«В Италию»

Александр Степанович Грин

В Италию

I

Измученный и полузадохшийся, дрожа всем телом от страшного возбуждения, Геник торопливо раздвинул упругие ветви кустов и ступил на дорожку сада. Сердце неистово билось, шумно ударяя в грудь, и гнало в голову волны горячей крови. Вздохнув несколько раз жадно и глубоко, он почувствовал сильную слабость во всем теле. Ноги дрожали, и легкий звон стоял в ушах. Геник сделал несколько шагов по аллее и тяжело опустился на первую попавшуюся скамейку.

Те, кто охотились за ним, без сомнения, потеряли его из виду. Быть может - это было и не так, но так ему хотелось думать. Или, вернее - совсем не хотелось думать. Странная апатия и усталость овладевали им. Несколько секунд Геник сидел, как загипнотизированный, устремив глаза на то место в кустах, откуда только что вылез.

В саду, куда он попал, перескочив с энергией отчаяния высокий каменный забор, было пусто и тихо. Это был небольшой, но густой и тенистый оазис, заботливо выращенный несколькими поколениями среди каменных громад шумного города.

Прямо перед Геником, за стволами деревьев на лужайке красовалась цветочная клумба и небольшой фонтан. Шум уличной жизни проникал сюда лишь едва слышным дребезжанием экипажей.

Надо было что-нибудь придумать. Огненный клубок прыгал в голове Геника, развертываясь и снова сжимаясь в ослепительно блестящую точку, которая плыла перед его глазами по аллее и зеленым кустам. Напряженная, почти инстинктивная работа мысли подсказала ему, что идти теперь же через ворота, рискуя, вдобавок, запутаться на незнакомом дворе, - немыслимо. Сыщики гнались за ним по пятам и только после двух его выстрелов убавили шагу. Он вбежал в первый попавшийся двор, перепрыгнул стену и очутился в пустом, незнакомом саду. Он не знал даже, выходят ли ворота этого двора на ту улицу, где он оставил погоню, или же на противоположную. Но даже и в этом случае его положение было сомнительным. Квартал, наверное, был уже оцеплен.

Геник вынул револьвер и сосчитал патроны. Было семь - осталось три. Двумя он очень убедительно поговорил с городовым, побежавшим за ним. Служака растянулся лицом книзу на пыльной, горячей мостовой. Две прожужжали мимо ушей сыщика. Осталось три... Трех было очень мало...

Беспокойные мухи назойливо гудели вокруг, садились на лицо и глаза, раздражая своим прикосновением пылающую кожу. Откуда-то донесся стук ножей, запах кухни и звонкая перебранка. Нервно кусая губы и машинально рассматривая носки сапог, Геник пришел к заключению, что, пожалуй, самое лучшее для него теперь - это забраться куда-нибудь в дровяной сарай или конюшню, предоставив дальнейшее случаю...

II

Когда он поднял, наконец, глаза, маленькая девочка, стоявшая против него, рассмеялась тихим смехом. Ее руки кокетливо прятались за спиной, и светлые карие глазки в упор смотрели на незнакомца.

Есть в человеческой психике что-то, что иногда в самые важные моменты нашей жизни вдруг неожиданно направляет мысли очень далеко от текущего мгновения. Особа, стоявшая на дорожке, вдруг напомнила Генику что-то, несомненно, виденное им... Он прогнал муху, приютившуюся над его бровью, и разом поймал ускользавшее воспоминание...

...Маленькая лужайка в густом парке, окруженная сплошной стеной малинника, бузины и высоких, шумящих деревьев. Снопы света падают почти вертикально из голубой вышины. Густая трава пестреет яркими головками лесных цветов...

Это было доисторическое время, когда земля кипела нарядными бабочками, стрекозами с прозрачными крыльями, невыносимо серьезными жуками, царевичами и трубочистами. Жить было недурно, только прелесть жизни часто отравляла особая порода, именуемая "взрослыми". "Взрослые" носили брюки навыпуск, ничего не знали (или очень мало) о существовании разрыв-травы и важнейшим делом жизни считали уменье есть суп "с хлебом"...

Все это - лужайка, мотыльки и взрослые - сверкнуло и исчезло. Жгучая, острая тоска затравленного зверя сдавила Генику грудь, и он гневно скрипнул зубами.

Сделав два шага по направлению к скамейке, на которой сидел Геник, девочка устремила на него улыбающиеся глаза и произнесла полузастенчивым, полурадостным голосом:

- Здравствуй, дядя Сережа!

- Здравствуй, - ответил Геник, машинально поворачивая в кармане барабан револьвера.

- А ты почему не приехал завтра? - продолжал ребенок, испытующе посматривая на дядю. - Мама тебя очень бранила. Она говорит, что ты какой-то деревянный!

- Мама пошутила, - медленно и внушительно сказал Геник. - Она думала, что ты умная. А ты - глупенькая!

- Это уж ты глупенький-то! - Девочка надулась. - Не буду тебя любить!

- Вот как! Это почему?

- А ты... ты, ведь, хотел привезти железную доро-о-огу! И еще зайчика... Разве ты обманщик?

- Я был сердит на твою маму, - вывернулся Геник. - Я хотел, чтобы тебя назвали Варей, а она меня не послушала.

- Варя - это у кухарки, - заявила девочка, подступая ближе. - Она рыжая. А я Оля!

- Ну, вот. Но теперь я уже перестал сердиться. И знаешь, что я придумал?

- Нет! Какую-нибудь дрянь? - осведомилась девочка.

- Ай, какой стыд! Кто тебя научил так говорить? Вот скажу маме непременно, что учишься у Вари...

- Я не учусь! Это папа так говорит, - хладнокровно возразила племяньица.

- Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! - продолжал укоризненно покачивать головой Геник.

- Ну - я не буду! Ну - скажи, что? - приставала девочка.

- А ты любить меня будешь?

- Да-а! - Оля утвердительно кивнула головой и, подойдя к Генику, сложила свои розовые пальчики на его большой сильной руке. - Ну, скажи же, скажи!

- Мы, - торжественно заявил Геник, - поедем с тобой на настоящей железной дороге!

- В Италию, - с восторгом подхватила Оля, и глаза ее мечтательно расширились.

- В Италию! Мы возьмем с собой маму м... м...

- Мы еще возьмем... возьмем вот кого! - Оля задумалась. - Мы возьмем всех, правда? И маму, и Варьку, и Ганьку, и француженку... Нет, француженку не нужно! Она злая! Она все жалуется, а пайка ее очень любит за это!..

- Вот как! Ну, мы ее тогда... оставим без обеда!..

- Во-от. Так ей и надо! - Девочка с нетерпением смотрела на Геника. Мы едем в Италию!

- Нет! - печально вздохнул Геник. - Я и забыл, что мне нельзя ехать.

- Ну-у?! - Оля недоверчиво и огорченно раскрыла рот. - А почему нельзя? а?

Ее подвижное личико надулось, и губы обиженно задрожали, приготовляясь плакать. Геник погладил ее по щеке и сказал:

- Я пошутил, Оля. Ехать можно, только надо купить летнюю шляпу.

- Вот такую, как у папы, - озабоченно заметила девочка. - Белую. А ты был в Италии?

- Был. Только там шляпы лучше папиной!

- Да-а, как же! У папы всегда лучше, - заявила племянница и вдруг даже подпрыгнула от радости.

- Сережа, едем! - закричала она, хлопая в ладоши. - Скорее! Я дам тебе папину шляпу - вот!

Геник привлек девочку к себе и поцеловал ее в сияющие глаза.

- Не надо, Оля, - сказал он печально. - Мама узнает, будет бранить Олю!

- Мамы нет, Сережа! Она у художника - знаешь? Плешивый!..

III

Геник не успел открыть рот для ответа, как белое платье девочки уже замелькало по направлению к дому. Через несколько мгновений топот ножек затих.

Тогда он достал из бокового кармана нумер вчерашней газеты и развернул ее, смоченную потом. Сразу как-то назойливо бросилось в глаза объявление табачной фабрики с массой восклицательных знаков.

"Вызвали наряд городовых, - думал он, чувствуя, как им овладевает мелкая нервная дрожь, сменившая возбуждение. - По улицам расставили шпионов. По углам сторожат конные жандармы. Телефон работает..."

Где-то, вероятно на соседнем дворе, шарманка заиграла хрипящий, жалобный вальс. Солнце поднялось над соседней крышей и заглянуло в глаза Генику. Маленькая, вертлявая птичка запрыгала по аллее и вдруг испуганно вспорхнула, увидев человека, одетого в черное, с бледным лицом. Геник проводил ее глазами и насильно усмехнулся, вспомнив Олю. Затем встал, провел рукой по пыльному лицу и огляделся.

Стена имела не менее сажени в вышину. Она охватывала сад, находившийся в задней части двора, с трех сторон. Было странно, как мог он перескочить ее без посторонней помощи. Это произошло мгновенно; как будто какой-то вихрь поднял его тело и перебросил по эту сторону. Во всяком случае, нечего было и думать повторить снова эту штуку. Всматриваясь пристальнее в глубину сада, он заметил в отдалении легкие просветы, сквозь которые можно было видеть маленькие кусочки мощеного двора и угол каменного, многоэтажного дома.

Он снова сел и только тут заметил, что его одежда носила явные и свежие следы кирпича и извести. Схватив горсть влажной травы, он начал поспешно приводить себя в порядок, затем развернул газету и напряженно, до боли в глазах, стал вглядываться поверх ее страниц в темную глубину сада.

IV

Кровь постепенно отхлынула от сердца, но пульс бился по-прежнему неровно и часто. Странный, колющий озноб пробегал по его ногам, несмотря на июльскую жару.

Цветочная клумба пришла в движение. Немилосердно комкая дорогие цветы, белое платье Оли пронеслось вихрем и остановилось перед Геником. Лицо девочки сияло восторгом блестяще выполненной задачи: большая отцовская шляпа широким грибом покрывала ее густые русые волосы.

- Вот папина шляпа, Сережа! - заявила она, шумно переводя дыхание. Надевай!

Она привстала на цыпочки и, прежде чем Геник успел нагнуться, торопливые детские руки сорвали его помятую, черную шляпу и нахлобучили взамен ее желтую новенькую панаму.

- Ах! - она отступила на шаг и, сложив руки, прижала их к груди, с явным восхищением посматривая на дядю. Незаметным ударом ноги Геник подбросил под скамейку свой отслуживший головной убор.

- Ну, вставай же, поедем!

- Погоди, детка, - улыбнулся Геник. - Еще поезд не пришел. Он придет скоро, скоро... и тогда... Мне еще нужно съездить по делу на часок. Потом я вернусь, и мы отправимся.

- Ну, пойдем ко мне! Я покажу тебе Зизи. Она сейчас завтракает, а потом будет кувыркаться... У нее глаза болят!..

- Видишь ли, очень жарко. А в комнате еще теплее. Я даже хочу снять пальто.

Геник стащил с себя летнее черное пальто, опустил его за скамейку и остался в широком, сером пиджаке, делавшем его гораздо полнее, чем он был на самом деле и казался в своем узком пальто.

- А я сяду к тебе? - она заглянула ему в глаза. - Можно? Только ты меня усами не трогай. Папа меня всегда усами щекочет.

Болтая, она вскарабкалась к нему на колени и прижалась щекой к его боковому карману, где лежал револьвер.

- А ты хочешь какао, Сережа? Мама мне всегда велит пить какао. Оно такое противное, как лекарство!

V

Но уже кто-то, чужой и враждебный, шел из глубины сада... Мерно хрустел песок, слышалось сдержанное покашливание... Геник затаил дыхание и сунул руку за пазуху...

Два городовых, с револьверами наготове, показались в изгибе аллеи. Они шли медленно и осторожно. Впереди шел дворник, плотный, невысокий мужик, широколицый, с маленькими, часто мигающими глазами.

Увидев их, Оля вырвалась из рук Геника и стремительно кинулась к дворнику. Ухватившись за его грязный передник, она запрыгала и заторопилась, путаясь и захлебываясь.

- Степан! Он приехал! Дядя Сережа! Вот он! Он меня повезет в Италию!

Наступило короткое молчание. Полицейские осматривались кругом, нерешительно порываясь двинуться дальше.

Был момент, когда, как показалось Генику, сердце совсем перестало биться у него в груди, и земля завертелась перед глазами...

- С приездом осмелюсь вас поздравить, барин, - сдержанно сказал Степан, приподнимая фуражку. - Позвольте, барышня, как бы не зашибить вас случаем!

Он бережно отстранил девочку и опустил руки по швам.

- Мы, ваше степенство, можно сказать, двор осматриваем... С Михайловской улицы из пивной видели, как тут человек к бельгийцу во двор заскочил... А окромя как через наш двор ему выскочить негде...

- Какой человек? - отрывисто спросил Геник.

- Из тюрьмы сбежал, барин, бунтарь. Вся полиция на ногах. В городового стрелял, прямо в живот угодил...

Геник поднялся во весь рост, строгий и величественный.

- Степан! - начал он медленно и внушительно, смотря дворнику прямо в глаза, - стоит мне сказать одно слово - и ты будешь немедленно уволен! Помогать охране порядка - твоя прямая обязанность! В то время, как вот они, - он указал взглядом на городовых, - не жалея жизни исполняют свой долг ты сидишь в пивной и, разинув рот, ловишь мух! Очень хорошо!

- Господи! Ужли ж я... ведь на один секунд! Ежели в этакую-то жару выпьешь единую кружку, так уж и не знаю что... Эх, барин!

Степан обиженно вздохнул и умолк.

- Иди, я не держу тебя. Впрочем - погоди. Позови извозчика - ряди в дворянское собрание...

- Хорошо-с, - сказал угрюмо Степан, надевая картуз.

Он немного потоптался на месте, и все трое удалились, переговариваясь вполголоса. Оля робко подошла к Генику и тихо сказала:

- Какой ты сердитый! А ты на меня будешь кричать?

- Нет...

- Они кого ищут? Мазурика? Да?

- Да...

- Он какой - голый?

- Да...

Геник стоял во весь рост, затаив дыхание, сжав кулаки и, как окаменелый, глядя в сторону ушедших. Когда шум шагов затих, он в изнеможении почти упал на скамью и разразился нервным, рыдающим смехом...

Испуганная девочка кинулась к нему и, напрягая все силы, сама готовая заплакать, старалась поднять его голову, опущенную на вздрагивающие руки.

- Сережа, не плачь! Сережа - я обманула тебя! Я буду тебя любить...

Громадным усилием воли Геник поднял голову и взглянул на девочку. Ее испуганные глазки беспомощно смотрели на него, пальчики трясли изо всех сил большую, загорелую руку. Вдруг Геник скорчил потешную гримасу, и Оля звонко расхохоталась.

- Ты - смешной! - заявила она. - Как клоун!

На другом конце двора послышалось дребезжание извозчичьего экипажа. Геник встал.

- Прощай, Оля! - сказал он, поправляя галстук. - Я приеду к обеду и привезу тебе железную дорогу.

- И лошадку?

- Да, и лошадку. А потом мы поедем в Италию!..

- Вот как хорошо! - засмеялась девочка, идя рядом с ним. - Ты, ведь, до-о-бренький! Я с тобой всегда буду ездить!

Аллея кончалась, и перед ними блеснул чисто выметенный, мощеный двор. У роскошного крыльца ожидал извозчичий фаэтон. Подойдя к экипажу, Геник нагнулся и поцеловал пушистую, русую головку.

- До свидания! Будешь умница?

- Да-а!..

Он вскочил на сиденье, и экипаж с грохотом выехал на улицу.

Оглянувшись назад, Геник увидел Олю. Она стояла у железной решетки ворот, освещенная солнцем, золотившим ее густые кудри, и усиленно кивала головкой уезжавшему...

Когда экипаж поворачивал за угол, Геник оглянулся еще раз. Мгновенно мелькнуло и скрылось белое пятнышко, а ветер встрепенулся и донес слабый отголосок детского крика:

- Ведь ты приедешь, Сережа?

ПРИМЕЧАНИЯ

В Италию. Впервые - в газете "Биржевые ведомости", веч. вып., 1906, 5 (18) декабря. Подпись А.А.М-в. Автор проживал в то время по паспорту умершего вятского мещанина А.А.Мальгинова. Первый легально опубликованный рассказ А.С.Грина. В газете допущена опечатка - рассказ назван "В Италии".

Ю.Киркин