«Баранова балка»

Андрей Ковтун

БАРАНОВА БАЛКА

Повесть

Андрей Ковтун пока не член Союза писателей. Но разве принадлежность к авторитетной организации литераторов гарантировала кому-нибудь признание и читательский успех? Каждая книга - первая она или двадцатая - это дебют, ей приходится наново, как весеннему ручейку, пробивать дорогу к человеческим сердцам и душам и уже через них - в безбрежное литературное море.

Андрей Ковтун дебютировал в журнале "Пионерия" в 1985 году повестью "Баранова балка" - произведением о судьбе трудного подростка-старшеклассника. Хорошее знание современной школы, ее проблем (автор в недавнем прошлом - учитель) помогло ему создать глубоко реалистичное произведение с умело закрученным, почти детективным сюжетом.

Литератора отличает уверенность почерка, доброта и доверие к своим героям, смелость в выборе темы - для начала, согласитесь, немало. Но пусть вас убеждает в этом сам автор, ему слово.

Вовку Калашника из седьмого "А" вызывали к директору.

Грехов за ним водилось великое множество, и он не сразу сообразил, о чем будет речь. Но когда в кабинете Степана Петровича увидел Половкина, понял все.

"Вот куркульская морда! Еще и жаловаться пришел"- зло подумал он и приготовился огрызаться.

Кроме Половкина, у директора сидели еще двое: их классный руководитель Юрий Михайлович и лейтенант из детской комнаты милиции Галина Степановна. Взглянув на нее, Вовка затосковал. Он по опыту знал, что сейчас начнется тягучий и нудный разговор. Она задаст ему тысячу вопросов, а в конце станет угрожать спецшколой. Так было уже не раз, так будет, наверное, и сегодня.

- Ну что, Калашник? - начала Галина Степановна. - Опять фокусничаешь?

Вовка переступил с ноги на ногу и уставился в окно.

- Нет, ты не отворачивайся, Калашник. Ты отвечай.

Вовка по-прежнему молчал, но Галина Степановна была терпелива. Она знала, что главное в разговоре с подростками - это выдержка.

- Напрасно ты молчишь, напрасно. Только себе хуже делаешь.

- Так, а что отвечать? - отозвался наконец Вовка.

- Отвечай, как ты докатился до такой жизни. Дерешься, бродяжничаешь, а теперь вот людям окна бить начал.

- Во! - подхватил Половкин. - Пусть про окна расскажет.

Вовка скривился и даже фыркнул немного, чтобы показать полное свое неуважение к этому типу.

Галина Степановна, увидев это, сокрушенно покачала головой:

- Значит, еще и фыркаешь? Нанес человеку материальный ущерб и еще фыркаешь?

Вовка по-прежнему продолжал смотреть в окно, но лицо его уже начало медленно покрываться белыми пятнами, будто лишаями.

"Кого она защищает? Ведь это же самый настоящий куркуль", - думал Вовка, и от этой очевидной несправедливости в нем поднималось желание и говорить, и делать все наоборот.

- Нет, вы только посмотрите на его вид, - обратилась к присутствующим Галина Степановна. - Он ведь совсем не чувствует своей вины.

- Не чувствую! - с вызовом ответил Вовка.

- То есть, ты хочешь сказать, что завтра или послезавтра ты можешь совершить то же самое? Я правильно тебя поняла?

Вовка молчал.

- Ну что ж, - внятно, будто диктуя, произнесла Галина Степановна. - Тогда мы серьезно подумаем о направлении тебя в спецшколу. Очень серьезно подумаем.

- Ты вот что, Владимир, - вмешался Степан Петрович. - Ты расскажи все-таки, за что побил окна товарищу Половкину.

- Да. За что? - повторил Половкин. Он сидел весь красный от напряжения, и усы его время от времени дергались.

На Половкина Вовка даже не взглянул, а директору ответил:

- Он сам знает.

- Не знаю! - Половкин поворачивался то к директору, то к Галине Степановне. - Не знаю! А если он имеет в виду, что я свою собаку в луже искупал...

- В луже? - вскричал Вовка. - И он это называет лужей? Да я ему и остальные окна побью!

Половкин вскочил со стула:

- Вот! Теперь вы сами слышали. Будете свидетелями, если что случится.

- А ничего не случится, - торжественно, как приговор, объявила Галина Степановна. - Ничего не случится, потому что завтра же он будет отправлен в спецшколу. Мы и так долго терпели, учитывая его семейное положение.

Нет, лучше бы она не говорила о его семейном положении. Не любил Вовка никаких напоминаний о том, что он сирота и живет только с дедом. Мать его умерла пять лет назад, а отец куда-то исчез еще до Вовкиного рождения. Поэтому всякие разговоры о родителях причиняли ему боль и вызывали в душе ожесточение. Та злость, которую он только что испытывал к Половкину, перенеслась вдруг на Галину Степановну, и уже ей он крикнул дерзко и с вызовом:

- Ну и ладно! Ну и отправляйте! Там тоже люди живут!

Степан Петрович нервно заходил по кабинету. Он почувствовал бестактность Галины Степановны, но не знал, как ее исправить. В конце концов он подошел к Вовке и спросил:

- Так что там за лужа такая, из-за которой весь сыр-бор загорелся?

Вовка стоял сейчас в каком-то оцепенении, внезапно почувствовав полное безразличие и к тому, что здесь происходит, и к своей судьбе. Пусть отправляют куда хотят, хоть в десять спецшкол, лишь бы скорее закончили этот разговор и выпустили из этой комнаты А может, самому уйти?

Юрий Михайлович, все время сидевший молча, вдруг повернулся к нему и быстро спросил:

- Послушай, а это не та ли криница, о которой вы с Харланом мне рассказывали?

Взглянув на него блестевшими от слез глазами, Вовка ответил:

- Та. А он в ней собаку купал.

И, видимо, уже не в силах ни объяснить, ни доказывать что-либо этим взрослым людям - даже Юрию Михайловичу, которого он уважал больше других, - Вовка круто повернулся к двери и, ни у кого не спрашиваясь, выбежал.

- Подожди! - хотел его вернуть Юрий Михайлович, но Вовка уже ничего не слышал. Он быстро миновал коридор, вышел на улицу и, не оглядываясь, зашагал прочь от школы. По мере того, как он удалялся, шаги становились ровнее, спокойнее - как у человека, который знает, что и как ему надо делать.

- Ладно, - шептал он, криво усмехаясь. - Пусть отправляют в спецшколу. Но сначала пусть меня найдут...

* * *

А началась эта история так. Рядом с поселком, где жил Вовка Калашник, лежала знаменитая Баранова балка. Крутые обрывы и размытые дождевыми потоками пещеры, а также посадки, растущие по обе стороны балки, были излюбленным местом всей поселковой детворы. Однажды, сооружая там курень, Вовка и его друг Санька Харлан наткнулись на еле заметный в траве ручеек. Попробовали воду - превкусная. В других ручьях она отдавала известкой, а эта - нет. Мягкая такая была, вроде бы даже сладковатая. И решили тогда хлопцы раскопать это место, чтоб криница была. Приходили с лопатами раза три и сделали все честь честью. Вода устоялась, и скоро ее можно было черпать даже ведрами такая просторная получилась криница. Хлопцы были довольны и даже Юрию Михайловичу как-то рассказали о ней.

И вот однажды, наведавшись к своей кринице, они увидели, что вода в ней взбаламучена, глинистые берега обвалены и вокруг полно мокрых следов.

- Дикий кабан, - высказал предположение Санька. Кабаны действительно забредали сюда из соседнего лесничества.

- Сам ты кабан, - возразил Вовка. - На следы посмотри.

Следы и правда были не кабаньи. Тогда, посоветовавшись, хлопцы решили устроить засаду, - чтоб все выяснить, а заодно и попугать злоумышленника. Место, чтобы здесь спрятаться, было подходящее, и они незаметно улеглись за кустами. Пролежали до темноты, но, к сожалению, никого не дождались. Расстроились, конечно, но Вовка был упрям:

- Я, Саха, и завтра с утра покараулю. В школу не пойду. Будут спрашивать - скажешь: зуб заболел.

- Про зуб не поверят. Зуб в прошлый раз болел.

- Ну, а это другой. Их вон сколько во рту. В общем, придумай что-нибудь.

На второй день, тайком от деда запасшись харчами, Вовка отправился в засаду. Сидел долго, даже спина начала ныть, но - дождался-таки! Где-то около полудня на тропинке, ведущей из поселка, показался Половкин. Был это всем известный скупердяй и ненавистник. Он огородил свой сад высоченным забором и за пару сорванных яблок мог на любого овчарку спустить. И вот сейчас Половкин с этой своей овчаркой направляется, видимо, сюда. Да, так и есть. Не доходя с десяток метров до криницы, Половкин отвязал поводок, и собака сразу же побежала к уже знакомому ей водоему. Потоптавшись несколько секунд, прыгнула в воду и, выгибаясь да фыркая, начала купаться.

- Что вы делаете? - закричал Вовка, выбегая из укрытия. - Это же криница!

- О, а ты откуда взялся? - удивленно остановился Половкин. Из-под земли, что ли?

- Это же криница! Зачем вы туда собаку пускаете?

- А тебе какое дело? Жарко, пусть искупается.

- Так ведь люди отсюда пьют!

- Какие люди? Ты, что ли?

- А хотя бы и я.

- Ну, ты и так попьешь. Собака у меня чистая.

Довольный своей шуткой, Половкин загоготал, а Вовка даже задрожал весь от обиды и негодования:

- Вы... вы хоть и взрослый, а... куркуль вы, вот кто!

- Что-о? - прекратил смеяться Половкин. - Ах ты, шпана бесхвостая! Куда драпать будешь, если собаку натравлю?

Вовка отбежал на всякий случай подальше, но совсем уходить не собирался. Стискивая кулаки, он досмотрел это злодейское купание до конца и твердо решил отомстить Половкину.

А вечером рассказал обо всем Саньке. Тот, долго не раздумывая, предложил:

- Надо отравить криницу. Собака попьет и сдохнет.

- Как отравить?

- А хлорофосом. У нас дома есть - для колорадских жуков покупали.

- Нет, это не подойдет. А вдруг кто-нибудь еще попить захочет?

- Да, и то правда, - согласился Харлан.

Они долго советовались, но не придумали ничего другого, как побить Половкину окна. Тот сразу же догадался, чьих это рук дело, и на второй день явился в школу.

* * *

Когда Вовка выскочил из директорского кабинета, Юрий Михайлович хотел было остановить его, но Степан Петрович сказал:

- Не надо. Сейчас он все равно ничего не поймет. Пусть успокоится, потом и поговорите.

Вечером, отчитав уроки и поделав еще кое-какие срочные дела, классный руководитель отправился к Калашникам домой. Не застав там никого, решил посоветоваться с Харланом, который жил неподалеку,

- Где они могут быть?

- Не знаю. Дед, наверное, пошел к Семеновичу - друг у него такой есть, - а может, и в город поехал.

- А Вовка?

- Не знаю...

Санька отвел взгляд в сторону, и Юрий Михайлович понял, что тот, конечно, темнит. Знает он все, да выдавать друга не хочет.

- Понимаешь, какое тут дело? - негромко произнес учитель. - Из школы Вовка ушел в таком состоянии, что мне надо обязательно с ним поговорить. Так что ты уж помоги, пожалуйста.

- А в спецшколу Вовку не отправят?

- Отправят, если я его не найду и не поговорю.

- Та поискать, конечно, можно, - все еще раздумывая, ответил Санька. - Может, в балке где-нибудь...

- Ну вот давай и пойдем туда.

Санька потоптался еще немного, потом решительно махнул рукой:

- Ладно. Пойдемте.

Никого другого Санька бы не повел в балку, где, опасаясь Галины Степановны с ее спецшколой, прятался в курене Вовка Калашник. Однако Юрию Михайловичу хлопцы доверяли. Был он учитель молодой и веселый, нотаций читать не любил, а главное - он понимал ребячью натуру и ему всегда можно было что-нибудь доказать.

Когда миновали дубки и вошли в акации, Санька немного замедлил шаги, а потом и вовсе остановился.

- Юрий Михайлович, вы, наверное, здесь посидите, а дальше я уже сам...

- Понятно, - улыбнулся учитель и, примостившись на поваленном дереве, начал ждать.

Солнце уже почти ушло за горизонт и с низов потянуло сыростью. Неизвестно откуда появилась запоздалая ворона и, грузно махнув крыльями, опустилась на соседней акации. Со стороны совхозных стогов профурчала стайка куропаток, и снова стало тихо.

Минут через десять послышались голоса, и на тропинке показались хлопцы. Калашник шел, опустив голову и засунув руки в карманы, а Харлан что-то рассказывал ему жестикулируя. Когда подошли, Вовка спросил:

- Звали?

- Звал. Садись. Разговор будет долгий.

Вовка сел и молча начал ковырять землю перочинным ножичком.

- Ну, а я побегу, - заторопился Санька. - Батя там уже стоит "на воротях в червоных чоботях".

Санькина фигура, удаляясь, замелькала между стволов акаций, а Юрий Михайлович повернулся к Вовке и негромко, как-то по-домашнему проговорил:

- А теперь, Володя, расскажи-ка ты мне все с самого начала, как оно было и с той криницей, и с теми окнами.

Вовка какое-то время не отвечал - то ли собираясь с духом, то ли соображая, стоит ли вообще затевать этот разговор, - потом сложил перочинный ножик и начал рассказывать.

* * *

Шло время, и дело с Половкиным начало уже забываться. Страсти, поднявшие в Вовкиной душе такую бурю, постепенно оседали, как ил в кринице. Галина Степановна после того случая еще два раза приезжала в школу, но о чем они там разговаривали с директором и Юрием Михайловичем, неизвестно, потому что Вовку туда больше не вызывали. Зато дед, узнав о побитых окнах, рассердился и даже ремнем несколько раз потянул, но нельзя сказать, что он очень при этом усердствовал. Он вообще редко дрался - во-первых, потому, что уже стар, а во-вторых, был добрым и Вовку любил. Как-никак, вдвоем они остались, других родственников у них нет.

Будучи фактически без присмотра, Вовка учился через пятое на десятое - то есть выбирал только то, что ему нравилось - и поэтому за первую четверть у него намечались две двойки. Исправлять их было уже почти некогда, да это не очень и волновало Вовку: двойки так двойки. Они не могли затмить для него главных прелестей жизни: с ранней весны и до поздней осени лазить по Барановой балке, выискивая следы всевозможной дикой живности или просто, радуясь предоставленной ему свободе, до одури гонять футбол с поселковыми пацанами, а по вечерам зачитываться приключенческими книгами.

А теперь ко всем этим занятиям добавилось еще одно, и, кажется, оно обещает быть интересным. Позавчера ему подбросили письмо какое-то странное, непонятное.

Случилось это так. Прибежав из балки, когда уже стемнело, Вовка пошел в свою комнату, чтобы сделать хоть кое-какие уроки. Начал с физики - Юрий Михайлович вроде и свой человек, а на уроках спуску не дает. Прочитав пару абзацев, Вовка хотел закрыть форточку, потому что на свет летела всякая мошкара. И только приподнялся, как вдруг увидел голубоватый конверт, лежавший на подоконнике.

Сначала не придал этому значения. "Наверно, дед забыл, - подумал он. - Рылся тут у меня, бумагу, видно, искал для письма да так и оставил". Взял конверт, чтобы отнести деду, и чисто автоматически, без всякого интереса взглянул на адрес. Взглянул - и остановился. Там, где обычно пишется адрес, стояло всего три слова: "Владимиру Калашнику. Лично".

"Да, дед тут ни при чем", - удивленно подумал Вовка и разорвал конверт. Вынув оттуда небольшое письмо, прочитал: "Если ты настоящий парень, а не макуха, ты можешь нам пригодиться. В воскресенье в 16.00 стой возле входа в поселковый клуб. Никому об этом не говори, даже друзьям. Письмо сожги".

Подписи не было. Вовка ошарашенно вертел письмо в руках и ничего не понимал.

- Во дают! - только и мог он сказать. Никогда никаких писем он не получал, и вдруг - такое. Но кто же это мог сделать? Неужели друзья разыгрывают?

Вовка взял письмо и снова все прочитал. Нет, не похоже, чтобы разыгрывали. По-деловому вроде написано, без дурачества. Вот только слово "макуха" какое-то несерьезное.

- А ну-ка навались, у кого деньги завелись! - позвал дед к столу.

Над картошкой вился вкусный сытный запах, и в другой раз Вовка расправился бы с ней в два счета, но сейчас ел медленно, думая о своем. В клуб он, конечно, пойдет. Он ничего не теряет, даже если это розыгрыш. В случае чего скажет, что пришел в кино и ждет сеанса. Никакого письма он не получал, а то, что пришел на 16.00 - просто совпадение. Убедительно? Ну, и привет!

* * *

В воскресенье в клубе было полно народу. Вовка пришел пораньше, купил билет и начал околачиваться у входа. Тот, кто подкинул письмо, будет, очевидно, наблюдать за ним и этим себя выдаст. Что ж, такая контригра нравилась Вовке. "Посмотрим еще, кто из нас макуха", - думал он, приглядываясь то к одному, то к другому посетителю.

Сначала подозрение вызвал Колобок - так в классе называли Олега Павлюченко за его чрезмерную полноту. Тот стоял возле афиши, время от времени поглядывая на Вовку, а потом и вообще подошел к нему.

- Слышь, Калач, - начал он, - там Запара вчера приставал.

- К тебе? И чё он говорил?

- Двадцать копеек забрал. Сказал: "Тебе все равно на диету переходить надо".

- Ладно, - улыбнулся Вовка. - С Запарой я потолкую. Но ты ему в другой раз вот так сделай. - Он ткнул Колобка в дыхало, и тот, ойкнув, согнулся.

Потом его внимание привлекла Ирка Владыкина, тоже ученица из их класса. В кино она пришла не одна, а со своей подругой, восьмиклассницей. Девчата обе смотрели на Вовку, и когда он встретился с ними взглядом, улыбнулись. Смысл этих улыбок показался Вовке понятным. Ага, значит, написали письмо и радуются, что водят Калача за нос? Ну что ж, сейчас посмотрим, кто кого водит. Сейчас он подойдет к ним и скажет... А что он скажет? Надо что-то убедительное, чтоб наповал. Ну, например, такое: "Не за свое дело беретесь, девоньки... " Нет, это не годится: слишком просто. Лучше так: "Макуха - она женского рода, к вашему сведению". Да, именно так он и скажет: "Макуха - она женского рода". Это то, что надо.

Вовка уже сделал было шаг в их сторону, но девчата первые направились к нему. Подошли, по-прежнему улыбаясь.

- В кино пришел? - спросила Ирка.

- Ага. А вы тоже пришли?

- Ира, мы тоже пришли или мы еще сидим дома? - проговорила подруга, немного кокетничая и иронизируя.

Ирка засмеялась, но смех у нее был какой-то поспешный и, пожалуй, слишком громкий.

"Это от волнения. От вполне понятного волнения", - догадался Вовка. Ну что ж, теперь можно начинать атаку.

Он окинул их насмешливым взглядом и сказал:

- Так вот, девоньки. Макуха, к вашему сведению, женского рода.

- Что? - переспросила подруга.

- Я говорю, макуха - она женского рода.

- Ну естественно. А дальше что?

- А дальше сами соображайте.

Подруга посмотрела на Ирку, которая все время молчала, потом на Вовку и, не меняя первоначального тона, воскликнула:

- Кажется, уже сообразила. Товарищ даже в кинотеатре штудирует грамматику. Ира, у вас в классе все такие старательные?

- Все, - ответил Вовка. - Но никому об этом не говорите. Даже друзьям. А записку сожгите.

Подруга заметно поскучнела и уже ничего не ответила, а лишь с недоумением посмотрела на Ирку. "Ну и знакомые у тебя!" - говорил ее взгляд. Ирка тоже, видимо, ничего не понимала и стояла, растерянно приподняв плечи. Потом обе медленно повернулись и пошли в зал. Вовка, озадаченно глядел им вслед. Он ничего не понимал. Или же девчата хорошо владеют собой, или же они тут не при чем. А это значит, что его соображения были ошибочны.

- Мальчик, тебя зовут Вова? - услышал он рядом детский голос.

Вовка оглянулся. Перед ним стояла маленькая девочка из второго класса. Он ее раньше в школе видел.

- Ну допустим. А дальше что?

- Возьми. Это тебе.

Она протянула ему небольшую книгу зеленоватого цвета и вприпрыжку побежала к скверику, где играла кучка малышей. Вовка повертел книгу в руках, потом прочитал заглавие: "Застава в ущелье". Ничего не понимая, он начал ее листать и вдруг между страниц увидел конверт. На нем ничего не было написано, но был он такой же голубоватый, как и тот первый, что лежал на подоконнике. Внезапная догадка обожгла Вовку. Он быстро разорвал конверт и вынул оттуда лист бумаги. Увы! Вместо букв там были сплошные точки-тире.

"Азбука Морзе!" - понял Вовка и пожалел, что не знает ее. Если бы не воскресенье, он побежал бы в школьную библиотеку - там эта азбука есть. А так... Но сначала надо догнать девочку.

Бегать за ней никуда не пришлось, потому что она играла там же, в скверике, и никуда не собиралась скрываться. Вовка подозвал ее и спросил:

- Эй, киса, кто дал тебе эту книгу?

- Один дяденька.

- Какой дяденька? Где?

- Он на машине приезжал.

- И что?

- Подошел ко мне и говорит: "Вон видишь, возле дверей клуба стоит мальчик в белой рубашке? Его зовут Вова. Подойди и отдай ему эту книгу. А то я спешу". Я и отдала.

- А куда он уехал?

- Туда, - показала девочка.

Вовка выбежал на дорогу, но никакой машины там уже не было.

Чуть не плача от досады, он поплелся домой, совсем забыв, что у него в кармане лежит билет в кино.

* * *

Раньше, чем завтра, письма он не прочтет, думал Вовка, а обмозговать кое-что можно уже сегодня. И лучше всего сделать это в балке, где никто не будет ему мешать.

Он миновал совхозные свинарники, обогнул потемневшие скирды прошлогодней соломы и скоро вышел на тропинку, ведущую вниз. Баранова балка была вторым домом для Вовки, выросшего здесь, и он любил ее, но - подсознательно, не задумываясь об этом, как любят обычно только дети. Вот и сейчас он, полон нахлынувших мыслей, медленно шел по сухой траве и по сторонам почти не глядел.

Дело с письмом приобрело совсем неожиданный поворот. Он уже не считал, что его разыгрывает кто-то из друзей. Мужчина в машине был тому доказательством. Взрослый мужчина, а не какой-нибудь шкет. И до чего же ловко он придумал с книгой и девочкой! Такое только в фильмах о разведчиках показывают. Стоп! А что, если?..

И тут Вовке пришла в голову такая невероятная мысль, от которой он даже вздрогнул и остановился. Постоял, поразмыслил и пошел дальше. Нет, глупая это мысль, совершенно глупая. Зачем такие пацаны, как он, нужны в разведке? Что у них там - взрослых людей нет, что ли?

А с другой стороны, продолжал он рассуждать дальше, если разобраться по-настоящему, то разведчиков надо готовить с детства. Ведь они всё на свете должны знать и уметь: и стрелять, и всякие машины водить, и под водой через камышину дышать. А потом еще шифры, донесения, азбука Морзе...

Если предположить, что тот мужчина как-то связан с военным делом и что там действительно нужны настоящие парни (в письме ведь так и написано. "Если ты настоящий парень... "), то ничего невероятного здесь нет. Тогда концы с концами сходятся и все объясняется очень просто. Наши военные командиры решили взять какого-нибудь пацана и вырастить из него разведчика высшего класса И вот теперь они такого пацана ищут.

На все свои вопросы Вовка надеялся найти ответ в письме, которое было сейчас с ним, но это выйдет не раньше, чем завтра. Никогда еще за все годы учебы он не желал быть в школе так страстно, как сейчас. Наверное, это было первое воскресенье, которому он не радовался.

Разгоряченный своими мыслями, Вовка не сразу почуял, что пахнет дымом. Оглянувшись, увидел, что дым тянется из-за кустарника, сбегавшего вниз по склону.

"Балка горит!" - быстро сообразил он и, свернув с тропинки, пустился что было силы прямо через кустарник Проскочив его, увидел жуткую картину: огонь, гонимый ветром, пожирал сухую траву, укрывшую склоны балки. Трава была высокая, почти до колен, и пламя, с треском подминая ее под себя, быстро катилось в гору.

Забыв обо всем на свете, Вовка принялся топтать огонь ботинками. Он метался из конца в конец и топтал, топтал, топтал, но это почти ничего не давало. Не успевал он затушить пламя в одном месте и перейти на другое, как сзади все снова оживало. Тогда он схватил подвернувшуюся под руки палку и начал бить ею по траве. Однако огонь шел так широко, что один человек уже ничего не мог сделать.

Вовка выбросил свою палку и бессильно опустил руки. Все! Остается только ждать, пока огонь дойдет до кустарника и там угомонится. Но после него останется черное, выжженное пятно земли, да и края кустарника тоже на следующий год не зазеленеют.

Дым разъедал глаза, и Вовка, вытирая кулаком слезы, решил отойти подальше - туда, где между акациями трава была не тронута огнем. И вдруг оттуда он услышал смех. Подняв голову и присмотревшись, увидел Запару и Дытюка из седьмого "Б", а с ними еще одного, незнакомого. Был тот высокий и худой, как антена, и, видно, из города, потому что поселковых пацанов Вовка знал всех.

- Эй, Калач! - крикнул Запара. - Ты что, в пожарники записался? Мы тут смотрели, как ты палкой орудовал, - ну словно Илья Муромец!

Все трое с охотой засмеялись.

Вовка подошел ближе и устало произнес:

- Чего ржете? Помогать надо было, а не глазеть. А теперь видите, что осталось?

Он оглянулся. Огонь, дошедший до кустарника, затухал, и обгоревший склон уже только дымился. Вовка перевел взгляд на Запару и вдруг нехорошая догадка пришла в голову.

- А не вы ли сами подожгли траву?

- А чё ей станется? - сказал тот, городской. - Весной опять нарастет.

- Дурак ты, хоть и длинный, - с презрением вымолвил Вовка. Значит, все-таки вы подожгли?

- У нас за дураков морду бьют, - окрысился длинный.

- Ладно, не заводись, - попросил его Запара. - Мы с Калачом когда-то корешами были.

И повернувшись к Вовке, он продолжал:

- Ты, Калач, что-то нервный стал, я вижу. Он тебе нужен, этот сухой бурьян?

- Нужен. И ты, Запара, ванькой не прикидывайся. Ведь сам понимаешь, что пакость сделал.

- Да пошел ты... Лектор еще нашелся.

Похоже, что в присутствии своего городского приятеля он не хотел ударить лицом в грязь.

- Между прочим, - снова отозвался городской, - запорожские казаки тоже степь жгли, когда татары наступали.

Вовка уже злился вовсю:

- Слушай ты, громоотвод! Тебя в детстве током не ударило? При чем тут татары?

- У нас и за громоотводы морду бьют, - с угрозой произнес длинный и начал надвигаться на Вовку. Тот увернулся и ткнул его кулаком в живот. Длинный согнулся на какое-то мгновение, и этого было достаточно, чтобы получить второй удар - в скулу. Он отскочил, и Вовка снова кинулся к нему, но Запара подставил ногу. Обычно он побаивался Калача и один на один никогда бы не полез, но сейчас они были втроем. Дытюк хоть и не ахти какая сила, а все же внимание отвлекает.

Когда они все вместе набросились на поднявшегося Вовку, тот отбивался как мог, но вскоре снова упал, закрывая лицо от ударов.

- Ладно, размялись немного и хватит. Сегодняшнюю порцию он уже получил. Теперь меньше выступать будет.

Они ушли, время от времени оглядываясь, а Вовка сидел на земле, медленно вытирая окровавленный нос ладонью. Потом он поднялся и, отряхиваясь, побрел вниз, в сторону своей криницы, чтоб умыться и хоть как-то привести себя в порядок. Но, пройдя несколько шагов, он вдруг охнул и остановился: а где же письмо? Где книга, а в ней письмо, которое он собирался завтра расшифровать? Он рванулся на место драки и начал бегать между деревьями, ища книгу в траве, но скоро вспомнил, что не приносил ее сюда вовсе. Когда шел к Запариной компании, руки у него были уже пусты. Значит, потерял он книгу раньше, когда тушил огонь. Да, да, так и есть. Именно там положил он ее, когда хватал палку, чтобы сбивать пламя. А потом закрутилось, завертелось и забыл.

Он побежал туда, где чернела выжженная делянка, но уже понимал, что это напрасно. Книга не могла не сгореть вместе с травой.

Поискав, он действительно нашел несколько обуглившихся скрученных листов бумаги, которые еще не успел унести ветер, притронулся к ним пальцами, и те мгновенно рассыпались.

* * *

Приближались осенние каникулы. Обычно Вовка ожидал их с вожделением - после летней вольницы учеба ползла, как арба в гору, и пятидневный привал был очень даже кстати. Но сейчас каникулы не казались ему праздником. Во-первых, он уже знал, что имеет двойки по алгебре и английскому языку. Беда не ахти какая, к двойкам ему не привыкать, но все же внутри у него что-то скребло. Для его обостренного самолюбия все эти вызовы на учком, разбирания были весьма тягостны.

Однако намного больше, чем двойки, его угнетало другое: не мог он расстаться с мыслями о письмах. Очень уж ему хотелось верить в свои предположения насчет разведчиков. Все может быть вполне серьезным, и никаких фантазий тут нет. И то, что второе письмо вложили в книгу "Застава в ущелье", тоже о чем-то говорило. Может, его хотят готовить в пограничники? И тут тоже в нем не ошиблись бы. В балке он многому научился: и следы читать, и по поведению сороки узнавать, есть ли кто поблизости. Это вам не "а плюс б минус" и не "ес, ит из". Тут иностранкой не возьмешь, тут соображать надо. И он бы соображал, будьте уверены, лишь бы дело ему дали стоящее.

Вовка чувствовал, что за эти дни в его жизни произошел какой-то заметный сдвиг. Раньше он жил, как воробей под крышей: поел, попил, почирикал. Налетался - и снова в гнездо. Такая вольная жизнь Вовке нравилась, в ней была куча прелестей, но сейчас этого уже казалось мало. Он увидел, что есть другая жизнь - со смыслом, с целью и к тому же не менее интересная. Она приоткрылась ему только одним краешком, но Вовка успел разглядеть ее - наверное, возраст такой уже наступал, чтобы начинать думать о жизни.

А только к чему все эти мысли, если не получит от него ответа тот мужчина, что в автомобиле? Подождет-подождет да и махнет рукой. Скажет: "Ошибся я в Калашнике, буду искать другого". И найдет. А во всем этом виноват Запара со своими дружками. Не жгли бы они балку - и письмо бы уцелело.

С Запарой Вовка вчера маленько расквитался. Возле школьного трансформатора за мастерской собирались на переменах все курильщики. Там-то Вовка и подловил своего обидчика. Подошел медленно, без суеты, потому что знал: при стольких свидетелях Запара не убежит, постыдится.

- Ну что, позовешь своего городского кореша или без него обойдемся?

- Обожди, Калач - поднял руку Запара. - Не я же ту драку в балке начинал.

- А это уже не за балку, - сказал Вовка и коротко, не размахиваясь, ударил.

Запара отскочил, приготовившись защищаться, но Вовка повернулся и так же, не спеша, пошел в класс. Можно было бы считать, что они квиты, но удовлетворение не приходило: письма-то не вернешь, хоть сделай из Запары лепешку.

* * *

И все же справедливость существует! Однажды, проснувшись утром и взглянув на подоконник, Вовка увидел там новое письмо в уже знакомом голубоватом конверте. Схватив его обеими руками, он подпрыгнул, как индеец в ритуальном танце, и засмеялся беззвучным внутренним смехом. Ура! Все-таки тот незнакомец, что в автомобиле, - мужик что надо.

Вовка разорвал конверт, увидел все те же точки-тире и, насвистывая футбольный марш, начал одеваться.

Недовольно ворча, в комнату заглянул дед:

- Чего свистишь в доме? И так денег - кот наплакал, а то и вовсе не будет.

- А зачем они, деньги? - весело спросил Вовка. - Нам в школе говорили, что деньги когда-то отомрут.

- Э, отомрут... Доживи еще до этого.

- Доживу, дед. Я теперь сто лет жить буду.

- А что это ты сияешь, как медный тазик? Сон хороший приснился, или что?

- Ага, сон. Еще какой сон! - уже в дверях крикнул Вовка и убежал.

Был последний день каникул, но библиотека в школе работала, и Вовка быстро раздобыл азбуку. Не откладывая дела и на минуту, он нашел укромное место возле географической площадки и начал читать. Получалось медленно. С непривычки он часто путался во всех этих точках-тире, к тому же горячился от нетерпения, а это только мешало. Но все же минут через пятнадцать он письмо осилил. Там было следующее:

"Причина твоего молчания непонятна. Предлагаем вторично: если согласен иметь с нами дело, задание возьми в тайнике под 52-м столбом".

Прочитав, Вовка спрятал письмо и начал соображать. Что это еще за 52-й столб? На какой он улице, и откуда надо вести отсчет? Например, возле их дома тоже есть столб, но как узнать его номер, если там ничего не написано?

"Может быть, этот?" - подумал Вовка, направляясь к ближайшему столбу на углу Школьной и Запорожской улицы. В прошлом году здесь линию обновили и вместо деревянных поставили железобетонные.

Он подошел и, еще не веря, что повезло, увидел на белом бетоне две крупные цифры: 49. Ну конечно же, эти номера были и раньше, но он их до этого не замечал за ненадобностью.

"Проверяют мою наблюдательность" - сообразил Вовка и, стараясь подавить в себе волнение, пошел вверх по улице - туда, где должен быть 52-й. Он нарочно замедлял шаги, чтобы не привлечь своей суетой ничьего внимания, однако ноги сами несли его, будто заводные.

Столб с нужным номером стоял в самом конце школьной усадьбы. Место было тихое, детвора там вертелась не часто, так что в смысле конспирации все соответствовало. Вовка спрятался в кустах желтой акации и огляделся. Не увидев никого поблизости, он вышел из укрытия и начал искать тайник. Сделал вокруг столба один круг, второй и на третьем нащупал ногами в траве консервную банку. Быстро наклонившись, пошарил в ней рукой и вынул оттуда спичечный коробок. Открыл записка! Спрятав ее в карман, положил банку на место, снова замаскировал все травой и, не задерживаясь ни секунды, побежал домой.

Дома, закрывшись в спальне и достав азбуку Морзе, прочитал записку:

"В городе на железнодорожном вокзале возьми для себя посылку. Она в камере хранения. Номер ячейки 21. Код А389. Ассистент".

* * *

Забыв схватить даже кусок хлеба, он выскочил из хаты и помчался к железнодорожной остановке. Бежал легко и весело, совсем не чувствуя тяжести тела. Еще бы! Началось настоящее, серьезное дело! А тот незнакомец из автомобиля молодец. Даже имени своего настоящего не сообщает. "Ассистент". Ну что ж, пусть будет Ассистент.

На электричку он успел, но в вагон проходить не стал, а пристроился в тамбуре. Во-первых, у него не было билета, а во-вторых, до города всего семь минут езды, так что скоро и выходить. А из тамбура - раз-два, и ты уже на перроне. Не терпелось ему быстрее попасть в камеру хранения: что же там все-таки за посылка? Хорошо, если бы пистолет или что-нибудь такое.

... В посылке оказался завернутый в газету и перевязанный шпагатом четырехугольный предмет. Вовка быстро его вынул и, не задерживаясь, отошел от ячейки. Разворачивать сразу не стал, хотя и очень хотелось. Надо вырабатывать выдержку, иначе - какой же он будет разведчик? И потом - вдруг сейчас за ним Ассистент откуда-то наблюдает? Увидит и подумает, что в конспирации Калашник ни бум-бум.

Дома, когда разворачивал шпагат, даже пальцы немного дрожали. Прощупывалось что-то твердое, но не пистолет. И, видно, в футляре. Развернул газету и увидел... фотоаппарат. Да, самый настоящий фотоаппарат, хотя уже и не новый, и назывался он "Смена". Точно такие были у Колобка и Беловоденко. Но зачем эта штука ему? Он ведь не увлекается фотографированием.

Все прояснилось, когда прочитал записку, вложенную вовнутрь:

"Научись фотографировать. Срок два месяца. Ассистент".

Ага, вот оно что. Ну конечно, надо было и самому об этом догадаться. Разведчик должен уметь снимать. И не просто так, а со всякими фокусами: при помощи зажигалки, через пуговицу или еще как-нибудь. Но начинать надо с простого. Помнится, Беловоденко говорил, что "Смена" - аппарат несложный.

На следующий день Вовка решал, у кого учиться фотографированию.

Можно, конечно, у Колобка - тот для Калача любое одолжение сделает, - но он и сам, видно, толком не умеет. Носит фотоаппарат с собой, часто щелкает, но никто никаких его снимков не видел. Может, он вообще и пленку не заряжает.

Второй вариант - это Славик Беловоденко. Парень он серьезный и снимает хорошо, но с Вовкой они не сошлись, хоть были и в одном классе. Видно, разные у них интересы. Одному нравилась учеба, а для другого она была как тачка со сломанным колесом: и тащить тяжело, и бросить жалко.

И наконец еще один путь - это записаться в фотокружок. Ведет его Юрий Михайлович, и учатся они там основательно, но - медленно. А Вовке надо научиться за два месяца.

Пораскинув мозгами, он решил, что лучше всех, пожалуй, третий вариант, но только заниматься надо будет ускоренными темпами. После уроков подошел к класному руководителю и спросил его насчет кружка. Тот удивленно вскинул брови:

- Ты увлекаешься фотоделом?

- Раньше - нет, а теперь решил увлекаться.

- И аппарат есть?

- Есть.

- Какой марки?

- "Смена".

- Неплохой аппарат. Простенький, правда, но надежный. Я сам когда-то на таком начинал... Ну, что ж, приходи. Занятия у нас каждую пятницу вечером.

Вовка повторил про себя, чтобы запомнить, а потом спросил:

- А долго надо учиться?

- У нас программа расчитана на весь учебный год.

- О-о! - разочарованно протянул Вовка. - А быстрее нельзя?

- Можно. Но тогда снимки надо подписывать.

- Как это?

- Очень просто. Снимаешь, например, школу - и подписывай: "Школа". Снимаешь своего друга Харлана - и подписывай: "Харлан". А иначе не узнаешь.

Вовка засмеялся.

- Нет, мне это не подходит. Мне надо научиться быстро, но чтоб не подписывать.

- Ну, что ж, можно и так. Если, конечно, очень захочешь и если хватит терпения.

- Еще как хватит! - уверенно сказал Вовка.

- Тогда договоримся так: ты посещаешь все занятия кружка, а вдобавок я дам тебе еще пару книг по фотоделу. Изучай. Что неясно спрашивай.

Вовка поблагодарил и спросил, когда можно взять книги. Юрий Михайлович снова посмотрел на него с интересом и улыбнулся:

- А ты напористый, я вижу.

- Ну, а чего тянуть? Учиться так учиться.

- Хм. Не замечал раньше у тебя такого рвения. И, признаться, приятно удивлен... А книги можно взять хоть сегодня.

С этого дня у Вовки появилось новое занятие, и надо сказать, что относился он к нему весьма старательно. Фотоаппарат он на всякий случай держал подальше от дедовых глаз, а то начнутся всякие "зачем" да "откуда". Если за учебу дед гонял Вовку не очень, то воровства и вообще всякого проявления непорядочности терпеть не мог.

* * *

В очередной записке Ассистент запрашивал: "Сообщи, какой иностранный язык ты изучаешь". Вовка удивился: зачем нужны такие сведения? Может, заполнить какую-нибудь анкету? Хотя, если разобраться, вопрос правильный. Разведчику надо знать иностранные языки. Но как знает их Вовка? А никак. Ноу, ит из нот. Двойка у него за четверть по английскому.

Он огорченно вздохнул. Хорошо хоть, что об оценках Ассистент ничего не спрашивает, а просто: "Сообщи, какой язык..." Сообщить-то можно. И даже сегодня, не откладывая.

... Но, раздумывая над запиской, Вовка кривился недаром. Он чувствовал, что на этом дело не кончится, и не ошибся. Следующее задание было такое:

"Напиши детальную автобиографию на английском языке. Сообщи также все о родственниках".

Вот это заданьице! Все равно, что сфотографировать обратную сторону Луны. Лучше бы задал что-нибудь на сообразительность. Например, тайник хороший подыскать или выследить кого-нибудь.

Правда, о родственниках писать ему много не придется: у него один только дед. Тут ему, конечно, малость повезло. Хотя, с другой стороны, какое это везение? Лучше бы у него была мать, а написать о ней он как-нибудь бы постарался. Мать он помнит хорошо: добрая была, спокойная такая, и его любила. А каким был его отец, Вовка не представлял, потому что даже фотографии его в доме не имелось.

Однако надо думать о задании - с какого конца к нему подступиться? Ясно, что сам он с ним ни за что не справится. Во всяком случае, сейчас. А потом, если поднажать на английский, то, может, что-то и сдвинется. Но когда это будет?

В записке, правда, не указано, до какого срока написать автобиографию, но ясно, что долго Ассистент ждать не станет. Увидит, что здесь Вовка - дуб дубом, и начнет искать себе другого ученика. Поедет в английскую спецшколу в городе и сразу найдет. Там, сказывают, одни вундеркинды. Они, может, в кое-чем другом слабаки, но по-английски чешут, как джентльмены.

Итак, все надо сделать как можно быстрее. А поэтому выход один: написать автобиографию по-русски, попросить, чтобы кто-то перевел, и этот перевод положить в тайник. А самому сразу же засесть за английский и учить до посинения.

"Надо же было англичанам придумать свой дурацкий инглиш, - злился Вовка. - Неужели по-русски нельзя всем разговаривать?"

К кому обратиться за переводом и вообще за помощью, он уже знал: к Ирке Владыкиной. Она соображает в этом деле, как леди, к тому же сама когда-то предлагала с ним заниматься. Правда, он тогда отбрыкивался, как теленок, и теперь она может не захотеть.

... Но Ирка согласилась, хотя и была здорово удивлена.

- Заблудший сын возвращается в лоно науки? - спросила она недоверчиво.

- Ага, возвращается.

- И надолго?

- До полысения, - усмехнулся Вовка. Взглянув на его пышные патлы, Ирка тоже улыбнулась:

- Свежо предание, но верится с трудом. Однако можно попробовать.

После уроков уселись в пустом классе и разложили книги. А через минуту в дверь заглянул уже одетый Санька:

- Ну, ты идешь домой или нет? Сколько ждать можно?

- Да, понимаешь, Саха... Я вот хочу позаниматься.

- Позаниматься? - Санька оторопело посмотрел на него, потом на Ирку и, стукнув себя по лбу, воскликнул: - Калач, я все понял! Здесь замешана женщина.

Вовка улыбнулся:

- Иди ты...

- Нет, кроме шуток. Отсидеть шесть уроков, а потом снова уродоваться. На тебя это не похоже.

- Послушайте, да что вы все в обморок падаете? Ну, не хотел учиться, а теперь вдруг захотел. Разве так не бывает?

Сказав это, он невольно подумал о том, что, может, и правда, его в классе считают за какого-то Иванушку-дурачка, не способного ни к каким наукам. Эта мысль неожиданно уколола его. Для пацана слыть тупицей оскорбительно и недопустимо. Лучше уж бездельником, дебоширом, сорвиголовой, но только не тупицей. Доказать бы им всем, кто есть Калашник на самом деле и как его голова работает, но... А что - но? Что ему, собственно, мешает? Засесть за уроки и, как говорил когда-то Степан Петрович, сидеть день, неделю, месяц, пока не пойдут пятерки. А пошли бы! Еще как пошли бы - не хуже, чем у Беловоденко.

Вовка заерзал на стуле разгоряченно. Но ведь это же от скольких благ надо отказаться! Скоро, например, снег выпадет - житуха начнется! И потом, если уж идти на жертвы, так хоть знать, из-за чего. Вот он над английским будет уродоваться - тут все понятно: надо. Тут он в лепешку расшибется, а выучит его, как вундеркинд.

- Ладно, Саха, - решительно сказал Вовка. - Топай. А я коптеть буду.

* * *

Когда Вовка взял в тайнике записку, он ничего не мог уразуметь: там не было никаких точек, никаких тире. Вместо них пестрели всевозможные кружочки, квадратики, иероглифы.

"Что за китайская грамота?" - удивленно подумал он, разглядывая записку. Подобных кроссвордов ему решать еще не приходилось.

Он попробовал читать значки через зеркало, на свет и в перевернутом положении, но все - бесполезно. Никакого, даже малого намека на смысл. Вероятно, Ассистент решил перейти с Морзе на какую-то другую азбуку, что само по себе было закономерно. Ведь Морзе легко достать в любой библиотеке и, следовательно, каждый, к кому попадет записка, сможет ее прочитать. Так что новая, более надежная азбука нужна, вот только каким макаром ее прочитать?

А может, это вовсе и не Ассистент? Может, кто-то обнаружил тайник и положил туда эту неразбериху, чтобы подурачить Вовку? Такая мысль обеспокоила его и заставила перебрать в памяти все, что он делал возле тайника за последнее время. Да нет, вроде бы конспирацию соблюдал, забирал записки и клал их туда осторожно, с оглядкой. Так что чересчур волноваться, пожалуй, и не стоит. По-видимому Ассистент передаст азбуку попозже.

Однако время шло, но Ассистент продолжал молчать. Вовка снова начал думать о том, что в тайнике кто-то полазил. Если предположить такое, то на кого надо прежде всего подумать? Конечно же, на Запару и его дружков. Ушлые они, пронырливые, все могут выследить.

Чтобы проверить свои соображения, Вовка решил поговорить с Запарой, но не напрямик, а так, намеками. Если тот что-то знает, это не скроется.

Выбрав удачный момент, он подошел к нему и сказал:

- Привет. Поболтать не хочешь?

- Насчет чего? - Запара на всякий случай весь подобрался, готовый к подвоху.

- Да ты не мандражи. Руками махать не будем. Просто я хочу тебя кое о чем спросить.

- Ну? - недоверчиво взглянул на него Запара.

- Только мне нужен честный ответ. Не хочешь - лучше молчи. А если говорить - так чтоб без брехни.

- Ну? - повторил Запара.

Вовка подступил ближе.

- Скажи: ты что-то знаешь?

- Насчет чего?

- Насчет того самого. Сам догадываешься, о чем речь.

- А-а, насчет Ирки Владыкиной? Так это все знают, что у вас любовь.

- Тю! - Вовка даже поперхнулся. Ну и мелет же! Причем на полном серьезе. В другое время за такое и по шее можно бы дать, но сейчас это даже лучше. Пусть думает, что вопрос был об Ирке.

- Ладно, - закончил он беседу. - Поговорили. Пока. Запара недоуменно на него посмотрел:

- Так а чего ты спрашивал?

- А просто так. Хотел знать, что обо мне болтают. Но это все брехня. Мы с ней английский учим. Так и другим можешь сказать.

Запара ушел, а Вовка заметно повеселел. Все ясно. О тайнике Запаре ничего не известно, иначе бы он вел себя по-другому. А может, там никто и не лазил, в тайнике-то? Может, это действительно Ассистент написал? Тогда надо еще раз помозговать над шифровкой - а вдруг что-то прояснится?

Вечером он снова развернул записку и долго всматривался в тайнопись. Вот значки идут один за другим, а потом - небольшой интервал. Похоже как слова. Есть слова из одной или двух букв наверное, предлоги или союзы. А в самом низу, в конце, - большое слово из... Можно посчитать, из скольких букв. Из девяти. Похоже, что это подпись, раз внизу. Может быть, "Ассистент"? Там тоже девять букв и тоже вторая, третья и пятая повторяются. Тогда это - буква "с"?

Вовка перевел дыхание. Елки-палки, неужели он ухватился за ниточку? Теперь главное - не горячиться, а рассуждать спокойно. Если известно значение нескольких иероглифов, то можно подставлять их в другие слова и читать дальше. А то, что пока неизвестно, попробовать угадать. Основное - это знать хоть несколько букв, а он их уже знает.

Он выбрал еще одно слово, в котором было немало уже известных букв, написал их сверху, и получилось: "а, а, те, исти, у". Как в кроссворде - часть известно, а часть догадаться. Что это может быть? Перебирал варианты, сопоставлял и в конце концов решил, что это, пожалуй, "характеристику". А если так, то он уже знает три новые буквы: х, р, к.

Действуя таким образом, Вовка через час имел уже перед собой полный текст расшифрованной записки:

"Возьми в школе характеристику. Скажи, что нужна для спортивной секции. Отправь по адресу: г. Запорожье, Главпочтамп, до востребования, Клименко А. А.

Ассистент"

Все! Вот она, задачка с 33 неизвестными! Лежит на лопатках и не трепыхается. Разгаданы все буквы до единой, даже мягкий знак белый флаг выбросил. Кстати, он и внешне напоминает квадратный флажок. Это надо будет запомнить, ведь все равно новую азбуку наизусть учить придется.

Радость распирала Вовку, и он не мог усидеть в комнате. Эх, жаль, что Саньке ничего нельзя рассказать. Уж он бы порадовался Вовкиной удаче. А может, пойти сейчас к нему? Ничего, разумеется, о записке не говорить, а просто поболтать о чем-нибудь.

Был чудесный вечер, широкими хлопьями медленно падал снег, но Вовка этого почти не замечал. Все-таки какую трудную штуковину он сегодня разгадал! В голове до сих пор будто муравьи лазят. Это, наверное, мозги никак успокоиться не могут. Ничего, пусть привыкают, им еще и не такое придется разгадывать.

А Ассистент хитрый! Мог бы, конечно, прислать азбуку в готовом виде, но не прислал.

Да, а кто такой Клименко А. А. ? Может, он и есть Ассистент? Хотя вряд ли... Это было бы не по конспирации. Скорее всего, Клименко получит письмо и передаст его Ассистенту. Так во всяком случае в кино показывают и в книгах о разведчиках пишут. Слава богу, читал их Вовка не один десяток, даже на уроках учителя у него эти книги отбирали.

Санька встретил друга радостно:

- Хорошо, что пришел. Ты мне во как нужен.

- А что случилось?

- Да невезуха. Помнишь, Вера Васильевна бате записку передавала? Ну, что я алгебру запустил и так далее?

- Помню.

- Так завтра ж она ответ потребует.

- Ну?

- Ну, я-то бате записку не показывал. Потому что убьет.

- Да, надо что-то придумать.

- Я уже придумал. Вместо бати записку напишешь ты. У вас вроде почерки похожие.

- Думаешь, получится?

- Получится или нет, а делать больше нечего.

- Ну, ладно. А что писать-то?

- Напиши так. "Меры приняты". И все. Чем меньше слов, тем меньше ошибок. А то если с ошибками, так Вера Васильевна догадается.

Вовка взял записку и, стараясь водить рукой непринужденнее, размашисто написал все, что требовалось. Написав, посмотрел оценивающе - вроде бы неплохо.

Санька спрятал записку в портфель и заметно повеселел.

- Ну теперь, может, и пронесет.

- Слушай, а чего он у тебя такой злой? - неожиданно спросил Вовка.

- Кто?

- Да батя твой.

- А-а. Не знаю. Такой уродился. Я, правда, уже научился выкручиваться, но бывает, что и попадаюсь.

- Если бы у меня был такой, я б уже, наверное, завыл. Или сбежал бы.

Санька ничего не ответил, и разговор скоро перешел на другое. Но когда Вовка уже шел домой, он снова вспомнил об этом разговоре и снова подумал о своем отце. А действительно - каким был бы его батя, если б жил с ними? Таким же, как у Саньки, или хорошим? И где он сейчас? Почему не объявляется? А может, нельзя объявиться? Может, он разведчик и выполняет где-то трудное и очень секретное задание? Настолько секретное, что и письма написать нельзя. Как Штирлиц, которого в кино показывали. Тому ведь тоже нельзя было ни домой приехать, ни писем писать.

От этих мыслей Вовка даже растерялся. Дикая, конечно, у него фантазия, но вдруг все то, что он предположил - правда? Тогда становится понятным, почему и его учат на разведчика. Отцу вскорости понадобится помощник, а кто для этого подойдет больше, чем родной сын?

* * *

Мысли об отце не покидали Вовку и на второй день, и он решил расспросить обо всем деда.

Павел Михайлович не удивился этому и, выслушав внука, сказал:

- Я знал, что когда-нибудь ты об нем забалакаешь. У всех такая пора бывает, что родителями интересуются. Особенно пропавшими.

- Так, может, он и не пропал вовсе? Может, просто нельзя ему сейчас приехать?

- Эх, внучек. Много говорить, да мало слушать. И рад бы я потешить тебя, да нечем. Подлюга он, батько твой, и больше никто.

- Ну чего ты так?

- А как? Ты что мне - голубчиком называть его прикажешь? Ведь сбежал он от тебя и от мамки твоей, как пес шкодливый. Это я тебе уже по-взрослому говорю. Чтоб понял ты раз и навсегда: нет у тебя батьки, и жалеть за таким не надо. У тебя даже фамилия не его, а мамкина: Калашник.

Вовка сидел, наклонив голову, и надежда, поднявшаяся в нем еще вчера, медленно осела, как мыльная пена в корыте.

- А может, его и живого нет? - спросил он немного погодя.

- Может, и нет. А только что с ним станется? Года три назад кто-то говорил, что видели его на Севере. Деньгу там с шабашниками зашибает... Так что выкинь ты его из головы и не суши мозги напрасно. Пока я живой, буду тебе и папкой, и мамкой, а там скоро и сам на ноги станешь.

Дед подошел к Вовке и потрепал его шевелюру.

- Вот такой мой сказ, хлопче. Раз уж ты интересовался, я тебе и рассказал, как оно есть.

Он ушел по своим делам, а Вовка еще долго стоял, глядя в окно, за которым уже начали сгущаться сумерки. Потом он вдруг вспомнил, что сегодня пятница, что надо идти на кружок, и бросился к вешалке.

Когда одевался, мысли его еще вертелись вокруг недавнего разговора, но были они уже не такими мучительными и назойливыми, как полчаса назад. И это, не потому, что он совсем успокоился, а просто другая забота - тоже важная и тоже нелегко разрешимая - неожиданно предстала перед ним: характеристика.

Обрадовавшись вчера, что разгадал новую азбуку, Вовка как-то не придал тогда значения смыслу записки. И вот теперь этот смысл начал до него доходить. И чем больше Вовка о нем думал, тем отчетливее на его лице оседало выражение озабоченности и даже уныния. Хорошей характеристики ему в школе не дадут, в этом даже и сомневаться не надо. Сегодня после фотокружка он, конечно, подойдет к Юрию, но что тот ответит - можно предугадать заранее.

А что, если попросить его как следует? Так, мол, и так: без хорошей характеристики в спортшколу не принимают. Классный руководитель сам спортсмен - может быть, посочувствует? К тому же Вовка не такой и балбес, как кажется некоторым. По физике он неплохо кумекает и читает много. Теперь вот на английский нажимает. И поведение в последнее время сносное, учителя меньше жалуются. Вот только газету сорвал недавно, но об этом пока никто не знает.

... Разговор у них был долгий. Юрий Михайлович внимательно выслушал Вовку и какое-то время сидел, глядя в одну точку. Потом встал, прошелся к окну и открыл форточку.

- Ты меня уважаешь? - спросил он наконец.

- Конечно.

- А после этого не будешь уважать. Ведь если я напишу хорошую характеристику - кем я стану? Очковтирателем или, проще говоря, обманщиком.

- Не! - горячо возразил Вовка. - Не обманщиком. Потому что я уже понемногу исправляюсь. Разве вы не заметили?

- Да как сказать? Если и заметил, то самую малость. А может, мне просто показалось?

- Не показалось. Вот подождите хотя бы месяц, тогда больше увидите.

- Но характеристику ты просишь сейчас, а не через месяц.

- А вы наперед напишите. Не какой я есть, а какой я буду.

Юрий Михайлович усмехнулся:

- Но ведь наперед характеристик не пишут. На ней же будут стоять подписи - моя и директора. И печать будет. Прочтут в твоей спортшколе и скажут: несерьезно.

- Что же мне делать? - упавшим голосом, с отчаянием спросил Вовка, и нельзя было понять, к кому обращал он этот вопрос: к учителю или к себе.

Юрий Михайлович по-прежнему стоял у окна, но теперь пальцы его нервно барабанили о подоконник. Видимо, в душе у него боролись сложные чувства, и он раздумывал, как поступить.

- Видишь ли, в чем дело, Володя, - проговорил он медленно. - Если бы ты был девчонкой, я бы тебя пожалел и дал бы немного приукрашенную характеристику. Но ты - парень. То есть будущий мужчина. И, следовательно, мужественно должен принимать все как есть. Запомни: выпрошенная характеристика, выпрошенная оценка унижают парня.

- Я оценок никогда не выпрашивал, - поспешно ответил Вовка, чувствуя, как горячая краска стыда заливает ему щеки. А ведь действительно, он сейчас унижается. Куда девались его гордость и независимость, о которых знают все поселковые пацаны? Калач может с урока сбежать или нагрубить, но унижаться...

Юрий Михайлович почувствовал перемену в Вовкином настроении и, подойдя, положил ему руку на плечо:

- Не горячись. Я знаю, что оценок ты не выпрашиваешь. Но это еще не велика доблесть. Доблесть - это если б ты учился на пятерки. И вот в связи с этим я хочу задать тебе один вопрос, на первый взгляд неожиданный: ты патриот своей Родины?

Вовка оторопело посмотрел на учителя: почему он такое спрашивает? Значит, сомневается?

- А вы думаете, что не патриот, да? Думаете, что в кусты спрячусь, если опять фашисты полезут? Да если надо, я...

- Стоп, Володя. Ты все в будущем времени говоришь: "Спрячусь, полезут". А мы давай о сегодняшнем побеседуем. Что ты делаешь для Родины сейчас?

- Как что? А что можно делать сейчас?

- Очень многое. И чтобы ты это лучше понял, задам второй вопрос. Какая страна будет сильнее и богаче: та, где много умных, знающих, образованных людей, способных развивать промышленность, науку, сельское хозяйство, или та, где образованных людей мало?

- Ну ясно: там, где много.

- Вот. Следовательно, чтобы сделать свою страну сильнее и богаче, каждый должен стремиться быть умнее и образованнее. Так?

- Да так, - кивнул Вовка, начинавший догадываться, к чему клонит учитель.

- Вот и все. Мы пришли к выводу, что человек, не желающий учиться, не является патриотом своей Родины. Предельно ясная формула.

Вовка какое-то время сидел растерянный и молчаливый, с трудом переваривая услышанное. Значит, не патриот? Лихо это получается у Юрия! Выходит, Верка Тимофеева, которая и портфеля поднять не может, патриот, потому что учится без двоек? Колобок, который всего на свете боится, - тоже патриот? А он, Владимир Калашник, который может десять метров под водой пронырнуть, или с совхозной скирды без дрожи в коленках прыгнуть, или, на худой конец, сопатку расквасить какому-нибудь пижону - он, выходит, не патриот?

Вовка вдруг вскочил, разгорячено тряхнув головой:

- Знаете что, Юрий Михайлович? Не верю я вам!

- Почему? - быстро спросил учитель. - Разве в моих словах нет логики?

- Не знаю, что в них есть, в ваших словах, а чего нет, а только оскорблять меня не надо.

Он взял шапку и, стараясь придать своему лицу как можно более независимое выражение, вышел. Идя по коридору, нарочито не торопился, подчеркивая этим, что он ни от кого и ни от чего не убегает, а просто не считает нужным продолжать этот унизительный разговор.

Однако выглядеть совсем спокойным ему не удавалось, потому что внутри у него все бушевало, будто невидимые петухи затеяли там невообразимую драку. "Не патриот", - как дразнилка, звучало у него в ушах. И это сказано про него, Калача, который вот уже несколько месяцев усиленно готовится в разведчики. Пусть даже не в разведчики, а только в пограничники, но и там служба опасная, рискованная. И собирается Вовка туда не гнезда сорочьи драть и не в жмурки играть, а защищать Родину. И если понадобиться, он как Александр Матросов или... Эх, да что они все понимают? Юрий говорит: "Не надо в будущем времени". А Вовка и в настоящем бы доказал, на что он способен, жаль только, что случай не представляется. Вот если б, к примеру, загорелась вдруг школа, и было б опасно, и все разбежались бы в панике - кто б первым в огонь бросился? Не знаете? То-то же. Или если б сейчас вдруг басмачи какие-нибудь напали на школу и надо было бы оказать им сопротивление - кто б и тогда первым в драку ввязался? Тоже не знаете? Эх, вы...

Вовка шел по коридору, рисуя в своем воображении различные ситуации, в которых бы полностью проявилось мужество и находчивость. Однако никакого пожара пока не было, басмачи тоже не собирались нападать и школьная сторожиха от нечего делать мирно подремывала за дежурным столом возле входа. И как-то так получилось, что именно вид этой сонной сторожихи заметно успокоил Вовку. Он остановился возле окна, постоял немного и потом уселся на подоконник. Ну ладно, учиться, конечно, надо, он против этого и не возражает. Разведчик тоже чем умнее и образованнее, тем больше пользы может принести. Но зачем же обзывать? "Не патриот". Это несправедливо еще и потому, что он ведь начал исправляться. Не по всем предметам, конечно, но все же. А что касается алгебры, то пусть тот, кто выдумал эти дурацкие "а" плюс "б", сам их и учит. Это только влюбленные на стенах да заборах пишут: "а плюс в", "г плюс д" или "Ваня плюс Маня", А Вовка, слава богу, не влюбленный.

Мысли его понемногу охладевали, и петухи внутри у него, похоже, также устали от потасовки. Надо, пожалуй, вернуться и уточнить насчет характеристики. Пусть напишут, какую заслужил. А упрашивать Вовка никого и никогда больше не будет... На учебу он, конечно, подналяжет, да и в остальном тоже постарается. Не такой уже он и гиблый, как думают некоторые.

* * *

Свободного времени у Вовки было теперь значительно меньше. Оказывается, если учить уроки путево, то на гульню не очень-то и разгонишься. А у него, кроме уроков, еще дела есть: фотокружок и английский язык. Ирка ему поблажек не дает, говорит: "Скоро я из тебя человека сделаю". Так что Вовке теперь, как говорится, ни охнуть, ни вздохнуть. Надо будет спросить у Славика Беловоденко, как он все успевает делать. Может, секрет какой откроет? А то ведь и дистрофиком можно стать от учебы. Ассистент посмотрит и забракует. По состоянию здоровья.

Характеристику Вовка ему уже отослал и теперь с нетерпением ждал ответа. Не все там Юрий ругательное написал, кое за что и похвалил, но о двойках выложил все как есть и сообщил, что "характер имеет вспыльчивый". Это, конечно, правильно, психует Вовка часто, но оно как-то само получается. Вроде и спокоен, а потом вдруг - бах! Словно резинка где-то в мозгах соскочила.

Санька Харлан над новым Вовкиным режимом только посмеивался.

- Долго так не протянешь, - говорил он. - Бензин кончится.

Он по-прежнему считал, что здесь замешана женщина, что Вовка уродуется только из-за Ирки Владыкиной и как только кончится любовь Калач снова станет свободным человеком А то уже и на улицу его не вытянешь. Пропадет хлопец.

Вовка слушал Санькин треп рассеянно, потому что мысли его все время возвращались к Ассистенту, что-то долго нет от него ответа. Видно, до сих пор характеристику изучает. Прочитал, наверное, о двойках и думает. "Нет, такие кадры нам не нужны". А потом дошел до того места, где "настойчив, смел, вынослив" и засомневался: вроде бы и не макуха парень, жаль от такого отказываться. Ну, а когда уже узнал, что характер имеет вспыльчивый, то опять, видно, колебания пошли. И ничего хорошего от таких колебаний Вовке ждать не приходится. Ведь Ассистент должен верить в своего ученика без малейшего сомнения, иначе - как же его пошлешь на ответственное задание? Чтобы он провалился там в первый же день? Нет, тогда уж лучше сейчас выписать ему увольнительную на всю оставшуюся жизнь и - гуд бай! Разведчики со вспыльчивым характером в настоящее время не требуются.

Наведавшись в очередной раз к тайнику и ничего там не найдя, Вовка, чтобы как-то унять свое нетерпение, решил посидеть над английским языком. К этому времени Ирка его уже заметно подтянула, и сейчас он мог кое-что делать даже без нее. Он взял недавно в библиотеке книжечку веселых рассказов на английском языке и уже пробовал оттуда кое-что переводить. Книжечка была для пятиклассников, но Вовку это не смущало. "Начнем с простого, - думал он, а там видно будет". Переводы давались ему тяжело, по два-три абзаца в день, но и это уже было кое-что. Вовка начал замечать, что прежнего отвращения к английскому он уже не испытывал. Чем больше понимал, тем привлекательнее этот инглиш становился.

- Со временем ты еще полиглотом станешь, - шутила Ирка.

- А что это такое?

- Это человек, знающий много языков.

- Да? А звучит как живоглот. Даже противно слушать.

Виктория Аполлинарьевна тоже заметила перемену в Калашнике и радовалась чрезвычайно.

- Голубчик, я тебя не узнаю, - сказала она как-то на уроке - Это просто невероятно. Ит из импосибл!

Вовка понимал, что она преувеличивает и что успехов у него еще почти нет - просто маленький сдвиг, но ему было приятно услышать похвалу. И, желая доставить учительнице удовольствие, он сказал:

- Виктория Аполлинарьевна, а я буду этим... как его? Полиглотом.

Из-за очков нельзя было рассмотреть глаз учительницы, но, кажется, в них заблестели слезы. Вовка подумал, что он, пожалуй, переборщил, и ему стало не по себе. По сути дела, Виктория Аполлинарьевна учительница законная, только чересчур чувствительная. Он хотел было сказать, что пошутил насчет полиглота, но она уже встала и взволнованно говорила:

- Будешь, голубчик, и полиглотом. Обязательно будешь, если захочешь. В истории мировой культуры известно не мало случаев, когда бывшие шалопаи, оболтусы остановились впоследствии... Ой, я, кажется, сама того не желая, обозвала тебя. Извини.

Все засмеялись, и Вовка тоже. Он сел, но тут же, что-то вспомнив, снова встал:

- Виктория Аполлинарьевна, а как будет по-английски "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"?

Учительница ответила, и Вовка повторил, чтобы лучше запомнить.

- А для чего тебе это? - удивленно подняла брови.

- Да дед у меня как-то спрашивал об этом.

- Твой дедушка интересуется английским языком? Сколько же ему лет?

- Та уже на пенсии.

- Ит из импосибл, - почти шепотом повторила свою любимую фразу Виктория Аполлинарьевна.

... А ответ от Ассистента Вовка все-таки получил. Там было следующее:

"Такая характеристика нас устраивает. Если хочешь продолжать начатое дело, срочно займись самовоспитанием. Второе: отбери пять лучшие своих снимков и пришли по уже известному адресу".

По мере того как Вовка расшифровывал, глаза его постепенно веселели: значит, Ассистент его не отчислил, продолжает с ним работать, и это - главное. А самовоспитанием он займется завтра же, не откладывая. Делать это он будет по системе индийских йогов - о них Вовка в книжке читал и в кино смотрел. Интересно там они самовоспитываются: со свечкой зажженой и в полной тишине.

И снимки на имя Клименко А.А. надо тоже отправить завтра же. Тут у Вовки проблем не будет. Выбирать есть из чего, приличных снимков у него уже десятка два наберется.

Спланировав все свои дела, Вовка направился к деду, смотревшему телевизор, чтобы немного поговорить. Радость распирала его грудь, как воздух - футбольную камеру, и спать, несмотря на позднее время, не хотелось.

- Дед, - сказал он весело, - хочешь знать, как будет по-английски "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"?

- А что, уже учили?

- Учили.

И Вовка, тщательно работая губами и поднимая язык к нёбу, постарался выдать фразу в лучшем виде. Но, вопреки всем ожиданиям, Павел Михайлович никакого оживления не проявил: ему испортила настроение передача "Сегодня в мире".

- Видишь, внучек, что на свете делается?

- А что?

- Загрызаются, сволочи. Вот сядь послушай.

Вовка сел рядом, и они досмотрели передачу до конца Потом дед встал и, разминая поясницу, серьезно проговорил:

- Учи этот ихний язык, внучек, без ошибок. Чтоб знал его, как мы когда-то знали "Гитлер капут" и "хенде хох".

* * *

Самовоспитанием Вовка решил заняться серьезно и основательно. И не только потому, что этого требовал Ассистент. Просто любой пацан должен иметь выдержку и силу воли, иначе макуха он будет - и больше никто Вовка, правда, считал, что у него эти качества уже давно есть, но раз приказ поступил, его надо выполнять. К тому же чем больше будет силы воли, тем лучше. Она не помешает.

По дороге из школы он зашел в магазин и купил парафиновую свечку. Все надо делать точь-в-точь, как индийские йоги Они своими тренировками больших успехов добиваются. Даже на битом стекле могут спать и босиком по огню ходить. Но это, конечно, не сразу у них получается, а постепенно.

Принеся свечку домой, Вовка захватил еще будильник в комнате и пошел в сарай. Надо все делать в полной тишине, чтоб никто не мешал сосредоточиться. Установив свечку на дедовом верстаке, зажег ее и сам уселся напротив. Будильник поставил рядом, заведя его так, чтобы тот через пять минут зазвенел. Первый сеанс будет коротким, а потом можно понемногу удлинять - так йоги советуют. И главное - во время сеанса ни о чем постороннем не думать, а сосредоточиться лишь на том, что именно ты хочешь себе внушить.

Сделав глубокий вдох и выдох, Вовка уставился на свечу, и сеанс начался.

"Я волевой человек, - мысленно произнес он. - Я могу управлять своим характером".

В полной тишине слышно было, как тикает будильник, и это тиканье отвлекало. Вовка встал и отнес будильник подальше, а для надежности еще и ветошью его прикрыл. Звонок и отсюда будет слышен, а остальные звуки - без надобности, они только мешают. Потом он вернулся на место и опять стал смотреть на свечку.

"Я волевой человек... " - снова повторил он про себя и тут же подумал о том, что йогам было легче: у них часы песочные, не тикают. А будильник и под ветошью стучит, если хорошо прислушаться. Вот пожалуйста: тик-тик-так, тик-тик-так...

Вовка спохватился, поняв, что думает о постороннем, и постарался ненужные мысли отогнать.

"Я волевой человек, - снова внушал он себе, продолжая глядеть на свечку. - Я могу управлять своим характером".

Он повторил это несколько раз и увидел, что не такое простое дело - заниматься самовоспитанием. Смотреть на огонь не мигая было еще под силу, а вот придавать мыслям нужное направление почти не удавалось. Они перебегали с одного предмета на другой, и упорядочить их было невозможно, как невозможно посчитать цыплят, когда они перебегают с места на место.

Чтобы облегчить себе задачу, Вовка решил на первый раз повторять фразу вслух - пока немного натренируется. А потом можно уже и про себя.

- Я волевой человек. Я могу управлять своим характером, - шептал он уже вслух и радовался, что так получается лучше, йоги, наверное, тоже сначала вслух повторяли. Это после у них уже все получаться стало: и под водой по часу сидеть, и сердце останавливать.

Мысли в который уже раз отклонились в сторону, и Вовка, увидев это, поспешил вернуть их к первоначальной фразе:

- Я волевой человек. Я могу....

В этот момент в дверях выросла чья-то тень.

"Ну кто это еще?" - с досадой подумал Вовка, но сеанса не прервал. Не отводя взгляда от свечки, он продолжал шептать:

-... управлять своим характером.

Тень постояла какое-то время неподвижно, потом голосом соседки Макаровны вскрикнула:

- Ой батюшки, богу молится!

Вовка продолжал свой сеанс, не поворачивая головы, и соседка, постояв секунду, исчезла. А через полминуты появилась снова, но уже с дедом.

- Вот! Зашла топор взять, смотрю, а он...

- Что ты тут такое затеял, трясця его матери? - сердито спросил дед, но Вовка на это никак не прореагировал. По его подсчетам будильник вот-вот должен зазвенеть, тогда и ответить можно. Сеанс самовоспитания прерывать нельзя, так что надо сидеть что бы там ни было и повторять свои заклинания.

- Я волевой человек...

- И правда, что-то неладное, - растерянно проговорил дед. - Свечку

какую-то поставил и шепчет.

- Я же и говорю. Зашла топор попросить, смотрю, а он...

- Черт-те что! Может, заболел? Вовка, ты чего это? - уже с тревогой в голосе спросил дед, и в это время зазвонил будильник.

Вовка встал и задул свечу.

- Ну чего вы панику подняли? Не свихнулся я и богу не молюсь. Просто опыт такой провожу. По физике задали.

- Опыт? Чудной он у тебя какой-то, этот опыт. Мы тоже когда-то в школу ходили, но чтоб на свечку молиться... Да врешь ты, наверное?

- Чего мне врать? И не сравнивай ты тогдашнюю школу и теперешнюю. Сейчас наука знаешь, как вперед шагнула?

- Наука, конечно, на месте не стоит. И если надо опыт, то проводи, - понемногу успокаиваясь, сказал дед. - Это лучше, чем собак по улице гонять. А только смотри сарай не сожги.

- Не сожгу, не бойся.

Дед и соседка ушли, а Вовка решил подвести первые итоги. Ну что ж, для начала вроде бы неплохо. Не все еще получается, да и мешали ему, но он таки высидел положенное время - значит, хоть немного выдержки у него все же есть.

* * *

Вскоре Ассистент прислал ему книжечку стихов и сделал это все тем же способом: камера хранения, ячейка, код. Книжка была не Пушкина, не Шевченко, а какого-то поэта, о котором Вовка и слыхом не слыхал. Он удивился: зачем ему это? Поэзией он никогда не увлекался и учил лишь те стихи, что задавали в школе. Да и то через раз учил. Вот если бы Ассистент прислал ему книгу о пограничниках - как, например, ту, что сгорела в балке, - тогда было бы ясно, а так...

Все прояснилось, когда Вовка взял в тайнике очередную записку. Там сообщалось, что они переходят на новый способ шифровки, в котором каждая буква будет обозначаться тремя цифрами. Первая цифра - это номер страницы, вторая - номер строчки на этой странице, а третья номер буквы в строке.

"Умно придумано, - одобрил Вовка. - Такой способ хоть и сложнее, зато надежнее. Теперь никто не сможет прочитать текст записки, если не знает, какой книгой надо пользоваться".

Он спрятал книгу подальше и стал ждать следующего сообщения от Ассистента, которое очевидно, будет зашифровано уже по-новому.

Так и случилось. Очередная записка вся состояла из цифр. Возился с ней Вовка долго, но зато когда расшифровал - глаза от неожиданности выкатил. Ассистент сообщал:

"Фотографии понравились. Тебя хочет увидеть шеф. В воскресенье с 15.00 до 15.30 стой на автобусной остановке "Магазин" На пальто с правой стороны приколи два любых значка. В руках держи свернутую газету".

Вовка выдохнул воздух, который остановился было у него в груди, и торжествующе потряс правой рукой - так обычно делают футболисты, забившие гол. Ура! Сам шеф уже им заинтересовался! Посмотрел, видно, Вовкины снимки, узнал, что обучался Калашник этому всего два месяца, и захотел взглянуть на него лично.

Интересно, в каком звании шеф? Может быть, сам генерал? Хотя вряд ли. У генерала и других дел хватает. Разве найдется у него время на всяких там пацанов? А с другой стороны, если разобраться, то воспитание смены для советских разведчиков - тоже не мелочь. Не всякий капитан или майор с этим справится, так что вполне возможно, что генерал и есть шефом.

Без десяти минут три он уже стоял на автобусной остановке и держал в руках свернутую газету. Значки тоже были приколоты на положенном месте. Людей рядом немного, и это - хорошо: шефу легче будет его разглядеть.

Интересно, в чем шеф будет ехать? По идее должен бы в машине, но, может, и в автобус сядет - чтобы смешаться с другими пассажирами и не быть заметным. Уж кто-кто, а шеф в конспирации разбирается.

В это время из-за угла показался автобус, и все на остановке зашевелились, готовясь к посадке. Вовка тоже весь подобрался. Чуть-чуть приподнял руку с газетой и шагнул ближе к дороге: дескать, вот он я, смотрите. Когда автобус остановился, Вовка во все глаза уставился на него, стараясь угадать, кто же из пассажиров может быть шефом, но ничего примечательного не заметил. Вон сидит какая-то женщина с детьми, вон старушка подремывает. В проходе стояло несколько парней спортивного типа - видно, в город на тренировку едут. Потом был еще старик какой-то, но совсем дряхлый, на генерала он не похож.

Автобус, грузно запыхтев, отправился, и Вовка остался на остановке один. "Ну что ж, подождем следующий", - подумал он, успокаивая себя, и достал дедовы часы, которые прихватил сегодня для точности. О, так ведь рано еще: без семи минут три. Шеф - человек военный, и если сказал, что в 15.00 то раньше его и ждать нечего.

Чтобы ожидание не было таким томительным, Вовка начал прохаживаться взад-вперед, до магазина и обратно, однако взгляда от дороги не отрывал: хоть и рано еще, но мало ли что может быть? Когда поравнялся с магазином в третий или четвертый раз, увидел Юрия Михайловича, спускавшегося вниз по ступенькам. Тот, видимо, что-то купил, потому что в руках держал небольшой сверток. Заметив Вовку, приветственно кивнул ему и хотел, наверное, подойти, но Вовка заспешил назад к остановке. "Нельзя мне сейчас отвлекаться, - подумал он. Начнем разговаривать, а в это время автобус может подойти".

На остановке уже опять собирался народ, и Вовка стал немного в сторонке, чтобы не смешиваться с толпой и чтобы его легче было заметить. Расправив газету, которую уже немного смял, потрогал значки и начал ждать. Минут через пять, почти не сбавляя скорости на повороте, промчалось такси, и Вовка чуть наклонился, чтобы лучше рассмотреть пассажиров. Однако ничего заслуживающего внимания там не было. Две молодые пары интереса для него не представляли, а таксист, естественно, шефом тоже быть не может.

Еще через какое-то время прогудел грузовик - повез силос на дальнюю ферму, и уже после него зарокотал автобус. Вот теперь надо смотреть в оба глаза, теперь какое-то внутреннее чутье подсказывало Вовке, что шеф - здесь. За окнами мелькнуло одно лицо, второе, третье... Десятки лиц - молодых и старых, веселых и озабоченных, и среди них надо найти одно-единственное. Иначе какой же ты разведчик и где твоя наблюдательность?

Вовка торопливо забегал взглядом и - стоп! Вот оно! Это лицо бросилось в глаза сразу, как только появилось в оконном проеме. Принадлежало оно Виктору Горошкову, молодому милиционеру, любимцу всех поселковых пацанов. Был Виктор знаменитым футболистом, и вообще веселым парнем, и бандитов ловил законно - о нем даже в местной газете писали. Жил он здесь, в поселке, вместе с матерью, а на службу ездил в город. Видно, и сейчас туда направляется.

"Все ясно: шеф!" - горячо заработала мысль. Ведь когда автобус остановился, Виктор наклонился к окну и начал искать кого-то глазами. Вовке показалось, что на него он смотрел особенно долго. Конечно, кому еще быть шефом, как не Горошкову? Он и милиционер хороший, и поселковые пацаны его любят. Если бы его вместо Галины Степановны в детскую комнату милиции назначили, он бы за один день всю шпану перевоспитал.

Но тут Вовка немного поостыл, вспомнив, что шефы не бывают такими молодыми. И в кино, и в книгах они, как правило, седоватые, степенные, а Горошков сам еще недавно пацаном был. Вот для Ассистента он подошел бы вполне. Да, так оно, наверное, и есть. Горошков - это Ассистент, а шеф сидел где-то рядом с ним и наблюдал. Жаль, что эта мысль пришла к Вовке поздно, уже после того, как автобус отправился, а то можно было бы присмотреться внимательней.

Но все равно огорчаться не было никакой причины. Пусть он не увидел шефа, зато шеф увидел его, и это - главное. К тому же теперь известно, кто такой Ассистент, а это тоже сногсшибательное открытие. Теперь можно бы и домой топать, но надо достоять оставшиеся пять минут дисциплина есть дисциплина.

Проехала еще одна легковушка, потом "бобик", однако Вовка к ним уже не присматривался. В половине четвертого с чувством исполненного долга он ушел домой, и только вечером у него появилось сомнение: если Ассистент - это Виктор Горошков, то кто же тогда тот мужчина в автомобиле, что передавал ему книгу возле клуба?

* * *

В следующей записке Ассистент сообщал, что шеф Вовку видел и остался доволен. Там же сообщалось, что меняется тайник, и подробно указывалось его местонахождение.

Не откладывая дела на потом, Вовка сразу же отправился на поиски. В записке указывалось, что тайник находится в фундаменте школы, под четвертым от угла окном Там должно быть углубление, а над ним - мелом нарисованный крестик.

Углублений в фундаменте было несколько. Здание школы, построенное почти сто лет назад, выглядело еще внушительным и прочным, но кое-где кирпичи от времени выкрошились и на их месте зияли отверстия - одни более глубокие, другие не очень. Увидев крестик, Вовка оглянулся и, не заметив поблизости никого, запустил руку в тайник. К его удивлению, отверстие было настолько глубоким, что рука вошла туда почти полностью, до плеча.

"Вот это да! - подумал он. - Сюда не только спичечный коробок сюда целое бревно влезет".

Отойдя от тайника и оглядевшись, он понял, почему так получилось. На этом месте в стене была когда-то дверь, а позднее ее до половины заложили кирпичом и сделали окно. Но, видно, плохо старались, а может, кирпича не хватило, раз такую пустоту внутри оставили. Так или иначе, а тайник получился законный. И стена тут глухая - людей почти не бывает.

Одно только Вовке не понравилось, тайник был под окном физкабинета и если часто тут околачиваться, Юрий Михайлович может это заметить. Начнутся всякие там вопросы, а кому они нужны?

Тем не менее новый тайник начал действовать, и записки шли своим чередом. В одной из них Ассистент сообщал, что к концу учебного года Вовка должен представить новую характеристику. Однако сейчас это уже не пугало. Дела у Вовки пошли неплохо, учителя на него сейчас не жалуются, вот только алгебру оседлать пока не удается. Но ему взялся помогать Славик Беловоденко. Они вообще в последнее время как-то сблизились, особенно после того, как Вовка тоже увлекся фотографированием.

А позавчера от Ассистента пришло новое задание - наверное, самое интересное из всех, полученных ранее. В нем сообщалось, что Вовка должен подобрать себе дублера. То есть найти подходящего человека и обучить его всему, что умеет делать сам шифровать, фотографировать, обращаться с тайниками. Но обучить секретно, не выдавая себя. Словом, быть для своего будущего дублера чем-то вроде Ассистента.

Выполнять это задание Вовка принялся с воодушевлением. Самое главное, считал он, это подобрать подходящую кандидатуру, чтоб и сообразительный был, и спортом занимался, и тайну хранить умел.

Претендентом номер один, конечно же, был Санька Харлан. Он, правда, поговорить любит больше, чем надо, но зато расторопный и на всякие выдумки мастер, а для разведчика это не последнее дело. К тому же он Вовке друг, и если когда-то придется работать в логове врага на кого же еще можно так положиться, как на друга?

Подошел бы, наверное, и Славик Беловоденко. Он математик, у него в голове тысяча цифр помещается. Он, не записывая, может запомнить все, что угодно. И фотографирует хорошо. Вот только спортом не увлекается, а без этого ни в разведке, ни на границе делать нечего. Нападут сразу двое или даже больше - и ты уже на лопатках Даже стрельнуть не успеешь.

Была еще у Вовки и третья мысль: насчет Ирки Владыкиной. Она девчонка, и кое-кому может показаться, что это плохо. Но так подумать могут лишь те, кто книг про разведчиков не читает. А Вовка читал и знает, что женщины тоже могут опаснейшие задание выполнять. Им вражеские офицеры порой такое могут выболтать, чего ни в одном сейфе не найдешь. И спортом Ирка занимается, на гимнастику в город ездит. Но одна загвоздка с ее кандидатурой все же была: Вовка не мог знать, кого Ассистент готовит - разведчиков или пограничников. Если пограничников, то туда ведь женщин не берут. И все обучение пойдет насмарку.

Одним словом, дублером будет Санька, и Вовка радовался, что так складываются обстоятельства Сколько раз ему хотелось поделиться с другом своей тайной, сделать его соучастником всех своих приключений, но он удерживал себя нельзя! Иначе болтун ты будешь, а не разведчик, и грош тебе цена в базарный день, как говорит дед. И вот теперь представлялась возможность и Саньку подключить к этому таинственному, невообразимо захватывающему делу.

Над составлением первой записки для Харлана Вовка сидел долго. Надо, чтобы тот сразу почувствовал, что это не игра и не фигли-мигли какие-нибудь, а дело, связанное с обороной страны. Отнестись к этому надо серьезно и во всем соблюдать секретность.

"Если ты не макуха..." - начал сочинять Вовка и понял, что повторяет слова, которые писал ему когда-то Ассистент. Посидел, подумал. А что, собственно, тут плохого. Можно и повторить, если слова правильные. И, старательно меняя почерк, Вовка теперь уже быстро дописал записку.

Когда вложил ее в конверт и заклеил, начал соображать, как все это Саньке передать. В форточку нельзя: она почти всегда закрыта, потому что сейчас еще только март. Да и во двор тихарем тоже не зайдешь Шарик такой лай поднимет, что батя с ружьем выскочит. Можно подослать какую-нибудь маленькую девочку, но Вовку почти все соседские дети знают в лицо, и Санька сразу выпытает, кто передал письмо. Оставалось одно: подбросить конверт Саньке в портфель. А еще лучше - в карман куртки. Пойти в раздевалку вроде бы затем, чтобы взять свой носовой платок, и незаметно подбросить.

Так он и сделал. Дежурной по раздевалке сказал, что пришел за платком, и, когда его пустили, все провернул за одну секунду. Теперь оставалось ждать. Если Санька согласится "иметь с нами дело", ответ он должен положить на углу географической площадки под камнем. Место там было удобное: снег уже почти весь сошел, но земля еще не растаяла, и следов на ней не было видно совсем.

До конца уроков Санька никаких признаков беспокойства не проявлял, и это понятно: куртку-то он еще не надевал и письма пока не обнаружил. Зато часа в три дня он примчался к Вовке с таким видом, будто только что увидел живого мамонта.

- Послушай, Калач! Тут такое дело! Гром и молния! Дай немного отхекаюсь и все расскажу по порядку.

Он хватал воздух широко раскрытым ртом, а Вовка глядел на него и понимал, что как только Санька расскажет ему о письме, то сразу же перестанет быть кандидатом в дублеры. Вовке хотелось остановить его: "Помолчи, дурень! Там же написано, чтобы никому не говорил, даже друзьям", но он не останавливал. Пусть все идет своим чередом, экзамен есть экзамен.

А Санька, придя в себя, начал рассказывать:

- Да тут такое, что ты даже и подумать не можешь. Мне в куртку подбросили вот эту штуку.

И он изложил со всеми подробностями, как обнаружил письмо, как, прочитав, долго переживал, не зная, признаваться Вовке или нет, и вот наконец решился.

- Чуть черепок не треснул, пока думал, - закончил он свой рассказ.

Вовка взял письмо, для видимости его прочитал и спросил:

- Ты кому-нибудь еще его показывал?

- Да ты что? Могила!

- А мне зачем показал?

- Ну как же? Ты ведь мне друг?

- Друг. Но бывает, что и друзьям свой секрет открывать нельзя. Помнишь, мы кино смотрели про одну подпольщицу? Ее все предательницей считали, а она никому, даже дочкам своим ничего не говорила. Вот это называется конспирация.

- Так она же подпольщица. У нее же задание было.

- А может, и тебе задание хотели дать? Может, ты шпиона какого-нибудь или бандита должен был выследить?

Санька округлил глаза:

- Елки-палки! А мне сразу и не стукнуло такое.

- Надо уметь хранить тайну. А ты спешишь: "Гром и молния!"

Санька помолчал озадаченно, уставившись в одну точку, а потом вдруг встрепенулся:

- А может, он не узнает? Ну, тот, что письмо прислал?

- Э, нет, - возразил Вовка - В таком деле махлевать нельзя. Ты ему сам напиши, что, мол, так и так, проговорился. И пусть он решает, что делать дальше.

- Да, придется... Вот невезуха - так невезуха.

После Санькиного ухода Вовка зашифровал донесение Ассистенту, что первая попытка подобрать дублера не удалась, что тот проговорился и надо искать другого. Потом он оделся и пошел на фотокружок, рассчитывая заодно и письмо в тайник положить.

А когда занятия закончились и все члены кружка разошлись, он прогулочной походкой двинулся вдоль школьной стены и, не увидев никого поблизости, сунул донесение в тайник. Не убыстряя шага, дошел до угла школы и тут невольно остановился. Не так что-то он делает. Честное слово, не так. Ну разве это справедливо - вычеркивать Харлана из числа дублеров? Ведь не кому попало, а лишь своему испытанному другу доверил Санька такую тайну. Неправильно, конечно, сделал, но ведь он открылся потому, что знает: Калач никому об этом не проболтается.

Вовка прислонился к ореху, росшему там же, на углу школы, и задумался. А что если обо всем этом посоветоваться с Ассистентом? Так, мол, и так, есть у меня друг, хороший пацан, но по неопытности дал маху и нарушил конспирацию. Нельзя ли сделать ему амнистию и продолжать обучать дальше?

Вовка оживился. Если бы Ассистент такое разрешил, это было бы... Даже и сравнить не с чем. Тогда бы можно выскочить на улицу и сто раз прокричать "ура!".

Он отошел от дерева и быстро направился назад к тайнику. Надо взять донесение обратно и дописать туда свою просьбу. Пусть Ассистентом будет Виктор Горошков или кто другой, но он должен все попять. Надо только написать ему убедительно.

Вовка засунул руку в отверстие, пошарил там пальцами, но ничего не нашел. Что такое? Оглянулся, не появился ли кто-нибудь поблизости, и снова запустил руку внутрь. Ощупывал каждое углубление, каждый выступ, но все было безрезультатно. Просто наваждение какое-то! Ведь он почти не отходил никуда, стоял в каких-нибудь пятнадцати метрах от тайника и ясно видел, что тут даже близко никто не появлялся.

Вовка потер лоб ладонью. Ему показалось, что у него даже голова закружилась от такой нелепости. В нечистую силу он не верит еще с первого класса, но факт оставался фактом: записка исчезла.

* * *

Пропажа записки просто-таки лихорадила Вовку. И на второй, и на третий день он несколько раз проходил мимо тайника, осматривал его так и этак и даже руку опять засовывал внутрь, но ровным счетом ничего не мог понять.

"Может, крысы утянули спичечный коробок?" - подумал он, но тут же вспомнил, что крыс у них в школе нет. Обмозговав ситуацию со всех сторон, решил написать донесение повторно. Так или иначе, но Ассистент ведь ждет ответа насчет дублера. Заодно и об исчезновении записки надо будет сообщить.

Зашифровав все как следует, он пошел в школу пораньше и перед тем, как положить записку, еще раз сунул руку в тайник. Сунул на всякий случай, просто так, чисто автоматически. И вдруг пальцы его нащупали коробок. "Неужели нашелся?" - мелькнула радостная мысль. Он быстро его вынул, но когда посмотрел - увидел, что коробок не его. Наверное, это Ассистент положил - интересуется, почему Вовка молчит и не сообщает о подготовке дублера.

Отойдя в сторону, он развернул записку и убедился, что прав: писал действительно Ассистент. Однако без шифровальной стихотворной книги сейчас ничего не прочитаешь и надо ждать, когда закончатся уроки.

А дома, торопливо бросив портфель и не обедая, Вовка занялся расшифровкой. От нетерпения горячась, два раза напутал и начинал все сначала, но когда закончил - ошарашенно вытаращил глаза. "Назови фамилию дублера, не сохранившего тайну", - спрашивал Ассистент. Спрашивал так, будто бы он эту пропавшую записку читал. Но как и когда? Ведь спичечный коробок исчез через пять минут после того, как Вовка его положил. Фантастика, да и только!

Вовка помотал головой, будто отгоняя все ненужные, сбивающие с толку мысли. Нет, все надо обдумать сначала, с самого первого шага. Итак, он положил записку в тайник. Далеко от него не отходил и видел, что никто туда даже не приближался. Но когда решил взять записку обратно - ее в тайнике не оказалось. И вдруг выясняется, что Ассистент эту записку читал и даже спрашивает фамилию неудачного дублера. Напрашивается вопрос: как записка попала к Ассистенту? Откуда он ее взял, если снаружи к тайнику никто не подходил?.. Выходит, что Ассистент был внутри? Но как он туда проник?

И тогда Вовке пришла в голову одна мысль. Сначала слабая, робкая пришла и растаяла, как снежинка на щеке, но потом появилась снова, уже более упрямая и назойливая, и чем дальше, тем труднее было от нее отмахнуться. Мысль была настолько невероятной, настолько фантастической, что принять ее сразу Вовка все-таки не решался. Нет, надо еще раз проверить это окно, когда-то бывшее дверью. Но проверить не снаружи, а изнутри и только потом уже делать окончательный вывод.

На второй день он пришел в школу чуть ли не в семь часов. Уборщица его не пускала, потому что рано, но он сказал, что сегодня дежурит и должен подготовить класс к уроку.

Зайдя в физкабинет, сразу же подбежал к тому окну, под которым был тайник, и торопливо все осматривал. Да, дверной проем до половины был заложен только снаружи, а внутри - от пола и до подоконника - это место было забито досками, старыми, потрескавшимися, но покрашенными в белый цвет, и потому их трудно было сразу отличить от стены. Вовка попробовал одну дощечку - ту, щели вокруг которой были заметнее, чем в других местах, - и легонько надавил. Дощечка подалась Он надавил сильнее - дощечка внизу отодвинулась, и оттуда дунул сквознячок. А это значит, что отсюда есть сообщение с отверстием тайника. Так вот оно что! Выходит, отодвинув дощечку и просунув в щель руку, можно очень легко брать из тайника записки. А значит, и мысль - та невероятная, фантастическая мысль, которой Вовка все время боялся и которую отгонял от себя, исследуя тайник, - эта мысль подтвердилась: Ассистент брал записки не снаружи, а изнутри, из физкабинета. А кто, вероятнее всего, это был? Не призрак какой-нибудь и не дух святой, а тот, кто здесь чаще всего бывает, кто здесь работает, то есть Юрий Михайлович. Человек, которому он верил больше, чем кому-либо другому, которого уважал, даже любил, как законного старшего брата. И вот теперь оказалось, что этот человек полгода обманывал его самым настоящим образом.

Вовка присел за парту, положит голову на руки и беззвучно заплакал. Сколько было надежд и планов, как он готовился к будущей работе разведчика или пограничника, а теперь выходит, что все это обычная игра в кошки-мышки. Действительно, он самая настоящая макуха, если его можно было так надуть.

Вовка не помнит, сколько времени он так сидел, но очнулся от возгласа Ирки Владыкиной:

- Что с тобой, Володя?

Он быстро вскочил, вытер рукавом глаза и отвернулся, стараясь не показывать ей свое лицо. Когда это она зашла, что он и не слышал? Не хватало еще, чтобы слезы его видела?

- Что с тобой? - с тревогой повторила Ирка. - Ты плачешь?

- Вот еще выдумала! Делать мне больше нечего, что ли? Просто ресница в глаз попала и никак не выну.

- Может, помочь? - спросила Ирка, но по голосу ее чувствовалось, что она не очень-то ему и поверила.

- Не надо ничего помогать! - ответил он резко, даже зло.

- Ну смотри... Я дежурить пришла, а уборщица говорит: "Там уже один есть".

- Ну и дежурь, раз пришла.

Он постоял немного, раздумывая, потом взял портфель и почти бегом направился к выходу. Ирка растерянно смотрела ему вслед, ничего не понимая.

Придя домой, Вовка кинул книги на стул и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать:

- Ноги моей больше в этой школе не будет!

Дед, вернувшись из магазина и увидев внука в такой позе, спросил:

- А чего это ты разлегся? И не в школе? Может, захворал?

- Захворал. Голова болит. Дед поверил.

- Оно ж такое время. Уже не зима и еще не весна. В такую погоду и болеют чаще всего. Сейчас я пойду чаю согрею.

Он направился в кухню, а Вовка продолжал лежать, глядя в одну точку. Понемногу он начал приходить в себя, и мысли его тоже обретали какую-то систему. А вдруг Ассистент - это не Юрий Михайлович? Может же такое быть? Может, существует кто-то третий, который брал из тайника записки и передавал их Ассистенту? Неизвестно, как он проникал в физкабинет, но все же такой вариант не исключается.

Эта мысль настолько заинтересовала и обнадежила Вовку, что он встал и оживленно заходил по комнате. А ведь все можно проверить! И очень даже легко! Взять фотоаппарат, отнести его Юрию и сказать, что уже все раскрылось, что игру можно прекращать. Как он на это среагирует?

Вовка схватил фотоаппарат и, на ходу надевая шапку, побежал в школу.

- Куда же ты? - крикнул вслед ему Павел Михайлович, но внук этого уже не слышал.

Шел урок, и в коридоре никого не было.

"Это как раз и хорошо. Никто мешать не будет", - подумал Вовка и постучал в дверь физкабинета.

Вышел Юрий Михайлович.

- О, пришел наконец. Ты почему не на занятиях?

Не отвечая, Вовка протянул ему фотоаппарат.

- Это ваш?

И, увидев замешательство на лице учителя, добавил:

- Я ведь знаю, что ваш. Возьмите, он мне больше не нужен.

Учитель взял аппарат и, ничего не говоря, смотрел на Вовку. Потом вдруг спохватился и сказал:

- Мне обязательно надо поговорить с тобой. Но сейчас у меня урок...

- А у меня уже нет уроков. И не будет, - ответил Вовка и, засунув руки в карманы, пошел на улицу.

* * *

Домой Вовка идти не захотел. Дед действительно думает, что он заболел, и начнет приставать со всякими лечениями. Горячим молоком поить, а может, еще и в постель укладывать. А разве тут улежишь, когда каждый мускул дергается? Сейчас бы подраться с кем-нибудь как следует - вот это было бы кстати. Сейчас бы он и с тремя справился, да жаль, никто не нарывается, все сейчас в школе. А он больше туда не пойдет. Не надо, чтобы Юрий смеялся над ним. Небось, думает: "Ну и макуха же этот Калашник. Я его как первоклашку купил".

Пошатавшись бесцельно по улицам, Вовка направился в Баранову балку. Золотая пора там еще не началась - трава еще не оживает, и в курене пока сыро - но пройтись можно. А заодно и на свою криницу поглядеть: как она там поживает?

Криница была цела и невредима. Вода в ней и зимой не замерзала, а сейчас сбегала по ракушечнику весело и звонко, будто радуясь наступавшей весне. Вовка наклонился к струйке и выпил несколько глотков Вола была холодная, даже дух забивала и сводила скулы, но именно этот холод немного остудил его разгоряченные чувства.

"А что, собственно, случилось и почему я проклинаю весь белый свет? - думал он, отходя от криницы и приходя в себя. - Сольце как светило, так и сейчас светит. Балка тоже лежала тысячу лет и еще лежать будет. Вот пригреет солнце, зазеленеет трава, и мы с Санькой такой курень тут снова отгрохаем..."

Но, подумав о курене, он вдруг обнаружил, что уже не испытывает того нетерпения и той радости, которые были у него прошлой и позапрошлой весной. Видно, повзрослел он за последнюю зиму, да так оно, конечно, и было. Сколько волнующих минут пережил он, выполняя задания Ассистента, каким важным и необходимым считал он свое секретное дело. И все это оказалось самой настоящей кинокомедией.

Настроение его, начавшее было оживать, снова упало, и он, уже не разглядывая по сторонам, понуро начал подниматься вверх по тропинке. Ладно, как бы там ни было, а надо идти домой. Дед, наверное, переживает, зачем его огорчать?

Дед действительно переживал.

- Где ты шляешься, трясця его матери? Лечиться надо, а он...

- Да не болен я, дед. Уже все прошло.

- Мудришь ты что-то, хлопче. То у него болит, то не болит... Ну ладно, это после. Там к тебе гости пришли.

- Где?

- В зале. Иди балакай. Человек уже целый час дожидается.

Войдя в залу, Вовка увидел своего классного руководителя. Увидел, остановился.

- А, это вы?

- Я. Пришел поговорить.

- А зачем вам время на меня тратить? И так полгода возились. Записки всякие писали, задание выдумывали. А вам же тетради проверять надо или еще чего-нибудь.

- Тетради, говоришь? - не сразу ответил Юрий Михайлович - Это ты верно заметил. Их тоже надо проверять. Но нас обоих сейчас не тетради интересуют,.. так ведь? Я пришел тебе все объяснить и надеюсь, ты меня поймешь. Садись, разговор у нас долгий будет.

Вовка нехотя сел.

- Как ты думаешь, - продолжал учитель, - зачем я затеял с тобой эту игру?

- Ясно зачем. Поразвлекаться хотели.

- Значит, именно так понимаешь? Ну хорошо. Тогда давай сделаем вот что. Для начала сравним двух людей: Калашника нынешнего и Калашника прошлогоднего. Похожи они друг на друга или нет?

Вовка молчал, не зная, стоит ли вообще продолжать этот разговор.

- Ну ладно, тогда отвечу я, - сказал учитель. - Это совершенно разные люди. Вспомни, каким ты был осенью. Как бочка на палубе, иначе и не скажешь.

- Какая еще бочка? - хмуро отозвался Вовка.

- Обыкновенная. На корабле все, каждая вещь закреплена на своем месте. А бывает, что в шторм какую-нибудь бочку сорвет и гоняет туда-сюда по палубе. И сама она покорежится, и другим вреда наделает. А бывает, что и за борт вылетит. Вот такой и ты был раньше. А все потому, что не было у тебя в жизни цели, не было хорошего, интересного дела. Так ведь?

- Не знаю. Вы учитель, вам видней.

- Видней. Вот я и решил тебе такую цель поставить. Пусть все это было в виде игры, но ты за это время многому научился. У тебя исчезли двойки, тебя сняли с учета в детской комнате милиции, да мало ли что еще можно перечислять! Одним словом, ты стал парень что надо. И вот, учитывая все это, скажи мне теперь: хорошая это была игра или плохая?

- Хорошая, - каким-то глухим, будто охрипшим голосом произнес Вовка. - Такая хорошая, что лучше, наверное, и не бывает. Но... но для меня, Юрий Михайлович, это была не игра.

- А вот теперь, Володя, мы подошли к самому главному в нашей беседе, - учитель сделал паузу, давая Вовке возможность сосредоточиться. - Ты говоришь: не игра. Ну и отлично. Давай и не считать это игрой. Давай все, что мы делаем, рассматривать как твою подготовку к службе в Советской Армии.

Вовка вскинул на него глаза, в которых уже начал зажигаться интерес.

- Допустим, ты захочешь стать офицером и будешь поступать в военное училище, - продолжал Юрий Михайлович. - Есть десятки училищ ракетных, танковых, связи. Есть и училища пограничных войск.

Вовка уже слушал, стараясь ничего не пропустить.

- И вот если ты туда поступишь, выучишься, разве не пригодятся тебе на службе те качества, которые ты вырабатывал в игре: смекалка, находчивость, ловкость?

- А где эти... пограничные училища? - быстро спросил Вовка.

- Я не знаю точно. Слыхал, что есть, кажется, в Ленинграде. Да это в военкомате можно проконсультироваться. И какой бы род войск ты ни выбрал...

- А в Ленинграде - там экзамены сдают или так?

- Да, конечно. Экзамены везде сдавать надо.

- А по каким предметам? - Вовку уже опять охватило знакомое волнения и азарт. - И по алгебре тоже?

- Ну и заводной же ты парень, - усмехнулся классный руководитель. - Ты ведь не завтра туда собираешься ехать. Может, пройдет какое-то время, и ты передумаешь. Может, кем-то другим стать захочешь. Хороших профессий сколько угодно.

- А хоть бы и тыща! Мне других не надо. Мне эта хорошая.

- Но не забывай, что туда хотят поступить многие. Там конкурс.

- Эх, Юрий Михайлович, не знаете вы меня! Да я как засяду за учебу - трактором меня от книг не оттянете. Может, не верите?

- Верю, - серьезно сказал учитель. - За последние месяцы ты уже кое-что доказал. Характер у тебя есть. Ты даже школу с медалью закончил бы, если б захотел.

Вовка широко открыл глаза. Об этом он как-то не задумывался, он ведь только в седьмом классе. Но если... В общем, тут надо все серьезно обмозговать, времени у него достаточно.

Он встал, вытянулся и шутливо отдал честь:

- Товарищ Ассистент! Сообщаю вам открытым текстом: все будет в порядке.

Они оба засмеялись, а потом Юрий Михайлович сказал:

- Я рад, что ты все понял. А утром, честно признаться, испугался. Думал, что ты сгоряча опять сорвешься и опять станешь бочкой на палубе.

Вовка смутился:

- Я утром, конечно, того... Но бочкой я уже не стану, Юрий Михайлович. Я ведь и правда многому научился за зиму.

- Ну, и прекрасно. Будем считать, что нерешенных вопросов у нас не осталось? - сказал классный руководитель, вставая.

- Вот теперь уже все ясно. Хотя... Еще одно. Не знаю, как и спросить. Ну, когда уже станешь пограничником, когда все будешь уметь и служба будет идти отлично, тогда могут... ну... на задание послать? Туда, в логово врага?

Учитель понял.

- Этого, Володя, тебе никто сказать не может. Это уже - как судьба сложится. Но в одном я уверен твердо: чем больше человек знает и умеет, тем больше пользы принесет он Родине. Мы об этом уже говорили, помнишь?

Вовка понимающе кивнул. А Юрий Михайлович поднял свой портфель, открыл его и достал оттуда фотоаппарат. Ту самую "Смену", которую Вовка ему сегодня отнес.

- Возьми. Насовсем. Пусть это будет память о нашей, как ты говоришь, законной игре.