«История японского народа»

Вступительная статья

Японская историческая наука, особенно ее прогрессивное крыло, переживает после окончания второй мировой войны большой расцвет. Этот расцвет связан с бурным подъемом общедемократического движения в стране. В результате некоторой демократизации политического строя Японии после войны с исторической науки сняты те путы и препоны, которые стопорили ее развитие в течение многих предшествующих десятилетий. Облегчена научная трактовка проблем древней истории, до 1945 года связанная необходимостью безоговорочного признания легендарного периода японской истории (божественного происхождения японской императорской династии и т. д.). Сняты запрещения с раскопок древних могил, которые находились в ведении министерства двора. Было облегчено проникновение в Японию передовых учений и идей, и прежде всего идей марксизма-ленинизма, которые получили широкое распространение и приобрели большое влияние во всех отраслях японских общественных наук.

Среди прогрессивных японских историков автор предлагаемого вниманию советского читателя труда Хани Горо, крупный передовой ученый, занимает весьма видное место. Хани Горю — автор многочисленных исследований по японской истории главным образом середины XIX века, кануна буржуазной революции 1868 года и самой революции и периода капитализма. Его труды по этой эпохе охватывают широкий круг вопросов — экономическую историю, гражданскую историю и историю культуры. Он является также автором ряда работ и по европейской истории (о Микеланджело и др.). Хани Горо является крупным общественным деятелем, членом Японского Совета мира и Всемирного Совета мира, участником Всемирных конгрессов мира и т. д. За свою научную и общественную деятельность в 30—40-х годах он подвергался полицейским репрессиям и долгое время сидел в тюрьме.

Труд Хани Горо «История японского народа» интересен для советского читатели во многих отношениях. За последние годы в Японии вышло немало общих трудов по истории страны с древнейших времен и до наших дней. В большинстве это многотомные труды коллектива ученых, но некоторые из них написаны одним автором (Нэдзу Масаси, Идзу Киме и др.). Авторы этих изданий, желая подчеркнуть существенное отличие своих трудов от старых работ японских авторов, обычно именуют эти труды следующим образом: «Новая работа по истории Японии» или «История Японии в новом освещении» и т. д. В этих новых трудах значительно больше места, чем в прежних, отводится социально-экономическому анализу, роли народных масс, крестьянским и городским восстаниям, рабочему движению; меньше пишут в этих работах о правителях из императорской династии или династий сегунов (военно-феодальные правители Японии в XII–XIX веках), что составляло основное содержание традиционной японской историографии до 1945 года.

Однако, насколько нам известно, не только до 1945 года, как об этом пишет Хани Горо в предисловии к своей книге, но и после 1945 года ни один из японских авторов не давал своей книге такого названия, какое дал Хани Горо, — «История японского народа». Это заглавие, а также предисловие автора показывают, что Хани Горо поставил своей целью полностью отойти от традиционной официозной японской историографии и противопоставить истории правителей и правящего класса историю парода, подлинного творца истории.

Небольшие размеры труда Хани Горо и популярная форма изложения лишили автора возможности с одинаковой тщательностью и подробностью осветить все разделы почти двухтысячелетней истории японского народа. В книге есть некоторые пробелы, толкование некоторых важнейших переломных событий японской истории не вполне удовлетворит советского читателя. Но при всех этих недочетах, на которых мы остановимся подробнее дальше, сама идея — воссоздание истории народа, а неправящих классов, — новизна этой идеи для японской исторической науки и в целом ее умелое осуществление заставляют считать труд Хани Горо заслуживающим внимания советского читателя.

В предисловии и первой главе профессор Хани Горо останавливается на том, что в Японии до 1945 года не было условий для свободного изучения истории страны. Вместе с тем он высказывает ту мысль, что такая свобода существовала еще в Древней Греции, а в новое время — в Европе и Америке и даже в гоминьдановском Китае после революции 1911 года. Эти слова автора надо, очевидно, понимать в том смысле, что в Японии не существовало даже той относительной свободы научного творчества в области истории, которая существовала в современных буржуазных государствах. Это обстоятельство предопределило некоторое отставание японской исторической науки, особенно в вопросах древней истории Японии. В этих вопросах свободное творчество японских историков было сковано запрещением ставить под сомнение и подвергать критическому анализу первые письменные памятники («Кодзики», «Нихонсёки»), на основе которых строилась официозная историческая традиция. Конечно, и в Японии было немало передовых ученых (фамилии некоторых из них приводит автор), которые, несмотря на эти запреты, создавали подлинно научные исследования. Однако их было сравнительно немного, а господствующая историческая школа, подавляющее большинство официозных дворянско-буржуазных историков строили свои работы на традиционных лженаучных началах.

Поэтому прав Хани Горо, когда пишет, что, как ни мало дают японские летописи и документы материалов о народе, о его положении и борьбе, все же в них можно найти более полное отражение всех этих вопросов, чем в работах японских историков более позднего времени, которые принадлежали к господствующим классам и мало интересовались историей народа. Прав также автор, когда основным, центральным вопросом всей истории, за исключением периода капитализма, считает борьбу крестьянства, крестьянские восстания, в изучении которых за последние 20–30 лет и особенно после второй мировой войны произошли серьезные сдвиги, но далеко еще не достаточные.

Книга Хани Горо отличается от других японских исторических работ и в трактовке некоторых важнейших спорных проблем истории японского государства.

Так, например, большинство японских историков считает[1], что Япония пережила стадию рабовладельческой формации и что она длилась до X–XI веков н. э., а некоторые считают, что даже до XII века. Поэтому и начало средневековья (феодализма) они датируют начиная с этого периода, иными словами, на 7–9 веков позднее, чем в Китае, и на 5–7 веков позднее, чем в Европе.

Хани Горо также выдвигает ряд доводов в защиту существования рабства в Японии как основной формы общественных отношении. Доводы его еще не могут служить достаточным обоснованием этого положения, тем более что в Японии, как и в России и среди древних германских племен[2], наряду с рабами существовала категория полусвободных, по численности значительно превышающая количество рабов. Именно эти полусвободные (бэмин) и свободные общинники играли в земледелии решающую роль, а рабы лишь второстепенную.

Однако вопрос о том, существовало или нет в Японии сложившееся рабовладельческое обществе, слишком сложен и спорен, чтобы его можно было разрешить в общей работе по японской истории, а тем более в краткой вступительной статье.

В некоторых местах главы о рабстве в древнем японском обществе Хани Горо формулирует свои положения так, что они существенно отличаются от общепринятых в Японии взглядов. «В Японии рабовладение переплеталось с крепостничеством, иначе говоря, Япония достигла полурабовладельческой-полукрепостнической стадии развития, от которой она перешла к феодально-крепостнической стадии». Но главное отличие трактовки Хани Горо периода древности и раннего средневековья обнаруживается в следующей главе, которая озаглавлена «Освобождение рабов. Реформа Тайка. Система крепостничества».

Как уже говорилось выше, японские историки доводят рабовладельческую формацию до X–XI веков или даже до XII века.

В отличие от них Хани Горо в большем соответствии с историческими данными и документами, в частности с кодексом Тай Хоре (701 год)[3], рассматривает реформу Тайка как установление государственной собственности на землю с прикреплением как свободных общинников, так и полусвободных (бэмип) к земле. Правда, Хани Горо не всегда четок и последователен в формулировках и поэтому, в частности, отделяет крепостничество от феодализма (гл. 4), видя отличие в том, что при крепостничестве еще сохраняется рабовладение как уклад, и считая, что феодализм является «чистым крепостничеством». Действительно, реформа Тайка (645–646 годы), прикрепив основную массу населения, включая бэмин, к земле, не изменила положения рабов. Количество рабов даже несколько увеличилось в VII–VIII веках, однако их общая численность по-прежнему не превышала 10–15 процентов всего населения страны. Однако подавляющая масса трудового населения (в Японии того времени свыше 80 процентов) эксплуатировалась как крепостные, а лишь 10–15 процентов как рабы, причем значительная их часть была занята на постройке храмов и дворцов, а не в основном производстве — земледелии. Вряд ли имеется достаточно оснований рассматривать такой строй иначе, как крепостнический, раннефеодальный. В основном Хани Горо и проводит эту точку зрения, квалифицируя период после 645 года как период крепостничества.

Главы 2, 3 и 4 представляют большой интерес в том плане, который определил название книги — истории японского парода. Автор показывает, иллюстрируя это выдержками из древних песен и хроник, тяжелое положение как рабов, так и крепостных крестьян, их бегство от своих хозяев, смерть от голода или непосильной работы. Можно было бы в этой части (гл. 2–3) несколько расширить описание активных форм борьбы крестьянства, которые иногда квалифицируются японскими историками как действия воров и разбойников (доро-бо)[4], но по существу являются, конечно, проявлением социального протеста беглых крестьян (X–XII века).

Особенный интерес с точки зрения истории борьбы японского народа представляет глава о феодализме, о XIV–XVI веках. В этой главе много нового, свежего материала, несмотря на то, что о крестьянских восстаниях XV века в японской и европейской литературе было много данных и раньше. Любопытно, что, описывая борьбу крестьян и горожан, автор трактует ее вопреки всем и всяческим традициям японской историографии как борьбу за республиканскую систему правления, хотя бы в местном масштабе города или провинции. Это смелая идея. Обычно, если судить по японским историческим работам, народ якобы выступал всегда за того или иного правителя против другого правителя (за императора против сегуна, за сегуна против императора и т. д.), но никак не за народное правление. Хани Горо усматривает движение за народовластие и в известном восстании 1485–1492 годов в провинции Ямасиро и в движении за самоуправление города Сакаи, японской Венеции, как его называли европейцы, и некоторых других городов. Хотя эти разрозненные движения крестьян и горожан были подавлены, но они свидетельствовали о том. что свободолюбие японского народа, как и всякого другого народа, имеет древние корни.

Некоторая непоследовательность формулировок автора наблюдается в оценке и характеристике событий 1867–1868 годов. Хани Горо по-разному объясняет события 1867–1868 годов, то как преобразования периода Мэйдзи (Мэйдзи исип), что обычно для японской историографии, то как революцию (какумэй), то, наконец, как начало демократической революции. Так, на стр. 86 автор пишет: «Таким образом, революция 1868 гола была действительно революцией, отражавшей требования освобождения от феодализма, выдвигаемые японским народом в ходе крестьянских и городских восстаний; она свергла токугавское правительство Бакуфу и послужила началом современной демократической революции…» Очевидно, и в этом сложнейшем вопросе японской истории (оценка событий 1867–1868 годов), так же как и в вопросе рабовладения, Хапи Горо делает шаг вперед по сравнению с другими японскими историками, приближаясь к оценке событий 1867–1868 годов как революции. Конечно, буржуазная революция в Японии имела существенные отличия от революций в Европе; революция в Японии была половинчатой, незавершенной. Она не привела ни к буржуазной республике, ни даже к ограничению абсолютной монархии: одна форма абсолютизма (сёгунат) сменилась другой — императорской властью. И тем не менее в результате мощного общенародного движения, одним из главных лозунгов которого было свержение сёгуната, к власти вместо крупных феодалов пришли представители других общественных кругов, помещичье-буржуазных. Как бы ни были робки и половинчаты их преобразования, проводимые в течение 4–5 лет после революции (1868–1873 годы), они расчистили путь для капитализма. Помимо ряда реформ в области свободы торговли и предпринимательской деятельности, была проведена основная реформа всякого буржуазного строя— аграрная: крестьянин был превращен из прикрепленного к земле землепользователя в частного собственника своего прежнего надела. Эта реформа, как и прочие преобразования, была куцей, половинчатой, но после ее проведения капиталистические отношения стали господствующими в стране, хотя остатки феодальных отношений сохранились в значительном объеме.

Очень ценно то, что Хан и Горо, описывая ход антиправительственного движения накануне 1867–1868 годов на фоне господствовавших в среде дворянско-буржуазной оппозиции идей реставрации императорской власти (направленных против сегунов), отмечает наличие и республиканских идей. С другой стороны, он подчеркивает и то обстоятельство, что Англия всячески поддерживала идею реставрации императорской власти, опасаясь расширения и углубления революционного движения. Целым рядом цитат из японских и иностранных работ автор рисует тот страшный режим угнетения и шпионажа, который в течение двух с липшим веков господствовал в Японии. Революция 1868 года, не сумевшая полностью ликвидировать феодальные отношения в Японии, сохранила многое из этого ужасного режима доносов и клеветы.

Основная часть работы Хани Горо посвящена истории японского народа, истории его борьбы после 1868 года.

Автор заканчивает свою книгу капитуляцией Японии в августе 1945 года, когда начался совершенно новый период в истории страны.

История 1868–1945 годов подробно освещалась в ряде советских исторических работ (Е. М. Жуков, X. Т. Эйдус и др.), а также в работах японских историков, переведенных на русский язык[5]. Поэтому трудно было бы ожидать, что в небольшой по размерам работе Хапи Горо сможет дать советскому читателю много нового и свежего материала и вместе с тем оригинального и научно обоснованного освещения событий. И тем не менее, читая книгу, убеждаешься, что автору это в значительной мере удалось. Эта часть книги читается с большим интересом. Правда, и здесь встречаются противоречивые положения, а также непривычная для советского читателя периодизация истории. Однако при воем том основная линия рассуждений, главные положения, которые автор не раз повторяет, хотя они иногда выражены своеобразным и непривычным для нас языком, обоснозаны достаточно убедительно большим конкретным материалом. В частности. Хини Горо собрал большой и яркий статистико-экономический материал в подтверждение некоторых своих положений.

Наиболее удался Хани Горо последний и главный раздел его работы, посвященный периоду японского империализма. В небольшой седьмой главе «Движение за свободу и народные права» (70–80 годы XIX века) представляет интерес освещение роли интеллигенции в этом движении, перечисление и выдержки из ряда сочинений либеральных деятелей того времени, выступавших за конституцию. Однако, по нашему мнению. Хани Горо несколько переоценивает роль либералов в этом движении. К либералам он относит даже Окума Сигэнобу, который не раз был членом правительства и хотя временами выступал с оппозиционными проектами, но по существу мало чем отличался по своим политическим взглядам от правящей верхушки. Наряду с этим Хани Горо лишь мимоходом упоминает о так называемых инцидентах начала 80-х годов, когда за свободу и народные права активно, с оружием в руках выступали городские низы крестьянство. Правильная заключительная фраза в главе седьмой «Не следует забывать о той мужественной борьбе за конституцию и свободы, которую вел японский народ начиная с 13 года Мэйдзи» не подкреплена достаточным показом этой борьбы народа.

Любопытен заголовок и значительно интереснее по содержанию следующая глава: «От формально конституционного правления к империализму». Правда, эта глава охватывает очень большой исторический отрезок времени (1889–1923 годы); в нее включена, таким образом, и домонополистическая стадия капитализма и империализм, период до Великой Октябрьской социалистической революции в России и послеоктябрьский период, хотя автор подчеркивает большое влияние Октября на народное движение в Японии, Китае и Корее. Это непривычная для пас периодизация. Но тем не менее содержание главы заслуживает внимания. Прежде всего автор отрицает конституционный характер японской монархии, несмотря на то, что в 1889 году была провозглашена конституция. «Кроме императора… никто не обладал реальной властью в стране. Не только исполнительная, судебная и военная, по и законодательная власть находилась в руках императора». Отсюда и оригинальный заголовок: «От формально конституционного правления к империализму». Такой четкой оценки мы не встречаем у других японских авторов, которые обычно придают преувеличенное значение конституции 1889 года, датируя этим временем начало японского капитализма и буржуазной монархии.

В этой же главе автор дает первоначальную формулировку своего основного тезиса о главном определяющем противоречии японского капитализма. «В результате двойной эксплуатации со стороны полуфеодального капитализма (то есть помещиков и капиталистов. — А. Г.) народные массы Японии влачили нищенскую жизнь. Поэтому охваченный кризисом японский капитализм, не имея возможности расширить внутренний рынок за счет увеличения покупательной способности народных масс. Японии, стал мечтать о захвате внешних рынков и прежде всего рынков Китая. В этом заключалась основная причина японо-китайской войны… В этом же состояла причина и русско-японской войны. Иными словами, это являлось основной причиной агрессивной политики японского империализма». Мы еще вернемся в дальпейшем к тезису автора о главном противоречии японского империализма.

Сейчас следует отметить, что признание автором империалистического характера русско-японской войны, агрессивной войны японского империализма (об агрессивных империалистических целях царской России писал, как известно, Ленин еще в 1905 году) — решительный шаг вперед в развитии японской историографии.

В восьмой главе встречаются наряду с этим и некоторые неубедительные формулировки, как например чго помещичье-буржуазные партии якобы выражали волю народа, или что народ принимал участие в парламентских выборах. Можно ли говорить об участии народа в выборах, когда по избирательному закону 1889 года активным и пассивным избирательным правом пользовались лишь 400 тысяч человек (около одного процента населения), а по закону 1900 года — лишь 1 миллион человек (то есть 2 процента с небольшим).

Как уже говорилось, наибольший интерес представляют последние главы, анализирующие, почему и как японский империализм пошел по пути фашизма и войны и почему он неизбежно должен был прийти к крушению. Озаглавив девятую главу «Два пути: демократия или фашизм?», автор четко ставит вопрос о том, что японский полуфеодальный монополистический капитализм (так он именует его вместо термина «военно-феодальный капитализм», принятого в советской историографии, что, с нашей точки зрения, почти равнозначно) не мог в силу самой своей природы пойти по другому пути, кроме как по пути фашизма и войны.

Единственной политической партией «…которая последовательно и настойчиво вела борьбу с империализмом и фашизмом и боролась против императорской системы в Японии, за подлинно демократический путь развития страны», автор считает Коммунистическую партию Японии.

Продолжая свою своеобразную периодизацию, которую мы до сих пор не встречали в других работах, автор посвящает всю эту главу очень короткому отрезку времени (1924–1927 годы), когда передовые организации рабочего класса и крестьянства боролись за создание единой легальной рабоче-крестьянской партии. Но из-за правительственных репрессий и «политики раскола рядов трудяшихся» борьба эта не привела к успешному результату, большой интерес представляют приведенные в этой главе программы, манифесты и требования левых рабочих партий (Крестьянско-рабочей партии и Рабоче-крестьянской партии).

1927 год (финансовый кризис) автор считает тем годom, когда японский полуфеодальный монополистический капитал впал в глубокий экономический кризис в результате присущих ему политических и экономических противоречий. Чтобы обосновать это положение, Хани Горо переходит к подробному анализу экономических сдвигов Японии в 1913–1927 годах. Экономическая литература по Японии очень богата работами советских авторов (К. М. Попов, М. И. Лукьянова, Я. Л. Певзнер и др.), а также работами зарубежных авторов. И тем не менее на 30–40 страницах Хани Горо сумел дать очень яркий и убедительный материал, который заставляет читателя согласиться с его доводами.

Приведем лишь некоторые из его положений и выводов. К пяти крупнейшим дзайбацу (монополистическим концернам) Хани Горо относит императора, Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда. Его основной вывод из большого статистического материала гласит: «Противоречия заключались в том, что, несмотря на существенное увеличение производства, вызванное громадным накоплением капитала, почти не было заметно какого-либо повышения жизненного уровня народных масс. Другими словами, это были противоречия между возросшими производственными возможностями, с одной стороны, и покупательной способностью потребителей, с другой стороны».

Это положение, с правильностью которого нельзя не согласиться, — главная ведущая линия автора при исследовании эпохи империализма. Чтобы ослабить это противоречие, надо было, по его мнению, пойти на какие-то уступки демократическим требованиям масс. А полуфеодальный монополистический капитал Японии не мог и не хотел пойти на эти уступки, поэтому автор назвал десятую главу «Противоречия японского империализма или полуфеодальный монополистический финансовый капитализм Японии».

Хани Горо утверждает, что уже в 1927 году количество безработных превышало 2 миллиона человек — цифра, которая обычно связывалась с первыми годами мирового экономического кризиса (1929–1931 годы). Если он прав в этом утверждении, то это очень важно.

Автор приводит далее подробные сведения о тяжелом положении рабочих и крестьян, об огромном числе больных туберкулезом, о смертности среди детей и т. д. Интересны его подсчеты доходов помещиков от арендной платы в денежном исчислении (стр. 156). Весьма интересны рассуждения и доводы автора, что «ни проблема перенаселения, ни проблема недостатка продуктов Литания не лежали в основе экономических трудностей Японии».

И, наконец, последний, заключительный тезис Хани Горо о путях развития Японии: «Из катастрофического хронического кризиса, причиной которого были различные противоречия, присущие японскому полуфеодальному монополистическому финансовому капитализму, был только один возможный выход — демократическая революция, которая была дорогой к миру и процветанию Японии. Если Япония не пойдет по этой дороге, то для нее оставалась только дорога фашизма и войны, дорога авантюр и разрушений, к которым неизбежно вели все более углублявшиеся противоречия полуфеодального монополистического финансового капитализма». Этим абзацем начинается последняя глава книги «Подавление в Японии демократии. Война». Конечно, в приведенных словах автора видна слишком большая вера в то, что демократическая революция (а он явно думает о буржуазно-демократической революции старого типа) избавила бы японский народ от всех бед капитализма, в том числе от фашизма и войны. Однако такая постановка вопроса вполне понятна для японского гражданина, подвергавшегося на протяжении многих лет небывалому гнету полицейского режима японского военно-феодального империализма.

Последняя глава, так же как и вся книга Хани Горо, имеет и крупные достоинства и отдельные недочеты, но материал и оценки автора почти всегда интересны, хотя, может быть, эта глава, как и предыдущая, несколько перегружена статистическими данными, затрудняющими чтение исторической работы.

Хотелось бы, чтобы в этой главе автор не возвращался вновь к уже описанному ранее периоду до 1927 года, а сосредоточил больше внимания на рабочем и арендаторском, крестьянском движении 30—40-х годов, не ограничиваясь лишь сухими цифрами о количественном росте или упадке движения. Хотелось бы, чтобы автор более глубоко вскрыл причины сравнительно низкого уровня рабочего движения в Японии до конца второй мировой войны по сравнению с другими капиталистическими странами. Конечно, этот сравнительно низкий уровень объяснялся в первую очередь полицейским гнетом, по существовали и другие причины, которые было бы хорошо осветить.

Вряд ли можно согласиться с таким положением автора: «Однако для того, чтобы капитал вел на равных началах переговоры с организованным трудом, нужно было прежде всего, чтобы японский капитализм отбросил полуфеодальную машину, которая стоит за его спиной». Ведь и в США, Англии и других капиталистических странах, где нет этой полуфеодальной машины, монополии не ведут переговоров с профсоюзами на равных правах.

И тут же, на той же странице, такое мудрое, правильное положение, под которым подпишется всякий прогрессивный деятель: «Политика подавления коммунистической партии должна была неизбежно привести к подавлению всякого социалистического движения, а затем к подавлению политических партий японских трудящихся и к уничтожению демократии внутри профсоюзов; в конце концов она должна была привести не только к ликвидации самостоятельности политических партий и профсоюзов, по и к запрещению свободы мысли». В этой фразе начертан весь путь японского империализма и борьбы японского народа — с момента образования в подполье Коммунистической партии Японии (1922 год) до разгрома левых рабочих организаций и массовых арестов рабочих в 1928–1929 годах и далее до полного запрещения всяких, даже буржуазно-помещичьих, политических партий и установления фашизма в 1940 году. Это правильное положение (и не только для японского империализма) автор повторяет неоднократно и в дальнейшем. Оно, очевидно, выстрадано и глубоко попито передовой японской общественностью за долгие годы идеологического и полицейского гнета. Хани Горо пишет о том, как он наряду со многими прогрессивными деятелями и лидерами Коммунистической партии Японии был арестован и выпущен из тюрьмы только после войны.

Но пишет он и о других ученых, деятелях искусства и т. д., которые стали лакеями фашистских правительственных органов, заявляли о поддержке империалистической войны, создавали фашистские культурные общества. Упоминает Хани Горо и об известном японском историке и общественном деятеле Токутоми Иитиро (Сохо). На заре либерально-демократического движения в 80 годах XIX века Токутоми основал газету «Кокумин но томо» («Друг народа»), а в 1940 году он же настаивал на необходимости превращения «всей Японии в единый военный лагерь».

Таково содержание книги Хани Горо. Мы полагаем, что советский читатель прочтет ее с интересом и пользой для себя, ибо он найдет в ней своеобразное и яркое описание тяжелой жизни и упорной борьбы японского парода за свободу и человеческие условия существования.

А. Гальперин.

Предисловие к русскому изданию

До 1945 года, то есть до капитуляции японского империализма, в Японии никогда не было свободы исторического исследования, свободы мысли. Правда, в Японии и раньше были ученые, которые требовали свободы исторического исследования, но их преследовали и они никогда не чувствовали себя в безопасности.

Японская конституция 1889–1945 годов признавала свободу волеизъявления, но лишь в пределах, предусмотренных законами и постановлениями. Суверенитет народа не признавался. Конституция провозглашала императора и императорскую систему священными, неприкосновенными и всячески возвеличивала их. Императорский рескрипт о просвещении, обнародованный перед открытием первой сессии императорского парламента в 1890 году, гласил, что просвещение, наука, общественная мысль и религия в Японии находятся под контролем абсолютистской власти императора.

Поэтому не удивительно, что изучение истории Японии в трудах европейских и других ученых было, как правило, более объективным и более успешным, чем в работах самих японских ученых. Особенно выдающихся успехов в изучении истории Японии достигли за последние годы в Советском Союзе. Поэтому попятно, что при написании этого краткого очерка истории японского народа, особенно его последних глав, я часто обращался к исследованиям советских ученых.

В 1947 году реорганизованный японский Институт но изучению проблем Тихого океана предложил мне написать краткий очерк истории японского народа. При содействии института моя работа была опубликована в Японии в 1949 году. Позднее, в том же году, книга вышла в серии «Иванами синее», и широкие массы японского народа смогли ознакомиться с ней. Весной этого года было осуществлено девятое издание моей книги. В 1949 году книга была переведена на английский язык, и американский Институт по изучению проблем Тихого океана предполагал опубликовать ее, но английское издание так и не увидело свет, поскольку и этот институт находился под влиянием идей холодной войны.

Первое зарубежное издание моего труда подготавливается сейчас в Советском Союзе. Я надеюсь, что оно послужит делу укрепления дружбы между народами Советского Союза и моей страны и делу мира во всем мире.

Хани Горо.

Токио, 17 сентября 1956 года.

Предисловие

До 15 августа 1945 года в Японии невозможно было опубликовать книгу по истории Японии, которая представляла бы собой свободное научное исследование.

В 1947 году Международный институт по изучению проблем Тихого океана поручил мне написать первую книгу по истории Японии, которая представляла бы собой свободное научное исследование; впервые за всю мою многолетнюю научно-исследовательскую работу мне представилась благоприятная возможность сосредоточить свое внимание на всей истории Японии, с древнейших времен л до наших дней.

Данная книга представляет собой доклад, который я по поручению японского Института по изучению проблем Тихого океана представил на десятую сессию Международного института по изучению проблем Тихого океана, проходившую в английском городе Стратфарде-на-Эйвонс в сентябре 1947 года. До самого последнего времени я не мог завершить работу и закончил ее только в 1948 году. В апреле 1949 года японский Институт по изучению проблем Тихого океана впервые опубликовал мою работу в серии «Основные проблемы японского общества».

Тогда же перевод моей рукописи па английский язык был направлен в правление Международного института по изучению проблем Тихого океана, и я с глубокой благодарностью узнал о том, что американский Институт по изучению проблем Тихого океана намерен опубликовать мою работу в английском переводе.

С разрешения Института по изучению проблем Тихого океана и с согласия издательства «Сэкай хёронся», выпускающего серию «Основных проблем японского общества», в настоящее время моя работа выходит отдельной книгой в серии книг «Иванами синее».

Самая большая радость для меня, если эту книгу будут читать народные массы Японии.

Хани Горо.

Токио, 26 сентября 1949 года.

Глава первая Роль народа в истории

В Японии и сейчас еще не определена роль народа в истории. Однако, несмотря на это, в Японии в настоящее время встает вопрос о роли пролетариата. Вполне понятно, что при разрешении вопроса о роли пролетариата должен быть решен и вопрос о роли народа. Однако поскольку в Японии еще не решен вопрос о роли народа, то там весьма сильна тенденция бюрократически решить вопрос и о роли пролетариата. Эта тенденция нашла свое наиболее яркое выражение в появлении группы бюрократически настроенных профессоров университетов, считавших себя марксистами, и в возникновении так называемой новой бюрократии, а также в том, что они докатились до признания доктрины фашизма и японского империализма о тик называемой миссии Японии в «освобождении Восточной Азии».

Но сейчас, когда в результате больших жертв в Японии также победили принципы народовластия[6], настал благоприятный момент для того, чтобы решить проблему о роли народа.

В Японии нет работ по истории народа, а есть лишь книги по истории господствующего класса. Впервые об этом ясно заявил Фуокудзава Юкити[7]. Особенно яркое выражение эта мысль нашла в девятой главе его «Кратких очерков цивилизации», написанных в 1875 году, где рассматривается история японской цивилизации. Позднее история японского парода получила освещение в таких работах, как «История развития японского капитализма» (1926–1930) Норо Эйтаро[8], питомца университета Кэйо, который был основан Фукудзава Юкити. В разделах, посвященных периоду Бакумацу[9] и революции Мэйдзи и являвшихся частью «Лекций по истории развития японского капитализма», опубликованных в 1932–1933 годах под редакцией Норо, а также в работах «Преобразования Мэйдзи» (1935), «Мораль и идеология в период Бакумацу» (1940), а затем вновь в работе «Преобразования Мэйдзи» (1940, издание «Тюокорон»; 1946, издание «Иванами синее») я тоже стремился осветить историю японского народа. Однако даже в книгах, опубликованных в новое время, и в последние годы и претендовавших на освещение социально-экономической истории Японии, история народа нередко подменялась историей господствующего класса.

Мы ни в коем случае ие должны забывать о том, что в древней Греции, где, несмотря на рабовладение, существовала демократия и республиканское правление, а также в Европе и Америке, переживших в своем развитии в период от средних веков до эпохи Возрождения систему республиканского правления в вольных городах, а в новое время — республиканскую революцию в городах, непрерывно росли народные традиции, тогда как на Востоке и в Японии, где исстари господствовал бюрократизм абсолютной монархии, всегда преобладали традиции господствующего класса.

«Книги по истории прошлого не способствовали просвещению народа, они лишь помогали держать народные массы в темноте и невежестве», — писал Ляп Ци-чао[10] относительно исторических работ о прошлом Китая. Эти слова относятся как к работам по истории стран Азии, так и по истории Японии. В 1911 году в Китае произошла республиканская революция, поэтому китайские ученые получили возможность делать подобные искренние признания. В Японии же еще не наблюдается подобных чистосердечных и самокритичных высказываний. Здесь еще предстоит подвергнуть решительной критике то, что в свое время в Китае критиковал Лян Ци-чао, отмечая, что «книги по истории прошлого писались для потомков аристократии, для бюрократической клики, для узкого круга ученых, а читали их только те, кто находился у них на службе; естественно, что авторы этих книг отстаивали интересы абсолютизма и с ненавистью и злобой относились к стихийным выступлениям народных масс»[11]*.

«Я раскрыл книгу по истории, но, о каком бы периоде ни шла речь, каждая страница книги была испещрена словами «гуманность», «справедливость», «мораль», «добродетель». Так как я все равно не мог уснуть, то продолжал читать далеко за полночь и вдруг обнаружил, что вся книга пронизана одним словом: «людоедство», — писал в Китае Лу Синь. К сожалению, у нас, в Японии, мы еще но можем иметь своих Лу Синей.

В опубликованных за последнее время книгах по истории Японии каждая страница пестрит словами «общество», «экономический базис», «способ производства», «научный анализ», «конкретное исследование», «тщательность», «категория», «тип», «генеалогия», «структура», но при внимательном рассмотрении мы обнаруживаем все то же слово «людоедство». Как подчеркивал Мао Цзэ-дун, говоря об «упорядочении трех стилен», старые шаблоны восьмичленных сочинений[12] уже похоронены, по существует стремление к утверждению господства новых шаблонов восьмичленных сочинений, и мы должны категорически заявить, что это касается и японской исторической науки.

В настоящее время история Японии тоже должна стать наукой. Однако в Японии немало ученых, которые забывают о том, что историческая паука должна служить не только ученым и учащимся, по что она должна рассказать об истории народа.

Многие ученые утверждают, что по истории народа нет необходимого исторического материала. Это свидетельствует о том, насколько туманно они представляют себе роль народа в истории Японии.

В самом деле, так как до сих нор писали книги лишь по истории господствующего класса, то предполагали, что сохранились только документы господствующего класса, которые считались важным историческим материалом, а документы, относящиеся к жизни народа, почти совершенно отсутствуют. А поэтому в значительной мере полагались на этнографические данные. Однако мне хочется подчеркнуть, что жизнь парода в различные периоды истории, его борьба против господствующего класса, связанная с различными историческими изменениями, получили наиболее полное отражение в документах и хрониках.

Так называемые социально-экономические истории, посвященные эпохе феодализма накануне революции Мэйдзи — иными словами токугавской эпохе[13], — написаны на основе документов и трудов ученых правительства Бакуфу[14], кланов[15] и императорского двора. Полагали, что, кроме этих источников, существует мало исторических документов, рассказывающих о жизни народа того периода. Однако я обнаружил, что именно исторические материалы о крестьянских восстаниях того периода являются чрезвычайно важными историческими документами, позволяющими совершенно ясно представить себе жизнь парода того времени, а следовательно, и характер самого общества. Необходимо приложить все силы для обора исторических материалов по крестьянским восстаниям. Однако до сих пор правительство и ученые лишь упорядочивали документы, относящиеся к крестьянским восстаниям, и в то же время, используя материалы господствующего класса, составленные аристократией, бюрократией и придворными учеными, постоянно принижали значение крестьянских восстаний.

Такие движения народных масс, как крестьянские восстания, должны занять центральное место в работах по истории японского народа. Надо правильно оцепить значение крестьянских восстаний. Необходимо понять, что на основании исторических документов, касающихся крестьянских восстаний, можно наиболее полно, и глубоко изучить характер общества того периода.

Глава вторая Начало истории. Рабство в древней японии

«Кодзики» и «Нихонсёки»[16], называемые древними «историями» Японии, не представляют собой описания истории японского народа; они были созданы, чтобы возвеличить родовую аристократию и императора, которые правили в VI–VII веках н. э., по европейскому летоисчислению, центральной частью Японии. Это было убедительно доказано многими, начиная от Араи Хакусэки[17] и кончая профессором Цуда Сокити[18]. Установлено также, что только императорский двор и придворные ученые читали «Кодзики» и «Нихонсёки», а народным массам они были совершенно недоступны.

Однако в новое время, когда в Японии установилась монархическая система современного типа, стали настойчиво доказывать, что якобы в «Кодзики» и «Нихонсёки» излагается история японского народа. Научные же исследования древней истории японского парода, археологические изыскания и изучение древнего общества во многих отношениях и поныне еще находятся па подготовительной стадии.

До сих пор утверждают, что японская культура была самой древней. Однако факты говорят о том, что культура Японии в сравнении с культурой других стран мира возникла и стала развиваться значительно позже.

Согласно последним данным археологических исследований, неоспоримые остатки древнейшей человеческой культуры в Японии относятся к периоду культуры «дзё-мон», то есть к культуре новокаменного века.

Научно достоверных данных о существовании в Японии более древней культуры — культуры древнекаменного века — пока нет. До настоящего времени в ходе раскопок в различных частях Японии было обнаружено около десяти тысяч предметов, являющихся памятниками культуры «дзёмон».

В период культуры «яёй», которая пришла на смену культуре «дзёмон», то есть в век металлических и каменных орудий, японский народ тоже перешел к земледелию, и, таким образом, в Японии возникла культура в собственном смысле этого слова. Этот процесс происходил в Японии со II века до н. э. до I века н. э.

Человек появился на земле миллион пятьсот тысяч лег тому назад. Это доказывают останки питекантропа, найденные на Яве, синантропа, обнаруженные в Чжоукоу-дяне, южнее Пекина, эоантропа, найденные в Пильтдауне, в Англии[19], и древнего гейдельбергекого человека, обнаруженные в Гейдельберге, в Германии.

После того как эти древнейшие люди вымерли, появился человек, близкий к человеку современного типа. Можно предположить, что это произошло сто пятьдесят тысяч лет тому назад. Следы человека древнекаменного века были обнаружены в разных местах земного шара. Они позволяют утверждать, что человек палеолита занимался охотой и использовал огонь. Человеку верхнего палеолита (пятьдесят-двадцать тысяч лет тому назад) была присуща культура каменного века. Этот так называемый «разумный» человек (homo sapiens) является непосредственным предшественником и предком современного человека. Кости этих людей доказывают, что человек явился плодом смешения различных типов людей. Эги древнейшие люди оставили прекрасную пещерную роспись.

Вступив в новокаменный век, человечество перешло к земледелию. Это произошло в V–IV тысячелетиях до н. }. Предполагают, что этот процесс начался в районе Передней Азии. Благодаря переходу к земледелию человек впервые стал создавать культуру. Вслед за тем, познав металлы, человек стал переходить к ремесленному производству. Начался этот процесс в Передней Азии и Египте, а затем охватил и Европу.

Человеческая история начинается приблизительно с III тысячелетия до н. э. После разложения первобытнообщинного строя древняя культура развивалась вместе с развитием рабовладения, и к V веку до п. э. она достигла своего наивысшего расцвета. В Греции творили Пифагор, Сократ, Платон, Аристотель и другие философы, Индия дала миру Сакья-Муни, Китай — Конфуция и Лао-цзы. В Древней Греции в то время уже зародилась республиканская демократия.

В Японии со II века до н. э. также зародилась история культуры, хотя она и значительно отставала от древней мировой истории человечества. Первым культурным человеком в Японии также был земледелец. По своему образу жизни, который можно восстановить по тем глиняным сосудам, которые оставили нам земледельцы, народ древней Японии значительно отставал от народов других стран, но все же имел с ними (первобытными земледельцами) общие черты.

Можно предполагать, что и японский народ вел в то время такой образ жизни, который считается характерным для первобытно-общинного строя. Несмотря на то, что мы пока не располагаем еще достаточным материалом, все же можно научно предположить (а в будущем, вероятно, будет еще больше оснований для такого предположения), что в тот период японское общество было родовым и носило характер первобытного коммунизма, что в нем уже наблюдалось разделение труда, по еще не существовало классовых различий и не было угнетателей и угнетенных, а все члены родовой общины — мужчины и женщины — пользовались первобытными формами свободы, равенства и братства, а управление первобытной общиной осуществлялось регулярно созываемым народным собранием.

В других странах мира с развитием производительных сил первобытно-общинный строй отжил свой век и на его развалинах возникло древнее рабовладельческое общество, в котором господствующее меньшинство владело и эксплуатировало большинство парода как рабов.

Начиная с I века н. э. точно так же и в Японии, как это видно из «Династийных хроник царства Вэй», большая часть населения находилась в подчинении у небольшой кучки эксплуататоров и работала на них.

Древнее рабовладельческое общество Японии имело свои особенности. Ввиду наличия этих особенностей некоторые ученые утверждают, что хотя в древней Японии и существовали рабы, но поскольку большинство народа не было рабами, то древнее японское общество нельзя считать рабовладельческим. Я думаю, что подобные утверждения ошибочны.

Во-первых, доказано, что в древней Японии мужчин и жецщин официально продавали и покупали как рабов и что они были объектами собственности. Труд этих рабов применялся в земледелии, являвшемся основным видом производства того периода.

Во-вторых, хотя рабы действительно составляли небольшое число по сравнению со всем населением (по сравнению с Древней Грецией, где количество рабов составляло около 90 процентов от общего числа населения, в древней Японии рабы составляли приблизительно 10 процентов всего населения), не следует забывать, что в Японии рабы были сконцентрированы в руках очень небольшой кучки привилегированного класса. Несмотря на чрезвычайно низкий уровень производства и невероятно скудное национальное богатство, это производство было сосредоточено главным образом в руках кучки привилегированных, а рабы, составлявшие небольшой процент от общего числа населения, были сконцентрированы в огромном количестве главным образом в руках этой крайне малочисленной кучки привилегированных: императора, представителен придворной аристократии и местной родоплеменной знати, которые имели по нескольку десятков, сотен и даже тысяч рабов.

Наконец, в-третьих, большинство японского народа, жившего под властью императорской системы, представлявшей собой господство привилегированного класса (где в распоряжении небольшой кучки родовой аристократии было большое количество рабов, которые были более отсталыми и забитыми по сравнению с остальным населением страны), по существу, находилось на положении рабов или на положении, близком к рабскому, и эксплуатировалось из поколения в поколение в качестве так называемых бэмин.

Таким образом, совершенно очевидно, что древнее японское общество было, несомненно, рабовладельческим обществом, причем рабовладельческим обществом, отличавшимся невероятной жестокостью.

В Японии древнее рабовладельческое общество также возникло после разложения первобытно-общинного строя. Но в рабовладельческом обществе Японии сохранились элементы и пережитки первобытно-общинных отношений, например так называемая система удзикабанэ. Поэтому прежние японские историки часто смешивали систему удзикабанэ с родовым строем.

Родовой строй представляет собой общество, основанное на первобытном равенстве, тогда как система удзикабанэ является, по существу, классовой системой и представляет собой рабовладельческое общество, возникшее на развалинах родового строя.

В рабовладельческом обществе Японии пережитки родового строя не были полностью уничтожены, как это было в древней Европе, и в условиях существования этих пережитков и сложился господствующий класс, так называемый класс удзикабанэ. Подавляющее большинство японского народа, жившего в условиях наличия этих пережитков, эксплуатировалось как настоящие рабы или находилось в непосредственной зависимости от класса, обладавшего особыми привилегиями, — от так называемых удзиноками[20], иными словами, от удзи и кабанэ.

Люди, находившиеся в зависимости от удзиноками, эксплуатировались как бэмпи, которых нельзя было продать и купить, но можно было подарить, то есть их зависимость была, по существу, близка к рабской; другая часть их эксплуатировалась как так называемые ко[21] — они занимали такое же общественное положение, как и бэмин, и были полурабами.

Факты, свидетельствующие о том, что в то время японский народ часто восставал против рабской эксплуатации со стороны привилегированного класса удзикабанэ, встречаются даже в «Кодзики» и «Нихонсёки». Действуя разобщенно, аристократия и родоплеменная знать не могли подавить сопротивление народа, восстававшего против рабства. Поэтому они объединили свои силы для подавления выступления японского народа против рабства. Этот союз аристократии и родоплеменной знатн, созданный с целью подавления движения народа против рабства, явился источником и причиной возникновения императорской власти в древней Японии.

Повествования о покорении областей — будь то рассказы о походе императора Дзимму[22] на Восток, или рассказы о покорении принцем Ямато Такэру повстанцев, или о четырех походах полководцев — не являются исторически достоверными; они были созданы, чтобы показать вечность и могущество императорской власти. Однако и в них проскальзывает мысль о том, что императорская власть была создана как главная сила для подавления движения народа против рабства.

Объяснения прежних ученых относительно тех мест «Кодзики»» н «Нихонсёки», где император часто наделяется сверхчеловеческой силой и совершает невероятные ПО своей жестокости действия, не являются правильными. Утверждения этих ученых, будто эти места из «Код-шкн» и «Нихонсёки» говорят о том, что эти памятники Объективно освещают исторические события, смехотворны.

Профессор Цуда Сокити, например, объяснял это тем, что эти места «Кодзики» и «Нихонсёки» были заимствованы из корейских и китайских династических историй, считая такое объяснение достаточным. По дело в том, что они не могли быть случайно заимствованы. Правильное обьяснение состоит, видимо, в следующем.

Необходимо было показать японскому народу, что его неизбежно постигнет страшная кара, если он вздумает восстать против рабской эксплуатации. Л для того, чтобы запугать японский парод, надо было показать японского императора страшным и жестоким деспотом. Так, вероятно, было па самом деле.

Древнее европейское общество основывалось на рабовладении. Благодаря значительным и коренным изменениям в развитии земледелия, торговли и ремесла в Европе были полностью уничтожены пережитки родового строя, у власти сменялись аристократия и монархи, а в дальнейшем Европа пришла к республиканской форме правления.

Другое положение сложилось в Японии. Внутренние и внешние экономические процессы не могли проходить здесь с такой же интенсивностью, как в Европе. В условиях застоя, характерного для азиатских стран, продолжали сохраняться пережитки первобытно-общинного строя. В этих условиях в результате объединения класса рабовладельцев возникла система императорской власти, при которой во главе рабовладельческого государства стоял император.

Древнее рабовладельческое общество Японии, находившееся под влиянием континентального Китая, где в то время уже существовал феодализм, не достигло того уровня развития, какой был характерен для античной Европы. В Японии рабовладение переплеталось с крепостничеством, иначе говоря, Япония достигла полурабовладельческой-полукрепостнической стадии развития, от которой она перешла к феодально-крепостнической стадии.

К этому следует, пожалуй, добавить, что отсутствие в истории Японии периода, аналогичного античному периоду Европы, оказало влияние и на проблему гуманизма нового времени.

Европейский гуманизм нового времени в период мракобесия, порожденного средневековым феодализмом, боролся против средневекового варварства, отстаивая права человеческой личности и способствуя воспитанию человека в духе класса республиканской античной культуры, провозглашавшей свободу, равенство и братство.

В Японии же гуманизм не смог так решительно выступить против господства средневекового феодализма, как это было в Европе. Кроме того, история Японии, не знала такого древнего классическою периода, который способствовал бы просвещению парода в духе гуманных принципов античной культуры. Поэтому то, что в новое время в Японии многие называли гуманизмом, на самом деле было не гуманизмом, а лжегуманизмом.

Глава третья Освобождение рабов. Реформа Тайка. Система крепостничества

Народ древней Японии, как и древние народы всего мира, постепенной с большими трудностями переходил от первобытного производства к развитию земледелия, торговли и ремесла; по мере того как рабовладение становилось тормозом для развития производительных сил, народ, познавший все тяготы рабской эксплуатации, поднимался на борьбу с рабством, требуя своего освобождения.

Противоречия рабовладельческого строя в древней Японии нашли свое выражение в частых выступлениях и восстаниях рабов против жестокой эксплуатации, в высокой смертности людей, находившихся на положении рабов (этo вызывало тревогу у господствующего класса рабовладельцев), и, наконец, в росте бегства рабов.

В Японии, как и в других странах, эти противоречия рабовладельческого строя пытались разрешить путем частичных уступок: в ответ на требования народа уничтожить рабство были признаны кое-какие свободы, например было запрещено продавать и покупать людей как рабов, отменено то положение, когда людей как рабов лишали свободы брака, свободы иметь семью и постоянное местожительство. Однако, предоставив народу ограниченные свободы, его в то же время прикрепили к земле, являвшейся средством производства в земледелии, которое в то время было основным видом производства. Господствующий класс рассчитывал таким путем максимально усилить эксплуатацию народа, причем в такой степени, что от урожая с этой обрабатываемой земли народу доставалась лишь самая минимальная часть, которой хватало лишь для того, чтобы не умереть с голоду. Так в этот период осуществлялся переход от рабовладения к крепостничеству.

В то время на континенте, в Китае, уже давно Существовало крепостничество, поэтому японское императорское правительство, подражавшее тогда во многих отношениях Корее и Китаю в искусстве управления государством (об этом свидетельствует, например, упоминание в «Нихонсёки»; в разделе, посвященном описанию тридцать первого года правления императрицы Суйко (623), говорится, что «Великий Китай является таким государством, где существует законодательство, и мы во что бы то ни стало должны научиться этому»), провело в середине VII века, в процессе перехода от рабовладения к крепостничеству, так называемую реформу Тайка (646). Так в Японии (в масштабах всего государства) было введено крепостничество по образцу Китая.

Выступление народа в древней Японии против рабства и бегство рабов были революционным протестом народа, требовавшего освобождения от рабства. И, хотя эти выступления подавлялись, экономическая невыгодность надзора над людьми, стремившимися избавиться от рабской эксплуатации, а также высокий процент смертности людей, находившихся на положении рабов, послужили экономическими предпосылками отмены рабства. Императорское правительство японского рабовладельческого государства заимствовало у передового в то время Китая систему крепостничества и путем установления руками самого господствующего класса крепостной системы в государственном масштабе стремилось продлить свое господство. В этом заключалась суть реформы Тайка.

Поэтому реформа Тайка не привела к ликвидации системы рабов-нухи[23], представлявшей собой чисто рабовладельческую систему, существовавшую до реформы Тайка.

Кроме того, часть земельных участков, входивших в созданные после реформы Тайка поместья (сёэн), сдавалась в аренду и именовалась цукуда. В первый период после образования поместий площадь цукуда была значительно больше, чем в середине периода Хэйан, то есть после X века. В начале X века площадь цукуда составляла от 1/6 до 2/3 площади самого поместья. Владельцы поместий, снабжая крестьян семенами, удобрением и продовольствием, заставляли их обрабатывать участки, весь урожай с которых присваивали себе; такие производственные отношения напоминают производственные отношения, при которых применялся принудительный труд рабов.

Следовательно, производственные отношения рабовладельческого строя продолжали существовать и широко практиковаться как до, так и после реформы Тайка. До реформы Тайка удзикабанэ эксплуатировали подавляющее большинство японского народа как так называемых бэмин. Реформа Тайка освободила этих бэмин и объявила их «свободными» (комин). Однако при распределении наделов общественной земли (кодэн) бэмин получили такой же душевой надел, как рабы дзакко и государственные рабы канко и ко-нухи. Даже исходя из этого, видно, чю эти «свободные», составлявшие подавляющее большинство японского народа, остались, по существу, полурабами, которых угнетали в качестве так называемых бэмин. В последствии они были прикреплены к наделу и на их плечи взвалили бремя поземельного, натурального и подворного налогов (со, ё, тё), то есть они оказались на Положении полукрепостных. Поэтому, хотя в результате реформы Тайка подавляющее большинство японского народа — так называемые свободные (комин) и полноправные граждане (рёмин) — было подчинено системе законов Рицурёсэй[24], по существу, оно являлось полурабами-полу-кроностными императорского государства аристократии и бюрократии. С этого времени в стране начал утверждаться чисто крепостнический строй.

Реформа Тайка провозгласила подавляющее большинство японского народа свободными гражданами, а землю — собственностью государства, но государство не было народным — это было императорское государство тристократии и бюрократии, которое лишь перешло от ксплуатации народа как рабов к эксплуатации его в качестве полурабов-полукрепостных. Равное распределение земли (мужчинам 2 тана[25], а женщинам — 2/3 надела мужчин) означало прикрепление к мелким участкам люден, на которых было взвалено крайне тяжелое бремя налогов и трудовой повинности.

Проведение реформы Тайка было вызвано усилением движения японского народа, требовавшего освобождения от рабства; императорское государство аристократии, будучи государством рабовладельцев, решило перестроить систему своего господства, перейдя от рабовладельческой экономики, ставшей экономически невыгодной, к более выгодной экономике крепостничества.

Первая статья реформы Тайка провозглашала отмену ранее существовавшей системы, при которой император и аристократия владели людьми и крупными земельными участками. Однако на деле императору, аристократии и храмам по-прежнему принадлежали крупные земельные участки и люди. Об этом свидетельствует не только глава «Нихонсёки», посвященная описанию правления императора Дзито, но и архивные документы храмов Хорюдзи, Дайандзи и других. Дело в том, что, согласно духу реформы, частная собственность императора и аристократии на людей (рабов) осталась неприкосновенной.

Третья статья реформы вводила подворные реестры (косэки и кэйтё) и провозглашала равное наделение общественной землей свободных граждан (комин). Фактически же народ прикрепили к мелким участкам земли и силой заставили платить высокие налоги и нести тяжелую трудовую повинность. Так было осуществлено в общегосударственном масштабе превращение японского парода в настоящих крепостных.

При этом император и аристократия не только продолжали владеть людьми и землей, по сама система была такова, что аристократия, кроме душевого надела (кобун-дэн), которым она владела в зависимости от придворного ранга, государственной службы, заслуг и т. д., то есть фактически как привилегированный класс, получала также ранговые наделы (идэн), должностные наделы (сёку-дэн и кугэдэн), наделы за заслуги (кодэн), дарственные наделы (сидэн) и др. Члены императорского дома получали по 80 тё[26]; лица, имевшие придворный ранг, — по нескольку десятков тё; провинциальные чиновники, стоявшие рангом ниже, — по нескольку тё. Так создавалось крунное землевладение.

Кроме того, в результате обработки новых земель (кон-дэн) владения императора, аристократии, бюрократии и храмов также возрастали. Правда, площадь вновь обрабатываемых земель ограничивалась. Однако членам императорского дома и придворной аристократии разрешалось иметь новых земель по 500 тё, местной бюрократии, стоявшей рангом ниже, — по 10 тё, храму Тодайдзи — 4 тысячи тё, храмам Кокубундзи — по 1 тысячи тё, женским монастырям Кокубуннидзи — по 500 тё, так называемым храмам Тэйгакудзи — по 100 тё. Это привело к тому, что фактически по всей стране стало господствовать крупное землевладение. Самому императору принадлежали крупные массивы новых земель, которые назывались тёкусидэн (землями Его Императорского Величества). Плошадь подобных земель (тёкусидэн) императора Дзюнна (824–833) достигала свыше 3 тысяч тё. Последующие императоры также владели огромными пространствами таких земель. Факты говорят о том, что для обработки новых земель использовались государственные средства и что сам император, будучи крупным землевладельцем, являлся в то же время представителем государства, защищавшего интересы крупных землевладельцев. На этих землях, принадлежавших крупным землевладельцам, японский народ заставляли работать либо в качестве рабов, либо в качестве крепостных.

По реформе Тайка так называемые свободные граждане (комин), на которых распространялась система законов Рицурёсэй, были прикреплены путем внеэкономического принуждения со стороны императорского государства к мелким участкам земли и должны были выплачивать тяжелые повинности — натуральную ренту (натуральный и подворный налоги (со, ё, тё)) и трудовую повинность. При этом принудительный труд составлял более 50 процентов всех повинностей. Даже если считать, что, согласно закону, принудительный труд достигал 60 дней в году, то становится очевидным, что народ находился, во существу, на положении государственных крепостных и страдал от гнета крайне отсталой и к тому же чрезвычайно жестокой полурабовладельческой крепостнической системы.

При такой системе «свободные» находились в очень тяжелом положении. После уплаты налогов и выполнения трудовой повинности у них не оставалось пи продовольствия, ни семян, и они вынуждены были занимать рис на условиях высоких процентов (суйко), доходивших до 50 и даже 100. Причем этот рис они должны были брать взаймы только из государственных амбаров. Это была своеобразная продуктовая рента. Таким образом, народ подвергался максимальной эксплуатации.

Императорское государство в период системы законов Рицурёсэй угнетало народ как государственных крепостных и, кроме того, эксплуатировало его с помощью высокого ростовщического процента.

В одном из документов середины VIII века приводятся данные, свидетельствующие о том, что крестьяне часто закладывали свой душевой надел на условиях высокого ростовщического процента и, чтобы расплатиться с долгами, им приходилось продавать своих детей за какие-нибудь 400 мон[27].

Самым основным выражением протеста японского народа, требовавшего своего освобождения и выступавшего против полурабовладельческой государственной крепостнической системы в период законов Рицурёсэй, было бегство.

Это бегство фактически означало отказ от душевого надела, предусмотренного реформой Тайка, а следовательно, протест крестьян против системы подворных реестров (косэки и кэйтё), согласно которой народ был прикреплен к земле и вынужден был выплачивать налоги н нести трудовую повинность; таким образом, это бегство означало отрицание самой системы так называемых «свободных» и неповиновение императорской власти периода системы законов Рицурёсэй.

Поэтому бегство было запрещено под страхом ужасного наказания. По, несмотря на это, постепенно бегство приняло повсеместно массовый характер, о чем очень часто упоминалось в документах того времени, например в документах, относящихся к подворным реестрам, а также в «Сёку Нихонги».

Помимо бегства, движение японского народа, требовавшего своего освобождения от господства полурабовладельческой крепостнической системы, проявлялось также в повсеместных восстаниях и волнениях. То, что в этих случаях дело доходило даже до убийств чиновников, посылавшихся центральным правительством на места для подавления мятежей, видно даже из «Сёку Нихонги».

Заговор Татибана Нарамаро, возникший в 757 году, вскоре после того, как был построен храм Тодайдзи и отлита большая статуя Будды, разумеется, не имел никакого отношения к движению народа, а был проявлением борьбы внутри аристократии того времени. Однако и тогда писали, что «сейчас вся страна охвачена горем. Народ не имеет постоянного жилища. Всюду на дорогах слышны стоны и крики. Народ озлоблен и полон ненависти», или: «даже император не может спать спокойно. Возможны беспорядки», или: «постройка храма Тодайдзи стоила народу больших лишений и усилий». Собственно, и сам заговор как таковой являлся отражением в высших слоях общества глубоких политических волнений, вызванных ростом движения народа, выступавшего против полурабовладельческой крепостнической системы и требовавшего освобождения. Именно поэтому вскоре после этих событий принудительный труд, являвшийся самым тяжелым бременем в период системы законов Рицурёсэй, был сокращен наполовину. И тогда же впервые во все провинции были направлены чиновники по расследованию народных бедствий.

Страдания народа и его требования ликвидации полурабовладельческой крепостнической системы известны из «Нихонсёки», «Сёку Нихонги»[28], а также из документов храма Сёсоин и др. Если посмотреть «Манъёсю»[29], то во многих песнях сакимори (солдат пограничных застав) рассказывается о тяжелой участи тех, кого забирали на военную службу. Народные страдания побудили поэта Яманоэ Окура написать «Диалог бедняков». Ужасающе тяжелое положение крестьян, которые, возвращаясь домой из столицы Нара[30], куда их посылали на принудительные работы или для переноски товаров, взимавшихся в виде налогов, падали от усталости замертво, побудило поэта Какиномото Хитомаро написать песню, носившую название «Песни, сложенная при виде трупа на горе Кагуяма». В одной из песен, написанных в тот период, когда поэт, проходя мимо холма Асигара в провинции Сагами, увидел труп, говорится:

Растрепались волосы его. Спросишь о стране его родной, — Даже родину свою не назовёт, Спросишь ты про дом его родной, — И о доме ничего но скажет он, И лежит здесь, распластавшись на земле…[31]

Относительно песен нищих профессор Такано Тацуюки писал в своей книге «История японских песен и баллад»: «Песней краба можно считать песню, сложенную в период Асука (673–707), во время правления императора Тэмму, императрицы Дзито и императора Момму, когда жителей Нанива[32] забирали на принудительные работы, заставляя их с утра до вечера трудиться в поте лица своего. Песней оленя можно считать песню, описывающую тяжелую участь старых крестьян, которые не могли вынести непомерно тяжелого бремени налогов и трудовой повинности. Такого рода песни были впервые кем-то созданы именно в этот период. И поскольку во время правления последующих императоров изнуряюще принудительный труд и непомерно тяжелые налоги сохранились, то продолжали петь и эти песни».

В тайном донесший императору, составленном Миёси Киёюки в 14 году Энги (915), тоже можно между строк прочесть о страданиях народа. В «Кондзяку моногатари»[33], «Хонтёсэйки» и других документах описана трагическая участь жителей города Хэйанкё[34]; в них говорится о трупах, наваленных перед воротами Расёмон, о распространении эпидемий и т. д.

В жалобе крестьян провинции Овари, составленной в конце X века, отмечался тридцать один случай притеснений со стороны губернатора провинции Фудзивара Мотонага, который усилил налоговое бремя, присвоил казенные средства и через своих подчиненных жестоко угнетал народ. Крестьяне обратились с протестом непосредственно к императорскому правительству. В протесте отмечалось, что назначенный императором губернатор провинции и его подчиненные силой заставляют крестьян обрабатывать цукуда; принуждая крестьян весной обрабатывать землю, они не снабжали их никакими материалами, а осенью забирали весь урожай. Протест крестьян свидетельствовал о недовольстве народа полурабовладельческой крепостнической системой, поддерживаемой императорским государством.

Недовольство выражали не только крестьяне провинции Овари. Приблизительно в это же время крестьяне уезда Хиками провинции Тамба прибыли в Киото и собрались перед воротами императорского дворца. Они заявили протест против двадцати четырех случаев незаконных действий губернатора провинции и потребовали своего раскрепощения. И когда находившийся в то время в Киото губернатор этой провинции послал солдат, чтобы схватить этих крестьян, десять из них проникли во дворец и произвели там переполох. Такой случай тоже имел место.

Если просмотреть официальные документы различных провинций, составленные за два года до жалобы крестьян провинции Овари, то становится ясно, что крестьяне, измученные полурабовладельческой крепостнической системой бюрократического государства, выступали в то время против этой системы по всей стране. В ответ на протест крестьян провинции Овари императорское правительство сменило губернатора. Однако губернатор провинции Фудзивара Мотонага, изгнанный из провинции Овари ввиду протестов крестьян, занимал и после этого высокое положение при императорском правительстве и ведал богослужением при дворе в дни празднеств, устраиваемых храмом Ёсида в Киото. Императорское правительство снимало правительственных чиновников, на которых жаловался народ, по никогда и не помышляло о том, чтобы наказать их. Императорское правительство было союзником аристократии и бюрократии, этих жестоких губернаторов, провинций, а не союзником крестьян.

В то время крестьяне занимались сельским хозяйством, производственная база которого была очень слабой, и ремеслом, носившим домашний характер и тесно связанным с земледелием. Следовательно, это было натуральное хозяйство, поэтому крестьяне были изолированы и разобщены. И хотя они составляли большинство населения и находились в одинаково тяжелом положении, но способ ведения хозяйства полностью изолировал их друг от друга. Поэтому в тот период крестьяне еще не осознали необходимости действовать сообща, объединяться, создавать свои организации и избирать своих представителей, которые отстаивали бы их интересы. И несмотря на то, что время от времени они участвовали в массовых народных движениях, это была все же кратковременная борьба, и они не могли еще тогда осознать политический смысл этой борьбы.

Таким образом, японский народ в своей решительной борьбе против полурабской крепостнической эксплуатации со стороны императорского правительства, аристократии и бюрократии в период действия системы законов Рицурёсэй не находил другого выхода, кроме бегства.

Подворные реестры, впервые введенные императорским правительством в результате реформы Тайка, имели целью пресечь бродяжничество. Однако подворные реестры были предназначены не для стабилизации жизни народа и учета численности населения — они должны были обеспечить прикрепление крестьян к душевому наделу в качестве полурабов-полукрепостных. Вот почему народ выступал против закона о подворных реестрах, являвшегося основным законом полурабовладельческого крепостнического императорского государства периода системы законов Рицурёсэй, а также против всей системы государственного управления, включавшей катё, гонингуми, ритё, гунси и кокуси[35], и бежал от своих господ.

Рассмотрим подворные реестры деревни Кумоноуэ и Кумоносита уезда Отаги провинции Ямасиро, относящиеся к 726 году — году правления императора Сёму. Из 40 рабов-мужчин бежало 18 (или 45 процентов), из 38 рабынь бежало 7 (18 процентов). Свободных совершеннолетних мужчин было 60. Если из этого числа исключить 18 человек, которые по своему служебному положению были освобождены от уплаты налогов и не несли трудовой повинности, то остается 42 человека, из которых 8 бежало (19 процентов). Из 101 совершеннолетней женщины бежало 20 (20 процентов). Бежали даже старики и старухи, которым было свыше 65 лет. Бежали матери с малолетними детьми, не достигшими и трехлетнего возраста. Бежали нухи (рабы), мужчины и женщины. Особенно широкие масштабы приняло бегство совершеннолетних мужчин и женщин, так называемых «свободных». Пожалуй, из тысячи с лишним тё общественной земли, имевшейся в этом уезде, свыше 200 тё превратилось в пустоши.

В период Хэйан (с конца VIII и до X века) в глубь страны бежало огромное количество крестьян, желая, видимо, уклониться от выплаты налогов и несения трудовой повинности. Приблизительно с середины X века хроники не упоминают больше закона о наделах.

В конце X века, согласно уже упоминавшейся жалобе крестьян провинции Овари, из этой провинции бежало несколько тысяч человек.

Бегство японских крестьян, продолжавшееся на протяжении нескольких столетий, в конце концов окончательно подорвало полурабовладельческую крепостническую систему императорского государства периода реформы Тайка и системы законов Рицурёсэй.

Крестьяне, которые покидали наделы и бежали в глубь страны, надеялись, вероятно, найти там для обработки новые земли и стать свободными земледельцами.

Новый господствующий класс, вышедший из среды прежних рабовладельцев, не мог не признать, что крепостническая экономика, признававшая за народом некоторые права, была более выгодной в экономическом отношении, чем рабовладельческая, которая не могла воспрепятствовать выступлениям народа против рабства и бегству людей и, кроме того, была отсталой и невыгодной. Унаследовав экономическую и политическую власть, сложившуюся уже ранее, этот класс стал обрабатывать новые земли, которые находились за пределами наделов (хандэн), упразднил систему наделов, основанную на господстве полурабовладельческой крепостнической системы императорского государства аристократии и бюрократии, и установил частное землевладение, основанное на чистом крепостничестве.

Таким образом, с середины VIII века стало постепенно увеличиваться поместное землевладение (сёэн). Что касается крестьянских хозяйств, создаваемых беглыми крестьянами, становившимися свободными на новых землях, то, поскольку крестьяне сами обрабатывали свои участки и могли весь урожай использовать для улучшения условий своей жизни, по сравнению с наделами, где они подвергались полурабской крепостнической эксплуатации, производительные силы должны были получить здесь значительно более высокое развитие. На этих землях производительность труда должна была быть, несомненно, более высокой, чем даже в поместьях (сёэн), где владелец поместья (рёсю) подвергал своих крестьян жестокой эксплуатации, как крепостных.

Но поскольку повсюду в стране земли были либо отведены под наделы (хандэн), либо представляли собой поместья (сёэн), то, как бы далеко в глубь страны ни бежали крестьяне, им трудно было, вероятно, найти свободные земли. И к тому же для успешной обработки земли в этих отдаленных районах крестьянам нужны были все тс же продовольствие, материалы и рабочая сила.

Таким образом, в то время в земледелии существовало три типа хозяйств, которые конкурировали между собой.

В рабовладельческом хозяйстве, основанном на применении труда рабов, среди которых отмечалась высокая смертность и которые отказывались работать и убегали от своих господ, так как их не считали за люден, производительность труда была несравненно ниже, чем в хозяйствах свободных крестьян, и значительно ниже, чем в крепостнических хозяйствах, которые хотя и не основывались на свободном производстве, но там по крайней мере запрещалась купля и продажа люден и крестьяне могли иметь семью и постоянное место жительства. Поэтому рабовладельческое хозяйство, ставшее к тому времени совершенно отсталым и экономически невыгодным, перестало быть основным видом хозяйства и постепенно совсем исчезло.

Судя по древним документам храма Тодайдзи, было немало случаев (как это видно па примере деревень провинции Ига, принадлежавших храму Тодайдзи), когда принадлежавшие храмам рабы (нухи) первыми обрабатывали новые земли, а затем оседали на них, создавая деревни. Кроме того, имеется много фактов, свидетельствующих о том, что аристократия и храмы осваивали новые земли, используя для этого труд рабов, а затем эти рабы оседали па этих землях и становились сельскими жителями. Однако это не значит, что такие храмы, как например храм Тодайдзи, и аристократия освободили своих рабов. Факты говорят о том, что рабы сами требовали своего освобождения, их возмущение находило выражение в бегстве от своих господ и в других формах протеста. Но, кроме того, стало ясно, что крепостническое хозяйство имеет более высокую производительность труда и экономически более выгодно.

В волости Окуни уезда Эйти провинции Оми крестьяне обрабатывали крошечные участки размером ог 1–2 до 8 танов, но храм Тодайдзи скупил все эти земли и превратил их в свое поместье. То же самое произошло и в провинции Этидзэн, где храм Тодайдзи также скупил обработанные крестьянами земли, расположенные вблизи храмовых владений. Кроме того, земли, распаханные трудом крестьян, скупала также бюрократия вроде вассалов императора, губернаторов провинции и начальников уездов, а также зажиточные крестьяне. В большинстве же случаев они насильно присоединяли эти земли к своим владениям. Очевидно, можно найти данные о том, что на этих новых землях, до того как они были отобраны храмами и бюрократией, крестьяне хотели трудиться в качестве свободных земледельцев и, убегая в глубь страны, рабы и крестьяне стремились, вероятно, достигнуть этого.

Но в то время еще не было условии для существования высокопроизводительного хозяйства свободных крестьян. В тот период народ вел натуральное хозяйство, сочетавшее в себе земледелие небольших масштабов и ремесло. Следовательно, народные массы были изолированы и разобщены. В то время еще не было городов, которые могли бы объединить народ в социальном отношении благодаря развитию средств сообщения, торговли и ремесленного производства. Тогда еще не было создано условии, при которых могла бы существовать сама свобода. Тогда еще сами крестьяне не могли кооперироваться для совместного проведения ирригационных работ, уборки и хранения урожая и его транспортировки.

Однако владельцы поместий (рёсю), будучи господствующим классом и сохранив элементы существовавшей ранее рабской, а также полурабской крепостной эксплуатации, создали новую систему господства — систему крепостничества. Производительность труда крепостных крестьян в поместьях была, конечно, ниже производительности свободных крестьян. Но, несмотря на то, что эти поместья принадлежали господствующему классу, все же они способствовали объединению крестьян в техническом, социальном и других отношениях. Конечно, они не представляли собой независимых социальных объединений самих крестьян. В то время наряду с изолированными и распыленными бедными хозяйствами свободных крестьян, которые не были объединены в социальном отношении, существовали также хозяйства, основанные на применении крепостного труда. Из этих двух типов хозяйств экономически победили хозяйства крепостников, то есть владельцы поместий или крупные землевладельцы. Эти хозяйства были объединены в техническом и социальном отношении под господством крепостников и представляли собой социальные объединения.

Таким образом, движение японского народа в древней Японии за свое освобождение, нашедшее выражение в выступлениях против рабства и полурабской крепостнической системы, а также в бегстве людей, в значительной мере способствовало уничтожению рабства и полурабовладельческого крепостничества. Но по мере того, как в стране устанавливалась чисто крепостническая система, средневековые феодалы стали эксплуатировать японский народ как крепостных.

Факты показывают, что в X–XII веках поместья (сёэн) стали преобладающим видом хозяйств. В дальнейшем в Японии утвердилась система феодального землевладения, при которой феодалы эксплуатировали народ как крепостных.

Императорская система, созданная рабовладельческой аристократией и ставшая в период проведения реформы Тайка основой государства аристократии и бюрократии, угнетавшего японский народ при помощи полурабской крепостнической системы, теперь стремилась поддержать эту полурабскую крепостническую эксплуатацию народа, осуществлявшуюся государством в период существования системы наделов. Однако, хотя она и пыталась ограничить поместья, на деле она могла воздействовать лишь на средние и мелкие поместья, но ничего не могла сделать с крупными поместьями, вследствие чего вынуждена была пойти на объединение средних и мелких поместий в крупные. Кроме того, сам император превратился в одного из владельцев крупных поместий.

Во второй половине XI века император Госандзё учредил ведомство но регистрации поместий (Кироку сёэн кэнкэнсё) и заявил об ограничении размеров поместий. По он не только не смог посягнуть на поместья таких владельцев, как Фудзивара Ёримити, который имел в прошлом придворное звание камиаку[36], но и сам создавал свои поместья. Все эти земли продолжали находиться в его ведении и в последующее время, и назывались они «земли императора Госандзё». Эти факты свидетельствуют о том, что император сам был одним из крупных землевладельцев.

Таким образом, бегство парода и другие формы его выступлений против рабства, его борьбы против надельной системы, введенной правительством в период системы законов Рицурёсэй (той системы, при которой сохранялась полурабская крепостническая эксплуатация парода со стороны рабовладельческого аристократического государства), наряду с экономическим развитием страны — вот те причины, которые в конце концов привели к краху полурабовладельческой крепостнической системы, установленной императорским государством аристократии и бюрократии.

Теперь перед японским пародом стояла задача борьбы за свое освобождение от крепостнического гнета феодалов.

Глава четвертая Феодализм. Борьба за освобождение от крепостничества, зарождение республиканской системы правления в вольных городах и ее упадок

Самураи (буси) проповедовали теорию, согласно которой абсолютная монархия и аристократия, существовавшие в древней Японии, были будто бы свергнуты вновь возникшим классом самураев. И сейчас этого мнения придерживаются те ученые, которые находятся под влиянием идеологии феодализма и милитаризма или вообще идеологии господствующего класса, а следовательно, под влиянием бюрократизма, и у которых слабо развито сознание гражданского и демократического далга.

Факты говорят совершенно другое. Они свидетельствуют о том, чго абсолютная монархия была свергнута не самураями, а крестьянами. Абсолютная монархия и аристократия были свергнуты потому, что народ требовал освобождения, что нашло свое выражение в выступлениях против рабства, а также против полурабовладельческой крепостнической системы и в бегстве людей. Все это сделало невозможным сохранение господства абсолютной монархии, аристократии и бюрократии, которое основывалось на рабовладении и полурабовладельческой крепостнической системе.

Однако в то время народ не мог еще стать свободным. Не успел народ освободиться от рабства и полурабовладельческой крепостнической системы, как тут же попал в крепостную зависимость и стал объектом эксплуатации со стороны самураев, представлявших собой класс феодалов, то есть класс крупных землевладельцев.

Чтобы прикрепить народ к земле и путем внеэкономического принуждения заставить его платить высокие налоги и нести трудовую повинность, нельзя было обойтись без военной силы, поэтому феодал-крепостник, то есть крупный землевладелец, выступал в то же время и как самурай.

Как раз в то время, когда абсолютная монархия и аристократия древней Японии перешли от господства рабовладельцев к господству полурабовладсльцев-крепостников, появились самураи, которые состояли па службе у абсолютной монархии и аристократии. В дальнейшем, после того как власть полностью перешла в руки самураев, этих крупных феодальных землевладельцев, они разоружили народ и прикрепили его к земле как крепостных, взвалив на его плечи бремя налогов и трудовой повинности.

Таким образом, и в Японии в средние века возникло общество, основанное на феодальном господстве, производственные отношения которого представляли собой отношения между феодалами и крепостными, то есть отношения между классом крупных феодальных землевладельцев, эксплуатировавших народ как крепостных, и крепостными, которые были прикреплены к земле феодала и несли тяжелое бремя налогов и трудовой повинности.

Поразительно то, что, хотя японский народ был задавлен тяжелым бременем налогов и трудовой повинности, хотя он подвергался жестокой эксплуатации со стороны феодалов, все же он своим трудом способствовал постепенному развитию сельского хозяйства, разделению труда и развитию торговли.

В древности в Европе, например в Греции, в результате развития торговли в вольных городах было создано республиканское правление. По такая свобода, в основе которой лежало рабовладельческое производство и когда сохранялось господство над огромной массой рабов, существовала лишь для небольшого числа городских жителей и была неизвестна огромной массе рабов.

Говоря о торговле и городах в древней Японии, следует отметить, что то, что производилось большинством населения, являвшегося рабами или находившегося па положении рабов, потреблялось небольшой кучкой привилегированного класса и этим же классом отправлялось на рынок.

Однако в средние века, по мере роста движения за освобождение от рабства, народ, несмотря на рабскую эксплуатацию, способствовал развитию хозяйства, разделению труда и развитию торговли. По если вначале продукты труда крепостного народа потреблялись классом феодалов и этим же классом отправлялись на рынок, а обмен товаров осуществлялся лишь при посредничестве торговцев, которые были в значительной степени зависимы от феодалов, то впоследствии народ стал требовать возможности свободно распоряжаться произведенными товарами и продавать их на рынке. Развернувшееся в то время движение за освобождение от крепостничества, а также движение за установление республиканской системы правления в вольных городах вылилось теперь в движение за предоставление свободы всему народу.

В средние века торговля в Японии находилась в большой зависимости от феодалов, поэтому торговцев противопоставляли крестьянам, и корпорации торговцев и ремесленников — так называемые дза — тоже возникли как закрытые привилегированные организации, зависимые от феодалов.

В новое время у ученых, занимавшихся социально-экономической историей Японии, не было ясного понимания роли горожан, поэтому до самого последнего времени история средневекового общества Японии нередко освещалась неправильно. В Европе тоже были ученые, которые пытались рассматривать существовавшие в конце средних веков гильдии только как привилегированные закрытые организации.

Однако, как показал Маурэр[37] в своей известной работе по истории немецкого городского права, гильдии, по существу, представляли собой объединения горожан, которые выступали против феодального притеснения и были связаны с освободительным движением крепостных крестьян. Правда, они представляли собой привилегированные закрытые организации, поскольку находились в сильной зависимости от феодалов, но их сущность была совершенно иной. По существу это были открытые организации, хотя они и были ограничены условиями эпохи.

Японские корпорации дза тоже находились в сильной зависимости от феодалов и возникли как привилегированные закрытые организации. Однако появление свободных корпораций (ракудза) и свободных рынков (ракуити) фактически означало зарождение свободных организаций, противостоящих феодальному притеснению.

Если ученые, занимающиеся социально-экономической историей Японии, не осознают роли горожан, то есть опасения, что они не смогут дагь правильной оценки историческим фактам, говорящим о роли торговли, которая хотя и зависела от феодалов, но в то же время способствовала разложению феодализма. Эти ученые могут при освещении этого вопроса скатиться на точку зрения класса феодалов или на точку зрения бюрократизма. Факты говорят о том, что торговля способствовала разложению феодализма, поэтому феодалы стремились ограничить сферу ее деятельности, но в то же время торговля служила средством для поддержания господства феодалов над народом.

При объяснении так называемых токусэй[38], имевших место в Японии в средние века, высказывалось мнение о том, что самураи, выступив против эксплуатации крестьян со стороны торговцев, ограничили сферу деятельности торговцев и тем самым выступили в защиту крестьян. Но подобная точка зрения может вызвать лишь улыбку. Самураи были господствующим классом, классом феодалов-крепостников, и никак не могли быть союзниками крестьян. Торговцы же были горожанами, выступавшими вместе с крестьянами против феодального господства самураев, и, по существу, были союзниками крестьян.

Однако торговля не могла свободно развиваться и, находясь в сильной зависимости от феодалов, способствовала усилению феодальной эксплуатации крестьян. Поэтому когда в средние века японские крестьяне поднимали восстания и требовали проведения токусэй, то, выступая непосредственно против эксплуатации ростовщиков, они, по существу, боролись против феодальной, крепостнической эксплуатации. При этом основное острие этой борьбы было направлено против высоких податей (нэнгу).

Движение японского народа за свое освобождение в середине XIV века выражалось в частых и массовых бегствах крепостных крестьян от своих господ, а к началу XV века оно вылилось в многочисленные крестьянские восстания (доики).

Начиная с XIII века, то есть с так называемого периода Камакура, крестьянские восстания вспыхивают в разных районах страны. В 1334 году крестьяне поместье Футора провинции Вакаса заявили о 13 случаях произвола и насилия со стороны дайкана[39] и потребовали его смещения. Судя по документу Юри, сохранившемуся в храме Тодзи, крестьяне данного поместья объединились и для подтверждения фактов, изложенных в жалобе, поставили под ней 59 подписей. По мере того как такие выступления крестьян принимали массовый характер и становились все более мощными, они вызывали все большее смятение в рядах господствующего класса. В это время в связи с образованием северной и южной династий[40] борьба в высших слоях общества обострилась.

В 1429 году, по данным «Сацукайки», в провинции Харима вспыхнуло крупное крестьянское восстание. Восставшие крестьяне, сражаясь с войсками феодала, разгромили самурайские войска и провозгласили: «Провинцией должны управлять крестьяне! Изгоним самураев из нашей провинции!»

Вслед за этим в 1432 году вспыхнуло крестьянское восстание в Кунинака провинции Ямато, которое затем охватило и Нара. Восставшие требовали отмены подати (нэнгу), которую крестьяне должны были выплачивать храмам.

В этом же году происходили крупные крестьянские восстания в провинциях Осуми, Сацума и Хюга. Кроме того, в провинции Исэ крестьяне трех уездов во главе с крестьянами уезда Ватараи, на территории которого были расположены обширные храмовые владения, подняли восстание, требуя сокращения подати (нэнгу).

В 1434 году, протестуя против тяжелого налогового бремени, поднялись крестьяне 48 деревень, принадлежавших храму Дайдзёин в провинции Ямато. В 1469 году крестьяне владения храма Дайгодзи в провинции Ямасиро подняли восстание, требуя наполовину сократить подать. Двадцать три дня длилась эта вооруженная борьба крестьян против войск храма.

В 1471 году крестьяне поместий (сёэн), расположенных в волости Фуру, по призыву крестьян поместья Моида провинции Ямато, принадлежащих храму Дайгодзи, объединились и решили выступить против тяжелого налогового бремени.

В провинции Кии восставшие крестьяне провозгласили: «Долой сюго[41]! Провинцией должны управлять крестьяне!»

Среди всех этих и многих других выступлении и форм организаций крестьян, боровшихся за освобождение от крепостничества, особое место занимает крестьянское восстание в провинции Ямасиро в 1485 году, которое явилось провозвестником демократического движения в Японии и имело огромное значение в истории освободительной борьбы японского народа. В 1921 году специалист по истории права профессор Миура Сюко, говоря об этом восстании, подчеркивал, что в ходе восстания был создан «народный парламент эпохи сэнгоку».

В 1485 году в провинции Ямасиро в лагере феодала Хатакэяма боролись между собой две группировки. Вновь были воздвигнуты заставы, взимались таможенные пошлины, передвижение было затруднено. Кроме того, были захвачены расположенные в этом районе храмовые владения, где была установлена военная администрация. Крестьяне страдали здесь от тяжелого бремени налогов и трудовой повинности.

В феврале 1485 года крестьяне уезда Отокуни и других уездов провинции Ямасиро, имея уже в то время свои органы самоуправления вроде уездного собрания (корисотю), поселковых собраний (сюкай) и сходок (ёриаи), попытались использовать самоуправление для защиты or самураев, которые угнетали провинцию Ямасиро. Созваз все взрослое население провинции в возрасте от 15 дз 60 лет на общее собрание жителей провинции, они приняли решение изгнать самурайские войска из провинции, вернуть храмам их владения и уничтожить заставы. Решение собрания было направлено Хатакэяма. В решении отмечалось, что в том случае, если эти требования не будут удовлетворены, крестьяне создадут свои войска и начнут наступление. Войскам обеих группировок Хатакэяма, которые не могли отразить народное наступление, ничего пс оставалось, как покинуть территорию провинции. Таким образом восставшие крестьяне захватили в свои руки управление провинцией Ямасиро.

Крестьяне избрали 38 своих представителей и образовали руководящий орган собрания. В феврале следующего, 1486, года во время второго созыва народного собрания, проходившего в помещении храма Бёдонн в городе Удзи, после обсуждения было принято законодательство провинции Ямасиро. Крестьяне сами определили размер налогов, подлежащих выплате феодалу.

Все административные функции по управлению провинцией осуществляла комиссия, ежемесячно избиравшаяся собранием этих 38 представителей крестьян. Для решения важных дел созывались общие собрания жителей провинции. С этого времени народ Японии сам начинает выражать свое мнение, причем этому сопутствовало (как это особенно отчетливо проявилось во время крестьянского восстания в провинции Ямасиро) стремление к республиканской форме правления, при которой сам народ учреждает законодательный парламент и свое правительство. Управление, осуществлявшееся народным собранием, созданным в ходе крестьянского восстания з провинции Ямасиро, продолжалось почти семь лет.

Эта система народного собрания, возникшая в провинции Ямасиро в декабре 1485 года, обладала большой силой вплоть до 1487 года. В этот период собрания проводились, вероятно, регулярно. Но в дальнейшем она постепенно ослабла и сошла на пет, и тем не менее эта система просуществовала семь лет.

В дальнейшем феодалы вновь стали восстанавливать свою власть в провинции и в 1494 году сумели подчинить своему господству всю провинцию Ямасиро. Крестьяне с помощью собрания, созданного в ходе восстания, пытались оказать сопротивление феодалам, по среди восставших крестьян в то время уже произошел раскол, и поэтому восстание в конце концов было полностью подавлено.

В начале восстания, когда дело касалось вопросов, затрагивающих общие интересы, как например вопроса о тяжелом положении парода в связи с борьбой двух группировок в лагере феодала Хатакэяма, все население провинции действовало сообща, но, когда этот вопрос был разрешен, такие слои населения, как дзинуси[42] и богатые крестьяне, легко переходили на сторону феодалов (рёсю) и самураев и выступали против широких крестьянских масс. Руководящий же орган народного собрания совершенно оторвался от масс, действуя исключительно в интересах дзинуси и богатых крестьян. Таким образом, народное собрание потеряло всякую силу, а так как в это время в провинции вновь стала восстанавливаться власть феодалов, то народное собрание было полностью разгромлено.

Однако и после этого крестьянские восстания проходили повсеместно. В 1502 году крестьяне провинции Вакаса подняли восстание, причиной которого послужило тяжелое налоговое бремя и другие притеснения со стороны сюго провинции Вакаса. Дело дошло до того, что крестьяне убили сюго. Придворный аристократ Саидзёниси Санэтака писал об этом в своем дневнике: «Очень печально, что сюго постигла такая участь из-за его деспотического правления. В будущем людям надо быть более благоразумными».

В этот период повсюду возникали собрания сельских жителей, являвшиеся зародышем крестьянского самоуправления, — это так называемые сходки (ёриаи) и поселковые собрания (сюкай, со). У них была тенденция стать демократическими организациями. Однако в них принимали участие и верхние слои сельского населения — дзинуси и богатые крестьяне, то есть те слои крестьян, которые по своему положению были ближе к феодалам. И поскольку их избирали в представительные органы, то у этих собраний была и другая тенденция — превратиться в органы так называемой системы госонсэй[43] — организации крестьян в интересах усиления феодального господства.

Крестьяне, жившие на территории владений храма Тодайдзи, в провинции Ямато, регулярно, раз в десять дней, созывали сходки. Когда возникали какие-нибудь срочные вопросы, то по звону колокола крестьяне собирались на чрезвычайные сходки. Из древних документов храма Тодайдзи видно, что крестьяне, собиравшиеся по звону колокола на сходки, часто выступали против притеснений феодала.

О том, что на такие сходки нередко собирались жители не только одной деревни, а нескольких деревень волости, а иногда жители целого уезда, свидетельствует пример сходки жителей волости Фуру провинции Ямато в 1471 году. Кроме того, существовали органы самоуправления жителей всего уезда, именовавшиеся уездными собраниями (корисотю). Такие органы самоуправлении были созданы в уезде Отокуни провинции Ямасиро. Как уже отмечалось выше, этот орган самоуправления стал руководящим центром крестьянского восстания в провинции Ямасиро в 1485 году.

По мере, сплочения сил крестьян, требовавших освобождения от крепостничества, феодалы также объединяли свои силы для сохранения своего господства, и благодаря перестройке феодальной системы: им удалось укрепить свою власть.

В Японии также наблюдалось стремление связать движение за освобождение от крепостничества с движением за религиозные реформы. Это были так называемые икко доикки — выступления, проходившие под религиозными лозунгами. Однако после того, как одно из таких восстаний, вспыхнувшее в 1575 году на севере страны, было подавлено, и после того, как Ода Нобунага[44] признал власть феодала Сибата Кацуиэ над провинцией Этидзэн, Сибата в следующем, 1576, году конфисковал все оружие у жителей этой провинции. С этого времени феодалы стали запрещать народу иметь оружие. Более того, в 1577 году Сибата составил в провинции Этидзэн подробный земельный кадастр; перестроив отношения феодального господства, он укрепил их.

Так же как и движение за освобождение от крепостничества, движение за установление республиканской системы правления в вольных городах подрывало господство средневекового феодализма. В период Возрождения в Европе наблюдалось стремление к созданию нового общества. Ростки этого появились и в Японии.

В XVI веке в ряде городов Японии, таких, как Сакаи провинции Идзуми, Хирано провинции Сэтцу, Куванэ провинции Исэ, Мицукэ провинции Тотоми, зародилась республиканская система правления. В таких городах, как Касивадзаки провинции Этиго, Мацуяма провинции Мусаси, полицейские функции на рынке перешли из рук феодалов в руки органа городского самоуправления. Кроме того, за органами самоуправления горожан признавалось право арестовывать и наказывать солдат, вторгающихся па территорию города. Имеются факты, свидетельствующие также о том, что жители японских городов стремились обеспечить за собой полицейские права во всем городе.

Город Хирано провинции Сэтцу был расположен на территории поместья (сёэн), принадлежавшего храму Бёдоин, находившемуся в городе Удзи. В XIV веке для сельского хозяйства этого района был характерен сбор двух урожаев в год. Наряду с сельским хозяйством широкое развитие получили здесь также ремесло и торговля. А так как город Хирано был расположен недалеко от портовых городов Сакай и Хёго, то он принимал также участие во внутренней и внешней торговле.

Таким образом, Хирано не носил характера призамкового города, какими было большинство японских городов, — он развивался как город-рынок.

Создав сначала дзигэукэ, то есть орган самоуправления горожан, которые в то время существовали во многих городах и поместьях (сёэн), он заключил договор с феодалом о выплате установленной суммы подати (нэнгу) и взамен получил право самоуправления, которое осуществлял городской совет старейшин (тосиёри), являвшийся представительным органом горожан; таким образом ему удалось избежать власти феодала. И, наконец, приблизительно в середине XVI столетия он стал, вероятно, не зависимым от храма Бёодин. Дом Суэёси из Хирано был одним из наиболее влиятельных финансовых домов, который вложил свои деньги в пароходную компанию города Сакаи, занимавшуюся внешней торговлей.

В истории японского парода именно Сакаи, эта «восточная Флоренция», покрыл себя неувядаемой славой как зачинатель демократии.

Город Сакаи был расположен па территории поместья, принадлежавшего некоему храму, который находился в Киото. В дальнейшем, когда Япония стала постепенно втягиваться во внешнюю торговлю, город Сакаи, а также Хаката и Ямагути становятся центрами торговли с Китаем, Кореей и островами Рюкю. Сакаи занимался посреднической торговлей, которая заключалась в том, что торговые суда с островов Рюкю доставляли в Сакаи определенные товары, как например перец с Явы и Филиппинских островов, а Сакаи экспортировал их в Корею и Китай. Европейская культура оказала на Сакаи большой влияние. Огнестрельное оружие, доставлявшееся на остров Танэгасима, распространялось торговцами Сакаи по всей стране. Кроме того, в Сакаи было сосредоточено производство мечей, которые экспортировались в Китай. Впоследствии производи raw огнестрельного оружия и металлических изделий получило развитие также и, в Сакаи. Благодаря развитию внешней торговли и промышленности число торговцев и численность населения в Сакаи постепенно увеличивались.

В то время население города Киото составляло около 100 тысяч человек. Камакура в период своего наивысшего расцвета тоже имел приблизительно такое же число жителей. Население средневековых городов Японии составляло в основном в пределах от 2–3 до 10 тысяч человек. Однако, несмотря на это, японские города оставались все же так называемыми при замковым и городами, то есть городами, которые находились в сильной зависимости от феодалов. В Сакаи же, главным образом благодаря развитию внутренней и внешней торговли и промышленности, численность населения достигла в XV веке 30 тысяч человек.

В то время как города Хаката и Ямагути, несмотря на то, что они принимали участие во внешней торговле, не смогли избежать феодального господства и остались призамковыми городами, Сакаи благодаря созданию органа самоуправления (дзигэукэ) заключил с феодалом договор о выплате подати (нэнгу), избежал власти феодала и стал осуществлять самоуправление. В дальнейшем Сакаи полностью откупился от феодала и перестал даже выплачивать подать (нэнгу). В конце концов Сакаи стал настоящим вольным городом и установил у себя республиканскую систему правления.

Если раньше городской совет, так называемый «Комитет десяти», состоявший из десяти членов, избираемых из числа влиятельных горожан, а также из торговцев и ростовщиков, так называемых «наягасисю», следил лишь за своевременной уплатой феодалу подати, то с течением времени он стал заниматься рассмотрением жалоб горожан. Теперь уже горожане избирали городской совет (кайгосю), являвшийся их представительным органом, из 36 членов. Этот совет руководил всеми делами по управлению городом. Для защиты республиканской системы правления от угрозы нападения со стороны феодального абсолютизма, господствовавшего за пределами города, Сакаи был обнесен рвом. Городской совет руководил также в качестве верховного штаба наемными войсками, предназначенными для обороны города.

Проповедник христианства Вилела Падре Гаспар в 1561 году в своем письме в Европу из Японии назвал Сакаи «японской Венецией». Он писал: «Сакаи процветает и укрепляется. И, несмотря на то, что вся страна охвачена междоусобной войной, этот город живет мирной жизнью, И если бы сюда прибыли победители и побежденные, то они непременно сказали бы друг другу: «Давайте жить в мире, будем друзьями и не будем ссориться». Вот почему Сакаи не разрушается, а богатеет».

Перестроив и усилив феодальную власть, Ода Нобунага, желая подчинить себе центральную часть Японии, в 1568 году обложил города этого района военным налогом, так называемым ясэн. Город Сакаи должен был выплатить налог в сумме 30 тысяч кан[45].

В хронике «Дзоку онин коки»[46] говорится: «Все цветущие населенные пункты, расположенные в районе Кинаи, вплоть до храмов, были обложены военным налогом. И каждый понимал, что это было необходимо. Все выплачивали этот налог. Это была действительно вынужденная мера.

Что же касается города Сакаи, расположенного в провинции Идзуми, то там проживали богатые торговцы и поэтому он должен был выплатить налог в размере 30 тысяч кан. Можно считать, что для него это была небольшая сумма».

Однако в Сакаи было созвано совещание городского совета, который отклонил это требование! Тогда Нобунага решил захватить город. В связи с этим в Сакаи состоялось чрезвычайное заседание городского совета, который избрал для руководства обороной города из числа своих 36 членов двух горожан — Нотоя и Бэния. Они мобилизовали ополчение и наемные войска, расположили войска перед городскими воротами, приказали глубже вырыть ров и выставить сторожевые посты. Таким образом, «все было подготовлено для боя, для защиты от войск Иобунага».

В то же время городской совет Сакаи обратился к городскому совету города Хирано, который был расположен недалеко от Сакаи и тоже являлся вольным городом, с воззванием, в котором предлагал создать общую линию обороны.

Даже Нобунага оказался беспомощным перед лицом решительной позиции, занятой жителями города Сакаи. Узнав об этом решении, он отозвал свои войска, но публично заявил, что в «недалеком будущем все четыре провинции — Идзуми, Кавати, Сэтцу и Ямасиро — будут покорены и я вернусь в Киото с триумфом. Все будут под моей властью».

Воззвание с предложением о создании общей линии обороны, которое городской совет Сакаи направил городскому совету Хирано, хранилось в доме Суэёси, который был в это время представителем горожан Хирано. Этот документ сохранился до наших дней. Приводим полный текст этого документа:

«Городскому совету города Хирано. Как нам стало известно, Ода скоро предпримет против нас наступление. Поэтому мы обращаемся к вам, надеясь договориться о том, чтобы обе стороны направили свои войска к нашим границам для совместной защиты наших территорий. Посылаем настоящее воззвание на ваше усмотрение. С глубоким уважением городской совет города Сакаи».

Таким образом, ростки республиканского правления в вольных городах, характерного для нового времени, наблюдались и в Японии. Были даже попытки создания союзов вольных городов с республиканским правлением.

Однако республиканская система правления в европейских вольных городах и попытки установления государств, основанных на союзе вольных городов с республиканским правлением, потерпели поражение, например в 1530 году в Италии. То же самое произошло и в Германии, где эта попытка потерпела крах из-за тридцатилетней войны. В Голландии, которая имела развитую внешнюю торговлю и промышленность, впервые была создана республиканская система правления в масштабе всего государства. В Англии благодаря значительному развитию промышленных городов впервые была установлена парламентская система.

В Японии же в то время феодальная власть была везде еще очень сильной, торговля также в большинстве случаев находилась в сильной зависимости от феодалов.

Почти вся продукция крестьян в виде налогов поступала феодалам, которые отправляли ее на рынок. Внешняя торговля, которую в то время вела Япония, тоже в основном переживала начальную стадию своего развития и была главным образом посреднической торговлей. Современная промышленность, основа существования вольных городов, еще не получила по всей стране достаточного развития, поэтому в очень немногих городах могла возникнуть республиканская система правления, какая была в Сакаи.

Следовательно, по мере того, как феодализм в противовес освободительному движению за создание республиканской системы правления в вольных городах перестраивал и укреплял свою власть, такие города, как Сакаи, оказались изолированными, внутри самих городов происходил раскол и в конце концов они приходили в упадок.

Как уже было отмечено выше, в 1568 году Нобунага, столкнувшись с твердой решимостью жителей города Сакаи, вынужден был отступить. В дальнейшем он неоднократно угрожал напасть на город и сжечь его за то, что он поддерживал феодалов, выступавших против Нобунага. Когда же эти феодалы объединились под властью Нобунага, он продолжал угрожать городу Сакаи, требуя, чтобы последний выплатил ему дань в размере 20 тыс. рё[47] и покорился его власти. В конце концов он заставил Сакаи поклясться, что город не будет держать наёмные войска, сформированные из ронинов[48].

Таким образом, Сакаи, городу с республиканской системой правления, жителям которого запрещено было иметь оружие, ничего не осталось, как подчиниться власти Нобунага; жителей города, протестовавших против взимания налога с ломбардов, то есть налога за ростовщическую деятельность, преследовали самым жестоким образом, вплоть до отсечения головы. При Хидэёси, который шел по стопам Нобунага, в больших масштабах осуществлялись мероприятия по перестройке и укреплению феодальной власти. Дело кончилось тем, что в 1586 году Хидэёси приказал уничтожить ров, окружавший город Сакаи. Приблизительно в это же время Хидэёси переселил в принудительном порядке огромное число жителей Сакаи в Осака.

В это время благодаря политике, проводимой Хидэёси, внешняя торговля Японии вновь оказалась под контролем феодальной власти, как это было в начальный период, когда торговля была еще слабо развита.

Таким образом, город Сакаи, где впервые не только в Японии, но на всем Востоке, зародилась республиканская система правления, был трагически уничтожен.

Как уже говорилось выше, в провинциях Ямасиро, Тамба, Исэ и других в результате крестьянских восстаний на некоторое время удавалось установить республиканскую систему правления. Однако, несмотря на революционные демократические требования крестьян и развитие демократической республиканской системы правления в вольных городах, в Японии еще не существовало условий, которые могли бы обеспечить сколько-нибудь длительный период развития демократии. В такой обстановке феодалы смогли распространить свою власть на всю страну.

Хидэёси сам происходил из крестьян и привлек в свою армию большое число крестьян. Однако, захватив власть, он стал продолжать политику своего предшественника Нобунага и жестоко угнетал крестьян и горожан. Хидэёси запретил народу — крестьянам и горожанам — иметь оружие и благодаря концентрации феодальной власти укрепил феодальное господство над всей страной.

Вместе с традициями движения за освобождение от рабства в Японии развивались традиции вольных городов, традиции республиканского правления, демократические традиции. В XV–XVI веках японский народ боролся в деревнях и городах за свое освобождение от феодального гнета, за свою независимость и свободу. Но, ввиду того что Япония была изолирована от внешнего мира и мирового прогресса, в ней в условиях уже наметившегося экономического развития стала проводиться перестройка и укрепление феодальной системы, а также централизация феодальной власти, противоречившие этому развитию. Таким образом, в течение ряда веков феодализм продолжал задерживать развитие японского народа.

Трагедия японского народа в связи с подавлением освободительного движения в самой начальной его стадии проявилась также и в том, что первые ростки новой культуры, возникшие в XVI веке, были уничтожены в самом зародыше.

Японская живопись так называемого периода Момояма[49] стала освобождаться от влияния феодальной аристократии, отказалась от обязанности возвеличивать феодализм, изображать святых и представителей господствующего класса и стала воспевать красоту природы, изображать горожан и женщин и развиваться как так называемая живопись укиё[50]. Кроме того, театр также избавился от прислужничества перед феодальной аристократией и феодальным духовенством. В так называемом театре кабуки, который был основан Окуни, проявились ростки освободительного искусства горожан. Японский язык обязан своим развитием (благодаря употреблению азбуки кана) также языку горожан. В этот период Япония впервые познакомилась с техникой печатания (которая была завезена извне); делались первые попытки использовать латинский алфавит (ромадзи).

Ростки культуры нового времени проявлялись в разных областях.

Наблюдалось стремление обратиться к идеям европейского Возрождения, но японская культура так и не познала периода Возрождения. Ее проявления были уничтожены в самом зародыше. Вследствие самой общественной структуры Японии того времени, освободительное движение японского народа, проявившееся, например, в восстании крестьян провинции Ямасиро и в движении за установление республиканской системы правления в вольных городах, таких, как Сакаи, не пошло дальше первых шагов и не стало движением всего народа. Между этими отдельными выступлениями не существовало связи, они были разобщены и изолированы, а поэтому их легко было подавить.

Эта трагедия японского народа нашла свое отражение и в истории возникновения чайной церемонии (тядо). Правила чанной церемонии возникли впервые у горожан Сакаи, иначе говоря, в японских городах с республиканской системой правления в период зарождения городской культуры нового времени.

Выдающимся мастером чайной церемонии был Сэнно Рикю, о котором говорили, что его искусство могло «горы превратить в долины, Запад — в Восток». Чайный домик, построенный им, имел такой «узкий вход, что входящий должен был снять меч[51]»

И этого гениального представителя мирной городской культуры заставили прислужничать Хидэёси. Один раз он совершил перед ним чайную церемонию, но дальше не мог вынести всех унижений, бежал от Хидэёси и снова вернулся в Сакаи, а в 1591 году покончил жизнь самоубийством.

С уничтожением ростков городской культуры, возникших в Сакаи, осталась лишь одна форма чайной церемонии. Забылся первоначальный смысл, который вкладывали в нее горожане Сакаи, и преобладать в ней стало феодальное содержание.

В то время христианство пыталось оказать на зачатки новой культуры реформаторское влияние, но христианство не получило со стороны высших слоев японского общества той поддержки, на которую оно рассчитывало. «Почти все, кто принял новую религию, при назначении на высокие посты отказывались от этой веры»[52].

Поддержка, которой пользовалась эта религия у парода, была недолговечной: с 1637 по 1638 год[53]. В битве на острове Амакуса 20 тысяч крестьян и горожан, включая детей, были окружены огромной армией самураев, насчитывавшей 260 тысяч человек, и после сражения, длившегося свыше двухсот дней, были разгромлены и подверглись жестокой расправе.

Глава пятая Перестройка феодальной власти и начало антифеодальной революции

В период с XVI по XVII век движение японского народа за освобождение от крепостничества было разгромлено, а ростки движения за установление системы республиканского правления в вольных городах уничтожены. В этот период шла перестройка и укрепление феодальной системы. В результате политики закрытой страны[54] японский народ на протяжении трех столетий стоял в стороне от достижений мировой цивилизации, страдая от жестокого феодального гнета.

В результате издания Хидэёси так называемого указа «катанагари» господствующий класс феодалов лишил народ права иметь оружие. При существовавшей тогда системе строгой социальной регламентации 90 процентов всего населения, принадлежавшего к сословию крестьян и горожан, а по существу, являвшихся крепостными, подвергалось жестокой эксплуатации и вследствие внеэкономического принуждения продолжало влачить жалкое существование под тяжестью бремени налогов и трудовой повинности.

В то же время самураи, составлявшие лишь 10 процентов населения и являвшиеся, по существу, классом феодалов, то есть классом крупных землевладельцев, с помощью внеэкономического принуждения, так как по своему социальному положению они имели право носить оружие, держали народ в крепостной зависимости. Они подвергали парод жестокой эксплуатации и создали такую систему, благодаря которой жили за счет налогов и трудовой повинности, тяжелым бременем ложившихся на плечи крепостного народа.

В основе феодального господства токугавского правительства лежала система, в силу которой подавляющее большинство народа было прикреплено к земле в качестве крепостных и вынуждено было нести тяжелое бремя налогов и принудительного труда. Правительство всеми силами поддерживало и укрепляло эту систему.

Основными законами, с помощью которых токугавское правительство поддерживало и укрепляло эту систему, были закон «О введении книг регистрации для гонингуми»[55], направленные против крестьян указы и закон «О строгом наказании за участие в восстаниях и бегство».

На основании этих законов подавляющее большинство народа было прикреплено к земле в качестве крепостных. Чтобы обеспечить сохранение власти феодалов, взваливших на плечи народа тяжелое бремя налогов, которые состояли из продуктовой ренты, достигавшей около 2/3 урожая, главным образом риса (его крестьяне должны были выращивать в обязательном порядке), трудовой повинности (она состояла из различных видов работ, например дзёгоэки — работы по перевозке и транспортировке товаров, принадлежавших феодалам), а также отработочной ренты и различных налогов, накладываемых на торговлю и промышленность, эти законы прикрепили народ к мелким участкам земли. В соответствии с этими законами была установлена взаимная слежка, основанная на принципе круговой поруки, создана феодальная полицейская система, основанная на принципе «разделяй и властвуй», при которой людей принуждали к тайным доносам и лишили народ свободы собраний, союзов и прочих свобод. Кроме того, была создана специальная полиция для контроля над населением, дабы оно не подверглось влиянию христианской религии. Вновь по всей стране были воздвигнуты заставы, которые ограничивали свободу выбора места жительства. Вся эта система, натравленная на поддержание феодального господства, могла существовать в конечном счете лишь благодаря политике изоляции страны от внешнего мира.

«Не удивительно поэтому, что историки, ориентировавшиеся на токугавское правительство, считали реакционную политику изоляции страны необходимой мерой, обеспечивающей мир и счастье Японии.

Однако и сейчас среди японцев еще немало людей, которые находятся под влиянием этой ошибочной точки зрения, о чем можно только сожалеть; это является самым лучшим и непосредственным доказательством того пагубного влияния, которое оказало на сознание японского народа чувство повиновения, привитое ему токугавским правительством. В силу существовавшего режима доносов и клеветы эти критики искажали действительность, и я сомневаюсь, что появится возможность восстановить истинное положение»[56].

После революции Мэйдзи Окума Сигэнобу[57], вспоминая период, предшествовавший революции, писал: «Существовала поистине страшная и поразительная система. Свобода личности ущемлялась. Вся страна была покрыта сетью шпионов. Народ слышал одни лишь грубые окрики: «Дурак! Идиот!»[58].

Такое положение продолжало существовать, ибо подавляющее большинство населения по-прежнему занималось натуральным хозяйством, объединявшим мелкое сельскохозяйственное производство и ремесло, носившее домашний характер; понятно, что люди были изолированы и разобщены. Это объяснялось также тем, что в то время еще не существовало условий, которые позволили бы объединить парод в производственном отношении в масштабах всей страны, это становится возможным лишь в условиях развития промышленности, основанной на разделении труда, что характерно для нового времени.

Хотя весь народ в условиях господства феодализма находился в одинаково тяжелом положении, но, будучи изолированным и разобщенным, он не имел возможности объединиться и создать свои организации, которые защищали бы его интересы. Поэтому и создалось такое положение, когда организацией обладала только абсолютистская система.

Несмотря на то, что японский народ подвергался в этих условиях жестокой феодальной эксплуатации, он все же продолжал развивать производство. Тенденция, направленная на утверждение новых производственных отношений, которые возникают с разложением изолированного и распыленного натурального хозяйства, объединявшего сельское хозяйство очень небольших размеров и ремесло, — эта тенденция па протяжении двух столетии возникала и подавлялась, подавлялась и вновь возникала, пока, наконец, в середине XIX века не одержала полной победы.

В конце XV века в результате крестьянского восстания в провинции Ямасиро было создано народное собрание. С середины XVI века Сакаи становится вольным городом. Ему удалось избавиться от власти феодала и, создав свой высший политический орган — городской совет, состоявший из 36 членов, установить республиканское правление. Эти факты свидетельствуют о том, что уже в то время в экономике Японии появились новые ростки, шло разложение феодальной деревни, началось освобождение от крепостничества, появилось третье сословие — сословие горожан.

Однако благотаря усилению феодальной власти, обусловленному перестройкой всей феодальной системы, в провинции Ямасиро было уничтожено народное собрание, а в вольном городе Сакаи — республиканская система правления. В дальнейшем вся страна оказалась под властью токугавского правительства, а также клановых правительств даймё[59], которые находились под контролем правительства Бакуфу. Постепенно развивавшиеся вольные города также подпали под власть феодалов. Все это чрезвычайно задерживало свободное развитие городов.

Но, несмотря на это, феодализм уже был не в силах приостановить развитие городов. Более того, стремясь предотвратить самостоятельное развитие городов, феодалы стали селиться в городах, в результате чего численность городского населения Японии в то время достигла значительной цифры.

Эдо[60] насчитывал миллион жителей, Осака — 500 тысяч, Киото — 300 тысяч жителей и т. д. Около 30 городов страны имели население свыше 30 тысяч человек. В городах с населением свыше 10 тысяч человек проживало 10 процентов всего населения страны. Эта огромная масса городского населения в основном зависела от феодалов, но вместе с тем в японских городах появилась возможность свободного развития торговли и промышленности, избавившихся от гнета и притеснения феодалов-крепостников.

В этот период началось расслоение феодальной деревни, о чем свидетельствуют отношения между помещиками и арендаторами. Помещики и арендаторы того времени были еще очень далеки от того ведения сельского хозяйства, какое характерно для нового времени. Само собой понятно, что эти помещики не были помещиками капиталистического типа, а арендаторы — капиталистическими арендаторами или сельскохозяйственными рабочими. Это были помещики и арендаторы феодального типа.

До середины XIX века одна треть всей обрабатываемой земли Японии принадлежала помещикам, поэтому уже в то время арендаторы, которые вынуждены были обрабатывать эти помещичьи земли, выдвинули требование о передаче земли крестьянам, то есть тем, кто ее непосредственно обрабатывает; кроме того, беднейшие крестьяне стали выдвигать требования, характерные для нового времени.

Рост числа безземельных беднейших крестьян, обусловленный расслоением феодальной деревни, вызвал приток беднейшего населения деревень в города. Таким образом, число городского населения, занятого на различных подсобных работах, возрастало.

Японские города в тот период все еще оставались в сильной зависимости от феодалов. Свободное развитие торговли и промышленности было еще сильно затруднено, поэтому городские массы не были еще в то время горожанами или промышленными рабочими в полном смысле слова, а находились в большой зависимости от феодалов.

Однако с ростом городского населения горожане начинают выдвигать требования освобождения от феодального господства, которые проявлялись в самых различных формах, а также требования, характерные для горожан нового времени.

С обострением нищеты беднейшее население японских городов и деревень стало выступать за уничтожение феодализма и создание нового общества.

Японский народ уже в то время развивал капиталистическое производство, хотя и в незначительных масштабах. В 1780 году в городе Кирю была создана компания (накама) по закупке шелка, состоявшая из 42 человек. Этот факт свидетельствует о развитии в то время ссудного капитала. Тогда же в городе Кирю была изобретена прядильная машина, использовавшая в качестве двигателя водяную мельницу и снабженная прибором, показывающим скорость вращения нитки. В 1760 году в Кирю насчитывалось 700 работниц, которые, по некоторым сведениям, бежали из деревни в город, желая спастись от нищеты и голода, вызванного в этом районе наводнением. Имеются также сведения о том, что в 50-х годах XIX века в городах Кирю и Асикага существовали мануфактурные предприятия, насчитывавшие от 10 до нескольких десятков ткацких станков.

Культура так называемого периода Гэнроку, то есть конца XVII столетня (ее представителями были писатель Сайкаку, поэт Басё, мыслитель Араи Хакусэки, математик Сэки Такакадзу), несмотря на всю свою ограниченность, все же свидетельствовала о развитии городской культуры. В своем произведении «Жители городов этой поднебесной» Сайкаку с позиций горожанина подверг уничтожающей критике феодализм, стремившийся удержать в крепостной зависимости крестьян и горожан, ратовал за освобождение людей. В театре кабуки городское искусство было представлено пьесой «Сукэрокусёэн Эдо Сакура».

Андо Сёэки был выдающимся мыслителем, придавшим критике феодального общества со стороны народа научную форму. Он писал: «Не должно быть ни богатых, ни бедных, ни высших, ни низших. Должно быть равноправие мужчин и женщин. Если не будет высших, то не будет притеснения низших, а следовательно, не будет необходимости борьбы. Не должно быть законов, по которым наказывались бы низшие. Не должно быть ни корыстолюбивых буддийских бонз, ни корыстолюбивого синтоизма. Истинная гуманность присуща трудовому народу. Пели ликвидировать такое положение, когда люди могут не трудиться и в то же время присваивать огромное количество одежды и еды, то не будет и бедных»[61].

Андо Сёэки, выступавший за уничтожение феодальных налогов, ложившихся тяжелым бременем на плечи народа, ратовал за равноправие крестьян. Его идеи составили оригинальную систему общественных взглядов, и он вписал одну из прекрасных страниц в историю общественной мысли японского народа.

В то время как ростки нового общества возникали и подавлялись, подавлялись и снова возникали, восстания крестьян, так называемые «хякусё икки», и восстания городской бедноты, известные под названием «утиковаси», непрерывно вспыхивали па протяжении ряда столетий.

Героизм народа проявился в таких восстаниях второй половины XVIII века, как восстание под руководством Сакура Сого, восстание под руководством юноши Мацуноки Сёдзаэмон в провинции Вакаса и восстание под руководством арендатора Сидзаэмон в городе Нумада провинции Кодзукэ.

В дальнейшем движение крестьян охватило всю страну. В начале XVIII столетия в различных районах страны в среднем ежегодно вспыхивало приблизительно пять крестьянских восстаний. Во второй половине XVIII века ежегодно происходило уже около 15 крестьянских восстании. Па 1833 год приходится в общей сложности 30 крестьянских восстаний. В 1866 году было около 40 крестьянских восстаний.

Наряду с крестьянскими восстаниями с начала XVIII века происходили и городские восстания. Во второй половине XVIII столетия городские восстания вспыхнули, в Осака и Эдо, а также почти во всех других крупных городах. О восстании в Эдо говорили, что такого восстания «Эдо не знал со времени его основания». В это же время вспыхнуло восстание в городе Кирю. В 1830 году, кроме Осака, восстания охватили и многие другие города. В 1837 году в Осака вспыхнуло восстание под руководством Осио Хэйхатиро. В воззвании восставших нашли отражение требования «низших слоев сельского населения», «тех, кто не имел земли, а также тех, кто хотя и имел землю, но находился в тяжелом положении, ибо они не имели никакой возможности прокормить родителей, жен и детей». Кроме того, можно предположить, что в этом восстании принимали участие массы «эта»[62], к которым относились с презрением, как к низшей расе, и которые не имели никаких прав согласно существовавшей в то время феодальной социальной иерархии.

Городские восстания, проходившие в 1866–1867 годах во многих городах страны, и особенно в Осака и Эдо, а также рост крестьянских восстаний в эти годы потрясли основы феодального господства токугавского правительства.

Во время восстания па острове Сато в 1837 году крестьяне потребовали предоставить им право самим определять размер подати (нэнгу), уплачиваемой рисом.

В 1842 году в провинции Оми восставшие крестьяне уничтожили кадастровые книги. Кроме того, было немало случаев, когда восставшие крестьяне требовали, чтобы деревенские старосты и дайка. пы были выданы в руки парода и предстали перед судом народа. Более того, о восстании в 1866 году в Анно района Симанэ сообщалось: «Беспорядки. Дайкан бросил правление и бежал, правление дайкана здесь прекратилось». Во время переворота 1868 года восставшие крестьяне изгнали дайкана из Кофу, входившего во владения правительства Бакуфу, а также членов сельских управ из ряда деревень восьми провинций района Кант о и бугё Ивахана Дзиноку из провинции Кодзукэ и, таким образом, избавились от господства правительства Бакуфу.

В августе 1868 года жители волости Симода уезда Минами-Камбара провинции Этиго заявили, что «число сельских чиновников должно определяться самим народом и что эти чиновники должны избираться на основе всеобщих выборов». В то же время в уезде Хигаси-Камбара восставшие крестьяне потребовали равного распределения обрабатываемой земли.

В октябре 1868 года в Айдзу крестьяне потребовали уничтожить книги учета феодальных налогов и трудовой повинности, заведенные еще в старое время, провести равное распределение обрабатываемой земли, сместить правительственных чиновников и избрать новых из народа.

Поражались тому, что восстания городской бедноты не представляли собой беспорядочных бунтов, в ходе этих восстаний не наблюдалось никаких случаев грабежа или разбоя; об этом свидетельствует следующее высказывание относительно восстания в Эдо 1856 года: «Удивительно, что во время восстания не было допущено никакого бандитизма». В действительности же в этом нет ничего удивительного. Это вполне естественно.

Таким образом, городские восстания, проходившие в 1866–1867 годах во многих городах Японии, и особенно восстания в Осака и Эдо, а также крестьянские восстания, которые вспыхивали в то время повсеместно, в конце концов полностью парализовали феодальную систему токугавского правительства и свергли феодализм, столь долгие годы существовавший в Японии.

Глава шестая Преобразования мэйдзи

Основной движущей силой, свергнувшей долгое время господствующий в Японии феодализм и осуществившей революцию Мэйдзи, которая положила начало современной демократической революции, было освободительное движение народа, проявившееся в крестьянских и городских восстаниях. Кроме того, в то время уже появились ростки нового способа производства.

Однако феодализм подавлял эти ростки нового способа производства, в связи с чем их развитие было чрезвычайно затруднено. К тому же феодализм уничтожал всякую возможность идеологического и политического развития японского народа, которое было необходимо для свержения феодального господства и осуществления демократической революции нового времени. Феодализм строго следил также за тем, чтобы воспрепятствовать влиянию передовых зарубежных идеи на японский народ. В этом отношении показателен случай с Такано Тёэй[63].

Хотя движение сопротивления японского народа — крестьян и горожан — было той движущей силой, которая привела к свержению феодального господства и положила начало современной демократической революции, японский парод не имел еще, однако, своей организации или партии, которые могли бы теоретически и политически руководить этой революцией.

В то время среди представителей низших слоев господствующего класса феодалов появились люди, которые, хотя и примыкали к господствующему классу феодалов, однако уже понимали, что начавший разрушаться феодализм не может обеспечить нормальной жизни. Эти люди стали выразителями все возраставших требований японского народа — крестьян и горожан, — настаивавшего на предоставлении свободы в современном понимании этого слова. Их идеологическое и политическое развитие шло под влиянием прогрессивных идей мира. К ним можно отнести Ёкои Сёнаи, Сакамото Рёма[64] и Фукудзава Юкити.

Развитие демократических революций нового времени в других странах мира и первый этап перехода от капитализма к империализму делали необходимым в известной степени уничтожение феодальных отношений и в Японии.

В 1803 году сэр Ратерфорд Алкок, бывший в то время чрезвычайным и полномочным посланником Англии в Японии, писал в своей книге «В столице сёгуна»[65]: «Необходимо открыть новые рынки для нашей промышленности… В настоящее время правительства промышленных стран, каким является наше государство, постоянно нуждаются в открытии новых рынков в странах Востока и в заключении новых соглашений. Сейчас, как мне кажется, эти новые рынки находятся главным образом на Дальнем Востоке». Алкок подчеркнул: «В настоящий момент мой взор устремлен на Японию, где мы можем обеспечить себе один из новых рынков сбыта промышленных товаров, производство которых в западных странах все увеличивается… Обогнув земной шар в двух направлениях, мы встретимся в Японии».

Однако в Японии еще «нет достаточного спроса па товары, производимые в Манчестере и Бирмингеме, а равно и на европейские промышленные товары. Здесь необходим прежде всего свободный обмен промышленной продукцией».

Но для этого, писал Алкок, «необходимо разобраться в отношениях, сложившихся в Японии между господствующими классами и народными массами, и в том, какое действие оказывает феодализм в условиях Востока на сельское и городское население», ибо «приобретение нового рынка, которому не угрожали бы никакие конфликты, споры, препятствия и перебои, является заветной мечтой Манчестера и нашим общим желанием в деле защиты интересов нашей промышленности». И далее: «С колонизацией и цивилизацией спрос на всевозможные товары увеличится вдвое».

В феодальной Японии «чрезвычайно высокое плодородие земли и крайняя нищета людей, живущих на ней, являют собой страшный контраст». Здесь и сейчас еще существует «натуральное хозяйство», сохранившееся с древних времен.

Но, несмотря на все это, «английские товары постепенно пробивают себе дорогу и находят спрос в стране». «Народ, — продолжал Алкок, — исполнен желания развивать торговлю, и ясно, что разжигание вражды к иностранцам и стремление ограничить торговлю исходит не от низов, а от верхов, от господствующих классов… Правительство, ссылаясь на высокие цены, заявляет, что в этом кроется причина движения протеста против развития внешней торговли, но доказательств тому, что именно народ придерживается такой точки зрения, нет, наоборот, народ желает развития торговли…

Это объясняется тем, что господствующий класс феодалов связывает с торговлей, и особенно с внешней торговлей, рост зажиточных элементов и среднего сословия и видит, что это среднее сословие постепенно выходит из подчинения феодальной крепостнической системы; иными словами, в развитии внешней торговли он видит зародыш революции. Осознает это господствующий класс или нет, но, как бы там ни было, в улучшении международных отношений и развитии торговли он почти инстинктивно видит уничтожение своих привилегий, то есть гибель своей власти». Тем не менее торговля уже разрушает «натуральное хозяйство»; что же касается развития торговли, то в данный момент «феодализм является основным препятствием на пути мирного и полного разрешения этой проблемы». Необходимо как-то коренным образом изменить всю систему управления сверху донизу. Либо на это потребуется много времени, либо необходимо будет пойти на проведение коренных политических и социальных реформ». «Основные отношения — отношения между сюзереном и его подвластными — уже пережинают одно из серьезных изменений, что до основания потрясает всю феодальную систему. Я сильно сомневаюсь в том, что все это может произойти и может утвердиться новая социальная и политическая система, не вызвав беспорядков, насилия и кровопролития. Опасность, бесспорно, серьезная…

Японское правительство заявляет, что ему угрожает революция», и «считает, что эта революция угрожает как иностранцам, так и японскому правительству… Опасность гражданской войны велика… Наша политика в Японии должна сводиться к тому, чтобы не допустить беспорядков и установления системы террора, а также к тому, чтобы наладить непосредственный контакт между нашими народами и надлежащим образом обеспечить связи между обеими странами… Западноевропейские страны, США и особенно наша страна имеют очень большие интересы на Дальнем Востоке. И Япония является форпостом в смысле обеспечения интересов стран Европы и США на Дальнем Востоке. Не говоря уже о торговле с Японией, мы смогли бы оказывать через Японию влияние на страны Дальнего Востока и благодаря этому смогли бы обойтись без военно-морских и сухопутных сил. Ни одно звено в цепи нашей большой империи не должно быть повреждено. Япония как раз и являемся таким звеном…

Море, которое бороздят здесь только торговые суда, гарантирует мир и спокойствие, но если здесь начнут создаваться военные сооружения и на море будут преобладать военные корабли и начнут сооружаться военные порты, то возникнет опасность для торговли, которая не имеет никакой защиты». Поэтому необходимо любыми средствами предотвратить агрессию со стороны Российской империи.

«Хотя, вероятно, нельзя избежать воины с Японией, по эта война должна быть направлена только против феодальных сил — аристократии и дворянства». Но она ни в коем случае не должна нанести удар по японскому правительству. Иными словами, необходимо сделать все возможное, чтобы Япония стала независимым государством и не подвергалась агрессии. «Наша программа» в отношении Японии должна быть очень осторожной. «Мы уже имели печальный опыт» в Китае во время тайнинской революции. К тому же «в нашей памяти еще свежи события в Мексике». — Особенно «необходимо считаться с тем, что в Японии существуют силы, которые представляет и контролирует японское правительство и которые могут навести порядок в стране».

«В своем развитии внешняя и внутренняя торговля не знает границ ни на суше, ни на море, она всюду прокладывает себе дорогу, она призывает к миру, но сопряжена обычно с войнами и беспорядками. По торговля Запада с Дальним Востоком, независимо от того, желают ли этого торговцы и правительства или нет, несет с собой семена революции».

В условиях существования в Японии токуганского правительства Бакуфу «основным препятствием для прогресса являются, во-первых, сама феодальная система и, во вторых, прогнившая система правления, основанная на шпионаже. Система, при которой подавляются вес свободы: свобода мысли, свобода слова, свобода предпринимательства, как это имеет место при нынешнем правительстве Японии, уже потеряла всякую политическую силу и потому, само собой разумеется, должна быть коренным образом изменена». И если это так, то какие политические изменения необходимо провести в Японии? Говоря в самых общих чертах, народы познали систему абсолютизма, феодальную систему, систему ограниченной монархии, а также республиканскую и демократическую системы. Мы знаем, что собой представляла каждая из этих систем. С одной стороны, «абсолютизм и феодализм выступают против прогресса, но, с другой стороны, практически невозможно сделать так, чтобы все были равны. Забывать о различиях между людьми в зависимости от их происхождения, не признавать определенных различий в общественном положении, в степени богатства и политических правах — значит впадать в политическую утопию, которая не может быть осуществлена».

В Японии «политическая власть находится в руках феодальной аристократии я абсолютистского правительства; их бездарное правление и наличие рабочих масс, консерватизм и социальная нищета — все это создает серьезные препятствия, и для того, чтобы уничтожить все это, необходимо насилие. Таким образом, прежде чем будут завершены коренные изменения и установится новая социальная система, неизбежно наступит период смут и беспорядков». Следовательно, «переворот, ставящий своей целью утверждение в Японии новых принципов, должен затронуть всю систему сверху донизу, но он не должен проводиться кем-либо извне или под давлением снизу».

Положение в Китае в период восстании тайпипов, вероятно, «требовало, чтобы Англия, а теперь Англия и Франция либо взяли на себя задачу защиты важных портов и торговых центров с помощью своих военно-морских и сухопутных сил и заставили Китай оплатить военные расходы, либо помогли китайскому правительству создать свои сухопутные и военно-морские силы и возложили на него эти обязанности. Поэтому надо было ожидать, что враждебность и агрессивность партии тайпинов будут направлены против нас. Однако, если принять во внимание, что нейтралитет и невмешательство в полном смысле этого слова могут привести к тому, что нашим интересам будет нанесен страшный ущерб, то нам не следует соблюдать нейтралитет, и мы вынуждены вмешиваться изо внутренние дела других стран. Согласию международному праву, мы, разумеется, обязаны соблюдать нейтралитет и невмешательство, но вмешательство в узком смысле этого слова — это нечто другое. Мы принимаем меры и применяем насилие лишь по отношению к мятежникам, которые не признают законов, не соблюдают соглашении, а признают только силу, — в этом случае насилие необходимо».

Что касается Японии, то «мы, бесспорно, сильнее ее во многих отношениях, например, в науке и военном деле. В воздухе постоянно висит угроза конфликта. Бели же, несмотря на различные дипломатические меры, предпринятые с целью избежать конфликта, он все же произойдет, то я не сомневаюсь, что Япония потерпит поражение и будет покорена. Между победителями и покоренными существуют национальные различия, различия в характере, в тех целях, которые они ставят перед собой, в образе мышления, в понимании. Однако совершенно очевидно, что после такого столкновения наступит примирение».

«Поскольку существует опасность этой по-азиатски упорной и решительной борьбы народных масс, смут, насилия и террора, то нам следует очень тщательно и внимательно взвешивать наши поступки». Далее. С одной стороны, мы с удовлетворением отмечаем, что в Японии существуют «низкие цены и дешевый труд», но, с другой стороны, необходимо поднять в Японии покупательную способность на промышленные товары. Поэтому перед нами стоит трудная проблема, которую нам предстоит решить, — каким образом поднять покупательную способность на промышленные товары, сохраняя низкие цены к дешевый труд».

Такова программа и выводы Алкока.

Таким образом, Алкок откровенно изложил программу международного капитализма. Эти мысли Алкока почти слово в слово повторил в своей книге Рафаэль Пампелли[66], горный инженер, профессор Гарвардского университета, который по приглашению китайского и японского правительств прибыл в эти страны из США. Он писал: «И с точки зрения справедливости, и с точки зрения материальных интересов стран Европы и США, необходимо коренным образом изменить нашу политику па Востоке. Сейчас мы стремимся к расширению наших связей с народами стран Восточной Азии, по успешное решение этой проблемы зависит в значительно большей степени от них, чем от нас. К тому же мы стремимся создать в этих странах важные рынки сбыта наших промышленных товаров. Однако для того, чтобы заполучить эта рынки, необходимо прежде всего, чтобы в этих странах появился спрос на самые различные товары. В условиях же, когда рушится общественный строй, не может быть и речи ни о каком здоровом росте спроса на наши товары. Большой вред жизнедеятельности народных масс стран Востока может нанести ослабление власти правительства, анархистские настроения и усиленная торговля опиумом; все это в свою очередь наносит ущерб и интересам стран Европы и США. И с точки зрения справедливости и с точки зрения наших интересов наша политика должна сводиться к тому, чтобы правительства стран Востока, борясь с внешними и внутренними трудностями, не прибегали к военной помощи иностранных государств; следовательно, усиление власти правительств этих стран является чрезвычайно важным».

С этой целью в 1820 году США направили на Гавайские острова своих первых миссионеров, которые позднее под руководством США провели там реформы в области образования, законодательства и политические реформы, а в 1840 году установили конституционную монархию. И, таким образом, «повышение интеллектуального уровня народных масс способствовало росту спроса населения на товары; благодаря развитию сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности, как например сахарной и других, а также железной и других отраслей металлургической промышленности, в 1858 году экспорт, главным образом сельскохозяйственной продукции, составил 530 тысяч долларов, а импорт — 790 тысяч долларов, а в 1860 году экспорт достиг 1300 тысяч долларов, а импорт— 1900 тысяч долларов».

В японской торговой газете «Нихон боэки симбун» в номере от 7 сентября 1864 года появилась заметка о том, что мировой капитализм, учитывая свой опыт в Китае, решил теперь получить рынки путем компромисса с политической властью Японии, то есть путем безоговорочного сотрудничества с правительством в деле подавления движения народных масс за реформы.

То, что политические реформы в Японии проводились под непосредственным руководством секретаря английской дипломатической миссии в Японии Эрнеста Сатоу, видно даже из его собственных слов[67].

С осени 1867 года до весны 1868 года повсюду в Японии проходили массовые экстатические выступления народа, известные под названием «Э, дзянай ка». В то время в Японии существовал такой обычай — народные массы, подвергавшиеся жестокой феодальной эксплуатации, раз в несколько десятков лет (а каждый из них — один раз за всю свою жизнь), впадая в состояние экстаза, освобождались от всякого феодального притеснения. Мужчины, женщины и молодежь ходили по улицам и плясали.

Когда такое состояние экстаза проходило, они снова попадали в феодальную кабалу. В критические моменты господствующий класс специально провоцировал выступления «Э, дзянай ка», используя их в своих интересах. Появление и 1867 году «Э, дзянай ка» было непосредственно связано с тем, что крестьянские и городские восстания, казалось, ставшие везде в 1866 готу серьезной революционной силой, в 1867 году вдруг на время утратили свой революционный дух. В то же время государственный переворот, осуществленный господствующими политическими кругами, отражал в какой-то мере требования народа, хотя эти господствующие круги были далеки от народа.

Таким образом, революция 1868 года была депствительно революцией, отражавшей требования освобождения от феодализма, выдвигаемые японским народом в ходе крестьянских и городских восстаний; она свергла токугавское правительство Бакуфу и послужила началом современной демократической революции, направленной против феодализма, на протяжении десяти столетий господствовавшего в Японии. Но в то время крестьяне и горожане не могли еще повсеместно выдвигать единые и согласованные требования. Буржуазная революция в Японии с самого начала предала интересы крестьян и трудящихся масс и пошла по линии сохранения пережитков феодализма, а следовательно, она включала в себя и контр революционные элементы.

Как мы уже видели на примере народного собрания, созданного в XV веке в провинции Ямасиро, и республиканской системы правления в вольном городе Сакаи в XVI веке, в Японии существовали традиции республиканского правления. Во время революции 1868 года была предпринята попытка не только установить республиканскую форму правления на Хоккайдо, которую хотели провести не снизу, а сверху, по, судя по словам Эрнста Сатоу, в то время в Японии уже было известно движение, которое ставило своей целью свержение сёгуна и его правительства, а его «крайние элементы выступали даже за свержение императора», поэтому императорское правительство поспешило принять срочные меры.

В то время специальный корреспондент лондонской газеты «Лондэн ньюс» на востоке Чарлз Вагман поместил в сатирической газете «Дзи Джонэн нанч», издававшейся в Иокогаме на английском языке, карикатуры. На одной из них был изображен чрезвычайный и полномочный посланник Англии в Японии Парке, обращавшийся к лесорубу, который занес топор и одним ударом хочет срубить большую сосну, и говорящий ему: «Побереги дерево! Оно тебе еще пригодится». На второй карикатуре, которая называлась «Пожарник», было изображено, как Парке тушит огонь, охвативший императорское правительство.

Эти острые карикатуры свидетельствуют о том, как противодействовали требованиям, направленным на свержение императора вместе с правительством Бакуфу, и как старались сохранить императорскую систему.

Как показал Сиба Кокан[68] в своем произведении «Весенний паводок», где он отразил дух, господствававший в XVIII–XIX веках, японский народ также дорос до сознания необходимости равноправия людей. Несмотря на то, что мэйдзийское правительство делало вид, что оно намерено удовлетворить требование народа о равноправии всех четырех сословий, фактически оно лишь формально признавало равноправие людей, находившихся в полном подчинении императора. Поэтому в Японии не было установлено равенства между людьми, а возрождалась социальная иерархия по феодальному образцу, иначе говоря, проходила перестройка этой феодальной иерархии; шло усиление полуфеодального принуждения и продолжали разжигать вражду к иностранцам, нашедшую выражение в борьбе против преклонения перед иностранщиной.

То, что в 1868 году японский парод требовал безвозмездной конфискации земель, принадлежавших крупным феодальным землевладельцам, нашло свое отражение в таких фактах, как например заявление чиновника финансового управления при мэйдзийском правительстве Иосида Киёнари в 1872 году о том, что «лен не может считаться движимым имуществом, правительство может конфисковать его», о чем упоминается в «Политической истории Мэйдзи».

Однако мэйдзийское правительство только формально признало эти требования народа, издав в 1869 году закон о передаче крупных феодальных поместий в собственность императора, а в 1871 году — закон о ликвидации кланов и образовании префектур[69].

По существу же оно предало интересы народа и, стремись компенсировать право собственности крупных феодальных землевладельцев за счет усиления эксплуатации народа, выпустило облигации займа, а для того чтобы непосредственно компенсировать потерю феодальных привилегий, оно не только усиленно эксплуатировало народ в течение двадцати лет (начиная с 1868 гота), но и при новом обществе сохранило феодальные налоги и поземельный налог в неприкосновенном виде; в этот период японское общество фактически вступило на путь развития капитализма, носившего полуфеодальный характер, от которого нелегко было освободиться.

Таким образом, когда японский народ пробудился от экстатических выступлений, так называемых «Э, дзянай ка», проходивших в период с 1867 по 1868 год, и обнаружил, что уже сформировано новое мэйдзийское правительство, он снова стал поднимать крестьянские и городские восстания, получившие еще больший размах, разоблачал феодальную сущность мэйдзийского императорского правительства и боролся за его свержение.

В 1870 году в Тотио уезда Коси провинции Эти го вспыхнуло крестьянское восстание. Крестьяне — участники восстания пели:

«Послушайте, послушайте, друзья! Указ императора — один обман! Одними молитвами сыт не будешь. Пусть представители всех деревень выступят как один с белыми флагами!.. Мы не верим больше словам!»

Войска кихэйтай, которые в 1860 году выступили против войск феодального правительства Бакуфу и разгромили их, представляли собой новый вид вооруженных сил. В то время среди солдат этих войск были также восставшие крестьяне, поэтому эти войска, выступавшие за освобождение от крепостничества, были значительно сильнее тех войск, которыми руководила феодальная аристократия, представлявшая собой господствующий класс крепостников. Однако вступление восставших крестьян в войска кихэйтай было в то время ограничено, а начиная с 1868 года эти войска были вообще ликвидированы; но этот акт вызвал такое возмущение среди солдат, что наблюдались даже случаи, когда солдаты поднимали восстания[70].

В целях предотвращения опасности возрождения старой системы феодального господства мэйдзийское правительство должно было опереться на вооруженные силы народа. В то же время, стремясь предотвратить выступления крестьян, требовавших ликвидации феодального характера, присущего мэйдзийскому правительству, оно путем введения воинской повинности создало не народную армию, состоявшую из вооруженного народа, а антинародную армию с целью подавления освободительного движения народа. Мэйдзийское правительство подавило освободительное движение японского народа внутри страны, а затем пошло по пути развития японского милитаризма, стремившегося к укреплению своих позиций путем агрессий против иностранных государств.

Глава седьмая Движение за свободу и народные права

Освободительное движение японского народа, находившее выражение в крестьянских восстаниях, ставивших своей главной целью борьбу против феодального господства, переросло в движение за свободу и народные права, целью которого было создание демократического народного представительного правительства.

В 1866 году в стране произошло около 40 крестьянских и городских восстаний. На 1867 год приходится всего несколько крестьянских и городских восстаний, по зиго проходили массовые экстатические выступления «Э, дзянай ка». В 1868 году крестьянские и городские восстания вновь стали частым явлением. Даже но данным мэйдзийского правительства, в 18б8 году имело место свыше 20 крестьянских и городских восстаний, в 1869 году их было свыше 40, в 1870 — более 30, в 1871 —около 25, в 1872 — приблизительно 15, а в 1873 году — около 35. В дальнейшем число восстаний резко сократилось: в 1874 году их было около 15, а в 1875 году — всего 3. Это объясняется тем, что в 1874 году основным требованием японского парода становится требование учреждения парламента, который избирался бы самим народом. В ответ на это требование, мэйдзийекое правительство в 1875 году обнародовало закон о печати и закон о привлечении к ответственности за клевету и пыталось снова лишить народ свободы слова, которая впервые получила права гражданства лишь с 1868 года. В течение двух лет (1875–1876) было зафиксировано свыше 60 случаев наказания журналистов. В 1876 году правительство встало на путь бюрократического абсолютизма, что нашло свое выражение в том, что министр внутренних дел получил право для обеспечения общественного порядка закрывать газеты или приостанавливать их выпуск. В то время часто возникали реакционные мятежи, участники которых использовали в своих интересах недовольство и волнения народа. Мэйдзийское правительство, как это видно из письма Сайго Такамори[71], стремясь «отвлечь внимание народа от гражданской войны и направить его за пределы Японии», уже тогда замышляло военные действия против Кореи и Тайваня. Уже тогда мэйдзийское правительство проявляло зачатки милитаризма и агрессивности.

Японский народ с самого начала выражал протест против этой тенденции мейдзийского правительства к милитаризму и агрессии. В 1875 году, когда Сайго направил военные корабли к берегам острова Тайвань, даже токийская газета «Токио нити-нити симбун» с чувством сожаления писала: «Вечером парусные корабли выйдут в море. Слышите плач парода, услышьте голос его». В 1876 году волнение народа усилилось. В мне того же года в уезде Нака, префектуры Вакаяма, вспыхнуло народное восстание, в ноябре восстания имели место в уездах Макабэ, Нака и Кудзи префектуры Ибараки и в уездах Иино и Иитакэ префектуры Миэ.

Когда в январе 1877 года императорское правительство вынуждено было снизить введенный в 1873 году поземельный налог, достигавший 3 процентов цены земли, до 2,5 процентов, японский народ заявил: «Хрен редьки не слаше».

После свержения токугавского феодального абсолютизма, который не признавал никаких свобод, в Японии стала вводиться свобода слова, печати, собраний и союзов.

В 1865–1868 годы в стране начало выходить большое количество газет. В «Рассказе о своей журналистской деятельности» Фукути Гэнитиро писал, что «в то время не нужно было иметь специального разрешения, и каждый желающий мог издавать газету». Фукути объяснял это «неурядицей», существовавшей в тот период, но это было вызвано не только неурядицей: свобода издания газет существовала потому, что таково было революционное требование народа.

Однако императорское правительство укрепило свое господство благодаря остаткам феодальной системы и поэтому уже 4 мая 1868 года вновь стало предпринимать попытки уничтожить свободу слова. Но так как требование свободы слова все решительнее выдвигалось в Японии, правительство было не в силах похоронить свободу слова, установив феодальный контроль над печатью.

Свобода издания газет, существовавшая уже в то время в странах Европы, оказала сильное воздействие и па Японию. Англичанин Джон Блек, бывший еще до 1868 года главным редактором газет «Джепэн геральд» и «Джепэп газетт», в марте 1872 года основал газету «Ниссин синдзиси». Кроме того, Маэдзима Мицу, настаивавший начиная с 1863 года на отмене иероглифов и переходе к азбуке (кана), в 1868 году потребовал установить свободу переписки, в 1870 году организовал в Японии почтовую службу, а в мае 1872 года основал газету «Юбин хоти симбун»[72].

В 1873 году некоторыо члены императорского правительства внесли предложение, осуждавшее финансовую политику правительства, и подали в отставку. Получив полный текст этого предложения, газета Блека «Ниссин синдзиси» опубликовала его на своих страницах, и таким образом народу стало известно о финансовом кризисе правительства. В связи с этим в июне правительство вынуждено было опубликовать (впервые в истории Японии) данные о доходах и расходах государства, а впоследствии государственный бюджет стал обсуждаться на заседаниях парламента, что явилось шагом вперед.

В январе 1874 года Итагаки Тайсукэ выступил с предложением создать парламент, который избирался бы народом; газеты «Ниссин синдзиси» и «Юбин хоти симбун» сразу же сообщили об этом и своими редакционными статьями способствовали распространению идеи парламентаризма.

В ответ на требования народа императорское правительство в апреле 1875 года пообещало ввести постепенно конституционное правление, пытаясь таким образом ослабить народное движение. Но, с другой стороны, в июне этого же года оно оон а радовало закон о печати и закон о привлечении к ответственности за клевету. Так абсолютистское правительство попирало свободу слова и прибегало к террору для подавления свободы волеизъявления.

Начиная с 1875 года один за другим в тюрьму были брошены такие известные журналисты, как Суэхиро Сигэясу, Нарусима Рюхоку, Уэки Эдамори и другие. В 1879 году, то есть пять лет спустя, количество арестованных журналистов составляло уже двести человек. Говорят, что сам государственный министр Окубо Тосимити[73], который был причастен к изданию закона о печати, признавал: «Я боюсь, что па протяжении веков нас будут упрекать в том, что мы урезали свободу слова».

Иностранные журналисты, как например Вагман в газете «Джепэн ланч», Блек в газете «Ниссин синдзиси» и Бито в газете «Тобаэ», выступили против жестокого подавления японским правительством свободы слова, и страстно боролись за установление в Японии свободы печати. Эти факты, свидетельствующие о их симпатии к японскому народу, никогда не изгладятся из нашей памяти[74].

У японского народа еще до 1868 года зародилось сознание того, что он имеет право выступать против абсолютистского правительства, об этом свидетельствует движение сопротивления, выражавшееся в крестьянских и городских восстаниях. Уже тогда это самосознание народа получило какое-то теоретическое оформление, правда, пока это были еше только первые шаги.

Во время крестьянского восстания 1859 года, охватившего 36 деревень уезда Минамияма, провинции Сипано, восставшие крестьяне выступили против начальника уезда, который заявил, чго «жалобы восставших крестьян совершенно не совместимы с законами страны». На это крестьяне ответили: «Кто же вызывает эти жалобы? Ты сам и заставляешь нас жаловаться»[75].

В «Юмэгатари», относящемся к концу XVIII века, говорится: «Несмотря на то, что самураи жестоко наказывают крестьян, желая заставить их покориться, крестьяне не сдаются».

В 1839 году Такано Тёэй[76], находясь в тюрьме, писал: «Можно повиноваться хорошему правлению, но нельзя гнуть шею перед тиранией. Можно подчиняться хорошим законам, но нельзя соблюдать жестокие законы». В 1874 году, теоретически обосновывая борьбу народа против абсолютистского правительства, Фукудзава Юкити, находившийся в это время под влиянием книги Вейлаида «Основы науки о морали»[77] писал в седьмом томе своего знаменитого труда «За развитие науки»: «Единственным, кто в Японии выступал против правительства, отстаивал права народа и погиб как герой, был Сакура Согоро»[78].

Конечно, Сакура Согоро не был единственным, кто боролся за народные права. В данном случае, говоря о нем, Фукудзава имеет в виду огромную армию восставших крестьян и горожан, которых он представлял.

В «Кратких очерках цивилизации» Фукудзава писал: «Титулованная знать, сановники, даймё, самураи, получавшие большое жалование, лица, владевшие огромным богатством и занимавшие высокие посты, — все они выступали против реформ, направленных на уничтожение феодальной системы, поскольку для этой категории лиц эти реформы были невыгодны. За реформы стоят те, кому они выгодны».

Позднее, в 1877 году, в предисловии к книге «Общественная мысль 1877 года», обращаясь к народу, Фукудзава писал: «Если мы будем с покорностью относиться к деспотизму правительства, то этому деспотизму не будет конца. Нельзя защищать его. Единственным спасением от деспотизма является борьба против него». Таким образом, Фукудзава открыто заявил о праве народа оказывать сопротивление правительству.

В «Дзоку му кё дан», составленном в 1876 году Накадзима Кацуёси, говорится: «Кто является предателями и бунтовщиками? К ним относятся те, кто посягает на счастье и благополучие страны и народа. Следовательно, те, кто разрушает счастье своих соотечественников и лишает их свободы и прав, должны рассматриваться как предатели и бунтовщики, будь то правительство или его чиновники.

В старину того, кто выступал против правительства, нередко причисляли к предателям и бунтовщикам. Но сейчас другое время. Сейчас люди резко критикуют правительство и открыто заявляют о своем несогласии с правительством и правительственными чиновниками, и их называют политическими противниками правительства. Этих людей никак нельзя назвать предателями и бунтовщиками.

Эти люди, высказывая противоположные взгляды, стремятся избавить наш народ от несчастий, прямо и открыто критикуя правительство, они искореняют зло, а следовательно, стремятся построить счастливую жизнь для нашего народа и обеспечить общественное спокойствие. И, хотя их называют политическими противниками правительства, я бы скорее назвал их настоящими патриотами своей страны».

В 1879 году Уэки Эдамори[79] указывал в своей книге «Права и свобода парода»: «Правительство повсюду пользуется неограниченной властью, а народ порабощен. И такое положение называют общественным порядком.

Не странно ли это? Конечно, эти не так — такое положение нужно считать величайшим беспорядком.

Раньше под беспорядками понимали лишь такую борьбу, в ходе которой применялось холодное и огнестрельное оружие.

Когда творят несправедливость, когда ложь выдают за правду, когда следуют тому, чему не нужно следовать, когда притесняют тех, кого не следует притеснять, когда народ подвергается жестоким гонениям со стороны правительства и не может понять причин этого, тогда возникают беспорядки, и, надо сказать, крупные беспорядки.

Короче говоря, беспорядки возникают — в то время, когда нет справедливости».

В ноябре 1879 года на третьем съезде общества «Айкокуся»[80] был принят манифест, известный как «Обращение к народу с требованием создать парламент». В марте 1880 года в Осака состоялся четвертый съезд общества «Айкокуся», на котором присутствовало 114 человек, представлявших 87 тысяч человек от двух столичных округов и 22 префектур. На съезде был создан Комитет борьбы за парламент. Это свидетельствовало о стремлении народа создать в Японии конституционное правление и парламент.

Напуганное ростом сознательности японского народа, стремившееся помешать росту его активности императорское правительство в апреле 1880 года обнародовало закон, запрещавший созыв собрании. Когда Ваганабэ Коки, участвовавший в выработке закона о собраниях, а впоследствии ставший ректором императорского университета, взошел на кафедру в университете Кэйо, то все находившиеся в лекционном зале, несмотря на попытку Фукудзава Юкити удержать их, стащили Ваганабэ с кафедры и выгнали из зала. В этом нашло свое выражение то возмущение, которое охватило японский парод в связи с опубликованием закона о собраниях.

О росте сознательности японского народа свидетельствуют такие факты, как создание Комитета борьбы за парламент и образование в 1880 году под руководством Узки Эдамори и других партии Дзиюто[81] — первой современной политической партии в Японии, — или такие факты, как антиправительственное выступление 1881 года, вызванное продажей правительством имущества компании по освоению острова Хоккайдо[82], или всенародная поддержка предложения Окума Сигэнобу, входившего в состав правительства, о «немедленном принятии конституции, проведении в 1882 году выборов и созыве в 1883 году парламента»[83].

В связи с этим в январе 1881 года произошли некоторые политические изменения: императорское правительство обещало созвать в 1890 году парламент и объявило о том, что император решил принять конституцию. Борясь против 'народного движения, правительство заявило, что оно будет жестоко наказывать всех тех, кто угрожает безопасности государства, и стало готовиться к установлению внешне конституционного правления, которое не изменило абсолютистской сущности японского государства. Однако этот жест правительства привел к снижению политической активности народа.

В 1882 году произошел инцидент в Фукусима, связанный с Коно Хиронака; в этом же году инцидент с Масуй Токити, принадлежавшим к Восточной социалистической партии; в 1883 году произошел инцидент в Таката, связанный с Акай Кагэаки и другими; в 1884 году имели место инциденты на горе Кабаяма, а также в Иида, Гумма, Ти-тибу, Нагоя и т. д.; в 1885 году произошел инцидент в Осака, связанный с Он Кэнтаро и Кагэяма Хидэко, и инцидент, связанный с Баба Тацуи; в 1886 году возник инцидент в Сидзуока и т. д.[84]

В октябре 1884 года партия Дзиюто была распущена, но японский народ с огромной энергией продолжил бороться за подлинную конституцию и парламент, за свободу слова, печати, собраний и союзов.

Представитель императорского правительства бюрократ Мисима Тацуё публично заявил: «Я не допущу, чтобы члены партии Дзиюто, воры и поджигатели, находились под покровительством закона», а представитель японского полуфеодального капитализма Ивадзаки Ятаро сказал: «Я полон решимости уничтожить всех членов партии Дзиюто, даже ценой моего состояния».

Перед тем как установить конституционное правление, императорское правительство решило в 1885 году усилить абсолютистский характер кабинета министров: в 1886 году из состава кабинета министров было выделено как самостоятельное министерство двора; этому министерству были переданы огромные земельные массивы площадью свыше миллиона тё, включая леса в Кисо, и другие районы, принадлежавшие правительству, а точнее народу. Это еще более укрепило имущественную власть императора.

Кроме того, министерство финансов на деньги, полученные в виде налогов, скупило акции Японского банка и пароходной компании «Нихоп юсэн» и передало их императору. Стремясь поставить ученых на службу абсолютизму, императорское правительство опубликовало закон об императорском университете. Прежде чем принять конституцию и создать парламент, оно открыто укрепляло (насколько это было возможно) абсолютистскую власть во главе с императором.

Обещания правительства принять конституцию и созвать парламент но были искренними. Все действии правительства свидетельствовали о том, что оно предало народ. Когда настало время выполнять обещания, правительство выпустило 26 декабря 1887 года экстренный номер правительственного вестника, в котором были опубликованы правила обеспечения безопасности. В тот же день начальник полицейского управления Токио Мисима Тацуё собрал весь персонал полицейских участков префектуры Токио в парке Сиба на улице Яёися и «устроил им банкет по случаю окончания празднования нового года. Когда все они были уже навеселе, он приказал, чтобы к трем часам утра мобилизовать все полицейские силы для вооруженного нападения и ареста 570 видных борцов за свободу и народные права, и прежде всего Накаэ Токусукэ, Котоку Дэндзиро, Катаока Кэнкити, Симамото Тюдо, Одзаки Юкио и других», и приказал «лиц, подозреваемых в том, что они подготавливают беспорядки и угрожают общественному спокойствию, выселить на три года с территории, расположенной в пределах трех миль от императорского дворца и мест временного пребывания императора». Так правительство расправилось с политическими деятелями, отстаивавшими требования народа.

Таким образом, в результате требований японского народа принять конституцию и созвать парламент, в результате роста сознательности народа, требовавшего свободы слова, печати, собраний и союзов, императорское правительство, стремясь максимально сохранить абсолютизм, пошло на минимальную уступку, опубликовав в 1889 году конституцию, а в 1890 году созвало парламент.

Императорское правительство всячески проповедовало идею о том, что в то время, как народы стран Европы и США проливали кровь в борьбе за конституцию и парламент, народу Японии не пришлось прибегать к борьбе: конституции и парламент были дарованы народу Японии милостью и «прогрессивной» волей императора Мэйдзи. Эта мысль вдалбливалась в головы японского народа с помощью школьных учебников. Но даже из предисловии к книге Итагаки Тайсукэ «История партии Дзиюто» видно, что японский народ не принадлежал к числу тех, кто сидел и ждал, пока ему преподнесут конституцию и свободы. Не следует забывпть о топ мужественной борьбе за конституцию и свободы, которую вел японский парод начиная с 13 года Мэйдзи[85].

Глава восьмая От формально конституционного правления к империализму

При опубликовании в 1889 году конституции из тюрем было освобождено около ста политических заключенных, осужденных после 1882 года. Однако за эти годы многие да заключенных либо были казнены, либо умерли в тюрьме. Со многими из них обращались, как с обыкновенными уголовниками, а не политическими заключенными.

Фактом является то, что принцип составления конституции и сам проект конституции, па котором настаивал японский народ, были более прогрессивны, чем конституция, которую выработало императорское правительство. Японский народ хотел иметь демократическую конституцию, согласно которой власть принадлежала бы народу. Мацудзава Кюсаку, Окумия Татэюки, Накаэ Тёмии[86] и многие другие политические деятели и ученые также стояли за установление республиканской системы правления.

Как отмечал Фукудзава Юкити, «хотя начиная с 11881 года правительство и обещало создать парламент и заявило, что будет решать все государственные дела совместно с народом, прислушиваясь к его мнению, эти обещания но были искренними, ибо оно усилило контроль за публичными выступлениями и издало такие законы, как закон о собраниях и «Правила сохранения общественного спокойствия». Все это свидетельствовало о тем, что заверения императорского правительства относительно подлинной конституции и парламента были лживыми.

Таким образом, несмотря на то, что японский народ был крайне заинтересован в принятии конституции, императорское правительство держало процесс составления конституции в полной тайне от народа; не приемная за парламентом прав вносить свои предложения и критиковать конституцию, оно составило проект конституции абсолютистского типа, который подвергся резкой критике даже внутри самого правительства, и решительно отстаивало его. Однако, опасаясь народного гнева, правительство вынуждено было внести в него некоторые изменения, правда, весьма незначительные.

Таким образом, согласно конституции, конституцию, узаконивающую императорскую власть, утверждал сам император. Парламент не имел права даже вносить поправки к конституции. Без санкции императора исправленный проект не мог быть даже представлен в парламент, император считался священным лицом, он был наделен всей полнотой власти, ему принадлежали законодательная, исполнительная, судебная и военная власть, императорский двор объявлялся экстерриториальным. Тайный совет как абсолютистский бюрократический орган контролировал парламент; была создана двухпалатная система, причем палата пэров пользовалась привилегиями и являлась органом императора. Парламент не мог собираться по собственному усмотрению, а должен был ждать, когда его созовет император. Правительство было ответственно только перед императором и не несло никакой ответственности пи перед парламентом, ни перед народом. За парламентом не признавались права проводить расследование, более того, хотя за ним и признавалось право делать запросы (интерпеллировать) в адрес правительства, но фактически парламент не имел права высказывать свое мнение по ответу правительства; хотя считалось, что законодательная власть принадлежит парламенту, но такие важные вопросы, как вопрос о мире и войне, решал император; по этим жизненно важным вопросам, затрагивающим судьбы народа, народ не мог выразить через парламент свою волю; заключение договоров тоже являлось прерогативой императора, народу запрещалось общение с другими народами мира; император имел право издавать полицейские указы, не советуясь с парламентом, человеческие права попирались абсолютистской властью. Кроме того, император мог издавать по любому вопросу чрезвычайные указы, не консультируясь с парламентом, а после издания указа заставить парламент одобрить его. Короче говоря, власть народа ни в какой мере не признавалась, разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную было чисто формальным; по существу, император и его бюрократия по своему произволу пользовались законодательной, исполнительной и судебной властью, что и составляло сущность абсолютизма.

Конституция и парламент, навязанные народу, были только формально конституцией и парламентом. Народ не могли удовлетворить такая конституция и такой парламент, но критика их и предложения создать подлинную конституцию и парламент решительно подавлялись императорской властью.

В конце концов Япония получила (хотя бы даже и такие) конституцию и парламент, и теперь нужно было уже исходить из этого.

Таким образом, с 1890 года, имея формально конституционное правление, японский народ должен был фактически бороться против абсолютистского гнета полуфеодального капитализма, основанного на господстве неограниченной монархии.

В 1890 году, во время первых в Японии выборов, японский народ, несмотря па то, что выборы были ограниченными, принял в них участие. Хотя незаконная предвыборная деятельность не была запрещена, народ доказал на деле, что с его стороны не было никаких незаконных действий во время голосования и что он не намерен слепо повиноваться императорскому правительству. Из 300 депутатов палаты представителей он избрал 171 депутата от оппозиционных партий.

Однако в 1890–1891 годах правительству в результате различных махинаций удалось расколоть эту часть оппозиционно настроенных депутатов парламента и насильно протащить через парламент бюджет, направленный па расширение военного строительства; кроме того, не закончив в парламенте обсуждения законопроекта, обеспечивающего свободу слова, оно пошжило его под сукно. Курс императорского правительстви стал совершенно ясен уже во время парламента первого созыва. Императорское правительство было главным преступником, подрывавшим республиканское правление в Японии. Расширение военного строительства и подавление свободы слова — таковы две основные цели, которые ставило перед собой правительство.

Когда в 1891 году на второй сессии парламента депутаты под давлением народа вновь стали критиковать правительство, последнее распустило парламент. Но японский народ и выражавшие его волю политические партии правильно оценили значение этого первого в Японии роспуска парламента[87] в то время как мэйдзийское императорское правительство и бюрократия не поняли, по существу, всего значения подобной акции; прибегая к роспуску парламента, они рассчитывали таким путем наказать парламент или использовать факт роспуска для нанесения удара движению за усиление политической сознательности народа[88]. Тем самым они нарушали основные принципы конституции.

Во время всеобщих выборов в феврале 1892 года, проведенных в связи с первым после введения конституционного правления в Японии роспуском парламента, правительство через посредство министра внутренних дел Синагава Ядзиро прибегло, помимо подкупа и запугивания, к самым коварным методам; оно совершенно не считалось с волей парода и впервые в истории Японии и в мировой истории открыто и бесцеремонно вмешалось в выборы, широко используя подкуп и покрыв себя, таким образом, позором.

Это первое в истории Японии вмешательство в выборы не было каким-то случайным проявлением деспотизма правительства и бюрократии. Факты свидетельствуют о том, что сам император и его приближенные требовали от премьер-министра Мацуката не допустить избрания на предстоящих выборах кандидатов, которые, будучи членами парламента прошлого созыва, выступали против правительства. Факты свидетельствую также о том, что средства для вмешательства в выборы и для подкупов министр внутренних дел Сипагава получил, хотя и через чье-то посредство, от самого императора Мэйдзи[89]. Эти факты разоблачают сущность императорского правительства.

Японский народ даже в условиях абсолютизма мэйдзийского императорского правительства не переставал искренне верить в конституционное правление и выборы. Поэтому, несмотря на всевозможные угрозы и репрессии, народ настойчиво защищал идею выборной власти; в результате правительственные партии получили в парламенте всего лишь 137 мест, тогда как партии, отражавшие интересы народа, получили 163 мандата. Однако этот парламент, являвшийся лишь формально конституционным, не мог выступить против абсолютизма японского полуфеодального капитализма, который имел такие орудия, как бюрократия и военщина, поэтому стремления японского народа создать новое общество не привели пи к каким результатам.

Бывали случаи, когда император использовал свое право вето против решений, принимаемых парламентом. Это явно противоречило демократии и свидетельствовало лишь о том, что, кроме императора, который располагал правом вето, никто не обладал реальной властью в стране. Не только исполнительная, судебная и военная, но и законодательная власть находилась в руках императора.

С самого начала существования парламента император отказался признать за ним права, которыми обычно пользуются подобные учреждения. Как только третья сессия парламента потребовала от правительства сокращения расходов на вооружение, император издал указ, согласно которому парламент подчинился правительству. Ассигновав часть средств, предназначенных для расходов императорского двора, на расширение флота и армии, император насильно заставил парламент полностью утвердить бюджетные ассигнования на расширение вооружений, принеся тем самым в жертву народ.

В 1890 году японский капитализм переживал первый экономический кризис. И не случайно, что именно в этом году был впервые созван парламент. Жизненный уровень большинства японского народа в условиях полуфеодального капитализма продолжал оставаться низким. Внутренний рынок всегда был исключительно узким. Для того чтобы обезопасить себя от кризиса, нужно было принять как можно более демократическую конституцию и сделать это побыстрее, полностью освободиться от господства абсолютизма, поднять жизненный уровень народа и обеспечить емкость внутреннего рынка.

Однако вместо того, чтобы ликвидировать полуфеодальное господство внутри страны, поднять жизненный уровень народных масс и создать на внутреннем рынке изобилие товаров, японский капитализм думал лишь о том. как обеспечить свое монопольное господство, основанное на власти полуфеодального абсолютистского государства, и захватить внешние рынки.

Уже в 1882 году было создано монопольное объединение текстильной промышленности «Нихон босэки рэнгокай». Приблизительно в это же время начало усиливаться монопольное господство Мицуи и Мицубиси. Мицуи подкупил руководство партии Дзиюто, что нашло свое выражение в отъезде Итагаки в Европу[90].

Мицубиси, основатель компании «Нихон юсэи кайся», в значительной мере использовал партию Кайсинто[91]. Обе эти партии, вместо того чтобы, подобно партиям, представляющим интересы народа, совместно и решительно бороться против абсолютизма императорского правительства, затеяли между собой спор, в результате чего они лишились доверия народных масс, перестали быть народными партиями и по существу способствовали укреплению сил императорского правительства, бюрократии и военщины.

С 1882 года расширение армии и флота шло ускоренными темпами. Стремясь выйти из кризиса, охватившего японский капитализм в 1890 году, Япония стала строить планы захвата внешних рынков, особенно рынков Китая. В основе этих планов лежало монополистическое соглашение двух компаний — «Нихон босэки рэнгокай» и «Нихон юсэи кайся»[92].

В результате двойной эксплуатации со стороны полуфеодального капитализма народные массы Японии влачили нищенскую жизнь. Поэтому охваченный кризисом японский капитализм, не имея возможности расширить внутренний рынок за счет увеличения покупательной способности народных масс Японии, стал мечтать о захвате внешних рынков, и прежде всего рынков Китая. В этом заключалась основная причина японо-китайской войны. Это же обстоятельство использовал международный империализм для активизации империалистической политики на Дальнем Востоке. В этом же состояла причина и русско-японской войны. Иными словами, это являлось основной причиной агрессивной политики японского империализма.

В результате японо-китайской войны Япония захватила остров Тайвань. Народ Тайваня, выступавший против планов превращения Тайваня в колонию, боролся за создание независимого республиканского правительства. Однако японское императорское правительство с помощью вооруженных сил, которыми командовал один из членов императорской фамилии, подавило борьбу народа и установило на этом острове жестокое правление[93].

Из 365 миллионов йен контрибуции, полученной Японией от Китая в результате японо-китайской войны, 20 миллионов было предоставлено императору и только 10 миллионов иен ассигновано на образование и столько же на мероприятия по защите от стихийных бедствий. 325 миллионов иен пошло на выплату займа, выпущенного для покрытия военных расходов по ведению японо-китайской войны и на увеличение вооружений. Причем сумма, предназначавшаяся непосредственно на увеличение армии и флота, превышала 200 миллионов иен.

После японо-китайской войны в противовес развитию японского полуфеодального капитализма движение народа, требовавшего своего освобождения и повышения жизненного уровня, вступило в стадию организованного профсоюзного движения. Центром этого движения стали современные независимые организации народа.

1897 год был первым годом стремительного развития японского рабочего движения. В этот год произошло около 40 забастовок, а количество их участников составило приблизительно 5 тысяч человек. В это время Фукудзава Юкити, считавший, что достигнуть демократии можно лишь путем уничтожения пережитков феодального господства в Японии, и несмотря на то, что сам стоял на позициях капитализма, все же признал право на забастовки основным правом рабочего класса[94].

В 1899 году была опубликована известная работа Ёкояма Гэнносукэ «Низшие слои японского общества». В этой книге Ёкояма, призывая к созданию рабочих, крестьянских и потребительских союзов, писал: «Товарищи рабочие, разве вы не знаете, что в единении наша сила?.. Рабочий должен стать хозяином общества».

Однако в марте 1900 года императорское правительство с помощью кабинета Ямагата силой протащило через парламент закон «О поддержании общественного спокойствия полицией», стремясь таким образом полностью покончить с освободительным движением японского народа.

В 1901 году Катаяма Сэн, Котоку Дэндзиро, Абэ Исоо и другие сделали попытку создать первую в Японии социалистическую партию. 21 апреля 1901 года Катаяма, Котоку, Абэ и другие обсудили вопрос о создании Социал-демократической партии (Сякай минсюто). Они разработали программу будущей партии, которая состояла из следующих пунктов:

1) все люди — братья независимо от расы и политических убеждений; 2) установление всеобщего мира, а с этой целью полное уничтожение всякого вооружения; 3) полная ликвидация классового общества; 4) обобществление земли и капитала, являющихся основными средствами производства; 5) обобществление путей сообщения и транспорта (железных дорог, каналов, мостов и судов); 6) равное распределение богатств; 7) предоставление народу равных политических прав; 8) всеобщее равное обучение народа, все расходы по которому несет государство.

Программа действия сводилась к следующему: 1) отмена налога на предметы потребления и увеличение прямых налогов; 2) увеличение срока обучения в начальной школе и отмена платы за обучение, снабжение школ учебными пособиями; 3) создание рабочего управления; 4) запрещение детского труда (для детей школьного возраста); 5) запрещение ночных работ для девушек; 6) сокращение рабочего дня и запрещение работ в воскресные дни; 7) принятие закона о профсоюзах и обеспечение прав союзов; 8) принятие закона о защите прав арендаторов; 9) всеобщие выборы, принятие системы пропорционального представительства;,10) всенародное голосование; 11) 'Отмена смертной казни; 12) сокращение вооружений; 13) отмена закона «О поддержании общественного спокойствия полицией»; 14) упразднение палаты пэров; 15) отмена закона о печати и т. д. Всего программа действий включала 38 пунктов.

Императорское правительство приказало исключить из программы три пункта, касавшиеся сокращения вооружений, введения всенародного голосования и упразднения палаты пэров. Однако составители программы отказались выполнить это требование правительства. В ответ на это 20 мая, когда газета «Родо сэкай» и другие газеты поместили сообщение о создании Социал-демократической партии и опубликовали манифест и программу партии, правительство запретило партию. Одновременно правительство приказало прекратить публикацию и распространение манифеста и программы партии, возбудив судебное дело против тех газет, которые поместили их[95].

В то время, когда императорское правительство замышляло русско-японскую войну, японский народ чувствовал, что демократическая революция в Японии, революция, которая ставила своей целью освобождение японского народа и сохранение всеобщего мира, станет возможной только в результате совместных действий профсоюзного и социалистического движений.

В 1903 году газета «Ёродзу тёхо» вела антивоенную пропаганду с буржуазно-демократических позиций. По по мере того, как опасность войны все более нарастала, в составе редакции произошел раскол. Директор издательства Куроива Рюико дошел до того, что стал вести пропаганду войны. Поэтому Утимура Кандзо[96] повел антивоенную пропаганду один. Из газеты «Еродзу тёхо» ушли Котоку Дэндзиро[97] и Сакаи Тосихико[98]. 15 ноября 1903 года они основали газету «Хэймин симбун». В манифесте, изданном по случаю организации газеты, содержался призыв к борьбе за демократию, социализм и мир с целью установления свободы, равенства и братства, в нем разоблачалась сущность империалистических войн, которые ведутся за счет народа.

27 марта 1904 иода в двадцатом номере газеты «Хэймин симбун» была помещена редакционная статья «Опять растут налоги»; Сакаи Тосихико поплатился за эту статью тюремным заключением, став первой жертвой среди японских социалистов. В то время социалистическое общество уже развернуло широкую деятельность; повсюду в Японии, во всех районах страны, оно имело свои отделения.

В восемнадцатом номере газеты «Хэймин симбун» было опубликовано «Письмо к Российской социал-демократической партии», в котором говорилось о необходимости объединить усилия японских и русских рабочих для совместной борьбы против войны.

В августе 1904 года па проходившем в Амстердаме Международном конгрессе II Интернационала Катаяма Сэн, представлявший рабочий класс Японии, и Плеханов, представлявший рабочий класс России, обменялись рукопожатием. Конгресс принял резолюцию протеста против войны. В то же время Социал-демократическая партия Японии вошла в состав II Интернационала.

Японский народ, который многому научился на опыте японо-китайской войны, в 1903 году устами Нисикава Мицудзиро через журнал «Рокуго дзасси» заявил: «Говорят, что русско-японская война имеет своей целью не наживу, а восстановление справедливости, но подобные заявления могут ввести в заблуждение лишь дураков. Если Япония одержит в этой войне победу, то после войны вершить политикой будут военные, а это еще более усилит гнет милитаристского правительстт».

Поэтесса Ёсано Акико, защищая демократические традиции вольного города Сакаи, который еще в XVI веке познал республиканскую систему правления, и выступая против войны, писала в одном из своих стихотворений:

Ах, брат мои, слезы я сдержать не в силах. Не отдавай, любимый, жизнь свою! И что тебе твердыня Порт-Артура? Пускай падет иль устоит навек. Купец из Сакаи — твой предок, а не воин хмурый, Не завещал разбойничий набег. Что доблестно лить кровь людей, как воду, За жертвой в поле рыскать, как зверью, И пасть таким велениям в угоду? Не отдавай, любимый, жизнь свою![99]

Одним из членов партии Дзиюто была Фукуда Эйко. Фукуда посвятила себя борьбе за право женщин участвовать в правительстве; в 1885 году вместе с Ои Кэнтаро она была арестована, а в дальнейшем освобождена из тюрьмы по амнистии в связи с опубликованием конституции. Увидев, что партия Дзиюто превратилась в политическую партию помещиков, и поняв, что только социализм, опирающийся па рабочее движение, может дать пароду свободу и права и освободить женщин, Фукуда писала: «Раньше мы негодовали по поводу того, что политическая власть монополизирована, и призывали обеспечить народу свободу и права, теперь же мы должны открыто выступить против монополизации капитала». Фукуда Эйко приняла участие в социалистическом движении и активно сотрудничала в издательстве Хэнмиися, основанном в 1903 году Котоку Дэндзиро и другими[100].

Благодаря деятельности газеты «Хэймин симбун», а после ее закрытия газеты «Тёкугэн» японский народ познакомился с освободительным движением русского народа и революцией 1905 года в России, которые оказали на него огромное влияние.

Как только в сентябре 1905 года было объявлено об окончании русско-японской войны, японский народ, принесший в течение двухлетней войны большие жертвы и подвергавшийся жестокой эксплуатации, с новой силой заявил о своем недовольстве войной. 5 сентября всю страну охватили волнения. Возмущенные жители Токио подожгли резиденцию министра внутренних дел, жгли трамваи, уничтожали полицейские посты. Для подавления этого выступления народа были вызваны войска.

В марте 1906 года в Японии был создан первый теоретический социалистический журнал «Сякайсюги кэнкю» («Изучение социализма»). В первом номере журнала был напечатан полный текст «Манифеста Коммунистической партии». В 1907 году Фукуда Эйко основала журнал «Сэкай фудзии» («Женщины мира»). Однако этот первый в Японии демократический женский журнал просуществовал всего полгода, после чего был закрыт императорским правительством.

В ответ на рост социалистического освободительного» движения японского народа после русско-японской войны императорское правительство в июне 1910 года спровоцировало так называемый инцидент Котоку, казнило Котоку и других революционеров[101] и стало проводить политику жестоких репрессий. Выражая в связи с этим свою глубокую скорбь, поэт Исикава Такубоку писал, что это событие произвело на японский народ тяжелое впечатление.

Так как императорское правительство, используя инцидент Котоку, перешло к жестоким репрессиям, освободительное движение японского народа на некоторое время было совершенно подавлено, и только один Катаяма Сэн продолжал борьбу за всеобщие выборы, но в конце концов в 1914 году он вынужден был эмигрировать в Америку.

Императорское правительство, спровоцировавшее инцидент Котоку, чтобы обрушить жестокие репрессии на японский народ, в августе 1910 года присоединило к Японии Корею, превратив ее в свою колонию, и жестоко подавило борьбу корейского народа за освобождение и независимость своей страны[102].

В 1911 году китайский народ под руководством Сунь Ят-сена, воспитанного на революционных традициях государства тайпинов, избавился от феодального абсолютизма Маньчжурской (Цинской) династии и заложил основы для создания Китайской народной республики. В то время как японский народ оказывал поддержку народной революции в Китае, японские империалисты пытались подавить республиканскую революцию в Китае.

В 1912 году умер император Мэйдзи. В день похорон императора Мэйдзи покончил жизнь самоубийством Ноги Марэсукэ, терзаемый сознанием того, что он виновен в гибели огромного числа японцев во время русско-японской войны.

После русско-японской войны еще более отчетливо проявился характер японского империализма. Японский империализм намерен был увеличить к 1910 году численность сухопутной армии на две дивизии и полностью завершить строительство 88 эскадр. Однако рост сознательности японского народа заставил правительство Сайондзи отказаться от формирования двух дивизий, которые должны были быть расквартированы в Корее.

В это же время армия заставила военного министра Уэхара уйти в отставку и выступила против назначения военным министром Ямагата; в связи с этим кабинет Сайондзи вынужден был уйти в отставку.

Народ был возмущен тем, что военщина травила правительство Сайондзи, и поднялся против засилия военщины и бюрократии.

В это время Кацура, будучи министром двора, обратился к императору с просьбой вновь назначить его премьер-министром[103]; заручившись императорским эдиктом, он, по существу, сам назначил себя на пост премьер-министра. В связи с этим был создай Комитет в защиту конституционного правления (Кэнсэй ёго рэнгокай), который получил поддержку Всеяпонского съезда журналистов и народных масс. Во главе этого комитета сгоял Одзаки Юкио. 5 февраля 1913 года комитет подверг резкой критике деятельность премьер-министра Кацура, заявив, в частности: «Наблюдая за их проделками, видишь, что они всегда подвергают обстрелу своих политических противников, используя в качестве крепости императорский трон, а снарядами служат императорские эдикты». После этих слов Кацура даже побледнел. Вокруг здания парламента собралась огромная толпа в несколько десятков тысяч человек. В ответ правительство вызвало несколько тысяч полицейских, желая разогнать толпу. Кацура приказал даже прервать заседание парламента и замышлял распустить парламент, поэтому возмущение народа дошло до предела, произошло столкновение с полицией, многие были ранены. На борьбу поднялось все население Токио. Парод громил издательства правительственных газет, уничтожал полицейские посты и участки. В результате этих событий кабинет Кацура, только два месяца находившийся у власти, вынужден был полностью уйти в отставку.

После падения кабинета Кацура, выражавшего интересы армейских кругов, на смену ему пришел кабинет Ямамото, представлявший военно-морские круги. В 1914 году Ямамото представил парламенту проект бюджета, основные ассигнования которого в сумме 350 миллионов должны были пойти на увеличение военно-морского флота.

После того как Карл Либкнсхт разоблачил на заседании немецкого рейхстага преступную милитаристскую политику военных промышленников, в японской печати было опубликовано сообщение агентства Рейтер о том, что командование японского военно-морского флота заключило ряд незаконных торговых сделок с немецкой компанией «Сименс Шуккерт». Возник так называемый «инцидент с компанией Сименс». Этот инцидент полностью разоблачил взяточничество командования японского военно-морского флота и показал всю низость связей, существовавших между английским военным промышленником Виккероом и командованием военно-морского флота Японии. Факты свидетельствовали также о том, что к этим незаконным сделкам японской военщины было причастпо руководство концерна Мицуи, представлявшего монополистический капитал Японии.

Народ подверг резкой критике японский империализм, но правительство, имея большинство в парламенте, пыталось продлить свое господство. Однако журналистские круги, понимавшие, что после сформирования кабинета Кацура система конституционного правления вступила в полосу кризиса, очень резко выступили против правительства.

10 февраля 1914 года, когда в парламенте должен был обсуждаться проект резолюции, осуждавшей деятельность правительства, десятки тысяч людей собрались вокруг здания парламента. А когда три внутрипарламонтские фракции, выступавшие в защиту конституции, потерпели поражение, между народом, собравшимся у здания парламента, и полицейскими отрядами, насчитывавшими несколько тысяч человек, произошли столкновения. Народные массы напали на здание, где помещалось правление партии Сэйкжай и ее печатный орган. Дело дошло до того, что в Токио были вызваны войска. Таким образом, движение в защиту конституционного правления, возникшее в 1913 году, вновь активизировалось.

Во время этой схватки с полицией было много раненых, многие были арестованы. Полицейские попирали все человеческие права. Они нападали па журналистов, которые находились там по долгу службы. Более того, соси[104] даже ранили одного журналиста.

Корреспонденты токийских, осакских и других газет, а также представители телеграфных агентств приняли на совместном заседании резолюцию, требующую привлечь к ответственности министра внутренних дел. Эта резолюция возлагала всю вину за события на правительство.

«В этом движении в защиту конституционного правления японские печатные органы впервые проявили себя как независимые органы», — отмечалось в «Истории периода Мэйдзи и Тайсё», выпущенной издательством «Асахи симбун».

В июне 1914 года мировой империализм развязал первую мировую войну. Вопреки воле японского народа и несмотря на то, что об этой его воле было заявлено в парламенте, японский империализм принял участие в первой мировой войне.

«Шли долгие дебаты относительно участия Японии в войне. На чрезвычайной сессии парламента имели место нападки на правительство. Одни критиковали правительственные партии за то, что они пытались уйти от ответственности (находясь в оппозиции, эти партии требовали отмены незаконных налогов, а придя к власти, ничего для этого не сделали), и особенно за то, что они стремились направить внимание общественности на войну, шедшую за пределами Японии, другие выступали за мир и решительно осуждали войну»[105].

«На смену кабинету Кацура пришел кабинет Ямамото. После того как оба этих кабинета ушли в отставку в результате борьбы в защиту конституционного правления, к власти пришел кабинет Окума. В связи с тем, что внимание общественности было сосредоточено в основном на внешнеполитических проблемах, таких, как война в Европе, участие Японии в этой войне, японо-германская война, кабинету Окума удалось сравнительно успешно осуществить свои планы»[106].

Японский империализм использовал войну в Европе, чтобы отвлечь общественное мнение от внутренних проблем и сосредоточить его на проблеме войны, предотвратив рост политической сознательности народа и концентрацию его сил. В 1915 году, воспользовавшись тем, что мировой империализм был занят войной в Европе, Япония предъявила Китаю «21 требование», которые были направлены против китайского народа и ставили своей целью превращение Китая в японскую колонию. Японский империализм открыто поддерживал клику Дуань Ци-жуя[107], представлявшую силы, подготавливавшие контрреволюционный заговор против республиканской революции в Китае. Через некоего Нисихара он предоставил этой клике в течение года (с сентября 1917 по сентябрь 1918 года) огромные займы в сумме 200 миллионов иен на условиях 8 процентов годовых, потребовав в качестве гарантии передать Японии казначейские билеты китайского правительства, золотые прииски и леса в провинциях Гирин и Хэйлунцзян, таможенные доходы городов Долунь, Шачукоу и Линьцин и все имущество телеграфа Китая.

Японский империализм все более открыто проводил свою агрессивную политику.

Совершенно естественно, что китайский народ, ясно осознавший, что японский империализм стремится ликвидировать республиканскую систему в Китае и превратить Китай в японскую колонию, проявил твердую решимость в борьбе против японского империализма. Японский империализм скрыл правду от японского народа, убеждая его в том, будто Китайская республика проводит необоснованную антияпонскую политику и поэтому Япония должна покончить с этой политикой Китая.

В результате первой мировой войны цепь мирового империализма была прорвана: в 1917 году в России было создано социалистическое государство — первое в истории государство рабочих и крестьян. Однако империалистические страны мира, не понимая исторической неизбежности этого, организовали интервенцию против революционной России. Воспользовавшись интервенцией, японский империализм решил напасть на Россию; в самый начальный период строительства социализма в России японские войска вторглись в Сибирь, рассчитывая сорвать это строительство.

В период первой мировой войны противоречия между усилением концентрации монополистического финансового капитала японского полуфеодального капитализма и обострением нищеты ига-родных масс приняли катастрофический характер. Поэтому японский народ поднялся па борьбу против нищенской жизни. 3 августа 1918 года по призыву женщин одного рыбацкого поселка префектуры Тояма начались массовые народные выступления в Токио, Осака, Кобэ и других местах, охватившие 103 города и деревни в 24 префектурах.

Перед лицом такого волеизъявления всего народа правительство, вместо того чтобы провести политические реформы, прибегло к жестоким полицейским репрессиям. Поэтому эти массовые народные движения приняли форму восстаний; дело кончилось тем, что в 42 населенных пунктах правительство бросило против восставших войска.

В этом народном движении, вошедшем в историю под названием «рисовых бунтов», приняло участие около ¼ всего населения Японии, или 14 миллионов человек. Это было всенародное движение[108].

Выступления японского народа в 1913–1914 годах, когда он по призыву газет и журналов собирался вокруг здания парламента, чтобы поддержать борьбу в защиту конституционного правления, сейчас, в 1918 году, вылились в массовое революционное движение в защиту права на жизнь всего народа.

Даже в «Истории периода Мэйдзи и Тайсё», выпущенной издательством «Асахи симбун», в томе, посвященном политическому положению, говорится об огромном значении этих «рисовых бунтов» и отмечается, что они не идут ни в какое сравнение с политическими выступлениями, проходившими под знаком защиты конституционного правления.

Правительство привлекло к суду более 7800 участников «рисовых бунтов», однако «рисовые бунты» привели к падению кабинета Тэраути. На смену ему пришло правительство Хара Кэй. Говорили, что правительство Хара было первым в Японии правительством, которое не возглавляли представители бюрократии и военщины, и что это правительство было сформировано как партийное правительство во главе с премьер-министром, членом палаты представителей, избранным народом. Но и при правительстве Хара по-прежнему придерживались старого принципа, согласно которому военный и морской министры назначались из числа полных генералов, генерал-лейтенантов, полных адмиралов и вице-адмиралов, находящихся на действительной военной службе. Через их посредство военные круги по-прежнему диктовали свою волю правительству. Собственно, и сам Хара был выходцем из бюрократии. Кроме того, партия Сэйюкай, которую он представлял, основную часть своих расходов покрывала за счет средств, получаемых от монополистического капитала Мицуи. Так как выборы были ограничены, парламент тоже не выражал воли большинства народа. По существу, в стране существовала лишь формально конституционная система правления, при которой высшая власть находилась в руках императора. Удовлетворить при такой системе требования большинства народа было очень трудно.

«Рисовые бунты», проходившие в Японии в 1918 году, были тесно связаны с развитием международного революционного движения: в 1919 году в Китайской республике началось «движение 4 мая», знаменовавшее собой начало борьбы китайского народа против японского империализма, в Корее произошли события 1 марта, в ходе которых корейский народ потребовал независимости Кореи. Эти движения начались хотя и не непосредственно, но под влиянием «рисовых бунтов» в Японии Если же рассматривать этот вопрос в широком плане, то в 1919 году, когда противоречия мирового империализма особенно обострились, развитие революции в России и рост социалистического государства рабочих, крестьян и всех трудящихся оказал огромное влияние на народы Японии, Китая и Кореи.

Голос японского народа, требовавшего демократизации страны, прозвучал уже в 1903 году, когда в парламент был представлен законопроект о всеобщих выборах. В 1911 году этот закон был принят палатой представителей, но отвергнут палатой пэров, считавшей, что он содержит опасные мысли и поэтому «его нельзя даже допустить на порог парламента». Однако и в дальнейшем, когда стало ясно, что правительство попирает конституцию, утратило доверие политических партий и отказалось от своих же принципов, массы продолжали борьбу в защиту конституционного правления. С другой стороны, народ понял, что в конечном счете основной причиной всех этих ненормальных явлений были ограниченные выборы, поэтому он остро ощущал необходимость всеобщих выборов. Во время первой мировой войны, когда критика немецкого милитаризма, бюрократизма и деспотизма приняла широкие масштабы, движение за всеобщие выборы сделало шаг вперед по сравнению с движением народа предыдущего периода. Так, в январском номере журнала «Тюо корон» за 1916 год была помещена статья Есино Сакудзо[109], в которой разъяснялся основной смысл конституционного правления и указывался путь создания подлинной демократии. К этому времени профсоюзы прошли уже определенный период развития, они также выдвинули требование всеобщих выборов. Это движение было лишено руководства со стороны профессиональных политических деятелей существовавших в то время политических партий. Оно стало подлинно массовым благодаря движению студенчества (в нем приняли участие студенты девяти высших учебных заведений Токио) и движению рабочего класса и всех трудящихся, объединенных в различные профсоюзы. Все более возрастала роль печатных органов, еще в 1913 году выступавших в защиту конституционного правления. На массовом митинге за всеобщие выборы, состоявшемся в Кокугидан 1 февраля 1920 года, присутствовало 20 тысяч членов профсоюзов. На митинге была принята резолюция, требовавшая немедленного проведения всеобщих выборов и отмены закона «О поддержании общественного спокойствия полицией».

В 1911 году было создано Рабочее общество взаимопомощи (Юайкай) с целью обеспечения сотрудничества между капиталом и трудом. Руководитель этого общества Судзуки Бундзи получал поддержку от Онбудзава Эйнти, представлявшего интересы капиталистов.

В 20-х годах, когда самосознание рабочего класса Японии значительно выросло, рабочий класс повел борьбу за независимость профсоюзного движения от Рабочего общества взаимопомощи, и монопольному положению Судзуки Бундзи внутри Японской федерации труда пришел конец[110]; интересы рабочего класса Японии представляли теперь Ямамото Кэпдзо, Ватаиабэ Масаносукэ и другие.

В мае 1920 года в Японии состоялась первая первомайская демонстрация, в которой приняло участие 10 тысяч рабочих. В том же году произошло соединение социалистического и профсоюзного движения и была создана Социалистическая лига.

Правительство отдало приказ распустить Социалистическую лигу, однако в 1922 году трудящиеся массы Японии создали Коммунистическую партию, авангард рабочего класса. В создании Коммунистической партии Японии приняли участие Ватанабэ Масаносукэ, Ямамото Сэндзи, Итикава Сёнти, Токуда Кюнти, Носака Сандзо и другие.

Империалистическое правительство Японии с первых же дней существования Коммунистической партии объявило ее вне закона; тем не менее эта партия возглавила трудящиеся массы Японии. Она выдвинула требования ликвидации абсолютной монархии, упразднения палаты пэров и Тайного совета, введения всеобщего избирательного права для мужчин и женщин, достигших 18 лет, предоставления трудящимся свободы слова, печати, собраний и союзов, обеспечения права создания рабочих организаций, права на забастовки и права на коллективные переговоры, уничтожения милитаризма и та пион полиции, введения восьмичасового рабочего дня, социального обеспечения, включая пособия по безработице, установления заработной платы в соответствии с рыночными цепами, определения минимума заработной платы, установления контроля за производством со стороны заводских комитетов, безвозмездной конфискации и установления государственной собственности на крупные земельные массивы, находящиеся во владении императора, храмов и крупных помещиков, обеспечения для трудящихся крестьян права на обработку земли, установления прогрессивного подоходного налога и специального налога на предметы роскоши, вывода японских войск из Кореи, Тайваня, Сахалина и Китая, признания Советской России, запрещения интервенции, осуждения империалистических войн, обеспечения процветания народов своей страны и всеобщего мира.

Уже в 1923 году Коммунистическая партия возглавила борьбу японского парода против подготовлявшихся империалистическим правительством Японии трех реакционных законопроектов: о контроле за общественным движением (позднее известного под названием закона «О поддержании общественного спокойствия»), о профсоюзах (имевший своей целью подавить профсоюзы) и об урегулировании арендных конфликтов. Коммунистическая партия Японии настаивала па проведении всеобщих выборов и демократизации страны; таким образом, она способствовала просвещению народа.

С 1919 года в Японии появляются и крестьянские союзы. В 1922 году был создан Японский крестьянский союз, объединивший крестьянские союзы в масштабах всей страны.

Наряду с ростом самосознания рабочих, крестьян и трудящихся масс Японии социализм находил все большее число сторонников и среди интеллигенции, главным образом студентов. В 1919 году одна за другой возникают студенческие организации по изучению социалистического учения, такие, как Общество новых лютей (Синдзинкай), созданное студентами Токийского императорского университета, Общество пробуждения народа (Гёминкай) и Союз созидателей (Кэнсэцуся домэй) в университете Васэда и т. д. По мере того как правительство усиливало репрессии против профессоров высших учебных заведений, они все чаще выступали против этих репрессий и требовали свободы научных исследований.

Значительно выросло и самосознание японских женщин. Создавались и организовывались женские союзы, профсоюзы, женские социалистические организации. Такого размаха женского движения Япония до сих пор не знала. Женщины выдвигали совершенно ясные и конкретные требования — они требовали предоставить женщинам право создавать союзы и право участия в политических организациях, требовали одинаковых прав с мужчинами и т. Д-

За пять лет войны во всем мире непосредственно на воину было израсходовано 350 миллиардов долларов. Война разрушила мировую экономику. Пароды мира, п особенно рабочий класс, убедившись па опыте, какие бедствия н страдания принесла с собой первая мировая война (за время этой войны только на фронте было убито 13 миллионов человек, а 30 миллионов погибло в результате бедствий, вызванных войной), выступили против мирового империализма, то есть монополистического финансового капитала. Поставив перед собой цель — стабилизировать социальную и экономическую жизнь народа (что стало возможным в советском социалистическом государстве п что зависит от развития сил социализма в других странах мира), народы стремились путем полной демократизации своих стран установить всеобщий мир. Отражением этого роста сознательности пародов всего мира явились созыв Версальской мирной конференции, создание Лиги Наций и Международного бюро труда и созыв конференции по ограничению вооружения и т. д.

Правительства империалистических государств все еще располагали значительными силами и очень часто не прислушивались к голосу народа, выступавшего против империализма и требовавшего демократизации своих стран и установления всеобщего мира. Тем ее менее на Вашингтонской конференции 1921–1922 годов было принято соглашение об ограничении морских вооружений, подписан договор четырех держав об обеспечении мира в районе Тихого океана и договор девяти держав, признававший независимость Китайской республики и устанавливавший мир с Китаем[111].

В сентябре 1923 года в районе Токио произошло сильное землетрясение. Японское императорское правительство старалось оказать помощь только привилегированным классам и нисколько не беспокоилось о том, чтобы устроить жизнь народа. Даже в таком городе, как Токио, несмотря на предупреждение Чарлза А. Биарда о необходимости реорганизации городского управления, не было установлено современной системы управления. Поэтому землетрясение и пожары имели здесь столь трагические последствия.

Японское правительство думало лишь о так называемом спокойствии, то есть о защите господства императора и привилегированных классов, народ же не имел ни сил, ни средств, чтобы защитить себя от землетрясения. Когда же жители города Токио, студенты и социалисты стали сами проводить спасательные работы и когда японский парод получил помощь и поддержку от народов Америки, Англии и Советского Союза, японское правительство отказалось от помощи японского народа и народов других стран; вместо этого оно подвергло социалистов и корейцев, проживавших в Японии, страшным репрессиям и с помощью жандармерии совершило зверское убийство Осуги Сакаэ и его семьи, арестовало и зверски уничтожило 19 революционеров во главе с руководителем Коммунистического союза молодежи Каваи Ёситора, пользовавшегося большим уважением среди молодежи, студентов и рабочих. Правительство само распространяло всевозможные слухи и создавало беспорядки в стране, оно уничтожило десятки тысяч корейцев[112].

Глава девятая Два пути: демократия или фашизм?

Кризис 1920 года, землетрясение, пожары и кризис 1923 года основательно потрясли здание японского империализма. С трудом оправившись после столь серьезных потрясений, японский империализм вынужден был считаться с чрезвычайно возросшими демократическими требованиями народа и пронести через парламент в марте 1925 года закон о всеобщем избирательном праве для мужчин. Однако одновременно с этим им был состряпан и проведен н жизнь реакционный закон «О поддержании общественного спокойствия», направленный против коммунистического, социалистического и демократического движений.

Таким образом, дальнейшее развитие Японии должно было пойти по одному из двух путей: по пути демократии и мира или по пути фашизма и воины.

Японский народ был полон решимости бороться за демократизацию Японии, содействуя тем самым процветанию Японии и миру во всем мире. Росло число сторонников Коммунистической партии, единственной политической партии, которая последовательно и настойчиво вела борьбу с империализмом и фашизмом и боролась против императорской системы в Японии, за подлинно демократический путь развития страны. В это же время японский империализм, стремясь лишигь японский гарод свободы мысли, слова, печати, собраний и союзов и мечтая о фашизации страны, представил в 1922 году в парламент реакционный законопроект «О контроле над общественным движением». В 1922 году этот законопроект подвергся резкой критике со стороны демократических сил парламента и в печати, вследствие чего японскому империализму не удалось протащить его, по, несмотря на это, в 1923 году он вновь пытался поставить этот законопроект на обсуждение парламента. Японский империализм предполагал также представить в парламент два законопроекта: так называемые законопроект о профсоюзах и законопроект об урегулировании арендных конфликтов. При этом первый законопроект был направлен против профсоюзного движения, а второй — против арендаторов.

Трудящиеся Японии, разгадавшие эти маневры реакции, значительно усилили свою борьбу и уже в январе 1923 года, создав коалицию 50 социалистических групп Японии (в том числе Союз пролетариев (Мусанся домэй) и 19 профсоюзов, включая Японскую федерацию труда (Содомэй) и Национальную лигу профессиональных союзов (Дзэнкоку родокумиай домэй)), добились успеха. Объединенные действия этой коалиции заставили правительство 11 февраля, то есть в день, когда проводились мощные демонстрации протеста в Токио, Осака, Киото, Нагоя и в других городах страны, воздержаться от принятия реакционных законов. Эти демонстрации явились крупнейшими демонстрациями трудящихся Японии, равных которым, не считая первомайских демонстраций, не знала история Японии. Эти выступления трудящихся заставили правительство заявить о том, что оно не намерено представлять на обсуждение парламента эти законопроекты.

В марте того же 1923 года японские трудящиеся, не ослабляя борьбы против реакционных законопроектов, провели в Токио и Осака массовые демонстрации против безработицы.

В июне 1923 года японское империалистическое правительство произвело первые массовые аресты членов Коммунистической партии Японии. Во время сильного землетрясения и пожаров в сентябре 1923 года оно ввело военное положение и приняло ряд мер по обеспечению так называемого общественного спокойствия. Правительство организовало зверские убийства социалистов, профсоюзных деятелей и корейцев, спровоцировало беспорядки и наконец, на заседании парламента, которое состоялось в начале 1925 года, представило проект закона о всеобщем избирательном праве для мужчин, как бы признания тем самым рост демократических сил. По в то же время правительство представило в парламент законопроект «О поддержании общественного спокойствия», который означал полную ликвидацию демократии.

В свое время профсоюзы выступали против горо, чтобы старый закон «О поддержании общественного спокойствия полицией»[113] незаконно применялся для подавления рабочего движения. Они требовали отмены этого закона и предоставления рабочим права объединения в профсоюзы, права на забастовки и коллективные переговоры. Эта борьба велась вплоть до 1920 года. Однако рабочий класс понимал, что в рамках капиталистической системы даже эти требования не могут быть удовлетворены полностью, и сознавал, что эти требования могут быть осуществлены только самим рабочим классом путем сплочения его сил. И действительно, рост рабочего движения снижал эффективность закона «О поддержании общественного спокойствия полицией», и дажо эксплуататорские классы вынуждены были признать справедливость и законное гь организованного движения рабочих и крестьян.

Однако правительство капиталистов и помещиков, несмотря на то, что движение трудящихся масс все ширилось, не обращало внимания на основные общественные противоречия, породившие это движение, и неуклонно продолжало принимать меры по его подавлению. Правительство вновь попыталось протащить через парламент вместе с законопроектом об урегулировании рабочих конфликтов реакционный законопроект «О контроле над общественным движением», назвав его на этот раз законом «О поддержании общественного спокойствия». И это несмотря на то, что ранее под давлением народных масс правительство заявило, что оно не будет ставить на обсуждение парламента этот законопроект.

В руководстве Японской федерации труда нашлись люди, которые заняли, по существу, капитулянтскую позицию; что же касается организаций рабочих, крестьян и трудящихся, то они решительно выступили против этих законопроектов.

30 января 1925 года в Токио Комитет по подготовке конференции профсоюзов района Канто образовал Объединенный комитет борьбы против реакционных законов. Состоялся ряд демонстраций, собраний и митингов, участники которых выступили против этих законов. 11 февраля в Токио была проведена демонстрация, в которой приняло участие три тысячи человек, представлявших 35 организаций. В Осака состоялся митинг, созванный руководством осакской организации Японской федерации труда, и была проведена демонстрация, в которой участвовало две тысячи человек. Кроме того, демонстрации протеста проходили 11 февраля в Токио, а также в Иокогама и Нагоя, а 14 февраля — и Киото и в других городах; 16 февраля в Осака состоялся массовый митинг рабочих, протестовавших против реакционного закона «О поддержании общественного спокойствия». На митинге была избрана делегация для поездки в Токио. В тот же день массовый митинг рабочих состоялся также в Амагасаки (Симоносэки. — Ред.). 19 февраля в Токио в зале «Кётёкай-кан» состоялся массовый митинг, после окончания которого его участники направились к парламенту; в Осака в помещении храма Тэнодзи состоялось собрание членов коллегии адвокатов города Осака; в Окаяма состоялось совещание руководства профсоюзов; в Киото руководство киотоской организации Японской федерации труда потребовало направить в адрес каждого члена парламента, избранного от Киото, телеграмму протеста против предлагаемого законопроекта «О поддержании общественного спокойствия»; 20 и 21 февраля газета «Осака асахи симбун» поместила редакционную статью, в которой указывалось, что закон «О поддержании общественного спокойствия» несовместим со свободой, и требовала, чтобы правительство и парламент серьезно подумали об этом. 22 февраля состоялась демонстрация, организованная профсоюзами города Кобэ. 24 февраля состоялся массовый митинг рабочих Киото и Осака, а в городе Нагоя представители 14 рабочих организаций посетили членов парламента, избранных от города, и направили своих представителей в столицу. И, наконец, 7 марта, когда законопроект был поставлен на повестку дня пленарного заседания палаты представителей, в зале «Кётёкайкан» в Токио состоялся массовый митинг, на котором присутствовали представители со всех концов страны, а также некоторые депутаты парламента. После того как на митинге была принята резолюция, участники митинга собирались направиться к парламенту и передать резолюцию членам палаты представителей, но полиция не пропустила демонстрантов. Тогда была избрана делегация, которая и передала резолюцию парламенту. Однако, несмотря на такой решительный протест профсоюзов и трудящихся масс, правительство все же протащило через парламент закон «О поддержании общественного спокойствия».

Когда в парламенте членам правительства был задан вопрос: «Действительно ли при обсуждении в Тайном совете законопроекта о всеобщем избирательном праве для мужчин правительство настаивало на принятии парламентом законопроекта «О поддержании общественного спокойствия?», — правительство не смогло ответить на этот вопрос.

Устами министра внутренних дел Вакацуки правительство объяснило, что целью этого закона отнюдь не является контроль за рабочим движением, движением арендаторов или движением за социальное равенство[114]. Однако, как показали последующие исторические события, закон «О поддержании общественного спокойствия» стал той силой, которая угрожала лишить японских трудящихся свободы мысли, слова, печати, собраний, союзов и других свобод, поставила под угрозу систему конституционного правления в стране, а также способствовала развитию Японии по пути фашизма, войны и разрушений.

Принятие парламентом закона «О поддержании общественного спокойствия» явилось, но существу, первым шагом по пути фашизации Японии. Власти распространяли слухи о том, будто Японии грозит насильственная коммунистическая революция. Они рассчитывали таким путем добиться поддержки тех людей, которые имели неверное представление о коммунизме.

Японский рабочий класс и сто печатные органы предчувствовали ужасы фашизма и поэтому всеми силами боролись против этого закона.

Но японский фашизм уже развился и проник в руководство профсоюзов, которые были основным звеном демократических сил Японии.

Одновременно с принятием закона «О поддержании общественного спокойствия» произошел раскол Японской федерации труда — крупнейшего в то время профсоюзного объединения Японии. Причиной этого была раскольническая политика господствующих классов и части руководства федерации. Последняя хотела исключить из состава руководства федерации Ямамото Кэндзо и Ватанабэ Масаносукэ, но потерпев в этом деле неудачу, решили распустить совет профсоюзов района Канто (Канто тихо хёгикай). Эта раскольническая политика привела к тому, что многие профсоюзы вышли из федерации, а затем в мае 1925 года создали объединение независимых профсоюзов — Японский совет профсоюзов (Нихон родо-кумиай хёгикай).

В то время как японский империализм, используя закон «О поддержании общественного спокойствия», готовился к предстоящим выборам, трудящиеся массы Японии тоже не сидели сложа руки. Несмотря на то, что была нарушена основная заповедь, гласящая, что трудящиеся должны быть едины, а их профсоюзы и политические партии должны соблюдать единство действий, японские трудящиеся старались всеми силами укрепить единство своих рядов. Поскольку профсоюзы уже были расколоты, Японский крестьянский союз, являвшийся единственной крупной организацией крестьян Японии и считавший основной своей задачей создание единой организации трудящихся на основе их объединения, возглавил движение за создание единой всеяпонской партии пролетариев и в декабре 1924 года взял курс на создание такой партии.

В июне 1925 года был образован подготовительный комитет по созданию такой партии. Комитет, в котором были представлены тысячи членов профсоюзов и Японского крестьянского союза, стал центром создаваемой партии. От имени ряда профсоюзов комитет предложил проект устава и программы партии; в сентябре им была создана газета «Мусанся симбун», ставшая печатным органом политической организации, объединявшей всех пролетариев.

В октябре в результате переговоров с Японским советом профсоюзов было выявлено единство взглядов относительно программы и устава создаваемой партии. Однако часть лидеров Японской федерации труда выступила со странным заявлением, потребовав исключения представителей Японского совета профсоюзов из состава подготовительного комитета, и попыталась захватить руководство подготовительным комитетом в свои руки. Когда же вследствие протеста всех организаций, входящих в подготовительный комитет, эта попытка потерпела неудачу, представители Японской федерации груда — заявили о своем выходе из комитета. Тогда представители Японского совета профсоюзов, искренне стремившиеся к созданию единой партии пролетариев, добровольно вышли из состава комитета.

1 декабря 1925 года наконец была формально создана единая политическая партия пролетариев. Таким образом, впервые в истории Японии в стране была создана массовая политическая партия трудящихся — Крестьянско-рабочая партия (Намин родото). Были опубликованы манифест и программа партии.

Программа Крестьянско-рабочей партии состояла из следующих пунктов.

I. В области общеполитической:

1) отмена закона «О поддержании общественного спокойствия», закона «О поддержании общественного спокойствия полицией» и всех других законов, имеющих своей целью подавление движения пролетарских классов;

2) немедленная выплата государствен по й компенсации пострадавшим в результате превышения прав со стороны органов судебной пли полицейской власти;

3) предоставление всем юношам и девушкам, достигшим 20 лет, избирательного права без ограничений;

предоставление нрава голоса экипажам судов, находящихся в море;

4) значительное сокращение вооружений;

5) оказание государственной помощи семьям солдат первого года службы и семьям призывников;

6) категорическое запрещение каких-либо мероприятий по милитаризации страны;

7) отмена всех ограничений в области образования и труда для народов колоний.

II. В области финансов:

8) отмена налогов па предметы первой необходимости и отмена таможенных пошлин;

9) введение прогрессивной системы взимания следующих налогов: земельного налога, налога за жилище, налога на проценты с капитала, налога на предпринимальскую деятельность, подоходного налога, налога на наследство;

10) введение новой системы взимания прогрессивного налога с собственности.

III. В области экономической:

11) введение контроля со стороны земледельцев за производством и распределением удобрений и орудий сельского хозяйства;

12) возмещение государством убытков, которые несут земледельцы и рыбаки в результате стихийных бедствий;

13) установление твердых цеy на основные продукты питания.

IV. В области труда:

14) предоставление права на организацию союзив и права на забастовки;

15) обеспечение права ведения коллективных переговоров;

16) установление 8-часового рабочего дня и 44-часовой рабочей yедели, а для рабочих горнодобывающей промышленности — 6-чаcового рабочего дня и 33-часовой рабочей недели;

17) запретить использовать груд подростков, не достигших 18 лет, — на работах свыше 6 часов в день и 33 часов в неделю;

18) запретить использовать труд подростков до 16 лет и девушек на работах в ночное время, «шахтах и на опасных работах;

19) установление минимума заработной платы;

20) установление равной заработной платы за равный труд; запрещение дифференцирования заработной платы в зависимости о г возраста и расы;

21) установление системы трудовых контрактов и запрещение всех феодальных форм труда;

22) выплата компенсации в овя. ш с несчастными случаями на производстве и профессиональными болезнями, а также развитие техники безопасности;

23) установление государственных пособий по безработице;

24) установление контроля за администрацией со стороны профессиональных представительных органов;

25) улучшение заводского законодательства, законов о горной промышленности, законов о военно-морском флоте, а также правил и постановлений, касающихся служащих правительственных учреждений, рабочих и ремесленников.

V. В области социальной:

26) материальное обеспечение государством младенцев, беременных женщин и стариков из числа трудящихся;

27) оказание трудящимся саиитарно-медицинской помощи;

28) обеспечение трудящихся жильем и предоставление им права контроля за распределением жилплощади;

29) запрещение проституции.

VI. В области образования:

30) ликвидация в системе обязательного обучения капиталистических и империалистических элементов обучения;

31) увеличение срока обязательного обучения; финансирование государством всех расходов по обязательному обучению детей трудящихся.

VII. В области международных отношений:

32) ликвидация тайной дипломатии;

33) ликвидация всех неравноправных договоров с малыми и слаборазвитыми странами, а также запрещение всякой агрессии.

Манифест партии гласил: «Наступил век народных масс. Пришло время, когда политику направляют сами массы. Всеобщее избирательное право для мужчин — это не просто право опускать в урну избирательный бюллетень. Сущность всеобщего избирательного права состоит в том, что воля многомиллионных неимущих масс должна находить непосредственное отражение в политике.

Политические партии, существовавшие в Японии до настоящего времени, являлись партиями, представлявшими интересы только класса собственников, и не было ни одной партии, выражавшей интересы масса пролетариев. Политика всегда была монополией небольшой кучки собственников и привилегированных лиц. Именно этим объясняются имеющиеся у нас трудности экономического и социального порядка. В этом же состоит и причина того, что политика нашей страны оставляет желать лучшего. Объединив массы и образовав Крестьянско-рабочую партию, мы исправили этот недостаток. Мы уверены, что все пролетарии — рабочие и крестьяне Японии, — и главным образом те 8 миллионов человек, которые впервые получили избирательное право, имеют общие с нами идеалы и интересы и будут поддерживать нас. Рабочие и крестьяне Японии! Объединяйтесь в лагере пролетариев вопреки всем препятствиям!!!»

1 декабря 1925 года было знаменательным днем. В тот период, когда японская бюрократия, военщина, дзайбацу, иными словами, японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм, разлагаясь, склонялся к фашизму, японские трудящиеся, стремясь к демократизации Японии, решили создать единую народную партию.

Чтобы создать эту партию, рабочие профсоюзы и союзы крестьян, а также все другие организации трудящихся вели более полугода кропотливую работу. Коммунистическая партия Японии, Японский совет профсоюзов, Общество по изучению политики и другие левые организации шли на всевозможные уступки, используя только легальные формы работы, и показали искреннее стремление провести социальные преобразования мирным путем. Сами программа новой партии категорически запрещала все нелегальные формы деятельности!. Эта Крестьянско-рабочая партия была создана при участии представителей 35 организаций трудящихся Японии и ставила своей целью проведение в стране демократических преобразований.

Через три часа после создания этой партии правительство, ссылаясь на полицейский закон 1900 года, отдало приказ о ее запрещении и роспуске. Так как мотивы запрещения этой партии были весьма туманны, представителям правительства в парламенте был задан вопрос о том, действительно ли правительство признает свободу союзов. На этот вопрос министр внутренних дел Вакацуки Рэйдзиро, не задумываясь, ответил следующее: «Выяснив сущность этой партии, мы предусмотрительно решили гарантировать порядок» (стенографический отчет 50-й сессии парламента). Но если рассматривать вопросы по существу, то скорее следовало бы заняться вопросом о связи министра внутренних дел Вакацуки с правлением концерна Мицубиси или выяснить причины того, почему партия Кэнсэйкай выступала в роли партии концерна Мицубиси, а партия Сэйюкай была тесно связана с концернами Мицуи и Кухара. Однако на вопрос о том, признает ли правительство свободу союзов, оно так ничего и не ответило. Японский полуфеодальный монополистический финансовый капитал в конце концов заставил правительство отказаться от принципов конституционного правления и открыл путь господству насилия и фашизма. Даже довольно консервативная газета «Осака майпити» писала 3 декабря 1925 года: «Запрещение придерживаться определенной идеологии не только противоречит правовым нормам, но нельзя сказать, чтобы в мирных условиях это было мудрым. Лучше детально изучить вопрос о том, хороша или плоха программа Крестьянско-рабочей партии.

Но оцепить программу партии можно лишь после того, как: эта программа будет уяснена и будут сопоставлены различные точки зрения на нее. Если же запрещать определенное идеологическое течение, основываясь только па том или ином законодательно. м акте, то это неизбежно вызовет недовольство и приведет к тому, что люди будут стремиться действовать скрытно. В недалеком прошлом стоило только у нас человеку открыть рот, как находились люди, ненавидевшие социализм, которые безосновательно обвиняли этого человека в экстремизме. В нашей стране почти не было случаев, чтобы путем открытой дискуссии отстаивались идеалы социализма. При отсутствии конкретного политического движения не может быть и дискуссий, объектом которых являлись бы идеалы данного движения. Плохо ли, хорошо ли, но после образования Крестьянско-рабочей партии факт создания партии и ее программа обсуждались широкими слоями населения. И это вполне естественно.

Прежде считали правильным, когда в качестве программы формально созданной партии выдвигались требования, представлявшие собой требования отдельных лиц. Это служило причиной начала дискуссий. Поскольку политическая партия как таковая создана, мы в силу изложенных причин признаем ее.

Однако правительство, дождавшись формального провозглашения партии, запретило ее под предлогом охраны общественного порядка. Это действие не только не разумно, оно свидетельствует о близорукости правительства, и мы полагаем, что ближайшее будущее докажет это».

Важно отметить, что 25 ноября 1925 года, то есть накануне образования и запрещения Крестьянско-рабочей партии, представители Японской федерации труда заявили о своем выходе из состава подготовительного комитета по созданию партии. Немедленно после этого лидер федерации Судзуки Бундзи и другие посетили министра внутренних дел и сообщили ему о своем решении.

В то же время, когда была создана и распущена Креетьннеко-рабочая партия, правительство спровоцировало так называемый студенческий инцидент в Киото и, использовав его, в течение четырех месяцев производило аресты студентов. Было арестовано несколько десятков студентов и бывших выпускников Киотоского и Токийского императорских университетов, институтов Досисн, Мэйдзи и Кансай, Осакского института иностранных языков, частного университета Кэйо и других высших учебных заведений. 38 арестованным, в том числе Норо Эйтаро, было предъявлено обвинение в нарушении закона «О поддержании общественного спокойствия». Все это весьма опечалило научные круги. Представив движение учащихся за свободу мысли как коммунистическое движение, призывающее к непосредственным действиям, власти объявили его незаконным.

Правительство, давшее ранее обещание применять закон «О поддержанни общественного спокойствия» крайне осторожно, без злоупотреблении» и в строгом соответствии с его духом, нарушило свое обещание, за что подверглось резкой критике. Создавалось впечатление, что правительство само искало случая применить этот закон. Уломе того, поскольку идеи и мысли не являются, собственно, действием, объявление определенных идей и мыслей незаконными означает попрание законности со стороны правительства. За это правительство также критиковали. При этом указывалось, что подавление свободы мысли не улучшает положения, а, наоборот, ухудшает его.

Общественное мнение было особенно возмущено тем, что правительство, неожиданно арестовав талантливую многообещающую молодежь за ее более или менее радикальные настроения, не посчиталось при этом с мнением администрации учебных заведений. Общественное мнение было возмущено также тем, что правительство, незаконно использовав против учащихся полицейскую власть, поставило под угрозу свободу обучения и свободу научных исследований и при этом действовало, очевидно, совершенно не отдавая себе отчета. И это еще не все.

В мае 1926 года министр просвещения издал секретный приказ для администрации и преподавателей высших учебных заведений о запрещении свободы мысли; после этого администрация учебных заведений потребовала oт студентов, чтобы они вышли из обществ, изучающих социальные науки; администрация высших учебных заведений усилила также преследование, прогрессивных профессоров и преподавателей. В ответ на эти преследования и в целях самозащиты студенты создали по всей стране новые организации: 24 студенческие организации были созданы в районе Канто, 10 организаций — в районе Кансай, 4 организации — в районе Тохоку, 2 студенческие организации — на острове Кюсю. Совместными усилиями эти организации создали Всеяпоискую лигу защиты свободы студентов, целью которой было обеспечение свободы обучения, объединение прогрессивных организаций интеллигенции, борьба с феодально-автократическими мероприятиями правительства.

Тем временем в ответ а запрещение Крестьянско-рабочей партии подготовительный комитет по организации политической партии пролетариев объявил этот запрет незаконным и потребовал предания министра внутренних дел административному суду за то, что он нарушил право свободы союзов для трудящихся.

Подготовительный комитет принял также решение продолжать усилия, направленные на создание единой в масштабах всей страны партии пролетариев, и открыто заявил об этом решении. После того как Японский крестьянский союз и Профсоюз работников государственных учреждений совместными усилиями создали в марте 1926 года Рабоче-крестьянскую партию (Родо номинто), реакционные раскольнические элементы, наподобие руководства Японской федерации труда, воспользовавшись правительственными репрессиями против левых сил, начали прибывать к новому наступлению на Коммунистическую партиго Японии и развернули борьбу против всех прогрессивных сил. Таким путем они надеялись установить свое монопольное господство в новой партии. Этим элементам удалось расколоть Японский крестьянский союз, после чего они создали свой Всеяпонский крестьянский союз, а затем отдельную партию — Японскую крестьянскую партию (Нихон поминто).

В связи с этим Японский крестьянский союз и Рабоче-крестьянская партия заявили, что действия раскольников представляют собой фашистский заговор, имеющий целью противопоставить крестьян рабочим и воспрепятствовать созданию единой национальной политической партии пролетариев. Руководство Рабоче-крестьянской партии призывало поддержать партию как единственную в стране легальную партию пролетариев, но часть руководства Японской федерации труда все более открыто проводила раскольническую политику. Дело кончилось тем, что в декабре 1926 года от Рабоче-крестьянской партии отделилась Социал-демократическая партия (Сякаймипсюто). Так как такая раскольническая политика вызывала возмущение рядовых членов профсоюзов даже в самой федерации, группа руководителей федерации вынуждена была сделать вид, что она реагирует на эти протесты профсоюзных масс. В действительности же она еще более углубила раскол, создав так называемую Японскую рабоче-крестьянскую партию (Нихон ропото), которая противопоставила себя Социал-демократической партии, но была далека и от Рабоче-крестьянской партии.

Рабоче-крестьянская партия, оправившись после раскола и образования вышеуказанных партий, стала действовать по-новому, в чем ее поддержали Японский крестьянский союз, Японский совет профсоюзов, Всеяпонскнй союз пролетарской молодежи, Союз борьбы за воспитание масс и другие.

В январе 1927 года Рабоче-крестьянская партия выдвинула следующие требования:

1) признание свободы слова, собраний и союзов;

2) предоставление избирательных прав юношам и девушкам, достигшим 18 лет;

3) отмена существующей и чрезвычайно тяжелой для городской бедноты системы налогообложения;

4) расширение строительства общественных столовых, жилищ и т. п. и обеспечение их самоуправления;

5) повсеместное (введение одногодичной обязательной вой некой повинности;

6) сохранение всех гражданских прав за находящимися на военной службе; -

7) отмена бюрократического контроля за молодежными организациями, обществами девушек и обществами резервистов и т. п.;

8) улучшение законодательства о профсоюзах и законов о социальном страховании;

9) признание права на объединение и права на забастовки;

10) издание закона о выплате пособий по безработице;

11) отмена закона «О насильственном контроле», закона «О поддержании общественного спокойствия» и других законов, паправлоппьнх на подавление движения пролета i)ских клаоеов;

12) обеспечение права па аренду земли;

13) отмена существующих правил, запрещающих арендаторам селиться на участках землевладельцев;

14) отмена других правил землепользования, ущемляющих интересы арендаторов;

1о) улучшение избирательного закона п перераспределение избирательных участков.

Кроме того. Рабоче-крестьянская партия потребовала роспуска парламента.

В то время как правительство японского империализма проводило в условиях роста демократических требований японского народа политику раскола рядов грудящихся и концентрировало все свое внимание на том, чтобы подавить организованное движение народных масс, противоречия, присущие японскому полуфеодальному монополистическому финансовому капитализму, в конце концов привели Японию в 1927 году к глубокому экономическому кризиcy.

Глава десятая Противоречия японского империализма, или полуфеодальный монополистический финансовый капитализм Японии

Концентрация капитала и Японии достигла уже чрезвычайно высокой степени.

За годы первой мировой войны акционерный капитал в Японии увеличился по сравнению с довоенным периодом в четыре раза, а в 1927 году — в шесть раз и достиг общей суммы в 12,5 миллиарда йен. При этом 18 акционерных компаний имели акционерный капитал, равный 7,7 миллиарда йен, что составляло 63 процента всего акционерного капитала страны, а 7 наиболее крупных концернов, таких, как Мицуи, Мицубиси, Сумитомо, Ясуда, Окура и другие, монопольно владели 50 процентами всего акционерного капитала Японии.

Кроме того, концентрация банковского капитала Японии тоже была высокой и при общей сумме банковских депозитов в 9,2 миллиарда йен 5 миллиардов йен банковских депозитов находилось в руках 14 банков. При этом пять крупнейших банков страны: Мицуи, Мицубиси, Ясуда, Сумитомо и Данити — владели 3,2 миллиарда йен, то есть в их руках было сосредоточено около 35 процентов всех банковских депозитов Японии. Эти пять огромных банков являлись крупнейшими финансовыми объединениями по только в масштабе Японии, но и в мировом масштабе. В 1927 году капитал пяти крупнейших банков Англии составлял 540 миллионов долларов при общей сумме депозитов и займов, равной 9,77 миллиарда долларов, капитал пяти крупнейших банков Америки составлял 480 миллионов долларов при общей сумме депозитов и займов в 4,91 миллиарда долларов, капитал четырех крупнейших банков Германии — 140 миллионов долларов при общей сумме депозитов и займов, в 2.22 миллиарда долларов, капитал четырех крупнейших банков Франции — 64 миллиона долларов при общей сумме депозитов и займов в 1,66 миллиарда долларов, а пять крупнейших банков Японии имели капитал в 264 миллиона долларов при общей сумме депозитов и займов в 1,5 миллиарда долларов.

Если взять два крупнейших монополистических финансовых объединения — Мицуи и Мицубиси, — то окажется, что концерн Мицуи состоял из «Мицуи гомэй» (головная компания) с капиталом в 300 миллионов йен; «Мицуи гинко» (Банк Мицуи) с капиталом в 100 миллионов йен (депозиты составляли 690 миллионов йен, то есть 9 процентов всех банковских депозитов Японии); «Мицуи синтаку» (коммандитное общество) с капиталом в 30 миллионов йен, (ее депозиты составляли 200 миллионов йен, то есть 15 процентов всех депозитов коммандитных обществ Японии); «Мицуи кодзан» (горнопромышленная компания) с капиталом в 100 миллионов йен (если рассматривать в этой компании только добычу угля, то она составляла 25 процентов всей добычи угля Японии); компании искусственного шелка с капиталом в 10 миллионов йен (продукция компаний составляла 20 процентов всей продукции искусственного шелка Японии); «Мицуи буссан» (компания, занимавшаяся торговлей и судоходством) с капиталом в 100 миллионов йен; компаний складских предприятий с капиталом в 15 миллионов йен и страховых компаний с капиталом в 2 миллиона йен.

Кроме этого, концерн Мицуи контролировал значительную часть предприятий следующих отраслей промышленности: сталелитейной, машиностроительной, цементной, бумажной (предприятия, контролируемые Мицуи, производили 35 процентов всей бумаги в стране), химической, электротехнической, целлюлозной, шелкопрядильной, а также промышленноеги, производящей котлы и текстильное оборудование.

Концерн Мицуи контролировал множество компаний, в том числе «Канэгафути босэки» (компания но производству хлопчатобумажных тканей), «Токио мусурин» (компания по производству муслина), «Мэнка юшо кайся» (компания по импорту хлопка-сырца), мукомольные компании (производили 38 процентов всей муки в стране), компании по производству каучука, компании, занимавшиеся розничной торговлей (сосредоточивали в своих руках 40 процентов розничной торговли Токио), «Хоккайдо танко кисэн» (компания по перевозке угля), «Борнео сзкию» (компания по добыче нефти на острове Борнео).

Концерну Мицуи было подчинено в общей сложности 120 компаний с капиталом около 1,6 миллиарда йен; таким образом, в руках концерна Мицуи было сконцентрировано около 15 процентов капитала всех компаний Японии.

Концерн Мицубиси включал: «Мицубиси гомэй» (головная компания) с капиталом и 120 миллионов йен, «Мицубиси гинко» (банк Мицубиси) с капиталом в 100 миллионов йен (депозиты составляли 600 миллионов йен, то есть 8 процентов всех банковских депозитов Японии), «Мицубиси синтаку» (коммандитное общество) с капиталом в 30 миллионов йен (депозиты составляли 200 миллионов йен, или 17 процентов всех депозитов коммандитных обществ Японии), горнодобывающую компанию «Мицубиси когё» с капиталом в 100 миллионов йен (8 процентов добычи угля и 22 процента добычи меди Японии), компании железоделательной промышленности с капиталом в 25 миллионов йен (включая всю железоделательную промышленность Кореи), судостроительные и машиностроительные компании с капиталом в 50 миллионов йен, компании самолетостроительной и автомобильной промышленности с капиталом в 10 миллионов йен, электропромышленные компании с капиталом в 15 миллионов йен, компании бумажной промышленности с капиталом в 10 миллионов йен (производили 7 процентов всей бумаги в Японии).

В концерн Мицубиси входили также нефтяные компании, компании стекольной промышленности, компании складских предприятий, торговые компании, страховые компании, компании по эксплуатации плантаций (разведение естественного каучука), причем капитал каждой отрасли составлял около 10 миллионов йен.

Кроме того, концерн Мицубиси имел свои капиталовложения в следующих отраслях: в морских перевозках (компания «Никон юсэи» с капиталом в 100 миллионов йен, на ее долю приходилось 18 процентов всего тоннажа торгового флота Японии); в сахарной промышленности (18 процентов всего производства сахара страны); в пивоваренной и мукомольной промышленности (43 процента всего производства мукомольной промышленности Японии); в производстве минеральных удобрений (21 процент всего производства минеральных удобрений Японии); в химической промышленности (производство кислот и др., что составляло 20 процентов всей продукции химической промышленности страны); в текстильной промышленности и др.

Влияние концерна Мицуи было особенно значительным в текстильной промышленности и в торговле, а концерна Мицубиси — в морских перевозках и судостроении.

Кроме того, оба концерна в значительной степени контролировали тяжелую промышленность и военную.

Две трети всего капитала, принадлежавшего приблизительно 60 тысячам акционерных обществ Японии, были фактически сконцентрированы в руках нескольких десятков крупных фирм. Степень этой концентрации все более возрастала, так как эти крупнейшие ведущие финансовые объединения осуществляли контроль над огромными дополнительными средствами благодаря банковской системе и государственному бюджету, а также потому, что в это время тенденция к монополистическому слиянию компаний стала приобретать все большее значение.

Почти во всех отраслях тяжелой промышленности Японии были созданы синдикаты, а в наиболее важных отраслях экспорта организованы картели по экспорту. Эти синдикаты и картели получали значительную правительственную поддержку, что способствовало их дальнейшей концентрации.

Однако несколько крупнейших концернов, типа Мицуи и Мицубиои, связанных с различными 'Отраслями японской экономики и занимавших га них господствующее положение, имели в деле концентрации капитала решающее значение, причем значительно большее, чем отраслевые синдикаты и картели, о которых говорилось выше.

Если рассмотреть концентрацию в различных отраслях промышленности, то окажется, что в производстве электроэнергии, например, пять крупнейших электрокомпаний («Токио дэнтю», «Тохо дзиреку», «Дайдо дэнрёку», «Нихон дэнрёку» и «Удзигава дэнки») поглотили многочисленные местные алектрокомпании и сосредоточили в своих руках 65 процентов производства электроэнергии, вырабатываемой 62 электрокомпаниями страны, общая мощность которых равна 2 миллионам киловатт.

Однако в электропромышленности все же господствовали сверхконцерны Мицуи, Мицубиси и другие.

Компания «Канэбо» объединяла в хлопчатобумажной промышленности 14 компаний, а компания «Тоёбо»— 13 компаний. Пять крупнейших компаний этой же промышленности имели 50 процентов веретен всей Японии, то есть 3,8 миллиона веретен. Это «Тоёбо» (1,3 миллиона веретен), «Дайпихон босэки» (0,8 миллиона веретен), «Канэбо» (0,7 миллиона веретен), «Фудзибо» (0,5 миллиона веретен) и «Ниссинбо» (0,55 миллиона веретен).

Император, являясь носителем государственной власти империалистичеакой Японии — государства полуфеодального монополистического финансового капитала, — был в то же время главой одного из крупнейших дзайбацу; кроме земли, ее недр и лесов, он владел акциями и цепными бумагами приблизительно на сумму 0,5 миллиарда йен.

Будучи обладателем 140 тысяч акций Японского байка из общего количества 300 тысяч акций, император, как крупнейший держатель акций этого центрального банка мог контролировать экономику страны. Сосредоточив в своих руках 22 процента акций банка «Йокохама сэнкин тинко», он контролировал через этот банк внешнюю торговлю Японии и совместно с концерном Мицубиси занимал господствующее положение в морских перевозках, являясь одним из двух крупнейших акционеров компании «Нихон юсэи кабусики кайся».

Кроме этого, он имел капиталовложения в таких крупных предприятиях, как банк Мицуи, банк Сумитомо, Промышленный банк, компания «Империал отель», Корейский банк, акционерная компания ЮМЖД.

Таким образом, пять крупнейших дзанбацу — император, Мицуи, Мицубиси, Сумитомо н Ясуда — монополизировали 60 процентов финансового, промышленного и торгового капитала Японии, а приблизительно десяток дзанбацу Японии, включая пять перечисленных выше, монопольно владел 70 процентами промышленного капитала страны. Благодаря монопольному положению эти крупнейшие дзанбацу могли контролировать почти все отрасли промышленности и оказывать финансовое давление на правительство.

Общеизвестно, что из двух ведущих политических партий Японии того времени партия Сэйюкан была политическим органом концерна Мицуи, а партия Минсэйто была марионеткой концерна Мицубиси.

Существование крупного государственного капитала усиливало доминирующее положение высоко централизованного капитала.

В 1925 году из капитала в 10 миллиардов йен, вложенного в японскую промышленность и транспорт, 3 миллиарда йен принадлежали государству. Особенно велика была роль государственного капитала на железных дорогах и в некоторых других отраслях народного хозяйства; так, например, более 80 процентов всего капитала, вложенного в железные дороги, принадлежало государству, а в металлургической промышленности доля государственного капитала превышала 50 процентов всего капитала.

Короче говоря, большая часть железных дорог, крупнейших металлургических заводов и других предприятий тяжелой индустрии находилась в руках государства и эксплуатировалась главным образом в военных целях.

Участие государства в банковском деле тоже было значительным. В то время как общая сумма различных займов, выпущенных частными банками, составляла приблизительно 9 миллиардов, йен, сумма займов, выпущенных специальными байками (государственный банк «Кокурицу гинко», а также тесно связанные с ним центральный эмиссионный банк Японии «Тюодакан-но нихон гинко», внешнеторговый банк «Ёкохама сэйкин гинко», колонизационные банки Хоккайдо и Кореи, Промышленный банк, Ипотечный банк, 26 сельскохозяйственных и промышленных банков — «Ноко гинко» и др.), составила приблизительно 4 миллиарда йен, а сумма займов, выпущенных отделом депозитов министерства финансов, составляла около 1,5 миллиарда йен.

Помимо чисто государственных предприятий, большую роль играли также полугосударственпые-получастные компании и банки, наподобие акционерной компании ЮМЖД.

Кроме того, правительство отпускало огромные денежные средства из государственной казны для оказания помощи частнокапиталистическим предприятиям.

В Японии в условиях полуфеодального монополистического финансового капитализма не было четкого различия между государственными и частными предприятиями. Многие предприятия строились па государственные средства, а затем передавались в частные руки, но даже и после тоге, как он, и становились частными, они продолжали получать правительственные субсидии.

Первая мировая война принесла японским капиталистам громадные прибыли. Несмотря на то, что в годы войны производство чугуна увеличилось на 150 процентов, цена 1 тонны чугуна подскочила с 50 йен в 1915 году до 550 йен в 1918 году.

В то время как до войны средняя норма прибыли промышленных компаний составляла 15 процентов, то уже в 1916 году она достигла в горнодобывающей и бумажной промышленности 90 процентов, в хлопчатобумажной промышленности — 70, в морских перевозках — 50 и в шерстяной промышленности — 60 процентов. В 1917 году норма прибыли в морских перевозках и в судостроении составляла более 160 процентов, в горнодобывающей промышленности — более 120, а в хлопчатобумажной промышленности —100 пропептов; в 1918 году в морских перевозках норма прибыли достигла 190 про центов, в судостроении—140, в хлопчатобумажной промышленности— 120, в полотняной — 80, в транспортном машиностроении — 70, в шерстяной промышленности — 60 и в бумажной промышленности — 70 процентов.

Однако японские капиталисты и не думали использовать огромные накопления от прибылей, чтобы устранить коренные недостатки японской капиталистической системы. Они были попросту опьянены этим бумом. Японский капитализм не замечал своей слабой основы, упиваясь результатами этого временного бума. Когда же окончилась война, то в 1920 году, значительно раньше, чем в Америке и в других странах, в Японии внезапно вспыхнул жестокий кризис и экономика страны вступила в период упадка

По даже тогда японский капитализм пытался преодолеть кризис путем временных половинчатых мер, а поэтому состояние хронического кризиса охватило в большей или меньшей степени все здание японского капитализма, и, казалось, исправить положение было почти невозможно.

Даже в то время, когда надо было предпринять решительные меры: сократить капитал и прекратить выплату дивидендов, — японский капитализм этого не сделал. Наоборот, ожидая спасения от правительства и прибегнув к его помощи, японский капитализм выплачивал дутые дивиденды, занимая деньги и разбазаривая народные средства, поступавшие от взимания налогов.

В этих условиях противоречия, присущие японской капиталистической экономике, стали еще более очевидными.

Противоречия заключились в том, что, несмотря на существенное увеличение производства, вызванное громадным накоплением капитала, почти не было заметно какого-либо повышения жизненного уровня народных масс. Другими словами, это были противоречия между возросшими производственными возможностями, с одной стороны, и покупательной способностью потребителей, с другой стороны.

Если рассматривать развитие производства Японии в период с 1913 по 1926 год, то оно характеризуется следующими общими данными: протяженность железных дорог увеличилась с 10 тысяч до 20 тысяч км, тоннаж торгового флота — с 1,5 миллиона до 3,5 миллиона топи, количество веретен в хлопчатобумажной промыпитейноеги увеличилось с 2,3 миллиона до 6 миллионов, производство каменного угля — с 18 миллионов до 31 миллиона тонн, выплавка стали увеличилась с 0,24 миллиона до 1,5 миллиона тонн, производство шелка-сырца — с 14 тысяч до 35 тысяч тонн, число запятых в промышленности рабочих возросло с 1,12 миллиона до 1,9 миллиона человек. Та ким образам, за один и тог же период индекс производства всей промышленности Японии подскочил с 35 до 100, а удельный вес японской промышленности в мировой промышленности поднялся с 2 до 4 процентов.

Однако в то время, как выпуск промышленной продукции Японии значительно возрос, жизненный уровень японских рабочих и всего народа Японии в целом фактически снизился.

Приняв за 100 индекс товарных цен и индекс заработной платы 1914 года, мы обнаружим, что в 1919 году индекс товарных цен достиг 285, а индекс заработной платы — только 194, то есть, по существу, реальная заработная плата снизилась па 32 процента. Это поистине поразительно.

В сентябре 1916 года был принят фабрично-заводской закон. Приблизительно в это же время на некоторых хлопчатобумажных фабриках, несмотря на то, чго средняя выработка рабочих за день увеличилась па 13 процентов, заработная плата возросла только па 8 процентов.

Например, в 1918 году доходы компании «Дайпихон босэки» составили 10,75 миллиона йен, из которых компания выплатила 6,77 миллиона йен дивидендов, и всего лишь 2,73 миллиона йен было выплачено нескольким тысячам рабочих в качестве заработной платы; таким образом, отношение заработной платы к дивидендам с капитала было равно 2: 5. Следовательно, дивиденды, как прибыль с капитала, росли, а вознаграждение за труд рабочим оставалось почти прежним. То, что в 1918 году по всей Японии прокатилась волна «рисовых бунтов», отнюдь не является чистой случайностью.

Взять хотя бы продолжительность рабочего дня. С 1919 года был формально установлен 8-часовой рабочий день, по и после этого рабочих фактически заставляли работать более 8 часов, причем за удлиненный рабочий день часто платили столько же, сколько и за 8-часовой рабочий день.

Несмотря на то, что в этих условиях проблема безработицы стояла чрезвычайно остро, правительство империалистической Японии вплоть до 1925 года пренебрегало этой проблемой и не провело ни одного обследования безработицы в стране. Только тогда, когда в 1925 тогу этот вопрос достиг крайнего обострения, статистическое управление при кабинете министров впервые занялось изучением этой проблемы. Однако министерство внутренних дел не считало безработными тех, кто, потерян работу в городе, возвращался в деревню, «так как они возвращались в деревню», и исключало из списков безработных также тех рабочих, которые были заняты два-три дня в месяц. Более того, правительство, сохранив в секрете систему обследования безработицы, не сообщило и о том, каким образом проводилось обследование.

Цифры, опубликованные в результате обследования, проведенного бюро социального обеспечения при министерстве внутренних дел, говорили о том, что с начале 1927 года в Японии было около 300 тысяч безработных, но это число не соответствовало действительности и не составляло, пожалуй, действительного количества безработных, оно «отражало действительное положение вещей не лучше, чем находящаяся над водой часть айсберга дает представление о всей массе айсберга». Трудно представить себе тяжелое положение безработных, число которых в то время превышало 2 миллиона человек. Проблема безработицы среди интеллигенции тоже была весьма серьезной. Даже по данным обследования бюро социального обеспечения, процент выпускников 45 высших учебных заведений и 100 средних специальных учебных заведений, получивших работу, был равен в 1923 году 79 и ежегодно падал, составив в 1930 году только 42 процента.

О том, насколько тяжелыми были условия труда и жизни рабочего класса Японии, свидетельствуют правительственные статистические материалы. Это особенно отчетливо видно, например, из 1-го доклада Комиссии по изучению условий труда в промышленности, опубликованного в октябре 1924 года.

Статистические данные о положении рабочего класса в результате проведенного в 1927 году обследования были также опубликованы, в «Политическом справочнике пролетария», изданном Институтом по обследованию условий труда в промышленности, являвшемся органом рабочего класса Японии и руководимым Сандзо Носака.

«Справочник по трудовой статистике», опубликованный статистическим бюро при кабинете министров Японии в 1928 году, показывает, что в 1925 году средний доход 415 обследованных рабочих семей составлял 47 йен 99 сен, а необходимые расходы — 57 пси 40 сен. Следовательно, фактически признавался нищенский уровень жизни семей трудящихся, доходы которых были па 9 йен 41 сену меньше, чем необходимые расходы. Еще один пример. В некоторых рабочих семьях из заработанных с трудом 67 йен 10 сен (которые состояли из основного заработка главы семьи в 60 с лишним йен, приработка около 30 сен, заработка жены около 3 йен и заработка детей и стариков в 1 йену 20 сен) 66 йен 89 сен шли на еду, жилище, одежду и другие самые необходимые нужды. После этого у семьи оставалась 21 сена. Можно ли назвать такую жизнь человеческой?

Такова была жизнь трудящихся масс Японии в условиях господства полуфеодального монополистического финансового капитала. Многие из трудящихся влачили жизнь, кокторую можно сравнить с жизнью кули в Китае. Низкий уровень жизни рабочих Японии объяснялся низким уровнем жизни крестьян Японии.

Тенденция превращения мелких землевладельцев в арендаторов нисколько не уменьшилась и в период бума японского капитализма, наступившего в годы первой мировой войны. Количество мелких землевладельцев, число хозяйств которых в 1913 году достигало 1750 тысяч, с каждым годом уменьшалось; в 1914 году число их дворов составляло 1730 тысяч, в 1915 году— 1710 тысяч, в 1918 году — 1097 тысяч, а в 1921 году дошло до 1669 тысяч. В условиях, когда нуждались даже владельцы земли, естественно, что мелкие арендаторы испытывали еще более жестокую нужду. Хотя цены на рис возросли, арендаторы все же вынуждены были отдавать, в качестве арендной платы большую часть своего урожая, и так как им не хватало оставшихся после уплаты арендной платы продуктов питания, то они вынуждены были покупать их па рынке. Порожденный войной так называемый бум был расцветом только для помещиков, жизнь же арендаторов нисколько не улучшилась, для них возросло только бремя налогов и долгов.

Задолженность крестьян по государственным налогам составила в 1914 году 6,6 миллиона йен, а в 1920 году достигла 75 миллионов йен. В том же 1920 году за неуплату налогов было реквизировано имущества на сумму 6,5 миллиона йен, в то же время задолженность крестьян в 1911 году составила уже 750 миллионов йен, а в 1925 году превысила 4 миллиарда йен; при этом большую часть этой громадной задолженности должны были выплатить малоземельные крестьяне. Продолжало существовать такое положение, когда беднейшие крестьяне вынуждены были продавать своих детей в публичные дома, на текстильные фабрики и другие предприятия.

Этот чрезвычайно низкий, нищенский уровень жизни японских крестьян давал возможность поддерживать заработную плату, условия труда и жизни всех японских трудящихся па таком же низком уровне.

Какие бы статистические данные мы ни взяли, они свидетельствуют о том, что в силу объективных условий того времени капитал, вложенный в публичные дома и в текстильную промышленность, приносил наиболее высокую прибыль. Причина этого одна и та же. В 1927 году на текстильных и других фабриках Японии работало около 315 тысяч девушек в возрасте до 16 лет. 80 процентов рабочих текстильных предприятий составляли женщины, причем из 800 тысяч работниц около 600 тысяч женщин было старше 16 лет и около 200 тысяч — моложе 16 лет.

Женский труд и труд малолетних девочек широко использовался в Японии — не только на текстильных фабриках, но и на предприятиях красильно-прядильной промышленности, на машиностроительных, химических и металлургических заводах, в горнодобывающей и других отраслях промышленности.

В японском «Статистическом ежегоднике» за 1924 год в 1-м докладе Комиссии по изучению условий труда в промышленности отмечалось, что при общем количестве фабрично-заводских рабочих в 1 миллион 320 тысяч человек 720 тысяч составляли женщины и 180 тысяч малолетние работницы, не достигшие 16 лет, а среди 300 тысяч рабочих предприятий горнодобывающей промышленности было 70 тысяч женщин н 14 тысяч девочек, не достигших 16 лет; при этом в число работавших, не достиг ших 16 лет, включались даже девочки младше 12 лет.

Низкий уровень жизни рабочего класса Японии способствовал поддержанию на низком уровне жизни всего народа. Это приводило к высокой смертности населения Японии от туберкулеза. В 1927 году смертность от туберкулеза составляла около 15 человек на каждые 10 тысяч человек населения, что в два раза превышало смертность от туберкулеза в большинстве цивилизованных стран Европы и Америки, где она колебалась от 6 до 10 человек на 10 тысяч населения; по смертности от туберкулеза Япония наряду с Мексикой занимала первое место среди цивилизованных стран; более того, особенно высокой была смертность от туберкулез, а среди молодежи в возрасте 15–25 лет; смертность молодежи в Японии была близка к смертности людей, достигших приблизительно 60 лет. Рост смертности среди молодежи свидетельствовал о тяжелых условиях, в которых она жила.

В 1926 году смертность грудных детей в Японии составляла около 15 человек на каждые 100 родившихся, что было значительно выше, чем в США, Англии, СССР. Франции, Германии и других странах, и даже значительно превышало смертность грудных детей в Италии. Тот факт что детская смертность, более высокая, чем в Японии, была обнаружена только в таких местах, как Борнео, Суматра и т. п., говорит сам за себя. Этот факт показывает, в каких жалких условиях были вынуждены жить рабочие, крестьяне и весь народ Японии. Такой низкий жизненный уровень трудящихся классов, составлявших подавляющее большинство населения Японии, естественно, создавал низкий спрос, что тормозило воспроизводство.

Потребление сахара на душу населения обычно является критерием уровня жизни народа.

Годовое потребление сахара в Японии на душу населения в 1922 году по сравнению с периодом до 1900 года повысились на 25 процентов и превысило 16 кип, з 1923 году оно упало до 14 кип, в 1926 году вновь возросло приблизительно до 18 кип, а в 1927 году опять понизилось до 15 кип и не составляло даже одной восьмой потребления сахара на душу населения в США.

Годовое потребление риса в Японии было самым высоким в 1921 году и составляло на душу населения 1 коку 2 го; в 1922 году оно равнялось 1 коку 1 то 8 се 7 го, в 1923 году— 1 коку 1 то 4 сё 7 го, в 1924 году— 1 коку 1 то 2 её 2 го, в 1925 году — 1 коку 1 то 2 сё 9 го, в 1926 году — 1 коку 1 то 3 сё 4 го, в 1927 году потребление риса па душу населения упало до 1 коку 1 то 2 го (материалы по экономической статистике Японии, составленные издательством «Асахи симбуп»). Для японского парода, основным продуктом питания которого является рис такое положение очень печально. И это в то время, когда на складах находилось более 10 миллионов коку риса, что в два раза превышало обычный необходимый запас риса, определявшийся в 5 миллионов коку.

Площадь обрабатываемой земли в Японии, достигнув в 1921 году максимальной цифры 6162 тысячи тё, продолжала неуклонно сокращаться. И это несмотря на существование закона 1919 года о субсидировании поднятия целины, но которому 40 процентов затрат, произведенных при подъеме целинных земель, оплачивалось государством.

Чти касается производства риса в Японии, то если валовой сбор риса в 1880 году, равный 32 миллионам коку, принять за 100, то в 1910 году он составил 53 миллиона коку (индекс 166), а в 1925 году он был равен около 60 миллионов коку (индекс 184); средний урожай риса, полученный с 1 тана земли за эгот же. период, возрос следующим образом: 1880 год— 1,22 коку (индекс 100), 1910 год — 1,76 коку (индекс 144), 1925 год — 1,86 коку (индекс 153). Рост населения за этот же период характеризовался следующими цифрами: 1880 год — 38'миллионов человек (индекс 100), 1910 год — 55 миллионов человек (индекс 143), 1925 год — 62 миллиона человек (индекс 163).

При этом серьезное противоречие состояло, во-первых, в том, что, несмотря на увеличение индекса роста населения в 1925 году до 163, а индекса сбора риса с 1 тана земли только до 153, площадь обрабатываемой земли сократилась. Во-вторых, несмотря на увеличение индекса валового сбора риса в 1925 году до 184, а индекса роста населения в 1925 году до 163, потребление риса на душу населения сократилось.

Падение покупательной способности народных масс Японии отчетливо проявилось также в том, что в то время, когда индекс оптовых цен на товары повысился с 206 в 1921 году до 212 в 1925 году, индекс розничных цен, который при нормальных условиях должен был бы повыситься значительно больше, чем индекс оптовых цен, на оборот, за эти годы сильно упал — с 236 до 218. После этого индекс оптовых цен также резко упал — до 188 в 1926 году и 179 в 1927 году, а индекс розничных цен тоже продолжал падать и составил в 1926 году 199, а в 1927 году — 189.

Покупательная способность трудящихся классов, кото рая определяется индексом реальной заработной платы (реальная заработная плата устанавливается путем умножения номинальной заработной платы па число рабочих и деления результата на индекс розничных цен), продолжала стремительно падать. Если принять индекс реальной заработной платы в 1929 году за 100, то в 1930 году он равнялся 99,8, в 1931 году — 95,6 и в 1932 году— 92,1.

Потребление хлопчатобумажных тканей, которые главным образом покупают народные массы, тоже значительно сократилось. Начиная с 1919 года, когда на японском внутреннем рынке хлопчатобумажных тканей было потреблено на сумму 7 миллионов 610 тысяч иен, их потребление с каждым годом падало. Сначала оно снизилось до 5 миллионов иен, затем до 4 миллионов и в 1926 готу упало до 3,3 миллиона иен, то есть составило в стоимостном выражении менее половины потребления 1919 года. То же самое относится и к шерстяным тканям. Их производство ежегодно увеличивалось, но, несмотря на огромные заказы армии и военно-морского флота, общее потребление этих тканей на внутреннем рынке было очень низким.

Потребление европейской бумаги в Японии в количественном отношении увеличилось в 1927 году до 1098 миллионов фунтов по сравнению с 780 миллионами фунтов в 1918 году, по в стоимостном выражении понизилось с 133 миллионов иен в 1920 году до 116 миллионов иен в 1927 году.

Статистическое управление при кабинете министров Японии признало, что в 1925 году при среднем доходе японского парата в 224 йены на человека расходы на предметы широкого потребления составляли 156 йен на человека, в то время как в Англии в 1924 году при среднем доходе на человека в 976 йен расходы на предметы широкого потребления составляли 664 йены, то есть в Японии доходы и расходы населения были более чем в четыре раза ниже, чем в Англии.

То, что потребление японским пародом жизненно важных товаров было невероятно низким, не могло не вызывать глубокого беспокойства в среде деловых кругов, занятых производством предметов потребления и продуктов питания.

Снижение внутреннего потребления наряду с таким мощным увеличением производства только подчеркивало остроту экономических противоречий полуфеодального монополистического финансового капитала Японии.

С одной стороны, чрезвычайная интенсификация труда, с другой стороны, рост безработицы, с одной стороны, широкие производственные возможности страны, а с другой — низкая покупательная способность населения; в этом проявлялась слабость экономики полуфеодального монополистического финансового капитализма Японии.

В период первой мировой войны и непосредственно после нее японский капитализм переживал невиданный расцвет, но это был расцвет только для капиталистов. Однако вскоре после окончания войны этот расцвет прекратился и чрезвычайно острый кризис охватил японский капитализм.

Даже в побежденной Германии послевоенный кризис не был таким глубоким и сильным, как в Японии. После этого японский капитализм вступил в стадию хронического кризиса. В Японии того времени имелись сотни вполне современных крупных промышленных предприятий, по наряду с ними существовали тысячи чрезвычайно отсталых маленьких мастерских, где применялся ручной труд; кроме того, вокруг торговых компаний сосредоточивались миллионы кустарей-бедняков, которые работали па эти компании, находясь в полной зависимости от них. Эти жалкие кустарные мастерские имелись не только в старых ручных отраслях производства, по и в новых отраслях, например в производстве электроламп, поршневых колен, где они концентрировались вокруг крупных промышленных предприятий. Потогонная система, применявшаяся в отношении рабочих этих кустарных мастерских, удешевляла стоимость изделий японской промышленности и давала возможность быстрого роста промышленного капитала, но в то же время эта система составляла чрезвычайную слабость промышленности Японии. Если рассмотреть общее положение японской экономики, то окажется, что, хотя японский капитализм и сумел создать высокоразвитую промышленность, он не смог разместить в крупных городах с населением свыше 200 тысяч человек более одной десятой населения страны. Таким образом, почти половина населения страны продолжала жить в деревне.

В то время капитал Японии равнялся 74 миллиардам йен, из которых торговый капитал составлял 13 миллиардов, промышленный капитал — 10 миллиардов, капитал других отраслей — 16 миллиардов, а сельскохозяйственный капитал равнялся 35 миллиардам йен, то есть составлял 47 процентов всего капитала страны.

Следовательно, сельскохозяйственный капитал продолжал преобладать, и по составу капитала Япония являла собой типичный образец аграрной страны. Та огромная роль, которую играла земельная рента в экономике Японии, является очевидным свидетельством пережитков феодализма. Из 92 миллиардов иен, в которые оценивалась в 1930 году вся собственность частных лиц и торговых предприятий, земля, посевы, а также сельскохозяйственные строения оценивались в 50 миллиардов йен, то есть составляли более половины стоимости всего национального имущества. Это говорит о том, что Япония оставалась аграрной страной, в которой класс помещиков имел очень большой удельный вес. В японской деревне продолжали доминировать отсталые феодальные отношения ц существовало неравное распределение земли. 50 тысяч крупных помещичьих хозяйств, каждое из которых имело более чем по 10 тё земли, хотя и составляли всего лишь 7i30 всех крестьянских хозяйств, число которых достигало 6,4 миллиона, владели, однако, более чем 1 миллионом тё обрабатываемой земли, то есть Vs всей обрабатываемой земли Японии, к тому же им принадлежали самые хорошие земли страны. Эти помещики сдавали свои земли в аренду малоземельным и безземельным крестьянам.

Кроме того, мелким и средним помещикам и зажиточным крестьянам, число хозяйств которых достигало 300 тысяч и которые владели от 3 до 10 тё земли, принадлежало около 2 миллионов тё земли, причем половину этой земли они сдавали в аренду, а остальную обрабатывали капиталистическим способом, используя наемный труд.

Землевладельцам, владевшим от 1 до 3 тё земли и число хозяйств которых составляло 900 тысяч, принадлежало около 1,7 миллиона тё, причем значительную часть земли они сдавали в аренду, а остальную землю обрабатывали, используя наемный труд.

Землевладельцам, владевшим от 5 тан до 1 тё и число хозяйств которых составляло 1,3 миллиона, принадлежало 930 тысяч тё, и они обрабатывали землю сами. Самым бедным слоем земледельцев были безземельные арендаторы и бедные крестьяне, число хозяйств которых составляло 4 миллиона, из них 2,5 миллиона хозяйств имели площадь не более 5 тан, причем вся площадь их земли составляла около 500 тысяч тё. Остальные 1,5 миллиона хозяйств не имели своей земли.

В Японии площадь арендуемой земли непрерывно увеличивалась, составив почти 50 процентов всей обрабатываемой земли, вместе с тем росло и число безземельных арендаторов, достигшее почти 30 процентов всего числа крестьянских хозяйств.

К тому времени число рабочих, запятых в сельском хозяйстве, превысило 5 миллионов человек, а число хозяйств, использовавших сельскохозяйственных рабочих (постоянных, сезонных и поденщиков), превысило 200 тысяч. Все это также ускоряло процесс развития капиталистических отношений в японской деревне.

Однако в японской деревне все еще господствовали арендные отношения, при этом арендная плата составляла около 55 процентов урожая; помимо арендной платы, в Японии существовал обычай взимать дополнительную плату за землю и в других формах; в большинстве случаев арендатор вынужден был платить помещику за аренду рисового поля до 80 процентов урожая.

Земельная рента в Японии была чрезвычайно высокой, препятствуя развитию сельского хозяйства.

Из 35 миллиардов иен, вложенных в сельское хозяйство Японии, цена земли составляла 28 миллиардов иен, то есть 80 процентов. 6 миллионов тё обрабатываемой земли вместе с пастбищами и лесами оценивались в 28 миллиардов йен, то есть в среднем стоимость 1 тё земли равнялась 1 тысяче йен. В 1930 году цена обрабатываемой земли в Японии поднялась приблизительно с 3 до 5 тысяч йен за 1 тё.

В то же время стоимость всей годовой продукции сельскохозяйственного производства Японии определялась в 3 миллиарда 253 миллиона йен. Если, исходя из этой суммы, определять среднюю стоимость продукции, получаемой с 1 тё обрабатываемой земли, при общем количестве обрабатываемой земли 6 миллионов тё, то она равна 535 йен. Поэтому легко можно представить себе, каким тяжелым бременем для сельского хозяйства Японии являлась чрезвычайно высокая стоимость земли а высокая земельная рейта.

Даже если считать, что средняя арендная плата взималась в размере 50 процентов урожая, то арендная плата с 1 тё будет равняться около 260 йен. Следовательно, при общей площади арендуемой земли около 2,8 миллиона тё доход помещиков только от арендной платы превысит 730 миллионов йен в год.

Это подтверждали и статистические данные японского Ипотечного банка. Эта высокая земельная рента ложилась невероятным бременем на плечи малоземельных и безземельных крестьян. Помимо помещиков, крестьян эксплуатировали торговцы и ростовщики; кроме того, очи должны были выплачивать высокие налоги. Государственные налоги составляли от 30 до 35 процентов доходов крестьян Японии. 4 миллиона крестьянских хозяйств, у которых было менее 1 тё земли и у которых отбирали 50–60 процентов урожая в качестве арендной платы, только с большим трудом могли прокормить семью на остаток урожая с обработанного ими клочка земли; однако, несмотря на это, они должны были еще платить высокий денежный налог. И тут на арене появляется безжалостный ростовщический капитал. Оптовые цены и цены, по которым мог продать сельскохозяйственную продукцию непосредственный производитель, были различны. Существовал большой разрыв между ценами на зерно осенью, когда вынуждены были продавать продукты урожая беднейшие крестьяне, и ценами весной, когда беднейшие крестьяне из-за нехватки продуктов питания вынуждены были покупать зерно. Из этого исходил в своей деятельности в японской деревне торговый капитал.

Из-за высокой земельной ренты и высоких налогов японские крестьяне вынуждены были прибегать к интенсивным методам обработки земли, и земля никогда не оставалась под парами. Поэтому крестьянам приходилось вносить в почву много удобрений и потребление удобрений в Японии было очень большим. Установлено, что бедные крестьяне Японии, кроме использования тех удобрений, которые давало им собственное хозяйство, должны были также покупать удобрения. Эти затраты составляли 8 процентов стоимости всего урожая. Здесь тоже открывалось широкое поле деятельности для торгового и ростовщического капитала. Обычно урожай крестьян скупался на корню, а удобрения продавались крестьянам в долг. Торговый и ростовщический капиталы, будучи тесно связаны друг с другом, оплели японских крестьян по рукам и ногам. Помимо этого, крестьяне страдали от непосредственного господства монополистического финансового капитала.

За период с 1925 по 1927 год падение цен па сельскохозяйственные продукты происходило значительно быстрее, чем снижение цен на товары, необходимые деревне. Эти ножницы цен, характерные для периода аграрного кризиса, становились все более ощутимыми. Появление разницы в цепах объясняется тем, что слабому, неорганизованному крестьянскому производству противостояло промышленное производство и монопольные цены на изделия промышленности, причем все это находилось под контролем монополистического финансового капитала.

Это не было чисто японским явлением, но в Японии, где господствовал полуфеодальный капитализм, малоземельные крестьянские массы ощущали это особенно сильно. Поэтому японские крестьяне были в особенно невыгодном положении и цены на сельскохозяйственные продукты, производимые крестьянской беднотой, были чрезвычайно низкими. Таким образом, монопольные цепы еще более увеличивали бремя, давившее на плечи японских крестьян, живших и без того в крайней нищете; и результате крестьяне вынуждены были брать деньги у ростовщика под очень высокие проценты. В 1927 году вся задолженность крестьян составляла приблизительно 5 миллиардов йен, годовая сумма по процентам с задолженности составляла около 550 миллионов йен; если к этому добавить арендную плату, которая в том году была равна 750 миллионам йен, то окажется, что из 1,8 миллиарда иен всего годового дохода крестьяне должны были уплатить только в виде арендной платы и процентов по долгам 1,3 миллиарда йен. Задолженность на один крестьянский двор составляла 800 йен. Помещики и зажиточные крестьяне брали ссуду под залог соответствующего имущества на условиях низких процентов, тогда как подавляющее большинство беднейших крестьян было вынуждено брать ссуду на условиях высоких процентов, достигавших 20 и более процентов, при этом часто ставились условия, которые обязывали крестьян погасить часть долга путем отработки.

Более того, большинство крестьян, начиная с середняков и кончая бедняками, влезло в огромные долги не ради целей производства, а ради приобретения продуктов питания. Иными словами, они вынуждены были занимать, ибо находились в безвыходном положении.

Подавляющей части крестьян Японии не хватало на жизнь доходов от сельского хозяйства, и они вынуждены были заниматься еще побочным промыслом, таким, как шелководство, ткачество и т. и.

В данном случае речь идет о побочном груде не с целью скоротать время или получить дополнительные деньги, как это бывает, когда основное занятие обеспечивает средства к существованию. В Японии побочный труд крестьян был средством борьбы с голодом, так как основная работа не могла их прокормить.

Два миллиона крестьянских семейств Японии, помимо сельского хозяйства, занимались шелководством. Это означало, что все члены семьи, включая малых детей, кроме тяжелого сельскохозяйственного труда, должны были изнурять себя дополнительным трудом, ухаживаяднем и ночью в течение месяцев за шелковичным червем. Вся жизнь этих бедняков протекала в труде, члены семьи — это только рабочие руки, а крохотное жилище крестьян было захвачено шелковичным червем.

Семьи бедняков, несмотря на то, что они день и ночь трудились в поте лица своего, не были гарантированы от голода. Часто крестьяне-бедняки вынуждены были продавать своих дочерей в публичные дома или па текстильные фабрики за 50—100 иен в счет будущей «зарплаты».

Чрезвычайно низкий, нищенский уровень жизни крестьян японской деревни в условиях отсталой системы полуфеодальной эксплуатации давал возможность поддерживать заработную плату промышленных рабочих в условиях японского капитализма на предельно низком уровне.

Прочтите повесть «Печальная участь работницы», написанную Хосои Вакидзо, и вы поймете, какой была жизнь женщин, покинувших деревню и работавших на хлопчатобумажных фабриках.

Прочтите книгу «Краболов», написанную Кобаяси Такидзи, и вы получите представление о тяжелом труде мужчин, которые, будучи принуждены временно покинуть деревню, где царил голод, познали гнет со стороны рыбопромышленников. Серьезные противоречия полуфеодального монополистического финансового капитализма Японии проявлялись также в существовании во многих городах Японии большого количества низкооплачиваемых служащих и бедных мелких торговцев. Все это свидетельствовало о том, что народ Японии не мог обеспеченно жить пи в городе, ни в деревне.

Нет необходимости говорить об основных причинах того, почему обрабатываемые земли Японии составляли только 16 процентов всей земельной площади страны и почему техника ведения сельского хозяйства была основана на применении примитивного ручного труда, что задерживало введение механизации.

Японская деревня не могла дать достаточного количества промышленного сырья, такого, как хлопок-сырец, шерсть и т. п., а также не могла стать вследствие своей бедности достаточно крупным потребителем хлопчатобумажных тканей и других изделий, которые производила промышленность Японии.

В этих условиях полуфеодальный капитализм Японии прилагал все силы к тому, чтобы расширить колонии Японии и получить, таким образом, сырье и рынки сбыта, ибо Японии не удалось бы достигнуть этих целей путем свободного развития внешней торговли. Но это еще более усилило противоречия японского капитализма, имевшие глубокие корпи, и было неизвестно, когда и к какому страшному взрыву приведут эти противоречия.

Однако причиной противоречий в экономике Японии была не только бедность естественных ресурсов.

Говорили, что основной причиной неустойчивости японской металлургии является отсутствие в Японии железной руды и коксующихся углей, однако существует много данных, свидетельствующих о том, что не бедность Японии естественными ресурсами являлась основной и решающей причиной слабости металлургической промышленности, а отсталые производственные отношения, которые господствовали в Японии в условиях полуфеодального монополистического финансового капитализма во всех областях сельского хозяйства, в производстве предметов потребления и в производстве средств производства.

Вот, например, некоторые факты: в 1919 году стоимость продукции металлургической промышленности достигла 650 миллионов йен, а к 1924 году упала приблизительно до 350 миллионов йен; в 1918 году по выплавке меди, которая равнялась 24 миллионам кан, Япония занимала в мире второе место после США, а после 1921 года выплавка меди в Японии упала приблизительно до 15 миллионов кан; добыча железной руды в Японии выросла с 150 тысяч тонн в 1913 году до 380 тысяч тонн в 1918 году, что покрывало почти 40 процентов внутреннего спроса, но в 1921 году добыча железной руды упала до 90 тысяч тонн, а в 1922 году — до 40 тысяч тони, что покрывало только 5 процентов спроса.

Ни проблема перенаселения, ни проблема недостатка продуктов питания не лежали в основе экономических трудностей Японии.

Это подтверждается тем, что, хотя площадь обрабатываемой земли Японии составляла только 16 процентов всего земельного массива страны и не увеличивалась, а даже сокращалась, а средний урожай риса с 1 тана, который мог бы быть более 8 коку, на самом деле не достигал и 1 коку 9 то, рост валового сбора риса в Японии превышал рост населения и на складах было более 10 миллионов коку риса.

Совершенно ясно, что недостаток продуктов питания для трудящихся масс объяснялся не перенаселением, не недостатком земли и продуктов сельскохозяйственного производства, — основная причина такого положения состояла в противоречии между характером производства и характером присвоения продуктов производства, присущим полуфеодальному монополистическому финансовому капитализму.

Различные противоречия полуфеодального монополистического финансового капитализма Японии служили источником кризисов; они вызвали кризисы 1920 и 1923 годов, ввергли страну в полосу хронических кризисов и привели к взрыву огромного кризиса 1927 года. В результате этого кризиса потерпели банкротство такие банки, как «Токио гинко», «Ватанабэ гинко», «Акадзи гинко», «Сода гинко», и некоторые другие, а также фирма «Судзуки сётэп» и другие; попсе большие убытки также и Тайваньский банк, лопнул Пятнадцатый банк, который являлся банком аристократии и помещиков. В результате были даже приостановлены в течение трех недель финансовые операции всех банков. После этого японская экономика вступила в период хронического кризиса.

Глава одиннадцатая Подавление в Японии демократии. Война

Из катастрофического хронического кризиса, причиной которого были различные противоречия, присущие японскому полуфеодальному монополистическому финансовому капитализму, был только один возможный выход — демократическая революция, которая была дорогой к миру и процветанию Японии. Если Япония не пойдет по этой дороге, то для нее оставалась только дорога фашизма и войны, дорога авантюр и разрушений, к которым неизбежно вели все более углублявшиеся противоречия полуфеодального монополистического финансового капитализма.

Единственным реальным выходом из этого чрезвычайно глубокого кризиса, угрожавшего экономике Японии, а следовательно, и жизни японского парода, было утверждение такой системы общественного производства и потребления, которая способствовала бы подъему жизненного уровня японского народа, и в первую очередь жизненного уровня рабочих, крестьян и трудящихся масс Японии, которые являются основным элементом общественного производства; иными словами, выход был в утверждении такой системы общественного производства и потребления, которая сделала бы возможным всестороннее развитие производства Японии.

Рабочий класс Японии стал понимать, что для осуществления этой цели трудящиеся Японии, и особенно рабочий класс, должны объединиться и организоваться и, используя силу своего объединения и своей организации, добиться улучшения условий труда рабочего класса, повышения потребления и улучшения условий его жизни, а это, в свою очередь, приведет к повышению уровня жизни крестьян и всех трудящихся страны.

Число промышленных рабочих Японии в период 1913–1927 годов увеличилось приблизительно с 1 миллиона до 2,1 миллиона человек, то есть в два раза. Если к этому числу прибавить 300 тысяч рабочих горнорудной промышленности, 400 тысяч рабочих транспорта и связи И 1800 тысяч поденных рабочих, то окажется, что в 1927 году число рабочих Японии достигало приблизительно 4,7 миллиона человек, среди которых было 3,2 миллиона мужчин и 1,5 миллиона женщин. Кроме того, за этот же период среди промышленных рабочих, являющихся основным ядром рабочего класса, резко увеличился удельный вес рабочих машиностроительной, металлургической, энергетической и других отраслей тяжелой промышленности.

Резко увеличилось за это же время и количество предприятий в Японии. С 1913 по 1927 год общее количество частных предприятий возросло с 15 тысяч до 54 тысяч, то есть примерно в три-четыре раза, при этом количество предприятий, применяющих собственные механические двигатели, увеличилось особенно значительно: с 9 до 44 тысяч, то есть приблизительно в пять раз; количество текстильных фабрик увеличилось с 8 тысяч до 19 тысяч, то есть приблизительно в два раза, а количество машиностроительных заводов — с тысячи до 4500, то есть более чем в четыре раза.

За это время общая мощность двигателей па государственных заводах увеличилась с 200 тысяч до 600 тысяч л. с, а потребление угля увеличилось приблизительно с 2 миллиардов до 4 миллиардов кии.

При рассмотрении состава валовой промышленной продукции оказывается, что удельный вес продукции текстильной промышленности упал с 45 процентов в 1913 году до 35 процентов в 1927 году, а удельный вес продукции металлургической промышленности возрос за это время с 3,5 до 7 процентов.

Быстрая концентрация капитала, о чем мы говорили выше, неизбежно приводила к концентрации рабочей силы.

В японской промышленности мелкие предприятия составляли подавляющее большинство. В 1927 году из общего числа всех предприятий Японии 85,2 процента предприятий имело менее 30 рабочих, 10,6 процента предприятий— от 30 до 100 человек, 3,5 процента — от 100 до 500 человек и только 0,7 процента предприятий имело более 500 рабочих. И хотя мелких предприятий было большинство, по вследствие высокой концентрации капитала в японской промышленности па 2 тысячах предприятий с числом рабочих свыше 100 человек, составлявших только 4,2 процента от общего количества предприятий, было сконцентрировано 60 процентов всех промышленных рабочих страны. В этом также проявлялась одна из характерных особенностей промышленности Японии.

В 1927 году насчитывалось 54 тысячи частных предприятий, среди которых было немногим более тысячи крупных заводов с числом постоянных рабочих более 200 человек. Таким образом, число таких крупных заводов не превышало 2 процентов от общего числа предприятий. Но число постоянных рабочих, запятых па этих Крупных заводах, составляло приблизительно 700 тысяч человек, то есть 35 процентов от 2 миллионов постоянных рабочих, занятых на всех частных заводах и фабриках.

Особенно высокой была концентрация рабочих в ма^ шиностроительной промышленности, где процент концентрации превышал 51; в текстильной промышленности он колебался около 51, в металлургической промышленности превышал 30, а в химической и военной отраслях промышленности достигал 40.

Концентрация рабочих па государственных предприятиях была особенно высокой: на 350 государственных заводах работало 150 тысяч постоянных рабочих, то есть на каждый завод приходилось в среднем по 430 человек.

Хорошо известно, что в горнодобывающей промышленности подавляющее большинство рабочих было сосредоточено на государственных предприятиях и на предприятиях, принадлежавших концернам Мицуи и Мицубиси. Если взять важнейшие угольные шахты северной части острова Кюсю и на их примере рассмотреть степень концентрации рабочей силы в горнорудной промышленности, то мы обнаружим, что в 1927 году на шахтах работало следующее количество рабочих:

На двух шахтах компании «Явата сэйтэцу»……………………………………………… 8500 человек На шахте компании «Кайгун сипбара» ………………………………………………….. 2500 На двух шахтах концерна Мицуи……………………………………….. 6000 На пяти шахтах концерна Мицусиси……………………………………..8000 На четырех шахтах компании «Фурукава»……………………………….4000 На шахте концерна Сумитомо…………………………………………….2000 На двух шахтах компании «Кайдзима»……………………………………6500 На четырех шахтах компании «Ясукава»………………………………..4000

Такая концентрация производства неизбежно требовала дифференциации производственного процесса; поэтому промышленный труд в Японии по мере роста концентрации производства становился все более сложным и разнообразным по своему характеру, и все рабочие страны разделились по специальностям в соответствии с новыми требованиями производства.

При этом разделении труда стали играть большую роль такие профессии, как токари, мотористы, котельщики, фрезеровщики, рабочие-шахтеры, судовые кочегары, судовые повара, вагранщики, кочегары, газовщики, работники по электропечам, рабочие-угольщики, горняки, прядильщики, ткачи и рабочие других специальностей, и в первую очередь квалифицированные токари, фрезеровщики, котельщики, вагранщики и т. п. Степень такого разделения труда определялась законами, присущими всему производственному механизму. Рабочие различных категорий, образовавшихся в результате этого разделения труда, объединились по специальностям и стали создавать массовые организации, порывая со своей изолированностью и разобщенностью. Все это свидетельствовало о том, что рабочий класс Японии уже достаточно вырос как в количественном, так и в качественном отношении и что в Японии появился и растет пролетариат — передовой класс общества. Более того, в это время среди японского крестьянства, жившего в условиях полукрепостной эксплуатации и парцеллярной системы землепользования, составлявших основу полуфеодального японского капитализма, тоже наблюдается рост классовой сознательности. Вышеперечисленные факты свидетельствовали о том, что рабочий класс Японии уже стал играть в обществе такую роль, что он мог стать руководителем кре. стьян, руководителем всех народных масс.

«Рисовые бунты» 1918 года явились поворотным пунктом, после которого начался мощный подъем крестьянского движения по всей стране. Даже по данным министерства сельского хозяйства и лесоводства и социального управления министерства внутренних дел Японии, количество так называемых арендных конфликтов в 1917 году составляло 85, а затем стало быстро расти и в 1918 году достигло 256, в 1919 году—326 и в 1920 году — 408. При этом в 1920 году в арендных конфликтах участвовало 35 тысяч человек. В 1921 году количество конфликтов достигло огромной цифры— 1680, а число участников возросло до 146 тысяч человек. В 1922 году, когда в стране была впервые создана общегосударственная крестьянская организация современного типа — Японский крестьянский союз (Пихоп намни кумиап), было зарегистрировано 1578 арендных конфликтов, в которых участвовало 126 тысяч человек. В 1923 году в стране было 1917 арендных конфликтов и 135 тысяч участников; в 1924 году — 1532 арендных конфликта и 111 тысяч участников; в 1925 году— 1206 арендных конфликтов и 135 тысяч участников; в 1926 году число арендных конфликтов резко возросло и достигло 2751, а количество участников поднялось до 151 тысячи человек. Такого резкого роста арендных конфликтов Япония никогда не знала ранее. В 1927 году было 2052 арендных конфликта и в них участвовало 91 тысяча человек [122].

Число современных промышленных рабочих Японии достигло в 1927 году 4,7 миллиона человек, из них в профсоюзах было объединено 320 тысяч человек, то есть 6,5 процента. В то время как в Англии этот процент составлял 35, а в Советском Союзе — 85. Однако процент организованных рабочих в Японии быстро возрастал. Следующие цифры дают представление о проценте организованных рабочих в отдельных отраслях японской промышленности в 1927 году: в металлургической промышленности 30 процентов рабочих были членами профсоюзов; в морском транспорте—15, в перевозках по суше—11, в текстильной промышленности — 6, в горнодобывающей промышленности — 5, в химической и керамической отраслях промышленности — 4, в промышленности строп-тельных материалов— 13, в полиграфической промышлепности — 12, в пищевой и табачной промышленности — 35, в электропромышленности и газовой промышленности — 89[123].

Кроме того, в электропромышленности и газовой промышленности Японии было занято большое количество временных рабочих, которых не учитывали при подсчете общего количества рабочих страны. Подобное положение в большей или меньшей степени наблюдалось и в других отраслях промышленности. Поэтому цифры, которые приведены выше, не всегда являются точными.

Однако из этих цифр видно, что процент организованных рабочих был наиболее высоким в металлургической, электротехнической, газовой, пищевой и табачной промышленностях; среди рабочих, занятых па транспорте, в промышленности строительных материалов, а также в полиграфической промышленности организация была слабее; в горнодобывающей и текстильной отраслях промышленности процент организованных рабочих был самый низкий. Эти цифры наглядно свидетельствовали о характере господства и контроля японского полуфеодального монополистического финансового капитала над рабочими.

Передовой организованный рабочий класс Японии играл большую роль в деле пробуждения классового сознания трудящихся масс Японии и являлся наиболее значительной силой, прокладывавшей путь развитию демократии. Организованный рабочий класс боролся против автократии отживавшего полуфеодального монополистического финансового капитализма Японии и стремился привести японский народ к счастью и миру путем демократизации японской экономики.

Первый подъем рабочего движения в Японии относится к 1897–1898 годам, но вскоре в связи с началом русско-японской войны рабочее движение было подавлено. Второй подъем рабочего движения начался 10 лет спустя— в 1907–1908 годах, но и на этот раз рабочее движение было подавлено императорским правительством. Но еще через 10 лет, в 1916 году, рабочее движение вновь достигло высшего уровня 1907 года, а в 1917 году вступило в период невиданного революционного подъема.

Если обратиться к цифрам, то мы увидим, что в 1898 году было 43 рабочих конфликта и 6292 участника; в 1907 году количество рабочих конфликтов возросло до 57, а количество участников — до 9855 человек; начиная с 1912 года ежегодно имело место 50–60 рабочих конфликтов, а число участников составляло от 6 до 7–8 тысяч человек. В 1915 году было 64 рабочих конфликта и 6752 участника. В следующем, 1916 году, в разгар так называемого военного бума, было 108 конфликтов, а участников — 8413 человек. В 1917 году, когда произошла революция в России, количество рабочих конфликтов достигло 398, и в них участвовало 57 309 человек. Эти цифры свидетельствуют о невиданном росте рабочего движения Японии: в 1917 году по сравнению с 1916 годом количество рабочих конфликтов увеличилось приблизительно в четыре раза, а число участников — приблизительно в семь раз. В 1918 году имело место 417 рабочих конфликтов, а число участвовавших в них превысило 66 500 человек. Это был год «рисовых бунтов». В этот год рабочее движение по количеству рабочих конфликтов и числу их участников не только превзошло предыдущие годы, по, если даже судить по статистическим данным социального управления министерства внутренних дел Японии, только за один август месяц 1918 года, то есть за тот месяц, когда происходили «рисовые бупты», вспыхнуло 109 рабочих конфликтов, в которых участвовало 26 400 человек; таким образом, за один месяц было больше рабочих конфликтов, чем за весь 1916 год, а количество участвовавших в конфликтах превысило общее количество участвовавших в конфликтах за 1914–1916 годы.

Мы уже говорили выше о том, что рабочие возглавили эти «рисовые бунты», что в них участвовали массы горожан, бедняков-крестьян, рыбаков и что крестьянское движение получило в это время большой размах.

То, что рабочий класс Японии всегда стоял во главе всякого движения за освобождение японского народа, со всей очевидностью подтверждается тем фактом, что волна рабочих конфликтов всегда предшествовала волне арендных конфликтов. Так, например, в 1916 году поднялась волна рабочих конфликтов, а в 1918 году — волна арендных конфликтов; в 1919 году вновь прокатилась волна рабочих конфликтов, а вслед за ней в 1921 году увеличит дось количество арендных конфликтов.

В результате репрессий, предпринятых правительством после «рисовых бунтов», а также кризиса 1920 года и наступления капитала количество рабочих конфликтов и число их участников упало в 1920 году до 60 процентов по сравнению с предыдущим 1919 годом и составило 282 конфликта, в которых участвовало 36 тысяч человек. В 1921 году произошло 246 конфликтов, в которых участвовало 58 тысяч человек; в 1922 году количество конфликтов равнялось 250, а число участников — 41500 человек, в 1923 году (год сильного землетрясения и пожаров в районе Каито) имело моего 270 рабочих конфликтов и 36 300 участников; в 1924 году было 335 рабочих конфликтов и 55 тысяч участников; в 1925 году — 293 рабочих конфликта и 41 тысяча участников. Но в 1926 году рабочее движение Японии вновь переживало подъем, причем число рабочих конфликтов превысило тысячу и достигло 1159, а число участвовавших в них перевалило за 100 тысяч человек и достигло 125 226 человек. Эти цифры более чем в два раза превышают соответствующие цифры 1918 и 1919 годов, то есть тех лет, когда отмечался наибольший подъем рабочего движения. В 1927 году произошло около тысячи конфликтов, а число участников прибликалось к 100 тысячам человек.

В 1927 году полуфеодальный монополистический финансовый капитализм Японии оказался в тяжелом положении— разразился кризис, который превращался в глубокий хронический кризис, угрожавший экономике Японии. Существовал единственный с экономической точки зрения путь к его локализации — это повышение жизненного уровня трудящихся масс Японии, повышение уровня потребления народных масс. Это подняло бы покупательную способность внутреннего рынка Японии, оздоровило и повысило его емкость, что в свою очередь способствовало бы увеличению производства и, следовательно, оздоровлению экономики и развитию страны по мирному пути. Для того чтобы все это осуществить, нужно было признать значение рабочих профсоюзов, союзов крестьян, политических организаций рабочих и крестьян, то есть организаций, являющихся основой всей организации трудящихся Японии. Только с помощью этих организаций рабочие, крестьяне и все трудящиеся Японии могли добиться повышения своего жизненного уровня. Таковы были общие требования японских рабочих, крестьян и всех трудящихся; таковы были необходимые объективные условия для перестройки экономики Японии.

В это время в Японии стали признавать необходимость проведения всеобщих выборов.

В 1928 году, после глубокого кризиса 1927 года, в Японии впервые была предпринята попытка провести всеобщие выборы, и эта попытка была отнюдь не случайной.

В этот момент решалась судьба Японии — пойдет ли Япония по единственно правильному шути, который ведет к миру и процветанию, или пойдет дорогой фашизма и войны, дорогой авантюр и разрушений.

По принятый японским императорским правительством и стоявшим за его спиной японским полуфеодальным монополистическим финансовым капиталом закон о всеобщих выборах был непоследовательным. Мало того, стремясь добиться па выборах нужного им результата, они потребовали в качестве условия принятия закона о всеобщих выборах, утверждения парламентом закона «О поддержании общественного спокойствия», целью которого было подавление свободы мысли, слова, печати, собраний и союзов. И этот закон протащили через парламент. Уже в конце 1926 года в день своего создания была запрещена Крестьяиско-рабочая партия — первая политическая партия японских трудящихся. Этот акт должен был привести, по их расчетам, к расколу политического движения трудящихся Японии, рабочих профсоюзов и союзов крестьян.

Продолжала процветать система взяток. Так, например, в июле 1927 года, когда парламент стоял перед лицом глубокого кризиса, партия Сэйюкай подкупила на полученные от концерна Мицуи деньги 22 члена парламента, дав каждому по 5 тысяч йен, чтобы сорвать работу парламента.

В феврале 1928 года в Японии впервые были проведены, наконец, всеобщие выборы. Рабоче-крестьянская партия получила 190 тысяч голосов, а вместе с Пролетарской партией (Мусаисэнто) — 450 тысяч голосов. В качестве первых представителей трудящихся Японии от Рабоче-крестьянской партии в парламент были избраны во семь человек, в том числе Ямамото Сэпдзи. Тогда японское империалистическое правительство на рассвете 15 марта 1928 года арестовало более тысячи членов и сторонников Коммунистической партии Японии. Аресты были произведены на острове Хоккайдо, в столичных округах Токио, Осака и Киото и в 27 префектурах; 484 арестованным, в том числе Итикава Сёити, Ивата Ёсимити, Токуда Кюити, Носака Сандзо, Носака Рюко, Сига Ёсео, было предъявлено обвинение на основании закона «О поддержании общественного спокойствия». Ватанабэ Масаносукэ и другие были зверски убиты.

В апреле 1928 года правительство запретило деятельность Рабоче-крестьянской партии, Вссяпонского союза пролетарской молодежи и Японского совета профсоюзов.

В мае генеральный секретарь кабинета Хатояма Итиро и некоторые другие предложили дополнить закон «О поддержании общественного спокойствия» еще более жестокими статьями.

В шопе специальным императорским указом закон «О поддержании общественного спокойствия» был дополнен такими видами наказания, как смертная казнь и пожизненные каторжные работы; кроме того, была учреждена специальная тайная полиция.

Так как трудящиеся Японии продолжали бороться за создание политической партии народа, правительство в декабре издало приказ о роспуске подготовительного комитета по созданию такой политической партии.

В марте следующего, 1929 года правительство потребовало от парламента утверждения пост фактум императорского указа о внесении дополнений в закон «О поддержании общественного спокойствия». Па заседании парламента выступил член парламента Ямамото Сэндзи, который бесстрашно отстаивал свободу мысли, слова, печати, собраний и союзов. После этого 5 марта он был убит.

16 апреля по всей Японии прокатилась новая волна арестов членов и сторонников Коммунистической партии Японии и было предъявлено обвинение еще 334 лицам.

Хотя в 1928 году в результате всеобщих выборов и было признано право на существование организаций трудящихся, но ввиду двуличной политики японского империализма, подавлявшего свободу мысли и союзов трудящихся, сложилось поистине трагическое положение. Необходимо признать, что предоставление трудящимся прав на объединение и ведение с капиталистами коллективных переговоров на равных началах было важнейшим условием мирного развития и процветания экономики

Японии на демократических началах. Однако для того, чтобы капитал вел на равных началах переговоры с организованным трудом, нужно было прежде всего, чтобы японский капитализм отбросил полуфеодальную машину, которая стоит за его спиной.

Так как японский капитализм не мог согласиться на уничтожение полуфеодальной машины Японии, он пошел на одобрение закона о всеобщем избирательном праве только при условии введения закона «О поддержании общественного спокойствия». Более того, чтобы иметь возможность оказывать влияние на всеобщие выборы и бороться против роста рядов политических партий трудящихся и рабочих профсоюзов, японский капитализм прибег к политике репрессий — были арестованы члены Коммунистической парши и распущен Японский совет профсоюзов.

Политика подавления Коммунистической партии должна была неизбежно привести к подавлению всякого социалистического движения, а затем к подавлению политических партий японских трудящихся и к уничтожению демократии внутри профсоюзов; в конце концов, она должна была привести не только к ликвидации самостоятельности политических партий и профсоюзов, по и к запрещению свободы мысли.

И действительно, с 1928 по 1933 год продолжался разгул тайной полиции японского империализма, которая преследовала членов Коммунистической партии и сочувствующих ей, арестовала и бросила в тюрьмы более 10 тысяч человек, арестовывала всех без разбора, вплоть до философа Мики Киёси, а в 1933 году зверски убила Кобаяси Такидзи, Норо Эйтаро и других талантливых представителей искусства и пауки. В результате действий этой полиции был закрыт Институт по обследованию условий труда в промышленности, созданный 10 лет назад по инициативе Носака Сапдзо и принесший большую пользу, ибо это было единственное научно-исследовательское учреждение Японии, проводившее работу в интересах трудящихся.

Мало того, в том же году Хатояма Итиро, будучи министром просвещения, поддержал требования фашистских элементов, видевших опасность в либеральной теории уголовного права, разработанной профессором Киотоского императорского университета Такикава; Хатояма Итиро,

Не считаясь с мнением ученого совета Киотоского императорского университета и игнорируя требования большинства студентов Киото и Токио, уволил профессора Такикава; таким образом, была открыто попрана свобода университетов и свобода научных исследований; затем были арестованы историк Хапи Горо и другие.

Позже, в марте 1934 года, был арестован преподаватель английской литературы 1-й высшей школы Макс Би-кертон, который посвятил 10 лет своей жизни воспитанию японских студентов.

Газета «Манчестер гардиап» заявила японскому правительству протест против таких действий японской тайной полиции в отношении Биксртона, «этого благородного человека». Газета назвала эти действия варварскими. Далее газета писала, что «Бикертоы, будучи либералом, не мог не питать чувства дружбы к прогрессивным студентам. В стране, претендующей на звание цивилизованной, такое действие не может считаться преступлением». Однако японское правительство никак не реагировало па это. Более того, в 19.35 году была запрещена теория профессора Минобэ Тацукити [124] о сущности императорской власти. Эта теория рассматривалась научными кругами в течение десятилетий как официально признанная. Она использовалась в императорских университетах для воспитания японской бюрократии. Теперь же дело дошло до того, что сам профессор Минобэ подвергся преследованию. Если сделал один шаг, нужно идти дальше. Репрессии против Коммунистической партии явились первым шагом по пути подавления свободы мысли, слова, печати, собраний и союзов. С этого началось подавление всех демократических свобод. Когда во время выборов в феврале 1936 года японский парод отдал большое число своих голосов за еще не разогнанные социалистические пар-тип, фашисты, проведя агитацию в войсках, подняли 26 февраля мятеж и захватили только что выстроенное здание парламента, показав тем самым, что они не намерены допустить демократизацию Японии.

В этой обстановке, использовав военное положение, введенное в связи с мятежом [125], японское империалистическое правительство запретило в 1936 году празднование 1 мая; в следующем, 1937 году под предлогом контроля за выборами празднование 1 мая было вновь запрещено. В 1938 году правительство решило запретить раз и навсегда празднование 1 мая, несмотря ни на какие изменения обстановки, а также не разрешать переносить празднование 1 мая на другой день.

В декабре 1937 года правительство арестовало также членов так называемой группы «Роноха»— ученых и профессоров высших учебных заведений, полемизировавших с компартией и выступавших против нее.

Правительство запретило также деятельность Японского национального совета профсоюзов (Нихон родоку-миай дзэнкоку хёгикай). Этот профсоюз принадлежал к так называемым левым легальным профсоюзным организациям и целиком отвергал нелегальную деятельность, которую в условиях жесточайших репрессий вел Японский: национальный конгресс профсоюзов (Кёгикай), продолжавший традиции запрещенного в 1928 году Японского совета профсоюзов (Хёгикай). Правительство обрушило репрессии также и против Японской пролетарской партии (Нихон мусанто), которая все же пыталась отстаивать позиции политической партии трудящихся. Эта партия выступала против Социалистической массовой партии, созданной в результате слияния группировок, образовавшихся после раскола пролетарских партий; эта последняя предала интересы социализма и все время сползала вправо.

Затем были проведены аресты в 18 округах и префектурах, где было арестовано около 400 человек, связанных с группой «Роноха», Японским национальным советом профсоюзов и Японской пролетарской партией.

После этого на основании старого закона 1900 года «О поддержании общественного спокойствия полицией» была залрещена деятельность Японского национального совета профсоюзов и Японской пролетарской партии.

Этот старый полицейский закон 1900 года должен был быть отменен после принятия закона «О поддержании общественного спокойствия», но этого не было сделано. Закон от 1900 года использовался тогда, когда было трудно оправдать па основе закона «О поддержании общественного спокойствия» применявшиеся репрессии.

К этому времени Социалистическая массовая партия совершенно отошла от социализма и перешла на позиции государственного социализма, то есть фашизма; Японский конгресс профсоюзов (Нихон родокумиай кайги) тоже провозгласил себя сторонником принципов государственного социализма.

Одновременно была распущена Лига потребительских кооперативов района Канто, а входившие в нее кооперативы были подчинены националистической фашистской организации — Центральному совету производственных кооперативов.

В период с июля 1938 года по апрель 1939 года все профсоюзы лишились своей самостоятельности, после чего и была создана новая фашистская организация — Промышленное патриотическое общество.

В июле 1940 гота даже Социалистическая массовая партия, давно отошедшая от социализма и повернувшая вправо, даже эта партия, увлеченная националистическими настроениями и превращавшаяся в профашистскую организацию, вынуждена была самораспуститься. Наконец, все конституционные парламентские политические партии заявили о саморосиускс, а в октябре 1940 года была образована единая фашистская политическая организация — Ассоциация помощи трону.

Вскоре после репрессий 1928 года против Коммунистической партии Японии и японские трудящиеся также постепенно утратили свои политические свободы и независимость своих профсоюзов; после этого не приходилось больше и мечтать о подъеме жизненного уровня трудящихся масс Японии.

По этой же причине исчезла надежда па расширение внутреннего рынка Японии, поэтому японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм, отказавшись от надежд на внутренний рынок, сконцентрировал все свое внимание на захвате внешних рынков.

Японский капитализм именем императорской власти беспрепятственно вмешивался в дела политических партий и профсоюзов, которые трудящиеся Японии пытались организовать, и лишал организации трудящихся самостоятельности. При этом для него неважно было, находились ли эти партии и организации под влиянием Коммунистической партии или пет. Таким образом, эксплуатация трудящихся масс японским капитализмом не знала границ; получая предельно низкую заработную плату и работая неограниченный рабочий день, трудящиеся производили вследствие этих причин очень дешевые товары.

Японские трудящиеся, подвергавшиеся жестокой эксплуатации, жили крайне бедно: одевались в лохмотья, жили в разрушенных домах, питались редькой, ходили босиком и не могли купить пи продуктов, ни промышленных товаров и даже рубашек и носков. При этом дешевые товары, произведенные японским народом в условиях жестокой эксплуатации, направлялись главным образом на внешний рынок и продавались там по бросовым ценам. Так полуфеодальный монополистический финансовый капитализм начал осуществлять так называемый «социальный демпинг».

В то время как трудящиеся зарубежных стран протестовали против опасности снижения своего жизненного уровня до жизненного уровня трудящихся Японии, а правительства этих стран вынуждены были вводить высокие государственные пошлины в качестве барьера против японских товаров, дешевых ввиду низкой заработной платы трудящихся Японии, японский империализм начал захват внешних рынков сбыта и сырья с помощью оружия.

И, наконец, полуфеодальный монополистический финансовый капитализм Японии достиг такой стадии, когда народ Японии не мог приобретать и потреблять его товары, не могли приобретать их и пароды других стран. Государство, в котором господствует такой капитализм, вынуждено само скупать продукты производства монополистического финансового капитала, причем на деньги, насильно собранные с населения в виде налогов, займов и пожертвований. Когда эти товары накапливаются, государство потребляет их одним усилием, а затем опять скупает у монополистического финансового капитала. Они стали последним и единственным товаром, который мог производить японский полуфеодальный монополистичеокий финансовый капитализм. Это было не что иное, как вооруженно. Таково лицо японского империализма — последней ступени японского капитализма.

Капитализм может существовать как общественная система до тех пор, пока капитал приносит прибыль, а жизнь народных масс улучшается или по меньшей мере поддерживается на определенном уровне. По, когда ради существования капитала и увеличения прибылей забывают о жизни народных масс, когда на мирные отрасли промышленности перестают обращать внимание, а капитал живет только за счет военной промышленности, капитализм обречен на гибель.

Иными словами, японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм утратил значение общественной системы и подписал свой смертный приговор, как только лишился возможности поддерживать свое существование без уничтожения парода Японии и пародов других стран, то есть без войны.

Обратимся к фактам. В условиях господства японского полуфеодального монополистического финансового капитализма удельный вес военных отраслей промышленности непрерывно возрастал. Например, удельный вес государственных, а также военных предприятий металлургической промышленности в экономике Японии составлял в 1921 году 4,6 процента, а в 1929 году он возрос до 8,9 процента; удельный вес предприятий военно-химической промышленности, непрерывно увеличиваясь, вырос за это же время с 9,3 процента до 14 процентов. В то же время удельный вес предприятий машиностроительной промышленности, которая и ранее была слабой, понизился с 10,4 процента в 1921 году до 8,8 процента В 1929 году. Японский капитализм показал свое полное бессилие и в вопросе всесторонней модернизации промышленности Японии. Военная политика японского капитализма неизбежно должна была закончиться крахом. По японский капитализм закрывал глаза на факты, свидетельствовавшие о его бессилии, и, несмотря па абсурдность политики развязывания войны, стремился довести эту политику до конца, приведя в движение всю машину японской абсолютистской монархии, ее бюрократию, военщину и другие силы.

Было ясно, что поражение военной политики японского полуфеодального монополистического финансового капитализма явится гибелью самой системы японского капитализма. По японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм принял страшное решение — проводить до последнего вздоха свою политику и тем самым попытаться полностью сохранить свое господство. Он решил идти этим путем, невзирая на то, что это может привести к мировой войне, к разгрому Японии, к уничтожению самого японского полуфеодального монополистического финансового капитализма. Японский капитализм решил, что все это лучше, чем демократизация страны и удовлетворение требований трудящихся, чем процветание Японии в условиях мира во всем мире, ибо это приведет к гибели существующей в Японии системы.

В результате кризиса весной 1927 года японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм еще более укрепил свое монопольное господство. В основных отраслях промышленности, таких, как угольная, железоделательная, сталелитейная, медеплавильная, нефтяная, электрическая, а также в производстве серы, искусственного шелка, сахара и текстиля от 1–2 до 5–6 дочерних компаний таких концернов, как Мицуи и т. п., сосредоточивали в своих руках от 50 до 95 процентов всей продукции. В банковском деле, где в 1927 году было 1799 банков, в 1928 году их количество сократилось до 1031, причем байкам Мицуи, Мицубиси, Сумитомо, Я суд а и другим крупным байкам принадлежало 33,6 процента всех банковских вкладов страны; в химической промышленности почти монопольно господствовали концерны Мицуи и Мицубиси.

Начав 15 марта 1928 года политику подавления коммунистического движения, которая затем вылилась в политику подавления демократии, японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм сделал первый шаг по пути к фашизму и развязыванию агрессивной войны. Уже в июле 1927 года премьер-министр сформированного партией Сэйюкай правительства Танака Гаити созвал так называемую Восточную конференцию, па которую были приглашены представители дзайбацу, политических кругов и военщины. Конференция выработала план политики, направленной на захват Японией Маньчжурии и Монголии. Этот план был одобрен императором. Подобный политический курс был изложен в «меморандуме Танака»; этот меморандум в декабре 1929 года был разоблачен Китаем и стал известен всему миру[126]. В Японии отрицали существование «меморандума Танака», но все действия японского империализма после 1927 года всецело соответствовали смыслу этого меморандума.

В меморандуме говорилось, что в случае покорения Маньчжурии и Монголии Япония сможет завоевать весь мир. Для этого необходимо: внутри Японии подавить демократические силы, и прежде всего коммунистов; в Китае' бороться против победы революционных сил и против коммунистического движения; в международном аспекте быть готовым к началу войны против Англии и США.

Действительно, сразу же после кризиса 1927 года кабинет Танака выступил против китайской революции, которая в то время успешно развивалась. В мае 1927 года кабинет Танака направил на Шаньдунский полуостров японские войска, не только не приняв во внимание протесты против этого Коммунистической партии Японии, различных социалистических партий, рабочих профсоюзов, союзов крестьян и прогрессивно настроенной интеллигенции, но даже провел 15 марта 1928 года массовые аресты среди членов этих организаций. В мае того же года правительство спровоцировало так называемый инцидент в Цзинаин, а в нюне организовало убийство Чжап Цзо-лина[127]. Когда же попытка использовать эти инциденты для захвата Маньчжурии провалилась, кабинет Танака стал ожидать другого удобного момента.

В 1930 году в империалистической Японии было свыше 2 миллионов безработных. В ноябре 1930 года японский империализм руками фашистов совершил покушение на премьер-министра Хамагути, который воздерживался от проведения политики, направленной на развязывание войны.

В самой Японии шел процесс фашизации, были убиты Дай Такума [130] и некоторые другие; в апреле в результате действии фашистских элементов внутри так называемых социал-демократических организаций произошел раскол Социалистической массовой партии и Японской федерации труда, после чего были созданы Японская государственно-социалистическая партия и Японская лига государственно-социалистических профсоюзов. 29 апреля во время торжественной церемонии, устроенной командованием японской экспедиционной армии в Шанхае по случаю дня рождения императора, корейцы бросили бомбы в генерала Сиракава и в находившихся рядом с ним лиц. В мае месяце было заключено соглашение о перемирии с Китаем.

15 мая фашисты убили премьер-министра Японии Инукаи. В июне месяце были проведены меры по усилению тайной полиции. В сентябре в соответствии с японо-маньчжурским протоколом Япония признала государство Маньчжоу-го, причем оно находилось в полной зависимости от посла Японии в Маньчжоу-го, который одновременно являлся командующим японской Квантунской армии. В октябре того же года тайная полиция японского империализма арестовала и убила Ивата Ёсимити — одного из лидеров Коммунистической партии Японии, руководившей борьбой против японского империализма.

В декабре было организовано Рабочее общество пожертвований на оборону, которое под предлогам содействия обороне государства выкачивало из трудящихся деньги. Декабрь 1932 года — начало января 1933 года — время вторжения японского империализма в китайскую провинцию Жэхэ. В феврале 1933 года Лига Наций 42 голосами против одного (то есть единогласно, за исключением Японии) рекомендовала Японии прекратить агрессивные действия против Китая. По японский империализм не посчитался с решением Лиги Наций и решил выйти из этой организации. В марте японский император опубликовал эдикт о выходе Японии из Лиги Наций.

Весь китайский парод поднялся на борьбу против агрессии японского империализма. Получив весной и летом 1933 года в боях у Великой китайской стены отпор со стороны китайской армии, агрессивная армия японского империализма вынуждена была отступить. И сейчас на окраине Супюани стоит памятник, воздвигнутый в память погибших в борьбе с японской армией за свободу Китая. Стихотворный текст, выгравированный на этом памятнике, был написан на байхуа, то есть на разговорном языке.

В 1934 году японский империализм для борьбы с коммунистической идеологией внутри страны учредил так называемый Научно-исследовательский институт национальной духовной культуры, создал в системе министерства просвещения Идеологическое управление и, наконец, заставил японских студентов, ученых и мыслителей отказаться от объективного метода научных исследований.

Приблизительно в это же время, в 1933 году, немецкие нацисты, захватив в Германии политическую власть, начали преследование коммунистов и покончили с демократией. Итальянские фашисты приступили в 1935 году к захвату Абиссинии. Таким образом, три фашистские страны — Япония, Германия и Италия — взаимно воодушевляли друг друга.

В апреле 1934 года полицейское управление вмешалось непосредственно — в дела профсоюзов, созвав конференцию рабочих и капиталистов. В этой конференции приняли участие Японская федерация труда и другие организации; профсоюзы все более утрачивали свою самостоятельность.

В декабре Тайный совет японского императорского правительства принял единогласное решение отказаться от Вашингтонских соглашений и направил об этом уведомление США.

В феврале 1935 года японский империализм отказался от «теории о сущности императорской власти», которая считалась длительное время официально признанной, и заявил, что император является единственным носителем верховного суверенитета в области политических и социальных отношений. В развитие этого положения правительство опубликовало в августе месяце заявление под названием «Сущность государства» и поручило министерству просвещения ведение пропаганды и преподавание этой фашистской теории об абсолютной власти императора.

В августе фашистские элементы убили начальника оперативного управления генерального штаба японской армии Нагата Тэцудзан.

В сентябре того же года английское правительство направило в Японию для ведения переговоров об экономической стабилизации и мире на Дальнем Востоке миссию Лейт-Росса, надеясь, что эти переговоры с японским правительством будут проведены на основе обоюдных уступок, но японское правительство не откликнулось на эту инициативу Англии.

В январе 1936 года представители японского империализма покинули Лондонскую конференцию по сокраще нию вооружений.

Во время выборов в феврале 1936 года японский народ своим активным участием в голосовании продемонстрировал решимость до конца защищать от фашизма парламентарную систему правления. В голосовании приняло участие 11 100 тысяч человек, то есть 80 процентов избирателей.

Партия Сэйюкай потерпела на выборах поражение, не был избран даже ее лидер Судзуки Кисабуро. Социалистическая массовая партия, выступавшая в тот период в поддержку социалистических и демократических тенденций японского парода, заняла первое место по количеству поданных голосов в Токио, Осака, префектурах Канагава, Хого и др. Всего членами нижней палаты японского парламента от Социалистической массовой партии было избрано 17 человек.

Японские фашисты были поражены и напуганы таким ярким выражением воли народных масс Японии, выступавших против фашизма, за социализм и демократию. Однако японские фашисты решили свести на нет результаты выборов и 26 февраля 1936 года в целях установления в, стране военной диктатуры организовали мятеж и убили министра финансов Такахаси Корэкие, министра — хранителя печати Сайто и других. Премьер-министр Окада едва избежал смерти. Тот факт, что правительство не квалифицировало сразу это выступление как мятеж, говорит о том, что японское правительство, император и господствующие классы Японии, хотя и в разной мере, были противниками демократии и, следовательно, тайно поддерживали фашистов. Японское правительство, не сумевшее взять открытого курса на подавление мятежа 20 февраля, зато заняло совершенно определенную позицию по отношению к первомайским демонстрациям. Правительство запретило проведение в 1936 году первомайских демонстраций под предлогом введения военного положения; в следующем году правительство запретило демократически настроенным трудящимся празднование 1 мая под предлогом выборов. И, наконец, правительство использовало события 26 февраля для того, чтобы в 1938 году навсегда запретить проведение первомайских демонстраций. Но воля парода проявляется не только на выборах. Против заговора врагов народа необходима была всеобщая забастовка членов профсоюзов, объединявших рабочих основных отраслей промышленности, транспорта, связи и т. д. Но в то время профсоюзы Японии не могли продемонстрировать своей силы, ибо среди руководителей профсоюзов были люди, предавшие интересы рабочих и тайно связанные с фашистами.

В ноябре 1936 года японский империализм заключил с германским нацизмом антикоминтерновский пакт. В ноябре 1937 года к нему присоединилась фашистская Италия. Затем к этому пакту трех государств — Японии, Германии и Италии — присоединилась в 1939 году также франкистская Испания. Тогда же представитель министерства иностранных дел Японии вынужден был заявить на пресс-конференции иностранных журналистов, что антикоминтерновский пакт направлен только против коммунизма, но не против демократии. В действительности же то, что направлено против коммунизма, неизбежно направлено и против демократии.

События, которые произошли после мятежа 26 февраля, доказали, что борьба с коммунизмом являлась борьбой с демократией. Внутри страны борьба с коммунизмом выразилась в стремлении уничтожить свободу мысли, слова, собраний и союзов, что облегчило бы эксплуатацию трудящихся; во внешней политике она выразилась в стремлении удовлетворить беспредельную алчность монополистического финансового капитала путем продолжения агрессивных войн.

Эти события доказали, что императорская система представляла собой чрезвычайно сильное политическое оружие для подавления демократических сил внутри страны и для ведения захватнических войн.

За период с 1931 по 1934 год японское императорское правительство арестовало и бросило в тюрьмы более 24 тысяч членов Коммунистической партии и сочувствующих ей. В 1936 году газета «Джепэн тайме» писала, что за последние три года более 59 тысяч японских граждан было арестовано за «вольнодумство». Попрание воли народа, подавление демократических сил внутри страны и за ее пределами — в этом состоит сущность так называемого антикоммунизма, сущность фашизма.

В еженедельнике «Джепэн кропикл» за 15 октября 1936 года сообщалось следующее: «В прошлый четверг на прибывший в Кобэ американский пароход «Президент Маккинли» японская полиция направила 50 полицейских. Полиция потребовала от капитана судна разрешения произвести обыск. Особенно тщательному обыску подверглись кубрики команды и машинное отделение. По-видимому, целью обыска являлись коммунистические газеты, журналы и книги, однако ничего найдено не было». Этот же еженедельник писал: «Английские таможенные власти Сингапура были удивлены, обнаружив, что все рубашки, привезенные из Японии, достигали в длину двух ярдов [131]. Однажды таможенные чиновники разрезали тесьму, стягивавшую в талии брюки, привезенные недавно из Японии, и, потянув за нее, обнаружили 30 ярдов хлопчатобумажной материн». Какую же жизнь вел японский народ, который заставляли производить товары для этого агрессивного экспорта?

Тог же еженедельник писал:

«Сообщают, что министерство внутренних дел Японии организует с 20 октября народное движение борьбы с туберкулезом. Сообщают также, что министерство внутренних дел Японии, записав на граммиластпики песню «Живи народ!», будет распространять эти пластинки по школам и другим организациям. За последнее время распространение туберкулеза в Японии достигло страшной силы. Число заболевших туберкулезом значительно превышает 1 миллион человек. Число умирающих ежегодно от туберкулеза колеблется между 120 и 130 тысячами человек. По статистическим данным министерства просвещения Японии, количество учителей начальных школ Японии, уволенных по состоянию здоровья, то есть фактически уволенных из-за туберкулеза, составляло в 1927 году 444 человека, в 1928 году — 472 человека, а в 1929 году — 501 человек. Полагают, что в начальных школах все же продолжает работать около 4 тысяч учителей, больных туберкулезом».

В 1929 году, в разгар хронического кризиса, начавшегося в 1927 году, в Японии вспыхнул новый кризис. С особенной силой он охватил деревню. В 1931 году был неурожай. В 1932 году — голод. Закрылись местные банки. Жалованье учителям муниципальных начальных школ не выплачивалось. В результате японский народ вынужден был есть папоротник и траву; в начальных школах встала проблема недоедания среди детей. В одном районе Тохоку, даже по правительственным данным, число населения, нуждавшегося в немедленной помощи, достигало 2 миллионов человек. Только в одной из деревень префектуры Нагано были вынуждены уйти на заработки 614 молодых девушек. 279 из них устроились работать служанками, а 335 были проданы в публичные дома. В другой деревне, в префектуре Акита (в этой деревне насчитывалось 350 дворов), только в 1934 готу 50 девушек было продано в дома терпимости по 50 йен за каждую. В префектуре Иватэ наблюдалось то же явление. 15 октября 1936 года еженедельник «Джепэн кроникл» писал об этом следующее: «Имеется множество сообщений о голотс в Японии. По когда известный деятель Общества христиан господин Кагава Тоёхнко, возвратившись недавно из района Тохоку, заявляет: «Если сейчас не предпринять необходимых мер в районе Тохоку, то я опасаюсь, что там разразится голод», — трудно понять, что он хочет этим сказать.

Ведь два года назад крестьяне района Тохоку продали всех тех девушек, которых можно было продать, а остальных отправили кого куда. Затем они отправили мальчиков в города и потуже затянули пояса, стягивающие их тощие от голода животы. Затем им пришлось питаться травой, и наконец дошла опереть и до коры деревьев. Кагава говорит, что крестьян района Тохоку нужно заставить купить козу. Ои полагает, что, может быть, коза спасет район Тохоку, подобно тому как она спасла Грецию. Но г-н Кагава не объяснил, от каких бед спасла коза Грецию. Иногда японцев называют греками Азии, по ведь нет грека, который бы не мог купить козу.

Однако, к сожалению, и козу необходимо кормить. А в районе Тохоку и кора на деревьях ободрана и травы на полях нет».

Этот же еженедельник поместил следующие сообщения: «Сан-Франциско. Домэй Цусии. 3 октября. Адвокат компании «Нихон юсэи кайся» господин Мацудзима Рокуитиро, направляющийся в Японию на пароходе «Асама-мару», заявил: «В Японии не существует обычного права, а имеются только кодексы законов, которые уничтожают законность. Японии надо учиться законности у США и Англии. Там, где нет обычного права, нет справедливости».

«Чунцин. Домэй Цусип. 9 октября. Капитан 3 ранга Кук — командир английской канонерской лодки, — излзгая свою точку зрения на международные отношения, пророчески заявил, что Китай в случае войны с Японией вначале, наверно, будет терпеть поражения, но если борьба будет длительной, бесспорно, одержит победу».

21 января 1937 года еженедельник «Джепэн кроникл» писал: «В Осака 12 тысяч фабрик и заводов. Более чем на половине из них насильно установлен рабочий день продолжительностью свыше 8 часов. На многих из этих предприятий существует 16—17-часовой рабочий день, а на одном из крупных заводов — даже 19-часовой рабочий день. Говорят, что рабочие довольны, по мы хотели бы услышать мнение самих рабочих. Пять часов — слишком короткий промежуток времени для того, чтобы дойти от дома до работы и обратно, покушать, поспать и отдохнуть. Не так ли? Но, возможно, рабочие считают, что лучше 19 часов изнывать на работе, чем 8 часов трудиться, а остальные 16 часов страдать от голода? Нечего и говорить о том, чго если трудящийся работает долгое время при условии такой продолжительности рабочего дня, то это сильно подрывает его здоровье.

Говорят, что промышленный отдел управления Осакского округа обратился к предпринимателям с предупреждением. Это более чем странно. Совершенно ясно, что чиновники управления округа должны предупредить самих себя. Ведь для увеличения продолжительности рабочего дня необходимо получить разрешение окружной администрации. Разве администрации платят жалование не за то, чтобы она следила за строгим соблюдением официально установленных правил?»

В июле 1937 года японский империализм, использоваз провокацию па мосту Марко Поло [132], значительно расширил агрессивную войну против Китая.

Что касается внутренней политики, то, объявив о «всеобщей мобилизации национального духа», японский империализм уничтожил свободу мысли, а введя принудительное посещение синтоистских храмов, попрал также свободу вероисповедания.

В декабре 1937 года японская армия, захватив Нанкин, совершила в городе такие преступления, которые уже давно были осуждены как варварские и не совместимые с гуманностью.

В 1938 году японский империализм, приняв закон «О всеобщей мобилизации нации» и закон «О государственном контроле над электроэнергией», поставил всю экономику Японии на военные рельсы и завершил подготовку к введению в Японии обязательной трудовой повинности (указ о мобилизации населения для работы в промышленности вошел в силу в 1939 году). Под предлогом реорганизации предприятий японский империализм ослабил позиции средних и мелких торговых и промышленных фирм, производство которых служило мирным целям, и усилил господство монополистического финансового капитала. В результате крупные военные промышленники, такие, как Люкава Гисукэ и Накадзима Такухэй, выжимая из народа пот и кровь, стали получать еще большие прибыли.

Коммунистическая партия Японии и Японский национальный совет профсоюзов были запрещены уже раньше, а Японская пролетарская партия и Японский национальный конгресс профсоюзов были запрещены в 1937 году, когда они пытались организовать народный фронт против фашизма и войны. Руководство Социалистической массовой партии стояло на позиции поддержки агрессивной войны и фашизма. Руководство Японской федерации труда опубликовало заявление о том, что оно не будет прибегать к забастовкам.

В 1938–1939 годах правительство прилагало все усилия для создания Промышленного патриотического общества, и вскоре, в 1940 году, Японская федерация труда была распущена, а вместо нее было создано это общество. Вместо распущенных политических партий была создана Ассоциация помощи трону. Результатом всего этого явилось установление фашистской диктатуры японского полуфеодального монополистического финансового капитализма.

На состоявшемся в мае 1939 года в министерстве юстиции Японии совещании командиров жандармских подразделений японской армии было объявлено, что коммунисты являются самыми злейшими врагами военной политики японского империализма.

В это же время в 1938 году японский империализм попытался захватить часть территории Советского Союза: но был разбит и отброшен с высоты Заозерная. Летом и осенью 1939.года японский империализм пытался захватить Монгольскую Народную Республику, но был разбит у реки Халхин-Гол. Однако японское правительство в пропагандистских целях изобразило свое поражение как победу, а такие художники, как Фудзита Цугудзии и ему подобные, даже нарисовали на эту тему картины.

В мае 1939 года император издал специальный указ, адресованный учащейся молодежи, в котором требовал, чтобы молодежь безоговорочно поддерживала агрессивную войну японского империализма. В обращении к народу от 11 февраля 1940 года император лживо утверждал, что система императорской власти в Японии насчитывает 2600 лет, и настойчиво призывал народ поддерживать японский империализм и добиваться успехов в агрессивной войне [133].

В соответствии с этими требованиями императора министерство просвещения заполнило в 1939 году все учебники начальных и средних школ пропагандой абсолютизма, ультранационализма и милитаризма, а в 1941 году по примеру нацистов провело реформу: начальные школы стали называться народными школами, а учебные планы н методы преподавания стали совершенно антинаучными. Особенно далеки от правды, логики и доказательности были учебники по истории, географии и этике; учебники проповедовали слепое подчинение и фанатическое преклонение перед авторитетом императора и японской государственной властью.

Японский империализм запретил в высших учебных заведениях изучение не только коммунистических и социалистических, но даже демократических, либеральных и пацифистских теорий. Мало того, он был даже против объективного и логичного подхода к науке. Даже в естественных науках, инженерном деле и медицине было запрещено изучение каких бы то ни было вопросов, не имеющих прямого отношения к войне. Таким образом, профессорами высших учебных заведений могли стать только ревностные сторонники империализма или рабски покорные специалисты.

Для того чтобы сохранить свое господствующее положение, монополистическому финансовому капитализму, являющемуся последней ступенью капитализма, нужно было поддерживать тесную связь со всеми привилегированными господствующими силами. В Японии он был тесно связан с феодальными силами, позиции которых были еще очень сильны, то есть с императорской бюрократией; рассматривая власть императора как абсолютную, монополистический финансовый капитал считал агрессивные войны неизбежными; проповедуя незыблемость императорской власти и неизбежность агрессивных войн, он осуществлял различные махинации, направленные против интересов японского народа и пародов других стран. Монополистический финансовый капитализм, квалифицируя агрессивные войны как «священные», совершал во имя императора в Японии и за ее пределами преступления и зверства, противоречащие элементарным понятиям гуманности.

На заседании парламента 2 февраля 1940 года депутат парламента Сайте Такэо задал правительству вопрос. Констатировав, что в ходе долгой империалистической войны против Китая (2,5 года) японский парод перенес тяжелые страдания и потерял 100 тысяч человек, Сайто спрашивал, какие выгоды получит японский народ за то, что он принес в жертву свою жизнь, свободу и имущество?

Сайто ответил на этот вопрос сам. Он заявил, что Япония, прикрываясь «священной войной» и лозунгом установления нового порядка в Восточной Азии, на самом деле стремится захватить малые и слабые государства; по мнению г-на Сайто, необходимо было перестать прятаться за эти благопристойные названия и называть вещи своими именами; он настаивал на том, что Япония должна открыто заявить о своих требованиях, указав конкретно, каких именно уступок она добивается. Затем, получив максимальное удовлетворение своих требований в результате компромиссных переговоров с руководителями Китая, Англии и США, Япония должна прекратить войну. Иными словами, господин Сайто предлагал такое решение, которое было пригодно для того периода, когда мировой капитализм еще не достиг стадии империализма и в мире еще существовали районы, не захваченные капиталистическими странами. В тот период возможны были компромиссные решения спорою между капиталистическими государствами. По он предлагал это решение в тот период, когда весь земной шар был уже поделен между империалистическими государствами, а капиталисты всех стран с помощью демагогии вели смертельную борьбу за свое безраздельное господство над соответствующими районами.

Заявление г-на Сайто было встречено народом Японии с одобрением, ибо оно разоблачало демагогию японского империализма и выражало недовольство так называемой «священной войной», которая только увеличивала страдания народа, а бюрократии, военщине и дзайбацу приносила огромные прибыли. Однако заявление г-на Сайто весьма обеспокоило японский империализм, пытавшийся удержать своп позиции не путем разрешения противоречий, а путем их углубления, что неизбежно должно было привести в конце концов к крайнему обострению противоречий и к огромной катастрофе. Он воспринял это выступление как дурное предзнаменование. Поэтому запрос депутата парламента Сайто назвали «нескромным запросом» и охарактеризовали как «оскорбление целей священной войны».

Японский империализм заставил парламент исключить Сайто из своего состава и попытался скрыть от народа свои противоречия, которые были разоблачены в парламенте депутатом Сайто.

Тем временем японский империализм пытался одурманить народ с помощью лживой пропаганды «славных» традиций императорской власти в Японии, якобы насчитывавшей 2600 лет. Чтобы подогреть фанатические настроения, благоприятствующие фашизации страны и продолжению военной политики японского империализма, император Японии издал 11 февраля, в «День основания империи», указ, призывавший народ стойко переносить трудности и лишения.

В феврале 1940 года в журнале «Нихонхёрон» была помещена статья под названием «Чунцинские впечатления». Автором статьи был господин Джеймс Янг— издатель журнала «Джепэн адвертайзер» и управляющий дальневосточным филиалом компании «Интэрнешинэл ныос сервис». Г-н Янг жил в Японии 11 лет и был известен в американских журналистских кругах как специалист по Японии.

В этой статье Янг сообщил, что чунцинское правительство (правительство Чаи Кай-ши) становится все более сильным благодаря взаимодействию с коммунистами Китая и благодаря улучшению отношений с Англией, Америкой и СССР; в то же время клика Ban Цзин-вэя, стремившаяся к сотрудничеству с японским империализмом, становится нее более бессильной. Янг призывал японский парод критически оцепить создавшееся положение.

В обзоре, появившемся 1 февраля в «Асахи симбун», говорилось, что «все, что было написано за последнее время японцами, не вызывает никакого интереса, в то время как «Чунцинские впечатления» Янга заслуживают внимания».

21 октября 1939 года японская полиция арестовала Янга, но запретила сообщать об этом в японских газетах; однако, увидев, что «Чунцинские впечатления» Янга с одобрением встречены японским народом, японский империализм заставил «Асахи симбун» и другие японские газеты опубликовать 3 февраля заметки об аресте Янга.

Затем в марте 1940 года японский империализм заставил Ban Цзин-вэя провозгласить создание марионеточного китайского националистического правительства; в сентябре был заключен фашистский тройственный пакт (японо-германо-итальянский); в октябре была создана фашистская организация — Ассоциация помощи трону. Она ставила своей целью подавление в Японии политических партий, ликвидацию конституционного правления и парламентской системы, уничтожение свободы слова, собраний и союзов, ликвидацию демократии. По случаю 2600-й годовщины императорской власти император устроил военный парад, а в ноябре (месяц, когда родился император Мэйдзи) были проведены празднества, посвященные этому ложному юбилею (2600-й годовщине).

Японский империализм, действуя от имени императорского правительства, заставлял японский народ подчиняться силам фашизма и империализма, заставлял его служить полуфеодальному монополистическому капитализму.

В 1940 году из рядов Социалистической массовой партии, находившейся целиком под влиянием фашизма, была исключена небольшая группа, в которую входили Абэ Исоо, Катаяма Тэцу и другие. Эта группа, став самостоятельной, попыталась организовать Народную партию трудящихся, но ввиду правительственного распоряжения, запрещавшего создание политических и общественных организации, она вынуждена была отказаться от этого дела.

В то же время правительство потребовало самороспуска Японской федерации труда и ее слияния с Промышленным патриотическим обществом; но Мацуока Комакити, президент Японской федерации труда, ответил на это, что, поскольку создание нового общества не завершено, существование профсоюзов еще необходимо. Далее он заявил: «Если будет приказ о роспуске профсоюзов, то делать нечего, Японская федерация труда прекратит свое существование, но самораспускаться она не намерена». Однако ввиду шатания, охватившего профсоюзы, входившие в федерацию, в июле 1940 года Японская федерация труда прекратила свое существование. Так закончилась 29-летняя история Японской федерации труда, существовавшей со времени общества «Юайкай». Согласившись 10 лет назад на правительственные репрессии против коммунистического движения, руководители Японской федерации труда сделали первый шаг по пути отказа от основного принципа свободы союзов. Вскоре это привело к тому, что социалистические партии и профсоюзы утратили свою самостоятельность. И, наконец, после сотни уступок они вынуждены были заключить союз с фашизмом. Затем правительственные круги стали отрицать необходимость самого существования политических партий и профсоюзов, и хотя руководители так называемых социалистических партий и профсоюзов и пытались протестовать против такой постановки вопроса, было уже слишком поздно.

История японского парода свидетельствует о том, что тот, кто одобряет репрессии против коммунизма, в конце концов соглашается с фашизмом, а тот, кто делает первый шаг по пути отказа от свободы мысли, слова и союзов, должен будет сделать и последний шаг по пути отказа от свободы вообще.

Мысль Абэ Исоо и Катаяма Тэду, что запрещение Коммунистической партии не имеет к ним никакого отношения, привела к запрещению Народной партии трудящихся; мысль лидеров Социалистической массовой партии, что запрет Народной партии трудящихся не имеет к ним отношения, привела к тому, что в июле 1940 года партия вынуждена была пойти па самороопуск. Руководители Социалистической массовой партии, такие, как Абэ Хисаси и другие, быстро запродали свою душу и тело, став членами подготовительного комитета по созданию фашистской Ассоциации помощи трону.

Партии Сэйюкан и Минсэйто, спокойно взиравшие на подавление социалистических партий, считая это чужим для них делом, теперь сами вынуждены были объявить о самороспуске, и Кухара Фусаносукэ и некоторые другие лидеры уже продались фашизму. Правда, часть членов партии Минсэйто пыталась отстоять партию, по было уже слишком поздно.

Таким образом, к августу 1940 года все японские политические партии вынуждены были самораспуститься.

Лживая японская демократия, бросившая па произвол судьбы левое крыло демократического движения, потеряда теперь и это правое крыло. Наконец, маска демократии была отброшена прочь, и в Японии была установлена открытая диктатура полуфеодального монополистического финансового капитализма, то есть фашизм японского типа. Объединившись с германским и итальянским фашизмом, японский фашизм бросил вызов демократии всего мира. Хотя английская и американская демократии и спохватились, но было уже поздно.

В апреле 1940 года еженедельник «Джепэн кропикл» писал: «Японские товары вскоре будут, по-видимому, изгнаны с рынков Британской империи». Этот еженедельник проанглийской ориентации был единственным в Японии печатным органом, который все еще пользовался свободой печати и возможностью сообщать читателям правду. Однако в январе следующего года он был подчинен органу японского империализма «Джепэн таймс».

В номере «Джепэн кроикл» от 30 января сообщалось, что стоимость жизни рабочих и служащих Японии поднялась в 1940 году по сравнению с 1937 готом на 40 процентов, а за один год, то есть с конца 1939 по конец 1940 года, — на 10 процентов.

В этом же номере сообщалось о том, что в результате обследования, проведенного в Кобэ, выяснилось, что из 120 тысяч девочек 20 тысяч, то есть каждая шестая, больны туберкулезом.

В том же номере сообщалось, что фактические прибыли концерна Мицубиси за второе полугодие 1940 года, даже по официально опубликованным данным, достигли поистине громадной суммы — 78 миллионов йен.

Сообщалось также о своеобразном «жесте» пяти крупнейших акционеров концерна Мицубиси, в том числе барона Ивасакп Хисоя [136], отказавшихся принять часть дивидендов. Несмотря на то, что дивиденды в текущем году равнялись 9 процентам, правление концерна Мицубиси решило выплачивать им в течение 10 последующих лет дивиденды из расчета 6 процентов годовых.

Затем в еженедельнике сообщалось, что вследствие установления министерством внутренних дел и информационным бюро нового порядка цензуры кинофильмов «кинокартины, в которых поддерживаются идеи коммунизма, демократии и либерализма, противоречащие политике Японии, подлежат запрещению, даже если они представляют ценность с художественной точки зрения. Например, кинокартина «Бодесуто» была ранее разрешена к демонстрации на экранах Японии, но, когда увидели, что ей свойственны антимилитаристские тенденции, она была запрещена».

В экономическом приложении к еженедельнику «Джепэнп кроникл» от 24 октября 1940 года сообщалось, что за первые 10 дней октября 1940 года экспорт хлопчатобумажных тканей из Японии в нейтральные страны составил 45,6 миллиона квадратных ярдов, что на 18,7 процента ниже по сравнению с экспортом за такой же период предыдущего года. «Перспективы не сулят ничего хорошего», — писал еженедельник. Касаясь запрещения японским правительством публикования статистических данных о внешней торговле Японии, еженедельник использовал в своих статьях критику этого решения, данную центральными и провинциальными газетами торгово-промышленных кругов. Еженедельник писал, что если статистические данные о торговле Японии свидетельствуют о слабости и недостатках Японии, то запрещение их опубликования кажется естественным. Однако эти статистические цифры известны партнерам по торговле (так, например, с возникновением японо-китайского конфликта цифры о японском экспорте золота стали в Японии секретными, но они помещаются в изданиях, выпускаемых за границей), поэтому запрещение японским правительством публикования официальных статистических данных о торговле Японии зря нервирует японский народ и способствует распространению невыгодной для Японии пропаганды за границей. В заключение еженедельник высказывал мысль о том, что этот запрет приносит, возможно, больше вреда, чем пользы.

В еженедельнике также приводились факты о том, что за последнее время цифры о торговле стран йеновой зоны с нейтральными государствами часто использовались в целях невыгодной для Японии пропаганды.

В том же номере, говоря о роли полиции в движении, возглавляемом Ассоциацией помощи трону, еженедельник сообщал, что правительство Японии открыто взяло курс на жестокое подавление всех тех, кто осмеливается выступать против этого движения.

1 января 1941 года «Джепэн кроникл» писал: «В последнее время сложилась такая обстановка, что лучше обходиться без традиционных новогодних поздравлений. Обычно в новом году желают счастья и процветания. Но теперь процветают только военные промышленники».

В номере за 21 января «Джепэн кроникл», ссылаясь на журнал «Ориентэл экономист», указывал, что при сравнении производства Японии за август 1940 года с производством за август 1939 года оказывается, что производство волокна, бумаги и продуктов питания упало соответственно на 13,9; 7,2 и 39 процентов, а производство обрабатывающей и горнодобывающей промышленности сократилось за это же время на 11 процентов; прибыль японского капитала за август 1940 года тоже снизилась по сравнению с августом 1939 года на 0,5 процента и составила в среднем 21,2 процента оплаченного капитала.

23 января «Джепэн кроникл» сообщал, что японские банки в Шанхае до настоящего времени принимали банкноты, выпускаемые Китайским крестьянским банком, являвшимся финансовым органом чунцинского правительства. Однако теперь они приняли решение отказаться в дальнейшем от приема этих банкнот.

Издававшаяся в Японии проамериканская газета «Джепэн адвертайзер» занимала по сравнению с проанглийским ежейедельником «Джепэн кроникл» более компромиссную позицию в отношении курса японской политики, по и она была в конце концов куплена и слилась с газетой «Джепэн таймс».

23 января 1941 года еженедельник «Джепэн кроникл» поместил статью, в которой заявлял, что покупка, газеты «Джепэн адвертайзер» газетой «Джепэн таймс» отнюдь не является актом насилия и что разговоры о том, что газету купил не японский капитал, а иностранный (немецкий капитал), не соответствуют действительности. Однако еженедельник не отрицал, что отсутствие перспектив на улучшение отношений между США и Японией явилось мотивом покупки газетой «Джепэн таймс» газеты «Джепэн адвертайзер» и слияния этих газет.

6 февраля 1941 года «Джепэн кроникл» сообщал, что на заседании специальной парламентской комиссии по внесению дополнений в закон «О всеобщей мобилизации нации» председатель Планового бюро Хосино Наоки заявил, что район Южных морей является жизненным пространством Японии и что необходимо подумать о том, что если Япония не сможет получить достаточного количества сырья и продовольствия из Маньчжурии и Северного Китая, то она должна будет получить их из стран Южных морей. Кроме того, по сообщению еженедельника, он заявил, что Япония в современных условиях не может зависеть целиком от импорта, за который надо платить.

В том же номере еженедельника сообщалось о том, что газета «Токио нити-нити» поместила статью Токутоми Сохо, автор которой настаивал на необходимости превращения всей Японии в единый военный лагерь.

Тог же помер «Джепэн кропикл» сообщал, что из 160 тысяч детей, оканчивающих в марте текущего года 684 начальные школы Токио, 33 тысячи пожелали идти работать па производство, а количество заявок с предприятий, желающих принять па работу этих подростков, достигло 150 тысяч, то есть на каждого желающего работать подростка приходится 5 заявок. Еженедельник высказывал предположение, что, очевидно, этих подростков устроят, в конце концов, в военной промышленности; кроме того, сообщалось, что в результате обследования 56 тысяч детей, родившихся в префектуре Хёго с I апреля 1939 года по 31 марта 1940 года, было установлено, что 16 тысяч из них были больными или истощенными от недоедания. Тот же еженедельник, ссылаясь на газету «Кобэ синбун», писал, что административная полиция префектуры Хёго была намерена ликвидирован» получившую распространение практику, когда работники контрольных органов, созданных в различных областях торговли и промышленности в ходе войны, получали незаконные барыши.

Продолжая тот же курс подавления демократических свобод, японское императорское правительство приняло в марте 1941 года закон «Об обеспечении государственной обороны», получив, таким образом, право в любой момент под предлогом сохранения государственной тайны заключать в тюрьму тех, кто в какой бы то ни было степени не согласен с правительством или критикует его. Таким образом, правительство совершенно ликвидировало свободу слова и печати.

В июне 1941 года гитлеровская Германия начала агрессивную войну против Советского Союза. Японское императорокое правительство, продолжая дипломатические переговоры с США, готовилось к войне. Одна за другой проходили конференции высших государственных сановников под председательством императора. 6 июля 1941 года па императорской конференции было принято решение устранить все препятствия для продвижения в южном направлении, которое получило одобрение императора. То есть было одобрено решение о неизбежности войны с США. На конференции, состоявшейся 6 сентября 1941 года, император санкционировал решение «Основные принципы осуществления государственной политики империи». Это решение гласило, что если в первой декаде октября требования императорского правительства не будут удовлетворены, то необходимо немедленно начать войну против США, Англии и Голландии.

В октябре император назначил премьер-министром Тодзё Хидэки, а в декабре 1941 года японский империализм начал войну на Тихом океане. В этот день император обратился к народу с посланием, в котором объявил о войне. В тот же день полиция арестовала около трех тысяч человек, представителей тех сил Японии, которые выступали против войны.

Японский империализм, развязав войну, рассчитывал увеличить прибыли японского полуфеодального монополистического финансового капитализма и продлить свое существование. Некоторое время казалось, что осуществление этой заветной цели близко. За первые полгода войны на Тихом океане чистая прибыль работающих на войну компаний Японии, согласно балансовым отчетам первого полугодия 1942 года, достигла 68 процентов (см. ежеквартальник «Нихон кэйдзай синно» № 4 за 1942 год). Если прибыли, которые невозможно было скрыть и которые были опубликованы в балансовом отчете, являются столь высокими, то действительные прибыли, полученные японским полуфеодальным монополистическим финансовым капитализмом в результате этой войны, должны превышать их в несколько раз.

С 1937 по 1945 год японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм получил через парламент за счет пота и крови народной только на чрезвычайные военные расходы 220 миллиардов йен. Если взять только капитал судостроительных компаний, то окажется, что судостроительная промышленность в результате расширения захватнической войны была спасена от кризиса 1930–1933 годов. Начиная с 1931 года в судостроительную промышленность Японии в результате осуществления четырех программ по расширению военно-морского флота было вложено 3 миллиарда йен, из них три четверти получили владельцы частных судостроительных компаний. Объявленный капитал семи крупных судостроительных компаний увеличился с 1937 по 1941 год в два раза; объявленный капитал судостроительной компании «Мицубиси дэосэн» увеличился со 120 миллионов йен в 1937 году до 240 миллионов йен в 1941 году и до 1 миллиарда йен в августе 1945 года.

Стоимость имущества императора, являвшегося японским каниталистом-дзанбацу помер один, с 1910 года до преступного нападения на Пирл-Харбор в 1941 году выросла с 300 миллионов йен до 30 миллиардов йен, а в результате второй мировой войны увеличилась еще в несколько раз.

И до нападения на Пирл-Харбор, которое было чревато тяжелыми последствиями, и после нападения народ Японии продолжал бороться против заговора японского полуфеодального монополистического финансового капитализма.

С 1932 по 1933 год Норо Эйтаро составил сборник «Лекции по истории развития японского капитализма». В этих лекциях он разоблачал заговор японского полуфеодального монополистического финансового капитализма, целью которого было развязывание мировой войны и установление фашизма. Норо Эйтаро разъяснял, что для борьбы с этим есть только один путь — это повышение самосознания народа Японии, его организованности, союз с народами других стран в интересах полной победы демократической революции в Японии.

Почти все авторы статей, включенных в этот сборник, за исключением нескольких человек, были арестованы японским империалистическим правительством и брошены в тюрьмы, а сам Норо Эйтаро умер в тюрьме 19 февраля 1934 года.

Министерство просвещения Японии прилагало все силы к тому, чтобы ввести японский народ в заблуждение.

Агрессия Японии против Китая началась с так называемого «21 требования», которое японский империализм в 1915 году предъявил Китаю. Их целью было фактическое превращение Китая в колонию. Китайский народ поднялся на борьбу против этих требований. Однако японское империалистическое правительство скрыло от народа Японии эти требования.

Японское правительство скрывало от своего народа, что демократические силы Китая объединились с коммунистами в борьбе против необузданной алчности японского империализма, выраженной в этих требованиях, что весь народ Китая принял решение бороться против японского империализма. Правительство Японии использовало-различные пропагандистские трюки, стараясь убедить народ в том, что Япония вынуждена была начать войну против Китая, так как последний допускал в отношении Японии оскорбительные и враждебные выпады, что Япония воюет с коммунизмом в Китае во имя защиты мира на Востоке. Подобная пропаганда продолжалась даже во время Токийского процесса над главными японскими военными преступниками после безоговорочной капитуляции японского империализма в 1945 году. Однако народ Японии знал, что китайский народ ведет всенародную борьбу против агрессии японского полуфеодального монополистического финансового капитализма.

26 июля 1932 года, в день решения суда по делу 274 членов Коммунистической партии Японии, арестованных 15 мая 1928 года и 16 апреля 1929 года, более 1500 японских рабочих организовали в Токио демонстрацию протеста, во время которой демонстранты несли красные, флаги и выкрикивали лозунги: «Долой захватническую войну! Руки прочь от Маньчжурии!»; 8 июля 1937 года, то ость на следующий день после того, как японский империализм у моста Марко Поло ризвязал войну против Китая, Коммунистическая партия Японии опубликовала заявление, в котором заклеймила действия японской армии как «несправедливую захватническую войну» и призывала весь народ Японии выступить против этой войны; в Токио, Осака, Кобэ и в других промышленных центрах страны распространялись листовки, содержавшие это заявление Коммунистической партии.

Даже после того, как японский империализм развязал войну против Китая, в Японии в течение двух лет ежедневно в среднем арестовывали одного человека за антивоенную деятельность.

В дни, когда японская армия оккупировала Шанхай, японская женщина Янатисава Тикако, ушедшая вместе с китайским населением города в глубь страны, обращаясь к японскому народу по радио из Чунцина, призывала парод Японии объединиться с народом Китая и воодушевляла его па борьбу против господства японского полуфеодального монополистического финансового капитализма (еженедельник «Джепэн кроникл», март 1939 года). Кадзи Ватару [137] и Носака Сандзё, будучи в Китае, самоотверженно боролись за освобождение Востока, а следовательно, и Японии, от господства японского империализма.

В самой Японии в это время наблюдалась следующая картина: члены Коммунистической партии Японии, единственной политической партии, с самого начали выступавшей против диктатуры японского империализма, то есть против диктатуры японского полуфеодального монополистического финансового капитализма, были либо убиты японским империализмом, либо находились в течение 10 и более лет в тюрьмах, как например Итикава Сёнти, Токуда Кюнти, Сига Ёсио и др. Это привело также к ослаблению деятельности социалистов, к их подавлению; преследовались все — от демократов и либералов до радикалов; в 1933 году был брошен в тюрьму историк Хани Горо. Позже, когда Хани был освобожден из тюрьмы, он пытался защищать традиции современной демократии путем написания следующих работ: «Истории революции Мэйдзи», «История ренессанса в Европе» и «Жизнь Микеланджело». Даже после начала войны на Тихом океане он боролся против жестокостей войны вплоть до осени 1942 года, то есть до юбилея Леонардо да Винчи. Но в конце концов, исчерпав все средства, он был вынужден отказаться и от литературной работы.

В те дни и Японии многие ученые, мыслители, работники искусства и другие лица свободных профессий организовали под давлением извне фашистские культурные общества типа журналистского патриотического общества и заявили о своей поддержке империалистической войны, которую вела Япония. Среди них были и люди, принимавшие участие в работе над сборником «Лекции по истории развития японского капитализма», которой руководил Норо Эйтаро. Этот сборник был известен как наиболее прогрессивный труд по современной истории. Тем не менее эти люди поддержали в дальнейшем войну, которую вел японский империализм, и вплоть до 1945 года насаждали рабскую идеологию, согласно которой миссией японского империализма является освобождение народов Восточной Азии. Их позиция свидетельствовала о том, что начиная с феодализма в Японии не сложилось подлинно научной традиции. Японские ученые часто рассматривали науку как одно из средств, находящихся на службе у властей, а не как средство отражения правды. Но, несмотря на все это, народ Японии не прекращал борьбы против диктатуры японского полуфеодального монополистического финансового капитализма.

Рабочий класс Японии и после 1927 года участвовал в трудовых конфликтах. Правда, в 1928 году в результате репрессий, проведенных 15 марта против Коммунистической партии, усилилась борьба и с рабочими конфликтами и число этих конфликтов и количество их участников снизилось. Однако в 1929 году имели место 1420 трудовых конфликтов, в которых приняло участие 172 144 человека, а в 1930 году число трудовых конфликтов достигло 2289 и 191 805 участников. В истории борьбы японского парода это были самые высокие цифры, характеризовавшие участие современного рабочего класса Японии в освободительном движении; господство японского полуфеодального монополистического финансового капитализма было поколеблено. В 1932 году также было 2217 трудовых конфликтов и 123 160 участников. Но в 1933 году, так как Коммунистическая партия Японии и Японский национальный совет профсоюзов были почти совершенно разгромлены тайной полицией японского империализма, количество трудовых конфликтов упало до 1897; в 1934 году было 1915 трудовых конфликтов, в 1935–1849 конфликтов и 102 554 участника, в 1936 году- 1945 конфликтов и 91 570 участников. Затем в 1937 году волна освободительного движения рабочего класса Японии вновь сильно поднялась, и количество рабочих конфликтов в течение первого полугодия 1937 года превысило уровень 1931 года, который по количеству трудовых конфликтов и по количеству участников считался самым высоким.

Однако в это время, в июле, японский империализм начал военные действия против Китая, усилил эксплуатацию японского народа и добился того, что руководство Японской федерации труда и другие так называемые руководители рабочего движения, предав интересы и обманув доверие рабочего класса, взяли курс на сокращение конфликтов. Поэтому количество конфликтов во втором полугодии 1937 года резко сократилось и в декабре 1937 года составило только одну седьмую числа конфликтов, имевших место в мае, когда произошло наибольшее количество конфликтов. Если же взять количество конфликтов за весь год, то окажется, что их было 2126, а число участников достигло 213 622 человека, то ость больше, чем в 1931 году. Но японский империализм напряг последние силы для полного закабаления рабочего класса Японии и укрепил фашистскую систему, проведя в 1938 году закон «О всеобщей мобилизации нации». Поэтому в 1938 году количество конфликтов упало до 1050 при 55 565 участниках. В 1939 году была создана фашистская рабочая организация — Промышленное патриотическое общество. В 1939 году число конфликтов составило 1120, а число участников— 128 294 человека. В 1940 году была распущена также Японская федерация труда и количество конфликтов упало до 732 при 55 003 участниках. В 1941 году рабочий класс Японии продолжал бороться с японским империализмом, стремившимся еще шире развязать войну па Тихом океане, и провел 334 конфликта, в которых участвовало 17 285 человек.

В апреле 1941 года в Кобэ вспыхнула крупная забастовка. Непосредственной причиной забастовки послужила проблема распределения продуктов для рабочих. Кроме этого, забастовка выражала протест рабочих против увеличения рабочего дня с 10–12 часов до 16 часов и против введения два раза в неделю обязательных работ в ночную смену. Начались итальянские забастовки: рабочие ходили на производство, но машины в ход не пускали и не работали. Несмотря на преследований и репрессии со стороны полиции, это продолжалось в течение 5 дней. Так как капиталисты не сделали из этих событий никаких выводов, рабочие начали организованный саботаж и разрушение машин; только на судостроительной верфи Кавасаки было разрушено более 100 токарных станков. Сообщать об этом в газетах было запрещено; людей арестовывали даже за то, что они слушали рассказы о событиях. В течение недели после начала забастовки полиция допросила 20 тысяч человек; были расстреляны 4 рабочих, которых считали руководителями забастовки, 24 рабочих приговорили к высылке за пределы Японии. На этом сведения о забастовке прекратились.

В августе 1941 года на самолетостроительном заводе компании Мицубиси и на других заводах города Нагоя возникли крупные забастовки. Саботаж был основной формой забастовок. Рабочие ломали и бросали детали самолетов, которые они сами сделали. Забастовка была прекращена после того, как часть требований рабочих была удовлетворена. Однако после этого много рабочих было арестовано.

В сентябре 1941 года 3 тысячи рабочих армейского арсенала в Кокура (всего в арсенале работало 60 тысяч человек) объявили забастовку, потребовав сокращения рабочего дня и улучшения условий труда.

Даже представители военного министерства вынуждены были признать, что рабочий день у рабочих этого арсенала был исключительно длинным, а производительность труда, вместо того чтобы повышаться, падала. Военные круги сделали вид, что они в отличие от капиталистов прислушиваются к справедливым требованиям бастующих, и эта забастовка обошлась без жертв.

В октябре 1941 года вспыхнула крупная забастовка в Иокогама, в центре тяжелой промышленности (район Цуруми). К забастовке рабочих присоединились также служащие. Против участников этой забастовки были приняты жесткие меры. По-видимому, многие участники забастовки были высланы из Японии или направлены на принудительные работы па строительство военных сооружений.

По мнению Кадзи Ватару, отраженному в книге Эпдрыо Росса «Япония на распутье», эти забастовки рабочих Японии в 1941 году имели особенно большое международное значение. Кадзи считал, что в то время японский — империализм решал вопрос о том, какой же из двух путей ему избрать: или, обратившись па север, начинать войну против СССР, или, обратившись на юг и восток, начать войну против Англии и США. Он полагал, что японский империализм отказался от войны против СССР, учитывая эти забастовки японского рабочего класса. Именно поэтому японский империализм решил начать войну на Тихом океане, выдвинув демагогический лозунг освобождеиия народов Восточной Азии от гнета английского и американского империализма [138].

Таким образом, японский империализм в декабре 1941 года расширил агрессивную войну па Тихом океане. Начиная с марта следующего, 1942 года японский империализм на основании закона «О трудовой повинности» стал мобилизовывать на работу d различные отрасли промышленности мужчин и женщин от 12 до 70 лет, посылая их в самые отдаленные районы страны и заставляя работать любое время.

Народ Японии с трепетом ожидал решения своей судьбы, гадая о том, придет ли красная повестка, призывающая на военную службу, или белая повестка, мобилизующая на принудительные работы.

Получив эти белые повестки, многие несчастные кончали жизнь самоубийством.

Таковы были постановления японского империализма, изданные от имени императора. В результате осуществления этих постановлений японский полуфеодальный монополистический финансовый капитализм жирел от прибылей, получаемых ценой крови и пота народных.

Одни молодой рабочий из Кобэ, на иждивении которого были бабушка и две младшие сестры, получил белую повестку. Он знал, что на следующий день ему нужно будет, бросив старуху и девочек, уезжать. Тогда он написал письмо губернатору префектуры и пошел ночью вместе с членами семьи к железной дороге, где вся семья легла на рельсы и покончила жизнь самоубийством. Несколько тысяч рабочих Кобэ приняли участие в похоронах этого рабочего и его семьи. Несмотря на присутствие полиции, многие рабочие во время траурного митинга выражали свое возмущение и негодование и говорили о том, что таких печальных случаев немало и в других местах.

Первым проявлением протеста рабочего класса Японии после нападения на Пирл-Харбор была забастовка на судостроительной верфи компании Кавасаки в городе Кобэ весной 1942 года. Забаспвовка проходила под руководством коммунистов. Забастовщики выдвинули требование улучшения условий труда.

13 обстановке жесточайших репрессий 1942 года, когда война, которую вел японский империализм, вступила, наконец, в решающую стадию, японский рабочий класс боролся против японского империализма и провел в этом году 268 забастовок, в которых участвовало 14 373 человека.

В феврале 1943 года на заседании парламента министр внутренних дел с сожалением отметил, что коммунистическое движение в Японии еще не полностью подавлено. Это говорило о том, что Коммунистическая партия была единственной организацией японского народа, которая с самою начала боролась против захватнической войны японского имперализма.

Так как в условиях императорской системы полиция полуфеодального японского империализма прибегала к самым коварным и жестоким способам подавления трудящихся, количество организованных рабочих Японии никогда не превышало 8 процентов.

Японские коммунисты требовали 8-часового рабочего дня, оплаты работы в воскресные дни, улучшения условии труда, свободы забастовок и пикетов, свободы слова, печати, союзов и организации. Эти требования весьма скромны для цивилизованной страны.

В условиях империалистической Японии — страны полуфеодального монополистического финансового капитализма — только члены Коммунистической партии Японии действительно боролись за демократию и мир.

Мало того, люди, не утратившие совести, пытавшиеся бороться за демократию и мир, преследовались японским империализмом как коммунисты.

В апреле 1943 года генерал-майор Насу, начальник Военного управления военного министерства, заявил, что необходимо бороться против идей и действий индивидуалистов и либералов, так как они проповедуют антивоенные идеи, которые отрывают народ от армии.

Весной 1943 года даже на съезде Ассоциации помощи трону был поднят вопрос о том, что все тяготы войны ложатся бременем только на плечи трудящихся классов, а капиталисты получают лишь огромные прибыли.

В условиях варварских репрессий военного времени рабочий класс Японии боролся не только с помощью забастовок (в 1943 году было 443 забастовки, в которых участвовало 16 694 человека), но использовал и другие способы борьбы.

Так как организаторы забастовок почти всегда подвергались репрессиям со стороны полиции, нужно было подумать о других способах борьбы. В это время стали устраивать организованные прогулы, которые были важнейшим после забастовок средством борьбы.

В передачах японского радио, основанных на материалах японского экономического журнала «Дайамоидо», сообщалось, что в 1943 году приблизительно 10 процентов всех рабочих Японии имели прогулы без уважительных причин, то есть они принимали участие в организованных прогулах, выражая том самым свой протест. В 1944 гачу 15 процентов рабочих 761 завода Японии регулярно не являлись на работу.

26 октября 1944 года профессор Цукада Исаку, обращаясь к радиослушателям Японии, колоний и оккупированных территорий, заявил, что число прогулов среди рабочих Японии достигло на некоторых заводах 40 процентов.

Эндрыо Росс писал, что японское радио, используя материалы японского экономического журнала «Ориентару экономистс», сообщало, что рабочие судостроительных верфей фирмы Кавасаки в Кобэ не только успешно использовали прогулы, но, находясь на работе, умышленно замедляли темп работы, а также «по невнимательности» ломали оборудование.

Кроме того, газета «Асахи симбун» за 29 июля 1944 года поместила заявление представителя штаба военно-воздушных сил Японии генерал-майора Мори, который сказал, что 10 процентов самолетов, построенных на самолетостроительных заводах Японии, оказываются негодными при испытательных полетах и, кроме того, немало самолетов неожиданно отказывает в боевой обстановке.

В целях подавления борьбы рабочего класса Японии, являвшегося основной силой японского народа, боровшегося против японского империализма, были усилены отделы борьбы с рабочим движением при полицейских управлениях. 18 марта 1945 года японский император во время осмотра пострадавших от воздушного налета районов Токио специально посетил Отдел борьбы с рабочим движением при полицейском управлении и настаивал на усилении репрессий.

Однако и в условиях крайнего усиления репрессий рабочий класс Японии провел в 1944 году 296 забастовок, в которых участвовало 10 026 человек. В 1945 году было проведено только 256 забастовок, но число участников достигло 164 585 человек. Это нанесло последний удар японскому империализму.

Перекликаясь с этим движением рабочего класса, в Японии развивалось и крестьянское движение.

В условиях разгула реакции после 15 марта 1928 года количество арендных конфликтов снизилось в 1928 году до 1866, причем в них приняло участие 75 136 человек, но в 1929 году число арендных конфликтов достигло уже 2434, а количество участников — 81998 человек. В 1930 году было 2478 арендных конфликтов при 58 565 участниках. В 1931 году, когда было зарегистрировано наибольшее в истории японского парода количество трудовых конфликтов, количество арендных конфликтов тоже возросло до 3419, а число участников составило 81 135 человек. В 1932 году было 3414 арендных конфликтов, в 1933 году — 4 тысячи и в 1934 году их число достигло 5828, а в 1935 готу произошло рекордное в и стар ни японского народа количество арендных конфликтов — 6824. В следующем, 1936 году количество арендных конфликтов оставалось высоким и равнялось 6804. Первая половина 1937 года по количеству происшедших в стране рабочих конфликтов превзошла 1931 год, когда наблюдалось максимальное количество рабочих конфликтов. Количество арендных конфликтов за это полугодие также превысило самое большое количество арендных конфликтов, когда-либо ранее отмечавшихся в течение такого периода. Но в июле 1937 года расширились масштабы войны японского империализма против Китая, и народ Японии подвергся еще большему притеснению. Поэтому в 1937 году имело место только 6170 арендных конфликтов.

С 1938 гида началось еще более жестокое подавление арендных конфликтов, однако их количество продолжало оставаться высоким и составило в 1938 году 4615, в 1939 поду — 3578, в 1940 году — 3105. Даже в обстановка жестоких репрессий, последовавших после начала японо-американокой войны, количество арендных конфликтов составляло в 1941 году 3308, в 1942 году 2756, в 1943 году—2424 и в 1944 году —2160. Таким образом, до самого поражения японского империализма крестьяне Японии продолжали бороться рука об руку с японским рабочим классом.

Международные демократические силы ликвидировали в сентябре 1943 года зверскую власть фашизма в Италии, где он хозяйничал 20 лет, провели Каирскую (ноябрь 1943 гада), а также Ялтинскую (февраль 1945 года) конференцию, в которой приняли участие представители США, Англии и СССР, создали Всемирную федерацию профсоюзов (после Всемирной профсоюзной конференции в Лондоне в феврале 1945 года), уничтожили 5 мая 1945 года свирепую власть германского нацизма, продолжавшуюся более 10 лет, и, наконец, приняли Потсдамскую декларацию (июль 1945 года). Тем самым они укрепили свою решимость продолжать борьбу до тех пор, пока мир не будет освобожден от фашизма. Затем 15 августа 1945 гота в результате совместных усилий США, Англии, СССР и Китая было свергнуто длительное господство коварного японского империализма.

Так с помощью международных демократических сил была доведена до победы двух тысячелетняя борьба японского народа за свое освобождение, и особенно борьба рабочих, крестьян и всех трудящихся Японии последних лет, которую они вели против японского империализма, то есть против японского полуфеодального монополистического финансового капитала.

Уже в последний период борьбы, которую вел народ Японии против диктатуры японского империализма, то есть против диктатуры японского полуфеодального монополистического финансового капитала, 7 ноября 1944 года, был казнен журналист Одзаки Хидэмн; 15 марта 1945 года в тюрьме скончался один нз руководителей Коммунистической партии Японии Птнкава Сёнти, который в течение 17 лет, находясь в тюрьме, призывал народ Японии к борьбе. 9 августа 1945 года, в то время, когда Фуругаки Тэцуро и некоторые другие писали в токийской газете «Асахи», что Потсдамская декларация является заговором английского и американского империализма, литературный критик Тосака Дзюн умер в тюрьме японского империализма.

Даже после 15 августа 1945 года японское императорское правительство не выпускало из тюрьмы не только членов Коммунистической партии Японии, но и таких людей, как философ Мики Киёси, историк Хани Горо и др.

26 сентября в тюрьме скончался от болезни Мики Киёси. 4 октября 1945 года иод давлением японского народа и международных демократических сит был наконец отменен закон «О поддержании общественного спокойствия». В течение 20 лет этот закон был для господствующих классов Японии средством подавления свободы мысли, слова, печати и союзов. Он применялся в интереса х укрепления фашистской тиктатуры японского полуфеодального мопополисгического финансового капита-лпзма. После отмены этого закона министр внутренних дел и другие члены японского императорского правительства, до последнего момента прилагавшие все силы к тому, чтобы отстоять этот закон, были уволены и отстранены от политической жизни, а коммунисты обрели свободу и Коммунистическая партия Японии впервые в истории Японии стала действовать как легальная партия японского парода.

15 сентября 1945 года, когда штаб главнокомандующего оккупационными войсками союзников в Японии опубликовал на страницах японских газет подробные факты о «варварских действиях японской армии на Филиппинских островах», на страницах токийской газеты «Асахи симбун» выступила с заявлением группа лиц, в том числе председатель нижней палаты парламента Симада, которые занимали руководящие посты до поражения Японии. Эти люди в одни голос заявили, что они «совершенно ничего не знали об этих фактах». Это лишний раз показало все бесстыдство господствующего класса Японии. Однако среди них нашелся один человек — Хани Сэцуко, которая на страницах этой же газеты заявила, что она «часто слышала о фактах насилия, совершенных японской армией, и остро ощущала ответственность японских женщин за эти действия армии». Это признание Хани Сэцуко показало, что у японского парода есть совесть.

Господствующие классы Японии поклялись признавать демократию, но это заявление стоило столь же немного, как и заявление самого императора, который 15 августч 1945 года изрек: «вынесем невыносимое». [139].

Однако народ Японии верил в демократию и давно уже боролся за нее, не щадя своей жизни. Народ Японии твердо решил защищать демократию и создать в будущем истинно демократический строй.

Именно потому, что штаб главнокомандующего оккупационной армией союзников в Японии предпринял после 15 августа 1945 года ряд мер, направленных на демократизацию Японии, оккупационная армия стала казаться японскому пароду армией-освободительницей [140]. Штаб главнокомандующего оккупационными войсками нанес поражение японскому империализму, который длительное время обрекал народ Японии на страдания; он арестовал Тодзио и других фашистов, занимавших менее высокое положение, и предал их суду Международного трибунала, разоружил японскую армию, распустил штабы японской армии, издал приказы об отмене закона «О поддержании общественного спокойствия», о ликвидации абсолютизма, о ликвидации тайной полиции, о ликвидации идеологической полиции, признал в Японии свободу слова, печати, собраний, союзов и мысли, признал легальной деятельность членов Коммунистической партии Японии, которая до этого находилась па нелегальном положении, развенчал миф о божественности особы императора и о предначертанной свыше миссии японского государства, предоставил избирательное право женщинам, стимулировал профсоюзное движение, распустил различные дзанбацу и провел реформу феодальной системы землепользования, издал 4 — января 1946 года приказ об увольнении всех лиц, ответственных за то, что до последнего времени попирались основные права японского парода, а Япония была приведена к фашизму и агрессивной воине, оказал помощь в ликвидации старой императорской конституции и в создании новой конституции, отвечающей интересам парода и делу мира во всем мире.

Колесо истории нельзя повернуть назад. Народ Японии полон решимости не допустить повторения истории своей тысячелетней зависимости. Полагаю, что народ Японии особенно не желает повторения истории последних лет, которая началась в 1927 году.

Однако, несмотря па капитуляцию 15 августа 1945 года и несмотря на клятву верности принципам Потсдамской декларации, остатки японского полуфеодального монополистического финансового капитализма продолжают существовать и по сей день считают коммунизм своим злейшим врагом. Японский капитализм стремится толкнуть Японию и другие страны мира па борьбу с коммунизмом н в ходе этой борьбы возродить фашизм и развязать агрессивную воину. По парод Японии па собственном опыте убедился в том, что подавление коммунистического движения является первым шагом к ликвидации свободы мысли, вероисповедания, слова, печати, собраний и союзов, на опыте истории после 1927 года он познал, что подавление коммунистического движения является первым шагом к крушению демократии. Парод Японии пс может этого забыть.

Поскольку в Японии существует опасность возрождения фашизма и развязывания войны, иными словами, опасность возрождения полуфеодального монополистического финансового капитализма и империализма, различные демократические силы японского народа — коммунисты, социалисты, либералы, гуманисты, то есть все антифашистские, антиимпериалистические и антивоенные силы, будут крепить свое единство и решимость к борьбе.

1

См., например, «Сии Нихон си тайкэй» («Очерки истории Японии в новом освещении»), изд. Асакура Сётэн, Токио. 1955, т. 2, «Кодай сякай» («Древнее общество», 593—1180 годы), т. 3, «Тю-сэй сякай» («Средневековое общество», 1180–1600 годы).

(обратно)

2

Иными словами, в тех странах, где рабовладение не стало общераспространенной формой производственных отношений.

(обратно)

3

См. Н. И Конрад, Надельная система в Японии, с переводом и комментариями отдельных разделов кодекса Тай Хорё. Доклады группы востокоыедов на сессии Академии Hаук СССР, 30 марта 1935 г. Труды Института ностоковедения, т. XVII.

(обратно)

4

См., например, Ватанабэ К и д з и р о. Дай Нихон си-кококу. (История японской империи), Токио, 1940.

(обратно)

5

И н о у э К и ё с и, О к о я о г и С >и и д з а б у р о, С у д з у к и С ё с и. История современной Японии, 1955; Хаттори Корафуса. Очерки по истории рабочего движения, М., 1955.

(обратно)

6

Автор имеет в виду демократизацию государственного и политического строя Японии после разгрома японского империализма в 1945 году. В результате требовании демократической общественности всего мира и невиданного размаха демократического движения японских трудящихся американские оккупационные власти и японская реакция вынуждены были провести ряд демократических преобразовании, сыгравших определенную роль в ослаблении полицейского режима в стране. — Прим. ред.

(обратно)

7

Фукудзава, Юкити (1834–1901) — один из крупных деятелей японского просветительского движения после революции Мэйдзц 1867–1868 годов. — Прим. ред.

(обратно)

8

Норо Эйтаро (1900–1934) — крупнейший японский ученый-марксист, автор ряда работ по истории и экономике Японии, видный деятель Коммунистической партии Японии. — Прим. ред.

(обратно)

9

Бакумацу — последний период правления сегунов — военно-феодальных диктаторов Японии (1854–1868). Революция Мэйдзи уничтожила систему сёгуната. — Прим. ред.

(обратно)

10

Лян Ци-чао (1873–1929) — китайский политический деятель, лидер либерально-реформаторского движения, возникшего и Китае в конце XIX — начале XX веков, выступал за установление в стране конституционной монархии. — Прим. ред.

(обратно)

11

Хани Горо, Рэкиси кёику-пи цуитэ (Относительно преподавания истории), журн. «Кепку», май 1933, изд. «Иванами сетэп».

(обратно)

12

Восьмичленные сочинения — особая форма сочинения, которое должны были писать лица, державшие императорские экзамены и феодальном Китае. Выступая 8 февраля 1942 года на собрании руководящих работников в Яньани, Мао Цзэ-дун образно употребил это выражение для раскрытия некоторых недостатков партийной литературы. После «движения 4 мая», отметил тов. Мао Цзэ-дун, Сторонники обновления Китая выступили против старой конфуцианско-феодальной морали, старых конфуцианских догм и шаблонов. Их деятельность в этом направлении способствовала борьбе против империализма и имела положительное значение. Однако впоследствии в литературе появились новые шаблоны и догмы, к борьбе с которыми и призывал Мао Цзэ-дун. В данном случае выражение «восьмичленное сочинение» употреблено Мао Цзэ-дуном в смысле «шаблон», «голая схема», «догма». — Прим. ред.

(обратно)

13

Период в истории Японии, продолжавшийся с начала XVII века до 1807 года. Назван по имени дома Токугава — сегунов, правивших в то время страной. — Прим. ред.

(обратно)

14

Бакуфу — правительство сегуна. — Прим. ред.

(обратно)

15

Клан — административно-политическая единица феодальной Японии. Во главе кланов стояли крупные феодальные князья. К концу периода Токугава некоторые кланы (например, кланы Южной Японии — Сацума, Тёсю) стали фактически не зависимыми от Бакуфу. — Прим. ред.

(обратно)

16

«Кодзики» и «Нихонсёки», первые письменные памятники по истории Японии, составлены в 712 н 720 годах. В них освещается история Японии начиная с так называемой «эры богов», до начала VII века. Они представляют собой собрание мифов и сказаний, которые должны были доказать «божественность» происхождения японских императоров. — Прим. ред.

(обратно)

17

Араи Хакусэки (1657–1725) — мыслитель и политический деятель токугавской Японии. — Прим. ред.

(обратно)

18

Цуда Сокити — прогрессивный японский историк. В 1920–1930 х годах опубликовал ряд работ по древней истории Японии. — Прим. ред.

(обратно)

19

Относительно находки в Пильтдауне. См. Всемирная история, Госполитиздат, 1955, т. I, стр. 51. — Прим. ред.

(обратно)

20

Удзиноками — родоиме старейшины периода разложения первобытно-общинного строя в Японии. — Прим. ред.

(обратно)

21

Ко — внутриродовые группы так называемого полусвободного населения. — Прим ред.

(обратно)

22

Император Дзимму, согласно японской мифологии, — основатель японской империи, потомок богини Аматерясу, предпринявший в 660 году до н. э. поход с о. Кюсю в Центральную Японию с целью покорения коренного населения Японских островов. — Прим. ред.

(обратно)

23

Нухи — наиболее многочисленная группа рабов в древней Японии. Существовали нухи, являвшиеся собственностью частных лиц (так называемые си-нухи) и собственностью государства (ко-нухи). — Прим. ред.

(обратно)

24

Рицурёсэй — система политической организации древней Японии, основанная на различных законах периода Нара и Хэйан. Реформа Тайка была важнейшим элементом Рицурёсэй. Хронологический период Рицурёсэй охватывает середину VII — конец XII веков. — Прим. ред.

(обратно)

25

Тан — около 0,12 га. — Прим. ред.

(обратно)

26

Тё— 1,2 га. — Прим. ред.

(обратно)

27

Мои — мелкая медная монета. — Прим. ред.

(обратно)

28

Продолжение «Нихонсёки». — Прим. ред.

(обратно)

29

«Манъёсю» — японская антология VIII–IX веков; в нее включены произведения японских поэтов того периода, а также произведения японского фольклора. Является выдающимся памятником японской поэзии раннего средневековья. — Прим. ред.

(обратно)

30

Нара — древняя столица Японии (710–784); отсюда Нарский период. — Прим. ред.

(обратно)

31

Перевод А. Е. Глускиной. — Прим. ред.

(обратно)

32

Старое название города Осака. — Прим. ред.

(обратно)

33

«Кондзяку моногатари»— сборник рассказов, составленный в XI веке, один из памятников японской литературы. Прим. ред.

(обратно)

34

Хэйанкё — город, ставший столицей Японии после Нара; отсюда Хэйанский период, продолжавшийся до конца XII века. — Прим. ред.

(обратно)

35

В соответствии с реформами, проведенными в VII–VIII веках и легшими в основу системы Рицурёсэй, в Японии было создано централизованное государство, уничтожившее существовавшую ранее родоплеменную структуру. Новая централизованная административная структура, построенная но территориальному принципу, вводила систему катё — глав хозяйств и гоннпгуми — пятидворок, объединявших пять крестьянских семейств. Во главе деревень назначались ритё — старосты, во главе уездов и провинций гунси — уездные начальники и кокуси — губернаторы. — Прим. ред.

(обратно)

36

Камиаку — премьер — Прим. ред.

(обратно)

37

Маурэр (1790–1872) — известный немецкий буржуазный историк, автор ряда работ по истории Германии эпохи феодализма. — Прим. ред.

(обратно)

38

Токусэй — аннулирование задолженности ростовщикам. В XIII–XV веках ростовщический капитал в Японии настолько укрепил свои позиции, а задолженность самураев ростовщикам и откупщикам настолько увеличилась, что правительство в целях защиты экономических интересов самураев неоднократно прибегало к изданию законов об аннулировании всех долгов самураев (так называемые токусэйрё). Ростовщический капитал нещадно эксплуатировал и крестьянство. Доведенные до отчаяния, крестьяне часто восставали, также требуя аннулировании долгов ростовщикам. — Прим. ред.

(обратно)

39

Дайкан — чиновник, выполнявший полицейские функции в поместьях (сёэнах) — Прим. ред.

(обратно)

40

Во второй половине XII века в Японии обострилась борьба за власть между двумя группами местной земельной аристократии— домом Минамото, владевшим землями на северо-востоке Японии, и домом Тайра, владения которого были расположены в юго-западной Японии. Победивший в этой борьбе дом Минамото после отстранения от власти императора начал играть главную роль в политической жизни страны. В 1192 году один из представителей дома Минамото — Минамото Ёритомо — принял титул сёгуна и стал фактическим правителем Японии. Политической столицей Японии стал город Камакура — местопребывание сёгуна (отсюда камакурский период). Развитие внешней торговли привело к укреплению экономических позиций юго-западных феодалов, сосредоточивших в своих руках почти всю торговлю Японии с Китаем и Кореей. В первой половине XIV века юго-западные феодалы выступили против Камакура, и страна оказалась расколотой на два лагеря. Период борьбы северной и южной династии падает на 1335–1392 годы. — Прим. ред.

(обратно)

41

Сюго — военачальники, назначавшиеся правительством и выполнявшие в провинциях полицейские функции. Сюго часто вмешивались в управление провинцией. В поместьях представителями сюго были дайканы. — Прим. ред.

(обратно)

42

Дзинуси — землевладельцы. — Прим. ред.

(обратно)

43

Система госонсэй— система организации японских крестьян в эпоху позднего средневековья. Ее главной целью было укрепление налоговой системы и облегчение сбора налогов. Эта система служила также для регулирования всевозможных работ, затрагивавших интересы всей деревни (ирригация, орошение и т д.). Важнейшей ячейкой системы госонсэй являлась гонингуми. По мере развития торгового капитала и разложения феодального строя эта система стала служить делу укрепления феодальных основ в деревне. — Прим. ред.

(обратно)

44

Ода Нобунага — один из японских феодалов второй половины XVI века, которая ознаменовалась усилением тенденции к ликвидации феодальной раздробленности и к объединению страны. Нобунага первым предпринял попытку покончить с феодальной раздробленностью Японии, однако ему не удалось этого осуществить; это выпало на долю его генерала Тоётоми Хидэёси, объединившего в конце XVI века всю Японию. Объединение страны сопровождалось усилением феодального господства над крестьянами. — Прим. ред.

(обратно)

45

Кан — денежная единица, рапная 3,75 кг, или 1000 моммэ серебра. — Прим. ред.

(обратно)

46

Хроника, относящаяся к периоду после годов Онин (1460–1462). — Прим. ред.

(обратно)

47

Рё — денежная единица, равная 60 моммэ серебра. — Прим. ред.

(обратно)

48

Ронины (буквально «бродячие люди») — обедневшие, деклассированные самураи. — Прим. ред.

(обратно)

49

Период Момояма охватывал 1568–1615 годы. — Прим. ред.

(обратно)

50

Живопись укиё — жанровая живопись па темы, взятые из будничной жизни (укиё — буквально мирские дела). — Прим. ред.

(обратно)

51

Тядо обоэгаки, Саканси, сирёхэн (Памятка о правилах чайной церемонии, История города Сакаи, том документов).

(обратно)

52

Стасэи, Киристян даймёки (Даймё, принявшие христианство).

(обратно)

53

Имеется в виду так называемое Оимабарское восстание японских крестьян, длившееся с 1637 по 1638 год. Восстание носило ярко выраженный антифеодальный характер и имело религиозную окраску. В отличие от других антифеодальных восстаний, часто смыкавшихся с теми или иными сектантскими течениями в рамках буддийской религии, это восстание формально развивалось под флагом защиты христианства. После подавления восстания правительство сёгуна окончательно запретило в Японии христианство и приняло ряд мер по усилению изоляции Японии от внешнего мира. — Прим. ред.

(обратно)

54

После объединения страны под властью сёгунов Токугава в начале XVII века сёгунское правительство, стремясь сохранить феодализм, проводило политику изоляции Японии, пс желая проникновения в страну экономического и политического влияния Европы. — Прим. ред.

(обратно)

55

Этот закон укрепил и разнил систему пятидворок (гонингуми), которая была насильно введена но всей стране. Гонингуми объединяли всех крестьян, а также дзинуси инануси (владельцев земли и старост). Во главе гонингуми стоял староста. Гонингуми выполняли полицейские функции и были связаны круговой порукой. В случае какого-либо преступления одного нз ее членов они (гонингуми) несли коллективную ответственность за их «благонадежность» и т. д. В каждой гонингуми существовал разработанный свод правил поведения ее членов, до мелочей регламентировавший их права и обязанности. Эти правила были занесены в специальные книги, которые периодически зачитывались перед членами гонингуми, чтобы последние постоянно помнили о них. — Прим. ред.

(обратно)

56

Стасэн, Цит. соч.

(обратно)

57

Окума Сигэнобу — одни из политических деятелей Японии периода после революции Мэйдзи. — Прим. ред.

(обратно)

58

Граф Окума, Мукаси дзицуфу (Рассказы о делах минувших).

(обратно)

59

Даймё — крупные феодалы Японии, местные владетельное князья. — Прим. ред.

(обратно)

60

Эло— столица токугавской Японии. После революции Мэйдзи Эдо был переименован в Токио. — Прим. ред.

(обратно)

61

См. «Сидзэн синэйдо» («Подлинный путь развития природы»)

(обратно)

62

«Эта» — каста отверженных париев, возникла в период раннего средневековья. По ритуальным обычаям буддийской религии, в феодальной Японии такие работы, как убой скота, обработка кожи и другие, считались позорными для «свободного» человека. Поэтому эти работы выполнялись либо рабами, либо людьми, осужденными за те или иные преступления (например, бродяжничество). Постепенно эти профессии стали наследственными, переходившими от одного поколения к другому. Так образовалась каста «эта». Она была лишена каких бы то ни было прав, «эта» могли заниматься только закрепленными за ними профессиями и проживать в специальных резервациях. — Прим. ред.

(обратно)

63

Такано Тёэй (1804–1850) — японский ученый-естествоиспытатель. Изучив в юности голландский язык, он всячески способствовал распространению в Японии передовых достижений европейской пауки. Написал ряд работ по медицине, ботанике, зоологии и другим естественным наукам. За свою научно-просветительскую деятельность неоднократно подвергался репрессиям со стороны правительства Бакуфу. В ожидании очередного ареста покончил в 1854 году жизнь самоубийством. — Прим. ред.

(обратно)

64

Ёкои Сёнаи (1809–1869) — одни из сторонников «открытия Японии», изучал европейские науки, в особенности военное дело. После революции служил чиновником в мэпдзимском правительстве. Сакамото Рёма (1835–1867) — политический деятель периода Бакумацу, сторонник расширения связей Японии с иностранными государствами. Выступал за уничтожение сёгуната, объединение страны и установление централизованного правления. — Прим. ред.

(обратно)

65

Sir Rutherford Аlсосks, The capital of the Tycoon narrative of the three years residence in Japan, 2 vol., New Jork, 1863.

(обратно)

66

См. Raphael Pumpelly, Across America and Asia, notes of a five years journey around the world and of residence in Arizona, Japan and China, New Jork, 1871 (M. S. 1868).

(обратно)

67

См. Sir Ernest Satow, A diplomat in Japan; the inner history оГ Japan's critical years when the ports were opened and the monarchy restored, recorded by a diplomatist, who took an active part in the events of the time, London, 1921.

(обратно)

68

Сиба Кокан (1738–1818) — японский художник и мыслитель. — Прим. ред.

(обратно)

69

Стремясь ликвидировать феодальную раздробленность страны и лишить княжества (кланы) реальной власти, мэйдзийское правительство в 1869 году издало закон о лишении кланов всех прав. Однако фактически кланы как основные феодально-административные единицы по-прежнему продолжали существовать. В 1871 году был издан закон о ликвидации кланов и введении нового административного деления. Вся страна была поделена на 72 префектуры, во главе каждой префектуры был поставлен губернатор, назначавшийся центральным правительством и подчинявшийся ему. — Прим. ред.

(обратно)

70

См. Миура Горо, Кличам року (Мемуары).

(обратно)

71

Сайго Такамори (1827–1877) — один из политических деятелей периода революции Мэйдзи. После 1868 года вошел в состав мэидзийского правительства и одно время занимал должность, соответствующую должности военного министра. Выходец из клана Сацума, Сайго олицетворял наиболее агрессивные устремления японского самурайства. В 1877 году, объединив вокруг себя самураев, недовольных новым режимом, Сайго возглавил реакционный мятеж, поднятый с целью реставрации в Японии феодализма. — Прим. ред.

(обратно)

72

Маэдзима Мицу, Косокон.

(обратно)

73

Окубо Тосимити (1830–1870) — один из видных политических деятелей периода революции Мэйдзи, входил в состав мэйдзийского правительства. — Прим. ред.

(обратно)

74

См. Хани Горо, Мэйдзи исин (Преобразования Мэйдзи), «Тюо корон», 1940, «Иванами синее».

(обратно)

75

О взглядах восставших крестьян и горожан см. также Хани Горо, Бакумацу-ни окэру кайкю тосо (Классовая борьба в период Бакумацу), входящую в серию «Лекции по истории развития японского капитализма» (1932–1933).

(обратно)

76

Такано Тёэй, см. прим. на стр. 78. — Прим. ред.

(обратно)

77

Francis Wayland, The elements of moral science, 1 cel., 1835, 2 ed., 1865.

(обратно)

78

Сакура Согоро — руководитель антифеодального петиционного движения крестьян в середине XVII века. — Прим. ред.

(обратно)

79

Уэки Эдаморн (1857–1892) — видный деятель движения японского парода «дзино минкэн уидо» («движения за свободу и народные права»), развернувшегося в конце 70-х — начале 80-х годов XIX века. Его книга «Права и свобода народа» написана под значительным влиянием идей Руссо. — Прим. ред.

(обратно)

80

Общество «Айкокуся» («Общество патриотов») — политическое общество, созданное в 1878 году с целью борьбы за установление парламентской системы в Японии. — Прим. ред.

(обратно)

81

Партия Дзиюто — так называемая либеральная партия, защищала интересы помещиков и нарождавшейся японской буржуазии. К партии примкнуло также значительное число крестьян и интеллигенции, составивших ее левое крыло. Левое крыло партии приняло активное участие в движении «дзинно минкэн уидо». — Прим. ред.

(обратно)

82

В 70-х годах XIX века японское правительство организовало компанию по освоению острова Хоккайдо, вложив в нее значительные государственные средства. Однако в результате бездарности и коррупции чиновников, руководивших компанией, мероприятия по освоению острова не привели к каким-либо результатам. Видя крах своего предприятия, правительство в 1881 году решило ликвидировать компанию, а ее имущество продать за бесценок частным предпринимателям. Об этой сделке правительства стало известно общественности, что вызвало антиправительственные выступления. — Прим. ред.

(обратно)

83

Окума Сигэнобу — один из лидеров антиправительственной оппозиции, требовавшей введения в Японии конституционного правления. — Прим. ред.

(обратно)

84

Автор имеет в виду выступления японских крестьян, поднявшихся на борьбу против произвола правительственных чиновников (например, инцидент в Фукусима), за снижение налогов, ростовщических процентов и т. д. Выступлениями крестьян в ряде случаев руководили деятели левого крыла партии Дзиюто. Так было, например, в Фукусима, где в роли руководителя крестьян выступил Коно Хиронака. Некоторые инциденты возникли в связи с выступлениями отдельных членов партии Дзиюто (инцидент в Осака, на горе Кабаяма и др.). Все эти выступления жестоко подавлялись правительством. Напуганное ростом революционных настроений рядовых членов партии, руководство партии Дзиюто в 1884 году приняло решение о роспуске партии. — Прим. ред.

(обратно)

85

То есть с 1880 года. — Прим. ред.

(обратно)

86

Идеологи левого крыла «движения за свободу и народные права» («дзию мипкэи уидо»). — Прим. ред.

(обратно)

87

Об этом свидетельствует, например, статья «Короино хотэй ни утау» («На суд общественности»), опубликованная в экстренном выпуске газеты «Майнити симбун» от 24 января 1892 года.

(обратно)

88

Это видно на примере разъяснения предложения Коно Хиронака на четвертой сессии парламента.

(обратно)

89

См., например, В а т а и а б э К и д з и р о, Мэйдзи тэнно то риккэн сэйдзи (Император Мэйдзи и конституционное правление).

(обратно)

90

Итагаки был одним из лидеров партии Дзиюто. В 1882 году, в самый разгар движения «дзию минкэн уидо», министр иностранных дел Иноуэ Каору, желая окончательно перетащить на сторону правительства руководство партии, подкупил на деньги, полученные от Мицуи, одного из лидеров партии — Гото Сёдзиро. Через Гото Иноуэ привлек на свою сторону и Итагаки, которого Гото убедил взять деньги и, чтобы под благовидным предлогом оставить партию, выехать в Европу. Формальной целью поездки Итагаки было изучение конституционного правления в странах Европы. — Прим. ред.

(обратно)

91

Партия Кайсинто (партия реформ), вторая помещичье буржуазная партия Японии, соперничала с партией Дзиюто. Используя отъезд Итагаки, эта партия обрушилась с нападками па Дзиюто, обвинив ее в коррупции. — Прим. ред.

(обратно)

92

См. Норо Эйтаро, Нихон сихопсюги хаттацу си (История развития японского капитализма).

(обратно)

93

См. Яибара Тадо, Тэйкокусюгика-но Тайвань (Тайвань под гнетом империализма).

(обратно)

94

См. его статьи, опубликованные в 1898 году: «Домэйноко-но синсо» («Правда о забастовках»), «Домэйноко-ни сёсуру-но мини-ика» («Как прекратить забастовки»).

(обратно)

95

См. «Нихон сихонсюги хаттацу си кодза» («Лекции по истории развития японского капитализма») под ред. Норо Эйтаро.

(обратно)

96

Утимура Кандзо (1861–1930) — один из идеологов японского христианского социализма. С позиций христианского социализма он вел в период русско-японской войны антивоенную пропаганду. — Прим. peд.

(обратно)

97

Котоку Дэндзиро (псевдоним Сюсуй) (1871–1911) — крупнейший деятель японского социалистического движения начала XX века, один из основателей японской социалистической партии. По сфабрикованному полицией обвинению в подготовке покушения па императора был в 1910 году предан суду и и 1911 году вместе с группой своих товарищей казнен. — Прим. ред.

(обратно)

98

Сакаи Тосихико (1870–1933) — одни из японских социалистов. — Прим. ред.

(обратно)

99

«Японская поэзия», Государственное издательство художественной литературы, М., 1955, стр. 223–224.

(обратно)

100

См. Фукуда (Кагэяма) Эйко, Автобиография.

(обратно)

101

Инцидент Котоку — дело об обвинении Котоку в подготовке покушения на императора. — Прим. ред.

(обратно)

102

См. F. А. М с К е n z i е, Korea's fight for freedom, London, 1920.

(обратно)

103

Кацура Tapo — один из наиболее реакционных государствен-ных деятелей Японии. До описываемых событии в 1901 и 1907 годах ему поручалось сформирование кабинета. — Прим. ред.

(обратно)

104

Соси — деклассированные элементы, нанимавшиеся полицией или реакционными политическими деятелями для подавления на родных выступлений.

(обратно)

105

См. Мэйдзи Танеё си (История периода Мэйдзи и Тай-сё), Сэйдзнхэн (том, посвященный политической жизни), «Асахи симбун».

(обратно)

106

Там же, Гэнронхэн (том, посвященный свободе слова).

(обратно)

107

Клика северных милитаристов, обосновавшихся в Пекине. — Прим. ред.

(обратно)

108

См. Хосога ва Кароку, Документы, относящиеся к «ри совым бунтам», журн. «Сякаймондай кэнкю», 1932–1933, № И, 15 и 16.

(обратно)

109

Есино Сакудзо (1878–1933) — профессор Токийского университета, либеральный ученый, выступавший за демократизацию государственного правления Японии. — Прим. ред.

(обратно)

110

Рабочее общество взаимопомощи было наиболее крупной организацией, входившей в созданную после первой мировой войны в результате роста профсоюзного движения Японскую федерацию труда — Прим. ред.

(обратно)

111

Договор девяти держав был заключен по инициативе США и Англии, стремившихся перед лицом усиления позиций Японии в Китае сохранить и обеспечить свои привилегии в этой стране. В договоре содержались пункты, декларировавшие признание независимости и суверенитета Китая. Таким путем США и Англия отвергали притязания Японии, стремившейся подчинить Китай своему контролю, и, провозгласив политику «открытых дверей», открыли себе путь к закабалению Китая. Договор девяти держав явился крупной победой США в борьбе с их империалистическими конкурентами nq грабежу Китая. — Прим. ред.

(обратно)

112

Стремясь сорвать рост демократического движения, японское правительство сеяло национальную рознь в стране, устраивало кровавые погромы проживавших в Японии корейцев, на которых в чисто демагогических целях возлагало ответственность за беспорядок. — Прим. ред.

(обратно)

113

Закон от 1900 года. — Прим. ред.

(обратно)

114

Движение за социальное равенство известно в исторической литературе под названием «движения Сунхэйся». Это движение за уравнение в правах касты «эта» и за предоставление «эта» гражданских прав. — Прим. ред.

(обратно)

115

натуральный и подворный налоги (со, ё, тё)

(обратно)

116

(обратно)

117

1

(обратно)

118

2

(обратно)

119

3

(обратно)

120

4

(обратно)

121

5

(обратно)

122

6

(обратно)

123

Цифры взяты нз статистических материалов министерства торговли и промышленности, из обзора статистики труда статистического управления при кабинете министров Японии, из обзора статистической комиссии «Кётёкай» за 1027 год и других источников.

(обратно)

124

7

(обратно)

125

8

(обратно)

126

Текст «меморандума Танака» был опубликован одним китайским журналом — Прим. ред.

(обратно)

127

Чжап Цзо-лин — глава северной клики китайских милитаристов. Вынашивая планы покорения Китая, японские империалисты делали ставку па Чжап Цзо-лина, руками которого они намеревались укрепить свое господство в Маньчжурии и Северном Китае. Повиновавшийся своим хозяевам Чжан Цзо-лин, под влиянием роста антияпонской борьбы китайского народа, стал проявлять «непокорность», вызвав тем самым недовольство империалистических кругов Японии. Это и явилось причиной его убийства, которое было совершено солдатами Квантунской армии. — Прим. ред.

(обратно)

128

Хосои Вякндзо — демократический японский писатель, выходец

(обратно)

130

Кобаяси Такидзи (1903–1933) — японский пролетарский писатель, основоположник японской пролетарской литературы. Был зверски убит японской полицией. Ряд произведений Кобаяси, в том числе и «Краболов», переведен на русский язык. — Прим. ред.

(обратно)

131

Кан = 3,75 кг. — Прим. ред.

(обратно)

134

Иными словами, принципа установления господства Японии над всем миром. — Прим. ред.

(обратно)

135

Барон Ивасаки был владельцем концерна Мицубиси. — Прим. ред.

(обратно)

136

Кядзи Ватару — современный японский прогрессивный писатель п публицист. — Прим. ред.

(обратно)

137

Японским империализм вынашивал в течение десятилетии планы нападения па Советский Союз. Подготовке войны против СССР в значительной степени служили и оккупация Японией Маньчжурии и другие агрессивные акты японского империализма. В 1939 годах японская ноенщння начала осуществлять провокации непосредственно на границах СССР и дружественной ему Монгольской Народной Республики. Таковыми являлись события па озере Хасап и в районе реки Хал хин-Гол. Однако отпор, данный Советской армией японским захватчикам, заставил японских стратегов задуматься над перспективами воины с СССР. Когда Германия напала на СССР, Япония решила также начать агрессию против Советского Союза. По героическое сопротивление Советской Армии, разгром немецких войск иод Москвой, а затем под Сталинградом заставили Японию временно отказаться от осуществления своих агрессивных планов. Таким образом, мощь Советского Союза, стойкость н мужество его армии — вот причины, в силу которых Япония не решилась напасть на СССР. — Прим. ред.

(обратно)

138

Имелось в виду принятие Японией условии безоговорочной капитуляции. — Прим. ред.

(обратно)

139

Разгром японского империализма по второй мировой войне привел к некоторой демократизации Японии. Однако эту демократизацию США, как главная оккупационная держава, вынуждены были провести по требованию демократических сил всего мира, возглавляемых Советским Союзом, и демократических прогрессивных сил внутри самой Японии. США всячески препятствовали проведению демократических реформ в Японии и, действуя в союзе с японской реакцией, стремились задушить демократическое движение японского народа, поднявшегося после второй мировой войны на борьбу за свое освобождение. Об обстановке, которая сложилась в Японии после капитуляции японского империализма, и борьбе японского народа за демократизацию страны, а также о позиции США в Японии подробно говорится в изданных Издательством иностранной литературы книгах Иноуэ, Окопоги, Судзукн «История современной Японии», Хаттори «Очерки но истории рабочего движения в Японии» и др. — Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

Вступительная статья

Предисловие к русскому изданию

Предисловие

Глава первая Роль народа в истории

Глава вторая Начало истории. Рабство в древней японии

Глава третья Освобождение рабов. Реформа Тайка. Система крепостничества

Глава четвертая Феодализм. Борьба за освобождение от крепостничества, зарождение республиканской системы правления в вольных городах и ее упадок

Глава пятая Перестройка феодальной власти и начало антифеодальной революции

Глава шестая Преобразования мэйдзи

Глава седьмая Движение за свободу и народные права

Глава восьмая От формально конституционного правления к империализму

Глава девятая Два пути: демократия или фашизм?

Глава десятая Противоречия японского империализма, или полуфеодальный монополистический финансовый капитализм Японии

Глава одиннадцатая Подавление в Японии демократии. Война

Реклама на сайте