних арабов, сам придерживался суровой простоты нравов, отвергал культ святых и монашество. Он запрещал роскошь, золотые украшения, шелковую одежду, был против курения табака. Эль-Ваххаб требовал пятикратной молитвы, хаджа, пилигримства в Мекку. Он возражал против ношения четок, против ростовщичества, говорил о строгом преследовании разврата, о запрете кровной мести. Эль-Ваххаб проповедовал, что все люди должны быть равны между собой, а между Богом и человеком посредники не нужны. Позднее западные авторы назвали ваххабитов «пуританами пустыни». Сами последователи эль-Ваххаба никогда себя не называли ваххабитами, а только единобожниками.

Эль-Ваххаб долгое время проповедовал в Неджде и приобрел славу благочестивого и справедливого человека. Он поселился в городе Эше и, когда у него появилось много соратников и последователей, местный шейх изгнал его из города. Проповеди эль-Ваххаба имели огромный успех среди арабов и его соратниками становились бедуины, мелкие землевладельцы, арендаторы, рабы.

В 1750 году эль-Ваххаба приняли в княжестве Дерайя, располагавшегося на северо-востоке Неджда. Члены семьи эмиров Аль-Саудов быстро стали его сторонниками. Шейх Дерайи Мухаммед-ибн Сауд принял учение эль-Ваххаба, женился на его дочери и начал распространять учение своего тестя вооруженной рукой. Ибн-Сауд назвал себя мечом эль-Ваххаба и через двадцать лет владения Дерайи распространились от Красного моря до Персидского залива. После смерти Мухаммеда-ибн-Сауда в 1765 году во главе теперь уже ваххабитской династии Саудитов встали его сын Абд-эль-Азиз (1765-1803), а позднее внук Сауд (1803-1814).

Биографы Мухаммеда-ибн-Абд-эль-Ваххаба писали, что он оставил много сочинений, отличавшихся богатством мысли и подкупающей непосредственностью. Эль-Ваххаб умер в 1787 году в Дерайе, и его учение оказало огромное влияние на политическую историю Аль-Джазиры, с помощью бедуинов, распространивших ваххабизм по всей Аравии. После смерти эль-Ваххаба Саудовские эмиры объединили в своих руках светскую и духовную власть.

К началу XIX века войска Абд-эль-Азиза завоевали степи Хиджаза и в 1796 году великий шериф Мекки, небольшого, но очень важного княжества, послал свою армию на ваххабитов. К ним тут же примкнули многие хиджазские феодалы, шейхи многих племен, даже брат шерифа Мекки, убежденные в необходимости объединения Аравии. После трехлетней войны на сторону ваххабитов перешли почти все племена Хиджаза. Армия будущей Саудовской Аравии стала грозной силой, атаковавшей и побеждавшей своих врагов.

Армия ваххабитов состояла из бедуинов и оседлых жителей. Служить в ней были обязаны все способные носить оружие. Перед походом в войско призывались арабы из мест, соседних с землями врага. В атаку во главе с личной наемной гвардией эмиров шли вооруженные ружьями жители городов и сел Неджда. Несколько десятков тысяч воинов содержали себя сами. В четко организованном войске, где все воины твердо верили в правоту своего дела, была железная дисциплина. Во главе покоренных племен, городов и сел ваххабиты оставляли прежних правителей, с условием принятия учения эль-Ваххаба и признавали ваххабитского эмира своим сюзереном и духовным главой. Советниками эмира были ваххабитские ученые улемы, отличавшиеся набожностью, воздержанностью, благочестием, всю жизнь проповедовавшие ислам.

Шериф Мекки был разбит и потерял половину княжества. Ваххабиты взяли всю Аравию и осадили Дамаск и Багдад, угрожая Сирии и Ираку. Были разорены шиитские святыни Кербела и Неджеф. Этот набег прогремел на весь мир и в 1803 году саудовский эмир Абд-эль-Азиз был убит шиитом во время торжественного богослужения в Дерайе. Внук первого Сауда в этом же году взял Мекку, в 1804 году – Медину. В Аравии тут же была отменена общая молитва за турецкого султана. Везде ваххабиты уничтожали мазары, мавзолеи, снимали с памятников украшения, золотые купола. Были запрещены четки, амулеты, торговля во время богослужений. Только на побережье Омана смогла удержаться могущественная английская Ост-Индская компания. Английский флот с 1806 года встал в Персидском заливе, блокируя Индийский океан и все ваххабитские порты, пуская ко дну все их суда.

В 1808 году смогли отбиться от ваххабитов Багдад и Дамаск, благодаря тому, что местное население посчитало их чужеземными завоевателями. Ваххабиты рванулись в отчаянный Индийский поход, но не смогли пробиться через английскую армию. Ответный поход на Неджд Багдада и Дамаска был остановлен труднопроходимыми пустынями. Вскоре государство ваххабитов атаковала Турция.

Война продолжалась семь лет. Каждое аравийское селение и город турецким войскам приходилось осаждать несколько месяцев. Бедуины вели партизанскую войну, нападали на караваны с продовольствием, на патрули, на базы снабжения. Ваххабиты не сдавались никогда и ни за что и их с трудом победили пушки. В кровопролитных боях турки взяли Мекку и Медину, ваххабиты были оттеснены в Неджд. Турки взяли Дерайю, четвертый саудовский эмир был взят в плен и в 1819 году казнен в Стамбуле. В Дерайе сел турецкий губернатор.

Через два года династия Саудитов восстановила ваххабитское государство, получившее новую столицу Эр-Риад и границы в пределах Аравии. Весь XIX век шли кровавые войны и в 1904 году Абд-аль-Азиз-ибн-Сауд полностью восстановил Саудовский султанат. В 1926 году султан ибн-Сауд был провозглашен государем Хиджаза, Неджда и признан мусульманским конгрессом хранителем священных городов Мекки и Медины. С 1932 года его государство стало называться Саудовская Аравия и ваххабизм стал его официальной идеологией.

Ассасины

Аламут держался несмотря ни на что, хотя его отчаянно штурмовали войска могущественного султана Санджара Сельджукида. Ночью после совета Султаната Санджар спал плохо, как будто знал, что его пробуждение будет недобрым. Так и получилось. Первое, что бросилось в глаза султана поздним утром пробуждения, был кинжал. Рядом с ним на соседней подушке великолепного ложа белела дорогая пергаментная бумага. Санджар, пораженный видом кинжала, взял небольшой свиток и поднес к глазам. Прекрасной арабской вязью на нем чернели слова: «То, что положено возле твоей головы, может быть воткнуто в твое сердце». Подписи не было, но Санджар знал, что это послание от владетеля Аламута Хасана-ас-Саббаха. Султан уже точно решил больше не ссориться с этими невероятными ассасинами, но еще не знал, что его Султанат все равно потеряет Среднюю Азию, Грузию и Армению. Ну за чем, за чем он сцепился с этим невозможным Хасаном-ас-Саббахом!

Пустынные пространства Аравийского полуострова с редкими оазисами с финиковыми пальмами и возделанными полями арабы называли «бадия», а себя – бадави, бадауин, что европейцы восприняли как бедуин, бедуины. «Джазират-ал-араб», «Полуостров арабов», совсем не богат водой. Летом аравийские земли страдают от жары, а зимой от холода. Летний «отравленный» ветер «самум» – ужасен, зимний ледяной ветер – страшен. Природа Аль-Джазиры наложила отпечаток на характер бедуинов, привычным к лишениям и невзгодам, неприхотливым в еде и одежде, храбрым и преданным своему роду. В конце V века в Неджде, называемого сердцем Аравии, возникло объединение арабских племён во главе с племенем кинда. Горная цепь Хиджаз, по-арабски «преграда, барьер», казалось, надёжно защищала плоскогорье Неджда от низменного берега Красного моря, где часто появлялись завоеватели. В 529 году киндиты были разгромлены, но Хиджаз и Неджд превратились в центр политического объединения арабов.

В начале VII века в древней Мекке, в Хиджазе, возникла новая религия – ислам, и образовалось мусульманское государство – Халифат. Основатель ислама пророк Мухаммед родился 20 апреля 571 года в религиозном центре арабов, у которых особым почетом пользовалось четырехугольное каменное здание со знаменитым черным камнем Кааба. Недалеко от святого места протекал ручей из источника Замзам, вода которого обладала чудесными свойствами. Мухаммед рос в семье деда, потом дяди Абу-Талиба. В двадцать пять лет он женился на курейшитке Хадидже. Мухаммед начал проповедовать в Мекке единого бога, Аллаха. В 622 году Мухаммед с соратниками муслимами – от этого слова и произошло европейское «мусульманин» – переселился в Медину, находившую недалеко от Мекки в оазисе Ятриб. Медина стала «городом пророка», а 622 год стал первым годом мусульманского летоисчисления – эры Хиджры, «переселения».

В Медине Мухаммед решительно и жестко боролся за создание большого арабского государства. Ему помогали переехавшие с ним из Мекки сторонники – мухаджиры и принявшие ислам мединцы -ансары. После нескольких конфликтов, битв и даже осад Медины курейшитами-мекканцами, в 628 году Мекка и Мухаммед заключили мир. Племена курейшитов признали пророка Мухаммеда и приняли ислам – «предание себя Богу». Ислам стал быстро распространяться в Аравии. В 632 году Мухаммед умер в Медине, и к этому времени впервые в истории Аравии значительная часть арабов, ставших мусульманами, была объединена.

Пророк не оставил наследника мужского пола. Главой мусульман был избран его сподвижник Абу-Бекр, который принял титул халифа, по-арабски «преемника, заместителя». Основой Халифата стала созданная Мухаммедом мусульманская община-умма. Арабский Халифат создавался в борьбе с Византией и персидским государством Сасанидов, владетель которого именовал себя «царем царей», шахиншахом. В 633 году десятитысячное мусульманское войско разгромило Сасанидскую армию, воины которой были соединены друг с другом цепями. Абу-Бекр еще раз разгромил персов, но был вынужден развернуть войско против армии византийского императора Ираклия. Арабы разгромили византийцев.

Осенью 633 года три отряда воинов по семь тысяч пятьсот человек в каждом вошли в Сирию и Палестину. Так начались арабские завоевания VII-VIII веков, завершившиеся созданием громадного Халифата. Арабы завоевали Сирию, Палестину, Египет, Ирак, часть Ирана, взяли Дамаск, Иерусалим, Антиохию, уничтожили государство Сасанидов и заняли всю Месопотамию, отбросили Византию. Военачальник Али, женатый на любимой дочери пророка Фатиме, получил земли в Месопотамии, завоеватель Сирии Муавия и занявший Египет Амр также получили огромные землевладения, позволявшие им самостоятельно содержать большое войско.

Пророк Мухаммед излагал основы ислама как откровения, посланные ему Аллахом через архангела Гавриила. Во время проповедей слушатели записывали их на пальмовых листьях, даже на камнях. Собрание проповедей Мухаммеда было собрано и составлено во время правления третьего халифа Османа в 644-656 годах. Оно получило название Коран – «Чтение». Разделенный на сто четырнадцать сур-глав Коран стал священной книгой мусульман. Каждая сура, разделенная на стихи-айяты, имела собственное название и указание места, где ее впервые произнес Мухаммед. Столпами ислама стали пять обязанностей мусульманина – исповедовать единобожие: «Нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммед – пророк его», совершать молитву, соблюдать пост, давать благотворительную милостыню и совершать паломничество к Каабе. Службы проходили в мечети, «месте, где поклоняются». Ислам с самого начала был государственной религией и в руках главы мусульманского государства соединялась светская и духовная власть. Халиф стал светским государем, первосвященником, судьей, полководцем. Его называли и «Эмир ая-муминин» – «Повелитель правоверных».

В середине VII века халиф Осман из курейшитского рода Омейя был убит в своем дворце повстанцами. В 656 году последним избранным халифом стал Али, происходивший, как и пророк, из рода Хашима. Его жена Фатима, дочь Мухаммеда, родила ему двух сыновей Хасана и Хусейна.

Против Али выступили аристократы, объявившие Османа мучеником, а сирийского владетеля Муавию, происходившего из рода Омейи, мстителем за убитого халифа. В пятилетней войне Али поддерживали арабские племена Ирана и Ирака, Муавию – Сирия. В 661 году Али был убит на выходе из мечети. Муавия провозгласил наследственный Халифат Омейядов со столицей в сирийском Дамаске. В мусульманском мире произошел раскол на суннитов, шиитов и хариджитов.

Во время правления династии Омейядов до середины VIII века арабы завоевали Северную Африку, большую часть Пиренейского полуострова, Среднюю Азию, острова Средиземного моря, Армению, Азербайджан и часть Грузии. Во главе нескольких наместничеств Омейяды поставили эмиров, по-арабски «повелителей». Арабский язык в огромном Халифате был объявлен государственным. Везде распространился ислам – государственная религия арабов. Мусульманские судьи кади, принимавшие решения по законам Корана, представляли духовную власть Халифа. Свод мусульманских религиозных, гражданских, уголовных законов, основанных на Коране, стал называться Шариатом.

Омейяды боролись с оппозицией, опиравшейся на Мекку и Медину и выдвигавшей на главенство семью зятя пророка Али. Претензии Алидов на верховную власть были обоснованы и они пользовались большим влиянием в персидских землях. В 680 году сын Али и внук пророка Хусейн с группой родственников и сторонников двинулся из Мекки в Ирак, чтобы восстать против Омейядов. У небольшого города Кербела его отряд был окружен войсками местного наместника халифа и в яростной рубке погиб Хусейн и все его приверженцы. В Мекке и Медине началось восстание, в 682 году подавленное Омейядами. Алидская оппозиция укрепилась в южнокаспийских районах Ирана и в малодоступных горных лесах. Восстали Ирак и Средняя Азия, берберы в Северной Африке, Алиды восстали на северо-востоке Ирана. В начале 750 года Омейядов пербили во всех наместничествах, всех мужчин, женщин и детей династии. Спасся только один из Омейядов Абд-ар-Рахман, который через Северную Африку прорвался в Испанию, где в Кордове создал испанский эмират-халифат. Новым арабским халифом стал Абу-Муслим из рода дяди пророка Аббаса. Халифат Аббасидов просуществовал половину тысячелетия, с 750 по 1258 год. В новой столице Багдаде успешно правили халифы аль-Мансур, Харун-ар-Рашид (786-809) и аль-Мамун. Багдад при них стали называть «Мадинат ас-Салям» – «Город мира и спокойствия».

Учение суннитов, или правоверных, было наиболее распространено среди мусульман. Его идеологи право наследования избираемого халифа основывали на иджма – согласии общины, уммы. Происхождение будущего халифа от пророка не было обязательным. Этот принцип идеологи основывали на сунне – воззрении, возникшем при появлении ислама. Сторонников этого учения стали называть суннитами. Против них с оружием в руках выступили шиниты и хариджиты.

«Повстанцы»-хариджиты выдвинули формулу «Нет халифа кроме, как по воле Бога и по воле народа». Они не признавали наследственных халифов и объявили безусловный приоритет мусульманской общины верующих. Когда в 658 году войско четвертого халифа Али разгромили хариджитов в сражении при иранском Нахраване, через три года один из уцелевших «повстанцев» убил Али у мечети.

Харижиты боролись и против Алидов и против Омейядов. Не поддерживавшее их население не имело право на спасение и вырезалось и вырезалось. Хариджиты распались на десять группировок и при Аббаситах полностью лишились народной поддержки.

Шииты составляли особую группу, по-арабски «шиа», состоявшую из приверженцев Али. Они заявляли, что Али, родственник и зять посланца Аллаха пророка Мухаммеда имеет преимущественное право на верховную власть среди мусульман. После его смерти это право распространилось на его потомков. Шииты верили в то, что «божественная душа» в определенный период может воплощаться только в одном человеке, потомке пророка Мухаммеда, происходившем от Али и Фатимы. Шииты называли этого избранного «имамом» и понимали это слово, как «мессия». Шииты основывали наследование халифата на божественном праве, принадлежавшем «святой семье Али». Священными городами шиитов стали Кербела, место гибели великомученника Хусейна, сына Али, и Неджеф, в котором находилась могила Али.

Шииты считали Омейядов и Аббасидов захватившими власть узурпаторами, а своими повелителями признавали Али и его потомков. Их учение быстро распространилось по иранским землям. Род Али образовал династию двенадцати шиитских имамов, которые не обладали политической властью, но считались духовными руководителями шиитской общины. Первым имамом стал Али, вторым его сын Хасан, третьим сын Али Хусейн, от которого пошли еще девять имамов. Двенадцатый имам Мухаммед последний раз в летописях упоминается в 873 году. Шииты верят, что имам Мухаммед исчез в таинственном ущелье и был скрыт Аллахом в недосягаемом месте. Там он будет находиться до тех пор, пока Аллах не пошлет его к шиитам. «Скрытый имам» вернется, чтобы установить совершенный строй равенства и справедливости.

Учение о скрытом имаме стало одним из основных догматов шиизма. Все их правители и наставники считались представителями «скрытого имама», непогрешимыми в делах веры. Шииты признавали не Сунну, а свое священное предание Ахбар. Преследуемое религиозное меньшинство, они разработали особую тактику, спасавшую их от преследования турок-сельджуков, принявших суннизм. У суннитов существовало свое учение о мессии,  – «Махди, тот кого Аллах ведет по истинному пути»,  – который явится, когда это будет угодно Богу и установит справедливый строй.

В середине IX века при халифе Муттевакиле по всему Халифату началась борьба за установление единоверия. Могила Хусейна в Кербеле была уничтожена, многие шииты казнены. Последователи Али стали создавать тайные организации.

В конце IX века в шиитском учении возник исмаилизм, возможно названный так по имени Исмаила, потомка Али в седьмом колене. «Сокровенное учение» говорило, что скрытый имам имел ключ к божественному откровению. Пока имам скрыт, вместо него действуют его миссионер-даи.

Учение исмаилистов называло число «семь» мистическим. Бог создал семь небес, земель, морей, цветов, металлов, звуков, назначил имамами семь лучших своих созданий, первый из которых Али, последний и седьмой – Исмаил. Семь божественных законодателей имели по семь помощников, которых называли немыми, потому что они никогда не выступали публично. Каждый из семи немых рассылал по двенадцать апостолов, распространявших учение. При сыне седьмого имама Исмаила была создана миссионерская школа, воспитавшая множество последователей «сокровенного учения». Вскоре миссионеры исмаилитов карматы восстали против Аббасидов и несколько раз разбили их войска. Сто лет карматы дрались с Халифатом в Северной Африке, Сирии, Иране, Средней Азии. Их деятельность в созданных в труднодоступных местах убежищах, куда активно стекались недовольные, имела закрытый и тайный характер.

В 909 году один из карматских даи передал одному алиду город Кайраван в Северной Африке и на территории современного Туниса возник Фатимидов Халифат, царство потомков Али и дочери пророка Фатимы. Фатимиды к началу XI века подчинили всю Северную Африку и управляли Египтом и Сирией из новой столицы Каира. В арабском мире образовалось три халифата – суннитский в Дамаске, Омейядов в Испании и шиитский Фатимидов. На арабские земли тут же ринулись тюрские кочевники сельджуки. Они пришли не сами – их пригласили.

Султан государства Газневидов в Восточном Иране и Афганистане в 1025 году разрешил главе тюрского огузского племени Сельджуку поселиться на своих землях. Племя Сельджука приняло ислам и его часто нанимали воевать местные феодальные правители. Через пятнадцать лет сельджуки вдребезги разнесли войско Газневидов, которому не помогли десятки боевых индийских слонов. Сельджуки создали свое государство в Хорасане и к 1055 году захватили Западный Иран, Азербайджан и даже Багдад в Ираке. Сельджукид Тогрул-бек торжественно был объявлен султаном. В 1071 году в битве при Манцикерте у армянского озера Ван войско сельджуков в кровопролитной битве разгромило византийскую армию и взяло в плен императора Византии. Сельджукам принадлежали уже вся Малая Азия и они создали Румский султанат со столицами в Никсе и Конии.

Малик-шах Сельджукид (1072-1092) продолжил завоевания, и в состав Румского султаната вошла вся Средняя Азия. В 1078 году сельджуки взяли Иерусалим, принадлежащий Фатимидскому Халифату и в Румском султанате оказалась Палестина. На севере государство Сельджукидов граничило с Арменией и Грузией, на юге – с Аравией. В 1085 году после взятия всех портов на побережье Эгейского моря столицей Румского султаната стал Исфаган.

К Сельджукидам перешли многие кочевые племена, воевавшие на Кавказе и Малой Азии. Султаны окружили себя гвардией рабов и повелели называть себя «Великими Сельджуками». Казалось, новых владетелей половины Арабского мира не мог остановить никто.

Их остановили ассасины.

Еще отец Малик-шаха назначил главным визирем Султаната Хасана-ибн-Али, которого прозвали «Низам аль-Мульк», что означало «Порядок царства». В 1072 году Низам аль-Мульк стал регентом при молодом Малик-шахе и написал «Книгу об управлении государством». К тому времени в Румском султанате государственные земельные наделы «икта» были переданы феодалам, которые не ограничивали свою власть над крестьянами нормами религиозного и светского права. Они попытались установить произвольную власть не только над временем и достатком подневольных людей, но и над их личностью, и их положение тут же значительно ухудшилось. Народ обвинил в этом Низама аль-Мулька, который в своей книге обосновывал новое устройство управления Султанатом.

Главный визирь предложил контролировать произвол многочисленной армией государственных чиновников и из этого, конечно, ничего не вышло. Количество бюрократии невменяемо росло и чиновники при проверках успешно договаривались с помещиками-землевладельцами. Низам аль-Мульк предложил создать всепроникающую многоуровневую осведомительную полицейскую службу и опять это было утопией. Населению совершенно не был нужен ни коррумпированный бюрократический аппарат, ни армия подглядывающих и подсматривающих шпионов, которые в объединительном порыве не давали жить населению. Надеяться на султана, основными занятиями которого стали охота, вино и запутанные интриги, народу также было бессмысленно. Вдруг все волшебно и неожиданно-ужасно изменилось. 14 октября 1092 года во время поездки из Исфа хана в Багдад всемогущий Низам аль-Мульк в тройном кольце охраны удивительным образом был зарезан фидаем, которого прислал к своему школьному приятелю Хасан-ас-Саббах, глава великого и ужасного ордена ассасинов. В ноябре этого же года неожиданно и странно умер молодой султан Малик-шах. Быстро и невозможно казавшееся могучим и монолитным огромное государство сельджуков вдруг распалось.

Политические убийства всегда совершались в истории человечества, но впервые за тысячи лет это было сделано специально подготовленным профессионалом высочайшего класса. История Востока с 14 октября 1092 года вдруг пошла совершенно по-другому. Вскоре тяжелую руку Хасана-ас-Саббаха ощутил на себе и удивленно-пораженный Запад.

В конце XI столетия халиф государства Фатимидов назначил своим престолонаследником и имамом старшего сына Низара. Вскоре он переменил свое решение и преемником власти стал его второй сын Мустали. После смерти халифа в 1094 году приверженцы Мустали провозгласили его халифом и тут же убили Низара. В Халифате образовались две властные группы мусталитов и низаритов. Последние утверждали, что раз назначенный имамом Низар уже не может лишиться этого сана. Настоящими имамами низариты признавали только его потомков. На Ближнем и Среднем Востоке началась жестокая междоусобная война. Мусталиты победили в Сирии и Египте, низариты в Иране и Индии.

Соратник Низара аль-Хасан ибн Ас-Саббах пользовался большим влиянием в Каире. Чтобы ослабить Низара, его враги вынудили ас-Саббаха уехать из столицы Фатимидского Халифата. Будущий создатель ордена ассасинов прекрасно знал учение измаилитов, но его ему не хватило. Десять лет в иранских землях Хасан-ас-Саббах готовил свое учение и собирал армию сторонников. Он получил звание даи еще в каирской измаилитской школе у знаменитых проповедников Амиры Дарраба и Абд аль-Малика Атташа. В Исфахане, Кирмане, Йезде, Хузистане, Дамгане ас-Саббах много лет выступал с проповедями, собиравшими множество народа. В 1083 году всесильный визирь Низам аль-Мульк отдал приказ захватить во что бы то ни стало своего старого школьного приятеля ас-Саббаха, но не кабинетному теоретику было тягаться с первым ассасином.

Годами скрывавшийся от преследователей мусталитов Хасан-ас-Саббах нашел место, где он и его соратники могли бы действовать в безопасности. Он выбрал неприступную крепость Аламут в горах Эльбруса, недалеко от города Казвина в Восточном Иране. Долина между реками Шахруд и Аламут находилась в труднодоступных горах, с запада и востока закрытых от проникновения совершенно. В центре плодородной долины стоял двести– метровый холм-утес с вершиной, по форме напоминавшей палубу корабля. В центре палубы находилась еще одна пятнадцатиметровая возвышенность, на которой, как и на палубе, были укрепления. В крепости находилось водохранилище, не пересыхавшее даже в самую сильную жару. Весь Восток знал, что военная техника того времени не позволяла взять эту крепость никак. 5 августа 1091 года непонятным образом Хасан-ас-Саббах с немногими сторонниками взял не берущийся утес и назвал его Аламут – «Орлиное гнездо». Он возвел у орлов неприступные стены и через короткое время со своими бойцами захватил горные замки в Деймене, Фарсе, Рудбаре, Кухистане, в сирийских Ливанских горах, получив выход к Средиземному морю, а значит ко всему. Он действовал на громадной территории современных Ирана, Ирака, Сирии и Ливана и строил, строил, строил новые горные крепости. Хасан-ас-Саббах создал свое государство со столицей в Аламуте и с территорей у замков в Иране и Сирии, где жило много крестьян, называвших сподвижников ас-Саббаха «людьми крепостей». Его государство ассасинов просуществовало сто пятьдесят лет, но в течение многих веков правители Востока и Запада боялись и трепетали перед «ужасной силой, рассылавшей из неприступных мест смертельные удары, от которых нигде не было спасения, и которые поражали лишь вышестоящих, чаще, чем всех прочих».

Радикальное религиозное учение Хасан-ас-Саббах назвал «Дават-и-джадит» – «Призыв к новой вере». Скрытый имам придет и установит общество социальной справедливости. Хасан-ас-Саббах очень четко сформулировал цель создания своего ужасающего Ордена ассасинов – уничтожение политической власти Сельджуков и освобождение населения Ирана от их господства.

Хасан-ас-Саббах не стал создавать большой армии, понимая, что это бессмысленно. Веками войска многочисленных правителей резались друг с другом, принося государям вместе с завоеванными землями горы трупов, разорения, разрушения и страдания обездоленного народа, повторяющиеся с ужасающей последовательностью. Основой учения ас-Саббаха было не только признание семи божественных имамов. В Ордене ассасинов была установлена суровая дисциплина. Хасан-ас-Саббах сам стал создавать или использовать народные волнения. Тактика ассасинов заключалась в применении индивидуальных убийств и террористических актов, которые стали главными в деятельности Ордена.

Ассасинов возглавил главный даи-миссионер, которому подчинялось несколько великих миссионеров. Подчинявшиеся великим простые даи управляли всеми членами Ордена, связанными объединенными клятвами и мистическим церемониалом посвящения. Исполнителями приказов главного даи стали «жертвующие собой», фидаи, учеба которых продолжалась несколько лет. Выполняя приказ, они выходили из Аламута в белых туниках с красными поясами, цветов невинности и крови. Они легко перевоплощались в купцов, нищих, воинов, дервишей, паломников, оруженосцев, дворян и проникали всюду, во дворцы и палатки, в города и торговые караваны. Они годами ждали подходящего случая и совершали политические убийства. Фидаев не останавливали ни опасности, ни расстояния, а их кинжалы почти всегда попадали в цель. Большую часть «жертвующих собой» составляли простые крестьяне из владений Ордена ассасинов, которых позднее некоторые авторы называли «рыцарством, боровшимся с усилившейся бюрократической централизацией».

Хасан-ас-Саббах, шейх, первый главный даи и миссионер миссионеров, считался представителем скрытого имама. Сохранились предания, по которым первым скрытым имамом был внук Низара, которого ас-Саббах младенцем спас из египетской тюрьмы, где погиб его отец и дед, спрятал в Аламуте и никому не показывал.

Все даи являлись членами высших степеней Ордена и были посвящены в его тайны, цели и методы. Простые ассасины посвящались лишь частично с клятвой-присягой самоотверженно служить и беспрекословно подчиняться шейху Ордена. Крестьяне массово переселялись во владения ассасинов, считая их врагами неправедных феодалов-помещиков. Учение ас-Саббаха молниеносно распространилось по всему Ирану, Ираку, Сирии, Ливану. Из этого учения не вытекала практика политических убийств. Террористические акты применялись на Востоке и Западе задолго до Первого ассасина. Они стали ответной мерой исмаилитов против террора и преследований Сельджукидов и других авторитарных правителей. Хасан-ас-Саббах организовал сеть школ, в которых готовили политических убийц и с конца XI века террористические акты на Востоке стали частым явлением и быстро перекинулись на Запад. Через два года после взятия «Орлиного гнезда» Хасан-ас-Саббах стал применять индивидуальный террор против государей и правителей.

Сельджукский Кухистан восстал в 484 году Хиджры. В 1092 году восставшие обратились к Хасану-ас-Саббаху, чтобы он прислал в Кухистан своих специалистов по свержению властителей. Во главе восстания Первый ассасин поставил своего даи Хусейна Каини и в короткий срок восстание разгорелось так, что Малик-шах, всемогущий султан Рума, послал в Кухистан свою армию. Большое войско осадило Аламут и тут же в октябре 1092 года фидаи ас-Саббаха зарезали организатора исмаилитских гонений Низама-аль-Мулька, а через месяц странно умер и султан Мелик-шах. Два сына великого визиря сами стали визирями и попытались продолжить дело аль-Мулька, но их тут же неведомым образом зарезали фидаи ас-Саббаха. В борьбе за сельджукский трон сцепились два претендента и Рум погряз в междоусобной бойне. Современники утверждали, что тайные убийства приняли такой размах, что вся сельджукская знать носила под одеждой кольчугу. Это не помогало, так же как панцири и шлемы, и вельможи были в трепете. Высшие султанские сановники вступали с Аламутом в переговоры и пытались откупиться от Первого ассасина. Подозрение о связях с Хасаном-ас-Саббахом тут же упало на всю знать и начались доносы, аресты и казни. Хаос и страх помогал развалу государства и через короткое время многие крепости Ирана и Сирии перешли под власть Ордена ассасинов.

Аламут почти постоянно находился в осаде, но из него неведомыми путями выходили фидаи и несмотря ни на что проникали всюду. Все политические убийства готовились в строгой тайне, но совершались только публично, что вызывало большой эффект. Один за другим погибли три главных визиря нового султана значительно уменьшившего Рума, потом еще несколько, все публично и в окружении знавшей о покушении колоссальной охраны. Одного за другим фидаи убили четырех эмиров Рума, а в 1097 году как обычно среди бела дня зарезали главнокомандующего Румского султаната Сарзана-палача, затем брата султана. Имена многих других убитых Орденом ассасинов эмиров, наместников, градоначальников в документах даже не писали, просто говорили, что их было множество. Высших должностных лиц Румского султаната всегда резали в окружении колоссальной хорошо вооруженной охраны, всегда при большом стечении народа. Фидаи перед частой гибелью всегда громко кричали людям, за что ассасины убивали очередного вельможу.

Хасан-ас-Саббах совершенно не боялся могущественных султанов Сельджукидов. Наоборот, страх охватил государей, сановников и вельмож. Последним Аламут попытался штурмовать султан Санджар в середине XII века. Однажды утром в своей постели он чуть не наткнулся на ассасинский кинжал, лежавший на адресованной ему записке: «То, что положено возле твоей головы, может быть воткнуто в твое сердце». Поход на Аламут был остановлен, но Санджар так и не смог восстановить Румский султанат, потерявший Среднюю Азию и Закавказье.

После первого Крестового похода конца XI века об ассасинах узнали в Европе. Княжества крестоносцев на Востоке находились рядом с владениями Ордена ассасинов. Государь-князь Конрад Монферратский попытался подраться с Хасаном-ас-Саббахом. К нему были посланы два фидая. Они крестились в христианство и вошли в ближнее окружение великолепно охраняемого графа. Через несколько месяцев во время молитвы в церкви фидаи напали на Конрада Монферратского и почти его зарезали. Охрана успела заколоть одного ассасина, но второй не понятно скрылся. Когда фидай узнал, что граф лежит еще живой, он неведомо как проник к его постели и дорезал государя. Ассасина долго и очень жестоко пытали, но он молчал, а потом умер. Многие властители стали вздрагивать только от одного упоминания ассасинов. Говорили, что сам английский король Ричард Львиное Сердце переписывался с Хасаном-ас-Саббахом, а некоторые авторы утверждали, что французский король захватил возвращавшегося в Англию Ричарда за то, что тот заказал его убийство ассасинам. Если бы это было правдой, король Франции вряд ли бы дожил до этого захвата. Владетели Европы стали упрекать друг друга за союз с Орденом ассасинов. Взаимное недоверие государей на Востоке и Западе росло, а вместе с ним увеличивалась и власть Хасана-ас-Саббаха.

Желая отомстить Первому ассасину, европейцы распустили слухи, что ассасины употребляли гашиш, хашиш – наркотик из конопли перед совершением политического убийства. Это было красивой неправдой, но в Европе за соратниками Хасана-ас-Саббаха закрепилось имя «хашишины» – «ассасины». На самом деле, скорее всего название членов Ордена пошло от арабского слова «хасанийун» – «хасаниты», последователи Хасана-ас-Саббаха. «Книга Марко Поло» рассказывала средневековой Европе сказки о ассасинах: «Старец горы развел невиданный в мире сад с лучшими в свете плодами и настроил красивых золоченых дворцов. В каналах вокруг дворцов текло вино, или молоко, или мед, или вода. Самые красивые девы были тут и играли, пели и плясали. Старец назвал этот сад своим людям раем. В него входили только будущие ассасины. Десять или двадцать юношей поили и сонными вносили в сад. Юноши просыпались, верили, что они в раю, где исполнялись все их желания. Потом они опять засыпали и их уносили из райского сада. Поэтому они готовы были на смерть, лишь бы попасть туда вновь и выполняли любой приказ старца. Кого горный старец решил убить, тому не спастись».

Хасан-ас-Саббах сам занимался воспитанием и обучением своих сторонников, которые шли к нему со всех земель Ближнего и Среднего Востока. С первым ассасином многие связывали борьбу с неправыми государями и с установлением в мире справедливости.

Принадлежность к Ордену ассасинов, его политические цели и методы борьбы, догмы от всех непосвященных хранили в строгой тайне. Никто и никогда не знал, кто из них ассасин, только высшие даи. Кандидата в Орден долго проверяли. С ним долго работали проповедники. Всех степеней посвящения в ассасины было семь, но высших степеней достигали очень немногие. Есть исторические свидетельства, что при Хасане-ас-Саббахе фидаями становились только добровольцы.

Подготовкой покушения занимались многие посвященные, включая тайных союзников и агентов среди врагов. Часто подготовка и ожидание удобного момента для покушения занимали годы. Ассасины в совершенстве владели главным оружием фидаев – отравленным кинжалом. Они владели многими языками и наречиями, могли принять любое обличье – странствующего дервиша, паломника, учителя, нищего, господина, воина, сторонника любой религии, могли проникнуть в любое ближайшее окружение любой выбранной жертвы. Если бы ассасины принимали гашиш, то их видения и галлюцинации сами по себе делали ненужным рукотворный рай с гуриями и реками вина. Многомесячное пребывание в чужом обличье требовало от ассасина огромного самообладания и выдержки. Фидаи понимали, что неожиданное разоблачение для них могло закончиться только мучительной смертью. Такие длительные и высокопрофессиональные действия не могли совершаться ни под действием гашиша, ни по принуждению, ни по приказу, ни по желанию будущего рая. Ассасины были убеждены в правоте своих действий и готовы к самопожертвованию. Их возбуждала вековая крестьянская ненависть к несправедливым правителям и наглым богачам. Ассасины всегда шли на огромный риск, многие совершали убийства неоднократно, всякий раз невозможно уходя от преследований и погонь. Частые возвращения совершивших убийства фидаев в «Орлиное гнездо» всегда сопровождалось семидневными народными празднествами. Отчаянные фанатичные люди, воспитанные в ненависти к врагам Ордена и в безграничном повиновении к его вождю, испытывались наставниками, учились владеть всеми видами оружия, переносить лишения, терпеть пытки, изучали иностранные языки, учились искусству разведки, конспирации, маскировки. При Хасане-ас-Саббахе все орденские убийства были только политическими. Убивали и изменников.

Сорок лет Хасан-ас-Саббах руководил созданным им Орденом ассасинов. По всему Востоку и Западу ходили легенды о его смелости, суровости и принципиальности. Все знали, что он отказался от личного обогащения и не стал создавать собственной династии. Ас-Саббах осудил на смерть двух своих сыновей – одного за нарушение заповедей Корана, выразившихся в винопитии, а второго – за убийство великого даи в Кухистане, которого Хасан-ас-Саббах хотел назначить своим преемником. Его строгая и аскетичная жизнь многим внушала доверие и почтение. Знаменитый сельджукский эмир-полководец Шир-Гир, взявший за свою успешную военную жизнь множество крепостей, кроме Аламута, воскликнул, узнав о смерти Первого ассасина: «Какая жалость! Это был такой человек, подобных которому не было».

Второй щейх Ордена, назначенный Хасаном-ас-Саббахом Бузург-Улид и третий шейх его сын Мухаммед продолжили дело Ордена, усилив его могущество и влияние. У государства ассасинов было почти сто горных замков и крепостей, каждая из которых, несмотря на все препятствия врагов и сложности высокогорья, строилась в течение одного года.

В середине XII века иерархия Ордена ассасинов во главе с скрытым имамом – потомком Али и Низара, состояла из даи-ад-дуатов, даи-аль-кабиров, даи, рафиков, ласиков, фидаев. Шейха Ордена часто называли имамом. По всей Европе ходило сочинение о посещении графом Шампанским горного замка Аламут: «Когда они со старцем осматривали башни, двое верных по знаку Владыки поразили себя кинжалом и упали к ногам испуганного графа. Хозяин хладнокровно заметил, что по его знаку все они убьют себя. Султан прислал посланника уговорить ассасинов покориться и Владыка при нем сказал одному верному: «Убей себя!» – и он сделал это. Другому Владыка сказал: «Спрыгни с башни!» – и тот бросился в пропасть. Обратившись к посланнику, Владыка сказал: «Семьдесят тысяч последователей таким же образом повинуются мне. Это мой ответ твоему господину».

Со времени правления четвертого шейха Ордена ассасинов все в нем изменилось. К началу XIII века аристократия государства ас-Саббаха сильно разбогатела на увеличенных для населения налогах. Шестой шейх, боясь народного восстания, признал своим сюзереном багдадского халифа и Орден ассасинов перестал быть суверенным государством.

Еще Хасан-ас-Саббах посылал своих даи в Сирию и в Халебе получил несколько крепостей. Убив десять эмиров Дамаска, Мосула, Гимса, визирей и даже халифа Фатимидского государства Аамира, Орден ассасинов укрепился на сирийской земле, участвуя во всех народных восстаниях и волнениях. Ассасины имели в Сирии много сторонников и в первой половине XII века получили много замков в Ливанских горах.

В 1141 году сирийские ассасины взяли неприступную горную крепость Масияф в Джебель-Ансарийи. Она стала резиденцией шейха ассасинов в Сирии «Повелителя горы». Шейха аль-Джебеля в Европе стали называть «Старцем горы». Сирийские ассасины вели ожесточенную войну с крестоносцами, пытавшимися выдавить их из Сирии. В кровавой борьбе ассасины почти победили и фидаи зарезали предводителя крестоносцев графа Раймунда I Триполийского. Орден ассасинов смог остановить только Орден тамплиеров. Знаменитый каирский султан Салах-ад-дин разгромил армию крестоносцев у Тивериадского озера под Хиттином и в конце XII века начал вытеснять из Сирии ассасинов.

На Саладина были совершены два покушения и выдающийся полководец был вынужден спать в специальной деревянной башне, забитой телохранителями. Салах-ад-дин и Горный старец заключили договор о ненападении и позднее Саладина даже обвинили в заказе убийства крестоносного вождя маркграфа Конрада Тирского, которого среди белого дня зарезали переодетые в христианских монахов фидаи.

При горном повелителе Рашиде-ад-Дине-Синане сирийские ассасины отделились от иранского Аламута. Они активно участвовали в нескончаемой междоусобной войне и стали принимать заказы на политические убийства. Дошло до того, что римский папа Иннокентий II отлучил от церкви племянника императора Священной Римской империи Фридриха II Барбароссы за подстрекательство ассасинов к убийству герцога Баварского. Сам император обвинил австрийского эрцгерцога в заказе на свое убийство в Ордене ассасинов. В 1214 году фидаи зарезали главу крестоносного княжества на арабских землях Раимунда Антиохийского. Есть исторические свидетельства, что многие сирийские властители и вельможи платили ассасинам крупные суммы за свою безопасность. В 1250 году ассасины даже предложили возглавившему Седьмой Крестовый поход французскому королю Людовику Святому застраховать свою жизнь. Гордый король Франции, конечно, отказался и вдруг умер. Вместе с его смертью закончился и не начавшийся крестовый поход. Ассасины не трогали только рыцарей знаменитых европейских духовных орденов тамплиеров и иоаннитов: «к чему убивать их великих магистров, если они тут же поставят на их места других?»

Государство ассасинов в Иране было ликвидировано только монгольскими войсками, перед которыми не мог устоять никто. В 1220 году они вошли в Среднюю Азию, ведя с собой создателей катапульт, строителей стенобитных сооружений и всю передовую военную технику своего времени. В 1249 году монголы атаковали Ближний и Средний Восток. В их войске шли тысяча китайских мастеров по метанию огненных снарядов. Весной 1253 года монгольские войска Хулагу-хана вошли в иранские земли и осадили замки ассасинов, многие из которых оборонялись десятилетиями. Аристократы Ордена сдали свои замки Хулагу-хану. Последний шейх Руккнед-дин Хуршах в декабре 1256 года почти без боя сдал Аламут, за что его и семью монголы вскоре перерезали. Хулагу-хан взял сорок крепостей ассасинов, еще сорок горных замков держались несмотря ни на что, но государства Хасана-ас-Саббаха больше не существовало. После разгрома Халифата Аббасидов войско Хулагу-хана вошло в Сирию, но вынуждено было вернуться в Монголию после известия о смерти великого хана. Сирийские ассасины были разбиты к 1273 году войсками мамелюкского султана Бейбарса. Он не стал их уничтожать, оставив жить уже на своих землях как особую группу. Мамелюкские султаны часто пользовались их вековым опытом и услугами в борьбе с конкурентами. Ассасины расселились в Иране, Афганистане, северо-западе Индии, на Памире и Кавказе. Окружающие владетели относились к ним враждебно и ассасины перешли к тайному существованию и дальнейшая их история утонула в глубине веков.

За полтора столетия существования государства Хасана-ас-Саббаха ассасины убили десять суверенных государей, десятки визирей, эмиров, областных наместников-вали, градоначальников-раисов. Все убитые относились к тюрской и арабской военной и чиновной знати. В подавляющем большинстве причиной убийства была месть за активные нападения на ассасинов, за ренегатство, за предательство. Позднее, особенно в Сирии, стали совершаться политические убийства по заказам, в интересах той или иной правящей династии или феодальной группировки.

За первые годы правления Хасана-ас-Саббаха было убито столько же правителей, сколько за остальные тридцать лет. Эти годы конца XI века, были временем отчаянных восстаний, яростной борьбы созданного государства ассасинов с Сельджуками. Когда его судьба висела на волоске, Хасан-ас-Саббах начал применять индивидуальный террор против крупнейших своих врагов. Первоначальное чувство мести и защиты страны у ассасинов быстро сменилось пониманием того огромного политического эффекта, который вызывали эти террористические акты. Политические убийства ассасины стали совершать публично, при большом стечении народа, с объявлениями, кого и за что убивают. Эти жертвы создали ассасинам репутацию кровавых убийц, держащуюся за ними уже тысячу лет.

Могущество Ордена ассасинов, почти двести лет рассылавших из тайных и неприступных мест смертельные удары правителям, официально закончилось к концу XIII века. Неофициально искусство и опыт политических убийств стал использоваться всеми желающими структурами, способными научиться смерти или заплатить исполнителям террористического акта. Исторических источников об истории Ордена ассасинов сохранилось очень мало. Архив Аламута принимал личный историк Хулагу-хана Ага Малик Джувейни. Многие рукописи, включая «Сергузашт-и-Сейидина», посвященную жизни Хасана-ас-Саббаха, в оригинале не сохранились. Рассказать правду об Ордене ассасинов также сложно, как сквозь легенды, мифы и вымыслы всегда трудно добраться до истины.

Психология толпы и внушение личности

Десять лет вокруг Трои лилась кровь и греки почти отчаялись победить троянцев за их несусветными стенами. На общем совете вождей осаждающих хитроумный царь Итаки Одиссей для захвата Трои предложил использовать прием, который через три с половиной тысячи лет в мире назовут способом информационно-психологической войны. Утром победного для греков дня троянцы увидели перед главными крепостными воротами громадного деревянного коня. А что это за чудо-юдо, подумали древние троянцы и вместо того, чтобы выйти нескольким воинам и осмотреть коня, его втащили за крепостные стены. Это действительно и конечно оказался огромный деревянный конь и троянцы, наверно, обрадовались. Долгими зимними ночами они несмотря на жаркий азиатский климат все равно топили древние камины и дрова в степи были нужны всегда. Сразу коня разбирать на отопление не стали, и это была стратегическая ошибка защищающихся. Ночью из полого коня выбрался Одиссей со своими гвардейцами, тихо открыл городские ворота и туда ворвались греческие воины, наконец покорившие непокоряющуюся Трою.

Прием Одиссея захватывать незахватываемые города понравился древним государям и был усовершенствован. Через тысячу лет после осады Трои персидский царь Ксеркс попытался испугать греков размером своей действительно огромной армии: «стрелы, одновременно выпущенные моими воинами, затмят Солнце». Наследник Одиссея спартанский царь Леонид тут же ответил в таком же стиле: «Отлично, мы будем сражаться в тени». Великий карфагенский полководец Ганнибал почти на границе нашей эры чуть не испугал своих врагов римлян новым оружием. Сорок боевых слонов Ганнибала атаковали уже подготовленных для этого римлян и в битве при Треббии принесли Карфагену победу. Если бы римлянам не сказали заранее об ужасных и непобедимых слонах, они могли их и не очень испугаться. Почти тогда же китайские философы ввели в обиход понятие «справедливая-несправедливая война», тут же взятое на вооружении всеми участниками различных противостояний во всем мире. Во время всеевропейской Тридцатилетней войны XVII века для победы впервые были использованы листовки-гравюры. Во время Второй мировой войны середины XX века Англия и США выпустили миллиарды листовок, направленных против пропагандистской машины гитлеровского рейха. В науку информационно-психологического противодействия большой вклад внес великий русский полководец Александр Суворов. Его знаменитая «Наука побеждать» содержала множество приемов психологической борьбы. Наполеон всегда возил с собой походную типографию, и говорил, что «четыре газеты могут принести больше зла, чем стотысячная армия». Изучением психологии больших масс народа, толпы занимались многие философы и мыслители в странах Востока и Запада.

Обычно в толпе, подпавшей под влияние сильных эмоциональных воздействий, сознательная личность исчезает. Толпа может быть одухотворенной или очень грубой, и всегда переменчивой. Большое значение имеет то, однородная толпа, или нет, организованная или стихийная. Существуют психологические законы духовного единства толпы. Человек в толпе, независимости от его профессии, образа жизни, характера, ума, в толпе действует совершенно по-другому, чем в одиночестве. Сознательное в толпе всегда побеждается бессознательным. Совершенно различные люди по уму и образованию обладают похожими страстями и чувствами. Академик и его портной интеллектуально совершенно различны, но сходны по характеру. Общие характеры, чувства и страсти бессознательно соединяются в толпе, которая совсем редко бывает умной и почти всегда глупой. Один человек в толпе, благодаря ее громадности, может получить сознание непобедимости, что совсем не обуздывает его различные инстинкты, потому что среди множества людей одиночка всегда анонимен и не несет ответственности за свои действия. У человека в толпе исчезает чувство ответственности.

Толпа почти всегда гипнотически заражает и это противоречит человеческой природе. В толпе человек очень восприимчив к внушению и поступкам, противоречащим его характеру и привычкам. Уже через несколько минут нахождения в толпе приходит в загипнотизированное состояние, становится ее бессознательным рабом.

Толпа всегда стремительна и внушаема. Это автомат, почти не имеющий своей воли. Культурный человек в толпе легко становится варваром, произвольным, буйным, свирепым человеком, песчинкой среди песчинок, легко уносимыми ветром. Даже целые парламенты под влиянием пламенных речей ораторов принимали такие законы, которые не принял бы ни один депутат в одиночку. В толпе скупые становятся расточительными, скептики верующими, честные преступниками, а трусы героями. Все зависит от того, какому внушению подвергается толпа, которая может быть и преступна и героична, может без оружия пойти на смерть или на победу. Именно таким образом часто и делалась история человечества. Великие дела редко хладнокровно обдумывались.

Толпа импульсивна, раздражительна, и неспособна думать. У нее отсутствует рассудительность и критичность, преувеличена чувствительность. Она рабски покоряется импульсам, которые получает – великодушным, злобным, свирепым, героическим, трусливым. В соответствии с импульсами она чрезвычайно изменчива и легко переходит от великодушия к жестокости. Толпа и палач и мученик, в соответствии с возбуждениями минуты. Это листья, поднимаемые ураганом и разносимые в разные стороны. Все желания толпы очень страстные и совсем не продолжительны. У толпы нет воли, но она не допускает, чтобы кто-то или что-то становились между ее желанием и его реализацией. Для нее понятия невозможности не существует. В связи с чувством своего неодолимого могущества она может разграбить магазин или поджечь дворец, в ярости стремительно уничтожая препятствия. Толпа больше женщина, чем мужчина.

Толпа всегда легковерна и безрассудна, для нее не существует невероятного, поскольку она мыслит образами, не отделяя субъективного от объективного. Она легко поддается коллективным галлюцинациям. Глупец и ученый в толпе лишаются способности наблюдать. Даже толпа академиков все равно толпа. Некоторые гипнотические личности даже могут уверить толпу в том, что она видит то, чего нет. Не ведающая ни сомнений, ни колебаний толпа всегда впадает в крайности. Чувство антипатии в ней легко превращается в свирепую ненависть, увеличивающуюся в связи с отсутствием ответственности. Уверенность в безнаказанности зависит от размера толпы и обостряет сознание временного могущества. В толпе любой дурак, невежда и завистник может считать себя грубым богатырем. Поэтому толпа легко совершает насилия и убийства.

Толпа обладает преувеличенными чувствами и поэтому увлекается только сильными речами ораторов, которые никогда ничего не доказывают, а только утверждают как можно проще. Толпа авторитетна и нетерпима, уважает силу, а не доброту, поэтому чаще становится на сторону тиранов, а не добрых правителей. Если деспот теряет свою силу, толпа с удовольствием его топчет, потому что слабых презирают и не боятся. Шлем Цезаря восхищает толпу, меч заставляет бояться, а его власть внушает уважение.

Толпа любит восставать против слабой власти и раболепно преклоняется перед сильной, а поэтому легко переходит от рабства к анархии. Толпа не революционна и не консервативна, но быстро утомляется и поэтому стремится к рабству. Самые непримиримые якобинцы горячо приветствовали Наполеона, когда он положил на Францию свою железную руку. Толпа любит традиции и боится новшеств, которые могут изменить ее жизнь.

Толпа способна на убийства и на самопожертвования. У нее можно вызвать чувство патриотизма и славы и заставить пойти на жертвы. У толпы отсутствует личный интерес, потому что она не рассуждает. Если бы толпа рассуждала, то у человечества не было бы истории.

Идеи очень тяжело обновляются и поэтому с трудом проникают в толпу, но если проникают, то делаются могущественными. Идеи должны быть категоричны, просты и представляться толпе в виде образов, которые не логичны, а потому противоречивы. Поэтому толпа легко совершает противоречивые действия. Поскольку в толпе нет критики, она этого не понимает.

Чтобы стать популярной, идея должна превратиться в чувство. Сто лет французские революционные идеи XVIII века превращались в чувство толпы, а затем потрясли западный мир. Прогрессивные идеи ученых и философов всегда известны государственным деятелям, которые знают, что толпа отстает от них на поколения. Поэтому многие государи вынуждены управлять в соответствии с устаревшими принципами и традициями, в истинность которых они уже не верят.

Толпа рассуждает с помощью ассоциаций, с помощью которых легко обобщает частные случаи. Это всегда используют те, кто умеет управлять толпой, которая любит чудеса и легенды. В истории кажущееся часто сильнее реального. Образы увлекают толпу и порождают в ней ужас. Идеал хлеба и зрелищ сквозь века несется в толпе, как идеал счастья. Толпа часто понимает, что она жертва иллюзий, но ей это нравится. Многие выдающиеся актеры имеют большую охрану, так как всегда могут найтись люди, готовые растерзать их за преступления, совершенные на сцене или экране. Государственное могущество часто основывается на народном воображении. Сильные впечатления активно действуют на воображение толпы. Государственные деятели в истории человечества понимали, что именно народное воображение может быть основой их могущества. В своих поступках, речах, победах они стремились поразить воображение толпы. Многие государи понимали, что нельзя влиять на толпу через ее ум и рассудок. Толпа любит чудесное и таинственное, великое чудо или преступление, как и великую надежду. Многочисленные мелочи на толпу не действуют. Ужасные эпидемии холеры и чумы, унесшие в Европе сотни тысяч жизней, запомнились толпе меньше, чем гибель одного парохода «Титаник», причем в тот же год утонуло еще около тысячи других кораблей. Многие правители понимали, что толпу и народное воображение поражают не сами факты, а их интерпретации. Тот, кто владеет искусством впечатлять толпу, тот обладает искусством ею управлять.

Толпа не рассуждает, она принимает или отбрасывает идеи целиком, без споров и противоречий, и может принести себя им в жертву, так как ей свойственны только сильные и крайние чувства. Симпатия толпы легко переходит в обожание, а антипатия в ненависть. Государственные деятели могут предугадать поведение толпы в тех, или иных ситуациях. Толпа может обожать своего царя, приписывать ему магическую силу, слепо подчиняться, распространять его догматы. Она бессознательно награждает героя-победителя таинственной силой. Римская империя последние века существовала не с помощью силы, а с помощью чувства восхищения и боязни, которые она внушала. Тридцать имперских легионов никогда бы не смогли веками держать в повиновении сотни миллионов подданных, которым просто нравилось римское величие. Для толпы надо быть или героем, или ничем. Императоры это хорошо понимали. Чувство никогда не проигрывало в своей вековой войне разуму.

Подготовка взрыва идеи в толпе всегда занимает много времени. Только кажется, что идеи возникают в толпе с быстротой молнии. Великую французскую революцию подготовили труды философов, успехи науки и издевательства аристократов. После этого толпа была увлечена речами ораторов и сопротивлением французского королевского двора любым самым незначительным реформам в пользу народа и конец для короля и королевы был ужасающим.

Идеи, потребности и чувства выражаются в традициях. Именно ими руководствуется толпа, легко меняя только названия и внешнюю форму. Без традиций нет ни национальности, ни цивилизации. Когда действия традиций иссякает, их разрушают. Если без традиций нет цивилизации, то без их разрушения нет прогресса. Государственные герои ищут равновесие между постоянством и изменчивостью и изменяют или создают историю. Если привычные традиции не меняются несколько столетий, их изменить почти нельзя. Насильственная революция ненадолго меняет историю, но потом обломки рваной цепи срастаются опять и прошлое возвращается и без изменений приобретает свою привычную власть. В другом случае революция сменятся анархией, а потом упадком.

Идеал народа состоит в постоянном изменении прошлого и он трудно достижим. Толпа всегда стойко хранит традиции и противится их изменениям, особенно ее привилегированная часть. Идолы и дворцы деспотов разрушались в минуты, но традиции в душе толпы уступали лишь медленному давлению столетий. Только время истинный создатель и разрушитель. Время дает силу традициям и оно же лишает их могущества. Время готовит почву и идеи толпы. Идеи не возникают случайно и внезапно и могут быть осуществлены только в определенную эпоху. Время готовит рассвет идей, которые всегда дочери прошлого, матери будущего и рабыни времени. Монархия, феодализм, республика, как политические и социальные организации создавались веками и всегда сменялись с большими потрясениями.

Правительства не создают эпохи, а совсем наоборот. Судьбы народов определяются не правительствами, а их характерами. Самой демократической страной мира, в которой более всего уважаются права личности, является монархическая Англия, а некоторые республики Латинской Америки и Востока не слишком уверенно борются с деспотизмом. Народы управляются своими характерами и обычно отторгают заимствованные системы управления. Кровавые революции могут сопровождать введение в государстве системы власти, которая по волшебству сделает людей счастливыми. Сами системы власти могут и не обладать никакими особыми качествами и воздействуют на народ как иллюзии и химеры.

Не иллюзорно и не химерично народное воспитание и образование. Оно меняет, улучшает людей и делает их равными. Однако само образование не делает человека счастливым и нравственным, а если оно плохое, то причиняет не пользу, а вред. Преступников много и среди образованных и среди необразованных людей. Образовательные системы не должны основываться на ложных идеях и принципах, но должны развивать ум человека, его способность рассуждать, его инициативу. Получившие образование люди, которые не могут приложить его к делу, становятся недовольными правительством. Образование в государстве позволяет увидеть будущее этой страны. Громадная масса недовольных может постоянно пойти за утопиями и химерами, если они хорошо изложены. Интерпретация слов «демократия, общество, свобода, равенство, социализм» может быть совершенно непредсказуема. Искусные правители могут очень хорошо обращаться с этими словами, понимая, что в разных социальных группах они имеют разный смысл и значение. Слово «демократия», например, иногда может означать исчезновение воли личности перед волей общества, или же развитие воли личности при устранении государства из многих сфер, кроме военной, дипломатической и полицейской. Поэтому толпа легко может попасть под влияние иллюзий, которые предлагают людям надежды.

Уничтожить иллюзии то же самое, что уничтожить надежды, поэтому они нужны толпе во что бы то ни стало. Толпа, как летящая на свет сгорать бабочка, может полететь к тем, кто дает им то ли иллюзии, то ли химеры. Во все века толпа легко путала истину с заблуждением. Если толпе не нравится правда, она легко от нее отворачивается и прельщается заблуждением. Те государственные деятели, которые могут ввести толпу в заблуждение, могут стать ее повелителем. Те герои, которые стремятся сказать толпе правду, могут стать ее жертвой.

Законы логики не оказывают на толпу никакого влияния. На нее не действуют заранее подготовленные речи. Разум часто не может вмешаться в дело управления людьми.

Толпа инстинктивно подчиняется власти своего вождя, человекодействия, иногда со странным инстинктом самосохранения, силой воли и харизмой. Часто вождями становятся ловкие ораторы, добивающиеся личных целей с помощью потакания низменным интересам толпы. Великие вожди создают в душе толпы веру в дело или идею и тогда их влияние бывает очень велико. Вера – самая могущественная сила человечества, которая может сдвинуть горы. Великие религии создали совсем не ученые, а верующие люди, сильные своей верой. Великих вождей совсем мало в истории. Ничто не может противостоять их упорной и сильной воле, очень редкому и бесконечно могущественному качеству.

Самым лучшим внушением для толпы является личный пример вождя. Часто повторяемая им идея утверждается в толпе, которая стойко начинает ей верить. Утверждение и повторение обладают одинаковой силой, так же, как и взаимное подражание, распространяющиеся во всех слоях общества. Социализмом увлекались даже аристократы, позднее ставшие его жертвами. Популярная идея может получить такую силу, что становится господствующей в обществе, даже если ее нелепость очевидна.

Идеи и вожди, подчиняющие толпу, господствуют над ней благодаря обаянию и харизме, складывающихся из восхищения, страха, удивления, почтения, очарования. Обаяние и харизма зависят от имени, репутации, богатства, личности. На толпу оказывает большое влияние титулы, звания, мундиры, должности. Отдельную харизму могут иметь литературные, музыкальные и архитектурные произведения. Обаяние исторических развалин не в самих развалинах, а в их историческом окружении и самой их истории.

Часто вожди народов подчиняли себе людей благодаря своей харизме. Если ее подвергали обсуждению в обществе, она исчезала. Одной из главных причин обаяния и харизмы является успех. Если героя толпы постигает неудача, толпа тут же может его осмеять. Чем сильнее было обаяние, тем сильнее может быть осмеяние. Толпа мстит павшему герою за то, что прежде поклонялась его харизме, которая не оправдала ее ожидания.

Общественные идеи образуют основы цивилизации. Как трудно утвердить идею в народе, так же трудно ее затем уничтожить. Это обычно возможно при помощи бурной и кровавой революции и только тогда, когда идея уже почти потеряла власть над душами. Революция часто сметает то, что уже совсем развалено и держится по инерции или привычке. Революция всегда конец великих идей, отмеченных печатью смерти. Основанные на этих идеях системы управления долго сохраняют свою силу, теряя ее постепенно. Когда система рушится, наступают анархия и хаос до установления новой модели управления. Во время защиты, ниспровержения, установления государственных идей миллионы людей могут лечь костьми. Очень трудно установить новую идею, но если она установлена, сила ее долгое время является неодолимой. Толпа добивается ее реализации, интеллигенция занимается ее разъяснением. Идея окружается традициями, мнениями и привычками, которые накладывают на идею иго и руководят действиями людей. Когда тирания действует на души бессознательно, с ней нельзя бороться. Заговор может свергнуть тирана, но намного труднее свергнуть идею. Тираны часто используют иллюзии, созданные толпой, и их нелепость или таинственный вздор не мешает их торжеству.

Когда народ, или толпа участвует в выборах, то для них могут быть характерны слабая способность к рассуждению, отсутствие критического духа, раздражительность и легковерие. На психологию избирательной толпы воздействуют личное обаяние кандидатов, их успешность, а совсем не таланты. Избиратели часто любят, чтобы им льстили и угождали и не любят никаких рассуждений. Толпа часто имеет только внушенные мнения. Оспаривать овладевшие толпой идеи – все равно, что спорить с ураганом. Голосование толпы на выборах часто служит выражением ее бессознательных стремлений и потребностей. Итог выборов может являться изображением души толпы, которая с помощью насущных потребностей повседневной жизни почти таинственно управляет народной судьбой.

В психологии толпы хорошо разбирались в XIX веке и правители и революционеры. Проблемы информационно-психологического противодействия волновали и дворцы и хижины, которые пытались определить его классические цели – подрыв авторитета высшего руководства государства, создание ложных или пораженческих настроений в народе, усиление недовольства населения положением в стране, с увеличением тревоги за судьбу родственников и близких. Государи и революционеры понимали, что могут добиться стратегических целей с помощью общественного мнения, сформированного как при помощи достоверной, так и фальсифицированной информации. Они прекрасно знали, что информационно-психологические войны наиболее эффективны в стране с невысокой политической культурой, сильной социальной напряженностью и этническими конфликтами. С помощью подобного оружия они могли влиять на поступки, эмоции и даже мысли населения с целью навязывания «истинных ценностей», своих условий и правил. Государи и революционеры знали, что втягивать себя в противостояние по навязанным правилам – значит проиграть его до начала. Инструмент информационно-психологической войны давно стал стратегическим оружием, возможным дискредитировать внешнюю и внутреннюю политику государства, изменить социально-экономическое положение населения, обострить этнические и религиозные противоречия в государстве.

Стратегическим оружием был признан и такой вид психологического воздействия, как манипуляция сознанием человека, трактуемая как побуждение личности и группы людей к исполнению чужих замыслов, сделанное незаметно. Манипулирование происходит с помощью слухов, дезинформации, лжи, фальсификаций, передачи неполной информации, умолчаний, отвлечения от сути, пустословия, маскировки и сокрытия информации, смеси правды и лжи.

Во второй половине XIX века были классифицированы политические манипуляции – психологическая война и интриги, тайные сговоры, кадровые игры, искусственная оппозиция, обман населения, подделка политических документов, блеф, липовые ссылки на авторитеты, манипуляции цифрами и фактами, мифы, введение в заблуждения, авантюры, демагогия, изъятие цитат из контекста.

В конце XIX века великий русский ученый и психолог В.М.Бехтерев назвал важнейшими видами психологического воздействия на человека убеждение и внушение. Он ввел понятие психологических микробов и психологических эпидемий, ярким примером которых считал панику.

Паника – это не трусость, которую можно побороть сознанием. Это зараза, которая почти внезапно охватывает массу людей чувством неминуемой опасности, вызываемой внезапным пожаром, появлением чужих солдат или злонамеренных слов, брошенных в толпу. При появлении всеми сознаваемой опасности достаточно малейшего толчка, действующего подобно внушению, чтобы вызвать панику. Если в театре закричать «пожар!», то легко можно вызвать целую эпидемию страха и панику, быстро охватывающую всех и неминуемо приводящую к тяжелым жертвам. Только очевидность может рассеять панику, которая может быть очень продолжительной и губительной. Паника может охватывать большую часть населения и привести к ужасным последствиям.

Распространению психологической инфекции помогает подготовленность к ней населения. Воодушевление толпы, огромных масс народа достигается благодаря внушению, цель которого – воздействие на эмоции, чувства, ум, волю, поведение человека, организация его веры во что-то, без доказательств и аргументов.

С помощью внушения народное собрание может превратиться как бы в одну огромную личность, чувствующую и действующую, как одно целое. Внушение может связать в единую массу незнакомых людей, действующих по одному плану и заявляющих одни требования. Они могут действовать с помощью внушенной им идеи. Этой огромной личностью руководит внушение и взаимовнушение, которое возбуждает у личностей толпы одни и те же чувства, настроение, укрепляет объединяющую их мысль, поднимает их активность до необычайной степени. Благодаря взаимовнушению личности толпы электризуются, их чувства возрастают и напрягаются, что делает толпу могучим существом, сила которого растет с силой его членов. Взаимовнушением можно объяснить успех многих великих исторических событий, когда нестройные и невооруженные толпы народа, воодушевленные одной общей идеей, заставляли уступать отлично вооруженные и дисциплинированные армии, действовавшие без воодушевления. Яркий пример – взятие Бастилии восставшим народом, что дало начало в 1789 году Великой французской революции.

Внушение часто является слепой силой, лишённой нравственности и морали, которыми руководствуются воля и сознание долга. С помощью внушения толпа и народ могут совершить великие исторические подвиги или самые жестокие и безнравственные поступки. Часто организованные толпы действуют не в соответствии с теми целями, во имя которых они собирались. Если в объединившейся благодаря внушенным целям толпе возбудить низменные инстинкты, она может превратиться в зверя, жестокость которого превзойдет всякое вероятие. Иногда достаточно одного слова, одной мысли, одного мановения руки, чтобы толпа рефлекторно разразилась жесточайшим злодеянием, перед которым бледнеют все ужасы грабителей. Благородство и возвышенность политических и патриотических целей собравшихся в толпу людей не препятствует быстрому упадку их нравственности и крайней жестокости их поведения, как только они начинают действовать сообща. Все зависит от направляющих толпу людей. В зависимости от характера внушения толпа способна проявлять возвышенные и благородные стремления или низменные и грубые инстинкты. Отдельные личности толпы информируют друг друга возвышенными и благородными или низменными и животными стремлениями. Внушение играет огромную роль в жизни целых народов. Вряд ли вообще совершалось в мире какое-либо историческое событие, в котором видная роль не выпадала бы на долю внушения. Особенно могучим орудием внушение является в руках народных вождей. Блестящие ораторы, известные демагоги, любимцы народа, знаменитые полководцы, великие правители, народные вожди, публицисты и писатели могут воспользоваться внушением, этой могучей силой, которая может объединить толпу и народ для одной общей цели и увлечь их к событиям, последствия которых отразятся на будущих поколениях.

Техника внушения была уже хорошо разработана во второй половине XIX века: твердость высказываний с демонстрацией открытости и правдивости, динамичная речь с отсутствием в ней слова «нет», изменение истинных масштабов событий, полуправда, сообщение только выгодной информации, создание факта неопределенности, дробление информации, повторение, ведущее к ослаблению внимания и концентрации на сути дела, использование сравнений, аллегорий, аналогий, восклицаний.

Психологию толпы и методы внушения личности использовали и правители многих государств и революционеры, и дело было в том, кем были эти люди – деспотами или борцами за народное счастье. Неизвестно, догадывались ли исторические персонажи в конце XIX века о том, что завоеванная свобода может легко перейти в убийственное рабство, а долгожданный социализм превратится в кровавый ад.

«Москва как всегда – впереди живот и кулак, а голова в…» Нигилисты

Недалеко от столичного Гостиного двора, на Садовой улице, прямо на традиционном императорском маршруте, качался багровый полицейский и орал просто в стену трехэтажного доходного дома: «Плевал я на закон! Меня назначил император, а он выше, чем закон. Значит, и я – выше, чем закон! Закон – не для всех! Он – пугало для народа! Вот мой – закон – кулак!» Из находившейся рядом сырной лавки выбежал какой-то человек, кажется владелец, подобрал валявшийся рядом с околоточным надзирателем пакет, из которого почти вывалился круг очень хорошего сыра, и свистнул извозчика. Вдвоем они погрузили полицейское тело в пролетку, и оно поехало домой отдыхать. Было то ли позднее утро, то ли ранний день. На разыгравшуюся в центре имперской столицы почти дикую для европейского взгляда сценку, проходившие на Невский проспект петербуржцы внимания не обратили. Дело привычное.

Правители и тем более не избираемые народом государи, долго находящиеся у власти, надоедают гражданам или подданным независимо от того, хорошие они или плохие. В демократических странах президента или премьер-министра просто сменяют на постоянных выборах, и жизнь государства продолжается в соответствии с конституцией. А в монархических державах количество недовольных растет, растет и растет годами и десятилетиями, а потом, в зависимости от числа инакомыслящих, страна взрывается кровавой революцией, которой все равно, кого и сколько убивать. Когда в феврале 1856 года умер российский царь Николай I, поэт-дипломат Федор Тютчев то ли сказал, то ли всадил прямо в уже довольно многочисленное гражданское общество империи: «Не торопитесь радоваться, может быть придется плакать». В смысле его слов державе пришлось разбираться почти четверть столетия.

Обученный и воспитанный гвардейцем и поэтом Александр II еще в цесаревичах почти год путешествовал по России и столько же по Европе, знакомясь с державами и их жизнью. В России наследнику-цесаревичу за время полугодового похода поданные передали пятнадцать тысяч прошений и жалоб. Местные власти сначала расстроились, но потом быстро успокоились, почти не увидев для себя последствий от прозвучавших народных стонов. В Европе Николай I запретил сыну посетить Францию. Жандарм-государь всерьез решал на заседаниях Государственного совета, стоит ли признавать в империи само существование Французской республики. Само собой, наследнику престола там было делать нечего.

При вступлении на имперский трон Александр II провозгласил в стране судебную правду и стремление к просвещению. Он попытался запретить по мелочам цепляться к газетам, журналам, книготорговцам и студентам. Общество знало, что Россия середины XIX века почти банкрот с административными, экономическими, военными и культурными проблемами. В выступлении перед московскими дворянами новый государь заявил, что лучше уничтожить крепостное право сверху, чем ждать от поданных удара снизу. В государстве начался общественный подъем, а в обществе стали говорить, что новый государь хочет правды, честности и просвещения.

Российская земля по закону являлась собственностью дворян-помещиков, а крепостные и государственные крестьяне веками были только временными держателями своих наделов. Освобождать крестьян и проводить земельную реформу в империи чиновники и дворяне стали по обычному византийскому способу, то есть кулуарно и само собой без обсуждения в обществе, приняв впрочем, к рассмотрению от всех желающих множество проектов реформы.

В нечерноземной, черноземной и степной России были установлены крестьянские наделы от двух до десяти десятин. У многих работящих крестьян тут же отобрали «лишнюю» землю, само собой в пользу помещика, произвольно определив минимальные и максимальные размеры наделов. Веками деды и отцы выкорчевывали пни, на своей пашне, обихаживали и поливали ее потом, а теперь их детям приказали отдать свою приведенную в идеальный порядок пашню тем, кто никогда на ней не работал. Вековую пашню крестьяне могли выкупить у помещиков, естественно на их невменяемых условиях. Вся помещичья земля должна была находиться не далее пятнадцати километров от имения, а крестьянам предстояло ходить на свои наделы за десятки километров. Оставленные им минимальные и максимальные наделы крестьяне тоже должны были выкупать у помещиков, но уже с помощью казны. Само собой, стоимость земли помещикам тут же подняли в четыре-шесть-десять раз и более. Годами крестьяне выкупали свои наделы в собственность и столько же лет продолжали нести перед дворянами трудноперечисляемые оброчные, барщинные, гужевые и продовольственные обязанности. Денежные повинности дополнялись работой крестьян на помещиков, сорок мужских и тридцать женских трудодней в год с одной души крепостного человека, с которого, естественно, продолжали брать подушную подать. За период выкупа земли крестьяне переплатили сверх рыночной стоимости несколько российских годовых бюджетов. Крестьянская реформа уничтожила личное рабство крепостных, но тут же создала ненормальные условия хозяйствования. Многие крестьяне вообще не понимали что происходит, говоря, что дворяне опять, опять и опять отнимают их исконные права.

19 февраля 1861 года Манифест об отмене крепостного права и Положение о вышедших из крепостной зависимости крестьянах подписал Александр II. Их объявили народу в прощенное воскресенье перед Великим постом 5 марта. Свидетели-современники писали, как из Зимнего дворца в чудный и светлый день вышел царь и вокруг, от Дворцовой площади до Невского проспекта стоял народ. Все отмечали на улицах невылазную грязь, неубранный мерзлый снег, лужи и лед, даже перед Зимним дворцом. Царь, бледный и безмолвный, ехал к Невскому в коляске, а вокруг опускался в грязь на колени и вставал из грязи мокрый народ. По всей России двадцать два миллиона крепостных и два миллиона удельно-дворцовых крестьян встретили Манифест с недоумением, как и двадцать четыре миллиона крестьян государственных. Со сходов они расходились молчаливые, нахмуренные и разочарованные. Они не только не получили горячо желаемой земли, но даже потеряли самую дорогую ее часть. Федор Тютчев назвал начало царствования Александра II оттепелью, сменившую эпоху актера-лицедея Николая I. Вдруг оттепель образовала море растаявшего льда и волны начали захлестывать самодержавие. После отмены крепостного права в стране начались волнения. За 1861-1863 года народ тысячу раз попытался разобраться в косноязычном и путанном Манифесте 19 февраля.

Тысячи крестьян назвали Манифест подложным и стали отказываться от работы на имениях. Помещики вызывали войска, которые арестовывали зачинщиков, а остальных массово пороли и заставляли бесплатно кормить воинские команды. Крестьяне заявляли, что «земля Божья и царская, а через два года будет крестьянская».

Великий поэт Николая Некрасов заявил, что это не воля, а чистый обман. Военный министр Милютин назвал гражданских министров тупыми и неспособными лицами, несколько тверских помещиков признали освобождение крестьян без земли аморальным и их на полгода посадили в Петропавловскую крепость за излишнюю разговорчивость. Разоренные крестьяне массово стали переселяться в города, в которых так же массово стали открывать фабрики и заводы. Сотни студентов, журналистов, даже чиновники и офицеры в повсеместно открывшихся воскресных школах начали учить грамоте и основам знаний тысячи новых крестьянских рабочих, солдат и их детей, ремесленников. К лету 1862 года все воскресные школы были закрыты, а среди учителей-добровольцев начались аресты. Людей судили по обвинению в преступном образе мыслей. В столицах изменили правила приема в университеты, сократив количество бюджетных мест с шестидесяти до одного процента. Теперь высшее образование сталось почти недоступным разночинцам. В державе появилось много молодых людей, которые позднее стали называть народниками. Через год власти провели реформу образования, но было уже поздно.

После образовательной были проведены земская и судебная, цензурная, городская и военная реформы. Самой последовательной и чуть ли не доведенной до конца стала реформа судебной системы. В 1864 году в империи был введен внесословный, гласный суд с участием присяжных заседателей, адвокатурой и состязательностью сторон. Судебные заседания могли быть открытыми, и о них стала писать пресса. Вводился высокий образовательный ценз и принцип несменяемости судей. Впрочем, из обыкновенного порядка судопроизводства быстро изъяли политические дела.

Реформа образования коснулась всех подданных империи. Для учебы были отменены все сословные ограничения. Начальные школы стали открывать общественные организации и частные лица. Окончившие классическую гимназию дети разночинцев, купцов, духовенства, мелких чиновников и обер-офицеров, незаконнорожденных, крестьян и рабочих теперь могли поступать в университеты. Окончившие реальные училища поступали в технические институты. Стали открываться всесословные женские медицинские и педагогические училища. Университетам вернули автономию без права участия в них студентов. Ими стали руководить советы, имевшие право присуждать ученые степени и звания. Должности ректоров, деканов и профессоров стали выборными, с последующим утверждением министром народного образования. К 1880 году только в российских университетах учились более десяти тысяч студентов, и это была большая сила.

Газета и журналы Петербурга и Москвы освобождались от цензуры, но по желанию подвергались судебному преследованию, и их постоянно предупреждали, штрафовали, закрывали. Толстые дорогие книги больше не цензурировались, но доступные для населения издания объемом менее десяти печатных листов проверялись цензорами. Первые издания «Капитала» Карла Маркса в России продавались совершенно свободно. Либеральное отношение к средствам массовой информации было закончено в 1866 году, после покушения на Александра II бывшего студента Дмитрия Каракозова.

Карл Маркс

В результате более чем половинчатых реформ Александра II в исторический процесс были вовлечены десятки миллионов подданных из всех слоев общества. Незавершенные и разрушающие реформы не дали землю крестьянам и политические права подданным на громадной территории со множеством национальных и культурных особенностей. Если бы Зимний дворец прислушался в народу в 1861 году, вполне возможно, что позднее не произошло бы ни социальных потрясений, ни бессмысленных кровавых войн, ни сумасшедших революций. Зимний не прислушался и поэтому сам подписал себе смертный приговор. Самодержавие, как всегда с конца XVIII века, поступило по своему хотению и по своему велению, и это в результате не сошло ему с рук. Совсем скоро целое сословие поданных начало сотрясать основы империи. Выдающийся писатель Иван Тургенев назвал этих новых русских людей нигилистами. Чтобы эти основы сотрясались быстрее и опаснее, высшие сановники стали тормозить и вообще блокировать полуначавшиеся полуреформы Александра II. Население России после 1860 года достигло ста миллионов человек и среди них было множество людей, которые хотели заниматься любимым делом в благополучной стране и быть счастливыми людьми. Как обычно, счастья для них не хватило, и это произошло не в первый раз в империи, но почти в последний.

Освобожденные крестьяне, как и множество других сословий страны, не могли не только реализовать себя, но даже достойно жить. Они почти не имели правовой, гражданской и социальной самостоятельности. Самодержавие в сотый или тысячный раз объявило себя незыблемым, а император Александр II раз за разом заявлял, что конституционная форма правления принесет России несчастье, не уточняя, имеет он в виду монархию или подданных. Государственный либерализм 1861-1865 годов не усилил, а подорвал самодержавие. Монархия в сотый раз не захотела регламентировать себя законодательно, но в сто первый раз появилось много поданных, которые решили сделать это самостоятельно. Вдруг вместо десятков дворян-инакомыслящих в державе появились даже не сотни, а тысячи разночинцев-оппозиционеров. Самодержавие автоматически всегда строило поданных в строй с руками по швам, но в этот раз у него ничего не вышло. Вместо открытого и всесословного гражданского общества в империи с 1860-х годов стало создаваться оппозиционно-заговорщицкое подполье. Уже сотни тысяч, если не миллионы людей видели, что по-старому жить нельзя, а так как нужно и можно, не дают. Самодержавие ни при каких условиях не хотело себя ограничивать и желало только наслаждаться жизнью, произвольно-деспотически используя результаты чужого труда. Мнение захотевших иметь право голоса миллионов подданных монархию не интересовало. Когда по империи разнесся слух, что сто тысяч человек подписалось под письмом к царю о конституции, этот слух опровергли чуть ни не официально: «где это вы нашли в нашем столичном царстве-государстве столько грамотных людей?» Вельможи говорили царю, что России до революции как до Луны, и некоторые сановники уточняли, что она к ней очень быстро летит. Весь XIX век корабль самодержавия то сползал с мели, то натыкался на рифы. Множество людей стало разбираться, как им добиться счастья и благополучия, но некоторые подданные разбираться не захотели.

Майским утром 1862 года главноуправляющий Третьим отделением и шеф Корпуса жандармов вскрыл доставленный почтой пакет. Там лежала прокламация, которую уже читала вся имперская столица: «Скоро наступил день, когда мы распустим красное знамя будущего и с громким криком «Да здравствует социальная и демократическая республика» двинемся на живущих в Зимнем дворце. Мы издадим одним крик: «В топоры!» и тогда, кто будет не с нами, тот будет против. Кто против, тот наш враг а врагов следует истреблять всеми способами». Автор радикальной листовки «Молодая Россия» Петр Заичневский уже сидел в Петропавловской крепости за прокламацию «К молодому поколению». Членов его кружка и распространителей листовки арестовали, быстро судили и отправили в Сибирь. Умственное брожение катилось по России.

Петр Чаадаев

Великий поэт и редактор читаемого всем обществом журнала «Современник» Николай Некрасов писал, а грамотная империя читала о монархии: «Кого хочу – помилую, кого хочу – казню; Закон – мое желание! Кулак – моя полиция!» Его помощник по журналу Николай Чернышевский, почти первый революционный и народный демократ, заявлял, что в процессе борьбы в империи должен появиться один класс людей, одновременно работников и хозяев. Летом 1862 года «Современник» закрыли почти на год, а Чернышевского, сразу же после заявления, что «правительство ничего против него не имеет и ни в чем не подозревает», арестовало Третье отделение и отвезло в страшный Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Царь-реформатор радостно писал брату, что очень рад аресту Чернышевского, с которым давно было пора разделаться. Третье отделение неоднократно ему докладывало, что не может угнаться за талантливыми революционными мыслями литераторов и ученых в газетах и журналах, сравнивая их с бурным потоком, сносящим все плотины.

Николай Чернышевский

Доказательств преступной деятельности Чернышевского, естественно, не было, и жандармы полгода проверяли его бумаги на наличие преступных записей симпатическими чернилами. Поскольку Чернышевского даже не допрашивали, он объявил голодовку, и ему разрешили работать. В феврале 1863 года Чернышевский в равелине закончил свой знаменитый роман «Что делать?» Роман для проверки передали в Третье отделение, которое поленилось читать рукопись и отправило его в цензурный комитет. Цензоры решили, что жандармы прочитали и не нашли крамолы, спросить побоявшись, сами читать тоже поленились и со своей цензурно-полицейской дури передали антимонархический роман государственного преступника Некрасову. Великий поэт возобновил «Современник» и весной 1863 года три долгих, долгих, долгих месяца печатал роман. Вот так работали государственные органы по охране империи в 1863 году!

«Что делать?» поднял на ноги всю читающую молодежь в державе. Третье отделение очнулось и подготовило против Чернышевского подложные документы и лжесвидетелей, заявивших, что литератор готовил прокламацию «К барским крестьянам». Все было сделано как всегда топорно, и о подлогах тут же узнало все гражданское общество, с яростным презрением к монархии в феврале 1964 года читавшее приговор Правительствующего Сената: «За злоумышления к ниспровержению существующего порядка, за принятие мер к возмущению и за сочинение возмутительного воззвания к барским крестьянам и его передачу для напечатания и распространение – лишить Чернышевского всех прав состояния и сослать на каторжную работу в рудниках на четырнадцать лет и затем поселить в Сибири навсегда». Кроме Чернышевского в Сибирь сослали многих инакомыслящих с формулировкой «за преступный образ мыслей и за знакомство с некоторыми из близких знакомых государственных преступников». Во время гражданской казни Чернышевского весь эшафот забросали букетами цветов. Метальщиков букетов, естественно, арестовали, очевидно для того, чтобы в следующий раз не в эшафот, а в палачей кидали что-нибудь другое.

На казни присутствовало несколько тысяч студентов, журналистов, литераторов, офицеров и дворян, громко говоривших о лжесвидетельствах и подлогах полиции. После ломания шпаги над головой, государственного преступника должны были тут же на эшафоте переодеть в жуткую арестантскую одежду, для назидания подданных. Конечно, ее забыли привести. Пока за ней послали, казнь приостановилась и в толпе начали хохотать над очередным полицейским тупоумием. Чернышевского посадили в сани и быстро повезли в Нерчинские рудники. Теперь роман «Что делать?» из любопытства прочитали все, кто хотел и не хотел: «Только с равным себе вполне свободен человек. Главное слово – равноправность. Из равенства происходит свобода. Любите светлое и прекрасное будущее, стремитесь к нему, приближайте его, работайте для него».

В 1864 году империя «твердо, беспощадно и жестоко» подавила восстание в Польше, требовавшей независимости. Царство Польское тут же переименовали в Привисленский край. Вскоре в Париже один из поляков стрелял в российского императора, но пуля попала в лошадь. Началось многолетнее соревнование царя с револьвером, в котором он выиграл. Чтобы он больше не выигрывал, позже пули заменили минами, бомбами и гранатами.

В 1863 году студенты в Москве создали в Москве «Организацию», целью которой стало хождение в народ и подготовка крестьянской революции с помощью заговора. Внутри «Организации» Николая Ишутина образовалась подпольная группа «Ад», один из членов которой, отчисленный за неуплату из университета Дмитрий Каракозов не захотел ждать годы. Он заявил, что главной помехой для создания нового общества в России является император Александр II, но его не поддержали в «Аду». Тогда Каракозов поехал в Петербург убивать императора один. Даже в Москве знали, что царь ежедневно после трех часов дня любит гулять в Летнем саду Петербурга.

4 апреля 1866 года после двух часов дня к главному входу в Летний сад со стороны набережной Невы подъехала царская карета. Как обычно, ее сопровождали два жандарма, но Летний сад, само собой, был закрыт и освобожден от гуляющих особым полицейским нарядом. Почти два часа Александр II с племянниками герцогом Лейхтенбергским и принцессой Баденской гулял по летним аллеям. Около четырех часов дня все трое вернулись к главному входу. У решетки Летнего сада всегда собиралась небольшая толпа зевак, смотревших на царя. Александр II милостиво кивнул любопытным подданным и направился к карете. Вдруг от зевак сзади царя вывернулся какой-то студент, вытащил револьвер и поднял руку. В толпе дико ахнули, царь резку обернулся, Каракозов выстрелил с семи метров и не попал. Второй раз он стрелять не стал, очевидно не выдержали нервы. Позднее сановники придумали легенду, что Каракозова по руке ударил живший в Петербурге костромской крестьянин-ремесленник Осип Комиссаров.

Каракозов побежал по набережной, его тут же догнали все желающие, сбили с ног и начали бить. Полицейские подняли его и повели к царю, и Каракозов громко кричал окружающим: «это я за вас, за вас, братцы, за то, что вас землей обидели». Александр II спросил, русский ли он и почему стрелял. Каракозов сказал, что он русский и стрелял за обман народа. Его отвезли в Третье отделение на Фонтанку, 16. Туда же приехал царь, передал главноуправляющему генералу Н. Мезенцову револьвер стрелка и приказал установить его личность.

Каракозов назвался крестьянином Алексеем Петровым. Пытки в империи давно были официально запрещены, но закованного в кандалы стрелка допрашивали днем и ночью, не давая спать. Каракозов молчал, но в его бумагах нашли адрес Ишутина. Тут же установили его личность, в Москве задержали всех членов «Организации» и «Ада». Ишутина привезли в Петербург и стали выяснять всех его сообщников по кружку. Каракозову туманно пообещали оставить жизнь, и он стал давать показания. По имперской столице ходили слухи, что его поили наркотическими отварами. Жандармов совершенно не устраивало, что Каракозов действовал один, и они собрали огромное дело о всех знакомых его и Ишутина, даже по бесплатной школе, переплетной, швейной и ватной мастерским. Суд приговорил двух студентов к смертной казни. Каракозова повесили, а на Ишутина накинули петлю на шею, и перед тем, как выбить из под ног скамейку, объявили о замене смертной казни пожизненной каторгой. Когда Ишутина свели с эшафота, он уже сошел с ума. В обществе тут же узнали об обстоятельствах казни и об обещании жандармов сохранить жизнь Каракозову за показания. Через несколько дней столица империи читала разбросанные по улицам революционные листовки: «Кровавая революция должна изменить все основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Может случиться, что все дело кончится истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни-другой людей». Массовые аресты весны 1866 года лондонец-эмигрант Александр Герцен назвал белым террором.

Александр Герцен

«Современник» и все другие оппозиционные издания были закрыты, и в Петербурге началось быстрое создание революционного подполья. Некрасов писал: «Рать поднимается неисчислимая, сила в ней скажется несокрушимая». Эмигрант Михаил Бакунин призывал к анархии, отрицанию государства и немедленному бунту, сбежавший из ссылки в Европу Петр Лавров готовил пропагандистов революционных идей для подданных, радикал Петр Ткачев призывал заговор для свержения «висящего в воздухе самодержавия». В России власти не постеснялись опубликовать приговор арестованному в каракозовском угаре полковнику П. Лаврову: «Признать виновным в сочинении четырех преступных стихотворений, в хранении этих стихотворений и разных статей преступного характера и в намерении проводить вредные идеи в печать». Совершивший головокружительный побег из Сибири в Европу через Азию М. Бакунин выступал на массовых лондонских митингах: «Не иметь свободы – не иметь человеческого облика. Будем разрушать, сколько можем. Осуществление свободы в равенстве это и есть справедливость».

Петр Лавров

Просидевший, как и Бакунин, шесть лет в казематах Петропавловской крепости Ткачев бежал из ссылки в Швейцарию, где призывал в своем журнале «Набат»: «Революционер не подготавливает, а делает революцию. Делайте же ее скорее! Единственная продуктивная форма политической борьбы в России – террор!» Все вместе они требовали от всех Романовых ответа за захват власти, которой они не воспользовались для блага русского народа и которую обратили в самое удушающее ярмо для подданных. Эмигранты-бунтари заявили, что Романовы сами никогда не откажутся от неограниченного самодержавия.

В 1868 году из коммуны студентов Медико-хирургической академии Петербурга вырос знаменитый кружок Марка Натансона и Николая Чайковского. Они создавали студенческие, гимназические, рабочие группы, переводили на русский язык работы западных социалистов, создавали группу шифровального дела, группу помощи товарищам в тюрьмах и ссылках, проповедовали личную аскезу. Чайковцы объявили свой девиз: «Чистое дело – чистыми руками!» Отделения кружка появились в Москве, Саратове, Киеве, Ветке, Орле, Харькове, Одессе. Чайковцы создали подпольную типографию, из которой ддя народа рассылали особые сказки в сорок российских губерний. Они издали и распространили тысячи экземпляров книг Чернышевского, Лаврова, Дарвина, Вольтера, Маркса. Третье отделение внедрило в кружок провокатора, который докладывал в здание у Цепного моста: «Чайковцы абсолютно доверяют друг другу. Между ними нет ни старших, ни младших, все преследуют одну цель».

Натансона и Чайковского арестовали, судили и отправили в Сибирь. Пропагандистка Софья Перовская, ушедшая из дома в народ семнадцатилетняя дочь петербургского губернатора, стала создавать рабочие кружки на Выборской стороне, Васильевском острове, за Нарвской заставой. Она и ее соратники переодевались крестьянами и ночи рассказывали рабочим о социализме. Они хотели, чтобы бывшие крестьяне распространяли их идеи в родных деревнях. Третье отделение поначалу за ними не уследило, потому что яростно занималось «Обществом топора», которого не было. Был учитель Сергей Нечаев, в день праздника по поводу восшествия на престол Александра II, заваливший Петербург листовками: «Кого надо убить из царствующего дома? Всех!»

Полукрепостной-полудворянин, чья фамилия означала «Ничей», писал: «Террор и разрушения – задача в начале революции. Яд, нож, петля! Революция все одинаково освящает в этой борьбе. Это назовут терроризмом. Пусть! Нам все равно!»

После выстрела Каракозова были выпущены новые правила для университетов и институтов. Были запрещены студенческие столовые, кассы взаимопомощи, собрания, библиотеки, и голодные студенты активно превращались в противников полицейского неправового государства. Только взаимовыручка помогала почти половине студентов сводить концы с концами и осуществлять свою мечту о высшем образовании. Нечаев участвовал в студенческих волнениях 1868 года. Он выехал за границу, познакомился с Бакуниным и выпустил в Женеве напечатанный красной кровавой краской журнал «Народная расправа»: «Мы хотим народной, мужицкой революции! Нравственно все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему». Одиночка Нечаев представлял себя руководителем большой подпольной организации. Он называл революционеров обреченными людьми без имени, собственности, привязанностей, чувств.

Нечаев по адресам из буклетов и телефонных справочников разослал по России тысячи писем с листовками и прокламациями. «Черные кабинеты» читали большинство писем из Европы и отправляли их адресатам. Если их не несли в Третье отделение, жандармы преследовали сотни людей за недонесение. Третье отделение прекрасно понимало, что это бумажный бунт, но надо было отчитываться за получаемое жалованье, получать чины и ордена. В обществе прекрасно знали, что Третье отделение выдавало своим сотрудникам деньги на выкуп тиражей книг, вызвавших неудовольствие властей. Многие жандармы деньги присваивали, книги просто конфисковывали и даже перепродавали. Об этом позоре, как и о провокациях с нечаевскими письмами писали европейские газеты, что вызвало у многочисленных читателей очередной шок. В России жандармов стали брезгливо и заслуженно презирать во многих слоях общества. В глазах образованных людей из охранителей империи полицейские превратились в воров с государственными удостоверениями, и во всей России быстро росло число обиженных и недовольных.

Третье отделение послало к Бакунину и Нечаеву в Швейцарию своих агентов с поддельными рекомендациями от их реальных знакомых. Назад они ехали с десятками писем к настоящим оппозиционерам, которых тут же арестовывали. Скандал в империи вышел большой, и Нечаева объявили особо опасным революционером. В 1869 году он появился в Москве и Петербурге и начал создавать свою организацию «Народная расправа», куда вступили десятки человек. Нечаев с тремя приятелями зверски убил своего конкурента студента Иванова, выступившего против его постоянных провокаций. Сам Нечаев сбежал за границу, но по уголовному делу полиция вышла на «Народную расправу» и с удовольствием арестовала сто пятьдесят человек. Судил уже не суд с присяжными, а особое совещание при Министерстве внутренних дел, военные и специальные суды. В июле 1871 года десятки студентов были отправлены на каторгу, в ссылку, в Сибирь.

Александр II обиделся на мягкий приговор и приказал министру юстиции изменить либеральное законодательство. Тут же было создано Особое присутствие Правительственного Сената, занимавшееся только политическими делами или делами, объявленными таковыми. Само собой, сто оправданных по делу «Народной расправы» студентов опять арестовали и без суда административно вышвырнули в «места не столь отдаленные», как называли Западную Сибирь, и в «места отдаленные», то есть Восточную Сибирь. Теперь Третье отделение могло до бесконечности продлевать сроки административных ссылок, и часто это делало.

Летом 1872 года Швейцария выдала Нечаева России как уголовного преступника. Через год ему на суде объявили двадцать лет сибирской каторги. Он заявил: «Во главе империи много людей, живущих по выражению «После нас хоть потоп!» Долой царя-кровопийцу!» Нечаева засунули в Секретный дом Алексеевского равелина Петропавловской крепости, где он умер в ноябре 1882 года. Все другие революционно-оппозиционные группы в России открестились от методов Нечаева, а великий Федор Достоевский по делу о «Народной расправе» написал знаменитый роман «Бесы».

Летом 1873 года члены кружка Александра Долгушина пошли по уездам Московской губернии рассказывать, что «на земле скоро все будут равны». У них был переносной печатный станок, и Подмосковье наводнили тысячи листовок. Некоторые крестьяне рассказали о долгушенцах старостам, те донесли становым приставам. Долгушинцев арестовали, судили и отправили на каторгу. Во многих городах прозвучал клич «В народ» и там началось создание мастерских сапожников, столяров, слесарей, швей, где обучали оппозиционеров-пропагандистов. На печатание книг-сказок для народа собирались деньги по всей России.

Весной 1874 года тысячи молодых, который вскоре назвали народниками, из Петербурга, Москвы, Киева, Саратова, Самары двинулись на Волгу, Дон, Днепр и Урал. Они агитировали в сорока имперских губерниях, шли от села к селу, от деревни к деревне, разговаривали на социальные и социалистические темы, распространяли листовки, прокламации, брошюры. Народники и крестьяне говорили на разных языках. Были случаи сдачи народников в полицию крестьянами.

К концу лета 1874 года жандармы арестовали почти две тысячи народников. Почти тогда же начались аресты в рабочих кружках Петербурга. Три года продолжалось следствие, о котором многие современники писали, что жандармы запутывали, раздували, разветвляли, хватали множество людей ни за что ни про что. Александр II знал о полицейских беззакониях, но не вмешивался. По российским тюрьмам запели: «Если погибнуть придется, в тюрьмах и шахтах сырых, дело, друзья, отзовется, на поколеньях живых!»

Александр II потребовал от Третьего отделения раз и навсегда закрыть в империи социализм и тут же наделил жандармов и полицию небывалыми правами. Жандармы и полиция арестовали пять тысяч человек и забили державные тюрьмы до отказа. В Петербурге спешно построили шестиэтажный дом предварительного заключения. В городах, деревнях, селах молодых хватали по первому подозрению и желанию. Третье отделение и МВД готовили городской Процесс 50-ти и деревенский Процесс 193-х, к которому привлекли тысячу народников, из которых каждая пятая была молодой женщиной. За почти четыре года следствия и суда почти сто человек умерли от ужасающих тюремных условий и сошли с ума, и вся Россия узнала их имена. Как среди помещиков было много извергов, так и среди полицейских-жандармов было много извергов, преступления которых становились известны обществу. Выдающийся юрист А. Кони то ли в отчаянии, то ли в ярости писал, что Петербург до того пропитан ложью, страхом, бездушием и рабством самого презренного свойства под покровом либеральной болтовни, что становится тошно. За массовые издевательства над заключенными ненаказываемых жандармов и полицейских ответственность в глазах общества и уже почти народа как главный в империи нес Александр II. Остававшиеся на свободе народники быстро приходили к мысли, что единственным возможным способом борьбы с царизмом может быть только заговор и переворот. В 1877 году в Петербурге прошли два судебных процесса, которые потрясли империю. На процессах лидеры рабочих и народников произносили такие речи, что волосы у публики, российских и иностранных корреспондентов вставали дыбом. Все речи в тысячах экземпляров распространялись по державе, которая читала стихи Некрасова: «За желанье свободы народу, потеряем мы сами свободу, за святое стремленье к добру, нам в тюрьме отведут кануру». Вся грамотная Россия узнала, что в державе борются тысячи молодых людей, у которых интересы общественные раз и навсегда перевесили интересы личные. В обществе услышали молодые слова – где подвиги во имя народа?, нельзя жить без высокой цели, а преступления происходят от нищеты и невежества. Еще выдающийся писатель Владимир Короленко не произнес свои знаменитые слова, что человек рожден для счастья, как птица для полета, но грамотная империя в 1877 году узнала, что цель молодых инакомыслящих – принести народу свое знание – жандармы квалифицировали как возбуждение к бунту. Началось почти всероссийское обсуждение некрасовских слов – «бывали хуже времена, но не было подлей».

В феврале 1877 года в Петербурге начался Процесс 50-ти. На суде выяснилось, что в столице действовала социально-революционная организация. На фабриках и заводах Петербурга, Москвы, Тулы, Иваново-Вознесенск, Киеве, Одессе действовали рабочие кружки, где народники вели агитацию и пропаганду революционно-социальных идей. Беседы велись на десятках предприятий, на железной дороге, в столярных, слесарных, кузнечных мастерских. Александр II поручил Третьему отделению произвести следствие «о распространении в народе в разных местностях империи преступной пропаганды». Членов рабочей организации арестовали и через три с половиной года начали Процесс 50-ти. Среди подсудимых было 16 молодых женщин, все из обеспеченных семей, которые получив высшее образование в Швейцарии, пошли простыми работницами на фабрики и заводы. Чистота побуждений, молодость и убежденность дочерей землевладельцев, богатых помещиков и фабрикантов производили сильное впечатление. Сначала на Процессе 50-ти прогремела речь Софьи Бардиной: «Меня обвиняют в возбуждении к бунту, но революция возникает только в результате целого ряда исторических условий, а не подстрекательства отдельных людей. Преследуйте нас, пока за вами материальная сила, но за нами сила нравственная, сила исторического процесса, сила идеи. Идеи, господа, на штыки не улавливаются!» Через несколько дней грамотная Россия читала ее речь и выступление рабочего Петра Алексеева, которое в глазах общества превратила его и товарищей из обвиняемого в обвинителя: «Мы продаемся на сдельную работу из-за куска черного хлеба. Пинками и розгами нас приучают к непосильному труду. Мы питаемся кое-как, задыхаемся от пыли и вонючего воздуха. Мы спим на полу, без постели, в лохмотьях и паразитах. Мы работаем семнадцать часов в день за сорок копеек и нам нечестно выписывают штраф. Наше жалкое состояние ужасно! Мы не настолько слепы, немы и глухи, что не слышим, как нас ругают дураками, лентяями и пьяницами? Мы этого не заслуживаем! 19 февраля 1861 года стало для нас одной мечтой и сном! Мы по-прежнему остались без куска хлеба, с клочками никуда не годной земли и перешли в зависимость к капиталистам. Мы не получаем никакого образования, и нам не от кого ожидать помощи, кроме одной нашей интеллигентной молодежи. Она одна братски протянула нам руку. Она одна неразлучно пойдет с нами до тех пор, пока поднимется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»

Судьи несколько раз попытались остановить Алексеева и в зале петербургского суда творилось что-то невообразимое. Речь рабочего ввела монархию в столбняк и тысячами экземпляров ахнула по России. В марте 1877 года приговором суда девять мужчин и шесть женщин были отправлены на каторгу, но резонанс в империи случился большой, и каторгу заменили ссылкой в Сибирь. В петербургском обществе активно собирали деньги в помощь осужденным. Через полгода грянул крупнейший Процесс 193-х, на котором судили ходивших в народ.

Судебный зал не вместил подсудимых, и их стали судить по группам Народники предложили судьям сразу же огласить написанный заранее приговор, и отчеты о процессе были тут же запрещены к публикациям в газетах. В зале было много публики, и подробности процесса быстро становились известны обществу.

От имени всех подсудимых должен был выступить Ипполит Мышкин. Сын военного писаря и крепостной крестьянки после службы военным стенографистом купил в Москве типографский станок и стал печатать книжечки для народа, которые тут же запрещались невесть откуда взявшейся цензурой. Мышкину сало тесно в жестких рамках царизма, и он стал действовать по-другому, понимая, что просвещать не дадут.

В июле 1875 года в уездное присутствие далекого сибирского городка Вилюйска вошел жандармский капитан и предъявил начальству написанное по форме предписание: «Выдать государственного преступника Николая Чернышевского – капитану Отдельного Корпуса жандармов Мещерскому для перевозки его на новое местожительство в Благовещенске». Ипполит Мышкин сделал ошибку, приехав без двух конвойных унтер-офицеров, положенных по инструкции. Капитану предложили в сопровождение двух вилюйских жандармов, он отказался, его тут же заподозрили, но Мышкин отбился и ушел в тундру. От городка почти на Северном полярном круге и великой сибирской реке Лене Мышкин без помощи и поддержки прошел-проехал почти тысячу километров через Ленск, Витим и мимо почти всего Байкала и был задержан под Иркутском. На Процессе 193-х его объявили «главным организатором революционного сообщества».

Вечеринка народников

15 ноября 1877 года Ипполит Мышкин от имени всех народников объявил, что их цель в создании народного строя на развалинах старого с помощью социальной революции, потому что государственная власть закрывает все возможные пути к мирному достижению этой цели. Впервые на всю Россию Мышкин прогремел, что «эта власть никогда добровольно не откажется от насильственно присвоенных себе прав!»

Мышкин гремел и гремел и гремел и судья останавливал и останавливал и останавливал отчаянного народника и это происходило пятьдесят раз. В конце концов судья пригрозил вывести его из зала, и Мышкин на всю империю назвал судей проститутками самодержавия, и это было неслыханно: «У нас нет гласности, даже в зале суда! Это не суд, а пустая комедия, более позорная и отвратительная, чем публичный дом. Там женщина из нужды торгует своим телом. А здесь сенаторы из подлости, из холопства, из-за чинов и крупных окладов торгуют чужой жизнью, истиной и справедливостью, всем, что наиболее дорого человечеству!»

Арест пропагандиста

В зале суда поднялся яростный и восторженный рев, прокурор хрипел, что «это чистая революция», жандармы схватили Мышкина за волосы, но их тут же отшвырнули товарищи-подсудимые, они опять полезли и забрались на скамью подсудимых, в зале чуть ли не массово падали в обморок, председатель суда со страху убежал из зала, и все это в подробностях тут же узнала Россия. Иностранные корреспонденты передали застенографированную речь Мышкина в свои газеты, и ураганные детали Процесса 193-х стали известны в Европе. Самодержавие держало своих чиновников в Европе для поддержания имперского имиджа, но в январе 1878 года им бесполезно было фальсифицировать факты, известные европейцам в оригинале. Недостаток улик и взрыв общественного негодования вынудил самодержавный суд соблюдать действующее законодательство. 90 подсудимых были оправданы, 39 – приговорены к ссылке, 32 – к тюрьме до четырех лет и 28 – в каторге от 4 до 10 лет. О том, что невиновные люди в ужасающих условиях просидели в тюрьмах почти четыре года до суда и почти сто из них погибли в мучениях и продолжали умирать даже на Процессе 193-х, и за это не ответил никто из Третьего отделения и МВД, стало известно всем, кто умел и не умел читать и писать. С января 1878 года в империи начался обратный отсчет времени и оставалось ее существования меньше сорока лет. Все ужасы будущего еще можно было изменить, но монархия стала менять судопроизводство, ликвидировать его гласность, не допускать на процессы публику, не печатать отчеты о них в газетах, а только публиковать приговоры. По мере ухудшения самодержавной ситуации газеты уже публиковали только глухие реляции – совершено покушение, злодеи схвачены, преданы суду и повешены. Само собой, это только ухудшало мнение общества о монархии.

Ипполита Мышкина увезли в Сибирь на десятилетнюю каторгу. В тюрьме за издевательства над заключенными во время церковного богослужения он публично дал пощечину смотрителю. Резонанс опять был большой, Мышкина объявили сумасшедшим и перевезли в другую тюрьму, а в мае 1881 года отправили на Нерчинские рудники. В Иркутске он сказал речь над гробом замученного товарища и ему тут же добавили еще пять лет каторги и перевезли на страшную забайкальскую Карийскую каторгу. Отчаянный Мышкин бежал несусветным образом с невыносимой Кары и пролетел-прополз сквозь Читу, Алдан, Благовещенск и Хабаровск немыслимые тысячи километров. Его взяли в порту Владивостока, летом 1882 года перевезли в Петропавловскую крепость, а в августе 1884 года – в Шлиссельбургскую тюрьму, заслуженно названной «русской Бастилией».

Студент-народоволец

Остров у истока Невы из Ладожского озера в шестидесяти километрах от Санкт-Петербурга государевой тюрьмой назвали в 1810 году. Там сидели декабристы и именно там полковник Бекетов разбил свою голову об стену. Ее режим называли могильным, а тюремщики радостно сообщали прибывающим осужденным, что из Шлиссельбурга не выходят, а выносят. У узников были только номера и сырые, полутемные камеры пять шагов в длину и три в ширину, со спертым воздухом. Тюремных законов в державе конечно не было, и в Шлиссельбурге царили дикий произвол, издевательства, воровство, лихоимство администрации. Узникам, находившимся в полной изоляции и тишине, запрещались физическая и умственная деятельность. «Положение о Шлиссельбургской крепости», подписанное Александром III в 1884 году, когда в тюрьме начались казни, содержало перечень наказаний за неповиновение тюремному начальству, права которого не ограничивались. Тюрьма, где от страшных условий содержания, люди умирали в муках, или убивали себя, постоянно расширялась, строились многоэтажные корпуса с говорящими названиями «Сахалин» и «Зверинец», четырехэтажный корпус на 500 узников.

25 декабря 1884 года Ипполит Мышкин бросил миску и не попал в смотрителя с соответствующим прозвищем «Ирод». На быстром закрытом военном суде он успел сказать: «Я хотел показать резкое противоречие христианской нравственности и положения политических законченных». За брошенную тарелку Ипполита Мышкина, конечно, расстреляли во внутреннем дворе тюрьмы. Товарищи нашли на мертвых стенах его камеры железную надпись: «26 января 1885 года я, Мышкин, казнен» и рассказали об этом России. Так перед казнью стали подписываться в камне многие революционеры. Когда революционеров стало очень много, их места с удовольствием захотели занять тюремщики и палачи, но им уже не повезло с заключением, потому что их стали просто убивать.

Процессы 50-ти и 193-х потрясли империю. Иностранные корреспонденты уходили из зала суда до вынесения приговора, и на следующий день вся Европа с возмущением читала в газетах их статьи: «Я слышу только то, что один обвиняемый прочитал Лассаля, другой вез с собой в вагоне «Капитал» Маркса, третий просто передал какую-то книгу своему товарищу. Что же во всем этого угрожающего государственной безопасности?» С этих 1880-х годов Россию в мире опять, как и в Средневековье, стали называть варварской. Революционеры-народники были разбиты после хождения в народ, но получили нравственный авторитет и ореол мученичества за свои убеждения. Их чистота, отказ от привилегий, тяжелый бесплатный труд, стойкость, привлекали молодые сердца. С 1878 года политическая ситуация в империи резко изменилась. В революционном подполье стали говорить не только о объединении во всенародное восстание отдельных протестов и небольших волнений. Самоутвержденные пропагандисты верили в социализм и обожествляли народ. Они страдали за свою веру и идеалы и быстро разочаровались в мужиках, которых уже не называли «шоколадными». Появился новый тип революционера. Из исторического самодержавного тумана выдвинулся боец с гордо поднятой головой, взяв с собой из сумрака вызов и месть. На российскую арену монархической истории вышли террористы.

Не ждали

Камер-паж Александра II, офицер Амурского казачьего войска, участник экспедиций на Алтай и Амур, старинный князь Петр Кропоткин в 1872 году вступил в кружок чайковцев и через два года был арестован в Петербурге как главный рабочий пропагандист. Два года без допросов князь провел в одиночной камере Петропавловской крепости. В 1876 году у Кропоткина началась цинга и его перевели в Николаевский военный госпиталь на окраине Петербурга. Княжеская семья попросила отпустить его домой на поруки для лечения и получила радостный ответ надзирающего прокурора: «Дайте свидетельство от врача, что ваш сын и брат умрет через десять дней, и я его сразу освобожу».

Князю вместо лечения разрешили гулять во внутреннем дворе госпиталя. Время его прогулок вдруг совпало с подвозом в больницу подвод с дровами. Князь получил от возчиков план побега. В этот день ему будет дан сигнал пущенным мимо его окна воздушным шариком. Он должен бежать во время прогулки к открытым для провоза дров воротам, у которых его будет ждать революционная пролетка с лихим рысаком и кучером на козлах. Вскоре Кропоткину сообщили день побега.

Утром 29 июня 1876 года в петербургских магазинах в продаже не оказалось ни одного воздушного шарика. Революционеры за мороженное выменяли у мальчишки на улице полуспущенный шарик, тут же в магазине попытались его надуть, но водород был разбавлен и шар не полетел. Одна из подпольщиц привязала его к своему зонтику и в ясный солнечный день на глазах у изумленной публики ходила с зонтиком и шаром у стены Никольского госпиталя, но из тюремной палаты Кропоткина ее не было видно. Вечером 29 июня Кропоткину из ремонта вдруг привезли часы, которые он туда не отдавал. В них лежал новый план побега.

Петр Кропоткин

30 июня днем князя Кропоткина вывели на прогулку, и в госпитальные ворота тут же въехал дровяной обоз. Кропоткин осторожно прогулялся к воротам, вдруг сбросил арестантский халат и рванулся на волю. Он был очень слаб и бежал не быстро. Жандармы охраны забыли зарядить ружья, но побежали за ним и попытались кинуть в него винтовки с примкнутыми штыками. Кропоткин с разгона влетел в ожидавшую его пролетку. Жандармы на несколько секунд вдруг остолбенело остановились – на козлах сидел загримированный под царского брата великого князя Николая революционер. Лучший в столице серый в яблоках рысак Варвар резко рванул с места, и князь-пропагандист Петр Кропоткин исчез. Петербург с восторгом пересказывал подробности княжеского побега России. Столичный имперский город еще не знал, что это была первая акция созданной Александром Михайловым и Марком Натансоном чрезвычайно законспирированный организации, которая по имени древних людей в пещерах, называлась «треглодиты». Когда по Петербургу пошли слухи о том, что Кропоткина освободили треглодиты, Александр II приказал Третьему отделению разобраться и доложить, что это за люди. Жандармы доложили императору: «Племя треглодитов, диких людей, жило в Африке, в пещерах, жены и дети у них были общие. Ныне треглодитами называют породу обезьян шимпанзе, они весьма смышленые, ручные, иногда заменяют прислугу, раздражительные, быстро переходят от крайней веселости к зверству». Царь, как обычно, приказал держать все под контролем и осенью 1876 года «треглодиты» создали «Северную революционно-народническую группу».

Питерская группа связалась с уцелевшими ростовскими и харьковскими кружками, и началось обсуждение программы новой революционной организации, разработанной Александром Михайловым и Георгием Плехановым. Они подвели итоги хождения в народ и всем оставшимся на свободе народникам передали анкеты с вопросами: какой должна стать пропаганда в народе, как относиться к рабочим станкам, нужно ли вести пропаганду в армии, каковы недостатки народников, могут ли социалистические идеи осуществиться сразу же после народнической революции? Обсуждение шло всю осень 1876 года, и северные пропагандисты договорились с южными бунтарями.

Георгий Плеханов

Пропагандисты хотели рассказать народу о своих идеях нового общества, сделать его грамотным и образованным, способным поддержать их в социалистическом восстании. Они прекрасно понимали, что эта программа на годы и десятилетия. Бунтари утверждали, что народ уже социалист по своему положению и уже готов к социальной революции, потому что давно ненавидит существующий строй. Новая революционная организация должна была объединить все усилия народников, которые признали необходимость единого центра, правда, без его диктата. Основной задачей «Земли и воли» стал насильственный переворот. Народ никогда не примирится с мыслью, что земля может принадлежать кому-нибудь кроме того, который на ней трудится. Это дар Божий, который в конце концов отойдет к народу, живущему на земле исконным обычаем, общиной. Начинать борьбу надо с требования передачи всей земли в пользу общины.

Народ уповает на царя как на защитника, покровителя и источника всех благ. Разбить веру в царя можно, доказав, что он не слышит и не защищает народ, равнодушен к его сынам. Нужно множество ходоков к царю с изложением народных нужд. Их, как обычно, сошлют, вернут под стражей домой или просто арестуют. Народ поймет, что ждать от царя нечего и станет надеяться на свои силы. Чтобы поднять его дух, революционеры должны постоянно жить среди народа. Они должны защищать его права и интересы в волостном суде, где царит подкуп богатого, поднимать значение мирского схода в деревне, поддерживать тяжбы крестьян против жадных помещиков, создавать группы активных, энергичных крестьян вокруг себя.

Никакому восстанию не будет обеспечен успех, если революционеры не будут готовить его в городах, чтобы в определенный момент привести государственный механизм в замешательство. Это даст возможность окрепнуть и разрастись народному восстанию. Необходимо иметь особую группу революционеров, которые с оружием в руках будут защищать честь и достоинство новой партии, кинжалами обуздывать произвол зарвавшихся представителей власти. Эта группа должна дезорганизировать правительство.

Первые сто двадцать народников, еще не называвших себя землевольцами, создавали группы на основе дружбы и доверия. Было решено действовать в земстве, администрации, армии, в городах, в деревнях. Во главе партии встали А. Михайлов, М. Натансон, Г. Плеханов, В. Осинский, М. Попов, А. Аптекман, Н. Морозов, С. Кравчинский, М. Фроленко, Л. Тихомиров, А. Баранников, Ю. Тищенко, Е. Преображенский, В. Трощанский, А. Зунделевич, Л. Буланов, О. Николаев, А. Хотинский, Н. Тютчев, В. Игнатов, чуть позже присоединились С. Перовская, А. Желябов, В. Фигнер, А. Квятковский.

Сергей Кравчинский

Софья Перовская

Андрей Желябов

Александр Михайлов

6 декабря 1876 года землевольцы устроили в центре Петербурга смотр своих сил и это было неслыханно в империи. На площади у Казанского собора собрались около тысячи студентов и почти триста рабочих. С речью о Чернышевском, о бесправии рабочих и политических преследованиях выступил Георгий Плеханов. Вдруг над толпой вылетело большое красное знамя с четкими буквами «Земля и воля». Городовые тут же засвистели, и окружавшая демонстрантов полиция рванулась к знамени. В колоссальной драке в сердце империи демонстранты отбрасывали городовых. Полицейские с дворниками ударили и с другой стороны, и на величественном Невском проспекте у колоннад великолепного Казанского собора развернулось грандиозное побоище с массовыми избиениями. Было взято тридцать человек, включая случайных прохожих. В державе быстро узнали о дикой уличной расправе и быстром и жестоком суде. Общество негодовало не только из-за строгости наказаний, но и из-за полного отсутствия улик. Общеизвестным фактом стало то, что городовые дворники хватали во время разгона демонстрации кого-попало. Общее впечатление от очередного суда с каторгой и ссылкой возбудило стремление многих инакомыслящих вступить в «Землю и волю», партию идеалистов. Не участвовавший в демонстрации студент Боголюбов-Емельянов, после полицейской провокации в участке, был приговорен к пятнадцатилетней каторге. Сообщение об этом для первой революционной газеты «Земля и воля» набирала молодая девушка Вера Засулич.

Вера Засулич

Арон Зунделевич сумел создать тайную типографию партии в обычной квартире дома на Николаевской улице, рядом с Невским проспектом. Социально-революционное обозрение «Земля и воля» стало выходить регулярно и разносилось по империи тиражом в две-три тысячи экземпляров. В квартире постоянно находились четыре наборщика и печатника, почти не выходившие на улицу, чтобы не вызывать вопросов у дворников. Специально купленный за границей типографский станок легко разбирался и прятался по тайникам в четырех комнатах, и дворник, регулярно носивший в квартиру дрова, ничего подозрительного не видел, а значит и не доносил в полицию. Бумагу вносил, а газеты выносил в большом портфеле из квартиры-типографии высокопоставленный чиновник министерства внутренних дел и другие руководители партии, редко посещавшие тайную типографию почти на Невском.

Первый номер газеты «Земля и воля» по почте был разослан всем высшим сановникам империи, во все газеты и журналы, присутственные места, в университеты, на фабрики и заводы, и это вызвало державный шок. Третье отделение рванулось искать тайную типографию, но у него не получилось и не получалось еще два года. Главноуправляющий Третьим отделение верноподданно докладывал Александру II: «Дерзаю доложить, что больше полутора лет безуспешно проводятся розыски подпольной типографии. Охранники не щадят себя, все работают, до самых мелких чиновников, сверх силы». Главный жандарм не мог поймать революционеров и в узком кругу иронически отозвался о плохом качестве газетной бумаги «Земли и воли». Через несколько дней ему домой прислали именную прокламацию, отпечатанную на великолепной и очень дорогой бумаге и надушенную его любимым одеколоном. Над Третьим отделением смеялся весь Петербург, и число землевольцев все росло и росло. Жандармы напряглись, и по доносу арестовали Марка Натансона, чуть ли не ежедневно выступавшего на собраниях рабочих кружков.

Весной 1877 года землевольцы начали активно переезжать в деревни и села, начав с Поволжья. Отделения «Земли и воли» были созданы в Воронежской, Тамбовской, Смоленской, Псковской губерниях. Везде в селах и деревнях открывались акушерские пункты, кузницы, фермы, лавочки, появлялись новые писари и учителя. Землевольцы были поражены состоянием имперских деревень, множеством грязных и истощенных больных, нездоровой и очень скудной пищей. Газета «Земля и воля» спрашивала у державы, жизнь ли это животного или человека, и где же конец этой поистине ужасающей нищеты?

Фигнер

Группа Веры Фигнер работала в Самарской губернии. Помещики, купцы, приказчики, приставы, старосты начали писать на нее доносы, и работать стало неимоверно трудно. По письмам, найденным у арестованной народницы, были установлены адреса самарских просветителей, и группа Фигнер с помощью А. Квятковского чудом успела перебраться в Саратовскую губернию. Фигнер и ее сестра сдали экзамен в саратовской врачебной управе и уехали работать фельдшерами в село Вязьмию Петровского уезда. Их тут же осадили больные крестьяне, сотни которых с утра до вечера толпились у фельдшерского пункта. К Фигнер ехали со всех волостей уезда, и она принимала тысячу больных в месяц. Ее появление в уезде вызвало сенсацию у местного дворянства, спрашивавшего, зачем образованные дочери помещиков хоронят себя в деревне. Уже местные уездные хозяева столкнулись с противодействием приехавших народников, защищавших крестьян от произвола. Сами крестьяне стали говорить, что к ним приехали «новые люди». В уезд полетели доносы от местного дворянства, что приезжие восстанавливали одно сословие против другого. Фигнер и ее сестру, работавших день и ночь, в нигилисты определить сразу не удалось. Предводитель дворянства заявил, что крестьяне должны знать только несколько молитв и уметь перечислить царствующую династию, а за фельдшерицами надо «смотреть в оба». Крестьяне заговорили, что сестры Фигнер приехали в деревню «для души». Они не ели ни мяса, ни белого хлеба, не позволяли себе ничего лишнего и за сэкономленные из двадцатирублевого жалованья деньги смогли открыть школу. Они отказались принимать обычные крестьянские подношения натуральными продуктами, и стали известны всей губернии. В школе они бесплатно учили крестьянских детей, за свои деньги купили учебники, тетради, перья. Это была первая школа в трех волостях Петровского уезда Саратовской области. Учеников в школу привозили за двадцать верст. Учиться хотели и дети и взрослые мужики, просившие учить их грамоте и арифметике. Вскоре молодых дворянок стали называть «наши золотые учительницы». Вечером сестры Фигнер, после работы в аптеке и школе шли в крестьянские избы и читали людям книги Лермонтова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина. В избу тут же собиралась вся деревня и их просили читать и читать и читать еще, еще и еще. Сестрам рассказывали крестьянские нужды, надежды, просили придти на сход, чтобы рассказать о несусветном взяточничестве писаря, из разорившихся князей, о мошенничестве приказчика, просили защитить крестьян в волостном суде.

Вера Фигнер

Сестры Фигнер создали в деревне дикий резонанс своей жизнью с жизнью прежних обирателей крестьян и нарушили вековую систему хищений у крестьян в деревне. Сестры все делали бесплатно и на их фоне писари и приказчики уже не могли брать крестьянские копейки за то, за что они и так получали жалованье от земства. Сестры писали крестьянские жалобы на грабежи и отправляли их в уездной суд. Сестры не вели революционной пропаганды, читали только легальные книги, но деревенские пауки уже с трудом латали свою паутину. На сестер посыпались доносы губернатору и в земскую управу. Местные пауки стали лгать, что они беспаспортные, их фельдшерские свидетельства поддельные. В доносах писали, что после приезда Фигнер деревенский народ стал дерзок и своеволен. Начались допросы крестьянских детей-школьников управляющими помещика и писарем. Все было по правилам, но в Саратов полетели бумаги, что учительницы говорят детям: «Бога нет, а царя не надо». В доносах лгали, что сестры укрывают беглых. Когда к Фигнер в избу кто-нибудь приходил, тут же появлялся урядник и проверял документы, и крестьяне стали приходить через огород. В уезде распространяли сплетни, что Фигнер пишут прокламации и разбрасывают их по улицам.

Вера Фигнер после Шлиссельбурга

В Вязьмию прошел мирской сход и крестьяне выбрали новых старшину и писаря, уволив старых взяточников. Пример Вязьмино произвел колоссальное впечатление в Саратовской губернии. В село приехали уездные начальники, попросту объявили сход недействительным, сами с собой провели новый и вернули все старые порядки. Местные помещики подняли плату за аренду земли на год в десять раз, и начались столкновения с крестьянами, которые уже прекрасно понимали, что их незаконно обирают. Со своих минимальных наделов они прокормиться не могли, но арендовать помещичью землю по сумасшедшим ценам было свыше человеческих сил. Во всей губернии происходило то же самое, и управляющие помещиков стали разбивать крестьянское единство, предлагая отдельным мужикам землю на льготных условиях, чтобы соблазнить одних и разбить упорство других. Почти везде им это удалось, но вязьминские крестьяне стояли дружной стеной. В губернию полетели доносы, что фельдшерицы бунтуют народ. Тут же приехал уездный исправник, провел следствие, несмотря на горячее желание, ничего на Фигнер не собрал и со злости закрыл школу. Все Вязьмино стало говорить о несправедливости и двух самых разговорчивых тут же арестовали по доносу князя-писаря. Крестьян обещали отпустить, если они дадут ложные показания на Фигнер, но мужики, несмотря ни на что, не предали «золотых учительниц». Их пришлось отпустить из-за отсутствия улик, и мужики рассказали сестрам, что от них, как и от десятских и сотских, в уезде требовали подсматривать в окна сестер, следить за ними, подслушивать их разговоры. Горе крестьян надо было видеть.

Подобное Вязьмино происходило во всей империи, и дальнейшая деятельность народников в деревнях была бесцельна. Еще немного, и их по одному арестовали бы под любыми предлогами. Легальная борьба за народные интересы тут же столкнулась с государственным беззаконием, а чувство справедливости с размаху врезалось во властные традиции. Второе хождение в народ было проиграно из-за отсутствия политических прав и свобод в державе. Не только пропагандистская, но и просветительская, культурная работа в деревне под надзором становых, урядников, исправников была совершенно невозможна. Землевольцы собирались в Петербург для определения дальнейших путей и целей партии.

Во главе «Земли и воли»стояла основная группа из нескольких десятков человек во главе с комиссией из пяти революционеров. Вокруг этой столичной группы по всем имперским городам создавались территориальные и специальные группы. Высшим органом партии считался общий суд представителей всех групп. Газета «Земля и воля» рассказывала имперским подданным: «Во все времена народ требовал земли и воли! Земли, как общего достояния тех, кто на ней работает, и воли – как общего права всех людей распоряжаться своими делами. Нам предстоит громадная задача: осуществление народной революции, которая одна в состоянии развить будущий социалистический строй из тех элементарных основ социализма, которые уже созданы в умах народа». Землевольцы решили, что необходимо изменить язык агитации и пропаганды, сделать его простым и доходчивым.

В «Земле и воле» были созданы интеллигентская, рабочая, деревенская группы, которые действовали в соответствии с программой партии: «заведение прочных связей в местностях, где недовольство наиболее заострено, заведение связей в центрах скопления промышленных рабочих, работа в деревне, пропаганда и агитация в университетских центрах, издание собственного печатного органа и распространение листовок, установление связей с либералами и враждебными правительству религиозными сектами, сплочение крестьян во главе с естественными революционерами в организацию». Задача дезорганизаторской группы заключалась не только в освобождении товарищей из тюрем, но и в организации убийств провокаторов и террористических актов против одиозных сановников.

В обществе собирали деньги для работы «Земли и воли». Революционер-помещик Дмитрий Лизогуб продал свое богатое имение, и громадная сумма в двести тысяч рублей в течение года поступила в партийную кассу. По некоторым данным, великий поэт Николай Некрасов передал землевольцам умопомрачительную сумму в полмиллиона рублей. Когда 27 декабря 1877 года он умер, «Земля и воля» решила участвовать в его похоронах почти официально, и это опять было неслыханно в империи.

Морозный петербургский день похорон никого не испугал. Пять тысяч человек провожали великого поэта на кладбище. Множество полицейских и жандармов сопровождали шествие. Перед кладбищем первым среди множества венков полицейские агенты вдруг увидели удивительный венок с надписью «От социалистов». Это была не только крамола, но и почти вызов на поединок с непредсказуемо-предсказуемым исходом. Главный похоронный полицейский уже видел, что преступный венок находился в двойном, тройном, четверном кольце решительно-молчаливых и совершенно спокойных молодых людей, которые даже не держали руки в карманах. Они и так почти открыто заявляли властям, что социалисты, то есть государственные преступники, участвуют в похоронах великого поэта. По полицейским и жандармам прошелестели быстрые переговоры, и стражи порядка тут же решили, что умирать в массовом побоище за арест венка им совершенно не хочется, несмотря на присягу царю-батюшке и получение от него чувствительного жалованья. Пять тысяч петербуржцев с удивлением и удовлетворением смотрели, как на глазах множества городовых, вдруг ослепших и оглохших, венок «От социалистов» торжественно плыл среди процессии. Никто и пальцем не тронул землевольца Георгия Плеханова, сказавшего над гробом Некрасова убийственно-пылкую для властей речь. Листовки «Певец угнетенных» с ее текстом спокойно раздавались в тысячной толпе и любезно вручались представителям власти, которые скромно молчали и речей не говорили. О землевольских похоронах Николая Некрасова на следующий день заговорили в империи, и в партийные группы вступали и вступали поданные всех сословий и возрастов. Революционеры все успешнее и успешнее действовали среди студентов и рабочих. Почти переломным моментом в истории империи стала русско-турецкая Балканская война 1877-1878 годов.

С 1875 года из-за произвола турецких властей, оккупировавших Балканский полуостров, там погибли десятки тысяч славян, в Боснии, Герцеговине, Сербии, Черногории, Болгарии. Кровавая русско-турецкая балканская война началась в апреле 1877 года. Получавшая большие доходы от развития внешней торговли империя была не против получения новых рынков сбыта на Балканах и усиления там своих геополитических позиций. Под флагом освобождения братьев-славян от жестокого турецкого ига имперская дипломатия попыталась убедить Европу, что совсем не хочет контролировать средиземноморские стратегические проливы Босфор и Дарданеллы и через Балканы выйти на Ближний Восток, но ей не очень поверили. В июле 1877 года огромная русская армия форсировала Дунай и вошла в Болгарию во главе с Александром II и его братом Николаем. Нельзя руководить сотнями тысяч воинов людям без стратегических талантов и с отрицательным военным профессионализмом, даже если у них короны на голове. Само собой, задуманная российским Генеральным штабом молниеносная война по занятию Стамбула-Константинополя с кровавым блеском провалилась. Авангард русских укрепился на Шипкинском перевале и дальше продвинуться не смог, а основные силы наглухо встали под Плевной, в бездарных смертельных штурмах теряя и теряя людей.

Вся Россия собирала деньги для своих бившихся воинов, и эти миллионы как всегда успешно разворовывали военные и околовоенные чиновники. Из-за холода, голода, но больше всего из-за отвратительного снабжения русских солдаты массово гибли, совсем не в ходе боевых действий, потеряв в боях в десять раз меньше воинов, чем от болезней и идиотизма высшего командования. Александр II в истерике спрашивал то ли себя, то ли воздух вокруг: «Что все это, второй Севастополь?», но порядка не наводил и сам себя не наказывал, а уж тем более придворных холопов. Яростно дравшиеся на Шипке русские герои бились насмерть, потеряли каждого второго витязя и спасли имперскую армию от позорного разгрома. Брат царя великий князь Николай предложил откатываться назад к Дунаю, но тут, наконец, взорвались боевые русские генералы, и это было неслыханно. Александр II часто плакал, видя, как по его велению и по его хотению бездарно и мучительно гибли десятки тысяч русских бойцов, но ничего не менял, никого не наказывал и к голосу разума не прислушивался. Сотни офицеров стали презирать Зимний дворец и его холопов и задумываться над будущим империи.

Турция не смогла через закрытые русскими горные перевалы помочь Плевне, и она сдалась в ноябре 1877 года. Потеряв из-за болезней и отсутствия разворованной теплой формы обычные десятки тысяч воинов, имперская армия к концу мерзлой зимы подошла к Стамбулу. Результаты победной несмотря ни на что для России войны подводились на общеевропейском Берлинском конгрессе. Сербия и Румыния были объявлены независимыми королевствами, Болгарию разделили на две части, полунезависимую и опять турецкую. Боснию и Герцеговину благодаря неучастию в войне и умным сановникам получила Австро-Венгрия. Завалившей Балканы кошмарным количеством солдатских трупов России они, как обычно, не достались, а были даны только взятые на Закавказье крепости и устье Дуная, потерянное еще в 1856 году в результате Крымской войны. Летом 1878 года Россией была недовольна вся Европа, и между империей и освобожденными ей Сербией, Румынией и даже Болгарией началось охлаждение. Империя не добилась поставленных в войне целей и получила международную изоляцию.

В самой империи Балканская война вызвала огромное разочарование. Империю охватило подорожание всего и вся, и рубль стал стоить сорок копеек. Михаил Салтыков-Щедрин сказал, что надо радоваться, что за российский рубль в Европе все еще дают даже сорок копеек, потому что скоро будут давать в морду. Зимний озлобился, но вынужден был принять общее презрение общества. Революционные народнические газеты подробно рассказывали подданным о преступлениях высших чиновников и очевидной неспособности высшей власти решать не только внутренние, но и внешние проблемы страны. Множество людей в России требовали перемен и в империи поднялась заслуженная ей буря.

Земства нескольких губерний заявили Петербургу о том, чтобы подданным дали хотя бы болгарскую политическую свободу. Многие студенты стали на сходках говорить о принятии в стране конституции, их тут же выгоняли из университетов и массово ссылали. Впервые в Москве полиция организовала их колоссальное избиение с помощью дворников и торговцев Охотного ряда, провоцируя создание черной сотни. Еще в июле 1877 года петербургский градоначальник-генерал Ф. Трепов, один из самых одиозных людей в окружении Александра II, приехал в дом предварительного заключения, в котором более трех лет без улик мучились в переполненных камерах и одиночках, антисанитарии, неподвижности, в страшной духоте и цинге убивающие себя народники. Трепов потребовал, чтобы подследственные и осужденные при его появлении в камере, в коридоре, везде снимали шапки столько раз, сколько его увидят. Само собой, это было незаконно, но Трепова это не волновало, потому что идти в атаку на беззащитных, это не идти в бой против отчаянных янычар. Осужденный за неучастие в Казанской демонстрации и за неоказание-оказание сопротивления полиции в закрытой комнате полицейского участка без свидетелей студент А. Богомолов-Емельянов не успел второй раз снять шапку перед самодуром, и Трепов своей генеральской рукой сбил ее сам и приказал публично высечь такого-сякого строптивца. Боголюбова высекли, и империя вздрогнула, и беспорядки в тюрьмах эхом покатились по России. Негодование наглыми царскими холопами проникало во все слои имперского общества, и количество землевольческих групп росло и росло, а ситуация в империи накалялась и накалялась, накладываясь на возбужденных бездарной войной людей.

Александр Второй

24 января 1878 года адъютант градоначальника Петербурга вышел в общую приемную, в которой встречи с Треповым ждали шестнадцать человек. Адъютант расспросил всех о цели прихода и проверил документы. Четвертой шла молодая девушка с прошением о выдаче свидетельства домашней учительницы.

Александр Второй

В свою очередь девушка зашла в кабинет, подала прошение, достала небольшой револьвер и один раз выстрелила в градоначальника. Пуля попала в бок, и Трепов завалился за столом. Вера Засулич добивать раненого не стала, у нее выхватили револьвер и сильно избили, чудом не убив. В южных группах бунтарей во множестве листовок «Голос честных людей» было заявлено, что «уже настала фактическая борьба с этим подлым правительством». Жандармы нашли типографию и при ее захвате был арестован яростно отстреливавшийся М. Ковальский, ранивший нескольких полицейских. Его повесили в августе 1878 года, но в империи почти началась революционная борьба. Через неделю после выстрелов Засулич и Ковальского застрелили полицейского провокатора. 23 февраля революционеры пулей вышибли глаз одиозному киевскому прокурору М. Котляревскому, любившему издеваться над задержанными за что и ни за что, например, прилюдно раздевавшему догола беззащитных красивых девушек-курсисток, давших свой адрес подруге для переписки с возлюбленным, находившимся под надзором, а может и не поднадзорным. На юге империи начались перестрелки революционеров с жандармами. В Одессе в атаке на полицию участвовали десятки человек. Александру II надо было бы задуматься, кого он назначает градоначальником имперского Петербурга, но в XIX веке подобное было для царей проблемой, а Петры и Екатерины Великие часто не рождаются. В марте 1878 года дело Веры Засулич было передано в суд присяжных и до конца империи осталось менее сорока лет.

31 марта вокруг здания петербургского суда две тысячи человек читали столичные газеты, объявившие неправый суд галлюцинацией: «Это судят все общество, всех нас!» В набитом в три слоя зале суда Вера Засулич спокойно и выдержанно заявила, что решилась ценой своей гибели доказать, что нельзя безнаказанно издеваться над человеческой личностью, нельзя вообще и никому: «Я не нашла другого способа. Страшно поднять руку на человека, но я должна была сделать это».

Зал был накален, защитник Александров произносил великолепно-обличительную речь, а председателю суда принципиальному Анатолию Кони в который раз волокли из Зимнего заранее обвинительный приговор, а вокруг здания судя росла и росла толпа. В семь часов присяжные передали Кони единогласный вердикт: «Засулич невиновна». Председательствующий объявил, что обвиняемая свободна, и в зале суда и вокруг и везде зазвучал многотысячный восторженный рев: «Да здравствует суд присяжных!» Третье отделение бросило к суду жандармов, чтобы опять арестовать оправданную решением суда Засулич на выходе из здания, но отчаянные студенты даже не дали им к ней приблизиться, одновременно сняв всех извозчиков вокруг, чтобы исключить возможность погони, и вывезли и спрятали Засулич, которую «Земля и воля» спокойно вывезла за границу.

Действия властей по отношению к Вере Засулич вызвали у множества людей негодование, переходящее в ненависть. Великий Лев Толстой громогласно заявил, что это «правозвестие революции», а великолепный Иван Тургенев публично и для всех сказал, что это «Знамение времени, взбудоражившее Европу». На России остановился зрачок мира и в окружении Александра II началась паника. Вдруг появился полусамодержавный слух, что Трепов просто казнокрад-мздоимец-самодур и только поэтому в него стреляли. Все общество знало, что назначивший Трепова градоначальником император посетил его через три часа после покушения и не хотел оправдания Засулич. Причем тут законность, если я – самодержавец! За март 1878 года Александр II получил небывалое в русской истории личное моральное поражение, и весь мир обсуждал его. Даже не настроенные оппозиционно и весь мир обсуждал его. Даже не настроенные оппозиционно подданные стали думать, что революционеры и просто девушки своими выстрелами защищали не только всероссийские права человека, но их чувство собственного достоинства, и такого опять еще никогда не было в русской истории. Первый политический выстрел, который позже назвали террористическим актом, прогремел в защиту гражданских прав и за оскорбленную честь беззащитной поруганной личности. Имперские города заклеили прокламации: «Каждый, кто не за правительство, должен быть против него».

Вместо смены сановников-самодуров, дела об их оскорблении, о сопротивлении властям были переданы из судов присяжных в военные суды и особые совещания. Политические дела еще сильнее фальсифицировались, а немыслимые по жестокости приговоры стали еще суровее. В обществе нарастало озлобление, и в мае в Киеве зарезали фактического руководителя местных жандармов барона Г. Гейкинга. Газета «Земля и воля» писала: «Террористы – это не более, чем охрана наших пропагандистов в среде народа от предательских ударов врагов. Землевольцы стали придавать большее значение дезорганизаторской группе. Революционеры стали говорить, что если мирные усилия по устранению государственного произвола и насилия невозможны и бесплодны, то остается прибегнуть к физической силе, вооружившись кинжалом и револьвером. В партии начались разговоры о применении в борьбе с властью динамита, защищавшего свободолюбивых подданных от адских казематов Петропавловской крепости. Революционеры-пропагандисты и агитаторы стали превращаться в террористов.

В день освобождения Засулич кабинет министров разрешил пороть мужчин и женщин – крамольников. Главноуправляющий Третьим отделением и начальник Корпуса жандармов генерал-адъютант Н. Мезенцев заявил, что социалисты должны сурово караться. По его инициативе в сорока километрах от Харькова был построен Новобелгородский каторжный централ для политических с ужасающими условиями. Многие выдающиеся люди российского общества вслух поражались тупости и бездарности окружения Александра II, бездушных и безграмотных царедворцев, безнравственных рабов власти. В хаосе беззакония в империи землевольцы вместо слов «пропаганда, агитация, просвещение» стали употреблять слова «кинжал, револьвер, месть».

Южная группа бунтарей во главе с Валерианом Осинским стала называть себя Исполнительным комитетом, и бунтари перестали сдаваться жандармам без сопротивления. Империя увидела их листовки с печатями, на которых скрестились кинжал, топор и револьвер.

Летом в оппозиционной среде призыв «В народ» сменился на призыв «К делу!» и «Пуля действеннее слов!» .Жандармы для улучшения отчетности арестовывали людей по малейшему подозрению или хотению, по выбитым показаниям малолетних, по письмам, по произвольным обвинениям и этим увеличивали число революционеров. Нахождение множества оппозиционеров и просто сочувствовавших и случайных людей в тюрьмах без суда годами, жесточайшие приговоры за мысли, разговоры и чтение книг в обществе стали называть зверствами, облеченными в юридическую форму. Письма из тюрем с описанием издевательств тысячи людей передавали из рук в руки, плакали, затем негодовали и потом ненавидели, и массово обсуждали лозунг «Каждому бандиту с государственными удостоверениями – своя Засулич!» Созданный Мезенцевым каторжный централ для политических уже назывался «Домом ужасов», в котором заживо погребали людей. В обществе обсуждали тему, что против нагло издевающейся над законами власти, не выражающей волю большинства подданных, можно использовать все способы борьбы, потому что это не имперская власть, а плохо организованный произвол.

Сменивший в Киеве зарезанного Гейкиннга жандармский поручик Георгий Судейкин ввел в студенческую среду девушку-провокатора, и в начале января 1879 года с боем и стрельбой на ее квартире арестовал всю группу бунтарей Валериана Осинского, проводивших там совещание. Бунтари не стали сдаваться, и в квартирной атаке погибло несколько революционеров и жандармов, Судейкин сам застрелил двоих. Против бунтарей, остававшихся в живых, не было никаких улик, и Третье отделение стало затягивать следствие. В феврале 1879 года в Харькове в карету генерал-губернатора Д. Кропоткина, двоюродного брата известного революционера Петра Кропоткина, впрыгнул бунтарь Г. Гольденберг, застрелил его и благополучно скрылся. Политические репрессии усилились еще и еще, и за то, что у Осинского и двух его товарищей при аресте оказались револьверы, из которых они не стреляли по жандармам, их приговорили к казни. В мае 1879 года их повесили и все время казни по приказу прокурора Стрельникова военный оркестр играл разухабистую «Камаринскую». Сначала казнили двух товарищей главного бунтаря, который полностью поседел за эти пять минут. Затем долго и специально мучительно вешали самого Валериана Осинского так, чтобы он долго, долго, долго задыхался, и участники казни с ужасом и отвращением рассказали нерассказываемые подробности повешения «Земле и воле» и передали ей его предсмертное письмо. В обществе узнали о кошмарной двадцатиминутной агонии Осинского, и главный садист-палач с несусветной наглостью и безнаказанной уверенностью заявил, что революционера за грехи так наказал бог. Если бы он знал, что через два года его казнят за садизм и издевательства и подлость и фальсификации доказательств, он бы возможно, не богохульствовал и не кощунствовал. При его расстреле революционеры «Камаринскую» не играли.

Оппозиционеров и просто тех, кто умел думать, Третье отделение стало ссылать без суда за то, что они думали против монархии, и не додумали. Если бы они додумали, их бы отправили на каторгу в Сибирь. Идеолог «Земли и воли» Николай Морозов писал, что невидимая политическая сила убийства вызывает на суд и судит сановных преступников, и сильные мира сего с высоты своего могущества валятся в мрачную и бездонную пропасть. В начале августа 1879 года главный жандарм и полицейский Н. Мезенцев потребовал ужесточения невменяемых репрессий против землевольцев и к смертной казни за передачу партии своего состояния был приговорен Дмитрий Лизогуб, хотя по закону его могли только сослать. Лизогуба казнили и в подпольной среде его теперь вспоминали, как «святого революции», но Мезенцев до его казни дожить уже не успел. Благодаря и его усилиям партизанская война «Земли и воли» с Зимним дворцом перешла в открытую фазу, которая начала волновать имперское общество все больше и больше. Внутри «Земли и воли» Александр Михайлов, Александр Оболешев, Александр Пресняков, Александр Квятковский, Николай Тютчев, Сергей Кравчинский и Николай Морозов создали группу «Свобода и смерть», которая стала пропагандировать среди революционеров террор против надругательств над человеческой личностью, грубого невежественного произвола и подавления любого свободомыслия с помощью жестоких беззаконных расправ. Революционеры всерьез хотели вызывать на дуэль одиозных холопов самодержавия, но было ясно, что вместо себя они отправят не пистолет с одной пулей, а жандармский дивизион. Дискуссия о том, можно ли совершать политическое убийство исподтишка, из-за угла, в спину, закончилась единогласным «нельзя».

Дезорганизаторская группа активно прикрывала пропагандистов и агитаторов от провокаторов. Летом 1879 года она уже могла читать копии донесений провокаторов в рабочей среде. Пока еще немногочисленные рабочие Петербурга боролись против снижения расценок на свой труд, за то, что у них из заработка вычитали не одну копейку за ежедневные два стакана кипятка из стоящего в цехе бака, за то, чтобы в этот бак наливали чистую невскую воду, а не вонючую жидкость из Обводного канала. Дом у Цепного моста был завален полуправдивыми, полулживыми донесениями полуагентов с петербургских фабрик и заводов, о том, что рабочие Путиловского заводя готовят такую штурму, что чертям тошно будет, что рабочие скандалят из-за задержки жалованья, что рабочие завода Берда усиливают свою преступную пропаганду и подстрекают всех к беспорядкам, что на заводе Семянникова рабочие готовят восстание, что рабочие завода Макферсона скоро передушат всех волков и с правительством расправятся. Всех присутствовавших при разговорах провокаторы поименно перечисляли, называли их товарищами и единомышленниками, писали, как они реагируют на бандитские слова, чтобы жандармам можно было определить, кто побежал потом доносить, а кто нет. Донесения читал лично Н. Мезенцев и командовал ссылать без суда всех говоривших и не доносивших в Архангельскую губернию, излюбленное одно время место ссылки.

Рабочие от Путиловского района до Пряжки, и от Васильевского острова до Шлиссельбургского тракта вырабатывали приемы самозащиты от предателей и провокаторов. В рабочем Петербурге Дезорганизаторская группа играла крупную роль. Группа террористов впервые появилась под влиянием возникшего массового рабочего движения и для его охраны от шпионов Третьего отделения, лгавших для увеличения своих провокаторских доходов. Впервые Дезорганизаторская группа создала особую боевую дружину в 1877 году, охранявшую демонстративные похороны рабочих Порохового завода, погибших из-за пренебрежения хозяев правилами техники безопасности. Грозой шпионов стал Александр Пресняков – «высокий блондин с рыжеватыми усиками и маленькими прищуренными глазами, светившимися холодным и стальным блеском». В рабоче-революционной среде активно обсуждали роман Виктора Гюго «История одного преступления»: «Ты убил человека! – Нет, шпиона». Сам А. Пресняков, рабочий-металлист, говорил: «При чем тут жалость? Ведь убиваем же мы вредных животных, а шпион – это самое вредное животное в мире. Вы подумайте, сколько зла наделал бы этот предатель, если бы остался жив, сколько народу из-за него пропало бы в тюрьмах, на виселице, на каторге. Тут не до жалости, тут одно: либо он, либо мы, и больше ничего». Дезорганизаторы убили провокатора, выдавшего жандармам Марка Натансона и еще многих товарищей, оставив на груди убитого записку: «За народное преступление, наказание за шпионство».

Все дезорганизаторы имели псевдонимы, периодически менявшиеся, постепенно вырабатывали конспиративные приемы борьбы с полицией и жандармами. Бывшие «треглодиты» ставили революционное дело так бережно и аккуратно, что с 1876 по 1878 годы было арестовано только несколько землевольцев, и почти все не в Петербурге, хотя «Земля и воля» интенсивно и энергично действовала во многих имперских городах, и многие народнические кружки, действовавшие отдельно, были арестованы почти целиком. Каждый землеволец знал только порученное ему дело и не имел права знать частности других дел. Если кто-то замечал за собой слежку, он не имел права заходить на конспиративные квартиры или обращаться к товарищам за помощью, не избавившись от слежки. Если несколько землевольцев попадали в облаву, самые надежные легальные паспорта отдавались самым лучшим и ценным для партии бойцам, и они говорили, что оказались здесь случайно и их отпускали. Землевольцы никогда не жили на съемных квартирах по несколько человек, чтобы исключить возможность общего провала. Если полиция проверяла меблированные комнаты или гостиницы, то ждавший товарища там землеволец выдавал себя за того, кого искала полиция, если тот был нужнее партии. Паспорта с фотографиями появились намного позднее, а описания в них внешности часто были похожи.

Члены «Земли и воли » все как один были не болтливы, таких просто не принимали в организацию. Вступавший давал суровую клятву в идейном, морально и конспиративном отношении. В начале августа 1878 года небольшая группа «Свобода и смерть» насмерть сцепилась с Зимним дворцом.

2 августа 1878 года вечером, в петербургском Демидовском саду полковник Мессюр встретил прогуливавшегося там с графом Левашовым и генералом Черевиным шефа жандармов Н. Мезенцева и любезно раскланялся с ним. Через секунды к полковнику подошел очень прилично одетый молодой человек в элегантном летнем пальто, шляпе-цилиндре, с черными усами и бородкой и с придыханием спросил, правда ли, что этот высокий генерал знаменитый шеф жандармов. Мессюр подтвердил, молодой человек поблагодарил, раскланялся и отошел. Дезорганизаторы не хотели спутать генерал-адъютанта Н. Мезенцева с каким-нибудь другим высшим сановником. Молодым человеком в цилиндре был двадцатисемилетний землеволец Сергей Кравчинский, с блеском закончивший московское Александровское и петербургское Михайловское военное училище, подпоручик в отставке, студент Лесного института, рабочий-пильщик во время хождения в народ и автор популярной «Сказки о копейке»: «Поднимись, народ замученный и многострадальный, как один человек, на злодеев своих и истреби их с лица земли до последнего! От них одних все зло на земле!» Редактор газеты «Земля и воля» Сергей Кравчинский и дезорганизаторы подготовили конспиративную квартиру, деньги, пролетку с рысаком и запасные документы. Они изучили маршруты Мезенцева, его сопровождение. Шеф жандармов любил пить кофе в Летнем саду, а на работу шел через Михайловский сквер в девять часов утра. Справа и чуть сзади Мезенцева шел адъютант и совсем сзади несколько охранников в штатском. 2 августа 1878 года был повешен Иван Ковальский и это была первая смертная казнь за общее политическое преступление. Жить Мезенцеву оставалось два дня, но он об этом так никогда и не узнал.

Шефу жандармов говорили, чтобы он поберегся, но Мезенцев отвечал, что особа и власть главноуправляющего Третьего отделения недосягаема и велика, а разговоры о покушении на него из области бабских грез. Утром 4 августа Мезенцев по Михайловской площади шел на охранную службу. Навстречу ему вышел Кравчинский и глядя прямо в лицо шефу жандармов, всадил в него привезенный из Италии кинжал карбонариев. Пока главноуправляющий Третьим отделением умирал, ему на ненужную помощь, а больше для задержания Кравчинского, дернулся адъютант. Баранников, бывший рядом с Кравчинским, дважды выстрелил ему под ноги. Приговор был вынесен только Мезенцеву, и убивать кого-либо еще землевольцы не хотели. Адъютант все правильно понял, и пока к нему подбегали охранники в штатском, Кравчинский и Баранников пробежали на угол Садовой и Инженерных улиц и вскочили в пролетку. Адриан Михайлов, сидевший на козлах, свистнул, орловский рысак Варвар дернул с места и исчез. Охранники бросились в погоню, но за минуты до этого члены Дезорганизаторской группы, прикрывавшие акцию, сняли всех извозчиков, стоявших у канала Екатерины, Михайловской, Инженерной, обоих Садовых улиц, набережной Фонтанки и даже с Невского проспекта у Гостиного двора. Землевольцы бесследно исчезли, а чиновная столица империи впала в ступор, гадая, кто следующий. Жандармы и полиция переворачивали Петербург вверх ногами, но за три месяца конспиративную квартиру с Кравчинским, который даже выходил на улицу, не нашли. Наконец, руководство партии сказало Кравчинскому: «Вам необходимо проветриться», что означало эвакуацию за границу. Особая группа «Земли и воли», занимавшаяся только нелегальной переправкой революционеров в Европу, имела несколько путей из империи за кордоном, но Кравчинского переправили не поездом с насквозь проверяемыми вокзалами, а по упрощенной схеме с паспортном приграничного жителя через маленький пограничный переход. Уже тогда землевольцы при переписке использовали очень сложный, двойной шифр симпатическими чернилами. Цифры сообщения при помощи первого ключа превращали в другие цифры, которые затем вторым ключом превращали в слова. Позднее письма писали между легальных строк фенолфтолеином, проявляя их с помощью нашатырной ватки.

Александр Баранников

В октябре Кравчинский ушел за границу, и один из родоначальников научного коммунизма Фридрих Энгельс заявил в европейской прессе: «Политическое убийство в России – единственное средство, которым располагают умные и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима».

Уже в день похорон Мезенцева на внеочередном заседании Совета Министров император разрешил проводить задержание всем жандармским и полицейским офицерам без первоначального прокурорского надзора. Все политические дела, в которых задерживаемые сопротивлялись при аресте, были переданы в военные суды, приговоры которых не обжаловались и приводились в исполнение немедленно. При дознании больше не нужны были даже свидетели. В Сибири создавались особые поселения для ссыльных. Новый главный жандарм и начальник Третьего отделения А. Дрентельн приказал арестовывать всех, кого хотели полицейские, несмотря на титулы и чины и дворянство. Для ареста было достаточно неподтвержденных или выдуманных из-за личной неприязни или желания наживы подозрений. Если улик на задержанных не было, их ссылали административно, без суда и следствия. Судебные процессы стали быстрыми и короткими, с казематами или виселицами в конце. Николай Морозов писал в газете «Земля и воля»: «Родина-мать, разверни свои силы, жизнь пробуди средь молчанья могилы, встань, угнетенье и тьму прекрати, и за погибших детей отомсти!»

В России, а затем в Европе Сергей Кравчинский написал несколько больших работ «Россия под властью царей» и «Подпольная Россия», читал лекции о «Земле и воле» в Англии и США, создал «Общество друзей русской свободы», издавал и редактировал журнал «Free Russia», создал «Фонд вольной русской прессы», издавал и нелегально переправлял в России брошюры и книги Засулич, Плеханова, Маркса и Энгельса, активно влиял на европейское общественное мнение, распространял в Европе и Америке русскую революционную прессу, в которой писал: «Смысл терроризма – завоевание политических прав и свободы, в России власть делает невозможной другую борьбу». Еще на конспиративной квартире он написал большое воззвание «Смерть за смерть», в которой писал, что само правительство вложило в руки революционеров кинжал и револьвер: «Убийство – вещь ужасная, и русская власть довело их до этого циничной игрой сотнями человеческих жизней и презрением к закону. Именно за внесудебные расправы над революционерами они казнили Мезенцева, за административный произвол и ссылки, за невменяемые условия в имперских тюрьмах, справедливо называемых в обществе «домами ужасов», за то, что революционеры отданы на съедение жандармам, за восемьдесят замордованных народников Процесса 193-х, за наводнение шпионами всех российских городов и их провокации, за неправые военные суды». Кравчинский заявил, что революционеры никогда не грозят даром и потребовал политической амнистии.

Теперь в имперском Петербурге знаменитые белые ночи стали называть жандармскими ночами, с их облавами, обысками, арестами по тотальному признаку. Если у филеров, агентов наружного наблюдения полиции, не было задания, они ехали на Николаевский вокзал и сами выбирали объект слежки наобум, просто целыми днями ходили по улицам и слушали разговоры прохожих. В полицейский невод случайно попал Александр Оболешев, на квартире которого полицейские обнаружили паспортное бюро «Земли и воли». По судебному процессу в мае 1880 года ему объявили смертную казнь, которую заменили двадцатилетней каторгой, и быстро, в течение года, замордовали в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Фотографию Кравчинского жандармы найти не смогли, и искали его по фото брата, не очень на него похожего.

Революционеры стали писать о разбрасываемых листовках: «Смерть за смерть, казнь за казнь, террор за террор! Вот наш ответ преследованию правительства!» «Земля и воля» рассматривала террор только как акт мести: «Довольно проповедей любви, пора воззвать к ненависти. Нет всепрощению, месть кровавая и беспощадная». В партии образовались две группы – «деревенщиков» и «револьверщиков», или «политиков». В память о погибшей группе Осинского, группа «Свобода и смерть» стала называть себя Исполнительным Комитетом. Южные группы впервые попытались взорвать царя в его яхте с помощью динамита, в Одессе и Николаеве, когда Александр II собирался ехать из Крыма в Петербург. Полиция захватывала остатки бунтарей, часть казнили, остальных отправили на каторгу. Во главе группы револьверщиков встал Александр Михайлов, заявивший на собрании, что первая российская революционная партия должна мстить правительству за его беззакония над ними. С марта 1879 года под редакцией револьверщика Н. Морозова параллельно с общепартийной газетой стал выходить «Листок «Земли и воли»: «Политические убийства – не просто акт мести, но осуществление революции в настоящем и самое страшное оружие для наших врагов. Против него не помогают ни грозные армии, ни легионы шпионов. Кинжал и револьвер – единственное средство обеспечения свободы слова, печати и общественной деятельности».

С начала 1879 года среди революционеров начались разговоры о том, что борьба должна быть направлена на царя, воплощавшего самодержавие: «Смерть императора может сделать поворот в общественной жизни. Очистится атмосфера, интеллигенция сможет работать в народе. Перемена лица на престоле вызовет перемену во внутренней политике и масса честных, молодых сил прильет в деревню, чтобы повлиять на жизнь всего крестьянства». Без политической свободы невозможна партийная работа. Самодержавие не считается с народными потребностями и общественными стремлениями, игнорирует их и идет своей дорогой. Она не реагирует ни на голос публициста, ни на требование земца, ни на исследование ученого, ни на вопль крестьянина. Ни одно сословие, ни одна социальная группа поданных не может влиять на ход общественной жизни, и все средства бесполезны, а все пути заказаны. У молодежи нет сферы для деятельности, народного дела. Все негодование должно обрушится на главного представителя разошедшейся с обществом государственной власти, на монарха, который сам не устает говорить, что только он отвечает за жизнь, благосостояние и счастье народа. Он сам ставит свой разум выше разума миллионов. Если все средства к убеждению бесплодны, то остается физическая сила. Сразу три революционера заявили руководству «Земли и воли», что хотят убить царя.

Все общество рукоплескало Засулич и оправдавшим ее присяжным, а Александр II публично навещал Трепова. Сенат уменьшал наказание народникам Процесса 193-х, а император его самодержавно увеличивал. На каждое обуздание его зарвавшихся холопов он отвечал репрессиями. Революционеры говорили, что странно и глупо бить слуг, выполнявших волю пославшего, но не трогать господина. Содержавшиеся в «домах ужасов» политические заключенные требовали хотя бы приравнять их права к правам уголовных преступников, которые были намного мягче. В феврале 1879 года началась подготовка покушения на Александра II еще не партией, а революционером-одиночкой.

Член группы Веры Фигнер саратовский писарь и дворянин Александр Соловьев поехал в Петербург и попросил помощи в организации цареубийства у Александра Михайлова. На большом совете «Земли и воли» деревенщики во главе с Георгием Плехановым потребовали вывезти Соловьева из столицы, как губителя народного дела, которое будет репрессировано в случае неудачи покушения. Соловьев поклялся, что он не промахнется по царю, но совет партии решил не поддерживать его, не запретив револьверщикам помогать ему частным образом.

Соловьев отказался от акции прикрытия, денег, новых документов, конспиративной квартиры, своего извозчика и попросил дать ему только яд и револьвер. Оружие в империи можно было купить для самообороны официально по полицейской справке о добропорядочности, и Морозов достал для Соловьева большой револьвер, а Михайлов дал ему цианистый калий. Неделю отставной коллежский секретарь ходил в тир и стрелял. Одновременно с Соловьевым к Михайлову обратился еще один революционер-одиночка с юга, Лев Мирский, с предложением застрелить нового шефа жандармов А. Дрентельна и главная группа «Земли и воли» дала согласие на проведение этой акции. Мирскому дали деньги, револьвер, квартиру, купили породистую лошадь за большие деньги и несколько дней он занимался выездкой на манеже. 13 марта 1878 года Мирский догнал карету Дрентельна на Невском проспекте, один раз выстрелил в него, не попал и ускакал, с трудом уйдя от погони, потеряв при этом лошадь, по которой его вычислила полиция и поймала черед два месяца.

13 марта землевольцы вывезли Мирского на юг, но в Петербурге начались массовые облавы, аресты, обыски. Современники писали, что ничего подобного в столице еще е было и даже полицейские стали чуть ли не бастовать, говоря, что устали арестовывать по сто человек в ночь. В этих условиях Соловьев сказал, что стрелять в царя будет 2 апреля. За несколько дней до этого землевольцы покинули Петербург, чтобы не гибнуть в ожидавшихся тотальных облавах. Соловьева сопровождал только Михайлов, которому было необходимо посмотреть механизм царской охраны в чрезвычайной ситуации и, наверное, помочь стрелку скрыться, если это было вообще возможно, в любом случае.

2 апреля 1879 года на утреннюю прогулку из правого, царского подъезда Зимнего дворца, вышел Александр II. Почти ежедневно в любую погоду он гулял по Дворцовой площади в течение часа, проходя мимо Александровской колонны, Главного штаба у Сельскохозяйственного музея и реки Мойки. По заведенному порядку в десяти метрах за ним шел начальник его охраны капитан Карл Кох, жандармы в штатской находились по всем периметру очищенных от прохожих главной площади империи. У Певческого моста через Мойку, рядом с Миллионной улицей и набережной Зимней канавки, всегда стояли любопытные, смотревшие на царское гуляние. Император уже сделал свой традиционный дворцовый круг и повернул к Зимнему, когда от Певческого моста внезапно выскочил худой молодой человек в одежде коллежского асессора и с десяти метров выстрелил в императора. Соловьев не попал, сзади на него уже летели охранники, Александр II развернулся в сторону и назад и побежал, дергаясь рывками в разные стороны. Соловьев выстрелил еще четыре раза и все равно не попал, и на пятом выстреле его руку с револьвером чуть не отрубил набежавший капитан Кох. Соловьев отскочил и успел опрокинуть в рот склянку с ядом, который не привел в мгновенной смерти, возможно из-за длительного неправильного хранения. Соловьева быстро отвезли в ближнее градоначальство, силой напоили молоком и промыли желудок. Он назвался вымышленной фамилией и отказался давать показания. Его сфотографировали и показали фото тысячам петербургским дворникам и швейцарам, которые назвали его квартиру. Там по недодорванным письмам и обрывкам бумаг полицейские установили его саратовский адрес и быстро выяснили его личность. Михайлов знал почти все, и успел предупредить гонцом группу Фигнер, которая уехала из Вязьмино без документов, в ночь перед прибытием в село особой жандармской группы, арестовывавшей всех знакомых и незнакомых Соловьева в Саратовской губернии. 5 апреля все западные газеты публиковали материалы о покушении, а по Петербургу летели листовки-литографии, на которых царь зайцем бежал от высокого молодого чиновника, целившегося в него из револьвера. По имперской столице на всех полицейских участках, полицейских казармах, присутственных местах, на зданиях Невского проспекта, белели «Листки «Земли и воли», разосланные и всем высшим сановникам империи: «Исполнительный комитет предупреждает, что если Соловьева, как и Каракозова при дознании подвергнут пытке, то того, кто это сделает, Исполнительный Комитет будет казнить смертью». Отваров дурманящих веществ Соловьеву тоже не давали.

За месяц до покушения Соловьева Г. Гольденберг застрелил харьковского губернатора Д. Кропоткина, в середине марта стреляли в Дрентельна, а 2 апреля пришла царская очередь. Самодержавие объявило в нескольких городах военное положение и разделило Россию на шесть генерал-губернаторств, начальники которых получили диктаторские полномочия. Инакомыслящих, оппозиционеров, недовольных, либералов ссылали сотнями. В течение 1879 года повесили и расстреляли обвиненных в политических преступлениях В. Дубровина, Л. Брандтнера, В. Осинского, В. Свириденко, А. Соловьева, О. Бильчанского, Г. Горского, А. Гобста, Д. Лизогуба, С. Чубарова, А. Давиденко, С. Виттенберга, И. Логовенко, И. Дробезгина, Л. Майданского, В. Малинку. Общество с ужасом обсуждало, что людей казнили только за то, что у них ночевали нелегальные и оставляли на хранение прокламации, за нарушение подписки о невыезде, за попытку устроить типографию, за наличие револьвера при задержании. В Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Варшаве закрывались либеральные газеты и журналы, арестовывались и без суда и следствия в административном порядке, только на основании полицейских и жандармских документов, ссылались все неблагонадежные или объявленные такими. Забитые ссыльными вагоны пошли в Сибирь из губернских городов, и обжаловать это было запрещено.

Полиция запретила продажу оружия для самообороны, усилила паспортный режим, сократила выдачу разрешений на жительство в Петербурге и Москве. В столичных дворах установили круглосуточное дежурство многочисленных дворников, ежедневно докладывавших околоточным надзирателям о всем подозрительном и просто необычном. Высшим чиновникам империи была выделена охрана. Дворцовую охрану тоже изменили, как и личную охрану Александра II.

28 мая 1879 года на Смоленской площади Петербурга, недалеко от Витебского вокзала, Гороховой улицы и набережной Фонтанки, при четырех тысячах зрителей был казнен Александр Соловьев. Впервые все официальные газеты империи с мельчайшими подробностями описали неописываемые детали казни. Александр Михайлов собрал всю группу «Свобода и смерть», которую уже начали называть «Лигой цареубийц». Программу борьбы с монархией обсудили сам А. Михайлов, Н. Морозов, Л. Тихомиров, А. Квятковский, А. Баранников, Н. Кибальчич, А. Якимова, Г. Исаев, С. Ширяев, З. Лауренберг, А. Арончин, Г. Гольденберг, Н. Богородский, В. Якимов, Е. Сергеева, С. Иванова, Н. Зацепина и А. Якимова. Не все они входили в партию «Земля и воля». Через несколько дней столичные дворники соскабливали несоскабливаемые «Листки «Земли и воли»», расклеенные по Петербургу: «Правительство объявляет себя в опасности и войну всей России. Пусть будет так. Будут ли расстреляны десятки или сотни, будут высланы тысячи или десятки тысяч – правительству этими мерами себя не спасти. До сих пор правительство губили беззаконие, бесправие, деспотизм, насилие и попирание личности. Доведя свое безрассудность до абсурда, они создали у нас революционную партию, с решимостью биться на смерть, дали ей сочувствие всех порядочных людей. Мы знаем, что многие погибнем, но гибель единиц не страшна для партии, когда весь ход истории ведет к революции. Мы принимаем брошенную нам перчатку. Мы не боимся борьбы и в конце концов взорвем правительство, сколько бы не погибло с нашей стороны. Этот дикий произвол кинул революционеров на путь вооруженной борьбы и заставил их сказать: вы или мы, мы или вы, а вместе мы существовать не можем».

Николай Кибальчич

Вихрь злобы и бешенства носился над империей. Чем активнее работали палачи, тем ожесточеннее нападали революционеры. Уже не постепенно, а все быстрее и быстрее революционная страсть направлялась на одно лицо, на самодержавного главу государства. Руководитель группы «Свобода и смерть» Александр Михайлов с соратниками перестал заниматься только пропагандой террора, который начинали считать наиболее эффективным средством борьбы с монархией. Ситуация в империи накалялась с каждым днем. Остававшиеся в живых землевольцы много позже вспоминали, что крики «так жить нельзя, надо найти выход» раздавались отовсюду. Многие ранее не интересовавшиеся революционным подпольем люди теперь сами разыскивали радикалов, которые подрывали царский авторитет и обаяние всевластия правительства, разрушали фатализм и беспрекословную покорность судьбе, поднимали веру народа в успех борьбы.

Множество людей хотели реформ, но отрицали террор, как средство борьбы. Монархия распространила террор от маленькой, еще не террористической группы «Свобода и смерть» на все оппозиционное общество. Надзору и преследованию по команде сверху подвергались все, кто были или казались подозрительными и неблагонадежными. Раздраженное диким произволом общество активно революционизировалось. Многие недовольные заявляли, что необходимо с оружием в руках покончить с существующим образом правления. Софья Перовская, за ней Александр Михайлов заявили на судах 1881 и 1882 года, что именно виселицы заставили партию перейти от пропаганды социалистического учения к террору, заменившему путь в народ и сделавшему себя целью, которую меньше всего желала иметь партия. Революционную ситуацию создавали и усугубляли многие жандармы и полицейские, фальсифицировавшие и раздувавшие вроде бы политические дела и набивавшие карманы с помощью обмана Зимнего дворца.

Перовская Желябов и Кибальчич на суде

Террор и цареубийство становился лозунгом многих революционеров, пока не обосновавших их теоретически. Из многочисленных революционно-народнических групп только «Земля и воля» была многочисленной организацией, связанной общим уставом и дисциплиной, имевшей группы в провинции, свою газету, издававшуюся с осени 1878 года. Центральная группа в Петербурге заведовала всей партией, типографией, изданием газеты и листовок, финансовыми делами, связями с провинцией. Летом 1879 года в партии начался разброд мнений. Главные оппозиционные силы образовывались в университетских городах, но и из провинции в центр приезжали много молодых людей, горевших жаждой деятельности. Петербургские землевольцы с постоянным напряжением силы находились в пылу борьбы, радовались успехам и раздражались неудачам, и видели, что именно активная политическая борьба становилась неслыханным средством агитации и пропаганды. Они видели, что в деревнях нет конкретного результата деятельности их товарищей, блокированных местными властями и нравами. Они предложили свернуть работу в деревне, на длительность которой не хватало ни сил, ни средств. Революционеры понимали, что поднять народ никто не даст, а их всех просто переловят и отправят на каторгу. Необходимо было вернуть лучшие силы из таких деревень в кипучие города и бороться с монархией.

Деревенщики «Земли и воли» говорили, что революционеры в городах занимаются фейерверками, блеск которых отвлекает оппозиционную молодежь от настоящего дела. Различие точек зрения и мнений в петербургской центральной группе приобрело острый характер и среди землевольцев начались конфликты. Подготовка обширного восстания в деревне ставилась в зависимость от «удара в центре», и он стал главной целью револьверщиков. Деревенщики говорили, что после каждого террористического акта усиливаются правительственные репрессии, и аресты выхватывают самых ценных людей, а значит цена политического убийства очень дорога. Сочувствие общества и одушевление политической борьбы достигается путем невосполнимых утрат. Громкие и блестящие схватки с сатрапами самодержавия отвлекали молодежь от малозаметной работы среди крестьян, а партия нуждалась в массовой опоре среди народа. Револьверщики объявили, что жизнь и деятельность революционера в деревне при существующих политических условиях безрезультатна. Время в империи было горячее и землевольцы понимали, что идти врозь в такой момент просто безумие. Необходимо было провести общий съезд членов партии «Земля и воля», собрав делегатов от всех групп. Георгий Плеханов во главе деревенщиков и Александр Михайлов во главе револьверщиков считали необходимым договориться по всем спорным проблемам. До начала кровавой борьбы «Народной воли» с Александром II осталось совсем немного времени, и Российская империя уже начала писать фантастический роман ужасов, неслыханный в отечественной истории.

«Третье отделение вам не поможет!» Револьверщики

«Кто ты? Человек, живой, разумный и смертный… Отвергнешь разум и станешь поганым псом, ржущим конем и ленивым ослом. Ищи правду, слушай правду, учись правде, поддерживай правду, защищай правду, даже ценой жизни, ибо она освободит тебя. Если правда вызовет восстание – лучше восстание, чем отказ от правды».

«С Яна Гуса сняли кафтан, оставили в одной рубахе, привязали руками назад к толстому колу и стянули веревками в семи местах: у щиколоток, под коленями, над коленями, над чреслами, у поясницы, у пояса и под мышками. Руки связали сзади, заостренный кол воткнули в землю. Гуса привязали к колу за шею черной цепью, под ноги с оковами положили две вязанки дров, и вокруг него уложили вязанки дров вперемешку с соломой, до самого живота и по самое горло. И палачи подожгли Гуса. Магистр Ян громким голосом запел молитву, и когда он пел, поднялся ветер и бросил ему пламя в лицо. Тогда он умолк, молясь про себя, пока не испустил дух. Тело его за шею на колу держалось цепью, и палачи палками повалили его с колом в огонь, еще дрова подбросили и палкой били, чтобы быстрее горели. А когда нашли голову, то палкой ее развалили. А когда среди внутренностей нашли сердце, то посадили его на заостренную палку. Когда сожгли все дотла, то пепел с землей глубоко выкопали и бросили в Рейн, текущий поблизости».

Перовская закончила читать хронику XV века и посмотрела на товарищей. Увиденное очень бы расстроило Третье отделение, которое сразу бы поняло, что все революционное в империи только начинается, и теперь для получения чинов и орденов надо будет реально идти под револьверные пути нигилистов.

Первых народовольцев уже нельзя было назвать нигилистами. Тридцать шесть дворян, разночинцев, мещан, крестьян, военных, духовных захотели изменить вместе со своей жизнью и жизнь миллионов человек. Они пошли к своей цели, используя все возможные, а потом и невозможные пути. Пятерых из них казнили, двенадцать замучили, одна сошла с ума, и все вместе они получили пятьсот лет ужасающей каторги. Через сто лет на другом континенте молодой аргентинский революционер внимательно изучал наследие «Народной воли». Отчаянный Эрнесто Че Гевара подвел для себя итог долгих раздумий: «Народ сознавал необходимость перемен, но ему не хватало веры в возможность их осуществления. Задача заключалась в том, чтобы убедить его, что это возможно». Осенью 1879 года империя накатывалась на железную когорту Исполнительного Комитета. Давай, империя, жми и дави своих подданных и никогда не обагряй своих рук работой. Только сначала пройди через нас и сквозь нас и прямо через нас. Аве, Народная Воля! Идущие на смерть приветствуют тебя!

Поставившая кровавую точку в безнадежной дуэли народовольцев с Александром II Софья Перовская писала в 1872 году: «Как взглянешь вокруг себя, так пахнет повсюду мертвым сном. Ни к городах, ни в деревнях, нигде нет мысли и жизни. Крестьяне ни о чем не думают, точно мертвые машины, которые завели раз и навсегда. Хочется расшевелить эту мертвечину, а приходится только смотреть на нее. Одних книг мне не хватает. Иной раз так хочется что-то делать, что бегаешь из угла в угол и рыскаешь по лесу, но после этого впадаешь в сильнейшую апатию».

После похода трех тысяч молодых в деревню монархия уже не могла при них и шести тысячах народных сторонников и при всем честном обществе называть периодический голод «недородом хлебов», а голодающих крестьян «не вполне сытыми земледельцами». Самодержавие никак не хотело поделиться с составителями его бюджета землей и волей и жестоко расправилось с народниками, не обращая внимание на недостаток улик. Александру II ежедневно приносили для чтения перлюстрированные частные письма, которых в империи ежегодно вскрывалось до сорока тысяч. В письмах из деревни начали меняться крестьянские поговорки: «До бога высоко, до царя далеко», «Лбом стены не прошибешь», «Не нами началось, не нами кончится», «Против рожна не попрешь», «Капля камень точит», «Не так страшен черт, как его малюют». Царь читал чужие письма и некоторые сжигал в камине, а его и уже не его общество в сотнях копий читало письмо матери одного из подследственных Дома предварительного заключения, все шесть этажей которого были забиты людьми до отказа: «»Больного и оглохшего сына в одиночке били по голове, по лицу, били городовые в присутствии полицейского офицера так, как только может бить здоровый, но бессмысленный, дикий человек в угоду и по приказу своего начальника человека, отданного их произволу, беззащитного узника. Научите меня, куда и к кому мне прибегнуть, у кого искать защиты от такого страшного насилия, совершенного высокими людьми. Прежде мы все надеялись, что наши дети окружены людьми, что начальство – люди развитые и образованные. Но вот те, которые поставлены выше других, выше многих, не постыдились поднять руку на безоружных, связанных по рукам и ногам людей, не задумывались втоптать в грязь человеческое достоинство. Нам говорят, что осужденный не человек, он ничто. Но мне кажется, что для человека и осужденный все же остается человеком, хотя он и лишен гражданских прав. Наших детей в тюрьмах замучивают пытками, забивают, сажают в мерзлые карцеры без окон, без воздуха и дают глотками воду, да и то изредка».

На многочисленные запросы, составленные так, что на них было нельзя не ответить, надзирающий за арестантскими домами прокурор ответил: «Письмо к нашему величайшему стыду, содержит чистую правду». Листовки доносили до подданных слова казненного ни за что Ипполита Мышкина: «Бунт – единственный орган народной гласности. Нас могут пытать, мучить, а мы даже не можем искать правду. Нас лишают даже возможности довести до сведения общества, что на Руси с политическими преступниками обращаются хуже, чем турки с христианами». Зарезавший шефа жандармов Мезенцева Кравчинский писал в прокламации, что над виновниками свирепостей над революционерами они создали свой суд, справедливый, как те идеи, которые они защищают, и страшный, как правительственные репрессии. Александр Михайлов заявил в листовке, расклеенной по Петербургу: «За российские порядки должен отвечать тот, кто сам не хочет делить с кем-либо ответственность – российский самодержавец. Убийство самодержавца убьет саму идею самодержавия!» Внутри партии «Земля и воля» Георгий Плеханов объявил, что на кончике кинжала парламент не построить, а цареубийство – вставка трех палочек вместо двух при имени Александр. Идеолог терроризма Николай Морозов ответил, что сила не в числе, а в героизме. Группа «Свобода и смерть» не стала тратить жизнь на многолетнее создание массовой революционной организации с обязательным арестом в начале или середине пути. Револьверщики хотели добиться от самодержавия политических и демократических свобод, введения всеобщего избирательного права, с созывом Учредительного собрания, свободы слова, печати, собраний. Револьверщики не считали террор главным своим оружием, а только средством мести за казни своих товарищей. В течение нескольких месяцев все изменилось.

Найти место для проведения съезда «Земли и воли» в империи было непросто. С 1877 года полиция и дворники следили за всеми собраниями людей в кабаках, ресторанах, даже усадьбах и квартирах. Сначала туда, где собирались подданные, приходил полицейский, за ним околоточный пристав, выяснял цель собрания, проверял документы и переписывал всех присутствующих. Однажды во время очередной тотальной облавы на Невском проспекте полицейские в дешевой гостинице задержали семьдесят жителей Петербурга, проводивших время с девицами легкого поведения. Землевольцев среди них не оказалось, а случайных задержанных городовые всю ночь развозили по их семьям, которые удостоверяли личности своих мужей, сыновей, отцов. Резонанс в имперской столице случился большой, и у «Земли и воли» прибавилось сочувствующих.

Съезд землевольцев решили проводить в Тамбове, лежавшем на полдороге между Петербургом, Москвой, Киевом и Одессой.

Для выработки единой программы 16 июля 1879 года в город-курорт Липецк собрались члены группы «Свобода и смерть» и близкие к ним южане-народники: Александр Михайлов, дворянин и бывший студент петербургского Технологического института, замучен в Петропавловской крепости; Александр Баранников, офицер в отставке, замучен в Петропавловской крепости; Николай Морозов, двадцать два года провел в Петропавловской и Шлиссельбургской тюрьмах; Мария Оловенникова-Ошанина, дворянка, умерла в эмиграции; Лев Тихомиров, дворянин, идеолог террора, эмигрант, отрекся, прощен, вернулся в Россию, где умер статским советником в 1922 году; Михаил Фроленко, двадцать два года провел в тюрьмах, умер в 1938 году; Степан Ширяев, взрывник, замучен в Петропавловской крепости; Николай Колодкевич, пять раз отбивался от полиции, замучен в Петропавловской крепости; Андрей Желябов, повешен; Григорий Гольденберг, выдал сто сорок три народовольца, убит или покончил жизнь самоубийством в тюрьме.

Десять участников Липецкого сбора создали Исполнительный Комитет «Народной воли», взорвавший самодержавие. В течение трех лет в него на замену погибших товарищей входили Григорий Исаев, замучен в Шлиссельбургской крепости; Аарон Зунделевич, двадцать пять лет провел на страшной забайкальской каторге на Каре и Акатуе; Софья Иванова, каторжанка; Татьяна Лебедева, погибла на каторге; Ольга Любатович, каторжанка; Софья Перовская, повешена; Екатерина Сергеева, каторжанка; Вера Фигнер, двадцать лет провела в тюрьмах; Анна Якимова, каторжанка; Юрий Богданович, замучен в Шлиссельбурге; Михаил Грачевский, сжег себя в Шлиссельбурге; Савелий Златопольский, замучен в тюрьме; Анна Корба, двадцать лет провела на Каре и Нерчинске; Мартин Ланганс, замучен в Петропавловской крепости; Николай Суханов, лейтенант флота, расстрелян; Наталья Оловенникова, каторжанка; Петр Теллалов, замучен в тюрьме; Михаил Тригони, провел двадцать лет на Карийской каторге; Степан Халтурин, повешен; Яков Стефанович, каторжанин; Николай Бух, каторжанин. Выдающимися агентами Исполнительного Комитета «Народной воли» стали Айзик Арончик, замучен в Шлиссельбурге; Михаил Ашенбреннер, подполковник, двадцать лет провел в Шлиссельбурге; Лев Гартман, эмигрант; Геся Гельфман, замучена в Петропавловской крепости; Игнатий Гриневиций, погиб; Николай Клеточников, замучен в Петропавловской крепости; Александр Пресняков, повешен; Николай Саблин, погиб при аресте; Макар Тетерка, замучен в тюрьме; Андрей Франжоли, умер от чахотки; Лейзер Цукерман, замучен на каторге; Александр Штромберг, лейтенант флота, расстрелян.

Народовольцы

Одиннадцать револьверщиков в Липецке проголосовали за ниспровержение самодержавия и воцарение политических свобод с помощью вооруженной борьбы с монархией. Если охраняемый жандармами, полицией, армией самодержавный Александр II не пойдет на изменение политического строя в России, одиннадцать не имевших денег, власти, поддержки государства и прессы нелегальных революционеров решили убить государя миллионов подданных. Александр Михайлов обвинил императора в обмане народа, реформенном лицемерии, в кровавом подавлении польского восстания 1863 года, в подавлении инакомыслия, в жестокости, в казнях революционеров, издевательствах над политическими подследственными и заключенными. Через два года народовольцы взорвали царя, победив в дуэли, в которой победить невозможно.

В небольшой роще на Песках у реки Липенки главным свои делом револьверщики назвали агитацию и пропаганду среди студентов, офицеров, рабочих, в обществе. Политическая борьба должна была закончиться проведением социальных преобразований в империи. Социал-революционная партия должна была сломать деспотизм, захватить власть и передать ее в руки народа. Террор рассматривался только как средство достижения цели. Морозов заявил, что политическое убийство – это прежде всего акт мести за погубленных товарищей, единственный акт самозащиты и отличный агитационный прием. Центральный удар со страшной силой заставит содрогнуться всю политическую систему. Тайная группа террористов будет очень страшной для врагов, которые будут каждую минуту дрожать за свою жизнь, неизвестно откуда ожидая карающую руку. Морозов предложил револьверщикам заняться только террором, но в июне 1879 года поддержки не получил.

Будущие народовольцы решили, что членом политической партии может стать только тот, кто отдаст в борьбе жизнь и имущество, и будет обязан хранить в секрете партийные тайны. У новой организации будет единый центр, боевые группы, которые будут обеспечивать всех членов партии, группы пропаганды и агитации, сбора денег, своя газета и тайная типография, литературная группа, кадровая служба, группа хранения архива, группа заведения нужных связей, секретные агенты в правительстве, служба безопасности, прикрытия и эвакуации, знаков и паролей, шифровальщики, паспортное конспиративное бюро, которое назвали «небесная канцелярия», финансовый секретарь, оружейная служба, динамитная мастерская, группа мониторинга общественного мнения до и после акций, сеть конспиративных квартир с оружием, деньгами, продовольствием, одеждой и гримом для переодевания и перевоплощения. 15-17 июня в Липецке револьверщики много спорили о жестокостях самодержавия при ведении партией любой оппозиционной работы и решили, что если все равно каторга, нужно совершать громкие дела, которые эхом раздадутся в империи, а не гибнуть в деревне по доносам приставов и исправников за разговор с крестьянином.

17 июня часть землевольцев, собравшихся в Тамбове, начали подбирать место для проведения съезда партии. Катаясь на двух лодках по реке, чтобы найти открытую поляну с рощицей в центре, девушки запели вольнолюбивую песню в совершенно пустынном месте. Когда группа через два часа вернулась к причалу, на лодочной станции их ждала полиция, проверившая и переписавшая все паспорта и долго выяснявшая, зачем молодежь из разных городов приехала в Тамбов. Землевольцы решили проводить съезд в находившемся рядом Воронеже, куда съезжались в это время много паломников.

С 18 по 20 июня 1879 года в Воронеже дважды в день встречались девятнадцать землевольцев, обладавших сорока голосами членов партии, в которую тогда же приняли Фроленко, Желябова, Колодкевича, Ширяева, Сергееву, и заочно Стефановича, Дейча и Засулич. Револьверщиков представляли Михайлов, Квятковский, Морозов, Ошанина, Тихомиров, Баранников, деревенщиков – Аптекман, Короткович, Николаев, Перовская, Плеханов, Попов, Тищенко, Фигнер, Харизоменов. В Ботаническом саду, в архиерейской роще, в лодках на реке землевольцы тяжело и нервно спорили о путях продолжения борьбы с монархией. В самом начале Михайлов прочитал письмо «Земле и воле» казненного месяц назад под «Камаринскую» всеобщего любимца Валериана Осинского: «Уношу в могилу лишь самые дорогие воспоминания о вас. Желаем вам умереть производительнее нас. Не тратьте даром дорогой крови. И то – все берут и берут. Прощайте и прощайте. Пусть забывают нас, лишь бы самое дело не заглохло».

Программу «Земли и воли» менять не стали. Наряду с работой в деревне, которая на самом деле была почти свернута, съезд признал Александра II заслуживающего мести революционной партии и большинством голосов согласился оказать револьверщикам помощь деньгами и людьми. Все, в общем-то, понимали, что просвещать крестьян надо десятилетия, и монархия этого ни при каких условиях сделать не даст. Андрей Желябов заявил, что необходимо добиваться демократической конституции, а крестьянское восстание вызовет только хаос в стране. Общество даст много новых бойцов только для крупного общественного дела, а становиться мучеником из-за мелочей никто не будет. Добиться для крестьян полной экономической свободы можно только с вырванной у монархии демократической конституцией.

Плеханов ответил, что политическая борьба во имя народа без его участия оторвет от него революционеров, приведет к разгрому партии и покинул съезд и Воронеж. Софья Перовская заявила, что опираться только на террор недопустимо и убежденно и твердо сказала: «Революционер не должен считать себя стоящим выше законов гуманности и человечности. Мы люди и должны показать идеальное устройство общества и государства, которые дадут всем людям равные возможности пользоваться всеми достижениями человечества и жизненными благами. Каждый человек должен узнать всю радость жизни и наслаждаться ее красотой». Самодержавию надо было очень постараться, чтобы превратить Софью Перовскую из гуманистки в террористку, и у него получилось. Десятое заседание съезда «Земли и воли» закрыл Александр Михайлов: «Когда человеку зажимают рот, то этим развязывают руки».

Револьверщики создали штаб-квартиру в пригороде Петербурга Лесном, а позже в доме 13 по Лештукову переулку. Совместной работы с деревенщиками больше не получалось. Постоянно велись споры, что можно делать и печатать, а что нельзя, и на это уходила большая часть времени. Деньги партии жертвовали на конкретные политические дела, но две трети всех сумм по решению Воронежского съезда получали деревенщики. Два месяца землевольцы улаживали все разногласия и противоречия между двумя фракциями и практическая работа партии была свернута. К концу лета 1879 года к револьверщикам из деревенщиков перешли две подруги Перовская и Фигнер. Попытки соединить несоединимое, наконец, прекратились, и землевольцы решили, что лучше полюбовно разойтись, чем, враждуя, ссорясь, дружить, вынося тут ежедневный ад, который вытекает из различия взглядов.

Общество «Земля и воля» прекратило свое существование и его название не могло использоваться фракциями, которые договорились помогать друг другу в дальнейшем. Деревенщики взяли себе землю и назвались «Черным переделом», борцами за всеобщее перераспределение земли. Револьверщики взяли себе главную народную мечту – Волю. Через два месяца «Народная воля» и ее грозный и отчаянный и бесстрашный и вездесущий и неуловимый Исполнительный Комитет насмерть сцепился со всемогущим и всесильным и чрезвычайно богатым и официально легитимным Зимним дворцом. Открытая дуэль, в которой у «Народной воли» почти не было шансов на победу над самодержавием, началась.

Револьверщики-народовольцы активно создавали революционную политическую партию и в 1879 году это было совсем непросто. Александр II заявил на встрече с петербургским земством, что домовладельцы столицы империи должны помогать полиции и не предоставлять жилье подозрительным людям: «Нельзя относиться к этому спустя рукава. Посмотрите, что у нас делается. Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице». Квятковский, Михайлов, Желябов по всей империи собирали всех сторонников.

Дезорганизаторская программа землевольцев состояла из сбора и создания связей и кружков в армии, привлечения на свою сторону чиновников и уничтожения наиболее одиозных и выдающихся лиц самодержавия. 1879 год – год ужасных казней – все изменил. Общество из газеты и листка «Земли и воли» знали все подробности повешений революционеров, которые невозможно цитировать. Солдаты оцепления эшафотов десятками падали в обморок. Всех любопытных, кто плакал или бился в истерике во время казни, тут же арестовывали, через день отпускали и заносили в личные дела выговоры за мягкосердечие. Самодержавие просто ломилось в 1917 год. Новая программа политической и революционной партии «Народной воли» стала совсем другой, чем землевольская. К 1 сентября 1879 года была полностью созданы программа, устав и организационная структура «Народной воли», главной задачей которой было объявлено проведение государственного переворота, с помощью заговора, для свержения самодержавия и передачи власти свободному политически и экономически народу. В течение первого осеннего месяца «Народная воля» в новой газете объявила об этом имперским подданным. Счастливо избежавший революционной пули руководитель политического сыска и шеф жандармов Дрентельн как всегда мудро и толково докладывал Александру II: «С тяжелым чувством доношу Вашему Императорскому Величеству, что вчера появился первый номер новой подпольной газеты. Сам факт ее появления представляет явление в высшей степени прискорбное, а лично для меня крайне обидное». Обидчивый господин главный полицейский империи начал ловить народовольцев, которые ловили шефа жандармов. Вскоре подданные уже не могли понять, кто кот, а кто мышь.

Во главе «Народной воли» стояло общее собрание, избиравшее Исполнительный Комитет и внутри него «администрацию» из трех человек, назначало редакцию партийной газеты. Комитет из двенадцати человек руководил постоянными и временными группами и агентами первой и второй степени. Это была жесткая централизованная тайная партия, в которой все члены были равны и выбирали своих руководителей. Устав «Народной воли» из семидесяти семи пунктов сохранился только в архиве Третьего отделения: «Все имущество членов партии делается навсегда собственностью Исполнительного Комитета. Все за каждого и каждый для всех. Все личные симпатии и антипатии, все силы и жизнь каждый член Исполнительного Комитета обязан принести в жертву его целям. Лучший боевой принцип – выборная централизация. Член Исполнительного Комитета работает в нем до низвержения существующего правительства». Уже в сентябре 1879 года усилиями А. Зунделевича и А. Михайлова заработала знаменитая Вольная типография «Народной воли», в тысячных тиражах газет и прокламаций постоянно рассказывавшая поданным об унятии самодержавного произвола: «Почти десять лет мы только и слышим о политических преступлениях, процессах, ссылках и казнях. Политическими ссыльными переполнены северные губернии и Сибирь. Для борьбы с нами правительство, железный колосс на глиняных ногах, объявляет нам войну».

Программу «Народной воли» обсуждали все ее члены. Экономисты партии подготовили материалы, из которых было совершенно ясно, что все крестьянские доходы забирали налоги, часто превышая доходность их земельных наделов вдвое. Мужики находились в нищете и были навсегда должны государству. Составленный работающими людьми бюджет совершенно произвольно и самодурски расходовался на поддержание внешнего могущества империи, на оплату внешнего долга, который был значительным, на содержание несусветного чиновнического аппарата и огромного количества Романовых и Зимнего придворного дворца, чьи расходы за двадцать пять лет почему-то возросли в три раза. На экономику, на народное образование тратились государственные крохи, и это совершенно очевидно означало, что имперский народ существовал для государства, а не государство для народа. Вместо народного хозяйства правительство поддерживало частных предпринимателей, промышленников, железнодорожников. Субсидии, гарантии и тарифы, финансы направлялись на поддержку частного капитала, а не на улучшение экономического быта народа. «Народная воля» объявила правительство главным хищником народного труда, поддерживавшим более мелких эксплуататоров.

Угнетавшее народ экономически, самодержавие оставляло все его составные части, сословия, социальные группы политически бесправными. Полиция препятствовала свободе передвижения подданных. Свобода преподавания отсутствовала, что увеличивало невежество. Необузданность губернаторов и уездных начальников была колоссальной. Земство занималось сбором налогов и не могло подавать представления о нуждах подданных. Министерство народного просвещения закрывало земские школы, а все земские руководители фактически избирались административной властью. Пресса и издательства, через которые общество могло воздействовать на самодержавие, работали не только без свободы слова, но и без свободы научного исследования. На газеты, журналы, книги монархия реагировала только в виде их закрытия или конфискации тиража. Многие журналы и литераторы были в ссылке или находились под полицейским надзором. Студенты почти не имели самоуправления, корпоративных прав и усиленно контролировались полицией. Любые попытки критики существующего строя ожесточенно преследовались. Народовольцы объявили государственную машину Молохом, которому приносились в жертву не только экономическое благосостояние народа, но и все права человека и гражданина. Исполнительный Комитет открыто заявил, что самодержавие является врагом народа. «Народная воля» показала на монархию и объявила подданным: «Карфаген должен быть разрушен!» Партия революционеров совершила переворот в движении оппозиционеров и инакомыслящих, введя в него новые понятия: политическая борьба, перенесение ее из деревни в город, не народное восстание, а заговор против монархии с целью захвата власти и передачи ее народу, строгая централизация революционных сил, как необходимые условия для победы.

К зиме были подготовлены и утверждены «Программа Исполнительного Комитета» и «Подготовительная работа партии»: вся земля переходит в руки работающих и становится народной собственностью, заводы и фабрики становятся народными и передаются рабочим общинам, распределяющим доходы, царская власть заменяется народным правлением, в лице избираемых депутатов, работающих по народным требованиям и отчитывающихся перед народом. Области, самостоятельные во внутренних делах, управляются сами и объединяются в союз, у которого действует общее, союзное правительство. Национальные окраины получают право на самоопределение. Программа «Народной воли» быстро стала известна в обществе:

«Народ в экономическом и политическом рабстве и трудится только для прокормления паразитов. Он лишен всяких прав и доводится до физического вырождения и полного рабства. Государство-притеснитель держится только насилием, военной, полицейской и чиновничьей организацией, так же, как держались у нас монголы Чингизхана. Мы должны снять с народа гнет государства и произвести политический переворот для передачи власти народу, чтобы его развитие шло по его воле. Народная воля была бы хорошо высказана и проведена Учредительным собранием, избранным свободно, всеобщими голосами и при инструкциях от избирателей. Это не идеальная форма народной воли, но единственно сейчас возможная. Земля – народу, фабрики и заводы – рабочим, полная свобода слова, совести, печати, сходок, собраний, союзов, всеобщее избирательное право без ограничений – вот наша программа.

Деятельность партии пропагандистская и агитационная, разрушительная и террористическая. Пропаганда популяризирует в населении идею демократического политического переворота как средство социальной реформы, критикует существующий строй и объясняет способы переворота. Агитация стремится, чтобы народ и общество протестовали против существующего порядка и требовали реформы с помощью собраний, демонстраций, петиций, обращений, отказа от уплаты народа. Террористическая деятельность состоит в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее диких случаев насилия и произвола со стороны правительства и администрации. Она должна подорвать обаяние силы правительства, дать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать революционный дух народа и веру в успех дела, готовить боевые кадры.

Партия должна организовывать небольшие тайные группы и сплачивать их вокруг одного центра, для исполнения многочисленных функций партии и политического образования народа. Поскольку правительство может очень долго сдерживать общее революционное движение, партия должна взять на себя начало переворота. Способы совершения переворота не публикуются.

По отношению к правительству, как к врагу, цель оправдывает средства, то есть всякое средство, ведущее к цели, мы считаем дозволительным. Все оппозиционеры, даже не вошедшие с нами в союз, найдут в нас помощь и защиту. Лица и общественные группы, стоящие вне нашей борьбы с правительством, признаются нейтральными; их личность и имущество неприкосновенны. Лица и общественные группы, сознательно и деятельно помогающие правительству в нашей с ним борьбе, как отказавшиеся от нейтралитета, принимаются за врага».

«Подготовительная работа партии», никогда не публиковавшаяся, содержала способы политического переворота – создание центральной боевой организации, которая начнет переворот и восстание; создание провинциальных групп, которые поддержат восстание; обеспечение поддержки восстания городскими рабочими; привлечение на свою сторону или нейтрализация армии; содействие интеллигенции, главного источника сил партии; влияние на крестьянство; склонение на свою сторону европейского общественного мнения и блокирование присылки оттуда наемных войск на помощь монархии. Террор объявлялся детонатором переворота, для начала которого нужны были благоприятные условия в виде народного бунта, неудачной войны, государственного банкротства. Если благоприятного стечения обстоятельств не будет, партия все равно добивается своих целей во что бы то ни стало, сама создает благоприятные условия для начала переворота. Террористические акты одновременно в нескольких городах, уничтожают десять-пятнадцать наиболее одиозных и талантливых столбов самодержавия, в правительстве начинается паника, хаос, парализуется его деятельность. Возбуждение народа создает удобный момент для атаки монархии, и заранее отмобилизованные боевые группы партии овладевают главными правительственными органами и учреждениями. Их тут же поддерживают рабочие и студенческие дружины. Революционные группы в это же время или проводят перевороты в губернских городах или блокируют присылку верных монархии войск в Петербурге, а также перекрывают железные дороги в пограничных пунктах, чтобы сделать невозможным военную помощь самодержавию от родственных монархий. Захваченную власть принимает Временное правительство из видных либералов и членов гражданского общества и Исполнительного Комитета, а затем передает ее созданному от всего народа Учредительному собранию. Осенью 1880 года Андрей Желябов подготовил «Программу рабочих членов Народной воли», в которой конкретизировал замену самодержавия республикой и установление государственных и общественных отношений: «Перемены в порядках, которые мы хотим совершить, должны быть понятны народу и согласны с его требованиями, иначе он их не введет и не поддержит. Другие сословия сделают то, что выгодно им самим, а не всему народу. Рабочие должны составить силу, готовую поддержать свои требования с оружием в руках. Напасть на врагов с надеждой на победу может только вся социально-революционная партия, в которую рабочая организация входит как часть. Партия собирает в народе и обществе силы для совершения переворота. Она устраивает союзы в крестьянстве и в среде городских рабочих, в армии и в других общественных слоях. Партия выделяет из себя боевую группу, которая нападет на правительство, расстраивает его, приводит в замешательство, этим облегчает народу подняться и произвести всеобщий переворот. После начала восстания партия поддерживает его всеми силами, расширяет его везде, где это только можно, корректирует его и объединяет. Одновременно нужно расстроить правительство, уничтожить его крупных военных и гражданских чиновников, чем крупнее, тем лучше. Нужно перетянуть армию на сторону народа. Если правительство из боязни общего бунта решилось бы сделать обществу какие-то уступки, то есть дать конституцию, то от этого деятельность рабочих не должна изменяться. Они должны заявить себя силой, требовать крупных уступок, вводить своих представителей в парламент и в случае необходимости поддержать эти требования заявлениями и возмущениями. Действуя таким образом, партия «Народная воля» выжидает удобного момента, когда старый, негодный порядок окажется неспособным противостоять требованиям народа, и совершает переворот с полной надеждой на успех».

Внутри «Народной воли» существовали три мнения о способах политической борьбы. Николай Морозов и Ольга Любатович предлагали создать небольшую партию террористов, которая заменит только политическими убийствами широкое революционное движение, а весь народ миллионами не пойдет за несколькими сотнями народовольцев. Партия прекратит политические убийства в том случае, когда монархия даст революционерам свободу агитации и пропаганды, затем произойдет ограничение монархии, а потом появится народовластие. Двух членов Исполнительного Комитета никто больше не поддержал. После взрыва Зимнего дворца и массовых облав, Морозова и Любатович арестовали на квартире, но они сумели обмануть полицию и скрылись из квартиры, Петербурга и страны. После массовых арестов в январе 1881 года Исполнительный Комитет вызвал Морозова в Петербург, но при пересечении границы империи его арестовали в Вержболово, очевидно по доносу, или описанию. Жандармы установили его личность и на двадцать два года засадили идеолога терроризма в Шлиссельбург. Ольга Любатович оставила в Европе только что родившегося ребенка и рванулась в империю спасать мужа. Она создала особую группу для организации побега, но в ноябре 1881 года была раскрыта и отправлена на каторгу.

Л. Тихомиров, его жена Е. Сергеева и ее сестра М. Ошанина, жена А. Баранникова, предлагали партии провести почти дворцовый переворот: «сто решительных офицеров и начальник дворцового караула могут арестовать царскую семью и взять власть в империи». А. Михайлов и А. Желябов предложили заговор, переходящий в переворот и восстание с помощью террористических актов, и распропагандированных студентов, военных и рабочих.

С середины осени 1879 года несколько несгибаемых народовольцев-нелегалов, готовых погибнуть в борьбе за народное счастье и светлое будущее, атаковали Зимний дворец.

В распорядительную комиссию, «администрацию», вошли Александр Михайлов, Лев Тихомиров и Александр Квятковский. Редакторами газеты «Народной воли» стали Лев Тихомиров и Николай Морозов. Желябов создал новые партийные группы в Харькове, Колодкевич и Фигнер в Одессе, Михайлов в Москве, Квятковский в Петербурге, другие члены Исполнительного Комитета разлетелись по губернским городам империи.

Первый номер «Народной воли» в тысячах экземпляров распространялся в Петербурге и везде, в университетах и институтах, среди журналистов, литераторов, адвокатов, чиновников, в Европе, посылался в библиотеки и лично императору: «Устраните нынешнее государство и народ заживет хорошо». Уже осенью среди ста пятидесяти тысяч петербургских рабочих действовали десятки агитаторов и пропагандистов, народовольческие группы были созданы в Москве, Казани, Нижнем Новгороде, Ростове, Саратове, Риге, Киеве, Харькове, Одессе. Только в Петербурге кружки народовольцев постоянно посещали две тысячи человек и их количество постоянно увеличивалось. Сто народовольцев в Москве вели пропаганду на тридцати ее фабриках и заводах. Начало было очень трудным. Рабочие, как и крестьяне верили, что император очень добрый, но с плохими советниками, и говорили народовольцам: «Посуду бей, а самовар не трогай!» Желябов с товарищами начал тысячными тиражами издавать «Рабочую газету», в которой всеми способами доказывал, что в их тяжелой жизни виноваты не только хозяева фабрик, заводов и мастерских, но и сам царь.

Софья Перовская создала Центральный студенческий кружок и работала так, что в знаменитом коридоре Петербургского университета прокламации и газета «Народная воля» лежали пачками, и среди студентов не нашлось ни одного доносчика. Студенты вспоминали, что одно ее присутствие создавало какую-то особенную и чистую атмосферу. Народовольческие группы были созданы и активно действовали во всех высших учебных заведениях империи.

После убийственной войны 1877-1878 годов многие армейские офицеры искали причины массовых злоупотреблений в войсках и способы их искоренения. Сами народовольцы считали, что «имея за собой армию, можно свергнуть самодержавие даже без помощи народа, а имея армию против себя, не победишь и с народом». Желябов познакомился в Кронштадте с лейтенантом флота Николаем Сухановым и на его квартире собрались тридцать морских офицеров, чтобы послушать радикала. Желябов встал и сказал: «Мы – террористы и хотим свергнуть самодержавие!» Пораженные офицеры несколько часов слушали народовольца и задавали ему множество вопросов, на которые он давал очень подробные ответы. О встрече никто из моряков, конечно, не донес, а вскоре в Кронштадте пять офицеров флота и форта создали «Военную организацию «Народной воли», успешно расширявшую свои ряды и готовившую военный переворот, который совершенно очевидно мог стать успешным. Армия империи стала читать листовки: «Русские солдаты! Вашими костями и кровью правительство грабит, а с вас царь – сукин сын – семь шкур дерет. Вставайте на сторону народа, не поднимайте оружие на бунтовщиков, ваших отцов и братьев!» По всей империи студенты распространяли тысячи прокламаций: «Учащаяся и неучащаяся молодежь! Встань на сторону несчастного и притесненного народа и защищай его от «гуманных реформ Александра», которого в скором времени следует убить как собаку! »

С крестьянами больше работал «Черный передел». Он создал типографию на Васильевском острове Петербурга, но через три месяца его захватили жандармы. Уже в начале 1880 года десять основателей «Черного передела» были арестованы и только Плеханов, Засулич, Стефанович и Дейч успели уйти за границу. Больше единого руководства у них не было, кружки чернопередельцев действовали в Петербурге, Москве, Казани, Киеве, Харькове, Одессе, Минске. К осени 1881 года с трудом воссозданная минская типография была разгромлена полицией и оставшиеся на свободе чернопередельцы вступили в «Народную волю».

«Народная воля» понимала, что в России не по дням, а по часам увеличивается новое сословие – буржуазия, заводчики, фабриканты, промышленники, оптовые купцы. Газета революционеров писала: «У русского гербового орла две головы, два жадных клюва. Один рвет тело русского народа с династически-военно-полицейскими целями, для повиновения окраин. Этот орел связан с другим орлом единством ненавистного желудка. Под горностаевой царской порфирой кипит работа по набиванию бездонных частных карманов жадными частными руками. Бейте же по обеим головам кровожадной птицы!»

Народовольцы понимали, что им предстоит еще много лет работать для создания в империи революционной ситуации с недовольством и ненавистью всех имперских сословий, по полиция им не даст много времени. Партийные группы распространяли нелегальную литературу, агитировали, пропагандировали, собирали пожертвования на политическую борьбу, создавали необходимые связи и знакомства в губернских городах. Они распространяли идеалы Исполнительного Комитета и создали вокруг него атмосферу сочувствия, без которой партия бы не смогла работать. С 1879 по 1883 годы в семидесяти городах империи действовали сто групп и двести кружков «Народной воли». Пятьсот активных народовольцев поддерживали пять тысяч человек и гибель тридцати членов Исполнительного Комитета, возглавлявших первую русскую революционную партию, почти означала ее конец.

Кроме распорядительной комиссии «Народной волей» руководил и совет из тех членов Исполнительного Комитета, которые находились в Петербурге. В случае ареста все народовольцы договорились называть себя агентами Исполнительного Комитета, чтобы он всегда оставался для Третьего отделения и полиции неуловимым и грозным. Тридцать шесть народовольцев, обладавших большими политическими дарованиями, великолепно образованных, имевших отличные организаторские способности, талантливых конспираторов, ораторов, пропагандистов, техников, оружейников, с неукротимой волей, неуклонно добивавшихся поставленной цели, объявили войну самодержавию и атаковали главного монархиста империи. Совсем скоро один из основоположников научного коммунизма Фридрих Энгельс заявил на всю Европу, что в России действуют два парламента – царское и Исполнительный Комитет заговорщиков-террористов.

Слева и сзади угадывался Манеж, а слева и впереди возвышался Михайловский замок с большим садом. Перед ними текла Фонтанка, от Летнего сада до Невского проспекта и до Финского залива. В доме на набережной Александр Михайлов стоял или сидел у окна с полуспущенными тяжелыми портьерами и смотрел на парадный вход соседнего дома. Он совсем мало спал последние полгода. С раннего лета 1879 года он создавал с товарищами инфраструктуру «Народной воли» и каждый день встречался со многими людьми в разных концах Петербурга, захватывая и белые ночи, уже названные революционерами жандармскими. Несмотря ни на что, он каждый день утром и вечером и когда мог и не мог, как можно больше и как можно незаметнее наблюдал из окна за соседним домом, в который постоянно входили и выходили люди в различных мундирах и костюмах. Квартира главного народовольца находилась у дома на Фонтанке, 16, принадлежавшего Третьему отделению. Теперь он знал в лицо не только всех руководителей Третьего отделения, но и всех жандармских и полицейских чинов и почти всех филеров столицы империи, многих офицеров, командированных в Петербург по делам политического сыска из губернских городов, чиновников Государственного совета, Сената, Синода, имперских министерств, чинов императорского двора и приближенных из Зимнего дворца. В самодержавии любили мундиры и одевали в них всех чиновников, служащих, даже студентов, инженеров, учителей, и всех, всех, всех, в мундиры повседневные, парадные, выходные, дворцовые, летние, зимние и несусветные. Михайлов хорошо разбирался в имперских мундирах и к зиме 1879 года держал в своей необыкновенной голове тысячи, тысячи и тысячи чиновных лиц державы, имевших отношение к политическому сыску. Он знал не только то, что в дни громких революционных актов, покушений на сановников, полицейские и жандармы ловят всех, кто живет не в фешенебельных районах столицы, и проверяют их документы, в поисках нелегальных. В эти дни на вокзалах Петербурга вместе с городовыми чуть ли не рядами стояли дворники всех домов, откуда неожиданно выехали жильцы, снимавшие жилье, и пытались найти и опознать потенциальных революционеров, которых тут же задерживали полицейские. Михайлов знал многие методы работы Третьего отделении и полиции МВД. Михайлов знал, что даже в Публичной библиотеке давно дежурят филеры и ловят революционеров. Распространявшиеся слухи о том, что в империи нет политической оппозиции и поэтому в Третьем отделении работают только сорок чиновников, не соответствовали действительности. Количество охранников империи было огромным в столице, губернских городах, уездах, на железных дорогах и везде, где только ступала нога подданного. Разворачивать широкую работу по пропаганде и агитации народа и вести ее долго нескольким десяткам революционеров никто бы в империи не дал. Нелегальные члены Исполнительного Комитета, и ими были они все, кроме Суханова и позднее Тригони, вынуждены были менять паспорта и квартиры почти каждые два месяца. Необходимо было создать массовую партию не из сотен, а из сотен тысяч человек и это было дело не одного года, и не одного десятилетия. «Народная воля» всеми доступными и не доступным способами удачно пыталась ускорить революционный процесс.

Александр Михайлов наладил и сработал систему жестокой конспирации с шифрами, паролями, предупреждающими сигналами. Была создана сеть конспиративных квартир для собраний и для проживания и для гостей. В центральных, базовых квартирах всегда находился неприкосновенный запас денег, продуктов, одежды для переодевания, средств для гримирования, оружия и динамита. Первая из центральных квартир находилась на Лештуковском переулке, 13, между Гостиным двором и Витебским вокзалом. Члены Исполнительного Комитета часто собирались в доме 24 по Вознесенскому проспекту, между Мариинским театром и Сенной площадью. В Троицком переулке у Пяти углов, рядом с Владимирской площадью, долгое время находилась оберегаемая как главный секрет партии динамитная мастерская Николая Кибальчича, в которую постоянно в больших количествах на глазах дворников проносили все необходимое для производства бомб, мин и ручных взрывных устройств, купленное в петербургских аптеках, и Кибальчич производил динамит центнерами.

Еще одна динамитная группа с Исаевым и Ширяевым работала в квартире дома 37 на Большой Подъяческой улице. Тайная Вольная типография «Народной воли» без выходных и праздников с десяти утра до десяти вечера печатала газеты, листовки, прокламации, воззвания, обозрения, брошюры в доме 10 в Саперном переулке, недалеко от Таврического дворца, а с января 1880 года на Подольской улице, 11. Квартира боевой группы находилась на Тележной улице, рядом с Николаевским вокзалом. Сам Михайлов жил в Орловском переулке, 2, Желябов и Перовская в квартире дома 27 Первой роты Измайловского полка, Кибальчич на Лиговке, в доме 83. Из-за возможного ареста революционеры никогда не жили вместе, даже для экономии средств.

В особой конспиративной квартире действовал народовольческий паспортный стол, имевший сотни калькированных и резиновых копий возможных печатей, форм паспортов, различных бланков. В партии были созданы группы эвакуации, прикрытия, боевые, безопасности, сбора пожертвований от общества, интеллигенции, мониторинга общественного мнения, пропаганды и агитации сотрудничества с газетами и журналами, с литераторами и журналистами. Для членов Исполнительного Комитета были определены способы экстренной связи – появляться в определенный день недели в определенное время в определенном месте, например, по вторникам в одиннадцать часов дня на мосту через Мойку на Невском проспекте. Александр Михайлов постоянно проводил учебу народовольцев по уходу от слежки «пауков» и «подошв», как революционеры называли агентов наружного наблюдения полиции, филеров, осуществлял контрнаблюдение за жандармами. Все нелегальные сдавали ему экзамен по знанию сотен проходных петербургских дворов. Он обучал народовольцев и контролировал соблюдение условий конспирации. Уже осенью 1879 года народоволец, заметивший слежку, часто случайную, садился на извозчика, потом на конку, потом опять на извозчика, выскакивал у дома 37 на Невском, через проходной двор пробегал на Фонтанку, несся по набережной до дома 50, влетал в проходной двор и исчезал на другой улице. Многие народовольцы, чьи лица запоминали агенты охраны на маршрутах царя, благодаря знанию выясненных Михайловым проходных дворов, так уходили от профилактической слежки.

Александр Михайлов, Александр Оболешев, Александр Квятковский потом и кровью писали революционную науку конспирации. Они часто для контроля следили за народовольцами и очень радовались, если их обнаруживали. Они лично находили конспиративные квартиры, всегда с толстыми звукоизоляционными стенами и двумя выходами, спасавшими революционеров при захвате. Именно через черный вход ушли задержанные Морозов и Любатович, напоив находившихся в квартире городовых до изумления и не попавшись наружной охране у парадного входа. Окна конспиративных квартир всегда должны были быть видны с противоположной стороны улицы, и на них находились знаки безопасности, для которых использовались шторы, форточки, цветы и игрушки на подоконниках, находившиеся в разное время дня и даже дни недели в разном положении. Александр Михайлов научил товарищей одним взглядом замечать знакомые лица в толпе, оглядываться не оглядываясь, исчезать среди белого дня на глазах у прохожих. Он часто инспектировал местные группы «Народной воли», разрабатывал и контролировал реализацию многих актов революционеров. За точность, аккуратность, обеспечение безопасности партии, народовольцы называли его «Дворником».

В начале 1879 года к Михайлову обратился через многих знакомых Николай Васильевич Клеточников, тридцатилетний дворянин из Симферополя, решивший стать революционером. С помощью элегантной комбинации и проигранных им знатной хозяйке квартиры нескольких сот рублей Клеточников попал на работу в Третье отделение – хозяйка, рекомендовавшая его туда, не хотела терять карточный выигрыш, а жилец хотел съехать из-за того, что не мог найти в Петербурге работу. Писчик, а затем помощник делопроизводителя попал в Третью экспедицию, занимавшуюся секретной агентурой, получил ключи от особого архива и хранил самые секретные агентурные бумаги. Вскоре коллежский регистратор Клеточников знал о политическом имперском сыске почти все и два года прикрывал «Народную волю» от атак Третьего отделения, называл провокаторов в рабочих, студенческих и народнических кружках, спас многих революционеров, в том числе Степана Халтурина в декабре 1879 года. Из своего ежемесячного жалованья в восемьдесят рублей Клеточников половину отдавал на партийные нужды. С ним встречались только Михайлов, Баранников, Желябов и Корба, в квартире, где постоянно жила секретная народоволка, изображавшая барышню Клеточникова. Солидный тридцатилетний человек с университетским образованием, прекрасным почерком, без вредных привычек и связей в Петербурге несколько раз получал повышение в Третьем отделении. Все члены Исполнительного Комитета называли Клеточникова героем. Когда в январе 1880 года жандармы пришли со случайным обыском в Вольную типографию «Народной воли» в Саперном переулке, народовольцы отстреливались столько, сколько было нужно для того, чтобы сжечь хранившиеся там донесения Клеточникова и размешать пепел в тазу с водой. Листовки и прокламации партии два года тысячами экземпляров публиковали донесения Клеточникова: «Исполнительный Комитет извещает, что Петр Иванович Рачковский состоит на жалованье в Третьем отделении. Его приметы: рост высокий, телосложение довольно плотное, волосы и глаза черные, кожа на лице белая с румянцем, черты крупные, нос довольно толстый и длинный. На вид лет двадцать восемь. Усы густые черные. Бороду и баки бреет. Исполнительный Комитет просит остерегаться шпиона».

Несколько раз в начале своей работы Клеточников чудом избежал провала. Он известил «Народную волю» о грядущих обысках и сильной народнической группы, пока не входившей в партию. Михайлов предупредил товарищей, а те при появлении полицейских с улыбкой заявили, что уже давно их ждут. Исполнительный Комитет очень берег Клеточникова после этого случая.

11 августа 1879 года на юге были повешены четверо революционеров, которым по закону полагалась только ссылка. Среди них был Дмитрий Лизогуб, которого в партии называли святым. 26 августа только что созданный Исполнительный Комитет заочно судил всероссийского императора Александра II в парке, который принадлежит сейчас петербургской Лесотехнической академии. Двадцатилетнее царствование было объявлено недоведенным ни до чего, а просто наполненным пустыми обещаниями и посылами. Царь освободил крестьян, но не дал земли, а значит и средств к существованию. Он защищал балканских славян от турецкого ига, но восстановит против империи не только Турцию, но и Европу и даже Балканы, погубил из-за казнокрадства своих интендантов десятки тысяч русских солдат, погибших совсем не в боях. Он беспощадно подавил польское восстание. Реформы были начаты, но не кончены, и не стали началом возрождения России. Громкие слова о свободе и будущих когда-нибудь политических правах подданным сопровождались смертями в казематах до суда, самоубийствами и сумасшествиями сотен просто очень умеренных либералов, которых годами держали в невыносимых тюрьмах, иногда забывая об их существовании. Без суда и следствия тысячи молодых сгинули в Сибирь, сосланные туда административно, часто по раздутым из ничего делам. Один из землевольцев на суде на всю империю заявил, что бессмысленно ссылать людей в Сибирь, когда вся страна Сибирь. В решении народовольческого суда было записано, что все полезное, что совершил Александр II, он же тут же загубил, и царь должен лично ответить за казни, за надругательство над людьми, за умерших и сошедших с ума народников.

Александра II охраняла особая стража из ста унтер-офицеров, десяти тайных агентов и трех руководителей во главе с двадцатипятилетним капитаном Карлом Кохом. Несколько десятков или сотен городовых несли внешнюю охрану Зимнего дворца, других царских резиденций, в Царском Селе и Петергофе, освобождали Летний и Александровский сад от отдыхающих во время царских прогулок. Охраной императора занимались также Третье отделение и полиция Министерства внутренних дел. Летом 1879 года группа «Свобода и смерть» писала в газете «Земля и воля», что вся особая стража императора одинаково пострижена и одета и легко узнаваема. Охранники всегда предварительно осматривали царский маршрут, убирали с дороги извозчиков и ломовых лошадей с подводами, перевозящих грузы, встречали, сопровождали царя по всему маршруту. Охранялся штатской охраной и Аничков дворец, в котором жил наследник престола. Император и цесаревич выезжали из дворцов под официальным гвардейским конвоем терцев и кубанцев лейб-гусарского Казачьего полка. Сто унтеров стояли по всей царской дороге.

После неудач Каракозова и Соловьева с револьверами, народовольцы решили взрывать императора Александра II на железной дороге во время возвращения его в ноябре 1879 года из Крымской Ливадии в Петербург и непосредственно в Зимнем дворце. Под Одессу поехали Фроленко, Фигнер, Лебедева и Кибальчич, в запорожский Александровск отправились Желябов и Якимова. В Одессе в покушении участвовал рабочий Василий Меркулов, в Запорожье – рабочий Иван Окладский, с лета 1880 года ставшие полицейскими провокаторами, выдававшими сотни товарищей-революционеров для спасения своей жизни, а позже для получения денег. Под Москвой подкоп под железную дорогу рыли Михайлов, Баранников, Гартман, Ширяев, Исаев, Гольденберг и Перовская. Арестованный в ноябре 1879 года Гольденберг выдал сто пятьдесят народовольцев. На основании его показаний на сибирскую каторгу были отправлены сотни революционеров, против которых не было никаких улик. Если бы не Меркулов, Окладский и Гольденберг, всё у «Народной воли» и Российской империи сложилось бы по-другому.

В сентябре 1879 года Вера Фигнер, проехав как богатая дама в спальном вагоне, привезла в Одессу полцентнера динамита. Ее встретил муж Николай Иваницкий, он же Николай Кибальчич, уже снявший домик 66 на Екатерининской улице, пока еще без нитроглицерина, пироксилина и запалов. Первоначальный план заложить мину ночью прямо на рельсы перед царским поездом и с помощью проводов замкнуть контакты, пришлось отменить. Дорога часто осматривалась и за эти несколько ночных часов народовольцев легко могли заметить. Теплым осенним днем к члену правления Юго-Западной железной дороги барону Унгерн-Штернбергу на прием пришла какая-то богато одетая дама, представившаяся одесской землевладелицей. Дама Фигнер попросила барона дать место путевого обходчика ее старому слуге, жена которого заболела туберкулезом и нуждалась в свежем воздухе. Барон написал записку начальнику дистанции и новый железнодорожный сторож Фроленко с женой Лебедевой поселился в будке обходчика на четырнадцатой версте от Одессы. Динамит перевезли в будку и начали рыть подкоп. В конце октября наблюдательная группа «Народной воли» в Крыму точно выяснила, что царь будет возвращаться в Петербург не через Одессу, а через Харьков. Фигнер осталась создавать подполье в Одессе, а все остальные вернулись в Петербург. Динамит из города вывозил Гольденберг, почему-то сдавший чемодан с сорока килограммами динамита в багажный вагон. Носильщик очень удивился неимоверной тяжести небольшого чемодана и сообщил о нем железнодорожному жандарму. На ближайшей станции чемодан тихо вскрыли, опознали динамит и на следующей остановке задержали Годьденберга, который упорно отстреливался и почти смог уйти от погони. С ноября 1879 года, особенно после взрыва под Москвой, его постоянно допрашивали, посадили в камеру провокатора, узнали, что именно он застрелил губернатора Кропоткина, сказали, что он может помирить самодержавие с революцией, привозили его мать в тюрьму с просьбой сознаться, обещали отпустить после признаний. После взрыва Зимнего дворца Халтуриным в феврале 1880 года, в камеру Гольденберга один за одним сходили диктатор империи Лорис-Меликов и начальник царской охраны Черевин, обещавшие ему никого не арестовывать. Гольденберг дал подробные показания на всех революционеров и оппозиционеров, которых знал на севере и на юге, подробно рассказал о Липецком съезде револьверщиков, на котором была фактически создана «Народная воля». Полиция узнала масштаб деятельности партии и пришла в колоссальное удивление. Само собой, Гольденберга не освободили из Петропавловской крепости. Когда он увидел на прогулке во внутреннем тюремном дворе выданного им члена Исполнительного Комитета Аарона Зунделевича и узнал о сотнях арестованных по его доносам товарищей, Гольденберг попытался поговорить с жандармским начальством, и ему тут же улыбчиво ответили, что с убийцей губернаторов никто говорить не будет. В июле 1880 гола Гольденберга нашли в собственной камере в петле из разорванного на полосы полотенца, которое не было ни к чему привязано, потому что веревку в одиночной камере Петропавловской крепости привязать и подвесить совершенно ни к чему невозможно. Гольденберг рассказывал полицейским о многих сотнях знакомых революционеров, в том числе от Андрее Желябове, но он не знал, что его группа готовила взрыв железной дороги на выезде из Крыма.

Андрей Желябов родился в Крыму в 1851 году в семье дворового крестьянина. Отец смог отправить его в Керченскую гимназию, которую Андрей в 1869 года закончил с серебряной медалью, и на учрежденную одним из крымских купцов-меценатов стипендию поступил на юридический факультет Новороссийского университета. Как зачинщика студенческих волнений его отчислили из университета и не стали восстанавливать и на следующий год. Желябов жил в Одессе случайными уроками, женился на дочери богатого промышленника, у него родился сын. Тесть дал Желябову высокооплачиваемую перспективную работу, но будущий руководитель «Народной воли» совмещал ее с пропагандой среди одесских рабочих, участвовал в народнических кружках, посещал «Киевскую коммуну» и «Громаду», агитировал в селах. Осенью 1874 года Желябова арестовали, но через полгода тесть смог выкупить его под залог в две тысячи рублей. Желябов продолжал ходить в народ, летом 1877 года был арестован и оправдан по Процессу 193-х. Желябов вернулся в Одессу, и продолжил работу в южных народнических кружках. Спасаясь от очередного ареста, Желябов осенью 1878 года перешел на нелегальное положение. Летом следующего года Фроленко предложил ему участвовать в Липецком съезде михайловской «Свободы и смерти», Желябова на Воронежском съезде приняли в «Землю и волю». Через месяц он вступил в «Народную волю» и объехал половину Украины, подбирая товарищей в новую партию.

В октябре в Запорожье еще тепло и даже жарко. Богато одетый купец Черемисов с прошением о продаже ему земли под Александровском обратился в городскую управу. Он хотел купить землю вдоль железной дороги и объяснил, что хочет строить завод по переработке кож и ему нужны подъездные пути для доставки скота и отправки кож. Пока управа рассматривала прошение, Черемисов-Желябов, «женой» Якимовой и рабочими Пресняковым, Тихоновым, Окладским и Тетеркой поселился у железной дороги на месте строительства будущего кожевенного завода и ночами бурил буравом землю под рельсами. Много времени уходило на маскировку отверстий, так как ежедневно дорогу осматривал путевой обходчик. С колоссальным напряжением нервных и физических сил динамит был заложен под железную дорогу с помощью вездесущего Кибальчича и на расстояние нескольких сот метров были протянуты прикопанные провода.

Жара в Запорожье сменилась бесконечными ноябрьскими дождями, и провода постоянно размывало. Ходить с кирками и лопатами днем вдоль царской трассы и опять закапывать провода было почти невозможно, и народовольцы ночами под дождем с риском быть обнаруженным в грязи и воде прятали мину и шнуры. 15 ноября из Ливадии в Александровск приехал агент Исполнительного Комитета. Он сообщил, что царь выезжает из Севастополя вечером 17 ноября двумя поездами, и его вагон в первом составе после паровоза четвертый. В ночь на 18 ноября группа Желябова под проливным дождем проверила мину и провода и под рогожами лежа стала ждать царский поезд. Наконец показался первый эшелон, сигнальщик подал знак Окладскому, тот подождал сколько необходимо и крикнул товарищу «Жарь!» Поезд был почти напротив, и Желябов сомкнул цепь, соединявшую мину с гальванической батареей, стоявшей в непромокаемом куле на телеге рядом с народовольцем. Земля не дрогнула, мина не взорвалась и поезда промчались на Москву. Александр Михайлов назначил комиссию, которая выяснила причины неудачи под Александровском. Желябов повторил все свои действия при взрыве с гальванической батареей Румкорфа, неправильно соединил электроды и искры, замыкавшей цепь, не было. Больше Желябову технических поручений не давали. О самих подкопах у Одессы и Александровская монархия узнала только весной 1880 года, когда произошел взрыв в Зимнем и начали выдавать Гольденберг, Окладский и Меркулов. Размых деятельности «Народной воли» в очередной раз потряс империю, впервые потрясенную группой Перовской в ноябре 1879 года.

Софья Перовская была дочерью вице-губернатора Пскова и губернатора Петербурга, потомка последнего украинского гетмана Кирилла Разумовского. Она родилась в 1853 году в столице империи, в семнадцать лет разругалась с отцом, ушла из дома, вступила в кружок чайковцев, пропагандировала среди петербургских рабочих, получила дипломы народной учительницы и акушерки. В январе 1877 года ее арестовали, отец выкупил ее на поруки, а в феврале 1878 Перовскую оправдал Процесс 193-х. Через месяц будущую руководительницу «Народной воли» незаконно арестовали и, как уже обычно в империи, без суда повезли в ссылку на далекий северный Олонец. По пути Перовская совершила побег, перешла на нелегальное положение, вступила в «Землю и волю» и стала атаковать самодержавие. В Харькове она готовила массовый побег из страшного новобелгородского политического централа, чуть не отбила Мышкина, которого в нарушение правил перевезли в другую тюрьму ночью в грузовом поезде. Ее боевая группа напала на жандармов, перевозивших арестованных революционеров, и не отбила их только потому, что навстречу случайно ехал большой полицейский наряд. В сентябре 1879 года народница и принципиальная противница террора Софья Перовская под влиянием Александра Михайлова вступила в «Народную волю» и попросила партию отправить ее под Москву взрывать царя.

Николай Степанович и Марина Семеновна Сухоруковы давно хотели переехать из Саратова в Москву. У небогатых мещан денег было немного, и Сухоруковы смогли купить только небольшой домик с мезонином в семи километрах от вокзала по Московско-Курской железной дороге, у древней столицы империи. Домик находился очень неудобно, всего в пятнадцати метрах от железнодорожного полотна, по которому часто гремели пассажирские и грузовые поезда, но саратовские мещане Сухоруковы говорили соседям, что остальное жилье стоило намного дороже, а у них была только тысяча рублей, годовой доход мелкого чиновника. Лев Гартман и Софья Перовская в сентябре 1879 года завезли мебель в новое жилище Сухоруковых, а через два месяца к их домику с мезонином на старообрядческой Рогожско-Симоновской заставе поехали корреспонденты со всей России и Европы. Почти пятьдесят дней народовольцы Михайлов, Исаев, Баранников, Гартман, Морозов, Арончик, Гольденберг рыли двадцатиметровый подземный туннель из домового погреба к железнодорожному полотну, по которому из Крыма в Петербург через Москву вскоре должен был проехать Александр II.

Огонек свечи в высоком стакане освещал кусочек мокрой черноты, над которым висело почти два метра холодной осенней земли. Направление к рельсам показывал только военный компас, а на бурав у партии пока не было денег. Очень дорогими оказались экспедиции под Одессу и Александровск, намного дороже московского дела. Обеспечивающая группа «Народной воли» за неделю обследовала почти пятьдесят километров Московско-Курской железной дороги и нашла удобный домик почти у самых рельсов, который продавался именно из-за частого поездного шума. Первые два метра подкопа дались легко, но дальше копать одними лопатами стало очень трудно.

Народовольцы работали с семи часов утра до девяти вечера, и каждый выдерживал не более двух или трех часов. За день удавалось прорыть около трех метров, а когда пошли октябрьские и ноябрьские дожди, не более двух. Революционеры работали лежа или на четвереньках, в двух рубахах, потому что иначе было не влезть в лаз. Холодная осенняя сырость вот-вот должна была смениться бесконечными промозглыми дождями, и народовольцы спешили. В лазу у ног лежал большой железный лист, на который копатель кидал землю. Лист за веревку из галереи в подвал с трудом вытаскивали три человека, напрягая все силы, чтобы сдвинуть его с места. Копатель возвращал его назад за другую веревку в лаз, с досками на дне и подставками – крепями. Угроза обвала сохранялась постоянно, дышать было почти нечем, и некоторые народовольцы брали с собой в подкоп яд. Копатель ровнял стены галереи, подстилал вниз доски, устанавливал подпорки и рыл дальше. Теряя силы, он вылезал обратно, и его заменял другой, почти заживо погребенный в ужасную осеннюю грязь, вскоре, в конце октября, превратившуюся в длинную лужу. В многочисленные дождливые дни из галереи землекопы вытаскивали почти четыреста ведер воды, делая это на четвереньках, с неимоверным трудом. С середины октября галерея заливалась водой почти до половины. Сначала оттуда выносили-вытаскивали неимоверное количество воды, потом в ледяной грязи копатель лежа на животе продолжал работу.

Трудно, а временами почти невозможно стало незаметно подвозить доски и выносить выкопанную землю в дом и из дома с мезонином. Перовская днями и ночами таскала воду, стирала грязную одежду, топила печи, готовила еду, смотрела на улицу и встречала непрошенных гостей. В галерею была проведена проволока с колокольчиком, чтобы при необходимости останавливать работу при появлении чужих. В углу жилой комнаты дома стояла прикрытая платком большая бутыль с нитроглицерином, а под фартуком саратовской мещанки в специальном кармане платья лежал револьвер. По российским законам за покушение на императора все участники, даже просто знавшие об этом и не донесшие, подвергались смертной казни, и Перовская при полицейской атаке должна была взорвать дом с мезонином и всеми теми, кто находился внутри и под землей.

Все соседи Сухоруковых обратили внимание, что приезжие покупают огромное количество продуктов и носят очень большое количество воды, не нужных всего двум людям. На Рогожско-Симоновской заставе жило много старообрядцев, возможно, думавших, что в доме с мезонином расположился раскольничий молельный дом, поэтому туда часто подъезжали телеги и приходили люди. Тем не менее, к Сухоруковым зашел околоточный надзиратель, ничего не заметил, был накормлен и напоен. В дом заходили любопытные соседи, но Марина Семеновна Сухорукова-Перовская всегда успевала предупредить товарищей в подкопе и встретить гостей без замешательства и дрожи в голосе, без выпавшего из платья револьвера. Однажды рядом случился пожар, и горевшие соседи попросили внести к Сухоруковым спасенные из огня вещи, но ина этот раз все обошлось чудом, и взрывать бутыль с нитроглицерином не пришлось.

У народовольцев кончились деньги, и им пришлось за шестьсот рублей заложить дом с мезонином. Неожиданно для обязательного при закладе осмотра дома к Сухоруковым пришли оценщики, и Перовская с трудом сумела прикинуться тупой мещанкой и перенести осмотр, когда из галереи вернется «муж» Гартман. В пятистах метрах от дома с мезонином Михайлов снял вторую комнату для Перовской и товарищей, чтобы они могли там переодеться и изменить свою внешность после взрыва царского поезда. К середине ноября все было закончено, и Кибальчич из Петербурга в больших ящиках с фарфором привез почти центнер динамита.

После проливного дождя над прорытым туннелем в середине дороги, шедшей параллельно рельсам, образовалась огромная промоина, тут же заполнившаяся водой. Почти сутки народовольцы вычерпывали воду и носили землю в громадную дыру, и на них опять чудом не обратили внимания, даже порадовались, что соседи чинят размытую дорогу. В середине ноября мина была заложена и все революционеры, кроме взрывника Ширяева и Перовской, незаметно уехали от Сухоруковых. Все ждали известий из Запорожья.

Вечером 17 ноября Александр II выехал из Севастополя и днем 18 ноября Исполнительный Комитет по отправленной Желябовым телеграмме и отсутствием шума узнал о его неудаче. В ночь на 19 ноября два царских поезда от Тулы полетели к Москве. Софья Перовская за двадцать минут до десяти часов вечера, времени прихода поездов в Москву, вышла к полотну железной дороги, чтобы вовремя дать сигнал Ширяеву, ждавшему у проводов мины. Показался бешено мчавшийся первый поезд, в ярком свете прожектора, окутанный парами и дождем, состоявший вроде бы всего из трех вагонов. Напряжение у дома с мезонином было сумасшедшим, и Перовская вдруг решила пропустить первый поезд, в котором был царь. Еще днем от группы народовольцев, члены которой находились на всех станциях по пути следования императора, шли телеграммы, что царь едет в первом эшелоне, но в Туле получилась неразбериха с погрузкой в составы различных продуктов, и вроде бы первым, пробным составом из Тулы вышел свитский поезд, а за ним царский эшелон.

Перовская пропустила первый поезд и подала сигнал Ширяеву, который взорвал мину точно под четвертым вагоном, где находился царский буфет. Свитский поезд встал на дыбы, но человеческих жертв чудом не было. Через полчаса вся Москва была в ступоре, а столица империи ошарашена небывалым взрывом, в котором царь не погиб только случайно. Теперь полицейские в оцеплении при проезде царя впервые в российской истории становились к самодержцу спиной, ища революционеров с револьверами в толпе встречающих и любопытных, и по империи пошли слухи о какой-то мощной революционной партии, в которою стала превращаться «Народная воля».

Ширяева в доме с мезонином никто не видел, и он благополучно уехал из Москвы. Но все московские жандармы и полицейские уже имели описание хозяйки взрывного дома Перовской и ее мужа: «Сухоруковы – молодой человек лет двадцати пяти, блондин, и женщина-блондинка, лет восемнадцати, очень хороша собой». С полдня весь Курский вокзал был забит не только полицией, но и соседями Перовской и Гартмана по Рогожско-Симоновской заставе. Перовская отсиделась на второй квартире сутки, переоделась, изменила внешность, и поехала на вокзал. В ноябрьской темноте жандармы светили в лицо всем пассажирам, но в надменной очень богатой барыне «московскую взрывательницу» никто не опознал, и она исчезла бесследно. Через два дня империя читала воззвание Исполнительного Комитета, в тысячах экземпляров разносившееся везде и объявившее, что против военно-полицейской централизованной монархии теперь силой начинает открытую борьбу тайная централизованная сила, у которой два священных принципа: Народное Благо и Народная воля: «19 ноября под Москвой на линии Московско-Курской железной дороги по постановлению Исполнительного Комитета было произведено покушение на жизнь Александра II с помощью взрыва царского поезда. Попытка не удалась, но мы уверены, что наши агенты получат новый опыт и уверенность в свои силы и возможность успешной борьбы. Мы напоминаем, что Александр II – олицетворение лицемерного, всерастлевающего, трусливого и кровожадного деспотизма. В интеллигенции – десятки тысяч человек нескончаемой вереницей тянутся в ссылку, в Сибирь, на каторгу, только за служение народу, за дух свободы. Нет ни одной деревни, которая бы не насчитывала нескольких мучеников, сосланных в Сибирь за отстаивание мирских интересов. Александр II – главный столп реакции, главный виновник судебных убийств. Четырнадцать казней на его совести, сотни замученных и тысячи страдальцев вопиют об отмщении. Царь заслуживает смертной казни за всю пролитую им кровь, за все созданные им муки. Александр II заслуживает смертной казни. Но наша цель – освободить народ и сделать его верховным распорядителем своих судеб. Борьба непримиримая! Пока в нас есть хоть капля крови. Мы обращаемся ко всем за поддержкой. Мы требуем и ждем ее от России. Санкт-Петербург, 22 ноября 1879 года. Вольная типография».

Второй номер газеты «Народная воля» в тысячах экземпляров по России распространяли разделявшие их идеи люди во всех слоях общества, аристократы, чиновники, студенты, инженеры, журналисты, писатели. В ответ на взрыв царь и его генерал-губернаторы приняли множество чрезвычайных узаконений уже до конца 1879 года. В Петербурге во дворах круглосуточно мерзли дворники. Сотни студенческих квартир и меблированных комнат в дешевых гостиницах тотально обыскивались. Арестовывали тех, кто из-за плохого зрения не увидел и не поклонился проезжавшей царской карете и вагонами вышвыривали из Петербурга. У Александра II была привычка поцеловать, потом оплевать, потом обнять кого-нибудь из высших сановников и народовольцы говорили подданным, что он так же обращается с Россией. В некоторых городах, в частности, в Киеве, на улицы были выведены войска, разъезжали казаки. Осенью 1879 года «Народная воля» понесла первые потери.

Через три дня после взрыва царского поезда в полицейский участок принес несколько «Воззваний Исполнительного Комитета» продавец магазина учебных пособий и показал, что его соседка курсистка попросила подержать их у себя несколько дней из-за опасения обыска. Он уже несколько раз помогал соседке, читал нелегальную литературу, но из-за тотальных облав после взрыва испугался и решил пойти в полицию. Допрошенная курсистка показала, что получила нелегальные прокламации от некоей Побережской. Под этой фамилией проживала в Петербурге сестра Веры Фигнер Евгения, по неопытности назвавшая курсистке свою паспортную фамилию, по которой была прописана в имперской столице. Полиция тут же в адресном столе установила всех проживавших в Петербурге Побережских, и в ночь на 24 ноября она была арестована на квартире, где жил член распорядительной комиссии «Народной воли» Александр Квятковский, державший там не только газеты, листовки, оружие, но и восемь килограмм динамита, который он по частям передавал Степану Халтурину, готовившему взрыв Зимнего дворца. Под каток тотальных полицейских облав почти также попал А. Зунделевич и Н. Мартыновский с «небесной канцелярией», паспортным бюро народовольцев. Возможно, их выдал уже Гольденберг, которого из-за найденных у него сорока килограммов динамита после взрыва допрашивали беспрерывно.

Вал административных арестов и высылок катился по империи, подминая под себя виновных и невиновных. Присяжной поверенный, сын генерал-лейтенанта Александр Ольхин, закончивший знаменитый Александровский лицей, бывший дипломат и мировой судья, защищал землевольцев и в процессе сказал, что сидящие в доме предварительного заключения люди являются мучениками, потому что подвергать лиц, только заподозренных в политическом преступлении ужасам одиночного длительного заключения незаконно и бесчеловечно. Третье отделение распустило слухи, что Ольхин набросился на политические процессы для получения резкой популярности и расширения своей адвокатской деятельности. На следующих процессах Ольхин разоблачил подставных полицейских свидетелей, и заявил, что они дают показания за обед в дешевом трактире. Он потребовал, чтобы «расследование политических преступлений не поручалось тем учреждениям, которые в слепом рвении и правого делают виновным».

Ольхин стал собирать деньги для «Народной воли», хранил партийные деньги, давал приют нелегальным, даже сочинил революционную песню. Судить по закону его было не за что и полиция без суда закатала его в Вологодскую область, а потом в дальний Яренск. Через несколько лет его перевели под надзор в Пермскую губернию. Он где-то прокомментировал «особу государя императора» и жандармы тут же с удовольствием продлили ему ссылку еще на пять лет, а потом еще на три года, за то, что у него вроде бы переночевали, согрелись и поели три бежавших из ссылки революционера.

В 1887 году Ольхину после десятилетней ссылки разрешили переехать под полицейский надзор в Нижний Новгород без свободы передвижения. Он работал адвокатом, публиковался в местных газетах, и вскоре молодежь стала называть его «гением ума, мучеником свободы, истинным патриотом». Ему разрешили на несколько дней приехать в Петербург для встречи с родственниками и близкими. Неизвестно, какое количество филеров наблюдало за ним, но то, что их было очень много, совершенно очевидно. Из донесения петербургского губернатора в департамент полиции МВД: «Учрежденным за Ольхиным негласным наблюдением в столице было установлено, что он встречался: с редактором газеты «Новости » Нотовичем, инженером Маляевым, доктором истории Семеновским, присяжными поверенными Корсаковым и Дорком, коллежским советником Шапировым, отставным поручиком Павленковым, литератором Успенским, учителем Вишневским, полицейским Нелюбовым, мещанином Беклишевым, купцом Бурцевым, почетным гражданином Рафаловичем, редакторшей Тюфяевой».

День за днем и год за годом несусветное количество полицейских носилось за оппозиционерами по империи, выясняя как они проводят свое время, и успешно прожигая монархический бюджет. В подавляющем числе случаев докладывать начальству жандармам было нечего, и они занимались мифотворчеством, каждый в силу своих способностей, выдумывая, преувеличивая, возводя напраслину на невиновных людей. В 1892 году Ольхин обратился в МВД с просьбой разрешить ему вернуться в Петербург, но жандармы и полиция сочли это преждевременным. Только через два года Ольхину разрешили жить в столице, где он вскоре и умер. Тысячи и тысячи людей вслед за революционером Германом Лопатиным могли сказать, что самодержавие слизнуло у них жизнь. Число людей, ненавидевших монархию, постоянно и стабильно росло, как постоянно и неотвратимо приближался 1917 год. Перед смертью Ольхин написал стихи, которые были выпущены тысячной листовкой: «Жалкий страх не породит измену. Пусть борьба неравна и трудна, нам уже идут борцы на смену, и победа наша решена».

Кроме Квятковского и Мартыновского, на квартире невесты в полицейскую засаду попал Ширяев, который не имел права к ней заходить. Александр Михайлов и его соратники сменили все квартиры и паспорта. Это было почти невозможно, но народовольцы это сделали. Исполнительный Комитет успешно переправил хозяина дома с мезонином Льва Гартмана-Сухорукова за границу, и о«Народной Воле» заговорили в Европе.

«Народная воля» имела тесные связи с либеральными и оппозиционными кругами во Франции, Германии, Италии, Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии. Исполнительный Комитет несколько раз писал письма К Марксу и Ф Энгельсу. Рассказывали Европе о русских революционерах С. Кравчинский, П. Лавров и другие имперские эмигранты. Российское посольство в Париже потребовало у французских властей выдачи находившегося там Гартмана, но у него ничего не вышло. Дело Гартмана вызвало колоссальный интерес европейской общественности к борьбе народовольцев против самодержавия. Теперь о том, что в России свирепствует монархия, знали не только либералы, но и все, кто читал европейские газеты, которые опубликовали обращение Исполнительного Комитета русской революционной партии к французскому народу: «Мы обращаемся ко всей Франции с полной надеждой, что она не допустит свое правительство до подобного шага. Единственная политика, достойная великого народа, требует, чтобы вы другим желали того, что и самим себе».

Фридрих Энгельс объяснял Европе, что такое имперское самодержавие: «Агенты правительства творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль. Политическое убийство в России единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима». Виктор Гюго в газетах опубликовал открытое письмо французским властям: «Вы не выдадите этого человека!» В защиту Гартмана выступали известные общественные деятели, журналисты, политики, и монархической России революционера-террориста не выдали. В Европе заговорили о звонкой пощечине царскому произвольному режиму от мирового общественного мнения.

«Народная воля» решила создать в Европе постоянное представительство. Исполнительный Комитет писал Карлу Марксу: «В царстве византийского мрака и азиатского произвола любое движение общественной мысли – синоним революционного движения. Наша задача была бы значительно облегчена, будь за нас серьезное сочувствие общественного мнения свободных стран, для чего требуется лишь знание истинного положения дела в России». Маркс переслал Исполнительному Комитету свою фотографию с дарственной надписью. Многие русские эмигранты читали лекции в европейских университетах о внутренней политике имперского самодержавия, успешно дискредитировавшего прежде всего себя, и со своими выступлениями объезжали десятки городов Европы и США. Представители «Народной воли» передавали европейским газетам и журналам материалы о всегда закрытой России, которые активно печатались. Народовольцы в Европе распространяли прокламации и брошюры, разоблачали лживые и провокативные статьи, публикуемые заграничными агентами Третьего отделения. Внимание к небывалой дуэли «Народной воли» с Александром II в Европе стало всеобщим. Уже в начале 1880 года и в России и за границей стало широко известно имя агента Исполнительного Комитета Степана Халтурина, взорвавшего Зимний дворец, главную резиденцию императора всероссийского.

Степан Халтурин

Двадцатичетырехлетний вятский государственный крестьянин Степан Халтурин после окончания земского училища приехал в Петербург, работал в мастерских, на заводах, занимался самообразованием в рабочих кружках. Он стал пропагандистом и агитатором, в 1877 перешел на нелегальное положение и вместе с рабочим В. Обнорским создал быстро разрастающий «Северный союз русских рабочих». Двести членов союза участвовали в стачках, рассказывали товарищам, почему с них берут деньги за то, за что можно и нельзя. Халтурин был абсолютно уверен, что быстро увеличивавшееся рабочее движение сыграет главную роль в борьбе за социальное равенство в империи.

В конце 1879 года Исполнительный Комитет предупредил Степана Халтурина о ближайшем разгроме его рабочего «Союза» и его аресте следующей же ночью. Пораженный Халтурин с ужасом и отвращением читал переданные ему Михайловым копии донесений провокаторов о его деятельности: «Агентура доносит, что рабочие Путиловского завода Шкалов, Форсман, Оленев, Гроссман, Архипов, Корсиков, какой-то токарь Александр расходятся по другим мастерским для распространения там пропаганды. В портерной лавке на реке Пряжке у Бердова моста рабочий завода Берда Илларион Редкин почти ежедневно в обществе многих рабочих поет песни и стихи, не разрешенные правительством и направленные против Особ Императорской Фамилии. В портерных около Коломны партиями собираются рабочие и обсуждают разные вопросы, касающиеся социализма».

Благодаря предупреждению «Народной воли» Халтурин ушел из-под ареста, как и многие его товарищи, но «Северный союз русских рабочих» был полностью разгромлен и перестал существовать. Халтурин хотел разговаривать с хозяевами фабрик и заводов, выдвигать экономические требования и постепенно добиваться социального равенства. Осенью 1879 года Степан Халтурин решил убить Александра II, вступил в «Народную волю» и устроился на работу в Зимний дворец краснодеревщиком. Он считал, что взорвать царя должен рабочий, которому монархия не дает ни жить, ни даже дышать.

В Зимнем дворце числилось пять тысяч человек прислуги и обслуги, большинство из которых жили в подвалах главной царской резиденции. Один из знакомых Халтурина, работавший в Зимнем, рекомендовал его, как прекрасного профессионала – плотника и столяра. Дворцовая полиция проверила фальшивый паспорт вятского рабочего и крестьянин Олонецкой губернии, Каргопольского уезда, Тропецкой волости, деревни Сутовки, Степан Николаевич Батышков стал работать в Зимнем дворце. Его поселили в подвальное общежитие, над которым находилось караульное помещение, а еще выше – императорская столовая.

Еще не арестованный Квятковский и Михайлов решили, что Халтурин-Батышков будет понемногу проносить в Зимний дворец динамит и взорвет его в шесть часов вечера, во время царского обеда. Агент Исполнительного Комитета Николай Кибальчич рассчитал, что для разрушения столовой Зимнего понадобится центнер динамита. Талантливейший ученый хотел совершенствовать орудия сельского хозяйства, создавать трактора и разрабатывать космические аппараты для полетов к звездам. Вместо этого он разработал теорию направленного взрыва и создал гранаты, которых не было на вооружении ни одной из армий мира. Кибальчич совсем не стремился создавать средства массового уничтожения, но на этом очень настаивало Третье отделение Собственной Его Величества Канцелярии.

Сын священника Николай Кибальчич родился в 1853 года на Украине, после окончания гимназии поступил в Петербургский институт инженеров путей сообщения, откуда через год перевелся в Медико-хирургическую академию. На летних каникулах дома, в Нежинском уезде, третьекурсник Кибальчич учил крестьян грамоте, как большинство студентов давал читать им книги. Оставив крестьянину «Сказку о четырех братьях» он уехал в Петербург в академию. Книга-сказка через полгода попала к нежинскому исправнику, долго устанавливавшему, кто дал ее крестьянам. В Петербурге, наконец, арестовали студента Кибальчича и при обыске его комнаты в студенческом доме нашли сверток книг, оставленной на несколько дней на хранение его товарищем. В свертке, к которому Кибальчич, естественно, не прикасался, и это было установлено экспертизой, находились брошюры Лассаля, Чернышевского, «Сказка о копейке», «История французского крестьянина», «О самарском голоде», газета Лаврова «Вперед», бланки купеческих паспортов, сборники стихов. Само собой, Третье отделение не могло пройти против такого ужасного политического преступления и за сказку крестьянам и хранение чужих материалов лучшего студента академии Николая Кибальчича обвинили в преступной пропаганде, арестовали и посадили в камеру здания у Цепного моста на Фонтанке, 16. Его допрашивали беспрерывно, не давали опомниться, требовали назвать несуществующих сообщников и сознаться во множестве преступлений, которых студент не совершал.

Политического преступника Кибальчича перевезли в Черниговскую тюрьму, а затем в страшный Киевский тюремный замок. Он получил сильнейший шок, когда узнал, что вместо полагавшемуся ему по закону пустяка жандармский следователь потребовал ему десять лет каторги, раздув его дело до невозможности.

Три года двадцатипятилетний Николай Кибальчич просидел в тюремной одиночке в невменяемых условиях и весной 1878 года судом присяжных был фактическим оправдан. Он захотел восстановиться в Медико-хирургической академии, но Третье отделение воспрепятствовало. Вездесущий Александр Михайлов предложил ему вступить в свою группу «Свобода и смерть» и наказанный монархией ни за что, ни про что Кибальчич согласился. С этого момента не наказывавшему своих зарвавшихся чиновников Александру II осталось жить меньше трех лет, и если бы император захотел, он мог бы об этом догадаться и легко предотвратить свой ужас.

Как теоретик и практик Николай Кибальчич не имел себе равных. Револьверные покушения на царя Каракозова, поляка Березовского в Париже и Соловьева были неудачны и Кибальчич обсудил с Квятковским и Михайловым возможность взорвать императора наверняка. Он самостоятельно и очень быстро выучил английский, французский и немецкий языки, чтобы изучить все существующие материалы по взрывчатым веществам. Различные пособия по минному делу Кибальчичу передали кронштадские моряки-народовольцы. Студент-медик разработал способ изготовления динамита домашним способом в обычной квартире. Кибальчич изобрел десятки комбинации мин, бомб, взрывных устройств, приспособленных на все случаи жизни, для взрывов на земле, под землей, в воде, в воздухе. Он передал Михайлову список необходимых ему для создания бомб материалов, занимающих наименьший объем, сильной и слабой разрушительности, разлета осколков. Его динамитная лаборатория в квартире у петербургских Пяти углов стала лучшей в империи и это признали потом все эксперты на суде.

К началу ноября 1879 года Кибальчич уже создал центнер динамита, использованного под Одессой, Запорожье, под Москвой. Он начал создавать динамит для Халтурина, одновременно как литератор Самойлов печатался в официальных газетах, как публицист Дорошенко публиковал материалы о политической революции и экономическом вопросе в газете «Народная воля», как купец Агаческулов помогал работе Вольной типографии. После взрыва Зимнего дворца Кибальчич предложил Михайлову и Желябову атаковать царя особыми метательными снарядами, в виде ручных гранат. Этот способ покушения еще не использовался революционерами и поэтому, в конце концов, принес успех Исполнительному Комитету. С ноября 1879 по февраль 1880 года Кибальчич создал более центнера динамита, который Квятковский, а затем Желябов партиями по двести грамм постоянно с риском для жизни передавали Халтурину.

В Зимнем дворце в его подвалах постоянно царил хаос. Прислуга и обслуга приглашали к себе в гости в главную резиденцию великой империи кучу знакомых и свободно оставляли у себя ночевать после гульни и застольев. В подвалах процветало царское воровство, в основном продуктов, а также и всего, что плохо лежит. Халтурин вынужденно крал и сам, чтобы не выглядеть белой вороной и не выделяться из слуг самодержавия. Столяр Батышков проносил динамит в Зимний чуть ли не ежедневно, пряча его в нижней одежде или в корзине с грядным бельем, и мог быть арестован в любой момент. Он прятал будущий взрыв в своей постели и личном сундуке, возможно от паров взрывчатого вещества, заболел быстро прогрессирующей чахоткой, но носил и носил и носил динамит в Зимний дворец.

Вольная типография «Народной воли», находившаяся в квартире 9 дома 10 по Саперному переулку, располагалось в районе, заселенном обеспеченными людьми. Четыре комнаты на четвертом этаже имели два выхода, в самом доме не было швейцара. Отставной канцелярский служитель Лука Лысенко с женой, они же народовольцы Николай Бух и Софья Иванова, на двух ломовых подводах перевезли дорогую мебель и сундуки, в которых спрятали разобранную типографию. Два наборщика Сергей Лубкин и специально вызванный из Европы Абрам Цукерман жили в квартире без прописки и выходили в город не чаще двух раз в месяц. Роль прислуги и кухарки играла Мария Грязнова. Адрес типографии, успешно проработавшей в условиях тотального полицейского контроля полтора года, знали только три члена Исполнительного Комитета.

Ежедневно в квартиру-типографию приносил дрова дворник и видел в открытую дверь гостиную, на стене которой висел написанный маслом портрет Александра II. Типографский станок стоял в дальних комнатах на мягком диване, рядом – кассы со шрифтами. В течение нескольких минут все типографическое оборудование могло быть скрыто от чужих в стенные шкафы и сундуки.

В начале декабря 1879 года полиция закончила разбор бумаг Александра Квятковского, взятых во время обыска в квартире в Лештуковом переулке. По ним определили квартиру Сергея Мартыновского, державшего «небесную канцелярию», паспортное бюро народовольцев. Жандармы начали проверять сотни находившихся там бланков паспортов, на некоторых из которых были написаны фамилии. В бумагах оказался рукописный текст свидетельства о браке Луки Лысенко и Софьи Рогатиной. Адресный стол выдал справку, где в Петербурге проживают супруги Лысенко. Полиция проверяла сотни квартир по методу снежного кома и в Саперный переулок проверить случайный адрес пришел, как обычно ночью, околоточный надзиратель с городовыми. Пока полицейские посылали за подкреплением, отстреливавшиеся народовольцы успели сжечь все бумаги и выбили все окна деталями типографского стана, чтобы предупредить товарищей по партии. С жандармской ротой брать революционеров прибыли петербургский градоначальник Зуров и прокурор судебной палаты Плеве. При штурме погиб Лубкин, остальных типографщиков сразу отвезли в Петропавловскую крепость. При обыске квартиры-типографии жандармы украли все, что могли унести, деньги, часы, вещи, белье, посуду.

С утра полицейские в штатском арестовывали всех, кто подходил к подъезду дома 10 в Саперном переулке. Александр Михайлов днем 18 января 1880 года прошел по противоположной стороне Саперного, увидел разбитые окна на четвертом этаже, в которые полицейские из-за своей обычной лени не вставили стекла, все понял, и позже под видом газетного репортера за деньги выяснил у дворника все подробности ночного штурма. В жандармскую ловушку, конечно, никто не попался. Только через три месяца Михайлов с соратниками организовали новую типографию «Народной воли» на Подольской улице. Сделать это было чрезвычайно трудно, потому что после взрыва Халтуриным Зимнего дворца 5 февраля 1880 года жандармы и полиция начали тотальную борьбу с революционерами.

Империя торжественно готовилась к двадцатилетнему юбилею вступления на престол Александра II. Программа празднования с приглашением множества иностранных делегаций была очень обширной, и столяров в подвале Зимнего дворца предупредили, что их переведут в другое место. В начале февраля 1880 года Степан Халтурин, он же краснодеревщик Батышков сообщил об этом в Исполнительный Комитет. О перетаскивании его сундука с динамитом по Зимнему дворцу не могло быть и речи, не говоря уже о царской столовой. Еще полтора года назад он вовсю ругал «Народную волю»: «Чистая беда! Только наладится у нас дело – хлоп! Шарахнула кого-нибудь интеллигенция и опять провалы. Хоть немного бы вы дали нам укрепиться». Когда он попросил Анну Якимову познакомить его с Исполнительным Комитетом, он уверенно сказал: «Падет царь и царизм и наступит новая эра свободы. Смерть Александра II принесет с собой политическую свободу, а при ней рабочее движение у нас пойдет по-другому».

Рабочий подвал в Зимнем был разделен на несколько небольших помещений, в каждом из которых жили по тр плотника и столяра. После ноябрьского взрыва под Москвой в подвале поселили отставного жандарма-наблюдателя. Рабочим выдали бляхи-пропуска, гостей жестоко контролировали, в подвалах проводили поверхностные обыски, и в таких условиях Халтурин три месяца и еще два месяца носил и носил динамит в Зимний дворец.

Желябов передал Халтурину решение взрывать царя, но Халтурин тянул до последнего, потому что до необходимого центнера не хватало еще половины: «Человек пятьдесят перебьешь, без сомнения, так уж лучше класть побольше динамита, чтобы хоть люди недаром пропали, чтоб наверняка свалить самого». В начале февраля тянуть больше было нельзя, но пять дней Халтурин никак не мог без свидетелей поджечь бикфордов шнур точно в шесть часов вечера, когда царь садился за обед в малиновой комнате-столовой. За месяц до этого ему приказали отремонтировать стену кабинета Александра II. Он стоял с топором и молотком, когда в кабинет неожиданно вошел император и стал просматривать бумаги на столе. Халтурин не стал рубить Александра II сзади топором по голове. Убийство царя по приговору Исполнительного Комитета было одно, а шарахнуть не ожидавшего этого человека в императорском мундире по затылку – совсем другое.

Вечером 5 февраля 1880 года Александр II ждал на парадный обед приезжавшего из Германии родственника принца Гессенского. Железную дорогу замело снегом, и поезд опаздывал на полчаса. За три этажа внизу Халтурин отчаянно ждал, когда же наконец его соседи по комнатке закончат пить свой нескончаемый чай. Столяры прогуливали работу, и Халтурин ничего не мог сделать. Внезапно погасла керосиновая лампа на столе, столяры попросили у соседа керосин, его и свечей вдруг не оказалось и соседи, наконец ушли на работу. В подвале было тихо и Халтурин быстро подошел к своему сундуку, в котором в специально грязных подштанниках, рассчитанных на брезгливость обыскивающих, лежали сорок восемь килограмм динамита. Сундук стоял у топившейся русской печи, в углу между двумя капитальными опорами. Вмонтировать кучу динамита прямо в стену так, чтобы направить силу взрыва вверх, в царскую столовую, не было никакой возможности, ни сейчас, ни ранее. Халтурин посмотрел на часы, специально купленные для него Исполнительным Комитетом, и столяр-взрывник всегда очень волновался, чтобы их не украли. Циферблат показывал восемнадцать часов шесть минут. Халтурин успокоился, насколько это было возможно вообще. Александр II всегда обедал не менее часа и все, наконец, сложилось. Халтурин вдруг сильно закашлялся, еле остановился, сплюнул изо рта кровь, аккуратно соединил бикфордов шнур с запалом в сундучном динамите, аккуратно и очень, очень тихо закрыл крышку так, чтобы не передавить шнур, который не было видно от входа, затем достал спички, поджег шнур, подождал, пока вроде бы зашипело и ушло внутрь огоньковое пламя, и пошел из подвала. Бикфордов шнур должен был гореть двадцать минут, а на Дворцовой площади его уже неделю каждый день с шести часов вечера ждал Желябов, осуществлявший акцию прикрытия. У Халтурина еще был запас времени, и он не хотел ошибиться в самом конце пройденного им сумасшедшего пути. Столяр и плотник и взрывник и агент Исполнительного Комитета спокойно вышел на Дворцовую и встретился глазами с Андреем Желябова: «Получилось!» Народовольцы в колоссальном напряжении стояли на главной площади империи, забитой гуляющими, и ждали, когда же, когда же, когда же ахнет Зимний.

Родственник опоздал на полчаса и Александр II, конечно, задержал парадный обед до приезда принца. Наконец, императору сказали, что Александр Гессенский с сыном Александром Болгарским приехал и идет в малиновую столовую. Гессенского сопровождал встречавший его на Варшавском вокзале цесаревич и наследник российского престола. Четыре Александра одновременно подошли ко входу в парадную столовую, и двинулись навстречу друг другу по желтой комнате. Вдруг раздался страшный гул, загремел гром, под ногами венценосцев заходил пол, газовое освещение Зимнего потухло сразу все и в кромешной тьме что-то с грохотом рушилось и падало. Ужасный смрад взрыва заполнил весь Зимний дворец. Царь стоял, держась за косяк двери в малиновые покои, почти рядом с ним находились немецкая родня. Под ногами вздыбился паркет, стены треснули в нескольких местах, на парадный накрытый стол рухнула тяжеленная люстра и посыпалась битая посуда, все стекла в окнах третьего, второго, первого этажей полопались, в воздухе столбом стояла известь и пыль и невозможно было ее вздохнуть. Перегородки и свод между подвалом и первым этажом просто унесло, но двойные своды между вторым служебным и третьим императорскими этажами остались почти целы. Нижний свод обвалился весь, но верхний был слегка поврежден и устоял. Большая караульная комната второго этажа провалилась в подвал, на груде плит, кирпичей, глыб, в известке вповалку лежали израненные солдаты-гвардейцы Финляндского полка из дежурного караула, все в пыли и крови. К Зимнему спешили пожарники, и солдаты, и полицейские, и жандармы, и высшие сановники. Вся Дворцовая площадь быстро забивалась каретами, и на ней уже не было ни Халтурина, ни Желябова. Александр II перешел в целое крыло Зимнего дворца, а в императорском Петербурге началась чиновная паника. На следующее утро ошарашенная столица вместе с «Правительственным вестником», сообщавшем, что «5 февраля в седьмом часу пополудни в подвальном этаже Зимнего дворца произошел взрыв и начато выявление его причин», читала завесившую весь блистательный Петербург листовку «Народной воли», и никто не знал, как ее смог напечатать Александр Михайлов после недавнего разгрома Вольной типографии.

«От Исполнительного Комитета.

По нашему постановлению 5 февраля в шесть часов двадцать две минут вчера совершено новое покушение на жизнь Александра Вешателя с помощью взрыва в Зимнем дворце. К несчастью родины, царь уцелел. С глубоким прискорбием смотрим мы на гибель несчастных солдат царского караула, этих подневольных хранителей венчанного злодея. Но пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя, такие трагические столкновения неизбежны. Еще раз напоминаем всей России, что мы начали вооруженную борьбу, будучи вынуждены к этому самим правительством, его тираническим и насильственным подавлением всякой деятельности, направленной к народному благу.

Объявляем еще раз Александру II, что эту борьбу мы будем вести до тех пор, пока он не откажется от своей власти в пользу народа. Призываем всех русских граждан помочь нам в этой борьбе против бессмысленного и бесчеловечного произвола, под давлением которого погибают все лучшие силы отечества.

7 февраля 1880 ода.

Летучая типография «Народной воли».

Прочитав это известие, империя вздрогнула. Уже было бессмысленно распускать слухи, что в Зимнем дворце взорвался бытовой газ. Взрыв Зимнего дворца народовольцами произвел колоссальное впечатление в России и Европе.

В ноябре 1879 года царь чуть не взорвался под Москвой на железной дороге. В январе 1880 года весь Петербург говорил об осаде типографии революционеров в Саперном переулке, и одновременно с этим империя узнала о двух готовившихся взрывах под Александровском и Одессой. Февральский взрыв Зимнего дворца и все другие недавние революционные акции потрясли общество. В империи отсутствовали политические свободы, процветали бессудные ссылки и совершались десятки казней. Вдруг среди общей подавленности и безнадежности за короткий срок произошли события совершенно неслыханные. Грозная «Народная воля» взорвала царский поезд и царскую резиденцию, проявив изумительную энергию, изобретательность и решительность, став в глазах общества борцом против деспотизма, и количество сочувствующих революционерам росло во всех слоях подданных. Исполнительный Комитет не имел, безусловно, права говорить от имени всего имперского общества, но он и не находил нигде нравственного отпора и противодействия, а наоборот, среди сочувствовавших, либералов, их родственников и близких получил статус всемогущей таинственной силы, которая ради всех борется с монстром самодержавия. Если бы Исполнительный Комитет вдруг сам отошел от революционной деятельности, то на его месте появилась бы другая тайная организация, продолжившая его деятельность. Такова была атмосфера в империи в феврале 1880 года. С трудом в течение десяти лет формировавший армию военный министр Дмитрий Милютин говорил в очень узком кругу, что никогда еще в империи так не разгорался безграничный произвол генерал-губернаторов, жандармов и полиции, но одними арестами, террором и насилием нельзя прекратить деятельность революционеров, потому что ни в одном слое общества правительство не находит ни сочувствия, ни искренней поддержки.

Александр II теперь не чувствовал себя в безопасности нигде, но даже не наказал никого из охраны Зимнего дворца, в которой месяцами безнаказанно носили и хранили динамит просто пудами. Царь отменил обширную программу празднования своего четвертьвекового юбилея на троне, две недели не выходил из резиденции на Неве и спрашивал царедворцев, кто глава империи – он или Исполнительный Комитет. По Петербургу поползли слухи, что все дворцы в ней минированы, и вельможи стали покидать столицу, в которую ввели дополнительные войска. На бирже царил хаос, курс правительственных акций и активов значительно упал, многие богатые люди стали переводить свое состояние за границу. Градоначальник от большого ума приказал вооружить дворников дубинами и сказать обывателям, чтобы запасались водой, потому что террористы хотят взорвать столичный водопровод. В Петербурге и в других городах стали говорить, что минирован весь Невский проспект. Дипломаты в срочных депешах докладывали своему руководству, что во всех слоях общества царят ужас и растерянность, на нескольких улицах Петербурга 19 февраля произойдут взрывы, жители меняют квартиры и уезжают из города, полиция беспомощна и теряет голову, а в обществе говорят о новой организации власти. Современники писали, что в провинции и в самом Петербурге ждали чего-то неизвестного, но ужасного.

Земства и почти все газеты и журналы начали говорить и писать о необходимости реформ. За границей обсуждали возможность прихода к власти в России Исполнительного Комитета, а в самой империи «Народную волю» начинали считать могущественной, неуловимой и недосягаемой силой. Уже 12 февраля 1880 года царь объявил о создании «Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» и подчинил ей Третье отделение, МВД, генерал-губернаторов, военных и гражданские власти. В составе комиссии оказались наследник, К. Победоносцев и П. Черевин. Во главе с диктаторскими полномочиями Александр II поставил харьковского генерала-губернатора Михаила Лорис-Меликова. Он получил чрезвычайные полномочия по борьбе с революционным движением, и одновременно должен был сделать некоторые уступки обществу и привлечь его «благомыслящую часть» на сторону правительства. Лорис начал готовить проект «умиротворения империи», успокаивать общество и подавлять революционную деятельность. Официальные газеты любезно и как всегда верноподданно стали называть его диктатором сердца, а революционная пресса – лисой и волком в одном лице и мастером кнута и пряника.

19 февраля в юбилейный день в Петербурге даже не было военного парада. В десять часов утра Александр II вышел на балкон Зимнего дворца, под которым играли все военные оркестры гарнизона, помахал рукой собравшимся верноподданным, ушел в свои парадные покои и стал принимать поздравления вельмож, сановников, генералов, придворных. Рабочим дали трехдневный оплачиваемый отпуск, и вечером в Петербурге прогремел фейерверк. Полиция приказала всем обывателям выставить в окнах домов по две свечи за свой счет и радостно объявила, что иллюминировала город. Для своих в Зимнем дворце, который еще не успели отремонтировать, прошел праздничный обед, а Лорис приказал снизить в столице империи цены на хлеб. У него получилось, но ненадолго. На следующий день на него неудачно покушался студент и слуцкий мещанин Игнатий Млодецкий, не имевший отношения к «Народной воле». Уже через два дня, 22 февраля, его публично повесили на Семеновской площади и опять официальные газеты дали подробное и невменяемое описание повешения. Самодержавие, наверно, хотело насмерть испугать подданных, но испугались только те подданные, которые и так не при каких условиях не пришли бы в революционное движение.

Диктатор Лорис попытался изолировать народовольцев от имперского общества и объявил о пересмотре дел административно-ссыльных. В марте в Киеве повесили двух юношей за найденные у них прокламации и стихи Некрасова «Пир на весь мир». Высылка инакомыслящих в Сибирь приняла массовый характер, и Лорис вскоре объявил, что число политических дел сократилось с тысячи до пятисот, а он предпочитал расправляться с недовольными без суда. Других реформ в империи, само собой, не производилось. Исполнительный Комитет попытался перейти к активной пропаганде, но полиция по доносам дворников приходила на все собрания, где присутствовали более пяти человек, проверяла у всех паспорта и переписывала присутствующих. «Народная воля» не могла вести агитацию даже в культурно-просветительных кружках. Николай Кибальчич предложил Исполнительному Комитету кроме минных взрывов создать особые метательные бомбы-гранаты. Такой способ покушения на государей еще не применялся ни к в России, ни в Европе, и был неожиданным для царской охраны, полиции и жандармов, а значит мог стать результативным. Кибальчич, наряду с производством динамита, стал готовить метательные бомбы, делая их так, чтобы взрыв происходит через две секунды после их удара о землю, что давало возможность метальщикам упасть и уцелеть после взрыва. В начале лета как всегда ожидалась поездка царя в Крым, скорее всего через Одессу, где его еще не взрывали. Исполнительный Комитет начал готовить покушение в Петербурге, а группа Софьи Перовской выехала в Одессу. Она несколько изменила внешность, потому что уже была знакома с всероссийским циркуляром о своем розыске, составленным после взрыва под Москвой в ноябре 1879 года и показаний Гольденберга: «Разыскивается дочь действительного статского советника София Львовна Перовская, она же Марина Сухорукова, жена саратовского мещанина, она же Мария Семенова, ярославская мещанка. Ее приметы – блондинка, маленького роста, около двадцати двух лет, одевается весьма прилично, лицо чистое, красивое, брови темные, имеет малоросский акцент, в разговоре прибавляет слово «таки». Революционеры смеялись над полицейскими розыскными листами, содержавшими минимум достоверной информации. Третье отделение, конечно, не знало, что не Софья Перовская, а Мария Прохоровская едет в Одессу рыть подкоп под единственной улицей, соединяющей городской вокзал с черноморской пристанью. Одесса была очищена от инакомыслящих учителей, земцев, студентов, литераторов, журналистов, чиновников и рабочих статс-секретарем Новороссийского генерал-губернатора и заняла первое место в империи по возмутительному произволу самодержавия. Были сосланы не только оппозиционеры, но и их родственники и даже однофамильцы. Даже царь изволил сказать, что действия губернатора в Одессе ссорят его с обществом, но, как всегда, зарвавшихся холопов не наказал. Однофамильцев оппозиционеров, правда, в Одессу из ссылки вернули.

Перовскую, Якимову, Саблина и Исаева в Одессе встречала Вера Фигнер. Революционеры составили смету расходов на одесское цареубийство и уложились в тысячу рублей, переданные Фигнер одесскими оппозиционерами для подготовки покушения. В доме 47 по Итальянской улице Перовская и Саблин, они же супруги Прохоровские, сняли подвальное помещение и открыли бакалейную торговлю. Только по Итальянской улице царь мог проехать от железнодорожного вокзала на одесскую пристань к своей яхте. Из бакалейного подвала революционеры хотели прорыть ход к середине мостовой и заложить там мину. Тысячи одесских рублей хватило на аренду, закупку бакалейных товаров, бурава, транспортные расходы и жизнь народовольцев. Отдельный домик сняли для Исаева и Якимовой, готовивших мину.

Копать подкоп можно было только ночью. Почва были из сплошной глины и постоянно забивала бурав, требующий при работе больших физических усилий. Из Петербурга вызвали на помощь Савелия Златопольского и привлекли Василия Меркулова. Боясь обыска при осмотре домов на царском маршруте в корзинах, пакетах узлах осторожно выносили землю из лавки, где Софья Перовская активно торговала чаем, сахаром и крупой. При подготовке мины в руках у Исаева взорвался запал, но сама бомба не сдетонировала. Исаеву оторвало три пальца на руке, была ранена и Якимова. Взрывника положили в больницу, а динамит и гремучий студень перенесли в квартиру Фигнер. Для обеспечения секретности местных народовольцев не привлекали. Наконец подкоп был закончен, и мина установлена, когда до царского приезда в конце мая оставалось около недели.

В Петербурге скончалась императрица, и царь то ли отложил, то ли отменил поездку в Крым. Исполнительный Комитет отозвал своих членов в столицу. Вера Фигнер предложила использовать подкоп под Итальянскую улицу для взрыва Новороссийского генерал-губернатора, но распорядительная комиссия партии запретила показывать новый способ цареубийства Третьему отделению до взрыва императора. К царю теперь было невозможно подойти не только с револьвером, но и вообще, так как он больше не ходил по Петербургу. Железную дорогу по его маршруту жестко проверяли, и в Зимнем дворце, наконец, был наведен полицейский порядок. Исполнительный Комитет предложил одесским народовольцам убить губернатора другим способом. Подойти к генерал-губернатору, нечасто бывавшему в Одессе, с револьвером было невозможно, а метательных бомб Кибальчич еще не изобрел. Фигнер попросила отозвать ее в Петербург и уехала туда без разрешения. Ей объявили за это выговор, а в партии стали называть «Вера Топни-ножкой». Подкоп зарыли, его следы уничтожили, и Александр II неожиданно спокойно проехал от одесского железнодорожного вокзала к яхте по Итальянской улице, но только 17 августа. Держать постоянный пост при подкопе, когда было неизвестно, поедет ли вообще царь в Крым в этом году, «Народная воля» не могла. Профессиональных, опытных революционеров, в партии было всего несколько десятков, и у них всегда было очень много работы. Впрочем, империи удалось увеличивать их количество до десятков тысяч, но на это ушли годы. Весной 1880 года Александра II в Петербурге собирались взрывать из-под воды. В обществе еще ждали реформ от диктатора Лориса, и революционеры понимали, что пока эти иллюзии не развеются, царя трогать не надо, но зная, что ветер перемен так и не прилетит на берега Невы, готовили новое покушение.

Обычно весной, перед поездкой в Крым, Александр II переезжал из Зимнего дворца во вторую резиденцию в Царском Селе. Он проезжал по Дворцовой площади мимо Адмиралтейства и Главного штаба, выезжал на Гороховую улицу, пересекал Большую и Малую Морские улицы, переезжал Красный мост через Мойку, далее по Гороховой пересекал Казанскую улицу и Каменный мост через Екатерининский канал, затем Садовую улицу, проезжал по Семеновскому мосту через Фонтанку и у будущего Витебского вокзала по Загородному проспекту поворачивал на Царское Село. Группа обеспечения «Народной воли» проверила весь этот царский маршрут и определила, что для взрыва более всего подходит Каменный мост через Екатерининский канал, потому что на нем было меньше всего прохожих, которые могли пострадать при покушении.

Михайлов, Баранников, Пресняков, Грачевский, Желябов, Тетерка и Меркулов попытались заложить бомбы в опоры моста, но незаметно пробить в них отверстия было невозможно. Кибальчич рассчитал, что мост можно было взорвать из-под воды ста килограммами динамита. Царь проехал в Царское Село в конце мая, и народовольцы думали, что он еще вернется в Зимний. Среди белого петербургского дня лодка с огромными Желябовым и Баранниковым и центнером динамита, неизвестно когда и где туда загруженным, прямо из Финского залива у Галерной набережной вошла в Фонтанку, проплыла по ней через весь город в Екатерининский канал и остановилась у Каменного моста. В четырех непромокаемых гуттаперчевых мешках-подушках Желябов и Баранников ухитрились опустить динамит на трехметровую глубину, а потом подплыть к недалеким мосткам, где прачки стирали белье. За лодкой тянулись провода, которые народовольцы укрепили под одним из мостков. В момент проезда царя их необходимо было замкнуть, и Каменный мост взлетел бы на воздух. Удивительно, но никто ничего не видел, или не захотел замечать. Когда через много лет один из боевиков партии эсеров попытался выкинуть там же в воду коробку с бомбой весом в три килограмма, его тут же задержали, как только он доплыл в лодке до берега.

В Петербурге на вокзалах и выездах стали проверять паспорта всех приезжающих. Полиция их регистрировала по месту проживания и посылала запросы в те города, где паспорта выдавались. Народовольцы больше не могли жить по фальшивым паспортам, которые не подтверждали по месту выдачи и жительства. В июне в густую полицейскую сеть попали Иван Окладский и Андрей Пресняков, один из первых боевиков-землевольцев, однажды уже отбитый группой Квятковского из полицейского участка. Шестнадцать народовольцев стали готовить к судебному процессу. Взрыв Александра II означал для них верную виселицу и покушение отложили до суда, тем более, что император с мая до глубокой осени так и не появился в Петербурге. Гуттаперчевые тяжелые динамитные подушки Желябов с товарищами попытались достать с трехметровой глубины, но так и не смогли.

Лето и осень 1880 года шла активная работа по пропаганде петербургских рабочих, но встречи можно было проводить только в парках, на островах или даже на лодках. За каждым районом Петербурга был закреплен отдельный агент Исполнительного Комитета. В кружках рабочих учили грамоте и арифметике, потом с ними разговаривали о их тяжелой жизни, низком жалованье, ужасных условиях работы, о том, что и почему происходит в империи, о том, как за свои права борются рабочие Европы. В Петербурге за работу на фабриках и заводах отвечал Желябов, в Москве Халтурин и Теллалов, читавшие рабочим лекции по истории и теории социализма. Желябов в товарищами издал три номера «Рабочей газеты», которые в тысячах экземплярах распространяли по фабриках и заводам и по текстам и подаче материала было заметно, что вчерашним крестьянам еще многому надо было учиться и во многом разобраться: «Вышла правда открыто на божий свет и задрожали темные силы. Кипит потеха молодецкая и щелкает царь зубами, да не уйдет! Быть грозе! Смерть тиранам! Прочь тунеядцев! Да здравствует царство свободы и труда!»

6 августа Александр II распустил свою Верховную Распорядительную комиссию, хотя реформ государственного устройства не было. К осени 1880 года Кибальчич изобрел метательные бомбы-гранаты, не имевшие аналогов ни в одной армии мира. Исполнительный Комитет ждал, даст ли ликвидация Третьего отделения, также проведенная 6 августа, возможность партии начать массовую пропаганду и агитацию среди подданных, ждал суда над шестнадцатью товарищей и в двух мастерских-квартирах готовил динамит.

Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии было просто переименовано в Департамент государственной полиции Министерства внутренних дел. Из названия вскоре убрали слово «государственная» и Департамент полиции МВД со своей армией жандармов, филеров, приставов, городовых встал во главе политического сыска империи. Штат, как и прежде, состоял из директора, вице-директора, чиновников для особых поручений, секретаря, казначея, делопроизводителей, их старших и младших помощников, переписчиков, архивистов. Официально, главной задачей нового органа была объявлена охрана общественной безопасности и порядка, а также предупреждение и пресечение преступлений. В 1866 году в Санкт-Петербурге было создано Отделение охранения общественной безопасности, но расцвет охранных отделений начался только в 80-х годах XIX века.

Унтер-офицеры царской охраны ротрмистра Карла Коха подчинялись начальнику царского конвоя генерал-адъютанту Черевину. Сведений о деятельности революционеров и их планах Коху, боясь конкуренции, не давали ни Третье отделение, ни Департамент полиции, ни градоначальство, и Кох в сердцах называл себя манекеном.

Осенью 1880 года реформ не предвиделось, а ссылки без суда продолжались и продолжались. В конце октября в Петербургском военно-окружном суде начался Процесс Шестнадцати народовольцев, которых обвиняли на основе показаний покончившего с собой Гольденберга, взятой типографии, нелегальной литературы. Судили Квятковского, у которого единственного нашли динамит, Преснякова, обвиненного в убийствах секретных сотрудников полиции, Ширяева, Зунделевича, Мартыновского, Тихонова, Окладского, Буха, Иванову, Цукермана, Грязнову, Евгению Фигнер, участников убийства губернатора Кропоткина Кобылянского, Зубковского, Булича и управляющего поместьем Д. Лизогуба Дриго. Впервые «Народная воля» вступила в открытый словесный поединок с империей.

Степан Ширяев потребовал признать в государстве верховенство народа и созвать Учредительное собрание. На процессе присутствовали журналисты, посылавшие отчеты в подцензурные газеты. Исполнительный Комитет получал полные тексты выступлений, но не публиковал их, давая шанс товарищам избежать виселицы. Речь Александра Квятковского на процессе слушал набитый до отказа зал: «Мы не анархисты. Мы против государства немногих, но за государство большинства, а его можно создать только при передаче власти народу. Полная невозможность общественной деятельности для народа, свободы убеждений, свободы жить и дышать, превратила русских революционеров, по своим наклонностям гуманным и человечным, пойти на дела, по своей сути противные человеческой природе. Чтобы сделаться тигром, не надо быть им по природе, которая против давления. Лучше смерть и борьба, чем нравственное и физическое самоубийство!» Ширяев добавил, что существующие законы не соответствуют исторической необходимости.

Военные судьи приговорили шестерых народовольцев к виселице, остальных к вечной каторге. Александр Михайлов организовал передачу их последних писем из Петропавловской крепости. Андрей Пресняков писал: «Ответьте за меня врагам, только без пролития невинной крови. Смерть шпионам! Наполняйте землю последователями и обладайте ею». Осужденным ответил Михайлов: «Братья! От нас отнимают дорогих сердцу, но тяжелый акт насилия не подавляет нас. Вы совершаете великий подвиг. Вами руководит идея, могучая нравственная сила. Она будет во всем честном в России гражданский долг, она зажигает ненависть к всеподавляющему гнету».

По привычке к жестокости исполнение смертного приговора было задержано, хотя приговоры военных судов не задерживались и не обжаловались. За эти несколько дней в камере смертников сломался Иван Окладский, мещанин Псковской губернии, слесарь петербургского завода, народоволец и участник нескольких покушений на императора. На Процессе Шестнадцати он вслед за Ширяевым и Квятковским заявил: «Я не прошу и не нуждаюсь в смягчение своей участи. Если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление». Через несколько дней Окладский написал в камере смертников прощение о помиловании и начал давать показания Департаменту полиции. Он выдал несколько конспиративных квартир, тайную типографию и динамитную мастерскую, из которых Михайлов с соратниками успел вывести людей и вывезти оборудование. Клеточников успел предупредить Михайлова о захвате квартиры 87 в доме 37 на Большой Подъяческой и квартире 21 в доме 11 на Подольской улице и спас Исаева, Якимову, Лебедеву, Грачевского, Ивановскую и Терентьеву. Окладский не знал главных тайн «Народной воли», но он знал так много и стольких многих, что жандармы попросили царя отменить казнь своему новому секретному сотруднику, а заодно для прикрытия Ширяеву и Тихонову, заменив ее бессрочной каторгой. Окладского долго подсаживали в камеры к товарищам. Он опознал в 1880 и 1881 годах многих задержанных в облавах народовольцев, на которых не было никаких улик, он опознал имевших совершенно надежные документы Михайлова и Желябова, которые могли бы уйти из-под ареста. Он выдавал и выдавал народовольцев, которые об этом никогда и не узнали. Иван Окладский, он же секретный сотрудник Иван Петровский, получал большое жалованье, стал почетным гражданином, в 1883 году под фамилией Александров на Кавказе выдал всех местных революционеров, в 1889 году подчинялся лично директору Департамента полиции Петру Дурново. Доклады Петровского читал Александр III, называвший его «нашим техником». В 1890 году Окладский выдал группу Истоминой и Файницкого, пытавшую продолжить дело «Народной воли». Он проработал провокатором почти сорок лет и получил большую пенсию. В 1924 году рабочий Иван Петровский пришел в победившим монархию большевикам Ленина, чтобы оформить пенсию, как народоволец и старейший борец с самодержавием. Архивы МВД империи по провокаторам были уже исследованы новой властью, ленинцы подивились наглости Окладского, арестовали и судили его и дали десять лет заключения. На суде присутствовали выжившие в застенках Вера Фигнер, Анна Якимова, Анна Корба, Михаил Фроленко, через сорок с лишним лет узнавшие, кто выдал «Народную волю» жандармам.

4 ноября 1880 года Александр Квятковский и Андрей Пресняков были повешены в Петропавловской крепости, на виду всего Петербурга, собравшегося на Кронверском проспекте и Большой Дворянской улице. Через год Ширяева уморили в Петропавловской крепости, Кобылянского в Шлиссельбурге, Тихонова замордовали на каторге, там же покончил с собой Цукерман. После 4 ноября император Александр II был обречен на смерть от «Народной воли».

Исполнительный Комитет заявил, что после Процесса Шестнадцати партия больше не смотрит на террор как на исключение, а как на средство для достижения цели. 6 ноября 1880 года дворники и городовые ожесточенно соскабливали с парадных дверей домов Невского проспекта, с полицейских участков, с жандармских казарм, с тумб Гостиного двора несоскабливаемые листовки, с которых били в глаза крупные буквы «Смерть тиранам: Месть Александру II теперь не только долг. Честь партии требует, чтобы он был убит!» На большом совете Исполнительного Комитета Александр Михайлов заявил: «Теперь мы, кажется, с ним покончим!»

Народовольцы понимали, что у террора нет будущего. Желябов сказал на совете, что только одно цареубийство не сменит политический строй, но партия, наконец, получит возможность работы во всех сословиях империи. Желябов просил всех готовить себе смену, потому что большая часть Исполнительного Комитета погибнет после убийства Александра II. Народовольцы стали создавать очень сильную московскую организацию во главе с Теллаловым, Ошаниной и Халтуриным, и на нее у обреченных членов Исполнительного Комитета были все надежды.

Отставной поручик Константин Поливанов, щеголевато одетый и веселый, зашел в фотоателье на Невском проспекте, куда он несколько часов назад отдал для переснятия и увеличения две маленькие фотографии, на которых были изображены государственные преступники Квятковский и Пресняков. Фотограф узнал их и донес в полицию. Дело было обычным и задерживать получателя фото на Невский для установления его личности отправились околоточный надзиратель и два городовых. Отставного поручика с шумом задержали, он протестовал, вечером в здании у Цепного моста его незаметно показали Окладскому, и полицейские пришли в полный восторг. В их руки наконец попал надорвавшийся от сверхнагрузок и многолетнего психологического напряжения Александр Михайлов, от усталости совершивший очевидную конспиративную глупость. Организатор и телохранитель «Народной воли» был схвачен, и Департамент полиции почти объявил, что революционерам пришел конец. Они не понимали, что Александр Михайлов был хранителем революционной традиции и любимцем партии, члены которой, приговоренные к смертной казни, отдавали свою еду осужденным на каторгу товарищам, чтобы они могли выжить и продолжить борьбу. В конце ноября 1880 года во главе «Народной воли» встали Андрей Желябов и Софья Перовская, которым до цареубийства 1 марта 1881 года оставалось прожить еще долгих-коротких сто дней. В квартире 27 дома 18 в Первой роте Измайловского полка поселились дворянин Борис Слатвинский и его сестра Лидия Войнова. Желябов и Перовская готовились покончить с Александром II.

Покушение на царя можно было совершить только на улицах Петербурга. Исполнительный Комитет проголосовал за то, чтобы снять помещение в одном из домов по маршруту царя и по одесскому варианту сделать подкоп под улицей, заложить мину и взорвать царскую карету. Рядом с взрывным домом должна была находиться группа метальщиков ручных бомб во главе с Желябовым, который в случае необходимости должен был заколоть императора кинжалом.

В конце 1880 года Софья Перовская и Лев Тихомиров организовали группу, наблюдавшую за царскими передвижениями. Группа должна была определить, в какое время, по каким улицам и как часто император совершал свои поездки по городу.

Перовская составила расписание и график наблюдений. За Зимним дворцом смотрели с Университетской набережной и Стрелки Васильевского острова, с Невского проспекта, с набережной Мойки и от набережной Лебяжьей канавки. Наблюдатели действовали парами, сменяясь в середине дня. Их маршруты менялись каждый день, для того, чтобы замаскировать группу Перовской от полицейского наружного наблюдения. В группе работали И. Граневицкий, Н. Рысаков, А. Тырков, П. Тычинин, Е. Оловенникова, Е. Сидоренко и другие неустановленные историей народовольцы. Перовская и его группа целый день проводили на улице с начала декабря 1880 до 20 февраля 1881 года, изображая рассыльных, модисток, курсисток, студентов, уличных торговцев, разносчиков, зевак.

Игнатий Гриневицкий

На еженедельные собрания-отчеты наблюдательного отряда часто приходил Желябов, расспрашивавший об атмосфере и деталях царских выездов. Все результаты наблюдений Перовская ежедневно записывала в особую тетрадь. Первый месяц следить было особенно трудно, но через месяц все стало по своим местам. По будним дням Александр II в половине второго часа дня ездил в Летний сад по Миллионной улице мимо Марсова поля. По всему маршруту расхаживала многочисленная охрана в штатском и городовые. Окруженная шестью лейб-казаками карета – двое спереди, сзади, по одному по бокам,  – на великолепных лошадях неслась очень быстро. Летний сад был обыскан и закрыт для публики. После полуторачасовой прогулки царь заезжал к родственникам или сановникам и возвращался в Зимний дворец. По воскресеньям примерно в это же время Александр ездил на развод гвардейских полков в Михайловский манеж. Карета летела по Невскому проспекту, через мост на Мойке, мимо Казанского собора, Гостиного двора, затем поворачивала налево на Малую Садовую улицу, и влетала в Манежный двор, по периметру окруженный конными жандармами и полицейскими агентами в штатском. Иногда царский выезд поворачивал налево по Большой Садовой, а затем направо по Итальянской улице подлетал в Манежу. На гвардейском разводе Александр II находился около часа, затем часто по Инженерной улице подъезжал к Михайловскому дворцу, где полчаса пил чай у двоюродной сестры, затем по Инженерной улице царская карета сворачивала направо на набережную Екатерининского канала, затем по Конюшенной площади проезжала мост через Мойку и по Миллионной улице возвращалась к крайнему правому подъезду Зимнего дворца, для безопасности закрытому со всех сторон галереей. За каретой всегда летели открытые сани с полицмейстером первой части Петербурга, начальником личной охраны царя и ротмистром казачьего конвоя. В сани был запряжен тот самый конфискованный полицией для своих нужд серый в яблоках рысак Варвар, на котором землевольцы зарезали шефа жандармов Мезенцева, спасли П. Кропоткина из тюремного госпиталя и отбили Преснякова из полицейского участка. Полиция не страдала мистическими настроениями, потому что не знала, что неотвратимо на империю накатывается 1 марта 1881 года. Ежедневно народоволец Варвар преследовал карету самодержавия, и об этом говорили в обществе.

За два часа до выезда Александра II по царскому маршруту рассредоточивались охранники императора, городовые, приставы, околоточные, конные жандармы. Улицы, по которым должен был проехать Александр II, освобождались от ломовых грузовых подвод, извозчиков, подозрительных и просто пьяных. Внимательные наблюдатели о проезде императора легко могли узнать более, чем за час. Исполнительный Комитет прекрасно понимал, что взорвать царя им будет очень трудно, но император утвердил смертный приговор Квятковскому и еще двадцати революционерам, захватил Михайлова, а значит «Народная воля» будет убивать его до последнего бойца и патрона в револьверах.

На заседании Исполнительного Комитета было решено подкапываться под Малую Садовую улицу, между Невским проспектом и Манежем. У Малой Садовой, Инженерной улицы должны были при царском проезде находиться четыре метальщика новых кибальческих ручных бомб во главе с кинжальщиком Желябовым. Убить Александра II решили в воскресенье у Манежа. В будние дни на Миллионной улице перед Летним садом это было сделать совершенно невозможно.

В начале декабря 1880 года воронежские купцы из крестьян Евдоким и Елена Кобозевы, они же члены Исполнительного Комитета Юрий Богданович и Анна Якимова, сняли полуподвал в доме генерала Менгдена на углу Невского проспекта и Малой Садовой улицы. Через три месяца вывеска на этом доме «Склад русских сыров Е. Кобозева» стала известна в России и Европе.

В подвале были лавка, большой склад и жилая комната. Подвальное помещение было запущено, и Кобозев затеял ремонт, а заодно и подкоп. Чтобы не провалить дело, галерею рыли только члены Исполнительного Комитета Желябов, Исаев, Баранников, Колодкевич, Суханов, Фроленко, Ланганс, агенты Саблин и Тригони. Копали только по ночам из жилой комнаты, одну из стен которой обшили деревом, снимали вечером и устанавливали утром. В Петербурге было очень холодно, и в мерзлую землю трудно и медленно входил бурав. Землю складывали на складе, прикрывали рогожей, углем, дровами, сложно и очень рискуя каждый раз, вывозили ее на ломовых подводах, на которых привозили сыр в лавку. Землю сыпали и в большие бочки, прикрывая сверху двумя рядами сыров. Малая Садовая улица была зоной особого режима, по которой часто проезжал император, и риск для народовольцев был огромным. Богданович весь декабрь и январь изучал сорта и производство овечьих, козьих, коровьих, мягких, твердых, сычужных сыров, но разбирался в этом все равно плохо. Полицейский пристав околотка проверил паспорта Кобозевых по месту выдачи в Воронеже, и там все подтвердили. Подкоп мог быть легко обнаружен при обычном полицейском обыске лавки, и напряжение на Малой Садовой улице росло. Торговля сырами открылась в начале января 1881 года. В лавку зачастили соседние торговцы, быстро определили, что Кобозев плохой купец, а значит им не конкурент. Богданович сказал, что начинает новое дело, поэтому неопытен. Дворник, правда, быстро заметил, что Елена Кобозева, она же Анна Якимова, курит папиросы и иногда не ночует дома, но для доноса этого было еще мало.

Благодаря показаниям Гольденберга и Окладского Департамент государственной полиции собрал большой материал о способах, методах деятельности «Народной воли» и именах революционной партии. В Петербурге проверялись сотни сдаваемых квартир и тысячи паспортов приезжих. Окладский при перечислении фамилий, по которым жили народовольцы, назвал паспорт Агатескулова, по которому жил агент Исполнительного Комитета Г. Фриденсон. Проверку сотен названных Окладским паспортов проводила полиция, подчинявшаяся градоначальнику, и работавший в Департаменте полиции МВД Николай Клеточников ничего не знал. Полицейские установили по прописке адрес Агатескулова-Фриденсона, в ночь на 24 января 1881 года, арестовали его и устроили в квартире засаду. После ареста Михайлова, следившего за безопасностью партии, революционеры от усталости и нервного напряжения не соблюдали систему предупреждающих сигналов, по которой шторы, цветы, утюги, самовары, зонтики, игрушки на подоконниках окон конспиративных квартир должны были предупреждать о провале сменой своего положения в разное время дня. 25 января на квартире Фриденсона попал в засаду Баранников, которого тут же опознал Окладский. Его квартиру сразу же установили по паспорту, прописанному в полиции, и на следующий день на квартире Баранникова взяли Колодкевича, тут же опознанного Окладским. В квартирные засады попали член Исполнительного Комитета Златопольский и агент Тетерка. Весь день 27 января члены Исполнительного Комитета Якимова и Корба пытались предупредить Клеточникова, с которым после ареста Михайлова на связи был Колодкевич, ждали его на квартире, на улице, но Клеточников, узнавший о громких арестах, побежал к Колодкевичу предупредить о провалах и влетел в полицейскую засаду на его квартире. Его арест привел Департамент государственной полиции в столбняк и в ведомстве разразился скандал.

Исполнительный Комитет собрался на большой совет в квартире на Вознесенском проспекте. Обсуждалось, можно ли одновременно с покушением на царя поднять вооруженное восстание членами «Народной воли», которых поддержат сочувствующие. На совете присутствовали руководители народовольческих групп из других городов империи. Активных членов партии насчитывалось около пятисот человек и от выступления пришлось отказаться, еще и потому, что не был разработан план восстания, и революция рисовалась в туманном далеке. Военная организация предложила захватить в Кронштадте крейсер и атаковать Зимний дворец. Это было реально, и подготовкой плана вооруженного восстания занялись Суханов, Желябов и Фигнер, отвечавшая в партии за связи «Народной воли» с Европой. В холодной ярости за погибших в январе товарищей Желябов заявил в присутствии Перовской, Тихомирова, золотого пера партии, Грачевского, финансового директора, Исаева, Кибальчича, Суханова, Фигнер, Якимовой и Корбы: «Мы проедаем свой капитал. Теперь или никогда! Нас ничто не остановит, даже если мы сами попытаемся себя остановить! Хватит ждать! Мы должны дожить до победы, но если нет, и нас не станет, за нами придут другие».

Все силы Исполнительного Комитета были брошены на подготовку цареубийства. В «Подготовительной работе партии» предусматривалось одновременное убийство вместе с царем еще десяти самых одиозных высших сановников империи, но у партии не хватало для этого сил. Нужно было готовить революцию годы и годы, агитировать и пропагандировать среди миллионов подданных, безразличных или возбужденных произволом и самоуправством властей. Они не хотели и не могли ждать еще сорок лет, в которые уместятся две кровавые войны с миллионами жертв, отчаянная борьба их последователей. Народовольцы заявили, что в империи находится очень большое сословие людей, которое никогда не будет работать, а для своего безбедного существования присваивать результаты трудов миллионов подданных, для этого оставляемых в нищете, бесправии и бескультурье. Догадывались ли члены Исполнительного Комитета, что это сословие предпочтет погибнуть и утащить с собой в бездну множество невиновных и непричастных к паразитам людей? Что самодержавие не поступится ни граммом своей произвольной, а потому невменяемой власти? Последователи «Народной воли» поднимут миллионы подданных на восстание против монархии по ее плану тогда, когда там, внизу, не могут больше несусветно жить, а там, вверху, не захотят поддерживать существующий государственный строй. Пожар первой русской революции 1905-1907 годов будет залит потоками крови подданных, но это не поможет монархии, потому что через десять лет массово убиваемые на совершенно не нужной России Первой мировой войне миллионы граждан империи снесут монархию, а вместе с ней империю и устроят сами себе по вековой российской привычке судилище без суда. В многомиллионной резне погибнут лучшие из лучших и у власти удержатся худшие из лучших. Бунт Степана Разина, восстание Емельяна Пугачева, мятеж декабристов показывали и показывали самодержавию черту, за которую оно не должно было переступать, но до него все не доходило. Народовольцы, конечно, понимали, что путь к демократии в тоталитарном государстве будет сопровождаться миллионами жертв, но в ответ на выбор монархия отказалась признавать за всеми подданными право на счастье. Народовольцы знали, что погибнут, но решили показать империи, что если царь не дает жить подданным, его уничтожают.

Исполнительный Комитет решил несмотря ни на что, и во что бы то ни стало провести акт возмездия за казненных и замордованных товарищей по оружию. Своими жестокостями и казнями самодержавие слишком задевало, плевало на поруганное человеческое достоинство очень многих подданных, нарывалось на революционный, немедленный и отчаянный отпор. Народовольцы прекрасно понимали, что если они не уйдут за рубеж, то их все равно замучают в равелинах и сгноят на каторге. Члены Исполнительного Комитета слишком выделялись на фоне сочувствия, добрых намерений и равнодушия общества. Они понимали, что многие идут в революционеры только потому, что во главе партии стоят колоссальные личности, отрешенные бессребреники, открыто служившие народу из любви к всеобщей правде и справедливости, совершенно не экзальтированные и не гипертрофированные, никогда не отступающие от своей цели и лично ненавидевшие царя, сильно и ровно, как Александр Михайлов, или остро и порывисто, как Софья Перовская, как будто мстившая Александру II за то, что он оторвал ее от любимой работы просветительницы и пропагандистки. Подъем духа в Исполнительном Комитете был такой, что все мелкое само собой исчезало, а народовольцев, бывших между собой на «ты», соединяло духовное братство.

15 февраля в воскресенье, Александр II проехал по Малой Садовой в Манеж Подкоп был готов, но мина еще не заложена. Исполнительный Комитет решил, что взорвать царя будут 1 марта, и это седьмое покушение должно быть окончательным. Казалось, ужасный запах пороха и нитроглицерина окутал центр столицы империи. Руководитель партии Андрей Желябов выделил в особую группу Фигнер, Суханова и Тихомирова, которые должны были после цареубийства и разгрома покушавшихся народовольцев уцелеть и продолжить дело «Народной воли». С 15 февраля 1881 года счет жизни императора и многих народовольцев пошел на дни. Ярость Исполнительного Комитета донеслась до Зимнего и император перестал покидать дворец. Желябов и Перовская подобрали четырех метальщиков ручных бомб Кибальчича-Игнатия Гриневицкого, Тимофея Михайлова, Ивана Емельянова и Николая Рысакова, очень просившего об этом. 20 февраля студент Гриневицкий передал Перовской свое завещание для архива партии :

«Александр II должен умереть, и его дни сочтены. Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, враги, его убийцы. Это необходимо для дела свободы. Что будет дальше? Меня, обреченного и стоящего одной ногой в могиле, пугает мысль, что впереди еще много дорогих жертв, и последняя, не особенно далекая последняя смертельная схватка, зальет кровью поля и нивы нашей Родины, потому что история показывает, что роскошное дерево свободы требует человеческих жертв.

Мне не придется участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни часа в светлое время торжества, но своей смертью сделаю то, что должен, и большего от меня никто на свете требовать не может».

Петербург, казалось, дышал битвой. Чувствовалось страшное напряжение и усталость. Террору народовольцы отдавали все силы, потому что иначе его бы не было. В очередном пятом февральском номере газеты «Народная воля» Лев Тихомиров писал, что социально-революционная партия может стать силой только в борьбе и получить в глазах народа обаяние силы путем непрерывных схваток. Вера Фигнер заявила, что после царского взрыва каждый крестьянин спросит, кто и за что убил царя? Ему надо ответить, что его убили народовольцы ради народных чаяний, и это даст революционерам империи такой авторитет, который они завоевали за десятки лет агитации и пропаганды.

К 1881 году, за пять лет деятельности партии революционеров, в империи произошли сто пятьдесят рабочих стачек и двадцать тысяч поджогов помещичьих имений. М. Лорис-Меликов доложил царю, которому оставалось жить меньше месяца, что «предпринятые правительством меры оказывают благотворное влияние на общество» и попросил его из-за опасности покушения не покидать Зимний дворец. Лорис предложил царю разрешить нескольким земским представителям присутствовать на заседаниях ничего не решавшего Государственного совета в качестве наблюдателей. Обсуждение этого предложения было назначено на 4 марта 1881 года.

25 февраля Желябов, Кибальчич и метальщики провели успешное испытание ручных бомб. Желябов вызвал из Одессы своего друга детства адвоката Михаила Тригони. Полиция и жандармы следили за всеми знакомыми руководителя «Народной воли» и засадами был забит весь Петербург. 27 февраля вечером Николай Слатвинский-Желябов пришел в комнату 12 гостиницы Мессюро на углу Невского проспекта и Караванной улицы, в которой остановился Тригони, почти единственный легальный народоволец. Их тут же арестовали и в полиции Окладский незаметно опознал в Слатвинском Желябова. Утром 28 февраля Лорис-Меликов радостно докладывал Александру II, что «главный террорист России наконец пойман». Этим же утром по доносу дворника дома Менгдена на Малой Садовой улице, которому уже несколько раз хозяин сырной лавки Кобозев приказал сбросить дрова во дворе, и не вносить их внутрь склада, за что дворник всегда получал раньше деньги, в Лавку сыров нагрянула комиссия. Если бы это был обычный полицейский обыск, для революционеров на Садовой все было бы конечно. Санитарно-эпидемиологический осмотр проводил генерал Мравинский с приставами.

Генерал потрогал сыр, лежащий наверху бочек с землей, приказал убрать грязь в лавке, которая скопилась за масленицу, когда в лавке было много покупателей, и пришел чуть ли не на центр на склад, заваленный землей из подкопа, прикрытой рогожами с наваленным на них углем и дровами. Мравинский ткнул палкой в уголь, приказал навести порядок на складе, затем прошел в жилую комнату. Генерал для чего-то постучал по деревянной панели стены, за которой был подкоп, но почему-то ничего не услышал. Зачем обшивка, спросил Мравинский. От сырости, ответил Богданович. Приставы составили акт об устранении антисанитарии, Кобозев его подписал, проводил комиссию до входа, закрыл дверь и вытер холодный пот. Смертельная игра «в быть или не быть» закончилась.

Вечером в квартире на Вознесенском проспекте собрался Исполнительный Комитет – Перовская, Исаев, Фигнер, Корба, Суханов, Грачевский, Тихомиров, Ланганс, Лебедева и Фроленко. Перовская объявила резолюцию и Исполнительный Комитет в три часа дня, в субботу 28 февраля, единогласно постановил: «Действовать завтра, 1 марта, действовать во что бы то ни стало, потому что другого случая, возможно, не будет!»

Уже было известно, что сотни полицейских опрашивают тысячи петербургских дворников, чтобы определить квартиру Желябова-Слатвинского, узнают, кто из жильцов не ночевал дома.

Суханов в морской офицерской форме прикрыл Перовскую и помог ей вынести из их с Желябовым квартиры вещи, оружие, нитроглицерин. Кибальчич, Суханов, Грачевский, Фигнер и Перовская готовили четыре метательных заряда в квартире на Вознесенском, Исаев и Фроленко приготовили мину к взрыву в сырной лавке. Когда за несколько дней до этого народовольцы, работавшие в подкопе уже лежа, наткнулись на деревянную канализационную трубу, ее нельзя было обойти, как перед этим они обошли снизу водопроводную трубу, чуть не потеряв направление подкопа к центру Малой Саловой улицы. Метровый деревянный короб обойти было нельзя, потому что внизу подпирали почвенные воды, а вверху и так дрожала мостовая. Деревянную обшивку чудом пробили в верхней части и весь подкоп и сырная лавка мгновенно наполнилась зловонием. Несколько ночей народовольцы герметически закрывали трубу и уничтожали в лавке запах сероводорода и копали, копали, копали. Наконец, через несколько дней копатели услышали над головой цокот копыт ночного извозчика и шорох его саней, и поняли, что все-таки совершили невозможное. Мужество отчаяния толкало и толкало Исполнительный Комитет к цели, и в ночь на 1 марта 1881 года мина на Малой Садовой улице была установлена и подключена к электрическим проводам, которые оставалось только замкнуть в сырном подвале, в котором то ли пахло, то ли не пахло канализацией.

В квартире на Вознесенском проспекте, насквозь пропахшей смесью бертолетовой соли, серы, сахара, студня гремучей ртути, пироксилина, нитроглицерина и серной кислоты, уже ночью Фигнер силой уложила спать свою подругу Перовскую, которой утром предстояло выполнять роль Желябова и руководить метальщиками. Заменить ее было невозможно, и Софья, наконец, заснула среди кучи бомб. Они были в пять раз мощнее известных в мире аналогов. Позднее, на суде, военные эксперты будут просить Кибальчича списать им рецепт, чтобы принять уникальные гранаты на вооружение русской армии, а генерал-губернатор Э. Тотлебен станет просить за террориста номер 3, чтобы его не убивали, а оставили жить и дали ему институт военно-стратегических исследований. Перед сном Перовская попросила сделать пятую бомбу для себя, но Кибальчич уже не успевал. Заготовленные впрок динамитные заряды были взяты на квартирах Михайлова, Баранникова, Колодкевича.

Тем же вечером Александр II сказал в узком кругу на своем императорском третьем этаже Зимнего дворца: «Поздравьте меня. Лорис возвестил мне, что последний заговорщик схвачен, и что травить меня уже не будут». В царских покоях немного поговорили о странном случае. Несколько дней назад огромный коршун поселился на крыше Зимнего дворца и бил голубей и ворон, которые падали на выступ окна в спальне императора. Александр II распорядился прекратить это, но пули коршуна, или орла, или ястреба не брали. 28 февраля громадную птицу поймали в такой же огромный капкан, но исполин взлетел вместе с ним и упал на Дворцовой площади, на то место, где в царя стрелял злоумышленник Соловьев. Кто-то из придворных напомнил, что знаменитая французская гадалка напророчила царю восемь покушений, а пока их было только шесть. Император хотел наутро выехать, все же, в Манеж на развод полков, на его отговаривали. Наконец, Зимний дворец погрузился в сон. Прямо напротив него, через стометровую Неву, в Петропавловской крепости, тоже все затихло, хотя многие узники в ней не спали. Не спали еще не погибшие двадцатипятилетний Александр Дмитриевич Михайлов, двадцатидвухлетний Александр Иванович Баранников, тридцатилетний Николай Николаевич Колодкевич, двадцатитрехлетний Степан Григорьевич Ширяев, двадцатишестилетний Аарон Исаакович Зунделевич, двадцатисемилетняя Софья Андреевна Иванова, двадцатидвухлетний Савелий Соломонович Златопольский, тридцатилетний Михаил Николаевич Тригони. То ли спали, то ли не спали в ночном Петербурге двадцатишестилетняя Софья Львовна Перовская, двадцативосьмилетний Лев Александрович Тихомиров, тридцатилетний Михаил Федорович Фроленко, двадцатичетырехлетний Григорий Прокофьевич Исаев, тридцатилетняя Татьяна Ивановна Лебедева, двадцативосьмилетняя Вера Николаевна Фигнер, двадцатипятилетняя Екатерина Дмитриевна Сергеева, тридцатилетняя Мария Николаевна Оловенникова-Ошанина, двадцатичетырехлетняя Анна Васильевна Якимова, тридцатилетний Юрий Николаевич Богданович, тридцатилетний Михаил Федорович Грачевский, тридцатилетняя Анна Павловна Корба, двадцатисемилетний Мартин Рудольфович Лангане, двадцатичетырехлетняя Наталья Николаевна Оловенникова, двадцатисемилетний Николай Евгеньевич Суханов. В Москве спали и не спали двадцатисемилетний Петр Абрамович Теллалов и двадцатитрехлетний Степан Николаевич Халтурин, в Женеве спали и не спали двадцатичетырехлетняя Ольга Спиридоновна Любатович и двадцатишестилетний Николай Александрович Морозов.

Карета Александра Второго

Как спал свою последнюю ночь шестидесятитрехлетний Александр Николаевич Романов, неизвестно, но почти точно известно, что из Петропавловской крепости через Неву, Дворцовую набережную, сквозь Зимний дворец, Адмиралтейство, мимо Морских улиц, через Мойку и Екатерининский канал по Вознесенскому проспекту к дому 25 летел мучительный немой крик Андрея Желябова, услышанный, конечно, Софьей Перовской:

«Софья! Соня!! Сонечка!!! Убей Вешателя! Взорви Гадину! Товарищи под виселицами хотят дожить и узнать. Хоть кто-нибудь, кто еще остался! Я должен дожить, должен услышать это. Теперь мой кинжал только у тебя.

Слышишь меня, Софья?!»

«Слышу… Мы доживем все, кто еще не убит. Я слышу тебя Андрей, Тарас мой. Я слышу вас всех, братья. Давай, венценосный убийца, врывайся в смерть. Сегодня мы ждем тебя везде».

«И прольется царская кровь...» Эти невозможные люди

Вот удобное место! Софья Перовская шла по Инженерной улице к пересечению её с набережной Екатерининского канала. Здесь царская карета на повороте едет очень медленно, потом набирает ход по набережной и опять замедляется у Конюшенной площади, перед мостом. Надо промерить расстояние по Екатерининскому каналу. Шаг у дворянки Лидии Войновой составляет пятьдесят сантиметров. Пошли, барышня.

1 марта 1881 года

Софья зашелестела по набережной от Инженерной улицы до Конюшенной площади. Справа почти трехметровая стена Михайловского сада, слева метровая ограда Екатерининского канала, прохожих много, но сегодня будний день, а взрыв будет в воскресенье. Надо прийти сюда в воскресенье. Триста шагов, сто пятьдесят метров. Метальщики встанут каждые сорок метров, один за одним. Надо попросить Кибальчича рассчитать по его хитрым формулам, как расставить ребят, чтобы было надежно и точно.

Теперь нужно определить, где встать нашим саням с извозчиком, чтобы вывести метальщиков. Бомбы взрываются с замедлением в две секунды, и у них есть шанс. Первым надо поставить Тимофея Михайлова, громадного рабочего, похожего на медведя. Андрюша называл его «Сугубым». Перовскую вдруг окутала такая ярость, что она испугалась, что это будет заметно прохожим. Последний из оставшихся на свободе старых членов распорядительной комиссии социал-революционной партии «Народная воля» должен доделать цареубийство и она его доделает! Перовская вошла в руководство Исполнительного Комитета в январе 1880 года, после ареста Квятковского. Потом, осенью, арестованного Михайлова заменил Желябов. Они и Тихомиров были едины в том, что императора надо было взрывать. Который год по стране катился этот кошмар, и они ничего не могли сделать. Мундирные из дома у Цепного моста достали Андрея. Они думают, что дело партии проиграно и кончено. Теперь она и ударит. Теперь получится.

Перовская хотела перестать думать, но у нее ничего не вышло. Умирать последним членам Исполнительного Комитета ради бесконечной царской сволочи было нельзя. За последний год двадцать товарищей повисли в петлях. Еще немного, и империю можно будет назвать страной, где со времен Ивана Ужасного меньшая часть населения издевается над большей, и меньшей и большей части это нравится. Перовская, наконец, смогла вздохнуть и попыталась успокоиться. Надо было смотреть, думать, искать пути отхода для товарищей и считать, считать, считать метры.

1 марта 1881 года  

За Михайловым надо ставить Гриневицкого. Его хоть и зовут Котик, но он самый сильный, за него не страшно, вон какое завещание написал. Может, все же не погибнет! Эх, ему эти две секунды Кибальчича точно не понадобятся.

Михайлов, Гриневицкий, Емельянов, Рысаков. Вот так будет хорошо, если Кибальчич не забракует. Ей самой тоже нужна бомба, а то стыдно. Рысакову девятнадцать лет, он несовершеннолетний, плохо еще, наверно думает, куда ему гибнуть. Так просился кинуть бомбу в царя, что надо было соглашаться, а то еще натворит что-нибудь. Зря, может, Желябов его взял в метальщики, наблюдал бы за маршрутами и наблюдал. Может быть, надо было ставить метальщиками членов Исполнительного Комитета? Андрей, наверно, пожалел, их и так всего четырнадцать осталось. Кто поднимет империю, если 1 марта получится?

Никаких «если». Получится! Я хочу этого! Ребята должны спастись, кто захочет. Рысаков вообще четвертый, до него дело, наверно, не дойдет, пусть понюхает пороха, раз так сильно хочет. Вспомни, как сама полтора года назад махала Ширяеву перед царским поездом на Москву.

На Невский уходить метальщикам нельзя, по воскресеньям там много гуляющих, сани не проедут. На Садовой будет полно жандармов, а дальше им не добежать. Слева от Конюшенной Миллионная улица, постоянный царский маршрут, там полно городовых. Может, на лед канала, там проруби, прачки белье стирают, будки стоят. А потом? На Малую Конюшенную, к Зимнему? На канале начнется ад, какой еще лед, прыжки! Остается только Марсово поле, за Мойкой, ближе нельзя, царская охрана все сносит по маршруту. Перовская пошла от Конюшенной площади через Садовый мост к полю. Еще сто пятьдесят шагов, семьдесят метров. На набережной Мойки даже с той стороны извозчика ставить нельзя, что и кого он там будет ждать, сразу же привлечет внимание охраны. Четыре метальщика и рядом извозчик! А если сани будут перемещаться вокруг Марсова поля эти полчаса? Заметят на втором круге.

Пусть наши подъедут к мосту на Конюшенной от Фонтанки за пятнадцать минут. А когда это будет, кто знает? Может, у императора спросить, когда точно его взрывать?

Перовская попыталась улыбнуться, но у нее опять ничего не получилось. Двести пятьдесят метров метальщики зимой, в теплой одежде, по гололеду будут бежать две-три минуты среди множества охранников, жандармов, городовых, околоточных, приставов, в шоке, в хаосе. Добегут, помогая друг другу? Во всяком случае, она будет с ними до конца. А если поставить рядом группу прикрытия? Где? Сразу заметят, вокруг сплошное МВД. И как их всех вывозить? Нет, наш извозчик у Марсова поля, сменные сани с членами Исполнительного Комитета у Летнего сада, на Литейном и везти всех на Лиговку быстро, оттуда пешком на центральную квартиру на Тележной улице. Сама Перовская встанет на Михайловской площади, напротив дворца царской сестры и махнет платком Михайлову, который будет стоять на углу Инженерной и набережной Екатерининского канала. Там всегда дежурит городовой, значит, надо просто вытереть белым платком лицо. Какой должен быть размер платка? Двадцать на двадцать, больше нельзя. От этого места до Михайлова около пятидесяти метров, все хорошо видно. Теперь всё высчитать и проверить, высчитать и проверить, обязательно с Кибальчичем.

1 марта 1881 года

Царь выезжает из Зимнего на Невский и скачет по нему до Садовых улиц. Весь Невский от дворца до Николаевского вокзала пять километров, от дворца до Садовой два километра. Лошади, орловские рысаки, свободно гонят тридцать километров в час, значит скакать царю до бомбы четыре минуты. От Гостиного двора Анечка Корба махнет Лангансу напротив Садовых улиц, а он предупредит Аню Якимову у Сырной лавки, та покажет Фроленко и метальщикам. Невский будет пустой, карету далеко видно, товарищи все успеют. Царь выезжает около часа дня, значит надо выходить в половину первого. А вдруг он выедет раньше, две недели ведь не выходит из Зимнего? Раньше выходить наверно нельзя, заметят. Надо спросить у Кибальчича, когда можно безопасно выходить, чтобы не примелькаться.

Мина на Малой Садовой

Метальщиков сначала расставить на Малой Садовой, с четырех концов, в центре Сырная лавка. У Манежа конные жандармы, Невский под охраной, рядом Аничков дворец цесаревича, также охраняется. Малая Садовая, какой она длины? Софья Перовская пошла по набережной канала Грибоедова, повернула на Невский, перешла у Казанского собора на другую сторону имперского проспекта, пошла направо до самого Адмиралтейства, перешла на другую сторону у Главного штаба, потом двинулась назад, к Гостиному. Зеленый мост через Мойку, Большая Конюшенная, Малая Конюшенная, Екатерининский, Михайловская улица, тут она станет 1 марта, Гостиный двор, на той стороне. От Главного штаба до Большой Садовой четыре тысячи триста шагов, до Малой Садовой еще сто. Да, четыре минуты. Теперь Малая Садовая. Народу много, надо посмотреть, как здесь в воскресенье. Можно у Ани Якимовой спросить, за одно согреться. Надо же, больше, чем в будни. Двести восемьдесят шагов, сто сорок метров, если с разных концов расставить метальщиков, то будет аккуратно. Может их переодеть в рассыльных? Нельзя, не освоятся, пусть будут в своем, и так воздух от ужаса трясется, не каждый день царя взрываем.

Император в Манеже всегда час, надо куда-то уйти с Садовой, если не рванет, а то засекут. Перовская поймала себя на мысли, что давным-давно не называет царя по имени и номеру. Александр – это Михайлов, Квятковский, а не этот, Вешатель. Тут полно кафе, трактиров, все в порядке, есть, где подождать сорок минут. От Малой Садовой по Итальянской до Михайловской площади шестьсот шагов, двадцать зимних минут, еще четыреста шагов до и по Екатерининскому каналу, всех расставить, поддержать, еще двадцать пять минут, не на плацу ведь маршируем, а с бомбами носимся. Хорошо, полиция не знает, что Кибальчич такое изобрел, гранаты бы и заметили и кинуть их не дали, да и карету они не остановили бы, если только ящик сразу бросить. Заходить с Садовой никуда нельзя, не успеем, надо сразу, не спеша, аккуратненько, на Екатерининский. Перовская хотела еще раз пройти по всему маршруту, с трудом себя остановила, нельзя идти, чересчур. Надо еще пройти с Кибальчичем, раз, два, три, пусть все высчитает. А может метальщикам рвануться в Михайловский сад, оттуда на лед Мойки, потом по льду на санях и сразу в Неву? Сани заметят, донесут, да и не было еще такого, на льду. Не было, так будет, подумаешь, очередной граф и князь спьяну куражится. Первый раз, что ли. У Саши Михайлова хорошо бы получилось. Ну, император, всея и белой и малой, и такой и сякой, встречай нас, непрошенных, но долгожданных гостей! Цари должны быть гостями в нашей стране, а не хозяевами! Товарищи были в Михайловском саду, везде решетки в три метра и один вход-выход. Может пропилить еще вход на Мойку, или прокопать? Может ночью получится?

Софья Перовская проснулась в семь часов утра. В первый день весны уже рассвело и можно было ехать на Тележную улицу, где ее в десять часов должны были ждать метальщики. Михаил Фроленко должен был идти в Сырную лавку позже, Анна Корба, Мартин Ланганс в двенадцать часов должны выйти сигналить на Невский. Лев Тихомиров готовил воззвание, которое Таня Лебедева отнесла бы в типографию сразу же после взрыва, Николай Суханов с военными должны были вывести метальщиков с Марсова поля, Григорий Исаев уже находился в Сырной лавке как техник-взрывник, Михаил Грачевский и Николай Кибальчич в последний раз проверяли бомбы. Все было по многу раз высчитано, проверено, подготовлено. Пятой бомбой для Перовской не сделали, не успели, или не захотели успеть. Она и без бомбы, и казалось это всем без исключения в это раннее утро 1 марта 1881 года, почти взрывала просто взглядом. Действовать, действовать, действовать во что бы то ни стало! Если и стало, все равно действовать!

В восемь часов утра Софья Перовская аккуратно и надежно завязала в узелок две трехкилограммовые бомбы, вышла из дома, еще раз посмотрела на Екатерининский канал, пересекавший весь Петербург. Ее провожала Вера Фигнер, которая должна была днем принять в доме 25 по Вознесенскому проспекту, он же дом 76 по набережной Екатерининского канала, всех участников цареубийства, кроме метальщиков. Обе женщины посмотрели вдоль канала, но дома 9, где через несколько часов Софья будет расставлять метальщиков, было, конечно, не видно. Перовская и Фигнер по гололеду, поддерживая друг друга, прошли почти пятьсот шагов по Вознесенскому проспекту и на углу той самой длиннющей Большой Садовой поймали извозчика. Перовская села, положила на колени взрывоопасный шестикилограммовый узел, чтобы не растрясти бомбы по дороге, и отправилась руководить метальщиками. Извозчик проехал через Сенную площадь, и пересек Гороховую улицу. Перовская долго смотрела вправо, где почти хорошо была видна в морозном утре Семеновская площадь, место казни государственных преступников. Извозчик доехал до поворота на Невский проспект у Гостиного двора, повернул направо, оставил слева Малую Садовую, проехал мимо Аничкова дворца, перед которым ходили несколько одинаково одетых и стриженных людей в штатском, пересек Фонтанку, Владимирский проспект и высадил маленькую барышню у Николаевско-Московского железнодорожного вокзала. Перовская пошла по Гончарной улице, повернула направо на Полтавскую улицу, затем налево на Миргородскую, еще раз налево на Харьковскую, потом направо на Тележную улицу. Там, в доме пять и квартире пять, у агентов Исполнительного Комитета Николая Саблина и Геси Гельфман, уже находились Игнатий Гриневицкий, Николай Рысаков, Тимофей Михайлов и Иван Емельянов. Через час еще две бомбы на Тележную улицу привез Николай Кибальчич и провел последний инструктаж. Он предложил метальщикам по возможности бросать бомбы отвесно, тогда не будет веерного разлета осколков. Перовская сказала ребятам, что два дня назад арестовали Желябова, но волноваться не надо, потому что Тарас никого не выдаст. Обстановка в квартире стала нервной и напряженной, Перовская, Кибальчич и Саблин успокаивали метальщиков.

Перовская напомнила всем очередность действий и на плане города Санкт-Петербурга показала места метальщиков на Малой Садовой и набережной Екатерининского канала. Обстановка несколько разрядилась, Кибальчич сказал, что все, очевидно, закончится у Сырной лавки. Он сказал, что больше четырех метальщиков находиться на небольшом уличном пространстве нельзя, через десять минут большее количество бросится в глаза царской охране. Кибальчич сказал, что ребята должны постоянно перемещаться и по Садовой и по каналу, в зависимости от количества прохожих менять свое положение, останавливаться только мотивированно, напомнил, что вовремя проезда царя прохожие останавливаются и снимают шапки.

Перовская повторила еще раз. Если царь повернет с Невского на Малую Садовую, он будет там взорван. Если царь после взрыва или отказа бомбы уцелеет, метальщики должны бросить в него бомбы и убить. Двое ребят должны находиться на углах Невского и Малой Садовой, двое – на Малой Садовой ближе к Итальянской улице. Перовская будет на углу Малой Садовой и Итальянской. Если царь проедет в Манеж не по Малой Садовой, то метальщики должны подойти к Перовской и пройти с ней по Итальянской улице через Большую Садовую, Михайловскую площадь до набережной Екатерининского канала. Михайлов встанет на повороте с Инженерной улицы, подальше от городового, за ним по набережной рассредоточатся Гриневицкий, Емельянов и Рысаков. Перовская от Михайловского дворца махнет Михайлову белым платком, вернее, подержит его около лица. Сто двадцать метров от дворцового подъезда по Инженерной улице до поворота на набережную Екатерининского канала царская карета пронесется быстро, секунд за тридцать. Михайлов после сигнала Перовской должен снять шапку и встряхнуть ее так, чтобы это увидели остальные метальщики и приготовились. Карета замедляется на повороте, потом выезжает на набережную и Михайлов бросает под нее бомбу. Гриневицкий, Емельянов и Рысаков при необходимости кидают свои снаряды и добивают Вешателя. Затем они должны бежать до Конюшенной площади, через Садовый мост к Марсову полю по направлению к Мраморному дворцу, там будут их ждать легкие сани с одной лошадью, с кучером и одним седоком внутри, на деревянном заднике саней слева будет небольшой вылом. Тех, кто останется в живых или добежит, отвезут на Тележную. Если Михайлов взорвет царя и останется жив, то остальные помогают ему скрыться, если он погибнет, при взрыве, то метальщики не обнаруживают себя, аккуратно покидают Екатерининский канал и отправляются на Тележную улицу. Кибальчич еще раз напомнил всем о двух секундах между ударом бомбы о землю и взрывом. Перовская сказала, что все должны быть на набережной Екатерининского канала, как можно ближе ко времени царского проезда, и у них всё получится. Все выжившие народовольцы говорили, что от Перовской било колоссальной силой и верой в успех, и она каким-то образом передалась всем покушавшимся вместе с хладнокровием, решительностью, находчивостью.

Основные надежды Исполнительный Комитет возлагал на взрыв мины на Малой Садовой улице. Богданович-Кобозев должен в двенадцать часов покинуть Сырную лавку, а Якимова подать сигнал находящемуся внутри Фроленко замкнуть провода, когда царская карета въедет на бомбу. Исаев будет находиться рядом, если у Фроленко до царского проезда случатся какие-то сложности.

В начале двенадцатого часа Перовская, Михайлов, Гриневицкий, Емельянов и Рысаков с завязанными узелками-бомбами вышли из квартиры на Тележной улице и пошли по Невскому проспекту взрывать имперского самодержца. Времени до государственного выезда было ещё много, и на Невском, напротив Гостиного двора, пятеро народовольцев вошли в кафе-кондитерскую. Все пили только чай, поскольку кусок в горло не лез, и поел только один Игнатий Гриневицкий. Раньше половины первого на Малой Садовой им появляться было нельзя, так рассчитал Николай Кибальчич.

Утром 1 марта к Александру II с докладом приехал министр внутренних дел Лорис-Меликов. Царь, кажется, подписал «Проект извещения о созыве депутатов от губерний» и прочитал показания Андрея Желябова: «Я служу для освобождения Родины. Жил на средства из фонда освобождения народа, под многими именами, которые называть не буду». Позднее возникла легенда, что Желябов при допросе его откровенно радовавшимся полицейскими сказал: «Не рано ли, господа, радуетесь?», но это была, конечно, поздняя литературная выдумка.

Лорис попросил императора, чтобы он не выезжал из Зимнего, пока министр не доловит революционеров. Александр II ответил, что ему в конце концов надоело находиться под домашним арестом в собственной столице и велел приготовить карету, чтобы ехать в Манеж на развод полков. Один из его многочисленных племянников-гвардейцев впервые должен был маршировать на смотру, и Александр II хотел порадовать его мать, и свою родственницу вниманием к ее сыну. Часы в императорском кабинете пробили полдень.

В двенадцать часов сорок пять минут царь вышел из своего напрочь закрытого подъезда, вошел прямо в подогнанную дверцами ко входу карету и сказал кучеру Фролу «Вперед». Кучер тут же с места перевел великолепных орловских рысаков чуть ли не в галоп. Впереди кареты скакали два терских казака, слева и справа от дверок кареты неслось по одному лейб-гвардейцу, сзади в семи метрах не отставали еще двое. На козлах с кучером сидел ещё один терский казак. За царской каретой в двадцати метрах двигались открытые сани, запряжённые серым в яблоках Варваром, в которых сидели полицмейстер первого отдела полковник А.Дворжицкий, начальник личной охраны капитан К.Кох и начальник казачьего конвоя ротмистр П.Кулебякин. Невский, по которому растеклись охранники и полицейские, уже был освобождён от телег и извозчиков от Зимнего до Аничкова дворца. У Манежа конные жандармы встали у пересечении Итальянской улицы с Садовой и Караванной улицами, Садовой с Инженерной и на набережной Фонтанки.

Когда царский выезд поравнялся с Казанским собором, стоявшая на той же стороне, где собор, между Публичной библиотекой и Гостиным двором, член Исполнительного Комитета Анна Корба замахала рукой мнимой знакомой на той стороне, у пассажных лавок. Наблюдавший за ней член Исполнительного Комитета Мартин Ланганс от Большой Садовой быстро и аккуратно переместился ближе к Малой Садовой, так, что стал виден члену Исполнительного Комитета Анне Якимовой, находившейся слева от входа в свою Сырную лавку Кобозева. Анна Якимова подала знак члену Исполнительного Комитета Михаилу Фроленко, сидевшему у проводов мины в закрытой от случайных посетителей лавке, и члену Исполнительного Комитета Григорию Исаеву, который предупредил члена Распорядительной комиссии Исполнительного Комитета Софью Перовскую, специально от угла Малой Садовой и Итальянской передвинувшейся ближе к Невскому. Перовская нашла глазами стоявшего почти рядом агента Исполнительного Комитета Игнатия Гриневицкого, который тихо-тихо улыбнулся ей чуть заметной улыбкой, не проявляя ни тени страха или волнения. Прошла всего минута от сигнала Анны Корбы и ещё минута оставалась до поворота царской кареты на бомбу.

Михаил Фроленко

Выезд императора свернул на Большую Садовую, пролетел сто пятьдесят метров, свернул направо на Итальянскую, и мимо Софьи Перовской быстро прошелестел к Манежу. Перовская прошла по Малой Садовой мимо метальщиков на Невский, увидела, что он быстро заполняется задержанными на царский проезд извозчиками, ломовыми подводами, гуляющими, и поняла, что царь поедет назад через Михайловский замок. Перовская спокойно обошла метальщиков и повела их на Екатерининский канал. У них были или час, или полтора, если царь после Манежа заедет к сестре в Михайловский дворец, и ребята с барышней опять зашли в кондитерскую. Куда-то подевался Михайлов, наверно сам пошёл осваиваться на место. Через минуты группа вышла из кондитерской и метальщики, каждый отдельно, по Итальянской и Инженерной улицам, пошли на набережную Екатерининского канала. Перовская прошла по маленькой Михайловской улочке, вернулась, вышла на площадь и через несколько минут увидела, как главная карета империи из Манежа по Инженерной улице процокотала к Михайловскому дворцу. Софья вдруг испугалась, что забыла белый платок. Если царь не заедет к сестре, ей надо будет сразу же чем-то предупредить Михайлова. Платок был на месте, в муфте, ещё один, поменьше, на случай если первый вырвет ветер, находился в радикюле, дамской сумочке. Царь, кажется, вышел из кареты и вошёл во дворец, а Михайлова на углу Инженерной и канала не было. Внезапно пошёл снег и даже поднялась метель, поворот на канал стол плохо виден, и Перовская пошла на набережную, на которой с узелками перемещались Рысаков, Гриневицкий и Емельянов, вместе с прохожими, случайными зеваками, скалывающими лёд рабочими, подмастерьями. От Конюшенной площади медленно шёл какой-то мальчик-посыльный. Между ним и Перовской на ста пятидесяти метрах набережной Екатерининского канала вперемешку стояли городовые, сыщики в штатском, народовольцы с бомбами, приставы и околоточные надзиратели. Она, кажется, подумала, что хорошо, что нет Михайлова. Двухметровый «сугубый» великан был бы на забитой набережной явным перебором. Перовская сказала Гриневицкому, что остались минуты и она будет стоять почти на углу Инженерной и Екатерининского, иначе метальщики её не увидят. После взмаха белого платка у них будет меньше минуты до проезда царя. Ни о каком стоянии метальщиков на назначенных им номерах не могло быть и речи. Перовская прошла мимо городового и стала ждать царского проезда. Любопытные, кроме неё, были ещё и никто не вызывал подозрения у императорской охраны, жалованье членов которой не превышало средней заработной платы обычного мастерового.

В Манеже царь почти час смотрел на развод караулов одного из гвардейских полков. Без десяти два он заехал к кузине в Михайловский дворец, пробыл там двадцать минут и в начале третьего вышел и сел в карету. Лошади вынеслись на Инженерную и карета и сани сопровождения обогнали возвращавшийся из Манежа Восьмой флотский экипаж. Перовская достала из муфты белый платок, приблизилась к ограде канала и поднесла его к лицу. Белое на фоне летящего снега увидел стоявший первым Рысаков, за ним Гриневицкий. Время вдруг сжалось, часы сложились в минуты, минуты вогнались в секунды, и мгновения остановились.

Карета на повороте замедлилась и выехала на набережную. Все прохожие и любопытные на Екатерининском канале остановились и сняли шапки. Кучер стегнул орловских рысаков и в этот момент Николай Рысаков швырнул бомбу им под копыта. Две долгих, долгих секунды он смотрел, как мимо проносятся кони и карета и ничего, ничего не взрывается. Вдруг ожидающе-неожиданно ахнуло, но уже почти сзади кареты, и в грохоте исчезла вдребезги разнесенная ее задняя стенка.

Оглушенные лошади тащили подбитую карету еще несколько метров, контуженный кучер заваливался на сидевшего рядом конвойного казака, а нетронутый своей бомбой Рысаков с криком «Держи, лови его» бежал почему-то к Перовской, к Невскому проспекту. Из остановившихся рядом саней охраны к нему кинулись Кох и Кулебякин, и рабочий, скалывавший с тротуара лед, швырнул Рысакову под ноги лом. Метальщик упал, почти успел подняться, но его за ноги схватил догнавший городовой, и тут же навалились Кох и Кулебякин. Со всех сторон бежали к взорванной карете полицейские, охранники, моряки экипажа, полковник Дворжицкий открывал дверцу кареты, из которой уже вылезал оглушенный император. Его сильно шатало. Дым и поднятый снег над местом взрыва, наконец, рассеялись. Дворжицкий просил Александра II тут же пересесть в сани, сказал, что бомбист схвачен, и царь ответил, что сначала хочет посмотреть на злоумышленника. Рядом лежали побитые осколками конвойный казак и мальчик-посыльный. Царя почти подвели к поднятому на ноги шатающемуся и тоже оглушенному Рысакову. Все кричали, спрашивали, что с государем, и Александр II ответил, что слава Богу, он уцелел, но вот, раненые... Рысаков резко произнес: «Еще слава ли Богу?» Император замедленно спросил его, кто он, и Рысаков ответил, что мещанин Глазов. «Хорош!», проговорил царь и Дворжицкий, Кох и Кулебякин стали уговаривать его в набежавшей сумятице скорее уехать. Александр пошел к саням, но прежде захотел посмотреть место взрыва. У ограды канала, прямо напротив воронки шириной и глубиной почти метр, мертво стоял кто-то в студенческой шинели, без шапки, держа в скрещенных руках какой-то узелок, перевязанный красивой тесьмой. Он оторвался от решетки, как-то боком среди охранников прошел три метра к царю и поднял вверх руки со свертком. Игнатия Гриневицкого и Александра II разделяла только воронка, и метальщик грохнул вторую бомбу между собой и царем. Долго-долго раздавался взрыв и заволакивал все вокруг дымом, снегом и грязной землей, на которой внизу лежали раненые. От поворота кареты с Инженерной улицы на Екатерининский канал прошло ровно пять минут.

Император с раздробленными ногами откуда-то с низу прохрипел «Помоги» полковнику Дворжицкому. Его с трудом переложили на чью-то шинель и перенесли в сани. Александр II тихо произнес «Домой, в Зимний», и сани рванули. Из ног обильно лилась кровь, но их никто не догадался перетянуть, как и послать за докторами, чтобы бежали сразу в Зимний. Варвар народовольцев бешено повез монарха к его самодержавной резиденции. То, что осталось от Гриневицкого, повезли в военный госпиталь в сопровождении множества жандармов.

Перовская к месту взрыва не подходила. Она прошла на Невский и по проспекту пошла в сторону Николаевского вокзала. Недалеко от Аничкова дворца навстречу ей пронеслась карета наследника, летевшая в Зимний дворец. За Аничковым она перешла по мосту Фонтанку и на Владимирском проспекте в маленькой кофейне «Капернаум» встретилась с членами своего наблюдательного отряда: «Кажется, удачно. Если не убит, то тяжело ранен. Бросили бомбы, сперва Коля, потом Котик. Николай арестован, Котик, кажется, убит». Выжившие народовольцы вспоминали, что она совершенно не волновалась, была серьезна, сосредоточена и грустна. Потом из кофейни она пошла на Вознесенский проспект, где собирался весь Исполнительный Комитет. На улицах было заметно волнение, но никто еще точно ничего не знал.

Около трех часов дня Александра II на шинели внесли на третий этаж Зимнего дворца. Его переложили на кровать, и доктор Боткин в половине четвертого дня 1 марта 1881 года зафиксировал императорскую смерть. Через неделю царя похоронили в Петропавловской крепости. На месте взрыва погибли лейб-казак, мальчик-посыльный и мещанка, тяжело и легко были ранены полицейские, казаки, случайные прохожие. Один из дядей императора сказал, что 1 марта 1881 года идиллистическая Россия с царем-батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать. Департамент полиции доносил министру, что после приказа вывешивать государственные флаги, некоторые дворники спрашивали: «Неужели опять промахнулись?» Когда из-под умиравшего из-за потери крови императора забрали шинель, кровь чуть не потоком вылилась на паркет. Приближенные макали в нее носовые платки, а вельможи возмущенно говорили, что подобного в России еще никогда не было. Им напомнили об убийствах Петра III и Павла I, и спросившие получили ответ: «Во дворце душить можно, но на улице взрывать нельзя!»

Последний сон Софьи Львовны

Михайлов, Квятковский и Баранников удивленно переглянулись. По Солянке прямо на них шел огромный городовой, держа над головой на почти вытянутых руках грубо сколоченный стол, к которому цепью была прикована захватанная амбарная книга. Полицейский старался ее придерживать правой рукой, прижимая к ножке стола большим пальцем, но у него получалось плохо. По ногам, закрытым длинной шинелью, при ходьбе колотила шашка, в просторечии называемая селедкой. Картина морозного московского хмурого утра была настолько яркой, и непривычной, что Михайлов, Квятковский и Баранников с трудом сдержали удивленный смех. Они расступились и пропустили пыхтевшего от натуги городового. Догнавшие их Желябов и Колодкевич объяснили господам дворянам, что они только что видели.

Городовые должны были ночью несколько раз обходить свои участки, блюдя покой москвичей, но никогда этого не делали, предпочитая отсиживаться в теплых будках, за что московский люд называл их будочниками. Новый обер-полицмейстер сразу сделал неожиданный ночной обход, увидел безобразие и принял, как ему казалось, действенные меры. Москва, как и другие города империи, была разделена на полицейские части и околотки и обер-полицмейстер приказал частным приставам и околоточным надзирателям еженощно проверять несение службы будочниками. Для этого городовым выдали амбарные книги, в которых их начальники должны были расписываться и ставить время и дату проверки. Полицейское начальство ночами предпочитало спать, несмотря на приказ обер-полицмейстера и поэтому скомандовало городовым при утренней смене носить книги к ним домой на подпись. Через месяц обер-полицмейстер опять повторил свой ночной обход, опять увидел безобразие и неисполнение и приказал приковать амбарные книги к будочным столам цепями. Городовые стали носить книги на подпись приставам и надзирателям вместе со столами, обер-полицмейстер махнул рукой и, конечно, никого не наказал за невыполнение собственного приказа. Москвичи сначала смеялись, но быстро привыкли к очередному самодержавному идиотизму. Не он первый и не он последний. Дело житейское. Подобная рутина усыпляет сознание и опускает руки у благомыслящих людей и они падают на дно болота, где привольно могут жить только амфибии. Мертвые кости засеивали и засеивали сонное царство имперской жизни. Ликующие избранники жизни выдергивали из этого царства недовольных, мешавших остальным подданным спать вечным сном.

Грохот университетских волнений, шумный молодежный поход в народ, выстрел в обнаглевшего сатрапа монархии Веры Засулич и ее оправдание судом, попытка ее незаконного задержания после освобождения, демонстрация у Казанского собора и покушения появившихся революционеров на столпов самодержавия начали будить спящих и, как петушиный крик на рассветной заре показались многим разбуженным радостным утром новой жизни. Последовавшие тут же крутые меры воздействия, сумасшедшее по своей длительности и жесткости предварительное заключение, свирепые приговоры и казни, коллективные ссылки на каторгу почти навсегда, организация для выспавшихся ужасных карийской каторги, Якутского и Калымского поселения, внесудебные административные высылки скопом всех инакомыслящих в гиблые имперские места – все эти акты самодержавной монархии возмутили общество до глубины души во всех городах империи. Множество людей видели, что в бесконечной войне правды и кривды имперская правда почему-то всегда выбирала сильного и наглого мошенника. Проснувшаяся мысль и совесть не находили успокоения. Каждый день и каждый месяц и каждый год их разжигали яркие случаи сугубого имперского насилия и явного беззакония, которые волнами разносились во все углы и закоулки огромной страны. Подданных все больше и больше раздражала скандальная откровенность самодержавия, пытавшегося ужасом задушить появившуюся волю. Стоявшие во главе империи сеяли страх, но вызвали возмущение и появление революционных героев, в борьбе обретавших свои силу, смелость и право и пытавшихся остановить каннибальскую пляску правительства.

В обществе активно обсуждалось, действительно ли герой – это дождь, который освежает землю испарениями, поднимающимися из той же земли, и может ли великая личность как искра взорвать не только порох, но и даже камень. Либералы империи говорили, что монархия давно окаменела и упорно пятится назад, планируя задним ходом добраться до нужного места, потому что земля круглая. О самодержавии говорили, как о заговоре собственников против неимущих, в империи появился термин «экспроприация экспроприаторов». Ранней холодной весной Александр Михайлов, Николай Колодкевич, Александр Квятковский, Андрей Желябов и Александр Баранников приехали из Петербурга в Москву за оружием для почти подготовленного имперского восстания и для освобождения отправляемого по этапу в Сибирь знаменитого революционера и героя Процесса 193-х Ипполита Мышкина.

Низкие, угольно-дымные тучи полностью затянули тяжелое московское небо. Дымили многочисленные трубы десятков фабрик и заводов, заливая смрадом все пространство над городом. Желто-гнилой снег никто не торопился убирать даже перед дворцом генерал-губернатора на почему-то всегда грязной Тверской. Снежные тропинки-дорожки, протоптанные многочисленными прохожими, заляпывали широкие лужи цвета мочи, смешивавшиеся с залежалыми грязными наплывами на земле. В модных пальто, котелках и шляпах, перчатках и ботинках три народовольца Александра, выглядевшие как богатые дворяне, сразу с Николаевского вокзала отправились в элегантный «Лейпциг» в центре древней столицы. Желябов и Колодкевич, старавшиеся походить на купцов средней руки, поехали в находившиеся недалеко от «Лейпцига» меблированные комнаты. За совсем мало дней пяти членам Исполнительного Комитета «Народной воли» необходимо было стать своими на подпольном рынке оружия и выяснить все о тюремных этапах, отправляемых в Сибирь. Для петербургских студенческих и рабочих дружин были необходимы три тысячи нарезных винтовок, пятьсот револьверов системы «Смит-и-Вессон», тысяча кинжалов и десятки тысяч патронов. В забитом полицией, жандармами и провокаторами Петербурге покупать или захватывать оружие было нельзя. Восстание должно было случиться неожиданно и закончиться мгновенно. Об этом ударе Исполнительного Комитета монархия узнает тогда, когда он ее поразит.

Московские народовольцы выяснили, что Мышкина держат в Бутырской тюрьме. Отправляемых уголовных и политических преступников секли плетьми на Болотной площади, чтобы не было сил бежать, а потом с Рогожской заставы в цепях и кандалах гнали по Владимирской дороге. Нужно было подкупить палача, чтобы не забивал Мышкина, и вместе с давно находившемся в Москве Степаном Халтуриным найти место для налета на этап сразу за городом. Нужно было подготовить пути отхода из Москвы. Поездами и дилижансами уезжать было нельзя, как и опасно было уходить в сторону Петербурга или на всегда горячий юг. Народовольцы решили уводить Мышкина на запад, и мимо Смоленска и Пскова выйти к столице. Михайлов и Квятковский изображали из себя богатых путешественников, собиравшихся на большую охоту в Австралию и Африку. Количество покупаемого оружия было очень большим, и хватило бы для всей полковой охоты, но черный рынок не очень интересовался целью покупки. Москве всегда были нужны деньги, деньги и деньги.

Мокрый снег бил в глаза. Извозчик в уделанном то ли армяке, то ли зипуне, в рваной шапке, ехал по ямам и ухабам так, что Квятковский дважды чуть не вывалился из саней, но был пойман силачом Баранниковым. Извозчик на козлах говорил, похохатывая, что были случаи, когда экипажи разваливались, и седоки ломали руки и ноги. Желябов и Колодкевич ехали следом, на Варварку, и уже примеряли петербургское восстание на Москву. «Народная воля» давно знала, что почти нигде, ни в одном городе империи не пользовались не то, что почетом, а даже элементарным уважением не только губернаторы, но и все меньшие начальники, как один надменные, высокомерные, необоснованно тщеславные, глупые, необъятные и кичливые как свиньи, малообразованные и малограмотные хамы и наглецы, уверенные в своей безнаказанности, одинаковые сверху до низу, плевавшие на закон и ответственные только перед самодержавием. Петербург, Москва и далее со всеми остановками от Архангельска и Смоленска до Оренбурга и Владивостока. Ну что же, посмотрим, действительно ли закон не обязателен для всех подданных, а только пугало для народа. Только то, что каждый из этих несусветных столпов самодержавия может и должен получить расплату за свои издевательства над людьми, сдерживало их от постоянного срывания с цепи. Губернаторам и градоначальникам со всей силы помогали чиновники всех сортов, заливавшие империю бесконечным чернильным дождем, почему-то всегда для них складывавшимся в слова «что хочу, то и ворочу».

Сразу же после приезда народовольцы встретились с Халтуриным и поехали на Рогожскую заставу, на которой жили почти одни староверы-раскольники. Чужих туда не пускали, и то, что тюремный этап формировался на заставе, было удачей. Михайлов полгода жил среди старообрядцев, проверяя, можно ли поднять эти сотни тысяч обиженных людей на революцию. Александр легко перевоплощался из холодного дворянина в барственного и властного князя, важного купца, аккуратного старовера и постоянно учил друзей по Исполнительному Комитету искусству перевоплощения. Желябов всегда говорил, что революционер не должен пройти мимо удачи и схватить ее в любых условиях. На Рогожской заставе народовольцы не привлекали лишнего и чужого внимания. Москва встречала революционеров погруженными в полумрак ободранными домами, кривыми мостовыми и тротуарами, которые очень хотели ими казаться, редкими фонарями с чадящим маслом, чудом не допитым с кашей всегда голодными пожарными, и жителями, которые брали извозчика, чтобы перебраться с одной стороны улицы, полностью залитой грязью, на другую.

Народовольцы не очень любили Москву. Третий Рим давно был ослеплен идеей собственного величия, забывая при этом чистить и освещать свои улицы. Деспотичное самовольство и наглость сопровождалось в нем полным невниманием и пренебрежением к человеку, развращенным раболепием перед самодержавием, бесчисленными слухами и сплетнями вкупе с необъятной погоней за наживой. Градоначальник мог постановить, чтобы мещане ели блины только на масленицу, и горожане покорно и безупречно подчинялись бессмысленному сановному идиотизму, вроде бы выражавшему закон, который не закон. Длинные волосы, борода и усы объявлялись нигилизмом и вольнодумством и запрещались для ношения всем, кроме мужиков, священников и старообрядцев. Бесконечный произвол постоянно усугублялся бессмысленным самодурством, который через силу терпели подданные. В Москве чуть ли не до середины XIX столетия городовые-будочники охраняли порядок с алебардами времен Ивана Ужасного, в очередной раз удивляя подданных властным тупоумием. Университет, библиотеки, Малый театр в древней столице возвышались как одинокие монументы культуре, находившейся в империи XIX века ни на каком месте. Вся империя знала, что Москва слезам не верит и бьёт с носка, и не дай бог попасть ей на зуб, этой небезопасной древней столице, где злодей на злодее сидит и на ходу рвут подошвы. Подданные хохотали, когда узнали, что из Кремля украли знаменитую пушку, и чуть не продали ее на металлолом. Хотели и знаменитый колокол украсть и продать, да не нашлось покупателей. Либералы говорили, что если бы московскому ворью понадобилось украсть и продать царя, у него бы все получилось. Народовольцы знали, что купят в этом вороватом городе оружия хоть на всех имперских революционеров.

Вскоре Михайлов, Баранников, Квятковский, Колодкевич, Желябов и Халтурин уже знали, где нападут на этап и освободят Мышкина, и как и где будут покупать оружие. Нашлись в городе умелые люди, которые узнали все, что нужно у тех, кто знал нужное. В затхлом, непроветриваемом воздухе старых дворянских усадеб уже чувствовалось пока еще только дуновение грозно-беспощадного ветра имперских перемен, пытавшегося отворить навсегда заделанные окна. Серьезной проблемой было то, что многие добрые люди очень боялись потерять чин и должность, дававшие им средства к существованию. Заменить им полунадежное будущее должно было что-то очень значительное и нужное.

Народовольцы легко зарегистрировали в полиции свои нелегальные паспорта, не вызывавшие никаких подозрений. Пятеро членов Исполнительного Комитета встречались в Малом театре, где с интересом смотрели пьесы Островского, в трактире на Ильинке, в Александровском саду, в Китай-городе, и уточняли свои планы. Другие подданные могли тратить свою жизнь так, как хотели. Народовольцы – не могли, потому что жизней у них почти не оставалось, и они знали это.

Товарищи по партии не раз побывали в Охотном ряду в ножевой линии, в торговых рядах на Кузнецком мосту, у Сухаревской башни, на Большой Садовой улице, в Зарядье, везде с местными революционерами, иначе они давно бы уже уплыли в никуда с кинжалами в груди или просто достались бы старым и мерзким подвальным крысам. Бог революции миловал, прошли и по «темным оружейным лавкам». Даже Желябову и Баранникову с их пудовыми кулаками было очень неуютно в подпольной Москве, царстве Мамоны, просящем серного огня, одновременно пекле и выгребной яме, по грязным каналам которой каждую ночь плыли и плыли трупы ограбленных и просто кому-то не понравившихся. Народовольцы встречались с нужными людьми в трактирах у Егорова, у Шустова, в Большом Московском, в Новотроицком, у Старой площади, на Кузнецком, у Балчуга и везде побывали в железных рядах. Оружие восстанию надо было много и в одном месте покупать его было нельзя.

Члены Исполнительного Комитета от Варварки дошли до Никольской улицы, где торговали железом и медью, кинжалами и охотничьими ружьями. Все народовольцы хорошо разбирались в оружии. Ружья для восстания были нужны те, которые находились на вооружении армии, и купить их тысячами было совсем не просто. Несколько раз им попадались штуцера, нарезные ружья, выпущенные более тридцати лет назад. Винтовок Бердана и Нагана, с нарезами в канале ствола, придававшими пули вращательное движение, что обеспечивало дальность выстрела на два километра и со скорострельностью десять выстрелов в минуту, нигде не было. Баранников предложил купить винчестеры, магазинные винтовки, но патронов к ним давали только по двести на ствол и потом взять их было негде.

Народовольцы небольшими партиями покупали кинжалы и отвозили их на Рогожскую заставу, где Михайлов снял склад на два месяца. Китай-город был набит лавками, торговцами, сбитенщиками, нищими, блинщиками, пирожниками, разносчиками, коробейниками. Везде густели грязь, ругань, споры. В Печатном дворе чуть ли не навалом лежали книги почти XVI-XVII веков, им не было цены, но дорогие партийные деньги тратить на них было нельзя. В Егорьевске товарищам удалось купить отличные шашки. Все народовольцы понимали, что в любой момент могут потерять свои головы, но искали и искали винтовки, а над Китай-городом, над Москвой, над империей, над красными кремлевскими стенами, над высокими башнями висели на шпилях далеко видные монархические двуглавые орлы.

Грязная выше высшего не раз отодвинутого предела, Красная площадь была забита торговцами и покупателями. В этом бесконечном караван-сарае с нескончаемыми лавчонками везде и всюду торговали пирожками с котятами, с тряпками, гнильем и всем, чем можно и чем нельзя. Если покупатель обнаруживал обман, на него со всех сторон с ором и хором набрасывались торгаши, и он был рад, когда просто уносил ноги, покупая гниль, лишь бы от него отстали. Почти у всех лавок стояли изображавшие охранников наглые сторожа-упыри с почти отмороженными за долгую зиму лицами и чуть ли не тянули покупателей за руки в свои магазинчики, с криком, бранью и почти угрозами. Желябов и Квятковский не выдержали и несколько раз шваркнули по наглым сторожевым мордам. Все лавки и их холопы были как на одно лицо, чтобы обманывать провинциалов, которые отдавали деньги за покупки, а потом не могли найти ни лавки, ни продавца.

По торговым рядам ходили разносчики каши с мясом, со своими мисками и ложками. Грязные миски разносчики ставили на выходе из рядов и десятки бродячих грязнющих и завшивленно-блохастых собак вылизывали их до блеска. После этого разносчики каши опять шли по рядам и продавали в этих вымытых собаками мисках еду. Михайлов и Баранников с трудом вдвоем удержали от мордобоя Квятковского, увидевшего такую торговлю впервые. Халтурин трижды ловил продавцов кинжалов на подмене уже купленного товара. Без него друзья обязательно накупили бы железной дряни. По грязным ступеням товарищи поднялись на второй этаж торговых рядов, к нужной оружейной лавке, в которой по стенам рядами стояли штуцера. Берданками и наганами тут в открытую, конечно, не торговали, но Халтурин поговорил с одним приказчиком, другим, третьим и сказал товарищам, что они, наконец нашли то, что нужно, почти по официальной цене. Встреча с оптовым продавцом армейских винтовок, как обычно, украденных интендантами со складов Военного министерства, была назначена в одном из трактиров на набережной Яузы. Все члены Исполнительного Комитета понимали, что идут на смертельно опасное дело, но так было нужно, подставлять свои революционные головы ради всех подданных.

Товарищи спустились в смрадный трактирный зал, гудевший и грохотавший смехом, плачем, хохотом, рыданиями, криком, бранью, скулежом, скандалом, воплями, похожий на низкий безоконный склеп. То ли вход, то ли выход, непосвященным казавшийся единственным, находился напротив сцены с музыкальным автоматом и столов на четверых, маленьких ниш с занавесками. Все тонуло в сумрачном тумане и дыме, сквозь которых с трудом просвечивали маленькие газовые рожки.

Халтурин спросил нужного человека. В дальней нише сидел купчина в возрасте, в полусумраке, за столом, покрытом скатертью в грязных пятнах. Народовольцы подошли и сели за стол. Квятковского мутило от провонявшего немыслимыми миазмами воздуха, его товарищи молча терпели эту беспробудную, продолжавшуюся день и ночь трактирную то ли жизнь, то ли смерть. Дело восстания должно быть завершено, и ему нужны винтовки. Купцу в одежде старого покроя были переданы полученные в красных рядах нужные слова и начался сложный разговор, в этой почти пещере настоящих древних людей. Купчина попросил предъявить деньги или банковскую чековую книжку. Желябов тихо и резко спросил о количестве оружия. Купец долго смотрел на революционеров, понял, что это не полицейские провокаторы, и назвал цифру в четыре тысячи нарезных стволов. Деньги надо было платить вперед и Колодкевич дал пять тысяч наличными рублями и еще одиннадцать кредитными билетами известного петербургского банка. Продавец назвал адрес и пароль оружейного склада. Нужны были ломовые извозчики, которых у народовольцев не было, такие, кто не донесут в полицию.

В городе было три извозчичьих биржи и на двух из них нанимать ломовиков было нельзя. Халтурин сумел нанять «темные подводы» и в течение длинной февральской ночи народовольцы перевезли за два раза все оружие, сначала на один склад, ломовиков отпустили, тут же на своих дрожках перевезли винтовки на другой склад, потом на подмосковные дачи на двух орловских рысаках, купленных для освобождения Мышкина. В течение десяти дней половина «Народной воли» кружными хитрыми путями перевозила оружие в Петербург, на Выборгскую сторону и в Кронштадт. Дело было сделано за месяц и теперь оставалось отбить под Москвой Ипполита Мышкина. С Рогожской заставы этап в Сибирь отправлялся через четыре дня.

После многодневных походов по торговым рядам старой царской столицы Александр Квятковский был очень расстроен. Он видел множество купцов, похожих на свиную стаю, половина которой была всегда пьяной, как грязь. Вся Москва постоянно обсуждала пьяные купеческие загулы, обычно начинавшиеся в ставшем знаменитом ресторане «Яр». Как правило, гуляли и куражились провинциалы, получавшие от московских сделок и обманов большие барыши. Ни о какой конкуренции не было даже речи, все торговцы, как очумелые, держали одну цену, а их монополии обеспечивали подкупленные чиновники, всеми доступными государственным служащим способами убиравшие конкурентов своих людей, почему-то называвшихся купцами. Пьяные как грязь торгаши ехали в Смоленск охотиться на крокодилов, другие на мясном рынке в Зарядье украли зачем-то огромную свиную тушу, одели ее в тулуп, шапку и валенки, и как пьяного товарища выволокли мимо обворованного продавца. Третьи охотники за наживой в московском зоопарке выпустили на волю всех птиц и обезьян, которых пожарные под хохот всего города едва живых от холода целый день снимали с деревьев. Четвертые гильдейцы напоили слона невменяемым количеством водки, животное, конечно, разбушевалось, и пришлось вызывать солдат, которым из-за боязни бунта не выдавали патронов, и слона бестолково и страшно убивали целый день под комментарии собравшихся прохожих зевак.

Квятковский сказал товарищам, что имперские купцы собрали большие деньги и стали очень серьезной силой, которая за несколько десятилетий может победить российскую культуру, здравый общественный смысл и поменять понятие добра и зла местами. После выборов в Учредительное собрание победившей империю республики, в нем будет множество таких так называемых купцов, купивших депутатское место или проложивших в выборный орган путь тяжелыми безменами. Исполнительный Комитет «Народной воли» завоюет в империи власть и передаст ее народным избранникам, среди которых, и теперь это совершенно очевидно, будут преобладать обнаглевшие купеческие хари. Это была серьезная имперская проблема, и народовольцы решили ее обсудить на специальном партийном съезде.

На Рогожской заставе еще оставалось почти две сотни винтовок, патроны, порох, кинжалы и дальнобойные охотничьи ружья. Доставка всего этого богатства было сложной и опасной. Все революционеры империи помнили, как один из их товарищей был взят прямо в купе поезда, потому что вагонный проводник сообщил железнодорожным жандармам о неподъемных чемоданах пассажира, в которые революционер без меры набил динамит.

Шестеро друзей решили уходить с отбитым Мышкиным сначала на орловских рысаках, потом через пятьдесят километров пересесть в извозчичьи тройки под Москвой и сесть в поезд в Вязьме, чтобы кружным путем доехать до Петербурга. Опытный, пять раз уходивший из полицейских рук Николай Колодкевич предложил провести акцию прикрытия во время захвата тюремного этапа и она товарищам понравилась. Члены Исполнительного Комитета «Народной воли» гармонично дополняли друг друга и поэтому у них все получалось.

За три дня до этапной атаки загримированный Баранников на Тверской заставе в самом начале Петербургского тракта нанял две ямщицкие тройки до самой столицы, приказав, чтобы они в течение недели день и ночь ждали пассажиров. После налета полиция в первую очередь ринется на заставу ловить революционеров, которые туда не придут. Желябов проехал до Вязьмы и обратно, проверил пути отхода до метра и минуты, определил подставы по пути, посмотрел железнодорожное расписание поездов на чугунке. Они все останавливались в маленьком и незаметном Гжатске, и народовольцы решили садиться на поезд именно там. Билетов заранее не брали. Можно было ехать на Ростов или Ярославль, но народовольцы не могли себе позволить никакого риска. Западную дорогу жандармы перекроют в последнюю очередь. Они поставят заслоны только в Смоленске, до которого революционеры не доедут.

Халтурин подкупил бутырского палача и тот за сто рублей не стал забивать Мышкина перед этапом, в котором вперемешку вели уголовных и политических преступников империи. Революционеры несколько раз выезжали под Москву на место налета на этап, примеривались. Место было удобное для атаки, в тридцати километрах от Рогожской заставы, за шесть часов ходьбы устанут не только кандальники, но и солдаты охраны. Жандармы сибирские этапы не сопровождали, ленились, преступников вели армейские солдаты. Пригорок вдоль Владимирского тракта был покрыт кустами. Атака, потом на дрожки с дороги на проселок, через Подольск и Нарофоминск к Можайску. Все должно получиться.

С девяти часов утра хмурого мартовского утра шестеро народовольцев сидели в засаде. Дрожки с рысаками стояли сзади пригорка. Этап ожидался около двенадцати часов дня, в сопровождении взвода солдат с двумя унтер-офицерами, охранявшими триста этапников. Шансов остаться в живых у Михайлова, Квятковского, Баранникова, Желябова, Колодкевича и Халтурина почти не было, и народовольцы это хорошо понимали. Двадцать восемь солдат с винтовками против шести революционеров с берданами и револьверами, это был совсем не равный счет, с учетом того, что народовольцы не хотели никого убивать. У них было только несколько минут, а может быть, и секунд.

По Владимирскому тракту брел каторжный этап. Впереди медленно двигались люди с кандалами на руках и ногах, за ними шли не закованные, уже измученные этими длинными километрами дороги. На серых убитых арестантских халатах спереди и сзади желтели бубновые тузы, видные издалека. У подпиленных сосен внизу пригорка со слегами и колунами лежали Баранников и Желябов.

Михайлов, Квятковский, Колодкевич и Халтурин в линию легли на пригорке. Мышкина пока определить было нельзя, в этой серой от поднятой пыли колонне слез. Этап почти поравнялся с подпиленными деревьями и народовольцы одновременно подняли на лица повязки. Опознавать солдатам будет некого.

Мышкин двигался в первом ряду, бледный, как сама смерть. Две громадные сосны разом обрушились перед шедшим вперед солдат унтер-офицером и тут же ахнул ружейный залп. Страшным голосом вставший Александр Михайлов прогремел: «Солдаты! Положите винтовки!» Еще раз под солдатские ноги ахнули берданы. В пороховом дыму зазвенела мертвая тишина, почти сразу нарушенная звяканьем бросаемого оружия. Народовольцы с винтовками наперевес уже стояли вокруг конвоя и, казалось, были везде и всюду. Михайлов страшно прокричал: «Кругом! Шагом марш!» Ошарашенные и ничего не соображавшие солдаты повернулись и как оловянные пошли назад и вбок, и были хорошо видны их напряженные, ожидавшие пули спины. Такого в империи не было никогда, еще никто не нападал на каторжные этапы, и конвой просто не знал, что делать, и поэтому сразу подчинялся резкому приказу этих страшных и вооруженных до зубов великанов с замотанными лицами. Солдаты знали, что если бы колонна слез взбунтовалась, то они должны были ее расстрелять. Если бы каторжный в кандалах набросился на конвой, солдаты должны были его застрелить. Тридцать конвойных никак не ожидали налета, и солдатам было очень страшно.

Резкими криками бывший офицер Баранников приказал солдатам лечь на землю, а каторжным стоять на месте. Конвойные слушались, как неживые автоматы. С того момента, как обрушились сосны, прошла, кажется, всего минута, и даже унтеры почти не опомнились. Халтурин, Колодкевич и Желябов быстро собрали брошенные винтовки и тут вдруг раздался крик унтер-офицеров, поднимавших конвой. Баранников и Квятковский выстрелили в их поднятые в призыве руки и унтеров сразу скрючило от боли. Михайлов прокричал: «Тихо! Все, кто поднимется, будут убиты! Каторжным сесть на землю. Мы снимем кандалы. Тот, кто хочет бежать, бегите!»

У унтеров отобрали ключи и белый от ненависти и ярости Халтурин раскрывал и раскрывал кандальные замки. Солдаты видели его почти сумасшедшие глаза и желания подниматься с земли самим у них не было. Их подняли, перевели на траву, перевязали веревками и опять положили навзничь. В хаосе налета Колодкевич тихо и незаметно отомкнул и увел за кусты Мышкина, и этого никто не заметил. Теперь никто не знал, почему и ради кого эти шестеро отчаянных бойцов напали на каторжный этап.

Народовольцев охватила нечаянно-ожидаемая радость. Невозможное предприятие закончилось победой. Михайлов и Квятковский видели, что из трехсот каторжных в разные стороны разошлись только около двадцати кандальных, остальные сотни сели недалеко от конвоя. Народовольцев на дороге уже не было. По проселку неслись серые в яблоках орловские рысаки и семеро революционеров сидели в колясках, летевших на громадной скорости в тридцать километров в час.

Теперь они под Подольском пересядут на ямщицкие тройки, поскачут к Можайску, повернут на чугунку, сядут в Гжатске на поезд, затем через Вязьму, Ржев и Великие Луки доедут до Луги. От Гжатска семерых народовольцев будут охранять группы прикрытия Исполнительного Комитета, уже находившееся на местах. Кони летели сквозь ветер и все отчаянные воины были счастливы. Ничего, ребята, теперь уже не долго. Помчатся студенческие и рабочие боевые дружины на Зимний, и на Царское, и на Сенат, и на Государственный совет, и на Фурштадскую, 44, к жандармам, и на Фонтанку, 16, к полиции, и на департаменты, и на министерства, и грозно из Финского залива войдут в Неву два страшных революционных броненосца и встанут у Зимнего и у Стрелки, и полетят телеграммы из занятой «Народной волей» телеграфной станции по всей бесконечной и необъятной империи, которую больше не будут заливать мертвыми слезами холопы самодержавия: «Всем! Всем! Всем! Монархия низложена. Власть перешла в руки Исполнительного Комитета. Да здравствует Конституция! Да здравствует родная свобода!»

Александр Андреев,

Весна 2011 года,

Липецк, Воронеж, Симферополь, Одесса, Москва, Петербург: набережная реки Фонтанки, переулок Джамбула (Лештуков), Саперный переулок, Подольская улица, Троицкий переулок, Подьяческая улица, Вознесенский проспект, улица Тележная, Невский проспект, улицы Малая Садовая и Инженерная, Михайловский замок, площадь Искусств (Михайловская), Семеновская площадь, Преображенское кладбище, Петропавловская крепость, Шлиссельбургская тюрьма, Аврора, Зимний дворец, Дворцовая площадь

Хронологическим продолжением книги «Террористы: империя и народовольцы» является работа «Как взять власть в России-3. Эсеры«, готовящаяся к публикации.

…Пройдет немного времени после отчаянной борьбы Исполнительного Комитета с самодержавием, и у миллионов подданных появится привычка к убийствам, организованная монархией. В империи начнется война всех против всех, а потом одних против всех, а потом одного против всех, а потом почти всем, кто остался в живых, станет все равно, и это будет продолжаться множество лет почти до конца XX столетия российской истории. В начале XX века судороги издыхающей империи сменятся конвульсиями, но никто ее не пожалеет и никто не спасет. Мы проваливаемся в прошлое и видим, как морозным днем 4 февраля 1905 года в набитом полицейскими Кремле одиноко мерзнет член Боевой Организации Партии социалистов-революционеров Иван Каляев. У него в руке небольшая коробка, в которой обычно боевики носят бомбы. Совсем скоро мимо Ивана должна проехать карета с московским генерал-губернатором и императорским дядей. Ваня, поэт, знает, что кидать бомбу надо с четырех шагов, чтобы карету разнесло наверняка. Вот и карета, и сатрап в ней, кажется, наконец, один. Карета все ближе и ближе и полицейские снимают шапки и кланяются всемогущему. Каляев начинает считать остающиеся до нее метры. Он не может промахнуться, он мечтал об этих секундах всю свою жизнь.

Александр Ульянов

Ульяновцы

Осталось двадцать, пятнадцать, десять, пять метров.

Все. Началось.

Оглавление

Рукопись, почти найденная в Несвиже

Софьины сны в поисках выхода за тысячу лет в России и Европе

  XIV век: Москва, Переславль-Залесский, Тверь, Киев, Куликово поле

  XVI век: Иваны Грозный и Ужасный, Молодинская битва 1572 года, Строгановы, Ермак, Сибирь, Смута

  XVII век: Алексей Тишайший, Медный Бунт и Степан Разин

  XVIII век: Петр Великий, Полтавская битва, Екатерина Великая и Емельян Пугачев

  XIX век: Министерское столетие в России и его императоры

    Альбигойцы и тайные политические ордена

    Дольчино и Маргарита

    Гуситы, табориты и чешские братья

    Пуритане

    Масоны, розенкрейцеры и иллюминаты

    Карбонарии

    Каморра

    Мафия

    Ку-клукс-клан

    Ваххабиты

    Ассасины

    Психология толпы и внушение личности

«Москва как всегда – впереди живот и кулак, а голова в…» Нигилисты

«Третье отделение вам не поможет!» Револьверщики

«И прольется царская кровь...» Эти невозможные люди

Последний сон Софьи Львовны Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg