«Мезоамерика»

Мезоамерика (fb2) - Мезоамерика (Древняя Америка: полет во времени и пространстве) 11296K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Галина Гавриловна Ершова

Галина Гавриловна Ершова Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика

Галина Гавриловна Ершова – доктор исторических наук, знаток древнего письма майя, специалист по истории древних американских цивилизаций. Она автор многочисленных публикаций, в том числе монографии «Система родства майя. Опыт реконструкции», а также биографической повести «Фрай Диего де Ланда» и книги о духовных представлениях древних жителей Мексики и Гватемалы «Древние майя: уйти, чтобы вернуться». В настоящее время Г.Г. Ершова является директором Мезоамериканского центра им. Ю.В. Кнорозова Российского государственного гуманитарного университета.

Моему шефу

Юрию Валентиновичу Кнорозову

посвящается.

Вступительное слово

Более двадцати лет тому назад, когда я еще только готовила диссертацию о иероглифических текстах майя под руководством Ю.В. Кнорозова, у меня возникла идея написания книги о древних американских культурах. Доктор исторических наук Юрий Валентинович Кнорозов, которого мы, его ученики и коллеги, за глаза звали «шефом», не просто являлся научным сотрудником ленинградского отделения Института этнографии. Именно он в 1952 году дешифровал иероглифическое письмо индейцев майя, за что в 1975 году был награжден Государственной премией СССР. Позже его избрали почетным членом Мадридского общества по изучению майя, членом Национального географического общества США. Он получил специальную Большую Золотую Медаль от президента Гватемалы и Орден Ацтекского Орла от президента Мексики. Он был последним из плеяды великих дешифровщиков древних систем письма, список которых в XIX веке открывал Франсуа Шампольон. Еще при жизни Кнорозов превратился в человека, о котором ходило множество самых невероятных легенд. А сразу после смерти в марте 1999 года его именем назвали Центр мезоамериканских исследований, созданный в Российском государственном гуманитарном университете.

Мы – шеф, археолог Валерий Иванович Гуляев, главный редактор журнала «Латинская Америка» Серго Анастасович Микоян и я – не раз предпринимали попытки издания в России книги «про все» древние американские культуры. Однако каждый раз возникали самые неожиданные препятствия.

Наконец, много лет спустя, я начала работать над этой книгой, сочиняя главу за главой – хотя бы для того, чтобы использовать их для преподавания курса «история доколумбовых цивилизаций», который читается сотрудниками Центра студентам РГГУ. Я не сомневалась в том, что готовая работа должна хоть когда-нибудь увидеть свет.

Оказалось, что очень трудно в двух словах рассказать о многовековой истории целого континента, заселенного многочисленными народами. Судьба каждого достойна большого полноценного издания. И потому глав в сочинении про «доколумбову Америку» становилось все больше и больше – причем настолько, что стало возможным сделать две достаточно независимые книги. Так и получилось: одна из них включила в себя разделы по Северной и Южной Америкам, а книга, которую сейчас держит в руках читатель, полностью посвящена центральному цивилизационному очагу континента – Мезоамерике. В те далекие времена она представляла собой некий «генератор», безостановочно создававший все новые культуры, которые динамично продвигались по пути общечеловеческого прогресса, оказывая влияние и на северных, и на южных соседей.

Из Космоса центральная часть Американского континента в западном полушарии Земли выглядит совсем крошечной – тонким перешейком, соединяющим северные и южные территории. Но по мере приближения, как на показанном Маргарите глобусе булгаковского Воланда, этот почти незаметный «квадратик земли» многокрасочно расписывается, превращаясь как бы в рельефную карту. Неведомая суша обретает пространство, объем, краски, запахи, звуки и голоса. Мир индейцев разрастается, и мы становимся свидетелями драматических событий и выдающихся интеллектуальных взлетов, открытий, войн и созидательного творчества – всего того, что создает общечеловеческую цивилизацию, частью которой являемся и мы сами.

Наверное, именно так можно представить себе полеты мексиканских «видящих» – нагуалей. Правда, если судить по древним иероглифическим текстам майя, они могли перемещаться даже по Млечному Пути и посещать Большую Медведицу.

По всей видимости, и у древних «видящих» имелись свои пристрастия при выборе мест для мистических посещений. Так и читатели часто оказываются весьма придирчивы в своих интересах: одни увлечены исключительно Северной Америкой, другие – Южной, а третьи превыше всего ставят изысканных ученых майя, нейрохирургов сапотеков, воинственных поэтов тольтеков или амбициозных и философствующих астеков…

О достижениях удивительных культур и великих цивилизаций древней Мезоамерики и пойдет речь в предлагаемой книге. Наш полет во времени и пространстве продолжается…

Г.Г. ЕршоваМосква, январь 2002 г.

Благодарности всем, кто мне жить и писать помогает

Я счастлива, что в моей жизни есть все эти люди, без которых я не смогла бы сделать и сотой части того, что удалось. Помощь и поддержка каждого бесценны.

Главная благодарность – моему мужу Гильермо Антонио Овандо-Уркису, дочери Анне Овандо-Уркису, зятю Михаилу Мещерякову.

А также:

Валерию Ивановичу Гуляеву

Александру Петровичу Логунову

Ирине Константиновне Федоровой

Ольге Федоровой

Екатерине Дэвлет

Леониду Павловичу Гримаку

Тиахоге Руге

Майклу Ко

Серго Анастасовичу Микояну

Всем коллегам-американистам

Моим ученикам

Посольству Мексики в Москве

Редакции журнала «Латинская Америка»

Институту археологии РАН

Российскому государственному гуманитарному университету

Глава 1 ОЛЬМЕКИ: ЗАГАДКА ГИГАНТСКИХ ГОЛОВ

Самолет кружил над Табаско, одним из южных штатов Мексики, прилепившимся к нижней части петли Мексиканского залива. Сверху казалось, что пилот занят поиском подходящего для посадки островка суши посреди сплошных озерков и болот, которые с высоты полета выглядели как огромное, расколовшееся на тысячи кусочков зеркало.

– Интересно, где они тут исхитрялись строить города? – заметил Юрий Валентинович, глянув после моих долгих уговоров в иллюминатор.

«Они» – это были древние, или, как их еще называют, «археологические», ольмеки, создатели самой первой цивилизации в Мезоамерике. Как и везде в Новом Свете, здесь не обошлось без загадок. Главной и самой интригующей тайной стали так называемые «гигантские головы», черты которых напоминали, по мнению авторитетных во всем журналистов, африканские лица. На основании этого сходства уже строились чуть ли не целые теории создания таинственными неграми американских цивилизаций. Особо буйная фантазия рисовала космический корабль, прилетевший с Сириуса и прихвативший по дороге передовой отряд черных догонов. Нам же, уставшим от бесконечных до оскомины ежегодных пушкинских праздников, эти каменные изваяния представлялись чем-то вроде злобной головы, с которой сражался героический Руслан.

За подобными веселыми размышлениями мы не заметили, как самолет приземлился, выбрав-таки островок суши – на нем сумели поместить столицу штата, город Вильяэрмосу. Продолжая смеяться, мы вышли из самолета. И первым, что поразило нас, была 40–градусная, переполненная влажностью жара. Контраст с горным воздухом Мехико ошеломлял. Это было то самое, что можно назвать одним словом – тропики. Нас встречали коллеги – сотрудники местного отделения Национального института истории и антропологии. Вместе с ними нам предстояло посетить основные города древних ольмеков – колыбель мезоамериканской цивилизации. Надо заметить, что мексиканцы очень мудро подошли к проблеме сохранения своего культурного наследия: Институт истории и антропологии не только занимается археологическими работами, но и ведает туризмом, получая от этой деятельности огромные доходы, которые и идут на финансирование раскопок и консервацию памятников.

Честно говоря, трудно не восхищаться работой археологов в болотистых землях Табаско. Время раскопок ограничено сезоном дождей, который длится с мая по ноябрь. В подобных условиях любые материалы – тем более органические – разрушаются чрезвычайно быстро. Сохраняются только изделия из камня. Поэтому датировка памятников зачастую затрудняется из-за отсутствия органического материала для проведения радиоуглеродного анализа. А что говорить о болотистой почве, жаре, злобных насекомых 24 часа в сутки и обилии змей! В одном из лагерей археологов мы наблюдали пример удивительной гармонии, существующей в окружающей среде. Для того чтобы не ходить в темноте, археологи протянули между домиками вдоль дорожек освещение. По вечерам, как только включали свет, тут же вокруг фонарей собирались тучи насекомых. В поисках ужина вслед за насекомыми припрыгивали толпы жаб и лягушек. А потом приползали колонны не менее голодных змей… В результате пришлось свет на дорожках отключить и ходить, как и прежде, с фонариком.

Как жилось мезоамериканцам до появления ольмеков?

До возникновения ольмекской цивилизации этот богатый пищевыми ресурсами и весьма комфортный по своему климату регион, конечно же, был заселен. На протяжении тысячелетий шло постепенное окультуривание растений, и в первую очередь маиса.

Первые свидетельства о появлении в Мексике признаков одомашнивания (доместикации) маиса относятся к V тысячелетию до н. э. В IV тысячелетии в долине Теуакана, расположенной неподалеку от Табаско, к северо-западу, распространяется маисовое земледелие. Точкой отсчета для перехода местных охотников и собирателей от кочевого и полукочевого образа жизни к оседлости и земледелию становится жизнь в долине Теуакана в середине III тысячелетия до н. э. Однако это были всего лишь общинные поселения, не имевшие очень сложной социальной организации. О таком важном шаге, как появление государства, можно говорить лишь в связи с возникновением цивилизации ольмеков во II тысячелетии до н. э. (а по мнению некоторых – в III). Эта цивилизация просуществовала до начала нашей эры и, как это случается в истории, непонятным образом исчезла.

Жизнь местного населения до появления ольмеков, в изложении одного из крупнейших исследователей архаических культур Мезоамерики Ричарда Дайла, выглядела следующим образом:

«Это были маленькие поселения с племенной организацией, жившие за счет сельского хозяйства. Такой образ жизни сложился в результате нескольких тысячелетий культурного развития, в течение которых бродячие охотники и собиратели одомашнили растения и создали свои поселения. Эти правила, определяемые жизнью маленьких поселений, обеспечили создание сельскохозяйственной культуры, богатой и сытой, которая просуществовала в сельской местности Мексики до XX века. Эти культуры пережили взлеты и падения цивилизаций, конкистадоров, революции и миссионеров.

Маис был основой питания, женщины занимались его перемалыванием, приготовлением лепешек и других блюд. Пищевой рацион составляли фасоль, тыквы, перец-чиле и овощи с огорода, а также мясо оленя, зайца, птиц и собачек. Были свои правители и чиновники, сборщики налогов. Семьи могли потреблять большую часть производимого.

Технология производства и материальная культура были достаточно просты, но великолепно приспособлены для хозяйственных нужд. Из глины делались сосуды и фигурки с изображениями людей и животных. Из камня изготовлялись зернотерки, инструменты для рубки и шлифовки. Сохранилось мало предметов из дерева, волокон и тканей.

Очень мало известно о религии. Однако захоронения людей сопровождаются сосудами и фигурками из глины, которые создают впечатление богатой духовной жизни.

Фигурки людей в одеяниях игроков в мяч напоминают столь обычный в более поздние времена ритуал. К сожалению, нам не известны ни ритуалы, связанные с жизненными циклами, ни космология, ни большая часть верований, формировавших основы религии.

Не было еще городов, социальных классов, гражданских или религиозных чиновников, правителей, профессиональных торговцев, искусных ремесленников. Примитивная архитектура не имела каменных зданий, искусственных насыпей, обработанных монументальных памятников, систем алфавитного письма».

Так, достаточно бедно, выглядит реконструкция духовной и творческой жизни в регионе на основании имеющихся – или, точнее, обнаруженных – археологических данных. Легко представляются тихие, мирные сельские жители, думающие лишь о своем пропитании. Однако отсутствие памятников отнюдь не свидетельствует о застое в развитии. Не следует забывать, что уже в середине II тысячелетия до н. э. в Куикуилко (неподалеку от нынешней столицы Мексики города Мехико) возводится ракушковидная пирамида для астрономических наблюдений, что свидетельствует не просто о взлете научной мысли, но о существовании прообраза единой идеологической модели, которая спустя две тысячи лет распространится по всей Мезоамерике в многочисленных памятниках материальной культуры.

Очень важно отметить, что на протяжении очень долгого времени по всей территории Мезоамерики – за исключением отдельных случаев на западе региона – существовала единая традиция захоронения, которая кое-где сохраняется и поныне. Мертвых оставляли в пределах жилого пространства – под полом жилья или в непосредственной близости от него. И какими бы ни были религиозные представления, совершенно очевидно, что все обитатели региона придерживались единого мнения о посмертном существовании умершего и его постоянной связи с родственным кланом.

Какие даты ориентируют нас в культурной истории региона?

Присутствие человека и следы его деятельности отмечены в этом регионе чрезвычайно давно. Однако представления о духовной жизни местных обитателей позволяет сформировать не бытовой инвентарь, а лишь те предметы (или декоративные элементы), которые, казалось бы, не играют никакой роли в хозяйстве: орнаменты, «бесполезные» фигурки и сооружения, росписи.

Именно такой предмет – единичная женская фигурка, обнаруженная в долине Мехико, – датируется археологом Кристин Нидербергер 2300 годом до н. э. И только спустя 700 лет наступает период массового производства подобных фигурок.

Начиная с 1200 года до н. э. появляются очень любопытные фигурки, изображающие двухголовых или двуликих людей. Иногда у них бывает три глаза, два носа или два рта. Двуликость символизирует двойственность существования человека не только в самом общем смысле оппозиции жизнь-смерть, но отражает понимание внутренней асимметрии развития человека: правая половина лица, в виде черепа, символизирует прошлое и смерть, а левая половина предстает как живое лицо, устремленное в будущее. Это одно из самых непонятных явлений в человеческом познании: древние чувствовали или видели то, к чему современная наука только подходит.

Тогда-то, с осознанием соотношения человеческой жизни и времени в виде триады прошлое-настоящее-будущее, с пониманием неразрывной связи между человеком и Космосом, и появляются ольмеки. Появляются, чтобы создать удивительную цивилизацию, ставшую, по образному сравнению археологов, «матерью» для всех более поздних цивилизаций Центральной Америки, и в том числе для единственной письменной цивилизации континента – майя.

Где же, наконец искать ольмеков?

Ольмеки, как нетрудно догадаться, появились на побережье Мексиканского залива – на территории современного мексиканского штата Табаско и южной части Веракруса. Земли, как уже упоминалось, и сейчас, и тогда были здесь в основном болотистые, пересекаемые множеством рек и лагун. Отсюда начинается путь внутрь континента по рекам Грихальва и Усумасинта. С севера, у побережья, имеются небольшие горные массивы Туштла и Серро-Синтепек.

Они расположены в удалении от основных древних городских центров. Настоящие горы начинаются ближе к границе со штатом Чьапас – на юге. Жаркий и влажный тропический климат этой болотистой равнины отличается рекордным количеством осадков, что создает прекрасные условия для сбора до трех урожаев маиса и бобовых за год. Грозы поражают своей интенсивностью и мощью электрических разрядов.

Среди представителей фауны преобладают пресмыкающиеся. Достаточно сказать, что на всей планете этот регион – один из самых насыщенных в видовом отношении змеями и рептилиями. Не случайно главной достопримечательностью современного ольмекского археологического парка столицы штата, города Вильяэрмосы, считается гигантский кайман более 10 м длиной с безобидным именем Марипоса, что означает «Бабочка». Во время разливов кайман перебирается через заграждение, выплывает в открытую лагуну и греется на ухоженных лужайках перед богатыми домами в ожидании угощения. Вообще, с кайманами у жителей юга Мексики сложились особые отношения. Например, на Юкатане, где живут майя, в археологическом центре Коба, что неподалеку от знаменитой Чичен-Ицы, вот уже несколько лет крупный кайман имеет привычку ровно в 6.30 утра выползать из озерка, чтобы направиться к местному ресторанчику за своим завтраком. В последние годы к большому кайману присоединился и второй – поменьше. Хозяева, которые поначалу расценивали подобные визиты как отличную рекламу для заманивания туристов, теперь всерьез опасаются своих прожорливых постоянных клиентов – однако не предпринимают ничего, чтобы как-то от них избавиться.

Таким образом современное индейское население – потомки майя – хранит архаические традиции, сложившиеся еще во времена ольмеков. Поскольку все слышали о знаменитом мексиканском Пернатом Змее, легко догадаться, что упоминание о рептилиях отнюдь не случайно: именно эти холоднокровные существа послужили прообразом важных персонажей мезоамериканской мифологии и даже космогонии.

Художественный стиль или цивилизация?

Долгое время древняя ольмекская цивилизация оставалась для исследователей неуловимой. Разрозненные ольмекские памятники приписывались то одной, то другой культуре региона. И только в 30-е годы XX столетия мексиканский ученый Жорж Вайан заявил о специфическом ольмекском стиле искусства, после чего начались активные полевые работы в Табаско. Американские археологи М. Стирлинг и Ф. Дракер представили материалы раскопок в двух крупных центрах – Ла-Венте и Трес-Сапотес.

Однако последовавшие за этим многочисленные открытия показали, что речь идет не о специфическом стиле, а о новой, неизвестной цивилизации, предшествовавшей майя и астекам. Именно тогда и появилась идея «материнской культуры», согласно которой все мезоамериканские цивилизации возникли от ольмекской. Эту концепцию на протяжении последних десятилетий активно разрабатывал крупнейший американский археолог-американист Майкл Ко. Суть концепции сводилась к следующим положениям. Во-первых, основные характеристики мезоамериканского искусства, его религиозная направленность возникли сначала у ольмеков побережья Мексиканского залива. Затем ольмеки смогли внедрить эти характеристики по всему региону. Для всех более поздних культур эти основы стали моделью для воспроизведения. Во-вторых, общими типологическими признаками для всех мезоамериканских культур являются: городская планировка с прямоугольной главной площадью; искусственные платформы, пирамиды с храмами; дворцовые постройки; монументальная скульптура, включающая алтари, стелы, статуи. В-третьих, общие научные знания: иероглифическое письмо, счет или же графически сходная символика; расписная керамика и предметы мелкой пластики со специфическим орнаментом или сюжетами.

Самым необъяснимым и уязвимым пунктом этой теории – при всей ее очевидности – являлась невозможность объяснить, каким именно путем осуществлялось столь грандиозное влияние на весь регион.

Была предложена гипотеза о неместном происхождении создателей ольмекской культуры, которые вторглись на эту территорию около IX века до н. э. и установили свое господство над жившим здесь населением. Кроме того, было очевидно, что одновременно с ольмеками по соседству существовали и другие культуры, которые развивались в одном направлении, но разными путями, как, например, сапотеки.

Успехи в изучении древних ольмеков оказались так велики, что даже возникла абсурдная гипотеза о существовании грандиозной империи ольмеков, простиравшей свое влияние чуть ли не на весь континент. Наиболее объемно и увлекательно ее изложил французский ученый Жак Сустель. Однако это построение выглядит примерно так, как выглядел бы вывод о существовании могущественной империи евреев, сделанный на основании факта присутствия христианских церквей по всему миру.

Против модели «материнской культуры» выступила политически корректная школа «равного участия» Поля Толстого. Ее сторонники стоят на упрощенной позиции: архаические общества Мезоамерики эволюционировали в одно и то же время, и потому нельзя отдавать преимущество той или иной отдельной культуре или региону.

Ученые до сих пор так и не пришли к общему мнению. Таким образом, загадка происхождения цивилизации ольмеков и способа ее влияния на более поздние культуры, в частности майя, продолжает оставаться неразгаданной.

Как же выглядела цивилизация ольмеков?

Судя по данным археологии, это были ритуально-административные центры, рассеянные по всей территории и располагавшиеся чаще всего вблизи рек. Подобные ритуальные центры принято называть протогородами. Поселения из рассеянных домохозяйств соответствовали родоплеменной организации общества. Они не являлись составной частью протогорода и могли располагаться на значительном от него удалении. Поскольку известно несколько городских центров ольмеков, можно предположить, что возникали они по принципу укрепления власти родовых вождей, тогда как зависимые поселенческие общины должны были принадлежать тому же роду. Любопытно, что известно около 10 археологических центров ольмеков. Четыре из них, наиболее крупные, относительно равномерно расположены по территории цивилизации вдоль побережья Мексиканского залива, на некотором удалении от моря. Это (с запада на восток) Трес-Сапотес (500–100 гг. до н. э.), Лагуна-де-лос-Серрос (900–500 гг. до н. э.), Сан-Лоренсо (1350–700 гг. до н. э.) и Ла-Вента (1100–400 гг. до н. э.).

Вокруг этих крупных центров, в основном в центре и на западе, возникали и более мелкие, некоторые из которых как бы противостояли главным. Деление земель ольмеков (если судить по известным городским центрам) свидетельствует о фратриально-племенном подходе к формированию социальной организации складывавшегося общества.

Протогородские центры, создававшиеся древними ольмеками, имели сакральное значение и воплощали религиозно-социальное устройство мира, в основе которого лежали знания о мире и космосе, культ предков и представления о реинкарнации.

Ольмеки создали монументальную скульптуру – алтари, гигантские головы, сидящие фигуры, – основной темой которой была идея реинкарнации и связи со страной предков. Изящная керамика покрывалась стилизованным орнаментом. Из полудрагоценных камней изготовлялись украшения и фигурки. Наиболее ценным считался «зеленый камень» – так назывались многочисленные разновидности нефрита и жадеита. Ольмекские настенные росписи и рельефы встречаются в горных пещерах на достаточном удалении от основной территории цивилизации, вплоть до центральной Мексики, что свидетельствует о значительном культурном влиянии на сопредельные регионы.

Ольмекский город: на пути к Полярной звезде

Городская планировка представляла собой серию построек на платформах вдоль осевой дороги, ориентированной с юга на север. Платформа как универсальный элемент мезоамериканской архитектуры имела двойное значение: во-первых, это был способ спасения от воды и сырости и, во-вторых, она символически отделяла мир живых от мира мертвых.

Одним из наиболее изученных и долговечных ольмекских городов является Ла-Вента. Его площадь составляла около 200 га, а население зависимых поселений оценивается в 18 тысяч человек. Планировка этого города великолепно иллюстрировала «реинкарнационную» концепцию: главный вход в комплекс (и профанная часть) располагался на юге, а далее дорога вела на север, воплощавший место древней прародины. Одновременно чем дальше на север, тем сакральнее становились постройки архитектурного ансамбля города. В планировке городской ансамбль выглядел достаточно симметричным относительно центральной осевой улицы. Однако по своим функциям южная и северная части представляли асимметричное единство жизни и смерти, профанного и сакрального.

Илл. 1. План Ла-Венты – крупнейшего города археологических ольмеков, при строительстве которого была воплощена «горизонтальная» пространственная модель мира. «Дорога жизни» начинается с южной стороны архитектурного ансамбля и завершается на севере – там, где находятся мифологические прапредки

Рассмотрим планировку Ла-Венты более подробно. В южной части ансамбля вдоль центральной дороги располагалось несколько платформ, на которых, возможно, воздвигались административные постройки или жилье знати. Затем посредине города находилась центральная часть «дороги жизни», которая расширялась до размеров прямоугольной площади, окруженной платформами. С западной стороны платформ с постройками было три, а с восточной – одна, представлявшая отдельный акрополь. Северная сторона площади перекрывалась платформой сложной конфигурации. Поверх нее располагалась круглая ребристая пирамида, достигавшая 30-метровой высоты. У подножия пирамиды ставились монументальные памятники – стелы и каменные фигуры.

Пирамида разделяла городской ансамбль на две асимметричные половины. Именно от нее по направлению к северу начиналось сакральное пространство города.

По архитектурному решению оно напоминало хорошо известную в более поздние времена площадку для ритуальной фратриальной игры в мяч, воплощавшей вход в преисподнюю. Это была часть «дороги смерти», вдоль которой возвышались две параллельные постройки. От пирамиды вниз на площадку вела лестница, символизировавшая спуск в преисподнюю.

Под этой дорогой-площадкой, символизировавшей уже саму преисподнюю, был помещен тайник с 16 фигурками – изображениями глав родов племени, которые как бы собрались у шести стел с символическими знаками. Сверху над тайником располагалось замаскированное отверстие, в которое можно было смотреть за происходящим. Видимо, ольмекские жрецы ожидали советов от родоначальников племени. Поверх северной части площадки было сложено большое мозаичное наземное панно, изображавшее морду ягуара, под которой располагались четыре подвески, состоявшие каждая из четырех фрагментов, что, безусловно, также воплощало единство племени, состоявшего из 16 родов, организованных в четыре фратрии.

Сразу после панно находилась важнейшая часть сакрального комплекса – четыре пустые гробницы и одно погребальное сооружение, в котором были найдены останки двух детей.

В первой из пустых гробниц был великолепный саркофаг вытянутой формы, с закругленными углами, накрытый тяжелой прямоугольной крышкой-панелью. Он был высечен из глыбы песчаника. Костей в нем не оказалось, но были нефритовые украшения и статуэтки. По словам известнейшего мексиканского исследователя Игнасио Берналя, «у ольмекского саркофага было иное значение: он представляет собой ягуара так, как если бы тот вобрал в себя покойника, наподобие того, как иногда в его раскрытую пасть вписывается живой человек».

Илл. 2. «Совет 16 мудрецов» из тайника в Лa-Венте, относящегося к 800–400 гг. до н. э. Поверх тайника было проделано отверстие, которым пользовались ольмекские жрецы. Какую информацию хотели получить они от этих странных персонажей?

Узкая грань саркофага полностью покрыта рельефом, изображающим морду ягуара, причем нижнюю половину занимает контур большой изогнутой пасти в форме характерного крестовидного овала. От огненных, так называемых «пламенеющих», бровей (символ странствующей по Млечному Пути души) отходит другой опоясывающий орнамент, ритмично повторяющий рисунок над носом и между бровями ягуара – наподобие пробивающегося растения из двух лепестков, что символизирует возрождение. Таким образом, ольмекский «ягуаро-саркофаг» символизирует пространство пещеры предков, куда направляются души умерших для встречи с предками и последующей реинкарнации.

Внутри холма находились еще три сходные между собой гробницы. Одна из них была сложена из плоских плит песчаника и также оказалась пустой. Вместо тела человека здесь также были обнаружены лишь украшения, расположенные соответствующим образом на овальном красном пятне. Там, где должна была быть голова, лежали две ушные вставки. Затем – нефритовое ожерелье, нагрудные подвески и статуэтки. Две других гробницы отличались лишь незначительными деталями.

Самая любопытная гробница располагалась в северной части погребальной платформы. Она была сложена из базальтовых вулканических столбов в виде дома и ориентирована по главной оси юг-север. На полу были обнаружены два овальных красных пятна, на которых лежали фрагменты детских скелетов, что заставляет вспомнить миф о близнецах, которые являются едва ли не главными культурными героями мезоамериканской мифологии. Четыре пустые гробницы скорее всего имеют отношение к представлениям о структуре власти и связаны с главами четырех фратрий или родов. Поскольку смена власти в племени носила ротационный характер, саркофаг мог предназначаться для «главного среди равных» – правителя.

Северная граница городского ансамбля, символизировавшая переход в мифологическое или легендарное пространство, была обозначена четырьмя гигантскими головами – огромными круглыми или чуть овальными каменными монолитами выше человеческого роста, изображавшими голову и лицо человека. Расположение голов внутри ансамбля Ла-Венты явно указывает на их сакральное значение, связанное с прапредками, поскольку их четыре – видимо, по числу фратрий в племени (или родов во фратрии). Они находятся на одной линии, как бы отчеркивая северную границу центра и указывая в сторону легендарной прародины.

В Сан-Лоренсо обнаружено 10 гигантских голов. Это количество позволяет предположить, что каждая из голов передает образ одного из 16 глав родов, входивших в племя, и что в этом городе, возможно, будут обнаружены еще шесть голов.

Гигантские головы – африканцы или инопланетяне?

Обнаружение первых огромных каменных голов в болотистой сельве произвело научную сенсацию и напомнило описание Пушкиным встречи Руслана с головой:

Найду ли краски и слова? Пред ним живая голова. Огромны очи сном объяты; Храпит, качая шлем пернатый…

Головы-монолиты превышали человеческий рост, что с удовольствием запечатлевалось на фотографических снимках: маленькая фигурка индейца или археолога на фоне огромного лица. При этом человечек мог небрежно опираться рукой на огромную щеку или ухо. Сразу начали возникать многочисленные версии, «объясняющие» происхождение голов.

Для всякого уважающего себя искателя Атлантиды нет сомнений в том, что каменные головы являются портретами жителей некогда исчезнувшего легендарного материка. Поклонники инопланетян с не меньшей уверенностью утверждают, что это головы космонавтов в шлемах. Но есть и такие, кто обнаруживает в чертах губастых лиц явные признаки негроидности. Таким образом, мы получаем некий собирательный образ негра-инопланетянина, а цивилизация ольмеков сразу переходит в разряд не просто «загадочных», а даже «таинственных». Тем не менее, уже не раз было показано, что антропологические черты голов вполне соответствуют чертам местного населения и характеристикам изобразительного стиля ольмеков.

Как бы то ни было, загадка появления такого странного, типично ольмекского памятника, как гигантские головы, до сих пор продолжает оставаться одной из наиболее спорных проблем древнеамериканской археологии.

Надо заметить, что обнаруженных к настоящему времени голов в распоряжении археологов не так уж и мало – всего около 20, из которых 10 находятся в Сан-Лоренсо, четыре – в Ла-Венте, две – в Трес-Сапотес и одна – в Ранчо-ла-Кобата.

Было написано немало работ, в которых предпринимались попытки понять смысл и назначение этих памятников. Однако дело осложнилось еще и тем, что по мере удаления от «метрополии» ольмеков стали обнаруживаться головы размером поменьше, а также круглые каменные шары, имевшие что-то неуловимо общее с ольмекскими головами. Так, например, в расположенном у Тихоокеанского побережья на границе с Гватемалой центре Исапа, существовавшем чуть позже ольмеков, круглые шары небольшого размера были обнаружены рядом с маленькими каменными столбами, которые вполне могли служить для них подставками.

Характерной особенностью гигантских голов, помимо их огромного размера, является выражение лица, которое в каждом случае индивидуально, однако этой детали исследователи внимания практически не уделяли. Анализ памятников сводился в основном к оценке размеров и материала, попытке определить антропологические признаки и характер головного убора, которым вполне мог быть и «шлем пернатый» (ай да Пушкин, ай да провидец!).

Илл. 3. Гигантская голова ольмеков из Сан-Лоренсо. Эти огромные круглые или чуть вытянутые каменные монолиты изображали голову и лицо человека. Своим размером они превышали человеческий рост

Времена, когда в чертах лиц каменных голов удавалось разглядеть даже негроидов, ушли в прошлое, но, как нам кажется, полноценное объяснение памятника стало возможным лишь в настоящее время – благодаря иероглифическим текстам майя, впервые со всей очевидностью раскрывшим главную для понимания древней американской культуры идею реинкарнации.

Проблема «мертвого глаза»

Изучая изображения на керамических расписных сосудах индейцев майя, исследователи регулярно отмечали присутствие так называемого «мертвого глаза». Это изображение небольшого чуть вытянутого кружка с темным центром, к которому иногда добавлялось нечто вроде хвостика. «Мертвым» глаз считался исключительно по той причине, что изображался изолированно, то есть без человека и почти всегда даже без лица. Этот же отделенный от человека глаз встречается и в иероглифических рукописях, где его анатомически достоверно отрывает от глазного нерва (тот самый «хвостик»!) птица. Вместе с тем этот «мертвый глаз» порой почти полностью теряет свой узнаваемый вид и более походит на некий стилизованный шарик или ягоду. Именно в таком виде этот предмет регулярно появляется в клюве птицы в сюжетах, связанных с представлениями о смерти. Птица-посланник всегда достаточно легко опознается по крупным перьям с пятнами, крючковатому носу и большой когтистой лапе. Ведущий американский археолог Майкл Ко считает, что это разновидность совы, известная из мифологии под названием птица Муан. В иероглифических текстах майя встречается фонетическая запись этого названия: mu-aan. Расценивая сову как «связника» между мирами, хотелось бы заметить, что в этом регионе живут совы, которые обитают в подземных норах, – норные совы, которые охотятся и днем, и ночью. Сами они редко роют себе жилище – чаще занимают оставшиеся норки броненосцев, лис и степных собачек. В зодиакальном круге сова занимает достойное место среди созвездий «потусторонней», северной, женской половины мироздания.

Поначалу похожий на ягоду предмет в клюве птицы не вызывал у исследователей особого интереса, поскольку выглядел ее естественной добычей.

Однако было подмечено, что вместо этой «ягоды» индейцы иногда рисовали в клюве птицы… голову человека, что и заставило воспринимать этот знак не как изображение плода, а как особый символ. Следует заметить, что древние – не только ольмеки – любили, как мы бы сейчас назвали, семантические игры, суть которых универсально сводится к следующему. В древних языках существовало много слов-омонимов, то есть одно и то же слово имело зачастую до пяти-шести значений. Трудно что-либо сказать о взаимозависимости этих значений, иногда она заметна, а иногда нам совершенно непонятна. Тем не менее, выбиралось слово, которое графически передавалось определенной идеограммой (или фонетическим знаком). Однако в необходимой ситуации под этим изображением подразумевалось не прямое значение слова, а совсем другое, несущее зачастую скрытый смысл, который иногда называют эзотерическим. Подобный прием активно использовался как ольмеками, так и их культурными преемниками – майя.

Так, наиболее общим словом для обозначения плода в языке майя является ich. Ich huh, например, – название растения, определяемого как Eugenia Axillaris, это куст с плодами в виде маленьких ароматных красных ягод. Однако помимо значения «плод растения» по омониму ich означает: «приплод» или «человеческий плод», то есть «зародыш», а также имеет значение «близнецы». Глагол ich-il означает «забеременеть». Но и это не все. Слово ich имеет еще несколько значений: «глаз», «лицо», «похожий» и даже «поверхность земли».

Иконография майя представляет случаи замены изображения ягоды на опознаваемое изображение лица (головы) человека, что с точки зрения семантики знака вполне допустимо и не противоречит традициям. Так, например, нередко встречается сюжет, где в контур пещеры помещено изображение большой птицы. В ее широко раскрытом клюве – голова человека с подчеркнуто выделенным круглым глазом и завитком (центральный элемент ich в качестве поясняющей надписи). Такие изображения есть и на керамических сосудах, и в рукописных кодексах, и в настенных росписях.

С пониманием этой скрытой игры слов стало очевидным, что появление знака ich, будь то лицо, глаз или плод, указывает на то, что речь идет о возрождении души умершего. Неслучайно и другое значение этого слова – «похожий». Дело в том, что, согласно идущей из глубокой архаики майяской системе родства, новорожденный наследовал вместе с душой своего умершего деда (предка через поколение) и его внешний облик, и характер, и имя, и социальный статус. Изображение глаза как бы символизировало передачу этой духовной сущности человека. При всей неожиданности образа стоит согласиться, что глаза закономерно отождествляются с душой, поскольку это единственный орган, который как бы имеет самостоятельную жизнь и экспрессию. Причем об умирании глаз можно говорить отдельно от всего тела, что, видимо, и должно подразумевать уход души.

Согласно версии эпоса индейцев майя-киче «Пополь-Вух», девушка Иш-Кик (имя означает «Кровинка») беременеет от слюны плюнувшей ей в ладонь головы одного из близнецов, которая выросла вместе с другими плодами на тыквенном дереве. В результате у девушки тоже рождаются близнецы. Это еще один мифологический сюжет, построенный на все той же семантической игре.

Итак, начиная с ольмекской традиции и до колониальных времен образы «мертвый глаз», «лицо», «гигантская голова» были тождественны между собой и идеографически обозначали душу, передаваемую потомку от далекого предка путем реинкарнации. Таким образом, становится очевидным, что только ради изображения «лица» древние ольмекские мастера изготовляли всю гигантскую голову. Шарообразность памятника лишь подчеркивала значение «плод».

Выражения лиц у голов разные – и это не случайно, поскольку они должны были передавать портреты различных людей. Вместе с тем почти все лица содержат элементы, указывающие на преклонный возраст изображаемых персонажей. Таким образом, гигантские головы – это первые портретные изображения мифологизированных прапредков – основателей племени на далекой прародине, которая давно «исчезла» в пещерах где-то на севере.

Головной убор далекого прапредка

Нетрудно заметить, что головные уборы на гигантских головах разные. Так, например, на голове 10 из Сан-Лоренсо надет как бы шлем из нефритовых пластинок. Подобные уборы носили позже правители майя, например, в знаменитом Паленке. Головные уборы 3 и 4 из Сан-Лоренсо содержат элемент из четырех витых веревок, что является уже указанием на родовую структуру племени и прямую связь по крови между предками и потомками. На некоторых головах (например, монумент 1 из Ла-Венты) хорошо различим графический элемент «пещеры». Головные уборы других (монумент 1 из Ла-Венты; головы 1, 2, 6 из Сан-Лоренсо и др.) графически напоминают знак xib — «исчезать», «север», что также является прямым указанием на культ предков и легендарную прародину. На шести головах присутствует элемент «птицы» («шлем пернатый» по A.C. Пушкину), связывающей мир живых с миром мертвых.

Зачем ольмекам нужна была монументальная скульптура?

Еще одной загадкой этой цивилизации является обилие среди болот монументальных памятников, изготовлявшихся из крупных монолитов. А ведь эти монолиты приходилось перемещать на сотни километров, не имея тягловых животных и хороших дорог! Изготовление памятников монументальной скульптуры было сопряжено с доставкой каменных глыб волоком из ближайшего базальтового горного массива. Задача была хотя и трудной, но вполне осуществимой в местах концентрации рабочей силы. Как известно, все ранние цивилизации тяготеют к избыточной монументальности. При этом современный человек мучается загадкой: как и зачем переносились на такие большие расстояния эти неподъемные глыбы? Этот вопрос возникает при виде фигур острова Пасхи, платформы Баальбека, египетских монументов. В этот же ряд мы помещаем и каменные памятники ольмеков – гигантские головы и алтари. Как показывают многочисленные расчеты и уже проведенные исторические эксперименты, подобные задачи оказываются по силам и современному человеку, хотя и кажутся ему бессмысленными и излишне трудоемкими. Какую же цель преследовали древние ольмеки, перетаскивая глыбы и возводя города среди воды?

Дело в том, что болотистые земли, удаленные от горных массивов, значительно усложняли ольмекам проведение обрядов, связанных с культом пещер. Не было даже скал, на поверхности которых можно было бы изобразить эти пещеры, превратив это место в ритуальный центр. Таким образом, единственно доступным способом «воспроизведения» прародины становилось сооружение ритуальных центров, воплощавших пространственную модель мира и превращавшихся постепенно в города, а также возведение монументальных памятников, которые символизировали гору с пещерой прародителей. Использование монолитов только подчеркивало величие замысла и могущество правителей, лишний раз стремившихся напомнить о своем прямом родстве с божественными предками.

Алтари для жертвоприношений?

Памятники ольмеков, которые долгое время условно назывались алтарями для жертвоприношений, вряд ли напрямую выполняли эту ритуальную функцию в привычном для нас понимании. Почти все серьезные исследователи, занимавшиеся изучением этих скульптур, независимо друг от друга пришли к выводу о том, что воплощенный сюжет передает идею «выхода человека из пещеры» и что этот выход так или иначе связан с идеей возрождения и бессмертия. В литературе подобный тип ольмекских памятников именуется и алтарем, и монументом, и стелой.

Наиболее древний ольмекский «алтарь» датируется 1150–1000 годами до н. э. Он был установлен на вершине невысокой искусственной пирамиды в Сан-Лоренсо. Орнаменты на нем вследствие плохого состояния не определяются.

Илл. 4. Гигантская голова из Сан-Лоренсо

Второй «алтарь» из Сан-Лоренсо – это монумент 14, находящийся в неплохой сохранности по сравнению с предыдущим. Этот монолит имеет прямоугольную форму, верхняя часть выполнена в форме плоской толстой крыши, покрывающей скульптуру и рельефы. Именно эта плоская часть и дала повод исследователям назвать памятники подобного типа «алтарями». Однако исходя из концепции «выхода из пещеры», «крышу» скорее следует интерпретировать как толщу земли. При этом очевидно, что речь идет не о горе, вершина которой должна была бы изображаться в виде конуса, а о пещере, вертикально уходящей вниз, под землю. На задней части алтаря имеется несколько прямоугольных отверстий, куда, по предположению мексиканской исследовательницы Беатрис де Ла Фуэнте, могли помещаться приношения. На монументе 14 одно из этих отверстий достигает больших размеров, и можно предположить, что некогда оно покрывалось крышкой.

Верхняя тяжелая панель становится как бы головным убором сидящего в нише персонажа. Его руки упираются в землю кулаками, сжимающими неясный длинный предмет. Из одежды на нем лишь одна повязка, конец которой накладывается на левую ногу. На груди ожерелье и подвеска в форме раковины. Любопытна фигура на боковой грани – в шляпе, с распущенными волосами каре, руки согнуты в локтях, левая при этом сжимает правое плечо. Запястье правой руки не сохранилось.

Много памятников подобного типа было обнаружено в Ла-Венте. Монумент 4 – один из наименее поврежденных. Он имеет типичную форму алтаря. Фасад верхней панели покрыт рельефом, изображающим раскрытую пасть «чудовища с косым крестом» между клыками. Таким образом, основной рельеф как бы вписывается в эту пасть.

Посреди фасада выполнена овальная ниша-пещера, вокруг которой расположен рельефный орнамент в виде закрученной веревки. По контуру пещеры изображено нечто вроде четырех факелов. Из ниши высовывается сидящий человек, чуть склонившийся в сторону, вслед за натяжением толстой веревки, которую он держит обеими руками. В его левой руке видно начало веревки в форме головы змеи. Одна из боковых граней алтаря разрушена. На другой сохранился прекрасный рельеф, на котором изображен сидящий персонаж; на его руку намотан, а точнее, как бы выходит от локтя конец этой веревки. Персонаж на боковом рельефе имеет черты знатного человека, профиль явно майяского типа. Его правая рука поднята в жесте с выставленным указательным пальцем. Одно из названий веревки в языке майя – tep’ («веревка», «привязь») – означает также «связанный», то есть «призрак».

Однако это лишь поверхностное понимание сущности сцены, основанное только на семантике мезоамериканской иероглифики. Реконструкция ранних астрономических знаний, связанных с моделью мира, позволяет понять, что в иконографии Мезоамерики веревка (подменяемая пуповиной или змеей) очень часто выступает в качестве символа Млечного Пути – творца всего сущего. Принадлежность этого знака к звездному небу подтверждают и элементы «огня», которые у майя читались tooc — «пылающий» и передавали понятие созвездий зодиакального пояса. Таким образом ольмеки передавали идею того, что пещеры суть земное воплощение Млечного Пути, по которому идут души умерших для возрождения и где пребывают далекие предки.

Монумент 5, несмотря на свою типологическую идентичность, в сюжетном плане значительно отличается от предыдущего. Его центральная панель занята овальным элементом вокруг небольшой ниши, из которой высовывается сидящий персонаж: ноги скрещены, туловище наклонено вперед. На руках он держит лежащего ребенка, поза которого спокойно-расслабленная: руки сложены на груди, а ноги свесились вниз. Боковые грани заняты рельефами, изображающими сидящих персонажей – по два на каждой стороне (что соответствует племенной структуре). У каждого из них на руках младенец, который обнимает держащего его взрослого. Все четыре детские фигурки достаточно динамичны. В каждом изображении присутствует элемент в виде полусферы с раскрытыми краями.

Особый интерес представляет так называемый монумент 2 из Портеро-Нуэво, также именуемый «алтарем». Две крепкие фигурки, определяемые по пропорциям как карлики, удерживают на высоко поднятых руках тяжелую панель, характерную для «алтарей» и украшенную тем же полусферическим орнаментом. (Мифы о карликах – обитателях пещер и преисподней – занимают особое место в мезоамериканском фольклоре.)

Кого изображали сидящие фигуры?

Скульптурные монументы, получившие это условное название, можно рассматривать как «упрощенные алтари». Сидящий на скрещенных ногах и чуть наклонившийся вперед человек как бы «вынут» из подразумевающейся пещеры. Видимо, такая семантическая экономия была связана со сложностями доставки камня и строгой экономией строительных материалов. Видимо, не случайно, что наибольшее число памятников такого типа обнаружено в Ла-Венте, находящейся в наибольшем удалении от горных массивов.

Фигуры 10 и 52 из Сан-Лоренсо представляют собой сидящих персонажей. Однако их лица сочетают черты человека и ягуара: узкий разрез глаз с опущенным внутренним углом, широкий нос и, самое главное, характерный рот в виде крупного полуовала с опущенными вниз и чуть расходящимися в стороны концами губ. Другой отличительный элемент – это головной убор, намеренно массивный, тяжелый, с выступающими, нависающими полями, что делает его сходным с плоской панелью, покрывающей «алтари». Свисающая подвеска в районе ушей бывает скорее похожа на знак ступеней, что символизировало спуск в преисподнюю.

Пока загадочным остается тот факт, что большинство сидящих фигур оказались обезглавленными еще в ольмекские времена. Что это было? Народное восстание или государственный переворот, как предполагают некоторые американские ученые? Скорее всего, речь идет о неких внутриродовых отношениях, когда родство с теми, кого изображали сидящие фигуры, перестало играть какое-либо общественное значение.

Мелкая пластика

Древние ольмекские мастера занимались не только монументальной скульптурой. Среди них были великолепные ювелиры, обработчики полудрагоценного камня, мастера по изготовлению керамических фигурок и расписных сосудов.

Сохранились изумительные нефритовые фигурки, среди которых особое место занимают изображения так называемой «матери с младенцем». Это сидящий человек с младенцем на коленях – фигурка повторяет сюжет, хорошо известный по монументальной скульптуре. Однако слабо выделенная грудь не может служить неоспоримым доказательством женского пола этого персонажа. Для ольмекской скульптуры вообще характерны «пухлые» части тел. Лицо персонажа человеческое, с несколько увеличенным полуоткрытым ртом. Голова покрыта косыми параллельными штрихами, сходящимися на конусообразном затылке. У младенца ягуароподобные черты, что характерно для многих ольмекских изображений.

Так называемая «жаровня» из Серро-де-лас-Месас изображает сидящего со скрещенными ногами человека. Ладони рук лежат на коленях. Реалистически выполнены все детали тела старого человека с изогнутой спиной. Несмотря на явную худобу, выделены провисшие складки мышц живота и груди – совсем как у «матери с младенцем». Лицо также выражает преклонный возраст: выступающие, обтянутые кожей, в глубоких складках скулы, опустившиеся провисшие губы приоткрытого рта, глубокие глазницы, полуопущенные веки, бородка клинышком. На голове большой круглый головной убор – «жаровня», как бы накрывающий всю фигуру своей увесистой плоскостью. По боковому периметру повторяется символ неба.

Илл. 5. Выразительная ольмекская нефритовая статуэтка из Лас-Лимас, изображающая прапредка с ягуароподобным младенцем. Поверхность фигурки покрыта иероглифическими знаками

Надо заметить, что фигурки, сюжет которых носит скорее мифологически-религиозный характер, отличаются определенной стилизацией и обезличенностью изображаемых персонажей, отсутствием индивидуальных черт. Полную противоположность этому являет собой так называемая фигурка «борца» (монумент 1 из Антонио-де-Пласа). Это прекрасно выполненная скульптура сидящего мужчины с подогнутыми влево ногами. Полусогнутые руки подняты на уровне груди. На человеке нет ничего, кроме набедренной повязки, что позволяет видеть прекрасно выполненный древним скульптором мышечный покров, а это само по себе представляет достаточно редкое явление не только для архаической ольмекской, но и в целом для мезоамериканской скульптуры. В ушах видны отверстия, куда, очевидно, помещались подвески. Голова лысая. Хорошо видна борода и усы. Подчеркнуты глубокие морщины около носа, хотя фигура не кажется старческой. Складывается впечатление, что скульптор создавал ее, подобно европейским мастерам античности, только для того, чтобы продемонстрировать свое мастерство в умении точно передать детали человеческого тела.

И еще одна скульптура получила у исследователей собственное имя – «Господин из Сан-Лимас». Полутораметровая скульптура выполнена из камня, напоминающего жадеит, что благодаря свойствам этого камня позволило прекрасно отполировать ее поверхность и нанести гравированную надпись, без изъянов сохранившуюся до нашего времени. Лицо взрослого сидящего человека сохраняет даже определенные портретные черты: типичный индейский нос, овальное вытянутое лицо, рот приоткрыт и немного улыбается. На руках он держит расслабленного ягуароподобного младенца. На его груди подвеска с дважды повторенным знаком косого креста, который восходит к варианту майяского знака h’u, означающему «удобно расположиться, вытянув руки и ноги» и связанному с представлениями о моменте ухода умершего в поля блаженные.

Рисунки в пешерах

Рельефные и живописные панно в пещерах, удаленных иногда на сотни километров от Табаско, – эта еще одна загадка ольмеков.

Чалькацинго – так называется местность в 130 км к юго-востоку от Мехико (или к северо-востоку от древних ольмекских центров), где были обнаружены наскальные изображения. Барельефы были выполнены на скале Серро-де-ла-Кантера, откуда прямо на север открывается вид на сияющий снежными вершинами вулкан Попокатепетль.

Рельефы были обнаружены еще в 1932 году, но лишь недавно специалисты установили их явно ольмекское происхождение. По многочисленным предметам, обнаруженным рядом с рельефами, был определен их возраст – примерно IX–VIII век до н. э.

10 рельефных панно составляют три самостоятельные композиционные группы. Центральное место рельефа 1 занимает стилизованное изображение пещеры, наподобие тех, что будут повторены несколько веков спустя на крышке знаменитого саркофага из Паленке. Внутри пещеры на невысоком сиденье-троне с орнаментом из плавно закручивающихся ракушечных завитков сидит божественный предок по имени Мам. На нем архаическая юбка, короткая накидка, на голове сложный головной убор, в ухе традиционная круглая подвеска, на ногах браслеты. В руках он держит ритуальную полосу, на которой изображены два связанных между собой завитка-лабиринта – признак и символ Бога Улитки. О том, что Бог Улитка считался главой фратрии, нам стало известно после прочтения надписей на сосудах майя.

Другим весьма характерным элементом рельефа стали изображения растений, покрывающих пещеру с внешней стороны. Это явное стремление к созданию пейзажа. Прародина должна была быть абсолютно реальным местом, и потому художник, в соответствии с требованиями жрецов, начал привязывать мифологическую прародину к конкретному рельефу. Эти отдельные элементы являются архаическим прообразом возникающего позже образа мощного мирового дерева – такого, например, как мы увидим все в том же Паленке в виде пресловутого креста или «космического корабля». Сверху, над пещерой, художник расположил три группы облаков, из которых извергается дождь в виде потоков, превращающихся в отдельно падающие капли. Этот знак характерен для более поздней иконографии и часто встречается у астеков. В окружающий пейзаж вписаны три или четыре символа воды.

Иной сюжет запечатлен на рельефном панно 2. Крупнейший отечественный американист В.И. Гуляев определил его как «батальный». Перед нами четверо знатных персонажей. У каждого свое лицо-маска. Один из них повержен. Он лежит справа, подчеркнуто обнаженный и со связанными руками, его спина и голова как бы опираются на фигурку в маске с характерным для ольмеков пересеченным косым крестом на головном уборе. Весь вид поверженного свидетельствует о безнадежности и обреченности, тело безвольно обмякло. Напротив, стоящие над ним полны динамизма. Как число участников сцены – четверо (что соответствует фратриальной структуре), так и сюжет наводят на мысль о древней истории племени, когда был убит глава фратрии Улитка, отказывавшийся покинуть легендарные Семь Пещер – ту самую северную прародину. Поскольку часть племени еще раньше покинула Семь Пещер, можно предположить, что четвертый персонаж – обдирающий стебель кукурузы – изображен уже покинувшим северную прародину и живущим сытной жизнью в районе культивирования маиса, видимо в Табаско. Он не участвовал в убийстве.

Самый «скандальный» сюжет сохранился на рельефе 4, который отличается чрезвычайно тонким выполнением множества деталей. Существует предположение, что на нем изображена сцена совокупления ягуара и женщины. Действительно, совершенно отчетливо видны два зверя над распростертыми, очевидно, женскими телами. Но, во-первых, звери разные: один, возможно, ягуар, а второй больше похож на пуму. Во-вторых, позы зверей скорее напоминают расправу с добычей: динамично изогнуты лапы, выпущены огромные когти. Вместо морд – маски, аналогичные маскам двух из четырех персонажей «убийц» в сцене на рельефе 2. Фигуры распростертых на земле обнаженных людей создают впечатление полной обреченности. Позы сходны: у обоих одна нога согнута в колене, как если бы они были опрокинуты при попытке бежать. Руки заброшены наверх, заломлены, головы безжизненно запрокинуты. Что касается сцен совокупления (между людьми, между человеком и зверем, между человеком и богом), то, по крайней мере в рукописях, они изображались иначе: персонажи располагались сидя лицом друг к другу. Данный же сюжет скорее всего вновь возвращает нас к отрывочным фактам архаической истории, связанной с борьбой фратрий. Скандала не получилось.

Изобразительное искусство ольмекского стиля не ограничивалось лишь наскальными рельефами, и мы не можем пройти мимо великолепных живописных фресок, обнаруженных в Оштотитлане (штат Герреро). Они находятся на скальной поверхности внутри двух не очень глубоких пещер. На эти фрески в 1968 году указали сотрудникам Национального института антропологии и истории местные крестьяне. Их создание относится к IX–VII векам до н. э. К сожалению, роспись настолько плохо сохранилась, что удалось выделить лишь несколько фрагментов; это не позволяет осуществить какой-либо полновесной оценки совершенно фантастического сюжета.

На яркой фреске изображен сидящий на невысоком троне правитель. Торс в фас, лицо в профиль, ступни свободно висят, одна нога опущена, вторая подвернута – типичная для архаических изображений отдыхающая поза. Однако отсутствие фона, перспективы и изображения трона делает эти фигуры как бы парящими в воздухе. Пластика, вынутая из контекста пространства, позволяет предположить, что фигуры танцуют. На груди у сидящего персонажа прямоугольная подвеска с косым «ольмекским» крестом. Тело и голова выполнены в красном цвете, ноги немного более темного оттенка. Нагрудная подвеска и набедренная повязка – изумрудно-зеленые. Изумрудно-зеленого цвета и головной убор в виде ушастой рептилии или птицы с большим круглым желтым глазом. Вдоль рук тянется цепочка зеленых элементов-знаков, создающих вид оперения. Под руками видны красные, переходящие в желтые, крылья.

Много непонятного таит в тебе сюжет со стоящим на задних лапах ягуаром. Изображение ягуара состоит как бы из совокупности графических символов: так, например, сустав лапы обозначен кружком с точкой внутри и тремя черточками-когтями. Нижние лапы больше похожи на орнаментальное переплетение. Ухо выполнено в виде символа – знака, который позже использовали майя.

Илл. 6. Знаменитый ольмекский рельеф 4 из Чалькацинго, интерпретация которого вызывает столько дискуссий. Одни исследователи предполагают, что на нем изображена сцена нападения хищников на людей, а другие видят в сюжете миф о происхождении древних ольмеков от совокупления кошачьего с человеком

Длинный пятнистый хвост ягуара прикасается к стоящему рядом человеку, который предстает стройным, молодым, полным сил мужчиной. Положение его рук (правая поднята вверх, а левая под тем же углом опущена вниз) зеркально повторяет положение рук персонажа с цветной фрески – у того поднята левая рука. Тело мужчины покрыто черной краской. Незакрашенным остается лишь лицо и неимоверно увеличенные половые органы. Подобные изображения нетипичны для ольмеков. Следует отметить знаковость не только ягуара, но и человека: изображение его головы соответствует майяскому знаку xib, что означает «мужчина», «самец». Гипертрофированность половых органов как бы дополняет это значение, является его смысловым комплиментом. Кроме того, в сцене заложена и еще одна игра слов и знаков. Дело в том, что, по материалам майя, ягуар считался одним из важных божеств преисподней, где занимался очищением призраков – он обдирал их когтями, поглощая плоть. Эпитеты ягуара – «ярый», «мужественный», на языке майя ton, что буквально означает «тестикул».

Подобная игра с идеографическими знаками, имеющими фонетическое чтение, долго сохранялась в качестве характерной традиции не только у майя, обладавших к тому времени развитым фонетическим письмом, но и у астеков.

В 30 км от Оштотитлана расположена местность Хуштлауака, также известная своими пещерами с ольмекскими росписями. Пещеры находятся в самом конце длинного тоннеля – около полутора километров. Роспись расположена глубоко под землей, куда не проникает дневной свет. Совершенно очевидно, что выполнялась она при свете смоляных факелов, и потому, видимо, фон всегда был исключительно светлый. Краски сильно разрушены временем, однако сохранилась цветовая гамма – сочетание черного с желтым и краснотерракотовым.

Одно из изображений находится в великолепной сохранности и поражает яркостью красок. Роспись появляется по правую сторону тоннеля на уровне роста человека.

Высокий бородатый персонаж стоит в полный рост. На нем головной убор из зеленых перьев. Через плечо перекинута накидка, расцвеченная горизонтальными полосами. Руки, спина и ноги покрыты ягуарьей шкурой с хвостом. В правой руке персонаж держит веревку, к которой привязан второй персонаж, явно находящийся в позе подчинения. Сбоку на хвосте вертикально стоит змей. Присутствие веревки указывает на скрытый смысл сюжета: речь явно идет о кровнородственной связи между умершим предком и унаследовавшим его душу потомком. Не забыта и дорога возрождения – Млечный Путь, отождествлявшийся, в свою очередь, с изгибами пещер и Пернатым Змеем.

Еще одна ольмекская роспись была обнаружена в пещере под названием Каквасисики (штат Герреро в районе реки Омитлан), что переводится как «Пещера игр». Но больше она известна под названием «Пещера дьявола» – так ее окрестили католические монахи. Вход открывается на север, откуда виден знаменитый вулкан Попокатепетль. Глубина составляет 24 м, а покрытые росписью стены протянулись на 30,5 м. Естественный рельеф делит росписи на несколько фрагментов. В отличие от предыдущих росписей эти не выглядят столь завершенными и похожи скорее на некие наброски. Представлены два самостоятельных персонажа, повернутые влево (не считая человечков из черточек). Нижний держит правую руку вверху, а левая, судя по сохранившейся части контура, опущена. На его уборе и позади него знаки, похожие на элемент xib — «позади», «север». Персонаж вверху имеет более сложный головной убор, его правая рука вытянута вперед, левая согнута в локте. Перед его лицом знак, напоминающий знак t’an — «речь», «могущественный». На головном уборе два косых «ольмекских» креста, а также знак пещеры – так называемый элемент «U».

Однако самым замечательным в этой росписи оказалась ее астрономическая часть. Мы видим семь знаков ek — «звезда» и два знака king — «солнце», «день». Семь звезд – это прямая аналогия с «Семью Оставленными Домами» – общей для всех мезоамериканцев легендарной прародиной. Однако если до сих пор можно было лишь предполагать, что «Семь Домов» являются символом Большой или Малой Медведицы, указующих именно на север, то роспись в ольмекской пещере впервые напрямую подтверждает эту гипотезу.

Куда исчезли ольмеки?

Это одна из самых хитрых загадок мезоамериканской истории. Складывается странная картина некой предначертанности судьбы этого народа. В III тысячелетии они пришли неизвестно откуда, выполнили свою историческую и культурную миссию и к началу нашей эры вдруг исчезли. Однако ольмеки успели оставить богатое научное наследство. К концу I тысячелетия до н. э. они осуществили реформу календаря (переход от лунного к солнечному), приурочив ее к прецессионному переходу из Овна в Рыбы. На основе традиционной идеографии создали морфемно-силлабическое письмо. Разработали религиозно-идеологическую концепцию, которая накануне новой эры начала бурно распространяться по всему мезоамериканскому региону: в Теотиуакане, у сапотеков, у майя. Эта концепция воплощалась не только в сюжетах росписей, но и в планировке городских центров, в типологии построек и памятников. Странным образом эти процессы очень напоминают распространение христианства по Старому Свету: материально воплощаясь в появлении специфических памятников архитектуры, скульптуры и мелкой пластики, оно как бы накладывалось на самые разные местные культуры и постепенно распространялось от Средиземноморья до Сибири и дальше.

…Штат Табаско считается одним из самых богатых в Мексике – это потому, что именно здесь была обнаружена и добывается нефть. Факелы промыслов стали частью ночного ландшафта. И нам было очень приятно узнать, что нефть здесь нашел выходец из России, который, еще будучи студентом, сбежал от гражданской войны и обосновался в этом странном краю – колыбели американской цивилизации.

Покидая Табаско, мы по достоинству оценили идею местной администрации собрать археологические памятники в едином природно-археологическом парке столицы Вильяэрмосы. Один только выезд в поле – в уникальный кирпичный город майя Комалькалько – привел к тому, что среди бела дня меня так искусали местные комары, что вздувшиеся и нестерпимо зудящие волдыри держались на ногах еще около двух месяцев. Парк же был изумителен: в нем были собраны представители местной флоры и фауны, включая вальяжного каймана Марипосу и разновидность енотов – носух, которые трогательно шарили лапками по карманам посетителей в поисках вкусненького. Меня колония носух полюбила особенно, обнаружив в сумке запасы чеховских «Коровок». Вся эта идиллия, в которой отсутствовали насекомые, служила достойным антуражем для великолепных памятников ольмекского искусства.

Глава 2 ТЕОТИУАКАН: ДОРОГА МЕРТВЫХ В «ГОРОДЕ БОГОВ»

…А также говорят:

«Он превратился в бога»,

когда хотят сказать:

«Он умер»…

Песнопения науа

На индейскую пирамиду Кнорозов поднялся один-единственный раз. Это было в Тикале во время нашей первой поездки в Гватемалу. Больше шеф по пирамидам не карабкался, предоставив это занятие мне, при этом иронично подсмеивался: «Вот-вот, дама, как увидит какую гору или пирамиду, тут же на нее лезет. У дам так принято». Приходилось поддерживать эту игру, подробно сообщая ему о результатах восхождений, а также спусков в пещеры. Почему-то для него это было важно – возможно, он просто хотел побыть в одиночестве в этих столь значимых для него местах и спокойно погрузиться в мысленные картины далекого прошлого. Идеальным объектом в этом отношении стала Пирамида Солнца в Теотиуакане. Пока я взбиралась на высоченную пирамиду, а затем спускалась в пещеру под ней, он пришел к окончательному выводу: «Страшно тоскливое место. Но со стратегической точки зрения выбрано идеально». Что успел он увидеть за время моего отсутствия? Полчища диких племен, захвативших этот оазис науки и искусств и усеявших трупами бесконечную Дорогу Мертвых? Или тот ужасный пожар, что печально завершил жизнь великолепного города?

Разрушенный город – словно потерпевший крушение корабль…

Как свидетельствуют исследования археологов, в те далекие времена местность вокруг этого величественного города, расположенного на северо-востоке от долины Мехико (всего в 50 км от современной столицы страны), была отнюдь не столь уныла, как нынче. Горные склоны были покрыты густыми лесами, а саму небольшую долину Теотиуакана пересекали ручейки и речки, делая ее плодородной и привлекательной для жизни.

Однако когда в XIX веке Теотиуакан обнаружили археологи, открывшееся зрелище можно было описать словами исследователя древних индейских городов Дж. Стефенса: «Разрушенный город лежал перед нами, словно потерпевший крушение корабль: мачты его потеряны, название стерлось, экипаж погиб, и никто не знает, откуда он шел, кому принадлежал, как долго длилось его путешествие, что послужило причиной его гибели». Как пишет крупнейший специалист по древней американской археологии В.И. Гуляев: «Теотиуакан погиб за много столетий до прихода европейцев в Америку, поэтому мы и по сей день не знаем имен его правителей, философов, поэтов и художников, языка, на котором говорили его жители, и даже подлинного названия этого великого города…» Дело в том, что Теотиуаканом, или «Обителью богов», называли его астеки, сохранившие в своих преданиях восхищение великолепием и блеском некогда могущественной столицы. Многие другие названия городских объектов появились и вовсе благодаря фантазии современных исследователей. Так невольно совершается еще одно магическое действо: образ древнего города прячется за декорациями из современных слов и понятий. Возникает парадоксальная ситуация: чем больше появляется слов и образов, тем плотнее становится занавес, скрывающий ушедшую в тысячелетия тайну. Это хорошо видно даже по преданиям астеков, которые, говоря о возникновении Теотиуакана, преподносят само его существование как некую изначальную данность.

…Все до одного отправились в путь: и мальчишки, и старики, и девчонки, и древние старухи. Очень медленно, очень осторожно двигались они, пока не собрались вместе в Теотиуакане. Там установили они свои законы, там устроили они свое царство. И те, кого избирали сначала царями, были мудрецами, знатоками таинственных явлений, хранителями традиций. Затем появились там сановники. И весь народ построил святилища в честь богов Солнца и Луны. После этого было сделано много других святилищ меньшего размера. И место это назвали Теотиуакан, потому что, когда умирали правители, их здесь же хоронили. Затем строили над ними пирамиды, которые стоят еще и сейчас. Каждая пирамида напоминает небольшую гору, только сделанную рукой человека… И среди них есть очень большие — Пирамида Луны и Пирамида Солнца. (Перевод В.И. Гуляева)

Уже почти два века ученые пытаются разгадать тайну «Обители богов», но многого мы все еще не знаем. Известно, что Теотиуакан возник около 300 года до н. э., то есть одновременно или вскоре после великой календарной реформы ольмеков, утвердившей в Мезоамерике переход к солнечному календарю. И само появление этого странного города таит немало загадок. Кем были те люди, сопровождавшиеся «мальчишками, стариками, девчонками и древними старухами», которые выбрали место, возвели пирамиды, храмы и дворцы? Какое учение они несли? Каким богам поклонялись? Откуда и куда вела устремленная на север, к семи мерцающим «домам-пещерам» – звездам Большой Медведицы – главная улица города, называвшаяся Дорогой Мертвых? Известно немного. Во-первых, плодородная долина Теотиуакана находилась на пересечении многих торговых путей. А во-вторых, поселение возникло рядом со священной пещерой, внутри которой находился источник «девственной» воды (позже, правда, пересохший) и был захоронен некий предок. Вместе с тем четкая застройка и правильная сеть улиц свидетельствуют об изначальном наличии «плана генеральной застройки» города, который не нарушался на протяжении тысячи лет его существования.

Особое значение Теотиуакан приобрел с наступлением нашей эры, когда разработанная ольмеками новая религиозная концепция начала активно распространяться по всей Мезоамерике. Именно тогда Теотиуакан становится важным ритуальным городским центром, достигая своего наивысшего расцвета в 200–600 годах н. э. К этому времени площадь города составляла уже более 20 км2, а население достигало по некоторым расчетам 100 тысяч человек.

В городе находились культовые сооружения, дворцы, административный центр, рынок и свыше 2000 жилых комплексов. Все это свидетельствовало о наличии в Теотиуакане сильной централизованной власти. В городе существовала как светская, так и военная знать, жрецы, многочисленные торговцы, ремесленники и общинники. Жрецы являлись хранителями научных знаний, в том числе медицинских и астрономических. В число ремесленников зачастую входили переселенцы из других районов Центральной Мексики. Кормили Теотиуакан земледельцы, которые разработали сложную ирригационную систему и использовали искусственные огороды – чинампы. В период наивысшего расцвета и могущества влияние Теотиуакана прослеживалось по всей Мезоамерике. Торговая и военная экспансия продвигалась во всех направлениях – на север, на юг в Оахаку и на юго-восток вдоль побережья Мексиканского залива.

Как выглядел древний мексиканский Константинополь?

Основные сооружения центральной части города были выстроены вдоль центрального, ориентированного с юга на север проспекта – так называемой «Дороги Мертвых». Как и создатели Ла-Венты ольмеки, строители Теотиуакана воплотили в архитектуре поэтапную идею перехода от профанной (южной) части городского пространства к сакральной (северной). Причем сакральная часть находилась на некотором возвышении по отношению к профанной – таким образом, Дорога как бы вела вверх, на небо. Надо заметить, что ось, которой следовала Дорога Мертвых, отклонялась от севера на 17° к западу. Есть несколько вариантов объяснения этой «неточности» древних планировщиков, однако истинные причины такой ориентировки продолжают оставаться тайной.

Илл. 7. Реконструкция плана Теотиуакана. На севере расположена Пирамида Луны, к которой через весь город тянется Дорога Мертвых

Наиболее очевидным выглядит предположение, что дорога ориентировалась по некому определенному положению Луны в северной части небосвода – тем более что Дорога заканчивается у так называемой «Пирамиды Луны». Вместе с тем, надо помнить, что Полярная Звезда медленно, но постоянно перемещается относительно Полюса мира. Сейчас она находится в 2° от него, тысячу лет назад – в 7°, а в начале нашей эры и вовсе имела отклонение более 10°. А ориентировка на север скорее всего осуществлялась по яркому ковшу Малой Медведицы, что могло увеличивать отклонение. Вместе с тем, это направление ведет и дальше – в места, откуда, следуя направлению Млечного Пути, согласно древним легендам, пришли далекие предки. Иногда складывается странное впечатление, что вся заселенная индейцами территория как бы пересекалась невидимыми дорогами, проецируемыми из Космоса. При этом земные сооружения – города и дороги – представляли собой некие рукотворно созданные фрагменты и ориентиры в этом гигантском зеркально отраженном от звездного неба пространстве. И восхождение ночью по Дороге Мертвых в момент, когда Млечный Путь – Пернатый Змей – повторял на небе направление этой Дороги, могло быть наполнено глубочайшим мистическим смыслом.

Профанный юг: дворцы и рынки

Итак, в южной – профанной – части города располагался административный центр, состоявший из множества построек, размещенных на единой платформе. Самым известным строением этой части города (юго-восточный сектор) считается Храм Кецалькоатля, заложенный около 200 года н. э. и впоследствии не раз перестраивавшийся. Это здание было выстроено на пирамидальном основании из шести платформ и украшено скульптурными изображениями Пернатого Змея и бабочек. От самого храма практически ничего не сохранилось – только основание. Поэтому особую ценность представляют находки, обнаруженные при раскопках платформ, – прежде всего это многочисленные скелеты в сопровождении специфического инвентаря.

Погребения находились как внутри, так и с наружной стороны сооружения и датировались 150–200 годом, то есть люди умерли или были умерщвлены ко времени возведения святилища. Покойники располагались симметрично, следуя ориентировке по странам света. Тела находились в лежачем или сидячем полусогнутом положении, с заведенными за спину руками – по всей очевидности, руки были связаны до наступления смерти. Все свидетельствовало о том, что этих людей принесли в жертву при закладке храма.

Когда археологические работы в Теотиуакане еще только начинались, среди исследователей царило идиллическое мнение, что обитатели этого гигантского города занимались исключительно философией и поэзией, не имея особого пристрастия к массовым жертвоприношениям – в отличие от более поздних науа и тольтеков. Да и в целом захоронения под храмами в Мезоамерике долго считались скорее исключением, нежели правилом. И потому, когда в Теотиуакане стали обнаруживать коллективные погребения под пирамидами, это явление вызвало самые противоречивые толкования. А между тем, жертвоприношения при закладке и строительстве зданий считались обычной практикой не только в Новом, но и в Старом Свете. И все же количество принесенных в жертву при строительстве Храма Кецалькоатля поражало воображение – было обнаружено 134 скелета. Они принадлежали как мужчинам, так и женщинам. Более того, расчеты показали, что всего жертв должно было быть в два раза больше – 260, в соответствии с количеством дней в цолькине — самом архаическом «жреческом» цикле мезоамериканского календаря! Группы скелетов размещались по четырем сторонам, а также в центре сооружения. В каждой из них помещалось по 4, 8, 9 или 20 жертв. И эти цифры также являются ключевыми в календарных расчетах древних мезоамериканцев.

В центральном захоронении оказалось 20 покойников, рядом с которыми находился исключительно богатый инвентарь. Один скелет располагался в центре группы, а остальные были повернуты в его сторону.

Илл. 8. Пирамида Кецалькоатля

Можно предположить, что здесь был погребен какой-либо важный персонаж, возможно, правитель. Но остается загадка: почему в этом случае у «центрального» покойника руки были связаны так же, как и у остальных? Судя по всему, связывание рук имело некий ритуальный смысл. Не случайно веревка уже в самой ранней мезоамериканской иконографии выступает в качестве едва ли не главного символа родовой связи с прапредками, отождествляясь с пуповиной и змеей. У более поздних майя встречается немало изображений «поверженных» персонажей со связанными за спиной руками. Следуя традиционной для Старого Света схеме образов, этих людей обычно принято считать «пленниками». Однако, по всей видимости, не все «наши» символы применимы к древней индейской реальности. Вспомним астекское предание:

…Когда умирали правители, их здесь же и хоронили. Затем строили над ними пирамиды, которые стоят еще и сейчас…

Итак, позволим себе восстановить события тех далеких дней:

…Около 150 года н. э. умирает правитель Теотиуакана, немало сделавший для процветания этого города, развития культуры и знаний. Скорее всего, именно он внес важные поправки в календарные расчеты. Родовое имя его, по всей видимости, было связано с Пернатым Змеем – Кецалькоатлем у науа или Кукульканом у майя. Правитель умирает, но все уже готовятся к его возвращению – согласно древним представлениям индейцев, покойник после прохождения по «Небесной Веревке» Млечного Пути должен вернуться на землю, возродившись в одном из потомков. Как основателя рода, восходящего к божественным предкам, его хоронят в храмовой пирамиде, воплощавшей легендарную гору с пещерой прапредков. Вместе с умершим правителем к божественным прапредкам отправляются и сопровождающие. Их предполагаемое количество – 260, а использованные числа также указывают на древние календарные циклы. Что хотели выразить этим древние жрецы Теотиуакана? Указать период, через который следует ожидать возвращения умерших? Сохранить память о неком научном открытии? Или зафиксировать реальное историческое событие? Так или иначе, мы хоть и видим схему, но пока не можем до конца расшифровать это древнее послание. Судя по тому, что Храм Кецалькоатля в Теотиуакане неоднократно перестраивался, можно предположить, что душа умершего примерно в 150 году н. э. правителя успела несколько раз возродиться в очередных потомках и вернуться на «свою» пирамиду.

Видимо, именно об этой главной тайне Теотиуакана – тайне жизни и смерти или, точнее, тайне вечного бессмертия – повествуется в одном из песнопений науа.

И назвали его Теотиуакан, так как то было место, где похоронены владыки. Так они сказали: «Когда мы умрем, а вернее, мы не умрем, поскольку будем жить, и вновь родимся, продолжим жить, вновь пробудимся, и это даст нам счастье». Так мертвые велят, когда ты умираешь: «Проснись, уже порозовело небо, уже пришел рассвет, уже запели птички, щебечут ласточки, и бабочки порхают». И говорили старики, что тот, кто умер, превратился в бога. А также говорят: «Он превратился в бога», когда хотят сказать: «Он умер».

Илл. 9. Фрагменты настенных росписей из Теотиуакана. Верхняя фигура передает изображение древнего жреца. От его рта отходит знак речи. Вторая роспись была обнаружена во дворце Тетитлы

Наиболее крупными зданиями Теотиуакана, помимо пирамид, были дворцы или резиденции знати города – как, например, Шолальпан. Этим современным названием исследователи обозначили прямоугольный дворцовый комплекс из 45 комнат и семи патио. Ансамбль располагался на четырех платформах, окружавших центральный двор с алтарем посредине, куда с платформ спускались трех-четырех ступенчатые лестницы. Двери представляли собой прямоугольные проемы, закрывавшиеся занавесом. Из-за отсутствия в зданиях окон многие комнаты имели нечто вроде совсем маленьких внутренних двориков – прямоугольные проемы в потолке, крепившиеся по периметру колоннами. Дождевые воды из таких двориков стекали по специальным дренажным системам.

При возведении зданий в Теотиуакане использовался специфический архитектурный стиль, комбинировавший вертикальные и наклонные плоскости. Стены дворцов часто покрывались росписями.

Первые фрески обнаружила еще в 50-е годы Лоретт Сежурне. За целых 11 лет знаменитая мексиканская исследовательница раскопала площадь всего в 1 км2 – и обнаружила здания со множеством настенных росписей и великолепной цветной керамикой. Сежурне сразу же решила, что древние жители города запечатлели на стенах дворцовых залов сюжеты мифа о Кецалькоатле и символы космогонической концепции «пяти солнц», известной нам лишь в более позднем астекском варианте. Это была красивая, но бездоказательная версия, и многие ученые сразу же выдвинули к ней множество претензий. О чем же можно говорить с уверенностью? Фрески Теотиуакана включают как ритуальные и мифологические, так и военные и бытовые сцены. Они отражают различные стороны жизни обитателей великого города. Сюжеты могут быть мифологическими: Пернатый Змей, различные божества (воды, огня), Бог Улитка. Могут затрагивать официальные исторические события, в которых участвуют воины-орлы и воины-ягуары. Представляют ритуальные и бытовые темы: храмы, инкрустация зубов, человеческие сердца и кровь, жертвоприношения, связанные с прорицаниями психоделические практики, игра в мяч, купание и другие коллективные забавы. А также передают значимые для теотиуаканцев символы и образы: речевой завиток, раковины, растения и животные, огороды-чинампы и т. д.

Илл. 10. Терракотовая курильница из Теотиуакана. Этот причудливый стиль был назван исследователями «театральным»

Продолжим описание южной части города. На широких просторных площадях находились огромные рынки. Трудно даже представить богатство и разнообразие товаров, привозившихся не только из окрестных поселений, но и из самых удаленных уголков Мезоамерики, куда только можно было добраться пешком или доплыть по рекам и океанам на каноэ! На рынке Теотиуакана можно было встретить какао, нефрит, морские раковины и изумрудные перья кецаля – все эти предметы использовались в качестве своеобразной обменной монеты. Среди драгоценных и полудрагоценных камней особое место занимал обсидиан – вулканическое стекло. Из него изготовлялись ритуальные ножи и изящные фигурки. В.И. Гуляев приводил любопытный факт: из 400 обнаруженных на территории города ремесленных мастерских 300 были так или иначе связаны с обработкой обсидиана. Даже сейчас, спустя более тысячи лет запустения и после почти столетнего присутствия археологов и туристов, кусочки и сколы изделий из обсидиана то тут, то там попадаются на глаза! Особое значение для древних обитателей города имели предметы из таинственно мерцающего горного хрусталя – их использовали в специальных обрядах для погружения людей в гипнотический транс. Предметы из светящегося полупрозрачного оникса считались достойным украшением любого богатого дома. Ткани и накидки, расшитые яркими перьями тропических птиц, поражали воображение. А обилие изделий из керамики! Великолепные фигурки, изображавшие людей и богов, казались живыми – они хранили тайны, пугали, горевали, смеялись и танцевали. От разнообразия сосудов разбегались глаза: плоские блюда, фляжки, триподы, цилиндрические сосуды, горшки, изящные расписные вазы, курильницы! Здесь можно было встретить предметы и сапотеков, и майя, и западных соседей – из Теотиуакана купцы развозили местные товары к своим ближним и дальним соседям для обмена. Достаточно сказать, что изготовленные в Теотиуакане терракотовые фигурки, а также покрытые резным орнаментом цилиндрические сосуды на трех плоских ножках встречаются на территории от юго-запада США до Сальвадора. Горные районы майя, по образному выражению В.И. Гуляева, были буквально наводнены посудой «теотиуаканской» формы – как привозной, так и местной, скопированной с образцов. Экспортировался даже специфический стиль адобовой архитектуры, сочетавший по-разному наклонные панельные плоскости.

Стоит лишь добавить, что купцы в Теотиуакане, как, впрочем, и везде в мире, по совместительству были еще и шпионами. А каждый торговый поход являлся своего рода разведывательной экспедицией, которая искала не только новые рынки, но и пути продвижения военной экспансии.

В южной части городского центра были не только дворцы. Чуть дальше лепились друг к другу кварталы с узкими улочками, разделявшими линии одноэтажных домиков под плоскими крышами и дверями, выходившими во внутренний дворик – патио. Нетрудно догадаться, что в этих кварталах жили обычные горожане. Мало что сохранилось от этих домиков, однако кое-что можно восстановить, исследуя захоронения простых теотиуаканцев. Поскольку в те времена считалось, что посмертное существование – это зеркальное отражение земной жизни, умершего и помещали в это близкое, но находящееся «по ту сторону» пространство. Так, например, юная девушка была похоронена внутри ниши в западной стенке жилища. Сюда же поместили кости человека, который до этого был похоронен где-то в другом месте.

Что это – свидетельство романтической драмы или же обычное стремление к созданию родового склепа?

Другое погребение – это был вполне взрослый мужчина – располагалось внутри круглой ямы, прямо под покрытым штуком полом жилища. Рядом с умершим родственники оставили курильницу, красное блюдо, три морские раковины, ракушки и ушные вставки.

Во рту его находился странный предмет, который монах-хронист Бернардино де Саагун описывает как «замену сердца» умершего.

Илл. 11. Сосуд в виде забавной фигурной композиции, выполненный из оранжевой глины, предположительно из Теотиуакана. Датируется III–VIII вв.

Череп умершего теотиуаканца был покрыт красной краской. По мнению французского исследователя Жака Сустеля, это означало лишь одно: смерть не считалась окончательным завершением жизненного пути. Как и майя, их современники теотиуаканцы считали, что душа человека после смерти должна возродиться в некоем потомке. Любопытно, что уже значительно позже, в период упадка Теотиуакана, в этом же доме под полом были беспорядочно помещены расчлененные костяки, перенесенные из других захоронений. Эти кости покрыты пеплом. Как и руины самого дома, они несут следы огня – видимо, того страшного пожара, что уничтожил великий Теотиуакан.

Нередко теотиуаканцев хоронили под полами дворцов и жилых зданий в выложенных плитами могилах, куда клались также предметы из обсидиана, керамические сосуды, ткани. Однако надо заметить, что жители этого города чаще предпочитали кремировать своих покойников, завернув их предварительно в ткань в виде свертка.

Илл. 12. Роспись стены из теотиуаканского комплекса Тепантитла. По всей видимости, древний художник стремился воссоздать образ райской жизни на далекой прародине

На юге города, в его профанной части, располагался особый обнесенный каменной стеной квартал, который археологи назвали Сьюдадела, что в переводе с испанского означает не только «цитадель», но и «большой дом с маленькими квартирами».

В южной части комплекса был обнаружен череп молодого мужчины, повернутый к востоку. Этот череп имел две круговые трепанации! Можно предположить, что это была жертва экспериментов в квартале врачей…

При выходе из профанной части города в районе панели внешней северной стороны Сьюдаделы у Дороги Мертвых обнаружены девять погребений. Хотя захоронения относятся к разным периодам, число погребенных наводит на мысль о ритуальном количестве божеств преисподней, или, как их еще называли древние мезоамериканцы, «Владык ночи».

Сакральный север: Пирамида Солнца и Пирамида Луны

Наконец мы выходим из южной части ансамбля и движемся вверх по Дороге Мертвых, на север – в сакральную часть Теотиуакана. Примерно посредине более чем четырехкилометрового проспекта с восточной стороны возвышается огромная Пирамида Солнца. Именно она и является ключевым сооружением всего города. Прямо под ней находится естественная пещера, ориентированная с запада на восток, с легким отклонением к северу – практически перпендикулярно Дороге Мертвых. Таким образом, можно было как восходить на пирамиду к Храму Солнца, поднимаясь с западной стороны, так и спускаться под нее вниз, где прямо под центром тоннель расширялся, образуя подобие небольшой комнаты. Направления тоннеля пещеры и главной лестницы пирамиды совпадали. Тем самым создавалось некое зеркально отраженное пространство: или к солнцу, или под землю, – что воплощало идею двойственности мира, дня и ночи, жизни и смерти.

Пещера под пирамидой, по всей видимости, имела исключительное сакральное значение, и потому доступ в нее был закрыт еще во времена расцвета Теотиуакана. Археолог Рене Мийон считает, что пещеру окончательно перекрыли уже к середине V века. В центральной камере, которая была замурована первой, сохранились разбитые керамические сосуды, расписные диски с антропоморфными фигурами. Они относятся к 150–250 годам. Дорис Хейден, посвятившая несколько лет изучению этой загадочной пещеры, предполагает, что здесь могли находиться и погребения, также разоренные еще в древности.

Судя по всему, в пещеру проникли грабители – есть явные следы их присутствия. Кто это были – лазутчики, охотившиеся за священными предметами?

Враги, временно захватившие и разграбившие Теотиуакан? Или же заговорщики, пытавшиеся захватить власть в великом городе? Так или иначе, эти далекие события продолжают оставаться тайной.

Вход-колодец семиметровой глубины был плотно завален камнями. Около 30 лет тому назад пещеру случайно обнаружил смотритель археологической зоны – он сел покурить и заметил по пламени тягу из-под земли. Самое поразительное, что и сейчас, когда археологи обследовали пещеру достаточно подробно, им так и не удалось обнаружить причину тяги, предполагающую еще один выход из пещеры. Когда колодец расчистили, оказалось, что в нем сохранились остатки полуразрушенной лестницы, вырубленной прямо в грунте.

Эта лестница вела к основанию колодца, и уже оттуда начинался 103-метровый тоннель к середине пирамиды. По всей своей протяженности этот тоннель лежит на одном уровне, едва понижаясь – на метр-полтора – к центру. Отмечено, что естественная пещера была специально доработана: в некоторых местах выровнен до уровня человеческого роста слегка извивающийся тоннель, сглажены стены, выстлан пол, усовершенствована естественная форма камеры. Археологи обнаружили остатки кладки, поэтапно замуровавшей части пещеры, – всего оказалось около 30 таких перекрытий. В плане пещера представляет собой как бы цветок с четырьмя «лепестками» (пятый совпадает с «ножкой») и двумя симметричными «листками» на ножке. Возможно, это распределение комнат тождественно легендарным «семи пещерам» древних майя. В виде лепестков цветка пещера-прародина обычно изображалась в мексиканских кодексах.

Трудно сейчас предполагать, какие обряды могли проводиться в центральной комнате. Однако когда оказываешься под 70 метрами земли, в более чем 100-метровом удалении от шахты спуска, и стоишь здесь в полной темноте с открытыми глазами, испытываешь странное чувство: создается впечатление, что в пещере светло! Или, точнее, что тебя окружает какая-то серая мгла, в которой вот-вот начнешь видеть (я назвала бы это «инфрасерым» светом). Сначала я решила, что мне это кажется – тем более что это была далеко не первая обследованная мною пещера и в других я не испытывала ничего подобного. Однако оказалось, что все, кто находился в центральной комнате под Пирамидой Солнца, испытывали сходные ощущения. Мы даже попытались провести эксперименты на видение предметов – и некоторые из них удались! Однако объяснения этому феномену найти мне так и не удалось…

Теперь поднимемся на пятиярусную Пирамиду Солнца. Это грандиозное сооружение достигает 64-метровой высоты. Длина сторон основания – 211, 207, 217 и 209 м. Трудно предположить, что древние строители просто ошиблись в расчетах длины сторон. Скорее всего за этим отклонением кроется какой-то расчет, логика которого нам пока неизвестна. В отличие от пещеры, в которой, судя по перестройкам, постоянно что-то происходило, пирамида была воздвигнута раз и навсегда. Верхняя часть сооружения, куда ведет широкая лестница, представляет собой плоскую площадку. По всей видимости, посредине этой площадки в древности стоял храм. Известно, что в Мезоамерике пирамида воплощала гору с пещерой прапредков, а так называемый «храм» являлся лишь оформлением выхода из преисподней. Не будет ничего удивительного, если вдруг обнаружится, что от вершины пирамиды вглубь, прямо к пещере, при строительстве был проложен другой, вертикальный, тоннель – тот самый, что обеспечивает странную воздушную тягу из-под земли и о котором нам пока ничего не известно.

Илл. 13. Пирамида Луны

История обнаружения пещеры под Пирамидой Солнца чем-то напоминает мифы науа о разрушенных солнцах и происхождении людей. В них упоминается некая богиня Чимальму («Мать народов») и богиня Иштакчульчитликуэ, которая жила в пещере и готовилась к деторождению. Однажды утром Солнце пустило с неба стрелу, она попала в дом зеркал, и тогда из ямы, открывшейся в камне, родились мужчина и женщина.

В пределах Пирамиды Солнца было обнаружено 16 погребений. Это число связано с архаической структурой племени и, как уже говорилось, имело важное значение у древних ольмеков, культурных предшественников Теотиуакана. Любопытно, что последними из 16 были найдены детские погребения, заложенные у каждого из четырех углов основания пирамиды.

Вся пещерно-пирамидальная конструкция несла и определенный астрономический смысл, отражавший представления теотиуаканцев о модели мира, привязанной к циклам человеческой жизни. Тот, кто наблюдал за солнцем от середины оси города – Дороги Мертвых, мог увидеть, что дневное светило, пробуждая все живое, поднималось из-за храма на пирамиде. Затем оно достигало зенита, что можно было определить по отсутствию теней в колодце пещеры, и, смещаясь к западу, как бы пряталось в тоннель под пирамиду. Уходя за горизонт, солнце бросало последние кроваво-красные лучи на самую высокую точку города – храм на Пирамиде Солнца – и исчезало, уступая место тьме…

С западной стороны Дороги Мертвых – там, куда уходило солнце, – было обнаружено странное ритуальное погребение. Оно состояло из четырех черепов, два из которых принадлежали девушкам, а два других – юношам. При этом женские черепа были повернуты лицевой частью на север, а мужские – один на север, другой на юг.

После быстрого в тропиках захода Солнца и коротких сумерек на небе высыпали мерцающие холодные звезды и начинала свой путь среди мертвых таинственная Луна. В отличие от Солнца, ежедневно в течение всего года пересекающего небо по проторенной дорожке с востока на запад, Луна предпочитает совершать по небу ежемесячные круговые обходы. Солнце по отношению к повернутому к нему лицом наблюдателю движется в течение дня слева направо, то есть по часовой стрелке. Луна же, напротив, перемещается по горизонту в течение месяца справа налево – против часовой стрелки. Именно эти особенности движения главных светил привели различные народы к созданию двух видов свастик: «живой», закрученной по часовой стрелке – по Солнцу и «мертвой» – по Луне.

Итак, слева от Храма Солнца, у северного конца Дороги Мертвых древними теотиуаканцами была воздвигнута Пирамида Луны – почти точная, но уменьшенная ровно на одну треть копия Пирамиды Солнца. Ее высота составляет 42 м, основание – 150 × 130 м. Как отмечает Майкл Ко, названия Пирамид Солнца и Луны не выдуманы археологами, а дошли до нас из древних легенд, и потому нет причины сомневаться в том, что стоявшие на пирамидах храмы были посвящены богу Солнца и богине Луны. От себя могу добавить, что сохранившиеся названия не противоречат и астрономическому значению этих сооружений.

Илл. 14. Пирамида Солнца

Сакральная значимость северной части Теотиуакана подтверждается и другими неожиданными находками. Так, именно здесь, в северо-западном углу комплекса, обнаружились два полукруглых строения, которые оказались древними крематориями. Они были ориентированы на север, их диаметр составлял около 9,5 м. В одном из этих странных строений оказалось 10 захоронений, из которых два были первичными и восемь – вторичными, то есть перезахороненными из другого места. Здесь же находился скелет собаки (известно, что в Мезоамерике собака считалась проводником душ в преисподней). Рядом с останками находились керамические сосуды и обсидиановые ножи. При этом один из первичных костяков имел следы воздействия огня, а под ним были обнаружены следы горения и большое количество золы. Кроме того, ранее здесь уже были обнаружены три костяка со следами воздействия огня. Все это позволило археологам предположить использование данного сооружения для кремации. Оказалось, что этот крематорий действовал на севере Теотиуакана на протяжении целых 450 лет! Самое поразительное, что на сакральном пространстве площади Пирамиды Луны продолжали хоронить, даже когда сам город уже прекратил свое существование…

Жизнь в городе прекратилась в конце VII века, когда социальные потрясения лишили столицу былого могущества, здания оказались разрушенными, а огонь уничтожил всю ее роскошь и великолепие.

Большинство ученых склоняются к мнению, что город разрушили вторгшиеся с севера воинственные племена. Теотиуакан долго был северным форпостом мезоамериканской цивилизации, сдерживавшим нашествия беспокойных варваров. Однако неудачное стечение обстоятельств – внутренние распри и нападение врагов – могло привести к гибели этого крупнейшего культурного центра Мексики. Не исключено, что этими варварами оказались тольтеки, объявившие себя наследниками Теотиуакана и создавшие вторую крупную цивилизацию центральной Мексики. Однако истории свойственно повторяться, и в XI–XII веках уже вполне цивилизованных тольтеков потеснили новые орды северных варварских племен. Но об этом мы расскажем в следующих главах.

Глава 3 САПОТЕКИ: МАСТЕРА ЧЕРЕПНЫХ ТРЕПАНАЦИЙ

А знаете ли вы, что плиссировка юбок была изобретена сапотекскими дамами? – спросил меня шеф, когда мы устроились в маленьком самолете и перед нами поставили очередную коробочку с едой. Покинув безмятежно спокойную Мериду, мы вылетели в Оахаку – на встречу с потомками изобретателей плиссировки тканей.

– Про юбки мне ничего не известно, – честно призналась я, – всегда думала, что юбки в складочку были привезены в Мексику из Испании. Зато давно хотела посмотреть на трепанированные сапотеками черепа. Кроме них этим делом увлекались так же масштабно разве что перуанцы в Паракасе.

– Грубая у вас душа, женская, – со вздохом процитировал классика шеф и принялся изучать содержимое упаковки: салат, сыр, булочка, что-то сладкое. Паек, по-видимому, не вызвал у него особого энтузиазма.

– Могли бы предложить жареных жучков, хоть какой-то был бы местный колорит, – добавил он, складывая «дары самолета» в «котомку». Так называлась довольно страшная сумка из черной плащевой ткани, с которой шеф не расставался никогда. Перед тем как куда-либо идти, он аккуратно сворачивал ее и, несмотря на все протесты окружающих, прятал в карман пиджака. Зато когда неожиданно появлялось что-то – подаренное или найденное, – что некуда было положить, котомка триумфально извлекалась и, к огромной радости владельца, в нее заталкивались это «что-то». «Чем-то» могло быть что угодно: так называемый «подъемный материал» – валявшиеся на поверхности фрагменты керамики или обсидиановых и кремниевых наконечников, красивые камни, книги, сувениры, еда для знакомого кота… Лучшими гостиницами для Кнорозова были те, где жили коты. И в этом отношении в Оахаке нам исключительно повезло: в кустах прямо под его окнами поселилась кошка с полумесячными котятами. Страна древних сапотеков показалась нам особенно уютной – несмотря на трепанированные черепа и воинственное прошлое.

Где искать сапотеков?

Цивилизация сапотеков и их постоянных соседей-соперников миштеков возникла в I тысячелетии до н. э. и просуществовала около двух тысячелетий на землях современного мексиканского штата Оахака. Почти всю его территорию занимает высокосейсмичная горная система Южная Сьерра-Мадре (высота 2500–3400 м), покрытая горными сосновыми и смешанными лесами. Оахака расположена на стыке важных торговых путей, связывающих центральную Мексику с южными районами. Как обычно, поселения и ритуальные городские центры создавались в плодородных горных долинах. В центральной части массива расположено сразу три примыкающие друг к другу долины: Этла, Тлаколула и Саачила. Их часто рассматривают как одно целое и называют долиной Оахака. Городские центры здесь стали возникать практически одновременно с ольмекскими, расположенными не так далеко – на расстоянии всего около 400 км, правда, через горные хребты. Одной из пока необъяснимых загадок возникновения цивилизаций в Мезоамерике остается факт одновременного становления однотипных культур в Оахаке и Табаско. Кто были те цивилизаторы, которые почти одновременно принесли практически одни и те же знания ольмекам и сапотекам? При этом знания были восприняты разноязычными народами, поскольку язык сапотеков не родственен ни майя, ни науа.

Попробуем проследить этапы культурного развития Оахаки. Оно, как и повсюду, включает несколько периодов.

Оседлые поселения в разных районах Оахаки появляются между 1500 и 1400 годами до н. э. С 1400 по 500 год до н. э. здесь были в основном сельские поселения. Наиболее ранние состояли из десятка семейных домовладений. Семьи не были большими, они включали лишь родителей и детей – не более пяти человек.

Дома в горных районах строились из дерева. Они были прямоугольными, площадью примерно 5 × 3 м. Сначала устанавливались угловые столбы, делались плетеные стены, которые затем обмазывались глиной. Камни выкладывались у дверного проема и вдоль стен. Крыша была пальмовой. Основная хозяйственная деятельность проходила в примыкавшем к дому дворике. Запасы еды помещались в «колоколовидные» подземные ямы объемом в 1 м3. Этого количества было достаточно для обеспечения питанием семьи из пяти человек в течение нескольких месяцев.

Тут же, рядом с домом, семья хоронила своих умерших. Покойника просто спускали в заброшенную яму или старое хранилище. Это происходило вскоре после наступления смерти. Однако часто бывало, что выкапывалась специальная длинная могила, куда покойника укладывали иногда в вытянутом положении, а иногда – скорченным на боку. Рядом помещали небогатый инвентарь и личные украшения, а также керамические сосуды. Судя по следам, можно предположить, что в момент погребения в могилах находилась еда и питье для пользования в другой жизни. Не исключено, что это было угощение покойному на поминальном пиршестве – наподобие стакана водки и куска черного хлеба на поминках у славян. В рот умершего иногда клались бусины из разновидностей нефрита. Как и везде в древней Мексике или Гватемале, этот камень считался здесь драгоценным и использовался в качестве денег.

Тихая жизнь в Оахаке резко меняется в так называемый «ольмекский» период, начало которого приходится на рубеж I и II тысячелетий до н. э. Завершается этот революционный процесс к середине IX века до н. э. Сейчас практически невозможно представить, кто и каким образом вынудил местное население отказаться от привычной жизни. Однако археологи отмечают, что именно в это время кардинально меняется весь общественный уклад. В Каньяде, Миштека-Альта и долине Оахаки возникают относительно крупные центральные поселения, а множество мелких в это же время прекращают свое существование. Селения начинают специализироваться на том или ином виде хозяйственной деятельности (обработка минералов, изготовление зеркал и т. д.). А это, в свою очередь, приводит к развитию отношений обмена и кооперации между отдельными общинами и районами. Свидетельством победы новой религии становятся образы новых, уже общих для Мезоамерики, божеств. На керамических и каменных изделиях, а также памятниках архитектуры триумфально появляются ягуар, змей, кайман, орел, вытесняя символы предыдущей веры. Нельзя не согласиться с главным специалистом по культурам Оахаки археологом Маркусом Винтером, считающим, что «использование символов кодифицирует и стандартизирует мышление». Новая модель мира невозможна без новой идеологической концепции. Нет сомнений в том, что племенные представления о реальном и потустороннем мире существовали и до 1200 года до н. э. Но именно в этот период возникшие прогрессивные представления о мироустройстве были осмыслены, восприняты и сведены в систему, описываемую через новые ключевые знаки.

Любопытно, что керамика с подобным комплексом символики была обнаружена исключительно в мужских погребениях. Это лишний раз подтверждает общечеловеческую биологическую закономерность, что именно мужчина является носителем наиболее прогрессивной для своего этапа формы культуры. И именно мужское мышление вплоть до последнего времени являлось доминантным и в организации социального устройства, и в разработке новой модели мира.

Новая идеология и прогрессивный способ хозяйствования постепенно преобразили Оахаку. Период ранних городов приходится на 850 год до н. э. – 750 год н. э. В это время возникает множество городов, которые представляют собой церемониальные и административные центры, где ведется монументальное строительство. Возводятся оборонные стены, строятся подземные ходы. За пределами городской черты вокруг этих центров на обширном пространстве размещаются общинные поселения.

Если сельские поселения носят достаточно традиционный характер, то сами города формируются по двум архитектурным моделям. Первая соответствовала общепринятой в Мезоамерике планировке: центральная площадь, окруженная постройками. Вторая носила более локальный характер и имела у сапотеков больший успех: центр города попросту застраивался крупными зданиями, для центральной площади места не оставалось. Дворцы и храмы ставились на платформы. Местным архитектурным изыском являются здания с круглыми колоннами у входа. Обычно постройки покрывались штукатуркой и затем красной краской. Кроме того, в городе имелись площадки для проведения ритуальных праздников и «стадионы» для игры в мяч. Важным элементом городского строительства были паровые бани, которые служили не только для мытья, но и для различных целебных процедур. Однако особенно сапотекские города знамениты многочисленными погребальными камерами – каменными гробницами в виде крестообразных помещений, имитировавших жилище и зачастую располагавшихся непосредственно под полами домов. Но о них речь пойдет чуть дальше.

Укрепление и централизация власти знаменуются новшествами в религиозно-идеологической системе. Именно в это время возникает так называемый «культ черепов»: отделенные от тела головы очищались, а в черепе просверливались отверстия для того, чтобы его можно было носить подвязанным на шее. Чьи это были головы? Принято считать, что они принадлежали убитым в бою или принесенным в жертву врагам.

Как известно из истории, никакая идеология не способна долго главенствовать, если она не подкрепляется хозяйственными успехами. Об уровне хозяйственных достижений древних сапотеков мы можем судить по множеству характерных свидетельств. Так, например, на всей территории Оахаки существовала сложная ирригационная оросительно-дренажная система, поддерживаемая густой сетью плотин и каналов. Практиковалось характерное для горного рельефа террасное земледелие. Все эти усилия обеспечивали высокие урожаи маиса, бобовых, овощей и т. д. Земли при этом, по всей очевидности, делились на общинные и наследственные. А верховный правитель распределял их среди знати и военачальников, поощряя, как обычно, особенно отличившихся или же удачно выслужившихся.

«Цивилизация Монте-Альбан»

Тот, кто уже что-либо читал по истории доколумбовой Америки, знает, что достижения сапотеков и миштеков часто называют «цивилизацией Монте-Альбан», и это название стоит в одном ряду с такими понятиями, как цивилизация ольмеков, майя, астеков и т. д. И это не случайно. Около 500 года до н. э. на высоте 2000 м над уровнем моря был основан город Монте-Альбан. Очень скоро он подчинил себе всю долину Оахаки, превратившись в политическую столицу и крупнейший религиозный и торговый центр сапотеков. Достаточно сказать, что площадь города превышала 40 км2, а его население в лучшие времена составляло около 25 тысяч человек. Одним словом, Монте-Альбан представлял собой типичный мезоамериканский город-государство. Благоденствию города способствовало обилие плодородных земель, древесины, воды, глины, сланца, соли и известняка. Монте-Альбану подчинялись такие второстепенные центры в долине, как Сан-Хосе-Моготе, Дайнсу, Халиеса и другие, с населением 2000–3000 человек. В это время правители Монте-Альбана завоевали целый ряд областей за пределами Оахаки и контролировали торговлю между центральной Мексикой и Тихоокеанским побережьем. Монте-Альбан в качестве крупнейшего столичного центра был тесно связан с Теотиуаканом, откуда поставляли, в частности, ценный обсидиан.

Илл. 15. Вид на центральную часть столицы сапотеков Монте-Альбан. Самым неожиданным выглядит здание неправильной формы, расположенное прямо на главной площади. Предполагается, что это могла быть обсерватория

В архитектурном плане Монте-Альбан представляет собой прямоугольный комплекс вокруг центральной площади, достаточно внушительные размеры которой составляют 200 × 300 м. Строителям, возводившим город на твердом скалистом грунте, приходилось обеспечивать геометрическую правильность площади путем срезания небольших выступов камня и декоративного застраивания особенно крупных блоков. Северная платформа отделена от основной площади большой лестницей, ведущей вниз, – это указывало на ее связь с преисподней, подчеркивало сакральное значение и одновременно ограничивало доступ к ней. У одной из стен самого древнего здания северного комплекса помещены плоские камни-стелы. На них изображены в фас подчеркнуто обнаженные мужские фигуры, которые исследователи назвали «танцорами». Дело в том, что голые человечки как бы парят в пространстве, их ноги подогнуты, ладони в большинстве случаев касаются широко разведенных коленей. Одна фигура предстает в профиль – по всей видимости, древним мастерам необходимо было передать горб, что в изображении в фас невозможно. Этот персонаж как бы сидит, опираясь на правое колено; тем не менее, в нарушение пропорций, из-за бедра старательно прорисованы внушительные гениталии горбуна. Нет сомнений, что перед нами портреты божественных прапредков, и главным доказательством этого является присутствие горбуна – Духа-Улитки у майя. Кроме того, фигуры расположены в сакральной северной части комплекса, как и гигантские головы ольмеков в Ла-Венте. Что касается их поз, то здесь не может быть речи ни о каких танцах. Дело в том, что любая сидящая фигура, изображенная вне соответствующей обстановки и перспективы (трон, дворец и т. д.), будет выглядеть парящей. Тот, кто назвал предков сапотеков «танцорами», по всей видимости, настолько привык к европейским изобразительным традициям, что утратил способность воспринимать изображение, если оно не сопровождается множеством условных знаков (фон, перспектива, драпировки, тени и т. д.). Впрочем, и древние сапотеки в свое время решили подчеркнуть то, что имело для них основополагающее значение, – пышным символом обозначили детородный орган, концентрируя внимание зрителя на репродуктивном величии своих прародителей.

Дошедшая до нас информация о социальной структуре Монте-Альбана касается в основном поздних этапов развития города. Так, известно, что верховный правитель гоккитао сосредотачивал в своих руках всю политическую, судебную и военную власть. Ему подчинялись военачальники и судьи. Верховный жрец уихатоо обладал высшей идеологической властью и влиял на решения верховного правителя. Ему подчинялись прорицатели коланихе. Общины сохраняли родовые черты, и ими управляли старосты гокки. Основу общества составляли свободные общинники. В отдельную группу были выделены ремесленники.

Социальные различия хорошо прослеживаются по захоронениям, тем более что могилы, как правило, располагались в пределах жилых построек. Элитарные захоронения представляли собой специальные погребальные камеры, сооружавшиеся вблизи или прямо под полом жилого дома и имитировавшие жилище. Они располагались с противоположной от входа стороны или справа от входа, под центральной частью дома. Таким образом, дом знатного сапотека как бы одновременно существовал в двух зеркальных мирах – реальном и потустороннем. Как отмечает археолог X. У рейд, план захоронения «повторяет в миниатюре типичное распределение жилого пространства», что подтверждается раскопками не только в Монте-Альбане, но и в Атцомпе, Ламбитьеко, Нагуле. Стены погребальной камеры покрывались росписями. В вечное жилище помещалось множество ценных предметов: фигурные урны, керамические изделия, украшения из нефрита и перламутра, маски, музыкальные раковины, золотые изделия и т. д. Простых общинников хоронили в обычной могиле, выложенной каменными плитами, под полом дома, с одним или двумя сосудами в качестве инвентаря.

Как бы то ни было, жилые дома сапотеков уступали по долговечности и богатству их последним приютам. Жители Монте-Альбана исходили, по всей видимости, как и многие другие народы мира, из простого сопоставления продолжительности короткой земной жизни с вечным бессмертием души, в которое они свято верили. Именно поэтому самые пышные царские гробницы Монте-Альбана не перестают поражать наше воображение своей роскошью. Их строили за пределами дворцов – видимо, наподобие зимних и летних резиденций европейских правителей. Примером такого сооружения является знаменитое царское погребение № 7, по обозначению археологов. Его специально поместили в северной, сакральной части города, которая, согласно архаическим представлениям сапотеков, воплощала легендарную прародину и место обитания божественных предков. Таким образом, идея зеркального отражения дома живых и обиталища мертвых была воссоздана не в вертикальной, а пространственной горизонтальной модели мира, как это делали и ольмеки. Эта древняя усыпальница продолжает хранить немало загадок. Так, например, некоторые покойники успели умереть за несколько столетий до того, как их останки были помещены в данный склеп. Остеологический анализ показывает, что всего в этой фамильной гробнице нашли успокоение 12 или 14 человек, принадлежавших некой знатной семье. Причем сама семья проживала где-то в долине Оахаки, возможно в Шошокотлане, но никак не в Монте-Альбане, который тогда и вовсе не был заселен, а выполнял только функции ритуального и административного центра. Таким образом, некая возвысившаяся до царского уровня семья перевезла спустя столетия останки свои предков вместе с некоторыми подношениями из первого погребения в Монте-Альбан и захоронила их в специально сооруженном склепе. Поражающие богатством подношения находились не только внутри погребальной камеры, но и за ее пределами. Всего было извлечено 93,598 кг золота, гравированные кости, множество обсидиановых предметов, 10 нагрудных украшений. Там же находился человеческий череп, инкрустированный бирюзой, нефритом и золотом. В его глазницы были помещены диски из перламутра, нос заменен белой раковиной. Там же лежала маска Шипетотека – миштекского божества, связанного с жертвоприношениями.

Илл. 16, 17. Фигуры сидящих персонажей, высеченных на каменных блоках, из Монте-Альбана. Отсутствие других изображений рядом с фигурами заставляет видеть их как бы парящими в воздухе или даже танцующими

Однако самым пышным считается погребение № 105. Оно обнаружено в Серро-дель-Плюмахе, что по дороге в Монте-Альбан. Издали виден великолепный портал входа. Подземный комплекс гробницы имеет крестообразную конструкцию, к которой спускаются пять ступеней. Постройка включает просторное патио, окруженное помещениями. В глубине, напротив лестницы, расположена собственно погребальная камера.

Настенные росписи гробницы № 105 признаны лучшими в Монте-Альбане. Композиция поделена на три яруса. Этот прием возник еще у ольмеков, был усовершенствован в Исапе и стал характерным у майя. Основной сюжет размещался на центральном, самом широком уровне. Перед зрителем предстают стоящие в профиль фигуры в пышных одеяниях – девять мужских и девять женских персонажей в окружении астрономических знаков.

Илл. 18. Так выглядела погребальная камера сапотеков в Монте-Альбане (погребение № 104). Ее стены были покрыты росписями. Покойник лежал в окружении богатого инвентаря

В центре композиции четыре фигуры в пышных одеяниях со знаками власти в руках как бы идут вправо от дверного проема. Перед двумя первыми помещен характерный для Мезоамерики символ речи и могущества. Стилистически рисунок напоминает скорее изображения в миштексом кодексе, особенно по пропорциям частей человеческой фигуры: крупная голова, почти квадратный корпус при коротких ногах (ступня равна голенищу), невыразительная пластика.

Первый персонаж представлен в профиль, ладони рук сложены на груди. Он одет в длинную юбку до щиколоток, на которых видны браслеты. На плечи накинута мягкая пелерина до пояса. Орнамент на одежде представлен в виде линий и знака ступеней, символизирующих вход в преисподнюю. На шее крупное ожерелье, на голове пышный убор из перьев. Рядом с человеком помещена вертикальная надпись из нескольких иероглифических знаков. Второй персонаж – старик – сгорблен и как бы опирается на посох. Из одежды на нем только набедренная повязка. На бедре вписаны три знака. На ногах сандалии. На шее крупное ожерелье. От лица ниспадает на плечи и грудь нечто вроде складчатого капюшона-пелерины. Глаз обведен, на голове – пышный убор. Перед ним надпись из трех знаков. Третий персонаж одет в юбку с узором из кружочков, перед ним две вертикальные надписи. Последний из шествующих держит в руках «штандарт». Его лицо раскрашено черным цветом. Нижний уровень росписи, отведенный для изображения преисподней, к сожалению, сильно поврежден. На верхнем уровне видна стилизованная пасть животного и знаки «призрак», «темнота».

Кукушка, кукушка, сколько лет жить осталось?

Ответ на этот вопрос пытаются получить все народы, но делают это по-разному. Своя традиция существует до сих пор и в штате Оахака, в древнем городе Митла.

Предполагается, что название Митла происходит от слова науа миктлан – «Страна мертвых». К 750 году Митла становится одним из важнейших городов-государств долины Оахаки. При планировке этого сакрального центра, возникшего на несколько столетий раньше, в первую очередь учитывались особенности рельефа местности. Можно даже предположить, что место для города выбиралось по особым признакам – как и для Теотиуакана. Не случайно территория города почиталась как место «отдохновения предков». Ритуальный центр возник на реке Митла, которая протекает точно с востока на запад, аналогично реке, пересекающей Теотиуакан. Все постройки ориентированы по оси юг-север – от профанного к сакральному. Именно на севере находятся горы, где обитаемые пещеры-укрытия датируются по крайней мере IX тысячелетием до н. э.

Архитектура городских ансамблей Митлы следовала единой модели. Так называемая «Группа колонн» включала три внутренних дворика – патио, ограниченных комнатами. Северный патио, как правило, был небольшим по размерам, и доступ к нему был ограничен. Относительно просторный средний двор чаще всего имел выход на юг. Третий двор, также большой и иногда открытый с одной стороны, больше походил на позднюю пристройку. Это была наземная часть жилого комплекса для живых, под полами которого располагалось гораздо более пышное «жилище мертвых». Правда, когда археологи обнаружили эти подземные сооружения, они были уже разграблены. Под северной комнатой находилась крестовидная погребальная камера средних размеров. А под восточной располагалось огромное, также в форме креста, помещение, украшенное ступенчатым «греческим» орнаментом меандром. Верхнее перекрытие поддерживалось мощной колонной. Она-то и получила название «колонны жизни». Трудно отследить истоки некоторых поверий, но до сих пор среди местных индейцев сохраняется традиция приходить в первый день каждого года в мертвый город Митлу, чтобы, охватив колонну руками, узнать, сколько лет осталось жить. Считается, что об этом специальным знаком могут сообщить пришедшему индейцу божественные предки. С чужаками, как оказалось, индейские предки предпочитают дела не иметь: сколько я ни хватала колонну, знака не получила. Впрочем, это не был первый день года.

Йагул: под сенью старого дерева

Каждый город в Оахаке имеет свои особенные черты. Слово йагул означает «старое дерево». Это название наводит на мысль о мировых деревьях, считавшихся у индейцев опорами мироздания. Четыре дерева соответствовали странам света, а центральное считалось главным, соединяющим три уровня пространства: подземный мир, мир живых и небеса. Одновременно деревья олицетворяли четыре рода, обеспечивавшие единство племени. И по сей день каждое селение индейцев имеет свое «главное» дерево, под которым проходят общественные собрания.

Особенностью Йагула считается так называемый «дворец шести двориков». Это сложное архитектурное сооружение представляет собой запутанный лабиринт вокруг патио и примыкающих к нему помещений. Вход в комплекс расположен с южной, «административной», стороны, тогда как в северную часть попасть достаточно сложно.

Площадка для игры в мяч ориентирована по оси запад-восток. С востока к ней примыкает комплекс, состоящий из храма и дворика с четырьмя пирамидами и алтарем посредине. Под центральной частью дворика помещено обширное погребальное помещение из трех комнат.

Портрет дедушки на погребальной урне

Особой популярностью в Оахаке на протяжении многих веков пользовалось производство фигурной и расписной керамики, а также лощеных сероглиняных чаш с гравированным или резным орнаментом.

Странным памятником сапотекского искусства были уже упоминавшиеся погребальные урны. Эти большие фигурные сосуды появляются в истории Монте-Альбана не сразу, а только за 100 лет до н. э. Не случайно знаменитый мексиканский ученый Мигель Коваррубиас ставил появление этого типа памятников в зависимость от привнесенной извне традиции ольмекских мудрецов, которые, как уже отмечалось, разработали к этому времени новый календарь и новую религиозно-идеологическую систему.

Новая религия принесла идею «божественного предка», оставшегося в далекой северной пещере-прародине. Образ этого предка и запечатлевали древние сапотеки в урнах, выполнявшихся в виде «сидящих фигур», которые помещались внутри ниш в стенах погребальных камер. Сама ниша выполнялась в виде креста, напоминая знак пещеры ольмеков. Внутри ставилась полая фигура сидящего со скрещенными ногами человека с открытым ртом и даже с высунутым языком. В некоторых случаях мастера придавали лицу индивидуальные портретные черты. Предок представал сидящим на возвышении-платформе, украшенной оскаленной пастью ягуара. Голова его увенчивалась пышным убором со стилизованной мордой животного посредине – иногда ягуара, иногда летучей мыши. На одной из урн оказался помещен изогнутый разинутый клюв птицы. По всей видимости, это были нагуали – звери, считавшиеся предками и покровителями того или иного человека или рода. Над верхней частью убора, как правило, изображалось пышное растение, символизировавшее возрождающуюся жизнь. На груди человека помещалась подвеска, часто изображавшая пещеру, а в некоторых случаях – перевернутую человеческую голову. На одной из урн поверх растения устроился симметрично изгибающийся двухголовый змей, также олицетворявший переход в потусторонний мир.

Несколько иного типа урны археологи обнаружили в коллективном захоронении в Инфановите. Это были керамические толстостенные цилиндры, высотой от 15 до 21 см и от 6 до 11 см в диаметре, на которые налепливалась голова, иногда скрещенные руки и ноги. Мелкие элементы добавлялись лепкой или вычерчивались рельефными линиями. Лицо дорисовывалось красной и черной красками растительного происхождения. Таких урн в погребении оказалось пять, и все они делались одновременно. Складывается впечатление, что изображенные лица являлись портретами погребенных, поскольку в одном случае вполне реалистично были прорисованы уродливые зубы – совсем как у одного из покойников.

Три сосуда-урны из Оахаки вообще изображали человеческую голову в натуральную величину. Маркус Винтер справедливо считает, что как урны, так и сосуды-головы могли играть роль портретов умерших, передавая понятие реинкарнируемой души. Не случайно основным декоративным элементом на подобных керамических сосудах стал кольцевой орнамент в виде растянутого знака «холодной лестницы» (меандра), символизирующего пещеру предков.

Воинственные соседи миштеки

Как уже упоминалось, там же, в Оахаке, жили постоянные соседи-соперники сапотеков – воинственные миштеки, правителям которых очень хотелось безраздельно властвовать в долине. И они делали все возможное, чтобы осуществить свою мечту. Постепенное ослабление власти Монте-Альбана, чему немало способствовали междоусобицы, привело в 650–750 годах к усилению второстепенных центров, таких как Саачила, Нагул и Митла. После X века они и вовсе объявили себя независимыми и начали проводить самостоятельную политику. Катастрофически утрачивающая свое политическое значение древняя столица Монте-Альбан продолжала сохранять свое население, но неотвратимо превращалась в некий пантеон – «дом предков», который использовался для захоронений знати, в том числе и миштекской.

За миштеками закрепилась слава не только весьма воинственного народа, но и расчетливых стратегов. Дело в том, что поначалу их правители не столько воевали, сколько вели достаточно хитрую региональную политику. Они заключали браки с наследницами сапотекских знатных родов. В результате таких союзов миштекские правители оседали на землях сапотеков, занимая их вместе со своими родами в качестве «союзников» и постепенно вытесняя от правления самих сапотеков. Впрочем, сходным образом позднее стала поступать и астекская правящая элита.

Илл. 19. Погребальная глиняная урна сапотеков, выполненная в виде сидящего с высунутым языком ягуара. Подобные урны помещались обычно в крестовидные ниши внутри погребальных помещений

Исторически область миштеков делится на два региона – Миштека-Альта (в основном горные долины) и Миштека-Баха (равнинная область). Ее история тесно связана с развитием долины Оахаки. Первые местные протогорода (Монте-Негро, Иукуита, Уамелульпан, Серро-де-лас-Минас) появились не намного позже Монте-Альбана. В конце доклассического периода (200 г. до н. э. – 300 г. н. э.) здесь возникло несколько достаточно крупных государств, которые, впрочем, вскоре распались. Вплоть до испанского завоевания Миштека состояла из нескольких десятков городов-государств, иногда объединявшихся в непрочные «гегемонии». Самый важный из таких союзов был создан правителем Тилантонго (1095–1115 гг.), подчинившим самые крупные образования от побережья до гор.

Саачила – город невест

Саачила – это один из немногих индейских городов, которые существовали в Оахаке всегда и не исчезли даже с появлением испанцев. При правителе Косихоэсе этот центр даже претендовал на звание столицы.

Погребения Саачилы являются свидетельством хитрой «брачной» политики, обеспечившей мирное сосуществование сапотеков с миштеками. Так, при расчистке патио одного из жилых комплексов под полом были обнаружены две погребальные камеры. В обеих находился богатый инвентарь, включавший золотые украшения и гравированные кости. Один из склепов был украшен штуковыми рельефами. У входа помещался рельеф в виде голов ягуаров. Во внутренней части на панели было помещено изображение семи персонажей.

Миштеки выстроили два погребальных сооружения, следуя общей сапотекской концепции: лестница вниз, прямоугольная камера, декоративная панель с меандром, символизировавшая лестницу-пещеру. Внутри находились богатые подношения: большое количество полихромной керамики, украшения, небольшие фигурки.

В главной камере было помещено основное погребение – мужчина в вытянутом на спине положении, головой на север. Справа от него – скелет юноши. В помещении у входа находилось еще восемь покойников. Предметы сапотекского и миштекского происхождения позволили археологам сделать вывод о брачном союзе между пришедшим к власти в сапотекской столице миштеком и девушкой знатного, видимо царского, рода сапотеков.

В разных районах миштеки хоронили своих покойников по-разному. Однако традиция захоронения в жилище или рядом с ним в целом сохранялась. В Миштека-Альта могилы обычно обнаруживаются в маленьких подплатформенных ямах. В Сьерра-Масатек и Чинантле мертвых часто хоронили в пещере, на полу которой оставляли один-два сосуда. Обычно мертвых клали на спину, а рядом помещали подношения, соответствующие социальному статусу умершего. Однако пока неразгаданной остается тайна покойников, повернутых «вниз лицом». Рядом с ними не клали никаких предметов. Кто это были?

Чужестранцы? Нарушители устоев? А может быть, колдуны, бесконечность жизненных возвращений которых напуганные соплеменники пытались оборвать таким радикальным способом?

Как сапотеки ориентировались в пространстве

Сапотеки пользовались общей для Мезоамерики системой счета и календарем, сочетавшим архаический 260–дневный цикл с солнечным 365-дневным годом. Однако ориентировка построек сапотеков, иногда весьма значительно отличающаяся от майяских, остается загадкой.

Для оахакских построек характерны три основные ориентировки.

Первая, по оси восток-запад, главенствует в начале «ольмекского» периода, то есть около 1300 года до н. э. Она следует направлению 82°-262°, что соответствует отклонению в 8° от истинного севера. Это положение на западе совпадает с позицией Алнилама – центральной звезды пояса Ориона, а также с некоторыми положениями вечерней Венеры. Цикл появления и исчезновения Алнилама в зоне видимости может быть связан с наступлением сезона дождей. Любопытно, что символ из трех компонентов, наводящий на мысль о поясе Ориона, в Оахаке является признаком бога дождя Косихоо. Аналогичный символ в центральной Мексике связан с Тлалоком, также покровителем дождя.

Другое направление по оси юг-север – приблизительно на 4° восточнее истинного севера – появляется около 500 года до н. э. и совпадает со временем основания Монте-Альбана. По мнению археоастронома Пеллера, это может коррелировать с видимостью солнца в горном перевале к востоку от Сан-Хосе-Моготе. Этот момент мог служить начальной точкой для «запуска» архаического 260–дневного календаря. Хотя многое в этих расчетах продолжает оставаться загадкой. Вместе с тем, в Монте-Альбане на протяжении всех рассматриваемых периодов около 80 % погребенных были ориентированы по оси восток-запад.

Еще позже устанавливается более обычная в Мезоамерике так называемая «теотиуаканская» ориентировка, находящаяся на 15°-20° восточнее истинного севера. Построек с подобной ориентировкой нет в долине Оахаки, однако они присутствуют в миштекских вотчинах – Иукуите и Миштека-Альта.

Необычны ориентировки в планировке города Серро-де-лас-Минас (Миштека-Баха), где зарегистрировано отклонение от оси в сторону северо-запада примерно на 27°, что напоминает ориентацию строений Исапы, отклонение которой составляет также 27°, но в сторону северо-востока. Вразумительного объяснения этому феномену пока нет. Кроме того, в том же Серро-де-лас-Минас отмечена еще более странная ориентировка зданий с отклонением от севера в 45°.

Вернувшись к Монте-Альбану, следует отметить, что гармонию общей четкой планировки города по оси юг-север нарушает примыкающий с юга комплекс «13 Кех», отклоняющийся примерно на 30°, а также странное здание посреди Главной площади (здание J). Оно сориентировано с отклонением около 45° в сторону северо-запада. Следует заметить, что это строение было обнаружено полностью разрушенным, археологи восстанавливали его из груды камней. Именно поэтому многие высказывают сомнения в точности реконструкции. Только дальнейшие исследования смогут подтвердить или опровергнуть достоверность этой ориентировки. Но уже сейчас следует заняться поиском ответа на вопрос: что же могло служить ориентиром, дающим отклонение в 45°?

Чаще всего об астрономических знаниях индейцев можно судить по расчетам ориентировок древних построек. Однако самыми важными считались ориентировки, связанные с погребальным обрядом, поскольку от правильного положения покойного зависело, по представлениям древних, его полноценное возрождение. Да что говорить о древних индейцах, когда даже для нас, по сути нерелигиозных современных людей, вопрос положения ног относительно двери при выносе умершего родственника вдруг обретает первоочередное значение, а нарушение этой архаической традиции у многих вызывает почти мистический страх! Человек может довольно легко экспериментировать со своим жильем, но с большим трудом решится на новаторство в погребальном обряде, особенно если это касается родных и близких.

Именно поэтому погребальный обряд является основным и зачастую единственным источником сведений об астрономии древних народов. Итак, на самом севере долины Оахака в городе Серро-де-ла-Кампана (600–800 гг.) было обнаружено великолепное погребальное сооружение, крестовидное в плане и ориентированное строго по оси север-юг. Входные проемы в древнюю усыпальницу и в собственно склеп были украшены «масками» – так археологи называют рельефные изображения лиц древних богов – обитателей преисподней. Усопший уходил из живого мира и попадал в царство призраков через освещаемый солнцем вход с южной стороны, и затем его оставляли в самой северной части усыпальницы, под охраной семи звезд Большой Медведицы. У древних мексиканцев это созвездие имело другое название и вызывало иной образ – перевернутого сосуда с выливающейся девственной водой.

Погребальное сооружение начиналось с внешнего вестибюля, в который вела входная лестница, спускающаяся на 5 м. Однако лестница завершалась не на уровне пола вестибюля, а на высоте 1,5 м выше него. Фронтальная часть вестибюля (на севере) перегораживалась главным фасадом, сложенным из панели и двух опорных столбов. Вход вел к внутреннему маленькому вестибюлю, также крестообразному в плане. Далее следовало внутреннее помещение (1,7 × 1,8 м), уровень пола которого находился еще ниже. Вдоль стены тянулась сплошная скамья. Для кого? Для родственников или, может быть, для призраков? Это помещение также повторяет крестообразную планировку, которая создается маленькими боковыми нишами (1 × 1 м). Основную усыпальницу можно рассматривать в качестве северной ниши – только уже большого размера (2 м в ширину и более 4 м в длину). Она располагалась несколько выше центрального помещения, и в нее надо было подниматься по небольшой лестнице из трех ступеней, боковые стены которой были покрыты росписями.

Потолки поддерживались десятью опорными столбами. Они располагались попарно, при этом покрывавшие их рельефы были выполнены зеркально, что дало возможность реконструировать утраченные в некоторых местах фрагменты изображения.

Рельефы, украшающие это погребальное сооружение, воспроизводят религиозные представления древних мезоамериканцев, связанные с идеей реинкарнации. Это и знаки пещеры, отождествляемые с Луной – женским лоном, (вход в поля блаженные обозначен раскрытой пастью кошачьего), и умерший, спускающийся в преисподнюю. Завитки раковины улитки являются символом главного божественного прапредка Духа-Улитки. Раскрытая толща земли с поднимающимся ростком растения является символом возрождения.

Всего здесь представлено 12 персонажей, из которых можно выделить, по всей видимости, две родительские пары – по два персонажа высокого ранга в сопровождении женщин. Судя по числу, остальные восемь персонажей, возможно, также имеют отношение к родовой структуре.

На скипетрах в руках этих стражей преисподней нарисованы знаки, передающие цвета стран света, но в несколько странном порядке:

персонажи с западной стороны имеют знак чак — на языке майя «красный», что соответствует у майя востоку;

персонажи с восточной стороны имеют знак хек — на языке майя «черный», что соответствует у майя западу;

персонажи с южной стороны имеют знак сак — на языке майя «белый», что соответствует у майя северу;

персонажи с северной стороны не имеют скипетров со знаками. Зато владыки, изображенные рядом с захоронением (на севере), имеют «правильный» цвет – сак, «белый», указывающий на север.

Таким образом, знаки цветов стран света расположены как бы на противоположных сторонах, нежели это было принято у майя. Что это могло значить? Изменение культурной традиции? Но тогда почему знаки у погребения совершенно правильно соответствуют северу? Или, возможно, изображения создавались для указания направления с точки зрения зрителя внутри сооружения, а не рассматривания их в плане?

Что еще умели сапотеки и миштеки

Сапотеки пользовались иероглифическим письмом, появившимся в 600–400 годах до н. э. Их тексты можно встретить на стелах, на стенах погребальных камер и на мелких предметах. Совершенно очевидно, что это письмо имеет общие мезоамериканские корни, но задача его дешифровки пока не решена. Известно, что после завершения «ползучего» захвата власти в Оахаке миштеками и падения Монте-Альбана это фонетическое письмо вышло из употребления. Его сменила любимая миштеками пиктография. Рисуночные книги, или кодексы, писались на сложенной гармошкой «индейской бумаге» из коры фикуса. На листы накладывался специальный грунт, а затем наносились рисунки. Эти книги представляли собой подлинные произведения искусства. Основными темами сюжетов были отношения между знатными родами, их происхождение и отчасти исторические события. Пока не найдено ни одной более ранней сапотекской книги, и возможность такой находки маловероятна из-за того, что сохранность подобных материалов в условиях оахакского климата весьма проблематична. Известно, что именно по этой причине у майя существовала традиция регулярного переписывания – «обновления» – старых книг, которые попросту сгнивали или же их поедали жуки. Однако книжная традиция миштеков явно не возникла самостоятельно, а восходит скорее всего к текстовым рукописям сапотеков. Впрочем, хочется верить, что в один прекрасный день где-нибудь в сухой пещере будет обнаружена древняя сапотекская книга и загадка происхождения миштекских кодексов окажется разгаданной, а письмо расшифрованным.

Миштеки же сумели создать даже особенный художественный стиль, получивший название «миштека-пуэбла». Именно этот стиль стал «интернациональным» в постклассические времена, то есть после X века н. э. У миштеков его позаимствовали астеки, официально признав в качестве «имперского», и он стал своеобразной визитной карточкой «мексиканского» искусства.

Жители Оахаки в хозяйстве металлическими изделиями не пользовались. Но это не значит, что они «не знали металла». Еще сапотеки умели обращаться с медью и изготовлять изделия из ее сплавов. В основном это были украшения и ритуальные предметы. Медные топорики Т-образной формы обычно прятались в специальных тайничках завернутыми по несколько штук в узел или сумку. Их назначение остается еще одной загадкой сапотеков.

Илл. 20. Золотая пектораль из погребения в Монте-Альбане, относящаяся к 1200–1500 гг. По всей видимости, она должна была воспроизводить прижизненный облик знатного индейца

Миштекские ювелиры предпочитали тонкую работу по золоту. Именно они покрывали своих уложенных в сапотекские склепы покойников золотыми пекторалями – это были особые маски, рельефно воспроизводившие не только лицо умершего, но и его головной убор, а также верхнюю часть груди с элементами одежды, орнаментом и украшениями.

Черепные трепанации

Известно, что сапотеки обладали глубокими медицинскими знаниями. Индейская медицина связывала болезни с воздействиями жары, сырости и холода. Для лечения использовались растения, животные и их отдельные органы, а также минералы.

Но подлинная сенсация ожидала археологов в главном городе сапотеков Монте-Альбане. Здесь они обнаружили немало покойников, в черепах которых еще при жизни были проделаны высверленные или вырезанные отверстия. Захоронения с трепанированными черепами отличались от обычных: как правило, их находили под полами маленьких жилищ, а сами жертвы древних нейрохирургических экспериментов относились к представителям низкого социального статуса. В двух случаях продырявленная голова была прикрыта большим глиняным блюдом. Монте-Альбан считается уникальным в Мезоамерике местом по количеству прижизненных трепанаций, после которых люди продолжали жить. (Хирурги и антропологи знают, что в случае удачной трепанации, то есть когда пациенту удается не умереть, отверстие в черепе постепенно закрывается восстанавливающейся костной тканью. Если же на черепе следов заживления нет, это значит, что пациент скончался во время операции или вскоре после нее. В этом случае возможны следы костного воспаления по краям отверстия.) О подлинном назначении большинства трепанаций, как и о возможности использования анестезии, ничего не известно. Надо заметить, что некоторые черепные операции были широко распространены у различных древних народов во всем мире; прежде всего это серии небольших отверстий в задней части затылка – они сверлились для понижения внутричерепного давления.

Известно несколько техник трепанации: постепенное соскабливание кости; выпиливание по кругу определенного участка черепа; высверливание по кругу дырочек и затем «вынимание крышечки». Как правило, диаметр отверстия составляет от 25 до 30 мм. Есть любопытные случаи, когда на черепе присутствуют следы нескольких последовательных трепанаций: рядом с первым, со следами заращивания, отверстием было сделано второе, которое также начало закрываться. Однако древний хирург не угомонился и впритык к этим двум выпилил третье отверстие. Эта попытка оказалась роковой – следов восстановления кости в этом случае не наблюдается. Операция проводилась на правой височной доле. Другой любопытный случай наблюдался на черепе с трепанацией прямо в центре темени – там, где экстрасенсы определяют выход главного энергетического канала. Нейрохирургам хорошо известно, что здесь расположен практически самый уязвимый участок мозга. Было ли это известно древнему сапотекскому врачу до начала операции, мы не знаем. Уверены лишь в одном: смерть пациента была мгновенной.

Большинство же трепанаций делалось в районе левой височной доли. Знаменитый энерготерапевт Л.П. Гримак считает, что таким способом древние, по всей видимости, пытались подавить левое полушарие головного мозга для естественной активации правого «экстрасенсорного» полушария, которое обладает чрезвычайно архаическими, так называемыми «паранормальными» способностями – такими, как ясновидение, видение будущего и т. д. Предсказания – то есть прогнозирование будущего – играли исключительную роль в индейских культурах. Одни, как, например, майя, предсказывали и прорицали при помощи растительных психоделиков в состоянии экстаза (это также форма активации правого полушария головного мозга), другие использовали для этих целей гипноз. Сапотеки же попытались решить проблему активации головного мозга самым кардинальным способом, достойным таких знаменитых нейрофизиологов, как И.П. Павлов или В.М. Бехтерев.

…Все еще находясь под впечатлением осмотра трепанированных черепов, мы отправились в один из оахакских ресторанов, чтобы попробовать тех самых жареных кузнечиков. Их подавали завернутыми в маисовую лепешку, в которую можно завернуть все: мясо, сыр, грибы, перец. Это народное блюдо в Мексике называется тако.

– Ну вот, Юрий Валентинович, – удовлетворенно заметила я. – Тут, может, был международный центр подготовки колдунов, а вы все плиссированными юбками интересуетесь!

– Не знаю, как колдунов, а будущих дешифровщиков, видимо, надо готовить похожим способом, – с совершенно серьезным видом заявил шеф, что означало, что сейчас он расскажет очередную невероятную, но обязательно подлинную историю.

– Когда мне было не больше пяти лет, – продолжил он, как обычно «телеграфным» стилем, – братья стукнули меня по лбу крокетным шаром. Сознания я не терял и даже не запищал. Для братьев все обошлось хорошо, а я почти остался без зрения. А читать, заметим, уже умел. Зрение восстановили, хотя и с трудом. Видимо, это и была своего рода «колдовская травма». Могу дать рекомендацию: будущих дешифровщиков бить по башке, только не ясно как. Можно для эксперимента взять контрольную группу. А если кто концы отдаст, тому так и надо! – шеф радостно улыбнулся, представив, видимо, меня, проводящую эксперименты над студентами, и принялся за изумительные сапотекские тако. С жареными кузнечиками.

Глава 4 КАК СТАТЬ НАГУАЛЕМ? КОЛДОВСКОЙ ОПЫТ ИНДЕЙЦЕВ

Таинственное и мистическое, особенно связанное с непонятным воздействием на разум или здоровье человека, относится к темам, которые никогда не утрачивали своей соблазнительной привлекательности. Смею предположить, что подобное отношение к этой сфере культуры будет сохраняться и в будущем. И дело тут не в человеческой глупости и незнании (впрочем, иногда это тоже имеет значение), а в инстинкте самосохранения, присущем всему живому. Человек же всегда стремился исследовать доступными способами все, что представляет потенциальную угрозу (или пользу), чтобы избежать возможной опасности. Так, природные гипнотизеры долго относились к разряду «страшных колдунов», пока наука не открыла феномен психического внушения. И подобных примеров можно привести множество. Не случайно еще Святой Августин совершенно справедливо заметил: «Чудо не противоречит законам природы, а только нашим о них представлениям». То, что все «чудеса» или необычные способности так или иначе связаны с психофизиологией человека (хотя понять механизм их действия удается далеко не всегда), подтверждает простейшее наблюдение: во все времена абсолютно все народы Земли проявляли одни и те же «чудесные» способности. Сюда можно причислить такие феномены, как прогнозирование будущего, чтение прошлого, видение параллельных событий, целительское воздействие, общение с умершими, внерациональное воздействие (порча и т. д.), нарушение связи с пространством (левитация, перемещение), феноменальные способности (свечение, притягивание предметов, оперирование числами и т. д.). Очень редко встречается что-либо совсем экзотическое – например, явление зомби. Древние индейцы также немало поработали в этом направлении, подарив человечеству понятие нагуаля — хотя сам феномен колдовских превращений вовсе не уникален и встречается практически повсеместно. Тем не менее, шаманские практики американских индейцев постоянно притягивают к себе все новых и новых адептов. И я, занимаясь изучением индейцев и их древней истории, не смогла бы обойти этот пласт культуры, даже если бы очень захотела.

Где можно встретить нагуаля?

Старый индеец закрыл глаза, медленно вобрал в себя воздух, поднес к губам огромную, с голову ребенка, морскую раковину – мощный глубокий звук начал расползаться по гостинице. Его тяжелая густая волна неторопливо спускалась из пустого в этот час ресторана вниз, постепенно заполняя все четырехэтажное здание. Казалось, оно даже слегка вибрировало, как при небольшом подземном толчке. Было шесть часов утра. Кончалась последняя ночь июльского полнолуния. Начинался новый тропический день. Начинался, по словам колдуна-индейца, «новый этап моей жизни». Голос раковины был специальным напутствием и особенным – только для меня – подарком. Подарком была и нефритовая бусина, при мне вынутая из ожерелья, которому явно было не меньше полутора тысяч лет. Колдун был сапотеком. Однако основным своим занятием он считал астрологию, причем для своих предсказаний он использовал кодексы науа. Назвал он мне и моего нагуаля-покровителя, о котором я, согласно традиции, никому не должна рассказывать.

Оглядев быстро заполнившийся непроспавшейся публикой ресторан, колдун с довольной улыбкой пояснил: «Когда я был еще ребенком, в мои обязанности входило созывать гудением раковины работавших в поле крестьян к обеду». Я же про себя порадовалась, что в эти дни в гостинице не было обыкновенных туристов – все постояльцы являлись участниками Третьего Международного конгресса по культуре майя. А антропологи и археологи – народ, как правило, с крепкими нервами, готовый к любой неожиданности.

Илл. 21. Тончайшие изделия из вулканического стекла – обсидиана. Этот минерал чрезвычайно ценился в древней Америке и использовался прежде всего жрецами и шаманами в колдовских практиках. Эти обсидиановые человечки были обнаружены в Теотиуакане

Конгресс проходил в Четумале, совсем маленьком одноэтажном мексиканском городке, приютившемся на стыке границ мексиканского штата Кинтана-Роо, Белиза и Гватемалы. Еще лет двадцать назад здесь не было асфальтированных улиц и городок был известен, по образному определению коллеги В.И. Гуляева, как «пиратское гнездо». Сюда, в удобную закрытую лагуну, заходили корабли, груженные контрабандой. Сонный в течение дня от тропической жары город к ночи буквально преображался: жители Четумаля, как муравьи, устремлялись к кораблю за товаром, растаскивая его по своим лавчонкам. А утром, когда корабль уходил, городок вновь погружался в сладостную дремоту. Но эти времена ушли в прошлое: теперь все улицы вымощены, нет больше деревянных домов, но, видимо, в качестве некоего наследия прошлого осталось огромное количество обувных магазинчиков с товаром сомнительного качества и неизвестного производства. Когда идешь по центральной улице, порой складывается впечатление, что девизом жителей Четумаля является «Каждой семье по обувному магазину!».

Университет, в котором проводились заседания, совершенно неожиданно оказался сверхсовременным учебным и исследовательским центром, оснащенным по последнему слову техники. Окна аудиторий выходили на одну из великолепных бирюзово-голубых лагун, коими столь богаты берега Карибского моря.

Еще в Москве меня волновали мысли о предстоящей поездке в Мексику, и не только как участника конгресса. Было чрезвычайно заманчиво посетить южную часть полуострова Юкатан, где получил свое посвящение в нагуали дон Хуан – старый мудрый индеец, герой произведений Карлоса Кастанеды. В начале 70-х годов Кастанеда нарушил «эзотерическое равновесие», предложив своеобразное «космоцентрическое» учение, в основе которого стоит самосовершенствующаяся личность, абсолютно не связанная ни с каким религиозным, интеллектуальным или политическим кланом. Я прекрасно понимала, что созданный Кастанедой мир нагуалей если и существует, то в какой-то иной реальности, и, наверное, нет смысла искать его в жаркой и влажной тропической сельве южной части Юкатана. Тем не менее, хотелось все повидать своими глазами. И кроме того, в качестве основной задачи я планировала осуществление давно лелеемого мной проекта обследования местных колдунов по методикам Л.П. Гримака и Т.А. Доброхотовой. Мне предстояло выявить с помощью специальных тестов показатели уровня «паранормальности» и определить индивидуальный профиль асимметрии головного мозга.

Тема эта, по образному определению шефа, относилась к особо склочным, поскольку антропологи, соприкасаясь с древними и закрытыми культурами, сами зачастую оказываются под влиянием странных и таинственных законов, сложившихся в очень далекие времена. А археологи вообще постоянно живут в зоне повышенного риска – и не только обычного, связанного с полевыми работами, но и некоего «мистического». Всем известны истории о внезапной смерти археологов после вскрытия некоторых захоронений. Странная гибель Дениса Пьюлстоуна в 1976 году буквально потрясла археологов-майянистов: при почти ясном небе, без грозы и дождя, его убило молнией прямо на пирамиде в Чичен-Ице. (Хотя справедливости ради стоит заметить, что не только археологи становятся жертвами малоизученных феноменов. За два дня до нашего приезда в этом древнем городе майя и тольтеков от электрического разряда погибли дети, торговавшие сувенирами на площади перед пирамидой.) Многое из того, что постигли древние эмпирически и интуитивно, мы не включаем в систему наших знаний как не имеющее «рационального, научного» объяснения. Но как незнание законов гравитации и анатомии не спасает человека от травм при падении с высоты, так и при движении на ощупь в пространстве древних цивилизаций всегда будут попадаться опасные ловушки, в которые может угодить каждый, кто пойдет по этому пути.

Индейцы вырабатывали и свои собственные способы противостояния окружающему миру. Известно, что практика целительства у индейцев всегда была на исключительно высоком уровне. Шли времена, менялись политические системы, а индейцы продолжали надеяться только на свои древние знания. Хроники времен конкисты, такие как «Травы и волшебства Юкатана», «Чилам-Балам», «Медицина майя», «Книга целителей», сохранили удивительные способы применения индейцами лекарственных трав и растений. Целители майя считали, что причины заболевания могут быть как естественными, так и «сверхъестественными». От первых избавлялись с помощью трав и обычных приемов, а от вторых – «колдовством». Впрочем, хронист францисканец Диего де Ланда считал, что «жрецы, лекари и колдуны – это одно и то же». А лечат они все «травами и суевериями». Одна из хроник рассказывает, как индейского лекаря испанцы стали судить «за колдовство». Тогда он предложил судьям понюхать некую траву – и тут же у всех носом пошла кровь, остановить которую было невозможно. И только получив заверения в отсутствии колдовства в своих действиях, индеец дал понюхать членам суда другую траву – и кровотечение прекратилось.

Илл. 22. Собачка с пятном на боку имела особое значение при проведении обрядов. Керамическая фигурка рубежа нашей эры

Известно, что индейцы практиковали такие приемы, как кровопускания, массажи и лечебные паровые ванны с травами. В качестве общеукрепляющего средства использовался чернобыльник желтоцветный. Лаванда-бакальнич применялась для снятия головной боли и катаральных явлений: хрипа и кашля. Считалось, что репейник полезен для глаз. Железняковое растение под названием «пять чернушек» помогало почкам, защищало тело и «давало ему воздух». Копалчи – молочай из Гватемалы – способствовал затягиванию ран и отгонял духов. Чаках (лишайник) успокаивал тревогу и страх. Чалка (крестовник) помогал дыханию, снимал боли и мышечные судороги, способствовал рассасыванию опухолей. Таинственная трава чойохпо’ох снимала всякий страх. Боярышник использовался от гнойных ран, а его листья – против насморка. Была и «раковая» трава, предохранявшая от рака и заживлявшая старые раны. Клещевина помогала от многих болезней – судорог, головных болей, болезней кожи. Мальва спасала от болей в желудке. Крапива восстанавливала кровообращение и снимала ревматические боли. Кора хины спасала от лихорадок.

Особое место в жизни индейцев майя, да и остальных мексиканцев, занимало какао. Дерево какао дает плоды – зеленые, вытянутые, размером с ладонь. Если разломить такой плод, то в нем обнаруживается удивительно свежая, прохладная в любую жару мякоть, обволакивающая зерна какао. Эта мякоть обладает поразительным свойством утолять жажду. В древние времена не считалось грехом сорвать с чужого дерева плод, чтобы его мякотью утолить жажду. Однако унести с собой зерна было одним из самых страшных преступлений, каравшихся даже смертью. Поэтому, утолив жажду, следовало собрать обсосанные зерна в шкурку от плода и оставить их под деревом для хозяина. Тот собирал зерна и высушивал их – именно после сушки они и становятся коричневыми. Зерна какао играли роль исключительно ценной обменной монеты. Их носили в специальной сумочке, которая подвешивалась спереди к поясу. Из молотых зерен изготовляли всем известный напиток какао (а также шоколад), который, по словам некоторых испанских хронистов, даже считался «напитком богатых». Изготавливали его на воде и меде. Благодаря исключительной питательности, которой обладает какао-шоколад, этот напиток использовали в тяжелых походах и экспедициях. Шоколад с особыми добавками употребляли при проведении обрядов и ритуалов. Использовали какао-шоколад и как лечебное средство – при желудочных коликах, кровотечениях, лихорадке и простуде. Вместе с тем, считалось, что в холодном виде этот напиток может вызывать воспаление легких.

Индейцы майя подарили Новому Свету такое изобретение, как лекарственная клизма. Она использовалась и как очистительное средство, и как наиболее эффективный способ введения лекарств и психоделиков, с помощью которых специальные колдуны посещали иные пространства. Об этом удалось узнать из текстов на сосудах майя.

Считалось, что только колдуны, или «видящие», в действительности контролируют мир снов (видений). Они используют его для того, чтобы общаться с божественными сущностями в священных местах с целью приобретения знания и достижения интеллектуальной зрелости, а также для получения сверхъестественных способностей. К таким способностям относилось, например, перемещение в тело животного или даже внедрение в комету, болид или молнию. Через подобный способ высвобождения души, каким является сновидение, многие шаманы раскрывали (и продолжают это делать) свои способности и осуществляли свою деятельность в качестве предсказателей, целителей, колдунов.

Для достижения разового эффекта ясновидения было известно и такое экзотическое средство, как нанесение на глаза человека гноя из глаз собаки. Считалось, что подобным способом открывалось некое внутреннее видение событий.

Методика «сновидений» была детально разработана в древности и продолжает существовать у современных майя. Универсальность практик в различных группах индейцев позволяет сделать вывод об их единых древних истоках. Кратко перескажем существо этих практик. «Сновидения» достигались или в обыкновенном сне, или в галлюцинациях. Они разделялись на три типа: личностные, касающиеся только событий сна; обстоятельственные, касающиеся интерпретации сна в пределах жизненных обстоятельств сновидящего; и, самые важные, межобстоятельственные, которые сочетают разноуровневые элементы модели мира. В подобных «сновидениях» переплетаются мифы и обряды, осуществляется связь с потусторонними силами и божественными прапредками, там можно встретить призраков умерших и души ныне здравствующих. Так, кандидат в шаманы у индейцев цоциль видит, как правило, большое пространство, наподобие зала, где сидят божественные предки и другие шаманы и куда попадает инициируемый для получения знания.

О том, как шла подготовка «видящих» в древности, удалось узнать из текстов и изображений на полихромном сосуде, изготовленном, по всей видимости, в Наранхо (Гватемала) около 800 года до н. э. Сюжетная композиция содержит несколько информативных рядов. Первый связан с расчетами лунного полугода. Второй – с расчетами появления метеорных потоков и комет. Третий – с зодиакальными и некоторыми примыкающими созвездиями, а также с позицией Млечного Пути в проекции на географическое пространство. Четвертый – с использованием в обрядовых целях психоделического препарата из корня водяной лилии.

Лунный полугод в качестве временной канвы для обряда инициации был выбран не случайно. Помимо чисто астрономического значения, он имел непосредственное отношение к архаическим племенным практикам подготовки шамана или жреца, которые восходят ко времени абсолютного значения лунного календаря.

Шаманы должны были поддерживать связь с божественными прапредками, чтобы получать от них знания и советы. Подобным могли заниматься как мужчины, так и женщины. Шаманами в настоящее время, как и в древности, становятся те, на кого указали сновидения или болезнь. Признаком шамана зачастую являются физические дефекты: искривления скелета, лишние кости, карликовость, а еще лучше – горб. В случае отказа от исполнения предначертанных обязанностей этим людям угрожает смерть или, в лучшем случае, психическое заболевание. «Сновидение» достигается посредством введения психоделиков. Курс инициации и обучения у современных колдунов майя длится примерно 180 дней, то есть охватывает именно лунный полугод. Курс включает такие дисциплины, как календарь, целительство, символизм, астрологию, предсказания и т. д. В завершение этого периода новому шаману вручается «священный узел» и инструкции, как его беречь и как им пользоваться.

Инициационных обрядов существует девять, что соответствует луннопотусторонней символике. Смыслом обрядов является смерть в обычной жизни и возрождение в иной ипостаси, для чего следует обойти священные места. Именно при девятой, заключительной, церемонии посвящаемый потребляет психоделик вместе со своей женой, которая также должна обладать определенными способностями и помогать своему мужу-шаману. В конце обряда жгутся огни и устраивается всеобщий праздник.

На Юкатане процесс обучения шамана выглядит проще, нежели в горных районах. Однако и тут отмечаются любопытные детали. Так, регулярные, проходящие каждые два года «очищения» продолжаются в течение девяти дней полной изоляции от мира. Это девятидневное заключение связывается с инициационной смертью, с пребыванием в утробе змея, проглотившего человека, поскольку девять – число, связанное со смертью и с хтоническим божеством преисподней. Но одновременно это число означает и возрождение, поскольку указывает на девять месяцев вынашивания ребенка. Так киче человека называют «существом девяти лун, девяти звезд», после которых наступает рождение.

Все это практикуется современными индейцами. А о древних мы знаем только то, что находим в текстах и росписях.

Илл. 23. Жрец в экстатическом состоянии осуществляет, по всей видимости, прорицание. Полихромный сосуд из Алтар-де-Сакрифисиос, Гватемала. В тексте на сосуде упоминается 754 год н.э.

В те далекие времена, если верить изображению на сосуде, на последнем этапе инициации, поводившемся в полнолуние, жрецу вводили психоделик при помощи клизмы внушительных размеров. Подобные же клизмы с психоделиками использовались и при проведении прорицаний. Любопытно, что древние художники отображали и физиологические подробности происходившего: так, например, у шамана в сцене прорицания, как и у находящегося под воздействием психоделика жреца, волосы изображены стоящими дыбом.

Чтобы приготовить снадобье, ингредиенты, по всей видимости, следовало сначала разжевать, чтобы размельчить. Возможно, слюна служила необходимым ферментом. Так, например, по моим собственным наблюдениям, современные индейцы уичоли разжевывают пейот, чтобы натереть себе ноги во время длинных переходов по горам, так как считают, что пейот лечит суставы и снимает усталость. С другой стороны, известно, что сорт лилии, растущей в районе горных майя (nymphacea ampla) содержит апорфин – вещество, сходное по своей структуре с апоморфином и напоминающее морфин. Именно эта лилия, называющаяся на языке майя нааб-те, упоминается в древнем тексте. Апоморфин вызывает сначала сильную рвоту, но как только это действие прекращается, наступает продолжительный период галлюцинаций. Кроме того, считается, что это вещество оказывает положительное терапевтическое воздействие на сознание больных пациентов. Мэрлин Добкинс, специально изучавшая эту проблему, считает, что важным компонентом для достижения необходимого состояния является нуфаридин – один из алкалоидов, содержащихся в лилии.

Мексиканский антрополог Мерседес де ла Гарса пыталась опровергнуть сведения Добкинс: «Эти данные – предположение о том, что водная лилия (nymphea spp.) содержит галлюциногены, и использование их в настоящее время „иностранцами и туристами“ в Чьапасе – вызвали интерес у Мэрлин Добкинс де Риос, которая чрезвычайно спекулятивно представила материал по иконографии жаб и лягушек, а также водяных лилий у классических майя, утверждая, что все они психотропны и что это доказывает ритуальное использование галлюциногенов у знати майя… Ни одно из ее утверждений не имеет не только научной базы, но и вообще правдоподобия, и они уже опровергнуты различными специалистами…» Несмотря на столь резкое опровержение, де ла Гарса тут же пишет: «Как следует из некоторых поэм науа, лотос или водяная лилия использовались сеньорами как одуряющее средство, из чего можно сделать вывод о том, что лилии, представленные в искусстве майя, относились к той же разновидности, но это никоим образом не подтверждает рассуждения Добкинс». Таким образом, так и не становится понятно, какого типа претензии предъявляет к Добкинс ла Гарса: спекуляции относительно типа видений и использования лилий знатью? Или же данная лилия в принципе не обладает галлюциногенным эффектом? Во всяком случае, последняя цитата подтверждает психотропное действие данного растения и именно такое его использование в Мезоамерике.

Материалы древних текстов не только подтверждают наличие такой лилии, но и демонстрируют способ ее употребления, обусловленный физиологически, о чем, кстати, Добкинс и не подозревает. Спринцовка делалась из пузыря крупного животного (например, ягуара). В пузырь наливали наркотическую жидкость, а затем привязывали трубку – съемный наконечник. На другом сосуде майя, также классического периода, где появляются 32 (по числу родов в племени) родоначальника, один из них – ягуар – изображен с клизмой в руке.

Древним индейцам были известны и другие вещества, оказывавшие галлюциногенный эффект, – это и грибы, и даже вещество, выделяемое шкуркой одного из видов местных жаб. Особое значение имел гриб, называвшийся у астеков теонанакатль, что означает «плоть бога». Его употребляли в сыром виде при проведении обрядов. В качестве дурманящего средства использовались отвары полыни и шалфея. Обычно собирали дикорастущие виды, но иногда эти растения выращивали на огородах.

Целители майя на протяжении многих веков разработали великолепную симптоматологию болезней и, в соответствии с этим, всегда использовали средства растительного и животного происхождения. Эти лекарства изготовляются и в настоящее время в виде настоев, отваров, припарок и мазей. Известно, что многие из этих растений, благодаря своим уникальным качествам, уже давно вошли в европейскую фармакологию.

Что делать, чтобы не бояться колдунов?

Естественно, что все эти сведения только подогревали мой интерес к обследованию способностей современных колдунов майя. Как и везде, в Мексике о колдунах и их исключительных способностях ходят легенды. Многие пересказывали мне страшные истории и рекомендовали с «темными силами» не связываться. В качестве угрозы фигурировало все – от энергетического вампиризма до зомбирования. Любопытство и некоторое беспокойство заставили меня обратиться за практическим советом к известному в этой области специалисту Л.П. Гримаку, великолепная книга которого «Магия биополя» оказала существенное влияние на мое отношение к «паранормальному». Я попросила Леонида Павловича практически продемонстрировать, какие влияния может испытать человек при встрече с колдуном, чтобы, в случае чего, не испугаться, столкнувшись с незнакомыми ощущениями. Этот «мастер-класс» полевого воздействия, проведенный буквально за день до отъезда в Мексику, произвел на меня большое впечатление и… вселил абсолютную уверенность в возможность противостоять любой неожиданности.

Однако в Мексике проблемы возникли еще до встречи с потусторонними силами. Все знают, что почти в каждом индейском селении есть свой колдун, но найти такого и убедить согласиться на беседу оказалось делом достаточно сложным. Колдуны майя традиционно делятся на две категории – ax-мен и ваай. Ax-мен соответствует целителю, а ваай — колдуну. Иногда обеими способностями обладает один и тот же человек, но тогда он все равно проходит по категории ваай. Ваай несет характеристику злобной силы. Считается, что даже если он помогает человеку, тем не менее, от него можно ждать чего угодно. Ваай — это слово майя, оно соответствует астекскому нагуаль и передает понятие и тотемного животного-помощника, и одновременно «ви́дения», что в нашем понимании соответствует ясновидению. В одном из селений майя мне рассказали о местном ах-мене, который, по мнению местных жителей, был «слабоват». При этом с восхищением упомянули, что раньше здесь жил очень сильный ваай: даже когда его посадили за что-то в городскую тюрьму, он сумел оттуда поджечь несколько домов в деревне. Про слабого ах-мена рассказали, что он с рождения был болен, остался сиротой, работать не мог. Несколько лет назад отправился в одну из окрестных пещер, где ему Девой Марией было открыто ви́дение, и с тех пор он начал лечить. Найдя дом целителя, я попросила его помощника спросить разрешения у ах-мена на беседу. Тот согласился, видимо решив, что я очередная североамериканская туристка – лакомый источник доходов для индейцев. Я вошла в дом, после яркого солнца комната показалась сумрачной, хотя вся была уставлена свечами. Внутри находились два человека – крепкий пожилой индеец и скрюченный детским церебральным параличом юноша. Решив, что попала прямо на прием больного, я поздоровалась сначала с пожилым индейцем, приняв его за целителя, – однако оказалось, что ах-меном был больной юноша. Я протянула ему руку и удивилась его холодной влажной безвольной ладони. Мне всегда были неприятны люди с безжизненным пожатием, и я тут же решила про себя, что целитель этот юноша – никакой. Я отчетливо представила себе, как этот больной мальчик, обреченный из-за своей болезни и сиротства на нищенство, решил найти свою жизненную нишу и занялся единственным доступным ему ремеслом. Наверное, он понял мои мысли, потому что, не сказав ни слова и, как мне почему-то показалось, испуганно тут же повернулся и ушел в заднюю комнату. За ним последовал и пожилой индеец – через минуту он вышел и объяснил, что ахмен беседовать со мной не может. Так неудачно, едва начавшись, закончился мой первый исследовательский опыт.

Повезло мне, как всегда, случайно. В одну из суббот мы с моим университетским коллегой Карлосом Эвиа отправились обследовать одну из многочисленных на Юкатане карстовых пещер. Как обычно в поездках, со мной на всякий случай были тесты на выявление паранормальных способностей, разработанные Л.П. Гримаком и успешно опробованные мной на московских экстрасенсах и людях разных профессий.

17 августа мы двинулись в путь. Поездка была довольно долгой. Карлос привычно вел машину по прямым, как стрелы, дорогам среди сухого в это время года типичного для Юкатана полулеса-полукустарника, и мы беседовали на любимую общую тему учения дона Хуана.

Илл. 24. Фигурка совы, найденная в Кампече. Индейцы всегда верили в нагуалей-оборотней. Считалось, что колдун в любой момент может превратиться в свое животное – нагуаля. Подобное превращение можно увидеть, если перевернуть эту фигурку. Позднеклассический период

Мы уже совсем подъезжали к месту, когда Карлос забеспокоился. Помявшись, он спросил, как я отношусь к колдунам. Несколько удивившись, я с плохо скрываемой радостью сообщила ему, что в сфере моих интересов колдуны занимают такое же место, как и пещеры. Вздохнув с облегчением, Карлитос заявил: «Тогда мы должны зайти к дону Вето. И лучше сделать это до того, как полезем в пещеру». Стоит ли пояснять, что я тут же начала выспрашивать подробности. Оказалось, что дон Вето – местный колдун. Несколько лет назад с ним познакомились археологи из университета, когда приехали на раскопки древних руин, что в нескольких километрах от деревни. Как выяснилось, без разрешения дона Вето работа археологов никак не ладилась. Они попытались проезжать в обход деревни, но дон Вето безошибочно узнавал о каждом появлении чужих и, если те не наносили ему визит, «обижался». Чем грозила «обида» колдуна, Карлос не пояснил. Вместе с тем выяснилось, что дон Вето помогал приходящим советами и предсказывал судьбу. Оказалось, что среди его посетителей было множество сотрудников университета, включая ректора. К колдуну возили также особо уважаемых гостей. Таким образом, когда мы наконец въехали в деревню, любопытству моему не было предела.

Это было самое обычное поселение майя Юкатана: вдоль условно обозначенных улиц без особого порядка тянулись традиционные круглые хижины. Карлитос указал на дом колдуна. Однако, вместо того чтобы прямо подъехать к нему, пришлось предпринять сложный маневр, как если бы мы въезжали с противоположной стороны. Не дожидаясь моего вопроса, Карлос пояснил: «Рядом живет колдунья – враг дона Бето. Поэтому очень опасно проходить мимо ее порога». Кстати, у индейцев порог считается самым критическим местом для совершения колдовства. Если человек переступит через такой порог, то непременно умрет. Поэтому, если хозяин дома догадается, что его порог заколдован, он будет выбираться из своего жилья любым способом – через крышу или даже сломав стену (окна в индейских жилищах встречаются крайне редко), а затем сожжет свой дом. Точно так же порог заколдовывается по инициативе хозяина и против незваного гостя.

Мы вышли из машины. У калитки стоял мальчик лет двенадцати с удивительно умным лицом. Из хижины вышла молодая женщина – его мать. Она радостно приветствовала Карлоса, поздоровалась со мной и… затрещала без умолку. Ее болтовня была как морские волны – накатывалась и чуть отступала, но конца и края не было видно. До этого момента мои представления о коммуникативности майя определялись образом «молчаливого индейца». (Нет спору – есть и такие. Как и такие – особенно женщины, – что не умолкают ни на минуту.) Сквозь трескотню индеанки, перемежаемую ахами и охами, нам удалось понять, что сам дон Бето тяжело болен и собирается умирать. Завтра, если соберет денег, поедет в Мериду к врачу. «Ну вот, опять неудача», – подумала я про себя. Мы вошли в хижину, поперек которой, как это принято на Юкатане, были развешены гамаки. В одном из них лежал старый грузный индеец. Он грустно поздоровался с нами и сразу же сообщил, что скоро умрет. «Вот, – он погладил свою правую руку, – работать не могу, совсем не движется, да и сильно вот здесь болит». Дон Бето показал на локоть и плечо. «Я уже старый, через месяц 70 лет будет, ночью выпал зуб, а я его проглотил». Дон Бето открыл рот, чтобы показать место от пропавшего зуба, и у меня от изумления перехватило дыхание: оставшиеся зубы не росли, как у всех, рядами, а страшно, наподобие акульих, торчали в разные стороны. Я невольно вспомнила существующую у некоторых народов традицию выбора шамана: претендент должен обладать каким-либо уродством.

Дон Бето поинтересовался, откуда я приехала, и потянулся за лежавшей у телевизора тетрадью, в которую, как я поняла, записывались имена посетителей.

– Вот, – сказал он слабым голосом, – я даже записать не могу.

И тут меня осенило: если он колдун, то непременно должен быть амбидекстром, то есть одинаково владеть правой и левой рукой.

– Но вы можете писать левой рукой, – заявила я уверенно.

– Нет, не могу, – простонал он. Но меня уже было не остановить. Сунув ему карандаш в левую руку и листок бумаги, я приказала:

– Пишите!

Илл. 25. Пещера для астрономических наблюдений в Монте-Альбане. Свет от солнца, находящегося в зените, выглядит как поток живой энергии, буквально льющейся вниз. Этот эффект использовался древними жрецами

И дон Бето начал писать левой рукой, причем получалось это у него красиво и без всякого усилия. В этот момент замолчала даже его жена. Я настолько обрадовалась практическому доказательству теоретических выводов, что лишь несколько минут спустя обратила внимание, что все присутствующие, вместо того чтобы радоваться, молча смотрят на меня и чего-то ждут. И только когда дон Бето просительно сказал: «Сестра, у меня так болит правая рука», – я начала понимать, что от меня ждут полного исцеления. Мой отказ не был бы понят никем – включая преподавателя университета Карлоса. Трудно передать то глупейшее состояние, когда я, вспоминая то, что мне один раз показал Гримак, начала «мысленно концентрировать энергию» в своих руках. Подойдя к дону Бето, я невольно вспомнила замечание Гримака о том, что голова пациента не должна вызывать неприязни у целителя, поскольку удивилась, что волосы индейца из хижины выглядели столь чистыми и приятными. Мне казалось, что я разыгрываю какой-то спектакль, обманывая доверчивых индейцев, и мне было неудобно перед Карлосом за свое шарлатанство. Вместе с тем, мне очень хотелось как-то помочь, пусть даже просто сочувствием. Я помассировала ему суставы правой руки, левую половину головы. Все молча наблюдали за моими действиями.

– Ну вот, – сказала я, закончив через несколько минут, – теперь будет легче.

Напряжение спало. Жена индейца предложила нам в плошке традиционное блюдо – молотый маис, отжатый руками в некипяченой воде. И я вынуждена была это выпить, думая о неизбежных последствиях. Кроме того, меня мучила мысль, что, по правилам, мне зачем-то нужно омыть руки в холодной воде или прислонить их к большой стене. Вместе с тем, я понимала, что стены рядом не было, а мытье рук могло быть воспринято как брезгливость по отношению к индейцам, чего допустить я не могла. Мы с Карлосом оставили дону Вето денег на дорогу к врачу и отправились в пещеру, так и не помыв рук.

Карлос молчал, и я не рисковала обсуждать с ним эту тему. И только уже вечером, вернувшись в Мериду, мой коллега издалека завел разговор о том, как давно у него болит спина. Я с ужасом поняла, что от меня ждут очередного исцеления, и, делая вид, что не поняла намеков, начала с жаром извиняться за свое шарлатанство у доверчивых индейцев. Но Карлос все равно обиделся. А ночью у меня начались страшные боли в тех самых суставах правой руки. Несколько испугавшись, я взяла «Магию биополя» и начала искать объяснений. Это оказалось несложно. Проделав несколько рекомендованных приемов, я легко избавилась от образа чужой боли, а про себя решила, что целительство – дело крайне хлопотное.

На следующий день дон Вето в Мериде не объявился. Я решила, что ему стало совсем плохо и он даже не смог приехать к врачу. А через месяц мы решили навестить его, тем более что у дона Вето был день рождения, который по некой очередной случайности совпадал с моим. Ехали мы, ожидая худшего, – и ошибались. Колдун издали увидел нашу машину и почти выбежал навстречу, следом, радостно болтая, бежала его молодая жена. Он размахивал правой рукой и демонстрировал движение пальцев. «Сестра, сестра», – называл он меня. Оказалось, что «полное исцеление» наступило уже на следующий день!

Спустя год, в апреле, я вновь посетила дона Вето. 1997 год был знаменателен кометой, которая вдруг появилась в северной части неба, как будто пролетала по стране мертвых майя. В этот раз я привезла к дону Вето шефа, которому тоже было любопытно познакомиться с колдуном майя. Колдун в знак благодарности решил предсказать мне судьбу. Я попросила его предсказать судьбу и Кнорозову, но он лишь взглянул на него и… наотрез отказался, не дав никаких объяснений. Ровно через два года великого дешифровщика не стало. Случайность? Или же колдун дон Вето увидел знак судьбы, который не был понят остальными?

В древности горящая комета называлась «огненной большой звездой» или «бегом колдуна», а маленькая комета именовалась «сигарой колдуна». Дело в том, что колдун, или «видящий», как считалось, употребляя наркотическое курево (или, как сказал бы дон Хуан, «дымок»), мог улетать в любые пространства. Хорошо известно, что индейцы использовали психотропные свойства табака. Именно это качество курения вызывало искреннее изумление и казалось столь привлекательным для испанцев. Вряд ли стоит этому удивляться, поскольку даже слабые современные сорта табака вызывают у любопытных курильщиков, как известно, достаточно стойкую зависимость. Дар индейцев превратился в месть индейцев.

Глава 5 МАЙЯ: СОЗДАТЕЛИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПИСЬМА

Личное знакомство с миром майя началось для меня с «уик-энда в Гватемале», вернее, с Рождества 1990 года, на которое нас пригласил гватемальский президент Винисио Сересо Аревало. Правительство Гватемалы организовало Кнорозову посещение всех наиболее ярких достопримечательностей страны и намеревалось отметить его заслуги вручением Большой золотой медали Президента Гватемалы. Как это ни парадоксально, для крупнейшего советского латиноамериканиста эта поездка оказалась практически первым выездом за рубеж – спустя почти 40 лет после дешифровки им письма майя. Перед поездкой шеф волновался. До последнего момента он не верил в реальность происходящего, и стоило огромного труда заставить его получить заграничный паспорт. К счастью, приглашение Президента совпало с периодом активных усилий по размораживанию дипломатических отношений с Гватемалой, и Министерство иностранных дел быстро выдало ему даже не обычный, а служебный паспорт.

Таким образом, накануне наступления 1991 года мы вылетели рейсом Аэрофлота из ледяной Москвы и в конце того же дня уже наслаждались мексиканской жарой. Как мне теперь кажется, шеф и в Мехико все никак не мог поверить в реальность происходящего – только день спустя, уже перед вылетом в Гватемалу, удалось уговорить его снять страшную черную меховую шапку и зимнее пальто. Именно в таком экзотическом виде шеф отправился вместе с нами в гости к живущему в Мехико известнейшему гватемальскому лингвисту и другу моего мужа Отто Шуману. Надо сказать, что номера телефона Отто у нас не было, зато имелся его адрес, и потому мы объявились у него дома без предупреждения. Правда, зимнее обмундирование шефа не произвело на гватемальца должного впечатления – он вообще не мог поверить, что «великий Кнорозов» стоит на пороге его квартиры, и потому незаметно щипал себя за руку, чтобы убедиться в правильности собственного мировосприятия. Убедившись, что перед ним не привидение и что он еще не окончательно сошел с ума, Отто пригласил нас в типичное мексиканское заведение – туда, где пьют пиво и руками, по-индейски, едят такое — маисовые лепешки, в которые заворачивается различная начинка. Мы были на земле древних индейцев астеков, северных соседей майя, до встречи с которыми оставалось всего несколько часов.

Где и когда жили древние майя?

Индейцы майя освоили в древности и продолжают населять области, охватывающие территории южных штатов Мексики (Чьяпас, Табаско, Кампече, Юкатан, Кинтана-Роо), Гватемалы, Белиза, севера Гондураса и Сальвадора. Этот ареал делится на три четко различимых по климатическим и культурно-историческим особенностям региона. Северная область – полуостров Юкатан, сформированный известняковой платформой, – отличается засушливым климатом, бедной почвой и отсутствием рек. Единственные источники пресной воды – карстовые колодцы сеноты. Центральная область включает южные мексиканские штаты, а также Белиз и гватемальский департамент Петен. Эту область составляют низменности, изобилующие естественными водоемами и пересекаемые крупными реками – Усумасинта, Мотагуа и др. Здесь растут влажные тропические леса с богатым выбором съедобных плодов и растений. В сельве водится множество животных, птиц и рептилий. Как и на севере, здесь практически нет полезных ископаемых. К южной области относится горная часть мексиканского штата Чьяпас и Гватемальское нагорье, образованные горными цепями высотой до 4000 м. Эта территория покрыта хвойными лесами и отличается умеренным климатом. Здесь встречаются различные минералы – жадеит, нефрит, обсидиан, пирит, киноварь, – ценившиеся майя и служившие предметами торговли.

Илл. 26. Удивительный скульптурный портрет индейца из знатного рода майя, жившего в VIII в. в Паленке. По всей видимости, это снятая с лица маска, которая сохранила не канонизированное изображение образа, а подлинное лицо умного, сильного человека

Животный мир богат и разнообразен. Здесь водится немало мелких копытных – деловито похрюкивающие пекари, тапиры, небольшие пятнистые олени. Среди множества кошачьих хищников особое место у майя всегда отводилось ягуару и пуме. Часто они считались нагуалями – воплощенной в звере сущностью человека. В лесах множество обезьян, енотов, зайцев, лис, носух. На юге Мексики, как мы уже отмечали, наибольшее в мире количество самых разных видов рептилий, в частности змей. Неслучайно змея – один из главных персонажей индейских мифов и сказок. Звуки просыпающейся сельвы наполнены непередаваемыми птичьими голосами. На верхних ярусах тропической растительности Петена можно, если повезет, заметить и пугливого кецаля — птицу с двухметровым хвостом ярко-изумрудного цвета. В неволе кецаль не живет и потому, как образ свободы и независимости, считается символом Гватемалы. Высоко в небе парят лысоголовые грифы – они зорко высматривают добычу. Прямо перед человеком не торопясь дефилируют напоминающие яркие игрушки большеносые туканы. Деловито снуют среди жилья крикливые чачалаки – что-то вроде местных сорок. У цветов, громко треща крылышками, то и дело появляются разнообразные колибри.

Характерной климатической особенностью всех областей, заселенных майя, является смена сухого и дождливого сезонов, требующая точности в определении времени посева, что невозможно без развития астрономических знаний и календаря. На Юкатане самым жарким считается завершающий сухой сезон месяц май, когда небо еще не затянуто тучами, а температура достигает 50°. Затем наступает сезон дождей, который длится примерно до середины осени. В горных районах весьма ощутимы перепады температур. Если днем стоит изнуряющая жара, то ночью, особенно в январе и феврале, когда дуют северные ветры, становится совсем холодно, так что зуб на зуб не попадает. Как говорил шеф, выходя покурить вечером на улицу, «тр-р-р-ропики»…

Если говорить о происхождении предков майя, то мы относим их к потомкам первой волны переселенцев в Америку. Они, как и другие представители первых мигрантов, не знали лука. Для этих племен всегда было характерно использование дротиков и копьеметалок, а также выдувных трубок – сербатан, не известных в более северных регионах. В Евразии лук появился не ранее 10 тысячелетия до н. э., то есть уже после ухода племен первой волны на Американский континент. В Новый Свет лук был принесен более поздними волнами переселенцев. Майя стали пользоваться этим оружием только после тольтекского нашествия в X веке.

Илл. 27. Роспись на керамическом сосуде майя классического периода, получившем название «Сосуд с пятью прекрасными дамами». В центре композиции старый правитель с придворными дамами. Перед троном сидит заяц-писец, что-то записывающий в развернутую книгу. Слева сцена «отправления посланника» к богам путем отсечения ему головы

Периодизация культуры майя

Много неясного остается в вопросе заселения непосредственно земель майя. Некоторые данные позволяют предполагать, что некие группы протомайя пришли с севера, следуя вдоль побережья Мексиканского залива, вытесняя или смешиваясь с местным населением. Между 2000 и 1500 годами до н. э. они стали расселяться по всей зоне, распадаясь на различные языковые группы. В I–II тысячелетиях до н. э. возникает цивилизация ольмеков, которая к началу нашей эры прекращает свое существование, уступая место своим культурным наследникам.

В VI–IV веках до н. э. в центральной области майя появляются первые городские центры с монументальной архитектурой (Накбе, Эль-Мирадор, Тикаль, Вашактун), отличающиеся грандиозностью построек. В этот период городская планировка приобретает характерный для более поздних городов майя вид: приспособленное к рельефу сочленение самостоятельных, астрономически ориентированных акрополей, представляющих собой прямоугольную площадь, окруженную храмовыми и дворцовыми постройками, поднятыми на платформы.

Классический период – III–IX века н. э. – это время окончательного оформления и расцвета культуры майя. На всей территории майя возникают городские центры с подчиненными территориями – города-государства. Как правило, подчиненные города отстояли от центра не далее 30 км, что, видимо, было обусловлено проблемами коммуникации из-за отсутствия тягловых животных в регионе. Население наиболее крупных городов-государств (Тикаль, Калакмуль, Караколь) достигало 50–70 тысяч человек. Правители больших царств носили титул ахав, а подчиненные им центры управлялись местными правителями – сахалями. Последние, очевидно, не были назначаемыми чиновниками, а происходили из местных правящих родов. Можно предположить и существование сложной дворцовой иерархии, в которой выделялись писцы, чиновники, церемониймейстеры и др. Особую группу составляли жрецы, также выполнявшие различные функции. Одни являлись идеологами, даже претендовавшими на власть, другие скорее выполняли роль шаманов – ясновидцев, «видящих», или целителей. Были и жрецы-ученые, занимавшиеся астрономией, математикой, письмом и историей. Для прорицаний использовались психоделические практики. Обо всем этом нам сообщают иероглифические тексты на керамических сосудах майя V–IX веков.

Несмотря на развивающуюся структуру социальных отношений, власть в городах-государствах продолжала передаваться по родо-племенной схеме, что находило свое выражение в пышном культе обожествленных царских предков. Любопытно, что, согласно иероглифическим текстам, власть в городах-государствах майя в некоторых случаях могла принадлежать и женщинам. Свидетельством тенденции к централизации власти в классический период становится и то, что ритуальная игра в мяч, возникновение которой восходит ко временам внутриплеменной ротации власти и коллективного принятия решений, узурпируется правителями столичных центров.

Основу общества составляли свободные общинники, селившиеся семейными домовладениями иногда вблизи городов, а иногда и на значительном удалении, что было связано с характером землепользования и необходимостью смены (из-за потери урожайности) обрабатываемых каждой семьей посевных участков каждые четыре года. Общинники участвовали в общественных работах, когда были свободны от посевов и сборов, и в военных кампаниях. Только в постклассический период начала выделяться особая прослойка полупрофессиональных воинов – хольканов, которые даже требовали от общины «услуг и подношений».

В иероглифических текстах часто упоминаются военачальники. Войны носили характер кратковременных набегов для разорения противника и иногда захвата пленников. Судя по текстам, войны в регионе велись постоянно, усиливая одни города, ослабляя и подчиняя другие. Данных о рабовладении у классических майя нет. Если рабов и использовали, то лишь в качестве домашних слуг.

Сведения о правовой системе майя отсутствуют. Складывается впечатление, что общественные отношения регулировались традиционными общинными нормами.

Общественная организация майя классического периода формально продолжала сохранять родо-фратриальную структуру. И потому акрополи и городские ансамбли носили «генетический» характер, то есть были связаны только с конкретными представителями того или иного рода. Именно это обстоятельство становилось причиной периодического запустения отдельных акрополей. Здесь же кроется и объяснение «таинственного оставления» центров майя в X веке, когда жители «вдруг» покидают величественные города, исчезают в густой сельве или уходят в горы, а политическая жизнь замирает. Как и почему это произошло?

Дело в том, что в конце IX века на территорию майя вторгаются захватчики. Ведется немало споров о том, кем являлись эти воинственные пришельцы – были ли это тольтекские войска или же родственные майя, но подчиненные тольтекам западные племена? Как бы то ни было, тактический расчет захватчиков строился на уничтожении правящей элиты майя, связанной кровным родством с захороненными в пределах акрополей родовыми предками. Без такой связи между живыми и мертвыми город утрачивал значение символа власти. Вместе с тем, никакой чужак не мог претендовать на власть в городе, восходя на пирамиду, в которой находилось погребение не его предка. Города майя превратились в величественные памятники мертвым. После отчаянного сопротивления те, что остались в живых, но лишились своих правителей, вынуждены были вернуться к общинной форме существования и традиционному образу жизни – правда, уходя в более безопасные места. В результате к X веку население центрального района майя сократилось в 3–6 раз, а городские центры окончательно пришли в запустение.

Логично, что новые хозяева принесли и новую идеологию: культ царских предков утрачивает свое первостепенное значение, а обоснованием власти правителя становится происхождение от легендарных «тольтекских завоевателей».

На Юкатане кризис конца классического периода не привел к сокращению населения и падению городов. Однако в ряде случаев наблюдается переход гегемонии от старых классических центров к новым. Процессы социальных и политических изменений после разрушения тольтеками традиционной для майя системы городской власти наблюдаются в постклассический период в таких городах, как Чичен-Ица тольтеков в X–XIII веках; Майяпан под правлением Кокомов в XIII–XV веках; постклассический Мани, в подчинении которого в XVI веке находилось 17 городков и селений. К моменту появления испанцев на юго-востоке Юкатана сформировалось государство Акалан (майя-чонталь), где уже выделился столичный город Ицамканак с подчиненными 76 городами и селениями. Здесь располагалась администрация, храмы, 100 домов из камня, четыре квартала со своими покровителями и их храмы, совет глав кварталов.

Конфедерации городов при выделяющейся столице стали новым типом политико-территориальных образований, контролировавших политическую, административную, научную и религиозную сферы жизни. В духовной сфере концепция реинкарнации уходит в область религиозной абстракции, что позволяет городам (возникающим столицам) сохранять свои функции и после смены власти. Междоусобные войны становятся нормой, город приобретает оборонительные характеристики. Одновременно происходит рост территории, усложнение системы контроля и защиты.

В обществе юкатанских майя существовало и рабовладение, привнесенное тольтеками. Рабов использовали для переноски тяжестей и для домашней работы, но чаще приобретали для принесения в жертву. Была развита торговля рабами.

В горной Гватемале с наступлением постклассического периода распространяется так называемый «майя-тольтекский стиль». Очевидно, что проникшие науакультурные группы были, как и на Юкатане, ассимилированы местным населением. В результате образовалась конфедерация четырех племен майя – какчикелей, киче, цутухиль и рабиналь, – подчинившая в XIII–XIV веках различные майя-и науаязычные племена горной Гватемалы. Однако в результате междоусобиц конфедерация вскоре развалилась, что произошло почти одновременно с вторжением астеков и появлением испанцев в начале XVI века.

Как майя вели свое хозяйство

Майя практиковали экстенсивное подсечно-огневое земледелие с выжиганием и регулярной сменой участков. Главной культурой были маис, или кукуруза, и фасоль – они составляли основу рациона. Особую ценность представляли бобы какао, использовавшиеся и в качестве обменной единицы. Из технических культур выращивали хлопок. Домашних животных майя не имели, за исключением особой породы собачек, иногда употреблявшихся в пищу, и индюков. Функцию домашнего животного, наподобие кошки, выполняли носухи – разновидность енота; они всегда были рядом с женщинами.

В классический период майя активно применяли ирригацию и другие способы интенсивного земледелия, в частности так называемые «приподнятые поля», схожие со знаменитыми астекскими чинампами. Данная техника заключалась в том, что в долинах рек создавались искусственные насыпи, которые при разливах возвышались над уровнем воды и задерживали ил. Тем самым участки получали достаточно воды, что значительно повышало их плодородие. Для повышения урожайности использовался прием одновременного засевания участка маисом и бобовыми, что создавало эффект удобрения почвы. Вблизи жилища высаживались фруктовые деревья и перец-чиле, являющийся важным компонентом пищевого рациона индейцев.

Землевладение, в силу характера землепользования, продолжало оставаться общинным. Институт зависимого населения был развит мало. Главной сферой его применения могли быть плантации долголетних культур – какао, фруктов, – находившиеся в частной собственности.

Торговцы в Мезоамерике издревле занимали особое положение. Параллельно они занимались еще и шпионажем. Но в классический период аристократия концентрирует в своих руках торговлю ценными предметами, бобами какао и минералами, используемыми для изготовления украшений и ремесленных изделий, – обсидианом, «зеленым камнем» (разновидности нефрита и жадеита) и др. В качестве монеты использовались красные раковины, кусочки нефрита и уже упоминавшиеся зерна какао. Торговые пути пролегали как по суше, так и по рекам и морям, они пересекали все земли майя и уходили далеко на чужие территории – вплоть до нынешней Панамы. Можно предположить, что особое значение придавалось развитию водных грузоперевозок – из-за отсутствия тягловых животных. Вместе с тем, развитию сети дорог сакбе май я придавали исключительное значение, но колесо так и не нашло своего полноценного применения, хотя и было известно. Так, например, на Юкатане археологами был обнаружен древний каменный каток для укладки насыпных дорог. Известны и игрушки на колесиках.

Илл. 28. Дворец майя Шпухиль, относящийся приблизительно к IX в., в реконструкции Татьяны Проскуряковой. Три великолепные башни не являлись пирамидами, а были всего лишь декоративными элементами архитектурного ансамбля

Искусство майя

Архитектура. Наивысшего расцвета архитектура майя достигает в классический период, когда активно воздвигаются церемониальные комплексы, условно называемые акрополями, с пирамидами, дворцовыми сооружениями и стадионами для игры в мяч. Строения группировались вокруг центральной прямоугольной площади. Здания возводились на массивных платформах. При строительстве использовался так называемый «ложный свод»: каменная ступенчатая кладка, при которой высокая крыша постепенно сужалась кверху. Крышу часто венчали массивные гребни, украшенные лепниной. Техника строительства могла быть разной – от каменной кладки до бетонообразной массы и даже кирпичей. Здания раскрашивались, чаще всего красным цветом.

Выделяются два основных типа построек: дворцы и храмы на пирамидах. Дворцы представляли собой длинные, как правило одноэтажные здания, стоявшие на платформах и иногда имевшие несколько ярусов. При этом переход по анфиладам комнат напоминал лабиринт. Окон эти здания не имели, и свет мог попадать внутрь помещения сквозь дверные проемы и специальные вентиляционные отверстия. Возможно, что дворцовые постройки отождествлялись с длинными ходами пещер. Почти единственным примером постройки в несколько этажей является дворцовый комплекс в Паленке, где, кроме того, еще и возведена башня.

Храмы ставились на пирамидах, высота которых иногда достигала 50–60 м. К храму вели многоступенчатые лестницы. Пирамида воплощала гору, в которой находилась легендарная пещера прапредков. Поэтому здесь же могло помещаться элитное захоронение – иногда под пирамидой, иногда в ее толще, а чаще сразу под полом храма. В некоторых случаях пирамида возводилась непосредственно над естественной пещерой. Сооружение на верху пирамиды, условно называемое храмом, не обладало эстетикой внутреннего пространства, которое было весьма ограниченным. Функциональное значение имел дверной проем и помещавшаяся у стены напротив этого проема скамья. Храм служил лишь обозначением выхода из пещеры прапредков, о чем свидетельствует его внешнее убранство и иногда связь с внутрипирамидальными погребальными камерами.

В период постклассики появляется новый тип площади и сооружений. Ансамбль организуется вокруг пирамиды. По бокам площади возводятся крытые галереи с колоннами. В центре располагается небольшая церемониальная платформа. Появляются цомпантли — платформы для стояков с жердями, унизанными черепами. Сами сооружения значительно сокращаются в размерах, иногда вплоть до несоответствия человеческому росту.

Архитектурный ансамбль неотрывно связан с информационным пространством цивилизации. Дело в том, что любой текст майя создавался и существовал только внутри некоего единого историко-культурного архитектурного комплекса, без которого любой отдельно взятый памятник как бы терял свое значение. Чтобы понять эту мысль, попробуем создать пусть несколько упрощенный, но типичный образ.

Илл. 29. Реконструкция крупнейшей южной столицы майя – Копана. Отчетливо видна характерная структура майяского города – главная площадь и акрополь, поднятый на платформе. Кроме того, город органично вписывался в окружающий ландшафт

Густая сельва. Посреди сельвы возникает город майя. Он состоит из нескольких разбросанных, часто примыкающих друг к другу акрополей. Посреди города выделяется группа «центральный акрополь и прямоугольная главная площадь», по сторонам главной площади на высоких пирамидах возвышаются храмы и на боковых платформах красуются вытянутые дворцы. У подножий лестниц выстроились рядами стелы, перед некоторыми врастают в землю алтари. В дверном проеме храма в пышных нарядах, увешанные украшениями, стоят жрец и правитель. У одного в руках книга, у другого – расписной сосуд. Так вот, все надписи, которые окружают наших героев, – на троне правителя, на стенах храма и дворцов, на ступенях лестницы пирамиды, на притолоках дверных проемов, на стелах, на скульптурах, на украшениях, на сосуде в руках правителя, в книге жреца, – все эти тексты, так или иначе, касаются только этого определенного акрополя, конкретной династии правителей (возможно, даже только одного правителя), которой (или которому) служили жрецы и военачальники одних и тех же родов. Эти тексты повествуют, наконец, о совершенно определенном народе, имевшем своих собственных друзей и врагов и занимавшемся только своими собственными делами: войнами, хозяйством, охотой, торговлей, лечением, наукой, предсказаниями, праздниками, поэзией, любовью, воспитанием детей. И во всех текстах будут непременно упоминаться одни и те же персонажи, связанные с созданным в нашем воображении акрополем города, обязательно имевшего свое собственное название. И в этом случае мы говорим об информационном пространстве города майя, сохраненном в иероглифических текстах.

Скульптура. Фризы зданий и массивные кровельные гребни украшались лепниной из известкового раствора – штука. Дверные притолоки храмов и воздвигавшиеся у подножий пирамид стелы и алтари покрывались резьбой и надписями. В большинстве областей техника ограничивалась рельефом, только в Копане получила распространение круглая скульптура. Изображались дворцовые и батальные сцены, ритуалы, личины божеств и т. д. Как и здания, надписи и монументы обычно раскрашивались.

К монументальной скульптуре относятся и стелы майя – плоские монолиты, покрывавшиеся резьбой или росписями, высотой около 2 м. Наиболее высокие стелы достигают 10 м. Стелы, как правило, были связаны с алтарями – круглыми или прямоугольными камнями, устанавливавшимися пред ними. Стелы с алтарями майя являлись усовершенствованием ольмекских монументов и служили для передачи трехуровневого пространства мироздания: алтарь символизировал пространство перехода между мирами, средний уровень занимало изображение событий, происходящих с конкретным персонажем, а верхний уровень символизировал возрождение новой жизни, пробивающейся сквозь толщу земли. В случае отсутствия алтаря связанный с ним сюжет компенсировался дополнительными приемами: появлением на стеле нижнего, «пещерного», уровня или созданием рельефной ниши, внутри которой и помещалось основное изображение. В некоторых городах большое распространение получили грубо закругленные плоские алтари, клавшиеся на землю перед стелой, или же каменные фигурные изображения рептилий, как, например, в Копане.

Тексты на стелах могли посвящаться историческим событиям, но чаще всего носили календарный характер, маркируя периоды правления того или иного правителя.

Илл. 30. Самая высокая стела майя – стела D из Киригуа (Гватемала). Ее высота достигает 10 м, а записанная на оборотной стороне иероглифами дата соответствует 19 февраля 766 г.

Изобразительное искусство. Произведения монументальной живописи создавались на внутренних стенах зданий, погребальных камер. Краска накладывалась либо по сырой штукатурке (фреска), либо по сухому грунту. Основной темой росписей были массовые сцены – сражения, празднества и т. д. Наиболее известны росписи Бонампака – здания из трех помещений, стены и потолки которых целиком покрыты росписью, посвященной победе в военных действиях.

К изобразительному искусству майя следует отнести полихромную роспись на керамике, отличающуюся большим сюжетным разнообразием, а также рисунки в кодексах.

Драматическое искусство. Драматическое искусство майя зародилось непосредственно из религиозных церемоний. Единственное дошедшее до нас произведение – это драма «Рабиналь-Ачи», записанная в XIX веке. В основе сюжета лежит история пленения воинами общины рабиналь воина киче. Действие развивается в форме своеобразных бесед пленника с другими главными героями. Основной поэтический прием – традиционное для устного индейского фольклора ритмическое повторение: участник диалога повторяет фразу, сказанную антагонистом, и затем произносит собственную. Исторические события – войны рабиналя с киче – накладываются на мифологическую основу – сказание о похищении богини вод, жены старого бога дождя, связанного, очевидно, со сменой сезонов. Драма кончалась реальным жертвоприношением главного героя. Дошли сведения о существовании других драматических произведений, а также комедий.

О чем писали древние майя

Греки рассматривали древнее рисуночное письмо египтян с благоговейным удивлением, как нечто священное. «Отец истории» Геродот, живший еще в V веке до н. э., назвал его «священными знаками». Климент Александрийский, раннехристианский теолог, пустивший в ход слово «иероглифы», именовал это письмо не иначе как «священными вырезанными знаками». Исследователь древних цивилизаций Герман Гессе был совершенно прав, когда писал: «У всех народов слово и письменность представляют собой нечто священное и магическое; наименование, равно как и написание, первоначально было магическим действием, магическим обладанием природой посредством духа, и повсеместно дар письма почитался божественным откровением. У большинства древних народов письмо и чтение считались священными, тайным искусством, составляющим привилегию жречества; было великим и необыкновенным событием, если какой-либо молодой человек решался изучить это сообщающее особую силу искусство. Такое давалось нелегко, такое давалось немногим, а искуплением тут могли служить лишь посвящение и жертва. С точки зрения нашей демократической цивилизации, духовная жизнь была тогда чем-то более редкостным, но и более благородным и священным, нежели сегодня, она находилась под защитой божества и предназначалась не каждому, к ней вели трудные пути, она не давалась зря. Мы способны лишь отдаленно представить себе, что значит в культурах, устроенных строго иерархически, среди полностью неграмотного народа, владение тайной письма! Это – величие и власть, это черная и белая магия, талисман и волшебный жезл!» Что-то от этого отношения древних к письму проявляется в наше время в восприятии древней иероглифики, в том числе и майяской.

Мало кто усомнится в том, что письмо играло важную роль в древних городах-государствах майя. Поскольку тот, кто читает эту книгу, писать наверняка умеет, нет необходимости тратить время на рассказ о том, что письмо требовалось обществу майя для записи исторических событий, заметок по ведению хозяйства, жреческих расписаний и иногда для посылания любовных записок – все это само собой разумеется. Поговорим лучше о том, как выглядели эти записи и на кого они могли быть рассчитаны.

Тексты майя писались на стенах, лестницах, притолоках каменных строений – пирамид, храмов и дворцов. Наносились на стелы и алтари, ставившиеся перед величественными зданиями. (Одна из наиболее ранних надписей майя обнаружена на стеле № 29 из Тикаля, содержащей дату 292 г. н. э.) Эти надписи еще называются «монументальными». Они, как правило, носили официально-парадный характер. Куда более любопытны тексты, которые писались на небольших предметах – фигурках, сосудах – и, конечно, в книгах.

Начнем с древних индейских книг, которые еще называют кодексами. Именно книги позволили Юрию Валентиновичу Кнорозову в 50-е годы XX века осуществить дешифровку письма майя. В настоящее время известны четыре сохранившиеся рукописные книги майя, сама судьба которых чрезвычайно любопытна.

Дрезденский кодекс представляет собой полосу индейской бумаги длиной 3,5 м, высотой 20,5 см, сложенную гармошкой в 39 страниц. Рукопись была создана ранее XIII века на Юкатане, откуда ее вывезли в Испанию для подношения императору Карлу V в числе прочих даров. От Карла V рукопись, опять же в качестве дара, попала в Вену, где в 1793 году у неизвестного частного лица ее приобрел библиотекарь Иоганн Кристиан Гетце для Дрезденской королевской библиотеки. Лорд Кингсборо первым предпринял попытку полного издания Дрезденской рукописи. Это произошло в 1831–1848 годах. Но затея оказалась столь дорогостоящей, что несчастный лорд закончил свои дни в долговой тюрьме. Бессмысленная бомбардировка англичанами Дрездена в конце Второй мировой войны нанесла рукописи сильный ущерб. Она отсырела в затопленном подвале, из-за чего краски частично смылись или отпечатались на соседних страницах. Воссоединение Германии Дрезденская рукопись встретила в Саксонской областной библиотеке.

Парижский кодекс представляет собой полосу индейской бумаги общей длиной 1,45 м и высотой 12 см, сложенной в 11 страниц. Начальные страницы полностью стерты. Рукопись относится к периоду правления династии Кокомов на Юкатане, что соответствует XIII–XV векам. В 1832 году она была приобретена Парижской национальной библиотекой, где и хранится поныне. До 1859 года бесценный документ провалялся среди прочих бумаг в корзине, где его обнаружил ставший поневоле одним из первых исследователей письма майя лингвист Леон де Рони. Он же и опубликовал манускрипт в 1872 году.

Мадридский кодекс был написан никак не раньше XV века. Он состоит из двух отрывков бумаги высотой 13 см, без начала и конца, составляющих полосу длиной в 7,15 м, сложенную в 56 страниц. Последние исследования бумаги показали, что некоторые страницы рукописи были реставрированы индейцами уже после появления испанцев, и вставки выполнены уже на европейской бумаге. Первая часть манускрипта была приобретена в Эстремадуре Хосе Игнасио Миро в 1875 году. И поскольку было высказано предположение, что рукопись некогда принадлежала завоевателю Мексики Кортесу, она получила название Кодекса Кортеса, или Кортезианского кодекса. Второй фрагмент в 1869 году был приобретен Брассером де Бурбуром у дона Хуана Тро-и-Ортолано и был назван Ортоланским. Соединившись вместе, фрагменты стали называться Мадридским кодексом. Он хранится с тех пор в Мадриде в Музее Америк.

И, наконец, кодекс Гролье, находящийся в частном собрании в Нью-Иорке. Это скорее фрагменты 11 страниц без начала и конца. Впервые опубликовавший ее в 1973 году знаменитый американский археолог Майкл Ко датирует документ XIII веком. Очевидно, что эта майяская рукопись, происхождение которой неизвестно, была составлена под сильным влиянием тольтеко-миштекского стиля. Об этом свидетельствует специфическая запись цифр и особенности утративших майяскую пластику изображений. Некоторые специалисты даже оспаривают подлинность этого документа.

Стоит заметить, кстати, что в последнее время сложилось стойкое предубеждение против всяких сведений о новых майяских рукописях. Подделок действительно чрезвычайно много, но вместе с тем не следует сразу же пренебрегать неожиданными новинками. Если это не копии с уже известных памятников (а определить такие вещи специалисту не составляет особого труда), то они, как всякое проявление творчества майя, пусть даже современного, несут в себе любопытные сведения по культуре этого удивительного народа.

Почему же сохранилось так мало книг майя? Тому есть несколько причин. Во-первых, как мы уже говорили, индейцами, по всей видимости, издревле практиковалось регулярное переписывание книг с более древних образцов. Дело в том, что в условиях очень влажного жаркого климата хранить бумагу вообще достаточно сложно. Не говоря уже о том, что в тропиках настоящую катастрофу для книг представляют и полчища насекомых, способных в считанные дни превратить обычную записную книжку в кружевное решето. Во-вторых, значение книги было утрачено при появлении испанцев – письмо майя было забыто, а некоторые рукописи попросту уничтожены. Таким образом, совершенно очевидно, что, хотя до нас и дошли книги лишь позднего периода истории Юкатана, это не значит, что майя не писали их значительно раньше. К счастью, искусство этого народа сохранило для нас множество изображений, так или иначе связанных с темой книг. Это рисованные и скульптурные изображения развернутых и сложенных кодексов, письменных приборов и складных футляров-пюпитров.

Как же выглядела рукописная книга майя? Как уже ясно из описания, она являла собой длинную, иногда даже очень (один из рисуночных миштекских кодексов достигает 13,55 м), полосу из индейской бумаги, которая приготовлялась из коры одной из разновидностей фикуса. Эту длинную полосу складывали наподобие гармошки или веера таким образом, что на ширину каждой страницы приходилось в среднем от 9 до 12 см. Высота страницы в основном не выходила за рамки 20–30 см. Однако есть и исключения: доиспанский рисуночный кодекс индейцев науа «Обен-тоналаматль» в высоту составлял 51 см; послекортесовский миштекский кодекс Антонио-де-Леон – целых 1,63 м.

Чтобы книга не мялась, ее в сложенном виде покрывали «обложками» – двумя деревянными, иногда обтянутыми ягуарьей шкурой, дощечками, которые скреплялись ремешками-застежками.

Естественно, что владели грамотой далеко не все майя, а прежде всего представители правящей элиты, жрецы и специальные писцы. Писали древние майя с помощью своеобразной кисточки или заостренной палочки.

Прекрасное изображение сложенной книги сохранилось в Паленке (храм XXI). В одном случае это сцена со жрецом, держащим в руке палочку для письма и задумчиво созерцающим иероглифические знаки. В другой сцене мы видим его же коленопреклоненным. В левой руке он восторженно поднял сложенную книгу и с гордостью глядит на нее.

В сценах, представленных на расписных сосудах майя классического периода, книги изображались в виде свешивающейся ленты с цифровой записью.

Во время многих обрядов и праздников книги торжественно доставляли в специальных каменных шкатулках, придавив сверху тяжелой (весом до 10 кг) крышкой, реалистично выполненной в виде рельефного лица человека. По всей видимости, это могли быть своеобразные «Книги мертвых», где речь шла о возрождении душ усопших. Мы можем говорить об этом, так как подобная шкатулка появляется в изображении на другом керамическом сосуде. Ее держит в руках обезьяна-писец. Позади обезьяны сидит помощник, из-под руки которого высовывается полоса книги с цифровыми знаками. Текст на сосуде посвящен моменту выхода души из преисподней – для очередного возрождения в младенце. Не исключено, что в шкатулках хранились и так называемые «книги судеб», по которым предсказывались судьбы младенцев. Такие предсказания имели большое значение для индейцев.

Каменные шкатулки использовались в исключительных случаях – среди археологических находок их очень мало. Однако книгами майя должны были пользоваться постоянно, и для этого существовали специальные «пюпитры». На языке майя они так и назывались – мабен, что означало «баул или секретер, где пишут и хранят бумаги». Один такой «секретер» в рабочем состоянии был изображен на керамическом сосуде. Он состоит из основания-подставки, на котором раскладывалась развернутая книга – отчетливо видны складки страниц. Крышка отставлена влево с помощью подпорки. Обе части футляра обшиты шкурой ягуара.

Илл. 31. «Совет копанских мудрецов» – так можно назвать эту сцену на каменной панели из Копана, где представлены жрецы со сложенными книгами в руках, 775 г.

А на другом сосуде – из гватемальского города Ратинлиншуля – изображен писец, следующий в свите правителя и несущий на спине большой баул-секретер. Свою ношу он закрепил на лбу специальной широкой лентой, таким способом индейцы до сих пор переносят свои грузы. В бауле помимо книг должны были находиться и прочие письменные принадлежности. Оценив уже упоминавшиеся размеры книг, будет нетрудно представить себе и размер футляров-секретеров. Переносной футляр-секретер представлял собой подставку со съемной крышкой, размером примерно 40 × 80 см (что совпадает с параметрами современных небольших письменных столов). Толщина футляра, видимо, должна была составлять около 30 см. Поскольку ни одного «живого» футляра до наших дней не сохранилось, размеры этого предмета можно рассчитать исходя из индейского способа написания и чтения книг «по разделам».

Естественно, что разворачивать многометровую рукопись целиком было бы страшно неудобно. «Листание» же страниц «по-европейски» попросту не имело никакого смысла, как, впрочем, и свертывание рулонов, поскольку рукописи читались не «постранично», а «пораздельно». Дело в том, что содержание книги состояло из отдельных тематических разделов, которые в пространственном отношении охватывали лишь по несколько страниц. Кроме того, раскрыв книгу майя, мы видим, что каждая страничка горизонтально как бы поделена на три части – «параграфы». Параграф легко узнать по расположенному в его начале вертикальному столбцу знаков дней и небольшому рисунку в сопровождении иероглифического текста.

В подобной организации рукописи была, безусловно, своя логика. Во-первых, «листание» в нашем понимании рукописи было крайне неудобно со всех точек зрения, но особенно во время нанесения текста и рисунка – поскольку писцу было необходимо следить за композиционным пространством, а краске нужно было дать время для высыхания (а накладывалась она весьма толстым слоем). Во-вторых, жрецу предпочтительно было раскладывать сразу весь раздел, чтобы видеть и читать его целиком. И потому совсем не случайно тематические разделы занимают в среднем по семь страниц, общей длиной примерно 70–80 см. В Дрезденской рукописи разделы занимают по восемь страниц, но поскольку страницы в ней оказались самыми узкими – до 9 см, то общая протяженность раздела (около 72 см) тоже не превысила стандартных параметров. Бывают, правда, тематические разделы с большим количеством страниц – 14 или 16. Но в этом случае предусмотрительные писцы вводили дополнительное деление на подразделы, что позволяло сохранить стандарт раскрытой полосы, не превышающий все тех же 80 см.

Другим важным объектом с текстами древних майя считаются расписные глиняные сосуды. Эти полихромные сосуды рассматривались как некоторое подобие домашней картинной галереи, на них были представлены портреты выдающихся родственников правителей и прочей приближенной знати. Сосуды ценились не только как произведения искусства, но и как память о предках. Использовались они во время поминальных пиршеств, приуроченных ко дню выхода призрака умершего из преисподней. Во время войн такие сосуды похищались и считались особо ценными трофеями. Возможно, что при каких-то условиях некоторые сосуды дарились. И только оказавшись в чужих руках, но не потеряв своего художественного значения, сосуды могли оказаться в погребениях как признак роскоши и богатства.

Итак, как выглядел такой сосуд? Он покрывался полихромной росписью или же рельефным рисунком, а форма его, как и название, могла быть разной: раннеклассические триподы, низкие круглодонные чаши, каменный круглодонный сосуд с носиком, цилиндрические низкие и высокие сосуды, низкие и широкие в основании чаши, блюда.

Илл. 32. Так выглядит иероглифический текст майя на памятнике монументального искусства. Знаки были теми же самыми, что и в кодексах, но шрифт использовался иной – фигурный и более вычурный

Поскольку сосуды предназначались для поминального пиршества, сюжеты росписи должны были иметь самое непосредственное отношение к празднику. Главная идея росписи, конечно же, касалась пребывания души умершего в преисподней – об этом повествовала, в первую очередь, кольцевая надпись по верхнему венчику сосуда. Археолог Майкл Ко, подготовивший в 70–80-х годах великолепные издания изображений сосудов, обратил внимание на то, что кольцевая надпись, как правило, состоит из сходных иероглифов. Не имея возможности понять смысл надписи, он условно назвал ее «первым стандартом». Она состояла чаще всего из трех синтагм (смысловых фрагментов). В них рассказывалось о том, что освободившаяся душа умершего спускалась по «холодной лестнице» в преисподнюю, где за порядком зорко следила Летучая Мышь. Здесь душа оказывалась во власти соответствующих покровителей – прежде всего, главного прапредка Духа-Улитки. Затем, эту душу, очищенную в полях блаженных, специальные «связники» (аист-челноклюв, обезьяна) доставляли обратно в мир живых, на землю. Причем не куда попало, а к совершенно определенной женщине – для реинкарнации в готовом для рождения младенце. Имя умершего упоминалось в самом конце текста. Надо заметить, что смысл «формулы возрождения» был, очевидно, настолько хорошо известен древним майя, что они порой заменяли надпись кольцевым орнаментом, составленным из серии стилизованных изображений пещер.

Что касается текста и рисунков на самом сосуде, то они могли в одних случаях иллюстрировать «формулу возрождения», то есть пояснять некоторые этапы пребывания души в преисподней. В других случаях изображение воспроизводило какое-либо знаменательное событие из прежней жизни поминаемого персонажа. Благодаря этому тексты на керамических сосудах затрагивают самые разнообразные стороны жизни классических майя и даже составляют целые тематические группы: военные, прорицательные, обрядовые, научные, исторические, бытовые и даже лирические. По своему содержанию эти тексты гораздо разнообразнее и увлекательнее, нежели те, что встречаются на официальных монументальных памятниках или в стандартно отредактированных жреческих рукописях. Одним словом, керамические сосуды стали подлинным источником вдохновения для чтения надписей майя.

Сходные тексты встречаются и на многочисленных предметах мелкой пластики. К предметам мелкой пластики относятся все мелкие вещицы, предназначавшиеся как для домашнего, так и для служебного пользования: ритуальные и игрушечные фигурки, утварь, музыкальные инструменты из глины и камня, украшения. Сюда же относятся и специально обработанные предметы естественного происхождения и иногда непонятного предназначения: всевозможные, покрытые рельефами и инкрустированные черепа, панцири черепах, зубы, рога, кости людей и животных, морские раковины.

Несмотря на то что самые интересные тексты встречаются на предметах мелкой пластики, самыми загадочными для малосведущей публики продолжают считаться надписи на монументальных памятниках – стелах, алтарях и зданиях. Как же без этого разгадывать «тайны страшных пирамид», которые старательно скрывают все хитрые индейцы – от несчастной, плохо кончившей дочери Моктесумы и до лауреата Нобелевской премии 1992 года благополучной Ригоберты Менчу? Исследователи не оставляют их без своего внимания, реконструируя подлинную историю майя, – но надо признать, что именно эти тексты кажутся довольно ограниченными по своей тематике и стандартными по исполнению.

Как уже не раз упоминалось, первым прочел то, что писали индейцы майя, любитель детективов Юрий Валентинович Кнорозов. Его подход к дешифровке древнего письма был предельно ясен: «То, что придумано одним человеческим умом, не может не быть понято другим. И для этого нет необходимости карабкаться по пирамидам».

А в Гватемале нам удалось пробыть около двух месяцев и посетить основные археологические зоны. Однако заканчивалось это путешествие в духе традиционного гватемальского шоу или «уик-энда в Гватемале»: вдруг объявились террористы, установившие за нами демонстративную слежку и угрожавшие взорвать нашу машину. Шеф был очень доволен: настоящий детектив разворачивался прямо вокруг него. Правда, ничем этот детектив так и не закончился – из соображений безопасности пришлось просто покинуть страну, в которую Юрий Валентинович до последних дней мечтал вернуться.

Глава 6 ИСТОРИЯ ДЕШИФРОВКИ ТЕКСТОВ МАЙЯ: ШЕРЛОК ХОЛМС, ЮРИЙ КНОРОЗОВ И ДРУГИЕ

История открытия Америки до сих пор полна мифов и легенд, которые, с одной стороны, могут ничем не подтверждаться, а с другой – никем не опровергаются. Порой пристрастные суждения, иногда даже клевета, повторяются столетиями. Одной из жертв подобного предвзятого подхода стал францисканский монах-миссионер, положивший начало изучению культуры майя, Диего де Ланда Кальдерон, незаслуженно причисленный к разряду религиозных мракобесов. Многие авторы любят поговорить о «парадоксальности» личности Ланды, «сжегшего книги майя, но почему-то записавшего алфавит иероглифического письма». И поскольку письмо майя удалось дешифровать именно благодаря Ланде, попробуем разобраться в загадках поступков францисканского миссионера.

Научный подвиг францисканского монаха

Начало этих событий восходит к середине XVI века, когда на полуостров Юкатан, что на юге Мексики, прибыл 24-летний францисканский монах Диего де Ланда. Как и у других миссионеров, его целью было обращение в христианство местных индейцев – это были майя. Однако для того чтобы хотя бы поговорить с индейцами, следовало выучить их язык и понять их культуру, чем Ланда, прирожденный исследователь, и занялся с завидным рвением. Вскоре он не только стал главой миссии францисканцев на полуострове, но и подготовил уникальную рукопись, позже получившую название «Сообщение о делах в Юкатане». Помимо подробнейших сведений об истории, культуре, обычаях, праздниках и научных знаниях индейцев, в описание вошел и так называемый «алфавит Ланды» – список из 29 иероглифов майя, каждый из которых передавал букву испанского алфавита. Ланда не мог не обратить внимания на существование иероглифического письма и не попытаться приспособить его для нужд христианизации. В точности сведений Ланды сомневаться не приходится, поскольку с момента написания рукописи прошло уже более 400 лет и ни одно из его свидетельств не было опровергнуто даже самыми современными исследованиями. Любопытно, что информаторами монаха были грамотные индейцы, принадлежавшие двум враждебным родам – Коком и Шиу. Таким образом дотошному Ланде удалось избежать намеренных фальсификаций и обмана, на который могли бы пуститься индейцы, чтобы скрыть от чужеземцев правду о своем народе. В описание же попали лишь те сведения, которые совпадали в обеих версиях, предложенных информаторами.

Однако остается еще одна загадка – «парадоксальность» личности монаха. Когда и почему возникла легенда о «жестокости и мракобесии» Диего де Ланды? Для того чтобы прояснить этот вопрос, следует обратиться к событиям на Юкатане, предшествовавшим знаменитому аутодафе лета 1562 года.

В августе 1561 года в монастыре Мани, столице одной из наиболее богатых провинций Юкатана, стало известно о том, что индейцы распяли младенца. По индейским представлениям, младенец вовсе не был распят – «душа его была отправлена к богам с посланием». Подобные практики, которые иногда принято называть «жертвоприношениями», индейцы облекли в форму христианства – благо суть у индейских обрядов и истории с распятием Христа едина.

Представители колониальной администрации не пожелали разбираться в подобных тонкостях и стали требовать самых суровых наказаний, имея на то, помимо религиозных, еще и свои, достаточно земные причины. Одна из них заключалась в том, что с самого начала конкисты правители Мани сразу же заявили о своей лояльности по отношению к новым властям и регулярно выплачивали все подати, чтобы избежать прямого вмешательства в дела провинции, занимавшей одни из самых плодородных и густозаселенных земель полуострова. Естественно, что Франциско Монтехо, возглавивший конкисту Юкатана и потому считавший его своей вотчиной, тут же приписал эти земли себе и начал искать повод для ввода в селения Мани войск, не брезгуя в этих целях даже откровенными провокациями. Таким образом, суровое наказание «вероотступников» стало прекрасным поводом для открытого и «оправданного» вмешательства.

Несмотря на требования администрации, монахам, не без поддержки бывшего в то время главой миссии Диего де Ланды, дело с распятием младенца поначалу удалось замять. Монахи понимали, что силой веру сменить не заставишь. Однако спустя несколько месяцев ученики школы принесли в монастырь того же Мани «идолов и кости» из близлежащей пещеры, что также свидетельствовало о недавних отправлениях языческих культов. Дело получило огласку, и настоятель монастыря фрай Сьюдад-Родриго вынужден был начать следствие. Когда же тюрьмы города оказались переполнены «идолопоклонниками», настоятель дал знать о происходящем Ланде в столичную Мериду. Судя по сохранившимся документам, испанская администрация напряженно следила за всеми действиями францисканцев, и в этих условиях Ланда вынужден был как-то реагировать. Он обратился к главному алькальду Диего Кихаде за светской помощью и официально возглавил следствие (инквизицию) в Мани.

Однако одним из первых предпринятых им шагов было решение об ограниченном применении пыток. Ланда запретил капать расплавленным воском на тело «вероотступников», запретил избиения на допросах. Если вспомнить при этом пытки, практиковавшиеся Святым судилищем в XVI веке в Европе, то обвинения Ланды в жестокости отпадут как нелепые.

После проведенного следствия в конце июня 1562 года было объявлено аутодафе, оказавшееся, по существу, не чем иным, как грандиозным спектаклем. Остриженных, выряженных в покаянные одеяния и колпаки виновных поочередно приговаривали к весьма незначительному штрафу и ударам розгами – самое обычное наказание, применявшееся к детям во многих школах Старого Света того времени. Некоторых обязывали раз в две недели присутствовать на воскресной мессе в монастыре. Запрещали занимать руководящие должности. Что касается сжигания на костре, то и в этом вопросе искусственно раздувавшаяся молва значительно исказила реальность. Во-первых, сожжены были кости тех крещенных покойников, которые перед смертью вернулись к языческим обрядам, при этом в самой Испании и других европейских странах еретиков в те времена предпочитали сжигать заживо. За несколько десятков лет в XVI веке на Юкатане (а не во время аутодафе в Мани) было сожжено лишь несколько рукописей – упоминаются 27. Для уничтожения индейцы приносили лишь «новых» идолов, которых мастера спешно изготовляли специально для аутодафе. Это тоже не являлось секретом для монахов. Несколько уничтоженных алтарей и подвесок-украшений не нанесли бы урона даже одному селению.

Илл. 33. Составленный в XVI в. францисканцем Диего де Ландой «алфавит майя» должен был иллюстрировать буквы испанского алфавита. Этот алфавит и стал для Ю.В. Кнорозова ключом к дешифровке иероглифического письма майя

Подлинные письма и документы, собранные и опубликованные Шоллесом, ясно свидетельствуют о том, что никаких особых «жестокостей» Ланда на Юкатане не совершал. Однако испанцам требовалось во что бы то ни стало скомпрометировать неподкупного главу миссии. Вполне вероятно, что если бы он не устроил спектакля с аутодафе, то был бы столь же рьяно обвинен в потворстве вероотступникам. Затравленный Ланда с трудом покинул Юкатан, чтобы искать оправдания в Испании. Руководство ордена, ведущие теологи и Совет по делам Индий его полностью оправдали, а король лично оказал ему поддержку. Тем не менее, только спустя 10 лет Ланда решил вернуться на Юкатан – уже епископом. В 1579 году епископ скончался «в ореоле святости». Спустя почти полтора века родственник Ланды епископ Панамы и вице-король Перу Диего Ладрон де Гевара Ороско Кальдерон переправил его останки в Сифуэнтес, в Испанию, и поместил их в фамильном склепе Кальдеронов в церкви Спасителя. Однако и в родной земле епископ не обрел покоя. В 1936 году, республиканцы разграбили могилу францисканца, а со стены почти полностью исчезла надпись: «Здесь погребены останки светлейшего прелата Сеньора дона фрай Диего де Ланда Кальдерона, епископа Юкатана, внука в шестом колене дона Ивана де Кирос Кальдерона, заложившего эту часовню в году 1342».

Итак, свою рукопись Ланда закончил еще в 1566 году, находясь в Испании. Полный оригинал ее был утерян – видимо, уже навсегда, – зато, к счастью, сохранилась копия, которая, тем не менее, пребывала в забвении вплоть до XIX века.

Древние тексты хранят свои тайны

В 1822 году в Лондоне появилось сообщение капитана драгун Антонио дель Рио о причудливых древних индейских руинах в Паленке. Шесть лет спустя Александр фон Гумбольдт впервые опубликовал пять страниц неизвестной рисованной рукописи из Мексики, хранившейся с 1793 года в Дрезденской королевской библиотеке (Дрезденский кодекс).

Интерес среди европейских ученых и просто любителей древностей к неизвестному письму из Америки возник не случайно. Это было время, когда Шампольон сумел разобраться с трехъязычной надписью на Розеттском камне и дешифровать древнеегипетское иероглифическое письмо, что несказанно воодушевило лингвистов и историков. Все ждали, что тайны ушедших цивилизаций начнут раскрываться одна за другой. Американист Константин Рафинеске-Шмальц первым обнаружил несомненное сходство между знаками на монументах Паленке и в обнаруженном библиотечном манускрипте. В 1832 году он сообщил о своих догадках Жану Шампольону, справедливо предположив, что чтение рукописи может оказаться ключом к чтению «монументальных» надписей. Однако в этом же году великий египтолог умер, едва прикоснувшись к тайне письма майя. За Рафинеске-Шмальцем осталась слава основоположника исследований по майяской иероглифике.

В последующие 30 лет были обнаружены еще два кодекса майя и, наконец, рукопись Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане». В 1864 году ее издает в Париже духовный наставник индейцев майя-рабиналь аббат Брассер де Бурбур на староиспанском и французском языках, предварив введением с примечательным для XIX века названием: «Об истоках примитивной истории Мексики и Центральной Америки в египетских памятниках и примитивной истории Египта в американских памятниках». В конце издания была помещена грамматика языка майя, краткий майя-французский словарь и почему-то словарь древнегаитянского языка.

Немецкому ученому Эрнсту Фёрстману удалось установить позиционный способ написания чисел, в результате чего стало возможным понимать даты в рукописях. Он же подробно прокомментировал календарные записи, установил связь чисел с астрономическими и хронологическими датами. Одновременно с Фёрстманом, но независимо от него, майяским письмом занялся американец Джозеф Гудмэн. Он также сумел разобраться с хронологической частью и, кроме того, определил варианты записей цифр в датах.

Затем последовали организованные экспедиции в мир древних майя – в частности, Музея Пибоди и Института Карнеги, – и находки посыпались одна за другой. Началась обработка материалов. Исследования надписей Чичен-Ицы позволили Герману Байеру совместно с Эриком Томпсоном завершить работу по определению календарного механизма «долгого счета» майя. Байер установил, что переменный элемент вводного иероглифа начальной серии связан с названием 20–дневного месяца.

Американец Чарльз Баудич проделал огромную работу по обобщению разрозненных сведений и выработке основных направлений дальнейших исследований. Он собрал великолепные рисунки и изображения знаков письма, календарных циклов, богов.

Брассером де Бурбуром была опознана часть знаков. Так, например, знак u, чаще всего встречающийся в рукописях, вполне мог иметь указанное чтение. Однако чтение многих других знаков выглядело совершенно невозможным. Не говоря уже о том, что некоторые из них были опознаны неверно, а при попытках представить их чтение «по Ланде» получались неразрешимые головоломки.

Ближе всех к дешифровке письма майя подошел еще в 1881 году прекрасный знаток древневосточных письмен француз Леон де Рони. Он был не только первым, кто выделил иероглифы, обозначающие цвета направлений стран света (желтый – юг, белый – север, черный – запад, красный – восток), но и вывел теорию, согласно которой в письме майя использовались идеограммы, фонограммы и детерминативы. Более того, Рони совершенно резонно полагал, что фонетический компонент был слоговым. Ему удалось правильно прочесть слово, записанное знаками из «алфавита Ланды». Это слово было cutz — «индюк», записанное слоговыми знаками cu-tzu. Рони пришел к правильному выводу о том, что «алфавит Ланды» мог служить ценным ключом к выявлению этого «фонетического компонента».

Его примеру последовал Сайрус Томас, который сумел правильно прочесть еще три слова: moo — «попугай», kuch — «гриф», le — «силок». Если бы Леон де Рони или Сайрус Томас успели доказать, что один и тот же знак читается одинаково в разных иероглифах, то есть предъявили бы так называемое «перекрестное чтение», то вопрос о дешифровке был бы решен еще в конце прошлого века.

Однако еще в 1880 году в США была издана книга некоего Филиппа Валентини под названием «Алфавит Ланды – испанская фабрикация». Автор доказывал, что в рукописи приведены вовсе не знаки майя, а просто рисунки различных предметов, названия которых начинаются с написанных под ними букв алфавита – наподобие современных детских азбук. Например: под буквой а изображена черепаха, называющаяся на языке майя аас, под буквой b — дорога, на языке майя bе, и т. д. Аргументы Валентини хоть и не были приняты всеми учеными, но все же произвели сильное впечатление, и интерес к «алфавиту Ланды» ослабел.

В результате американский ученый Сильванус Морли, издав в 1915 году обобщающий труд по иероглифике майя, основное внимание уделил по преимуществу календарным сериям, совершенно оставив без внимания основной текст. А у ученых, среди которых больше не было столь выдающихся лингвистов, как Леон де Рони, стало господствовать голословное мнение, что майя не имели алфавитных знаков.

К середине XX века в США уже сложилась целая школа майянистов, которую возглавил англичанин Эрик Томпсон. Он также предпринял попытку толкования календарных дат и иероглифов на основе данных о календарноцифровом коде. В одном из разделов изданной в 1950 году монографии «Иероглифическая письменность майя», посвященной в основном изучению календаря, им все же была предпринята попытка выйти за пределы дат, но эти толкования некалендарных знаков отличались крайней запутанностью. Собственно, ничего другого нельзя было и ожидать, если уже в предисловии Томпсон безапелляционно заявил: «Вообще нет сомнения, что Ланда ошибся в попытке получить алфавит майя у своего осведомителя. Знаки майя обычно передают слова, изредка, может быть, слоги сложных слов, но никогда, насколько известно, не буквы алфавита». Видимо, Томпсон решил, что если понимание письма майя недоступно ему, то не следует и особо церемониться ни с «алфавитом Ланды», ни с самим письмом.

Илл. 34. Тексты рукописей майя послужили основой для дешифровки иероглифического письма. Страница из Дрезденского кодекса, написанного еще до XIII в. на Юкатане. Изображение сопровождается иероглифическим текстом

Надо отдать должное американцу Бенжамину Ворфу, который в начале 40-х годов предпринял последнюю попытку научной дешифровки, – но он, к сожалению, был сурово осужден всемогущим главой Эриком Томпсоном (а также, естественно, следовавшей за ним школой) и потому, видимо, не рискнул продолжить свои исследования, несмотря на весьма обнадеживавшие результаты. Проигнорировав принятую в профессиональной лингвистике точность определений, Эрик Томпсон начал употреблять термин «дешифровка» лишь в смысле произвольного истолкования отдельно взятых знаков. Тем самым он лишил талантливых представителей своей школы возможности научного исследования письма майя как системы, великодушно предоставив шанс добиться успеха исследователям из других стран.

В послевоенные годы начинается новый и последний этап дешифровки письма майя. Этот полный загадок и драматизма этап связан с человеком, уже хорошо знакомым читателю, Юрием Валентиновичем Кнорозовым.

И с этого момента история дешифровки древних систем письма стала вписываться между двумя именами: Шампольон и Кнорозов.

«Судьба, завидуй!» Парадоксы Кнорозова

Пора, наконец, рассказать читателю о человеке, образ которого сопровождает его с первых страниц этой книги. Гении вне сопоставлений и конкуренции современников. Но биография Кнорозова, полная тяжелых испытаний, совпадений, парадоксов и даже мистификаций, полностью соответствует легенде о гениальной личности.

Его официальным – по паспорту – днем рождения считалось 19 ноября 1922 года. Однако сам он утверждал, что в действительности родился 31 августа. Причем к обеим датам относился одинаково серьезно – так что приходилось поздравлять его два раза в год. Правда, ему и в голову не приходило отмечать хотя бы один из этих дней.

Бабушкой по отцу Кнорозова была первая народная артистка Армении, выступавшая под артистическим псевдонимом Мари Забель. Согласно семейной легенде, Мария Давыдовна была сиротой-турчанкой, удочеренной в детстве семьей армянского купца. Девочка тогда танцевала и пела чуть ли не на улице, зарабатывая себе на хлеб. Каким бы ни было происхождение бабушки, внешне Кнорозов иногда очень напоминал Азнавура – и потому армянская версия его происхождения казалась куда более вероятной.

Родился Юрий Валентинович под Харьковом в семье русских интеллигентов, что подчеркивал особо, всегда считая себя русским. Дом, где он появился на свет, сохранился до сих пор – в нем и сейчас живут родственники великого ученого. Одним из тяжелых воспоминаний детства оставался голод 30-х годов на Украине, пережить который позволяли только огороды – они разводились даже горожанами в самых неожиданных местах. Здесь, на Украине, в 1941 году оказалась в оккупации его мать, что после войны надолго закрыло для него сначала двери аспирантуры, а затем возможность выезда за рубеж. Не случайно Кнорозов со свойственной ему иронией любил говорить, что он «типичное дитя сталинского времени».

Вспоминая о своих школьных годах, Кнорозов не без удовольствия рассказывал о том, как его пытались исключить из школы за «плохое поведение», неуспевание по некоторым предметам и, главное, за своевольный нрав. Судя по всему, неординарность этой яркой личности раздражала многих уже тогда. Трудно предположить, что Юра был обычным двоечником-хулиганом, когда он великолепно играл на скрипке (видимо, сказывались гены бабушки), прекрасно рисовал и писал романтические стихи.

Наш жребий – жить! Судьба, завидуй! Опять нам бедствия готовь. Венком для нас обоих свиты Свобода, радость и любовь… (1940 г.)

Однако в 1940 году он уезжает с Украины и поступает на исторический факультет МГУ, чтобы специализироваться на кафедре этнографии, питая особый интерес к шаманским практикам.

Война черным цензорским карандашом прошлась по планам молодого Кнорозова, приукрасив его биографию нелепыми и в последующем создавшими ему немало мучительных психологических проблем легендами, которые он, в силу неизвестных нам обстоятельств, вынужден был поддерживать. Согласно записи в военном билете, Кнорозов встретил победу под Москвой телефонистом 158 артиллерийского полка резерва ставки главнокомандующего. Известно, что он не участвовал во взятии Берлина, но, тем не менее, согласно возникшей позже официальной версии, именно из Берлина в качестве военного трофея он принес две исключительно важные для всякого исследователя майя книги, якобы спасенные из пламени горящей библиотеки. В последние годы, когда советская идеологическая машина была разрушена, Юрий Валентинович пытался избавиться от «дурацкой и нелепой», как он сам говорил, легенды и по-новому представить те далекие события: книги лежали в ящиках подготовленной для эвакуации немецкой библиотеки в Берлине и оттуда были взяты советскими офицерами. Однако многое продолжает оставаться неясным: во-первых, как, в конце концов, эти книги попали к Кнорозову? А во-вторых, зачем некоему офицеру понадобились такие издания, как «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланды в публикации Брассера де Бурбура и «Кодексы майя» в гватемальской публикации братьев Вильякорта? Великий ученый умер, так и не поделившись до конца этой постылой для него тайной. На карточке, комментировавшей происхождение одной из книг, приписка: «Этот листок прошу немедленно уничтожить». Кому и почему он обещал молчать? Теперь об этом можно только гадать. А ведь только благодаря этим двум книгам и была осуществлена дешифровка иероглифического письма майя.

Итак, в 1946 году он вернулся в МГУ, чтобы продолжить учебу. Однако занимался он вовсе не индейцами майя, а египетским письмом и китайской иероглификой. Но больше всего его в то время интересовали шаманские практики, чему и была посвящена его дипломная работа под названием «Мазар Шамун Наби. Среднеазиатская версия легенды о Самсоне». Для сбора материала он отправился в Казахстан. Здесь во время полевых исследований он в качестве наблюдателя принимал участие в суфийском зикре в подземелье Малумхансулу, во время которого порхан (шаман), войдя в экстатическое состояние путем специальных движений и выдохов, осуществлял прорицания. Порхан не оставил без внимания и Кнорозова. Однако его ясновидение оказалось не совсем точным, что явно разочаровало придирчивого студента. Тем не менее, записи полевых исследований стали первой публикацией молодого ученого, вышедшей в 1949 году. Самое удивительное, что этот текст читается не как научная работа, а как поразительное по точности детальное изложение видеоряда, по которому хоть сейчас можно снимать фильм.

И в это время на глаза Кнорозову попадается опубликованная в 1945 году статья немецкого исследователя Пауля Шелльхаса под названием «Дешифровка письма майя – неразрешимая проблема». И эта публикация резко изменила его научные планы. Он оставляет шаманские практики, чтобы ответить на вызов Шелльхаса: «Как это неразрешимая проблема? То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим. С этой точки зрения, неразрешимых проблем не существует и не может существовать ни в одной из областей науки!» Этой позиции он неизменно придерживался всю свою жизнь.

Собственно решение дешифровать письмо майя, по словам самого Кнорозова, было принято почти как вызов или пари.

Кафедрой этнографии на истфаке заведовал в конце 40-х годов профессор Сергей Павлович Толстов, бывший, по определению Кнорозова, «свирепым донским казаком». Занимаясь древним Хорезмом, он полагал, что талантливый студент станет его учеником. Однако будущий дешифровщик, человек весьма самолюбивый и независимый по натуре, отказался от лестного предложения, что вызвало вполне предсказуемую негативную реакцию: Толстов, по словам Кнорозова, «взбесился». Отношения с первым научным руководителем были безоговорочно испорчены – настолько, что при защите диплома Толстов отказался дать Кнорозову формальную рекомендацию в аспирантуру. К счастью, здесь же, на кафедре этнографии, работал профессор Сергей Александрович Токарев, очень не любивший Толстова и потому с удовольствием поддержавший Кнорозова, который прекрасно понимал, что новый руководитель «абсолютно не верил в успех дешифровки письма майя, поскольку, следуя американцам, считал, что это письмо не является фонетическим». Однако официально заявленная Токаревым позиция звучала так: «Молодость – это время бросать вызов».

Поддержка Токарева оказалась неоценимой не только с научной точки зрения. Еще в МГУ, после неудачной попытки поступления в аспирантуру на истфаке, Кнорозову сообщили, что аспирантура для него закрыта в любом учреждении из-за того, что его родные оказались на оккупированной врагом территории. Тогда профессор Токарев, пользуясь своим влиянием и связями в научном мире, устроил своего ученика работать младшим научным сотрудником в Музей этнографии народов СССР, что рядом с Русским музеем. Так начался ленинградский – основной – период жизни Кнорозова. В Ленинграде, на Фонтанке, жила сестра его бабушки по матери, старая петербуржка. Однако поселился Кнорозов в самом Музее. Это был личный музей императора Александра III, и в здании было предусмотрено все, вплоть до жилья для всего персонала – «от директора до последнего дворника». Тут, в длинной, как пенал, комнате, и поселился младший научный сотрудник без научной степени. От пола до потолка комната была забита книгами, по стенам он развесил прорисовки иероглифов майя. Из мебели были только письменный стол и солдатская койка. Рассказывают, что уже тогда под столом у него стояла целая батарея бутылок – эта беда преследовала его всю жизнь.

В обязанности младшего научного сотрудника входило разбирать и мыть экспонаты музея, пострадавшего при бомбардировках. Но, занимаясь, по его словам, «черновой музейной работой без претензий», он все свое свободное время посвящал главному – дешифровке письма майя.

К этому времени две книги из немецкой библиотеки уже находились в распоряжении Кнорозова. Прежде всего, он перевел со староиспанского на русский язык «Сообщение о делах в Юкатане». И сразу же понял, что алфавит из 29 знаков, записанный в XVI веке францисканским монахом, является ключом к дешифровке письма майя. Благодаря комментариям издателя «Словаря из Мотуля» он разобрался с недоразумениями, возникшими при диктовке алфавита: информатор записывал майяскими знаками не звуки, а названия испанских букв.

Кроме того, следовало определить, что именно считается лингвистической дешифровкой (переход к точному фонетическому чтению иероглифов) и чем она отличается от предлагаемой Томпсоном интерпретации, являющейся всего лишь попыткой предположить значение или чтение отдельных знаков. Нужно было также четко понимать, что не имеют ничего общего между собой дешифровка исторических систем письма (в частности, майя) и дешифровка секретных шифров. В древних текстах знаки стоят в обычном порядке, но чтение их забыто, а язык либо неизвестен, либо сильно изменился. В шифрованных записях известные знаки замещены другими, порядок их смешан, а язык должен быть известен. Таким образом, общим при обеих дешифровках можно назвать лишь конечный результат – достижение понимания записанного текста. Все остальное различно: и общая научная подготовка дешифровщика, и необходимый для обработки объем текста, и методологический подход. Так что следует знать, что если Шерлоку Холмсу и удалось разобраться с загадкой «пляшущих человечков», то это не значит, что он сумел бы без специальной подготовки, оставив на много лет свою сыщицкую практику, справиться с Мадридской рукописью. В этом великого детектива явно обошел большой любитель детективного жанра Юрий Кнорозов.

Дешифровка, как уже упоминалось, проводилась на основе трех сохранившихся иероглифических рукописей майя – Парижской, Мадридской и Дрезденской. Оказалось, что в текстах всех трех рукописей встречается 355 самостоятельных знаков. Это позволило Кнорозову определить тип письма как фонетический, морфемно-силлабический – то есть каждый знак майя читался как слог. Слоги могли быть следующих типов:

– гласный;

– гласный-согласный;

– согласный-гласный;

– согласный-гласный-согласный.

Предварительное знакомство с содержанием текстов началось с выявления иероглифов, которые можно было прочесть, используя в качестве ключа знаки алфавита Ланды:

– che-e — так в Мадридской рукописи записано слово che — «дерево»;

– ehe-le > Chel — «радуга», имя богини Иш Чель;

– ki-ki > kik — «шарики душистой смолы»;

– ma-ma — так в Дрезденской рукописи записано имя божественного предка Mam.

Критерием правильности дешифровки в лингвистике служит так называемое «перекрестное чтение» – когда один и тот же знак читается одинаково в разных словах и эти слова связываются в осмысленные предложения, а те, в свою очередь, не противоречат всему тексту. Кнорозову без труда удалось найти несколько таких примеров:

– u-lu > ul — «приходить»;

– u-lu-um > ulum — «индюк»;

– cu-tzu > cutz — «индюк»;

– tzu-lu > tzul — «собака».

Эти примеры зачастую подтверждала сопровождающая сцена, где был изображен соответственно индюк или собака.

На начальном этапе дешифровки в первую очередь требовалось выявить максимум знаков с известным (или предполагаемым) чтением. Затем, отталкиваясь от тех, что зафиксировал Ланда, пополнять всеми силами коллекцию узнаваемых знаков для дальнейшего продвижения. Рассуждения Кнорозова в этих случаях строились следующим образом.

Ланда в своем алфавите приводит слоговой знак -cu. Он появляется первым в иероглифе «индюк», смысл которого предположительно определен путем сличения текста и сопровождающего рисунка. В языке майя употребляются два синонима для выражения понятия «индюк» – cutz и ulum. Можно предположить, что блок «индюк» является фонетической записью слова cutz, и тогда второй знак в нем должен иметь согласную -tz.

Вместе с тем, знак, передающий -tz, стоит первым в иероглифе, сопровождающем изображение собаки. А вторым в этом иероглифе стоит знак, который Ланда поместил в свой алфавит как -l. В языке майя имеется несколько синонимов для выражения понятия «собака»: pek, tzul, ah bil, bincol. Из всего этого набора, естественно, больше всего подходит второй вариант. Из чего следует сделать вывод, что иероглиф «собак» является фонетической записью слова tzul, так как первый знак иероглифа содержит -tz, а второй -l.

Имелись и другие подсказки. Так, например, на странице 19а Дрезденской рукописи вместо цифры 11 оказался вдруг иероглиф из трех знаков. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы предположить: этот иероглиф является не чем иным, как фонетической записью числительного «одиннадцать», на языке майя buluc. Значение первого знака неизвестно. Второй знак в алфавите Ланды и в иероглифе собаки читается как -l. Третий знак в алфавите Ланды и в иероглифе индюка читается как – cu. Вне всяких сомнений, это должна быть фонетическая запись числительного 11 – buluc. И первый знак имел чтение -bu. Постепенно стало понятно, что при передаче одного согласного гласный в слоговом знаке попросту не читался.

Но это было только начало работы с текстом. После чего наступал следующий этап – этап изучения самого текста. Прежде всего весь текст следовало формализовать, то есть представить в виде набора стандартизированных знаков. Для этого мало было быть просто очень точным – следовало выработать специальные навыки: овладеть шрифтом и индивидуальным почерком писцов майя. Составление транскрипции предусматривало опознание всех вариаций написания, а также полустертых и искаженных графем.

Для удобства исследования текст приходится рассматривать как ряд морфем, расположенных в последовательности, свойственной данному языку. Как известно, все морфемы делятся на корневые и служебные. С помощью служебных морфем образуются словоформы и осуществляется связь между словами в предложении. Надо заметить, что в одной словоформе редко бывает более пяти морфем. Каждому ясно, что служебных морфем в языке очень мало по сравнению с корневыми. Поэтому частота наиболее употребимых служебных морфем в обычном тексте должна намного превышать частоту корневых морфем.

Теперь следовало разобраться с частотой употребления знаков. Как мы уже упоминали, всего оказалось 355 повторяющихся по составу графем, не включая сильно отклонявшиеся вариации, цифры, и диакритические знаки. По мере продвижения по тексту новых знаков становилось все меньше и меньше. В тексте рукописей знаки имели различную абсолютную и относительную (т. е. исключая случаи повторения в составе одного и того же иероглифа) частоту. Около трети всех знаков встречаются в составе только одного иероглифа. Примерно две трети употребляются в составе менее чем 50 иероглифов. И только единичные знаки встречаются чрезвычайно часто. Абсолютным рекордсменом стал знак, который в алфавите Ланды передает звук -u.

Далее последовало определение грамматических референтов. По своей позиции в строке иероглифы были разделены на шесть групп. Проанализировав их сочетаемость с переменными и полупеременными знаками, Кнорозов сумел выделить иероглифы, передававшие главные и второстепенные члены предложения. Стало ясно, что переменные знаки в составе иероглифов должны были передавать аффиксы и служебные слова (частицы, предлоги, союзы).

После этого, на основании определения грамматических референтов иероглифов и отдельных переменных и полупеременных знаков, на следующем этапе уже не составило особого труда предположить общий смысл основных типов предложений (их оказалось пять), в которых члены предложения комбинировались в достаточно жесткой последовательности: сказуемое – дополнение – подлежащее – определение – обстоятельство.

Далее наступал черед работы со словарями, постепенного наращивания количества читаемых знаков и доказательства правильности этого чтения путем перекрестного чтения.

Таким образом, дешифровка письма майя состояла в выявлении типа письма, определении функций знаков, грамматических референтов, корневых и служебных морфем, установлении чтения основного состава знаков и доказательства этого чтения путем перекрестного чтения. Со всем этим прекрасно справился Кнорозов в комнатушке-пенале Института этнографии народов СССР. Затем последовало чтение и перевод трех рукописей майя.

Итак, в начале 50-х годов письмо майя было прочитано. Первая публикация о результатах дешифровки была осуществлена в 1952 году. Успех молодого ученого даже объединил на время Толстова и Токарева, которые добились перевода Кнорозова на работу в Кунсткамеру – в то время ленинградское отделение Института этнографии АН СССР. Предстояла защита кандидатской диссертации в качестве соискателя. Однако вновь возникли проблемы.

Дело в том, что в вопросе об индейцах майя марксистская догма имела в своем распоряжении лишь мнение Энгельса об отсутствии государств в доколумбовой Америке. Вместе с тем, согласно той же догме, фонетическое письмо могло существовать только при возникновении классовых государственных образований. Заявление о наличии у майя фонетического письма автоматически предполагало опровержение положений Энгельса, что могло повлечь за собой самые неожиданные последствия. Тема диссертации звучала нейтрально: «„Сообщение о делах в Юкатане“ Диего де Ланды как этно-исторический источник». Однако в качестве основной задачи ставилось доказательство наличия государства у индейцев майя и затем обоснование присутствия фонетического письма. Как рассказывал сам Юрий Валентинович, он шел на защиту и не знал, чем все закончится, допуская даже самое кошмарное – обвинения в ревизионизме марксистского учения и арест. Защита проходила в Москве 29 марта 1955 года и уже на следующий день превратилась в легенду. Выступление Кнорозова на ученом совете, по образному выражению очевидцев, длилось ровно три с половиной минуты, а результатом стало присвоение звания не кандидата, а доктора исторических наук. При этом научный руководитель Токарев оказался единственным, кто проголосовал против присвоения своему ученику сразу звания доктора исторических наук, а первым, кто настаивал на этом, был Толстов.

Защита диссертации по индейцам майя стала научной и культурной сенсацией в Советском Союзе, очень быстро о дешифровке узнали и за рубежом. Казалось парадоксом: ни разу не побывав в Мексике, советский исследователь сделал то, чего не добились многие ученые разных стран, годами проводившие полевые исследования среди майя! Не выходя из кабинета, он дешифровал древнее письмо, основываясь на текстах трех сохранившихся рукописей, что позволило ему впоследствии придумать оборонительную фразу, похожую на известную сентенцию Эркюля Пуаро о «сером веществе»: «Я кабинетный ученый. Чтобы работать с текстами, нет необходимости лазать по пирамидам».

А в действительности ему очень хотелось оказаться в Мексике. Но это было невозможно – он продолжал оставаться «невыездным». Единственной его поездкой за рубеж стало участие в Международном конгрессе американистов в Копенгагене в 1956 году. По настоянию академика А.П. Окладникова Кнорозов был включен в состав советской делегации. С тех пор, вплоть до 1990 года, он уже никуда не выезжал, даже не подозревая о приходивших на его имя многочисленных приглашениях. Зарубежные ученые некоторое время недоумевали по поводу отказа коллеги от контактов, но, быстро разобравшись в прелестях советских нравов, потянулись в Ленинград. Среди первых были крупнейший лингвист Дэвид Келли и знаменитый археолог Майкл Ко. Крупнейшие майянисты – как, например, Татьяна Проскурякова – считали за честь присылать ему свои публикации.

С особой гордостью Юрий Валентинович любил рассказывать о том, как в разгар «холодной войны» американская школа признала фонетизм письма майя и предложенный им принцип дешифровки. Но он и не подозревал, какую бурю ненависти вызвал его успех у главы американской школы майянистики Эрика Томпсона. И «холодная война» тут была абсолютно ни при чем. Англичанин по происхождению, Эрик Томпсон, узнав о результатах работы молодого советского ученого, сразу же понял, «за кем осталась победа». Это не удивительно – он был и навсегда останется одним из крупнейших исследователей культуры и иероглифики майя. Но мысль о том, что кто-то, да еще из молодых, да еще из России, смог его обойти, была для него невыносимой. Тем более что он столько лет, имея столько возможностей, готовил к изданию свой каталог знаков, а когда тот был издан в 1956 году, то сразу же оказался морально устаревшим. 27 октября 1957 года в своем послании Майклу Ко, полном литературного изыска, злого сарказма и нетерпимости к научному инакомыслию, он писал:

«…Когда набежавших за время существования мира веков стало так много, то трудно представить, что именно вообразили в своей наивности эти старые доверчивые дети улицы…

И кто эти дети? Конечно, не дети Кристофера Фрайя, а ведьмы, летающие верхом на диких котах по полночному небу по приказу Юрия. Дэвид Келли, который гонялся за Кецалькоатлем, Шипе, Тонатиу и Шолотлем по атоллам Тихого океана, как я гонялся с сачком за бабочками… в Англии; бедная, сексуально изголодавшаяся Таня, ищущая в пророке из некогда святой Руси дрожки, которые довезли бы ее до чеховского блаженства. Кто еще? О да, г-н Далгетти, который первым собирался прочесть надписи Паленке, а затем перевести Хронику из Калкини, ныне заявляет, что благодаря Юрию может прочесть любое слово из Рукописей… Я спокойно наблюдаю за бегом Бурланда и Дэвида Келли вслед за Юрием, поскольку точно знаю, что с Юрием произойдет то же самое, что некогда произошло с другими малыми, такими как Сайрус Томас и Бенжи Ворф, также пытавшимися читать иероглифы…

…И потому у меня больше не повышается давление, как это было после прочтения последних откровений Юрия… Я спокойно воспринимаю все это, пока продолжается работа с моим каталогом иероглифов майя, который, я уверен, еще долго будет служить и для Юрия, и для многих других… Именно поэтому у меня не повышается давление, и я держусь в стороне от вашего Квадратного Стола…

Хорошо, Майк, ты доживешь до 2000 года. Вложи это послание к Введению в „Иероглифическое письмо майя“ и рассуди потом, был ли я прав…»

Илл. 35. Юрий Валентинович Кнорозов с любимой кошкой Асей. Фотоснимок сделан Галиной Дзенискевич, сотрудником Кунсткамеры (в те времена – ленинградского отделения Института этнографии АН СССР). Это единственная фотография, которая нравилась самому Кнорозову

Майкл Ко сохранил это письмо и в первый день 2000 года, перечитав его, заявил: «Томпсон был не прав. Прав оказался Кнорозов, и теперь мы все, занимающиеся майя, являемся кнорозовистами». Копию письма он разослал коллегам. Так возникла еще одна невероятная история из жизни великого дешифровщика Юрия Кнорозова.

Сам Кнорозов не был знаком с этим письмом, но оно ему, безусловно, понравилось бы – и не только тем, что весь пафос Томпсона свидетельствовал о понимании своего поражения и бессильном бешенстве из-за недосягаемости советского ученого – ему нельзя было запретить работать, как в свое время джентльмен Томпсон проделал это с бедным Бенжи Ворфом. Но образы и постоянные литературные аллегории были вполне в кнорозовском духе. Не говоря уже о почти булгаковском упоминании о котах с ведьмами в полночном небе. Кнорозов тоже называл сборища майянистов шабашами… А сравнение с Сатаной ему безусловно бы польстило.

Кошка для Кнорозова всегда была животным священным и неприкосновенным. Самой знаменитой представительницей этого рода была сиамская кошка Ася (Аспид), у которой был сын по имени Толстый Кыс. Асю шеф вполне серьезно представлял в качестве соавтора своей глубочайшей теоретической статьи, посвященной проблеме возникновения сигнализации и речи. Портрет Толстого Кыса, сумевшего в глубоком младенчестве поймать на окне голубя, всегда занимал самое почетное место на большом письменном столе.

Надо сказать, что Юрий Валентинович предпочитал называть людей, предметы и явления по прозвищам или давать им сокращенные имена. Так, например, толстый словарь языка майя «Кордомекс» был переименован в «Толстомяс». Мексиканку, снявшую о нем великолепный фильм, он именовал не иначе как «Бешеная Дакотка». Майкл Ко был «Мишкой», но зато жена этого американского археолога Софи Добржанская (он ее побаивался) оставалась Софьей Феодосьевной. Следует отметить, что прозвища получали лишь те люди и предметы, к которым шеф относился с симпатией, неприятные для него персонажи такой чести никогда не удостаивались. Зато всегда с особым уважением он помнил имена всех знакомых животных и непременно в каждом письме интересовался, как они (поименно) поживают. Котов, как и Софью Феодосьевну, звал по имени, а собаку мог позволить себе переименовать в «барбоса». Его самого, как уже мог заметить читатель, коллеги именовали за глаза исключительно «шефом», а в приступах хорошего настроения – «шефулей». Сам он призывал, чтобы его на испанский манер звали «Дон Хорхе», – но никто на это не отваживался. Даже иностранцы старательно выговаривали его полное имя: Юрий Валентинович.

Итак, предложенная Кнорозовым дешифровка письма майя признана специалистами, блестяще защищена диссертация. Он женился на филологе красавице Валентине Михайловне, и молодая блестящая пара вскоре получила хорошую квартиру на Гранитной улице, неподалеку от Невской Лавры, где он любил гулять. Казалось, что отныне все неприятности остались позади, но судьба, больше похожая на злой рок, распорядилась иначе. Не зря он любил повторять, что «занятие письмом майя – дело опасное». Вскоре после рождения дочери заболевает пережившая блокадный голод Валентина Михайловна. Батарея бутылок все так же выстраивается под письменным столом, уже на Гранитной.

В это же время – а это было начало шестидесятых – Кнорозову предлагают поучаствовать в составлении первой компьютерной программы для машинной обработки текстов майя. Группа программистов из Новосибирска собралась странная и, по определению шефа, состоявшая из «весьма нахальных жуликов». Забрав все материалы Кнорозова, они попытались создать некую, как мы это теперь назвали бы, незатейливую базу данных по знакам рукописей. При этом они постоянно намекали на свое сотрудничество с военными ведомствами и заявляли, что занимаются «теорией дешифровки». Через некоторое время новосибирская группа торжественно объявила о том, что у них разработана «теория машинной дешифровки», и издала в четырех томах компьютеризированную… базу данных Кнорозова. Издание они подписали на языке майя и быстренько преподнесли Хрущеву. С точки зрения специалистов объявленная «машинная дешифровка» была полной глупостью и никакого впечатления, кроме брезгливости, на них не произвела. Тем более что в 1963 году вышла великолепная монография Кнорозова «Письменность индейцев майя». Однако это нелепое недоразумение поставило для малосведущей публики под сомнение подлинные результаты дешифровки. Почти век спустя роковым образом повторилась ситуация, удивительно похожая на дурацкую историю с публикацией Валентини, дискредитировавшей «алфавит Ланды». За рубежом противники также воспользовались этим предлогом, чтобы оспорить открытие советского ученого. И в горькое испытание превратилось двадцатилетнее ожидание заслуженного признания: только в 1975 году, с публикацией перевода рукописей майя, ему была присуждена Государственная премия СССР.

Как уже упоминалось, в советские времена Кнорозов считался «невыездным». При этом, как он горько шутил, «создавались бесконечные комиссии по вывозу его в Мексику, и все члены комиссий там уже побывали». Я помню, какое бешенство вызвал у него готовившийся к публикации сценарий фильма Радзинского о тайнах письмен майя – и вовсе не из-за незнания фактических деталей и поверхностности сюжета. Прежде всего из-за того, что, по сценарию, дешифровщик приезжает из зимнего Ленинграда в Мексику в теплой шубе. «Он что, хочет выставить меня полным идиотом?» – возмущался шеф. Сценарий не был опубликован, и фильм не был снят. Но когда шеф впервые перелетел через океан, этот эпизод он «сыграл» точно по сценарию.

В стране майя великому дешифровщику удалось побывать лишь в 1990 году – об этом «уик-энде» я рассказывала в пятой главе. Хотя шеф и говорил до поездки, что «все археологические места он прекрасно знает по публикациям», мне никогда не забыть удивительное выражение его лица, когда он поднялся на пирамиду Тикаля. Сопровождавшие не верили, что он сможет взойти до самой вершины – но он поднялся и долго стоял там в одиночестве. Как всегда, курил – в Гватемале он предпочитал сигареты «Бельмонт» – и был погружен в свои образы. А песок на Тихоокеанском побережье Гватемалы оказался таким же черным, как и на Курилах…

Затем, начиная с 1995 года, последовали поездки в Мексику по приглашению Национального института истории и антропологии. Шеф был счастлив, посещая все самые заветные места – Паленке, Бонампак, Иашчилан, Чичен-Ицу, Ла-Венту, Монте-Альбан, Теотиуакан, Шочикалько… Если в 1990 году он довольно бодро поднялся на пирамиду Большого Ягуара в Тикале, то пять лет спустя спуск к саркофагу в Паленке стоил ему неимоверных усилий, и он сам признался в этом. Но он был счастлив на земле майя.

В 1995 году в посольстве Мексики в Москве ему был вручен серебряный Орден астекского орла. Таких орденов в нашей стране всего четыре – они вручаются мексиканским правительством иностранным гражданам, имеющим исключительные заслуги перед Мексикой. Эта награда имела для Кнорозова особое значение. Получив ее, он сказал по-испански: «Сердцем я всегда остаюсь мексиканцем».

Великий дешифровщик умер 30 марта 1999 года. Совсем немного оставалось до выхода в свет в Мексике трехтомного издания под названием «Дешифровка, каталог и словарь „Шкарет“ Юрия Кнорозова». Наверное, есть определенная роковая закономерность в том, что не нашел успокоения прах Диего де Ланды. В том, что смерть и похороны Кнорозова по абсурдности напоминали кончину Паганини: он умер в одиночестве в коридоре одной из городских больниц, где после инсульта у него развилась пневмония. Дирекция Кунсткамеры решила не предоставлять зал музея для прощания с крупнейшим из когда-либо работавших в институте ученым – и множество людей собрались в тесном больничном морге, где рядом было выставлено еще несколько гробов. Ему очень нравилась Невская Лавра, но похоронили его на новом, похожем на свалку кладбище, уже за городской чертой.

Глава 7 ПАЛЕНКЕ: ПРИШЕЛЕЦ ИЗ КОСМОСА ИЛИ ПРАВИТЕЛЬ МАЙЯ?

В 1952 году знаменитый мексиканский археолог Альберто Рус Луилье обнаружил в толще пирамиды Храма Надписей в Паленке великолепную гробницу, которая привлекла всеобщее внимание не только своей необычностью, но и пышностью убранства. Подобные находки археологи всего мира считают невероятной удачей, о которой можно только мечтать. Многие думали, что Альберто Русу просто повезло, но это не так. Всякое везение есть результат долголетних поисков, труда и, безусловно, знаний. Альберто Рус был не просто археологом – он и по сей день считается крупнейшим специалистом по погребальному обряду мезоамериканских индейцев, а его монография с, изданная им в 1968 году, является настольной книгой любого специалиста по индейским культурам. На русском языке в 1986 году вышел перевод другой книги Альберто Руса – «Народ майя».

Итак, ровно полвека тому назад человечество узнало о необычном захоронении древнего правителя майя, жившего, любившего, царившего и умершего очень давно – в VIII столетии нашей эры. Хотя археологические работы в зоне майя достаточно активно велись с начала XX века, а в Паленке они начались еще раньше – даже в XVIII веке, ученые все же слишком мало знали о подлинных духовных представлениях этих древних индейцев. Поэтому многие элементы удивительного погребального сооружения не находили в те годы убедительного объяснения. Почему в толще пирамиды? Почему в саркофаге? Почему лестница, ведущая к саркофагу, оказалась засыпанной? И почему, наконец, от склепа на поверхность пирамиды, в храм, вела странная трубка, как будто кто-то здесь хотел протянуть телефонный кабель? А сколько дискуссий вызывал рельеф, выполненный на крышке саркофага! По мнению одних, на ней был изображен шестипалый старец-уродец с искривленной стопой. Другие вообще видели в рельефном панно космонавта в скафандре, почему-то «жмущего на газ» и пристально вглядывающегося в окно иллюминатора – как если бы это был гонщик Формулы–1. Писатель-фантаст фон-Дэникен для пущей убедительности космической версии на изображении, представленном в фильме «Воспоминание о будущем», даже подправил схему рисунка, кое-где добавив, а в других местах убрав «ненужные» линии. Самой невинной фантазией выглядит, пожалуй, отождествление – в духе XVI века – мирового древа с «крестом». Особенно если учесть, что символ креста, собственно говоря, и «вырос» из образа мирового древа.

Однако последнее слово, как всегда, оставалось за специалистами – археологами, историками и эпиграфистами.

Что представлял собой древний город майя Паленке?

Прежде всего, следует пояснить, что название «Паленке» по-испански означает всего лишь «плетень» или «частокол». Сами майя называли свой город «Каменным Домом Змея». Само расположение «змеиного логова» довольно необычно. Безусловно, майя, как обычно, идеально вписали постройки в природный ландшафт. Однако нельзя не отметить особую стратегическую значимость этого центра. Паленке возведен в отрогах Чьяпасских гор, образующих естественное плато, как бы приподнятое примерно на 70-метровую высоту. Таким образом, с юга и востока город прикрыт горным массивом. Вместе с тем, он доминирует над низинами и болотами, тянущимися с западной и северо-западной сторон вплоть до побережья Мексиканского залива. По этой неширокой (около 80 км) полосе на стыке трех современных мексиканских штатов Чьяпаса, Табаско и Кампече издревле проходили пути, связывавшие основную территорию с полуостровом Юкатан. Под контролем оказывались и прибрежные воды, где проходили главные торговые пути. С высоты Паленке прекрасно просматривалась вся округа, вплоть до моря, и потому никто не мог незаметно ни напасть на защищенный с тыла горами и воздвигнутый на обрывистой платформе город, ни пройти мимо него. Стратегически выгодная платформа была облюбована местными жителями еще до появления майя – археологи обнаружили здесь фрагменты керамики, датируемые концом I тысячелетия до н. э. Но расцвет «Каменного Дома Змея» наступил лишь в VII веке. Самая ранняя из обнаруженных здесь исторических дат указывает на 638 год, а самая поздняя – на 785.

Илл. 36. Доктор Рус вместе со своими коллегами около саркофага в Паленке

По мнению некоторых археологов, общие размеры Паленке вполне могли достигать 16 км2, а население насчитывало несколько тысяч человек. Однако нас, безусловно, интересует в первую очередь центральная часть города, где концентрировались главные административные постройки, храмы и дворцы знати. Архитекторам и строительным рабочим пришлось немало потрудиться, чтобы выровнять основные неровности рельефа и разобраться с руслами ручьев и речушек, доставляющих жителям горных районов немало неприятностей, – особенно в паводки. Одну из речушек, протекавшую прямо по центральной части города, даже пришлось заключить в каменную трубу, чтобы избежать подмыва комплекса дворцовых зданий.

Илл. 37. Крышка саркофага правителя из Храма Надписей, Паленке, VII в.

Илл. 38. Прорисовка боковых сторон на крышке саркофага

Дворцовый ансамбль расположен с восточной стороны Главной площади. Это самое значительное сооружение города, возведенное на платформе, длина которой составляет около 100 м, ширина – 75 м, а высота – до 9 м. Надо заметить, что архитектура Паленке не очень характерна для классических городов майя, как правило, состоявших из типичных акрополей. Но в целом она сохраняет все основные мезоамериканские характеристики, что косвенно указывает на стремление архитекторов к намеренной архаизации канонов. На платформе дворцового комплекса Паленке были возведены многочисленные постройки, расположенные вокруг внутренних прямоугольных двориков. Сам комплекс отчасти напоминает лабиринт – благодаря многочисленным переходам, лестницам и даже этажам. Уникальным сооружением считается и четырехэтажная прямоугольная башня, возвышающаяся над комплексом. Вообще майя строили башни – остатки одной из них в 2001 году были обнаружены нашей экспедицией в местечке Койотес, вблизи селения Эль-Тесоро на границе Кинтана-Роо и Кампече. Но башня Паленке отличается от других своей монументальностью. Мнения о ее назначении у специалистов расходятся. Одни обоснованно полагают, что это была сторожевая башня, а другие не менее обоснованно видят в ней своеобразную обсерваторию. Другая особенность Паленке проявилась в некоторых декоративных деталях архитектурного стиля – почти полном отсутствии стел с алтарями и, вместе с тем, невероятном обилии росписей и рельефов на колоннах и на стенных панелях. Основные персонажи, изображенные в Паленке, удивительно красивы и даже узнаваемы. По всей видимости, древние художники стремились передать подлинные черты своих выдающихся современников. Рельефные портреты сохранили весьма выразительный облик ученого-жреца, держащего в руках палочки для письма и книгу. Портреты правителя и его жены украшают многочисленные панели. Совершенно очевидно, что в этом городе существовала собственная жреческая школа, сохранявшая неповторимый художественный и архитектурный стиль. Но самой главной «нестандартной» особенностью Паленке стали погребальные сооружения, которые явно строились до возведения над ними пирамиды и храма. Такие гробницы были обнаружены в Храме XVIII-А, в Храме Прекрасного рельефа, в Храме Льва, в Храме Креста и т. д.

Правитель из саркофага Храма Надписей

Как уже упоминалось, саркофаг правителя майя был найден Альберто Русом в склепе внутри 20-метровой пирамиды так называемого Храма Надписей. К погребальной камере сверху, от пола храма, вела лестница, которая, как оказалось, сразу же после захоронения была засыпана каменными блоками и землей. Склеп и саркофаг были заложены уже при строительстве пирамиды Храма Надписей, а лестница использовалась лишь в момент помещения в саркофаг умершего правителя. У входа в гробницу в каменный ящик были помещены сопровождающие – пять юношей и девушка, явно умершие насильственной смертью. После этого лестница как символ входа в пространство мертвых была перекрыта навсегда. Погребальная камера представляла собой помещение 7 м в длину, 3,75 м в ширину и 6,50 м в высоту. На стенах были помещены изображения девяти персонажей, условно названных «владыками ночи». Посреди усыпальницы находился выполненный из единого каменного блока саркофаг, размеры которого составляют З × 2,10 × 1,10 м. Он был установлен на шести кубовидных ножках. Все элементы поверхности саркофага были покрыты рельефными текстами и росписями. Судя по почерку и по организации пространства текста, нанесением надписей занимались два человека – один опытный мастер, а другой – явно подмастерье.

Крышка саркофага представляла собой каменную панель весом почти в 5 т и размерами 3,80 × 2,20 × 0,25 м. Верхняя ее поверхность также была покрыта барельефами. Сверху лежали три каменных топорика (такие обычно подвешивали на пояс), кусочки нефрита и раковины. Под саркофагом, в качестве подношения, лежали две скульптурные человеческие головы, выполненные в натуральную величину. Они были явно отбиты от целых статуй. Существует предположение, что одна из голов изображает самого похороненного правителя. Там же стояло несколько сосудов без росписи, видимо, для ритуальной пищи.

В самом саркофаге в вытянутом на спине положении лежал скелет мужчины 40–50 лет. Череп его оказался разбитым. Останки были густо покрыты яркой пурпурной краской и буквально усыпаны нефритовыми украшениями: диадема, трубочки для прядей волос, серьги, погребальная мозаичная маска, подвески, ожерелья, браслеты… Одна нефритовая бусина лежала во рту умершего. У ног находилась нефритовая статуэтка, изображавшая бога солнца. В гробнице присутствовали все атрибуты власти древних майя: скипетр, маска, щит.

Самым поразительным оказалось то, что от саркофага к храму наверху пирамиды тянулся так называемый «душепровод» – специальная трубка неясного назначения. Она была выполнена в виде змеиного тела, выходящего прямо в храм. Выходное отверстие, по всей видимости, было замаскировано соответствующей скульптурой. Можно предполагать, что трубка была проведена не только для передачи посланий покойнику, но и для создания специальных акустических эффектов, способных убедить доверчивое население в том, что предки их не забывают. Впрочем, на одном из рельефов Храма Надписей появляется сюжет, характерный еще для ольмеков, – персонаж с младенцем на руках. При этом младенец как бы соединен со змеей, голову которой держит в свободной руке взрослый. Змея как бы связывает правую руку младенца – наподобие веревки на ольмекских алтарях или же пуповины. Альберто Рус был, безусловно, прав, когда отмечал, что усыпальница в пирамиде Храма Надписей является исключительным сооружением.

Подробное изучение уникального саркофага подтвердило догадки о том, что и архитектура, и убранство погребальной камеры, созданные в классический период цивилизации майя, носили явно архаизированный характер – жрецы Паленке пытались детально воссоздать древние представления о легендарной прародине предков, о «Семи Пещерах». Основная идея оказалась воспроизведенной на лицевой стороне крышки саркофага.

Темой всей композиции стало легендарное селение божественных предков, известное под названием «Семь Пещер», – прародина многих мексиканских племен. Центральной фигурой этой композиции стало Южное (желтое) мировое древо, считавшееся, согласно архаической традиции, главным. Мировое древо связывало, по представлениям майя, подземный мир (антимир) с миром верхним (реальным). Корни его питались девственными водами, хранившимися под толщей земли, а крона пересекала небесные пространства. В изображение желтого дерева на крышке саркофага вплетено множество символов земледелия и характерный геометрический орнамент. На верхушке дерева расположилась крупная птица с широко раскрытым клювом – возможно, кецаль. Птица считалась одним из важных «связников» между мирами. Она наблюдает за происходящим внизу, как это обычно изображается в сценах с преисподней на майяских сосудах, или же выносит в клюве души умерших для возрождения.

Илл. 39. Дворец и башня, которую часто называют обсерваторией. Паленке

Лежащий под деревом человек предстает в характерной для мезоамериканских изображений позе отдыхающего. Одежда на нем также намеренно архаизирована. Считалось, что «душа-тень» после смерти человека оказывалась в селении призраков – антимире, где вела такую же жизнь, как и в племени.

Нижняя половина крышки саркофага занята изображением пещеры, у входа в которую расположился призрак. По стенкам пещеры ползают, как предполагается, улитки – символ Духа-Улитки и самой пещеры-прародины.

На поясе помещена надпись:

281.704.751[1] na kan moo bol Сын Желтой Попугаихи и Ягуара

Это имя является так называемым «материнским именем», которое древние майя получали лишь при вступлении в брак. Надписи на стенках саркофага подтверждают, что именно так звали погребенного правителя. Под призраком надпись:

60. x.504 59-509 tul hui ak ti bang В награду пришел в свежесть исчезнувший

В нижней части крышки, в основании пещеры, помещены в виде орнамента несколько раз повторяющиеся знаки Т590 – chaam «смерть, мертвый» и Т534 – la «владыка».

Илл. 37.

На западной и восточной сторонах крышки саркофага расположено по девять метеорологических и астральных символов.

Восточная сторона (сверху вниз)

1. ech’ ст. ek — «звезда» (Венера)

2. Облако-капли (туча-дождь)

3. kax chah’ ст. kax сa’an — «затянутое небо»

4. tz’ay (синоним tzim-in) – «тапир» (Марс)

5. haa — «вода (дождевая)»

6. ngom-mu, ст. h’um-mu — «грозовые облака»

7. mu chah’, ст. mu сa’an — «облачное небо»

8. ngom chah’, ст. h’um сa’an — «грозовое небо»

9. «затянутое небо»

Западная сторона (сверху вниз)

1. «затянутое небо»

2. «Марс»

3. «туча-дождь»

4. ak, ст. ak — «дождь, свежесть»

5. king t’ah, ст. kin t’ah (ch’ah) — «время капель»

6. «затянутое (небо)»

7. «затянутое (небо)»

8. «грозовое небо»

9. «облачное небо»

Символ «облачное небо» соответствует другому названию легендарной прародины, известному по астекским источникам: Тамоанчан – «Там, где облачное небо» (от искаженного названия майя ti mu-an chaan).

К югу и северу от основного изображения размещены еще шесть пещер, в которых живут призраки. Таким образом, всего имеется семь пещер, что и соответствует названию легендарной прародины. Форма пещер – архаическая, как на рельефе из Чалькацинго.

Илл. 40. Храм Солнца в Паленке

Таким образом, текст на крышке саркофага свидетельствует о том, что, по представлениям древних майя, человек в селении призраков должен был заниматься тем, чем и на земле, при жизни – обрабатывать и засевать поля в соответствующие сезоны.

Как считал Ю.В. Кнорозов, который и начал работу над текстами саркофага Паленке, представления о стране предков, отраженные в этих текстах и изображениях, уже в классический период считались устаревшими. Отдельные элементы восходят к традициям чуть ли не собирательства и раннего земледелия. Видимо, существовавшие в те времена легенды сохранили память о хозяйстве времен ухода с прародины и обнаружения новых, богатых на еду земель. Именно с такими представлениями Альберто Рус связывал захоронения, в которых покойнику старательно придавался вид живого: тело выкрашивалось специальным красителем и изготовлялась маска, изображавшая лицо живого цветущего человека. И только в таких захоронениях появляется «душепроводная труба», как, очевидно, вариант выхода из пещеры – «душа» не могла оставаться замурованной. Погребальное сооружение внутри пирамиды имитировало, очевидно, древнюю прародину-пещеру, из которой некогда вышли предки майя и куда должны отправляться души усопших.

Остальные надписи на саркофаге в Храме Надписей содержат информацию, касающуюся как самого покойника, так и его ближайших родственников.

Илл. 41. Реконструкция Т. Проскуряковой внутреннего помещения Храма Креста. Крестом ученые назвали изображение мирового древа Южная сторона (боковые грани крышки саркофага)

Илл. 38.

Альберто Рус полагал, что дата 8 Ла (Ах’-ав) приходится на день рождения правителя и, следовательно, является его календарным именем. Однако правитель нигде больше в тексте так не назван. Судя по всему, это дата выхода призрака из преисподней, когда устраивалось пиршество. Воплотиться в ребенке призрак мог не раньше, чем через девять месяцев (если не позже).

Самым любопытным, пожалуй, является определение титула ах’-шаном. Сложность состоит в том, что наши сведения о том, как, согласно представлениям майя классического периода, действовали боги их пантеона, крайне скудны. Благодаря прочитанным иероглифическим текстам, стало известно, что своими богами индейцы считали обожествленных предков. Тексты, словари и некоторые легенды позволяют сделать предположения о характере отношений между живущими майя и их священными предками. Так, например, индейцы стали называть Ах’-шаномом христианского Адама, как первого человека, всеобщего прапредка. В текстах рукописей майя шаном – это бог, посещающий долины. Вместе с тем, согласно словарям, Ах’-шаном – это, прежде всего тот, кто приносит весть или послание. Шаном (шанум) означает послание, которое может быть устным, письменным или знаковым. Майя считали, что приходящие к людям болезни – это тоже шаном, особое послание бога. Из легенд известно, что помимо передачи информационных посланий, предки в случае жестокой необходимости (засухи, неурожая) могли лично являться к живым потомкам, чтобы помочь в решении проблемы. По необходимости они могли преображаться и в стариков, и в молодых людей, и, видимо, в животных-нагуалей.

Илл. 42. Храм Надписей, в котором был найден саркофаг правителя

Еще один титул требует комментария. Он передается знаком Т88 (лапа с когтями) и читается как mool (чак моолъ — «большая лапа», ягуар). Это слово означает буквально «гребущий к себе». Кроме того, mool может означать «старик», а также «старуха, собирающая (призраков в преисподней)». В качестве титула, сопровождающего и другие характеристики персонажа, он имеет значение «вождь», «предводитель».

Перевод t’an-am-av / t’an-yax-av по смыслу должен указывать на «Семь Пещер». Однако широкая омонимия не позволяет с достаточной уверенностью остановиться на каком-либо из вариантов перевода. Поэтому выбрана «нейтральная» версия.

Упомянутый в тексте Гриф, по всей вероятности, был полководцем правителя, а его титул записан как la-ab. Однако этот титул имеет весьма сложную семантику и может обозначать такие понятия, как «воин», «дух», «нагуаль», «видящий» (шаман), «старый». Этим титулом вполне можно было бы охарактеризовать и дона Хуана, мудрого героя Карлоса Кастанеды.

Илл. 43. Лестница, ведущая в погребальную камеру, где находится саркофаг

Илл. 44. Внутренний вид камеры и схема

Надписи на стенках саркофага

Илл. 48.

Южная стенка с рельефным изображением

Сцена слева. Призрак правителя изображен по пояс как бы выходящим из пещеры, покрытой завитками, изображающими раковины улиток. Над ним возвышаются ветви дерева с гроздьями. На призраке головной убор в виде головы попугаихи-гуакамайи с вписанным в глаз знаком Т524 hix. На нем подвеска в виде знака Т583-585 maax-av «защитник».

Фигура справа. Призрак, по всей видимости, Белой Попугаихи сидит перед деревом с плодами, возможно какао (плод с вертикальными полосами растет прямо от ствола). Головной убор идентичен убору персонажа напротив. Одежда на персонаже мужская, но волосы подчеркнуто длинные, тогда как у первого они явно короткие и убраны по-иному. У левой фигуры нос обыкновенный, а у правой фигуры поверх основного контура прочерчен второй. На подвеске знак ik, который может означать «знатность», «госпожа».

Илл. 49

Восточная стенка саркофага с рельефным изображением (слева направо)

Илл. 45. Нефритовая маска царя. Древние мастера при изготовлении погребальных масок старались воспроизвести прижизненный облик человека

Илл. 46. Голова правителя, Паленке

Сцена: Призрак первой царицы сидит на фоне дерева с плодами хокоте-мараньон. Над волосами голова птицы. На груди подвеска со знаком ik «госпожа».

Сцена: Призрак Ягуара, отца царя, сидит на фоне дерева с плодами мамей. Над волосами голова ягуара. Надета нагрудная подвеска в виде щита с дротиком поперек – kat, «воин».

Сцена: Призрак близкой госпожи (см. блоки 56–57) сидит на фоне дерева с плодами чайот. Над волосами неясный символ. На груди подвеска со знаком ik «госпожа».

Илл. 48

Северная стенка с рельефным изображением

Фигура справа, аналогична фигуре слева на южной стенке. Различия незначительные в мелких деталях: по-иному выполнен рисунок на одежде, чуть ниже опущены руки, чуть грубее выполнен рисунок. Отличается и почерк надписи. Не исключено, что изображения выполнялись разными мастерами.

Фигура слева. Изображение идентично изображению персонажа справа на южной стороне. По-другому изображено только положение рук персонажа, текст недописан, рисунок выполнен менее опытным мастером.

Илл. 49

Западная стенка с рельефным изображением

Сцены: изображены три персонажа, между ними четыре надписи, каждая из двух блоков. Судя по стилистическим особенностям, изображения на западной стене выполнял тот же, обладавший меньшим мастерством, художник. Возможно, это был подмастерье, копировавший основные рисунки мастера на южной и восточной стенках.

Фигура слева. Персонаж в головном уборе – маске Желтой Попугаихи со вписанным знаком kan «желтый» (к этому роду, видимо, принадлежала мать Учителя) – сидит на фоне растения с плодами хокоте-мараньон. На нем надет только пояс, накидка отсутствует, волосы короткие и нос не очерчен, что позволяет определить его как мужчину.

Фигура в центре. Женский персонаж (с длинными волосами и очерченным двойной линией контуром носа) сидит на фоне дерева с плодами аннона-чиримойя. На ней головной убор в виде головы черепахи, что символизирует, по всей видимости, принадлежность к роду Черепахи.

Фигура справа. Искусный Охотник сидит на фоне дерева, на ветвях которого висят плоды чайота.

Илл. 50

Ножки саркофага

На ножках саркофага представлены те же персонажи, что и на крышке и стенках (как, например, легко опознающиеся фиг. 20 и фиг. 7). Нетрудно понять, что речь идет о двух родовых парах: предок (?) – Белая Попугаиха и предок Ягуар-Черепаха. По всей видимости, они представляют обожествленных предков двух родов, или фратрий. Блоки и изображения (показаны только головы) вписаны в изгибы символа, соответствующего упрощенному знаку he, означающему, в частности: «открыть», «нулевое число (канун) месяца».

Судя по изображениям и текстам, ориентировка следует схеме запад-восток.

Ножка юго-западная

Лицо персонажа повернуто вправо, волосы связаны узлом на затылке. У лба помещен знак ak — «призрак», «темнота».

Ножка юго-восточная

Изображен женский персонаж (возможно, Белая Попугаиха), лицо повернуто влево, прическа с налобной повязкой. У лба помещен знак, передающий морфему ak которая имеет, в частности, такие значения, как «призрак», «темнота».

Илл. 47. «Овальная палетка» из Паленке, которая изображает Белую Попугаиху, подносящую роскошный головной убор из нефрита правителю

Ножка северо-восточная

Женский персонаж (Черепаха) в колпаке, конец которого свешивается вперед, лицо повернуто вправо.

Ножка северо-западная

Персонаж (возможно, Ягуар) смотрит влево, волосы связаны узлом на затылке. У лба знак ak — «призрак», «темнота».

Хронологический порядок в надписях на саркофаге

Нетрудно заметить, что в тексте встречаются даты – особенно в надписях с восточной и западной стороны. Эти даты сопровождают некие события, суть которых, безусловно, была очевидна жрецам – авторам этой надписи. Однако для нас событийное значение этих дат порой не столь понятно и потому представляет некоторую загадку.

Как видно, многие даты приурочены к лунным фазам, что в любых эзотерических системах и раннекалендарных обществах имеет особое значение. В данном случае выделены: последняя четверть лунного месяца, 22-й лунный день. Кроме того, совершенно очевидно, что в первую очередь особое значение придавалось новолуниям и полнолуниям. У древних майя, как, впрочем, и многих других народов, смерть, наступившая в полнолуние или накануне новолуния, приобретала особый смысл. Вместе с тем, наводит на некоторые размышления та регулярность, с которой представители правящей династии Паленке предпочитали умирать в календарно значимые дни – как будто им в этом помогали.

Общая схема надписи в текстуальном порядке:

Продолжение

В поисках прекрасной госпожи

Прочтение в конце 80-х годов некоторых текстов на саркофаге, помимо основной информации, привело нас к выводам о существовании захоронения некой дамы, «близкой» правителю из Храма Надписей, по имени «Дева из рода Гуакамайи». Она неоднократно упоминалась в текстах, при этом ее социальный статус не был достаточно понятным. Загадка «Девы из рода Гуакамайи» не давала шефу покоя. Ему очень хотелось побывать в Паленке, чтобы обнаружить ее резиденцию, в существовании которой он не сомневался. Однако поездки в «Каменный Дом Змея» пришлось ждать несколько лет.

Тем временем чтение текстов продолжалось.

Появление Девы из рода Гуакамайи в погребальных текстах правителя заставило нас начать поиски дополнительной информации об этой таинственной женщине. В Паленке была обнаружена надпись на Здании Е, в которой упоминался этот же персонаж.

Надпись слева

Надпись на панели сопровождалась изображением дворцовой сцены. На троне с двумя головами пумы, которые смотрят в разные стороны, восседает правитель. Слева от трона, опираясь на голову пумы, на коленях сидит женщина. На ее голове надеты украшения и изображен блок то-la (mol) «собирающая», соответствующий богине-Луне или, согласно иероглифическим текстам, прародительнице, собирающей умерших, или же жрице, руководящей обрядами, связанными с браками и рождением детей, о чем свидетельствуют материалы постклассического периода.

Илл. 48. Прорисовка боковых сторон саркофага в Паленке

Таким образом, становилось очевидным, что это была не просто жена правителя, но женщина, обладавшая некими общественными функциями – царскими или жреческими. Она держит в руках декоративный блок из знака 59 (предлог «в») и числа 10 (череп как символ бога смерти и числа 10). Вокруг черепа прорисованы пять кружков. Справа от черепа помещена корзина с 12 плодами, которые могут символизировать двенадцатимесячный лунный год, называвшийся на старом языке майя хааб.

59. XV Ti 15. В 15 год правления

Надпись справа

Возможно, что речь идет вовсе не о сельскохозяйственных работах, а о неком орошении из перевернутого сосуда с девственной водой – символе северной прародины, отождествлявшемся с созвездием Большой Медведицы. Морфема ко означает «зерно», а также имеет некое значение, которое в колониальные времена относилось к женскому сексуальному «неприличному» (deshonesto) поведению. Однако эта тема требует специального рассмотрения.

Итак, мы все больше узнавали о таинственной даме, как вдруг, наконец, мексиканские археологи обнаружили женское погребение, которое вызвало изумление у всех зарубежных археологов, но не у нас. Пока нет доказательств того, что обнаруженное женское погребение принадлежало Деве из рода Гуакамайи. Однако его нельзя назвать обычным, как необычны и комментарии в текстах, касающиеся этой женщины.

Илл. 49. Прорисовка боковых сторон саркофага в Паленке

Погребение было найдено в 1995 г. археологами Арнольдо Гонсалесом и Фанни Лопес в пирамиде храма, который получил название Храм Красной Царицы, – женский скелет был буквально засыпан киноварью. Самое поразительное, что пирамида с Храмом Красной Царицы располагалась в непосредственной близости от Храма Надписей, буквально примыкала к нему, составляя часть ансамбля Главной площади города. Археологи выяснили, что его строили в три этапа. Вход в погребальное помещение располагался с южной стороны, и к нему вели пять ступеней.

Расположенная внутри пирамиды погребальная камера была почти полностью заполнена каменным монолитным саркофагом прямоугольной формы. Размер саркофага составлял 3 × 2,10 × 1,10 м – то есть точно совпадал по размерам с саркофагом правителя. Совершенно очевидно, что создавались саркофаги одновременно. Существенные различия обнаруживались в декоре. Во-первых, верхняя крышка-панель не имела никакого орнамента и размеры ее составляли 2,45 × 1,18 м. На крышке лежала курильница, в нише были обнаружены три свистульки, а в углу камеры – три сосуда, в которых, возможно, была пища. Не было росписей и на самом саркофаге.

С восточной стороны в узком промежутке между стеной камеры и саркофагом был обнаружен скелет женщины 35–40 лет и ростом 1,58 м. С западной стороны лежал скелет мальчика 7–12 лет.

Илл. 50. Изображения на ножках саркофага

В саркофаге, под слоем красной краски, оказалась женщина в вытянутом на спине положении, головой на север. К моменту смерти ей было 35–40 лет. Ее рост составлял 1,65 м, череп был деформирован, как это практиковалось у знатных майя. Судя по некоторым антропологическим признакам, при жизни она обладала плотной комплекцией. Найденный в захоронении инвентарь полностью подтверждает гипотезу ее царского происхождения: богатые украшения (ручные и ножные браслеты, ушные вставки, головные украшения), 1250 нефритовых пластинок, из которых некогда была сложена погребальная маска. Здесь же, на теле и вокруг него, находились изделия из нефрита, жемчуга, обсидиановые ножички, костяные иглы, раковины.

Илл. 51. Гробница таинственной дамы по имени Белая Попугаиха, спутницы Правителя. Все ее тело было покрыто ярко-красной киноварью

Итак, погребение царицы стало вторым по богатству после погребения правителя. К нему, как и в Храме Надписей, вела лестница, оба тела были помещены в каменные монолитные саркофаги – практически уникальный случай для зоны майя. И в первом, и во втором погребении были найдены сопровождающие захоронения. У обоих присутствовали мозаичные маски и богатый инвентарь.

Захоронения отличаются по следующим признакам. Если Храм Надписей был сооружен ради погребения, то Храм Красной Царицы был приспособлен к погребению позже. Погребальная камера и прочие сооружения во втором случае имеют более скромные размеры, нежели в первом. Но самым важным отличительным штрихом является полное отсутствие декора и каких бы то ни было надписей.

Обнаружение погребения таинственной дамы только добавило загадок, связанных с ее происхождением. Дело в том, что перечисленные характеристики, с одной стороны, подтверждают высказанное на основании анализа текстов предположение о том, что у правителя была жена, претендовавшая на власть и, возможно, убитая после его смерти. При этом, если допускать, что она была законной супругой правителя, остается непонятным постоянное присутствие в ее имени титула zac ch’up — «дева» или «ненастоящая женщина». В некоторых случаях она все же, по аналогии с Желтой Попугаихой (Гуакамайей), именуется просто родовым именем: Белая Попугаиха. Наводит на размышления и тот факт, что места для дат ее жизненного пути в надписи в погребении Правителя – сына Желтой Попугаихи и Ягуара – были заполнены с явными ошибками. Складывается впечатление, что умерла она уже после правителя. Какими бы ни были обстоятельства смерти таинственной дамы – естественной или насильственной, – ее явно хоронили второпях, без полагавшегося царице почета и уважения. Можно строить много предположений о тех далеких событиях, но все же самыми вероятными выглядят версии о законности супружества Белой Попугаихи, легитимности ее права на власть, драматических интригах и дворцовых переворотах.

В завершение хотелось бы заметить, что Паленке считается самым первым и самым изученным городом майя, в котором археологические работы ведутся еще с XVIII века. Тем не менее, история «Каменного Дома Змея» постоянно преподносит сюрпризы и ставит перед исследователями головоломные загадки.

Глава 8 ТЕРРИТОРИЯ МАЙЯ – ЗЕМНОЕ ОТРАЖЕНИЕ КОСМОСА

В этой главе речь пойдет о таком понятии, как модель мира. Естественно, что мы обратимся к мировоззрению индейцев майя, поскольку только этот народ Нового Света оставил нам письменную память о том, каким представлялся мир в древности. Картина мироздания у майя, как и у других народов древности, представала весьма гармоничной: человеческая жизнь сплеталась с природой, рассчитывалась математикой, регулировалась Космосом и проецировалась на земное пространство. Поэтому для того, чтобы понять всю прелесть этой гармонии, недостаточно быть только историком, биологом, математиком или астрономом. Совершенно необходимо овладеть хотя бы основами всех этих наук или принять существующие в них правила.

В 60-е годы XX столетия, связанные, как известно, с качественно новым этапом в развитии физики и прикладной математики, а также с зарождением такой новой области знания, как информатика, в интеллектуальных кругах под так называемое «пение» бардов возник преглупейший стереотип деления людей на «физиков» и «лириков». Причем и одни, и другие, как правило, в большей или меньшей степени, в зависимости от уровня интеллектуального потенциала, кичились своей принадлежностью к одному из кланов. Результат этого социо-интеллектуального эксперимента не заставил себя долго ждать: к моменту, когда уже во второй половине 70-х годов наука перешла на качественно новый уровень междисциплинарных исследований, некоторые сформировавшиеся ученые оказались не в состоянии выйти из «нейролингвистически запрограмированного» состояния неприятия информации, относящейся к иной сфере науки. Непреодолимой проблемой для подобных «зомби» оказалось непонимание того, что разные области науки имеют и различные системы доказательности. Некоторым из них удается соорудить презабавные конструкции, пытаясь со всем пылом неофита перенести математические законы на историческую почву, чтобы наконец-то раскрыть «гуманитариям» глаза. Другие впадают в иную крайность – они отказываются воспринимать всякую информацию, выходящую за рамки привычной темы. Собственную боязнь и неспособность восприятия нового они, как правило, гордо объясняют традициями «цеха» или, еще уже, определенной «школы». А жизнь, как известно, богаче схем. И мы еще раз можем в этом убедиться на примере погружения в тайны цивилизации майя, следуя примеру Ю.В. Кнорозова.

Что такое Зодиак?

Пояс зодиакальных созвездий – это астрономическое понятие, возникшее еще в глубокой древности, когда наблюдавшие за небом люди выделили в полосе шириной около 16°, тянущейся вдоль эклиптики, 12, а некоторые, самые наблюдательные, даже 13 созвездий. Замечена эта полоса (ее еще называют поясом) совсем не случайно – именно по ней, как по кольцевой магистрали, беспрестанно движутся все планеты нашей системы, а также Луна и Солнце. Зодиакальные созвездия еще в древности получили свои названия и условные обозначения, восходящие к тому образу, который придавался внешней конфигурации звезд, составляющих созвездие. Понятно, что названия и образы созвездий всегда отражали лишь те совершенно земные, культурные и хозяйственные представления, которые были свойственны той или иной цивилизации. Поэтому у разных народов одни и те же созвездия, звезды и прочие астрономические объекты назывались по-разному. Названия зодиакальных созвездий Старого Света всем хорошо известны: это Рыбы, Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог и Водолей. Отсчет ведется от конца Рыб, или, точнее, от весеннего равноденствия, соответствовавшего архаическим представлениям о начале года. Исключение составляет, пожалуй, созвездие Змееносца, которое как бы «вклинивается» уголком между Скорпионом и Стрельцом, нарушая удобное деление года на 12 равных частей. У средневековых европейских астрологов оно считалось самым мистическим и таинственным. Забегая вперед, хотелось бы заметить, что аналогично к нему относились и жрецы майя. Кроме того, астрономы и астрологи Старого Света как бы унифицировали размеры зодиакальных созвездий, подгоняя их под нужды более точного календаря. Однако в реальности далеко не все размеры созвездий равны между собой. Так, например, в пространство, занимаемое на эклиптике Девой, можно «поместить» Рака, Близнецов и почти целиком Овна.

Древние мезоамериканцы, в отличие от астрономов Старого Света, по-иному организовывали свой календарный год и не стремились смешивать свой счет времени с представлениями о небесном Зодиаке, хотя, безусловно, и ориентировались на него. Зодиак для майя имел, прежде всего, глубокий священный смысл, поскольку служил как бы живой и постоянной иллюстрацией модели мироздания, привязанной к реинкарнационному циклу человека.

Уйти, чтобы вернуться

В основе всех религиозных и духовных представлений древних мезоамериканцев лежала идея о реинкарнации, то есть постоянном возрождении душ умерших. Поскольку майя не уникальны в своем стремлении к бессмертию, попробуем понять, откуда берется эта жизнеутверждающая идея.

Дело в том, что, как только человек становится человеком говорящим, он тут же пытается описать окружающий его мир и понять свое место в этом мире. Причем это место в последнюю очередь относится к социальной роли.

Самое главное – это понять свое место в пространстве и во времени. Самое первое и бытовое понимание самоощущения – это мое место «здесь и сейчас».

Тогда как самое высокое, уже философское, выходит на уровень «бесконечности и вечности».

С бесконечностью было проще – человек вплоть до последнего времени ограничивал пространство чем угодно; даже Мир, Космос и Вселенная обладают во внутреннем ощущении каждого неким пределом. Попытки заставить себя ощутить бесконечность пугают всякого, внося если не опасения за свой разум, то уж во всяком случае ощущение некоторого дискомфорта.

Примерно те же эмоции руководили древним человеком, причем в любой точке земного шара, когда он пытался вписать свою конечную жизнь в бесконечное течение времени. С одной стороны, совершенно невозможно поверить, что такая важная для всякого вещь, как собственная судьба, является лишь мгновением на празднике жизни. Но и отрицать этот ежесекундно доказываемый чужими смертями факт просто невозможно. Тем более что природа предусмотрела замечательную подсказку: утром мы переживаем мучительное «минирождение», днем – радостную полноценную активность, а ночью с облегчением встречаем «миниумирание»… в предвкушении завтрашнего возрождения.

И поскольку древний человек изначально описывал окружающий мир, наделяя его собственными чувствами и способностями, то он логично подошел к идее собственного бессмертия.

Однако возникали проблемы: если материальное тело заведомо смертно, то что же тогда бессмертно? И люди на всех континентах, не сговариваясь, пришли к единому выводу: бессмертием обладает такая абстрактная вещь, как «жизнь». Все знают, что она существует, но она никогда не существует сама по себе. Она имеет лишь формы выражения в деятельности человека и исчезает вместе со смертью тела. При этом с наибольшей силой она проявляется отнюдь не в физиологии, а в разумных поступках и мыслительной деятельности, определяющей создание и передачу «мудрости» от поколения к поколению. Накопление мудрости шло по пути познания окружающего мира, и прежде всего попыток понять тайну существующих жизненных и, соответственно, временных циклов.

Все памятники монументальной скульптуры и архитектуры Древней Америки, начиная с ольмеков и вплоть до астеков, были подчинены одной-единственной цели – передать идею цикличного возрождения душ умерших. Считалось, что, умирая, человек отправлялся к своим предкам, на далекую прародину, располагавшуюся в пещерах где-то на севере. Мы уже говорили, что пирамиды, ставшие характерным признаком цивилизаций Нового Света, возникли именно как воспроизведение горы-прародины. А помещавшееся внутри пирамиды захоронение становилось пещерой прапредков. Храм на пирамиде выступал лишь в качестве портала выхода из пещеры, вся его функция сводилась к «пещерному» оформлению проема-выхода и размещению трона-скамьи у неглубокой стены. Из храма, как из пещеры прапредков, в нужное время появлялся тот или иной персонаж. Им мог быть жрец или правитель, но только тот, кто имел право на связь с предком, часто погребенным внутри пирамиды или под храмом. Наиболее тщательно эта идея была воплощена в комплексе знаменитого Паленке.

Есть немало свидетельств того, как индейцы майя поддерживали родовую связь «по крови» между живыми и умершими. С ритуальным кровопусканием связан обряд «нанизывания» на единую веревку – символ Млечного Пути и пуповины, – известный по описанию францисканского монаха Диего де Ланды.

Илл. 52. Пещера прапредков в виде дерева. Мировое древо, по представлению майя, связывало подземный мир с миром верхним

Современному европейцу сложно понять схему наследования души по крови. В привычной нам древообразной разветвляющейся системе родства родственники характеризуются описательно, через отношение к жене или мужу. При этом с каждым поколением дедушки все больше удаляются от внуков. У древних майя, как и у большинства коренных обитателей Американского континента, был распространен совсем иной тип брака, называемый иногда кросс-кузенным. Род представлял собой две постоянно перекрещивающиеся линии двоюродных братьев и сестер, и таким образом все члены рода имели единых общих предков, начиная с дедушек. Более того, через поколение повторялись по женской линии и названия, которыми именовались эти родичи. Так, например, дед по матери, брат жены и внук по дочери назывались одинаково: мам. Это же слово означало и мифического прапредка майя. Словом кик, что буквально означает «кровь», именовали бабку, сестру и внучку. Таким образом, можно представить, как все мужчины рода, именовавшиеся мам, путем ритуального смешивания своей крови протягивали живую нить связи между собой и далеким прародителем, божественным Мамом. Этим актом как бы надстраивались и закреплялись все новые звенья в цепи реинкарнационных воплощений – и одновременно эти звенья заключались в некий замкнутый цикл.

Возрождение души у майя не связывалось ни с какими наказаниями за грехи и носило нейтральный, чисто наследственный характер. Тело умирало, а высвободившаяся душа отправлялась к прапредкам, чтобы получить в нужный момент новое назначение. При этом вместе с душой рождающийся младенец наследовал социальное положение, физический облик, психические характеристики и родовое имя своего предшественника. У майя и до сих пор сохраняется память о своеобразном обряде крещения, который назывался в древности капут сихил, что означало «родиться снова».

«Совет мудрецов»

Однако идея реинкарнации не существовала сама по себе. Как уже рассматривалось, еще на рубеже нашей эры в Мезоамерике была создана мифологизированная модель мира, полностью подчиненная циклу возрождения души. Об этом, считал Ю.В. Кнорозов, должно было быть объявлено на неком «Совете мудрецов», собравшемся в том самом 354 году до н. э. Этот «Совет мудрецов» был посвящен не только объяснению модели мира – на нем, в первую очередь, была изложена календарная реформа, согласно которой лунный календарь уступал место солнечному как главному. Совет явно был приурочен к некому важному астрономическому событию – наподобие прецессионного перехода. В Старом Свете в этот период готовились к переходу весеннего равноденствия из Овна в Рыбы.

Конфигурация соответствующих зодиакальных созвездий у майя могла отличаться от той, что была принята в Старом Свете[2]. И, судя по ориентировочной дате – 354 год до н. э., созвездие Ягуарихи (Собаки) с близнецами (примерно совпадающее с созвездием Рыб) начиналось с β Овна. Тем более что примерно в IV веке до н. э. точка весеннего равноденствия в результате прецессионного смещения оказалась вблизи β Овна, расположенной чуть выше эклиптики, что немаловажно для наблюдений за восходом.

Откуда мы берем дату – 5 июня 354 года до н. э., конец полнолуния? Она, конечно же, выбрана не случайно. Сама же дата, записываемая согласно майяской системе как 7.0.0.0.0 10 Ахав, считается началом исторической эры, означая, что до конца «8000-летия» (1.12.0.0.0.0.0.0) остается ровно 13 «400-летий», то есть 5200 лет.

По всей вероятности, на гипотетический «съезд» должны были собраться мудрецы и астрономы со всей Мексики, Гватемалы, Гондураса и Белиза – поскольку с этого момента во всем регионе начал действовать единый календарь. Кроме того, археологические исследования показывают, что начало нашей эры ознаменовало начало нового цивилизационного этапа по всей Мезоамерике. На воплощение новой модели мира были нацелены не только прекрасные памятники искусства, архитектуры, историко-мифологические версии, но и научные знания, и прежде всего, астрология как ранняя форма систематизации и осмысления астрономических явлений.

Модель мира майя

Сущность модели была достаточно проста. Пространство человека делилось на три главных уровня: пространство живых, пространство мертвых и переходное пространство. Определение расположения уровня мертвых по отношению к уровню живых не было постоянным.

Еще в глубокой древности предки майя полагали, что мир мертвых находится внизу, под землей, в глубине пещер или могильников, куда удавалось поместить тело покойника. И именно такие представления нашли самое широкое отражение в памятниках местных культур. Однако развитие человеческой мысли привело к тому, что местоположение страны мертвых стали определять по звездному небу – и именно тогда души покойников начали улетать на небеса. По большому счету, мезоамериканцы, как и другие древние народы, не разделяли низ и верх по отношению к вневременному пространству потустороннего мира. Однако мир мертвых всегда оставался «пространством позади» человека, что подразумевало, с одной стороны, нижний мир, располагающийся за затылком покойника, а с другой стороны, Полюс мира как место-антипод по отношению к наблюдаемому Солнцу. Судя по иероглифическим текстам, к концу классического периода у майя сложилось достаточно оформленное представление о том, что вниз, в пещерную прародину, покойники отправляются сразу после смерти и там проходят очищение. Оттуда души выходят наверх в виде больших мух, называющихся, как и роман основоположника магического реализма Мигеля Анхеля Астуриаса, «Глаза погребенных». В Старом Свете развитие представлений о пространстве мира мертвых шло примерно по той же схеме, однако, встав перед проблемой отделения низа от верха, христианство решило навсегда закрепить первое за грешными душами, а второе – за чистыми.

Гармония Вселенной, построенная на взаимозависимости Млечного Пути и зодиакального пояса, выражала цикличность человеческой жизни. Считалось, что, будучи очищенной и сокращенной до размеров эмбриона, душа возвращается для возрождения откуда-то сверху, из бездны Космоса. Ее изображали в виде «падающей звезды». Отсюда среди майя долго сохранялось поверье, что для того, чтобы забеременеть, женщина должна была подняться ночью на пирамиду и ждать появления «мистического отца». Эти данные, записанные в колониальные времена, конечно же, являются осколками некогда разработанного мифологического коплекса, когда звездный Млечный Путь (Небесная Рептилия или Кецалькоатль) почитался в качестве «Творца всего сущего» и потому мог посылать свою часть – звезду – для воспроизводства жизни.

С миром живых все было достаточно ясно: здесь вставало и светило солнце, существовало пространство, время, предметы, растения и животные, сам же человек рождался, жил в постоянных трудах и опасностях, заботился о природе, вступал в брак и имел детей.

В мире мертвых все было несколько иначе. Во-первых, он являлся антиподом мира живых – здесь было всегда темно, пространства и времени не существовало. Души мертвых людей и животных вели такую же жизнь, как и на земле, но с той существенной разницей, что не знали никаких забот и опасностей.

Однако наибольшие сложности представляло третье – разделяющее и соединяющее – пространство между мирами. Изображали его, как мы рассмотрели еще на ольмекских памятниках, весьма реалистически – как верхнюю толщу земли с расщелиной, куда падает душа умершего и откуда пробивается наружу росток новой жизни. Иногда его представляли в виде разинутой пасти – ягуара, рептилии или птицы.

Илл. 53. Небесная Рептилия, или Пернатый Змей, отождествлявшийся с Млечным Путем и считавшийся в Мезоамерике Творцом всего сущего. Одно из наиболее ранних изображений этого божества на ольмекском рельефе из Лa-Венты, датируемое Х-VI вв. до н. э.

Однако «пересечь» это пространство душа человека могла лишь отделившись от тела, которое навсегда застревало упрятанным где-то в толще переходного уровня или даже оставаясь на территории живых. Естественно, что чаще всего подобное происходило при смерти тела. Но иногда душа могла отлучиться и во время сна или болезни. И уж совсем в особых случаях подобное могли проделать избранные – колдуны, жрецы и нагуали – с помощью специальных приемов и средств, например, используя психоделики. Как правило, для пересечения этого опасного пространства требовались специальные «связники». К «связникам» относились те представители фауны, образ жизни которых позволяет им менять «среду обитания», то есть самостоятельно перемещаться из живого пространства в мертвое. К ним относились насекомые, рептилии, особенно змеи, и некоторые птицы – одним словом, все те, кто может бывать на земле, под землей, в воздухе, кто может бодрствовать в ночи.

Важным элементом связи между мирами считалось мировое древо. Его образ также менялся с течением времени. Сначала оно было «пещерным» – своими корнями дерево питалось девственными водами, выходившими из прародины предков; по ветвям и стволу души могли подниматься в мир живых. Позже стало считаться, что оно растет на земле, а уровни его кроны пересекают небесные пространства, доходя до богов верхнего мира.

До обследования сакральных пещер на территории Мексики мне казалось, что образ древа, пересекающего пространства, не более чем некий вымысел, красочно вписавшийся в миф. Однако реальность оказалась куда интереснее. Во-первых, во многих горных пещерах, например в штатах Герреро или Чьапас, сталактиты и сталагмиты сливаются в один мощный ствол, который как бы поддерживает свод пещеры, напоминая дерево с кроной. В юкатанских карстовых пещерах есть не менее интересные образования – например, в пещере Лолтун. Эта пещера известна прежде всего тем, что именно отсюда принесли в монастырь Мани в XVI веке распятого младенца, якобы со следами стигм, после чего было организовано знаменитое аутодафе. Так вот, в одном месте свод пещеры обрушился, создав причудливое образование, напоминающее обломанный ствол дерева. Во многих пещерах сверху свисает густая растительность, по которой можно спускаться в пещеру и подниматься наверх. В других случаях из пещеры в провал или отверстие прорастают к свету настоящие деревья, которые вполне реально пересекают все уровни пространства: корни их питаются девственными водами пещеры, ствол поднимается через пространство пещеры и выходит на землю, а крона уже тянется к небу. Еще более любопытную картину мне довелось наблюдать в горах штата Найярит, где живут уичоли. Здесь огромные деревья в несколько десятков метров высотой вырастают из узких горных ущелий, поднимая мощную крону над каньонами. Совершенно очевидно, что идею мирового древа индейцам подсказала сама природа.

Одним из первых шагов в построении модели мира стало определение семантики сторон света. Север у майя расценивался как место далекой прародины, откуда пришли прапредки. На языке майя север назывался xam-aan – «исчезающий позади». Именно с этим исчезающим позади местом и связывалось расположение «того мира», антипода реального, куда попадают души умерших и откуда они в очищенном виде появляются для возрождения. Юг считался направлением движения племени и именовался ma-ho, «большой вход». Восток, откуда появляется солнце, древние майя связывали с идеей жизни и возрождения, а запад, соответственно, примыкал к миру предков.

Млечный Путь: творец сущего

Главным небесным ориентиром для древних индейских мудрецов стал, как уже упоминалось, Млечный Путь – эта яркая на ночном небе неровная светящаяся полоса, формой напоминающая рептилию с разинутой пастью. Млечный Путь был для майя астрономическим объектом, мерилом времени и пространства, Творцом всего сущего.

Уникальны ли майя в своем видении мировой гармонии? Вообще-то нет.

Дело в том, что одной из важнейших проблем для всех древних астрономов было выявление и сочетание различных астрономических циклов для обнаружения постоянной величины, позволяющей отсчитывать временные отрезки. Удивительно иное: несмотря на разные периоды существования различных древних цивилизаций, системное осмысление астрономических наблюдений и появление первых календарей повсеместно приходится на V–III тысячелетия до н. э. Об этом свидетельствуют записи наблюдений у египтян, вавилонян, китайцев и майя. Так, например, по древнему византийскому календарю, которым пользовались даже на Руси с X века по начало XVIII века, сотворение мира датировалось 5508 годом до н. э. Древние евреи относили это событие к 3761 году до н. э. Начальная дата астрономии майя 0.0.0.0.0 приходится на 3114 год до н. э. В Древнем Китае начало календарного отсчета времени приходится на 2637 год до н. э. В Древней Индии уже к III тысячелетию до н. э. был разработан календарь, обеспечивавший хозяйственную деятельность населения долин Инда и Пятиречья.

Чем же определяется эта «общемировая норма»?

Совершенно очевидно, что каким-то астрономическим общепланетарным явлением – таким, например, как нахождение точки эклиптики в день весеннего равноденствия в видимых пределах полосы Млечного Пути. Эту картину можно было наблюдать довольно долго – примерно с VI по III тысячелетие до н. э. Именно в этот период Млечный Путь служил точкой отсчета, по которой древние наблюдатели, даже не имея еще разработанного солнечного календаря, отмеряли солнечный год, начинавшийся в весеннее равноденствие.

Восход солнца отмечался в одном конце Млечного Пути только один раз в год, в одно и то же время. Дополнительные точные ориентиры – особенно яркие звезды – в пределах полосы Млечного Пути с течением тысячелетий менялись. Так, если ближе к V тысячелетию до н. э. таким ориентиром служило легко узнаваемое созвездие Ориона, то к III тысячелетию это были не менее узнаваемые Плеяды. Итак, возобновление восхода солнца в одном и том же конце Млечного Пути означало, что прошел один год и начинался новый. Восход солнца с противоположной стороны помогал приблизительно отмерить полугодовой период. Таким образом, со временем становилось возможным деление годового цикла по Млечному Пути на две и даже на четыре части.

Наиболее отчетливо следы такого архаического солнечного календаря мы встречаем в Древней Индии, где выделялся лишь день начала года – в весеннее равноденствие. Точка восхода солнца ориентировалась отнюдь не по поясу Зодиака, а по созвездию Ориона, расположенному точно на Млечном Пути, между Тельцом и Близнецами. Помимо прочего, привязка весеннего равноденствия к созвездию Ориона позволяет нам «удревнить» индийский календарь вплоть до середины V тысячелетия до н. э.

Космос сделал жителям Земли странный, но бесценный подарок, благодаря которому человеческая цивилизация получила шанс выйти на качественно иной уровень. И человечество воспользовалось этой возможностью – причем практически на всех континентах. Наступила новая эпоха – эпоха возникновения государств Древнего мира как в Старом, так и в Новом Свете.

На американском континенте такими умниками стали мезоамериканцы – именно поэтому «начальная» дата календаря майя, приходящаяся на 3114 год до н. э., и отмечает окончание периода пересечения Млечным Путем эклиптики в день весеннего равноденствия.

Следует добавить, что для земного наблюдателя Млечный Путь в дни равноденствий и солнцестояний (в разные часы) в эти времена располагался по линии восток-запад.

Итак, в течение трех тысячелетий древние обитатели Земли наблюдали удивительное сочетание явлений: сияющий Млечный Путь делил пополам черное ночное небо, соединяя его с Землей, а когда наступал рассвет, на «хвосте» тающего Млечного Пути появлялось солнце. Понятие дуальности мироздания представало во всех своих ипостасях: на смену ночной тьме приходил свет дня; на смену зимнему сезону приходил летний; определялись правая и левая симметричные половины небесного купола; осознавалось деление на верх и низ и вместе с тем возникал образ соединения земли с небом (что и породило идею мирового древа). Положения Млечного Пути в равноденствие и солнцестояние создали образ перекрещивающихся координат стран света – отсюда и символ креста в мировых культурах. Вычерчивалась концепция противопоставления реального мира и потустороннего, жизни и смерти. При этом, единый в своем виде Млечный Путь состоял из двух параллельных потоков и делился на два отрезка. Оставалось только установить связи между половинами дуальных пар – что и было сделано человечеством в период с VI по III тысячелетие до н. э. Объяснение связей между элементами дуальности и привело к созданию первых научных картин мира.

Примечательно, что в Мезоамерике этот новый этап характеризуется неожиданным повсеместным появлением двуглавых и двуликих изображений. В Мексике и по сей день пользуются популярностью человеческие фигурки, у которых одна половина лица изображается живой, а другая – в виде черепа. Не редкость и двуглавая змея – олицетворение дуальности мироздания.

Модель мира – это гармония жизненного цикла человека в пространстве и времени. Майя воспроизвели эту модель в своем видении Зодиака, пересекаемого Млечным Путем. В качестве астрономического объекта майя называли Млечный Путь тамкас — «середина сферы». Однако слово тамкас в языке майя имеет несколько значений, которые можно объединить в блоки понятий:

1) середина (глубина) сферы

2) раздваивание, деление

3) семяизвержение и менструация (мужская и женская жидкости)

4) роды и детородный орган

5) чистота, девственность

6) змея (вытянувшаяся и с пятнами)

7) темная сила, порождающая безумие, и болезни, вызывающие паралич.

Более поздние мексиканские мифы несколько преобразовали эти скрытые сакральные значения, сохранив их в виде более понятных образов. У науа Млечный Путь считался дорогой через небо, которому покровительствовали два божества: мужское Citlallatonac — «Сияние звезд» и женское Citlalinicue — «Звездная юбка». Млечный Путь – престол «Звездной юбки» – был источником всеобщей мудрости.

С другой стороны, Млечный Путь сам считался телом Великой Матери – Прародительницы, из темного чрева которой появились Солнце, Луна и звезды.

Кецалькоатль, по определению астеков, – это тот, кто сделал людей, одновременно Господин и Госпожа дуальности (т. е. одна из ипостасей Творца). А Млечный Путь – дорога, по которой передвигались Тескатлипока и Кецалькоатль, будучи богами звезд.

Книга истории народа майя-киче «Пополь-Вух» также интерпретирует божество Кукумац («Змея, покрытая зелеными перьями» – майяский вариант Кецалькоатля) в качестве двуединого образа Творца: Созидательница и Творец, Тепеу и Кукумац, Великая Мать и Великий Отец. Кукумац – двуединый бог, Великая Мать и Великий Отец, подчиняющийся «слову» триединого одноногого божества по имени Хуракан – «Сердце Небес» и отождествляемый с Млечным Путем. Кукумац предстает в «Пополь-Вух» как творец всего сущего, когда «все было в состоянии неизвестности, все холодное, все в молчании; все бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто».

Поэтому неудивительно, что Млечный Путь, в каком бы мифологическом образе его ни представляли, считался Творцом всего сущего. Именно это значение Млечного Пути подтверждает и звездная карта майя в качестве модели мира. Млечный Путь, олицетворявший путь умерших от смерти к возрождению, делил зодиакальный пояс на две неравные половины: живое и мертвое пространства.

Следует заметить, что остается еще один загадочный вопрос: если все так ясно, то почему в древней иконографии мы видим как бы два противоборствующих образа? Уже у ольмеков Творец всего сущего появляется то в виде Пернатого Змея, то в виде Ягуара. Складывается впечатление, что в те далекие времена шла яростная борьба между сторонниками двух религиозных направлений. Отблески этой идеологической войны мы встречаем у майя, вплоть до совсем поздних времен.

Так, например, ольмекские мудрецы явно были сторонниками ягуарьего направления (видимо, принадлежа роду Ягуара) и постоянно подчеркивали свою принадлежность к нему. На памятниках «промежуточной» между ольмеками и майя культуры Исапы Млечный Путь изображался порой странным гибридом, сочетающим в себе черты Ягуара и Каймана. А южная майяская жреческая школа Копана была явной сторонницей рептильной тематики, в то время как горная Гватемала отдавала предпочтение Ягуару.

Зодиак майя

Животных зодиакального пояса майя удалось реконструировать по разным источникам. Однако впервые эта информация была обнаружена на последних страницах Парижской рукописи (П23-24). Любопытно, что эти последние страницы Парижской рукописи написаны отличным от обычного для письма майя способом – зеркально, справа налево. Возможно, это была попытка жрецов простейшим способом закодировать самый мистический и сакральный раздел рукописей. Примерно так, как это делал Леонардо да Винчи, когда записывал свои рассуждения о жизни и смерти: «Жизнь нашу создаем мы смертью других…»

Илл. 54. Зодиакальный круг майя состоял из 13 созвездий. Осью и центром мироздания считался Млечный Путь, воплощавшийся в образе Небесной Рептилии. Млечный Путь делил зодиакальный круг на две половины – живую и мертвую

Итак, на двух последних страницах Парижской рукописи частично сохранились изображения и упоминания о животных-созвездиях. Список, если следовать предложенной жрецом последовательности, выглядел следующим образом:

Группа 1

1 – изображение стерто

2 – Гремучая змея (хорошо видна погремушка)

3 – Черепаха

4 – Скорпион

Группа 2

5 – Сова (еще эту птицу именуют Муан)

6 – Змей со странным хоботком и раздвоенным хвостом (?)

7 – Попугай

Группа 3

8 – Лягушка

9 – Летучая Мышь, висящая, как положено, вниз головой

10 – изображение стерто

Группа 4

11 – изображение стерто

12 – Обезьяна-полускелет

13 – Ягуар, от которого видны лапы и пятна (?)

Итак, перед нами 13 созвездий зодиакального круга, из которых некоторые были полностью стерты, а некоторые опознавались с трудом. Кнорозову, первым прочитавшему тексты рукописей, стертый фрагмент не давал покоя на протяжении 30 лет. Он надеялся убедить владельцев рукописи, французов, попытаться просмотреть эти страницы во всяких специальных лучах, как это делают криминалисты. Однако все было безуспешно. И тут судьба в виде археолога Майкла Ко послала нам подарок – альбом с изображениями текстов на керамике майя, где был опубликован так называемый «шестидесятый сосуд». Чтение текста на этом сосуде заняло около 15 лет (!), но вознаградило все затраченные на него усилия – Зодиак древних майя был восстановлен! Выглядел он следующим образом.

Слева от Летучей Мыши (Змееносец, центр Галактики) по часовой стрелке располагались созвездия: Кабан (Стрелец), Олень (Козерог), Обезьяна (Водолей), Собака/Ягуариха с близнецами (Рыбы), Белка (Овен). Все эти животные – млекопитающие и относятся к «жизненной» сфере деятельности человека.

По другую сторону Млечного Пути – справа и против часовой стрелки от Летучей Мыши – расположены созвездия так называемых «связников» между мирами – птиц, рептилий и насекомых: Лягушка (Скорпион), Попугай (Весы), Удав-Пернатый Змей (Дева); Сова (Лев), Скорпион (Рак), Черепаха (Близнецы) и Гремучая Змея (Телец).

В зодиакальном круге Млечный Путь – Небесная Рептилия – своим «хвостом» (рукав Персея) накладывается на стык созвездий Близнецов и Тельца, выходя на вклинивающееся в зодиакальный пояс созвездие Ориона. «Голова Рептилии» ложится на Стрельца, Змееносца и частично Скорпиона. Его часть в созвездии Летучей Мыши (Змееносца) – это раскрытая пасть, созданная контурами галактических облаков. Как уже упоминалось, у многих народов – как и у древних майя – эти темные пятна символизировали тайный вход во Вселенную. Летучая мышь – существо, олицетворявшее самое мистическое созвездие зодиакального пояса, – одновременно являет собой млекопитающее, обладает крыльями, ведет ночной образ жизни, висит вниз головой и обитает в пещере-прародине.

Разделение Зодиака на две половины отнюдь не было случайным: мир «связников» оказался на половине Малой Медведицы – северного Полюса мира, олицетворявшего собой «оставшийся позади» мир мертвых, и справа от созвездия Летучей Мыши. У майя и других народов Центральной Америки север расценивался как некие «поля блаженные» – место прапредков. Как уже упоминалось, на языке майя север назывался «исчезающим позади». Любопытно, что так называлось и созвездие Малой Медведицы, маркировавшее северный Полюс мира на рубеже нашей эры, когда точка полюса была ближе к β Малой Медведицы, а в классические времена (конец I тыс.) название «исчезающий позади» стало относиться лишь к а Малой Медведицы – Полярной Звезде. Кроме того, у майя название chimal-ek — «созвездие-щит» – применялось для обозначения и Малой, и Большой Медведиц, поскольку основным признаком этих созвездий является их указание на Полюс мира. Около 4000 лет до н. э. именно Большая Медведица ближе всего находилась к Полюсу мира. Следует заметить, что принципиальной разницы в различении Большой и Малой Медведиц, судя по совпадению наименований этих созвездий, у майя не было, так как важным было лишь указание на север, тем более что Большая Медведица из-за большей яркости звезд всегда считалась куда более надежным ориентиром, нежели достаточно тусклая Малая Медведица, которую в южных широтах, вблизи линии горизонта разглядеть бывает достаточно сложно. Обе Медведицы состоят из семи звезд, что и послужило, по всей видимости, поводом для появления мифов о «Семи Пещерах», «Семи Оставленных Домах».

Самым древним упоминанием и подтверждением тождества «Семи Пещер» и семи северных звезд является роспись в таинственной ольмекской пещере Каквасисики, о которой рассказывалось в 1 главе.

Итак, именно с этим «исчезающим позади» местом и связывались места обитания предков (духов предков), то есть расположение «того мира», антипода реального, куда попадают души умерших и откуда они в переработанном виде выходят для реинкарнации.

Малая Медведица, как указатель Полюса мира, изображалась в виде перевернутого сосуда, из которого льется вода. Естественно, что «перевернутый сосуд» располагался на «мертвой» половине зодиакального круга, со стороны «связников» между мирами.

«Девственная вода» для Древней Америки имела исключительно важное сакральное значение. Во-первых, она употреблялась в различных обрядах, и в частности при обряде крещения, сохранявшемся даже в период присутствия испанцев на Юкатане. Если же обратиться к мифологии, то происхождение девственной воды следует искать в майяских мифах о сотворении мира, когда после пустоты, в которой звучит «слово» бога, вода уходит под землю, тем самым обнажая ее, – это и есть создание материального мира. «Пусть воды отступят и образуют пустоту, пусть появится Земля и будет прочной… Подобно туману, подобно облаку и подобно облаку пыли была земля при своем сотворении, в начале своей телесности. Затем горы появились из воды; большие горы выросли мгновенно». Таким образом, для древних мезоамериканцев вода – это первозданная сущность, из которой возникает материя и все сущее. Совершенно очевидно, что понятие первозданной воды связывалось с местом творцов-прапредков, и потому, помимо мифологической интерпретации, появляется понятие связи воды с прародиной, ориентированной на Полюс мира, на соответствующее созвездие. Отсюда и возникает образ созвездия: вода, льющаяся из перевернутого сосуда. А этот сосуд держит в руках старуха с ягуарьими лапами – древняя прародительница людей, почитавшаяся как богиня. Для проведения таких обрядов, как крещение, инициация, свадьба, девственную воду собирали особым образом, не прикасаясь к ней руками, в естественных углублениях камней или деревьев в труднодоступной сельве или же в глубине пещер. Так на материальном уровне происходило прикосновение к Космосу.

Название юга у майя – «большой вход» – также указывало на положение человека в неком пространственно-временном континууме. Это было живое пространство. Мир живых находился, естественно, с противоположной по отношению к Полюсу мира стороны Млечного Пути – там, где в день весеннего равноденствия встает солнце, слева от Летучей Мыши. Подобное деление звездного неба соответствует и разделению функций полушарий головного мозга: в правом у нас живет память прошлого опыта, а левое радостно встречает новизну будущего. Майя интуитивно понимали удивительный закон Человека в симметрично-асимметричной Вселенной, о котором Вернадский писал: «Правым пространством – по непонятной пока причине – является все пространство Солнечной системы, может быть, галактическое». И потому у древних мезоамериканцев (и не только) мы можем видеть сложившийся комплекс понятий мистического соединения и зеркального взаимоотражения Космоса и подземной сферы – так, пещеры считались воплощением Млечного Пути как творца всего сущего. Спускаясь в пещеры к прапредкам, душа умершего возносилась по Млечному Пути, как по оси зодиакального круга и жизненного цикла.

Однако зодиакальная модель мира майя включала в себя не только сведения по астрономии, описание антропосферы и жизненного цикла человека – она отражала также и социальную структуру общества. Как уже отмечалось, именно двоичность Млечного Пути послужила прообразом мирового древа, которое в изображения майя иногда появляется в виде сплетения двух змей.

Такое «змеиное» дерево было символом единства племени из двух фратрий и упоминавшейся кросскузенной системы родства. Головы рептилий при этом располагались у питающегося девственной водой корня, а туловища одновременно являлись ветвями тыквенного дерева с плодами вместо хвостов. Плод же являлся символом возрождающейся души.

Говоря о символике изображений, стоит вспомнить и еще одного важного персонажа мифологии майя. Это старейший прапредок главной фратрии Дух-Улитка, изображавшийся в виде беззубого, часто горбатого старика, вылезающего из раковины. Пространство пещеры предков отождествлялось с пространством завитков раковины Улитки, что странным образом вновь приводит нас к Млечному Пути – поскольку центр галактики представляет собой спираль. Пространством Духа-Улитки, согласно текстам майя, заведовала Летучая Мышь – и именно дом созвездия с этим названием приходится на область галактического ядра. Однако как майя сумели придти к подобной модели, остается для нас пока темой для размышлений, как невозможно, по мнению астронома П. Ходжа, объяснить понимание галактики древними греками. Да и современная астрофизика пока не в состоянии дать ответы на все имеющиеся у нас вопросы.

Земные проекции «небесной веревки»: археоастрономия

Увидев созданную Космосом на звездном небе модель мира, майя постоянно пытались воспроизвести ее и на земле. Признаком этого служил культ пещер, как естественных, так и искусственных, распространенный по всему региону.

Кроме того, эту модель они воплощали не только в памятниках архитектуры, но и в распределении городов в географическом пространстве.

Так, например, в некоторых текстах майя, записанных в колониальный период, Млечный Путь упоминается как «живая веревка», соединяющая по небу некоторые города Юкатана.

Эта «веревка» пересекает Юкатан с востока на запад в день летнего солнцестояния в момент захода солнца (примерно после 19 часов) в классический и постклассический период. В IV–V тысячелетиях до н. э. совпадение ориентации Млечного Пути с осью запад-восток приходилось на полночь с отклонением от зенита всего в 18°. Согласно этим поздним записям, Млечный Путь как бы начинался от Тулума (20°15″), затем проходил над Коба (20°30″), далее следовала Чичен-Ица (20°41″) и Ушмаль (20°23″). Но если продолжить эту линию, то крайней точкой на западе полуострова становится уходящий в пространство моря искусственный остров-некрополь Хайна (20°15″). Именно местоположение острова Хайна совпадает с «пастью» рептилии и олицетворением прародины, куда отправлялись души умерших. И даже легкий изгиб полосы Млечного Пути как бы повторен в незначительных отклонениях расположения центров на прямой. Кроме того, «веревку» можно протянуть и на восток – и тогда мы окажемся на острове Косумель, известном паломничествами к местам поклонения женским божествам. Совершенно очевидно, что этот остров был антиподом острову Хайна и отождествлялся с возрождением жизни.

Вторая «живая веревка» – положение Млечного Пути, максимально приближенное к оси юг-север, пересекала территории майя наискосок через 90° долготы. Путь «веревки» начинался от Копана (Гондурас), проходил через Уканаль (Гватемала), Тикаль, Шультун, Калакмуль (Мексика), через центр Эцна и завершался… на острове Хайна!

Примечательно, что вход в преисподнюю через остров Хайна не упоминается ни в первом, ни во втором случае, что вызвано вполне понятными запретами по отношению к сакральному месту. Но посвященные легко определяли его по проекции Млечного Пути в географическом пространстве.

Илл. 55. Трехуровневая пирамида-лабиринт Сатунсат – одно из самых загадочных строений майя, обнаруженное в Ошкинтоке на Юкатане. Первый этаж – основание пирамиды – частично уходил в грунт

Илл. 56. Самая древняя пирамида Нового Света – Куикуилко. Она находится далеко от земель майя, но именно к ней выводит одна из проекций Млечного Пути, указывая дорогу на легендарную прародину. Неслучайно эта пирамида построена в виде закручивающейся спирали раковины

4500 лет до н. э. Млечный Путь точно располагался с востока на запад в дни солнцестояний и равноденствий:

1. С отклонением от зенита в 59° к югу:

22 декабря, полночь – зимнее солнцестояние 22 марта, вечер – весеннее равноденствие 22 сентября, утро – осеннее равноденствие

2. С отклонением от зенита в 18° к северу:

22 июня, полночь – летнее солнцестояние 22 сентября, вечер – осеннее равноденствие 22 марта, утро – весеннее равноденствие

Следует отметить, что ориентировки Млечного Пути точно по линии север – юг не бывает. Наименьшее отклонение в настоящее время составляет 30°, а 6500 лет назад было и того хуже – около 50°.

Таким образом, знаменитый колодец в Чичен-Ице, куда отправлялись подношения и жертвы, олицетворял собой – в самой северной точке проекции «небесной веревки» – девственные воды древней прародины и являлся, таким образом, прямым входом к прапредкам. Сама этимология названия – Чичен-Ица – указывает на то, что это был «колодец Рептилии».

Параллельные проекции Млечного Пути позволяют создать некую сетку, соединяющую города майя. Восток-запад: Копан – Тотоникапан – Исапа. Юг-север: Исапа – Комалькалько. Странным образом получается, что Комалькалько, оказавшийся на территории ольмеков, является самым западным городом майя. Не менее загадочен и сам факт его возведения вблизи побережья Мексиканского залива. Дело в том, что строительный камень в эту болотистую местность приходилось доставлять издалека, для строительства использовалась уникальная для майя техника изготовления обоженных кирпичей.

Если под тем же углом мы переместим прямую на запад, то соединим древний центр Монте-Альбан с Теотиуаканом, а продолжив ее, окажемся в древних каньонах плато Меса-Верде в Колорадо, где, судя по всему, и находилась легендарная неолитическая прародина предков майя. И это направление указывает Млечный Путь в положении север-юг, разделивший зодиакальный круг на две не совсем одинаковые части.

Хотелось бы отметить, что отношение к Зодиаку в Мезоамерике не было постоянным. Во-первых, его могли использовать как чисто космогоническое учение, связанное с мифологическими представлениями, – и в этом случае пространственная конфигурация созвездий воспринималась по-своему. Во-вторых, по Зодиаку строили годовой цикл из равных 13 месяцев по 28 (27,69) дней, что давало в результате 360-дневный год, к которому добавлялись остаточные 5 дней «без имени». А в поздние времена наметилась тенденция к сокращению количества созвездий до 12 равных по протяженности – для упрощения календарных расчетов, как это делалось и в Старом Свете.

Таким образом, в Новом Свете – а точнее, в древней Мезоамерике – существовал Зодиак, не только игравший чрезвычайно важную роль в астрономических и календарных расчетах, но и представлявший собой гармоничную модель мира, схема которой проецировалась даже в архитектурных постройках на земле. В заключение хотелось бы заметить, что нечто подобное – проекция элементов звездного неба на землю в привязке к модели мира – было отмечено и для Древнего Египта, однако в Египте эта концепция была разработана далеко не так детально, как это мы видим в Мезоамерике. Естественно, что ни о каких заимствованиях тут не может быть и речи, поскольку всякое построение модели мира отражает лишь эволюционный этап в развитии абстрактного мышления человека. Но это – отдельная тема.

Остров Хайна: вход в царство смерти

А сейчас поспешим своими глазами увидеть, что же происходило в те времена на таинственном острове Хайна. Этот искусственный остров расположен на широте 20° 15″, а на карте выглядит расположенным на широте 20°20″, что абсолютно совпадает с широтой южной оконечности естественного острова Косумель (на востоке Юкатана), расположенного примерно на 5″ выше широты Тулума. Первые наши попытки попасть на этот островок не увенчались успехом – многие даже не слыхали о нем, хотя замечательным мексиканским археологом Романом Пинья Чаном была издана монография, посвященная раскопкам на острове. Вторым ударом стало то, что доступ на остров был закрыт, а попасть туда можно было только по специальному разрешению Национального института истории и антропологии Мексики. Столь суровые меры были связаны с тем, что не известный некоторым историкам островок благодаря своим многочисленным погребениям уже давно являлся лакомым объектом для вездесущих грабителей. Однако попасть на остров нам все же удалось. Для этого в Кампече с трудом было получено разрешение, легко нанята моторная лодка, и в сопровождении коллег мы с шефом отправились в «страну мертвых».

Островок оказался маленьким. Смотритель сразу же поведал нам страшноватую историю о том, как из дыр в пирамидах по ночам вылетают круглые светящиеся шары, медленно парят до берега и возвращаются обратно. Шаров мы не увидели, но дыры действительно были – в некоторых из них прятались крупные игуаны, когда их преследовали собаки. Повсюду были видны древние погребения – некоторые давно были разграблены, другие обследованы археологами. Многие пока оставались нетронутыми, в ожидании денег на крупный археологический проект.

Этимологически название острова Хайна возможно интерпретировать как haa-na — «водный дом». Вокруг полуострова Юкатан в прибрежных водах имеется несколько мест, где посреди морской воды бьет родник пресной воды, который на ровной глади заметен и производит довольно странное впечатление. Местное население называет этот природный феномен «водный глаз». Надо сказать, что «водным глазом» индейцы называют и воду, просачивающуюся в пещерах и собирающуюся в углублениях (не только на Юкатане, но и в горных районах Мексики, включая центральную). Повсеместно «водный глаз» обладает сакральным значением и используется как место святилища в обрядовой практике. Вода же из «водного глаза» считается святой и девственной. Уже подплывая к Хайне, мы обратили внимание на странные пятна на воде – это и были выбросы пресной воды. Но самый главный «водный глаз» находится строго на западной оконечности острова, в непосредственной близости от берега. Таким образом, весь остров-некрополь как бы привязан к этому подводному источнику девственной воды.

От Юкатана остров отделен неширокой полосой моря – от 10 до 100 м шириной. Он имеет овальную форму, самое длинное место – 750 м. По крайней мере два раза производилась досыпка для поднятия уровня. Опознаются следы некогда существовавшей насыпной дороги, связывавшей остров с полуостровом.

Вся почва острова как бы «замешана» на раковинах различного типа и размера – от самых маленьких до огромных, 30–35 см высотой, которые видны на каждом шагу и с трудом отделяются от грунта. Остается открытым вопрос о намеренности выбора подобного грунта для возведения острова. Кажется, что это было сделано специально, для напоминания о пещерах прапредка Улитки.

Церемониальный центр расположен прямо посередине островка с общей ориентацией с юго-востока на северо-запад. С севера центр ограничивается каналом. Хотя ориентировка многих строений иная: север-юг или восток-запад.

Жилая зона располагалась вокруг церемониального центра. Неисследованный центр Zac-Pol («Белая голова») расположен на обширной платформе, с северной стороны которой помещены пять пирамидальных холмов – наподобие общемайяской классической модели. На западе и востоке расположены постройки иного типа.

Расцвет Хайны приходится на классический период – около 600 года н. э., когда максимально поддерживаются связи с зоной Пуук, Кампече, Юкатаном. Исходя из количества захоронений, Пинья Чан оценивал население Хайны в 2500 человек. Но это, скорее всего, является ошибкой, поскольку сам остров в первую очередь являлся не жилым центром, а специальным некрополем для достаточно большого региона Юкатана и Кампече. Тем более, что оценка поселенческого комплекса предполагает одновременное проживание не более 300 человек.

Если привязать ориентировку построек к рельефу, то все они выстроены точно по направлению к «водному глазу», а ближайшая к нему вытянутая пирамидальная постройка имеет и ориентацию строго на запад.

Сразу же после начала возведения архитектурного центра возникает некрополь и приобретает особое значение в жизни острова. Дело в том, что здесь хоронили не только местных обитателей, но и людей из разных, даже весьма удаленных, регионов, о чем свидетельствуют особенности инвентаря некоторых погребений. Погребения расположены в основном в прилегающих к церемониальному центру землях или же размещаются по окраинам острова. Всего к настоящему времени обнаружено и обследовано около 1000 захоронений, не считая разграбленных. При этом следует отметить отсутствие каких бы то ни было сложных погребальных сооружений. По всей видимости, это связано с тем значением, которое придавалось некрополю острова Хайна в майяском сакральном пространстве, – остров сам по себе был отождествлен со входом в преисподнюю, поэтому не требовалась никакая дополнительная реконструкция «места мертвых», достаточно было придать покойнику эмбриональное положение.

На острове практиковались два основных способа погребений: детей хоронили в больших горшках (погребальных урнах), а взрослых и молодых людей – прямо в грунте. Иногда хоронили сразу и окончательно, а в некоторых случаях перезахоранивали очистившиеся кости. Собственно могильных погребений до сих пор не обнаружено.

Детей хоронили, помещая их тела в большие сосуды, размерами около 50 см в высоту и до 48 см в ширину. По всей видимости, сосуд отождествлялся с маткой божественной праматери. Кроме того, название горшка на майя – хат — означает «исчезающий позади», что соответствует месту нахождения умерших. Ребенка в эмбриональном положении заворачивали в покрывала и циновки, сверток обвязывался, чтобы не потерял форму, и потом помещался внутрь сосуда, так, чтобы умерший оказался сидящим, прислонившись к стенке сосуда. Сверток покрывался красной киноварью. Туда же клали инвентарь. Горшки с телами детей покрывались блюдом. Иногда это было блюдо на трех ножках, иногда просто крупные черепки от больших сосудов, очень редко – маленький сосуд. Готовый сосуд помещался в круглую яму, вырытую в грунте. Поверх блюда-крышки укладывалось несколько больших камней, а потом уже насыпалась земля или белая глина. В результате многие погребальные урны под тяжестью трескались или полностью раздавливались.

Те немногочисленные детские погребения, что найдены по окраинам острова, обычно располагаются на глубине 40–50 см. Те, что оказались в центральной части, находятся на глубине 1,5–3 м. Возможно, что эта разница объясняется тем, что почва на берегах острова постоянно размывается морем, а уровень поверхности понижается. Однако замечена любопытная закономерность: чем глубже захоронение, тем качественнее положенные туда предметы. В самых глубоких погребениях были обнаружены лепные изделия, а в тех, что ближе к поверхности, лежали формованные фигурки. Обычно инвентарь состоял из двух-трех предметов, хотя встречаются исключения как в меньшую, так и в большую сторону. В основном это глиняные фигурки, помещенные на уровне рук покойника. Кроме того, это были маленькие серые или черные сосуды, фигурки-окарины, маленькие наконечники, обсидиановые ножи, морские раковины, нефритовые бусины, ожерелья из зеленого камня, другие мелкие изделия.

В тех случаях, когда одновременно захоранивалось несколько человек, совершалось вторичное приношение – несколько сосудов разных форм.

Сами погребальные сосуды изготавливались в основном из коричневой (красноватой или темной) глины. Они могли быть гладкими или покрывались декоративным геометрическим элементом. В основном встречаются сосуды двух типов. Одни были коричневые, большие, круглые, с высокой отогнутой наружу горловиной или с короткой горловиной с дополнительным выступом. Другие имели яйцевидную форму со сложным рисунком из нескольких цветов. В редких случаях встречаются толстостенные большие миски.

К наиболее распространенному на острове типу относятся так называемые грунтовые погребения. Таким способом хоронили взрослых и молодых людей обоих полов. Обычно хоронили по одному, но встречаются и коллективные погребения. На покойника надевали лучшие одежды и принадлежавшие ему украшения, клали ему в рот кусок нефрита, а в руки вкладывали одну или несколько глиняных фигурок. Затем тело заворачивалось в хлопковое покрывало или циновку, и ему придавалось эмбриональное («зародыша в матке») положение до наступления трупного окоченения. Это положение фиксировалось тонкими веревками или лентами. Потом покойника укладывали на правый или левый бок. Различия касались лишь положения рук: они могли быть подогнуты к грудине, могли быть подняты до головы, как бы покрывая ладонями лицо, а некоторые оказались прижатыми к поясу. Затем тело предавали земле, помещая прямо в специально вырытую яму, посыпали киноварью. Голову покрывали блюдом-триподом или схожим по форме сосудом.

Илл. 57. Фигурка из погребения на острове-некрополе Хайна. Сюжет выбран не случайно и посвящен мистической связи юной женщины с далеким прапредком, который, по определению, должен выглядеть «старше всех стариков». Этот миф выражает идею реинкарнации

Рядом с телом помещались сосуды разных типов, фигурки, нагрудные подвески из морской раковины, ушные вставки из рыбьих позвонков, окарины, много спиралей среза раковин, а также целых раковин и т. д. При этом у женщин чаще встречаются ушные вставки, кольца, зернотерки, костяные иглы, ожерелья, а у мужчин преобладают ножи, раковины, проколки, орудия из раковин.

Редко встречаются случаи погребения на спине в вытянутом положении. Иногда взрослых хоронили, как и детей, в сосудах. Но это, как правило, были вторично захороненные останки со следами кремации. В этих случаях в погребальные урны помещались как целые, так и разбитые кости, но тоже в сопровождении инвентаря.

Как обычно, захоронения сохраняют бесценную информацию о давно ушедших людях. Однако в условиях жаркого влажного климата и неблагоприятного химического состава почвы острова костный материал на Хайне сохранился достаточно плохо. В одном из могильников из 24 сохранившихся черепов взрослых 13 были мужскими. В восьми случаях присутствует намеренная черепная деформация. 11 были женскими, из которых только в четырех случаях присутствует намеренная черепная деформация. В целом же соотношение деформированных и недеформированных черепов составляет 12:12. В большинстве случаев деформация носит традиционный для майя лобно-затылочный характер, но иногда заходит даже на область носа. Зубы несут следы подпиливания и инкрустации.

Фигурки, помещаемые в погребения в качестве инвентаря, изображали следующих животных: обезьяна, черепаха, сова, броненосец, рептилия, дикий индюк, ягуар, попугай, змея, олень, летучая мышь. Пинья Чан, не обладавший информацией о Зодиаке майя, отмечал, что фигурки выполнены «с поразительным реализмом, не исключавшим творческое воображение; и они демонстрируют нам не только образцы местной фауны, составляющей пищевой рацион, но и отражают некоторые религиозные мотивы того времени». Надо отметить, что предположение Пинья Чана относительно религиозного значения было абсолютно верным – все перечисленные им животные относятся к животным-знакам звездного неба майя, и прежде всего зодиакального круга, который составлял основу представлений о вечных циклах жизни и смерти в модели бесконечной Вселенной.

Понятия вечности и бесконечности для майя имели свой собственный, вполне «измеряемый» смысл.

Глава 9 ЧТО И КАК СЧИТАЛИ МАЙЯ И АСТЕКИ? КОНЕЦ СВЕТА В 2012 ГОДУ

Календарные цифровые записи майя были поняты исследователями задолго до дешифровки иероглифического письма – еще в XIX веке. С тех пор опубликовано немало статей и книг на эту тему. Большинство, безусловно, научных, но есть и немало таких, где авторы с параноидальным упорством пытаются обнаружить в цифрах майя тайные послания инопланетян и прочие засекреченные коды.

Как же в действительности использовались числовые записи майя? Во-первых, счет предполагал знание позиционного нуля. Во-вторых, он был двадцатеричным – наподобие той системы, что нашла свое отражение во французском языке. Вспомните знаменитый роман Виктора Гюго «Девяносто третий год». Это число (и название) по-французски выглядит так: quatre-vingt-treize — то есть числительное «девяносто три» передано как «четыре двадцатки и тринадцать» (4 × 20 + 13). А на языке майя то же число называется следующим образом: oxlahu-tu-h’o-kal — то есть дословно «тринадцать в пятой двадцатке» (13 + 4 × 20).

Нетрудно догадаться, что как десятеричная система, так и двадцатеричная системы восходят к такому древнейшему и неизменному для человека показателю, как количество пальцев – только на руках или же на руках и ногах. Именно поэтому число 20 майя иногда называли хун виник, что буквально означает «один человек». Промежуточным числом для майя было пять – количество пальцев на одной конечности. В цифровой записи единица обозначалась точкой, два – двумя, три – тремя, четыре – четырьмя точками, записанными в линию. А вот цифра пять уже передавалась сплошной чертой, подразумевая, видимо, целостность одной конечности. Правда, более поздние науа, заимствовавшие эти знания у майя, не только пользовались менее сложным календарем, но и существенно упростили запись. У них все единицы до двадцати обозначались точками.

Символом нуля, появлявшегося на месте двадцати, был знак раковины. Несмотря на определенное временное отставание в уровне развития цивилизации майя по отношению к Старому Свету, математический нуль в Америке появился на много веков раньше, чем это случилось (в VIII веке н. э.) в Индии. И тем более задолго до того, как эту абстракцию поняла и переняла в XV веке Западная Европа. Позиционное написание чисел было вертикальным столбцом и предполагало, что единицы меньшего порядка находились снизу, а высшего – сверху. Судя по свидетельствам испанцев, индейцы очень быстро считали и легко могли оперировать огромными числами. Согласно описаниям, математики, а также «бухгалтеры» майя пользовались оригинальным приспособлением из камешков наподобие счетов. Даже на древних изображениях мы видим сидящих рядом с правителями придворных, занятых важными хозяйственными подсчетами. Перед ними разложены мелкие предметы (камешки), в руке у каждого палочка. Примечательно, что даже изображение рукописных книг на древних росписях появляется в виде полосы именно с цифровой записью.

Календарные циклы древних майя

Для начала следует отметить, что начальной, теоретически расчетной датой календаря майя считалось 12 августа 3114 года (в записи майя она выглядела так: 1.11.19.0.0.0.0.0. 4 Ахав 8 Кумху).

Именно от этой даты майя вели свою историю. Примечательно, что в реальности эта дата восходит еще к доольмекским временам и долгое время рассматривалась исследователями в качестве «мифологической». Однако последние исследования позволяют все с большей достоверностью признавать определенный «историзм» этой даты. Тогда как совершенно невероятная дата, появляющаяся на одной из стел Копана и соответствующая 5 041 738 лет, представляет чистый астрономический расчет (в записи майя она выглядит как 0.0.0.0.0.0.0.О. 5 Ахав 8 Йашкин).

И еще одну дату следует упомянуть. Она приходится на начало исторической эпохи и соответствует 354 году до н. э. (7.0.0.0.0 10 Ахав). От этой даты до конца цикла в 8000 лет оставалось ровно 13 циклов по 400 лет.

Попробуем разобраться в циклах, которыми оперировали древние жрецы-астрономы майя.

кин «солнце» – день

вайеб «призраки» – пять дней без имени

9-дневный цикл, связанный с луной, обозначался иероглифами

13-дневная неделя, обозначалась цифрами от 1 до 13

1 виналь – 20 дней – месяц

1 цолькин — 260 дней (архаический цикл – 13 месяцев по 20 дней)

1 тун — 360 дней

1 хааб — 365 дней

5 лет – цикл Венеры

1 катун — 20 тун — 7200 дней – примерно 20 лет

65 лет – «большой цикл Венеры» (13 пятилетних циклов Венеры)

1 бактун — 20 катун – 144 000 дней – примерно 400 лет

1 пиктун — 20 бактун — 1 880 000 дней – примерно 8 000 лет

Как работали эти циклы? 360–дневный тун использовался в основном для математических расчетов. 365-дневный год хааб употреблялся в быту. Он складывался из 18 месяцев по 20 дней, к которым добавлялись так называемые «5 дней без имени». 365-дневный год высчитывался с точностью до 1/4 или 1/3 суток. При этом астрономы майя знали, что за 60 таких лет набегает примерно 15 лишних суток.

Илл. 58. Одним из наиболее ранних календарных циклов Мезоамерики считается период в 260 дней – «цолькин», получавшийся в результате умножения 20 дней месяца на 13. Число 13 соответствовало количеству зодиакальных созвездий, а 13 дней позже составили неделю

В XIV веке, к моменту появления испанцев, были известны следующие названия дней месяца майя. Их записал уже знакомый нам францисканский монах Диего де Ланда.

Илл. 59. Схема действия календарного круга майя, где в одном колесе был представлен 260-дневный год, а в другом – 365-дневный. Возврат в точку полного совпадения циклов наступал ровно через 52 года

Месяцы майя в XVI веке приходились на следующие периоды:

Илл. 60. Месяцы календаря майя

Каждый год мог начинаться только с одного из четырех дней: Кан, Мулук, Иш, Кавак. Годы складывались в четырехлетние циклы, в которых повторялись названия дней и числа месяцев.

Затем следовал 52-летний цикл (комбинация 260–дневного года и 365-дневного года), этот цикл включал несколько вариантов сочетаний разных периодов:

365 дней × 52–18 980 дней – 52 года

260 дней × 73–18 980 дней – 52 года

4 года × 13–52 года

Простая датировка в календаре майя складывалась из следующих параметров: число 13-дневной недели + название дня + число месяца + название месяца. Например, 9 Чуэн 9 Канкин – 26.07.354 года, то есть 9-е число 13-дневной недели + день Чуэн + 9-е число месяца Канкин. Точно такая же дата могла повториться только через 18 980 дней, или 52 года. Именно этот упрощенный календарь сохранился и в более поздние времена – и у постклассических майя, и у астеков. Недостатком подобного календаря было то, что с течением времени создавались сложности в точном определении 52-летнего цикла, в котором произошло то или иное событие. Так, например, существует несколько вариантов временного отнесения событий в истории тольтеков и астеков из-за невозможности установления достоверного цикла. Жрецы старались найти уточняющее событие, например: появление кометы, падение метеорита, метеоритный дождь, солнечное затмение или другое неординарное явление, которое выделило бы данный цикл в ряду других.

Однако в классическом периоде у майя существовала и совершенно точная датировка. Для того чтобы определить, какой из 52-летних циклов имеется в виду, давалось абсолютное число дней, прошедших с начальной даты. Вот как выглядела запись начальной даты календаря майя – 12 августа 3114 года: 0.0.0.0.0. 4 Ахав 8 Кумху. А если мы пишем, например, 9.14.0.0.0. 4 Ахав 8 Кумху, то это значит, что с начальной даты (12.08.3114 г.) прошло 1 396 800 дней, или 3 824 года; 3 824 года – 3114 года = 711 год.

Не вдаваясь в подробное описание обычных математических представлений, которыми пользовались майя, обратимся к тем знаниям, происхождение которых не всегда понятно и зачастую выглядит достаточно таинственным.

Сжимающееся время в сжимающейся Галактике

Во всех древних культурах существуют явления, которые современный человек объяснить не может. Вернее, этот современный человек не в состоянии объяснить, как до этого додумался человек древний. К подобным феноменам относится и умение манипулировать календарными расчетами, как бы сжимая временную шкалу для того, чтобы уйти от простой линейности астрономического времени. Таким способом строили свой календарь и древние майя.

Еще с XIX века стало понятно, что линейная математическая шкала не применима к оценке темпов биологических процессов. Так, скорость эволюции измеряется в «дарвинах», а «один дарвин» равен изменению какого-нибудь количественного признака на 1 % от исходного за 1000 лет, при этом время существования вида может варьироваться от 0,5 до 5 млн лет. При этом чем проще организм, тем длиннее средняя продолжительность существования рода. То есть если роды моллюсков существуют десятки миллионов лет, то хищников – около 8 млн лет. В результате чем ближе к современному человеку, тем активнее протекают во времени процессы эволюционных изменений и, что особенно любопытно, тем быстрее проходят фазы исторического и социального развития. Таким образом, помимо биологического, существует еще и социальное время. Именно этот феномен – постоянное ускорение социального времени (по типу дарвинского) – и уловили древние майя, создавая собственную систему счета и календаря. Как если бы они видели перед собой модель сжимающейся спиральной Галактики и имели представление о ее развитии.

Календарная запись майя представляла собой своеобразную шкалу, в основу которой лег принцип постоянного возрастания единиц последующего порядка в 20 раз по отношению к предыдущему (за исключением единиц 1-го и 3-го порядка):

Математическая числовая запись выглядела следующим образом (п – количество единиц от 1 до 19 каждого порядка, определяемого позиционно, обозначаемого от I до бесконечности): …nV + nIV + nIII + nII + nI, где I – 1, II – 1 × 20, III – 360, IV – 360 × 20, V – 360 × 20 × 20, VI – 360 × 20 × 20 × 20 и т. д.

Календарное происхождение подобной записи предопределило привязку единиц первых трех порядков к календарю (1 день – 20-дневный месяц – 360-дневный солнечный год без пяти дней). Каждый порядок может умножаться на золотое число (Метонова цикла), затем единица каждого следующего порядка образуется путем умножения предыдущей на 20 или умножения 360 (уровень III) на 20 (уровень II), возводимое каждый раз в большую степень.

Давая датировку по абсолютному количеству дней, состоявшему из общей суммы единиц каждого порядка, календарный нуль-пункт майя условно приравнивали к некой дате 0.0.0.0.0 в записи майя, что соответствовало 12 августа 3114 года до н. э. Это, впрочем, вовсе не означало, что до этой даты времени не существовало вообще: расчеты можно было вести в любом направлении и теоретически до бесконечности. Именно эта дата считается нуль-пунктом календаря майя, поскольку запись так называемого «долгого счета» в классические времена ограничивалась только пятью позициями. Хотя, как уже упоминалось, при доведении записи до восьми позиций майя получили дату в пять миллионов лет. Совершенно очевидно, что практического значения подобные датировки иметь не могли и лишь усложняли расчеты.

По всей видимости, сжатие в памяти прошлого времени присуще мышлению человека – и особенно проявляется при становлении календарных систем. Неслучайно по такой же, только более примитивной, схеме строили свои исторические расчеты древние евреи и христиане при переходе к солнечному календарю. Исходными данными считалась официальная библейская версия, согласно которой человек был сотворен на шестой день творения мира, а день у господа был равен тысяче лет. Таким образом было решено: раз господь творил 5,5 дней – то и историческое время равнялось 5500 годам (от сотворения мира), а далее лишь следовало прибавлять годы от рождества Христова. А для облегчения задачи перешли сразу на счет с указаниями «до новой эры» и «новой эры».

Аналогичным способом «сжатия» периодов времени пользуются и народы, живущие по схеме так называемого «восточного» бытового календаря. В его основе лежит сочетание двух повторяющихся циклов: десятикратного и двенадцатикратного. Первый состоит из «элементов», а второй – из «животных». По завершении 60 лет происходит совпадение позиций животного с элементом. Таким образом, шкала восприятия времени восточного календаря (не переходя к более крупным циклам) выглядит следующим образом:

Есть любопытные данные, когда в этносах, среди которых распространен этот календарь, люди могут даже свой возраст измерять с учетом сжимающейся шкалы. Так, например, человек, которому сейчас 25 лет и который родился в год козы, на вопрос о возрасте определит его равным двум обезьянам и одному году. Если следовать подобной логике, то 65-летний человек, родившийся в год огненной обезьяны, может определять свой возраст в одну огненную обезьяну и пять лет. При этом практически невозможен случай возраста в две огненные обезьяны, поскольку даже для долгожителей 120 лет – срок исключительно большой. Можно сделать вывод о том, что восточный бытовой цикл был исключительно удобен для расчета времени относительно периода человеческой жизни.

Илл. 61. Таблица календарных расчетов циклов майя-науа в 260 и 365 дней, составленная польской исследовательницей Лижбетой Шаркевич

Если увеличить 60-летний цикл в 120 раз (120 – 12 лет × 10 – 10 лет × 12), то мы получаем дату, которая возникает и на шкале майя: 7200 лет. Что это – случайность? Вряд ли. По-видимому, некая закономерность астрономических расчетов. Но что именно означает период в 7200 лет для человечества, продолжает оставаться загадкой.

Конец света в 2012 году?

Нет ничего неожиданного в том, что на рубеже тысячелетия человечество в очередной раз забеспокоилось о конце света. Но поскольку Нострадамус по этому поводу ничего убедительного написать не успел, в качестве едва ли не основного аргумента стал активно использоваться долгосрочный календарный прогноз мексиканских индейцев майя, существенно приукрашенный деталями из астекских мифов. В чем же состоит суть этого прогноза?

Как мы уже вкратце обрисовали, в Древней Америке на рубеже нашей эры был разработан весьма точный календарь, сочетавший в себе различные астрономические циклы. Всякий календарь возникает в результате естественной попытки человека вписать свою конечную жизнь в бесконечный временной континуум. Именно так где-то в V–IV тысячелетии до н. э. и возникли первые календарные представления древних мезоамериканцев – с целью привязывания человеческой жизни и хозяйственной деятельности к годовым циклам оборота Млечного Пути. Млечный Путь, как Творец всего сущего, являлся дуальным воплощением и пространства, и времени. С одной стороны, он был замкнутой в бесконечном пространстве дорогой, по которой проходят души умерших для последующей реинкарнации, а с другой – земным мерилом временных, циклически организованных периодов.

Период оборота Млечного Пути по небесной сфере обозначал солнечный год. Своеобразным циферблатом этих космических часов стал пояс из 13 зодиакальных созвездий. Как и в Старом Свете, по расположению Солнца, планет и зодиакальных созвездий можно было определять не только суточное время, но и недельные, а также месячные и годовые циклы. Древние майя считали необходимым использовать и единицы более высокого, космического порядка – в этом случае одно деление циферблата соответствовало бактуну, или примерно 394 годам (144 000 дня).

Эти единицы маркировались круглыми датами длинного счета, формируя блоки по 13 единиц, равные примерно 5125 годам. Надо заметить, что на всю мезоамериканскую цивилизацию от ее истоков до заката с лихвой хватило бы и одного блока. И тут возникает естественный вопрос: а что можно сложить из нескольких таких блоков?

Попробуем разобраться. Начало календаря майя (3114 год, дата 0.0.0.0.0) можно привязать к прецессионному выходу Солнца из полосы Млечного Пути в весеннее солнцестояние. Середина же блока (дата 7.0.0.0.0) приходится на 354 год до н. э. и соответствует прецессионному переходу Солнца из созвездия Обезьяны (Овна) в созвездие Ягуарихи/Собаки с близнецами (Рыбы). Видимо, несколько иная, отличная от Старого Света, конфигурация зодиакальных созвездий предполагала начало созвездия Ягуарихи с близнецами с достаточно яркой звезды – ß Овна. Тем более что примерно в IV веке до н. э. точка весеннего равноденствия оказывается в результате прецессионного смещения вблизи ß Овна, расположенной чуть выше эклиптики, что немаловажно для наблюдений за восходом.

Конец же вышеупомянутого календарного блока приходится на 2012 год, то есть вполне совпадает со следующим прецессионным переходом – из созвездия Ягуарихи с близнецами (Рыбы) в Белку (Водолей). Надо ли пояснять, насколько привлекательной в качестве «конца света древних майя» выглядит дата 23 декабря 2012 года, совпадающая, помимо прочего, и с зимним солнцестоянием?

Парадокс состоит в том, что для самих майя эта дата отнюдь не виделась окончательным «концом света», поскольку, вернувшись к цифрам, можно заметить, что пять блоков по 5125,4 лет (13 × 394,3) в сумме соответствуют 25 627 годам. Таким образом, в целом мы как бы получаем умозрительный «циферблат» майя, состоящий из 65 делений по 394 года каждое. А эта цифра наводит на мысль о полном прецессионном обороте, который, как известно, в современной науке округленно приравнивается к 26 тысячам лет, поскольку точных расчетов этого цикла выполнить практически невозможно. Кстати, и бактун май я обычно округленно приравнивается к 400 годам, что тоже дает округленную цифру прецессионного оборота в 26 тысяч лет! Все это лишний раз доказывает сходное стремление к округлениям и упрощению расчетов как в Старом, так и в Новом Свете. Цифра 65 соотносится с большим циклом Венеры, что делает расчеты майя еще более гармоничными.

Пять временных блоков явно перекликаются с хорошо известными легендами астеков о «Пяти Солнцах», где каждое из «Солнц» знаменуется созданием мира и концом света. Астеки, последними перенявшие мезоамериканскую научную традицию, во многом утратили ее истинное понимание и потому воспроизводили ее в виде увлекательного, но маловразумительного мифа.

В чем суть астекской версии? Некогда были созданы Земля и Солнце, то есть пространство и время. Некоторое время спустя, в день 4 Атль (вода), наступило «Первое Солнце» – эпоха воды. В результате катастрофы все исчезло, погрузившись в воду, то есть исчезло пространство.

Затем в день 4 Оселотль (оцелот) наступило «Второе Солнце» – эпоха темноты, когда исчезло небо и солнцу негде было перемещаться, то есть исчезло время. В это время жили некие гиганты, но были, по всей видимости, и люди, которые упоминаются в мифах в качестве путешественников, у которых приветствием при встрече было пожелание «не упади», поскольку считалось, что «если упал, то пропал».

В день 4 Киауитль (дождь) наступило «Третье Солнце», или эпоха огненного дождя, когда горели камни и сформировались скалы. Жители не упоминаются, но кто-то все же видел происходящее, если рассказал об этом «старикам».

В день 4 Эхкатль (ветер) наступило «Четвертое Солнце», или эпоха ветра, который все унес, а люди превратились в обезьян и разбежались по лесам.

И, наконец, в день 4 Оллин (движение) наступает «Пятое Солнце», или эпоха движения, когда все «катится» наподобие ритуального мяча. Эта эпоха к моменту создания мифа еще не заканчивалась, но носители знания – «старики» – предсказывали, что наступят землетрясения и голод, от чего все астеки и погибнут. И этот конец света должен был произойти, по одной из версий расчетов, в 1402 году, чего, как известно, все же не случилось. Астеки уже не пользовались разработанной майя системой долгого счета, и пределом их календарных расчетов был 52-летний цикл, перенятый у предшественников в виде системы календарного круга с повторяющимися недельно-месячными циклами. При этом сочетание определенного дня недели и месяца повторялось через каждые 52 года. В качестве искаженного воспоминания о майяской системе долгого счета осталось представление, что календарных циклов должно быть именно 13. Не мучаясь научной достоверностью, астеки решили составлять блоки по 13 × 52 лет. Более сложные астрономические расчеты им были, по-видимому, неизвестны или же намеренно игнорировались, поскольку не имели практического значения. Совершенно очевидно, что свой календарь астеки приспособили исключительно к относительно реальному времени своего существования, охватывая период в 3380 лет (или 65 циклов по 52 года), хотя в разных версиях упоминаются такие цифры, как 2628 и даже 18 018 лет.

Более того, стремясь к максимальному упрощению календаря, астеки даже сократили пять Солнц до четырех. Однако любопытно, что они сохранили деление одного из Солнц на два периода – по 7 и по 6 циклов, что с позиций астекского календаря не имеет никакого объяснения, тогда как в майяском цикле соответствует промежуточной круглой дате 7.0.0.0.0, приходящейся на уже упоминавшееся прецессионное смещение. У астеков эта дата нашла свое косвенное отражение в мифе о переходе правления от Тлалока, при котором люди занимались жалким собирательством, к его жене Чальчиутликуэ, когда «небо упало на землю и исчезли люди, якобы исчезли вовсе».

Илл. 62. Знаменитый астекский каменный календарь – так называемый Камень Солнца. В его символических образах воплощены представления астеков о мироустройстве, основанные на глубоких знаниях астрономии и математики

Таким образом, нет сомнений в том, что мексиканские эсхатологические мифы, обещавшие очередной конец света в 2012 году, имели, прежде всего, глубокую календарно-астрономическую и математическую основу, выделяющую несколько циклов и периодов внутри полного прецессионного оборота Земли.

Однако «конец света» в Древней Америке был не только вселенским. Рождение и разрушение мира как бы переживалось каждый год, привязываясь к солнцестояниям и равноденствиям. Согласно архаической традиции майя, солнечный год начинался в зимнее солнцестояние, когда зажигался новый огонь и изготовлялись новые предметы обихода и одежда. Затем следовали месяцы бурной хозяйственной деятельности, начиная с подготовки полей, посева кукурузы и заканчивая сбором урожая. Последний из 18 месяцев по 20 дней так и назывался – Шуль, «конец». После чего наступал «конец света», или 5 дней без имени. Это было время духов, когда не рекомендовалось выходить из дома, было запрещено работать, мыться и причесываться. Кроме того, в эти дни следовало избавиться от старых вещей. Единственное, что разрешалось, – это жечь душистую смолу копал и делать подношения богам.

Важно отметить, что пять последних дней солнечного года (360 + 5), видимо, и восходят к пяти дням без Луны в фазовом месяце, которые, скорее всего, также не имели названия. Уже позже они перешли в солнечный годовой календарь из лунного месячного для уточнения продолжительности года.

Эти рассуждения строятся на предположении, что названия небес у майя: первое, второе, третье и т. д. до тринадцатого – соответствуют фазам Луны, начиная с момента появления серпа. Скорее всего, в древней Мезоамерике отсчет лунного месяца начинался именно со дня неомении, который назывался ц’ай ух — новолуние первого дня (буквально «клык луны»). Собственно говоря, и само понятие «новолуние» во всех языках предполагает появление новой луны, а отнюдь не исчезновение старой.

Известно, что тринадцатое небо считалось небом полной луны: Ошлаху каан у — полная луна, или, буквально «луна тринадцатого неба». Состояние практически полной луны длится примерно три дня. Затем начинался отсчет «небес», то есть дней убывающей луны, которых, как известно, было девять. Это число в поздние времена (колониальный период) отождествлялось со «сферами преисподней». После убывания луны с девятого по первое «небо» наступал период безвременья – до появления серпа новой луны. Естественно, что дни между зеркальными фазами оставались «пустыми» и «без имени» – «нулевыми» на воображаемой шкале. И таких дней бывает примерно пять.

Лунные фазы в представлениях майя, да и других народов, имели непосредственное отношение к смерти, переходам в иные пространства и возрождению, обеспечивая цикличность реинкарнации и связь этих циклов с временной бесконечностью. Рождение и жизнь отмерялись солнечным календарем, повсеместный переход к которому в Мезоамерике произошел в ту самую дату 7.0.0.0.0 (354 г. до н. э.), оказавшись приуроченным к прецессионному переходу. Однако лунный календарь не был отвергнут, он органично вписался в солнечный, делая его тем самым более точным.

Старый Свет в ожидании Апокалипсиса

Подобное отношение к циклично-календарному осмыслению жизни и смерти существовало не только у майя. Так, христиане, отметив Пасху и связанную с ней смерть Христа, начинают готовиться к Рождеству, которое знаменует начало нового цикла. Любопытно, что при этом жизненный цикл в примерно 33,4 года вписывается в солнечный год – при расчете «лишних» месяцев по лунному календарю. Можно уточнить, что и в христианстве к солнечному календарю привязано рождение, а к лунному – смерть и реинкарнация. Таким наглядным образом цикличность детально разработанных и хорошо известных христианских праздников идеально передает идею о повторяемости смерти, которая одновременно является и прошлым, и будущим. Мы не будем уточнять датировок и прочих обстоятельств рождения Христа. Важен тот неоспоримый факт, что в христианской версии модели мира появление этого персонажа действительно связано с солнечным календарем, поскольку приурочено к зимнему солнцестоянию и времени прецессионного перехода Солнца из Овна в Рыбы. В то же время смерть и реинкарнация явно представлены в архаическом варианте, отмечаясь в полнолуние (три центральных дня) первого месяца нисана, который стал считаться первым, максимально приблизившись к весеннему равноденствию, еще в Вавилоне. Причем первым месяцем нисан продолжал оставаться только до III века до н. э. и уже во времена Христа считался намеренной архаикой.

Таким образом, календарность христианского цикла отражает принадлежность его к двум моделям мира – архаической, построенной на лунном календаре, подразумевающей цикличность реинкарнационных возвращений, и модели современной для начала нашей эры, отразившей переход к солнечному календарю и линейному восприятию времени. Противоречие универсальному принципу реинкарнации, согласно которому душа возрождается последовательно в разных телах, наследуя предыдущий жизненный опыт, христианство также вынуждено было представить в специальной алогичной форме, упирая уже не на бессмертную душу, а на вполне смертное тело, которое надо было куда-то пристраивать, поскольку, оставаясь на земле, оно должно было бы неминуемо и безрадостно стареть. Связанное с солнечным календарем прагматическое доказательство телесности вернувшегося Христа, по всей видимости воспринимавшееся как абсурдное и в евангельские времена, лишало христианство реинкарнационной логики лунного календаря, превращая его в строго соблюдаемую догму. Поэтому и сам календарный цикл в период становления христианства как мировой религии предстает в качестве эклектичного лунно-солнечного, обсуждение которого, с точки зрения догмы, считалось относящимся к области запретного и одновременно притягательного.

Как известно, раннее христианство, восприняв влияние иудаизма, развило идею о том, что Мессия является провозвестником новой эпохи. И, видимо, не случайно, что эта эпоха, как и у майя, является астрономически детерминированной – она ознаменована переходом к солнечному календарю в момент прецессионного перехода из Овна в Рыбы. Именно поэтому можно предположить, что эсхатологические пророчества, сделанные в IV веке до н. э. и отразившиеся в Апокалипсисе Исайи, были приурочены к периоду прецессионного прохода последней яркой звезды Овна – β Овна, расположенной чуть выше эклиптики, что немаловажно для наблюдений за восходом. До перехода в Рыбы и начала христианской эры, то есть вероятного первого Богоявления, оставалось около 350 лет (сама собой напрашивается аналогия с датой майя 7.0.0.0.0). Как известно, ничего особенно катастрофического на рубеже нашей эры не произошло, и потому Судный день был перенесен ко второму Пришествию, а оба Богоявления слились в одно. Вместе с тем, как отмечают некоторые теологи христианства, «в этой нерасчлененной эсхатологии сплелись воедино мотивы возмездия и примирения, гимны Судному дню и новому творению». Видимо, не случайно прогнозы относительно «конца света» в рамках христианской парадигмы носят по преимуществу милленаристский или прецессионный характер. Например, в 1373 году византийский ученый Исаак Аргир, вслед за Никифором Григором понявший необходимость исправления юлианского календаря (и правил расчета пасхалий) из-за несоответствия весеннего равноденствия 21 марта, считал, тем не менее, это мероприятие бесполезным – он был уверен, что в 1492 году должно наступить «светопреставление», поскольку исполнится 7000 лет с «сотворения мира», и уточнение календаря в этих условиях уже не имеет для человечества принципиального значения.

По всей видимости, «конец света» у разных народов, как и у майя, не подразумевает полного конца, а лишь является предпосылкой возникновения новой эпохи или жизни. Циклы жизни и смерти мира воспринимаются человеком как некие временные отрезки, формирующие циклы высшего порядка, рассчитанные по Солнцу, – от минимального, годового (сопоставимого с человеческой жизнью) до прецессионного (космического). Однако важно помнить, что базовой единицей всех этих величин является самый древний, биологический суточный цикл человека, в котором пробуждение с восходом солнца переживается как рождение, а засыпание – как смерть…

Глава 10 МОЖНО ЛИ ВЕРИТЬ АСТРОЛОГАМ? ГОРОСКОП МАЙЯ

Наверное, было бы неверно, если бы эта деликатная тема осталась за пределами нашего внимания. Хорошо известно, что все древние (и не очень) цивилизации придавали особое значение предсказаниям. Уходя от высокомерия «современного» человека, вспомним, что попытка предвидения будущего – это одна из тех характеристик, которые и делают человека человеком. Для животных существует только «здесь и сейчас», а человек отличается от своих собратьев по экосистеме тем, что с развитием абстрактного мышления у него возникает последовательность в систематизации событий по принципу: вчера – сегодня – завтра. И эта способность выражается вполне «материально» – в создании все более развитой системы времен в языке.

Без прогнозирования будущего невозможна планомерная деятельность с оптимальной тратой усилий и наилучшим получением результата. Однако на ранних этапах аналитический, причинно-следственный подход к прогнозированию позволял делать лишь достаточно ограниченные выводы, исключавшие фактор неизвестного. А этого неизвестного в древности было гораздо больше, нежели известного. Поэтому строились различные системы прогнозирования будущего, которые для нас порой кажутся нелепыми и непоследовательными. Вместе с тем, некоторые «нелепые» феномены регулярно подтверждаются самыми неожиданными способами. Чего стоит только документально доказанное предсказание гибели Титаника! И в таких случаях нам не остается ничего, кроме как вспомнить слова святого Августина, сказавшего, что «чудо противоречит не законам природы, а нашим о них представлениям».

Илл. 63. Схема попадания луча на основание пещеры. Схема наблюдения Луны и Солнца из пещеры

Илл. 64. Астрология древней Америки основывалась на точных астрономических знаниях. Здесь сооружались даже подземные обсерватории, как, например, та, что сохранилась в пещере под Шочикалько

На что ориентировались древние астрологи майя?

Итак, майя прекрасно понимали (без знания законов биологии, физики или биохимии), что Солнце дает всему живому жизнь. Они были способны построить простейшее умозаключение о том, что если Луна способна поднять уровень океанских вод, то человеку наверняка не избежать ее воздействия. Тем более, было несложно совместить лунные циклы с менструальными периодами и сроками беременности. До этого дошли все, даже не достигшие высокого цивилизационного уровня, народы. Логично было предположить, что и остальные небесные тела оказывают какое-то, пусть не столь заметное, влияние на человека. Правда, о том, как влияют все те же Солнце и Луна на здоровье и психику живых существ, мы понемногу начинаем узнавать только сейчас – а в XIX веке все это казалось чистейшим суеверием. Вместе с тем, никто не сомневается, что человечество живет ритмами Космоса – вопрос лишь в том, какими именно ритмами. Смешно же сводить весь Космос к Солнцу и Луне. Даже древние майя ориентировались в основных циклах на всю Галактику.

Илл. 65. Помимо астрономического назначения пещера, видимо, использовалась для энерготерапевтических практик. Человек помещался под входящий луч Солнца – и моментально во всем теле ощущалось легкое приятное покалывание

Итак, древние майя потихоньку собирали житейский опыт, накапливали астрономические знания и…пытались спрогнозировать свое будущее. Как они это делали? Сохранились предсказания, практиковавшиеся в поздние времена и записанные уже при появлении испанцев. Они носят характер ярко выраженного «социального заказа». Название дня 20–дневного месяца, в который рождался человек, предопределяло его судьбу. Расчет здесь был предельно прост – как если бы мы следовали правилу, что человек, родившийся того или иного числа (любого месяца), будет тем-то и тем-то.

Илл. 66. Наблюдение за звездным небом у пирамиды Кецалькоатля в Шочикалько

В таблице приведены названия дня на 1 января каждого года. Это же название повторяется через каждые 20 дней: то есть если на 1 января 1950 года приходился день Эцнаб, то этот же день повторится 21 января, 10 февраля и т. д. И так же все остальные дни – их последовательность приведена ниже, в перечислении характеристик личности.

Предсказания на каждый день.

Названий рассветов – двадцать.

На каждый рассвет считают по одному дню.

Кан – Иш Кан – владычица кукурузы. Также богач, знающий ремесла. Дрозд его знамение, желтые певцы – его птицы. Красное дерево – его дерево. Искусный.

Чикчан – Гремучая Змея его знамение. Его дерево – хабин. Имеет огненный дух, дурная его судьба. Убийца.

Кими – Сова – вестник зла, заика его знамение. Его дерево – ман с желтыми кислыми плодами. Убийца, очень плохая его судьба.

Маник – Попугай – зеленый горный владыка – его знамение. Его дерево – какао, много какао. Окровавленные когти также плохо.

Ламат – Пьяница, ободранная собака его знамение. Голова ягуара и зад собаки. Назойливый, болтун и сквернослов. Ненавистный сеятель раздоров, сильный человек.

Мулук – Акула его знамение и ягуар. Достаточно сыновей, достаточно жен. Умирающие дети, умирающие жены – богатые женщины. Убийца опоссумов также, и богатых женщин также.

Ок – Красивый перепел его знамение. Попугайчик его знамение. Прелюбодей, слабый. Также безрассудный и вздорный человек, придурок.

Чуэн – Работающий с деревом, ткач его знамение. Знающий ремесла, очень богатый. Всю свою жизнь делает очень хорошие вещи. Рассудительный человек.

Эб – Горный дрозд его знамение. Собирающий богатство, добрый богач. Общее добро – его имущество. Щедрый, хороший человек. Не скупой, добрый также.

Бен – Святая птица (прорицатель) его знамение. Бедность его знамение. Одержимый работой, ведущий лодку человек. Несчастливый человек.

Ииш – Воин, подобный ягуару. Окровавлена его пасть, окровавлены его когти. Плотоядный пожиратель мяса, убийца.

Мен – Весельчак его знамение. Хорошо знает ремесла, очень быстро говорит и молится.

Киб – Грешник его знамение. Вор. Имеет дух охотника, солдат, также убийца. Плохая у него судьба.

Кабан – Дятел его знамение. Благоразумный купец. Пускающий кровь, врач также. Хороший, рассудительный человек.

Эцнаб – Честность его знамение, крепкое здоровье. Пускающий кровь при лихорадке кремневым ножом, врач также. Отважный также.

Кавак – Кецаль его знамение. Какао его дерево, много какао. Большой мечтатель, знатный.

Ахав – Хищный орел его знамение. Богатый, рассудительный, храбрый человек. Хороший также.

Имиш – Кукурузная лепешка, майское дерево его знамение. Майское дерево его растение. Хвостатая комета его знамение. Прелюбодей, бесчестный человек. Дурной человек, нерешительный.

Ик – Ветры его знамение, очень плохие ветры. Имеет дух кометы. Майское дерево его растение, бесчестный. Очень сладострастный человек. Дурная его судьба.

Акбаль – Пятнистый олененок его знамение. Нищий. Плебей. Нет у него будущего, несчастный. Охотник на оленей.

Такими вот предсказаниями судьбы награждали жрецы майя новорожденных. Конечно же, современному человеку трудно поверить в правоту подобных определений. Однако жреческие тайны иногда странным образом случайно подтверждаются. Так, например, день рождения Кнорозова «по паспорту» приходился на 19 ноября 1922 года. В действительности, по его словам, он родился 31 августа того же года. Однако оба эти дня соответствуют дню Бен календаря майя. Да и сама судьба великого ученого вполне вписывается в рамки этого предсказания, если отбросить присущую древним пророчествам образность.

Комментарии астролога

Собираемые по крохам представления о мироздании позволяют нам представить себе, каким мог быть один из вариантов астрологического прогноза. К сожалению, недостаточность сведений о точной конфигурации созвездий позволяет лишь приблизительно выделять зодиакальные пространства и условно сопоставлять их с принятыми в Старом Свете.

Олень: 22.12–19.01 (Козерог)

С зимнего солнцестояния, которое проходило под созвездием Оленя (Козерог), майя отсчитывали в древности свой новый год, очередной этап в жизни. Древние майя называли себя Ах-Майя, «люди Оленя». Это животное считалось главным племенным прапредком и потому священным животным. Созвездие Оленя оказывалось первым в «живой» части зодиакального круга, которое уже не входило в полосу Млечного Пути, в его «мужской» половине. Млекопитающее олень принадлежит к миру живых, где все достаточно ясно – здесь встает и светит Солнце, здесь тепло, существует пространство, время, предметы, растения и животные, а сам человек рождается, живет в постоянных трудах, заботится о природе, вступает в брак, растит детей.

Родившиеся в этом месяце отличаются, с одной стороны, связью с традициями, а с другой – такими положительными качествами мужского характера, как стремление к новому, к совершенствованию существующего. Будучи зачатыми под Попугаем, они правдивы, у них развито чувство справедливости.

В этот период древние майя обращались к жрецам за предсказаниями, которые делались по звездно-календарным показаниям, записанным в специальных книгах судеб. У кого не было возможности обратиться к жрецу, тот и сам мог заняться прорицанием при помощи различных приспособлений или даже психоделических средств.

Накануне обязательно следует избавиться от старых вещей и старых проблем, уладить отношения с родными и начать новую жизнь. В этом месяце рекомендуется ориентироваться только на земные заботы. Как удастся прожить этот месяц активного Оленя, таким будет и весь год.

Обезьяна: 20.01–19.02 (Водолей)

Февраль проходит, согласно Зодиаку майя, под знаком Обезьяны. Этот знак, как и предыдущий, принадлежит «живой» части мироздания. Обезьяна символизирует жизненную энергию, неутомимое упорство и вместе с тем некоторую бестолковость и неорганизованность. Знак предопределяет избыточность усилий для достижения любых результатов.

Родившиеся в этот период люди наследуют все «обезьяньи» признаки. Однако будучи зачатыми под Гремучей Змеей, они пользуются иногда ее интуитивной мудростью. Характер сориентирован в целом на «мужской» тип поведения.

В этом месяце следовало быть особенно бдительным в момент зачатия ребенка, поскольку душу доставляла именно Обезьяна, которая всегда могла что-нибудь напутать и доставить ее не туда, куда надо. В этом случае дети рисковали появиться на свет не со своей душой, что обрекало их на постоянное чувство неустроенности.

Илл. 67. Эти игрушки V–VIII вв., изображающие ягуара и собачку, опровергают предположения о том, что индейцы не могли додуматься до колеса. Повозки в Новом Свете не появились только потому, что здесь на момент создания развитых цивилизаций не было тягловых животных

Майя считали, что не только дети, но и всякое новое дело для удачного завершения должно приобрести в какой-то момент свою «душу» и окрепнуть. Если же из-за колдовства Обезьяны этого не происходило – то есть все шло как-то наперекосяк, – это означало, что Обезьяна перепутала «души» и тем самым затея была обречена на провал. Именно поэтому в этом месяце следует быть особенно внимательным ко всем деталям происходящих вокруг событий. Особенно опасным для человека может обернуться пролитие чужой крови или разрушение чужих замыслов – именно в этот момент Обезьяна и может подсунуть вместо нужной чью-то неустроенную душу.

Ягуариха/Собака с близнецами: 20.02–19.03 (Рыбы)

Знаком этого месяца считалась мать Ягуариха с своими детьми-близнецами. Иногда вместо нее на небо помещали собаку со щенками. Это единственный женский знак в «мужской» половине Зодиака. Это символ заботливой матери, действующей, когда надо, предельно жестко.

Родившиеся при Ягуарихе были зачаты под созвездием Черепахи, находящейся в «женской» полосе мистического Творца, и потому обладают особым интуитивным видением, часто стремясь к постижению эзотерических знаний. Женщины этого знака удачнее реализуют себя, нежели мужчины, которым достаются по преимуществу характеристики незрелых «ягуарят»: болтливость, несамостоятельность, необязательность, любовь к сказкам. Женщины же удачнее сочетают в себе как мужское, так и женское. Отсутствие семьи противопоказано родившимся под этим знаком, поскольку Ягуариха без заботы о ближних обречена на жалкое существование.

Ягуариха следит за тем, чтобы на земле всего было вдоволь – и растений, и животных, и детей. Однако всегда следует помнить, что много – это не всегда хорошо, по той простой причине, что совсем не одно и то же много хлеба или много сорняков. В этом месяце следует особенно присматриваться к тому, что «плывет тебе в руки»: радоваться и не отвергать, если это что-то нужное, или решительно избавляться – «перекрывать поток», – когда вещь или явление таят в себе потенциальную опасность или просто не «ложатся на душу». И если на протяжении всего периода правления мамаши-Ягуарихи вы сделали правильный выбор, то в третьей декаде месяца можно спокойно подходить ко дню весеннего равноденствия, когда жизнь переходит к реализации ваших решений.

Белка: 20.03–17.04 (Овен)

Белка (Овен) завершает живую половину Зодиака. Доверчивая, безобидная невзрачная белка, которую всякий может обмануть, являлась символом заботы о реализации сделанного в предыдущем месяце выбора. Майя считали, что именно она на своих хрупких лапках удерживает свод мироздания и всю тяжесть принятых накануне решений. И самое поразительное, что раздавить ее невозможно – она удивительным образом, и в первую очередь благодаря своему упорству, выходит из самых сложных переплетов.

Люди, родившиеся под этим знаком, гармонично сочетают в себе мужское и женское начала. С одной стороны, они способны решать все проблемы легко, обращаясь к потусторонним силам, чего от них решительно никто не ожидает. С другой, будучи зачатыми под знаком Скорпиона, они скептичны и трезвы в оценке реальности. Благодаря неутомимому труду они накапливают в недоступных чужим глазам местах и под присмотром богов и духов опыт и мудрость, которые в один прекрасный день оборачиваются, казалось бы, неожиданным и необъяснимым успехом.

В этом месяце следует закреплять успех, не предаваясь сомнениям, и твердо идти вперед. Однако следует помнить, что Белка не терпит лицемерия, и потому при ней опасайтесь лгать – иначе жди беды.

Гремучая змея: 18.04–15.05 (Телец)

Восход Солнца входит в полосу Млечного Пути и в сферу влияния «связников» между мирами. Майя считали, что созвездие Гремучей Змеи открывает новый этап в жизни: этап закладывания будущего урожая и получения первых результатов всех предыдущих усилий.

Эта часть полосы Млечного Пути соответствует «мужскому» потоку, и потому у родившихся под этим знаком преобладает выраженная мужская модель поведения, следующая не очень выгодной схеме не всегда оправданного риска. Кроме того, дата зачатия, приходящаяся на созвездие Совы, предопределяет избыток честолюбия и амбициозности.

В начале мая необходимо быть особенно осторожным, обращая внимание на малейшие признаки всякой опасности, – в это время мы проходим мимо погремушки на хвосте Змеи (Плеяды), и если не услышим ее шума, то в дальнейшем все может обернуться непоправимой бедой. И вообще, проходя мимо Гремучей Змеи, лучше не предпринимать резких движений, а лишь спокойно довольствоваться полученными результатами и радоваться одержанным победам. Особенно опасно «высовываться» не вполне уверенным в себе людям – змеиный взгляд парализует их волю. Решительно могут позволить себе действовать только хорошо защищенные люди – им не страшны укусы, – а также те, кто обладает магнетическими способностями – змеи вынуждены им подчиняться, и потому власть таких людей становится практически неконтролируемой. Но подобное, к счастью, случается достаточно редко.

Черепаха: 16.05–12.06 (Близнецы)

Перед тем как перейти в созвездие Черепахи, необходимо быстро проскочить середину полосы Млечного Пути, разделяющую мужской и женский потоки, которую стерегут Три Опоссума (Орион). Дети, родившиеся в этот промежуток, обречены на метания и неустроенность, постоянные поиски своей сущности. В эти дни, считали майя, не следует вступать в конфликты и выяснять отношения, поскольку особенно велика опасность депрессий и некоторых психических заболеваний.

Практически совпадая с серединой галактического потока на стороне будущего, вся жизнь в этот месяц как бы тянет одновременно в разные стороны – в будущее и в прошлое, в радость и в тоску, в оптимизм и в пессимизм, в свет и в ночь, в логику и в интуицию, в болтливость и в молчание, в ненависть и в любовь.

Дети, родившиеся под этим знаком, глубоко связаны с мистическим началом Вселенной, что подкрепляется их зачатием под созвездием Пернатого Змея. Соприкасающиеся мужской и женский потоки Млечного Пути – Творца всего сущего – приносят под знаком Черепахи, символа новой жизни, каждый раз все новые варианты для выбора оптимального полового партнера, а остановить этот калейдоскоп при постоянно меняющемся настроении бывает очень трудно. Потому необходимо постоянно оглядываться на обстоятельную Черепаху, чтобы не слишком зарываться в своих метаниях.

Оказавшись под покровительством Черепахи, находящейся в женской, мудрой половине потока Млечного Пути, можно ничего не опасаться и пускаться в самые рискованные авантюры. Черепаха надежно укроет от опасности и выведет к свету из любой передряги.

Скорпион: 13.06–10.07 (Рак)

Задравший хвост Скорпион останавливает безоглядность предыдущего месяца. Чтобы с нею покончить, древние майя рекомендовали устроить 13-дневный уединенный пост для осмысления всего, что происходило в течение первой половины года, а затем отменно повеселиться. Появление на небе ночного «связника» между мирами указывало на то, что день начинает уступать тьме, а год идет на убыль. Летнее солнцестояние означало приближение поры зрелости.

Скорпион постепенно выходит из полосы Млечного Пути, и потому рожденные под этим знаком, с одной стороны, будучи зачатыми под знаком Солнечноглазого Попугая, воспринимают жизнь реальной и приземленной, а с другой, все еще сохраняют внезапные и не очень ясные связи с мистическими потоками.

В делах и жизни этот период характеризуется тем, что смутные мечтания и неясные надежды на будущее чередуются с утратой иллюзий и попытками осознания прошлого. Однако неуверенность в понимании себя и своего отношения к окружающему миру может привести к утрате способности реально оценивать свои дела. Есть опасность замкнуться на себе и начинать агрессивно защищаться, даже когда в этом нет никакой необходимости. Пока Скорпион на небе, лучше всего выждать, не принимая решений.

Сова: 11.07–07.08 (Лев)

В этом месяце на небе главенствует Сова. Она полностью вышла из-под влияния Млечного Пути и целиком реализовала себя на земле. Однако будучи птицей ночи, она связана с Луной, что позволяет ей использовать всеобщий мистический опыт.

Считалось, что люди, родившиеся под покровительством Совы, стремятся достичь совершенства в каком-либо ремесле, познать самые древние знания и умеют использовать их для своих непомерных амбиций. Родившиеся при Сове были зачаты при Жабе и должны остерегаться развития в себе некоторых не очень приятных «женских» качеств: самолюбования, завистливости и излишнего внимания к проблеме половых партнеров.

В делах к этому месяцу достигается пик силы, зрелости, творчества и жизненной энергии. Наступает время пожинания плодов и достижения определенного положения в обществе. Уверенность в делах может позволить даже устроить себе небольшой отдых, пригласить друзей, предложить им великолепное угощение и отменно повеселиться. Сова всегда самодовольно наблюдает сверху за происходящим на земле – и в этом ее самое слабое место: она настолько увлечена только самой собой, что способна полностью оторваться от окружающей действительности и даже упустить достигнутое.

Пернатый Змей: 08.08–04.09 (Дева, начало)

Созвездие Пернатого Змея предшествует осеннему солнцестоянию. Оно появляется на небе вместе с возвращением Млечного Пути после периода невидимости. Появление Пернатого Змея (удава) знаменовало собой установление завершающего цикла года поэтапной подготовки к уходу в иной мир. Мексиканский удав охотится на деревьях, ухватывая свою жертву нижними клыками и постепенно заталкивая ее в глубину своего длинного тела. Примечательно, что в американской культуре эта рептилия стала главным персонажем мифологии, подменяя собой даже Млечный Путь – Небесного Каймана.

Родившиеся под знаком мудрого Пернатого Змея стремятся к систематизации накопленных человечеством знаний и любят нести окружающим все, что они знают. Однако знак, под которым они были зачаты, определяет два несхожих типа характера. Если зачатие произошло в самый мистический момент под знаком Летучей Мыши, то этим людям могут быть свойственны гениальные откровения. Зачатие под знаком Кабана определяет наличие резких мужских качеств в характере, жизнерадостности и упорства в достижении поставленной цели.

Все, что делается в этом месяце, имеет шанс обрести бессмертие. Не следует забывать, что по окончании одного годового или жизненного цикла наступает следующий – этот период особенно хорош для того, чтобы начать готовить себе смену и воспитывать преемников.

Попугай: 05.09–02.10 (Дева, конец; Весы, начало)

Под знаком Солнечноглазого Попугая день все быстрее становится короче ночи, а год направляется к своему завершению. Попугай восседал, согласно представлениям древних майя, на вершине мирового древа и следил за гармонией отношений между людьми, а также приглядывал, чтобы мир мертвых не вторгся раньше времени к живым.

Попугай, в отличие от лунной птицы Совы, всегда представлял божества Солнца, и потому родившиеся под этим знаком обречены на земные заботы без всякого намека на мистику. Олень, под знаком которого происходило зачатие, вносит элемент добропорядочности и стремления к сохранению традиций.

Дела в этот период должны достойно продолжаться, наращивая обороты и расширяясь. Попугай – птица мудрая, умеющая повторять умные фразы, и потому в этот период особенно полезно в сложных вопросах обратиться за советом к более опытным людям. Вместе с тем необходимо помнить, что, несмотря на все свое мудролюбие и долгожительство, Попугай всегда занимает активную жизненную позицию, «режет правду в глаза», чем заслуженно сыскал себе славу существа склочного и хлопотливого. И потому не удивляйтесь, если в этот месяц выплывет на свет божий кое-что из того, что вам хотелось бы скрыть. А это, как известно, влечет за собой постоянную опасность скандала.

Жаба: 03.10–30.10 (Весы, конец; Скорпион, начало)

И вновь мы входим в полосу Млечного Пути, приближаясь к пасти Небесной Рептилии. Созвездие Жабы накладывается на провалы галактических облаков в «женской» части галактической полосы, что предопределяет ее мудрость и жизнестойкость.

Рожденные в этот период отличаются невозмутимостью и поступают так, как считают нужным, не оглядываясь на окружающих. Будучи зачатыми под Обезьяной, эти люди не впадают в панику при необходимости выбора.

Толстой самоуверенной Жабе не пристало суетиться, и потому в этот период вам обеспечено обстоятельное развитие успеха во всех ваших делах. Поскольку Жаба олицетворяет собой символ плодовитости, это самый удачный период для обдумывания планов на будущий год и выдвижения новых идей и предложений – как сиюминутных, так и долгосрочных. Однако всегда надо помнить: из большого количества икры, что мечет жаба, выживает лишь очень малая часть зародышей, и потому лучше позаботиться не о количестве, а о качестве того, что вы производите в ноябре. Не следует забывать и того, что существуют ядовитые жабы, поэтому, если вы не очень уверены в себе, будьте на всякий случай осторожны в новых знакомствах.

Летучая Мышь: 31.10–28.11 (Скорпион, Змееносец)

Мы подошли к наиболее таинственному периоду года майя. На ноябрь попадает тринадцатое созвездие Зодиака – созвездие Летучей Мыши, но самыми мистическими считаются последние дни ноября (25–28). В Старом Свете наиболее закрытые школы астрологов тоже выделяли на небе мистическое созвездие Змееносца, однако скрывали и продолжают скрывать его от профанов, используя самые разнообразные объяснения. Это созвездие приходится на центр нашей Галактики, а древние майя отождествляли вход в свою мистическую прародину со спиралью витой раковины. Здесь находится память о происхождении жизни и сами ее истоки. Эта расширившаяся щель между мужским и женским потоками, разинутая пасть рептилии, считалась прямым выходом в иную реальность Вселенной.

Поэтому родившиеся в конце ноября люди – это особые божественные сущности, выполняющие некую специальную, зачастую не осознаваемую в этой жизни даже ими самими задачу. От них рождаются «связники» между мирами, но самих их в действительности порождает только Космос.

В ноябре контакты с этими «инопланетянами» бывают особенно полезны. Да и все, что происходит в этот период, преисполнено особого смысла, который, как важную подсказку свыше, необходимо суметь почувствовать и осознать для принятия единственно верного решения.

Пекари: 29.11–21.12 (Стрелец)

Последний месяц года проходит под знаком Кабана-Пекари, ведущего нас к возрождению жизни. Не случайно на языке майя слово кен означает и кабана, и ожерелье или браслет, которые изображались сделанными из знаков «возрождающаяся душа». Кабан открывал «живую» область Зодиака, находясь все еще в пределах Млечного Пути.

Расположение его в «мужском» потоке как нельзя более точно соответствует сущности кабана-самца и определяет характеристики одного типа людей, рожденных под этим знаком: активное сексуальное поведение, безразличие к своему многочисленному потомству, самодовольство, сытая жизнерадостность или голодная агрессивность, постоянный поиск приключений, драчливость, риск и отвага, отсутствие утонченности и простота нрава. Однако нахождение в полосе Млечного Пути и связь по зачатию с Пернатым Змеем иногда вдруг производит на свет эстетствующих интеллектуалов, которые весьма неуютно ощущают себя в этом мире.

Если в предыдущем месяце вы сделали верный выбор, то сейчас можете с уверенностью готовиться к реализации ваших планов и даже, при необходимости, идти напролом. Кабан поможет вам в этом. Тем более что и покровительство Млечного Пути пока еще с вами. Именно в эти дни следует обзавестись необходимым талисманом – украшением, которое будет помогать вам в следующем году.

И последнее: не забудьте до Нового года избавиться от уже ненужных старых вещей, а также от тех предметов, которые почему-то вам не нравятся – даже если они дорого стоят. Ведь вы опять начинаете новую жизнь!

На этой оптимистической ноте мы прощаемся с древними майя – создателями величайшей цивилизации Америки. Нам пришлось ограничиться несколькими, как кажется, наиболее важными темами, хотя о достижениях, искусстве, творчестве и духовной жизни этих индейцев можно говорить бесконечно. С одной стороны, древние майя сумели воспринять и гармонично использовать весь культурный опыт своих предшественников по региону. С другой – они щедро поделились этим опытом со своими соседями и преемниками. О них-то и пойдет речь в следующих главах.

Глава 11 ТОЛЬТЕКИ: ВЕЛИКОЕ ПОКОРЕНИЕ НАРОДОВ

Тольтеки… Загадочный народ древней Мексики, о котором многие из читателей наверняка впервые узнали от дона Хуана – героя Карлоса Кастанеды. В изложении Кастанеды тольтеки предстают безупречными воинами и носителями древнего «могущественного» – эзотерического – знания. Столь романтическое восприятие тольтеков передалось нам благодаря их культурным наследникам астекам, которые неустанно воспевали своих предшественников, их вождей и богов. Слово «тольтекатль» на языке науа означало «художник», а понятие «тольтекайотль» буквально понималось как «тольтекский дух», что подразумевало некое единение всех искусств.

Кем же были тольтеки в действительности? На этот вопрос окончательного ответа пока нет. Однако кое-что нам открывают археологи, повествуют устные предания, рисованые книги – «Кодекс Чимальпопока» и «История тольтеко-чичимеков», а также некоторые разделы Мадридского кодекса майя, касающиеся тольтекского вторжения на их земли. Известно также, что тольтеки, как и сменившие их астеки, принадлежали к языковой группе науа (или науатль).

Откуда появились великие воины тольтеки

Итак, полчища воинственных голодных варваров, известных поначалу под общим именем чичимеки, волна за волной вторгались в центральную Мексику.

Они появлялись с севера – со стороны штатов Халиско и Сакатекас. Шел VIII век, великолепный Теотиуакан утрачивал свое былое величие. Многие обвиняли и продолжают обвинять именно тольтеков в разгроме Великого города. Однако следует помнить, что тольтекам удалось окончательно покорить некогда могущественное государство только тогда, когда оно уже практически исчезло с политической арены. Но, как бы то ни было, можно с уверенностью говорить лишь об одном: тольтекам пришлось стать культурными преемниками Теотиуакана.

Вместе с тем, никто не знает, кем были эти воинственные северные племена, названные чичимеками, и где они обитали до своего появления в центральной Мексике. Как свидетельствуют легенды, «они пришли из глубины равнин, что между скалами». Смешавшись с местным населением центра Мексики, они завоевали долину Мехико и создали несколько соперничающих городов-государств.

Много интригующих загадок остается и в самой истории появления тольтеков на исторической и культурной арене региона. Согласно преданиям, тех чичимеков, которых позже стали называть тольтеками, возглавлял полулегендарный предводитель Мишкоатль. Именно его некоторые исследователи даже считали «первым достоверным историческим персонажем». Его имя означало «Облачный Змей» и соответствовало названию Млечного Пути. Это свидетельствует лишь об одном: предводитель тольтеков принадлежал к самому главному роду – роду далекого прародителя племени, почитавшегося как божество. Тем не менее, эта достоверная личность как своими нелицеприятными поступками, так и именем внесла немало путаницы в канву дальнейших исторических событий. Но об этом чуть позже.

Первой столицей тольтеков стал основанный Мишкоатлем Кулуакан, существующий и в наше время – это часть современного Мехико. «…Там увидели они семь пещер и построили свои храмы, место для молитв…» – повествует легенда о принципе выбора места для основания города, который должен был соответствовать представлениям о легендарной прародине. Далее события разворачивались по традиционной для древности схеме: победители начали вступать в браки с местными женщинами. Однако легенда сохранила весьма любопытную версию этого знаменательного события, которая, как сказали бы мы теперь, явно дискредитирует и воинское, и мужское достоинство «отважного» предводителя тольтеков.

Илл. 68. Статуя воина тольтека на платформе пирамиды Кецалькоатля в Толлане. Такими несокрушимыми в древности виделись тольтеки и самим себе, и их соседям. 900–1168 гг.

«…Навстречу ему вышла девушка Чимальман, которая положила на землю свой щит, бросила стрелы, дротики и предстала перед ним обнаженной, без рубахи и юбок. Видя ее, Мишкоатль выпустил свои стрелы: первая стрела, выпущенная в нее, пролетела над головой, заставив ее лишь пригнуться. Вторая стрела, выпущенная в нее, пролетела сбоку, а девушка лишь чуть-чуть отклонилась. Третью стрелу, выпущенную в нее, она поймала рукой, а четвертую стрелу, выпущенную в нее, она перехватила между ног. Выстрелив четыре раза, Мишкоатль повернулся и ушел. Женщина же сразу побежала прятаться в пещеру возле глубокого ущелья. И снова пришел Мишкоатль, чтобы сразиться с ней и вернуть свои стрелы. Снова пошел он искать ее и никого не увидел. Тогда он побил женщин Уицнауака (Куэрнаваки). И сказали женщины Уицнауака: пойдемте же и найдем ее. Они пошли за ней и сказали ей: тебя ищет Мишкоатль, из-за тебя он избивает твоих младших сестер… И снова пошел Мишкоатль, и она вышла ему навстречу, снова не прикрыв свои срамные места, и вновь положила на землю свой щит и свои стрелы. И снова безрезультатно стреляет в нее Мишкоатль… После всего случившегося он овладел женщиной по имени Чимальман, и она зачала от него ребенка…»

По всей вероятности, Мишкоатль был личностью весьма неприятной, поскольку после столь позорной войны с женщинами и не менее недостойного зачатия сына он был убит своими соратниками и закопан в песке. Власть в Кулуакане перешла в руки узурпатора.

Отважная воительница Чимальман умерла при родах, что дважды обеспечило ей место в высшем раю, поскольку, по индейским представлениям, в этот рай прямиком попадали только павшие в бою воины и умершие при родах женщины. Родившийся младенец остался на попечении родителей Чимальман, и уже они назвали его Се Акатль Топильцин Кецалькоатль. Первая часть имени – Се Акатль – является календарной, то есть соответствует названию года в 52-летнем цикле, когда тот родился. Расчеты показывают, что, вероятнее всего, это произошло в 947 году.

Детство Кеиадькоатля

Согласно одной версии, Топильцин Кецалькоатль вырос у бабушки с дедушкой в Тепостлане и никогда не видел своего папаши. Согласно другой, Мишкоатль был убит после того, как познакомился со своим уже повзрослевшим сыном и один раз взял его с собой в военный поход. Однако обе версии явно свидетельствуют в пользу «нетольтекского» воспитания юноши. Тепостлан, где жили родители Чимальман, был тесно связан с Шочикалько – крупнейшим астрономическим и религиозным центром.

Илл. 69. Шочикалько – крупнейший в древней Мексике астрономический и религиозный центр. Считается, что именно в этом священном городе получил свое образование легендарный правитель тольтеков Топильцин Кецалькоатль

Многие ученые все больше склоняются к мнению о том, что Шочикалько, как бы принимая культурную эстафету, наращивал свое влияние и политический вес в регионе по мере угасания Теотиуакана. С 650 года начинается закат Теотиуакана, а к 700 году в небольшой стратегически выгодной долине появляется «Город цветов» Шочикалько. В этом укрепленном центре, возведенном на вершине невысокой горы, скрывающей множество пещер, древние астрономы проводили точнейшие наблюдения за движением Солнца, Луны, планет, звезд, зодиакальных созвездий и Млечного Пути, который и отождествлялся с Кецалькоатлем. Не случайно Шочикалько считается святилищем именно этого важного божества. Наблюдения проводились не только по зданиям-ориентирам, как это делалось повсеместно. Здесь создавались уникальные подземные обсерватории: из пещеры, расположенной на расстоянии около 7,8 м от поверхности, выводилась узкая вертикальная шахта, стены которой выкладывались в форме многогранника. В разрезе это сооружение напоминает колбу с плоским дном. Выход из шахты покрывался панелью с отверстием более узкого диаметра, нежели диаметр ствола шахты, – это позволяло рассчитывать углы перемещения небесных объектов. Нечто подобное встречается, пожалуй, лишь в Теотиуакане – вертикальная шахта высотой в 7 м, которая ведет в подземный тоннель под Пирамидой Солнца.

Однако астрономия астрономией, но жрецы Шочикалько унаследовали от Теотиуакана и другие – эзотерические – тайны. И это мне удалось почувствовать буквально «на своей шкуре», оказавшись в древней «астрономической» пещере.

Здесь я испытала настоящий шок, получив удивительное по силе ощущение – собственной ничтожности и одновременно вселенской ценности. Вход в пещеру, располагавшийся, как положено, с северной стороны, вел в темный лабиринт, заканчивающийся небольшим округлым пространством с куполообразным сводом. В центре свода находилось узкое отверстие вертикальной шахты, сквозь которое проникал яркий столб света, вычерчивавший на полу круг диаметром не более метра. Астрономическое назначение сооружения было очевидно. Однако когда мы уже совсем собирались выходить, местный смотритель-индеец вдруг сказал: «А еще здесь можно набирать энергию. Надо встать прямо под отверстием лицом к югу, поднять правую ладонь, опустить левую – и почувствуете…» Не успел он договорить, как я уже стояла в столбе света, не задумываясь о том, что по теории энергообмена положение рук должно было бы быть обратным. Мне уже не надо было рассказывать, что я почувствую, – через макушку головы, по спине, рукам, ногам сразу же потекло покалывающее тепло. Наверное, такой же эффект можно в холодный мрачный день получить от теплого душа одновременно с массажем. Ощущение было настолько сильным и приятным, что не хотелось ни говорить, ни двигаться. Пришло понимание того, что бесконечный и могущественный Космос тесно связан с каждым из нас и не только дает нам жизнь, энергию, но и предопределяет наши задачи. Я с большой неохотой оторвалась от потока вселенской гармонии, вышла из круга и уступила место мексиканскому коллеге-археологу. Тот, будучи большим скептиком и боясь показаться смешным, отнесся к рассказу смотрителя, мягко говоря, с недоверием. Каково же было мое изумление, когда вытащить его из этой пещеры, из-под космического «душа», оказалось почти невозможно!

Илл. 70. Фигурное изображение мужчины, найденное в Шочикалько. Особенности фигуры указывают на то, что этот человек был горбуном и потому мог относиться к жреческой интеллектуальной элите. Эту гипотезу подтверждает и его удивительное лицо – лицо мудрого и уставшего человека

Сколько раз водил дедушка маленького Топильцина Кецалькоатля в эту пещеру? Дело в том, что, согласно принятым правилам внутриродовых отношений и представлениям о наследовании души, мальчик был связан особыми мистическими отношениями «по крови» именно с отцом своей матери. Какое учение – явное и тайное – передавал внуку этот, по всей видимости, знатный жрец покоренного варварами народа? Уже само имя – Кецалькоатль, или «Пернатый Змей», – позволяет предположить некую иную, отличную от тольтекской культурно-религиозную традицию. Дело в том, что имя «Пернатый Змей», как и «Облачный Змей», обозначало Млечный Путь, но в иной версии представлений о мироздании – версии, которая была присуща скорее испытавшим майяское влияние центральномексиканским центрам, наподобие Шочикалько или Какаштлы.

Мы ничего не знаем о том, что происходило с Топильцином на протяжении достаточно долгих лет. Однако известно, что к тридцати годам в результате ожесточенных дворцовых интриг и политической борьбы ему удалось заполучить власть в Кулуакане. По всей видимости, не обошлось без активной поддержки местного нетольтекского жречества, считавшего его своим ставленником и использовавшего его родство с Мишкоатлем. Сохранилось не так много достоверных сведений о Топильцине Кецалькоатле, но даже сквозь запутанность и иносказательность полулегендарных и откровенно мифологизированных рассказов все же ощущается некоторая политическая несамостоятельность этого исторического персонажа. Судьба Топильцина не могла быть простой. С одной стороны, он являлся сыном безусловно признаваемого чичимеко-тольтеками Мишкоатля, а с другой, получил воспитание от родителей матери, носителей явно иной, более высокой и утонченной культуры и иных религиозных представлений.

Топильцин приходит к власти

Согласной одной из легенд, придя к власти, Топильцин перезахоронил останки отца в Мишкоатепетле – то ли в холме, то ли в Пирамиде Звезды, воздвигнув сверху храм. Этим строительством он воспользовался, чтобы расправиться с его убийцами – по одной из версий, братьями отца. Однако тот факт, что в легендах упоминаются именно «три брата, убившие четвертого», наводит, скорее, на мысль о том, что Мишкоатль намеревался сломать родовую четырехчленную структуру управления и безгранично сконцентрировать всю власть в своих руках, за что его, следуя нравам времени, и покарали. Топильцин Кецалькоатль явно попытался продолжить дело отца, стремившегося к единовластию. При этом он (или тот, кто за ним стоял) явно опирался на идею единобожия, абсолютизируя культ творца всего сущего Кецалькоатля.

Илл. 71. Фасад пирамиды Пернатого Змея, или Кецалькоатля, в Шочикалько. Как утверждают исследователи, это сооружение имело, помимо религиозного, и явное астрономическое значение

Первой акцией Топильцина в качестве правителя становится перенос столицы из ненавистного Кулуакана сначала ненадолго в Тулансинго, а затем уже в Тулу – древний Толлан (современный штат Идальго). Это событие произошло примерно в 980 году.

Итак, Топильцин укрепился в Туле, утверждая новую религиозно-идеологическую концепцию. Местная оппозиция продолжала следовать старой племенной традиции, поклоняясь свирепому Тескатлипоке – «Дымящемуся Зеркалу» – покровителю колдунов и воинов, раздававшему и с легкостью забиравшему жизни, что, по всей видимости, подразумевало массовые и частые человеческие жертвоприношения. Топильцин, судя по всему, выполняя функции и правителя, и жреца, пытался утвердить культ Кецалькоатля, исключавший, в частности, излишества в человеческих жертвоприношениях и прочих жестокостях.

Легенда, переданная в XVI веке индейцем испанскому миссионеру Саагуну, так повествовала о событиях более чем пятисотлетней давности: «Они проявляли заботу о боге, и у них был только один бог, и считался единственным, ему они молились, и звали его Кецалькоатль. Служителем их бога, его жрецом, был человек, которого тоже звали Кецалькоатль. И они так почитали своего бога, что исполняли все, что им говорил жрец Кецалькоатль, беспрекословно. А он говорил и внушал им: „Это единственный бог, его имя – Кецалькоатль. Он не требует ничего, кроме змей и бабочек, которых вы должны ему преподносить и жертвовать…“ Кецалькоатль взывал к своему богу, к тому, что находился в глубине небес, к той, у которой одежды из звезд, к тому, кто заставляет сиять все вокруг, к владычице нашей плоти, владыке нашей плоти, к той, что одета в черное, к тому, что одет в красное, к той, что придает устойчивость земле, к тому, что покрывает ее хлопком. И обратил он свои слова туда, где находился Омейокан (двойственность), к девяти кругам, из которых состоит небо». Нетрудно заметить очевидность трогательных попыток отождествления Кецалькоатля с богом единым (а заодно и девой Марией) христиан. Даже такое милое развлечение, как ритуальное кровопускание, упоминается лишь вскользь. Однако Кецалькоатлю-богу все же требовались не только змеи и бабочки – и потому Кецалькоатль-жрец, в соответствии с очень древней традицией, должен был извлекать собственную несвернувшуюся кровь из самого культового для мужчины места и даже пропускать через проколотые шипами отверстия веревку – символ Млечного Пути и знак Пернатого Змея. Топильцин, естественно, как прямой потомок Творца, этим активно и занимался. Правда, в поздних легендах детородный орган стыдливо заменили на «ноги», что, с точки зрения понимающего индейца, является полной бессмыслицей – зато выходит в некую параллель со стигмами христиан.

Старался ли приукрасить в своей хронике верования индейцев Бернардино де Саагун или же информатор попытался угодить миссионеру – это для нас не суть важно. Главное то, что даже пять веков спустя среди индейцев еще сохранялась память о неком новом и высшем религиозном учении, противостоявшем варварскому «языческому». Хотя, как известно, религиозные и идеологические разногласия зачастую служат лишь прикрытием обычной драки за власть. И древние американцы в этом ничуть не отличаются от современных.

Тольтеки из Тулы

Тула, или Толлан, воплощение древней легендарной прародины мезоамериканцев, была величественным городом, сравнимым с ранним Теотиуаканом. Даже планировка ее напоминала Теотиуакан. Разными исследователями отмечено немало элементов так называемой «промайяской» религиозной модели. Некоторые из этих сходств отмечал еще Бернардино де Саагун. А каково было изумление археологов, кода оказалось, что поле для игры в мяч в Туле полностью повторяет – и по виду, и по размерам, и по декору – поле для игры в мяч в Шочикалько – том самом, где получал свои знания Топильцин! Население Тулы также жило в больших жилых комплексах-кварталах. Характерной чертой города являлось наличие большого количества мастерских по обработке обсидиана, месторождения которого контролировались государством. Торговля вулканическим стеклом, связавшая всю Мезоамерику, была важным элементом политической мощи тольтекской державы и путем распространения его влияния в отдаленные регионы.

Собственно, только при расцвете Тулы на исторической арене и появляется народ, называемый тольтеки. Если точно следовать легенде, то тольтеки – это цивилизовавшиеся чичимеки, овладевшие многими знаниями, ремеслами и искусствами своих культурных предшественников. «И были столь любознательными эти тольтеки, что знали все механические приспособления, и не было им равных во всем – живописи, скульптуре, работе с деревом, каменной кладке, ткачестве, вышивке, изготовлении перьевых уборов. Благодаря собственному уму они научились находить, добывать драгоценные камни, распознавать их качества. Они находили золото, серебро, медь и свинец и олово и изготовляли украшения из этих металлов. Тольтеки были большими знатоками астрологии.

Они знали счет и из дней и ночей складывали периоды и года. У них был месяц из двадцати дней, которые обозначались знаками. И они знали, какие дни были плохими, а какие – хорошими. Они изобрели искусство объяснения сновидений и были столь мудры, что разбирались в звездах на небесах, обозначали их своими названиями, знали об их влияниях и ведали движения звездного неба…»

Устные предания описывают тольтеков как людей высокого роста – «выше, чем теперь» – и очень выносливых: «те, которые могли бежать без устали целый день». А жизнь в Туле при Кецалькоатле описывалась как некий земной рай: «А еще говорят, что он был очень богатым и имел все необходимое из еды и питья, что кукурузы было в изобилии, тыквы были такими огромными, что с трудом можно было обхватить их руками. Кукурузные початки были такими большими, что их носили только охапками. Стебли петушьего гребешка были такими длинными и толстыми, что на них взбирались, как на деревья, а хлопок сеяли и убирали всех цветов – красный, желтый, пунцовый и фиолетовый, белесый, зеленый, синий и черноватый, бурый, оранжевый и рыжий, и все эти цвета были натуральными, они так и росли. А еще говорят, что в этом городе Туле разводили много разнообразных птиц с великолепными перьями различных цветов, и других птиц, которые пели сладко и нежно. А еще у этого Кецалькоатля были все богатства мира – золото, серебро, изумруды и другие драгоценности. У него в изобилии произрастало какао различных цветов. Подданные этого Кецалькоатля были очень богатыми и ни в чем не знали недостатка, не было голода, а кукурузы было так много, что маленькие початки не ели, а использовали вместо дров, когда топили бани».

Происки Тескатлипоки

Казалось бы, что еще нужно в этом земном раю? Тем не менее, спустя несколько лет после переноса столицы, в разгар монументального строительства, видимо, к 987 году, конфликт между правителем и его противниками зашел слишком далеко. Надо сказать, что Топильцин, по всей видимости, жил в постоянном ожидании измены. Не случайно упоминается, что «он не появлялся перед народом, вел замкнутый образ жизни, постоянно находясь в очень темном и охраняемом месте. Его резиденция была последней в анфиладе комнат, каждая из которых имела постоянную охрану». Видимо, охрана Топильцина была настолько хорошо организована, что просто убить его не представлялось возможным. И тогда подлые сторонники злобного колдуна Тескатлипоки организовали чудовищную интригу, чтобы разделаться с правителем Тулы. Надо заметить, что как Кецалькоатль существовал в двух лицах – бог и человек, так и Тескатлипок было двое – божество и жрец, служитель культа этого божества. Это было нормой в обществе, где, согласно родовым традициям, божествами считались далекие прапредки.

Есть разные мифологические версии описаний подлостей сторонников Тескатлипоки-жреца. Попробуем воспроизвести эти страшные события.

Поначалу Тескатлипока попытался решить вопрос о власти честным способом – пригласил Топильцина сыграть в мяч и в поединке выяснить, чей бог сильнее. Судя по всему, победил именно Тескатлипока, превратившись в решительный момент в своего нагуаля – ягуара. Зрители в ужасе разбежались, давя и сталкивая друг друга в реку, где многие утонули. Трудно сейчас восстановить те драматические события, но, как свидетельствуют легенды, Топильцин все же от власти не отказался. Он впал в тяжелейшую депрессию и заболел.

Так или иначе, подготовив почву, враги предприняли следующий шаг: Тескатлипока, прикинувшись стариком, пришел к Топильцину и уговорил его выпить колдовское зелье. Напиток под названием теометль или пульке был изготовлен на основе местного самогона из кактуса магей. Но поскольку Кецалькоатль был трезвенником, его долго пришлось уговаривать: «Ты сейчас слаб, Топильцин. Выпей зелье и вновь обретешь силы, станешь опять молодым». Спаивание прошло по классической схеме: сначала Топильцин только пригубил, и вкус ему понравился, затем выпил и повеселел, ощутив себя выздоровевшим. А в третий раз несчастный правитель как следует напился и стал горько плакать. Напиток, как деликатно упоминается в мифе, забрал последние силы наивного Топильцина.

Следующая акция против поклонников Кецалькоатля также относится к разряду самых грязных, как сейчас бы сказали, политтехнологий. У одного из высокопоставленных приближенных правителя Толлана (по другой версии, он сам был правителем) по имени Уэмак была красавица дочь, на которую с самыми серьезными намерениями заглядывались многие знатные тольтеки. Так вот, все тот же Тескатлипока прикинулся на этот раз юношей – уастеком, индейцем из соседнего племени – и появился на базарной площади под видом продавца зеленого перца ахи. Однако появился он, как это позволяли себе уастеки, совсем голым, даже без набедренной повязки. В этом виде он уселся перед дворцом Уэмака, демонстрируя свои мужские сокровища. Это настолько возбудило проходившую мимо девушку, что ни о чем другом она уже не могла и думать. Как повествует предание, «от желания у нее буквально раздулось все тело». Обеспокоенный Уэмак спросил прислуживавших девушке женщин: «Что за болезнь поразила мою дочь?» И те пояснили: «Во всем виноват голый уастек». Тогда заботливый папаша велел тольтекам найти продавца перца и привести его во дворец. Когда после долгих поисков уастек предстал перед Уэмаком, тот велел ему «вылечить дочь». После недолгих препирательств виновника болезни затолкали в спальню дочери, и та, естественно, очень быстро выздоровела. Так якобы полудикий уастек стал зятем Уэмака, что вызвало справедливые протесты местной тольтекской знати. Уэмак, которому также не терпелось отделаться от постыдного родственника, организовал небольшую войну с расчетом, что уастек, в отряде которого оказались только карлики, хромые и убогие, будет вскоре убит. Но поскольку уастек на самом деле был жрецом покровителя воинов Тескатлипоки, он без труда справился с многочисленным противником. Эта победа не столько обрадовала, сколько перепугала Уэмака. Тем не менее, он вынужден был устроить праздник. Тескатлипока воспользовался этим, чтобы перепоить тольтеков и ввести их с помощью барабанного ритма, специального пения и особых танцев в состояние массового гипнотического психоза. Затем он привел невменяемую толпу к ущелью с рекой, и люди в безумном танце начали сталкивать друг друга в пропасть. Это продолжалось с захода солнца до полуночи. Помимо этого, самого яркого, легенды описывают еще несколько спровоцированных Тескатлипокой случаев массового психоза, в результате чего гибли толпы тольтеков. Судя по всему, этот древний мексиканский жрец – реальный исторический персонаж – обладал удивительными гипнотическими способностями и поразительным умением манипулировать массами. Над Толланом нависли ужас и паника. Извержения вулканов (горящие горы и летящие камни), болезни, порча пищи – все приписывалось действиям всесильного Тескатлипоки. По словам тольтеков, колдун появлялся то в виде высоко летящей белой птицы, пронзенной стрелой, то в виде старухи, которая могла торговать чем-либо, могла печь лепешки – но непременно подманивала к себе людей, что приводило их к гибели. Народ явно перестал верить – и Кецалькоатлю, и в Кецалькоатля.

Далее история несчастного правителя и жреца Кецалькоатля становится еще более запутанной. Около 999 года он покидает Тулу, поскольку в глазах населения именно он становится олицетворением всех бед и несчастий. Его извечный враг Тескатлипока продолжает свои победоносные происки. Но и уход Топильцина из Тулы отнюдь не напоминает отбытие святого миротворца. Согласно историческим легендам, он сжег все «дома из серебра и перламутра», упрятал в глубоких пещерах и неприступных ущельях самые ценные предметы, уничтожил плантации деревьев какао, разогнал в другие земли священных птиц кецаля и кичоля, перья которых имели наивысшую ценность среди тольтеков. И только тогда, прихватив с собой различные технические приспособления для плавки металла, обработки камней, нанесения росписей и прочие инструменты, он покинул Толлан и направился сначала в Куаутитлан. Устроившись на отдых под огромным деревом с могучим стволом, Топильцин попросил зеркало, чтобы посмотреться в него, – и увидел себя не таким молодым, как хотелось бы. В припадке злости (отнюдь не печали) изгнанный правитель начал метать камни в ствол дерева с такой силой, что они застревали в коре. В результате местность была названа «Старый Куаутитлан». Отыгравшись на дереве, Топильцин под звуки флейт двинулся дальше. И тут на его пути попался камень. Топильцин уселся на камень, опершись на него руками, и горько заплакал. В результате на камне остались отчетливо отпечатанными следы его слез, рук и… зада. Место, тем не менее, было названо Темакпалько – «Там, где следы рук».

Но в пути его нагнали гонцы из Толлана. Обнаружив исчезновение ценностей и, главное, технических приспособлений и инструментов, Тескатлипока выслал отряд. Кецалькоатль, завидев посланцев, велел выкинуть в воду все унесенные с собой украшения и драгоценности. Технические же приспособления у него были отняты и возвращены в Толлан.

Но Тескатлипока решил раз и навсегда избавиться от истеричного Кецалькоатля. По всей видимости, в свите бежавшего Топильцина был осведомитель, который регулярно доносил Тескатлипоке обо всем, что происходило в пути. Этим «своим человеком у Кецалькоатля» был, по всей видимости, весьма приближенный придворный, отвечавший за перьевые уборы жреца Пернатого Змея. Занимая столь ответственный пост, этот человек обладал и большим влиянием на Кецалькоатля, подталкивая его к принятию зачастую пагубных решений. Так, например, отряд оказался высоко в горах, где погибли люди, физически не приспособленные к тяжелым переходам. Прежде всего это были карлики и горбуны, составлявшие особую группу в свите правителя. Надо сказать, что эти люди отнюдь не были шутами в европейском понимании придворной челяди. В Мексике на карликов накладывались особые ритуальные функции, связанные с религиозными представлениями о священной прародине и божественных предках. Поэтому можно понять горе Кецалькоатля, отпевавшего и оплакивавшего умерших.

Топильцин бежал все дальше и дальше, стремясь добраться до заветного Тлиллана-Тлапаллана. Тескатлипока не оставлял его вне поля зрения и решил продолжить психологическую войну, воспользовавшись информацией об излишне эмоциональном отношении изгнанника к своему возрасту. Прикинувшись стариком, он явился к резиденции Топильцина и велел передать, что «может сделать так, что тот увидит собственное тело». При этом добавил, что должен сделать это лично. По всей видимости, страсть Кецалькоатля к самолюбованию была известна колдуну и тот был уверен в успехе. После недолгих переговоров Тескатлипока был допущен к Топильцину и предложил тому посмотреться в заранее приготовленное «двойное зеркало размером в человеческое лицо». Легенда не указывает других технических деталей, но эффект этого явно кривого зеркала был потрясающим. Увидев свое отражение, Кецалькоатль перепугался: дряхлое тело, глубокие морщины, провалившиеся глаза, уродливое обвисшее лицо… «Если таким меня увидят мои подчиненные, они разбегутся!» – воскликнул он в отчаянии. А Тескатлипока забрал свое зеркало, попрощался и ушел. Эффект был достигнут: несчастный от осознания собственной дряхлости и разрушительной силы времени Топильцин «впал в глубокую печаль». Следует заметить, что столь трепетное отношение этого персонажа к своему возрасту не очень понятно – известно, что его жизнь продлилась не более одного календарного цикла в 52 года. Однако, известно, что у некоторых мексиканских народов в древности существовало правило убивать тех, кто дожил до 52 лет, так как потом «они превращались в колдунов». Вместе с тем, за этим событием должен стоять и иной, пока еще тайный для нас подтекст, построенный на игре слов, поскольку, как уже упоминалось, само имя Тескатлипока означает «Дымящееся Зеркало».

А дальше было еще хуже: хранитель перьевых уборов обрядил Кецалькоатля в парадный наряд, укрыв ему лицо красивой маской, – и тот, обрадовавшись, согласился в таком виде выйти на люди. Затем к нему подослали «друзей» с угощением – крепким напитком пульке. Несмотря на предпраздничный пост, они стали спаивать Топильцина и его ближайшую свиту. Тот выпил сначала четыре чаши, а затем пятую – «жертвенную». После чего, совсем опьянев, затянул горестную песню:

Мой домик, свитый из перьев кецаля, Из желтеньких перьев птички-трупьяла, Мой домик, сплетенный из веток коралла, Покину я вскоре. Ай, какой я! Ай-ай-ай!

Затем велел позвать свою старшую сестру, постившуюся в затворничестве. По всей видимости, это была не родная сестра, а двоюродная по отцу, так как у его прямых родителей детей больше быть не могло. Но поскольку в соответствии с системой родства индейцев двоюродная сестра по отцу считалась родной, легенда называет ее просто сестрой по имени Кецальпетатль. Итак, к Кецалькоатлю привели ничего не подозревавшую кузину, и тот предложил ей выпить. После пятой, «жертвенной» чаши пульке «друзья» затянули песню:

О, ты, Кецальпетатль, Сестра моя, Куда отправилась в рабочий день? Напьемся же теперь. Ай-ай-ай!

Согласно некоторым версиям легенды, Топильцин даже вступил со своей сестрой в неподобающую связь. Этим он нарушил принятые правила, что автоматически превращало его в изгоя.

Так или иначе, пропьянствовав всю ночь, Кецалькоатль забыл о своих религиозных обязанностях – не пошел очищаться в паровую баню, не стал протыкать шипами кактуса-магея свой пенис в качестве жертвоприношения и вообще до самого рассвета не выполнил ни одного обряда. С утра его стали мучить угрызения совести, и он сложил жалобную песню:

Еще меня считала Она, наша мать — Богиня в юбке из змей, Своим сыном. Теперь я плачу.

Придворные тоже разжалобились и покаянно стенали. Кецалькоатль, чтобы окончательно протрезветь, принял радикальные меры: безвылазно залег в специально заказанный «каменный ящик». Ровно через четыре дня он вышел оттуда с ясным готовым решением, о чем объявил своим подчиненным: «Покончим с прошлым – мы уходим. Прячьте добро – и в путь!» Так они и поступили. Известно, что двинулись они по направлению к восходящему Солнцу – то есть в сторону моря. Некоторые полагают, что именно Топильцин пришел на полуостров Юкатан, где жили майя, принеся им культ Кецалькоатля-Кукулькана. Так или иначе, на рубеже I и II тысячелетий Кецалькоатль-человек исчезает, правда, обещая вернуться. Есть разные версии этого исчезновения, и все они маловразумительны. Согласно одной из них, он вместе с оставшимися ему верными подданными двинулся в путь. Дойдя до моря, он построил плот из змей и поплыл к земле черного и красного цвета, Тлиллану-Тлапаллану – земле мудрости, и исчез в морских глубинах. Согласно другой версии, он также добрался до морского берега, потом разжег огромный костер и бросился в него. При этом из языков пламени вылетело множество удивительных красивых птиц, воплощавших проявления духа Кецалькоатля. Сам же правитель превратился в утреннюю Венеру – правительницу времени.

Нет сомнений в том, что Кецалькоатль, проиграв в борьбе за власть, вынужден был бежать и погиб. Как это произошло? Он мог замерзнуть вместе со своими карликами в горах. Он, как житель высокогорий, запросто мог утонуть в Мексиканском заливе, пустившись в плавание на плоту или лодке. Его мог убить или отравить агент Тескатлипоки. Все тот же хранитель перьевых уборов вполне был способен убедить Топильцина «уйти к богам», то есть принести себя в жертву с целью «спасения народа и веры».

Тольтеки после Кецалькоатля

Так или иначе, Се-Акатль Топильцин Кецалькоатль уходит с политической и исторической арены – но остается могущественное тольтекское государство. В X веке столица тольтеков Тула объединила под своей властью достаточно большие территории центральной Мексики. По-видимому, новая держава претендовала на восстановление былой славы Теотиуакана, так как именно тольтеков последующая традиция восприняла как носителей высокой древней культуры.

В X веке военные отряды тольтеков, расположенные на южных землях, граничащих с майя, подчинили себе отдельные группы майя на Юкатане и в горной Гватемале. Стали возникать новые города-государства: Чичен-Ица, Ушмаль, Майяпан, Ишимче. Именно этот факт позволил некоторым историкам предположить, что Кецалькоатль не погиб и добрался-таки до «земли мудрости».

Власть в Туле-Толлане после бегства Кецалькоатля перешла в руки Матлакшочитля, затем Науйоцина, Матлакоацина и т. д. Всего тольтекская династия насчитывает десять правителей. Столица продолжала процветать, пока в 1200 году не была разрушена и сожжена новой волной диких чичимеков, пришедших с севера. После этого в долине Мехико и прилегающих долинах сложилось следующее соотношение сил: в Кулуакане проживали тольтеки-колуа, а в остальных городах – представители племен, мигрировавших позднее. В Тенайуке поселились собственно чичимеки, в Шалтокане – отоми, в Коатлинчане и в Тескоко – аколуа, а в Аскапоцалько – тепанеки.

Последним правителем тольтеков стал Уэмак, по-видимому, состоявший в определенном родстве с тем самым Уэмаком, дочь которого стала жертвой происков Тескатлипоки. Он долго находился у власти – целых 76 лет. В его правление случилось немало бед, включая семь голодных лет. Судя по всему, общество тольтеков находилось в глубоком кризисе. Начались массовые человеческие жертвоприношения, нарастали внутренние распри. Тольтеки уже не смогли противостоять очередному вторжению чичимеков. В 1156 (1168) году престарелый Уэмак переносит столицу в Чапультепек (ныне парк на западе Мехико) и… совершает ритуальное самоубийство. Это было последнее обращение тольтеков к своим богам.

Астеки, оказавшиеся в Туле, так описывали в своих преданиях великолепие этого города:

«Много всего было в Туле, много вещей оставили нам тольтеки. Но не только это свидетельствовало об их присутствии. Там, в Туле-Шикотитлане, были их пирамиды, сооруженные ими холмы. Повсюду видны, повсюду бросаются в глаза остатки их глиняных сосудов, их чаш и их фигурок, их кукол и безделушек, их браслетов, повсюду видны их следы. Действительно, там жили все вместе тольтеки. Тольтеки были искусными умельцами. Говорят, они мастерски делали плюмажи и умели искусно склеивать перья. Из поколения в поколение передавали они искусство составления мозаики из перьев, изобретенное ими самими. Поэтому с давних времен им заказывали щиты и знаки, называемые апанекайотль. Благодаря этому искусству, полученному в наследство, и существовали знаки отличия. Их делали удивительно красивыми, склеивая перья. Мастера умели искусно их располагать и вкладывали в это дело всю свою душу, обращенную к богу. Все, что они делали, было великолепным, замечательным, достойным восхищения. Они были богатыми, поскольку их искусство быстро давало возможность разбогатеть. Поэтому теперь о тех, кто быстро добивается богатства, говорят: это сын Кецалькоатля, и Кецалькоатль его господин. Такими были и так жили тольтеки».

Тольтеки и не подозревали, что стали виновниками появления одной из самых запутанных исторических загадок: загадки Кецалькоатля – божества или человека, ушедшего в 999 году и обещавшего вернуться.

Как следует из приведенных исторических легенд, Кецалькоатль-человек, жрец Кецалькоатля-божества, бежал на восток, а затем уплыл за море или вознесся на небо, чтобы якобы когда-нибудь вернуться. Судя по всему, этот миф был весьма популярен среди индейцев. Это не случайно, поскольку Кецалькоатль (он же Пернатый Змей) в качестве астрономического объекта – Млечного Пути – действительно обладает такой характеристикой, как повторение циклов появления в определенной позиции в соотношении с Солнцем. На языке майя это понятие передается словами «оборот», «возвращение по кругу». Пикантности в эту запутанную ситуацию добавило появление в древних изображениях связанного с Солнцем божества с рыжей (красной) бородой в качестве символа лучей. При появлении в Мексике рыжебородых испанцев этот признак получил однозначное толкование у утративших древние знания индейцев: божественный Кецалькоатль вернулся. Испанцы некоторое время активно использовали эту мифологическую путаницу при завоевании Мексики и Гватемалы. Хорошо еще, что никто во времена конкисты не знал об Эйрике Рыжем, появление которого в Гренландии точно совпадает с годами правления и ухода Топильцина Кецалькоатля.

Глава 12 АСТЕКИ: СОЗДАТЕЛИ ГОСУДАРСТВА НОВОГО ТИПА

В XII веке из-за неурядиц и мощного натиска северных варваров созданное тольтеками государство погибло. После падения Тулы-Толлана в основном науаязычные беженцы из столицы тольтеков обосновались в южной части долины Мехико в городах Кулуакан и Шико – островках цивилизации среди диких полчищ чичимеков, которые быстро заполнили всю долину. Чичимеки – это собирательное название, включавшее любую группу «варваров», к которым относились и дикие кочевники – охотники и собиратели, и оседлые земледельцы, среди которых были и собственно астеки. В конце концов общины оставшихся тольтеков вынуждены были смешаться с настырными и голодными чичимеками – отсюда и возникли астеки, сформировавшие позже огромную «империю». Астеки и до сих пор считаются наиболее многочисленным народом Мексики.

Астеки (или, как было принято произносить, ориентируясь на немецкое произношение, ацтеки), жившие в центральной Мексике, стали сразу после открытия Америки своеобразным символом обитателей Нового Света. Яркость красок, пышность обрядов, богатство правителей столичного Теночтитлана, отвага воинов – все это поражало впечатление европейцев, заставших самый расцвет этой последней американской цивилизации.

Откуда появилось название «астеки»

Легенда, объясняющая самоназвание этого народа, гласит, что последним покинутым племенем местом было озеро Астлан, что означает «Место цапель».

И потому жители Астлана именовали себя «астеками». Еще их иногда именуют науа, поскольку именно так называется астекский язык, относящийся к юто-астекской лингвистической семье.

Известно и другое название – мешики. Оно возникло от имени вождя, возглавлявшего тех, кто добрался до Чапультепека, что рядом с озером Тескоко в долине Мехико. Появившиеся в XVI веке испанцы записали это название как mexicas, при этом испанская буква x использовалась для передачи звука «ш». Однако этот звук, нехарактерный для испанского языка, вскоре был заменен на «x» – именно так он звучит в названии страны – Мехико (Mexico). Однако в других языках латинскую букву x произносили, согласно правилам, как «кс», и в результате мы получили название Мексика, в котором лишь с трудом улавливается родство с мешиками.

Существует и еще одно название этого народа – теночки. Оно возникло благодаря вождю по имени Теноч, избранному народом в 1247 году для правления в Кулуакане. Разобравшись с названиями, вернемся к истории астеков.

На момент выхода из Астлана, что, по всей видимости, произошло в начале XIII века, астеки представляли собой племенное образование, управлявшееся советом старейшин, военных вождей и жрецов. Фратриально-племенная структура предполагала наличие 20 родов с выборными должностными лицами. Роды объединялись в фратрии.

В долине Мехико они сразу же столкнулись с тольтекско-чичимекскими группами, которые явно не обрадовались пришельцам. На какое-то время пришлось пойти вассалами к тепанекам, жившим в Кулуакане, воюя с их противниками. За это астекам были выделены земли в районе Тисапана, к югу от Мехико. Как повествует история, далекий от великодушия правитель тепанеков Ачитометль почему-то надеялся, что с астеками покончат кишевшие в этих местах змеи. Не вышло. Из хроник следует, что «астеки очень обрадовались, увидев змей, и всех их зажарили. Их зажарили всех, чтобы съесть. Всех их съели астеки». В этот период племенем заправлял, по всей видимости, один из бессменных жрецов по имени Уицилопочтли. В те времена важную роль играли «жрецы-носители идолов», и прежде всего Уицилопочтли. После того как астеки под его руководством удачно обосновались в Тисапане, он решил расширить свое влияние и приказал: «Мы не останемся здесь, а пойдем дальше, где находятся те, кого мы победим и над кем будем властвовать. Мы не будем церемониться с кулуаканцами, а объявим им войну».

В 1323 году произошла жуткая история, которая позволяет предположить, что приказы тогда исходили отнюдь не от бога. Астеками командовал вполне земной, достаточно амбициозный и, не исключено, сексуально и психически ущербный человек, поскольку следующим его распоряжением стало заполучить дочь Ачитометля: «Я вам приказываю попросить у Ачитометля его отпрыска, его юную дочь, его собственную любимую дочь. Я вам ее отдам…» Астеки (делегацию, по всей видимости, возглавлял сам Уицилопочтли) попросили у правителя дочь, намекнув, что она станет богиней: «Мы все умоляем тебя отдать твое драгоценное ожерелье, твое перо кецаля, твою юную доченьку, благородную принцессу, нашу внучку. И жить она будет у нас в Тисапане». Ачитометль опрометчиво согласился, видимо, рассчитывая на какую-то военную выгоду. Но он недооценил своих подопечных. Заполучив девушку, убогий Уицилопочтли приказал: «Убейте, я вам приказываю, дочь Ачитометля и сдерите с нее кожу. А когда кожа будет содрана, наденьте ее на жреца. А затем пошлите за Ачитометлем». Трудно заподозрить в наивности коварного Ачитометля, но ему и в голову не пришло ждать такой циничной подлости от новоявленных родственников. Готовясь к торжествам, радостный отец отправился в Тисапан. Однако когда перед храмом рассеялся дым копала, он понял, каким образом его дочь «стала богиней».

Трудно сказать, на что именно рассчитывал интриган Уицилопочтли, но реакция правителя тепанеков была вполне предсказуемой. Придя в себя, он воскликнул: «Что же это за люди? Видите, что они сделали с моей дочерью? Убьем же их, покончим с ними, пусть умрут все эти нечестивцы!» Уицилопочтли отдал приказ астекам бежать, приправив его очередными пророчествами и обещаниями благоденствия. Тепанеки начали яростно преследовать бывших союзников, вытесняя их со своих территорий. Наконец им удалось загнать сторонников Уицилопочтли в жалкое болото в долине Мехико, где находился один-единственный источник питьевой воды. В этом никому не нужном болоте и свершилось последнее пророчество: «И прибыли они туда, где возвышался нопал. И с радостью увидели, что среди камней возвышался нопал, а на его вершине сидел орел. Он рвал что-то своими когтями и пожирал. Увидев астеков, орел кивнул головой. Издали наблюдали они за орлом и за его гнездом из великолепных перьев. Там были перья синей птицы, перья красной птицы, все они были драгоценными. Повсюду валялись также головы различных птиц, их лапы и кости». Трудно сказать, было ли это мистическое наущение Уицилопочтли, но событие было расценено как божественное знамение для основания поселения. Во-первых, отсюда астеков никто не гнал. Во-вторых, здесь было много змей, которыми они не брезговали в голодные времена. В-третьих, имелся источник пресной воды. И в-четвертых, были заросли нопала, сплошь покрытого вкусными сочными плодами, величиной с крупную сливу. Эти плоды обладают великолепными свойствами: они великолепно утоляют жажду и, кроме того, при самой немыслимой жаре остаются очень свежими и прохладными. Со временем образ этого райского местечка, увиденного измученными путниками, превратился в герб современной Мексики.

А астекам пришлось заняться осушением болот и расчисткой зарослей камыша. На квадратной площадке рядом с кактусом они основали первое святилище, построив скромный домик, крытый камышом. Постепенно на слившихся островках возник двойной город, почти лишенный сельской округи. Возникшее в 1325 году поселение на берегу озера Тескоко стало основой астекской столицы Теночтитлана. Судя по тому, что вскоре была проведена реформа системы управления, астеки явно спешили избавиться от возможности появления очередного бога-жреца Уицилопочтли, указания которого чуть не погубили племя. Теперь во главе племени стоял избираемый старейшинами и воинами тлатоани — «тот, кто говорит», «оратор». Тлатоани же выполнял и функции верховного жреца, исключая сторонние «мистические» влияния.

Однако свободных земель в долине было чрезвычайно мало, и астекам приходилось постоянно бороться за выживание. Астеки достаточно легко перенимали более прогрессивные формы социально-политического устройства у своих соседей. Обычно это осуществлялось через заключение благополучных, памятуя трагический опыт с принцессой Кулуакана, династических браков и «мирное» внедрение на чужие пространства. Точно так же перенимались и культурно-религиозные представления.

Родоначальником правящей династии Теночтитлана стал избранный советом племени Акамапичтли (1376–1396 гг.), родившийся от брака знатного астекского воина и дочери правителя Кулуакана. Название Кулуа означает «Место тех, кто имеет предков». Таким образом, тольтекское происхождение Акамапичтли по матери дало астекам возможность считать себя наследниками великой культуры и претендовать на гегемонию не только в долине Мехико.

Астеки осваивают долину Мехико

Естественно, что поначалу астеки – храбрые и неукротимые воины – находились в зависимости от могущественных хозяев долины, которые встречали пришельцев весьма враждебно. Сначала это был Кулуакан, а затем тепанеки (текпанеки) из Аскапоцалько, державшие под контролем всю долину. В первой четверти XV века Аскапоцалько стал столицей крупного и развитого государства, обложившего данью многие города-государства долины Мехико. Однако с помощью военных кампаний и династических браков астеки постепенно начали оттеснять тепанеков. В 1415 году после смерти Уицилуитла правителем стал его брат, демократически избранный Чимальпопока («Блестящий Щит»). С его избрания и утвердилась сложная система династического наследования в государстве астеков. Согласно этой системе, четыре военачальника, назначенные Высшим советом, избирали тлатоани – верховного правителя. Они следовали изначальному принципу права наследования по мужской линии. Преемник власти избирался по своим достоинствам среди братьев умершего правителя, а если таковых не было, то среди племянников, сыновей братьев. По племенным представлениям астеков, сыновья братьев обладали тем же родственным статусом, что и собственные сыновья. Женская линия в расчет не принималась, тем более что тлатоани традиционно брали жен-аристократок из других городов-государств.

Астеки активно расширяли сферу своего влияния. И одной из главных задач стало полное вытеснение тепанеков с политической арены. Первые шаги в этом направлении сделал правитель (тлатоани) Ицкоатль (1428–1440 гг.). При поддержке своего близкого родственника и соратника по имени Тлакаэлель он создал «военную партию», которая возглавила борьбу с тепанеками. В союзе с правителем Тескоко Несауалькойотлем, которого успели изгнать тепанеки, астекские войска выступили против Аскапоцалько и в 1428 году захватили этот город. Таким образом, в 30-е годы XV века города-победители Теночтитлан, Тескоко и вынужденно присоединившийся к ним тепанекский Тлакопан образовали политико-экономическое объединение, получившее название Тройственного союза. Это было неравноправное объединение, в котором военная добыча и дань делилась между Теночтитланом, Тескоко и Тлакопаном в соотношении 2:2:1. При этом Тескоко являлся своего рода Афинами древней Мексики, центром развития искусств, поэзии, философии и науки. Теночтитлан можно сравнить с Римом благодаря наличию четкой социальной структуры, развитого законодательства и судебного дела и постоянному стремлению к военной экспансии. Тлакопан же оставался зависимым, подчиненным Теночтитлану союзником. В Союз входило около 50 городов-государств и подчинялось свыше 400 селений. Согласно списку дани, выделялось 38 провинций. Можно сказать, что это была высшая форма социальной организации в Мезоамерике, дальнейшее естественное развитие которой было остановлено появлением испанцев.

К числу основных завоеваний тлатоани Ицкоатля относится захват зон интенсивного земледелия на юге и севере долины Мехико. Эти победы привели к существенным изменениям в социально-политическом устройстве складывавшегося государства. Появился земельный фонд, раздел которого обеспечил земельными наделами лиц, приближенных к власти. Ицкоатль учредил «21 титул знатности», закрепив родовые привилегии и узаконив особые привилегии за военные заслуги. Совет старейшин, военных вождей и жрецов был заменен Советом Четырех, высшим совещательным органом при тлатоани, состоявшим из его родственников и обладавшим правом выбирать нового тлатоани после смерти предыдущего. Ицкоатль позаботился и о новой истории для астеков, предварительно приказав уничтожить старые пиктографические рукописи, в которых астекам и их божествам отводилась слишком скромная роль в истории долины Мехико. В новой версии было велено возвеличить значение астеков в этой истории Мехико, а также забыть о примитивном родоплеменном прошлом. Так, например, роль второго человека при Ицкоатле в астекском государстве отводилась советнику тлатоани сиуакоатлю. Но поскольку эта должность носила явный племенной характер, то по мере централизации власти и возвышения тлатоани значение сиуакоатля существенно уменьшилось.

Следующим тлатоани стал Мотекусома I Старший. Он правил с 1440 по 1469 год и прославился как реформатор и завоеватель. Он успел приумножить земли астеков, добавив немало плодородных земледельческих территорий, а также присоединив области, богатые полезными ископаемыми. Под влиянием астекских купцов оказались и многие торговые центры. Естественно, что увеличение подвластных земель повлекло за собой и соответствующие административные реформы: был введен особый порядок управления, а также новые нормы продвижения по социальной лестнице. Мотекусома I заложил основы судебной системы, отличной от родового и общинного права. При этом тлатоани продолжал сохранять свой обожествленный статус. Вместе с тем, еще со времен Ицкоатля шел процесс сосредоточения в руках верховного правителя военной, политической, религиозно-идеологической, законодательной и судебной власти. Государство астеков все отчетливее приобретало характер восточной деспотии.

Новое государство требовало и нового идеологического фундамента. Этим фундаментом стала так называемая «военно-мистическая» идеологическая концепция, согласно которой Солнце являлось верховным божеством астеков. Подданные верховного божества должны были поддерживать его, а следовательно весь мир, кровью принесенных в жертву пленников. Человеческие жертвоприношения при Мотекусоме начали приобретать особый размах. Дело доходило до того, что по взаимной договоренности с «врагами дома» (Тройственного союза) городами Тлашкалой, Уэшотсинко и Чолулой постоянно велись «войны цветов», целью которых была добыча пленников для проведения этого кровавого обряда. Творческая мысль жрецов не стояла на месте: стали возникать новые виды жертвоприношений, в том числе «гладиаторские бои», в которых знатный пленник при помощи мнимого оружия отбивался от четырех по-настоящему вооруженных астекских воинов.

После Мотекусомы I к власти поочередно пришли его внуки – Ашайакатль (1469–1481) и Тисок (1481–1486). Ашайакатль продолжил территориальные захваты за пределами долины Мехико. Тисок процарствовал недолго и многого сделать не успел. Главной заботой обоих было удержание в подчинении покоренных народов и подавление восстаний. При Ашайакатле был завоеван и присоединен к Теночтитлану город процветающих купцов Тлателолко, ближайший сосед столицы астеков. Внуки Мотекусомы продолжали политику деда, стремясь к централизации власти и развитию имперской государственной идеологии. Все нововведения закреплялись законодательно.

Выдающимся персонажем астекской истории стал Ауитсотль – третий внук Мотекусомы I. Он занимал трон тлатоани с 1486 по 1502 год и успел прославиться как выдающийся полководец, при котором границы Тройственного союза достигли максимально возможных пределов. Под его руководством астекские войска совершали походы в Оахаку, сумев подчинить на некоторое время даже сапотеков и миштеков. Добрался Ауисотль и до своих северо-западных соседей, попытавшись разгромить государство пурепеча-тарасков Мичоакан. Походы на юго-восточное побережье Тихого океана принесли астекам области, богатые какао. Если Мотекусому I сравнивают с Юлием Цезарем, то Ауитсотль, по мнению многих авторов, вполне сопоставим с Александром Македонским.

Начало конца

Ауисотль был на вершине своей славы, когда сквозь радужную картину процветания начали проступать черты грядущего кризиса. Астеки, как и прочие сторонники захватнических войн, попались в классическую ловушку: они не сумели вовремя остановиться. Административные реформы не поспевали за расширявшимся территориальным и политическим пространством. И одна из причин кризиса, висевшая дамокловым мечом над всей индейской Америкой, была заложена изначально – это отсутствие вьючных и тягловых животных. Неизбежно стали возникать затруднения с обеспечением армии продовольствием, так как зачастую движение войск проходило по независимым или малоцивилизованным районам, где трудно было рассчитывать на какую-либо помощь местного населения. Возрастали расстояния, и связь с окраинами становилась все более медленной и ненадежной. Кроме того, Тройственный союз имел мозаичную структуру с неунифицированной системой управления. Внутри его территории находилось несколько независимых анклавов, которые не только постоянно воевали с Тройственным союзом, но и подрывали устойчивость его политической структуры. Технических усовершенствований требовало и дальнейшее продвижение купцов в ближние и дальние земли. Другой крупной проблемой стала оборотная сторона благоденствия, стимулировавшего перенаселение долины Мехико, особенно Теночтитлана. В конце концов перенаселение привело к нехватке продовольствия и пресной воды. Чтобы обеспечить столицу водой, Ауитсотль уже в последние годы своего правления вынужден был заняться строительством ирригационных и водосборных сооружений.

После Ауисотля к власти пришел сын Ашайакатля, первого внука Мотекусомы Старшего, получивший имя Мотекусома II Шокойотсин («Молодой»). Он правил с 1502 по 1520 год, оставив о себе память как о законодателе, реформаторе и…предателе своего народа.

Несмотря на нарастающие проблемы, новый тлатоани не смог отказаться от политики военной экспансии. Теночтитлан окончательно занял лидирующее положение в Тройственном союзе. Однако внешняя политика Мотекусомы II отличалась от действий предшественников. На смену традиционным молниеносным атакам пришли последовательные мероприятия по активному включению различных народов в экономическую жизнь Тройственного союза. Мотекусома II остался в истории как мастер дипломатической игры, приложивший много усилий для полноценного включения независимых анклавов в состав Тройственного союза. В его правление территория Тройственного союза охватила всю центральную Мексику, включая штаты Веракрус, Идальго, Пуэбла, Мехико, Морелос и частично Герреро, Оахаку и Чьяпас. В астекской столице был построен особый храм, где находились статуи богов всех покоренных племен.

Однако Мотекусома II все острее ощущал потребность в кардинальной реформе системы управления, что предполагало, в первую очередь, решительное избавление от родоплеменных устоев, тормозивших развитие общества. Соответственно, требовался и пересмотр морально-этических норм в рамках сложившейся идеолого-религиозной системы. Тлатоани продолжал почитаться как божество, в руках которого сосредотачивалась высшая политическая, военная, законодательная и судебная власть. Придворный ритуал постоянно совершенствовался, становясь все более пышным и сложным. Однако реформа государственной идеологии оказалась делом достаточно сложным. С одной стороны, военно-мистическая концепция, составлявшая ядро идеологии астеков, успела утратить свои положительные черты и превратилась в тормоз дальнейшего развития государства. С другой стороны, опиравшаяся на эту идеологию государственная политика требовала постоянного продолжения войн и увеличения количества жертв. Все это не могло не создавать ощущение некого кошмарного абсурда. Трудно предположить, каким образом Мотекусома Шокойотсин разрешил бы эту проблему. Наверное, как Дарий I в Персии, он осуществил бы необходимые реформы, которые окончательно перестроили бы внутреннюю структуру общества и упорядочили систему управления, идеологию и религию. Однако течение этих реформ было прервано испанским завоеванием, и нам не дано узнать, какой могла стать дальнейшая судьба астекской версии государственного строительства.

Испанцы, появившиеся в Мексике в 1519 году, умело использовали недовольство многих подчиненных земель политикой Мотекусомы II и привлекли на свою сторону множество индейских союзников (тотонаков, жителей города Тлашкала и др.). В этих условиях быстрое падение астекского господства было предрешено.

Кончина практически последнего правителя астеков была закономерно трагична. Одно время считалось, что он был казнен испанцами. Однако на самом деле его убили собственные воины за то, что Мотекусома Шокойотсин отказался от сопротивления и выполнял все требования Кортеса. Трудно без эмоций оценивать те далекие события. С одной стороны, Мотекусома II трезво оценил обстановку и пришел к верному выводу о бесполезности сопротивления испанцам. Совершенно очевидно, что всякое сопротивление лишь привело бы ко все большим жертвам и даже к полному истреблению астеков. С другой стороны, его поведение противоречило военно-мистической и религиозной идеологии астеков и выглядело как откровенное предательство. После смерти Мотекусомы Шокойотсина к власти пришел его племянник Куаутемок, внук Ауисотля. Однако попытки противостояния захватчикам привели к тому, что уже в 1525 году он был казнен испанцами.

Что мы знаем об обществе астеков?

Как же было устроено астекское общество в период его расцвета? Его можно представить в виде пирамиды с жестким делением на страты. Подняться вверх по такой пирамиде было крайне сложно – для этого требовались особые заслуги перед руководством.

На вершине пирамиды астекского общества стоял тлатоани, обладавший всей полнотой власти и выполнявший как светские и военные, так и высшие религиозные функции. Тлатоани выбирался Высшим Советом из мужчин правящей семьи. В Высший Совет входили главы 20 общин-кальпулли и представители знати. Предпочтительной формой наследования была передача власти тлатоани от старшего брата к младшему, а затем к сыновьям или племянникам. Тлатоани был окружен представителями светской и военной знати. Основу светской знати составляли государственные чиновники. Однако правители астеков прекрасно понимали, что от сытой привилегированной верхушки толку для будущего империи было мало. Поэтому была введена практика отбора талантливых детей из всех слоев общества для обучения в элитном учебном заведении кальмекак. Выпускники этой школы становились государственными чиновниками.

Наибольшим могуществом обладала военная знать, среди которой выделялись два союза – так называемые «Союз Орла» и «Союз Ягуара», отражавшие архаическую фратриальную схему племени. К знати принадлежали и жрецы, возглавляемые самим тлатоани. Жрецы были не только служителями культа, но и хранителями научных знаний.

Самыми колоритными персонажами в астекском обществе были, пожалуй, купцы-почтеки. При последних тлатоани они достигли весьма ощутимого политического и экономического могущества, и не только благодаря своему богатству. Торговцы в Мезоамерике традиционно выполняли функции шпионов, но в условиях постоянной военной экспансии астеков они перешли в категорию особо уважаемых «госслужащих» – наподобие современных представителей внешней разведки за рубежом «под крышей» торговой миссии. Кроме того, купцы занимались и сбором налогов с племен, подчиненных теночкам. Свидетельство об этом сохранилось в так называемом «реестре дани» Мотекусомы – пиктографической рукописной книге на «индейской» бумаге из коры дерева. Своеобразной денежной единицей служили зерна какао и «зеленый камень» – разновидности жада или нефрита. Мечта искателей кладов – «золото астеков» использовалось для изготовления культовых предметов и украшений и считалось предметом роскоши и социального статуса, но не объектом накопления.

Многочисленные ремесленники занимали промежуточное положение между купцами и общинниками. Известно, что в крупнейших городах даже существовали кварталы ремесленников: гончаров, ювелиров, камнерезов, оружейников, ткачей, составителей мозаик, мастеров по украшениям из перьев, живописцев, строителей. Естественно, что изготовлялись не только предметы первой необходимости, но и подлинные произведения искусства.

Основу астекского общества составляли свободные общинники, обрабатывавшие землю. Их называли масеуали. Подобно купцам и ремесленникам, общинники регулярно выплачивали дань государству. Также существовала социальная группа зависимого населения – майеки. Они представляли собой арендаторов, которые являлись свободными, но выплачивали определенную долю урожая своему хозяину и выполняли различные хозяйственные работы. Есть сведения о существовании рабов. Основная их масса могла иметь личное имущество и жилище, семью и даже владеть собственными рабами. Хозяин не мог убить или продать раба по своему желанию. Допускались браки между рабами и свободными, причем свободные в этом случае не обращались в рабство. Очень редко дети рабов становились рабами. Особый социальный статус имели военнопленные, предназначенные для жертвоприношений. У них не было никакого имущества и никаких прав, кроме почетного права умереть на алтаре. Военнопленные являлись собственностью государства и содержались в хороших условиях.

Экономической основой общества астеков являлось земледелие. На верхних склонах гор, а также в жарких лесных тропических районах, практиковалась экстенсивная подсечно-огневая система, предусматривавшая регулярное чередование полей. В предгорьях гор наиболее эффективными оказывались ирригационные системы как паводкового типа, так и предполагавшие использование оросительных каналов. Это была интенсивная система землепользования. Довольно обычным для древнеастекского сельского хозяйства было выращивание культур на террасах. В этом случае во избежание эрозии почвы края участков укреплялись камнями, земляными валами, устройством специальных водосливов, а также посадкой растений с мощной корневой системой. Наиболее известны террасы в районе Тескоко. В болотистых низинах практиковался дренаж с помощью каналов, что высвобождало дополнительные посевные площади.

Астеки использовали также оригинальную интенсивную систему орошаемого земледелия – так называемые чипампы, или «плавучие огороды». Чинампы – это длинные узкие полоски земли, искусственные островки на мелководье пресных водоемов. Их сооружали следующим способом: на помещенную в воду основу из сплетенных ветвей накладывались слои земли, дерна, ила и перегнивших растений. Применение чинамп позволяло астекам решать проблему дефицита плодородной земли. Чинампы использовались в разных районах государства астеков, однако самыми известными являются плавучие огороды Теночтитлана, бесперебойно снабжавшие столицу овощами. Возделывались томаты, тыква, кабачки, фасоль, магей, табак, перец и др. Основой пищевого рациона, естественно, был маис. Специально выращивались и сорта агавы – не только для получения волокон, но и для изготовления из ее сока мексиканской самогонки – пульке. В районах с жарким влажным климатом высаживались деревья какао. По всей территории Тройственного союза выращивали многочисленные разновидности хлопка, из которого изготовлялись великолепные ткани. Надо сказать, что, как и повсюду, астеки не забывали такие важные занятия, как собирательство, охоту и рыболовство. Как известно, к этим самым древним хозяйственным занятиям некоторые с поразительным упорством продолжают тянуться и в век компьютерных технологий.

Производство осуществлялось силами общинников-масеуали, организованных в 20 кальпулли. Общинники самостоятельно обрабатывали земли – и для себя, и для общины, но лишь формально являлись собственниками урожаев. Они обладали лишь правом сбора урожая. Земли, предназначавшиеся для обработки, становились собственностью кальпулли, главы которых распределяли участки между отдельными семьями. Семья лишалась права на обработку земли, если в течение двух лет земля оставалась незасеянной. В случае смерти или болезни владельца земля переходила к его старшему сыну. По мере усложнения структуры общества астеков право на землевладение продолжало определяться системой социальной стратификации. Земля могла также находиться в собственности представителей знати – пилли. Сами они на ней не работали, а использовали рабочую силу, не принадлежавшую ни одному из кальпулли, – арендаторов-майе или рабов.

Культурная жизнь столицы

Города астеков, и прежде всего величие Теночтитлана, были первым, что поразило воображение испанцев. Тогда здесь проживало около полумиллиона жителей – и по сей день воздвигнутый на древних руинах Мехико сохраняет статус самого населенного города мира. Эта великолепная столица с ее строгим делением на четыре части, точкой схождения которых был ритуальный центр, стала шедевром архитектуры астеков. Три дамбы соединяли островной город с сушей. Для защиты от наводнений была построена каменная плотина.

В островной части Теночтитлана функции улиц выполняли каналы с дорожками, пересекавшиеся мостами. Для доставки питьевой воды в этот огромный город сооружались специальные акведукты.

Илл. 72. Реконструкция церемониального центра Теночтитлана, позволяющая представить всю мощь и пышность империи астеков, поразившей воображение испанцев

Главная площадь, расположенная в ритуальном центре, была окружена прямоугольными пирамидами с храмами и дворцами из адобов. Она использовалась для проведения праздников, общих собраний и некоторых ритуалов. Основным сооружением ритуального центра была пирамида Главного храма со святилищами Уицилопочтли и Тлалока на вершине. Священный центр был окружен стеной, длина которой достигала 500 м. Дворец тлатоани располагался за пределами ритуального центра. В городе насчитывалось множество зданий – храмов, школ, служебных построек. На огромной площади Тлателолко, к северу от центра, располагался самый крупный из всех рынков древней Мексики – тиангис. Как описывал этот рынок бравый солдат Берналь Диас, ставший впоследствии «дель Кастильо», шум и гомон рынка были слышны на расстоянии пяти километров. «На площади толпилось множество людей – одни покупали, другие продавали. Это зрелище поражало организованностью, порядком, большими размерами и изобилием людей даже солдат, которые успели побывать во многих местах мира, в Константинополе и в самом Риме».

Астеки были великолепными мастерами монументальной скульптуры и мелкой пластики. Изображения людей в астекской скульптуре даны в неподвижно застывших позах, жесты их рук строго зафиксированы, лица похожи на маски. Глаза либо лишены зрачков, либо инкрустированы разноцветными камнями и перламутром. Эта иллюзия живого взгляда на мертвенно серой, предельно обобщенной поверхности каменной маски создает странный эффект: глаза как бы сосредотачивают в себе всю огромную напряженность внутренней жизни, и по контрасту с ними еще более неподвижными, застывшими воспринимаются лица и фигуры этих людей. Мертвое и живое тесно переплетаются в астекских скульптурах, выступают в устойчивом равновесии, что и определяет их мрачный, напряженный, отрешенный от всего случайного и преходящего художественный образ.

Литература астеков дошла до нас в основном в том виде, как она была записана первыми прибывшими в XVI веке Мексику европейцами. Традиционно тексты заучивались наизусть и воспринимались на слух. К сожалению, пиктографическое письмо не передавало звучание текстов, рисуночные записи служили лишь своеобразной «памяткой» для рассказчика. Астекская литература включала в себя сакральные тексты и гимны, многочисленные исторические тексты, поучения и наставления, бытовые рассказы. Но подлинным шедевром древней астекской литературы считается поэзия. Авторство некоторых из произведений осталось неизвестным, но сохранились и подлинные имена поэтов, писавших на языке науатль. А самым знаменитым считается Несауалькойтль (1402–1472) – автор изысканной философской лирики, явно противоречащей общегосударственному боевому настрою «воинственных» астеков.

Илл. 73. Фигуры, условно названные «знаменосцами», были обнаружены в районе Главного храма Теночтитлана. Изображенные персонажи – явно не божества, но кто являлся их реальным прототипом, остается только гадать

Несауалькойотль был сыном отрекшегося от престола в 1414 году и убитого на церемонии передачи власти Иштлилыпочитля. Астеки помогли Несауалькойотлю вернуть себе власть в 1431 году, и с тех пор до самой своей смерти он оставался правителем входившего в Тройственный Союз Тескоко. Среди астеков он прославился не столько как поэт и ученый, сколько тем, что разгромил извечных врагов – тепанеков – и присоединил их территории.

Обманчивая жизнь

Правда ли то, неужели то правда, что вся наша жизнь проходит на этой земле? Нет, не вся это жизнь – лишь один ее миг! Здесь зеленый нефрит превращается в крошку, Украшенья из золота обращаются в прах, И даже прекрасные перья кецаля тускнеют… Нет, не вся это жизнь – лишь один ее миг!

Горькая песнь

Звучит в моем сердце грустная песнь: я плачу, я переполняюсь болью. Уходим мы среди цветов, так как должны оставить эту землю, где были лишь на время одолжены друг другу, чтобы потом отправиться в Дом Солнца! Из изумительных цветов надену ожерелье, цветы возьму я в руки — и пусть цветут они в моем убранстве! Ведь мы должны оставить эту землю, где были лишь на время одолжены друг другу, чтобы потом отправиться в Дом Солнца!

Кажется странным, что народ, создавший подобную литературу, не пользовался фонетическим письмом. Во всяком случае, до сих пор астекское письмо считается пиктографическим, хотя и предпринимаются попытки обнаружить, каким образом знаки науа могли читаться. Известно, что рисованных книг у астеков было очень много. О них не только упоминают хронисты раннего периода конкисты – немало таких рукописных кодексов сохранилось и до нашего времени. Кодексы изготавливались не только на территории Тройственного союза, но и в соседних городах-государствах. Ведущим художественным стилем кодексов был стиль миштека-пуэбла, о котором уже упоминалось.

Илл. 74. Сцена подношения дани правителю астеков – тлатоани. Дань, в обязательном порядке доставлявшаяся из покоренных провинций, служила основой благоденствия государства астеков. Страница из Флорентийского кодекса

Жрецы, выполнявшие не только религиозные и идеологические функции, хранили и развивали научные знания, доставшиеся астекам от всех своих предшественников. Жрецы-астрологи для своих предсказаний пользовались сложным календарем, сочетавшим в себе циклы Луны, Солнца и Венеры. Для этого у них существовали специальные гадательные книги. Следует заметить, что, унаследовав научные (прежде всего астрономические и математические) знания от своих предшественников, астеки все же значительно утратили их глубину и объем. Так, была забыта майяская традиция «долгого счета», позволявшая манипулировать большими числами и практически бесконечными календарными периодами. В качестве самого долгого у астеков сохранился лишь 52-летний цикл, с помощью которого они датировали все события своей истории. Для астеков этого, по-видимому, было достаточно – а вот современным историкам приходится искать множество косвенных данных, которое подтвердили бы, в какой именно из 52-летних циклов произошло то или иное событие. Поэтому не стоит удивляться, когда в рассказе об изгнании Кецалькоатля может быть предложено сразу три даты на выбор: 895, 947 или 999 год.

Астеки, имея тяжелый опыт полудиких, унижаемых всеми маргиналов, придавали большое значение уровню образования всех членов общества. Существовала целая система «искусства воспитания и обучения людей», называвшаяся тлакаупауалицли. О реализации программы обучения заботились общеобразовательные школы, называвшиеся тельпочкалли. Все юноши по достижении 15 лет и независимо от социального положения должны были пройти курс обучения. В элитарные школы – кальмекак – поступали отпрыски знатных семей и особо талантливые дети, успевшие проявить себя в тельпочкалли. Для них это был шанс повысить свой социальный статус. В этих «высших» школах готовились не только жрецы, но и математики, астрономы, писцы и толкователи текстов, учителя и судьи. В учебные планы входили такие предметы, как религия, философия, культура речи, ораторское искусство, математика, астрономия и астрология, история, основы морали и права, распорядок личного и общественного поведения.

Традиционно высокий уровень образования и культуры астекской элиты сохранялся некоторое время и при испанцах. На рубеже XVI–XVII веков внук Мотекусомы II и правнук Ашайакатля Альварадо Тесосомок, служивший чиновником при колониальном режиме, написал две замечательные исторические книги. Одна из них называлась «Мексиканская хроника», а вторая – «Хроника Мешикайотль». По словам этого индейского автора, он «писал свою хронику так, как рассказывали и нарисовали нам в своих пергаментах те, кто жили в древности, наши предки». Примерно в то же время Альба Иштлилыпочитль создал «Историю чичимеков», в которой он повествует об архивах Тескоко, где имелись сведения «обо всем, поскольку этот город был центром всех наук, правил и обычаев, а тескокские правители гордились этим и считали себя законодателями Нового Света».

Духовные представления астеков

Космологические представления астеков заключались в делении мира по вертикали на три уровня, в каждом из которых выделялись четыре части (по странам света) и центр. Легенды о сотворении мира повествовали о космических циклах-«Солнцах», каждое из которых было разрушено в результате мирового катаклизма. Современный им космический цикл астеки называли Солнцем Движения.

Илл. 75. Астекская богиня Луны. Изображение расчлененной богини высечено на круглом каменном блоке диаметром 325 см и толщиной 35 см. Камень был обнаружен в святилище Уицилопочтли столицы астеков Теночтитлана

Основным божеством астеков, поддерживавшим мир в равновесном состоянии, был Уицилопочтли – божество, появление которого в поздних мифах связано с Солнцем. Но на самом деле все обстояло гораздо сложнее и запутаннее. Поскольку именно Уицилопочтли стал главным претендентом на роль единого бога, попробуем разобраться в его ипостасях.

Надо сказать, что уже в мифологической версии о странствиях астеков сообщалось о том, как племя «несло с собой» Уицилопочтли. При этом так звали и правителя, «всегда возглавлявшего» племя, и жреца, и само божество. Во всяком случае, совершенно очевидно, что Уицилопочтли был и историческим, и мифологическим персонажем – наподобие Кецалькоатля. Особую пикантность создает перевод имени Уицилопочтли это и «Драгоценный колибри», и «Бесценный левша». За понятием левшества у астеков скрывались колдовские способности, приписываемые обычно нагуалям. Колибри – это, скорее всего, обычный способ за обыденным зримым образом скрыть сакральное значение. Согласно текстам, Уицилопочтли якобы предсказал приход астеков в места обетованные: «Я буду вашим проводником, я укажу вам путь…»

Одну из легенд о рождении божества Уицилопочтли со слов индейцев записал испанский хронист Бернардино де Саагун. Согласно этой версии, в одном из храмов на пирамиде Коатепек, что располагался по дороге в Тулу, жила некая женщина по имени Коатликуэ, что означает «Носящая юбку из змей». Как-то занималась она уборкой и увидела, как с неба упало роскошное перо. Упавшего пера женщина не нашла, зато непорочно забеременела, хотя и была уже несколько лет вдовой. Старшая дочь женщины, звавшаяся Койольшауки (что означает Луна), узнала, естественно, о беременности матери и сочла это оскорблением. Обо всем она рассказала южным братьям Сенцон Уицнауаки (Бесчисленным звездам) и убедила их убить мать. Коатликуэ огорчилась и отправилась в храм в ожидании сыновей и собственной смерти. Однако один из них, Куаутликак, втайне от остальных пришел к матери и рассказал ей о планах убить ее и Уицилопочтли, которым она была беременна. Причем действовал он по совету этого самого Уицилопочтли, рекомендовавшего ему сообщать обо всех происках матери. К моменту, когда братья-заговорщики добрались до храма на вершине пирамиды, Уицилопочтли успел родиться и даже надеть одеяния нагуаля. Дальше события развивались в лучших традициях триллера. Неизвестно откуда взявшийся помощник поджег, словно факел, змею по имени Шиукоатль (Млечный Путь), и этой пылающей змеей, словно мечом, Уицилопочтли отрубил голову злобной сестрице Койолыпауки, заварившей всю эту кашу. Голова ее покатилась по ступеням пирамиды, а тело, естественно, осталось обезглавленным. Братья в ужасе бросились бежать, но Уицилопочтли догнал и перебил всех. После чего надел на себя знаки военной доблести и превратился в Солнце, а заодно и в бога войны.

Нет необходимости быть специалистом по мифологии, чтобы за образами кровавой драмы разглядеть астрономические представления древних астеков, в основе которых лежали годовые и суточные циклы Солнца, явно оттеснившие более архаический лунный календарь. Мы уже говорили о том, что подобная схема достаточно сходна с тем, как преподносится непорочное зачатие и реальное рождение Христа по солнечному календарю, отрицающему его казнь и мистическое возрождение по лунному. Не случайно булгаковский Берлиоз включил непорочное зачатие и мексиканского Вицлипуцли в число аргументов для отрицания существования Иисуса Христа как личности. И именно на рассказе о Вицлипуцли в аллее появляется «таинственный иностранец» Воланд…

Илл. 76. Деревянный ритуальный барабан с резным орнаментом из Теночтитлана. Звук его был слышен на расстоянии в несколько километров. Изображенные на нем символы обозначают «Эпоху Движения» в истории астеков

Надо сказать, что у астеков, как и в Старом Свете, среди множества специализированных богов уже явно выделялся непорочно зачатый главный, которому полагалось стать основой мира. Однако пантеон продолжал оставаться густонаселенным. Ометеотль воплощал двойственность, при этом женское начало воплощала Ометекутли, а мужское – Омесиуатль. Направлениями земной части мироздания заведовали божества, определяемые своим цветом: на севере – черный владыка Тескатлипока, олицетворявший ночное небо; на западе – белый Кецалькоатль, ведавший ветром; на юге – голубой Уицилопочтли; на востоке – красный владыка Шипетотек. Шиутекутли или Уэуэтеотль считался богом огня и располагался в центре мира. Коатликуэ почиталась как богиня земли и плодородия, а Тласольтеотль – как богиня плоти.

В основе религиозной практики лежало жертвоприношение. Оно являлось способом доставить божеству его пищу, умилостивить или отблагодарить его за помощь. Более древний культурный пласт, связанный с жертвоприношением, – это представления об отправлении посланника к божеству от имени всего сообщества. Душа при умерщвлении высвобождалась и отправлялась к богам. Практиковалось и ритуальное поедание останков божественного посланника – наподобие причастия телом и кровью господней в относительно более цивилизованной христианской традиции.

О бедном индейце замолвите слово…

Говоря о древних культурах, авторы склонны их неосознанно идеализировать. Впрочем, сам характер источников, относящихся к давно забытым временам, почти не предполагает наличия бытовых деталей. С астеками нам повезло – их живая и многогранная культура напрямую, через контакты с носителями, изучалась испанскими хронистами, которые совсем не стремились к созданию парадного портрета гордого астека в перьевом уборе или поэта-философа. Хронисты сохранили память об астеке – обычном человеке, обладавшем не только высокими, но и обычными чувствами, эмоциями, в соответствии с которыми он строил свои отношения с окружающими. Благодаря этим уникальным свидетельствам мы знаем, что несмотря на свою воинственность астеки ссор не любили и предпочитали решать споры мирными средствами. Тем не менее, сохранился целый букет ругательств, которые «помогали» решать возникавшие конфликты. К «мягким» выражениям относились: дурак с деревянной мордой, всезнайка, пуп земли и слабая угроза: Ну, сейчас я тебе кишки наружу выверну. Для оскорбления женщины особой фантазии не требовалось: шлюшка, беспокойная задница, голодная задница. В качестве «крепких» употреблялись такие выражения, как: псина, пьянь, драная какашка, какашка в лохмотьях, кривоглазый, ведьмак. Сюда же попадало и совсем неожиданное и колоритное: жирный сирота.

Можно предположить, что эти речевые «изыски» в элитарных школах не преподавались. И хотя астекским непарламентским выражениям очень далеко до лексического фейерверка среднего россиянина, приведенные выражения позволяют нам ощутить себя чем-то сродни очень простому индейцу. Не так ли?

Глава 13 ПСИХОДЕЛИКИ: ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ТУПИК

Возможно, кое-кто разочаруется, увидев здесь тексты таинственных пейотных песен, которые, согласно дону Хуану, или, точнее Карлосу Кастанеде, являются предметом глубоко индивидуальным и охраняемым от посторонних. Тем не менее, следует со всей откровенностью антрополога признаться, что эти самые песни, будучи отнесенными к фольклору, уже на протяжении многих десятилетий являются для этнографов объектом специального изучения.

Там я был на синей лестнице неба, Там я был, где цветут бутоны, и где бутоны говорят. И ничего не услыхал. Ни звука. Тишина. Там я был, где бутоны поют, где нисходят боги по голубой лестнице неба. И ничего не услыхал. Ни звука. Тишина. Тишина. Пейотная песня уичолей

Где можно встретить уичолей?

Сейчас уичоли живут в горах штатов Найярит и Халиско на западе Мексики. Раньше, до появления европейцев, они занимали плодородные земли Тихоокеанского побережья, но во времена колонизации были вытеснены оттуда в горы и загнаны в самые труднопроходимые места. Надо сказать, что эти ущелья были выбраны уичолями не столь уж случайно – здесь издревле находилась священная «пещера предков», к которой и устремились эти индейцы, спасаясь от вооруженных до зубов преследователей. Место было и остается крайне неприступным. Здесь до сих пор нет ни дорог, ни электричества, ни радио. Единственными, кто пытался добраться до уичолей, были католические миссионеры, не оставлявшие надежд обратить индейцев в христианство. В колониальные времена им даже удалось построить несколько каменных храмов. Однако миссионеры изгонялись с земель уичолей с завидной регулярностью, и сейчас они сюда даже не заглядывают. Правда, выстроенные ими церкви выполняют свое культовое назначение – но только для проведения традиционных «языческих» обрядов, слегка приукрашенных христианством. Здесь раньше приносили в жертву оленей, а когда те исчезли, их заменили бычки. При этом несвернувшаяся дымящаяся кровь сливается в отверстие прямо перед алтарем с неким подобием распятия. Праздники «жертвоприношения» оленя по сути весьма сходны с экиникпэ наших эвенков – разве что непременным условием проведения праздника продолжает считаться употребление пейота для прямого общения душ уичолей и оленей. Все, что можно было взять из христианства, индейцы с удовольствием приспособили для нужд своих традиционных практик. Так, например, Франциск Ассизский почитается в качестве «духа пейота», поэтому изображения этого святого пользуются исключительным спросом, а его гимны считаются важными заклинаниями.

Илл. 77. Курение у индейцев было психоделической практикой, наподобие «дымка» у дона Хуана. Причем курились специальные листья и гораздо более крепкие сорта табака. Страница из Мадридского кодекса майя

Следует заметить, что уичоли, как и другие индейцы Мексики, в последние десятилетия выработали интересную систему «духовной безопасности». Чтобы избавиться от многочисленных журналистов и туристов, они создают специальные селения, живущие за счет «традиционного шоу». Попадающий в такое селение наивный путешественник в восторге наблюдает обряды и ритуалы, с трепетом участвует в экзотических церемониях, приобщается к «эзотерическим» знаниям, покупает «магические» предметы и, приняв все за чистую монету, искренне восторгается «индейской мудростью». Даже искушенные антропологи зачастую оказываются не в состоянии преодолеть этот невидимый барьер и вынуждены проводить исследования в селении, заведомо «специализирующемся» на работе с учеными. Но для того, чтобы добиться доверия индейцев, надо сделать что-то совсем исключительное. Именно это удалось моим друзьям из Мехико – Фернандо Ортису и его жене Тиахоге Руге.

Илл. 78. Жрец, курящий сигару. Изображение на панели в Храме Креста в Паленке

Заслуг у Фернандо было несколько. Первая состояла в том, что он, будучи инженером, сначала сделал мост над бурной рекой, протекающей по крутому и опасному ущелью. Река унесла немало жизней селян, пытавшихся через нее перебраться. Мост строился вручную, поскольку технику в эти неприступные места доставить невозможно, и Фернандо сам руководил строительством, не раз рискуя собственной жизнью. Несколько уичолей погибли, выполняя почти невозможные задачи, – но мост через ущелье был перекинут, и для индейцев началась новая жизнь.

Вторым подвигом Фернандо стало «проведение воды в селения». Такого «водопровода», наверное, никто никогда не видел – это километры тонких труб, диаметром около 5 см, уложенных прямо по склонам гор. По ним вода из источников, находящихся в верховьях, спускается в расположенные ниже селения и непрерывно вытекает из единственного на весь поселок крана. Можно, конечно, высокомерно посмеяться над убогостью водоснабжения – но без этого «акведукта» индейцам приходилось тратить до четырех часов, чтобы спуститься по крутым склонам ущелья до реки и затем с тяжелыми ведрами подняться обратно.

И наконец, третьим подвигом Фернандо стало восстановление поголовья оленей, после чего он получил от уичолей почетный и почти божественный титул «Отца реки оленей». Если с мостом и водой все достаточно понятно, то проблема «реки оленей» требует более детального разъяснения. Дело в том, что уичоли считают своим главным предком Оленя. Это животное почиталось всегда, а по главным праздникам его приносили в жертву божественным прапредкам. Однако за последнее столетие хозяйственная деятельность вокруг угодий уичолей привела к резкому сокращению поголовья оленей. Около 15 лет назад разразилась катастрофа – исчез последний олень. Вместо оленя в жертву пришлось приносить бычка. Тут-то и появился Фернандо, выполнявший правительственные программы помощи, как у нас бы сказали, «малым народам». Уичоли отправили официальную делегацию к Фернандо в Мехико, чтобы доверить ему восстановление поголовья оленей. Поначалу немало изумившись, он сумел добиться средств для специальной международной программы, и к уичолям были свезены олени из разных заповедников и зоопарков. После этого Фернандо и получил свое почетное звание «Отца реки оленей».

Илл. 79. «Каменные грибы» – изображение грибов-психоделиков. Примерно 2000 г. до н. э. Шаманы горной Гватемалы (Каминальхуйу) использовали подобные средства для вхождения в состояние транса и облегчения «видения»

Мировоззрение уичолей строится на вере в постоянную реинкарнационную связь со своими прапредками. Когда человек умирает, его душа направляется в небо или в море (на запад), по направлению к селению предков. Потом она возвращается оттуда для возрождения в определенном младенце. Специальные члены общины, именуемые «певцами», по сути шаманы, всегда могут сказать, в ком и когда должна возродиться та или иная душа. Тело покойника для уичолей настолько не имеет значения, что хоронят его где придется и практически никогда не навещают. Зато сразу же после смерти родственники отправляются в пещеру предков, что неподалеку от селения Санта-Катарина, чтобы оставить там специальные подношения. «Навещают» и поминают покойника только в такой пещере. Там же, в священном месте, отмечается момент перехода его души к новорожденному младенцу, которого сразу же после рождения сюда приносит мать. Именно в эту пещеру мы и решили отправиться, чтобы все увидеть своими глазами.

Таким образом, майским днем 1997 года мы собирались на «синюю лестницу неба». Сборы происходили в доме Фернандо в Мехико, куда я накануне прилетела из Мериды. Тиахога, прозванная шефом Бешеной Дакоткой, собирала спальные мешки и продукты, а Фернандо… измельчал на столе сушеный пейот и раскладывал его по мешочкам. Это готовилось угощение уичолям. Пейот или пейотль (Lophora Williamsii) представляет собой особый вид кактуса, доставлявшегося в основном с территории более северных штатов Сакатекас и Дуранго. В древности его добавляли в напитки «для крепости». Для того чтобы у кактуса были галлюциногенные свойства, он должен был вырасти в определенных климатических условиях. Так, например, один из моих мексиканских знакомых, бывший хиппи и шестидесятник (это не только российское явление), а нынче критик глобализма, в своем ранчо в самом богатом предместье Мехико долго ностальгически выращивал пейот в цветочных горшках на специальной терраске. Но оказалось, что в этих условиях и в другом климате растение стало мало чем отличаться от самого обычного кактуса, растеряв почти все свои психоделические свойства.

Надо сказать, что дата похода оговаривалась задолго, а потом несколько раз отодвигалась. Об очередных изменениях индейцы сообщали Фернандо. Причем все делалось в соответствии с древними традициями священных «закрытых» знаний. Вместо того чтобы сразу сообщить о том, что праздник должен происходить в полнолуние, индейцы вели собственные и, видимо, не очень точные расчеты, которые необходимо было корректировать чуть ли не в последнее новолуние. О наших способностях рассчитать этот сверхсложный цикл индейцы явно и не подозревали, и потому все выглядело так, как если бы некий очень мудрый жрец «определял» день праздника (майское полнолуние) только ему доступными способами, «непостижимыми» для обычного человека. Наконец был дан окончательный знак, и мы вылетели в Гвадалахару.

Илл. 80. Некоторые галлюциногенные вещества, например настой из корня водяной лилии, древние майя вводили при помощи клизмы, чтобы избежать рвоты, неприятных ощущений, а также чтобы ускорить достижение эффекта

Добраться от Гвадалахары до пещеры предков уичолей можно двумя способами. Первый – это доехать до ближайшего «заповедного» селения на машине, а потом несколько дней пробираться пешком или на мулах по тропам. Второй – долететь на пятиместном самолетике до центрального поселка с 800-метровой взлетно-посадочной полосой, оплатить его возвращение в определенный день и добираться всего два-три дня до нужного места все так же пешком или на мулах по тропам среди гор и ущелий. В обоих случаях чужаков должен сопровождать специальный человек, выделенный общиной. Он является не только проводником и погонщиком мулов, но и тем, кто запрашивает разрешение у властей, духов и богов на продвижение по землям уичолей.

Рядом со взлетной полосой валялось нечто похожее на холодильник, что вызвало бурное возмущение у Бешеной Дакотки. Это был вовсе не холодильник, а туалет, устанавливавшийся поверх обычной ямы. Оказалось, что совсем недавно это чудо цивилизации усилиями самой Тиахоги было торжественно открыто прямо посреди поселка. Но как только заглох гул моторов самолета, увозившего высокую делегацию, индейцы с удовольствием разгромили туалет и выкинули его в лес. Та страсть, с которой Бешеная Дакотка не переставала повторять в своих горестных причитаниях слово «туалет», меня несколько удивила. Но весь смысл этой общественной драмы открылся несколько позже, когда мы добрались до ближайшего поселка…

Наша небольшая экспедиция состояла из Фернандо – «Отца реки оленей», Тиахоги, доставлявшей в селения заменитель материнского молока для истощенных младенцев и попытавшейся установить первый «цивильный» сортир, врача Хуана, обследовавшего и лечившего индейцев, и меня, человека, единственной заслугой которого перед уичолями была дружба со всеми остальными. Правда, позже выяснилось, что и у меня было важное достоинство – только я могла произносить звук «ы», который есть в уичольском языке и который ни за что не сумеют произнести ни испаноязычные мексиканцы, ни тем более американцы. Оказалось, что именно через меня местные духи решили передавать свои послания. Сопровождали нас двое – Марселино, занимавший в селении административный пост и выполнявший функции жреца-шамана маракаме, и Лино, должностью которого было хранение и соблюдение традиций. Дата нашего приезда, которая так долго высчитывалась индейцами, совпадала с главным событием года – хикури нейра – праздником пейота, который должен был проходить в шестое полнолуние после зимнего солнцестояния, накануне сезона дождей. Это был праздник уичольской «троицы», в которую входят олень, пейот и маис. Дело в том, что праздник состоял в принесении в жертву оленя (или его заменителя бычка), общении с богами с помощью пейота-психоделика и тем самым получении разрешения на посевные работы. Мы же приехали накануне этого события, чтобы успеть посетить пещеру предков.

Ах, как прекрасен бутон Хикури! Пойдем же на его землю, где он возник и где он прячется, как олень, затаившийся в траве Вирикоты. Путь к бутонам здесь пролегает. Через Вирикоту пролегает. Говорят, что ты здесь, и я иду искать тебя. И хотя я не безгрешен, как ты, я иду здесь, и иду за тобой. Вирикота, Вирикота, кто знает, почему плачут бутоны? Кто мог бы это объяснить? Кто может об этом догадаться? Вирикота, Вирикота, кто знает, почему бутоны плачут. Вирикота, Вирикота, где рождаются бутоны, где цветут бутоны, ожерелья из цветов и ветра, Вирикота. Там, у подножья Вечной Горы, дышат бутоны: божественное одеяние, влага любящей матери: роса. И из сердца пейота выходит туман, Голубой Олень выходит, спускается дождь, спускается Голубой Олень. Восходит маис, раскрывается бутон. Поет бутон: «Я – Олень». А олень поет: «Я – Бутон». И там, в божественной земле, слышна песня. Поют боги, горы и холмы поют, и поют бутоны. Только там, в Вирикоте, слышна песнь жизни, вечная песнь жизни, Только там, в Вирикоте, только там можно услышать ее.

Илл. 81. Селение уичолей Почотита. Храм Венеры с центральной площадью селения, где проходят пейотные церемонии

Традиционное поселение уичолей имеет круговую планировку. Оно состоит из прямоугольных домиков вокруг центральной площади. В селении Почотита, где нам пришлось провести первые два дня, с восточной стороны центральной площади располагается маленький квадратный храм Солнца с высокими ступенями. Ступени вели в святилище, скрывая замурованную камеру, в которой, по всей видимости, должны были находиться кости священного предка и оленя. Именно в этом святилище нам пришлось ночевать, с трудом разместив спальные мешки на полу вокруг маленького алтаря.

Устройство мира воплощено в самой планировке селения: ступени от Храма Солнца, расположенного в восточной части поселка, спускаются к круглой площади, на которой проходят праздники. С другой, западной, стороны, прямо напротив храма Солнца и как бы чуть внизу, стоит круглый храм Венеры. В этом большом здании происходят собрания жителей селения для принятия коллективных решений. Здесь же, у опорных «мировых» столбов, стоят маленькие плетеные стульчики – «для предков». В стене с северной стороны находятся семь ниш, символизирующие общую для Мезоамерики идею семи северных пещер прапредков. Центральная ниша несколько крупнее остальных. Все компоненты этого архитектурного ансамбля предусматривают возможность наблюдения за движением небесных тел: Солнца, Венеры, Луны и некоторых звезд и созвездий.

Само селение ограждено частоколом и имеет двое ворот: с востока – вход, а с севера – выход, который практически всегда закрыт, и им не пользуются. Жизнь протекает в восточной и южной части площади, тогда как западная и северная части остаются пустыми. Незакрывающийся кран от тоненькой трубы водопровода был установлен за восточным входом в селение. Вода стекала в небольшое корытце, а затем выливалась, образуя огромную непросыхающую лужу. Фернандо тут же озаботился идеей вывести эту воду на специальные участки, где можно было бы развести огород. Правда, индейцы с трудом воспринимали подобные новшества – они не были огородниками. А мыться приходилось ночью, при свете звезд, над тем самым корытцем, где тут же радостно похрюкивала поджарая свинья или фыркала на мыльный запах тощая корова. Этих назойливых конкурентов приходилось отпихивать от струйки воды локтями.

Илл. 82. Поза и выражение лица этой женщины позволяют предположить, что перед нами жрица-пророчица, вещающая в состоянии транса. Фигурка обнаружена неподалеку от Эль-Сапоталя (штат Веракрус) и относится к классическому периоду

Дома должностных лиц, обязательно обладающих и духовными функциями, тяготеют к юго-западному сектору. В этом же направлении, как бы примыкая к основному кругу, расположено достаточно большое владение местного «кулака» – торговца, который упрашивал меня привезти ему два мешка бисера «по хорошей цене». Забавно, но этот примитивно хитрый и откровенно жадный персонаж выглядел как типичный крестьянский «кровосос» из описаний российского быта начала века. Причем даже по своим физическим характеристикам он отличался от остальных. Если у Лино или Марселино был высокий лоб, узкий нос и вообще то, что называется «узкая кость», то «кулак» отличался кряжистостью, широким лицом с низким лбом и приплюснутым носом.

В гости к предкам уичолей

Утром проводники привели мулов и лошадь, на которых нагрузили рюкзаки, и наша маленькая экспедиция двинулись в путь. Предварительно проводникам в качестве дара был выдан толченый пейот. Сразу же пожевав его, они смазали себе этой кашицей ноги – якобы «от боли в суставах». Впрочем, этот сухой кактус они жевали постоянно, утверждая, что он придает им силы. Надо заметить, что я пейот не жевала, но весь путь проделала наравне со всеми, хотя и не привыкла столько ходить по горам.

Пешее путешествие по горным тропам поразило меня тем, что местами под ногами оказывались целые россыпи красивейших ярких агатов и других полудрагоценных камней. Однако уичоли обрабатывать камни не умеют, а свои «традиционные» изделия изготовляют из привозного бисера. Это почти единственный для уичолей способ заработать деньги.

Всю дорогу Марселино и Лино были заняты переговорами с местными духами. Согласно древним и современным представлениям уичолей, каждый объект – горы, пещера, огонь, дерево и т. д. – обладает собственным «духом», у которого обязательно надо спрашивать разрешения для совершения любого действия. Причем это разрешение может быть получено в виде самых разнообразных «знаков». Знамения должны были выразить позицию этих духов относительно нашего появления и наших намерений – допуск чужих, пусть даже «Отца реки оленей», в пещеру предков был делом исключительным и, видимо, потенциально опасным для общины. И потому, даже согласившись пустить и сопровождать нас в священное ущелье, несмотря на бесконечное запрашивание разрешений как у своих духовных властей, так и у многочисленных божеств, наши проводники постоянно ждали особого знака. И тот не заставил себя ждать, выбрав почему-то меня.

Дело было так. Устав от длительного пешего перехода по горным тропам, я решила продолжить путь верхом – но казавшаяся смирной лошадь тут же скинула меня и попыталась забить копытами. Катаясь по земле и запутавшись в веревке, я отчаянно пыталась увернуться от ударов. Индейцы, ко всеобщему изумлению, вместо того чтобы броситься на помощь, некоторое время молча наблюдали за происходящим. И только когда для них стало очевидным, что «мой дух победил духа гор», они отвели лошадь. Как позже объяснил Лино, это был важный знак того, что чужих можно вести в священное место. Как особое знамение было расценено то, что я вышла из этой достаточно сложной ситуации без единой царапины. Моему возмущению не было предела – но для проводников важнее всего оказался «знак» согласия божественных предков. Это согласие обеспечивало безопасность всех уичолей, поэтому чья-то жизнь не имела никакого общественного значения.

Так мы добрались до селения Санта-Катарина – того самого, откуда некогда изгнали построивших храм миссионеров. Этот поселок был крупнее Почотиты и не имел традиционной планировки. Здесь было даже изумительное изобретение: к стене дома пристраивалась маленькая кабинка, наподобие раздевалок на пляже, куда можно было занести ведро холодной, естественно, воды и помыться! Ночевали мы в достаточно просторном длинном прямоугольном доме, где жила большая семья индейцев. Спальники укладывались опять прямо на заплеванный утоптанный глиняный пол, неподалеку от очага – большого костра, на котором готовилась пища. Собаки и свиньи время от времени забегали с улицы в дом и деловито обнюхивали рюкзаки. Как и в селении Почотита, нам пришлось делиться едой с жителями Санта-Катарины, как и они делились с нами последней маисовой лепешкой. Жить по-иному в этих голодных условиях нельзя. О суровости условий существования свидетельствует и такой шокирующий штрих: мест «общественного пользования» здесь не существует, и потому все справляют нужду в кустах и за пригорками «на чистом воздухе». При этом вслед за человеком бредут свиньи и собаки, в надежде поживиться экскрементами…

Ночью доктора Хуана разбудил встревоженный индеец: его жену ужалил скорпион. Сами индейцы спят на невысоких, около 10 см, деревянных настилах, чтобы спастись от насекомых и прочих ползающих тварей. Однако скорпион как-то забрался на настил, где спала молодая женщина. Доктор Хуан сделал инъекцию противоядия – оказалось, что это всего лишь антигистаминное средство, и главное в таких обстоятельствах – это успеть предотвратить аллергическую реакцию. Вскоре напуганная индеанка уснула, и все тоже отправились спать, с опаской перетрясая спальные мешки и убирая ботинки, где также очень любят прятаться скорпионы. Оставшаяся часть ночи прошла без приключений, и рано утром, уже без мулов и багажа, мы отправились в пещеру предков, следуя друг за другом по едва заметной тропе. Именно здесь я поняла, что такое «индейская цепочка». Это не просто хождение «след в след» по крутым каменистым склонам. Это когда один, наиболее опытный, идет первым в цепочке, быстро определяя место, куда поставить ногу. А следующий за ним, полностью отключая сознание, переходит на особый шаг, автоматически ставя ногу в невидимый след предшественника. И так идут все, не тратя время и силы на раздумья и выбор пути. Этот способ напоминает описанную доном Хуаном технику хождения, когда расфокусированное внимание позволяет интуитивно выбрать место, куда ставить ногу при ходьбе по сложной местности.

К пещере мы добрались, когда солнце уже было почти в зените. Само проникновение в это природное святилище отождествляется с инициацией и сопровождается очистительными обрядами и молитвами.

Инициационные ритуалы существуют или существовали у разных народов. Их содержанием является имитация реинкарнационного цикла: смерть и возрождение в новом качестве. Возрождение всегда обставляется весьма реалистически – это символический проход через женские гениталии. У разных народов существовало несколько вариантов этого обряда: проползание между ног женщины или же отождествление женских детородных органов с каким-либо объектом.

Наша инициация выглядела так: мы выстроились вокруг Лино, стоявшего спиной к скале, перед самым входом в пещеру. В щель были воткнуты привязанные красной ниткой к палочкам перья – священный предмет. Лино стал бормотать молитвы, обмахивая каждого по очереди с головы до ног перьями и окропляя девственной водой. Затем перья следовало также воткнуть в щель. Суть молитвы сводилась к уговорам отказаться от плохих мыслей и поступков, что напомнило мне христианскую литургию. Только после этого можно было продолжить обряд инициации и заодно войти в пещеру по узенькому проходу над обрывом. Затем следовала тесная, шириной не более полутора метров, расщелина между вертикальными, устремленными в небо, обрывами скал. Этот единственный доступ в пещеру в представлениях индейцев уподоблен женскому влагалищу. Причем небольшой продолговатый камень посреди узкой дорожки символизирует клитор. Об этом со всеми физиологическими подробностями буднично сообщил Марселино, что ввергло мою приятельницу Тиахогу – не этнографа – в некоторый шок. Далее человек попадает в пещеру «матери-земли», отождествляемой с материнским лоном. Центральным местом этого святилища является расположенный прямо у северной стены на скользком почти вертикальном возвышении крохотный, диаметром около 20 см, источник серной воды. С западной стороны этой «пещеры-матки» бьет источник чистейшей горной воды, который в сезон дождей превращается в бурный поток. Вход в эту каменную пещеру-матку приравнивается к смерти, а выход – к рождению.

При входе в каменистое священное «лоно матери» нами был получен еще один «знак». Повезло опять мне – я чуть не наступила на ядовитую змею, которая никуда не ползла, а извивалась, зарывшись головой в гальку. Лино и Марселино долго стояли и смотрели на нее, пытаясь понять смысл знака. Логика их рассуждений была примерно такова: я на змею не наступила и она меня не пыталась укусить – это хорошо. Змея от меня не бежала – это тоже хорошо. Обычно змеи так не делают, и поведение ее было расценено как странное. В целом же знак следовало воспринять как благоприятный: можно входить в пещеру.

Илл. 83. Фигурки из штата Веракрус часто изображают улыбающихся людей. Существует предположение, что это состояние достигалось с помощью специальных наркотических средств

Вся система ущелья, ведущего в пещеру предков, построена на комбинации направлений на север и на запад. При этом само ущелье как бы изогнуто в форме буквы U, на левой оконечности которой расположена «мать-пещера», а на правой – «пещера душ». Таким образом, к душам умерших можно пробраться, лишь пройдя через «материнское лоно» и совершив затем долгое и достаточно рискованное путешествие по каньону.

Само обиталище душ умерших представляло собой неглубокую нишу. Обрушившийся каменный блок некогда покрывавшего эту часть пещеры верхнего свода производил впечатление следов вселенской катастрофы или рухнувшей крыши некого гигантского сооружения, соизмеримого разве что с творениями богов. Здесь не было источника воды, но был «водяной глаз» – место, где вода просачивались сверху, сквозь толщу каменного свода. Рядом с ним был прорыт небольшой, в рост человека, тоннель примерно 10-метровой длины. Именно здесь находилось множество ритуальных пучков перьев, воткнутых в грунт, и следы возжиганий.

У самого входа в это таинственное место, прямо над глубоким ущельем, располагалась небольшая площадка с кострищем и семью маленькими домиками – храмами. Высота домика едва превышала человеческий рост, а площадь составляла не более квадратного метра. Число домиков – семь – также соответствовало общим представлениям мексиканских индейцев о «Семи Оставленных Домах», «Семи Ущельях» или «Семи Пещерах». Однако главным считался один из домиков, поставленный ближе всего к ритуальному костру. В домиках полагалось оставлять подношения богам. Они могли быть самыми простыми – от вышедших из употребления монет, пуговиц и перьев до сосудов и более дорогих подарков. Причем самые дешевые подарки просто клались на пол, ценные крепились к балкам домика, а самые священные укладывались в ямку посреди пола под камень. Оказалось, что у всех, кроме меня, были припасенные заранее подношения – а мне пришлось снять с себя часы и в качестве достаточно ценного подношения подвесить их на балку домика. Больше всего меня поразил обрыв ущелья – он, как хорошая городская свалка, весь был завален «старыми» подношениями, регулярно выбрасываемыми, чтобы освободить место для «новых».

На еще одной нависшей над ущельем площадочке, справа от кострища, были выложены отбеленные временем оленьи черепа и рога. Они принадлежали тем животным, что ежегодно приносились в жертву во время главного праздника. Казалось невозможным, что уичоли или их предшественники приходили сюда на протяжении не десятилетий, а многих и многих столетий, оставляя кости оленей, огромные завалы подношений и многометровый слой угля в кострище. Эти самые залежи угля и потрясли воображение инженера Фернандо, по совместительству «Отца реки оленей», решившего во что бы то ни стало определить год, когда костер был здесь зажжен впервые. Подготовился он к этому мероприятию весьма основательно. Во-первых, никому ничего не сказал заранее – чтобы не отговаривали. Во-вторых, притащил в рюкзаке здоровенный ручной бур. В-третьих, договорился с лабораторией в США о проведении анализа.

Когда дары были поднесены, а пещера тщательно обследована, Фернандо совершил, с точки зрения индейцев, невозможное – он достал бур и начал деловито ворошить кострище, пытаясь добраться как можно глубже. Попутно он, правда, пытался объяснить индейцам что-то про радиоуглеродный анализ и выяснение древности этого святилища. Однако на потрясенных Лино и Марселино больно было смотреть. Они наотрез отказались помогать ему, как, впрочем, и все остальные. Наконец кусочки угля были добыты и надежно упакованы. Мы возвращались обратно в осуждающем молчании индейцев. Инициационный выход через «материнское лоно» прошел благополучно, что несколько успокоило индейцев. Обратный путь удалось сократить – для этого следовало подняться по 10-метровой вертикальной скале, цепляясь руками и ставя носки ступней в небольшие выемки. Это оказалось не так уж сложно, а Лино поднял наверх даже свою собаку.

К вечеру, когда уже совсем стемнело, мы добрались до Санта-Катарины. Измученные, улеглись спать, чтобы на рассвете двинуться обратно. Однако утром оказалось, что Лино так пьян, что даже не может идти. Хитрый индеец улегся у крана с водой и демонстративно осушал бутылку за бутылкой, даже не оседлав мулов. Стало ясно, что с нами он не пойдет. Делал он это специально, хотя, с точки зрения законов общины, тем самым нарушал общественное поручение. Но оставаться с теми, кто кощунственно отнесся к племенной святыне, представлялось хранителю индейских традиций куда большим преступлением. Духи подобного не прощают. Марселино нас не бросил, но всю дорогу в разговорах со мной осуждал Фернандо, хотя тот клялся, что вернет уголь, как только получит результаты анализа. Тем временем мулы разбежались по горам, и нам пришлось долго их ловить. Где-то на полдороги мы встретили собаку Лино – это означало, что якобы пьяный индеец уже опередил нас, но встречаться с нами в его намерения не входило. На третий день удалось, наконец, добраться до взлетной полосы. Прилетевший вовремя самолетик показался инопланетным кораблем, и я даже не морщилась, когда он ухал в вихревые потоки над каньонами.

Благодаря чудесам цивилизации мы уже к вечеру оказались в Мехико, включая с умилением горячий душ и радуясь электричеству. Великолепное путешествие осталось позади. Все остались целы и невредимы – и лишь у «Отца реки оленей» с этого момента начались неприятности. При этом всем почему-то казалось очевидным, что они должны были прекратиться с возвращением угля в пещеру предков. Так оно, впрочем, и случилось четыре месяца спустя. Было ли это простое совпадение или самовнушение, но духи уичолей защищали племя как могли.

Я дерево из ветра и могу превратиться в мужчину и женщину. Когда я мужчина — увожу с собой женщин. Когда же я женщина — то заманиваю мужчин. Я – пьяница и сумасшедший, и нет в мире большего безумца, чем я. И потому зовут меня Тауэкаме. Я многое могу, могу быть плохим и могу быть хорошим. Различные цветы одеждой мне служат. Учу игре на скрипке, но меня должны терпеть, так как я пьян и безумен. Не надо обращать внимания на мой крик и на то, что я говорю. Мне нравится бродить по скалам и бегать в горах. Вы быстрее научитесь вашей игре на скрипке, не обращая на меня внимания. Нет, вы не свихнетесь взглянув на меня, не бойтесь, я иду по Туки, Туки из радуги, из цветочных гирлянд, из пылающих горных серпантинов, покрытых желтой и блестящей пылью. Я учу игре на скрипке. Еще одна пейотная песня

Спустя пару месяцев из лаборатории радиоуглеродного анализа пришел ответ, заставивший Фернандо забыть о несчастиях: добытый им уголь датировался началом нашей эры. Но ведь образцы были взяты практически из верхних слоев кострища! Когда же огонь в пещере предков был зажжен впервые? И кем? Вместо ответа мы получили еще одну загадку.

Глава 14 СОБАКИ, ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ, ИГРА В МЯЧ И ПРОЧИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ ДРЕВНИХ МЕКСИКАНЦЕВ

В этой главе мы коснемся нескольких сюжетов, которые на первый взгляд могут показаться совершенно различными и даже несопоставимыми. Это и роль собаки в жизни индейцев, и значение ритуальной игры в мяч, и так называемые человеческие жертвоприношения. Объединяет их то, что они являются общими практически для всех мезоамериканских культур, поскольку относятся к неким единым мировоззренческим, мифологическим или религиозным представлениям. Причем на уровне мифорелигиозного сознания древнего человека эти явления обладают глубокой внутренней связью, увидеть которую можно только после постижения глубинной сути, казалось бы, очевидных феноменов. Вместе с тем, данные сюжеты помогают составить наиболее полное представление о самобытных цивилизациях Нового Света.

Собака – друг человека на всю жизнь и даже после нее…

Тощая сука вцепилась мне в ногу, обреченно глядя на меня несчастными глазами, в которых выражалась вся мировая скорбь. Челюстей она не разжимала, а на морде было ясно написано: «Ну все, теперь уж точно убьют…» «Собака, ты что?» – спросила я, даже не пытаясь отбиться, и тут заметила, что за доской, отгораживающей угол лестничной площадки, копошится штук восемь слепых щенков. Собака, поняв, что продолжения скандала не будет, нехотя разжала пасть, молча перелезла к своему семейству, горестно поглядывая в сторону суетившихся вокруг меня людей. Не надо быть собачьим психоаналитиком, чтобы понять эту типичную для мексиканской собаки ситуацию. Дело в том, что в Мексике бытовое отношение к собакам поразительно плохое. Бедную, только что ощенившуюся собаку хозяин мастерской догадался поместить на узеньком лестничном переходе, где ее, как это здесь принято, пинали все, кто в этой мастерской работал. Кто из трусости, а кто – чтобы ощутить собственное превосходство хотя бы над несчастной тварью. Я была первым существом, которое не стало бить эту очумевшую от постоянной тревоги мамашу, и потому она удивленно дала мне пройти мимо нее, а потом с облегчением тяпнула за ногу, отомстив всем за все. Достаточно поездив по самым разным местам, я давно поняла, что доброе отношение к животным – это результат или отсутствия голода, или специального воспитания. Так называемые «традиционные общества» относятся к животным исключительно утилитарно – приблизительно так, как это делается в российской деревне или на подмосковной даче: кота кормить не надо – пусть ловит мышей. А если кот мышей не ловит или (например, в городской квартире) их нет, то его можно с чистой совестью «отвезти в лес», выгнать, бросить зимой на даче. Если породистая сука перестала рожать щенков или получать медали, то ее спокойно можно усыпить или «отдать». О подобном отношении к нашим ближайшим соседям даже был сделан замечательный мультипликационный фильм «Жил-был пес». Как бы то ни было, «традиционное» утилитарно-жестокое отношение к животным мне долго казалось противоречащим представлениям о «гармонии сельской жизни на природе», о которой так любят вздыхать экологисты. Порой складывается впечатление, что кот и собака были специально созданы для того, чтобы заставить человека задуматься о чем-то, что выходит за убогие рамки его потребностей (как материальных, так и духовных). Чтобы показать, что существуют любовь и преданность не ради чего-то, пусть даже очень важного и хорошего, а «просто так», «ни за что».

Собака или, как говорил Святой Франциск, «сестра собака» – настоящий друг человека. Нет необходимости убеждать кого-либо в справедливости этого утверждения. В условиях городской цивилизации собака, как, впрочем, и кот, продолжает оставаться единственным животным, которого человек может встретить на улице и которое, больше того, так или иначе вторгается в его жизненное пространство. Сразу оговорюсь, что в древней Америке котов не было – они появились только вместе с испанцами и сразу же заняли подобающее им место. Причем первые коты-мигранты стоили огромных денег. Собаки на Американском континенте жили всегда. Биография индейской собаки красочно изложена в книге мексиканского зоолога Рауля Валадеса Асуа «Мексиканская собака».

Считается, что предок американской собаки был выведен на северо-востоке Сибири или на Аляске из некой разновидности китайского волка. И случилось это судьбоносное событие по крайней мере 20 тысяч лет тому назад. Подтверждение тому – многочисленные находки костных останков возрастом от 15 до 10 тысяч лет, которые обнаруживаются и на севере Китая, и на востоке Сибири, и на Аляске, и на северо-западе Канады. Найденные скелеты отчетливо демонстрируют последовательные этапы перехода от волка к собаке. Волки и примитивные собиратели долго и отчаянно соперничали между собой за дичь, за место в пещере и за право на жизнь, пока не пришли к взаимовыгодному решению: идти вместе – и по жизни, и после нее.

Самая древняя порода индейской собаки – это короткошерстый пес рыжеватого цвета с висящими ушками и хвостом крючком. В литературе его называют «обычной собакой», или искуинтли.

Типичная мексиканская собака – голый, с челочкой, со стоящими ушками и кисточкой на хвосте представитель древней породы шолоицкуинтли.

Еще одна разновидность – коротколапый пес со стоящими ушками, который назывался тлальчичи. А вот единственная известная у нас мексиканская порода – маленькая ушастая чиуауа — имеет довольно темное происхождение. По всей видимости, это какое-то производное от коротколапого тлальчичи, появившееся уже в колониальные времена.

Как бы то ни было, уже в VI тысячелетии до н. э. на территории Мексики появляются первые фигурки собаки. А в древних городских центрах Тлатилко (1700–1100 годы до н. э.) и Куикуилко (500–200 годы до н. э.) обнаружены захоронения человека и собаки вместе. В Тлатилко рядом со скорченным на левом боку и ориентированным головой на восток покойником помещалось тело собаки, уложенное также на левый бок и ориентированное головой на юг. Собака укладывалась под прямым углом к человеку, голова к голове.

Собачьи кости часто встречаются в погребальных сосудах. Возможно, собаки помещались туда в качестве еды. Подобное встречается в Тлатилко, Куналане (210–90 годы до н. э.) и Темаматле (1100–500 годы до н. э.).

В Терремоте-Тлалтенко (1000–200 годы до н. э.) и Тлалчиноплане (500–100 годы до н. э.) собачьи останки появляются в мусорных кучах, куда они попадали как пищевые отбросы.

В Теотиуакане в мусорных слоях, относящихся к классическому периоду, обнаружено около 240 скелетов собак – больше было съедено только кроликов. Зато здесь нет ни одного человеческого погребения, которое сопровождалось бы полным скелетом собаки.

А у стен дворца Тетитла, сооруженного в 200–250 годы и просуществовавшего до 700 года, оказались захороненными фрагменты 22 скелетов собак. Это явно были обереги. Несколько почти целых скелетов оказались внутри строительного массива, но это были не захоронения.

В жилом комплексе знати к северо-западу от Пирамиды Солнца, активно заселявшемся около середины VII века, были обнаружены останки более 20 собак. Кости находились среди мусора, в местах ритуальной деятельности и в детских погребениях. Причем в последнем случае обнаруживаются скелеты маленьких щеночков.

Зато в центре Тлахинга, расположенном к югу от Теотиуакана, был обнаружен обычный жилой квартал ремесленников (200–700 годы), где жили ювелиры и гончары. Любопытно, что в этом пролетарском районе нет ни следов религиозной деятельности, ни ритуального использования собак. Здесь их только ели.

Таким образом, археологические материалы убедительно показывают, что знать потребляла собак в религиозных целях, в захоронениях и для ритуальной еды. Обычное же население – просто для еды. Собачатина составляла 10 % потребляемого мяса. Кроме того, наблюдается и еще одна закономерность: на раннем этапе, в формативный период, собак или хоронили специально, или же вместе с человеком, как это часто наблюдается в Тлатилко. Позже, в классический период, ритуальное захоронение собак выходит из практики. Собак прежде всего съедают, а потом уже используют в ритуальных целях.

Однако начиная с VII века н. э. в Толлане неожиданно возрождается традиция погребения человека вместе с собакой. При раскопках были найдены останки 29 собак, из которых 25 оказались в захоронениях. Зато в мусорных отбросах Толлана не оказалось ни одной собачьей кости. Причем, в отличие от классического Теотиуакана, погребения собак обнаруживаются не только у знати, но и в кварталах простых общинников.

В толланском комплексе Серро-Ла-Малинче (750–850 годы) в помещении жилых построек было обнаружено коллективное погребение, где лежали останки десятилетней собаки. Кости собак находились и в прилегающем к зданию внешнем дворике. В районе площади Чарнай в захоронениях 700–1000 годов археологи обнаружили полные или почти полные скелеты 23 собак. Почти все захоронения оказались множественными и содержали до девяти экземпляров, среди которых были и взрослые особи, и молодые щенки, и щенки молочного возраста, и даже неродившиеся зародыши. В некоторых случаях были захоронены собаки одного возраста, в других – разного. Все захоронения находились во дворах. В четырех случаях собаки помещались «для вечной охраны» рядом с каким-либо объектом, в стольких же – рядом с человеческим захоронением и в еще двух – около стен.

На еще более глубокую связь с архаическими религиозными представлениями указывает присутствие останков собак в пещерах. Так, например, в Теотиуакане, в пещерах и туннелях к востоку от Пирамиды Солнца, в 1994–1995 годах были обнаружены три захоронения собак. Это были две взрослые особи и один пятимесячный щенок. Взрослые собаки располагались вместе с человеческими останками напротив входа в нишу, как если бы охраняли ее. Судя по погребальному инвентарю, захоронение было сделано тольтеками в VIII веке н. э. По расположению костей видно, что мертвое животное было закутано в ткань и только затем погребено. Примечательно, что у одной из собак правая передняя лапа была короче остальных. Возможно, это как-то связано с существовавшими в Мезоамерике (и не только) представлениями о том, что убогие и уроды имеют больший доступ к богам.

Как показывают археологические материалы, традиция погребения собак приходит в центральную Мексику с северо-запада, но двумя волнами, как бы от двух разных традиций.

Начиная с IX века, то есть накануне постклассического периода, традиция использования собак в ритуалах видоизменяется и становится более ограниченной. Так, например, в Лас-Минас (Гватемала) была обнаружена мешикская стена, сооруженная в конце XV века, рядом с которой находились два сосуда с остатками кремации человека. Рядом лежал скелет трех-четырехмесячного щенка без костей лап. Под самим комплексом были обнаружены останки трех детей – и тоже без костей пальцев! Остается предполагать, что и собака, и дети были неким подношением кремированному персонажу.

Археологам удалось узнать многое о роли собаки в древнем мексиканском обществе, но кое-что стало известным лишь из устных и письменных источников. Прежде всего это касается использования собак в календарно-ритуальных обрядах.

Так, например, в первый день девятого месяца (tlaxochimaco) полагалась ритуальная еда из собак в честь Уицилопочтли. Считалось, что приношение собаки в жертву означало приношение на землю жизненного огня. Собака соответствовала десятому знаку дня и была связана с огнем, молнией или небесным огнем. Богам от бедных животных доставалось вырванное живым сердце, а остальное съедали участники мероприятия.

В праздник Нового года старухи танцевали с глиняными собачками с пятнами на боку – они символизировали маисовые лепешки. В жертву приносили чернобокую собачку.

По описаниям хрониста Саагуна, человека, умершего от болезни, хоронили вместе с собакой, непременно коричневого цвета. В этом случае собаку надо было убить стрелой. Умершей собаке обвязывали вокруг шеи хлопковую нить и в таком виде помещали в захоронение. Иногда в захоронение помещалась только собачья голова.

Науа считали, что через 80 дней после погребения кости умершего человека и собаки должны быть вынуты и обожжены. Эта процедура повторялась через год и еще раз через четыре года. В каждом случае этим занимались старики. Они жгли кости, обмывали то, что осталось, и укладывали прах в горшок или сосуд, который помещался под полом дома.

У индейцев существует немало мифов о собаках. Причем мифов самых разнообразных, которые, правда, можно объединить в две группы: размножение человека и путешествие по миру мертвых. Согласно одному из них, из первой группы, солнце, когда ухаживало за женщиной, превратило ее в собаку. По другой версии мифа, человеческое существо появилось после того, как женщина была оплодотворена собакой. Нельзя не вспомнить и миф о близнецах, воплощение которого часто встречается на древней иконографии. И мать, и сами близнецы зачастую изображаются в образе собаки с двумя одинаковыми щенками. Это же трио занимает место одного из созвездий в зодиакальном круге, соответствуя Рыбам. Видимо, этот элемент и является связующим со второй группой мифов о собаках.

О собаке как «связнике» между мирами говорится и в эпосе майя-киче «Пополь-Вух». Согласно тексту, собачка перевозит душу умершего в страну предков, помогая ему перебраться через реку гноя и другие препятствия. Легенда «Шуок» современных индейцев чолей также повествует о собаке – посреднике между мирами. Крестьянин отправляется на поиски сбежавшей со священником жены, но его обманом посылают искать смерть. В горах он встречает свою уже умершую собаку по имени Шуок, которая помогает в поисках и благополучно перевозит его в страну мертвых и обратно, соблюдая необходимые меры предосторожности. Человек должен крепко держаться за собачьи уши и не открывать глаз – иначе навсегда останется в преисподней. Пес же по дороге рассказывает седоку об опасностях, которые встречаются им на пути. Любопытно, что сам процесс перемещения между мирами описан в легенде весьма детально, как-то перекликаясь с «Пополь-Вух», но результат всех этих действий, в общем-то, остается маловразумительным.

Итак, характер отношений собаки и человека в древней Мексике имеет несколько аспектов. Первый, совсем прозаический и даже горестный, – это специальное выращивание маленьких лысых собачек для употребления их в пищу, прежде всего на праздничных пиршествах. Второй, более привычный, – использование собаки для охранно-охотничьих заданий, правда, больше в целях создания шумового эффекта. И, наконец, третий, «мистический», – упоминание в мифах собаки как проводника души умершего по потустороннему миру в страну предков. Хотя в формировании подобных представлений вполне мог играть роль и тот банальный факт, что даже при самом невинном укусе собакой человек подвергался риску получить воспаленную рану, последствия которой могли быть непредсказуемыми. Не говоря уже о вполне прогнозируемых и неутешительных результатах бешенства или столбняка, прививок против которых в те времена, как известно, не существовало.

Известно также, что наиболее крупные собаки иногда использовались для переноски грузов, поскольку полноценных тягловых животных в Центральной Америке не было никогда. Надо заметить, что колесных повозок в этих местах не существовало, а на собаку много не нагрузишь. Однако творческая мысль, безусловно, двигалась и в этом направлении, иначе не появилась бы странная для Америки игрушка – собачка на колесиках.

Кроме того, верных собак приносили в жертву, хоронили в качестве оберегов под постройками и помещали в погребения для сопровождения покойников.

Менее известно, что собак еще использовали в медицинских и колдовских целях. Впрочем, в медицинских целях в Мексике лысых (только челка и кисточки на хвосте) собак породы шолоицкуинтли используют и по сей день. Поскольку температура собачьего тела (из-за отсутствия шерсти) выше обычной, их, собак, прикладывают к человеческому телу для прогревания при радикулитах, ревматизме и прочих болезнях. Из колдовских рецептов можно привести один, который вряд ли кто-либо решит опробовать на себе: древние майя считали, что если гноем из глаз старой собаки смазать глаза человека, тот станет ясновидящим («видящим»).

Итак, собака во всем была рядом с человеком, и не удивительно, что в древней Мексике собак специально разводили и продавали за высокую цену. Но хотелось бы в завершение привести слова уже упоминавшегося Рауля Валадеса Асуа: «Самое лучшее – это вспомнить индейскую доиспанскую песню, в которой речь идет о жалобах собак на людей, о том, что они готовы отдать для нас все, а взамен получают лишь пинки и плохое отношение».

Ритуальное очищение костей – каннибализм

По мере проведения археологических работ мексиканским антропологам удалось обнаружить немало случаев ритуального очищения человеческих костей и черепов от плоти и их дальнейшей температурной обработки. Самые крупные находки были сделаны в центральном районе Мексики – городах Тлателькомила, Тетельпан и Тлателолко. Исследования показали, что пиршества здесь происходили еще до начала нашей эры. Сразу было высказано предположение о том, что это ритуальный каннибализм – явление, достаточно широко распространенное не только в Мексике или Мезоамерике, но и у других народов. Хотя вряд ли об этом задумываются миллионы христиан, регулярно причащающихся плоти и крови Христовой и при этом считающих себя людьми цивилизованными и исключительно духовными, особенно в сравнении с другими, менее «продвинутыми».

Однако вернемся к индейцам. На территории мексиканских штатов Гуанахуато, Сакатекас, Дуранго и отчасти Сан-Луис-Потоси сохранилось немало подобного костного материала, относящегося к классическому периоду (100 год до н. э. – 900 год н. э.) и принадлежащего различным группам населения. Рассмотрим один из примеров подобных захоронений, изученный мексиканскими антропологами К. Пихоаном, К. Пастраной и X. Мансильей.

Археологический центр под названием Электра расположен посреди горной долины, в 40 км от города Сан-Луис-Потоси. Наиболее активно эта местность была заселена в 350–800 годы. Главное сооружение центра представляло собой прямоугольный дом на платформе из камня, скрепленного глиной. Стены были сложены из сырцовых кирпичей – адобов, пол был из глины. Археологический центр, к сожалению, не удалось раскопать целиком – как это часто бывает, часть территории оказалась закрыта и разрушена более поздними сооружениями. Однако, судя по планировке, это мог быть достаточно крупный прямоугольный комплекс из смежных комнат, размещенных вокруг центрального дворика. Данная постройка была определена как жилая, тогда как ближайший «церемониальный» комплекс находился на холме неподалеку.

Наиболее ранний горизонт (самый нижний уровень, до которого добрались археологи) представлял собой вымощенный из обработанных камней дворик, вокруг которого, по всей видимости, располагались постройки. Позже этот слой был покрыт еще одним, на котором размещался большой очаг, поверх него и были обнаружены кости нескольких человек. Но и этот горизонт оказался не последним. Над ним были плотно уложены следующие глиняные слои. Они вновь воспроизводили внутренний квадратный дворик со стороной 6,20 м. Вокруг него размещалось квадратное здание, комнаты которого сообщались между собой галереей. Под северной частью помещения была проведена дренажная система. Еще позже вход в этот внутренний дворик был закрыт, напоследок здесь было разбито несколько сосудов, а затем все опять было покрыто новым слоем глины, камня и черепков.

Человеческие кости, вперемешку с большим количеством битой керамики, костей животных (в основном кроликов), угля и пепла, были обнаружены в четвертом слое. Костный материал состоял из поврежденных и неполных, а также целых костей, по преимуществу длинных, уложенных без всякого анатомического порядка. Среди костей оказалось мало позвонков, ребер и ступней, вообще отсутствовали кисти рук. Зато сохранилось несколько черепов и челюстей.

Антропологам стоило большого труда составить представление об общем количестве скелетов. Определив по костным останкам пол и возраст умерших, удалось выяснить, что в данном месте находились скелеты по крайней мере десяти человек, из которых двое являлись детьми: одному было до трех лет, второму – около четырех-шести. Был выявлен один подросток 13–17 лет, одна девушка 18–20 лет и шесть взрослых – трое мужчин, одна женщина, а пол еще двоих определить оказалось невозможно.

Но самое интересное выяснилось в результате анализа повреждений костей. Это были намеренные удары и переломы, которые показали, что до захоронения тело расчленялось, мышечные ткани и связки счищалась с костей, которые, кроме того, специально переламывались. Следы намеренного воздействия (ударов, порезов и переломов) присутствовали на 90 % всех обнаруженных костей. Сначала срезалась и отделялась мышечная масса, а затем подрезались связки с целью расчленения скелета. О снятии мышечной массы свидетельствовали перпендикулярные надрезы на кости. Тип переломов, полученных в результате скручивания, свидетельствует, что кости были еще свежими, не сухими. По всей видимости, такие переломы осуществлялись для извлечения костного мозга. Следы на черепах позволили реконструировать способ снятия кожи и волосного покрова, а также очищения от мышечной ткани. На местах некоторых ударов сохранились следы черной краски. Практически на всех костях было обнаружено небольшое количество красной краски. Кроме того, характер термического воздействия свидетельствует не о прямом нахождении тела в огне, а о, по всей видимости, варении.

Илл. 84. Так выглядело сооружение под названием «цомпантли» в изображении испанского хрониста. Это были черепа, нанизанные на палки

Антропологи связывают ритуальное очищение и выставление, а также захоронение костей с приходом в центральную Мексику некой традиции с севера, где она отмечается еще в преклассический (1000–100 годы до н. э.) и раннеклассический (100 год до н. э. – 500 год н. э.) периоды. Затем, в позднеклассический период (600–900 годы), эта традиция распространяется по центральной Мексике и уже в постклассический период (1000–1500 годы) приобретает исключительный размах на большей части региона.

Известно, что уже в позднеклассический период человеческие черепа и берцовые кости даже специально выставлялись в храмах. Но своей кульминации эта практика достигла в постклассический период в горной зоне, где были распространены коллективные захоронения расчлененных скелетов и выставление в храмах костей, в основном все тех же черепов и берцовых костей. Эти замечательные инсталляции и получили название цомпантли.

Анализ состояния костей убедительно доказывает, что кости с подобными повреждениями являются свидетельством практик ритуального каннибализма. Хронист XVI века Диего де Ланда в уже упоминавшемся изумительном труде «Сообщение о делах в Юкатане» не оставил без внимания подобные практики, существовавшие у юкатанских майя: «Этих принесенных в жертву сообща они имели обычай погребать во дворе храма или иначе съедали их, разделив среди сеньоров и тех, кому хватило, а кисти рук, ступни ног и голова принадлежали жрецу и служителям. Этих принесенных в жертву они считали святыми. Если же это были пленники, захваченные на войне, их господин забирал кости, чтобы извлекать во время танцев как трофей в знак победы». В других случаях «после победы они вырывали у мертвого челюсть и, очищенную от мяса, держали в руке. Во время своих войн они приносили большие жертвы из добычи, а если брали в плен какого-либо выдающегося человека, его приносили в жертву немедленно – во избежание возможного вреда».

Вместе с тем надо заметить, что массовые жертвоприношения – это достаточно поздняя традиция, сформировавшаяся в центральной Мексике под влиянием новой идеологии, о чем уже говорилось в предыдущих главах. В классические времена отношение к жертвоприношениям было иным.

Жертвоприношения или посланничество?

Авторы приключенческих романов, и не только они, немало потрудились над созданием образа «кровожадного, жестокого индейца», забывая об обычаях собственных предков – ведь не секрет, что кровавые жертвоприношения практиковались фактически у всех древних народов. По их представлениям, кровь и дыхание являлись вместилищами души. Именно душа человека, освобожденная от тела, отправлялась к богам и передавала им просьбы и молитвы людей. Таким образом, то, что принято называть человеческим жертвоприношением, ни в коей мере не свидетельствовало о какой-то «исключительной жестокости». Этот акт рассматривался как послание избранного, лучшего из лучших, к богам – наподобие Христа-Спасителя.

Появившись в XVI веке в Новом Свете, испанцы запретили эту, по их авторитетному заключению, варварскую практику. Индейцы же не переставали удивляться жестокости обитателей Старого Света, распявших Христа – а индейцы воспринимали его именно как посланника к Единому Богу – без всякого наркотического снадобья и причинивших ему невыносимые физические мучения. Кроме того, в древности посланников к богам отправляли лишь в особо важные и сложные моменты.

Илл. 85. «Отправление посланника» путем пускания крови. Именно этот обряд с появлением испанцев индейцы стали отождествлять с распятием Христа

Посланники должны были ходатайствовать о благополучии и предотвращении бедствий. К богам отсылались как регулярные посланники (во время праздников), так и чрезвычайные – по каким-то исключительным причинам: неурожай, засуха, бедствие, эпидемия и т. д. Большинство жертвоприношений не предполагало умерщвления человека. Это могла быть подносимая богам пища, или животные, или же просто ритуальные курения копала или пома – смол наподобие ладана. Так, согласно Ланде, по праздникам приносились в жертву животные, в «случаях несчастья или опасности» – специально выбранные члены общины.

К экзотическим, но не смертельным способам общения с божественными прапредками можно отнести известный у майя «обряд нанизывания», который Ланда расценивал как вариант принесения в жертву собственной крови: «В одних случаях они приносили в жертву собственную кровь, разрезая уши лоскутками… В других случаях они протыкали щеки или нижнюю губу, или надрезывали части своего тела, или протыкали язык с боков и продевали через отверстие соломинку с величайшей болью. Или же надрезали себе крайнюю плоть, оставляя ее как и уши. В других случаях они делали бесчестное и печальное жертвоприношение. Те, кто его совершали, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку. Сделав это, они продевали сквозь отверстия возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их связанными и нанизанными. Затем они смазывали кровью всех этих членов демона».

Другим способом жертвоприношений известен, например, «Колодец жертв» в Чичен-Ице, куда сбрасывался связанный посланник, и, если богам было угодно, они возвращали его в течение трех дней. История сохранила лишь один случай такого «возвращения». Некий Хунак Кеель, сброшенный в воду и чудом (или же в результате заговора) спасшийся, стал править Майяпаном от имени богов, претендуя на гегемонию уже во всем Юкатане. Отправляли к богам юношей и девушек, по преимуществу девственных – за этим следили специально. Жрецы считали важным сохранение чистоты «души-крови», к тому же необходимо было исключить всякое постороннее влияние. У Ланды даже имеется специальный по этому поводу комментарий: «Кроме праздников, на которых приносили в жертву животных, также из-за какого-либо несчастья или опасности жрец или чиланы приказывали им принести в жертву людей… Некоторые по набожности отдавали своих детей, которых очень услаждали до дня их [жертвоприношения] и очень оберегали, чтобы они не убежали или не осквернились каким-либо плотским грехом. Между тем их водили из селения в селение с танцами, они помогали жрецам, чиланам и другим должностным лицам».

Помимо кидания в колодец, практиковалось также вырывание сердца еще «живым». Этот способ также описан Диего де Ландой: «Они делали во дворе храма большой курган из камней и клали человека или собаку, которых должны были принести в жертву, на что-либо более высокое… Связанную жертву, брошенную с высоты на камни, схватывали служители и с большой быстротой вырывали сердце, несли к новому идолу и подносили ему между двумя блюдами. Подносили дары из пищи. В этот праздник старухи селения, избранные для этого, танцевали, одетые в особые одеяния. Они говорили, что спускался ангел и принимал это жертвоприношение». В некоторых случаях уже мертвое тело сбрасывали с лестницы пирамиды, чтобы оно скатилось по ступеням вниз. Специальные служители подбирали его и сдирали всю кожу целиком, кроме кистей рук и ступней. Эти части тела забирал жрец, поскольку они не могли находиться в послетрапезном захоронении. После чего жрец, раздевшийся догола, надевал на себя эту кожу и участвовал в коллективных торжествах.

Илл. 86. Священный «Колодец жертв» в Чичен-Ице

Головы, в случае если принесенный в жертву был членом общины, тоже забирались жрецами. Надо заметить, что отрезание головы относилось к самым архаическим способам принесения жертвы, о чем свидетельствуют самые ранние мезоамериканские монументальные изображения. Отчасти это связано с тем, что знак, передающий глаз и на языке майя читавшийся ич, обозначал еще и понятия «голова», «душа», «плод», которые становились как бы тождественными. Если же в жертву приносились пленники, то с их головами поступали иначе. Например, их могли высушивать, вынимая особым способом кости черепа, затем, уже маленькими, головы подвешивались к поясу победителя. От пленников оставляли челюсти и берцовые кости. У майя берцовые кости даже покрывались победными надписями. Так, например, текст около фигурного изображения воина на гравированной берцовой кости, относящейся к 600–900 годам и обнаруженной в одном из захоронений на острове Хайна, восхваляет военачальника, взявшего пленника.

Другой способ отправления посланника относился к разряду кровопусканий и более всего напоминал ритуал распятия Христа. Уходящего к богу (мужчину или женщину) привязывали к столбу и начинали наносить раны копьем или стрелами, чтобы извлечь кровь. Кровь должна была «дымясь» вытекать из тела – это считалось высвобождением души. Если же кровь сворачивалась, то душа оказывалась взаперти. Для того чтобы облегчить страдания жертвы, использовалось наркотическое питье и даже гипноз. Да и весь обряд, сопровождавшийся специальными песнопениями и ритмическими танцами, производил на всех участников завораживающее (фасцинирующее) воздействие. Отправлявшийся к богам считался не страдальцем, а достойнейшим героем, отказавшимся от личного ради общественного.

При появлении миссионеров именно этот обряд индейцы восприняли как распятие и продолжали, несмотря на запреты, тайно практиковать его, прячась в пещерах. В середине XVI века распятие индейцами майя младенца в пещере неподалеку от Мани (на Юкатане) послужило поводом для проведения расследования инквизицией и затем организации знаменитого аутодафе.

Под давлением католической церкви обряд постепенно преобразовался в некий ритуальный спектакль, получивший название «танец с початками», где меткие лучники стреляли уже не в человека, а в подбрасываемый початок маиса. Вот как об этом повествует достаточно поздняя легенда гватемальских индейцев.

«Очень-очень давно, когда киче и какчикели еще были друзьями, отец Уциля во время охоты спас жизнь Порону. И тот теперь явился якобы вернуть свой долг и сообщить, что Великий Ахав Кукумац даровал ему свободу. При этом поставил условие: юноша должен принять участие в танце початка – священном ритуале в честь бога огня Тохиля, назначенном на ближайший праздник.

Этот ритуал существовал у киче еще в незапамятные времена. Состоял он в следующем: Ахав, как это полагалось, бросал в воздух лучший початок из прошлого урожая. И он не должен был упасть, пока не потеряет последнего зерна. Для этого тринадцать заранее избранных лучших лучников должны были пускать в него свои стрелы. Число тринадцать соответствовало тринадцати богам небесных сфер.

Уциль, узнав о том, что ему предстояло делать в танце, дал свое согласие. И тут же был освобожден. Но, как свидетельствует легенда, в тот же день оказался в ином плену – плену чар девушки Сакар, которую полюбил в тот самый миг, как увидел в темнице.

Народ киче всегда почитал бога Тохиля и потому с таким нетерпением ожидал приближения праздника танца початка. В центре площади селения был установлен алтарь с каменной фигурой бога. В предназначенном для правителя месте находился Кукумац. С ним была его свита, украшением которой стало присутствие прекрасной Сакар. За несколько минут до начала церемонии один за другим вышли избранные стрелки. Последним следовал У циль, который, как и все остальные, сделал круг по площади, подошел к трону Кукумаца, поклонился. Сделав это, положил лук и колчан у статуи Тохиля и направился на свое место. И тогда он бросил пламенный взгляд на Сакар. Все были так заняты праздником, что никто этого не заметил – кроме некого Чохинеля, безнадежно влюбленного в прекрасную девушку и потому заметившего также и ее ответный взор.

Двенадцать стрелков киче и тринадцатый Уциль встали на предназначенные им места – Ахав Порон бросил в воздух початок. Потом полетели двенадцать стрел, заставившие плясать в воздухе початок. У циль же стоял, не выпустив ни одной стрелы! Негодование прокатилось по рядам зрителей, но они не крикнули ни одного возмущенного слова, поскольку боялись отвлечь внимание остальных лучников и испортить праздник. Когда же початок без единого зернышка упал на землю, все начали возмущаться. Народ громогласно требовал смерти Уциля.

Илл. 87. Изображение на керамическом сосуде майя (классический период), воспроизводящее ритуальную игру в мяч. Размеры мяча сильно преувеличены – видимо, чтобы поместить в этот круг надпись. Поперечные полосы символизируют ступени – вход в мир мертвых. Тщательно воспроизведена одежда игроков

Двое лучников схватили юношу и привели к буквально ослепленному от ярости Кукумацу.

– Несчастный чужеземец, ты осмелился оскорбить наших богов и наш народ! Такое оскорбление не может быть прощено. Я прикажу немедленно убить тебя, чтобы успокоить гнев Тохиля. Уйди с моих глаз!

Когда же правитель умолк, заговорил Уциль:

– Уйми свой гнев и выслушай чужеземца, которого ты назвал нечестивым! Не принимая участия в танце, я не хотел оскорбить ни вас, ни ваш народ, ни ваших богов, которые также и мои боги. Напротив, мною руководило желание высказать вам всю мою признательность, сделав в одиночку то, что выполнили двенадцать ваших лучников! Даруй мне милость воздать эти почести Тохилю, а если я не смогу сделать этого, то заплачу своей жизнью!

– Если таковы твои намерения, неблагоразумный чужеземец, то я согласен оказать тебе эту милость. Но горе тебе и твоему народу, если не сумеешь выполнить обещанного.

Все, как прежде, встали на свои места. Единственное, о чем попросил Уциль, – побыстрее подавать ему стрелы. Ахав приказал тем же двенадцати лучникам помогать Уцилю и бросил початок в воздух.

Только два или три зерна оставались в початке, плясавшем под стрелами какчикеля. Но тут ревнивый Чохинель, вместо того чтобы подать последнюю стрелу, уронил ее на землю. Ослепнув от гнева, прекрасный юноша подобрал стрелу и выстрелил прямо в коварного соперника. Сраженный, тот упал к подножью алтаря.

Взбешенный правитель и народ потребовали казни Уциля, который все же оскорбил богов, внеся в праздник сумятицу и неразбериху. Этим и воспользовался он, чтобы взобраться на помост, где находилась Сакар, схватить ее и навсегда покинуть земли Кумар-кааха – священного города киче…»

Игра в мяч и вопросы жизни и смерти

Продолжая тему древних мезоамериканских развлечений, нельзя не поговорить о знаменитой «игре в мяч».

Наиболее детальные подробности этой древней индейской игры содержатся в знаменитом эпосе народа майя-киче «Пополь-Вух». Как известно, хроника «Пополь-Вух» представляет собой комбинированную версию разновременных мифов, отражающих достаточно позднюю и претерпевшую много изменений религиозно-историческую модель мира гватемальских индейцев киче. Помимо исторических событий, последовательность которых в изложении носит весьма условный характер, этот памятник содержит важные сведения о системе родства и характере родоплеменных связей между киче и их предками. Тема родства является одной из ключевых в повествовании, поскольку книга, собственно, и была записана с целью доказательства индейцами своих исторических и наследственных родовых прав на занимаемые ими земли, с которых в колониальный период самих киче начали активно вытеснять.

Сюжет игры в мяч является как бы ключевым в борьбе героев-близнецов против владык преисподней и восходит, по всей видимости, к чрезвычайно древним племенным соревнованиям-соперничествам, когда один род (фратрия) выяснял отношения с другим, определяя право на главенство. Отголоски подобных реликтов социальных отношений в той или иной форме сохраняются практически у всех народов – достаточно вспомнить кулачные драки «деревня на деревню» у русских. Кстати, в современной городской культуре, где напрочь утрачены какие бы то ни было родовые связи, именно эта архаическая подсознательная схема условных этно-территориальных объединений действует при формировании групп болельщиков спортивных команд.

Близнецы отправляются в Шибальбу – преисподнюю, спускаясь из реального мира вниз по лестнице в ущелье. После всяческих козней владыки преисподней предлагают героям сыграть в мяч. Те соглашаются, но начинаются препирательства по поводу того, чьим мячом следует играть. Забив в кольца по голу каждый своим мячом, команды игру прекратили. Владыки Шибальбы устроили еще целую серию испытаний для близнецов, и в результате одному из них Летучей Мышью была отрезана голова, которая тут же была выставлена над полем для игры в мяч. Второй близнец при помощи животных-союзников подменил ее на черепаху, возродив тем самым брата. Таким образом, тоже с помощью жульничества, близнецы победили владык Шибальбы.

Если исключить массу драматических мифологических деталей, создающих антураж вокруг игры в мяч, то у нас останется лишь одно отчетливое событие – реинкарнация, включающая смерть, испытания и возрождение человека.

Наиболее ранним свидетельством существования игры в мяч в Мезоамерике являются керамические фигурки из погребений Опеньо XV века до н. э. Примечательно, что композиция воспроизводит группу из пяти мужских и трех женских персонажей. Мужчины являются игроками, на них нет одежды – только соответствующие уборы и протекторы, в руках – нечто вроде лапты. Длинные поджарые тела раскрашены в красный цвет. Изящные женщины возлежат неподалеку, как бы наблюдая за игрой.

Илл. 88. Стела из Лпарисио была обнаружена в непосредственной близости от поля для игры в мяч. Вместо отсеченной, по всей видимости, головы сидящего человека изображены семь сплетенных змей, символизирующих струи крови

Илл. 89. Копан. Одна из площадок для игры в мяч

Богатую пищу для размышлений предоставляет анализ археологических памятников – стадионов для игры в мяч, встречающихся по всей территории Мезоамерики. Стадионы органично вписываются в городскую структуру, занимая в ней отнюдь не случайное место. Как упоминалось в главе об ольмеках, уже планировка Ла-Венты включала в себя место для стадиона, символизировавшее переход из живого пространства в мертвое и уходившее на север.

Даже на периферии мезоамериканской цивилизации (например, на западе Мексики, в штате Найярит, – Теучитлан, Саусильо, Кальдера-де-Лобос) в классический период создавались ритуальные центры, которые воспроизводили архаическую схему представлений о мире. Это круговые сооружения на платформе с пирамидой в центре. По границам основного круга располагались небольшие, также округлые, платформы. Их могло быть восемь или четыре, что указывает на фратриально-родовую структуру общества. Но самое любопытное, что на север от центра уходит дорога, завершающаяся площадкой для игры в мяч и выглядящая как продолжение пути в холодную страну предков. С южной, «живой», стороны располагались жилища знати.

Естественно, что совершенно особое место стадион для игры в мяч занимал в крупных городах. Сцены из матчей майя даже изображали в росписях на керамических сосудах. Любопытно, что в этих случаях одним из главных «опознавательных» элементов пейзажа выступают ступени, которые обычно интерпретируются как элементы пирамид или платформ. Если же рассмотреть устройство обычной площадки для игры в мяч, то в первую очередь обращает на себя внимание помещение ее между скошенными боковыми стенами или же в некотором понижении рельефа относительно окружающих построек, так что поле оказывается как бы в окружении ступеней. Эти архитектурные элементы являлись не чем иным, как неким монументальным «знаком» с семантической нагрузкой «пещера, прародина, ущелье», которых, как известно, в древней прародине было семь.

Поэтому отнюдь не случайно, что в Тахине (штат Веракрус) было найдено семь основных полей для игры в мяч, что должно соответствовать «семи оставленным ущельям», где проживали прапредки. На боковых стенах главного поля сохранились великолепные изображения, иллюстрирующие сцены отправления посланника путем отрезания головы – этот способ жертвоприношения считался, как уже упоминалось, одним из наиболее архаических. Да и сам каучуковый мяч, весом около 4 кг и размером с человеческую голову, символизировал голову.

Илл. 90. Обсерватория в Чичен-Ице

Не менее любопытен и рельеф на стеле из Апарисио (также штат Веракрус) позднеклассического периода. Изображение сидящего на невысокой двойной подставке в виде пещеры игрока в мяч как бы дополнено элементом, напоминающим брызги, что может означать лишь ритуальное жертвоприношение – отправление посланника к богам-прапредкам. В правой руке странного персонажа – предмет, который археологи связывают с игрой в мяч. Но самое удивительное, что вместо головы у него появляются семь сплетенных змеиных голов! А это вновь указывает на мифологическую прародину.

В крупных городах часто встречается несколько стадионов. Размеры их могут быть разными – от маленьких до очень больших. Но каждый раз эта часть акропольного ансамбля является архитектурным воплощением «нижнего» мира, или «мира мертвых», по отношению к пространству живых. Если площадь с пирамидами находится на приподнятой платформе и устремлена вверх, то антимир стадиона уходит на нижние уровни рельефа, как бы проваливаясь вниз. Особенно хорошо это видно, например, в Копане (Гондурас). В этом городе было сооружено несколько площадок для игры в мяч. При этом выделяется главная, в северной части, которая заканчивается незамкнутой площадкой прямоугольной формы. Ориентировка комплекса – юг-север. Площадка ограничена с западной и восточной сторон трехчастными наклонными стенами. В центре и по краям вдоль продольной оси расположены три маркера, которые вместе с поперечными делят поле на четыре части. Архитектура копанского стадиона явно воспроизводит представления майя о преисподней: спуск по лестнице вниз, девять уровней преисподней, стадион в виде ущелья, ориентация на север. В иконографии майя изображение стадиона всегда сопровождается лестницей. Как известно, «холодной лестницей» в «формуле возрождения» именуется спуск в преисподнюю, кроме того, о холодном нижнем пространстве идет речь и в «Пополь-Вух». Примечательно изображение мяча и на маркерах стадиона Копана, где мяч между игроками изображается как бы «связанным» или «замотанным», что передавало у майя понятия «умерший» или «призрак».

Таким образом, стадионы демонстрируют свое противостояние миру живых двояко: с одной стороны, их уровень намеренно занижен относительно вертикальной схемы города, а с другой – он всегда ориентирован на север или на запад относительно зоны жизненной активности, маркируя вход в пространство мертвых. Именно поэтому изображение сцены игры в мяч встречается даже в росписи пещеры Нах-Тунич.

Рассказ обо всех мезоамериканских городах со стадионами занял бы слишком много времени, поэтому остановимся на одном из самых богатых этими сооружениями городов – Чичен-Ице. Как уже упоминалось, Чичен-Ица со своим знаменитым колодцем считался исключительно важным церемониальным центром майя и тольтеков, поскольку как бы являлся воплощением «северной прародины» и девственной воды мироздания. Особое сакральное значение этого центра, связанное с астрономическими знаниями, не было утрачено даже с усилением центральномексиканского культурного присутствия, отражавшего в определенной мере смену идеологических представлений. В связи с этим особый интерес представляет изменение функций стадиона для игры в мяч с точки зрения схемы перемещения между пространствами жизни и смерти.

Илл. 91. «Большая площадка для игры в мяч» в Чичен-Ице. Трудно предположить, как проходила игра на этом стадионе. Но зато каждый может проверить удивительный акустический эффект этого сооружения: слово, произнесенное даже шепотом, слышно у противоположной стены, если слушающий находится на одной линии с говорящим

Илл. 92. Система календарных циклов древних мезоамериканцев строилась по любопытной схеме сочетания базовых чисел «человеческих» и «небесных» единиц, как бы подтверждая общее правило, что человек начинает осознавать свое сотворение только научившись систематизировать время. «Человеческие» единицы основывались на числе 20, что соответствовало количеству пальцев, и лежали в основе математического счета. А «небесные» единицы базировались на числе 13, что соответствовало количеству зодиакальных созвездий, и лежали в основе собственно календарного счета.

Всего в Чичен-Ице было сооружено 13 стадионов. Сама эта цифра (если, конечно, это не случайность) является ключевой в воспроизводстве модели мира майя, выраженной в устройстве зодиакального круга. При этом 12 стадионов имеют достаточно стандартные характеристики, в отличие от так называемого «Большого стадиона», отличающегося своей необычной архитектурой и размерами: прямоугольная площадка, имеющая 146 м в длину, 36 м в ширину, кольца укреплены на высоте 8 м от поверхности.

Большой стадион Чичен-Ицы расположен в северном акрополе, связанном с сенотом дорогой. Как и весь комплекс, стадион ориентирован по оси юг – север, с небольшим отклонением на восток – то есть прямо на «Священный колодец», благодаря которому Чичен-Ица и считался одним из важнейших культовых центров Юкатана начиная с классической и заканчивая колониальной эпохой. В соответствии с датой, появляющейся на обнаруженном на стадионе алтаре, он был сооружен не позднее 864 года н. э.

Большой стадион Чичен-Ицы с западной и восточной сторон ограничен вертикальными стенами с кольцами посередине, а с юга и севера – специальными постройками. Он окружен четырьмя храмами: Северным и Южным, а также Нижним и Верхним Храмами Ягуаров. Рельефы на стенах стадиона, внутри Нижнего Храма Ягуаров и Северного Храма, а также на алтаре изображают сцены игры в мяч. На вертикальных стенах размещены рельефы, сюжеты которых посвящены игре в мяч. Примечательно, что среди росписей, помимо основной темы – жертвоприношения, отчетливо прослеживается «реинкарнационная» тематика: знаки «небесный, блистающий», элементы крови, заменяющиеся семью змеями.

Несколько иной тип стадиона мы видим в Монте-Альбане. Здесь уже на третьем этапе существования города широкое распространение приобретают площадки для ритуальной игры в мяч тлачтли, ориентированные с юга на север.

Поле для игры в мяч в Оахаке напоминает заглавную латинскую букву I. В Дайнсу поле для игры в мяч было ориентировано с востока на запад. Скошенные боковые стены площадки выполнялись иногда в виде ступеней, что прекрасно иллюстрировало идею спуска в преисподнюю по «холодной лестнице». Но самое впечатляющее – это десятки рельефов, размещенных на выходе скальных пород высоко над городищем. Рельефы изображают головы игроков в мяч в сопровождении знаков имен, что наводит на мысль об увековечении памяти ритуально обезглавленных героев. Вообще тема игры в мяч занимает треть монументальных изображений в Дайнсу.

Оахакский вариант игры, в отличие от остальной Мезоамерики, изначально не предполагал колец на боковых стенах для забивания мяча. И потому в период постройки стадиона в Монте-Альбане еще не использовались кольца, которые появились только вместе с тольтеками. На северо-восточном и юго-западном углах поля были обнаружены небольшие ниши неизвестного назначения. В центре сохранились остатки круглого каменного диска, через который проходит воображаемая линия, соединяющая эти ниши. По сторонам поля поднимаются ступенчатые платформы с наклонными стенами-лестницами. Наверху располагались четыре храма, от которых сохранились основания и части стен. Последняя перестройка стадиона относится к VI–VIII векам. Тогда же на помосте с восточной стороны были установлены две скульптуры, на одной из которых сохранился фрагмент даты.

Как ни странно, несмотря на обилие археологического материала, точных сведений ни о назначении, ни о правилах мезоамериканской игры в мяч до сих пор не существует. Как известно, игра в мяч носила ритуальный характер. Считается, что по правилам майя классического периода побежденный (или победитель?) приносился в жертву – то есть отправлялся с посланием к богам. Археологи предполагают, что в Оахаке на поле для игры в мяч инсценировалось представление перехода Солнца из одного полушария в другое. С другой стороны, сохранилось предание, согласно которому правивший в столице астеков Теночтитлане Моктесума II якобы проиграл правителю Тескоко, и это стало знамением того, что вновь созданный союз не будет долговечным. Так оно и оказалось.

Известно, что в некоторых случаях мяч нужно было загнать в кольца, расположенные на боковых панелях стадиона. Хотя возможность попадания четырехкилограммовым мячом в кольцо, расположенное на восьмиметровой высоте, кажется сомнительной. Впрочем, в других случаях, как, например, в ранние времена Монте-Альбана, таких колец и вовсе не существовало. Правда, точно известно, что касаться мяча можно было лишь бедрами и плечами. Игроки имели специальное защитное снаряжение – протекторы для груди, коленей и локтей, шлемы. В Дайнсу к шлему крепилась еще и защитная сетка.

До настоящего времени эта древняя игра, именуемая «миштекской игрой в мяч», сохранилась лишь в одном месте – в мексиканском штате Оахака. Игроки гоняют плотный каучуковый мяч диаметром 12 см по длинной и узкой площадке.

В завершение хотелось бы сказать, что в Мексике существуют и современные спектакли – реконструкции этих игр. Так, например, ежедневно игру в мяч можно посмотреть в парке Шкарет, что неподалеку от Канкуна. Но надо сказать, что эмоции зрителей, которые моментально выбирают «свою» команду, вполне сравнимы со страстями на хорошем футбольном матче.

Глава 15 СКЕЛЕТЫ В ПЕЩЕРАХ, ТАЙНИКИ ПОД ЗЕМЛЕЙ

О самых древних изображениях пещер уже рассказывалось в самом начале книги – при описании ольмекского рельефа из Чалькацинго, созданного древними художниками еще до нашей эры. Этот рисунок сохранил наиболее архаическую модель подземной прародины. Духовные наследники ольмеков – индейцы майя – старались представить пещеру в форме вытянутого незамкнутого полуовала. А астеки еще больше усовершенствовали этот символ, превратив его в конус с завернутым верхним углом – что-то вроде холма в разрезе. Такое изображение горы с пещерой внутри выглядело, с их точки зрения, гораздо более понятным. Тем не менее, астеки не остановились на достигнутом и начали пририсовывать запутанные подземные ходы, превратив тем самым рисунок в символ, напоминающий заглавную букву «А», выписанную славянской вязью.

Сохранились мифы и легенды, связанные с пещерой, которая, с одной стороны, всегда пугала человека своей темнотой, неизмеримостью и опасностью, а с другой – постоянно манила таинственностью и возможностью испытать самые неожиданные ощущения.

Пещера воспринималась как некое начальное место творения потому, что она является как бы естественной депривационной, то есть изолирующей от всех раздражителей, камерой. В этом назначении пещеры достаточно осознанно использовались на Востоке. Там йога на долгий срок помещали в изолированную от мира пещеру, и у него достаточно быстро начинались видения и восприятия иных миров, существ и пространств. По возвращении он сохранял способность к восприятию иной реальности, несмотря на обычные раздражители. Надо заметить, что в пещере изменения происходят на уровне не только психики, но и физиологии – у человека меняются жизненные ритмы.

Илл. 93. Одно из наиболее древних изображений пещер на ольмекском рельефе из Чалькацинго. Внутри пещеры сидит главный прапредок племени – Бог-Улитка. Завитки напоминают символы крови в сценах жертвоприношений

Юнг интерпретирует пещеру или подземный мир как «слой бессознательного, в котором нет никакого поэлементного членения, ни даже различия мужского и женского, что первым делом выделяют первобытные». В условиях изоляции в пещере естественным образом активизируется правое полушарие головного мозга, провоцируя тем самым проявление некого комплекса доречевого сознания, характеризующегося отсутствием логического осмысления действительности. Намеренное погружение в пещеру создавало (и создает) странный эффект как бы возвращения к истокам бытия, приближения к далеким предкам и даже Творцу.

Такая встреча манила и пугала людей не только в древности, она все так же соблазняет и страшит человека сейчас, несмотря на весь его прагматизм и страсть к научно-техническому прогрессу.

Илл. 94. Пещера считалась не только местом погребений и проведения ритуала кровопускания. С ней связывались и обряды, носившие отчетливый сексуальный характер и выражавшие идею реинкарнации. Изображение из пещеры Оштотитлана

Именно поэтому самые главные залы с росписями, относимые к культуре ольмеков, расположены на значительном удалении от входа, куда не проникают на шумы, ни свет, ни температурные изменения из внешней среды. Росписи, конечно же, создавались при искусственном освещении, но использовалась пещера в полной или почти полной темноте – для медитаций. Подобные практики должны были осуществляться жрецом в одиночестве. Именно в эти мгновения пещера соединялась в сознании жреца с Млечным Путем как основной мироздания. И тогда Млечный Путь сочетал в себе мужское и женское начала без различий по сущности – он был един. Вход в пещеру и вход в пространство Млечного Пути сливались воедино и ощущались как выход бессмертной сущности человека в иное пространственное состояние.

В этой главе речь пойдет о связанных с пещерами удивительно живучих и странных традициях, которые существовали у индейцев Мезоамерики еще на заре появления первых культур и цивилизаций и не исчезли даже с приходом испанцев.

Страшилки для Тома Сойера

Исследования пещер со скелетными останками на территории Мезоамерики были начаты еще в прошлом веке. Этой интереснейшей темой занимались немало исследователей, но наиболее полные данные собраны, пожалуй, испанским археологом Хуаном Луисом Бонором.

Пещера, одно из естественных убежищ и даже жилищ древнего человека, не могла не оставить следа в его религозно-мировоззренческих и мифологических представлениях. Известно, что в Старом Свете палеолитические намеренные захоронения устраивались прямо в обитаемых пещерах, создавая пространство зеркального антимира. То же самое происходило в глубокой древности и на Американском континенте. Причем в Мезоамерике пещера вплоть до появления испанцев не утратила своего культового значения, связанного с представлениями о реинкарнации и погребальным обрядом.

Во многих случаях захоронения оказывались коллективными. Характерны два типа погребения: тело укладывали в грунт или же кремировали и помещали в сосуд. Обращает на себя внимание сравнительно большое количество детских погребений в пещерах, что наводит на мысль об их ритуальном значении. Особенно если вспомнить историю с «распятым» младенцем в Мани, чей труп со стигмами также был обнаружен в пещере. По всей видимости, речь идет именно о специальных «отправлениях посланников». Небогатый, как правило, инвентарь свидетельствует о невысоком социальном статусе захороненных в пещерах, что подтверждает версию жертвоприношений. Практически все захоронения в пещерах подходят под эти характеристики, за исключением, пожалуй, Чичен-Ицы, где кремация практиковалась как одна из форм захоронения.

Илл. 95. Фигурка, изображающая обряд кровопускания, осуществляемый знатным майя. Для совершения подобного требовалось немалое мужество

В пещерах Чьяпаса (юг Мексики) удается обнаружить в основном сосуды с кремированными останками. Нечто подобное наблюдается и в Копане (Гондурас). Правда, в этом регионе характер пещеры показывает, что она сама была скорее природной камерой для кремации, тогда как в Чьапасе пещера становилась местом захоронения останков, а сосуды, куда они помещались, накрывались специальной тканью.

Илл. 96. Распятие из индейской часовни храма Гуадалупской девы в Мехико. Оно было выполнено в первой половине XVI в. индейскими мастерами, которые постарались воплотить в изображении собственные представления о жертвоприношении. Лицо Христа бесстрастно, как у отправляемого к богам индейца, тело утыкано шипами, как стрелами, для извлечения несвернувшейся крови. А символика на этом христианском распятии напоминает скорее индейское древо жизни

Архитектура северо-востока Юкатана, в отличие от более южной, в целом гораздо сдержаннее. Тем не менее, кое-какие элементы обращают на себя внимание.

При раскопках юкатанского археологического центра Цибиак, разграбленного и поросшего буйной растительностью, археологи обнаружили пещеру. Внутри находилась искусственная платформа, что свидетельствовало о проведении здесь древними индейцами каких-то обрядов. Кроме того, оказалось, что эта пещера и в настоящее время продолжает служить охотникам из окрестных селений местом отправления культов. Этот случай не уникален, хотя обычно индейцы стараются скрывать свою духовную и обрядовую жизнь от посторонних.

В апреле 2001 года во время работы нашего Центра мезоамериканских исследований над архео-эпиграфическим проектом в Кинтана-Роо местный школьный учитель, индеец майя, по имени Уилберт показал нам вертикальную пещеру-колодец с провалившимся верхом. Она находилась неподалеку от поселка с многозначительным названием Эль-Тесоро, что по-испански означает «сокровище», буквально в 50 м от шоссе. Однако плотная непроходимая сельва и остатки древней стены, скорее похожей на первый взгляд на земляной вал, надежно прятали и само древнее святилище, и даже подступы к нему. Спуститься в таинственный провал можно было по стволу толстого довольно гладкого дерева, крепко держась за него руками и засовывая ступни в малейшие углубления, что легче всего было сделать разувшись. Впрочем, чуть сбоку, слева от дерева, находился, по всей видимости, «официальный» вход в пещеру, наполовину закрытый древней индейской каменной кладкой. Часть проема оставалась открытой, но желания проникнуть в него не появлялось, так как в этом месте просматривался лишь почти отвесный спуск, проходивший вдоль огромного круглого камня и выглядевший чрезвычайно сложным и опасным. По непонятной причине вскоре после нашего первого посещения эта открытая щель оказалась замурованной, хотя в нее и без того никто из нас лезть не пытался, пользуясь более доступным спуском по дереву. Только сейчас в голову пришла мысль: а не было ли это входом в еще одно, другое, скрытое, помещение? И местные знающие индейцы, раз уж здесь появились чужие, на всякий случай решили этот доступ перекрыть. Наш проводник рассказал, что это священное место посещают только охотники, правда, не пояснил зачем.

А пещера оказалась прелюбопытной. Внутри находилась древняя, сложенная из камня платформа, вокруг нее валялось множество битой керамики, которую можно было датировать как преклассическим, так и позднеклассическим периодами. Из черепков можно было собрать почти целые сосуды, среди которых были и полихромные с великолепными росписями, и изящные черные гравированные вазы с текстом «формулы возрождения». Здесь же были фрагменты кувшинов очень большого размера, зернотерки, большие и маленькие наконечники. В глубине колодца имелся узкий вход, раздваивавшийся и уводивший куда-то вниз. Без специального снаряжения мы не рискнули обследовать весь пещерный лабиринт и ограничились осмотром доступных частей. Вдоль стен пещеры, вокруг платформы, шла широкая полоса шириной около полутора метров, на которой удалось обнаружить несколько характерных провалов и пустот, которые наводили на мысль о захоронениях. Тем более что на поверхности встречался и подозрительный костный материал. Но разрешения на проведение раскопок у нас не было, впрочем, проведение подобных работ в наши задачи и не входило, а потому данные были занесены в полевой отчет, в надежде на то, что когда-нибудь здесь будет копать специальная археологическая экспедиция Национального института антропологии и истории Мексики.

Но и на этом не закончились чудеса таинственной пещеры. Через месяц все тот же учитель Уилберт вновь позвал нас в Эль-Тесоро. На этот раз – чтобы показать огромный город майя классического периода, который был надежно скрыт сельвой. Хозяин участка, готовя свое поле к посеву, выжег сельву, и городище, которое он назвал Койотес («койоты»), предстало пред нами во всей своей красе. Не оставалось сомнений в том, что пещера была святилищем при этом великолепном городе. И возможно, благодаря этой пещере и был возведен весь город. Будут ли когда-либо проведены полноценные раскопки или тайны Койотес опять поглотит плотный колючий лес?

На Юкатане были обнаружены и другие странные постройки, связанные с пещерным культом. К наиболее любопытным и одновременно непонятным относятся сооружения в некоторых древних центрах. В Иокцоноте археологи раскопали шесть таких построек, которые оказались своего рода платформами, заполненными землей и камнем. Но самое удивительное, что на поверхности этих платформ располагалось семь вертикальных двухметровых колодцев, но не округлых, а ромбовидных в разрезе, достигавших полуметра в сечении. Шесть колодцев размещались по платформе гексаэдром, а один находился в центре. Только в одном случае планировка имеет прямоугольный вид. Археологи предположили, что некогда вход в колодцы мог закрываться крышкой. Сразу возникла гипотеза о том, что это могли быть хранилища (например, маиса), которые принято здесь называть чультунами. Надо сказать, что археологи в первую очередь высказывают самые «заземленные» предположения, в лучшем случае допуская неопределенное «ритуальное» назначение обнаруженного объекта. Однако сразу же стало очевидно, что конструкция необычных колодцев сильно отличалась от традиционных чультунов, что и не позволило остановиться на первоначальной версии. Очень странными казались и количество, и расположение колодцев, и форма входных отверстий. Все эти элементы фигуры в целом напоминали скорее изображение «Семи Пещер», древней прародины мезоамериканцев, встречающееся в рукописных кодексах. Остается только найти колодцы с человеческими останками. Но это в будущем. Пока же необычные колодцы на платформах представляют еще одну загадку майя, которую очень хотелось бы разгадать.

Покойники из пещеры Нах-Тунич

На границе гватемальского Петена с Белизом была обнаружена самая, пожалуй, богатая на археологические находки пещера, получившая название Нах-Тунич. В ней было все: иероглифические тексты и росписи, керамика и множество погребений. Всего здесь были обнаружены останки 19 человек. К сожалению, большинство скелетов оказалось сдвинуто или даже разрушено. Причем далеко не все останки, по мнению археолога Джеймса Бреди, можно рассматривать как намеренное погребение. Кое-кто, по всей видимости, забрел в пещеру и остался в ней навсегда, так и не сумев найти выход. Тем не менее, можно выделить семь намеренных погребений в специальных сооружениях.

Каменная стена с дверным проемом укрывала нишу из нескольких помещений. Кости взрослого лежали на полу и были перемешаны с керамической посудой раннеклассического периода.

Большая могила была выложена камнем, включая пол. Здесь был похоронен взрослый мужчина. Рядом с ним находились нефритовые гравированные пластинки. Судя по керамике, погребение относится к позднеклассическому периоду.

В расположенном рядом с этой могилой туннеле находились кости взрослого человека.

Еще две полуподземные могилы были выложены камнем, включая пол. В одной из них был похоронен взрослый мужчина, а рядом с ним находилась керамика позднеклассического периода. Вторая могила не была раскопана.

Несколько небольших ниш были огорожены простой каменной стеной. Судя по керамике преклассического и протоклассического периодов, это одно из самых ранних погребений в пещере Нах-Тунич. В одной из ниш находились останки двух человек – взрослого и ребенка. В другой – два взрослых костяка, причем один был перемешан с костями ребенка. Неподалеку был обнаружен прислоненным к стене скелет подростка или юноши.

Наиболее странным можно считать единственное сохранившееся нетронутым погребение ребенка 5–6 лет. Причем голова умершего была опущена в яму вниз лицом. Инвентаря рядом не оказалось. Но самое поразительное, что на правой и фронтальной части черепа оказались отверстия – без следов заращивания. По всей видимости, над ребенком проводились какие-то эксперименты, которые окончились неудачей. Брейди предполагает, что ребенок был принесен в жертву. Однако здесь возникают два сомнения. Во-первых, подобный способ умерщвления жертвы не характерен для майя. Во-вторых, известно, что некоторые народы хоронили умерших лицом вниз, чтобы те не смогли возродиться. Так могли поступать с особенно зловредными колдунами. Что же на самом деле произошло с ребенком из Нах-Тунич, мы можем только гадать.

В расщелину в туннеле пещеры, видимо в непосредственной близости от уровня воды, оказался помещенным еще один покойник.

Кроме того, были обнаружены отдельные кости трех младенцев и двух юношей. Несмотря на то что пещера сама по себе должна была бы защищать костные останки, все же оказалось, что захоронения вне погребальных сооружений сохранились гораздо хуже, нежели те, что имели собственное помещение.

Таким образом, в пещере Нах-Тунич можно выделить как элитные, так и простые намеренные погребения, которые, насколько позволяют судить датировки по инвентарю, помещались здесь начиная с рубежа нашей эры и вплоть до появления испанцев.

Известный мексиканский археолог Вилья Рохас полагает, что в пещерах могли хоронить только высокопоставленных персонажей. Поэтому все остальные – особенно дети – расцениваются как принесенные в жертву посланники. Известно, например, что в Мишко-Вьехо (гватемальское нагорье) детей приносили в жертву в пещерах при проведении церемонии вызывания дождя. То же самое делалось и в Оахаке, и в центральной Мексике. Чем является дождь для древнего (и даже современного) земледельца, объяснять не приходится.

Погребальный обряд в пещерах у сапотеков

Пещеры играли важную роль в ритуальной и церемониальной жизни сапотеков и миштеков, живших в Оахаке, особенно в «городской» период. Как и везде, в Мезоамерике пещеры олицетворяли вход в преисподнюю. Через них уходили и возвращались души умерших, и потому они считались местом сакральным и опасным.

Пещеры – как простые навесы, гроты, так и собственно пещеры – являются естественным образованием в мощных горных массивах, пересекающих территории Оахаки, Пуэблы, Михе, Чинантеки, Масатеки. Во многих из них есть подводные реки и водоемы, которые доступны лишь спелеологам.

Не удивительно, что и в Оахаке пещеры использовались для погребений начиная с самых древних времен. Правда, погребальные каменные постройки, возводившиеся в пещерах Оахаки, несколько отличаются от тех, что были обнаружены в зоне майя, например в пещере Нах-Тунич. Прямоугольные и круглые выгородки, пристраивавшиеся к естественным стенам, здесь делались из сырцовых кирпичей – адобов.

В качестве могильника использовалась сухая пещера Эхутла, находящаяся в горном массиве между долинами Оахаки и Каньяды. Археологи обнаружили здесь каменные постройки в виде стен, которые некогда были возведены для индивидуальных погребений. К сожалению, задолго до археологов здесь побывали грабители, оставившие лишь обрывки тканей и фрагменты артефактов, указывающие на высокий статус покойников. Удалось обнаружить часть хлопковой одежды с голубым рисунком и фрагмент деревянной маски с бирюзовой инкрустацией. Тела скорее всего были закутаны в ткань в сидячем (эмбриональном) положении – так, как это изображается в миштекских кодексах. На лицо накладывалась маска, чтобы придать покойнику вид живого человека с чертами его животного нагуаля. Надо заметить, что посмертные маски – это не просто экзотический штрих погребального обряда. В условиях тропиков, где процессы разложения трупа развиваются весьма стремительно, закрывавшие лицо маски имели немаловажное психо-социальное значение.

Одна из пещер, расположенных в районе обитания масатеков, неподалеку от Уаутлы, получила название «Пещера лезвий». Дело в том, что здесь было обнаружено огромное количество кремниевых и обсидиановых лезвий, по форме напоминавших астекские – те, что использовались для жертвоприношений. Кроме того, в пещере оказалось немало обсидиановых проколок, служивших инструментом для ритуального извлечения крови. Похоже, что лезвия в оба периода являлись неким подношением – но неизвестного ритуала. Складывается впечатление, что эта пещера использовалась для ритуальных кровопусканий путем прокалывания языков, ушей, половых членов – так, как это практиковали соседи масатеков майя. Человеческие кости указывают на использование пещеры как места захоронения.

Часть колюще-режущих предметов относилась к так называемому «раннему городскому периоду», который пришелся на начало нашей эры. К более поздним временам относятся другие находки: двусторонне заточенные лезвия из кремня, обсидиана, камня, раковины и коралла. В этом подземном святилище были обнаружены и другие предметы: керамика рубежа нашей эры, бусины и посуда, оставшаяся на полу пещеры вокруг подземных водосборников.

Пещера Тенанго, обнаруженная также в Сьерра-Масатека, оказалась еще одним кладезем археологических сокровищ. В ней было найдено множество различных предметов, среди которых около 300 сосудов «городского периода». Причем керамика оказалась не только местной, но и привозной. Помимо обсидиановых лезвий и обсидиановых проколок, служивших для обряда кровопускания, здесь были обнаружены также деревянные щиты, раковины, зернотерки, кости животных, покрытые гравированными изображениями, и другие предметы.

Илл. 97. Летучая Мышь – главный страж входа в преисподнюю и покровитель пещер. Сапотекская маска Летучей Мыши из нефритовых пластин, датируемая концом I тысячелетия до н. э.

Внутри пещеры сохранились и две каменные постройки, которые, по всей видимости, являлись погребальными сооружениями высокого статуса. Но большинство человеческих костей располагалось вокруг маленького водосборника, в котором находились сотни раковин и других украшений, брошенных туда, по всей видимости, в качестве жертвенных подношений.

Антропологам удалось определить, что это останки 22 человек обоих полов, из которых возраст одного не превышал 10 лет, семерым было от 10 до 17 лет, а четырнадцати – от 19 до 30 лет.

Погребения пещеры Канделария (штат Коауила)

Засушливая зона мексиканского севера археологически исследована мало. Тем не менее, здесь случайно была обнаружена пещера, использовавшаяся исключительно как место захоронений. Она расположена у подножия гор, в долине Делисиас, и называется пещера Канделария.

Насколько могут судить археологи, пещера Канделария никогда не служила местному населению в качестве жилища. Она представляет собой огромную вертикальную расщелину, внутреннее пространство которой использовалось местными племенами охотников и собирателей как могильник. Причем это происходило, если судить по результатам радиоуглеродного анализа, на протяжении достаточно долгого периода времени – с 500 по 1315 годы. Косвенные признаки указывают на то, что индейцы ее не забывали и даже после появления испанцев. Примечательно, что характер погребений на протяжении всего этого времени не менялся вообще – выявление более ранних и более поздних захоронений возможно только благодаря радиокарбонному анализу и изменению техники обработки камня, прежде всего наконечников.

Примечательно, что в этом удаленном от центральных цивилизаций регионе в неизменном виде сохранялась традиция «замотанных» погребений, называемых по-испански bulto, что означает «сверток». Типичное погребение представляло собой скорченный (в эмбриональном состоянии) скелет, завернутый в ткань или покрывало из растительных волокон (юкки или агавы), а затем связанный в узел переплетающимися веревками. Каждый сверток помещался поверх настила из ветвей или циновок. Между сверками укладывались кучи из листьев кактуса-нопала, пальмы и некоторых других растений. В качестве инвентаря иногда рядом со свертками укладывались луки со стрелами, кривые палки и основы колыбелей – те деревянные предметы, которые из-за их размеров трудно было поместить внутри свертка. Отдельные предметы были намеренно сломаны.

Благодаря сухому климату тела внутри свертков неплохо сохранились – в отдельных случаях можно обнаружить даже остатки кожи. На головы умерших иногда надевалось нечто вроде парика из скрученных нитей. Они были одеты в веревочные юбочки, а ноги обуты в сандалии. Мертвых украшали бусами из раковин, семян и кости, а также привязанными к шее нагрудными подвесками. У рук лежали кремниевые ножи, а рядом с телами – тканые сумочки, большей частью пустые. Правда, в одной сумочке нашлись сандалии, а в другой – скребки, наконечники и сломанный нож.

Тайники и тайны происхождения племени

На первый взгляд, эта тема, да и само понятие «тайник», выглядит несколько странно. Но в мезоамериканской археологии подобный объект считается достаточно типичным. Древние индейцы, начиная с самых ранних времен и вплоть до появления испанцев, регулярно закладывали всевозможные «тайники» – культовые предметы, спрятанные с непонятной для нас целью в укромных ямках.

Одиночные глиняные фигурки, датируемые 2300 годом до н. э., были обнаружены в тайниках Сохапилко в долине Мехико. После 1500 года до н. э. подобные тайники появились повсеместно и в больших количествах; археологи связывают это с развитием оседлых постоянных поселений. Таким образом, появление тайников можно расценивать как желание коллектива закрепить за собой определенную территорию путем создания своеобразного «информационного пространства» – то есть символического или даже магического включения этой территории в собственную модель мира.

Подобный тайник, относящийся к 1500–1000 годам до н. э., был обнаружен в древнем центре сапотеков Сан-Хосе-Моготе. Четыре фигурки были помещены в специальную ямку под полом пристройки или навеса дома. Вместе они представляли собой некую композицию, о смысле которой мы можем только гадать. Три персонажа стояли со сложенными на груди руками (левая поверх правой), чуть приподнятыми головами. Четвертый сидел скрестив ноги и опершись руками на колени. При этом все четверо как бы глядели вверх, а рты были приоткрыты, как если бы они что-то говорили или молились. Уже само количество персонажей – четыре – ассоциируется с характерной для Мезоамерики племенной структурой, подразумевающей наличие четырех родов, или фратрий, которые имели своих глав, поочередно получавших руководство всем племенем. Вместе с тем главы родов постепенно обретали статус божественных прапредков, которые становились главным объектом поклонения.

Как уже упоминалось в главе об ольмеках, в Ла-Венте был обнаружен так называемый «тайник 4», датируемый 800–300 годами до н. э. Он располагался к северу от главной пирамиды, посреди двух вытянутых построек, формирующих поле для игры в мяч. Далее начиналось мозаичное изображение ягуара с четырьмя ромбами и 16 подвесками (по четыре к каждому ромбу), что символизирует структуру племени. В тайнике находились 16 фигурок, которые воплощали глав родов племени, собравшихся на совет у шести нефритовых стел, покрытых иероглифическими знаками. Тонкие вертикальные стелы наподобие странных длинных столбов не имели аналогов среди археологических памятников. В композиции они были выставлены по оси юг-север. Один, явно главный, персонаж был поставлен спиной к столбам, тогда как справа от него, также по оси юг-север, располагались еще четыре фигурки, стоящие друг за другом лицом на север. Остальные 11 выстроились полукругом с западной стороны композиции.

И вдруг в конце 90-х годов неожиданно удалось обнаружить аналог странным столбам из тайника Ла-Венты. Причем в довольно далеко расположенном от ольмекских земель месте – в Куикуилко, находящемся в долине Мехико. Куикуилко – это, пожалуй, самая древняя и уникальная пирамида в Мексике. Она была построена в виде раковины-спирали, на которой располагалось сооружение, условно названное алтарем. Судя по количеству обнаруженных сверху, одна над другой, построек, пирамида использовалась в течение чрезвычайно долгого времени, пока извержение вулкана не залило лавой земли вокруг нее и не вытеснило окрестное население. Пирамида имела исключительно важное значение для астрономических наблюдений и была своеобразным научным центром древности – чуть ли не первым в Новом Свете.

С южной стороны от пирамиды Куикуилко мексиканский археолог Марио Перес Кампа совсем недавно обаружил странную стелу, которую до того принимали за небольшой «столб». Добравшись почти до основания «столба», оказавшегося четырехметровым, Марио Перес Кампа достиг, по всей видимости, нижнего культурного горизонта, предположительно датируемого по крайней мере 1000 годом до н. э. Но не только величина и дата делают эту стелу уникальной. Она-то и стала единственным аналогом столбов-стел из ольмекского святилища!

Во-первых, сама форма стелы наводила на мысль о граненом базальтовом столбе вулканического происхождения – именно из таких базальтовых столбов сложено культовое погребальное сооружение в Ла-Венте, где найдены останки двух детей. Оно расположено к северу от мозаичного ягуара.

Илл. 98. Так выглядел «столб» из Куикуилко на протяжении тысячелетий.

А таким он оказался после проведенных в последние годы раскопок

Во-вторых, столб из Куикуилко покрыт такими же знаками, как и те, что передают структуру племени на мозаичном изображении ягуара, которое, в свою очередь, расположено на дороге смерти между тайником и погребальным сооружением.

Если рассматривать символы на стеле из Куикуилко сверху вниз, то сначала следуют расположенные вертикально друг под другом четыре ромба, под ними – два вертикальных ряда из восьми кружочков каждый. Таким образом, и в Ла-Венте, и в далеком от нее Куикуилко мы видим единую древнюю схему племени, состоящего из четырех фратрий, объединяющих 16 родов. Причем для передачи схемы были использованы одни и те же символы. Удастся ли когда-нибудь археологам узнать подробности тех далеких исторических событий?

Самое обидное для нас – это то, что древние люди создавали тайники отнюдь не для того, чтобы сделать информацию недоступной и закодированной. Они стремились сохранить ее в самых «верных» местах и в наиболее доступной для понимания своих современников форме, поскольку информация должна была обеспечить права племени на территорию и тем самым исключить притязания возможных конкурентов. Теперь же оказывается, что нам, во-первых, нужно добраться до этих тайников, во-вторых, расшифровать предложенную систему знаков и, в-третьих, правильно ее интерпретировать!

Все в том же штате Табаско, в районе Манати, отмечены случаи захоронения скульптурных человеческих изображений. При этом соблюдался весь обрядовый комплекс человеческих погребений, который реконструируется по косвенным деталям. Вместе с тем, было бы неверно утверждать, что речь идет лишь о погребенных скульптурах, – здесь присутствуют также захоронения людей и животных. Однако основное значение, судя по всему, придается именно имитации погребального обряда. Археологи рассматривают этот центр как место ритуальных подношений.

События происходили в далекие ольмекские времена. Радиоуглеродный анализ, полученный из дерева скульптуры № 2, дает возраст примерно 3300 лет, что приблизительно соответствует 1300 году до н. э.

Район Манати (Табаско) расположен на противоположном от городища Сан-Лоренсо берегу реки Чикито. Археологический комплекс примыкает к подножью холмов, возвышающихся посреди болот и находящихся в непосредственной близости от бьющих из-под земли источников. Памятник уникален еще и тем, что совершенно неожиданно для местных климатических условий, во влажной тропической жаре, сохранились такие материалы, как дерево, веревки и органика. Сначала было найдено три фигуры, затем еще шесть целых скульптур и голова от седьмой.

Две фигуры были захоронены по отдельности. Причем одна из них оказалась зарытой вниз головой прямо у подножия холма.

Погребальный комплекс, обнаруженный к северу от холма, оказался гораздо более интересным по своему содержанию. Он состоял из двух ансамблей, расположенных по оси запад-восток. В одном ансамбле находились три, а в другом две погребенные скульптуры. Причем эти ансамбли были разделены между собой жезлом, уложенным с практически точной ориентацией по магнитному полюсу – отмечено лишь небольшое отклонение в 5°.

Что представлял собой ольмекский жезл как инсигния власти? Это был деревянный цилиндровидный в разрезе шест толщиной от 2,5 до 3,5 см и длиной 110 см. Его увенчивал наконечник в виде головы птицы с вставным клювом из зуба акулы. Некогда шест покрывала красно-оранжевая краска, которая в момент обнаружения еще продолжала сохранять как бы эмалевый блеск. Однако при счистке почвы краска начала отслаиваться, и потому работы были приостановлены до специальной обработки.

Еще один жезл лежал по оси запад-восток и был связан с другими группами фигур. Он также был сделан из дерева, но в разрезе имел вид полуцилиндра. При этом венчал его довольно простой копьевидный наконечник.

Это еще одно древнее послание, интерпретировать которое можно лишь с помощью имеющихся дополнительных сведений. Жрецы Манати рассказали нам, что жезл играл важную роль в распределении фратриальной власти, а племенное деление было определенным образом связано со странами света – приблизительно так, как об этом записано в текстах майя или изображено в пиктографичеких кодексах науа. Каждой из четырех фратрий соответствовало в географическом пространстве свое направление: юг, север, запад или восток. А каждое из направлений символизировал определенный цвет. Причем у майя, астеков и сапотеков, формально сохранявших четырехчленную племенную структуру, эти цвета распределялись между странами света по-разному, и потому предлагать без дополнительных доказательств какую-либо цветовую версию для ольмеков было бы преждевременно.

В завершение разговора о древних тайниках хотелось бы заметить, что по мере развития цивилизации и появления все более совершенных способов передачи информации этот тип «сохранения секретов» приобрел иную, более обрядовую, форму. Так, например, анализируя ритуальные тайники в Тикале, В.И. Гуляев определил их основные характеристики. Обычно ритуальные тайники с весьма специфическим набором предметов во многих случаях встречаются под основаниями стел или вблизи них. В Тикале их можно встретить лишь в трех случаях: под стелами, в храмах, во дворцах (под лестницами и полами). В других же типах построек данная черта обрядности до сих пор не отмечена.

Итак, в этой главе были представлены немного странные сюжеты, которые как бы возвращают нас к истокам великой мезоамериканской цивилизации, построившей свою модель мира на концепции пещеры как места единения с Космосом и прохождения в этом пространстве бесконечной череды реинкарнационных циклов. Примерно в таком виде это учение, по всей видимости, как-то проникло в Южную Америку, где столкнулось с несколько иной местной традицией реинкарнационных представлений и иной картиной мира.

Заключение И НА ТИХОМ ОКЕАНЕ СВОЙ ЗАКОНЧИЛИ ПОХОД…

Ученый, где бы он ни был, в Старом Свете, в Новом или где-то посредине, всегда остается ученым. Если есть задача, он изо всех сил старается ее разрешить. Достижения древних американских ученых ничем не отличаются от европейских, а в некоторых случаях даже превосходят…

Я смотрю на экран и вижу шефа, который произносит эти слова с характерной для него полуулыбкой. Неправдоподобно бирюзовый цвет Карибского моря. Тропическая зелень причудливых растений. Кусочек ярко-синего неба. Косые лучи золотого солнца пятнами пляшут по крытой пальмовыми листьями террасе. Это Мексика, знаменитый парк Шкарет, что неподалеку от одного из самых модных курортов – Канкуна. Так называемая Ривьера майя. Именно здесь пятьсот лет назад высадился на полуостров первый отряд конкистадоров. Съемки проводились в конце марта 1997 года, а ровно через два года, когда фильм был готов, шефа не стало. Теперь обозначилась новая точка во времени и пространстве – но где? Нет сомнений, что искать ее стоит где-то посреди Млечного Пути. Только туда, по узкой дорожке среди молчаливого сияния звезд мог отправиться шеф и пройти через абсолютный бесстрастный покой Вселенной, устремляясь от созвездия Змееносца к Ориону. Можно представить себе это переполняющее чувство высшего счастья, когда Вселенная приобщает к своему информационному пространству и дает возможность в один миг постичь всю гармонию мироздания. Шеф заслужил этот подарок.

Оттуда Земля, если вообще различима, представляется не то что шариком, а чуть заметной тенью, где Новый Свет неотделим от Старого, а все земные страсти и человеческие амбиции столь же малозначимы, как дожди или снегопады, а так же, впрочем, взрывы галактик и появление новых звезд. Это космическое бесстрастие сумели понять древние индейцы, как постигли его древние арии, египтяне и китайцы. Это сделанное первыми мыслителями грандиозное для землян открытие показалось людям столь важным, что они попытались сохранить его в памяти всеми возможными способами, воссоздавая его едва уловимый образ в виде архитектурных комплексов, памятников, фигур, изображений, устных и письменных текстов. И, главное, в погребальном обряде как ключевом моменте соединения миров. Человек должен попасть в Космос, чтобы затем вернуться на землю и приумножить это космическое знание, стараясь все более детально воспроизвести его на Земле и, почему-то, пытаясь постигнуть. Как потерявшие мать и отца сироты пытаются найти своих родителей, так и человек зачем-то пытается обрести своего творца. Человек – плоть от плоти Вселенной: по химическому составу, по фрактальному подобию и симметрично-асимметричной организации, по всем заложенным биоритмам. По всем кроме одного, который, возможно, является самым загадочным в тандеме человек-Космос: это ритм продолжительности жизни. Дело в том, что продолжительность жизни особи (любых млекопитающих, от мышки до слона) подвержена достаточно жесткому и малообъяснимому правилу «внутреннего секундомера»: около миллиарда пульсаций височной артерии или сердца за жизнь. Чем быстрее пульсация, тем короче жизнь особи (вида). Человек, которому полагалось бы иметь продолжительность жизни 20–27 лет, сумел выйти за рамки земной биоритмической предопределенности. Он создал систему, которая, с одной стороны, следовала законам космической гармонии, а с другой, позволяла ему удовлетворять свое бесконечное любопытство.

Сложилось парадоксальное противоречие, при котором человек устремляется в космос, но уже не интуитивно, а одержимо рационально. Чтобы попасть туда, он противостоит агрессии окружающей среды, созданной Космосом. Слабый и обреченный, он отчаянно борется против этой агрессии, практически вчетверо отодвигая порог смерти. А отвоеванное время… использует для познания заманчивого и непознаваемого Космоса. Причем достижения древнего человека кажутся нам настолько сложными и даже порой необъяснимыми, что так и хочется приписать их кому-нибудь простому и понятному – богу, инопланетянам, на худой конец, просто дальним продвинутым соседям.

Однако связываться с богом – особенно в той допотопной версии Творца, которую предлагают все традиционные и нетрадиционные конфессии – дело хлопотное. Что касается христианского варианта бога, то индейцы успели до всего дойти и без его помощи. А уж о том, что Христос обладал хоть какой-то информацией о точных или естественных науках, не упоминается ни в одном из евангелий, не говоря уже о более глубоких знаниях – на уровне греков или римлян того времени. Но и те сумели обрести эти знания, будучи злостными язычниками. Сам Всемогущий любой версии, по всей очевидности, не был силен во многих материях – но особенно в математике. Индийцам и майя пришлось вводить позиционный математический ноль явно без его помощи, поскольку об этих хитростях не было сообщено даже избранным евреям. При этом мудрецы западных Индий исхитрились дойти до этого высшего математического пилотажа еще раньше жителей Индий восточных. Об исламе, совсем уже поздно, в VII веке, вступившем на мировую арену, и вовсе речь не идет, поскольку Аллах сумел выбрать неграмотного Мухаммада именно в тех местах, где арабы успели неплохо развить свою науку и без его присутствия. В восточных религиях, правда, дело с выбором исследовательского метода обстояло не так тоскливо, но о чьей-либо убедительной помощи говорить все же не приходится. В священных текстах содержатся все больше социальные обязанности да общественные запреты, зачастую смахивающие на уголовный кодекс.

Складывается впечатление, что божественные отцы великих религий не столько помогали человеку в развитии научных знаний, сколько мешали ему и ставили палки в колеса, стараясь не дать себя познать. А любимыми детьми их были почти исключительно исполнительные психопаты и истерики, которые регулярно получали несложные для воспроизведения откровения и пытались убедить в их правдивости всех остальных. Кто не верил или, еще хуже, хотел слишком много знать, того истребляли всеми доступными способами. Собственно историю религий можно строить по картинкам страшных преследований тех, кто пытался познать Человека, Бога и Вселенную. И назвать эту версию можно «историей мракобесия», в которую каждая из конфессий внесла свою достойную лепту. Возьмем лишь несколько примеров, относящихся к XV–XVI векам – периоду, характеризующемуся началом радикального пересмотра общепринятой картины мира. Парадоксально, но католическая церковь, в рамках которой и развивалась в основном европейская наука, оставила историю духовного подвига Джордано Бруно, который отправился на костер, защищая идею бесконечности Вселенной и множества миров. Православная церковь, которая любит перебирать чужие грехи, часто забывает о многом, например, о том, как несколько раньше, при Иване III, тихо были утоплены в железной клетке подо льдом Москвы-реки сторонники новгородской «ереси жидовствующих», занимавшиеся всего лишь естественными науками и бившиеся за прогрессивное развитие России. В 1449 году в Самарканде был убит великий астроном Улугбек и разрушена его уникальная обсерватория, что свидетельствует отнюдь не о борьбе за власть, а прежде всего об отстаивании незыблемости исламской картины мира. Восточные религии (и использовавший древнюю местную модель мира индуизм, и разнообразные формы буддизма, и даосизм, и отчасти конфуцианство) открывали каждому желающему чувственный путь к Богу. Однако подобный подход, будучи чрезвычайно продуктивным на уровне эмпирического знания, постепенно все в большей степени исключает рациональный «поиск Бога» как абстракции, что, как это ни парадоксально, с определенного этапа начинает тормозить развитие теоретической научной мысли. Да и в целом говорить о помощи Бога в познании Вселенной можно лишь с большими оговорками, ограничиваясь уровнем знаний начальной школы. Современная же наука, о которой, согласно священным текстам, ни один из великих и мелких богов слыхом не слыхивал, – дело рук (а точнее, мозгов) в основном закоренелых, мучающихся от любопытства атеистов.

Однако вернемся в Новый Свет. Американский континент, как уже не раз упоминалось, в силу своего изолированного вплоть до XVI в. развития, позволяет нам проследить некое «идеальное» течение общих для человечества культурных процессов. Так, главный мезоамериканский культуртрегер – Кецалькоатль, который, согласно легенде, принес некие «знания», также появляется на все готовое и откровенно пользуется математическими и астрономическими достижениями «диких» предшественников. Собственно, примерно так же ведет себя и перуанский Виракоча. Однако в древней Мексике мы становимся свидетелями того, как чувственная связь с Космосом превращается в религиозно-нравственную систему, регулирующую все аспекты индейского общества. Как майя, так и астеки в чем-то остаются в своих исканиях ближе к китайцам, нежели европейцам. Философская лирика астекского воина, философа и поэта Несауолькойтля позволяет нам лишний раз убедиться в некой духовной близости восточных и индейских культур.

Уходим мы среди цветов: Так как должны оставить эту землю, где были лишь на время одолжены друг другу…

И последние стихи японского поэта Рёкана:

Что останется после меня? Цветы – весной. Кукушка – в горах, И листья клена – осенью. (Пер. Т. Григорьевой)

Сходство элементов культуры у разных, порою весьма удаленных друг от друга этносов, как известно, предполагает несколько вариантов объяснений: это может быть и генетическое родство, и культурное заимствование вследствие длительных контактов или территориальной близости, и ассимиляция, и порою – правда, в реальности весьма незначительное – культуртрегерство, а также некоторые другие причины.

Как уже упоминалось, американских индейцев постоянно подозревают в заимствовании своих высоких культурных достижений от самых различных цивилизаторов – от жителей Атлантиды до инопланетян. С момента открытия континента казалось невероятным, чтобы находившиеся в полной изоляции от Старого Света народы развивались в основном по тем же законам и шли теми же шагами, что и этносы хорошо известных регионов. Однако в реальности проблема этих «странных» совпадений оказывается куда более интригующей.

Как же объяснить те универсальные духовные и культурные явления, которые присущи разным народам, возникают и одинаково видоизменяются на определенных стадиях развития общества и практически неотделимы от организации жизнедеятельности человека, как бы он сам к этому ни относился. Естественно, что подобная проблема давно интересовала не одно поколение исследователей, однако ни «либидо» и «комплексы» по Фрейду, ни «коллективное бессознательное» и «архетипы» Юнга не являются объяснением, а всего лишь отражают взгляд на проблему с точки зрения психических особенностей личности.

Исследования последних лет показали, что характер мировосприятия человеком и тип его поведения в конкретных условиях окружающей среды напрямую зависят от…типа реагирования полушарий его головного мозга. Не вдаваясь в слишком сложные подробности, хотелось бы лишь пояснить общую схему: европейская культура создана людьми с доминирующим левополушарным типом реагирования головного мозга, а восточная – с доминирующим правополушарным типом. По некоторым показателям, индейцы майя обладают выраженным правополушарным типом реагирования. Именно это обстоятельство и позволяет искать культурные параллели между индейцами и жителями азиатского Востока – в частности, китайцами и японцами.

Итак, XVI век оказался роковым для индейских цивилизаций. Пришедшие со стороны восходящего солнца бородатые европейцы дошли до Тихоокеанского побережья и коренным образом изменили жизнь аборигенов Нового Света. Даже если те и продолжали какое-то время следовать традиционному образу жизни, занимаясь маисовым земледелием в своих родовых общинах. Даже если эти общины до сих пор продолжают сохранять определенную изолированность от внешнего мира. Естественный путь развития был прерван, и наступило новое время – время панойкуменной истории и культуры. Так в 1492 г. резервный, американский, очаг цивилизации на Земле, запрограммированный некой высшей схемой развития, утратил свою актуальность и влился в общий цивилизационный процесс. В исторической науке нелепо говорить о прошлом в сослагательном наклонении. Это не физика, где до бесконечности можно повторять видоизмененные эксперименты. Исторические события всегда развиваются по жесткой формуле, наподобие той, что использовал Булгаков: «Заседание не состоится, потому что Аннушка разлила масло». Все племена и народы рано или поздно проходят сквозь подобные жернова развития человечества и оказываются включенными в более развитую систему. Но это отнюдь не является «конечным поражением». Собственные традиции соединяются с высшими достижениями общечеловеческой цивилизации, позволяя вырваться вперед на уже качественно ином уровне. Наиболее ярким примером может служить Япония, вошедшая в XX век отсталой, достаточно изолированной от мира страной с ограниченными экономическими ресурсами. Вторая мировая война еще больше усугубила ее тяжелое положение – а спустя всего несколько десятилетий Япония сумела занять одно из ведущих мест в современном мире. Историческое развитие имеет не просто циклический характер – циклы могут воспроизводиться как на более низком, так и на качественно более высоком уровне.

Именно так представляли себе вечное существование древние майя: смерть не является концом, а лишь завершением определенного этапа. И, осознав совершенные ошибки и просчеты, в любой момент, пусть даже в день гибели физического тела, можно начать новую, устремленную в будущее жизнь. Этот закон относится как к отдельному человеку, так и целому народу.

А может быть, и целому континенту?

Карта Мезоамерики, хронологическая схема, список литературы, список иллюстраций

Карта Мезоамерики

Основные археологические культуры Мезоамерики

Хронологическая схема археологических культур Мезоамерики

Список литературы

Аверкиева Ю.П. Рабство у индейцев Северной Америки. – М.; Л., 1941.

Аверкиева Ю.П. Индейцы Северной Америки. От родового общества к классовому. – М., 1974.

Алексеев В.П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. Палеолит. – М., 1978.

Алексеев В.П. Становление человечества. – М., 1984.

Альбедиль М.Ф., Ершова Г.Г., Федорова И.К. Юрий Валентинович Кнорозов (1922–1999) // Кунсткамера. Этнографические тетради. – 1998. – Вып. 12.

Альперович М.С. История Латинской Америки. – М., 1981.

Андреев И.Л. Происхождение человека и общества. – М., 1988.

Астуриас МЛ. Легенды Гватемалы. – М., 1972.

Астуриас МЛ. Избранные произведения в 2-х томах. – М., 1988.

Баглай В.Е. Ацтеки. История, экономика, социально-политический строй. – М., 1998.

Башилов В.Л. Древние цивилизация Перу и Боливии. – М., 1972.

Башилов В.Л. Неолитическая революция в Центральных Андах. Две модели палеоэкономического развития. – М., 1999.

Беляев Д.Д. «Лунная серия» в иероглифических надписях майя // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Березкин Ю.Е. Мочика. Цивилизация индейцев Северного побережья Перу в I–VII вв. – Л., 1983.

Березкин Ю.Е. Древнее Перу. – Л., 1991.

Березкин Ю.Е. Мифы индейцев Южной Америки. – СПб., 1994.

Бутенева И.В. Астеки: имперская идеология // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Вавилов Н.И. Мексика и Центральная Америка как основной центр происхождения культурных растений Нового Света // Избранные труды. Т. 2. – М.; Л., 1960.

Вавилов Н.И. Великие земледельческие культуры доколумбовой Америки и их взаимоотношения // Избранные труды. Т. 2. – М.; Л., 1960.

Галич М. История доколумбовых цивилизаций. – М. 1990.

Готье де Лекарос В. Рисунки долины Наска // Латинская Америка. – 1993. – № 7.

Гуляев В.П. По следам конкистадоров. – М., 1976.

Гуляев В.И. Города-государства майя. – М., 1979.

Гуляев В.И. Город и общество в центральной Мексике накануне конкисты // Археология Старого и Нового Света. – М., 1982.

Гуляев В.И. Доколумбовы плавания в Америку: мифы и реальность. – М., 1991.

Гуляев В.И. Древнейшие цивилизации Мезоамерики. – М., 1972.

Гуляев В.И. Древние майя. – М., 1983.

Гуляев В.И. Забытые города майя. – М., 1984.

Гуляев В.И. Археология Центральной Америки. – М., 1992.

Гуляев В.И. Загадки погибших цивилизаций. – М., 1992.

Давлетшин А.И. «Небесные символы» древних майя // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Диэри Т. Лютые астеки. – М., 1997.

Добкин де Риос М. Растительные галлюциногены. – М., 1997.

Дэвлет Е.Г. Центральноамериканские элитные художественные изделия из камня // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Ершова Г.Г. Фольклорные песнопения майя Юкатана как средство организации жизни с помощью искусства // Искусство и действительность. – М., 1992.

Ершова Г.Г. Об истоках мексиканского мурализма. Ч. 1–2 // Латинская Америка. – 1995. – № 3–4.

Ершова Г.Г. Зодиакальный пояс в представлениях мезоамериканцев // Дракон и Зодиак. – М., 1997.

Ершова Г.Г. Деятели культуры эпохи «встречи миров»: миссионер и конкистадор // Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. Iberica Americanas. – М., 1997.

Ершова Г.Г. Система родства майя. Опыт реконструкции. – М., 1997.

Ершова Г.Г. Кометы и метеоры в представлениях майя // Древняя астрономия: небо и человек. – М., 1998.

Ершова Г.Г., Бутенева И.В., Леонова Е.В., Красулин Е.А., Красулина A.B., Пакин A.B., Сафронов A.B., Семакина Е.А., Токовинин А.А. Реальная жизнь в зеркале мифа (по материалам книги индейцев майя-киче «Пополь-Вух») // Мир психологии. – 1998. – № 3.

Ершова Г Г., Кнорозов Ю.В., Овандо Уркису Г А. Праздник посева (Заклинание ветра) // Вопросы этнической семиотики. Забытые системы письма. – СПб., 1999.

Ершова Г.Г., Кнорозов Ю.В. Победитель из Брода Ягуара // Вопросы этнической семиотики. Забытые системы письма. – СПб., 1999.

Ершова Г.Г. Древний мир Нового Света // История древнего Рима: Учебник. – М., 2000.

Ершова Г.Г. Цивилизационные процессы: урбогенез в Старом и Новом Свете // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Ершова Г.Г. Фрай Диего де Ланда. Древние майя: уйти, чтобы вернуться. – М., 2000.

Ибарра Грассо Д.Э. Нижний палеолит в Америке // Советская этнография. – 1958. – № 1.

Ибарра Грассо Д.Э. Иероглифическая письменность индейцев андского нагорья // Вопросы языкознания. – 1958. – № 1.

Инка Гарсиласо де ла Вега. История государства инков. – Л., 1974.

Исторические судьбы американских индейцев. – М., 1985.

Карр А. Наветренная дорога. – М., 1961.

Керам К.В. Первый американец. – М., 1979.

Кинжалов Р.В. Древнеперуанский керамический сосуд из Чанкая // Сообщения Государственного Эрмитажа. – 1957. – № 12.

Кинжалов Р.В. Искусство древней Америки. – М; 1962.

Кинжалов Р.В. Культура древних майя. – Л., 1971.

Кинжалов Р.В. Воин из Киригуа. – Л., 1976.

Кинжалов Р.В. Орел, кецаль и крест. – СПб., 1991.

Кинжалов Р.В. Рабиналь-Ачи // Латинская Америка. – 1991.

Кнорозов Ю.В. Древняя письменность Центральной Америки // Советская этнография. – 1952. – № 3.

Кнорозов Ю.В. «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланда как историко-этнографический источник // Ланда Д. де. Сообщение о делах в Юкатане. – М.; Л., 1955.

Кнорозов Ю.В., Шпринцин Н.Г. Индейцы майя // ТИЭ. – Т. 25: Индейцы Америки. – 1955.

Кнорозов Ю.В. Письменность древних майя (опыт расшифровки) // Советская этнография. – 1955. – № 1.

Кнорозов Ю.В. Система письма древних майя (опыт расшифровки). – М., 1955.

Кнорозов Ю.В. Спор о древних письменах индейцев майя. Заметки участника XXXII Международного конгресса американистов. Копенгаген. Авг. 1956 // Новое время. – 1956. – № 41.

Кнорозов Ю.В. Проблема изучения иероглифической письменности майя // Вопросы языкознания. – 1957. – № 5.

Кнорозов Ю.В. Население Мексики и Центральной Америки до испанского завоевания // Народы мира: Этнографические очерки: Народы Америки. Т. 2. – М., 1959.

Кнорозов Ю.В., Токарев С.А. Письменность коренного населения Америки // Народы мира: Этнографические очерки: Народы Америки. Т. 1. – М., 1959.

Кнорозов Ю.В. Машинная дешифровка письма майя // Вопросы языкознания. – 1962. – № 1.

Кнорозов Ю.В. Письменность индейцев майя. – М., 1963.

Кнорозов Ю.В. Пантеон древних майя. 7 Международный конгресс антропол. и этногр. наук. Москва, авг. 1964 г. Доклады. – М.; Л, 1964.

Кнорозов Ю.В. Религиозные представления индейцев майя по данным Лас-Касаса и других источников // Бартоломе де Лас Касас: К истории завоевания Америки. – М., 1966.

Кнорозов Ю.В. Поздняя история Юкатана по хроникам майя // От Аляски до Огненной Земли: История и этнография стран Америки. – М., 1967.

Кнорозов Ю.В. Языки коренного населения Америки и Океании // Советское языкознание за 50 лет. – М., 1967.

Кнорозов Ю.В., Федорова И.К. Древнее перуанское письмо: проблемы и гипотезы // Латинская Америка. – 1970. – № 5.

Кнорозов Ю.В. Заметки о календаре майя: Общий обзор // Советская этнография. – 1971. – № 2–3.

Кнорозов Ю.В. Заметки о календаре майя: 365-дневный год // Советская этнография. – 1973. – № 1.

Кнорозов Ю.В. Заметки о календаре майя: Монумент Е в Трес-Сапотес // Латинская Америка. – 1973. – № 6.

Кнорозов Ю.В. Иероглифические рукописи майя. – Л., 1975.

Кнорозов Ю.В., Гуляев В.И. Заговорившие письмена // Наука и жизнь. – 1979. – № 2.

Кнорозов Ю.В. Этногенетические процессы в древней Америке // Проблемы истории и этнографии Америки. – М., 1979.

Кнорозов Ю.В. К вопросу о связях доколониальной Америки со Старым Светом // Латинская Америка. – 1986. – № 1.

Кнорозов Ю.В., Ершова Г.Г. Надписи майя на керамических сосудах // Древние системы письма: этническая семиотика. – М., 1986.

Кнорозов Ю.В., Ершова Г.Г. Легенды о происхождении майя (миф и природная среда) // Экология американских индейцев и эскимосов: проблемы индеанистики. – М., 1988.

Кнорозов Ю.В., Ершова Г.Г. Диего де Ланда как основоположник изучения культуры майя (из истории миссионерской культуры XVI в.) // Iberica Americanas: Культуры Нового и Старого Света XVI–XVIII вв. в их взаимодействии. – СПб., 1991.

Кузьмищев В.А. Тайна жрецов майя. – М., 1968.

Кузьмищев В.А. Царство сынов Солнца. – М., 1982.

Культура Аргентины. – М., 1977.

Культура Боливии. – М., 1986.

Культура Бразилии. – М., 1981.

Культура индейцев. – М., 1963.

Культура Колумбии. – М., 1974.

Культура Перу. – М., 1975.

Ланда Диего де. Сообщение о делах в Юкатане. – М.; Л., 1955.

Лас Касас Бартоломе де. История Индий. – Л., 1968.

Ламберг-Карловски К., Саблоф Е. Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика. – М., 1992.

Легенды и сказки индейцев Латинской Америки. – Л., 1987.

Лопес Портильо X. Сказание о Кецалькоатле. – М., 1980.

Лопес Портильо X. Кецалькоатль. – М., 1982.

Люди и ландшафты Бразилии. – М., 1958.

Мифы, сказки и легенды индейцев (сев. – зап. США). – М., 1997.

Нерсесов Я.Н. 250 веков доколумбовой Америки. – М., 1997.

Овандо Уркису А.Г. Нагуаль – мексиканский шаман // Латинская Америка. – 1996. – № 5.

Окладникова Е.А. Модель Вселенной в системе образов наскального искусства тихоокеанского побережья Северной Америки. – СПб., 1995.

Орельяна Ф. де. Открытие великой реки Амазонки. – М., 1963.

Пакин A.B. В сердце «Края войны»: вопросы политической географии майя Центрального Петена в XVII в. // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Пессель М. Затерянный мир Кинтана-Роо. – М., 1969.

Пополь-Вух. Перевод с киче. – М., 1993.

Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Райхе М. Загадки Наски // Латинская Америка. – 1975. – № 4.

Ростоцкая Л.В. Золото Перу // Латинская Америка. – 1975. – № 4.

Рэли У. Открытие Гвианы. – М., 1963.

Сафронов A.B. Военное искусство индейцев майя: исторические источники и их изучение // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Токовинин А.А. Некоторые аспекты игры в мяч у народов Мезоамерики // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Сеа Л. Философия американской истории. – М., 1984.

Семакина Е.А. Образ карлика в системе мировосприятия древних народов Центральной Америки // Развитие цивилизации в Новом Свете. – М., 2000.

Соди Д. Великие культуры Месоамерики. – М., 1985.

Строители погребальных курганов и обитатели пещер. – М., 1997.

Рус А. Народ майя. – М., 1986.

Таннер Дж. Тридцать лет среди индейцев. – М., 1963.

Файнберг Л.Л. Индейцы Бразилии. – М., 1975.

Фрид Н. Улыбающаяся Гватемала. – М., 1958.

Фрэзер Дж. Золотая ветвь. – М., 1980.

Хаггард Р. Дочь Монтесумы. – М., 1964.

Цеханская К.В. Народная медицина у североамериканских индейцев // Этническая экология. – М., 1991.

Чебоксаров H.H., Чебоксарова И.А. Народы. Расы. Культуры. – М., 1985.

Шаревская Б.И. Культура древних народов области Анд // Народы Америки. II. – М., 1959.

Эйбль-Эйбесфельдт. Зачарованные острова Галапагоссы. – М., 1971.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. – М., 1953.

Abreu Gomez Emilio. Canek. Trilogia de héroes mayas. – México, 2000.

Acosta J. Nuevos descubrimientos en Zaachila (1971) // Boletm INAH. – 1972, época II. La Acropolis de Xochicalco. – México, 1995.

Actas del IV congreso de la SEAC «Astronomia en la cultura». – Salamanca, 1997. Adams R. Rio Azul. Lost city of the Maya // National Geographic. – 1986. – Vol. 169, No. 4. Agurcia Fasquelle R. A Royal Maya Tomb Discovered // National Geographic. – 1989. – Vol. 176, No. 4.

Alva W. La tombe du seigneur de Sipan // Le Pérou de l’origine aux incas. Les dossiers d’archeologie. – Paris, 1992.

Alvarez C.A. Reconocimiento arqueologico en los valles cercanos a las Margaritas // Estudios de cultura maya. UNAM. – 1982. – Vol. XIV.

Ancient Cacaxtla // National Geographic. – 1992. – Vol. 182, No. 3.

Cantos y crönicas del México Antiguo. – Madrid, 1986 (ed. M. Leon-Portilla). Archaeology, Ethnohistory, and Ethnoarchaeology in the Maya Highlands of Chiapas, México (ed. by Douglas Donne Bryant, E. Calnek, Th. Lee, B. Hayden). – Utah, 1988.

Anales de los cakchiqueles. – La Habana, 1972.

Andes. Boletm de la Misiön arqueolögica andina. – Varsovia, 1996.

Antiguas representaciones del maiz. – México, 1982.

Anton F. Kunst der Maya. – Leipzig, 1968.

Anton F. Altindianische Kunst in Mexico. – Leipzig, 1986.

Arevalo C., Pinilla Blenke J. Rites funeraires a Puemape // Le Pérou de l’origine aux incas. Les dossiers d’archeologie. – Paris, 1992.

Arriaza B. Chile’s Chinchorro Mummies // National Geographic. – 1995. – Vol. 187, No. 3. The Art of the Ancient Maya. – N.Y., 1959.

Aveny A.F. Observadores del cielo en el México Antiguo. – México, 1997.

Barrera Rubio A. La gran plataforma del palacio del gobernador de Uxmal // Cuadernos de arquitectura mesoamericana. – UNAM, 1991.

Barrera Vasquez A. Horöscopos Mayas. Registro de cultura yucateca. – México, 1943. Barrera Vasquez A. El libro de los cantares de Dzitbalché. – México, 1965.

Becerra Longino. Copân. – Tegucigalpa, 1984.

Becquelin P., Michelet D., Arnaud M.-Ch. Xcalamm, en su trayectoria Cronolögica // Mexicon. – 1994. – Vol. XVI, No. 5.

Bennett W.C. The North Highlands of Peru. Excavations in the Callejon de Huaylas and at Chavin de Huantar // American Museum of Natural History – Anthropological Papers. – N.Y., 1944.

Bennett W.C. Ancient Arts of the Andes. – N.Y., 1954.

Benson E. The Maya World. – N.Y., 1967.

Bermann M. Domestic Life and Vertical Integration in Tiwanaku Heartland // Latinamerican antiquity. – 1997. – Vol. 8, No. 2.

Bemal I. El mundo olmeca. – México, 1968.

Bey G., et al. Classic to Postclassic at Ek Balam, Yucatan: Architectural and Ceramic Evidence for Defining the Transition // Latinamerican antiquity. – 1997. – Vol. 8, No. 3.

Beyond Death. The Chinchorro Mummies of ancient Chile // Latinamerican antiquity. – 1997. – Vol. 8, No. 2.

Bird J.B., Bellinger L. Paracas Fabrics and Nazca Needlework. – Washington, 1954.

Bonor Villarejo J.L. Las cuevas mayas: simbolismo y ritual. – Madrid, 1989.

Bonor Villarejo J.L., Brady J.E. Las cavernas en la geografia sagrada de los mayas // Perspectivas antropolögicas en el mundo maya. – Girona, 1992.

Brady J.E. The Sexual Connotation of Caves in Mesoamerican Ideology // Méxicon. – 1988. – Vol. X, 3.

Bushnell G.H.S. Peru. – N.Y.-Washington, 1969.

Cabrera Castro R. The templo de Quetzalcoatl. Project at Teotihuacan // Ancient Mesoamerica. – 1991. – Vol. 2, No. 1.

Cabrera Castro R. El templo de Quetzalcoatl // Arqueologia mexicana. – 1993. – Vol. I, No. 1.

Canals Frau S. Prehistoria de América. – Buenos Aires, 1973.

Casas B. de las. Brevisima relation de la destruction de las Indias. – Madrid, 1982.

Caso A. El calendario mexicano. – México, 1958.

Carrasco R. Calakmul, Campeche. Universidad de Campeche, 1994.

Cieza de Leon P. Relacion de los Incas. – 1873.

Cieza de Leon P. La erotica del Peru. – Buenos Aires-México, 1945.

Ciudad Ruiz A., Rivera M. Los mayas de los tiempos tardios. – Madrid, 1986.

Ciudad Ruiz A. El protoclâsico en la region de Salcajâ, Guatemala // Perspectivas antropolögicas en el mundo maya. – Madrid, 1993.

Citta degli Dei (por Eduardo Moctezuma). – Milano, 1992.

Chaco Canyon. A Center and its World. – Santa Fe, 1994.

Los Codices mayas. – Chiapas, 1985.

Cogolludo, D. Lopez de. Historia de Yucatan. – México, 1893.

Coe M.D. Early Steps in the Evolution of Maya Writing // Origin of Religious Art and Iconography in Preclassic Mesoamerica. – Los Angeles, 1976.

Coe M.D., Breiner Sh. Magnetic Exploration of the Olmec Civilization // American Scientist, – 1972. – Vol. 60, No. 5.

Coe M.D. Olmec and Chavin: Rejoinder to Lanning // American Antiquity. – 1963. – Vol. 29, No. 1.

Coe M.D. The Maya Scribe and his World. – New York, 1973.

Coe M.D. Classic Maya Pottery at Dumbarton Oaks. – Washington, 1975.

Coe M.D. Lords of the Underworld. Masterpieces of classic Maya ceramic. – Princeton, 1978.

Coe M.D. Old Gods and Young Heroes: The Pearlman Collection of Maya Ceramics. – Jerusalem, 1982.

Coe M.D. The Jaguar’s Children. – N.Y., 1965.

Coe M.D. The Maya. – México, 1966.

Coe M.D. México. – México, 1967.

Сое M.D. Breaking the Maya Code. – N.Y., 1992.

Coe M.D. Atlas of Ancient America. – N.Y., 1986.

Coe S.D. America’s First Cuisines. – Austin, 1999.

Coe W. Tikal. – Philadelphia, 1967.

Corruccini R. On Hawikku Cementery Kin Groups // American Antiquity. – 1998. – Vol. 63, No. 1.

Cortes H. Cartas de relation. – México, 1973.

Cortes de Brasdefer F. Kohunlich, ciudad del sol. – Chetumal, 1998.

Chase A., Case D. The Investigation of Classic Period Maya Warfare at Caracol // Mayab. – 1989. – No. 5.

El libro de los libros de Chilam Balam. Por Barrera Vasquez, – México, 1972.

Chinchilla S.C. Madre Milpa. – Guatemala: Editorial Universitaria, 1965.

Diaz del Castillo B. Historia verdadera de la conquista de Nueva Espana. – Barcelona, 1975.

Diehl R.A. Arqueologia olmeca: lo que sabemos y lo que quisieramos saber // La palabra y el hombre. – Xalapa, 1990.

Diehl R. Tula, and Wheeled Animal Effigies in Mesoamerica // Antiquity. – 1987. – Vol. 61, No. 232.

Diehl R. Olmec Religion // The Encyclopedia of Religion. Vol. II. – N.Y., 1987.

Dincauze D. Regarding Pendejo Cave // American Antiquity. – 1997. – Vol. 62, No. 3.

Don Watson. Indians of the Mesa Verde. – Colorado, без даты издания.

La época clâsica: nuevos hallazgos, nuevas ideas, seminarios de arqueologia. – INAH, 1990.

Eroza Solana et al. El agua en la cosmovision y terapéutica de los pueblos indigenas de México. INI. – México, 1999.

Evans Schultes R. Algunos apuntes etnofarmacolögicos de la Amazonia colombiana // Boletm de Antropologia. – Vol. 6, No. 21. – Medellin, 1987.

Galindo Trejo J. Arqueoastronomia en la América Antigua. – Madrid, 1994.

Garibay A.M. Teogonia e historia de los mexicanos. – México, 1973.

Garibay A.M. La literatura de los aztecas. – México, 1974.

Garth Norman V. Izapa sculpture. Part I. – Provo (Utah), 1973.

Garza Mercedes de la. El universo sagrado de la serpiente entre los mayas. – UNAM, 1984.

Garza Mercedes de la. Sueno y alucinacion en el mundo nahuatl y maya. – México: UNAM, 1990.

Gevara Sanchez A. Rescate y consolidation de la zona arqueolögica de las Flores, en Tampico, Tamaulipas // Arqueologia. – 1993. – No. 9–10.

Gonzales Crnz A. El Templo de Las Inscripciones (mujer roja) // Arqueologia mexicana. – 1998. – No. 5.

Gonzalez Lauck R. La Venta. Una gran ciudad olmeca // Arqueologia mexicana. – 1995. – Vol. II, No. 12.

Gonzalez L.A. Nuevas perspectivas de interpretaciones que proporcionan los entierros del centro politico-religioso de Teotihuacân // La época clâsica: nuevos hallazgos, nuevas ideas, seminarios de arqueologia. – INAH, 1990.

Gonzales Torres Yolotl. El sacrificio humano entre los méxicas. – México, 1994.

Graulich M. Ritos aztecas. Las fiestas de las veintenas. – México, 1999.

Grupos étnicos de México. T. II. – México, 1982.

Guillen S. Beyond Death. The Chinchorro Mummies of Ancient Chile // Latinamerican antiquity. – 1997. – Vol. 8, No. 2.

Gussinyer J., Martinez Muriel A. Una figurilla olmeca en un entierro del horizonte clâsico // Estudios de cultura maya. Vol. X. – México, 1976–1977.

Fahmel Beyer Bernd. En el cruce de los caminos. – UNAM, 1995.

Florescano E. El mito de Quetzalcoatl. – México, 1993.

Florescano E. Memoria mexicana. – México, 1994.

Foncerrada de Molina M., Lombardo de Ruiz S. Vasijas pintadas mayas en el contexto arqueolögico. – México, 1979.

Foncerrada de Molina M. La escultura arquitectönica de Uxmal. – México, 1965.

Foster G.M. Tzintzuntzan. – México, 1972.

Fuente B. de. Los hombres de piedra. – México, 1977.

Fuente B. de. Las cabezas colosales olmecas. – México, 1975.

Fuente B. de. La escultura de Palenque. – México, 1965.

Fuente B. de. Arte huaxteco prehispânico. – México, 1960.

Fullola J.M. y otros. Esquema crono-cultural del poblamiento prehistörico de las sierras centrales de la peninsula de Baja California, México // Arqueologia. – 1993. – No. 9–10.

Fürst P. y Nahmad S. Mitos y arte huicholes. – México, 1972.

Hagen V.W. The Desert Kingdoms of Peru. – London, 1965.

Harris O. Los muertos y los diablos entre los Laymis de Bolivia // Chungara. – Arica, Chile, 1983. – No. 11.

Heyden D. 6Un Chicomoztoc en Teotihuacân? La cueva bajo la Piramide del Sol // Boletm INAH. – N 6:3–18. – México, 1973.

Heyden D. Los ritos de paso en las cuevas // Boletm INAH. – N 19:17–26. – México, 1976.

Holland W. Tonalismo y nagualismo entre los indios Tzotziles de Larrainzar, Chiapas, México // Estudios de cultura maya. – UNAM, México, 1961.

Hopkins D.M., Matthews J.V., Ascheweger Ch. Paleoecology of Beringia. – N.Y., 1982.

Hoyle A.-M. Chan-Chan. Capital de Геtat chimu // Le Pérou de Torigine aux incas. Les dossiers d’archeologie. – Paris, 1992.

Ibarra Grasso D.E. Las edades de Bronce y de Hierro en la América Precolombina // Santa Fe. Arg., 1967.

Ibarra Grasso D.E. La negation de las relaciones transpacificas por el Dr. J.H. Rowe // Pumapunku. – La Paz, 1972.

Ichon. A. Rabinal et la vallée moyenne de rio Chixoy. Baja Verapaz. – Paris, 1982.

Iglesia R. Cronistas e historiadores de la conquista de México. – México, 1980.

Ixtlilxochitl F. de Alva. Historia de la nation chichimeca. – Madrid, 1985 (ed. G. Vazquez).

Izquierdo A.L. Chiapas a partir de Acteal. – UNAM, México, 2000.

Kaulicke P. La culture Vicus // Le Pérou de Torigine aux incas. Les dossiers d’archeologie. – Paris, 1992.

Knauth L. El juego de pelota y el Rito de Décapitation // Estudios de cultura maya. UNAM. – México, 1961.

Knorozov Yu., Yershova G. Das Konzept der Urheimat in Palenque // Circumpacifica: Festschrift für Thomas S. Barthel. – Bd. 1: Mittel-und Südamerika. – Frankfurt a/Main; Bern; N.Y.; Paris, 1990.

Knorozov Yu., Yershova G. Diego de Landa сото fundador del estudio de la cultura maya // Anales del Museo de América. – № 2. – Madrid, 1994. – P. 21–32.

Knorozov Yu. Compendio Xcaret de la escritura jeroglifica maya descifrada por Yuri V. Knörosov. En 3 t. – México, 1999.

Krickeberg W. Mitos y leyendas de los Aztecas, Incas, Mayas y Muiscas. – México, 1971.

Lagarriga Attias Isabel. Algunos elementos chamânicos entre los iluminados о alumbrados de la Nueva Espana // La palabra y el Hombre. – No. 68. – México, 1988.

Larco Hoyle R. La escritura peruana sobre pallares // Relaciones de la Sociedad argentina de antropologia. – T. IV. – Buenos Aires, 1944.

Larco Hoyle R. La cultura Salinar // RGA. – 1945. – Vol. XXIII.

Larco Hoyle R. La cultura Viru. – Buenos Aires, 1945.

Larco Hoyle R. Los Cupisniques. – Buenos Aires, 1945.

Larco Hoyle R. Los Mochicas (Pre-Chimu de Uhle y Early Chimu de Krneber). – Buenos Aires, 1945.

Larco Hoyle R. A Cultural Sequence for the North Coast of Peru // Handbook of South American Indians. – Washington, 1946.

Lee TLowe G. Izapa: an Introduction to the Ruins and Monuments. – Provo (Utah), 1982.

Lee T. Un nuevo complejo de escultura en la planicie costera de Chiapas // Arqueologia. – 1990. – No. 3.

Lekson S., Stein J. The Chaco Canyon Community // Scientific American. – 1988. Lenkensdorf C. Los hombres verdaderos. Voces y testimonios tojolabales. – México, 1996. Leon Portilla M. Tiempo y realidad en el pensamiento maya. – UNAM, 1994.

Leyendas mexicanas. – M., 1967 (рог A.M. Garibay: México, 1973).

Lizana Bernardo de. Historia de Yucatan (ed. F. Jimenez-Villalba). – Madrid, 1988. Lopez Austin A. La education de los antiguos nahuas 1, 2. – México, 1985.

Lopez Austin A. Milenios de la religion mesoamericana // Arqueologia mexicana. – 1995. – Vol. II, No. 12.

Lopez de M.D., Molina D. Cacaxtla. – México, 1980.

Lorenzo J.L. La etapa litica en México // Antropologia, Bol. INAH. – 1987. – No. 12.

Manzanilla L., Carreon E. A Teotihuacan Center in a Residential Context. An Interpretation / /Ancient Mesoamerica. – 1991. – Vol. 2, No. 2.

Martinez Donjuan Guadalupe. Una tumba troncoconica en Guerrero. Nuevo hallazgo en Chilpancingo // Arquelogia. – 1990. – No. 4.

Martinez Vargas E. La campana, Colima // Arqueologia mexicana. – 1996. – Vol. Ill, No. 18.

Marquez Morfin L. Paleoepidemiologia en las poblaciones prehispânicas mesoamericanas // Arqueologia mexicana. – 1996. – Vol. IV, No. 22. Museo del pueblo maya de Dzibilchaltun. – INAH.

Maldonado Dominguez. Pasado, presente y futuro de los pueblos indios. – Toulouse, 1994. Marroquin Zaleta. La cueva del diablo (leyenda) // Palabra y Hombre. – 1988. – No. 88. Martinez Pelaez S. La Patria del criollo. – Costa-Rica, 1976.

Marquez Rodiles I. Los libros del México Antiguo. – México, 1959.

Los Mayas. El esplendor de una civilization. – Madrid, 1990.

MeltzerD. et al. On the Pleistocene Antiquity of Monte Verde, Southern Chile // American Antiquity. – 1997. – Vol. 62, No. 4.

Mendieta G. de. Historia eclesiâstica indiana. T. 1–4. – México, 1945.

Mesoamérica y el centro de México. – México, 1989.

Matos Moctezuma Eduardo. Muerte a filo de obsidiana. – México, 1996.

Marcus J. Emblem and State in the Classic Maya Lowlands. – Wash., 1976.

Martos Lopez L.A., Pulido Mendez S. Un juego de pelota en la ciudad de México // Arqueologia. – 1989. – No. 1.

Medellin Zenil A. Exploraciones en la isla de Sacrificios. – Jalapa (Veracruz), 1955. Menzel D. La cultura Huari // Las grandes civilizaciones del Antiguo Peru. T. VI. – Lima.

Metraux A. Sobre la escritura de los Mochicas de Armando Vivante // Handbook of Latin American Studies. – 1941. – № 7.

Milbrath S. Star Gods of the Maya. Astronomy in Art, Folklore, and Calendars. – Austin, 1999.

Miller M.E. The Art of Mesoamerica from Olmec to Aztec. – N.Y., 1986.

Monte Alban. Mitla. – México, 1962.

Morley S.G., Brained G.J. The Ancient Maya. – Stanford, 1983.

Motolinia Toribio de Benavente. Relaciones de la Nueva Espana. – México, 1964. Mountjoy J.B. West Mexican Stelae from Jalisco and Nayarit // Ancient Mesoamerica. – 1991. – Vol. 2, No. 1.

Norman G. Izapa Sculpture. – Provo (Utah), 1973.

Ochoa L. Conquista, transculturaciön y mestizaje. Raiz y origen de México. – UNAM, 1995.

Omnibus de poesia mexicana. – Mexico, 1972.

On the Pleistocene Antiquity of Monte Verde, Southern Chile // American Antiquity. – 1997. – Vol. 62, No. 4.

Oviedo G.F. de. Sumario de la natural historia de las Indias. – México, 1979.

Palenque. Esplendor del arte maya. – México, 1980.

Peniche Rivera Piedad. Sacerdotes y comerciantes. – México, 1990.

Perlstein Pollard H. The Construction of Ideology in the Emergence of the Prehispanic Tarascan State // Ancient Mesoamerica. – 1991. – Vol. 2, No. 2.

Le Pérou de l’origine aux incas. Les dossiers d’archeologie. – Paris, 1992.

Pina Chan B. Estudios del México antiuguo. – INAH, 1996.

Pina Chan R. Mesoamérica. – México, 1960.

Pina Chan R. Jaina. – México, 1968.

Pina Chan R. Chichen-Itzâ. La ciudad de los brujos del agua. – México, 1991.

Pina Chan R. Cultura y ciudades mayas de Campeche. – Campeche, 1985.

Pina Chan R. Cacaxtla. Fuentes histöricas y pinturas. – México, 1998.

Pitarch Ramon P. Ch’ulel: una etnografia de las almas tzeltales. – México, 1996.

Playa del Carmen. Una poblaciön de la costa oriental en el postclâsico. – México, 1982. Popol Vuh. – México, 1982.

Pozas R. Chamula. – La Habana, 1982.

Proskouriakoff T. Historical Data in the Inscriptions of Yaxchilan // Estudios de cultura Maya. Vol. III. – México, 1963.

Quezada Dominguez D. Cultura y navegaciön prehispânica. – UNAM, 1999.

Rands B., Rands R. Excavations in a Cemetery at Palenque // Estudios de cultura maya. – UNAM, México, 1961.

Recinos A. Crönicas indigenas de Guatemala. – Guatemala, 1957.

Reinhard J. The Nazca Lines. – Lima, 1986.

Relaciones de Nueva Espana. – México, 1964.

Reyna Robles R., Martinez Donjuan G. Hallazgos funerarios de la época olmeca en Chilpancingo, Guerrero // Arqueologia. – 1989. – No. 1.

El ritual de los Bacabes. – UNAM, 1987.

Rivera Dorado M. Los mayas una sociedad oriental. – Madrid, 1982.

Rivera Dorado M. Laberintos de la antiguedad. – Madrid, 1995.

Rivera Dorado M. Los mayas de Oxkintok. – Madrid, 1996.

Rivet P. Les elements constitutifs des civilisations du Nord-Ouest et de l’Ouest Sud-americain // 21 ICA. Session II. – Göteborg, 1925.

Rivet Paul. Los origenes del hombre americano. – México, 1960.

Rojas J.L. México. Tenochtitlân. Economia y sociedad en el siglo XVI. – México, 1986.

Rojas J.L. El transporte de larga distancia en Mesoamérica // Revista espanola de antropologia mexicana. – 1986. – V. XVI.

Rojas J.L. La moneda indigena en México // Revista espacola de antropologia mexicana. – 1987. – V. XVII.

Rojas J.L. La vida de ultratumba entre los aztecas prehispânicos // Revista de Univestidad Complutense. – 1983. – No. 91.

Rowe H. Chavin Art: an Inquiry into Its Form and Meaning. – N.Y., 1962.

Ruiz Gordillo O. Pintura rupestre en la region de Cuauhtochco, Veracruz // Arqueologia. – 1989. – No. 1.

Rutter N.W. Late Pleistocene History of the Western Canadian ice-free corridor // Canadian Journal of Anthropology. – Edmonton.

Ruz Lhuillier A. La civilization de los antiguos mayas. – La Habana, 1974.

Ruz Lhuillier A. Costumbres funerarias de los antiguos mayas. – México, 1968.

Ruz M.H. Los legitimos hombres. Tojolabal. III. – México, 1983.

Ruz M.H. Los legitimos hombres. Tojolabal. II. – México, 1990.

Ruz M.H. Un pueblo tzeltal. – San-Cristobal de las Casas, 1985.

Ryden S. Archaeological Researches in the Highlands of Bolivia. – Göteborg, 1947.

Sahagun B. de. Historia general de las cosas de Espana. Vol. I–IV. – México, 1946.

Sanchez de Aguilar P. Informe contra Idolorum Cultorues del Obispado de Yucatan. – Valladolid, 1996.

Séjourné L. El universo del Quetzalcoatl. – México, 1962.

Séjourné L. Pensamiento y religion en el México Antiguo. – México, 1983.

Scheie L. and Miller J. The Mirror, the Rabbit, and the Bundle… – Washington, 1983.

Scheie L., Miller J. The Blood of Kings. – N.Y., 1986.

Schieber de Lavarreda. A Middle Preclassic Clay Ball Court at Abaj Takalik, Guatemala // Mexicon. – 1994. – Vol. XVI, No. 4.

Schumann O. Costumbristas mayanses. El trabajo y su relation con las creencias // Sistema de trabajo en la América Indigena. – Quito, 1994.

Siarkiewicz E. El tiempo en el Tonalamatl. – Varsovia, 1995.

Siarkiewicz E. El problema de la subdivision interna del ciclo de 584 dias en el Codice Dresde y al multiple funciön de los numéros adicionales // Itinerarios. – Varsovia, 1999.

Siarkiewicz E. La «Piedra del Sol» y los mitos cosmogönicos // Estudios latinoamericanos. V. 19. – Varsovia-Posnan, 1999.

Shaffer В., Baker В. How many epidermal ridges per linear centimeter? Comment on possible Pre-Clovis Human friction skin print from Pendeio Cave // American Antiquity. – 1997. – Vol. 62, No. 3.

Shimada Izumi. Sépulture inviolée d’un riche seigneur de Sican // Le Pérou de l’origine aux incas. Les dossiers d’archeologie. – Paris, 1992.

Smiley Ch. Bases astronomicas para una nueva correlation entre los calendarios maya y cristiano // Estudios de cultura maya. – UNAM, México, 1961.

Solano F. de. Los mayas del siglo XVIII. – Madrid, 1974.

Soustelle J. México, Tierra India. – México, 1971.

Soustelle J. El universo de los aztecas. – México, 1982.

Soustelle J. La vida cotidiana de los aztecas. – México, 1977.

Soustelle J. Les olmèques. – Paris, 1979.

Spranz В. Los dioses el los codices mexicanos del grupo Borgia. – México, 1973.

Standen V. Temprana complejidad funeraria de la cultura Chinchorro // Latinamerican antiquity. – 1997. – Vol. 8, No. 2.

Sten M. Codices of México. – México, 1978.

Stein J.R., Lekson S.H. Anasazi Ritual Landscape // Chaco Canyon: A center and Its World. – Colorado, 1993.

Stuart G. Maya Art Discovered in Cave // National Geographic. – 1981. – No. 160.

Stubel AUhle M. Die Ruinenstatte von Tiahuanaco im Hochlande des atten Peru. Eine kulturge schichtliche Studie auf Grund selbständiger Aufnahmen. – Breslau, 1892.

Stumer L.M. Playa Grande: Primitive Elegance in Pre-Tiahuanaco Peru // Antropological Records. – Berkley, 1953.

Swadesh M. Estudios sobre lengua y cultura. – México, 1960.

Tello C. Antiguo Peru, Primera epoca. – Lima, 1929.

Tello C. Arquelogia del valle de Casma // Publicaciön antropolögica del Archivo «Julio C. Tello» de la Universidad Nacional Mayor de San Marcos. T. I. – Lima, 1956.

Thompson I.E.S. A Cataloe of Maya Hieroglyphs. – University of Oklahoma Press, Norman pub. Oklahoma, 1962.

Time and Astronomy at the Meeting of Two Worlds. – Warszawa, 1994.

El Titulo de Totonicapân. – México, 1983.

Triana M. La civilization chibcha. – Bogota, 1970.

Tula of the Toltecs. Excavations and Survey. – University of Iowa Press.

Turner R.P. Los chontales de los altos. – México, 1973.

Uhle M. Die Muschelhügel von Ancon, Peru // XVIII ICA. – London, 1912.

Uhle M. The Nazca Pottery of Ancient Peru. – Proceedings of the Davenport Academy of Sciences. – 1914. – V. 13.

Uhle M. Los principios de los antiguas civilizaciones peruanas // SEEH-B. – 1920. – T. IV, No. 12.

Uhle M. Influencias mayas en el Alto Ecuador // ANH-B. – 1922. – T. IV, No. 10–11; t. V, No. 12–14.

Uhle M. Origenes centroamericanos // ANH-B. – 1922. – T. IV.

Uhle M. Civilizaciones mayoides de la costa pacifica de Sudamérica // ANH-B. – 1923. – T. VI, No. 15–17.

Uhle M. Report on Explorations at Chancay // The Uhle Pottery Collections from Chancay, UC-PAAE. – 1926. – V. 21, No. 7.

Uhle M. Desarollo y origen de las civilizaciones americanas // 23 ICA. – N.Y., 1930.

Urbina F. Notas sobre un relato de curanderismo de la gente de Murui // Boletm de Antropologia. – 1987. – Vol. 6, No. 21.

Vaillant G. La civilization azteca. – México, 1960.

Valdes J.A. Breve historia de la arquitectura de Uaxactun a la luz de nuevas investigaciones // Journal de la société des Americanistes. – Vol. 74.

Valdez Azua R. El perro mexicano. – UNAM, 1995.

Vision de los vencidos. Relaciones indigenas de la conquista. – México, 1982.

Vogt E. The Zinacantecos of Mexico. – Harvard, 1990.

Vogt E. Ofrendas para los dioses. – México, 1983/1976 (2).

Vogt E. Some contours of social class in a southern mexican town.

Vogt E. Field Work among the Maya. – Albuquerque, 1994.

Vries Reina de. El yugo del juego de pelota сото molde para cinturones de cuero // Mexicon. – 1988. – Vol. X, No. 5.

Weber R. Investigaciön del cielo maya en el planetario de Hamburgo // Estudios de cultura maya. – UNAM, México, 1961.

Wiercinski A. Tlillân-Tlapallân. Estudios sobre la religion mesoamericana. – Warszawa-Poznan, 1998.

Willey G.R., Phillips Ph. Method and Theory in American Archaeology. – Chicago, 1958.

Williamson Ray A. Living the Sky. The Cosmos of the American Indian. – Oklahoma Press, 1987.

Winter M. Oaxaca. – México, 1992.

Winter M. Urnas posclâsicas de una tumba oaxaquena // Antropologia e historia. – Boletm de UNAM. – 1979. – No. 27.

Yershova G. En memoria de Yuri Knorozov // Estudios latinoamericanos. – VarsoviaPoznan, 1999.

Zamora Acosta E. Los mayas de las tierras altas en el siglo XVI. – Sevilla, 1985.

Список иллюстраций

1. План Ла-Венты – крупнейшего города археологических ольмеков.

2. «Совет 16 мудрецов» из тайника в Ла-Венте, 800–400 гг. до н. э.

3. Гигантская ольмекская голова из Сан-Лоренсо.

4. Гигантская голова из Сан-Лоренсо.

5. Ольмекская нефритовая статуэтка из Лас-Лимас, изображающая прапредка с ягуароподобным младенцем.

6. Ольмекский рельеф из Чалькацинго.

7. Реконструкция плана Теотиуакана. На севере расположена Пирамида Луны, к которой через весь город тянется Дорога Мертвых.

8. Пирамида Кецалькоатля.

9. Фрагменты настенных росписей из Теотиуакана. Верхняя фигура передает изображение древнего жреца. От его рта отходит знак речи. Вторая роспись была обнаружена во дворце Тетитлы.

10. Терракотовая курильница из Теотиуакана.

11. Сосуд в виде забавной фигурной композиции, выполненный из оранжевой глины, предположительно из Теотиуакана. Датируется III–VIII вв.

12. Роспись стены из теотиуаканского комплекса Тепантитла.

13. Пирамида Луны.

14. Пирамида Солнца.

15. Вид на центральную часть столицы сапотеков Монте-Альбана.

16. 17. Фигуры сидящих персонажей, высеченных на каменных блоках, из Монте-Альбана.

18. Так выглядела погребальная камера сапотеков в Монте-Альбане.

19. Погребальная глиняная урна сапотеков, выполненная в виде сидящего с высунутым языком ягуара.

20. Золотая пектораль из погребения в Монте-Альбане, 1200–1500 гг.

21. Тончайшие изделия из вулканического стекла – обсидиана. Теотиуакан.

22. Собачка с пятном на боку имела особое значение при проведении обрядов. Керамическая фигурка рубежа нашей эры.

23. Жрец в экстатическом состоянии. Полихромный сосуд из Алтар-де-Сакрифисиос, Гватемала. В тексте на сосуде упоминается 754 год н. э.

24. Фигурка совы, найденная в Кампече. Индейцы всегда верили в нагуалей – оборотней. Считалось, что колдун в любой момент может превратиться в свое животное – нагуаля. Позднеклассический период.

25. Пещера для астрономических наблюдений в Монте-Альбане. Свет от солнца, находящегося в зените, выглядит как поток живой энергии, льющейся вниз. Этот эффект использовался древними жрецами.

26. Скульптурный портрет индейца из знатного рода майя, жившего в VIII в. в Паленке.

27. Роспись на керамическом сосуде майя классического периода, получившем название «Сосуд с пятью прекрасными дамами».

28. Дворец майя Шпухиль, относящийся приблизительно к IX в., в реконструкции Т. Проскуряковой.

29. Реконструкция крупнейшей южной столицы майя – Копана.

30. Самая высокая стела майя – стела D из Киригуа (Гватемала). Ее высота достигает 10 метров, а записанная на обратной стороне иероглифами дата соответствует 19 февраля 766 г.

31. «Совет копанских мудрецов» – так можно назвать эту сцену на каменной панели из Копана, где представлены жрецы со сложенными книгами в руках, 775 г.

32. Так выглядит иероглифический текст майя на памятнике монументального искусства.

33. Составленный в XVI в. францисканцем Диего де Ландой «алфавит майя» должен был иллюстрировать буквы испанского алфавита.

34. Страница из Дрезденского кодекса, написанного еще до XIII в. на Юкатане. Изображение сопровождается иероглифическим текстом.

35. Юрий Валентинович Кнорозов с любимой кошкой Асей.

36. Доктор Рус вместе со своими коллегами около саркофага в Паленке.

37. Крышка саркофага правителя из Храма Надписей, Паленке, VII в.

38. Прорисовка боковых сторон на крышке саркофага.

39. Дворец и башня, которую часто называют обсерваторией. Паленке.

40. Храм Солнца в Паленке.

41. Внутреннее помещение Храма Креста. Реконструкция Т. Проскуряковой.

42. Храм Надписей, в котором был найден саркофаг правителя.

43. Лестница, ведущая в погребальную камеру, где находится саркофаг.

44. Внутренний вид камеры и схема.

45. Нефритовая маска царя. Древние мастера при изготовлении погребальных масок старались воспроизвести прижизненный облик человека.

46. Голова правителя, Паленке.

47. «Овальная палетка» из Паленке.

48. Прорисовка боковых сторон саркофага.

49. Прорисовка боковых сторон саркофага.

50. Изображения на ножках саркофага.

51. Гробница таинственной дамы по имени Белая Попугаиха, спутницы Правителя. Все ее тело было покрыто ярко-красной киноварью.

52. Пещера прапредков в виде дерева. Мировое древо, по представлению майя, связывало подземный мир с миром верхним.

53. Пернатый Змей, или Небесная Рептилия. Одно из наиболее ранних изображений этого божества на ольмекском рельефе из Ла-Венты, датируемое Х–VI вв. до н. э.

54. Зодиакальный круг майя состоял из 13 созвездий. Осью и центром мироздания считался Млечный Путь, воплощавшийся в образе Небесной Рептилии. Млечный Путь делил зодиакальный круг на две половины – живую и мертвую.

55. Трехуровневая пирамида-лабиринт Сатунсат, Юкатан.

56. Самая древняя пирамида Нового Света – Куикуилко. К ней выводит одна из проекций Млечного Пути, указывая дорогу на легендарную прародину. Неслучайно эта пирамида построена в виде закручивающейся спирали раковины.

57. Фигурка из погребения на острове-некрополе Хайна.

58. Одним из наиболее ранних календарных циклов Мезоамерики считается период в 260 дней – «цолькин», получавшийся в результате умножения 20 дней на 13. Число 13 соответствовало количеству зодиакальных созвездий, а 13 дней позже составили неделю.

59. Схема действия календарного круга майя, где в одном колесе был представлен 260-дневный год, а в другом – 365-дневный. Возврат в точку полного совпадения циклов наступал ровно через 52 года.

60. Месяцы календаря майя.

61. Таблица календарных расчетов циклов майя-науа в 260 и 365 дней, составленная польской исследовательницей Лижбетой Шаркевич.

62. Знаменитый астекский каменный календарь – так называемый Камень Солнца. В его символических образах воплощены представления астеков о мироустройстве.

63. Схема попадания луча на основание пещеры. Схема наблюдения Луны и Солнца из пещеры.

64. Подземная обсерватория в пещере под Шочикалько.

65. Помимо астрономического назначения пещера, видимо, использовалась для проведения энерготерапевтических практик.

66. Наблюдение за звездным небом у пирамиды Кецалькоатля в Шочикалько.

67. Игрушки, изображающие ягуара и собачку, V–VIII вв.

68. Статуя воина тольтека на платформе пирамиды Кецалькоатля в Толлане, 900–1168 гг.

69. Шочикалько – крупнейший в древней Мексике астрономический и религиозный центр.

70. Фигурное изображение мужчины, найденное в Шочикалько.

71. Фасад пирамиды Пернатого Змея, или Кецалькоатля, в Шочикалько.

72. Реконструкция церемониального центра Теночтитлана.

73. Фигуры, условно названные «знаменосцами», были обнаружены в районе Главного храма Теночтитлана.

74. Сцена подношения дани правителю астеков – тлатоани. Страница из Флорентийского кодекса.

75. Астекская богиня Луны. Изображение расчлененной богини высечено на круглом каменном блоке диаметром 325 см и толщиной 35 см. Камень был обнаружен в святилище Уицилопочтли столицы астеков Теночтитлана.

76. Деревянный ритуальный барабан с резным орнаментом из Теночтитлана. Изображенные на нем символы обозначают «Эпоху Движения» в истории астеков.

77. Курение у индейцев было психоделической практикой, наподобие «дымка» у дона Хуана. Страница из Мадридского кодекса майя.

78. Жрец, курящий сигару. Изображение на панели в Храме Креста в Паленке.

79. «Каменные грибы» – изображение грибов-психоделиков. Примерно 2000 г. до н. э.

80. Некоторые галлюциногенные вещества древние майя вводили при помощи клизмы.

81. Селение уичолей Почотита. Храм Венеры с центральной площадью селения, где проходят пейотные церемонии.

82. Жрица-пророчица, вещающая в состоянии транса. Фигурка обнаружена неподалеку от Эль-Сапоталя (штат Веракрус). Классический период.

83. Фигурка улыбающегося человека из штата Веракрус.

84. Так выглядело сооружение под названием «цомпантли» в изображении испанского хрониста. Это были черепа, нанизанные на палки.

85. «Отправление посланника» путем пускания крови. Именно этот обряд с появлением испанцев индейцы стали отождествлять с распятием Христа.

86. Священный «Колодец жертв» в Чичен-Ице.

87. Изображение на керамическом сосуде майя (классический период), воспроизводящее ритуальную игру в мяч.

88. Стела из Апарисио была обнаружена в непосредственной близости от поля для игры в мяч.

89. Копан. Одна из площадок для игры в мяч.

90. Чичен-Ице. Обсерватория.

91. «Большая площадка для игры в мяч» в Чичен-Ице.

92. Схема сочетания базовых чисел «человеческих» и «небесных» единиц в системе календарных циклов древних мезоамериканцев.

93. Одно из наиболее древних изображений пещер на ольмекском рельефе из Чалькацинго. Внутри пещеры сидит главный прапредок племени – Бог-Улитка.

94. Изображение из пещеры Оштотитлана.

95. Фигурка, изображающая обряд кровопускания, осуществляемый знатным майя.

96. Распятие из индейской часовни храма Гуадалупской девы в Мехико. Символика на этом христианском распятии напоминает индейское древо жизни, XVI в.

97. Летучая Мышь – главный страж входа в преисподнюю и покровитель пещер. Сапотекская маска Летучей Мыши из нефритовых пластин, датируемая концом I тысячелетия до н. э.

98. «Столб» из Куикуилко.

Примечания

1

Здесь и далее цифры соответствуют номерам знаков в каталоге Э. Томпсона.

(обратно)

2

Более подробно этот вопрос будет рассмотрен в главе о «конце света».

(обратно)

Оглавление

Вступительное слово

Глава 1 ОЛЬМЕКИ: ЗАГАДКА ГИГАНТСКИХ ГОЛОВ

  Как жилось мезоамериканцам до появления ольмеков?

  Какие даты ориентируют нас в культурной истории региона?

  Где же, наконец искать ольмеков?

  Художественный стиль или цивилизация?

  Как же выглядела цивилизация ольмеков?

  Ольмекский город: на пути к Полярной звезде

  Гигантские головы – африканцы или инопланетяне?

  Проблема «мертвого глаза»

  Головной убор далекого прапредка

  Зачем ольмекам нужна была монументальная скульптура?

  Алтари для жертвоприношений?

  Кого изображали сидящие фигуры?

  Мелкая пластика

  Рисунки в пешерах

  Куда исчезли ольмеки?

Глава 2 ТЕОТИУАКАН: ДОРОГА МЕРТВЫХ В «ГОРОДЕ БОГОВ»

  Разрушенный город – словно потерпевший крушение корабль…

  Как выглядел древний мексиканский Константинополь?

  Профанный юг: дворцы и рынки

  Сакральный север: Пирамида Солнца и Пирамида Луны

Глава 3 САПОТЕКИ: МАСТЕРА ЧЕРЕПНЫХ ТРЕПАНАЦИЙ

  Где искать сапотеков?

  «Цивилизация Монте-Альбан»

  Кукушка, кукушка, сколько лет жить осталось?

  Йагул: под сенью старого дерева

  Портрет дедушки на погребальной урне

  Воинственные соседи миштеки

  Саачила – город невест

  Как сапотеки ориентировались в пространстве

  Что еще умели сапотеки и миштеки

  Черепные трепанации

Глава 4 КАК СТАТЬ НАГУАЛЕМ? КОЛДОВСКОЙ ОПЫТ ИНДЕЙЦЕВ

  Где можно встретить нагуаля?

  Что делать, чтобы не бояться колдунов?

Глава 5 МАЙЯ: СОЗДАТЕЛИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПИСЬМА

  Где и когда жили древние майя?

  Периодизация культуры майя

  Как майя вели свое хозяйство

  Искусство майя

  О чем писали древние майя

Глава 6 ИСТОРИЯ ДЕШИФРОВКИ ТЕКСТОВ МАЙЯ: ШЕРЛОК ХОЛМС, ЮРИЙ КНОРОЗОВ И ДРУГИЕ

  Научный подвиг францисканского монаха

  Древние тексты хранят свои тайны

  «Судьба, завидуй!» Парадоксы Кнорозова

Глава 7 ПАЛЕНКЕ: ПРИШЕЛЕЦ ИЗ КОСМОСА ИЛИ ПРАВИТЕЛЬ МАЙЯ?

  Что представлял собой древний город майя Паленке?

  Правитель из саркофага Храма Надписей

  Хронологический порядок в надписях на саркофаге

  В поисках прекрасной госпожи

Глава 8 ТЕРРИТОРИЯ МАЙЯ – ЗЕМНОЕ ОТРАЖЕНИЕ КОСМОСА

  Что такое Зодиак?

  Уйти, чтобы вернуться

  «Совет мудрецов»

  Модель мира майя

  Млечный Путь: творец сущего

  Зодиак майя

  Земные проекции «небесной веревки»: археоастрономия

  Остров Хайна: вход в царство смерти

Глава 9 ЧТО И КАК СЧИТАЛИ МАЙЯ И АСТЕКИ? КОНЕЦ СВЕТА В 2012 ГОДУ

  Календарные циклы древних майя

  Сжимающееся время в сжимающейся Галактике

  Конец света в 2012 году?

  Старый Свет в ожидании Апокалипсиса

Глава 10 МОЖНО ЛИ ВЕРИТЬ АСТРОЛОГАМ? ГОРОСКОП МАЙЯ

  На что ориентировались древние астрологи майя?

  Комментарии астролога

Глава 11 ТОЛЬТЕКИ: ВЕЛИКОЕ ПОКОРЕНИЕ НАРОДОВ

  Откуда появились великие воины тольтеки

  Детство Кеиадькоатля

  Топильцин приходит к власти

  Тольтеки из Тулы

  Происки Тескатлипоки

  Тольтеки после Кецалькоатля

Глава 12 АСТЕКИ: СОЗДАТЕЛИ ГОСУДАРСТВА НОВОГО ТИПА

  Откуда появилось название «астеки»

  Астеки осваивают долину Мехико

  Начало конца

  Что мы знаем об обществе астеков?

  Культурная жизнь столицы

  Духовные представления астеков

  О бедном индейце замолвите слово…

Глава 13 ПСИХОДЕЛИКИ: ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ ТУПИК

  Где можно встретить уичолей?

  В гости к предкам уичолей

Глава 14 СОБАКИ, ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ, ИГРА В МЯЧ И ПРОЧИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ ДРЕВНИХ МЕКСИКАНЦЕВ

  Собака – друг человека на всю жизнь и даже после нее…

  Ритуальное очищение костей – каннибализм

  Жертвоприношения или посланничество?

  Игра в мяч и вопросы жизни и смерти

Глава 15 СКЕЛЕТЫ В ПЕЩЕРАХ, ТАЙНИКИ ПОД ЗЕМЛЕЙ

  Страшилки для Тома Сойера

  Покойники из пещеры Нах-Тунич

  Погребальный обряд в пещерах у сапотеков

  Погребения пещеры Канделария (штат Коауила)

  Тайники и тайны происхождения племени

Заключение И НА ТИХОМ ОКЕАНЕ СВОЙ ЗАКОНЧИЛИ ПОХОД…

Карта Мезоамерики, хронологическая схема, список литературы, список иллюстраций

  Карта Мезоамерики

  Список литературы

  Список иллюстраций Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg