«Израиль, которого не было, или Подлинная история еврейского народа»

Георгий Катюк Израиль, которого не было, или Подлинная история еврейского народа

Вступление

Круг лиц, интересующихся еврейским вопросом, ограничен. Считается, что тема эта — узкоспециализированная, не имеющая прямого отношения ни к мировой истории, ни к современности. Вот и изучают ее в основном фанаты, каковыми чаще всего являются антисемиты или, наоборот, еврейские патриоты — сионисты.

Однако те и другие, возможно, будут раздосадованы, открыв эту книгу. Она не о евреях. Точнее, не о современных евреях, ибо между евреями современными и историческими — «дистанция огромного размера». Евреи же исторические, о которых пойдет речь, — это, скорее, имя нарицательное (имеется в виду прежде всего имя Израиль), нежели собственное. Библию, повествующую о данном племени, достигшем под водительством Аарона и Моисея Земли обетованной, следует понимать как иносказание, как сообщение о чем-то другом, более всеобъемлющем и важном. Не случайно ведь данная книга стала идеологическим манифестом огромной части мирового сообщества, знаменем не только иудаизма, но и христианства с исламом.

Вот об этом «другом», к которому современные евреи имеют лишь косвенное отношение, и пойдет в основном речь. Поэтому интересно это будет не специалистам по еврейскому вопросу, не сионистам с антисемитами, а просто всем тем, кто не желает оставаться в плену предрассудков относительно прошлого. Нашего общего прошлого, с которым история евреев связана неразрывными узами и в котором она являлась (да и сейчас является, судя хотя бы по не так уж давно происшедшему холокосту) постоянно тлеющим очагом конфликтов и споров.

Хотя, возможно, и сионисты с антисемитами проявят к этому интерес. Все будет зависеть от того, насколько они погрязли в своих заблуждениях.

Посмотрим же, кто на самом деле скрывается под видом библейских евреев. Не удивляйтесь, увидев в качестве героев повествования не только собственно евреев, но и всех тех, кто всеми силами старался дистанцироваться от них, а именно — представителей христианских военных орденов, воинственных кочевников, протестантов, русских старообрядцев и др. На самом деле древний иудаизм — гораздо более широкое понятие, чем это принято считать. Даже будучи вытесненным (как нам объясняют) на задворки истории в связи с победоносным шествием христианства и ислама, он умудрился сыграть в происхождении и деятельности всех этих сообществ неоценимую роль. Причем молчание по поводу этой роли хранят не только антисемиты, но почему-то и сами евреи — сионисты. И если причина молчания первых очевидна — это стремление изгнать самый дух еврейства со страниц истории, то по отношению ко вторым этого не скажешь. Их молчание загадочно, хотя воспользоваться возможностью лишний раз протрубить о своих достижениях было бы для них в этой ситуации вполне естественно.

Придется сделать это за них, выяснив заодно, что скрывается за этим молчанием. И вот что подлежит анализу, если говорить, в частности, об обитателях Русской равнины: какую роль сыграл иудаизм Хазарии, данником которой являлась Русь, в истории Древнерусского государства и России? Можно сформулировать этот же вопрос несколько иначе: как отразилась вера хазар, вотчиной которых раньше было Дикое Поле, на мировоззрении казаков, самое название которых обнаруживает с названием хазар удивительное сходство?

Ряд вопросов возникает и в связи с историей Западной Европы, где иудаизм, — точнее, его древний вариант — также оставил глубокий след. Почему бы, например, тамплиерам, в известном смысле тем же «казакам», не оказаться, подобно последним, не очень ревностными христианами? Что, если (даже подумать страшно!) они вообще…? Ведь и факты в пользу этого имеются. Например, признание их в качестве своих предшественников теми же жидомасонами. Может, не так уж неправы те, кто утверждает, что их обвинения на папском суде в отступлении от истинной веры были не такими уж надуманными?

Однако вначале надо решить более общие вопросы. Необходимо определиться, что же все-таки мы имеем в виду, говоря о евреях. Если не сделать этого и попытаться подойти к еврейству с сугубо современными мерками, то можно натолкнуться на вопиющие противоречия. Не вяжется расхожее представление о тщедушных книжниках и ростовщиках с воинством, к примеру, хазарских каганов, державшим в страхе чуть ли не всю Восточную Европу, Византию и длительное время отражавшим атаки непобедимых арабских орд.

Да и нельзя было в то время быть купцом, ростовщиком и сборщиком налогов, каковыми прослыли евреи в древнем мире, не состоя при этом в силовых структурах. Кто ж тебе дань отдаст или деньги с процентами вернет, если ты немощен? А ведь возвращали! И в иудаизм переходили под их давлением, если верить библейской цитате: «И многие из народов страны сделались иудеями, потому что напал на них страх перед иудеями» (Эсфирь, 8:15–17).

И вот уже образ хлипкого, всеми презираемого «додика» начинает обрастать непривычными деталями…

1. Хитросплетение загадок

На путь к язычникам не ходите, и в город

Самарянский не входите; а идите наипаче

к погибшим овцам дома Израилева.

Мф., 10:5–6

В каждой загадке кроется разгадка. Надо только обратить на нее внимание. Однако большинство людей в еврейском вопросе даже загадок не видят. Для них евреи — это народ или племя, творец Библии, родоначальник иудаизма, проживающий на земле, предуготованной ему Создателем. Все просто. Мало кто обращает внимание на такой, например, «факт», что евреи — едва ли не единственный из всех народов, которому удалось сохранить свою идентичность на протяжении двух с половиной тысяч лет даже в условиях рассеяния.

Как им это удалось? И почему это не удалось другим? Веками народы менялись, как в калейдоскопе, рождаясь и умирая, но только евреям удалось дожить до сегодняшних дней. Мало того, им удалось сохранить в неизменном виде свои традиции, обычаи, верования, свой, наконец, фенотип, т. е. внешний облик.

Не сказка ли? Евреи полагают, что нет, и даже пытаются тешить этим свое национальное самолюбие: «Существуют в мире народы, и таких не единицы, в истории которых зачастую десятилетиями ничего не случается. Не так с евреями. История евреев насыщена драматическими событиями и резкими поворотами судьбы. Не раз народ оказывался на грани гибели, но каждый раз необычайным образом возрождался к жизни, всегда готовый к новым необыкновенным приключениям. И каждый раз хватал приключений полной ложкой. «Известно, что каждый народ растет, стареет и умирает». Так писали историки сто лет назад. И для многих народов это правда, но евреи опровергают это правило. Они существуют тысячи лет, а глядя на то, что происходит в Израиле, может показаться, что этот народ лишь в начальной стадии своего развития»[1].

Ну как тут не поверить в богоизбранность!

Еще одна загадка еврейства связана с происхождением Ветхого Завета. Почему еврейские книги были переведены на греческий язык, став, так сказать, достоянием гласности, если поздняя Тора (Пятикнижие Моисеево) запрещала обучать Библии неевреев? Могут сказать, что к этому принудил богословов египетский фараон. Вроде бы так. Но возникает встречный вопрос: для чего ему это понадобилось? Что такого было в этой Библии, что греки вдруг почувствовали настоятельную потребность в ее изучении? Добавим к сему: даже не зная о ее содержании, которое до этого времени было тайной за семью печатями, уделом кучки посвященных[2].

Вот загадка из загадок.

Можно сформулировать данный вопрос и более общим образом: почему религия небольшого племени, к тому же глубоко ненавидимого соседними народами, вдруг оказалась принятой последними столь близко к сердцу? Почему Ветхий Завет — Писание людей, криками «Распни его!» требовавших от Понтия Пилата распятия Христа, — вдруг оказался мирно соседствующим в главной книге христианства, Библии, с Писанием пророков, этого Христа почитающих, — Евангелием?

Можно понять хотя бы арабов, ненависть которых к евреям настолько же сильна, насколько заметны родственные между ними связи (арабы, как и евреи, относятся к семитским народам и, по преданию, ведут свой род от Измаила — сына библейского, т. е. еврейского, патриарха Авраама (Ибрагима)).

Но христиане — им-то какое дело до еврейских пророков и до бедствий, которые претерпел еврейский народ в скитаниях по пустыне Синайской?

Неужто только из тех соображений, что представителем этого народа был Христос?

Не менее странным на фоне того, что нам известно о евреях, выглядит неравнодушие к иудаизму в дохристианскую эру. Могут сказать, что изобретенная евреями доктрина единобожия была по тем временам прогрессивным явлением. Язычество, которое она сменила, было отсталым явлением, тормозящим развитие производительных сил. Отсюда якобы и интерес к ней со стороны окружающих народов.

Так, во всяком случае, думали основоположники марксизма.

Однако более пристальный взгляд обнаруживает монотеизм и во времена, предшествующие появлению евреев на исторической сцене. Если уж быть до конца верным источникам, то единобожия придерживался египетский фараон Аменхотеп IV по прозвищу Эхнатон (1375–1336 гг. до н. э.) еще до исхода евреев из Египта[3]. Введенный им культ бога солнечного диска, Атона, по имени которого он и получил свое прозвище (Эхнатон — «угодный Атону»), считается древнейшей из доктрин единобожия[4].

Черты монотеизма обнаруживает в себе и поклонение вавилонскому богу Мардуку, и почитание иранского Ахурамазды. Даже в таких, казалось бы, политеистических религиях, как древнегреческая и древнеримская, обнаруживаются признаки единобожия. Древнегреческий Зевс (у римлян — Юпитер), являясь верховным божеством Олимпа, как бы воплощает в себе всемогущество и вездесущность единого бога, несмотря даже на свою антропоморфность.

Так что считать евреев пионерами в этой области будет некорректно.

А если вспомнить, что библейский Яхве — вовсе не такой уж одинокий в пантеоне почитаемых евреями богов, особенно в поздних интерпретациях иудаизма, где он выступает практически в качестве племенного божка евреев, то это будет вдвойне некорректно.

Тем не менее во всех странах, где пребывали евреи, правители относились к ним иначе, чем к другим гражданам. С пиететом, что ли. Прислушивались к их мнению. Взять хотя бы эпизод с распятием Христа в Иудее времен императора Тиберия. Почему Пилат внял требованиям членов синедриона распять Христа, даже не обнаружив в его деятельности состава преступления? Какое дело было римлянину до решения иудейского органа, органа подконтрольной державы? Считается, что он хотел таким образом предотвратить народное восстание. Но синедрион — не народ. Народ же, напротив, боготворил Иисуса за продемонстрированные им чудеса излечения и спасения от голода (я имею в виду эпизод с тысячью хлебами). Вряд ли толпа пошла бы за кучкой жрецов, пусть даже и авторитетных, в преследовании своего кумира и спасителя. Подтверждение этому можно найти в Евангелии: «Первосвященники же и книжники и старейшины народа искали погубить Его, и не находили, что бы сделать с Ним, потому что весь народ неотступно слушал Его» (Лука, 19:47–48).

То есть народное восстание было бы невозможно в случае оправдания Христа, и вовсе не необходимостью его предотвращения руководствовался Пилат[5].

Этот случай является прекрасной иллюстрацией к следующему высказыванию Т. Моммзена: «Как многочисленно было даже в Риме еврейское население еще до Цезаря и как стойко держались уже в то время в племенном отношении евреи, указывает нам замечание одного из писателей того времени, — что для наместника бывает опасно слишком вмешиваться в дела евреев своей провинции, так как по возвращении в Рим ему предстоит быть освистанным столичной чернью».

Об огромном влиянии евреев на жизнь Рима в 59 г. до н. э. свидетельствовал и римский оратор и философ Цицерон: «Каждый знает, как многочисленны эти люди, как спаянно они держатся и как влиятельны они на народных собраниях».

Эпизод с распятием Христа — не единственный в своем роде. Вся история скитаний евреев в поисках Земли обетованной содержит хотя бы в закамуфлированной форме примеры почтительного отношения к иудаизму. Да, были и погромы и изгнания. Но всегда находились силы, восстанавливающие status quo. И даже сами погромщики далеко не всегда демонстрировали неприязнь к самой религии евреев.

Взять хотя бы эпизод с вавилонским пленением. Даже славящийся необузданностью нрава Навуходоносор не осмелился разрушить Иерусалим и храм Соломона в ходе первого пленения, а лишь увел в Вавилонию царя Иудеи Иехонию со свитой. Столица с Храмом были разрушены только в ходе второго пленения, когда Навуходоносор после очередного восстания евреев окончательно убедился в ненадежности евреев и переселил в Вавилонию большую их часть[6].

Однако те, кто думает, что евреи хлебнули в Вавилонии горя, ошибаются. Их положение там было отнюдь не рабским. Разве что ностальгия иногда мучила. Бывший царь Иехония при вавилонском дворе занимал почетное положение. Народ тоже не бедствовал. Ему разрешено было выбирать землю по своему усмотрению, обрабатывать ее, пользоваться ее плодами, селиться общинами, свободно проповедовать свое вероучение. И уже тот факт, что многие местные язычники перешли в иудаизм, говорит о том, что к евреям относились здесь отнюдь не враждебно. А возможность создавать закрытые сообщества (гетто), которую вряд ли предоставили бы рабам, позволила евреям не слиться с местным населением и сохранить свою самобытность.

Если вавилоняне, пленившие евреев, благоволили к ним, то что говорить об их спасителях, персах? Персидский царь Кир был страстным поклонником иудаизма и евреев. Он освободил их из так называемого «плена» и разрешил переселиться на родину. Один из пророков даже назвал его за это «мессией», что глубоко символично. Ведь мессией, т. е. «помазанником Божьим», согласно Писанию мог быть только еврей.

Уж не евреем ли был Кир?

Не такой уж нелепой покажется эта мысль, если обратить внимание на следующий фрагмент Писания: «В первый год Кира, царя Персидского, во исполнение слова Господня из уст Иеремии, возбудил Господь дух Кира, царя Персидского; и он повелел объявить по всему царству своему, словесно и письменно: так говорит Кир, царь Персидский: все царства земли дал мне Господь, Бог небесный; и Он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее. Кто есть из вас, из всего народа Его, — да будет Бог его с ним, — и пусть он идет в Иерусалим, что в Иудее, и строит дом Господа, Бога Израилева, того Бога, Который в Иерусалиме». И далее: «И царь Кир вынес сосуды дома Господня, которые Навуходоносор взял из Иерусалима и положил в доме Бога своего. И вынес их Кир, царь Персидский, рукою Мифредата сокровищехранителя; а он счетом сдал их Шешбацару, князю Иудину». (Ездра,1:1–3, 7–8).

Как-то не вяжется это описание с образом поклонника Ахурамазды, каковым считается Кир. Или, может быть, Ахурамазда — это еще одно из имен единого Бога? Даже с учетом того, что повеление Кира передано в интерпретации иудейского пророка, его проиудейскую направленность трудно переоценить. Слишком уж прозрачен намек.

Факты необычайной популярности и распространенности иудаизма в древности наводят на размышления. Трудно представить, что мировоззрение небольшого, к тому же преследуемого и гонимого, племени могло пробудить в мировом сообществе такую бурю положительных эмоций. Еще труднее представить представителя этой замкнутой, как теперь считается, религии в роли миссионера. А ведь популярность такую иудаизм мог приобрести только в ходе миссионерской деятельности, т. е. в ходе распространения его положений среди неевреев, что не приветствовалось, напомню, поздним раввинизмом.

Факты еврейского миссионерства столь многочисленны, что целой книги не хватит для их описания. Все же стоит остановиться на них подробнее, ибо отсюда следуют далеко идущие выводы.

2. Еврей и миссионерство — две вещи совместимые

Иудейство древнейших времен вовсе

не было замкнутым; напротив, оно было

столь же преисполнено фанатического

миссионерского рвения, как впоследствии

христианство и ислам.

Т. Моммзен

В северо-западной Эфиопии проживает племя, самоназвание которого звучит странновато для этих мест: Бета-Израэль («Дом Израиля»). Ни внешностью, ни языком фалаша — так называют их соседи — не выделяются из общей массы эфиопских племен. Обыкновенные негроиды. Большинство фалаша говорят на амхарском — одном из обычных для той местности кушитских языков (семито-хамитская языковая семья).

Название Бета-Израэль, однако, позволяет думать, что племя как-то связано с еврейством.

И действительно, фалаша исповедуют иудаизм. Иудаизм, правда, не бог весть какой строгий— сказывается многолетняя оторванность этих «евреев» от центров мирового иудейства, — тем не менее содержащий основные понятия данной религии: понятие о ритуальной чистоте, кошерной пище.

Фалаша верят в Тору, чтят субботу, делают обрезание, у них есть институт священничества (кахинат). Все это позволило раввинам признать традиции фалаша иудейскими, а самих их вслед за Эльдадом ха-Дани причислить к потомкам колена Данова, некогда покинувшего древний Израиль и основавшего в стране Куш, как раньше называли Эфиопию, независимое еврейское царство[7].

Практически того же мнения придерживаются и сами фалаша. Они считают себя потомками сына царя Соломона и царицы Савской Менелика I. По другой легенде они отделились от общей массы евреев и попали в Эфиопию после исхода из Египта.

Есть некоторые данные, как будто подтверждающие данные гипотезы. Это, в первую очередь, факт неоднородности антропологического типа этих аборигенов. Некоторые фалаша более светлой кожей и тонкими чертами лица действительно напоминают семитов. Считается, что смуглокожие фалаша (бария) — это потомки эфиопских рабов, обращенных в иудаизм, тогда как их светлокожие соплеменники (чуа) — это пришельцы из Эрец-Израэль, т. е. настоящие евреи, посмуглевшие якобы из-за африканских климатических условий. Даже браки между чуа и бария заключаются редко, как будто подчеркивая различия в их происхождении.

Все это в свое время позволило фалаша сменить место жительства на более пригодное для жилья. Как я уже отметил, верховный раввинат Израиля постановил считать их евреями, вследствие чего они попали под закон о репатриации и были переброшены в Израиль[8].

Основная масса исследователей все же причисляют фалаша к коренным эфиопам, точнее, считают их потомками эфиопского племени агау, некогда принявшего иудаизм. И для этого нет абсолютно никаких препятствий. Фалаша не знают и, похоже, никогда не знали иврита. Их языки в Эфиопии — амхарский и тигринья, принадлежат, как я уже сказал, к кушитской группе семито-хамитской языковой семьи, т. е. к языкам коренного населения этой местности.

Не мешает считать фалаша коренным африканском племенем и небольшая семитская примесь. Точно такая же примесь есть у немцев, французов, англичан, русских и многих других народов. Но это же не значит, что их всех скопом следует отправить в Израиль на ПМЖ! То есть в данном случае на решение раввинов о происхождении фалаша повлияла именно приверженность последних иудаизму. Тем самым они хотя бы косвенно признали, что фалаша являются прозелитами.

Есть еще более показательные примеры активной миссионерской деятельности евреев. Их подборку можно найти в книге А. Синельникова «Средневековая империя евреев».

В горах между Индией и Мьянмой проживает небольшое племя менаше, по внешнему виду ничем не отличающееся от местных аборигенов. Однако мировоззрение менаше уникально для этой местности. Оно представляет причудливую смесь ислама и иудаизма. У племени есть свиток Торы, хранящийся у старейшины-священника, традиционно называемого именем Аарон, сан которого передается по наследству. Среди религиозных праздников особое место занимают праздники, подобные еврейским и отмечаемые в то же время, что еврейские.

Несмотря на то, что в племени царит сплошная неграмотность, его членам с точностью до года известны время Вавилонского и Ассирийского пленений, периодизация походов Александра Македонского и дата собственного прихода на китайскую землю.

Подобная ситуация наблюдается и в племени мизо, также проживающем в Мьянме и не контактирующем с первым племенем. Здесь также можно обнаружить множество еврейских религиозных ритуалов: празднование шаббата, обрезание и др.

Следы проникновения иудаизма можно обнаружить и в провинции Кашмир. Здесь есть 5–7 миллионов человек, считающих себя потомками утерянных колен Израилевых[9]. При всем том, что все они мусульмане, в их языке есть множество ивритских слов, а сам язык называется уду, т. е. иудейский, надо полагать. Названия некоторых населенных пунктов также обнаруживают признаки еврейского происхождения: Хар-Нево, Бейт-Пеор, Писга и т. д. То же самое можно сказать и о собственных именах.

Еще в одной области Кашмира, на границе с Пакистаном, проживает национальная группа, называющая себя Бней Израэль, т. е. сыны Израиля. Здесь бытует легенда о том, что Иисус не умер на кресте, а попал в Кашмир в надежде отыскать утерянные десять колен Израиля. Местные жители утверждают, что в Кашмире находится его могила и что они даже знают, где именно.

Еще в одной из деревушек Кашмира могут рассказать, что где-то неподалеку похоронен сам Моисей. Другие идут еще дальше и утверждают, что эти благословенные места некогда посетил царь Соломон.

Ряд историков и путешественников, среди которых можно назвать Аль-Бируни и священника Монстрата, утверждают, что население Кашмира произошло от древних израильтян. Того же мнения придерживался и мулла Надири, написавший «Историю Кашмира». Недалеко ушел от него и мулла Ахмад, автор «Вех Кашмира».

Это еще не все. Следы утерянных десяти колен обнаруживаются в далекой Японии, где наибольшее распространение получила религия синтоизма. Оказывается, многие положения и ритуалы этой религии поразительно напоминают иудейские. На основании этого японский писатель Аримаса Кубо сделал вывод о том, что на мировоззрение японцев значительное влияние оказали еврейские проповедники, некогда оказавшиеся в этих богом забытых краях.

Вот факты, которые он привел в подтверждение этого вывода. Есть в Японии синтоистская святыня Сува-Тайся. Находится она в префектуре Нагано. Каждой весной, 15 апреля, здесь проводится фестиваль Онтохсай, где ранее разыгрывалось действо, очень похожее на известный библейский эпизод с мнимым принесением в жертву Исаака[10]. Вот описание действа. К деревянному столбу привязывали мальчика, к которому подходил синтоистский священник и угрожающе отрезал верхний кусок столба. Неожиданно появлялся второй священник и останавливал первого. После этого мальчика освобождали[11].

Еще одна параллель с иудаизмом — название горы, расположенной неподалеку от Сува-Тайся. Она называется Мория-сан. Это прямая параллель с горой Мория в Иерусалиме, как иначе называется Храмовая гора. Местные жители считают, что у горы есть божество, которое они называют Мория-но-ками, что означает «бог Мории». Японцы, подобно израильтянам, считают гору Мория святым местом и поклоняются ее богу.

Очень напоминает иудейский и обычай японских священников — ямабуси — носить на лбу некое подобие еврейского тфилина. Тфилин — это квадратная коробочка с молитвами, которую полагается носить раввину. Правда, в отличие от еврейской, японская коробочка является круглой и называется токин.

Ямабуси, конечно, не иудеи. Они исповедуют японский вариант буддизма. Однако нигде, кроме Японии, буддисты не носят токин, что указывает на происхождение данной традиции из иных, нежели буддизм, источников[12].

Рис. 1. Ямабуси

Многочисленные факты еврейского миссионерства можно обнаружить и в исторических хрониках. Вот только некоторые из них, приведенные Шломо Зандом в книге «Кто и как изобрел еврейский народ».

В 125 г. до н. э. Йоханан Гиркан, правитель Иудеи из династии Хасмонеев, захватил Идумею, область по соседству с древней Иудеей, и обратил ее жителей в иудаизм. Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» сообщает по этому поводу следующее: «Затем Гиркан взял идумейские города Адару и Мариссу и, подчинив своей власти всех идумеян, позволил им оставаться в стране, но лишь с условием, чтобы они приняли обрезание и стали жить по иудейским законам. Идумеяне действительно из любви к отчизне приняли обряд обрезания и вообще построили всю свою жизнь по иудейскому образцу. С этого самого времени они совершенно стали иудеями».

Идумеян, которые, по мнению географа Страбона, были набатейцами, а по мнению других историков — сирийцами и финикийцами, т. е. в любом случае — неевреями, после этого перевоплощения можно смело рассматривать как евреев. Ведь в древности акт перехода в чужую религию считался одновременно и актом присоединения к народу — носителю данной религии. Новообращенные давали своим детям иудейские имена, заключали браки с исконными жителями Иудеи. Из их среды происходили многие известные политические деятели, одним из которых был, например, царь Ирод.

Иудаизм приобрел популярность и за пределами Средиземноморья. В тех же «Иудейских древностях» Флавия можно обнаружить удивительный рассказ о переходе в эту религию правителей государства Адиабена.

Вот его содержание в передаче Шломо Занда.

«Адиабена располагалась на северной оконечности «Плодородного полумесяца», то есть приблизительно на территории, занимаемой сегодня Курдистаном и южной Арменией. Иудейские миссионеры убедили принца Изата (Izates), наследника адиабенского престола, и его мать, царицу Елену, фактически стоявшую во главе государства, принять иудейскую веру. Поначалу Изата и Елену привел в лоно иудаизма торговец по имени Ханания, убедивший принца в том, что выполнение заповедей превратит его в иудея, даже если он не совершит обряд обрезания. Однако когда Изат взошел на престол, радикально настроенный иудейский проповедник Элиэзер, прибывший из Галилеи, потребовал, чтобы царь сделал обрезание, завершив таким образом свой переход в иудаизм. Изат так и поступил. Флавий сообщает, что переход царской семьи в иудаизм вызвал серьезное недовольство среди адиабенской знати, и против царя было поднято восстание. Однако новообращенный Изат сумел подавить его и уничтожил всех своих языческих противников. Когда его брат Монобаз II (Monobazus) позднее унаследовал престол, он также перешел в иудаизм вместе с остальными членами царской семьи. Царица Елена, уже будучи иудейкой, совершила паломничество в Иерусалим в сопровождении своего сына. Она щедро одарила жителей Иудеи в год жестокой засухи, построила в Святом городе роскошную «царскую гробницу» и была с почестями похоронена в ней. Позднее были отправлены учиться и воспитываться в иудейский «божий град» и сыновья Изата»[13].

Неизвестно, насколько широко распространилась иудейская вера среди адиабенцев. Точно можно знать лишь одно: многие из них приняли впоследствии участие в восстании зилотов, а некоторые из представителей их царской династии были пленены и отправлены в Рим[14]. Это говорит о том, что принятую ими веру они стали рассматривать как свою собственную, а себя самих идентифицировать с евреями.

А еще это говорит о том, что в жилах современных евреев кроме крови идумеян течет и кровь обитателей Адиабены, что очень плохо сочетается с рассказами о «нечистых» гоях, от которых порядочному еврею надо держаться подальше.

Не менее занимательны и аравийские приключения почитателей Яхве. Имеется в виду переход в иудаизм аравийского царства Химьяр, получившего у римлян название «Счастливая Аравия». Сейчас это событие заслонено от нас более поздними фактами исламизации полуострова, однако археология и хроники свидетельствуют: во главе царства с IV по VI вв. находилась крупная иудейская община. Как ни странно, принятию иудаизма химьяритами не помешала и уже окрепшая к тому времени христианская пропаганда.

Название Химьяр известно еще со II в. до н. э., когда оно принадлежало небольшому племени на юге Аравии. Столицей царства был город Зафар. Другое название Химьяра — «царство Саба, Зу-Райдана, Хадрамаута, Йаманата и арабов гор и равнин». Злейшим врагом царства был Аксум, находившийся на противоположном берегу Красного моря.

Предположительно, в V в. н. э. в обстановке острой борьбы местных евреев с распространявшимся на полуострове христианством элита Химьяра приняла монотеизм иудаистского толка. Видимо, такой выбор был сделан в пику эфиопам Аксума, тяготевшим к византийскому христианству. Исследователи долго сомневались насчет того, можно ли говорить именно об иудейском характере принятого монотеизма. Их сомнения разрешила надпись, найденная в местечке Бейтэль-Ашуаль. Надпись была выполнена на двух языках (иврите и химьярском) неким Иехудой и посвящена сыну царя Маликариба Йухамина.

Вот ее содержание: «Силою и милостью Господа, сотворившего душу, повелителя жизни и смерти, владыки неба и земли, создателя всего, и с денежной помощью его народа — народа Израиля, и с разрешения его владыки»[15].

Содержание документа, его авторство и язык, на котором он написан, не оставляют сомнений в иудейском характере принятой химьяритами религии. Мусульманские хронисты связывают обращение Химьяра с именем Абу Кариба Ассада — второго сына Маликариба Йухамина, время царствования которого приходится на 390–420 гг.

О том, насколько глубоко проник иудаизм в жизнь Химьяра, можно судить по следующему эпизоду. Во время правления царя Шарахбиила Йакуфа некий христианский проповедник по имени Азкир пытался возвести молельню в городе Награн, однако был схвачен царскими агентами и доставлен к царю. Тот пытался уговорить его отказаться от христианской веры, но получил отказ. Гордый проповедник был публично казнен и занесен христианской агиографией в списки мучеников.

Последним иудейским правителем Химьяра считается Зу-Навас. Его же полагают и наиболее жестоким гонителем христиан. Именно нападение Зу-Наваса на христианский Награн дало повод аксумскому христианскому царю Эла Асбеха напасть на Химьяр в союзе с Византией и свергнуть иудейский режим.

Зу-Навас пришел к власти в результате восстания, в ходе которого был свергнут эфиопский ставленник в Химьяре. Гибель Зу-Наваса в битве с эфиопами и византийцами положила начало христианизации страны.

Иудеи Химьяра все же оставили свой след в регионе. Надо полагать, проникновение иудаизма в Эфиопию, в результате чего появились на свет упомянутые выше эфиопские евреи — фалаша, не в последнюю очередь зависело от миссионерской деятельности химьярских почитателей Яхве.

А у арабского историка Ибн Халдуна (XIV в.) можно обнаружить рассказ о химьярских корнях берберского иудаизма.

Впрочем, иудаизм среди берберов и других народов Северной Африки распространялся и другими путями, ибо зафиксирован там гораздо раньше даты его принятия химьяритами. Имеются, например, сведения об антиримском восстании под руководством иудейского эллинистического царя Аукуаса, происшедшем в Северной Африке в 115–117 годах н. э. Северная Африка вообще с легкостью восприняла иудейское вероучение и гораздо дольше, нежели юг Европы, оставалась его оплотом во все расширяющемся христианском море. Объяснить это можно в том числе и тем, что обитателей этого региона надо считать наследниками некогда существовавшей здесь финикийской цивилизации, а финикийцы, как известно, делали обрезание и разговаривали на языке, близком древнееврейскому, т. е. не были евреям чужими.

Как бы то ни было, а приметы иудаизма разбросаны по всей Северной Африке. Вблизи развалин древнего Карфагена обнаружены могилы III в. н. э. с надписями на иврите (он же финикийский) и латинском языке. Надписи часто соседствуют с изображениями меноры (семисвечника). Неподалеку от Туниса на месте древнего города Наро обнаружены развалины синагоги, пол которой украшен надписью: «Раба твоя девица Юлия из Наро отреставрировала эту мозаику на свои средства в святой синагоге Наро».

Конкретно же об обращении берберов проинформировал нас Абдаль-Рахман ибн Халдун в своей «Истории берберов» (1396). По его мнению, часть берберов исповедовала иудаизм, религию, воспринятую ими от сильных израильских соседей, обитавших в Сирии. Среди берберов-иудеев было и племя джерба, жившее в районе горы Аурас, племя Кахины, убитой арабами в ходе их первых завоеваний. Вызывает интерес, что в числе мест проживания берберов-прозелитов Ибн Халдун называет части территорий современных Алжира, Марокко, Туниса, Ливии, т. е. те места, где и сейчас находятся большие еврейские общины.

Рассказ о подвигах берберской предводительницы Кахины, ставшей костью в горле арабских завоевателей, представляет собой одну из наиболее ярких страниц истории Северной Африки. Воинственная прозелитка даже для арабов в период борьбы с колониальным владычеством была национальной героиней. В восторженных же описаниях еврейских авторов она вообще выглядела чуть ли не пророчицей Деборой.

Царица горного Аураса считалась у берберов колдуньей, откуда и ее прозвище, будто бы означающее «жрица». Полное ее имя — Дахия эль-Кахина. Кахина твердой рукой управляла своим государством, а в VII в. возглавила сопротивление арабским завоевателям. Встав во главе нескольких берберских племен, она нанесла поражение огромному войску Хасана бен аль-Нумана. В течение нескольких лет она оставалась безраздельной хозяйкой средиземноморского побережья. Только прибытие в Аурас новой, еще более многочисленной армии поставило точку в сопротивлении. Кахина пала в бою, а ее сыновья приняли ислам.

Впрочем, отношение еврейских авторов к воительнице не было однозначным. Часть их вообще игнорировала данную историю, ибо признание еврейского прозелитизма выходило за узкие рамки их представлений о предках. Другая же часть упорно пыталась найти в этой истории подтверждение своих иудеоцентристских фантазий. Поскольку же его там не было, не оставалось ничего иного, как украсить ее соответствующими домыслами. Чего стоит одно лишь название книги яркого представителя этой когорты, Нахума Слушча (1872–1966): «Дахия эль-Кахина (Юдит ха-Коэнет) — героическая глава из истории еврейской диаспоры в степях Черного континента»!

Действительно, причем тут берберы? Неужели можно сомневаться, что только о представителях «еврейской диаспоры» может повествовать «героическая» глава?! И, конечно же, Кахина происходит из рода коэнов — иудейских первосвященников! А как иначе[16]? Если же и имя ее (Юдит) переделать в имя легендарной еврейской воительницы, то аналогия получится полной[17].

3. «Генетика — продажная девка»… сионизма

Рассказ о массовых переходах в иудаизм можно было бы продолжить. Не затронут, например, такой важнейший и весьма необычный итог еврейского миссионерства, как обращение огромного Хазарского каганата[18]. Однако эту тему «с кондачка» не осилить. Она требует отдельного рассмотрения. Но и без этого получено представление о небывалых масштабах иудаизации, что порождает вопросы, на которые уже сейчас надо дать ответ.

А вопросы напрашиваются следующие. Мы увидели, что в ходе миссионерства ряды приверженцев Яхве пополнились людьми самого различного этнического происхождения. В их числе оказались не только европеоидные идумеяне, адиабенцы, химьяриты и берберы, но даже негроиды фалаша. Что теперь мешает думать, что эти «гои», как называют инородцев «сионские мудрецы», припав к еврейству, не разрушили сей национальный монолит, подразбавив его своей кровью? Ведь перешедший в иудаизм автоматически становился евреем, в чем не было отказано даже эфиопам.

Это еще не все. Есть и более крамольный вопрос. Иногда слово «еврей» («иври», «гибри», «хибер») переводят как «перешедшие». Не означает ли это, что евреи (страшно даже подумать!) «перешли» в монотеизм, подобно прочим гоям, т. е. изначально были прозелитами, усвоившими свою религию в том же Египте времен Эхнатона или где-нибудь еще? И были ли они вообще нацией, т. е. сообществом людей, спаянных кровными узами? Быть может, это просто коллектив единоверцев — интернациональная секта почитателей единого Бога?

Традиционная точка зрения на этот счет отрицает возможность зарождения евреев иначе, чем из «семени Авраамова», представляя их сообществом родственников. Однако уже сама Библия этому противоречит. А. Кестлер приводит мнение М. Фишберга на этот счет: «Начиная с библейских времен, с самых начал образования племени Израилева они уже состояли из различных расовых элементов… В Малой Азии, Сирии и Палестине жили в те времена различные народы: амориты, рослые блондины-долихоцефалы; смуглые хетты, состоявшие, возможно, в родстве с монголами, негроиды-кушиты и многие другие. С ними древние евреи смешивались, как явствует из многих текстов в Библии»[19].

То же самое утверждал и сам А. Кестлер: «Сколько бы пророки ни возвышали голос против «женитьбы на дочерях чужих богов», неразборчивых израильтян это не отпугивало, к тому же дурной пример подавали сами вожди. Первый патриарх Авраам сожительствовал с египтянкой Агарью, Иосиф взял в жены Асенефу, которая была не только египтянкой, но и дочерью жреца; Моисей женился на мадианитянке Сепфоре; Самсон, герой еврейского народа, был филистимлянином; мать царя Давида была моавитянкой, а сам он женился на принцессе Гессурской; а что касается царя Соломона, сына хеттеянки, то о нем в Библии сказано следующее: «И полюбил царь Соломон многих чужестранных женщин, кроме дочери фараоновой, Моавитянок, Аммонитянок, Идумеянок, Сидонянок, Хеттеянок» (3-я Цар., 11:1). Этой «скандальной хронике» нет конца. Библия не оставляет сомнений, что примеру царей следовали все, кому не лень. К тому же библейский запрет брать в жены неевреек не распространялся на женщин, захваченных в ходе военных действий, — а таких хватало. Вавилонское пленение тоже не способствовало расовой чистоте: даже выходцы из священнического сословия женились на нееврейках.

Коротко говоря, к началу Рассеяния израильтяне уже представляли собой общность, состоящую из различных расовых элементов. То же самое относится, конечно, к большинству наций, о чем было бы даже излишне упоминать, если бы не живучий миф о библейском племени, сохранившем в веках расовую чистоту»[20].

Получается, расово чистая еврейская нация уже изначально существовала лишь в головах тех, кто ее придумал.

Вспомним теперь об утрате иудаизмом былой популярности на волне расцвета христианской пропаганды. Если количество евреев радикально уменьшилось за счет перехода в христианство, то не говорит ли это о еврейском прошлом арабов, испанцев, итальянцев, немцев и бог знает кого еще?

Не говорит ли это о том, что у многих из нас есть шанс на поверку оказаться евреем?

Можно вспомнить еще об одном перевоплощении «перешедших». Я имею в виду обширную афганскую общность — пуштунов (примерно пятнадцать миллионов человек в Афганистане и Пакистане). Немногим известно, что некоторые из пуштунских племен, иначе называемых патанами (патхан, пашту), соблюдают обряды и обычаи, восходящие к иудейским. К их числу следует отнести, например, почитание субботы (Шаббат). В этот день они не работают, не готовят пищу, не занимаются домашним хозяйством. Перед шаббатом они пекут 12 хал (традиционные еврейские лепешки), чтобы славить этот день по еврейскому обычаю.

Еще у патан, как и у евреев, есть традиция зажигания субботних свечей.

Также патаны придерживаются традиций кашрута, т. е. не едят конину и верблюжатину, как это предписывается и евреям. Патаны делают обрезание. Но делают они его не так, как это можно было бы предположить исходя из их принадлежности к мусульманству, а по еврейскому обычаю, т. е. на восьмой день жизни ребенка. Напомню, у мусульман обрезание делается по усмотрению родителей в связи с наступлением совершеннолетия ребенка, т. е. с семи до пятнадцати лет.

В законах патанов есть понятия о «чистом» и «нечистом» и о необходимости очищения. Так, женщинам предписывается не вступать в контакт с мужем в течение семи дней после менструации. По истечении этого срока они моются в реке, проходя церемонию очистки. Примерно то же самое можно наблюдать и в традициях евреев.

Сами патаны причисляют себя к потерянным «десяти коленам Израилевым». Существуют и соответствующие предания об их происхождении. В арабских хрониках есть упоминание о сыне царя Саула, Иеремии, у которого родился сын по имени Афган. Якобы потомки этого Афгана перебрались спустя много веков на территорию Афганистана, где и встретились с арабами, когда те начали распространять там свое влияние. Согласно хроникам, предводитель патанов, Киш, прямой потомок Афгана, выслушав доводы военачальника арабов Халида ибн Валида, принял ислам, взяв себе мусульманское имя Абдул ибн Рашид. Под этим именем он и прославился как гроза неверных и любимец самого пророка Мухаммеда. Будто бы именно пророк дал ему прозвище «пуштун», что на сирийском наречии якобы означает «рулевой»[21].

Так это или нет, но то, что пуштуны или какая-то их часть в прошлом придерживались какой-то формы иудаизма, не подлежит сомнению.

Легко представить, какой удар по их национальному самолюбию может нанести это открытие. В особенности по самолюбию тех пуштунов, которые составляют ядро исламской организации «Талибан», известной своим неравнодушным отношением к еврейству.

Да и сами евреи будут не в восторге от такого родства.

Впрочем, нас интересует другое. На этом примере отчетливо видно, что человеческие общности в древности были подвержены частым сменам религиозной ориентации, вместе с которой менялась и этническая принадлежность. Аборигены Афганистана и Пакистана, приняв иудаизм, стали евреями. Затем, с приходом арабов, превратились в мусульман-пуштунов, чтобы подвергнуть обструкции ту веру, адептами которой они сами были еще вчера. Кто они по национальности? Бог весть. То же и с эфиопами, которые вначале стали евреями — фалаша, а затем, подвергшись христианизации, превратились в фалашмура-христиан, не утративших, впрочем, пиетет (во многом показной, конечно, учитывая желание эфиопов сменить место жительства на более пристойное) к религии предков[22].

Получается, национальную принадлежность можно менять как перчатки, вместе с религиозными предпочтениями. Есть ли возможность построить в таких условиях национальную историю? Тут даже не имеется в виду только история евреев.

В общем, как бы ни старались сами евреи и ортодоксальные историки убедить человечество в обратном, национальная идентичность древних израильтян, их изначальная «особость», находится под большим вопросом.

Можно подойти к этому же выводу с другой стороны — путем выявления так называемого еврейского типа внешности. Оказывается, сделать это непросто, если вообще возможно. Даже современные евреи с трудом поддаются идентификации, несмотря на то, что имеется куда больше оснований считать их этносом, чем древних израильтян. Есть, конечно, определенный типаж, так называемый семитский тип — характерный высокий нос с горбинкой, узкое лицо, длинноголовость (долихоцефалия), темные волосы, но он характеризует лишь часть евреев, притом — не самую многочисленную. Имеются в виду в первую очередь сефарды — евреи испано-арабского происхождения. Уже немецкие или, лучше сказать, восточноевропейские евреи, так называемые ашкенази, представляют собой другой антропологический тип, являясь большей частью брахицефалами, т. е. короткоголовыми. Варьирует и цвет волос. У ашкеназов он может быть русым и даже рыжим.

В то же время сефардский тип (считающийся типично семитским) может относиться и к некоторым нееврейским народам, например к армянам.

Подавляющее же число евреев по внешнему виду практически неотличимо от населения стран их пребывания, иногда даже обладая общим с ним этнонимом. Взять хотя бы тех же восточноевропейских евреев — ашкеназов. «Ашкеназ» — так в некоторых источниках именуется древняя Германия.

На сложность идентификации евреев по внешним признакам указывают многие исследователи. Мнение Рафаэла Патаи: «Данные физической антропологии показывают, что, вопреки распространенному мнению, никакой еврейской расы не существует. Антропологические измерения групп евреев в разных частях мира доказывают, что они сильно отличаются друг от друга по всем существенным характеристикам облика и сложения: ростом, весом, цветом кожи, формой черепа, строением лица, группами крови и т. д.»[23].

Куда все-таки деть данные повседневного опыта, согласно которым еврей легко распознается по каким-то едва уловимым признакам или по их сочетанию? «Укоренившееся мнение, что евреев или, по крайней мере, некоторые еврейские типы можно мгновенно распознать, — отмечал А. Кестлер, — нельзя просто так отвергнуть, ведь его правоту как будто доказывает наш каждодневный опыт. Данные антропологии явно расходятся с обывательской практикой»[24].

Однако это внешнее своеобразие едва уловимо. При более близком рассмотрении оказывается, что понятие о типичном, «расово чистом», еврее распадается на ряд с трудом сопоставимых между собой представлений. Речь идет о крайних, наиболее выразительных типах. Именно типах, потому что по отдельным признакам — рост, форма головы, носа, цвет волос, цвет кожи — еврея не идентифицировать.

Взять хотя бы вышеупомянутый «высокий нос с горбинкой». Далеко не все евреи, как оказалось, обладают этим достоинством. По подсчетам Фишберга, приведенным А. Кестлером, счастливыми обладателями таких носов оказались лишь 14 процентов евреев Нью-Йорка. В то же время есть нации, где подобный нос встречается гораздо чаще, чем у евреев. В качестве примера можно привести жителей Кавказа. А еще высокие орлиные носы — отличительный признак индейцев Северной Америки[25].

Не являются специфически еврейскими и другие антропологические характеристики, взятые по отдельности.

В целом же можно сказать, что разнообразию антропологических типов и черт евреев может позавидовать любая нация. Все они сложились под влиянием обстоятельств и факторов среды. Если «голос крови» и имел ко всему этому отношение, то отнюдь не как детерминант. Выделить ка-кой-то один типаж или устойчивый образ из этого массива и использовать его в качестве мерила идентичности не представляется возможным.

В свое время — я имею в виду начальный период создания государства Израиль на палестинских территориях — это породило многочисленные трудности в идентификации поселенцев, прибывающих в Землю обетованную. Не готова была «родина» раскрыть свои объятия для «гоев». Возникла необходимость ab haedis segregare oves (отделить овец от козлищ). Задействованы были такие серьезные науки, как молекулярная биология и генетика. Раз уж евреи — это нация, — рассуждали руководители молодого государства, — значит, религиозных предпочтений недостаточно для их идентификации. Эдак любой желающий, приняв иудаизм, сможет, не дай бог, стать гражданином Израиля, не хлебнув ужасов жизни в диаспоре. Надо было изыскать простой и, по возможности, близкий к научному, способ отличить еврея от нееврея в общей массе репатриантов, скажем, путем взятия крови на анализ или выявляя отпечатки пальцев.

Программа, однако, немедленно столкнулась с серьезными трудностями. Не была найдена ни одна из характерных особенностей еврейства. Ни болезней, присущих только евреям, ни каких-то особенных еврейских отпечатков пальцев…[26]

Кое-что «накопали» генетики. Выяснилось, что мужчины-евреи всех стран по генетическому составу Y-хромосомы ближе друг к другу, чем к представителям других национальностей. Исключение составили лишь евреи Индии и Эфиопии, находящиеся с представителями титульных наций в более близком родстве, чем с евреями других стран. Некоторым особняком стоят и ашкеназы. Их геном, по выражению исследователей, «содержит от 30 до 60 процентов примесных генов европейцев». Но все равно, настаивают ученые, они ближе к другим группам евреев (мизрахам и сефардам), чем к европейцам.

Казалось бы, ничего сногсшибательного. То, что евреи представляют особую этническую общность, так же как русские, итальянцы, французы, давно всем известно. Однако реакция на эту банальность была явно неадекватной.

Что тут началось! Ликованию не было границ. Тотчас было объявлено, что евреи через века пронесли «гены праотцев», что наконец-то наука доказала справедливость библейских сказаний. Газеты запестрели заголовками типа: «Генетики подтвердили библейскую версию происхождения евреев». Дошло до того, что объявили даже дату разделения еврейских племен на ирано-иракскую (мизрахи) и европейскую (сефарды, ашкеназы) ветви — две с половиной тысячи лет назад. Не за горами — «научное» обоснование сотворения мира Богом за шесть дней около шести тысяч лет назад.

Как и следовало ожидать, появились выводы о происхождении евреев именно из районов их нынешнего проживания — Ливана, Сирии, Иордании и сектора Газа. Дескать, генетика это установила. Абсолютно не ангажировано. Как она это сделала — догадаться нетрудно. Опять-таки путем сравнительного анализа геномов израильтян и их ближневосточных соседей — палестинцев. Выяснилось, что последние состоят с израильтянами в очень близком родстве. В гораздо более близком, чем даже со своими братьями — мусульманами. А раз так — сообразили ученые — значит, и прародина у них одна — Палестина. При этом упускается из виду, что, согласно другой теории, правда, не менее сомнительной, арабы были в тех краях «понаехавшими», т. е. захватчиками.

Как видно, без стремления любыми путями обосновать еврейское присутствие на занятых территориях здесь не обошлось.

Есть и еще кое-что, свидетельствующее о далеком от науки, если не чисто заказном, характере сделанных выводов. Все они, если присмотреться, базируются на предположении, что когда-то популяция евреев была генетически однородной и имела прародиной Палестину. На эту мысль наводит уже сам тезис о разделении еврейства на две ветви. Понятно, что разделиться оно могло лишь при условии, что до этого было этническим монолитом. Но ведь это и стало результатом исследований! То есть предпосылка исследования выдвигается в качестве его итога! Классический пример «круга в доказательстве». Генетика здесь нужна лишь для того, чтобы придать наукообразие древней, как мир, идеологеме.

Что касается палестинской прародины, на которую якобы также указывает «беспристрастная» наука, то и здесь сплошные домыслы. Прародина эта, по мнению исследователей, вытекает из сходства геномов израильтян и арабов (сейчас установлено, что они ближе к иракцам, чем к палестинцам). Однако, наоборот, именно из представления о палестинской прародине вытекает «родство» израильтян с арабами. Ведь не обо всех евреях здесь речь, а только о мизрахах — ирано-иракской их ветви. Держа в уме представление о палестинской прародине, ученый неосознанно (или сознательно) выделяет из еврейства его ближневосточный филиал, т. е. мизрахов, чтобы затем на основании их генетического сходства с арабами заявить о палестинской прародине. Круг замкнулся.

Попробуйте представить, какой будет прародина евреев, если в качестве мерила их идентичности выбрать ашкеназов. Правильно, Восточная Европа. Ведь ашкеназы так же близки по своему набору генов коренным жителям этих краев, как и мизрахи арабам.

Кстати, именно благодаря близости ашкеназов обитателям Восточной Европы и отдаленности от других еврейских подгрупп задолго до пресловутых экспериментов сложилось мнение о хазарской прародине как о втором, восточноевропейском, центре формирования еврейства.

С палестинской же прародиной связан один неприятный для сионистов момент. Не доставило им радости родство с арабами, вытекающее из этой идеи. Но ради заветной мечты — обретения Земли обетованной — пришлось, как говорится, перешагнуть через себя и поверить в «торжество науки».

Впрочем, не всем это удалось. Бывший одно время главным раввином Израиля Шломо Амар остался на позиции духовного, а не биологического своеобразия евреев: «Еврейство — понятие не генетическое». Дали о себе знать минусы «народности» евреев.

Или такой эпизод. В 2010 году члену правления Бундесбанка Тило Сарразину досталось от общественности за упоминание о «еврейском гене». «Все евреи разделяют определенный ген. У басков есть ген, который делает их не такими, как все. Культурные особенности народа — это не миф, они определяют действительность Европы», — заявил он в интервью. На самом деле вполне невинное замечание. Скорее всего, понятие «ген» здесь употреблено в переносном смысле — просто в качестве набора национальных особенностей. Однако же обвинения в расизме и антисемитизме последовали незамедлительно. Причем не только от лидеров Германии, но и от представителей еврейских организаций. «Тот, кто определяет евреев по генам, страдает манией расизма», — заявил лидер общины немецких евреев Штефан Крамер.

То, что выводы генетиков не всем пришлись по душе, вполне закономерно не только по причине вытекающего из них нежелательного родства. Многие восстали против их упрощенного понимания в духе представлений о «еврейском гене». Если быть абсолютно объективным, — и это признают сами генетики — то не существует генов, которые бы определяли национальность. Имеются лишь различия в частоте появления тех или иных генов у представителей разных национальностей. Выражаясь популярно, отсутствие специфически «еврейского» набора генов так же не говорит о том, что перед вами «гой», как и наличие его не говорит о том, что перед вами еврей.

Иначе говоря, не существует ничего такого, что позволило бы определить в человеке еврея, не заглядывая в его паспорт и не проверяя знание Торы.

Думаете, поиски «еврейских генов» на этом прекратились? Напротив, это даже их подстегнуло. Перефразированное изречение Трофима Денисовича Лысенко, поставленное заголовком данного раздела, как нельзя более подходит к данной ситуации. Обслуживая в Израиле национальную идею, генетика полностью соответствовала данной в нем характеристике. Когда не была найдена ни одна из расовых особенностей, в ход пошли обычные для этой ситуации псевдоисторические экскурсы. Ученые, подобно раввинам, превратились в толкователей Библии.

Впрочем, было нечто, что стимулировало поиски «еврейских генов» и помимо идеологических целей. Вряд ли ученые пошли бы на откровенный подлог даже во имя благородной задачи национального строительства. Думаю, им не давали покоя факты действительной интеллектуальной развитости евреев[27]. Им и в голову не приходило, что объяснить эти факты можно не с точки зрения наделенности их геном «богоизбранности», а с точки зрения того, что на традиции и менталитет нации сильный отпечаток накладывают длительные занятия той или иной профессиональной деятельностью.

Впрочем, может, и приходило, но смириться с этой мыслью было тяжело. Очень уж хотелось выглядеть представителем расы небожителей.

Влияние факторов окружения и профессиональной деятельности на этнические характеристики хорошо прослеживается с помощью следующей мыслительной модели. Если коллектив людей разных национальностей будет веками заниматься некой интеллектуальной деятельностью, скажем, банковским делом, взиманием налогов или отправлением религиозных культов, избегая при этом по понятным причинам браков «на стороне», то в конце концов он приобретет гомогенность и сложится в некое подобие «народа» со всеми присущими этому феномену атрибутами — единой культурой, религией, обычаями, менталитетом. Даже свой язык выработается. В конечном итоге у него появится и своя «национальная» история, уходящая своими корнями в «невероятно далекое» прошлое, и собственное «этническое» наименование. А что тут особенного? Даже футбольная команда имеет свою историю. Разумеется, (опять-таки в силу тенденции к скрещиванию именно внутри коллектива) и частота появления людей с повышенным интеллектом здесь будет несколько выше, чем в популяциях, в силу различных причин занимающихся менее квалифицированным трудом, что не говорит, конечно, о том, что такая картина будет наблюдаться постоянно. В конце концов, все, что имеет начало, имеет и конец.

Что мешает считать, что евреи претерпевают именно такую эволюцию? Ничего. И, думается, никакого влияния на выработку особого «еврейского гена», такая эволюция не окажет. Разве что придаст облику и привычкам «скитальцев» некоторое своеобразие, позволяющее иногда отличить их от простых смертных. А еще (параллельно с повышением числа особей с повышенным интеллектом) увеличит в популяции процент уродств и слабоумия — неизбежное следствие внутривидового скрещивания, что мы и наблюдаем сейчас среди евреев.

Понимание всего этого привело к затуханию активности в сфере поисков «еврейского гена». В конце концов, идентификация прибывающих на Святую землю стала производиться старым, «дедовским» способом. Принадлежность к еврейству стали определять по матери и опять-таки по исповедуемой религии. Излишне говорить, что этот бюрократический способ далеко не идеален.

На первых порах существования израильского государства провал исследований по выявлению «еврейской ДНК» породил демократические тенденции в определении принадлежности к еврейству прибывающих. По свидетельству Шломо Занда, «в ходе первой переписи населения, проведенной 8 ноября 1948 года, жители Израиля сами заполняли анкету, в которой указывали свою национальную и религиозную принадлежность; эти декларации стали основой их гражданской регистрации. Таким образом, израильское государство втихую превратило в евреев многочисленных членов семей, родители которых, скажем так, не непременно исповедовали иудаизм. В 1950 году данные о новорожденных все еще заносились в специальные бланки без указания национальности и религии; правда, эти бланки существовали в двух вариантах — на иврите и по-арабски. Ребенок, чьи родители заполняли ивритский бланк, автоматически признавался евреем»[28].

В 1956 году после отступления из Синая была предпринята попытка еще радикальнее демократизировать процесс репатриации. В марте 1958 года, на фоне снизившегося накала национальных чувств, Исраэль Бар-Иехуда, тогдашний министр внутренних дел, видный представитель левого сионистского лагеря (один из лидеров партии «Ахдут Ха-Авода»), издал внутриведомственную директиву, согласно которой «человек, искренне провозгласивший себя евреем, будет зарегистрирован как еврей без предъявления дополнительных доказательств»[29].

Однако нововведения эти быстро потонули в хоре возмущенных голосов. Указанную поправку отменил тогдашний руководитель израильского государства Давид Бен-Гурион. Он решил, что человек не может стать евреем исключительно по желанию, чем в очередной раз продемонстрировал неистребимость расового комплекса у израильтян (как, впрочем, и у многих других народов).

Так же, как и антропология с генетикой, лингвистика не дает повода для торжества еврейской национальной идеи. Современный еврейский язык (иврит), считающийся древним языком евреев, как разговорный язык возник совсем недавно, в XX в., в ходе переселения евреев в Палестину. В изгнании же они пользовались языком своих, так сказать, «поработителей». В Испании это был ладино, в Германии — идиш, на Руси, как вы, наверное, уже догадались — русский (иногда, правда, переходящий в тот же идиш).

Впрочем, одесский жаргон евреев несколько от русского отличается. Как и ладино с идишем — от испанского и немецкого.

Даже в древнюю эпоху разговорным языком евреев был арамейский. Существовали, правда, тексты на иврите, но ими пользовались немногие. В первую очередь в их числе можно назвать масоретов (хранителей традиций). В эпоху Средневековья на иврите были написаны тексты Каббалы, комментарии к Библии и Талмуду, испанская поэзия (Йегуда Галеви, Ибн Эзра и др.)

То есть и языком евреи в большинстве своем не отличались и не отличаются от коренного населения «приютивших» их стран.

Обычно объясняют это следующим образом. Население Иудеи в изгнании просто растворилось в массе приютивших его народов. Лишь части из них удалось сохранить первозданный облик, тот самый семитский тип. Ну, или то, что считается «первозданным обликом».

Сходным образом объясняется и незнание евреями «родного» языка. Ассимиляция, дескать, достигла таких пределов, что «несчастным» не удалось его сохранить. В силу, так сказать, гонений и погромов.

Как будто правдоподобно.

Но опять-таки как совместить все это с закрытостью еврейских сообществ, с резко отрицательным отношением иудаизма к прозелитизму, с политикой изоляционизма, с запретом браков с иноплеменниками?

Как вообще в условиях гонений удалось сохранить религию праотцев, если не получилось сберечь даже родной язык?

В настоящее время все большую популярность завоевывает следующая точка зрения. Политика изоляционизма, которой будто бы следовали евреи на протяжении всей истории своего существования, — это миф, созданный «сионскими мудрецами» с определенной целью — придать еврейству очертания нации. Лишь относительно недавно, — а именно, в начале нашей эры, если верить традиционной хронологии, — оно действительно замкнулось в себе, постепенно обретая национальные черты. Я имею в виду не только пейсы и ермолки, но и своеобразный менталитет. Немало поспособствовала выработке национальных особенностей профессиональная деятельность, которой евреи занимались веками, — торговля, ростовщичество, взимание налогов. Сыграла определенную роль и религия. Думается, не таким узнаваемым был бы еврей, если бы иудаизм исповедовали и другие народы.

Процесс обретения евреями национального своеобразия еще и сейчас не окончен, несмотря на то, что ему придано ускорение формированием государства Израиль. Логика раввинов при принятии доктрины изоляционизма была простой: какой же это народ, если в него могут переходить все, кому не лень? Кто поверит, что евреи — это нация, если откроется правда о распространении иудаизма таким нехитрым и отнюдь не биологическим способом, как обращение в свою веру неевреев? О каких «кровных узах», объединяющих евреев всех стран, можно будет говорить в этом случае?

Именно потому, что христианство и ислам распространялись не биологическим, а духовным способом, мы не называем христиан и мусульман народами. Если допустить саму возможность распространения иудаизма не биологическим, а духовным путем и одновременно отнять у евреев пальму первенства в его изобретении — вспомним египетского Атона-Адоная, — то у евреев не останется ничего, что отличало бы их от других народов. Соответственно, исчезнет и сама возможность называться народом.

Для чего же понадобилась «скитальцам» эта самая возможность? А вот для чего. На каком-то этапе своего существования они поняли, что представив себя народом, к тому же — «гонимым», можно будет истребовать для себя территорию. Дабы, так сказать, отдохнуть от скитаний. Ведь только «народы» имеют право на территорию для построения государства, если следовать мировой практике. С этого времени прозелитизм перестает поощряться. Примерную дату этой метаморфозы я уже назвал: это начало нашей эры.

Почему именно эта дата?

Потому что в это время христианство, завладев умами тех, кто ранее припадал к язычеству и иудаизму, сделало невозможным дальнейшее распространение последнего. С этого времени прирост евреев в мире резко пошел на спад. (На самом деле, конечно, уменьшилось количество не евреев, а тех, кто считал себя евреями, т. е. приверженцев иудаизма). Обнаружилась пропасть между иудеями и всеми остальными. С этого времени иудаизм действительно начинает приобретать национальный характер. Начинают вырисовываться и контуры будущего государства Израиль. Пока, конечно, только в уме.

Очень помогла в этом Библия. Имея такой весомый аргумент, как наличие (пусть даже в далеком прошлом) собственного государства, в которое, как в некую тихую гавань, очень хочется «возвратиться» после долгих мытарств и скитаний, можно было рассчитывать на большую благосклонность со стороны мирового сообщества. Пусть даже знание об этом государстве опиралось на такой ненадежный с научной точки зрения документ, как Святое Писание[30].

То есть именно дату рождения Иисуса следует полагать датой рождения еврейского народа. Упоминание же об Израиле на стеле Мернепты, датируемое XIII в. до н. э., вряд ли можно связывать с предками современных израильтян. Она повествует о чем-то другом, о том, к чему, собственно, я и пытаюсь докопаться.

Итак, мы подходим ко все чаще высказываемой идее конфессиональной основы еврейства. В свое время понадобилось уничтожить знание об этом, замкнуться, отказаться от миссионерства, дабы придать иудаизму «национальный» характер. В самом деле, о каком государственном строительстве можно будет говорить, если выяснится, что евреи по своему происхождению — это всего лишь религиозное сообщество, если вообще не секта? Ведь не могут же претендовать на обретение «исторической родины» хлысты, свидетели Иеговы или адвентисты Седьмого дня[31].

Главными из действий по приданию еврейству национального характера стали затушевывание фактов массового обращения неевреев в иудаизм в дохристианскую эпоху и выработка концепции, согласно которой евреи — это вечные странники («Вечный Жид»), неоднократно изгоняемые из родной земли за неуживчивость, гордыню, непризнание Христа Спасителем и Мессией и его распятие[32].

Парадокс в том, что концепция эта разработана была как раз «гоями», т. е. христианами. Раввины ее только подхватили, т. к. она соответствовала их державническим устремлениям. Их усилия принесли свои плоды. Образ Вечного Жида, который скитается по свету, будто осенний листок, гонимый ветром, понемногу стал овладевать умами.

По иронии судьбы «скитальцы» сами же и попались в расставленные ими сети. Их генетические (скорее даже — евгенические) исследования, нацеленные на отыскание маркеров своеобразия, дали обратный эффект, умудрившись подвести еврейство к той черте, за которой само его существование оказалось под вопросом. Думаю, многие из евреев во время Второй мировой войны мечтали стать неотличимыми от представителей других наций, дабы избежать жерновов холокоста.

При этом подлинная наука не была продвинута ни на йоту.

Поначалу попытки представить евреев нацией и даже выделить в отдельный расовый тип вызывали лишь снисходительную усмешку. Но когда в это поверили, стало уже не до смеха. Ибо поверили в это в том числе и нацисты. А поверив, стали претворять в жизнь по-своему воспринятые выводы из этой, на первый взгляд, безобидной сказки.

Впрочем, к тому, что известно об ужасах холокоста, добавить нечего. Да и не ставилась здесь такая цель. Единственное, что хотелось бы, так это продемонстрировать выкладки еврейских интеллектуалов периода зарождения фашизма, как две капли воды похожие на содержание более поздних нацистских пропагандистских роликов. Только с обратным знаком.

Вот, например, как обосновывал национальную идентичность евреев один из родоначальников сионизма, Натан Бирнбаум (1864–1937), кстати говоря, первым употребивший термин «сионизм»: «Невозможно объяснить умственные и эмоциональные особенности того или иного народа иначе, как при помощи естествознания. «Раса — это все», — говорил наш великий соплеменник лорд Биконсфильд (Бенджамин Дизраэли). Ведь в расовых особенностях заложена уникальность народа. Расовые различия являются источником национального многообразия. Из-за несхожести рас немец или славянин думает и чувствует по-другому, нежели еврей. Эта несхожесть позволяет также объяснить тот факт, что немец создал «Песнь о Нибелунгах», а еврей — Библию»[33].

Оказывается, на облик нации оказывают влияние не исторические коллизии, не география проживания, не язык с культурой, а биологическая наследственность, природа: «Природа порождала и продолжает порождать разнообразные человеческие расы, так же как она создает разные времена года и климатические условия»[34].

Как говорится, еврей — он и в Африке еврей. Эдакий «генный» детерминизм.

Мощная расовая подоплека сквозит и в воззрениях еще одного сионистского деятеля — Владимира (Зеэва) Жаботинского (1880–1940), который без обиняков заявлял: «Совершенно очевидно, что истоки национального чувства следует искать не в воспитании, полученном человеком, а в том, что предшествует воспитанию. В чем? Я изучал этот вопрос и нашел на него ответ: в крови. И этой точки зрения я придерживаюсь до сих пор. Чувство национальной принадлежности коренится в крови человека, в том расово-физическом типе, к которому он относится, и ни в чем ином… Душевное строение народа определяет физический тип человека в значительно большей степени, нежели индивидуальные душевные наклонности… Поэтому мы не верим в возможность духовной ассимиляции. С физической точки зрения немыслимо, чтобы еврей, в жилах которого течет чистая еврейская кровь без каких-либо примесей, обрел душевные наклонности немца или француза, точно так же, как немыслимо представить себе негра, сумевшего превратиться в белого человека»[35].

Опять тот же биологический детерминизм и связанные с ним противоречия. Я имею в виду негров-фалаша, сумевших-таки наперекор «природе» и Жаботинскому стать «белыми людьми», т. е. израильтянами. И вот еще факт — очевидный, но почему-то ускользнувший от внимания Жаботинского и его последователей: уже внуки эмигрантов, прибывших, например, в Америку, теряют национальную идентичность, превращаясь в коренных американцев.

А что, собственно говоря, оставалось строителям еврейской идентичности, кроме биологии? Ведь им нельзя было опираться в своем творчестве даже на территорию, которая в отсутствие других цементирующих факторов могла послужить основой нарождающейся под их перьями конструкции. И на религию они не могли рассчитывать, хотя это едва ли не единственное, что действительно как-то объединяло евреев всех стран. Ведь это могло придать еврейству очертания религиозной общины, а это не совсем то, о чем грезилось.

К слову сказать, идеология «крови и почвы» была чрезвычайно модным веянием на рубеже XIX–XX веков. Неудивительно, что ее взяли на вооружение фашисты. Впрочем, «взяли на вооружение» — не совсем точная редакция. Фашизм сам был ею порожден. Парадоксально, но факт: идеология, которую исповедовали (а, возможно, даже изобрели) евреи, пробудила монстра, для которого они сами стали лакомым кусочком. «Из-за несхожести рас немец или славянин думает и чувствует по-другому, нежели еврей», — с этой формулой согласился бы сам доктор Геббельс.

Казалось бы, с разгромом фашизма теория «крови и почвы» должна была прекратить хождение по умам. Не тут-то было. Даже ужасы Второй мировой мало кого убедили в ее пагубности. Биологический детерминизм, разновидностью которого она являлась, взят на вооружение современными националистами вместе со всеми вытекающими из него глупостями. Достаточно вспомнить рекламный слоган времен правления президента Ющенко «Думай по-украiнськi!», позволяющий допустить, что мышление украинца неподвластно законам логики.

Впрочем, как говорится, нет худа без добра, если, конечно, можно воспользоваться этой формулой в данной ситуации. Я по поводу последствий войны. Мировое сообщество прониклось лишениями, выпавшими на долю еврейства, и решило предоставить ему территорию, где бы оно могло предаваться самоутверждению без опаски быть подвергнутым гонениям. Холокост, таким образом, приблизил «возвращение».

Можно предположить, впрочем, что совсем не гуманными соображениями при этом руководствовались. Возможно, просто хотели избавиться от докучливого еврейского присутствия. То есть не евреям жаждали предоставить независимость, а себе самим от евреев, сослав их в очередное, но теперь уже почетное, гетто.

Впрочем, речь сейчас о другом. Думаю, ни у кого уже не осталось сомнений в том, что евреи по происхождению не народ, а сообщество, процесс превращения которого в народ еще далеко не окончен. Сообщество единоверцев. Однако этим объясняется далеко не все. Остаются нераскрытыми причины огромного влияния этого сообщества на жизнь народов, а следовательно, сама его суть. Мало ли сект существовало в мире? Но сравнимо ли влияние, которое оказывали они на жизнь, с влиянием евреев? Даже тот факт, что еврейство являлось наиболее «продвинутой» частью человечества, сам по себе ничего не объясняет, а только порождает очередной вопрос. Вопрос о причинах этой «продвинутости».

То есть отрицание этничности древних монотеистов не является настоящей целью данной работы. Оно вдобавок ко всему еще и оригинальностью не блещет, давно уже став для думающей публики секретом Полишинеля. На самом деле интересно выяснить происхождение упомянутой «продвинутости». Каким путем выпестовались феноменальные особенности евреев? Откуда у пустякового, как нам его представляют историки, народа мания величия? Она же должна быть как-то обоснована? Если исходить из предпосылки, что еврейство — это социальная группа, все таланты участников которой сформировались в процессе выполнения каких-то функций, то уместен вопрос: каковы эти функции, что это за социальная группа?

Именно эти вопросы являются ключевыми в разгадке феномена еврейства. Но без развернутой картины положения и деяний «сынов Израиля» в прошлом найти ответы на них будет мудрено.

4. Такие разные евреи…

Самая большая проблема, с которой сталкивается историк, — это наличие вставок в первоисточниках. Древний хронист не только переписывал тексты, но и редактировал их, осознанно или неосознанно внося в них современные ему представления. Даже историк нашего времени не прочь если не подправить летописный материал, то хотя бы оспорить его истинность с современной колокольни. То и дело слышишь: «Летописец был неправ», «Хронист ошибался». Мотивируют это обычно тем, что в распоряжении современного ученого имеется гораздо больше исторического материала, чем у его предшественников. Дескать, и прав на переосмысление и критику у него больше. Но даже с учетом этого любая категоричность в этой тонкой сфере не имеет оправданий. И опять-таки по причине содержащихся в данном материале тенденциозных вставок. Причем в хрониках, дошедших до нашего времени, их, надо полагать, содержится больше всего, ибо над ними «попотело» максимальное количество переписчиков.

«Любая история есть, прежде всего, история времен своего написания», — писал итальянский философ Бенедетто Кроче (1866–1952), и с этим трудно не согласиться.

Не вызывает сомнений, что одной из таких вставок является понимание евреев как маленького, отовсюду гонимого народа, не нашедшего приюта даже у себя на родине. И не только потому, что оно служит идее создания государства Израиль на палестинской земле. Такая трактовка выглядит недоразумением на фоне фрагментов, описывающих прямо противоположное. Имеется в виду главенствующая роль, которую играли евреи в общественной жизни «приютивших» их стран. Поражает даже не сама эта роль — случаи доминирования одного народа над другими нередки в истории, — а то, что играл ее народ диаспоры, для которого по здравому рассуждению это совсем не характерно.

Ибо нигде и никогда диаспора не доминировала над титульной нацией.

Об огромном влиянии, которое оказывали евреи на жизнь Рима, я уже упоминал в предыдущем разделе. Можно продолжить эту тему. Вот, например, как выражает отчаяние по поводу засилья евреев в империи римский поэт Рутилий Намациан:

Пусть бы несущее ужас оружье Помпея и Тита не покорило нам вовсе страны Иудейской! Вырвав из почвы, заразу по свету пустили, И победитель с тех пор стонет под игом раба. (Перевод С.Я. Лурье)

Практически то же утверждал и Блаженный Августин, ссылаясь на Сенеку: «Так побежденные предписывают законы победителям».

Победитель — это Римская империя. Евреи же в Риме — не просто диаспора. Они, если придерживаться традиционных представлений, военнопленные, уведенные из Иудеи по окончании Иудейских войн и раньше, в ходе походов Гнея Помпея. Как видим, бремя плена оказалось для «рабов» не очень тягостным. Более того, они использовали его с максимальной выгодой для себя. С крайним недоумением приходится отметить: евреи в Риме являлись далеко не плебсом, что можно было бы предположить, учитывая их статус военнопленных. Например, когда в Рим к императору Траяну прибыло посольство из Александрии, состоящее из евреев и греков, то император приветствовал только евреев, на греков даже не взглянув. В отчаянии глава греческой делегации воскликнул: «Больно нам, что городской совет заполнен евреями!»

Еще раньше к евреям благоволил Александр Македонский. Даже тот факт, что он был завоевателем Иудеи, не стал тому помехой. По Флавию, при основании города своего имени Александр дал евреям равные права с македонцами. О персидском царе Кире, освободителе евреев из вавилонского плена, я уже говорил. Тот просто рассыпался в любезностях по отношению к «богоизбранным». Об освобождении их из «плена» я уже не говорю. (Кстати, большая часть евреев из вавилонского «плена» возвратиться наотрез отказалась. Неплохо, видать, там кормили. Наверное, не только макароны давали).

Масштабы распространения евреев по свету были не менее впечатляющими, чем их влияние. Некоторым это даже позволило утверждать что-то вроде того, что Иудея была лишь местом, где хранились иудейские святыни, наподобие сегодняшней Мекки для мусульман, тогда как настоящей родиной евреев был весь мир.

С.Я. Лурье: «В эпоху Вавилонского пленения, а вероятно, даже и раньше, евреи были по преимуществу народом рассеяния. Палестина была только религиозным и отчасти культурным центром… Послепленный Иерусалим сам был искусственным образованием диаспоры с центром в Вавилоне».

Т. Моммзен: «История Иудейской страны была так же мало историей иудейского народа, как история папских владений была историей католицизма».

Филон: «Их столица — это святой город Иерусалим, а как граждане они принадлежат тому городу, в котором родились и были воспитаны».

Страбон: «Трудно указать место в мире, где этот народ не нашел бы себе места и не стал хозяином».

Иосиф Флавий: «Еврейский народ распространен по всей земле, рассеянный среди жителей множества стран… Нет ни одного города эллинов и ни одного варварского на-рода, куда бы не проникли наш обычай празднования субботы, пост и возжигание свечей».

В этом контексте слово «диаспора» по отношению к еврейским общинам выглядит анахронизмом. Скорее, о коренных жителях идет речь.

И не просто о коренных жителях. Далее можно будет увидеть, что речь идет об очень и очень влиятельных коренных жителях, фактически — о привилегированной прослойке общества. Я уже приводил в качестве примера эпизод с осуждением и казнью Христа, когда римский наместник вынужден был принять противное его убеждениям решение под давлением Синедриона. Нечто подобное произошло во время правления Калигулы. Полубезумный император приказал воздвигнуть по всей империи свои статуи и поклоняться им. Александрийские евреи отказались это делать. Калигула по своему обыкновению совсем было собрался подвергнуть их репрессиям, но, на счастье, его сменил Клавдий и отменил драконовское решение. К смерти были приговорены как раз противники евреев.

Почтительно относились к евреям и другие правители. Юлий Цезарь наделил их рядом привилегий, которые впоследствии были подтверждены Августом. Уровень привилегий был настолько высок, что некоторые сравнивали их с английской Великой хартией вольностей 1215 года. Евреи были освобождены от податей, им разрешалось платить налог в пользу Иерусалимского храма, они имели юридическую автономию. Им также было разрешено публичное отправление богослужения, а синагоги защищались указом о неприкосновенности.

Выражаясь юридическим языком, иудейская диаспора в Риме (если, конечно, это можно назвать диаспорой) обладала правом экстерриториальности. Попросту же говоря, она была государством в государстве.

К слову сказать, палестинская диаспора (евреи Палестины считались после вавилонского пленения диаспорой) не имела того влияния, какого добились другие диаспоры евреев: малоазийская, египетская, сирийская, вавилонская и др. Она и по численности им уступала. Например, евреи Александрии одно время составляли едва ли не большинство населения этого второго по значению города империи, чего нельзя было сказать о Палестине. Общее же число почитателей Яхве в империи приближалось, по оценкам некоторых исследователей, к семи миллионам человек — цифре весьма внушительной по меркам того скудного людскими ресурсами времени.

Все это не только делает размытым понятие об Иудее как некоем территориальном образовании в рамках империи, но и порождает сомнения в самом существовании еврейской прародины. В связи с этим можно упомянуть интересное письмо иудейского царя Ирода Агриппы императору Калигуле, о котором пишет Филон Александрийский. В нем царь просит у императора некоторых привилегий, обещая взамен военную и политическую поддержку. Характерно, что он позиционирует себя при этом не как царь отдельного государства, а как руководитель всей совокупности иудейских диаспор. Вот, например, какие страны упоминаются им в связи с влиянием там евреев: Финикия, Сирия, Египет, Памфилия, Киликия, Вифиния. Это что касается Азии и Северной Африки. В Европе же это — Фессалия, Беотия, Македония, Аттика, Этолия, Коринф и Пелопоннес, Евбея, Кипр, Крит.

И все это, будто бы, его, царя Иудеи, вотчина.

То есть география Иудеи в письме не столь четко очерчена, как это выглядит в традиционной истории. Порой даже вкрадывается крамольная мысль, что ее, этой географии, и вовсе не было, а сама Иудея совпадала территориально с… Римской империей.

Попытаемся взглянуть на вещи трезво. Нам предлагается поверить в то, что некоренной народ, фактически военнопленные, добился в Риме положения, которое не всегда имели даже представители титульной нации. За что такие почести? И мыслимы ли они вообще в данной ситуации? Это подобно тому, как если бы немцы, взятые в плен в ходе Великой Отечественной войны, вместо того, чтобы добросовестно трудиться на стройках Родины, вдруг массово позанимали в этой самой Родине руководящие посты и стали «предписывать свои законы победителям», т. е. русским. Смешно? А вот аналогичная ситуация с древними державами никого не смешит. Не смешит и возможность массового переселения мирных жителей из Иудеи в империю, будто бы имевшая место по окончании Иудейских войн. Где логика, спрашивается? Не проще ли и не выгоднее ли было обложить страну налогами? Если бы Сталин принял решение о переселении мирного населения Германии в Союз, то неминуемо встал вопрос о его умственных способностях. Есть еще противоречие. Семь миллионов евреев в Римской империи — это, по подсчетам специалистов, 12 процентов всего ее населения. Никак не могло население маленькой Иудеи, даже полностью переселенное в Рим, составить такую цифру. И расплодиться до такой степени оно там не могло: люди, как и животные, в неволе не размножаются.

То есть ни о ком другом, кроме как о коренных римлянах, речь идти не может. Никакого переселения не было, а история об Иудее, подвергнутой разорению, есть поздняя вставка, призванная убедить человечество в том, что евреи были отдельным, «богоизбранным» народом, несправедливо лишенным родины и поэтому эту родину долженствующим обрести.

Но и объявление евреев коренными римлянами не объясняет причину странного пиетета к ним со стороны власть имущих. Если только… они сами не были власть имущими в Риме, своего рода дворянством.

Евреи — патриции?! Против этого восстает все наше существо. И тем не менее идея эта не отвергается здравым смыслом и приведенными выше рассуждениями об идеологической правке летописей, что Библии касается едва ли не в первую очередь.

Ну не могут военнопленные составлять правящую верхушку!

К аналогичным выводам можно прийти, рассматривая историю «египетского плена» — очередной пример удивительной многоликости евреев. Представьте себе следующую картину. Страна пирамид захвачена гиксосами, сирийцами по происхождению. Гиксосы образуют 15-ю династию египетских фараонов. В Египет, снедаемые бескормицей, решают податься из Ханаана евреи. Возможно, побудили их к этому не только голод и безнадега, но и то обстоятельство, что гиксосы, как и евреи, были народом семитского происхождения и к «родственничкам», по идее, должны были бы отнестись радушно. Но не сложилось. Не вникая во все перипетии дела, скажу лишь следующее: евреи оказались в плену. Как и почему это случилось, неизвестно. Во всяком случае, никаких правдоподобных объяснений этого в Библии нет. Считается, что произошло это во времена Иосифа и его отца Иакова (Израиля). Будто бы Иосиф был продан в рабство некоему Потифару.

Но главная странность случилась позже. Евреи, будучи пленными, вдруг оказались в стране на руководящих постах! Особенно возвысился Иосиф. По Библии, фараон фактически сделал его правителем страны, «надзирателем ниже только себя», т. е. наместником.

После смерти Иосифа случилось и вовсе невероятное. Его похоронили по египетскому обычаю, т. е. забальзамировали и поместили в саркофаг. Более чем странно, если учесть, что практика погребения у евреев была (или считается, что была) совершенно иной.

Добавим к сему, что отец Иосифа, Иаков (Израиль), также был погребен по египетскому обычаю.

Что дают нам эти факты? По-разному можно их воспринимать. Так, приверженцы традиционной точки зрения считают эту историю в той части, где речь идет о должности, занимаемой Иосифом, и о деталях его захоронения, литературным вымыслом. Не могут они этого объяснить в рамках теории «плена».

«Если сам патриарх Иосиф и был историческим лицом, то подробности его жизни в Египте являются литературным произведением… В условиях столетиями закосневшей египетской аристократии иностранец, бывший раб, ни при каких условиях не смог бы пробиться в руководители государства. Тем более это невозможно при гиксосах, которые, как новые правители страны, поставили на все ключевые посты представителей своей родоплеменной аристократии. Максимум, чего мог бы добиться исторический Иосиф, так это стать советником в одном из органов правительства страны, а уж людская молва превращает майора в генерал-майора. Многие историки-египтологи полагают историю Иосифа литературным элементом Библии. Это ни в коем случае не умаляет религиозной святости Библии. Далеко не все ее тексты являются историческими хрониками. Есть целые книги, как Книга Иова, изначально написанные как назидательные повести, есть назидательные элементы, вкрапленные в другие книги наряду с историческими данными».

И далее, по поводу бальзамирования Иосифа: «Очень странным представляется этот ритуал по отношению к еврею. Бальзамирование было не просто знаком уважения, а основывалось на специфике египетской религии. Сила человека (егип. «ка»), как полагали египтяне, обитает в гробнице, потустороннем мире и даже поселяется в изваяниях умершего. Представление о том, что после смерти человека его загробные субстанции связаны с местом его погребения, вызвало стремление сохранить тело от разрушения, то есть набальзамировать его. Мы не находим в иудаизме аналогичных установок, поэтому мумификация Иосифа вызывает вопросы. Конечно, Иосиф за свою долгую счастливую жизнь в стране фараонов мог совершенно оегиптяниться, но погребали-то его все же евреи, недавние пришельцы из земли Ханаанской»[36].

То есть либо рабство, либо руководящий пост. Логично. Только непонятно, почему одному предпочитают другое? Чем не угодила идея верховенства? Разве она не согласуется с общим контекстом еврейских странствий? Ведь, если присмотреться, все эти истории — имеются в виду истории пленения евреев в разных странах — очень похожи друг на друга. Как будто под копирку написаны. Если невозможно возвышение Иосифа и его подопечных в Египте, то почему допустимо могущество кагала в Риме, Вавилонии, империи Александра Македонского? Ведь и сейчас верхушку мирового сообщества составляют в большинстве своем именно евреи.

Не удалось автору увязать концы с концами в этой истории. Но странное впечатление производит не ритуал погребения Иосифа — здесь более-менее все ясно в свете идеи о местном происхождении евреев по аналогии с римлянами, — а «долгая, счастливая жизнь» в рабстве. Кажется, более нелепого словосочетания не найти, тем не менее нелепость эту веками никто не замечает (или не хочет замечать), и она легко кочует из книги в книгу.

Справедливости ради следует отметить, что в одном месте автор все же ее почувствовал и попытался преодолеть.

Вот как у него это получилось.

«Рабство — это не всегда плохо. Часто это единственный путь, чтобы выжить. В самом общем смысле рабство — это ненормированный труд за одежду, проживание и питание, а иногда еще и за медицинское обслуживание. Часто мы добавляем, что это подневольный труд и что рабов захватывали вследствие войн. Но так было далеко не всегда. В голодные годы, а они случались тысячи лет назад чаще, чем сегодня, так как сельское хозяйство, агрономия и животноводство были несовершенны, умирающие от голода люди сами отдавали себя в рабы, чтобы выжить. Родители часто продавали детей, это было вообще в порядке вещей и считалось нормальным делом. Господь в Книге Бытия неоднократно называет Авраама рабом своим.

Очень часто рабы жили вполне сносно. У них были семья, свои дома и имущество. Они могли родниться со свободными людьми».

Все это абсолютно справедливо. Однако заканчивается этот панегирик рабству замечанием о том, что «рабы были на Ближнем Востоке не теми бесправными рабами времен Римской империи, которых мы помним из школьных учебников по теме восстания Спартака, а скорее просто кастой людей с ограниченными правами»[37].

Но это сводит на нет усилия по обоснованию рабства. Трудно представить, что человек «с ограниченными правами» может прожить «долгую, счастливую жизнь». Разве что он будет членом кибуца, где все за него будет решать кагал, ограничивая тем самым его свободу действий. Но ведь не о таком «рабстве» идет речь у автора, а о самом настоящем, хотя и не таком суровом. Значит, и «счастливая жизнь» в нем возможна лишь теоретически.

5. Об истинной подоплеке еврейского «рабства»

И все-таки идея представлять евреев рабами не из пальца высосана. Да, она политически мотивирована. Да, она призвана была вызвать сострадание у мирового сообщества по поводу мытарств евреев вне родины и, как следствие, желание им эту родину предоставить. Но никогда идеологи от истории не преуспели бы в этой пропаганде, если бы воздвигли ее здание на пустом месте. И, забегая вперед, отмечу, что у идеи рабства есть реальный прототип. Вот только соответствие ее этому прототипу далеко от идеала.

Как ни странно, установить этот прототип труда не составляет. Для этого даже не надо копаться в закрытых источниках. Его можно обнаружить практически во всех фразах, описывающих род занятий «отверженных». Вот только некоторые из них: «Иосиф служил фараону», «сбор налогов в Римской империи был поручен евреям», «финансовая система в державе Александра Македонского была отдана на откуп евреям».

Все они вызывают недоумение тем, что решение важных, государственных вопросов поручено каким-то «рабам лукавым». Тем не менее именно в них можно увидеть указание на подлинную сущность еврейского «рабства». Причем род занятий евреев упомянут открытым текстом. Как вы, наверное, уже догадались, речь идет о службе. Не приходится сомневаться, что евреи именно служили фараону, а не работали по принуждению. Не приходится сомневаться, что и в Риме они представляли собой служилый люд, а не рабов. Так же и в других странах. Так же и сейчас.

То есть «рабство» — это форма, которую придали понятию службы комментаторы библейских событий.

И вот из чего это следует.

Во-первых, как уже было сказано, это хорошо согласуется со всей историей еврейских странствий, где евреи представлены привилегированной прослойкой.

Во-вторых, вряд ли рабам можно доверять ответственную работу вроде сбора налогов. А кредитование царственных особ и государственных программ для раба — деятельность вообще немыслимая. Но именно этим евреи занимались в странах, якобы служивших им тюрьмами. Скажите, может ли бесправный раб рассчитывать на возврат долгов со стороны лиц, принадлежащих к высшим слоям общества? А ведь возвращали. Да еще с процентами.

В-третьих, как я уже говорил, выдвижение идеи рабства политически мотивировано. Факт рабского (пусть даже в прошлом) положения евреев диаспоры призван был породить сочувствие со стороны мирового сообщества и ускорить процесс предоставления им территории под строительство собственного государства.

И последнее. Превращение (по крайней мере в головах) служащих в «рабов» имело место не только в этом случае. В мировой истории найдется масса примеров подобного рода. Это, а также легкость, с которой осуществлялись эти превращения, хотя бы косвенно убеждают в том, что и в рассматриваемом случае имело место то же самое.

А все потому, что слова «раб» и «служащий» легко спутать друг с другом. Они похожи не только по написанию, но, как ни странно, и по смыслу. Возьмем, к примеру, пару «раб» — «работник» («рабочий»). И в том и в другом случае речь идет о труде. Лишь в характере этого труда имеются различия. В одном случае он принудительный, в другом — свободный.

В латинском языке оба понятия также представлены однокоренными словами. Иногда даже одним словом, что часто порождает трудности в интерпретации первоисточников по Римской империи и Средневековью. Это слово «серв» (servi). Его отличает чрезвычайно широкий спектр значений. Традиционно оно переводится как «раб». Но иногда трудно понять, где заканчивается раб и начинается, например, либертин, т. е. римский вольноотпущенник. И дело даже не в том, что тот и другой часто обозначаются одним словом. Сервы, как и либертины, часто имели наделы земли и собственных рабов, пользовались рядом других свобод и привилегий. Особенно это касается так называемых королевских сервов — рабов эпохи варварских королевств VI–VII вв. Королевские рабы подразделялись на рабов фиска и церкви. Ими становились за совершение государственных преступлений, за неуплату долга. Положение таких рабов выглядело несколько лучше, чем классическое рабство. По сути эти рабы — если это были сельские рабы (servi rustici) — являлись держателями земли своих хозяев. Обрабатывая свой пекулий (надел земли), они платили оброк. Такие «рабы» имели семьи, жили в своих домах. Их положение в целом мало чем отличалось от положения крепостных крестьян Средневековья. Королевские рабы могли занимать государственные должности. Раб церкви мог стать клириком. «Данные о сервах и либертинах конца VII в. обнаруживают значительное сходство в положении этих социальных групп с положением крепостных раннего Средневековья», — отмечал в работе «Готская Испания» А. Корсунский.

Следует ли расценивать таких «рабов» именно как рабов, т. е. бесправный рабочий скот, или такое «рабство» — всего лишь форма наказания, аналогом которой в настоящее время может выступать принудительный труд? Мнения на этот счет разнятся.

Это что касается античности. В Средние же века сервом и вовсе называли крестьянина, т. е. свободного.

Можно упомянуть и о других модификациях данного термина, одной из которых, например, является слово «сервиент», дошедшее до нас в форме «сержант» (сервджент). Сервиентами во время Крестовых походов называли оруженосцев рыцарей. Вообще, сервиенты — обслуживающий персонал в армии. Назвать таких рабами язык не поворачивается. Даже крестьяне с их относительной свободой им не чета.

Существовали и более далекие от значения «раб» варианты использования данного слова. Чрезвычайно высоким статус сервиентов был, например, в средневековой Венгрии. Здесь королевскими сервиентами (servientes regis) именовали дворян. При короле Андрее II (1176–1235) престиж этой категории лиц еще больше возрос. Они добились от короля ряда небывалых вольностей, зафиксированных в Золотой булле 1222 года. В числе этих вольностей были не только освобождение от налогов и несения военной службы за пределами страны, но и право поднимать восстание в случае нарушения королем пунктов буллы[38].

Как видно, здесь имеет место абсолютно противоположная «рабству» трактовка данного понятия.

Ту же неразбериху можно наблюдать и в понимании «холопства» — российского варианта серважа. Казалось бы, совершенно прозрачный термин, обозначающий разновидность подневольного труда. Однако при рассмотрении, например, такого явления, как «боевое холопство», возникают в том закономерные сомнения. Одно дело, когда раб занимается каким-то неквалифицированным трудом, не налагающим на него большую ответственность. Другое — когда от него требуется участие в битве с оружием в руках. Трудно предугадать поведение раба в бою и исход такой битвы. Где гарантии, что он не повернет оружие против хозяина? Можно не сомневаться: здравомыслящий боярин вряд ли отважится выступить в битву во главе дружины, состоящей из невольников. А вот во главе дружины боевых холопов выступали. Были такие факты.

Логика подсказывает: никакие они не рабы, эти «боевые холопы», а обыкновенные наемники. Только со свободными людьми можно идти в бой. Таким не захочется, улучив момент, улизнуть в родные пенаты или, хуже того, повернуть оружие против своего нанимателя. (Характерно, что в Римской империи предпринимались попытки использования рабов в качестве военнослужащих. Однако не прижилось это начинание. Надо полагать, по указанным здесь причинам).

То есть и в случае с «холопством» заметны мотивы для использования понятия о рабстве не по назначению.

На это же указывает и историк казачества Е.П. Савельев: «Другое значение имело в то время, чем теперь, и слово холопы — служилый, военный народ. Холопство — служба»[39].

Имеются и другие примеры тенденциозных трактовок понятия службы. О той же ошибке, но уже применительно к реалиям Средней Азии упоминает А.Н. Гумилев. Я имею в виду восточный термин «кул», традиционно переводимый как «раб»[40]. Вот что пишет мэтр: «Адекватно ли мы переводим слово «кул» как «раб», хотя оно, несомненно, отражает определенную зависимость? Не случайно, что китайцы эквивалентом слова «кул» считали не nu, a tch’in, что Бичурин Н.Я. переводит «вассал», а Ст. Жюльен — sujet — подданный. К счастью, некоторые тексты орхонских надписей дают возможность уточнить значение слова «кул» и внести в проблему ясность. В большой надписи Кюль Тегину говорится: «…табгач будунка баглик уры оглын кул болты, силик кыз оглын кюнг болты…», т. е. «… народу табгач стали они (тюрки) «кулами» своим крепким мужским потомством и «кулынями» своим чистым женским потомством». Но в это время тюрки жили в степях южнее Гоби своим бытом, пользовались многими привилегиями сравнительно с китайским населением империи Тан; участвуя в походах, делали блестящие служебные карьеры и привозили в свои юрты полные торока добычи. Налицо был лишь факт подчинения иноплеменному государю без какого то ни было социального угнетения»[41].

Кстати говоря, термин «кул» не такой уж и восточный. Он обладает той же корневой основой, что и слово «холоп» («кул» = «хол»), которое принято считать русским по происхождению. Однако вряд ли в данном случае можно говорить о каких-то заимствованиях. Налицо лишь очередной пример единства Востока и Запада.

Вернемся, однако, к нашей теме. Как видно, превратное толкование понятия «служащий» — совсем не редкое явление в историографии. Можно предположить, что история евреев здесь не исключение и что язык, на котором была написана древняя Библия, также содержал для этого повод. Было бы удивительно, если бы этим поводом не воспользовались в интересах мирового еврейства.

Так и возник феномен еврейского рабства. Мы не знаем и, наверное, не узнаем никогда, каким словом в действительности обозначался статус евреев в странах их проживания. Но то, что оно не означало рабства, подтверждается всей историей еврейских «странствий».

6. Ипостась первая: жрецы

Много званых, но мало избранных.

Лук.,14:24

Однако при отождествлении евреев с правящим классом древности появляется как минимум ощущение недосказанности. Особенно если возникает аналогия с современными евреями. Очень уж не похожи вертлявые снабженцы, пучеглазые банкиры, пейсатые хасиды на руководящую элиту. Еще больше не похожи на нее растерянные обитатели польских гетто, стоящие под дулами автоматов «истинных арийцев».

Рис. 2. И это — элита?!

А все потому, что от той, изначальной, элиты в евреях к настоящему времени осталось немногое. Это и вводит в заблуждение.

Вот сначала и поговорим о том, что осталось, а уже потом — обо всем остальном.

Первое, что бросается в глаза при попытке охарактеризовать еврейство, — это религиозная его составляющая. Еврей — это прежде всего иудей. Могут они, конечно, принадлежать и другим конфессиям, но это не умаляет значимости веры в их идентификации. Во всяком случае, для русских, например, принадлежность к христианству не имеет подобного значения. Есть еще криптоевреи, т. е. евреи не по вере, а по этнической принадлежности, но не о них сейчас речь.

Ничто в наших глазах так не отличает еврея от остальных людей, как приверженность иудаизму. Это подметил в свое время и Ф.М. Достоевский, сказавший, что «еврея без Бога и представить себе невозможно».

Но охарактеризовать еврейство как заурядную религиозную секту было бы не совсем корректно. Секта — это сообщество, подчиняющееся внутренним правилам, изолят. Сектанты не стараются навязать свое учение миру и не воспринимают мирское. Им нравится их инакомыслие, их особость. Они этим упиваются, даже не пытаясь изменить этот статус. Если в секту и принимаются новые члены, то исключительно по инициативе последних. Нет и речи об активной агитации.

Близки к этому современные евреи, обставившие ритуал перехода в свои ряды, гиюр, массой условностей, всячески его затрудняющих. Многочисленные требования к геру, т. е. к желающему принять гиюр, — обрезание, неукоснительное соблюдение предписаний Торы, пищевые запреты, среди которых наиболее известен отказ от употребления в пищу свинины, — призваны отбить у последнего охоту к данному мероприятию в случае, если его вера не является твердой.

Но даже современное еврейство трудно назвать сектой. Масштабы явно не сектантские. Тем более это относится к историческому еврейству, которое помимо огромных масштабов еще и всеми путями старалось расшириться за счет неофитов. Даже сейчас, когда иудаизм проиграл в борьбе за овладение душами христианству и исламу, его присутствие и влияние еще прослеживаются во многих уголках земного шара, что, безусловно, является следствием былого миссионерства иудеев, несовместимого с сектантской замкнутостью.

«Я не люблю евреев: они работают упорнее; они разумнее; они ведут себя открыто; наконец, они — повсюду», — писал практически наш современник Дж. Голсуорси. Даже в его бытность, — а это XIX — начало XX века, — количество и влияние евреев в мире впечатляло. И это при том, что минуло, как считается, два тысячелетия с момента начала массированной антиеврейской пропаганды со стороны христианства и чуть меньше — со стороны ислама.

Уже по одному этому можно судить о небывалых в прошлом масштабах еврейского миссионерства. Уже сам обряд посвящения в еврейство, являя собой атавизм той кипучей деятельности, подтверждает, что она некогда имела место. А еще он лишний раз подчеркивает сословный или кастовый характер еврейства. Ведь не существует же ритуала посвящения во французы или испанцы.

Даже при появлении христианства, когда иудаизм стал сдавать свои позиции, миссионерство не прекратилось полностью, чему подтверждением служит изречение Христа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного: и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф., 23:15).

Сектантство иудеев отметается еще и по той причине, что не согласуется с их огромным влиянием в древнем мире и с их приближенностью к власти. Секты обычно не только не представляют властные структуры, но, наоборот, оппонируют им.

Кто же вы, древние евреи, если не секта, не религиозная община?

Наверное, я уже не открою секрета, если назову их представителями мировой религии, глашатаями победившего монотеистического мировоззрения. При этом они еще и правящим классом древности умудрились оказаться. Соединение духовных и светских начал в одном, властном, «флаконе» — вот вам историческое еврейство. Можно назвать этот феномен жречеством, добавив при этом, что кроме служителей культа сюда входили и его, так сказать, «потребители», т. е. паства, миряне.

Только такая модель и напрашивается в связи с этим, объясняя загадочный с точки зрения традиционной истории факт неоспоримого влияния и авторитета еврейской «диаспоры» в самых отдаленных уголках планеты и прочие нестыковки истории евреев.

Можно сравнить этот феномен с нынешним институтом официальной церкви. Правда, здесь надо сделать оговорку. Церковь сейчас не обладает таким влиянием и авторитетом, которое имели когда-то древние культы. Кроме того, она лишена властных полномочий. Даже будучи официальной, она отделена от государства в области законодательства. Ее влияние ограничивается духовной сферой.

Возможно, это одна из причин того, что подобные выводы не приходили никому в голову при воссоздании истории евреев. Человек мыслит аналогиями. Имея перед глазами пример ограниченности функций церкви духовной сферой, трудно вообразить, что служители культа когда-то обладали и светской властью. Симбиоз жречества с правящей элитой просто не укладывается в голове [42].

Я пока намеренно не переношу данные рассуждения в область конкретных исторических реалий. Надо сначала разобраться с понятиями. В связи с этим хотелось бы подчеркнуть еще раз, что евреи в давнюю пору были апологетами именно мировой, а не узконациональной (или узкокастовой) религии, каковой иудаизм является сейчас. Из этого не следует, однако, что в еврейство были вовлечены буквально все и что кроме евреев на свете никого не существовало. Как сейчас, так и тогда, были неевреи. Тогда, правда, в меньшем количестве. Я имею в виду в первую очередь приверженцев народных культов или язычества.

Как я уже отметил, не было однородности и внутри самого иудаизма, где также имелись различия между категориями его последователей. Характер различий диктовался разнообразием функций древней элиты, восходящим к упомянутой дихотомии «жрецы — паства». Идеологией и культурой «заведовали» жрецы; за паствой был закреплен экономический сектор (купцы, ростовщики, менялы) и силовые структуры.

Еврейство в древности были кастой управленцев, аналогом более современного дворянства.

Отсюда сохранившаяся до настоящего времени привычка глядеть свысока на всех, не входящих в эту касту, гоев, — привычка, которую они издавна обосновывают мифической «богоизбранностью». Отсюда и поддержка со стороны военизированных структур с вытекающей из нее возможностью навязывать свою идеологию силовыми методами.

Если не принять все это как аксиому, невозможно будет понять, как иудаизм добрался до таких отдаленных от центра еврейства уголков земного шара, как Кашмир и Афганистан. И не только добрался, но и обратил в свою веру тамошних аборигенов. Маленькому, как он представлен в Библии, отовсюду гонимому народцу сделать это было бы не под силу, ибо никогда аборигены не отказывались добровольно от своих, пусть даже самых пустяковых верований. Никакие доводы не смогут убедить в том, что достижения иудеев в области миссионерства стали возможными лишь благодаря их «богоизбранности» и совершенству доктрины иудаизма. Даже самая идеальная доктрина не заменит дикарю милую его сердцу пляску вокруг костра под грохот бубнов и камлание шаманов.

Печальная судьба христианских миссионеров-одиночек — яркое тому подтверждение. Вот только несколько примеров. Согласно преданию, приведенному Э. Аависсом, был проткнут семью копьями и обезглавлен святой Адальберт, попытавшийся крестить язычников — пруссов. Это еще не самая страшная участь. Некоторым миссионерам довелось быть съеденными. Так случилось на одном из островов Вануату, расположенных в Тихом океане к востоку от Австралии. 170 лет тому назад племя туземцев убило и съело здесь преподобного Джона Уильямса и его напарника Джона Харриса. Пастырям не удалось убедить рационалистичных туземцев в преимуществах духовной пищи по сравнению с материальной.

А вот если бы они смогли предъявить им более веские аргументы, нежели Слово Божье, т. е. опереться на военную силу, результат был бы совершенно иным. Не стану приводить примеры гораздо более успешного насаждения христианских ценностей с помощью оружия. Это и так ни для кого не секрет.

Не надо сомневаться: древним еврейским миссионерам было что предъявить дикарям, кроме книжной премудрости и цветных лоскутков с бусами.

Это что касается древних евреев. Что же осталось от былого величия у их потомков? На этот вопрос я почти ответил: жреческая составляющая. Современные евреи — потомки отколовшегося от старой элиты духовенства. Чтобы обнаружить в них соответствующие качества, достаточно беглого взгляда на их историю, традиции и религиозные предписания.

Читая Талмуд, например, трудно отделаться от мысли, что это свод законов не просто для народа, а для священнического сословия. Уже прием в еврейство, гиюр, граничит с посвящением в духовенство, настолько он обставлен условностями и запретами. Даже само прошение о гиюре рассматривают не светские власти, а религиозный суд под руководством раввина — бейтдин.

А вот еще факт.

В 1997 году в Майами, штат Флорида, состоялась Центральная конференция американских раввинов, где была принята программа их деятельности на ближайшее столетие. О том, что программа эта касается деятельности по поддержанию у «народа Израиля» именно статуса сообщества клириков, а не мирян, говорит хотя бы такой ее фрагмент: «Мы верим, что вечный союз, заключенный у горы Синай, предопределил для Ам Исраэль исключительную роль. Поэтому Мединат Исраэль, еврейское государство, отличается от остальных государств. Его долг — стремиться к достижению еврейским народом высших нравственных идеалов — стать мамлехет коаним (царством священнослужителей), гой кадош(святым народом) и ор ла гоим (светочем для других народов)».

Во всем этом виден достаточно прозрачный намек на сущность еврейства. Можно было бы сомневаться в том, что миссия, обозначенная в программе, есть подлинное отражение предназначения иудеев в этом мире. Ведь прозвучала она из уст современных последователей иудаизма, что может характеризовать ее как обыкновенный националистический панегирик самим себе или просто как демонстрацию новейших течений в иудаизме. Но нет. Определения эти (мамлехет коаним, гой кадош, ор ла гоим) достаточно давно употребляются, а значит, обозначенная ими миссия относится к числу древних традиций.

Кстати говоря, из этих определений видно, что термин «гой», употребляемый иногда в презрительном смысле, на самом деле не является оскорблением, как не является оскорблением и слово «народ», которым он переводится. В выражении «гой кадош» («святой народ») им названы сами евреи. Только здесь это не простой народ, а священники, в отличие от мирян, паствы. «Гои» — это паства, для которых еврейство должно быть «светочем».

На жреческое происхождение указывает и трепетное отношение евреев к знаниям. Евреи, пожалуй, единственный народ, в среде которых испокон веков существовала почти поголовная грамотность. Ребенка в еврейской семье начинали обучать грамоте с трех лет. Стремление к знаниям в нем буквально культивировалось. Чтобы породить привязанность к чтению, выпекали булки в форме букв и смазывали их медом. Слизывая мед, ребенок запоминал буквы. Только запомнив букву, он мог съесть булку, ее изображающую. Достигнув пяти лет, ребенок уже умел читать.

Образование было доступно для всех. Если ребенок был из бедной семьи, не способной платить за обучение в хедере (частной школе), то он мог совершенно бесплатно учиться в талмуд-торе, школе для бедных и сирот, содержавшейся на средства общины.

Учеба в хедере была не из легких. Духота, зубрежка Талмуда, плетка меламеда (учителя)… Кроме всего прочего, полагалось оттачивать эрудицию и остроту ума в диспутах, казуистических прениях.

Колоссальные нагрузки, как ни странно, не отвращали от учебы, и после хедера многие рвались поступать в иешиву— еврейский университет. Этому способствовали большая престижность такого образования и возможность стать одним из наиболее уважаемых людей в общине — раввином. Образованный юноша считался завидным женихом. Чаще всего его предпочитали даже более состоятельному, но менее образованному претенденту.

К XX веку значимость такого образования упала. Ведь оно было в основном религиозным и оставалось в стороне от набирающей обороты светской науки. Но это в данном случае не важно. Сказанное высветило очень важный факт: пиетет перед образованностью — это внутренняя сущность еврейства, если хотите, стержень его национальной идентичности.

Такими евреи предстают перед нами и сейчас. Нынешний Израиль — самая читающая страна в мире. Там на душу населения приходится больше книг, чем в любой другой стране мира (5 тысяч наименований книг в год, общим тиражом 12 миллионов экземпляров). Для сравнения: на каждый миллион жителей здесь приходится 1100 наименований книг в год, в то время как в странах Западной Европы — 353, в США — 389, в СНГ — 310, в арабских странах — 35.

Евреи у мусульман, да и у некоторых других народов, считаются «народом Книги». Причина понятна: именно о них идет речь в Библии. Но они и своими традициями оправдывают это название. Я имею в виду почтительное отношение к книгам, в первую очередь к Торе. Ее до сих пор переписывают, причем относятся к этому как к священному труду. Считается, что даже из-за одной неправильно записанной или пропущенной буквы могут возникнуть глобальные проблемы.

Не менее трепетно относятся и к другим книгам. Старые книги складывают в специальный тайник при синагоге — генизу. Когда там не остается места, их «хоронят» на специальном кладбище. Запрещается прикасаться к книге немытыми руками, оставлять ее открытой, использовать не для чтения.

Можно, конечно, все эти традиции и особенности характера объяснить «богоизбранностью», что и делают ортодоксальные евреи. Но естественнонаучное объяснение на мой взгляд предпочтительнее. Логичней предположить, что традиции эти выработались в коллективе, в котором усвоение и передача другим книжной премудрости являлись профессиональным занятием. Таким коллективом в древности могло быть только жречество, ибо только оно обладало монополией на знания в любой сфере.

Итак, в лице современных евреев мы имеем дело с потомками жрецов. Но ведь была еще паства, не слишком обремененная библейскими заповедями, но тем не менее исповедующая иудейство? Почему же ее нельзя отнести к числу предков нынешних евреев?

Как раз потому, что была не слишком обременена.

Вспомним ситуацию, в которой зародилось христианство. Именно тогда произошло расслоение древней касты с вычленением нетвердых элементов и появлением иудейства в том виде, в котором мы его знаем. Понятно, что «нетвердым элементом» могла быть только паства, т. е. часть конфессии, индифферентно настроенная к вопросам веры и больше заботящаяся о том, как снискать хлеб насущный или осуществить властные функции. Не ей, а духовенству предстояло воспротивиться переменам. Кто же еще, кроме фанатичных упрямцев-ортодоксов, мог сохранить веру отцов в эпоху гонений, когда правящая элита практически всем составом перешла в христианство?

А гонения были нешуточные.

Обычно принято начинать их историю с самого образования Израиля. Не думаю, что это правильно. Не могли евреи испытывать гонения, будучи правящей прослойкой. Правильней будет начать историю гонений с «наезда» Калигулы (убит в 41 г.), «обидевшегося» на евреев за то, что они не хотели ему поклоняться, как живому богу. Именно после этого началась череда римско-еврейских войн, закончившаяся захватом Иерусалима и разрушением Храма в 70 г. Считается, что при императоре Адриане на месте разрушенного Иерусалима в 135 г. была основана римская колония Элия Капитолина[43].

Но и это были все-таки войны, а не гонения. Даже после них еврейство не утратило своих позиций в империи, а во время пребывания у власти династии Северов даже улучшило свое положение[44]. А вот далее события стали развиваться по невыгодному для евреев сценарию, что связано было с все возрастающей ролью христианства. При Константине I Великом (306–337), принявшем христианство, евреи были приравнены к гражданам второго сорта, наравне с язычниками. Были запрещены браки между евреями и христианами. Также евреям запрещалось заниматься работорговлей и обрезать рабов.

Некоторое улучшение положения евреев произошло при Юлиане Отступнике (331–363), племяннике Константина Великого. Этот император благоволил к язычникам, не жаловал христиан, а для евреев задумал восстановить Иерусалимский храм.

Однако уже при Феодосии I (346–395) на евреев вновь повеяло холодком христианской нетерпимости. Феодосий окончательно утвердил христианство в качестве государственной религии Рима. При нем в 381 г. состоялся Константинопольский собор, на котором принял окончательную форму и был закреплен на законодательном уровне Никейский символ веры (догмат о единосущности Бога-Отца и Сына)[45]. Было осуждено язычество и христианские ереси, в первую очередь — арианство. Считается, что пути христианства и иудаизма тогда окончательно разошлись. Если арианство, до этого владевшее умами большинства римлян, еще сохраняло близость к религии евреев, отрицая божественную сущность Христа, то никейское христианство ее полностью утратило. Это и определило отношение Феодосия к евреям. Они были приравнены к язычникам и удалены от всех ключевых постов в империи.

Вот тогда-то они и стали превращаться в настоящих изгнанников. Только изгнаны они были не из «земли обетованной», а из теплых местечек империи, каковыми и были ее ключевые посты.

Понятно, что немногих устраивало такое положение дел. Еврейство стало таять на глазах. Большинство евреев (тот самый «нетвердый элемент»), дабы сохранить должности и бизнес, превратилось в христиан, в очередной раз оправдав свое название — «перешедшие». Именно так, а не путем мифического «рассеяния», образовались диаспоры — маленькие островки еврейства в безбрежном море еврейских ренегатов — выкрестов.

Остались лишь самые стойкие. Они и стали ядром будущего народа. Их, а не мифических Авраама с Исааком, и надо считать реальными «праотцами нации». В соответствии с этим надо пересмотреть и дату происхождения народа.

Впрочем, я еще не сказал о настоящих гонениях. Все это можно назвать лишь утратой ведущих позиций. Настоящие гонения с погромами и массовыми убийствами начались гораздо позже, когда в недрах христианского сознания вызрел религиозный фанатизм. Ведь он появляется не сразу, а лишь тогда, когда мировоззрение овладевает массами, окутываясь ореолом истины в последней инстанции. Ненависть к инакомыслию — закономерный итог этого процесса.

Для проявлений крайней нетерпимости в отношении евреев была подготовлена благодатная идеологическая почва. Я имею в виду два тезиса. О первом из них уже упоминалось. Это нелепое обвинение евреев в убийстве Христа, абсолютно не вяжущееся с новозаветными реалиями. Второй получил распространение в более позднее время и еще более нелеп. Это миф о принесении евреями в жертву христианских мальчиков. (Впрочем, зерна этого мифа посеял еще в 40 г. грек Апион. Христиане его только подхватили).

Какую-то роль в нападках на еврейство сыграли и теоретические разногласия между двумя религиями, связанные с принятием христианством никейского Символа веры. Но не основную. Простонародье, — а именно оно в основном осуществляло погромы — не разбиралось в сути богословских споров. А вот нелепости вроде убийства евреями Христа и практики человеческих жертвоприношений его очень даже возбуждали.

Особо зверский характер гонения на евреев приобрели в эпоху Крестовых походов. Здесь сразу возникает вопрос: неужели для того, чтобы в массах вызрел религиозный фанатизм, понадобилось целое тысячелетие? Ведь за исключением отдельных случаев положение евреев до этого времени нельзя назвать невыносимым[46].

Думаю, это вопрос не ко мне, а к составителям истории, растянувшим события одного-двух веков на тысячу лет. Впрочем, лучше мэтров «Новой хронологии» А.Т. Фоменко с Г. В. Носовским никто об этом не расскажет. А поэтому пойдем дальше.

Так вот, взятие Иерусалима в 1099 г. ознаменовалось массовой резней не только сарацин, но и евреев, которых сожгли, заперев в синагоге. Но и в самой Европе жизнь для почитателей Яхве стала настоящим испытанием. Крестоносцы считали своим долгом истреблять иноверцев не только в Святой земле, но и у себя на родине. Некий цистерцианец по имени Ральф вместо того, чтобы вербовать добровольцев для похода в Святую землю, организовал в 1146 г. резню евреев Кельна и других германских городов. От полного истребления их спасло лишь вмешательство идейного вдохновителя Крестовых походов, Бернара Клервосского. Но даже он не смог полностью прекратить резню. Возможно, и из-за того, что сам не всегда был лоялен в отношении евреев[47].

Английские крестоносцы прежде, чем отправиться в Святую землю, также оттачивали свое мастерство на местных иудеях. В Лиссабоне, куда они добрались в 1190 г. во время Третьего крестового похода, жителям пришлось взяться за оружие, чтобы защитить своих жен, детей и имущество.

Насильственное крещение «богоборцев» стало недоброй традицией. Инициатива в подобных мероприятиях исходила подчас от священнослужителей, хотя церковь в целом их не одобряла. В XI веке епископ Лиможа поставил евреев перед выбором: креститься или быть изгнанными из города. Лишь несколько человек согласилось креститься. Некоторые предпочли изгнание. Самые упрямые покончили с собой.

Массовый характер насильственное крещение приняло в Испании в XV в., где проповедники тысячами отправляли евреев в купели, чтобы сделать их христианами.

Между тем такого рода христианизация не только не соответствовала христианским заповедям, но была даже прямо запрещена. В 787 г. на II Никейском соборе было решено, что крестить можно только на добровольных началах и, даже если еврей изъявит такое желание, следует тщательно проверить, насколько серьезны его мотивы.

В целом духовенство воздерживалось от призывов к уничтожению евреев и не призывало крестить их насильно. Считалось, что еврей должен жить, но быть униженным и бесправным, демонстрируя тем самым торжество идей христианства[48]. На создание для евреев невыносимых условий существования и была направлена деятельность папства. Тем более, что, по его мнению, это должно было способствовать скорейшему обращению «заблудших» в лоно «апостольской» церкви.

Особую роль в процессе христианизации евреев и других инакомыслящих сыграл IV Латеранский собор, проходивший под председательством папы Иннокентия III в 1215 г. Основная цель его созыва — обсуждение мер по искоренению альбигойской ереси, однако четыре заседания были посвящены еврейскому вопросу. Евреи в соответствии с устремлениями Иннокентия III должны были стать изгоями в обществе, лишиться государственных должностей и возможности заниматься некоторыми видами профессиональной деятельности[49].

Подобно прокаженным, они должны были носить на одежде отличительный знак — желтый кружок. Эта «Каинова печать» призвана была сделать их объектом ненависти со стороны окружающих. (Несколько веков спустя желтую «звезду Давида» заставят носить евреев эсесовцы. Гитлеру было у кого учиться. Недаром он заметил однажды, что то, что он сделал, было до него тайной мечтой многих поколений).

Были приняты и другие дискриминационные постановления. «Вероломным евреям», — слово «вероломный» (perfidis) вплоть 1948 года использовалось в литургиях по отношению к евреям — запрещено было появляться на людях в дни Страстной недели накануне Пасхи. Не велено было облачаться по воскресеньям в нарядные одежды.

Тогда же была создана инквизиция, приравнявшая крещеных евреев к еретикам в тех случаях, когда они возвращались к иудаизму. Решено было предавать таких аутодафе, т. е. публичному сожжению.

Трудновато было в таких условиях сохранить отчую веру. Не только бывшие язычники, но и те, которые еще вчера были единоверцами, подобно Савлу, обратившемуся в Павла, стали гонителями.

Был найден, однако, способ сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы. Я говорю о выкрестах, которых в Испании называли марранами. Когда давление становилось нестерпимым, некоторые евреи принимали христианство, продолжая втайне придерживаться отчей веры. Существовала, конечно, опасность быть схваченным и подвергнутым аутодафе в силу упомянутых выше решений инквизиции, но на тот час это был единственный способ сохранить жизнь, должность, не быть изгнанным и при этом остаться хотя бы втайне иудеем.

Но не о марранах сейчас речь. Ведь они были преимущественно воинами и бизнесменами, а раздел посвящен жрецам — непосредственным предкам современных евреев.

Так вот, что касается жрецов. Часть из них выжила, но добывать «хлеб насущный» стало намного трудней. В силу запрета на профессии доступ к государственным должностям и многим видам ремесла оказался закрытым. Пожалуй, только ростовщичество с мелкой торговлей и остались в качестве легальных средств к существованию. Упрямцы лишились и прочих благ, которыми могли пользоваться полноценные граждане. Диаспоры уменьшились в размерах и обеднели. Единственное, что осталось людям, — это религия. Но ведь она и была той драгоценностью, которой они не могли поступиться и ради которой всем пожертвовали.

Ибо они были священнослужителями и упрямцами. И это на все последующие века определило их своеобразие по отношению к их предкам — вершителям судеб миллионов, правителям и воинам.

Однако сказать, что только этим отличаются современные евреи от своих предков, будет недостаточно. Было еще кое-что, что усугубляло различия. Не могло еврейство остаться неизменным, превратившись из господствующего класса в маргинальное образование. Изоляция и рассеяние должны были вызвать в нем какую-то метаморфозу.

И здесь я перехожу к рассмотрению вопроса об идеологических особенностях иудейской доктрины эпохи христианства — вопроса, который уже сам по себе попахивает крамолой, поскольку даже в кругах, далеких от еврейских, принято считать, что учение иудаизма оставалось неизменным на всем протяжении истории Израиля.

7. Метаморфозы учения

Считается, что с появлением христианства иудаизм утратил прежнее влияние в общественной жизни[50]. В какой-то мере это так. Тем не менее Ветхий Завет (по-еврейски — Танах), священная книга евреев, вошел в христианский канон. Да и самому Иисусу старательно приписывают происхождение «из рода Давида», т. е. из рода еврейских царей. Так, может, позиции иудаизма, наоборот, окрепли? Может, он обрел вторую жизнь в христианстве, духовно обогатившись за его счет? Ведь и сам Иисус не считал себя пророком какой-то новой веры, придерживаясь хотя бы на словах иудейской традиции. «Я пришел не для того, — передает его слова Евангелие, — чтобы отменить Закон или Пророков… Истинно говорю вам: пока существуют небо и земля, ни одна буква не исчезнет из Закона…» (Мф., 5:17).

Что же до его конфликтов с представителями официальной религии, то они не касались основ древнего учения. Напротив, именно подмена этих основ бессмысленными и непонятными народу ритуалами послужила причиной разногласий. По мнению ряда исследователей, Христос лишь восстал против закосневшего в догматике и законничестве иудейского истеблишмента. В подтверждение этого ссылаются на следующие его слова: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают» (Мф., 23:2).

То есть не только о вытеснении иудаизма на обочину жизни можно говорить, но, равным образом, и о его преобразовании в соответствии с христианскими положениями и заповедями. Причем заповеди эти, как видно, не содержали в себе ничего революционного, а восходили в том числе и к древней иудейской традиции, к «чистой», если можно так выразиться, вере.

Христианство — реформированный иудаизм? Звучит несколько диковато. Но только на первый взгляд. Ведь, если вдуматься, между иудаизмом, в особенности иудаизмом периода нарождающегося христианства, и самим этим христианством практически не было отличий. Даже относительно природы Христа не существовало расхождений во взглядах. Как иудеи, так и иудео-христиане (а позже и ариане), считали его пророком, а не Богом. Христиане поначалу даже обрезание признавали в качестве неотъемлемого элемента своей веры. Разногласия сводились лишь к роли Христа в тогдашнем мире. Иудеи, несмотря на то, что идеи мессианства занимали важное место в их доктрине, упорно отказывались признавать его мессией, откладывая приход последнего на неопределенное время. В подтверждение своей правоты они приводили следующие доводы. Мессия в воззрениях ветхозаветных пророков — это освободитель человечества. В результате его прихода на земле установятся мир и благоденствие. Как сказал пророк: «И перекуют все народы мечи свои на орала, и копья свои — на серпы; не поднимет меча народ на народ, и не будут больше учиться воевать» (Исайя, 2:4).

Однако ничего этого не произошло во времена Христа. Согласно воззрениям ортодоксов, он умер на кресте, не выполнив своего предназначения, т. е. не состоялся, как мессия. Доводы же христиан о духовном перерождении человечества, о жертвенной роли Спасителя не воспринимались. По мнению иудеев, духовное перерождение немыслимо без возрождения телесного. Мессия должен был обессмертить человечество реально, поправ смертью смерть не в фигуральном, а в прямом смысле.

Так во всяком случае толковала Библия, точнее — Танах.

А еще иудеи не признавали аргументов, выдвигаемых христианами в подтверждение «богодухновенности» евангелий. Это в первую очередь относится к изречениям ветхозаветных пророков, якобы предсказавших пришествие Христа.

Например, один из основных догматов христианства, догмат «о непорочном зачатии», опирался на известное ветхозаветное пророчество: «Итак, Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут ему имя: Иммануил» (Исайя, 7:14). Ссылку на это пророчество содержит Евангелие от Матфея. Так вот, по мнению иудеев, ни о каком «непорочном зачатии» речи у Исайи не шло. Догмат был основан на неправильном переводе ивритского слова «алма», которое, по мнению иудеев, обозначает вовсе не «Деву», т. е. девственницу, а юную, молодую женщину вообще. Это если и не обессмысливало догмат полностью, то во всяком случае лишало железобетонности его аргументацию.

К тому же сами события, в контексте которых прозвучало данное пророчество, весьма далеко по времени отстояли от евангельских. Они произошли, согласно официальной хронологии, за восемь веков до рождения Иисуса, во времена противостояния царя Иудеи Ахаза Северному царству (Израилю) и другим членам антиассирийского блока. Никакого смысла вне этих событий пророчество не имело. Никак не мог Исайя пророчествовать о Христе, по мнению иудеев. Даже само имя Спасителя в тексте не прозвучало. Прозвище «Иммануил» (т. е. «угодный Богу») могло относиться к кому угодно.

Собственно говоря, и имя Христос могло относиться к кому угодно. Ведь это греческий перевод ивритского слова «машиах», т. е. «помазанник», «царь».

Все эти маленькие трещинки и нестыковки вскорости превратились в огромную пропасть. Впрочем, поначалу можно было говорить лишь о трениях внутри самого иудейства. Ведь христианства, как самостоятельной идеологии, тогда еще не существовало.

Итак, иудейство раскололось. Одна часть его (званые) восприняла христианскую пропаганду и быстренько крестилась. Кто-то пришел к этому сознательно, кто-то — во избежание неприятностей со стороны набирающей популярности секты, которая уже начала поигрывать мускулами.

Тем более что раздутая к тому времени обрядовая сторона древней веры многих перестала устраивать. Да и сама суть иудаизма изменилась до неузнаваемости. Восторжествовал фарисейский его вариант, настолько усложнивший канон, что он стал доступен для понимания лишь небольшой кучке посвященных. То есть ответственность за раскол и возникновение нового учения не на Иисуса надо возлагать. Это было подготовлено самим ходом развития иудаизма.

Надо сказать, что фарисейство, которому в основном и оппонировал Христос, поначалу само было революционным учением, получившим распространение в народной среде. Момент его возникновения теряется в глубине веков. Сказывают, что родоначальником его был еще Ездра, который выдвинул новые идеи после возвращения евреев из вавилонского плена. Понадобилось как-то воспротивиться надвигающемуся растворению евреев в других народах и Ездра создал новую систему, рассчитанную на изоляцию евреев от мирового сообщества. Система эта, если кратко, была тем же иудаизмом, только сильно усложненным. Принята она была не всеми. В результате завязавшейся полемики иудаизм распался на три направления. Фарисейство и было одним из таких направлений, т. е. своего рода сектой, как впоследствии и христианство. Даже его название отражает эту ситуацию. Считается, что на иврите оно означает «отделившиеся», «обособившиеся». То есть фарисеи — это отступники, еретики[51].

Современные иудеи считают, что иудаизм в неизменном виде дожил до наших дней и только они могут считаться правопреемниками древнего учения. Учитывая, что фарисеи, заложившие основы современного раввинистического иудаизма, были по отношению к исконному учению еретиками, в этом приходится сомневаться.

И здесь следует более подробно остановиться на аргументах, которыми обосновывается законность притязаний современного иудаизма на духовное наследие старой веры. Следует иметь в виду, что такое обоснование является одновременно и обоснованием идеи об «уходящих в глубокую древность» корнях современного иудаизма.

Классическим примером такого обоснования является апелляция к так называемым «рукописям Мертвого моря», или «кумранским свиткам», найденным в 50-х годах прошлого века в пещерах Вади-Кумран на берегу Мертвого моря. Ученые датируют их периодом III в. до н. э. — I в. н. э. Рукописи содержат большой массив религиозной литературы (библейские тексты, апокрифы, литература кумранской общины), в том числе вариант Танаха, который, как оказалось, почти не отличается от современных его разновидностей, насчитывающих чуть более тысячи лет от роду.

Очень кстати обнаружились свитки. Как раз во время жаркой полемики по поводу многочисленных редакций Священного Писания, изменивших, по мнению критически настроенной публики, его характер в соответствии с запросами современного еврейства, как, впрочем, и современного христианства. Сторонники идеи о неизменности древних текстов, об отсутствии в них вставок ликовали. Свитки, как им показалось, придали их мнению доселе небывалый вес. Заодно и древности учению прибавили, так недостающей в спорах со скептиками. Воистину, если бы свитков не было, их стоило бы придумать.

«Важность этой находки трудно переоценить. До этих пор самому полному тексту Библии, которым располагали библиотеки, было едва ли тысяча лет. И вдруг оригинал Танаха «постарел» сразу еще на тысячу лет. Постоянные взаимные обвинения евреев и христиан в подчистках, исправлениях и приписках в священных текстах сразу прекратились, так как выяснилось, что две тысячи лет назад, во времена Ирода, Помпея, Иисуса, Гиллеля, Шаммая, Цезаря и Плутарха, текст Танаха был таким же, как и сейчас, с очень мелкими различиями. Выяснилось также, что между текстами Танаха и Ветхого Завета различий практически нет»[52].

Однако уже само это отсутствие различий наводит на размышления. А вдруг свитки не такие уж старые и по времени не так уж далеко отстоят от имеющихся средневековых версий Писания[53]? Неужели за тысячу лет, когда рушились империи и зарождались государства и нации, ломались стереотипы и в корне менялись политические убеждения, в текстах могло все остаться по-старому? Ведь мы имеем массу примеров того, как одно и то же событие разными хронистами преподносилось по-разному в зависимости от политических и прочих пристрастий и стоило больших трудов разглядеть его подлинную суть под толщей подобных наслоений. А сколько таких хронистов и пристрастий сменилось за это время? Могли ли тексты остаться неизменными, если даже языки, на которых они были написаны, прошли тысячелетнюю эволюцию, видоизменившись до неузнаваемости?

Такие предположения не беспочвенны. Уже сами методы датировки свитков порождают сомнения в точности выводов. Использовались при этом два метода — палеографический и метод радиоуглеродного анализа. Палеографический метод — это своего рода почерковедческая экспертиза. В его основе лежит сравнительный анализ почерков, применявшихся в различное время в разных местах. Понятно, что для его использования нужна уже готовая хронологическая шкала, куда можно было бы «вставить» исследуемый образец почерка. Если шкала неверна, то и выводы, сделанные с ее помощью, будут ошибочными.

На практике это выглядит так. Для исследуемого образца подбирается аналог, т. е. похожий на него текст, датировка которого известна (или полагается известной). Вопрос решен: конечно же, исследуемый образец имеет тот же возраст.

Проблема лишь в том, что и возраст аналога определялся подобным образом!

Относительная справедливость выводов, сделанных с помощью палеографического метода, заставила ученых обратиться к радиоуглеродному методу, или методу анализа по углероду-14. Последний считается самым надежным из имеющихся, поскольку дает независимые от хронологических шкал результаты датировок. Однако и здесь не все просто. Выяснилось, что радиоактивный углерод С-14, по остаточному содержанию которого в археологических находках определяется их возраст, не с одной и той же скоростью распадается в исследуемых образцах, как это предполагал основатель метода У.Ф. Либби (1908–1980). На скорость полураспада существенно влияют такие факторы, как, например, состояние атмосферы и химические загрязнения объектов. Погрешность результатов иногда достигает величин, которыми нельзя пренебречь. Например, при датировании средневековых образцов можно ошибиться на две, а то и на три тысячи лет!

А. Фоменко приводит курьезные случаи, которыми один из критиков метода, В. Милойчич, обосновывал свой скепсис. «Раковина живущего американского моллюска с радиоактивностью 13,8, если сравнивать ее со средней цифрой как абсолютной нормой (15,3), оказывается уже сегодня (переводя на годы) в солидном возрасте — ей около 1200 лет! Цветущая дикая роза из Северной Африки (радиоактивность 14,7) для физиков «мертва» уже 360 лет… а австралийский эвкалипт, чья радиоактивность 16,31, для них еще «не существует» — он только будет существовать через 600 лет. Раковина из Флориды, у которой зафиксировано 17,4 распада в минуту на грамм углерода, «возникнет» лишь через 1080 лет…

Но так как и в прошлом радиоактивность не была распространена равномернее, чем сейчас, то аналогичные колебания и ошибки следует признать возможными и для древних объектов. И вот вам наглядные факты: радиоуглеродная датировка в Гейдельберге образца от средневекового алтаря… показала, что дерево, употребленное для починки алтаря, еще вовсе не росло!.. В пещере Вельт (Иран) нижележащие слои датированы 6054 (плюс-минус 415) и 6595 (плюс-минус 500) гг. до н. э., а вышележащий — 8610 (плюс-минус 610) гг. до н. э. Таким образом… получается обратная последовательность слоев, и вышележащий оказывается на 2556 лет старше нижележащего! И подобным примерам нет числа…»

Далее уже сам А. Фоменко пишет: «Итак, радиоуглеродный метод датирования применим для грубой датировки лишь тех предметов, возраст которых составляет несколько десятков тысяч лет. Его ошибки при датировании образцов возраста в одну или две тысячи лет сравнимы с самим этим возрастом, то есть иногда достигают тысячи и более лет.

Вот еще яркие примеры:

1) Живых моллюсков «датировали», используя радиоуглеродный метод. Результаты анализа показали их «возраст»: якобы 2300 лет. Нелепость. Эти данные опубликованы в журнале Science («Наука»), № 130,1959, 11 декабря. Ошибка в две тысячи триста лет.

2) В журнале Nature («Природа»), № 225, 1970, 7 марта, сообщается, что исследование на содержание углерода-14 было проведено для органического материала из строительного раствора английского замка. Известно, что замок был построен 738 лет назад. Однако радиоуглеродное «датирование» дало «возраст» 7370 лет. Ошибка в шесть с половиной тысяч лет. Стоило ли приводить дату с точностью до 10 лет?

В этих примерах радиоуглеродное «датирование» увеличивает возраст образцов на тысячи лет. Как мы видели, есть и противоположные примеры, когда радиоуглеродное «датирование» не только уменьшает возраст, но даже «переносит» образец в будущее.

Что же тогда удивительного, что во многих случаях радиоуглеродное «датирование» искусственно отодвигает средневековые предметы в глубокую древность» [54]?

Сказанное относится и к нашему случаю. Разве не могла и кумранские свитки постичь та же участь? Впрочем, не только эти соображения заставляют усомниться в их глубокой древности. Вызывает вопросы и сама история появления свитков на свет, точнее, некоторые нюансы этой истории, которые не всегда можно расслышать сквозь бравурные реляции оптимистов.

Но вначале — о широко известной стороне дела.

Весной 1947 года мальчик-бедуин по имени Мухаммед эд-Дин, пасший коз в труднодоступных местах Иудейской пустыни, забрался в одну из пещер, каких было множество в высящихся повсюду известняковых скалах. Было это в 13 километрах южнее Иерихона и в двух километрах западнее Мертвого моря. Мальчику требовалось найти пропавшую козу, и он стал бросать камни в глубину пещеры. Однако вместо блеянья он услышал звук разбитой глиняной посуды. Будучи уверенным, что нашел клад, он со своим товарищем Омаром проник в пещеру, где обнаружил несколько глиняных сосудов с кожаными свитками, завернутыми в льняную ткань.

Свитки оказались испещренными непонятными письменами и вскоре попали в руки ученых. Однако поначалу ученый мир усомнился в их подлинности. Только в 1950 году на публичных дебатах в Филадельфии древность свитков была признана. В ходе последовавших за этим раскопок как в Кумране, так и за его пределами были обнаружены и другие свитки. Только в 1956 году эпопея поисков закончилась. Всего в районе Мертвого моря было открыто 11 пещер со свитками.

Теперь — о том, что не всем известно. За несколько десятков лет до этого произошли события, которые если и не перечеркивали полностью выводы ученых, то уж никак не позволяли видеть в них повод для ликования. Оказывается, свитки и до этого попадали в руки ученых, и не всегда истории их обнаружения были прозрачными. Я имею в виду историю с Моисеем Шапиро, крещеным евреем, еще в 1883 году будто бы обнаружившим подобные рукописи в тех же местах.

Здесь следует вспомнить, что и Шапиро был не первым. Такие находки появлялись на свет и прежде. В III веке христианский богослов Ориген, как сказывают, находил свитки в окрестностях Иерихона в таких же глиняных сосудах. В тех же кумранских пещерах около 800 года обнаружил свитки некий араб, которого привела туда собака. Находки он передал иерусалимским евреям. А еще один кумранский текст в конце XIX века обнаружили в древней синагоге Каира.

Но эти истории если и позволяют заподозрить неладное, то дают для этого мало оснований. История же с Шапиро в этом плане более перспективна. Если в предыдущих случаях сомнение вызывает факт периодического обнаружения находок практически в одном месте в течение почти 650 лет, что хотя бы теоретически возможно, то в случае с Шапиро имеется и более серьезная зацепка: этот «любитель старины» был грандиозным фальсификатором древностей.

Моисей Шапиро, авантюрист международного масштаба родом из Каменца-Подольского, имел в Иерусалиме антикварную лавку, где действительные предметы старины занимали меньше места, чем подделки под них. Хитрец рано понял, что подделать раритет было проще и дешевле, чем найти подлинник даже в такой, казалось бы, щедрой на древности земле, как Палестина. В помощники к себе он нанял двух безработных ремесленников — араба Селима аль-Кари и немца Мартина Буллоса. И «процесс пошел». Мало кто из туристов уезжал из святых мест, не отвалив мошеннику деньжат за какую-нибудь сляпанную наспех безделушку.

Заниматься этим прибыльным бизнесом Шапиро начал еще раньше. В 1868 году он участвовал в афере с базальтовой плитой из Дибана (Иордания). На плите была высечена надпись на иврите, удивительным образом «подтверждавшая» некоторые библейские события. Речь шла о конфликте между моавитянским царем Месой и израильтянами, происшедшем будто бы в 850 г. до н. э. и упоминавшемся в 3-й главе IV Книги Царств. Тогда же были «обнаружены» горшки со сходными письменами, которые Шапиро купил и перепродал немецкому правительству. Однако как плита, так и горшки оказались поддельными.

Так Шапиро заработал дурную славу, от которой ему так и не удалось отмыться.

Между тем в Иерусалиме его дела шли неплохо. В 1873 г. для Шапиро и вовсе настал звездный час. Большую коллекцию фальсификатов купил у него Берлинский музей, выложив при этом кругленькую сумму в 22 тысячи талеров (примерно 1 млн 300 тысяч современных долларов США)! Частично покупку оплатил кайзер Вильгельм I.

В 1883 году произошло событие, непосредственно связанное с кумранскими свитками. Шапиро привез в Лондон рукописи аналогичного характера. Это были 15 полос пергамента, покрытых древнееврейскими письменами. По его словам рукописи эти были обнаружены арабами-пастуха-ми в одной из пещер на берегу Мертвого моря. Рукописи содержали эпизоды из Второзакония, в т. ч. десять заповедей Моисеевых, и датировались при условии их подлинности VI в. до н. э. Датировка, конечно же, производилась тем же кустарным способом, что и кумранских свитков, т. е. с помощью палеографии. Окрыленный успехом предыдущей сделки, Шапиро запросил за рукописи астрономическую по тем временам сумму — один миллион фунтов стерлингов.

Однако на этот раз фортуна отвернулась от любителя «древностей». Сначала директор Британского музея, затем Шарль Клермон-Ганно, разоблачивший ранее обман с горшками из Дибана, объявили рукописи подделкой. Позже к ним присоединились и другие исследователи. Дело получило широкую огласку. Не выдержав позора, в марте 1884 года в одном из роттердамских отелей Шапиро застрелился. Его «раритеты» были проданы на аукционе Сотби за «баснословную» сумму — 10 фунтов 5 шиллингов. Где они сейчас — неизвестно.

История эта если и не перечеркивает полностью значение находок в Кумране, то во всяком случае заставляет усомниться в их глубокой древности. Соответственно, лишается обоснования и страстно отстаиваемая теория о глубокой древности письменной истории Израиля.

Неудивительно, что историю с Шапиро стараются особо не афишировать. В тех же случаях, когда все-таки приходится о ней упоминать, преподносят дело так, будто бедняга пал жертвой некомпетентности ученых.

Но пусть даже каким-то чудесным образом датировка находок в Кумране оказалась верной и стало возможным говорить о неизменности библейских текстов в течение последних двух тысячелетий. Разве это может существенно повлиять на общее представление о постигших учение трансформациях? Ведь библейская история начинается не с III в. н. э., то есть не со времени предполагаемой датировки находок в Кумране.

Да и какие трансформации могли постичь учение в указанный промежуток времени, если начиная с появления христианства и вплоть до нынешних дней в нем торжествовало раввинистическое направление, представленное фарисейским вариантом Библии? С другой стороны совершенно точно известно, что предыдущая, дофарисейская, версия, от которой не осталось письменных источников, была иной. Даже период предыдущий назывался по-другому. Если раввинистический период ознаменовался тем, что «фарисеи и менялы, изгнанные из Храма», стали молиться в синагогах, то до этого, соответственно, молились в храме, отчего период тот получил название храмового.

Логично предположить, что фарисейская редакция библейских текстов радикально отличалась от предшествующих ей. Ведь фарисеи были еретиками по отношению к древнему иудаизму и, придя к власти в общине, в первую очередь должны были бы переписать Библию в соответствии со своей доктриной.

Многое убеждает в том, что они именно так и поступили.

Поэтому по поводу того, что находки в Кумране как-то доказывают неизменность Библии и вообще учения на всем протяжении истории его становления, даже гадать не приходится. Появившиеся как бы в ответ на сетования по поводу отсутствия доказательств древности Писания, находки эти ровным счетом ничего не доказывают, а только создают иллюзию первенства иудаизма по отношению к христианству и исламу. Исполняют, если хотите, роль «подброшенной улики».

Осталось только восстановить первоначальное содержание учения и перед нами во всей своей первозданной красе предстанет облик доисторического «богоборца».

На самом деле сделать это нетрудно, хотя прямых указаний на это нет. Кое-что может дать уже анализ учения предшественников фарисеев на иудейском властном Олимпе — саддукеев.

8. Саддукейская версия

Небо и земля не обладают человеколюбием. Они

относятся ко всем живущим как к травам и тварям.

Лао-цзы

Саддукеи в дофарисейский период были правящей партией Иудеи. Во всей полноте их учение до нас не дошло, однако его можно реконструировать по оценкам представителей других партий, в первую очередь — фарисеев, сделав поправку на принадлежность последних к числу их идеологических противников.

Многое о саддукеях можно почерпнуть у Иосифа Флавия и в Библии.

Своим названием саддукеи по некоторым сведениям обязаны соратнику Давида и Соломона — некоему Садоку. Основным отличием последователей этого священника от пришедшей им на смену группировки, как указывает Флавий в «Древностях», была ориентация на писаный Закон Моисея (Пятикнижие Моисеево, или Тора). Все, что сюда не входило (вековые традиции, народные обряды, высказывания более поздних законоучителей, комментарии к Торе), ими отвергалось. Соответственно, отвергались и предписания, направленные на изоляцию еврейства от других сообществ. То есть отвергалось все то, что почитали новые иудеи — фарисеи. (Как уже указывалось, именно стремлением к изоляционизму были продиктованы реформы основателя этой партии — Ездры).

Уже из этого можно понять, что саддукеи отстаивали позиции иудаизма именно как мировой религии, а не религии для «избранного» народа. Этим, а не их богатствами объясняется их так называемое «заигрывание с властью» в лице верхушки Римской империи. В сотрудничестве с единоверцами нет ничего противоестественного. Этим же можно объяснить и большую подверженность их влиянию римской культуры, а еще раньше — эллинизма.

В противоположность этому фарисеи сделали попытку как-то выделиться из огромного сообщества монотеистов, превратиться в «народ». Их можно считать первыми сепаратистами.

Считается, что устный Закон был дан Моисею на горе Синай вместе с письменным для того, чтобы облегчить понимание последнего. Существовала также традиция толкования Торы в соответствии с требованиями времени[55]. Толкования эти вкупе с устной Торой были записаны во II в. в виде Мишны и многочисленных мидрашей.

В связи с этим предлагаю ответить на следующий вопрос: стала ли жизнь правоверных иудеев легче оттого, что они вдобавок к письменной Торе получили и устную с массой мидрашей?

На самом деле не на облегчение понимания были направлены реформы фарисеев. Нововведениями была обозначена граница между старой мировой религией и новой национальной и сделана заявка на обретение «Святой земли».

Разногласия с фарисеями не сводились, конечно, к указанным моментам. Их взгляды различались и более радикальным образом. Саддукеи отвергали не только комментарии к Торе, но, похоже, и сам ее фарисейский вариант. Идеология у них была другой. Не могла эта идеология отталкиваться от ныне существующего Пятикнижия.

Судите сами. В существующей версии Пятикнижия евреи — даже не первые среди равных, а просто первые. Начнем с того, что только им Богом был дан Завет на горе Синай. Они, стало быть, отмечены печатью Божьей. Бог все время вмешивается в их жизнь, указует им путь, карает и милует. Заметьте: только в их жизнь он вмешивается, в жизнь «богоизбранного» народа. До остальных ему нет дела. Впрочем, нет. Остальных этот Бог рассматривает в качестве добычи для «богоизбранных». Последние должны покорить мир, подчинить его своему влиянию. Такова их миссия по задумке Всевышнего.

Нетрудно заметить, что Всевышний здесь — отнюдь не великодушный Бог древних монотеистов, для которого «несть иудея, ни эллина», а мелкий, мстительный божок, не отказывающийся даже от человеческих жертв. Божок племени Израиль.

Не таков Бог саддукеев. Он далеко не такой назойливый и вездесущий, как у фарисеев. Создав мир с Адамом и Евой, он «отошел от дел», предоставив людям возможность самим решать свои судьбы. Человек в воззрениях саддукеев предоставлен самому себе, обладает полной свободой воли. Понятно, что никакого Завета с таким Богом у евреев быть не могло, так же как не могло быть и никакой божественной миссии по порабощению человечества. А то, что они все же занимались миссионерством, объясняется вполне земным желанием приобрести как можно больше союзников и единомышленников.

Саддукеи отрицали бессмертие души, воскресение из мертвых (Мф., 22:20, Деян., 23:8), существование ангелов и духов, т. е. многое из того, что входило в концепцию фарисеев. Отрицалось ими и загробное воздаяние, о чем свидетельствовал Флавий в «Иудейских войнах». Чужды саддукеям были также эсхатологические настроения и мессианские ожидания. Спаситель человечества из потомков рода Давида находился за гранью их воображения.

Человек, считали саддукеи, жил в огромном, холодном мире, в котором о нем, кроме него самого, некому было позаботиться. Иными словами, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Мировоззрение это, как видно, чем-то сродни атеизму.

Разногласия между фарисеями и саддукеями были столь нешуточными, что даже послужили причиной шестилетней войны между ними. Поводом стало наплевательское отношение царя-первосвященника Александра-Янная (95 г. до н. э.) к обряду возлияния воды на алтарь в праздник Кущей. Обряд был очень популярен в народе и совершался с особой торжественностью. Полагают, что он призван был заменить кровавые жертвоприношения бескровными. Саддукеи отвергали этот обряд, как не соответствующий Закону Моисееву. Однажды, исполняя этот обряд в Храме в качестве первосвященника, Яннай, будучи последовательным саддукеем, поданную ему для возлияния воду выплеснул на землю вместо того, чтобы вылить ее на алтарь. Народ, естественно, не стерпел такого глумления над старинным обычаем и стал бросать в царя чем попало. Но тут на него набросилась царская стража. Погибли тысячи людей. Святое место обагрилось кровью.

Вскоре после этого разразилась шестилетняя война, в которой погибло до пятидесяти тысяч фарисеев. Оставшиеся в живых вынуждены были искать убежища в Египте.

Я привел этот фрагмент для того, чтобы можно было понять: фарисеи и саддукеи молились разным богам, а значит, и священные книги у них были разные. Тора с ее племенным божком не могла быть и не была Торой саддукеев. То, что сейчас изучают иудеи, — это учение, появившееся практически одновременно с христианством и, следовательно, никак не причастное к его зарождению. Оба этих учения были обломками третьего — более простого и универсального, которое не нуждалось в огромном штате священников для его передачи непосвященным, поскольку было более доступным для понимания.

Это, между прочим, ставит под вопрос существующую точку зрения о демократичности учения и ритуалов фарисеев. Якобы последние были ближе к народу, ибо, в отличие от саддукеев, учли в своих верованиях вековые народные традиции и обряды. Так считают современные иудеи и не могут иначе. Ведь они как раз и являются потомками тех самых фарисеев. Кто же о своих отцах-основателях скажет плохо?

На самом деле фарисеи сделали все, чтобы максимально отдалиться от народа. Потому-то и изгнал их Христос из Храма. И тот факт, что Каиафа, отправивший Христа на смерть, был саддукеем, не добавляет фарисейству демократичности. Это было как раз то исключение, которое подтверждает правило. Вдумайтесь: беднейшие слои населения, сельских жителей, стали называть крестьянами. Отчего? Да оттого, что они были первыми христианами. Теперь понятно, насколько далеки были фарисеи от народа?

Впрочем, саддукеев здесь также никто не выгораживает. Любая религия имеет тенденцию к подмене своего духовного наполнения чередой бездумных обрядов. И жрецы в этом процессе играют не последнюю роль. Надо полагать, саддукеи также были несвободны от некоторой склонности к ритуализации веры. Может, именно это имел в виду Христос, когда призывал беречься «закваски фарисейской и саддукейской» (Мф., 16:11–12).

Да и крестьянами стали называть бедняков не только в противоположность более состоятельным фарисеям, но, возможно, даже в большей степени в противоположность саддукеям. Ведь последние принадлежали к еще более зажиточным слоям населения. Не в пользу демократичности саддукеев свидетельствует и эпизод с глумлением царя-первосвященника над народным обычаем. Собственно, и Иисуса как живое воплощение мессианской идеи они, как и фарисеи, не признавали. В лучшем случае как пророка.

Впрочем, все это не так важно. Речь ведь не о людях, а об учении. А оно в саддукейской редакции все-таки выглядело привлекательней, чем у фарисеев. Хотя бы уже тем, что, как и христианство, было обращено ко всем «языкам».

9. Римская эпопея «богоизбранных»

Предлагаю вернуться немного назад и еще раз коснуться вопроса об иудеях как о коренных римлянах. Это очень важно. Ведь из этого положения проистекает тот факт, что римляне или по крайней мере какая-то их часть были иудеями. Более того, появляется мысль, что иудаизм был официальной религией Рима!

Наверное, читатель будет терзаться вопросом, что подвигло меня к таким выводам помимо соображений чисто умозрительных. И его можно понять. Трудно избавиться от стереотипа, в соответствии с которым римляне были закоренелыми язычниками и политеистами. Очень уж он необорим. И следует признать: стереотип этот не на пустом месте возник. Но обратите внимание: уже из самого названия язычества следует, что оно было религией не всех римлян, а лишь римского «народа». Язык — народ. То есть слово «народ» используется здесь не в смысле всего населения империи. «Народ» — это простой люд Рима.

Впрочем, даже самая широкая интерпретация этого слова никогда не включала в себя (да и теперь не включает) правящую верхушку.

Однако не будем забегать вперед. Приглядимся внимательней к религии римлян и зададимся вопросом: так ли уж далека она от воззрений древних иудеев? Сразу оговорюсь, я далек от мысли, что религия эта была сознательно искажена по каким-то идеологическим соображениям и представлена в виде дремучего политеизма. Просто мы плохо представляем себе содержание старого иудаизма. Возможно, оно мало отличалось от подлинной римской веры, о которой мы также немного знаем. Хотя и сознательное искажение возможно.

Так вот, если просуммировать все, что нам известно о религии древних римлян из официальных источников, то можно увидеть следующую картину. Культа единого божества у римлян не было. Римский пантеон представлен длинной плеядой различных богов и божков, часть которых перекочевала к римлянам из воззрений народов, населявших империю.

Таким же синкретизмом характеризуется и доимперский период, или период царского Рима, когда римляне поклонялись богам древнейшего населения Апеннин, греков и этрусков, впитывая их мифологию. Этрусским по происхождению является уже предание о капитолийской волчице, вскормившей своим молоком братьев — основателей Рима — Ромула и Рема. Римляне вслед за этрусками верили, что души мертвых в Аид препровождает старец по имени Харон, вооруженный тяжелым молотом. У тех же этрусков они переняли систему гаданий по внутренностям животных. Такого рода гаданиями в Риме, как и в Этрурии, занимались особые жрецы — гаруспики. Даже, казалось бы, такая чисто римская традиция, как гладиаторские бои, была у этрусков частью культа мертвых.

Массу богов римляне «позаимствовали» у греков. Так, греческий Зевс стал Юпитером, Арес — Марсом, Афродита — Венерой, Афина — Минервой, Гера — Юноной и т. д.[56].

Вообще, количество богов у римлян множилось с увеличением числа завоеванных территорий. Совладением Египтом у римлян распространился мистериальный культ Изиды. Из Персии к ним перешел культ Митры с кровавым ритуалом заклания быка. Большой популярностью пользовался культ фригийской Матери богов — Кибелы.

Обычно эту «всеядность» объясняют следующим образом. Поклоняясь богам завоеванных народов, римляне хотели смягчить их гнев, заслужить их расположение. Считалось, что мощь Рима возрастает с увеличением числа почитаемых богов.

Этих богов, своих и чужих, в конце концов развелось так много, что в стране, по выражению одного латинского писателя, стало легче найти бога, чем человека. Римлянин считал, что его жизнь во всех ее мельчайших проявлениях подчиняется деятельности различных божеств и духов, коих необходимо постоянно ублажать молитвами и жертвами. Например, Кунина была покровительницей колыбели младенца. О пище этого же младенца заботилась Румина. Потина и Эдуса учили ребенка пить и есть после отлучения от груди. Была еще Оссипаго, которая следила за тем, чтобы кости ребенка правильно срастались. Римляне ублажали богиню лихорадки Фебрис, бога Вермина, который мог наслать паразитов на скот. Даже богиня кашля у них водилась.

Далекой от единобожия представляется такая религия.

Однако это только на первый взгляд. Есть и другие мнения. Вот как отвечал на вопрос «Каковы же были те боги, которым римлянин нес свои скромные знаки почитания?» о. Александр Мень.

«От арийских пращуров он унаследовал культ верховного бога Дьяушпитара, которого именовал Дивус Патер, или Юпитер. Этот бог считался владыкой неба, света и грозовых бурь. Его призывали под сенью старых раскидистых дубов, у камней и гротов. Со времен Ромула главным местом поклонения Юпитеру стал Капитолийский холм. Туда, на открытую ветрам скалу, поднимался народ, чтобы совершать древние обряды предков.

В Юпитере видели не просто одного из богов, пусть даже и главного. Он казался чем-то большим. «Все полно Юпитером», — говорил Вергилий, выражая в этой формуле изначальную веру римлян. А другой поэт называл Громовержца «прародителем, матерью богов, Богом единым» (здесь и далее выделено мной. — Г.К.). Впоследствии языческий богослов Варрон пытался даже сблизить религию Юпитера с учением стоиков о мировой душе. «Он есть един, — писал Варрон о Юпитере, — и в то же время — все, ибо мир один и в нем одном все».

Разумеется, нельзя приписывать такого рода монистическую философию крестьянам Лациума. Им были малодоступны отвлеченные идеи, однако по существу Варрон довольно точно обрисовал суть старой латинской религии.

Божественное у римлян именовалось также Numen. Этим же словом обозначали не только высшее Начало, но и множество богов. На вопрос, откуда они появились, римлянин мог ответить примерно так: Numen дробится на бесконечные явления и события; колос и облако, вода и огонь, смелость и любовь, беда и удача — все это numina. Построением мостов через Тибр, выходом в поле, отпиранием дверей, началом войны, да и почти всем управляют специальные боги; одна только пора младенчества человека подведомственна сорока трем numina.

Подобное разложение единобожия свойственно многим религиям, но Рим и тут обнаруживает своеобразие. В то время как большинство язычников представляли себе богов человекоподобными, римляне долго противились антропоморфизму. Им казалось уместнее сохранять древнейшую символику фетишизма, нежели наделять богов чертами смертных. Юпитера, например, они чтили под видом кремня, Марса — под видом копья, Весту — в виде пламени. Тем самым как бы выражалась вера в Божество, пребывающее по ту сторону человеческого. Римлянин интуитивно ощущал здесь тайну, постичь которую люди не могут, если она не воплощается в конкретных явлениях.

Как бы ни называть этот взгляд: пантеизмом, демонизмом или полидемонизмом, главное в нем — благоговение перед сокровенной Сущностью вещей и сознание зависимости от нее. То воистину была религия «неведомого Бога». «Великий Юпитер, или каким именем повелишь тебя называть» — так в смирении обращался римлянин к Непостижимому…

…По мнению Теодора Моммзена, есть глубокий смысл в том, что греки, молясь, обращались к небу, а римляне — покрывали голову. Смирение и страх Божий пронизывали старое латинское благочестие. И тем не менее древнего римлянина трудно назвать мистиком.

Мистик ищет единения с Божеством, он устремлен за грань земного. Римлянина же высоты пугали, даже в религии он оставался приземленным прагматиком. Ему казалось достаточным верить, что все в мире объемлет Юпитер, или Нумен, и он хотел о нем знать лишь то, что касается обычной жизни людей, ее обстоятельств и нужд. Человеку, по словам Варрона, важнее всего помнить, «каких богов надлежит почитать публично, какие совершать каждому из них обряды и жертвоприношения». Разобраться в этом было непросто: древнейший перечень латинских божеств показывает, как велико было их число, а Варрон доводил его до тридцати тысяч. Иной раз, шутя, говорили, что в Риме больше богов, чем людей. Характерно притом, что об этих загадочных существах не знали почти ничего, кроме имен. Да и сами имена — Страх, Болезнь, Доблесть — указывали только на их функции. Это лишний раз подтверждает тот факт, что в богах римляне видели скорее проявления Единого, чем обособленные личности. Можно поэтому сказать, что у римлян, как и у индийцев, многобожие существовало рука об руку со своего рода монотеизмом.

В гробницах Лациума часто находили изображения хижин. И это не случайно, ибо в древности не храм, а дом был для римлянина главным местом богопочитания. Храмы появились позднее в результате чуждых влияний…

…Не только обитатели отдельного жилища, но и весь populus romanus, «римский народ», чувствовал себя единой семьей. Из нее исключались только рабы, на которых смотрели как на домашний скот. Кроме того, плебеи — крестьяне, переселившиеся в Рим из других областей, подобно греческим метекам, были сначала ограничены в правах. Совершать обряды могли только патриции, что являлось знаком их господствующего положения»[57].

Такой вот достаточно оригинальный взгляд. Взгляд больше философа, чем историка, что, впрочем, вполне оправданно из-за недостаточной освещенности темы фактами. Но, если приглядеться, никакого расхождения с общепринятой точкой зрения по этому вопросу взгляд этот не обнаруживает. Скорее, он ее дополняет. Нетрудно заметить, что представленная здесь религия напоминает христианский монотеизм, в котором Бог един в трех лицах. Здесь, правда, этих лиц, т. е. «проявлений Единого», по выражению Меня, больше, но сути это не меняет.

Но еще больше в ней другого сходства. «Старая латинская религия» в данной трактовке максимально приблизилась к «старому», т. е. саддукейскому иудаизму! О чем же еще может говорить высказывание о Юпитере как о «прародителе, матери богов, Боге едином»? А то, что римляне противились антропоморфизму, разве не сближает их с иудеями, для которых страшным грехом было нарушение заповеди «Не сотвори себе кумира», вытекающей как раз из запрета представлять бога в виде человека или животного?

А традиция накрывать голову во время молитвы разве не продиктована теми же установками, которым следовали и евреи? Я имею в виду стремление к сохранению Божьего инкогнито, из которого, кстати говоря, вытекает и запрет произносить имя Божье («не произноси имя Господа Бога твоего всуе»), также соблюдаемый римлянами («Великий Юпитер, или каким именем повелишь тебя называть»).

Как для иудея, так и для римлянина, Единый Бог — Бог неведомый, непостижимый, непознаваемый. Из этого как раз и следует отрицание антропоморфизма. Бога, которого никто не видел, нельзя представить человекоподобным. Никакой мистики, как правильно заметил Мень. Чисто научный подход.

А вот еще момент. «Разумеется, нельзя приписывать такого рода монистическую философию крестьянам Лациума. Им были малодоступны отвлеченные идеи, однако по существу Варрон довольно точно обрисовал суть старой латинской религии». Это объясняет возникновение стереотипа о «язычестве» римлян. Конечно, не «крестьянам Лациума», плебеям, выходцам из завоеванных областей Рима, были доступны идеи монотеизма. Так же, как позже и христиане из низов, они довольствовались народными обрядами, восходящими к анимистическим представлениям о духах стихий, лишь слегка приспособив их к господствующей религии, суть которой и сейчас не все еще понимают.

Позиция плебса и стала критерием, по которому стали оценивать римскую религию в целом.

Теперь о патрициях. Все считают оных наряду с всадниками аристократией Рима. И это правильно. Но не все знают, что патриции были еще и жрецами, и отнюдь не жрецами языческих культов. Учитывая замечание о недоступности «монистической философии крестьянам Лациума», можно смело утверждать, что они, как аристократы, были жрецами единобожия. И уже само их название говорит об этом. Патриции — учителя, отцы, или, лучше сказать, приверженцы Отца (Юпитер — Иу-патер, т. е. «отец»).

Это сближает их с иудеями. Даже не сближает, а прямо отождествляет. Считается, что термин «иудаизм» возник в древности из названия колена Иуды, наряду с коленом Вениамина образовавшим народ Иудеи. Думаю, это искусственная точка зрения. На самом деле, наоборот, колено Иуды своим происхождением и названием обязано жрецам, исповедующим веру в единого Бога, Деуса, т. е. Отца. От Деуса они и поименованы, а уже Иуда — от них. Иу-деи, т. е. приверженцы Отца-Деуса. Подобно патрициям с их Отцом-Иу-Патером, или Дивус-Патером в трактовке Меня.

С гениальной прозорливостью философ-священник нащупал в религии римлян суть старой универсальной веры.

Между прочим, из положения об иудеях как жрецах Деуса вытекает еще один очень важный вывод. Получает объяснение термин «иудаизм». Если иудеи — это почитатели Деуса, то и данный термин следует трактовать соответственно. А это значит, что его надо укоротить. Переусердствовали масореты в искусстве огласовок. Переборщили с гласными. «Иудаизм» на самом деле следует интерпретировать как «деизм». Да-да, тот самый деизм, который считают детищем более поздних авторов Ж. Бодена (XVI в.) и Э. Герберта Чербери (XVII в.). И если мы вникнем поглубже в суть этой «естественной религии», как его еще называют, то можем легко убедиться, насколько это верно.

Впрочем, религией деизм можно назвать с очень большой натяжкой. Дело в том, что он, хотя и не отвергает важную роль Бога в деле строительства мироздания, тем не менее не предполагает его повседневного участия в жизни людей, минимизируя его функции. Бог в деизме — лишь создатель Вселенной. Все остальное — в руках человеческих. Сотворив мир и законы, которые следует соблюдать, Создатель словно завел часы, которые теперь тикают без его помощи. Поскольку Бог трансцендентен миру, т. е. находится вне его, постольку он непознаваем и индифферентен к происходящему в мире.

Нетрудно догадаться, что положение о Боге втиснуто в концепцию лишь для того, чтобы отдать дань традиции, и только. Рационализм здесь граничит с атеизмом. По этой причине деизм наряду с родственными ему учениями — теизмом и пантеизмом — нередко причисляют к псевдорелигиозным системам мышления. От христианских мыслителей можно услышать даже обвинения деистов в богоборчестве. В том самом богоборчестве, в котором, между прочим, обвиняют и иудеев. Деистом, например, был Вольтер, выступивший с призывом «раздавить гадину», имея в виду католическую церковь[58].

То, что иудаизм в его ранней редакции, т. е. учение саддукеев, был тождествен деизму, не является тайной. Вот что пишет А.И. Осипов в книге «Путь разума в поисках истины», упоминая саддукеев в контексте повествования о деизме: «Так, иудейское учение саддукеев при полном соблюдении культа ветхозаветной религии отрицает важнейшие истины: существование духовного мира, души человека, вечность жизни (они «говорят, что нет воскресения, ни ангела, ни духа» (Деян., 23:8)). Саддукейство поэтому, находясь даже в системе религии, не является таковой, но оказывается очевидным материализмом и, фактически, атеизмом».

Но как совместить взгляды на Бодена и Чербери как на творцов деизма с представлениями о глубокой древности этого учения, вытекающей из тождества его с ранним иудаизмом? Нет ничего проще. Надо только допустить, что в трудах указанных авторов он лишь в очередной раз проявился. Что же касается названия деизма, которое родилось, как сказывают, даже позже указанных авторов и по этой причине будто бы не может совпадать семантически с более ранним по происхождению названием иудаизма, то на этот счет есть следующие соображения. Не исключено, что слово «иудаизм» было занесено в Библию задним числом более поздними переписчиками, уже знакомыми с деизмом.

По поводу сказанного могут возникнуть возражения. Иудаизм-де лишь похож на воззрения римлян, но не тождествен им, обе системы возникли независимо друг от друга, повинуясь общим законам развития мысли.

Бывает и такое.

Но, во-первых, трудно поверить, что иудеи, сосуществуя испокон веков бок о бок с римлянами и будучи не понаслышке знакомыми с их взглядами на мир, могли совершенно независимо от них выстраивать свое мировоззрение, которое в итоге получилось как две капли воды похожим на римское. Абсолютная бессмыслица.

А во-вторых, есть данные, прямо указывающие на участие евреев в формировании древнеримской религии. История знает необъяснимый в рамках официального толкования событий случай, когда евреи навязывали римлянам почитание своего бога под именем Юпитера и пострадали за это.

«Согласно Валерию Максиму (Valerius Maximus), жившему в эпоху императора Августа, уже в 139 году до н. э. из Рима были высланы на родину иудеи и астрологи за то, что «пытались повлиять на умы римлян отправлением культа Юпитера Сабазия»…

Мы не знаем, откуда пришли упомянутые выше иудейские проповедники. Относительно термина «Юпитер Сабазий» также существуют разные мнения. Возможно, речь идет о каком-то иудеоязыческом синкретическом культе. Однако куда вероятнее, что Юпитер — это просто обозначение иудейского «Бога», а под Сабазием подразумевается Саваоф (от «цеваот» — «воинство») или Шабат («суббота»). Уже Теренций Варрон (116—27 до н. э.), блестящий римский ученый, отождествил Юпитера с иудейским Богом и с присущим ему жестким латинским здравым смыслом заявил: «Неважно, каким именем его называют, если подразумевается одно и то же»[59].

Думаю, комментарии к этому излишни. Впрочем, можно отметить, что «жесткий латинский здравый смысл» очень хорошо гармонирует с рационализмом саддукейского мировоззрения.

В свете всего этого получает объяснение один необычный факт. В правление Домициана (51–96), последнего из династии Флавиев, был введен так называемый «еврейский налог»(fiscus judaicus). «Он родился из подати на храм Иерусалимский, которую, собственно, должны были вносить лишь первородные, но в действительности вносили все евреи. Как бы в насмешку над религией евреев, их заставили вносить эту подать на храм Юпитера Капитолийского. Подать составляла примерно 100 современных долларов. Чтобы избавиться от этой подати, многие отказывались от иудейства, хотя и были обрезаны. Во избежание таких невыгодных для императора затруднений предписано было подвергать заподозренных в иудействе медицинскому осмотру с целью выяснения: был ли обрезан он или нет. Многие не имевшие близких отношений к иудейству вносили подать, лишь только были заподозрены в иудействе, лишь бы избавиться от осмотра. Такой порядок взыскания сделал эту подать ненавистною не только для иудеев, но и для всего римского народа, так что по смерти Домициана в честь преемника его Нервы благодарный сенат выбил монету с надписью: «За отмену клеветы из-за иудейского налога»»[60].

Совершенно бессмысленный с точки зрения логики факт. Трудно поверить, что налог мог взиматься «как бы в насмешку над религией». Почему именно в пользу храма Юпитера Капитолийского полагалось его вносить и почему его прообразом стал налог в пользу Иерусалимского храма? И еще одно «почему»: почему подать сделалась «ненавистною не только для иудеев, но и для всего римского народа»? Вот всегда так: платить заставляют евреев, а страдает от этого весь римский народ! С чего бы это? И с какой стати необрезанному платить налог, будучи только заподозренным в иудействе? Нечисто тут.

Все становится на свои места, если допустить, что храм Юпитера и Иерусалимский храм — это одно и то же. И никакой насмешки над евреями не было. Была лишь попытка поголовного взимания налога. Если раньше его должны были вносить только жрецы, т. е., надо полагать, «этнические» евреи («первородные»), то при Домициане — все римляне, т. е. прозелиты («все евреи»). Оттого-то и сделалась эта подать ненавистною для всего римского народа, а сам Домициан в конечном итоге пал жертвою заговора.

И еще один аналогичный факт получает объяснение в свете вышеизложенного — факт построения Адрианом храма того же Юпитера Капитолийского на руинах Иерусалимского храма. На самом деле речь идет не о построении нового храма, а лишь о восстановлении старого, Иерусалимского. Не такой уж он и антисемит был, этот Адриан, как выясняется.

Итак, можно констатировать, что под «римлянами» в истории подразумеваются самые обыкновенные евреи, а иудаизм являлся государственной религией Рима. Естественным в связи с этим будет и отождествление империи римлян с империей иудеев, что следует в том числе и из приведенного выше письма Ирода Агриппы, дающего весьма широкое в географическом смысле представление об Иудее.

Не случайно о евреях идет молва как о людях без родины. Им действительно принадлежал когда-то весь мир. Ведь «Рим» — это и есть «мир», если прочитать это слово слева направо, что и предполагалось арамейской (читай: ромейской) письменностью — официальным языком империи, бывшим одновременно и языком древних евреев. И это не выдумки. Даже мнение о латинском как официальном языке Рима не может поколебать уверенность в этом. Скорее всего, язык этот появился в Риме лишь с распространением здесь христианства, как язык католического богослужения.

Вавилон — такая же грандиозная метафора вселенскости, как и Рим. Как и Рим, он не был чужим для «изгнанников». Собственно говоря, почему «как»? Он и был «Римом». «Вавилонской блудницей» называли Рим многие авторы, и это надо понимать в прямом, а не в переносном смысле[61].

10. Ипостась вторая: всадники

Париж стоит мессы.

Генрих IV Наваррский

Сынов же Израилевых Соломон не делал

работниками, но они были его воинами, его

слугами, его вельможами, его военачальниками

и вождями его колесниц и его всадников.

III Книга Царств, 9:22

Итак, с тем немногим, что осталось в еврействе от былого величия, кажется, разобрались. Впору задаться вопросом об утратах. Собственно, и здесь кое-что уже прояснилось. Я имею в виду утрату деистической подоплеки его мировоззрения в результате победы узконациональной, теистической, идеологии фарисейства.

Более же полный ответ на данный вопрос лежит в плоскости выяснения судеб той части конфессии, которая была носителем утраченных идеалов. Ранее я назвал таких ренегатами-выкрестами из-за их нежелания идти на жертвы ради сохранения отчей веры. Но понимать это как обвинения в приспособленчестве не следует. Многие из них перешли в христианство по своей воле, искренне приветствуя реформы, назревшие на тот час в религии, да и во всем государственном устройстве, ею контролируемом. Ведь христианство поначалу было реформистским течением в иудаизме.

Трудно назвать приспособленцами и тех, которые лишь для вида становились христианами, втайне исповедуя отчую веру, и которых в Испании называли марранами.

Впрочем, начну с того, что, на первый взгляд, не имеет ко всему этому ни малейшего отношения.

Очень часто стереотипы мешают правильному восприятию фактов. В исторической науке это происходит едва ли не чаще, чем в какой-либо другой, ибо факты прошлого отделены от нас толщей времен. Одним из таких стереотипов является убеждение, что рыцарские ордена были созданы исключительно с благословения папы Римского и являлись беспрекословными исполнителями его воли. Принято считать также, что братья-рыцари, будучи образцами благородства и гуманизма, проявляли беспримерный героизм и стойкость в деле защиты христианских святынь. (Нетрудно догадаться, что второе находится в связи с первым. Ну не могут слуги Святого престола не быть образцами для подражания!)

Будучи убежденными во всем этом, мы не можем понять, например, за какие такие грехи папизм в содружестве с французским королем уничтожил орден тамплиеров. Неужто гордость Франции, суровые рыцари Храма, могли настолько изменить делу распространения христианских ценностей и идеалов гуманизма, что придерживались обычаев, несовместимых с самой идеей христианства? Не может этого быть. И вот, чтобы не разрушать стереотип, находится зацепка. Это сказ о несметных богатствах братьев, на которые якобы положил глаз Филипп IV Красивый. Богатства эти вкупе с завистью феодалов и простого люда, — а тамплиеры были единственными, кто имел лицензию на осуществление банковской деятельности, — и решили судьбу несчастных. Поклонение же Бафомету, мертвая голова, приобщенная к делу, мерзкие ритуалы вроде обычая плевать в сторону распятия при поступлении в орден и т. д. — это все самооговоры, выбитые из подсудимых с помощью пыток в застенках инквизиции.

Между тем есть некоторые основания не доверять этому расхожему мнению. Послушаем французского исследователя Ги Фо: «Однако из всех существующих это объяснение является самым невероятным. В этом случае должен был бы существовать преступный сговор не только между королем и папой, что все же требует доказательств, но также и четырьмя кардиналами, двумя архиепископами, многочисленными епископами и подавляющим большинством французского духовенства, включая инквизитора Франции. Помимо всего, неизбежно потребовалось бы соучастие части английского и немецкого духовенства, которое получило те же признания. Это слишком много соучастников: все эти видные деятели были все-таки людьми верующими, и, прежде чем допустить их соучастие в столь великом преступлении, совершенном над людьми церкви, надо стараться быть очень осторожными и тщательно изучать доказательства»[62].

Более скрупулезное исследование материалов дела только укрепляет в мысли о справедливости предъявленных тамплиерам обвинений. Очень уж сходны между собой показания обвиняемых. Да и давали они эти показания не всегда под пытками. И хотя рассмотрение деталей и глубины их грехопадения не входит в наши планы, в общих чертах их все же следует обрисовать. Так вот, все или большая часть допрашиваемых признали наличие странных ритуалов при принятии в орден. Не все из них представляют для нас интерес. Таково, например, принуждение к содомии, являющееся распространенной казарменной практикой. Более достоин внимания другой ритуал: кандидата заставляли трижды отречься от Иисуса Христа и так же трижды плевать на распятие, сопровождая это требованием: «Плюнь на пророка» (как вариант: лжепророка).

Было еще поклонение загадочной голове и некоему «Бафомету», в котором некоторые исследователи усматривают Магомета.

Следует признать, что выдвинутые обвинения с современной точки зрения выглядят несерьезными, если не смехотворными. А если добавить к этому факт шантажа со стороны обвинения, то убеждение в фальсификации дела может только окрепнуть[63].

Однако не все так просто. Ведь негативные оценки ордена звучали и задолго до процесса. Еще папа Иннокентий III (1161–1216), в целом неплохо относившийся к тамплиерам и даже называвший их «своими сыновьями» (dilecti filii), произнес однажды загадочную фразу: «Рыцари Храма исповедуют дьявольские доктрины, их одежды чистое лицемерие»[64].

Что же такого дьявольского исповедовали тамплиеры? В общих чертах их мировоззрение можно охарактеризовать как разновидность антиклерикального течения в христианстве, своего рода христианский протестантизм. Ряд исследователей отстаивает мнение о наличии в их взглядах элементов ереси катаров. В подтверждение этой версии часто ссылаются на следующие факты. Храмовники симпатизировали катарам. Многие их владения находились в землях Лангедока, неподвластных французской короне, где особенно была распространена катарская ересь. Случалось, братья даже прятали у себя катаров, спасавшихся от преследования папистов. Поговаривают, что некоторые магистры тамплиеров были катарами. Еще говорят, что у них были параллельные магистры, одним из которых был Ронселен де Фо, имени которого нет в официальном списке магистров и который, по слухам, был катаром[65].

Была со стороны храмовников и военная помощь катарам. Так, в битве при Мюре в 1213 году тамплиеры в составе армии арагонского короля Педро II выступили против крестоносцев Симона де Монфора, посланных папством для искоренения альбигойской ереси.

Имеется и определенное сходство во взглядах тамплиеров и катаров. Так же, как и для тамплиеров, распятие не являлось для катаров объектом поклонения. Они считали его лишь орудием казни.

Правда, не было у катаров привычки отрекаться от Христа, обзывая его лжепророком. Христос был для них божьим посланником, ангелом. Но ведь инквизиция могла и переусердствовать, выбивая из тамплиеров нужные показания? Я имею в виду наплевательское отношение к Спасителю.

Существует также мнение о тайной приверженности ордена исламу, согласно которому Христос как раз и считался всего лишь пророком. Таинственный Бафомет, смахивающий на Магомета, — один из аргументов в его пользу. Но и эта версия неидеальна. Ведь вся деятельность ордена была направлена на борьбу с исламом. В этой борьбе тамплиеры проявляли чудеса героизма, а в плену часто предпочитали смерть предлагаемому переходу в ислам.

А вдруг они были тайными атеистами, подобно германскому императору Фридриху II Гогенштауфену? Будучи членом ордена цистерцианцев, тот тем не менее зарекомендовал себя как отъявленный безбожник, называвший распятие совсем по-катарски «простой деревяшкой». Известна его фраза о трех мошенниках, которыми, по его мнению, были Моисей, Христос и Магомет. Однако и здесь на ум приходит все тот же факт самоотверженной борьбы ордена с сарацинами. Вряд ли он имел бы место, будь рыцари такими нигилистами. А вот для Фридриха стремление увильнуть от участия в походах и решить проблему Иерусалима путем переговоров было весьма характерно, за что он не раз подвергался отлучению от церкви.

Согласно еще одной точке зрения, тамплиеры втайне придерживались православия. Эта версия имеет много горячих приверженцев и не является такой уж экзотичной, как это может показаться на первый взгляд. Обычно для ее обоснования ссылаются на следующие факты. Орден тамплиеров был основан в 1118 году девятью рыцарями во главе с Гуго де Пейном, и прошло десять лет, прежде чем он был официально утвержден Римской церковью на соборе в Труа. Чем занимались рыцари все это время и каковы были законные основания той деятельности — неизвестно. Это и позволило предположить их провизантийскую ориентацию в этот период. Надо же было как-то заполнить образовавшуюся лакуну.

По мнению Н. Смоленцева-Соболя, высказанному им в статье «Православие и Орден Храма», на возможность такого развития событий указывает уже тот факт, что Иерусалим, будучи захваченным крестоносцами, продолжал хотя бы формально оставаться византийской вотчиной и тамплиеры вместе со всем Христовым воинством volens-nolens должны были признать сюзеренитет Константинополя, а возможно, и его идеологию.

Аргумент не бог весть какой железобетонный. Признание сюзеренитета, даже если оно и имело место, не равносильно принятию православия. В случае такого тождества стать православными должны были бы все крестоносцы Иерусалимского, да и других латинских королевств, расположенных на византийской территории, чего не произошло, как мы знаем.

Например, имеется факт признания главенства Константинополя князем Антиохии Рено де Шатильоном, но ничего не известно о его переходе в православие. Зависимость от Константинополя признал и король Иерусалима Балдуин III, и опять-таки это никак не отразилось на его религиозных предпочтениях.

Приводятся и более четкие, по мнению того же автора, указания на тайное византийство наших фигурантов, а именно — свидетельство Альберта Пайка (1809–1891).

Этот видный идеолог масонства в своей книге «Мораль и догма» писал: «В 1118 году девять рыцарей-крестоносцев на Востоке, а среди них Жоффруа де Сент-Омер и Гуго де Пайенс, посвятили себя религии и приняли обет (took anoath) между рук патриарха Константинопольского…»

От себя добавлю, что среди масонов вообще распространено мнение об участии Константинопольского патриархата в деятельности ордена. Вот что написал об этом еще один представитель братства каменщиков, Элифас Леви (1801–1875), в книге «История магии»: «В 1118 году на Востоке рыцари-крестоносцы — среди них были Жоффрей де Сен-Омер и Хуго де Пайен — посвятили себя религии, давши обет Константинопольскому патриарху, кафедра которого всегда была тайно или открыто враждебна Ватикану со времен Фотия. Открыто признанной целью тамплиеров было защищать христианских пилигримов в святых местах; тайным намерением — восстановить храм Соломона по образцу, указанному Иезекиилем. Такое восстановление, предсказанное иудейскими мистиками первых веков христианства, было тайной мечтой восточных патриархов. Восстановленный и посвященный Вселенскому культу, храм Соломона должен был стать столицей мира. Восток должен был превалировать над Западом, и патриархия Константинополя должна была верховенствовать над папством».

Все эти свидетельства, а также некоторые менее существенные детали, как, например, неучастие тамплиеров в штурме и разорении Константинополя в 1204 г., позволили Н. Смоленцеву-Соболю сделать вывод, аналогичный выводам масонов: «Орден тамплиеров был задуман как долгосрочная разработка Византии с целью и подорвать власть папы в Риме, и вернуть Константинополю власть над Западом. По большому счету, Византия всегда стремилась к этому. Потому вполне возможно, что и Орден тамплиеров служил тому же делу»[66].

Не стану детально останавливаться на критике подобных заключений. Скажу лишь следующее: даже если рыцари действительно получили благословение патриарха Константинопольского, это никак не отразилось на их последующей деятельности. И уж точно не подрыву основ католичества она была посвящена. Просто их цели были несколько прозаичнее целей, преследуемых папством и заключающихся в христианизации невежественных язычников.

Впрочем, и симпатий к византийскому христианству это благословение не добавило. Вряд ли православный стал бы плевать на крест и отрекаться от Спасителя.

Не является доказательством православного прошлого и факт перехода братьев в католичество из некоего «восточного христианства», предусмотренный статьей II Латинского устава ордена[67]. Далее мы увидим, что восточное христианство и византийское православие — вещи разного порядка.

Как бы то ни было, а взгляды тамплиеров не совпадали с католической доктриной, что приходится признать с крайним недоумением. Орден был самостоятельной организацией, с особым мировоззрением, по крайней мере до того, как попал под юрисдикцию папы. Но и под этой юрисдикцией он не стал беспрекословным исполнителем папской воли и церковных канонов, несмотря на то что официальный устав ордена был составлен ревностным католиком Бернаром Клервосским. Это потом историки превратили орден в чисто католическое явление, сообразуясь с идеей отвоевания Святой земли у неверных. Реальные же отношения пап с орденом на всем протяжении его существования были далеко не безоблачными. Лучше всего представить их в виде отношений нанимателя и наемника. Орден был военной организацией, зарабатывающей на пропитание грабежом и взиманием дани. Соответственно, ему нужна была территория, которую он мог бы «окучивать» и на которой мог бы строить некое подобие государства. Папству расширение епархии за счет орденского государства также было на руку. На том и «покорешились» (прошу простить мне криминальный сленг, но в данной ситуации он уместен).

Что же касается идеологических расхождений между союзниками, то об этом надо судить не по отдельным фактам, а по общему политическому фону того времени, который не совпадал с зарисовками историков.

Обычно преподносят дело так, будто католицизм к тому времени уже завоевал достаточно прочные позиции в мире и лишь изредка благостная картина всеобщего религиозного умиротворения нарушалась появлением ересей, на какое-то время овладевавших умами электората и отвращавших его от «чистой», «апостольской» веры. Да еще Константинополь портил эту идиллию своим православием.

В действительности все происходило иначе. Католицизм в то время был достаточно молодой религией, и то, на смену чему он пришел, еще не выветрилось из мозгов окончательно. А пришел он на смену тому самому монотеизму, который я здесь называю иудаизмом, но который можно назвать и просто деизмом или старой верой, если нет желания ассоциировать его с современной еврейской религией. На почве этого монотеизма и произрастали учения катаров, богомилов, вальденсов и прочих антиподов католицизма. От него же в конечном счете ответвились и православие с исламом. На самом деле крестовые походы были реакцией именно на этот древний монотеизм, не желавший сдавать своих позиций, а не на появление экзотических реформистских сект. Это католицизм был реформизмом, а не старая вера. Молодая религия, дабы утвердиться окончательно, должна была выбить из мозгов старую иудейскую «дурь», объявленную «ересью». Такова была задумка инициаторов крестоносного движения.

Этим идеологическим фоном и определяется подлинное мировоззрение тамплиеров. Рыцари были тайными иудеями, подобно испанским марранам. Другой альтернативы католичеству на тот час просто не было. Не было ею и византийство, поэтому оно также не могло занимать умы братьев. Никак не могли они быть «орудием Константинополя». Вопрос, «кто, если не католики», должен быть однозначно решен в пользу иудаизма. Как истые иудеи, плевали рыцари на крест и отрекались от Христа. Отсюда и сочувствие их катарам — братьям по иудейской (или иуде-охристианской) вере. Отсюда и название ордена — «орден бедных рыцарей храма Соломона», которое явно не сочеталось с официально заявленной братьями верой.

Спрашивается, какое отношение могли иметь христиане к иудейскому храму?

Вот и ислам у иудеев не в почете, что согласуется с фактом самоотверженной борьбы с ним ордена. Не оттого ли храмовники бросились на завоевание Святой земли, что считали необходимым возвратить себе отнятую у их предков, библейских евреев, землю Израиля? И не стремлением ли обосновать это правопреемство были продиктованы их поиски неких загадочных рукописей на предполагаемом месте храма Соломона[68]? И разве не напоминают белые плащи тамплиеров белые одеяния жрецов Соломонова храма — левитов?

Итак, «овцы Израилевы», — а под термином «Израиль» подразумевается именно воинская ипостась древней элиты с тамплиерами в том числе — не погибли. Часть их стала христианами. Те же из них, которые в душе не приняли христианства, поначалу просто замаскировались под христиан. Но прошло время, и они, как убежденные христиане, перестали признавать своими единоверцами упрямцев-иудеев, которые еще и своим поведением — я имею в виду впадение в фарисейство — усугубили и без того серьезные различия между ними.

А сейчас отвлечемся от тамплиеров и перенесемся на север, где разворачивалась деятельность еще одного католического ордена — Тевтонского. Попытаемся ответить на такой вопрос: а не были ли такими же сложными взаимоотношения и этого ордена с папством? И если да, то не могло ли тайное иудейство тевтонов быть скрытой причиной этих сложностей?

И вот для чего нужны ответы на эти вопросы. Это поможет осознать, что тамплиеры в ту пору были отнюдь не единственными представителями реликтового иудаизма и что пропавшие десять «колен Израилевых» надо искать не только в Азии с Африкой, но и в матушке-Европе, среди воинства новоиспеченных христиан…

…Вспоминается, что патроном ордена был «безбожник» Фридрих II. Значит, и здесь должно быть нечисто. Ведь в безбожии часто обвиняют старую саддукейскую веру с ее далеким и безразличным к людским делам Богом.

11. Блеск и падение тевтонского ордена

В истории и деяниях Тевтонского ордена, как и в деяниях храмовников, можно обнаружить явную и скрытую стороны. Под явным подразумевается показное католическое рвение, тайное — это несвойственные этому рвению детали поведения и фрагменты верований. Можно было бы объявить о тайной приверженности тевтонов «восточному христианству», как это сделал Смоленцев-Соболь по отношению к храмовникам, но, боюсь, это уведет в сторону. Ведь понятие «восточного христианства» настолько широкое, что под него можно подвести добрую дюжину самых разношерстных учений, в том числе и тех, которые вообще трудно назвать христианством.

Поэтому обозначим пока это явление как «впадение в схизму».

Говоря о сходстве двух орденов, нельзя не сказать и об отличиях. Если у тамплиеров противоречия с католицизмом намечаются на уровне руководства ордена, то во втором случае ситуация иная. Здесь «тлетворному влиянию», в данном случае Востока, подверглось и «тело» организации, т. е. его главная ударная сила, войско.

Но не буду забегать вперед. Начну с зарождения ордена, как оно представлено в официальных источниках. Разобраться с этим поможет материал из моей предыдущей работы «Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов».

Итак, краткая историческая справка.

Полное латинское название ордена — Ordo domus Sanctae Maria Teotonicorum, т. е. орден Святой Марии Тевтонской. Немецкое название — Deutscher Orden, т. е. Немецкий орден. Орден возник в Святой земле во время Третьего крестового похода (1189–1192) вначале в качестве странноприимного дома (госпиталя) для немецких паломников и рыцарей, а с 1198 года — в качестве духовно-рыцарского ордена, утвержденного папой Иннокентием III. Первым магистром ордена стал Генрих Вальпот.

Палестина, однако, не приглянулась ордену в качестве постоянного места пребывания. Присутствие здесь тевтонцев по сравнению с тамплиерами и иоаннитами было незначительным. К тому времени, когда немцы стали принимать участие в крестовых походах, палестинские земли уже в основном были поделены между французами. Именно французы играли основную роль в ближневосточной политике. Вспомогательная роль немцев не устраивала, и понемногу их деятельность стала переноситься в Европу. В 1199 году основывается комтурство в Швейцарии, в 1200 — госпиталь в Тюрингии, в 1202 — госпиталь в Южном Тироле, в 1204 — комтурство в Праге.

Новый импульс европейское направление получило с избранием в 1209 году на пост великого магистра Германа фон Зальца, прозорливого политика и опытного дипломата. Именно этот человек заложил основы будущего процветания ордена. Именно его можно по праву считать его отцом-основателем, несмотря на то что по счету он был лишь его четвертым гроссмейстером. Почувствовав, что походы в Святую землю оказались авантюрой, фон Зальц не только усиливает европейское направление в деятельности ордена, но и решает основную сферу приложения сил ордена перенести из Палестины в Европу. С 1209 года начинается укрепление позиций ордена в Германии: строятся новые комтурства, храмы, усиливается пропаганда ордена среди немецких аристократов. В это же время основывается еще одна штаб-квартира ордена — в Венеции, не подчиненная юридически резиденции гроссмейстера в Акре. Видимо, уже тогда в голове магистра созрел план немецкой колонизации близких к Германии языческих земель.

Собственно говоря, отвоевание христианских святынь не только для Немецкого, но и для других орденов было лишь поводом для захвата чужих земель. Немецкий орден оказался в этом деле самым напористым. Он же оказался и самым живучим. Именно ему удалось продлить агонию крестоносного движения до 1410 года, когда немецкое воинство было окончательно разбито русско-польско-литовским ополчением. Лишь Немецкий орден смог основать существующее по сей день орденское государство — Пруссию. Французы же, кроме тупых сшибок с сарацинами да разбрасывания своих штаб-квартир по всей Европе, ничего не смогли предложить христианскому миру.

Идея независимого орденского государства, давно вынашиваемая фон Зальцем, начинает получать свое воплощение в 1211 году, когда венгерский король Андрей II пригласил братьев в Трансильванию для отражения набегов кочевников-куманов. Тевтонцы не замедлили воспользоваться представившейся возможностью.

Впрочем, в Венгрии орден также не прижился. Слишком уж неуемными оказались аппетиты у братьев. Но все по порядку. Почему выбор Андрея II остановился именно на тевтонских рыцарях? Почему не на госпитальерах, которые обосновались на венгерской земле еще в 1147 году? Во-первых, Андрей II в 1206 году женился на немецкой принцессе Гертруде из княжеской семьи Южного Тироля. Естественно, что при этом возросло немецкое влияние на короля. Ведь с королевой в Венгрию прибыло и ее немецкое окружение, с помощью которого король рассчитывал добиться расположения папы Иннокентия III (1198–1216). Во-вторых, посредством помолвки дочери Андрея II с сыном маркграфа Тюрингии обозначился союз короля с Тюрингским домом, а Герман фон Зальц и Тевтонский орден находились под покровительством ландграфа Тюрингии Германа. Кроме всего прочего, в Тюрингии, а точнее — в Галле, находился один из первых госпиталей ордена. А еще Тюрингия была родиной самого Германа фон Зальца.

В свете всего этого было бы удивительно, если бы Андрей Венгерский не выбрал тевтонских братьев на роль защитников границ королевства.

Итак, орден получил в свои владения земли в Трансильвании под названием Бургенланд (Бурцеланд, Бурца) или Зибенбурген (Семиградье). Здесь рыцари имели полную политическую самостоятельность, не подчиняясь даже воеводе Трансильвании. Кроме политических орден имел множество экономических привилегий. Рыцари могли вести свободную торговлю, взимать любые налоги и пошлины, оставлять у себя половину доходов от разработок месторождений золота и серебра и даже чеканить собственную монету. Орден был освобожден от королевского налогообложения и от уплаты церковной десятины.

Казалось бы, живи и радуйся. Однако братьям захотелось большего, и Герман фон Зальц сделал попытку полностью вывести орденские территории из-под королевского контроля, переподчинив их папе. Папа Гонорий III неосторожно пошел навстречу и своими буллами от 19 декабря 1222 года и от 12 декабря 1223 года взял орден под свое покровительство, что выразилось, в частности, в назначении в Бурцу папского епископа. Епископ Трансильвании, таким образом, лишался возможности вмешиваться в дела ордена.

Король Андрей давно уже чувствовал, что Трансильвания уплывает из его рук, превращаясь в независимое государство. Им и раньше делались попытки ограничить своеволие рыцарей. Последние же события стали каплей, переполнившей чашу терпения. В 1225 году венгерские войска вытеснили рыцарей из Семиградья. Первая попытка построения независимого орденского государства провалилась, но этот печальный опыт пригодился фон Зальцу на новом месте — в Пруссии.

Пруссия в то время считалась владением польской короны. Здесь братья оказались благодаря неосмотрительности польского князя Конрада Мазовецкого. Польша в то время страдала от набегов язычников-пруссов, и Конрад решил привлечь тевтонцев для борьбы с ними. За это ордену были обещаны граничащие с Пруссией Кульмские земли (Кульмерланд), расположенные в низовьях Вислы, а также земли в самой Пруссии, которые будут отвоеваны у аборигенов.

Памятуя о неудаче в Трансильвании, Генрих фон Зальц потребовал четких гарантий обещанного. На этот раз их ему предоставил император Священной Римской империи — Фридрих II Гогенштауфен. Золотой буллой Римини в марте 1226 года он подтвердил передачу ордену прусских и кульмских земель, поскольку они являлись частью империи. Право тевтонцев на эти земли подтверждает в 1230 году и папа Григорий IX.

С 1232 года начинается методическое завоевание Кульмерланда, а с 1233 — Пруссии.

Одновременно идет и заселение новых земель немецкими колонистами — так называемая «германизация». Причем методы ее осуществления были не самыми гуманными, что подтверждает Герман Вартберг в своей «Ливонской хронике»: «Для утверждения своей власти орден действовал сколь энергически, столь искусно: льготами привлекал немецких колонистов в новоустроенные города, покоряемые земельные участки раздавал в лены надежным немецким выходцам, отбирал у силой крещеных пруссов детей и отсылал их учиться в Германию»[69].

К 1283 году покорение Пруссии было завершено. Еще раньше, с 1237 года рыцари распространили сферу своей деятельности и на Прибалтику (Ливонию). Объединившись с орденом меченосцев, они сражаются здесь с литовцами и русскими[70].

Возникает вопрос: где же здесь впадение в схизму? Папство и орден действуют в одной связке, несмотря даже на довольно сильные трения в отношениях между Фридрихом II и понтификами. На протяжении всей истории ордена мы видим примеры бескорыстного служения братьев идеалам христианства в его католической интерпретации.

Но в полной ли мере все это отвечает действительности? Многое, вольно или невольно оставленное без внимания исследователей, позволяет ответить на этот вопрос отрицательно. И уже сам состав армии ордена наводит на размышления. Уж больно разношерстным было это воинство, чтобы указанные идеалы вкупе с идеалами крестоносного движения у всех его членов могли вызвать одинаковый прилив энтузиазма.

Здесь следует вспомнить, что к моменту создания ордена и сами эти идеалы оказались уже изрядно потускневшими. Изжила себя идея защиты Гроба Господня. Даже задача христианизации язычников отступила на второй план. Возобладали более прозаичные интересы. Как было отмечено выше, перед тевтонцами ставилась цель защиты новоиспеченных католиков — венгров и поляков — от так называемых «язычников» — куманов и пруссов. И даже эта как будто благородная задача не была главной. Ее скорее надо считать прикрытием для претворения в жизнь другой мечты тевтонцев (как, впрочем, и всех крестоносцев) — построения орденского государства в покоренных землях. Вот эта-то цель и была главной. Ради нее деятельность ордена и была благоразумно перенесена на север, где, в отличие от Палестины, еще осталось, чем поживиться в этом плане.

Была ли эта цель благородной и христианской? Отнюдь. Пафос адептов ордена здесь неуместен. Достаточно вспомнить, что ради нее рыцарям не раз приходилось схватываться даже с теми, кого они призваны были защищать, — поляками и венграми, отчего они даже получали взбучки от папства.

Под стать этим задачам было и воинство, призванное их осуществлять. Первое, что поражает в связи с этим, это интернациональный его состав. Немецкий орден в большинстве своем состоял не из немцев! Только на поздних этапах его существования тенденция к мононациональности возобладала и уроженцу негерманоязычных земель стало труднее пробиться в его члены. Поначалу же лишь братья-рыцари набирались по преимуществу из выходцев собственно немецких земель, каковыми в ту пору были Франкония и Швабия. Можно представить, насколько высоким был уровень христианского сознания у этого воинства, если учесть, что на каждого такого брата приходилось восемь полубратьев-служебных, или сервиентов, набиравшихся из горожан и местного населения орденских провинций. Ведь эти сервиенты (туркополы) были наспех крещенными язычниками!

Да и сами братья-рыцари далеко не всегда являли собой образец для подражания. В отличие от монашествующих воинов первых этапов крестоносного движения, придерживающихся обетов воздержания и отказа от роскоши, они были больше солдатами, чем священниками. А что такое солдатня, прекрасно известно. В конце XIV века в Мариенбурге, орденской столице, даже дома терпимости имелись. В начале XV века комиссией, проводившей в прусских конвентах проверку морального духа рыцарей, было установлено, что братья не соблюдают посты, заутреню зимой посещают в теплой меховой одежде, что недопустимо, являются завсегдатаями увеселительных заведений, развлекаются охотой и вообще своим поведением мало напоминают служителей церкви, которыми формально являются.

Под стать такому поведению была и «подкованность» братьев в области религиозных канонов, как и вообще уровень образованности. Порой они связно даже «Отче наш» прочитать не могли, не говоря уже о знании сложных церковных догматов. Тупость и солдафонство — отличительные черты тевтонцев, ставшие впоследствии характерным признаком «прусского национального духа». Примерно так же высказывался о них и Э. Лависс в своей «Истории Тевтонского ордена»: «Рыцари были невежественны и считали невежество условием спасения души. Они никогда не были очень образованны, и, по-видимому, многие из них вступали в орден, не зная даже «Отче наш» и «Верую»; по крайней мере, устав ордена давал новым братьям шесть месяцев срока на то, чтобы выучить важнейшую из молитв и Символ веры»[71].

Подобное невежество уставом ордена даже поощрялось, о чем пишет далее Э. Лависс: «Устав не обязывал рыцарей учиться, и если он дозволял брату, вступившему в орден с некоторым образованием, поддерживать свои знания, то, с другой стороны, неученым людям он предписывал такими и оставаться, конечно, во избежание того, чтобы рыцарь, сделавшись ученым, не бросил меча и не сделался священником»[72].

Утилитарная направленность деятельности ордена — я имею в виду нацеленность в первую очередь на захват и освоение земель — парадоксальным образом сказалась и на положении в нем братьев-священников. Они, по-видимому, не играли в нем сколько-нибудь заметной роли. А ведь это было духовное объединение, специально созданное для просвещения язычников! Соответственно, не получили в нем развития искусства и науки, которые в то время являлись одним из направлений церковной деятельности. К примеру, проект создания в Пруссии университета в XIV веке не вызвал у руководства ордена никакого энтузиазма.

Об отсутствии интереса у рыцарей к духовным ценностям можно судить и по содержанию библиотек в конвентах. Из литературы религиозной направленности здесь имелись лишь псалтырь, сборники житий, хроники, т. е. минимум, обязательный для изучения и предназначенный для группового чтения вслух. Гораздо больше места занимала в библиотеках литература, связанная с возможностями землепользования и администрирования территорий, т. е. с тем, что было предметом особого интереса братьев, — задачами государственного строительства.

В такой атмосфере секуляризация прусских владений ордена была лишь вопросом времени. В 1525 году Альбрехт Бранденбургский из рода Гогенцоллернов, последний верховный магистр ордена, тайно принял лютеранство и получил прусские земли, ставшие к тому времени собственностью польской короны, в лен от своего дяди — польского короля. При этом он и его свита, состоящая из тевтонских рыцарей, сорвали с себя орденские регалии и кресты в знак отказа от католичества и орденского прошлого.

Так появилось первое в Европе протестантское государство. Совершенно закономерный итог для сообщества нетвердых в своей вере католиков, что, собственно, и требовалось доказать. Парадоксально, но факт: организация, призванная поддерживать и распространять духовные традиции, первой порвала с ними всякую связь. Парадоксально, если не знать, во что братья верили на самом деле.

Здесь, конечно, имеется в виду не весь орден. Речь идет лишь о его прусских владениях. Но пример показателен. Многонациональность, узконаправленная кадровая политика и пренебрежение вопросами духовности сделали свое дело: орден не стал форпостом католичества на Востоке. Его восточная часть не выдержала натиска Реформации и первой пала под ее ударами. И вот еще факт, характеризующий слабость охвата братьев идеями католичества: даже новоиспеченные христиане поляки, которых орден должен был защищать от язычников, устояли, в отличие от ново-пруссов, под натиском протестантизма, став в итоге большими католиками, чем даже сам папа Римский.

Впрочем, я забежал несколько вперед. Вернусь все-таки к составу ордена, таившему в себе предпосылки схизмы. Соотношение один рыцарь к восьми сервиентам (возможно, даже некрещеным язычникам) — не единственное, что указывает на слабую в целом идеологическую подкованность братьев. Характерное для обычного состава ордена, оно далеко не всегда совпадало с соотношением тех и других в общем составе его армии. Во времена походов орден пополнялся новыми членами, отчего полноправных братьев по отношению к общему составу становилось еще меньше. Контингент сражающихся под знаменами ордена и при этом не являющихся его постоянными членами был весьма широк. «В крестовом походе Немецкого ордена зимой 1344 г. против языческой Литвы, к примеру, участвовали король Богемии (Чехии) Иоанн Люксембургский, король Венгерский, граф Голландский, герцог де Бурбон, бургграф Нюрнбергский, граф Голштинский (Голштейнский), чешские, силезские, моравские, австрийские и шотландские рыцари и многие другие»[73].

Способность на базе сравнительно небольшого контингента опытных воинов сформировать весьма многочисленную и притом боеспособную армию являлась отличительной особенностью этой корпорации. Ни тамплиеры, ни иоанниты таких способностей не проявили. Может, именно поэтому Немецкий орден оказался самым живучим среди других орденов.

Огромным подспорьем в достижении тевтонцами военных успехов являлась земская служба. Это было по сути феодальное ополчение, обязанное по призыву великого магистра являться на военную службу. Основанием для этого являлась вассальная присяга феодалов Тевтонскому ордену, выступавшему в данном случае в качестве сюзерена.

Призыву подлежали все имевшие владения в орденских землях — от крупных феодалов до старост деревень — солтысов. Численность такого ополчения была достаточно высокой для того, чтобы оказывать серьезное воздействие на ход военных кампаний. Например, в Грюнвальдской битве, по оценкам К.Л. Козюренка, она составляла около трети всего состава армии ордена[74].

Понятно, что этнический состав этого воинства был весьма пестрым. В Пруссии кроме немцев в него входили поляки и пруссы, обращенные в католичество, в землях трансильванского филиала — венгры и крещеные куманы (половцы), в Прибалтике — вожди литовских племен, перешедшие на сторону «цивилизаторов» вместе со своими дружинами.

Но и земским ополчением не исчерпывался состав армии тевтонов. Большое значение имели воинские контингенты, поставляемые прусскими городами и епископствами. На территории Пруссии находилось четыре епископства, обязанных в силу той же вассальной присяги ордену нести воинскую повинность. Обитатели территорий, находившихся под непосредственной юрисдикцией епископств, не являлись вассалами ордена согласно известному нам еще со школы правилу (вассал моего вассала — не мой вассал). Поэтому они составляли отдельные контингенты войск, не входившие в земское ополчение. Если у епископств доставало средств, то в случае нехватки боеспособных подданных они могли нанять наемников.

То же и с городами. Они, как и епископства, обязаны были поставлять ордену бойцов. По оценкам того же К.Л. Козюренка, в Грюнвальдской битве участвовало примерно по полторы тысячи воинов со стороны городов и епископств.

Еще одной боевой единицей армии ордена, не входившей в ее постоянный состав, были подразделения так называемых «гостей», т. е. крестоносцев, прибывавших из различных уголков Европы для свершения «подвигов во славу Господа». Разорение прусских и литовских деревень считалось в Европе «крестовыми походами», и всякий уважающий себя католик просто обязан был принять участие в этом «богоугодном» деле. Особую популярность этот вид «подвигов» приобрел после того, как крестоносцы были вытеснены из Палестины, а боевой пыл их еще не угас. Здесь они нашли себе новое применение.

Контингент «гостей» состоял в основном из знатных особ. Годичное пребывание в Пруссии — а именно такой срок предусматривался обетом, который давали паломники перед походом, — было занятием дорогостоящим и осуществлявшимся за свой счет, поэтому предаваться ему могли лишь весьма состоятельные лица. В числе таких «паломников» можно упомянуть даже королевских особ. Так, в 1263 году поход на пруссов был организован чешским королем Пржемыслом II Оттокаром.

О наемниках в тевтонской армии следует сказать особо. Это, пожалуй, наиболее боеспособная и наименее щепетильная часть тевтонской армии, как, впрочем, и любой другой. Под отсутствием щепетильности я имею в виду полную индифферентность к конфессиональной и этнической принадлежности противника. Это качество ценилось в наемниках более всего, так как на поздних этапах существования ордена ему пришлось все чаще сталкиваться на полях сражений с братьями по вере — поляками и литовцами, что отталкивало от участия в таких битвах «гостей» и других более-менее примерных христиан, в особенности из числа воинов, выставляемых епископствами. В лихую для ордена годину — я имею в виду времена, наступившие после грюнвальдского разгрома, — из наемников практически полностью состояла армия ордена. В рядах тевтонцев в это время сражались даже так называемые «виталийские братья» — морские корсары, до этого контролировавшие торговые пути в Балтийском море и бывшие злейшими врагами ордена. После разгрома этого братства теми же тевтонцами в союзе со шведами и Ганзейским союзом разбойники не могли найти себе применение, и предложение недавних врагов о сотрудничестве прозвучало как нельзя кстати.

Таким был состав «Христова воинства», слабо напоминающий знакомые нам из школьных учебников картинки. Понятно, что прилежными католиками они не были. Однако и о тайной приверженности братьев иудаизму говорить пока еще рано. Чтобы убедиться в том, что мировоззрение тевтонов определялось тем же идеологическим фоном, который сформировал и мировоззрение тамплиеров, необходимо ближе познакомиться с верованиями обитателей региона, в котором разворачивалась деятельность ордена. Учитывая состав ордена, это существенно прояснит идеологию братьев.

Широко распространено мнение, что среди обитателей данных краев бытовали в то время различные христианские ереси и язычество. Катары, богомилы, вальденсы… Это далеко не полный список сект, борьбе с которыми посвятила себя католическая церковь. Ненависть к ним папства вполне объяснима. Все эти движения не признавали церковь в качестве посредника между людьми и Богом, имели ярко выраженную антиклерикальную направленность. Только вот к еретическим и сектантским их вряд ли можно причислить, ибо даже христианскими, строго говоря, они не были в современном понимании этого слова!

Как ни странно, лучше всего идеологическая обстановка того времени моделируется с помощью ситуации зарождения христианства в начале нашей эры. Надо только представить, что Фоменко был прав и что тысячи лет между рождением Христа и началом Крестовых походов не было. В этом случае средневековому католицизму будет соответствовать неокрепшее, но уже показывающее зубы раннее античное христианство, а его антагонистам, «еретическим» движениям — все еще мощная, но уже не поддерживаемая массово идеологическая машина иудейского истеблишмента.

Кому-то может показаться преувеличением и даже ересью такая трактовка значения иудаизма в данную эпоху. Но если присмотреться, то практически все сообщества той поры придерживались в явном или завуалированном виде постулатов иудейского монотеизма. То же самое, что и в предшествующие эпохи, с единственным, правда, исключением: в античности иудаизм обнаруживался легче, ибо его не маскировали под христианство.

12. Казаки как феномен Рима

Сказанное касается и населения карпатско-балканского региона, куда братья прибыли по приглашению венгерского короля. Оно большей частью состояло из куманов или венгерских половцев, отражение набегов и христианизация которых были главными задачами ордена в его трансильванской эпопее. Верования этих «кочевников» трудно поддаются идентификации напрямую. Но можно составить об этом достаточно точное представление на основании косвенных данных. Имеется в виду в первую очередь религия их предшественников — хазар. Даже не предшественников — прародителей. Половцы ведь не с неба свалились. Ареал их обитания совпадал с ареалом обитания хазар. Хазары дали жизнь не одному поколению обитателей Русской равнины, или Поля. В числе их потомков можно назвать не только половцев с куманами, но и появившихся позднее казаков, и даже… русских!

О казаках как потомках хазар писал еще Гумилев: «Потомки древних хазар в долине Дона приняли наименование «бродники». Потомки бродников впоследствии сменили этноним: они стали называться казаками»[75]. По некоторым сведениям, запорожские казаки иногда прямо называли себя хазарами[76].

Подтверждение преемственности можно видеть даже в сходстве названий казаков и хазар. Кстати, напрасный труд выводить эти названия из тюркских языков, как это обычно делается. В действительности оба они восходят к латинскому eques, обозначающему римского всадника. Выглядит парадоксальным, но это факт: хазары и сменившие их казаки — это византийский, а не тюркский феномен, что я уже отмечал в своей предыдущей работе. «Даже самое название казаков — родом из Византии. Eques — так в Византии, как, впрочем, и в Западной Римской империи, называли всадников, кавалеристов. Главнокомандующий кавалерии именовался здесь magistri equitum. Позже, уже после падения Византии, слово eques «перекочевало» на Русь и, слегка видоизменившись в чуждой лингвистической среде («куз», «каз», «казак»), стало обозначением южнорусских вольнонаемных (охочих) дружинников.

Самое интересное во всем этом то, что латинский корень данного слова не раз проскальзывал в публикациях, однако неизменно был оставляем без внимания. Причем без внимания его оставляли даже те, кому было известно, что именно так (eques) именовали южнорусских казаков латинские авторы. Такова сила инерции мышления. Никто даже думать не смел, что казаки — это феномен Рима. И переводили их название как угодно, только не с латинского. Особую популярность приобрели тюркские и славянские интерпретации»[77].

От этого eques произошли не только названия хазар и казаков, но и, по всей видимости, такие этнонимы, как «огуз» и «гуз», что подтверждается и сходством занятий означенных «племен». Не случайно один из наиболее известных на Дону казаков-разбойников носил прозвище Огуз-Черкас[78]. Неслучайно огузы (гузы), которых на Руси называли торками, выполняли здесь роль пограничников, которая всегда являлась функцией казаков. Имеется в виду «торческий пояс», образованный их поселениями на южных рубежах Киевской земли.

Не вызывает сомнений, что и вера хазар передалась потомкам. Об этом говорят даже названия соответствующих группировок Поля — каганаты, т. е. общины, предводительствуемые иудейскими первосвященниками — каганами (коэнами). Многие положения хазарской веры обнаруживаются и во взглядах казаков. Их не смогли уничтожить окончательно даже реформы патриарха Никона. В виде остатков старообрядчества они продолжают существовать и сейчас.

С легкой руки Н.М. Карамзина казаков стали считать ревностными защитниками христианства. Описывая их как обрусевших торков, берендеев и касогов, последний с пафосом утверждал: «Сии-то природные воины, усердные к свободе и к вере греческой, долженствовали в половине XVII века избавить Малороссию от власти иноплеменников и возвратить нашему отечеству древнее достояние оного»[79].

На самом деле эти утверждения если и имеют что-либо общее с исторической правдой, то лишь тогда, когда в понятие «греческой веры» не вкладывается современный смысл. Но вот Карамзину этого избежать не удалось. За пафосом его утверждений явственно слышны идеологические мотивы. В действительности украинских казаков если и волновала когда-либо проблема защиты христианства, то в основном в связи с вопросом, сколько за это заплатят. По-настоящему же их заботила лишь возможность окормления за счет окучиваемых ими территорий. Это касается и их российских коллег, которые пришли к православию в его современной редакции, да, собственно, и влились окончательно в российский этнос лишь в XIX веке, после подавления пугачевского бунта.

Общеизвестно, что именно казаки дольше и активнее других подданных царя сопротивлялись нововведениям патриарха Никона, т. е. той самой «греческой вере», которую имел в виду Н. Карамзин. Не в последнюю очередь именно попыткой внедрения на Дону данной веры было спровоцировано восстание Кондратия Булавина 1707–1709 гг. То, что новшество было казакам «не любо», четко зафиксировано в воззвании Булавина: «Всем старшинам и казакам за дом Пресвятыя Богородицы, за истинную христианскую веру и за все великое войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно! Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают (выделено мной. — Г.К.). А вы ведаете, как наши деды и отцы на всем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и ни во что вменили и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно, и в том бы все мне дали твердое слово и клятву»[80].

Религиозные воззрения степных кочевников, коими являлись и казаки, конечно, могли претерпевать изменения с течением времени. Однако эти изменения не касались главного — антицерковной позиции обитателей Поля. Высказывая разные мнения о сути казачьей веры, исследователи сходятся в одном: как в древности, так и во времена Разина и Пугачева деятельность в среде казачества церковников подчинялась решениям круга, т. е. своеобразного казацкого вече. Уже одно это сближает данную идеологию с деизмом, составляющим суть иудаизма и также не признающим посредников между людьми и Богом. «Всеми церковными делами на Дону ведал Войсковой Круг, — указывал Е.П. Савельев, — и никаких епископов как начальствующих лиц не признавал»[81].

Есть и другие, непостижимые с точки зрения православной ортодоксии, традиции, могущие быть истолкованными как указания на древнеиудейскую суть казачьей веры. Вот, например, что писал Е.П. Савельев об обряде брака у дончаков: «Усвоив себе главные догмы Христова учения, как они были установлены первыми вселенскими соборами, казачество, будучи оторванным от всего христианского мира и при этом считавшее себя выше и сильней других наций (это явление наблюдается во всех военных орденах), во всей остальной духовной жизни осталось верным своим старым заветам. Это характерно сказалось во взглядах казачества на некоторые церковные обрядности и особенно на таинство брака. Брак на Дону в XVI и XVII вв. и даже в первой половине XVIII в. не считался таинством, а гражданским союзом супругов, одобренным местной казачьей общиной, станичным сбором. Венчание в церкви или часовне было необязательным, хотя многие из этих союзов после одобрения общины скреплялись церковным благословением. Развод производился так же просто, как и заключение брака: муж выводил жену на майдан и публично заявлял сбору, что «жена ему не люба», и только. Женились четыре, пять и более раз, и даже от живых жен. Несмотря на указы Петра I и его преемников, а также настоятельства воронежского епископа о воспрещении этого «против-наго» явления, донское казачество продолжало следовать в отношении брака своим старым древнегетским обычаям, как это раньше делали их сородичи, гетское казачество новгородских областей. Даже строгая грамота императрицы Елизаветы, данная 30 сентября 1745 г. на имя войскового атамана Ефремова и всего Войска Донского не вмешиваться в церковные дела и не допускать среди казачества этого «противнаго святым правилам» явления, как жениться от живых жен и четвертыми браками, не помогла делу, и казачество продолжало твердо держаться за свои старые устои. Такое мировоззрение на первый взгляд покажется еретическим, как продукт язычества и глубокого религиозного невежества, но не нужно забывать, что христианство возвысило этот гражданский союз на степень таинства не сразу, а в течение веков, и идея этого таинства получила неодинаковое развитие на Востоке и на Западе; в протестантстве же брак вовсе сведен на степень гражданского акта. Гражданский брак допущен законами Англии, Франции, Австрии, С. Америки и др. стран. Освящение этого гражданского акта церковным благословением предоставлено совести верующих и юридического значения в области гражданского права не имеет, как не имело оно и на Дону. Брак, одобренный станичным сбором, считался законным. Церковное благословение заключенного с согласия общины брачного союза есть явление не новое, а чрезвычайно древнее, встречающееся еще в первых веках христианства. В силу этих-то причин казачество, как оторванное на многие века от просветительных центров христианства, и удерживало свои древние обычаи, правда, не все, но в значительной своей массе, до конца XVIII в.»[82].

Зафиксированные здесь факты явно не соответствуют канонам православия. А упоминание о многоженстве напрямую связывает данные традиции с иудаизмом, в котором оно ранее широко практиковалось.

Можно, конечно, придерживаться мнения о том, что казачество все-таки было явлением по своей сути христианским, но кочевая, полувоенная жизнь не способствовала раскрытию потенциала данной веры в полном объеме, отчего станичники были несколько неполноценными в этом отношении. Это мнение, однако, нуждается в существенном дополнении: при всем том, что налет христианства в их воззрениях действительно присутствовал, их антицерковная позиция нередко переходила в антихристианскую. Казаки при каждом удобном случае откровенно глумились над служителями церкви, не признавали церковных таинств, носили татарские имена. По сведениям того же Савельева они вместо «спасибо», т. е. «спаси Бог», говорили «спаси Христос», что можно трактовать, как непризнание ими божественной сущности Христа.

Или еще факт подобного рода. При раскопках на месте известной битвы под Берестечком, в которой казаки Хмельницкого в 1651 году потерпели поражение от поляков Яна Казимира, на хорошо сохранившихся трупах казаков не было обнаружено ни одного нательного креста. Кресты были обнаружены лишь на двух трупах донских казаков, также участвовавших в битве. Только в XVIII веке украинские казаки стали носить нательные кресты, переняв этот обычай у российских соседей!

Казаки вообще не отличались набожностью, но в неуважении к священнослужителям всех переплюнул Степан Разин. Когда разинцы ворвались в осажденную Астрахань, митрополит увел воеводу Прозоровского, руководившего обороной, в местный храм, полагая, что бунтовщики в него не сунутся. Разинцы разгромили храм, а воеводу сбросили с колокольни. Позже, во время очередного разгрома Астрахани сподвижником Разина, Василием Усом, жертвой казаков становится митрополит Иосиф, возглавивший сопротивление восставшим. По решению казачьего круга он был казнен. Немудрено, что деяния Разина были церковью осуждены, а сам он был объявлен «богохульником и вором», подлежащим уничтожению.

Христианство, если оно и было, тесно переплеталось у казаков с воззрениями откровенно языческими. Можно обнаружить здесь и элементы древней тюркской веры — тенгрианства. Некоторые из казаков, подобно староверам-дырникам, через специальные отверстия в восточных стенах изб молились Небу, почитаемому тюрками в качестве верховного божества по имени Тенгри-хан. А ведь тенгрианство — это не что иное, как разновидность древнего монотеизма, ответвлением которого является и иудаизм. Нетрудно заметить сходство этого Тенгри-хана с верховными божествами римлян и греков — Юпитером (Патером, Отцом) и Зевсом (Деусом, тем же Отцом), являющихся вариациями все того же единого Бога-Отца иудеев. Отсутствие у дырников иконопочитания также сближает их с иудеями, не признающими любых изображений Бога.

Казаков вообще считают староверами, и это знаменательно. Я ведь неслучайно называл древнюю веру иудеев «старой верой». Именно таким образом можно подвести под общий знаменатель верования иудеев, римлян и обитателей Русского Поля. Что мешает нам считать хазар, а вслед за ними и казаков, всадническим сословием Римской империи? Ведь и названиями своими они, как было установлено, обязаны римским всадникам — эквитам.

Посмотрим же, что на самом деле представляет собой старая, или древлеправославная, вера и насколько сильны в ней христианские мотивы. Многообразие вариаций и слабая изученность данного явления не позволяют отразить его во всех деталях. Да и вряд ли это необходимо. Достаточно лишь уловить его суть, каковая была православной не совсем в том смысле, какой сейчас вкладывается в это понятие.

13. Староверы: хазарский след

Удивительное дело: казалось бы, о старообрядцах все давным-давно известно, но как только начинаешь приглядываться к ним пристальней, натыкаешься на стену. Основания религии скрыты за ворохом всяких натяжек, привязок к христианству, подменяются перечислением обрядов и традиций. «Исус» вместо «Иисус», двоеперстие вместо троеперстия, сугубая (двойная) аллилуйя вместо трегубой (тройной) и прочие малозначительные тонкости[83]. На вопрос о сути веры следует стандартный ответ: это то же греческое православие, только в другой упаковке.

Но почему, если все так просто и различий практически нет, реформы Никона оказались такими болезненными для России? Почему старообрядцы предпочитали мученическую смерть на костре отказу от «древлего благочестия»? Почему страшный Раскол почти три века сотрясал империю и во многом подготовил ее падение в результате Октябрьской революции? Неужто из-за таких мелочей? Как говорится, не надо нас дурить.

Одной из причин недомолвок, окружающих данную тему, кроме причин идеологического свойства, о которых будет сказано ниже, является чрезвычайно широкий диапазон вариаций учения. Настолько широкий, что, похоже, кроме названия «старая вера» ничего их не объединяет. Трудно даже назвать это учением, т. е. концепцией, подчиненной одной идее. Речь скорее идет просто о совокупности разнородных и даже прямо противоположных взглядов. Отсюда и замалчивание: такой сумбур легче обойти вниманием, чем объяснить.

Однако все это характерно лишь для более-менее современного состояния старообрядчества, на котором, понятное дело, сказалось неумолимое время. Не могло не сказаться. Ведь вероучение прошло этап так называемого «исправления», а по сути, уничтожения своих богослужебных книг и сохранилось во многом благодаря устной традиции. Память людская, естественно, не могла донести до нас всех его нюансов. Внесли свою лепту в процесс искажения его сути и новые политические веяния.

Но определенную системность в этом скопище взглядов все-таки можно обнаружить. Для этого надо просто очистить его от идеологической шелухи. Путаницу внесли идеологи от истории, пытающиеся представить старую веру практически не отличающейся от никонианского православия. Посчитали, что так можно будет приобщить Русь к мировым цивилизационным основам. Или хотя бы создать видимость этого. Старая вера казалась им далекой от этих основ и дикой. Впрочем, возможно, это произошло бессознательно.

В старообрядчестве можно выделить два основных направления: поповство и беспоповство. Наиболее распространенным является поповство, видимо, из-за своей демократичности и мягкой оппозиции новообрядцам. Поповцы признают все семь основных таинств христианства, а также необходимость отправления церковных обрядов и служб священниками, отчего, собственно, и названы поповцами. Еще они считают возможным переход священников из новообрядческой церкви в старообрядческую, для чего достаточно совершения над ними ритуала миропомазания.

В отличие от них, беспоповцы считают священников-новообрядцев ужасными еретиками и возможность перехода их в старый обряд связывают с необходимостью крещения. Более того, они вообще не признают необходимость совершения служб священниками. Считается, что эта мера, (т. е. отказ от священничества) была с их стороны вынужденной. Якобы после раскола духовенство перестало нарождаться в старообрядчестве или ушло в новый обряд. Не в силах преодолеть образовавшийся вакуум, староверы вынужденно отказались вообще от института священничества.

В такой трактовке заметно лукавство. Почему же они из своей среды не продолжали выделять священников, если так в них нуждались? Старая вера ведь не ими была упразднена. Почему, не признавая решений никониан, они тем не менее de facto признали одно из таких решений — свою не-легитимность и тем самым невозможность выдвигать священников из своего круга?

Не было это вынужденной мерой. Никогда у беспоповцев не было института священничества. А потому и возможности выделять священнослужителей из своих рядов не было. Неприятие священничества было одной из отличительных черт этого направления еще до Раскола, о чем уже говорилось в связи с казаками. Противоположные же факты, т. е. факты наличия священников у староверов до Раскола, которые обычно приписывают всему древлеправославию, относятся лишь к поповству, которое, судя по всему, является продуктом адаптации старой веры к новым правилам игры, принятым после унии церквей в 1438–1445 гг. на Ферраро-Флорентийском соборе. Одно из направлений поповства — так называемое единоверие — в силу своего соглашательского характера даже перешло под юрисдикцию РПЦ в 1800 г. Оно и поныне существует там в виде отдельной структуры, имея законных священников и возможность исповедовать наряду с новыми обрядами и дореформенные.

Получается, поповство в целом — менее древнее явление, чем беспоповство, и, следовательно, лишь беспоповцев можно квалифицировать как наиболее последовательных староверов. Да, собственно, и как староверов вообще, в противоположность поповцам, которых правильней называть старообрядцами в силу расхождений с никонианством в основном по линии обрядов[84]. Беспоповцы как жили без священников испокон веков, так и продолжают это делать сейчас, спасаясь в труднодоступных местах российской глубинки от неправедного влияния новых традиций. Бог на небе, а на земле его нет, — считают они, — молясь, как древние тюрки, их предки, Высокому Синему Небу — одному из воплощений единого Бога иудеев. Или Спасу, также являющемуся для них олицетворением все того же единого Бога.

Здесь следует вспомнить, что и в идеологии древних иудеев звучат нотки об отсутствии в делах людских Божьего промысла. Я имею в виду саддукейский тезис о трансцендентности Бога.

Таким образом, мы приходим к осознанию наличия в старообрядчестве даже не двух начал, а двух совершенно различных теологических конструкций, одну из которых пока еще очень осторожно можно назвать дохристианской. «Греческая вера», которую приписывают всем староверам и которой на самом деле придерживались лишь поповцы, — это латинство, или униатство, навязанное грекам на упомянутом Соборе путем шантажа военной помощью против османской экспансии. Эту веру абсолютно точно можно считать несторианской, т. е. неким компромиссом между арианством и латинством, или католичеством. Даже символ веры поповцев представляет собой несторианский вклад в разгром арианства. Насколько помнится, он звучит как «рожденна, а не сотворенна», что относится к сущности Христа, каковая арианами как раз считалась сотворенной. Кроме всего прочего, несториане, как и старообрядцы, крестились двоеперстием.

Кстати, никонианский Символ веры парадоксальным образом представляет собой некий отход от категоричности поповцев и звучит так: «рожденна, не сотворенна» (без союза «а»), что можно трактовать даже, как некоторый возврат к арианству.

Представьте себе: только непосредственно перед османским завоеванием Византия искоренила арианскую «ересь», и то лишь под давлением Запада! А России это и тогда не удалось. Здесь она в виде беспоповства существовала еще очень длительное время и даже в каких-то отдаленных скитах продолжает существовать и сейчас.

Ну а что такое арианство, мы уже знаем. Это тот же иудаизм, только с включением некоторых христианских элементов. У староверов таким элементом, видимо, было понятие «Спаса», т. е. «Спасителя». Возможно даже, что и это понятие, придавшее христианскую окраску этому русскому иудаизму, проникло сюда только после Ферраро-Флорентийского собора. Но в любом случае степень наличия христианских элементов в данной религии была ничтожной, если вообще была.

Вот потому я и причислил ее к разряду дохристианских верований.

Здесь могут возразить, что в старообрядчестве присутствовало крещение, которое можно считать неотъемлемым атрибутом христианства независимо от способа крещения (двуперстием или троеперстием, обливанием или погружением, в миру или в церкви). Должен разочаровать тех, кто так думает. Крещение практиковалось задолго до христианства. Вот что можно прочитать по этому поводу в Энциклопедии Британика: «Использование креста как религиозного символа в дохристианские времена и среди нехристианских народов может, вероятно, рассматриваться как почти универсальное, и во многих случаях оно было связано с определенной формой поклонения природе».

Крест был известен в Халдее, Ассирии, Вавилоне, Финикии. Поклонялись кресту древние египтяне. «Его изображение видно на большинстве памятников, на сосудах, на одеждах жрецов, на шее воинов, на богах и богинях. Особенно часто с крестом в руке изображались Исида и Гор (одна из таких фигурок хранится в Лувре)»[85].

Изображения креста были обнаружены даже на стоянках каменного века.

Для нашей темы представляет интерес использование креста в Иудее. В книге, цитатой из которой я только что воспользовался, можно найти сведения и об этом: «По мнению ряда исследователей, крест был как раз тем знаком, который должны были израильтяне по приказанию Яхве нарисовать кровью агнца на дверях жилищ, чтобы ангел смерти миновал иудеев. Крест, согласно Исайе (LXVI, 19) и Иезекиилю (IX, 4,5), служит знаком, отличающим благочестивых израильтян от остальной массы людей, которых Яхве собирался истребить. Когда амалекитяне начали одолевать израильтян, Моисей держал при помощи Аарона и Ора руки свои простертыми ввысь в виде мистического креста, что и дало израильтянам победу над врагом: «И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль: а когда опускал руки свои, одолевал Амалик. Но руки Моисеевы отяжелели: и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем. Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной, другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца» (Исход, XVII, 11, 12)»[86].

Не вызывает сомнений, что в теологии еврейства крест занимал важное место.

Можно вспомнить в связи с этим Иоанна Крестителя, который, будучи иудеем, крестил еще до прихода Спасителя. Это укрепляет в мысли о том, что этот обряд был древним иудейским ритуалом. Кстати, в Евангелиях упоминается о некой делегации от евреев, прибывшей к Иоанну Крестителю с вопросом, на каком основании тот крестит, не являясь ни Мессией, ни Илией, ни пророком. Выходит, будь эти условия соблюдены, крещение было бы ими одобрено?

Вспоминается также, что слово «Христос», якобы связанное семантически со словом «крест», на самом деле является греческим переводом еврейского слова «машиах», означающего мессию, помазанника Божия. Получается, крест изначально был символом иудейского мессианства, а не орудием казни Христа. Это подтверждает даже его первоначальная форма. Древние кресты были четырехконечными с равными сторонами. Они даже отдаленно не напоминали распятие, которое, как известно, имело Т-образную форму. К дохристианским можно отнести так называемый «греческий» крест, изображенный на одном из сосудов, обнаруженных при раскопках на острове Крит и датируемых еще III тысячелетием до н. э.[87].

То есть даже наличие ритуала крещения у староверов не отрицает иудейской основы их верований.

Но есть черты, прямо указывающие на родство староверов с «богоизбранным народом». Это их деловая хватка, предприимчивость, считающиеся отличительными признаками еврейской нации. Казалось бы, с данными качествами плохо сочетается широко известная набожность староверов. Тем не менее эти бородачи удивляли и продолжают удивлять исследователей тем вкладом, который они внесли в развитие отечественного предпринимательства и, соответственно, высотой занимаемого ими в царской России социального положения. Примечательно, что такое же удивление высказывал в книге «Протестантская этика и дух капитализма» социолог М. Вебер по поводу сочетания у западных протестантов «виртуозности в сфере капиталистических отношений с самой интенсивной формой набожности».

Во многом именно благодаря староверам к началу XX века Россия достигла самых высоких в Европе темпов роста промышленного производства. Только несколько цифр: к этому времени 80 % российского капитала принадлежало представителям старообрядчества, тогда как в общей массе населения России они составляли всего 20 %. Морозовы, Рябушинские, Демидовы, Коноваловы, Гучковы, Щукины, Прохоровы, Солдатенковы, Третьяковы, Сироткины — список старообрядцев, являющих собой гордость российского предпринимательства, можно было бы продолжить.

О ведущей роли старообрядчества в дореволюционном бизнесе говорится в донесении тайного агента в Москву, датируемом еще 1736 годом: «Раскольников на Урале умножилось. На заводах Демидовых и Осокиных приказчики — раскольники, едва ли не все! Да и сами промышленники некоторые — раскольники… Нежели оных выслать, то конечно, им заводов держать некем. И в заводах государевых будет не без вреда! Ибо там при многих мануфактурах, яко жестяной, проволочной, стальной, железной, почитай всеми харчами и потребностями торгуют олоняне, туляне и керженцы — все раскольники».

Незаменимость старообрядцев в российских делах после долгих лет гонений и бесправия привела к легализации их положения. Екатериной II был издан манифест о восстановлении их в правах. «В силу указов Екатерины II раскольники, получив полные гражданские права и свободы богослужения по старым книгам, во множестве добровольно воротились из-за границы, куда толпами уходили во время преследований, вышли из лесов и скитов и явились жителями городов. Из бесполезных для общества и государства тунеядных отшельников и пустынников превратились они в домовитых, оборотливых и богатых торговцев, фабрикантов и ремесленников, придавших новые, свежие силы развитию государственного богатства». Так писал в своих «Письмах о расколе» Мельников-Печерский — выдающийся знаток российского старообрядчества.

В руках предпринимателей-староверов традиционно находилась торговля хлебом. Текстильная промышленность также стала на ноги во многом благодаря их усилиям. По сохранившимся данным, в Лефортове, одном из фабричных пригородов Москвы, из 17 существующих там крупных текстильных предприятий 12 принадлежали староверам.

Примечательно, что, будучи приверженцами древних духовных традиций, старообрядцы не были консерваторами в ведении дел. Напротив, ими применялись новейшие и самые прогрессивные технологии и способы хозяйствования. Большим прогрессом по сравнению с практикой использования подневольного труда, труда крепостных, явилось использование ими свободного наемного труда, что давно уже практиковалось на Западе. Именно таким путем были созданы такие виды отечественной промышленности, как хлопчатобумажная и шерстяная. Можно упомянуть даже о таком невиданном для России того времени способе приобщения рабочих к общему делу, как участие их в собственности предприятия. Раздать рабочим часть акций Никольской мануфактуры, владельцем которой он являлся, подумывал такой известный в России предприниматель-старовер, как Савва Морозов.

Староверы бдительно следили за новейшими техническими разработками и первыми применяли их в своем производстве. Будучи патриотами, они тем не менее широко использовали новейшую зарубежную технику. Именно на предприятиях старообрядца Соколова в 1827 году впервые появились жаккардовские станки. Дед упомянутого выше Саввы Тимофеевича Морозова, Савва Васильевич, в 40-х годах XIX века оборудовал свои текстильные фабрики английскими станками по ланкаширскому образцу, используя английских инженеров. Этим примером воспользовались и другие предприниматели-староверы. Еще 122 фабрики, в большинстве своем принадлежащие староверам, были оборудованы таким же образом.

Здесь могут возразить, что все это не указывает на родство наших фигурантов с евреями, что сходство между ними имеет лишь поверхностный характер. Мол, обе общности формировались под воздействием одинаковых факторов, что не могло не привести к сходным результатам. Будучи маргинальными образованиями, обе они были поставлены в жесткие условия выживания. Необходимость сопротивляться враждебному окружению выработала в ревнителях «древлего благочестия», как и в евреях, соответствующие качества: упрямство, целеустремленность, честолюбие, волю к победе.

В этом, бесспорно, есть доля правды. Действительно, для выяснения происхождения всех этих черт можно иногда обойтись и без привлечения еврейских пращуров, что многие и делают. Считается (и небезосновательно), что сходство с «богоизбранными», т. е. крепость общины, деловитость ее членов, взаимовыручка, достигалось другими путями. Община укреплялась путем тщательного отбора кандидатов в ее члены, своего рода старообрядческого гиюра. Ведь принимали в старообрядцы отнюдь не недоумков, а людей, могущих принести ей пользу. То есть соответствующие качества не только вырабатывались внутри данного коллектива, но и вливались в него извне. Посредством же заключения преимущественно внутриобщинных браков отобранные качества закреплялись на наследственном уровне. Имела место своего рода селекция.

Наверняка, если бы революция не поставила точку в этом процессе, мы к настоящему времени имели бы в лице староверов если не очередную «богоизбранную расу», то хотя бы ее уверенные побеги.

Собственно, уже сам отказ от перехода в новый обряд, суливший массу неприятностей непокорным, был первым вкладом в формирование необычайно стойкого в нравственном, да и во всех других отношениях, движения. Православных, предпочитающих умереть «за едину букву «аз», по их выражению (т. е. букву «а» в Символе веры старообрядцев «рожденна, а не сотворенна», от которой они ни под каким предлогом не желали отказаться), уже за одно это с полным основанием можно считать «избранными».

А гонения на них, как и накал противостояния вообще, были нешуточными. Почти восемь лет, с 1668 по 1676 год, осаждали царские войска Соловецкий монастырь — оплот сопротивления новой вере. «Плачемся вси со слезами, — писали иноки монастыря царю Алексею Михайловичу, — помилуй нас, нищих и сирот, повели, государь, нам быти в той же нашей старой вере, в которой отец твой государев, и вси благоверные цари и великие князи скончались, и преподобные отцы Соловецкой обители Зосима, Савватий, Герман и Филипп митрополит, и вси святые отцы угодили Богу».

Мольбы, однако, не тронули царя, и в ночь на 22 января 1676 года стрельцы ворвались в монастырь через черный ход, предательски открытый одним из братьев. В результате страшной резни пало около 400 иноков. Их рубили, топили в прорубях, вешали. На место убитых была прислана замена из Москвы.

Не менее жестоко обошлись еще с двумя упорствующими — боярыней Ф.П. Морозовой и княгиней Е.П. Урусовой, родными сестрами, представительницами боярского рода Соковниных. Будучи с детства окруженными всеми земными благами и почестями, они тем не менее предпочли всему этому следование канонам древлего благочестия. По указу царя они были преданы пыткам и сосланы в Боровск. Их и еще нескольких упорствующих содержали в земляной яме, морили голодом и жаждой. В конце концов все они погибли. Одну из них, инокиню Иустину, заживо сожгли в срубе.

Вообще, сожжение в срубе — казнь, весьма широко применявшаяся по отношению к старообрядцам. (Еще одна аналогия: в Средние века сжигали и евреев, не желавших принять христианство). Этой мучительной казни в 1682 году были подвергнуты вожди старообрядчества — протопоп Аввакум, священник Лазарь, дьякон Федор, инок Епифаний. Перед этим они 14 лет содержались в земляной тюрьме в Пустозерске. Дабы они не могли произносить и излагать на бумаге свои крамольные речи, им, за исключением Аввакума, отсекли правые руки и вырвали языки. По преданию, уже объятый языками пламени, Аввакум поднял руку, сложенную в двуперстие и выкрикнул последние слова: «Будете этим крестом молиться, вовек не погибнете!»

К репрессиям добавилось и добровольное мученичество. Коль скоро в глазах идеологов старообрядчества пал Третий Рим, с коим отождествлялась Русь, — а именно к такому событию приравнивалось торжество никонианства, — то наступило царство Антихриста. Ведь Четвертому Риму по их понятиям не бывать. В таких условиях своеобразным вариантом спасения стал уход от мирской суеты, аскеза. К нему чаще всего прибегали члены одного из беспоповских толков — бегуны, центр обитания которых находился неподалеку от Ярославля.

Самые же непреклонные видели спасение даже в полном отказе от жизни. Нередко в таких случаях прибегали к самосожжению, в том числе и к массовому. Насчитывают более двадцати тысяч человек, покончивших собой таким способом в конце XVII века. Даже в XVIII и в XIX веках самосожжения и другие виды самоубийств (самопогребение, голодная смерть) не прекратились. А насильственное сожжение применялось по отношению к упрямцам еще в XVIII веке.

Можно представить, какой твердостью духа и фанатизмом обладали люди, не отвергнувшие в таких условиях веру. А вот покинули ее, испугавшись преследований, люди другого склада ума. Из них сформировался класс людей, заметно уступавших староверам в силе духа, практической сметке, способности к хозяйствованию, грамотности. Произошла своего рода очистка, которая дала оставшимся колоссальные преимущества. Утратив льготы (старообрядцы платили государству «двойной оклад» вместо одной подушной подати), перейдя практически на нелегальное положение, община тем не менее заняла лидирующие позиции среди других социальных групп.

Кстати, во всем этом видится опровержение мнения о том, что старая и новая вера различались лишь в деталях. Не пошли бы упрямцы на такие муки ради одной буквы «аз». Не в формальностях здесь дело.

Что касается упомянутой грамотности, то ей староверы уделяли особое внимание. Наперекор традиции, рисующей их лапотными мужиками, не знающими даже азбуки, они были почти поголовно грамотными. Образ толстовского Филиппка с его «хве, и — хви, ле, и — ли…» вряд ли уместен при их описании. По имеющимся сведениям старообрядцы, наряду с евреями, составляли не только наиболее зажиточную, но и наиболее образованную часть населения дореволюционной России. Вот данные только по Костромской и Вятской губерниям. «Вятские губернские ведомости» в июне 1883 года отмечали, что почти все староверы этих областей умели читать и писать. «На воспитание детей и на их образование обращается несравненно большее внимание, чем в среде православной… Мальчик учится под руководством отца, матери или наставника, какого-нибудь почтенного седовласого старика, который уже бросил землю, сдал ее общине или домашним и посвятил остаток своих сил обучению детей грамоте или закону. Главные предметы обучения: Часослов, Псалтырь и письмо. В последнее время стали учить «цифири», «книгам гражданской печати».

Кажется, что мотивов к овладению грамотой у староверов не было. Но они тотчас обнаруживаются, как только мы вспоминаем об отсутствии священников в их рядах и о необходимости самим выполнять их функции, что предполагало как минимум умение читать. А еще можно вспомнить, что в силу запрета на переиздание старых богослужебных книг существовала необходимость их переписывать. Отсюда — соответствующие способности. При каждой общине обязательно создавалась школа. Овладение грамотой было обязательно для всех.

А еще грамотность была полезна для выживания, что создавало дополнительные стимулы к овладению ею.

Если же говорить о том, что отличало староверов от евреев, то это в первую очередь отсутствие ответвлений в виде криминалитета. Видимо, они не были настолько чуждым элементом в обществе, чтобы обогащаться столь беззастенчивым способом, как бандитизм. Возможно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что их духовность несколько отличалась от духовности ранних иудеев, рассчитывавших только на свои силы и не верящих в воздаяние за грехи. Все-таки христианская этика с ее общечеловеческими ценностями и доминированием понятия греха занимала какое-то место в их взглядах.

А вот о вкладе еврейства в развитие мирового криминалитета известно достаточно широко. Более того, не будет преувеличением сказать, что именно евреи и заложили фундамент современного уголовного мира. Свидетельством этого может служить даже воровской жаргон (феня), испытавший на себе огромное влияние еврейских языков — идиша и иврита. В «Наставлении по полицейскому делу», опубликованном в 1892 году Департаментом полиции Министерства внутренних дел Российской империи, отмечается: «Межъ воровъ во множестве употребляются слова еврейскаго происхождения».

Может это и несколько умозрительно, но известное кредо уголовников «Не верь, не бойся, не проси» близко к мировоззрению древних иудеев с его равнодушным Богом и абсолютной свободой воли.

Но, думается, основная причина появления у евреев уголовных наклонностей кроется не в их ментальности. Нетерпимость к инакомыслию со стороны христиан сделала свое черное дело. Поставив евреев вне закона, превратив их в изгоев, они нажили себе страшного врага. Соткав паутину тайных криминальных организаций, «богоизбранные» и в этом деле проявили недюжинные способности.

Не скажу, что здесь они нашли лучшее применение своим талантам, но ведь это было не единственное из того, что они умели. Далеко не единственное. А поэтому не будем судить их слишком строго. Тем более что в настоящее время с исчезновением религиозного прессинга и по мере выхода из подполья данная черта все реже в них проявляется.

Впрочем, кое-что из криминального набора черт можно обнаружить и в наклонностях староверов. Правда, сформировались они не в криминальной среде и отнюдь не из-за безудержной склонности к обогащению. Староверы приложили немало усилий к искоренению ненавистной им и немало сделавшей для их уничтожения российской монархии. Власть они не любили. Триста лет гонений сделали свое дело. Отсюда помощь революции и скатывание к терроризму и даже уголовщине в рамках этой помощи.

В старообрядческой общине, к примеру, начинал свою борьбу один из лидеров террористической организации «Народная воля» А.Д. Михайлов. Протопоп Аввакум и боярыня Морозова были кумирами другой участницы той же организации — известной революционерки Веры Фигнер. Их образы придавали ей силы во время многолетнего заключения в Шлиссельбургской крепости. «Морозова, — писала она в своих воспоминаниях, — непоколебимо твердая и вместе такая трогательная в своей смерти от голода, говорит о борьбе за убеждения, о гонении и гибели стойких, верных себе».

Кажется невероятным, но деятельность по подготовке и осуществлению революции, граничащая с терроризмом, базировалась на религиозных принципах. Еще протопоп Аввакум, этот «буревестник» раскола, называл царя и Никона двумя рогами апокалипсического Зверя, руководимого Антихристом. Борьба с этим Антихристом — одна из ипостасей старообрядческого участия в революции. Коль скоро ниспровержение царства Антихриста было мотивом выступлений старообрядцев Булавина, Разина и Пугачева против царизма, то почему бы этому же мотиву не присутствовать в деятельности по подготовке и осуществлению революции 1917 года[88]?

Даже учение К. Маркса, подчас прямо враждебное религии в любой ее форме, было задействовано в борьбе с Антихристом. Не помешало и то, что в нем сквозит ненависть к капиталу, который представляли староверы. Впрочем, интерес к марксизму подогревался вовсе не тем, что увидели в нем большевики, а буржуазно-демократическими устремлениями этих «новых русских». В теории Маркса, как и в будущем обществе, построенном на принципах народовластия, им грезились радужные перспективы их легализации и свободного применения капиталов. Не предполагали мечтатели, насколько далеко может зайти процесс «демократизации» в России.

В 1897 году община организовала «Пречистинские курсы» в Замоскворечье, где преподавались основы марксизма. Около 1,5 тысячи человек в 1905 году являлись слушателями этих курсов. Желающих ознакомиться со столь свежими идеями было так много, что здания не вмещали всех. Выход был найден с помощью одной из представительниц старообрядческого клана Морозовых. Данная особа внесла 85 тысяч рублей на строительство трехэтажной школы соответствующей направленности, а городская дума, возглавляемая опять-таки старообрядцем Гучковым, выделила землю под школу.

Кстати, староверы в этой думе составляли большинство вплоть до 1917 года, благодаря чему школа получала ежегодно субсидию из городского бюджета в размере 3 тысячи рублей.

Примечательно, что столь же деятельное участие в революции приняли и евреи. Это если и не указывает прямо на общность происхождения, то хотя бы наталкивает на мысль о сходстве жизненных установок.

Собственно говоря, на это же сходство указывает и странное увлечение староверов идеями марксизма. В чем здесь точки соприкосновения помимо упомянутых буржуазно-демократических позиций? Ответить на этот вопрос можно лишь допустив, что в своем мировоззрении древле-православные опирались на тот же старый добрый древнееврейский деизм, который лежит и в основе учения еврея К. Маркса. Ведь не секрет, что атеистический рационализм Маркса и указанный деизм — «близнецы-братья».

В свою очередь, допустив деистскую основу мировоззрения староверов, мы должны увидеть в этом еще один, глубинный (помимо одинаковых внешних условий), фактор появления у них характеристик, подобных еврейским.

То есть без апелляции к древнееврейским пращурам и их преданию в этом вопросе все равно не обойтись. Ибо именно оно послужило наиболее действенной основой формирования предпринимательского духа у представителей старообрядчества, обогнав по степени воздействия на их ментальность даже такие мощные стимулы, как гонения и изоляция.

14. «Скромное обаяние» протестантизма

Убедительные доводы в пользу этого можно обнаружить в работе М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Правда, староверы там не упоминаются — речь идет о влиянии протестантской этики на формирование идеологии западноевропейского предпринимательства, — тем не менее к нашим фигурантам работа имеет самое непосредственное отношение. Ведь старообрядчество — это и есть протестантизм в чистом виде. Протестантизм на российской почве. Налицо все признаки данного явления: оппозиция официальной церкви, отрицание за церковью роли посредника между людьми и Богом, секуляризация религиозной жизни, приоритет в ней моральных ценностей, акцентирование внимания на понятии «внутреннего Бога», или «Бога в душе», и т. п.

Так вот, западному протестантизму, согласно наблюдениям Вебера, была свойственна та же черта, которая характеризовала и соответствующий феномен российской действительности. Имеется в виду специфическая склонность к предпринимательству. «При ознакомлении с профессиональной статистикой любой страны со смешанным вероисповедным составом населения неизменно обращает на себя внимание одно явление, неоднократно обсуждавшееся в католической печати и литературе и на католических съездах Германии. Мы имеем в виду несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего технического и коммерческого персонала современных предприятий. Это находит свое отражение в статистических данных не только там, где различие вероисповеданий совпадает с национальными различиями и тем самым с различием в уровне культурного развития, как, например, в Восточной Германии с ее немецким и польским составом населения, но почти повсеместно, где капитализм в пору своего расцвета мог беспрепятственно совершать необходимые ему социальные и профессиональные преобразования; и чем интенсивнее шел этот процесс, тем отчетливее конфессиональная статистика отражает упомянутое явление»[89].

Само по себе все это, конечно, не свидетельствует в пользу доминирования религиозных принципов в формировании духа предпринимательства, равно как и не опровергает устоявшегося мнения об обусловленности такого духа гонениями и изоляцией, согласно которому любой коллектив, независимо от исповедуемой в нем религии, став «гонимым», непременно обнаружит у себя склонность к коммерческой деятельности, т. е. тот самый веберовский «капиталистический дух».

Однако следующее наблюдение позволит уже с некоторым скепсисом отнестись к теории «гонений».

«Между тем католики Германии не подтверждают эту закономерность, — отмечает Вебер, имея в виду возможность появления тяги к предпринимательству в маргинальных сообществах, не относящихся к протестантству, — во всяком случае так, чтобы это бросалось в глаза; надо сказать, что и в прошлом, в те времена, когда в Англии и Голландии католиков либо преследовали, либо только терпели, они, в отличие от протестантов, ничем особенным не проявляли себя в области экономики. Скорее можно считать установленным, что протестанты (особенно сторонники тех течений, которые будут подробно рассмотрены в дальнейшем) как в качестве господствующего, так и в качестве подчиненного слоя населения, как в качестве большинства, так и в качестве меньшинства проявляли специфическую склонность к экономическому рационализму, которую католики не обнаруживали и не обнаруживают ни в том, ни в другом положении. Причину различного поведения представителей названных вероисповеданий следует поэтому искать прежде всего в устойчивом внутреннем своеобразии каждого вероисповедания, а не только в его внешнем историко-политическом положении».

То есть именно «скромное обаяние» протестантизма, не исключая, конечно, и дополнительной роли фактора гонений, следует считать основной причиной возникновения предпринимательского духа у его последователей, тогда как доктрина католицизма, напротив, способствовала выработке большей частью созерцательно-потребительского отношения к жизни.

В чем секрет именно такого воздействия протестантской этики на поведение? Ведь в ней не было того вольнолюбивого духа, который отличал идеологию более позднего движения просветителей и который, казалось, мог выступить единственной причиной превращения забитого обывателя в предприимчивого буржуа, что и произошло, вылившись в цепочку буржуазно-демократических революций XVII–XIX веков.

Напротив, жизнь протестанта была, пожалуй, даже в большей степени подчинена религиозным предписаниям и запретам, чем жизнь ортодоксального католика. Строгая регламентация поведения, простота нравов, граничащая с аскетизмом, трепетное отношение к труду были теми чертами, которые характеризовали не только истого пуританина, но и протестанта вообще.

А еще фатализм и полное отсутствие возможности спасения… Вот как в интерпретации Вебера выглядит доктрина одного из наиболее популярных протестантских движений — кальвинизма: «Не Бог существует для людей, а люди для Бога; все деяния человека (для Кальвина также является непреложной истиной, что для вечного блаженства предназначены лишь немногие) имеют смысл только как средство самоутверждения божественного величия. Прилагать масштабы земной «справедливости» к суверенным решениям Всевышнего бессмысленно и к тому же оскорбляет Его величие. Ибо Он, и только Он один, свободен, то есть неподвластен закону, и решения Его лишь постольку могут быть поняты и даже просто известны нам, поскольку Он сочтет за благо сообщить их нам. Нам даны лишь эти фрагменты вечной истины, все остальное, и в частности смысл нашей индивидуальной судьбы, покрыто таинственным мраком, проникнуть в который нам не дозволено. Если бы отвергнутые Богом стали жаловаться на не заслуженную ими кару, они уподобились бы животным, недовольным тем, что они не родились людьми. Ибо всякая тварь отделена от Бога непреодолимой пропастью и обречена им на вечную смерть, разве только он решит иначе во славу величия своего. Нам известно лишь одно: часть людей предопределена к блаженству, остальные же прокляты навек. Полагать, что заслуги или проступки людей оказывают влияние на их судьбы, было бы равносильно тому, что абсолютно свободные, от века существующие решения Бога мы сочли бы возможным подчинить человеческому влиянию — предположение совершенно немыслимое. Доступный пониманию людей «небесный отец» Нового Завета, радующийся обращению грешника, как женщина найденной монете, вытеснен далекой от человеческого понимания трансцендентной сущностью, от века предопределившей судьбу каждого человека в соответствии со своими непостижимыми для людей решениями и простирающей свою власть над всем мирозданием вплоть до мельчайшей частицы космоса. Поскольку решения Бога изначальны и не подвержены изменению, божественное милосердие в такой же степени не может быть утеряно теми, кому оно дано, в какой оно недостижимо для тех, кто его лишен.

Это учение в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида, В решающей для человека эпохи Реформации жизненной проблеме — вечном блаженстве — он был обречен одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе»[90].

Как далеко этой доктрине до жизнеутверждающей философии просветителей с ее радостным гедонизмом и побуждающим к действию ощущением абсолютной свободы! Она оставила людям даже меньше шансов на спасение и, соответственно, меньше поводов для оптимизма, чем изрядно поднадоевшая доктрина католицизма. Если католик, отметившийся богоугодными делами, мог рассчитывать на райскую жизнь хотя бы после смерти, то кальвинисту даже на это не приходилось надеяться. Его не мог спасти даже Бог, который спасал лишь избранных, независимо от их дел, согласно своему «тайному плану». «Христос умер лишь для спасения избранных, и только их грехи Бог от века решил искупить смертью Христа. Это абсолютное устранение веры в спасение души с помощью церкви и таинств (с последовательностью, еще неведомой лютеранству) было той решающей идеей, которая отличала кальвинизм от католичества. В этом находит свое завершение тот великий историко-религиозный процесс расколдования мира, начало которого относится ко времени древнеиудейских пророков и который в сочетании с эллинским научным мышлением уничтожил все магические средства спасения, объявив их неверием и кощунством. Истый пуританин даже у гроба своих близких отказывался от всех религиозных церемоний и хоронил их тихо и незаметно, дабы не допустить никакого «superstition» (суеверия. — Г.К.), никакой надежды на спасение путем магических сакраментальных средств. Не существовало не только магических, но и вообще никаких средств, которые могли бы обратить божественное милосердие на того, кто лишен его волею Бога. В сочетании с жестким учением об абсолютной трансцендентности Бога и ничтожности всего сотворенного эта внутренняя изолированность человека служит причиной негативного отношения пуританизма ко всем чувствен-но-эмоциональным элементам культуры и субъективной религиозности (поскольку они не могут служить спасению души и способствуют лишь появлению сентиментальных иллюзий и суеверному обожествлению рукотворного), а тем самым и причиной принципиального отказа его от всей чувственной культуры вообще»[91].

Недалеко от кальвинизма ушло и лютеранство в этих вопросах. Да, принцип sola fide Лютера освободил человека от тупого следования множеству религиозных предписаний и норм. Будучи выдвинутым в связи с продажей индульгенций католической церковью, он предоставил человеку возможность оправдания своей греховности «одной верой». Однако радости это не прибавило. Несмотря на некоторые послабления по сравнению с кальвинизмом, спасение оставалось практически недосягаемым для верующего. Так же как и в кальвинизме, предпринимательская деятельность, труд вообще, не гарантировали спасения, которое выступало результатом все тех же тайных намерений одного Бога. Возможность спасения была — ведь Бог благоволил к избранным, — но состою ли я в числе таковых? Это для человека оставалось тайной за семью печатями.

Казалось бы, у верующего во все это должны были опуститься руки.

Тем не менее произошло обратное, т. е. небывалый прилив жизненной активности. Но чтобы понять логику происшедшего, надо немного поднатужиться. Трудны для понимания кульбиты протестантской мысли. Оказывается, активная жизненная позиция, «добрые дела» все-таки имели значение в жизни верующего. Да, спасение нельзя было заработать ни внешним благочестием, ни даже отдельными богоугодными поступками. Оно было доступно лишь избранным. У квакеров даже крещение с причащением не считались средствами спасения. Но можно было увериться в своей избранности к спасению. И вот для этого-то и нужны были «добрые дела», точнее, повседневная рутинная деятельность «во славу Божью». То есть верующий ежечасно, ежеминутно проверял себя на принадлежность к кругу избранных, на возможность, следовательно, быть спасенным. От того, насколько профессионально он выполнял работу, зависело, может ли он быть угодным Богу. Испытание веры нравственностью и трудом и составляло суть протестантской аскезы. То есть спастись трудом нельзя было — все зависело от воли Божьей, — но можно было хотя бы получить уверенность в своей богоизбранности.

Собственно, тезис об оправдании верой и трудом, а не так называемыми «делами закона», т. е. внешней благочестивостью, имеется и в христианстве[92]. Но там он носит характер увещеваний, ничем не подкрепленных. Спаситель ведь уже расплатился сполна за наши прегрешения. Чего ж волноваться? Не налагало это ответственности. Тем более что существовала возможность покаяться, причаститься, замолить грехи, наконец. Не слишком строг христианский Бог к грешникам.

Поэтому если говорить об аналогиях, то надо упомянуть в первую очередь иудаизм, от которого описанное вероучение отличалось лишь в деталях. Собственно, ассоциация с верой древнего Израиля возникает уже после упоминания о богоизбранности как пути к спасению. Ссылки протестантов в основном на ветхозаветные книги, например Книгу Иова, лишь укрепляют в этой мысли.

Понимание этого есть и у Вебера, судя по фрагменту его рассуждений, приведенных выше: «В этом находит свое завершение тот великий историко-религиозный процесс расколдования мира, начало которого относится ко времени древнеиудейских пророков и который в сочетании с эллинским научным мышлением уничтожил все магические средства спасения, объявив их неверием и кощунством».

Получается, «расколдование мира» — это процесс, инициированный еще «древнеиудейскими пророками». А нам втолковывали, что это протестное, реформистское по отношению к католической церкви явление. На самом деле все наоборот: это католицизм — протест против указанного «расколдовывания», или фактического атеизма, древнееврейской мысли, попытка с помощью понятия об искупительной жертве Христа придать этой мысли характер некоего утешения, подсластить горькую пилюлю «неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида» в огромном, бесчувственном мире обещаниями единения с Богом и сладкой жизни в раю.

Сходство протестантства с иудаизмом очевидно для многих. Это отмечал и Вебер: _ «Если многие современники, а также и писатели последующего времени определяли этическую настроенность именно английских пуритан как «english hebraism» (английский иудаизм. — Г.К.), то это при правильном понимании вполне соответствует истине».

Если же говорить об отличиях, то они касаются, в первую очередь, отношения к труду. У иудеев оно не столь трепетное. В их сотериологии первое место занимает соблюдение талмудических предписаний, Закона, что вполне объяснимо. Ведь они — потомки ревнителей этого самого Закона, жрецов. Для них «избранность» есть лишь продукт выбора веры и следования догмам. Ее не надо добиваться трудом и аскезой.

Здесь надо добавить, что сказанное относится лишь к современной версии иудаизма. Иудаизм саддукейского толка мало чем отличается от протестантства. Единственное отличие, касающееся роли предопределения, на поверку оказывается тождеством. В иудаизме (подчеркиваю, иудаизме дораввинистического периода) человек скован лишь моралью Моисеева Закона, Торы. Во всем остальном он свободен, ибо Бог далек от мира и безразличен к происходящему в нем.

В протестантстве как будто бы все с точностью до наоборот: все действия человека предопределены, от него ничего не зависит, все в руке Божьей. Но это только на первый взгляд. На самом деле из этой самой «запрограммированности» как раз и вытекает свобода воли, от которой уже недалеко до знаменитой протестантской деловитости. Если все мои поступки предопределены, то никто и ничто не мешает мне поступать абсолютно свободно, сообразуясь, конечно, с понятиями о моральном долге. «Воля Божья» выступает лишь как внешний, сопутствующий моим действиям фактор, от которого ничего не зависит и который временами может лишь отягощать сознание бесплодными псевдо-философскими мудрствованиями. «Бритва Оккама» плачет по этой лишней, как оказывается, сущности.

Абсолютная несвобода, таким образом, оборачивается абсолютной свободой, смыкаясь со свободой воли древнего иудея. После этого уже не выглядит неожиданным наличие в наборе черт протестанта нацеленности на получение прибыли, что здесь не только не отметается, но считается признаком богоугодности, если, конечно, не ведет к роскоши, нарушая аскезу. Не случайно не иудею, а именно деисту, масону, протестанту Бенджамину Франклину принадлежит крылатая фраза: «Время — деньги».

Однако отличие все-таки было, и о нем справедливости ради следует упомянуть. Похоже, что протестанты в отличие от саддукеев были тринитариями, т. е. признавали все-таки христианскую Троицу. В первую очередь это касается кальвинизма. Известно, что по настоянию Кальвина за отрицание Троицы был сожжен в Женеве в 1553 году испанский врач Мигель Сервет, открывший два круга кровообращения.

Впрочем, это не отметает все сказанное выше в отношении древнеиудейских корней. Время берет свое. Не могло учение так долго оставаться неизменным в условиях всеобщего торжества христианства.

15. «Ересь жидовствующих» — «перевертыш» русской истории

Итак, сутью протестантства, а значит, и старообрядчества, является деизм — философская основа древнего иудаизма. Кажется, происхождение старой веры можно считать установленным. Но возникает вопрос: не могла ли данная философия быть просто позаимствованной у иудеев, скажем, у хазар, подобно тому, как она по всеобщему мнению была воспринята извне теми же хазарами? В этом случае речь могла бы идти лишь о сходстве идеологий, но никак не о кровно-генетической связи двух формаций.

Некоторые фрагменты российской истории как будто дают повод для такого понимания. Я имею в виду распространение на Руси так называемой «ереси жидовствующих». Этот эпизод позволит по-новому взглянуть на вопрос о «заимствованиях», поэтому стоит остановиться на нем подробнее. К тому же это даст возможность еще ближе подобраться к корням древлеправославия.

Считается, что русское православие во все времена было копией греческого, и это не так далеко от истины, если, конечно, правильно оценивать суть последнего, которая, как было отмечено выше, отличалась от современных своих вариаций. Имеется в виду лежащее в основе греческой веры тех времен арианство, некоторые отклонения от которого в сторону современной версии православия наметились лишь после решений Ферраро-Флорентийского собора в преддверии захвата Константинополя османами.

Так вот, если придерживаться официальной версии, «плохие» иудеи в лице некоего «жидовина Схарии» (Захарии) чуть не отвратили русских от «хорошего» греческого православия. Произошли эти прискорбные события в 1471 году, т. е. почти одновременно с принятием унии церквей на означенном соборе 1438–1445 гг. (разницу во времени с учетом средневековых средств коммуникации можно не принимать во внимание).

Но если греческое православие было арианским по сути, то с учетом мнения о связи двух религий это означает, что и русское православие было таким же. В справедливости этого можно убедиться не только благодаря доктрине беспоповцев, являющейся современным его воплощением и донесшей до нас сквозь века свою арианскую подоплеку, но и по более ранним свидетельствам. Имеется в виду принятие христианства князем Владимиром. Есть одна фраза из «Повести временных лет» (988 г.), позволяющая утверждать, что по своему характеру это было арианство: «Сынъ подобосущенъ и безначаленъ Отцю, рожениемъ точию разнествуя Отцю и Духу. Духъ есть пресвятый Отцю и Сыну подобосущенъ и присносущенъ».

Нетрудно заметить, что данное положение представляет собой арианский Символ веры.

Как видно, арианство не исчезло не только с осуждением и изгнанием Ария, но даже и после утверждения никейского Символа веры на двух Вселенских соборах 325–381 гг. Оно просто вылилось в другие формы. Движение катаров, богомильская ересь, павликианство, монархианство, социнианство и другие разновидности антитринитаризма, были трансформациями арианства на Западе. На Востоке одной из версий было русское православие.

Но арианство — это ни что иное, как вера древнего Израиля, лишь слегка приукрашенная представлениями о Христе как о пророке, призванном донести до нас слово Божье, в некоторых концепциях даже прямо отождествленном с Богом-Словом Ветхого Завета, что делает его, по сути, ветхозаветным персонажем.

Становится очевидным следующее. «Ересь» жидовствующих — никакая не ересь, а исконно русское православие, введенное еще князем Владимиром и даже ко времени Ивана III не утратившее своих древнеиудейских корней. О том, что это было вполне официальное вероучение, можно судить уже по тому, что сам царь благоволил к «жидовствующим». Собственно говоря, и «жидовствующими» эти люди были лишь в глазах реформаторов, поддерживавших унию с латинством, или антисемитов типа настоятеля Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого, возглавившего, так сказать, сопротивление. Основная масса верующих таковыми их не считала. Не считал их таковыми и архиепископ Зосима, в 1490 году возглавивший Русскую церковь и поддерживавший движение. На стороне «жидовствующих» выступили также дьяк Федор Курицын и люди из ближайшего окружения наследника русского престола. В унисон с ересью прозвучало и весьма популярное по тем временам учение Феодосия Косого. Разделяли идеи «жидовствующих» и огромные массы простых верующих. «Такое возникло смятение среди христиан, какого не бывало с той поры, как воссияло в Русской земле солнце благочестия», — скорбел по этому поводу возглавивший борьбу с «ересью» Иосиф Волоцкий.

О массовости движения можно судить по факту многочисленных иконоборческих демонстраций, сотрясавших Московию в 1470 году. Не евреи, а именно русские люди, ссылаясь на Пятикнижие Моисеево, массово уничтожали иконы. «Они, — писал Иосиф Волоцкий, — запрещали поклоняться Божественным иконам и Честному Кресту, бросали иконы в нечистые места, некоторые иконы они кусали зубами, как бешеные псы, некоторые разбивали» (тут, правда, надо сделать поправку на воинственный пыл автора этих строк).

Истоки симпатий к «жидовствующим» будут непонятны, если основываться на представлениях о сугубо христианском характере религии Московского царства. На самом деле вероучение «жидовствующих» как раз и было религией московитов — религией, хранившей на себе явный отпечаток древних, дохристианских верований. Даже хулители этого движения с неохотой признавали, что русские богослужебные книги того времени отражали скорее иудейскую, чем христианскую, религиозную традицию.

Этот эпизод, если и не отметает прямо представления о привнесенности старой веры в религиозные представления обитателей Российского государства, — а ересь жидовствующих наряду с движением стригольников надо считать таким же проявлением старой веры, как и возникшее чуть позже старообрядчество, — то уж точно не свидетельствует в их пользу.

Можно ли поверить, что учение, в корне расходящееся, как полагают, с официальной русской теологической традицией, в самое короткое время охватило практически всю Россию? Можно ли поверить тому, что движение, возглавляемое абсолютно чуждым для русских элементом, — а «жидовин Схария» был, по некоторым сведениям, таманским князем, к тому же евреем, — вдруг приобрело такую популярность, доведя до исступления огромные массы дотоле добропорядочных православных христиан?

Вряд ли подобное можно объяснить привычным образом. Приходится признать, что указанные события были просто подтасованы в соответствии с традицией представлять современное никонианское православие издревле присущим русской нации.

Мнение о подтасовках отстаивали многие исследователи. Так, советский историк Яков Соломонович Лурье высказывал недоверие к реальности личности Схарии, «изобретенного», по его мнению, с целью обезобразить до неузнаваемости, евреизировать учение инакомыслящих, тогда как на самом деле оно — продукт деятельности отечественных просветителей Алексея и Дениса, проникшихся идеалами западноевропейского гуманизма.

От себя добавлю, что еврейское миссионерство в то время было невозможно уже по той причине, что в иудаизме восторжествовала доктрина изоляционизма. Деятельность Схарии в этих условиях — явный анахронизм. Что касается идеалов западноевропейского гуманизма, то тут та же ошибка, что и в случае с протестантством. Идеалы эти произросли на той же почве, что и учение «жидовствующих», — на почве дораввинистического иудаизма, и, следовательно, вовсе не обязательно должны были выступить источником «ереси». Для этого достаточно было местных, византийско-хазарских корней.

В любом случае подтасовка налицо. Понятно, что с современной точки зрения древнеиудейские элементы в русском прошлом выглядят нелепо и еретично. Рука так и тянется все исправить. Но из песни, как говорится… Не смог бы один человек, пусть даже самый гениальный, поднять на дыбы всю Россию. Да и древняя вера Израиля — это совсем не то, что нынешний иудаизм.

И вот еще какие доводы можно привести в пользу этого. В современной историографии закрепилось мнение о древности именно позиции иосифлян, т. е. сторонников партии Иосифа Волоцкого, в которую входил один из наиболее ревностных противников «жидовства» — новгородский архиепископ Геннадий. Но об этом Геннадии известно как раз то, что характеризует его скорее как реформатора, чем как защитника отчей веры. На самом деле этот «охранитель старины», как его иногда называли, ратовал за модернизацию русской религии в духе латинства. Незадолго до указанных событий он побывал в Риме, откуда, видимо, и привез соответствующие рекомендации. Вскоре после этого и заполыхали по Руси костры, на которых сжигали еретиков по примеру испанской инквизиции. «Охранитель старины» использовал методику «поганой латинской веры» для подавления инакомыслия.

Вот что можно прочитать по этому поводу у знатока русского православия А.В. Карташева: «Так, по инициативе Геннадия на соборе 1490 года встал в ясной форме пререкаемый вопрос о казни еретиков. Этому чуждому духу Востока, идеалу костров инквизиции противостояли на соборе не только интриги двора и друзей ереси, но и безупречные идеалистические фигуры заволжских старцев, присутствовавших лично на соборе, преп. Нила Сорского и игумена Паисия Ярославова. Протокол собора попутно дает знать нам, что состав его был, по древнерусскому обыкновению, не узко епископский. Тут присутствовали: «протопопы, священники, диаконы и весь священнический собор русской митрополии». Что собор в наказаниях еретиков не пошел по стопам Геннадия, это не вызывает недоумения. Не в духе и не в характере русской религиозности физические казни за веру. Недоумение вызывает другая сторона дела. После столь великого шума, поднятого около дела открытия ереси, судебно-следственная сеть во всем Новгороде и Москве смогла выловить всего-навсего только девять человек, и то почти исключительно духовных лиц, и при том связанных между собой семейным родством… Но, желая дать некоторое удовлетворение и ревнующему Геннадию, осужденных лиц для окончательного наказания по усмотрению последнего отправили обратно в Новгород. Геннадий действительно устроил им некое особое истязание в стиле подражания западной инквизиции. За сорок верст до Новгорода люди Геннадия встретили арестантов, посадили их на коней лицом к хвосту лошадей, за который всадники должны были держаться. На головы надели берестяные колпаки с мочальными кистями и надписью «Се есть сатанино воинство». Когда кавалькада прибыла на городскую площадь, то шлемы были зажжены на головах еретиков, и сверх того некоторые из осужденных были еще биты публично, затем заключены в заточение».

Это еще не самое страшное из того, что могло произойти и произошло с инакомыслящими. После собора 1503 года, узаконившего аутодафе, их участи нельзя было позавидовать. 27 декабря 1504 года в Москве в деревянных клетках были сожжены публично брат думского дьяка Федора Курицына, Волк Курицын, а также Дмитрий Коноплев и Иван Максимов. Та же участь в Новгороде постигла архимандрита Кассиана и дворянина Некраса Рукавного.

По меткому замечанию того же Лурье, «русская земля была очищена вполне по-испански».

То есть заимствование с Запада все-таки было, но отнюдь не идеалов западноевропейского гуманизма, а как раз наоборот, и не «еретиками», а их оппонентами — иосифлянами. Заимствованы были постулаты реакционного католического мракобесия вместе с методикой их воплощения в жизнь — кострами инквизиции.

С такими выводами согласуется и вызывающий у многих недоумение феномен «весьма сгущенной католической атмосферы» вокруг личности «охранителя старины» Геннадия, а также тот факт, что составленная последним Библия, названная Геннадиевской, содержала по выражению И.И. Евсеева «сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское».

16. Монголо-татары: великая иллюзия

Добравшись, таким образом, до истоков русского староверия, мы вернулись к той же Хазарии, о которой упоминалось в связи с составом Тевтонского ордена. Личность таманского князя Схарии подсказала это направление мысли. Круг замкнулся. Если даже не было конкретного «Схарии», указание на эту таинственную страну (если, конечно, это было страной!) надо принять во внимание. Не могло оно возникнуть на пустом месте. На это намекает даже само имя «жидовина»: Захария — Хазария.

Выходит, Хазария не погибла под мечом Святослава. Мало того, ей удалось через посредство казаков и «жидовствующих» обернуться таким глобальным феноменом, как русское древлеправославие. Но я неслучайно упомянул о ней в связи с Тевтонским орденом. В его деяниях хазары оставили не менее глубокий след. Ранее мы выяснили, что состав ордена с трудом соответствовал современным представлениям о нем как о средоточии арийского духа и восточном форпосте католичества. Предстоит увидеть, что отпадение ордена от «истинной апостольской веры», как пафосно называлось папами католичество, было гораздо более глубоким, чем это можно себе представить.

Во впадении в схизму тамплиеров были замешаны катары, в перевоплощении тевтонцев ту же роль сыграли хазары. Не могли не сыграть. Ведь даже судя по названию они с катарами составляли одну формацию: «катары», в греческом написании каварос (Catharos), может быть прочитано и как «казар», т. е. Хазар (козаре русских летописей). Если тамплиеры оказались на поверку выходцами из среды иудействующих, отчего их и постигла страшная участь, то почему бы близким им по духу тевтонцам не быть замешанными на тех же дрожжах? Дрожжами-то было население Балканско-Карпатского региона, а оно исповедовало соответствующие культы. Я имею в виду длительное время господствовавшее здесь византийско-болгарское учение богомилов. В том, что это была все та же «ересь жидовствующих», можно убедиться хотя бы на основании обвинений новгородского архиепископа Геннадия, называвшего последнюю «месалианством» — учением, под которым традиционно понимается антитринитарная концепция богомилов или павликиан.

Характерно в связи с этим, что одной из наиболее ревностных защитниц и пропагандисток учения «жидовствующих» была дочь одного из представителей знати тех краев, где орудовали тевтонцы, молдавского господаря Стефана — Елена Волошанка, бывшая замужем за сыном Ивана III, Иваном Молодым. Еще вспоминается, что «Схария», часто отождествляемый с уроженцем генуэзской колонии Матреги (бывший хазарский Самкерц) Захарией Гизольфи, был другом этого самого Стефана.

Предвижу обвинения в использовании анахронизмов. Считается, что хазары ко времени Крестовых походов вымерли или оказались оттесненными в Крым, где дожили до настоящего времени в виде караимов с крымчаками. Мол, если говорить о Русской равнине, то речь может идти лишь о сменивших их половцах.

Неправда это. Половцы, с которыми в Трансильвании столкнулись тевтонцы по воле папы и венгерского короля, не были этносом. Это были просто «люди Поля», т. е. вольнонаемный люд, обозначенный в более поздних хрониках как «казачество»[93]. Под их личиной, следовательно, мог скрываться кто угодно, в том числе и хазары. И если мы вспомним, что в западных источниках половцы именуются «куманами» («команами»), то найдем в пользу того дополнительный аргумент. Ведь «куман» — это слегка искаженное русское «комонь», т. е. «конь», откуда «комонный», означающее «конный», т. е. «всадник». «Охочекомонными» в свое время называли конных казаков. Из этого следует, что «куман» — это калька латинского eques, от которого произошли названия хазар и казаков — таких же «всадников», как выяснилось.

Уже из того факта, что орден комплектовался населением, исповедующим названные культы, следует его про-иудейская ориентация или хотя бы достаточно прозрачный намек на это. Но чтобы избежать обвинений в умозрительности, упомяну о событиях, которыми данная ориентация ознаменовалась и из которых она следует с неопровержимостью. Я имею в виду феномен «монголо-татарского ига», порожденный дружбой-враждой тевтонцев с куманами — феномен, к которому далекий забайкальский народец хал-ха, по странному капризу историков названный «монголами», не имеет никакого отношения.

Начнем с того, что в те далекие времена между Европой и Восточной Азией не существовало никакого сообщения, отчего там, в условиях полной изоляции, и сформировалась раса монголоидов, абсолютно отличная от европеоидной. Уже эти простые соображения не позволяют принимать всерьез россказни о быстром и победоносном рейде туменов Джебе и Субэдея в Восточную Европу с целью наказания вероломных половцев. С чего бы это дикарям, жившим по имеющимся сведениям родовым строем, удалось вдруг преодолеть непреодолимый дотоле природный барьер между частями света?

«Факты» многолетних путешествий русских князей на поклон к великим ханам в Каракорум также не вызывают ничего, кроме недоумения.

Попробовал бы тот, кто их сочинял, проехать верхом хотя бы пару километров. От его веры в свою правоту не осталось бы и следа. Преодоление огромных расстояний в старину представляло проблему, о чем свидетельствует история Крестовых походов, не в пример более реальная, нежели сказания о монгольской прародине, находившейся на краю географии.

Тем более это касается князей. Вернулся на родину через семь лет из Монголии — именно столько якобы прокатался Александр Невский за ярлыком на княжение, — а подданные уже забыли, как ты выглядишь. Эдак и на обвинения в самозванстве можно нарваться. А там и до плахи недалеко. Надо это князю? Да и логики во всем этом нет: что можно было делать в богом забытом краю так долго? И кто, наконец, правил его вотчиной все это время?

Тайна сия велика есть.

История восточных поездок ростовского князя Бориса Васильевича (1231–1277 гг.) вообще анекдотична. За четырнадцать лет княжения этот «скороход» дважды успел побывать в Каракоруме и восемь раз в Сарае на Волге. Точнее, считается, что побывал. Потому что на самом деле ему это не удалось бы.

Если принять за точку отсчета семь лет, затраченных Александром Невским на поездку в Каракорум, то за четырнадцать лет Борис Васильевич успел бы только дважды побывать в монгольской столице. На Сарай ему времени вообще не хватило бы. Да и «покняжить» не пришлось: все время своего княжения он провел в седле.

Явно намудрили что-то историки со сроками и расстояниями.

А знаете, что обнаружил папский посланец к великому хану Плано Карпини в монгольской глуши?[94] Не поверите: кладбище воинов, павших в Венгрии! Вот цитата из третьей главы его бессмертного опуса «История Монгалов, именуемых нами Татарами»: «В их земле существуют два кладбища. Одно, на котором хоронят императоров, князей и всех вельмож, и, где бы они ни умерли, их переносят туда, если это можно удобно сделать, а вместе с ними хоронят много золота и серебра. Другое — то, на котором похоронены те, кто был убит в Венгрии, ибо там были умерщвлены многие. К этим кладбищам не дерзает подойти никто, кроме сторожей, которые приставлены там для охраны, а если кто подойдет, то его хватают, обнажают, бичуют и подвергают очень злым побоям. Поэтому мы сами по неведению вошли в пределы кладбища тех, кто был убит в Венгрии, и сторожа пошли на нас, желая перестрелять, но так как мы были послами и не знали обычая страны, то они дали нам уйти беспрепятственно».

Комментарии, как говорится, излишни. Впрочем, историки для объяснения этого казуса скорее всего расскажут о другой, «сибирской» Венгрии, которую они специально придумали для объяснения этого и других неудобных моментов, связанных с упоминанием в источниках венгерских названий. Эту фантомную Венгрию, названную Великой, они предусмотрительно «поместили» поближе к монголам — туда, где располагается ныне Башкирия. На нее ссылаются и в том случае, когда натыкаются на фразу, оброненную неосторожно другим папским посланцем, Рубруком: «…Они (татары) давно вернулись бы в Венгрию, но прорицатели не позволяют этого»[95].

В случае же со смертью в Орде в сентябре 1246 года отца Александра Невского, великого князя Ярослава Всеволодовича, будто бы отравленного вдовой Угедея, Туракиной, сослаться на что-либо подобное не получилось, и труп князя без всяких оговорок отправился из Каракорума прямиком во Владимир — вотчину Ярослава, где и был похоронен в апреле 1247 года.

Даже в наше время транспортировка усопших на дальние расстояния связана с известными трудностями. В те далекие времена она была просто невозможна. Тем более в тех диких и неосвоенных местах. Но поражает здесь даже не то, что зачем-то понадобилось отправлять тело за тридевять земель и что оно пробыло в дороге аж восемь месяцев (!!!), а то, что в этом никто не увидел ничего из ряда вон выходящего!

Удивительно, с какой легкостью верят во все, что освящено традицией и авторитетным мнением!

О причинах монгольских походов история также умалчивает, и они по сей день являются предметом ожесточенных споров. Но даже наиболее часто выдвигаемая версия не удовлетворяет требованию соизмеримости причин со следствиями.

Пройти пять, а в случае с походом «к последнему морю» — семь тысяч километров, попутно разоряя целые страны, и все это только для того, чтобы наказать даже не врагов, а просто людей, которые приютили врагов, — неких «меркитов», — такое даже в плохом боевике трудно представить. Да и как могли отвечать за грехи дальневосточных «кровников» монголов донские половцы и венгерские куманы, живущие от них на другом конце света? Между тем заезжие монгольские гастролеры посчитали их почему-то своими «холопами и конюхами».

Но пусть даже каким-то чудом и удалось монголам пройти указанным маршрутом в Европу. Но почему они оказались при этом экипированными в европейские доспехи? Почему использовали европейскую осадную технику и военные приемы, точь-в-точь копирующие приемы западноевропейской военщины?

Вспоминается картина «Железный рыцарь» (Iron clad) американского режиссера Джонатана Инглиша (2011). В ней отражено историческое событие — попытка короля Иоанна Безземельного вернуть себе привилегии, утраченные с подписанием им в 1215 году Великой хартии вольностей. Хартия, подписанная под давлением баронов, существенно ограничивала королевскую власть и предвосхищала многие положения будущей английской Конституции. Король намеревался восстановить status quo с помощью скандинавских наемников. Но на его пути оказалась крепость Рочестер с небольшим гарнизоном…

Фильм сам по себе захватывающий, но особый интерес представляют некоторые детали исторической атмосферы, воссозданные режиссером с максимальной достоверностью. Вот на стену замка карабкаются наемники-норманны и… О, боже! Не сон ли это?!! — на них доспехи монгольского образца. Да, да, те самые стеганки со стоячими воротниками, похожие на ватные халаты басмачей из «Белого солнца пустыни». Такие доспехи носили и на Руси, где они назывались тегиляями.

Тот, кто не знаком с данной темой, подумает, что режиссер напутал. Не к лицу европейцам, которых мы привыкли видеть с ног до головы закованными в железо, эти дешевого вида азиатские ватники.

Однако скрупулезное расследование подтвердит правоту маэстро.

Стеганый доспех достаточно широко применялся на Западе. Вот, например, одна из средневековых миниатюр с его изображением.

Рис. 3. Русский воин в тегиляе

Рис.4. Миниатюра из рукописи XVI века, изображающая один из эпизодов Столетней войны. На солдатах отчетливо видны стеганные доспехи 

Применение на Западе таких доспехов не является тайной для специалиста. В то же время для широких масс, привыкших верить расхожему мнению о заимствовании всего и вся у монголов, это станет открытием. Ведь событие произошло за восемь лет до появления монголов на Калке, что ставит это мнение под большой вопрос.

Получается, это монголы позаимствовали у европейцев их обмундирование? Но тогда и появление у них осадной техники надо объяснять подобным же образом. И военной тактики тоже. Я имею в виду, например, знаменитое монгольское заманивание в засаду с помощью притворного отступления. И действительно, сей военный прием широко практиковался в европейских стычках задолго до появления в Европе монголов, примерами чего просто пестрят хроники.

Вот, что пишет Вильям Мальмсберийский в «Хронике английских королей» о битве при Гастингсе (1066 г.) между англосаксами короля Гарольда и нормандцами Вильгельма Завоевателя: «Бились ожесточенно большую часть дня, и ни одна из сторон не уступала. Убедившись в этом, Вильгельм дал сигнал к мнимому бегству с поля брани. В результате этой хитрости боевые ряды англов расстроились, стремясь истреблять беспорядочно отступающего врага, и тем была ускорена собственная их гибель; ибо нормандцы, круто повернувшись, атаковали разъединенных врагов, и обратили их в бегство. Так, обманутые хитростью, они приняли славную смерть, мстя за свою отчизну. Но все же они и за себя отомстили с лихвой, и, упорно сопротивляясь, оставляли от своих преследователей груды убитых. Завладев холмом, они сбрасывали в котловину нормандцев, когда те, объятые пламенем (битвы), упорно взбирались на высоту, и истребили всех до единого, без труда пуская в подступающих снизу стрелы и скатывая на них камни».

Правда ведь, напоминает битву на Калке? За единственным исключением: битва при Гастингсе произошла задолго до нее и очень далеко от этих мест.

Заимствование монголами европейской военной тактики, осадной техники и экипировки — более предпочтительный вариант объяснения отмеченных параллелей, чем заимствование в обратном порядке. Но и он страдает существенным недостатком: не указывает, как проникли в забайкальскую глушь достижения европейской военной мысли. То есть имеет место та же стена, на которую натолкнулись и сторонники идеи заимствования всего и вся у монголов. Упершись в нее, историки начинает выискивать учителей монголов среди их соседей по забайкальской обители. Без учителей дикарям ведь никак не обойтись, а на европейцев табу наложено.

Обычно в поисках источников появления у монголов, например, осадных башен ссылаются на неких «тангутов». Вот, как обосновывает данную идею Храпачевский: «Из самого раннего свидетельства о монголах «Мэн-да бэй-лу» (1221 г.) уже известно о применении монголами специальных машин для взятия крепостей следующих типов: «колесниц, напоминающих гусей» — башня на колесах, с перекидным мостиком для опускания сверху на крепостную стену, по которому воины изнутри башни переходили на атакуемый участок. В китайских источниках есть описание осады тангутами г. Пинся в 1098 г., где применялись высокие повозки, в которых помещалось более сотни солдат и которые медленно придвигали к стенам города, чтобы высадить солдат на его стены сверху. Исходя из этого описания и вышеизложенного хода монгольско-тангутских взаимоотношений, наиболее вероятный источник появления данного типа машин у монголов — это тангуты; относительная простота применения данных машин должна была привести к раннему их освоению в армии Чингисхана, поэтому именно тангуты, изобретатели «войска боевых повозок», должны быть признаны первыми учителями монголов в использовании данного типа машин»[96].

Идея хорошая. Но вопросы остаются. Только теперь вместо монголов в них фигурируют не менее загадочные тангуты. И вот, что не дает покоя: как могло тангутам, незначительному, по слухам, племени, прийти в голову то же самое, что независимо от них пришло в голову далеким европейцам? Неужели просто совпадение? Или срабатывает принцип сходного развития систем, находящихся в равных условиях? Как вообще могли тангуты штурмовать замки, которые строились в то время только в Европе и византийских владениях?

Соответствующие вопросы возникают и по поводу мусульманского влияния на развитие военного дела у монголов. Считается, что у мусульман монголы «срисовали» камнеметную машину, так называемый «манджаник». Это камнемет гравитационного типа с противовесами (рис. 5). Но вот что поражает: эта машина была точной копией западноевропейских камнеметов типа требюше (рис. 6)!

Рис. 5. Осадная машина монголов — манджаник. Персидская миниатюра

Даже названием она его повторяет. Название европейского «собрата» манджаника — «мангонель». Оба слова восходят к византийскому «манганон» («манган», «манганум»), являющемуся общим названием метательных машин. Считается, что «манганон» — это искаженное греческое «монанкон» — «однорукий». Мангонель своим рычагом с грузом действительно напоминал однорукого метателя камней — пращника. Распрямляясь под действием противовеса, рычаг метал камни и прочие снаряды весом до 100 кг на расстояние до 200 м.

Рис. 6. Осадная машина западноевропейского типа — требюше

Выставленные за дверь, европейцы назойливо лезут в окно.

Как преодолеть противоречие между отчетливо заметным европейским влиянием на монголов и, одновременно, отсутствием возможности для восприятия этого влияния племенем халха в силу перечисленных причин?

На самом деле это сделать легко. Надо только подыскать для монголов другую прародину. Гораздо более близкую к Европе, чем это принято считать.

Читатель, наверное, уже догадался, что я имею в виду. Конечно же, это Венгрия, откуда в погоне за половцами и начали свой поход на Русь рыцари, ставшие то ли по недомыслию, то ли по политическим соображениям «монголо-татарами». Не случайно же я уделил трансильванскому эксперименту тевтонцев столько внимания.

На эту страну совершенно недвусмысленно указывает помимо всего прочего процитированная выше фраза Рубрука: «…Они (татары) давно вернулись бы в Венгрию, но прорицатели не позволяют этого».

Кажется невероятным, но лишь совсем недавно историки выискали и условились считать «монголами» затерянный в бескрайних азиатских просторах народец халха. Еще сто лет назад можно было легко натолкнуться на мнение, сходное с вышеизложенным. Например, в «Церковно-историческом словаре» под редакцией протоиерея Петрова, изданном в конце XIX века, есть следующая фраза: «Монголы — то же, что татары — угорское племя, жители Сибири, родоначальники венгров, основатели Угорской или Венгерской Руси, населенной русинами».

Правда, под «Сибирью» здесь подразумевается современная Сибирь, что некорректно. Историческая Сибирь находилась опять-таки в Венгрии. Ее можно увидеть на карте Великой Моравии (рис. 7), на территории, принадлежавшей впоследствии венграм. Это Савария (сейчас — венгерский Сомбатхей), будто бы основанная в 45 г. до н. э. римским императором Септимием Севером (!) и от него получившая свое название. Савария, римское название которой было Сибарис (!), якобы была центром римской провинции Паннония.

Рис. 7. а — Великоморавское государство при Моймире I Ростиславе; б — территориальные приращения до 874 года; в — приращения при Святополке; г — ареал слензан, предположительно входивший в состав Великоморавской державы; д — регион сорбов, находившихся при Святополке в союзнических отношениях с Великой Моравией; е — границы соседних политических образований; ж — важнейшие населенные пункты Великой Моравии

С учетом сказанного, не по имени императора она была названа, а наоборот, император, как и вся династия Северов, получил прозвище от нее.

Есть еще одно свидетельство венгерского происхождения монголов. Это загадочная фраза курляндца Якова Рейтенфельса, побывавшего в России в 1671–1673 гг.: «В 1235 году был взят город Москва, где по убиении тамошнего князя Георгия вскоре был выбран Александр. Этих двух князей, как я заметил, впервые стали называть в историях князьями как города Москвы, так и Московского княжества. Владимира же в плену у могора, т. е. великого хана (выделено мной. — Г.К.), видели доминиканские монахи, посланные от Римского папы Иннокентия IV»[97].

На всякий случай замечу, что «могоры» — одна из версий самоназвания венгров (maguarok). Еще одно его прочтение, «мадьяры», основано на путанице между латинским g и похожим по написанию кириллическим «д». Общий вывод таков: настоящее название прародины монголов — «Могория». Эта «Могория» и стала отправной точкой «монгольского», т. е. немецко-венгерского нашествия на Русь.

Что до «Монголии», то это греческая трансформация (калька) той же «Могории» с сохранением ее семантики. Фоменко был абсолютно прав, утверждая, что в основе названия монголов лежит греческое слово «Мегалион» со значением «великий». Латинская версия имеет сходное значение. «Могор» в более знакомой нам интерпретации «мажор» (major) переводится как «главный», «основной», иногда как «великий» и является оригинальным названием монголов.

Осталось понять, как возникло слово «татары». Вот как объясняет это Савельев: «Названия «татары» и «орда» также не монгольского и не тюркского происхождения, одним словом, не азиатского. Сам народ, называемый татарами, считает для себя эту кличку обидной, для них чуждой и непонятной. Названия эти ввели европейские инструкторы, папские агенты. Татары — от латинского tutari (тутор) — наблюдатели, охранители. Так первоначально в войсках Темучина называлось сословие людей, занимавших наблюдательные, полицейские, сторожевые посты, также сторожей при награбленном имуществе. Потом так стали называть целые наблюдательные корпуса и оставленные в покоренных городах гарнизоны. Эта стража состояла преимущественно из народа тюркского племени. Поэтому и название «татары» перешло к народу, теперь говорящему на языке, очень похожем на турецкий, но происходящем от смеси говоров многих племен, входивших в состав наблюдательных корпусов. В языке этом много слов древнеславянских, персидских, арабских и др. Некоторые ошибочно думают, что будто бы русские многие слова заимствовали у татар. Ничуть не бывало. Татарский, вернее — тюркский язык XI, XII и XIII вв., был чрезвычайно беден словами, как народа кочевого, не знавшего ни земледелия, ни торговли… Орда — от латинского ordo — «строй», «порядок». Не от азиатского же корня произошли французские, русские и немецкие слова: ordre, ordnung, ордонанс-гауз, орден, ординатор, ординарец, орда и т. п.

Туземцы и русские переделали эти иностранные слова по-своему в «орду татар». Название коренных монголов Элюты, Олюты — тоже напоминает французское elite — отборный, отборное войско. Такого же происхождения турецко-татарское слово «алай», alae — так называлась часть римских войск»[98].

Все это похоже на правду, но не встроено в концепцию венгерского исхода. «Татары» по Савельеву — все же забайкальские гастролеры. Но если венгерская концепция верна, то именно в ее терминологии следует искать оригинал слова «татары». Некоторые соображения, в том числе и изложенные Савельевым, позволяют усмотреть его в названии тевтонцев.

Приведу эти соображения в том виде, в каком они изложены в моей предыдущей работе.

«Говоря о роли Тевтонского ордена в освоении Трансильвании и борьбе с язычниками — куманами, нельзя не сказать следующее. Принимая столь деятельное участие в этих делах, орден не мог не распространить своего влияния и на лексику «кочевников», или, как мы теперь понимаем, военизированных «братств» Балканско-Причерноморского региона, прообраза казацкой вольницы. Трудно представить, что и самое название Тевтонского ордена, этой главной действующей силы католического проникновения на Восток, не прозвучало в этих краях хотя бы в искаженном виде. Ведь отразилась же часть его названия (орден) в наименовании монгольской Орды. А где же слово «Тевтонский»?

И что все-таки означает это слово?

Вот как выглядит оно в латинском написании — Teotonic. Очевидно, корень здесь — teo (deus), т. е. «бог», «отец», «учитель». Того же мнения придерживаются и другие исследователи. Я. Кеслер приводит свидетельство Ю. Шоттеля, согласно которому «немцы по своему обозначению так названы для Бога. По Шоттелю, Бог кельтами назывался именно Teut, египтянами по (Платону) также Teut (т. е. Тот), испанцами Teutanein и галлами Teutone: «Наши доисторические процессы сохранили равным образом (gleichfals) эти же имена, вследствие чего народы хотят назвать своего Бога как можно более точно и себя назвали по имени своего Бога Teut»[99].

В подтверждение сказанного можно привести следующую фразу: «За короткое время рыцари в белых плащах с черным восьмиконечным крестом обосновались по всей Европе — в Германии, Пруссии, Литве, Польше, Франции, Испании, Греции, Заморских землях. Средневековые хроники и русские летописи называют их «Божьи дворяне» (выделено мной. — Г.К.)»[100].

Несмотря на это, еще встречаются нелепые трактовки вроде следующей: «Слово «чужой» в русском языке прямо восходит к готскому слову piuda — что означает на готском языке «народ». Ученые предполагают, что таким словом определяли себя готы при общении со славянами: для простоты…

Слово «народ», которое готы произносили как piuda, в древнем верхненемецком звучало как thioda. От этого слова произошло прилагательное tiutsche — которым немцы начиная с XI века все чаще обозначали весь свой народ. До этого никакого единого немецкого народа не существовало, были территориальные названия, восходившие к прежним племенным делениям…

Слово tiutsche употреблялось с XI века все чаще и постепенно превратилось в современное deutsch — то есть в «немецкий». Лот него уже легко произвести и слово Deutscher — немец.

Трудно представить себе, что русское слово «чужак» и самоназвание немцев Deutschen восходят к одному древнегерманскому корню, — но это факт»[101].

Действительно, это трудно представить. Особенно если учесть, что слово tiutsche, которое автор почему-то переводит то как «народ», то как «чужой», является почти точной копией английского слова teacher, т. е. «учитель», «преподаватель», «наставник». Да и народ, называющий себя «народом», — не слишком ли экстравагантно?

Итак, Teotonic (Teut, Teutone) означает «бог», «отец», «учитель». Но ведь и tutor (fater), как уже отмечалось выше, переводится так же. Вспомним теперь, как в китайских летописях назывались татары: «та-та», «та-тань». Аналогия с teuton очевидна.

Думаю, всего этого достаточно, чтобы понять, что татары и тевтонцы — это одно и то же»[102].

Историки лишь вскользь упоминают о трансильванском эксперименте тевтонцев. Их больше занимают приключения рыцарей в Пруссии и Ливонии. А зря. Данный эксперимент — едва ли не самая занимательная и важная по своим последствиям страница истории ордена. Он знаменует собой начало двух политических образований того времени — Золотой Орды и Московского княжества. Будучи изгнанными в 1225 году из Трансильвании, где они надеялись создать орденское государство, те из «монголов», которые не подались в Пруссию по призыву Конрада Мазовецкого, ушли на восток, где и заложили основы той общности, из которой впоследствии и выделились оба указанных образования.

Что дают нам эти сведения? Как раз то, что и хотелось получить: доказательства «отступничества» тогдашних немцев — тевтонов от «истинной апостольской веры». Сказания о монголах, являющиеся тайной составляющей истории ордена, превращают подозрения в твердые убеждения. Наводит на размышления в первую очередь поддержка монголами (тевтонцами) русского православия, которое, как отмечалось, было арианского толка. Вспомним в связи с этим, что лишь после решений Ферраро-Флорентийского собора, начиная с середины XV века, стало пробивать себе дорогу на Руси несторианство, как компромисс между арианством греков и новоиспеченным католичеством. Вспомним также об одном из этапов этого процесса — борьбе иосифлян с «ересью жидовствующих», которая как раз и была русским вариантом арианства, занимавшим на Руси твердые позиции еще со времен своего утверждения Владимиром Святым.

Ужасной ересью было по латинским меркам такое христианство. Еретиками должны были выглядеть в глазах Рима и поддерживающие его братья.

Здесь необходимы уточнения. Есть четкие указания на то, что среди монголов в указанный период наряду с шаманизмом и тенгрианством было распространено как раз несторианство. Якобы восприняли они его от интеллектуалов-уйгуров, государство которых, Кочо, в 1209 году вошло в империю Чингисхана. В свою очередь уйгуры, по слухам, позаимствовали это учение у самых образованных по тем временам сирийцев.

Получается, несториане поддерживали ариан? Возможно ли такое? Ведь арианство, в отличие от несторианства, было разновидностью антитринитаризма, что делает разногласия между религиями практически непреодолимыми. А может, неправ был Гумилев с Рубруком и Плано Карпини, и не было у монголов, как и у кераитов с найманами, никакого несторианства? Может, выдумки это все подобно сказаниям об империи пресвитера Иоанна? Многие так и говорят, обвиняя Гумилева в непрофессионализме и стремлении выдавать желаемое за действительное.

И потом, разве у сирийских миссионеров были ковры-самолеты? Я о расстоянии от Сирии до колыбели монгольского христианства — Уйгурии. Сказанное о непреодолимом природном барьере между Европой и Азией никто ведь не отменял. По-видимому, надо согласиться с теми исследователями, которые ставят под сомнение не только успех, но и саму возможность христианского миссионерства в этих богом забытых краях.

Ведь и подтверждения их точке зрения находятся. В XVIII веке русскими миссионерами не было обнаружено в Восточной Азии никаких следов не только несторианства, но и вообще — христианства. Пришлось крестить обнаруженных там аборигенов «заново». («Заново» взял в кавычки потому, что не установлен факт их крещения до этого. Летописные сказания — не в счет). Об этом с удивлением пишет сам Гумилев, сообщая также, что указанная миссия в конечном итоге провалилась.

Правда, в 1941-м и 1983 г. в китайской провинции Фу-Цзянь к северо-востоку от Пекина были обнаружены христианские надгробья с надписями на сирийском и уйгурском языках. Ученые датировали их XIII–XIV вв. Однако, учитывая низкий уровень современных методов датировки, в этом приходится сомневаться. Нет никаких гарантий, что находки эти намного древнее дат их обнаружения.

Таким образом, с большим основанием можно утверждать, что никаких следов древнего несторианства в данном регионе не имеется. Если говорить о реальных местах их концентрации, то это Ближний Восток и Индия. Есть несторианские общины в России и в США. Нет причин верить, что эта религия была распространена где-то еще. Она существует там, где и родилась. Если ее нет в Восточной Азии, значит, и не было там никогда.

И все-таки прав был Гумилев. Только не среди халха-монголов было распространено несторианство, а среди европейских половцев-могоров, составлявших костяк армии Тевтонского ордена. Согласно данным Гумилева, несториан в войске монголов было девяносто процентов, что полностью совпадает с данными о численности солдат из местного населения в войске Немецкого ордена — тех же несториан. Как уже отмечалось, на одного рыцаря там приходилось восемь полубратьев — сервиентов. Это не считая земского ополчения, «гостей» и наемников. Итого, один к десяти, как и у монголов.

Было все-таки несторианство у «монголов». Летописи не врут. Только было оно вынужденным, поверхностным — вот что надо учесть. Никак не могли половцы в XIII веке быть последовательными несторианами. Данная религия в Орде (ордене) могла быть лишь продуктом переориентации Поля с греческой веры на латинство после захвата Константинополя в 1204 году. Продуктом, не совсем сходным с латинством, не относящимся к числу твердых убеждений и поэтому временным. Несторианство было принято ордами по политическим соображениям. И переняли они его отнюдь не у призрачных «уйгуров», считающихся предками современного народа с соответствующим названием, а у вполне реальных «угоров», т. е. венгров, к нынешним уйгурам никакого отношения не имеющих.

У Карамзина есть глухое упоминание о крещении некоего «половецкого хана Батыя» в связи с согласием русских князей принять сторону половцев в их конфликте с монголами. По словам классика, «половцы радовались, изъявляя благодарность, и хан их Батый принял тогда же веру христианскую»[103]. Этот фрагмент звучит диссонансом на фоне того, что нам известно о битве на Калке. Широко известен факт выступления русских на стороне хана Котяна, но не Батыя. Скорее всего, этот Батый и есть будущий знаменитый «татарский» хан. Только, в отличие от Котяна, он перешел на сторону тевтонцев, в связи с чем и принял христианство, но не в православной, а в католической редакции, т. е. в форме несторианства. Не тому радовались половцы, что имел в виду Н.М. Карамзин. Батый — на самом деле половецкий хан, только «перевербованный» тевтонцами. В других текстах он упоминается как «Бастый». В данном контексте имя Батый воспринимается не в смысле «батя», как у А. Фоменко, а в смысле «батин», т. е. папский ставленник[104]. Конечно, такому «Батыю» распрощаться с несторианством и обратиться к отчей вере было проще простого.

Назревает вопрос: а в чем же интерес Ватикана, насаждавшего несторианство? Ведь учение это — лишь шаг навстречу католицизму, но не сам католицизм. Ответ: католицизм приобрел более-менее современные очертания, т. е. стал католицизмом как таковым, лишь в XI веке в связи с официальным введением тезиса о филиокве в христианский Символ веры. До этого данный тезис, хоть и был признан латинской церковью, поддерживался там не всеми. Тогда же, в XI веке, произошел и раскол между латинством и греческим православием, не поддержавшим нововведение, — раскол, ознаменовавшийся обменом анафемами между патриархом и папскими легатами в Константинополе в 1054 году.

Я хочу сказать, что католицизм XIII века еще не так далек был от несторианства, как это выглядит с современной колокольни, а потому католики вполне могли рассматривать несториан как единоверцев. В пользу этого имеются убедительные свидетельства. Так, по сведениям Гумилева, католики питали к несторианам дружеское расположение, чего не скажешь об их чувствах по отношению к православным. Известно об упреке, с которым однажды обратился к католическому кардиналу Пелагию митрополит Эфесский: «Ты изгоняешь греческое духовенство за непокорность папским велениям… хотя латиняне терпят в своей среде иудеев и еретиков, армян, несториан, яковитов»[105].

Несториане отвечали латинянам взаимностью. Так, они не причащали православных, но допускали к евхаристии католиков. А в материалах францисканской миссии 1245 года можно обнаружить следующее: монголы не допускали на кладбище своей знати никого из посторонних, карая за это смертью. И только для миссионеров было сделано исключение, ибо «они были послами великого папы, которого тартары называют юл-боба, то есть «великий папа»»[106].

Нет сомнений в том, что несториане первоначально представляли именно церковь Запада. Тем более что и крестились они, как и католики, двумя перстами, что символизировало, надо полагать, две природы Христа.

«Перезагрузка» Поля на латинский манер происходила тогда не только в областях, контролируемых орденом и венграми. Давление со стороны папства пришлось испытать всем византийским федератам. Молодые латинские сепаратисты, изобретя филиокве, старались перетащить под свои знамена все византийское воинство, прельщая его благами независимости от Константинополя и королевскими коронами. Зараженные бациллой сепаратизма, «клюнули» на это и Сербия с Болгарией. Но союз их с латинским Римом оказался мертворожденным. Лишь для отвода глаз приняли они несторианство. Как только исполнилось вожделенное и стали они полноценными государствами, уния была перечеркнута. Тем более что позиция папства в регионе пошатнулась и усилилась правопреемница Византии Никея, возглавляемая энергичными Ласкарисом и Ватацем. Несторианство, как ненужный хлам, было отброшено, и государства эти вернулись… К чему? Конечно же, к арианству! К чему же еще? Ведь оно в форме богомильства и было исконной верой населения этих стран[107].

Удивительное дело: уже через год после захвата Константинополя (14 апреля 1205 г.) бывшие византийские федераты, объединившись под руководством болгарского царя Калояна, нанесли латинскому воинству сокрушительное поражение в битве при Адрианополе. Тогда погиб или был взят в плен первый латинский император — Балдуин Фландрский. Самое интересное здесь то, что только годом раньше тот же Калоян получил из рук папского легата королевскую корону. Интересно также, что контакты с папством не прервались и после битвы. Но изменили ли они картину религиозных предпочтений болгар? Вряд ли. Исследователи сходятся в одном: подчинение Ватикану вплоть до окончательного разрыва с ним болгар в 1233 году носило лишь формальный характер, не затрагивая существа веры.

Политическими мотивами были продиктованы и контакты Сербии с курией. Желание освободиться от византийской зависимости — не единственная их причина. Очень уж неуютно чувствовала себя страна в окружении союзников Ватикана. Например, в 1214 году на нее напали одновременно латинский император Генрих, деспот Михаил Эпирский и болгарский царь Борил. Захватить Сербию намеревался и венгерский король Андрей II. Покровительство престола святого Петра предоставляло возможность не только сохранить страну, но и расширить ее владения. В 1216 г., по сведениям хорватского хрониста Фомы Сплитского, папские легаты возложили королевскую корону на голову Стефана, среднего сына великого жупана Рашки Стефана Немани, занявшего после смерти отца его пост. Понятно, что без церковной унии, включающей в себя подчинение сербской церкви папству, это действо не обошлось.

Только в 1219 году, после поездки младшего сына Немани, известного как святой Савва, в Никею, положение изменилось. Заручившись поддержкой Федора Ласкариса, Савва принял решение о создании автокефального архиепископства, что означало полный разрыв с курией и возвращение к «отчей вере» — православию (арианству). Тем более что страна, по сути, от нее и не отходила. Я имею в виду господствовавшее на Балканах богомильство с центром в Боснии — народную веру, на содержании которой никак не отразились политические кульбиты властей предержащих в этом регионе.

Точно так же уйдя из-под опеки папства после изгнания из Трансильвании Белой IV, к «отчей», хазарской вере, арианству, должен был вернуться и орден, став полноценной ордой. Тем более что состоял он большей частью из тех же «сербов», или «королевских сервиентов», которых использовал Андрей II для того, чтобы приструнить их же строптивых «некрещеных» соотечественников — куманов. (Это, кстати, согласуется с фактом двух крещений Стефана Немани — по католическому и по православному обряду)[108].

Но не только в приверженности древним традициям и обиде на католического короля крылись предпосылки возврата к отчей вере. Данная вера в отличие от более сложного для восприятия несторианства была единственно возможным в Поле вариантом вероисповедания.

Арианство, ставшее предтечей ереси жидовствующих и старообрядчества, прижилось и удержалось в Поле благодаря немногочисленности догматов и простоте отправления культа. Не могло в солдатской среде стать популярным что-либо помпезное и сложное для восприятия. Ни в менталитете «кочевников», ни в походных условиях их жизни не было для этого предпосылок. Вот как описывает Гоголь «церемонию» принятия в запорожцы в «Тарасе Бульбе»: «Здравствуй! Что, во Христа веруешь? Верую! — отвечал приходивший. И в Троицу святую веруешь? Верую! И в церковь ходишь? Хожу! А ну, перекрестись! Пришедший крестился. Ну, хорошо, — отвечал кошевой, — ступай же в который сам знаешь курень».

Эта закономерность — распространение арианства преимущественно среди воинского сословия — характерна не только для Восточной Европы. Арианства придерживались практически все военные сообщества Средневековья. Кроме казаков в их числе можно назвать готов, франков, бургундов и лангобардов. Некоторым особняком в данном списке могут стоять хазары, но только в том случае, если отличать их веру от арианства, что далеко не всегда соответствует истине.

Арианства в форме ислама придерживались и сельджуки, тоже солдаты, о чем можно судить уже по их названию[109]. В пользу того, что ислам вырос на почве древнеиудейской (арианской) идеологии, может свидетельствовать биография праотца племени — Великого Сельджука. Последний, по легенде, воспитывался при дворе хазарского кагана и, возможно, настолько проникся хазарской верой, что двух своих сыновей назвал еврейскими именами — Муса (Моисей) и Исраил (Израиль). (Двух других его сыновей звали Микаилом и Юнусом).

Воистину солдатской верой было арианство.

17. Правая рука: Трансильвания

Есть еще кое-что, что может пролить свет на происхождение монголов и направление их походов. Это трактовка некоторых монгольских названий в духе латинской лексики. Я касался этой темы в предыдущей работе, однако этого оказалось недостаточно. Выяснилось, что тема нуждается в дополнительном анализе. К тому же вскрылась ее связь с проблематикой настоящей работы.

Но вначале — тот самый фрагмент предыдущей работы, который, собственно, и потребовал уточнений.

«Еще одно свидетельство «европейскости» монголов — тактика построения их войска перед битвой. Известно, что правый его фланг именовался «бараунгар» («барунгар») — «правая рука», а левый — «джунгар» («левая рука»). Центр, или ставка хана, назывался «кул» («гол»). Такое же деление имела вся империя монголов. В частности, Бараунгаром называлась западная ее часть — Золотая Орда, или улус Джучи. Владения остальных чингизидов, лежавшие восточнее, именовались Джунгарией («джунгаром»).

Функционально различие между барунгаром и джунгаром было таким же, как между правой и левой рукой человека. Бараунгар — это основные силы войска, а джунгар — его резерв, вспомогательный полк.

В традиционной историографии все это представляется чисто монгольским изобретением, усвоенным русскими в процессе столкновений с монголами. Вот, например, что пишет классик монголоведения Г. В. Вернадский в книге «Монголы и Русь»: «Не может быть никаких сомнений, что русские — которые сначала встретились с монголами в качестве врагов, а потом на долгое время стали их вассалами — получили прекрасное представление о монгольской военной системе и не могли не поразиться ее эффективности. Напомним, что некоторые русские князья со своими войсками вынуждены были участвовать в различных кампаниях, предпринятых монгольскими ханами. Достаточно будет сослаться здесь на роль ростовских князей в экспедиции Менгу-Тимура против аланских горцев в 1277—78 годах и участие московских и суздальских князей в походе Тохтамыша против Тимура столетие спустя. Кроме того, многие тысячи русских призывались в монгольскую армию регулярно, если не ежегодно. Вряд ли кто-либо из тех, кого забрали в Китай и поселили там, когда-либо получил шанс вернуться на Русь, но некоторые из тех, кого золотоордынские ханы использовали в Южной Руси, как, например, в походе Тохтамыша против Ногая в 1298—99 годах, возможно, вернулись домой по окончании кампании и рассказали русским властям о том, что увидели.

Таким образом, русские неизбежно должны были ввести в своей армии некоторые монгольские порядки. Например, обычное деление вооруженных сил Московии в конце пятнадцатого и в шестнадцатом веках на пять больших подразделений определенно следовало монгольской структуре. Эти подразделения по-русски назывались полками. Они были следующими: центральное (большой полк); подразделение правой руки (правая рука); подразделение левой руки (левая рука); авангард (передовой полк) и арьергард(сторожевой полк). Словосочетания «правая рука» и «левая рука» соответствуют тюркским ong kol и son kol. Как и у монголов, подразделение правой руки в армии Московии считалось более важным, чем левой.

Русские хорошо познакомились с монгольской тактикой окружения врагов с обоих флангов (битва при Воже в 1378 году является прекрасным примером этого). Больше того, они ввели в своей армии некоторые монгольские доспехи и вооружения. Напомним, что еще в 1246 году войска Даниила Галицкого были экипированы в монгольском стиле. В войне против Рязани в 1361 году московиты вполне успешно использовали лассо. Экипировка московской армии шестнадцатого века тоже испытывает определенное монгольское влияние».

Итак, отсталые русские позаимствовали тактику построения войска у продвинутых в военном отношении азиатов. Кроме фактов такого заимствования, приведенных Вернадским, мы обнаруживаем полки правой и левой руки с соответствующими функциями у русских во время знаменитой Куликовской битвы в 1380 г.

На все это и сейчас ссылаются для обоснования «продвинутости» монголов и «отсталости» русских.

Но при всем уважении к Г.В. Вернадскому, с подобными выводами трудно согласиться. Ибо базируются они на шатких основаниях. Post hoc, ergo propter hoc (лат. «после того, значит, вследствие того») — не самое лучшее достижение человеческой мысли. То есть использование русскими полков правой и левой руки во время Куликовской битвы не может считаться заимствованием у монголов только лишь потому, что применялось русскими позднее, чем монголами.

К тому же, если приглядеться повнимательнее, то эту же картину, т. е. наличие в русском войске полков правой и левой руки, можно увидеть в знаменитой битве при Сити, происшедшей еще в 1238 г., когда о татарах и их достижениях в области военного искусства русские могли знать лишь понаслышке. И если даже допустить, что они каким-то непостижимым образом таки прознали об этой тактике, — все же они сталкивались с монголами еще раньше, на Калке, — то непонятным остается другое: каким образом они могли узнать о ней в 1111 г. во время похода в донские степи против половецкого хана Шарукана? А ведь ведомый тогда Владимиром Мономахом полк если и не назывался прямо полком правой руки, — хотя такие названия и применяются иногда по отношению к нему в исторической литературе, — то его функции в битве на р. Сальнице выполнял точно.

И вообще, задолго до татар соответствующая тактика применялась многими народами. В качестве примера можно упомянуть древних евреев. Согласно 1-й книге Маккавеев, правое крыло израильского войска — это отборное подразделение, играющее роль правой руки: «Когда Димитрий услышал, что Никанор и воины его пали в сражении, послал Вакхида и Алкима во второй раз в землю Иудейскую и правое крыло с ними» (1 Мак., 9:1). И далее: «Когда увидел Иуда, что Вакхид и крепчайшая часть его войска находится на правой стороне, то собрались к нему все храбрые сердцем…» (1 Мак., 9:14).

А название центра или ставки хана «гол» («кул») разве не напоминает русское «голова», «главный»?

Если же всего этого недостаточно для снятия вопроса о заимствованиях, то предлагаю присмотреться к монгольским названиям правой и левой руки. Впрочем, они такие же «монгольские», как и название центра войска — «гол». Бараунгар — ведь это же название Венгрии, страны варягов — варангов (Waranger)! Джунгар (хунгар) — то же самое. Напомню, что Бараунгар (Золотая Орда) включал в себя тогдашние венгерские земли — Трансильванию, Валахию и Молдавию. В связи с этим, может быть, стоит хазарский (как теперь становится ясным — гусарский) город Беренджер (от Бараунгар, Waranger) «переместить» на его историческую родину — Венгрию?

И последнее. Начальные буквы двух монгольских названий правой и левой руки (В и J) совпадают с аббревиатурой правого и левого в каббалистике (карты Таро). А ведь карты Таро — это явно не изобретение халха-монголов!

Неужели же и после этого можно говорить о заимствованиях? И разве это не является неопровержимым доказательством европейского происхождения этих самых «монголов»[110]?

При всей справедливости данных выводов осталось невыясненным, во-первых, следующее: если «правая рука» означала Трансильванию, то где находилась и чем на самом деле была Джунгария, т. е. «левая рука», если, конечно, придерживаться версии европейского исхода монголов?

Логика событий подталкивает к следующему выводу: «левой рукой» была Прибалтика, т. е. земли Ливонского ордена. Те, кто давал такие названия, очевидно, имели в виду клещи, которыми предполагалось охватить Русь с севера и юга. Такая вот задумка была.

К этому же выводу подталкивает и сходство слов «левый» и «Ливония». Неслучайным оно представляется. Скорее всего, именно от слова «левый» произошло название этой области, а не от неких «ливов», ее населявших. Это «ливы» стали «ливами» в честь ордена, а не наоборот. Оттого и вышло из употребления это название вместе с падением ордена.

Не надо верить мне на слово.

Подумайте сами. Правая рука — Венгрия. Левая рука — Ливония. А между ними — Русь, от которой надо избавиться. Вот и вся премудрость.

Еще один вопрос касается аббревиатуры В и J и неопределенности в ее толковании. Как выяснилось, карты Таро — отнюдь не последняя инстанция в поиске соответствий для названий рук.

Все несколько сложнее. Речь идет о колоннах Соломонова храма Боаз и Йахин, первые буквы названий которых дали указанную аббревиатуру. Эти колонны и запечатлены на карте Таро.

То, что названия колонн за исключением первых букв не совпадают с монгольскими обозначениями флангов, — не помеха данным выводам.

Если бы они совпадали, подлинное происхождение монголов нельзя было бы скрыть, а это не входило в планы составителей исторических «хроник».

Рис. 8. Жрица, сидящая между колоннами Йахин и Боаз в карте Таро

Впрочем, это не главное из того, что подлежит выяснению. Настоящую загадку представляет другое. «Боаз» и «Йахин» соответственно — левая и правая колонны Храма. Но, однако же, «Барунгар» и «Джунгар», наоборот, — правая и левая рука монгольского войска. В чем здесь дело?

На первый взгляд, вопрос кажется не очень серьезным. Ну, во-первых, «правое» и «левое» могут меняться местами при смене направления взгляда на противоположное. А во-вторых, если допустить противное, т. е. поверить традиционным представлениям о направлении монгольских походов с Венгрией в качестве «правой руки», то обнаружится противоречие с летописными данными. Ведь если Венгрия была для забайкальских монголов «правой рукой», то «левую руку» следовало бы искать южнее. Но даже допущение, что ею была империя Хулагуидов, возникшая на руинах халифата, не спасает положения. Да, южнее Венгрии действительно орудовала монгольская группировка, захватившая Багдад и положившая начало указанной империи. Но о том, что она была «левой рукой», история умалчивает. Зато имеются сведения, что «левой рукой» была Джунгария, т. е. земли Восточного Казахстана.

Монгольскую версию следует исключить из рассмотрения.

Однако и европейская версия не проясняет ситуацию окончательно. Ведь праворукого человека ни при каких условиях нельзя назвать левшой. Хоть спереди на него смотри, хоть сзади. Отчего же в данном случае можно левую руку назвать правой и наоборот? Несовпадение «правого» и «левого» у монголов с названиями колонн должно иметь более убедительное объяснение.

И такое объяснение есть. В соответствии с ним Венгрию следует рассматривать в качестве крайнего левого фланга византийского фронта наступления крестоносцев, а в качестве правого фланга принимать формирования, действующие в районе Иерусалима.

Такая дислокация, скорее всего, и была изначально отражена в указанных названиях колонн. Здесь надо учесть, что колонны эти не обязательно символизируют атрибуты иудейского Храма. В широком смысле они — врата в духовный мир, в Царство Божие. Аналогом таких врат в греческой мифологии, например, выступают Геркулесовы столпы, за которыми, по Платону, находилась Атлантида, т. е. царство неизведанного, идеальный мир. Выход за Геркулесовы столпы означал достижение просветления, переход на высший уровень познания.

Для творцов истории такими святыми местами, предполагающими обретение духовности, были палестинские и византийские земли. Захватить их — означало войти в Царство Божие. Неудивительно поэтому, что Иерусалим — крайняя, южная точка указанных земель — был обозначен ими как правая колонна (Йахин) врат в Царство Божие, а Венгрия — как их левая колонна (Боаз, Воаз).

Затем, — когда возникло самое северное из направлений наступления крестоносцев (прибалтийское), а южное, палестинское, иссякло, — картина поменялась. На Прибалтику перешло название левого крыла, но уже в виде славянского «Ливония», а Венгрию, соответственно, стали рассматривать, как «правую руку» при том, что старое ее название — Венгрия (от Боаз — левая колонна) — за ней сохранилось.

Так и стала Венгрия одновременно и «правой», и «левой» рукой — и Джунгарией (Хунгарией, Унгарией), и Барунгаром (Венгрией).

Впрочем, есть еще кое-какие соображения на этот счет. Но к ним я вернусь позже. А сейчас хотелось бы остановиться на фразе, прозвучавшей в конце предыдущего раздела и характеризующей арианство как солдатскую веру.

18. Как жрецы стали «греками»

В годину смуты и разврата

не осудите братья брата.

М. Шолохов. «Тихий Дон»

Не скажу, что упомянутая фраза вносит что-то принципиально новое в уже сложившееся понимание древнеизраильской веры. Выше уже говорилось о ней как о религии «всадников», и сказанное в том же духе в отношении арианства, являющегося одним из ее проявлений, лишь укрепляет нас в этом мнении. Тем не менее кое-какие новые соображения по поводу роли и места «отчей» веры на исторической сцене — в том числе и в географическом смысле — все же напрашиваются.

Хотелось бы в связи с этим остановиться и сделать предварительные выводы. Тем более что перечисление всех проявлений древней религии, коих превеликое множество, не ставилось здесь целью, будучи занятием бессмысленным и скучным.

И вот что по существу вопроса можно сказать уже сейчас. В лице современных евреев мы видим жречество, пути которого с паствой когда-то разошлись. Жрецы без паствы — эта формула многое объясняет, и прежде всего ту гордыню, которая обуяла этот действительно выдающийся народ, возомнивший себя на определенном этапе «богоизбранным».

Вряд ли стоит искать виновников размежевания: к нему привела неумолимая логика событий. Новая религия вызрела в недрах конфессии — религия спасения, религия сирых и убогих. Понадобилось подсластить горькую пилюлю одиночества человека в безбожном мире, — а возможность утешиться вмешательством «добренького бога» в старой вере не допускалась, — и вот появляется фигура, взвалившая на себя вместе с крестом все наши прегрешения. Так и возник раскол, породивший вместе с конфессиональными и этнокультурные различия между его участниками.

Казалось бы, погибли «овцы Израилевы», умерла старая вера. Ведь даже современные иудеи не сохранили ее в прежнем виде, скатившись к фарисейству. Но нет. Как феникс, возрождается она раз за разом из пепла. Стоит только присмотреться, и вот мы узнаём ее в учениях катаров и богомилов, протестантов и старообрядцев, мусульман и караимов, даосов и масонов. Даже чуждые элементы местных культов и верований, облепившие ее во множестве, как мухи, не в силах скрыть ее первозданную суть.

Но самое интересное здесь, что сохранили веру как раз те, кто как будто от нее отказался из меркантильных соображений. Всадники Рима. Те, которых называли хазарами и казаками, тамплиерами и тевтонцами, монголо-татарами и половцами. Вторая, помимо жрецов, ипостась древней элиты. Многие из них даже не знали, что гибнут в битвах и на кострах за древнюю веру Израиля, не признавали в евреях своих хотя бы бывших единоверцев. Почему приглянулась им эта вера, мы уже знаем. В силу своей простоты, позволявшей раскрыться их жизненному потенциалу, не отягощающей душу и тело грузом ненужных обетов и церемоний. Simplex sigillum veri, — говаривали древние[111]. Истина как проявление рационализма. Истина, состоящая в том, чтобы не умножать сущностей. Отсюда и монотеизм, заменивший многобожие. Отсюда и неприятие церкви, как ненужного посредника между людьми и Богом.

Неожиданный получается итог. Прямые, как считается, наследники старой веры, иудеи, не сохранили ее, скатившись к фарисейству. Палочка эстафеты оказалась в руках тех, кто по всем приметам не должен был ее подхватить, — готов, тамплиеров, тевтонцев, казаков и прочих христианских воителей. Поразительное дело: исповедуемые ими (часто втайне) новейшие реформистские учения — различные разновидности иудеохристианства, протестантства, старообрядчества — оказались более близкими к древней вере израильтян, чем современный иудаизм.

То же можно сказать еще об одних всадниках — арабах и сельджуках — вера которых, ислам, восходила к древнему учению ханифов, также по сути являющемуся ближневосточной вариацией иудаизма саддукейского толка.

Еще раз подчеркиваю: старая вера там, где всадники.

Возникает закономерный вопрос. Если всадники сохранили веру, то не всадниками ли она порождена? Вера-то солдатская, как выяснилось. Иудеи-то здесь причем? Они ведь жрецы, а не солдаты. Тем более что к ним в этой вере почтительного отношения не предусматривалось, о чем я говорил в связи с отношением казаков к духовенству.

Но если вера порождена солдатами, то какими из перечисленных? Здесь надо иметь в виду, что речь идет о поиске обобщающего понятия для всех этих «римлян», «тевтонцев», «тамплиеров», «сербов», «венгров», «казаков» и прочих членов братств, обслуживающих древнюю элиту.

И здесь опять вспоминаются вездесущие хазары, будто бы разгромленные Святославом, но каким-то непостижимым образом проявившиеся в движениях стригольников, «жидовствующих» и уже современных староверов. Уже одно это говорит в пользу пребывания этого феномена в кругу нужных нам универсальных понятий.

Но и в других отношениях не укладывается он в отведенные ему официальной историей узкие рамки. Может, и можно поверить в то, что маленький, но гордый народ, занимающийся разведением винограда и производством рыбьего клея где-то между Волгой, Доном и Северным Кавказом, попутно держал в страхе Киевскую Русь, отбивал атаки мусульманских орд и роднился с византийскими базилевсами. Но уже с трудом верится в то, что иудаизм, давно выведенный из обращения и так же давно не распространяемый миссионерами в силу запрета на прозелитизм и приобщение к вере нечистых «гоев», мог здесь не только появиться, но и приобрести огромное влияние.

С еще большим трудом верится в широкое распространение этого влияния уже самими этими производителями рыбьего клея на сопредельные государства — Киевскую Русь и Московию. А между тем, в том, что это влияние было, и было нешуточным, мы уже успели убедиться.

И совсем уже трудно поверить — подчеркиваю, с точки зрения официальной историографии, — в безраздельное господство этих, как их принято называть, «кочевников» или «номад» (чего только не придумают историки!) в Европе. Я имею в виду движение катаров или богомилов, с которыми даже пришлось вести крестовые войны, и связанные с ним деяния некоторых монашеских орденов, в первую очередь — печальной памяти ордена тамплиеров. А ведь и это неоспоримо, несмотря на то, что короткий век, отмеренный историками хазарскому каганату, закончился задолго до указанных событий.

Каким бы «могучим» ни был этот «народ», все эти подвиги он мог бы совершать лишь в рамках империи. Но если это так, то речь может идти лишь о Византии. Тем более что и название хазар, как уже отмечалось, происходит от названия византийских же всадников. Да и верой своей, известной также под названием арианства, причисленного историками к христианским ересям, они Византию повторяли в одном из периодов своего существования.

На принадлежность хазар «Риму», т. е. в том числе и Византии, указывает помимо прочего и такой факт. В одном из мидрашей, т. е. разделов Устной Торы, империя римлян упоминается под названием «хазир». Посчитали, что данное слово следует перевести как «свинья». Будто бы кабан был символом 10-го римского легиона, захватившего Иерусалим во время Иудейской войны и расквартированного там же, отчего на весь Рим было перенесено его название. Трудно согласиться с такой логикой. Можно было привести в пример не один десяток свиней, связанных с Римом не менее прочно, чем символ 10-го легиона и с таким же успехом могущих послужить Риму источниками наименования.

Гораздо проще поверить в то, что Рим в мидраше называется не «свиньей», а просто «Хазарией». Тем более что и смысл сказанное о хазарах приобретает лишь в рамках мнения о них как о воинской элите Римской империи, «гусарах», о чем писал еще родоначальник новой хронологии Морозов.

Очень туманным является представление о хазарах и их каганате. Даже само существование этого то ли государства, то ли объединения племен по сей день является предметом споров. Одолевают сомнения насчет подлинности документов, удостоверяющих сей факт. Единственное письмо, в котором речь идет о местонахождении каганата и о привязке его к конкретному хронологическому отрезку, — письмо кагана Иосифа визирю кордовского халифа Хасдаю ибн Шафруту — попахивает подделкой.

В то же время хазары неожиданно обнаруживаются в венгерских войсках в виде «кабаров». Конница этого отколовшегося от каганата «племени» в составе войск мадьярского вождя Арпада обрушилась в IX в. на Великоморавскую державу. В качестве катафрактариев служили хазары и в византийской армии, тем самым подтверждая свое «родство» с гусарами — такими же тяжеловооруженными всадниками. Опять же катары, строители замков, охватившие своим антикатолическим движением пол-Европы… О казаках-половцах как проводниках хазарского влияния на Киевскую Русь и Московию уже говорилось.

Не очень серьезно выглядят попытки придать Хазарии очертания конкретного государства. Очень широкое, надвременное это образование. Трудно поверить в гипотезу о «маленьком, но гордом народе», локализацию которому придает единственное, к тому же не очень доходчивое с точки зрения подлинности, письмо. Проще верится в то, что хазары как раз и были той связующей нитью, которая объединяла «рыцарей Востока и Запада» всех времен, стягивала их в войско Империи, привлечь которое на свою сторону пытались как латиняне, так и греки. Хазары-всадники, наряду с патрициями-жрецами, были одним из сословий этой Империи. Они же были и паствой этих самых патрициев-иудеев, т. е. тем самым «миром», который, прочитав в обратном порядке, переделали в «Рим». Надо думать, именно в этой, рыцарской, среде и зародилась старая «солдатская» вера с ее «иудеями» — людьми, специально предназначенными для отправления религиозного культа, «божьими людьми», о чем говорит уже само их название: «иу-деи».

Но здесь назревает вопрос. Ведь вера-то, по мнению историков, родилась задолго до описываемых событий. Даже если продлить историю Хазарии до времен античного Рима — все равно не срастается. Еще в XIII в. до н. э., как полагают историки, были получены Моисеем скрижали Завета на горе Синай, что можно считать датой рождения веры. Я уже не говорю о заключении Завета между Авраамом и Богом — событии, к которому также можно привязать эту дату и которое вообще теряется во мгле веков.

Но мы не раз уже убеждались в условности исторических датировок. Как бы и в этот раз не пришлось в этом убедиться. Посмотрим же, о чем на самом деле идет речь в библейском рассказе о зарождении и похождениях древнего Израиля с его верой. Заодно попытаемся выяснить, таким ли уж коротким является век хазарского каганата.

Согласно библейским сказаниям, после исхода из Египта и сорокалетних странствий по пустыне Синайской Израиль, будучи изначально воинским образованием, завоевал Ханаан, сделав его своим постоянным местом обитания. Но в 922 г. до н. э. единое государство евреев распалось на Израиль же (Северное царство) и Иудею.

Причиной будто бы послужило поклонение израильтян и, в первую очередь, самого царя их Соломона «чужим богам». В Израиле стали процветать различные «языческие» культы, в том числе финикийский культ поклонения Ваалу и Молоху — богам, требующим иной раз человеческих жертв. Яхве это, понятное дело, не понравилось, и он передал большую часть Израиля (двенадцать колен) во владение некоему Иеровоаму из колена Ефремова. За потомками Давида в Иудее были закреплены лишь колена Вениамина и Иуды. Править ими было назначено Ровоаму — сыну Соломона.

Иеровоама, получившего огромные преференции, не все, однако, устраивало, и, в первую очередь, отсутствие Храма в его землях. Эдак и подданных можно растерять, рассуждал он, если они будут ходить молиться в Иерусалим. Чтобы пресечь сие, царем были поставлены в Вефиле и в Дане два золотых истукана в виде тельцов, которым граждане обязаны были молиться и приносить жертвы. Богу это, понятное дело, не понравилось. Усугубило вину народа перед ним еще и то обстоятельство, что священники здесь стали назначаться не из левитов, а из людей, угодных царю.

Возмездие Яхве не заставило себя долго ждать. За грехи свои Израильское царство было разрушено ассирийским царем Салманассаром V (по другим данным — Саргоном II). Произошло это, по подсчетам историков, в 722 году до н. э. Остатки «самаритян» — так называли иудеи северных «ренегатов» — были уведены в плен ассирийцами. Сказывают, что после этого покоренная земля была заселена инородцами, смешавшись с которыми коренные израильтяне потеряли идентичность и стали, по мнению «правильных» иудеев-ортодоксов, неполноценными евреями. Сохранили идентичность, как и древнюю веру, лишь колена Вениамина и Иуды в Иудее[112].

Что-то все это напоминает. Так и есть. Это же рассказ о падении Иудеи под ударами римлян и первых христиан и одновременном распаде «Рима» на Византию и латинский Рим! Официальная версия никак не связывает между собой появление христианства, гибель Иудеи и распад Рима. А надо бы. Ведь порознь эти события необъяснимы. Воспользовавшись ранее сделанными выводами, в том числе и рассказанной только что начальной историей Израиля, можно теперь сделать это самому.

Вот как все происходило на самом деле. Римские всадники, почитавшие, как выяснилось, иудейских богов, т. е. «израильтяне», ополчились на Иудею. Не без некоторого кровопролития и разрушения цитадели иудейства — Иерусалимского храма — оформился «развод». Сейчас можно считать установленным, что причиной перепалки послужил отход иудеев (римских жрецов) от истинной веры и впадение в фарисейство. Назначив себя «богоизбранными» и присвоив право говорить с «миром» («Римом») от имени Господа, жрецы заслужили всеобщую ненависть.

С христианства, зародившегося несколько ранее в среде всадников в виде реформированного саддукеизма, также нельзя снимать ответственность за раскол. Исказив учение положением об уже свершившемся приходе Мессии в виде обычного человека, христиане («римляне») оттолкнули от себя жрецов, относящих данное явление к далекому будущему. Вдобавок ко всему они стали поклоняться злату и богам войны. Это заменило им подлинную веру, и всему этому есть аналогии в сказании о падении «Северного царства». Я имею в виду почитание золотых тельцов и кровожадных финикийских богов — Ваала и Молоха, что неудивительно для бывшей паствы иудеев, промышлявшей войнами и взиманием дани.

В результате всех этих перипетий Иудея пала, сохранившись лишь в рассеянии. Так, во всяком случае, гласит история Иудейской войны. Но сказание о Северном царстве не допускает такого итога. Там Иудея выжила, сохранив идентичность и веру, тогда как пал, наоборот, Израиль. Казалось бы, здесь расхождение с историей распада Рима. Но ведь у нас есть Византия, появившаяся как бы из ниоткуда. Чем не обновленная «страна жрецов»? Вот вам логичное объяснение распада Рима, гораздо более правдоподобное, чем россказни о неожиданно пришедшей в голову Константину мысли о «переносе» столицы. Ведь сказано же: Константин — первый христианский (арианский) император. В этом и разгадка.

Единственное, что необъяснимо пока, так это смена названия. Неспроста ведь стали называть Иудею Византией. Логично думать, что сменой названия она была обязана этому самому «обновлению». Понятно, что, потерпев поражение, жрецы должны были чем-то поступиться в угоду победителям. Этим «чем-то» и стала отчая вера, от которой было сделано отступление в сторону арианства. Жрецы признали Христа в качестве пророка, сблизившись, таким образом, с латинским Римом.

Так «жрецы» стали «греками». Ведь слово Greece допускает оба этих прочтения[113]. (Я потом скажу, почему они еще и «византийцами» стали).

Эта «мелочь» не осталась без последствий. Платой за нее стал разрыв с теми из «перушим», которые не пожелали стать «греками», т. е. с наиболее консервативной частью жречества. Упрямцы потеряли свою несчастную переименованную родину, сохранившись лишь в рассеянии. Эти фарисеи, или евреи диаспоры, стали непосредственными пращурами современных евреев. От них берет свое начало полуподпольный раввинистический иудаизм, иудаизм синагог. Именно к ним перешли функции иудейских жрецов, позабытые «греками», что вытекает уже из самого названия обряда посвящения в еврейство. «Гиюр» — так он называется, а кандидат в евреи — «гер».

Даже не сомневайтесь: «гер», «гиюр» — это несколько искаженные «жрец», «жречество». Посвящение в еврейство есть, таким образом, посвящение в жрецы.

Кстати, о «герах». Неслучайно у немцев принято это обращение. Если оно само по себе не является доказательством их еврейского прошлого, то можно вспомнить еще вот о чем. «Страной Ашкеназ» называлась Германия в некоторых древних текстах, и здесь уже прямая аналогия с этнонимом восточноевропейских евреев. А еще одними из первых в Европе немцы приняли лютеранство, которое ближе к иудаизму, чем к христианству, в чем мы уже успели убедиться. Не объясняется ли это имманентной тягой к вере отцов[114]?

Однако и этот раскол — не последний. Сказание о Северном царстве явилось скрытым выражением еще одного, теперь уже средневекового, сюжета. Очередной раскол, на этот раз между Византией и латинянами, по-видимому — самый свежий из прототипов распада древнего Израиля, ознаменовался Крестовыми походами. Здесь опять аналогом «Северного царства» выступил латинский Рим. Но неожиданно в роли противоборствующей стороны вместо Византии обнаруживаются некие «турки» — дикие, грязные и злые осквернители христианских святынь. Кажется, наша версия рассыпается на глазах.

Но посмотрим, кто такие эти самые «турки» и какова их подлинная роль в этом деле.

19. Турки — друзья-враги «страны жрецов»

Сейчас принято облагораживать цель Крестовых походов идеей защиты Гроба Господня от оскверняющих его диких азиатов-иноверцев. На самом деле не против сельджуков были направлены вылазки папистов. Против Византии. Сельджуки же оказались на линии огня лишь потому, что сами были византийцами. Точнее, византийскими наемниками. Для отвода глаз возложили на них ответственность за Крестовые походы, как и на монголов-халха — за «монгольское иго». Мол, если б не сельджуки, никто бы на тот Иерусалим, как и на Константинополь, не позарился. Эта версия стала господствующей даже в восточной историографии, несмотря на то, что имеет западные корни и вступает в противоречие с массой фактов, указывающих на явную антивизантийскую направленность Крестовых походов.

Пишут, например, что Иннокентий III пригрозил участникам IV Крестового похода отлучением от церкви в случае, если они предпримут наступление на Константинополь. Но с другой стороны, когда Симон де Монфор, узнав, что крестоносцы повернули на Константинополь, отказался продолжать поход, тот же папа пригрозил ему конфискацией земель.

О серьезных разногласиях в стане мнимых союзников говорит следующий факт. После захвата Иерусалима в Святом городе сразу прекратил существование патриархат восточного обряда. Что из этого следует? Хотя бы то, что при «нечестивцах»-сельджуках он вполне сносно существовал, а вот при братьях-христианах ему быстренько пришлось свернуть свою деятельность во избежание осложнений. В Иерусалим стали назначаться патриархи, подконтрольные папе, византийские же патриархи в целях безопасности перенесли свою резиденцию в Константинополь. Лишь с отвоеванием Иерусалима в 1187 году войсками «нечестивца» — Саладина — настоящий византийский патриарх смог вернуться в Святой город. «Этот факт тоже сам по себе замечательный, — пишет по этому поводу Смоленцев-Соболь. — Получается, что Саладин боролся с христианскими рыцарями и в конце концов ликвидировал их «латинский патриархат» в Иерусалиме. Но при этом дал возможность Константинополю восстановить исторический и канонический патриархат после того, как латиняне были выдавлены из Иерусалима. Дать хоть какое-то объяснение этому можно только в рамках византийского противостояния Риму»[115].

На антивизантийский характер Крестовых походов указывали многие византийские хронисты, что зафиксировал Ф.И. Успенский: «Воззрения на норманнов у византийских писателей выражаются так: «Боэмунд имел старую вражду с императором и таил в себе злобу за поражение, нанесенное ему под Лариссой; общим движением на Восток он воспользовался с тем, чтобы отомстить императору и отнять у него власть. Прочие графы и по преимуществу Боэмунд только для вида говорили о походе в Иерусалим, на самом же деле имели намерение завоевать империю и овладеть Константинополем».

То есть для вида говорили о походе на Иерусалим, для вида же говорили об освобождении Святой земли от ненавистных сельджуков. На деле же именно арианская (иудействующая) Византия, не признавшая филиокве в 1054 году, была изначальной и единственной целью латинских поползновений. Проповедь Урбана II в Клермоне, прозвучавшая вскоре после возникновения данных разногласий, как раз и ознаменовала собой начало противостояния. Запад («Северное царство»), изменивший единому Богу, решил наказать строптивицу, и тут на его пути встали монотеисты-сельджуки.

Традиционная история изображает сельджуков скотоводами. Но иначе, как о солдатах, причем римских солдатах, говорить о них нельзя. Огузы из племени кынык, как называли их первую волну, предводительствуемые поначалу внуками Великого Сельджука — Тогрул-беком и Чагры-беком — и создавшие прекрасный плацдарм для нападения на Константинополь в виде Сельджукского, или Румского, султаната, были, как ни странно, одного происхождения с греками. Вовсе не случайно то, что основатель империи сельджуков воспитывался при дворе хазарского кагана, т. е. в непосредственной близости от Константинополя и даже в сфере его влияния. Ведь хазары были федератами Восточно-Римской империи.

Может, кто-то сочтет следующие соображения чересчур умозрительными, но и само название Византии является закамуфлированным обозначением Турции. Вовсе не от имени мифического старца Безанта оно произошло, а от одного из названий быка. Как Турция является страной «туров», «быков», так и Византия — это страна «бизонов», т. е. тех же «быков». Короче говоря, «Византия» (Бизония) — калька «Турции». Становится понятной в связи с этим смена названия у «страны жрецов». Отказавшись от многих условностей, связанных с почитанием Яхве, жрецы стали не только «греками», но и «турками». Тем более что, как и последние, они на первых порах были иконоборцами.

Слово taurus, явившееся обозначением быка, тура и одновременно таких «народов», как турки и тавры, применялось и по отношению к членам военных сообществ. В славянских языках его модификацией является слово «товарищ». «Товарищами», например, называли друг друга польские гусары — ответвление и продолжение тех же «хазар». Причем, именно taurus надо считать производным от «товарища», а не наоборот. И вот почему. Taurus не выводится из тюркских языков, тогда как «товарищ» из славянских — выводится. Прототипом «товарища» в русском языке выступает слово «собрат», а оно составлено по славянскому типу (со-брат). Невозможно отрицать также единство корневой основы обоих слов: с-б-р (собрат) и т-в-р (товарищ).

«Товарищами», т. е. членами воинских братств, были по происхождению еще одни «тюрки» — русские. «Та рус-си» — так под 765 г. их называл византийский хронист Феофано, и это почти в точности соответствует греческому taurus. А еще русских называли «урусами», что является редуцированной формой того же «тауруса».

В свою очередь с названием русских связано слово «рать». Неслучайно русских в Европе именовали «рутенами» (rutheni) — словом, почти в точности соответствующим терминам «ратный», «ратник». «Рать идет!» — восклицали при приближении войска (любого), и когда возглас этот стал звучать в форме «Русские идут!», это стало источником недоумения, ибо утратился его первоначальный смысл.

Возвращаясь к сельджукам и их воинским наклонностям, следует отметить широко известную и поражающую историков веротерпимость их правителей, пиетет к христианским ценностям. На самом деле все это — лишь кажущиеся вещи. Просто так называемое «греческое православие» тех времен мало чем отличалось от тюркского ислама, что и дало повод называть отношение к нему «веротерпимостью».

В качестве иллюстрации к этому можно использовать выдержку из книги Ф. Успенского «История Крестовых походов». Правда, касается она не сельджуков, а Данишмендидов, эмират которых возник в малоазийской Севастии одновременно с Никейским султанатом сельджуков после поражения Византии в битве при Манцикерте (1071 г.), но пример все равно показателен. Ведь тем и другим при всем том, что часто они выступают в оппозиции друг к другу, приписывают туркменское происхождение и общую конфессиональную принадлежность.

Послушаем же Успенского: «Несколько монет, сохранившихся от этого времени, дают нам весьма любопытный и в высшей степени драгоценный материал для уяснения положения дел в эту эпоху. Монеты принадлежат царству Данишмендов; на одной стороне изображен Иисус Христос, на другой стороне греческими литерами выбито: «Мелик-Гази, царь Романии и Анатолии» — явление в высшей степени знаменательное; оно прямо характеризует нам Мелика-Гази. Он не был похож на тех диких турецких завоевателей, которые жгли, опустошали и уничтожали все, что было вне ислама. Мелик-Гази проводил принцип веротерпимости, предоставляя подчиненным народам политическую свободу, оставляя неприкосновенными греческий язык и греческое письмо»[116].

Очень показательный для первоначального ислама пример. Непонятно только, почему это дало повод говорить о «веротерпимости». Совершенно невероятно, что веротерпимость может дойти до полного исключения из символики завоевателей их собственных символов и символов их веры. Складывается впечатление, что завоеватели были готовы на все, вплоть до потери собственной идентичности, лишь бы угодить завоеванным. О таком «завоевании» можно только мечтать.

На самом деле надо говорить не о «веротерпимости» и не о «завоевании», конечно, а о том, что ислам тогда еще не принял свою окончательную форму, оставаясь, по сути, разновидностью арианства — византийской религии.

Этот факт, кстати, полностью обессмысливает крестоносную «реконкисту» как дело «защиты христианских святынь», отчетливо высвечивая в ней чисто захватническую сущность.

В случае с Данишмендидами есть и другие соображения в пользу отнюдь не исламистского и даже проромейского характера их первоначального объединения. Думается, что были они изначально подразделением византийской армии, прикрывающей восточные рубежи империи от вторжений арабов. И назывались словом, в котором легко угадывалось это их армейское происхождение, — «армяне». Как видно, этнический смысл в этом слове искать не стоит. Просто «армейцы» как часть «ромеев». Не более того[117]. Армянами же в современном смысле этого слова эти «армейцы»-«ромейцы» стали позже — когда локализовались в Закавказье, отделившись от своих исламизированных соотечественников в Турции.

В пользу всего этого говорит само расположение армянских поселений на территории Византии накануне Крестовых походов.

На рисунке видно, что восточную границу империи занимают эмират Данишмендидов и Киликийское царство. Но оба эти образования (Данишмендидов — до исламской «оккупации», Киликийское царство — и до, и во время нее) представляли собой поселения «армян» — так называемую Малую Армению. Эмират Данишмендидов располагался как раз в северной части этого образования — на территории бывшей ромейской фемы Армениак[118].

Рис. 9. Малая Азия в 1097 году

От династов Сиваса и Малатьи, каковыми были Данишмендиды, сельджуки в этническом плане ушли недалеко.

Можно предположить, что, как и Данишмендиды, они происходили из византийских армян. Только, в отличие от Данишмендидов, родиной которых были причерноморские фемы Пафлагония и Армениак, дислоцировались они на побережье Средиземного моря и в области Армянского (Восточного) Тавра — Киликии.

Об этом можно судить хотя бы по местным топонимам, один из которых уже прозвучал — «Тавр». Можно упомянуть еще об «Исаврии», «Тарсе» — безусловно тюркских названиях, несмотря на их кажущуюся древность. Почему армяне?

По уже названной выше причине. Потому, что места эти являлись местами дислокации византийских (киликийских) армян — пограничников. Именно в районе Армянского Тавра и Исаврии накануне Крестовых походов располагалось Киликийское царство армян (рис. 10). То есть в одних текстах упоминаются армяне, в других при тех же обстоятельствах — исавры (тавры). Это и дает повод для отождествления.

Впрочем, прискакали ли сельджуки из среднеазиатских степей или были туземным населением Малой Азии — вопрос не принципиальный, к тому же — легко решаемый. Власть базилевсов вполне могла простираться до Средней Азии, включая в себя кочевья тамошних тюрков, отчего последние могли составлять с греками единое этнокультурное пространство.

Такое решение снимает противоречия. Для нас же важно другое.

Сельджуки были наемными солдатами, используемыми правящим классом Ромеи как в династических распрях, так и для отражения внешних врагов, чему есть множество подтверждений.

Рис. 10. Византийские фемы

Вот что можно узнать о настоящем их роде занятий из «Всемирной истории»: «В XI веке сельджукские огузы из Средней Азии продвинулись в Иран и Переднюю Азию. Столкнувшись с другими кочевыми завоевателями — караханидскими тюрками, знать сельджукских огузов обратилась к сыну и преемнику Махмуда Газневи, султану Масуду, с просьбой предоставить ей земли для кочевания в районе Абиверда, Серахса, Нисы и Мерва, обещая нести за это военную службу. Масуду пришлось уступить и предоставить сельджукам в 1035 г. часть просимых ими земель. Соседство воинственных кочевников оказалось бедствием для пограничных со степью сельских районов. (Выделено мною. — Г.К.) С каждым годом военно-феодальная знать сельджуков становилась все более настойчивой в требованиях новых земель. Наконец Масуд двинул против сельджуков свои войска. Однако сельджукские вожди Тогрул-бек и Чагры-бек нанесли им полное поражение (1040 г.) и открыли себе дорогу в Хорасан и Западный Иран»[119].

Явно не о скотоводах здесь речь. Что же до службы их Византии, то по-другому и быть не могло. Уже единая с Византией вера должна была этому благоприятствовать. Но не только это. Имеется масса фактов, трудно объяснимых с противоположной точки зрения.

Ну, хорошо, отвоевали сельджуки у византийцев часть Малой Азии, основав на этой территории Румский (Сельджукский) султанат со столицей в Никее. Можно поверить и в то, что эта Никея, пусть даже каким-то странным образом, была отвоевана византийцами с помощью крестоносцев, прежде чем в нее вселился бежавший из захваченного в 1204 году крестоносцами Константинополя Феодор Ласкарис[120]. Но вот в то, что она стала столицей империи с одноименным названием, верится уже с трудом. Как может империя уместиться на крошечной территории, будучи зажатой к тому же двумя враждебными образованиями — Латинской империей и Конийским султанатом? Какой реальной властью мог обладать ее так называемый «император»? А ведь Ласкарис и его зять — Иоанн III Дука Ватац — обладали властью, и немалой, судя по тому, что их борьба с оккупантами была весьма успешной. Что тут правда, а что нет?

Где, наконец, федераты, т. е. имперские данники (вассалы), без которых империя вообще немыслима?

Вот сельджуки как раз и были этими федератами, не особо возражавшими против воцарения Ласкариса на своей территории, да и Алексея Комнина впустившими в Никею в 1097 году на правах сюзерена. Ничего удивительного: они всегда «окучивали» «страну жрецов» (Greece), насаждая там время от времени «солдатских» императоров и порождая тем самым приводящую современных исследователей в недоумение двойственность имперской власти.

Основание Никейской империи на практически вражеской территории, не вяжущееся с реалиями того времени, будет легче осмыслить, если обратиться к факту предоставления тюркам-кайи территории под османский бейлик. Спросите, причем здесь османы? А вот причем. Не исключено, что именно с воцарения Ласкариса, а не с предоставления Эртогрулу уджа (пограничного района) по соседству с Вифинией в 1270 году начинается история Османской империи. Во всяком случае, известную преемственность между двумя империями, опирающимися на одну и ту же военную силу, отрицать невозможно. Не исключено также, что какие-то фрагменты эпопеи Ласкариса попали в хронику османской державы. Да и факт признания османов в Европе легитимными правителями империи, так же как и самоидентификацию их с последними, надо же как-то объяснить. Имеются в виду выбитая в Италии медаль в честь завоевателя Константинополя Мехмета II Фатиха, где он именуется императором византийским (рис. 11), и титул, который тот же султан принял тотчас после взятия столицы, — Кайсар-и-Рум (кайзер, или цезарь, Рима).

Рис. 11. Прорисовка медали с портретом Мехмета II и надписью: Svitani Mohammeth Octhomani Vgvli Bizantii Inperatoris. 1481

Судите сами. Сначала прискакали сельджуки в Малую Азию и с боя овладели ее большей частью. Затем в те же края из тех же мест наведались османы и уже без боя (надо же было как-то избежать однообразия!) получили кусочек территории под бейлик, а расплодившись, подмяли под себя весь султанат. У тех и других вожди были практически тезками: Тогрул и Эртогрул. Возникает ощущение повторения пройденного. Эпопея Никейской империи, заполнившая пробел между этими событиями, еще больше запутывает дело.

Для чего нужно было это «удвоение» и даже «утроение» турок? Для того чтобы «отправить» османов куда подальше, представить их заморскими налетчиками, «гастролерами», как монголов.

Биография их родоначальников была известна достаточно хорошо. Не является секретом тот факт, например, что Осман родился в малоазийской Вифинии, а Мехмет II — вообще в Европе, в болгарском городе со странным названием Одрин (Эдирне, Адрианополь), удивительно напоминающим название военной организации — «орден». Оспорить византийство османов, зная все это и полагая, что это знают другие, было невозможно. Но можно было хотя бы их непосредственных предков представить дикарями. Так появился Эртогрул с его среднеазиатским прошлым. Биографию его, не мудрствуя лукаво, «срисовали» с похождений сельджукского Тогрула, прибавив к его имени всего две буквы, а иногда даже и не прибавляя ничего, как это сделала, например, Тамара Райс[121]. В ход, как уже отмечалось, пошли и некоторые фрагменты биографий византийцев — Алексея Комнина и Феодора Ласкариса. В итоге не только сельджуки, но и османы стали по происхождению азиатами. Хотя и для сельджуков такое происхождение — не факт.

Правдоподобия этому «винегрету» может придать лишь рассмотрение всех этих событий, как единого целого. Переезд Ласкариса в Никею обретает смысл лишь в рамках идеи создания императором новой метрополии в землях федератов. Вряд ли правителю чужой, враждебной туркам, державы удалось бы въехать в столицу султаната, пусть даже и бывшую, и продержаться там хотя бы некоторое время. Слишком неравны были силы. Да и «невыездной» характер его персоны, изоляцию, следует учитывать. Конечно же, его власть там держалась не на силе, а на авторитете. Возможно, сыграло свою роль и предотвращение разграбления Никеи крестоносцами в 1097 году и мягкое отношение к высокопоставленным пленникам со стороны византийцев. Аналогию этому можно увидеть в легенде о предоставлении Эртогрулу территории под бейлик за помощь, оказанную им сельджукскому султану в битве с монголами.

Отсюда совсем недалеко до признания османов преемниками никейцев и даже Комнинов на византийском престоле. Очень удачно вписывается сюда турецкая легенда о происхождении Мехмета II, согласно которой кто-то из Комнинов женился на сельджукской княжне из Коньи, положив начало роду Османов. Комнины вообще очень подходят на роль зачинателей османской династии. Есть мнение, что они по происхождению — армяне. Но мы уже знаем, что «армянами» на самом деле называлась военная верхушка Византии — «армейцы». Комнины (Команины, т. е. из всадников-куманов), родом из Комн под Филиппополем (нынешний Пловдив), и были такими «армейцами». Кстати, недалеко от этих мест, в той же Фракии (Эдирне), находилось и родовое гнездо Мехмета II.

От «армейцев»-«армян» уже рукой подать до сельджуков — тоже «армейцев» (солдат), как выяснилось.

О том, что Османская империя наследовала Никейской, в том числе и по части стремления к отвоеванию Константинополя у латинян, — а Византию 1453 года, безусловно, можно причислить к пролатинским образованиям хотя бы из-за поддержки ею унии церквей, — говорит и такой факт. После захвата столицы Мехмет II назначил на патриарший престол Геннадия Схолария взамен погибшего патриарха Афанасия (рис. 12).

Выбор был отнюдь не произвольным. Этот Геннадий, будучи поначалу сторонником унии и даже способствуя ее утверждению речами на Ферраро-Флорентийском соборе 1438–1439 гг., впоследствии разочаровался в ней, примкнув к партии Марка Эфесского — главного оппонента латинизации, отказавшегося поставить свою подпись под унией на соборе. Став после смерти Марка главой противников униатства, он написал ряд полемических сочинений против союза с латинянами. Это настолько расстроило его отношения с занимавшими пролатинскую позицию Иоанном VIII Палеологом и, в особенности, с его братом и наследником Константином Драгасом — последним византийским императором, что перед самым вторжением турок ему пришлось принять монашество.

Геннадий был наделен султаном самыми широкими полномочиями: он стал «этнархом», т. е. не только религиозным, но и политическим руководителем всех христиан Порты или Millet-i-Rum — «римского народа»[122]. При этом были удалены из страны или подвергнуты опале те священнослужители, которые запятнали себя сотрудничеством с католиками. В большинстве своем они отправились на Запад искать поддержки у латинян[123]. Константин Драгас — последовательный сторонник латинизации — пал при штурме Константинополя, и его голова была торжественно выставлена для всеобщего обозрения на ипподроме как бы в назидание униатам.

Рис. 12. Мехмет II и патриарх Геннадий. Икона XVIII  века

Спрашивается, против кого на самом деле выступали турки — против византийцев или против латинян? Ясно, что никакой исламизации в таких условиях, никакого угнетения христиан, тем более — «осквернения христианских святынь» турками, быть не могло. Была лишь смена правящей верхушки в связи с поддержкой ею унии и отходом от отчей веры.

Чуть позже (в 1478 году) Мехметом II был издан закон о свободе вероисповедания, что опять-таки не характеризует турок как противников православия. Еще один указ, — о защите францисканцев, подвергавшихся гонениям со стороны папских пособников на территории Боснии-Герцоговины, — был подписан Мехметом II в 1463 году после завоевания им этого королевства. Францисканцы тогда преследовались по наущению папы королем Боснии, перешедшим в католичество[124].

Как видно, папство в те времена представляло для инакомыслящих гораздо большую опасность, чем ислам.

Только к XVII веку ислам принял свой современный вид и стал резко отличаться от православия. Именно тогда были заштукатурены или сбиты фрески с христианскими сюжетами в Софийском соборе, что и ознаменовало начало эпохи гонений. Расхожее мнение о том, что эта работа была проделана по приказу Мехмета II тотчас по взятии Константинополя, опровергается самими турками. «При описании истории храма Святой Софии в современном издании «Вся Турция» сообщается следующее: «Преобразование Св. Софии в мечеть было произведено с большим уважением к зданию… На месте амвона была водружена кафедра и михраб для молитв… Но иконы, иконостас и мозаики христианской церкви остались нетронутыми; были даже сохранены некоторые мозаики с изображением людей». Согласно хронологической таблице перестроек и других изменений в храме Святой Софии, внутренние христианские мозаики были закрыты штукатуркой лишь около 1750 года, то есть в середине XVIII столетия. Другой справочник по истории Святой Софии утверждает, что, «несмотря на мусульманский запрет использовать какие-либо человеческие изображения, он (Магомет II) сохранил множество христианских мозаик, включая изображение Богородицы с младенцем на апсиде. Эта мозаика не была заштукатурена вплоть до второй половины XVII века». Впрочем, в переработанном новом издании этой же книги сказано более четко: «Богородица с младенцем Христом и архангелы были заштукатурены в правление Махмута I (1730–1754)». При этом добавляется, что некоторые другие мозаики были закрыты в начале XVII века в правление Ахмета I (1603–1619).

Так или иначе, но становится очевидным, что по крайней мере до начала XVII века (а может быть, и позже) храм Большой Софии, в котором уже много десятков лет молились султаны, так и не изменил своего облика христианского храма. Другими словами, стамбульские султаны, вплоть до XVII века, а возможно, даже до XVIII века, молились в христианском храме!»[125].

Стоит ли сомневаться, что до этого ислам был попросту византийским христианством (арианством), пропущенным сквозь призму взглядов Магомета?

20. А был ли Храм? Может, Храма-то и не было?

Как не крути, а не вяжется с реалиями идея противостояния византийцев и сельджуков — якобы настоящих и единственных врагов всего христианского мира. Противоположный взгляд намного предпочтительнее. Понятно, что латинским хронистам было выгодно затушевать хищнические цели Крестовых походов, оправдать их, что и было достигнуто за счет «исламизации» турок. Установив «византийство» последних, нам удалось исключить их как третью сторону конфликта, что позволило из двух неполноценных сюжетов — легенды о Северном царстве и эпопеи Крестовых войн — составить один целостный.

Посмотрите, как все сходится. Ренегаты-паписты в компании с предавшими Византию федератами (сербами, болгарами, половцами), изображенные в Библии под видом «Северного царства», нападают на иудействующую Византию с ее солдатами-сельджуками[126]. Конечно же, эти паписты-римляне не имеют национальной идентичности. «Рим» всегда выступал метафорой вселенскости, «мира». К тому же исповедуемое латинянами христианство не признает национальных границ: в «Царстве Божьем», как известно, «несть иудея, ни эллина».

Но и воины Моисея («Израиль»), как и более поздние самаритяне, были космополитами, «людьми без Родины». Это в современных трактовках иудаизма, представляющих его религией одного народа, присутствуют «гои», т. е. инородцы. Израильтяне же считали гоями лишь тех, кто еще не успел приобщиться к монотеизму и был объектом миссионерской деятельности.

Как некогда в Ханаан устремились отряды Моисея и Аарона, так и в «землю обетованную» ринулись воинские ордена. Но ведь земля эта была «обещана» израильтянам! Понятно, что ими как раз и были крестоносцы. Именно в этом качестве предстают перед нами восстановители иудейского храма Соломона — храмовники.

Не стоит искать настоящую Иудею в песках Палестины. Не течет там земля «молоком и медом». И не текла никогда. А вот в Византии текла и течет. И именно туда были направлены на самом деле огнедышащие стопы первых крестоносцев — борцов с греческим (жреческим) иудео-христианством.

Вызывает вопросы участие в данном мероприятии тамплиеров — тайных приверженцев отчей веры, подобно испанским марранам. Но и это объяснимо: в числе врагов Византии они оказались не только и не столько потому, что перешли в лагерь папистов, но и из-за отступления патриархов в сторону первоначального христианства — арианства.

Одновременно с обособлением предавших Византию федератов-католиков оформился и ее «развод» с той частью воинства, которая не поддалась «тлетворному влиянию Запада» и продолжала исповедовать веру Израиля в неизменном виде, т. е. в саддукейской редакции. Имеются в виду уже известные нам богомилы, вальденсы, катары, более поздние гуситы и прочие, как бы «реформистские», а на самом деле — проиудейские движения, со временем оформившиеся в протестантство.

В изоляции оказалась Византия. Оттого и пала.

Нелишним будет заметить здесь, что христианство, часто приписываемое катарам, никоим образом от древнего иудаизма не отличается и христианством по сути не является. Да, у них было понятие о Христе. Но этот Христос — не из христианского пантеона. На самом деле это ветхозаветный Бог-Слово, воспринимаемый не в виде земного человека, как иной раз у ариан, а в качестве ангела, т. е. в духе гностицизма. Ведь грешная человеческая плоть, по мнению катаров, не могла быть вместилищем небесного. Чисто саддукейский (он же старообрядческий) подход: Бог на небе, а на земле — одно сплошное безбожие. Отсюда и резко отрицательное отношение катаров к почитанию распятия, каковое замечено и у тамплиеров. Впрочем, такое отношение могло произрасти и на почве опять-таки иудейской, иконоборческой традиции, которой катары следовали неукоснительно.

Кстати говоря, саддукейское «обезбоживание» земной жизни с привнесением в нее представлений о происках Сатаны, характерное для катаризма, легло в основу отнесения последнего к дуалистическим системам мышления, отпочковавшимся от манихейства. На самом деле такой «дуализм» в той или иной форме присущ практически всем религиям, в том числе и тем, которые традиционно считаются монотеистическими. Не стало исключением здесь и христианство. Правда, «демонизация» земной жизни в нем выглядит не столь выпукло и безапелляционно, как у манихеев, катаров и более поздних протестантов.

И вот еще что. Делая ударение на дуалистичности «реформистских» концепций, авторы — уж не знаю, сознательно или нет, — проводят водораздел между этими концепциями и монотеизмом древних иудеев, что негативно сказывается на понимании исторических процессов. Между тем иудейский след в «реформизме» очевиден. Это следует не только из самой доктрины саддукеев с характерным для нее «обезвоживанием», но и из того факта, что пророк Мани, например, изначально принадлежал к иуде-охристианской секте мугатасилахов, для которой была характерна иудейская строгость в поведении. Причем этому моменту сектанты уделяли даже больше внимания, чем спасению через Иисуса. Например, большое значение придавалось отказу от вина, мясной пищи и женщин.

Возвращаясь же к тамплиерам, следует указать, что врагами Византии (Израиля) они были номинальными. Они не были замечены ни в штурме Константинополя, ни в штурме Иерусалима[127]. Сказывается все-таки сходство религиозных убеждений. Уже одно то, что только в 1128 году, т. е. через 10 лет после своего основания, они были подчинены Ватикану, говорит о том, что к католицизму они были расположены не очень. Да и после собора в Труа, узаконившего их деятельность, вряд ли они стали ревностными католиками. Будь это так, их судьба не была бы столь печальной. Скорее всего, подчинение Ватикану носило формальный характер и было продиктовано меркантильными соображениями. Неслучайно именно после легализации в Труа на них, как из рога изобилия, посыпались всевозможные преференции и блага[128].

Можно было бы сомневаться в том, что их легитимность до этого исходила от православных патриархов, как о том писали многие видные масоны[129]. Ведь вера их, как я уже сказал, была все-таки ближе к вере праотцев, чем византийство. Однако же само византийство не было однородным, и убеждение в том, что в его рядах всегда находилось место для духовников типа Геннадия Схолария, не оставляет камня на камне от этих сомнений. Именно представители такой, староиудейской, партии, скорее всего, и благословили Гуго де Пэйна на создание ордена.

Исходя из всего этого, можно считать, что основной задачей ордена на Святой земле являлась реставрация Храма. Это, пожалуй, единственное, что могли предпринять тамплиеры в интересах православия, не навредив при этом Ватикану.

А, кстати, правильно ли говорить о «реставрации»? В легенде о «Северном царстве» есть упоминание о том, что «нечестивцы» — самаритяне — воздвигли Храм на новом месте — в северных землях. Надо думать, здесь иносказательно изображена попытка «реставрации» храма Соломона в Палестине крестоносцами. Подчеркиваю — на новом месте! Выходит, настоящий Храм находился отнюдь не в Иерусалиме! Не в граде ли Константина — столице «страны жрецов» — или где-нибудь поблизости от него? И не с целью ли строительства нового Храма были приглашены в Палестину тамплиеры — предшественники каменщиков-масонов? Ведь не секрет, что в местности, захваченной крестоносцами, не было дотоле никакого Храма. Не тамплиерами ли были возведены его так называемые «руины»?

Об отсутствии Храма в Иерусалиме образца 1099 года высказывался в своей «Истории магии» один из видных масонов Элифас Леви. Я уже приводил фрагмент этого высказывания, но сейчас приведу его полностью: «В 1118 году на Востоке рыцари крестоносцы — среди них были Жоффрей де Сен-Омер и Хуго де Пайен — посвятили себя религии, давши обет Константинопольскому патриарху, кафедра которого всегда была тайно или открыто враждебна Ватикану со времен Фотия.

Открыто признанной целью тамплиеров было защищать христианских пилигримов в святых местах; тайным намерением — восстановить храм Соломона по образцу, указанному Иезекиилем. Такое восстановление, предсказанное иудейскими мистиками первых веков христианства, было тайной мечтой восточных патриархов. Восстановленный и посвященный Вселенскому культу, храм Соломона должен был стать столицей мира. Восток должен был превалировать над Западом, и патриархия Константинополя должна была верховенствовать над папством. Чтобы объяснить название тамплиеры («храмовники»), историки говорят, что Балдуин II, король Иерусалимский, дал им дом в окрестностях храма Соломона. Но они впадают здесь в серьезный анахронизм, потому что в этот период не только не оставалось ни одного камня даже от Второго храма Зоровавеля, но трудно было и определить место, где эти храмы стояли. Следует считать, что дом, отданный тамплиерам Балдуином, был расположен не в окрестности Соломонова храма, а на том месте, где эти тайные вооруженные миссионеры восточного патриарха намеревались восстановить его.

Тамплиеры считали своим библейским образцом каменщиков Зоровавеля, которые работали с мечом в одной руке и лопаткой каменщика в другой. Поскольку меч и лопатка были их знаками в последующий период, они объявили себя масонским братством, то есть братством каменщиков».

Можно ли верить подобным сообщениям? И где находился настоящий Храм, если не в Иерусалиме? И существовал ли он вообще?

Имеются две точки зрения на этот счет. Согласно одной из них, которую можно назвать официальной, местом Храма всегда был Иерусалим, чему свидетельством — сохранившийся до настоящего времени фрагмент стены Храма, известный под названием Стены Плача, или Западной Стены.

В соответствии с этой точкой зрения жертвенник на горе Гаризим (Гризим) в Самарии, воздвигнутый самаритянами после возвращения из Вавилонского плена, является «нелегитимным», а мнение самаритян о тождестве этого места с Вефилем, т. е. Домом Божьим, а также с горой Мориа — надуманным.

Данная точка зрения как будто не содержит изъянов, в особенности в той части, которая касается позиции самаритян. Действительно, отождествление горы Гаризим с Вефилем (Домом Божьим) — местом, на котором Иаков во сне увидел свою знаменитую лестницу и снующих по ней ангелов, — несколько произвольно. Не упоминается во фрагменте со сном данная гора. Она «всплывает» в Библии лишь после вавилонского пленения, когда обиженные отказом Зоровавеля допустить их к восстановлению Второго храма самаритяне в пику евреям воздвигли на ней жертвенник. Но в этом эпизоде не упоминается уже Вефиль.

И тем не менее указанный Вефиль находился именно в Северном царстве, а не в Иерусалиме! Об этом идет речь в отрывке из III Книги Царств, который я приводил в связи с обстоятельствами распада Израиля на два государства.

Еще раз перескажу содержание этого фрагмента. В Израиле после разделения стало негде возносить молитвы Всевышнему. Храм-то остался в Иудее. Богомольцам приходилось совершать туда длительные паломничества. Иеровоама, воцарившегося в Израиле после смерти Соломона, такое положение дел не устраивало. Дабы не лишиться подданных, которые навсегда могли остаться в вотчине Ровоама, царя Иудейского, решился он на следующий шаг. Впрочем, предоставлю слово Библии.

«И говорил Иеровоам в сердце своем: царство может опять перейти к дому Давидову; если народ сей будет ходить в Иерусалим для жертвоприношения в доме Господнем, то сердце народа сего обратится к государю своему, к Ровоаму, царю Иудейскому, и убьют они меня и возвратятся к Ровоаму, царю Иудейскому.

И посоветовавшись царь сделал двух золотых тельцов и сказал (народу): не нужно вам ходить в Иерусалим; вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской.

И поставил одного в Вефиле, а другого в Дане.

И повело это ко греху, ибо народ стал ходить к одному из них, даже в Дан, (и оставили храм Господень).

И построил он капище на высоте и поставил из народа священников, которые не были из сынов Левииных» (III Царств., 12: 26–29).

То есть сама Библия подталкивает к тому, чтобы считать именно Северное царство местом подлинного Храма — «Домом Божьим». Имеется даже вполне недвусмысленное мнение о местонахождении этого объекта. Считается, что библейским Вефилем является современное селение Бетин (Бейтин) в 15 км к северу от Иерусалима. Правда, это мнение нельзя считать аксиомой. Библия не содержит таких конкретных указаний, являющихся, скорее, домыслами современных интерпретаторов[130]. Тем не менее уверенности в том, что Иерусалим не был «Домом Божьим», т. е. местом первого Храма, и что таким местом на самом деле были самаритянские земли, это добавляет.

В любом случае можно только удивляться тому, как в головах почитателей иудаизма знание о Бетине-Вефиле как о месте подлинного Храма может совершенно спокойно уживаться с представлениями о том, что таким священным местом является современная Храмовая гора в Иерусалиме.

Именно в северных краях Иаков во сне увидел лестницу и услышал слова Божьи: «Я Господь, Бог Авраама, Отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и будет потомство твое, как песок земной; и распространишься к морю и к востоку, и к северу и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные» (Быт., 28:12–14).

Собственно, и Вефилем эту местность нарек именно Иаков. Вот как это произошло: «Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно Господь присутствует на месте этом; а я не знал!

И убоялся и сказал: как страшно это место! это не иное что, как дом Божий, это ворота небесные.

И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его.

И назвал место то: Вефиль, а прежнее имя того города было: Луз.

И положил Иаков обет, сказав: если Бог будет со мной и сохранит меня в пути этом, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом, — то этот камень, который я поставил памятником, будет домом Божиим; и из всего, что Ты, Боже, даруешь мне, я дам Тебе десятую часть» (Быт., 28:16–22).

Именно этот Вефиль стал при Иеровоаме центром самаритянского идолопоклонства. Его же, по-видимому, штурмовали крестоносцы во время Первого крестового похода. Иерусалим тут ни при чем. Провинциальный поселок Эль-Кудс просто решили объявить Иерусалимом, построив здесь новый Храм, когда задумка восстановить старый в Вефиле потерпела фиаско.

Но где же он, этот загадочный «Дом Божий»? Гору Гаризим в окрестностях Шхема (нынешний Наблус) следует исключить из списка претендентов на эту роль, так как она во сне Иакова не упоминается и если и является местом ка-кого-то храма, то не самого древнего[131]. Отождествление же с современным Бетином хромает по причине того, что основано лишь на созвучии.

Кажется, мы знаем о Вефиле совсем немного: лишь то, что он находился севернее современного Иерусалима.

Это, однако, поправимо. Если пристальней вглядеться в ситуацию, сложившуюся в регионе на заре крестоносного движения, то можно узнать о нем много больше.

Хочу сразу же обратить ваше внимание на двойственность в отображении данной ситуации, наметившуюся в современной историографии. Содержание основной массы комментариев к ней сводится к следующему. В XI веке положение христианства на Востоке становится невыносимым. Византия, ранее контролировавшая ситуацию в этом вопросе, стала терпеть одно поражение за другим. Наступающие из Туркмении сельджуки, возглавляемые Алп-Арсланом, разбили византийцев при Манцикерте (1071), взяв в плен императора Романа Диогена. Практически вся Малая Азия перешла в их владение. Образовался Сельджукский султанат со столицей в Никее. Примерно в это же время в руки сельджуков попал и Иерусалим, находившийся до этого, как и вся Палестина с Сирией, во владении египетской династии Фатимидов. Паломники, прибывающие в Святой город, стали терпеть утеснения от магометан. Возникла угроза осквернения Гроба Господня.

Вознегодовав от увиденных в Палестине бесчинств, один из паломников, Петр Амьенский по прозвищу Пустынник, стал бродить «по полям и весям» Западной Европы в рубище с призывами к «освобождению Гроба Господня». Он стал настолько популярным в народе, что многие даже старались отщипнуть клочок шерсти у его ослика в качестве сувенира.

Страстные речи пилигрима произвели впечатление и на папу Урбана II. Но не только это. Говорят, Петр привез папе письмо от Иерусалимского патриарха с мольбами о помощи изнывающим под мусульманским игом единоверцам. В ноябре 1095 года в Клермоне состоялся церковный собор, на котором понтифик выступил с призывом к отвоеванию Святой земли у магометан. Сказал он примерно следующее: «Народ франков! Вы пришли из-за Альп, вы избраны Богом и возлюблены им, что показано многими вашими свершениями. Вы выделяетесь из всех других народов по положению земель своих и по вере католической, а также по почитанию святой церкви; к вам обращается речь моя!

Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела нас в ваши края, какая необходимость зовет вас и всех верующих. От пределов иерусалимских и из града Константинополя пришло к нам важное известие, да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгся в земли этих христиан, опустошил их мечом, грабежами, огнем. Персы частью увели христиан в свой край, частью же погубили постыдным умерщвлением. А церкви Божьи они либо срыли до основания, либо приспособили для своих обрядов. Они оскверняют алтари своими испражнениями. Они обрезают христиан и обрезанные части кидают в алтари или в купели для крещения. Они рады предать кого-нибудь позорной смерти, пронзая живот, лишая детородных членов и привязывая их к столбу. Потом они гоняют свои жертвы вокруг него и бьют плетью до тех пор, пока из них не выпадают внутренности и сами они не падают наземь. Иных же, привязанных к столбам, поражают стрелами; иных, согнув шею, ударяют мечом и таким способом испытывают, каким ударом можно убить сразу. Что же сказать о невыразимом бесчестии, которому подвергаются женщины, о чем говорить хуже, нежели умалчивать? Греческое царство уже до того урезано ими и изничтожено, что утраченное не обойти и за два месяца.

Кому выпадает труд отомстить за все это, исправить содеянное, кому, как не вам? Вы люди, которых Бог превознес перед всеми силою оружия и величием духа, ловкостью и доблестью сокрушать головы врагов своих, вам противодействующих?

Поднимайтесь и помните деяния ваших предков, доблесть и славу короля Карла Великого, и сына его Людовика, и других государей ваших, которые разрушили царства язычников и раздвинули там пределы святой церкви. Особенно же пусть побуждает вас святой Гроб Господень, Спасителя нашего Гроб, которым ныне владеют нечестивые, и святые места которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются. О могущественнейшие рыцари! Припомните отвагу своих праотцев. Не посрамите их!

И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит Господь в Евангелии: «Кто оставит дома, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную». Не позволяйте собственности или семейным делам отвлечь вас.

Эта земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью. Она не очень богата и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Из-за этого вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Начните путь к Святому Гробу, исторгните землю эту у нечестивого народа, землю, которая была дана Господом нашим детям Израилевым и которая, как гласит Писание, течет млеком и медом.

Иерусалим — это пуп земли, край, самый плодоносный по сравнению с другими, земля эта словно второй рай. Ее прославил искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее деяниями, освятил страданием, искупил смертью, увековечил погребением. И этот царственный град, расположенный посредине земли, ныне находится в полоне у его врагов и используется народами, не ведающими Господа, для языческих обрядов. Он стремится к освобождению и жаждет освобождения, он беспрестанно молит о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Он ждет помощи от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены Богом замечательной силой оружия. Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного».

Речь понтифика неоднократно прерывалась бурными овациями и криками «Так хочет бог!». Папа пообещал участникам похода отмену их долгов и заботу об их семьях. Умилению не было предела. Тут же самые невоздержанные бросились нашивать на свои одежды полоски из красной ткани в виде крестов, дабы приобрести право называться воинами Христа.

Так началась прелюдия к Крестовым походам, получившая название «поход бедноты». Закончилась она быстро и плачевно. Собранные Петром Пустынником и Вальтером Готшалком (Голяком) под Константинополем огромные толпы обездоленных людей со всей Европы были благоразумно переправлены византийцами на другой берег Босфора, где стали легкой добычей не столь многочисленного, но профессионально подготовленного и хорошо вооруженного противника.

Такова лицевая сторона предыстории Крестовых походов, представляющая Европу в выгодном свете — в качестве освободительницы братьев-христиан от мусульманского ига. А вот ее изнаночная часть, которую стараются особо не афишировать и которая далеко не во всем совпадает с нарисованной здесь картиной.

Отнюдь не с нашествия турок началось мусульманское владычество над Святой землей. Еще в 638 году Палестина тихо и бескровно перешла во владение арабов. То есть понадобилось почти полтысячелетия для того, чтобы Европа спохватилась, возопила от неслыханного святотатства и разразилась Крестовыми походами! Не странно ли?

Пишут, что владычество арабов не было слишком обременительным для христиан. Оттого и мирились с ним так долго. Дескать, только турки привнесли во взаимоотношения двух религий элемент насилия. Но позвольте! Ведь это арабский халиф аль-Хаким, страдая от душевного недуга, в 1009 году отдал приказ разрушить иерусалимские церкви Анастасис и Мартирий, снести фундаменты других христианских церквей и часовен. При арабах, как и при турках, христиане и евреи обязаны были платить джизью — подушный налог с немусульман, призванный подстегнуть последних к переходу в ислам. То есть и при арабах жизнь христиан была полна не всегда приятных неожиданностей.

В свою очередь о турках нельзя сказать, что из всех мусульман они были самыми рьяными гонителями христиан и евреев. О вполне цивилизованном отношении османских правителей к покоренным иноверцам в Византии уже говорилось. Такое же отношение к населению завоеванных областей Малой Азии и Палестины демонстрировали и сельджукские султаны. За некоторыми исключениями — я имею в виду ту же джизью и обязанность носить одежду особого цвета (голубую — христианам, желтую — евреям) — режим сельджуков можно назвать щадящим. «При сельджуках, — пишет Т.В. Носенко, — в Иерусалиме продолжали функционировать все христианские церкви и благотворительные заведения, в частности гостиницы и госпиталь, построенные и содержавшиеся на средства купцов из итальянского торгового города Амальфи. Сельджуки не предпринимали каких-либо особых репрессивных мер ни против греко-ортодоксального духовенства, ни против христиан других восточных исповеданий, в отличие, кстати, от крестоносцев, лишивших своих восточных единоверцев многих прав и владений. Что же касается жестокости и кровожадности сельджуков, то в Иерусалиме они были направлены прежде всего против сторонников Фатимидов, поднявших мятеж против властей в 1077 г. Беспощадно карались не только противники-мусульмане, но и евреи, проявлявшие лояльность к Фатимидам. Спасаясь от преследований, еврейская община перебралась в этот период из неспокойного Иерусалима в отдаленный тихий Тир.

В целом, в период сельджукского правления Иерусалим превратился в один из самых зажиточных городов Палестины и даже перехватил первенство у Рамлы, бывшей центральным городом при арабах, но так и не сумевшей оправиться после землетрясения 1033 г. Иерусалим же, обнесенный новыми стенами, с прекрасными восстановленными зданиями и интенсивной духовной жизнью становился международным центром. Сюда стекались путешественники, ученые и паломники из мусульманского мира, не прекращался поток христиан, желавших поклониться святым местам.

Западная Европа XI в. хорошо знала дорогу в Иерусалим: путешествие в Святую землю совершали и благочестивые монахи, и простые люди, и знатные сеньоры. Для одних паломничество являлось сугубо религиозным предприятием, осуществлявшимся в целях духовного очищения и покаяния. Другие руководствовались более меркантильными мотивами приобретения престижных святых реликвий или просто предметов роскоши на Востоке. В порубежном 1000 г. Иерусалим испытал настоящее нашествие паломников, приезжавших из Италии, Галлии, Венгрии, Германии, чтобы стать свидетелями апокалиптических событий конца тысячелетия, предрекаемых в Откровении от Иоанна Богослова»[132].

Повторюсь в очередной раз: владычество мусульман было для христиан и евреев, считающихся у арабов и турок «народами Книги», не особо обременительным. А потому само по себе никак не могло послужить поводом к восточной кампании латинян.

Никаких выгод не сулило «освобождение Гроба Господня» и в материальном плане. Поселок Эль-Кудс находился вдали от торговых путей, в каменистой местности, не пригодной для земледелия. Даже в качестве порта он не мог быть использован, т. к. находился в 60 км от моря. Глухая, провинциальная палестинская деревушка, не имеющая никакого стратегического значения. О его малопригодном для проживания расположении говорит уже тот факт, что современные израильтяне сделали своей столицей не Иерусалим, а Тель-Авив, выстроенный на более плодородных почвах средиземноморского побережья.

Вряд ли даже самому завзятому краснобаю удалось бы придать этому поселению более респектабельный имидж. Сказки о «молочных реках с кисельными берегами» не могли произвести впечатление на верующих. Ведь сказано же: «Западная Европа XI в. хорошо знала дорогу в Иерусалим: путешествие в Святую землю совершали и благочестивые монахи, и простые люди, и знатные сеньоры».

Возникает вопрос: к чему тогда их было рассказывать, эти сказки? И еще: почему они, невзирая на свою очевидную нелепость, все-таки произвели нужное впечатление?

Что-то тут не так. Кажется, Урбан II в своей проповеди имел в виду какой-то совсем другой, по-настоящему богатый и благочестивый, Иерусалим. Нельзя же отталкиваться от абсолютной лживости папского послания. Сказка, как говорится, ложь, да в ней намек…

В связи с этим нельзя не упомянуть еще об одном обстоятельстве, часто упускаемом из виду в силу своей кажущейся второстепенности, но тем не менее безошибочно указывающем на подлинные мотивы и объект папского послания. Его часто нарекают «непосредственной причиной» крестовых походов или «поводом» к выступлению крестоносцев. (Оказывается, почти 500 лет ждали этого «повода». Просто ангельское терпение). На самом деле вовсе не бедственное положение Иерусалима и вопли Петра Пустынника побудили папу к выступлению. Была более осязаемая причина.

Я имею в виду письмо Алексея I Комнина с просьбой о помощи в отвоевании Никеи. Ф.И. Успенский упоминает о письме, адресованном непосредственно графу Роберту Фландрскому, с которым у императора сложились дружеские отношения. Вот текст письма в передаче Успенского: «Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками; они грабят ее ежедневно и отнимают ее области. Убийства и поругания христиан неисчислимы и так страшны для слуха, что способны возмутить самый воздух… Почти вся земля от Иерусалима до Греции — не исключая и Фракии — подверглась их нашествию. Остается один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени и его отнять у нас, если не подоспеет быстрая помощь верных христиан латинских. Пропонтида уже покрыта двумястами кораблями, которые принуждены были выстроить для своих угнетателей греки. Таким образом, Константинополь подвергнется опасности не только с суши, но и с моря. Я сам, облеченный саном императора, не вижу никакого исхода, не нахожу спасения; и принужден бегать перед лицом турок и печенегов. Итак, именем Бога умоляем вас, спешите на помощь мне и греческим христианам. Мы отдаемся в ваши руки; мы предпочитаем быть под властью ваших латинян, чем под игом язычников. Пусть Константинополь достанется лучше вам, чем туркам и печенегам. (Выделено мной. — Г.К.) Для вас да будет так же дорога та святыня, которая украшает город Константина, как она дорога для нас… Священные предметы не должны достаться во власть язычников, ибо это будет великая потеря для христиан и их осуждение. Если, сверх ожидания, вас не одушевляет мысль об этих христианских сокровищах, то я напомню вам о бесчисленных богатствах и драгоценностях, которые накоплены в столице нашей. Сокровища одних церквей в Константинополе могут быть достаточны для украшения всех церквей мира. Нечего говорить о той неисчислимой казне, которая скрывается в кладовых прежних императоров и знатных вельмож греческих. Итак, спешите со всем вашим народом, напрягите все усилия, чтобы такие сокровища не достались в руки турок и печенегов. Ибо, кроме того бесконечного числа, которое находится в пределах империи, ожидается ежедневно прибытие новой 60-тысячной толпы. Мы не можем положиться и на те войска, которые у нас остаются, так как и они могут быть соблазнены надеждой общего расхищения. Итак, действуйте, пока есть время, дабы христианское царство и, что еще важнее, Гроб Господень не были для вас потеряны, дабы вы могли получить не осуждение, но вечную награду на небеси».

Нетрудно заметить, что по своему стилю письмо — чистая пропагандистская агитка, состряпанная, так же как и речь папы на Клермонском соборе, гораздо позже описанных событий. Таким напыщенным слогом друзьям не пишут. В подлинности письма, от которого сохранилось только несколько латинских копий, но не оригинальный греческий текст, сомневался и сам Успенский, признавая, что оно может быть «пропагандистской фальшивкой, направленной на то, чтобы, соблазнив рыцарей сокровищами Константинополя, побудить их отправиться в поход на Восток».

Думаю, все было несколько иначе: фальшивку состряпали после 1204 года, дабы легитимизировать задним числом бесчинства и грабеж, учиненные крестоносцами в захваченном Константинополе. Эту мысль лучше всего иллюстрирует выделенный фрагмент письма.

Как бы то ни было, сама возможность обращения к латинянам за помощью не вызывает сомнений, хотя бы потому, что Комнин известен своей пролатинской ориентацией. Это, в частности, подтверждается тем, что незадолго до описываемых событий с него было снято папское отлучение, как с раскаявшегося схизматика.

Интересная зависимость: все нападения турок на византийские владения совершались при пролатинских императорах, каковым был и последний император, Константин Драгас, погибший при штурме Константинополя. Это лучшее подтверждение того, что отступлениями византийцев от отчей веры в сторону латинства они и были спровоцированы.

Впрочем, согласия патриархов на включение филиокве в Символ веры на Западе так и не дождались. Эта двойственная позиция Византии (ни нашим ни вашим) сыграла в конце концов с нею злую шутку. То, что не сделали крестоносцы, доделали в конце концов османы.

Но в любом случае захват Никеи сельджуками — причина для выступления более реальная, нежели иллюзорное попрание христианских святынь в далеком Иерусалиме.

Впрочем, «захватом» это можно назвать с очень большой натяжкой. Никея перешла во владение турок через несколько лет после битвы при Манцикерте в результате соглашения между ними и византийцами о разделе сфер влияния. Очень похоже, кстати, на переход Иерусалима в руки арабов (что наводит на размышления).

Тогда тоже все произошло мирным путем. Согласно легенде, Иерусалимский патриарх Софроний в полном патриаршем облачении явился на Масличную гору для встречи с халифом Омаром, дабы сопроводить последнего на экскурсию по святым местам. Во время экскурсии пробил час мусульманской молитвы, и Софроний предложил отслужить ее прямо перед Гробом Господним[133] (это лишний раз указывает на то, что особых расхождений между двумя религиями на тот момент не было). Однако невежественный варвар предпочел все-таки выйти из церкви и молиться перед ее входом, явив тем самым пример необычайного пиетета к ценностям завоеванного народа.

Есть во всем этом один момент, о котором нельзя не упомянуть. Омар во время экскурсии попросил препроводить его на Храмовую гору. И тут выяснилось, что на ее месте находится мусорная свалка! Вот так пассаж! Халифу пришлось буквально продираться через горы мусора к Камню основания, над которым, по преданию, находился девир древнего Храма. Сказывают, он собственными руками зачерпнул горсть мусора и в своем плаще отнес его в Кедронскую долину, где и выбросил, положив тем самым начало расчистке и строительству на Храмовой горе.

Только представьте себе: когда Иерусалим был во владении Византии, там не только ничего не делалось для расчистки Храмовой горы, но туда даже свозили мусор из Константинополя! Историки, путаясь в показаниях, объясняют это тем, что Храм, мол, был иудейским, для христиан значения не имеющим. К тому же за грехи евреев его и должна была постигнуть abominatio desolationis — горькая участь, предсказанная еще пророком Даниилом[134].

А тогда к чему вся эта затея с Крестовыми походами, с идеей восстановления Храма? И разве Храм — не общая святыня для христиан и иудеев? Но из этого фрагмента вытекает, что он считался святыней как раз теми, от которых этого можно было ожидать меньше всего, — мусульманами.

Впрочем, я опять отвлекся. Захват Никеи сельджуками — вот о чем надо говорить. Именно он стал непосредственной причиной Крестовых походов. Именно к Никее устремились толпы Петра Пустынника и Вальтера Голяка. Она же чуть позже стала объектом устремлений европейской знати, предводительствуемой Готфридом Бульонским.

Но вот что поражает. Никея никоим образом не упоминается ни в Клермонской проповеди, ни в письме Алексея Комнина. Речь идет о чем угодно: об Иерусалиме, о Гробе Господнем, о Константинополе, только не о ней. Это выглядит совершенно парадоксально! Историки могут объяснить этот казус примерно так: Иерусалим — это стратегическая, далеко идущая цель походов, тогда как Никея подлежала освобождению лишь в порядке помощи «братскому» греческому народу. Потому и не упомянул о ней папа. Дескать, второстепенный это объект.

Хорошо, но почему она не упомянута в письме Алексея Комнина? Ведь именно ее захват, поставив под угрозу судьбу столицы, побудил его к написанию письма. Но вместо этого мы слышим дежурные стенания о горькой участи того же Иерусалима и Гроба Господня. Императору как будто неизвестно, что эти объекты вот уже без малого пятьсот лет находятся под сарацинским сапогом, отдалены от Константинополя не на одну сотню километров и к судьбам византийства не имеют никакого отношения. «Итак, действуйте, — торопит он братьев-латинян, — пока есть время, дабы христианское царство и, что еще важнее, Гроб Господень не были для вас потеряны, дабы вы могли получить не осуждение, но вечную награду на небеси».

Похоже, об этом не знает и папа, если судить по фрагментам его речи в Клермоне, в особенности по использованному в них слову «ныне»: «Особенно же пусть побуждает вас святой Гроб Господень, Спасителя нашего Гроб, которым ныне (выделено мной. — Г.К.) владеют нечестивые, и святые места которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются». Или вот еще: «И этот царственный град (Иерусалим), расположенный посредине земли, ныне находится в полоне у его врагов и используется народами, не ведающими Господа, для языческих обрядов». Выходит, до этого арабами он использовался по назначению, не для языческих обрядов?

Поневоле в голову закрадываются крамольные мысли. Если Гроб Господень еще не потерян к тому времени окончательно и если еще не поздно его освободить, к чему, собственно, и призывал папа, то он мог находиться только в том месте, которое лишь совсем недавно («ныне») было оккупировано сельджуками!

Но таким местом могла быть только Никея! Ведь она перешла в руки мусульман незадолго до выступления крестоносцев, в 1097 году. Тем более что находилась она в Вифинии, своим названием удивительно напоминающей древний Вефиль. Не иначе Никею имели в виду папа и император, говоря об Иерусалиме. Ее и бросились освобождать крестоносцы в первую очередь.

Ну, посудите сами, куда еще могли свозить мусор из Константинополя, как не в Никею, находящуюся всего лишь в 70 км от столицы? Не в Иерусалим же, за тридевять земель? Никея и под описание Иерусалима в Клермонской речи подходит идеально. Только богатая Никея, «царственный град», столица Вифинии, Румского султаната и Никейской империи Ласкариса, находящаяся в живописном месте, на берегу Асканского озера, по параметрам приближающегося к морю (протяженность — 32 км с востока на запад, глубина — до 30 м), и могла привлечь алчные взоры крестоносцев.

Причем тут несчастная, заброшенная палестинская деревушка?

И только после того, как затея с овладением Никеи с треском провалилась — город вновь перешел под контроль Византии, — крестоносцы двинулись в Палестину в поисках бесхозных земель для своего обустройства. Здесь они наткнулись на Эль-Кудс, которым овладели, практически не встретив сопротивления со стороны горстки забитых туземцев.

Тогда-то и появился на карте мира Иерусалим. Для составления его истории привлекли известия о той же Никее и других малоазиатских городах, в частности Антиохии. Например, переход Никеи в руки сельджуков по договору о разделе сфер влияния лег в основу легенды о мирной передаче Иерусалима арабам в 638 году. Из Малой Азии в Палестину и некоторые названия «перетащили» из нежелания придумывать новые. Кесария, Вифлеем, Бетин (от Вифинии) — вот их неполный перечень.

Понятное дело, понадобилось скрыть правду о том, что настоящим «пупом Земли» Иерусалим не являлся. Хроники и письма были переделаны, но грубо и неэффективно. Остались следы, по которым оказалось возможным восстановить правду. Не додумались, в частности, убрать упоминание о мусоре, который свозили сюда из Константинополя. Впрочем, историки не присматриваются к подобным «мелочам». Они следуют традиции, а традиция не предусматривает существования какого-либо другого Иерусалима, кроме ныне существующего.

Итак, настоящий (а лучше сказать — первый) Храм находился вовсе не там, где окопались «с мечом и лопаткой» тамплиеры, а гораздо севернее. А что же тогда они «реставрировали» в Иерусалиме? Ничего. Они строительством там занимались, а не реставрацией. И даже строительство не удалось завершить. Единственное, что успели там соорудить до того, как их оттуда попросили, — это стена, сохранившийся фрагмент которой известен ныне под названием Стены Плача или Западной Стены. Считается, что этой стеной был обнесен когда-то западный склон Храмовой горы. Весьма возможно. Но доказательств тому, что кроме Стены существовало что-то еще, конечно же, нет.

Но не только строителями жертвенников (храмов) изображены в Библии тамплиеры. У них была и другая ипостась — банкиры и ростовщики. Этот образ лег в основу сюжета о почитателях «золотого тельца». Тамплиеры, кстати, были единственными из христиан, кому было дозволено заниматься подобными видами деятельности, что придает им сходство не только с поклонниками маммоны — самаритянами, но и со средневековыми евреями, которым эта деятельность также не возбранялась.

А Ваал и Молох, финикийские боги войны? Конечно же, им могли поклоняться лишь члены военных организаций, т. е. те же тамплиеры, тевтонцы и др.

С образом храмовников связан еще один библейский сюжет — строительство Второго храма, или Храма Зоровавеля. Здесь они выступают уже в роли иудеев, вернувшихся в родные пенаты из «вавилонского плена», т. е., как теперь становится понятным, со службы Риму, скорее всего — латинскому. Белые плащи храмовников ассоциируются с белоснежными одеяниями иудейских жрецов — левитов. В рамках этой версии Стена Плача мыслится как фрагмент недостроенного Второго храма. Эта версия хорошо увязывает южную (иудейскую) эпопею тамплиеров с Библией. (Вообще-то в Библии они изображены как «северяне»). Собственно, вторым храмом по отношению к храму в Никее Иерусалимский храм и являлся.

Впрочем, строительство Храма — не совсем точное выражение для цели пребывания храмовников в Палестине. Речь идет о гораздо более прозаических вещах, под которыми надо понимать, прежде всего, строительство орденского государства. И, собственно, борьба с турками велась именно под этим знаменем — знаменем борьбы за обладание территорией под это государство. Идеологические расхождения, если они и были, отступали на второй план. Крестовые походы были, по сути, гражданской войной, а не конфликтом цивилизаций.

21. О бедном хазаре замолвите слово

Итак, именно образ Хазарии с его побочными воплощениями в виде крестоносцев и катаров (catharos) вдохновили творцов Библии на создание сюжета об Израиле и «Северном царстве». Здесь имеется в виду несколько иная Хазария, чем та, которая представлена на страницах официальной истории. Более всеобъемлющая, что ли. То урезанное воплощение идеи всадничества, с которым мы сталкиваемся на страницах книг С.А. Плетневой, М.И. Артамонова, Л.Н. Гумилева и др., — лишь жалкое подобие настоящей Хазарии, продукт, в чем-то сходный с реальностью, в чем-то (как и всякое творение людское) расходящийся с ней.

Впрочем, даже в такой, «урезанной», Хазарии можно обнаружить то противостояние между «всадниками» и «жрецами», которое составляло стержень всей средневековой истории и которое совпадало с сутью подлинной Хазарии. Зафиксированные в официальной истории «реформы Обадии», в результате которых верхушка хазар перешла к раввинистическому иудаизму, символизируют все тот же раскол между «всадниками» и «жрецами», который ознаменовал распад единой имперской религии на три ветви.

Даже своим названием Хазария повторяет Израиль. «Хазара-иль» — так, скорее всего, звучало в оригинале название обители «божьих всадников», или «бойцов» («иль» — «бог», «хазар» — «всадник», «воин»), более известных под именем «богоборцев». Сказ о Северном царстве (Израиле) и «утерянных коленах» был дубликатом похождений хазар и попыткой удлинить историю евреев.

Впрочем, возможно, это было вполне невинным и честным повествованием о первых шагах христианства на планете, которое кто-то неизвестно по каким соображениям отнес к глубокой древности.

Хазары и другим своим названием подтверждают «единосущность» с Израилем. Имеется в виду их менее известное наименование — «савиры».

О происхождении савиров пишут разное. Л. Гумилев упоминал их в качестве членов племенного союза хунну: «Северными соседями хуннов были финно-угорские и угро-самодийские племена, обитавшие на ландшафтной границе тайги и степи. Их потомки — манси и ханты (вогулы и остяки) — реликты некогда могучего этноса Сыбир (или Сибир), в среднегреческом произношении савир, в древнерусском — север, северяне, которых еще в XVII в. называли «севрюки»»[135].

По С. Плетневой, савиры, так же как и хазары, были одним из осколков распавшейся в 454 году державы Аттилы. Византийские авторы (Захарий Ритор, Иоанн Малала, Феофан Исповедник) так их и называли: гунны или гунно-савиры.

Тот факт, что савиры иногда упоминаются в хрониках рядом с хазарами, может натолкнуть на мысль, что это разные этносы. Но это не так. С конца VI века савиры практически исчезают со страниц летописей, а их место занимают хазары. Это позволяет утверждать, что объединение лишь сменило название. Не может же народ исчезнуть бесследно. К этому же выводу подталкивает и сообщение ал-Масу-ди, в котором хазары названы тюркскими савирами[136].

К тому же не исчезло название савиров. Это следует уже из приведенного выше высказывания Л. Гумилева. Савиры стали «северянами» («севрюками») — северскими казаками, что лишний раз указывает на их тождество с хазарами, которых, как и савиров, согласно тому же Л. Гумилеву, следует считать предками казаков.

Севрюки, однако, — не самое последнее воплощение савиров. Есть еще один, причем уже современный, народ, который обязан им одним из своих названий. Это, как ни странно, белорусы, казалось бы, никак не связанные со степными «джентльменами удачи». Вот как произошла метаморфоза. В 1515 году изгнанные турками из Азова казаки ушли в Литву служить «за гроши и сукна» польскому королю Сигизмунду I. С ними подались и белгородские казаки. Это сильно обеспокоило Василия III, находившегося с Польско-Литовским государством в состоянии войны. С помощью брата крымского хана, князя Аппака, великий князь уговорил станичников перейти на сторону Московии и поселиться близ Путивля в Северской земле. Часть казаков так и сделала, получив название «севрюков», т. е. «северян». Казаки же те были потомками хазар.

С тех пор белорусское Полесье носит название хазарского города — Белой Вежи (Саркела), взятого русским князем Святославом в 965 году. «Севрюки» же со временем превратились в «сябров», как иногда величают себя белорусы.

Вот этих самых савиров-севрюков-северян-сябров, «наследивших» далеко за пределами территории, отведенной им историками, и следует считать аналогом не только хазар, но и библейских обитателей Северного царства — Израиля (Хазара-иля). На это указывает не только их название, но и род занятий.

Нелишним будет заметить здесь, что этому же роду занятий обязано своим происхождением слово «север» (Сибирь) и в качестве стороны света. Подтвердить это можно с помощью следующей цепочки рассуждений.

Считается, что «сябры» означает «собратья». И это действительно так, если связывать этих «собратьев» с представителями воинских дружин (братств, товариществ, фратрий). Об этом уже говорилось выше, но хотелось бы в подтверждение привести высказывание Е. Савельева, хорошо иллюстрирующее данный тезис. Оно касается этимологии казацкого слова «чеберка»: ««Чеберка», «себерка», «себры», «шабры» — слово древненовгородско-псковское, встречаемое в древних актах, а на Дону даже до последнего времени, в особенности в 1-м Донском округе. Корень этого слова происходит от «себе», каждый сам по себе, сидящий на своей части, заимке. В древнем Пскове сябры — сидящие или владеющие своей частью общественного имущества. Себро — моя часть, шабры — соседи, чеберка — товарка, подруга»[137].

Из этого, между прочим, следует родство «сябров» (северян, севрюков) не только с «товарищами», но и с «турками» (как, впрочем, и хазар). Слово tauros (товарищ), как о том говорилось выше, можно иначе прочитать, как «турок».

Понятно, что не от «севера» как обозначения стороны света произошло название всех этих «служилых» людей, а как раз наоборот. Лишь слово «со-брат» с его прозрачной этимологией и общей для многих языков корневой основой могло, помимо всего прочего, превратиться в обозначение определенного географического направления, поскольку было названием федератов Рима (Константинополя), обитающих к северу от него.

Что касается «плена», в который «ассирийцами» были уведены остатки самаритян, то это только кажется, что аналога этому событию в истории Крестовых войн нет. Он быстро найдется, если вспомнить, что это тот самый «плен», в котором пребывали евреи и в «Египте», т. е. служба. «Плен» здесь является отражением уже упомянутого выше перехода федератов Константинополя (сербов, болгар, влахов, куманов) на службу Ватикану в рамках Тевтонского и других орденов с принятием ими веры, соответствующей случаю, т. е. несторианства.

Вместо заключения. И снова о колоннах Храма

Подлинный Храм в Иерусалиме — Храм, в котором они живут вместе, не столь величественный, правда, как древний и знаменитый храм Соломона, но не менее прославленный. Ибо все величие Соломонова храма заключалось в бренных вещах, в золоте и серебре, в резном камне и во множестве сортов дерева; но красота Храма нынешнего заключена в преданности Господу его членов и их образцовой жизни. Тот вызывал восхищение своими внешними красотами, этот почитается из-за своих добродетелей и святых деяний, и так утверждается святость дома Господня, ибо гладкость мрамора не столь угодна Ему, как праведное поведение, и Он печется больше о чистоте умов, а не о позолоте стен.

Из проповеди Бернара Клервосского

О подлинных мотивах присутствия крестоносцев (библейских евреев) в Малой Азии и Палестине мы в точности не узнаем, наверное, никогда. Единственное, что можно сказать наверняка, так это то, что двигала ими не только жажда наживы. Какая-то их часть грезила и об обретении Царства Божьего, под которым, надо полагать, подразумевалось государство, основанное на принципах свободы, равенства, братства. Об этом можно судить хотя бы по тому, что движение крестоносцев, несмотря на свой агрессивный характер, породило гуманистические тенденции в общественном развитии, вылившиеся впоследствии в Реформацию. Недаром ведь тамплиеров считают своими предшественниками масоны — известные распространители идей Просвещения, причастные к осуществлению ряда буржуазно-демократических революций XVII–XVIII вв.

Историки увидели в Крестовых походах стремление к покорению маленького палестинского поселения. Но наступлением была охвачена огромная территория с Иерусалимом лишь в качестве крайней южной оконечности его правого фланга. Образовался ряд латинских королевств, казалось бы, не имеющих к Святой земле (Эль-Кудсу) никакого отношения. Как это увязать с выдвинутыми лозунгами обретения Царства Божьего? Какова настоящая география Святой земли или понятие о ней — всего лишь метафора?

Ситуацию может прояснить упоминание о колоннах Храма, символизирующих, как было установлено, не элементы конкретного сооружения, а параметры Царства Божьего или terra incognita, подлежащей изучению и освоению.

Выше было отмечено, что вход в Святую землю обозначался колоннами, в качестве одной из которых (левой) выступала Венгрия-Бараунгар (Боаз, Воаз), а в качестве другой (правой) — Иерусалим (Йахин). Уже из этого можно понять, что для латинян Святой землей была вся Византия, а не только Иерусалим.

Это еще не все. Есть и другие приметы Царства Божия. Навеяны они сходством слов «колено» и «колонна». Вспомним о коленах Вениамина и Иуды, составивших после распада древнего Израиля население упомянутой Иудеи.

Вряд ли можно полагать, что совпадение первых букв названий этих колен с первыми буквами названий колонн было случайным.

Ведь колена эти, будучи обозначением иудейских кланов, служили одновременно опорами или столпами (колоннами) древнего царства!

Границы Византии, таким образом, смыкаются с границами древней Иудеи! В этом еще раз находит свое подтверждение ранее высказанная мысль о Византии как бывшей Иудее.

Была все-таки родина у евреев. И имела она вполне конкретные очертания. Только центр ее («пуп Земли» по выражению Урбана II) находился не на месте современного Иерусалима, а севернее, в районе Никеи и Константинополя. Где-то здесь возвышался Храм, жрецами которого до возникновения Византии являлись иудеи, точнее — предки нынешних иудеев.

Возможно, на обломках этого Храма был впоследствии возведен собор Святой Софии, экземпляры которого имеются как в Стамбуле-Константинополе, так и в Изнике-Никее. Недаром инициатор дошедшего до современности константинопольского варианта собора Юстиниан воскликнул по окончании его строительства: «Соломон, я превзошел тебя!» Вряд ли смысл этого высказывания можно связывать только с тем, что на строительство собора тогда ушло три годовых дохода Византийской империи.

Сказанное не относится к Израилю (Хазарии). Последний не имел четких границ и являлся настоящей империей. Причем единственной в своем роде.

Скорее всего, осколками той империи в Новое время явились Османская империя и Московское царство, длительное время в войнах оспаривавшие друг у друга византийское наследство. Священную Римскую империю германской нации также можно считать таким осколком. За единственным, правда, исключением. Она — побочное детище Византии-Израиля, скорее даже — ее незаконнорожденное дитя.

Один лишь вопрос нуждается в разъяснении: если библейская история на самом деле описывает похождения крестоносцев, а не евреев, то существует ли реальная история реальных древних евреев? Безусловно — да. И этой историей является история Рима — дохристианского, или Первого Рима, элитой которого (воинской, жреческой и финансовой) они и являлись.

Только называть тот Рим «Западным» будет неправильно. Речь идет о едином Риме, разделившемся на две части в результате религиозного раскола. «Западным» постановили считать его в Ватикане с понятной целью обосновать свое первородство, а с ним и свои претензии на духовное и материальное наследие древней империи евреев. С победою над Византией в результате Крестовых войн сделать это стало легче.

Такая вот история с историей…

Библиография

Аджи Мурад. Европа, тюрки, Великая Степь. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2004.

Аджи Мурад. Полынь Половецкого поля. — М.: ACT: ACT МОСКВА, 2006.

Аджи Мурад. Тюрки и мир: сокровенная история. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2004.

Акунов В.В. История Тевтонского ордена. — М.: Вече, 2012.

Алексеев В.П. География человеческих рас. — М.: Мысль, 1974.

Богдан Анри. Тевтонские рыцари. — Санкт-Петербург: Евразия, 2008.

Буровский А.М. Арийская Русь. Ложь и правда о «высшей расе». — М.: Яуза; Эксмо, 2007.

Буровский А.М. Русская Атлантида. — М.: Олма-Пресс, 2005.

Бушков А. Россия, которой не было. Славянская книга проклятий. — Санкт-Петербург: Издательский дом «Нева», 2005.

Бушков А. Чингисхан. Неизвестная Азия. — М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2007.

Бычков А.А. Киевская Русь. Страна, которой никогда не было: легенды и мифы. — М.: Олимп, ACT, Астрель, 2005.

Бычков А.А. Московия. — М.: Олимп, ACT, Астрель, 2004.

Валянский С.И., Калюжный Д.В. Другая история Руси. — М.: Вече, 2001.

Валянский С.И., Калюжный Д.В. Другая история Средневековья. — М.: Вече, 2001.

Вовк О.В. Знаки и символы в истории цивилизаций. — М.: Вече, 2005.

Всемирная история в десяти томах. — М.: Госполитиздат, 1956.

Гафуров Алим. Имя и история: об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. Словарь. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1987.

Глогер Бруно. Император, бог и дьявол. Фридрих II Гогенштауфен в истории и легенде. — Санкт-Петербург: Евразия, 2003.

Голденков М. Русь — другая история. — Минск: Современная школа, 2008.

Григулевич И.Р. Инквизиция. — М.: Политиздат, 1976.

Гриневич Г.С. Праславянская письменность. Результаты дешифровки. — М.: Общественная польза, 1993.

Грушевский М.С. Нарис icтopii Kиiвcкoi землi вiд смертi Ярослава до юнця XIV сторiччя. — Киш: Наукова думка, 1991.

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. — М.: Мысль, 1989.

Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. — М.: Экопрос, 1992.

Гумилев Л.Н. Этносфера: история людей и история природы. — М.: Экопрос, 1993.

Гумилев Л.Н. Хунну. Степная трилогия. — Санкт-Петербург: ИКА «Тайм-Аут», 1993.

Гумилев Л.Н. Древние тюрки. — М.: Товарищество «Клышников, Комаров и К°», 1993.

Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. — М.: ТОО «Мишель и К», 1993.

Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. — М.: Товарищество «Клышников, Комаров и К°», 1992.

Дафтари Фарид. Краткая история исмаилизма: традиции мусульманской общины. — М.: ООО «Издательство АСТ»: «Ладомир», 2004.

Древнетюркский словарь. — Ленинград: Ленинградское отделение издательства «Наука», 1969.

Жабинский А.М. Другая история искусства. — М.: «Вече», 2001.

Залiзняк Л.Л. Нариси стародавньоi icтopii Украiни. — Киш: Абрис, 1994.

Иловайский Д.И. Начало Руси («Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю»). — М.: ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство АСТ», 2002.

История Византии в 3-х томах. Под редакцией С.Д. Сказки-на. — М.: Наука, 1967.

Калюжный Д.В., Жабинский А.М. Другая история войн. — М.: Вече, 2003.

Калюжный Д.В., Кеслер Я.А. Другая история Московского царства. — М.: Вече, 2003.

Карамзин Н.М. История государства Российского. — Калуга: Золотая аллея, 1993.

Карпец В.И. Русь Меровингов и корень Рюрика. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2006.

Катюк Г. Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов. — М.: Эксмо: Алгоритм, 2012.

Кеслер Я.А. Русская цивилизация. Вчера и завтра. — М.: ОЛМА-ПРЕСС; ОАО ПФ «Красный пролетарий», 2005.

Кодухов В.И. Введение в языкознание. — М.: Просвещение, 1979.

Конисский Георгий. История Русов. Репринтное воспроизведение издания 1846 г. — Киев: РИФ «Дзвiн»,1991.

Кочергина В.А. Санскритско-русский словарь. — М.: Филология, 1996.

Люшер Ашиль. Иннокентий III и альбигойский крестовый поход. — Санкт-Петербург: Евразия, 2003.

Малинин А.М. Латинско-русский словарь. — М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1961.

Массон В.М. Страна тысячи городов. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1966.

Мень А. На пороге Нового Завета. — М.: Эксмо, 2004.

Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Русь и Рим. Правильно ли мы понимаем историю Европы и Азии? (В 5 томах) — М.: Изд-во «Олимп», 2002.

Павленко Ю.В. Передiсторiя давнiх pyciв у свiтовому контекстi. — Киiв: Фенiкс, 1994.

Пензев К. Хан Рюрик: начальная история Руси. — М.: Алгоритм, 2007.

Пензев К. Русский царь Батый. — М.: Алгоритм, 2007.

Пензев К. Земли Чингисхана. — М.: Алгоритм, 2007.

Пiвторак Г. Украiнцi: звiдки ми i наша мова. — Киiв: Наукова думка, 1993.

Плетнева С.А. Хазары. — М.: Наука, 1986.

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. — М.: Евразия, 2007.

Райс Т. Сельджуки. Кочевники — завоеватели Малой Азии. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004.

Рыбаков Б.А. Геродотова Скифия. — М.: Наука, 1979.

Савельев Е.П. Древняя история казачества. — М.: Вече, 2002.

Свенцицкая И.С. Раннее христианство: страницы истории. — М.: Политиздат, 1987.

Силаев А.Г. Истоки русской геральдики. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003.

Синельников А. Средневековая империя евреев. — М.: Эксмо, 2009.

Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989.

Слейтер С. Геральдика. Иллюстрированная энциклопедия. — М.: Изд-во Эксмо, 2005.

Смирнова И.М. Тайная история креста. — М.: Эксмо, 2007.

Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. — М.: Правда, 1990.

Тевтонский орден. Крах крестового похода на Русь. — М.: Алгоритм, Эксмо, 2005.

Фо Ги. Дело тамплиеров. — Санкт-Петербург: Евразия, 2004.

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. — М.: ОАО «ВЗОИ», 2004.

Христианский мир и «Великая Монгольская империя». Материалы францисканской миссии 1245 года. — Санкт-Петербург: Евразия, 2002.

Цыганенко Г.П. Этимологический словарь русского языка. — Киев: Радянська школа, 1989.

Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. — М.: Наука, 1985.

Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка. — М.: Просвещение, 1971.

Штереншис М. Евреи: история нации. — Герцлия: Исрадон, 2008.

Примечания

1

Штереншис М. Евреи: история нации. Герцлия: Исрадон, 2008. С. 9.

(обратно)

2

Греческий перевод Торы (Септуагинта), по преданию, был сделан семьюдесятью двумя еврейскими книжниками в III до н. э. по повелению фараона Птоломея II. День окончания работы над переводом объявлен днем национального траура, и в этот день евреи постятся. Считается, что данный перевод, не смотря даже на то, что был сделан учеными богословами, является профанацией Писания. Сообщается также, что для того, чтобы избежать неверного толкования массами, в него сознательно были внесены правки и даже искажения (!)

(обратно)

3

Евреи приняли единобожие после исхода из Египта, когда их предводитель, Моисей, заключил союз (завет) с богом на горе Синай.

(обратно)

4

Некоторые исследователи считают иудаизм переработанным культом Атона. Например, Зигмунд Фрейд в своей работе «Моисей и монотеизм» (1939) высказывает мысль, что Моисей был адептом этого учения и именно на эго базе создал религию евреев. Другие идут еще дальше и вообще отождествляют Моисея с Эхнатоном. Возможно, во всем этом есть рациональное зерно. Имя Атона в несколько искаженном виде обнаруживается в Библии. Здесь оно звучит, как «Адонай», переводится как «Мой Господь» и представляет собой одно из обозначений Бога наряду с такими его именами, как Яхве и Элохим.

(обратно)

5

Между прочим, это лишний раз доказывает, что евреи, т. е. тот самый «народ», который «неотступно слушал Его», были непричастны к казни Христа. Ее инициировала кучка священников во главе с Каиафой. По словам евангелиста Матфея, они не хотели захватывать Иисуса в праздничный день, «чтобы не сделалось возмущения в народе» (Мф., 26:5). То есть народ как раз был против казни. У того же Луки находим: «И искали в это время первосвященники и книжники, чтобы наложить на Него руки, но побоялись народа…» (Лука, 20:19). Как видите, навязываемое веками мнение о том, что евреи погубили Христа, — лишь оправдание для еврейских погромов и гонений.

(обратно)

6

В VII в. до н. э. маленькая, но гордая Иудея встала перед выбором. Две державы оспаривали между собой мировое господство — Египет и Вавилония. Иудее, дабы не погибнуть, предстояло примкнуть к одной из них. Пророк Иеремия предостерегал от сотрудничества с ненадежным и коварным Египтом, однако иудейский царь Иехония не внял предостережению. Выбор оказался неправильным. Вавилон был могущественнее, чем предполагал Иехония. Вавилонский царь Навуходоносор взял Иерусалим и увел в Вавилон Иехонию со свитой, а также «мастеров и слесарей», т. е. полезных для государства специалистов. Иерусалим и храм Соломона, однако, в ходе первого, так называемого «Иехониева», пленения не были уничтожены. Это произошло в ходе второго, «Седекиева» пленения, когда иудеи под руководством оставленного Навуходоносором наместника Седекии подняли антивавилонский мятеж, окончательно восстановив против себя вавилонское руководство. В этом случае малой кровью не обошлось. В плен была уведена большая часть населения Иудеи, а непосредственные участники восстания были казнены. В плен был отправлен и предварительно ослепленный Седекия. В результате всех этих невзгод, — а было еще и третье пленение — в Иудее практически замерла жизнь. А ведь был еще исход евреев, опасающихся гнева Навуходоносора, в Египет. Наконец, после падения Вавилона, в 538 г. до н. э. персидский царь Кир разрешил евреям переселиться на родину. Вместе с ними вернулся и Зоровавель, которому Кир поручил отстроить разрушенный храм Соломона.

(обратно)

7

Эльдад ха-Дани (IX в.) — еврейский путешественник, которому принадлежит пальма первенства в открытии и изучении фалаша.

(обратно)

8

В 1973 г. главный раввин сефардов Израиля Овадий Йосеф вынес постановление о необходимости переселения эфиопских евреев в Израиль. В Эфиопии в то время вовсю полыхала гражданская война, и выполнить это оказалось не так просто. Дело осложнялось тем, что арабские страны, не желающие терпеть под своим боком размножающихся евреев, могли поднять по этому поводу большой шум, что и случилось в 1985 году, когда первую небольшую группу эфиопов на транспортном самолете «Геркулес» переправили в Израиль. Требовалось осуществить все втайне, что само по себе непросто, а в связи с тем, что большая часть эфиопских евреев пребывала в лагерях беженцев в Судане, казалось вообще невыполнимым. Ведь оповещение их всех о начале переброски могло сорвать с мероприятия завесу таинственности. Тогда за дело взялась разведка МОССАД, и, надо сказать, с поставленной задачей она справилась блестяще. В результате операции «Моисей» в Израиль были переправлены 18 тыс. эфиопских евреев. Оставшиеся были переброшены на историческую родину в 1991 году в ходе операции «Соломон». В настоящее время в Эфиопии проживает всего 4500 фалаша. Для сравнения: в Израиле их проживает около 131 000 человек.

(обратно)

9

Согласно Библии, в Израиле до его разделения на Израиль и Иудею существовало двенадцать колен (племен). После указанного разделения колена Иуды и Вениамина остались в Иудее, а десять оставшихся образовали Израиль, или Северное царство. Вот они-то и были «утеряны» после разгрома Израиля и увода их в плен ассирийским царем Салманассаром в 722 г. до н. э.

(обратно)

10

Дабы проверить степень приверженности Авраама иудаизму, Яхве приказал праотцу принести в жертву своего сына Исаака. Тот было вознамерился сделать это, но в последний момент был остановлен ангелом (Бытие, 22).

(обратно)

11

Обычай привязывать мальчика к столбу был признан варварским и отменен еще сто лет назад во время династии Мейдзи. Сам фестиваль тем не менее проводится до сих пор.

(обратно)

12

Синельников A.3. Средневековая империя евреев. М.: Эксмо, 2009. С. 15–22.

(обратно)

13

(обратно)

14

Восстание зилотов — еврейское восстание против римского владычества (66–71 н. э.), в трудах Иосифа Флавия получившее название Первой Иудейской войны. Было спровоцировано чрезмерной данью, налагаемой римлянами на Иудею, а также стремлением римлян назначить евреям первосвященников из числа коллаборационистов. Подогревали антиримские настроения и другие факторы. Так, в 39 году обезумевший Калигула, возомнив себя божеством, приказал воздвигнуть в свою честь статуи по всей территории римской империи. Евреи, исходя из принципа «Не сотвори себе кумира», не выполнили приказ, что едва не повлекло за собой массовую резню. Непосредственным же поводом к восстанию послужило незаконное изъятие последним римским прокуратором из Иерусалимского храма большого количества серебра. Зилоты (буквально: «ревнители», по-еврейски — «канаим») — радикальное течение в еврейском освободительном движении I века н. э. Через 60 лет после их сокрушительного поражения эстафету борьбы принял новый лидер: Иудею сотрясло восстание Бар-Кохбы.

(обратно)

15

(обратно)

16

На самом деле настоящее имя царицы — Кахия. Это арабы переделали его в «Кахину», дав повод для поисков соответствий в иерархии иудейских жрецов.

(обратно)

17

Имеется в виду библейская красавица Юдифь, которая обезглавила напившегося до беспамятства и заснувшего Олоферна — военачальника армии Навуходоносора. Тем самым она спасла от гибели Иерусалим, который тот вознамерился захватить.

(обратно)

18

Необычность принятия хазарами иудаизма заключается в том, что произошло оно в период торжества христианства, когда иудаизм уже как будто успел превратиться в религию всеми отверженного племени и заинтересованность в его принятии должна была исчезнуть. Это, между прочим, порождает вопрос: не слишком ли далеко в прошлое «отброшено» начало истории христианства?

(обратно)

19

-istoria-2010.com/booksRu/A_Kiestler_13_koleno.pdf

(обратно)

20

-istoria-2010.com/booksRu/A_Kiestler_13_koleno.pdf

(обратно)

21

Иногда «пушту» (пашт) переводят с еврейского как «рассеянные».

(обратно)

22

Эфиопские фалашмура, как и фалаша, были некогда евреями. Но, в отличие от фалаша, их приверженность иудаизму не выдержала испытании: они перешли в христианство монофизитского толка. Теперь в Израиле ломают головы, стоит ли предоставлять им гражданство. Вроде бы и «свои», а все-таки ренегаты.

(обратно)

23

-istoria-2010.com/booksRu/A_Kiestler_13_koleno.pdf

(обратно)

24

Там же.

(обратно)

25

Там же.

(обратно)

26

Даже болезни, считающиеся специфически еврейскими, встречаются и у представителей других наций. Так, например, болезнь Тея-Сакса (инфантильная идиотия с амаврозом), которой более всего подвержены евреи-ашкеназы (одно заболевание на шесть тысяч новорожденных), в одном случае из пятисот тысяч встречается и среди неевреев (показательно, что данная статистика характерна лишь для ашкеназов США). Для других «еврейских» болезней (болезнь Нимана-Пика, болезнь Гоше, синдром Блума, пентозурия и т. д.) разница в распространенности среди евреев и неевреев и вовсе невелика.

(обратно)

27

При всем том, что количество евреев в мире невелико (0,25 % человечества), они сыграли в истории заметную роль. По некоторым подсчетам, на их долю приходится 27 % всех лауреатов Нобелевских премий и 50 % чемпионов мира по шахматам.

(обратно)

28

(обратно)

29

(обратно)

30

Принимая во внимание подобную заинтересованность, трудно отделаться от мысли, что этот «аргумент» мог быть внесен в Библию задним числом. А что, собственно, мешает так думать?

(обратно)

31

Весь парадокс в том, что могут. В свое время именно одна из таких сект — пуритане, обосновавшись в штате Массачусетс в 1620 году, положила начало Соединенным Штатам Америки. Правда, в данном случае речь шла не об обретении «исторической родины», а о построении нового государства.

(обратно)

32

Согласно европейским средневековым преданиям, Вечный Жид, или Агасфер, — это иудей-ремесленник, отказавший Христу, ведомому на Голгофу, в просьбе прислониться к стене своего дома, чтобы отдохнуть. За это данный персонаж был осужден Богом на скитания по миру до Второго Пришествия Христа.

(обратно)

33

(обратно)

34

Там же.

(обратно)

35

(обратно)

36

Штереншис М. Евреи: история нации. Герцлия: Исрадон, 2008. С. 39–40.

(обратно)

37

Штереншис М. Евреи: история нации. — Герцлия: Исрадон, 2008. С. 46.

(обратно)

38

Некоторые историки сравнивают Золотую буллу Андрея II с Великой хартией вольностей английского короля Иоанна Безземельного, подписанную им под давлением баронов в 1215 году и послужившую основой для будущей английской Конституции. Так же, как и Золотая булла, Великая хартия содержала пункт о возможности начать восстание против короля в случае несоблюдения им пунктов соглашения. Так же, как и Золотая булла, она впоследствии была отменена в большинстве своих статей: из 63 ее пунктов в Конституцию вошли лишь 3.

(обратно)

39

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 245.

(обратно)

40

Кулы наряду с мамелюками составляли гвардейские подразделения в государствах халифата. В некоторых из них они даже захватывали власть.

(обратно)

41

Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: Товарищество «Клышников, Комаров и К°», 1993. С. 54.

(обратно)

42

Есть, конечно, пример исламских стран, где совмещение духовных и светских начал во власти и сейчас имеет место. Но это все-таки особый случай. Вряд ли «просвещенному» европейцу придется по душе мысль, что жизнь его предков развивалась по подобному сценарию.

(обратно)

43

По всему видно, что частью своего названия колония обязана семитскому обозначению бога (эль). Но нас хотят убедить в том, что оно произошло от имени императора (лат. Publius Aelius Hadrianus). Может, и так, но что мешает думать, что имя императора само произошло от этого семитского слова?

(обратно)

44

Отношение Северов к еврейству — вообще отдельная тема. Будучи финикийцами, т. е. семитами, придерживающимися к тому же Моисеева закона, эти императоры многое сделали для еврейства. Александр Север, первый император из этой династии, имел в молельне изображение Авраама и предписывал на всех зданиях начертать известное изречение законоучителя Гиллеля: «Поступайте с людьми так, как хотите, чтобы и они с вами поступали». Так вот, этот Александр восстановил все привилегии евреев, отнятые у них после Иудейской войны. Еще один император из этой династии, Элагабал, придерживался еврейских обычаев и был обрезан. То же можно сказать о Каракалле. Вообще, при Северах велось активное строительство синагог и возрастало благополучие еврейства.

(обратно)

45

Никейский Символ веры был принят на Первом Вселенском соборе, который состоялся в г. Никея (ныне Изник, Турция) в 325 году. На соборе, созванном Константином Великим, была поставлена точка в споре между Александрийским епископом Александром и пресвитером Арием, который утверждал, что Христос не единосущен Богу, а лишь подобосущен ему. Аристианство было объявлено ересью, а сам Арий отправлен в ссылку в Иллирию.

(обратно)

46

В качестве одного из таких случаев можно назвать антиеврейские выступления в Александрии в 38 г. Тогда было убито множество евреев, трупы их таскали по улицам. Римский наместник Флакк не стал заступаться за евреев. Напротив, он принялся отнимать у них оружие, вместо того чтобы разоружать смутьянов. Некоторые евреи были даже задержаны и подвергнуты истязаниям.

Впрочем, это нехарактерно не только для периода раннего христианства, но даже и для раннего Средневековья. В большинстве случаев дальше оскорблений, обвинений в «богоубийстве» и ущемления прав дело не доходило. В худших случаях все заканчивалось изгнанием.

(обратно)

47

Святой Бернар в своих проповедях уподоблял евреев «безмозглым животным», называл их ум «коровьим». А еще он в соответствии со словами Иисуса Христа, обращенными к евреям (Иоанн, 8:44), называл их убийцами: «Народ, чьим отцом был не Бог, а дьявол; человекоубийцы, как и он, от начала бывший человекоубийцей». Немудрено, что необразованные крестоносцы и полуграмотные монахи истолковали его речи как сигнал к истреблению дьявольских «отродий».

(обратно)

48

Известно высказывание клюнийского аббата Петра на этот счет: «Execrandi et odio habendi sunt Judaei, non ut occidantur admoneo» («Евреев должно проклинать и относиться к ним с ненавистью, однако я не призываю убивать их»).

(обратно)

49

У Иннокентия III было особое отношение к ересям. Недаром именно при нем разразились кровавые Альбигойские войны. Также неумолим был он и по отношению к евреям. В письме к графу Неверу он высказал свое мнение о них: «Евреи, подобно братоубийце Каину, обречены бродить по земле, как беженцы и бродяги, и лица их должны быть покрыты стыдом».

(обратно)

50

Тем самым признается (заметьте: даже на официальном уровне), что когда-то он это влияние оказывал.

(обратно)

51

Такой перевод напрашивается и по другим соображениям. В слове «фарисеи» можно разглядеть корень party который и в других языках означает то же самое, т. е. «часть», и является основой слова «партия». Фарисейство в этом смысле — лишь одна из иудейских партий, разновидность реформизма.

(обратно)

52

Штереншис М. Евреи: история нации. Герцлия: Исрадон, 2008. С. 157.

(обратно)

53

Имеющийся сейчас (кроме находок в Кумране) самый древний вариант еврейской Библии — это так называемый Масоретский текст, датируемый 980 годом. Масореты — еврейские переписчики, «хранители предания», как принято их называть.

(обратно)

54

Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Русь и Рим. Правильно ли мы понимаем историк) Европы и Азии? В 2 кн. М.: ООО «Агентство «КРПА «Олимп», ООО «Издательство АСТ», 2002. Кн. I. С. 61–63.

(обратно)

55

Начало традиции толкования Пятикнижия было положено еще до разрушения Храма. Большой вклад в эту науку был сделан законоучителем Гиллелем (ум. ок. 10 г.). Гиллель ха-Закен, родом из Вавилонии, по преданию — потомок царя Давида, последние сорок лет своей жизни был председателем Синедриона. Считается, что он был автором семи герменевтических правил выведения из Торы еврейского законодательства. Но настоящим виртуозом в изобретении законов оказался рабби Акива (Акиба) — вдохновитель восстания Бар-Кохбы, происшедшего уже после разрушения Храма. Акива бен-Йосеф (ок. 50—135 гг.), кстати, из прозелитов, отличился тем, что «на каждый сучок Священного Писания он нагромождал кучи законов».

(обратно)

56

Впрочем, однозначно объяснять заимствованиями появление этих богов у римлян нельзя. Некоторые из них были богами древнеримского пантеона. Например, Марс у древних римлян почитался как бог земледелия и лишь позже стал ассоциироваться с Аресом.

(обратно)

57

А. Мень. На пороге Нового Завета. М.: Эксмо, 2004. С. 737–740.

(обратно)

58

Это не помешало ему одновременно выступить и против евреев. По его мнению, евреи — это «не что иное, как невежественный и варварский народ, который издревле соединяет грязнейшее корыстолюбие с отвратительнейшим суеверием и непреодолимейшей ненавистью ко всем народам, среди которых они терпимы и за счет которых они обогащаются». Вольтер, как видно, не улавливал тождества иудаизма и деизма. И не мудрено. В его времена иудаизм уже утратил свой первоначальный смысл.

(обратно)

59

(обратно)

60

Штереншис М. Евреи: история нации. Герцлия: Исрадон, 2008. С. 183.

(обратно)

61

Вавилонская блудница — образ распутницы, сидящей на семиглавом звере, из «Откровения Иоанна Богослова». (Откр., 17: 3–6). Большинство авторов связывают этот образ с Римской империей, погрязшей в разврате и ересях. Семь голов зверя якобы олицетворяют семь холмов, на которых стоит Рим.

(обратно)

62

Ги Фо. Дело тамплиеров. Санкт-Петербург: Евразия, 2004. С. 22.

(обратно)

63

Тамплиерам были обещаны отпущение грехов и жизнь в обмен на признание в ереси. В материалах дела имеется фраза: «Они могут заслужить прощение, если признаются, вернувшись в вере святой Церкви; иначе, они будут приговорены к смерти» (Ги Фо. Дело тамплиеров. С. 63). Согласно этому пункту, как упорствующие в ереси, были приговорены к сожжению Жак де Моле и Жоффруа де Шарне.

(обратно)

64

Ги Фо. Дело тамплиеров. Санкт-Петербург: Евразия, 2004. С. 39.

(обратно)

65

Ронселен де Фо — личность реальная. Он фигурирует в некоторых документах, как командор Прованса. Якобы этот человек занимался проблемами взаимоотношений между английским королем и Симоном де Монфором — младшим, из чего некоторые делают вывод, что он мог быть магистром Англии. Но это всего лишь мнение.

(обратно)

66

(обратно)

67

«Впрочем, если какой брат, удалившись от восточного христианства (negotio orientalis Christianitatis) (что, мы не сомневаемся, будет случаться все чаще), по причине оного отсутствия не услышит божественную службу, то пусть вместо заутрени он читает 13 молитв Господних, и каждый час — по семь; вместо же вечерни мы предписываем девять и единодушно утверждаем свободным голосованием (libera voce). Ведь, поскольку эти братья были направлены для спасительного труда, не могут они в назначенный час прибыть к божественной службе. Но, если только возможно, пусть они не пренебрегают назначенным часом».

(обратно)

68

Я намеренно пишу «на предполагаемом месте храма» вместо «на развалинах храма», так как то, что на том месте действительно были развалины храма (так называемый Купол Скалы с мечетью Аль-Акса), еще надо доказать. Есть мнение, что после его разрушения Титом никаких следов от Второго храма (храма Зоровавеля) не осталось.

(обратно)

69

Тевтонский орден. Крах крестового похода на Русь. М.: Алгоритм, Эксмо, 2005. С. 220.

(обратно)

70

Катюк Г. Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов. М.: Эксмо, Алгоритм, 2012. С. 47–51.

(обратно)

71

Тевтонский орден. Крах крестового похода на Русь. М.: Алгоритм, Эксмо, 2005. С. 135.

(обратно)

72

Тевтонский орден. Крах крестового похода на Русь. М.: Алгоритм, Эксмо, 2005. С. 135.

(обратно)

73

Акунов B.B. История Тевтонского ордена. М.: Вече, 2012. С. 8.

(обратно)

74

(обратно)

75

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1989. С. 213.

(обратно)

76

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 213.

(обратно)

77

Катюк Г. Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов. М.: Эксмо: Алгоритм, 2012. С. 233–234.

(обратно)

78

Огуз (Агус, Угуз) — Черкас — атаман азовских казаков. Был убит черкесами, устраивавшими набеги на Азов для отгона скота в 1502 году.

(обратно)

79

Карамзин Н.М. История государства Российского. Калуга: Золотая аллея, 1993. Т. V. С. 158.

(обратно)

80

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 282.

(обратно)

81

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 421.

(обратно)

82

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 424.

(обратно)

83

К XVII веку в греческом христианстве возобладала троекратная (трегубая) аллилуйя при восхвалении Бога. Ее и постановил считать правильной патриарх Никон, дабы привести русское богослужение в соответствие с греческим. Троекратное повторение этого возгласа якобы символизировало Троицу. По мнению же старообрядцев, воспротивившихся нововведению, слово «аллилуйя» означает «Слава тебе, Боже» и равносильно словам, звучащим в конце песнопения. Получается, что никониане четырежды произносят этот возглас, т. е. «четверят».

(обратно)

84

Впрочем, здесь и далее я буду использовать эти слова как синонимы в соответствии с современной терминологией, ибо аналогичные смысловые различия уже заложены в дихотомии «поповство — беспоповство».

(обратно)

85

Смирнова И.М. Тайная история креста. М.: Эксмо, 2007. С. 14.

(обратно)

86

Там же. С. 18–19.

(обратно)

87

Смирнова И.М. Тайная история креста. М.: Эксмо, 2007. С. 14.

(обратно)

88

О том, что выступления пугачевцев в 1773–1774 гг. носили характер религиозной войны, известно недостаточно широко, но это факт. Многие авторы указывают, что в самозванцы Пугачева выдвинула старообрядческая среда. Именно ей он был обязан своим помазанием на царство в качестве Петра III. Есть сведения, что к данному акту непосредственно был причастен деятель старообрядчества Филарет. Еще одним свидетельством старообрядческой сути движения, был тот факт, что исходило оно с территории яицких казаков — известных ревнителей древлего благочестия.

(обратно)

89

-kastro.ru/sociologia/weber/veber1.httm

(обратно)

90

-kastro.ru/sociologia/weber/veber1.httm

(обратно)

91

-kastro.ru/sociologia/weber/veber1.httm

(обратно)

92

«Однако же, узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть. Если же, ища оправдания во Христе, мы и сами оказались грешниками, то неужели Христос есть служитель греха? Никак. Ибо если я снова созидаю, что разрушил, то сам себя делаю преступником. Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Послание к галатам, 2:16–20).

(обратно)

93

Если следовать данной логике то в использовании анахронизмов можно обвинить и архиепископа Геннадия. На каком основании он назвал жидовствующих «месалианами», если богомилы, согласно традиционной точке зрения, были уничтожены задолго по появления ереси, еще во время Альбигойских войн? А ведь он еще и в арианстве их обвиняет, именуя одного из вдохновителей «ереси», протопопа Алексея, «ариевым поборником», как будто запамятовав, что арианство приказало долго жить после утверждения никейского Символа веры на двух Вселенских соборах еще в 325–381 гг.

(обратно)

94

Иоанн (Джованни) де Плано Карпини (1182–1252) — итальянский монах-францисканец, первым из европейцев по поручению папы Иннокентия IV побывавший в столице монголов — Каракоруме. Произошло это в 1245 г. Свои впечатления зафиксировал в труде «История Монгалов, именуемых нами Татарами».

(обратно)

95

Гильом де Рубрук (ок. 1220 — ок. 1293) — монах-францисканец, совершивший в 1253–1255 гг. путешествие к монголам по поручению французского короля Людовика IX. Ему приписывают авторство книги «Путешествие в восточные страны» с изложением впечатлений от этого круиза.

(обратно)

96

Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М.: ОАО «ВЗОИ», 2004. С. 238–240.

(обратно)

97

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М.: Евразия, 2007. С. 120.

(обратно)

98

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 176–177

(обратно)

99

Кеслер Я.А. Русская цивилизация. Вчера и завтра. М.: ОЛМА-ПРЕСС; ОАО ПФ «Красный пролетарий», 2005. С. 11.

(обратно)

100

Синельников А. Средневековая империя евреев. М.: Эксмо, 2009. С. 156.

(обратно)

101

Буровский А.М. Арийская Русь. Ложь и правда о «высшей расе». М.: Яуза, Эксмо, 2007. С. 106.

(обратно)

102

Катюк Г. Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов. М.: Эксмо, Алгоритм, 2012. С. 245–247.

(обратно)

103

Карамзин Н.М. История государства Российского. Калуга: Золотая аллея, 1993. Т. III. С. 380.

(обратно)

104

Такое прочтение представляется более близким к истине из-за сходства в написании между «й» и «н».

(обратно)

105

Гумилев Л.Н. В поисках вымышленного царства. М.: Товарищество «Клышников, Комаров и К°», 1992. С. 140.

(обратно)

106

Христианский мир и «Великая Монгольская империя». Материалы францисканской миссии 1245 года. Санкт-Петербург: Евразия, 2002. С. 120.

(обратно)

107

Этому как будто противоречат сообщения о преследованиях великим жупаном Рашки Стефаном Неманей богомилов-ариан и о подобных же действиях болгарского царя Борила. Но это легко объясняется их пролатинской позицией и стремлением выйти из-под опеки арианской Византии. Пришлось, как говорится, наступить на горло собственной песне ради высоких целей.

(обратно)

108

Не приходится сомневаться в том, что имя Стефана Немани фигурирует в сказаниях о монголах как название народа «найманов» — народа, принявшего несторианство вместе с монголами. Собственно, это даже не имя, а прозвище. «Найман» родственно украинскому «найманец», т. е. наемник. От этого прозвища произошло и название нации, гордящейся своим арийским происхождением. Это, конечно же, немцы, и они действительно «арийцы», т. е. ариане по изначальному вероисповеданию. Несторианство же свое летописные «найманы» приняли от уйгуров, так же как и сербские неманичи — от «угоров», т. е. венгров. Именно венгерский архиепископ Калочи принял от сербского духовенства клятву верности римскому престолу. Как следствие этого, в титулатуре венгерских королей появилась формулировка rex serviae, т. е. «король сербов». В данной формулировке, как видно, сербы подразумеваются не в смысле «народа», а в смысле «сервиентов», т. е. «служивых». Название же народа впоследствии произошло от этого названия солдат.

(обратно)

109

Сельджук — имя этого азиатского военачальника, родоначальника племени с соответствующим названием, перехватившего у арабов эстафету распространения ислама, скорее всего, произошло от английского soldier, т. е. «солдат» («солдже»). Это не будет звучать ошеломляюще, если признать, что история, в том числе история Азии, на самом деле писалась на Западе, откуда в нее и «перекочевали» европейские названия. В соответствии с таким пониманием, «Великий Сельджук», как величали этого предводителя, — это что-то вроде «Великого Воина».

(обратно)

110

Катюк Г. Русские — не славяне, или Тайна ордена московитов. М.: Эксмо, Алгоритм, 2012. С. 341–344.

(обратно)

111

Simplex sigillum veri (лат.) — «простота — печать истины».

(обратно)

112

Так, правда, считают сами иудеи. У самаритян, — община которых, к слову сказать, насчитывает в настоящее время лишь 600 членов, — несколько иная точка зрения на этот счет. По их мнению, именно они являются носителями еврейской идентичности, и именно гора Гаризим (Гризим), которую они в пику иудеям сделали когда-то местом своих жертвоприношений, является подлинной Храмовой горой, горой Мориа, в отличие от горы в Иерусалиме, которая незаслуженно носит это название.

(обратно)

113

Становится понятным в связи с этим происхождение таких распространенных еврейских фамилий, как Грец, Герц, Герцль, Герцог, и подобных им. (Кстати, титул «герцог», вероятней всего, произошел от древнего названия иудейского первосвященника). Выясняется также, что «греческий народ», не в обиду будь ему сказано, появился на исторической сцене гораздо позже официальной даты своего рождения.

(обратно)

114

«Германия», кстати, вовсе не этническое наименование. Германия, т. е. страна «геров», «жрецов», — это просто область распространения еврейских прозелитов. В связи с этим получает объяснение факт наличия в древности нескольких этнически независимых «Германий» (Германикея, Кармания и др.), находящихся друг от друга на расстояниях, отвергающих любую возможность контактов между ними. Население упомянутой Кармании, между прочим, связывают с Германиями Геродотовой «Истории». Находилась эта страна на юге современного Ирана. Очень неприятный факт для современных «юберменшей» с их неадекватными теориями о «нордическом», т. е. северном, происхождении германцев.

(обратно)

115

(обратно)

116

Успенский Ф.И. История Византийской империи. Том 3. М.: Мысль,1997. С. 118.

(обратно)

117

Вырисовывается еще одно значение слова «Рим» — «армия».

(обратно)

118

Можно предложить и более экзотическую, нежели «армянская», версию происхождения Данишмендидов. Известно, что во времена правления основателей династии — Данишменда Гази и Малика Гази, отца и сына, примерно в этих же краях орудовали банды нормандского наемника Русселя де Бейля. Однако ни в каких текстах Данишмендиды с ним не пересекаются, что настораживает. Складывается впечатление, что одно и тоже лицо упоминается в одних случаях, как Данишменд, в других — как Руссель де Бейль. В рамках данной версии можно объяснить и происхождение имени «Данишменд». Руссель был нормандцем, т. е. французом, о чем говорит само его имя. Однако нормандцев часто путают с норманнами, т. е. со скандинавами. От последних же рукой подать до датчан. Нормандец вполне мог оказаться в глазах комментаторов «данишменом», т. е. «датским человеком», «датчанином». Во всяком случае, это выглядит правдоподобнее версии о происхождении этого имени от иранского «ученый», «образованный человек». Вряд ли «ученый человек» стал бы незаурядным воителем, каковыми были первые Данишмендиды.

(обратно)

119

Всемирная история в десяти томах. М.: Госполитиздат, 1956. T. III. С. 498.

(обратно)

120

Странность в том, что самое большое рвение в осаде Никеи (ныне турецкий Изник) проявили крестоносцы. Византийцы как будто не были заинтересованы в «отвоевании» действуя отнюдь не в связке с последними. Они даже не проинформировали их о достигнутой договоренности с сельджуками о сдаче города. В итоге город был сдан именно византийцам, а крестоносцам по приказу византийского военачальника Мануила Вутумита было разрешено появляться в городе группами не более чем по десять человек. Судьба взятой в плен византийцами семьи и домочадцев султана Кылыч-Арслана также заставляет недоумевать: они были переправлены в Константинополь, а впоследствии отпущены без выкупа. Так с заклятыми врагами не поступают. Странным представляется и тот факт, что Никея по слухам не была завоевана сельджуками в 1077 году, а послужила им платой за какую-то услугу византийцам. Как видите, никакого «освобождения» не было. Скорее всего, речь идет о попытке разграбления города крестоносцами, которую пресек Алексей I Комнин.

(обратно)

121

Райс Т. Сельджуки. Кочевники — завоеватели Малой Азии. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. С. 72, 79.

(обратно)

122

В этом Millet-i-Rum легко угадывается суть «римского народа» — воинство (military). Рим — армия (Ромея).

(обратно)

123

new.chronologia.org/volume 12/tabov.php

(обратно)

124

Францисканцы являли собой пример фанатичного и бескорыстного служения Богу. Следуя заветам основателя ордена, Франциска Ассизского, они в бедности видели условие спасения. На каком-то этапе существования ордена это вызвало недовольство верхушки духовенства, не брезгующей возможностью обогатиться. Последовали репрессии, пик которых пришелся на XIV век, когда у власти находился папа-банкир Иоанн XXII. Часть францисканцев — так называемых «спиритуалов» — не сломили даже репрессии. Они обвинили в ереси самого папу и ушли в схизму, получив известность в истории под названием «фратичелли» («братчики»).

(обратно)

125

Носовский Г.В., Фоменко A.T. Русь и Рим. Правильно ли мы понимаем историк) Европы и Азии? (В 5 томах). М.: Изд-во «Олимп», 2001. Т. 5. С. 29–30.

(обратно)

126

К бывшим федератам следует отнести и французов, на самом деле — «франков», т. е. тех же «турок» («франк» — «транк» — «туранк» — «туранец» — «турок»), лишь незадолго до Крестовых походов перешедших в католичество (не говорю «в христианство», поскольку древний иудаизм с его верой в грядущего Мессию также можно считать разновидностью христианства). Здесь надо вспомнить, что именно под этим названием они фигурируют в хрониках Крестовых войн, а не под именем «французов», которое дали им современные интерпретаторы, дабы возвеличить сей народ древностью происхождения, а заодно откреститься от франков, в которых они подсознательно чувствовали «тюркскость», т. е. солдафонство и варварство. Становится понятным, что разговоры об иудействе Меровингов небеспочвенны и что принятие Хлодвигом христианства не так уж далеко по времени отстоит от Крестовых походов, а может быть, даже предшествовало им.

(обратно)

127

При штурме Константинополя присутствовало лишь несколько тамплиеров — и то лишь в качестве наблюдателей. Известно имя одного из них — брата Бароцци, венецианца.

(обратно)

128

Первое крупное пожертвование храмовники получили за год до своего утверждения в Труа. Графом Тибо Шампанским им было пожаловано имение «Командирское» в Барбон-Файель, в 50 км от того же Труа. Имение это просуществовало практически до наших дней, до XX века. После утверждения в Труа Гуго де Пэйн отправился в Англию, где получил во владение ордену землю в Лондоне для строительства церкви, устройства сада и кладбища. Королем Арагонским и Наваррским Альфонсом I (1104–1134) в 1130 году были выделены храмовникам земли в Каталонии, Андалузии, Арагоне, на Майорке. Видимо, сыграла свою роль их помощь Испании в борьбе против сарацин. В самый короткий срок орден становится владельцем больших наделов земли во Франции, Фландрии, Англии, Испании и Португалии. Чуть позже он обрастает землями в Италии, Австрии, Венгрии, Германии, в Малой Азии, на средиземноморских островах. Вклады в орден делают и близкие храмовникам по духу богатые катары, видимо, в надежде обрести защиту от преследований со стороны папства.

(обратно)

129

Об этом писал, например, А. Пайк (1809–1891) в своей книге «Мораль и догма»: «В 1118 году девять рыцарей-крестоносцев на Востоке, а среди них Жоффруа де Сент-Омер и Гуго де Пайенс, посвятили себя религии и приняли обет (took an oath) между рук патриарха Константинопольского…».

(обратно)

130

Отождествлением Вефиля с палестинским селением Бейтин мы обязаны исследователю Библии XIX века Эдварду Робинсону. К данному выводу он пришел в своей книге «Библейские исследования в Палестине» (Biblical Researches in Palestine).

(обратно)

131

Недавно на одном из холмов вблизи Наблуса под развалинами византийской церкви были обнаружены остатки стен и алтаря, восходящие, по мнению археологов, к периоду возвращения евреев из вавилонского плена. С данной находкой можно сопоставить рассказ Иосифа Флавия о постройке альтернативного храма в Самарии вождем самаритян Санаваллетом. На дочери этого Санаваллета женился сын иерусалимского первосвященника Манассия. За это, как нарушивший запрет брать в жены иноверок, Манассия был изгнан из Иерусалима. В порядке компенсации Санаваллет построил для него здесь храм, подобный иерусалимскому.

(обратно)

132

(обратно)

133

Пусть не вводит вас в заблуждение упоминание о «Гробе Господнем». Речь идет о церквушке, символизирующей данный «Гроб» и лишь предположительно находящейся на месте пещеры, в которую было помещено после казни тело Христа. Причем даже предположением это назвать трудно. Это просто очередная притянутая за уши сказка, а лучше сказать — пропагандистская утка. Дескать, императрица Елена, мать Константина Великого, прогуливаясь в 326 году в окрестностях Иерусалима, «совершенно случайно» наткнулась на пещеру, в которой она, ко всеобщей радости, признала место упокоения Христа. Остается только догадываться, по каким признакам она это установила. Там что, мемориальная доска висела?

(обратно)

134

Abominatio desolationis (лат.) — «мерзость запустения».

(обратно)

135

Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М.: ТОО «Мишель и К Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М.: ТОО «Мишель и К°», 1993. С. 103.», 1993. С. 103.

(обратно)

136

Плетнева С.А. Хазары. М.: Наука, 1986. С. 16.

(обратно)

137

Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 366.

(обратно)

Оглавление

Вступление 1. Хитросплетение загадок 2. Еврей и миссионерство — две вещи совместимые 3. «Генетика — продажная девка»… сионизма 4. Такие разные евреи… 5. Об истинной подоплеке еврейского «рабства» 6. Ипостась первая: жрецы 7. Метаморфозы учения 8. Саддукейская версия 9. Римская эпопея «богоизбранных» 10. Ипостась вторая: всадники 11. Блеск и падение тевтонского ордена 12. Казаки как феномен Рима 13. Староверы: хазарский след 14. «Скромное обаяние» протестантизма 15. «Ересь жидовствующих» — «перевертыш» русской истории 16. Монголо-татары: великая иллюзия 17. Правая рука: Трансильвания 18. Как жрецы стали «греками» 19. Турки — друзья-враги «страны жрецов» 20. А был ли Храм? Может, Храма-то и не было? 21. О бедном хазаре замолвите слово Вместо заключения. И снова о колоннах Храма Библиография Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg