«Ложь и правда русской истории»

Сергей Баймухаметов Ложь и правда русской истории

В 9-томном «Курсе русской истории» В.О. Ключевского великий князь Александр Невский упоминается 15 (пятнадцать) раз в 15 (пятнадцати) строчках; Куликовской битве посвящено 6 (шесть) строчек.

Автор

Глава 1 ПРИЗВАНИЯ ВАРЯГОВ НЕ БЫЛО! Опровержение «Повести временных лет»

«Летописи полны лжи и позорят русский народ»

В 1749 году в Петербургской академии наук разгорелся грандиозный скандал, с которого и начинается то, что у нас называют «антинаучной норманнской теорией» происхождения Российского государства, и с которой идет борьба на протяжении десятилетий и веков...

Обязан сказать, что работа академика Готлиба Байера «О варягах» вышла задолго до этих событий. Причем не где-то на «вражеской» стороне, а в «Комментариях» Петербургской академии наук, где Байер был одним из первых и уважаемых академиков. (Рабочим языком Академии наук тогда был немецкий язык, и потому работа «О варягах» впервые опубликована на немецком.) Но тогда она не привлекла к себе особого внимания. А страсти разгорелись в 1749 году, когда другой академик, Герард Миллер, 6 сентября должен был выступить на торжественном заседании Академии наук с речью «О происхождении народа и имени Российского». По правилам тех времен, речь предварительно рассматривалась комиссией. Тредиаковский высказался «за», заметив, однако, что сама «материя спорна». А вот Ломоносов яростно выступил против. Он нашел речь Миллера «ночи подобной». С Ломоносовым согласились почти все члены комиссии. Речь не только запретили к выступлению, но даже решили отобрать у автора. Миллер пожаловался на необъективность, и тогда президент Академии распорядился рассмотреть ее на генеральном собрании. Рассмотрение длилось шесть месяцев (!) и закончилось тем, что работу Миллера постановили уничтожить!

Вот какие далеко не научные страсти... Как писал В.О. Ключевский, «причиной запальчивости этих возражений было общее настроение той минуты... Речь Миллера явилась не вовремя; то был самый разгар национального возбуждения...»

А еще Ключевский говорил, что споры вокруг «варяжского вопроса» есть патология общественного сознания. И трудно с ним не согласиться. Ведь 255 лет спорим НЕ О ТОМ! До идейной ненависти схлестнулись: славянином или норманном были Рюрик и варяги? Как будто кровное происхождение династии могло повлиять на многовековой уклад и жизнь громадной страны. Или кто-то доныне всерьез думает, что Ярослав Мудрый, Александр Невский и Дмитрий Донской — нерусские?

Вы будете смеяться, но уже 255 лет спорят, опровергают научную работу, которую никто не читал. Разумеется, читали Ломоносов, Тредиаковский и еще несколько ученых в то время. А потом речь Миллера была уничтожена. И на русском языке никогда не публиковалась. Я в своих любительских поисках нашел одну справку: эта работа Миллера была напечатана на немецком языке в 1768 году в «Allgemeine historische Bibliothek», т. IV. Очень сомневаюсь, что сей древний манускрипт широко известен даже в узких научных кругах... А это ведь тоже патология — опровергать то, что не читал.

Должен еще заметить, что Герарду Миллеру русская историческая наука обязана многим — он ведь был ее основателем и зачинателем, первым официальным русским историографом. Он был основателем исторического и первого научно-популярного журналов, первым ректором Петербургского университета, инициатором экспедиций на Камчатку и в Сибирь, за 50 лет трудов создал историографическую школу, оставил библиотеку впервые изданных чужих и своих работ, в том числе первую «Историю Сибири», описание языков сибирских и поволжских народов, многое другое. Он вошел в историю уже тем, что первым начал изучать и публиковать летописи! Именно по инициативе Миллера в 1732 году впервые начали выходить на немецком языке сборники древнерусских литературных памятников. Но в сокращенном виде, отрывками, выдержками. Когда же в 1734 году Академия — по инициативе Миллера, разумеется — обратилась к Сенату за разрешением на издание летописей в полном виде, то Сенат переадресовал прошение ученых Синоду, а Синод запретил, постановив, что летописи полны лжи и позорят русский народ.

Так что история с речью Миллера, случившаяся через пятнадцать лет после решения Синода, была вполне в духе тех времен.

Такой идеологически-запретительный подход к летописям властвовал в России вплоть до царствования Екатерины II, когда с ее одобрения стараниями Новикова, Мусина-Пушкина, Щербатова, Болтина и других были изданы первые памятники древнерусской истории и литературы. Со времен оных прошло более двухсот лет, а нельзя сказать, что мы далеко продвинулись. При коммунистах было издано всего несколько летописей. Да и те подверглись чудовищному сокращению. Сейчас запретов нет, но, как говорят, нет денег. Вернее, нет желания и стремления. Так или иначе, а Россия, наверно, единственная страна в мире, которая не имеет полного собрания национальных летописей, изданного на современном русском языке. То, что издавалось со времен Мусина-Пушкина по сей день, выходило микроскопическими тиражами, а самое главное — в репринтном издании, на церковно-славянском языке! То есть абсолютно недоступно читателям.

Но это отступление.

А у нас же речь о Новгороде и о варягах.

Заклятие

Странные чувства испытываешь, бродя по улицам Великого Новгорода. У меня это, наверно, от детства. Одной из первых прочитанных книжек, еще в пятилетнем возрасте, была повесть о Древнем Новгороде. А детские впечатления — это как долгий сон, как будто сам жил и был там...

И сейчас, спустя сорок пять лет, такое ощущение, будто я здесь жил всегда. С древнейших времен. Понятно, что «давят» все знания взрослой жизни. У кого ж сердце не дрогнет в городе, откуда есть пошла Русская земля! Но те же знания говорят, что отсюда пошло и унижение земли Русской. И суть не в норманнской теории, по которой русская государственность и само Русское государство есть произведение пришлых чужеземцев. Суть — в первоисточнике.

Как пишет «Повесть временных лет», «варяги из заморья взимали дань с чуди и со славян... Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть. И не было среди них правды, и встал род народ, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли заморе к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы...»

То есть, устав от разлада и смуты, не кто-нибудь, а именно новгородцы пришли к варягам и сказали: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».

Эти слова стали заклятием русской истории и судьбы. Не только потому, что сказано и написано талантливой рукой. Нет, прежде всего потому, что они, слова, все время подтверждались жизнью. Во всяком случае, в годы советской власти каждый второй грамотный человек повторял про себя и вслух: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет...» Но тогда, в годы коммунистической бесхозяйственности, никому и в страшном сне бы не приснилось, что с нами станется после падения власти коммунистов! И потому летопись воспринималась и воспринимается как пророчество и заклятие: ничего, мол, не поделаешь, так было всегда, так на роду нашем написано...

Если бы это была отдельная рукопись, отдельная летопись — одно дело. Но это — «Повесть временных лет», основа основ российской истории, литературы, народного самосознания. Не случайно же ее называют Начальной летописью...

Ничего удивительного, что вскоре после опубликования летописей в XVIII веке возникла и так называемая норманнская теория, задевающая национальные чувства россиян. Поскольку она, эта теория, выводила возникновение Российского государства исключительно из деятельности пришлых варягов-норманнов. Также понятно, что ее тотчас начали оспаривать и оспаривали всегда. Начиная с Ломоносова и заканчивая главными идеологами КПСС.

Но... Каждое положение исторического документа проверяется другими источниками. Скажем, некоторые факты и даты из той же «Повести временных лет» уточнены, подтверждены или опровергнуты исследованиями Шахматова, Гумилева, Лихачева и других ученых, сопоставлениями с европейскими и арабскими источниками.

А историю о призвании варягов проверить невозможно! Ни в европейских, ни в арабских, ни в еврейских источниках нет упоминаний об этом событии. Варяжская страница в «Повести временных лет» подобна стене несокрушимой — ни обойти ее и не объехать. Нет больше исторических свидетельств! И потому, наверно, историки, начиная с Соловьева, Ключевского, Костомарова и заканчивая Гумилевым, Лихачевым, Петрухиным, лишь отмечали противоречия легенды (очень точно!), пытались объяснить ее или же подвергнуть сомнению. Но — не более того.

Я же попытаюсь доказать, что призвания варягов не было. Пользуясь только логикой. Ну и, разумеется, для иллюстрации прибегая к аналогиям.

Как создаются мифы

В VIII веке Испания, как известно, уже принадлежала маврам— мусульманам. Один из мавританских эмиров затеял войну с эмиром Сарагосы и позвал на помощь Карла Великого, короля франков, будущего императора, основателя династии Каролингов. Карл пришел, помог, не бесплатно, конечно, и двинулся в обратный путь. Но в узком Ронсевальском ущелье на его армию напали испанские баски. (Как видим, баски и тогда считали себя отдельными от испанцев и были неукротимы.) В этом бою погиб Роланд, вместе со своими воинами прикрывавший отход армии и фактически спасший армию и Карла.

Таковы факты. Но что мы читаем в дошедшей до нас «Песни о неистовом Роланде», сочиненной (по крайней мере записанной) позже, уже в XII веке? А то, что император Карл пошел войной на нечестивцев(?) за веру Христову(?), на его армию напали мавры(?), в иных источниках — даже сарацины(?), но храбрый Роланд, верный рыцарским традициям(?), спас армию и императора, пожертвовав собой. Понятно, что все это сочинено уже в свете идеологии крестовых походов и идеологии рыцарства, которых тогда, в VIII веке, и в помине не было. На первых рыцарей (конных воинов), вышедших из диких германских лесных ватаг, людей пещерных нравов, Роланд наверняка смотрел со снисходительной брезгливостью, поскольку был он ближайшим сподвижником императора и — ни много ни мало — маркграфом Бретани, то есть особой коронованной.

И сейчас уже неважно, в какой степени трубадуры сами отредактировали древние легенды и сочинили новые «в духе времени», а насколько им подсказали: «Ребята, нехорошо напоминать о том, что наш Карл Великий участвовал в разборках мавров, нехорошо говорить, что на христианское войско напали христиане же — баски...» Скорее всего и то было, и другое. Так создаются мифы.

Возьмите нас под свою защиту

Да, в истории подобное часто случалось. Скажем, присоединение Казахстана к России, когда Абулхаир, хан Младшего Жуза (Младшей Орды), спасаясь от нашествия джунгаров, устав от извечных стычек на границе с башкирами, попросился в российское подданство. Или Грузия, которая искала защиты от турецкой экспансии, заключила с Россией Георгиевский трактат и укрылась «за гранью дружеских штыков».

В этих случаях более слабое государство входит в состав более сильного. Но в любом случае — государство обращалось к государству.

А был ли Новгород в IX веке государством? Да, был. Городом-государством, с высокой культурой и цивилизацией, причем с обширными владениями. И нас не должна смущать относительная его молодость — раскопки экспедиции академика В. Л. Янина показывают, что Новгород существует с VIII века. Потому и назвался Новым городом. А старый, как свидетельствуют недавние археологические открытия, был скорее всего в Старой Ладоге — древнейшем центре поселения славян на Северо-Западе. Кстати, по более поздней Ипатьевской летописи, Рюрик пришел сначала княжить именно в Старую Ладогу, а затем, освоившись, основал Новый город и перевел свою ставку туда, в Новгород.

Итак, к какому же государству обратилось за покровительством государство Новгород? К Варяжскому? Так не было такого государства!

Рюрик — тезка

Противоречия и несообразности летописи приводили даже крупных историков к неубедительным гипотезам. Действительно, вначале платили дань варягам, потом выгнали варягов, но тотчас же вслед за этим попросили их «владеть нами»? Несуразица явная. И потому В. О. Ключевский предполагает, что позвали «других варягов». Каких «других»?

Историк-эмигрант Г. В. Вернадский (и вслед за ним Л. Н. Гумилев) в «нашем» Рюрике видят Рюрика (или Рерика, Рорика) Ютландского. Если так, то все нормально, обратились не к какому-нибудь сброду, а к знаменитому человеку. К государству! Не стыдно родословную оттуда вести. Но в этой гипотезе противоречий еще больше, чем в летописи. Во-первых, от Новгорода до Ютландии-Дании почти две тысячи километров. Значит, и новгородской делегации, а самое главное, Рюрику с дружиной надо было идти через немецкие, польские, литовские, жмудские, псковские земли и наверняка прорываться с боями, потому что врагов у него было много. И об этом в летописи — ни слова! А если он шел на кораблях вдоль побережья Балтики, по Неве поднялся в Ладогу, а оттуда по Волхову пришел к Новгороду — все равно бы просто так окрестные племена его не пропустили. И не мог бы остаться в Европе незамеченным такой дальний поход, по сравнению с которым прежние походы Рюрика в земли франков и англосаксов — короткие воскресные прогулки...

Во-вторых, трудно представить, что Рюрик тотчас и с готовностью променял свое положение владетеля Ютландии-Дании на столь далекий от Европы Новгород. Но даже если и так, то почему в западных источниках нет о таком событии никаких упоминаний? Между тем о предыдущей жизни Рюрика Ютландского известно очень многое. И родители его, и победы, и поражения. Ведь он был знаменитым в Европе воителем, снаряжал в походы до трехсот(!) кораблей, поднимался вверх по Эльбе и захватывал германские земли, ходил к берегам Англии, подвергал разору и грабежу англосаксов. И вдруг такой его поступок, уход в Новгород, который наверняка поразил бы его современников, двухтысячекилометровый поход — остался никем не отмеченным?! Очень-очень сомнительно!

Видимо, историков сбила с толку еще и фраза: «Пошли за море». Вроде как если «море», то само собой разумеется, что Балтика. В действительности же славяне называли морем и Чудское озеро, и Ильмень, и Онегу, и Ладогу, вкруг которой были лагеря и стоянки «своих», ближних варягов.

Вспомним еще раз слова летописи:

«Варяги из Заморья взимали дань с чуди и со славян... Изгнали варяг за море... И пошли за море к варягам...»

И вот здесь я скажу, что многие ответы и многие разгадки на виду и на слуху, в языке. Самом долговечном и надежном свидетеле. Вы согласны, что конструкция фразы самая что ни на есть бытовая: изгнали за море, пошли за море? Согласитесь, если бы пошли просить варягов за две с лишним тысячи километров в Ютландию, строй фразы был бы другим, совсем другим! Даже если б не упоминалось, что поход великий, а море Варяжское, как именовалась в древности Балтика. А здесь — просто море. То есть по эту сторону Ладоги был город славян, мери, чуди и кривичей — Старая Ладога. А по ту сторону Ладоги, за морем, стойбища варягов... Вот и весь секрет. И если вспомнить еще, что по Ипатьевской летописи Рюрик в начале начал пришел в Старую Ладогу, то многое становится на свои места...

Да и почему, собственно, речь идет только о Ладоге? Точно так же Ильмень называли «морем», и точно так же за Ильменем были стойбища варягов.

Кто такие варяги?

Варягами славяне называли викингов. Викинги же, если отбросить современную киноромантизацию, были тогда просто-напросто морскими разбойниками, бандитами. Это были молодые люди, которые не хотели жить мирно и ловить селедку, как их отцы и деды. И уходили из родных поселений в вик (по-русски — выселок, а буквально — путь). Промышляли разбоем, грабежом. Со временем они стали страшной силой и три века терроризировали Европу, поднимаясь в своих ладьях вверх по течению рек и сжигая города и села. А когда не было походов, нанимались в армии сопредельных воюющих государств. В общем, наемники, ландскнехты.

Нанимали их и славянские города-государства. Многочисленные свидетельства тому — в летописях. Причем везде о найме варягов говорится как о деле обыденном, никуда далеко за ними не ходили, они всегда были под рукой. Приведу одно из самых ранних свидетельств.

980 год. Новгородский князь Владимир ведет войну против Ярополка, убийцы их брата Олега, и нанимает варягов. Разбивает дружину Ярополка, захватывает Киев, а самого Ярополка приглашает на переговоры в свой шатер. Едва вошел туда Ярополк, как два варяга пронзили его мечами с двух сторон...

Да, Владимир наш отличался истинно варяжской жестокостью, необузданностью, пренебрежением всех человеческих норм и неразборчивостью в выборе средств, редкими даже для нравов тех времен. Получив отказ от полоцкой княжны Рогнеды — та не захотела идти за него, потому что Владимир был бастардом, незаконным сыном Святослава от древлянской рабыни-ключницы Малуши, — Владимир идет на Полоцк войной, захватывает город и насилует Рогнеду на глазах ее отца и матери. Как отмечает летописец, «был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и распаляя девиц». Убив Ярополка, он тотчас берет его жену, то есть жену своего брата. А она была уже беременна. Родился сын, от Ярополка. И отношение к нему в семье было соответствующим. Как в свое время и к самому Владимиру. И вел он себя, надо полагать, тоже соответственно. В общем, вырос Святополк, убийца своих же братьев Бориса, Глеба и Святослава, прозванный летописцем Святополком Окаянным...

Но так или иначе, а князь Владимир, столь страшный в своих необузданных страстях, стал ключевой фигурой в истории Руси. Все, что вершилось после него, — лишь следствие его выбора веры. Второй такой фигурой в истории Руси был только Александр Невский, о котором в этой книге будет сказано еще много...

Князь же Владимир через восемь лет после убийства Ярополка окрестил Русь и стал Владимиром Святым. Быть может, Господь и простил ему за это все его грехи. Как заключает летописец, «был невежда, а под конец обрел вечное спасение».

В этой фигуре, на мой взгляд, явлены нравы тех времен в самых крайних выражениях. От бушующих комплексов неполноценности до таких поступков, как Крещение Руси, определившее развитие эпохи, течение самой истории.

Впрочем, братоубийство нельзя сводить лишь к недобрым чувствам незаконных сынов и пасынков. Начал-то убивать вполне законный Ярополк. А вспомним, опять же, убийство Бориса, Глеба и Святослава. Да, Святополк, конечно, Окаянный. Но вот скандинавские источники недвусмысленно указывают на причастность к этому убийству Святополкова братика Ярослава, названного впоследствии Мудрым. Так что остается гадать, отчего Ярослав так яростно воевал, изгонял отовсюду Святополка: то ли как братоубийцу окаянного, то ли как свидетеля общего преступления? А если вспомнить их предка Рюрика, то нельзя не отметить более чем странную одновременную смерть его братьев Синеуса и Трувора, после которых Рюрик становится единоличным властителем на Северо-Западе. (Надо, однако, упомянуть, что некоторые исследователи считают Синеуса и Трувора вымышленными фигурами.)

Братоубийство — обыденное явление в семейной хронике Рюриковичей. Из одиннадцати детей Владимира своей смертью умерли, кажется, только четверо или пятеро. Ярослав Мудрый, один из них, говорил перед смертью детям: «Любите друг друга, потому что вы братья родные, от одного отца и одной матери».

Но бесполезно — сыновья и внуки Ярослава, как их отцы и деды, нещадно воевали друг с другом... Самый разумный из них — Владимир Мономах — пытался устроить мир уступками, отдавая родичам то Киев, то Чернигов. Но Олег и Давыд Святославичи продолжали братоубийственные войны даже после съезда князей в Любече, где все они целовали крест и договорились о мире. Что не помешало Давыду Игоревичу и Святополку тотчас после этого схватить Василька Теребовльского и выколоть ему глаза. И т. д. и т. п.

Да, когда речь идет о власти, тут уже не до родства. Так было во всех династиях и во всем мире. Но все же я полагаю, что Рюриковичи в мировой истории занимают особое место по пролитой родной крови... Наверно, это обусловлено было особенностями громадной страны и тем, что изначально, при Святославе и тем более при многодетном Владимире, не был определен жесткий порядок наследования и распределения земель. Но нельзя не учитывать и происхождение...

Языческие славяне — мирный и гостеприимный народ. Это отмечали все древнейшие хронисты. Славяне чтили род, старшинство в роду, семью.

Варяги-викинги — это сознательное и бессознательное, полное, абсолютное отрицание семьи, отца и матери. В древней воинской ватаге был один закон — безусловное подчинение вожаку. А в почете — только сила и полное пренебрежение всем остальным. Потому-то среди викингов особо ценились так называемые берсерки — психопаты, люди-звери, бешеные, одержимые, обладающие пещерной свирепостью и столь же пещерным бесстыдством и презрением к любым ограничениям.

Вот какая среда породила Рюрика, вот по каким законам и нравам воспитывались его сын и внук. Вот какая кровь бушевала в его правнуках и праправнуках.

Да, с одной стороны, нравы княжеских семей смягчали славянские жены и традиционно близкие к женской половине дома православные священники. Представьте только: два брата при одобрении третьего отдают приказ выколоть глаза племяннику, а четвертый брат, не в силах остановить их, пытается увещевать и современников, и потомков:

«Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен в смерти, то не губите никакой христианской души. Если вам Бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих...»

Представьте человека, воспитанного матерью в православных духовных традициях, который в кровавой мути жестокого века пишет такие слова:

«Зачем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня? Уповай на Бога, ибо верю в Него...»

Это — Владимир Мономах.

А с другой стороны, по мужской линии, шло воспитание «в традициях отцов и дедов». Огромным было и влияние на княжичей-отроков их варяжских наставников-воевод, вроде Свенельда. Ведь Свенельд, первый советник Ярополка, играл ключевую роль в убийстве Олега. Да и неваряжские воеводы были немногим лучше. Например, Добрыня — воевода уже Владимира. Добрыня был братом Малуши. Той самой рабыни, матери князя Владимира. И когда полоцкая княжна Рогнеда отказала Владимиру, указав на его происхождение от рабыни, то Добрыня шибко оскорбился за сестру. И как мог настропалял юного Владимира на войну с Полоцком. В общем, эта свирепая солдатня реализовывала свои мстительные или честолюбивые планы при помощи княжичей, приучая их и подвигая их на поступки, немыслимые для их возраста...

Но это — отступление. В данном случае нас интересует коллизия «варяги и Владимир». Тот, первый, которого потом назвали Святым.

Убив Ярополка и утвердившись на киевском престоле, Владимир решил, что наемникам теперь можно и не платить. Выгнал их в Византию (в летописи — они сами попросились: «Обманул нас, так отпусти в Греческую землю»), прежде послав византийскому императору предупреждение: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни одного».

Разумеется, и этот поступок князя не красит. Но сам потомок варягов, Владимир, видимо, знал, как следует обращаться с этой братией.

Одним словом, точно установлено, кто такие были варяги, как относились к варягам и кем они были для славян в 980 году. Так можно ли считать, что веком раньше они, варяги, были цивилизованными представителями какого-либо цивилизованного «варяжского» государства?

Разумеется, нет.

И логично ли, что представители цивилизованного Новгородского государства пришли в буйную, дикую ватагу, живущую по пещерным законам и нравам, и позвали их «княжить и владеть нами»? По-моему, смешно. Это все равно что вольный город Гамбург в XVI веке призвал бы на правление атамана из Запорожской Сечи...

Более того, это вдвойне смешно, если обратить внимание на то, что речь идет о самом вольнолюбивом городе Древней и средневековой Руси. Новгородцы никогда не терпели у себя княжеского всевластия. Поэтому сыновья великих киевских князей шли сюда с большой неохотой. Новгородцы даже Александра Невского не признавали! А тут — полное раболепие и унижение, да еще и перед варягами!

Для прояснения ситуации проведем современную аналогию. Допустим, два могущественных московских олигарха — Березнер и Гусев — что-то не поделили. Придет ли кто-нибудь из них к уголовникам из люберецкой преступной группировки и скажет ли: «Олигархия наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Придите и владейте нами...»? Не придет. Не скажет. А вот нанять — может.

Кстати, одно из первоначальных значений слова «варяг» — «наемник».

Что же было?

 Была рознь. Это очевидно. За власть в Новгороде боролись, видимо, две партии. Партия Вадима Храброго и партия некоего Гостомысла. Исторически личность его не установлена, по легенде он считается новгородским посадником. Легенда эта широко пошла от историка Татищева, который даже родословную Рюрика вывел от Гостомысла. При этом Татищев ссылается на летописи, которых нет. То ли придумал, то ли пропали те летописи. В общем и в целом Татищев в ученом мире пользуется репутацией почти сомнительной.

Л.Н. Гумилев предполагает, что Гостомысл — это вовсе не имя, что это была скорее партия «гостомыслов», то есть людей, симпатизирующих иноземцам, гостям. Вот они-то, гостомыслы, и наняли варягов, чтобы установить выгодные им порядки.

А дальше все пошло, как часто бывало и бывает в истории. Наемники, почувствовав свою силу и слабость мирного города, просто-напросто захватили власть в Новгороде. И когда два года спустя, в 864 году, Вадим Храбрый поднял восстание, жесточайшим образом расправились с ним и его сторонниками.

«Оскорбшиася новгородцы, глаголюще, яко быти нам рабом имногазла всяческа пострадати от Рюрика и ради его... Того желетауби Рюрик Вадима Храброго и иных многих, изби новгородцев советников его».

(Никоновская летопись)

Вслед за Новгородом варяги захватили власть и в других русских городах.

Особые отношения

 Немногие историки обратили внимание на особые отношения, сложившиеся между Новгородом и князьями Рюрикова дома. Обычно активную к ним нелюбовь, неприязнь новгородцев объясняют демократическими традициями вольного города. Но это применимо только к ситуации, возникшей в более поздние века. А тогда, в изначальные времена, никаких таких традиций, ни демократических, ни аристократических, еще не было. И никаких князей на Руси не было вообще. Они начались с Новгорода!

Но если Новгород призвал варягов Рюриковичей и — так получилось — навязал их всей Руси, то новгородцы должны, по всем законам логики, коллективной ответственности, психологии, на всех углах говорить, какие варяги хорошие, отважные, как защищают народ и как плохо будет всем, если они уйдут. То есть должны быть главной опорой Рюриковичей.

Однако все было наоборот! Вся Русь признала Рюриковичей, а Новгород их не любил и не скрывал этого. Такое ощущение, будто новгородцы знали о Рюриковичах что-то такое... Мол, это вы в других городах Руси можете вешать лапшу на уши, что вас призвали, а мы-то знаем, что вы бандиты-захватчики... И Рюриковичи как будто это понимали... Во всяком случае, с великой неохотой шли туда на княжение. Например, когда распределялись уделы между внуками Ольги, то Новгород отвели Владимиру, потому что на лучшее он не мог претендовать, так как был сыном Святослава от рабыни Малуши. На тебе, что нам негоже...

Похоже это на отношения «добрых князей» и «благодарных пейзан», с поклоном позвавших князей владеть ими?

Да и с принятием христианства Новгород не спешил, оставаясь верным своим языческим божествам, защищая волхвов от княжеской расправы. Мы привыкли к идеализированно-лубочному образу волхвов, с длинным волосами и постно-благообразным выражением лица. На самом же деле и зачастую это были бесноватые личности, которые в XI веке прошли по Русской земле от Суздаля до Новгорода, сжигая живьем женщин, обвиняя их не то в возникновении голода, не то во всех остальных бедах. И этих изуверов новгородцы закрыли собой, спасли от княжеского гнева. Можно сказать, что христианами новгородцы окончательно и бесповоротно стали только в XIII веке, когда волхвы, снова надеясь на народную поддержку, подняли восстание, но новгородцы отвернулись от них и, более того, расправились с ними.

Безусловно, в первоначальном и долгом неприятии христианства сказалась удаленность от Киева как центра русского православия. Но вполне возможно, что здесь сказалась и неприязнь к Рюриковичам. Народ заранее с предубеждением воспринимал все, что исходит от них, в том числе и новую веру.

И здесь читатель может сказать: «Да, выдумка о призвании варягов — это самоуничижение. Но хрен редьки не слаще, и час от часу не легче! Выходит, нашими князьями-правителями стали бандиты и наемники?!»

Как создаются династии

Увы, такова история. Правящие династии очень часто приходили со стороны. И далеко не всегда из среды высокородной и благонамеренной. Скажем, отчаянные вояки туркмены сами жили трудно и тяжко, спасались от врагов в пустыне. Но в то же время многие правящие династии Азии состояли из людей туркменского происхождения, бывших гвардейцев, охранников и наемников. Даже главный притеснитель туркменов персидский Надир-шах был по матери туркменом.

Богатый Египет на всех невольничьих рынках мира скупал мальчиков, воспитывал их в воинских лагерях и создавал из них армию и гвардию мамелюков. Потом мамелюки половецкого происхождения захватили власть в Египте и основали свою, бахритскую династию султанов. Из рабов — в султаны!

Про викингов я уже говорил. Через три века после начала их походов и сами они выдохлись, и европейские государства окрепли и выгнали их за пределы Европы. Норманны-викинги закрепились лишь на полуострове, названном Нормандским, и создали там свое государство — герцогство Нормандское. «Герцог» в первоначальном значении — вождь племени. Затем Вильгельм, бывший варяг, а ныне герцог Нормандский, переправился через Ла-Манш, разбил англосаксов при Гастингсе и стал основателем английской королевской династии...

Так что не мы были первыми и последними.

А зачем Нестор так написал?

«Повесть временных лет» создавалась через три века после событий в Новгороде. Уже три века как Русью правят князья из династии варяга Рюрика. Они, Рюриковичи, крестили Русь и ввели ее в русло новой, христианской цивилизации. Они, Рюриковичи, везде и всюду, от Киева до Новгорода, от Владимира до Волыни. За эти триста лет в стране сменилось, наверно, десять-пятнадцать поколений. Что должны были и что могли помнить, думать о своих князьях воины, монахи и смерды через триста лет после их прихода во власть? Что внушали своим подданным князья?

Разумеется, что их власть от Бога, что их призвали и позвали!

И вполне понятно, что Нестор так и думал, так и написал.

Ну а если предположить, что он знал правду, так мог ли он написать, сидя под рукой и мечом киевского князя, что Рюриковичи родом из бандитов, бандитски захвативших власть?

Весьма и весьма сомнительно. Это потом, гораздо позже, летописание стало как бы будничной работой, обязанностью, службой монастырей. К тому времени церковь стала более самостоятельной и даже влияла на князей, угрожая им проклятием в случае крамолы, а более всего — при подозрениях в сговоре с католиками, с католическими правителями Европы и Прибалтики. А во времена создания «Повести временных лет» церковь, введенная в духовную власть Рюриковичами, полностью была подконтрольна Рюриковичам и ни о какой неподцензурной летописи, видимо, говорить не приходилось. Свидетельство тому — судьба одного из первых летописцев, Никона, который бежал из Киева в Тмутаракань от гнева князя Изяслава...

Однако предположим невероятное: летописец Нестор знал правду о варяге Рюрике и написал правду!

Но все исследования говорят, что летопись потом редактировалась монахом Сильвестром под присмотром Владимира Мономаха, а затем еще раз редактировалась неизвестным монахом под присмотром Мстислава, сына Владимира Мономаха.

Более того, не исключаю, что к «Повести временных лет» приложил руку и сам Владимир Мономах. У него были к этому все основания и предпосылки. Во-первых, абсолютная власть над иноками-летописцами. Во-вторых, собственный личный интерес к слову, к литературному творчеству. А самое главное — образование, культура и большой литературный талант.

Так или иначе, а Владимир Мономах и его сын еще в древности знали, что написанное пером — не вырубишь топором. И потому тщательно следили, чтобы изначально было написано то, что им надо.

Все так писали...

 Д.С. Лихачев считал сюжет о варягах «легендой искусственного происхождения».

В.Я. Петрухин, автор скрупулезнейшей монографии «Начало этнокультурной истории Руси IX—XI веков», возражает, доказывает естественность, которая проявляется как раз в ее противоречиях: если бы это были позднейшие вставки, тогда бы уж позаботились о гладкости.

Но оба они сходятся в одном: сюжет отвечает традициям.

У Лихачева — традициям средневековой истории, возводящей происхождение правящей династии к иностранному государству.

У Петрухина — коренным фольклорным традициям самых разных стран и народов.

И вроде бы действительно: у евреев есть такая легенда, у корейцев, у чехов, у саксов есть легенда, что они призвали бриттов!..

Одно меня смущает: что это за фольклорная традиция, самоуничижающая народ? А ведь самоназвания народов часто говорят об обратном. Ведь люди скорее склонны к возвеличиванию своего и умалению чужого. Самоназвания некоторых народов в переводе часто означают: «настоящий народ», «настоящие люди», «большие люди» и даже просто «люди». Как же одно сочетается с другим?

Но зато все довольно точно встает на свои места, если предположить, что эти «фольклорные традиции» инициировались представителями правящих династий. Для оправдания, для утверждения законности и возвышения династии и своего правления.

Доказательством от противного может служить завоевание Англии Вильгельмом Нормандским. Здесь ничего возвышать и узаконивать не надо было: и так все законно — более сильное государство завоевало более слабое. Потому и нет легенд. Думается, а захоти Вильгельм или его ближайшие потомки — и нашлись бы авторы, и сложились бы, и вошли бы в историю Англии сказания о призвании норманнов. Но потомки Вильгельма в этом не нуждались.

Итог

 Опять же, надо начинать с начала. Потому что с самого начала в дело вмешалась идеология — то есть настроения, мнения, симпатии и антипатии, эмоции... Которые имеют место и ныне. Так, титулованный историк Андрей Сахаров в интервью «Норманнская теория — абсурдное дело!» утверждает, что варяги — южнобалтийское славянское племя. И, пытаясь обосновать это, переиначивает летописца Нестора так, что даже страшно: «Когда Нестор говорит о варягах, он пишет: есть норвежцы, шведы, есть датчане, а есть варяги — «русь». То есть он перечисляет определенные этносы и среди них отдельно выделяет скандинавский и отдельно — варяго-русский этнос». («Известия», 17.07.2004.)

Ничего подобного Нестор не писал, «норвежцев» и  «датчан» не «перечислял», и уж тем более «скандинавский этнос» не «отделял»! У него написано так: «И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы...»

И таким образом искажает первоисточник, то есть совершает надругательство над исторической наукой, не какой-нибудь воспаленный дилетант, а директор Института российской истории! Это уже не наука, а пропаганда.

Так стоит ли удивляться, что в некоторых современных исследованиях критика «норманнской теории» доходит до того, что сопровождается цитатами из... Гитлера! Мол, тут одна единая завоевательная линия. Полноте, господа....

«Норманнская» теория, теория норманнского, западного происхождения русской государственности и Русского государства, возникла в XVIII веке не где-нибудь на стороне, на Западе, а в России, в Санкт-Петербурге, в научном, интеллектуальном центре страны — в Академии наук!

И ее основатели, академики Готлиб Байер и Герард Миллер, возвели ее не на голом месте, а исключительно на фундаменте русских летописей.

Основателями и первыми членами Петербургской академии наук были исключительно иностранцы. В том числе и такие европейски знаменитые ученые, как Леонард Эйлер, братья Иоганн и Даниил Бернулли... Основана была Академия в 1725 году, а первый русский академик — Ломоносов! — появился только в 1745 году, через двадцать лет.

Поверьте, я не из числа тех, кто любит возмущаться  «засильем иностранщины». А по отношению к тем временам, я считаю, это подло и неблагодарно. Ибо иностранцы создавали русскую науку, русскую академию. И плевать им вслед, вначале воспользовавшись их умом и трудами, — предел плебейства и хамства.

Другое дело, что были среди них и такие, что свысока или высокомерно-снисходительно относились к «русским аборигенам». Равно как и то, что были среди русских те, что ничего не могли предъявить науке, кроме своего местного урождения, и недостаток таланта оправдывали «немецким засильем».

В общем, старый и вечно новый, как мир, сюжет.

Но очевидно, что уже к середине XVIII века в Академии возникла атмосфера смутно обозначенного противостояния. И когда Готлиб Байер написал работу о варягах, а затем, почти через двадцать лет, Герард Миллер сделал попытку выступить на торжественном собрании Академии наук с речью «О происхождении народа и имени Российского», вспыхнули далеко и не только научные страсти. Вспомним еще раз слова В. О. Ключевского: «Причиной запальчивости этих возражений было общее настроение той минуты... Речь Миллера явилась не вовремя; то был самый разгар национального возбуждения...»

В борьбе с «норманнской теорией» впопыхах, в порыве ущемленного самолюбия, «в разгаре национального возбуждения» изначально неправильно был сформулирован вопрос. Говорили не о призвании, а вообще о варягах! Одни утверждали, что варяги — это славяне, другие, что это наши братья — литовцы, третьи, что варягов вообще не было. Но куда ж от них денешься, если послы Олега ко двору византийских императоров писали: «Мы от рода русского —Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карп, Фрелаву Руару Актевуу Труан, Лидул, Фост, Стемид...» Вот такие русские имена! И ирония моя здесь может быть понята двояко. Ведь действительно «русские» имена. Но — не славянские. И потому четвертые говорили, что да, варяги были, но в очень небольшом количестве и в русской истории никакой роли не сыграли. А коммунистические историки незамысловато утверждали: норманнская теория не соответствует марксистскому учению об истории — и баста!

В общем, от кривой палки не бывает прямой тени. Неправильный вопрос неизбежно порождает двусмысленный ответ. Разгорается борьба. В. ходе которой окончательно теряется существо дела.

Но так или иначе, а именно идеологи от истории и историки от идеологии навязали нации два исторических комплекса: норманнский комплекс и комплекс татаро-монгольского ига. Для них это — «борьба», занимающая их жизнь и даже составляющая им пропитание.

А людям неискушенным с этим приходится жить.

Изначально же национальное унижение состояло не в варягах — такие варяги есть в истории каждого народа — а в их «призвании», в формулировке: «Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».

Надеюсь, мне удалось доказать, что такого не было и не могло быть, что все это придумали в угоду тогдашним князьям Рюриковичам.

Только и всего.

Так что у нас не было и нет никаких поводов для национального комплекса неполноценности.

Правда всегда неприятна

 И потому я систематически поливаю себя холодным душем. Полезно вообще. И в частности. Чтобы не обольщаться: вот, мол, как обрадуются русские люди, прочитав!.. Почти уверен, что особой радости и даже удовлетворения мое опровержение призвания варягов не вызовет. Причем не у отдельных специалистов, а у населения. Ведь в массе своей люди не хотят знать правды. Неприятна она им, отвратительна. Тут много причин. И личных (выходит, я, веривший во все это, теперь дурак дураком?), но прежде всего — общественных.

У нас всегда говорят о вечном противостоянии государства и интеллигенции, а шире — государства и народа. Кто это придумал — не знаю. Но никто не сомневается, вроде как фундамент и краеугольный камень...

А на самом деле наш народ почти всегда был и есть на стороне государства. Даже так народ и государство — едины. И все официальные мифы государства удивительным образом совпадают и потворствуют желаниям и настроениям масс. Или — с веками преобразовываются так, что потворствуют. Тот же миф о призвании варягов. Какое неприятие вызвал он среди русских академиков в 1749 году! А сейчас поди опровергни. Заклюют!

Причем академики, может, и промолчат. А вот широкие массы — возмутятся. Потому что миф с веками приобрел новое наполнение. Мол, мы не лыком шиты и не лаптем щи хлебаем, мы тоже — Европа (!), ведь нас основали «благородные князья германского происхождения» — так и написал мне один разгневанный читатель...

Ну, варяги все-таки область не массового знания. А вот с татаро-монгольским игом просто беда. Все всё знают! И все во всем уверены. Вросло в кожу, начнешь отдирать — кровь идет. Больно и обидно! Так, что тебе морду разобьют за твои поганые слова о том, что ига не было. Все упрятано в подсознание или вообще стерто, или искажено так, что тяжко становится. Понимаете, признавать, что русский народ триста (!) лет жил под монгольским сапогом, терпел иго, — это вроде как совсем не позорно и даже патриотично. А попробуй отрицать — тут же обзовут антипатриотом. А суть — все в том же преобразовании мифа, в служении его новой лжи. Если мы — Европа, то у нас ничего общего не могло быть с азиатами монголо-татарами, никакой общей жизни в общем государстве, это все злопыхательство, а было только вечное противостояние и вечная война. В которой мы в конце концов победили. А отрицать иго — значит отрицать еще и нашу великую победу над таким могучим врагом...

Вот как закручено.

Причем начали писать и утверждать в сознании народа все это великие русские историки прошлого, пред именами которых нельзя не склониться в почтении. Их поддержали и продолжили коммунисты и продолжают нынешние, не знаю, как их назвать... А народ, в результате массовой обработки со школьной скамьи, однажды приняв и освоив, сделал мифы своими, кровными.

Потому и предупреждаю себя и читателей, чтобы не обольщались.

Загадочное слово — «русский»

 «И пошли заморе к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы...»

Вроде бы все ясно. Русы, русичи, русские ведут свое название от варягов, от какого-то варяжского сообщества людей, называемого «русь».

Однако человек так устроен, что хочет знать все, до истока, до самого начала. Но тут мы столкнулись с такой частью истории, где до истока дойти очень сложно. Дело в том, что редко народ именуется так, как сам себя назвал — по самоназванию. К примеру, чеченцы — нохчи или вайнахи, немцы — алеманны, албанцы — скептарии (шкиптарии), венгры — мадьяры и так далее. Как правило же, название народу чаще всего дают соседние племена, причем совершенно по случайным признакам — и потому докопаться до первоистоков практически невозможно.

Самый яркий пример тому — венгры.

В Казахстане в шестидесятые годы среди обычных среднеграмотных слоев населения почему-то популярна была легенда о родственных казахско-венгерских связях. Находились деятели, в той и в другой стране, которые успешно спекулировали на этом и всячески эксплуатировали «родственную» тему.

На самом же деле родства нет. Правда, было очень близкое соседство. Откуда и ведется некоторое количество слов, общих по звучанию и значению.

В действительности же венгры — народ угро-финского происхождения. Но с фантастически причудливой судьбой. В древние времена венгры — по самоназванию мадьяры — обитали в среднем течении Оби, в районе нынешних Тобольска и Тюмени. Они составляли южную часть родственного сообщества западносибирских угро-финских народов. На севере — ханты и манси, а на юге — мадьяры. И обликом были такие же, как нынешние ханты и манси.

В первые века нашей эры началось Великое переселение народов. Инициаторами его были гунны, ввергнувшие в общий водоворот сотни племен и народностей, перекроившие исконную, традиционную карту народов мира. Северным крылом гунны подхватили, сорвали с насиженных мест мадьяров. И те в течение нескольких веков кочевали в конгломерате гуннских племен, в основном тюркских по языку. Отсюда — заимствованные тюркские слова в их лексиконе. На Руси они тогда были известны под именем угров.

Столицей гуннской империи, ставкой вождя гуннов Аттилы, была Паннонская низменность. Соседние германские племена Аттилу обожествляли. Чему свидетельство — древнегерманский эпос «Песнь о Нибелунгах», в котором вожди германских племен приезжают на поклон к царю Этцелю. Этцель — германское произношение имени Аттила.

В середине пятого века Гуннская империя распалась. Мадьяры, на удивление сохранившись как единое племя, остались жить в Паннонии. И их, мадьяров, утро-финнов по происхождению, по языку, соседние германские племена называли гуннами, хуннами, хунграми. Так и страна называется доныне — Хунгария. По-нашему — Венгрия, венгры. Хотя к гуннам-хуннам они имеют отношение соседское.

Но если сравнить, поставить рядом нынешнего ханта или манси и венгра, то угадать родство будет очень трудно. С веками изменилось чуть ли не самое главное — облик человека, генотип нации. Но самое главное осталось — язык.

И доныне одно из самых популярных имен в Венгрии — Аттила.

Вот какими фантастическими путями возникают иногда названия народов! Для сравнения приведу тех же «татар» или «таджиков». «Татарами» называли себя несколько союзных родов в монгольской степи. Китайцы распространили это название на всех кочевников. Однако по велению Чингисхана с 1206 года все его подданные стали «монголами». Но этноним «татары» дошел до Восточной Европы и сохранился: так русские стали именовать подданных Астраханского, Крымского и Сибирского ханств, оставшихся после распада Золотой Орды. В том числе и подданных Казанского ханства, которые на самом-то деле болгары или булгары...

То же самое и с «таджиками». В Центральной Азии в VII веке «таджиками» называли пришедших сюда арабских воинов. Но современные-то таджики — персы. Какие водовороты истории тут бурлили — даже представить трудно, голова кружится...

Вот почему практически неразрешимой загадкой истории является происхождение этнонима «русский». Ведь в Скандинавии не было и нет, не выявлено никаких следов рода (племени, народа) «русь». А значит, открывается широкий простор для фантазий и гипотез. Чего только не придумывали, где только не искали корни слова?! От кельтов-рутенов и иранцев-роксоланов до сирийцев!

Мне же из этого сонма предположений наиболее вероятной представляется версия В. Я. Петрухина — традиционная, ведущая начало от летописи. Вспомним — славяне составляли только часть населения Старой Ладоги и Новгорода, а две другие части составляли меря и чудь. То есть угро-финские племена. А они издавна называли выходцев из скандинавской стороны «рууси» или «рооси». А древнескандинавские корни этого слова означают: «гребец, участник похода на гребных судах».

Тут очень многое совпадает даже не по словам, а по логике жизни. Потому что «варяги» и «викинги» никогда не были родом, племенем, то есть этносом. Они были — социальной группой. И именовались не по этническому признаку, а по социальному. Викинги, как уже говорилось, происходят от слова «вик», по-русски — «выселок», буквально — «путь». И «русы» — потому что «участники похода на гребных судах». Профессиональное название!

Вспомним: варяги-викинги по рекам, на лодках совершали свои походы-набеги на города Западной и Восточной Европы.

Славянское население городов и весей было оседлым, ремесленным и земледельческим. И только варяги-русы шарахались по всему свету, от Балтики до Византии. А поскольку они часто были наемниками восточно-славянских городов-государств, то как бы и представляли в окрестных народах и государствах славян. И окрестные народы-государства стали называть население Киева и Чернигова «русами» по названию варягов. (Также подданных Московского царства еще в XVI веке называли «татарами».)

Одновременно в самом Киеве, Чернигове и других городах «русами» стали называть княжеских дружинников, а затем и всех граждан Киевского государства. За один век этноним стал всеобщим! А своих, славянских, доморощенных речных разбойников в Новгороде именовали ушкуйниками. От слова «ушкуй» — большая лодка...

Также вполне объяснимо двойное название — и варяги, и русы. Это очень характерно для сообществ со смешанными языками, каким и было население Новгорода. Славянское и угро-финское. Но при всем при том напомню, что любая версия остается и скорее всего останется версией, более или менее обоснованной. А разгадка слова «русский», видимо, так и пребудет тайной истории.

Глава 2 ОТ ОЛЕГА ДО РИЧАРДА

Анатомия мифа

 В этой главе речь пойдет о том, как создаются мифы. О происхождении мифа и анатомии мифа. Впрочем, в любой книге, касающейся исторических событий, без, собственно, мифов и анализа мифов не обойтись, мифы в прямом и переносном смысле сопровождают всю жизнь человечества. Говорил я о них и в главе о варягах, буду говорить и в последующих главах. Но в этой — отдельно и специально, потому что лучшего примера и представить нельзя. Здесь я соединяю два диаметрально противоположных мифа, назвать которые можно так — белый миф и черный миф.

Летописец Нестор — изобретатель скейт-серфинга

 Миф мифом, а попутно я сделаю попытку доказать, что научная фантастика как жанр мировой литературы зародилась на Руси в XII веке!

И первым автором, создателем жанра, был летописец Нестор, автор «Повести временных лет». А «Повесть временных лет» — это начало начал истории, фундамент русской литературы и истории, она лежит в основе большинства последующих летописных сводов. Не случайно же ее называют Начальной летописью...

Все мы помним одно из самых красочных мест «Повести...» — поход князя Олега, Вещего Олега, на Царьград-Константинополь.

Когда он в знак победы повесил свой щит на врата Царьграда. А перед этим поставил корабли на колеса, поднял паруса, и так они «пошли со стороны поля к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали через послов Олегу: «Не губи города, дадим тебе дани, какой захочешь».

Как ни странно, но многие ученые прошлого, да и настоящего, приняли этот белый миф, эти строки летописи как абсолютно достоверные сведения. Они вошли в гимназические дореволюционные и в советские школьные учебники. Вошли в новый фольклор, вплоть до песни Высоцкого: «Как ныне сбирается Вещий Олег щита прибивать на ворота. А тут подбегает к ему человек — и ну шепелявить чаво-то...» В общем, всем известно и само собой разумеется. Хотя при самом элементарном применении здравого смысла тотчас же возникают   неразрешимые   противоречия   и   тупиковые вопросы. Однако к здравому смыслу мы еще придем, а пока продолжим об ученых. Несмотря на всеобщее ослепление, очень серьезные историки (от Шахматова до Лихачева) относились к данному эпизоду всего лишь как к красочной легенде. Дмитрий Сергеевич Лихачев вообще делал особый упор на литературные достоинства и литературное значение «Повести временных лет». Анализ, проведенный исследователями, доказал, что такого похода Олега в 907 году — как точно указывается в летописи — не было. И вообще — не было. В 904 году на Константинополь ходили походом арабы. В том же году совершали набег на Царьград вольные воины из диких ватаг, обитавших в устье Днепра и на побережье Черного моря. Еще раньше, за сорок лет до того, был поход варяжско-киевского князя Аскольда. Некоторые историки полагают, что Нестор приписал Олегу тот поход Аскольда. Но если учесть, что летопись он создавал спустя два века после тех событий, то путаница могла возникнуть и сама по себе. Объяснимы также многочисленные нестыковки по событиям и датам.

А самое главное — о том летописном походе нет никаких сведений в подробнейших византийских хрониках. Хотя там в деталях описаны и поход арабов, и набег славяно-варяжской вольницы. И другие, совсем уж незначительные события того времени.

А уж такого, как щит на вратах Константинополя, тем более поход кораблей на колесах под парусами, — византийские хронисты просто не могли не отметить! Да и другие — арабские, еврейские, западноевропейские хронисты не могли пропустить. Однако ж нигде — ни слова.

Но в данном случае для меня и для моих читателей не это — главное. Прежде чем перейти к сути, остановлюсь на подступах к главному. Начну с количества воинов в том походе. В летописи точно указано: 2000 кораблей, «а было в каждом корабле по 40 мужей».

Итого — 80 000 человек!

Собрать по тем временам такую армию в Киевской Руси практически было невозможно. По очень старой и доныне авторитетной книге знаменитого профессора Урланиса «Рост населения в Европе», в 970 году в Киевской Руси было около 2 миллионов жителей. Можно предполагать, что в 907 году — около миллиона. Тут ведь речь идет не только и не столько о росте за счет рождаемости, а о присоединении новых земель и новых племен. А к тому времени, к летописному 907 году, самой русской государственности-то было едва пятьдесят лет. Те же древляне в Искоростени, что совсем рядом с Киевом, Киеву тогда не подчинялись и спустя пятьдесят лет все еще бунтовали, убили князя Игоря и были жестоко покараны уже княгиней Ольгой. Легко ли, возможно ли было в таких условиях собрать армию в 80 тысяч человек?!

Проведем параллели. Население могущественной Византии в то время насчитывало 20—24 миллиона человек. Мощное государство с устоявшимся четырехсотлетним укладом жизни, порядка. Не говоря уже о том, что государственность Византии, Восточно-Римской империи, берет начало аж в античном Древнем Риме. Одним из главных врагов Византии была тогда не менее могущественная Болгария. Так, в решающий, грандиозный поход на болгар византийский император-полководец Иоанн Цимисхий повел армию в 300 кораблей, 15 тысяч пехотинцев и 13 тысяч всадников.

Война та описана, опять же, со всеми подробностями, так как была по тем временам событием эпохальным.

Или еще пример — из более поздних веков. Поход монголов, ставший потрясением для тогдашнего мира. Нашествием, как его называют некоторые историки.

В первом походе, когда монголы прошли через всю территорию нынешнего Казахстана и Узбекистана, разбили войска Хорезм-шаха, перевалили с боями через Кавказ, попутно разгромив грузин, затем рассеяли половцев хана Котяна и хана Юрия Кончаковича и закончили битвой на Калке с русско-половецкой армией, было их, монгольских воинов, 20 000 человек. Два тумена, две дивизии по 10 000 всадников.

А во втором походе, под началом Батыя, когда они военным маршем прошли через Русь, вошли в Европу и докатились до Адриатики, было их, как подсчитывают историки, 30 000 человек. И это очень близко к истине, потому как всех монголов, от стариков до детей и женщин, тогда было 700 тысяч. А кто-то ведь должен был дома оставаться, работать, а к тому же у них был второй, главный фронт — с Китаем...

Тут надо сделать отступление. Мир был прежде всего потрясен молниеносными победами монголов. Такая организация, такая тактика боя, что в те века и долго еще потом с ними не могла сравниться ни одна армия. Однако и количество воинов поразило воображение современников. Учтем, что 30 тысяч — это только воины. А ведь каждый воин имел двух коней (потому и были такие стремительные, молниеносные походы и атаки), а еще сопровождающие армию обозы... В общем, конная армада.

И потому русская армада в 2000 кораблей и 80 000 воинов уж точно не могла остаться незамеченной арабскими, византийскими и западноевропейскими хронистами! Это ведь вселенский поход по масштабам тогдашней Европы!

Но, опять же, меня в данном случае больше всего интересует не фактографически-историческая сторона, а — те самые корабли на колесах!

Мы их не замечаем просто потому, что современного человека такими штуками не удивишь. Тем более в последнее время даже соревнования, гонки устраиваются по шоссейным дорогам под парусами! Называется — скейт-серфинг.

Но ведь это — сейчас. Когда к услугам гонщиков абсолютно ровные дороги и совершенные, по последнему слову техники сделанные скейты на каких-то немыслимых роликах. Да он и без парусов помчится куда хочешь!

А представьте, насколько это возможно было тогда. Вот высадились на берег воины Олега. Поставили корабли на колеса. Но ведь на каждый корабль надо как минимум четыре оси и восемь колес. Где они взяли шестнадцать тысяч колес на две тысячи лодок? А к ним еще восемь тысяч осей? Для этого надо конфисковать весь гужевой транспорт в доброй половине империи!

Предположим, что конфисковали.

Но вы представляете, какое было трение, какое трудное вращение тогдашних ступиц на тогдашних осях? Ведь тяжесть-то какая: корабль на сорок воинов. Да еще и сорок воинов в нем. Не пешком же они шли. А иначе зачем было затевать все это?

Итак, поставили корабли на колеса, сами залезли в корабли. Подняли паруса и пошли к городу через поле?..

И тут вам любой взрослый человек скажет, что на «поле», на неровном грунте, на пересеченной местности такое сооружение, такая махина и с места не сдвинется. Под любыми парусами. Если нет глубокого киля, то под большим парусом, под большим напором ветра это сооружение просто-напросто опрокинется!

Понимал ли это летописец, человек своего времени?

Уверен, что понимал.

Тогда почему написал нечто несусветное?

Тут вариантов множество. От чрезмерного желания возвеличить, прославить князя Олега до осознанной, рассчитанной мины-провокации. Этакого тайного кукиша через века. Мол, если заставили меня писать неправду, приписывать Олегу несуществовавший поход, то вот вам! Потомки, дойдя до кораблей на колесах, сразу поймут, что все здесь брехня. От начала и до конца... Вот уж они посмеются...

Может быть, может быть... Однако здесь нет никакой логики. По всей «Повести временных лет» чувствуется, что Нестор к Олегу относился с глубочайшим уважением. Зачем же он выставлял его на посмешище?

И потому очень даже не исключен самый простой и естественный вариант. Полет фантазии! Действительно, почему бы и не позволить себе? В хронике — нельзя. Но тут-то весь поход выдуманный, так где же еще разгуляться фантазии, как не здесь?! Особенно на такой выигрышной исторической фигуре, как князь Олег! Ведь не на пустом месте фантазировал Нестор, а наверняка основывался на красочных легендах, которые сопровождали знаменитого князя и дошли, наверно, до Нестора через два века.

И потому я считаю Нестора-летописца первым научным фантастом в русской литературе, основателем жанра.

Ведь что такое научная фантастика? Это современные достижения науки и техники, которым автор дает в будущем преувеличенные формы. Например, если сделать громадную пушку, в снаряд поместить людей и выстрелить в небо — что будет? Будет роман Жюля Верна «Из пушки на Луну»!

Когда есть такое замечательное достижение современной техники, как телега на колесах, когда есть такое чудо, как корабль под парусами, то что будет, если их соединить?

Так Нестор-летописец изобрел современный скейт-серфинг! Шоссейные гонки под парусами на колесах! Прошу любить и жаловать и выдать мне патент на открытие открытия!

Но самое интересное было у летописи впереди. Доподлинно установлено, что «Повесть временных лет» редактировал монах Сильвестр под присмотром Владимира Мономаха. Что они думали, читая про такие диковинные турусы на колесах? (Турусы на колесах — это деревянные башни на колесах, под прикрытием которых штурмующие подходили близко к крепостным стенам.) Да, со дней Олега прошло уже два века, но практическая жизнь не изменилась — те же телеги, колеса... Те же корабли под веслами и парусами. Тот же путь волоком из варяг в греки. И все, кто читал летопись Нестора, хорошо знали, что такие турусы на колесах невозможны! Почему же не вычеркнули? Ведь тогда авторского права не было, и к летописям относились как к общему достоянию, каждый правил и переписывал как хотел, вписывал, что он посчитает нужным. Но этот сюжет — никто не тронул!

Может, разгадка в великом Киевском князе Владимире Мономахе? Человек яркого литературного таланта, он как никто другой способен был оценить полет чужого пера и чужой фантазии. Оценить, восхититься и сказать: «Ай да Нестор! Ай да сукин сын! Это ж надо такое придумать — корабль на колесах под парусами!»

А потом, после Мономаха, уже никто не трогал, не осмеливался...

А потом мы читали, даже не задумываясь...

Вот так, по моему мнению, Нестор-летописец в одном только сюжете своей великой книги явил нам первое произведение научной фантастики и изобрел современный скейт-серфинг!

Злодей Ричард, король Английский

 Жертва черного мифа — герцог Ричард Глостер, потомок королевской династии Плантагенетов. Его и назвали в честь великого предка, короля Ричарда Первого Плантагенета. Того самого Ричарда Львиное Сердце, героя крестовых походов, многочисленных романов и народных баллад.

Но никто из родных и близких Дика Глостера никогда не думал, что Дик действительно станет королем. Даже когда началась война за престол Англии между династией Ланкастеров (Алые розы) и династией Йорков  (Белые розы), к коей и принадлежал герцогский дом Глостеров. (Йорки и Ланкастеры — боковые ветви Плантагенетов.)

Йорки в той войне победили. Ланкастеры бежали во Францию. Королем Англии стал старший брат Ричарда — Эдуард IV. А после смерти Эдуарда трон должен был занять (и занял!), по праву престолонаследия, его сын Эдуард, малолетний племянник Ричарда.

Но через три месяца правления малолетнего Эдуарда V королем Англии стал Ричард. Однако и он правил недолго. Изгнанные Ланкастеры объединились с Тюдорами и свергли Ричарда. Так на английском троне возникла новая династия — Тюдоров.

Всего два года царствовал Ричард. Но в истории остался навечно. Как один из самых страшных злодеев. Узурпатор, обманом захватил трон, родных племянников задушил...

Мы с детства знаем его по «Черной стреле» Стивенсона. Есть там такие строчки: «И зловещий горбун поскакал навстречу своей страшной славе...»

Но еще раньше окончательный приговор Ричарду вынес Шекспир:

Ты адом сделал радостную землю,

Проклятьями и стонами наполнил...

Оставь наш мир и спрячься в ад, бесстыжий

И гнусный демон, — там царить ты должен!

(В. Шекспир. «Ричард III»)

Да, прибавьте ко всему, что бедный Ричард был горбат. Представляете, какой образ «злодея»! Страшный горбун, руки по локоть в крови, вурдалак, исчадие ада...

Что еще надо для создания образа всесветного чудовища, воплощения абсолютного зла?!

Как часто бывает, все это — чушь собачья. Да, в войне Алой и Белой роз Ричард показал себя храбрым рыцарем и жестким военачальником. В общем и целом — действовал в рамках тогдашних правил и нравов. А в мирной жизни — добрейший был человек. И королем он стал не по своей воле, не хотел и уж тем более не «отстранял» малолетнего племянника, как пишут сплошь и рядом во всех справочниках и энциклопедиях.

После смерти короля Эдуарда IV оказалось, что его сын, малолетний Эдуард, права на престол не имеет. Вскрылось, что король состоял в тайном, но законном браке с женщиной, которую спрятал в монастыре. И, таким образом, его жена, считавшаяся королевой Англии, — незаконная, и дети ее — незаконнорожденные. Вся эта история обсуждалась в парламенте, в палате лордов. В общем, возник династический кризис, и никто, кроме Ричарда Глостера, не мог занять трон. Естественно, с ведома и решения Английского парламента.

И став королем, Ричард никаких злодейств не совершал. А уж племянников своих берег как зеницу ока. Да и зачем ему их убивать, если они официально признаны незаконнорожденными и не могут быть ему соперниками в борьбе за престол, если таковая борьба когда-нибудь и начнется?! Более того, всех побежденных противников, Ланкастеров, он вернул из Франции и дал им возможность жить тихо и мирно в Англии. Вот они-то за все хорошее и отомстили Ричарду!

Но, прежде чем перейти к доказательствам документальным, фактическим, довольно известным в мире, приведу свое доказательство, быть может субъективное, а может — и самое что ни на есть убедительное.

Я имею в виду гибель Ричарда. Очень показательная смерть. С точки зрения человеческой, с точки зрения того, что называется логикой характера.

В битве при Босворте, состоявшейся в 1485 году, где граф Генрих Ричмонд в союзе с Ланкастерами одержал победу и стал королем Генрихом VII, родоначальником новой династии, Тюдоров, все преимущества были на стороне Ричарда III. И если бы не предательство Генри Перси, второго графа Нортумберленда, исход сражения был бы совершенно иным.

Ричард смотрел с холма, как тюдоро-ланкастерские воины теснят и истребляют его войска.

Как должен поступить в такой ситуации государственный деятель? Наверно, в первую очередь сохранить себя, как знамя движения, сохранить верных сторонников, увести войска с поля боя. А затем набрать новую армию и продолжить борьбу. Война одним сражением не решается. Тем более за ним все преимущества законного короля... То есть за ним парламент и народ Англии!

Вместо этого Ричард в сопровождении немногочисленной свиты ринулся с холма в гущу сражения, стремясь добраться до Генриха Ричмонда-Тюдора и решить исход сражения рыцарским поединком, как в старые добрые времена. И погиб, один сражаясь против армии врагов.

 Поступок безрассудного рыцаря.

 Это его предок, Ричард I Плантагенет, он же Ричард Львиное Сердце, частенько пренебрегал государственными обязанностями, увлекаясь рыцарскими приключениями. Так и погиб в одном из походов в дальние края. Но с тех пор прошли века, и короли научились быть королями. Не королевское это дело — мечом махать. Тем более в такие сложные для страны времена. Но Ричард поступил так, как поступил... Погиб в бою, как и Ричард Львиное Сердце.

Так государственные деятели не поступают.

Но так не поступают прежде всего проныры, хитрецы, мерзавцы!

Скажите, способен ли на такой безрассудно рыцарский поступок изощренный интриган и злодей, человек низкой души, каким выставляют Ричарда? Нет, нет и нет.

Логика характера. Это не пустые слова.

Но как получилось, что даже в Англии имя Ричарда окружено до сих пор зловещим ореолом?

А очень просто: спустя сорок шесть лет (!) после гибели Ричарда появилось «историческое свидетельство». Не кто-нибудь, а канцлер Англии Томас Мор написал мемуары, в которых и изложил все «злодейства» Ричарда. Которым, злодействам, он якобы был свидетелем. Хотя при ближайшем рассмотрении не составляло труда выяснить, что в год смерти Ричарда III будущему мемуаристу Томасу Мору было всего восемь лет и никаким «свидетелем злодейств» Ричарда он быть не мог. Но он много слышал. Слышал в первую очередь от своего приемного отца кардинала Мортона, ярого врага Йорков, приверженца Ланкастеров и Тюдоров. Мортон был одним из активных участников заговора против короля Ричарда! Естественно, в духе ненависти к Ричарду он воспитал и своего приемного сына Тома. Затем маленький Том вырос, стал служить Ланкастерам, был канцлером герцогства Ланкастерского, а затем канцлером Англии у Генриха Тюдора!

Какой объективности можно ждать от человека, который не только служил Ланкастерам-Тюдорам, но и осуществлял, проводил в жизнь политику Тюдоров-Ланкастеров?!

Очевидно же, что Томас Мор написал свою «Историю Ричарда III» не только по велению души и полученному воспитанию, но и по прямому заказу Тюдоров-Ланкастеров. И тем самым исторически как бы оправдал их правление, их репрессии: ведь Тюдоры-Ланкастеры, придя к власти, в отличие от Ричарда, чуть ли не всех Йорков истребили. Громко крича при этом, что они уничтожают Йорков исключительно во благо народа доброй старой Англии, потому как с такими злодеями жить на одной земле невозможно.

Скорее всего мемуары Томаса Мора со временем так бы и канули в неизвестность, стали бы материалом для ученых историков, если бы ими не воспользовался человек по имени Уильям Шекспир. По ним, по этим мемуарам, он и написал свою знаменитую трагедию «Ричард III». А спорить с Шекспиром в Англии — все равно что спорить с вечными скрижалями, с божественными предначертаниями. И вся история Англии пошла моровско-шекспировским путем. Многие последующие ученые с теми или иными вариациями повторяли все ту же историю Мора о злодействах Ричарда.

Вот так рождаются и живут мифы. Даже в Англии, где все источники всегда были и есть открыты, где не было и нет единого и обязательного какого-нибудь «Краткого курса» истории, как у нас. Однако в широких массах там до сих пор здравствует миф о злодее Ричарде Глостере, захватчике трона и убийце родных племянников... А что уж о нас говорить. Нам бы со своими мифами и рифами истории разобраться. Где уж тут до английских... И потому, как постановили однажды — так и пишем до сих пор во всех справочниках то, что наклеветал когда-то Томас Мор.

Кстати, Томас Мор — это тот самый изучавшийся во всех советских школах Томас Мор — автор знаменитой «Утопии». В которой, как говорили нам, воплощены мечты прогрессивного средневекового человечества о будущем коммунистическом обществе.

Что говорить, причудливо переплетаются иногда сюжеты истории.

Глава 3 СПАС НА КРОВИ Самая жестокая битва в истории Руси и самый загадочный храм на Руси — в одном городе, в Юрьеве-Польском

Золотое кольцо ЦК КПСС

 Почему Юрьев-Польской не включили в Золотое кольцо? Такой же древний, как Переславль-Залесский, в один с ним год основан великим князем Юрием Долгоруким. Конечно, не так богат монастырями и храмами, но все же... Сохранился земляной вал двенадцатого века, опоясывающий исторический центр, буквально завораживает глаз Михайло-Архангельский монастырь, в котором сошлись архитектурные стили нескольких столетий.

И, наконец, там, в Юрьеве-Польском — Георгиевский собор тринадцатого века, который даже среди уникальных памятников древнерусской архитектуры занимает особое место.

И тем не менее — Юрьев-Польской обойден. Что, конечно, обидно и досадно и властям, и самим горожанам. Ведь включение в туристский маршрут, по которому возят иностранцев, это не только лестное «включение» в большой мир, но и немалая выгода. И деньги в бюджет пошли бы другие, и строительство давно бы здесь развернули, чтобы не ударить перед иностранцами лицом в грязь. Преобразился бы город. Но...

Никто не знает точно, в чем же причина. Может, в том, что неказист городок, сильно проигрывает соседнему Переславлю-Залесскому и, тем более, соседнему же Суздалю. Мол, опозоримся перед иностранцами. Хотя все тут спорно. Для кого «неказист», а для кого как раз мил своим тихим, почти сельским бытом, не изуродованным, как в некоторых районах Переславля, железобетонными и угольными свалками, угрюмыми заборами, зловещими каркасами и ангарами так называемой промышленной зоны.

Может, был там заводик или цех, работающий на оборонную промышленность. Какие-нибудь резиновые или ватные прокладки делали для танков или торпед. Вот и засекретили, закрыли город для иностранцев. Знаете, как было в советские времена: против оборонки никто слова не мог молвить. По каким-нибудь радиоголосам не то что директоров, а начальников цехов ракетных заводов по фамилиям называли и с выполнением квартального плана поздравляли, а в самом городе газеты не имели права написать, что этот завод «машиностроительный». Мол, нет у нас никакого «машиностроения».

А может, были тут резоны особые, идеологические.

Представим себе коридоры власти, где в начале семидесятых «утверждался» список городов, включаемых в Золотое кольцо. На совещании в ЦК КПСС присутствуют люди самые разные, но среди них, конечно, есть ученые, которые объясняют, отвечают на вопросы. Учтем, что мероприятие с самого начала идеологическое, потому как, во-первых, иностранцы, а во-вторых, история. А уж когда они соединяются вместе, то бдительность удесятеренная.

И вот представим, что, дойдя до Юрьева-Польского, выслушав рассказ о монастыре, расположенном там музее, Георгиевском соборе, большой партийный начальник спрашивает:

— А что там еще есть?

Ученые люди, не привыкшие к количественному критерию оценки памятников истории, тем не менее поддаются логике начальства и добавляют:

— Там еще рядом Липицкое поле, на котором Липицкая битва произошла.

—  Какая такая Липицкая битва? — удивляется начальник.

Ученые рассказывают, объясняют, и чем дальше, тем сильнее хмурится начальник, атмосфера совещания недобро сгущается. Это чувствуют и ученые, но поздно — слово вылетело.

— Ни в коем случае! — постановляет начальник. — Не хватало еще иностранцам про это рассказывать.

— Так мы и не будем! — пытаются оправдаться ученые и начальники рангом поменьше. — Мы и не включили Липицкое поле в маршрут, да там и возить некуда и показывать нечего, иностранцы про него и не знают.

—  Ну да, не знают! — саркастически обрывает их большой начальник. — А как только попадут туда, так сразу и начнут выспрашивать да выпытывать. А потом растрезвонят по «голосам». Нет уж, Юрьев-Польской вычеркиваем! И вообще! — поднимает он голову и обращается уже ко всем. — Внимательней надо быть, товарищи. Не вам объяснять, какая сейчас обстановка в мире, так что мы тут все должны учитывать!

Повторюсь: это — мои домыслы, предположения. Возможная модель возможных событий. Скажем так, вполне вероятных. Потому что более весомых причин для невключения Юрьева-Польского в Золотое кольцо просто нет.

Страшная сеча на Липице

 А малоизвестная и поныне Липицкая битва, или битва на реке Липице, близ города Юрьева-Польского — самая страшная в истории средневековой Руси сеча между русскими и русскими.

Чтобы представить масштаб ее, перечислим участников, удельные княжества, которые выставили своих воинов.

С одной стороны — все вооруженные силы Владимиро-Суздальского великого княжества. «И были полки у них очень сильны, — отмечает летописец, — из сел погнали даже пеших». То есть было нечто вроде тотальной мобилизации. Владимир, Суздаль, Муром, Переславль, Нижний Новгород, Торжок, Юрьев — всех собрали. А еще были в том войске и не владимирские люди, а пришлые, наемные, называли их бродниками.

Против владимирской рати вышли на поле битвы объединенные войска Новгорода, Пскова, Смоленска и Ростова Великого...

Рязанские в сече не участвовали. Рязани тогда не было. Накануне ее дотла сжег, камня на камне не оставив, великий владимирский князь Всеволод Большое Гнездо.

Рязань всегда держалась наособицу. Но если бы вступила в нынешнюю распрю, то наверняка бы на стороне Новгорода и против Владимира — своего заклятого врага. И это сразу бы дало новгородско-псковско-смоленско-ростовскому войску очевидное преимущество, потому что в те времена рязанцы считались самыми отчаянными вояками.

Особое ожесточение противостоянию придавало то, что в обоих лагерях и войсках во главе стояли выступившие друг против друга в смертельной вражде родные братья — сыновья Всеволода Большое Гнездо.

Вражда между ними началась из-за отцовского наследства. Умирая, Всеволод Большое Гнездо хотел, по обычаю, передать великое княжение старшему сыну, Константину, дав ему Владимир, а второму сыну, Юрию, — Ростов. Но Константин захотел и Владимир, и Ростов. Им руководила не жадность, а боязнь за свою, еще неполученную власть. Хотя Владимир и считался столицей великого княжества, но все же Ростов — древнее, значительнее. Княжение Юрия в Ростове он посчитал угрозой для себя. Отец же разгневался и лишил его старшинства. Передал великокняжеский стол Юрию. По тем временам — поступок чрезвычайный, чреватый многими последствиями. Так и вышло. Сразу же после смерти Всеволода в 1212 году началась распря. Три года междоусобной войны привели к Липице...

Владимирской ратью командовали князья Юрий и Ярослав Всеволодовичи, помогал им младший брат Святослав, а в противостоящей объединенной новгородско-псковско-смоленско-ростовской армии вместе с Мстиславом Удалым тон задавал их старший брат Константин Всеволодович, князь Ростовский, боровшийся за то, чтобы ему, старшему из сыновей Всеволода, и достался по праву отцовский престол во Владимире. Да и Мстислав Удалой тоже не чужак — он был тестем своего врага Ярослава.

И все же, когда рати выстроились друг против друга, за день до битвы, противники попробовали договориться. К Ярославу и Юрию пришли послы с предложением: «Дадим старейшинство Константину, посадим его во Владимире, а вам вся Суздальская земля». Юрий и Ярослав дали Константину такой ответ: «Пересиль нас, тогда вся земля твоя будет». Потому что они накануне уже все поделили. После битвы смоленские ратники в одном из брошенных шатров нашли «грамоту», в которой письменно был закреплен их устный договор: «Мне, брат Ярослав, Владимирская земля и Ростовская, а тебе — Новгород; а Смоленск брату нашему Святославу, а Киев дадим черниговским князьям, а Галич — нам же».

Все поделили.

А чтобы имена их не были отвлеченными, напомню, что Юрий — это тот самый Юрий, который через двадцать один год не придет на помощь рязанцам, бьющимся с Батыем. Что делать, в те века рязанцы и суздальцы были заклятыми врагами друг другу... И Юрий вскорости сам бесславно погибнет на реке Сити в битве с теми же монголо-татарами, которые, разгромив рязанцев, придут и на суздальскую землю...

А Ярослав впоследствии родит сына Александра, который станет Невским. Затем Ярослав, будучи после Юрия великим князем Владимирским, предложит русским князьям назвать Батыя «своим царем». Ярослава отравят в Орде по доносу боярина Федора Яруновича. Сыновья Ярослава, Александр и Андрей, убьют клеветника. Александр Невский станет побратимом ордынского царевича Сартака, приемным сыном Батыя и заключит союз Руси и Орды.

А князь Святослав после смерти Ярослава станет великим князем Владимирским. Но ненадолго. Его свергнет Михаил Тверской. Остаток дней своих он проведет в Орде, добиваясь справедливости. Но в истории тихий и смирный Святослав останется другим — в 1234 году он закончит в Юрьеве-Польском строительство Георгиевского собора, не просто уникального, но самого загадочного творения древнерусской архитектуры....

Но это — будет потом, потом, через два десятка лет. А пока — войска стоят друг против друга. Одни — на Авдовой горе, другие — на Юрьевой горе. Меж ними — ручей Тунег. Чуть в стороне — речка Липица и то самое поле, куда они сейчас отойдут и где начнется та самая битва.

О предстоящей жестокости сечи говорило и то, что некоторые особо отчаянные воины на поле боя «выскочили босыми...». Летописец никак не комментирует, не поясняет сию деталь. Видно, для современников она и не требовала объяснений. Мне же остается только предполагать. При тогдашних нравах мародерство, «обдирание мертвых», то есть раздевание и разувание убитых почитались чуть ли не нормой. И потому, наверно, демонстративно разуваясь, воин как бы объявлял, что не рассчитывает остаться живым, выходит на смертный бой. В предположении этом можно быть уверенным, если вспомнить, что некоторые князья в самые отчаянные схватки вели своих воинов с обнаженной головой. То есть знать снимала шлем, а простолюдины скидывали сапоги и лапти...

Когда закончилась сеча, «можно было слышать крики живых, раненных не до смерти, и вой проколотых в городе Юрьеве и около Юрьева. Погребать мертвых было некому... Ибо убитых воинов Юрия и Ярослава не может вообразить человеческий ум».

За один день 21 апреля 1216 года в сражении на Липицком поле было убито «девять тысяч двести тридцать три» русских воина, гласит летопись.

Русский Спас

 Но летопись не дает однозначного ответа: это общие потери или только одной стороны? Тогда — какой? Действительно, трудно представить владимиро-суздалыдев и новгородцев, совместно убирающих и считающих убитых. Поэтому некоторые историки полагают, что это потери лишь владимирского войска. Но почему владимирского? Ведь автор летописи новгородец, он и приводит эту цифру? Зачем ему, какое ему дело до потерь владимирцев? Да и зачем новгородцам пересчитывать на поле боя трупы своих врагов с точностью до одного? Значит, «девять тысяч двести тридцать три» — это новгородцы. Но если так, то сколько же погибло в тот день владимиро-суздальцев?! Ведь потери побежденных всегда значительнее. Страшно представить, сколько же всего там было убито русских людей. Мужчин в расцвете лет. При тогдашней численности населения это было равносильно чуме или моровой язве. О потерях владимиро-суздальцев ярче всего говорит такой факт. Когда князь Юрий в одной сорочке, даже подседельник потеряв, загнав трех коней, на четвертом примчался к стенам Владимира и обратился к горожанам с призывом запереть ворота и дать отпор врагам, те ему ответили: «Князь Юрий, с кем затворимся? Братие наша избита...»

Впрочем, это — слова. Более предметно масштаб потерь — 9233 человека — можно представить, если знать: через семь веков (!), в XIX веке (!), население губернского города Владимира составляло 13 200 человек!

Сколько же всего полегло в той владимиро-суздаль-ско-муромо-нижегородско-юрьевско-новгородско-смоленско-псковско-ростовской междоусобице, включая стариков и женщин, всегдашних жертв мародерства и пожарищ, никто не знает и не узнает. В одной из опубликованных бесед Л.Н. Гумилев с нескрываемым ужасом восклицает: «Столько не потеряли за время войн с монголами!» Однако, по сведениям, приводимым историком А. Н. Насоновым, в годину монгольского нашествия только на Галицкую Русь всего там погибло двенадцать тысяч человек Анализируя эти и другие данные, Л. Н. Гумилев заключает: «Следует признать, что поход Батыя по масштабам произведенных разрушений сравним с междуусобной войной, обычной (курсив мой. — С.Б.) для того неспокойного времени». К концу своей жизни Владимир Мономах подсчитал и написал в «Поучении», что «всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших». Из них девятнадцать — на половцев, которых нельзя было назвать чужими, потому что русские распри были одновременно распрями их родственников, половецких ханов, и — наоборот. В общем, восемьдесят три похода за пятьдесят восемь лет княжения. Получается — полторы войны на каждый год сознательной жизни. И такую жизнь провел не какой-нибудь воспаленный маньяк-вояка, а смиренный, глубоко верующий человек, призывавший: «Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен в смерти, то не губите никакой христианской души», призывавший к миру своих кровавых братьев, учивший детей любить друг друга хотя бы «потому что вы братья родные, от одного отца и одной матери». Вот они, братья... Русский Спас, он точно на крови. Правда, у других народов в те века было то же самое. Хотя был один еврей, который призывал построить Спас на любви, но все знают, чем это кончилось...

Но даже для смутных лет Руси та кровавая распря и завершившая ее битва на Липице — событие особо трагическое... И потому нельзя не согласиться с Л.Н. Гумилевым: «Именно здесь в 1216 году была подорвана мощь Великого княжества Владимирского, единственного союзника Новгорода в войне с крестоносцами».

Четыре года войны и завершившая ее битва на Липице закончились тем, что Владимир, Переславль-Залесский и другие владимиро-суздальские города сдались на милость победителей — Константина и Мстислава Удалого. Константин сел на великий стол во Владимире, стал великим князем, а Мстислав стяжал себе еще один лист в венок своей славы рыцаря и полководца.

Через три года Константин умер, и великим князем вновь стал Юрий. Все вернулось на круги своя... А если читатель проникнется горечью и сожалением и вопросит небеса: зачем, за что загублено столько жизней? — самым правильным будет ответ: затем, что времена и нравы были такие, и с этим ничего не поделаешь...

А иностранные туристы не ездят в Юрьев-Польской и по сей день. И, за собственным отсутствием, не просят повезти их на Липицкое поле, рассказать и показать. Да и показывать там нечего... В створе видеокамеры дрожит сухая былинка на ветру, за ней — буро-желтые весенние увалы, жесткая прошлогодняя стерня, черная пахота, нежная зеленая полоса озимых. А все остальное — буйный кустарник, корнистый и крепкий. Так и карабкается с бугорка на бугор, с увала на увал. Горок-то, поди, уже нет, сровнялись с землей. Глядь, какая старуха в Юрьеве еще вспомнит про Юрьеву Горку да за голову схватится: то ли сама придумала, то ли неведомо откуда на язык пришло от прабабок еще. Ледова гора и вовсе не упоминается, про ручей Тунег никто и слыхом не слыхивал, а услышит — так примет за что-либо немецко-басурманское, язык сломаешь... Все поглотила и все забыла земля за восемь прошедших веков.

Конечно, здесь надо поставить памятник. Или крест. Или часовню. И не иностранцев, а наших людей надо возить сюда. Наших.

Кстати, повесть о битве на Липице написал новгородец. Он и не скрывает симпатий к своим. Но ведь те же смоленцы — союзники новгородцев, и летописец мог хотя бы к ним отнестись дружелюбнее. Но нет. Он пишет: «Новгородцы же не ради добычи бились, а смольняне бросились на добычу и обдирали мертвых...» Но ведь знал же летописец, что мародерство по тем временам не считалось большим грехом, что мародерствуют и те, и другие, но поди ж ты, своих изобразил борцами только лишь за идею, а смольнян навеки пригвоздил к позорному столбу. Нет, того, что мы называем объективностью, не было и тогда.

Наших людей надо возить на Липицкое поле, наших...

Ряд безобразий всегда на виду

 Лев Толстой, прочитав «Историю...» С.М. Соловьева, написал: «Приходишь к выводу, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое единое государство?»

Толстой субъективен. У Соловьева не только «ряд безобразий». Но Толстой прав в глобальном, общечеловеческом смысле. Только историк Соловьев тут ни при чем. И Россия — тоже. Упрек Толстого надо адресовать всему человечеству и каждому человеку в частности. Натуре человеческой.

Летописи и Хроники всех времен и народов — это войны, распри, раздоры, интриги и братоубийства правящих династий. На том стоит история. Во всяком случае, древняя.

Попробуйте найти в ней то, что было в промежутках между войнами и распрями.

А между тем в этих промежутках умом и руками людей создавалась Человеческая Цивилизация.

Но не только историки — мы сами не видим и не замечаем. Даже когда свидетельства созидательной работы у нас перед глазами.

Вот вам пример. Во время осады Москвы войсками Тохтамыша в 1382 году в Москве уже были огнестрельные орудия. Что-то вроде пищалей. Называлось — тюфяки. И даже пушки были! В малоизвестной летописной «Повести о нашествии Тохтамыша» прямо говорится: «Тюфяки пущаху... пушки пущаху».

Вокруг того похода и доныне кипят страсти. Он, поход, от начала до конца представляет из себя загадку, некий средневековый шпионский детектив, где закрученная-перезакрученная интрига, где сплошь двойные и тройные агенты и не понять, кто на кого работает, кто кого использует и какие интересы преследует. А еще надо учесть, что «Повесть...» за века несколько раз переписывалась, редактировалась в соответствующем духе. Так что — сплошная головоломка. (Вариант ее разгадки я предлагаю в главе «Клеймо предателя».)

И за всем этим для нас совершенно затерялся сам факт, что в Москве в 1382 году (!) было огнестрельное оружие! Быть может, купили его на Западе. А более вероятно, что уже были свои оружейники. Если колокола издревле отливали, то могли отливать и стволы. Да и слог летописи самый обыденный: тюфяки пущаху, пушки пущаху... Похоже, не были они тогда такой уж диковинкой.

А где пушки, там и порох. Значит, в Москве уже в 1382 году было свое пушечно-литейное и химическое производство! Но кто сейчас об этом знает и говорит?

Да и в самой летописи пушки упоминаются мельком, только лишь в связи с войной. Про войны — пожалуйста, про достижения ума и рук человеческих — ни слова.

То-то и оно...

Другой пример — Святослав, князь Юрьев-Польской. Кто его знает? Был он сыном Всеволода Большое Гнездо. Дядей Александра Невского. Братом великого князя Ярослава, который призвал русских князей признать хана Батыя своим царем. Наконец, самые образованные знают, что после смерти брата Святослав стал великим князем, но его сверг Михаил Тверской.

И почти никто на Руси вам не скажет, что Святослав построил в 1234 году храм, каких не было, нет и не будет в истории человечества. Что Святослав пригласил (или принял на работу, или пригрел) и поныне неизвестного миру гения, масштаб личности которого просто несоизмерим с тем временем.

Так что, Лев Николаевич, историк Соловьев тут ни при чем. Это натура человеческая такая. Это не только С.М. Соловьева, а всех нас надо спрашивать: «Люди, почему у вас всегда и везде Миних и Безбородко — фельдмаршалы и канцлеры, а Пушкин — камер-юнкер? Или, если перевести на воинские звания — лейб-гвардии полковник Пушкин... А если в гражданские чины — статский советник Пушкин... Много это или мало, а?..»

А творение того безвестного гения и малоизвестного Святослава — вот оно, всегда было и есть перед нами.

Храм

 Девочка рисует на сером асфальте рожу с оттопыренными ушами и, чтобы не было сомнений, кого она изобразила, крупно надписывает: «Вовка Никитен дурак, осел и глупый крокодил». У палисадников, на кудрявой траве, пасутся гуси. Бабушки беседуют на лавочках, а мужики перекуривают, сидя на свежераспиленных чурбаках: дрова к зиме уже заготавливают. К церковной железной ограде привязана палевая пушистая коза. Когда хозяйка подходит к ней, коза вытягивает шею и нежно целует хозяйку в лицо.

Идиллия маленького городка. Юрьев-Польской. Круглая церковная площадь. Тихий вечер.

И в центре площади, в центре этого обыденного житейского круга, приземистый каменный куб с таким же массивным, тяжелым куполом — Георгиевский собор.

Горожане, особенно те, чьи дома выходят окнами на площадь, его почти не замечают. Когда они родились, он уже стоял здесь. И когда их отцы родились, он тоже был. И когда их деды, прадеды и прапрапрадеды... Для них он — часть пейзажа, как небо.

Георгиевский собор в Юрьеве-Польском — единственный на Руси.

Он сам по себе, еще с момента рождения, — некая художественная загадка. А дорогу к ее решению как будто нарочно запутала судьба.

Нынешний собор построил в 1234 году практически неизвестный в истории князь Святослав, один из многочисленных сыновей Всеволода Большое Гнездо. При этом он разрушил старый, будто бы обветшавший храм, поставленный при основании города его дедом — Юрием Долгоруким, и на его месте возвел новый. Да такой, что спустя сто лет его взяли за образец при строительстве Московского Успенского собора.

Но в середине пятнадцатого века случилось непонятное — Георгиевский храм в Юрьеве-Польском обвалился. Любители предзнаменований могут вспомнить ту, старую, разрушенную церковь и спросить: так ли уж обветшала древняя каменная кладка за каких-то восемьдесят лет, что ее надо было сносить с лица земли? Может, то гордыня говорила в Святославе, желание утвердить себя и построить свое? Пусть даже ценой разрушения старого храма. И вот, мол, расплата...

Кто теперь знает, как было на самом деле. Вообще-то князь Святослав был далеко не самым амбициозным из многочисленных буйных детей Всеволода, заливших немалой кровью родную землю. Скорее наоборот, Святослав был, по сравнению с братьями, тихим. Во всяком случае, удельный городок Юрьев-Польской в то время почти никакой роли в политике не играл, и летописями Святослав никак не отмечен.

В пятнадцатом веке Юрьев-Польской был уже владением Москвы, и потому сюда из Москвы направили зодчего Ермолина с заданием — восстановить Георгиевский собор. Что он и сделал, собрал его из прежних блоков. Но при обвале некоторые блоки раскололись, и потому другая их часть оказалась «лишней», так что одного-двух поясов явно не хватает и нынешний собор гораздо приземистей, чем он был при рождении.

Вдобавок ко всему многие блоки перепутались, чего нельзя было допускать никак, потому что они являлись составными частями единой композиции. Единой картины.

Суть в том, что Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, пожалуй, единственный на Руси, снизу доверху украшен резьбой по белому камню.

С художественной стороны горельефы собора сами по себе давно уже признаны всеми специалистами «уникальными», «непревзойденными», «вершиной древнерусского искусства», так что не мне состязаться с ними в оценке. Я — о другом. О самом мастере и — о темах, о сюжетах его работы.

Гений

 Итак, представим себе: на дворе у нас начало тринадцатого века. Городок Юрьев-Польской — довольно глухой уголок Руси вообще и Северо-Восточной Руси, в частности. Не Ростов Великий и не Муром, не Суздаль и не Владимир, тем более не Новгород и не Киев, не Болонья, Кембридж или Саламанка с их тогдашними университетами и богословскими кафедрами. Однако мир христианской культуры един. И потому вполне естественны и понятны сюжеты-композиции «Троица», «Преображение», «Семь спящих отроков эфесских», «Даниил во рву львином», «Вознесение Александра Македонского»...

Но дальше начинается нечто не очень понятное. Во-первых, львы. Их много, на всех стенах. Скорбные, мудрые, ухмыляющиеся, философски задумчивые, размышляющие, сложив тяжелую голову на скрещенные лапы в позе совершенно человеческой... Как будто сошли с древнеперсидских миниатюр, со страниц персидского эпоса и персидской истории, в которой традиционно львы — опора престола, гроза всем и всему. А здесь... Многовато их все-таки для владимирского городка, не самый популярный и не самый характерный зверь для тутошней природы. Ну хорошо, говорю себе, и древнеперсидские «львиные» мотивы не диковинка, потому как торговля всегда шла и персидские ткани всегда ценились, да и давно уже лев повсеместно стал символом мощи и власти. В Персии живые львы сидели по обе стороны от престола царя царей. В евангельских преданиях от Матфея и Иоанна лев становится символом могущества Христа. Лев появляется на знаках английского и шведского королей.

Произведения искусства — особая статья, они могут питаться и отраженным светом из глубины минувших веков и фантазиями и личными пристрастиями художника или группы художников. Но вот факт самый что ни на есть государственно-житейский: на гербах всех владимирских городов — лев. Лев с крестом.

Понятно, гербы городов появились в России уже при Петре Великом. Но задолго до этого лев был знаком галицких (нынешний центр Галиции — город Львов) и владимиро-суздальских князей...

Наверно, трудно точно установить, где раньше появился лев — на храме Покрова на Нерли, воздвигнутом в 1157 году, или на знаках владимирских князей. Во всяком случае, на личной печати Александра Невского, а он жил век спустя — конный воин, поражающий копьем дракона....

Но ни древнеперсидские, ни русско-державные поздние львы не идут ни в какое сравнение с юрьев-польскими — загадочными, как сфинксы...

Однако и ангелы здесь тоже не совсем обычные. У них я, присмотревшись, увидел на горельефах четко прорисованные детали крепления крыльев к рукам! То ли автор знал миф об Икаре и Дедале и творил нечто по мотивам мифа, то ли... Впрочем, меня занесло, сдаюсь, поскольку в древнерусском искусстве мало что смыслю и более чем вероятно, что за детали крепления я принял традиционные, постоянно повторяемые художественные приемы, как и доказывала мне музейная научная работница, поначалу даже растерявшаяся от неожиданности моего дилетантского предположения.

Но ведь среди тех, кто смотрит горельефы, специалистов — считаные единицы, так что мы, простые смертные, имеем небольшое право на свое восприятие и на удивление. И как же не удивляться этим сюжетам, столь непривычным для православных храмов.

Позднее они будут расцениваться блюстителями церковных правил как «языческие» и даже «кощунственные», неподобающие для убранства церквей. Так их и не будет потом. А это — начало тринадцатого века, и жесткого церковного канона для художников на Руси еще нет.

Вот, например, чудо-юдо непонятное: торс и голова человека с узкоглазым скуластым ликом — на туловище зверя. Лауреат Ленинской и Государственной премий доктор исторических наук Николай Воронин, всю жизнь отдавший изучению архитектуры Владимиро-Суздальской земли, называет эти существа кентаврами-китоврасами. Но ведь кентавры —это полулюди-полукони. А здесь же ничего лошадиного нет, туловище и лапы — львиные. Так что, скорее всего, это больше сфинкс, нежели кентавр.

Но в любом случае ясно одно: этот человек, автор, художник, мастер древний — одинаково хорошо знал мифы и о кентаврах, и о сфинксах, если сотворил по мотивам легенд нечто напоминающее и тех, и других. Кстати, все львы у него — почти с человеческими лицами. Чуть-чуть подправить — и юрьев-польской сфинкс. А на той стене, где изображены маски людей и зверей, совершенно отчетливо и сознательно все двоится: не то львочеловек, не то человеколев, а может быть, и человековолк...

Но и это не все. На одном горельефе рядом — целитель Козьма и ...грифон. Это чудище из древневосточных мифов — помесь, опять же, льва с орлом.

Еще одна птица — на другом горельефе. Точнее,. полудева-полуптица. Сирена — из древнегреческих мифов.

И еще сюжеты, понять, уразуметь которые я не могу, потому что знаний не хватает. А я все-таки книжки читал, поскольку в двадцать первом веке живу и ученые люди собрали эпосы, мифы народов мира, перевели на русский язык и таким образом дали мне возможность узнать их.

А тогда, повторю, на дворе стоял тринадцатый век. Если точно — тысяча двести тридцатый год. И университета в городке Юрьеве-Польском не было, и библиотеки, и книгопечатания, да и бумаги тоже... Князь был, дружинники были, смерды в курных избах, мастера-камнерезчики...

И был мастер, художник, автор. Человек, который все это придумал. Человек, который знал все мифы стран и народов тогдашней ойкумены. Не только знал. Он жил в них, трансформировал, переводил их на язык рисунка и камня. Кто он был, кем он был? Княжеского ли рода сын, вместо меча взявший в руки кисть и резец? А может, из дружинников, а то и из смердов? Где он учился, в каких краях? Или залетная птица? Из византийских, македонских, болгарских, ближних литовских пределов? Как попал он сюда?

Смотрю на городок, на сорняки в канавах, на избы и сараюшки, воображаю, каким же он был почти восемь веков назад. И поневоле хочется крикнуть изумленно: не мог в ту пору жить здесь такой человек!

Однако ж он был! Вот в чем дело!

Плотен туман восьми веков, трудно, невозможно вживе и въяве представить себе этого человека, тем более в тогдашнем юрьев-польском быте. Имя бы знать, но имя неизвестно. И остается лишь вековой туман.

Хорошо хоть знаем имя князя, задумавшего и волей своей поставившего храм. И не только имя — лицо его можем видеть воочию. Маска Святослава, кстати, из горельефа храма, сейчас хранится внутри, под стеклянным колпаком. Но я все равно боюсь за нее. Зимой собор промерзает насквозь, заледеневает. Весной оттаивает, и потоки воды струятся по стенам. О реставрации же собора по нынешним временам и речи нет. Да и раньше не было. Несколько блоков-горельефов, оказавшихся «лишними» во время восстановления собора в пятнадцатом веке, лежат прямо на улице. Так и представляешь себе какого-нибудь пьяного мужика с кувалдой, который, куражась, на спор вдребезги разбивает «каменюгу» с трех ударов...

Работая над книгой, я звонил в Юрьев-Польской, спрашивал, по-прежнему ли блоки лежат на улице. А мне сказали, что нет, они все в запасниках. И только я порадовался, как служительница музея добавила, что никогда они на улице и не лежали. Вот тут я и засомневался...

А про маску я уже говорил. Слов нет, драгоценная, древняя. Но... Иногда я думаю, что будь эта маска другого князя, тотчас бы забрали ее в Москву, хранили, показывали, писали и говорили. А что Святослав... Ничем и никому не известен. Если бы он сжег сорок деревень и городов чьих-нибудь или десять тысяч русских людей вздернул на дыбу, тогда — да, тогда мы сразу признали бы его «исторической личностью» и создавали вокруг него легенды. А так — что ж... Ну, поставил храм. Пусть даже и единственный в своем роде. Ну и что. Этим нас не удивишь.

Глава 4 НЕ СМЕШИТЕ МОИХ СТАРЫХ, РВАНЫХ ТАПОЧКОВ...

Как только заходит речь о тайнах и парадоксах нашей истории, в широких читательских кругах тут же возникает вопрос: «А как вы относитесь к работам Фоменко?»

То есть исторические эскапады математика-академика А. Фоменко стали уже чем-то вроде популярного фильма. О них, во всяком случае, пусть даже понаслышке, знают почти все. Мы «Повесть временных лет» в полном, неурезанном виде не читали, что означает слово «полк» в «Слове о полку Игореве» — не знаем, а Фоменко — пожалуйста, у всех на устах. На всех прилавках. Гигантскими тиражами выходит. Так что феномен не в Фоменко, а в нас. И потому и тем более нельзя обходить его стороной. Нельзя отворачиваться ни в коем случае.

Новомодные исторические теории академика-математика Фоменко опровергаются очень просто. Одним примером. Если самые разные источники говорят о посланиях Римского папы Иннокентия IV к великому монгольскому кагану Гуюку и Александру Невскому в 1248 году, то они были. И послания, и персоны, и год. Все хронисты-летописцы древности договориться не могли. Да и ради чего? Чтобы одурачить г-на Фоменко? Который не одурачился и ныне всех разоблачил? Как говорят в Одессе, не смешите моих старых, рваных тапочков.

Но тем не менее серьезные ученые собирались в МГУ на специальную научную конференцию и приняли решение издать целый том материалов, разоблачающих теории А. Фоменко. И такая книга была издана. Правда, олимпийцы от науки могут сказать: «Не много ли чести? Зачем из пушки по воробьям?» Но «воробей» Фоменко — массовый. А к массовым явлениям, по-моему, не стоит относиться свысока.

Феномен Фоменко прост. Он — в пролетарском сознании большинства населения. У нас — особенно. С первых лет революции внедрялось, что простой человек заранее умнее всех этих очкариков... Не хрена нас учить, мы сами с усами. Одним махом — всех побивахом.

История увлекательна в книгах. А писать ее — утомительное занятие. Самая главная и самая трудная дисциплина в истории — источниковедение. Любое свидетельство, любую летопись-хронику ученый проверяет со всех сторон, каждый ее факт. Сопоставляет со всеми документами всех стран и народов! Потому как мало ли что может написать хронист! Забыл, перепутал, под влиянием ложных идей писал, под давлением князя-герцога-хана, который заставил умолчать свое поражение, зато велел приписать ему подвиг другого князя, в другое время совершенный. Потом, хроники ведь переписывались. А у переписчиков тоже были свои мысли и свои идеи на сей счет, они тоже что-то убирали и вставляли свое. Разбираться в этом — голову сломаешь!

То ли дело, узнав о противоречиях в летописях-хрониках, заявить: «Все это брехня! Все это сочинено в XVIII веке. На самом деле ничего не было! Дурят нашего брата!»

Какая радость для «нашего брата»!

Самую яркую иллюстрацию этого тезиса подбросила сама жизнь. В «Комсомольской правде» — газете с огромным тиражом — вышло интервью с Фоменко, в котором он утверждал, что Георгий Победоносец — это Чингисхан. А общий заголовок, которым газета снабдила это интервью и еще несколько мелких материалов, такой: «Георгий Победоносец — это Чингисхан. Только в чалме».

Фоменко неведомо, что культ Георгия Победоносца сложился за века до Чингисхана, что одно из первых иконописных изображений датировано аж X веком. А его поклонникам в редакции «Комсомольской правды» неизвестно, что Чингисхан к чалме никогда и никакого отношения не имел. Но «нашему брату» ведь все равно: если азиат — то мусульманин, и нечего тут сложности разводить... Так, одна литературная героиня из Шотландии считала, что за пределами Эдинбурга весь мир — это первобытные джунгли с редкими дикарскими стойбищами в Лондоне, Париже и Риме...

Вот в каком конфузе трогательно сошлись два апломба — Фоменко и его почитателей в редакции «Комсомольской правды», в редакциях многих других газет.

Еще один источник феномена Фоменко — Мечта об Одной Книге, В Которой Сказано Все. Не случайно же многие, в том числе и великий шахматист, говорят: «Ну все, теперь я все знаю, никакой историк меня с толку не собьет». Это и есть та самая мечта об Одной Книге. Не хочется всю жизнь читать и что-то узнавать по крупицам. А тут прочитал Одну Книгу — и сразу в дамках, все науки превзошел.

При всем при том у Фоменко всегда под рукой блистательный выход из положения. Он в любой момент может сказать: «Ребята, да я же вас разыграл! А вы и всерьез подумали?! Ха-ха!»

И все останутся в дураках. А Фоменко — в белом. Да ладно бы последователи и почитатели Фоменко — туда им и дорога. Но ведь и его опровергатели, серьезные ученые, тоже окажутся вроде как в неловком положении...

Но не надо этого бояться! Был уже такой случай, когда не сочли нужным... А потом не знали, куда глаза прятать...

Фоменко играет на скептицизме. И действительно, нас столько обманывали, что разрушителям и развен-чателям теперь верят сразу, не задумываясь. А в семидесятые годы был такой же Фоменко, который играл на патриотизме. «Почему это история славянства ведется только с начальных веков нашей эры? — гневно вопрошал он. — Нет, славяне были задолго до нашей эры». И начинал доказывать, что Ахилл — не кто иной, как древнерусский князь (архонт).

Да-да, не смейтесь. Все тогда всерьез было. Его сочинения на сей счет издавались и переиздавались.

И ладно бы, на здоровье. Но дело в том, что никто и нигде ему не возразил. Не спорили! Боялись обвинений в «непатриотизме»... Лишь легкомысленный журнал «Юность» однажды, скорее всего по неосторожности, откликнулся на изыскания в юмористическом (!) разделе. Но тут же последовал грозный окрик из тогдашней «Литературной газеты»: кто вам дал право так непочтительно говорить об уважаемом писателе?!

Хорошо помню свой тогдашний разговор с крупнейшей специалисткой по античной литературе А. А. Тахо-Годи, кстати, женой всемирно известного исследователя античной философии и античной эстетики А.Ф. Лосева. Я спросил, почему она не вмешается в этот балаган, не скажет свое веское слово. Она посмотрела на меня как Зевесова орлица и сказала клекочущим голосом, испорченным древнегреческим произношением: «Молодой человек, вы нашли точное слово! Это балаган! И мы никогда не опустимся до этого балагана!»

Одним словом, олимпийцы. Но мне все-таки гораздо ближе и понятней позиция современных ученых, которые не стесняются испачкать свои белые одежды спором с Фоменко. Хотя... известна почти притча о том, как на экзамене по английскому некий недоросль стал читать: «Тхе...тхе...» На что преподаватель сказал: «Молодой человек, идите...» Потому что когда начинается «Тхе, тхе...», то говорить совершенно не о чем.

Точно также невозможно всерьез спорить с Фоменко, который утверждает, к примеру, что «Ватикан» ведет свое название от русского «Баты-хан», а точнее, «Батя-хан», потому что именно так русские звали хана Батыя и принесли его отеческое имя в католическую столицу! Понимаете, это уже полное «тхе...». Но — надо спорить. И опровергать. Как писал Лев Николаевич Гумилев, задача науки — борьба с невежеством. И с шарлатанством тоже, — добавлю я от себя. Хотя я и не научный работник, и мне достаточно услышать «тхе, тхе, тхе», чтобы сказать: «Идите...»

Глава 5 КНЯЖЕСКИЙ КРЕСТ

Александр Невский — спаситель или предатель Русской земли?

Уничтожать свою историю мы мастера. Равно как и мастера искажать ее в ту или другую сторону. Именно об этом и именно такими словами думал я, сидя ранним утром в большой лодке посреди Плещеева озера.

Слева от меня на фоне неба четко прорисовывались купола Никитского монастыря. Понятно, когда храм стоит прямо на берегу, над тихой водой. Но ведь Никитский монастырь в большом отдалении отсюда, на взгорках — а все равно непостижимым образом отражается в озерной глади!

А прямо по носу лодки — город Переславль. Причал, забитый маленькими суденышками, — рыбацкая слобода. Метров двести правее, где в озеро вливается река Трубеж, — Сорокосвятская церковь. Если пойти вверх по реке, по древнему земляному валу, откроется Спасо-Преображенский собор. Их, таких, всего три на Руси. Но первый — этот, Спасо-Преображенский в Переславле. За ним возник Покрова на Нерли, затмивший все. И почти век спустя поднялся в Юрьеве-Польском родственный им Георгиевский собор...

В тринадцатом веке Спасо-Преображенский собор переходом соединялся с деревянными палатами князя Ярослава. По всей видимости, именно в этих палатах и родила половецкая жена Ярослава маленького княжича Александра.

Этот человек определил судьбу народа.

Однако споры о его роли в истории Руси длятся и поныне.

«Есть такой сатана русской истории — Александр Невский. У него была цель — княжить во Владимире, и ради шкурных интересов он насадил на Руси лютое татарское иго. И сделал это самым гнусным образом — предав брата».

(М. Горелик, «Огонек»)

«Русский народ, русская свобода были преданы и проданы изнутри. Они стали жертвой своего рода заговора. И ключевой фигурой его был русский «национальный герой» Александр Невский... Александр родился в семье Ярослава... Именно от него (Ярослава. — С.Б.) исходила идея исторического предательства, именно им-то и принято было роковое решение отдать Русь азиатским пришельцам ради установления деспотической системы власти. Позор русского исторического сознания, русской исторической памяти в том, что Александр Невский стал... знаменем того самого народа, чью историческую судьбу он жестоко исковеркал».

(М. Сокольский. «Неверная память». М. 1990)

«Можно ли считать великим национальным героем татарского прихвостня, капитулянта и коллаборанта по имени Александр?.. Человека, который своим руками насаждал иноземное господство, призывал на собственных братьев монгольские рати (главным русским князем его поставила именно Неврюева рать, науськанная им на старшего брата Андрея)... побратался с Сартаком Батыевичем, а потом подписал с Берке все условия вассальности и данничества... После чего не стеснялся водить свои дружины против несогласного с этим русского населения.

Культы Сталина и Ленина «разоблачили», причем настолько успешно и убедительно, что шансов на их возрождение нет. Культа из Петра I не получается. Слишком много о нем известно такого, что святоподобная фигура не складывается. Остается один Александр Ярославич из рода Рюриковичей по прозвищу Невский.

Интерес к нему никогда не угасал, но в последние годы он приобрел черты, почти не уступающие формам прославления Иосифа Виссарионовича. Точно так же игнорируются факты, противоречия и вещи совершенно очевидные, но не укладывающиеся в общепринятую схему. Относится это к разряду общественных патологий.

Как судить о народе, который сам себе придумал, высосал из пальца и поставил в главные национальные герои и символы фигуру, которую, как ни крути, иначе, чем предателем не назовешь?»

(Николай Журавлев, Интернет-журнал «Арба»)

«Александр Невский был первым из великих князей русских, который вместо сопротивления татарам пошел на прямое сотрудничество с ними. Он начал действовать в союзе с татарами против других князей: наказывал русских — в том числе и. новгородцев — за неповиновение завоевателям, да так, как монголам даже не снилось (он и носы резал, и уши обрезал, и головы отсекал, и на кол сажал)... Но сегодняшнее мифологическое сознание воспримет известие о том, что князь фактически являлся «первым коллаборационистом» совершенно однозначно — как антипатриотическое очернительство».

(Ю. Афанасьев, журнал «Родина»)

«Александр Невский... Герой, святой, наше знамя... Он сказал татарам: я вам соберу дани больше, чем вы сможете. Но за это подмогните побить моих соседей. Подмогли и побили. И дали ему титул великого князя...»

(Ю. Афанасьев, «Общая газета»)

Вот так пишут нынче об Александре Невском некоторые российские историки и публицисты.

Обвинения Александра Невского в предательстве не являются изобретением наших современников. В западной исторической науке об этом еще в незапамятные времена писали польский ученый Уминский и немецкий историк Амман. Из современных западных историков договор Александра Невского с Ордой назвал «позорным и бессмысленным» англичанин Джон Феннел.

Увы, и русская историческая наука XIX века относилась к Невскому достаточно прохладно. Правда, тогдашние ученые не осмеливались открыто обвинить святого князя. Это называлось бы святотатством. И потому в трудах основоположников, Соловьева и Ключевского, он упоминается мельком. Пусть даже и уважительно:

А вот русские зарубежные и советские историки XX века уже не стеснялись. В 1931 году в Париже вышла книга Георгия Федотова, в которой прямо говорится, что святой-то святой, а в «Житии...» почему-то не написано, что он с ордынцами дружил, «перед ханом унижался» и тем самым унижал всю Русь...

Ив Советском Союзе, до 1940-х годов, Александр Невский считался предателем. В Малой советской энциклопедии 1930 года о Невском писали так: «В 1252 году А. достает (чувствуете отношение: «достает»!— С.Б.) себе в Орде ярлык на великое княжение... Подавлял волнения русского населения, протестовавшего против тяжелой дани татарам. «Мирная» (в кавычках! — С.Б.) политика А. была оценена ладившей с ханом Русской церковью: после смерти А. она объявила его святым».

В общем, интриган, предатель и угнетатель русского народа, вместе с церковью продавшийся Золотой Орде. Никак иначе... Однако тем самым косвенно признавался союз Александра Невского и Русской церкви с Ордой!

Так продолжалось до 40-х годов, когда начался сталинский период его героизации: Отечественная война, немцы-захватчики... Когда вышел одноименный фильм, сделавший Александра Невского народным героем, защитником Руси от нашествия тевтонов... И тогда уже любое упоминание об Орде было изъято из всех книг.

В результате исторических умолчаний и сокращений сама фигура Александра Невского повисла в воздухе, превратилась в некий исторический фантом. Всего одиннадцать лет был он великим князем на Руси. За что его причислили клику святых? Ведь не за сражение на Чудском озере: как-то, по-житейски говоря, маловато... За что его считают национальным героем? Неизвестно...

И в тех, и в других случаях всячески замалчивалась и замалчивается суть политики Александра Невского. Замалчивается главный конфликт эпохи — крестовый поход Запада на Русь, начатый после того, как Александр отказался принять католичество. Замалчивается главный союз той эпохи — военно-политический союз Руси и Орды.

Начнем с обвинений в заговоре.

Отец Невского, князь Ярослав, не мог навести монголов на Русь. Потому что он был тогда не очень значительной фигурой, удельным князем в Переславле-Залесском. А самое главное — он о монголах, возможно, и не знал. Да-да, на Руси тогда вовсе не знали или мало что знали о существовании монголов. А монголы, в свою очередь, быть может, только слышали о Руси и русских. На Русь они попали в азарте погони... Никто не может сказать, что толкнуло монголов в тот западный поход. Нельзя же всерьез брать за основу марксистские утверждения о нехватке пастбищ. Это при тогдашнем-то населении?! До сих пор почему-то хватает.

Да, племенной союз Чингисхана постоянно враждовал на западных границах с половцами-кипчаками, прямыми предками нынешних казахов. Однако дело ограничивалось большими или малыми набегами, стычками на спорных территориях в приграничье, но тотальных военных действий не было. Почему же Чингисхан начал большую войну?

Есть очень интересная и, на мой взгляд, убедительная версия... Наверно, она будет неприятной для моих соплеменников-казахов, но из песни слова не выкинешь. А из истории — выкидывали! В советские времена официальная наука и литература пытались хоть как-то отделить половцев-кипчаков, предков казахов, от империи Чингисхана, от Орды, много писалось о том, что казахский город Отрар первым принял удар монгольских туменов. И это действительно было так. Сейчас та же наука утверждает, что Чингисхан был чуть ли не казахом, во всяком случае, тюрком уж точно, потому как имя его — Темучин. На общем собрании родов, провозгласивших его Чингисханом, большинство представляли не монгольские, а тюркские роды, и среди них — кияты, меркиты, жалаиры, аргыны, — самые обычные нынешние казахские роды, составляющие нынешний казахский этнос. И это тоже правда.

Но и то и другое — лишь части правды.

Известно, что Чингисхан налаживал дипломатические связи своего молодого государства с миром, покровительствовал торговле. В 1219 году из Монголии в страну хорезмшаха Мухаммеда пошел один из крупнейший и богатейших караванов в истории Средневековья. На одном из переходов он остановился в кипчакском городе Отраре, уже владениях хорезмшаха. Отрар — знаменитый город азиатского Средневековья, здесь родился Аль-Фараби — второй Учитель мира после Аристотеля. Мои соплеменники-казахи гордятся Аль-Фараби, считают его своим, кипчаком-половцем из доныне существующего казахского рода берш, гордятся Отраром, его историей и культурой. И как-то все время умалчивается, что именно в Отраре и был разграблен тот знаменитый караван, а купцы и слуги убиты. И не разбойниками какими-нибудь, а кипчакским правителем города и его гвардейцами-сардарами-кипчаками. Но грабить купцов, остановившихся в твоем городе, под защитой законной власти, — это полный беспредел. Только таким словом из современного уголовного лексикона можно наиболее точно определить то, что произошло. По средневековым понятиям этому просто нет слов. Средневековый мир ахнул. Средневековый мир Востока жил по четким правилам — послы и купцы неприкосновенны! Чингисхан отправил послов к хорезмшаху, чтобы получить объяснения, но тот одних послов выгнал, а других — убил. Вот тогда-то, чтобы наказать тех, кто разграбил караван, наказать хорезмшаха, и начал Чингисхан войну, послал три тумена — три конные дивизии под командованием Субудай-багатура, Джэбе-нойона и Тугачара...

В том первом походе, преследуя хорезмшаха, загнав его на безлюдный остров в Арале, монголы оказались у Кавказа. Разгромив попутно грузин, вышли через перевалы к половцам в тыл и рассеяли конницу хана Котяна и хана Юрия Кончаковича, сына того самого Кончака: с одной стороны, врага князя Игоря, известного по «Слову...», а с другой стороны — его свата. Кстати, Юрий Кончакович, как и многие половцы, был крещен в православии.

И здесь-то монголы столкнулись с русскими... Если бы Чингисхан изначально замыслил поход на Русь, то зачем было коннице делать крюк в несколько тысяч километров, аж через Кавказ перебираться?

Половцы, как известно, бросились к русским князьям, своим сородичам. И попросили защиты. На совете русских князей активнее всех в защиту половцев выступал Мстислав Удалой, князь Галицкий, — вояка по натуре, он был к тому же зятем половецкого хана Котяна.

Монголы, случайно попав на Русь, впервые встретив русских, отправили к ним послов. Мол, мы вас не знаем и никакого зла на вас не имеем, но отдайте нам половцев, и мирно разойдемся: «Свами нам нет войны... Мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел, на вас не приходили...»

На вас не приходили!

Но русские князья вступились за половцев. Честь им и хвала, что не выдали родственников. Но при этом русские князья убили послов. То есть совершили, по монгольским понятиям, страшное преступление против закона и морали!

Результаты битвы на Калке известны.

Другое дело, что о «случайности» тут можно говорить весьма условно. Монголы и русичи должны были столкнуться по логике событий. Воюя с половцами, тесня их, монголы не могли не попасть на Русь. И русские не могли не заступиться за половцев. Другое дело, что произойти это могло иначе. Но произошло так, как на Калке...

Затем, через 14 лет, начался поход уже под водительством хана Батыя. Как считает Л.Н. Гумилев, одним из поводов для него было стремление найти и покарать тех, кто убил послов. Но цели завоевать Русь у монголов не было. Они прошли ее военным маршем за три года и направились далее в Европу. Нигде в русских городах не осталось монгольских гарнизонов.

Кстати, и здесь были половцы. К тому времени вся половецкая земля вошла в состав Монгольской империи, и половцы стали самыми многочисленными ее подданными, ударной военной силой. С того времени горстка монголов практически растворяется в половецкой, тюркской массе. Но в тот поход Батыя, второй поход монголов, одна половецкая Орда бежала от монголов в Венгрию. Это была Орда хана Котяна, того самого, который был еще при Калке, когда убили монгольских послов. Монголы устремились вслед за ней и ворвались в Европу...

Непонятно, каким образом еще в пушкинские времена возник миф, что Русь остановила монголов и таким образом спасла Европу. Миф, живущий и доныне.

В двух сражениях монголы наголову разгромили польско-немецкую армию Генриха Благочестивого и венгерско-хорватскую армию Белу IV. И вышли к Адриатике. Но тут в Каракоруме умер великий каган Угэдей. Монголы обязаны были прекратить все военные действия вплоть до выборов нового кагана. И хан Батый повернул коней...

Вернувшись из Европы, Батый обосновался в низовьях Волги, где и построил город Сарай и основал Золотую Орду. С этого времени и начинается то, что одни называют татаро-монгольским игом, а другие — установлением вассальных отношений Руси и Орды, вхождением Руси в Золотую Орду и в Монгольскую империю. На правах вассального государства.

И вот здесь уже можно говорить о роли князя Ярослава, к тому времени ставшего великим князем Владимирским, и его сына Александра, уже ставшего Невским. Князь Ярослав в 1245 году предложил русским князьям признать Батыя «своим царем», а Александр в 1257 году окончательно оформил союз Руси и Орды.

Да, Александр Невский верно служил Золотой Орде. Более того, князь Александр был приемным сыном хана Батыя и названым братом Батыева сына — царевича Сартака. В те времена легко преступали через кровное родство — могли убить родного брата, если стоял на пути к власти, шел поперек. Но названое братство почиталось как святыня и было незыблемым.

Таким образом Александр Невский обеспечил себе поддержку Орды в отражении крестового похода на Русь и православную веру, начатого Римской католической церковью в XIII веке.

После взятия крестоносцами в 1204 году Константинополя православный патриарх ушел в Никею, и, таким образом, Рим мог считать, что оплот православия на Востоке практически уничтожен. После этого ощутимо усилился натиск католической церкви на Русь...

Стоп! Стоп! Стоп! Во время одной из бесед со студентами я понял, что об этом нельзя вот так, походя, в придаточном предложении, как о вещах общеизвестных! Необходимы подробные пояснения. Потому что многие не знают... Или по крайней мере не задумываются. Это ведь как массовый гипноз. А на самом деле — глобальное искажение русской истории. Навязанное давно, еще в XVIII веке, и покорно воспринимаемое поныне. Как сказал мне один студент: «И мы с этой лапшой на ушах живем три с лишним века?!»

Да, живем. Во-первых, трехвековой гипноз преподавания истории. Во-вторых, пиетет перед Западом. И потому отдельные слова о многовековой экспансии Запада против Руси пролетают мимо ушей и сознания.

Вот почему я здесь сделал паузу. Перерыв. Чтобы не в придаточном предложении сказать, а — остановить внимание.

Задумаемся же над очевидным. Предположим, что в XIII веке русские войска взяли штурмом, разграбили, сожгли Рим и папа Римский бежал, к примеру, в Неаполь. Представляете, сколько места в мировой истории было бы посвящено этим событиям?! А у нас про штурм и разгром Константинополя — мелким шрифтом несколько строчек...

Спросим себя: почему, на каком основании армия крестоносцев, армия христианского Запада, в 1204 году взяла штурмом, разграбила и сожгла христианский город Константинополь?!

Да потому, что для Римской церкви в те времена не было никакой разницы между православными византийцами, православными русскими и мусульманами-сарацинами. И те, и другие, и третьи — общий и одинаковый объект крестовых походов. Потом в сферу этих «объектов» Римская церковь, на свою беду, включила и монголов...

Итак, после падения Константинополя ощутимо усилился натиск Римской церкви на Русь. Доходило до того, что папа Гонорий III и вслед за ним папа Григорий IX объявляли Руси экономическую блокаду. То есть запрещали соседним государствам торговать с русскими городами, в первую очередь — оружием и продовольствием. Тогда же, в самом начале XIII века, их устами русские были названы «врагами веры», а в 1256 году объявлен «крестовый поход против схизматиков и татар», то есть против Руси и Орды. И, наконец, уже папа Климент VI отчеканил формулу противостояния Рима и Руси. «Русские — враги католической церкви», — написал он твердой рукой. И шведские, и немецко-орденские, и литовские походы на Русь возбуждались и координировались из одного центра.

Русские князья к тому времени уже разделились на сторонников Орды и сторонников Запада, склонных к введению на Руси католичества. Никто из историков не говорит и не задается простым вопросом: а за что Русская православная церковь причислила Александра Невского к лику святых? А ведь тогда интересы церкви были неотделимы от интересов народа, страны и государства. И, значит, были у Невского совершенно особые, исключительные заслуги перед православной верой и русским народом. Какие? И если Золотая Орда — зло для страны и народа, то почему православная церковь причислила к пантеону святителей князя, который был приемным сыном хана Батыя? Почему?

Ответ на эти вопросы тянет за собой такие неприятные для тогдашних историков выводы, так не укладывается в западную систему русской истории, что лучше на них не отвечать. Лучше — промолчать, утаить.

Посмотрим многотомный труд Сергея Михайловича Соловьева «История России с древнейших времен». О ключевой фигуре русской истории — святом великом князе Александре Ярославиче Невском там говорится сжато, сухо и без всяких объяснений: отверг предложения папы Римского, с армией монголов напал на брата Андрея... А почему на брата родного меч поднял? Какие посулы Папы отверг? С какой это стати Батый дал Александру армию? Ни слова. Потому что тогда надо говорить, что Римский папа предлагал одновременно великому монгольскому кагану Гуюку и князю Александру перейти в католическую веру, что оба они отвергли союз с Римом, а Даниил Галицкий согласился и получил через несколько лет титул «Русского короля»; тогда надо говорить, что Андрей сблизился с Даниилом, а ведь Андрей был тогда великим князем Владимирским... Таким образом, вся власть на Руси принадлежала сторонникам прозападного курса развития, говоря современным языком! Но в те времена этот «курс» однозначно предполагал принятие католичества и подчинение Риму.

Александр Невский тогда княжил в потерявшем свое значение Киеве. Он немедленно помчался в Орду, к Батыю. Вот тогда-то и связали себя навек клятвой в побратимстве сын Батыя — христианин-несторианин Сартак и православный христианин Александр. Батый, став приемным отцом Александра, дал ему конницу Неврюя для похода на Андрея... Это был страшный, кровавый поход, оставшийся в летописях как «Неврюева рать». Ордынцы и русские во главе с Невским огнем и мечом уничтожали своих же русских во главе с князем Андреем и князем Даниилом. Андрей бежал в Швецию, Александр стал великим князем Владимирским, немцы приостановили наступление на Псков и Новгород...

Так сплелись судьбы князей и судьбы государств и народов.

Ю. Афанасьев говорит «о глубочайшем различии между галицкими и московскими князьями». Московских князей он характеризует как «подлых и коварных коллаборационистов, которые, выступив на стороне татар, казнили и угнетали свой народ хуже, чем любые завоеватели». М. Сокольский, утверждая, что Александр Невский «жестоко исковеркал историческую судьбу» русского народа, противопоставляет Александру Невскому князя Даниила Галицкого. Вот, мол, по какому пути надо было вести Русь, вводить ее в русло западной цивилизации.

Даниил Галицкий, напомню, приняв католичество, был возведен Римским папой в сан «Русского короля».

Что ж, посмотрим, что они, Александр и Даниил, оставили после себя. Будем судить по результатам.

После Александра Ярославича Невского, после его духовных и кровных наследников остались Владимирская и Московская Русь, из которых выросла могучая Россия. Вот она, перед нами.

А после Даниила Романовича Галицкого, уже через 85 лет после его смерти, Галицко-Волынская Русь была разделена между Польшей и Литвой (1349 г.), а впоследствии полностью отошла к Польше. На пять веков! Причем без сопротивления, практически без единого выстрела! То есть Западная Русь перестала существовать. А славяне, ее населяющие, белорусы и украинцы на пять веков стали «быдлом» и «холопами»!

Я не могу понять логики Сокольского, Афанасьева и других. Или они хотели бы и для Владимирской Руси участи галицко-волынского населения, потерявшего свою государственность и веру? Тогда конечно, тогда Даниил Галицкий — идеал.

Вот еще один самый простой пример, сопоставление, которое я не устаю приводить вновь и вновь. Потому что все вроде на виду, но ведь никто не смотрит, не видит очевидное, не складывает два и два! В городах Киевской и Владимирской Руси, бывших «под игом», и доныне сохранились: Софийский собор, Золотые ворота, комплекс Киево-Печерской лавры, Выдубецкий монастырь, церковь Спаса на Берестове, Кирилловская церковь... Это — в Киеве. В Чернигове — Борисоглебский собор, Спасо-Преображенский собор, Пятницкая церковь, Спасо-Преображенский монастырь в Новгороде-Северском... Во Владимире — Успенский собор, Золотые ворота, Дмитриевский собор, храм Покрова на Нерли, собор в Боголюбове, Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, собор Рождества Богородицы в Суздале, Спасо-Преображенский собор в Переславле, Софийский собор и церковь Спаса на Нередице в Великом Новгороде, соборы Мирожского и Ивановского монастырей во Пскове...

Я называю только памятники мирового значения, только XI—XIII веков. А то, что построено после, даже и не называю за неимением места. Однако про древние города, где они стоят до сих пор, в словарях и справочниках по-прежнему пишут: «разрушен монголо-татарами». Вот откуда растут сокольские, кстати...

А теперь посмотрим на древние славянские города Гомель, Житомир, Минск, Могилев, Львов, Луцк, Ровно, Ужгород, отданные Даниилом под власть «культурного католического Запада». Здесь нет ни одного православного храма XI, XII, XIII, XIV, XV и XVI веков!

Все было стерто с лица земли. Римская католическая церковь не признавала равенства религий в отличие от Чингисхана.

Другими словами, после Даниила, уже через 85 лет после его смерти, канула в небытие Галицко-Волынская Русь. Не осталось ни государства, ни веры, ни древних церквей... Кто же более «исковеркан»?

Названое братство Александра с Сартаком и положение приемного сына Батыя положили начало военному союзу Руси с Золотой Ордой, который всячески поддерживали и крепили продолжатели дела Александра Невского. Рядом с русскими ратниками сражалась против крестоносцев и ордынская конница. А Запад монголов боялся как огня...

Тем же, кто в течение веков этот союз, основанный на политической и другой выгоде, называет «игом» и все время ссылается на «дань», можно напомнить: дань русские начали платить через двадцать лет после начала Батыева похода! И каковы же были размеры той пугающей дани? Московское княжество, как указано в завещании Дмитрия Донского, платило 960 рублей в год. А вся Русь в XIV веке — 5000 рублей. При тогдашнем населении 5 000 000 в итоге получается — 0,1 копейки на человека. Тогда на копейку можно было купить пуд хлеба. В общем, дань составляла полторы буханки хлеба на человека в год. (С. М. Каштанов. «Финансы средневековой Руси». М, 1988, с. 9,10.)

А если учесть, что выплата дани началась как раз тогда, когда Римский папа объявил крестовый поход против «схизматиков» (православных) и «татар», то это уже не дань, а общий котел для ведения войны, военный налог. Так что речь скорее всего надо бы вести не об «иге», а о вассальном государстве.

Объективно, Александр Невский спасал Русское государство и православную веру, за что и был причислен церковью к лику святых.

Смерть его — до сих пор тайна. Историк Л. Н. Гумилев пишет, что не могут не наводить на некие предположения в один год наступившие смерти Александра и великого князя литовского Миндовга (Миндаугаса), убитого на охоте. Тогда еще Литва не стала полностью и окончательно католической. Недавно обращенный католик Миндовг за три года до смерти отрекся от католичества, объявил войну крестоносцам и начал переговоры с князем Александром. Они вдвоем, да при поддержке Орды, составили бы тогда несокрушимую силу, непроходимый щит против западной экспансии. Так что убийство Миндовга почти не оставляет места для домыслов.

А вот смерть Александра Невского необъяснима. Но, коли зашла речь о гипотезах, не могу не упомянуть предположения Л.Н. Гумилева: великий князь мог умереть от того, что мы называем современным словом «стресс».

Чтобы осознать парадоксальную точность этого современного слова по отношению к тем временам, надо представить себе короткую жизнь Александра...

Вечные стычки с Новгородом. Эта неблагодарная вольница умела только буянить. Как только нависала над городом опасность — звали Александра. Он приходил, спасал — а потом уже новгородцы проявляли свой «вольнолюбивый» нрав. По отношению к нему, разумеется...

Неожиданная смерть отца, князя Ярослава, в Каракоруме, на коронации великого кагана Гуюка. Где они, Ярослав, Александр и Андрей были почетными гостями.

Затем — смертельный раздор с родным братом, Андреем. Война, в которой он победил и изгнал родного брата из страны.

Незадолго до заключения официального союза с Ордой умирает Батый, приемный отец и покровитель — стена несокрушимая. Ханом Золотой Орды становится его сын Сартак — христианин несторианского толка, побратим Александра. Но в тот же год погибает от яда и Сартак. К власти приходит брат Батыя — Берке. Берке — мусульманин. И стоит за новую веру в Орде. Но на Русь это требование, как и затем при мусульманине Узбеке, не распространяется.

Мы не знаем, что чувствовал Александр, когда одна за другой рухнули две его главные опоры в Орде — приемный отец и названый брат. Быть может, у него возникло желание отомстить? Ведь в Сарае тогда многие говорили, что Сартак был отравлен не без участия Берке. Дескать, Берке после смерти грозного Батыя сам решил поцарствовать...

По всем законам Александр должен был отомстить за смерть названого брата. Могли он это сделать? Если бы захотел — мог. В Орде у Берке тоже было немало противников — и они с радостью приняли бы в свои ряды могучего союзника Александра, хозяина Руси. Не будем забывать, что Русь, хоть и была подчинена Золотой Орде, но в то же время Золотая Орда, сам Батый нуждались в Руси как в мощном союзнике. Союз с Русью помогал владыкам Золотой Орды держать себя независимо в отношениях с верховными каганами в Каракоруме... Так что Александр в Орде был влиятельным человеком.

В общем, Александр мог примкнуть к противникам Берке и принести тому немало неприятностей, если бы захотел. Но, может, он не верил сплетням? А если верил, то что его удержало?

Так или иначе, а Александр не подвергал ни малейшему риску дружеские отношения с Ордой, с сегодняшним ханом Золотой Орды, кем бы он ни был. Александр, ни минуты не колеблясь, шел к своей цели. К тому, что замыслили еще его отец Ярослав и хан Батый, чему он сам отдал все годы своего великого княжения.

Все прежние устные договоры остаются в силе. И наконец-то заключен официальный союз с Ордой (с Берке!) о военной помощи с платой в виде ежегодного налога — «выхода». С этого момента, с 1257—1258 годов, через двадцать (!) лет после похода Батыя, и начинается то, что наши историки назвали данью.

Невский везет ордынских баскаков в Новгород для переписи и учета «выхода». И тут получает страшный удар от родного сына Василия. Василий, пьяница и буян, поднимает бунт против отца и ведет заговорщиков убивать ордынских посланников. В тот миг на карте стояла судьба всего дела Александра и Руси. Убийства послов монголы не прощали никогда. Спасибо верной дружине. Александр выводит послов из города и получает свободу рук И — карает бунтовщиков. Вот, наверно, откуда слова Афанасьева: «Он убивал русских, обрезал им носы и уши так, как не делали этого сами татары».

Не только носы и уши отрезал... Доподлинно зафиксировано: он глаза выкалывал бунтовщикам! Как свидетельствует летописец, «вынимал очи». Причем, говоря при этом, что людям, которые не видят очевидного, глаза не нужны. Вполне возможно, что так поступал Александр и в другие времена, и в других местах. Время и нравы были жестокие, и князья вели себя в соответствии с ними. Но совершенно точно известно: с Новгородом он тогда расправился с беспощадной жестокостью...

Александр вместе с ханом Берке (мусульманином) и внуком Батыя царевичем Менгу-Тимуром (язычником) открывают в Сарае, столице Орды, подворье православного епископа. Православная вера в Орде утверждается официально.

Миндовг отрекается от католичества, начинается дружба Александра с великим князем Литовским, намечается союз с Литвой. За западные границы можно быть более или менее спокойным.

Позади двадцать лет кровавого крестного пути, когда одни — открытые враги, на других — надежда слаба, а большинство — враждебно не понимает... Кажется, можно наконец отдохнуть от страшного напряжения этих двадцати лет. Но тут приходит весть об убийстве Миндовга... А Литва без Миндовга — снова противник, причем могущественный противник.

Сколько еще может выдержать один человек?!

Нет, очень точное современное слово употребил Гумилев: стресс...

Великий князь Александр отошел в мир иной на дороге своей судьбы, на пути из Сарая во Владимир, в маленьком красивом городке Городце на высоком берегу Волги, откуда вся ширь з^мли открывается. Если есть на небе ангелы, они должны были ему донести, чтобы он не тревожился... Что вскоре после его смерти немцы опять пошли на Новгород, но буйный Новгород, из-за которого чуть было не рухнуло дело жизни Александра, в соответствии с договором обратился к тогдашнему хану Менгу-Тимуру, и тот, опять же, в соответствии с договором, прислал конницу — и немцы тотчас отступили и подписали мир на новгородских условиях. Как говорит летописец, немцы «замиришася по всей воле новгородской, зело бо бояхуся и имени татарского...» А затем Смоленск, вольный город (!), устав от постоянного давления Литвы, тоже попросился в русско-ордынский союз и стал его заставой на западных границах... И еще о многом и многом должны были рассказать ему ангелы.

Русский Александр Великий определил судьбу народа.

Историк, эмигрант, Георгий Владимирович Вернадский писал:

«...Два подвига Александра Невского — подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке — имели единственную цель — сбережение православия как источника нравственной и политической силы русского народа».

Отчего же не восстанавливается подлинная роль Александра Невского в русской истории? Зато, не говоря о главном, его по-прежнему называют предателем, ханским прихвостнем и т. д. Почему?

Вопрос более чем наивный и опасный. Потому что Александр Невский — ключевая фигура русской истории и русского самосознания. Символ. Восстановить подлинную роль и значение Невского — значит пересмотреть всю историю средневековой Руси. То есть покуситься на основы основ. Сотрясти все основы.

Бесстрашный ученый Л. Н. Гумилев в интервью «Известиям» признавался: боюсь сказать на страницах газеты с миллионным тиражом, что Александр Невский был приемным сыном хана Батыя, не знаю и опасаюсь, как воспримут это наши люди, воспитанные на теории «ига».

Ведь веками воспитывали народ российский на противостоянии Орде в частности и степнякам вообще, «половцам поганым». А теперь что — в друзья-братья их записывать? Ну хотя бы в союзники? А ведь дальше — больше. Они же — родственники! Там начнут выяснять, что невестка князя Игоря, того самого, «непримиримого врага» из хрестоматийного «Слова...» — половецкая княжна, и две невестки Владимира Мономаха — то же самое. То есть жена Юрия Долгорукого (основателя Москвы!) — узкоглазая степная девушка. И сын его, святой русский князь Андрей Юрьевич Боголюбский — внук половецкого хана Аепы. И Всеволод Юрьевич Большое Гнездо, и сын его Ярослав, предположительно, тоже были женаты на половчанках. Получается — сплошь и рядом. О чем красноречивее всех слов говорит фотографически точный, скуластый и узкоглазый облик Святослава, сына Всеволода Большое Гнездо, родного дяди Александра Невского — чуть ли не единственное прижизненное изображение древнерусского князя, сохранившееся до наших дней в горельефе Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, первая половина XIII века. (Все остальные изображения деятелей Средневековья — полет воображения, фантазии художников и скульпторов...) То есть прабабушка Невского, бабушка и мама его, судя по некоторым источникам, тоже половецкого происхождения? Выходит, наш символ на две трети или даже на три четверти — оттуда?

Нет, хорошо, что посмертной маски не было или она не сохранилась. Достаточно и изображения Невского на покрове (посмертном покрывале) начала XVII века, где ликом похож он на дядю Святослава. Хорошо, что это не маска-фотография, не подлежащая сомнению, иначе это ж такой удар... На сплошь немецкое происхождение последних наших царей мы согласны, но такое — никто не в состоянии выдержать...

А из этого уже следуют частные интересы и мотивы представителей ученого мира. Наверно, одним трудно отказаться от «теории ига». Выросли на этом, диссертации написали... И что теперь, вся ученая жизнь псу под хвост? Другие просто не могут жить без образа врага-супостата-азиата. На позиции третьих, безусловно, очень сильно влияет современная идеология, споры о выборе российского пути. Ведь доходило до того, что некоторые историки и публицисты звонили в редакции газет и говорили: «Зачем вы печатаете такие статьи Баймухаметова? Ведь тем самым вы настраиваете наших людей против Запада и Запад против нас, играете на руку национал-коммунистам! А нам сейчас надо интегрироваться в Европу, в цивилизованный мир...»

Не ставлю под сомнение искренность этих людей, их стремление к лучшему. Но не могу тут не привести абсолютно циничное высказывание известного западного интеллектуала: «Важно, чтобы история писалась нами. Ибо тот, кто пишет историю, контролирует настоящее». Получается довольно странное единство взглядов на историю у таких, казалось бы, разных людей! Мол, надо трактовать историю так, как нам это выгодно, а на поиски истины и на саму истину — наплевать и забыть! Так получается?

Но и в том случае, когда авторы искренне заблуждаются, доказывая свою идею, и в том случае, когда история цинично используется, и те, и другие, кто невольно, а кто сознательно, игнорируют факты. Вернее, одни их искренне не замечают, а другие — подтасовывают.

Увы...

Общим местом стали рассуждения о том, что истории как науки практически не существует, что история всегда служила и служит для оправдания ныне существующей системы.

Это так. И не так. Идеология всегда присасывалась, как пиявка, к истории. Потом умирала и облетала мертвой шелухой. Потом снова присасывалась. И снова облетала.

Так и живем...

Глава 6 ТАЙНА КУЛИКОВА ПОЛЯ Против кого воевал Дмитрий Донской?

«Спросите у любого человека, кто такой Дмитрий Донской? Куликовская битва, освобождение от татар... Если бы самому Дмитрию Донскому сказали эти слова — «освобождение от татар», — он бы с ума сошел. Потому что царем, которого он признавал, был именно татарский царь. А Мамай, которого побил, был самозванец, узурпатор, от которого он этого самого царя защищал. И ничего даже близкого «освобождению от татар» у него в голове не было. А ведь это — святая святых нашей истории».

(Ю. Афанасьев, «Общая газета»)

Понятен пафос ученого, восстающего против фальсификации истории в угоду чему бы то ни было. И нельзя его не разделить. Но при этом Юрий Афанасьев пытается развенчать Дмитрия Донского, ставя ему в вину союз и защиту «татарского царя». Мол, первый слуга, а никакой не борец...

Так историк, опровергая одни мифы, тут же предлагает вместо них другие, столь же идеологизированные, но уже с другим знаком.

Возможно, Александр Невский и Дмитрий Донской преследовали только личные цели, хотели только личной власти, которой добились при поддержке Орды. Они не оставили письменных свидетельств, как нам надо толковать и в чем искать смысл их деяний. Но мы, слава богу, имеем возможность и обязаны судить по результатам. А результаты известны — мы живем в России, которую создали, отстояли и укрепили именно Александр Невский и Дмитрий Донской. Каким образом — вот в чем суть всех страстей нынешних!

«Западники» открыто пишут о дружбе Невского и Донского с ханами Орды и называют это низкопоклонством и предательством. Но умалчивают при этом об объявленных крестовых походах Запада против Руси. И «патриоты-славянофилы», при всей своей нелюбви к Западу, тоже об этом почему-то умалчивают. Зато стараются выдать святых князей за яростных борцов против Золотой Орды. И получается полная нелепость. Бред сивой кобылы, простите! И как тут можно спорить, когда сам предмет спора не обозначен, стыдливо и неуклюже замолчан, просто-напросто оболган? В таких случаях всегда, вольно или невольно, в ход идут идеологемы, в общем — эмоции. Вот откуда невнятица, горячность, сумбур.

Духовный, исторический и политический наследник Александра Невского — князь Дмитрий на Куликовом поле также сражался не против Золотой Орды, а за Орду.

Но тут надо многое прояснять. Потому что наша официальная и массовая история с соловьевско-ключевских времен долбит одно и то же, невзирая на очевидные факты, на русские же летописи, не говоря уже об армянских, к примеру... У нас Мамай до сих пор считается ханом Золотой Орды. И битва Дмитрия Донского на Куликовом поле считается войной с Золотой Ордой и победой над Золотой Ордой. Ничего подобного у Дмитрия Донского и в мыслях не было — тут Афанасьев трижды прав. Потому что ни Дмитрий, ни другие русские князья, ни — главное — православная церковь никогда в то время не выступали против Золотой Орды и никогда не ставили знак равенства между Мамаем и Золотой Ордой. В то время в Золотой Орде, как отмечают русские летописи, наступила «великая замятия». Твердой власти не стало, ханы убивали и травили друг друга в тайной войне за трон. Да, мятежник и узурпатор воевода Мамай пользовался в Золотой Орде огромным влиянием. Но ханом он не был и не мог быть никогда по причине того, что не являлся потомком Чингисхана. И потому, наверно, создал свою орду — Мамаеву. Кстати, в русских летописях иногда встречается «Мамаева орда», но ее, опять же, все историки и тем более писатели-публицисты отождествляют с Золотой Ордой. Мол, разные названия одного и того же. И только в конце XX века (!) пробился первый свет, появилось первое сообщение.

Вадим Кожинов незадолго до смерти определил и доказал, что «Мамаева Орда» и Золотая Орда — совершенно разные образования. Он привел ранее никогда не упоминавшиеся в исследованиях «Памятные записи армянских рукописей XIV века», в которых черным по белому начертано:

«Завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым...»

«Написана сия рукопись в 1377 году в городе Крым во время владычества Мамая — князя князей...»

Переводы сделал и представил Вадиму Кожинову армянский ученый В. А. Микаелян. А значит, вся наша историческая наука до Кожинова и Микаеляна не удосуживалась заглянуть в древние армянские рукописи, живя с армянами в одном государстве — России и Советском Союзе? Остается только вздохнуть...

Одним словом, была отдельная и довольно могущественная Мамаева Орда в Крыму. Причем Мамай одновременно набирал в свою армию и конников из Золотой Орды, где он пользовался огромным влиянием. В общем, властелин громадных пространств, командующий огромной армией, диктовавший свою волю и Москве, и Рязани, и Золотой Орде, и в чем-то даже Ягайле, великому князю Литвы. Вот против кого и выступил Дмитрий Московский...

Но назвать князя Дмитрия последовательным борцом с Мамаем, опять же, будет ошибкой. Не было в то время и в тогдашней политике прямых, однозначных решений и действий. Ко времени усиления Мамая великий князь Дмитрий был уже взрослым человеком и вполне зрелым политиком. Учтем, что всю жизнь, с младых лет, он руководил страной по советам своего наставника с детства — митрополита Алексия, фактического правителя Руси с 1353 года. (Об этом человеке, забытом русским народом и церковью, создателе Русского государства, говорится в очерке «Три патриарха».) А митрополит был верным и последовательным союзником Золотой Орды, его связывала личная дружба с ханом Джанибеком и ханшей Тайдулой. Но когда Джанибека и Тайдулы не стало, когда в Орде начались разор и смута, когда огромная власть сосредоточилась в руках Мамая, — Алексий и Дмитрий пошли если не на союз с Мамаем, то по крайней мере признали его власть. А куда было деваться? Объявлять Мамаю войну бессмысленно. И, главное, во имя чего? Ради вассальных обязательств перед Золотой Ордой и законной ханской властью, которых тогда просто не существовало? Это все равно что воевать с ветряными мельницами... Митрополит Алексий и князь Дмитрий жили в сложном и жестоком мире и были изощренными политиками. Их использовал Мамай в своих целях, но и они использовали Мамая. Например, князь Дмитрий вместе с Мамаем воевал против Олега Рязанского, своего ближайшего соседа и вечного противника. И очередной ярлык на великое княжение, то есть на власть над Русью, получил из рук Мамая. При этом нет никаких свидетельств, что Дмитрий хоть как-то поддерживал Мамая в его стремлении занять трон Золотой Орды. То есть Орда остается как бы за скобками сегодняшней политики Руси: есть Мамай, с ним и поддерживаем отношения.

Такова реальность. И она, между прочим, говорит об Алексии и Дмитрии больше, чем абсолютно непонятные умолчания или прямые искажения с целью возвеличения. Но ложью можно только унизить...

К концу десятилетия, особенно к 1380 году, политическая картина изменилась, положение Мамая резко ухудшилось. Законным преемником золотоордынского трона стал Тохтамыш — хан Синей Орды, владения которой простирались в нынешней Западной Сибири, Северном Казахстане, по бассейну Ишима, Иртыша и Оби. Очень сильный, могучий хан, самый авторитетный в то время в монгольской империи. Он собрал армию и двинулся к Золотой Орде, к своему законному трону.

Как раз к тому времени, за два года до того, происходят стычки русских войск с мамаевскими на Пьяне и на Воже. Дмитрий делает решительный выбор — порывает с Мамаем и переходит на сторону Тохтамыша. На Руси хан уже провозглашен «царем Тохтамышем».

Ситуация, критическая не только для Мамая, но и прежде всего для Запада. Если сильный хан Тохтамыш утвердится в Золотой Орде, то планы католической церкви рухнут в очередной раз, как это было при Александре Невском, который и заключил вечный военно-политический союз Руси и Золотой Орды. Владимирская Русь во времена Александра Невского и Дмитрия Донского была опорой Орды. Точно так же, как Золотая Орда стала опорой для Владимирской Руси. Связаны воедино. Рухнет один — легко одолеют и другого. А против объединенной русско-ордынской конницы ливонско-тевтонские рыцари были бессильны. Потому-то и срочно снарядили армии Мамая и великого литовского князя Ягайло, отрекшегося от православия и перешедшего в католичество. Литва в те века была копьем Запада, направленным против Востока. В двухтомном труде германского историка Эдварда Винтера «Россия и папство» прямо говорится, что Ватикан планировал «завоевание Руси при посредстве Литвы... Во имя пап и с их благословения. Литовские князья действовали так усердно, что образовавшееся Великое княжество Литовское на 9/10 состояло из областей Древней Руси... При Клименте VI Литва заняла центральное место в планах захвата Руси». Не случайно же великий литовский князь Ольгерд перед смертью передал власть младшему сыну Ягайле, нарушив все династические правила преемственности власти. Очевидно, что Ольгерд, убежденный противник Москвы, из своих сынов выбрал того, кто целиком и полностью разделял его неприязнь к Москве и Дмитрию Московскому. Ведь Ольгерд предпринял два похода на Москву, а в перерывах между ними всячески поддерживал Тверь в ее постоянной вражде к Москве. Тут надо обязательно напомнить, почему Тверь не пришла на Куликово поле. Да потому, что была союзницей Литвы. Потому, что за пять лет до Куликова поля московские войска Дмитрия Донского вели осаду Твери.

А что до династического противостояния в Литве, то дети Ольгерда, православные братья Андрей и Дмитрий, бежали от своего новообращенного католического брата Ягайлы на Русь. Андрей был посажен на княжение во Пскове, а Дмитрий, который был князем в литовском тогда городе Трубчевске, сдал его Москве и в обмен получил княжение в Переславле-Залесском. И Андрей, и Дмитрий в составе московского войска вышли на Куликово поле против своего брата Ягайлы. В той битве они возглавляли передовой полк и сражались героически, что общеизвестно.

Эти подробности, я думаю, убедительно говорят о том, насколько убого, примитивно и несостоятельно привычное всем нам упрощение, «выпрямление» истории. События, настроения, противоречия эпохи не укладываются ни в какую схему.

Но общая линия в истории безусловно присутствует. За Мамаем и Ягайлой стоял Запад во главе с Римским папой, католическая церковь, которая еще полтора века назад объявила крестовый поход против «схизматиков и татар», то есть против Руси и Золотой Орды. Если с севера наступление шло через Литву, то с юга — из Крыма. В XIII веке там образовалась мощная генуэзская колония — города Кафа (Феодосия), Чембало (Балаклава), Солдайю (Судак)... К тому времени Золотая Орда утратила власть над Крымом, а Мамай, ставший там «царем», сам опирался на финансовую мощь этих городов, стоящей за ними Генуи и, соответственно, папство. В сказаниях о Куликовской битве с точностью указываются наемники, в том числе и «фряги» — то есть итальянцы из генуэзских колоний в Крыму, а также говорится о замыслах Мамая: «Когда войду в Русь и убью их князя, то какие грады прекрасные подойдут нам, там сядем и будем Русью владеть». А это еще раз говорит, что Мамай к политике ханов Золотой Орды никакого отношения не имел и действовал как раз против ее воли, традиций, законов и интересов. Во-первых, Золотая Орда никогда не прибегала к услугам наемников, тем более итальянцев. А во-вторых — и это самое главное — Золотая Орда никогда не завоевывала и не стремилась завоевать Русь. Двести пятьдесят лет, со времен Батыя и Александра Невского, они сосуществовали рядом, на правах союзных государств, на правах сюзерена и вассала. Со всеми конфликтами, набегами, походами, участием в усобицах удельных князей, однако без завоевания. Очевидно, что Мамай тут выполнял волю своих западных союзников.

Но общие планы крестового похода совпадали и с личными устремлениями и планами Мамая. Его положение было чрезвычайно сложным. С приходом Тохтамыша власть бывшего темника кончалась сама собой. А теперь, когда Дмитрий порвал с ним и поддержал Тохтамыша, надежды на сохранение хотя бы влияния на Орду и вовсе превращались в дым... Значит, оставался только Крым, но и там Мамай не чувствовал себя хозяином, потому как там уже правили деньги генуэзских купцов. (Доказательство чему — дальнейшая судьба Мамая. После поражения на Куликовом поле от Дмитрия и на Калке — от Тохтамыша, он бежал в Крым, где его и убили при неизвестных обстоятельствах. В общем, марионетка, не оправдавшая ожиданий.) Последний шанс Мамая — перенести свою ставку в Москву. И потому он моментально заключает союз с Олегом Рязанским против Дмитрия, Мамаю непременно надо завоевать Москву и другие русские города до прихода Тохтамыша, «там сесть и Русью владеть», разделив ее между собой, Ягайлой и Олегом. К полному удовлетворению последних. Олег Рязанский в письме к Ягайле уже подробно расписывает, кому что достанется: «Царь даст тебе град Москву, да и иные грады, прилегающие к твоему княжению, а мне даст град Коломну, да Владимир, да Муром, что стоят близко к моему княжению». И откровенно радуется и предвосхищает успех: «Ныне же, князь, пришло наше время!»

И действительно: три армии — рязанская, литовская и мамаевская — вышли в тот поход, абсолютно уверенные в успехе. Прежде всего потому, что они опережали Тохтамыша — Тохтамыш со своей армией не успевал ни к Сараю, ни к Москве, ни к Куликову полю.

Но, видно, Господь простер тогда руки свои над Русью. К сече на Куликовом поле на один день, на один переход опоздала армия Ягайлы, потому что она шла через покоренные литовцами черниговские и новгород-северские земли, население которых всячески ей препятствовало. (Тут непременно надо сделать большую географическую поправку. А то когда я пишу «Ягайло», «Литва», то перед взором читателя предстает нынешняя Литва, Балтика, западное направление. На самом деле Ягайло шел к Куликову полю с юго-юго-запада, от Киева. Ставка Ягайлы, а затем Витовта была в Киеве, который в те времена являлся одним из главных городов Великого Княжества Литовского.) Опоздал к битве и Олег Рязанский. Как и почему — неизвестно до сих пор. Но на всякий случай князь Дмитрий перевел ополчение через Дон, навстречу Мамаю. Положение было отчаянное: Дмитрий сам себе ограничил маневр, возможность отступления, потому как за спиной у него был Дон. Но им же, Доном, он на всякий случай оградился от удара в спину со стороны дружин Олега Рязанского.

И кто знает, как сложилась бы история Руси, соединись тогда армии Мамая, Ягайлы и Олега Рязанского...

Таким было положение в Восточной Европе, в Орде и на Руси на день 8 сентября 1380 года — день Куликовской битвы. После которой, как известно, князь Дмитрий Московский стал Дмитрием Донским. Русские разбили Мамая и сохранили трон Золотой Орды для законного хана Тохтамыша. И тем самым отстояли себя, свою государственность и веру. Не случайно именно на Куликовом поле, как нигде и никогда ранее, ощутимо проявилось даже не влияние, а руководство православной церкви. Ведь главным союзником Мамая был Ягайло, то есть за Мамаем стояла могучая католическая Литва, через которую шло наступление Римской церкви. А русские князья, объединенные вокруг Дмитрия Донского, и православные иерархи во главе с Сергием Радонежским считали своим сюзереном законного хана Золотой Орды «царя Тохтамыша»...

Такова подоплека тех событий.

Другое дело, что они получили в официальной истории однобокое и странное истолкование. Например, в хрестоматийной литературе о Куликовской битве практически не употребляется самое раннее описание битвы — из Симеоновской летописи. Поскольку князь Дмитрий в ней фигурирует как живой, то создана она никак не позже 1389 года, то есть бесспорно является документом, написанным по следам событий. Но Симеоновской летописи, повторю, в хрестоматиях и сборниках о Куликовом поле нет. Зато широко распространены другие, более поздние. Не потому ли замалчивается Симеоновская летопись, что там князь Дмитрий, хан Тохтамыш и все русские князья после победы над Мамаем обмениваются поздравлениями, подарками и посольствами!

Но аналогичные, и даже более развернутые, сведения есть, к примеру, и в Рогожской летописи. Там прямо говорится, что русские князья отправили послов «со многими дарами к царю Тохтамышу». Впрочем, гораздо важнее, как формулируется там известие от Тохтамыша, который окончательно разбил Мамая в сражении на Калке и утвердился на троне Золотой Орды. И тотчас отправил своих послов к «Дмитрию и всем русским князьям». С известием, «как супротивника своего и их врага Мамая победил».

«Супротивника своего и их врага»! Общего врага!

Из современных авторов на странности нашей историографии о Куликовской битве обратил внимание еще в 1980 году Вадим Кожинов в журнале «Наш современник». От себя добавлю: в обстановке несколько взвинченного державного празднования 600-летия Куликовской битвы надо было иметь немалое мужество, чтобы высказать такие крамольные мысли.

Однако еще за двадцать лет до Кожинова известнейший исследователь древнерусской литературы академик М. Н. Тихомиров в одну из своих статей вставил абзац (всего лишь один абзац!), в котором намекнул (всего лишь намекнул!), что в древних источниках есть совсем другие сведения о Куликовской битве и не все древние источники введены в оборот современной науки.

Но если у нас уже принята и взята на идеологическое вооружение теория «ига», то получается, что, сражаясь против «татарского хана», мы тут же посылали гонцов к «татарскому хану»? За что боролись и с кем боролись? Не нужна нам такая правда и такие летописи!..

Так и жили, так и воспитывали поколения своих граждан.

(До сих пор на раке с мощами Дмитрия Донского в Архангельском соборе Кремля укреплена табличка с надписью о том, что Дмитрий на Куликовом поле воевал с Золотой Ордой...)

На Куликовом поле Дмитрий Донской не просто помогал Тохтамышу утвердиться на троне Золотой Орды, но тем самым укрепил Русь. Он продолжил и упрочил союз с Ордой, заложенный Александром Невским: внук Батыя хан Менгу-Тимур помогал Новгороду, посылал конницу против немецких рыцарей, Тохта дружил с Михаилом Тверским, Джанибек — с митрополитом Алексием, хан Узбек был шурином великого князя Юрия Даниловича Московского (выдал за него свою сестру Кончаку, в крещении — Агафью), а после смерти Юрия дружил с его братом Иваном Калитой... Союз, благодаря которому они совместно противостояли Западу вообще и Литве в частности. Историки-то знают, а нам для ясности надо чаще смотреть на древние карты. В те века Московская Русь была маленькая, а Литва велика и могуча и при случае могла поглотить Московское княжество, как до этого поглотила Киев, Чернигов, Смоленск, Брянск, Полоцк....

На Куликовом поле князья впервые сплотились вокруг Москвы и признали ее главенство. Это мы называем их русскими, а они себя считали ярославцами и белозерцами, муромцами и рязанцами. И только на Куликовом поле и после него как будто некое дуновение истории просквозило души: в князьях и дружинниках, боярах и смердах появилось осознание, что все они — русские. Конечно, междоусобная резня продолжалась еще долго. И не случайно, что самая жестокая рознь была с тверичами и новгородцами, которые на Куликово поле как раз и не пришли...

Дмитрий Донской, как и Александр Невский, причислен Русской православной церковью к лику святых. То есть церковь точно знала, что князья-воители, во всем опиравшиеся на «поганых татар», защищали прежде всего православную веру от католической экспансии Запада. Церковь точно знала, что «поганые татары» — это боевой щит православной веры в течение трех веков Средневековья, трех веков становления Русского государства.

Однако союз Руси и Золотой Орды противостоял не только Западу, но и Востоку. К тому времени началось нашествие железных армий Тамерлана, которые уже захватили Елец. Вот они-то и несли с собой иго в подлинном, римском значении этого слова. Не дружина, не ополчение и не вольная конница, а невиданные по тем временам регулярные войска утверждали на завоеванных землях городскую мусульманскую культуру, общинно-бытовое и государственное устройство на свой манер. От их наступления на Русь отвлекал и закрывал Русь с Волги, с Востока хан Тохтамыш. Вся его долгая и бурная жизнь после Куликова поля прошла в битвах с Тимуром и тимуридами. Золотая Орда в этой борьбе истощила последние силы и вступила в полосу заката.

После смерти Тохтамыша в Орде вновь началась смута. Но Московская Русь уже была крепкой. Через какое-то время Золотая Орда распалась сама собой, и вассальная зависимость от Золотой Орды сама собой отпала. А затем уже Русь заняла на этих огромных пространствах главенствующее положение.

Как писал один из основателей евразийской исторической школы князь Н. С. Трубецкой, произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву». То есть Русь, Россия, Российская империя стала наследницей империи Чингисхана. Кстати, цитата взята из ключевой работы Н. Трубецкого, вышедшей еще в 1925 году, которая так и называется — «Наследие Чингисхана». Но признавать это официальная русская наука со времен Петра не пожелала. Она желала признавать только наследие Византии и европейского Запада, пусть даже и через уничижительное «призвание варягов». Но факты не спрячешь, ученые — народ настырный, их гонят в дверь (к примеру, в эмиграцию), а они лезут в окно. И потому, по логике вещей, история становится идеологией, учеба и образование — вдалбливанием официального канона.

«Сознание россиян веками формировалось для того, чтобы быть манипулируемым... Преподаваемое знание очень часто ни на чем, кроме господствующей идеологии, не основано. А имя этой идеологии — официально насаждаемый государственный патриотизм...»

(Т.О. Афанасьев, «Общая газета»)

 В том и парадокс конкретной ситуации, что я привожу высказывания Афанасьева для подтверждения своих рассуждений. Афанасьев здесь невольно опровергает сам себя. Восставая против стереотипов в преподавании истории, он сам никак не может преодолеть стереотип «ига». И потому, раз дружили Невский и Донской с Сартаком и Тохтамышем, — значит, они предатели, помогали татарам держать Русь «под игом»... Рассказывая о своей работе в коммунистические времена, он приводит примеры такой смелости инакомыслия:

«Иногда удавалось сказать что-то невероятное для советского времени. Так, профессор Зимин написал о глубочайшем различии между галицкими и московскими князьями. Последних он описал как подлых и коварных коллаборационистов, которые, выступив на стороне татар, казнили и угнетали свой народ хуже, чем любые завоеватели».

А между тем, коли взялся он столь резко судить о московских князьях вообще и святых князьях Александре Невском и Дмитрии Донском, в частности, то, как человек широко образованный и критически мыслящий, мог бы задуматься над очевидными фактами, мимо которых проходили и проходят почти все.

Например, над тем, что за 250 лет «ига» не было национально-освободительного движения русского народа против «завоевателей». Это ведь не просто странно, а даже как-то нелепо. Ну не бывает такого! И не может быть. Если было «иго», то обязательно должны были восстать. По логике природы. Однако ж не восставали... Даже поздние источники не отмечают национальной, а тем более религиозной вражды между Русью и Ордой. Вражда появилась значительно позже, когда многие соседние народы, осколки Орды, стали мусульманами, возникли религиозные отношения, началась эпоха крымских набегов и войн с Крымом, за которым стояла мусульманская Османская империя. Примерно тогда же в книги о давно прошедших временах и событиях задним числом при переписывании летописей стали вставлять элементы и детали религиозной розни, характерные для времени переписывания летописей.

Орда же до начала четырнадцатого века жила не по законам религии, а по законам Ясы. До вероисповедания разноплеменных ее подданных никому не было дела. (Кстати, религией очень многих в Орде было христианство. Более того, в 1260 году хан Хулагу и нойон Кит-Буга повели ордынские тумены в крестовый поход за освобождение Гроба Господнего, так называемый Желтый крестовый поход... Но у нас здесь речь только о Золотой Орде.) В 1312 году к власти там пришел хан Узбек, который объявил ислам государственной религией, а несогласным рубил головы. Все, кто не отказался от веры отцов, бежали на Русь, к своим единоверцам. Так что против Мамая на Куликовом поле стояли уже и внуки некогда изгнанных православных ордынцев. Историк Гумилев навскидку приводит такой список русских фамилий ордынского происхождения... Аксаков, Алябьев, Апраксин, Аракчеев, Арсеньев, Ахматов, Бабичев, Балашов, Баранов, Басманов, Батурин, Бекетов, Бердяев, Бибиков, Бильбасов, Бичурин, Боборыкин, Булгаков, Бунин, Бурцев, Бутурлин, Бухарин, Вельяминов, Гоголь, Годунов, Горчаков, Горшков, Державин, Епанчин, Ермолаев, Измайлов, Кантемиров, Карамазов, Карамзин, Киреевский, Корсаков, Кочубей, Кропоткин, Куракин, Курбатов, Кутузов, Милюков, Мичурин, Рахманинов, Салтыков, Строганов, Суворов, Таганцев, Талызин, Танеев, Татищев, Тимашев, Тимирязев, Третьяков, Тургенев, Турчанинов, Тютчев, Уваров, Урусов, Ушаков, Хомяков, Чаадаев, Шаховской, Шереметев, Шишков, Юсупов... Понятно, что Гумилев называет фамилии известные, которые на слуху. Но, с другой стороны, закономерно: ведь это все фамилии дворянские. А выходцы из Орды как раз и становились служивым сословием, русским дворянством. Вообще же словарь русских фамилий тюркского происхождения, составленный филологом и историком Николаем Александровичем Баскаковым, — большая книга. Тот, кто просмотрит ее от корки до корки, поневоле задумается. От постоянного противостояния угнетаемых и угнетенных, завоевателей и завоеванных, одним словом, от ига — такого не бывает...

Историк Афанасьев мог обратить внимание и на само слово «иго». Русские в XIII—XV веках не подозревали, что они живут «под игом». Хотя бы потому, что не знали такого слова. «Иго» — слово латинское, из времен Римской империи. А в Россию оно попало лишь в самом конце XVII - начале XVIII века. И, как видим, утвердилось в научном обороте, вошло в учебники истории, а через них — в народный обиход. И более того — в народное сознание.

И этому есть объяснение. Во-первых, почву подготовила церковь. Католицизм ей уже не был опасен, и церкви, как и любому идеологическому институту, для упрочения своей власти необходим внешний враг. А затем — реформы Петра, его решительный поворот к Западу. Что и породило жестокий комплекс европейской неполноценности. Общество, пытаясь «соответствовать» новым веяниям, лихорадочно открещивалось от всего «азиатского». И потому подброшенное словечко «иго» стало радостной находкой. «Иго» разом объясняло и оправдывало «отсталость» перед Европой. И никто не задумался и до сих пор не задумывается над тем, что зависимость от Орды закончилась уже в XV веке. И что же мешало за прошедшие столетия преодолеть «отсталость»?

Теория «ига» как нельзя кстати пришлась и коммунистической исторической науке. Здесь ведь главное было — «бороться с врагами», «кругом одни враги» и т. д. И это еще раз доказывает правоту рассуждений Афанасьева о манипулируемом сознании и преподаваемом знании». Если уж что-то вдолбили в школе про «иго», то потом вытравить это невозможно. Даже такому образованному и самостоятельно мыслящему человеку, как Юрий Афанасьев... Не случайно же в 1985 году Ю. Афанасьев писал в журнале «Коммунист», что теории «симбиоза Орды и Руси» отличаются «внеклассовым подходом» и находятся в «прямом противоречии с марксистско-ленинскими критериями». А в 1985 году обвинение в «немарксизме» было еще чревато большими неприятностями...

В спорах вокруг Александра Невского и Дмитрия Донского сошлись два навязанных и навязываемых обществу мифа. И оба построены на ...неверных посылах, скажем так. «Патриоты-славянофилы» возвеличивают Александра Невского и Дмитрия Донского как государственных деятелей, но при этом лгут, что они боролись с Ордой. А «либералы-западники» низвергают великих князей с пьедестала как раз за то, что они пошли на союз с Ордой. Ни так называемые «западники», ни так называемые «патриоты-славянофилы» ни за что не хотят признать очевидное — Александр и Дмитрий потому и великие, что пошли на союз с Ордой и благодаря этому сохранили, упрочили и возвеличили Русь.

А в заключение, чтобы несколько разрядить обстановку — курьез, анекдот, поучительный факт из истории... Называйте как угодно. Кстати, о Мамае.

Вроде бы с ним теперь все ясно: никакой не хан, тем более не хан Золотой Орды, а интриган, узурпатор и так далее. Но его след в русской истории на этом не стирается. Потому что Мамаевичи породнились с Рюриковичами! После Куликовской битвы потомки Мамая служили Литве. Одного из них, кстати, также по имени Мамай, великий князь Витовт пожаловал городом Глинск и княжеским титулом. Так возник могучий клан князей Глинских. Потом знатные литовские князья Глинские ушли на Русь и стали русскими князьями Глинскими. Елена Глинская вышла замуж за великого Московского князя Василия III и стала матерью княжича Ивана, известного как первый русский царь Иван Грозный...

Глава 7 КЛЕЙМО ПРЕДАТЕЛЯ

Судьба Олега Рязанского. Мятеж в Москве против Дмитрия Донского. Детектив 1382 года — попытка расследования

Чаще всего князя Олега Рязанского называют предателем. Но это далековато от... От чего «далековато»? От «правды», «истины»? Но получится, будто я тут вещаю правду-истину в последней инстанции. Скажу лучше так: это далековато от исчерпывающего представления о тогдашней действительности

Почти все, что знает массовый читатель об Олеге Рязанском, — его союз с Мамаем и совместный поход на Москву с Мамаем и великим Литовским князем Ягайлой. Поход, который закончился разгромом Мамая на Куликовом поле. О подоплеке и значении тех событий я подробно рассказал в предыдущем очерке «Тайна Куликова поля».

Почему Олег опоздал к месту встречи с Мамаем, неизвестно до сих пор. Это дало повод некоторым современным толкователям и беллетристам изображать Олега тайным сторонником Москвы, внедрившимся к Мамаю... Но эта гипотеза никак не обоснована фактами. Во-первых, рязанцы, опоздавшие к Куликовской битве, отыгрались на том, что нападали на обозы с ранеными, идущие к Москве с Куликова поля: «Ловили, грабили и отпускали нагими». (ПСРЛ — Полное собрание русских летописей, т. IV. с. 82.) Хороши «тайные союзники»! Во-вторых, история отношений Москвы и Рязани такова, что не оставляет места для подобных версий. Если говорить серьезно...

А иначе так и будем анализ подменять навешиванием на Олега тех или иных ярлыков. Раньше считалось, что он предатель, потому что за Мамая, за Золотую Орду. Теперь выяснилось, что Мамай и Золотая Орда — это далеко не одно и то же, что Мамай-то как раз и был ярым врагом ханов Золотой Орды, мятежником и узурпатором; выяснилось, что другие русские князья как раз за Орду, за ее законного хана и воевали на Куликовом поле — но все равно Олег оказался предателем... Потому что для официозного общественно-государственного сознания нет разницы, с кем ты, главное — что был тогда против Москвы. И уж тем более — в союзе с Мамаем.

Это уже называется — «рязанское счастье». Потому что у Рязани особая судьба.

Начнем с того, что киевские князья очень любили красивый город Переяславль на реке Трубеж. Ведь изначально Русская Земля, Киевская Русь, тогда состояла из трех главных городов — Киева, Чернигова и Переяславля. И когда шли киевские князья год за годом, век за веком на север, осваивать и покорять нынешние русские земли, то, увидев красивую речку, тут же называли ее Трубеж и ставили город. Так и возник Переяславль на Трубеже у впадения в Оку. Чтобы не путать его с южным, «настоящим», стали звать его Переяславль-Эрьзянский, по названию крупного мордовского племени Эрьзя. Ясно, стал он зваться просто Эрьзянь, но сразу же произошла метатеза, перестановка звуков для удобства славянского произношения, и он превратился в Резань, а с XVIII века официально — Рязань.

Идут наши киевские князюшки дальше на север, и снова видят красивую речку, впадающую в озеро, — ну прямо родной Трубеж! И тут же ставят городок Переяславль. Но, чтоб совсем уж не запутаться, именуется он уже Переяславлем-Залесским. За лесами, дескать, аж за Владимирскими, вон как далеко от Киева!

В этой милой идиллии — географическая, историческая, трагическая судьба Рязани.

Итак, Рязань — удельное княжество Черниговской земли, передовой форпост Киевской Руси. Но со временем Киев теряет главенство, и на Северо-Востоке возникает могучая Владимирская Русь. Вся страна теперь называется Владимирской Русью, и главный русский князь — великим Владимирским князем.

А Рязань — между ними.

Вскоре Южная Русь угасает, становится владением великих литовских князей. И Рязань остается один на один с Владимиро-Суздальским государством, которое помнит, что рязанцы — чужаки, ставленники черниговских князей.

Скажите, кого должны любить и ненавидеть рязанцы и Олег Рязанский? Ну ясно, в каждом справочнике написано, что Батый сжег город, оставив, правда, какое-то каменное городище.

Так Батый пришел однажды и ушел.

А великий Владимирский князь Всеволод Большое Гнездо вначале выколол рязанским князьям глаза. За то, что они пошли в поход на Москву и сожгли ее. Правда, сам Всеволод не хотел такой жестокой казни, он даже хотел отпустить князей. Но народ суздальский возмутился и настоял на изуверстве. Так суздальцы ненавидели рязанцев. А затем, после казни, Всеволод пошел на Рязань и поджег ее. А когда буйные рязанцы снова напали на его сына, Всеволод вывел людей за город и спалил Рязань уже дотла. Камня на камне не оставил. Так что к подходу Батыя рязанцы не очень-то успели отстроиться и укрепиться. Но здесь они смирили свою гордыню и попросили о помощи тогда уже великого Владимирского князя Юрия, сына своего злейшего врага Всеволода. Но Юрий, как известно, на помощь рязанцам не пришел.

Московские князья — потомки и наследники Всеволода. И поэтому мира с Москвой никогда не было. Вначале рязанцы жгли ее как форпост Владимира, а потом уже и как самостоятельную силу.

И вообще, за что Олегу любить Дмитрия, будущего Донского? «Юноша Олег, преждевременно зрелый в пороках жестокого сердца, действовал как будущий достойный союзник Мамая», — пишет Карамзин. Очень уж складно получается. Порочный и жестокий — и потому союзник Мамая. Или — союзник Мамая, и потому, ясное дело, порочный и жестокий. Но!..

За 9 лет до Куликовской битвы Дмитрий получил ярлык на великое княжение не от кого-нибудь, а от Мамая! То есть будущий победитель Мамая князь Дмитрий Московский был ставленником Мамая. И они вместе с Мамаем в 1371 —1373 годах успешно жгли и опустошали рязанские земли.

Не в оправдание Дмитрия, а в пояснение говорю, что союз с Мамаем был вынужденным, иного не было дано. Но со временем изменилась политическая ситуация на Руси и в Орде. И сам Дмитрий, уже зрелый муж и политик, и церковные иерархи во главе с Алексием и Сергием Радонежским приходят к выводу, что Мамай — фигура временная и время его кончается, а Золотая Орда, как бы она сейчас ни была слаба, все-таки — Золотая Орда. И дальнейшее спокойствие Руси — в союзе с ней и в поддержке законного хана, а значит — в открытой войне с Мамаем. Так Москва пришла к Куликовской битве.

Но Олег Рязанский, видимо, не силен в стратегии, в политическом предвидении. А может, его обуревают мстительные, враждебные чувства. Он тотчас же примыкает к Мамаю и могучему литовскому князю Ягайле

«Радостную весть сообщаю тебе, великий князь Ягайло Литовский! Знаю, что ты давно задумал изгнать московского князя Дмитрия и завладеть Москвой. Пришло теперь наше время: ведь великий царь Мамай идет на него с огромным войском. Присоединимся же к нему».

Из письма видно, кого Олег считает в этом триумвирате главным. Конечно же, Мамая! Ведь Мамай, пишет он далее, раздаст им, Олегу и Ягайле, московско-владимирские города и земли! Но по большому политическому счету и Мамай, и уж Олег, разумеется, были марионетками Запада, католической церкви. Мамаю до лампочки, какая вера будет на Руси — католическая или православная. Дают деньги — и он ведет армию на Москву. Тем более интересы совпадают — раз ему не удается взять власть в Золотой Орде, захватим московские земли. Таким образом законные ханы Орды лишатся мощного союзника и вассала. А там, с помощью Ягайлы, можно будет утвердиться и в окончательно ослабленной Золотой Орде.

Олег — православный, покровитель церквей и монастырей, скажи ему, в чем глубинная суть и дальняя цель их похода на Москву — может, и задумался бы. Но он дальше сегодняшнего дня не смотрит и не мыслит, для него главное — уничтожить Дмитрия и Москву как вечного соперника.

Так что в этом триумвирате — если смотреть в большом политическом смысле — главным все же был Ягайло. Литва — копье Запада, направленное на Русь и Орду.

Да, рязанцы не участвовали в Куликовской битве. И, быть может, именно поэтому, после поражения своего союзника Мамая, срывая досаду, повели себя страшно. Когда повезли в Москву обозы с ранеными, рязанцы нападали на них и грабили беззащитных. Вместе с ними грабили обозы и добивали раненых не подоспевшие к сече воины из отрядов Ягайлы — в большинстве своем славяне из киевских и белорусских пределов. (ПСРЛ, т. IV, с. 82.; А.В. Экземплярский. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Т.П. СПб., 1891, с. 586-587; Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоищем/Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966,с.506—509) Жестокий век, жестокие сердца...

Итак, литовско-мамайско-рязанский триумвират разбит Дмитрием и Тохтамышем. Рязань подписывает мир с Москвой, в котором Олег признает Дмитрия Донского «старшим братом». То есть не сюзерен, но все-таки... Однако вскоре разрывает договор. Причем самым вероломным образом. В 1382 году Олег Рязанский вместе с суздальскими князьями Василием и Семеном ведет Тохтамыша в поход на Москву! Указывает ордынской коннице броды через Оку...

Что случилось? Что за странный союз? Почему Тохтамыш доверился своему вчерашнему врагу Олегу, доверился суздальско-нижегородским князьям, которые на Куликово поле не пришли? И вместе с ними идет войной на Дмитрия Донского, которому обязан победой над Мамаем и троном хана Золотой Орды! Совершенно непонятный поступок. Да времена, да нравы, но смысл, смысл-то какой? Не видно большого политического смысла. И даже малого. Летописи ничего не объясняют.

В них, в летописях, затем в «Истории...» С. М. Соловьева и в установившейся официальной трактовке этот поход 1382 года подается как обычный набег татарского супостата на Русь святую. И говорится о нем мельком. Мол, хан Золотой Орды обеспокоился растущим могуществом Москвы после Куликовской битвы и решил Москву устрашить. Дмитрий Донской хотел выехать навстречу и дать сражение, но московские полки были ослаблены Куликовской битвой, и потому князь уехал в Кострому.

В результате такой обработки истории отдельные читающие люди, элементарно сопоставляющие факты, спрашивают друг друга: «Получается, Дмитрий Донской — трус и предатель?! Ведь мало того что сам сбежал и бросил Москву на растерзание, так еще и жену с малым ребенком оставил на поругание татарам! Ну кто он после этого?!»

В общем, совместными усилиями летописцев, Соловьева и советских историков пытались что-то «подправить», что-то умолчать и «сделать как лучше», а получилось как всегда.

В той же тональности выдержана и летописная «Повесть о нашествии Тохтамыша», но она очень подробна, развернута, и потому сам текст дает большой материал для анализа, сравнений, сопоставлений, логических заключений — словом, для расследования. В советские времена историки в нее не углублялись. Начнешь разбираться — грехов не оберешься. А нынче никому не интересно, да и, опять же, времена возвращаются, требуют от истории «патриотического воспитания» в том смысле, в каком его видит власть. А власть воспитана, опять же, на тех же школьно-институтских уроках истории. Так что крут замкнулся.

Мне представляется очень интересной и убедительной версия того загадочного похода, выдвинутая и разработанная историками Ольгой Кузьминой и Александром Быковым и основанная как раз на анализе летописной «Повести о нашествии Тохтамыша». Конечно, я субъективен, потому что их работа в общих чертах совпадает с моим анализом летописной «Повести...». Но я, в отличие от данных авторов, не выдвигаю гипотезу или версию, а исследую логичность или нелогичность текста, его вопиющие противоречия. А такие противоречия возникают всегда, когда события пытаются подогнать под какую-нибудь заданную схему. Или кто-то переписывает ранее написанное в том или ином идейном духе. Ведь оригиналов нет. То есть нет документов, современных событиям. Летописи мы изучаем по «спискам», иначе говоря — переписанным вариантам. Эта «Повесть...», как и все сказания времен Куликовской битвы, дошла до нас в переписанном варианте XVI века. Кто ее и сколько раз за прошедшие двести лет переписывал, как переписывал, что дописывал и вставлял от своего имени, «исправляя» на свой лад и по своему пониманию, — неизвестно... С этим мы сталкиваемся постоянно, читая внимательно те или иные древние тексты, от французской «Песни о Роланде» до русских летописей. Но действительность сопротивляется и вылезает наружу в виде несоответствий элементарной логике.

Начну с общего. Это время, когда Владимирская Русь уже становилась Московской Русью. Как ни противились тому нижегородско-суздальские князья. Которые с тревогой смотрели, как возрос авторитет Москвы и князя Дмитрия после Куликовской битвы. Они-то и устроили заговор против Дмитрия Донского. Во главе его — 50-летний князь Дмитрий Константинович Нижегородский и великий литовский князь Ягайло. Их подручный союзник — Олег Рязанский. Ягайло и Олег — старые открытые враги Донского, их цели и поступки ясны и понятны. Еще с недавнего их союза с Мамаем. Но вот Дмитрий Константинович Нижегородский — это гроссмейстер средневековой интриги! Он уже получал ярлык великого князя на Руси. Но не смог удержаться на троне. Митрополит Алексий его переигрывал и в конце концов утвердил на великокняжеском столе своего воспитанника Дмитрия. НЪ Алексий, чей авторитет был абсолютен для всех, четыре года назад умер. И нижегородско-суздальскии властелин делает последнюю попытку взять власть на Руси. Но вступает не в открытую борьбу, как Олег и Ягайло. А действует через своих сынов, пытаясь использовать Ягайлу, Олега и самого Тохтамыша!

В том походе Тохтамыша на Москву много нюансов, закрученная-перезакрученная интрига, как в современном шпионском детективе, где сплошь двойные и тройные агенты, и трудно разобрать, кто на кого работает, кто кого использует и какие интересы преследует. Там все так переплетено, что, честно говоря, голову сломаешь, выбирая главное и отбрасывая второстепенные подробности, потому как действующие лица друг другу и враги, и союзники, а еще и мужья-жены, тести-зятья, сваты-шуряки и т, д.

Но в общем картина вырисовывается следующая...

По версии Кузьминой и Быкова, хан Тохтамыш шел вовсе не на Москву. Воевать с Донским у него не было решительно никаких оснований. А шел он войной на Ягайлу. И первоначальный его маршрут — на Новгород-Северский — это подтверждает. Тут еще раз надо сделать большую географическую поправку. А то при словах «Ягайло», «Литва» современный читатель сразу представляет нынешнюю Литву, Вильнюс. Но Тохтамыш шел на Киев! Через Новгород-Северский и Чернигов. Потому что ставка Ягайлы, а затем Витовта была в Киеве, который в те времена являлся одним из главных городов Великого княжества Литовского. Вот куда шел Тохтамыш. На соединение с ним выступил Дмитрий Донской. Цель похода — совместно добить Ягайлу. Очень удобный момент: в княжестве Литовском — междоусобная война. Против Ягайлы, авторитет которого пошатнулся после Куликовской битвы, выступил его дядя Кейстут и захватил Вильнюс.

Это — повторю — версия Кузьминой и Быкова. Политически и логически обоснованная. Потому что нигде нет даже намеков, тем более прямых свидетельств об ухудшении отношений Руси и Орды, Дмитрия и Тохтамыша. Не было никаких оснований для похода на Москву. А вот мощная Литва по-прежнему представляла Угрозу для Москвы и Орды. И момент для похода на Ягайлу был выбран, повторю, очень удачный.

Дальше начинаются факты, причем из летописи. В пути войско Тохтамыша догоняют суздальские князья Семен и Василий, посланные отцом, князем Дмитрием Константиновичем Нижегородским. Зачем? Что им надо от Тохтамыша? Ведь если Тохтамыш пошел в поход на Русскую землю, как говорится в летописях, то надо бежать от него, а они — к нему? Летопись не объясняет. Зато дает факт: суздальцы вместе с Тохтамышем пошли на Москву... В работах А.В. Экземплярского (1846— 1900) и Л.Н. Гумилева (1912 — 1992) утверждается: суздальские князья оклеветали Донского, приглашение митрополита Киприана из Литвы на Москву они представили Тохтамышу так, будто бы Донской изменил ордынскому хану и сговорился с Литвой, с Ягайлой. Значит, убедили? И сейчас ордынская конница и суздальская дружина идут на Москву. С какой целью? Летопись не объясняет. А ведет их, указывает им броды через Оку князь Олег Рязанский.

Вроде бы хитрая комбинация по уничтожению Донского удается вполне. Тохтамыш вроде бы поверил...

А теперь наберись терпения, читатель, я постараюсь коротко. Уверяю, это очень любопытно: ведь все на виду, в тексте летописной повести!

По летописной, установившейся в истории версии считается, что Дмитрий выступил из Москвы, чтобы сразиться с Тохтамышем. По версии Кузьминой и Быкова — чтобы соединиться с Тохтамышем и пойти на Ягайлу. Но в любом случае — армия вышла в поход. Далее в «Повести о нашествии Тохтамыша» говорится, что в походе между князьями, воеводами и боярами началась «розность». В результате Донской бросает армию и уезжает «вборзе на Кострому». «Вборзе» — значит «быстро». То есть бежит. Да что ж случилось такое, что великий князь бежит из своего войска? В летописной повести употреблено аккуратное такое слово «розностъ», вроде разногласий на кухне. Но ведь действие происходит в армии, в походе! И если великий князь-командующий бежал от такой грозности», это значит, был заговор, мятеж с угрозой для жизни князя.

В чем суть мятежа? Войска ведь, по летописи, вышли против Тохтамыша. Значит, князья-бояре-воеводы не захотели воевать против «супостата-татарина»? Или все-таки на самом деле Дмитрий шел на Ягайлу, а князья-бояре-воеводы не хотели сражаться с Ягайлой? Летописная повесть не отвечает, не объясняет. А наука история вообще умалчивает.

Я все время избегаю здесь слова «летописец». Вместо него говорю: «летопись», «Повесть...» итак далее. Потому что автор-летописец тут может быть совершенно ни при чем. У него в первоначальном тексте, уверен, все было ясно, понятно, логично, как оно и происходило на самом деле. А недомолвки, пропуски, логические нестыковки и просто глупости появились уже в результате идеологического редактирования первоначального текста в течение двух веков после событий. А за это автор-летописец не может отвечать, и поэтому я здесь нигде не упоминаю автора-летописца...

По логике, Донской должен бежать к Москве, к своему оплоту. Куда ж еще?! Тем более там его жена и новорожденный ребенок. Но он бежит «на Кострому». Почему? А потому, что в Москву ему уже нельзя, там, в Москве, одновременно с мятежом в войске, вспыхнул бунт! Тут уже в летописной повести прямо говорится: «А на Москве бысть замятия велика и мятеж велик зело». Мятеж! Слово все-таки произнесено. Начинаются убийства, грабежи, разгром пивных и медовых подвалов, обычная в таких случаях пьяная вакханалия.

Остановимся на общем перечне людей, очутившихся в тот момент в Москве: «Бояре, сурожане, суконщики и прочие купцы...» «Сурожанами» на Москве звали не только купцов из Сурожа — генуэзской колонии в Крыму, а вообще всех генуэзцев из Крыма. Судя по тому, что они попали в общий список, они были обыденной частью московского населения. А генуэзские купцы — если мы не забыли — как раз и были союзниками и вдохновителями Мамая в том последнем его походе на Москву. То есть врагами Дмитрия.

Одни люди бегут из города — это понятно... А вот другие — отмечено в «Повести...» — «сбежались с волостей». Кто побежит в город, охваченный бунтом? Понятно, вор и мародер, тут можно поживиться. А также тот, кто знает и участвует в общем заговоре, тот, кто поспешил поддержать мятеж. Это свои люди, из Московского княжества.

Но далее, после «волостей», написано: «и елико иных градов и стран». То есть люди из других городов и стран! Вот те и на... Как же быстро они здесь очутились. И что им надо, зачем приехали? Нет ответа в летописи. Хорошо еще, что эти четыре слова сохранились...

И снова главный вопрос: против кого и чего мятеж? И снова нет ответа... И получается полная чушь. Если Донской, по летописной версии, защитник Москвы и земли Русской от «поганых татар», то почему Москва свергает его?

Значит, бунтовщики за татар? Но почему тогда они не встречают Тохтамыша хлебом-солью? А, наоборот, запираются и открывают огонь со стен. Значит, они против Донского и против Тохтамыша. Тогда — за кого? Кого они принимают, встречают и привечают?

В «Повести...» дается ответ: «Приехал в град литовский князь Остей, внук Ольгердов». Добавлю — племянник Ягайлы. И что же он сделал? Читаем: «И ободрил людей...» Стал там вождем, временным князем, организовал и возглавил оборону от Тохтамыша...

Снова вопрос: а почему именно литовский Остей? С какой стати Москва сразу же доверяется чужаку? Были ведь среди мятежников свои бояре-князья. Но летопись не объясняет, почему вожаком стал именно приезжий человек.

Из всего этого следует, что заговор был весьма и весьма масштабный, разветвленный. Суздаль, Нижний Новгород, Рязань, Литва, московские бояре-князья, а также люди «из других городов и стран»...

Вот такое положение было в Москве, когда к ее стенам подошел передовой отряд ордынской конницы. Татары спросили: «Есть ли здесь князь Дмитрий?» Им со стен ответили: «Нет». При этом одним словом ответ не ограничился, а состоял из многих разных слов, потому как, отмечается в «Повести...», на стенах было много шатающихся пьяных: «Пиани шатахуся...»

Подошли основные силы ордынцев. Дальнейшее поведение Тохтамыша загадочно. Он начинает штурм. Зачем? Ведь цель хана — найти и покарать Дмитрия Донского якобы за измену. А если по летописи — просто так, чтоб не возвеличивался. Но Дмитрия-то в городе нет. Это с одной стороны. А с другой стороны — зачем штурмовать и убивать тех, кто в данный момент является врагом Донского и, значит — его союзником?

Мятежники отчаянно сопротивляются. И тогда на сцену выходят сыновья Дмитрия Константиновича Нижегородского. Они начинают переговоры, уверяют бунтовщиков, что Тохтамыш пришел сюда лишь покарать Донского, а против них ничего не имеет. Князь Остей и другие вожаки мятежа, князья-бояре и купцы, ему верят. Почему? Не потому ли, что они — свои, участники общего хитро закрученного заговора и теперь считают, что они совместно обманули Тохтамыша. Отворяют ворота Москвы и выходят навстречу чуть ли не крестным ходом.

Но переговоры-то с ними вели князья Семен и Василий, а не Тохтамыш. Хан им ничего не обещал. Он дает знак своим воинам — и начинается страшная резня....

Причем первым убивают «литовского князя Остея...». А ведь князей в те времена на войнах не убивали. В течение 137 лет, до сражений с Мамаем на Пьяни и на Воже. «С 1240 по 1377 год ни один из удельных или великих князей Владимирской Руси не погибал на поле битвы». (Академик Л.В. Черепнин. Духовные и договорные грамоты великих князей. М.; Л., 1950, № 12, стр. 33—37.) Попавших в плен князей выменивали, выкупали — но не убивали. Таков средневековый закон, которого неукоснительно придерживались ордынцы... А гибли князья в междуусобицах, тайных интригах, заговорах. Убийство князя Остея означает, что поход на Москву Тохтамыш не считал войной. И Остей был выведен за рамки военных законов. Просто заговорщик.

Итак, Тохтамыш взял Москву, уничтожил мятежников. И увел свою конницу. А через несколько дней Донской въехал в Москву как полноправный хозяин. Ни князь Нижегородский, ни князь Тверской, тотчас же примчавшийся в Орду хлопотать о своем назначении, великого княжения не получили. Тохтамыш вновь вручил ярлык хозяина Руси Дмитрию Ивановичу Донскому.

И что же в итоге получается?

«Получается, что Тохтамыш на протяжении всего похода действовал в интересах Дмитрия Ивановича, — пишут Ольга Кузьмина и Александр Быков. — И разгром восставшей против Дмитрия Москвы, и разорение давнего противника Москвы — княжества Рязанского, можно рассматривать как ответный шаг Тохтамыша, благодарного Дмитрию за те жертвы, которые понесло Московское княжество на Куликовом поле. Новый хан Золотой Орды, царство которого заработано в том числе и легшими костьми у Непрядвы полками Дмитрия, таким образом просто поддерживал пошатнувшуюся власть своего верного и очень ценного вассала. И одновременно сохранял власть Орды над Москвой. А ведь эта власть могла уйти из Тохтамышевых рук, если бы пролитовский переворот в Московском княжестве удался!» (Ольга Кузьмина, Александр Быков. «Сожженная Москва». «История», № 35,2000 г.)

И еще получается, что Тохтамыш изначально знал или потом уже понял тайные замыслы заговорщиков. И вел свою партию, играя с ними в кошки-мышки. Как будто он всех и все насквозь видел. Я пишу «как будто», потому что Тохтамыш — новичок в сложной европейской, русско-ордынско-литовской политике, он всего два года назад пришел из Сибири. А вот Донской в этих интригах живет с детских лет княжения, для него здесь тайн нет. Вполне возможно, он через своих гонцов и направлял Тохтамыша, информировал, раскрывал ему, кто есть кто в этом хитросплетении. Впрочем, я уже строю гипотезы и выдвигаю версии, от чего зарекся в самом начале.

А что же было с заговорщиками и доносчиками, с суздальско-нижегородскими князьями? Ни-че-го... Ни Тохтамыш, ни Донской никаких карательных мер против них не предприняли. Ведь Дмитрий Нижегородский открыто против Тохтамыша не выступал, а, наоборот, его сыновья, суздальские князья, были рядом с ханом под стенами Москвы. И помогли усмирить бунтовщиков. Очень помогли! Ведь они убедили их открыть ворота. После чего и началась жестокая резня! В лоб-то штурмовать Москву было нелегко, особенно при наличии пушек у осажденных... А что до облыжного навета на Донского, то извиняйте, ошибочка вышла, мы с сыновьями запутались в сложностях политики, но не из злого умысла, а единственно из неуемного желания служить вашему царскому ханскому величеству... Однако Тохтамыш на всякий случай забрал одного из суздальцев, Василия, с собой в Орду. Заложником. В таком виде, запутавшиеся в интригах и напуганные, суздальско-нижегородские князья, наверно, были удобны Тохтамышу. А может, еще и Донской за них слово замолвил...

Потому что Дмитрий Нижегородский был тестем Донского: его любимая жена Евдокия — дочка нижегородского князя. А его сыновья, суздальские князья, шурины Дмитрию, соответственно. О чем я и говорю, почему и старался по ходу основного сюжета опускать подробности еще и семейные. Ведь когда Евдокия осталась в Москве во власти мятежников, они ее не тронули, выпустили из Москвы, позволили уехать к мужу в Кострому. Да, подвергли поношению неслыханному, ограбили, оскорбили — как свидетельствуют Тверская и Никоновская летописи. (Кстати, в «Повести о нашествии Тохтамыша» сюжета с Евдокией вообще нет, яко небывши. То ли автор постеснялся, то ли сократили, «отредактировали» потом переписчики...) Это была, скорее всего, перепившаяся награбленным медом толпа. Но толпу, видно, живо приструнили главари. Им, главарям московского бунта, конечно, было бы выгодно оставить великую княгиню заложницей. Но они не могли этого сделать, потому что Евдокия, хоть и жена Донского, но — дочка Дмитрия Нижегородского, тайного союзника мятежников в их общем заговоре против Донского. Вот как закручена история в деталях. В общем, когда все закончилось, Дмитрий Донской тестя не тронул...

Против Ягайлы тоже похода не предпринимали. Удобный момент был упущен. К тому времени Ягайло расправился с узурпатором Кейстутом, укрепился, и война с могучей Литвой не принесла бы быстрой победы. Если бы вообще принесла.

Москва сгорела. И в ней — церковь, доверху набитая книгами. Если все это вместе — пожар и церковь с книгами — не домыслы или не типичная ошибка какого-нибудь позднейшего переписчика, когда в одном сюжете совмещаются несколько событий, произошедших в разные года. Потому что, во-первых, странно, что во время штурма город не загорелся от тех же зажигательных стрел, если они применялись, а загорелся после штурма, после сдачи. Во-вторых, Тохтамышу не имело смысла жечь уже сдавшийся город. Ведь старался он ради Дмитрия, зачем ему жечь город «младшего брата» Дмитрия. В-третьих, так ли уж он сгорел, если Дмитрий уже через несколько дней выступил из него в поход на Олега Рязанского. В-четвертых, в такой «замятие» деревянный город мог загореться от опрокинутого горшка с углями. В-пятых, общая скорбь автора «Повести...» о поругании церквей занимает в повести несоразмерно много места и очень схожа по гладкости стиля с такими же летописными общериторическими описаниями, которые признаны позднейшими вставками. В-шестых, почему и как в открытой деревянной церкви оказалось такое количество книг, в то время как они всегда хранились в каменных подвалах монастырей.

Но если все так и было на самом деле, то представляете, ЧТО там сгорело?! Подумать даже страшно, и безысходная тоска берет при мысли, чего мы лишились, чего мы не знаем и никогда не узнаем... И кто виноват? У нас на все один ответ: время было такое...

Сильно пострадал Переславль-Залесский. Он-то при чем? При том, что Переславль-Залесский — отчина князя Остея. Литовский князь Остей» уже три года как русский князь. Его отец — Дмитрий Ольгердович, православный, — бежал на Русь от своего католического брата Ягайлы, получил в удел Переславль-Залесский, вместе с московским князем стоял плечом к плечу на Куликовом поле против Мамая. А вот сын его — оказался вовлеченным в заговор против Донского...

Читателю может показаться, что мы сильно отвлеклись от нашего главного героя — Олега Рязанского. Но это не так. Мы ведь описываем события, участником которых он был. События, зафиксированные в летописи. А значит, рассказываем и о нем. Другое дело, что Олег Рязанский в них — на вторых ролях. И так всю жизнь, все 52 года княжения. Что очень даже ярко характеризует и его личную судьбу, и историческую судьбу Рязани.

Но эта роль и судьба — тяжелые. Как я уже написал — рязанское счастье. Например, и в итоге этого, неудавшегося нижегородско-суздальско-рязанско-литовского заговора сильнее всех пострадало Рязанское княжество. Ягайло неприступен, у нижегородцев-суздальцев хитромудрые прикрытия и отговорки, и только

Олег остался весь на виду — открытый и главный враг Донского. Он не строил козни за спинами других, как суздальцы, к примеру... За что и получил то, что получил. Отходя от Москвы через рязанские земли, ордынская конница подвергла их грабежу и насилию. То ли потому, что озверевшей от крови и пожаров рядовой солдатне недосуг было разбираться, кто на сегодня рязанцы — враги или союзники, то ли потому, что Тохтамыш так отомстил Олегу за союз с Мамаем и последующие интриги против Донского.

И Донской, конечно, не простил Олегу участия в заговоре. Как гласит летопись, «по прошествии нескольких дней князь Дмитрий послал свою рать на Олега Рязанского. ...Землю его всю захватил и разорил — пуще, чем татарские рати».

Олег затаился на три года. А затем, собравшись с силами, с боем взял и разграбил дочиста богатый московский удел — Коломну...

Суди не суди, а это политическая действительность того времени. Все вступали друг с другом в кратковременные союзы, роднились (к примеру, через семь лет после Куликовской битвы и через пять лет после разорения Москвы Дмитрий и Олег стали сватами — Дмитрий выдал свою дочь за сына Олега) и тут же предавали друг друга, чтобы затем снова соединиться против вчерашнего друга, а может, и врага... И добром это, как видим, не кончалось. Я имею в виду, добром не кончалось для простых людей, для тех же смердов — извечных жертв истории и деяний исторических личностей...

Закат жизни Олега едва ли не увенчался большой победой. Объявив войну Литве, он отбил у нее Смоленск. К сожалению, ненадолго. Тут же потерпев поражение, Олег умер. Можно сказать, не сходя с седла.

А просидел он в княжеском седле ни много ни мало — 52 года! И, как писал Иловайский, «весь период самостоятельного княжества для Рязанцев сосредоточился в одном Олеге; более они не помнят ни одного князя. С этим именем связана большая часть остатков старины, разбросанных по долине средней Оки, и большая часть народных преданий».

Обозрим же кратко врагов-союзников, соседей Олега и княжества Рязанского.

Ягайло, Мамай, Дмитрий Донской, Дмитрий Нижегородский, Михаил Тверской, Тохтамыш. Грозная Орда, гигантская Литва, Владимир, Суздаль, уже могучая Москва, богатый Нижний Новгород, богатая Тверь, еще более богатый Новгород.

А маленькая Рязань — одна в чистом поле. Одна против всех.

Не случайно тогда на Руси считали, что самые культурные — владимиро-суздальцы, самые богатые — новгородцы. А самые воинственные — рязанцы.

Даже не любящий Олега за «гнусную измену» историк Карамзин называет его тем не менее смелым, отважным, мудрым, богатым умом.

Говоря житейским языком, вина и беда Олега в том, что в исторически важный момент он оказался не там, где надо...

Вся вина или беда Олега Рязанского в том, что он не был государственным деятелем общерусского масштаба.

Он знал и защищал, как мог, одну лишь свою Рязань!

А дорога и судьба Русского государства в то время шла не через Рязань, а через Москву, Прежде всего потому, что здесь престол митрополита и московские священники, князья, служивые люди и простолюдины вольно или невольно втягивались в орбиту общерусских интересов, а не интересов какого-либо отдельного княжества.

Общепризнанным авторитетом и собирателем земли тогда мог стать только князь, осененный идеей общерусского православного государства.

А кто им был тогда? Только Александр Невский. К горькому сожалению, великим князем Владимирским, то есть хозяином Руси, он пробыл всего 11 лет... А Олег княжил на Рязани 52 года!

Один Александр Невский, гений земли Русской, еще за 130 лет до описанных здесь событий вынашивал и железом утверждал идею единого государства на основе православной веры.

После него Русь снова погрузилась в кровь и ужас раздоров.

Счастье, что были Дмитрий Донской и его наставник и фактический правитель государства в отроческие годы Дмитрия — митрополит Алексий. Они властью церкви и властью князя собирали Русь в единое государство.

Вот на каком фоне разворачивалась судьба нашего героя — буйного, многострадального князя Олега Рязанского.

С его смертью закончилась одна и началась другая эпоха.

Началась Московская Русь.

А Олег Рязанский остался в прошлом.

Помянем его тихим словом. Мир его праху.

Глава 8 ЧЕГО МЫ ХОТИМ ОТ ИСТОРИИ?

Сама постановка такого вопроса глубоко порочна. И не умна по сути. Да мало ли чего мы «хотим»? Какое дело истории до нашего пигмейского человеческого «хотения»? Смешно, право слово... Но мы ж — люди, и потому «хотим». А когда мы, люди, становимся служителями государства, то начинаем считать, что наше «хотение» — для блага и могущества государства. Марк Блок писал, что история как наука существует для оправдания ныне господствующей системы. Или еще для каких оправданий, утверждений, убеждений или заблуждений. Отсюда и все яростные споры, проповеди и отповеди.

Мои очерки в течение пяти-шести лет, б процессе работы над книгой, печатались в десятках российских газет и журналов. И даже вызывали отклики. А поскольку в последние годы письма в редакции приходят единичные (в советские времена носили мешками), то можно считать, что мои заметки вызвали некоторый интерес.

Из всех писем-откликов, опубликованных и неопубликованных, выделю три статьи, три имени, трех человек. Это доктор исторических наук Борис Орлов (Москва), дизайнер Рустем Абдуллин (Минск) и доктор исторических наук Владимир Ступишин (Москва). На мой взгляд, они выражают самые типические мнения в споре о средневековой истории Руси, связанной с Монгольской империей, с Золотой Ордой. Равно как и Лев Аннинский, книга которого попала в поле моего зрения во время работы над этими полемическими заметками.

Новгород мог стать Нойбургом

Из статьи доктора исторических наук Б. Орлова (Москва):

 По своей основной специализации я германист. Несколько лет назад, поставив перед собой задачу сопоставить политическую культуру России и Германии, я, помимо прочего, стал изучать деятельность Ганзы — своего рода торгового государства, просуществовавшего на территории нынешней Германии несколько столетий, которое объединяло несколько десятков городов, торговало, строило, благоустраивало территории... Так я вышел на Новгород Великий.... Передо мной предстала своеобразная цивилизация со своими выборными порядками, логичной структурой управления и высокой по тем временам культурой. Именно новгородцы ввели и на протяжении нескольких веков строго придерживались права приглашать князей к себе на службу, заключать с ними договоры, четко оговаривающие права сторон, и если князь артачился, то указывали ему на дверь. Они не делали исключения и для князя Александра, прозванного Невским, и здесь он вовсе не был полновластным хозяином, как это подают литературные и иные источники. Находясь в Новгороде и наблюдая за раскопками (а они продолжаются по сей день), я мог сравнительно легко представить себе, чем и как жили здесь русские люди много веков назад. Дороги, регулярно настилавшиеся бревнами, усадьбы со своим миропорядком, водопровод (Москва узнала о нем столетия спустя). Но прежде всего берестяные грамоты. В них пишут все и о всем. И стар, и млад. Уже позже, находясь в Кельне, я зашел в городской музей, чтобы специально узнать, как обстояли здесь дела с письменностью в те времена. А никак. Была латынь, которую знали лишь немногие священнослужители. А ведь Кельн — один из стариннейших городов Европы. И вот главный вывод, к которому я пришел в результате собственных изысканий и размышлений. Новгородская городская вечевая цивилизация была устойчивым путем развития, о котором так много пишут нынешние экономисты. Тем великим шансом, который открывался перед страной. И прежде всего — с точки зрения самоутверждения человека как личности — не склонявшего голову перед князем, которого приглашал или прогонял, и уж тем более понятия не имевшего о том, что такое крепостная зависимость. Разумеется, все это сопровождалось социальными издержками — бунтами, потасовками. И об этом забывать не следует. Но важно главное: этот великий шанс был пресечен ордынским нашествием, а затем и деятельностью первых московских князей и царей.

В исторической литературе вторжению из азиатских степей и последующему периоду оккупации, растянувшемуся на два с половиной столетия, давались разные названия: «татарское нашествие», «татаро-монгольское нашествие» и очень редко — «ордынское нашествие»... На наш взгляд, эту систему уместнее всего называть «ордынской», поскольку в основе лежит коренное понятие «орда» — особый способ властвования, с особой иерархией, определявшей, куда, в какую сторону посылать войска, какие порядки заводить, как держать в подчинении покоренные земли... Именно в таких условиях формировалось Московское княжество, а затем и царство. Находясь в конкуренции с соседями (с юга — Рязанское княжество, с севера — Тверское), московские правители проявили чудеса изворотливости, чтобы в конечном счете добиться права на первенство среди порабощенных. У ордынских хозяев они многому научились. И не только переписывать население и собирать дань, но прежде всего обращаться с собственным народом. Воцарился полный произвол, не ограниченный никаким правом. Это особенно проявилось при Иване III.

Для меня главная характеристика этого режима — целенаправленное подавление личности, создание закрытого общества. Иван III, один из главных творцов этого режима, в 1471 году направляет московские войска для разгрома «новгородской вольницы». Одни из первых его шагов — выселение из Новгорода всех немецких купцов, прекращение торговых отношений с европейскими торговыми фирмами... В спертой атмосфере закрытости и просуществовало русское общество, считай, самое меньшее двести лет. Двести пятьдесят лет ордынского ига плюс двести лет самоизоляции — по этим счетам мы платим до сих пор...

Тот, кто сегодня говорит, что, мол, в прошлом отношения Руси и Орды были совсем не плохие, а пагубное влияние ига на судьбы России — выдумки историков и даже выдвигает концепцию особой исторической роли некоего дуумвирата Русь-Орда, тот, может быть, того не желая, оправдывает ордынский подход к обществу и человеку в его обновленном, евразийском виде. И историк Ю. Афанасьев... достаточно точно подметил антидемократическую подоплеку всех этих новомодных трактовок.

Ведь быть европейской страной — это не значит утрачивать духовно-культурные особенности России и противопоставлять ее азиатским культурам. И не значит стоять спиной к странам Азии. В силу своего геополитического положения мы просто обязаны развивать тесные контакты с ними. Но при этом мы должны представать страной с демократическим образом правления и неукоснительным соблюдением прав человека. И демократия — это не просто еще один поворот в истории России. Только при ней мы можем преодолевать опасность размежевания по сугубо этническому признаку.

Мой комментарий:

Я совершенно согласен с доктором исторических наук Борисом Орловым в том, что Орда — антидемократическое политическое устройство, Орда усилила и укрепила жестокую, антидемократическую централизацию Русского государства. Однако Б. Орлов немного преувеличивает самостоятельность Новгорода в рамках Руси. С изначальных времен Новгород уже подчинялся киевскому князю. Затем, с началом смуты на Руси, отдалился и вовсе отделился. Затем, вначале с помощью Орды, а потом уже и самостоятельно русские великие князья подавляли Новгород, единственный росток вольностей, западной демократии и западного рынка на Руси.

Но централизация — процесс неизбежный, как показала история человечества. И немецкие вольные города Ганзейского союза также попали под власть государства, разве не так? Но население того государства было немецким, германским, однородным по языку и по вере с населением вольных городов. Вот в чем самое существенное отличие.

А доктор Орлов представляет Новгород как некое лабораторное вещество в пробирке, вне времени и обстоятельств. Не будь Александра Невского и ордынской конницы, немцы бы не притязали на Новгород? И Псков с Изборском немцы занимали для того, чтобы приобщить нас к рынку и демократии? В том-то и суть.

Орда никогда не покушалась на уклад жизни, язык и веру Руси. Ни одна церковь не платила налогов Орде.

Более того, золотоордынские ханы давали русским православным церквам охранные грамоты, по которым оскорбление веры и посягательство на церковное имущество карались смертной казнью...

Совсем другое дело — Запад. Он нес не просто крест, а — католический крест. Именно поэтому удельные русские князья клялись великому князю в верности борьбы за веру. А тех, кто нарушал, митрополит предавал проклятию.

Диктат чужой веры, чужих обычаев и чужого языка смертелен в изначальные времена, когда нация только складывается. В таких условиях один век — и все потомки новгородцев стали бы говорить по-немецки, и город звался бы Нойбург или Нойштадт. Заметила ли история, как славянское поселение Бранный Бор стало немецким Бранденбургом? Многие об этом вообще впервые слышат... То же самое могло произойти и с Новгородом. И мы бы с доктором Орловым сегодня ни о чем не спорили. Действительно, какое нам дело до немецкого Нойбурга и немецких порядков...

Запрещенные болгары

Из письма дизайнера Рустема Абдуллина (Минск):

 С пятого класса заболел историей России. Началось все с урока истории в школе. Было это в Казани, где я родился и вырос. Проходили тему «татаро-монгольское иго». И тут русские одноклассники стали тыкать в татар пальцами и со смешком приговаривать: «Вот, это вы нас завоевывали, жгли и мучили!..» Но хорошо помню — неприязни не было, был какой-то всеобщий примиряющий юмор. Дети как-то инстинктивно умеют разделять «идеологию» и жизнь. Но осадок все равно остался.

Я был последовательным ребенком — стал искать ответы на вопрос, откуда и как пришли татары в Казань, где я жил и родился. Долгий это был путь поисков. Тогда-то я и сделал свое первое открытие — я не татарин, а болгарин. Или булгарин. Ох, как смеялись надо мной мои первые слушатели — мои старшие братья... До сих пор грустно вспоминать. А ведь не за тридевять земель, а под боком у Казани жили развалины столицы Волжско-Камской Булгарии. Именно — жили. Потому что их все время посещали верующие старики-татары, тихо и незаметно. Мы этого не знали. Постаралась идеологическая история...

30 лет я говорил про болгар-булгар во всех житейских спорах-разговорах на исторические темы. И почти всегда видел в глазах собеседников иронию. Хотя и не злую, больше сочувственную: вот, мол, сочиняет парень! Но времена меняются, и люди тоже. После одной из ваших статей, Сергей, один из моих знакомых прибежал ко мне и сообщил «ошеломительную новость», размахивая газетой: «А ты знаешь, Рустем, а ведь ига-то не было!»

И напоследок. У нас в Беларуси недавно скромно отметили 600-летие первого поселения татар на этой земле. 600 лет назад Витовт, великий князь Литовский, призвал к себе на службу ордынскую конницу...

Мой комментарий:

Вот и зададимся теперь вопросом: почему, зачем, с какой целью надо было с детства обманывать этого парня и всех нас? Почему историю татар-болгар утаивали и утаивают до сих пор?

Болгары, кочевой тюркоязычный народ, жили в Приазовье. Великая Болгария была могущественным государством раннего Средневековья, состязалась с Византийской империей.

В VI—VII веках болгары жестоко воевали с хазарами и потому, видимо, вынуждены были уйти.

Но общего мнения и согласия, куда идти, у них не было — и народ разделился. Одну часть хан Аспарух увел на Дунай, где они и обосновались навечно среди дунайских славян, приняли христианство, ославяни-лись и даже стали основоположниками славянской письменности. У них хан Аспарух и считается основателем Болгарского царства, Болгарии, национальным святым и героем.

Другая часть болгар ушла под водительством неизвестного хана на Каму и Волгу. Здесь они основали Камско-Волжскую Булгарию, которая довольно быстро по тем временам стала мусульманской. От Аравии, где возник в VII веке ислам, до Камы все-таки далеко. Но уже в X веке посланец булгар предлагал киевскому князю Владимиру ислам как государственную религию. Владимир, как известно, не согласился и выбрал христианство византийско-православного толка.

Великий Булгар пал во время похода Батыя. Но если Русь стала вассальным государством Золотой Орды, в очень большой степени независимым, то Булгару монголы не дали никакой самостоятельности, сделали его составной частью Золотой Орды.

С распадом Золотой Орды возникли отдельные Крымское, Сибирское, Астраханское и на месте Булгара — Казанское ханство. Подданных этих государств и стали называть татарами. В том числе и подданных Казанского ханства, которые вообще-то болгары или булгары...

Камско-волжские булгары-болгары, в течение веков смешиваясь с местным угро-финским населением, внесли определенный вклад в этногенез мордвы, мари, удмуртов, чувашей. Нынешние казанские татары — прямые потомки камских болгар и по вере, и по языку.

И вот теперь скажите, зачем все это надо было прятать, утаивать от Рустема? От истории. От всех. Зачем? Глупость и тупость идеологической системы общеизвестны. Но ведь все равно — какая-то цель преследовалась? Какая? Разделять и властвовать? Поддерживать образ врага? Нации нужен супостат? Да и вообще, нельзя позволять хоть что-то знать, кроме того что преподносится кратким курсом официальной истории. Потому что одно знание влечет за собой другое, другое — третье, а там недалеко и до подрыва основ?

И так далее, и тому подобное. Перечень причин может продолжить каждый. И все будут верными. Потому что у истины — одна дорога, а у лжи — тысяча.

Еще одно подтверждение тому, связанное непосредственно с письмом Рустема Абдуллина, я получил многие годы спустя, когда вышла книга известного нашего критика и литературоведа...

Невеселый смех

Из книги Льва Аннинского «Русские плюс...» (М., 2004):

 Нет, все-таки это необъяснимо, несовместимо, нестерпимо, чтобы за семьсот лет не зарубцевалось! Но почему? Ведь англичане излечились от синдрома норманнского десанта и даже инсценируют битву при Гастингсе. Попробуйте «инсценировать» взятие Рязани, осаду Козельска или битву на Калке... Думаете, «срок» не вышел? От Гастингса как-никак почти тысячелетие минуло, а от Калки — семьсот семьдесят девять. Много? Мало?

Ну так от Грюнвальда — еще меньше. Однако белорусы, немцы и литовцы способны вспоминать эту мясорубку спокойно. Как хватает юмора англичанам и французам разыгрывать карнавальное Ватерлоо в годовщину битвы...

Но какой рок лежит между Русью и Ордой, что кровоточит их разборка пять, шесть, семь веков спустя?...

Теперешние татары и теперешние русские бьются над теперешними проблемами, и потому вопиют в их памяти рязанские и казанские камни, залитые кровью пятьдесят поколений назад...

[-]

Я допускаю, что коломенский призывник испытывает дополнительную гордость, если ему объяснят, где именно князь Дмитрий собирал полки. А призывник из Казани? Какие чувства испытает он, если в годовщину разгрома «мамаевых полчищ» от него станут ждать патриотического подъема?... Но битва была — была? Надо ее помнить? Надо. Только не делайте сегодняшних татар соучастниками тогдашней драки. Или уж позвольте и им отпраздновать кое-что в компенсацию. Взятие Рязани, например. Зеркально: мы берем Казань, они — Рязань. Или еще Калку вспомните...

Мой комментарий:

И тут меня стал одолевать смех. Правда, невеселый. Причем многие мысли Аннинского не вызывают у меня протеста, они интересны, я разделяю его тревогу, озабоченность. Но все дело в том, что татары не брали Рязань! И на Калке не «сидели задами на русских князьях». На Калке их вообще не было и не могло быть!

Ведь Аннинский апеллирует именно к казанским татарам. И поводом к его рассуждениям стала книга «Евразия: за и против», вышедшая в Казани. Только напрасно он отождествляет Орду и казанских татар. Казанские татары к Золотой Орде имеют весьма опосредованное отношение. Калка отстояла от их государства на громадное расстояние, между Калкой и казанскими татарами лежала вся Русь. Но и под Рязанью их, казанских татар, не было и не могло быть! Хотя бы потому, что их в войске Батыя не было. Рязань брал Батый! А потом тот же Батый точно так же взял штурмом столицу татар — Казань (тогда она называлась Великий Булгар). И нынешние казанские татары, к которым обращается Аннинский, тогда назывались булгарами или болгарами. А татарами они называются лишь по случайности истории и этнонимики, и «произошли» они не «от половцев», как пишет Аннинский. Казанские татары вообще в обозримый нами исторический срок ни от кого не «произошли» — они были и остались болгарами. О чем я и писал в предыдущей главе.

И на Куликовом поле, в «мамаевом побоище», казанские татары не были и не участвовали. То есть частично участвовали, но исключительно против Мамая, исключительно на стороне законного хана Золотой Орды Тохтамыша и его «младшего брата» Дмитрия Донского...

Теперь вы прощаете мне мой смех? И смеюсь я не над Аннинским, разумеется. То, что он казанских татар уравнял с ордынцами — не сто вина, а общая беда. Все ведь так считают, все в советской школе учились, учебник истории у всех был один.

Но рассуждать об истории, не расставив все по точным местам, это, простите, смешно. И если такой высокообразованный человек, как Аннинский, допускает такие ошибки, то можно представить, как въелись эти ошибки в сознание и подсознание людей.

При всем при том мысли Аннинского, повторю, очень интересны. И общая постановка вопроса интересна: «Но какой рок лежит между Русью и Ордой, что кровоточит их разборка пять, шесть, семь веков спустя?»

А тот самый рок. Называется — искажение истории. Давнее, три века преподносимое как само собой разумеющееся. С детства, со сказок и со школьных уроков вбитая мифология. А если проще говорить — прямая ложь, разжигающая вражду между народами. По ней, по этой лжи, Дмитрий Донской «боролся против татаро-монгольского ига» и на Куликовом поле воевал «против хана Золотой Орды». Никогда Дмитрий Иванович, с детских лет опекаемый ханами Золотой Орды, не боролся против этого самого «ига», а, наоборот, всеми силами поддерживал законную власть законного хана Золотой Орды. Что и доказал на Куликовом поле, выступив против Мамая. Который никогда ханом не был и не мог быть, а был смутьяном, мятежником и узурпатором, общим врагом и для Дмитрия, и для Тохтамыша. То есть и для Руси, и для Золотой Орды. И т. д. и т. п. Но эта ложь поддерживается веками и живет доныне. Вот вам и корень «рока», уважаемый господин Аннинский.

И англичане с французами, и немцы с белорусами и литовцами, как пишет Аннинский, спокойно относятся к своему прошлому. Осмелюсь предположить: потому что у них все там ясно, все владеют информацией, как и что было на самом деле. А у нас — увы. У нас — ложь. Потому и «рок». Видимо, правда всегда успокаивает. А ложь имеет свойство возбуждать страсти. Так мне представляется.

«Доказать свое...»

Из статьи доктора исторических наук Владимира Ступиишна:

 Баймухаметов незаметно подменяет крестоносцев Литвой: «В те века Московская Русь была маленькая, а Литва велика и могуча и при случае могла Поглотить Московское княжество...» И предлагает «чаще смотреть на древние карты». Ну давайте посмотрим на карты. Что же они показывают? А то, что в XIII веке совсем крошечная Литва была меньше Полоцкого княжества... В XIV— XVI веках происходит экспансия Великого княжества Литовского на белорусские и украинские земли, но и в эти времена, собственно, Московию оно было не в состоянии «поглотить»: поперхнулось бы, ибо тогда она, по крайней мере территориально, уже в несколько раз превосходила Литву. Все это хорошо видно на картах, приведенных во втором томе «Истории СССР». М., 1966.

Мой комментарий:

Литва была «меньше Полоцкого княжества» в самом начале XIII века. Но уже с XIII века Полоцк был под властью Литвы. А затем в Литву вошли также Киев, Чернигов, Минск, Курск, Брянск, Смоленск, границы Литвы подходили к Можайску и Вязьме, великая (большая) Литва простиралась от Балтики до Черного моря. Все это можно узнать из любой общедоступной энциклопедии. Может, недоразумение в том, что д-р Ступишин пользовался, как он сам пишет, картами истории СССР 1966 (!) года издания?

Из статьи Е. Ступишина:

Баймухаметов утверждает, что даже само слово «иго» попало в Россию только в конце XVII — начале XVIII века. Ну заглянул хотя бы в словари, например, в «Историко-этимологический словарь современного русского языка» П. Я. Черных. Том 1. М., 1994, с. 334. Там он мог бы прочитать, что старославянское слово «иго» было в евангельских текстах, имевшихся на Руси с XI века. Это слово, конечно, сродни латинскому «югум», но попало-то оно в Киевскую Русь не в XVII веке, а в домонгольские времена, когда у русских уже сложились активные связи не только с Византией, но и с Западной Европой.

Мой комментарий:

 Вообще-то я утверждал, прежде всего: «Русские в XIII—XV веках не подозревали, что они живут «под игом». Хотя бы потому, что не знали такого слова». В. Ступишин отбрасывает суть и пытается оспорить частность: было раньше слово «иго» или нет? И доказывает, что оно «было в евангельских текстах, имевшихся на Руси с XI века». Хорошо, было, но я же речь веду не о евангельских текстах, а о том, когда слово «иго» стало общеупотребительным именно в смысле «татаро-монгольского ига». А если о словарях, то есть словенское «иго» в значении «перекладина у саней», и есть латинское — в значении «ярмо». И доктор Ступишин под словом «иго» подразумевает не «перекладину от саней», а как раз латинское значение — «ярмо». Что он тогда доказывает, непонятно.

Ну не знали русские люди в XIII—XV веках, что они живут «под игом»! Не было такого слова в употреблении. А самое главное, понятия не было — «татаро-монгольское иго».

Из статьи В.Ступишина:

Невежеством отдает и ссылка на фокус Гумилева, который, видите ли, «навскидку» привел список «русских фамилий ордынского происхождения». А не надо такие вещи делать навскидку. Обязательно опростоволосишься, как опростоволосился Гумилев. Даже среди приведенных фамилий немало таких, которые никакого отношения ни к Орде, ни вообще к тюркам не имеют. У многих из них просто русские корни, иногда устаревшие, с подзабытой, но легко проверяемой этимологией (Баранов, Горчаков, Горшков, Державин, Третьяков, Хомяков и др.). У других — греческие (Арсеньев), у третьих иудейские (Вельяминов — от библейского Вениамина)... Навскидку можно приписать какое угодно происхождение очень многим фамилиям, хотя они в большинстве своем идут от прозвищ, в образовании которых могли участвовать любые иноязычные слова, вошедшие в русский язык, что далеко не всегда отражало национальность носителя прозвища. Татариновы совсем необязательно из татар, как Шведовы — из шведов, Чеховы — из чехов...

Мой комментарий:

В. Ступишин спутал значение фамилий и происхождение рода, родословную. Его объяснение происхождения фамилий «по этимологии» не имеет никакого отношения к теме моей статьи. Ордынское (и любое другое) происхождение людей, носителей данных фамилий, определяется далеко не только по «словарям» и далеко не только по «этимологии». Конечно, легко сказать, что Аксаковы от тюркского «аксак» — хромой, Богатыревы — от «багатура», Барсуковы — от тюркского «барсук», а Вельяминовы, как пишет Ступишин, «от библейского Вениамина». Но эта «этимология» объясняет происхождение фамилий, а не людей. «Аксаком» (хромым) или «багатуром» (богатырем) могли называть и вовсе не выходца из Орды, а самого что ни на есть коренного русака, просто хромого и просто силача. Тюркский язык, многие тюркские слова были тогда в общем употреблении. На самом же деле Н. А. Баскаков свой словарь русских фамилий ордынского происхождения составлял по родословным. Была такая традиция у русских дворян — вести запись своего родословия. И по этим родословным, к примеру, русские дворяне Вердеровские и Апраксины ведут свой род от ордынского воеводы Салахмира, а Зубовы, графы Римской империи, — не от «зуба», а от великого владимирского баскака Амырхана. Одни Вельяминовы ведут род от варяжского воеводы Шимона, который в 1027 году пришел в Русь к Ярославу Великому и принял православие, а другие Вельяминовы — от ордынского мурзы Чета, крестившегося в 1330 году с именем Захария и построившего Ипатьевский монастырь в Костроме.

По родословным, а не по «этимологии» проверяется происхождение тех или иных родов!

Из статьи В. Ступишина:

Зря г-н Баймухаметов напоминает о половецких и татарских предках некоторых известных русских людей. Слишком он преувеличивает значение «крови». ...Подчеркивание того, например, что все русские — на самом деле татары, ...глупо.

Мой комментарий:

Согласен — глупо. Но я ничего такого не подчеркивал, никогда не писал, что «все русские — на самом деле татары», и слова «кровь» у меня вообще нет, напрасно Ступишин ставит его в кавычки. Это очень нехороший прием: приписывать оппоненту невесть что, а потом опровергать...

Из статьи В. Ступишина:

Татарщина задержала наше развитие не только тем, что творила во время оно, но и тем, что «азиатское начало» обернулось на Руси крепостным правом и самодержавным деспотизмом, барской дурью.

Мой комментарий:

Это очень удобно: все плохое, что было после XV века, объявлять наследием «азиатского начала». Но, во-первых, очень странно: ни в одной стране послеордынского периода не возникло крепостное право, а только у нас. А во-вторых, основы крепостного права законодательно заложены были еще «Русской правдой» Ярослава Мудрого. Жизнь смерда стоила копейки. А потом и вообще ничего...

Очень популярно и другое утверждение доктора Ступишина: «Татарщина задержала наше развитие...» Но ведь достаточно посмотреть на славянские территории, где не было «ига», где была «Европа», чтобы с изумлением увидеть: да не было там никакого европейского расцвета! Причем это не запредельные, а близкие в славянском, в советском смысле земли. К примеру, Беларусь. Что, она по сравнению с Московской Русью достигла под крылом Запада каких-то невиданных высот в своем развитии?! Нет, Московская Русь уже с XV века была могучим и уважаемым государством, а славянские народы, населяющие Западную Украину и Беларусь, именовались в польско-литовском государстве холопами и быдлом... Однако ж этого как будто никто не видит, не помнит.

Из статьи В. Ступишина:

Г-н Баймухаметов перечисляет несколько православных святынь, сохранившихся там, где было ордынское «влияние»... Мизерное количество памятников домонгольской архитектуры сохранилось до наших дней. Но главное не это, а то, что, назвав менее десятка святынь, Баймухаметов умалчивает о том, сколько их было разрушено во время набегов, включая старинную, X века, Десятинную церковь в Киеве.

Мой комментарий:

Тут странно все. Да, я перечислил «несколько церквей». Чуть более двадцати, только памятники мирового значения, только XI—XIII веков. Если количество церквей, сохранившихся при власти монголов, Ступишин называет «мизерным», то по сравнению с чем? По логике, по сравнению с теми, что монголы разрушили. Но Ступишин называет только одну, Десятинную церковь. А сколько еще? Молчит. Не называет. Может, называть нечего? Тем более, если быть точным (а иначе нельзя!), то единственную названную им Десятинную церковь в Киеве монголы целенаправленно не разрушали. Она сама рухнула от большого скопления людей на хорах во время штурма Киева. О чем совершенно ясно сказано в Ипатьевской летописи.

А всего в русских летописях называется три церкви, пострадавшие при монголах. Это уже упомянутая Десятинная церковь в Киеве, церковь в Рязани, выгоревшая изнутри, и храм Рождества Богородицы в Суздале, также пострадавший от пожара. Однако в той же Лаврентьевской и Тверской летописях говорится, что на следующий год князь Ярослав упокоил мощи своего брата Юрия именно в соборе Рождества Богородицы.

На каком же основании доктор Ступишин называет количество церквей, сохранившихся в Киевской и Владимирской Руси, «мизерным»? Наверно, все на том же, на основании словарей-справочников. Как я уже отмечал в очерке «Княжеский крест», о Киеве, Владимире, Суздале и других русских городах, где стоят храмы XI— XIII веков, в этих словарях и справочниках до сих пор пишут: «разрушен татаро-монголами»... К примеру, такая пометка стоит и в словарях-справочниках о Рязани. Самые старые церкви там датированы XVII веком. И никто не может сказать, какой была Рязань в раннем Средневековье. Потому что Древнюю Рязань за 29 лет до похода Батыя полностью, камня на камне не оставив, разрушил и спалил дотла великий Владимирский князь Всеволод Большое Гнездо во время очередного похода на Рязань, которая для Владимира всегда была злейшим и главным врагом. Разбив рязанскую рать, Всеволод велел оставшимся в живых рязанцам уходить из города, а сам город — уничтожил. А монголы штурмовали то, что рязанцы успели отстроить за 29 лет на пустом месте...

Это вовсе не значит, что церкви не горели, не разрушались. Война есть война. Когда штурм, когда побоища и пожарища... да что тут говорить. Города же были деревянные, и многие церкви — тоже. Я же пишу совсем о другом — о том, что монголы не разрушали церкви целенаправленно. Это широкие массы судят по урокам истории СССР и словарям-справочникам, а ученые, наверно, знают, что ордынцы не могли разрушать церкви, потому что, во-первых, многие из них были христианами, а во-вторых, Чингисхан приказал почитать все религии, а заветы Чингисхана выполнялись неукоснительно, ибо их невыполнение каралось смертью.

И мне, право слово, неловко это писать. Потому что конфуз получается. Но я обязан. Ибо до сих пор читатели верят вот таким утверждениям, не утруждаясь никакой проверкой, никаким сомнением. А потому как с детства вбито, во всех словарях написано, что монголы все на свете разрушали и разрушили...

Однако постараемся понять и даже оправдать доктора Ступишина. Ведь общий настрой Ступишина о монголах как о разрушителях церквей основывается не на пустом месте. Не только на советских словарях-справочниках. А — на летописях. Да-да, на летописях! Правда, там одни лишь общие слова. Что для летописей весьма странно. Потому как они очень конкретны, наполнены именами, фактами, событиями. Например, вот как описывается штурм и разграбление Киева смоленско-черниговско-половецкими войсками в 1203 году: «Подолье взята и пожгоша; ино Гору взяша и митрополью святую Софию разграбиша и Десятинную церковь разграбиша...» В двух строчках — четыре конкретных названия! А как только речь заходит о храмах, уничтоженных во времена Батыева похода и трехсотлетнего владычества Золотой Орды, — одни общие слова... Как я уже говорил, упоминаются только три церкви. Причем одна из них сама рухнула от скопления большого количества людей на хорах, а другая, пострадавшая при пожаре, живет и доныне. Но общий настрой, общие слова — апокалиптические. «Много святых церквей предали они огню» — о Рязани. «Церкви святые огню предали» — о Москве. Прямо-таки целенаправленный поход ордынцев против православной веры и православных церквей. Но этого не было. Откуда же тогда такой настрой в летописях?

Мы не имеем ни одного оригинала, ни одного подлинника, ни одной рукописи, современной событиям. Все летописи дошли до нас только в «списках», переписанных вариантах. Самая ранняя, Лаврентьевская — XIV век, Ипатьевская — XV век, остальные — XVI и даже XVIII века. Сколько раз они переписывались за эти века, кем, что там осталось от оригинала, а что вписано и дописано монахами-переписчиками по своему разумению и пониманию — разбирать и разбирать... К тому времени, к XVI веку, Константинополь был занят турками, к тому времени уже начались набеги крымских татар на Русь. А за Крымом стояла мусульманская Турция. Два молодых, мощно развивающихся государства — Русь и Османская империя — начали борьбу за прикаспийско-причерноморские пространства. То есть к тому времени уже сложилось религиозное противостояние, которого не было во времена Чингисхана и Батыя. И вполне закономерно, что монахи-переписчики летописей вставляли мотивы сегодняшнего религиозного противостояния в рассказы о давних временах. Норм авторского права тогда не было, более того — рукопись-летопись считалась общим достоянием и чуть ли не исходным материалом для переписчика. Каждый кроил и творил, что хотел. Пример тому — Лаврентьевская летопись, в которой, как доказал Г. М. Прохоров, были вырезаны и заменены другими три страницы, посвященные походу Батыя. Заменены общими описаниями каких-то общих батальных сцен. О том же, о дополнительных, в том числе и идеологических, вставках говорится и в анализе Лаврентьевской летописи, сделанном Л. Н. Гумилевым.

А вообще это отдельная тема — отношения Орды и православной церкви. Об этом, в том числе о православных святых ордынского происхождения, я расскажу в следующей главе. Чтобы не затягивать этот очерк, сугубо полемический.

Из статьи В. Ступишина:

Ну а если по сути спора, то, на мой взгляд, Русь, оказавшаяся во власти явно чужеродной для нее Орды, знала, конечно, в XIII—XV веках и своих предателей, и своих холуев, лизавших сапоги монгольским ханам... Мы, русские, во всяком случае очень многие из нас, категорически против подавления национального самосознания любого народа. Так уж позвольте и нам сознавать себя русскими с русской историей, а не наследниками Орды. Каким бы сильным ни был «туранский элемент», Русь он, слава богу, не смог поглотить, она противостояла ему, освободилась от него и, в свою очередь, покорила его. Потому мы и живем в России, а не в Туране. И уж как-нибудь разберемся с Александром Невским и Дмитрием Донским.

Мой комментарий:

Но никто, и я также, не объявлял русских наследниками Орды. Видимо, Ступишин тут спорит не со мной, а с Трубецким, с его работой «Наследие Чингисхана». Однако там говорится не о «русских», а об империи. А это все-таки разные вещи.

Никто не может позволить или не позволить русским быть русскими. И тогда непонятно, что опровергает, с чем и с кем спорит доктор Ступишин. Тут все тот же прием. Вначале оппоненту, то есть мне, приписывается какая-нибудь глупость, а потом эта глупость с жаром опровергается. Увы, обычный прием.

Так получилось, что спор с доктором Ступишиным у нас произошел по частностям. А от обсуждения сути изложенных в «Княжеском кресте» аргументов и фактов доктор Ступишин уклонился. Ничего он не говорит о деятельности Александра Невского, об открытии им в Сарае подворья православного епископа, о его побратимстве с Сартаком, о договоре, по которому ордынская конница ходила аж к Новгороду, чтобы отбить очередной поход немецких рыцарей... Ни слова — о Куликовской битве!

Вот почему я и вынес в заголовок вроде бы неправомерный по сути вопрос: «Чего мы хотим от истории?» Действительно, чего? Выяснения, прояснения, как все было? Или же стремимся с ее помощью утвердить свои мнения, свои идеи и опровергнуть чужие? Как в народе говорят, доказать свое...

Лечебна ли правда?

 Вспомним начало главы, фразу Марка Блока о том, что истории как науки нет, что история служит лишь для оправдания ныне существующей системы. А вот что писал по тому же поводу Поль Валери: «История — это самый опасный продукт, вырабатываемый химией интеллекта... Она заставляет мечтать, она опьяняет народы, порождает у них ложные воспоминания... вызывает у них манию величия и манию преследования и делает нации желчными, нетерпимыми и тщеславными. История оправдывает все, что угодно. Она не учит абсолютно ничему, ибо содержит в себе все и дает примеры всего».

На первый взгляд ведь здорово сказано, не так ли? С французской усмешкой и с русской удалью. Наотмашь. Но в том-то и дело, что наотмашь. А наотмашь всегда выглядит лихо, но далеко не всегда умно.

В данном случае и Марк Блок, и Поль Валери впали, вольно или невольно, в детскую логическую ошибку. Они приписали истории грехи людей. Люди пишут историю! И это они, люди, совершают все то, что Поль Валери приписал истории: опьяняют народы, вызывают манию преследования или манию величия, делают нации желчными, нетерпимыми, тщеславными... А чем

Они, люди, при этом руководствуются — своими симпатиями, антипатиями, убеждениями или заблуждениями, подлым холуйством или желанием иметь кабинет и зарплату, — в конце концов не имеет значения... Только история тут ни при чем. Не надо, повторю, грехи людей валить на историю.

И вообще, все становится понятно и просто, если мы договоримся об одном — в истории мы ищем и отстаиваем не отдельные интересы государств, наций, этносов, партий, отдельных людей, а только лишь правду, истину, противостоим всяческим умалчиваниям и передергиваниям. Ко всеобщей пользе и ко всеобщему благу. Потому что от всех болезней, названных Полем Валери, существует одно лекарство — правда. Я убежден, что правда всегда лечебна. А когда ее нет, когда она искажена, тогда и начинаются всякие страсти-мордасти, комплексы и прочее.

Глава 9 КАК РУСЬ ЖИЛА ПОД ИГОМ

Удивляется таксист... Говорит: «Если мы триста лет жили под игом, то почему ничего не осталось? Ведь что-то от них за такое время должно было остаться: церкви ихние, дома, обычаи... А тут ведь — ничего!»

В главном он прав — в своем здравом смысле. А детали: что осталось, что не осталось, я дополню... С надеждой, что когда-нибудь прочитает он эти строки и вспомнит наш дорожный мимолетный разговор. Остановлюсь на ключевых моментах: политике, экономике, религии, семье, патриотизме, самосознании. И пусть будут повторы, но я иду на них сознательно, потому как предмет разговора есть национальное самосознание народа, определение им ключевой эпохи в своей же истории.

Итак..

Политика: послание от папы Римского

 В 1248 году папа Римский Иннокентий IV направил Александру Невскому послание с предложением о союзе, о переходе его и народа русского в католическую веру. Рассмотрев лестные посулы, князь Александр их отверг.

На первый взгляд ничего уж такого особенного. Международная дипломатия и международные отношения.

Но если исходить из теории «ига», то получается чушь собачья! Ведь по этой теории Русь уже десять лет как «завоевана», уже десять лет как «под игом». Какие международные переговоры может вести завоеванная страна и завоеванный князь? Как говорится, тут или — или...

Экономика: какая была дань?

 Несколько раз я упоминал о дани, но вскользь. Не грех повторить и сказать подробней. У нас ведь слово «дань» — пугало. Как только зайдет речь о нынешнем тяжелом экономическом положении, так сразу возникает слово «дань». Мол, правительство угнетает народ так, «как не угнетали татары». Это расхожая фраза в современном российском обиходе. И потому повторю: в течение двадцати лет после начала Батыева похода Русь не платила никакой дани. Для несведущего человека это прозвучит дико. Двадцать лет, считается, Русь «под игом», а Золотая Орда ничего с этого не имеет... Зачем, спрашивается, завоевывали?..

Дань, или, как тогда говорили, «выход», Русь начала платить, после того как папа Римский объявил крестовый поход против Руси и Орды, после того, как Русь и Орда, Александр Невский и хан Берке заключили военно-политический союз. То есть дань-выход была общей кассой для содержания армии, для отражения католической агрессии.

Дань собирал только великий князь. Это преимущество давало великим князьям возможность держать в зависимости удельных князей. Они им очень дорожили и старались не допускать младших родичей до непосредственных сношений с Ордой. Великие князья в договорных грамотах с удельными князьями записывали: «Мне знать Орду, а тебе Орды не знать». (В. О. Ключевский. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. К. I, c. 361. M., 1991.)

Теперь — о размерах той пугающей дани. В 1382 году, пишет историк С.М. Соловьев, татары обложили Русь «невиданной данью» — 50 копеек с деревни. В том же году Москва хоронила убитых в результате мятежа против Дмитрия Донского. Летопись отмечает, что князь Дмитрий Донской давал за сорок похороненных — 50 копеек. Этот пример дает представление о том, что такое 50 копеек и что такое дань в 1382 году.

Но есть и более точные сопоставления и цифры. Как указано в завещании Дмитрия Донского, Звенигород должен платить 272 рубля, Конов — 22, Суходол, Смоляны и Скирменская слободы — по 9 рублей, Можайск и Можайская волость — 167 рублей, Верея — 22,5 рубля, Коломна и Коломенская волость — 342 рубля. А все Московское княжество платило 960 рублей в год.

Дань всей Руси в XIV веке составляла 5000 рублей в год. При тогдашнем населении 5 000 000 в итоге получается — 0,1 копейки на человека. Тогда на копейку можно было купить пуд хлеба. В общем, дань составляла полторы буханки хлеба на человека в год. (С.М. Каштанов. «Финансы средневековой Руси», с. 9,10. М., 1988 г.)

Экономика: русский исполин

 Уже скучно опровергать устоявшиеся утверждения о том, что «татары задержали наше развитие», что Русь «отстала от Европы из-за татаро-монгольского ига» и так далее. Но — надо. Поскольку эти представления давно уже не просто представления, а состояние умов, быт, сознание и подсознание масс. Когда что-то хотят сказать о тяжелом положении российской экономики, тут же поминают недобрым словом Золотую Орду. И эту, простите, чушь с апломбом несут самые разные люди, от корявых работяг до лощеного премьер-министра.

Повторюсь: чтобы задуматься, достаточно сопоставить Русь-Россию XV—XVII веков, «изнуренную татаро-монгольским игом», и, к примеру, Западную Белоруссию, где не ступало копыто ордынского коня, которая жила под литовским и польским владычеством и народ которой до XIX века был для Запада быдлом и холопом.

В XIII веке Марко Поло, проезжая по владениям Монгольской империи, в состав которой входила и Русь, писал, что такая организация почтовой службы и ямщицких станций, такой порядок и не снились ни одному из герцогов и королей Европы: «Через каждые 25 миль посланцы великого хана находят станцию, которая по-монгольски называется «ямь», т. е. станцию с почтовыми лошадьми».

В XIV веке, во времена Куликовской битвы, в Москве уже были первые огнестрельные орудия. То есть было свое пушечно-литейное и химическое (порох!) производство!

И, наконец, XV век — век «освобождения от татаро-монгольского ига». Если следовать «теории ига», то легко представить, какой была тогда Русь: ослабленной, разоренной, бесконечно отставшей от всего и от всех. Так ведь? По логике?

А вот что пишет о Руси в XV веке Карл Маркс... Тут надо обязательно сказать, что Карл Маркс отношения Руси и Орды рассматривал точно так же, как и все историки Запада. Он писал, что «Московия воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства». Русских он считал монгольскими рабами, которые вдруг стали господами. При этом утверждал, что Петр Великий выполнял завет Чингисхана по завоеванию окрестных земель. Логика тут мутная и смутная. И тем не менее, вопреки своим взглядам и настроениям, экономист Карл Маркс о Руси XV века написал так:

«Изумленная Европа... была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид (турецкий. — С.Б.), перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита».

Тут Карл Маркс невольно опровергает и себя, свои утверждения о «рабстве» русских и всех остальных сторонников теории «отсталости».

Действительно, что же получается? Значит, триста лет непрерывно приходили в упадок и «отставали» «под игом», а на триста первом году сразу же ошеломили Европу мощью и «высокомерной речью московита»? Откуда что взялось? От сырости? От «ига»?

Разговоры об отсталости России из-за монголов возникли в XVIII веке после реформ Петра. Петр породил в русских людях комплекс европейской неполноценности. И «теория ига», возникшая (запомним!) тоже в XVIII веке, была тут как нельзя кстати: она оправдывала и снимала вину за отсталость. Мол, это все монголы, если б не они, мы бы о-го-го!

Хотя уже тогда отдельные люди видели, что Россию сковало и не давало ей развиваться крепостное право. Рабство — непроизводительно. Рабство губительно и для экономики, и для нравственности.

Религия: закон Чингисхана

 Один доктор исторических наук как-то попрекнул меня: мол, умолчал я о том, что монголы разрушили Десятинную церковь, храм в Суздале и так далее. Во-первых, это неточно. Десятинная церковь обрушилась сама от скопления большого количества людей на хорах при штурме Киева. А храм в Суздале обгорел, но уже через год действовал. Однако эти неточности, а также и то, что в летописях больше нет ни одного конкретного упоминания о разрушении той или иной церкви, вовсе не означают, что церкви в те три года Батыева похода не разрушались. Ведь была война! Штурмы и пожарища. Но затем — долгие века мира. И я писал о том, что в Киевской и Северо-Восточной Руси, под властью Орды, сохранились многие храмы начиная с XI века! Да одно только Золотое кольцо России посмотрите! А вот в Западной Руси, где правил Даниил Галицкий, в Галицко-Волынской Руси, которая почти на пять веков подпала под власть католической Польши, не сохранилось ни одной церкви старше XVII века!

Веротерпимость Орды вроде бы общеизвестна. Там жестоко и жестко соблюдались законы Чингисхана, который предписал не отдавать предпочтения ни одной религии и сам в молитвах обращался с мольбами о помощи сразу ко всем богам и пророкам: Христу, Магомету, Будде... Он, доктор исторических наук, обязан был знать, что Золотая Орда особо покровительствовала русской православной церкви, давала ярлык, по которому «за оскорбление церквей, хуление веры, уничтожение церковного имущества (книг и т. д.) полагалась смертная казнь». (М. Полубоярин о в. Русские люди в Золотой Орде. Москва, 1978 г.) Мало кто знает, что названый брат Александра Невского — ордынский царевич Сартак, сын Батыя, был христианином-несторианцем. Мало кто знает, что Александр Невский из своего родного города Переславля перенес подворье православного епископа в... столицу Золотой Орды — Сарай. Кстати, тогда там уже правил Берке — мусульманин по вере. Мало кто знает, что правнук Чингисхана, племянник Батыя и Берке, православный христианин, за служение вере был причислен Русской православной церковью к лику святых под именем «преподобного Петра, царевича Ордынского, чудотворца Ростовского...».

Кстати, судьба последнего так характерна для той эпохи, что стоит остановиться на ней чуть подробнее.

Религия: святой Петр — правнук Чингисхана

 В 1253 году святитель Кирилл, архиепископ Ростовский, приезжал в Сарай, к хану Батыю, по делам своей епархии, в частности, и по нуждам церкви вообще. Тогда же он много рассказывал там о чудесах, совершаемых в Ростове у мощей святого Леонтия. И когда через несколько лет в Орде заболел один из царевичей, при дворе вспомнили о рассказах Кирилла и вызвали его в Сарай. К тому времени Батый умер. Умер также, недолго процарствовав, его сын Сартак, христианин. К власти пришел брат Батыя, мусульманин по вере хан Берке (в «Житиях...» его называют Бергаем). Довольно рьяный мусульманин, как это и свойственно многим новообращенным. Но тем не менее именно при Берке в Сарае было открыто подворье православного епископа. Тут, наверно, сказалось и огромное влияние в Орде Александра Невского, и интересы самой Орды, которой выгодно было иметь таких мощных союзников, как Русь и православная церковь, и многое другое. Но в любом случае, как свидетельствуют «Сказание...» и «Жития...», никого тогда не смущало, что при дворе мусульманина Берке исцелением его больного племянника занимается православный священник. Во-первых, видимо, атмосфера была такая — всеобщей веротерпимости. А во-вторых, скорее всего тог больной монгольский царевич (имя его не сохранилось) был крещенным в православии, потому и позвали Кирилла...

Кирилл молитвами исцелил мальчика, за что был награжден многими дарами и с почестями отправлен Домой. Но в пути, говорится в «Сказании о блаженном Петре, царевиче Ордынском...», его догнал один из царевичей, племянников Батыя и Берке, и умолил взять его с собой в Ростов. Наверно, мальчика увлекли рассказы о чудесах, о большом и богатом городе Ростове. Ведь в те времена Ростов Великий был одним из главных городов Северо-Восточной Руси. Да, столица — Владимир, но в начале XIII века Ростов считался значительней Владимира...

В Ростове племянник Батыя и Берке принял православное крещение и был наречен Петром. Хан Берке к поступку племянника отнесся, видимо, с пониманием и обеспечил его соответственно его царственному происхождению: в «Сказании...» говорится о «возках с серебром»... (Обязан заметить: существует версия А. Хорошева, повторенная затем Л. Гумилевым, что царевич этот попал у Берке в опалу и в Ростове «нашел приют». Я же ориентируюсь на «Сказание...».) Но при всем богатстве и знатности Петр отличался «скромностью, молчаливостью, богомыслием и склонностью к молитвам».

Однажды Петру было видение, явились апостолы Петр и Павел. После этого знамения Петр построил на берегах озера Неро монастырь, называемый также Петровской обителью.

Тогда же возникла дружба между ордынским царевичем Петром и Борисом, князем Ростовским. Как в «Сказании...» говорится, «любяше князь Петра, яко и хлеба без него не ясти». Архиепископ Игнатий, преемник святителя Кирилла, публично, под сводами церкви. объявил их назваными братьями. Дети Бориса, юные княжичи, называли Петра дядей. Князь Борис выбрал для Петра жену, дочь виднейшего ростовского вельможи. И даровал ему, детям и внукам его «множество земли» у озера, а также «воды и леса».

Видимо, Петр свою жену, нареченную ему князем Борисом, очень любил. Потому что, овдовев, сильно горевал, затем постригся в монахи и обосновался в своей же обители.

Почитание Петра как святого началось сразу же после его смерти примерно в 1290 году. «Сказание о блаженном Петре, царевиче Ордынском...» сложилось, как считает В. О. Ключевский, уже в начале следующего века. Официально он был причислен к лику святых на Соборе 1547 года при митрополите Макарии. Очевидно, сразу же после канонизации и написаны были фрески только что построенного Архангельского собора в Кремле. Обновленные или заново переписанные в следующем веке.

Архангельский собор — усыпальница великих князей и царей. Наиболее выдающиеся из них, как Александр Невский и Дмитрий Донской, изображены там на фресках. Каждому посвящена одна фреска. А блаженному Петру отведена почти вся стена справа от алтаря — две фрески, две большие сюжетные картины. Сцены явления ему апостолов Петра и Павла.

Это говорит о том, что святой Петр был в Средние века весьма почитаемым в церкви и в народе.

Вообще же, насколько мне известно, в церковном ;обиходе икон Петра практически нет. В Ростовском музее есть одна икона XIX века. Да там же, в Ростове, в -Успенском соборе, и поныне хранится доска от древней иконы с ликом Петра. А изображение не сохранилось. И не время тому виной, а, как говорит настоятель собора отец Роман, «наше небрежение».

Мощи святого Петра покоятся в Ростове, в развалинах Петровской обители. Как устанавливают Четьи-Минеи, «празднуют его память 30 дня июня».

Между прочим, в «Сказании...» подробно говорится и о его потомках — сыне Юрии и внуке Игнатии, названном так, очевидно, в память об Игнатии, архиепископе Ростовском. Были они в Ростове Великом очень влиятельными людьми. Вплоть до того, что в трудные для Ростова и Ярославля дни не то набега ордынцев, не то похода, смутно известного как «Ахмылова рать», когда князь и архиепископ ударились в панику, Игнатий сделал им выговор и сам взялся за переговоры с ордынцами. Которые закончились успехом для Ростова и Ярославля еще и потому, что имя русского прямого потомка Чингисхана для ордынцев не было пустым звуком.

Кстати, одним из потомков блаженного Петра был великий иконописец Дионисий.

Вот такие судьбы.

Религия: святой Пафнутий — правнук великого баскака Амырхана

 Коли рассказал о преподобном святом Петре — нельзя умолчать и о святом Пафнутий.

Хан Батый своим наместником на Владимирской Руси назначил нойона Амырхана (в русских летописях — Амрагат). На Руси он именовался «великий Владимирский баскак». В 12 5 5 году сей грозный сатрап Амыр-хан принял православие и был наречен именем Захарий. И это совсем не означало, как бы мы сейчас подумали, что теперь он стал подданным русского князя — нет, он продолжал служить на прежнем посту как ни в чем не бывало. И никто из его непосредственных начальников — ханов Золотой Орды: ни язычник Батый, ни христианин Сартак, ни мусульманин Берке, ни язычник Менгу-Тимур — на это не обратили и не обращали никакого внимания. Ну, захотел наш «великий баскак» креститься в православии — так это его личное дело... был нойон Амырхан — теперь будет нойон Захарий... эка невидаль, в Орде православных как лошадей в поле... Ставленник Батыя, Амырхан-Захарий продолжал свою службу долго-долго, пережив и Батыя, и Сартака, и Александра Невского, и Ярослава Тверского, и хана Берке, и хана Менгу-Тимура, и умер в 1290 году.

От его праправнука Якова Ивановича по прозвищу Зуб ведет начало род русских дворян Зубовых: «Дворяне Зубовы, графы Священной Римской империи, происходят от древней благородной фамилии Амрагата, а по крещении названного Захарием, который находился в городе Владимире наместником». («Общий гербовник дворянских родов»).

От другого праправнука — Никиты Ивановича по прозвищу Баскак — пошел известный дворянский род Баскаковых.

А вот их дядя Парфен Иванович — правнук Амырхана — оставил совсем другое наследство. Он стал иноком Пафнутием и основал Боровский Пафнутьев монастырь. Пафнутий, как и прадед, был долгожителем. Прожил 83 года и умер в 1478 году, в покое и благолепии, окруженный учениками. В 1540 году причислен к Лику православных святых.

А другой ордынец — мурза Чет, предок дворянского рода Вельяминовых — основал в Костроме знаменитый Ипатьевский монастырь...

Семья: ордынский зять

 В 1371 году к Олегу Рязанскому пришел из Орды отряд всадников во главе с юношей — воеводой Салахмиром, «и оказал ему помощь в борьбе с Дмитрием Московским и Владимиром Пронским» (Д. Иловайский). Однако маловероятно, что Орда, в то время раздираемая смутой, стала бы встревать только лишь в московско-пронско-рязанские раздоры. Не до того было. Другое дело, если речь шла о помощи против Мамая. Ведь Дмитрий Московский тогда с Мамаем союзничал, а Олег Рязанский — враждовал. Сторонники законной ханской власти в Орде люто ненавидели Мамая, узурпатора и смутьяна. И могли прислать на помощь Олегу этот отряд. Но это — мои предположения. В реальности же Салахмир был рядом с Олегом и тогда, когда тот воевал с Мамаем, и тогда, когда Олег уже вместе с Мамаем и Ягайлой выступил против Дмитрия Московского. И против Тохтамыша, и за Тохтамыша, за Литву и против Литвы воевал вместе с князем Олегом Рязанским ордынский юноша Салахмир. И во многих грамотах Олег ставит его имя рядом со своим, прямо говоря, что он принял то или иное решение, посоветовавшись с Салахмиром.

Быть может, секрет в том, что Олег Рязанский не просто приблизил к себе Салахмира, а еще и «выдал за него свою сестру Анастасию и пожаловал ему во владение вотчины: Верхдерев, Веневу, Растовец, Веркошу, Михайлово поле и Безпуцкий стан». Салахмир окрестился и в крещении стал называться Иваном Мирославичем. «От Салахмира пошли многие дворянские роды, между прочим Вер(х)деровские и Апраксины» (Д. Иловайский).

Ну, зять — дело житейское. Однако Олег сыновей своих поминает не так часто, как зятя. В жалованных грамотах Олега то и дело встречается: «Поговоря с зятем своим, Иваном Мирославичем...»

Видно, был Салахмир-Иван не просто зятем, а первым помощником.

Литература: ордынский (?) летописец

Другой пример — летописец Софоний, знаменитый в русской истории и литературе автор «Слова Софония Рязанца» («Задонщины»). Достоверно известно о нем одно — он выходец из Рязани. Но «Слово...» — похвала врагам Олега Рязанского, князьям Дмитрию Московскому и Владимиру Серпуховскому. Это значит, что еще до Куликовской битвы Софоний ушел из Рязани и, видимо, потому ушел, что не согласен был с политикой князя Олега, его союзом с Мамаем и Ягайлой. Его описание бед Рязани говорит о нем как о государственном муже, то есть — боярине. В одном из источников, довольно позднем, в Тверской летописи, он и именуется «боярином». Правда, брянским. «А се писание Софониа рязанца, брянского боярина...» Но в этом есть и своя логика. Сейчас — брянский боярин, а пришел в Брянск — из Рязани.

Итак, если исходить из того, что автор «Задонщины» действительно рязанский боярин, то найти его можно. Боярин — не травинка в стогу. Тем более с таким редким именем — Софоний. И искать его следует в кругу ближних бояр Олега Рязанского, но — до Куликовской битвы. Таким путем шел переводчик «Слова о полку Игореве», известный исследователь древнерусской литературы В. Ф. Ржига. Он приводит Жалованную грамоту Олега от 1372 года, где князь перечисляет своих ближних бояр, вместе с ним приехавших в монастырь близ Рязани. Их девять. И первым в сем списке идет имя боярина Софония Алтыкулачевича...

Независимо от того, является ли данный боярин Софоний автором «Задонщины», ясно одно — отец его, Алтыкулач, был выходцем из Орды и, скорее всего, православным, бежавшим от хана Узбека, вводившего в Орде ислам. Причем крещеным там, в Орде. Потому что неправославные ордынцы, приходящие служить на Русь, в крещении получали другое, греческое, имя.

В этих историях, таких разных, отразилось само время. И политика, и любовь, и родство с полным подчинением себя возникшим родственным узам, и служение князю, и несогласие с ним, и уход в другие пределы, и выражение своего взгляда на происходящее в слове, в литературе... И это решительно далеко от черно-белой картины непрерывного и постоянного противостояния, какую внушили нам позднейшие историки и идеологи.

Насильно мил не будешь

 Почему говорят: поскреби русского — найдешь татарина? В смысле — ордынца. Откуда? С какой стати? Почему в таких количествах? От «ига»? Но это значит, что русские девушки сплошь и рядом заводили шашни с узкоглазыми ненавистными завоевателями?

Во-первых, такого быть не могло! По рассказам отцов и дедов мы знаем, что стоило в годы Великой Отечественной войны хоть одной(!) девушке в селе спутаться с немцем, как она становилась изгоем для всей округи! А ведь ордынцы, по всеобщему убеждению, — такие же завоеватели!

Во-вторых, с любыми шашнями в те времена было строго. Значит — выходили замуж. А как же родители смотрели на такие браки с «погаными»? В том-то и дело, что «поганый» в те времена значило «язычник». Некрещеный. Только и всего.

Но если выходили замуж — значит, не считали их завоевателями? Тут или — или. Третьего — не дано.

Пройдя через Русь на Европу, Батый ни в одном русском городе не оставил гарнизона. Это вообще означает, что о каком-либо «завоевании» и речи не было. Но меня в данном случае больше всего интересуют «шашни». Если не было в городах гарнизонов, то за кого же русские девушки выходили замуж так активно, что родилась та самая присказка: «Поскреби русского — найдешь татарина»?

Да, были до этого половцы, служившие русским князьям, были отряды ордынцев на службе русских князей, вроде отряда Салахмира. Да, в Минске недавно отметили 600-летие первого поселения на белорусской земле ордынцев, когда Витовт, великий князь Литвы, призвал сюда отряд ордынской конницы. Но так ведь то — отдельные отряды...

Ответ кроется в религии. Религией очень многих в Орде было христианство. Но в 1312 году к власти пришел хан Узбек, который объявил ислам государственной религией, а несогласным рубил головы. Все, кто не отказался от веры отцов, бежали на Русь, к своим единоверцам. Их были тьмы и тьмы. Так что против Мамая на Куликовом поле стояли уже и внуки некогда изгнанных православных ордынцев.

Правда, иногда говорят и пишут, что роднились только князья, а народ, мол, знать не желал чужаков. Что до связи знати и народа, то вот самый незаметный, но характернейший пример. Тюркско-половецкое имя Арслан (лев) стало в русской транскрипции Русланом и в народ уже ушло как Еруслан... Или было наоборот? Но уж наверняка Арина Родионовна пела-рассказывала про Еруслана, а маленький Саша Пушкин слушал и запоминал... А что до народа, то ведь ордынские витязи-князья «выезжали» на Русь (как в родословных пишут: «Выехал из Орды на Русь к великому князю...») не поодиночке, а снимались всем родом, кланом, со слугами и дружинниками... К примеру, откуда в поэме Некрасова про спасение зайцев у героя такое имя — Мазай? И никто ему, Некрасову, замечания не сделал: мол, что ж ты старику имя-то подходящее не подобрал? Наверно, потому, что в ярославской деревне некрасовского уже времени Мазаи, Назары, Ермолаи и прочие были ...Мазаями, Назарами и Ермолаями.

Конечно, среди дворян ордынских выходцев неизмеримо больше, потому как рамки ограниченные, к тому же оно тогда только-только складывалось, дворянство — сословие людей, которые служили лишь центральному правительству, великому князю. И составляли опору великого князя в его борьбе с могущественными боярами. Но и ордынские витязи, и пришедшие с ними простолюдины уже через поколение растворялись и растворились в русской массе. А у дворян осталась память, потому что они вели родословные... Только и всего.

Но нам почему-то все время застит глаза так, что иногда мы не видим очевидного.

Хотя и этому есть объяснение. Его дал много десятилетий назад один из основателей евразийской исторической школы князь Н. С. Трубецкой:

«Трудно найти великоросса, в жилах которого так или иначе не течет туранская (монгольская) кровь. Смущаться этим грешно, так как на свете нет ни одной чистокровной нации, в противном случае она бы выродилась согласно общим законам биологии. Но мы смущаемся, и последние несколько веков благоговейно взираем на Запад, и подражаем ему, и платим мерою непомерной — кровью людской за это подражание».

«Смущаемся» — точное слово. По современному говоря, комплексуем. И старательно подтираем, подчищаем все, что только может напомнить нам о прошлом. То есть фальсифицируем, подделываем в самом прямом смысле. Речь о картинах, скульптурных изображениях и соответственных фотографиях с них. Которые мало что общего имеют с подлинными ликами русских исторических деятелей Средневековья. Я уже говорил, что подлинных изображений людей тринадцатого-четырнадцатого веков, равнозначных фотографиям, почти Нет. В те времена фотографией была посмертная маска.

А ее сохранить трудно. К примеру, маска Александра Невского, как и маска Сергия Радонежского, не сохранилась. Но есть художественные портреты с покрова (посмертного покрывала) XV и XVII веков. По ним мы в какой-то степени можем судить об их облике. И сравнивать с тем, что изображено сегодня на многочисленных картинах...

Одно из исключений — дошедшее до нас прижизненное изображение князя Святослава, сына Всеволода Большое Гнездо и дяди Александра Невского. Оно сохранилось, потому что вделано было в горельеф Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (первая половина XIII века). Всмотритесь в него — и многое станет ясным.

Европейцы или азиаты?

 Этот вопрос почему-то ставится именно в такой, максималистской форме. Или — или. Причем после такого максимализма все дружно приходят к выводу, что русские, Русь и Россия — нечто особое, отдельное и от Европы, и от Азии. И это действительно так. Европа никогда не считала русских своими. Там даже поляки — католики по вере, но славяне по языку — испытывают некий комплекс неполноценности. Но в большом, общем цивилизационном смысле русские — безусловно европейцы. По сути, по рождению, по укладу жизни, по вере.

Хотя, конечно, история состоит не только из закономерностей, но и из исключений. Так, например, все романские народы — католики. За одним исключением: румыны — православные. Все славянские народы — христиане. За одним исключением: боснийцы — мусульмане. Все тюркские народы — мусульмане. Только дунайские болгары — православные. Впрочем, болгары — особая статья. Степной тюркский народ так давно и полностью ославянился на новых землях, что еще и стал основоположником славянской письменности... Правда, некоторые исследователи полагают, что Кирилл и Мефодий по происхождению македонцы...

Одним словом — исключения и закономерности. Могли ли русские, пусть и с тысячной долей вероятности, тоже стать одним из исключений христианской, славянской цивилизации? Ибо большей близости с кочевой степной культурой не было ни у кого. Ведь в ранние Средние века и киевский князь именовался в летописях не князем, а каганом. И Киевская Древняя Русь называлась Русским каганатом. И вся военно-бытовая терминология, которая и определяла тогдашнюю жизнь, была тюркской, и сегодня напоминая о себе казачьими, южнорусскими реалиями: майдан, башлык, чепрак, ермак, караул, кош, курень, айда (гойда!), атас, есаул... Да и вообще, никто ж не знает, сколько в русском языке тюркских слов, от алтына до ярлыка, от болвана до богатыря... Но это — почти ничего не значит! Заимствования до какого-то определенного предела — не более чем заимствования. Скажем, во французском языке две трети — арабские и немецкие заимствования. И что? Ничего...

Суть — в укладе жизни. В том, что я называю — бытотип. А он у русичей и степняков — совершенно разный.

Русь никогда не шла степным половецким, ордынским путем, она лишь соприкасалась, соседствовала, перенимала. Все, что можно было взять ценного, необходимого, передового, Русь взяла. В первую очередь — самую совершенную в те века организацию армии, легкой конницы, тактику ордынского, степного конного сражения с обходами с флангов, прорывами и рейдами по тылам. (Так действовала потом калмыцкая и казачья конница в Отечественную войну 1812 года, так действовали отдельные полки и дивизии генералов Льва Доватора, Иссы Плиева и калмыка Басана Городовикова аж в Великую Отечественную войну.) Уже в Средние века тяжеловооруженная рыцарская конница показала свою несостоятельность в столкновениях с русско-ордынской тактикой конного боя.

Другим важнейшим, основополагающим введением ордынцев на Руси было установление ямщицкой почтовой связи, перекладных почтовых станций, своеобразной железной дороги того времени. Если есть связь, есть постоянный транспорт — значит, есть настоящее централизованное государство, соединенное этими железными скрепами цивилизации.

Одним словом, переняв все, что можно у Орды, Русь и дальше пошла своим путем.

Больше перенимать было нечего. Ко времени возвышения Московской Руси Орда достигла пика своего развития. А вернее сказать — не Орда, а — конно-степная цивилизация. Одна из древнейших в мире, еще со скифских времен, она к пятнадцатому веку исчерпала все заложенные в ней возможности, данные природой. Дальше — начиналась другая цивилизация. Воспринять которую не все были в силах.

Ярчайший тому пример — монголы и казахи. Монголы, став буддистами, так и не приняли городскую буддистскую цивилизацию. Казахи, став мусульманами, так и не вовлеклись в русло городской мусульманской культуры. Они остались верны своей древней конно-степной цивилизации. И вплоть до XX века угасали вместе с ней в своих кочевьях, являя миру некий анахронизм. Реликт минувшей эпохи.

А ведь именем монголов называлась самая могучая в Средневековье империя. А предки казахов были самой многочисленной и ударной военной силой той империи...

И только XX век дал этим народам новый импульс.

И этот тезис не надо проверять по первоисточникам. Все происходило на наших глазах. Наши деды еще были участниками и свидетелями последних мгновений конно-степной цивилизации и вовлечения этих народов в новую, мировую цивилизацию.

А Русь, уже Московская Русь, бурно развивалась в своем русле европейской культуры, питаясь одновременно Востоком и Западом. Русь что-то брала из европейской цивилизации, что-то отвергала, но главным образом она создавала свою европейскую или евразийскую культуру и цивилизацию.

Московская Русь в те времена была центром притяжения огромной исторической ойкумены. Сюда приходили все и здесь принимали всех.

К примеру, все ордынские баскаки после окончательного угасания Орды остались жить в русских городах. Кстати, это еще раз говорит о надуманности, о придуманности «ига» и непримиримости русско-ордынского противостояния. Ну представьте на самом житейском уровне: если уж так ненавидели татаро-монголов, считали их угнетателями, то уж собирателей дани — баскаков — должны были ненавидеть вдвойне и втройне. И вырезать, вешать и четвертовать тотчас, как кончилась власть Орды. Однако ж — нет. Одна из самых распространенных на Руси фамилий ордынского происхождения — Баскаковы. В каждом городе найдете Баскаковых...

В Москве жить и служить было интересно. Москва уже тогда становилась для народов огромного евразийского пространства столицей мира.

Такой она и осталась поныне. Вот и весь секрет.

Москва погубила град Китеж

 Только не надо после этого воображать некий сусальный образ Москвы. Собирательницы, радетельницы, матушки и тому подобное. Централизация — объективный процесс. Жестокий. Каким путем достигалась цель — история не разбирает. Где крестом, а где мечом. Но чаще всего — мечом. Волосы на голове шевелятся, когда читаешь, как царь Иван III, а затем Иван Грозный расправлялся с новгородской вольностью: «Иван приказал привести к себе в Городище тех новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собой, Иван приказал своим детям боярским раздевать их и терзать «неисповедимыми», как говорит современник, муками. Потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти вслед за собой в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей; женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов: по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые выплывали». (Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1993. С. 307.)

Московская Русь при этом использовала свое главное преимущество перед остальными русскими княжествами — преимущество в людях. Которое получила благодаря политике потомков Александра Невского, начиная от младшего сына Даниила, внука Ивана и праправнука Дмитрия Донского...

Москва принимала всех. А уходят, как правило, сильнейшие. Слабые, средненькие приспосабливались к литовским порядкам в Смоленске, Курске, Брянске, Минске, Полоцке и других городах. Те, кто не желал смиряться, уходили в Москву. Средний витязь приспосабливался к жизни в Орде, раздираемой смутами, интригами, переворотами. Сильный витязь — уходил служить в Москву. А там все было ясно — почет и вотчины получал не интриган и проныра, а храбрец. Который передавал вотчины своим сыновьям. Из которых и сложилось потомственное дворянство, класс государевых людей, которые служили не феодалу-боярину, а великому князю. И зависели не от бесчисленных родоплеменных отношений и распрей, а только лишь от великого князя-государя, то есть — от государства.

Опять-таки, не значит, что они были хорошие, эти буйные люди. Каков князь — таков и дворянин. Именно их, к примеру, Иван Грозный превратил в опричников.

Именно с их помощью избивал, изничтожал потомственное боярство. И далеко не случайно (а если случайно — тем более!) в поэме Лермонтова опричник зовется — Кирибеевич, потомок какого-то давнего ордынского Кирибея или Кирибая.

Все эти пришлые буйные люди, умеющие метко стрелять из лука и рубить врага до пояса, дали потомство и влились в население Московской Руси — Серпухова, Коломны, Мурома, Ростова Великого, Суздаля, Владимира, Юрьева-Польского...

О том, что московские служивые люди резко отличались своими боевыми качествами от прочих, говорит и такой факт, описанный С.М. Соловьевым. В середине XV века Василий Темный пошел в поход на Новгород. Воеводы Оболенский и Басенок в Старой Руссе захватили большую добычу. Отправили ее в ставку великого князя с главной ратью. А сами остались с отрядом в 200 всадников. Тут появилось новгородское войско в 5000 (пять тысяч?!) человек. И эта пятитысячная армада была в пух и прах разбита двумястами московскими всадниками. Тяжеловооруженная, на немецкий рыцарский манер, новгородская армия оказалась бессильной против ордынско-московской тактики конного боя.

О том, что Москва наводила страх на соседей, говорит и сказание о граде Китеже. По легенде, град Китеж стал невидимым в ужасе от нашествия татар. На самом же деле никаких татар давно уже не было. Зато в одном-единственном месте легенды вдруг прорывается антимосковский выпад о «государстве московском», в котором «антихрист царствует... и все его заповеди скверные и нечистые». Там же, в легенде, утверждается, что «сию книгу-летописец мы написали в год 6759 (1250)».

Но в 1250 году Москва была малозначительным городком и уж вовсе далеко было до «московского государства». Много, очень много смутного в «Легенде...». Но если учесть, что окончательно сложилась она лишь к XVII— XVIII векам, да еще в среде старообрядцев, первым врагом которых был московский патриарх, то о многом можно догадаться. В. Л. Комарович, самый авторитетный исследователь «Легенды...», полагает, что безымянные авторы под «татарами» зашифровали «москвичей». То есть даже в устных сказаниях боялись открыто выступить против Москвы... Прямо как в давнем стихотворении Владимира Луговского: «Мне страшно назвать даже имя ее — свирепое имя Родины...»

Патриотизм: почему не боролись?

 Почему-то так сложилось, что сторонники «теории ига» как раз и причисляют себя к патриотам, называют себя патриотами. Хотя, на самом-то деле, все получается наоборот!

А именно: говорить об иге — значит клеветать на русский народ. Ведь что же получается: триста лет терпели! И — не сопротивлялись! Ведь не было ни одного случая войны с ордынцами, восстания, долгой и постоянной борьбы. Сражения были только в первые два-три года Батыева похода. Когда монголы только пришли на Русь. А потом — что?.. Известны стычки в 1257 году в Новгороде, в 1262 году в Ростове, Суздале, Устюге, Владимире и Ярославле, вызванные переписью населения Для сбора дани. А дань та собиралась как плата Орде за военную помощь в борьбе с крестоносцами. Ну, народу эти тонкости русские князья не объясняли, а всякое сопротивление жестоко пресекали. Затем, через 70 лет, была стычка в Твери. И — все...

Существует теория (Ключевского), что монголы были так ужасны, так потрясли русское сознание, что ни о какой борьбе с ними и речи не могло быть. Опять-таки, это возможно в первые годы Батыева похода и спустя несколько десятилетий после. Но ведь потом Русь видела, что Орду и саму сотрясают интриги, что Орда слаба. Но ни до Куликова поля, ни сто лет после него Русь не делала даже попытки «освободиться от ига». И само «освобождение от ига», датируемое у нас 1480 годом, очень и очень условно. Собственно, освобождаться-то было не от кого. Золотой Орды к тому времени не существовало уже полвека, она распалась на Астраханское, Крымское, Казанское и Сибирское ханства, которые постоянно враждовали между собой и в этой вражде постоянно прибегали к помощи Московского князя. А «великое стояние на Угре» было уже не против войск Золотой Орды, а против некоего хана Ахмада, который провозгласил себя главой непонятного образования — Большой Орды и пошел походом на Москву.

То есть получается, что и «освобождения от ига» не было!

И здесь, как нож к горлу, — «патриотический» вопрос. Или ига не было — или русские люди были жалкими созданиями, которые за триста лет иноземного гнета даже одного мало-мальски приличного восстания не подняли?

Никуда не денешься.

О беспомощности русских людей говорить не приходится. Не знаю про другие народы, но русские за свою историю не проиграли ни одной большой войны. Проигрывали сражения, военные кампании, но в конце концов, так или иначе, перемалывали противника, переламывали...

И если бы они начали против Орды долгую, затяжную войну (тем более — национально-освободительную!), то результат ее был бы очевиден. Но ее не было — войны. Значит... Значит, ига не было. А были другие, более сложные отношения, которые наши историки упростили до непримиримого противостояния, до создания образа вечного врага. Почему они это сделали? Потому что нации нужен супостат?! Но это уже — название следующего очерка.

Глава 10 НАЦИИ НУЖЕН СУПОСТАТ?! Как и почему была искажена история Руси

Недоумение

 Одну из моих статей «Литературная газета» предварила признанием, что никто в редакции не ожидал такого количества звонков и писем, такого интереса к истории. Казалось бы, смутные времена, тяжкая жизнь, не ДО страстей давно минувших лет. Однако...

Не берусь гадать, чем это вызвано. Скорее всего тем, что это первородный инстинкт человека. Самый благородный инстинкт, делающий человека человеком — стремление к истине.

Хотя, конечно, сам же человек часто затрудняет путь к истине и даже препятствует ей. Повторю: в 1988 году Лев Николаевич Гумилев заметил, что боится на страницах газеты с миллионным тиражом сказать, что Александр Невский был приемным сыном хана Батыя, не знает и опасается, как воспримут это советские люди, воспитанные на теории «ига».

Гений — боялся!

За это время общество, само не осознавая, прошло большой путь сомнения. Именно сомнения, потому как в сомнении и таится зародыш истины, ее поиска.

Если можно выразить одним словом суть писем и звонков, откликов на мои статьи, то слово это будет — недоумение. Если мы были так близки с Ордой, если мы были союзниками, то почему и как же в нашей истории, а следовательно, и в народном сознании сложился образ непримиримого врага, который держал нас «под игом»?

Поверьте, лебезить перед читателем мне ни к чему. Но в данном случае читатель коллективным умом определил главное. Архиглавное! Ведь речь идет, простите, или о чудовищном искривлении в сознании народа, или же о чудовищном по масштабам промывании мозгов?! Только так!

Нелюбовь Запада к монголам объяснима. Золотая Орда волею истории встала поперек завоевательных планов Запада и Римской церкви, направленных на Восток Европы. XIII и XIV века — это время нескольких объявленных крестовых походов против славянства. православия и Орды. «Русские — враги католической церкви», — так определил отношения Руси и Запади папа Римский Климент VI. Другое дело, что сил не хватило. Но еще до официального союза Руси и Орды, заключенного в 1257—1258 годах, ордынская конница принимала участие в освобождении от немцев Пскова в 1242 году (Рейнгольд Гейденштейн, «Записки о Московской войне»), есть также сведения об участии ордынцев в Ледовом побоище... Увы, я не смог найти не то что источника, но даже ссылки на сей факт. Она, эта ссылка, промелькнула как-то в печати году в 1977, причем в форме полемики. Близко к тексту это выглядело так: «И напрасно историк Н.Н. преувеличивает значение и роль легкой ордынской конницы в битве на Чудском озере...» Однако, по логике, если русские вместе с ордынцами изгоняли немцев из Пскова в 1242 году, то вполне закономерно и естественно, что также вместе воевали против рыцарей и на Чудском озере в том же 1242 году... А на следующий год, 1243-й, великий князь Ярослав, отец Александра Невского, призвал русских князей признать хана Батыя «своим царем»...

Так что нелюбовь Запада к монголам понятна. Но почему русские присоединились к тому хору?

Нации нужен супостат?!

 Да, это все объясняет. Если супостата нет, его придумывают. Но мне важна конкретика: почему именно этот человек или этот народ «выдуманы», «назначены», «выбраны» супостатом? Да,»три года монголы штурмовали русские города. Но мало ли кто не штурмовал их за века Истории? Вплоть до железных армий Тамерлана. Так ведь о походах Тамерлана на Русь вообще почти никто не знает. Очень удивляются, когда слышат, что Тамерлан захватывал такой город, как Елец...  Монголы хоть приходили и уходили, гарнизонов не поставляли. А, скажем, литовцы три века подряд хозяйничали в древнерусских городах от Полоцка до Киева, от Курска и Смоленска до Минска и Бреста. И — ничего...

А монголы — что? Обличьем чужие? Жизненным укладом? Да, это так. Но и обличье у монголов, и жизненный уклад такие же, как и у половцев. А с половцами славяне веками жили по соседству и составляли с отдельными половецкими племенами в Киевской Руси единое государство. Женились и переженились, у первых князей на масках и древних портретах почти сплошь узкоглазые лики. Так что не так уж и чужд лик, чтобы на века супостатом сделать,

Я понимаю, что монголы в истории Руси среди всех пришельцев занимают особое место. Такой военной мощи мир еще не видел. Но ведь вместе с нравственным потрясением, которое испытали на Руси от военных поражений, было и немало примеров добрых, союзнических, дружеских отношений. Да что там говорить, вместе воевали против немецких крестоносцев!

Однако в историю вошло только злое. Почему? Просто так совпало?

В очерке «От Олега до Ричарда» я подробно рассказал, как создавался черный миф о зловещем короле Ричарде III. Это — показательнейший пример. Тут сразу же начинается сцепление случаев, включаются невероятные совпадения, от врожденного горба до загадочной смерти племянников... Но в начале начал — умысел. Ричард был «заказан». Его «заказали» Тюдоры и Ланкастеры, а борзописец Томас Мор по их заказу написал клеветнические мемуары, оболгал и, таким образом «назначил» Ричарда на роль всеанглийского «супостата»...

Это ключевой момент. Исходя из него попробуем понять, откуда у нас, в нашей исторической науке, ветер дует? Кто же «заказал» монголов?

Крестоносцы-предатели

 Как ни странно, ответ довольно прост. Вы не обращали внимания, почему в истории христианства, в истории крестовых походов почти нет упоминаний о Желтом крестовом походе? Когда монголы в 1256—1260 годах пошли освобождать Гроб Господень. Хотя каган великой империи Мункэ, соблюдая законы Чингисхана, и говорил, что для него все религии равны, тем не менее христианство в империи почиталось главной религией. Во-первых, подданные в большинстве своем были христианами, а во-вторых, христианками были жены каганов и ханов. Жена великого кагана Мункэ и жена руководителя крестового похода хана Хулагу исповедовали несторианство...

Да ведь и сам по себе факт Желтого крестового похода, скажем так, экзотический! Падкие на сенсации европейцы должны были «раскрутить» его на весь свет! Однако ж — полное молчание.

Восемь веков молчания!

Секрет молчания раскрыл Л.Н. Гумилев в одной из малоизвестных работ, написанной в соавторстве с А.И. Куркчи.

Суть в том, что рыцари-крестоносцы, в первую очередь Орден тамплиеров, в 1260 году выступили на стороне мусульман!!!

Эта трагедия веры и торжество предательства еще ждут своего историка.

Поход, как и свойственно было тогда всем монгольским военным начинаниям, был организован и проведен блестяще. Мусульманские твердыни рушились одна за другой. Пал багдадский халифат — центр военной и религиозной мощи мусульманского Востока! А дворец халифа был отдан монголами под резиденцию православного патриарха Востока.

В Европе хана Хулагу сравнивали с императором Константином Великим!

В 1999 и в 2000 годах, в связи со всемирными службами в Вифлееме, на месте Рождества Христова, имя Константина стало достоянием широких масс. Это император, сделавший христианство официальной религией Римской империи и построивший храм Гроба Господня в Иерусалиме.

Так вот, «монгольского дикаря» (по поздней европейской терминологии) хана Хулагу при дворах Европы сравнивали с Константином Великим и служили в его честь мессы.

Это — в Европе. А вот в самой Палестине командоры и магистры рыцарских орденов встретили монголов с нескрываемой враждебностью. И кампанию вражды возглавили тамплиеры — главный рыцарский орден в Палестине, да и в Европе.

Почему? Да потому, что Орден тамплиеров жил в Палестине распрекрасно! Деньги в казну ордена из Европы поступали регулярно (за идею, за войну надо платить!). Они в Палестине были хозяевами! Вдали от власти папы Римского, вдали от королевских властей, командоры и магистры Ордена претендовали чуть ли не на равенство с королями. Но если монголы завоюют Иерусалим, сюда придет Церковь, сюда придет королевская власть — значит, тамплиеры и другие крестоносцы низведутся в разряд простых рыцарей, живущих милостью монархов...

И потому западные крестоносцы не провели в поддержку монголов-крестоносцев ни одной сколь-нибудь значимой военной операции. Более того, на совете орденов в Аккре, главной крепости тамплиеров, обсуждалось совместное с мамелюками-мусульманами военное выступление против монголов!

Оно не состоялось, потому что воспротивился магистр Тевтонского ордена. И тогда было решено просто поддержать мамелюков продовольствием и фуражом. Что в тех условиях, быть может, и побольше, чем вооруженное участие. Заклятые враги — мамелюки и тамплиеры! — мирно соседствовали под стенами Аккры и ходили в гости друг к другу. Пока армия отдыхала, пока лошади набирались сил после перехода через пустыню.

А ордынские кони пришли к решающей битве под Айн-Джалутой изнуренными. Что и решило исход сражения. Здесь нельзя не отметить иронию судьбы и иронию истории. В сводной монгольской армии значительную часть составляли покоренные монголами степняки-половцы, предки нынешних казахов. А войска мамелюков состояли в основном тоже из половцев, и командовали ими султаны-половцы Кутуз и Бейбарс — половцы из нынешних казахских степей, в детстве проданные в рабство, ставшие мамелюками и захватившие власть в Египте...

Итак, монголы, потерпев поражение под Айн-Джалутой, откатились. А тем временем в Каракоруме, после недавней смерти великого кагана Мункэ, начались династические свары, и Желтый крестовый поход на том закончился.

В Европе предательство тамплиеров потрясло и папство, и королевские дворы. Но вслух о нем ничего не сказали. Потому что это подорвало бы основы тогдашнего мира, основы борьбы за христианство. Получалось, что не только продана сама идея христианства, но и два века подряд Европа платила деньги рыцарям ни за что ни про что!

Нельзя было допустить такой огласки. И ее не допустили.

Но любая утайка правды — ловушка. Европа в нее и угодила. Тамплиеры на всех углах Европы начали кричать (с чего бы это? Их за язык никто не дергал. Или на воре шапка горит?), что монголы — это варвары, это угроза Европе, это такие исчадия ада, что с ними нельзя иметь никаких дел.

И никто им не мог возразить.

Как известно, впоследствии французский король Филипп разгромил Орден тамплиеров и казнил их вождей. Вполне возможно, что одним из поводов было и предательство, помощь мамелюкам. Однако во время процесса о нем не было сказано ни слова.

Разгромленные тамплиеры пуще прежнего продолжали твердить о своем бескорыстном, жертвенном служении христианскому делу, богомерзких монголах и богомерзком короле Филиппе. И снова никто и слова против них не сказал.

Те, кто все знал, молчали. Потому что любое их слово обернулось бы публичным позором Европы и католической церкви. А потом, их бы и спросили: что же вы раньше молчали? Да к тому времени и те немногие люди, знающие подоплеку, просто-напросто вымерли.

А во-вторых, тамплиерская ложь легла тогда на более или менее подготовленную почву. Ведь в 1241 году монгольская армия, пройдя Русь, продолжая преследовать половецкую орду хана Котяна, вторглась в Европу. В двух сражениях монголы наголову разгромили польско-немецкую армию Генриха Благочестивого и венгерско-хорватскую армию Белу IV. К тому же в союз с монголами вступил император Священной Римской империи Фридрих II — заклятый враг папы Римского. Исключительно для того, чтобы свергнуть папу Иннокентия IV. Тогда-то папа Римский проклял и хана, и императора и бежал из Рима в Лион, под защиту французских королей. Но тут в Каракоруме умер великий каган Угэдей. Монголы обязаны были прекратить все военные действия вплоть до выборов нового кагана. И хан Батый повернул коней...

Но память монголы там оставили надолго. Европа была поражена тем, как легко и быстро она могла рухнуть под ударами неведомых ранее всадников... И после этого поди не поверь в рассказы о «монголах — исчадиях ада».

Так ничего не знающая Европа с веками целиком и полностью приняла точку зрения предателей-тамплиеров. Но — только Европа. Скажем, первые европейские поселенцы уехали в Америку еще до эры всеобщей грамотности и тотальной монголофобии. И потому сегодняшние американцы не испытывают никаких исторических комплексов и фобий при упоминании монголов. Свидетельство тому — Человеком Тысячелетия американцы назвали... Чингисхана! В Европе такое невозможно.

Примечание. Все знают Умберто Эко. Знаменитый писатель, историк, ученый-медиевист — в общем, кумир и гуру европейских интеллектуалов. В его романе «Маятник Фуко» герои рассматривают смутную картину расположения сил в Палестине тамплиерских времен, и один из них, указывая на угол картины, говорит: «А это орда Александра Невского».

Для них до сих пор что монголы, что русские, что хан Хулагу, что князь Александр — одно и то же... Кстати, промелькнули сведения, что Александра Невского звали принять участие в Желтом крестовом походе. Но он в Палестину, наверно, не пошел — нельзя было оставлять Владимирское великое княжество без присмотра.

На поводу

 А когда царь Петр распахнул для России дверь в Европу, тамплиерская ложь, ставшая европейской национальной идеологией, проникла и в Россию.

Ведь все научные институты России создавались под влиянием европейских ученых. Все великие русские историки (Соловьев — год рождения 1812, Костомаров — 1817, Иловайский — 1832, Ключевский — 1841) учились и воспитывались под влиянием европейской исторической школы. Как писал великий востоковед академик Бартольд, «русские ученые следуют большею частью по стопам европейских и большей же частью принимают взгляды, установившиеся на Западе». И вся русская историческая наука, созданная в XVIII—XX веках, проникнута одной идеей: монголы — варвары, а Европа — это свет.

Причем на воззрениях европейских историков сказывалась не только тамплиерская ложь, тамплиерский миф о страшных монголах. Но еще и личная европейская неприязнь. Ведь монгольская конница помогла русским князьям остановить католицизм на границах Руси.

А по замыслам устроителей тогдашних крестовых походов меченосцы, тевтоны и ливонцы завоевывали Прибалтику и Северо-Запад Руси, а там при помощи окатоличенной Литвы — и всю Русь, а затем уже руками и мечами окатоличенных русских начинать войну против монголов... А еще лучше, если бы Русь и Орда начали гигантскую войну друг с другом и, обескровленные, стали затем легкой добычей крестоносцев и католической церкви. В войне двоих всегда выигрывает третий.

Не получилось. Русские не захотели. Александр Невский и православная церковь пошли на союз с Ордой против Запада. Отсюда и досада... Отсюда и «воспитание» молодых русских ученых в духе антимонголизма.

Приведу еще раз в качестве примера только одну фразу из «Истории...» С. М. Соловьева. Рассказ о том, как Александр Невский вернулся из Орды с конницей Неврюя и напал на брата Андрея. Андрей бежал в Швецию, «где был принят с честию». Понятно, что враг Невского — друг шведа. Автоматически. Но на какой почве? А на той самой, на вере. На католицизме. Андрей был сторонником принятия католицизма. И еще ранее Ярл Биргер шел на Неву не просто так, шведский поход был составной частью общего крестового похода католической церкви против славянства, православия и Орды. Но даже Соловьев об этом не задумывается. Или — умалчивает. Однако сам пассаж: «где был принят с честию» — говорит за себя. То есть Орда — это автоматически плохо, а Швеция — это Европа... А мы со времен Петра при слове «Европа», особенно если Европа принимает нас «с честию», тут же забывали и забываем обо всем. Например, начисто забыли, повторюсь, о том, что Европа и католическая церковь «приняли с честию» Даниила Галицкого, увенчав его короной «Русского короля». И где та Галицкая Русь, где народ, где вера? Уже через 80 лет после смерти Даниила польский король Казимир без всякого сопротивления присоединил Галицко-Волынскую Русь к Польше. На пять веков...

Так и получилось, что Россия с подачи Запада всячески стала хулить монголов и Золотую Орду, которые помогли Руси спасти православную веру и государственность от экспансии католического Запада.

Увы, так часто бывает в исторической науке. Особенно когда поешь с чужого голоса...

Молчание великих историков

 Но в русской истории, идеология которой была навязана Европой, очень многое можно прочитать из того, что... не написано.

Не написано об Александре Невском и Куликовской битве.

В 9-ти томах «Курса русской истории» Василия Осиповича Ключевского великий князь Александр Невский мельком упоминается 15 (пятнадцать!) раз в 15 (пятнадцати!) строчках! И — все.

Я знаю, что вы не поверите. Но пойдите в библиотеку, откройте тома Ключевского на «Указателе имен» и подсчитайте. Андрею Курбскому, к примеру, десятки страниц посвящены, а Александру Невскому — 15 строчек. Причем не в основном по смыслу тексте, а в дополнительном, в придаточных предложениях и оборотах.

Ведь если писать подробно, объяснять действия Александра Невского, то придется вытаскивать на свет основной конфликт эпохи — поход католической церкви на Русь. Против чего — против введения католицизма на Руси — и выступал Александр Невский, сознательный противник Запада и сознательный союзник Орды. А эти его действия никак не укладываются в схему истории, по которой Европа — свет, а монголы — тьма. Потому и С.М. Соловьев, и В.О. Ключевский, говоря об Александре Невском, обходятся минимумом слов. Правда, отзываются о нем в самых превосходных степенях. Например, так: «Только образ Александра Невского несколько прикрывал ужас одичания и братского озлобления...» Или так: «Племя Всеволода Большое Гнездо не блистало избытком выдающихся талантов, за исключением Александра Невского...»

Но в чем проявился выдающийся талант Александра Невского, в каких деяниях, чем он так выделялся среди «ужаса» и «одичания»? Об этом — ни слова.

Или другой пример, поразительный. Во втором томе «Курса русской истории» В. О. Ключевского, занимающем 398 страниц, Куликовской битве посвящены 2 (две!) фразы!

Как же так? Куликовская битва — одно из ключевых событий русской истории Средних веков! А в фундаментальном труде патриарха русской истории о ней — две фразы? Шесть строчек?!

Но в том-то и дело, что нельзя было эти события трогать. От Александра Невского до Дмитрия Донского тянется эта прямая нить. Стоит чуть подробнее заговорить о Невском, как непременно выйдет наружу и русско-ордынский договор, и походы немцев на Русь, в том числе и поход 1269 года, уже после смерти великого князя. Когда Орда срочно прислала на помощь Новгороду конницу и немцы поспешно отступили и заключили мир на выгодных для Новгорода условиях: «Замиришася по всей воле новгородской, зело бо бояхуся и имени татарского...» И Куликовская битва в ее истинном свете и в истинном значении ну никак не вписывалась в концепцию «супостата». Заговори о ней подробнее — и нельзя обойти Симеоновскую и Рогожскую летописи, в которых черным по белому написано, что Дмитрий Донской и законный хан Золотой Орды Тохтамыш совместно громили Мамая и совместно радовались победе, обменивались послами и подарками.

И тогда рухнет миф о «злодеях» монголах, об «иге». И выяснится, что Русь совместно с Ордой воевала против Запада, а не прикрывала Запад от Орды — миф, внушенный всем, в том числе и таким разным людям, как Александр Пушкин и Фридрих Энгельс. Наконец рухнет европоцентрическая система русской истории, в духе которой выросли и воспитались все наши великие историки.

Вот что скрывается за их молчанием.

Компрачикосы

 Не понимаю благодушных разговоров о том, что правда все равно проложит дорогу. Сама собой. Как река промывает свое русло. Оно так, конечно. Если мыслить тысячелетиями. Но что произойдет за время господствующей лжи, никто не говорит. А исказители, замалчиватели истории — страшнее компрачикосов.

Были такие люди в Средневековье, которые покупали малых детей у бедных, уродовали их и потом продавали богатым владетельным особам в качестве шутов для развлечения. Среди способов уродования был и самый мерзкий, описанный Гюго в романе «Человек, который смеется»: младенца опускали в сосуд особой формы, и он вырастал, принимая форму сосуда.

То же самое происходит и с тем, кто вырастает на полуправде или прямой лжи.

Вспомним самый характерный пример. Когда на Первом съезде народных депутатов СССР возник вопрос о секретном приложении к пакту Молотова — Риббентропа. Один рабочий депутат прямо заявил: не надо, не хочу знать, потому что тогда нас будут называть оккупантами. То есть правда человеку не нужна — тут все ясно. А многие ведь отрицали сам пакт. Хотя весь мир знает, и мы сами знаем, что в 1939 году разделили Польшу между СССР и гитлеровской Германией, что нам достались от того раздела республики Прибалтики, Западная Украина и Западная Белоруссия, в которых мы живали и бывали. Но вспомните, сколько людей яростно отрицало сговор с Гитлером. А что тут отрицать? Советские же газеты печатали фотографии, как советские генералы вместе с гитлеровскими принимали парад в Бресте, во всех газетах и по радио звучала речь Ворошилова на сессии Верховного Совета СССР в 1939 году: «Оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого порождения Версальского договора».

Но ведь упорствовали, требовали: «Докажите!»

И когда им показывали это приложение, с подписями Молотова и Риббентропа, говорили: «Подделка!»

И тут случилось чудо. На складах Министерства иностранных дел СССР нашли ту самую пишущую машинку, на которой печатался текст, провели экспертизу и представили результаты экспертизы. И только тогда отрицатели смирились.

Ну что это как не психическая неуравновешенность, мягко говоря.

Человек, выросший на утаенной, догматичной, искаженной истории, не приученный к открытому обсуждению, поиску истины, и не может быть уравновешенным. Ведь он многое просто чувствует, о какие-то кочки-неувязки спотыкается в книгах и учебниках, на многое закрывает глаза, но так или иначе что-то и где-то прорывается, и от этого в душе возникает чудовищный дискомфорт. Чреватый неизвестно чем. То ли поиском и нахождением таки «врагов», то ли агрессией ко всем «умникам», которые «мутят душу», то ли обвальным нигилизмом: раз так, то все на свете — ложь, ничего не хочу слушать и слышать, и пропадите вы все пропадом со своей страной и своим патриотизмом... И много еще вариантов поведения, ровно столько, сколько людей...

В руках компрачикосов от истории вырастают больными целые страны и народы.

А как же нелюбовь к «татарам»?

Люди некнижные, знающие о сложностях и парадоксах исторической науки понаслышке, часто спрашивают: а как же так, а откуда тогда вся эта нелюбовь к «татарам» в памяти народной? Ведь летописи и сейчас-то недоступны, а в те времена — тем более. Однако откуда-то взялась же нелюбовь к «татарам» в народе? «Незваный гость хуже татарина». Откуда?

Вообще, слово «татары» было собирательное, не имеющее прямого отношения к какому-либо отдельному, конкретному народу. И прежде всего, например, к казанским татарам, которые на самом-то деле болгары или булгары, из Великого Булгара на Каме. И я уже писал об этом, о происхождении общего названия «татары». Но сегодня, например, при поездке в Казань, в Татарию, при встрече с казанским татарином у среднестатистического русского человека если и возникнет историческая ассоциация, то однозначная: «А, татары, которые нас...» Хотя Великий Булгар, как и русские города, пал под ударами Батыя, хотя само Казанское ханство просуществовало всего один век, не угрожало и не могло угрожать Руси по причине несоизмеримости сил, и не Казань завоевывала Русь, а как раз наоборот, Русь завоевала Казань... То есть Русь была агрессором. Но, опять же, с оговорками. Войны и противостояния народов не было. Это были разбирательства наследников Золотой Орды. В которых главным наследником стал московский царь. Как писал, напомню, историк князь Н. С. Трубецкой, произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву». И ханы казанские и сибирские приняли это как... историческую объективность. При этом, по старым ордынским законам, никто не был низвергнут. Казанский и сибирский ханы имели при Московском дворе все царские почести, именовались царями и на всех церемониях их имена произносились после Имени московского царя... Впоследствии потомки Едигера Казанского (в крещении — Симеон), Кучума Сибирского и других перероднились с царскими родичами и стали просто русскими князьями. Так что память народная — аргумент весомый, но не всегда бесспорный. Ее, память, можно формировать направленной информацией или же, наоборот, полным отсутствием информации.

Но тут, с «татарами», дело еще и в наложении. Одно наложилось на другое, другое — на третье, третье — на четвертое, и все вместе стало называться «татары».

Начнем с половцев. При всем родстве половецких ханов с русскими князьями «походы» были. Как в ту, так и в другую сторону. Причем Киевская Русь была сильнее половцев, и половцы, соответственно логике, от русских понесли потерь больше, чем русские от половцев. Но мы не помним бед, которые принесли другим, зато помним несчастья, которые доставили нам другие. Это закон человеческой памяти и психологии. Половцы принимали участие почти в каждом «походе» — междоусобной военной сваре русских князей, из которых, «походов», и состояла тогдашняя жизнь. К примеру, в начале 1203 года половцы ворвались в Киев, жгли и грабили город нещадно. «Якого же зла не было от крещения над Киевом...» — свидетельствует летопись. Правда, грабили они не просто так, а в качестве платы за участие в походе, потому что пришли сюда не сами, а по найму, с черниговскими и смоленскими ратниками, во главе со смоленским князем Рюриком Ростиславичем. А вообще всей антикиевской операцией и наймом половцев руководил князь Игорь Святославич — герой «Слова о полку Игореве», сват хана Кончака. Но эти детали через сколько-то лет забываются, а память о половцах остается.

Затем — уже поход Батыя, потрясший Русскую землю. Киев, Рязань, Владимир, Козельск... — это была жестокая война, которая не могла не оставить следа. И какими бы ни были отношения потом, но это все равно отношения вассала и сюзерена, победителей и побежденных. Чужие есть чужие. Никто ж не помнит лютой и вечной вражды и резни между суздальцами и рязанцами, к примеру, потому как теперь все свои, а чужие, повторю, — это чужие... А страшная резня, страшный ордынский поход Неврюевой рати, которую привел Александр Невский на войну со своим братом Андреем? Потом были «Дедюнева рать», «Ахмылова рать» и другие «рати»...

Те времена давние, и осталась ли память о них в народе, передавалась ли из поколения в поколение или стерлась, затерялась — судить трудно, почти невозможно. Говорю так потому, что, собственно, в русской народной памяти свою роль сыграла высокая культура Руси, письменность. У бесписьменных народов исторические события передаются из поколения в поколение в виде сказаний. Но, как только приходит письменность, устный эпос исчезает. А в Великом Новгороде уже в VIII—IX (!) веках обычные люди обменивались берестяными записками, как Чехов и Суворин письмами в Москве XIX века!

Предполагаю, что нелюбовь, собственно, к «татарам» в памяти народной прочно сформировалась уже потом, после Орды, во времена постоянных набегов крымских «татар». XVI, XVII, XVIII века — это время бурного развития двух молодых, могучих государств — Руси и Османской (Оттоманской) империи. Это время гигантской борьбы за прикаспийско-причерноморские пространства. И копьем Османской империи в борьбе с Русью, передовым отрядом империи, было Крымское ханство. Три с половиной века существовало Крымское ханство под покровительством Турции, и три с половиной века это были постоянные стычки на границе, мелкие войны, крупные набеги, когда уже по заокской степи носились разъезды крымчаков, «татар»... Вот откуда истоки нелюбви к «татарам» в памяти народной. И не только в памяти. Есть и в летописях. Но ведь у нас оригиналов нет, то есть нет документов, современных событиям. Все летописи дошли до нас только в «списках», переписанных вариантах. Самая ранняя, Лаврентьевская — XIV век, Ипатьевская — XV век, остальные — XVI и даже XVIII века. Сколько раз и как они переписывались за прошедшие столетия — неизвестно. При переписке летописей монахи-переписчики в события времен Золотой Орды вставляли мотивы сегодняшнего, современного им религиозного противостояния. То есть потом эти, крымские, «татары» наложились на события XIII—XIV веков, наложились на ордынцев, которых не только в истории и литературе, но прежде всего в народе стали звать «татарами», иногда — «монголо-татарами».

Кстати. К примеру, в основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», дошедшем до нас в переписанном варианте уже XVI века, в самом начале, в оригинале, нет слова «татары». В оригинале — «агаряне». Но при переводе на современный русский язык советские переводчики-академики и редакторы-академики лихо заменили «агарян» на «татар». Мол, че тут усложнять, людям головы морочить...

Так и живем из века в век, упрощая все до полного искажения.

Я же стараюсь повсеместно употреблять слово «ордынцы» и считаю его наиболее точным. Потому что даже «монголы» в историческом смысле весьма условно. Там изначально был тюрко-монгольский конгломерат. Основную же военную силу составляли тюрко-язычные степняки, покоренные монголами половцы. То есть люди, не родственные монголам по языку. Но — близкие по бытотипу, по образу жизни, тому, что называется конно-степной цивилизацией.

О Литве

 В одной из статей я писал, что Литва в Средние века была велика и могуча и могла при случае поглотить Русь. Достаточно посмотреть на карты и сравнить... Мне тотчас же возразил в «Литгазете» доктор исторических наук В. Ступишин. Мол, достаточно посмотреть на карты в учебнике истории СССР выпуска 1966 года, чтобы увидеть: Литва была мала и слаба и никакой опасности для могучей Руси не представляла. И нечего, мол, причислять Литву к крестоносцам.

На самом же деле в XIII—XV веках Литва завоевала и удерживала Полоцк, Киев, Чернигов, Минск, Курск, Брянск, Смоленск, границы Великого княжества Литовского подходили к Можайску и Вязьме. Где, в каких школьных учебниках истории СССР написано об этом? Нельзя было, ни в коем случае! Однако так получается, что доктор исторических наук возражал мне, исходя из школьного советского курса истории и даже ссылаясь на карты из учебника 1966 года! Кстати, только сейчас спохватился: почти везде в этой книге слово «великий» (великий князь, великое княжество) я употребляю в его тогдашнем, старославянском значении — «большой».

Литва была передовым отрядом католической экспансии на Русь. Как свидетельствует германский историк Эдвард Винтер, папство планировало «завоевание России при посредстве Литвы». И во многом это удалось, на два-три века. Размеры Великого княжества Литовского поражают. Но, но, но...

Вот какая странная мысль посетила меня совсем недавно. Я знаю, что среди некоторых литовских интеллигентов существует ностальгическое восприятие времен Великого княжества Литовского, когда Литва была чуть ли не от моря и до моря, от Балтики до Черного... Однако, сохранись такое положение, сегодня могло и не быть литовского народа и литовского языка. Ведь в Великом княжестве официальными государственными языками были литовский и славянский. Но кто знает, сохрани Литва прежние славянские владения, не растворился бы литовский народ и литовский язык в славянском народе и славянском языке. Ведь подданные огромного княжества в большинстве были славяноязычными. Да, история не знает сослагательного наклонения. Возможно даже, что литовцы навязали бы населению свой язык. Возможно. Но вероятней всего, что растворились бы. Как растворились монголы в тюркоязычных степняках-половцах, как растворились тюркоязычные степняки-болгары в славянских придунайских племенах...

ПОСТСКРИПТУМ. Мой друг и старший товарищ Василий Ефимович Субботин, автор знаменитой книги «Как кончаются войны», о штурме Берлина и рейхстага, часто говорит: «Все равно поймут не так». По некоторым письмам сужу... С горячностью обвиняют меня сразу во всем: в промосковских, ордынских, православных симпатиях, подозревают в пантюркизме, в антимусульманстве и антизападничестве... Все сразу, в одной куче! В том, наконец, что я один «образ врага» (монголо-татары) заменяю другим — Римская церковь, крестоносцы и вообще — Запад. На самом же деле автор как раз относится к людям, которые ратуют за то, чтобы наша страна как можно быстрее восприняла именно западные ценности: свободу, демократию, торжество закона, частную инициативу и так далее. Но у нас-то речь идет о средневековой истории! А тут уж, что было — то было. Как говорится, извините, господа европейцы, я понимаю, что правда неприятна, но что поделать... Кстати, в письмах читателей везде фигурирует слово «мнение». В том смысле, что «я так считаю». Должен сказать, что я нигде не выражал своего «мнения». В этом смысле. Я лишь приводил и сопоставлял факты. И, соответственно, делал из них выводы.

Глава 11 ВЫБОР ВЕРЫ

Ислам ускорил распад Золотой Орды

 Как мы знаем, Чингисхан был язычник. Потом он стал молиться Будде, Иисусу и Аллаху — всем сразу, призывая их в покровители. Он родился и вырос в среде, где никогда не было и не могло быть рьяной религиозности, тем более фанатизма. Степняки вообще народ спокойный по отношению к религии: видно, сказывается кочевой образ жизни. Во-вторых, среда, в которой он вырос, была этнически и религиозно неоднородной. Тут были и китайские элементы, и палеосибирские, монгольские и тюркоязычные. Вообще, собственно монгольское урождение Чингисхана под большим вопросом. Потому хотя бы, что не только имя Чингисхан, но и его исконное, от рождения, от папы-мамы имя — Темучин — разумеется, не монгольское, а тюркское. Чингисханом его провозгласили на всеобщем собрании представителей степных родов. Причем это были не монгольские роды — монгольские роды там представляли меньшинство, — а тюрко-монгольский степной конгломерат. К примеру, упоминаются роды кият, меркит, жалаир, аргын. Но это — самые обычные казахские роды, живущие здесь и сейчас. Каждый казах знает, кто он и откуда. И потому нынче живые кияты, жалаиры и аргыны бродят по улицам, заседают в парламенте и едят пельмени в забегаловках. (Аргыны — самый многочисленный родоплеменной союз у казахов.) Уже у тех тюрко-монголов вместе с их языческими религиями присутствовали элементы буддизма и особенно— христианства. К примеру, древнейший и крупнейший казахский род керей ведет свое наименование от слова «кереш» — «крест». Древние кереи с третьего века нашей эры были христианами-несторианцами.

В общем, Чингисхан с рождения был очень спокойным человеком по отношению к религии. Но он, наверно, и умом понимал, что в такой империи, да еще с вольными степными джигитами, любое навязывание той или иной веры, любое преимущество той или иной веры смерти подобно. И потому в Ясе — в законах своих повелел соблюдать полную религиозную свободу.

Так и сложилась эта империя, в которой, однако, христианство все же было преобладающей религией. Чему историческое доказательство — крестовый поход в Палестину за освобождение Гроба Господня, предпринятый в 1260 году Хулагу и Хубилаем. Но то преобладание было лишь количественным, да и то чуть-чуть, и было, опять же, естественным и абсолютно равноправным — никто никого и ни к чему не принуждал.

Но через пятьдесят лет к власти пришел хан Узбек и начал огнем и мечом насаждать ислам. Или отрекайся от своей веры — или голова с плеч.

Это и стало началом падения Золотой Орды. В устоявшуюся систему был вброшен элемент, который вызвал всеобщее возмущение и отторжение. Отторжение не в религиозном смысле — к мусульманам в Орде, как и ко всем другим, относились спокойно. Отторжение было вызвано насилием, навязыванием чужой воли.

И начался естественный отбор. Слабые смирились, отказались от веры отцов и дедов. А сильные духом — бежали. Естественно, на Русь, к своим единоверцам. Сотнями тысяч. Так и возникла на Руси чуть ли не каждая третья дворянская фамилия. Говорю о дворянских только потому, что их можно проследить по «Общему гербовнику дворянских родов», в котором то и дело встречается фраза о предке: «Выехал из Орды к великому князю...» Повторю: произошел естественный отбор в пользу Руси и в ослабление Орды. В Орде остались более слабые, а самые сильные, неукротимые духом, ушли на Русь. Как писал Л.Н. Гумилев, их дети и внуки от русских мам и бабушек, перенявшие отцовское ордынское умение разрубать врага до пояса и оттягивать тетиву до уха, в составе русских войск вышли потом на Куликово поле и разгромили Мамая....

Кстати, то же самое чуть позже происходило и с великим княжеством Литовским, в котором основное население было славянским, государственными языками официально считались литовский и славянский. Я говорю о великой (большой) Литве, которая простиралась от Балтики до Черного моря. Нет, здесь за веру готовы не рубили, но все же наступление католической церкви и веры было очень и очень ощутимым. И потому православные витязи, опять же, бежали на Русь к единоверцам. Большинство дворянских фамилий на Руси — ордынские и литовские.

Мне могут возразить: а как же крещение Руси? Оно ведь прошло без разрушения Руси, а, наоборот, сплотило ее в единое государство?

Во-первых, Русь изначальная была простой системой: однородной по языку и языческой по религии. И — что особенно важно — введение христианства происходило одновременно с построением государства. В простой системе произошла смена одного лишь знака — язычества на христианство. И то процесс был довольно долгий: с бунтами волхвов и прочим. И церковь, именно церковь смогла сплотить Русь в единое государство лишь к XIV веку, когда фактическим правителем Руси стал митрополит Алексий. А когда система на Руси усложнилась, то даже реформа внутри христианства вызвала многовековую бурю. Я имею в виду реформу Никона, породившую церковный Раскол. Казалось бы, ну что тут такого уж переломного: креститься теперь надо не двуперстием, а щепотью, служить не так, как привыкли, а по книгам. На саму же веру, на христианство, никто не покушается — так чего ж бунтовать. Ан нет, на костер шли, тысячами бежали за пределы государства... И до сих пор ведь примирения как не было, так и нет. Староверы требуют от официальных православных иерархов официального покаяния, а те почему-то не соглашаются — в общем, конфликт тихо тлеет...

А в Орде же от людей требовали отказа от веры отцов и дедов. Так просто подобное пройти не могло. И не прошло.

После Узбека к власти в Золотой Орде пришел хан Джанибек — как в русских летописях пишут, «добрый царь Чанибек». Все успокоилось. Но после смерти Джанибека началась, как, опять же, в летописях пишут, «великая замятия». На власть там стал претендовать темник Мамай — узурпатор и мятежник. Началась мамаевщина. Которая закончилась в 1380 году, когда Дмитрий Донской на Куликовом поле, а затем хан Тохтамыш на Калке разгромили и изгнали Мамая из страны.

Тохтамыш — последний великий степной властитель, он на несколько десятилетий остановил распад Золотой Орды. Но процесс уже пошел. После его смерти государство распалось как бы само собой.

Я понимаю, что распад Золотой Орды был неизбежен. Просто время пришло другое. Заканчивалась эпоха конно-степной цивилизации, и приходила другая — земледельческая и городская. (На севере и западе вырастала могучая городская и земледельческая Русь, на востоке — возникла мощная городская и земледельческая цивилизация Тимура. Он хоть и тоже родом степняк, выходец из ближайшего окружения чингизидов, но уже — городская мусульманская ветвь этого конгломерата.) Но все же замечу, что надлом начался именно с насильственного навязывания ислама как государственной обязательной религии. Во-первых, вольным степным джигитам навязывать что-то — значит смертельно оскорбить их. Ведь из века в век там жизнь стояла на правиле: сабля острая, конь быстрый, а степь большая. Во-вторых — и это главное,,— жизнь Золотой Орды была устоявшейся сложной системой. И ее — разрушили. Ну представим, что в сегодняшнюю многонациональную и многоконфессиональную Россию приходит хан-дурак и говорит: «Отныне все будут молиться Конфуцию!» Представляете, что тут начнется?!

Так и тогда. Во-первых, Узбек покусился на святая святых Орды — на Закон Чингисхана. То есть сам же, своими руками порушил основы государства. Ну разве не дурак, прости господи?! Во-вторых, власть своими руками разрушила незримый и неписаный общественный договор, по которому существовало это образование — Золотая Орда. Отныне никто никому и ничем не обязан, и никого ничто не связывает. Раз вы так — то и я так, и пошли вы все туда-то и туда-то...

С этого все и началось.

Кто живет лучше? И почему?

 В американском русском журнале «Вестник» (Балтимор, США) прочитал размышления политолога Сая Фрумкина — «Политнекорректная статистика». Уверен, что они многих задели за живое. Особенно в Америке, где политкорректность... ну, там, насколько могу судить по прессе, это священная корова общего жития. Нам бы в России хоть десятую долю такого сознания и осознания! А то ведь мы в открытую, через прессу, оскорбляем друг друга и по национальному, и по расовому, и по религиозному признаку, мальчишки с арматурными прутьями ходят по улицам и... так далее. Удивляюсь, как еще Россия не раскололась, но все, по-моему, к тому идет.

Однако вернусь к Фрумкину. Он приводит такую простую статистику: на 1,4 миллиарда мусульман приходится 3 Нобелевские премии за научные достижения! При этом Фрумкин пишет, что во времена Средневековья ученые из мусульманских стран были самыми образованными в мире. Во-первых, поправлю: во времена раннего Средневековья. Во-вторых, дополню конкретными примерами. Когда арабские послы во время крестовых войн приезжали в Париж на переговоры, они смотрели на все вокруг широко раскрытыми глазами и думали: это ж дикари, варвары... Конечно, тут, в Париже — коровы в домах дворян живут, а они, арабы — дети утонченной арабской цивилизации, университет в Эль-Кахире (Каир) — древнейший в мире...

И куда все это делось? И что из этого следует? А то, что ислам, став и государством, и правом, и культурой, и наукой, задавил тем самым науку, культуру, право... — одним словом, естественное развитие светской, общественно-политическо-научно-культурной жизни.

Конечно, Фрумкин ступил на опасную почву. А вслед за ним и я. Но ведь есть цифры и факты, которые существуют помимо нас и независимо от нас. Так что вопрос уже переходит в другую плоскость: говорить о том, что есть, или не говорить? Мне скажут: важно, как говорить. Это верно. Но также верно и другое: кто очень хочет, тот и в Нагорной проповеди вычитает инструкцию к погрому.

Уф-ф! В общем, сделав необходимые оговорки, перейду к сути. Мои заметки были написаны по поводу некоторых выступлений нашей прессы о ...сельском хозяйстве. А тут как раз — статья Сая Фрумкина. Примерно о том же, о статистике (дословное совпадение!), о закономерностях в истории и в жизни народов.

В советские времена был анекдот: назовите четырех главных врагов нашего сельского хозяйства? Ответ: весна, лето, осень и зима.

Наши власти всегда пытались внушить народу, что мы живем плохо исключительно не по своей вине, а чужой — враги, войны и, наконец, особый климат. В брежневские годы отсутствие продуктов оправдывали тем, что все наше сельское хозяйство якобы находится в зоне рискованного земледелия.

Старый рецепт сгодился вновь. Через журналистов (а через кого же еще?) запускают в общественный оборот новое объяснение: все процветающие страны находятся в зоне умеренного климата, а все отстающие — южнее или севернее. К ним, мол, относится и Россия.

Да, почти вся Западная Европа лежит в зоне умеренного климата. Однако и в Российской империи жить было не так уж и страшно. (Договоримся, что мы ведем речь о состоянии мира на период до революции 1917 года. Потому что коммунистический эксперимент дал одинаковые результаты что на Кубе, что на Чукотке.)

Итак, чем хуже Западной Европы в смысле климата были Украина и Ставрополье, Северный Кавказ или Закавказье? А Российское Черноземье? Как известно, воронежский чернозем принят в качестве всемирного эталона плодородия почвы! Однако Антон Горемыка (персонаж одноименной повести В. Д. Григоровича, из которой и выросла, на мой взгляд, советская «деревенская» проза) пошел по миру именно отсюда, с плодороднейших земель.

И в то же время строила свое процветание Скандинавия, расположенная у Полярного и даже за Полярным кругом. Да, течет там теплый Гольфстрим. Но все-таки Заполярье...

Еще уязвимее станут новые теории, если мы взглянем на Северную Америку. Ровно половина территории США лежит в раскаленных широтах. На одних и тех же параллелях, что Марокко, Тунис, Алжир, Ливия, Ирак, Иран, Афганистан, Пакистан, Индия, Непал, Китай, Азербайджан, Таджикистан, Узбекистан... Но американцы ухитрились построить сносную жизнь даже в такую жару, а все перечисленные — увы...

Однако и прохлада тоже разная. Между 50-й и 60-й параллелями протянулись Зауралье, Северный Казахстан, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Красноярский край. То, что у нас называют зоной рискованного земледелия. Но знаменитые хлебные провинции Канады — Саскачеван, Манитоба и Альберта, что кормят значительную часть мира — там же, в той же зоне! Это — юг Канады! А вся остальная Канада — так и вовсе севернее, аж далеко за Полярный круг.

Значит, география не имеет решающего значения.

Но меня заинтересовала сама попытка объяснить какими-то общими условиями столь разный уровень жизни в странах мира. Напомнила мне мои давние по-стрЬения на ту же тему. Публиковать их я не торопился, но сейчас, похоже, появился повод.

А что, если уровень жизни стран и народов сопоставить не с географией, а с... исповедуемой религией? И тут выявятся любопытные системные связи. Подчеркну—не случайные, а системные.

Самый высокий уровень жизни — в христианских странах.

Гораздо ниже — в государствах ислама.

Еще ниже — в индуистских и буддистских.

Но и среди христианских стран и народов наблюдаются существенные различия. И? опять же? не случайные, не произвольные, а системные. Остановимся для примера на Европе, в которой представлены все направления христианства. Это будет вполне корректно с научной точки зрения: единая территория, единая религия, одновременное развитие.

Богаче всех, благополучнее всех живут протестантские страны — Англия, Германия, Голландия, Дания, Норвегия, Финляндия, Швеция, Швейцария... Как тут не вспомнить протестантскую триаду — Закон, Семья, Труд.

Затем идут католики — Венгрия, Ирландия, Испания, Италия, Польша, Португалия, Франция... Можно возразить, сказав, что Франция по уровню жизни почти не уступает протестантским странам. Но мы ведь берем общий средний показатель.

И, наконец, на третьем месте по уровню жизни среди христианских стран Европы — православные: Болгария, Греция, Грузия, Россия, Румыния, Сербия...

Это ведь не «мое мнение», это — статистика. Которая выявляет закономерности.

Но — закономерности исторического пути. То есть прошлое, объяснение того, что было. А сейчас человечество вступило в качественно иную эпоху. Сегодняшний и завтрашний день каждый народ творит как хочет и может.

Выбор веры

 Но тем не менее нельзя после этого не задуматься над прошлым. О его закономерностях и случайностях. О роковых весах, на которых с одинаковой долей вероятности раскачиваются и закономерности, и случайности.

Выбор христианской веры на Руси определили безусловные причины. Во-первых, и прежде всего, славяне — исконно европейская нация. Они ведь, славяне, и пришли на берега Волхова и Днепра из Европы. И всегда были в языческие времена близки к европейским народам по всей границе с севера до юга, от Новгорода до Киева. Можно назвать это модным нынче словом менталитет, я же употребляю придуманное мною слово «бытотип», то есть образ жизни. Прежде всего — оседлый, земледельческо-ремесленный. Во-вторых, старые связи с Византией, исконная дружба-вражда с ней. Опять же, по близости европейского менталитета, образа жизни.

Да, Киевская Русь называлась каганатом — Русский каганат. Великий киевский князь Владимир назывался каганом. Это от исконных родственно-политических связей киевских князей с половцами. Но ведь половцы-то, как и славяне, были тогда язычниками. Так что никакого сильного, близкого мусульманского влияния не было. Мусульманский Великий Булгар от Киева далеко, на Волге. Гораздо ближе пограничный Хазарский каганат. Там формально правили ханы-степняки-язычники, а действительная власть принадлежала богатым купцам иудейской веры. Иудейской же веры придерживалось и основное население страны — мелкие купцы и ремесленники. Но влияние Хазарии на Киевскую Русь, опять Же, было несопоставимо с влиянием европейцев.

В общем, христианство предопределено исторически и логически. Но тем не менее выбор-то — был. Не как путь, по которому в ходе исторических перипетий пойдет или не пойдет нация. А как выбор конкретного человека и перед конкретным человеком. Можно ли предполагать, что все было бы так, как решил один конкретный человек, каган Владимир?

По летописи, Владимир, выбирая веру, выслушивая византийских, хазаро-иудейских и булгарских мусульманских послов, отказался от ислама, потому что мусульманская религия запрещает пить спиртное, мед. Когда дошло до этого, он будто бы сказал болгарским послам: э, ребята, нет, питие на Руси есть веселие...

А если б мусульманам разрешалось пить? Или болгарские посланцы сказали бы, что для Руси в исламе делается исключение, потому что питие на Руси есть веселие. Это все маловероятно. Но очень вероятно, что Владимир мог быть больным, язвенником и трезвенником. И тотчас бы ухватился за такую религию, которая запрещает пить. С радостью превеликой! И стала бы Русь мусульманской?..

Вот как все качается в иные минуты на весах случая.

Глава 12 ПРОРОК, ИЛИ ТАЙНА ЗАВЕЩАНИЯ ДМИТРИЯ ДОНСКОГО

 Само завещание на русском языке никогда не публиковалось. Да и на старославянском начиная с 1773 года выходило раза три.

Из него, из завещания, советские историки цитировали отрывочно полторы фразы. Вставляя их в собственный контекст непримиримой борьбы за свержение монголо-татарского ига.

Вообще-то завещание самое что ни на есть прагматично-деловое. Прежде всего — тщательная перепись, кому из наследников какой удел остается. Это — основа мира в стране. Потому что любая неточность в отцовском завещании всегда вызывала размолвку братьев, ссору, которая превращалась в войну. Вся предыдущая история Руси — тому кровавый пример. К счастью, с тех пор отцы-князья поняли, что такое скрупулезно точное и четкое завещание. Очевидно, что они были и до Ивана Калиты. Но сохранились завещания — начиная с Ивана Калиты. И так совпало, что Калита известен в истории как рачительный и расчетливый хозяин. Такой же, рачительной и расчетливой, и была последняя духовная грамота Дмитрия Донского.

Затем, после распределения уделов между сыновьями, идет перечень слобод, городов и волостей с точным указанием «выхода» — дани Золотой Орде в денежных суммах, в рублях. С Вереи, например, 22 с половиной рубля, с Суходола, Смоляны и Скирменской слободы — по 9 рублей, со Звенигорода и Звенигородской волости — 167 рублей, с Коломны и Коломенской волости — 342 рубля, а всего с Московского княжества — 960 рублей... И это тоже, наверно, одна из причин того, что «Завещание...» на русском языке не публиковалось и широко не цитировалось. Всю жизнь пугаем народ Золотой Ордой и данью, а тут — 960 рублей в год со всего Московского княжества... Как-то несолидно.

После перечня городов и следует фраза, которую всегда и везде цитируют сокращенно: «А переменит бог Орду... не... давати выхода». И в таком урезанном виде цитата подавалась как завет бороться с Ордой. В полном же виде она выглядит так:

«А переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть».

Теперь понятно, почему полностью не цитировали. В полном виде слова Дмитрия почему-то не звучат как вызов Орде. И даже получается, что собирали бы деньги как дань Орде, а оставили себе? Тоже нехорошо...

Для современников то завещание было простым и ясным. Потому что все знали предысторию, то есть современную им действительность. Мы — не только не знаем, а еще хуже — знаем в искаженном виде. И потому завещание — загадка и тайна, которую я попытаюсь здесь разгадать логическим путем.

Два момента особенно привлекают внимание историков.

Первый. После перечня уделов, распределенных по сыновьям, следует фраза:

«А се благословляю сына своего, князя Василия, своею отчиной, великим княжением».

То есть титул великого князя, главного князя на Руси, он передает как наследственный. Впервые. Потому что до этого, при борьбе самих русских князей за трон, великого князя выбирал из них и назначал всегда хан Золотой Орды.

Эта фраза трактуется как вызов Золотой Орде, практически полное непризнание Дмитрием власти хана. Трактуется как смелость и непримиримость.

Но если это так, то Дмитрия следует считать не мудрым князем, а глупцом, несущим горе и погибель Русской земле.

Давайте посмотрим логически. Без эмоций.

Что сделает хан Тохтамыш, получив известие, что Дмитрий Донской перед смертью низложил его власть? Соберет конницу и пойдет на Москву. Получается, что сам-то Дмитрий отошел в мир иной, а на любимую жену, детей и город навлек ордынскую рать. И тогда кто такой Дмитрий? Провокатор? Психопат?

Одно дело — если бы Орда валялась в развалинах. Но к тому времени смута там прекратилась, на троне — законный и сильный хан Тохтамыш. Зачем, с какой целью Дмитрию бросать вызов и натравливать на Москву мощную ордынскую рать? За все время своего великого княжения Дмитрий не давал повода усомниться в верности хану Золотой Орды. Никогда и ни в чем. И доказал эту верность, разгромив Мамая на Куликовом поле. Другое дело, что у нас до сих пор считается, будто он там сражался против Золотой Орды, и на раке с его мощами в Архангельском соборе начертано то же самое — так я ж о том и пишу... Понятно, на Куликовом поле Дмитрий прежде всего отстаивал Москву и всю Русь, но одновременно это была и поддержка законного хана Золотой Орды «царя Тохтамыша», как всегда называл его Дмитрий. И против «своего царя» Дмитрий не выступал никогда. И правильно делал. Ничего, кроме Разорения и горя, это бы не принесло.

Эта строка в завещании — «Благословляю сына своего, князя Василия, своею отчиной, великим княжением» — так неожиданна, что поставила в тупик самого С. М. Соловьева. При этом учтем, что С. М. Соловьев — апологет и один из основателей европоцентрического подхода к русской истории, для него Орда — безусловно тьма, Европа — безусловный свет, и русские только и делали, что постоянно боролись и постоянно мечтали о борьбе с Ордой. Казалось бы, вот и подтверждение тому — Дмитрий Донской объявляет Русь своей вотчиной независимо от воли хана! Но Соловьев знает, что не мог Дмитрий Донской сделать такое. И потому С.М. Соловьев заключил, что это — вызов русским князьям-соперникам, чтобы они отныне не претендовали на великое княжение. Но никак не вызов Орде: «Донской уже не боится соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля».

Допустим, вызов русским князьям. Но неужели Дмитрий так уж уверен был во власти Москвы над Русью? Да полноте! 27 лет назад он, малолетний московский князь, мальчик, не выдержал бы соперничества с могучими тверскими и суздальскими князьями, сам никогда не стал бы великим князем на Владимирской Руси, если бы его воспитатель и фактический правитель митрополит Алексий не дружил с ханом Джанибеком. не имел могучие связи в Орде, наконец, если бы Алексий не был митрополитом — человеком, имеющим власть над всей Русью. Конечно, за 27 лет великого княжения Дмитрия Москва укрепилась во власти над Русью, но не безоговорочно. Только что, за семь лет до смерти. суздальские князья пытались натравить на него Тохтамыша, только что закончилась война с могучим Олегом Рязанским. Не было к тому времени полного господства Москвы над Русью, такого, чтобы единоличной волей передавать великое княжение как свою наследственную привилегию, отчину! Непременно возмутились бы, поднялись бы суздальско-нижегородские князья, и неукротимый и воинственный Олег Рязанский, всегдашний враг Москвы, непременно встрял бы в свару! В надежде отхватить кусок от московского княжества. Бросать такой вызов русским князьям — значит обречь сына Василия и всю семью на несчастья, а Москву — на войну и пожары. Не мог Дмитрий сделать такого, если он не выжил из ума.

Но если эту строку в завещании нельзя рассматривать как вызов остальным русским князьям, ни тем более как вызов Тохтамышу, то какой же вывод нам остается? Один-единственный, о котором никто из историков не думал, не писал. Не предполагал.

Что это строка — не воля одного лишь Дмитрия.

Что это — общая воля. Москвы, Руси и Орды.

Что был договор. Наверняка — письменный. До наших времен дошли грамоты Ивана Калиты, Симеона Гордого, Ивана Красного и затем уже Дмитрия, договоры с Олегом Рязанским и Витовтом Литовским. Других — не сохранилось. Но очевидно, что они были.

Причем договор был, разумеется, трехсторонний. С одной стороны, князья Суздаля, Владимира, Твери, Рязани, Нижнего Новгорода. Что они признают главенство московского князя и не будут впредь претендовать на великое княжение. С другой стороны — сам великий князь Дмитрий. И с третьей, наконец, Тохтамыш — хан Золотой Орды. Тохтамышу, с трудом установившему наконец порядок в своих владениях, не нужна была смута в вассальном государстве Русь, вечное соперничество князей за великий стол. Ему тоже был выгоден постоянный и наследственный великий князь. Причем Орда сделала свой выбор давно. С некоторыми исключениями, великим князьями на Руси постоянно становились московские князья — прямые потомки и наследники Ярослава и его сына Александра Невского, заключивших военно-политический союз Руси и Орды. А в данном случае еще был, возможно, и личный мотив благодарности — Дмитрий Донской помог Тохтамышу утвердиться на законном троне хана Золотой Орды, разгромив на Куликовом поле Мамая. Потом, на Калке, Тохтамыш уже только добил узурпатора и мятежника... А начал — Дмитрий.

Дмитрий княжил тридцать лет. Первые восемнадцать лет — под руководством фактического правителя страны — своего наставника митрополита Алексия. Вторые двенадцать лет — вполне самостоятельно. И везде и всегда он показывал себя мудрым, осторожным, трезвым политиком.

И, по моим предположениям, был прозорливцем-пророком. В политическом смысле. Что значит фраза: «А переменит бог Орду...»? Думал ли он, предполагал ли, что Орда скоро (в действительности — через 50—100 лет) распадется? Можно ли было в расцвет Тохтамышевой крепкой власти даже и помыслить о таком? С одной стороны — никому бы и в голову не пришло. А с другой — давайте подумаем...

Дмитрий на своем веку очень многое видел, тридцать лет княжения в те времена — эпоха! Только у Олега Рязанского да у него был такой долгий опыт власти. И Дмитрий из своего опыта, несомненно, делал какие-то выводы. Дмитрий был семилетним мальчиком, когда умер «добрый царь Чанибек» — хан Джанибек и в Орде началась «великая замятия». На долгие годы возник из Крыма смутьян и узурпатор Мамай. Да, потом пришел Тохтамыш, снова Орда окрепла, но...

Но, возможно, Дмитрий прозревал, что все движется своим чередом и распад неизбежен? Потому что идет изматывающая война с могучим Тамерланом, бесконечные стычки-замирения с великим литовским князем Витовтом, он видел, что Орда слабеет: ведь еще за сорок лет до его рождения ордынские витязи начали тысячами уходить из Орды на Русь от насильственной исламизации, их дети и внуки становились русскими воинами, русской служивой знатью, что этот исход продолжается и ныне. (После гибели Тохтамыша в 1407 году и возникшей там новой смуты исход ордынских витязей на Русь снова стал массовым, как сто лет назад, во времена Узбека.) И не сделал ли Дмитрий далеко идущие выводы, осмысливая события тридцати лет бурной истории, коим был свидетелем и участником?

Да, это мои логические построения. Да, трудно предположить такое предвидение. Ведь это по сути пророчество, которое начало сбываться через пятьдесят лет и сбылось полностью еще через пятьдесят.

Но ведь он ЭТО продиктовал, написал! К сожалению, всего лишь одну фразу, без всяких объяснений и указаний. И если он не пророк, если он все не предвидел, тогда скажите мне, откуда она возникла, эта фантастически прозорливая его фраза, и в чем ее смысл: «А переменит бог Орду...»?

Дмитрий вел Русь далеко вперед.

И смотрел далеко вперед.

Глава 13 СПАСИТЕЛЬ КУЗЬМА Феномен человека и народа

25 (11) июля 1613 года в Успенском соборе Кремля был венчан на царство юноша Михаил — первый царь из династии Романовых.

На следующий день, 26 (12) июля 1613 года, нижегородский купец Кузьма Минин был царским указом пожалован званием думного дворянина и стал членом Боярской думы.

Ох, устаю я иногда от нашего русского народа! Как от себя самого. Наверно, в том и дело. Устаешь от своих недостатков, которые видишь и в других. Видимо, народ наш такой же, как и я, безалаберный, некогда ему текущими делами заняться, необходимые процедуры соблюсти.

Ну вот вам национальный герой — Кузьма Минин! Спаситель Отечества! Вышедший из самых что ни на есть глубин народных. И ладно бы какой безвестный, в рубище. Не в рубище, а в блеске славы. Живет в царском дворе!..

Не когда-либо потом, после важных дел, а сразу, на другой же день после венчания на царство, царь Михаил Федорович жалует Кузьму Минина званием думного дворянина. И этим актом всему миру показывает: новая царская династия знает, кому она обязана троном. Понятно, в князья-бояре Кузьму пожаловать невозможно. В бояре пожаловали князя Пожарского. Но думный дворянин — почти боярин, он в Боярской думе сидит, государственные дела вершит! Ну как сопоставить... Значимость нынешних депутатов Госдумы, членов Совета Федерации или рядовых министров и сравнивать невозможно со значимостью членов тогдашней Боярской думы! Быть может, по-нынешнему — это члены Совета безопасности или члены Государственного совета...

Вообще, с 1572 года, с первого упоминания думных дворян в Боярской думе, перебывало их там 18 человек. При царе Михаиле Федоровиче в Думе было два думных дворянина — Гаврила Пушкин (нам больше известен его потомок Александр) и Кузьма Минин. Жалованье Пушкина — 120 рублей в год, жалованье Кузьмы — 200 рублей в год.

В общем, крупный государственный деятель, большой чин. Только с неизвестным прошлым. Ну так спросите его, Кузьму Минина! Кто он, кто его родители, когда и где родился, кто бабушка и дедушка? Запишите. Занесите на скрижали. В конце концов, так положено, это обязанность, протокольное мероприятие. Не прохожий на улице, а член Боярской думы! И на дворе, чай, не какие-нибудь темные времена, а просвещенный и прогрессивный XVII век! Бумага под рукой, чернила. Уже полвека прошло, как первую книгу напечатали! Разве что диктофонов и компьютеров нет.

Однако ж — никто ничего не записал. Не спросил. А если спросили и записали, то потеряли и забыли. Или кто-то забрал в спецхран, в партархив и так спрятал под грифом «гос. тайна», что и поныне докопаться невозможно...

Но шутки в сторону. Пусть даже и горькие.

О самом главном я скажу в последней главе. А пока — просто о главном. Сколь ни старалась дореволюционная, а потом и коммунистическая история возвеличить Кузьму как представителя народа, а все равно Кузьма Минин оказался приниженным. Это у нас само собой получается: кто у нас всегда главный, тем более на войне? Царь, боярин, князь, генеральный секретарь, главнокомандующий, маршал... Да вспомните сами курс школьной истории, какой образ исторический перед нами встает? Ну, мясной торговец Кузьма, борода лопатой, обратился с призывом к народу в Нижнем Новгороде, стал собирать деньги на ополчение... В общем, казначей при Пожарском, представитель народа при Пожарском и других князьях-боярах...

Все это — вранье!

Кузьма Минин был Главным Действующим Лицом тех событий.

Прежде всего надо четко обозначить: не Пожарский и бояре подняли и повели Кузьму и народ, а народ и Кузьма выбрали, «указали на Пожарского» и повели Пожарского, бояр и дворян на Москву.

Сейчас я приведу строчки из практически неизвестного свидетельства:

«Призвавши бога на помощь, пошел Кузьма к царствующему граду... Князь Дмитрий Трубецкой, услыхав, что идет Кузьма Минин с войском, отступил прочь... А в то время Кузьма Минин со своим войском облек город-Кремль...»

Помилуйте, братцы, это же не купец Кузьма, а полководец Македонский! Причем на широком историческом фоне идет непрерывный почти личный конфликт за первенство между двумя руководителями двух войск — высокороднейшим князем Дмитрием Трубецким и мясным торговцем Кузьмой Мининым. А Пожарский там вообще фигура третьестепенная...

Это — «Хронограф» из рукописного собрания князя Оболенского. Официальная история его отвергает и вообще нигде не упоминает. Мол, придумки, народные сказки, неизвестный автор был поклонником Кузьмы и чрезмерно возвеличил его роль. Да, конечно, нам читать такие строчки странновато. Но, во-первых, источник есть источник. Какой бы он ни был, он требует прежде всего не замалчивания, а обнародования. А «Хронограф», хранящийся в Центральном государственном архиве древних актов, почему-то до сих пор не опубликован. Что более чем странно, если учесть к тому же невероятную скудость источников о личности Кузьмы и его деяниях. А уже потом, после опубликования, можно судить о нем, сопоставлять с другими источниками, опровергать сведения или же подтверждать. То есть анализировать, выяснять. К примеру, что за автор такой и почему он в те времена взялся возвеличивать какого-то Кузьму? Может, он писал по прямому заказу самого Кузьмы или его сына Нефеда? Или же имел свое мнение и решил его выразить. Почему ж тогда мы его мнением пренебрегаем? Учтем, что грамотных людей тогда было мало. А уж таких, кто взялся бы за летописание — и вовсе единицы. Само по себе ведь интересно, почему образованный, литературно способный человек решил возвеличивать какого-то мясного торговца — вопреки вековой традиции письменного возвеличивания великих князей и царей! Что ж мы с порога-то отметаем свидетельство такого человека!

А во-вторых, если «Хронограф» мы не считаем объективным свидетельством эпохи, то как быть тогда с Никоновской летописью? Ее-то мы признаем как главный источник сведений о Кузьме и его деяниях. От которого и отталкиваются все писатели-исследователи.

Но на деле получается, что мы и Никоновской летописью пренебрегаем, потому как используем ее весьма произвольно. А ведь в ней, в Никоновской летописи, роль и значение Кузьмы прописаны совершенно четко. Везде и всюду говорится: Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский совместно руководили освободительным движением, все важнейшие решения принимали совместно. Все грамоты во все края писали и подписывали совместно. Они вдвоем назначали воевод и посылали князей с ратниками в города...

«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма посла к Ярославлю князь Лопату Пожарского... »

«Думав с Кузмою и дата им воеводу князь Романа Гагарина...»

«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма отпустиша князь Романа Петровича в Суздаль, а сами поидоша в Ярославль...»

«Князь Дмитрей же и Кузма тако же писаша под Москву, что... идут под Москву хам на помощь, на очищение Московского государства».

И так далее.

И противная сторона воспринимала Кузьму как вождя и вершителя (их!) судеб.

К примеру, знатные бояре, засевшие в Кремле вместе с поляками, боясь штурма, решили спасти своих жен. И обратились с просьбой... Каково им, родовитейшим из родовитых, на царский трон претендовавшим, спесивейшим из спесивых, было просить мясного торговца о милости к их женам — можно только догадываться. Летописец излагает беспристрастно:

«Бояре же... послаша ко князю Дмитрею Михайловичу Пожарскому и к Кузме... чтобы пожаловали их, приняли без позору».

Вот так! А вы говорите: казначей, деньги собирал...

То время удивительно точно названо Смутным. Смута в стране, в умах, в сердцах. Трудно понять, что происходит, кто с кем, кто друг, а кто враг. Мы до сих пор не разобрали, а каково было современникам?

Чтобы представить смутность и мутность давних лет, нам достаточно вспомнить события с начала перестройки до наших дней. Сейчас мы уже понимаем, что в итоге эти путчи, антипутчи и штурмы оказались большой разборкой среди своих — бояр из советско-российской партийно-чиновной номенклатуры. Мы, людишки, служили массовкой. Были материалом или аргументом. Вполне искренне и по своей воле. По идее. По душевному порыву! Кто-то защищал Белый дом и Ельцина от «коммунистических танков» в 1991 году. Кто-то уже в 1993 году защищал тот же Белый дом уже от «демократических танков» Ельцина. Но и те и другие остались при своих. Как и были. И даже гораздо хуже. Так ведь? А вот у тех, кто вел нас туда и сюда, ни один волос ни с одной головы не упал и ни один рубль не пропал!

Да, кто-то отстранен от высшей власти, но все — вполне благоденствуют. В отличие от нас.

То же самое было и тогда. Боярские разборки. И тоже ни один волос с их голов не упал. Разве что Ивана Заруцкого посадили на кол — так Заруцкий в той княжеско-боярской московской камарилье вообще чужак, пришелец с Дона, казачий атаман, смутьян и беспределыцик. Его бы в любом случае замочили. Не те, так другие или третьи. Нуда, еще четырехлетнего сына Марины повесили. Очевидно, что бояре-советники юного, только что избранного царя Михаила Романова заранее решили, что младенца непременно надо убить, потому что живой сын Марины — будущая угроза и будущая смута, так как в любое время может объявить себя «законным царем», сыном «законного царя Дмитрия». Его казнь — политическая необходимость и неизбежность. И убить его следовало не тайно, а публично, чтобы никаким новым лжедмитриям веры не было. Вот так завершилась десятилетняя смута на глазах народа, у Серпуховских ворот Москвы, когда из Астрахани привезли атамана Ивана Заруцкого и Марину Мнишек с дитем...

Боярские разборки. Вначале бояре во главе с Шуйским и Мстиславским при помощи Лжедмитрия поднялись на Годунова. Потом убили Лжедмитрия и поставили Василия Шуйского. Тотчас же началась смута против него. Иван Болотников не на пустом месте возник: крестьянский вождь Болотников был воеводой у князя Григория Шаховского — ярого врага Василия Шуйского... Затем те же бояре затеяли мутный хоровод вокруг «тушинского вора» Лжедмитрия П. Затем отвернулись от «тушинского вора», свергли Шуйского и позвали на московский престол польского королевичи Владислава. И все эти годы гуляли по стране казачьи ватаги Хлопка, Илейки Муромца, Ивана Болотникова, Ивана Заруцкого — и Русь утонула в крови и разрухе.

И что в итоге? Невинного младенца повесили. Нашли виновника всех бед...

Я не провожу прямые параллели с недавними днями нашей смуты, я говорю о том, что принцип примерно один. А тогда, конечно, было гораздо страшнее, сложнее, смутнее. Потому хотя бы, что противоборствующих лагерей было несколько.

Ну, с поляками и войсками великого литовского гетмана Ходкевича ясно — противники. А как быть с Трубецким и Заруцким? Они оба позавчера служили «тушинскому вору» самозванцу Лжедмитрию II, были пожалованы им в боярское звание. Вчера — целовали крест на верность самозванцу Сидорке — «псковскому вору», Лжедмитрию III (был и такой!). А сегодня они — в народном ополчении? Хорошо даже, что Заруцкий предал ополчение и ушел к Марине Мнишек под Коломну и далее на юг. Хоть под Москвой не вносил смуту. А вот казаки князя Трубецкого вроде теперь на одной стороне с Мининым и Пожарским. Однако Минин и Пожарский никогда не ходили на совет в лагерь Трубецкого — боялись, что казаки их убьют. Хороши союзнички, да? Так ведь у казаков Трубецкого были свои интересы, отличные от интересов нижегородского и других ополчений. В основном насчет того, как пограбить. В самые решительные минуты казаки отказывались идти в бой, грозились вообще уйти из-под Москвы, если им не заплатят. Дошло до того, что им в залог денег вынесли церковное золото. Правда, тут некоторые казаки слегка устыдились... Но — слегка. Когда Пожарский велел не трогать боярских жен, вышедших из осажденного Кремля, казаки взбунтовались и решили убить князя Дмитрия за то, что не дал пограбить боярынь...

Везде, во всех лагерях были свои — бояре, так сказать, соль земли русской, тудыть их растудыть. И с поляками в Кремле, и у Заруцкого, и у Трубецкого, и у Минина с Пожарским. И многие и многие за эти десять лет Смутного времени не раз переходили из лагеря в лагерь, по мере обстоятельств. Их называли — «переметная сума». Как тот же первейший из первых, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. А теперь он, значит, союзник Пожарского и Минина, тоже за «очищение Московского государства»? Так ведь он гораздо значительнее Пожарского. И держался, вел себя соответственно. И ему тот же Пожарский оказывал почести соответственные. Мало того, Трубецкой потом на Земском соборе претендовал на царский трон. Из корешей «тушинского вора» в законе — да в русские самодержцы! Однако царем не стал, но при дворе был возвышен поболе многих. И никого это тогда особо не смущало.

Вместе с тем же Дмитрием Трубецким при дворе «тушинского вора» состояли патриарх Филарет (отец будущего царя), Салтыковы, Годуновы, Плещеев, Масальский, Вельяминов... Потом они кинулись к польскому королю Сигизмунду — королевича Владислава на русский трон позвали. Где они, с кем они сейчас — кто разберет...

И те, что в Китай-городе и в Кремле с поляками, — первейшие из первых. Имена какие! Юрий Трубецкой. Михаила Салтыков, Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Иван Романов!.. Для них Пожарский — «захудалый». Так называли тогда хоть и знатные, но уже не имеющие никакого влияния фамилии.

И те же бояре, что в лагере Минина и Пожарского, морщатся, потому как Пожарский то и дело впереди бояр становится. Да и сам Пожарский понимал двусмысленность своего положения. Кто он такой? Князь-то князь, но обыкновенный князь. Не боярин, и место свое знать должен. Он и знал. В грамотах о спасении страны, рассылаемых по городам, его подпись — десятая! Впереди, как и положено, высокородные — Морозов, Долгоруков, Головин, Одоевский, Пронский, Волконский, Плещеев, Львов, Вельяминов. Подпись Кузьмы Минина — пятнадцатая! И это надо считать небывалым смирением знати и признанием главенства Кузьмы! За ним — еще 34 подписи, в том числе и князей Туренина, Шереметева, Салтыкова, Бутурлина...

Понимаю, что моя теория боярских разборок применительно к Смутному времени вызовет некоторую настороженность. Потому что мы привыкли искать везде социально-исторические закономерности. Но ведь от фактов никуда не денешься. А с другой стороны, боярские разборки — это ведь тоже своего рода социально-исторические закономерности? Они всегда возникают при слабости верховной власти. В монархические времена власть освящена вековой традицией, ореолом неприкосновенности. Уж что вытворял со страной кровавый маньяк Иван Грозный — а никто и пикнуть не смел. Потому как он — прямой наследник Рюрика на троне, его власть от Бога. Помазанник Божий! И при его сыне, слабом властителе Федоре Иоанновиче, никто не покушался на власть законной династии. Но Федор не оставил наследника. И тотчас же при выбранном царе Годунове возник Лжедмитрий. К тому же еще и три года голода в стране, и враждебное родовитое боярство, обрадовавшееся самозванцу... Но Годунов мог выстоять, если бы не смерть. А вот сыну его удержаться уже не было возможности — династия еще даже не сложилась, не обрела еще опоры в боярстве, дворянстве, народе, не говоря уж об ореоле богоданности и неприкосновенности. Также надо заметить, что бояре, породив и вызвав Смуту, сами стали заложниками событий, но поделать уже ничего не могли, а от того, что они кидались во все стороны, хаос только умножался.

Чтобы яснее представить тогдашние нравы, амбиции, иерархические заморочки и ситуацию вообще, приведу, забегая вперед, характерный пример. Незадолго до церемонии венчания Михаила Федоровича на царство, до выхода из Золотой палаты в Успенский собор, упомянутый уже думный дворянин Гаврила Пушкин закатил скандал. Мол, невместно ему на этой церемонии стоять ниже Пожарского: мы, Пушкины, никогда меньше Пожарских не бывали!.. Понимаете, пустяки, что Пожарский спаситель Отечества! Это он вчера спаситель, а сегодня нечего с суконным княжеским рылом в боярский калашный ряд соваться... Но поскольку Пожарский уже не просто князь, а только что пожалован в боярское звание, то Гавриле пришлось смириться.

По сценарию венчания, Мстиславский должен осыпать государя золотом, Иван Романов — держать шапку Мономаха, Трубецкой — скипетр, Пожарский — яблоко...

Однако тут возник Трубецкой. Ему невместно быть меньше, чем Иван Романов! И он по-своему прав. Романовы — от Андрея Кобылы, а Трубецкие — Гедиминовичи! Вторые по знатности после Рюриковичей. Но и он смирился, поскольку Иван Романов теперь — дядя царя! Кто-то из историков прошлого, кажется, Дмитрий Иловайский, возмущался, что «тушинский боярин» Дмитрий Трубецкой и при новом царе остался при власти и в почете.

А почему, Дмитрий Иванович, вы только о Трубецком? Вы посмотрите на всю эту компанию, что венчает царя. Федор Мстиславский — он что, с оружием в руках выбивал ворогов? Нет, Мстиславский — вождь старого, исконного боярства (Воротынские — Шуйские — Голицыны — Куракины) еще против Годунова смуту начинал, когда проиграл ему царские выборы на Земском соборе 1598 года. Он (Гедиминович!) с братьями Шуйскими и Воротынскими (Рюриковичи!) первого Лжедмитрия в Туле с почестями встречал! А потом польского королевича Владислава на русский трон призвал. Мало того, вместе с Салтыковым еще и ратовал за то, чтобы польский король Сигизмунд стал и русским королем. Тут надо оч-чень объяснять! Одно дело — сын Сигизмунда королевич Владислав, провозглашенный русским царем. При этом просто династия польская, но Московия осталась самостоятельным государством. А при короле Сигизмунде Московская Русь перестала бы существовать как суверенное государство, она стала ,бы частью Польского королевства со столицей в Варшаве и воеводствами в Москве, Смоленске, Владимире... Вот что автоматически следовало за призванием Сигизмунда! И этот человек, Федор Мстиславский, теперь вместе с Пожарским венчает русского царя. И при новом царе он как был, так и остался первым боярином на Руси.

А Иван Романов что делал в Кремле с поляками, смертным боем бился несколько месяцев? Нет, он просто был там. Вместе с поляками. И не один, а с малолетним племянником Михаилом и его матерью. Понятно, что пятнадцатилетний Михаил ни при чем, он оказался там не сам по себе, а по стечению обстоятельств, с дядей и матерью. Но... Факт есть факт. Который почти все историки стеснительно умалчивают, обходят.

В общем, Пожарский на венчании — чужеродное тело, представитель ополчения и дворянства. Только и всего. Тот, кто расчистил им, высокородным боярам, поле для новой игры. Убрал с него совсем уж одиозных игроков: Ивашку Заруцкого, Марину Мнишек с сыном, царя Владислава... Как в недавние нынешние времена генерал Грачев, что отдал приказ стрелять по Белому дому, убирая с поля Руцкого, Хасбулатова и компанию. Или как генерал Лебедь в комбинации Чубайса, убравший с поля разом Коржакова, Барсукова и Сосковца... (Теперь уж, наверно, напоминать надо, что Руцкой тогда — вице-президент России, Хасбулатов — председатель Верховного Совета, Коржаков — «друг семьи» президента Ельцина, начальник его личной охраны, Барсуков — начальник ФСБ, Сосковец — первый вице-премьер...)

Я намеренно забежал вперед, чтобы яснее стала обстановка в Москве и вокруг летом — осенью 1612 года. Каждый князь и каждый боярин в каждом лагере прикидывали, что к чему, каждый думал, как и чем обернется завтрашний день, как выгадать его с пользой для себя, на чью сторону перейти, за кого быть. За царя Владислава, короля Сигизмунда или за шведского королевича Карла-Филиппа, за ту или иную новую силу — неважно, потому что в итоге каждый был сам за себя. А кто за Русь-то, мать-перемать?! Вот он и был, Кузьма. С ополчением. Он один не рассчитывал, не хитрил, не выгадывал, не связан был прежними боярско-княжеско-придворными иерархиями и хитросплетениями. Ему одному по фигу были все эти заморочки. Он ясно видел цель — выгнать поляков из Москвы — и подталкивал на решительные действия Пожарского...

Не будь Кузьмы — еще неизвестно, чем бы все закончилось. А то официальная история создает ощущение, будто как возникло ополчение — так оно и двинулось победоносно и вошло в Москву, в Кремль под клики народа! Нет, в боях за Москву все время было равновесие сил. Вызванное и тем, что ополчение есть ополчение. Оно все-таки побаивалось и польских солдат, и тем ( более подошедших к Москве ратников великого литовского гетмана Ходкевича, одно имя которого вызывало у военных людей уважение. Во-вторых, в любой момент в спину могли ударить казаки-союзнички. Как пишет М.С. Соловьев, «предстояло сделать последний шаг; и ополчением овладело раздумье: боялись не поляков осажденных, не гетмана Ходкевича, боялись Козаков». Д конечно же, бездействие сторон было следствием все той же смутной политики в смутной ситуации. Все топтались на своих местах. Никто не осмеливался на действия. Трубецкой выгадывал. Пожарский не решался. В Ьэтот момент поляки из Кремля и гетман Ходкевич одним ударом смяли и отбросили ополченцев на левый берег Москвы-реки.

«Пехота легоша по ямам и по крапивам на пути, чтобы не пропустить гетмана в город. Всею же ратию начата плакати и петь молебны, чтобы Московское государство Бог избавил от погибели...»

(Никоновская летопись)

Всею ратью плакать и молиться... Нашли время и место... Если бы гетман Ходкевич начал тогда решительное наступление, конец бы пришел ополчению, рассеяли бы его, отбросили от Москвы. А там неизвестно, кто бы к кому переметнулся — и снова закрутилась бы завертелась смута на года...

Вот в этот смутный вечер 24 августа 1612 года Кузьма пришел к Пожарскому и попросил ратников. О состоянии Пожарского можно судить по устало-безразличной фразе: «Бери кого хочешь...» Кузьма взял три дворянские сотни, перешел через Крымский брод и ударил по полякам. Те побежали. Другие ополченцы, видя успех атаки, тоже устремились за Кузьмой. Поляки в том бою потеряли 500 человек разом, их выбили с Крымского двора. Гетман Ходкевич отступил на Воробьевы горы, а на следующий день ушел(?!) из Москвы на Можайск — видно, у великого литовского гетмана не было решительного настроя биться за поляков до смертельного конца. Поляки остались одни. Это была окончательная победа!

Таким образом нижегородский мясной торговец. начавший поход на Москву сбором денег как казначей, сам же и завершил поход победой у Крымского брода уже как военачальник!

To есть и как непосредственный боевой командир — Кузьма стал решающей фигурой.

Однако и после этого ополчение топталось у Китай-города и Кремля два (!) месяца. Для многих московских бояр Минин и Пожарский с их ополчением были хуже поляков. То есть гораздо хуже! В стан к казакам Трубецкого пришли братья Шереметевы, Шаховской, Плещеев, Засекин и начали мутить воду, натравливать казаков на Пожарского. Те впрямую не выступили, но пригрозили уйти из-под Москвы, если денег не заплатят. Тогда-то и вынесли им церковное золото...

В эти месяцы можно было легко взять Кремль. Но никто не вел решительных действий. Трубецкой и не думал, а Пожарского понять можно: это что же, он, «захудалый» князь, пойдет на Романовых-Салтыковых-Воротынских-Мстиславских?! Вот если они сами выйдут из Кремля, он «примет их с честию». Что впоследствии и произошло. Когда же казаки хотели побить «как изменников» бояр, вышедших из Кремля и собравшихся на Каменном мосту, Пожарский их остановил. А то б у нас была другая династия. Потому что из Кремля от поляков вместе с Федором Мстиславским, Иваном Воротынским и прочими вышли Иван Романов и Марфа Романова — с племянником и сыном Михаилом...  Восемь лет назад бояре ввергли страну в хаос, свергнув законную династию Годуновых. После смерти Бориса Годунова, законно избранного на Земском соборе Царя, власть должен был унаследовать его сын Федор. Но бояре убили Федора. Во что это все вылилось, известно. После этого бояре, оказавшись в кровавом тупике, готовы были на все. И Владислава русским царем объявили, и страну готовы были превратить в часть Польши, и даже шведского королевича Карла-Филиппа на царство звали (в чем и Пожарский участвовал!). И кто знает, как бы еще все обернулось, если бы не Кузьма и грозное дыхание стоящего за ним ополчения. Очевидно же, что при всех интригах бояре действовали с оглядкой на Кузьму и ополчение. Народ-то поднялся под одним ясным лозунгом: вон иноземцев, защитим от поругания православную церковь!

Поляков выгнали. А в остальном, как мы знаем, те же бояре договорились. Да и ладно, а как было иначе-то? Иначе, наверно, и не могло быть... На троне — русская династия, в стране наконец установилась власть, признанная всеми, — разве этого мало?!

Избрание Михаила Романова — историческая данность, окутанная покровом неизвестности. Нет никаких сведений, что там происходило, кто, как, какими словами всех убедил или заставил. И потому остался один большой вопрос: а почему именно Михаил Романов? Почти все историки — и красные, и белые — сходятся в том, что в споре сильных претендентов никто не смог победить, и потому сильные сошлись на кандидатуре самого слабого (так бывает!), решив к тому же, что Михаил станет фигурой фиктивной, а за его спиной будут править они.

На самом же деле, я думаю, на Земском соборе в январе — феврале 1613 года победил коллективный разум, здравый смысл, если хотите — элементарная политическая и человеческая чистоплотность! Там ведь было почти семьсот человек — духовенство, дворяне, посадские. А не только узкий круг бояр, людей политически циничных, растленных. До того растленных, что с их подачи на Земском соборе так или иначе в числе претендентов на русский трон фигурировали не только шведский Карл-Филипп, но и все тот же Владислав и сын Марины Мнишек. Их, конечно, сразу отвергли. Но посмотрите, кто там выдвигался еще, из русских? Шуйский, Воротынский и Трубецкой — с ног до головы запятнанные пособничеством со всеми поляками и всеми Лжедмитриями! Клейма ставить негде...

А Миша Романов — был чист перед историей и народом!

Вот в чем секрет и смысл его избрания. На мой взгляд...

А чтобы довершить доказательства, что Кузьма был тогда Главным Действующим Лицом, приведу последний пример. Немногие знают, что некоторое время Кузьма был правителем Руси. Вернее — одним из правителей. Для временного управления страной до созыва Земского собора и выборов нового царя был создан триумвират правителей — князь Дмитрий Трубецкой, князь Дмитрий Пожарский и «выборный человек Кузьма Минин». Соответствующая грамота о чем и была разослана по всем городам.

Правитель Кузьма!.. А не казначей. Это мы сами принизили своего национального героя до роли сборщика Денег при князьях-боярах. А тогда на Москве все знали, кто такой Кузьма Минин. Вот потому-то я и поражаюсь, что не расспросили его, не записали и не сохранили сведения о нем. То ли просто наше головотяпство и равнодушие, то ли стечение несчастных обстоятельств, а может, и мистика какая...

Действительно, Кузьма Минин — фигура в некотором роде мистическая. О нем никто ничего толком не знает. Где родился, когда, кто отец и мать, чем занимались. Ни-че-го. Вот так сразу он возник — богатый торговец мясом, земский староста, начальник суда посадских людей в Нижнем Новгороде. Видная ведь фигура, вполне номенклатурная по нижегородским масштабам! Однако о прошлом его — ни слова. Даже фамилия его — и та вызывает вопросы.

Действительно, мистика...

Причем мистика эта имеет продолжение. Оно и меня коснулось.

Очень популярный журнал напечатал рядом беседу с профессором Владимиром Махначом и мой очерк — о некоторых моментах в средневековой истории Руси. И между ними — врез-аншлаг крупными буквами: Кузьма Минин — крещеный татарин Кириша Минибаев.

Естественно, пошли звонки. Я говорил, что ничего об этом не знаю, спрашивайте Махнача. Владимир Леонидович, как оказалось, тоже ничего не знал и думал, что информация идет от меня. В конце концов выяснилось, что это самодеятельность редактора. В портфеле редакции лежала статья какого-то человека из Нижнего Новгорода, в которой приводились доказательства татарского происхождения Кузьмы. Они решили ее печатать, а для начала дали такой анонс, рекламу. Но — вот мистика! — статья эта куда-то исчезла. А имени-фамилии, телефона-адреса автора никто отдельно не записал. Если бы эта история попала ко мне через вторые или третьи руки — не поверил бы: авторы и рукописи нынче не пропадают! Но я знаю ее непосредственно от редактора. Потому и не называю журнала и имен, поскольку все очень уж на мистику смахивает. Мининскую мистику...

В словарях, энциклопедиях и прочих книгах нашего национального героя называют как бог на душу положит. Кузьма Минин, Кузьма Захарович Минин, Кузьма Захарович Минин-Сухорук, Кузьма Минин Сухорук, Кузьма Захарьев Минин, Кузьма Захарьев Сухорук, Кузьма Захарьевич Минин, по прозванию Сухорук.. Или так: «Минин — Кузьма Минич». И даже так: «Минин-Сухорук, Кузьма Минич (настоящая фамилия Захарьев-Сухорукий)». С ума сойти!

(Может, и в этом сказывается наша холопская сущность? Небось в ФИО Наполеона или Македонского давно бы уже все разночтения разобрали и прояснили. А тут Кузьма какой-то, из наших...)

В жалованных грамотах царя Михаила Романова от 1613 года написано: «Кузма МиниЧ». Нефед, единственный сын Кузьмы, также писал: «Яз Нефедко Кузмин сын МиниЧа».

МиниЧ, или МиниН суть одно и то же — сын Мины. Откуда же взялось отчество Захарович? Получается ведь, что Кузьма отрекся от отца Мины и стал называть своим отцом некоего Захара? Ничего подобного, конечно, не было и не могло быть. Себя он называл только Кузьма Минин. В грамоте 1614 года его подпись: «Думный дворянин Кузьма Минин». Нигде никаких Захаровичей или сухорукое. Откуда же эти имена и прозвища?

Прежде всего из Никоновской летописи. Там ясно и недвусмысленно сказано: «Нижегородец имяше торговлю мясную Козма Минин, рекомый Сухорук».

Тогда откуда же «Захарьев» и даже «Захарович», да еще вместе с Сухоруком? От обнаруженной в начале XIX века в Нижнем Новгороде купчей бумаги на домовладение, датированной 1602 годом, в которой было написано: «Мой двор подле Кузьмы Захарьва сына Минина Сухорука».

Век спустя по этому поводу председатель Нижегородской губернской ученой архивной комиссии Александр Яковлевич Садовский провел отдельное расследование. И доклад его, прочитанный на общем собрании комиссии 20 января 1915 года, назывался так: «Одно ли лицо Кузьма Минин и Кузьма Захарович Минин Сухорук». Садовский нашел в архивных документах и Захара, и детей его Кузьму и Игната, и других людей, называемых Сухорукими, Безрукими, Сухоруковыми и Безруковыми. Однако прямых, твердых доказательств идентичности не было. И потому он предложил именовать Кузьму так, как тот сам себя называл — Кузьма Минин.

Можно предполагать (только лишь предполагать!), что прозвище Сухорук перешло к нему как минимум от отца или от деда. Что сам он не был сухоруким. Во-первых, о его физическом недостатке нет никаких упоминаний в источниках. Во-вторых, он ведь был ратником, причем отчаянным ратником, вел людей и участвовал в сражениях. Как же с сухой-то рукой?.. А в-третьих, трудно представить даже богатого мясного торговца в те времена, который не умел бы сам разрубить-разделать тушу. А это трудное дело для сухорукого.

Однако все это — мои предположения, анализ информации.

Существует версия, что Кузьма родом из Балахны, сын балахнинского соледобытчика Мины Анкудинова. В Писцовой книге есть запись о «посадском человеке Мине Анкудинове». Но никаких свидетельств, что это отец Кузьмы, нет. А вот определенное логическое противоречие — сразу бросается в глаза. По тем временам сын ложкаря становился ложкарем, а сын соледобытчика — соледобытчиком. За родовое дело и ремесло держались изо всех сил, потому что иначе выжить было трудно. Каждое ремесленное сословие — замкнутая каста, со своими традициями и авторитетами. Куда чужого не допускали.

Конечно, Кузьма, будучи человеком пламенного характера и решительных действий, мог бросить дело отца, искать приключений по белу свету, а затем приехать в Нижний Новгород, проникнуть в среду торговцев мясом. И даже быстро разбогатеть. Но ведь его выбрали еще и земским старостой, и начальником судных дел у посадских людей! Трудно поверить, что нижегородцы вручили такую власть приезжему, недавнему в их городе человеку. Нет, такое доверие зарабатывается еще отцами и дедами...

В общем, неразбериха продолжается. Хотя чего бы проще написать в энциклопедиях раз и навсегда: «Кузьма Минин, в Никоновской летописи «рекомый Сухорук», тождественность с упоминаемым в посадских книгах Кузьмой Захарьевым Мининым Сухоруком не доказана». Увы. По-прежнему пишем как попало, повторяя и множа ошибки.

Но больше всего поразила меня вышедшая совсем недавно Славянская энциклопедия, огромный фолиант-двухтомник.

Представьте, приезжает в Москву иностранец, любуется на Красной площади памятником Минину и Пожарскому. И, не удовлетворяясь путеводителем, ищет справочники-энциклопедии. Берет самое последнее, самое солидное издание, 2001 года — Славянскую энциклопедию. Смотрит на «М». Читает: «Мина Евфимович, удельный князь козельский... Жил в середине XV века литовским подручником». И — все.

Кузьмы Минина там вообще нет.

Далее смотрит иностранец на букву «П». Есть Пожарский Федор Иванович — «1-й городничий в Свияжском городе». Есть Пожарский — Щепа Петр Тимофеевич... — «воевода в Уржуме».

Дмитрия Пожарского там нет.

Вот и задумается иностранец: кому же тогда «благодарная Россия» поставила памятник на Красной площади? Д-да, загадочные люди, эти русские...

Никто мне не верит, что в Славянской энциклопедии Минина и Пожарского нет. Словам моим не верят. Ну не ходить же мне теперь по Москве с двумя фолиантами под мышкой! Да я и сам, держа в руках эти два тома, себе не верю, глазам своим не верю.

Я прошу вас на секунду остановиться и задуматься: вот вы, составляя Славянскую энциклопедию, включили бы в нее Минина и Пожарского? Вы только пожмете плечами и покрутите пальцем у виска. Но вот автор-составитель В. В. Богуславский и научный редактор Е.И. Куксина — не сочли нужным. Неужто для них «уржумский воевода» Пожарский и «литовский подручник» Мина Евфимович — более значимые исторические фигуры, нежели Кузьма Минин с Дмитрием Пожарским? Конечно же, нет.

А в чем тогда дело?

Боюсь, тут причины другие, идеологические. Возможно, авторы-составители-издатели так и не решили, как быть с Мининым и Пожарским, Смутным временем вообще. Все ли имеющиеся факты излагать — или идеологически сокращать, опускать, приглаживать. А кого, до какой степени, в какую сторону? Говорю так потому, что в Славянской энциклопедии нет...

Нет Михаила Романова — первого царя из династии Романовых.

Нет Дмитрия Трубецкого.

Нет Ивана Романова.

Нет и патриарха Филарета, отца Михаила Романова, фактического правителя страны, который подписывался титулом «Великий государь». Да, если Филарета включить, то придется писать, что в сан митрополита его возвел Лжедмитрий I, а патриархом назначил Лжедмитрий II. За какие такие заслуга перед самозванцами?

Но... другого Филарета и других Романовых-Трубецких у истории для вас, господа составители, нет. Равно как нет для вас другого Минина и другого Пожарского. И потому ваш двухтомник не имеет никакого права называться «энциклопедией». Это даже не насмешка над словом «энциклопедия» и словом «история», а что-то вообще невообразимое... Назовите свое издание «Что хочу, то и ворочу» — и никаких претензий, хозяин — барин... известное дело...

И вообще, если так, то надо идти до конца. Если нет основных деятелей Смутного времени, то зачем вам статья «Смутное время»? А такая статья там есть. Что удивительно. Занимает она 13 строчек. Рядом расположенному исландскому скальду Снорри посвящено 16 строчек, а Снупсу Микаэлю, немецкому рудознатцу — 49 (!) строчек. В четыре раза больше, чем Смутному времени...

Вот такие приоритеты. Вот такой «патриотический» отбор, цензура и редактура. И в некоторых других новых словарях-справочниках — те же самые советско-иезуитские манипуляции, при помощи которых достигается полное «патриотическое» ути-пути, когда князья-бояре и все-все-все только и делали, что радели о пользе Отечества, а вороги и злодеи — одни поляки.

И тошно мне стало, как давно уже не было. Ну что ж мы такие-то — не знаем, не желаем знать правды, не хотим говорить правды. Правды еще не узнав, правды еще не утвердив — уже утаиваем и врем, снова утаиваем и снова врем! Увы нам, увы... Что в дословном переводе с немецко-русского означает: «Горе нам, горе...»

Не следует бросаться в крайности и говорить, что. не будь большевиков, мы бы свое прошлое знали и чтили, а большевики выжгли все каленым железом и ввергли нас в беспамятство. Потому, мол, мы и такие Что до Кузьмы Минина, то как раз советская идеология и возвела его в ранг национального героя. Потому как выходец из народа. А вот в царской России о нем широко не знали до 1815 и 1826 годов, до возведения памятников в Нижнем Новгороде и в Москве, на Красной площади. Новые цари, Романовы, тотчас же после смерти Кузьмы в 1616 году забыли Минина. К несчастью, Нефед, единственный сын Кузьмы, тоже вскоре умер, род Мининых пресекся, и напоминать было некому. И если бы не Петр Первый, то еще неизвестно, сохранилась бы память о Минине до наших дней. И это в чем-то закономерно. Бояре Романовы вольно или невольно не хотели помнить о посадском человеке, который сделал их царями. А вот Петр, резко антибоярски настроенный, сразу же обратил внимание на слухи-разговоры о Минине. И когда приехал в Нижний Новгород, велел разыскать могилу Кузьмы. И сказал: «На сем месте погребен освободитель и избавитель России». Вариантов Петровой фразы ходит у нас множество, я же цитирую по книжке-биографии Минина, вышедшей в 1799 году. Петр и велел перенести прах Кузьмы с общего кладбища в усыпальницу Преображенского собора. Казалось бы, сам Петр распорядился! Да и факт погребения купца в Преображенском соборе — событие из ряда вон. Потому как здесь хоронили только нижегородских князей. А коли уж и Кузьму Минина такой небывалой чести удостоили, то и оформлено все должно быть как положено...

Увы. Даже повеления царя толком не исполнили. Мол, ну, приехал царь да уехал, глядишь, и забудет, а нам-то, теперь с какими-то непонятными останками водиться?.. Тем более Петр вскорости умер. Вот историческое свидетельство, зафиксированное уже в полиграфическом исполнении. Книга, на которую я только что ссылался, называется: «Описание жизни и бессмертного подвига славного мужа нижегородского купца Козьмы Минина, выбранное из исторических преданий Николаем Ильинским». Возможно, это первая биография Кузьмы. Других, более ранних, книг я не обнаружил.

Выдержана она в восторженных тонах. Фактов очень мало, риторики очень много. Кажется, что повествует автор о человеке общепризнанном, всем известном и почитаемом. И тем контрастнее «Заключение от Издателя сего описания», напечатанное на последних страницах. В нем говорится:

«В бытность мою в прошедшем 1794 году в Нижнем Новгороде... узнал я что славный муж Козьма Минин погребен в тамошнем Соборе палевой стороне за первым столбом. Но воображая знаменитый его подвиг прискорбно мне было, что нет на том месте ни памятника, ни надписи...»

Ни памятника, ни надписи.

Напомню: книжка сия датирована 1799 годом. В тот год родился Пушкин.

Как видим, и после царя Петра посадского человека Кузьму никто не чтил. Другое дело, что Петр Первый оставил крепчайшую метку: «Кузьма Минин». Теперь уже забыть Кузьму было трудно. Хотя бы потому, что прах покоится в Преображенском соборе. Что, как знаем, не внушало тогдашним людям никакого почтения. Прах Кузьмы зачем-то переносили с места на место несколько раз. Вполне возможно, что уже тогда потеряли или перепутали. Потом большевистские власти разрушили и сам Преображенский собор. Кости Кузьмы долгое время хранились в краеведческом музее, затем их упокоили в Архангельском соборе. Но, как оказалось, под плитой там лежат кости нескольких человек. В 1997 году нижегородский литератор Валерий Шамшурин обнародовал записку, датированную 12 декабря 1929 года, посланную из Нижнего Новгорода в Москву известному большевистскому деятелю Бонч-Бруевичу. В ней говорилось, что при разрушении собора и вскрытии могилы Минина нашли костяк, «который желали бы считать мининским, хотя он найден в другом месте».

А что до татарского или ордынского происхождения Кузьмы Минина, то я специально и очень тщательно этим не занимался. А так, по поверхностному огляду имеющихся очень немногих источников, никаких подтверждений тому нет. (Разве что объявится сам автор или рукопись того неизвестного нижегородского исследователя.) Ходят лишь слухи. То об источниках, которые точно назвать затрудняются, то о давних публичных лекциях известных ученых... Но, повторю, никаких, даже косвенных подтверждений этим слухам я не нашел.

В принципе происхождение слухов объяснимо. Во-первых, в имени Мина есть что-то неизбывно ордынское и татарское. Минулины, Мингазины, Минтемировы, Минбаевы... — очень распространенный корень «мин» в тюркских именах-фамилиях вообще. К тому же татары-мишары (мещеряки) — коренные обитатели Нижегородских земель. Во-вторых, влияло на слухи и общеизвестное ордынское происхождение многих русских дворянских родов. Но ведь Кузьма — простолюдин. Если дворянские фамилии Баркаловых, Давыдовых, Злобиных, Минчаковых, Тевяшовых, Уваровых можно проследить по «Общему гербовнику дворянских родов» от пришедших из Орды знатных воинов Мин-чака Касаева, Мин-ата, Мин-ая, Мин-гозы, то посадские люди родословных записей не вели. И остается лишь гадать, кто там «Мин» от ордынского или татарского (болгарского) Мина, а кто от русского, церковного, с греческим корнем. Русское имя Мина есть в святцах!

Наверно, по мотивам этих слухов и была написана известная гравюра художника Горского, на которой Кузьма в воинском облачении ну вылитый ордынец! Наверно, гравюра потом сама по себе породила свои слухи и догадки. Так всегда бывает...

А теперь — о главном. О феномене Кузьмы и нижегородского народа. Поскольку в обоих случаях — обратим внимание — мы имеем дело с феноменом, то есть явлением исключительным.

Такие люди, как Кузьма, были и есть. Нынче их называют харизматическими личностями, харизматическими лидерами. Л.Н. Гумилев определял их как пассионариев (пламенных), которые горят сами и зажигают других. Бесспорно, Кузьма и среди них был самым пламенным.

Но... Вот тут-то мы и переходим к главному. Какой бы ни был зажигательный человек Кузьма, но и его огня могло бы не хватить. Сколько ни бросай спичек в сырой хворост — будет шипение. А тут — загорелось сразу!

Но, опять же, — поднять народ можно. Однако и здесь надо особо различать. На что поднять народ.

Считается, что проще всего поднять народ на бунт против государства. Так-то оно так, но если мы о прошлом, то нельзя без существенных поправок.

Стало уже аксиомой, что в России было три Крестьянских войны. Это фантастическая неправда (заблуждение). Иначе сказать не могу. Причем неправда, выгодная большевикам-коммунистам и — кому бы вы думали? — казакам. Про большевиков понятно: им было выгодно писать, что крестьяне, народ поднимались против гнета самодержавия... А вот почему казакам? Да потому, что скрывает истинную роль казаков в русской истории. Ведь сами казаки усиленно твердят на всех углах, что они, казаки, всегда были опорой государства.

На самом же деле все наоборот. В истории именно казаки были первыми и самыми опасными врагами Русского государства и русской государственности. Почти весь XVII и даже XVIII век — это непрерывная борьба еще слабого, государства с бесчинствами и террором казаков по всей стране. Особенно страшен был, конечно, XVII век. Обращаясь на Соборе к духовенству, боярам, думным и всех чинов всяким людям, царь говорил 1 сентября 1614 года: «Пишут к нам из замосковных и из поморских городов, что пришли в уезды воры-козаки, многие люди, православных христиан побивают и жгут разными муками, денежных доходов и хлебных запасов сбирать не дадут, собранную денежную казну в Москву от их воровства провезти нельзя».

То есть уже после выборов нового царя и установления новой власти на самом деле Михаилу Романову власть принадлежала только в Москве. А по всей Руси великой хозяйничали банды казаков. Не то что бы ни пройти и ни проехать, а вообще жить нормально никто не мог, ни в Ярославле, ни тем более в Астрахани... Много было увещеваний, переговоров, подарков казакам и денежных, и иных, пока власть не окрепла и не применила силу. Когда казаки, обнаглев, подступили уже к Москве, главарей заманили будто бы на переговоры, схватили и повесили, а остальных побили смертным боем и разогнали. После этого по стране бесчинствовали лишь мелкие банды, не угрожавшие напрямую центральной власти. И только через полвека после смуты, окрепнув, казаки вновь пошли на Москву — началась разинщина.

Одним словом, именно казаки ввергали государство в хаос и могли погубить его. Все три так называемых Крестьянских войны, ставившие государство на грань катастрофы, никогда не были крестьянскими ни по сути, ни по форме, ни по составу восставших. Все три войны — Ивана Болотникова (начинали атаман Хлопок и атаман Илейка Муромец), Степана Разина и Емельяна Пугачева — были казачьими войнами против государства. Начинали, вели и возглавляли их казаки, с тем или иным участием мужиков, беглых холопов и прочих. Причем далеко не всегда казаки принимали помощь крестьян, допускали их к себе. (Об этом точно написано в романе Василия Шукшина «Я пришел дать вам волю».)

Другое дело, что, воюя против государства, убегая от государства, казаки тем самым расширяли пределы этого государства и в конце концов стали военно-пограничным и полицейским отрядом государства... Диалектика, однако.

И Смутное время ни в коем случае нельзя списывать на Лжедмитрия и поляков. Смутное время устроили прежде всего бояре и казаки. Начали войну казаки атамана Хлопка и терские казаки атамана Илейки Муромца. А уж когда с ними соединились казаки и холопы Ивана Болотникова, направленного князем Шаховским против царя Василия Шуйского, и казаки донского атамана Ивана Заруцкого — тогда-то Русская земля сотряслась до основания и государственная власть рухнула. А поляки лишь воспользовались благоприятной для них ситуацией, вошли в Москву с Лжедмитрием по зову бояр — врагов Годунова. После убийства Лжедмитрия I, не оправдавшего боярских надежд, и свержения Василия Шуйского те же бояре, боясь Лжедмитрия II, снова зовут на Москву поляков, провозглашают русским царем Владислава... И т. д.

И вот здесь-то, когда Русское государство оказалось на краю пропасти, и поднялись Кузьма Минин и нижегородский народ.

Повторю: нам надо особо осознать, что не Пожарский, бояре и дворяне подняли и повели Кузьму и народ, а народ и Кузьма выбрали, «указали на Пожарского» и повели Пожарского, бояр и дворян на Москву.

Кузьма Минин был первый в истории страны человек, который поднял НАРОД НА ЗАЩИТУ ГОСУДАРСТВА.

А нижегородское ополчение было первым случаем в истории, когда НАРОД САМ ПОШЕЛ ЗАЩИЩАТЬ ГОСУДАРСТВО.

Вот в чем феномен Кузьмы Минина и нижегородского народа.

Глава 14 НЕИСТОВЫЙ АВРААМИЙ

 Смутное время на Руси выдвинуло ярких, необычных людей.

Бояре из древних родов, не уступающие царю в знатности, авантюристы, народные вожди, они же часто боярско-княжеские наемники, они же часто бандиты, беспринципные князья, идейно несгибаемые купцы, неистовые проповедники, самовластно-державные патриархи...

Такими были Шуйские, Мстиславские, Лжедмитрий, Иван Болотников, Иван Заруцкий, атаман Баловень, Дмитрий Трубецкой, Кузьма Минин, патриарх Гермоген, патриарх Филарет...

И в одном ряду с ними — Авраамий Палицын. Имя, совершенно неизвестное нынешним россиянам. А ведь он был соратником правителей Руси — Дмитрия Трубецкого, Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина. Если верить ему, мирил их и рассуживал. А то и одергивал, выручал на поле боя, если, опять же, верить ему. Книгой Палицына зачитывались наши предки в XVIII веке!

Воевода-заговорщик, дважды изгнанник, монах, келарь, предатель, народный трибун, плагиатор, самохвал. Участник, свидетель, писатель... Себя он изобрази;! как «святого старца».

И все это — один человек.

Воевода-заговорщик

 Русские дворяне Палицыны ведут свой род от литовского воеводы Ивана Микулаевича, который в 1373 году «выехал из Литвы на Русь», то есть ушел от литовских великих князей и поступил на службу к русским князьям. Прозвище у него было примечательное — Палица. Не каждого так назовут. Неизвестно, отличался ли его потомок Аверкий Палицын физической силой, но характером — точно.

Родился Аверкий в селе Протасове, близ Ростова. Год рождения неизвестен. В восьмидесятых годах XVI века он уже был воеводой на Коле. Значит, родился примерно в 1555—1560 годах. В 1588 году лишен имущества, отправлен на Соловки и насильственно пострижен в монахи под именем Авраамия. Причина опалы неизвестна. Скорее всего — принимал участие в заговоре Шуйских против царя Федора Иоанновича. Борис Годунов, взойдя на трон, вернул Палицына из ссылки. Но признательности и благодарности от него не получил. Наоборот. Поскольку Годунов при царе Федоре был правителем, то Аверкий именно его считал причиной своих бед и при случае жестоко отомстил...

Его участие в заговоре Шуйских подтверждается тем, что со вступлением на царский трон Василия Шуйского началось и возвышение Авраамия. Он был назначен келарем Троице-Сергиева монастыря. Келарь — по-нашему, завхоз. Применительно к такому огромному хозяйству — главный завхоз. Это с одной стороны. А с другой стороны — дворянин, воевода, человек решительного характера на такой должности стал значительным лицом. По сути — военный комендант мощнейшей крепости на пути к Москве. Впоследствии Смоленск пал под ударами поляков, а Лавра выдержала четыре месяца осады и выстояла! Царь Василий приблизил Авраамия к себе, во всем советовался, и Авраамий, как мог, помогал ему. Например, вывез из Троице-Сергиева монастыря в Москву большие запасы зерна, когда в Москве стало плохо с хлебом.

Плагиатор

 И этот же Авраамий — автор знаменитой в XVII и XVIII веках книги, описывающей события на Руси с 1584 по 1620 год. В обиходе она известна как «Сказание Авраамия Палицына... ».

Причем значительная часть ее — явный плагиат, чьи-то сочинения, переписанные Авраамием и приписанные себе. Так что он еще и плагиатор. Правда, Палицын и не скрывает, сам указывает, что пользуется чужими произведениями. Потому что по тем временам это не грех. Все летописи, дошедшие до нас, начаты неизвестно кем и несколько раз переписаны неизвестно кем. Тогда авторского права не было. Почти каждый монах-переписчик, к которому попадала неизвестная рукопись, воспринимал ее как общее достояние, часто как рабочий материал, вставлял через века свое понимание тех событий, свои слухи, свое мнение и т. д.

Грубо говоря, сидел в XVI или XVIII веке монах-переписчик и кроил по своему пониманию события XIII или XIV веков. А все наши летописи дошли до нас именно в списках XVI—XVIII веков. Вот почему так важна работа специалистов по отделению действительных текстов от позднейших вставок и напластований.

Очевидно, что первые шесть глав «Сказания...» — плагиат, чье-то сочинение, переписанное Авраамием Палицыным на свой лад. Потому что нашлась первоначальная редакция, оригинал. Многие предполагают, что автором его был архимандрит Дионисий, глава Троице-Сергиева монастыря, непосредственный начальник Авраамия. События, начиная с 1584 года, изложены спокойно, обстоятельно, бесстрастно. Как говорится, ничего личного. Да и какие могут быть личные счеты у выходца из простолюдинов архимандрита Дионисия с Борисом Годуновым, к примеру. А вот у воеводы Аверкия Палицына — были! И потому эти первые шесть глав, переписанные Палицыным, полны нападок на царя Бориса. Он и убийца царевича Дмитрия, и вообще все беды Руси от него... Там даже есть такая строчка про голос Годунова: «Глас зело высоки богомерзостен». То есть Палицын даже голоса Годунова не выносил!

Понятны чувства воеводы Аверкия, подвергнутого опале и насильственно постриженного в монахи при власти Бориса Годунова. Но умудренный жизнью келарь Авраамий хотя бы в глубине души должен был осознавать, что это Шуйские начали смуту на Руси. Но написал иначе. И тем самым жестоко отомстил Борису Годунову. Очевидно же, что именно книга (печатное слово!) Авраамия утвердила молву о причастности Бориса Годунова к смерти царевича Дмитрия...

Предатель

 Авраамий Палицын и после свержения с трона своего покровителя царя Василия Шуйского остался келарем Троице-Сергиева монастыря и вообще — значительным лицом. Авраамий был в составе посольства 1610 года к польскому королю Сигизмунду. Когда выборные от церкви и боярства во главе с митрополитом Филаретом и боярином Голицыным просили царем на Русь польского королевича Владислава, сына Сигизмунда. Но перед этим они были в Москве у патриарха Гермогена и получили простую, но ясную инструкцию — королевич Владислав должен креститься в православии, а если нет, то не будет патриаршего благословения. А будет порушение всему московскому государству и православной вере. Патриарх Гермоген напутствовал послов стоять «за православную христианскую веру неколебимо». Но Сигизмунд не согласился на крещение своего сына Владислава в православии, да и вообще он сам хотел быть королем объединенного огромного государства, превратив Русь в польское воеводство. Переговоры зашли в тупик.

Однако не у всех. Как водится, посольство прибыло со многими дарами. Очевидец отмечает, что самые богатые подарки преподнес келарь Авраамий: серебряный позолоченный двойчатый кубок, золотный атлас и сорок соболей. Сигизмунд был премного доволен, обласкал Авраамия и даровал его монастырю охранную грамоту на землю и все другие права. С тем Авраамий в январе 1611 года, получив все для своего монастыря, и отбыл в Москву. А посольство осталось. В плену. Но надо для справедливости заметить, что такой хитрец, как Авраамий, был не один. Думный дворянин Сукин. дьяк Васильев и еще 43 человека уехали, получив от короля «грамоты и другие пожалования».

Разумеется, их поведение расценили как предательство, измену. И прежде всего — поведение Авраамия, не последнего человека в посольстве. Через десять лет выйдя из польского плена, глава посольства митрополит Филарет, став патриархом и «Великим Государем Руси», покарает Авраамия. Может, и напрасно. Потому что Авраамий к тому времени стал другим.

Народный трибун

 Тотчас по возращении Авраамий решительно меняется и становится яростным врагом поляков. Что тому причиной — неизвестно. Можно лишь предполагать. То, что Авраамий умен и образован — несомненно. Знатный, облеченный властью — то есть привык решать и вершить большие дела. Прагматик, можно сказать — беспринципный. Такой человек мог резко изменить поведение, прийти к совершенно определенному выводу, со стороны посмотрев на результаты переговоров, трезво осмыслив происходящее на Руси и в Польше. А ситуация была такая... Сигизмунд не желает перехода Владислава в православие и даже сам хочет на московский трон. Но церковь никогда не примет на московском престоле католического царя, тем более короля. Значит, тупик. И, судя по обстановке в стране, у поляков нет никаких перспектив закрепиться в Москве и на Руси. А значит, пока не поздно, надо заглаживать свой промах, свой сговор с Сигизмундом — и присоединяться к тем, кто против поляков.

Наверно, так размышлял Авраамий. Он об этом в книге ничего не пишет. Вообще не пишет о том, что вступил в сговор с Сигизмундом. Своя рука — владыка! Что хочу — то и пишу...

Так или иначе, с 1611 года Авраамий участвует в составлении и рассылке грамот по всей Руси с призывом подняться на борьбу с поляками, идти на помощь Москве. В книге он пишет, что это он сочинял, рассылал и прочее. Из других же источников, в частности из «Жития Дионисия», известно, что грамоты эти сочинялись в келье архимандрита Дионисия и чуть ли не под его диктовку (свидетельство попа Ивана Наседки). И никакого первенства Авраамия в том не было.

Но он несомненно участвовал. И грамоты — были! И на них откликнулась Русь. В том числе и Кузьма Минин.

Самохвал

 Авраамий пишет сам о себе в третьем лице, называет себя «старцем Авраамием». И получается, чуть Ли не главным спасителем Руси был этот самый «старец». Что сразу вызывает большие сомнения.

Авраамий там — везде. Все князья-бояре обращались за советом к нему. Всех мирил и вразумлял он. Чуть где плохо — зовут «старца Авраамия». Например, в знаменитой битве у Крымского брода, когда гетман Ходкевич одним ударом «сотни и полки все смята, и втоптал в Москву-реку», когда казаки Трубецкого отказались идти на помощь полку Пожарского, когда судьба битвы за Москву висела на волоске, Минин и Пожарский, оказывается, послали за ним. Он приходит и видит «князя Дмитрия и Козьму Минина и многих дворян плачющихся...». Он идет в табор к казакам, стыдит их, воодушевляет призывами постоять за отечество и православную веру, после чего «И поидоша еси в бой». Причем шли в бой с кличем «Сергиев! Сергиев!». То есть Авраамий прославляет таким образом не только себя, но и свой монастырь. Что, конечно, похвально. Но малоубедительно. Клич «Бей!» вообразить легко, а вот клич «Сергиев!» — трудно. Потому что в бою такое просто не выговаривается...

Но этот эпизод именно в таком виде стал достоянием широких читателей, потому что его едва ли не дословно повторил С.М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен»

По книге Авраамия Палицына получается, что на этом бой и закончился и войска литовского гетмана Ходкевича отошли на Воробьевы горы. А поскольку это сражение было решающее, то следует, что победа в нем и над поляками вообще — заслуга Авраамия.

В Никоновской же летописи тот день 24 августа описан иначе. Во-первых, специально за Палицыным никто не посылал. Он там уже был: «В то время прилучился быть в полках у князь Дмитрея Михайловича Пожарсково Троицкому келарю Аврамию Палицыну, и пойде в таборы к казакам и моляша их, посули им многую монастырскую казну...» То есть казакам пообещали — и дали! — деньги, церковное золото!

Во-вторых — и это самое главное, — после атаки казаков сражение не закончилось. Казаки снова ушли в свой табор, пехота залегла по рвам и ямам. Как отмечает летописец, «всею ратью стали плакать и молиться». Ударь в этот момент Ходкевич — поражение неминуемо, и неизвестно, как бы все дальше сложилось. Но тут свое слово сказал Кузьма Минин. Он с отрядом в триста дворян перешел через Крымский брод и напал на поляков. Те побежали. Другие ополченцы, видя успех атаки, устремились за Кузьмой. Гетман Ходкевич отступил на Воробьевы горы, а на следующий день ушел (?!) из Москвы на Можайск — то есть оставил поляков без своей могучей поддержки, один на один с ополчением Минина, Пожарского и Трубецкого. После этого участь поляков в Москве была решена.

Но Авраамий об этом ничего не пишет. Хотя был в тот день на поле боя, все слышал и видел своими глазами. Но изобразил так, что Минин и Пожарский только плакали, а он, Авраамий, остановил казаков пламенным словом (ни в коем случае не обещанием денег!), повел в бой и т. д.

Представляете, что бы знали мы и что думали мы о тех событиях, сохранись до наших дней только рукопись Авраамия и никаких других!..

Например, если судить по книге, то и в избрании на престол Михаила Романова главную роль сыграл «святой старец Авраамий». Как он сам же пишет, к нему на подворье чередой шли бояре, дворяне, атаманы и казаки, чтобы он, Авраамий, сказал «Священному собору и боярам» об их желании видеть на троне Михаила Романова. Что он и сделал. И уже наутро иерархи церкви и государства решили избрать царем Михаила и послали на Лобное место известить народ о том рязанского архиепископа Феодорита, троицкого келаря Авраамия, архимандрита Иосифа и боярина Василия Петровича Морозова...

Обратите внимание на порядок имен. Тогда этому придавалось особое значение. Например, в грамотах о спасении страны, рассылаемых князьями-боярами по городам, подпись высокородного боярина Морозова — первая! Подпись Пожарского — десятая. А Кузьмы Минина — пятнадцатая! За ним еще двадцать подписей — князей Туренина, Шереметева, Салтыкова, Бутурлина...

А тут Морозов — на последнем месте. Авраамий все-таки написал архиепископа Феодорита впереди себя (архиепископ как-никак!), а вот архимандрита Иосифа и самого Морозова — решительно оттеснил. В общем, не скромничал... Говорю же: когда ты пишешь, твоя рука — владыка. Но прошу отметить: ведь Авраамий среди четырех избранных — был! А с таким известием на Лобное место выходили только люди известные, чтимые народом. Хотя был ли там Авраамий на самом деле — доподлинно неизвестно.

С.М. Соловьев этот эпизод излагает несколько иначе. Эти четверо не извещали народ об избрании Михаила Романова, а спрашивали людей, кого они хотят в цари. «Михаила Федоровича Романова» — был ответ. Само по себе, конечно, возжелание народом Михаила Романова сомнительно. И в изложении Палицына, и в изложении Соловьева. Что знал тогда народ о шестнадцатилетнем мальчике Мише Романове, с какой стати захотел он себе в цари никому не известного мальчика? Но в данном случае мне важна другая деталь: С. М. Соловьев в точности повторяет состав и порядок имен: Феодорит, Авраамий, Иосиф и боярин Морозов... Но в Никоновской летописи, где событиям Смутного времени посвящен целый том, присутствие Палицына на Лобном месте не засвидетельствовано! По летописи, не было его там. Значит, великий ученый С. М. Соловьев в своем труде «История России с древнейших времен» данный исторический момент воспроизвел по книге Палицына?

Вот так Авраамий Палицын в самом прямом смысле вписал себя в историю и в «Историю России с древнейших времен».

Снова изгнанник

 В 1619 году из польского плена, пробыв там почти десять лет, вернулся патриарх Филарет. Он стал фактическим правителем страны при сыне — царе Михаиле Романове — и начал твердой рукой наводить порядок. Вспомнил он и Авраамия. И тотчас же сослал его на Соловки.

В изгнании Авраамий Палицын прожил еще семь лет.

И умер в Соловецком монастыре 13 сентября 1627 года. И надо сказать, что царь Михаил, помня о его заслугах, послал на его погребение 50 рублей. Деньги по тем временам большие. Наверно, на эти деньги и была заказана надгробная плита с надписью: «Лета 7135 се преставился раб божий кел. Палиц, Аврамие».

Могила его скорее всего неизвестна. Надгробную плиту нашли в монастыре через сорок пять лет после смерти изгнанника, в 1672 году. Там, на Соловках, она стоит и доныне.

Участник, свидетель, писатель

 Когда-то, очень давно, о «Сказании Авраамия Палицына» спорили. Были у него сторонники, но большинство исследователей сочли повествование Авраамия восхвалением самого себя, и только. А сейчас и вовсе забыли.

Между тем книга Палицына — огромный труд, 150 книжных страниц! Сотни фактов. Событий. Имен. Бесценный источник! Который, наверно, еще станет предметом исследований. И они, исследователи, отделят зерна от шелухи.

И как бы то ни было, но очевидно же, что среди героев Смутного времени действительно был и этот ярчайший человек. Он дважды упоминается в Никоновской летописи. То есть и участник, и свидетель, и, наконец, писатель. Цель же моих скромных заметок простая — напомнить современникам и утвердить в их памяти это имя — Авраамий Палицын.

Глава 15 ТРИ ПАТРИАРХА Православная церковь создала Русское государство

В 1353 году умер великий князь Симеон Гордый, сын Ивана Калиты. Бразды правления достались его брату, Ивану Красному. Но Симеон, зная кроткий нрав и весьма малые способности Ивана к государственному управлению, умирая, назначил фактическим правителем государства митрополита Алексия: «Слушайте отца нашего, владыку Алексея». Иван Красный прокняжил недолго, умер в 1359 году, оставив девятилетнего сына Дмитрия, будущего Донского, на попечение его воспитателя — митрополита Алексия.

Кому быть великим князем на Руси, решал хан Золотой Орды. А там после убийства хана Джанибека, как в русских летописях его называют, «доброго царя Чани-бека», началась смута. Сменявшие друг друга ханы назначали на великокняжеский стол то Дмитрия Суздальского, то Михаила Тверского. Мог ли и как мог бороться мальчик Дмитрий за власть против таких могучих противников? Однако даже и они были бессильны против такой силы, как митрополит Алексий. Во-первых, он пользовался в Орде огромным влиянием и имел обширные связи благодаря личной дружбе с покойным ханом Джанибеком. Так, наверняка не без его участия, в Москве долгое время гостевал ордынский посол Сарыкожа, ублажен был во всем статьям, уехал с богатыми дарами и стал ратовать в Орде за Дмитрия, против тверского Михаила... А во-вторых — деньги... Молодой тверской князь Иван задолжал тогда Орде 10 000 рублей. По тем временам огромная сумма. Дань Московского княжества Орде составляла тогда 960 рублей в год. И Дмитрия просто-напросто перекупил его долгу Орды, посрамив Тверь таким хитроумным образом. Ведь тверской князь Иван стал теперь должником-пленником московского князя и сидел на митрополичьем (!) дворе, пока его не выкупил отец. Это был удар пострашнее самого успешного военного похода. После такого конфуза Тверь уже не могла оспаривать главенство над Русью...

Наверно, такой коварный и эффектный план, который произвел большое впечатление на всю тогдашнюю русско-ордынскую общественность, зародился не столько в голове юного князя, сколько в голове его наставника — опытного, искушенного в интригах человека... Да и большие деньги моментально нашлись, надо полагать, не в тощей княжеской, а в богатой церковной казне, которой распоряжался митрополит Алексий.

Таким образом, фактически великим князем на Руси с 1353 года был митрополит Алексий, сосредоточивший в своих руках власть светскую и духовную. Он за сто лет до самостоятельности Русской православной церкви и за двести лет до введения патриаршества был фактическим патриархом на Руси. И духовная власть тогда была важнее и превыше светской. В то время не было еще такой нации — русский, и страны Русь в сегодняшнем значении этого слова. Да, в «Слове о полку Игореве» пишется: «О, Русская земля, ты уже за холмами», и мы по созвучию думаем, что речь идет о стране, в которой жили и живем. Но «Русская земля» в тогдашнем значении — это Киевское княжество. Поехать на Русь — означало поехать в Киев. И даже через три века, уже во времена Куликова поля, редко кто называл себя русским, а назывались рязанцами и тверичами, белозерцами и новгородцами, и никто думать не думал, что живет в какой-то общей стране, поскольку таковой и не было. И православная церковь была тогда, современным языком говоря, единственной общефедеральной структурой, соединяющей людей на тех пространствах. Только православная вера и церковь были общим, объединяющим началом для обитателей тогдашней русской ойкумены. Объединяющим духовно, и не только духовно... При правлении митрополита Алексия Москва присоединила к себе Ростов, Галич, Владимир, заставила считаться со своей волей тогдашних сепаратистов — могучую Тверь, отчаянную Рязань, богатый Нижний Новгород, которые чаще были союзниками Литвы, лишь бы против Москвы. Это время, когда Владимирская Русь становилась Московской.

Алексий прежде всего всемерно укреплял военно-политический союз с Золотой Ордой, союз, основанный еще Александром Невским. Итогом его стараний стала Куликовская битва.

Общеизвестная история воздала Дмитрию Донскому чрезмерно, отдав лавры чуть ли не первого защитника земли русской. И совершенно забыв о том, кто стоял за Дмитрием. Да и сам Дмитрий, как и свойственно выросшим отрокам, тем более отрокам-властителям, в последние годы тяготился своей зависимостью от Алексия. И после смерти Алексия он демонстративно выказывал свое отношение к учителю. Например, перед походом на Мамая он поклонился раке св. Петра, но прошел мимо гроба Алексия. Дмитрий недолюбливал и Сергия Радонежского. Ведь Алексий, умирая (12 февраля 1378 г.), надел свой крест с мощами на Сергия Радонежского. А Дмитрий хотел, чтобы митрополитом на Руси стал его духовник Митяй, и настаивал, чтобы Алексий благословил Митяя в преемники. Но Алексий отказал ему и выбрал игумена Сергия. И здесь надо оценить поступок Радонежского — он отступился от престола митрополита. У нас нет никаких свидетельств, объясняющих его мотивы, причины. Но очевидно, что, прими он сан митрополита при враждебном отношении великого князя Дмитрия, в стране неминуемы были раскол и усобица. И Сергий — отступился, сохранив спокойствие в стране, сохранив при этом все свое влияние на паству и на церковь.

А князь Дмитрий после смерти митрополита Алексия самолично отправил Митяя «на утверждение» в Византию при помощи... Мамая, вместе с которым за шесть лет до того грабил и опустошал рязанские земли... Митяя убили в пути, в Москве победила партия Сергия Радонежского. И великая заслуга Дмитрия Донского в том, что он принял воинство, что он смирился перед церковью, из ее уст воспринял идею общерусского государства и в дальнейшем из всех сил поддерживал церковь.

В русском Средневековье князья, за редким исключением Александра Невского или Владимира Мономаха, преследовали свои удельные или же властные цели. А церковь всегда мыслила только общерусскими, общегосударственными масштабами. Потому что церковь по природе своей может жить только общенациональными интересами — это ее естественное и единственно возможное состояние. Нет, не было и не могло быть, к примеру, удельной православной церкви удельного Пронского княжества... Даже дико и, простите, смешно звучит, не правда ли. Другое дело — есть ли в данный момент силы и люди в церкви, могущие противостоять, пресечь хаос и разобщение. Как видим, и силы, и люди ^нашлись. Не прояви в те годы мудрость и твердость православная церковь — еще неизвестна была бы судьба сегодняшней страны. С каждым десятилетием православная церковь утверждала и утвердила в буйной княжеской пастве идею общерусского государства. Еще за пятнадцать лет до Куликова поля Сергий Радонежский родной лишь угрозой закрытия храмов принудил нижегородского князя к компромиссу с Москвой... А не будь такого влияния церкви, князья бы еще долго и с упоением резали друг друга.  И не только торговые пути, кстати, довольно слабые, не только бунчуки ордынской конницы, а прежде всего престол митрополита, официально перенесенный из Владимира в 1328 году, сделал Москву центром Русской земли.

И сегодня можно с полной ответственностью сказать, что именно православная церковь создала единое Русское государство.

Любопытно, что спустя три века ситуация повторилась. Когда на Руси настало Смутное время. И сама русская государственность оказалась под угрозой уничтожения.

Вот тогда-то и сказала свое слово церковь. Прежде всего — патриарх Гермоген, архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын. Их послания распространялись по всей стране, это на них откликнулся Кузьма Минин. Не случайно же в первом обращении к нижегородцам Кузьма говорил, что ему явился во сне преподобный Сергий Радонежский и повелел поднимать народ.

После победы ополчения и изгнания поляков .царем, как известно, был избран шестнадцатилетний Михаил Романов.

Но если бояре и рассчитывали, что вновь станут править за спиной малолетнего Михаила, то они жестоко просчитались. Потому что отцом Михаила был патриарх Филарет, который и стал фактическим правителем государства. Он и подписывался титулом «Великий государь».

Да, фигура Филарета весьма неоднозначна. В сан митрополита его возвел Лжедмитрий I, а патриархом назначил Лжедмитрий II. За какие такие заслуги перед самозванцами? Но в одном Филарет был тверд в Смутное время — царем на Руси должен быть православный. И настаивал на крещении польского королевича Владислава, уже объявленного боярами царем, и противился приходу к власти короля Сигизмунда, при котором Московия стала бы одним из польских воеводств. Сигизмунд ведь держал его в плену, думая сломить, получить согласие патриарха...

Став правителем Руси, Филарет практически заново создавал государственную власть. Прежде всего он занимался международной политикой Московского государства. Ведь в Польше и Литве законным русским царем по-прежнему называли польского королевича Владислава, писали русским же боярам, что Михаил Романов — узурпатор, «которого воры, казаки, посадили с Кузьмой Мининым на Московское государство без совета с вами, боярами и дворянами».

Опасны были и те самые «бояре и дворяне». Пока Филарет был в плену, юного царя окружили люди, которым, как пишет Соловьев, «по заслугам их не следовало быть близко у трона». Приехав в Москву, Филарет начал решительную борьбу с боярским всевластьем.

Не будь Филарета, еще неизвестно, что могли бы натворить кичливые высокородные Мстиславские, Шуйские, Трубецкие и прочие: мол, мы Рюриковичи и Гедиминовичи, а этот мальчишка Романов — от какого-то Андрея Кобылы. Но при твердой руке патриарха никто из них уже не решался поднять голову и затеять новую смуту.

Двадцать лет правил страной патриарх Филарет. И умер в 1633 году.

Михаил пережил своего престарелого отца лишь на двенадцать лет.

После смерти Михаила в 1645 году царем стал пятнадцатилетний Алексей, названный Алексеем Михайловичем Тишайшим. Династия еще не укрепилась, не стала еще неприкосновенной в глазах народа и прежде всего бояр, а на троне — юноша. Которого сразу же окружили воры и проходимцы Морозов, Плещеев, Траханиотов. Они так мздоимствовали, что народ восстал и пол-Москвы сжег, требуя их выдачи на суд. В общем, Плещеева и Траханиотова казнили, Морозова, тогдашнего премьер-министра, сослали. Москва успокоилась, но взбунтовались Новгород и Псков. К счастью, при юном царе уже с 1646 года был игумен Никон, будущий митрополит Новгородский, будущий патриарх. Никон, решительно осудив бунтовщиков, тем не менее уговорил царя простить неразумных. И тем самым не только высоко поднял свой авторитет в глазах народа, но и сохранил и упрочил авторитет царской власти. Ведь губительно начинать новое царствование с жестокого подавления бунта, с пролития крови подданных... Ведь тогда вполне могли юного царя прозвать не Тишайшим, а Кровавым...

И тут не могу не отметить совпадение, простое или не простое — не мне судить. Первого царя Романова возвел на престол сын Мины из Нижнего Новгорода — Кузьма Минин. А опорой второго царя Романова тоже стал сын Мины, и тоже из Нижнего Новгорода — Никита Минов, патриарх Никон! Минин — купец, Минов — крестьянский сын! Из села Вельманова Княгининского уезда.

В 1651 году Никон переезжает из Новгорода в Москву. Влияние его на царя было таково, что Алексей называл его солнцем, а себя всего лишь «земным царем», он в письмах отчитывался ему за каждый свой поступок, а если о чем-то забыл, то просил прощения за слабость памяти...

В 1652 году Никон становится патриархом Московским и всея Руси, а затем — Великим государем. Именно так величает его двадцатитрехлетний царь Алексей под сводами Успенского собора 23 октября 1653 года, объявляя войну Польше: «Мы, великий государь... посоветовавшись с отцом своим, великим государем, святейшим Никоном патриархом... приговорили и изволили идти на недруга своего, польского короля...»

Никон благословляет войско, а главный воевода Алексей Трубецкой (Гедиминович!) в ответной речи обращается к крестьянскому сыну© так: «Великий государь, пресвятейший Никон... Удивляемся и ужасаемся твоих государевых, учительных словес...»

Если перевести на современный русский язык «удивляемся и ужасаемся», то получится так: «преклоняемся перед мудростью, благоговеем и никогда не посмеем ослушаться твоих государевых поучений...»

Вот такую власть взял Никон всего лишь через семь лет после своего появления при дворе! Он, как и Филарет, подписывался титулом «Великий государь». В грамотах-посланиях так и писал: «От великого государя, святейшего Никона, патриарха Московского и всея Руссии...»

Интересы, планы, деяния Никона простирались далеко вширь и глубоко в будущее. К примеру, он принимал самое деятельное участие в присоединении Украины к России, поддерживая во всем Богдана Хмельницкого. Богдан, намереваясь передать власть сыну, через послов обращался к Никону так: «Гетман и войско... желают, чтобы изволили приехать в Киев великий государь, святейший Никон патриарх, и... гетманского сына на гетманство благословил». Одновременно Никон посылает ратников и казаков на завоевание берегов Финского залива! За пятьдесят лет до того, как в правящих кругах Руси появляется мысль о выходе к Балтике...

Вот так три церковных иерарха взяли на себя и несли бремя светской власти в самые тяжелые для страны времена. Алексей и Филарет умерли в спокойствии, а вот Никону выпала иная доля. Когда царь Алексей вырос и укрепился на престоле, то он, как это всегда бывает с повзрослевшими отроками, отяготился покровительством и властью наставника. Да и Никон, по всей вероятности, чрезмерно высоко поставил себя, везде и всюду отстраняя царя. Его властность лишила его опоры и в церкви: церковные иерархи, почувствовав немилость и даже враждебность к нему царя, также выступили против него. Никона лишили патриаршего сана и сослали на Север.

Но он пережил неблагодарного воспитанника. (Кстати, немногие знают, что перед своей смертью царь Алексей отправил ему послание с просьбой о прощении...) И издалека смотрел, как все-все повторяется. Вначале страну сотряс новый поход на Москву казаков во главе со Степаном Разиным, а затем, после смерти Алексея, при четырнадцатилетнем Федоре (снова малолетний царь!) началась свара Милославских и Нарышкиных — родственников первой и второй жен Алексея. Разве при нем, при Никоне, посмели бы?!

Опальный патриарх умер в 1681 году и не видел кровавой стрелецкой расправы со сторонниками Нарышкиных после смерти Федора, когда править Русью стала Софья, а на престоле сидели слабоумный Иван и десятилетний Петр, не видел свержения Софьи, стрелецких казней и всего того, что предшествовало воцарению и утверждению на троне твердого самодержца Петра Первого.

После Никона авторитетного церковного иерарха уже не было, Петра же церковь раздражала изначально, он вообще упразднил патриаршество, создав Синод, подконтрольный царю. Но это уже другая история.

В книгах дореволюционных историков Алексий, Филарет и Никон присутствуют только на втором плане, как фигуры второстепенные. А в коммунистической истории — тем более. Разве что о Никоне говорится подробнее, но лишь как о реформаторе церкви. И получается, что в труднейшие для Руси времена страной правили девятилетний (!) Дмитрий, шестнадцатилетний Михаил и пятнадцатилетний Алексей?..

Но вот что странно. Сейчас у нас на каждом углу что-то освящается, церковь и церковные служители становятся участниками всех событий, не говоря уже о том, что многие бывшие безбожники со свечками стоят. Однако почему-то нигде и ничего не говорится об истинной роли и значении церкви в становлении Русского государства. О чем я и напоминаю сим кратким очерком. И повторяю — Русское государство создала православная церковь.

Цитата:

«Ничто так не поразительно, как дивная и горестная судьба трех великих мужей: Минина, Палицына и Никона... Мясник Минин и инок Палицын, эти два величайшие героя нашей средней истории, которым одним Русь одолжена своим спасением, потому что Пожарский был только годным орудием в их руках... Один из них, мясник, которому каждый боярин, каждый дворянин мог безнаказанно наплевать в лицо и растереть ногой, умел не только возбудить патриотический восторг сограждан, но и поддержать его, согласить партии, примирить вождей, понять Палицына, действовать с ним заодно, управлять вместе с ним Пожарским и достигнуть своей цели, и что ж стало с ним потом? Ему дали дворянство и боярство, но не пустили в Думу, где этот мясник мог оскорбить своим присутствием достоинство знаменитых бояр, которые все были так доблестны, что и сам Мстиславский казался между ними гением первой величины... Другой, святой и великий инок, разделивший с нижегородским мясником венец спасения отечества, примиривший в лютую минуту страсти вождей, утишивший ропот буйной сволочи продажей священных сосудов, золотой утвари Лавры, является изгнанником в дальний монастырь... Третий, друг и соперник царя, муж совета и разума, возстановитель веры, гонитель невежества и предразсудков, гибнет жертвой происков опять той же боярщины... Какие люди! какая судьба!»

В. Г. Белинский

(Сочинения В. Г. Белинскаго в четырех томах. Т. 1, стр 638, СПб. 1900. Второе удешевленное издание Ф. Павленкова)

Глава 16 ОТКРЫТИЕ Почему мы не видим древнерусские города?

С детства я мечтал о лодке. И когда подрос, на чем только не ходил: и на смоленых плоскодонках-дощаниках. и на плотах, и на резиновых надувных, и на байдарках, конечно, и на катамаранах...

Когда идешь по реке, остановиться невозможно. — так и тянет увидеть поскорее, а что же там, за поворотом.

Одно время даже в одиночку пускался в путь. Ведь, пока компанию сколотишь, тем более экспедицию на серьезный или долгий маршрут, — хлопот не оберешься. А тут — прицепил надувную лодку к рюкзаку, весла в руки и — в дорогу, сам себе хозяин.

Так однажды, решив пройти по Протве, добрался я на перекладных до Боровска уже глухой ночью. На окраине, на какой-то стройке, раздобыл досок, развел костерок, подогрел еды, завернулся в спальный мешок; да и уснул на сухом пригорочке у трансформаторной будки. Утром огляделся, собрался, спустился к реке. Как оказалось, подъехал я к Боровску не ниже по течению реки, а выше. Значит, придется мне идти через город. В походах никто не любит населенку, как говорят водники, но что поделаешь — это ведь не Сибирь и не Казахстан, а Подмосковье, тут на каждом шагу городки да села...

Наладив лодку, отчалил. Пока укладку вещей утрясал И весла пробовал — уже и к Боровску подошел. Огляделся — и дыхание пресеклось.

Течение на Протве быстрое, река петляет, да еще я весла бросил, так что лодку плавно вращало в водоворотах-завихрениях — и как в медленной круговой панораме проплывали передо мной купола и шпили бесчисленных храмов, ничем не загороженные, не заслоненные, как в городе, безобразными корпусами, а открытые взгляду на высоких берегах.

Так вот в чем дело! — ахнул я. — Вот ведь в чем дело, господи!..

Ведь любой дом ставится лицом к дороге. Украшается резными наличниками, резным крыльцом, показывает себя миру. И города строились точно так же! Лицом к дороге.

А дорога древних — река. Река. Других дорог в те времена просто не было. И города и веси, дворцы и храмы ставились древними зодчими так, чтобы открывались они с реки — с главных ворот города, со въездных путей! Без взгляда с реки нельзя постичь замысел древних архитекторов, невозможно понять и увидеть древнерусские города! Здесь все сходится: и польза, и красота...

И я — случайный счастливец. Не броди я по рекам, так бы и не узнал, не увидел. Как не видят и не знают наших городов почти все люди. Обычное ведь дело: въезжаете вы в Суздаль или Новгород по шоссе или железной дороге — и что видите? Да ничего особенного — склады, пакгаузы, свалки, заводские и еще неведомо какие корпуса. Что Суздаль, что недавно построенные Набережные Челны — никакого отличия. И только тот. кто идет по реке, входит в древний город по реке, видит его настоящим, таким, каким он задуман был древними архитекторами, каким он создавался, каким открывался он нашим предкам и пять, и десять веков назад.

С тех пор, с того моего открытия, прошло добрых два десятка лет. И только через двадцать лет, году этак в 1995-м, придя на телевидение, получив возможность, я сразу же и задумал снять об этом фильм. Показать.

Смешно вспоминать сейчас... Тут многое, опять же, совпало. И бедность телерадиокомпании «Мир», и мой телевизионный дилетантизм пополам с самоуверенностью, и моя же совковая привычка экономить казенные деньги. Для такого-то фильма большая бригада создается: директор, администратор, режиссеры, помощники и прочие, и прочие. У нас же вся съемочная группа состояла из водителя Александра Иваныча Дидко, оператора Саши Терентьева и меня. Видеокамеру взяли, которая похуже и подешевле необходимой раз в десять. Настоящую, дорогую, побоялись утопить или испортить. И верно, могли. По реке Луже мы с Сашей часа три шли под холодным осенним дождем. О себе не думали — простынем да и все, — мы камеру своими телами прикрывали. А на Протве запросто могли японскую чудо-технику булькнуть в глыбь. Саша раза четыре едва не вываливался за борт. Мы ведь съемки вели не с твердого настила плоскодонки или катера, а с двух моих хлипких резиновых лодчонок, скатамараненных при помощи весла. Накануне мы все окрестности Боровска обрыскали, в две-три деревни наведались, чтобы нанять лодку или катер, — и не нашли: не держит нынче народ на Протве лодок...

Но так или иначе, фильм мы сняли. Сама мысль, идея-открытие, натура сама такая, что их трудно было испортить. Многие мои знакомые звонили и говорили, что впервые осознали, впервые увидели... Действительно, я ведь дал другую точку зрения — в самом прямом, буквальном смысле слова.

Попробуйте по той же Москве-реке пройти на прогулочном теплоходике — и вы увидите... Что все не случайно и не просто так. И уж тем более на Волге, Днепре, Клязьме... Нижний Новгород, Киев, Владимир... где кремлевские зубчатые стены высятся на речных кручах — это города особые, для них, по-моему, существует даже особый термин в архитектуре — богатырская архитектура...

Ведь монастыри на Руси называли еще сторожами... То есть военными крепостными укреплениями, сторожащими округу и все в округе. И само собой разумеется, прежде всего как цитадели, как неприступные крепости строились городские кремли.

Если с Клязьмы смотреть на Владимир, на золотые купола и мощные зубцы крепостных стен, то очень легко представить, каким он, город, был семь-восемь веков назад. Конечно, речные откосы сейчас застроены уродскими сараями, складами, кочегарками, густо поросли кустарниками и высокими деревьями. В Древнем Владимире здесь не то что изб и деревьев — даже кустов не было. Все вырубали и расчищали. Чтобы просмотр был полный, чтобы не мог, прячась за кустами, подойти к стенам враг. А такую кручу, да еще под открытым обстрелом, никакой противник не одолеет. А в мирные дни никакое наводнение не страшно городу на высоком берегу. Здесь раньше всего сходит снег по весне и раньше всего уходят вешние воды. Всегда сухо, тепло. нет болотной лихорадки и других болезней от сырости и знобкости. На таком яру весь город всегда продувает ветром, и не висит тучами мошка и комар с речных низин. А если посмотреть с городских стен, то открываются и дальние излуки Клязьмы, и устье, где впадает Нерль, и луга заречные, и леса разноцветные сверкают на солнце... Вот на каком месте поставлен город Владимир.

В сознании древнего человека красота и польза были неразделимы...

Красота и польза. Если посмотреть на историю человечества сквозь призму только этих двух слов, то станет очевидным, что выражение «новые города» — глупость несусветная. Новых городов — нет. Если вы более или менее разумный человек и заложили новый город на удобном для жизни месте, то, построив жилые районы, возведя храмы, школы, стадионы, больницы и заводы, попробуйте копнуть землю у крыльца вашего дома. Не надо далеко ходить. Углубитесь в землю у крыльца вашего дома. И вы найдете... Уж черепки глиняные — точно. Все поглощает и растворяет земля за тьмы веков, но глиняные черепки — остаются. И вы поймете, что здесь до вас уже жили люди. Что это удобное и красивое место еще до вас уже выбирали люди.

Поезжайте просто так по земле. Вдоль рек больших и малых. Найдите над любой рекой семь холмов, как в Риме или в Москве. Или один большой холм, возвышенность просторную, на которой можно поставить город. Начните копать землю в этом чистом поле, на семи ветрах и семи холмах — и вы найдете все то же. И убедитесь, что здесь уже жили люди. Это место уже миллион лет назад было выбрано для стоянки человека....

Кажется, мой фильм не затерялся в общем телевизионном потоке. Во всяком случае, мне тогда позвонили сразу аж из трех журналов, чтобы я написал для них о древнерусской архитектуре, именно о взгляде. Я обещал, но не смог сделать, потому что очень тяжело, трудно писать, изображать картины словами после фильма, где все — показано. И правда, какими словами нарисовать тихую речку Колокшу, что в Юрьеве-Польском. Возле города и в городе она, перегороженная плотинкой, с почти остановившимся течением, грязненькая и мутненькая. А в фильме — светится! Потому что в окнах церквей, в каменных бойницах колоколен, которые стоят на самом берегу, загорелось закатное солнце — и все это вместе отражается в воде; и на экране, перед глазами, сразу два храма: один — плывет вместе с легкими облаками в голубом небе, второй — мерцает в таинственной синеве реки, по которой скользят, кружась, узкие желтые ивовые листья.

Река, река... Дорога ушедших времен и ушедших людей. И храм Покрова на Нерли, восьмое чудо света, поставлен так, что ярче всего и полнее всего подтверждает непреложное правило древних зодчих.

От окраины села Боголюбова мы шли на веслах по Нерли часа полтора — и на всем пути он открывался нам с разных сторон, как бы сопровождал нас. Или — встречал... Потом мы высадились на берег. А можно и дальше идти по реке, огибая полуостров, до впадения Нерли в Клязьму, — и все время тонкий силуэт церкви будет парить над речными излуками и прибрежными лугами и перелесками. А она ведь маленькая, очень маленькая.

И с Нерли ее видно, и с Клязьмы!

В ту поездку я взял с собой жену Машу и дочку Динку. Счастливица Динка, она в одиннадцать лет увидела и узнала то, до чего ее отец своим умом и случайным опытом доходил четверть века.

— Не мог человек задумать и сделать такое, — сказала Маша. — Если только по божьему промыслу. Страшно представить, что же должен был почувствовать Андрей Боголюбскйй, когда завершилась церковь, когда он понял, что как бы выполнил божий промысел... И что же чувствовали мастера, когда увидели и поняли, что это они своими руками сделали ее?

Не представляю. Даже боюсь представить. Андрей Боголюбский, человек, близкий к Богу, наверно, молился, сливался в молитвах с Богом, и душа его полнилась какой-то высшей благодатью.

А мастера... Они тоже молились. А потом — в чем я почти уверен — упились вдребадан. Вусмерть. И долго еще пили, чтобы заглушить себя. Не чувствовать.

И так ведь, спустя восемь веков, смотришь, и кажется, что душа не выдержит...

Глава 17 РУССКАЯ АТЛАНТИДА

Город, которого нет

 Жители Юрьева-Польского живут в городе, которого никогда не было в истории, и неизвестно, есть он сейчас или нет.

Хотите верьте, а хотите нет, но почти во всех энциклопедиях и справочниках он называется — Юрьев-Польский. Мало того, сами горожане именуют его только так. А чтобы отдельные приезжие не сомневались, на въездах в город высятся бетонные надолбы с установленными на них ажурными металлическими буквами: Юрьев-Польский.

При чем здесь поляки?! Они на Северо-Восточной Руси отродясь не бывали! А название города происходит от «поля». Вернее, «ополья». Край так и называется — Владимирское ополье. Пространство за лесами. Переславлъ-Залесский, Юрьев-Польской...

А может, вернее и точнее будет так — Юрьев-Опольский?!

Иногда мне казалось, что я умом тронулся. Абсурд ведь бьет по мозгам так, что и сам не знаешь, что с тобой творится. Я почему-то ни разу не сказал, никого не спросил из горожан, чего же они свой город эдак-то переиначили? Хотя самая естественная реакция — спросить, удивиться. Но как будто кто-то мне диктовал: молчи. До сих пор не понимаю. Наверно, это был такой вид истерики. Потому что по правде-то надо бы выйти на городскую площадь, раздеться догола и орать: «Люди, вы что, с ума посходили?!»

Так ведь все равно внимания не обратят. Просто в кутузку отведут.

Готовя книгу к печати, я звонил в Юрьев-Польской (Опольский), в музей тамошний. Автоматика не срабатывала, и я заказал переговоры на станции. Дежурная телефонистка откликнулась тут же. «Какой-какой? — переспросила она. — Так вам нужен Юрьев-Польский? Абонента правильно называть надо!»

Ну что тут скажешь? И телефонистка тут ни при чем, и жители города тоже не виноваты. Если в энциклопедических словарях так пишут, то какой спрос с рядового человека...

Как уничтожили дом Ильи Муромца

 Не так уж давно по всем каналам телевидения показали открытие в городе Муроме памятника нашему былинному богатырю Илье Муромцу. А я, глядя на районные торжества, думал о том, как десять с лишним лет назад тихо, без всякой помпы, уничтожили его дом, его село... Попросту упразднили Карачарово. То есть включили его в черту города Мурома. А это значит, что оно исчезло не просто из почтового перечня, а с географических карт, вообще из жизни. Нет теперь села Карачарова, а есть только город Муром.

Вообще-то Карачарово не столько история, сколько легенда. Отсюда ли родом Илья Муромец, никто не знает доподлинно. Скорее всего — из Карачева и Моровска, что в Черниговском княжестве. Не случайно же в более древних сказаниях он называется Муравленину Моровлина или Муровец из города Морова. Кстати, в тех же краях есть село Девятидубъе, связанное с легендами о Соловье-разбойнике. Оттуда же, из ближних градов и весей Черниговского княжества, ведет и та самая «дорога прямоезжая» в стольный град Киев. Ведь Илья туда частенько наведывался: то на пир, то на суд к князю.

А от северного Мурома до Киева и сейчас-то добраться сложно...

С веками, когда Южная Русь переходила на письменную культуру, былины отодвигались, уходили на крестьянский север. Тогда-то, наверно, и «приписали» Илью к северному селу Карачарову и городу Мурому. Кстати, в некоторых более древних, «южных» былинах он называется то «боярским», а то и «царским» сыном. Вообще, Илья — одна из самых загадочных фигур русского эпического былья. Здесь же, на севере, он прочно и навсегда стал народным, «крестьянским сыном». Между прочим, в нынешнем Карачарове живут его потомки. Так называют себя карачаровцы из многочисленного рода Гущиных. И даже приводят какие-то доказательства.

В общем, легенда всегда обрастает житейскими подробностями. И вот — легенду уничтожили.

Бедный Илья. Ему и так немало досталось от всяких словописцев двадцатого века. То объявят его лентяем, поскольку пролежал на печи тридцать три года. А заодно с ним и весь русский народ. А то «защитят» — мол, это характер наш народный такой: лежим-лежим, зато как поднимемся — ух!..

Удивительно, до чего легко сочиняются «глубокомысленные» схемы и делаются «глобальные» обобщения! Даже моя маленькая Динка возмущалась, слыша такое: что они выдумывают, папа? Они что, былин не читали? Там же ясно написано, что Илья Муромец болел, и его калика перехожий вылечил!

Не читали, Динка, не читали. А только слышали звон.

Добавлю еще, что описанная в былинах болезнь была на самом деле. В Муром как-то приезжал ученый человек из Киева и рассказывал, что при помощи новейшей аппаратуры проводили обследование мощей Ильи, что покоятся в Киево-Печерской лавре. И обнаружили, что у богатыря была травма позвоночного столба.

То есть не в лени и не в характере дело, а в том, что у Ильи с детства было ущемление позвоночного нерва. Вот и лежал на печи, пока его калика перехожий не вылечил. Все как в былине сказано.

А самое главное в том, что был, жил на самом деле такой человек — Илья. Был!

И был у него, может быть, и не подлинный, а всего лишь легендарный дом — село Карачарово. И вот — его нет. Упразднили. Без всяких споров, несколько бумажек в почтово-городских ведомостях подписали — и все. А казалось бы, дискуссия должна разгореться, общественность восстать! Пусть, мол, растет, возвышается индустриальный гигант город Муром! Но!.. Но бережно обходит Карачарово, наш национальный заповедник!

Нет. Никто и слова не сказал. Не обратил внимания. А вот кумира какого-нибудь отгрохать и «мероприятие провести» — это мы завсегда...

Тоскливая российская обыденность.

А в довершение истории в одном из репортажей дикторша заявила, что Карачарово — «пригород Мурома».

Так что Илья у нас теперь «пригородный».

Храм Рождества на «Стимороле»

 В Новгороде Великом открылся Никольский собор. Четыре года реставрировался один из древнейших храмов, основанный еще в XII веке. Причем при восстановлении в подвалах его были обнаружены неизвестные ранее фрески с изображениями картин Страшного суда. Они сейчас изучаются. А отреставрирован древний собор на деньги Нового Ганзейского союза, в который входят сто торговых городов, в том числе и Новгород.

Но далеко не всем памятникам истории и культуры Удается начать новую жизнь...

В 1998 году в храме Спаса на Ильине обрушилась стена с фресками Феофана Грека!

Но Россия этого не услышала. Не кипели страсти в Государственной думе, не каялся президент, не сокрушался премьер.

Не услышала Россия и того, как рухнула часть стены Новгородского кремля. Не услышит, если, не дай бог, что случится с другой национальной святыней — собором Святой Софии. Недавно здесь, в Мартирьевой паперти, древнейшем русском некрополе, обнаружили ранее неизвестные науке захоронения. Как говорят специалисты, бросающие новый свет на обряды древних русичей.

Но эти древние останки могут уйти в небытие вместе с собором.

— Фундамент храма был уложен на засыпанный овраг, — рассказывает в беседе с новгородскими тележурналистами главный хранитель собора Татьяна Царевская. — К тому же почва под фундаментом большей частью состоит из песка, здание оседает. На так называемой «лопатке» храма, расположенной у Магдебургских ворот, появилась трещина, которая расширяется не по дням, а по часам. Катастрофа неминуема, если срочно не принять мер...

— Да что там говорить! — подхватывает ведущий специалист «Росреставрации» Татьяна Ромашкевич. — Практически все 147 церквей Новгорода вот-вот перейдут в траурную графу архитектурного реестра: «Реставрации не подлежат...»

Это все равно что уйдет на дно культурная Атлантида.

Многие храмы-памятники истории и культуры в Новгороде отданы церкви. Но это не решает проблемы. Денег нет ни у государства, ни у епархии. Архиепископ Старорусский и Новгородский Лев даже не дает главному реставратору епархии благословения на беседы с журналистами. Мол, словами горю не поможешь...

Но и умолчанием — тоже. Запрещай не запрещай, а гибнут сокровища мирового значения, святыни. Надо же искать выход.

Газеты писали и пишут о том, что благодаря расчетливой политике губернатора Михаила Прусака область стала крупным центром международного бизнеса. Здесь строят свои предприятия «Стиморол», «Кэдбери», «Дирол», немецкий «Флайдерер», финский «РВС» и так далее. В экономику области вкладываются сотни миллионов долларов иностранных инвестиций.

Так, может, привлечь иностранцев к реставрации церквей? Они и так помогают. «Стиморол» недавно пожертвовал 10 000 долларов на восстановление храма Рождества Богородицы. Новый Ганзейский союз восстанавливает подворье Ярослава, там такие деньги вложены, что и говорить боязно. Но это — отдельный и частный случай. Я же веду речь о том, чтобы реставрацию новгородских памятников старины включить в контракты, федеральные и областные, с иностранными фирмами. Условия, льготы и прочее — это уже дело специалистов, экономистов.

Если такое предложение кого-нибудь заинтересует, то также рекомендую иностранным фирмам поставить условие, чтобы рядом с табличками: «Памятник архитектуры... Охраняется государством», были поставлены маленькие таблички: «Отреставрировано фирмой «...», «Восстановлено концерном «...» в... году».

Я считаю это принципиально важным. Чтобы потомки знали, какими мы были и как жили.

Чтобы мы сами смотрели на эти таблички как в зеркало.

А то мы горазды говорить о вере и духовности. И все прошедшие десятилетия говорили, и сейчас говорим. А вот на письмо-крик новгородских реставраторов о судьбе Спаса на Нередице, о судьбе фресок Феофана Грека, направленное в Комитет Государственной думы по делам культуры, никто даже и не ответил...

Что ж мы за люди?

 19 апреля 2000 года на девяносто первом году жизни в Новгороде Великом умер Александр Греков — выдающийся художник-реставратор. Тридцать пять лет своей жизни он отдал восстановлению фресок XIV века в храме Спаса Преображения на Ковалеве, фресок Феофана Грека в храме Спаса на Ильине, созданию уникального музея «Спасенные фрески» в Гриднице на Ярославовом дворище.

Двумя годами раньше, немного не дожив до ста лет, ушла из жизни Зинаида Шуляк — другой выдающийся реставратор нашего времени. Это она зарывала, прятала от немецких бомб скульптуры Летнего сада в осажденном Ленинграде, она же потом восстанавливала Летний сад. Как и Александр Греков, переехала в Новгород, посвятив свою жизнь спасению новгородских памятников истории. Ее трудами чуть теплится еще жизнь в церкви Спаса Преображения на Нередице...

— Это люди из той России, — говорит Сережа Овчаров, новгородский журналист. — Из XIX века. Таких уже не будет...

Мы стоим под гулкими холодными сводами Георгиевского собора Свято-Юрьева монастыря. Вверху, на головокружительной высоте, восстановленная роспись соборного купола.

— Весь день в этом холоде, на высоте, висели в люльках девчонки-художницы, — рассказывает Сережа. — Работали смеясь. А смеялись в основном над своей зарплатой...

От главных ворот Свято-Юрьева монастыря открывается вид на широкий Волхов, пересеченный мощными «быками» — опорами несуществующего моста. Новгородцы рассказывают, что перед Первой мировой войной правительство затеяло строительство железнодорожной ветки и моста через Волхов. Но тут восстала новгородская интеллигенция. Ветка должна была пройти мимо церкви Спаса Преображения на Нередице. А Там — бесценные фрески XII века. Что с ними будет от беспрерывной вибрации?!

И правительство России вынуждено было прекратить строительство. Миллион золотых рублей пропал втуне...

Я не уточнял, так ли это было на самом деле, да и не хочу, честно говоря, уточнять. Если это красивая легенда, то пусть останется.

Но судьба все равно не пощадила Спас на Нередице. В годы уже Второй мировой войны на него обрушились немецкие снаряды. А то, что не доделали они, разрушается от десятилетий нашего преступного небрежения.

Кружным путем, через Новгород, добираемся до Нередицы. Двери нам открывает промерзшая девочка Карина Гулидова, с кафедры искусствоведения Петербургского университета. Она здесь работает. Заодно и поддерживает «температурный режим» при помощи бытового электрокамина...

Из бокового придела на нас смотрят пронзительные глаза Петра Александрийского — единственная полностью сохранившаяся фреска XII века. Над ней все эти годы, как над зеницей ока своего, хлопочет Татьяна Ромашкевич, ведущий специалист «Росреставрации». Там, за фреской, в стене обнаружены пустоты. Как они повлияют на сохранность фрески? Что будет, если эти пустоты залить? Да ведь и не до сложностей, когда на простые реактивы денег не хватает...

Кстати, к вопросу о том, что таких людей, как Александр Греков и Зинаида Шуляк уже не будет. Почему не будет? Они уже есть. И те девочки, что расписывали купол Георгиевского собора за триста рублей зарплаты, и Татьяна Ромашкевич, ученица Шуляк, и вот эта промерзшая девочка Карина... Они уже есть. Другое дело — что они могут сделать, когда вокруг — мы. Вместе с нашими правителями. Нас миллионы и миллионы. И нам — все до лампочки.

В годы Советской власти мы со смешком рассуждали о том, что несколько «изделий» какого-нибудь военного завода по деньгам составляют бюджет областного города. Сейчас мы равнодушно смотрим на неслыханные траты сильных мира сего то на празднества и банкеты, то на помпезные сооружения и на войну в собственной же стране. А ведь все эти десятилетия в храмах того же Новгорода, под ногами, в горах мусора, валялись, к примеру, фрагменты фресок Феофана Грека...

А теперь представьте себе, обвалились бы, вот так валялись под ногами, вот так хранились бы в полузаброшенном неотапливаемом помещении фрески Сикстинской капеллы! Которые, кстати, на два-четыре века позднее новгородских... Да Европа бы со стыда сгорела, сквозь землю провалилась! Или, как в Софийском соборе — прошла бы трещина по фронтону Кельнского собора. А ее бы замазали с фасада и сделали вид, что все в порядке. Наверно, в Германии скандал бы разразился всенародный... А мы — ничего, даже и не узнали... А когда и узнали — тоже ничего...

Да, правители наши — люди темные. Для них хрен с редькой ценнее Спаса на Нередице. Потому как закуска. Но ведь они из нас вышли. Из нас. Вот и спросим себя: что ж мы за люди такие?

Постскриптум. Полтора года назад специальным решением президента России были выделены деньги из резервного фонда для восстановления памятников истории и культуры в Пскове и Великом Новгороде. Не мне судить, велика ли сумма и на много ли ее хватит. Реставраторы говорят, что это капля в море. И действительно, если даже в Великом Новгороде все 147 церквей под угрозой полного разрушения, то страшно представить, в каком же они состоянии в других, менее известных краях. И сам принцип ведь все тот же: «специальное решение», «резервный фонд»... Сегодня кому-то что-то дали, завтра кому-то не дадут... Как будто из милости...

Никто не думает о том, что уходит на дно русская Атлантида. А если и уйдет, мало кто заметит и заплачет.

То есть никто не задумывается над тем же проклятым вопросом: что ж мы за люди такие?

Другого народа у нас нет

 Для иллюстраций к этой книге искал я икону одного русского святого, преподобного Петра. Человека своеобразной, но и не такой уж необычной, по тем временам, судьбы. На мой взгляд. Во всяком случае, в письменных источниках нет никаких свидетельств, что современники воспринимали его как нечто исключительное. А по нынешним представлениям, конечно, его судьба кажется фантастической. Достаточно сказать, что этот русский православный святой был правнуком... Чингисхана! Подробно о нем я рассказал в главе «Как Русь жила под игом». А сейчас о поиске. И, понятное дело, не только о поиске..,

Обращался я во все церковные учреждения, университеты и институты. И ни в одном из них мне не могли помочь.

Да, есть «Жития...», изданные еще до революции и переизданные сейчас. Есть там краткое жизнеописание святого Петра. Нашел я и «Сказание...» о нем в «Православном сборнике» 1851 или 1861 года, вышедшем в Казани. Но вот где найти икону, изображение его — никто не мог мне подсказать. Как мне говорили, там нет даже каталога иконографии святых. То есть какой-либо поиск вообще невозможен. Разве что по памяти, по наитию...

Конечно, святых много, и, наверно, не все иконы сохранились. Жил Петр в далеком XIII веке, причислен к лику святых в XVI веке. Не успели его канонизировать, иконы написать и распространить, как началась опричнина, мор, а там — Смутное время, войны и пожарища.

Все понятно и объяснимо.

Если бы... Если бы две большие фрески с его изображением находились не где-нибудь, а в Кремле! В Архангельском соборе.

Нынче о самом-то Петре можно и не знать. Говорю же, святых много... Но как можно было не знать о фресках Архангельского собора?

Тут я и смутился. Не знал, что и подумать о сотрудниках тех церковных учреждений, институтов, куда обращался за помощью. Так и не понял, то ли не захотели они себе лишних хлопот, то ли действительно не знали, где искать. Тем более — каталога у них нет...

После выхода реплики в «Литгазете» в редакцию прислал письмо читатель Александр Горфункель из Бостона, США. Он сообщил, что в 1998 году в Санкт-Петербурге, в издательстве «Дмитрий Булавин», вышла двухтомная фундаментальная монография научного сотрудника Института русской литературы Глеба Маркелова «Святые Древней Руси: материалы по иконографии (прориси и переводы, иконописные подлинники)». Спасибо. Я как раз о том и пишу, что сотрудники духовных академий и институтов ничего этого не знают и каталога у них нет.

И вспомнил историю давнюю, 1988 года. Тогда я случайно столкнулся с молодым человеком, который исподтишка распродавал рукописные старообрядческие книги XVII века! Ему досталась в наследство библиотека его умершего деда, старосты старообрядческой общины. И он ее сплавлял по отдельным томам всяким разным жучкам в букинистических магазинах. А поскольку я имел на него некоторое влияние, то накричал, обвинил в растрате национального достояния и велел больше не прикасаться к нашим сокровищам! А сам стал названивать во все известные мне церковные институты. И в патриархию, и в Лавру, и повсюду... И везде мне отвечали, что выкупить эту библиотеку не могут. И приводили разные причины. В первую очередь — отсутствие денег. А когда я удивился тому, что у могучей церкви нет небольших средств для приобретения небольшой библиотеки, мне сказали, что все средства ушли на празднование тысячелетия крещения Руси...

Ну, про светские организации я говорить не буду. Например, в МГУ мне сказали: «Да что вы! У нас свои книги гниют, хранить негде...»

К счастью, недели через две-три связался я с Сибирским отделением Академии наук СССР, с видным историком, членом-корреспондентом АН Николаем Николаевичем Покровским, крупнейшим специалистом по археографии. Он тотчас вылетел в Москву, осмотрел оставленные у меня две-три книги и мгновенно распорядился выкупить всю библиотеку и вывезти ее в Новосибирск. И вот за чаем я спросил Покровского: как же так, только-только началось у нас возрождение церкви и веры, как же понять такое равнодушие церкви к священным, редким книгам?

А Николай Николаевич ответил: «Надо было обращаться сразу к высоким церковным иерархам. А чиновники... они везде чиновники. Такие же, как и наши. Как мы. Откуда ж им взяться, другим?..»

Так что обыденная жизнь подсказывает: абсолютно прав Николай Николаевич. Как говорится, другого народа у нас для нас — нет.

Не лепо ли бяшет, братие?

 Наверно, интересно, но и неимоверно трудно быть учителем литературы в нынешние времена! Ведь, к великому нашему счастью, выросло поколение, которое, обжегшись на наших догмах, уже не верит на слово и даже комментариям в книгах не доверяет. Подавай им первоисточник! Говорю это с уверенностью, потому что, по стечению обстоятельств, встречаюсь, общаюсь с ними.

Вот и недавно звонит юноша с ломким голосом, представляется студентом пединститута и спрашивает, учитывал ли я Симеоновскую летопись при написании статьи «Княжеский крест». Говорю: учитывал, есть ссылки на нее, но в сокращенный, газетный вариант статьи они не попали. Тогда он и спрашивает: а где можно прочитать эту самую Симеоновскую летопись? Потому что он впервые узнал о ней из комментариев академика М.Н. Тихомирова. И хочет самолично убедиться. Я сказал где. И после разговора задумался.

Что ответит учитель, если подойдет к нему ученик-студент и спросит: «А где мне прочитать «Повесть временных лет»? Ведь в хрестоматиях она в сокращенном, скажем так, виде. Как в приснопамятной хрестоматии для студентов педвузов, где вся «Повесть...» занимает страниц пять или чуть больше. То есть будущих учителей (!) учили и учат по «отрывкам из обрывков». И даже в «эпохальном проекте», в «книжном проекте XX века», как называли Библиотеку всемирной литературы, ПВЛ напечатана также в сокращенном варианте...

А ведь «Повесть временных лет» — основа основ древнерусской истории и литературы. Не случайно же ее называют Начальной летописью!

И остается только 8-томная серия «Памятники литературы Древней Руси». Тираж ее — 50 тысяч. И выпущена она «Художественной литературой» в далеком 1978 году.

А что же сделано, что издано в новой России, где на каждом шагу говорят о патриотизме и воспитании в патриотическом духе на примерах исторического прошлого? Есть у нас для школьников хороший сборник «Древнерусская литература» 1993 года выпуска, издательство «Школа-пресс», где «Повесть...» представлена очень широко. Но — тоже не в полном виде. И больше — ничего?

Звоню в Книжную палату. Там мне говорят, что были и есть отдельные издания «Повести...», но назвать затрудняются, надо наводить специальные справки. Звоню в центральную библиотеку своего округа. А округ — это несколько бывших московских районов, и населения в московских округах — до миллиона человек. То есть это центральная библиотека миллионного города. Нет там, в нашем округе, во всяком случае, ни одного отдельного издания! А есть только упомянутый 8-томник.

И что ответят преподаватели, если студенты спросят, где прочитать Симеоновскую летопись? А Никоновская летопись где издавалась? А Новгородская летопись?

Ни Симеоновской, ни Новгородской, ни Никоновской летописи в 8-томнике нет.

Есть они только лишь в Полном собрании русских летописей (ПСРЛ), выходящем с 1841 года (прекращено в 1921, возобновлено в 1949) тиражом 1—2 тысячи экземпляров на недоступном читателю церковно-славянском языке.

В Книжной палате обмолвились, что ПСРЛ — для ученых, да и нет в нем необходимости для людей, что называется, простых. Но в Москве-то простой студент может взять Полное собрание русских летописей в Государственной библиотеке или в Исторической библиотеке. А как быть пытливым молодым людям во всех прочих городах и весях страны? Наверно, в миллионном Екатеринбурге или Новосибирске, в академических центрах, и найдется драгоценное издание, а больше — нигде и ничего. И если ты живешь в районном или простом областном городе, то никогда не станешь новым Лихачевым! На чем расти молодым ученым?

Позвонил я тогда в Министерство печати. Там мне сказали, что об издании летописей и речи не может быть. Для этого необходимо принять специальную президентскую или правительственную программу и открыть отдельное финансирование.

Повторю: все это происходит (вернее, ничего не происходит!) на фоне громогласных речей о патриотизме. И еще: куда бы я ни звонил, всюду со мной разговаривали как с чудиком. Мол, нашел о чем беспокоиться в нынешние-то времена...

Скажите, а может, и вправду это пустяки и пишу я здесь о сущей ерунде?

Примечание 1. Но, к счастью, помимо государственного аппарата, который всегда найдет объяснение для своего бессилия или ничегонеделания, у нас теперь есть система частных, акционерных, одним словом — негосударственных издательств. И вот одно из них — «Языки русской культуры» — планомерно ведет выпуск русских летописей. В прекрасном полиграфическом исполнении. Гигантский проект! И осуществляется он по личной, частной инициативе директора издательства Михаила Ивановича Козлова и главного редактора Алексея Дмитриевича Кошелева. Которым от лица всех нас — низкий поклон.

А теперь, как водится, о недостатках. Которые, подчеркну, ни в коей мере не зависели и не зависят от издательства, от издателей. Эти тома — репринтное, то есть фотографическое воспроизведение Полного собрания русских летописей, издававшегося с 1841 года. Конечно, ученым важен оригинал. Но если мы хотим, чтобы летописи дошли до читателей, то обязателен (обязателен!) перевод летописей на современный русский язык

Иначе мы имеем нелепейшую ситуацию: национальное достояние, недоступное нации.

Может быть, самоотверженные издатели на меня и обидятся, но не сказать я не могу. При всем уважении к их труду. Можно ли сейчас, имеет ли смысл сейчас выпускать, к примеру, Лаврентьевскую летопись без анализа, сделанного Г.М. Прохоровым, Л.Н. Гумилевым, другими учеными! Равно как и остальные летописи. Это ведь чемодан без ручки и без ключей от замков. Как 50 и 200 лет назад. Даже сам текст недоступен. Церковнославянский!

Отсутствие научного комментария просто-напросто означает, что мы в издании летописей остановились где-то в изначальных временах...

Понятно, что частному издательству такая гигантская работа не по силам. А настоящее издание, с переводом на русский язык и с сопутствующим научным аппаратом, под силу только Академии наук при полной и безоговорочной поддержке государства.

 Примечание 2. Хочешь не хочешь, а среда навязывает свои правила. Поневоле рассуждаешь о том, о чем они рассуждают: о целевом финансировании, о федеральной программе. То есть — переходишь на их язык. А значит — становишься хотя бы частично таким же, как они. Вместо простых и ясных слов несешь чиновничий камуфляжный бред. Вместо того чтобы коротко, специально для них, чтобы им понятно было, повторить:

Русские — единственный народ в мире, который не имеет полного собрания своих летописей, изданного на русском языке!

Это называется — национальный позор. То есть— позор нации.

Но, опять же, — для кого позор? Для интеллигенции. Которая не имеет ни власти, ни денег. А для чиновников от науки и государственного аппарата позор — это если тебе дадут служебную «Волгу», а не «Ауди», к примеру. Это да — позор. А всего остального они просто не понимают. И это нам тоже надо уяснить — не понимают.

Это не инопланетяне, а что-то вроде мутантов. Ведь они всерьез обсуждали, как потратить сотни миллионов рублей, которые они же выделили себе в бюджете на встречу третьего тысячелетия.

Вот и докажите мне теперь, что они не мутанты?

 Примечание 3. Должен заметить, что существует прямая связь между цензорами-охранителями и ворами-пофигистами. Не случайно же многие современные воры-расхитители в прошлом были ярыми слугами режимов, охранителями устоев и т. д. Напомню, когда российские академики по инициативе первого русского историографа Герарда Миллера в 1734 году обратилась к Сенату за разрешением на издание летописей в полном виде, то Сенат переадресовал прошение ученых Синоду, а Синод запретил, постановив, что летописи полны лжи и позорят русский народ. Эту заботу о русском народе рьяно продолжал коммунистический режим до 1991 года. А когда он пал, многие бывшие слуги режима и рьяные охранители мгновенно превратились в воров-пофигистов. С воровством, оно понятно. А пофигисты потому, что все остальное им просто по фигу. Они этого и не скрывают. А бормотание про «целевое финансирование» и прочее — обыкновенное «пудрение мозгов», на их языке. Конечно, можно бы и не опускаться до их языка, сказать — «отговорка», но слово «отговорка» и в сотой доле не передает главного — безмерного наглого цинизма этих людей у власти.

 Примечание 4. Но, ругая их, подумаем и о себе. Сколько у нас общественных организаций, пекущихся о русском национальном возрождении. Вот уже семь лет во всех газетах я кричу о том, что у нас нет свода летописей на русском языке, и ни одна из этих организаций даже не откликнулась, не поддержала. Странно, не правда ли?

Глава 18 ПЕТР ПЕРВЫЙ - ОСНОВАТЕЛЬ АЗИАТЧИНЫ В РОССИИ

О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной

На высоте уздой железной

Россию поднял на дыбы?

А. Пушкин, «Медный всадник», Санкт-Петербург, 1833 г.

А 140 лет спустя, в 1973 году, уже в другом Питере, городе Петропавловске Северо-Казахстанской области, в редакции областной газеты «Ленинское знамя» мой учитель и старший товарищ, провинциальный философ и мыслитель Леонид Иванов читал мне такие строки: «Хотел Россию вздернуть на дыбы? Но вздернул лишь на дыбу...»

Прошло еще 30 лет. Трехвековой юбилей Санкт-Петербурга. В парке 300-летия города планировалось установить 74 бюста русских великих князей и царей. А в центре композиции — Петр Первый у символического окна в Европу. Проект Зураба Церетели. Но в последний момент губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко отказалась от него.

Как уверяют в Академии художеств, теперь этот проект переносят в Москву, в Екатерининский парк. Один Петр Первый уже высится над Москвой. Опять же, работы Церетели. Царь Петр у корабельного штурвала. И рулит Россию, как мы считаем, в Европу.

В общем, символ и средоточие того, как править Россией и куда ее вести.

А ведь то, что мы привычно думаем и говорим о Петре Первом, — факт коллективного помрачения разума. Или шизофрении. В особо тяжких размерах. В масштабах огромной страны. Сначала России, потом Советского Союза, теперь снова России.

Правление Петра длилось 36 лет. Поворотная эпоха в истории.

Оценки деяний Петра уже устоялись. В двух вариантах. Они дискутируются в русском обществе уже три века. Одни говорят, что Петр свернул Россию с исконного русского пути в порочную Европу и тем погубил. Другие — что недовернул, не довел нас до Европы, не вытравил до конца расейское, нутряное и отсталое.

Однако и те, и другие сходятся на одном ключевом слове — Европа. Мол, повернул в Европу. Или — недовернул до Европы. Вот это и вызывает у меня недоумение. А точнее — оторопь. На мой взгляд, мы имеем случай массового исторического самогипноза. Ни о какой Европе речи не было, нет и быть не могло! Даже при первом приближении очевидно, что ни к какой Европе нас Петр не повернул, а совсем наоборот — в Азию он нас завернул, в Азию! А точнее — в азиатчину. Еще точнее — вверг страну в пропасть жутчайшего азиатского деспотизма.

Тянуть Русь в Европу не было никакой необходимости. Русь, русские — были и есть исконно европейская нация.

Хотите пример от противного? Киевская Русь называлась каганатом — Русский каганат. Великий киевский князь назывался каганом. У русских князей Средневековья половецкой крови было не меньше, чем славянской. Наверно, больше трети дворянских родов — оттуда, тюркско-ордынского корня. При таком тесном контакте, да еще как минимум 250-летней зависимости от Золотой Орды, должно быть ощутимое во всех сторонах жизни наследие, отпечаток. А что мы имели и имеем? Ну ничего степного не прижилось в российском быту, в бытотипе. Даже чай с молоком не прижился! Русские перемалывали все тюркско-ордынско-степное, а также балтийское, угро-финское, и все вместе они составляли русскую европейскую нацию и шли путем европейской цивилизации. Без всяких особых усилий — естественным образом! Безусловно, сказался выбор веры — христианской, православной. Но наверняка здесь было и нечто более глубинное, исконное, запрограммированное от природы. Как нынче говорят, национальный менталитет.

И никакого такого особого пути у Руси не было. А был обычный путь европейской страны, пусть и не очень простой.

Ибо что считать европейскостью? Насильственное бритье бород и питье кофия? Передовую технику и придворные манеры? Все это мы перенимали и перенимаем с петровских времен — и все равно почему-то отстаем. Потому что Европа — это прежде всего система общественного, политического устройства. Начиная, к примеру, с английской Великой хартии вольностей (1215 г.), никак не совместимой с нашим крепостным правом.

История Европы — это история борьбы монархов с феодалами и вольными городами. Полную победу в ней не одержал никто. Но в ее процессе укреплялась и центральная власть, и в то же время у власти отвоевывались и законодательно закреплялись имущественные и гражданские права сословий, народа, всего населения.

Как в советско-марксистские времена говорили, закон единства и борьбы противоположностей. Диалектика, однако.

А церковь при этом была как третейский судья, как высшая, духовная сила. Так и пришли европейские страны к нынешним конституционным монархиям и парламентским республикам.

Той же дорогой шла и Россия. И у нас со временем боярская оппозиция и Боярская дума стали бы парламентским, общегражданским институтом. Если бы ей не переломили хребет. Начал первый русский царь Иван Грозный, а завершил первый российский император Петр Первый. Оба они, борясь с боярством, использовали вечный конфликт отцов и детей. Молодость всегда отрицает опыт старших, хочет по-своему..: Равновесие здесь устанавливает сама жизнь. Но когда власть вооружает и натравливает младших на старших, получается не прогрессивная молодежь, а опричники и хунвейбины. До сих пор никто не задумывается: а что это значило — публично остричь бороду достойному старому человеку, боярину? Тогда представьте, что вас, мужчину, показательно насилуют на сцене, опускают — вот что это значило... Потому-то историк князь Трубецкой считал петровских соратников подонками и проходимцами: «Достойные русские люди не могли примкнуть к Петру...»

Петр довершил разгром боярства, начатый Иваном. Динамическое, диалектическое равновесие в обществе было разрушено. Началась эпоха азиатского абсолютизма. Потому что Иван и Петр в зародыше уничтожали и уничтожили семена общегражданских институтов власти. А Петр устранил и церковь как центр духовной власти, влияющий на власть светскую. Третейского судью, который стоит и над царями, и над людишками. Он упразднил патриаршество, ввел Священный Синод, полностью подчиненный самодержцу. То есть поставил церковь на службу власти. Что еще разрушительней для общественного сознания.

Результат известен.

Не случайно же для Сталина образцами государственных деятелей в русской истории были именно Иван Грозный и Петр Первый. Не случайно же сталинская и послесталинская пропаганда насаждала их исторический культ в нашем сознании. И это было легко. Все уже сделано в 1917 году. По сути вся страна — взбунтовавшиеся большие и малые дети. Которые с восторгом смотрели талантливейший фильм «Петр Первый», сформировавший сознание всех ныне живущих поколений советских и российских людей. Грудь вздымалась и глаза горели — вот как надо, отречемся от старого и замшелого мира, вперед по пути прогресса, в Европу! И президент Путин смотрел его, как и все мы, несколько раз, наверно. Не случайно же он говорит, что Петр для него — образец политического деятеля.

Вот так в нас вбивали и вбили, что европейский путь — это когда вся страна зажата в едином кулаке. При помощи Всеобщей Бюрократической Системы, основателем которой, кстати, был Петр Первый и которая живет до сего дня даже в деталях, в той же Табели о рангах, воссозданной ныне российским чиновничьим аппаратом. А как писал, опять же, Маркс, собственностью чиновников является само государство.

Унижая и отрицая все русское, превознося и насаждая все западное, Петр Первый породил в русских людях жесточайший комплекс неполноценности. Который разрывает сердца и души до сих пор. С одной стороны, вроде бы Европа, но, с другой стороны, Европа-то нас за своих не считала и не считает. Отсюда всевозможные комплексы и оглядки. Метания и страдания души. Чаадаев убеждал, как прекрасно и благотворно для народа, общества и государства европейское католичество по сравнению с нашим православием. Тургенев, долго живший и умерший во Франции, писал, что русский человек ведет себя за границей так, будто там каждый имеет право дать ему в морду. А Достоевский отчаянно вопрошал: кто мы есть и что мы есть перед лицом просвещенной Европы? Отсюда и взрывы, крайности русского человека — от самоуничижения до высокомерия, от добродушия до агрессии и угроз разнести к чертовой матери весь европейский дом саблями или ракетами.

Комплекс неполноценности — страшная разрушительная сила.

Именно со времен Петра Первого русский человек стал стыдиться самого себя, своей истории, отрекаться от своего прошлого. Именно с того времени и возникла история Руси и России, полностью написанная под диктовку Запада. Еще академик Бартольд отмечал: «Русские ученые следуют большею частью по стопам европейских и большей же частью принимают взгляды, установившиеся на Западе».

Очевидно и ходом времени показано и доказано, что фундамент петровского государства, несмотря на его сталинскую колоссальность, на самом деле крив, страшен, не приспособлен для строительства хорошего дома и житья в нем. А мы так и живем. Наследием Петра. По-прежнему считая, что «Петр Первый» и «Европа» — синонимы. А каковы синонимы — таковы и антонимы. Отсюда и чудовищные разрывы сознания, совмещение несовместимого. В повседневной жизни у нас, в отличие от Запада, символ государства — чиновники. В то же время никто им и на грош не верит. По опросам социологов, две трети россиян уверены в низком своекорыстии губернаторов, половина их не уважает, а каждый третий считает их просто-напросто преступниками. Тогда кто же их выбирал, этих губернаторов? Немцы, что ли... При этом большинство россиян тоскует по «сильной руке» и полагает Россию особой цивилизацией, где никогда не привьется европейский образ жизни...

То есть дело не в Петре и не в катаклизмах его времени. История есть история. Что было — то было. Дело в том, что и как мы сегодня думаем о Петре. По опросам социологов, из всех монархов Петру Первому отдает предпочтение почти половина россиян. А как думаем — так и действуем, так и живем. Неточная мысль — разрушительна.

Разруха, она в головах.

Дополнительная информация. Про окно в Европу думал и говорил не Петр Первый, а Франческо Альгаротти. О чем Пушкин уведомил читателей в первом же примечании к «Медному всаднику». Ф. Альгаротти (1712—1764) — итальянский писатель, знаток искусств, популяризатор наук, путешественник, авантюрист, жуир и бонвиван... Сам Казанова ревновал к его светской славе и донжуанским похождениям, а Вольтер называл его «лебедем из Падуи», которому «небо подарило искусство любить, писать и нравиться»... Вот сей «лебедь» и написал: «Петербург — это окно, через которое Россия смотрит в Европу». (Ф. Альгаротти. Письма о России, 1739 г.) Пушкин, прочитав книгу, вложил этот яркий и сильный образ в думы Петра. Сам же Петр будто бы говорил: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом». Это записал приближенный к императору человек, граф Остерман. «Итак, сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью».

(В. Ключевский. Курс русской истории, 1937 г.)

Глава 19 ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА

Суворов, Румянцев и Потемкин: мифы и дела, хула и хвала, забвение и слава

 — Напечатают после смерти, — сказал мне мой старший друг и товарищ. — А пока забрось в стол и забудь. Иначе тебя заклюют. Пойми, у людей есть предел покушения на их миражи и мифы. А Суворов — это уже предел... Это неприкосновенно!

Так говорил мне мой старший товарищ, немало испытавший за свою широко известную книгу. Но все-таки!.. Он — человек во многом уже отошедшего времени, и скорее всего преувеличивает... очень уж ему досталось в свое время за попытки написать ту правду о войне, которую он знает. Ну а со мной-то, убогим, что сделают? С работы не уволят — я безработный, из партии не выгонят — беспартийный. Разве что по всем газетам и журналам дадут негласное указание не печатать меня — так это по нынешним временам вроде и невозможно. Хотя у нас все может быть...

Простите за долгое вступление, но был такой разговор. Наверно, все это выеденного яйца не стоит. Но я никогда ни о чем таком не думал, и потому сейчас, взбудораженный и замороченный, не в состоянии объективно оценивать... Однако в любом случае прятать в стол не буду. В конце концов интересно же, как это воспримут. Добавлю лишь, что не привожу никаких так называемых новых фактов. Все взято из общедоступных источников, в основном и прежде всего — из энциклопедий. Можно сказать, что перед вами энциклопедическое расследование...

Но все-таки, для начала, в качестве буфера, два примера из ближних, советских времен.

Мыльный пузырь Ворошилов

 Военный культ и славу полководца Ворошилова нынче и представить трудно. Вся страна мужского пола и призывного возраста горланила: «Ведь с нами Ворошилов — первый красный офицер. Сумеем кровь пролить за Эсэ-сэ-сэ-эр!» А еще пели: «Когда нам даст приказ товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет!» Первый маршал — это он, Ворошилов.

И никто не задумывался: а чем командовал полководец Ворошилов? Отвечаю: отрядом луганских рабочих, который привел к Царицыну, где и встретился со Сталиным. С 1919 года он — при Буденном. Член Реввоенсовета 1-й Конной армии. И — все? Да — и все.

Если не считать провала Ленинградской обороны в 1941 году, после чего Сталин его и близко не подпускал к действующей армии.

Ворошилов — легендарный герой Гражданской войны. Он — дважды Герой Советского Союза, маршал Советского Союза, его именем названы были четыре города, одна область и одна ГРЭС.

Каратель Тухачевский

 А на чем возник миф о Тухачевском? Анна Ларина (вдова Бухарина) писала в мемуарах, что в СССР в тридцатые годы его даже по фамилии не называли. Говорили: Михаил Николаевич — и все знали, кто это такой.

Что сделал, чем командовал Тухачевский в Гражданскую войну? Пятой армией на Восточном фронте, под руководством Фрунзе. Он в 1919 году взял штурмом Петропавловск Какой Петропавловск, Камчатский, что ли? Да нет, Казахстанский, тот, что между Курганом и Омском. И это действительное достижение Тухачевского. Довольно значительное в общем успехе Восточного фронта. Петропавловск — крупнейший тогда железнодорожный узел, одновременно ворота в Россию, в Сибирь и в Азию. Сам Колчак писал, что с падением Петропавловска участь его будет решена. Так что Петропавловская операция Пятой армии по ее значению в той кампании был крупным успехом, почти решающим.

Затем Тухачевского назначили командовать уже фронтом — Западным фронтом. Где он потерпел сокрушительное поражение. Красную Армию из Польши изгнали. Да, конечно, он, может, и не виноват; наверно, красная идея и Красная Армия тогда исторически не могли прижиться и победить на западной польской земле. Но в любом случае для командующего, военного человека — это провал и клеймо. И тем не менее — Тухачевский был возвеличен. За что?

Тухачевский командовал 7-й армией, которая подавила Кронштадтское восстание против коммунистов в 1921 году.

Тухачевский командовал особой группой войск, которая подавила Тамбовское восстание крестьян 1920— 1921 годов. Причем с применением химического оружия...

А это — заслуги!

Во все времена и при всех режимах.

Во все времена и при всех режимах внутренний враг, крамольник, ненавистнее и опаснее любого внешнего. И во все времена власть особо отличала тех, кто подавляет внутреннего врага. А уже потом создаются мифы о необыкновенных военных талантах, успехах и прочем...

Комдив Суворов

 Как ни странно, никто толком не знает, сколько у нас было русско-турецких войн. Не то шесть, не то восемь или девять, если считать Азовский и Прутский походы Петра Первого и военное столкновение Миниха с турками, опять же, на Пруте...

А ведь русско-турецкие войны длились, с перерывами, сто лет! Но советская история старалась их по мере возможности умолчать, потому как войны были колониальные, империалистические, между двумя империями — Российской и Османской... Вот и остались у нас от той эпохи лишь название одной крепости да фамилия одного человека — Измаил и Суворов! Да еще звучное, редкостное воинское звание — генералиссимус! Так мне с детства и запомнилось — штурм Измаила и генералиссимус! Как равнозначные...

В дореволюционных и советских энциклопедиях о Суворове Александре Васильевиче пишут одинаково: «Величайший русский полководец... одержал победы при Козлудже (1774), Кинбурне (1787), Фокшанах (1789), Рымнике (1789) и штурмом овладел крепостью Измаил (1790)».

В 12 лет записанный в лейб-гвардии Семеновский полк, Суворов действительную службу начал в пятнадцать лет (по другим сведениям, в восемнадцать лет: вообще, о раннем периоде его службы практически нет точных сведений), был рядовым, капралом, прошел все ступени. Военная карьера Суворова, хотя он и был сыном генерал-аншефа, складывалась тяжело. Может, причиной тому стали его чудачества. А может, чрезмерное рвение, даже фанатизм. Иностранец Фалькони, наблюдавший уже генерала Суворова в лагерях под Тульчином, писал: «Наш почтенный старик здоров; он очень доволен своим образом жизни: поля, учения, лагеря, беспрестанное движение; ему ничего больше не нужно, чтобы быть счастливым».

То есть Суворов — фанатик военного дела и военной жизни. Таковым, видимо, был всегда. А фанатиков не любят. Одно дело, когда фанатик — генерал, и совсем другое — капрал или капитан. Истовые служаки — как бы укор остальным: мол, видите, я живу армией, а вы в это время пунш пьете и девок любите... Кому ж такое понравится. Наверно, именно поэтому и не давали хода Суворову в начале службы... Первый офицерский чин он получил в 24 года. По тем временам иные в 24 года уже генералы. А Суворов командир полка — в 32 года. (И то благодаря случаю, попав пред светлые очи императрицы, во дворец, куда прибыл в качестве курьера.) Генерал-майор — в 40. Командир корпуса — в 52 года. В таком возрасте уже заканчивали военную карьеру и умирали от старости. Потемкин умер в 52 года, успев побывать правителем России и наместником царя и бога в Малороссии и Новороссии...

В русско-турецких войнах Суворов командовал дивизией и корпусом. И его победы там, при всей талантливости командира, быстроте и натиске его войск, стремительном и неожиданном маневре, это дивизионные, корпусные операции в рамках большой войны. Такой большой, что невозможно говорить о каком-либо их влиянии на общий ход событий.

Измаил сначала взял Румянцев, потом его отбили турки, потом его взял Суворов, потом снова отдали и так далее...

Шла титаническая битва стран и народов на неизмеримых пространствах. Россия и Турция — два гиганта, перед которыми трепетала тогдашняя Европа — вели циклопическое противоборство за нынешние Молдавию, Украину, Крым, часть нынешней Болгарии и Румынии, Черное море, Северное Причерноморье и Северное Приазовье...

Эта война с перерывами длилась век! И что такое на этом фоне даже взятие Измаила? Эпизод... В той войне Не могло быть и не было каких-либо решающих или переломных сражений — было лишь постепенное и неуклонное продвижение Российской империи на юг...

И Суворов в той войне, при всех его талантах и известности, полководцем не был и не мог быть просто по причине занимаемых невысоких должностей. Не может быть полководцем командир дивизии или корпуса — уровень и масштаб деятельности не тот.

Полководцами той войны были Петр Александрович Румянцев и Григорий Александрович Потемкин.

Триумфатор Румянцев

 Румянцев — герой Семилетней войны, он командовал кавалерией в битве при Гросс-Егерсдорфе, исход которой и исход войны вообще решила знаменитая атака конницы Румянцева. Его славе в войсках завидовал и ревновал главнокомандующий русской армией фельдмаршал Бутурлин. Румянцеву благоволил император Петр III. После его убийства и захвата престола Екатериной II Румянцев закономерно решил, что он теперь не ко двору, и подал прошение об отставке. Однако Екатерина удержала его на службе и в 1764 году назначила генерал-губернатором Малороссии.

Став главкомом на русско-турецком фронте, Румянцев, несмотря на громадное численное превосходство противника, сразу же перешел в неожиданное наступление. (Впоследствии эту тактику ошеломления врага переймет и разовьет служивший под его началом Суворов: «Удивить — значит победить», и она станет называться суворовской.) В первом же сражении, при Ларге, 25-тысячный корпус Румянцева разбил 80-тысячную турецкую армию.

«Еще более прославила имя Румянцева победа, одержанная им... над вдесятеро сильнейшим неприятелем при Кагуле и вознесшая Румянцева в ряд первых полководцев XVIII века. После этой победы Румянцев шел по пятам неприятеля и последовательно занял Измаил, Килию, Аккерман, Браилов, Исакчу, Бендеры... Румянцев с 50-тысячным войском выступил против 150-тысячной турецкой армии, которая, избегая битвы, сосредоточилась на высотах у Шумлы. Румянцев с частью своего войска обошел турецкий стан и отрезал визирю сообщение с Адрианополем, что вызвало в турецкой армии такую панику, что визирь принял все мирные условия. Так заключен был Кучук-Кайнарджийский мир, доставивший Румянцеву фельдмаршальский жезл, наименование Задунайского и другие награды» («Брокгауз и Ефрон»).

Прерву цитату. Добавлю: по Кучук-Кайнарджийскому миру Россия получила Азов, Керчь, Еникале, Кабарду, Кинбурн, устья Дона, Буга, Днепра и Керченский пролив.

Далее:

«Императрица увековечила победы Румянцева памятниками-обелисками в Царском Селе и в Санкт-Петербурге и предлагала Румянцеву «въехать в Москву на триумфальной колеснице сквозь торжественные ворота», но он отказался» («Брокгауз и Ефрон»).

Вы понимаете? Румянцеву предложили небывалое и невиданное в России чествование триумфатора. Как в Древнем Риме! А он сказал: да ну ее, эту Триумфальную арку вместе с колесницей, и уже тем более ну ее на фиг эту войну и Османскую империю! Я свое дело сделал — буду теперь чай пить на деревенской веранде.

Попробуем вспомнить: кто из полководцев начиная с античных времен отказался от триумфа и Триумфальной арки с колесницей?! Не вспомним...

Современники отмечали, что Петр Александрович Румянцев вообще не любил войны, не любил жестокостей. Именно об этом и написал Державин в своей оде:

Блажен, когда стремясь за славой, Он пользу общую хранил, Был милосерд в войне кровавой И самых жизнь врагов щадил; Благословен средь поздних веков Да будет друг сей человеков.

Петр Александрович Румянцев умер в 1796 году. В забвении.

Его старший сын — Николай Петрович Румянцев — был канцлером России. Личное собрание рукописей, книг и картин Н.П. Румянцева стали основой Румянцевской (Российской государственной) библиотеки и Румянцевского (Пушкинского) музея.

Империя Потемкина

 Массовый читатель знает о Потемкине только то, что он строил «потемкинские деревни». Удивительно, что самая показушная на белом свете советская власть попрекала Потемкина показушными «потемкинскими деревнями»! А они были! И в прямом, и в переносном смысле. Уж такой человек Григорий Александрович Потемкин — феерический, безудержный во всем. И в делах, и в похвальбе.

Он ведь был сатрап, прокуратор в античных смыслах этих слов! Удельный князь. Наместник Юга России. Целого государства — Новороссии! У него свой двор в Яссах, обустроенный с азиатским великолепием и пышностью. И когда Потемкин приезжал в Петербург со своей свитой — это было похоже на прибытие индийского раджи, примерно так...

Потемкин стал наместником Новороссии и одновременно продолжателем завоеваний Румянцева — командующим войсками в русско-турецкую войну 1787— 1791 годов. В которой и были победы Суворова на Кинбурнской косе, при Фокшанах, Измаиле. По Ясскому миру Турция окончательно уступила России Крым, Тамань, Очаков и левый берег Днестра. И тем не менее эта война была для Потемкина эпизодом, всего лишь частью его гигантской деятельности по дальнейшему завоеванию, удержанию, укреплению и устроению Юга империи.

Впрочем, давайте я перечислю «потемкинские деревни» — и все вам станет ясно.

Потемкин создал Черноморский флот. Когда Екатерина в сопровождении иностранных гостей приехала в Севастополь, иностранцы онемели от вида Севастопольского рейда с эскадрой в 15 больших и 20 маленьких кораблей.

Потемкин заложил город Николаев.

Потемкин заложил город Херсон, мощную крепость на юге России.

Потемкин заложил город Екатеринослав, нынешний миллионный Днепропетровск, центр советского космического ракетостроения.

Потемкин пригласил и заселил безлюдные края колонистами. В степях, где носились только разъезды крымских татар, через каждые 20—30 верст возникли села.

Потемкин принуждал людей сажать леса и разбивать виноградники, затеял развитие шелководства (!), построил школы, фабрики, типографии, торговые порты и верфи.

Потемкин замыслил университет и консерваторию в Екатеринославе, но не успел...

И все это — за каких-то пятнадцать (!) лет.

Причем все отмечают, что шума и грома, показухи, суматохи, начатых и брошенных проектов было гораздо больше, чем дел. Но если таковы были дела, то представляете, какова же была тогда шумиха?

Подозреваю, что он в своем размахе не различал проектов и прожектов, реальности и фантазий. Например, он подавал Екатерине записку с проектом овладения Крымом. Сбылось? Сбылось! Но тогда же, в 70-е годы, у него был и проект восстановления (?) Византии (?) с внуком Екатерины на константинопольском троне! Быть может, просто не успел?.. Руки не дошли?..

Вот такой был титанический, феерический человек — Григорий Александрович Потемкин, светлейший князь Таврический, гетман казацких екатеринославских и черноморских войск. Завоеватель, основатель и устроитель Юга России, как тогда называлось — Новороссии.

Он и умер не в постели, хотя и болел, а в дороге, на пути из Ясс в Николаев, 5 октября 1791 года.

Императрица Екатерина назвала его великим и гениальным человеком.

Малоросский нюанс

 Румянцев и Потемкин были принижены не только советской историей. И дореволюционное официальное и неофициальное общественное мнение так или иначе замалчивало их деяния. Скажем точнее: не воздавало должного. Почему же?

Если бы речь шла только о Потемкине, то ответ прост. Фаворитов всегда не любят, а уж фаворитов прошлых царствований без опаски предают хуле. Что бы такой человек ни свершил, все сведут к «потемкинским деревням» и к постели императрицы....

Но Румянцев-то не был фаворитом в этом смысле! Однако ж и его замолчали.

Возможно, в какой-то мере это вызвано тем, что еще при царствовании Екатерины и впоследствии немалую власть и влияние в России, при дворе, в самых разных государственных и общественных институтах получили, заняли или завоевали выходцы из Малороссии. Сразу же приходят на память фамилии канцлеров Безбородко и Разумовского, правителей России. А у них были младшие братья (к примеру, Кирилл Разумовский руководил Академией наук), многочисленные родственники и сторонники. И вообще, XVIII век в России стал в какой-то мере веком вхождения выходцев из Малороссии в государственное управление страной.

Разумеется, они были имперскими служащими, всегда и во всем действовали на благо империи. Но малоросское происхождение могло дать о себе знать. По крайней мере по отношению к Румянцеву и Потемкину. Ведь это они, Румянцев и Потемкин, окончательно завоевали Украину. Это при них уничтожили Запорожскую Сечь, последний оплот казачьих вольностей, отменили гетманство на Украине и сделали Малороссию губернией в составе России. Румянцев, как свидетельствуют источники позапрошлого века, решительно «занимался введением общерусских порядков в Малороссии», а Потемкин заселил ее колонистами из русских губерний. И, возможно, вольно или невольно, а в противовес им выдвигался везде и всюду Суворов — как человек без протекций, почти самородок, всего достигший своим умом и талантом, простой офицер, всего лишь выполнявший приказы и непричастный к колонизации Украины.

А в советские времена страной 30 лет (!) руководили выходцы с Украины Хрущев и Брежнев. И, соответственно, везде и всюду были их ставленники-земляки. Как мы тогда острили, история Россия делится на три эпохи: допетровская, петровская и днепропетровская... Да и вообще в советские времена об имперских завоеваниях России старались не говорить...

Усмиритель Польши

 Суворов стал генерал-аншефом и фельдмаршалом еще при жизни Потемкина и Румянцева. Но не за победы в русско-турецких войнах.

В 1768 году началось восстание польских конфедератов против короля Станислава Понятовского. Императрица Екатерина решительно поддержала Станислава. И отправила в Польшу русские войска. С чего и начались три раздела Польши, проведенные Екатериной. В той операции Суворов командовал Суздальским полком. Как сказано в Биографическом словаре Брокгауза и Ефрона, «здесь Суворов имел случай проявить свои блестящие дарования».

После этой польской кампании Суворов получил первое генеральское звание — генерал-майора. В 40 лет.

В 1774 году Суворова отправили на подавление восстания Пугачева. К тому времени Пугачев был уже разбит, бывшие соратники предали его, связали и выдали. Суворов конвоировал Пугачева из Яицкого городка к командующему войсками графу Панину в Симбирск, вез его в деревянной клетке.

«Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах случился пожар близ избы, где ночевал Пугачев. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, резвым и смелым мальчиком, и во всю ночь Суворов сам их караулил... Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных губерниях... искореняя последние отрасли пресеченного бунта».

(А Пушкин, «История Пугачева»)

В то время Суворов был генерал-поручиком.

Далее по биографии:

«После присоединения Крыма к России (1783) Суворов должен был привести в покорность ногайских татар, что и было им исполнено, несмотря на значительные затруднения. В 1786 г. Он произведен в генерал-аншефы и назначен начальником Кременчугской дивизии».

В 1794 году в Польше вспыхнуло восстание под предводительством Тадеуша Костюшки. Суворова бросили на его подавление. «За ряд одержанных им побед. .. награжден был чином генерал-фельдмаршала». А в старой советской энциклопедии, где его также называют величайшим полководцем, уточнено: «Проявил крайнюю жестокость...»

Вот такой послужной список: полторы русско-турецкие войны в чине командира дивизии и командира корпуса, а все остальное, увы, карательные экспедиции — польские конфедераты, пугачевщина, ногайские татары, снова польские повстанцы...

Отдельный вопрос — почему Суворов был так возвеличен не только Екатериной Второй и Павлом Первым, но и Сталиным? Участвовал в пленении Пугачева, подавлял восстание Тадеуша Костюшки — никак не подходит в коммунистические святцы. Быть может, ответ кроется в одном слове — Польша?!

Польша всегда была болезненной и раздражающей занозой для правителей Российской и Советской империй. А для Сталина — особенно. Он имел прямое отношение к Польскому походу 1920 года, под командованием Тухачевского, который закончился полным поражением красных войск. Сталин в четвертый раз разделил Польшу в 1939 году, уже совместно с Гитлером. Обратите внимание, в каких выражениях говорил об этом один из ближних подельников Сталина — Ворошилов с трибуны Верховного Совета СССР в 1939 году: «Оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого порождения Версальского договора».

Вот на чем, на неприязни к Польше, возможно, и сошлись Екатерина Вторая и Сталин Первый!

Все остальное в биографии Суворова для них уже могло не иметь значения. Все остальное можно повернуть, перевернуть, просто умолчать или преувеличить. Что и происходило все эти два века...

Главком Европы, или Военный гений, от которого отвернулась судьба

 Румянцев и Потемкин ушли в мир иной. Остался Суворов. И пробил его час. Европейская звезда Суворова-полководца взошла в 1799 году, когда было ему 69 лет! Мафусаилов возраст по тем временам! Суворов получил в командование 100-тысячную австро-русскую армию. Впервые за полвека военной службы — абсолютно самостоятельный, не подчиненный. Задача его была, современным языком говоря — воспрепятствование Экспорту французской революционной смуты и заразы в, Италию и восстановление там монархических порядков. Все это вызывало и вызывает некоторую недомолвку историков и политиков. Мол, опять тень карательной экспедиции...

Но я, признавая и даже напоминая, к неудовольствию многих, о карательной роли Суворова в пределах Российской империи (включая и Польшу), тут решительно не согласен. Ведь французская экспансия была? Была! Армия во главе с Наполеоном вторглась в Италию. На защиту Италии встали объединенные международные силы — Австрия, Великобритания, королевства обеих Сицилии, Пруссия, Россия, Турция. То есть поход Суворова и по форме, и по сути был и должен рассматриваться как обуздание международного агрессора — Франции!

И вот тут Суворов, повторю, впервые единовластный царь, бог и воинский начальник, проявил себя во всей полноте! За четыре месяца он разгромил французов и изгнал французские войска из Италии, взяв, как игрушечные крепости, Брешию, Адду, Милан, Турин, Треббию, Мантую, Нови... Это были те самые молниеносные суворовские марш-броски, неведомые европейским военным и сформулированные Суворовым в три слова: глазомер, быстрота, натиск. Гениальный Суворов-полководец был для тогдашней медлительной Европы как ураган! По фантастической стремительности наступления рядом с ним можно поставить, пожалуй, только Карла XII и Наполеона...

И вдруг — какая-то пауза, австро-русские переговоры, а затем Суворову приказывают идти в Швейцарию на соединение с корпусом Римского-Корсакова. И получалось, что русские войска из Италии выводятся и ...сводится на нет присутствие России в Италии. Но наверняка австрийские политики имели в виду и Францию, куда устремился бы Суворов. Русский полководец и русские войска, занявшие практически всю Европу, — вот чего боялся австрийский двор. То есть Австрия в рамках союза с Россией хитрила, выгадывала, вела свою политику, за что потом и была наказана ...новыми победами Наполеона, да простится мне это не злорадство, а констатация факта. И поделом, сказал бы я, если бы речь не шла о жизнях простых солдат...

А не будь этих австрийских интриг, будь антифранцузская коалиция последовательной до конца, дай они волю Суворову — Суворов в самом начале сделал бы укорот, подрезал бы крылышки набирающему высоту Наполеону. И не было бы голубчика императора Наполеона, не было бы завоевания Европы, не было бы нашего, опять же, совместно с австрийцами, тяжкого поражения при Аустерлице, сожженной Москвы, бесчисленных жертв Бородина, Березины, Ватерлоо...

И это не расхожее «если бы да кабы», а неизбежный финал начатого Суворовым разгрома французов в Италии и похода уже во Францию. Так Суворов и планировал:

«Италия — это прелюдия. Идти до геркулесовых столбов... (То есть до Гибралтара. — С.Б.) Уже из Турина я намеревался идти через Гренобль в Лион, а оттуда — до Парижа, но прежде только покончив с Италией...

Мне же в разгар моих военных операций мешает педантизм Вены, которая по невежеству своему видела одну только Мантую, являющуюся для меня ничтожным объектом... все это лишь детские забавы... когда та или иная армия на пути к Парижу».

Я понимаю, что планы Суворова и мои рассуждения — одно, а военный авторитет Наполеона, особенно в российском обществе — совсем другое. Издавна в России почему-то считается: ну, Суворов, Барклай, Кутузов — это полководцы по нашим, расейским понятиям, а Наполеон — это принципиально иной-уровень, это европейский военный гений и так далее. Не буду даже смеяться над нашим подобострастием, тем более спорить на извечную тему: кто сильнее, кит или слон. А просто напомню ситуацию в Европе на лето 1799 года. Наполеон — пусть и герой и кумир Франции, но он всего лишь бригадный генерал, командующий армией, подчиненный правительству, Директории. К тому же он застрял с армией в Египте. В Париже смута и хаос, пять директоров запутались в интригах и не знают, что делать со страной. Власть валяется на земле. Ее и подобрал Наполеон в ноябре, примчавшись из Египта, бросив там армию. То есть Париж летом 1799 года был легкой добычей.

Но Суворову не дали дойти до Парижа:

«Меня прогнали в Швейцарию, чтобы там уничтожить...»

Он пошел на соединение с корпусом Римского-Корсакова, которого уже теснил французский генерал Андре Массена. Пошел через Альпы. Потеряв только на перевале Сен-Готард 2000 человек. А когда спустился в Муттенскую долину, оказалось, что Массена уже разбил Корсакова и запер выход из долины. И уже считал, что возьмет в плен не только Суворова, но и великого князя, который был при русской армии. Генерал-поручик Розенберг дал бой французам в Муттенской долине, и Суворов ушел в горы, на перевал Панике. И вырвался из окружения, потеряв четверть всей армии, обозы, артиллерию. Это был, безусловно, героический поход. Но — героическое отступление. Героический выход из окружения. За что Суворов и получил звание генералиссимуса.

Не думаю, что его это утешило. Уже после получения высшего воинского звания он писал: «Итак, гора родила мышь... В Вене любят только посредственность; а талант не охотник до узды... Не владея ни искусством ведения войны, ни установления мира, кабинет, погрязший в лукавстве и коварстве, вместо Франции заставил нас бросить все и идти по домам».

В итоге Итальянский поход закончился победой французов. Наполеон в ноябре 1799 года совершил переворот, стал первым консулом, а в 1804 году — императором, расправил крылья, обрел мощь и затем, уже после смерти Суворова, завоевал всю Европу и занял Москву.

А ведь Суворов мог спасти Европу. Но стал жертвой больших политических интриг. И никакое звание генералиссимуса, никакие славословия при жизни и особенно после смерти сути не скроют. На закате жизни он писал: «Мой учитель Юлий Цезарь говорил, что тот не сделал ничего, кто не закончил дело полностью». То есть хотим мы того или не хотим, нравится это нам или не нравится, но полководец — это победа. Сам же Суворов и говорил: «Победа покрывает все». А победы не было...

Такова в реальности судьба Александра Васильевича Суворова.

Загадка

 И все равно личность и посмертная судьба Суворова — загадка. Зададимся простым вопросом: а не вспомни в речи 3 июля 1941 года Сталин о русской воинской славе предков, не упомяни имени Суворова, много бы знали мы о нем сегодня, был бы культ Суворова? Но это наши сталинские проблемы. А культ Суворова создавался еще в старой России. И даже в советской энциклопедии 1930 года он уже назван «величайшим русским полководцем...».

Ни Румянцев и Потемкин, завоевавшие для России громадные пространства, ни Барклай и Кутузов, победившие Наполеона, не называются в энциклопедиях выдающимися, великими и уж тем более величайшими, не пользовались и не пользуются в обществе таким поклонением и даже обожествлением. Прежде всего — среди военных. Начиная с царских генералов Дениса Давыдова (того самого!) и Драгомирова и заканчивая белым генералом Красновым и красным маршалом Жуковым! А они, надо полагать, понимали толк в военных делах!

Что это — неотразимая для военных сердец магия наступления, наступления, и еще раз наступления? Бездумное следование однажды созданному мифу? Или некое профессиональное и почти мистическое ощущение небывалого военного гения? Гения, от которого отвернулась судьба...

Интересно было бы знать, что будут писать о Суворове еще через пятьдесят лет, году этак в 2053-м?

Детский вопрос

 Подозреваю, что некоторые читатели воспримут как должное, как общеизвестное главы о Румянцеве и Потемкине, а все внимание сосредоточат на том, что я написал о Суворове.

Говорю так потому, что уже в журналах, куда я предлагал очерк, разгорелись нешуточные страсти. Вплоть до заявлений некоторых членов редколлегий: «Только через мой труп! Если это примут к печати, я подам заявление об увольнении!» И, конечно же, так или иначе мелькало слово «ниспровергатель».

На мой же взгляд, никакого ниспровержения Суворова здесь нет. И даже наоборот — впервые говорится о том, что Суворов мог повернуть историю Европы, если бы не политические интриги. Впервые говорится о загадке его личности, о трагедии полководца.

Однако реакция была очень острой, болезненной. Наверно, вдвойне болезненной оттого, что... нечего возразить. Как признался один из оппонентов, он никогда не задумывался, что Суворов в русско-турецких войнах был командиром дивизии, что войны-то шли под началом Румянцева и Потемкина...

Так что прав был мой старший товарищ, предостерегая. Но я ж не виноват, что в детстве читал Пушкина и однажды задался вопросом...

Ну, к примеру, никто и нигде, ни в какой энциклопедии не называет Барклая де Толли «величайшим русским полководцем». Или — «великим», «выдающимся». И Кутузова так не называют. А что сделали Барклай и Кутузов?

Барклай не дал ни одного сражения победоносной армии Наполеона. В те времена война шла по правилам: сходятся две армии, какая победила на поле битвы — та и получает ключи от столицы, трон и всю страну. А Барклай начхал на европейские манеры и порядки. Он заставил войска Наполеона тащиться без боя по русским лесам и дорогам, он уводил и уводил обе русские армии от решающего сражения. Вызывая гнев командующего Второй армией пылкого Багратиона, которого он удерживал от вступления в бой лишь силой приказа, потому как был военным министром. Вызывая недовольство своего штаба, возмущение царского двора и всей русской общественности.

Царь Александр прикрывал Барклая, сколько мог. И сместил его, когда уже невозможно было противостоять общественному мнению, которое кипело и клокотало... Как писал впоследствии Пушкин в стихотворении «Полководец»,

И в имени твоем звук чуждый невзлюбя, Своими криками преследуя тебя, Народ, таинственно спасаемый тобою, Ругался над твоей священной сединою.

И далее всем известное:

«О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!»...

Кутузов продолжил тактику и стратегию Барклая. Наверно, ему было даже тяжелей. Шутка ли — сдать Москву! И?.. И на этом все кончилось. Кончилась непобедимая армия Наполеона.

Таким образом, Барклай и Кутузов не только разгромили Наполеона, возведенного тогда в ранг военных гениев человечества, но и вообще сокрушили Французскую империю. После этого Франция снова стала называться королевством, а не империей...

Вот я в детстве, почитав Пушкина, и задался вопросом: почему в старой русской и советских энциклопедиях Румянцев — «рус. полководец», Потемкин — «гос. и воен. деятель», Барклай де Толли — «рус. фельдмаршал, участник многих войн», Кутузов — «известный полководец», а Суворов — «величайший русский полководец»?

Чем дивизионные победы при Козлудже и Фокшанах «величайшее» сокрушение Французской империи?

Вот и все.

То есть речь не о Румянцеве, Потемкине, Суворове, Барклае и Кутузове. Речь — о нас с вами.

Это к нам обращались Державин и Пушкин, надеясь, что Румянцев и Барклай будут благословенны средь поздних веков, что в грядущих поколеньях разглядят и расскажут, кем были и что значили эти люди в действительности.

Что я, смиренный раб литературный, и пытаюсь сделать. То есть выполнить поручение старших товарищей. Как уж могу.

 Примечание 1. Стихотворение «Полководец» вызвало, как нынче принято говорить, неоднозначную реакцию современников. Пушкин А. С. вынужден был на страницах своего журнала объясняться, почти оправдываться, что он никого не хотел обидеть и принизить, а всего лишь пытался воздать должное Барклаю... О люди:.,

 Примечание 2. Через год после написания этого очерка пришла мне в голову довольно простая мысль. Суворову-то на старости лет бояться было нечего и некого. Все знали его острый язык и вредный нрав. И он мог после Италии и Швейцарии поднять крик на всех углах: что его предали, что все победы наших войск в Италии пустили псу под хвост, что ему не дали взять Париж атакой с ходу и т. д. В общем, выставил бы в истинном свете и венский двор, и петербургский двор, и всех тех, кто вершил тогда нашу европейскую политику. Вполне возможно, что звание генералиссимуса за отступление ему дали именно из этих соображений: чтоб задобрить, чтоб связать круговой порукой, чтоб не говорил лишних слов...

Глава 20 РУССКИЙ КОЛОНИАЛИЗМ

История взрывоопасна! Так нам говорят. И опять — врут. При чем тут история? Взрывоопасно — незнание. В том числе и истории. Невежество. Темнота. Отсюда и комплекс неполноценности, отсюда и взрывы агрессии. Вот о чем я думал, глядя в выпусках новостей ни демонстрацию молодых людей в Казани. Если бы они знали, то как бы вели себя? Надеюсь и верю, что иначе. Беда нашей страны в том, что нас лишали полного знания. За нас решали, что нам надлежит знать, а что нет. И таким образом заложили тысячи мин под сегодняшнюю жизнь.

А по поводу событий в Казани я написал и опубликовал в «Литературной газете» памфлет. Почему памфлет? Как соотносится такой жанр с очерками-исследованиями в книге? Не знаю. Просто я полагал, что таким образом, может, удастся снять агрессию, во многом вызванную элементарным невежеством...

Тщательней надо, ребята! Памфлет

 Люблю наш народ. Он даже меня (обычного прозаика, публициста и самозваного историка) никогда без работы (куска хлеба) не оставит. А уж юмористы-сатирики должны нашему народу каждый день ноги мыть и ту воду пить вместо шампанского.

Где еще можно отыскать сюжет, сравнимый с показанной по телевидению демонстрацией в Казани представителей Татарского общественного центра? Когда народ, в основном молодого возраста, протестуя против взятия Казани войсками Ивана Грозного в 1552 (!) году, сжигал портрет этого самого царя! Вообще-то, протестовать надо было раньше, еще пять веков назад, да покрепче, а сейчас-то чего стулья ломать? Но зато древний языческий обряд сжигания кумиров увлекателен и вообще — зрелищен. Вспомните хотя бы всенародное сжигание соломенного чучела, которое называлось «Кострома». Не спутайте с городом, а то еще спалите областной центр. Тут, как говорит сатирик-юморист Жванецкий, тщательней надо, ребята! Пучок соломы легко отличить от города. А с портретами сложно. Ненароком можно не того сжечь.

Народ наш сер, но мудр. Не зря же он всегда предупреждал: поскреби русского — увидишь татарина. Если по алфавиту, то начиная со славянофила Аксакова (в переводе с татарского — Хромоногое) и заканчивая западнофилом Юсуповым (Юсуфов или Иосифов в переводе с русско-татарского на арабско-еврейский, то бишь семитский язык).

И серый, но мудрый наш народ как в воду глядел. Не того сожгли. Иван-то Грозный — вроде как и сам из татар. Пусть и в отдаленном прошлом. Он — потомок воеводы Мамая. Того самого. Злостного врага Руси и Золотой Орды, узурпатора и мятежника. И потому я хочу определенности. Грозного жгли как Мамаевича или как Рюриковича?

Вообще, если искать виноватого, то надо начинать с Дмитрия Донского. Это он, как сторонник укрепления вертикали власти в федеральном (или союзном?) русско-татарском государстве Золотая Орда, не добил Мамая на Куликовом поле. Разбил, но — не добил. А сразу же отрапортовал, послал делегацию во главе с Захарием Тутшевым (предком Тютчевых?) к законному «царю Тохтамышу». Вообще-то, Дмитрий был прав. Если ты царь, так тоже поучаствуй в укреплении вертикали власти и своего трона. Тохтамыш поучаствовал, окончательно разгромил Мамая, изгнал его из страны и, в свою очередь, послал делегацию к Дмитрию и «ко всем русским князьям» с рассказом, «как супротивника своего и их врага Мамая победил».

Так что во взятии Казани виноват Тохтамыш. Ему надо было не изгонять Мамая, а уничтожить его и всех его родичей. Но это при Сталине ссылали и уничтожали чесеиров — членов семьи изменника родины, а в те средневековые времена обычай НКВД — КПСС еще не получил широкого распространения. И потому остался жив и проживал спокойно в наших киевских пределах не то внук, не то внучатый племянник узурпатора, тоже по имени Мамай.

И вот здесь появляется главный виновник — Витовт, руководитель Великого княжества Литовского. И правда, на кого ж еще сваливать, как не на них. У нас куда ни ткни — всюду Литвинов, Литвак, Литвин, Литвиненко, Литовкин, Литовченко, Литовцев... Вот этот самый Витовт и даровал сохранившемуся Мамаю урочище Глина и княжеский титул. Потом литовские князья Глинские перебрались в Москву, поближе к исторической родине. Но не доехали, задержались где-то возле ГУМа и Кремля. Потому что Лена Глинская вышла замуж за коренного москвича Васю и родила сына Ивана. Про которого французы в одном из выпусков своего энциклопедического словаря «Лярусс» вроде бы написали так: «Иван Грозный — русский царь, за особую жестокость прозванный Васильевичем...»

А может, все дело в титуле «царь»? Ведь Иван первым из великих князей взял этот титул. Вот он и вскружил ему голову до Казани.

Но тогда во всем виноват великий Владимирский князь Ярослав, отец Александра Невского. Это он предложил русским князьям назвать хана Батыя «своим царем». А Батый (тоже никакого исторического предвидения!) на провокацию поддался. После распада (этот сюжет мне что-то смутно напоминает, честное слово!) союзного государства Золотая Орда на постсоюзном пространстве самой сильной стала Русь со столицей в городе Москва. Сюда-то, в Москву, за военной поддержкой и стали наезжать суверенные ханы из Казани, Астрахани и Крыма, как только начинались у них свои распри. И, значит, во всем виноваты они, даже по именам неизвестные. Это они проложили дорогу Ивану Грозному!

В общем, не взял бы Иван Рюрикович-Мамаевич Глинский-Грозный золотоордынский титул «царь» — глядишь, и не было бы завоевания Казани?

Но если уж по всей правде искать виноватого, чей портрет бы сжечь, то начинать надо с древних языческих болгар, с VII века. Точнее, с хана Аспаруха и неизвестного хана, которые рассорились в выборе пути и разделили болгарский народ на два лагеря. Тот, Неизвестный, увел своих болгар на Каму и Волгу, где они основали Великий Булгар, приняли ислам и стали через много веков «татарами». А хан Аспарух своих сторонников увел на Дунай, где они приняли христианство и ославянились среди дунайских славянских племен, но остались «болгарами». Более того, православные татарские... то есть болгарские монахи Кирилл и Мефодий к тому же придумали славянскую письменность. А письменность — это не шутка! С нее, быть может, и начинается государство! Не будь письменности — не было бы Ивана Грозного и взятия Казани! Так что сжигать надо письменность...

Что и планируется, кстати. В некоторых суверенных государствах и автономных республиках, в том числе и в Татарстане, упорно толкуют о переводе письменности на латиницу. И я, как самый нерадивый ученик в школе, который никогда не имел учебников, а в портфеле вместо них таскал кеды, теннисные ракетки и прочие полезные вещи, горячо приветствую этот революционный шаг! А уж как я завидую будущим татарским двоечникам — не передать словами. Как бы я хотел быть с ними в ту прекрасную пору! У них же будет не жизнь, а малина с клубникой! Вся занудная мировая история уйдет в никуда вместе с миллионами книг на кириллице.

Представляете, спрашивает нас привередливый, на кириллице образованный учитель про какого-нибудь Мусу Джалиля. А мы ему в ответ: «Нам бы ваши заботы, господин учитель, не издана еще такая книга на латинице!» И — гуляй, Вася!

А как только через многие десятилетия наполнятся хранилища книгами на латинице, двоечники могут перевести письменность на арабицу. И снова не жизнь, а сплошной праздник. А потом, если уж до истоков добираться, вместо арабицы можно ввести наши исконные тюркские письмена. Те самые, орхоно-енисейские, рунические... Предки постарались, на вечных скалах зубилом выбивали. Наверно, уже тогда подозревали, что мы, двоечники, или пропьем, или потеряем, или реформируем...

В общем, перспективы открываются умопомрачительные, то есть до полного помрачения ума. Хотя уже сейчас вполне можно не учиться, не работать, не обустраивать свою жизнь и страну — а ходить весело на демонстрации и жечь портреты! Конечно, злопыхатели могут спросить: «А надо ли так горячо отмечать какой-то один штурм?» Не знаю, не знаю. Например, город Елец, откуда родом бабушка моей дочери, кто только не штурмовал! И русские, и литовцы, и ордынцы, и даже войска Тамерлана там побывали. Ну так что теперь, сжигать картину Верещагина «Двери Тамерлана»? Но ведь самого Тамерлана на той картине нет, а есть два стражника. Причем некоторые специалисты утверждают, что стражники одеты в исконно туркменский военный наряд, то есть они из туркменской (!) гвардии, охранявшей Тамерлана. Час от часу не легче. Шайтан ногу сломит. Может, потому-то ельчане и не жгут никого — поди тут разберись...

Хотя вина Тамерлана во взятии Казани несомненна. Это ведь он, а еще раньше Батый, штурмовали и в конце концов разрушили Великий Булгар. Потому-то и построили рядом Казань. А не будь Казани — нечего и штурмовать Ивану Грозному. Не дурак же Иван, чтобы в пустое пространство палить!

Так что прав Жванецкий: тщательней надо, ребята! Пора наконец определиться: по паспорту бить или по морде?!

Если по паспорту, тогда надо уметь читать. А начнешь читать — можно и запутаться.

Если сразу по морде, то есть большой риск набить не то лицо. Вот в чем затруднение. И как тут быть — не знаю.

В разбирательстве, чей портрет бы сжечь в связи с незнакомой, но дорогой мне Казанью, перебрал я все семнадцать поколений своих предков по отцовской линии. Они тут ни при чем. А вот мой пращур по материнской линии, упомянутый в Никоновской летописи как «батыр татарский, велик суще телом и духом» — очень даже подходит! Он ведь сюда пришел из петропавловско-тюменских краев вместе с царем Тохтамышем. Значит, и его вина есть в том, что недобили Мамаевых потомков. Что и закончилось взятием Казани.

Мне-то в Москве легче разобраться, да и подумаешь, каких-то семнадцать поколений. А вот как быть в Париже потомкам из рода великого иконописца Дионисия, к примеру? Он-то, Дионисий, сам был потомком православного святого преподобного Петра, как в Святцах написано, «чудотворца Ростовского, царевича Ордынского». А тот, в свою очередь, естественно, был потомком самого Чингисхана.

Или как быть потомкам совсем уж древнего короля Болдуина? Среди них есть и были не только европейские монархи, но и вполне рядовые труженики вроде профессора Казанского (!) университета Ивана Александровича (Яна Игнатия) Бодуэна де Куртенэ. Он же русско-польский языковед, он же основатель знаменитой Казанской (!) лингвистической школы. Как им быть, чей портрет жечь?

Подскажите, ребята!

Постскриптум.

«28 сентября (2003 года. — С.Б.) по питерскому телевидению идет футбольное обозрение «Пенальти». Слушаю вполуха, хотя рассказывают о знаменательном для петербургских болельщиков событии — победе «Зенита» (С.-Петербург. — С.Б.) в Казани (над казанской футбольной командой «Рубин». — С.Б.).

Вдруг молодой, сочащийся здоровьем обозреватель говорит:

— Тем более знаменательна для нас эта победа, что она состоялась в преддверии второго октября!

Начинаю с интересом прислушиваться.

— Дня, когда Иван Грозный взял Казань!

«Да что это он несет?» — несколько ошарашенно думаю я. А молодой человек продолжает:

— С недавних пор команды, приезжающие в Казань, находят в своей раздевалке дохлых грызунов и другие шаманские штучки. Поэтому в этот раз администратор и начальник команды «Зенит» приехали на стадион заранее и окропили все святой водой, а в углах зажгли свечки. И это тоже помогло нам выиграть!

Нет, ей-богу, хочется открыть окно и заорать в голос:

— Какое, милые, у нас Средневековье на дворе?

Юрий Сабанцев». («Известия», 02.10.03.)

Ну что, есть у нас предел или нет? Я ж говорю, умопомрачительные перспективы открываются. Вплоть до полного помрачения ума. Хотя почему «до»? Уже!

Анна Иоанновна и хан Абулхаир

Человек живет в свете и детьми память о себе оставляет, но сия память и скоту равна есть, а честь, приобретенная человеком, вовеки не умирает... Сей свет ненадежен, только доброе звание вечно...

Хан Абулхаир

Сей свет ненадежен, только доброе звание вечно... Наверно, для многих будут неожиданными эти слова, вынесенные в эпиграф главки. Привыкли ведь: если история, если хан или князь, то прежде всего бой и клич, меч и сабля. А тут — глубоко философские рассуждения. Так он и был философом, знаменитый в истории хан Абулхаир, тот самый хан Младшего жуза, с присоединения которого и началось вхождение Казахии в состав Российской империи.

В официальной истории считалось, что главной и чуть ли не единственной причиной прошения Абулхаира о российском подданстве было джунгарское нашествие двадцатых-тридцатых годов, когда джунгары вытеснили казахов с юга Семиречья, заняв древнюю столицу Казахии — Туркестан. На самом же деле не меньшую, если не большую роль здесь сыграли башкиры, и в первую очередь их предводитель — легендарный тархан (военачальник) Алдар.

Да, джунгарское нашествие в казахских преданиях названо Годиной великих бедствий. Но ко времени союза с Россией извечно соперничающие между собой чингизиды, ханы Старшего, Среднего и Младшего жузов, все же сумели объединиться и отбросить джунгаров к югу. Правда, под властью джунгаров оставались еще значительные казахские территории, но перелом наступил. Уже к 1729 году казахи могли развить успех, преследуя отступающего противника, если бы в тыл войскам хана Абулхаира не ударили... башкиры.

Вот тут мы и приходим к тому, что скрывала все советские годы официальная история. Она не любила сложностей, в частности, и правды вообще. Особенно там, где речь шла об истории многочисленных народов СССР. А только правда поучительна.

Башкиры родственны казахам. Более того, одно время башкиры призывали Абулхаира к себе на ханство. Но, видимо, что-то там не сложилось, и Абулхаир со свитой ушел в казахские степи. Казахи и башкиры постоянно враждовали из-за земель по Яику (Уралу), Илеку и Тоболу. Четко определенной границы между Россией и Казахией тогда не существовало. Набеги с той и с другой стороны были бытом, образом жизни в те века. Так что Абулхаир, воюя с джунгарами, все время тревожился за тылы.

А ведь башкиры были подданными России. И Абулхаир понимал, что при любом пограничном конфликте российская власть будет защищать в первую очередь их интересы.

Однако и предводитель башкир богатырь Алдар осознавал, что дальше так жить нельзя. Они ведь с Абулхаиром дружили, часто встречались, в свое время не кто иной, как Алдар призывал Абулхаира на башкирское ханство.

Одним словом, оба вождя закономерно пришли к выводу, что эта распря будет длиться вечно, если не принять самых решительных мер.

Единственный выход — и казахам идти в российское подданство, чтобы уже императрица единовластно могла прекратить вековечные стычки на границе, ставшие для двух народов национальным образом жизни. Важнейшую роль в этой исторической акции, повторю, сыграл башкирский тархан Алдар, младший по знатности, не чингизид, но старший по возрасту, опыту жизни. Он сопровождал казахское посольство до Москвы и Петербурга. Именно о нем пишет хан Абулхаир в послании к императрице Анне Иоанновне:

«Этот Алдарбай требовал посланника от нас к Вашему величеству, и поэтому Мы, Абулхаир-хан, с подвластным мне многочисленным народом Среднего и Малого жузов... желаем Вашего покровительства, ... чтобы с подданным Вам башкирским народом, находящимся за Уралом, жить в согласии, и будем Вашими подданными».

Вот как все было на самом деле. А насколько поучительна сия история нынче, судить читателю.

Мне же остается только добавить несколько слов об императрице Анне Иоанновне. При упоминании ее имени у нас сразу же говорят: «А, Бирон, бироновщина...» И получается, что бироновщиной исчерпываются все 10 лет ее правления. Как будто мало хотя бы того, что в годы ее царствования благодаря ее дипломатии Российская империя приросла громадными территориями и несметными богатствами на этих территориях! И вообще, прирастала Россия, приобретала, спокойнее всего и лучше всего русские люди жили при Анне Иоанновне и Екатерине Второй. А хуже всего люди жили, больше всего Россия теряла и физически, и, самое главное, нравственно, при Иване Грозном и Петре Первом. Но правители и продажные историки назвали их «великими», и мы несколько веков повторяем за ними, как попки... На радость новым правителям и на потеху всему миру. Так нам и надо, коли своего ума нет.

А если говорить о частностях, то Анне Иоанновне и вовсе уж неизвестному российским людям казахскому хану Абулхаиру обязаны своей историей очень многие и многие. К примеру, хан Абулхаир предложил Анне Иоанновне идею строительства городов-укреплений по новым рубежам. Императрица сразу же его поддержала. Так возникли города Оренбург, Орск и вся Оренбургская линия...

Друг Пушкина — казахский Геродот

 Чудны дела твои, Господи... Как в Англии все, что только можно, связывают с Шекспиром, так и у нас — с Пушкиным. Но ведь Пушкин в действительности имел самое прямое отношение к истории, а вернее, к истории Казахстана!

Пушкин дружил с Алексеем Левшиным и печатал Алексея Левшина — первого историка казахских степей.

Алексей Ираклиевич Левшин, выпускник Харьковского университета, немало лет прослужил в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел Российской империи, принимал непосредственное участие в степных экспедициях и переговорах с казахскими султанами, набирая там бесценный материал. А затем, в Петербурге и на месте новой службы, в Одессе, приступил к созданию труда своей жизни. И в Петербурге, и в Одессе он дружил, встречался с Пушкиным, старше которого был на два года. Пушкин высоко отозвался о первой работе Левшина (об уральских казаках), а затем через поэта Туманского просил у Левшина материалы для «Московского вестника» и «Литературной газеты».

Таким образом, первые публикации, отрывки из работы Левшина «Об имени киргиз-кайсацкого народа и его отличии от подлинных, или диких киргизов», появились не где-нибудь, а в пушкинской «Литературной газете» в двух номерах от 1831 года!

В них Левшин впервые в европейской науке говорит о том, что общеупотребительное название «киргизы» или «киргиз-кайсаки» по отношению к казахам абсолютно неверно.

Публикация была сопровождена примечанием издателя «Литгазеты» О. М. Сомова, в которой он писал, что работа Левшина — новый и богатый вклад русских ученых в общеевропейскую науку об Азии и нет сомнения, что труды господина Левшина немедленно будут переведены на иностранные языки...

И действительно, трехтомник Алексея Левшина «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей», вышедший в 1832 году, был тотчас же выдвинут Петербургской академией наук на соискание Демидовской премии, переведен на французский и итальянский языки и пользовался большим авторитетом в кругах ученых. В частности, Александр Гумбольдт в фундаментальном труде «Центральная Азия» упоминает работы Левшина как один из основных своих источников. А Чокан Валиханов, споря с Левшиным по частностям, тем не менее назвал его «Геродотом казахского народа».

Алексей Ираклиевич Левшин умер в 1879 году, прожив 82 года и заслужив высочайшие почести: член Государственного совета, сенатор, действительный тайный советник, кавалер орденов Святого Александра Невского, Святого Владимира, Святой Анны, Святого Станислава и прочая, и прочая...

В советские времена имя Левшина не было под запретом, в научных трудах ссылки на него не возбранялись. Но! Его фундаментальный труд в Советском Союзе не был издан ни разу!

Мятежный Кенесары

 Во многом эта перестраховка и, как ее следствие, скудность истории Казахстана обусловлены страшным испугом, который вызвали сталинские репрессии 1948 года, когда по обвинению в национализме была практически разгромлена Академия наук Казахстана. И этот испуг преследовал советских историков все годы коммунистического правления. Я хорошо помню, как в семидесятые годы, в пору расцвета казахского исторического романа, нет-нет да в партийных кругах возникали разговоры о «чрезмерном увлечении исторической темой».

А те репрессии были вызваны работой историка Е. Бекмаханова «Казахстан в 20—40-е годы XIX века», в котором восстание 1837—1846 годов под предводительством Кенесары Касымова квалифицировалось как «национально-освободительное движение». Однако верховная власть усмотрела в этом «национализм» с последствиями в виде постановления ЦК, всенародного осуждения и разгона всех причастных, вплоть до опалы великого писателя Мухтара Ауэзова.

С тех пор имя Кенесары Касымова оказалось под запретом. Хан Кенесары — внук Абылая, хана Среднего жуза, принявшего Российское подданство в 1750 году. Но если во времена Абулхаира и Абылая казахская степь входила в состав Российской империи на правах самостоятельного ханства, то с усилением колониального давления на степь ханство было упразднено, превращено в Степное генерал-губернаторство. Что и вызвало протест Кенесары, который поднял антироссийское восстание, десять лет полыхавшее на громадных пространствах от Ташкента до Оренбурга и от Тургая до Каспия.

Поскольку наше научно-историческое и общественное сознание до сих пор не определилось с отношением к этому восстанию и его квалификацией, приведу свои резоны. Прежде всего надо сказать то, что до сих пор умалчивалось. А именно: Россия нарушила договор с Казахским ханством! Точно так же, как сделала это с Грузией и Украиной. Ведь Георгиевский трактат и Переяславская Рада, которыми мы все время умилялись и умиляемся, были в одностороннем порядке отменены Россией. Имперская власть упразднила автономию Грузии и гетманство на Украине, превратив Грузию и Украину в Тбилисскую, Кутаисскую и Малороссийскую губернии. Грузия и Украина промолчали, а Казахстан восстал. С юридической и нравственной точки зрения восстание Кенесары было абсолютно правомерным.

С другой стороны, российской, здесь была своя логика — неумолимая логика создания империи, логика колониализма. Так что пора уже называть вещи своими именами, а не прятаться, думать, а не заниматься демагогией...

После гибели Кенесары в 1846 году его сын Сыздык воевал и против России, и против Китая, командуя конницей то кокандского хана, то бухарского эмира, то хивинского хана. Вплоть до 1876 года, когда сей мятежный сын мятежного отца, устав от десятилетий военной жизни, перешел на сторону России и был поселен во владениях своих родных и близких в Чимкенте. Его брат, Ахмет Кенесарин, в то время был помощником уездного начальника в русской администрации...

И вот здесь начинается то, на что я предлагаю читателю обратить особое внимание. Уже на следующий год мятежному хану Сыздыку было предложено описать восстание Кенесары так, как он его помнит. А поскольку Сыздык русской грамотой не владел, то с его слов история Кенесары и Сыздыка — книга «Султаны Кенесары и Сыздык» — была написана Ахметом Кенесариным. Рукопись получил действительный член Сыр-Дарьинского статистического комитета Е. Т. Смирнов, составил к ней подробнейшие примечания, написал отдельные дополнительные статьи. Получилась книга, отражающая события с двух сторон. С двух точек зрения. И в таковом виде она и вышла в Ташкенте в 1889 году. Со скромным примечанием: «Издание Сыр-Дарьинского областного статистического комитета».

Настоящая историческая наука вершилась в тогдашней России на уровне областного статистического комитета!

И великое дело делают в нынешнем Казахстане, когда не просто переиздают исторические книги прошлого и позапрошлого веков, но даже их как бы воссоздают, максимально используя сегодняшние возможности копировальной техники. Так, в Алматы вышло репринтное издание той самой книги «Султаны Кенесары и Сыздык» с примечаниями и статьями Е. Т. Смирнова. Ибо для нас, идеологизированных, поучительно не только содержание, но и сам внешний вид тех книг.

А самое главное, конечно, — стремление обнародовать все имеющиеся факты, максимально полно рассказать о том, что было. Никакой «идеологии», никаких «концепций». Никаких умолчаний в угоду чему бы то ни было. Читатель сам способен во многом разобраться, был бы только представлен во всей полноте исторический материал. И это единственно верный подход.

Потому что страна, у которой ясное прошлое, меньше всего рискует заблудиться в настоящем и будущем.

Украина — не Россия (?!)

 Нынче у нас с этим сложно. Раньше мы говорили: только не переходи на личности... Мол, веди речь лишь об идеях. Сейчас впору говорить: только не переходи на национальности. На себе испытал. Как-то в моем родном городе Петропавловске, что в Казахстане, местные чиновники стали обижать учительницу. Она имела несчастье получить в наследство квартиру родителей в Подмосковье. И, соответственно, для вступления в наследство оформила российское гражданство. Но родилась, жила, живет и работает в родном ей Петропавловске. Так ее пришлось защищать. Конечно, она и сама виновата, надо было оформить какие-то бумажки, а она пренебрегла. Вот ее и стали чуть ли не увольнять из школы, чуть ли не выписывать из принадлежащей ей квартиры... Я тогда напечатал в «Литературной газете» открытое письмо послу Казахстана в России, губернатору области и мэру города — «Как чиновники позорят свою страну». Это письмо перепечатала казахстанская газета, но снабдила его аншлагом: «Казах из России защищает русскую из Казахстана». А если б я по крови был не казахом, а эфиопом, то что бы написали в аншлаге: «Эфиоп из России защищает русскую из Казахстана»? Нет, потому что не укладывается в эффектную схему. И я вынужден был написать в ту газету, что я в данном случае не «казах», а писатель-публицист, и защищал не «русскую», а человека, чьи права попирают чиновники. Потому как если мы с конкретных личностей будем тут же переходить на национальности, то далеко зайдем. Уже зашли...

А с другой стороны, в каких-то случаях речь идет и о прямом хамстве по отношению ко всему народу и государству. Когда Украина ввела свою валюту — гривну, газета «Московский комсомолец» сообщила об этом под заголовком: «Привет, гривнюки!» Тогда я в профессиональном журнале «Журналист» написал: «И что теперь делать мне, рядовому москвичу? Выйти на улицы и просить прощения у каждого москвича с украинскими корнями? Или идти в редакцию и бить морды?..»

Боюсь, что не смогу объяснить словами, зачем привожу эти примеры. Надеюсь, читатель поймет меня без слов. Потому что далее я приступаю к рассуждениям о сегодняшнем украинско-русском синдроме. Точнее, об украинском синдроме по русскому или российскому поводу.

Непредвзятый сторонний человек, проживший хоть три дня в Украине, это заметит сразу. Как бы он ни был настроен.

Иду по дорожкам дома отдыха, впереди меня два украинских писателя. Оживленно беседуют. По-русски. Заметив меня, тотчас переходят на украинский. Дежурная в доме отдыха говорит: «Мы национальный дом отдыха, незалежный...» Как это перевести? Получится: «Мы украинский национальный дом отдыха, независимый...». Союз писателей Украины называется «Национальный союз писателей». Телевидение — тоже «Национальное украинское...». И так далее. А какое еще может быть телевидение на Украине? Наднациональное? Вненациональное?

И мне это очень странно. На мой исторический взгляд, уж кто-кто, а украинцы не должны испытывать никаких комплексов. Да, сложна история Российской империи. И Украина была колонизирована. Не потому что русские и Россия — плохие люди и плохая страна, а потому что ход общечеловеческой истории был таков: возникали империи, метрополии, колонии... что ж тут объяснять-то.

Но Украина и украинцы в Российской империи все же занимали особое положение. После Пушкина, к примеру, фундамент русской классической литературы — человек по фамилии Гоголь. Одного этого достаточно на все и на всех. И на русских, и на украинцев. А также на казахов и разных прочих шведов...

Я уже писал, что с XVIII века началось вхождение украинцев во власть в Российской империи (Разумовский и Безбородко — канцлеры, правители империи — это шуточки, что ли?); В СССР страной тридцать лет правили Хрущев и Брежнев, выходцы с Украины. Чуть ли не каждый третий министр или просто большой союзный начальник был человеком с украинскими корнями. Если взять уровень ниже, республиканский, то руководителями Казахстана долгие годы были Пономаренко и Брежнев. Если взять уровень еще ниже — областной, то моей родной Северо-Казахстанской областью лет тридцать руководили Подгорбунский и Демиденко. Начальниками областного управления сельского хозяйства постоянно были выходцы с Украины. И, наконец, директора совхозов — сплошь и рядом украинцы. Причем, если о партийных высоких начальниках я ничего не могу сказать, подозреваю, что все они одинаковы, то директора с украинскими корнями — лучшие были работники на своем уровне! Это подтвердит любой казахстанец из целинных областей республики.

То есть украинцы в Советском Союзе были имперской нацией, работали и жили по всему пространству Союза. И хорошо работали. И живут по-прежнему, в большинстве своем, в тех же странах СНГ, краях, республиках и областях России, не испытывая никакого комплекса неполноценности.

А вот на самой Украине, простите, что-то с этим немножко не так. Что уж говорить, если президент Украины Леонид Кучма назвал свою книгу «Украина — не Россия». Как будто кто-то сомневается в этом. Никто не сомневался, не сомневается и не может сомневаться. И никто не сомневается в незалежности (независимости) Украины, и нет никакой необходимости подчеркивать ее на каждом шагу. С чем я и столкнулся за несколько дней пребывания там. И понять никак не могу: уж кто-кто, а украинцы так не должны бы... И объясняю для себя только одним — неосознанным соперничеством. Ход истории был таков, что одни народы и государства в силу разных причин становились центрами империй, неким главенствующим началом в той или иной ойкумене. Как, например, испанцы в латинском мире эпохи великих географических открытий. Как англичане в англоязычном мире. Как русские в восточно-славянской ойкумене. И вполне возможно, что украинцы осознанно или неосознанно оспаривают у русских первенство в восточно-славянском мире (ведь Киевская Русь была в Киеве!). Если это так, то мы имеем особый случай.

Но не сомневаюсь, что и этот синдром временный. Пройдет немного лет, и на Украине будут жить и говорить о себе безо всякой оглядки на Россию или, допустим, США. То есть чувствовать себя вполне самодостаточно. Как это и предопределено всем людям и народам.

Русский колониализм

 Рассказ и размышления о Кавказской войне Российской империи и о нынешней Чеченской войне России я вынес в отдельную главу — «Чеченский капкан». Здесь же отмечу, что Кавказская война — единственный в Российской империи пример жестокой, на уничтожение, войны метрополии с колонией.

О российском колониализме говорят до удивления примитивно и однообразно. Одни утверждают, что у нас колониализм был особый, «душевный», что все народы с радостью и песнями шли под власть Москвы. Другие называют это «имперской лажей» и «имперской лапшой на уши», а Россия была обыкновенной колониальной «тюрьмой народов».

И то, и другое, на мой взгляд, далеко от истины, потому что каждый настаивает только на своем мнении и навязывает свою идею. И у каждой стороны — есть факты. Почему же их не объединить и не посмотреть на них непредубежденным взором?

Например, характернейший пример — Ермак, завоевание Сибири. Кем был Ермак и кем был Кучум. Как известно всем из песни, «Кучум ползет как тать презренный». На самом же деле мирно жил-поживал особо никому не известный хан в Сибири, никого не трогал, пока на него не напали... Кто? Добро бы царские войска, тогда все ясно для потомков. Но пришли неизвестно кто. Как в той же песне поется, «Ермак сидел, объятый думой». Ему было о чем думать. Потому что Ермак был разбойник с большой дороги, объявленный вместе со своим дружком Иваном Кольцо (Ванюха Перстень) в тогдашний всероссийский розыск как вор (убийца) и душегуб. Напомню, что это было время Ивана Грозного. В стране все перебаламучено, Русь буквально наводнена беглыми и разбойными людьми. И что же надо было совершить, какие особые злодейства и душегубства сотворить, какой кровью залить землю, чтобы тебя даже в такой обстановке объявили во всероссийский розыск! Ермака — объявили.

Но его банду пригрел граф Строганов, сам царь и бог в уральских пределах, и сказал примерно так: ладно, перед государем я вас отмажу, но вы должны сделать то-то и то-то...

Так и началось «завоевание Сибири Ермаком...».

Какой миф из сего сотворили — все знают.

А пример с Ермаком я привожу потому, что здесь все соединилось: бандиты, проходимцы, невинные жертвы, частные амбиции местных правителей, государственные интересы, экспансия России и — разумеется — мифы....

Колониализм был неизбежен. Потому как неизбежна и неостановима страсть человека к открытию окружающей земли. Чаще всего эта страсть изначально соединялась с государственным расчетом на приобретение новых владений и грабеж их, как это было с Колумбом. Иногда вначале следовало открытие, а потом завоевание и грабеж. Затем сочиняются сказки про мужественных первопроходцев-романтиков и кровожадных дикарей-аборигенов. Затем — про бремя белого человека и дикарей, которые не понимают собственного счастья от принесенной им цивилизации. И, как правило, никто себя не спрашивает: а нас просили?..

В общем, колониализм есть колониализм. Где-то Россия шла с крестом, а где-то с мечом — то есть завоевывала. А точнее, как и везде в мире, с крестом и мечом. И точно так же удерживала. И изображать российскую экспансию этаким сю-сю-колониализмом — конечно, «лажа» и «лапша на уши».

Но в то же время русский колониализм разительным образом отличался от общемировой практики. В истории российского колониализма — исключая Кавказскую войну — не было ставки на тотальное уничтожение, на геноцид, не было жестокого противостояния народов. Вспомните те же германские завоевания или практику уничтожения индейцев в Америке. Совсем ведь другая картина!

Это очевидно, если смотреть на историю страны непредубежденным взглядом. А вот объяснить — сложно. Во всяком случае — однозначно объяснить.

Я могу только предполагать. Быть может, причиной тому громадные пространства Евразии: земли много, всем места хватало — и коренным, и пришлым русским.

А потом, с чего бы русскому человеку заноситься, считать аборигенов существами ниже себя? Ведь русский человек был угнетен, замордован властью и хозяевами часто посильнее, чем почти вольный абориген. То есть они были равными и ощущали себя равными. Конечно, в таких случаях своя замордованность и униженность часто вымещаются на тех, кто теперь еще слабее, — то есть на аборигенах. Это так. И так, разумеется, было. Но в любом случае это совсем другой уровень отношений, чем, к примеру, отношения английских солдат с индусами.

А еще я считаю главным здесь характер русского человека, обусловленный самим его происхождением. Русский человек XVI—XVIII веков знал своих родичей, свое происхождение, от бабушек и дедушек был наслышан о предках-половцах, славянах, литовцах, татарах-болгарах, меря, мордве и чуди... (В отличие от некоторых нынешних Назаровых, богатыревых, ермолаевых, Макашевых и баркашевых — привожу фамилии только тюркского происхождения, — которые мнят себя «арийцами» и навязываются в друзья к немецким фашистам.) Особенно это характерно было для знати, которая вела записи своих родословных и гордилась ими. (Ведь по нынешним временам даже смешно звучит, если сказать: потомки ордынцев Ермолов и Вельяминов покоряли для России Кавказ...) И он, русский человек, никогда не относился к инородцам с завоеванных и занятых земель как к существам ниже себя. Понимаете, колониализм — был, а расизма — не было! Русский человек легко сходился и роднился с аборигенами, русские легко входили в жизнь аборигенов, и аборигены легко становились российскими подданными во всей полноте. Особенно если принимали православие. К примеру, те же казаки. В само по себе исторически и этнически пестрое сословие казаков доныне входят и буряты, и якуты, и калмыки... Разумеется, православные. Немногие знают, что калмыки до сих пор делятся внутри себя на дербетов, тургутов и... казаков. Немногие знают, что флаг Области Всевеликого войска Донского был трехцветным: синим, желтым и красным. Красный цвет означал казаков-донцов, синий — иногородних, а желтый — казаков-калмыков... Трудно представить американских индейцев в составе национальной гвардии или, по нынешнему говоря, в роли техасских рейнджеров... Так ведь?

«Наши предки, жившие на Московской Руси и в Российской империи начала XVIII в., нисколько не сомневались в том, что их восточные соседи — татары, мордва, черемисы, остяки, тунгусы, казахи, якуты — такие же люди, как и тверичи, рязанцы, владимирцы, новгородцы и устюжане. Идея национальной исключительности была чужда русским людям, и их не шокировало, что, например, на патриаршем престоле сидел мордвин Никон, а русскими армиями командовали потомки черемисов Шереметевы и татар — Кутузов». (Л. Н. Гумилев. «Древняя Русь и Великая Степь».)

Да, в Российской империи существовали ограничения. В том числе и для русских: для поморов и астраханцев, к примеру. Их не принимали в военные училища. Но прежде всего ограничения проводились по вере и некоторым национально-политическим параметрам. Например, в военные училища не принимали также поляков (острая память о разделе Польши, о польских восстаниях) и т. п. При всем при том многие представители казахской знати, не переходя в православие (у казахов, в отличие от их предков половцев и ордынцев, не было такого обычая), носили самые высокие воинские звания Российской империи: к примеру, султан Джанибек был фельдмаршалом...

В общем и в целом нигде не было уничтожительного и целенаправленного давления, ассимиляции, покушения на веру, язык, обычаи и самоуправление. Приведу, опять же, пример с казахами, с родным мне Казахстаном. Помимо школ-медресе и прочего на уровне волостей было свое, национальное самоуправление. И был договор, многим совершенно неизвестный. Договор, по нынешним нашим меркам, поразительный.

Все знают Амангельды Иманова как революционера-большевика, руководителя народного восстания. Но само-то восстание 1916 года не имело никакого отношения к революции под красным флагом. Это было всенародное возмущение нарушением договора со стороны имперских властей... По этому договору казахи не участвовали в войнах и не подлежали мобилизации. Странно, да? Российская империя воюет с Германией, а подданных империи казахов в армию не призывают. Да, нынче это выглядит странновато. Но так было. И когда имперские власти нарушили договор, призвали казахов на тыловые работы (всего лишь на тыловые!), вспыхнуло восстание. И правильно — договор есть договор...  Вот какие были отношения.

Так что русский колониализм, повторю, был веерки особый.

Глава 21 ПОД ЗВОН МЕЧЕЙ

Рыцарство: тени минувших времен

 Европа Средних веков — это три гиганта. Собственно, Европа, Русь и Золотая Орда. Орда к началу пятнадцатого века сходит со сцены. Остаются Русь и Европа, как два полюса жизни, в конце концов, два полюса христианства — православие и католицизм.

Русь (Россия) и Европа — вечная и неисчерпаемая тема. Вечный перечень сходств и еще больший — различий. Я в этой главе остановлюсь на одном, на мой взгляд, существеннейшем отличии Европы от Руси.

На Руси не было института рыцарства.

Что это такое — рыцарство?

Кто основал Западную Европу?

— И сыщется ли такой человек, который сумеет кому-либо доказать, будто все о Флорине и Ги Бургундском и все, что во времена Карла Великого совершил на Мантибльском мосту Фьерабрас, — все это неправда, тогда как я душу позаложу, что это такая же правда, как то, что сейчас день? А коли это ложь, значит, не было ни Гектора, ни Ахилла, ни Троянской войны, ни Двенадцати пэров Франции, ни короля Артура Английского. Кто их отрицает, у того нет ни разума, ни здравого смысла.

А действительно, кто такие Ланселоты и Роланды, Сиды, Персивали и Дюнуа, реальность которых с таким жаром отстаивает полубезумный идальго Дон Кихот?

Разумеется, для него они — идеал, благороднейшие из благородных рыцарей, отважнейшие из отважных. А для нас?

В том-то и феномен.

Конечно, в их подлинном историческом бытовании мы уже не сомневаемся, хотя и знаем, как не совпадают подчас действительные лица и события с их поэтическими, литературными изложениями, которые закрепились в массовом сознании... Ну да, были рыцари, все время воевали, потом к ним присочинили пуд домыслов, песен и сказаний, рыцарских романов. Так мало ли людей в прошлом овеяли себя вечной, казалось бы, славой, а потом исчезли из памяти потомков.

А вот рыцарей Круглого стола короля Артура мы помним и знаем. Знаем как явление. В чем же секрет? Ведь что такое рыцари и рыцарство? Всего лишь одно из сословий средневекового мира. Более того, сословие ушедшее, к шестнадцатому веку его не стало, и уже тогда один вид ламанчского идальго вызывал смех и жалостливое недоумение.

И тем не менее оно, рыцарство, не кануло в темную пропасть веков. Потому что создало свою культуру и этику. Более того, культура и этика рыцарства стали тем фундаментом, на котором и сложился западноевропейский этнос с его представлениями об истинных ценностях. Можно сказать, что культура и этика рыцарства создали западноевропейскую цивилизацию. И, несомненно, повлияли на культуру и этику остальных народов мира.

Однако, начав сразу с выводов, полезно и поучительно проследить путь, как и почему общественная мысль пришла именно к таким заключениям, а заодно и вспомнить, как возникло в истории это удивительное сословие — рыцарство.

Лошадь — прежде всего

 — О конь, чьи деяния столь же непревзойденны, сколь обделен ты судьбой!

Ступай, куда хочешь, ибо на челе твоем написано, что ни Астольфову Гипогрифу, ни знаменитому Фронтину... в резвости с тобой не сравняться.

А еще мы помним Брильядора — коня великого Роланда, и Баярда — верного скакуна рыцаря Ринальда, и многих других, чьи имена столь же легендарны, как и деяния их хозяев. С чего бы это и почему? Наверно, потому, что ни в реальной жизни, ни в легендах они неотделимы друг от друга. Ибо рыцаря сделал рыцарем — конь. Само слово «рыцарь» в переводе со старогерманского означает просто-напросто — «всадник». Ведь в те времена все, что так или иначе определяло знатность, значимость человека, было связано с конем. Вспомним римских «всадников», французских «шевалье», испанских «кабальеро» — все они в переводе просто «конные», «верховые», то есть от него же, от коня... Более того, даже в казахских степях, где вроде бы на коня садились раньше, чем начинали ходить, где конь был не роскошью, а средством передвижения, условием жизни — даже там применительно к значительным людям употреблялось слово «аткаминер», что в переводе означает — «сидящий на коне»!

Один из первых знаков власти, одна из первых печатей князей-герцогов-графов в Средние века — изображение воина на коне. Так, на печати Александра Невского — конный воин, поражающий мечом дракона. Эта композиция известна всем как изображение Георгия Победоносца. Но — добавлю — уже позднейшее. Потому что на первых, древнейших, Георгий Победоносец изображается в пешем виде. То есть «добавление» к нему коня, «водружение» его на коня как бы поднимало статус святого в глазах простого народа...

На древнерусских княжеских печатях, на всякий случай, ставилась буква «К» или буквы «К. Н.», что означало «князь».

В древности западноевропейские народы, в некоторой степени исключая древних германцев, не знали, что такое конное войско. Основу македонских железных фаланг, а затем ударную силу римских когорт составляла тяжеловооруженная пехота. Греков ничему не научило поражение Александра Македонского от неуловимых конных отрядов степняков-скифов. А вот римские военачальники, после того как их при Андрианополе разгромила конница германо-славяно-степных варваров, крепко задумались о переустройстве армии. Но было поздно: набеги вестготов и гуннов довершили падение Рима.

Здесь надо сделать остановку. Потому что пишу я не Для специалистов, а для читателей. Для широкого круга Читателей. А он, читатель, может проскочить мимо предыдущего пассажа или, наоборот, остаться в недоумении: «Как же так, что не было коней?! Мы же только что видели фильм «Падение Римской империи», а потом про Юлия Цезаря, про его поход и завоевание Галлии, и там все: и римляне, и галлы — на конях?!»

Да, тут сказалось не только элементарное незнание деталей эпохи, но более всего, очевидно, требование кинематографа. Без коня кино не кино, тем более историческое! Конь придает всему свой колорит, если есть конь и конница — есть движение, динамика! А динамика — основа кино...

Но действительность в данном случае скучнее кино. Просто читатель не останавливается на деталях, ему хорошо известных. К примеру, из истории той же Древней Греции. Там кони вроде бы были. Но вспомним — у кого? На колесницах сражались Ахилл, Гектор — то есть троянские и ахейские цари. Цари! И больше — никто! Вспомним, когда восемь веков (!) спустя после Троянской войны греки победили персов при Марафоне, то как, каким образом они донесли весть о победе в Афины? То-то и оно... Бегом! Для гонца большой победы не нашлось хотя бы одного коня, не говоря уже о сменной паре коней! Вот какой редкостью был конь для Древней Греции и Древнего Рима.

 Ведь древнегреческая цивилизация — это морская цивилизация. И древнегреческая армия — это, по нынешним понятиям, морская пехота, которая к месту операций доставлялась на кораблях. Естественно, она потерпела сокрушительное поражение при столкновении с армией конно-степной, скифской, кочевнической цивилизации на ее территории, в степях, на открытых пространствах. Александр Македонский просто не знал, что делать, откуда ждать удара, как противостоять этим кентаврам, появляющимся и тотчас исчезающим в степном мареве. Точно так же и скифы пропали бы в лабиринте островов Эгейского архипелага...

Но в государстве франков, возникшем на развалинах Римской империи, уже хорошо понимали преимущество воина на коне. Историки полагают, что окончательным поворотом в военном сознании западноевропейцев стала знаменитая битва при Пуатье в восьмом веке. До нее арабская конница, перешедшая через Пиренеи из мусульманской Испании, вольготно гуляла по равнинам нынешней Франции. И была остановлена и разгромлена лишь конницей — тяжеловооруженной конницей Карла Мартелла.

И в том же восьмом веке уже Пипин Короткий дань в пятьсот коров, наложенную на британских саксов, заменил данью в триста лошадей.

В ту эпоху в государстве франков цена одного коня равнялась цене двух или даже четырех коров, одному или двум мечам с ножнами и четырем мечам без ножен. Рыцарем в тогдашнем понимании слова мог стать любой, кто имел коня, меч и удачу в бою.

Буйные и грязные

— Нет, правда, скажи мне, что может быть выше счастья и что может сравниться с радостью выигрывать сражения и одолевать врага?

 Безусловно, франкский рыцарь восьмого века и рыцарь двенадцатого века, воспетый в балладах, так же далеки друг от друга, как грубый кусок железа и выкованный из него меч. Далеки, но родственны.

Рыцарские отряды раннего Средневековья состояли из воинов-бродяг, для которых не было различия Между войной или разбоем. Они приходили служить тем или иным сеньорам из диких воинских дружин, которые жили по своим законам, не признавая даже отцов и матерей, не говоря уже о королях или церкви. Тацит, описывая их быт и нравы, отмечал, что единственная отрада этих людей — война. Они обладают беспокойным темпераментом, воинственным духом, им скучны работа в поле, уход за скотом. У них нет ни дома, ни семьи, и живут они тем, что награбят. Если в их стране мир, они уходят в поисках войны в другие пределы. Они первыми начинают битвы, идут напролом, отличаясь нечеловеческой свирепостью и неукротимостью.

Одним словом, древнегерманская воинская ватага — тот же скандинавский вик. То есть выселок, куда уходили юноши, не желающие жить дома, пахать и сеять, ловить рыбу, подчиняться законам рода. Домашние оплакивали их как покойников, для рода они были потеряны навсегда. Да они и не жалели и не стремились в род, они сбивались в дикие отряды викингов, которые три века держали в страхе и ужасе всю Европу, уничтожая цивилизованные города огнем и мечом. Божьим проклятием, исчадием ада, разбойниками называла их Европа; та самая Европа, которая потом все забыла и романтизировала вчерашних бандитов.

И среди викингов, и среди их сухопутных древне-германских собратьев особо ценились берсерки — то есть люди-звери, бешеные, одержимые, обладающие пещерной свирепостью и столь же пещерным бесстыдством, полным пренебрежением даже тогдашних нравов.

Каким же образом из этих чудовищ, монстров сложилось средневековое сословие рыцарей?

Буйные и грязные стали знатью

— Я, твой господин и природный сеньор, и ты, мой оруженосец, будем есть из одной тарелки и пить из одного сосуда, ибо о странствующем рыцарстве можно сказать то же, что обыкновенно говорят о любви: оно все на свете уравнивает.

 Знать существовала задолго до появления рыцарей. Были уже короли, герцоги, графы, бароны. И они, разумеется, ни в коем случае не считали и не могли считать, что вонючие и грязные люди в латах, без роду и племени, известные лишь своей дурной отвагой, могут им быть ровней. Века прошли, прежде чем рыцарство приравняло себя к знати, утвердило себя как сословие знати. И теперь уже рыцарем не мог стать любой, имеющий коня и доспехи, как бывало в прежние времена. Но, с другой стороны, и сыновья герцогов и графов до своего совершеннолетия обязаны были пройти обряд посвящения в рыцари, иначе они записывались простолюдинами. И неистовый Роланд прославляется по всей Европе не как владетельный сеньор и маркграф Бретани, но прежде всего — как рыцарь.

То есть рыцарство не просто вошло в знать, но и надвязало знати многие свои законы, вынесенные из времен буйной вольницы. Закон дикой ватаги был простой. С одной стороны — верность и полное подчинение предводителю. С другой — ответственность - предводителя перед дружинниками, подчинение предводителя общим законам и кодексу дикого братства. Это двуединство было перенесено и на отношения с королями, герцогами, графами. Давая присягу на верность, рыцарь становился вассалом, но ни в коем случае не подчиненным сюзерена. Герцог или граф для крестьянина и горожанина был «доминус», то есть — «господин», «повелитель». Но для рыцаря — только лишь «сеньор», то есть — «старший». И «пэр» в переводе с французского — «равный», и стол короля Артура был круглым единственно для того, чтобы никто не мог полагать, будто он сидит выше или ниже.

Так создавался рыцарский кодекс — удивительный институт Средневековья, в конечном счете сформировавший основы этики западноевропейского человека.

Не богатствами и чинами измеряется рыцарь, а только лишь славой. И это главное. Воинская слава давала смысл жизни и увенчивала жизнь. А если сама смерть для человека ничто перед сиянием славы, то позволит ли такой человек принизить себя кому-либо, будь это даже сам король? Да никогда! И потому, несмотря на естественное стремление монархов к централизации власти, к единоначалию и безоговорочному подчинению, они вынуждены были идти на компромиссы. И записывать в уставы рыцарских орденов, что служение рыцарей королю простирается лишь до тех пределов, пока оно не противоречит представлениям рыцаря о его чести и достоинстве. Допустим, если рыцарь присягнул сеньору, а сеньор затеял войну с королем, то рыцарь имеет полное право воевать против своего короля. То есть вассал моего вассала — не мой вассал.

Таким образом рыцарская этика, которая ставила во главу завоевание славы, постепенно изменялась. И первостепенным стало уже поддержание чести и достоинства, доходящее зачастую до гордыни. И здесь надо сказать, что рыцарская этика выдержала жесточайшее давление церкви, для которой гордыня — один из смертных грехов. Выдержала — и победила. А кодекс и этика рыцарства с течением времени легли в основу кодекса дворянской чести, кодекса джентльменства.

Но рыцарская этика никогда бы не стала тем, что она есть, если бы второй составной ее частью не был куртуазный идеал...

Любовь и галантность

— Жди меня здесь не более трех дней, и если я за это время не возвращусь, то... скажи моей несравненной госпоже... что преданный ей рыцарь пожертвовал жизнью ради того, чтобы совершить подвиг, которым он бы снискал ее любовь.

 Впервые женщину как существо возвышенное воспели в Европе трубадуры Прованса. Опять же, вопреки Церкви, доказывающей, что женщина есть сосуд греховный, трубадуры утверждали: женщина с помощью любви может облагородить мужчину, поскольку любовь не только акт продолжения рода, но и чувство прекрасное и возвышенное.

Крамолу странствующих певцов тотчас подхватили странствующие рыцари. Любовь и женщина придали новый смысл их деяниям. Слава, которая была самоцелью и оправданием жизни, в свою очередь приобрела смысл. Слава не просто так, а чтобы заслужить любовь женщины, избранницы. Отсюда и странствия, и шарфы на шлемах, и обеты, вошедшие в легенды и затем в романы. Как, например, обет Суэро де Киньонеса, который носил на шее железное кольцо в знак пленения красотой своей возлюбленной. Или поступок Дона Мануэля, который вошел в клетку со львами, чтобы поднять оброненную перчатку своей избранницы.

Почитание женщины первоначально распространяется лишь на знатных дам. Но это ведь такая поведенческая норма, что ее трудно удержать в сословных границах. Простолюдины из богатых тоже стали подумывать о куртуазности, да и знатные сеньоры не обходили простолюдинок. Эталон рыцарства маршал де Бусико в ответ на упрек, что он по ошибке поклонился на улице двум проституткам, сказал: «Да лучше я поклонюсь десяти публичным девкам, нежели оставлю без внимания хоть одну достойную женщину». В данном случае, как видим, к простолюдинкам допускается учтивость с оговорками. Но уже через годы в статус одного из рыцарских орденов вписывается безоговорочно: «Никогда не злословить о женщинах, какого бы они ни были положения».

С течением времени куртуазный идеал изменяется. Собственно, любовная линия остается любовной, а куртуазность понимается широко: как учтивость, умение вести себя в обществе, воспитанность. Причем она имеет четко направленную ориентацию. Так, знатный рыцарь де Ла Тур Ландрю пишет в наставлении дочерям: «От малых людей вы удостоитесь гораздо большего почета, хвалы и признательности, нежели от великих, ибо, проявляя куртуазность и оказывая честь великим людям, вы воздаете то, что им положено по праву. А честь и куртуазность по отношению к мелким дворянам и дворянкам, а также менее значительным лицам выказывается по доброй воле и мягкости сердца».

Но это — знатный сеньор, отец, беспокоящийся о хорошем воспитании дочерей. Он как бы обосновывает выгоды куртуазности. А какое дело до этих требований рыцарю, грубому мужчине, пропахшему кошмой-подкладкой от доспехов и конским потом? Ан нет, было дело. Например, устав ордена Полумесяца уже без всяких обоснований предписывает «проявлять всегда жалость и сострадание к бедным людям] равно как и быть в словах и делах мягким, куртуазным и любезным по отношению ко всякому человеку».

Они все равно победили

— Хотя мне не страшна никакая опасность, а все же меня берет сомнение, когда подумаю, что свинец и порох могут лишить меня возможности стяжать доблестной моей дланью и острием моего меча почет и славу во всех известных мне странах.... Я раскаиваюсь, что избрал поприще странствующего рыцаря в наше подлое время.

  Рыцарство как сословие исчезло к шестнадцатому веку. И не только потому, что появилось огнестрельное оружие. Хотя и поэтому тоже. Изменились времена и нравы. С появлением регулярной армии война потеряла элемент игры и состязания в рыцарской куртуазности. Победа в ней стала достигаться любой ценой: путем обмана, ловкости, хитрости, преимуществом большинства над меньшинством. А это изначально несовместимо с законами рыцарской чести.

Просвещенный читатель, конечно, сразу увидел, что художественной иллюстрацией к моим заметкам стали цитаты из великого романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», который вышел в 1605 году. И он, читатель, может удивиться: как же так, ведь это — пародия на рыцарские романы! Однако заметим, что пародия-то как раз передает в концентрированном виде все особенности жанра, а значит, и характернейшие черты самого явления жизни. Во-вторых, «Дон Кихот» лишь замышлялся как пародия, равно как и другая великая книга — «Остров сокровищ». А что вышло из-под пера их авторов, то и вышло. Судите сами: смеемся ли мы над идальго Дон Кихотом? Или же, наоборот, скорбим, что этот мир — практичный, корыстный, приземленный, не понимает благороднейшей души благороднейшего человека?

За пять или шесть веков после ухода рыцарства с исторической арены немало авторов — ученых, политиков, писателей — пытались «развенчать» рыцарство, «рассказать правду» о нем, делая акцент то ли на классовой сущности, то ли на грубости нравов, то ли просто на гигиенических особенностях воинской жизни в доспехах, на коне. Смешно... И авторы те, и их творения канули в безвестность. А рыцарство — осталось. Не про сто как яркая страница истории. А прежде всего — как идеал поведения мужчины. То, к чему каждый из нас должен стремиться.

Глава 22 НЕВОЛЬНИКИ ЧЕСТИ. Дуэль: законы и нравы

Вызов

 В сентябре 1826 года московское общество было возбуждено двумя событиями: из южной ссылки вернулся Пушкин и он же, Пушкин, в тот же день вызвал на дуэль Федора Толстого, известного больше как Толстой-Американец. Друзья Пушкина были в ужасе: в исходе дуэли никто не сомневался — поэт будет убит первым же выстрелом.

История сия началась шесть лет назад, еще в двадцатом году, когда в светских кругах кто-то распространил слух, будто Пушкин был выпорот в Тайной канцелярии.

«Я услышал сплетню последним, увидел себя опозоренным в общественном мнении, дрался на дуэли, ведь мне было 20 лет…» — писал Пушкин другу. На какой дуэли — неизвестно до сих пор. Владимир Набоков предполагал, что это был поединок с Кондратием Рылеевым, который в то время по легкомыслию повторил Оскорбительную сплетню. К тому же у Рылеева тогда была возможность встретиться с Пушкиным наедине, в сельской глуши, вдали от бдительных столичных глаз. Неизвестно, насколько всерьез, но о нем, о Рылееве, Пушкин писал Бестужеву (Марлинскому) так: «Я опасалось его не на шутку и жалею, что не застрелил, когда имел тому случай, — да черт его знал?»

Уже в ссылке, в Кишиневе, Пушкин будто бы доподлинно установил, что позорящие его слухи распространил Федор Толстой, и немедленно послал ему эпиграмму:

В жизни мрачной и презренной Был он долго погружен, Долго все концы вселенной Осквернял развратом он. Но, исправясь понемногу, Он загладил свой позор. И теперь он — слава Богу — Только лишь картежный вор.

Толстой тотчас же ответил своей эпиграммой, Пушкин послал ему вызов, тот принял, но… их разделяло громадное пространство Российской империи. Современники считали, что все шесть лет южной ссылки Пушкин готовился к поединку с Американцем: ходил с тяжелой тростью, чтобы укрепить кисть, ежедневно упражнялся в стрельбе.

Впрочем, у него, у Александра Сергеича, были вес основания ежедневно готовиться и к другим дуэлям. Но об этом — позже. А пока обратимся к личности человека, которого Пушкин за десять лет до смерти вызвал к барьеру.

Убийственный Американец

 Федор Иванович Толстой был знаменитейшим человеком своего времени и своего круга. Да-да, знаменитейшим. Хотя нам-то он известен всего лишь как личность (кстати, в пушкинские времена слово «личность считалось оскорбительным)… как личность, мерцающая отраженным светом своих великих современников Грибоедова и Пушкина, как некое приложение к их произведениям, к их судьбам. Так, в бессмертном «Горе от ума» есть такие строчки:

Ночной разбойник, дуэлист, В Камчатку сослан был, вернулся алеутом, И крепко на руку нечист…

Толстой в них, естественно, узнал себя, слегка обиделся и написал на полях рукописного списка «Горя от ума» свои замечания. Он предлагал вторую строчку изменить так: «В Камчатку черт носил», поскольку сослан он не был, а «крепко на руку нечист» заменить на «в картах на руку нечист», дабы не подумали, что он «табакерки со столов таскает»… Федор Толстой действительно был на Алеутских Островах. Он принимал участие в кругосветной экспедиции Крузенштерна, вел себя на корабле мерзейшим образом и за немалые провинности был высажен на берег. А уж «дуэлистом» слыл отчаянным, первым «дуэлистом», лучшим стрелком и лучшим фехтовальщиком.

Однако его бесстрашие проявлялось не только в поединках. В Великой Отечественной войне 1812 года он был простым ратником в ополчении, так как был разжалован в рядовые за дуэль с Нарышкиным (правда, документальных подтверждений той дуэли нет). От простого ратника он дослужился до полковника и Георгиевского кавалера 4-й степени!

На его счету было одиннадцать человек, убитых на дуэлях. Их имена он аккуратно заносил в свой «синодик». О хладнокровии Американца перед дулом пистолета ходили легенды. Например, такая, повторяемая в разных вариантах, но мы ее приводим в рассказе С.Л. Толстого. На одном из балов приятель Американца попросил его быть секундантом на дуэли завтра, в 11 часов. Утром он заехал за Толстым, а тот… спал!

«Разве ты забыл, что ты обещал мне быть моим секундантом?» — спросил приятель.

«Это не нужно, — зевнул Толстой. — Я его уже убил».

Оказалось, что накануне Американец вызвал обидчика своего приятеля на поединок, назначил стреляться в шесть часов утра, убил его, вернулся домой и… лег спать… И уснул…

И вот такому человеку Пушкин, едва приехав, едва войдя в дом дяди Василия Львовича, не сняв даже дорожного платья, тотчас отправил гонцов с вызовом на дуэль!

К счастью, Американца в те дни не оказалось в Москве. А там вступили в дело многочисленные друзья, помирили. И спустя три года Толстой уже как закадычный приятель Пушкина едет к Гончаровым — сватать Наталию Николаевну за Александра Сергеевича.

Бретер Пушкин

 Однако Американец — Американцем, а сам Пушкин тоже не был мирной овечкой, тем более — безответной мишенью для чьего-то пистолета. Его список дуэлей не менее внушителен. Правда, как будто Бог хранил нашего гения — смертного греха, убийства человека на его душе нет.

Только-только выйдя из лицея, юный Александр вызвал на дуэль не кого-нибудь, а родного дядю Павла Исааковича Ганнибала. За то, что тот на балу отбил у него некую девицу Лошакову, в которую Пушкин мимолетно влюбился. Дело закончилось примирением, причем Павел Исаакович там же, на пирушке, сочинил и прочитал экспромт:

Хоть ты, Саша, среди бала Вызвал Павла Ганнибала, Но, ей-богу, Ганнибал Ссорой не подгадит бал.

После чего Пушкин со слезами на глазах бросился в объятия дяди.

Хотя раскаяние вовсе не помешало ему через три месяца потребовать к барьеру, опять же, не кого-нибудь, а почтенного Николая Ивановича Тургенева.

Но три месяца — срок довольно большой. Вполне возможно, что в этот промежуток были и другие ссоры и поединки. Как писала Карамзина Вяземскому: «Путхин каждый день имеет дуэли; благодаря Богу, они не смертоносны, бойцы всегда остаются невредимы».

Широко известна потомкам его дуэль с однокашником и другом Кюхлей — Вильгельмом Кюхельбекером. Виной всему — острый язык и острое перо. Как-то Жуковский, объясняя, почему не пошел в гости, сказал: «Я еще накануне расстроил желудок; к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома». Там еще фигурировал слуга Яков и — дверь. Пушкин, услышав, пришел в полный восторг и тотчас сочинил:

За ужином объелся я, Да Яков запер дверь оплошно — И было мне, мои друзья, И кюхельбекерно, и тошно!

Кюхля, понятно, взбеленился. Стрелялись. Слава богу, остались живы.

А годы южной ссылки — дуэль на дуэли. И некий французский барон С. и француз Дегильи, и молдавский помещик Балтом, и полковник Орлов, и полковник Алексеев…

Причем Пушкин отличался феноменальным самообладанием. Понятно, и бравада тоже была, как же без нее. Но будем помнить: не в бирюльки играл, а со смертью…

Так, на знаменитой дуэли с генштабовским офицером Зубовым он стоял у барьера и ел черешни, сплевывая косточки. Зубов стрелял первым и промахнулся. «Вы довольны?» — спросил Пушкин и удалился.

Во время поединка с героем Отечественной войны командиром егерского полка Старовым вдруг поднялась метель. Ничего не видно. Стреляли по два раза. Решили отложить, хотя Пушкин бурно протестовал. Потом, после дуэли, заехав к приятелю и не застав того дома, Пушкин оставил знаменитую записку:

Я жив.

Старов здоров.

Дуэль не кончен.

Понятно, острый язык, жалящее перо, чрезвычайная восприимчивость, наконец — африканский темперамент… Но только ли в личности отдельного Толстого или отдельного Пушкина следует искать истоки и причины такой буйной, бретерской жизни?

Нет, такой была атмосфера, нравы общества. Но прежде чем говорить о них, необходимо сделать краткий очерк дуэли как таковой.

Кодекс

 Кодекс и понятие дворянской чести естественным образом возникли из кодексов средневекового рыцарства. И точно так же дуэль — из рыцарских поединков. Но — с очень большой поправкой. При всем внешнем эффекте, когда сшибаются закованные в железные доспехи воины, — рыцарский поединок был намного безопаснее. Выбил соперника из седла, сшиб шлем… — значит, победил. Не то — поединок на шпагах, тем более на пистолетах. Живая плоть не прикрыта ничем.

Во Франции за 16 лет правления Генриха IV, то есть с 1594 по 1610 год, на дуэлях погибло от 7 до 8 тысяч дворян! Истребительнее, чем на войне!

И потому всесильный кардинал Ришелье, придя к власти через двенадцать лет после смерти Генриха, запретил дуэли, заявив: дворяне могут жертвовать жизнью только лишь во имя короля!

Но, как мы знаем из литературы, а более всего по великим «Трем мушкетерам», никто кардинальского приказа не слушался. Наоборот, запрет на дуэли в чем-то подстегивал молодых, безрассудных дворян, придавал их буйству еще и соблазнительный оттенок вызова власти и всемогущему первому министру двора. В 1679 году Людовик XIV ввел специальный суд маршалов для разрешения всех спорных вопросов чести. Но никто из дворян не спешил прибегать к его услугам. Таким образом, законы общества и мораль общества решительно разошлись. Причем все преимущества остались за общественным мнением и судом чести, которые в те времена были страшнее любых Бастилии. Да и как настаивать на незыблемости закона, если сами короли его нарушали. Известен случай, когда Франциск I вызвал на дуэль германского императора Карла V. Еще характернее случай со шведским королем Густавом Адольфом. Он сгоряча оскорбил полковника своей армии. Полковник не мог ему ответить ничем, поскольку особ королевской крови на дуэль не вызывают. Оскорбленный офицер решил уехать из страны. Король Густав Адольф проводил его до границы и, переступив через границу, протянул полковнику пистолет и сказал: «Здесь Густав Адольф уже не король, и здесь, как честный человек, я готов дать удовлетворение другому честному человеку!»

Кстати, неприкосновенность и невызываемость особ царственной крови на поединок привели в России к трагическому случаю. Имевшему потом известные последствия.

Некий русский офицер, оскорбленный цесаревичем Александром, будущим императором Александром III, написал ему записку с требованием извинений. А в ином случае угрожал застрелиться. И, не получив извинений, покончил с собой. Император Александр II, узнав, страшно разгневался, отчитал сына и велел ему сопровождать гроб с телом офицера до кладбища.

Но это будет потом. В Россию дуэли придут с большим опозданием.

Три века в Западной Европе сверкали шпаги и гремели выстрелы на поединках чести. А в России было тихо. История засвидетельствовала, пожалуй, первую дуэль лишь в 1666 году. Да и то — между иностранцами, состоящими на русской службе. Это был офицер Гордон, впоследствии учитель и соратник царя Петра, и майор Монтгомери. Очевидно, что поединок между ними был как бы переносом их иностранных обычаев на русскую почву. Потому что ни до, ни после никто на дуэлях не дрался. Царевна Софья их запретила, а затем Петр в Воинском уставе ввел самые суровые наказания для нарушителей.

Но таковых не было. Во-первых, в те времена русские дворяне немногим отличались от простолюдинов, еще не выработаны были кодекс дворянской чести, правила поведения, нормы в быту. Прямо скажем, не до чести, когда царь не то что дворян — бояр за бороды таскал — и ничего. А во-вторых, силен был страх перед наказанием: все ведь знали, что такое застенки, «слово и дело», пытки на дыбе, зловещая фигура князя-кесаря и обер-палача Ромодановского…

И только в конце XVIII и начале XIX века дворянская молодежь стала избавляться от страха перед властью, полностью осознала свою сословную особость, в которой прежде всего — представления о дворянской чести и дворянском положении: «Пусть ты самый задрипанный и бедный дворянину но дворянин! Твое достоинство охраняют закон, царские указы. Тебе никто не смеет тыкать, никто не смеет тебя материть, никто тебя пороть не может, пока ты не лишен дворянства по суду!»

«Береги платье снову, а честь смолоду», — наставляет Гринев-старший своего сына Петрушу в «Капитанской дочке». И если он еще бранит сына за дуэль, то для Петруши и его ровесников поединок — единственное средство для разрешения спора чести.

В 1797 году генерал Бахметев ударил служившего под его началом юнкера Кушелева, отпрыска самого что ни на есть неприметного дворянского рода.

Через шесть лет штабс-капитан Кушелев потребовал сатисфакции у генерал-майора Бахметева. Кушелева пытались образумить многие видные люди того времени, даже сам Багратион. Ведь не только в чинах, в положении, но и просто в возрасте огромная разница. Однако Кушелев был непреклонен. Дуэль состоялась. Затем Бахметев извинился, а Кушелев его простил. Никто не стрелял на поражение. Свершалось некое ритуальное действо, имеющее цель показать, сказать обществу: перед лицом чести все дворяне — равны.

И, как ни старались власти запретить, отменить дуэли, молодые российские дворяне решительно отвергли вмешательство государства в дела чести. Впоследствиии это общее настроение русского дворянства четко сформулировал генерал Корнилов: «Душа — Богу, сердце — женщине, долг — Отечеству, честь — никому!»

Бедный Мартынов

Словом, в девятнадцатом веке общественное мнение России было целиком и полностью за дуэль. Не учитывать его было невозможно. И Николай I смягчает наказание за участие в поединке. Секунданты и врачи вообще освобождались от ответственности, а виновники — заключались в тюрьму на 6— 10 лет с сохранением дворянских прав. Но на деле в тюрьму не сажали, а отправляли на Кавказ, как Лермонтова за дуэль с де Барантом.

Проходит еще полвека — и Александр III официально разрешает дуэли в офицерской среде! Не сыграл ли здесь роль тот самый случай с самоубийством? Но «разрешение» — совсем не то слово. Правильнее будет сказать, что дуэль вводилась в обязательный офицерский обиход. Офицер, уклонившийся от дуэли, должен был в двухнедельный срок подать прошение об увольнении. Иначе его увольняли без всякого прошения.

При всем при том, при официальном введении дуэлей в военную среду, не было никаких официальных документов, регламентирующих дуэль!

Не было — не значит, что не думали. Думали, даже пытались разработать письменный дуэльный кодекс. Даже создавалась специальная комиссия. Но потом победили здравый смысл и нравственное чувство: в таком тонком деле важнее всего правила неписаные, какие есть. То бишь уже известные дуэльные кодексы графа Шатовильера и графа Верже, с некоторыми поправками повсеместно принятые в Европе. А, как известно, нет ничего жестче неписаных правил, особенно при тогдашнем уровне самосознания в дворянском обществе. Малейшие отступления от кодекса дворянской чести карались беспощадно — общественным презрением.

Здесь нет нужды останавливаться на отдельных пунктах дуэльных правил. Но обязательно следует упомянуть, что перед поединком Пушкина и Дантеса был составлен письменный документ с условиями. Так, пункт четвертый гласил: «Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз…»

Другими словами, мирно разойтись они не могли, иначе их обоих подвергли бы обструкции. Дуэль была договорена до крови. Увы, пролилась не просто кровь — случилась смерть.

Общественное мнение обязывало оскорбленного человека вызвать обидчика на дуэль. Даже если он предпочитал проглотить обиду, боялся. Но — не мог. Иначе — презрение всех, руки не подадут.

Но ведь можно и вызвать обидчика на дуэль — и выстрелить в воздух? И, таким образом, как бы и дуэль состоялась, и оскорбление можно считать смытым?

Ан нет. Дуэльный кодекс предусмотрел такую хитрость: тот, кто вызывал на дуэль, не имел права стрелять в воздух. И это правильно, поскольку иначе поединок превращался в фарс.

Потому-то Мартынов не мог выстрелить в воздух на дуэли с Лермонтовым!

Это мы, идеологически настропаленные с детства, обрушили все проклятия на голову бедного Мартынова, вся вина которого в том, что он не гений и остался жив. Мы-то давно забыли, что перед честью все равны. А поединки чести, повторю, проходили по очень жестким правилам.

По команде «раз» дуэлянты начинают сходиться. По команде «два» они обязаны стрелять! По команде «три» дуэль считается завершенной.

Как установил исследователь Н. Кастрикин, в той кавказской дуэли после команды «раз» Лермонтов не двинулся с места. После команды «два» не прицелился, не выстрелил, а поднял дуло пистолета вверх — то есть принял позу того, кто уже выстрелил и ждет ответного выстрела!

По дуэльным правилам, это не просто оскорбление противника, но еще и уклонение от дуэли, то есть — позор и бесчестье. И если бы Мартынов выстрелил и промахнулся — дуэль на этом бы не закончилась. По правилам, секунданты Мартынова обязаны были расправиться с Лермонтовым!

Вот в какое положение поставил себя и всех Лермонтов.

От такого невиданного поведения секунданты так растерялись, что один из них тоже нарушил правило. Он выкрикнул слова, не предусмотренные никакими правилами. Он крикнул: «Стреляйте, или я вас разведу!»

То есть как бы вынуждал Мартынова к выстрелу. И Мартынов выстрелил.

Впоследствии он вспоминал: «Я вспылил и спустил курок. Дуэлью и секундантами не шутят».

Представим Мартынова в той ситуации. Обыкновенный офицер, бедный дворянин. Не такой знатный, не такой светский, не такой блестящий, как Столыпин, Васильчиков, Лермонтов и прочие тамошние «львы». Мечтающий выслужиться на Кавказе в большие чины. Довольно нелепый в глазах светских «львов». Современники вспоминают, что Мартынов «ходил в черкеске с огромным кинжалом на серебряном поясе, огромными усами и огромной папахе мерлушковой…». В общем, первый парень на деревне, такой деревенский ухарь, попавший на бал городских щеголей. И огромный кинжал, и папаха, и фамилия беспощадно высмеивались в летучих эпиграммах и карикатурах Лермонтова. В общем, как мы сейчас сказали бы — закомплексованный, затравленный, уязвленный, и потому, естественно, нервический человек. А тут еще — прямое оскорбление в ходе самого поединка. Да еще крик секунданта с угрозой развести. А это — позор. Ведь он, Мартынов, вызвал, и потому он не мог не стрелять и не мог стрелять в воздух. «С дуэлью и секундантами не шутят».

Все это — в мгновения. И Мартынов — выстрелил.

Никто из свидетелей сразу же, по горячим следам, не рассказал полной правды о том, как проходила дуэль. Возможно, потому, что поведение Лермонтова в злоязыком обществе могли расценить как уклонение от дуэли, а следовательно, позор. Но трусом Лермонтов никогда не был, и почему так повел себя, знал только он один. Наверно, свидетели тогда поступили правильно: ведь Лермонтов был мертв и уже не мог сказать ничего. Так что виноватым во всем оказался Мартынов…

Закат

Четыре века дуэльной жизни Европы спрессовались в России в одном девятнадцатом веке. Это все равно что разом выстрелить из всех стволов Лепажа. Эффект был оглушительный. Вспомним пушкинскую повесть «Выстрел», монолог Сильвио: «В наше время буйство было в моде. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцева, воспетого Денисом Давыдовым. Дуэли в нашем полку совершались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели как на необходимое зло».

«Товарищи меня обожали…»

Да, в те времена отчаянные бретеры — Федор Толстой-Американец, Федор Уваров-Черный, Федор Гагарин, Якубович, Дорохов — были в определенных кругах более знамениты и почитаемы, нежели самые высокие сановники, самые родовитые из родовитых, нежели Карамзин или Жуковский, не говоря уже о Грибоедове и Пушкине.

Время было такое, атмосфера. Вспомним литературных героев-дуэлистов: Гринев и Швабрин, Пьер Безухов и Долохов, Онегин и Ленский, Печорин и Грушницкий, Базаров и Кирсанов, фон Корен и Лаевский, Ромашов и Николаев…

В один ряд с ними можно поставить и авторов: Пушкин, Лермонтов, Кюхельбекер, Грибоедов и Якубович; Дельвиг вызвал на дуэль Булгарина; молодой Лев Толстой — Тургенева; Бакунин — Маркса, и, наконец, как угасающее эхо девятнадцатого века — дуэль Максимилиана Волошина и Николая Гумилева, когда Волошин выстрелил в воздух, а Гумилев промахнулся.

Но надо сказать, что угасание началось гораздо раньше.

В «Поединке» Куприна дуэль Ромашова и Николаева хоть и уныло, но совершается без проволочек, поскольку среда офицерская, тут отступления невозможны, хочешь не хочешь, а надо… А вот в «Дуэли» Чехова, когда стреляются фон Корен и Лаевский, никто из противников и секундантов толком уже не знает, как, по каким правилам устраиваются поединки, и пытаются вспомнить, как же это было у Лермонтова, в «Княжне Мэри».

А времени-то между ними прошло, между Печориным и Лаевским, — всего ничего… Яркое было пламя, да быстро угасло: мещанская жизнь всюду брала свое.

Кто знает, может, в России и произошел бы новый всплеск дуэлей как института защиты чести. Все тот же поединок Гумилева и Волошина мог стать сигналом, та же бретерская слава думского лидера «октябристов» Гучкова могла дать новый импульс. Кстати, Гучков-то был не дворянин, а разночинец! То есть дуэльный кодекс чести примеряли к себе и другие сословия! Кто знает… Пришла революция и отменила все, что было прежде.

Эпилог

 Автор раздвоен в мыслях и чувствах. С одной стороны, он никак не приемлет убийства человека другим человеком, ибо не мы даровали жизнь, и не нам ее отнимать. А с другой стороны, он понимает, что дуэль — единственный действенный инструмент, который приучает людей вести себя прилично. Иначе восторжествует право силы, право кулака, наступит эра того самого грядущего хама.

Правда, есть и третий путь: вести себя как подобает не из страха быть вызванным к барьеру, а только лишь из принятого как непреложный закон чувства глубочайшего почтения к личности, чести и достоинству другого человека. Но, опять-таки, автор никогда не писал фантастических произведений. Хотя знает, что таковые есть: и произведения, и их авторы. А следовательно, есть люди, которые свято веруют, что мир со временем неизбежно станет лучше, чище, благородней…

Глава 23 КТО ПОГУБИЛ ПРЕЖНЮЮ РОССИЮ?

Через рыцарство, через кодекс дворянской чести и даже дуэли мы неизбежно пришли к разговору о дворянстве вообще. К его роли в истории России.

И не только лишь к разговору на страницах книги. Долгую дорогу от Новосибирска до Владивостока коротал я за длинными беседами в одном купе с двумя молоденькими лейтенантами, едущими к новому месту службы. О чем говорили? Конечно, о России, о судьбах народа, о русском характере, о дворянстве, о революции, о выборе пути…

И не понять, то ли дорога, необъятная страна за окнами, наталкивала нас на такие разговоры, то ли, наоборот, служила она иллюстрацией к нашим размышлениям.

Нация самоубийц?

Огибаем южную оконечность Байкала. Несколько часов подряд поезд идет по самой кромке берега. До воды — метров пять, иногда — десять. Справа за окном — стеною горы, слева, под нами — озерные свинцовые воды.

Странные чувства вызывает Байкал. Например, никак не умещается в сознании, что перед тобой, перед твоими глазами, в этой обозримой чаше — пятая часть всех запасов пресной воды на планете Земля.

Берега Байкала пустынны. Редко-редко увидишь костерок, машину, палатку, лодку на якоре или одинокого рыбака. И уж ни разу на всем пути не заметил я, чтобы в Байкале купались. Нет и почти не бывает здесь веселых брызг, детских восторженных криков, женских визгов. В самые жаркие дни вода в Байкале прогревается до… пятнадцати градусов. Самое теплое время здесь — август, а сейчас — июнь… А раз нельзя купаться, то нет людей. А раз нет людей, то нет и тепла в пейзаже.

Безлюдны берега, но безлюдно и почти все пространство Байкала. На любой воде кипит жизнь: идут баржи, пыхтят буксиры, снуют моторные лодки с катерами, проходят теплоходы, тянутся плоты с лесом, ворочают длинными шеями причальные краны. Здесь же нет ничего. Ни теплоходов, ни рыболовецких сейнеров.

Холоден, величествен и одинок Байкал.

Жизнь здесь бурлит на станциях. Но и там отдает каким-то холодком. Может, потому, что чуть ли не каждая станция здесь — что-то вроде мемориала. Бронзовый бюст, бронзовая доска в честь того или иного деятеля миновавших бурных времен. В основном, конечно, революционного деятеля.

Память о самом видном из них хранит станция Слюдянка, южная точка Байкала. Пустой перрон, бабушки торгуют семечками и омулем. А над ними, на стене вокзала, мемориальная доска: здесь, на станции Слюдянка, 3 декабря 1906 года был схвачен и расстрелян Иван Васильевич Бабушкин, который вез из Читы оружие революционным рабочим Иркутска.

Июнь в здешних местах — еще не лето. От Байкала тянет холодом. Пронизывает до костей. Стоишь и думаешь: господи, какое же безумство, какая же идея, какой же фанатизм и какие буйные ветра истории погнали сюда, на край тогдашней земли, сына вологодского крестьянина, питерского слесаря Ваню Бабушкина? Но Иван-то Бабушкин был относительно образованный, сознательный, убежденный, идейный, едва ли не первый марксист из рабочих, за что его особенно ценил и любил Ленин. А ведь остальные, миллионы и миллионы, едва ли слышали о Марксе каком-то, но пошли за большевиками лавой, на смерть и кровь! И громадную страну залили кровью и усеяли смертью. Почему, зачем, из каких таких убеждений или чувств?

И вообще — что занесло русский народ в революцию?

Сейчас-то известно, что никаких таких особых предпосылок к революции не было. И даже наоборот: экономика страны на подъеме. Конечно, жизнь рабочих в тогдашней заводской слободке далеко не мед и не сахар. Но все же и не тот беспросветный мрак, какой обычно рисовали коммунистические историки. Даже в любимом советскими идеологами романе Горького «Мать», если читать его внимательно, жизнь эта выглядит совсем иначе, нежели в учебниках…

Вообще, удивительно, как советские люди умудрялись пропускать такие детали мимо глаз и мимо сознания! Упомяну, кстати, другой роман, который читали (и с удовольствием!) все советские люди — «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Автор усиленно изображает там преподавателя средних учебных заведений Петра Васильевича Бачея приниженным и забитым, этаким пролетарием умственного труда. Но в деталях-то он солгать не может. А в деталях, если чуть-чуть присмотреться (но советские люди почему-то не присматривались, вот что поразительно!) получается, что преподаватель средних учебных заведений на свою зарплату содержал двух детей, свояченицу да еще оплачивал труд кухарки-горничной Дуняши! Прочитает это нынешний школьный учитель, вспомнит свою советскую жизнь, оглядит мутным взором сегодняшнее беспросветное житье-бытье и буквально за голову схватится: какие ж мы были слепые!

Однако вернемся к роману «Мать», к Павлу Власову, к его жизни в рабочей слободке.

 «Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстук, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет».

Это, значит, угнетенный рабочий парень, да? Учтите, что ему пятнадцать-шестнадцать лет, никакой особой квалификации и соответственной зарплаты у него еще нет. Отец умер, мать не работала. То есть он один семью содержал. А жили они так:

«Треть дома занимала кухня и, отгороженная от нее тонкой переборкой, маленькая комнатка, в которой спала мать. Остальные две трети — квадратная комната с двумя окнами; в одном углу ее — кровать Павла, в переднем — стол и две лавки. Несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало, сундук с платьем, часы на стене и две иконы в углу — вот и все».

Это значит, что у каждого человека в семье угнетенного рабочего Павла Власова была отдельная комната! Помнится, что-то такое вписывали коммунисты не куда-нибудь, а в программу построения коммунизма в Советском Союзе. Смею вас уверить, да вы и сами знаете, что в большинстве своем советские люди, тем более в тех же оставшихся рабочих слободках, все годы советской власти, через семьдесят лет после Павла Власова, жили немногим лучше. И часто гораздо хуже, потому как в таких домиках теснились иногда две-три семьи: бабушка с дедушкой, отец с матерью да еще и старший брат с женой… А в очередях на заветную благоустроенную квартиру стояли по двадцать лет.

Всегда считалось, что поводом для февральских выступлений рабочих Петербурга стали перебои с хлебом. Даже если и так, то это вовсе не причина для бунта. Ведь наша (твоя!) страна вот уже третий год воюет с чужеземцами, можно и потерпеть. На самом же деле и перебоев с продовольствием не было, а было повышение цен на хлеб и на масло на несколько копеек. И грянул революционный гром! Рабочие вышли на улицы Петербурга, солдаты бросили позиции и открыли фронт немцам. Так свершилась Февральская революция 1917 года.

А теперь представим 1942 год, блокаду Ленинграда. Суточную пайку хлеба срезают еще на пятьдесят граммов. В ответ рабочие останавливают станки и выходят на улицы с плакатами «Долой советскую власть!», «Долой Сталина и Жданова!». Войска Ленинградского и Волховского фронтов оставляют окопы и присоединяются к демонстрантам. Гитлеровские солдаты беспрепятственно, играя на губных гармошках, входят в оставленные города и села, в Ленинград… Можно ли представить такое в самом больном воображении или в самом страшном сне? А в Петербурге в феврале 1917 года так и произошло.

Что случилось?

Как это назвать? Как это определить? Массовое помрачение разума?.. Всеобщий морок? Господь в единый год и час лишил разума стомиллионный народ?

А может, русские люди просто-напросто неприкрытые, тяжкие самоубийцы самих себя и своей страны? Вез различия классов и сословий? Может, характер такой, русский?

Цитата:

«Теория, будто бы революцию делают голодные — неправильна. Ее нужно сдать в архив. Революцию делают сытые, если им два дня не дать есть. Такова была Февральская революция в Петрограде в 1917 году. Два дня не стало хлеба — и упала царская власть… Но если людям не давать два месяца есть, то они бунтовать не будут: они будут лежать при дорогах обессиленными скелетами и, протягивая руки, молить о хлебе.

(В. В. ШУЛЬГИН. «Три столицы»)

Жажда справедливости?

Согласитесь, болтовня о русском характере, то удалом и бесшабашном до дури, то тихом и святом до юродства — в основном вроде бы достояние улиц, пивнушек и прочих теплых мест, где народ наш чешет языки для услады души. На самом же деле в цивилизованных странах этим самым национальным характером, а точнее — национальным поведением — занимается самая серьезная наука.

И у нас она занималась. Но почему-то тайно, в рамках тайных служб, короче говоря — КГБ. Вот ведь дурь из дурей. Уж как раз эта наука, эти исследования должны быть самыми открытыми, публичными, дискуссионными. Ан нет. Вот и стоит, кстати, задуматься: входит ли сей фактор — абсолютный примат карательных тайных органов («слово и дело») — в особенности национального поведения? Может, это тоже особенность национального характера и поведения?

И только сейчас появились первые открытые исследования, первые книги редких, можно сказать, единичных специалистов. Я не случайно, а вполне намеренно уже несколько раз повторил это словосочетание — особенности национального поведения. Так и называется книга экономиста Михаила Алексеева и философа Константина Крылова, которые занимаются интереснейшей и практически неизведанной у нас областью человеческой жизни — поведением. Их предыдущие книги — «Поведение» и «Поведение — наука об основах нового мировоззрения». Ни много ни мало — «об основах нового мировоззрения».

«Поведение — это вообще все то, что мы делаем или не делаем, и то, как мы оцениваем наши и чужие поступки с этической точки зрения», — пишут Алексеев и Крылов.

Иными словами, чем русский отличается от немца, американца, француза, китайца? Почему русский на те или иные обстоятельства жизни или вызовы времени реагирует так, а не иначе? Хотя бы обозначить, определить наши особенности, нарисовать более или менее объективный портрет — уже великое дело. Но вполне естественно, что авторы не только определяют, но и пытаются объяснить.

Алексеев и Крылов, говоря об этической доминанте в характере русского человека, делают упор на слове и Понятии справедливость». Представьте себе, пишут они, что в любой из нынешних стран выходит кандидат в президенты и объявляет программу: свободы не будет, всех богатых разорим и расстреляем! Ничего себе программка! И представьте, что народ с ревом и матом вдет за таким политиком.

Но ведь все это случилось с нами в семнадцатом году. Большевики никого не обманывали и ничего не обещали. Ни хлеба с маслом, ни свободы. Вместо нее — диктатура пролетариата. И вовсе не пролетарская, а крестьянская Россия с этим согласилась. Казалось бы, на хрен крестьянам-то идти под диктатуру какого-то пролетариата? Однако ж пошли. Почему? Видно, большевики задели за самую чувствительную струну в характере русского человека — жажду справедливости? Даже те, кто сопротивлялся большевикам, сопротивлялись недостаточно активно, потому как чувствовали за ними некую справедливость, а за собой — некую неправедность?

Наверно, это означает, что тогдашняя жизнь опорочила себя в глазах всех: крестьян, рабочих, дворян, разночинцев? Было общее ощущение, что все — несправедливо и неправедно, что дальше так жить нельзя?..

Стоп! Я ведь сейчас произнес слова из нашей современной истории, из времен перестройки и гласности: дальше так жить нельзя!

Да, то же самое повторилось и через семьдесят лет. И не надо лукавить, обвинять диссидентов, Горбачева и демократов: мол, сбили с панталыку. Вспомните: каждая бабка и каждый студент в восьмидесятые годы думали и говорили об одном: дальше так жить нельзя! Вспомните, как поддерживали Ельцина. Везде. Всегда и во всем. И только когда они с Шушкевичем и Кравчуком отменили нашу родину — Советский Союз, только тогда страшный холодок отрезвления пробежал по нашим спинам. И то ведь не сознательный, от осознания и осмысления, а от инстинкта, от плоти и крови. «Денонсировали договор о Советском Союзе». Даже люди, не знающие, что такое «денонсация», догадались сразу: отмена! Но как можно отменить нашу Родину?! Это было первое прозрение. Как всегда — позднее…

Вспомним, наконец, какие общественные всесоюзные страсти кипели по поводу привилегий номенклатуры! Что мы понимали под ними? Пятикомнатную квартиру первого секретаря обкома и четырехкомнатную — рядового секретаря? Смешно сейчас это писать и читать, да? Сейчас воздвигаются дворцы — и мы молчим. Почему? Потому что с секретарями обкомов мы считали себя равными, и их привилегии резали нам глаза? А эти, владельцы дворцов, честно наворовали, честно хапнули, и это возвышает их над нами, делает ситуацию справедливой: кто смел, тот и съел?

А может быть — это молчание до поры до времени? Если правы Крылов и Алексеев, если слово и понятие «справедливость» одно из ключевых и определяющих в характере и в поведении русского человека, то чего нам ждать от будущего? Забудется ли эта самая приватизация, простится ли оскорбительное до глубины народной души обогащение одних миллиардами долларов и разорение других до голода и нищеты? Или когда-нибудь всколыхнется, вскипит? А ведь может закончиться, не приведи господь, снова русским бунтом, кровавым и беспощадным…

Камень с горы

Трудно с абсолютной убедительностью доказать, где в исторических событиях цепь случайностей, а где железная поступь закономерностей. Чаще всего, наверно, происходит роковое совпадение настроений, чувств, событий и случайностей.

Но с уверенностью можно сказать, что к революции 1917 года привела Россию Первая мировая война. ,

Другое дело, что сама мировая война не очень понятна и объяснима. Императрица Алике (Александра Федоровна), чистокровная немка, и император Ники (царь Николай Александрович), на 95 процентов немец, обиделись за сербов, братьев-славян? Да так, что пошли войной на кузена, почти родного брата Вилли (кайзера Вильгельма)? Причем родство и взаимные симпатии Ники и Вилли были ведь не формальными, а самыми что ни на есть настоящими, человеческими. Современник отмечал в записках, как Николай, тогда еще молодой цесаревич, после одного из парадных приемов провожал Вильгельма, подавал ему шинель. В этом радостном услужении, пишет современник, совместилось и выразилось все: и свойственное юношам уважение и любовь к старшему брату, и просто уважение к старшему, и особое восторженное служение коронованной особе, помазаннику Божьему… Вот какие были отношения. Или они, император и кайзер, были уже бессильны перед волной народного чувства, всеобщего остервенения стран и народов, слепо и яростно жаждущих крови?

Но истоки и причины Первой мировой — отдельный разговор. Я же полагаю, что без Первой мировой войны невозможны были революции и Гражданская война. Потому что крестьянский народ в громадной стране, без дорог, без связи — поднять на революцию было невозможно. Мыслимо ли было миллионы мужиков оторвать от дома и земли каким-то там, извините, революционным призывом? Нет и нет! Самое большое доказательство тому — железная дорога, та самая, по которой едем мы до Владивостока. Железнодорожник — вроде бы рабочий. Почти пролетарий. Но в то же время он — крестьянин. На всем пути русских железных дорог у каждой семьи железнодорожника — в так называемых пристанционных рабочих поселках — был свой двор и участок с хозяйством: обязательный огород, корова и свинья с хряком в сарае. В Гражданскую войну все разрушилось и остановилось, а железная дорога худо-бедно действовала. Потому как мужики остались при своих хозяйствах и одновременно — при своей работе. Их и в армию не брали. А в революцию они сами не пошли. Профсоюз железнодорожников — Викжель — был тогда очень влиятельной силой. О нем даже очень далекая от всяческих профсоюзов декадентка Зинаида Гиппиус писала (цитирую по памяти):

…Не уползти! Уж разобрал руками черными Викжель — пути…

А всех остальных — сорвали с места. Прежде всего крестьян. Царь-батюшка сорвал своей мобилизацией на войну. Можно сказать, что всей мощью государственной власти подняли народ и вооружили его для революции и Гражданской войны.

Наш тренер по волейболу нас учил… Когда команда противника атакует, когда их нападающий взвивается над сеткой и заносит руку для удара, начинайте двигаться. Все равно в какую сторону вперед, назад, вбок… Потому что из состояния движения вы легче и быстрее среагируете на удар, нежели из состояния покоя.

Никакой Ленин не вывел бы и не сдвинул крестьянскую Россию из состояния покоя при доме и корове. Это сделало само государство. Миллионы людей оказались оторванными от дома, от привычного и сдерживающего круга обязанностей. Да еще с оружием в руках. Да еще в полной мере получили слухи о предательстве, о распутинщине, о загулах высшего света в ресторанах, в то время как они три года гниют в окопах… Миллионы вооруженных людей самой властью были приведены в движение. А повернуть их в ту или иную сторону уже не составляло труда. Как покатить камень с горы. Пролетариям нечего терять… И солдаты, бывшие крестьяне, как раз и оказались самыми что ни на есть пролетарскими пролетариями, даже большими пролетариями, чем рабочие.

Кстати, пролетарий в первоначальном значении слова даже не рабочий. Пролетарий — деклассированный элемент, маргинал. То есть человек, оторванный от корней, своего происхождения, исконного круга обязанностей. И таким образом Первая мировая война превратила в маргиналов миллионы рабочих и крестьян. Они никто, не рабочие и не крестьяне, а невиданное сообщество людей тогдашней России —революционные солдаты и матросы. Они, маргиналы, — движущая сила всех бунтов и революций. С XVI века на Руси их называли гулящими людьми, есть такой роман у Алексея Чапыгина. Кстати, еще задолго до революций эту решимость маргиналов на революции отмечал Чернышевский в хрестоматийной статье «Русский человек на рандеву». Задаваясь вопросом, почему Тургенев героем-революционером сделал не русского человека, а болгарина по происхождению, Чернышевский приходит к выводу, что болгарина, иностранца, здесь ничто не связывает. Он более свободен или, по-другому говоря, разнуздан. Опора на гулящих людей, или маргиналов, сохранилась до сих пор и в практике, и в теории. Еще в шестидесятые годы прошлого века кумир тогдашней радикальной марксистской молодежи американский философ-революционер Герберт Маркузе писал, что в современной Америке подлинно революционной силой могут быть только негры и студенты, то есть люди, еще не вовлеченные в капиталистическое производство. То есть люди, не связанные ничем…

 Цитата:

«Неужели вы не понимаете, что совершаете преступление, устраивая революцию во время войны?.. Нет, я не приму участия в разрушении моей Родины».

(Академик Иван ПАВЛОВ, 1917 год)

Деградация дворянства Можно ли быть свободным среди рабов?

 И понятно, что в долгом пути так или иначе речь у нас заходила о дворянстве (молодые офицеры всегда неравнодушны к этой теме, им кажется, что золотые погоны их как-то приближают к знатному сословию), о заслугах дворянства, о том, возможно ли в нынешние времена возрождение аристократии…

Можно ли ставить в заслугу дворянству все те культурные достижения, которые называются Золотым и Серебряным веком страны? Не знаю. Наверно, правящему классу создавать культуру так же естественно, как и дышать. Тут вроде бы и нет особой заслуги. Но зато там, где понадобились усилия, быть может, даже нравственный и политический подвиг, российское дворянство оказалось не на высоте. Я полагаю, что монархическую Россию привели к краху именно дворяне. Ответственность за революцию лежит на них. Как на правящем классе.

Вспомним слащавую формулу отношений помещиков и крепостных: «Вы — наши отцы, мы — ваши дети…» Но если дети в один исторический миг порезали, поубивали, расстреляли отцов, а отцовские усадьбы разграбили, загадили и сожгли, то кто виноват в том? Значит, такие были отцы?..

Россия — единственная страна в мире, где официальный рабовладельческий строй, официальное рабство существовало вплоть до второй половины XIX века! Четыреста лет!

А рабство, на мой взгляд, и привело монархическую Россию к страшному революционному взрыву.

Вдумайтесь, в Лондоне в 1860 году уже метро строили. А мы грудных детей от родителей отрывали, мы целые села в карты проигрывали, мы человеческих детей на борзых щенков обменивали, мы право первой ночи использовали. При этом изображали просвещенность, одной рукой пытались писать исторические трактаты, а другой рукой заливали расплавленный свинец в глотки крепостных мужиков.

Смешно считать, что русский мужик в 1917 году царскую власть на штыки поднял, потому что проникся идеями Маркса — Энгельса — Ленина. Нет, мужик нутром почуял, что пришла наконец сладкая возможность отомстить за века унижений. И люто отомстил! В том числе и самому себе. Но это уже другой разговор…

Сейчас многие пишут, что особых предпосылок для революции-то и не было, что жизнь налаживалась и Россия богатела. И правильно пишут. Предпосылок не было. И это лишь подтверждает мою мысль, что не из-за прямого, сегодняшнего гнета разразилась революция. Взорвалось прошлое, взорвалась накопленная за века рабства жгучая ненависть.

Ведь Пушкина читали! Что народ наш добрый кошку из горящего дома вытащит, рискуя собой. И в то же время помещика в этом же доме сжигает, зло смеясь. Читали… Но такое ощущение, что никто ничего не понимал. Не хотел понимать. Не когда-нибудь в темные времена, а уже в XX веке, в 1907 году, последний император России писал о себе: «Хозяин земли Русской». В XX веке человечество получило все, чем оно сегодня живет. Атомную энергию, телевидение, электронику, компьютеры. Но в этом же веке у нас в России один человек говорил о себе: «Хозяин земли Русской». И не в шутку и полушутку, а в официальном документе, при переписи населения он так написал в графе «род занятий»…

Вот почему было поздно. Хотя в стране уже победила промышленная революция. Хотя уже дарованы были политические свободы. Хотя Столыпин выводил мужиков на отруба, на вольное хозяйствование.

Но было поздно.

Даже полвека назад, в I860 году, было поздно отменять позорное рабство. Котел перегрелся. Не дети, так внуки крепостных стали так называемыми разночинцами. То есть вышли в господа. Вот они-то и не могли простить власти рабства своих отцов и дедов. Они-то, образованные, и звали Русь к топору. Чаша ненависти переполнилась. И страна неумолимо шла к Семнадцатому Году.

И когда пришла, содрогнулась от самой себя, от облика своего. Вспомним «Окаянные дни» Бунина.

Могу засвидетельствовать: когда впервые в Советском Союзе в 1990 году на волне гласности вышли «Окаянные дни» Ивана Бунина, моя реакция была… непростой. Как бы я ни отрицал коммунистическую идею, как бы критически ни относился к событиям 1917 года в России, но мне после прочтения книги стало как-то… тяжко. Так про народ не писал еще ни один враг, революции. Сколько там ужаса пополам с брезгливостью, физического отвращения и тяжкой ненависти ко всем этим солдатам, матросам, «этим зверям», «этим каторжным гориллам», мужикам, хамам, которые вдруг стали хозяевами жизни и смерти, ко всему революционному быдлу:

«Закрою глаза и вижу как живого: ленты сзади матросской бескозырки, штаны с огромными раструбами, на ногах бальные туфельки от Вейса, зубы крепко сжаты, играет желваками челюстей… Во век теперь не забуду, в могиле буду переворачиваться!»

А вот еще отрывочек:

«Сколько лиц… с разительно асимметрическими чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья — сколько их, этих атавистических особей… И как раз именно из них, из этих самых русичей, издревле славных своей антисоциальностью, давших столько «удалых разбойничков», столько бродяг, бегунов, а потом хитровцев, босяков, как раз из них и вербовали мы красу, гордость и надежду русской социальной революции. Чего ж дивиться результатам?..»

Далее Иван Алексеевич пишет, что есть преступники случайные, а есть прирожденные, у которых «коренная черта — жажда разрушения, антисоциальность».

«В мирное время мы забываем, что мир кишит этими выродками, в мирное время они сидят по тюрьмам, по желтым домам. Но вот наступает время, когда «державный народ» восторжествовал. Двери тюрем и желтых домов раскрываются, архивы сыскных отделений жгутся — начинается вакханалия».

И задумывается Иван Алексеевич, откуда они взялись, и не находит ответа. Кроме все того же — прирожденные преступники, из той самой породы прирожденных, откуда вышел и их народный герой Стенька Разин.

И на протяжении всей книги ни разу не задумывается Иван Алексеевич Бунин над своей ролью, над ролью своих предков в этой кровавой российской вакханалии. А ведь взялись эти прирожденные преступники, Иван Алексеевич, из крепостных деревень ваших дедов и прадедов. Из рабства. И страшно, и надолго перекурочили всю судьбу России потому, что иначе не могли. Потому что раб — не человек.

Когда человек становится рабом, то все человеческое опадает с него сверху, как шелуха, а изнутри, из души, выжигается дотла.

Раб — это быдло, то есть скотина. А раз скотина, то можно все, ничего не страшно и ничего не стыдно. То есть вообще нет ничего. Никаких устоев. Говоря нынешним языком уголовников — полный беспредел. И так росли и воспитывались дети, и внуки, и правнуки, и праправнуки… Четыреста лет рабства. Почти двадцать поколений, родившихся и выросших в ярме, не знающих в своем воспитании ничего, кроме подлой науки холопского выживания.

Так если бы только четыреста лет! А предыдущие шестьсот лет — они что, при Декларации прав человека проходили? По «Русской правде» Ярослава Мудрого несколько гривен как наказание за убийство смерда — это свобода? Конечно, свобода. Свобода убивать мужиков практически безнаказанно, по закону…

Так чего ж мы ждали тогда от своего народа, Иван Алексеевич?! Вы же сами и пишете: «В том-то и сатанинская сила их, что они сумели перешагнуть все пределы, все границы дозволенного, сделать всякое изумление, всякий возмущенный крик наивным, дурацким».

Так их и не было, пределов. В веках, в предках.

Не случайно в древности на Востоке считали, что после отпущения раба на волю семь поколений его потомков должны вырасти в свободе, и только тогда кровь раба очистится…

Вот почему в России давно уже было поздно…

Быть может, начинать надо было в 1825 году. Вместе с Рылеевым, Пестелем и их товарищами.

Эти дворяне, победив Наполеона, пройдя с оружием в руках через всю Европу, вдруг увидели, как там живут простые крестьяне. И сердца их преисполнились стыдом и болью за свое, родное. И они вышли на Сенатскую площадь.

Да, путь был выбран кровавый. Но в ту эпоху общество не знало, не выработало еще других форм протеста Не было их.

Но почему другие дворяне, собравшись и поодиночке, не обратились к царю, не сказали ему, что декабристы выступали не против царя, а против рабства? Не убедили. Наконец, не поставили его перед общественным мнением.

Дворяне этого не сделали. Они смотрели, как на Кронверкской куртине палач вешает их лучших товарищей…

Наверно, дворяне понимали, на что покусились декабристы. На святое! На право каждого из них быть царем и богом в своих голодаевках и погореловках, на право казнить и миловать, насиловать крепостных девиц, тащить их из-под венца в свою постель на глазах у крепостных женихов.

И они, дворяне, с этими гнусными правами не хотели расставаться ни за что!

Вот почему молчали тогда дворяне.

Рабство развращает и рабов, и рабовладельцев. Нация деградирует. Страна, в данном случае Россия, разрушается с двух сторон сразу. Что сделал народ, мы знаем. А куда смотрели дворяне? Ведь уже искры летели! Атмосфера тогдашней России была буквально наэлектризована предчувствием катастрофы. Это особенно остро ощущали маргиналы. В современном языке это слово приобрело негативное значение: бомж, люмпен, асоциальный элемент… В широком же смысле оно обозначает нечто, выходящее за край поля («марго» — край, отсюда «маргиналии» — заметки на полях). Любой человек, вышедший за край своего поля — этнического, сословного, профессионального и т.д., — уже маргинал. И в этом смысле самые большие маргиналы, наверно — поэты. Не дворяне, не разночинцы, не рабочие и не фабриканты, не военные служащие И не гражданские служащие, и даже не простые смертные, а — поэты… Они, поэты-маргиналы с особой чувствительностью воспринимали состояние миллионных маргинальных масс, то, что Блок потом назвал музыкой революции. Он же, Александр Блок, задолго до событий предупреждал всех в поэме, пророчески названной «Возмездие». Вслед за ним Маяковский с точностью до года указывал: «В терновом венце революций грядет Шестнадцатый год…» Велимир Хлебников в публичных выступлениях писал на листах: «Некто 1916…»

Увы. Никто из тех, кто обязан был, не слушали и не понимали.. Царь день за днем отмечал в своих дневниках, как он хорошо поел и погулял… Правящие классы не думали или старались не думать, уверенные, что в крайнем случае придут казаки, разгонят и перепорют нагайками взбунтовавшееся быдло, как это было в 1905 году…

А как вели себя господа интеллигенты? Хихикали, злобствовали, призывали к бунту! Они что, не понимали, как опасно раскачивать лодку во время войны? Да что там говорить, когда в первые же дни Февральской революции не кто иной, как один из великих князей рода Романовых надел на рукав красную повязку и вышел на улицы Петербурга! Это что, не деградация?

Стисну зубы, попробую понять и объяснить поведение великого князя и разночинской интеллигенции. Объяснить безответственностью. Когда на твоих плечах нет прямой ответственности за редакцию, коллектив, предприятие, организацию, государство, страну, народ, то мысли парят с легкостью необыкновенной. Это такой синдром подросткового сознания. Разрушительный синдром.

Но вот группа людей, которые обязаны были и не могли не осознавать в ту пору тягчайшей ответственности, которая лежала на их плечах. Это — генералы, командующие фронтами.

Уж они-то, военные люди, понимали, не могли не понимать, что во время войны, во время боевых действий, императора и главнокомандующего не свергают. Коней на переправе не меняют. Они, командующие фронтами, должны были бы пресечь на корню любую, самую слабую попытку к этому

Что же сделали командующие фронтами?

Они все, как один, прислали государю императору телеграммы с требованием отречения от престола!

Что это, как не деградация?

И потому мне грустно, когда нынче сплошь и рядом говорят о возрождении дворянства, сплошь и рядом находятся потомки и так далее, и так далее. (Для отведения упрека в классовых антипатиях сообщу: по отцовской линии я в восемнадцатом поколении прямой потомок древнего рода Каракесек, а мой пращур по материнской линии упоминается в Никоновской летописи.) Я не знаю, можно ли второй раз вступить в одну и ту же реку. Не смешны ли все эти потуги, не раздражают ли они людей! Но грустнее всего то, что, говоря о возрождении лучших традиций ушедшего дворянства, никто из нынешних потомков ни разу не заговорил о чудовищной вине дворянства перед страной и народом, никто не заговорил о покаянии.

Цитата:

«Власть есть такая же профессия, как и всякая другая. Если кучер запьет и не исполняет своих обязанностей, его прогоняют… Мы слишком много пили и пели. Нас прогнали».

(В. В. ШУЛЬГИН. «Три столицы»)

Закон и кулак

И вот теперь у меня появились ответы даже не на вопросы, а на факты, изложенные в начале прошлого века Буниным и в конце века Крыловым и Алексеевым.

Бунин пишет о прирожденных, о склонности русских людей к бунту, об удалых разбойничках и прочих асоциальных элементах, о любви русского народа к ним, о том, что любимый герой русского народа Стенька Разин и пр.

Крылов и Алексеев — о том, что доминантная черта в русском национальном характере — жажда справедливости.

Они не ставят вопрос — они ставят нас перед фактом. Но откуда они взялись — и жажда справедливости как доминантная черта национального характера, и любовь к удалым разбойничкам, героизация разбойников?

Оттуда же, из рабства. К справедливости взывают тогда, когда нет закона. Или когда в стране такие законы, такое правосудие, которые направлены против большинства населения. Не случаен же крик души русского простолюдина: «Суди нас не по закону, а по справедливости!»

В таких исторических условиях любой человек, не признающий власти, становится героем.

И не только у нас. Сразу же приходит на память Робин Гуд. Вот он-то, Робин Гуд, и является самым убедительным доказательством моей теории о рабстве и его последствиях в русской жизни. Вспомним, Робин Гуд водил разбойников по Шервудскому лесу во времена Ричарда Львиное Сердце. В XII веке. Когда закона практически не было, когда было право сильного. Когда любой феодал мог убить и ограбить йомена. Хоть сам, хоть при помощи шерифа. Понятно, что Робин стал в таких условиях народным героем и народным защитником.

Но Робин — если не единственный, то последний такой герой в английском сознании. У нас же до сих пор прославляются илейки, кудеяры, стеньки, емельки, ермаки и прочие. А в Англии после XII века — ни одного разбойничка, которого воспевал бы народ!

Почему?

А потому, что 1215 году в Англии был положен конец как беспределу отдельных феодалов, так и всевластию самой королевской власти.

В 1215 году была принята Великая хартия вольностей, которая четко определила права, обязанности и меру судебной ответственности всех сословий и всех подданных.

И с тех пор любой удалой разбойничек в Англии уже не герой, а нарушитель закона. Бандюган. Только и всего…

Емеля на печи Правда и ложь русской сказки на фоне современной российской действительности

Правда в том, что сказка не врет. Она не складывается на пустом месте. Неправда, потому что претендует на Полную характеристику русского человека: бездельник, иждивенец, сидит на печи и ждет чуда…

Сказка не объясняет, почему Емеля стал таким. И никто из толкователей даже не касался этого, быть может, краеугольного вопроса о характере русского человека. Все вокруг да около. А полуправда страшнее прямой лжи.

На мой же взгляд, только крепостное право и сформировало такого героя и такие сказки. Который уже раз пишу: вдумаемся, Русь была крепостной чуть ли не с основания государства, практически тысячу лет. И что в таких условиях должен был делать Емеля? Пахать до изнеможения на барщине? Надрываться, умножая мощь рабовладельца? Нет, он сидел, по возможности, на печи и ничего не делал. И правильно делал. И мечтал. А о чем может мечтать раб? Да, конечно же, о чуде. Как все изменится по щучьему велению…

Так веками формировался характер русского человека: ничего не делать и ждать манны небесной, чуда, избавления…

Зато уж когда появлялась возможность проявить себя, реализовать свои возможности, русский человек был ничем не хуже других. А может, и получше. Во всяком случае, взрывней, потому как веками задавленная жажда к работе вырывалась наружу разом. Так было в XIX веке, когда бывшие крепостные хлынули в города, став первыми промышленниками, предпринимателями, купцами.

Затем пришел 17-й год, с кровью, военным коммунизмом, продразверсткой. Однако в 1922 году Ленин ввел нэп, свободу предпринимательства. И в разрушенной, голодной и холодной стране появилось все. Почитайте хотя бы «Мужики и бабы» Бориса Можаева, роман-хронику рязанской деревни. Рязанские Емели мгновенно, из ничего, создали свои хозяйства. Не только единоличные — в каждой деревне было несколько артелей. Но капитализм жесток. Слабый разорялся. Ленивый — тем более. Вот из них-то власть и создала комитеты бедноты. Они-то с восторгом и начали раскулачивание. На смену добровольным артелям пришел государственный единый колхоз, на смену малым предприятиям — единый государственный завод.

Новый шанс был дан Емелям в годы перестройки. Тысячи людей ринулись в кооперативное движение. И что от них осталось? Не могу назвать ни одного крупного предпринимателя, который вышел из тех кооперативов. Кое-где работают фермеры, ну и в городах по мелочи: в так называемой местной промышленности, в сфере услуг. Пришел государственно-олигархический капитализм, которому не нужны Емели, слезшие с печек и начавшие работать на себя. Ему, государственно-олигархическому капитализму, нужна, как и прежде, рабсила.

Под официальные беспредметные разговоры о создании среднего класса в России уже заканчивается удушение так и не вышедшего из пеленок малого и среднего предпринимательства. Емелю снова загоняют на печь. Мол, сиди там и не рыпайся. Тут без тебя все решится и сделается.

А ведь речь идет о будущем страны. Что хорошо видно на примере США. Это нам со стороны кажется, что США сплошь состоят из гигантов типа «Дженерал электрик» и прочих. На самом же деле 70 процентов Валового Внутреннего Продукта дает малый и средний бизнес. А тут экономика и политика неразделимы. Эти 70 процентов есть хребет и нерушимый социальный, политический фундамент страны. Они — держат Америку. При таком количестве людей, имеющих свое дело и свой достаток, то есть свободных, самостоятельных людей, невозможен какой-нибудь переворот или ползучий захват власти военными, люмпенами, дураками или суперконцернами. То есть Америка как гигантский колосс стоит на миллионах опор. А мы? Мы стоим на том, кто сегодня у власти. И на нескольких сырьевых концернах. Это система, которая может рухнуть в любой момент, от любого социального катаклизма.

Аля-улю, гони гусей…

 Могу с уверенностью утверждать, что Февральскую революцию у нас забыли.

Причем она ведь у нас — единственная. Строго говоря, 25 октября 1917 года — переворот. А революция была в феврале. И ее — забыли? Если судить по прессе — то да. В 2002 году, например, было 85 лет со дня… Круглая дата, хороший информационный повод. Однако пресса и внимающие ей широкие массы прошли мимо этой даты, как матрос Железняк мимо Одессы. Ничего не было. Или — почти…

Не доверяю памяти своей, просматриваю телевизионную программу на начало марта 2002 года. Слов «К 85-й годовщине Февральской революции» там нет. Быть может, и шел о ней разговор 7 марта в программе «Свобода слова» на НТВ? Может, на канале «Культура» 8 марта и зашифрован фильм о той революции под словами «Док. фильм» в 16.45? А больше нечего даже и подозревать.

Листаю газеты. «Известия», «Независимая», «МК», «Правда», «Советская Россия» — полное молчание. В «Общей газете» есть заметка «Октябрь начинался в феврале», но поскольку под ней стоит моя подпись, то и не знаю теперь, считать ли ее… Может, газеты постеснялись вскользь, мимоходом, на малых площадях говорить о таком глобальном событии?

Перехожу к толстым литературным журналам за февраль — март 2002 года. Вот где можно писать и печатать не спеша, обстоятельно анализировать, осмыслять. Как всегда было. Просматриваю «Дружбу народов», «Звезду», «Знамя», «Неву», «Новый мир», «Октябрь»…

Ни строчки. Ни в одном журнале.

Не верю глазам своим.

А с другой стороны, что уж не верить-то. Это как раз по-нашему. Прокричали на первых порах, первые пласты сняли да и потеряли интерес. Ни в чем еще толком не разобрались, не осмыслили, уроков не извлекли, но уже забыли. Проехали… Даже «к дате» не посчитали нужным «отметиться». В общем, аля-улю, гони гусей…

Предчувствие гражданской войны

Тот, кто не осмысливает прошлое, не извлекает из него уроков, обречен на повторение.

Вдумайтесь: сегодня мы имеем все, что имели к 1917 году.

Мы имеем второе десятилетие разрухи без ясных перспектив.

Мы имеем десять лет войны в Чечне — бессмысленной и беспощадной, плодящей молодых людей, которые умеют стрелять, а больше не умеют ничего. Потому как нигде не могут научиться и пристроиться к делу.

Мы имеем миллионы гулящих людей, по-русски говоря. А по формулировке Герберта Маркузе, не вовлеченных в капиталистическое производство. Только это ведь не американские безработные и негры, живущие на вэлфере. Наши — взрывоопасней в сотни раз. Потому что они обездоленные. То есть люди, которые когда-то имели свою долю (пусть ее называют пайкой в социалистическом лагере) в общем богатстве. А ее отняли, ограбили…

Мы имеем полный разброд и шатание в интеллигенции, которая сама люмпенизируется: одни напрямую, от потери работы и смысла, а другие ожесточаются (ожесточение — характерная примета люмпена) оттого, что власть их не слышит и не слушает.

Мы имеем власть, которая считает, что у нас все хорошо. Если врет, значит, подла или бессильна. А если искренне в том уверена, то самоубийственно слепа, глуха и глупа.

Мы имеем богачей и сверхбогачей, которые предаются такому разгулу, какой и не снился никому в 1917 году. Причем, как будто нарочно, свои рауты и приемы со жратвой и бриллиантами транслируют по ТВ в глухие города и поселки, где нет тепла, света, работы, денег, будущего! А на французской Ривьере, скажем, идут нескончаемые русские сезоны, где не известные никому тридцатилетние предприниматели просаживают миллион долларов только на день рождения, где известные всей стране люди, влияющие на политику и экономику, отдыхают в гостиницах, месяц проживания в которых больше бюджета российского городка. И так далее. Нет только винтовок в руках миллионов, как было в 1917 году.

И здесь особый, пусть и частный, смысл приобретает дискуссия о продаже населению оружия, которая идет на страницах прессы. Уверен, что власть будет категорически против. То, что бандиты вооружены, — ее особо не тревожит. Потому что бандиты нынче — класс богачей. Они никогда не пойдут против существующих порядков. И потом, бандитов всегда можно бросить на подавление народа.

Вот какая взрывная смесь нынче кипит в нашем котле, господа!

Да, народ молчит. Но, может, это молчание до поры до времени? Если слово и понятие справедливость одно из определяющих в характере и в поведении русского человека, то чего нам ждать от будущего?..

Вот почему я и пишу. Чтобы предостеречь. И не потому, что хочу оберечь и сохранить нынешние порядки. А потому, что у меня есть вполне конкретное ощущение, что такое гражданская война.

Война с внешним врагом — одно дело. Но, чтобы расстрелять брата, соседа, вчерашнего одноклассника — надо уничтожить, выжечь в себе все, что есть в тебе человеческого. Один раз такое произошло. И это так надломило нравственный хребет нации, что до сих пор опомниться не можем. Второй гражданской войны мы не выдержим. Мы превратимся в миллионы вооруженных зверей, истребляющих друг друга. До полного уничтожения всех и всего.

Мы перестанем существовать как народ. И страны у нас не будет.

Ничего не будет.

 Цитата:

«Самая краткая характеристика современной России: все как было, только хуже… Мы обязаны готовить преемника советской власти! Она падет, но если не подхватить из рук коммунистической партии власть, то мы снова очутимся перед всероссийским кабаком… После падения большевиков — поменьше ломки. Надо сохранить все, что можно сохранить».

(В. В. ШУЛЬГИН. «Три столицы»)

 Вот о чем мы беседовали с молодыми офицерами, когда наш поезд подошел к станции Петровский Завод.

Декабристы

Петровский Завод — железнодорожная станция возле Читы. Названа так по старинному, с восемнадцатого века, железоделательному заводу. В глубине перрона — стела с нишами. В нишах — бюсты. Гордые лица, бакенбарды, эполеты. Декабристы, сосланные сюда, осужденные на вечную каторгу. Знакомые всем имена: братья Бестужевы, Муравьев, Лунин… И еще одна, очень известная фамилия, не то Анненский, не то Волконский… забыл. А рядом — малоизвестные. Горбачевский, Вольф, Мозалевский. Кто они?

Фердинанд Богданович Вольф — штаб-лекарь, умер в 1854 году, кажется, в Тобольске.

Иван Иванович Горбачевский — подпоручик, умер в 1869 году, оставил после себя «Записки».

Александр Евтихиевич Мозалевский — прапорщик, участник восстания Черниговского полка, умер в 1851 году.

Стела поставлена очень удачно, в углу перрона. На виду и в то же время не на проходном месте. Вокруг нее не толкутся очереди за пирожками и пивом, не кричат торговки. Пристанционная жизнь кипит чуть в стороне, где продубленные ветрами и холодным солнцем женщины торгуют и солеными огурцами, и семечками, а главным образом — горячими варениками с картошкой. Именно здесь я впервые увидел эти вареники с картошкой. И потом они сопровождали меня всю дорогу до Тихого океана. На всем пути в три с половиной тысячи километров от Петровского Завода до Владивостока на каждой станции торговали горячими варениками с картошкой! Какой-то фатальный продукт.

Обыденная жизнь шелестит мятыми газетами и подсолнечной шелухой на перроне станции Петровский Завод. И со стороны, из глубины, смотрят на нее неподвижными глазами братья Бестужевы, и Муравьев, и Лунин…

Европа без городов

А поезд идет дальше. Что впереди? Тысячи километров, долины, увалы, сосны, маньчжурский орех, сопки. И редкие-редкие, угрюмые с виду поселки, названия которых мало что говорят россиянину. Зубарево, Зилово, Раздольное, Амазар, Уруша, Сковородино, Магдагачи, Ушуман, Шимановская, Серышево, Архара… Каждый из них — центр огромного района, светоч и центр местной промышленности и культуры. ' А городов здесь — нет. Городов в полном смысле слова как крупных центров цивилизации — нет. Пусть на меня не обижаются жители дальневосточных поселков — я имею в виду города уровня Калуги или Смоленска.

Но ведь от Читы до Биробиджана — две с половиной тысячи километров! И на всем пути — ни одного города. Представьте, что вы едете от Москвы до Омска, как проехал я, и на вашем пути НЕТ Владимира, Рязани, Ярославля, Нижнего Новгорода, Кирова, Перми, Екатеринбурга, Челябинска, Кургана, Тюмени…

А еще нагляднее — по европейским меркам.

Это значит проехать от Москвы до Парижа через Белоруссию, Польшу, Чехословакию, Германию — и не увидеть ни одного города. Только вообразите, что на вашем пути НЕТ Смоленска, Минска, Бреста, Варшавы, Кракова, Праги, Берлина, Мюнхена, Дрездена…

Европа без городов — вот что такое путь от Читы до Биробиджана!

Боже мой, Россия, какая тоска, какая грусть, какая даль…

Глава 24 ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ

 В крестьян стреляли практически в упор. Свои же, русские солдаты, такие же вчерашние мужики. Стреляли залпами. А крестьяне не бежали, они встречали смертоносный свинец грудью. Кричали: «Мы за царя!..»

Впрочем, рассказ об этом впереди… А начну, пожалуй, с писем. Мой очерк «Кто погубил прежнюю Россию» об истоках и причинах Февральской революции в России был опубликован в газете «История», журнале «Журналист» и «Литературной газете» (уже под названием «Эпидемия свободы»). И, соответственно, вызвал почту. Из всех писем выделю две темы.

Для многих, для абсолютного большинства стал открытием тезис о рабстве, о крепостном праве как глубинной первопричине революции. Пишут, что об этом они даже и не думали.

Второе. Очень резко написал я об интеллигенции. Мол, если я дал право мужикам ненавидеть царско-дворянскую власть, мстить этой власти, то почему отказываю в этом праве разночинской интеллигенции. Дескать, сам же писал, что многие разночинцы — потомки тех самых рабов. Почему же им нельзя то, что можно мужикам? Почему им нельзя было звать Русь к топору?

Как очень часто бывает, мои слова немного переиначили, приписали мне то, о чем они сами думали. Никакого права мстить никому я не давал. Даже если бы и мог… Я всего лишь объяснял бунты, восстания и революцию: «Взорвалось прошлое, взорвалась накопленная за века рабства жгучая ненависть. Смешно считать, что русский мужик в 1917 году царскую власть на штыки поднял, потому что проникся идеями Маркса — Энгельса -гЛенина. Нет, мужики нутром почуяли: пришла наконец сладкая возможность отомстить за века унижений. И люто отомстили! И страшно, и надолго перекурочили судьбу России потому, что иначе не могли. Потому что рабы. И кто их в чем-либо обвинит?

Так с народом обращаться нельзя».

А вот с интеллигенции — особый спрос. Потому что знания, образование, наконец, само понятие интеллигентности ко многому обязывают. И прежде всего — к размышлению. А не к размахиванию топором. К тому же их, интеллигентов, предупреждали. И не «проклятые царские сатрапы», а их же кумир — Чернышевский. Да-да, «тот самый Чернышевский» предупреждал, что бунт, революция — губительны для страны, для цивилизации вообще. Впрочем, опять я забежал вперед…

Но в том-то и горькая суть, что и оголтелый радикализм разночинской интеллигенции поддается объяснению. И вообще — революционный настрой и порыв всего российского общества, увы, объясним.

Наверно, опять же, впервые как объяснение революции я приведу здесь причины психологического характера.

Нравственный, психологический портрет русского общества нарисовать легко, потому как он строго определен временными рамками 1861 —1917 годов. Все, что случилось, — случилось в это время. До 1861 года в России не было революционеров. Революционеров как представителей движения, как профессионалов. И декабристы, и петрашевцы — это кружки заговорщиков. А вот после 1861 года сразу возникла «Земля и воля», следом — обыкновенные убийцы-террористы: «Народная расправа» Нечаева, «Ад» Ишутина и «Народная воля» Желябова, затем плехановское «Освобождение труда», РСДРП, просто эсеры и эсеры-террористы, меньшевики-большевики и так далее до РКП(б)… Исторически: от рабовладельческого строя, через 56 (!) лет капитализма — Россия влетела в вихрь социалистической революции. Даже смешно читать, да? Капитализм в России существовал 56 лет… Для такого стремительного, небывалого общественного возмущения должны быть какие-то объяснения.

А поскольку наша революция и революция вообще — дело сугубо внутреннее, то причины надо искать внутри. Внутри каждого отдельного человека и всех вместе взятых. Чтобы такое сотворить, необходимо особое состояние общества. Нравственное, психологическое. А каким оно было в 56-летний период, с 1861 по 1917 год? Можно ли определить и сформулировать это в нескольких словах?

Время после 1861 года я считаю временем обманутых надежд. И всеобщее состояние умов и сердец — это всеобщее горькое разочарование и желчное раздражение от обманутых надежд… А также ненависть и месть за обманутые надежды.

Представим себе русское общество в 1855 году. Только что умер царь Николай I. Тридцать лет правил он страной. Эпоха. Которая началась мрачно и закончилась безысходно. Началась с виселиц на Кронверкской куртине, с казни декабристов, продолжилась созданием Третьего отделения — тайной политической полиции, а завершилась поражением в Крымской войне.

Позорно не само поражение. В войне всегда кто-то проигрывает. Существенно, как проигрывает. В той войне героизм русских людей при Севастопольской обороне, военный талант флотоводцев и храбрость матросов при Синопе были сведены на нет бездарным верховным командованием, очевидным и постыдным техническим отставанием: ведь из кремневых гладкоствольных ружей стреляли! С боем на 300 шагов. И Только в сухую погоду, потому как в пасмурную порох на полке отсыревает… А у противника — практически современные замковые нарезные штуцера дальнобойностью 1300 шагов!

В общем, стыдоба. Все понимали, что так жить нельзя. Что крепостное право сковало производительные и нравственные силы страны по рукам и ногам, разлагает все и вся. Самое главное, конечно, — нравственное состояние общества. Невыразимо стыдно, позорно жить в стране, «где рабство тощее влачится по браздам» (Пушкин), где живых людей, божьи души, продают и покупают, меняют на собак! Время николаевского правления Герцен назвал застоем… (Вот откуда это слово, введенное через полтора века реформатором Горбачевым уже в Советском Союзе.)

И вот в такой обстановке взошел на престол 37-летний царь Александр! Умный, интеллигентный, его воспитателем был не какой-нибудь казарменный скалозуб, а поэт Жуковский, который прямо учил юного цесаревича: распространяй просвещение, ибо народ без просвещения есть народ без достоинства, люби свободу, то есть правосудие, ибо в нем и милосердие царей, и свобода народов… Курс лекций о государственных законах читал наследнику престола патриарх государственной службы Сперанский, тот самый, который замышлял и разрабатывал либеральные реформы еще при Александре I.

Все в России дышало тогда надеждами на другую жизнь.

Герцен из лондонского далека писал, обращаясь к царю:

«Государь, дайте свободу русскому слову. Уму нашему тесно, мысль наша отравляет нашу грудь от недостатка простора, она стонет в цензурных колодках.

Дайте нам вольную речь… Нам есть что сказать миру и своим.

Дайте землю крестьянам. Она им и так принадлежит; смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите рубцы на спине наших братии — эти страшные следы презрения к человеку…

Торопитесь! Спасите крестьянина от будущих злодейств, спасите его от крови, которую он должен будет пролить».

И Александр оправдал ожидания. Его коронация ознаменовалась амнистией декабристам и петрашевцам, сразу же были ослаблены тиски цензуры, тотчас же в обществе возникло слово оттепель… (Это слово всплывет через век в Советском Союзе после смерти Сталина и будет означать то время.)

Но еще до коронации, до амнистии сам царь сказал «про это». Про то, о чем вслух не говорили. Одни — потому что боялись за себя, другие — боялись спугнуть, не смели и надеяться. За полгода до коронации, в марте 1856 года, в Москве, на торжественном обеде с участием предводителей дворянства царя спросили, верны ли слухи о скором освобождении крестьян. Судя по всему, Александр был не готов к такому разговору, еще не сформулировал мысль в точные слова. Ответил сумбурно, с явным раздражением:«… Чувство враждебности между крестьянами и их помещиками, к несчастью, существует, и от этого было несколько случаев неповиновения помещикам. Я убежден, что рано или поздно мы должны к этому прийти. Я думаю, что и вы одного мнения со мною, следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу».

Как вспоминает современник, речь государя была громовым ударом… Слово было произнесено. Оно моментально проникло во все уголки страны. Россия всколыхнулась.

«Кто не жил в пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь…» — писал Лев Толстой. Царя горячо приветствовал тогдашний непримиримый лондонский оппозиционер Герцен.

Вся мыслящая Россия молилась на Александра. Все говорили друг другу: как будто тяжкий камень свалился с души, легче стало дышать…

Но эти пять лет, с 1856-го по 1861-й, стали крестным путем Александра Второго.

Терновым венцом несчастного нашего царя.

Жизнь поставила его перед простым, но жестоким выбором. Или освобождать крестьян без выкупа — или с выкупом. С большими наделами земли — или с малыми.

С самого начала Александр для себя определил: никакого выкупа, земли давать столько, чтобы народ был богат и счастлив. И в комитеты и комиссии по крестьянской реформе подобрал единомышленников. Но он даже не представлял, каким будет сопротивление.

Девять десятых помещиков и слышать не желали об освобождении крестьян вообще. И уж тем более об освобождении без выкупа.

А помещики, дворяне — опора престола. Значит, царь должен идти против своих? Значит, настроить против себя всех помещиков, практически все дворянство России?

И несчастный Александр метался. Создавал комитеты и комиссии, назначал и смещал их председателей. Не потому что плохие были соратники, а потому что его же взгляды менялись и требовались теперь другие, с другими взглядами и настроениями.

Когда депутация помещиков пыталась настоять на том, чтобы крестьянский вопрос рассматривали они, царь заявил: «Если эти господа думают своими попытками меня испугать, то они ошибаются, я слишком убежден в правоте возбужденного нами святого дела, чтобы кто-либо мог меня остановить в довершении оного».

А один из его помощников, умирая, сказал царю: «Государь, не бойтесь!»

Представляете, царю-самодержцу сказать: «Не бойтесь…»

Увы. Победили «плантаторы». Царь так и не осмелился «довершить святое дело». Крестьяне получили наделы земли, которые были даже меньше по площади, чем те участки, которыми они пользовались, будучи рабами. Да и той землей они не могли распоряжаться самостоятельно, потому что попали в тиски общины. Надо было составлять какие-то уставные грамоты, то есть договор между крестьянином и помещиком. Вводились мировые посредники для разрешения споров между крестьянином и помещиком. Крестьяне были не свободные, а временнообязанные, то есть должны были отработать свободу и землю. Через два года барщины мужик имел право требовать перевода на оброк.

Что это, как не издевательство?

Издевательством стало и положение о выкупе земли. Надо было оброк перевести в деньги и исчислить всю сумму в деньгах. А так как денег у крестьян не было, то они платили только 20% выкупа. Остальные 80% платило государство. Крестьяне же должны были вернуть эти деньги государству в течение 49 лет из расчета 6% годовых. И получается, что при такой системе крестьянин выплатит тройную первоначальную стоимость своего надела! Этот ненавистный и непонятный для крестьян процесс с банковскими процентами и прочей абракадаброй с недоимками растянулся аж до 1906 года, когда выкупные платежи были отменены…

Но это — потом. А тогда, в марте 1861 года, крестьяне взбунтовались. Все были уверены, что помещики и чиновники их обманывают, что они спрятали настоящий указ царя. В известной всем по школьным учебникам истории деревне Бездна Казанской губернии крестьяне не выдавали своего вожака Антона Петрова под дулами винтовок. Они кричали: «Мы одни за царя!» После пяти залпов на земле осталось 70 трупов. От ран умерло еще 20 человек. Антона Петрова судили военно-полевым судом и расстреляли.

В Пензенской губернии вспыхнуло настоящее восстание, которое охватило около сорока сел и деревень. И там крестьяне под огнем солдат кричали: «Умрем за Бога и царя!»

В подавлении крестьянских бунтов участвовало 80 пехотных и кавалерийских полков.

Вот в таком обличье пришла свобода к русскому мужику…

Чтобы представить состояние российского общества в 1861 году, достаточно вспомнить, с каким воодушевлением встретили мы в недавние времена появление Горбачева и вслед за ним радикального реформатора Ельцина. Вновь возник тот самый лозунг: свобода — всем, земля — крестьянам, фабрики — рабочим. Сколько надежд было связано. И свободу вроде бы нам дали, и землю с фабриками в виде ваучеров раздали. Только где они и что мы имеем сегодня, сейчас… Причем обязательно отметим феномен: угнетал коммунистический режим, а ненавидят Горбачева и Ельцина — тех, кто дал надежду и обманул. Или не смог…

Так и тогда. После многовековой несправедливости появилась, сверкнула, озарила весь мир надежда на справедливость! А в итоге — обман. Жесточайший удар по нравственному, психологическому сознанию общества.

Народ запомнил это на всю жизнь. И передал, влил отравленное вино обманутых надежд в кровь своих детей, внуков и правнуков.

Благодатная реформа — отмена рабства — породила поколение революционеров-экстремистов. Потому что обманутые надежды часто рождают в людях такую яростную ненависть, какую не рождает никакое сегодняшнее безнадежное угнетение.

Образованное общество, желающее блага народу и стране, окончательно разуверилось в царе и во власти. Более того — общество возненавидело царя и власть, как никогда прежде.

Оно, общество, даже своего кумира Чернышевского уже не слушало. Считается, что Чернышевский был самым радикальным, что он к топору звал Русь. Причем так считали и царские власти, и это же приписали ему советские историки. Одни — чтобы посадить, уничтожить авторитетного публициста, другие — чтобы изобразить его радикальным революционером. На самом же деле Чернышевский не призывал к топору. Во всяком случае, никак не доказано, что напечатанное в «Колоколе» знаменитое «Письмо из провинции» с заключительным «К топору зовите Русь!» принадлежит перу Чернышевского. На самом деле Чернышевский боялся народного восстания. В «Письмах без адреса» он предостерегал, что русский бунт обернется поголовной резней и погромом, сокрушением всего, чего достигла Россия.

Но его уже не слушали. Кумирами молодежи становились ярые ненавистники всего и вся, которые переплюнули в нигилизме самого Дмитрия Писарева с его лозунгом: «Что можно разбить, то и нужно разбивать… Бей налево и направо…»

В 1861 — 1862 годах по России распространяются многочисленные прокламации самого радикального толка. В них говорилось, в частности: «…Если бы для осуществления наших стремлений, для раздела земли между народом пришлось бы вырезать сто тысяч помещиков, мы бы не испугались этого…» Открыто раздавались угрозы пролить «втрое больше крови, чем якобинцы».

Появилось слово «нигилист». Возникла «Земля и воля», из нее вышла террористическая «Народная воля». За царем-освободителем охотились по всей стране и в конце концов, в 1881 году, убили. Андрей Желябов и его товарищи отомстили Александру Второму за обманутые надежды отцов. Террористов повесили. Через шесть лет, в 1887 году, за попытку покушения уже на Александра Третьего казнили другую группу народовольцев, среди них — Александра Ульянова. Владимир Ульянов начал мстить за повешенного брата Александра. Его поддержали внуки и правнуки расстрелянного вожака восставших крестьян Антона Петрова, которые мстили за дедушку Антона…

Так закончилась реформа, которая могла вывести Россию к свободе и к свету. А привела к Октябрьской революции 1917 года. Которую называют большевистским переворотом, потому как революция, теоретически, была в феврале. И на этом основании в свободомыслящих обывательских массах еще в давние советские времена ходили разговоры: вот, мол, в феврале-то и надо было остановиться, и было бы у нас как во всем мире — буржуазная революция, капитализм и так далее. По поводу если бы да кабы рассуждать можно много и долго. Здесь же я просто приведу отчаянное, пророческое предупреждение Чернышевского, которого и тогда никто не слушал, и при советской власти скрыли его слова от народа, и сейчас не знают:

«Народ невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем, отказавшимся от его диких привычек. Он не делает никакой разницы между людьми, носящими немецкое платье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не пощадит и нашей науки, нашей поэзии, наших искусств; он станет уничтожать нашу цивилизацию».

Что и произошло в октябре 1917 года. Народ ненавидел всех господ без разбора и уже не верил никаким господам, а слушал только тех, кто призывал крушить мир и резать всех господ — то есть верил только большевикам.

Глава 25 ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ

Земля и воля — главный вопрос русской жизни во все времена. Но в XXI веке Россия молчит…

2003 год в России выдался неурожайным. Зимой вымерзли озимые, так что весной огромные площади пришлось пересевать. Да не все пересеяли, потому как денег на горючее не было. А летом — засуха, в частности, на Кубани. 2004 год лучше не стал. Несмотря на все уверения сельского министра. Но по большому счету, какой нынче урожай зерна в стране — не имеет значения. Это — частности. Проблемы села родились не сегодня. Если перефразировать советский анекдот о решении продовольственной проблемы с приходом к власти председателя КГБ Андропова, сажать надо было давно и не дожидаясь весны…

Революционеры — союзники монархистов. Вместе — против Столыпина

Страсти вокруг имени Столыпина и дела Столыпина кипят и сегодня. Всего пять лет (!) правил он страной, к тому же сто (!) лет назад, а спорят до сих пор.

Значит, задел он что-то такое, что доныне не дает покоя.

Такое, что болит и сейчас.

О результатах крестьянской реформы Столыпина спорить нет смысла.

И приводить какие-либо цифры — тоже. Их можно толковать и так и сяк. Одни будут утверждать, что предреволюционное развитие сельского хозяйства России — результат реформ Столыпина. Другие вполне резонно возразят, что единоличники составляли ничтожный процент и не влияли на общее положение дел.

И действительно, за пять лет Столыпину удалось вывести на хутора и отруба около 10% крестьян. Подлинными собственниками земли, без всяких бюрократических оговорок, смогли стать лишь 8% крестьян. Они просто терялись в масштабах страны. К тому же многие из них не успели развернуться.

Одним словом, реформа не удалась. Она не достигла ни экономических, ни политических целей, которые перед ней ставились. Деревня вместе с хуторами и отрубами осталась такой же нищей, как и до Столыпина. Потому что Столыпин просто не успел. Он просил: дайте нам двадцать лет, и тогда вы не узнаете Россию! Его убили на шестом году премьерства. И очень показательно то, что до сих пор спорят, кем же был его убийца — революционером или тайным агентом охранки. И так получается, что и тем, и другим. И для революционеров, и для государственных чиновников Столыпин был первый враг.

Сопротивление шло на всех уровнях. А самое главное — с двух сторон. Чиновники-землеустроители, банковские служащие и депутаты Госдумы — то есть государство, с одной стороны. А с другой стороны — противники этого самого государства, революционеры. На съезде эсеров в Лондоне говорилось:

«Правительство… поставило себе целью распылить крестьянство усиленным насаждением личной частной собственности или хуторским хозяйством. Всякий успех правительства в этом направлении наносит серьезный ущерб делу революции».

Все правильно. Расчет революционеров был на то, что крестьянин в общине — почти пролетарий. Все почти не свое, все почти не жалко. А если дать мужику кусок земли — да он вцепится в нее, как «кобель в падлу» (М. Шолохов. «Поднятая целина»), и тогда уже ни на какую революцию его не поднимешь.

А славянофилы-общинники вообразили себе и до сих пор насаждают везде мнение, что русский мужик — по природе своей общинный человек, он эти индивидуалистические фермерские хозяйства на дух не переносит.

Об удивительной похожести славянофилов и нигилистов писал еще Козьма Прутков. Очень обидно писал, потому цитировать не буду.

Казарма для мужика

И нигилисты позапрошлого века, и славянофилы-державники, и революционеры-коммунисты, и нынешние так называемые государственники любили и любят ссылаться на Александра Николаевича Энгельгардта, на его знаменитую книгу «Из деревни». Одни видят в его опыте торжество общинного начала, другие — прообраз советского колхоза.

А у меня иногда создается ощущение, что главным врагом разумного хозяйствования в деревне Александр Николаевич считал… баб. Понимаете, каждая баба хочет иметь свою семью и свой дом. А рентабельным может быть только большое хозяйство: дед во главе, шесть сынов с женами, десять внуков и т. д. Зловредные же бабы подзуживают мужей к отделению, каждая хочет быть «большухой». В результате одно богатое хозяйство превращается в несколько бедных. И в итоге в деревне из четырнадцати дворов, писал Энгельгардт, «ежедневно топится 14 печей, в которых 14 хозяек готовят, каждая для своего двора, пишу. Какая громадная трата труда, пищевых материалов, топлива и прочее!.. У меня ежедневно все 22 человека рабочих обедают за одним столом, и еду им готовит одна хозяйка в одной печи. Весь скот стоит на одном дворе. Все сено, весь хлеб положены в одном сарае и т. д.».

Как вы понимаете, речь не о столовых — кто ж против столовых в разгар страды? И не об артелях крестьян — кто ж против кооперации? В годы нэпа у нас возникли тысячи крестьянских артелей. Но одно дело, когда мужики сами объединяются, и совсем другое — когда их загоняют э казармы-колхозы. А вы заметили у Энгельгардта выражение, характерное для советских директоров-председателей — «У меня»? И не мужики, не люди, не хозяева, а — «22 человека рабочих».

Для Энгельгардта мужики — человеческий материал, из которых он лепит свой фаланстер, свое хозяйство, свою деревню или колхоз.

Для советских директоров-председателей совхозов и колхозов мужики — ленивая рабсила, которая только и глядит, как бы где выпить и где б что стащить.

А вот если посмотреть на них, на мужиков, как на людей, равноправных с Энгельгардтом и с директорами-председателями, на людей, которые имеют свою Землю и право распоряжаться собой и землей и каждый имеет право сказать «у меня» — тогда получается совсем другой коленкор.

И потому по отношению к крестьянству троцкисты-революционеры ничем не отличаются от державников-славянофилов-общинников. И те, и другие уверены, что лучше крестьян знают, как им, крестьянам, жить, и решают за крестьян. Троцкий и замышлял село как армию, большую казарму, что и воплотилось в советских колхозах и совхозах. А общинники видели крестьян в бородах, сарафанах и с церковными песнопениями, но тоже непременно в казарме, то есть в общине. Суть одна, лишь форма одежды разная.

Кому Столыпин не дает покоя

И так — до сих пор. Вот передо мной книга известного политолога Сергея Кара-Мурзы, вышедшая в издательстве «Алгоритм» в 2002 году. Называется — ни много ни мало — «Столыпин — отец русской революции». В ней Кара-Мурза прямо пишет: «Реформа Столыпина провалилась, она прямо привела к революции». Если бы Кара-Мурза настаивал только на том, что провал столыпинских реформ породил хаос, беспорядок, в стране появились тысячи крестьян, которые стали люмпенами, уйдя из общины и разорившись на хуторах, и потому пошли в революцию — это одно дело. Хотя смешно говорить о тысячах, когда власть сама призвала на войну, дала оружие и озлобила миллионы солдат-крестьян — вот кто сделал революцию, и отрицать сей факт невозможно… Но Кара-Мурза идет еще дальше: «В своих делах Столыпин вошел в непримиримый конфликт с русской жизнью… Причина — в несоответствии идей Столыпина интересам, основной массы крестьянства…»

В общем, как пишет щедро цитируемый Кара-Мурзой тот же Александр Николаевич Энгельгардт, «будущность у нас имеет только общинное мужицкое хозяйство».

А вот еще пример: на выборах в Думу в 2003 году одна из политических партий, считающая себя партией «государственного толка», начала свою программу с …критики Столыпина.

Скоро век будет, как убили Столыпина, а все он кому-то покоя не дает! Потому что покусился на святое — на право господ-чиновников распоряжаться мужиком.

Посмотрите и обобщите: сколько людей самых разных взглядов сходятся в одном — в стремлении загнать мужика в казарму!

В результате за полтора века рыданий об исконной общинности русского человека и за семьдесят лет экспериментов революционеров-троцкистов-коммунистов мы добились полного отторжения крестьянина от земли. И уже нельзя сказать, что большинство мужиков хочет получить землю. Мужик, он ведь со временем с радостью привыкает к общежитию, к казарме — подальше от дома, от семьи, от ответственности, в общем бардаке голова не болит, и всегда можно что-нибудь украсть, выпить и ничего не делать. Баб бы спросить, как Они жить хотят, тех самых баб, которых так не любил Энгельгардт, но баб у нас никто никогда не спрашивает…

А отторжение от земли произошло уже на уровне подсознания. Никому и в голову не приходит нынче, что земля могла быть и может быть «моей». Вот уже совсем забрали землю у народа — и никто и слова не сказал. Но в сегодняшнем молчании народа, в отличие от того, что было в1861 и 1917 годах, есть что-то для меня загадочное, непостижимое, нереальное. Как будто живешь в стеклянной стране…

Статья 1990 года

В 1990 году в «Литературной газете» вышла моя статья «Черная дыра». В ней говорилось, что 97 процентов земли принадлежат государству в лице колхозов и совхозов и только 3 процента — народу, владельцам дачных и приусадебных участков. Но эти 3 процента дают 60 процентов картошки, 30 — овощей, 30 — мяса и 27 процентов молока, не считая уже фруктов-ягод. В стране, где мясо и колбасу покупали только в магазинах Москвы и Ленинграда и далеко не во всех столицах союзных республик, эти цифры и факты были подобны взрыву информационной бомбы. Их повторяли все. Говорили ораторы с трибуны съезда народных депутатов СССР, перепечатывали многие газеты, без всяких кавычек и ссылок, сразу же забыв об авторе, транслировали по радио и телевидению. С одной эйфорической мыслью: а если отдать народу не 3 процента земли, а 30? А если появятся вольные фермеры? Это что же, страна будет завалена продуктами, без очередей, без карточек?..

Руководители колхозов и совхозов встретили эти повсеместные разговоры сдержанно. Но и директора с председателями, которых тогда было принято считать чуть ли не первыми врагами вольного землепашества тоже надеялись, и тоже на… свободу. Избавьте нас от диктата обкомов-райкомов, говорили они, и мы покажем, на что способен общественный сектор!

Статья 1994 года

За прошедшие четыре года невиданных реформ ни те ни другие надежды не сбылись… Провозгласив всяческую поддержку фермерам, новое, уже не «коммунистическое», а «демократическое» правительство равнодушно смотрело, как чиновничество уничтожает фермерское движение… Об этом писано-переписано. А вот что происходит с КСП — крестьянскими сельскими предприятиями, которые по привычке, да и по сути, остаются теми же колхозами, — общество толком не знает.

Директор Виталий Юдаков из Казахстана и директор Николай Форафонов с Белгородчины в один голос говорят, что сельское хозяйство задушил топливно-энергетический комплекс. Кто будет производить молоко, если оно убыточно, потому что солярка, газ и электричество каждые три месяца дорожают? Никто. А то мясо, которое везет Форафонов на продажу в Москву, у него почему-то не берут, а берут импортное…

Директор Василий Греков, что в Чечерах Липецкой области, кричит: «Зачем нужна свобода, если она нищая? Мы в несколько раз лучше стали работать, чем при райкомах. Тогда и ста центнеров свеклы с гектара не собирали, а сейчас — четыреста! Но у нас с каждого заработанного рубля государство в виде налогов забирает девяносто шесть копеек! Да нигде в мире такого нет и быть не может. Это бандитизм, самый настоящий бандитизм!»

Ненависть номенклатуры к фермерам понятна. Но почему же чиновники не поддерживают, а буквально душат близкий им по духу общественный сектор?

Там, где появляется крупный денежный интерес, там коммунистические идеи, симпатии и прочее испаряются бесследно.

Нынешние государственные чиновники получили невиданное и неслыханное прежде право заключать контракты с заграничными фирмами на поставку в Россию всего, от зажигалок до ветчины и сыра. И получают комиссионные от суммы контрактов. В долларах. Они не заинтересованы в национальном производстве товаров. Ни мяса из Калмыкии, ни дубленок из Рязани им не надо. Навар не тот.

Увы, не мы первые… В богатейшей стране Нигерии нечто подобное творится уже четверть века. Народ перебивается с банана на воду, сумрачно глядя на витрины с заграничными колбасами и смокингами, зато на лучших курортах мира как грибы растут коттеджи нигерийских чиновников…

Вдруг откуда-то (?) в нашей прессе стали появляться залихватские заметки о том, что мы наконец-то обеспечили себя зерном и даже продаем его за границу! «Как в России прежних времен, когда мы кормили Европу!» На самом же деле ситуация страшнее, чем в недавние коммунистические времена, когда мы в Америке зерно покупали. Чтобы страна нормально жила, она должна иметь по тонне зерна на человека. Из них две трети и больше уходят на корм скота. А нам вот зерна действительно хватает! И даже продаем! Потому что мы обеспечиваем себя только продовольственным зерном, хлебом. А скотину кормить нам уже не надо. Порезали мы всю скотину в первые годы свободы. И теперь свободны — от своих коров и бычков, от своего мяса и своего молока. Зато магазины полны! Мы сумасшедшими темпами и в невиданных масштабах развиваем западное сельское хозяйство, мы — их рынок сбыта…

Россия — в продовольственной зависимости от Запада

Внимательно прочитали? Это было написано десять лет назад, в 1993—1994 годах. В продолжение, в развитие статьи 1990 года. Только на этот раз — нигде не напечатано. Даже в сельском журнале отказались. Видно, сильно изменилось что-то «в датском королевстве», видно, задел что-то такое, от чего многоопытные главные редакторы решили держаться подальше. Удалось лишь несколько реплик Юдакова и Грекова (они у меня были на видеопленке записаны) вставить в одну из передач на ТВ «Мир». Но без общего анализа ситуации, вскользь — а это все равно что ничего… Вот и судите сами. И сравните. Десять лет…

И поныне мало кто знает, что Россия давно уже подала в продовольственную зависимость, что наши мясокомбинаты работают на западном сырье, а значит, почти все колбасы — родом оттуда. Когда же правительство, в каких-то неизвестных целях, вдруг решило ограничить импорт мяса, все директора мясокомбинатов России взбунтовались! И обратились с письмом к президенту Путину: долой министра торговли Грефа, нам работать не на чем, людей кормить нечем будет!

Вот как все обернулось — ни колбасы, ни работы, ни зарплаты без заграничного мяса…

А у крестьян Курганской области, которые вышли на демонстрацию и сожгли на площади перед администрацией снопы пшеницы, требования были диаметрально противоположные. Сократить импорт продовольствия в страну! А главное — обуздать цены на горючее. Литр солярки стоит 9—10 рублей, а литр молока — 7 рублей!

Только за последние два года цены на солярку выросли в два с лишним раза. На 2003 год долг сельского хозяйства составляет 350 миллиардов рублей. Чтобы доходчивей было — 11 миллиардов 290 миллионов долларов. А пресса каждую осень пишет, что у нас богатый урожай, что мы себя обеспечили зерном и даже продаем… И ведь не врут: действительно, продаем…

Статья 2001 года

Интересно, а кому-нибудь приходит в голову, что бывшие партийно-хозяйственные номенклатурщики тайком на Гайдара и Чубайса молятся?

Ведь Гайдар и Чубайс так провели реформы, что заводы, фабрики, недра достались все тем же начальникам — секретарям ЦК, обкомов и горкомов, бывшим министрам, госплановцам, начальникам главков, директорам и так далее. И примкнувшим к ним уголовно-жульническим авторитетам. Ох, не зря в первые десятилетия советской власти коммунистическая идеология провозгласила уголовников «социально близкими»!

Теперь новые реформаторы проводят через Госдуму приватизацию земли.

А земля принадлежит всем! Равно как заводы и недра когда-то принадлежали всем.

Но если раздать землю и заводы всем, то нас не удастся обмануть. В стране много грамотных, они и себя в обиду не дадут, и другим подскажут и объяснят. Не потому ли бумажки-акции на владение заводами и недрами всучили только рабочим? А потом их быстренько обманули.

То же самое готовится и с землей.

В условиях, когда нет ни денег, ни техники, баба Дуня с дядей Васей помаются с год да продадут надел сельскому начальничку за машину дров. А тот не сам работает, а под четким руководством неизвестной организации. И так — по всей стране. Знаете ли вы, что отдельные кубанские наделы золотой земли, отданные селянам, проданы уже газпромовцам за нитку газопровода к дому?! Как зашифрованно выразился в Думе представитель правительства, «оборот земли по сути идет».

Масштаб этих операций неизвестен. Таятся, потому как нельзя, потому как общенародное. А вот когда будет принят новый Закон о земле — тут же по всей Руси несчастной объявятся настоящие хозяева! Чиновники-бизнесмены-промышленники-уголовники-латифундисты. И прочие, кто с ними заодно.

Ни у кого в мире не было и не будет таких баснословных богатств, награбленных таким простым путем!

И тогда в селах появится все. И тракторы, и горючее, и газ, и элеваторы. И мы, миллионы россиян, пойдем работать в эти латифундии. А куда денемся? И еще радоваться будем.

Только никогда больше мы не станем хозяевами своей прежней земли!

А ведь казалось бы — ну куда мы торопимся?! Знаем ведь, что наверняка дров наломаем. Знаем, что надо просто подождать, пока поумнеем. Придет время, созреет в обществе ясный план раздела земли, земля и впрямь обретет частного хозяина, будет поделена на всех граждан. И внуки наши станут работать на ней, себя кормить. А не сумеют — сдадут в аренду умельцу. Или заложат в Земельный банк и будут жить на ренту. Богатством можно разумно распорядиться. Если оно у тебя есть. Если его еще не украли.

Поэтому, возможно, и идет игра для нас, дураков. Реформаторы делают вид, что не ведают, что творят. Коммунисты делают вид, что возмущаются, защищают, но не могут «защитить интересы народа». А земля тем временем — тю-тю… Как заводы и недра. Потому и торопятся. Пока мы не разобрались, в чем суть дела…

Ти-ши-на

Внимательно прочитали? И это было написано давно, четыре года назад. И тоже не опубликовано. Сказали: «Ну, старик, это для «Правды» или «Советской России»… А какая разница, если это правда?.. Поправлюсь: это было опубликовано в газете «Северный Казахстан», в моем родном городе Петропавловске. Тотчас же редактору отдела Татьяне Журавской сделали втык: прекрати мутить народ, иначе вылетишь… Казалось бы, Казахстан и Россия — разные страны. Но хозяева жизни — одной породы, и они сразу же чувствуют, когда их бьют туда, куда надо. А мы все еще играем в «демократов и коммуняк»? Так над нашими играми настоящие хозяева жизни не смеются даже, а просто животики надорвали. Потому что новый Земельный кодекс уже тихо проведен через Думу. И никто в громадной стране и не пикнул. Земля практически продается и покупается, точнее будет сказать — скупается по дешевке. Вполне законно — через законную процедуру банкротства. За несколько лет сельхозпредприятие доводится до ручки, увязает в долгах. Потом приходит человек, который говорит: так и быть, куплю вас вместе с вашими долгами. Но отныне я ваш хозяин.

Когда волна банкротств захлестнула золотую землю Ставрополья, встревожился президент В. В. Путин. Цитирую газету «Известия» от 29 июля 2003 года: «По личному обращению Путина прокуроры будут защищать крестьян от фиктивных банкротств… Вчера он заявил, что обратится в Генеральную прокуратуру, чтобы она проверила применение процедуры банкротства сельхозпредприятий».

Но это, простите, похоже на бессильное словесное заклинание для успокоения общественного недовольства. Потому что абсолютно непонятно по юридической сути. Что это будет на практике? Разовая акция? Мгновенная посадка купленного на корню и зарвавшеюся конкурсного управляющего, который почти миллионный комбайн продал за пятьдесят тысяч? Или же начнется пересмотр всех дел о банкротстве всех сельхозпредприятий? А по словам депутата Госдумы Николая Коломейцева, «в России 85 % предприятий АПК — за гранью банкротства».

И как будут определять, фиктивное банкротство или «стоящее? Ведь для обвинения в фиктивном банкротстве необходимо наличие умысла. То есть юридически неопровержимое доказательство, что руководитель нарочно, намеренно превратил бывший колхоз-совхоз в руины, которые потом скупили скоробогачи. А он, руководитель, скажет на суде, что дни и ночи не спал, дома не ночевал, лицо жены родной забыл, но, увы, сил и знаний не хватило поднять хозяйство, ошибался от чистого сердца, да и цены на горючее растут постоянно, сами знаете, вся пресса об этом пишет… И предъявит справку о разводе, и бывшая жена выступит, скажет, что ушла от мужа потому, что он всего себя отдавал общему делу и на нее у него мужских сил уже не оставалось. А она женщина в соку, сами понимаете…

Я ведь не ерничаю: доказывать фиктивное банкротство, да еще в массовом масштабе, да еще в наших условиях, при наших следователях-прокурорах — процедура долгая, мучительная, а главное, без видимых перспектив. Впрочем, можно бы и не говорить об этом. Потому что слова президента тут же канули в неизвестность. Никаких расследований и уголовных дел не было. И все это прекрасно понимали. Иначе бы не объявились уже сейчас в стране латифундисты, признанные самим …министром сельского хозяйства.

Сельский министр наш с экрана телевизора рассказывает, как приходит к нему человек и говорит, что возьмет триста тысяч гектаров. А министр ему: да ты что, это ж такая работа, ты попробуй хотя бы сто тысяч!

У меня полное ощущение, что кто-то из нас, я или министр, инопланетянин. Простите, но сто тысяч гектаров — это пашня десяти Тарусских районов Калужской области! Не говоря уже о том, что это жизнь, память, наследие Поленова, Борисова-Мусатова, Цветаевой, Паустовского, а также жизни десятков тысяч других людей, ныне там обитающих. А тут сидят два человека и запросто говорят другу другу: да не надо тебе тридцать Тарусских районов, ты хотя бы с десятью управься…

Они уже привыкли действовать в таких масштабах… Потому что такова политика государства. Начиная с приватизации недр, заводов, фабрик и заканчивая землей. Скоро олигархи будут вести счет, наверно, не на сотни тысяч гектаров, а на сотни тысяч душ. Впрочем, это уже им решать, как считать нас, на гектары или на души…

И прокуроры тут не помогут.

Еще немного времени пройдет — и все привыкнут, смирятся с фактом…

А пока все тихо. Но скоро хозяева объявятся.

Заводы и фабрики у нас забрали. Теперь нас и земли лишили. И — что? И — ничего. Многие даже и не догадываются о том, что произошло.

Где вы, коммунисты, — «защитники прав трудящихся»?

Где ты, «свободная пресса»?

И, наконец, где ты, народ, со своим гласом?

И появляется ощущение нереальности. Почему вся страна молчит о самом главном русском вопросе — о земле и воле? Допустим, журналистам запрещают хозяева. Допустим, и сами журналисты не знают и не понимают сути происходящего. Но не могут же запретить всем и не могут же не понимать все журналисты? А если даже и так, то почему молчат крестьяне, рабочие, учителя, агрономы, депутаты?..

Это загадочно, непостижимо. Вот почему я и говорю об ощущении нереальности… Как будто живешь. в заколдованной стеклянной стране, где каждый из 145 миллионов жителей существует в своем стеклянном колпаке. Всех видно — никого не слышно.

Ти-ши-на.

Конец истории

У меня такое ощущение, что на этом закончилась история длиною в 600 лет. Князья, бояре, цари, коммунисты и новая власть России, названия которой нет, совместными многовековыми усилиями уничтожили то, что, казалось бы, неистребимо. То, что, казалось, от природы заложено в русском мужике.

600 лет русских страстей-страданий по земле и воле, начиная с Юрьева дня, закончились ничем. Как будто растворились в воздухе.

Земля есть.

И воля есть.

Но людей, которым эта земля и эта воля нужны, на Руси практически не осталось.

Глава 26 ЛЕНИН И ТРОЦКИЙ ― ОСЛЕПИВШИЕ СЕБЯ ПОВОДЫРИ СЛЕПЫХ

Ленин хотел отомстить соратникам?

Почти полвека назад многие умы в стране всколыхнуло вышедшее из небытия, из-под запрета, «Письмо к съезду», написанное Лениным в декабре 1922 года. И все годы советской власти после XX съезда оно так или иначе, чаще всего в кухонных дискуссиях, занимало досужих людей: ведь сам Ленин был против Сталина! Как же так случилось, что не послушались самого Ленина?!

Но однажды я задал себе странный вопрос: а почему и зачем Ленин написал это письмо?

Привычный школьный ответ: потому что обеспокоен был целостностью партийных рядов, «устойчивостью» ЦК. Мол, две такие крупные фигуры, как Сталин и Троцкий, могут расколоть партию. И потому, мол, надо ввести в ЦК 50—100 рабочих, чтобы они амортизировали.

Все так, все так…

Но который уже год мне мерещится, что СОЗНАТЕЛЬНО или ПОДСОЗНАТЕЛЬНО этим письмом Ленин ПРОВОЦИРОВАЛ раскол.

Всего два года назад закончилась Гражданская война. А уже — новый поворот и новая смута, потому что он сам же, практически единоличной волей настоял на введении нэпа.

Что должен сделать вождь перед смертью, чтобы сохранилось то, чему он отдал жизнь? Тем более в такое критическое время, каким безусловно был 1922 год. Правильно — назначить преемника. Ибо раскол и борьба за власть чреваты гибелью его революционного дела. А что Ленин делает вместо этого? Вчитаемся. Вот он дает характеристики четырем основным партийным деятелям того времени. Своим преемникам.

Троцкий — «чрезмерно хватающий самоуверенностью». Соратники прекрасно поняли, что так Ленин намекает на вождизм Троцкого, на то, что он открыто и откровенно ставил всех ниже себя. Не считая только Ленина. Но сейчас Ленин неизлечимо болен. Так что вождь — один.

Сталин — «слишком груб… сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».

Бухарин — его «теоретические воззрения очень с большими сомнениями могут быть отнесены к вполне марксистским».

Ничего себе обвиненьице — не марксист!

Пятаков — «слишком увлекающийся администрированием… чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе».

Мало того, Ленин предложил сместить Сталина с поста генсека и «назначить на это место другого человека». Можно представить, какая бы началась свара, какая борьба. Естественно, на пост генсека претендовали бы только оставшиеся трое. Но ведь Ленин каждому из них дал такую характеристику, что любо-дорого! Никакого компромата не надо, современным языком говоря…

Если вы это называете «предотвращением раскола», то я тогда не знаю, что назвать провокацией раскола…

Но почему? Брался ли он диктовать письмо, действительно озабоченный угрозой раскола? Действительно хотел предупредить? А вышло то, что вышло… Почему?

Очевидно, что Ленин чувствовал себя оскорбленным. Он привел этих людей к власти в самой большой стране мира, а они его отстранили, заперли в Горках. Да, болезнь, да, тяжелое состояние. Но ведь все дело — в отношении. А отношение такое, как будто он для них уже не существует! Они уже не считаются с ним. Сталин уже хамит его жене! Куда дальше, куда гнуснее?

И невольно, из подсознания, выходит письмо, способное только разжечь страсти и стравить вчерашних соратников друг с другом.

А может, не из подсознания, а вполне сознательно, рассчитанно? Сознательная месть соратникам?

Но свары не получилось. Соратники к тому времени сильно изменились. Вокруг Сталина сплотилась серая партийная масса, которая с тяжкой ненавистью смотрела на умствования Троцкого и Бухарина. А Зиновьев л Каменев всегда были готовы отдать Троцкого на съедение, они были одним озабочены: сохранить нынешние барские условия своей жизни.

Также вполне возможно, что соратники прочитали и просчитали подсознательную или сознательную провокационную суть письма, с которым обратился к ним смертельно больной вожак. И решили это письмо на съезде не оглашать. И вообще — спрятали его от народа почти на тридцать пять лет. Вышло оно из небытия только после XX съезда КПСС, в 1956 году…

В общем, месть не состоялась. Но для нас, для миллионов советских людей, это уже не имело никакого значения.

А если опять победим?!

Вождь революции умирает, сразу после того как революция побеждает. Больше он революции не нужен. Не нужен соратникам, у которых свои цели и задачи, не нужен партийцам среднего и низшего звена, которые встали от лишений, непрерывных дискуссий и т. д., которые хотят наконец хорошо пожить. «За что боролись?!»

И уж тем более никому он не нужен в позднейшие советские времена. Да, вождя возводят на постаменты, учат детей, заклинают и клянутся его именем. Но всякое серьезное изучение, распространение его наследия, напоминание о нем современных правителей раздражает.

Все это прекрасно знали мы с Сашей Егоруниным в 1980 году. Саша, ныне заместитель главного редактора «Московской правды», работал тогда в «Литературной России» редактором отдела публицистики, а я был его заместителем. И задумали мы с ним к 110-летнему юбилею вождя опубликовать неизвестные воспоминания о нем, взятые из газет, вышедших буквально на следующий день после смерти Ленина. Так сказать, живые, горячие слова. И рядом с ними — коротенькие записки самого Ленина, в которых он просил тех или иных начальников позаботиться о здоровье стенографистки, пайке уборщицы, больном ребенке дворничихи и тому подобное.

С этих страниц Ленин представал не просто как «самый человечный человек» — по терминологии тех лет, — но и обыкновенным мужиком, таким демократическим, свойским без сюсюканья и панибратства. А самое главное — воочию возникала атмосфера того времени! Например, посланцы Южного фронта, приехавшие в Москву за деньгами и патронами, почему-то знали в Москве только один телефон — Ленина. Созвонились, встретились, поговорили. Ленин отправил их к Петровскому, в банк. А там матрос не пускает: мол, звони вначале Петровскому, а если телефона не знаешь, то, значит, и нечего тут делать. Мужики совсем отчаялись. И тут одного из них, кажется, Осипьяна, осенило. «А позвони-ка ты к Ленину! — предложил он своему напарнику. — У Ленина-то должен быть телефон Петровского». Сказано — сделано. И вот уже Ленин кричит им из Кремля: «Сейчас, сейчас, товарищи, вот уже бумажку нашел!»

Тогда, на фоне анекдотического культа личности Брежнева, но совсем не анекдотического партийно-чиновного хамства, высокомерия, полной недоступности любого мелкого царька для народа — это был прямой вызов власти. Прямое обвинение.

Ничего удивительного, что напечатать это нам не позволили.

Вдумайтесь: в юбилейный номер газеты о Ленине не «пропускаются» записки, написанные самим Лениным!

Вроде бы — полный абсурд. Но я хорошо помню, что мы с Сашей не хохотали, не впадали в сарказм. А приняли запрет как нечто естественное, как норму. И больше бы удивились, если б записки Ленина разрешили напечатать.

Кстати, Саша был тогда не просто редактором отдела, но еще и секретарем партийной организации.

В шестидесятые-семидесятые годы интеллигенция и народ не просто сотворили из Ленина идеал честности, скромности, подлинной демократичности вождя — в пику тогдашним «партийным боровам», — но и пребывали в убеждении, что есть праведный, ленинский (!), настоящий (!) коммунизм, искаженный Сталиным и нынешними гадами-начальниками. В те годы в массах очень популярен был анекдот о том, как Ленин на один день появляется в Москве и, увидев все, кричит Дзержинскому: «Батенька, уходим в подполье и все начинаем сначала!»

Однако о росте самосознания общества, о возникновении с годами критического взгляда уже на сами идеи вождя свидетельствует более поздний и вроде бы абсолютно схожий по сюжету анекдот… но совсем с другим финалом! Итак, члены Политбюро, ища выхода из кризиса в стране (уже тогда все понимали, что экономика социализма идет в тупик!), тоже решили все начать заново: распределили роли, назначили сроки захвата Зимнего, почты, телеграфа… Но самый старый из них, вроде бы действительный участник штурма Зимнего латышский стрелок Арвид Янович Пельше, вдруг спрашивает: «Товарищи члены Политбюро! А что будем делать, если опять победим?»

История запрета, подобная нашей, конечно, не исключение. Но немало историй, как через цензуру проходило такое, что потом у понимающих волосы на голове шевелились… Десятки мифов-легенд бродят по коридорам редакций, от дедов к внукам переходя, а как было на самом деле — неизвестно.

Скажем, нескольким поколениям был известен очерк в «Комсомолке» о трудной судьбе негра-безработного в США, о его убогой ..двухкомнатной квартире и пустом …холодильнике! Это печаталось в те времена, когда слова «отдельная квартира» и «холодильник» для советского человека звучали примерно так же, как нынче «Мерседес».

Или — рассказы об арестантской жизни Анджелы Дэвис. Я сам читал в наших газетах, что ей по ночам не дает спать писк мышей в соседней камере, а по утрам подают остывший кофе. Ужас! Такого издевательства над заключенными советская действительность и представить не могла!

Памятны многим и репортажи Валентина Зорина из Америки, в которых показывались тысячные демонстрации, подходящие к Белому дому с требованием отставки президента Никсона и немедленного прекращения войны во Вьетнаме. Все правильно, я тоже в своем Петропавловске могу свободно выйти на площадь перед обкомом и сказать: «Долой Никсона!» И мне за такой поступок ничего не будет… Это не я придумал, такой остроумный, это анекдот…

Что это было? Дуболомность и усталость цензуры, наше полное идеологическое затмение в мозгах, искренняя медвежья услуга власти, тщательно рассчитанный кукиш в кармане и беспросветный цинизм? Или и то, и другое, и третье — вместе?

В общем-то, все нам ясно и понятно.

Но правда — лишь в каждом конкретном случае. И только тогда она интересна и живописна.

А наш неудавшийся в Москве кукиш получил неожиданный реванш в N — областном центре на Северо-Западе страны. (Своими глазами не видел, поэтому город и газету называть не буду.) В день 110-летия со дня рождения Ленина N-ская областная газета вышла, естественно, с громадным портретом вождя на первой странице. Слева от портрета в узкую колонку было напечатано сообщение о присуждении Л. И. Брежневу Ленинской премии за заслуги в области литературы. А справа от портрета, тоже в узкую колонку — стихотворение «Ленин». И над ним фамилия автора — «Наум Коржавин»! Сколько таких стихотворений с таким названием?! Тысячи, наверно. И надо же было в N выбрать не кого-нибудь, а именно запрещенного ко всякому упоминанию в советской печати эмигранта Коржавина!

Тут уж, конечно, чистый ляп и чистая случайность. Хотя кто знает, кто знает…

Советские парторги и комсорги были честнее и невиннее Ленина и Троцкого

Я утверждаю это не из желания пойти наперекор всем и поразить всех неожиданностью мысли, а потому, что так оно и есть на самом деле. Давайте разберемся.

В советское время утвердилось, что нет ничего более похабного для коммунистической идеи, чем образ парторга или комсорга пятидесятых-восьмидесятых годов. Под термином «парторг» или «комсорг» я для краткости подразумеваю всех партийно-комсомольских деятелей того времени. Морды протокольные — звали их в народе. (При этом нижайше прошу прощения у многих и многих парторгов и комсоргов, которые были нормальными людьми и немало полезного сделали, но я здесь излагаю массовое мнение.) Понятно, мол, что никаких идей и тем более идеалов у них нет и быть не может. А лишь стремление к теплому местечку, жажда власти, стремление хапнуть благ из спецпайков для начальства, ради чего и произносятся высокие слова о партии и народе, о трудовых подвигах и социалистическом соревновании. В общем, ясно. И всегда, конечно, им, этим «протокольным мордам», противопоставлялись, например, комсомольцы двадцатых годов — честные, идейные, бескорыстные и т. д. А уж Ленин и Троцкий — так те просто Иисус Христос в двух лицах, окруженные апостолами — рыцарями революции. Идейными и бескорыстными, как и подобает апостолам и столпам веры.

А ведь на самом деле — все наоборот! Отвлечемся от карьеры, корысти, пайков и прочего. В данном случае это все — шелуха. А посмотрим на секретаря сельского Занюханского райкома комсомола или партии как на политического деятеля международного масштаба, носителя определенных идей, убеждений, знаний. Поставим его рядом с Лениным и Троцким! И посмотрим, что их отличает. Опять же, не в мелочах и деталях, а в корне.

Отличают знания об окружающем мире!

Что знал о мире секретарь Занюханского райкома комсомола в пятидесятые-восьмидесятые годы? Примерно то же, что и мы. А мы — примерно то же, что и хозяйка, у которой снимала квартиру Евгения Гинзбург. Она жила за 101-м километром, ей, политзаключенной, нельзя было ближе селиться к Москве. Приведу примечательный эпизод из ее книги «Крутой маршрут». Квартирная хозяйка, получив в продмаге селедку, говорит: «Вот, селедку выдали. А как там, в Америке, бедные рабочие? Им-то небось никто селедки не даст, пропадай как хочешь…»

И мы ведь примерно так же рассуждали! В принципе. Мол, у них безработица, а у нас все Заборы объявлениями увешаны. У нас в любой институт поступай (и действительно так было!), а у них денежки плати. И так далее. И мы, и наши многочисленные секретари райкомов-горкомов комсомола и партии родились и выросли в тюрьме. И мы, и они были слепыми и глухими от рождения. Иного мира, кроме нашей тюрьмы, не знали и не видели. Нам не с чем было сравнивать то, что мы строим, не было выбора.

А вот Ленин и Троцкий, их товарищи и соратники знали и видели мир! Жили в эмиграции, без боязни и притеснений — то есть пользовались благами и свободами буржуазного мира. И готовили смерть этому самому миру. И привели пролетариат к бунту и к победе. Несмотря на то, что видели их очи. И бессмысленно и бесполезно взывал к ним писатель Короленко в известных письмах… Да посмотрите же, кричал он, в Европе социал-демократия добилась улучшения жизни рабочих, их прав и свобод без крови, разрухи, войны. В Европе рабочий богаче и свободнее, чем сейчас при вашем новом строе!

Знали, видели, слышали — и не хотели слышать и видеть? И про них нельзя сказать цитатой из Библии: слепые поводыри слепых. Это мы были слепые от рождения. А они — ослепившие себя поводыри слепых. Сознательно или подсознательно — кому какое до этого дело?

Ленин — есть смутные намеки в его последних работах — к концу жизни начал осознавать, что они натворили. Многие его последние письма — крик отчаяния. Что бы с ним сталось, проживи он дольше, — можно гадать.

А вот с Троцким гадать нечего. Троцкий там, на Западе, после высылки из Советского Союза еще десять лет жил, написал книги, в том числе и о своей жизни и борьбе — и ни капли не усомнился. Жил в окружении буржуазной демократии, пользовался ею — и верил, что все делал и сделал правильно, разрушая эту демократию. Хотя сама по себе жизнь должна была заставить его ужаснуться — он, вождь антибуржуазной революции Троцкий, спасается у буржуев, в буржуйских странах!

Нет, не понял.

И разве только Троцкий? Сколько их было, апостолов революции, бежавших на Запад! Жили там, писали, обличали Сталина — и никто не задумался, не посмотрел вокруг.

Наверно, это уже патология. Но она не снимает вины.

Потому я и утверждаю, что наши (сам я не состоял даже в комсомоле, но для меня они — мои, наши) комсорги-парторги пятидесятых-восьмидесятых годов в большом политическом смысле более чисты перед миром и совестью, чем Ленин и Троцкий.

И честнее. И невиннее.

Краткое примечание.

Посмотрите, какие подлоги совершает Ленин в своих работах, блистательных по стилю и анализу. Например, знаменитая теория прибавочной стоимости. Еще при жизни Маркса ее извратил Лассаль, объявив, что коммунисты прибавочную стоимость «поделят» на всех: что заработали — то и получим. Маркс его жестоко высмеял, объяснив, что прибавочная стоимость будет и при социализме-коммунизме, потому что она дает деньги на содержание самого государства, его аппарата. Ленин этого не заметил и провозгласил теорию прибавочной стоимости краеугольным камнем, похоронщиком капитала и залогом победы пролетариата. После чего термин «прибавочная стоимость» напрочь исчез из обихода советской науки, в крайнем случае мелким шрифтом писали: «прибавочный продукт» (курсив мой. — С.Б.)…

Глава 27 ЕВРЕИ — ЭТО СЛАВЯНОФИЛЫ?

Поверьте, то, что вы сейчас будете читать, я сочинил много-много лет назад. Да не печатал нигде, думая, что все это уже не смешно и никому не интересно, то есть не актуально. Но вот недавно в одной из Интернет-газет автор, которому я пытался помочь с изданием его книги, но не смог (издательство отказалось), назвал меня «поджидком». Мол, поет известно с чьего голоса. (Уже смешно: за четыре десятка лет печатной жизни обо мне что угодно говорили, как и о любом другом литераторе, но вот о песнях с чужого голоса — первый раз!)

Вообще-то, негоже по поводу личного выпада в свой адрес тут же обобщать и делать выводы. Но ведь существует уже чуть ли не наука — конспирология. О том, что все, что происходит, не случайно, что все предусмотрено кем-то, спровоцировано и направлено. В общем, теория заговора. И в этом направлении человеческой мысли видное место занимает теория всемирного еврейского (он же сионистский) заговора. Никуда от нее не денешься. Потому я и спешу внести в нее свой вклад.

«Протоколы казахских мудрецов», или «Тайные откровения отца Сергия»

Я давно подозревал, что «Протоколы сионских мудрецов» придумал… казах. Вспомним, одним из видных людей в Санкт-Петербурге позапрошлого века был казахский султан: литератор, знаменитый путешественник и, по всей видимости, тайный агент Российского Генштаба. А он дружил с людьми, которые не испытывали, скажем мягко, симпатии к представителям сионского племени. И запросто мог запустить эту штуку, которая потом всплыла в виде «Протоколов…».

Но если так (предположим), то для чего казахи это сделали? А для того, чтобы направить внимание общества в другую сторону и тем самым замаскировать свой, казахский заговор, свое внедрение в русскую жизнь! Оно ведь началось давно. Предки казахов — половцы, вовсю внедрялись сюда при помощи «заразы смешанных браков», опутывая своими узами что простых смердов, что князей — от Игоря Новгород-Северского, Юрия Долгорукого, Всеволода Большое Гнездо и Ярослава до Дмитрия Донского и Олега Рязанского. Да что князья, вы загляните в соответствующие словари! Чуть ли не каждая третья-четвертая дворянская фамилия — извините за выражение!.. Да что дворяне — если некоторые православные святые ведут свой род от ордынцев, и не от простых трудящихся аркана и сабли, а прямо-таки непосредственно от главных ханов-угнетателей — тут уж, действительно, хоть святых выноси… Так ведь от этих казахов даже на Кавказе не скроешься. Потому что два знаменитых, жестких в своих действиях генерала, Ермолов и Вельяминов, которые командовали Кавказским экспедиционным корпусом в XIX веке, — они тоже потомки ордынцев бог знает в каком поколении! А в 1917 году диктатором России едва не стал другой знаменитый генерал, впоследствии организатор Белой армии, символ Белого движения — все его знают. Ему надоел бардак, устроенный правительством Керенского, и он повел свой корпус на Петербург. Тут Ленин моментально объединился с Керенским: мол, совместно не допустим диктатуры! И не допустили… Звали того генерала Лавр, и отчество — Георгиевич. Только немногие знают, что мать-то у него (не какой-нибудь далекий предок, а мать!) была казашкой. Из какого-то аула под Каркаралинском…

А дальше — пуще. Посмотрим вокруг непредубежденным взором. Кто в 1926—1927 годах был заместителем председателя Совнаркома РСФСР? Казах. Он курировал сельское хозяйство. Вы представляете, что наворочал степняк, который при баранах вырос и ржи от ячменя никогда не отличал, потому что не видел?!

А кто ныне оглупляет российский народ чуждой эстрадной музыкой? Известный всем продюсер, который название своего ансамбля замаскировал подо что-то дальневосточно-нанайское. Но мы-то знаем, кто он на самом деле…

А кто обманул, завлек российский народ яркими рекламными роликами в чудовищную аферу с МММ? Кто свой ярчайший талант посвятил делу оглупления широких масс? Вы думаете, Леня Голубков? Нет, Леня — просто артист. А кто по национальности автор-режиссер тех роликов? То-то же…

А наш знаменитый режиссер почему повез свой фильм, удостоенный Золотого Оскара, прежде всего в Казахстан? Да потому, что у него золовка — казашка. И, соответственно, племянник — полуказах. Кстати, племянник уже и сам снимает кинофильмы. А знаете, кто у него в одном популярном детективном сериале художник-постановщик? Тоже племянник, и тоже знаменитости, автора песен, ставших народными. Но главное, по отцу — тоже казах. Сами рассудите, два полуказаха — это целый казах, который (е) стоит (ят) у такого важного идеологического инструмента, как кино.

И, наконец, если уж зашла речь о «полу», то кто сейчас чуть ли не второй руководитель важнейшего силового министерства? Да, имя и фамилия у него самые что ни на есть русские, но отчество-то, отчество!..

Так что сами видите, какой тут зреет заговор. Как говорит мой племянник: «Приплыли, Ермак Тимофеевич!» Кстати, Ермак ведь тоже… того. Имечко-то шепчет… Может, он Сибирь-то завоевывал с дальними провокационными замыслами? Теперь вот дома отапливать надо, недовольство против родной власти и прочее…

Эту дурацкую заметку я прежде всего адресую молодым читателям. Сам-то не доживу… Но если лет через пятьдесят или сто этот текст всплывет (чем черт не шутит!) уже на полном серьезе в виде каких-нибудь «Протоколов казахских мудрецов» или «Тайных откровений отца Сергия» (то есть меня), то вы, молодые, уж пожалуйста, вспомните, с чего началось… И можете тогда смело сказать: «Дурак вы, боцман, и шутки у вас были дурацкие!» Но, с другой стороны, почему же дурак? Если всплывет, если прав окажусь? Вот если канет, никому и на фиг не нужное, тогда я с радостью согласен быть дураком.

Еврейский Третий Рим?

«Дорогой Сергей Баймухаметов! С интересом слежу за вашими статьями по истории средневековой Руси. И потому был удивлен, прочитав памфлет «Протоколы казахских мудрецов…» в «Общей газете». Неужели вы, знаток истории, так легкомысленно, на уровне памфлета, относитесь к теории еврейского влияния? Я ни в коей мере не считаю себя антисемитом, боже упаси. А речь веду просто об исторических фактах. Нельзя же не видеть того, что очевидно. Неужели вам ничего не говорит хотя бы Октябрьский переворот 1917 года? Ничего не говорит фамилия главного финансиста революции Парвуса, фамилии Троцкого (Бронштейна), Ульянова-Ленина (дед его — выкрест Александр-Израиль Бланк), Каменева (Розенфельда), Зиновьева и многих-многих других? Разве не без их влияния была разрушена великая Россия, а затем и великий Советский Союз. Неужели это неясно?

Кузнецов Владимир Васильевич, г.Москва»

«Уважаемый Владимир Васильевич!

Спасибо за «знатока истории», но, увы, это не так. Я всего лишь высказал несколько соображений по некоторым моментам средневековой истории Руси — только и всего.

Об активном участии русских евреев в революции сейчас знают все. Каждый делает свои выводы. Я же считаю, что, когда дискриминируют простых людей, они ворчат, смиряются или бунтуют. Когда дискриминируют образованных — они начинают думать о переустройстве общества, то есть — о революции. Потому так много было среди революционеров евреев. Только и всего.

В советские времена ходил анекдот: «Сидят за столом шесть комиссаров. А что под столом?» Ответ: «Двенадцать колен (племен) Израилевых…»

Разумеется, тогда, в советские времена, все намеки на еврейское происхождение многих вождей революции жестко пресекались. Евреев к революционной славе большевиков не подпускали, потому что евреи. Зато теперь, когда мы признали коммунистическую революцию злом, многие из нас всю историческую вину большевиков и народа радостно перевалили на евреев. Мол, это все они, а мы сами завсегда были за царя-батюшку и церковь… Может, это и называется — еврейское счастье? Надеюсь, читатели нас простят, потому как мы с вами не антисемиты и публично говорим о том, что некоторые таят даже сейчас.

Скажу вам откровенно: к теории всемирного еврейского заговора я отношусь никак. Ее, теорию, глупо принимать, пока ее не доказали. Разве что можно обсуждать. Но дело даже не в этом. Во всем, что говорите вы об участии евреев в революции и последствиях этого, меня интересует прежде всего логика, а вернее — полное отсутствие таковой. Позвольте подробнее остановиться на вопиющем и главном логическом противоречии ваших (и далеко не только ваших!) умозаключений.

С первого дня революции и по сию пору раздаются одни и те же заклинания о «кучке жидов-большевиков, которые сбили с пути великий народ». Но «великий народ» потому и великий, что не позволяет никому себя «сбить с пути». А если позволил, значит, не «великий», а стадо баранов, которое тупо пошло за «кучкой жидов-большевиков». Тут или — или. Хотя есть и третий вариант. А именно: «великий народ» и «кучка жидов-большевиков» были единым целым, страдали, думали об одном и том же и стремились к одному и тому же…

Если вы считаете, что евреи-революционеры «разрушили великую Россию», то как же вы одновременно сокрушаетесь о «великом Советском Союзе»?

Давайте идти по вашей логике. Итак, Октябрьский переворот — это дело рук евреев. Следовательно, коммунистическая Россия — тоже. Но тогда, соответственно, и Советский Союз! Отсюда — раздвоение советских славянофилов-державников (условный термин) по отношению к ЦК и КПСС вообще. Ведь, если продолжать теорию еврейско-коммунистического заговора, то создатели Советского Союза и мировой социалистической системы — евреи.

Но тогда славянофилы-державники должны им в ножки поклониться. Признать их отцами-благодетелями или родными братьями — в крайнем случае.

Потому как объективно получается, что евреи воплотили в реальность все вековые чаяния славянофилов.

Например, мечта о мировом славянском единстве. Ни до, ни после, а только лишь при Советском Союзе, при ЦК КПСС все славянские народы мира были объединены в одном военно-политическом союзе.

Так ведь не только, и далеко не только, славяне жили в едином военно-политическом лагере! Сейчас я произнесу слова, при которых любого державника охватывает священная дрожь: «Москва — Третий Рим!» Это сформулировал писатель XVI века, монах псковского Елизарова монастыря Филофей. Но ведь только при Советском Союзе, при ЦК КПСС Москва действительно стала Третьим Римом. Перечислим, какие страны и народы входили в мировую социалистическую систему — Болгария, Венгрия, Вьетнам, ГДР, Монголия, Китай, Корея, Куба, Польша, Румыния, Чехословакия, Югославия плюс сателлиты в Азии, Африке и Латинской Америке… Разве это не Третий Рим?

И, наконец, особо чтимый славянофилами тезис Достоевского о всемирности русской души. Только при мировой коммунистической системе русский язык учили от Вьетнама до Кубы! Разве это не проникновение русской души во всемирное пространство?

Если принять тезис о еврейских истоках Октябрьской революции, то мы неизбежно приходим к выводу, что именно евреи-революционеры и воплотили в реальность все вековые чаяния славянофилов.

Я не против теорий, гипотез, обсуждений — я о логике. «Разве не без их влияния была разрушена великая Россия, а затем и великий Советский Союз», — пишете вы. Но здесь, повторю, концы с концами решительно не сходятся. Ведь на самом деле, «разрушив великую Россию», евреи тем самым создали «великий Советский Союз» — мировую сверхдержаву. Тогда зачем им было разрушать его? Или это были какие-то другие евреи? Совершенно неизвестные истории? Простите за иронию, но я пытаюсь смягчить ею чрезмерную серьезность. Потому как здесь раздражающее противоречие, о которое спотыкаются все сторонники теории еврейского заговора и они же одновременно апологеты Советского Союза. А вы знаете, Владимир Васильевич, когда чаще всего возникают такие противоречия? Когда мы в своих умозаключениях исходим из ложного посыла и когда пытаемся найти простецкие решения и простецкие ответы.

Я остановился всего лишь на логическом противоречии в ваших построениях. А о там, как и почему пришел российский народ к великой смуте 1917 года, я осмелился высказать некоторые соображения в очерках «Кто погубил прежнюю Россию» и «Обманутые надежды». Но вы их, наверно, не читали, и потому посылаю их вам по электронной почте.

С уважением, Сергей Баймухаметов».

Глава 28 ИСТОРИЯ КРАСНОГО КРЕСЛА.

 Последний оплот Колчака

 В двадцать восьмом году, когда в Северном Казахстане началось массовое истребление всех некогда богатых и знатных, как их тогда называли — «бывших» — моего деда Баймагамбета, одного из самых богатых и влиятельных людей края, не тронули. Его защитила охранная грамота, выданная командованием Пятой армии — той самой знаменитой Пятой армии Тухачевского, которая в последние октябрьские дни девятнадцатого года штурмом взяла Петропавловск.

А это был стратегический узел, главный железнодорожный центр, откуда открывались пути и на юг, и на запад, и на север. С его падением Белая Армия оказывалась практически отрезанной от России. Сам Колчак писал в те дни, что здесь, под Петропавловском, решается его судьба. Понятно, что бои были ожесточенные, сражались до последнего. Армия Тухачевского вошла в город основательно потрепанной, обескровленной. И надо полагать, что тут помощь Баймагамбета пришлась как нельзя кстати. На родовых землях вокруг озер Белое и Шаховское, в степях за озером Майбалык паслись несметные стада крепких красных бычков, отары овец, бродили полудикие табуны лошадей — все, что жизненно необходимо любой армии.

Да, так и было. Среди тех, кто вышел встречать Красную Армию, к великому удивлению горожан, оказался и Баймагамбет, восьмидесятилетний (!) патриарх петропавловских казахов. Почему? Что подвигло старца на такой шаг? Эти вопросы мучили в то время многих. Мучают они сейчас и нас, его многочисленных внуков, правнуков и праправнуков.

И вот что странно. Баймагамбет жил долго, очень долго, он мог все прояснить, рассказать, а уж семейные предания донесли бы его слова до нас. Но ведь нет! Он молчал и ответ унес в могилу. Может, не считал нужным кому-либо объяснять свои решения? Характер у патриарха был кремень.

Так что нам остается только гадать.

Патриарх

В каких-то симпатиях к революционному классу и делу моего деда заподозрить нельзя. Баймагамбет был в шестнадцатом поколении прямым потомком знатного рода Каракесек. Среди его предков было немало людей, оставивших некоторый след в истории народа. Скажем, известный всей Казахии, то есть во всех трех Ордах — Старшей, Средней и Младшей — батыр Джанходжа, ярый поборник казахской независимости. (Все исторические казахские имена даются в транскрипции М. Танышпаева. См. М. Танышпаев. «Материалы к истории киргиз-казакского народа». Ташкент. 1925 г. Репринтное издание 1990 г. Алма-Ата.) Он, Джанходжа, воевал против всех: и против кокандского хана, и против хивинского, и даже против своих, казахских ханов из рода чингизидов, то есть потомков монгола Чингисхана. Их, чингизидов, уже несколько веков как ставших казахами, яростный Джанходжа все равно не считал за казахов. Ну, это как если бы некий русский богатырь, знатный витязь, собрал свой род-дружину и вдруг начал воевать против всех потомков Рюрика — Долгорукого, Невского, Донского, считая их всех пришлыми, чужаками… Вот такой был человек Джанходжа. Имя Джанходжи одно время было ураном — боевым кличем всех Каракесеков. Сейчас именем Джанходжи (по-новому — Жанкожи) названа улица в Актюбинске.

Был и другой батыр — Джалантос, знаменитый в свое время военачальник в Самарканде; там же, в Самарканде, Джалантос построил медресе «Ширдар».

Казахская родоплеменная знать менее всего была расположена к каким-либо теориям классового переустройства мира хотя бы в силу своей глубокой и невозмутимой феодальности. Тем более абсурдно предполагать это в восьмидесятилетнем патриархе, читавшем и писавшем только по-арабски…

Возможно, на решение Баймагамбета оказать помощь красным повлияла смерть его свата Идриса-хаджи, расстрелянного колчаковцами. Но то был просто трагический случай, каких немало в смутные времена, и вряд ли старец так рисковал бы и своим будущим, и будущим рода, повинуясь лишь минутному порыву.

Вернее всего, Баймагамбетом руководили инстинкт и трезвый расчет одновременно. Инстинкт выживания, сохранения рода. И здесь нельзя не принять во внимание одну деталь — решающую для казахского сознания той эпохи. Родового сознания вообще.

Мой отец Темирбулат (Темирбек), семнадцатый потомок Каракесеков, последним вписанный в генеалогические таблицы историками начала двадцатого века, был единственным сыном Баймагамбета. То есть единственным прямым потомком правителей рода Каракесек. Сам Баймагамбет был единственным сыном Джургена, Джурген — единственным сыном Куана, Куан — единственным сыном Алена, Ален — единственным сыном Джалмамбета.

Пять последних колен рода имели единственных детей мужского пола. Единственных прямых потомков; со смертью любого из них род мог пресечься! Не это ли обостряло инстинкт самосохранения, накладывало на главу рода совершенно особый, ни с чем не сравнимый груз.

Наверно, это так. Но все равно загадка остается загадкой. А с чего это Баймагамбет решил, что победа в той смуте останется за большевиками? Предвидел, что ли? Но скажите, кто и что мог предвидеть тогда, тем более в захолустном уездном Петропавловске? За два лишь года здесь столько властей сменилось, что и сосчитать трудно: Советы, белочехи, Директория, Временное Сибирское правительство, Колчак, большевики… Никто и ничего не мог предвидеть!

А старец как будто знал. Он спас себя и сохранил для жизни нас. Тогда еще не рожденных.

Мятеж

После перипетий Гражданской войны в Петропавловске установилась советская власть. Но в 1920—1921 годах в Западной Сибири и Северном Казахстане заполыхало крупнейшее восстание крестьян против коммунистов. Восстание, о котором никто ничего не знает. О котором в официальной истории упоминалось вскользь как о «кулацком мятеже». Один только Александр Исаевич Солженицын нет-нет да напомнит молодым современникам о неподнятом пласте нашей истории.

Поразительно! Представьте себе, что мы бы ничего не знали о крестьянском восстании на пространствах, к примеру, от Воронежа до Москвы! А ведь так и было. Начавшись в городе Ишим Тюменской области, мятеж заполыхал по всей Западной Сибири и Северному Казахстану, по тысячекилометровой (!) железнодорожной линии Омск — Петропавловск — Курган — Челябинск! А с севера на юг — от Петропавловска до Салехарда!

Суть в том, что, поставив на грань голода Центральную Россию, большевики тотчас же ринулись в Западную Сибирь и Северный Казахстан: вот где можно взять хлеб и мясо! А брали его просто — посылали вооруженные отряды. Называлось — продразверстка. Но тутошний мужик — человек вольный, еще не был замордован властью до полной апатии. Естественно, он взялся за вилы и обрезы. Восстание вспыхнуло моментально, чуть ли не сразу во всех городках и селах. Это была истинно крестьянская война, с налетами на станции, разрушением железнодорожных путей — символов государственного продвижения в глубь их исконных территорий. Да не только станции. Было два центра мятежа — Ишим в Тюменской области и село Соколовка в нашей, Северо-Казахстанской. Из Соколовки восстание мгновенно перекинулось в Большую Малышку, оттуда — в Ташкину деревню… Мало кто знает, что по-настоящему нынешняя Ташкентка называлась Ташкиной деревней, основал ее некий татарин по имени (прозвищу, фамилии?) Ташка. Потом ее стали звать Ташкинкой, а затем, по созвучию со всем известным городом — Ташкент-кой.

Сосредоточившись в Новопавловке, повстанческая бригада двинулась на штурм Петропавловска и 13 февраля 1921 года вошла в город, захватила исторический центр — Соборную площадь, Вознесенский проспект. Но к вокзалу, главной цели штурма, пробиться не смогла. Повстанцев остановили бойцы Первого коммунистического батальона у стен тогдашнего консервного завода, ныне мясокомбината. А через день подошло подкрепление из Омска, и 16 февраля повстанцев из города выбили.

Повторю: это было крупное восстание, которое полыхало от Омска до Челябинска. И тем не менее о нем никто не знает. Тамбовский и Кронштадтский мятежи утаить было невозможно. А тот, далекий «Ишимско-Петропавловский мятеж», наглухо замолчали.

Теперь уж не помню где, но я встречал невнятные упоминания, что именно Ишимско-Петропавловское восстание окончательно склонило Ленина к переходу на новую экономическую политику, на замену продразверстки продналогом. И в этом есть своя логика. Почти одновременно происходившие Кронштадтский и Тамбовский мятежи еще можно было списать на тогдашнюю политизированность матросов и влияние на крестьян эсеров. Но восстание сибирских мужиков, которые двумя годами ранее против Колчака выступали?! Значит, довели, допекли мужика продразверсткой! Значит, надо менять…

В редких сохранившихся свидетельствах, прошедших сквозь идеологическую мясорубку, большевистские комиссары изображались голубями, радетелями за благо и живот народный, добытчиками хлеба для голодающих рабочих, а восставшие — «кулаками», которые готовы были сжечь хлеб, но не дать его «рабочим». В общем, зверье с дрекольем.

Пройдет время. (Уже прошло.) Придут другие. (Уже пришли.) И напишут другую историю. Где благостные мужики с крестами и иконками на шее защищали исконно крестьянские ценности, исконную, народную нравственность и благочестие от христопродавцев-комиссаров. Уже написано! В газете «Известия», например, как-то опубликовали портреты лидеров белого движения с подписями: «русский генерал», «русский адмирал», а портреты большевиков просто с фамилией. Как будто они инопланетяне какие, не из русского хаоса вышли…

А лютовали — все! И власть коммунистов, и восставшие против нее! Ох как лютовали!

Сейчас я приведу выдержки из документов, которые знают очень немногие. Быть может, единицы. А может, вообще, кроме меня, никто не знает. Это происходило на моей родине, в любимых мною селах, на моей реке Ишим, где мы с друзьями детства ежегодно разбиваем палаточный лагерь!

«Тов. Мисюта изрублен топором, шашками, исколот штыком, с отрубленными пальцами и перерезанным горлом…»

«Отрублены обе ноги и одна рука. Выколоты глаза. На груди — десять штыковых ран».

«Восстанцы, раздев т. Дорского, стали медленно проводить над ним казнь. Пороли живот, резали части тела, ломали руки, размозжили голову, а потом, не найдя на теле места для побоев, вывезли и бросили в поле…»

«Убиты: Разин, Яронин (по некоторым источникам — Еронин.— С.Б.), Снитков, Шашланов, Грищенко, Розенберг, Филькенберг, Новицкий.,. Выворочены руки и ноги, выколоты глаза, на спине вырезаны звезды и полосы…»

«Им закричали: «Эй вы, коммунисты, вам хлеба не надо, спойте «Интернационал» — и будете сыты… Вили кольями, вилами и топорами. Кричали: «Не стреляйте, не тратьте на них пули…»А тех, кого не добили, довели до Ишима и спустили в прорубь…» (Живыми!— С.Б.)

«Настоял убить коммунара С. Власова, которого нагим клал на бревно и бил колом по животу, а также выкалывал пикой глаза».

«Вырезали у зараженного сифилисом кусок зараженного мяса и затерли под кожу Зелинского».

А вот действия власти:

«Приказ Сибревкома… Жители сел и деревень, расположенных на десятиверстной полосе по обе стороны от железной дороги, несут ответственность жизнью (! — С.Б.) и имуществом за целость железнодорожного пути и телеграфной сети…»

Ничего страшнее и подлее этого не может быть. Власть по-бандитски брала в заложники мирное население. Получается, что группа мятежников налетела, разрушила пути, оборвала связь, а потом приходят чекисты, красноармейцы и расстреливают за это мирных мужиков и баб?!

Каратели лютовали так, что сама власть чуть ли не умоляла их поумерить кровавый пыл. В секретном предписании от 26 февраля 1921 г. Тюменская губчека рекомендует «прекратить массовые расстрелы и бесшабашные расправы над крестьянами в местностях, уже очищенных от повстанцев».

Это значит, что в «местностях, уже очищенных от повстанцев», красные каратели проводили «массовые расстрелы и бесшабашные расправы» над мирным населением. Приказ Сибревкома разрешал и даже повелевал…

Скажите мне, может ли быть на свете какая-нибудь идея — красная, белая, синяя, зеленая, — которая оправдывала бы вот это. Нет и не может быть таких идей. Но ведь вот это было. И вот как оно было, люди. И это все мы, господи…

Спасители

А в двадцать восьмом году началось то, что старые казахи до сих пор называют простым и вполне понятным для них словом «Конфискация». Причем непременно с большой буквы. Всех «бывших», многочисленных сородичей Баймагамбета, в течение нескольких суток арестовали и сослали еще дальше в Сибирь. А нас только лишь выселили из дома. Но ведь не арестовали! Не расстреляли! Оставили жить!

С тех пор в нашей семье от старших к младшим передаются две фамилии… Первая звучит как детская считалка, она чуть ли не с пеленок молоточками стучала в моих ушах: «Пик-ка-лак! Пик-ка-лак!» Это его подпись стояла под охранной грамотой.

В начале семидесятых годов я работал в областной североказахстанской газете «Ленинское знамя». И не помню уже в связи с чем, получил большое письмо из Львова, от одного из тамошних краеведов-историков, собиравших материалы о своих известных земляках-львовянах. В письме том — большая групповая фотография первых членов Петропавловского совдепа. В основном из командиров Пятой армии, оставленных здесь для налаживания советской власти и жизни. И среди них — человек по фамилии Пихоляк. Типичная западноукраинская фамилия. Значит, спаситель наш был родом из Прикарпатья, из Львова… В казахской фонетике нет чистого звука «х». Вместо него — к-оглушенное. Потому и звучало: пик-ка-лак, пик-ка-лак.

Кстати, тот самый первый Петропавловский совдеп располагался тогда в доме моего деда. Не там ли и фотография была сделана? Где она сейчас? И почему я ее не сохранил? По молодости, по несерьезности отношения к семье и к истории рода. А в газете она была опубликована в семьдесят третьем или семьдесят четвертом году…

Вторая фамилия, которая повторялась в нашей семье как заклинание, — Артамонова. Старуха Артамонова. Сколько помню себя — отец, мать, старшие братья вдалбливали мне одно и то же, одно и то же: «Помни старуху Артамонову, помни старуху Артамонову…» На самом же деле она была Сорокиной. Полиной Ивановной Сорокиной. Артамонова — уличное прозвище, так ее звали по мужу, Артамону Исаевичу — артамонова старуха…

Полина Ивановна была нянькой в доме Баймагамбета. И вот когда старца выселили… Да, жизнь оставили. Но места для жизни — нет. Уже немалая к тому времени семья с детьми, с девочками, моими старшими сестрами, околевала на улице. И нельзя никого винить, что не помогли. Они ведь были как прокаженные. Сейчас-то мы знаем, что в обстановке тогдашнего всеобщего страха, террора, опасно было не то что кусок хлеба протянуть несчастным, а даже молча посочувствовать. Девочки, не увиденные мною старшие сестры, так и умерли одна за другой в те самые годы.

И единственным человеком, который не испугался, кто принял всю семью старца в свой двор и дом, — была его служанка, «классовая антагонистка» Полина Ивановна Сорокина. Она тогда спасла нас.

Да пребудет светлой ее память. Да пребудут в добре и в здравии и поныне живущие в Омске и Петропавловске ее внуки и правнуки Раинчины и Сорокины…

Золото и Смертный Голод

Меня иногда спрашивали: неужто при богатствах твоего деда Баймагамбета у вас ничего-ничего не осталось?

Жизнь нашей семьи прошла на глазах нашего небольшого города Петропавловска, на глазах людей. Бедная жизнь. Беднее даже, чем у многих вокруг. А все равно спрашивали…

Трудно сейчас сказать, велико ли было дореволюционное состояние деда. Может, он богачом-то считался лишь по уездным петропавловским меркам? Его основное богатство было в табунах лошадей, в гуртах бычков, в отарах овец. Все это власть реквизировала в несколько дней. Конфисковали усадьбу, выгнали на улицу громадную семью, лишив всех гражданских прав.

И тем не менее я почти уверен, что семья все усе спасла от конфискации кое-какие драгоценности. Иначе бы никого не осталось в живых еще семьдесят пять лет назад, и я бы сейчас не писал эти строки.

В 31—33 годах в казахскую степь пришел Смертный Голод. Его устроили большевики во главе с Исаем Голощекиным, партийная кличка — Филипп. Тринадцатью годами ранее, на Урале, товарищ Филипп был одним из организаторов расстрела царской семьи. И теперь партия направила «самых проверенных и надежных товарищей» на новое, невиданное прежде смертоубийство — тотальную конфискацию продовольствия, тотчас вызвавшую Смертный Голод в Казахстане, Поволжье, на Украине. Но для казахов он был страшнее во много раз потому, что они были казахи. Они ведь тогда совсем не знали земледелия. Более того, во многих еще жило суеверие, что вторгаться в чрево земли — святотатство. Они только скотину держали и обменивали мясо на муку, сахар, ситец. И если узбек, кореец, поляк, русский, украинец по весне мог хоть корешок вырастить на своем дворике, то казахи моментально остались без всякого пропитания.

По предварительным данным историков, приведенным в книге «Расстрелянная степь», в те годы от голода умерло 200 тысяч человек других национальностей, населявших республику, а казахов — 1 миллион 750 тысяч. Ведь бычок или овца — не мешочек с зерном, их не спрячешь в бурьяне или в яме от зорких глаз комиссаров. С 1929 по 1934 год количество скота в Казахстане сократилось в десять раз. То, что оставалось, числилось и принадлежало созданным колхозам и совхозам. А у населения вся скотина была тотчас конфискована, и казахи стали моментально вымирать сотнями тысяч.

Сын первого секретаря ЦК КП(б) Узбекистана Акмаля Икрамова, писатель, политзаключенный Камиль Икрамов с ужасом вспоминает в книге мемуаров, как он, мальчишкой еще, трое суток ехал из Ташкента в салоне-вагоне своего отца через казахскую степь — и вся степь, от горизонта до горизонта, была устлана человеческими трупами.

По переписи 1926 года казахов в Казахстане насчитывалось 3 миллиона 750 тысяч. Предположим, что после побед коллективизации в приграничные районы Китая откочевало минимальное число — 250 тысяч. Значит, осталось примерно 3 миллиона 500 тысяч.

Но ведь историки утверждают, что по их предварительным подсчетам в те годы голодной смертью умерли 1 миллион 750 тысяч казахов. То есть каждый второй… Такого процента смертности от комиссарских продразверсток не знали ни Украина, ни Поволжье. В это невозможно поверить — каждый второй.

Но вот официальная статистика. Между 1930 и 1979 годами численность коренных народов Средней Азии выросла в 3,25 раза. Исключая казахов. Они почему-то — только в 1,4 раза. Но это полный абсурд. Казахи такие же традиционно многодетные, как узбеки, киргизы, таджики. (Я, к примеру, шестой ребенок в семье, считая выживших.) Почему же у них прирост в два с половиной раза меньше, чем у соседей? Потому что статистика отталкивается от официальной численности казахов в 3 750 000. А на самом деле казахов осталось тогда чуть больше полутора миллионов. И все встает на свои места, если эти полтора миллиона сопоставить с численностью казахов в 1979 году. Как раз и получается статистический среднеазиатский прирост в 3,25 раза.

Я почти уверен, что мы имели утаенные ценности из богатств деда Баймагамбета. Иначе бы никто из семьи, выброшенной на улицу, не выжил в те годы, когда грамм хлеба равнялся грамму золота. И получается, что мои родители выжили, потому что золотом откупились от общей участи. И дали жизнь моим братьям, мне. Правда, три старших сестры мои в те годы умерли во младенчестве. Да прадеда расстреляли, да деда по материнской линии вместе с дядьями уничтожили в сталинских лагерях, но это уже немного другая история.

Юдоль скорби

Двадцать лет в своем городе, как в пустыне, скиталась объявленная вне закона семья петропавловского патриарха, находя случайный приют то здесь, то там. Единственный его сын, будучи уже сорока с лишним лет, ушел на войну, сражался под Москвой, пропахал все фронтовые дороги, положенные рядовому-необученному, и вернулся в Петропавловск в санитарном поезде с отнявшимися ногами и полным набором орденов и медалей. Живой! А что еще надо для счастья? Все вынесла, всех подняла наша мама. На ее руках были дети, столетний свекор, выживший из ума от старости, муж-инвалид, не могущий встать на ноги… — и нигде в мире не было угла, где можно укрыться, преклонить голову…

Но тут судьба вновь улыбнулась роду Баймагамбета. Вскоре после войны, кажется, в 1947 году, вышло постановление о льготах инвалидам войны — о выделении им участков под застройку. Под это постановление подпадал и мой отец! А значит, вся семья получала права гражданства на своей земле, участок, на котором подросшие внуки патриарха быстро-быстро построили то, что называлось тогда времянкой — низкий домик в одно окошко с крышей из дерна.

В ней в 1948 году и завершился земной путь Баймагамбета — шестнадцатого потомка Каракесеков. Он умер, достигнув ста десяти лет: родившись на следующий год после смерти Пушкина, он пережил четырех российских императоров, всех вождей большевизма в России, три революции, две мировых войны и пяти лет не дожил до смерти Сталина. И по казахским понятиям кончина Баймагамбета была счастливой — ибо он прожил долгую жизнь, изведав все ее горести и радости; счастливой — ибо умер на руках у сына, окруженный внуками, на своей земле, в своем доме, хотя бы и перед смертью обретя убогий кров.

Да благословенна будет его память в потомках…

Через два года, в 1950 году, в этой же времянке родился я. Младший и единственный из шестерых братьев, который родился не на улице, не в чужом дворе у добрых людей, а в своем доме. Единственный среди братьев законный гражданин страны от рождения, с пропиской от рождения! Другое дело, кто окружал меня и о чем они говорили… Как-то Петропавловский музей попросил меня написать короткую автобиографию. Я сгоряча написал. И также сгоряча показал приятелю. А он сказал, что я преувеличиваю и почти кокетничав… Он имел в виду то, что я единственный из братьев родился как законный гражданин на своей земле. И далее: «Первые слова, которые запоминают добрые люди: «папа» и «мама». Возможно, я и придумываю, но у меня такое ощущение, что первыми услышанными мною словами были: «58-я статья» (Измена Родине, 14 пунктов, УК СССР). Вполне возможно, потому что все приезжие и приходящие в дом только о том и говорили». Вот это мой приятель и назвал кокетством. Но его понять можно. Дело не в том, что он младше меня на пять лет, а в том, что его родители — тридцатых годов рождения и он в пеленках слышал совсем другие слова… Как грамотный, читающий человек, он многое знает, но, видно, не хочет думать, что все так было…

Абрам и Мария Брауде

Но история моя будет неполной, если я снова не вернусь в девятнадцатый год и не расскажу про двух людей, появившихся тогда в Петропавловске. Это — муж и жена Брауде. Абрам — выпускник Мюнхенского коммерческого училища и Московского финансового института. Мария — недоучившаяся студентка Сорбонны, то бишь Парижского университета. В общем, образованные московские обыватели среди революции, войны и разрухи — растерянные, ничего не понимающие, да еще с годовалым сыном на руках. А тут предлагают работу, паек и к тому же возможность уехать из Москвы куда подальше. Так они, со штабом Пятой армии и с ребенком на руках, доехали до Иркутска… Для моего рассказа важно то, что они состояли при штабе армии, служили в продовольственной комиссии. А значит, вполне могли бывать в усадьбе моего деда, в двухэтажном доме с каменным низом и деревянным верхом, типичном для уездных городов. Да просто не могли не бывать там по делам службы! Наверно, видели деда, интересовались: фигура-то колоритная. И если так, то что они думали, глядя друг на друга: несостоявшийся коммерсант, недоучившаяся парижская студентка и восьмидесятилетний казахский феодал? Мы этого не узнаем никогда.

Абрам Борисович Брауде и Мария Александровна Брауде тоже дожили до преклонных лет и умерли в Москве, в тесной двухкомнатной квартире, окруженные внучками, на руках у единственного сына Анатолия, того самого, который в пеленках проделал вместе с Пятой армией путь до Байкала.

Их судьбы через десятилетия переплелись с судьбой казахского старца, потому что моя жена Маша — урожденная Брауде и наша дочь Дина — правнучка тех самых Брауде и того самого Баймагамбета. Можно представить, как мы с Машей удивились, когда установили, что деды наши встречались в Петропавловске в 1919 году…

Неисповедимы пути твои, господи!..

История состоит из имен

В моем очерке очень много имен. Но тому есть свое объяснение.

Kaк-то позвонил мне приятель и спросил, правда ли, что Целинограду вернули старое название — Акмола. (Сейчас — Астана.) И верно ли, что в переводе это — Белые могилы? Какое-то странное название для города…

Я согласился: звучит странно. Но потом спохватился: это для него, русского человека, москвича, странно. И для меня — казаха советских времен. А вот для моего отца и деда — вполне естественно. Это сейчас мы все одинаковые — что в Москве, что в Кустанае, что в Жмеринке. А еще в начале века люди были разные, потому что разным было сознание.

Для русского, латыша или молдаванина любое упоминание о кладбище связано со страхом, чертовщиной, призраками. Как говорится, не дай бог ночью мимо проходить. А вот казахский человек начала века, не говоря уже о временах более отдаленных, если ночь заставала его в пути, сворачивал к ближайшему кладбищу и устраивал постель среди могильников-мазаров. И во всем мире не было для него более безопасного места, потому что он находился здесь под защитой аруахов — духов предков.

В культе предков, в почитании духа предков до нас дошла сторона, скажем так, чисто идеальная. По-средневековому романтично и поэтично звучит на русском языке казахское заклинание: «Духи предков, в бою поддержите меня!» Но при этом осталось непереведенным одно малопоэтическое слово, одна деталь. Но она-то как раз и передает суть национального, родового сознания казахов: «Духи предков, в бою поддержите меня подмышки!» То есть дух, аруах, был для казаха чем-то почти материальным. На том стоит родовое сознание. Для него как бы нет истории, нет прошлого. Все рядом, все близко. Все предки так или иначе участвуют в жизни человека. И вообще, в родовом космосе человек как бы не умирает: он живет в предках и будет жить в потомках точно так же, как предки и потомки сейчас живут в нем.

Отсюда — феномен родовой памяти. Отсюда — феноменальная подробность истории.

Мы, шестеро братьев, с детства знали, что мы потомки Каракесеков в восемнадцатом поколении. Просто знали, и все. От отца, от стариков. И не задумывались, откуда и что означает сия арифметическая точность? Кто их считал, если письменности-то не было?.. Но вот вышло в свет репринтное издание запрещенных в двадцатые годы «Материалов к истории киргиз-казакского (до 1936 года казахи назывались казаками. — С.Б.) народа». Нашел я там свою родословную, которая заканчивалась на моем отце, и начал считать: семнадцать поколений, не больше и не меньше.

Эта малопонятная современному человеку точность — ключ ко многому. Только в детстве мы верили рассказам отца, что герой эпоса «Кобланды-батыр» жил на самом деле, как и другие герои богатырских сказаний. А когда выросли, нам в институтах «объяснили», что это фольклор… Но вот я просматриваю родословную Кыпчаков и вижу: основатель рода — Каракыпчак Кобланды-батыр. А в конце страницы сноска: жил тогда-то и тогда-то… Никаких «фольклорных героев» и «собирательных образов». Все в точности сохранила народная память. А письменные источники начала века лишь подтвердили то, что народ знал изустно.

Но родовая память уходит, как только появляется письменность. Она сделала все, что могла: сохранила прошлое в родословных, в красочной оболочке эпосов и сказаний, чтобы легче было запомнить. А теперь ответственность за историю народа как бы перекладывается на другие плечи.

Однако письменность таит в себе и опасности.

Вообще история в современном истолковании состоит из событий. Из цепи событий. А что более всего западает в память и в первую очередь отражается в письменных источниках? Конечно же, катаклизмы, кровавые деяния, войны. Все остальное — мельком. Столетия мира, когда люди просто жили, укладываются в одну строку хроники, а то и вовсе пропускаются.

А у народов, поздно обретших письменность, история состоит не только из событий, но еще — из имен. Каждый казах обязан был знать как минимум семь поколений предков. Подобно деревянному каркасу, скрепляющему войлочное пространство юрты, изустные родословные таблицы скрепляют, соединяют пространство минувших времен. И потому для казахов не было в океане минувшего зияющих пустот — каждое десятилетие отмечено именем того или иного предка, который в эту эпоху просто жил, пас барашков, дрался с врагами и пил кумыс с друзьями.

С этой точки зрения история бесписьменных народов в чем-то, наверно, была подробнее, нежели история, запечатленная в хрониках. Родовая память хранила все, даже если отдельный человек что-то и забывал. Он мог намеренно умалчивать о том или ином событии, но вычеркнуть того или иного предка из родословной не мог — это было не в его власти.

История же письменная как бы отдавалась в руки одного человека — того, кто пишет. Не говоря уже об идеологических установках, своих в каждую эпоху, хроникер следует за главным событием, у него — основной сюжет. Для родового сознания полный перечень имен предков был самоцелью и законом. А человеку пишущему скучно излагать на десятках страниц, кто и от кого родился и кто, в свою очередь, родился от детей тех детей. Если бы «Илиада» или Библия изначально были письменными, мы, вполне возможно, не имели бы сейчас разветвленного родословного древа Ноя, Сима, Хама, Иафета, Авраама и Сары и всех двенадцати колен Израилевых, а также полного перечня кораблей, а также имен и характеристик ахейских героев, кроме Ахилла, Агамемнона и некоторых других, основных. Многочисленные прапраправнуки и внучатые племянники все время «путаются» под ногами летописца-хроникера, «мешают» ему, поскольку не участвуют в главном событии, сюжете.

В итоге мы получаем не разветвленное древо-жизнь того или иного времени, а некую обструганную конструкцию. Каковой является и мой очерк, поскольку я не пишу историю рода, которая, кроме нас, никому неинтересна, а тоже преследую некий сюжет, связанный с загадочным поступком моего деда в девятнадцатом году. А также с историей красного кресла.

Судьба красного кресла

В Петропавловске, в Северо-Казахстанском областном музее, на втором этаже, среди стеклянных витрин, как в сверкающей оправе, стоит один из тамошних ценных экспонатов — диковинное красное кресло. Оно сделано неизвестным искуснейшим мастером из дымчато-палевых, причудливо изогнутых рогов тура. И ножки, и подлокотники, и спинка. А само сиденье — круглое, обтянутое красным бархатом с кистями.

Почти каждый раз, приезжая на родину, я захожу в музей и сажусь на минуту-другую в то кресло. Если хранительница новая, то ужасается, поскольку внушено же, что музейный экспонат — нечто хрупкое, на что и дышать боязно. Но я успокаиваю смотрительниц, говорю, что мы с братьями такие баталии в кресле устраивали, что летели клочки по закоулочкам, а креслу хоть бы что. Да, наверно, не только мы с Эликом и Женисом, но и старшие наши братья тоже. А может быть, и отец Элика, высоконачальственный мой дядя Ураз Малькеич с младшим братом Галижаном тоже изволили на нем скакать и прыгать? И кто знает, может, и сам Мальгаждар кувыркался на нем в своем детстве, которое пришлось как раз на половину девятнадцатого века. А креслу и износу нет…

По семейным преданиям, кресло изготовлено было в незапамятные времена для Идриса-хаджи, моего прадеда по материнской линии, главы влиятельного в наших краях рода Уак. Предок-родоначальник Уаков — знаменитый батыр Ер-Кокче. (См. М. Танышпаев. «Материалы к истории киргиз-казакского народа». Ташкент, 1925 г. Репринтное издание 1990 г. Алма-Ата.) Он погиб в начале пятнадцатого века в междоусобной войне ханов за трон Золотой Орды, которая началась после смерти Тохтамыша. Ер-Кокче упомянут в Никоновской летописи как «батыр татарский, велик сущий телом и силой».

Исконные места обитания Уаков — как раз та самая Синяя Орда Тохтамыша, Западная Сибирь и Северный Казахстан. Видимо, отсюда и ушел богатырь Ер-Кокче вместе с Тохтамышем в бурную жизнь Европы, где были и Куликовская битва, и Золотая Орда, и Литва…

Вот в какой исторический сюжет, в самую напряженную его пору, попали витязи рода Уак во главе с моим пращуром Ер-Кокче. Кто-то из них сложил голову на рязанских, литовских или крымских полях, кто-то погиб в боях с Тамерланом на восточных границах Руси, а кто-то и вернулся в родные края, к соплеменникам. Здесь-то через несколько веков моя мать Шарбану и встретилась с моим отцом Темирбулатом, семнадцатым потомком древнего казахского рода Каракесек.

Снова склоняюсь над страницами летописи… «В лета 6932…» То есть от сотворения мира в год 6932-й, а по-нашему в 1424-й, царь Куидадат пошел войной на князя Юрия Романовича Одоевского и с войском подступил к городу Одоеву… Витовт, великий князь Литовский, послал ему на помощь воевод. Он же, Витовт, попросил великого князя Московского Василия Дмитриевича помочь Одоеву со своей стороны… Тогда же убили Когчю, богатыря Татарского, велика суща телом и силою. — Того же лета во Пскове начали ковать серебряные деньги и торговать ими… — Того же лета митрополит Фотий поставил епископом в Новгороде инока Емельяна, нареченного Ефимием. — Того же лета в Новгороде поставили церковь Святого Спаса… (Полное собрание русских летописей, т. XV, с. 239, Москва, 2002.)

Вот что произошло на Руси и в Орде в тот год, 1424-й… Вернее, то, что отметил летописец из событий того года и занес на скрижали истории. Из чего следует, что пращур мой был на Руси и в Орде очень видным человеком. Потому как, во-первых, гибель малоизвестных людей не отмечают в событиях года. Во-вторых, сказано о нем без всяких пояснений. Как о человеке, которого все и так знают. Наряду с великими князьями Витовтом и Василием, князем Андреем Васильевичем, князем Иваном Бабой, его братом Путятой, князем Дмитрием Всеволодовичем и воеводой Мценским Григорием Протасовичем… Больше в летописи за тот год никто из князей и воевод не упоминается. Но, с другой стороны, как убили, где, кто убил — неизвестно. На чьей стороне, в конце концов, он сражался — тоже не написано. Он ведь пришел сюда с Тохтамышем. А после смерти Тохтамыша в Орде началась великая свара, борьба за трон, в которой моего пращура Ер-Кокче и убили. Но в летописи о его гибели сказано так, будто был он сам по себе…

— Маша! — кричу жене в другую комнату. — Теперь ты понимаешь, что такое наследственность? Почему я ни в каких партиях, группах и тусовках с советских времен не участвовал и сейчас не участвую. Хотя хочется: попадешь в тусовку — и сразу на виду, там все друг друга возносят в прессе, цитируют, показывают по телевизору, друг про друга говорят, что они культовые и знаковые… А у меня не получается вступить, как будто тормоз стоит. Потому что еще мой предок, как и я сегодня, был сам по себе.

— Потому и убили, — вставляет дочь Динка. Резонер, как и все люди в двадцатилетнем возрасте.

— Ну, тогда много кого убивали… — пытаюсь возразить я. — Борьба за трон, дело привычное, средневековое…

— Да уж, наследственность… — говорит Маша и смотрит на Динку. Я тоже смотрю.

Интересно, каким был Кокче? Ну, понятно из летописи, что на здоровье не жаловался! «Велик суща телом и силою». А вот лицом каков? Может, похож был на мою маму, свою прапра… внучку. Из всех моих братьев на маму больше всего похож узколицый Амен. Камен, Камбар и Женис — широколицые, в отца. Я — серединка на половинку. А вот Динка, несмотря на половину русской, еврейской и польской крови, все-таки похожа на мою маму, на свою бабушку из рода Уак. Господи, все близко, все рядом, всего-то шесть веков…

А еще я думаю, что Ер-Кокче в его жизни «самого по себе» вела гордость, или даже гордыня. Он служил Тох-тамышу, последнему великому степному властителю, а после его смерти, наверно, уже не видел в этом ханском выродившемся сброде никого достойного… В общем, как ни смотри в прошлое, а все вожди Уаков всегда отличались чрезмерной горделивостью. Да не будет это принято за обиду, я ведь и сам наполовину Уак, и многие говорят, что из меня эта зараза-гордыня иногда прет, как тесто из квашни. А я хорошо помню своих дядьев-начальничков, которые, особенно в подпитии, любили стучать себя кулаком в грудь и поминать предков… Я понимаю, эта штука-гордыня мешает успеху в обыденной жизни, с такой занозой в характере о карьере даже и думать не надо, и дядьев она до добра не довела, хотя один из них и высоко летал… Но вот вопрос: помогает она сохранить себя или, наоборот, уничтожает? Кто скажет, сохранил себя или уничтожил мой прадед Идрис в 1919 году?

Легенда гласит, что как раз гордыня и стала причиной трагедии девятнадцатого года. Якобы один из колчаковских командиров, чьи войска были расположены в ауле Идриса-хаджи, вызвал старейшину к себе. Патриарх оскорбился и отправил гонцов назад с подробным разъяснением, кто и к кому должен являться. А кончилось все расстрелом. Какие, к черту, казахские церемонии, когда есть «маузер» и трехлинейная винтовка…

Кресло перешло к Мальгаждару, сыну Идриса-хаджи, отцу моей матери, моему деду.

В двадцать восьмом году Мальгаждара арестовали, в тридцать четвертом он вернулся, но вскоре началась новая волна репрессий — и дед мой сгинул в сталинских лагерях. И вот совсем недавно в омских архивах нашли бумаги, место захоронения, перевезли его прах на родовые земли и возле озера Майбалык поставили памятник…

А в те годы главой семьи остался Ураз, старший сын Мальгаждара. Ирония судьбы: деда расстреляли белые, отца — красные, а сам Ураз стал крупным советским сановником, деятелем уже московского масштаба. И когда приезжал в Петропавловск, то его вагон загонялся на запасной путь и к нему подводилась связь. Наверно, среди советских вельмож второго поколения это считалось знаком особой власти, даже шиком. Ведь именно так, в своих вагонах, метались по стране их революционные предшественники.

Но судьба вновь круто изменилась. Ураз угодил в опалу, его даже в тюрьму посадили, потом освободили, но партийной и другой власти уже не вернули. Заканчивал он свои бурные годы в Петропавловске. Я хорошо помню его, человека с осанкой и повадками льва, униженного и бессильного. И вряд ли до его оскорбленного, уязвленного сознания доходили утешения моего отца, основанные на горьком опыте и старой казахской мудрости: «Э, Ураз, живая мышь лучше мертвого льва…»

Умер дядя Ураз в нашем доме, как раз в день моего рождения, в январские морозы. Когда его хоронили, старики вспоминали Баймагамбета, усопшего в те же календарные дни, в лютую январскую стужу сорок восьмого года, когда ломы звенели и не брали землю и на кладбище пришлось разводить костры…

Через несколько лет после смерти Ураза кресло и попало в Петропавловский музей. Его продала дочь дяди Ураза, моя двоюродная сестра Венера Мальгаждарова, в замужестве Купкина. Ее муж погиб в автокатастрофе, Венера осталась одна с малыми детьми, в стесненных, как в старину говаривали, денежных обстоятельствах. Было это в 1967 году.

Потомки

Причудливы пути человеческие. Причудливы и ветви единого генеалогического древа.

Дядя Ураз первым браком был женат на грузинке Таисии, вторым — на русской, Надежде Миковой. Его «грузинская» дочь Венера вышла замуж за русского парня Толю Купкина. На ком женились и за кого вышли замуж их дети, я не знаю, но то, что среди потомков главы рода Уак в Петропавловске произрастают сейчас уже внуки Толи Купкина — точно.

В Подмосковье живет Элик Мальгаждаров, «грузинский» сын Ураза, мой двоюродный брат — прямой потомок старейшин рода Уак. Семья, дети, все у него нормально.

Гражданами Израиля и Германии стали дочери дяди Галижана, младшего внука Идриса-хаджи.

А еще про многих я не знаю. Потерялась совсем связь с двоюродными братьями Валерой Мальгаждаровым и Славой Миковым, с немецкими нашими сородичами…

Каракесеки держатся кучнее. Дети и внуки моих старших братьев — Камена, Амена, Камбара и Жениса крепко укоренены в казахской почве.

А вот у моего сына Тимура, от брака с Люсей Ступаковой, прабабка по материнской линии — полька Зинаида Яцкевич. Прадед по материнской линии — белорус Иван Ступаков из деревни Ступаки. Они особенно были близки — маленький Тимур и дед Ступаков. Перед смертью Иван Павлович уже не мог говорить, не узнавал никого из многочисленных детей и внуков, но, когда увидел Тимура, свет мелькнул в сознании, и он произнес последние слова: «Тимоня… Тимоша приехал…»

По общему согласию Тимур взял фамилию любимого прадеда. И теперь прямой потомок рода Каракесек в девятнадцатом поколении — Тимоша Ступаков.

А недавно Тимур женился. Зовут ее Зарема. Мать — украинка, отец — грек. В общем, род Каракесеков продолжается…

Кстати, Каракесеки в казахской генеалогии еще называются Алим Улы —Дети Алима. Моя теща, бабушка моей дочери Динки, донская казачка Наталья Вениаминовна, в девичестве Алимова, по этому поводу часто шутит: может, и мои предки пришли из ваших степей…

А в общем, если продолжить родословную таблицу старейшин Уаков и Каракесеков, то получится генеалогическое древо с казахско-русско-грузинско-белорусско-татарско-еврейско-польско-немецко-украинскогреческими ветвями. И все эти люди, живущие ныне в разных уголках мира и говорящие на разных языках, — прапраправнуки, потомки Идриса-хаджи, Мальгаждара и Баймагамбета.

Кем они станут, как будут называть себя их дети: казахами, немцами, русскими, евреями… — не в том суть. Каждый человек ощущает себя тем, кем он себя ощущает. Правда в том, что не бывает дороги в один конец. Потомки одного рода становятся детьми разных народов и даже говорят на разных языках. Но точно так же в начале начал, когда складывался единый народ, он ведь сливался из десятка племен и наречий.

И потому история каждого человека, рода и народа не может быть и не есть только их достояние. Она создается и пишется всеми и принадлежит всем. То есть человечеству.

Это ведь так просто.

Глава 29 ВРЕМЯ СТАЛИНА

«А я как-то не думал…»

Придумать такое я бы не решился. А вернее всего — не смог бы. Я гулял по парку в нашем районе Свиблово с симпатичным мужчиной моего возраста. Совершенно мне незнакомым. Наши собачки рядом гуляют — и мы тоже рядом. Обычное дело. Тихое, благостное утро, и разговор наш тихий, благостный. Хотя говорили о политике, о прошлом, о будущем.

— А если на этой волне общего недовольства к власти снова придут коммунисты? — спрашивал он. — И что тогда будет?

— Как бы сажать не начали…

— А что, разве сажали? — спросил он.

— Как это так? — не понял я. ,

— Да никого они не сажали, это все разговоры непонятно откуда! — уверенно сказал он.

— А вы деда своего помните? — вдруг спросил я.

— Нет, мама говорила, что последнее письмо от него получила из Нагаевской бухты в 42 году…

(Нагаева бухта в страшной памяти миллионов и миллионов. Сюда шли с Большой земли пароходы с заключенными, здесь начиналась для них Колыма.)

— А бабушку? — спросил я.

— Тоже нет. Она умерла в ссылке, в Акмолинске. (Под Акмолинском, ныне город Астана, столица Казахстана, был АЛЖИР — Акмолинский Лагерь Жен Изменников Родины.)

Разговор наш проходил без всякого политического, мировоззренческого накала. Тихий, спокойный, можно сказать — благостный.

— Ну вот, а вы говорите, что не сажали, — как бы пожурил его я, мягко, но с некоторым удивлением в голосе.

— А я как-то не думал… — тоже удивился мой собеседник

Вот и скажите: можно ли такое придумать. Это, конечно, страшно: знать — и не думать. Но он хотя бы знал, на страшном опыте своей семьи. Когда-нибудь, глядишь, и подумал бы. А сколько таких, которые вообще и почти ничего не знают?

Избиение в Америке

Осмелюсь утверждать, что народ почти и не знает о преступлениях Ленина — Сталина и всей их системы. Когда в Юхнове или Ялуторовске бабушке с портретом Ленина рассказываешь, что коммунисты расстреливали священников именно в рот (смертельная пародия на причастие!), она ужасается и не верит: «Не может быть…» Не знает.

Не может быть, чтобы не знали! — воскликнут иные. — А как же хрущевские разоблачения, наша гласность и пресса в горбачевские годы!

Увы, мы газетно-журнальное бурление больших городов приняли за общенародный процесс… Доклад Хрущева о культе личности ходил в списках, подпольно, и при этом говорили, что все его читали. Откуда эта уверенность — не знаю. Я ни разу ни у кого его не видел. Потом, с приходом горбачевской гласности, этот доклад опубликовали в только что созданном журнале «Известия ЦК КПСС». Поднимите руки, кто видел, читал такой журнал. А кто в 1988 году видел в райцентрах «Московские новости» или «Огонек»? То-то и оно.

А ведь еще Ленин, большой специалист по обработке масс, учил, что важнейшим в этом деле является кино. В новом варианте — ТВ. На память сразу же приходят фильмы «Власть соловецкая», «А прошлое кажется сном». Но… Во-первых, это фильмы. Они хоть и называются документальными, но построены по законам художественным. А это в данном случае ослабляет эффект. Но даже и эти фильмы, как и все ТВ, сработали процентов на пять своих возможностей. По вине… Не знаю, по чьей. Наверно, по общей. Наши прогрессивные лидеры, Горбачев и Яковлев, прямого указания не дали, а сами телевизионщики не додумались. И те, и другие, видимо, считали, что одного показа чего-либо достаточно для страны в сотни миллионов людей. Хотя знали, наверно, что в Америке, например, сюжет об избиении негра полицейскими, случайно снятый любительской камерой, почти все каналы крутили две недели по нескольку раз в день. Чтобы до каждого дошло: власть — страшная штука, ее нельзя ни на минуту оставлять без контроля, на месте того негра может оказаться каждый…

То, что вдалбливали в людей семьдесят лет, не вытравишь за короткий период гласности. Даже простая информация далеко не сразу до всех дойдет. Для десталинизации необходимы были годы и годы. Которые прошли впустую. Годами надо было показывать и показывать. И не обязательно фильмы, то есть нечто сделанное, а просто гнать хронику. То есть нам надо было (и сейчас надо!) к каждой революционной дате показывать и показывать горы трупов в местах тайных захоронений НКВД. Как горы трупов в Бухенвальде. К каждому дню рождения того или иного вождя революции. К примеру, ко дню рождения «рыцаря революции Дзержинского» — фотографии детей ГУЛАГа. Ведь это по его инициативе в тюрьмы и лагеря стали бросать детей, достигших двенадцатилетнего возраста.

А кто в России снял документальный или художественный фильм о том, как русские бабы из раскулаченных семей, выброшенные в тайгу, удавливали своих малых детей, чтоб не мучились? А кто в Азербайджане снял фильм о том, как в сентябре в степь под Акмолинском вывезли десять тысяч ссыльных из Азербайджана и к апрелю из них осталась одна тысяча? Не знают люди, просто не знают…

Многие слышали о голоде в Поволжье и на Украине. Недостаточно, не в полной мере, но все же слышали. И почти никто не знает о самом страшном голодоморе — в Казахстане, когда от голода умер каждый второй казах… Миллионы трупов в Казахстане, Поволжье, Украине — это не «жертвы ГУЛАГа» и не «жертвы политических репрессий», как мы привыкли говорить, это — просто так…

Колыбельная из-за колючей проволоки

Это хорошо, что Юлий Ким такой знаменитый. Значит, мой очерк привлечет больше внимания.

Алина Черсановна Ким принесла мне книгу, которую издали за свой счет она и ее сын Марат очень маленьким тиражом, только для родных и близких. Это книга их мамы и бабушки — Нины Всесвятской. Называется — «От далекой мамы».

Я эту книгу в нынешнем, книжном, виде не читал. Только в руках держу. Я читал ее давно, в оригинале, если можно так сказать. Эти листочки, дошедшие из лагеря. Смотрел, читал. Но тогда я был помоложе и покрепче духом. А сейчас уже не могу… Сил не хватает.

Теперь, видя Юлия Кима по телевизору, слыша его песни, к примеру, всенародно любимые из всенародно любимого «Бумбараша» («Ничаго, ничаго, ничаго!», гениальное «Ходят кони над рекою… Кони хочут пить….» и другие), вы будете знать, что Юлику было полтора года, а его старшей сестре Алине три с половиной, когда их отца журналиста Ким Чер Сана расстреляли, а их маму, школьную учительницу русского языка и литературы, Нину Всесвятскую бросили за колючую проволоку… Она, Нина Всесвятская, в одно мгновение из учительницы стала чесеиркой — членом семьи изменника Родины. И трехлетняя Аля с полуторогодовалым Юлей тоже стали чесеирами. Тут власть не утруждалась даже подобием законов. Какие там законы! Детей и женщин уничтожали по ведомственной инструкции!

Из приказа наркома внутренних дел СССР Ежойа от 15 августа 1937 года «Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родины»:

«Особое совещание рассматривает дела на жен изменников Родины и тех детей старше 15 лет, которые являются способными (?! — С.Б.) к совершению антисоветских действий. «Грудные дети направляются вместе с осужденными матерями в лагеря, откуда по достижении возраста 1 — 1,5 лет передаются в детские дома и ясли. В том случае, если сирот (дети названы сиротами при живых матерях! — С.Б.) пожелают взять родственники (не репрессируемые) на свое полное иждивение, этому не препятствовать» (Гуманисты! — С.Б.).

Алину и Юлика увезли в Наро-Фоминск бабушка и дедушка, врачи Валентин Васильевич Всесвятский и Елизавета Осиповна Успенская. В письмах к дочери они рассказывали, как растут Алина и Юлик под присмотром няни Гани. (Счастливая судьба! Говорю без иронии и сарказма. Бабушка и дедушка, няня… Миллионы таких были разбросаны по детдомам, интернатам, детприемникам.) А их мама там, в лагере, перекладывала эти рассказы в смешные детские стихи. Иллюстрации к этим стихам там же, в лагере, рисовала художница Лизико Кицмарашвили, вдова расстрелянного секретаря Тбилисского горкома партии, у которой тоже остался сиротой при живой матери маленький сын. Нина и Лизико складывали из стихов-рисунков книжки-самоделки: для своих подруг по лагерю, для их детей…

Кстати, одну из таких книжек-самоделок Елизавета Осиповна Успенская отнесла в 1940 году в издательство «Детская литература». Мало ли что, а вдруг… Книга не вышла. Но редакторша отметила в заключении (редакторском заключении, это такая служебная издательская рецензия!): «Чувствуется, что мать знает все мелочи жизни детей, постоянно находится с детьми…»

Страшно себе представить, что чувствовали родители, вспоминая детей. Представьте, что вас оторвали от ваших маленьких. А ведь таких детей в нашей стране — десятки и десятки миллионов. По сути, все мы — дети и внуки отцов и матерей, бабушек и дедушек, брошенных в те годы в лагеря, расстрелянных и замученных. Как можно не думать об этом, не помнить этого, — я не представляю. Посмотрите еще раз на картинки, почитайте стихи. Это они, наши папы и мамы, для нас писали и рисовали за колючей проволокой.

Повторю: хорошо, что Юлий Ким такой знаменитый. Значит, заметка моя привлечет больше внимания. А то ведь у нас пожилые люди с портретами Сталина на улицах — привычное дело. Мало того, появились юноши, которые скандируют: «Сталин! Берия! ГУЛАГ!» Не хочу думать, что креста на них нет. Не надо так. Скорее всего, обыкновенной памяти человеческой у них нет. Не сказали им. Не рассказали. А человек без памяти и знаний — машина-зомби. Введут в него одну мыслишку-программу — и пошлют куда угодно и на что угодно. Так все делается и делалось во все времена.

Смейся, палач

29 октября 2003 года в городе Ишим Тюменской области местные коммунисты открыли памятник Сталину. Как раз в день рождения комсомола. И тут связь самая прямая, кровная. То есть кровавая. Комсомольцы-чоновцы (ЧОН — части особого назначения) буквально залили кровью ишимскую землю при подавлении крестьянского восстания 1920—1921 годов. (Подробнее см. главу «Мятеж».)

В России об этом почти и не знают. Телевизонные новостные каналы промолчали. То ли прозевали, то ли им запретили показывать, то ли они и сами не знали, что сказать. Но если б и широко оповестили страну, никто б особо не возмутился и не удивился. Как не удивились и не возмутились тремя годами ранее, когда памятник Сталину восстановили в Кутаиси. Кстати, грузинские коммунисты тогда же потребовали пересмотра решений XX съезда КПСС.

И тут я спрошу: а почему нельзя ставить или восстанавливать памятники Сталину? На каком таком основании?

Ведь памятники Ленину стоят у нас по городам? Стоят. А чем он лучше Сталина? Как раз он-то и начал красный террор. Вспомним его письмо-инструкцию Молотову, как надо уничтожать церковь, забирать церковные ценности и расстреливать священников. Причем, наставлял Ленин, к этому не должен быть причастен Троцкий (еврей), эту операцию должен проводить человек с русской фамилией Скрябин (Молотов).

Или же пермский расстрел. Дошло до вождя пролетариата, что Красная Армия в Перми разлагается от обилия веселых девиц. Тут же последовал приказ: всех проституток вывезти за город и расстрелять. То же самое проделали по его приказу и в Нижнем Новгороде.

Сталин лишь продолжил дело Ленина. Не зря же он велел называть себя: «Сталин — это Ленин сегодня».

Так почему памятники Ленину стоят, а Сталину — нет? И вообще, на каком основании были убраны памятники Сталину? То-то и оно — на основании решений партии коммунистов. А народ, государство и закон тут абсолютно ни при чем. Потому что упразднение Сталина и вообще символов КПСС не имело и не имеет под собой судебной, юридической основы. Получилось и получается так: захотели коммунисты — убрали Сталина. Захотели — поставили. И никто им не указ.

Любой нравственный приговор, когда мы говорим о преступлениях против человечности и человечества, должен подкрепляться юридическим. Или — основываться на приговоре юридическом. Чтобы никаких «мировоззренческих» экивоков не было. Никто в Германии не выйдет на улицы с портретом Гитлера, потому как был суд. В тюрьму за такое посадят. Как за призыв к насилию и особо циничное оскорбление памяти павших. А мы свой Нюрнбергский процесс профукали… И получили гимн, созданный Сталиным, в качестве гимна новой, демократической России. Новых слов никто не знает, зато все помнят «Нас вырастил Сталин — на верность народу, и Ленин великий нам путь озарил». Музыка все та же. А слова переписать или восстановить, как мы знаем, легко!

Суда — не было. Юридического приговора — не было. Так стоит ли теперь удивляться, что именем Сталина уже клянутся, оперируют вовсю публичные политики. И никто им слова не скажет.

Пахан на зоне

В шестидесятые-семидесятые годы прошлого века мне часто встречались такие люди среди уголовников. Люди, не обремененные образованием, но желающие выглядеть выше своей среды, выше среднего уровня. (Впрочем, сей сюжет относится ко всем временам, классам и сословиям.) В чем-то они действительно были выше, отличались от своих подельников живостью ума, восприимчивостью, тягой к книжному знанию и т. д. И, дабы показать себя, свой уровень, любили порассуждать о чем-то особенном, умственном, что не для всех. То вдруг в их среде вспыхивал интерес к «Капиталу» Маркса, считалось необыкновенно шикарным сослаться в разговоре на «Капитал» (да кто ж его осиливал-то?!). Или, к примеру, докатывалась до них как эхо с воли мода на Ремарка и на само имя Ремарка. В общем, как все люди, не имеющие широкого образования, они выбирали что-то одно из многого, из общего потока знания, и считали это одно некой отметиной своей избранности. Учтите, что по обстоятельствам тех времен и по личным обстоятельствам их школьное образование ограничивалось семью-восемью классами в лучшем случае.

Вспоминая их, этих уголовников, я почему-то всегда представляю себе Сталина. Ведь типичный пахан, получивший неограниченную власть на зоне Российской империи. Типичный зэк, любящий порассуждать о чем-то этаком, умственном, не для всех.

Образованный человек никогда не скажет, как однажды Сталин: «Эта штучка посильнее «Фауста» Гёте». В крайнем случае сказал бы: «Эта штучка посильнее «Фауста». Имя автора в таком контексте пристегивают люди, только что узнавшие и прочитавшие.

То есть признаки одни. Посмотрите внимательней на Сталина. Игра, режиссура, поза, ухмылка-улыбка про себя, выжидательное, томительное издевательство над всеми — это ж типичные уголовно-зэковские повадки. Снимите скрытой камерой несколько эпизодов из жизни пахана на «зоне», особенно когда он вершит суд среди «фраеров» или «мужиков», смонтируйте полученные кадры встык с кадрами из фильмов о Сталине — и вы онемеете. Тягучая манера, долгие-долгие паузы, интонация, движения — все одинаково!

Но люди слепы. Потому что власть гипнотизирует. Абсолютная власть гипнотизирует и ослепляет абсолютно. Даже Пастернак и Чуковский благоговели от лицезрения Сталина! Только маленький человек Мандельштам посмотрел и сказал: «малина», «сброд»…

Мы живем, под собою не чуя страны. Наши речи за десять шагов не слышны. А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлевского горца… А вокруг него сброд тонкошеих вождей, Он играет услугами полулюдей… Что ни казнь у него, то малина И широкая грудь осетина.

Мандельштам — как тот маленький мальчик из сказки о голом короле. Он всегда отличался редким даром детскости. Не случайно же в 17 лет, когда все стремятся выглядеть старше, взрослее, Мандельштам, вопреки всем законам, писал:

Только детские книги читать,

Только детские думы лелеять…

Такие поэты-дети часто видят суть людей и событий насквозь. В то время как все вокруг загипнотизированы. Иные — до сих пор. Хотя и знают, что у нас не сказка и не Дания, у нас наивно-откровенных мальчиков тотчас уничтожали в лагерях. Как уничтожили Мандельштама. И миллионы других, которые таких стихов не писали, а просто попались под сапог.

Если мы не помним о них, не знаем и не хотим знать — значит, 5 марта 1953 года умер не Сталин, но всего лишь И. В. Джугашвили, а дело Сталина живет и время Сталина продолжается.

Глава 30 ПОЧЕМУ ЖЕ МЫ ТАК ОТСТУПАЛИ? Отдельная глава

 Эта глава отдельная не потому, что выбивается из общей темы и задачи книги. Нет, теме-то полностью соответствует: правда и мифы истории. И все равно — выламывается из общего строя. Потому что особняком в истории стоит сама Великая Отечественная война. Тем более легкомысленно и самонадеянно касаться ее в одной маленькой главке. Поэтому, написав, я хотел ограничиться лишь материалом в газете. Но разговоры с друзьями-товарищами показали мне, что нет, очень и очень надо… Газета живет один день, даже если в ней сказано что-то очень значительное. А к книге можно обратиться в любой день и год…

Начало Великой Отечественной войны — не только трагическая страница в истории Советского Союза, в жизни миллионов и миллионов советских людей, но и некая загадка, которая волнует наши умы и сердца доныне.

С давних времен меня мучил один вопрос: почему мы так отступали? Уже к 9 июля фронт проходил по линии: Псков — Великие Луки — Витебск — Смоленск — Рогачев — Гомель. То есть за семнадцать дней гитлеровцы заняли Прибалтику, Белоруссию, Западную Украину и подошли к Киеву — как это могло случиться? С приходом гласности стали появляться новые, скрываемые прежде цифры и факты. Можно сказать, ошеломительные. Пропагандистские штампы прошедших времен о невероятном превосходстве противника в живой силе и особенно в технике оказались обыкновенным враньем. На самом же деле это мы имели превосходство: в танках — в три раза, в самолетах — в два раза, в пушках и минометах — в полтора раза. И тем не менее к концу 1941 года только в плен попали 4 000 000 (четыре миллиона!) советских солдат. (По данным ВНИИ документоведения и архивного дела.)

Что же там происходило такое, что четыре миллиона пленных за полгода? И, главное, — почему?

Единственное бесспорное преимущество гитлеровцев — внезапность нападения. Но при любой внезапности просто невозможен такой разгром, такое паническое отступление. Тут была какая-то загадка…

И ни в одной книге не находил я убедительного объяснения. Конечно, и отца спрашивал, но он не испытал отступления, он начал войну в октябре 41 года под Москвой, в переломный момент. Это была смертельная оборона, но он стоял лицом к врагу, сражался, а это совсем другое знание, другой опыт… Он не понимал моих вопросов и отвечал пропагандистскими штампами…

Но тем не менее при любых встречах-разговорах с ветеранами исподволь заводил я такой разговор… А со временем и случай мне помог. Переехав из центра в московский район Свиблово, по утрам гуляя с собакой к газетному киоску, стал встречать я в сквере соседа по нашему громадному дому-кораблю — щуплого беленького старика, тоже с кипой утренних газет. А газеточитатели, сами знаете, не могут не обменяться мнениями. Так мы с ним и начали время от времени вместе гулять по скверу, разговаривать.

Сразу должен сказать, Максим Михайлович Вершаков — очень скептический человек, иногда даже резкий… В День Победы он на торжества не ходит и чаще всего ворчит, листая газеты. Телевизор его злит: он говорит, что празднование, ликование наше непомерное — это пляски на костях. И ко многим рассказам о войне относится настороженно…

— Понимаете, — говорит, слегка заикаясь, Максим Михайлович, — войну как прямое столкновение с врагом знает мало людей, мало кто выжил. Передний край, окоп — это взвод, рота. В штабе батальона можно уже оглядеться. В штаб полка командиры батальонов идут, как бригадиры с полевых станов в деревню: отдохнуть можно, на людей посмотреть… Штаб дивизии — все равно что центральная усадьба совхоза, большое село. Штаб армии — как райцентр, а уж штаб фронта — город! И везде, в самых разных подразделениях, от полковых до фронтовых, служили миллионы людей. В окопах было меньшинство живых участников войны. А громадное большинство — обеспечивало передний край. Они делали свое дело, очень важное, без них никакой войны не могло быть. Но в непосредственный контакт с противником они не входили, окопа не знают… Но с годами, наверно, что-то происходит с памятью, чужое выдается уже за свое. И вот они уже от себя начинают рассказывать то, что слышали от окопников, при этом многое путают и перевирают. Потому что о войне, если не знаешь, соврать не получится, обязательно на какой-нибудь мелочи промашка выйдет… Ну и ваш брат-журналист тоже много сочиняет, сам не понимая. Вот читал: один вспоминает, как Рокоссовский, выйдя из штаба, пошел по лощине, которую со всех сторон обстреливают минами. Кругом разрывы, раненые падают, а Рокоссовский идет, не склоняя головы… Это смешно! Понимаете, даже при такой плотности обороны, какая была под Москвой, штаб армии все равно находится на большом отдалении от линии фронта. Иначе войсками управлять невозможно. До штабов дивизий и армий мины не долетают. И не должны комдивы и командармы под обстрелом сидеть, у них другие задачи… А журналист из Москвы приехал в штаб армии и решил, что попал в самое пекло… Про меня в армейской газете написали: «Русский богатырь сержант Вершаков». Не видел меня тот журналист, по штабным донесениям, наверно, писал. А я самый маленький в батальоне, самый слабый, надо мной потом хохотали: «Илья Муромец, едрена корень!»

Вот такой человек Максим Михайлович Вершаков, мой сосед по дому в Свиблове. Его рассуждения интересны сами по себе. Но дело еще и в том, что Максим Михайлович — один из немногих (может, их сейчас вообще единицы), кто встретил войну в первые часы и минуты, на западной границе, в танковом полку в Подгорцах. Вот его-то, когда мы уже поближе сошлись, я и попросил объяснить, мнением своим поделиться, почему же мы так отступали…

— Наш полк начали бомбить в первые же минуты, мы ведь стояли у границы, — начал свой рассказ Вершаков. — Срочно покинули казармы и расположились в соседнем лесу. Отрыли окопы, замаскировали танки и машины ветками. Но никто еще не верил, что началась война. Замполиты повторяли одно слово: «Провокация».

Как понимали мы, рядовые, никакой связи с командованием и никаких приказов не было. Потому что стояли мы в том лесу три дня почти без единого выстрела. А над нами шли немецкие самолеты, ночами горизонт полыхал… Понятно было, что немцы обходят нас со всех сторон. На третий день в наш лес, по проселочной дороге, зарулила группа немецких мотоциклистов — первые гитлеровцы, которых мы увидели. Заблудились. Мы их ссадили, разоружили, все сбежались смотреть. Я до сих пор помню, как они себя вели. Они держались как хозяева, как будто ждали, что мы сейчас бросим оружие и всем полком сдадимся им в плен. Потом нас, солдат, отогнали командиры, особисты пришли, немцев повели на допрос…

Простояв в лесу три дня, мы колонной выдвинулись на дорогу к Тарнополю. Как только вышли из леса, тут же начались бомбежки. Мы надеялись, что там будет сборный пункт. Подошли — а Тарнополь уже горит, занят немцами. И мы пошли в обход. Но после Тарнополя, после бомбежек, полка как такового уже не было, были отдельные группы бредущих в отступление людей. Мы попали в общий поток отступающих, таких же, как и мы, растерянных, ничего не понимающих. Шли под бомбежками, убитые оставались в канавах, на обочинах. Солнце палило нещадно. Мы шли без отдыха, четверо суток без крошки хлеба во рту, со сбитыми в кровь ногами. Кто-то разулся и шел босиком.

Я вышел потому, что прибился к лейтенанту из нашего полка. Я слабый был, в голодный 21-й год родился и рос в голодной деревне… Тощий двадцатилетний пацан. А этого лейтенанта я сразу приметил в нашем городке. Мы еще не знали друг друга, полк только сформировался. А про него говорили, что он отвоевал Финскую… Вот я за него и держался, ни на шаг не отставал: боевой офицер, выведет.

Среди нас все время ходили разговоры, что вот дойдем до старой границы — и там остановимся, там дадим бой. Мы знали, что Шепетовка — старая граница. Но выйти к ней точно не смогли, только видели вдали полыхающее зарево. Так и прошли старую границу, ничего не заметив. Вышли к Волочиску, а оттуда уже на Проскуров…

Когда в газетах стали печатать сведения, которые раньше не печатались, я выписал в тетрадку одну цифру. За те первые недели войны в плен попали 700 000 солдат и офицеров только нашего Юго-Западного фронта. Семьсот тысяч!

Но ведь пленных могло быть и больше. Я вспоминаю, что был день, когда мы с немцами шли рядом. В одном направлении, на восток. Они шли по параллельной с нами дороге. Иногда можно было их видеть. Пехота шла колоннами. Много солдат ехало в машинах, впереди и сзади мотоциклисты. Отдельно двигались танки.

Так они и прошли…

С годами, вспоминая, я стал думать: почему мы отступали без боя? Ведь среди нас были наши командиры, но за дни отступления я их почти не видел и не слышал, офицерского командирского голоса не слышал….

Теперь мы знаем, что до войны командный состав нашей армии был подвергнут страшным репрессиям. От лейтенантов до маршалов. Значит, обстановка среди командного состава была такая, что люди были деморализованы. Они боялись не немцев, а собственного начальства. Боялись отдать какой-нибудь приказ самостоятельно, без приказа сверху. Никто не осмелился взять на себя ответственность и организовать на каком-нибудь рубеже оборону. Просто отступали.

Сталин, как теперь говорят и пишут, в те дни куда-то исчез, две недели прятался. До сих пор, кажется, не выяснили, что там случилось и где Сталин находился. Одни говорят, что не прятался, что он думал план обороны. Другие, что у него был нервный припадок и он не способен был руководить… Наверно, Верховный должен был дать приказ Генштабу, Генштаб спустить директиву фронтам, фронты — по армиям, армии — по дивизиям, дивизии — по полкам, полки — по батальонам и ротам… Так, наверно, должно было быть, если сейчас рассуждать. А было так или не было — откуда мне знать. Но ведь и связи с войсками все равно не было, она сразу прервалась, как у нас. Вот прочитал в «Известиях» короткое письмо Марка Модестова, тоже танкиста, судя по всему, из комсостава. Он тоже встретил войну там же, на западной границе, попал в окружение, в плен, в концлагеря… Он пишет: «Я видел в эти первые жуткие дни стреляющихся в висок командиров… В окружении, замкнутом пятью кольцами, нас непрерывно бомбили, но мы не видели ни одного своего самолета, который сбросил бы нам весточку: что нам делать, как поступить». То есть тоже ждали приказа. Никакой приказ, если он и был, ни до кого не доходил. А самостоятельно, без приказа, командиры боялись хоть что-то сделать. И миллионы солдат отступали просто так.

А я уверен, что, если бы каждый командир дал приказ занять оборону, мы бы дали бой и не пустили немца так далеко. Ведь Брестская крепость целый месяц держалась! Сколько там немцев полегло, какие силы она отвлекла! Потому что нашелся командир, который приказал: «Огонь по врагу!» И если бы нашлись везде такие командиры, каждый батальон, каждый из нас мог стать такой Брестской крепостью. И не случилось бы того, что случилось, не откатился бы фронт до Днепра за какие-то две-три недели…

В окружение мы не попали, дошли до Проскурова. Там нас накормили, работала хлебопекарня, и нам раздавали белый хлеб. Это ж Украина, там черного хлеба не пекут. До сих пор помню тот хлеб…

Что еще добавить? Подгорцы — это Львовская область, Тарнополь — Тернополь, а Проскуров — теперь город Хмельницкий. То есть за десять дней отступления мы прошли три области — Львовскую, Тернопольскую и Хмельницкую.

В Проскурове нас, танкистов, собрали, сформировали новую часть и эшелоном перебросили под Киев. И уже в те дни, может быть, в дороге, или уже под Киевом, попалась мне газета с обращением Сталина: «Братья и сестры…»

Конечно, в записи получилось не все так, как рассказывал Максим Михайлович. Я ведь изложил вкратце, своими словами. И когда он читал, то ему все не нравилось. А что — объяснить не мог. Быть может, странно было Максиму Михайловичу и даже обидно, что все испытанное, пережитое и передуманное им какой-то малознакомый человек вместил в несколько компьютерных страниц. А может, просто характер у него такой… Но печатать он разрешил.

К сказанному Максимом Михайловичем добавлю еще цитату из книги «Сумерки» А. Н. Яковлева, бывшего председателя Комиссии Политбюро ЦК КПСС по реабилитации жертв политических репрессий:

«Сталин боялся армии и ненавидел ее…»

Сразу же прерву цитату, чтобы попытаться объяснить не всем нынче понятное утверждение, причины страха и ненависти Сталина к армии. К тридцатым годам в руках Сталина была огромная власть, партийный и государственный аппарат страны, сплошь его назначенцы. А Красная Армия — детище Троцкого. Троцкого там признавали, боялись, уважали и в тридцатые годы еще помнили. А Сталин для армии был почти нуль. В лучшем случае относились к нему снисходительно: а, мол, при Ленине и Троцком был наркомнац… То бишь нарком по делам национальностей. Понятно, выносить такое положение Сталин не мог, Сталину нужна была своя армия. Так что о каких-либо других причинах — «вредительстве», «заговоре», «укреплении обороноспособности» — тут говорить не приходится: только личная месть, личная ненависть и стремление укрепить личную власть. Продолжу цитату:

«С середины 20-х годов Сталин дает личные указания о необходимости борьбы со «шпионами» в армии. И пошло-поехало…

В июле 1929 года по докладу ОГПУ принимается… решение Политбюро о контрреволюционной деятельности в оборонной промышленности…

В 1930 году была «разоблачена» заговорщическая организация в Военно-морских силах…

16 октября 1930 года… в Артиллерийском управлении приговорены к расстрелу десять руководящих работников… Тогда же «вредительские контрреволюционные организации» были ликвидированы в Военно-топографическом управлении и Управлении военных сообщений, несколько позднее — в Инженерном управлении и Военно-строительном управлении.

Во второй половине 30-х годов органы НКВД начали массовые аресты командиров и политработников…

29 ноября 1938 года на заседании Военного совета Ворошилов заявил: «Весь 1937 и 1938 годы мы должны были беспощадно чистить свои ряды… За все время мы вычистили больше 4 десятков тысяч человек».

Среди них были 3 заместителя наркома обороны, нарком Военно-морского флота, 16 командующих военными округами, 26 их заместителей и помощников, 5 командующих флотами, 8 начальников военных академий, 25 начальников штабов округов, флотов и их заместителей, 33 командира корпуса, 76 командиров дивизий, 40 командиров бригад, 291 командир полка, два заместителя начальника Политуправления РККА, начальник Политуправления ВМФ. Из 108 членов Военного совета к ноябрю 1938 года из прежнего состава осталось только 10 человек».

Вот на каком страшном фактическом фоне надо принимать суждения простого сержанта Максима Михайловича Вершакова. И мне представляется, они многое объясняют. Во всяком случае, для меня. Офицеры, парализованные страхом репрессий. Командиры, которые боялись даже малейшей ответственности, боялись совершить самостоятельный поступок, даже Родину защитить боялись… Такая была система, такая была атмосфера в стране. Мне кажется, что я это понимаю, потому что шестой десяток лет живу и кое-что застал из тех времен. А вот поймут ли мои внуки? Или для них это будет холодная история, которую рассуживать всегда легко и просто. Как раньше говорили, чужую беду руками разведу…

Но когда я заговорил об этом со своими друзьями, очень образованными, знающими, мыслящими людьми, то… был ошарашен. «Да ты что?! — удивились они хором. — Нашел о чем говорить! Существует огромная литература на эту тему, все уже сказано! А ты тут хочешь одной идеей все пересмотреть?..»

Нет, они ссылались не на пропагандистские штампы советских времен. А совсем на другие факты. Которые доказывали, что Сталин сам замышлял нападение на Германию, и с этой целью к границам были подтянуты огромные силы, военная техника, которую и вывел из строя противник упреждающим ударом… Например, даже из мемуаров советских маршалов Баграмяна и Москаленко можно сделать определенные выводы. Они открыто писали, что всего за неполных два предвоенных года в Советском Союзе было развернуто дополнительно 125 только стрелковых дивизий. Плюс к ним танковые, авиационные и других родов войск. Всего за это время, два неполных года, численность Советской Армии выросла более чем в два раза. Генерал-полковник Сандалов пишет, что у советско-германской границы официально количество войсковых соединений оставалось прежним, но их численный состав был резко увеличен, иногда в несколько раз. К примеру, в каждом из известных ему пулеметно-артиллерийских батальонов вместо штатных 350—400 солдат — полторы тысячи! И уж вовсе открыто в 1991 году обнародовал планы сталинского командования заместитель начальника Генерального штаба генерал армии Гареев: «Направление сосредоточения основных усилий советским командованием выбиралось не в интересах стратегической обороны (такая операция просто не предусматривалась! — С.Б.), а применительно совсем к другим способам действий… Главный удар на юго-западе пролегал на более выгодной местности, отрезал Германию от основных союзников, нефти, выводил наши войска во фланг и в тыл главной группировки противника…»

То есть на юго-западе планировался удар через Румынию (нефть), Венгрию и Болгарию… И подобных свидетельств много. Но ведь об этом можно было знать, и не штудируя специальных авторов и специальную литературу. И не дожидаясь времен гласности и перестройки. А прочитав, например, стихотворение Михаила Кульчицкого, датированное 1939 годом. Цитирую по памяти:

И вот опять к границам сизым Составы тайные идут. И коммунизм так же близок, Как в девятнадцатом году…

Поразительная точность конкретных деталей (составы тайные) в соединении со всеобщими тогдашними мечтами романтиков о мировой революции, мировом коммунизме, о Земшарной Республике Советов…

А девятнадцатый год — это первый бросок мировой революции на Запад, поход на Польшу с перспективой через Польшу на Берлин. Но тогда не получилось, «панская» Польша отбила удар армий Тухачевского… И вот — тридцать девятый год… Надо полагать, никто не вызывал юного студента Литературного института Кульчицкого в Генштаб и не говорил с ним доверительно, не делился планами советского командования. Но поэты, как чуткие локаторы, ловят то, что разлито в атмосфере. А это значит, что в атмосфере конкретного 1939 года все дышало нашей подготовкой к нападению.

А сейчас уже известны и документы… В документе Генштаба от 11 марта 1941 года есть конкретная дата: начать наступление 12 июня. (ВНИИ документоведения и архивного дела.) Почему не привели план в действие — неизвестно. Наверно, не успели подготовиться, развернуть войска. И Гитлер напал раньше…

Но наш несостоявшийся план «Барбаросса», опять же, не объясняет такой масштаб и такой характер отступления. И даже тем более… Ведь если сами планировали нападение, то, значит, были готовы к войне… Почему же тогда так отступали?.. Но друзья-товарищи, собеседники мои, меня не слушали. Мои попытки сослаться на участников войны, на их оговорки и прямые суждения поднимались чуть ли не на смех. То есть, опять же, — объяснение найдено, все ясно и очень понятно, а суждения-рассуждения о морально-психологическом состоянии командного состава, о том, что все боялись взять ответственность и дать бой врагу на своем участке, отвергались с ходу. По-моему, никто из моих собеседников даже не вслушивался, не вдумывался. А это были люди очень образованные, мыслящие. Но теперь на их сознание давили уже другие авторитеты, другие книги, а по сути — все те же стереотипы, все те же пропагандистские штампы. И что тут бормочет Баймухаметов, ссылаясь на каких-то стариков, которые сами пережили отступление, им было уже не интересно. То есть попытка другого взгляда исключалась заранее…

Глава 31 ПИЛИГРИМЫ

В середине семидесятых годов прошлого века я в советских партийных газетах напечатал несколько стихотворений поэтов-эмигрантов, эмигрантов так называемой второй волны, уехавших из Советского Союза в начале семидесятых. Написано, как вы понимаете, с перехлестом, для привлечения внимания. На самом же деле никакого осознанного вызова власти, осознанного стремления показать власти кукиш в кармане, у меня и в мыслях не было. А так само собой выходило — по стечению случайностей, по молодости и бездумному фрондерству.

Когда говорят и пишут, что Иосиф Бродский до своей эмиграции не опубликовал в Советском Союзе ни одной поэтической строчки — это не совсем точно.

Во-первых, было одно маленькое стихотворение в Коношской районной газете Архангельской области, когда он в 1964-—1965 годах отбывал там ссылку в селе Норинском. А во-вторых, в семидесятые годы ни один диссидент и эмигрант (как тогда писали, «отщепенец»), кроме Бродского, не публиковался в советской партий- ной печати тиражом аж 100 000 экземпляров! Так было, было. И это — отдельная история…

Героем моего рассказа «Пилигрим» был бомж, бредущий от села к селу и встретивший в пути молодых ребят-туристов, у костра которых он обогрелся, поел. В благодарность, как водится, «рассказал про свою жизнь». А поскольку парни те бомжа с ходу окрестили пилигримом, и была у них гитара, то и пели они у костра, по логике жизни и логике рассказа, песню «Пилигримы». Помните?

Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров, мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров, мира и горя мимо, мимо Мекки и Рима, синим солнцем палимы, идут по земле пилигримы. Увечны они, горбаты, голодны, полуодеты, глаза их полны заката, сердца их полны рассвета. За ними поют пустыни, вспыхивают зарницы, звезды дрожат над ними, и хрипло кричат им птицы: что мир останется прежним, да, останется прежним, да, ослепительно снежным, и сомнительно нежным… И, значит, не будет толка, от веры в себя да в Бога… И, значит, остались только иллюзия и дорога…

Хорошая песня. Особенно слова талантливые. Так и вышел мой рассказ с полным текстом стихотворения Иосифа Бродского в североказахстанской областной партийной газете «Ленинское знамя» летом семьдесят четвертого года. Бродский небось и думать не думал, что выйдет в советской печати аккурат через два года после отъезда «за бугор» тиражом 100 000 экземпляров! Правда — анонимно… Как говорится, музыка и слова — народные.

Через несколько дней мне позвонила Зина Донец, режиссер не то создаваемого, не то уже созданного студенческого театра «Пилигрим». И попросила меня «напеть мотив» и вообще — отдать им эту песню, а они сделают ее гимном своего студенческого театра!

Вот здесь-то я и задумался. Впервые.

Вы не поверите, но писал я рассказ и включал в него стихи Бродского без всякой потаенной мысли. Просто писала рука — и все. И отдавал рассказ редактору газеты Римме Васильевне Сергеевой — тоже ни о чем не думая. Ни о том, что может всплыть фамилия Бродского, и даже о том не думал, что может пострадать Римма Васильевна. А она, между прочим, моя названая мать. Не думал.

Вы скажете: идиот провинциальный!

И будете правы. Особенно насчет идиота. А вот с провинциальной нетронутостью посложнее. Дело в том, что я уже тогда многое знал. Был у меня друг, писатель Александр Кузьмич Ветров, попросту Кузьмич. Политзаключенный. Мы с ним близко знались, настолько, насколько могут дружить пятидесятилетний мужик, восемь лет отсидевший в Карлаге за юношеское письмо Сталину с пылкими словами о справедливости, и двадцатитрехлетний парень, только что опубликовавший повесть в знаменитом тогда своим вольномыслием шуховском журнале «Простор». Казахстанский писательский журнал «Простор» во главе с Иваном Шуховым был известен в то время всей читающей стране. На его страницах впервые были опубликованы классические ныне стихи полузапрещенных Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, неизвестные произведения Андрея Платонова и Бориса Пастернака, «Простор» вернул из забвения имена Павла Васильева и Антона Сорокина… В библиотеках Москвы и Ленинграда на «Простор» записывались на месяц вперед. После выхода в 1966 году документальной повести о Николае Вавилове на имя Шухова пришло такое письмо: «Два номера Вашего «Простора» пользуются в Ленинграде необыкновенным, истерическим успехом… Получил два номера на одну ночь — с 11 часов вечера до 10 часов утра. Юрий Герман».

Тогда же готовились к печати стихи другого «врага народа» — Магжана Жумабаева. Сейчас Магжан — классик…

Каково было Шухову продолжать новомирскую линию — видели все. Так, соратник Твардовского по «Новому миру» Владимир Лакшин писал уже после смерти Твардовского: «Понимаю положение «Простора». Вы засветили свой огонь. Да не всем нравится, когда в степи что-то светит и греет».

А сам Шухов в письме к близкому другу высказался резче: «Может, не следует сказывать нашему народу правды? А отчего не следует — вот этого нам никто не говорит. Кое-кто пытается принудить меня не к службе—к прислуживанию. А я служил, служу и буду служить великой русской литературе».

Тогда в литературных кругах ходила легенда, что после разгрома «Нового мира», умирая, Твардовский сказал: «Ничего, есть еще «Простор», есть еще Иван Шухов…»

Наверно, еще и поэтому — потому что напечатался не где-нибудь, а именно в «Просторе», — и дружил со мной, двадцатитрехлетним глупым мальчишкой, старый зэк Кузьмич. Свою первую собаку я назвал в честь друга — Кузя. А полное имя в его паспорте — А. К. Ветров. Кузьмич очень радовался этому и даже гордился. И еще он доволен был, что я завел не высокопородную зверину, а лохматую дворнягу. Как и все лагерники, он видеть не мог овчарок…

В общем, многое знал я от Кузьмича. Он давал мне и самиздатовские солженицынские статьи, которые мы с Люсей Ступаковой, моей первой женой, перепечатывали. (Кузьмич был связан с кружком Солженицына через Георгия Тэнно, с которым «сидел» в лагере под Джезказганом.) И самостоятельно мы брались распечатывать «Один день Ивана Денисовича», к тому времени надежно изъятый из библиотек. (Сейчас трудно представить, какая была сила системы. Не прошло и десяти лет после изъятия, а уже в 1976 году на моем курсе в Литературном (!) институте не было ни одного человека, который читал бы знаменитый рассказ! Конечно, попав в Москву, узнали бы, нашли, прочитали, но там, в своих городах и весях, никто уже в глаза не видел, в руках не держал!) И наш гэбэшник, «куратор» по части культуры, ко мне бесхитростно подкатывался разузнать, чем дышит бывший заключенный Ветров…

То есть нетронутым аборигеном в смысле антисоветчины я тогда не был. Как и все мы. Помните: есть обычай на Руси — ночью слушать Би-би-си… Но одно дело — знать, и другое — бояться. А вот страха-то и не было!

Да и чего нам бояться?! Власть — наша, народная. И если мы выступаем, то не против нее, а за то, чтобы она стала еще лучше!

Вот суть не только моего тогдашнего миропонимания, но и людей старшего поколения, шестидесятников. Я знаю, некоторые из них и доныне с болью расстаются с прежними иллюзиями о праведном коммунизме.

И в то же время был у меня кое-какой, хотя и чисто умозрительный, опыт — с другой, партийно-пропагандистской стороны. Все-таки в газете, в районке, начал работать с семнадцати лет, с 1967 года, наслушался речей о бдительности предостаточно. Еще с первых же публикаций, когда в возвышенской газете «За коммунизм» опубликовал корреспонденцию о замечательном завуче по внеклассной работе одной из сельских школ — Григории Григорьевиче Юзефяке. В редакцию разбираться со мной приехал капитан — районный уполномоченный КГБ. «Это ведь бывший бандеровец! — зловеще шептал он, округляя глаза. — Тебя должна была сама фамилия — Юзефяк — насторожить!» — учил он бдительности меня, семнадцатилетнего мальчишку. Ничего себе! Да весь наш ссыльный североказахстанский край из таких фамилий и состоит!

Никому и в голову не приходило спросить: «Если он и вправду бандеровец, то почему вы доверяете ему воспитание детей? А если нет, то почему о нем нельзя писать?» Куда там! Все были загипнотизированы: «КГБ приехал… нами КГБ занимается…»

Наконец, в ту пору был я, наверно, единственным человеком в стране, который едва ли не наизусть знал трех- или четырехполосную (!) редакционную статью  «Правды» под названием «Защита социализма — высший интернациональный долг» — своеобразный Свод Всей Отповеди ЦК чехословацкому вольномыслию, в частности и вольномыслию вообще. В дни вторжения наших войск в Чехословакию, в августе 1968 года, эту статью перепечатывали все (!) газеты Советского Союза. А я тогда в редакции новой районки, на глухом полузаброшенном полустанке, остался один, и потому из-за чудовищного полукустарного набора и тьмы ошибок читал ее шесть (!) раз в шести (!) верстках. Доложу вам, то еще было чтение и тот еще текст.

В общем, вроде бы подкованный был человек. Откуда же тогда такое легкомыслие?

Впрочем, в моей тогдашней беспечности был еще и житейский момент. В те годы небольшой литературный кружок петропавловской интеллигенции находился под защитой редактора областной партийной газеты Риммы Сергеевой. И потому мне и в голову не приходило, что у нее из-за меня могут быть неприятности. Она же партийная, член обкома!

Более того, всех нас, философствующих, пишущих, рисующих, лично опекал сам секретарь по идеологии и член бюро обкома Ануарбек Шманов, блестяще образованный человек, свободомыслящий, даже фрондерствующий.

Римме Васильевне и Ануарбеку Нажметдиновичу обязаны мы с петропавловским журналистом Борей Тимохиным, что жизнь наша сложилась так, как сложилась. Не будь их железной защиты, мы с Борей, при наших длинных языках, полном отсутствии чувства самосохранения и толстой папке доносов на нас, как сейчас известно, давно бы уже испытали путь Кузьмича… Мы же тогда удивительными дураками были, во все дискуссии с любым встречным ввязывались. Со штатными, известными всем стукачами спорили! Однажды я случайно услышал в приемной, как Римма Васильевна у себя в кабинете кричала на одного такого штатного стукача: «Как не стыдно вам, старому седому человеку, провоцировать глупых фрондерствующих мальчишек! Уходите — и чтобы больше я вас в редакции не видела!»

Пятнадцатью годами позже я узнал уже в Москве от Всеволода Вильчека, известного ныне социолога, что Шманов в разговоре с ним, с Вильчеком, заезжим московским корреспондентом, ничуть не опасаясь, говорил, что они с Риммой Сергеевой достают весь московский самиздат. При всем при том он был, повторю, главным партийным идеологом области. Что и говорить, неоднозначные времена… И мне смешно и досадно, когда нынешние смельчаки из молодых берутся рассуживать, зная лишь две краски — черную да белую, деля тогдашний мир на коммуняк и всех остальных. Не состояв никогда не то что в партии, но даже и в комсомоле, напомню тем не менее, что нынешние смельчаки-горлопаны получили свободу говорить из рук коммуняк Яковлева и Горбачева. А уж наш Петропавловск, не будь Сергеевой и Шманова, был бы в те годы провинциальной мрачной душегубкой для любого слова и любой мысли. Правда, Шманов Шмановым, но мы особо не обольщались, хорошо знали и понимали, что в партийном либерализме первое слово — «партийный»…

Я уж не говорю о гэбэшниках, которым всюду мерещились враги народа. Тогда, после процесса Синявского и Даниэля в 1966 году, только начинался уже новый, послесталинский этап всеобщей истерики: кругом одни враги… И местным гэбэшникам, как мне представляется, тоже хотелось показаться: мол, и мы не дремлем, службу знаем. А как иначе объяснить то, что в начале семидесятых они взяли в Петропавловске группу молодых людей, в вину которым вменялись обнаруженные при обыске магнитофонные записи «Роллинг Стоунз» и — страшно сказать! — номер журнала «Плейбой»! До суда, правда, дело не довели. Наверно, сообразили, что обнаженная натура «Плейбоя» — не самая выигрышная иллюстрация в суде по обвинению в антисоветчине.

Впрочем, это сейчас смешно читать. А тогда ребятам было не до смеха. На меня и поныне веет жутью и от тогдашнего рвения чекистов, и, более всего, от главного — от истерической традиции, духовной и государственной.

Тогда же в Петропавловске шел процесс над иеговистами. И никто не задумывался: можно ли судить людей за веру? В качестве доказательства там приводились брошюры, изданные в Бруклине, Нью-Йорке. Тут уже всем было очевидно: если уж Бруклин — то все, надо к стенке ставить…

Вот такая обстановка была в Петропавловске со свободомыслием и диссидентством на тот момент, когда я напечатал стихотворение Иосифа Бродского и когда Зина Донец по телефону решительно потребовала от меня отдать им песню «Пилигримы», чтобы сделать ее гимном студенческого театра!..

Как мне поступить? В ловушке я оказался. Сказать правду не мог — это значило своими руками подвести под монастырь Римму Васильевну. А если промолчу, то когда-нибудь да и вскроется же, что петропавловские комсомольцы распевают гимн на слова диссидента Бродского! Пусть и по незнанию… И Зине Донец тогда, конечно, достанется крепко… И — ничего нельзя сказать, предупредить, потому что тайна двоих — уже не тайна.

В общем, пробормотал я, что песню услышал где-то в походе, а чья она — ведать не ведаю, и делайте с ней что хотите.

Вскоре я из Петропавловска уехал. Так и не знаю до сих пор, стала ли и была ли песня Иосифа Бродского гимном студенческого театра «Пилигрим» Петропавловского пединститута.

Уехал в Тарусу, знаменитый городок на Оке. И там, работая в местной газете «Октябрь», снова устроил историю. Как-то писал очерк о житье-бытье доярок-свинарок, о трудной, тяжкой их работе. И, как будто черт под руку толкнул, совершенно естественно, по ходу руки, вставил туда строчки из стихотворения «Над книгой Некрасова» (цитирую по памяти):

Столетье минуло и снова, Как в тот незапамятный год, Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет… А ей бы хотелось иначе. Носить драгоценный наряд. Но кони все скачут и скачут, А избы горят и горят…

Мол, горько и стыдно должно быть нам, что за два века, считай, в судьбе деревенской бабы мало что изменилось. Только не назвал я автора стихотворения. А им был известный советский поэт, к тому времени закордонный диссидент Наум Коржавин. К тому же только что по всем «голосам» прочитавший отчаянное, вызвавшее бурный отклик со всех сторон стихотворение о народе, который «как дурак не ценил свободы и сквозь пули рвался в ярмо!»

Я пишу все так, как было. Не приукрашивая себя. О редакторе газеты, хорошем мужике Владимире Сергеевиче Петрове я не думал. Не потому, что я такая сволочь, а просто искренне считал, что он-то здесь ни при чем, а раз так, то «свои», «партийные» его не тронут. Не знал я по молодости их нравов, не знал, что в случае скандала там рады найти любого «стрелочника», лишь бы себя спасти. Так что каюсь: по молодости и глупости поставил под удар карьеру хорошего человека Владимира Сергеевича Петрова. Но все обошлось.

За себя же я совсем не боялся. В конце концов, я беспартийный, среди меня политинформацию не проводили и специально в известность не ставили, что советский поэт Коржавин выдворен за рубеж и цитировать его стихи в нашей прессе нельзя, и в конце концов, ничего уж такого страшного я не сделал… А то, что из редакции уволят, да еще с «волчьим паспортом», так что нигде больше на журналистскую работу не возьмут, из города выселят, а жить-то негде, хоть и страна большая, и вообще, могут жизнь испортить всерьез и надолго — об этом как-то не думалось.

Если меня еще раз назовут провинциальным идиотом — не обижусь. Степень идиотизма, действительно, была какая-то запредельная. Ведь мне тогда было уже двадцать пять лет. И опыт уже имел, и давно должен был усвоить, что люди бдят…

Да и обстановка в стране не располагала к легкомыслию. Семидесятые годы — время полного утверждения самой махровой и тоскливой партократии. Как раз в то время, когда я Коржавина тайно печатал, вся страна была в неком взвинченном напряжении, потому как готовилась встретить Двадцать пятый съезд КПСС. А перед его открытием на предприятиях и организациях людей вполне официально предупреждали, чтобы они с анекдотами-то языки попридержали, не то время и не ровен час…

Наконец, жил я тогда не где-нибудь, а в подмосковной Тарусе, знаменитом на весь свет городе-прибежище диссидентов, как раз за 101 -м километром от Москвы. Тогда всем «отщепенцам» на более близком расстоянии к Москве поселяться не разрешалось. Таруса с позапрошлого и прошлого веков связана с именами Поленова, Борисова-Мусатова, а затем Цветаевой, Паустовского. Уже во времена Паустовского город становился центром всесоюзного вольномыслия, а уж в семидесятые годы превратился, простите за невольную остроту, в официальный центр советского диссидентства.

Таруса была, наверно, единственным районным городом в Советском Союзе, имеющим собственный отдел КГБ. Обычно для районных маленьких городков достаточно было и одного уполномоченного, а здесь — отдел.

А раз город такой, там у любой кукушки ушки на макушке. В общем, вести себя здесь надо было тише воды и ниже травы.

Ан нет! Совсем наоборот. Все в Тарусе дышало тогда каким-то удивительным воздухом беспечного фрондерства! О публикации стихов Коржавина знали все. Не заметили лишь те, кому надлежало бдить. Ну, особыми знатоками литературы они никогда не были, а тут вполне и легко можно было принять стихи Коржавина за стихи Некрасова…

В пивной, узрев в тебе нового человека, сразу начинали рассказывать о «Толике Марченко, которого увезли отсюда и три недели назад судили в Калуге. Вот такой парень!». О том самом знаменитом и тогда, и впоследствии правозащитнике Анатолии Марченко, что погиб в голодовку в Чистопольской тюрьме уже на рассвете свободы и гласности, в 1986 году…

В библиотеке тебе почти открыто давали пятнадцать лет назад запрещенный и «изъятый» альманах «Тарусские страницы», созданный здесь же группой писателей во главе с Константином Паустовским. Вышел-то он вполне официально, а затем был объявлен идеологически вредным, и из-за него даже поплатился должностью секретарь Калужского обкома.

По дороге на работу тебя встречал кочегар Володя и, тыча черным пальцем, читал перевод статьи из «Морнинг стар»; газета хоть и коммунистическая, но зарубежная, с вольномыслием всяким, однако тарусским кочегарам, знающим английский язык, не запрещенная…

Здесь, в Тарусе, в те годы жил прозаик Алексей Шеметов. Он очень просил меня не проводить параллели между материалом его исторических повестей и современной действительностью. Но я, конечно, по молодому глупому фрондерству, проводил, и тем не менее беседы наши, с купюрами, печатались в районной и калужской прессе. Алексей Шеметов в своем роде — фигура историческая. Своей книгой «Вальдшнепы над тюрьмой» он открыл вольнодумскую серию «Пламенные революционеры» в Политиздате. Да, именно главное партийное издательство не по своей воле стало тогда рассадником вольнодумства. Для задуманной серии они позвали талантливых людей — Давыдова, Трифонова, Окуджаву… Книга Булата Окуджавы о Павле Пестеле так и называлась — «Глоток свободы». Разумеется, в журнале она называлась иначе — «Бедный Авросимов», потому как все панически боялись употреблять само слово «свобода». Только тогдашний безупречно высокопартийный и высокопоставленный «Политиздат» мог позволить себе выпустить книгу под названием «Глоток свободы». Что значило это слово, читатель узнает из самой что ни на есть житейской практики. Автор этих строк в молодости отличался буйным нравом, не раз попадал в кутузку. А поскольку был еще и язвой, то каждый раз говорил дежурному по участку: «А мы, между прочим, живем в свободной стране». И каждый раз среднестатистический дежурный вскидывался: «А! Такты еще и антисоветчик!» Вот какая была реакция в нашем Отечестве на слово «свобода» еще совсем недавно… И, конечно, все мы тогда цитировали первую фразу «Нетерпения» — романа Юрия Трифонова об Андрее Желябове: «К концу семидесятых годов современникам казалось вполне очевидным, что Россия больна». А книга Шеметова «Вальдшнепы над тюрьмой» — это рассказ о первом русском марксисте Николае Федосееве, которого затравили и довели до самоубийства свои же братья-партийцы…

В общем, сейчас слышать это странно, но тогда казенные партийные слова — Политиздат, серия «Пламенные революционеры» — были неким паролем, знаком вольнодумства…

По окским берегам любил бродить молчаливый высокий человек — знаменитый в начале шестидесятых годов поэт Владимир Корнилов, один из авторов сборника «Тарусские страницы». В начале литературной жизни он занимал место, как тогда говорили, в «первой обойме» молодых шумных поэтов, чьи имена и доныне на устах. Но, по складу характера не способный на полумеры, на эзопов язык в стихах, Володя открыто встал на диссидентский путь, вместе с Лидией Чуковской писал и распространял в самиздате разоблачительные статьи, открытые письма в адрес властей. Не посадили его только потому, что тогда надо было бы сажать вместе с ним и Лидию Чуковскую. А как можно без огласки, без международного скандала бросить за решетку родную дочь всесоюзного дедушки Корнея Ивановича Чуковского?!

Посадить не посадили, но на двадцать пять лет закрыли дорогу в журналы и издательства. Году в восемьдесят пятом или шестом по случайности я оказался в редакции «Нового мира», когда туда пришел Володя Корнилов со стихами. Одна из сотрудниц, помнивших прежние времена, была потрясена: «Корнилов пришел! Это что же происходит? Неужели правда?» Никто тогда еще поверить не мог, что начинается свобода, и появление Корнилова в журнале было доказательством ее… А в Москве мы с Володей сошлись, давнюю Тарусу вспомнили, на встрече читателей с авторами издательства «Современник». Я говорил о запретах ненужных, о тех же «Тарусских страницах», где, как выяснилось, никакой крамолы и нет. Об идеологической истерике вокруг книги Дудинцева, которая, если посмотреть нынешним критическим оком, добротный производственный роман… Времена гласности были начальные, с публикой следовало говорить еще осторожно, чтобы не шокировать. Но Корнилов есть Корнилов. Он встал и при пораженном молчании зала прочитал известное ныне стихотворение о том, что не погибни тогда Гумилев, кто знает, как бы его жизнь сложилась, может, и заставили бы прислуживать режиму… И счастье его, что тогда он был расстрелян, ют позора спасенный Петроградской Чека!».

Литературное общество Тарусы еще со времен Паустовского собиралось в большом хлебосольном доме Михаила Михайловича Мелентьева, врача и сына земских врачей. Со временем литературные посиделки превратились в диссидентские, под гостеприимным кровом нашел короткий приют явный, откровенный враг режима Анатолий Марченко. А поскольку местные власти с Михаилом Михайловичем, коренным тарусянином, уважаемым всеми горожанами, сделать ничего не могли, то они под предлогом «реконструкции города» просто-напросто снесли дом-усадьбу. Бульдозером выкорчевали крамольное гнездо.

С внуком Михаила Михайловича писателем Александром Марьяниным мы потом, с годами уже, сдружились в Москве. Я готовил в издательстве «Современник» первую большую книгу его прозы, включил ее в план выпуска 1991 года. Но она не вышла. Потому что пришли иные времена, государственное книгоиздание сошло на нет, все планы рухнули. Судьба: в советские годы его повесть, одобренную Твардовским в «Новом мире», запретила цензура, а на заре свободы слова самым страшным цензором стали деньги… Александр Михайлович Марьянин умер молодым, от инфаркта, не дожив и до шестидесяти…

На окраине Тарусы, в доме отдыха трудящихся имени Куйбышева, садовником работал Александр Гинзбург, чуть ли не самый известный в то время диссидент. Вечером, отставив метлу и грабли, он шел на наш переговорный пункт и беседовал оттуда с Женевой, с Солженицыным советовался, так как был распорядителем фонда помощи политическим заключенным…

И, наконец, взяв на комоде тоненькую потрепанную брошюрку из серой бумаги — Справочник Тарусской АТС, — на последней странице можно было найти фамилию: Эфрон А. С. И номер телефона, и номер дома по улице Шмидта…

Ариадна Сергеевна Эфрон, многострадальная, прошедшая сталинские лагеря дочь Марины Цветаевой и белогвардейского офицера Сергея Эфрона, ставшего в эмиграции агентом ГПУ, умерла в том же семьдесят пятом году, кажется, в августе…

Вот таким городом была Таруса в 197 5—1976 годах.

И еще: в семидесятые годы в стране самопроизвольно сложилось некое сообщество людей, с виду вроде бы благополучных, грамотных, но ведущих странный, непостоянный, как бы нигде не укорененный образ жизни. Были среди них и старые, и пожилые, и ничего материального не имеющие в жизни мужчины активного возраста; много молодежи, девушек, для которых Таруса стала тогда местом паломничества. Ариадну Сергеевну они раздражали; но в то же время она их и жалела, называла цветаевками. Как облако возникло в те годы это духовно бесприютное и духовно бездомное сообщество и растаяло, рассеялось почти без следа под ветрами нынешней, совсем другой жизни.

Для меня же удивительно до сих пор то, что при тогдашнем своем совершенно определенном настрое, даже экстремизме, я так и не сошелся близко с теми людьми, что составляли откровенно диссидентское, антисоветское ядро тарусской колонии. И доныне так — «в круги не вхожу» и «в организациях не состою». Но это уже мои личные дела….

Много-много лет спустя, уже в наши дни, приехав в Петропавловск, встретился я на одном юбилейном вечере с начальником областного КГБ, и он вдруг предложил мне: «Не хотите к нам в гости зайти, заглянуть в свое досье?» Я сразу и не нашелся, что ответить, а он, подумав, сказал: «Нет, не надо, там хоть и псевдонимы, но вы угадаете — и в родной город больше приезжать не будете…» Я понял, спросил: «Что, много стукачей было?» Он лишь махнул рукой… Понятно, нас ограждало лишь покровительство Риммы Васильевны и Шманова. И то, что мы работали в областной партийной газете, считались творческо-идеологическими работниками. То есть людьми системы. Хоть и сукиными сынами, но все же — причастными… А таковым кое-что позволялось, по тогдашним гэбэшным правилам. Они и сами, те, что пообразованней, были еще теми критиканами, но считалось, что им, и нам немного,можно, а вот к народу выходить с такими мыслями — это уже преступление. Елена Георгиевна Боннэр рассказывала, как в ссыльном для четы Сахаровых городе Горьком ее везли в больницу. Шофер, санитар и, разумеется, офицер КГБ. По дороге гэбэшник доверительно говорил ей: «Мы вас с Андреем Дмитриевичем понимаем и даже разделяем многие ваши мысли. Но и вы должны понимать, что есть правда для нас, и есть то, что они (кивок в сторону шофера и санитара) знать не должны…»

Он не знал, с кем говорит. Елена Георгиевна тут же рванулась, хватая за плечи шофера и санитара, и закричала: «Вы слышали?! Они вас за быдло считают!»

Еще раз прошу понять меня правильно: пишу не для того, чтобы выставить себя диссидентом (чего не было — того не было!), а чтобы показать, как все было… Нам с Борей Тимохиным, беспечно глупым, с длинными волосами и длинными языками, запросто могли устроить дело, если бы кому-то очень понадобилось. А скольким таким глупым, фрондерствующим, болтливым поломали, искалечили жизнь? В следующей главе я упомяну человека, брошенного в лагерь за поэму, напечатанную в главной газете страны… А здесь напомню дело, которое КГБ завел на группу молодых людей, имеющих записи каких-то рок-групп и какие-то западные журналы. Я не написал: там, в той группе, были и дети высокопоставленных родителей, известных в городе. Наверно, и поэтому тоже дело замяли…

А что до истории с Бродским, то теперь я уверен, что моя тайна не была только моей тайной; уверен, что секретарь обкома по идеологии Ануарбек Шманов знал, что за «песню» напечатал я в подведомственной ему газете «Ленинское знамя». Уж кто-кто, а он — не мог не знать. Во-первых, обязан был, потому как читал все подпольное хотя бы в силу служебной необходимости. История с судом над Бродским, о которой почти ничего не знали советские люди, им, идеологическим работникам высокого ранга, была известна очень даже хорошо. Их — информировали. А Шманов ведь читал не только материалы, поступающие по партийным каналам. Он, повторю, был человеком с очень и очень широким кругозором, широкими интересами и невероятными знаниями во всех областях. И безусловно читал все, что выходило тогда из-под пера Бродского. Знал и, понятно, молчал. Потому как тоже угодил в ловушку. Вернее, я его загнал туда по дури своей. Так мы и молчали: Римма Васильевна, Шманов, я… Потому как любое слово обернулось бы чудовищным идеологическим погромом. Мне-то поделом, но что с меня взять и что мне терять. А вот редактору областной газеты и секретарю обкома падать высоко…

Правда, Ануарбека Шманова вскоре все равно сняли с поста секретаря обкома. Система была такая, что она по природе своей не могла терпеть в своих рядах таких людей.

Глава 32 ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ-2, или ЗАГАДОЧНЫЙ КРАХ КОММУНИЗМА

Мне кажется, что уже второй десяток лет мы живем как автоматы. И почти не задумываемся над тем, что произошло с СССР в 1991 году.

А ведь случилось нечто непонятное и до сих пор непонятое, необъяснимое и необъясненное. Быть может, таинственное или загадочное. Даже те единичные люди, что предрекали неминуемый крах коммунизма, относили его, крах, на какие-то далекие будущие времена. Вполне возможно, что они сами не верили, а твердили в силу инерции, потому что роль такая, образ такой. А между собой даже ярые диссиденты констатировали:  «Это — стена!» То есть на самом деле, в абсолютном большинстве, почти никто не сомневался в несокрушимости и вечности этой ракетно-идеологической мировой твердыни. А некоторые из диссидентов даже предполагали, что на самом деле рухнут США. От переизбытка свободы, которая превращается в анархию. А СССР — даже говорить смешно…

И потому крах коммунизма — до сих пор шок и загадка. Над которой мы почти не задумываемся.

А поводом для этого разговора стала прочитанная с огромным интересом книга «Коммунистический режим и народное сопротивление в России 1917— 1991». Вышла она в Москве, в издательстве «Посев». «Посев» — это знаменитый в советские годы антисоветский журнал, выходивший с 1945 года в Германии, тайком провозившийся в единичных экземплярах в Советский Союз, с 1992 года издается в Москве…

Если бы году, допустим, в 1984-м кто-то сказал, что через восемь лет «Посев» будет вполне официально прорастать в Москве, его бы отправили в психушку. Но не как диссидента, а как действительного, настоящего больного. И все бы его искренне жалели: и друзья-родственники, и врачи, и работники КГБ, мимо которых, естественно, не мог пройти такой редкостный экземпляр и пример шизанутости на политической почве…

В книге собран огромный фактический материал. Она охватывает 7 5-летний период с Октябрьского переворота 1917 года до событий октября 1993 года. В ней обнародованы многие, совершенно не известные широкой общественности факты, названы сотни имен борцов с режимом и жертв режима. Эта книжка — уникальный и бесценный справочник.

Однако, если бы авторы-издатели ограничились только сбором и опубликованием фактов — одно дело. Но они трактуют события. А трактовка вызывает у меня даже не протест, а некий снисходительный скептицизм. Очень все зыбко. Начиная с названия — «Коммунистический режим и народное сопротивление…».

По названию получается, что «коммунистический режим» — отдельно, а «народ» — отдельно. А чтобы мы не сомневались, за названием следует аннотация, в которой прямо говорится: «В этом выпуске в сжатой конспективной форме впервые российская история 1917—1991 гг. рассматривается как противоборство народов нашей страны коммунистическому режиму». Противоборство! То есть народ бунтовал против власти коммунистов. Из чего следует, что оттого она и рухнула…

А кто ж тогда утверждал и удерживал эту самую власть?

Можно подумать, что офицерскую Добровольческую армию громили исключительно комиссары. А Тамбовский мятеж подавляли исключительно чекисты. Как «красная пропаганда» не признавала, что на стороне белых воевал тот же народ, так и «белая пропаганда» не хочет знать до сих пор, что царскую власть и власть господ смел народ. И церкви громил народ наш богоносец, и никто иной…

Революция в России не была случайностью, заговором отдельных групп. Она зрела в недрах многовекового рабства. И сама отмена рабства только подхлестнула революционные настроения. Потому что крестьяне получили земли меньше, чем имели при рабовладельцах.

Интеллигенция разочаровалась и возненавидела власть. И, наконец, власть ничего не видела, не понимала и продолжала относиться к народу как к быдлу. Уж кого нельзя обвинить в каких-либо симпатиях к красным, так это В. В. Шульгина — монархиста и даже черносотенца. Он в «Трех столицах» писал: «Власть такая же профессия, как и всякая другая. Если кучер запьет и не исполняет своих обязанностей, его прогоняют. Мы слишком много пили и пели. Нас прогнали».

Вот яркий пример. Лето и ранняя осень 1919 года. Колчак подходит к Волге, Юденич во Пскове, Деникин в Орле. Что осталось у красных? Да практически ничего. Только Москва. Однако откатился Юденич, Колчак, а затем и Деникин. В чем причина? Да, не смогли договориться. Да, ревновали друг к другу, спорили, кто должен быть Верховным правителем России. Но только ли в распрях вождей неудача белого движения? Кто громил армии Колчака, Юденича и Деникина? Латыши и китайцы, присутствие которых в Красной Армии всячески подчеркивается в данной книге? Нет, громил русский народ. Потому что не хотел ни Колчака, ни Юденича, ни Деникина.

Отношение народа, большинства, то есть мужиков-крестьян к белым или красным проследить довольно легко. По Гражданской войне, по продвижению армии Деникина, по отступлению или наступлению красных. Украина восстала против красных мгновенно. Не потому, что там были за белых, а потому, что красные обманули. Потому что Украинский Совнарком отнятую у помещиков землю отдал не крестьянам, а национализировал в государственную собственность. А мужикам хрен редьки не слаще. Неведомый Наркомзем, который забрал землю, ничем для них не лучше помещиков. Они сели на тачанки и смели красных. Но, как только белые армии перешли тогдашнюю границу Украинской республики и вступили в пределы Российской республики, движение затормозилось. Во-первых, украинским мужикам воевать на чужой территории за беляков было неинтересно. А самое главное, в России-то земля была отдана крестьянам. И приход белых они вполне справедливо расценили как попытку отобрать у них землю и отдать помещикам. Так что у белых на территории России в народе опоры не было. И «Приказ о земле», изданный Врангелем 7 июня 1920 года, по которому земля закрепляется в собственность крестьян, был уже запоздалым. К тому же раздавать крестьянам России землю, владея лишь Крымом, — это несерьезно, почти фарс…

А мятежи начались от продразверстки. И Кронштадтский, и Тамбовский, и Ишимский мятежи 1921 года были ответом крестьян на обыкновенный грабеж. Причем проходили они не «за царя-батюшку». А за «Советы без коммунистов». Но когда ввели НЭП, деревня успокоилась. Народ работал на своей земле и богател.

А потом крестьянству переломили хребет. Коллективизация была не только обобществлением и огосударствлением крестьянской жизни, но прежде всего уничтожением зажиточных, а значит — самостоятельных, способных на бунт, на восстание. После того как миллионы наиболее сильных особей были сосланы, уничтожены в лагерях, бунтовать стало некому. Оставшиеся приспособились, а многим из них новый режим оказался удобен.

С этой точки зрения показателен фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем», получивший американского Оскара. Этакая экспортная правда для Запада о нашей жизни: хороший человек комдив Котов пал жертвой «культа личности». А может, и не только для Запада, а и для нас: вот, мол, был такой ужасный «культ личности», который… и т. д. Вроде бы правда, а на самом деле хуже прямой лжи. Причем эта ложь очень удобна для тогдашних и нынешних котовых. Разумеется, авторы фильма не стремились к такому результату. Он стал следствием их поверхностного взгляда. А глубинная суть в том, что именно Котов и тысячи других Котовых и осуществляли этот самый культ личности! Каждый в меру своей должности и звания, в меру своих сил, веры и подлых возможностей. На том стояла и стоит система: дави нижнего и подчиняйся высшему. Требуй безоговорочного подчинения от нижнего, и сам безоговорочно подчиняйся высшему. Если скажет умри — умри, если скажет убей — убей.

Это рабская — она же зэковская — психология: умри ты сегодня, а я завтра… И она рабу близка и понятна. Он понимает хозяина, который говорит ему словами и действием: живи так, как я, дави подчиненного, подчиняйся начальнику. А вот если хозяин скажет ему: «Будь свободным человеком, а значит — уважай всех, считайся с мнением каждого», раб его не поймет, посмеется над ним, предаст его, с радостью отдаст на распятие первому попавшемуся прокуратору…

Здесь, опять же, надо сделать оговорку. Уничтожение нравственного хребта крестьянства и народа вообще происходило с двух сторон. Представьте в деталях раскулачивание, как входят в избу к зажиточному крестьянину какой-нибудь Макар Нагульнов, герой романа «Поднятая целина», с ним молодой сельский парень, бедняк-активист, и молодой парнишка-рабочий с винтовкой. И начинают, по сути, грабеж. Имущество описывают и тут же раздают, а хозяев сажают в сани и под конвоем отправляют в райцентр и далее — на Соловки… Что думают при этом, какой урок выносят из этого молодой сельский парень и молодой городской парень? Ведь происходит что-то непредставимое для сознания человека, особенно крестьянина. Мужика, который всю жизнь работал, построил дом и хозяйство, разоряют и выгоняют как «врага». И это считается «хорошо». То есть «хорошо» быть босяком, ходить с винтовкой, а «плохо» — честно и много работать. Вот какое уничтожение Смысла происходило в масштабе страны.

Вы помните, как Нагульнов обращался к власти? Он говорил: «Властушка! Родимая…» А что, Макар Нагульнов — один на всю деревню? Много было таких Макаров, а воспитали они себе еще больше — огромную страну Макаров.

А в конкретной реальности колхозы прижились, потому что были ориентированы на большинство босяцкого населения. И на босяцко-люмпенские инстинкты населения. Не надо рвать жилы. Работа не бей лежачего, приходи и уходи по команде, зато и голова не болит…

И в то же время многие, почти все, были недовольны коммунистической системой, тут авторы брошюры правы. Но это недовольство я считаю сродни недовольству погодой, неизбежным наступлением осени, зимы или весенней распутицы. Никто не помышлял о каком-либо «противоборстве» или «свержении» хотя бы потому, что СССР воспринимался как некое мироздание — вечное и нерушимое.

Да, были рабочие восстания в Темиртау и Новочеркасске. Но они носили прежде всего экономический характер: бунтовали против снижения расценок, против повышения цен. А последовательных политических борцов с режимом действительно можно считать на единицы и десятки, особенно если сопоставить с основной массой населения. Это абсолютное меньшинство задыхалось в тисках «большого социалистического лагеря», требовало свободы. Но можно ли голос единиц назвать, как авторы брошюры назвали, «противоборством народов нашей страны против коммунистического режима»? И самое главное — о них и об их борьбе эти основные массы ничего не знали. Даже о восстаниях в Темиртау и Новочеркасске ходили лишь невнятные слухи. Распространенность Би-би-си, «Свободы» и «Голоса Америки» сильно преувеличена. Во-первых, глушилки. Во-вторых, как следствие, у приемника надо часы просиживать, чтобы что-то услышать и разобрать. А рабочему люду некогда — к восьми утра на завод. Служивый же люд просто боялся, что донесут соседи. Таким образом, народ мало что знал о борьбе политического меньшинства.

А что надо было большинству? У него был скромный, но твердый заработок, уверенность в будущем, каждый имел возможность честно устроить ребенка, если у него есть склонность к учебе, в любой институт страны. И т. д. И тем не менее советский человек все равно чувствовал себя обманутым: обещали коммунизм, а в Челябинске колбасы нет… Так, может, прав Шульгин, который писал, что голодные не бунтуют — бунтуют сытые. И только сейчас, когда режим коммунистов рухнул, выясняется, что советский социализм так или иначе был выгоден и близок большинству населения. В интересах большинства населения.

Чего нельзя сказать о нынешней власти.

Но если при коммунистах недовольство, что называется, висело в воздухе, то сейчас, когда 80 процентов населения живут у черты бедности, народ безмолвствует. Опять загадка! Значит, Шульгин прав — бунтуют сытые?

Но в начале начал, в Гражданской войне, все определяло и определило отношение к главному вопросу русской жизни — к земле и воле. Красные сразу сказали: землю — крестьянам. И они победили.

А вот крах коммунизма через семьдесят пять лет после победы, повторю, во многом необъясним.

Могу лишь высказать некое предположение общего характера. Видно, коммунистическая система была поперек. Поперек всех естественных человеческих стремлений, смысла, инстинктов, разума, здравого смысла.

Поперек природы.

И вполне возможно, что в этом — в полном и злом противоречии со всем и была ее сила. Вполне возможно, что такая система могла жить только в ее самом зловещем и античеловеческом виде.

Но как только попытались привести ее хотя бы в мало-мальское соответствие со здравым смыслом, придать ей хоть какое-то человеческое лицо, как она рухнула сама по себе. То есть сталинский социализм — это железная стена, а горбачевский — уже недоразумение. Стоило режиму проявить слабость — природа общества взяла свое.

А что из сего вышло на нашей российской почве — это уже другой разговор.

БУМЕРАНГ, ИЛИ ЗАГАДОЧНЫЙ КРАХ СССР

И станет явное — тайным…

(Неизвестный философ XXI века)

1

Если крах коммунизма в какой-то мере загадочен для меня, то не менее загадочен и распад СССР. Да, империи рано или поздно распадаются, это объективный исторический процесс. Можете верить, а можете не верить, но сразу же после прихода Горбачева к власти мы с друзьями говорили о том, что когда-нибудь дойдет же демократия до того, что без боязни вспомнят о ленинском (!), конституционном праве наций на самоопределение вплоть до отделения, и… И что тогда? Тут мы, пораженные смелостью своей мысли, закрывали глаза и качали головами. Никто, конечно, не мог знать скорого будущего. И потому мгновенный и бескровный распад, свидетелями которого мы стали, конечно же, представляет до сих пор некую загадку.

Она усугублена еще и невероятной путаницей, возникшей в массовом сознании. И не только в массовом. До сих пор многие считают крахом и распадом СССР сговор в Беловежской Пуще, когда Ельцин, Кравчук и Шушкевич от имени России, Украины и Белоруссии подписали документ о денонсации союзного договора 1922 года, то есть документ о роспуске СССР.

На самом же деле Советский Союз рухнул 19 августа 1991 года, в результате путча, который очень многие и доныне выдают за попытку спасения Советского Союза. И, таким образом, главные виновники краха СССР всегда оставались и остаются в стороне… Более того, они, главные виновники, со временем утвердились в народном сознании почти как герои. Особенно заметно это было в 2001 году, в 10-летие августовского путча 1991 года. «Герои ГКЧП» — впору вводить было такую рубрику на страницах газет и журналов. Члены этого самого ГКЧП — Государственного комитета по чрезвычайному положению — направо и налево раздавали интервью, в которых утверждали, что они боролись против Горбачева, потому что Горбачев разрушал Советский Союз, а они пытались спасти великую страну.

И до сих пор эта лапша, под тем или иным соусом, вешается на уши народа. И никто не возражает. Хотя, к примеру, Горбачев и Назарбаев все могут расставить по своим местам. Раз и навсегда.

Я не знаю доподлинно, молчит ли Назарбаев. И если молчит, то почему. Горбачева редко кто спрашивает. Но даже когда он начинает что-то говорить, пресса почему-то не разносит его слова по всем каналам телевидения, по всему свету.

А он говорит, что на его встрече с Назарбаевым было решено, что после подписания союзного договора 20 августа 1991 года Павлов будет смещен с поста премьер-министра и Председателем Совета Министров СССР станет Нурсултан Назарбаев. Соответственно, меняется все руководство страны, в первую очередь силовые министры.

Как оказалось, кабинет президента СССР прослушивался!

Председатель КГБ Крючков предъявил запись тем, кого ждала неминуемая отставка, участникам будущего заговора. Вот тогда-то они срочно решили «спасать Советский Союз».

Министр обороны Язов каялся и признавался в первые дни после ареста, что он никогда бы не пошел на заговор, если бы не прослушал запись разговора Горбачева и Назарбаева, не узнал о своем предстоящем увольнении. Это уже потом он изменил показания и забормотал, как его более наглые подельники, о «спасении Советского Союза…».

Вот и весь секрет.

Однако за гамом и шумом победы 21 августа об этом никто не думал. А когда прошло немало лет — и вовсе забылось, зато родилась легенда о попытке «спасения СССР». Свято место пусто не бывает…

Но предположим, что ничего корыстного в замыслах путчистов не было. Предположим, что они спасали не свои должности, а действительно увидели в действиях Горбачева угрозу Советскому Союзу и решили спасти от него СССР? И ввели танки в Москву… Но ведь никто из них не думал, как отнесутся к этому в союзных республиках? А если и думали, то полагали, что ничего, никуда не денутся, как мы здесь скажем — так и будет.

И вот тут они просчитались. Во-первых, хоть тресни, а это был заговор, то есть нечто незаконное, дурно пахнущее. Во-вторых, эти люди, которыми, увы, окружил себя сам же Горбачев, не пользовались авторитетом у руководителей союзных республик. А совсем наоборот — к ним относились с едва скрываемым неуважением. Прежде всего к премьеру Павлову — за его фантастическое по глупости и чудовищности решение об изъятии пятидесятирублевых купюр, когда старушки в очередях от инфаркта умирали, и — особенно — к вице-президенту Янаеву. Уж его-то комсомольско-молодежно-туристическая биография вызывала у советских партийно-хозяйственных зубров откровенную усмешку. В-третьих, танки в Москве — это не только угроза, но и очевидное проявление слабости. Если они на танки опираются — значит, рыльце в пушку и законных прав на власть нет. А когда у вице-президента Янаева на пресс-конференции руки трясутся, то угроза усиливается многократно: мало ли чего устроят эти дураки с танками?! У них же в трясущихся руках все Вооруженные силы СССР с ракетами и бомбами! От страха могут в крови утопить страну. Бежать надо от этих опасных дураков как можно дальше. То есть бежать, отдаляться и отделяться от Москвы!

Общее понимание ситуации руководителями республик, их общее мнение и настроение лучше всех неофициально сформулировал в те дни президент Киргизии Аскар Акаев: «Какой может быть суверенитет, когда по команде заговорщиков из Москвы в гарнизоне под Бишкеком разогревают танковые моторы!..»

А официально сформулировал парламент Украины.

Уже 24 августа 1991 года (три дня как путч подавлен, но документ-то был внесен и обсуждался во время путча и в связи с путчем) парламент принимает Акт о независимости Украины. Обратите внимание на первые его строчки:

— Исходя из смертельной опасности, которая нависла над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года…

Через день, 25 августа 1991 года, такой же Акт приняла Белоруссия, потом Молдавия, Киргизия, Узбекистан, Армения, Туркмения…

Только Казахстан остался верен уже несуществующей стране. Уже Беловежское соглашение было оглашено, уже Советский Союз официально отменили, а парламент Казахстана принял соответствующие документы только 16 декабря 1991 года.

Три дня продержались путчисты в Кремле. Никто в Москве их не боялся — могу свидетельствовать как участник событий. Быть может, это было общее легкомыслие, но страха никто не испытывал. Всего три дня — но в эти три дня рухнул Союз.

Путчисты, как стая шакалов, перегрызли лапы льву Горбачеву. Когда он прилетел из Фороса в Москву, потрясенный и растерянный, Ельцин сразу понял, что Горбачев ослаб, что у него уже нет прежних рычагов управления. И Ельцин тут же, не теряя времени, пока Горбачев не обрел всю силу, сколотил вторую стаю шакалов из себя, Кравчука и Шушкевича. И они, по всем законам шакальей стаи, тайком напали и вырвали всю власть из рук ослабевшего льва.

Но они в Беловежской Пуще всего лишь воспользовались тем, что уже сделали до них путчисты. Не будь путча — никогда бы они не осмелились.

Не потому ли тихой сапой выпустили из тюрьмы всех участников августовского заговора? Не исключаю, что за бутылкой коньяка (может быть, в то самое утро, когда они — Ельцин, Бурбулис и Шахрай — ворвались уже как хозяева в кабинет Горбачева и, ошалевшие, там же срочно раздавили первую бутылку) главные тогдашние советники и циники Бурбулис и Шахрай, идеологи и организаторы беловежского заговора, сказали Ельцину со смехом: «А за че их судить-то, путчистов? Им спасибо надо сказать! Они ж Горбача уничтожили и всю власть нам на блюдечке поднесли!»

А если и не сказали вслух, то так все они думали.

И они все, от махровых коммуняк до таких же махровых либералов (как говорил Довлатов, после коммунистов я больше всего не люблю антикоммунистов), по-прежнему благоденствуют и правят нами. Самый характерный пример — тот же Бурбулис. Мало кто в народе знает, что он — сенатор, член Совета Федерации, Верхней палаты Федерального собрания России. И представляет в высшем органе законодательной власти Великий Новгород — город, откуда ведет начало история Российского государства.

2

Итак, в историческом смысле не имеет значения, чего хотели путчисты — спасти свои должности или Советский Союз. История судит по результатам. А здесь мы имеем еще один классический случай бумеранга. Или кривого удара. Когда поступки властителей держав оборачиваются такими последствиями, о которых никто из них и помыслить не мог. Чаще всего — прямо противоположными их замыслу.

Можно предполагать, что хан Узбек в Золотой Орде насильственно вводил ислам как государственную религию с целью упрочить государство. Логика здесь простая: один хан — одна религия — одно государство. Вполне возможно, что Узбек ориентировался на соседние страны, на ту же Русь. Он же видел и понимал, что только единая вера и единая церковь соединяет разобщенные тогда русские княжества и русских людей, которые и не называли себя русскими, а только лишь рязанцами, новгородцами, владимирцами и т. д.

А на деле введение ислама разрушило Орду. Орда ведь стояла как раз на принципе свободы религий. Так завещал Чингисхан. А Узбек, во-первых, подорвал чингисхановы устои, а во-вторых, оскорбил степных витязей-христиан. Они-то и стали уходить десятками тысяч на Русь. В-третьих, своими руками разорвал неписаный общественный договор, на котором и держалась Золотая Орда. Отныне никто никому и ничем не обязан, и никого ничто не связывает. Раз вы так — то и я так, и пошли вы все туда-то и туда-то…

Другой пример из истории нашего Отечества — Первая мировая война. Какими бы ни были ее цели, но все политические деятели той эпохи знали, что война — лучший способ попутно задавить революционное движение. И прочее недовольство масс. И вроде бы все подтверждало непреложность простой истины. На деле же получилось, что царской властью поднятые, сорванные с места и вооруженные миллионы повернули штыки против царской власти и смели ее. А ведь никто не верил в революцию после подавления восстания 1905 года. Сами большевики и эсеры считали, что революционные силы разгромлены, что теперь в России делать нечего, там победила, и надолго, реакция. И когда грянула Февральская революция, Ленин, например, долго не мог поверить…

А с какой страстью наши коммунистические правители свергали шахскую власть в Афганистане! Причем Афганистан был первым иностранным государством, которое еще в 1919 году, по инициативе шаха Амануллы-хана, направило в Советскую республику посольство и в 1921 году установило дипломатические отношения. Правительство большевистской России придавало этому очень большое значение, считало договор с Афганистаном «прорывом дипломатической блокады и международной изоляции». И тем не менее мы со временем начали строить козни, поддерживая всех и всяческих революционных проходимцев. В конце концов наши вожди добились своего, «шахский режим» был свергнут. Но в Афганистане к нам до восьмидесятых годов относились прекрасно, дружелюбно называли «шурави». Все изменилось, когда мы ввели свои войска. И что получили?.. Потерянное и убитое поколение советских парней, осиротевших отцов и матерей, потоки наркотиков через нынешнюю границу… А что там творилось и творится, в самом Афгане — долгий и тяжелый отдельный разговор. Сейчас я только о том, чего мы добивались и чем это нам аукнулось.

3

Нельзя сказать, что после путча в августе 1991 года, или, как называли еще, после победы демократии, никто не оценил и не понял разрушительного значения путча. Тотчас же возникли разговоры, что Союз уже рухнул или непременно рухнет и главное сейчас — выбраться целыми из-под его обломков. Но вели их в основном осведомленные политики и журналисты. Ведь Акты, принятые парламентами союзных республик, всей стране не были известны. Каждая республика знала свое, свой документ. А вот если бы по телевидению по три раза в день зачитывали эти декларации, да еще с объяснениями, к чему это приведет, тогда весь советский народ осознал бы, какая опасность грозит. И вполне возможно, нашел бы способ противостоять. Но в широких массах никто ничего не предчувствовал и не понимал. И когда огласили Беловежское соглашение — все оказались просто перед фактом.

Хотя, повторю, политики и многие журналисты имели информацию и осознавали. Не случайно же возникли разговоры о технике безопасности под обломками Союза… Вот убедительный пример — из журнала «Журналист». Привожу его потому, что пример из первых рук, сам участвовал. В сентябре — то есть в разгар эйфории от победы демократии в России — редакция попросила некоторых политиков, писателей, журналистов ответить на один вопрос: «Какими представляются вам отношения между народами бывшего Союза ССР через год и через пять лет?» Сейчас в этом вопросе для меня совершенно загадочно и непонятно словосочетание бывшего Союза ССР». Никакого «бывшего» тогда еще не было! Мы жили в Советском Союзе, во главе с президентом СССР Горбачевым!.. Новый союзный договор обсуждали. Да, были там сложности, иногда даже кое-что прорывалось в эфир, вроде фразы Назарбаева: «Да что ж мы за люди такие?!» Мы за этим отчетливо прочитали: никак договориться не могут… Но тем не менее мы жили в Советском Союзе…

Сейчас уже никто из сотрудников журнала не помнит, как и почему сложилась такая формулировка вопроса: «бывшего Союза ССР». Возможно, имелся в виду не СССР как наша общая страна, а СССР как «антидемократическая империя» и т. п. Дело еще и в том, что тогда же в обществе обсуждалось новое название государства — предлагалось, например, ССР — Союз Суверенных Республик, и т. д. Но почитайте, ведь политики уже констатируют — нет СССР как нашей единой страны!

 Профессор Анатолий ДЕНИСОВ, народный депутат СССР:

«Для меня как автора учебника «Теория больших систем управления» вполне органичны и нынешний распад Союза, и его грядущая реконструкция… Через году нас будет единое экономическое пространство, где сквозь дымящиеся развалины станут прорастать побеги нового Союза… Лет через пять это приведет к воссозданию единого унитарного государства с демократическим устройством, которое не будет отождествлять суверенитет с демократией, а анархию со свободой».

Марью ЛАУРИСТИН, вице-спикер Верховного Совета Эстонии:

«Освобождение от Союза означает раскрепощение каждого народа… За пять лет могут возникнуть совершенно новые или хорошо забытые старые связи. Например, скандинавские страны и Балтийский бассейн, Петербург, Новгород… то есть члены старой Ганзейской семьи… Что касается общего будущего того конгломерата, который раньше назывался Союзом ССР, я бы тут не стала предсказывать. Пять лет слишком короткий срок».

Председатель Верховного Совета РСФСР Руслан ХАСБУЛАТОВ:

«Республики хотят жить самостоятельно… Сейчас иллюзия поддерживается значительным потоком ресурсов, распределяемых через оставшиеся каналы централизованного снабжения. Когда же через год-два установятся рыночные экономические связи, республики более трезво взглянут на вещи… Лет через пять можно будет говорить о сообществе бывших союзных республик. К этому времени я вообще-то вижу уже процветающее содружество».

Отвечал на этот вопрос и я. И нес прекраснодушную ахинею о том, что помимо политического и экономического пространства есть наше общенародное пространство, объединенное русским языком и общей судьбой, где все мы — свои, и это из нас ничем не вышибешь. Это чиновники и цекисты кричат, что рухнул Союз, а на самом деле рухнуло тоталитарное государство, а НАША СТРАНА — осталась и останется…

А писатель и журналист Зорий БАЛАЯН, народный депутат СССР, ответил так:

«Предстоящий год, возможно, самый ответственный за историю страны. По инерции его еще можно прожить, уничтожая последние запасы. Но через год настанет катастрофа. Она начнется с репрессий по отношению к демократам. В дальнейшем выбросят из Мавзолея Ленина, отстранят от власти Горбачева…»

Было это, повторю, в конце сентября. Журнал с нашими ответами вышел в декабре. И уже не было Союза, а значит, и Горбачева как президента СССР…

По одному только этому примеру можно с уверенностью утверждать, что политики (в данном случае Денисов, Лауристин, Хасбулатов, Балаян) уже знали, более того — констатировали, что в результате путча, а затем демократической революции августа 1991 года Союз уже распался. Только я не знал, не понимал и неколебимо верил и говорил о незыблемости своей страны. Видимо, я в данной компании олицетворял народ…

А потом, когда в Беловежской Пуще руководители России, Украины и Белоруссии денонсировали союзный договор, народ стал знать, говорить и помнить только о «трех злодеях» или «трех пьяных мужиках, разваливших великую страну». И, таким образом, жалкие и мелкие люди, развалившие страну, эти самые заговорщики-путчисты — остались в стороне и даже обрели ореол злодейских, но все-таки борцов за Советский Союз. Вот ирония судьбы и истории во всех смыслах, какой ни возьми.

Такова суть августовских событий, таковы последствия путча вплоть до наших дней. Правда, которая вроде бы очевидна. Но то ли никому до нее нет дела, то ли нам трудно сложить два и два. Так и живем с лапшой на ушах.

Исторический бумеранг… Насилие над действительностью очень часто приводит к противоположному результату. Но, во-первых, способны ли мы просчитать, как дело наше отзовется? Во-вторых, кто из политиков когда-либо создавал модель, просчитывал грядущие последствия — я не знаю. А в-третьих, ведь правители в большинстве своем такие люди, что советов не слушают, книг не читают, а если читают, то вычитывают из них только то, что им нравится. Так что у человечества еще много чего впереди.

Постскриптум. А загадочным я называю крах СССР потому, что абсолютное большинство народа было против раздела и распада. Но никто ничего не сделал и даже не сказал. На улицы никто не вышел. Может, и правда, мы, народ, население, ничего не решаем и не способны решить? По крайней мере на одной шестой части земной суши, территории бывшего СССР…

Глава 33 ЧЕЧЕНСКИЙ КАПКАН

Как началась война

 В ноябре 1991 года Чечня объявила о своей независимости от России. Разумеется, не Чечня, а Дудаев и его окружение. Но тогда Ельцину (здесь и далее везде слово «Ельцин» лишь символ, обозначение всей кремлевской власти) было не до них — лихорадочно готовилось Беловежское соглашение и окончательное уничтожение СССР. А вот потом, став полновластным владыкой России на развалинах СССР, Ельцин обеспокоился — и начал срочную работу над новой Конституцией и новым Федеративным договором. И оказался в сложном положении. В некотором юридическом смысле государство создавалось заново. Старые принципы отменены, а новых еще нет. Тут большой простор для сепаратизма, для амбиций президентов автономных республик. Так и случилось.

Далее следует моя версия событий, потому как Ельцин со мной своими тревогами, мыслями не делился, я исхожу из своих тогдашних впечатлений, из фактов, известных по прессе и книгам. В 1992 году Татарстан и Чечня отказались подписывать Федеративный договор. В Кремле началась паника. А ведь именно там, в Татарии и Башкирии, Ельцин объявил в 1990 году: «Берите суверенитета сколько хотите!» Вот Шаймиев и решил взять… В общем, Ельцин пошел на уступки и с Шаймиевым договорился. А с Дудаевым — нет.

С Татарстаном был подписан отдельный Договор. «Формула договора с Татарстаном родилась 13 января 1993 г. в городе Грозном, — свидетельствует тогдашний зампред правительства, министр по делам национальностей С. М. Шахрай. — Именно механизм Договора о разграничении предметов ведения и полномочий был предложен руководству Чеченской Республики как схема решения проблем с этой республикой… К сожалению, эта линия не была доведена до конца». (Из выступления на Второй международной конференции по федерализму, 16—17 декабря 1997 г., г. Москва.)

Почему «эта линия не была доведена до конца»? Почему не договорились, не пошли на уступки Дудаеву? На дипломатическую хитрость, в конце концов: главное — сейчас получить хоть какой-то юридический документ, а потом, с годами, разберемся… Возможно, сыграли свою роль двойные подходы. Татарстан — крупнейшая республика, в центре страны. Если Татарстан не подпишет хотя бы отдельный Договор — это обвал и крушение еще не созданного государства. А что такое Чечня и тем более Дудаев? «Много берет на себя…» В общем, не договорились…

А почему все вершилось за кулисами? Почему перед лицом всей России не настояли на референдуме в Чечне? Уверен, тогда абсолютное большинство жителей высказалось бы за подписание Договора. Потому как это нормально. А ярые националисты, они всегда в меньшинстве, к счастью. То есть можно было и надо было сделать все ПО ЗАКОНУ. (По закону — вся власть принадлежит народу, референдум — оформленная законом воля народа.) Но для наших начальников и доныне закон — нечто вроде блохи, которую надо прихлопнуть, если она начинает кусаться. А то, что эта блоха потом вырастает в страшного зверя, пожирающего все вокруг, — об этом никто не думал и до сих пор не думает.

Таким образом Ельцин дал Дудаеву выигрышный юридический козырь: Чечня никакого Федерального договора не подписывала, а Россия ввела войска — то есть Россия агрессор и оккупант!

Дудаева решили «сместить». Разумеется, «руками самих чеченцев». Еще с лета создавалась «чеченская оппозиция» — некий Умар Автурханов, глава одной из районных администраций. В ноябре 1994 года этот Автурханов, собрав какое-то ополчение, пошел в военный поход (?!) на Грозный, на Дудаева. И потерпел сокрушительное поражение. После чего Дудаев обвинил Ельцина в попытке государственного переворота в Чечне. Кремлевские деятели пытались опровергнуть, но в прессе, прежде всего в газете «Известия», появились фотографии пленных российских танкистов и их рассказы о том, как их вербовала тогдашняя ФСК для участия в походе Автурханова… В общем, полный провал и позор.

После чего Ельцин начал уже открытую войну, назвав ее «восстановлением конституционного порядка». Министр обороны Грачев заверил, что возьмет Грозный одним полком за два часа. Началась бездарнейшая с военной точки зрения операция — вход танковой колонны на улицы Грозного, где танки заперли и сожгли… Трупы наших солдат растаскивали бродячие собаки. А министр Грачев рассказывал, как «восемнадцатилетние мальчишки умирали с улыбкой на губах…».

Общественность страны и пресса резко выступили против войны. Телевидение давало такие репортажи и комментарии, что губернатор Тульской области Севрюков приказал отключить вещание из Москвы. Журналист Сергей Доренко расценил это как фактический вывод Тульской области из состава РФ, призвал власть арестовать Севрюкова, а в Тульскую область ввести войска. Депутат и журналист Юрий Черниченко заявил: если в Чечне не война, а борьба с организованной преступностью, то давайте бомбить город Долгопрудный, где я живу, — там налицо организованная преступность, все ее знают… А государственная телерадиокомпания РТР (председатель О. Попцов) выдала в эфир программу «Совершенно секретно» (А. Боровик, М. Маркелов), в которой генерал Лебедь заявил, что можно одним полком за месяц «закончить военную кампанию в Чечне. Вопрос только в формировании — полк надо сформировать из детей народных депутатов, из детей членов правительства, из детей всех тех политиков, которые говорят сейчас о необходимости войны в Чечне».

Два года самолеты бомбили Грозный, а пресса клеймила Ельцина. Резкое изменение общественного мнения вообще и прессы в частности произошло после рейда Шамиля Басаева на Буденновск в 1995 году. Потому что одно дело — вести партизанскую войну, и совсем другое — захватывать в заложники женщин и детей в роддоме. Если уж ты вступил в бой и выхода нет — то умри в чистом поле как мужчина, а не прячься за женщин и детей, что для кавказского мужчины даже не позор, а вообще непредставимо. Басаева выпустили из Буденновска — и правильно сделали, никакой бандит не стоит жизни мирных людей. А Чечня встречала Басаева как героя. Наверно, это говорит о том, как резко и быстро война ломает, казалось бы, незыблемые нормы. Но в любом случае эти люди должны знать — они давно уже не мужчины…

В 1996 году секретарь Совета безопасности России генерал Лебедь заключил Хасавюртовский мир. За что был объявлен некоторыми предателем России. (Отметим — это второе явление Лебедя в войнах на территории СНГ. И второй раз, после Приднестровья, грозный генерал, рыкающий аки лев, устанавливает мир.)

Вынужден сделать отступление. Не хочется уводить разговор и интерес читателя в сторону, но и промолчать нельзя. Все это время начиная с 1991 года Чечня не платила налогов в федеральный бюджет. А вот из федерального бюджета деньги поступали в Чечню регулярно. В сумме получаются миллиарды долларов. Кому они достались? Хорошо (извините!), если только московские чиновники все разворовали… А если и Дудаеву доставалось? А как же не достаться, если деньги идут в Чечню, а в Чечне-то президент Дудаев… И, выходит, мы давали боевикам миллиарды, чтобы боевики убивали наших солдат? Получим ли мы когда-нибудь ответ на эти вопросы…

Три года — 1996-1999 — прошли в неопределенности. А осенью 1999 года Москва и Россия испытали кошмар — в Волгодонске и Москве неизвестные террористы взорвали многоэтажные дома, погибли сотни людей. Я пишу «неизвестные террористы», потому что заказчиков и исполнителей так и не нашли, судили Деккушева и Крымшамхалова (по национальности они — не чеченцы). Они — тридцатые спицы в террористической колеснице, по их словам, они толком и не знали, что везут и зачем. Правда, назывались еще пять имен и фамилий людей (кстати, они тоже — не чеченцы), которые вместе с подсудимыми перевозили гексоген, но они погибли во время операции по задержанию, которую проводили российские спецслужбы. А Деккушева и Крымшамхалова арестовали спецслужбы Грузии и передали юстиции России.

Одновременно, осенью 1999 года, банда Шамиля Басаева вторглась в Дагестан. Это уже второе и решающее явление Басаева. И во многом непонятное. Басаев — кем бы он ни был — кавказец. И он знает, что ворваться в дом соседа с оружием — значит оскорбить его честь и нажить смертельного врага. Он оскорбил, настроил против себя весь Дагестан. Этого он добивался? Федеральная власть объявила контртеррористическую операцию — и вспыхнула Вторая чеченская война. Начала ее уже другая власть — исполняющего обязанности президента, а затем и президента Путина. И ведет до сих пор. События последних пяти лет — на нашей памяти. Отмечу только в общих чертах, что обстановка, атмосфера в стране изменилась. После всех терактов, жертв редко у кого хватает смелости требовать прекращения войны в Чечне. Телевидение стало рупором власти. Из газет только «Новая газета» резко и последовательно ведет антивоенную линию. У других, даже когда они набираются смелости осудить действия тех или иных федеральных сил в Чечне, не хватает глубины. Яркий тому пример — освещение суда присяжных, оправдавших группу спецназовцев ГРУ во главе с капитаном Ульманом. Они обстреляли на дороге автомобиль с мирными жителями, одного убили. И, чтобы замести следы, убили всех и сожгли. Суд присяжных их оправдал. Затем дело вернули на повторное рассмотрение, оно еще не завершено…

 «Известия», «Трибуна», «Новые известия», «Русский курьер» и другие выступили с резкими комментариями. Общий лейтмотив — теперь открыта лицензия на убийство всех чеченцев… Но газеты не пошли дальше отдельного случая. А надо было задаться вопросом (и суду прежде всего) — на каком основании спецназ ГРУ находится в Чечне?

Части специального назначения Главного разведывательного управления существуют для ведения диверсионных операций за линией фронта, в тылу войск противника. Но войны в Чечне официально нет. И линии фронта, разумеется. Далее вытекает общий вопрос: на каком юридическом основании действуют там солдаты и офицеры Вооруженных сил РФ вообще? Если война не объявлена, то войсковые части должны находиться за забором, в местах постоянной дислокации. И уж никак не входить в контакт с населением путем рейдов, «зачисток» и проверок на дорогах.

И получается, что военные в Чечне вне закона. Но они чувствуют себя там над законом. Негласно. Идет война, которой нет. И таинственный спецназ ГРУ вообще фантом из фантомов. Сплошные невидимки. А на тех, кого нет, и суда нет. Эта ситуация автоматически провоцирует преступления. С обеих сторон. Беззаконие рождает беззаконие. Почти никто об этом не говорит. Или не знает?

Да что законы! Мы истории своей не знаем. И потому приведу для коллег два интересных исторических документа из моего досье.

Адмирал Мордвинов против генералов Ермолова и Вельяминова

Кавказская война началась в 1799 году, когда русские войска по просьбе Георгия XII, царя Картли-Кахети, вошли в Восточную Грузию. В тот год родился Пушкин. В тот год родился Шамиль.

Окрестные народы, за исключением грузин, встретили русские войска враждебно, тотчас начались набги и пограничные стычки, в первую очередь из пределов Аварского ханства. А в 1817 году началась, собственно, Кавказская кампания, наступательные операции против горских племен.

И уже тогда, в самом начале кавказских событий, высшие слои Петербурга разделились на два лагеря. Условно назовем их сторонниками Мордвинова (меньшинство) и сторонниками Ермолова и Вельяминова (большинство).

Об их взглядах мы можем судить по двум сохранившимся до наших дней историческим документам — «Мнению» адмирала Мордвинова и «Рапорту» генерал-лейтенанта Вельяминова.

Граф Николай Семенович Мордвинов, бывший морской министр, был человеком с ярко выраженным собственным мнением. В 1826 году он, единственный из членов Верховного суда, отказался подписывать смертный приговор декабристам… А в 1816 году, за год до решения о Кавказской экспедиции, в атмосфере лихорадочной, предвоенной, Николай Семенович наперекор шапкозакидательским настроениям предупреждал тогдашнее российское правительство:

«Таковых народов оружием покорить невозможно… Число войск, великие воинские снаряды… не оградят от временных нападений. Часто они будут удачны, всегда будут вредны соседствующим мирным селениям… Чтобы покорить народы, должно приучить их к тому, что Россия производит и чем может их всегда снабжать. Тогда не только сдружимся с ними на границах их, но достигнем до ущелий сокровеннейших, куда ядра и штыки наши достигнуть никогда не возмогут и коими токмо вечную вражду питать возможно.

Когда народы Кавказа сближаться с нами станут через снабжение всем для них потребным, когда они привязаны будут к нам тесными союзами гостеприимства и благотворения, когда взаимные обмены торговли учредятся, когда суровость нравов ослабнет, тогда влияние Турецкое сделается ничтожным.

Предлагаемые здесь новые издержки по полуденному краю основаны на хозяйственном расчете. Издерживая, как здесь предполагается, по сто тысяч рублей, сберегутся миллионы рублей, издерживаемые ежегодно на содержание великого числа войск для единого охранения границы, без приобретения в доход и единого рубля в пользу империи.

19 июня 1816 года».

Мордвинова тогда не послушали. Войска пошли в горы. Пятнадцать лет ожесточенных сражений под началом Ермолова не дали особых результатов. В 1833 году, через шесть лет после отставки Ермолова, командующий Кавказской линией генерал-лейтенант Вельяминов писал:

«Итак, главное дело состоит в том, чтобы покорить народы, занимающие плоскости на северной стороне Кавказа. Голод есть одно из сильнейших к тому средств. Чтобы произвести оный, нужно между прочим возбранить подвоз жизненных потребностей со стороны Черного моря… Средство сие состоит в истреблении полей. В первый раз оно было употреблено в прошедшем 1832 году, и теперь ясно видно, до какой степени изнеможения доведены Чеченцы…

Полезнее всего по моему мнению начать с истребления полей. Овладеть всеми плоскостями и поселить на оных казачьи станицы. Наконец по поселении станиц устроить в приличных местах укрепления.

Можно кажется ручаться, что после первых двух годов Кавказская линия сделается совершенно покойною со стороны горцев».

Но даже голод, экономическая блокада и тактика выжженной земли, тактика Ермолова — Вельяминова, не принесли успеха. Напомню, что свой «Рапорт» Вельяминов написал в 1833 году. После этого война длилась еще 31 год и закончилась в 1864 году. Вельяминова уже давно не было в живых… Не увидел победы и Ермолов. Хотя и прожил ни много ни мало — 84 года. Из заметных людей той эпохи, пожалуй, только Шамиль пережил и начало войны, и ее окончание. Он умер в 1871 году. В почетном плену.

Кавказ усмирили. Или он сам усмирился? Вот о чем надо бы думать и думать. Доныне самые невежественные, а значит, громкоголосые политики твердят, что Кавказ «надо держать», иначе он «уйдет» в мусульманский турецко-иранский мир. В этих высказываниях нет ничего, кроме исторического невежества, плебейского постоянного испуга, что нам изменят и нас на кого-то променяют, и, наконец, полицейского инстинкта «не пущать».

Во-первых, никто уже давно не стремится уйти к «кому-то». Можно подумать, что кавказские молодые люди, привыкшие к простору Советского Союза и России, к московской и петербуржской цивилизациям, с радостью сменят их на проповеди аятоллы, паранджу и запрет на алкоголь… Во-вторых, не мешало бы задуматься: а почему за прошедшие века Кавказ не делал такой попытки — «уйти». Ведь Россия вела постоянные войны с Турцией, когда все раскачивалось на зыбких весах, когда выступление Кавказа резко изменило бы соотношение сил…

Потому, что есть нечто большее, чем винтовки и пушки. На самом деле победил Мордвинов, а не Ермолов и Вельяминов, не штыки присоединили Кавказ к России, а мандарины и апельсины. Вхождение Кавказа в российский рынок стало для наших кавказцев великим подарком судьбы. В России и потом в Советском Союзе они стали богаче всех прочих, потому что обладали редким, дорогим для нас продуктом. А останься они в зоне Турции — Греции — Ирана — они были бы самыми бедными жителями того ареала! Представляете, наш кавказец везет мандарины в Грецию?! Да лучше я со своим самоваром в Тулу поеду — хоть ради смеха купят….

Так что Кавказ привязан к России не пушками и танками, а естественным историческим складом товарно-денежных отношений. А значит, тысячами прочнейших нитей, из которых и состоит жизнь.

А теперь вернусь к закону. Пренебрежение к нему не только не изживается, а прогрессирует. Например, инициатива президента по упразднению выборов глав регионов. О реакции политиков и чиновников можно не писать — они все одобрямс! Но ведь находятся ученые (!), юристы (!), которые уверяют народ, что тут нет никакого противоречия Конституции. Мол, в Конституции не написано, что главы регионов обязательно должны выбираться. Это неправда. В Конституции написано — «Российская Федерация»! А слово «федерация» автоматически предполагает и предписывает выборность глав субъектов Федерации! Значит, тогда надо менять название нашей страны. К примеру, не «Российская Федерация» (РФ), а «Республика Россия» (РР). Как в Казахстане — «Республика Казахстан». Никакой «федерации», главы регионов назначаются президентом республики — и никто не спорит, потому что все по закону. Смените хотя бы название! А то ведь мы снова закладываем мину под фундамент страны. Ведь неизвестно где и неизвестно когда неизвестно кто может поднять бунт и потребовать прямых выборов на основе названия государства. А мы введем туда войска, чтобы наказать того, кто решил действовать и жить по Конституции? Никто лучше нас не умеет сделать хуже самому себе… Вот и ходим по колена в крови.

Глава 34 ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ-3, или ТУПИК В ЧИСТОМ ПОЛЕ Никогда еще в новой истории России не угрожал такой выбор

Была бы власть, а объяснение придумают. На четвертый год президентства Путина, объясняя и оправдывая его действия, в частности, введение старого-нового гимна и тому подобное, стали говорить об исторических закономерностях Реставраций. Мол, всякая революция порождает крайности. И тогда после революций происходит частичная реставрация, восстановление некой стабильности в жизни общества и государства.

И примеры приводят. После революции Кромвеля в Англии вновь пришли к власти Стюарты, и постепенно Англия стала конституционной монархией. После кровавой бани Конвента и узурпатора Наполеона вернулись законные Бурбоны, и постепенно Франция стала парламентской республикой.

Так, мол, устанавливается некая золотая середина.

Но мы не Англия и не Франция. У нас всего много, и чересчур.

Ленин уничтожил царизм. Затем, увидев разруху, ввел нэп. Появились мелкие частные предприятия, богатые крестьяне. Рядовые коммунисты возмутились: «За что боролись?»

Сталин уничтожил нэп, восстановил самодержавие и правящий класс в лице коммунистической партии.

Хрущев начал демонтаж сталинизма. В первую очередь — всевластия партии. Опять мы толком не рассказали и не объяснили народу, за что сняли Хрущева. Не за волюнтаризм, не за самодурство, как твердила брежневская пропаганда. Волюнтаризмом и самодурством у нас никого не удивишь. Хрущев разделил обкомы на промышленные и сельскохозяйственные. Он упразднил райкомы, вместо них создал парткомы при производственных управлениях сельского хозяйства, подчинив их производственникам. То есть покусился на власть партии! За что и был свергнут партийно-гэбэшными заговорщиками.

Брежнев тотчас начал реставрацию. Понимая под этим восстановление абсолютной власти партии и полное подчинение ей всего государственного аппарата. Двадцать лет страна жила при стабильности, иначе называемой застоем.

Горбачев уничтожил власть КПСС.

Ельцин сместил Горбачева, отменив ради этого СССР.

И вот теперь Путин устраняет крайности ельцинской революции.

Не слишком ли много у нас революций и реставраций? Какая-то круговерть. Когда каждое похмелье превращается в пьянку самостоятельного значения. Или как в известном фильме: «Украл — выпил — в тюрьму. Украл — выпил — в тюрьму. Романтика!»

Вот о чем, наверно, стоит задуматься.

Но даже эти перетряски — всего лишь мелкие интриги по сравнению с тем, что угрожает и надвигается на Россию.

Россия застряла на перепутье. На самом тяжком за последние 90 лет. Когда любой выбор, любой поворот чреват потрясениями.

Причем главный поворот она уже проскочила в 1991 году, почти не заметив, свернув куда-то вбок.

Впереди — тупик.

Надо возвращаться, чтобы начать сначала. Но как это сделать? Бандиты, государственные чиновники и олигархи, за десять с лишним лет облепившие телегу-Россию, лучше утопят ее вместе с собой, чем позволят вернуться.

Но сейчас речь не о них. Россия застряла в чистом поле. На нем нет ни гражданского общества, ни общественного мнения, нет общественных идей, нет партий как сознательной, думающей силы, ответственной за судьбу страны, и даже олигархи (!) не имеют значения в историческом смысле.

Есть лишь народ, который смотрит только на президента, верит президенту и надеется на президента.

Ни один руководитель страны в последние полвека не был в народе так популярен. Если не любим. Ну сами посудите, ковры с портретом Путина, даже торт с Путиным — это ведь не по заказу, без корысти. А, что называется, по простоте души.

Чем это объяснить?

Невероятным, фантастическим стечением обстоятельств и случайностей.

В истории так бывает. И в больших масштабах, когда вершатся судьбы стран и континентов, и в малых, когда речь идет о популярности отдельно взятого человека.

Конечно, американцы, к примеру, до сих пор понять не могут: как могла огромная страна, при имеющейся процедуре демократических выборов, почти как один проголосовать в 1999 году за человека, о котором ничего не знает, который никогда в политике не был, никому не известен, ничем себя не показал, явился ниоткуда…. Но в том-то и дело, что Россия — не Америка. Например, у нас в народе Ельцина не уважали. Даже когда любили. Считали, быть может, своим мужиком в доску, таким же, как мы, пьющим, разухабистым, но — не уважали. Потому что разухабистый — это одно, а начальник, тем более президент — это совсем другое.

А главное в том, что Ельцина мы сами выбрали. А раз мы его выбрали, то он вроде как ненастоящий начальник…

Увы, это особенность нашего народа, выросшего в патерналистских традициях. Хотите смешной (или горький) пример? Во время Первого съезда народных депутатов, того самого, который, не отрываясь от экранов, смотрела в 1989 году вся страна, я часто бывал в гостинице «Москва». Поскольку дружил с некоторыми депутатами, помогал выступления писать. И. заметил, с каким пренебрежением относится к ним кремлевско-цековский аппарат, обслуга, в первую очередь шоферы. На их лицах читалось: тоже мне, шелупонь тут понаехала, а делают вид, что тоже начальство… Потому как для шоферов (народ?) настоящими начальниками были те, что сидят в Кремле и на Старой площади. А эти — народные избраннички, мать иху…

Теперь такого отношения к депутатам нет. Но это не значит, что шоферы переменились. Это значит, что народные избраннички стали номенклатурно-начальственными мордами. Заняли место прежних. А таких шоферы уважают…

На чем держится бюрократическая власть? На чуде, тайне и авторитете. Первых секретарей райкомов, обкомов, ЦК могли любить или ненавидеть, хвалить или проклинать, но их всегда — уважали. Потому что они выходили, являлись неведомо откуда, из тайны, окружающей все эти бюро и политбюро, спускались с недоступных смертному вершин.

И Путин, после выборного Ельцина, возник оттуда же! Из номенклатурно-бюрократической тайны. Как с неба явился! Он не боролся за власть, не просил милости народной, не выступал перед публикой, не разоблачал конкурентов, не заигрывал с народом и не обещал золотых гор — он просто и сразу стал Главным Начальником. А последующие выборы были уже не выборами, а по сути — плебисцитом, формальным голосовательным утверждением в должности. Признанием его избранности. Не нами.

 Чудо, тайна, авторитет…

Понятно, для нас после Брежнева, Черненко и Ельцина явление у власти молодого и красивого, который сам ходит, сам говорит да еще на лыжах бегает и самолетом рулит — ошеломительное зрелище! В конце концов, черт возьми, теперь за страну не стыдно, А то, бывало, сидишь у телевизора, и хоть сквозь землю проваливайся.

Но, повторю, здесь еще и уникальное стечение обстоятельств и случайностей. Когда каждое лыко — в строку. Вплоть до физических данных. Или — начиная с них. Кстати, по законам Древней Персии царь царей не должен иметь физических недостатков, потому как изъяны тела могут исказить ум и душу, а такой правитель опасен для народа и государства. В этом смысле Путин — совершенство. Никаких недостатков или особенностей вроде родимых пятен или отсутствия пальца на руке, абсолютно четкая, внятная, правильная речь, не гэкает, не мэкает, не окает, не картавит, не заикается… и т. д. Никаких отрицательных зацепок для уха или глаза. Абсолютная норма!

Маленький рост Путина тоже играет роль. Великую! Во-первых, мал, да удал. А самое главное — его облик у пожилого населения (а это — большинство!) вызывает прилив отеческих и материнских чувств. Горделивых чувств!

С одной стороны, он как наш сын и мог бы быть нашим сыном. А с другой стороны — посмотрите, какой он! Он совсем другой! Мы — пожилые, усталые от жизни, разобранные, неряшливые, боимся каждой шишки на ровном месте. А вот сынок наш — ослепительно чистенький, сияющий, улыбчивый, решительный, четкий, он никого не боится, это его все боятся, он сам начальник над всеми начальниками! Каждый хотел бы иметь такого сына — каждый и видит в нем своего сына!

Отсюда не просто любовь, но и надежды. Мы сами не смогли, необразованные, безвластные, дальше своей скотобазы мира не видели, но зато сынок наш — умный, образованный, знающий, при власти, он сможет!

Но и этого мало. Путин чист и безгрешен перед народом, аки ангел небесный. Он не виноват ни в чем! Потому что реформы-то проводили Горбачев и Ельцин, реформы провалили Горбачев и Ельцин — им и достались все проклятия.

Мы все противимся реформам, даже малейшим изменениям в нашей конторе, потому что они рушат привычный ход вещей. А уж когда реформы проваливаются, когда они оборачиваются социальными катастрофами в масштабе громадной страны — а как еще можно назвать то, что тянется с 1987 года?! — тут еще радоваться надо, что не вышли на улицы и не смели все к чертовой матери!

«1987 год» я взял не с потолка. Отсчет экономического развала я веду с 1987 года, с никем не запомненного Пленума ЦК КПСС, на котором было принято решение о хозяйственной самостоятельности предприятий. Мой друг Виталий Михайлович Юдаков, бывший крупный областной руководитель, настороженно, почти враждебно настроенный к Горбачеву, и я, никогда ничем не руководивший, восторженно принявший свободу слова и реформы Горбачева, в тот июльский день в один голос сказали: «Это — катастрофа!» С того дня начался развал производства, директора предприятий прекратили выпуск необходимых, но невыгодных им товаров, а стали выпускать только то, что выгодно и дорого. С того дня и начались абсолютно пустые полки в магазинах СССР… А потом, сами знаете, резкий переход от социализма с пустыми полками и полными карманами—к капитализму с магазинным изобилием и пустыми карманами….

И теперь, если жизнь улучшится, — спасибо Владимиру Владимировичу. Если нет — то он ни в чем не виноват. Он по рукам и ногам связан, кругом продажные чиновники и могущественные олигархи! И вообще, посмотрите, какое наследство ему досталось! Попробуйте сами что-нибудь сделать, и вообще, что можно сделать с тем, что мы имеем сегодня? Вот вы — знаете, что делать? Я тоже не знаю... То-то и оно…

Я здесь не говорю, «плохой» Путин или «хороший» — я говорю о восприятии его массовым сознанием.

Но второй президентский срок Путина с первых же месяцев внес полную сумятицу в мою голову. На мой взгляд, Администрация Путина занялась политическим самоубийством. А это верный признак того, что там нет никакого интеллектуального багажа. Никакого. А есть только желание удержать власть. Ну, возможно, поделить в свою пользу, в пользу приближенных людей все богатства России, доставшиеся вначале приближенным Ельцина. Я говорю о сумятице в своей голове, потому что такого я не ожидал. Ведь так вредить себе могут только неадекватные люди. Ни один враг не мог бы принести путинской администрации большего вреда, нежели она сама.

Обвинив Администрацию президента в полном отсутствии интеллектуального багажа, с горечью поправлюсь — это не просто невежество, а невежество принципиальное, идейное. Я имею в виду не только отмену выборов губернаторов и выборы депутатов только по партийным спискам. Но этот пример — самое яркое доказательство принципиального политического невежества. Оно выражается в трех ключевых словах — укрепление вертикали власти. И, разумеется, как всякое принципиальное невежество, приводит к абсурду. Процитирую опубликованную в «Известиях» статью третьего высшего должностного лица страны: «Утверждение о том, что Кремль осуществляет авторитарное руководство регионами, несправедливо. Мальчику Паше из Усть-Кута надо было дозвониться до президента во время телемоста, чтобы в Пашиной школе начали топить. Потребовалось вмешательство главы государства, чтобы местная власть начала исполнять простейшие обязанности. Но недолго она их исполняла. В ходе следующего телемоста, через год, страна узнала, что в том же Усть-Куте в своей квартире замерз 82-летний ветеран войны. Президентская инициатива направлена, среди прочего, и на то, чтобы подобное стало невозможным».

Это говорит не какой-нибудь ярый враг Кремля, злопыхатель — это говорит ближайший сподвижник Путина, председатель Государственной думы Борис Грызлов. И не понимает, что он говорит.

Значит, для отопления школы в Усть-Куте необходима нынешняя политическая реформа? А иначе — никак? Иначе у президента нет возможностей повлиять на главу администрации Усть-Кута? А никто, кроме президента, на него повлиять не может? Вот что получается из статьи Бориса Грызлова. Но ведь сам же Грызлов тут же признается, что даже после звонка президенту и распоряжения президента в Усть-Куте топить все равно не стали и заморозили в квартире 82-летнего ветерана войны! Так кому же звонить теперь, чтобы в Усть-Куте начали топить?..

Борису Грызлову невдомек, что ни один президент не в состоянии проследить за мэром или кочегаром в Усть-Куте. Никакая вертикаль. Проследить может только горизонталь. К примеру, на второй день заморозки директор школы подает иск в местный (!) Усть-Кутский суд, и местный (!) суд сажает в кутузку местного главу за злостное неисполнение обязанностей. Никакого иного варианта в современном мире нет и не может быть.

А слова «вертикаль власти» сами по себе убийственны. Поставьте на попа карандаш — это и есть вертикаль. И теперь дуньте на него. Таким и был Советский Союз с самой сильной вертикалью власти, такой сильной, что в том же Усть-Куте не могли еще одну ставку библиотекаря ввести без разрешения Госплана и Совета министров.

И здесь мы выходим на то, что я назвал принципиальным невежеством. То есть на уровень мышления людей у власти. Так вредить себе, как они, никакой враг не может. Но они этого не замечают. Под укреплением государства они подразумевают усиление чиновничества, причем такое, чтобы никто и не пикнул. Это у них и называется вертикаль власти. И не ведают, что вертикаль как раз и неустойчива. Устойчива — горизонталь, горизонтальные связи. И здесь дело не в уме, какой бы он ни был, а в вековечной природе служивых людей: я беспрекословно подчиняюсь начальнику, но зато уж подчиненный точно также пресмыкается передо мной, и так по всей вертикали, иной жизни не представляю, все остальное ненавистно просто по натуре. И все естественно, если посмотреть исторически. Только об этом, опять же, никто не говорит, потому что не думает. У нас ведь все было наоборот — вначале был феодальный строй, а потом (!) — рабовладельческий. При феодализме вассал моего вассала все-таки не мой вассал (некий элемент местного самоуправления)… Его отменили в 1580 году. И с 1580 года по 1861 год (300 лет!) у нас был рабовладельческий строй — в самом прямом смысле. И за 150 прошедших лет из такого наследия не выберешься. Главное в рабовладельческом строе — армия надсмотрщиков, которая набирается из массы рабов. В стихах об индийском рикше, который в свой выходной день важно катится на другом рикше, советский поэт Николай Тихонов писал: «Раб, угнетающий раба, холоп, почуявший господство…»

За эту рабскую возможность безраздельного, необсуждаемого господства над другим рабом и борются, не сознавая того, сторонники «укрепления вертикали власти» и «укрепления единства». Горизонталь, то есть партнерские и свободные отношения в обществе, им ненавистны по нутру. Вот такие сокровенные человеки… Кстати, рассказ под названием «Сокровенный человек» советский писатель Андрей Платонов начал так: «Фома Пухов не одарен чувствительностью. Он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки. «Естество свое берет!» — заключил Фома по этом поводу».

Вот и я говорю — берет. Если, конечно, естеству дать волю.

Народ, понятно, далек от политики и давно уже равнодушен к политике. Но ведь политика аукается экономикой. Первые же слова избранного на второй срок президента о «непопулярных мерах» и первые же действия нового правительства вызвали недовольство населения. Пока еще тихое. Из пенсионной накопительной системы исключили людей 1953—1967 годов рождения. Что они будут получать в старости — неизвестно. На очереди — отмена государственных субсидий на жилье, образование, медицину. То есть вся тяжесть невнятных непрекращающихся реформ снова перекладывается на плечи простых людей.

Сразу же после избрания на второй срок президент провел фантастическое, невероятное повышение зарплат высшим чиновникам. Причем тайно. Но народ прознал…

С непонятным упорством президент не желает идти на какие-либо переговоры о прекращении войны в Чечне. И, в связи с этим, началось прокурорское преследование Комитета солдатских матерей, которые выступили инициаторами переговоров. Это ведь надо догадаться — устраивать войну с солдатскими матерями?!

Наконец, отмена выборов губернаторов и выборы депутатов только по партийным спискам. Да, я понимаю, действительность такова, что народу в основном глубоко до лампочки эти выборы и депутаты, он разочаровался в выборной системе, порешив: все равно начальники протащат того, кого им надо. Все так. Но сам принцип бесцеремонного отстранения народа от прямых выборов — оскорбителен. И народ, как бы он ни был равнодушен к своим политическим правам и свободам, это оскорбление чувствует…

Но ничто не сравнится с уроном, который нанес авторитету и популярности президента Закон о замене льгот денежными выплатами. Еще на стадии разработки и обсуждения аналитики, публицисты предупреждали в печати, в том числе и зарубежной, что он вызовет социальный протест. Потому что нельзя отнимать, тем более у стариков! Это политическая и человеческая азбука. Но Закон провели. И с первых дней его действия, с января 2005 года, на улицы городов России вышли тысячи пенсионеров, блокировали здания администраций, перекрыли движение на федеральных дорогах. А пенсионеров у нас — 40 миллионов! Им терять нечего. Они ничего не боятся, их с работы не уволят. Бунт немощных стариков — чудовищный удар по авторитету любого правителя. Что дальше будет — неизвестно. Я дописываю эти строки перед сдачей книги в производство.

Одним словом, во второй президентский срок Путина Администрация президента делает все, чтобы подорвать доверие народа к Путину. А поскольку давно известно, что без ведома первого лица у нас лист не упадет, это значит, что сам Владимир Владимирович упорно рубит сук, на котором сидит. А этот сук — доверие народа.

Однако должен сказать, что с народом что-то начало происходить уже к концу первого срока президентства Путина. Неуловимо для глаза и уха, а только лишь для неких колебательных контуров в общей атмосфере. Такое ощущение, что лимит надежд на улучшение жизни тает. А вместе с ним вера в Путина и любовь к Путину.

В России — 70,9 млн. экономически активного населения. Из них — 6,3 млн. безработные. В стране также 10 млн. инвалидов — 7% населения. В 1985 году их было 3,9 млн. 24 % населения, или 35 млн., имеют доход ниже прожиточного минимума — то есть живут за чертой бедности.

О средней зарплате говорить не буду. Это все равно что средняя температура по больнице. К примеру, в 2004 году зарплата колхозного ветеринара в Сухиничском районе Калужской области составляла 700 рублей. Ставка учителя — 2200 рублей. Зарплата электрослесаря на шахте в Ростовской области — 2400 рублей. А зарплата министра — 88 112 рублей. То есть больше в 37— 125 раз!

Один из самых объективных показателей уровня жизни — продолжительность жизни. По данным на 2003 год российский среднестатистический мужчина живет на 19 лет меньше, чем мужчина в Швеции и в Японии, а женщина — на 11 и 13 лет соответственно. Это — из материалов конференции «Настоящее и будущее народонаселения в России». Причины вымирания нации — если говорить резко, без обиняков, — назывались разные. На той же конференции прозвучало: «Ослабление социального потенциала России сравнимо с процессом истощения природы под воздействием человека…» Интересно, а кто же и что же на нас, на российских человеков, так воздействует?

Мужская смертность в России в четыре раза выше, чем женская. Потери здоровых мужчин сопоставимы с потерями СССР в Великой Отечественной войне. И так далее.

Среди многих причин повальной смертности я считаю главной — духовное состояние нации и каждого в отдельности. А это — постоянное напряжение и страх.

Разочарование. Неверие в какие-либо перспективы. Бедность как быт, как повседневное существование. В России появляется то, что можно назвать прослойкой профессиональных бедных. Социологи отмечают, что такие люди воспринимают Россию как особую цивилизацию, где никогда не привьется западный образ жизни. Здесь под западным образом жизни следует понимать не собственно «образ жизни», а уровень материального благосостояния. Две трети бедных живут с постоянным ощущением несправедливости всего, что вокруг происходит, с ощущением полной своей беспомощности. Они, эти две трети, не чувствуют поддержку родных и товарищей, уверены, что никто не придет им на помощь, если что случится и помощь понадобится.

Все это вместе по-ученому называется фрустрацией, то есть моральной, психологической, социальной депрессией. По-русски говоря — постоянное чувство угнетенности, подавленности.

Соответственно жизни меняется и оценка, отношение россиян к ситуации в стране.

В 1999 году нынешний путь считали тупиковым 75 процентов опрошенных. Замечу от себя, что многое тут зависит, по российской традиции, от восприятия личности президента: все мы помним, каким был Ельцин в 1999 году. После прихода к власти В. В. Путина вспыхнули надежды, «тупиковая» кривая резко пошла вниз: в 2001 году — только 38,9 процента. А к исходу первого срока президентства Путина — снова вверх. На ноябрь 2003 года уже 54 процента опрошенных россиян считали, что «путь, по которому идет современная Россия, приведет страну в тупик». (Источник: ИКСИ РАН, Институт комплексных социальных исследований Российской академии наук.)

Однако народу невдомек, что Путин, при самых благих намерениях и боли за народ, сделать не может ничего. Даже если очень сильно хочет. Кто бы ни стоял во главе государства и правительства, страна идет по пути, на который враз повернули ее Гайдар и Чубайс. Как поезд идет по рельсам независимо от того, что думают и что кричат люди в убогих общих или роскошных спальных вагонах.

Но это путь тупиковый.

Даже если считать, что российский капитализм создавался с лучшими намерениями. С тем, чтобы капиталисты работали на страну. Как в Китае. Но у нас не получилось. Этого не захотели ни власть, ни капиталисты. И до сих пор не хотят. Посмотрите, с приходом Путина в стране вроде бы стали восстанавливаться атрибуты советской власти, столь милые разочарованным россиянам. К примеру, гимн, красный флаг в Вооруженных силах и т. п. Но это — всего лишь атрибуты, обман зрения и народа. На самом деле эта власть твердо — не сдвинуть! — стоит на этих самых гайдаровских рельсах! Флаг на бронепоезде — красный, гимн — сталинско-коммунистический, а рельсы — гайдаровские.

За короткий срок система государственного управления и частного бизнеса оказалась проданной и купленной на корню. И ныне российский капитализм представляет из себя нерушимый союз чиновников и бизнесменов, одинаково преступных и зависимых друг от друга.

Чтобы страна признала нынешний олигархический капитализм, надо вымереть всем поколениям, которые еще помнят прошлую жизнь. При условии, что они вымрут тихо, покорно, не бунтуя. Но даже если мы тихо вымрем, то еще неизвестно, что будет. Вполне возможно, что настоящие социальные бури и взрывы начнутся после нас. Вполне возможно, что наши внуки, наслушавшись наших речей, по сути воспитанные нами, станут отъявленными бунтарями-радикалами. Они ведь выросли, не зная тотального страха…

Ныне существующий капитализм не дал и ничего не даст, кроме обогащения олигархов и родственных им чиновников. Потому что промышленность и сельское хозяйство не поднять, они не выдерживают конкуренции с западными товарами и продуктами. Для работы наших заводов и крестьянских хозяйств надо закрыть границы, вводить внутренний рынок. Ведь страна сейчас находится в полной продовольственной и промышленной зависимости от Запада. Как только они перекроют кран — или мы сами закроем границы для импорта, — останемся без мяса и молока, без уже привычных бытовых импортных штучек-дрючек, без компьютерного обеспечения, и если не наладим собственное производство, то по мере изношенности все наши компьютеры остановятся… Вот через какое невиданное дипломатическое, хозяйственное, технологическое потрясение предстоит пройти в этом случае.

Участь обеспеченной рабочей силы при западной технологии и западных фирмах нам не грозит. Это сейчас они хорошо платят — и каждый мечтает там пристроиться. Но как только мы попадем в полную зависимость — с нами церемониться и платить за труд так, как сейчас, не будут. Опять нас поставят перед жестким лицом конкуренции.

А быть дешевой рабсилой и конкурировать по дешевизне с Азией и Африкой очень трудно: страна у нас северная, большие расходы на тепло и продукты, мы на 60 долларов в месяц не проживем, как живут люди в теплых странах. Да и для такого смирения, опять же, надо вымереть тем, кто родился еще в Советском Союзе.

При развитии же собственного капитализма в любом случае главный вопрос российской жизни упирается в слова, которые нынешняя политическая и финансовая власть даже мысленно боится произносить: пересмотр итогов приватизации.

А именно за это высказались в июле 2003 года 77 процентов россиян, опрошенных Центром изучения общественного мнения РОМИР.

Если пересмотр произойдет без гражданских конфликтов на уровне, приближенном к войне, опять же, нет простого и ясного пути. Учтем, что по данным того же РОМИРа пересмотра требуют не только и не столько самые обездоленные, рабочие и крестьяне — за пересмотр высказались 87 процентов людей с высшим образованием! То есть речь идет не о том, чтобы снова вернуться к полному огосударствлению экономики. Уж эти-то люди понимают, что такое у нас уже было — и все знают, чем кончилась. Речь о том, что надо строить капитализм, признанный большинством населения. Однако и в этом случае необходимо закрывать границы для западного рынка, потому как конкуренции мы еще долго не сможем выдержать, и создавать конкуренцию внутри страны. Круг замыкается. При этом постоянно надо помнить, что запасы нефти и газа не вечны, счет идет всего лишь на десятилетия…

Вот на каком перепутье оказалась страна.

Но, может, мы (те самые 77 процентов в целом и 87 процентов с высшим образованием) за своими личными неудачными деревьями не видим могучего леса нашего будущего? Понятно, никому не нравится, когда история проводит свои эксперименты на его шкуре… Ну не бывает безболезненной такая ломка, с веками все утрясется, зато наши правнуки будут жить при настоящем капитализме! Во имя будущего можно и потерпеть…

Я согласен потерпеть во имя будущего. Если оно, будущее, просматривается. Но я не вижу…

Возможно, я необъективен. Потому как сижу здесь, внутри тупика. Но вот оценка человека совершенно постороннего, с того конца света, американского профессора-экономиста, лауреата Нобелевской премии Джозефа Стиглица. Вкратце скажу, что все, о чем мы говорим на кухнях между собой, пишет и Дж. Стиглиц в книге «Глобализация и недовольство ею». Вот что он пишет…

О методе реформаторов:

«Радикальные реформаторы прибегли к большевистским стратегиям… Большевики попытались навязать коммунизм не воспринимавшей его стране… В новой посткоммунистической России элита, инспирированная международной бюрократией, подобным же образом попыталась навязать быстрые перемены не готовому к ним населению».

О западных советчиках, той самой международной бюрократии:

«Запад говорил, что новая экономическая система принесет беспрецедентное процветание. Вместо этого она принесла беспрецедентную бедность: для большинства населения рыночная экономика оказалась во многих отношениях даже хуже, чем проповедовали коммунистические лидеры. Огромен контраст между переходом крынку в России, спроектированным международными институтами, и в Китае, где он разработан самостоятельно».

Не могу удержаться от комментария. У наших реформ, разработанных Западом, есть конкретное имя — американский экономист Джеффри Сакс, учитель Гайдара и Чубайса. Его, Сакса, называли одно время отцом российских реформ. Американские знакомые говорили мне, что вообще-то его фамилия не Сакс, а Секс, и по этому поводу в Америке в то время совершенно однозначно говорили, что сделал этот Секс с Россией… Однако вернемся к Дж. Стиглицу.

О приватизации:

Она подорвала доверие к правительству, демократии и реформам. В результате раздачи своих природных богатств до того, как вступила в строй налоговая система сбора природной ренты, кучка друзей и сподвижников Ельцина превратилась в миллиардеров… Стояло намерение сохранить у власти существующую группу, коррумпированность которой была очевидна…

Даже «разбойничьи бароны» Дикого американского Запада умножали богатство страны, хотя и отхватывали от него себе немалый кусок. Российские олигархи разворовывали и проедали имущество, оставляя страну еще беднее».

О социальных проблемах:

«По степени социального неравенства Россия сравнима с латиноамериканскими обществами, которые благодаря полуфеодальному наследству считаются в этом отношении рекордсменами… Я не настолько глуп, чтобы поверить, что рынок сам по себе решит все социальные проблемы. Неравенство, безработица, загрязнение окружающей среды непреодолимы без активного участия государства…»

И вывод:

«С Россией случилось худшее из возможного: невероятный спад производства и невероятный рост социального неравенства. Прогноз на будущее мрачен. Крайнее неравенство тормозит экономический рост, особенно когда оно ведет к социально-политической нестабильности.

Огромное социальное неравенство, чудовищная бедность, возникшие за последние десятилетия, образуют благодатную почву для различных движений от национализма до популизма. Некоторые из которых представляют угрозу не только для будущего российской экономики, но и для мира на планете».

Повторю: это не я и не мы с вами, это пишет американский экономист, лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц в книге «Глобализация и недовольство ею». Повторю также, что ничего нового он нам не открыл. Он лишь подтвердил, как человек сторонний, то, что мы и так знаем. Однако Стиглиц не осмелился прямо написать, что Россия зашла в тупик. Что надо поворачивать. Это нам самим надо осознать и открыто сказать, если мы не боимся смотреть фактам и правде в глаза. А если боимся, то… ничего от этого не изменится. Все равно правда и факты будут смотреть нам в глаза.

Глава 35 ВИШНЕВЫЙ САД РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН

— Гайдар нас ограбил, Чубайс всю страну кинул как последнего лоха, а вы, писаки, называете их реформаторами!

Так сразу и начал нашу встречу мой одноклассник Сашка Зубарев, бывший токарь-расточник шестого разряда с некогда мощного оборонного завода «Авангард». Тяжкий был разговор. Но поскольку мы друзья детства, то орали друг на друга, не обижаясь.

— Это нас, интеллигенцию, по миру пустили! — наступал я. — Дали нам бумажки-ваучеры. А вы, работяги, заводы получили! Понимаешь, за-во-ды!!!

— На хрен мне нужен этот завод! — кричал Сашка. — Что я с ним делать буду? Ты знаешь, что директор сразу окружил завод какими-то фирмочками и все деньги туда перекачивал?!

— А ты куда смотрел, ты же акционер, хозяин?!

— Да какой я хозяин? Это все ваши слова из газет. Да и продал я акции давно… Все продашь, когда зарплату по полгода не платят.

— Вот видишь, ты свои акции по дешевке чужому дяде спустил, а теперь плачешься…

— Да вам всегда легко говорить! — взорвался Сашка. — Тебе ни есть, ни пить не надо, лишь бы писать свое, а нам — надо жить. Да и что мы понимаем в этих акциях?!

И вдруг в токаре шестого разряда Сашке Зубареве я увидел… помещицу, дворянку Любовь Андреевну Раневскую. Ту самую, из великой, как показало время, пьесы Чехова. Говорю не из любви к парадоксам: советские рабочие и крестьяне повторили сегодня судьбу чеховских дворян…

«Вишневый сад» Чехов назвал комедией.

Корифеи Художественного театра на обозначение жанра не обратили внимания и ставили драму. По схеме «класс уходящий — класс приходящий».

«Почему на афишах и в газетных объявлениях моя пьеса так упорно называется драмой? — жаловался Чехов в письме к Ольге Книппер. — Немирович и Алексеев (Станиславский. — С.Б.) в моей пьесе видят положительно не то, что я писал, и я готов дать какое угодно слово, что оба ни разу не прочли внимательно моей пьесы».

Время показало, что и Чехов здесь сильно заблуждался. Иногда сам художник не в состоянии оценить и понять то, что вышло из-под его пера. Точно так же Сервантес и Стивенсон искренне считали, что они написали пародии на рыцарский и пиратский романы. Так и Чехов настаивает на комедийности «Вишневого сада». Хотя из всех персонажей с некоторой условностью комедийным можно считать разве что Гаева, который на все разумные предложения Лопахина отвечает: «Кого?.. Дуплет в угол… Круазе в середину…»

Чехов вольно или невольно попал в драматический нерв времени. Россия крестьянская, крепостная, феодальная — становилась Россией промышленной, буржуазной, капиталистической. Изменялся жизненный уклад. И уже первые люди на собраниях, в обществе — не томные или буйные потомки древних фамилий, не властители дум поэты и историки, не гвардейские офицеры, а заводчики, банкиры, плебеи с большими деньгами, во фраках, лопающихся на тучных телесах, с манерами вчерашних конюхов, приказчиков или шулеров. «Чистая» Россия отшатнулась. Но деньги есть деньги. Морщились, брезговали, но ели и пили, брали. А деятели художественно-театрального мира, получая от купцов и промышленников немалые суммы на «святое искусство», при этом не стеснялись в открытую презирать своих меценатов, насмехались над ними, называли их тит титычами.

И естественно, как реакция на происходящее, в обществе вспыхнули ностальгические чувства по прошлому, по угасающим «дворянским гнездам». Отсюда — «красивый вишневый сад», «благородный уход дворянства», белое платье Раневской… В это же время Бунин пишет дворянско-ностальгические «Антоновские яблоки», про которые один-единственный критик осмелился заметить, что «эти яблоки пахнут отнюдь не демократически».

И в советские времена художественная интеллигенция видела в пьесе только «беспомощную и наивную Раневскую», «красивый сад» и «грубого капиталиста Лопахина».

Да, Ермолаю Лопахину не повезло больше всех. В нем увидели наступление «его препохабия капитала». Одна из тогдашних газет назвала его «кулаком-торговцем». И снова тщетно протестовал Чехов: «Роль Лопахина центральная, если она не удастся, то, значит, и пьеса провалится. Лопахина надо играть не крикуна, не надо, чтобы это непременно был купец. Это мягкий человек».

Увы. Глас вопиющего. Удивительно, но в целом демократически настроенная пресса того времени, гневно осуждающая недавнее позорное крепостничество, тем не менее никак не хотела понимать и принимать Лопахина, внука и сына крепостного. Потому как богач. Если б он был сирым и убогим, просил подаяния на паперти, разбойничал на дорогах или околачивался в кабаках — его бы жалели, им бы восхищались, видели в нем «жертву гнусной русской действительности». А молодой, здоровый и предприимчивый русский мужик Ермолай Лопахин тогдашним публицистам, а тем более эстетствующим критикам и на дух не был нужен.

Не спасло Ермолая крестьянское происхождение и в советские времена. В бездельнике и приживале Пете Трофимове коммунистические идеологи видели чуть ли не провозвестника будущего. А Лопахин был — «капиталист».

К тому же новые, уже советские эстеты, радеющие о «духовности», снова да ладом стали повторять обвинения в «бездушном прагматизме», уже прозвучавшие в начале века в адрес Лопахина с «его проектом сдачи вишневого сада под выгодные дачи».

И почему-то ни тогда, ни в наши дни никому в голову не пришло, что Лопахин вовсе не сад хотел вырубить и «красоту сгубить» — он людей, людей спасал! Эту самую Раневскую и этого самого Гаева. Потому что помнил случайную ласку барыни Раневской в детстве, когда отец в кровь разбил ему лицо. На всю жизнь запомнил ее добрые слова, утешение и теперь, когда появилась возможность, решил отплатить добром за добро. Не о теориях, не о «любви к красоте», а о простой человечности, о желании помочь беспомощным людям — вот о чем думает Лопахин!

Это не я придумал. Это все написано у Чехова. Черным по белому. Другое дело, что не заметили. Хотели и хотим видеть то, что хотим.

Но самый сильный удар получил Ермолай Лопахин уже в новейшие времена. И, опять же, от журналистов-эссеистов, на этот раз пишущих не о «красоте» или «духовности», а рьяно дующих в трубы «рыночной экономики». В газетах замелькали статьи, авторы которых провозгласили Лопахина — кем бы вы думали? — предтечей и родоначальником «новых русских». Ура! Прямая преемственность поколений! Мы вместе поднимаем Россию!

Никто не подумал, что суть не в деньгах, а в их происхождении.

Лопахин — естественное проявление русской жизни времен перехода от феодализма к капитализму Отец, получив «вольную», завел дело, сын — продолжил: «Я весной посеял маку тысячу десятин и теперь заработал сорок тысяч чистого». Все — своим умом и горбом.

А капитал «новых русских» — это разграбленное всенародное достояние. Причем в воровстве трогательно объединились старые партийно-советские начальники, новые демократические скорохваты и вечные во все времена уголовники.

Лопахины действительно создавали новую Россию. А нынешние мироеды могут ее запросто погубить. Поскольку нагло пируют во время чумы, на глазах ограбленного народа. Ведь многие идут под красные знамена не столько из любви к коммунистам, сколько из естественного чувства людей обманутых и оскорбленных. По данным ВЦИОМа, 52 процента россиян возмущены появлением в стране сверхбогатых людей и только 9 процентов относятся к этому «с удовлетворением и с гордостью». А по данным РОМИРа, 77 процентов опрошенных россиян высказались за пересмотр итогов приватизации.

И тогда возникает главный вопрос, который ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения) и РОМИР (Российское общественное мнение и исследование рынка) рано или поздно обязаны задать россиянам: сколько из нас, возмущенных, готовы к насильственному пересмотру итогов приватизации или согласны с ними? То есть речь идет о русском бунте, как известно, бессмысленном и беспощадном. А я уверен, что еще одной кровавой революции, еще одной гражданской войны нация не выдержит. Просто-напросто перестанет существовать.

Говорю не из любви к парадоксам: советские рабочие и крестьяне повторили сегодня судьбу чеховских дворян. Гаев и Раневская могли выжить и даже подняться, сдав участки в аренду. Лопахин сто раз им предлагал. А в ответ слышал от Гаева: «Кого?.. Дуплет в угол… Круазе в середину…» Раневская и Гаев — бледные немочи, люди, не способные ни на что, у них даже инстинкт самосохранения выродился.

Современные Лопахины в самом начале экономических реформ сто раз предлагали рабочим: «Поймите, юридически вы — хозяева заводов, давайте, пока не поздно, перейдем на выпуск другой продукции, которую будут покупать!» А в ответ слышали: «Пусть директор решает, мы-то че. Только директор не чешется». Лопахины убеждали: «Но ведь вы — хозяева, выберите себе толкового директора!» Рабочие же, переглянувшись, решали: «Пойдем пивка попьем, че зря сидеть. Делать вес равно нечего». То есть то же самое: «Кого?.. Дуплет в угол… Круазе в середину…»

И тогда современные Лопахины отступились. Каждый бормотал про себя как тот, чеховский Лопахин: «Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу…»

И — ушли. Судьба заводов, фабрик, рабочих ныне известна. Известны также состояния директоров, бывших министров, шустрых говорунов-демократов и прочих приватизаторов.

Века иждивенчества привели к генетическому вырождению особей, составлявших дворянство. То же самое с вечными трудягами рабочими и крестьянами. Советские десятилетия социального иждивенчества, когда все решали за них, привели их к тому же.

В результате — ослабленная воля, нежелание думать о себе и своей судьбе, неспособность к принятию решений. Стремление спрятаться, уйти от проблем, непонятных разговоров. Типичный раневско-гаевский комплекс.

Едкий, желчный человек Бунин, считавший все пьесы Чехова надуманными и слабенькими, ехидно заметил по поводу собственно жизненной, реальной основы сюжета: «Какой хозяин, помещик засадит огромный сад вишнями? Да не бывало такого никогда!»

Бунин имел в виду, что нелепо весь сад засаживать вишнями; в барских усадьбах вишневые деревья составляли только часть сада. Однако примем чеховский вишневый сад как отдельный, частный случай, который стал символом.

Но если продолжить бунинские параллели, то ни один нормальный человек не станет «засаживать» такую штуку, как социалистическая экономика. Однако же она существовала. На громадных пространствах стран и народов. И эти гигантские бесполезные заводы, сами себя не могущие прокормить колхозы и совхозы памятны и дороги миллионам людей как часть их жизни, их молодость. Точно так же, как дорог был несчастной Раневской ее вишневый сад: убыточный, плодоносящий раз в два-три года…

И их надо просто понимать. Историю не перепрыгнуть. Но все-таки люди что-то могли решить и повернуть по-своему. И, наверно, еще могут. Те самые токари, пекари и пахари. Особенно если учесть, что лопахины, Морозовы, Мамонтовы к нам в свое время не с неба свалились, а вышли из тех же рабочих и крестьян. Как говорила моя тарусская соседка баба Мотя, все люди одинаковые, только спинжаки у них разные. И головы, — добавлю я, не претендуя на оригинальность суждения.

Глава 36 НАРОДА НЕТ — ЕСТЬ НАСЕЛЕНИЕ

Мы — не защищаем интересы народа…

Жду, когда объявится политическая партия с таким кратким программным лозунгом. А то все остальные надоели. Кого ни послушаешь — все о благе народа. Даже так и называют сами себя — «Народная партия», «Народно-патриотический союз», «Народная газета»…

А спроси, что они разумеют под словом народ — не обрадуешься. Каждый талдычит свое. И даже то общее, что безусловно есть, непременно будет оспорено.

К примеру, предложу я для начала формулировку: народ — это большинство населения, не имеющее власти и денег и зарабатывающее на жизнь не умственным и не творческим трудом. И тотчас же вскинутся некоторые умственно-творческие: «А мы что, не народ?» Прекрасно понимая свое кокетство, позу. На самом деле, если всерьез назвать их народом, — обидятся. А вот те, у кого власть и деньги, полагают, что народ — это массы, которые периодически ходят к избирательным урнам, чтобы обеспечить законную крышу их политическо-денежному шахер-махеру… И в то же время они, имеющие власть и деньги, всегда громко кричат, что они тоже народ, они — плоть от плоти… (И хотя они врут, на самом деле это правда, о чем я скажу ниже…) И, наконец, существует всеобщее ощущение или миф, что за ним, народом, стоит некая правда. Точнее, он не то чтобы знает правду, а, сам того не ведая, является ее носителем. Ну прямо как в Конституции, по которой народ является носителем верховной власти.

И все это вместе образует несусветный конгломерат, в котором мы и живём.

Моногосмысленные игры со словом народ — исключительно русская, российская, советская заморочка. Для всех прочих народ — это население. И только у нас в это слово вкладывается еще и нечто духовно-нравственно-непонятно-чего-державно-революционно-богоносное. Начиная с триады, которую придумал граф и министр Уваров: православие — самодержавие — народность. Кстати, ее сейчас пытаются выдать за основу новой (как будто была старая) национальной идеи (как будто она вообще существует в природе, национальная идея). И мало кто замечает разрушительное противоречие: хороша народность, если через семьдесят лет после Уварова народ сверг самодержавие и разрушил православные церкви… Так что формула Уварова — государственная идея, с поправкой, что государство то постигла та же участь…

Вообще-то слово народность породил наш брат — писатели и журналисты. При этом тут же была сделана оговорка: «народность состоит не в описании сарафана». А в чем? Так разве объяснишь одним словом. Вот и началось… Слова, слова, слова… Вплоть до того, что некоторые называли народ почвой. Из которой мы все растем.

Зато совершенно конкретными, в отличие от почвенников, были народники 60-х годов XIX века. Чтобы хоть малыми делами облегчить участь народа, они пойти в народ. Это было святое движение, порожденное чувством вины за свои чистые руки, за то, что живем, не зная сохи. Вот и узнавали. Пахали и сеяли. Учили.

Но народничество кончилось, потому что народ не понял их и не принял, все равно считал господами. Издевался над ними! В лучшем случае говорил: чудной барин… Это с одной стороны.

С другой же стороны, народническую фразеологию подхватили болтуны и начетчики. Что с беспощадной точностью и грустью изобразил Чехов. Обратите внимание, у него все, кто рассуждает о народе, персонажи малосимпатичные. Что Петя Трофимов из «Вишневого сада», что адвокат Кочевой или Полина Рассудина из романа «Три года», что герои многочисленных рассказов: «Пойдем вместе в деревню, дорогая, будем там работать! О, как это будет хорошо!» При этом, разумеется, ничего не делают. Но свое сытое безделье оправдывают тем, что это «знамение времени», а они «люди шестидесятых годов». Некоторые современники упрекали Чехова в издевательстве над народническими идеями. И он вынужден был объясняться в письмах: «Я имел в виду тех глубокомысленных идиотов… которые, будучи деревянными, бездарными и бледными бездельниками, ничего не имея ни в голове, ни в сердце, тем не менее стараются казаться выше среднего уровня и играть роль, для чего нацепляют на свой лоб ярлыки… Это полинявшая, недеятельная бездарность, узурпирующая 60-е годы; в V классе гимназии она поймала 5—6 чужих мыслей, застыла на них и будет упрямо бормотать их до самой смерти… Вы бы послушали, как он во имя 60-х годов, которых не понимает, брюзжит на настоящее, которого не видит; он клевещет на студентов, на гимназисток, на женщин, на писателей и на все современное и видит в этом главную суть человека 60-х годов. Он скучен, как яма, и вреден для тех, кто ему верит, как суслик. Шестидесятые годы — это святое время, и позволять глупым сусликам узурпировать его — значит опошлять его».

А с третьей стороны, разочарование в реформах Александра II, обманутые надежды, разочарование в народе и хождении в народ обернулось страшным террором ишутинского «Ада» и желябовской «Народной воли». Причем их главной целью был (десять покушений!) не кто-нибудь, а Александр II — царь-освободитель, который и избавил тот самый народ от крепостного рабства.

Пришедшие к власти коммунисты запутали ситуацию окончательно. Заметьте, их партия никогда не называлась народной, а лишь выражала «думы и чаяния народа». Потому как изначально партия была — рабочего класса. Потом уже допустили трудовое крестьянство. Ну, и прослойку меж ними — интеллигенцию. А советские писатели-деревенщики, как бы в ответ на дискриминацию деревни, вольно или невольно склоняли общественную мысль к тому, что народ — это исключительно крестьяне.

К середине семидесятых годов родилось официально-теоретическое понятие: единая историческая общность — советский народ. На мой взгляд, вполне точеное во всех смыслах. Совок — это совок. И как бы ни старались иные на приемах в Давосе, Страсбурге или Москве изображать из себя европейских политиков или бомонд, они такие же, как мы в Урюпинске, Ташаузе и Сорочинцах. Во всем — и в плохом, и в хорошем.

В общем же народом, по коммунистической теории, могли называться только передовые трудящиеся массы. В зарубежных странах — только угнетаемая часть населения и прогрессивная интеллигенции. А у нас-то угнетенных нет! И приходилось мелким шрифтом, незаметненько так, в нечитаемых никем книгах признавать, что у нас народом является все население. Бедная коммунистическая наука!

Весь этот бред естественно породил ответную народную реакцию. Приведу два противоположных по смыслу афоризма, которые в совершенной иронической форме отразили всю историю обсуждаемого вопроса, душевных метаний интеллигенции и властно-чиновных глупостей:

1. Вышли мы все из народа — как нам вернуться в него?

2. Все мы вышли из народа. Но никто не хочет туда возвращаться!

Продолжая народные традиции, мой друг, блестящий критик и литературовед Женя Сергеев, году этак в восьмидесятом предложил свой афоризм: «Народа нет — есть население!»

Женькина максима была открыто полемична. Она в то время звучала как опровержение и коммунистической идеологемы, и интеллигентской аксиомы о некоем народе. Женька доказывал, что он народу ничем не обязан, а вот народ всем, что имеет, обязан интеллигенции. Потому как в прогрессе, особенно техническом, нет ни капли народного вклада, а есть лишь вклад интеллигенции. Не будь ее, и сегодня бы сохой землю ковыряли, лаптем щи хлебали и страшные сказки рассказывали…

Тогда же я ввел в оборот нашего небольшого круга другой афоризм, совсем уже ернический: «Стыдно ездить в такси, когда народ страдает!»

Разумеется, и этот афоризм был непечатным. Я даже и не пытался вставить его в какой-нибудь рассказ. А вообще-то надо было. Вполне могло проскочить в устах какого-нибудь яростного обличителя интеллигенции. Но это сейчас кажется, а тогда мы сами в каждом своем слове видели крамолу и считали, что власть нас видит насквозь. Например, когда в 1984 году в «Нашем современнике» вышел мой рассказ «Сауран», Боря Миронов и Гена Ястребцов, работники «Правды»(!), получше нас знающие, что можно, а что нельзя, говорили нам с вытаращенными глазами: «Вы что делаете, вас же всех посадят!» В общем, мы так сильно знали, что власть нас знает, что иногда даже и не пытались что-то напечатать…

А что же до народных традиций, то мне приятно заметить, что они не прервались и поныне. Причем продолжаются уже и в печатном виде. Так, безусловной приметой времени станет афоризм Акрама Муртазаева в «Новой газете»: «Электорат — это одноразовый народ».

Добавлю и от себя, но в том же стиле. Внесу поправку к афоризму Женьки Сергеева «Народа нет — есть население!». Так-то оно так, но современная общественно-политическая деятельность народа доказала, что прямого тождества здесь все же нет. Как ни крути, а в век демократии никого не заставишь голосовать против воли. И получается, что власть у нас выбирается народом, а в результате страдает все население. Можно сказать, издевательство народа над населением…

Но не прервались и традиции глубокомысленного идиотизма. Как мы помним, по коммунистической теории в Гражданской войне народ сражался с деникинцами, колчаковцами и прочими. А поскольку и нынче бал правят те же идеологические начетчики, то теперь они народам считают только белых. Так как деникинцы среди нас отсутствуют, то получается, что мы семьдесят пять лет советской власти были не народом и сейчас не народ. Значит, территория есть, Россия есть, мы есть, а народа — нет?

Фантастическим фарсом оборачивается и противопоставление власти, бизнеса и народа. Приведу только три примера.

Некто Лейбман, миллиардер 35 лет от роду, банкир, владелец того и сего, в интервью «Газете» говорит о поколении наших шестидесятников так: «Это блядская психология… Им государство дало все, а они посчитали своим долгам обосрать это государство».

А вот бывший секретарь ЦК КПСС, бывший председатель Совета Федерации Строев: «…Депутаты, вопреки здравому смыслу и политической философии, сами себе отрубили яйца…»

Ему вторит бывший работник ЦК КПСС и бывший председатель Верховного Совета России Хасбулатов: «Давайте пройдемся по кругу и кончим на Светлане Петровне… Господа депутаты, не топчитесь в заднем проходе…»

Связь поколений, однако: сынок-бизнесмен и папы-номенклатурщики. А уж нынешних мелких депутатских и чиновных сошек позвольте не цитировать. Бумага не выдержит. А вы говорите, что у нас власть и большой бизнес антинародные?! Да куда уж народней! Одним языком говорят! Плоть от плоти…

Понимаете, в чем трагифарс ситуации? Они громко кричат, что они тоже народ. Но при этом себя народом не считают и народ презирают. А в действительности же они-то и являются самым что ни на есть низовым проявлением этого самого народа, от которого они промеж себя изо всех сил открещиваются. Вы что-нибудь поняли? А то я могу повторить…

А о чем говорит высокий рейтинг и коммунистов, и нынешней власти? О том, что нынешняя власть с олигархами и прежняя власть с коммунистами — глубоко народные. То есть почти каждый угнетенный в глубине души осознает, что он вел бы себя точно также, дорвись он до власти и денег… А значит, нам необходима антинародная власть и антинародное правительство? Только как их установить при таком единстве и скоплении народа?..

Или вот вам социологический портрет. По данным Всероссийского центра изучения общественного мнения, 52 процента опрошенных возмущены появлением у нас сверхбогатых людей, 9 процентов удовлетворены и гордятся, а остальные 39 — без особых чувств.

Из этого можно сделать вывод, что у нас 9 процентов населения — прихватизаторы, которые ограбили народ и гордятся этим, а их надо сажать. 39 процентов отчаявшихся, равнодушных ко всему, опустивших руки от полной безысходности жизни. Но зато 52 процента готовы с боем защищать права трудящихся.

А если по-другому, то у нас 9 процентов активных людей, которые хотят и умеют работать, которые создают пассивным рабочие места и кормят их. 39 процентов — то самое пассивное болото. А вот 52 процента — опасное агрессивное быдло. Но учтем, что среди них сорок миллионов — пенсионеры-совки. А они скоро вымрут. Так что все хорошо, и вперед, к победе капитализма.

А есть еще и третье, и четвертое толкование данных этого опроса!

Вот какие типично русские, российские и советские заморочки возникают при слове народ. И не учитывать их, тем более не знать — нельзя. Как нельзя не знать своей истории. Хотел написать: «и своего народа». Но не осмелился… Хотя бы потому, что народ — это я. А что я знаю о себе, кроме того что я пишу и думаю о себе, что я умный… Но ведь некоторые могут думать совсем наоборот! Это обо мне-то?! Так что не будем переходить на личности, то ли дело рассуждать о народе вообще.

Например, по части извечного выяснения отношений интеллигенции и народа могу предложить маленький толковый словарь:

«Интеллигенция — небольшая часть населения, болеющая за народ».

«Народ — основная часть населения, которая знать не знает, что интеллигенция за нее болеет».

Можно еще добавить: и которая не нуждается в этом…

А вообще я сильно подозреваю, что народ — это то, что народилось. И с этим уже ничего не поделаешь…

Глава 37 ПОЧЕМУ БОГАТЫЕ НЕ ЛЮБЯТ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ? Для тех, кто сейчас у власти и у денег, они — немой укор

Если кого-либо энергично обливают грязью, значит, это кому-то нужно? Или же просто идет широкий обмен мнениями?

«Все, что шестидесятники смогли сделать, когда история предоставила именно им редкий шанс относительной свободы, — это самореклама, завоевание места под солнцем, дабы никого другого, кто моложе, на него не пущать».

«Эти люди получили глоток свободы, а выдыхают вот уже полвека — сплошной сероводород».

«Шестидесятники были разные. Были и те, кто за честь и правду шел в лагеря, кто подписывал письма протеста и за это лишался работы, а были и те, кто трусливо молчал и делал карьеру».

«Что касается ульяновского «интеллигенция — говно нации», то это правда истинная!»

«Большинство публичных людей, в том числе и в политике — те же шестидесятники. От публичных женщин они отличаются только полом».

Это все — письма в газеты, на различных сайтах в Интернете. Кто их авторы? Судя по интонации, юноши и девушки. Мало что знающие, мешающие все в одну кучу. Но главное — желающие что-то знать, высказаться. Вот для них и потому пишу.

Шестидесятники — это те, кто поверил Хрущеву и пошел за Хрущевым, но и самого Хрущева, и их переломала и смяла система. Потом они поверили Горбачеву, сотворили из Ельцина светоч демократии, а он отстранил их от дел и отдал страну на разграбление нынешним хозяевам жизни…

Это схема. Кому-то понятная, кому-то — нет. А вот конкретика.

Анатолий Марченко держал голодовку, умирал в Чистопольской тюрьме в 1986 году, уже на заре гласности, а в это время в Москве Горбачев говорил о перестройке, свободе и демократии. Они — из одного поколения. Более того, они — почти единомышленники, дети Двадцатого съезда. Оба по-своему боролись с системой…

И так было на протяжении десятилетий. От Двадцатого съезда и до Горбачева. Одних бросали в психушки — другим позволяли работать в редакциях. Как, например, Егору Яковлеву, главному редактору «Московских новостей», которые начинали горбачевскую перестройку. Одни сидели в тюрьмах, другие — в ЦК. Одни гнили в лагерной безвестности, другие — купались в славе. Причем часто — за одно и то же. Знакомый мой, историк Николай Николаевич Покровский, отбывший шесть лет на мордовской политзоне в шестидесятые годы, рассказывал, что в их лагере сидел человек за распространение поэмы Твардовского «Теркин на том свете». Он приходил к замполиту лагеря, показывал напечатанную к тому времени в газете «Известия» поэму и спрашивал: «Как же так, а я-то сижу?» А у провинциального фотографа на той же зоне знаете что было написано в приговоре? «За фотографирование надуманных фактов».

Одни писали крамолу — другие их прикрывали, пользуясь тем, что хоть какие-то рычаги есть. Да, Твардовский публично, как положено было в тридцатые годы, отказался от своих раскулаченных и сосланных родителей. Чем мучился всю жизнь. Да, Твардовский был не только редактором «Нового мира», но и вхож во власть. Он дружил, пил с самим Лебедевым, помощником Хрущева. И через него, Лебедева, передал Хрущеву рукопись «Одного дня Ивана Денисовича». Вот и думайте: а не будь той дружбы, не выйди рассказ в «Новом мире», как бы сложилась литературная и политическая судьба Солженицына? И вообще — была бы она? А ведь «Один день…» и «Архипелаг ГУЛАГ» — вехи истории. Представляете: не было бы вех и той истории не было бы — не дружи Твардовский с Лебедевым и не будь вхож к Хрущеву, первому секретарю ЦК КПСС, между прочим…

Да, неприятно читать у Евтушенко, как он боролся за свободу слова, переходя из одного кабинета ЦК в другой. Тоже мне, «борец» и «диссидент», по коридорам ЦК шастает, как мы по пивной в Головинском переулке! Но так ведь и было. И что-то он делал, и значил! А молодые максималисты сразу ставят одну мерку: или мученик — или соглашатель.

О мучениках не имею права писать. Попросите тех, кто знал их, был рядом с ними.

Но о судьбе одного человека не могу не упомянуть. На том слабом моральном основании, что знаю его семью.

В семидесятые годы к диссидентскому движению открыто примкнул сын героя Гражданской войны, расстрелянного в 37 году. Знаменитая фамилия! По всем радиоголосам ее склоняли. А для власти это все равно что нож в сердце. Арест. Лубянка. А там, после долгих и безрезультатных допросов, арестованному сказали: «Сейчас привезем сюда твою жену и дочь, приведем уголовников, и они на твоих глазах будут насиловать твою жену и дочь, если не выдашь всех и не покаешься».

Выдал. Покаялся публично, через советскую прессу. Его отпустили. Закончил свою жизнь в пьянстве.

И что, кто-то из вас бросит в него камень?

Вот как все на самом деле. И вот что странно: ведь вы, молодые, не считаете, что у вас нет сложностей и вашу жизнь можно рассудить как дважды два? Так не считайте этого и про жизнь шестидесятников. Понимаете, надо просто знать. Это само по себе интересно. А во-вторых, знание делает свободным. Потому что незнающих — используют. Как быдло, тупую толпу. Уверен, что и нынешние выпады, нынешний выплеск в прессе и в Интернете — спровоцирован. Кем?

В газете «Газета» некий молодой миллиардер так высказался о поколении шестидесятников:

«Это блядская психология… (Простите, но цитата есть цитата — во-первых. А во-вторых, лексикон характеризует и персонажа, и газету, которая все это с готовностью выносит к широкому читателю.) Им государство дало все, а они посчитали своим долгом обосрать это государство. Больше они для государства ничего не сделали».

О мате: известно, и прежние начальнички-коммунисты, и нынешние олигархи изъясняются одним языком. Потому как из одной массы вышли. Только те матерились лишь в своем узком кругу, а этим позволено аж в печати… А теперь вдумаемся в смысл. На первый взгляд бред. Какое «государство?» Коммунистическое? Почему за коммунистическое государство так яростно обижается молодой «капиталист», неизвестно как получивший свои миллиарды. По логике, он должен помалкивать в тряпочку.

Вот здесь и кроется ответ на мои вопросы: почему, отчего, откуда ветер дует?

Казалось бы, о чем беспокоиться нынешним хозяевам жизни? Ан нет, что-то не дает им покоя. И это «что-то» — те самые шетидесятники. Которых вроде бы не видно нынче и не слышно. Однако для тех, кто нынче у власти и у денег, шестидесятники — немой укор. Как вечная зубная боль. Как постоянное напоминание о том, что были и есть люди с идеалами, те самые люди, на чьих плечах они ворвались во власть и дорвались до денег. Кстати, именно этот молодой финансист, фамилия его Лейбман, купил «Общую газету» шестидесятника Егора Яковлева, обозвал ее «Консерватором», а потом и вовсе прикрыл.

Вот отсюда и идет кампания по дискредитации шестидесятников. С одной стороны, точно рассчитанная. С другой — абсолютно стихийная, нутряная, как порыв и прорыв коллективного бессознательного, по Фрейду. Прибавьте к этому благодарного адресата — молодежь, которая мало что знает. И остальной народ — обнищавший, обманутый, растерянный народ, всегда готовый к развенчанию кумиров и побиванию камнями тех, на кого укажут как на виновника его бед начальники… Когда случается такое совпадение — результат должен быть стопроцентный. Обливание и заливание грязью идеальное.

Ан нет. Пока еще живы сами шестидесятники и мы, их младшие товарищи. Еще можем сказать и рассказать. А когда мы уйдем, наши рассказы, мемуары будут искать и находить новые молодые, потому что их подвигают к тому песни.

Песни! Вот что живет и будет жить. Галич и Городницкий, Визбор и Ким, Кукин и Окуджава… И все-все-все… И эти песни не для нас, не для ностальгических наших слез. Их слушают и поют нынешние мальчишки и девчонки, юноши и девушки. Миллионы! Кассеты и диски с песнями бардов того поколения расходятся по стране миллионными тиражами! И, слушая эти песни, мальчишки и девчонки спрашивают и будут спрашивать: что это за время было, что за люди? Начнут искать и находить.

И неправда, что нынешние молодые ничем не интересуются. Я выбрал в Интернете из множества самых разнообразных откликов только письма определенного характера. Но ведь и они означают, что там идет полемика, что им — интересно. Они стремятся узнать, определиться, высказаться.

Послушайте Интернет! В самом прямом смысле послушайте. Там давно уже не только текст и фото, но и звук, кино. Послушайте, что и как там поют новые барды. В их песнях — все то же: романтика рыцарских поединков, дальних странствий, честь и чистота, поиск смысла, правды, справедливости, истины, идеала. Вот и попробуйте убить песню.

Эту песню ничем не убьешь. Никаким режимом и никакими деньгами.

Глава 38 АЛКО-РОССИЯ А нужен ли власти трезвый народ? 

И не надо мне прав человека, — я давно уже не человек,

(В. Соколов)

Русское пьянство — не заклятие и не злой рок. Гипотеза-сенсация

 Так называемое русское пьянство стало аксиомой хоть на самом бытовом, хоть на философски-возвышенном уровне разговора. И от этого впору в петлю лезть: получается, что характер такой, судьбина такая у русского народа, ничего тут не попишешь и никуда не денешься…

На самом же деле — это невежество и глупость, когда-то принятые на веру всеми без исключения и без размышления. Что тоже характерно. И потому непростительно.

А суть моего возражения проста. Для осознания ее надо кратко очертить историю складывания русской нации. Я имею в виду именно русскую, великорусскую, отличную от украинской и белорусской. Ведь народы-братья, от одного корня. Совсем недавно, еще веков шесть назад, все назывались «русскими». Однако сейчас мы не говорим — «украинское пьянство». Или — «белорусское пьянство». Почему? Потому что его нет? А если нет, то опять же — почему?

Основной, государственно-образующий элемент русской нации — славяне, давшие государству язык и веру.

Вторая составляющая — степняки-тюрки, которые еще до Киевской Руси и во времена Киевской Руси вместе со славянами представляли в южнорусских степях некий конгломерат. Затем, уже во Владимирской Руси, произошло второе и самое главное пришествие степняков. Как известно, в Монгольской империи, вообще, куда входила Русь на правах вассального государства, и в Золотой Орде в частности, принцип свободы вероисповедания был законом, оставленным еще Чингисханом. Но немногие знают, что тем не менее христианство там было едва ли не главной религией в силу сложившихся обстоятельств. Однако в 1312 году к власти там пришел хан Узбек и начал огнем и мечом насаждать ислам. Кто-то смирился, а сотни и сотни тысяч, не пожелавших менять веру отцов, ушли на Русь, к своим единоверцам. Так и возникли на Руси чуть не каждая четвертая фамилии, начиная от Аксаковых и Апраксиных, Карамзиных и Тургеневых и заканчивая Уваровыми и Чаадаевыми. Я не случайно взял фамилии известные, потому что дворянские родословные можно проследить по «Общему гербовнику дворянских родов», а что и как происходило в основной массе средневековых трудящихся, точно сказать не могу. Можно лишь с большой долей уверенности предполагать, что процесс ассимиляции степняков везде происходил одинаково — при помощи семьи и брака. Других способов пока еще не придумали… А церковь, государство и общество всех исконно православных или только принявших православие естественно считали русскими. Принцип был не кровный, не этнический, а суперэтнический — по службе и вере.

Третья составляющая русской нации — прибалтийские племена. Во времена Великого княжества Литовского, которое простиралось от Балтики до Черного моря и в которое три века входили многие нынешние украинские, белорусские и российские области, государственными языками там были литовский и славянский. А вера по преимуществу православная. Но тем не менее на западе все активнее, наступательнее вела себя римская церковь. К примеру, великий князь Миндовг долго колебался между католичеством и православием, а к концу жизни отказался от католичества и перешел в православие. А другой князь, в православном крещении Яков, перешел в католичество и стал известным в истории Ягайлой, ярым врагом Руси. Соответственно, католичество стало насаждаться и в народе. Те, кто остался тверд в православии, стали уходить, опять же, на Русь, к единоверцам. Это могли быть те же ордынцы, служившие и литовскому великому князю, поляки, латгальцы, украинцы, белорусы, русские, литовцы… На Руси их всех, невзирая на язык и происхождение, называли одинаково — литвинами… Оттуда, с тех времен берут начало частые у нас фамилии Литвин, Литвак, Литвиненко, Литовченко, Литвинов, Литовцев… Повторю: это всего лишь фамилии, смысловое и звуковое оформление много веков назад состоявшегося прихода оттуда — сюда. А выяснить по ним исконное происхождение практически невозможно, если не велась родословная от времен Гедимина…

И, наконец, четвертая составляющая русского этноса — угро-финские племена, обитавшие в междуречье Волги и Оки. Ныне это — исторический центр России. А в Средневековье эта территория десятилетие за десятилетием, век за веком колонизировалась приходящими с юга киевскими князьями. Киев терял свое значение, центром Руси стал Владимир, а затем Москва. Но ведь земли эти были не безлюдными. Здесь издревле обитали угро-финские народности, происходил многовековой процесс взаимопроникновения, в результате которого российские угро-финны стали православными с русскими именами и фамилиями, а угро-финский сарафан, оканье и разноголосое пение стали характернейшими чертами русского фольклора. Без остатка растворились в едином новом народе мурома, весь, чудь, меря, значительной частью — мордва, мари, удмурты, коми, пермяки…

Это — исторический, научный факт.

А теперь перейдем, собственно, к пьянству.

Славяне, тюрки-степняки и прибалты имели иммунитет против алкоголя.

А вот угро-финские племена — так исторически сложилось — подобного иммунитета не имели. И первая встреча с алкоголем сказалась и до сих пор сказывается на них катастрофически. Тяжко страдают от этого недуга и самобытно-общинные ханты и манси, и европейски-цивилизованные финны и эстонцы. Исключение из угро-финнов — венгры-мадьяры. Ну так у них и судьба особая. Еще в первые века они волной великого переселения народов были сорваны с родных сибирских мест, оторваны от родичей хантов и манси и долгое время кочевали в конгломерате гуннских племен, а в пятом-шестом веках обосновались в Паннонской низменности, виноградных краях. У них даже генотип изменился, они резко отличаются как от «желтых» (ханты и манси), так и от «белых» (карелы, финны, эсты) утро-финнов.

Это все — тоже строго научные факты.

А теперь — мой вывод.

Так называемое русское пьянство, приписываемое менталитету, национальному характеру русских и прочая, и прочая — глупость несусветная. Это всего лишь историческое утро-финское наследство. Это просто-напросто в русском организме мается угро-финская кровь, не имевшая иммунитета против алкоголя.

Мы ведь не осуждаем, не приговариваем, а понимаем, что происходит с американскими индейцами, с дальневосточными и приполярными народами Азии и Америки, также не имевшими иммунитета. И наших соседей финнов не считаем кончеными людьми… Хотя до сих пор еще бытует в Ленинграде-Петербурге присказка: «Что ты шумишь, как пьяный финн на Невском?!» А у русских — только лишь четверть угро-финской крови. То есть русским — в четыре раза легче. Понятно, что арифметика тут весьма условна. Но все-таки — одна четвертая часть… Вот вам и «русское пьянство». Еще раз напомню: мы ведь не говорим — «украинское пьянство» или «белорусское пьянство»… Потому что украинцы и белорусы отличаются от русских тем, что в них нет угро-финской крови.

И уж простите за нескромность, но я считаю это свое заключение открытием, имеющим огромное морально-психологическое значение.

Ведь тем самым снимается заклятие с русского народа. Исчезает безысходность. В Москве она, безысходность, не так заметна, а в провинции чуть ли не определяет жизнь. Мол, у нас что ни придумай, а все в водке утонет.

А после моего открытия пьянство из злого рока становится вполне объяснимым и всего лишь историко-медицинским, историко-биологическим моментом. Кто предупрежден — тот вооружен. Например, мой знакомый американец, на четверть индеец, знает, что он по рождению входит в группу риска, и потому ведет себя осторожно. Он с юности, с первых банок пива и первых рюмок виски и до сих пор как бы все время прислушивается к своему организму: не включился ли проклятый механизм наследственности? И готов при первых же признаках к принятию самых радикальных мер. Но это — детали. А суть в том, что объясненное — не страшно. Да, приятного мало, но со временем народный организм переборется, сомнений тут нет и быть не может. Просто потому, что нездоровое чахнет, а здоровое — выживает. Давно уже и на наших глазах происходит естественный отбор. Алкоголик — нежизнеспособен. Так что и «русское пьянство» отболеет и отболит со временем.

А главное же в том, что нет отныне заклятия и проклятия над целым народом. С чем я всех и поздравляю. А также прошу выдать мне премию, наградить орденом и поставить памятник. Неужто не заслужил?

Послесловие-похмелье

Я правду говорю. После обнародования своей идеи в «Деловом вторнике», «Литературной газете» и «Известиях» я долго чувствовал себя так, будто находился в состоянии сильного похмелья. А вернее даже так — в состоянии алкогольного или посталкогольного отравления.

А отравился я письмами читателей, откликами, опубликованными и неопубликованными.

Их было мало. Как правило, от людей гуманитарно-публицистического склада.

Врачи, специалисты — отмолчались. Наверно, ничего интересного я им не сказал, они это и без меня давно знали. Вернее, от них-то, из их специальной литературы и специальных исследований, я и узнал. Так что специалисты в обсуждении не участвовали. А из писем-откликов выделю два, наиболее характерных и типических.

Первое — покаянное. Меня резко осуждали за то, что я якобы наконец-то нашел на кого свалить вину! Мол, сами мы свиньи, а теперь будем считать, что сами ни в чем не виноваты, а все это угро-финны. Это самое легкое. А надо самим за собой следить и не впадать в свинство! И так далее.

Помилуйте, я же писал не о том, кто и в чем виноват. Я вообще в таких категориях не рассуждал. Речь идет об историко-биологических особенностях. А мне в ответ — вот это…

Но вторая часть откликов — еще …интереснее. Самое типичное выражение оно нашло в письме некоего кандидата исторических наук, опубликованном в «Известиях». Никакого влияния и слияния с тюркскими элементами в истории русского народа нет и не было, — писал он. — За исключением некоторого влияния в культурных и военных областях. Так что нечего навязывать нам сомнительные концепции!

Я, честное слово, вначале не понял, о чем речь и почему на газетной полосе написано, что это как бы ответ на мою гипотезу.

А потом, сообразив, растерянно сказал жене Маше: «Ну да, а дети рождались исключительно от культурного влияния. Наверно, у этого парня это больная тема…»

Я не изображаю из себя институтку, которая краснеет от слова «живот». Жизнь в публицистике приучает спокойно реагировать на такие письма-отклики. Привыкаешь, что ты про Фому, а тебе — про Ерему. Но чтобы до такой степени?! Да еще за подписью кандидата исторических наук, то есть человека, вроде бы обязанного мыслить логически и возражать на то, что написано… А не на то, что ему помстилось, что он напридумывал.

Долго я ходил, потрясенный. Даже так думал: может, нам совсем пить не надо? И без того мозги набекрень?

Алко-Россия

Прокуратура города Брянска пресекла деятельность подпольной фабрики по производству самодельной водки. Она, фабрика, исправно работала в течение года, от клиентов отбоя не было, бутылка шла за 20 рублей. При цене в московских магазинах от 80 рублей. Фабриканты разводили водой стеклоочистительную жидкость или средство для разжигания костра. И то, и другое содержит ядовитые добавки диэтилфталата. Но случаев смертельного отравления не зарегистрировано. Вполне возможно, что просто не регистрировали. Экспертиза, проведенная в Москве, показала, что от употребления такой жидкости через три месяца наступает летальный исход. Правда, опыты проводились на крысах…

Вот и скажите — кем надо быть, чтобы покупать эту водку? Я не в осуждение говорю, боже упаси. Просто хочу констатации: вот в каком состоянии находятся люди. Ведь речь не об одном человеке — фабрика, повторю, работала в течение года, и вокруг нее сложилось свое население. А когда люди постоянно в таком состоянии, когда им на себя наплевать, то чего от них ждать, что можно от них требовать. Душевной отзывчивости, сочувствия? Говорят, что в селе Павловском Воронежской области люди все-таки были поражены смертью человека, умершего от паленой водки. Наверно, потому, что этим человеком был десятилетний мальчик. Он и его старший приятель купили в местном ларьке полтора литра водки и почти все выпили. Впрочем, будь даже водка чистой, такого количества десятилетний организм все равно бы не выдержал. Но несколько дней прошло — и забылось, затерлось. Потому что люди в таком состоянии. Тут не до жалости к другим.

В Воронежской области каждый шестидесятый житель состоит на диспансерном учете как алкоголик.

При этом почти половина населения — сельское. А на селе, чтобы попасть на регистрацию как алкоголик — надо невесть что сделать. К примеру, полдеревни сжечь в приступе белой горячки. Все остальное — не считается, все остальные — просто «шибко пьющие» или «пьющие не просыхая». При этом учтем, что никто из «пьющих не просыхая» никогда не считал и не считает себя алкоголиком. Алконавт — это если совсем бомж. Даже «белка» — если без поджогов и в первый раз — совсем не повод, чтобы записывать себя в алкаши, потому как случай есть случай, с кем не бывает… Вот такая статистика с социологией и психологией в одной бутылке.

Еще хуже положение дел в Брянской области, с которой мы и начали наш рассказ. Здесь каждый сорок пятый на алкогольном учете. Как раз между ними и находится средняя цифра по России: каждый пятьдесят третий — зарегистрированный алкоголик.

По статистике, каждый россиянин в год выпивает 42 бутылки водки. То есть 3,5 бутылки в месяц. Значит, семья из трех человек: отец, мать, ребенок — 10 пузырей водяры в месяц. Но и этого — мало! Пьют-то, к счастью, не все. А значит, количество алкоголя на долю пьющих соответственно увеличивается.

Нас — 143 миллиона человек. Исключим 40 миллионов пенсионеров: те, кто пил, до пенсионного возраста не дожили. Детей, не пьющих водку, а пока только пиво, — еще 30 миллионов. Еще, допустим, 25 миллионов просто непьющих, в основном женщин. И тогда доля оставшихся вырастает до 127 бутылок в год на одного пьющего. 11 бутылок в месяц!

Какой организм это выдержит? Так он и не выдерживает.

В той же Брянской области за десять лет число больных белой горячкой выросло в десять раз. Но первое место среди спятивших на почве пьянки занимает Псковская область. Там, во Пскове, самая дешевая водка в стране, которая производилась в последние пять лет под непосредственным патронажем губернатора.

В целом по России за пять лет, по сравнению с 1999 годом, заболеваемость алкогольными психозами выросла втрое! Часто ли вы слышите о подростке, допившемся до белой горячки? У нас на каждый город населением в 100 000 приходится 18 мальчишек и девчонок несовершеннолетнего возраста, больных алкогольным психозом.

Вокруг пива

В последние годы, в связи усиленной рекламой пива, в обществе бытовало мнение, что пиво потеснит водку и в любом случае пиво — лучше водки. За несколько лет реализация пива увеличилась на 71 процент.

В 1998 году Россия занимала 14-е место по употреблению пива. А в 2003 году — уже третье, после Великобритании и Германии. Но там пьют в основном пиво. А мы — не перестали от этого пить водку. Больше всех в мире. Треть всех покупаемых в Европе крепких напитков — покупается в России.

Таким образом, пиво только прибавилось к общему потоку алкоголя.

Комментарий доктора медицинских наук Андрея Сабишева: «У них — чистое пиво. А у нас — вкусное, потому что грязное, с добавками, губительными для здоровья. Да и кто вам сказал, что в Европе все в порядке? Показатель интеллекта там из года в год падает, приближаясь к критическим 95 пунктам. Нация тупеет на глазах».

То есть речь идет о детях, о подрастающем поколении. Взрыв общественного негодования слегка поумерил безудержную рекламу пива на телевизионных каналах. Но уже поздно. За это пятилетие реклама сделала свое дело — пиво стало образом жизни. И теперь он, образ жизни, будет передаваться от старших к младшим без всякой рекламы.

В городе Долгопрудном Московской области провели обследование в рамках программы «Здоровье школы». 84 % мальчиков и 88 % девочек употребляют алкоголь. Причем 52 % мальчиков и 73 % девочек — с 11 — 12 лет. В отдельно взятом 11-м классе — 97 % девочек пьют.

Подростки входят во взрослую жизнь с потребностью в пиве. То есть — зависимые. Но в конторах и в заводских цехах пиво тянуть весь день невозможно да и не в «трудовых традициях». Таким образом во взрослой жизни нынешняя подростковая потребность в банке пива преобразуется в рюмку коньяка под конфетку в офисе или стакан водки под огурец в цеховой подсобке. Приплыли, Ермак Тимофеевич…

Но на самом деле все не так страшно, как кажется по приведенным мною цифрам и фактам. Не страшно вообще.

С русским пьянством бороться невозможно — кто из нас не слышал или даже не говорил такое? На самом же деле это или полная бестолковость власти, или же специально насаждаемый миф, очень удобный власти.

Россияне ничем не лучше и не хуже всех остальных народов. Со всеми природными и психологическими особенностями. Да, русские — рискованная нация в алкогольном смысле. Я уже писал об этом в начале главы.

Но почему-то никто об этом ни взрослым, ни детям не рассказывает и не объясняет. Со школы. Потому и живет миф о русском пьянстве как необоримой силе.

А самое главное и существенное — административные меры. И здесь мы опять сталкиваемся с мифом, который усиленно насаждается не без влияния интеллигенции. Мол, административными мерами алкоголизм не победить, тут необходим комплекс социальных мер и т. д. Очень красиво звучит! Но скажите, пожалуйста, почему в той же Америке никто не отказывается от этих самых административных мер? Знаем ли мы, что там во многих штатах в воскресные дни розничная продажа спиртного вообще запрещена, только в ресторанах. Представляете, какие деньги уплывают мимо водочных и пивных королей! И ничего, молчат, никто и не пикнет. А уж запрет на продажу алкоголя несовершеннолетним — это как вечные скрижали и нерушимая заповедь. Кстати, там несовершеннолетними считаются люди до 21 года. И скандал с дочерьми Буша, по нашим понятиям взрослыми девушками, студентками, изобличенными в употреблении пива (!) в общественном месте, — это не показуха, это обыденность, норма. Попробуй продать ребенку банку пива или бутылку виски — не найдешь места во всей Америке!

А у нас каждый мальчишка покупает свободно и идет по городу Москве с банкой пива, прихлебывая на ходу.

Как вы думаете, сколько лет симпатичным мальчишкам и девчонкам из знаменитой рекламы пиво «Клин-ское»? Обаятельнейшие подростки красовались на всех телеэкранах страны и завершали свое явление народу самым главным в жизни вопросом: «А кто пойдет за «Клинским»?»

Не подумайте, что я обозленный язвенник или ханжа-трезвенник. Употребляю, в соответствии с возрастом и здоровьем, подорванным, наверно, не без помощи отравы-бормотухи еще в юношеские года. Сейчас ведь страшно представить, что пили поколения советских людей! Для всей страны, исключая Москву и Ленинград, портвейн «Три семерки» был недостижимым великосветским напитком, все равно что шампанское «Вдова Клико» или «Дом Периньон». (Что и отражено в молодежной литературе шестидесятых годов со всем романтическим реализмом.) В провинции эту роль исполнял «Агдам», а в основном все пробавлялись «Портвейном розовым» и просто вермутом. А крепились те вермуты и портвейны чем угодно, в том числе и спиртом, поступающим на винзаводы с …кожевенных заводов, после вымачивания кож в спирте — это технологический процесс такой… Не выливать же после этого добро в овраги, не раздавать же местным рабочим. Атак — безотходное производство, экономная экономика. Или другой пример — в те времена 85(!) процентов плодово-ягодных вин местного производства выпускались без санкции санитарного врача. Даже советская медицина боялась брать ответственность и грех на душу — вот чем народ травили!

Алкоголь — часть общечеловеческой культуры. Запретить его невозможно и глупо. Но я речь веду — о возрастной границе. Одно дело, когда с алкоголем встречается взрослый, окрепший организм, и совсем другое — подростковый. Раннее употребление мгновенно разрушает здоровье, дает привыкание и соответствующее потомство. Азбучные истины. Но почему же тогда у нас до сих пор нет запрета на продажу алкоголя детям, допустим, до 18 лет? Да и в Советском Союзе он существовал лишь для детей до 16 лет и не соблюдался. Вот вопросы, на которые хотелось бы получить ответ.

Есть Кодекс РФ об административных правонарушениях, статья 6.10. «Вовлечение несовершеннолетнего в употребление спиртных напитков или одурманивающих средств».

Есть постановление правительства от 19 августа 1996 года — не продавать напитки «с содержанием этилового спирта более 1,5%» лицам, не достигшим 18 лет.

Я полагаю, россияне о таких документах никогда и не слышали. Потому что ни один из них не выполнялся и не выполняется.

Значит, нужен Закон о запрете продажи пива и других спиртных напитков детям до 18 лет. Такой, чтобы соблюдался неукоснительно. Обставленный всеми сопутствующими подзаконными актами, вплоть до статьи в Уголовном кодексе. Чтобы продавцов, нарушивших закон, лишали права работать в торговле. Чтобы хозяев магазинов и ларьков лишали торговой лицензии. Вплоть до уголовной ответственности. Жесточайшие карательные меры нужны!

Запретите по-настоящему продажу пива и алкоголя детям до 18 лет — и последующие поколения будут расти уже здоровыми.

Почему же это не делалось и не делается? Чего проще — принять такой закон. И начинать борьбу за его безусловное исполнение. Мы ведь умеем работать быстро. Как только наметилась в стране угроза банковского кризиса, тут же в Думе поднялась буча и в течение месяца внесли и приняли соответствующие документы. У депутатов и их родственников деньги имеются, и им есть что хранить в банках. Тут они мгновенно отреагировали. А вот Закон о запрете продажи алкоголя детям до 18 лет бродил в недрах Госдумы уже два года. «Министерство здравоохранения РФ подготовило законопроект и соответствующие изменения в статьи закона об алкогольной продукции… и в несколько других законодательных актов. Но большинством голосов на одном из последних заседаний прежняя Госдума отклонила все эти предложения», — пишет Алексей Надеждин, главный детский нарколог России.

«Прежняя Госдума» — та, что сдала полномочия в декабре аж 2003 года. Видите, какая неторопливость. Тянули до последнего. А потом даже не выразили принципиального одобрения, не оставили на доработку и на усмотрение новой Думы, а попросту отклонили. То есть отбросили как ненужный?

Почему?

Вариантов ответа много. Остановлюсь на трех.

Первый — тогдашняя Государственная дума и тогдашняя власть вообще состояли из недоумков, которые не понимали элементарных вещей.

Второй — тогдашняя Государственная дума и власть вообще куплены были на корню пивными и алкогольными концернами.

А третий вариант ответа обсуждается в обществе еще с советских времен. Мол, трезвый народ никому не нужен. А вот таким народом — бедным, запуганным, с детьми-наркоманами и отцами-пьяницами — управлять одно удовольствие. И никаких проблем. Ведь алкаши и наркоши никогда не досаждают власти, права не качают. Как писал, правда, по другому поводу, «тихий лирик» Владимир Соколов в восьмидесятые годы прошлого столетия. - «И не надо мне прав человека, — я давно уже не человек». Так что нация расслабленных и немощных с вечного похмелья людей очень выгодна правителям. А на обслуживание месторождений нефти и газа из 143 миллионов населения всегда можно найти несколько миллионов трезвых и здоровых.

Выбирайте, кому какой вариант ближе. Пока ваши дети идут за «Клинским»…

В заключение сообщу новость. О которой вы наверняка не знаете и даже не слышали. 9 июля 2004 года нынешняя Госдума в первом чтении приняла законопроект «Об ограничении розничной продажи пива». В статье 2 есть пункт о запрете продажи пива детям до 18 лет. Но обратите внимание! Обсудили-приняли его так, что никто и не заметил. Ни один депутат, ни одна' фракция не созвали пресс-конференцию, не оповестила страну и народ. Об ограничении рекламы пива все время говорят, на телевидении обсуждают: мол, бороться надо с социальными причинами, а не с рекламой… а тут — никто ни слова! Даже в аппарате Госдумы, худа я обратился за справкой, не знали, о чем речь, и с трудом разыскали. Важнейший для здоровья и жизни нации закон проскользнул тихо и неслышно, как мышь. Неужели такой же тихой и незаметной будет его дальнейшая жизнь?

Нет. Шум был. Но совсем по другому поводу! Совет Федерации, а затем и президент вернули закон на доработку. Сколько смеха, сарказма, язвительных реплик было по поводу запрета употребления пива на улицах?! И действительно, глупость! Но у меня возникло смутное ощущение, что очевидная нелепость этого запрета — грандиозная ширма. (Случайно получилось или не случайно — другой вопрос.) Ведь за всем этим шумом затерялось главное — обсуждение категоричного запрета на продажу пива детям до 18 лет. Об этом никто не вспоминал.

Итак, закон дорабатывается. Пройдет еще время, пока примут подзаконные акты — об ответственности за его нарушение.

И только потом начнется самое главное — борьба (или отсутствие таковой!) за то, чтобы закон исполнялся неукоснительно. И это будет самая настоящая война. Ведь каждый продавец на улице дает взятки рядовым милиционерам, хозяева магазинов и ларьков приносят дань кому повыше, у них прекрасные отношения с местной администрацией. И т. д., и т. п. Сверху донизу все пронизано, каждая клеточка торгово-государственного организма. Вот в каких условиях надо бороться за то, чтобы каждая продавщица требовала паспорт, продавая банку пива юноше или девушке. Предполагаемые штрафы в 100 рублей — это издевательство надо всем и вся. Вдумаемся: 100 рублей штрафа за спаивание нации, за уничтожение генофонда нации!

Здесь необходимо, повторю, самое страшное наказание для продавцов и хозяев — лишение права работать в торговле, лишение лицензии на торговую деятельность.

А если не будет этого — не будет ничего. То есть все останется как есть. Одним словом, тогда подтвердится или не подтвердится давнее народное подозрение — а нужны ли Российской власти трезвые и здоровые люди?

Глава 39 РУССКАЯ ЭПОХА.

Все для Бога и князя, и ничего — для себя

Много лет назад, во время одного из наших походов по лесам Подмосковья, как-то застала нас ночь возле села Истомино, под Тарусой. Мы спешили к реке, чтобы разбить ночлег. Но вдруг приятель мой, обернувшись, окликнул меня: «Смотри!»

За нами, на восходе луны, на фоне светящегося горизонта, возносились к небу черные силуэты — купол и колокольня Истоминской церкви. Они возвышались над миром, и не было в обозримом сумрачном мире ничего, кроме них! А внизу, у земли, как бы лепились, прижимались к их каменному подножию сараюшки, стожки, скособоченные крыши деревеньки.

— А представляешь, как смотрели на это темные мужики в каком-нибудь восемнадцатом веке?! — сказал приятель. — Только на колени упасть, трепетать. Мрачное величие и непонятность! А тут они — в своих курных избенках…

Я вспомнил тот вечер, когда снимал фильм о загадке древнерусской архитектуры, о том, что города и храмы в древности ставились так, чтобы они открывались с реки, с главной и единственной дороги! Было это у стен Михайло-Архангельского монастыря в Юрьеве-Польском.

Мы стояли на земляном валу двенадцатого века, который и поныне опоясывает исторический центр города.

— Бери кадр так, чтобы первый план был подробным и четким, — наказывал я оператору Саше Терентьеву.

А на первом плане — дворы, огородики с немыслимыми заборчиками, где и плетень, и разрушенная бетонная плита с разлохмаченной арматурой, и спинки старых кроватей; свиные сараюшки, дощатые сортиры, клети и подклети, белье на веревках, дрова, кучи непонятного барахла — обычный сор обычной жизни. И над ней — вздымаются зубчатые стены и купола монастыря — красота, мощь и величие ушедших веков.

Давно точит меня мысль, которая получила яркое, зримое воплощение именно в этой картине.

Окинем взглядом все, что мы видели и видим: наши церкви древние и не очень древние, монастыри-крепости грозные. И задумаемся: а что еще? Ну, несколько кремлей каменных да палат княжеских. И — все.

То есть архитектурный гений народа, ремесленнический талант, мастерство, все силы ума, души и тела отданы, растрачены на строительство церквей и монастырей.

А сами как жили — так и живем. Да господи боже мой, если смотреть ночью, под луной, на крыши истоминских домов и не знать, что там внутри есть электричество и телевизор, то далеко ли они ушли от курных изб семнадцатого века?

Вот и получается: все — для Бога и князя, и ничего — для себя.

Так и привыкали с годами, с веками. До того привыкли, что в Москве даже богатых людей пришлось заставлять, чтобы они строили себе каменные дома. Конечно, не из любви к ним заставляли, а чтобы пожаров не было.

Величие своими руками сотворенных храмов, необъятность полей и тьма лесов, и рядом с ними убогость собственного существования — не эти ли крайности вековечно разрывали душу русского человека и сказались на его характере? Не в этом ли истоки российского максимализма: пан или пропал… и в то же время дикой кичливости собственной же нищетой: полюбите нас черненькими — беленькими нас всяк полюбит?.. И еще много чего в народном характере можно вывести из этой картины. Только боюсь уподобиться той части российской интеллигенции, которая «загадку России» сделала своей профессией. И тем самым недалеко ушла от массового сознания, потому что в основе ее метаний лежит все тот же принцип максимализма: или мы — все, или мы — ничего, или мы — и то, и другое вместе…

А ведь максимализм — это потакание собственному или толпы примитивному знанию и примитивному сознанию, примитивному мышлению, а следовательно, примитивному образу жизни и поведения. Мы сами до сих пор выясняем и других учим выяснять, кто же сильнее и красивее — кит или слон. Все обсуждаем, все цитируем предыдущих спорщиков. То опять пытаем бедную Россию: «Каким ты хочешь быть Востоком? Востоком Ксеркса иль Христа?», сознательно или по лености мысли не замечая, что и Ксеркс, и Христос в данном поэтическом контексте не что иное, как символы с разными знаками. А символы — опасная вещь. Стоит перейти на мышление символами, как за ними моментально теряется, расплывается реальность, уходят в сторону знания и размышления. Например, о том, что Ксеркс был обыкновенным властителем древности, строителем своего государства, не менее и не более деспотичным, чем его современники. И что именем Христа было в свое время пролито столько крови, сколько Ксерксу и не снилось.

То вспомним о степной крови, текущей чуть ли не в каждом. Вспомним, что строитель церквей святой князь Андрей Боголюбский и спаситель Руси от крестовых тевтонских походов святой князь Александр Невский — сыновья раскосых половчанок — и объявляем себя «гуннами» и «скифами», грозя обернуться к Западу «своею азиатской рожей».

А то отвернемся с досадой от «узкоглазых» и льнем к Западу, робко напоминая, что Азия-то начинается за Уралом, а географический центр Европы все-таки у нас, не то в районе Жмеринки, не то Житомира…

Цивилизация и цивилизованность всегда притягательны, и потому в Европу «хочут» все: и «узкоглазые» азиаты, и чернокудрые кавказцы, некоторые из которых даже объявили себя родичами испанских басков, и, разумеется, рыжие, русые, курносые и голубоглазые.

Только не разрез глаз и не цвет кожи определяют Европу или не-Европу. У народов — своя история, свои исторические, этнические и прочие стереотипы. В основном романо-германский по языку, католический по вере конгломерат западных народов обособился еще в раннем Средневековье, назвав себя «Европой», назвав себя «христианским миром». И в нем даже католическая, но славянская Польша чувствует явственную зыбкость своей «европейскости».

Там, в том мире, издавна сложились характерные восприятия «своего» и «чужого». Например, скандинавские бандиты-викинги три века грабили, жгли, насиловали Европу, оставляя после себя руины великих ныне городов, гарь, мор и трупы. И — ничего. Все забылось. Никто не говорит и даже не вспоминает. Потому что — «свои».

Зато не забывается мимолетное появление монголов на границах, краткие походы Суворова, казаки и калмыки в Париже. Но ведь тогда, в восемьсот четырнадцатом, против злодея Наполеона сражались вместе со всей Европой, в одной общей армии! Вместе! Однако Наполеон, исчадие ада для тогдашнего цивилизованного мира, остался «своим», а Россия — «чужая».

И это — нормально. И относиться следует спокойно. Потому как научный факт. Этнопсихология, если хотите.

Другое дело, что они свою европейскую особость превратили в высокомерие. Никогда не забуду строчку — одну лишь строчку! — из «Дневника» Гонкуров. Речь там идет о том, что приходил Тургенев, сидели, разговаривали. Потом Тургенев ушел… Ну, вы знаете, Иван Сергеевич долгие и долгие годы так и прожил в Париже возле Полины Виардо. Понятно, ближе всего сошелся со своими собратьями-писателями…

Так вот, после ухода Тургенева братья тут же садятся записывать впечатления в «Дневник» и о Тургеневе роняют: «Этот добродушный варвар…» (Курсив мой. — С.Б.)

И это пишут просто профессиональные плодовитые литераторы, которых кроме Франции никто нигде и не знает, — о нашем аристократе, барине, великом писателе, черт возьми!

Но урок нам не впрок. Сами позволяем, сами обижаемся, сами лебезим и угрожаем. Это комплекс европейской неполноценности не дает нам покоя. Рождая тот самый убогий максимализм. От самоуничижения до угроз танками и ракетами.

Никак у нас не получается быть скромным без самоуничижения, блюсти свое достоинство без высокомерия и хамства. То есть не получается быть самодостаточным благородным человеком.

Как-то знаменитый наш режиссер, живущий в Америке, публично, через нашу прессу, объяснил своим западным друзьям, чтобы они не удивлялись. А то они все поражаются, побывав в России: как же так, такие же люди, как они, но нравы, но быт?! Не такие же, — объяснял им режиссер. — Только по виду такие же. А на самом деле, если ехать с Запада, Европа кончается в Польше. А дальше начинается дичь…

Да, верно, уважение к личности, представления о гуманизме, о ценности самой человеческой жизни у нас такие, что ужас иногда берет. А уж над общественными сортирами только бомж брезгливо не издевался, говоря, что это и есть лицо нации.

Ну так что ж теперь — повеситься? Или быстро менять обличье, имя, паспорт и пристраиваться грузчиком в Кельне? Так от себя не уйдешь…

Правда, почему-то вспоминается, с каким брезгливым ужасом смотрели высококультурные средневековые арабы на западных рыцарей-крестоносцев, на их нравы и быт, особенно на гигиенические особенности быта. Не могли поверить. И только когда приехали с посольством в Париж, увидели Лувр с курами и коровами, тогдашнюю европейскую жизнь, сравнимую с нашими нынешними общественными сортирами, только тогда поверили и вынесли приговор: «Дикари…»

Но это было в раннем Средневековье. А между тем чуть ли не до времен Просвещения французские и другие графини и герцогини замысловатые прически закрепляли растопленным бараньим салом, которое застывало и создавало жесткий купол. Ни расчесывания, ни мытья, естественно, не могло быть. Тотчас же и в изобилии заводились вши и блохи. И потому высокородные дамы всегда имели при себе специальные маленькие коробочки-блохоловки…

Доподлинно известно и в анналах зафиксировано, как карета одного из императоров Священной Римской империи застряла и чуть не утонула в дерьме, потому что в те времена нечистоты из дворов вываливались прямо на улицы.

Другое дело, что европейцы забыли. А вот американцы — нет. Потому что совсем недавно было. И они нынче себе поверить не могут. Не могут поверить, что это они, здоровые мужики, устраивали злобные пикеты на пути крошечных негритянских девочек, идущих «первый раз в первый класс» в общую с белыми школу.

Смотрят сейчас кинохронику пятидесятых-шестидесятых годов — и не знают, куда спрятать глаза от позора.

Значит, не в дикарстве суть. А в уроках, в научаемости нации.

Брезгливое презрение к своему народу — не продуктивно. И вызывает только ответную агрессию. Гораздо честнее и полезнее прямое гневное осуждение, родственное пониманию и сочувствию. Из которых и рождается будущее.

И вообще — чего мы дергаемся? Вот что непонятно. Нам что, храм Покрова на Нерли не нравится? Двадцатипятивековые самаркандские святыни кажутся убогими? Скифская бронза тускловата? Рукописи Матенадарана начала христианской эры не внушают почтения?

Помилуйте, я же не к квасному или кумысному патриотизму взываю. А к тому, что не надо дергаться и комплексовать. Давно уже любому грамотному человеку одинаково скучны споры и метания меж «славянофильством», «западничеством» и «гуннством», и еще более того — их яростный максимализм.

Но мы отдаемся им с такою страстью не потому ли, что никак не можем наладить нашу конкретную, действительную жизнь?

Ведь менялись времена — а у нас менялись только названия. На месте курных изб возникли бараки, времянки, соцгородки, и стояли они уже на фоне дымящих труб и корпусов, гигантов индустрии, дворцов молодежи, дворцов советов и дворцов съездов.

Менялись идолы и кумиры, боги и князья — а мы все те же, а мы живем все так же.

Все — для Бога и князя, и ничего — для себя… — повторял я как заклинание, любуясь в Юрьеве-Польском величественными куполами на фоне сараев и сараюшек.

Примечание. К вопросу о чистоте немецких улиц, которые еще в незапамятные времена мыли щелоками и несколькими мылами, а затем и шампунями. Что не вызывает у нас даже комплекса неполноценности, поскольку мы воспринимаем сие как проявление жизни инопланетных существ. А начиналась эта чистота с того, что власть жесточайшим образом заставляла обывателей убирать и мыть улицы перед своими домами. А потом уже это вошло в привычку, в плоть и кровь, в национальный образ жизни. Умная власть — воспитывает…

Русская эпоха

И все-таки, может, зигзаги русской истории и русского характера, величие храмов и убогость обыденной жизни, самоуничижение чаадаевского толка и Достоевские проповеди о мессианстве, и еще многое и многое другое — всего лишь следствие и отдельные составные части чего-то большего?

Представим себе поезд, в каждом купе и в каждом вагоне которого бурно спорят, дерутся, философски беседуют или же мирно дремлют самые разные люди. Они не отдают себе отчета, что во многом их теперешнее поведение — прямое следствие общего движения в общем поезде в общее время. Будь они в другом месте и в другое время, они, возможно, не пили бы водку, не дрались, не спорили, не философствовали под влиянием проплывающих перед окнами просторов, не впадали бы в сон посреди дня, но тут попались такие соседи, что лучше дремать, чем смотреть на них, а тем более слушать… Конечно, любое сравнение хромает, тем более такое, потому как буян найдет причину для ссоры везде, а любитель философствовать способен умствовать в любой обстановке. Правда, в поезде они могут и поменяться ролями на время или же надолго: драчун вдруг начнет предаваться размышлениям о бренности бытия, а философ — стаканами глушить водку и открывать в себе Ваську Буслаева. Но в любом случае, согласимся, их поведение так или иначе обусловлено обстоятельствами, в какие они попали, а их сегодняшние страсти — всего лишь составная часть жизни поезда, который мчится в пространстве независимо оттого, что буян мнит, будто удержит его за дверную ручку купе, а философ рассуждает об относительности движения.

Никто из них не видит поезд со стороны.

Так и мы существуем внутри русской, российской, советской и снова российской истории, называемой жизнью, часто не замечая общего движения. Даже тогда, когда кипим страстями восьмисотлетней давности, все равно мы судим о себе, про себя, выясняем отношения среди своих.

А между тем не надо специальных знаний, достаточно общих, чтобы взглянуть на последние десять веков европейской истории со стороны и увидеть, выделить в ней три народа, оставивших наиболее заметный след и в чем-то определивших лицо тогдашнего и сегодняшнего мира.

Это — испанцы, англичане и русские.

Причем ни один из них не отличался на первый взгляд среди прочих ничем особым: ни уровнем государственного устройства и благоденствия народа, ни количеством населения, ни размерами территории.

Средневековая Испания, размерами чуть больше нынешней Туркмении и поменьше Таиланда, в четырнадцатом-пятнадцатом веках только начиналась как самостоятельное единое государство с объединения Арагона и Кастилии. Страна была истощена, измотана многовековой войной с арабами, захватившими Пиренейский полуостров еще восемь столетий назад. Причем каждый народ боролся с маврами порознь…

И тем не менее отсюда и началось первое открытие мира европейцами. Отсюда и пошли корабли в непонятные и никому не известные дали океана. В это же время зарождались и великая испанская литература, и великая испанская живопись, увенчанные впоследствии именами Сервантеса, Веласкеса, Эль Греко и Гойи. Одновременно пылали костры инквизиции, и фанатики в рясах сжигали фанатиков без ряс, а еще чаще — рядовых обывателей. А корабли тем временем пробивались сквозь туман океана и неизвестность, открывая Вест-Индию, Магелланов пролив, Индийский океан… А вслед за ними, за первыми, шли каравеллы с офицерами, солдатами, авантюристами, искателями приключений, ловцами удачи, отчаянными бедняками, обездоленными дворянами, которые становились на новых землях конкистадорами, латифундистами, фермерами, пастухами, бандитами, мешались с неграми, индейцами, белыми, давая первые поколения мулатов, метисов и квартеронцев, чьи потомки и составляют ныне испаноязычный мир, раскинувшийся от Кубы до Огненной Земли и от Кордильер до Пиренеев.

Не менее фантастична и судьба англичан.

По нашим меркам и Испания — невелика страна. А уж Англия-то и вовсе — чуть больше Талды-Курганской и гораздо меньше Вологодской области. Я говорю о собственно Англии, выводя за скобки Шотландию на севере и Уэльс на западе Острова. Государственное устройство здесь, в отличие от Испании, устоялось за предыдущие века и представлялось незыблемым. Но предельно истощен самый главный ресурс страны — человеческий. Англия только что потерпела поражение в Столетней войне с Францией, в войне, которая целый век (!) из года в год забирала самых молодых и здоровых мужчин.

Однако нашлись откуда-то силы, нашлись люди, которые вступили в новую, уже морскую войну с могущественным испанским флотом и оттеснили его на всех морях Мирового океана. Крестьяне-йомены, горожане-ткачи, эсквайры-оруженосцы, вчерашние лучники и арбалетчики, забывшие за столетие войны о мирных профессиях, младшие дети баронетов без гроша в кармане, потому что по законам майората все наследство оставлялось старшему сыну… — они разнесли английскую речь от Йоркшира до Пенджаба и Белуджистана, от Америки до Океании, сделав английский язык общеупотребительным, официальным или государственным в Канаде и Пакистане, США и Индии, Австралии и Новой Зеландии.

У моего заветного друга Женьки Сергеева, умершего в пятьдесят лет, есть стихотворение «Над картиной Гейнсборо», которое мы все десятилетия читали вслух на всех наших встречах, сборищах, пирушках…

Как вам жилось — превосходно ли, худо ли? В замках замшелых, кленовых аллеях, Черные лебеди, Белые пудели, Бледные леди. Ваши мужья на судах Альбиона, И штормы, и штили изведав сполна, Сюда возвращались — виски убеленные, Профили гордые, как ордена. К огню подвигали их, ноги им кутали, Кутали плечи им клетчатым пледом. Черные лебеди, Белые пудели, Бледные леди. А сыновья на спардеках корветов, В груди и в спине ощутив по дыре, От боли и брани лицо исковеркав: «Храни Бог Британию и королеву, Храни Бог Британию, черт подери!» Им, от холеры сдыхавшим в Калькутте, Им на галерах в секунду последнюю Вряд ли припомнились Черные лебеди, Белые пудели, Бледные леди…

Русская роль в истории последнего тысячелетия еще не всем очевидна просто потому, что испанские и английские события — давняя история и даже романтика, а в русскую эпоху мы живем, все — близко. Но уже достаточно времени прошло, чтобы посмотреть со стороны.

В самом начале одиннадцатого века население довольно могущественной тогда Киевской Руси составляло 5,36 миллиона человек. Примерно таким же было и население Италии. А вот во Франции — 9 миллионов!

Через пять столетий соотношение осталось таким же, К пятнадцатому веку во Франции было пятнадцать миллионов подданных, а на Московской Руси — вдвое меньше!

Границы тогдашней Руси проходили у Волги — на востоке, у Ельца — на юге и не доходили до Смоленска — на западе, потому что примерно с тринадцатого по пятнадцатый век Брест, Киев, Смоленск, Чернигов, Полоцк, Витебск, Минск, Курск и Брянск были городами Великого княжества Литовского.

Франция, как мы знаем, так и осталась Францией, ныне процветающей и благополучной страной в прежних пределах.

А теперь окиньте взглядом то, что произошло в России и с Россией за эти пять веков.

Беглые крепостные и потомки нищих хазарских евреев-отщепенцев, степняков и непонятных бродников, ставшие терскими, гребенскими и донскими казаками, честолюбивые воеводы и вельможи, ищущие славы и царских почестей, рьяные купцы и смиренно-неистовые монахи, солдаты российской армии, в которой многие офицеры не случайно были географами, ученые-исследователи, землепроходцы и наконец-то вольные мужики-переселенцы… — все они, где верой и правдой, где ложью и обманом, где мечом, а где крестом — раздвинули границы Российской империи от Твери до Тихого океана, от Архангельска до Памира и Тянь-Шаня. Русскоязычный мир простерся на две части света, и как бы ни сложилась дальше судьба народов, а общий язык останется русским. Как испанский и английский для многих других.

Конечно, об испанцах и англичанах легко писать и приятно читать. А здесь — горячо. Потому что близко.

И, как говаривал летописец битвы за Берлин, мой старший друг Василий Субботин, все равно поймут не так. Дело привычное. Обязательно кто-то обзовет меня казахским певцом русского колониализма, а кто-то решит, что он теперь превыше всех прочих просто потому, что родился в Тамбове и к тому же во вторник… Понимаю бесполезность слов для них, но по обязанности должен сказать: речь не о том, о чем они подумали, а — о научном факте, об историческом феномене, которые все нормальные люди воспринимают как данность.

А гениальные люди, как Лев Николаевич Гумилев, анализируют и объясняют. В данном случае — взрывом особого вида энергии — этнической энергии, то есть энергии народа. Другой вопрос — откуда она взялась? И почему именно у них? Ведь рядом с испанцами были французы, с англичанами — шотландцы и валлийцы, с русскими — поляки и литовцы. Что общего и в то же время отличного от других у испанцев, англичан, русских?

Происхождение. Оно у всех народов сложное от слова «сложение». Но в данном случае испанцы — намного «сложнее» тех же соседей-французов. На Пиренеях, не считая древних иберов и кельтов, в одном горячем котле сплавились германские вестготы, арабские мавры, кастильцы, арагонцы, наваррцы, а также галисийцы, каталонцы и баски, которые и поныне ставят себя отдельно от всех.

Не менее достоверное доказательство взрыва энергии от метисации и сложности населения — англичане. Как известно, на Острове древние кельты были покорены римлянами, затем смешались с германоязычными англами, саксами и прочими. Нормандское завоевание принесло туда гремучую смесь из крови буйных викингов, германских франков и латиносов Центральной и Южной Франции. И на этом фоне можно считать сущим пустяком то, что знаменитые по литературе гасконцы несколько веков были подданными Английского королевства и знались со своими английскими согражданами не только через воды Ла-Манша.

Когда англичане, влекомые непонятным мощным импульсом, «избытком энергии живого существа», отправились во все края мира, испытывая судьбу, их соседи по Острову валлийцы и шотландцы — остались. Они, валлийцы и шотландцы, в своих неприступных горах на севере и западе Острова не смешивались ни с кем и сохранили в неприкосновенности древнюю кельтскую кровь и древний кельтский язык…

А русские — уж ближе и известней. Славяне, растворившие в славянском море каплю норманнских витязей, несколько веков соседствовали и даже составляли единое государство в южнорусских степях с тюрко-язычными степняками-половцами. Затем, двинувшись на север, колонизировали и полностью ассимилировали многочисленные угро-финские племена междуречья Оки и Волги — мурому, чудь, мерю, также вобрав в себя корелов, мордву, вотяков-удмуртов, черемисов-марийцев… А потом. было второе пришествие степняков, смеси монголов и тюрков, когда в Золотой Орде, преимущественно христианской по вере, стали насильственно, под угрозой смерти, насаждать ислам. Тогда-то, в четырнадцатом и пятнадцатом веках, тьмы и тьмы людей из Орды хлынули на Русь к своим единоверцам. А плюс к этому — средневековые прибалты, те же православные подданные Великого княжества Литовского, ушедшие на Русь от католичества. Да, очень многих пришельцев из Литвы сразу же стали прозывать Литвинами, невзирая на язык и национальность. То есть это могли быть белорусы, украинцы, русаки, литовцы, поляки, немцы, татары… — все равно Литвин. Потому-то в изобилии у нас Литвины, Литваки, Литовченки, Литвиненки, Литовцевы, Литовкины, Литвиновы… Но и они — только лишь часть пришельцев. Потому что православные литовцы носили неотличимые от остальных православные (греческие) имена и фамилии (к примеру, впоследствии принявший католичество и ставший главным врагом православия и Руси князь Ягайло в православном крещении был Яковом) и уже во втором поколении полностью сливались с общерусским населением.

Если в пятнадцатом веке на Руси всего населения было в два раза меньше, чем во Франции, то уже через четыре столетия только собственно русских было в два раза больше, чем французов, считая здесь французов канадских и африканских. Такого прироста в стране, подверженной голодным морам, не бывает. Русскими становились не по рождению, крови или обличью, а по вере и службе.

То есть — по судьбе.

Глава 40 ПАМЯТНИК

 Когда вышел на телевизионные экраны мой фильм о Есенине, позвонил мой приятель, известный литературный критик, поздравил и растроганно сказал: «Так здорово у тебя получилось, наверно, потому, что ты казах, дитя двух культур, и потому так чувствуешь обостренно все русское?..» А если б я по крови был русским, то что бы он спросил, интересно? Сказал бы: «Потому, что ты русский…»? Или ничего бы не спросил?

По поводу книги «Сны золотые. Исповеди наркоманов» тоже спрашивают… Эта книга к 2005 году выдержала 15 изданий в 9 городах России, пресса призывает издавать ее миллионными тиражами, видя в ней лучшее и действенное предостережение подросткам… И не проходило ни одной встречи с читателями, чтобы не спросили: «А что послужило толчком к написанию книги? Наверно, у вас есть тут что-то личное, наверно, кто-то из ваших родных или близких пострадал в свое время — и вы взялись за эту тему?» Отвечал и отвечаю — никогда и никаким боком я не соприкасался с этой бедой. Никто даже из отдаленных знакомых не был наркоманом, за долгую журналистскую жизнь до того ни строчки не писал об этом… Просто однажды книга приснилась мне полностью, вплоть до последней строчки — только и всего.

То есть читатель ищет личные мотивы. И это нормальная, бытовая реакция.

Книга «Ложь и правда русской истории» печаталась последовательно, номер за номером, в американском журнале «Вестник» — ведущем художественно-публицистическом издании Русского Зарубежья. Отдельные очерки и статьи на протяжении семи лет выходили в десятках российских газет и журналов. И никто не спрашивал, почему я написал о варягах, о Рюрике, об Олеге Вещем и Олеге Рязанском, о митрополите Алексии, патриархе Филарете и патриархе Никоне, о завещании Дмитрия Донского, о Кузьме Минине и Авраамии Палицыне, о Петре Первом, Румянцеве, Потемкине, Суворове… Но стоило появиться очерку, так или иначе связанному с Ордой, почти все говорили: «Ты пишешь так много об Орде и Руси потому, что ты казах, потомок ордынского князя, упоминаемого в Никоновской летописи?»

Тут бы мне и отвечать: «Нуда, конечно!» Потому как лучше ничего не придумаешь, даже если захочешь! Сам казах, русский писатель, да еще потомок ордынского витязя, да еще упоминаемого в Никоновской летописи, — ну прямо как по заказу!

На самом деле — ничего подобного.

На самом деле об отношениях Руси и Орды я написал не «много», а «мало». Ну, сколько мог, сколько знал. На самом деле — надо больше. Уверен, напишут другие. Потому, что это — ключевой момент в истории страны. Причем истории, искаженной до полной невероятности. И можно ли жить спокойно, если знаешь, что история твоей страны искажена? Но даже и не это главное-Главное в том, что, если спрашивают, удивляются или возмущаются — значит, задевает. А если задевает — значит, занимает большое место в сознании или в подсознании. То есть эта история актуальна и доныне. Как думаем — так и живем. Как думаем о прошлом — так и живем в настоящем…

То же самое относится и к призванию варягов, и ко всему, что есть в этой книге.

Мы сами заселили свой дом призраками. А теперь пугаемся их, ненавидим, боремся с ними, объявляем на них охоту. Это занятие популярное, но непродуктивное. Настоящая и будущая жизнь от этого лучше не станет.

Так что дело не в моем происхождении. Полагаю, что, будь я русским писателем, а по крови чукчей или негром преклонных годов, все равно написал бы эту книгу. Ведь не мы пишем книги — книги пишут себя нашими руками.

У меня такое ощущение, что на протяжении всей книги я напрашиваюсь на памятник себе. Вроде бы шутя. Хотя все мы знаем, сколько шутки в таких шутках. Так что не подумайте, что шутя. Очень даже всерьез. Только не на гипсовый или даже бронзовый. Очень надо, чтобы украли и продали как цветной металл. Или писали на нем всякие слова. А хуже того — не замечали. Ведь на самом деле памятники существуют, для того чтобы их не замечали? Или нет?

У меня же речь о другом. О том, что я пытаюсь снять с русской нации, избавить русскую нацию от внушенных ей комплексов.

Комплекса призвания варягов.

Комплекса монголо-татарского ига.

Комплекса европейской неполноценности.

Тут уже не до шуток. Потому что такие комплексы с ужасающей незаметностью искривляют сознание народа, каждого человека, влияют и на повседневную жизнь, и на будущее нации.

Журнал «Огонек» как-то опубликовал письмо читателя А. Тюрина из ФРГ о моих очерках, напечатанных в журнале. Привожу письмо полностью.

«В тридцатом номере «Огонька» г-н Баймухаметов отменил монголо-татарское иго, в розовых тонах описал взаимоотношения Руси и монголов — дружба, любовь, иногда нестрогое наказание расшалившихся русских. То, что изложенная версия никак не соответствует историческим фактам, археологическим находкам, сведениям современников и летописцев, его абсолютно не волнует. Читатель сегодня любит сенсации пуще жизни своей. Вдохновленный реакцией общественности, в статье «Варяги или «братки»?», г-н Баймухаметов взялся за Русь изначальную. Что-то больно гладко все было в летописях. Обелил Нестор отцов-основателей Русского государства, представил их благородными князьями германского происхождения. Получается, что в основе своей Россия очень напоминает Англию и Францию, а это недопустимо.

Соответственно, под пером автора превратились варяги в разбойников и террористов не хуже Басаева. И, уж конечно, монголо-татары по сравнению с такими варягами выглядят вполне достойно и симпатично.

Но тем не менее есть, опять-таки, историческая правда, реконструированная историками многих стран. Варяги, они же викинги, они же норманны, не занимались разрушением городов и истреблением под корень оседлого населения завоеванных территорий, как это делали монголо-татары. Напротив, они становились правящим аристократическим сословием. Так было в Северной Франции, где они дали начало Нормандии, так было в Англии, которую завоевал норманн Вильгельм, так было на Сицилии и в Южной Италии. Так было и на Руси, чья ранняя история до монголо-татарского нашествия практически ничем не отличается от истории большинства европейских наций.

Александр ТЮРИН, ФРГ»

 Письмо драгоценное. Потому что типичное. Оно подтверждает то, что ученые Афанасьев и Кара-Мурза определили как «манипулирование общественным сознанием» Чтобы написать такое письмо, надо пользоваться только тем, что тебе «дают». И вовсе ничего не читать. Вплоть до хрестоматийной «Повести временных лет», где киевский князь Владимир предупреждает византийского императора: «Варяги… наделают тебе такого же зла, как и здесь…»Эта цитата в полном, а не сокращенном, как здесь, виде была приведена в «огоньковском» очерке, на который и откликнулся А. Тюрин. То есть он ее читал. Это — цитата из летописи Нестора, на которого ссылается А. Тюрин. Но он ее не заметил. Не хочет знать.

А Тюрину и так все ясно. У него есть «исторические факты» и даже «сведения современников» (?) об «истреблении под корень оседлого населения» монголо-татарами и о «благородных князьях германского происхождения».

Я и мечтать не мог о такой иллюстрации, о таком подтверждении своих мыслей, изложенных в последней главе! Ведь в этом письме, как в зеркале, отражены комплексы, внушенные нации: комплекс призвания варягов, комплекс европейской неполноценности («благородные князья германского происхождения»), комплекс монголо-татарского ига… Не говоря уже об общечеловеческом комплексе сопротивления всему, что не укладывается в однажды усвоенные догмы, о фантастическом умении видеть и читать не то, что написано, а то, что тебе мнится…

Понятно, что в редакции чаще всего пишут несогласные. Но с чем не согласен А. Тюрин? Что он доказывает? Я же не утверждаю, что варягов не было. Были. И я же пишу, что они и герцогство Нормандское основали, и Англию завоевали, положив начало английской королевской династии. И русской княжеской династии тоже. Я пишу, что призвания не было: мол, земля наша велика и обильна, но мы такие уроды, что сами с собой управляться не в состоянии, и потому приходите княжить и владеть нами… А вот призвания-то как раз А. Тюрин и не опровергает! Оно его не трогает, не задевает национальных чувств!

И получается, что читатель А. Тюрин, и не он один, вполне согласен и даже настаивает на том, что мы униженно просили варягов владеть нами. И что иго было, что мы триста лет сидели под монгольским сапогом и терпели! А самое главное, ничего другого знать не хочет, не допускает. Тут же дает отповедь.

Вот почему в последней главе «Памятник» я говорю о массовом искривлении сознания. Разруха, она в головах…

А «памятник» — от слова «память». То есть возьмите на заметку, в память. Авось пригодится.

1997-2004 г.

Москва

  

Оглавление

Глава 1 ПРИЗВАНИЯ ВАРЯГОВ НЕ БЫЛО! Опровержение «Повести временных лет»

  «Летописи полны лжи и позорят русский народ»

  Заклятие

  Как создаются мифы

  Возьмите нас под свою защиту

  Рюрик — тезка

  Кто такие варяги?

  Что же было?

  Особые отношения

  Как создаются династии

  А зачем Нестор так написал?

  Все так писали...

  Итог

  Правда всегда неприятна

  Загадочное слово — «русский»

Глава 2 ОТ ОЛЕГА ДО РИЧАРДА

  Анатомия мифа

  Летописец Нестор — изобретатель скейт-серфинга

  Злодей Ричард, король Английский

Глава 3 СПАС НА КРОВИ Самая жестокая битва в истории Руси и самый загадочный храм на Руси — в одном городе, в Юрьеве-Польском

  Золотое кольцо ЦК КПСС

  Страшная сеча на Липице

  Русский Спас

  Ряд безобразий всегда на виду

  Храм

  Гений

Глава 4 НЕ СМЕШИТЕ МОИХ СТАРЫХ, РВАНЫХ ТАПОЧКОВ...

Глава 5 КНЯЖЕСКИЙ КРЕСТ

  Александр Невский — спаситель или предатель Русской земли?

Глава 6 ТАЙНА КУЛИКОВА ПОЛЯ Против кого воевал Дмитрий Донской?

Глава 7 КЛЕЙМО ПРЕДАТЕЛЯ

  Судьба Олега Рязанского. Мятеж в Москве против Дмитрия Донского. Детектив 1382 года — попытка расследования

Глава 8 ЧЕГО МЫ ХОТИМ ОТ ИСТОРИИ?

  Лечебна ли правда?

Глава 9 КАК РУСЬ ЖИЛА ПОД ИГОМ

  Политика: послание от папы Римского

  Экономика: какая была дань?

  Экономика: русский исполин

  Религия: закон Чингисхана

  Религия: святой Петр — правнук Чингисхана

  Религия: святой Пафнутий — правнук великого баскака Амырхана

  Семья: ордынский зять

  Литература: ордынский (?) летописец

  Насильно мил не будешь

  Европейцы или азиаты?

  Москва погубила град Китеж

  Патриотизм: почему не боролись?

Глава 10 НАЦИИ НУЖЕН СУПОСТАТ?! Как и почему была искажена история Руси

  Недоумение

  Нации нужен супостат?!

  Крестоносцы-предатели

  На поводу

  Молчание великих историков

  Компрачикосы

  А как же нелюбовь к «татарам»?

  О Литве

Глава 11 ВЫБОР ВЕРЫ

  Ислам ускорил распад Золотой Орды

  Кто живет лучше? И почему?

  Выбор веры

Глава 12 ПРОРОК, ИЛИ ТАЙНА ЗАВЕЩАНИЯ ДМИТРИЯ ДОНСКОГО

Глава 13 СПАСИТЕЛЬ КУЗЬМА Феномен человека и народа

Глава 14 НЕИСТОВЫЙ АВРААМИЙ

  Воевода-заговорщик

  Плагиатор

  Предатель

  Народный трибун

  Самохвал

  Снова изгнанник

  Участник, свидетель, писатель

Глава 15 ТРИ ПАТРИАРХА Православная церковь создала Русское государство

Глава 16 ОТКРЫТИЕ Почему мы не видим древнерусские города?

Глава 17 РУССКАЯ АТЛАНТИДА

  Город, которого нет

  Как уничтожили дом Ильи Муромца

  Храм Рождества на «Стимороле»

  Что ж мы за люди?

  Другого народа у нас нет

  Не лепо ли бяшет, братие?

Глава 18 ПЕТР ПЕРВЫЙ - ОСНОВАТЕЛЬ АЗИАТЧИНЫ В РОССИИ

Глава 19 ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА

  Суворов, Румянцев и Потемкин: мифы и дела, хула и хвала, забвение и слава

  Мыльный пузырь Ворошилов

  Каратель Тухачевский

  Комдив Суворов

  Триумфатор Румянцев

  Империя Потемкина

  Малоросский нюанс

  Усмиритель Польши

  Главком Европы, или Военный гений, от которого отвернулась судьба

  Загадка

  Детский вопрос

Глава 20 РУССКИЙ КОЛОНИАЛИЗМ

  Тщательней надо, ребята! Памфлет

  Анна Иоанновна и хан Абулхаир

  Друг Пушкина — казахский Геродот

  Мятежный Кенесары

  Украина — не Россия (?!)

  Русский колониализм

Глава 21 ПОД ЗВОН МЕЧЕЙ

  Рыцарство: тени минувших времен

  Кто основал Западную Европу?

  Лошадь — прежде всего

  Буйные и грязные

  Буйные и грязные стали знатью

  Любовь и галантность

  Они все равно победили

Глава 22 НЕВОЛЬНИКИ ЧЕСТИ. Дуэль: законы и нравы

  Вызов

  Убийственный Американец

  Бретер Пушкин

  Кодекс

  Бедный Мартынов

  Закат

  Эпилог

Глава 23 КТО ПОГУБИЛ ПРЕЖНЮЮ РОССИЮ?

  Нация самоубийц?

  Жажда справедливости?

  Камень с горы

  Деградация дворянства Можно ли быть свободным среди рабов?

  Закон и кулак

  Емеля на печи Правда и ложь русской сказки на фоне современной российской действительности

  Аля-улю, гони гусей…

  Предчувствие гражданской войны

  Декабристы

  Европа без городов

Глава 24 ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ

Глава 25 ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ

  Земля и воля — главный вопрос русской жизни во все времена. Но в XXI веке Россия молчит…

  Революционеры — союзники монархистов. Вместе — против Столыпина

  Казарма для мужика

  Кому Столыпин не дает покоя

  Статья 1990 года

  Статья 1994 года

  Россия — в продовольственной зависимости от Запада

  Статья 2001 года

  Ти-ши-на

  Конец истории

Глава 26 ЛЕНИН И ТРОЦКИЙ ― ОСЛЕПИВШИЕ СЕБЯ ПОВОДЫРИ СЛЕПЫХ

  Ленин хотел отомстить соратникам?

  А если опять победим?!

  Советские парторги и комсорги были честнее и невиннее Ленина и Троцкого

Глава 27 ЕВРЕИ — ЭТО СЛАВЯНОФИЛЫ?

  «Протоколы казахских мудрецов», или «Тайные откровения отца Сергия»

  Еврейский Третий Рим?

Глава 28 ИСТОРИЯ КРАСНОГО КРЕСЛА.

   Последний оплот Колчака

  Патриарх

  Мятеж

  Спасители

  Золото и Смертный Голод

  Юдоль скорби

  Абрам и Мария Брауде

  История состоит из имен

  Судьба красного кресла

  Потомки

Глава 29 ВРЕМЯ СТАЛИНА

  «А я как-то не думал…»

  Избиение в Америке

  Колыбельная из-за колючей проволоки

  Смейся, палач

  Пахан на зоне

Глава 30 ПОЧЕМУ ЖЕ МЫ ТАК ОТСТУПАЛИ? Отдельная глава

Глава 31 ПИЛИГРИМЫ

Глава 32 ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ-2, или ЗАГАДОЧНЫЙ КРАХ КОММУНИЗМА

  БУМЕРАНГ, ИЛИ ЗАГАДОЧНЫЙ КРАХ СССР

Глава 33 ЧЕЧЕНСКИЙ КАПКАН

  Как началась война

  Адмирал Мордвинов против генералов Ермолова и Вельяминова

Глава 34 ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ-3, или ТУПИК В ЧИСТОМ ПОЛЕ Никогда еще в новой истории России не угрожал такой выбор

Глава 35 ВИШНЕВЫЙ САД РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН

Глава 36 НАРОДА НЕТ — ЕСТЬ НАСЕЛЕНИЕ

Глава 37 ПОЧЕМУ БОГАТЫЕ НЕ ЛЮБЯТ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ? Для тех, кто сейчас у власти и у денег, они — немой укор

Глава 38 АЛКО-РОССИЯ А нужен ли власти трезвый народ? 

  Русское пьянство — не заклятие и не злой рок. Гипотеза-сенсация

  Послесловие-похмелье

  Алко-Россия

  Вокруг пива

Глава 39 РУССКАЯ ЭПОХА.

  Все для Бога и князя, и ничего — для себя

  Русская эпоха

Глава 40 ПАМЯТНИК Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg