«Охранные структуры Российской империи»

Галвазин Сергей Николаевич Охранные структуры Российской империи

Галвазин Сергей Николаевич

Охранные структуры Российской империи

ИЗ ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ КОНТРРАЗВЕДКИ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

Начало XX века. Европа. Россия. Водоворот событий захватывает страну, уничтожая на своем пути все, как стихийное бедствие. Рушится старый, привычный порядок вещей. Что придет ему на смену, не знает никто.

1904 год. Русско-японская война. Порт-Артур. Гибель крейсера "Варяг" и мало кому сейчас памятной канонерской лодки "Кореец", разделившей судьбу крейсера в том же бою.

В Европе противостояние геополитических интересов Тройственного согласия — Антанты, включающей Великобританию, Францию и Россию, и германской коалиции (кроме Австро-Венгрии, Италии, Японии, ещё более 20 государств) должно получить разрешение.

1914 год. Германия готовит ставшие позже традиционными планы "молниеносной войны", её Генеральный штаб работает в режиме военного времени, требуя от разведки информационного материала для прогнозов и расчетов. Даже скуповатые немцы понимают, что на информации нельзя экономить. Чем больше затратишь сейчас, тем меньше потеряешь потом. И не экономят. Они заранее озаботились получением подробных сведений о русской армии. Развитию немецкого и австрийского шпионажа способствовало несколько условий. Во-первых, высокий уровень присутствия немецкого капитала в российской экономике. Во-вторых, разложение государственного аппарата империи вывело на первые роли людей, которые делали карьеру любыми средствами, даже если они противоречили интересам государства. В-третьих, при дворе огромную роль играла сильная германофильская партия. В-четвертых, в приграничных прибалтийских губерниях немецкий контингент был достаточно силен. В-пятых, немецкие поселенцы, особенно на юго-западе, могли стать готовой оперативной базой. Тем более что часть колонистов до войны проходила службу в германской армии. В России действовали достаточно крупные организации, созданные немецкой и австрийской разведками.

В России объявляется мобилизация, но убийство в Сараеве наследника австрийского престола Франца Фердинанда 28 июня 1914 года сваливает мир в месиво Первой мировой войны. Не успев провести полную мобилизацию, Россия ввязывается в боевые действия, торопясь спасти союзника по блоку — Францию, и уже в следующем, 1915 году война принимает затяжной, позиционный характер.

В тылу русского фронта действовало значительное количество шпионских групп. Немцы расшифровали русский военный код и свободно читали все донесения, приказы штабов.

Неисчислимыми жертвами, потерей огромных территорий заплатила Россия за фактически беспрепятственную деятельность иностранных шпионов на её территории.

Силы воюющих сторон напряжены до предела. 15 тысяч англичан и французов испытывают на себе оружие массового поражения — хлор (из них 5 тысяч остаются в своих окопах навсегда). Перед разведками сразу ставится задача выяснить, где это может повториться. До повторного применения оружия массового поражения англичане успели оснастить свои войска противогазами и сами приступили к выпуску снарядов с боевыми ОВ. Англичане же смогли сохранить тайну танков с 1914 года, когда было принято решение об их производстве. Дабы сохранить в тайне перевозку этой техники, использовали кодовое название "бак", "цистерна", что по-английски звучит как "танк". Первое появление танков 15 сентября 1916 года вызвало панику немцев, а танковая атака в августе 1918 года привела к широкому прорыву линии германских укреплений.

Германия в свою очередь берет на вооружение подводные лодки и дирижабли, появляется бомбардировочная и разведывательная авиация.

В годы войны огромные ресурсы были предоставлены в распоряжение разведки — от технических новинок до сторожевых собак; на разведывательную работу мобилизовали и математические кафедры университетов, и легионы почтовых голубей.

В военном противостоянии участвовали не только армии Антанты и Германии, но и армии шпионов. Антанта имела только в Голландии более 500 разведывательных бюро. По мере расширения разведки её отдельные звенья превращались в разветвленные шпионские организации. По своей структуре они походили друг на друга. Во главе стоял тщательно законспирированный резидент. К нему стекалась информация, которую он тем или иным способом передавал особым курьерам. Ему было предоставлено право вербовки новых сотрудников. Агенты, работающие с резидентом, друг о друге не знали. Каждый имел номер или псевдоним, которые из соображений конспирации часто менялись. Война значительно расширила круг вопросов, отнесенных к компетенции разведок. К чисто военным прибавились политические, экономические, социально-психологические, технические и другие вопросы, подлежащие выяснению разведывательными органами.

Полученная развединформация требовала своей проверки. Чаще всего это делалось методом сопоставления с уже имеющейся информацией, полученной по иным каналам: дипломатические источники, допрос пленных и дезертиров, изучение захваченных документов, периодической печати, прослушивание телефонных разговоров, перехват и расшифровка радиодонесений и пр.

Значительно разнообразнее стали виды связи, используемые в разведке: шифрованные письма и воздушные шары, прифронтовые ветряные мельницы информация передавалась специальными движениями крыльев, снаряды со шпионскими контейнерами вместо взрывчатого вещества. Нашло свое применение и радио — техническая новинка. Контрразведка создала сеть пеленгаторов для обнаружения радиопередатчиков. Широко использовались и почтовые голуби они оказались не только быстрым, но и весьма надежным средством доставки корреспонденции. Даже раненный, голубь все равно стремится к месту своего назначения. Разведчики, пробирающиеся в тыл войск, несли с собой клетку с голубями, которую уже на месте прятали обычно на вершине ветвистого дерева. К концу войны только англичане имели на Западном фронте "штат" в 6 тысяч голубей. Известны случаи маскировки голубей под других птиц. Так однажды англичане подстрелили голубя, раскрашенного под попугая. Французы отдавали должное своим пернатым почтальонам, ставя им памятники и награждая их орденами. Передача донесений осуществлялась и с помощью служебных собак.

Арсенал средств доставки шпионской информации расширялся с фантастической быстротой. Сотни способов, раскрытых контрразведкой, заменялись сотней новых. Донесения прятали в повязках на ранах, под париками, в пеленках детей, в карандашах и даже в шнурках башмаков. Один германский шпион на территории Франции, например, садился в поезд, занимал отдельный столик в вагоне-ресторане. Пообедав, он выходил из поезда, приближающегося к границе. Его место занимал его "коллега", который во время еды "случайно" проливал вино на скатерть, продолжал есть, накрывая это место салфеткой. Суть способа заключалась в том, что первый писал сообщение симпатическими чернилами, а второй проявлял его вином и, прочитав, ждал, когда буквы на скатерти исчезнут.

Технический прогресс работает на войну. Закладывается стартовая основа гонки вооружений, которая, в свою очередь, нуждается в данных разведки. И разведка просить себя не заставила. Тем более что в России условия для её деятельности были как в учебных классах.

До 1912 года судопроизводство в России велось согласно действовавшему Уложению о наказаниях от 20 апреля 1892 года, статья 111 которого гласила: "…опубликование или сообщение правительству или агенту иностранного государства, не находящегося в войне с Россией, плана, рисунка, документа, копии с оных или сведений, которые заведомо для виновного долженствовали, в видах внешней безопасности России, храниться в тайне от иностранного государства, наказывается: каторгою на срок не свыше 8 лет.

Если сии план, рисунок или документ, копия с оных или сведения вверены были виновному по службе, или если он получил или ознакомился с ними по своему служебному положению, или если ему объявлено было воспрещение публиковать или сообщать оные, то он наказывается: срочною каторгою (т. е. до 15 лет)"1. Другими словами, наказанию подлежала только выдача сведений, относимых к внешней безопасности государства при обязательной известной их степени секретности. По смыслу Уголовного уложения многие секретные и другие важные государственные документы, в том числе и приказы по военному ведомству, не считались тайной, а поэтому их передача наказанию не подлежала.

3 марта 1912 года военный министр (генерал от кавалерии Сухомлинов Владимир Александрович, 1848–1926) и министр юстиции (Щегловитов Иван Григорьевич, 1861–1918) составили "Объяснительную записку к проекту об изменении действующих законов о государственной измене путем шпионажа", в которой изложили несоответствие правовых норм требованиям времени. "Наше уголовное законодательство, — говорится в ней, — дает возможность бороться не с самим шпионством в современной его постановке, а лишь с исключительными его проявлениями — передачею и сообщением, правда, наиболее важных, но благодаря принимаемым мерам, и наиболее редко добываемых сведений о военной обороне государства. Обычная же деятельность шпионства, собирание и передача данных о военных силах России, на основании коих иностранные власти получают уже самостоятельно безусловно тайные сведения, относятся к области ненаказуемых действий. Равным образом ненаказуемым является умышленное соглашение с иностранными властями для добывания интересующих их сведений о военной мощи России, хотя, вступая в такое соглашение, проходя подготовительный курс шпионской работы, виновный, конечно, не может не сознавать, что такою деятельностью он оказывает услуги иностранному государству и тем самым причиняет ущерб интересам России". Такие выводы мотивировались тем, что "в прежнее время, когда военные сооружения и вооружение армии не достигали такой сложности и состояли в различных странах более или менее на одном уровне, а военной техники, в строгом смысле этого слова, почти не существовало, шпионство носило совершенно иной и притом случайный характер. Государство, интересующееся планами соседей, посылало к ним шпионов и ставило последним задачу проникнуть, главным образом, в политические их замыслы, в предложения относительно возможных с их стороны агрессивных действий самостоятельно или же в союзе с другими державами. В связи с этим и те сведения, которые пытались добыть шпионы, касались, главным образом, государственных тайн в обширном смысле, тайн, имеющих международный характер и находящихся в близкой связи с внешними интересами государства. Сведения же о военных силах собирались шпионами старого времени попутно, наряду с выполнением главных их задач. Отмеченными обстоятельствами обуславливался как случайный характер самого шпионства, так и выбор лиц для этой деятельности".

Стояние на месте не только преступно, но и смертельно опасно. "Наше время — время вооруженного мира, постоянных стремлений цивилизованных государств превзойти друг друга военным могуществом, не обнаруживая преждевременно своих собственных приготовлений, — вызвало изменение самого понятия военной мощи, главнейшею основою которой ныне представляются прогрессирующие технически усовершенствования. В силу этого, представилось необходимым быть в курсе постоянных изменений в состоянии вооруженных сил вероятных противников, всех нововведений в вооружении и военных приспособлениях, которые почти ежедневно вводятся ныне в армиях европейских государств"1.

5 июля 1912 года "Закон об изменении и дополнении действующих узаконений о государственной измене путем шпионства", одобренный Государственным советом, Государственной думой и утвержденный Николаем II, вступил в силу. Он значительно расширил перечень деяний, подлежащих уголовному преследованию, квалифицировав сбор и передачу иностранному государству "сведений или предметов, касающихся внешней безопасности России или предназначенных для военной обороны страны", сбор сведений, "долженствующих сохраняться в тайне", разглашение, публикацию и передачу другому лицу секретной информации и "вступление в соглашение с правительством или агентом иностранного государства на совершение преступного деяния". Кроме того, уголовному наказанию подлежали отныне содержатели почтовых голубей в прифронтовой полосе и владельцы "беспроволочного телеграфа", а также наказание предусматривалось и для "виновного в пролете без надлежащего разрешения на летательном аппарате над российским укрепленным местом, а также над районами, пролет над коими воспрещен надлежащей властью"2.

Это были попытки исправить положение, когда в России в течение нескольких лет активно создавалась оперативная база шпионской сети стран как германской коалиции, так и своих же союзников. По информации, имеющейся и в Генеральном штабе, и в Департаменте полиции, "шпионство получило небывалое ранее развитие и в настоящее время уже не имеет, как прежде, случайного характера, а сделалось систематическим и постоянным, обнимая собою собирание самых разнообразных сведений о состоянии вооруженных сил соседних государств…

Согласно инструкциям, обнаруженным при рассмотрении в последнее время дел о шпионстве, которые дают иностранные руководители военной разведкой в пределах России своим агентам, основной принцип при агентурной работе должен заключаться в том, чтобы сначала завербовать агента, главным образом для регулярного получения от него материала, хотя бы и не важного, всего того, что он лично видит и слышит, и что, по его мнению, заслуживает внимания. Находящемуся в России шпиону ставится в обязанность приобретать, что только возможно относительно военного дела, не входя в оценку важности документов, и присылать все, что он будет в состоянии достать, не исключая разных инструкций по обучению войск, приказов по округам и т. п.

Такой постоянный характер шпионство приняло, помимо вышеуказанных причин, также в целях обеспечения успеха разведки в военное время. Практика войн показала, что шпионство не может в период войны принести пользы, если оно не организовано задолго до открытия военных действий и если в числе шпионов нет весьма опытных в этом деле агентов. Русско-японская война наглядно подтверждает только что отмеченное явление: несмотря на большие траты денег и труда, во время войны нам уже не удалось организовать действительное шпионство.

Ведение тайной разведки сопряжено с большим риском и встречает массу затруднений, проистекающих из чисто местных условий. Судебная практика свидетельствует, что иностранные власти прилагают большие усилия насадить в пределах России своих агентов, которые по своему назначению разделяются на две категории, а именно одни агенты принимают непосредственное участие в собирании сведений и образуют кадр шпионов в истинном смысле слова, другие же агенты, не принимая непосредственного участия в собирании нужных сведений, исполняют лишь второстепенные, служебные функции, как-то: служат проводниками для лиц, нуждающихся в помощи местных жителей, переносят за границу письма, приискивают безопасные квартиры, способствуют тайному переходу границы и т. д.

Подобная, казалось бы, незначительная помощь при тайной разведке в России на деле является необходимою для иностранных властей, и последние тратят много труда и денег для организации в нашем отечестве сети таких пособников. Из одного письма от германского разведывательного бюро видно, что иностранные власти рассчитывают, в случае войны с Россией, из числа таких второстепенных агентов вербовать проводников для своих войск"1.

Учитывая массовый, тотальный подход к созданию оперативных позиций на территории своего завтрашнего противника, не требовалось ни специальной подготовки или обучения, ни особой тем более квалификации: "…лицам, собирающим сведения военного характера, кои интересуют иностранные правительства, вменяется в обязанность регулярное доставление требуемого материала, хотя бы и не важного, и вместе с тем возбраняется оценивать его с точки зрения таинственности, а следовательно и ценности в военном смысле. Шпионам указывается лишь общий характер сведений, получения которых от них ожидают, а именно что сведения эти должны касаться военного дела в самом широком смысле этого слова.

Чтобы судить о работоспособности этих агентов, шпионам рекомендуется вести с ними регулярное сношение, хотя бы не имеющее значения для сбора сведений <…>

Иностранные правительства в пограничных наших губерниях организовали целую сеть своих агентов, которым до поступления на шпионскую службу иностранные офицеры нередко преподают сведения из области военного дела в мере, необходимой для их будущей деятельности. Так, губернские города обыкновенно имеют трех агентов, с населением до 10 000 человек — двух агентов, на десятиверстный в окружности район полагается один агент. При этом строго наблюдается, чтобы каждый агент работал только в своем районе. Таким образом, для современного шпионства образуются, в сущности, своего рода учреждения с постоянным штатом служащих"1.

В годы, предшествующие началу войны, в России отмечали невиданный рост активности (не обязательно качественный) специальных служб ближайших соседей: "Самые секретные распоряжения, касающиеся армии, имеют своих указателей в общеизвестных сведениях и, при систематическом собирании, таковые невинные указатели красноречиво говорят опытным людям о намерениях правительства, в особенности, в момент натянутых дипломатических сношений, являясь предвозвестниками войны или мира.

Канун войн именно характеризуется тем, что донесения агентов передают сведения, на первый взгляд общежитейского характера, большей частью узнанные из случайных разговоров"2.

Развязанность разведок была очевидной. Имеющаяся в их распоряжении информация позволяла не только знать внутреннюю структуру, тактические приемы, цели и задачи своих соседей по "вооруженному миру", но и быть в курсе их замыслов.

"Изучение постановки разведки Австрии в России заставляет отметить, что ближайшими к нам разведывательными органами являются штабы 1-го, 10-го и 11-го корпусов (Краков, Перемышль и Львов). Насколько значительна сосредоточенная в этих штабах деятельность, видно уже из того, что один штаб 11-го австрийского корпуса, как показывают имеющиеся документы, пользуется услугами до 30 агентов всех степеней, работающих в России. Большинство сведений, добываемых этими агентами, собираются в австрийских консульствах Киева, Варшавы и других пунктов.

Секретная австрийская инструкция, данная штабом 10-го австрийского корпуса своему негласному агенту для разведки в России (вероятно, офицеру Генерального штаба), прямо указывает, что добываемые сведения должны передаваться австрийскому консулу. Разведывательная деятельность австрийских консулов определенно устанавливается наблюдениями за нами и в самое последнее время.

Не менее характерной является германская организация тайной военной разведки в нашей империи. Тайная военная разведка прочно организована уже в мирное время почти во всех странах, причем в тех государствах, кои с военной точки зрения совершенно не имеют значения для Германии, она производится исключительно при посредстве консульских агентов; особых в этих целях инструкций таковым не дается, нет и особенных на это денежных отпусков; все в этом случае покоится на присущей немецкому чиновнику добросовестности в исполнении своих обязанностей не только как агента правительства, но и как истинного, деятельного патриота. Большинство же стран покрыто сетью тайных военно-разведывательных постов, состоящих главным образом в непосредственном ведении Большого Генерального штаба и Морского Генерального штаба <…>

Начальники разведывательной службы являются доверенными лицами на местах; они избираются преимущественно из лиц, служивших постоянными агентами или в полиции, жандармах, из отставных военных немцев, знающих местные языки, и иногда из иностранцев — подданных мелких иностранных государств. Они получают постоянное содержание в размере 500-1000 франков в месяц. В каждом важном в военном отношении государстве имеется по несколько человек начальников разведывательной службы. Они получают наряды от центрального отделения разведки или штаба пограничного корпуса, исполняют при их посредстве подходящих для сего лиц, которым уплачивают за доставляемые сведения из имеющихся в их распоряжении авансов, и передают собранные сведения в центральное или корпусное отделение разведки. Кроме того, они следят за тайными агентами других государств и доносят о их действиях…. Они пользуются всеми своими знакомствами, заводят связи в кафе, ресторанах и проч. заведениях, где часто бывают военнослужащие, постепенно наводят их на разговоры на военные темы и таким образом втягивают их в дело тайной военной разведки; весьма часто они прибегают также к вызовам при помощи публикаций в газетах, предлагая заработок в неслужебное время писарям, чертежникам, кондукторам и прочим служащим в артиллерийском, морском, инженерном и интендантском ведомствах и даже офицерам под видом военно-литературных занятий. Завязав сношения на легальной почве, переходят затем к использованию служебного положения этих лиц. Вместе с тем начальники службы разведки всеми мерами отвращают взаимное знакомство своих агентов и устанавливают взаимное между ними наблюдение, проверяют получаемые ими сведения и наблюдают за агентами других государств"1.

В феврале 1913 года к русскому военному агенту (военный атташе) в Германии явился молодой человек по фамилии Томчек, представившийся бывшим агентом прусской тайной полиции в Познани, который, потеряв доверие немецкой разведки, пытался найти его у русской. Рекомендуя самого себя, он сообщил, что в Познани во главе тайной полиции и ведения разведывательной работы по России состоит полицей-директор политического отделения Пахер, проживающий на Будин-Штрассе, № 11. Его помощником и главным руководителем тайной разведки в России является г-н Раммер. Это его настоящая фамилия, но известен он под фамилией Вердин, в Познани он имеет несколько квартир, часть из которых, в целях конспирации, он нанимает и под другими фамилиями. Его коллеги должны называть его сокращенно "W.C.".

По вопросу об организации тайной разведки в России Томчек сообщил нижеследующее:

"С осени 1912 года шпионаж в России был чрезвычайно усилен в особенности в критические ноябрьские дни. На добывание сведений тратились большие денежные суммы. Я видел большое количество толстых пачек стомарковых билетов, неоднократно получавшихся в познанском бюро и распределявшихся для дальнейшей задачи и рассылки. Адреса на конвертах писали высшие чины полиции собственноручно. Отправка писем доверяется вообще только одному служащему в полиции старику. Работа в бюро шла днем и ночью, так как ежедневно получались сотни писем и телеграмм; кроме того, приходили шпионы и эмигранты из России. За каждым русским полком приказано было следить 2–3 шпионам. Кроме того, шпионы имелись на важнейших станциях железных дорог, в районах лагерей, артиллерийских и инженерных складах и других важных пунктах…..

Если полк покинет место своего квартирования, то шпиону было предписано во что бы то ни стало постараться прибыть вместе или после полка в место его назначения и отсюда дать сведения о том, где полк находится. Так как письменное и телеграфное сообщение вероятно уже не удалось бы прислать, то агенту надлежит прибыть с донесением лично. При этом рекомендуется держаться вдали от железных и даже шоссейных дорог и стараться подойти к границе на одном из участков, которые каждый шпион должен был твердо запомнить и ясно запечатлеть в своей памяти по карте, розданной некоторым прусским тайным агентам, местным властям, жандармам и т. д. в пограничной черте….

Осенью 1912 г. всем находящимся в России шпионам было выдано каждому около 400–500 марок, причем рекомендовалось не держать всей суммы при себе, а сдать часть денег в сберегательные кассы, доверенным лицам и т. п. Если агент предполагал вернуться с донесением лично, то рекомендовалось оставить некоторую сумму денег у доверенного лица на пути обратного следования, дабы никогда не иметь при себе крупных денег….

Что касается агентов в России, то в Калише и Лодзи работают главным образом немцы; в Варшаве же и других городах, кроме того, поляки и евреи; в Варшаве имеется также немало чисто русских агентов"1.

Немецкая разведка наряду с кадровыми разведчиками-профессионалами привлекала к шпионской деятельности сотни и тысячи людей самых разных профессий. Для подготовки кадров в непосредственной близости от линии фронта была организована сеть школ (Люблинская, Любишевская и др.). Для обучения ремеслу шпионажа детей и подростков созданы школы в селе Березинском Волынской губернии, в селе Дубовец Люблинской губернии, в Варшаве, в Ковно.

Только в одной Варшавской разведшколе для малолетних шпионов обучалось 72 русских мальчика и 300 девочек. В остальных школах по 30 и более детей. Сроки обучения колебались от 2 недель до 5 месяцев, в зависимости от важности предстоящего задания. В числе предметов преподавались топография, подрывное дело, строение русской армии, методы передачи донесений и др. 2

В Генеральном штабе российской армии имелась достоверная информация и об объектах устремлений, конкретных задачах, стоящих перед разведками, чье присутствие в России стало постоянным:

"Иностранные шпионы доставляют пославшим их властям сведения: 1) о нравственном элементе русской армии; 2) о командном составе, характеристики высших начальствующих лиц и их фотографические портреты; 3) об обмундировании, — описание и снимки новых форм одежды; 4) о вооружении, — чертежи, описания, а при возможности и самые предметы последних технических усовершенствований в области вооружения войск всех родов оружия; 5) о снаряжении, — доставлять результаты бывших опытов; 6) о воинском обучении, — различные отчеты о занятиях войск стрельбой, плаванием, ездой, последние издания уставов и инструкций; 7) о дислокации войск, — какие части и в каком количестве квартируют в данном пункте; о казармах и лагерях; фотографические их снимки; 8) о воздухоплавании, какие системы машин приняты, какова их численность, где устроены парки, успешность обучения; 9) о железных дорогах, в частности, о названиях станций, на которых производится посадка войск на железные дороги; о шоссе — о направлении, протяжении, степени его исправности, о телеграфе (воздушном и подземном), о телефоне, о почтовых голубях; 10) об организации войск на случай войны; 11) о русских крепостях, — сила укреплений, чертежи, фотографии и т. п. заметки, состав гарнизона, вооружение, состояние запасов; 12) об интендантских складах и магазинах; 13) о всех лицах, прибывающих в район, подлежащий ведению шпиона, с обязательностью доносить о каждом прибывшем лице командиру иностранной военной части, ближайшей к границе; 14) какие бы то ни было сведения о нашей тайной разведке. Кроме того, шпионам ставится в обязанность производство рекогносцировки и составление кроки некоторых местностей, а также вербовка агентов в весьма больших размерах и контршпионская служба.

Само собой разумеется, что для собирания таких разнообразных сведений недостаточно иметь двух-трех способных шпионов, как то было в прежнее время, а необходимы весьма многочисленные агенты, и притом стоящие на различных ступенях общественной лестницы. В одном лишь Варшавском военном округе число мест и лиц, подвергнутых обследованию разведывательным отделением штаба указанного округа в связи с расследованием шпионских дел за период времени 1901–1910 гг., чрезвычайно велико (48 австрийских и 110 германских агентов — примечание документа)"1.

Разгулу иностранного шпионажа в Российской империи как нельзя более благоприятствовало то обстоятельство, что пресекать его было… н е к о м у. В государственном аппарате отсутствовал какой-либо орган, решающий контрразведывательные задачи. Вот документы.

20 января 1903 года к Николаю I с докладом "О создании разведочного отделения Главного штаба" обращается военный министр Куропаткин Александр Николаевич (1848–1925), который констатирует: "…обнаружение государственных преступлений военного характера до сего времени у нас являлось делом чистой случайности, результатом особой энергии отдельных личностей или стечением счастливых обстоятельств, ввиду чего является возможность предполагать, что большая часть этих преступлений остается нераскрытыми и совокупность их грозит существенной опасностью государству в случае войны. Возложить принятие мер к обнаружению лиц, занимающихся сею преступною деятельностью, на Департамент полиции не представлялось бы соответственным, во-первых, потому, что названное учреждение имеет свои собственные задачи и не может уделить на это ни достаточных сил, ни средств, во-вторых, потому, что в этом деле, касающемся исключительно военного ведомства, от исполнителей требуется полная и разносторонняя компетентность в военных вопросах.

Поэтому представлялось бы желательным учреждение особого военного органа, ведающего розыском сих преступлений с целью охранения военных тайн.

Деятельность сего органа должна заключаться в установлении негласного надзора за обыкновенными путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов, конечными пунктами — лиц, состоящих на нашей государственной службе и занимающихся преступной деятельностью, и связующими звеньями между ними — иногда целый ряд агентов, посредников в передаче сведений….

При Главном штабе полагалось бы учредить особое разведочное отделение, поставив во главе его начальника отделения — штаб-офицера и введя в состав его — обер-офицера и писаря. Для непосредственной, сыскной работы сего отделения полагалось бы воспользоваться услугами частных лиц сыщиков, по вольному найму, постоянное число коих, впредь до выяснения его опытом, представлялось бы возможным ограничить шестью человеками"1.

По мнению министра, в сложившейся ситуации требуется особая осторожность при организации контршпионажа. Официальное учреждение сего отделения представлялось бы неудобным в том отношении, что при этом теряется главный шанс на успешность его деятельности, именно тайна его существования. Поэтому желательно бы создать проектируемое отделение, не прибегая к официальному учреждению его. Для этого личному составу данного органа полагалось бы присвоить наименование должностных лиц, на коих не возложено строго определенного круга занятий. Такими должностными лицами являются "состоящие в распоряжении начальника Главного штаба". Эта перестраховка с конспирацией сыграет роль тормоза, но пока и министру и самому императору подобная постановка вопроса кажется разумной.

Ситуацию осложняло то обстоятельство, что Николай II своим указом запретил использование агентурной работы в войсках, считая контроль со стороны военного командования достаточным.

Во исполнение резолюции Николая II "Согласен" в С. — Петербурге при Главном штабе срочно создается тщательно законспирированное "разведочное отделение", начальник которого ротмистр Лавров к концу уже текущего года отчитывается "Об организации и деятельности за 1903 год". Документ представляет интерес не только исторический, поэтому он приводится без изменений.

"11 декабря 1903 года. Совершенно секретно.

ОРГАНИЗАЦИЯ

Для организации разведочного отделения, по соглашению подлежащих ведомств, из состава Тифлисского охранного отделения были выделены три лица: начальник отделения, отдельного корпуса жандармов ротмистр ЛАВРОВ и два наблюдательных агента, запасные сверхсрочные унтер-офицеры ЗАЦАРИНСКИЙ и ИСАЕНКО, а впоследствии и старший наблюдательный агент того же охранного отделения губернский секретарь ПЕРЕШИВКИН.

НАРУЖНАЯ АГЕНТУРА

Первые трое из перечисленных чинов прибыли в С. — Петербург во второй половине июня и в конце того же месяца вступили в исполнение своих обязанностей, причем прежде всего было приступлено к организации наружной агентуры.

Работа эта встретила весьма серьезное затруднение в том, что, приискивая агентов, в то же время необходимо было тщательно скрывать самый факт существования разведочного отделения. Ввиду этого обстоятельства в отделение не могло поступать заявлений лиц, желающих служить, с другой же стороны и самому отделению нельзя было искать агентов непосредственно от себя, и ему оставалось только два способа: или подыскивать агентов исподволь, негласно, при случае, или обратиться к содействию местных охранных учреждений Департамента полиции. При первом способе можно было бы подобрать действительно вполне подходящих людей, но комплектование шло бы чрезвычайно медленно. Охранные учреждения, сами постоянно нуждающиеся в хороших людях, не могли, конечно, предоставить особого выбора, но зато обращение к ним давало возможность сразу приобрести потребное число агентов.

Дабы отделение могло скорее начать функционировать, что прежде всего было необходимо для возможно быстрого выяснения условий работы и выработки сообразно с тем дальнейшего плана организации, первый набор агентов был сделан из преданных и рекомендованных местными охранными учреждениями, причем люди по возможности не посвящались в суть дела, так как предвиделось, что часть их, по ближайшем ознакомлении, окажется несоответствующей и её придется удалить. Дальнейшее затем комплектование велось исключительно приисканием при случае, по предварительном собрании сведений о каждом лице и его испытании.

Из числа семи человек, приобретенных от охранных учреждений, трое (ХРАМОВ, ДМИТРИЕВ, ПАЛЬМИРСКИЙ) оказались несоответствующими и были уволены, четвертый (ПЕТРОВ), пожилой и болезненный, оставлен для собирания сведений лишь временно, до подыскания на его место соответствующего лица и, наконец, пятый (БУКАНОВ), оказавшийся мало развитым, назначен агентом-посыльным, так как для этой должности требуется лишь честность, трезвость и молчаливость, каковыми качествами БУКАНОВ достаточно обладает. Остальные двое из переданных агентов (ВОРОНОВ и ХАРИТОНОВ; недостаток последнего — несколько высокий рост) оставлены для чисто наблюдательной службы. Затем подысканы уже самим отделением ещё два агента (ЗАЙЦЕВ и ТРОФИМОВ) и для собрания сведений и справок одно лицо, состоящее на государственной службе, а потому проходящее по отчетности не под своей фамилией, а под псевдонимом ("ВЕРНОВ").

ВНУТРЕННЯЯ АГЕНТУРА

Постепенным ознакомлением с делом выяснилось, что для установления деятельности военных шпионов одного наружного наблюдения совершенно недостаточно. Если при исследовании тайных политических организаций, представляющих целые сообщества и постоянно проявляющих себя то тем, то другим явным действием, требуется параллельно с наружным наблюдением прочная внутренняя организация, то в деле розыска военных шпионов, работающих порознь или мелкими группами и старающихся ничем себя не проявить, тем более является необходимой в помощь наружному наблюдению хорошая внутренняя агентура. Но агентура эта должна иметь совершенно особый характер. В деле политического розыска внутренние агенты (сотрудники) сами непосредственно входят в тайные кружки и принимают активное участие в их деятельности: ведут пропаганду, распространяют подпольные издания и прочее. Такая агентура дает всегда хорошие и безусловно верные сведения, но при розыске военного шпионства она совершенно не применима. Не говоря уже о том, что такой агент-провокатор, желая выслужиться, всегда может сам склонить к преступлению лиц, до тех пор совсем неповинных, и таким образом будет открывать дела им же созданные, но помимо того, вообще участие агента в преступной деятельности государственных изменников так или иначе самого его делает преступником и это обстоятельство всегда будет создавать серьезное затруднение для судебного разбирательства и класть неблаговидную тень на отделение, низводя его до уровня низших розыскных полицейских органов, к сведению коих, ввиду провокаторских приемов агентов, не всегда можно относиться с полным доверием.

Ввиду изложенного прием провокаторский оставлен в отделении лишь для исключительных случаев и то не иначе как с особого на то каждый раз разрешения высшего начальства, агентуре же дана организация "внутреннего наблюдения", то есть внутренние агенты лишь "наблюдают" за теми действиями и сношениями лиц, которые не могут быть замечены наружными агентами. Наружные агенты работают на улице, а внутренние на квартирах, в разных правительственных учреждениях, в гостиницах, в ресторанах и проч. В объем деятельности внутренних агентов входит также и наблюдение за корреспонденцией.

Когда отделению удается постепенно приобрести внутренних агентов во всех тех центральных военных учреждениях, из коих могут черпаться секретные сведения, при всех подлежащих иностранных военных агентах, а равно и в тех местах, где в большинстве случаев производится передача сведений, то тогда военное шпионство охватится тесным кольцом, пройти через которое будет крайне затруднительно.

Таким образом, приискание внутренней агентуры является самой серьезной задачей отделения и в то же время самой трудной его работой: нужно не только подыскать лицо, полезное для дела по своему общественному положению, но и выбрать вполне подходящее по своим качествам, склонить его работать и подвергнуть предварительному испытанию, причем все дело вести так, чтобы в случае несогласия его работать или признания его неподходящим, ничем не обнаружить перед ним существование отделения и его деятельность. Особенно затруднительна такая работа среди военнослужащих, которые ввиду особых условий военной службы с трудом соглашаются на тайную деятельность агента и легче других могут обнаружить отделение перед своим начальством. По этой причине начальник отделения не может непосредственно сам подыскивать внутренних агентов, а должен иметь посредника, который действовал бы по его инструкциям. Для этого рода деятельности главным образом и был приглашен упомянутый выше губернский секретарь ПЕРЕШИВКИН.

К сожалению, ПЕРЕШИВКИН не мог быть освобожден из Тифлиса ранее октября, поэтому приискание внутренних агентов сильно замедлилось, приходилось действовать через разных случайных лиц под вымышленными предлогами или пользоваться рекомендованными охранным отделением двумя сотрудниками МЕРСОЙ и РОЗЕНБЕРГОМ, которые в дела отделения не посвящались и ныне, за минованием в них надобности, удалены.

СОСТАВ ОТДЕЛЕНИЯ

В настоящее время разведочное отделение имеет следующий состав:

1. Начальник отделения, ротмистр ЛАВРОВ.

2. Старший наблюдательный агент, губернский секретарь ПЕРЕШИВКИН.

3. Шесть наружных наблюдательных агентов: АЛЕКСАНР ЗАЦАРИНСКИЙ, АНИСИМ ИСАЕНКО, МИХАИЛ ВОРОНОВ, АЛЕКСАНДР ХАРИТОНОВ, АЛЕКСАНДР ЗАЙЦЕВ и НИКОЛАЙ ТРОФИМОВ.

4. Агент-посыльный, МАТВЕЙ БУКАНОВ.

5. Для собрания справок и сведений и для установок (выяснения фамилий лиц, взятых по наблюдению) двое — МИХАИЛ ПЕТРОВ "ВЕРНОВ" (последний назван по псевдониму).

6. Девять сотрудников (внутренние агенты): "ЕФИМОВ", "ЖДАНОВ", "БОЛОТОВ", "ИВИН", "КОРОЛЕВ", "ОСИПОВ", "СИДОРОВ", "АНФИСОВ" и "ЛАРИОНОВ" (все названы по псевдонимам; "Анфисов" и "Ларионов" приняты с декабря месяца, последний без содержания, лишь с покрытием расходов).

7. Два почтальона — "СОБОЛЕВ" и "АВДЕЕВ" (псевдонимы).

Число наружных агентов в С. — Петербурге необходимо увеличить по крайней мере на одного, при одновременной же работе и в других городах агентов потребуется несколько больше. Число сотрудников необходимо увеличить, пока не достигнется упомянутое выше полное внутреннее освещение".

Дальше излагается сама фактически проведенная работа отделения.

"НАБЛЮДАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Истекшее время существования разведочного отделения (26 июня — 10 декабря) было периодом организационным и учебным, так как работа, главным образом, состояла в изучении дела, выяснении системы организации, подыскании агентов и сотрудников и обучении их. Тем не менее наблюдение все же велось с первых же дней образования отделения, постепенно расширяясь, по мере роста организации.

За указанный период под наблюдением состояли: 1. Австро-венгерский военный агент, князь ГОТФРИД ГОГЕНЛОЭ-ШИЛЛИНГСФЮРСТ, 2. Германский военный агент, барон фон-ЛЮТВИЦ, 3. Японский военный агент, подполковник МОТОИРО АКАШИ, 4. Служащий в Департаменте торговли и мануфактур, коллежский секретарь СЕРГЕЙ ИВАНОВ-ВАСИЛЬЕВ и 5. Начальник 9 отделения Главного интендантского управления, действительный статский советник ПЕТР НИКАНДРОВ ЕСИПОВ.

АВСТР. ВОЕН АГ. КН. ГОГЕНЛОЭ

Австро-венгерский военный агент князь ГОГЕНЛОЭ-ШИЛЛИНГСФЮРСТ состоял под наблюдением со 2 июня по 6 сентября, то есть по день своего выезда за границу, откуда он возвратился лишь 26 прошлого ноября. Наблюдением выяснились следующие знакомые ГОГЕНЛОЭ: германский военный агент барон фон-ЛЮТВИЦ, служащий в австрийском посольстве граф ИОСИФ ВЕНКГЕЙМ, председатель комитета Петербургского кружка спортсменов, граф ПАВЕЛ ФЕЛИКСОВИЧ СУМАРОКОВ-ЭЛЬСТОН, особенно же часто ГОГЕНЛОЭ бывал у князей БЕЛОСЕЛЬСКИХ-БЕЛОЗЕРСКИХ, на их даче на Крестовском острове, где нередко, видимо, даже ночевал. Однако, во всех этих сношениях, как и вообще в поведении князя ГОГЕНЛОЭ-ШИЛЛИНГСФЮРСТА не было замечено ничего подозрительного, вследствие чего явилось предположение, что для собирания секретных военных сведений князь имеет какого-либо посредника. Предположение это вскоре подтвердилось: наблюдением и негласным розыском в августе месяце было установлено, что князь ГОГЕНЛОЭ имеет, по своей должности военного агента, помощника, поручика австрийской службы АНТОНА ЛОСТЕРА, сношения с коим ведет довольно осторожно.

По выезде АНТОНА ЛОСТЕРА 29 августа за границу был произведен негласным путем осмотр его квартиры, каковой осмотр показал, что она обставлена весьма конспиративно: помещение, занимаемое ЛОСТЕРОМ, находится в здании австрийского посольства, в глубине, между вторым и третьим дворами, но таким образом, что из окон хорошо видны и оба двора и вход со стороны улицы; квартира состоит из двух комнат и кухни, в коих ЛОСТЕР проживает совершенно один, даже без прислуги, причем не только наружная дверь, но и кабинетная снабжена американским замком. Такой результат осмотра ещё более подтвердил подозрение касательно тех функций, которые выполняет ЛОСТЕР при князе ГОГЕНЛОЭ.

4 ноября ЛОСТЕР возвратился из-за границы в Петербург и, взятый с вокзала же под наблюдение, в тот же день вечером посетил на час здание, принадлежащее польскому костелу и непосредственно к нему примыкающее (Невский, 32). Дальнейшим наблюдением выяснилось, что это здание ЛОСТЕР посещает весьма нередко, обыкновенно по вечерам, приблизительно на час, заходя в него то через один, то через другой подъезд, причем посещения эти несколько раз совпадали с опусканием ЛОСТЕРОМ накануне письма в почтовый ящик. На этих данных, в связи с отсутствием до сего времени указаний на посещение квартиры ЛОСТЕРА кем-либо из сомнительных лиц, построилось подозрение, что ЛОСТЕР свои тайные свидания ведет именно в упомянутом здании костела, а потому за последним, на время посещения его ЛОСТЕРОМ, ныне установлено особо бдительное наблюдение. Несколько дней тому назад из названного здания, по выходе оттуда ЛОСТЕРА, в 10-м часу вечера, был взят под наблюдение весьма подозрительный субъект, но окажется ли он действительно имеющим значение для дела — сказать утвердительно в настоящее время нельзя.

ГЕРМАНСКИЙ ВОЕННЫЙ АГЕНТ ЛЮТВИЦ

Германский военный агент барон фон-ЛЮТВИЦ находился под наблюдением с 26 июня по 12 августа и с 5 ноября по настоящее время. (С 12 августа по 5 ноября ЛЮТВИЦ был за границей.)

Наблюдение за ЛЮТВИЦЕМ до сего времени не дало никаких серьезных результатов; удалось лишь установить его довольно близкое знакомство с князем ГОГЕНЛОЭ-ШИЛЛИНГСФЮРСТОМ и сношения с поручиком ЛОСТЕРОМ.

Работа за ЛЮТВИЦЕМ крайне затрудняется двумя обстоятельствами: 1, дом, в коем он квартирует, расположен таким образом, что наблюдающему негде стать: он или себя обнаружит, или сам ничего не будет видеть и 2, ЛЮТВИЦ держит готового извозчика, за которым обыкновенно извозчики поспевать не могут. Летом и осенью в этом отношении помогали велосипеды, теперь же их применять нельзя и ЛЮТВИЦА приходится терять почти каждый раз. Ввиду сего наружное наблюдение за ЛЮТВИЦЕМ ныне заменено внутренним наблюдением за лицами, посещающими его квартиру с черного хода, и вместе с тем подыскиваются способы к устройству агентуры в самой его квартире.

ЯПОНСКИЙ ВОЕННЫЙ АГЕНТ АКАШИ

Японский военный агент, подполковник МОТОИРО АКАШИ стоит под наблюдением с 7 сентября. Подполковник АКАШИ работает усердно, собирая сведения, видимо, по мелочам и ничем не пренебрегая: его несколько раз видели забегавшим в английское посольство, расспрашивающим о чем-то на улице Шведско-Норвежского военного агента барона КАРЛА ГЕРГЕРА ЛЕЙЕНГЮВУДА и наблюдали в сношениях, непосредственно или через секретаря Японской миссии САМАРО АКИДЗУКИ, с целым рядом различных японцев, из коих наиболее подозрительными являются: ЯГИ МОТОХАЧИ и САНТОРО УЕДА. МОТОХАЧИ (китайский подданный) никаких видимых занятий не имеет и числится проживающим "капитаном", УЕДА же хотя и отмечен вольнослушателем С. — Петербургского Университета, но до сего времени входящим в университет ещё ни разу замечен не был.

В интересах скорейшего освещения деятельности АКАШИ в настоящее время уже вполне подготовлена обстановка для заагентурения одного лица, могущего быть в этом отношении весьма полезным.

КОЛЛЕЖСК. СЕКР. ВАСИЛЬЕВ

Служащий в Департаменте торговли и мануфактур, коллежский секретарь СЕРГЕЙ ИВАНОВ ВАСИЛЬЕВ — взят под наблюдение с 21 июля. Основанием к наблюдению за ВАСИЛЬЕВЫМ послужило заграничное агентурное сведение о том, что он осенью 1902 года продавал иностранным державам чертежи по секретной конструктивной части Главного артиллерийского управления.

Наблюдением установлен довольно длинный ряд знакомых ВАСИЛЬЕВА из его сослуживцев, различных техников, писцов Сената и Главного управления торгового мореплавания, служащих в технических конторах и у нотариусов, и, наконец, лиц без всяких определенных занятий, причем самыми к нему близкими являются: писец Главного управления торгового мореплавания, из запасных писарей Интендантского управления, ЕВГЕНИЙ ВАСИЛЬЕВ ФЕДЮНИН и выгнанный за пьянство, бывший сослуживец ВАСИЛЬЕВА, а ныне без определенных занятий и постоянного местожительства, некий НИКОЛАЙ ИВАНОВ ПРОКОФЬЕВ. Эти два лица, видимо, и подыскивают ВАСИЛЬЕВУ нужных людей и устраивают ему с ними свидания: ФЕДЮНИН — по вечерам в трактирах, в особенности же в ресторане Советова (угол Невского и улицы Гоголя), где он ежедневно с Васильевым обедает, а ПРОКОФЬЕВ — в гостинице Италии (на Петербургской стороне), куда ВАСИЛЬЕВ обыкновенно по утрам приходит пить чай.

Так как наружное наблюдение до настоящего времени не установило никакой связи ВАСИЛЬЕВА, или его ближайших знакомых, хотя с кем-либо из военнослужащих, то в помощь наружному наблюдению было учреждено также и внутреннее. Это последнее дало о ВАСИЛЬЕВЕ следующие сведения: СЕРГЕЙ ИВАНОВ ВАСИЛЬЕВ происходит из крестьян Московской губернии, дед его был извозчиком, а отец — директором Самсоньевского городского училища в Петербурге. ВАСИЛЬЕВ с женой разошелся и живет с любовницей. Получая по своей службе в Департаменте торговли и мануфактур рублей по 50 в месяц, он живет небогато, но временами у него появляются деньги как бы случайно, происхождение коих он объясняет частными заработками. ВАСИЛЬЕВ действительно занимается всевозможными делами: ведет какие-то сношения с техническими конторами, то переписывает бумаги, то что-то чертит, достает справки для мелких спекуляций, берет на комиссию продажу швейных машинок и прочее, причем о делах своих он говорить вообще не любит. На квартиру к ВАСИЛЬЕВУ приходят только упомянутые выше ФЕДЮНИН и ПРОКОФЬЕВ, да ещё изредка два спившихся гражданских чиновника.

Наиболее подозрительной деятельность ВАСИЛЬЕВА представлялась в период от начала 1901 года по май 1903, когда он за пьянство был удален с государственной службы и жил случайным заработком. В это время ВАСИЛЬЕВ занимался безусловно какими-то темными спекуляциями, так как о своих делах совещался с ФЕДЮНИНЫМ и ПРОКОФЬЕВЫМ всегда шепотом, при закрытых дверях. ВАСИЛЬЕВ в то время часто уезжал из Петербурга и получал письма в большом количестве, в том числе и заграничные, причем для иностранной корреспонденции переводчиком ему служил ПРОКОФЬЕВ.

В октябре месяце был произведен секретный осмотр записной книжки СЕРГЕЯ ИВАНОВА ВАСИЛЬЕВА, каковой осмотр вполне подтвердил приведенные агентурные сведения о нынешней деятельности Васильева: в книжке помещены всевозможные заметки коммерческого и комиссионерского характера и адреса разных контор, техников и инженеров. Могущими иметь значение для дела оказались лишь секретный шифр и запись некоторых центральных учреждений с проставленными против них крестиками.

На основании изложенного нужно заключить, что приведенные выше заграничные агентурные сведения относительно ВАСИЛЬЕВА не подлежат сомнению, но с другой стороны — названный ВАСИЛЬЕВ не принадлежит к числу профессиональных шпионов, а скорее представляет тип людей, ничем не брезгающих для легкой наживы и хватающихся за все, что попадет под руку. Поэтому наблюдение за ВАСИЛЬЕВЫМ может затянуться на продолжительное время и даст результаты только тогда, когда среди разных спекуляций ему снова попадется предложение или возможность украсть какие-либо сведения.

Д. С. С. ЕСИПОВ

Начальник 9 отделения Главного интендантского управления действительный статский советник ПЕТР НИКАНДРОВ ЕСИПОВ подчинен наблюдению ввиду установленной тождественности его с тем лицом, которое, по указанию заграничного источника, продает секретные сведения в Австрию и, между прочим, доставил в текущем году в Вену 440 листов одноверстной карты.

Наблюдение за ЕСИПОВЫМ начато с 20 октября.

Наблюдением и негласным розыском выяснилось, что ПЕТР НИКАНДРОВ ЕСИПОВ человек весьма зажиточный: состоит одним из крупных клиентов Северного банка, имеет порядочное имение в Тамбовской губернии, в 1–2 верстах от ст. Есипово Грязи — Царицынской линии, а весной нынешнего года купил еще, за 20 000 рублей, дом с участком земли в г. Воронеже (в слободе Грачевке). Жена ЕСИПОВА с детьми в настоящее время проживает в Воронеже, в упомянутом доме, а сам ЕСИПОВ с одним из сыновей живет в Петербурге, по Алексеевской улице в д. № 14, кв.1.

Из всех выясненных знакомых ЕСИПОВА наиболее интересными для дела представляются капитан СМИРНОВ, коллежский секретарь ЯКОВЛЕВ, как лица, служившие ранее в отделении ЕСИПОВА, а ныне переведенные в Мобилизационный отдел того же интендантского управления, а также и состоящий в распоряжении Главного интенданта, полковник РАДЫНСКИЙ. Последний обращает на себя внимание тем, что ведет заграничную переписку и имеет какие-то запутанные денежные дела (с одной стороны, ему постоянно посылают из Варшавы и Москвы письма с требованием денег, иногда под угрозами, с другой же — он получает по почте какие-то денежные суммы, рублей в 100–200).

Кроме этих знакомств, наблюдение за ЕСИПОВЫМ в Петербурге пока ничего существенного не дало. Несравненно больший интерес для дела представляет его поездка из Петербурга в октябре месяце. За эту поездку ЕСИПОВ проявил себя двумя подозрительными действиями: 1, отправляясь в отпуск, он доложил по начальству, что едет получить 8000 р., причитающиеся ему по ликвидации маслобойного завода, в действительности же, прибыв в г. Борисоглебск 27 октября, он в тот же день получил из местного отделения Северного банка 10 000 рублей, им же самим переведенные, а затем уже этими деньгами погасил в обществе взаимного кредита несколько векселей на сумму 8518 руб. и 2, того же 27 октября вечером перед отъездом из Борисоглебска ЕСИПОВ имел на вокзале как бы случайную встречу с неизвестным подполковником Генерального штаба, оказавшимся, по выяснению, штаб-офицером при штабе XVII корпуса подполковником АЛЕКСЕЕМ ИВАНОВИЧЕМ ЧЕРЕПЕННИКОВЫМ. Встреча эта представляется подозрительной по следующим соображениям: Борисоглебск не узловая станция и, как город, очень маленький и неинтересный, так что заехать туда без особой надобности, случайно положительно нельзя; 1, ЧЕРЕПЕННИКОВА видели в Борисоглебске ещё утром 27 октября; 2, ЧЕРЕПЕННИКОВ побыл в Борисоглебске по крайней мере с утра до вечера, а между тем по справке он ни в одной гостинице не останавливался; 3, по полученным сведениям ЧЕРЕПЕННИКОВ в то время был в заграничном отпуску по 3 ноября, поэтому нужно думать, что он приехал в Борисоглебск по возвращении из-за границы.

Дальнейшее наблюдение за ЕСИПОВЫМ продолжается, вместе с тем с 1 декабря учреждено наблюдение и за подполковником ЧЕРЕПЕННИКОВЫМ (в Москве).

Ротмистр ЛАВРОВ"1.

Вот такими были первые шаги. И ротмистр Лавров может по праву считаться первым действительным штатным российским контрразведчиком. А ведь он, согласимся, совсем неплохо начал. О ротмистре Лаврове известно немного. В различных источниках упоминается лишь его фамилия, но вот некоторые подробности его биографии. Лавров Владимир Николаевич, 1869 г.р., закончил Второе военное Константиновское училище. С 1896 года — адъютант Тифлисского губернского жандармского управления, с 1899 года — исполнял обязанности помощника начальника Кутаисского губернского жандармского управления, с 1890 года — помощник начальника Тифлисского жандармского управления, с 1904 года находился в распоряжении начальника Главного штаба. 6 декабря 1908 года ему присвоено звание полковника Отдельного корпуса жандармов. В 1911–1914 годах руководил агентурной организацией № 30, созданной для разведки в Германии. Проживал как частное лицо на юге Франции2.

А вот воспоминания тестя Сталина Сергея Аллилуева о том, как его, арестованного после забастовки в Метехском замке, вербовал жандармский ротмистр Лавров:

"После шести недель ареста его по узким лабиринтам тюремных коридоров ввели в большую комнату, залитую солнечным светом. За письменным столом, покрытым зеленым сукном, сидел Лавров и что-то писал. Не поднимая головы, произнес:

— Садитесь.

Лавров писал быстро, то и дело зачеркивая написанное. Перо безжалостно скрипело. Кончив писать, он поднял черные помутневшие глаза и еле улыбнулся.

— Вы Аллилуев, не так ли? — спросил он, подвинув к себе портсигар.

— Да.

— Закуривайте, — сказал Лавров. — Не стесняйтесь.

— Не курю.

— Не курите? — удивился ротмистр. — Может быть, чаю хотите?

— Не хочу. Пил.

Ротмистр откинулся на спинку кресла и, пуская дым, заговорил:

— Вы конечно, знаете, почему мы вас арестовали. У нас нет никакого желания держать вас в тюрьме. Мы вас выпустим, — он сделал паузу, — если вы назовете организаторов забастовки. Вы согласны?

— Я никого не знаю.

— Не знаете? — спросил он удивленно. И протянул несколько фотографий. — А этих не узнаете?

Аллилуев перебрал фотографии и вернул их ротмистру:

— Никого не знаю, не встречал.

— Припомните. Так ли не встречали? Напрягите свою память.

На столе лежали фотографии революционеров — Владимира Родзевича, Павла Пушкарева и Прокофия Джапаридзе. Все они были арестованы и находились в Метехском замке. О том, что они организаторы забастовки, в полиции ещё не знали.

После долгой беседы в разговор вступил присутствующий при допросе прокурор:

— У вас есть семья? — спросил он.

— Есть жена и трое детей.

Прокурор удивился:

— Вы взрослый человек и так варварски относитесь к своей семье. Ваше молчание может печально на ней отразиться. Вы должны это понять… — И тихим голосом добавил: — Да поймите вы, что никто ничего не узнает. Вы скажете имена зачинщиков, и мы оставим вас в покое.

Аллилуев молчал.

Ротмистр, протянув арестованному протокол, процедил сквозь зубы:

— Ничего, заговорит. Не таких ломали…В одиночку!"1

Но отделение в одном только городе, пусть даже самом главном городе огромной страны, не могло решить проблемы. Кроме того, требовалось выработать правовую базу, наставления и инструкции, регламентирующие деятельность вновь создаваемой государственной службы. Только в декабре 1908 года Генеральный штаб и Департамент полиции создают комиссию, которая проделывает огромной важности работу, и 28 марта следующего, 1909 года появляется выработанный этой комиссией документ, который именуется "Протокол заседаний межведомственной комиссии по организации контрразведывательной службы в России".

"Комиссия в заседаниях своих, ознакомившись с материалами, имеющимися по означенному вопросу, и с постановкой контрразведки (борьба с военным и морским шпионством) в России до настоящего времени, пришла к заключению, что:

1. Широкая военная разведка иностранных государств в России, получившая весьма сильное развитие, давно ставит на очередь вопрос активной борьбы с лицами, занимающимися шпионством, т. е. выдвигает необходимость иметь особый контрразведочный орган.

2. До сих пор такого органа не было и его функции исполнялись отчасти чинами Корпуса жандармов, отчасти Главным управлением Генерального штаба и Морским генеральным штабом, а равно и разведывательными отделениями штабов округов.

3. Полное отсутствие денежного отпуска на этот предмет, недостаток знаний и опыта у случайно стоящих и постоянно меняющихся руководителей контрразведкой, неимение каких бы то ни было инструкций и правил, наконец, отсутствие пригодных агентов всех степеней, все это не соответствовало успеху контрразведки.

Несогласованность же деятельности розыскных учреждений Министерства внутренних дел и начальников разведывательных отделений штабов округов только ещё больше тормозила успех.

Ввиду этого, комиссия признала необходимым:

1. Учреждение особых органов, ведающих контрразведкой и снабжение для этого соответственными средствами.

2. Выработку положения и инструкций для этих органов"1.

Поставленная задача вызывает необходимость определения понятия "шпионаж". Тогда это было сделано в следующем изложении:

"Военным шпионством является сбор всякого рода сведений о вооруженных силах (сухопутных и морских) и об укрепленных пунктах государства, а также имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране и путях сообщения, производимый с целью передачи их иностранной державе.

К сведениям этого рода должны быть отнесены: а) состав, организация, дислокация, вооружение, комплектование вооруженных сил (сухопутных и морских), обучение войска и флота, внутренний быт, командный состав и настроение войск; б) сведения о военных и морских учреждениях, заведениях, складах и магазинах и о состоянии запасов в них (портовых, интендантских, артиллерийских, минных, инженерных, санитарных и проч.); сведения о крепостях, укрепленных пунктах и базах флота; г) мобилизация и сосредоточение войск и флота по объявлению войны; д) приказы, отчеты о произведенных маневрах, стрельбах и опытах, уставы, инструкции и наставления по различным отделам обучения войск и флота; ж) сведения военно-географические и статистические о местностях пограничных как по сухопутной, так и по морской части и имеющих стратегическое значение, особенно же о позициях, о свойствах и проходимости местных преград (рек, болот и пр.) и возможных местах высадки, равно как и о прилегающих к укреплениям районах; з) данные о грунтовых путях сообщения в этих местностях, особенно о сети шоссейных дорог (их состояние, переправы и др. препятствия); перевозочные средства; и) сведения о железных дорогах, узловых пунктах и в особенности о важнейших железнодорожных сооружениях, порча коих может оказать существенное влияние на движение (мосты, тоннели, трубы, насыпи, водокачки, гати и проч.) и относительно оборудования железных дорог, влияющего на пропускную и провозную их способность (водоснабжение, склады топлива, число путей, запасы оборудования станций, средства мастерских, платформы, нагрузочные и разгрузочные приспособления, сигнализация, пакгаузы и проч.), склады переносных железных дорог; к) телеграфное и телефонное сообщение; голубино-почтовые и радио-телеграфные станции; л) военное воздухоплавание.

Иными словами, должна привлекать внимание всякая деятельность по добыванию сведений о вооруженных силах, военно-материальных или военно-технических средствах России теми лицами, деятельность которых возбуждает подозрение в шпионстве.

Было установлено, что самой плодотворной ареной всех многочисленных иностранных разведчиков являются наши важнейшие в военном отношении пункты, а главной целью их деятельности — важнейшие в этих пунктах военные учреждения, как-то: штабы, адмиралтейства, военно-окружные штабы, с их типографиями, интендантские, артиллерийские и инженерные управления и портовые учреждения. О всех служащих в этих учреждениях, начиная с нижних чинов и до высших, иностранными шпионами собираются самые точные сведения с целью, путем подкупа или опутывания, добыть нужные сведения.

Относительно организации иностранной разведки в России выяснено, что, не говоря уже про японцев, все наши европейские соседи, признавая за военной разведкой первенствующую важность, не останавливаются для достижения своих целей ни перед какими расходами, так как последние есть почти единственное средство для успеха; некоторые же государства, например Австрия, — насколько имеются данные судить, — достигли на этом поприще высокой степени искусства, приближаясь к японцам.

В общем же организация нашими соседями военной разведки в России является почти тождественной и представляется в следующем виде:

Все руководство разведкой сосредотачивается в генеральных штабах, в руках особых отделений Военного и Морского министерств. Следующими инстанциями, ведающими разведкой, служат иностранные войсковые штабы пограничных частей (по значению соответств. нашим округам), а в самой России, кроме официальных и морских агентов, сбор военных сведений иностранными правительствами вменяется в одну из гласных обязанностей всем их официальным представителям, в особенности консульствам, сосредотачивающим и объединяющим местную военно-разведывательную деятельность. На это имеются многочисленные указания, подтверждаемые целым рядом наблюдений.

Как центральные учреждения в военных министерствах, так и штабы пограничных корпусов и консульств для своих целей владеют целым рядом первостепенных агентов, специально и тщательно подготовленных к этой роли, с различными сферами шпионской деятельности. Этим агентам вверяются особые районы русской территории, в которых они собирают сведения военного значения и в которых ими содержится целая сеть второстепенных, а затем и третьестепенных агентов различного назначения.

Расходы, ассигнуемые нашими соседями на военную разведку, очень значительно и неизмеримо превосходят наши расходы, например, по достоверным документам штаб одного из корпусов в Галиции получает на разведку до 50–60 тысяч рублей. Приняв во внимание и соответствующие кредиты других главных органов разведки, не трудно заключить о грандиозности, сравнительно с нашей, военно-разведывательной деятельностью, направленной нашими соседями против нас. Такая разведка, организованная и действующая в мирное время, будет служить могучим средством к успеху и в военное; напротив, у нас, какие бы деньги на неё ни были бы ассигнованы во время войны, она далеко не даст тех же результатов, так как явится организованной наспех импровизацией, с агентами не подготовленными, а случайными.

Положение России ухудшается тем чувствительнее, что наше пограничное население в пределах царства Польского и Юго-Западного края, а равно и Дальнего Востока, является по преимуществу инородческим, по своей замкнутости и враждебности к нам это население дает целые гнезда, в которых находят укрытия иностранные шпионы и пока мало доступные для нашего наблюдения. К этому надо присоединить громадное количество иностранных подданных, а среди них значительное количество военнослужащих, проживающих во всех городах нашей пограничной полосы, под самыми разнообразными профессиями — владельцев: имений, торговых фирм, магазинов, мелких торговцев, служащих, заполняющих чуть ли не сплошь разные торговые учреждения, до содержателей публичных домов включительно; просто путешествующих или гостящих у своих родственников, учащихся и прочих лиц, вращающихся в самых разнообразных классах и слоях населения. Все они, конечно, оказывают даже без всякого вознаграждения посильное содействие делу военной разведки своего государства и служат теми многочисленными насосами, которые выкачивают нужные сведения из районов пребывания, передают их в главные органы разведки и здесь эти сведения взаимно проверяются и уже обработанные поступают в иностранные генеральные штабы. Сюда надо присоединить и высокое понимание нашими соседями — наблюдаемое у всех чинов и во всех ведомствах — общности государственных интересов и вполне согласованную совместную работу этих ведомств для обеспечения таких интересов".

Примечательно, что и цитируемый документ, и уже выше рассмотренные изменения в действовавшем законодательстве в своей основе имели анализ практики соседей России в Европе — Франция, Германия, Австрия. При этом позиция авторов вносимых предложений однозначно выражала критику на отсталость России, соответственно эталоном принимались примеры анализируемых уже действующих законодательных актов соседей по Европе".

Этим же документом определялись цели, задачи и оперативная база контрразведки.

"Контрразведка (борьба со шпионством) заключается в своевременном обнаружении лиц, занимающихся разведкой для иностранных государств, и в принятии мер для воспрепятствования разведывательной работе этих государств в России. Конечная цель контрразведки есть привлечение к судебной ответственности уличенных в военном шпионстве лиц на основании ст. ст. 108–119 Уголовного Уложения 1903 года, или прекращение вредной деятельности названных лиц хотя бы административными мерами.

Особенному вниманию контрразведочного органа подлежат:

1. Иностранные военные атташе сухопутные и морские, за которыми необходимо периодическое наружное наблюдение (агентов же германских, австрийских, английских, японских, шведских, турецких, северо-американских, итальянских и германского офицера, состоящего при особе его величества, необходимо обеспечить и внутренним наблюдением).

2. Состоящие при посольствах, миссиях и т. д. иностранные офицеры и другие чины этих учреждений в случае указания на них агентуры.

3. Иностранные консулы и чины консульств в следующих пунктах:

Варшава, Петербург, Киев, Вильна, Либава, Одесса, Севастополь, Кронштадт, Иркутск, Владивосток, — в зависимости от имеющихся на то агентурных указаний.

4. Приезжающие в Россию иностранные военные чины и живущие в пределах империи как действительной службы, так и запасные, при получении соответствующих агентурных на них указаний.

5. Семейство и прислуга всех перечисленных выше лиц по указанию агентурной службы.

6. Иностранцы, живущие близ границы и в пунктах, важных в военном отношении по указанию агентурной службы.

7. Иностранцы, владеющие магазинами и другими торговыми и промышленными заведениями, публичными домами (особенно во Владивостоке), иностранцы-комиссионеры, врачи, фотографы, учителя и т. п., т. е. вообще лица по своей деятельности соприкасающиеся с военнослужащими, по указанию агентурной службы.

П р и м е ч а н и е. Особенно интересны представители Германии и Австрии на Западе и Японии на Востоке, хотя это не исключает необходимость наблюдения в подозрительных случаях и за подданными других государств. Необходимо обратить внимание, не имеют ли у них пристанища приезжие иностранцы, не посещают ли их военные чины систематически, и стараться приобрести агентуру в этой сфере. Следует иметь в виду, что в пограничных округах часто живут жены иностранных офицеров; необходимо выяснять причины раздельного жительства, и если таковые не ясны, то устанавливать наблюдение агентурное и наружное, особенно во время приезда мужей.

8. Иностранцы, замеченные в неоднократном переезде границы без всяких видимых причин.

9. Русские подданные, замеченные в частых подозрительных сношениях с иностранцами при наличности каких-либо определенных указаний на иностранцев.

10. Все русские офицеры и нижние чины (особенно из состава высших штабов, адмиралтейств, канцелярий и управлений), живущие выше средств и близко стоящие к военно-секретным сведениям.

П р и м е ч а н и е. Следует иметь в виду, что подобными лицами, как показала практика, всегда широко тратятся деньги на женщин. (Бывали случаи вовлечения в шпионскую деятельность лиц, попавших в тяжелое материальное положение благодаря начетам, долгам, болезни, любовным увлечениям и т. п.)

Наиболее типичными чертами лиц, занимающихся шпионством, является слабохарактерность, тщеславие (получение иностранных орденов) и неустойчивость в нравственном отношении.

11. Русские подрядчики военного ведомства, комиссионеры (особенно евреи), служащие и мастера военных и морских заводов и мастерских, при наличии определенных указаний, а иностранные инженеры на важнейших заводах и независимо от указаний агентуры (должны состоять на учете).

12. Лица, замеченные в наблюдении за нашими разведывательными органами.

13. Владельцы и служащие книжных магазинов, наиболее посещаемые иностранцами, особенно магазинов, берущихся достать секретные военные издания при указаниях на этих лиц агентуры (к таковым обыкновенно принадлежат фирмы, не пользующиеся широкой известностью).

14. Лица, втирающиеся в военную среду (особенно еврейского происхождения) и завязывающие для этого добрые отношения даже с семействами военнослужащих.

15. Путешествующие с фотографическими аппаратами, производящие промеры, статистические исследования в местах, важных в военном отношении. (По этому поводу желательно издание циркулярных распоряжений по корпусу жандармов, полиции, пограничной страже и таможенному ведомству.)

16. Лица, служащие в мобилизационных отделениях железных дорог. (В этой сфере желательно учреждение агентуры.)

17. Станционные и железнодорожные служащие, особенно в пограничных районах, замеченные в частых сношениях с военнослужащими, живущими у границы. (По этому поводу желательно распоряжение по Отдельному корпусу жандармов о недопуске иностранцев к занятию каких бы то ни было должностей а равно и к содержанию и обслуживанию станционных буфетов на железных дорогах в приграничных районах.)

18. Лица, проживающие в приграничных районах, часто получающие из-за границы деньги, несоответственно роду их занятий и образу жизни.

19. Родственники лиц, уже арестованных в шпионстве.

20. Лица, вызывающие военнослужащих для занятий по публикациям.

21. Лица, стоящие во главе разведывательных органов в Германии и Австрии, для наблюдения за которыми признается необходимым организация агентурного наблюдения в Берлине, Вене, Кенигсберге, Данциге, Познани, Бреславле, Кракове, Перемышле, Львове.

Обращаясь к мерам для борьбы со шпионством, Комиссия нашла, что таковые должны представлять собою противовес способам шпионства, принятым иностранными государствами.

При этом Комиссия, приняв в соображение также и некоторые распоряжения местных правительственных органов, признала, что наиболее рациональной мерой контрразведки является организация правильно и широко поставленной агентурной службы.

Службе этой первым долгом необходимо систематически выяснять лиц и учреждения, ведающие за границей и в России шпионством, освещая внутренним на местах наблюдением их жизнь и деятельность. Дальнейшею задачей явится выяснение путем наружного наблюдения связей и сношений лиц, намеченных внутренней агентурой как между собою, так и с русскими и иностранцами на нашей территории. Принимая же во внимание, что, как установлено целым рядом рассмотренных Комиссией судебных дел, — главной сферой деятельности шпионов являются высшие учреждения военного и морского ведомств, — таковые признано необходимым освещать постоянной внутренней агентурой. Наконец, Комиссия признала необходимым приобретение секретных сотрудников и среди лиц, занимающихся в России иностранной разведкой.

Подробные указания по ведению этого негласного расследования изложены в особой инструкции, выработанной Комиссией.

Обсудив все вышеизложенное и изучив подробно весь добытый опытом материал последних лет, Комиссия признала, что для правильного ведения контрразведки необходимо учреждение особого органа, занимающегося исключительно контрразведкой и снабженного как достаточными средствами, так и полномочиями; во главе же этих органов должны стоять лица со специальной подготовкой к делу розыска, причем Комиссия признала нецелесообразным возложение всей исполнительной деятельности в этой сфере на действующий ныне состав охранных отделений или разведывательных отделений штабов военных округов ввиду той массы дел, которыми и без того перегружены названные учреждения по своей прямой специальности.

Поэтому более желательным представляется сформирование особых военно-розыскных органов, причем необходимо использовать для их образования и деятельности как упомянутые охранные отделения, уже обладающие опытом в розыске, так и разведывательные отделения штабов ввиду их компетентности в военных вопросах и сосредоточение в них весьма необходимых данных по нашей разведке за границей.

Комиссия признала полезным поставить во главе контрразведочных отделений жандармского офицера, ввиду необходимости не только теоретической, но и практической подготовки лиц, состоящих во главе розыска, и для установки более тесной внутренней органической связи вновь учреждаемых отделений с существующими ныне розыскными учреждениями, во главе коих в большинстве случаев стоят офицеры корпуса жандармов.

Но принимая во внимание необходимость иметь во всех отделениях помощников начальников отделений, каковые не могут быть замещены офицерами Корпуса жандармов, ввиду недостатка штатного личного состава этого корпуса, Комиссия признала необходимым командирование для замещения должностей помощников начальников контрразведочных отделений строевых обер-офицеров распоряжением начальников штабов округов по соглашению с директором Департамента полиции.

Имея в виду отчасти недостаточность состава корпуса, а с другой стороны возможность достаточной подготовки для заведывания этим делом строевых офицеров, при условии подготовки их при Департаменте полиции, Комиссия полагает возможным допущение и последних к заведыванию военным розыском.

Кроме личного офицерского состава, контрразведочные отделения должны состоять из потребного числа чиновников для особых поручений, а равно старших и младших наблюдательных агентов. Число этих чиновников и агентов всех степеней будет неодинаково в различных пунктах, в зависимости от особенностей каждого из пунктов и интенсивности шпионской деятельности соответствующих районов.

В отношении условий деятельности проектированных отделений Комиссия находит необходимым установить, что таковые должны представлять собою законспирированные канцелярии и не должны иметь обнаруживающего их деятельность названия.

Сообразно имеющимся в генеральных штабах сведениям, военно-розыскные учреждения должны быть сформированы в гг. Варшаве, Киеве, Вильне, Одессе, Петербурге, Иркутске, для работы в районах одноименных пограничных военных округов и в кр. Владивостоке для Приамурского военного округа, главным же образом для этой крепости, являющейся важным единственным оплотом на Дальнем Востоке, причем эти органы, сообразно предстоящей им работе, надлежит организовать в следующем составе:

1. С. — Петербург. Начальник отделения, 2 помощника (один военного ведомства и один морской для побережья Балтийского моря), 2 чиновника для поручений, 4 старших наблюдательных агента, 14 младших наблюдательных агентов.

2. Варшава. Начальник отделения, 1 помощник, 3 чиновника, 3 старших и 10 младших наблюдательных агентов, 1 переводчик.

3. Киев. Начальник отделения, 1 помощник, 1 чиновник, 3 старших и 10 младших наблюдательных агентов, 1 переводчик.

4. Вильна. Начальник отделения, 2 помощника (один военного ведомства и один морской — для Либавы), 1 чиновник для поручений, 2 старших и 6 младших наблюдательных агентов, 1 переводчик.

5. Одесса. Начальник отделения, 2 помощника (один военного ведомства и один морской для Севастополя), 1 чиновник для поручений, 2 старших и 4 младших наблюдательных агента, 1 переводчик.

6. Иркутск. Начальник отделения, 1 помощник, 2 чиновника для поручений, 2 старших и 4 младших наблюдательных агента, 2 переводчика.

7. Владивосток. Начальник отделения, 1 помощник, 1 чиновник для поручений (для Хабаровска), 2 старших и 6 младших наблюдательных агентов, 2 переводчика…."

С 1907 года Министерство внутренних дел периодически циркулярами поручало жандармским властям и полиции усиливать наблюдение за иностранными шпионами, не наделяя при этом их никакими инструкциями или наставлениями, также не выделяя никаких дополнительных средств на выполнение ими же данных поручений, которые носили весьма дорогостоящий характер.

О военной разведке жандармы имели в большинстве случаев слабое представление и применяли в борьбе с разведкой приемы охранки, оказавшиеся совершенно непригодными для этой цели. До чего низок был уровень военной контрразведки царского Генерального штаба, показывает С.М.Устинов в своей книге "Записки начальника контрразведки":

"Из Килии я приехал в Измаил, где во главе контрразведки стоял переведенный из Сулина капитан П. По сведениям агентуры, через Дунай под видом беженцев из завоеванных немцами местностей в Измаил просачивалась масса шпионов и агитаторов. Воинские части задерживали в камышах Дуная всех без разбора и приводили капитану П. целыми партиями по 30–40 человек. Как разобрать в этой толпе, кто из них действительно беженец, а кто шпион, мне лично казалось совершенно невозможным. Но капитан-контрразведчик П. был убежден, что нет ничего легче этого.

— Шпиона по роже видать, — уверял он меня.

Рожа, конечно рожей, но какой-то агент, бывший пристав в Измаиле, убедил его, что германцы своим шпионам, для беспрепятственного их возвращения через фронт, ставят на заднице особые "клейма", которые он якобы сам видел у некоторых сознавшихся шпионов. Капитан П. поверил этой чепухе и потому смотрел не только рожу, но и задницу, отыскивая на ней эту своеобразную "визу"1.

В июне 1910 года министр внутренних дел Курлов собрал совещание руководителей Департамента полиции, Отдельного корпуса жандармов, Генеральных штабов морского и сухопутных войск для решения вопроса "организации контрразведывательных учреждений". Споры разгорелись на тему, кому можно доверить вновь создаваемую силовую структуру — Департаменту полиции с его опытом охранной деятельности или военному ведомству с его знанием воинской организации, которое уже решило взять дело борьбы со шпионажем в свои руки: "Ознакомив присутствующих с журналом междуведомственной комиссии представителей Министерства внутренних дел, Главного управления Генерального штаба и Морского генерального штаба по тому же вопросу, имевший место в марте 1909 года, и с выработанным ею тогда "положением о контрразведочных отделениях", председатель высказался против принятого названной комиссией учреждения контрразведочных отделений по схеме № 4, по каковой названные отделения подчиняются Департаменту полиции, который является по отношению к ним высшим руководящим органом.

Исходя из положения, что Департамент полиции не обладает специальными знаниями военной организации русской и иностранной армий и вследствие этого не может руководить контрразведочной службой, генерал-лейтенант Курлов указал на то, что, по его мнению, наиболее правильным было бы учреждение контрразведочных отделений по схеме № 1, по каковой отделения состоят в непосредственном ведении военного начальства, а органы Департамента полиции оказывают лишь содействие и помощь.

Присоединяясь к тому, что для ведения контрразведки необходимо командировать в каждое из предложенных к учреждению Военным ведомством семи контрразведочных отделений (в С.П. - бурге, Варшаве, Киеве, Вильне, Одессе, Иркутске и Владивостоке) по одному офицеру корпуса жандармов, как наиболее опытных и подготовленных для розыскной деятельности лиц, председатель высказал полную готовность предоставить в распоряжение Военного ведомства необходимое число, при условии, если военный министр ничего не будет иметь против увеличения числа прикомандированных офицеров (причем эти офицеры будут прикомандированы к соответствующим губернским жандармским управлениям).

Так как офицеры корпуса жандармов в большинстве случаев давно уже вышли из строя и мало знакомы с воинской организацией, генерал-лейтенант Курлов высказал мнение, что они могли бы быть в отделении лишь вспомогательной силой и вести контрразведку по указаниям стоящего во главе отделения офицера Генерального штаба.

Независимо от сего, председатель указал, что в случае, если такая организация будет признана соответственной, им будет отдано распоряжение об оказании контрразведочным отделениям полного содействия со стороны охранных отделений, чинов корпуса жандармов и общей полиции.

Члены комиссии всецело присоединились к мнению ген. лейтенанта Курлова"1.

В результате споров военных с полицией аргументов или влияния оказалось больше у первых. Летом 1911 года, 8 июня, военный министр Сухомлинов В. А. утверждает первые в истории России "Положение о контрразведывательных отделениях" и "Инструкцию начальникам контрразведывательных отделений". Эти нормативные документы придавали формирующемуся механизму государственной безопасности законность, стройный порядок, определяли права, ответственность и обязанности.

При этом контрразведка всецело принадлежит военным — "все контрразведывательные отделения состоят при соответствующих штабах военных округов, в ведении которых они всецело находятся" и, как следствие, — "во главе каждого контрразведывательного отделения находится начальник его, который избирается начальником Генерального штаба из штаб — или обер-офицеров Отдельного корпуса жандармов, подготовленных своею предыдущею службою к предстоящей им деятельности, и назначаются на должность по соглашению начальника Генерального штаба с командиром Отдельного корпуса жандармов"2. Начальник контрразведывательного отделения, выполняя свои новые теперь для него задачи, остается в списке офицерского состава Отдельного корпуса жандармов и числится всего лишь "в командировке". Прямым начальником определен генерал-квартирмейстер. (Должность "генерал-квартирмейстер" в дореволюционной России была штабной должностью, предусматривающей руководство в штабах разработкой и планированием военных операций.)

"Инструкция" впервые определяла нормативную и оперативную базу контрразведки, порядок работы с агентурным аппаратом и с оперативными документами, поэтому она приводится полностью.

"ИНСТРУКЦИЯ НАЧАЛЬНИКАМ КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ ОТДЕЛЕНИЙ

Весьма секретно

А. БОРЬБА С ВОЕННЫМ ШПИОНСТВОМ

1

Военным шпионством (военной разведкой) является сбор всякого рода сведений о вооруженных силах (сухопутных и морских) и об укрепленных пунктах государства, а также имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране и путях сообщения, производимый с целью передачи их иностранной державе.

К сведениям подобного рода должны быть отнесены: а) состав, организация, дислокация, вооружение, комплектование вооруженных сил (сухопутных и морских), обучение войск и флота, внутренний быт, командный состав и настроение войск и флота; б) сведения о военных и морских учреждениях, заведениях, складах и магазинах и о состоянии запасов их (портовых, интендантских, артиллерийских, минных, инженерных, санитарных и проч.); в) сведения о крепостях, укрепленных пунктах и базах флота; г) мобилизация и сосредоточение войск и флота по объявлению войны; д) приказы и отчеты о произведенных маневрах, стрельбах и опытах сухопутных войск и флота (в последнем в особенности учебных отрядов), уставы, инструкции и наставления по различным отделам обучения войск и флота; е) сведения военно-географические, топографические и статистические о местностях пограничных как сухопутных, так и морских, имеющих стратегическое значение, особенно же о позициях, о свойстве и проходимости местных преград (рек, болот и пр.) и возможных местах высадки, равно как и о прилегающих к укреплению районах; сведения о свойствах и проходимости прилегающих к отечественным берегам морских, речных и озерных водных пространств, со всеми фарватерами, заливами, бухтами, пристанями, гаванями, рейдами и прочими удобствами для стоянки и прихода судов военных и коммерческих; ж) данные о грунтовых путях сообщения и в этих местностях, особенно о сети шоссейных дорог (их состояние, переправы и другие препятствия); перевозочные средства; з) сведения о железных дорогах, узловых пунктах и в особенности о важнейших железнодорожных сооружениях, порча коих может оказать существенное влияние на движение (мосты, тоннели, трубы, насыпи, водокачки, гати и проч.) и относительно оборудования железных дорог, влияющих на провозную их способность (водоснабжение, склады топлива, число путей, запасы оборудования станций, средства мастерских, платформы, нагрузочные и разгрузочные приспособления, сигнализация, пакгаузы и проч.), склады переносных железных дорог; и) телеграфные и телефонные сообщения; прибрежные и островные наблюдательные пункты морского ведомства и пограничной стражи; голубино-почтовые станции и радиотелеграфные станции; к) военное воздухоплавание; л) личные характеристики начальствующих лиц военного и морского ведомств.

Иными словами, военным шпионством является всякая деятельность по добыванию сведений о вооруженных силах, военно-материальных или военно-технических средствах.

2

Контрразведка (борьба со шпионством) заключается в своевременном обнаружении лиц, занимающихся разведкой для иностранных государств, и в принятии вообще мер для воспрепятствования разведывательной работе этих государств в России. Конечная цель контрразведки есть привлечение к судебной ответственности уличенных в военном шпионстве лиц на основании ст. ст. 108–119 Угол. Ул. 1903 г. или прекращение вредной деятельности названных лиц хотя бы административными мерами.

3

Для достижения указанных в параграфе 2 целей контрразведка должна, прежде всего, стремиться к выяснению заграничных разведывательных центров, являющихся, с одной стороны, первоисточниками организованного шпионства в России, а с другой — сосредоточием добываемых иностранными шпионами сведений. В дальнейшем необходимо, путем заведения в означенных центрах постоянной внутренней агентуры, а равно путем устройства на службу к ним, в качестве агентов разведчиков, возможно большего числа подставных лиц, стремиться к всестороннему выяснению всей организации иностранного шпионства и преследуемых последним задач. (Пользование двойными шпионами должно быть крайне осторожно и лишь в исключительных случаях.)

4

Наряду с изложенным в параграфе 3, контрразведывательные отделения обязаны систематически выяснять лиц и учреждения, непосредственно ведущих разведку в России, освещая негласным наблюдением их жизни — деятельность, связи и сношения. В интересах такого выяснения представляется необходимым обслуживать постоянной внутренней (консульской и штабной) агентурой:

1) находящиеся на территории России иностранные консульства и агентства, имея в виду, что в числе их могут оказаться центры военного шпионства, и 2) высшие учреждения военного и морского ведомств, являющиеся главной сферой деятельности шпионов по добыванию секретных документов.

5

Назначение "консульской" агентуры — освещение внутренней жизни консульства. Необходимо обратить внимание, кто посещает консульство вообще и в неурочное время в особенности, о чем говорят, где именно собираются для более или менее конспиративной беседы, как в таких случаях проникают в квартиру консула (атташе, секретаря), куда и кто из чинов консульства выезжает, не имеют ли место конспиративные выезды (в измененном костюме, внешности, и в необыденное или безусловно неурочное время, или в необыденном экипаже и проч.), на какие адреса получается корреспонденция, каким образом поступает или отправляется из консульства (почтовые, дверные ящики), где хранятся дела консульства вообще, нет ли особых тайных хранилищ, кто и как хранит ключи от них, какие замки и ключи от этих хранилищ (на всякий случай желательно добыть слепки).

Для осуществления этой задачи лучшим средством является приобретение сотрудников (желательно в каждом учреждении не менее двух) из числа прислуги консула или домашних (атташе, секретаря, служащих, родственников и т. п.). Постановка служащих к этим лицам чинами, ведающими контрразведку, не всегда достигает цели, а потому признается более целесообразным использование существующей уже у названных лиц прислуги и других служащих.

6

Самой плодотворной ареной всех многочисленных иностранных разведчиков являются наши важнейшие в военном отношении пункты, а главной целью их деятельности в этих пунктах — военные учреждения, что и вызывает необходимость организации "штабной" агентуры. Назначение этой агентуры освещение личного состава военных и морских учреждений, как центральных так и местных, т. е. штабы, адмиралтейства, военноокружные штабы с их типографиями, интендантские, артиллерийские и инженерные управления и портовые учреждения. При этом надлежит обращать внимание на отрицательные качества служащих (слабохарактерность, склонность к картам, к спиртным напиткам, увлечение женщинами, болтливость), образ жизни их, особенно если таковой не соответствует материальным средствам, а иногда служебному положению; знакомство, действительную постановку хранения секретных документов и сведений, а равно как нет ли лиц, стремящихся под тем или иным предлогом проникнуть и ознакомиться с упомянутыми выше данными; в положительном случае какие у них к тому основания или способы и к кому из непосредственно стоящих у этого дела лица эти близки (т. е. через кого проникают к интересующему делу). Обративших на себя внимание надлежит подвергать при помощи агентуры непрерывному негласному наблюдению.

7

Независимо от упомянутых в параграфе 4 учреждений, особенному вниманию контрразведывательных отделений подлежат:

1. Иностранные сухопутные и морские офицеры (состоящие как на действительной службе, так и в запасе или в отставке), пребывающие в России.

2. Иностранные консулы и чины консульств в пограничных областях России, в зависимости от имеющихся на то агентурных указаний.

3. Представители заграничных заводов, выделывающие предметы вооружения, боевые и военно-технические средства.

4. Семейства и прислуга всех перечисленных выше лиц, по указанию агентурной службы.

5. Инородцы, живущие близ границы и в пунктах важных в военном отношении, по указанию агентурной службы.

6. Иностранцы, владеющие магазинами и другими торговыми и промышленными заведениями, публичными домами (на Востоке), иностранцы-комиссионеры, врачи, фотографы, учителя, ростовщики и т. п., т. е. вообще лица, по своей деятельности соприкасающиеся с военнослужащими, по указанию агентурной службы.

П р и м е ч а н и е. Необходимо обращать внимание — не имеют ли у вышеназванных лиц пристанища приезжие иностранцы, не посещают ли их военные чины систематически, и стараться приобрести агентуру в этой сфере. Следует иметь в виду, что в пограничных округах часто живут жены иностранных офицеров; необходимо разъяснять причины раздельного жительства, а если таковые не ясны, то установить наблюдение агентурное и наружное, особенно во время приезда мужей.

7. Иностранцы, замеченные в неоднократном переезде границы без всяких видимых причин.

8. Русские подданные, замеченные в частых подозрительных сношениях с иностранцами при наличности каких-либо определенных указаний на иностранцев.

9. Русские военные и классные чины (офицерского звания и нижние чины), особенно из состава высших штабов, адмиралтейств, канцелярий и управлений, живущие выше средств и близко стоящие к военно-секретным сведениям.

П р и м е ч а н и е 1. Следует иметь в виду, что лица, вовлеченные в выдачу документов, обыкновенно начинают широко тратить деньги на жизнь (бывали случаи вовлечения в шпионскую деятельность лиц, попавших в тяжелое материальное положение и благодаря начетам, долгам, болезни, любовным увлечениям и т. п.).

П р и м е ч а н и е 2. Наиболее типичными чертами лиц, занимающихся шпионством, являются слабохарактерность, тщеславие (получение иностранных орденов) и неустойчивость в нравственном отношении.

10. Русские подрядчики военного и морского ведомств, комиссионеры (особенно евреи), служащие и мастера военных и морских заводов и мастерских, при наличности определенных указаний, а иностранные инженеры на важнейших заводах и независимо от указаний (должны состоять на учете).

11. Лица, замеченные в наблюдении за нашими разведывательными органами.

12. Владельцы и служащие книжных магазинов, наиболее посещаемых иностранцами, особенно магазинов, берущихся достать секретные военные издания, при указаниях агентуры на этих лиц (к таковым обыкновенно принадлежат фирмы, не пользующиеся широкой известностью). Особое внимание должно быть обращено на книжные магазины, торгующие военными изданиями, а также на букинистов.

13. Лица, втирающиеся в военную среду (особенно еврейского происхождения) и завязывающие для этого добрые отношения даже с семействами военнослужащих.

14. Путешествующие с фотографическими аппаратами, производящие промеры, статистические исследования в местах важных и в военном отношении.

15. Лица, служащие в мобилизационных отделениях железных дорог (в этой сфере желательно учреждение агентуры).

16. Станционные и железнодорожные служащие, особенно в пограничных районах, замеченные в частных сношениях с военнослужащими, живущими у границы.

17. Лица, проживающие в пограничных районах, часто получающие из-за границы деньги, не соответствующие роду своих занятий и образу жизни.

18. Родственники лиц, уже арестованные за шпионство.

19. Лица, вызывающие военнослужащих для занятий по публикациям. Эти публикации могут быть использованы контрразведочными органами для установления их авторов и завязки с ними сношений.

20. Гражданские учреждения, ведающие призывом запасных и ополченцев и поставкой лошадей и повозок при мобилизации.

8

Необходимо иметь внутреннюю агентуру (подобную консульской агентуре) в местах свиданий агентов иностранной разведки с лицами, дающими им сведения. Необходимо также иметь надзор в местах (лавочках, чайных, ресторанах, пивных, народном доме), расположенных вблизи учреждений военного и морского ведомств и посещаемых воинскими чинами. Желательно в таких общественных местах иметь своих сотрудников из числа служащих.

9

Лучший способ завязки сношений с лицами, могущими оказать услуги поставить намеченное лицо в ту или иную зависимость от себя (сделать обязанным себе), приняв предварительно во внимание отрицательные качества намеченного лица, образ его мыслей, политические убеждения, материальное благосостояние его и проч.

10

Агенты внутреннего освещения должны быть ознакомлены с постановкой (организацией) иностранной разведки и выработанными приемами розыска постольку, поскольку это вызывается положением сотрудника и поставленной ему задачей. Необходимо иметь в виду, что сотруднику даются на первых порах незначительные поручения и исполнение таковых постоянно проверяется и корректируется. Затем необходимо ставить сотруднику более или менее определенные задачи, выполнение каковых настойчиво и последовательно требуется начальником агента.

Основной принцип — начальник руководит агентом, а не наоборот.

11

Необходимо принимать все меры к тому, чтобы секретные агенты ни в каком случае не обнаруживали бы своего участия в работе контрразведки и никоим образом не выяснили своей роли на предварительном следствии и на суде. В тех же целях необходимо наблюдать за тем, чтобы агенты ни в каком случае не имели при себе документов (инструкций, предписаний и т. п.), могущих обнаружить участие их в работе по контрразведке.

12

Всякое агентурное сведение, каким бы оно малозначащим ни оказалось, должно подвергаться всесторонней проверке. Только после тщательного обследования и использования всех возможных способов проверки вопрос может быть оставлен, да и то только открытым, так как добытые при разработке сведения, не имеющие в данный момент значения, могут развиваться и во всяком случае будут необходимы для характеристики той или иной личности или того или иного момента и явления. Ввиду этого, необходима правильная регистрация всех получаемых сведений по прилагаемым при сем правилам.

13

В подготовке агентов наружного наблюдения, начальник контрразведывательного отделения руководствуется существующими на сей предмет инструкциями и указаниями Департамента полиции, имея при этом в виду, что роль филеров в контрразведке не ограничивается наружной проследкой, но зачастую вызывает необходимость в сыскных приемах, даже в беседах с подозреваемыми лицами и в проникновении в общественные места разнообразного характера (рестораны всех разрядов, кофейни и т. п.). Поэтому младший наблюдательный агент, проведя наблюдаемого в общественное место высшего разряда, для него недоступное, должен немедленно (хотя бы по телефону) вызвать старшего агента или чиновника, оставаясь в наблюдении на улице.

14

Вообще старшие агенты командируются для исполнения наиболее важных поручений по наблюдению за лицами, прикосновенными к шпионству, им же в случае надобности поручается создание домашней внутренней агентуры, свидания с низшими сотрудниками, их подготовка и предварительная завязка сношений. Кроме того, на обязанности старших агентов лежат установки лиц, в отношении коих имеются данные агентуры или наружного наблюдения, наведение необходимых в каждом случае справок (собирание примет, сведения о характере, обиходе, времяпровождении, материальном положении и пр.). Старшие агенты должны иметь вполне приличный внешний вид и умение держать себя, обеспечивающие им доступ во все общественные места.

15

Следует иметь в виду, что наружное наблюдение за лицами, у которых может быть сосредоточено дело разведки, или за лицами, в отношении которых возникло подозрение в измене, может иногда давать достаточный материал для расследования.

Из намеченных филерами лиц неотступному и настойчивому наблюдению подвергаются те, в отношении которых имеются более или менее определенные и серьезные сведения, причем в отношении тех из них, которые почему-либо не могут быть преследуемы судебным или административным порядком, в целях прекращения или ограничения успеха их деятельности, может быть использовано явное наблюдение (заметное и даже явно бросающееся в глаза наблюдаемому) с целью показать ему несомненность наличности надзора и принудить этим оставить свои происки.

Лица, привлекшие на себя внимание постоянными передвижениями, подлежат наблюдению в пунктах временного пребывания (и даже за границей) на предмет определения лиц, с коими имеют сношения. Об этих последних собираются самые точные сведения.

16

Если при расследовании как в России, так и за границей возникает необходимость получить за границей такие сведения, которые могут быть доставлены лишь нашими представителями в иностранных государствах (посольствами, военными и морскими агентами, консульствами и тому подобными), то запросы по этому поводу обращаются к начальникам Г.Ж. Упр-ий и Охр. Отд., в Департамент полиции, а начальники контрразвед. отд-ий через штаб округа в Главное управление Генерального штаба или Морской генеральный штаб по принадлежности.

17

По сборе вполне достоверных и достаточно полных данных, не оставляющих сомнений в преступности заподозренных в военном шпионстве лиц, начальники Г.Ж.У. и О.Отд. испрашивают разрешение штаба окр. на производство ликвидации. Особое делопроизводство при отделе генерал-квартирмейстера Генерального штаба или через старшего адъютанта разведывательного отделения штаба округа, по принадлежности, на передачу этих данных жандармским властям, для производства по ним ликвидации.

18

Получив указание о своевременности ликвидации и разрешение на её производство через посредство жандармских властей, начальник контрразведывательного отделения обязан:

1) Передать названным властям сводку материалов, собранных им по подлежащему ликвидации делу.

2) По соглашению с теми же властями установить время ликвидации, руководствуясь при выборе последнего соображением о необходимости при аресте подозреваемых захватить неопровержимые вещественные доказательства их преступности.

3) Сообщить тем же властям перечень тех лиц из числа замеченных в сношениях с подозреваемыми, у которых, одновременно с арестом последних, надлежит произвести обыски и выемки.

4) Принимать через посредство тех же властей меры к предупреждению огласки произведенной ликвидации путем печати, когда по обстоятельствам дела таковая огласка представляется нежелательной.

19

По производстве жандармскими властями ликвидации, начальник контрразведывательного отделения обязан быть в курсе всех обстоятельств произведенного названными властями дознания, а равно хода предварительного следствия и судебного разбирательства, извлекая из этих производств те сведения, кои могут быть полезными для контрразведки.

20

Начальники контрразведывательных отделений, оказывая, в пределах возможного, содействие успеху следствия и дознания, принимают все зависящие меры в целях избежания случаев обнаружения этими производствами секретных сотрудников отделения, а равно приемов агентурной деятельности последнего, для чего им надлежит, в случае надобности в том, входить в личные сношения с прокурорским надзором, судебными следователями и производящими дознание жандармскими офицерами.

21

Начальники контрразведывательных отделений должны иметь в виду, что успех деятельности последних будет находиться в прямой зависимости от тех личных отношений, которые будут установлены названными начальниками с подлежащими жандармскими и полицейскими властями в подведомственных им районах В соответствии с сим, начальники контрразведывательных отделений о тех должностных лицах, кои оказывают существенное содействие их деятельности, докладывают через Особое делопроизводство генерал-квартирмейстера Генерального штаба или старших адъютантов разведывательных отделений окружных штабов, по принадлежности, на предмет их поощрения.

Б. БОРЬБА С ПРОЧИМИ ВИДАМИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННЫХ ГОСУДАРСТВ В РОССИИ, УГРОЖАЮЩИМИ ВНЕШНЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ ИМПЕРИИ

22

На обязанности контрразведывательных отделений, помимо борьбы с военным шпионством, лежит выяснение и борьба с деятельностью в России иностранных государств, направленною:

1) К созданию в империи внутренних осложнений, способных нарушить успешное течение мобилизации сосредоточение наших войск для войны с упомянутыми государствами.

2) К приращению вооруженных сил последних за счет инородного населения империи.

К мероприятию упомянутых выше категорий относятся: а) Подготовка в России вооруженного восстания. б) Подготовка формирования за счет пограничного инородческого населения империи, вооруженных отрядов военной организации (подготовка личного состава, устройство тайных складов оружия, подрывных средств и т. п.). в) Подготовка к порче искусственных сооружений (ж.д. мостов, тоннелей, станционных и портовых сооружений, станций, беспроволочного телеграфа, а также всех бакенов, маяков и проч. ограждающих безопасность плавания сигналов и знаков и т. п.) в пограничных районах. г) Сбор среди инородческого и неблагонадежного населения империи денежных средств на военные надобности. д) Подготовка забастовок и стачек на заводах военного и морского ведомств, а также на частных заводах, изготовляющих предметы сухопутного и морского вооружения и снабжения. е) Подготовка порчи механизмов и сооружений на таковых заводах, а также на судах военного флота и на обслуживающих последний судах коммерческого флота. ж) Устройство и содержание, без надлежащего на то разрешения, частными лицами голубиных станций и радиотелеграфного и телефонного сообщения, а также дрессировка голубей"1.

Таким образом наша контрразведка с самого своего формирования представляла собой орган борьбы с "военным шпионством", или, другими словами, — военную контрразведку. (Может быть, это обстоятельство и избавляло её от обязанности участия в борьбе с нарастающей "революционной ситуацией" несмотря на пункты "а" и "б" статьи 22 раздела Б приведенной выше инструкции.)

Лето 1914 года разделило не только Россию, но весь мир на два времени: "до войны" и "во время войны". Российская, молодая ещё контрразведка перешла в режим военного времени, что диктовало необходимость новой перестройки на местах. Здесь, в действующей уже армии, благо контрразведывательные отделения подчинены военному ведомству, рождаются многочисленные "правила" и "инструкции", регулирующие борьбу со шпионажем, различные по содержанию и подходам, что совершенно естественно, так как составлены они все были на уровне военного руководства и для данных конкретных условий. Например, "Правила о ведении контрразведки в районе Двинского военного округа на театре военных действий", подписанные помощником главного начальника округа генерал-лейтенантом Курловым2, или "Инструкция по борьбе со шпионством в 5 армии", утвержденная командующим этой армией генералом от инфантерии Плеве3. Понятно, что существовавшая до войны система контрразведывательных органов на территории империи уже не соответствовала резко и кардинально изменившейся обстановке. Основными заказчиками на результаты контрразведывательных мероприятий стали штабы командующих армиями, а вот исполнителями могли тогда быть только губернские жандармские управления. Например, генерал-лейтенант Курлов постановил так:

"Все относящиеся к контрразведке и шпионажу сведения, как поступающие от сотрудников, так и из иных источников, подвергаются в губернских жандармских управлениях надлежащей разработке.

— Чины общей полиции, не производя разработки получаемых ими сведений, сообщают таковые начальникам губернских жандармских управлений.

— Так же поступают с получаемыми сведениями и чины жандармских полицейских управлений железных дорог.

— По поступлении сведений, начальники губернских жандармских управлений, приступая к надлежащей разработке, в случаях важных и не терпящих отлагательств, доносят по содержанию их штабу округа по телеграфу, а в тех случаях, когда эти сведения могут быть необходимы и полезны для военных операций, штабам командующих армиями"1.

Плеве же ввел относимость служебных разговоров (в ресторанах, на вокзалах и пр. общественных местах) к тайне для всех, к кому они ни относятся; денежное вознаграждение для "лиц, указавших неприятельского шпиона, причем необходимо соблюдение возможно большего такта к положению доносчика. Лица, указавшие или приведшие шпиона, должны, в случае выраженного ими желания, сохраняться в тайне".

Представляют практический интерес и следующие рекомендации из той же "Инструкции":

"ПРАВИЛА АРЕСТОВАНИЯ И ПОРЯДОК ДОПРОСА ШПИОНОВ

При арестовании необходимо:

1) Географически точное определение места, где пойман подозреваемый в шпионстве.

2) Подробное изложение всех причин, побудивших к аресту.

3) Описание всего при арестованном найденного, обратив внимание на вещи, могущие служить уликами; им следует дать особое описание.

В порядок допроса должны входить вопросные пункты общие и частные, т. е. такие, которые важны для выяснения какого-либо попутного вопроса, как, например: нитей шпионства других шпионов, путей движения шпионов и т. п.

Общие же вопросы суть следующие:

1) Откуда родом заподозренный в шпионстве, состав его семейства, место жительства, род занятий.

2) Почему он находится в данной местности и давно ли он с ними знаком.

3) Кто его знакомые в данной местности и давно ли он с ними знаком.

4) Каким путем он сюда прибыл.

5) Место пребывания перед поимкой, где был вчера, место поимки и куда направлялся, желательно при этом выяснить, что можно было видеть за это время, а также справиться, не видел ли его кто-нибудь из войск.

6) Выспрашивать у пойманного все интересные сведения о противнике.

7) Допросив о всех вообще подробностях дела, необходимо выяснить: а) в каком виде шпионства подозревается, б) ход его шпионства, важно дать ему, шпиону, самому выяснить метод шпионства, в) эти сведения отправить по команде"1.

А вот обязанности задержавшего подозреваемого лица, определенные инструкцией по 3-й армии, изданной чуть позже:

"При личном обыске задержанного лица агент обязан осматривать все найденное самым тщательным образом, а именно: задержанный должен раздеться до нижнего белья и одежда его должна быть осмотрена особо внимательно, причем в пальто, тужурке, жилете и брюках, а также в карманах, вешалке, подкладке, следует искать секретных мест на случай обнаружения там зашитыми писем, пропусков, заметок, записей (последние также могут быть записаны на белье, одежде и т. п.), кои явятся уликой для задержанного. Головной убор и обувь его также должны быть исследованы таким же путем, причем в сапогах необходимо обращать внимание на каблуки и двойные подошвы, в коих шпионы прячут заметки и документы. Обращать равно следует внимание на количество денег, коими шпионы снабжаются в приличных размерах, а также на условность записей и заметок, которые на первый взгляд могут носить невинный характер, как-то: черточек, цифр, счетов, любовных записок и т. п. Многие сознавшиеся шпионы, при их задержании, объяснили, что при записях нумерации войск они делали особые черточки над буквами в молитвенниках, паспортах, газетах и прочее, почему на обнаружение материала у заподозренного лица должно быть обращено самое строгое внимание, тем более что лицо, посвятившее себя шпионству, безусловно знает, что при уличении оно подлежит преданию военно-полевому суду, почему преступная изворотливость и хитрость шпиона, несмотря на его изобретательность, будет обнаружена лишь в том случае, когда агент будет особо внимательно относиться к делу. Необходимо обращать внимание при личном обыске и на карманный нож; был случай нахождения преступных записей на клочке бумаги, тщательно спрятанном под боковыми щечками ножа".

Конец периоду вынужденной самостоятельной законотворческой инициативы положило "Наставление по контрразведке в военное время" от 6 июня 1915 года, подписанное Верховным главнокомандующим. Согласно этому основополагающему документу, "общая цель контрразведки заключается в обнаружении, обследовании, разработке и ликвидации в кратчайший срок, как в районе, занятом нашими войсками, и их ближайшем тылу, так и вообще на территории государства, всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера, дабы воспрепятствовать этим организациям и агентам действовать нам во вред.

2. Каждый начальник должен всегда сам своими средствами принимать меры к тому, чтобы не допускать неприятеля разведывать о подчиненных ему войсках и об обстановке окружающей их, дабы обеспечить этим успешность выполнения боевых задач и безопасность вверенных ему войск".

Штаб Верховного главнокомандующего определен высшим органом, руководящим контрразведкой в империи. На местах же порядок определен следующий:

"Контрразведку организуют и ею руководят: а) в штабах фронтов, армий, входящих в состав фронтов и отдельных армий — генерал-квартирмейстеры, по общим указаниям начальников; б) в штабах военных округов на театре военных действий — начальники штабов; в) в штабах внутренних военных округов (вне театра военных действий) — генерал-квартирмейстеры по общим указаниям начальников штабов там, где должность генерал-квартирмейстера сохранена на время войны, а где нет генерал-квартирмейстеров — начальники штабов".

При штабах всех уровней, от Главного управления Генерального штаба до штаба армии, создавались контрразведывательные отделения, как специальные органы контрразведки. Зона ответственности соответствовала пределам войсковых районов.

Особого внимания заслуживает следующее положение, недостатки которого дадут знать о себе в скором времени: "Контрразведывательное отделение формируется и состоит при разведывательном отделении отдела генерал-квартирмейстера штаба армии. Начальник контрразведывательного отделения подчиняется начальнику разведывательного отделения". При этом подготовленные контрразведывательным отделением документы докладываются генерал-квартирмейстеру начальником разведывательного отделения. Аудиенция же у своего прямого начальника возможна была лишь в двух случаях: 1 — когда вызовет для более подробного доклада сам и 2 — по ходатайству начальника контрразведывательного отделения, но их беседа могла происходить только в присутствии начальника разведывательного отделения.

Начальником же контрразведывательного отделения мог быть штаб-офицер из офицеров корпуса жандармов с обязательным опытом в контрразведке, "проявившем таковой на практике".

"Наставление" требовало: "Все служащие в контрразведывательном отделении, начиная с начальника и кончая младшими чинами, должны обладать выработанными приемами розыска и быть, в соответствии с занимаемым ими служебным положением, основательно знакомы как с организацией нашей армии, так и с организацией армии противника и с системой и приемами его тайной разведки".

Временные рамки работы с получаемыми материалами определялись так: "Контрразведывательное отделение армии должно стремиться к скорейшей окончательной ликвидации каждого возникшего дела, дабы не отрывать свои силы на длительную разработку и не отставать в развитии контрразведывательной деятельности в других направлениях в соответствии с вновь нарождающейся обстановкой. Ввиду этого, изучение материалов и дальнейшее обследование дела контрразведывательным отделением должны в кратчайший срок приводить к одному из следующих решений, относя это к каждому заподозренному лицу: а) возбуждение уголовного преследования и предание суду, преимущественно полевому, как суду быстрому, не требующему предварительных длительных исследований; б) высылка из района военных действий в места отдаленные или те области, куда вообще будет указано выслать; в) передача всего дела о тех или иных лицах в контрразведывательное отделение штаба фронта, если в интересах контрразведки окажется необходимым значительно продолжить дальнейшую разработку заподозренных лиц и их связей".

Наводился порядок и в вопросах регистрации оперативных документов. Впервые вводилось требование применять фотографию и дактилоскопию. Так, пункты 47 и 48 гласили:

"На всех проходящих по делам контрразведывательного отделения составляются регистрационные карточки алфавита, причем: а) на каждого заподозренного составляется карточка алфавита красного цвета.

Красная карточка алфавита на заподозренного составляется немедленно по зачислении соответствующих сведений от контрразведывательного отделения штаба фронта или других отделений, а также и полицейских властей. б) На всех лиц, только проходящих по делам контрразведывательного отделения, но не заподозренных, составляются на каждого карточка алфавита белого цвета.

П р и м е ч а н и е. В числе других, обязательной регистрации должны подлежать: а) лица, находившиеся на службе для надобностей разведки или контрразведки, но почему-либо уволенные от нее; б) лица, предлагавшие свои услуги по разведке и контрразведке, но предложение коих почему-либо отклонено; в) лица, имена которых появляются в периодической печати в связи с данными о шпионстве, хотя бы эти данные и не относились к России.

Карточки алфавита должны храниться в особых ящиках, приспособленных к перевозке; карточки рассортировываются в алфавитном порядке начальной буквы фамилии и по годам.

48. На каждое лицо, заподозренное каким-либо контрразведывательным отделением в военном шпионстве, кроме карточки алфавита красного цвета, заготовляется в этом отделении регистрационный лист № 1 в трех экземплярах, одновременно с составлением карточки алфавита.

Вместе с тем желательно, в важнейших случаях и при возможности составлять на тех же лиц листы дактилоскопии в трех экземплярах и фотографические снимки, прилагая последние, по возможности в двух видах (фас и профиль), к листу дактилоскопии или регистрационному, если лист дактилоскопии не составлен.

Применение дактилоскопии и фотографии не является обязательным.

П р и м е ч а н и е. Полезно составлять в отделении фотографические альбомы на регистрируемых лиц, отмечая в альбоме номера регистрационных документов".

Но вот дальше бюрократия брала свое, образуя своими требованиями ещё ряд помех:

"Кроме карточек, контрразведывательное отделение штаба фронта сосредотачивает у себя все регистрационные сведения на следующих заподозренных лиц: а) зарегистрированных самим контрразведывательным отделением, руководствуясь для сего ст. 35 сего наставления; б) зарегистрированных контрразведывательными отделениями штабов армий, входящих в состав фронта и штабов военных округов на театре военных действий, входящих в район фронта; в) зарегистрированных контрразведывательными отделениями других фронтов и отдельных армий, а также контрразведывательными отделениями вне театра военных действий, по сведениям о последних, доставляемых контрразведывательным отделением Главного управления Генерального штаба; г) переданных контрразведывательными отделениями штабов армий, входящих в состав фронта и изъятых из их ведения.

На каждое из заподозренных лиц, упомянутых в п.п. "а", "б" и "г", в отделении штаба фронта должно быть составлено или получено по два экземпляра регистрационных листов дактилоскопии с фотографическими снимками, если таковые составлены. Один экземпляр каждого из этих документов остается в контрразведывательном отделении штаба фронта, а один экземпляр отсылается в Главное управление Генерального штаба по особому делопроизводству (Контрразведывательное отделение Гл. Упр. Ген. штаба состоит при этом делопроизводстве).

О каждом заподозренном лице, зарегистрированном самим отделением штаба фронта, сообщается, кроме того, шифрованными телеграммами в те контрразведывательные отделения, которые, по существу дела, могут быть в этом заинтересованы.

78. Контрразведывательное отделение штаба фронта обязано в течении семи дней со дня получения регистрационных документов от контрразведывательных отделений штабов армий и военных округов, входящих в состав фронта, или со дня составления таких документов на заподозренных лиц самим отделением, изготовить точные копии как с листов регистрационных, так и с листов дактилоскопии с фотографическими снимками, если таковые составлены, и разослать по одному экземпляру каждого документа во все отделения армий и штабов военных округов того же фронта, за исключением того отделения, из которого документы получены, а также в контрразведывательные отделения штабов прочих фронтов и отдельных армий порядком, указанным в ст. 49.

По получении регистрационных документов на заподозренных от контрразведывательных отделений других фронтов, отдельных армий и Главного управления Генерального штаба, таким же порядком составляются копии с них и рассылаются в контрразведывательные отделения штабов армий и военных округов своего фронта". И еще: "Сведения, внесенные в регистрационный лист № 1, по мере разработки данного лица и его связей, постепенно дополняются новыми данными; поэтому, по мере хода расследования, надлежит составлять последовательно дополнительные регистрационные листы, нумеруемые последовательно цифрами 2, 3, 4 и т. д. Дополнительные регистрационные листы составляются так же, как и первоначальные, в трех экземплярах каждый, из числа которых один остается в отделении, а два — отсылаются в штаб фронта порядком, указанным в ст. 49.

53. Когда разработка данного заподозренного лица будет закончена, то на это лицо составляется заключительное постановление, заключающее в себе одно из решений, указанных в ст. 43 сего наставления.

Немедленно, по составлении на данное лицо заключительного постановления, на это лицо должен быть составлен окончательный регистрационный лист № 00.

Окончательный регистрационный лист, на котором проставляется номер, следующий за последним дополнительным регистрационным листом, составляется также в двух экземплярах, из которых один остается в отделении, а два отсылаются в штаб фронта порядком, указанным в ст. 49".

Кроме всего, контрразведывательные отделения по-прежнему были обязаны находиться на почти нелегальном положении, лишенные элементарных прав и возможностей реализации ими же добытые и наработанные материалы:

"После достаточной разработки "заподозренных", с разрешения начальника штаба и по указанию генерал-квартирмейстера, производится "ликвидация" их, т. е. аресты, обыски и выемки со всеми дальнейшими последствиями до суда и наказания виновных включительно.

Проект плана ликвидации составляется начальником контрразведывательного отделения и через начальника разведывательного отделения докладывается генерал-квартирмейстеру.

План ликвидации должен быть полным, т. е. приводить к ликвидации всех заподозренных и их связей, не допуская укрывательства или бегства кого-нибудь из причастных к делу лиц.

Однако на практике обстановка может быть различной: так, в одних случаях будет полезной одновременная ликвидация всех лиц, связанных в одно дело; в других — по группам, по мере того, как каждая группа обследована, а в третьих может быть признано более выгодным ликвидировать из числа всех обнаруженных даже отдельных лиц, вредная деятельность коих достаточно выяснена.

План ликвидации окончательно утверждается генерал-квартирмейстером; им же подписываются и отдаются все распоряжения, непосредственно вытекающие из этого плана за исключением распоряжений об арестах и обысках, которые должны исходить от имени начальника штаба.

Исполнительными органами по ликвидации являются: а) чины контрразведывательного отделения; б) местные жандармские власти; в) местная полиция.

Всем этим лицам на исполнение ставятся определенные задачи, которые излагаются и передаются в отношении чинов контрразведывательного отделения личным распоряжением, передаваемым начальником отделения, а в отношении других лиц — шифрованными телеграммами или письменными сношениями почтой или через особых нарочных. В каждом таком распоряжении точно указывается: кого, а если надо, то где и когда — арестовать, обыскать, в какое место заключения направить, как поступить с вещественными доказательствами. В распоряжении по ликвидации, кроме указанных, помещаются и другие требования, вытекающие из утвержденного плана ликвидации.

При производстве ликвидации непосредственно чинами контрразведывательного отделения для выполнения необходимых формальностей должны привлекаться жандармские или полицейские власти.

П р и м е ч а н и е. К выполнению обязанностей по п. "б" ст. 39 чины губернских и железнодорожных полицейских управлений, а равно и отделений по охранению общественной безопасности и порядка должны быть привлекаемы письменными требованиями генерал-квартирмейстера, обращенными к начальникам управлений и отделений".

Вместе со всеми, ещё не обозначенными издержками и недостатками, вводились и новые подходы, открывающие простор для оперативного решения предельно ясно поставленных задач:

"По существу не все дела, проходящие через контрразведывательное отделение штаба фронта, могут быть быстро приводимы к окончательной ликвидации; наоборот, в интересах раскрытия шпионских организаций противника, насажденных им в тылу наших армий, бывает зачастую полезно не торопиться с окончательной ликвидацией; в таком случае, с разрешения начальника штаба, могут выделяться дела о некоторых из заподозренных лиц и передаваться судебным властям по мере накопления необходимого материала". И: "Предварительным следствием и судебным разбирательством контрразведка должна пользоваться для получения новых данных, могущих содействовать дальнейшей разработке дела, в конечном результате которой следует стремиться не только к обнаружению отдельных неприятельских агентов, но и к раскрытию шпионских организаций во всей их полноте. Последнее условие может потребовать в некоторых случаях сопоставления данных, добытых в военное время, с материалами, собранными ещё до войны".

И, наконец, составители "Наставления" ещё в июне 1915 года последним параграфом определили: "С переходом к мирному времени, все дела и документы по контрразведке штабов фронтов и штабов армий, по указанию штаба верховного главнокомандующего, передаются в штабы военных округов мирного времени, к которым переходит вся контрразведка в империи"1.

К 1916 году политический расклад сил в Европе отличался от времени начала войны. Фронт замер в своих окопах. Симпатии США определились на стороне Антанты. Надвигается следующий, 1917 год.

Как обстояли дела непосредственно на местах, где шла напряженная, черновая работа, лучше всего раскроет непосредственный свидетель того времени, более того, участник и, даже, генерал-майор, проинспектировавший одно из контрразведывательных отделений в районе фронта.

"Из доклада помощника генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего Юго-Западного фронта Духонина о результатах проверки делопроизводства и порядка несения службы в одном из контрразведывательных отделений, расположенных в районе фронта.

12 марта 1916 года, № 591.

Секретно С 8 по 20 февраля сего года, согласно предписанию начальника штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта от 7 февраля 1916 года за № 27844, была произведена проверка делопроизводства и порядка несения службы в одном из контрразведывательных отделений, расположенных в районе фронта, причем оказалось следующее:…

РАБОЧАЯ СИЛА ОТДЕЛЕНИЯ И ПОРЯДОК НЕСЕНИЯ СЛУЖБЫ В ОТДЕЛЕНИИ

Состав чинов отделения, как кадр будущего отделения, был в общем недостаточно удовлетворителен как в численном, так и в качественном отношении.

В отношении порядка дальнейшего укомплектования отделения руководствовались требованием параграфа 13 наставления по контрразведке.

Однако отсутствие в штате специального канцелярского состава отделения привело к тому, что из числа наблюдательных агентов 1 старший и 3 младших агента всецело посвящали свой труд канцелярии, не говоря уже о том, что 4 чиновника для поручений и 2 переводчика почти весь свой рабочий день проводят за канцелярским делом, отдаваясь делу розыска в виде исключения.

При таких условиях живому делу контрразведки посвящаются наименее интеллигентные силы состава, а именно агенты наружного наблюдения и, кроме того, весьма слабо развитой и в численном и в качественном отношении и поэтому мало деятельной, секретной агентуры.

Начальник отделения и его помощник, также погрязшие исключительно в канцелярской работе, не могли в должной мере и этим слабым силам давать руководящие указания.

К этому необходимо добавить, что из состава отделения работали три чиновника и переводчик по просмотру корреспонденции, в качестве военных цензоров, причем в помощь им для распечатывания и запечатывания конвертов, кроме того, назначалось ежедневно два-три агента.

Таким образом, уже в самой организации отделения заключались задатки его недостаточно производительной работы и прежде всего в области, наиболее важной для дела, именно контрразведывательного розыска.

Неудивительно поэтому, что при явном предпочтении канцелярской работы живому делу требования "Наставления по контрразведке в военное время" выполнялись главным образом лишь с точки зрения канцелярской формы, а некоторые из них, как требования параграфа 27 о высылке подвижных наблюдательных агентов в поезда железных дорог, на пароходы и т. д., отделением не выполнялись вовсе, несмотря на простоту организации такого наблюдения путем высылки железнодорожных наблюдательных агентов.

Равно отделением не принималось побудительных мер через начальника штаба к строгому исполнению жандармскими органами на территории округа параграфа 28 "Наставления по контрразведке в военное время", и сколько-нибудь заслуживающего внимания данных контрразведывательного характера ими не было сообщаемо.

Дело контрразведки до сих пор некоторые чины отдельного корпуса жандармов, по-видимому, не признают первостепенным в своей деятельности даже в настоящее, военное время, считая, что для розыска по шпионажу имеются специальные органы.

Задачи по наблюдению, обследованию и выяснению даются начальником отделения, а иногда по его указанию чиновниками, заведующими наблюдением, который распределяет их между агентами.

Особых филеров в отделении нет и обязанности эти выполняются младшими агентами, наведение же необходимых справок, собирание сведений об обиходе, времени препровождения, материального положения, а также наблюдение в особо важных случаях возлагается преимущественно на старших наблюдательных агентов.

Ежедневно из наличного состава агентов наряжаются 2–4 для обследования и на выяснение, все же остальные агенты — на наблюдение.

За одним лицом наблюдение ведется обыкновенно двумя человеками и лишь при недостатке агентов, что особенно часто случается в последнее время, одним.

В период проверки были три таких наблюдаемых.

В настоящее время дежурного агента в отделении не наряжают, так как все агенты находятся в расходе, и если встречается необходимость в экстренной установке наблюдения за новым лицом среди дня, то посылается кто-либо из числа чинов канцелярии, причем особенно часто назначается фотограф.

Командировки агентов в другие города для отвоза наблюдаемого или его принятии довольно часты; почти всегда отсутствует 4–6 человек, причем агенты находятся в поездке в среднем около 4 дней.

Эти командировки, вследствие ограниченности штата отделения, являются большим ущербом для дела, так как многих лиц, подлежащих наблюдению, не представляется совершенно возможным взять в наблюдение; агентам же, назначенным на обследование и выяснение, приходится обследовать вдвое больше лиц, что отражается прежде всего на качестве работы, а затем они часто и не успевают выполнить весь наряд и его приходится переносить на следующий день.

В среднем ежедневно отделению приходится вести наблюдение за 6–8 человеками, обследовать и выяснить около 20–25 человек.

Работа агентов по наблюдению начинается обыкновенно в 9.30–10.00 утра, если же есть основание предполагать, что наблюдаемый может уйти рано или если он рабочий, около 7.00-7.30 часов утра и кончается в 9.30–10.00 часов вечера, но бывают наблюдаемые, за которыми следят до 12 часов ночи. В том случае, если есть основание предполагать, что наблюдаемый может уехать в данный день по железной дороге, наблюдение кончается с отходом последнего поезда.

Перерывов наблюдения среди дня нет, так как агенты обедают по очереди.

Ночные наблюдения с 12 до 3 часов ночи редки, за все время войны не более 3 случаев.

Обследование и выяснение начинается в 9.00-9.30 часов утра и кончается около 10 часов вечера.

При обследовании и, главным образом, при выяснении приходится иногда подкупать швейцаров гостиниц и домов и дворников (3 руб. 50 коп.).

После дневной работы агенты собираются в особом помещении при отделении в период с 10 до 11 часов вечера.

Каждый из них сначала докладывает заведывающему наблюдением, а затем составляет рапортичку своей дневной работы.

Сводку этого материала заведывающий наблюдением тотчас же докладывает начальнику отделения, что бывает не ранее 11 часов вечера.

Около 11.30–12.00 часов ночи агенты, получив новые задачи на следующий день, расходятся.

Иногда некоторых агентов зовет к себе для личного, более подробного доклада начальник отделения или чиновник, ведущий данное дело.

В случае неудовлетворительной работы агента, начальник отделения большей частью ограничивается лишь выговором.

Свободного времени в последнее время агенты совершенно не имеют (раньше было 1–2 дня ежемесячно).

Наблюдение не производится в самые дни Св. Пасхи, Рождества Христова и на Новый год.

В великую субботу и на вторые дни Рождества Христова и Св. Пасхи наблюдение ведется поочередно, по 1/2 дня.

Завязки новых сношений, установление более крупных связей, а равно и вербовка агентов, производились главным образом одним из переводчиков, заведывающим наружным наблюдением и отчасти чиновниками и секретной агентурой.

Никаких серьезных случаев, требующих непосредственного руководства самого начальника отделения или его помощника в отношении выяснения связей заподозренных, в отделении не было.

Агентурная сеть ограничивается почти штаб-квартирой начальника отделения, так как организованные особые контрразведывательные пункты тайной агентуры ещё не насадили.

В ближайшем будущем начальник контрразведывательного отделения предполагает разработать новую схему тайной агентуры, а также создать кадр подвижной секретной агентуры на важнейших железнодорожных направлениях района.

Создание параллельно с этим особых контрразведывательных пунктов из чинов наблюдательного состава даст известные точки опоры секретной агентуре, если не всей, то во всяком случае её значительной части (часть согласится работать только с начальником отделения или его помощником).

Работа этих пунктов будет идти в таком случае рука об руку с работой секретных агентов.

Секретная агентура развита недостаточно. Так, упущено насаждение агентуры в пунктах, представляющих богатые источники для контрразведывательной работы, например на некоторых железнодорожных пунктах, где также весьма вероятно нахождение агентов враждебных нам государств, как в пунктах, где легко вести регистрацию проходящих войск и грузов; далеко не на всех заводах и мастерских и в разного рода больших организациях, обслуживающих армию, имеются осведомительные агенты.

Не освещается, например, такая многочисленная и разношерстная по своему составу организация, как Всероссийский Земский Союз, дающая, как оказывается, пристанище для всякого рода отрицательного с военной точки зрения элемента, где, наряду с благородным порывом бескорыстного служения Родине, гнездятся самые низменные поползновения к наживе, уклонения от военной службы и, может быть, военного шпионажа.

Слабо развита агентура в гостиницах, ресторанах, различных увеселительных заведениях, оттуда поступают редкие и малозначительные сведения штучного характера.

Имеющиеся тайные агенты работают вообще вяло, более сильны в области данных им разработок, чем в самостоятельном доставлении сведений о предполагаемом шпионаже.

Случаев обнаружения по их инициативе военного шпионажа не было.

Агенты имеют конспиративные свидания с начальником отделения или реже с известным им чиновником. Для таких свиданий имеются две конспиративные квартиры у служащих отделения.

Квартиры эти мною осмотрены и оказались вполне соответствующими своему назначению.

О необходимости свидания агенты сообщают условным письмом с указанием времени.

Сообщенные агентами сведения записываются кратко в особые дневники.

Оплата труда тайных агентов месячная, от 25 до 75 рублей, и, кроме того, оплачивались их счета. Штучников мало.

Выяснение организации разведки противника, её центров, откуда высылаются агенты, и направления их движения не производилось, и заграничная агентура, требуемая параграфом 32 "Наставления по контрразведке в военное время", отделением не устанавливалась.

Казалось бы, что при более живой постановке дела контрразведки и надлежащего подбора тайной агентуры на местах такая заграничная контрразведка могла создаться легко и естественно.

Что касается выполнения контрразведывательным отделением частных задач, поставленных контрразведке параграфом 33 "Наставления по контрразведке в военное время", изд. 1915 года, в отношении ограждения войск, штабов, управлений, заведений, обслуживающих армию, от проникновения в них агентов противника, освещения личного состава воинских чинов, выслеживания лиц, распространяющих ложные слухи и стремящихся создать затруднения, направленные во вред нашей армии, то, судя по достигнутым за время войны результатам, деятельность отделения была малозначительной и отличалась несколько вялым характером.

За офицерскими чинами наблюдение велось в случаях малозначительных и единичных.

Сотрудниками из нижних чинов отделение не пользовалось. Агентурная охрана стратегических мостов была отделением своевременно организована, хотя и в недостаточной мере.

Из заводов и фабрик, изготовляющих необходимые для армии предметы и материалы и имеющихся в районе отделения, агентура установлена лишь на четырех; остается, таким образом, не обследована агентурой большая часть заводов.

В отношении пункта "е" параграфа 33 было издано постановление о регистрации голубей.

Был произведен ряд детальных обследований с приглашенными специалистами сооружений, дающих основание предполагать существование тайной радиотелеграфной станции, но открыть таковые не удалось.

В отношении выполнения параграфа 34 "Наставления по контрразведке в военное время" о всесторонней проверке и быстром обследовании добытых агентурных сведений в отделении имеется достаточно пробелов.

Запоздание и недостаточная обстоятельность в обследовании находят себе некоторое объяснение в крайне ограниченном для отделения штате служащих.

К этому присоединяется крайне неудовлетворительная работа полиции, дающей весьма часто неверные сведения.

Требованиями параграфов 37, 38 и 39 "Наставления по контрразведке в военное время", касающимися порядка производства ликвидации, отделение в общем руководствовалось.

План ликвидации окончательно утверждался начальником штаба.

Исполнительными органами по ликвидации являлись, главным образом, чиновники отделения, из коих один числился нештатным помощником полицейского пристава, что в значительной степени упрощало производство самой ликвидации.

В более серьезных случаях ликвидацию производит начальник отделения.

При производстве ликвидации чинами контрразведывательного отделения всегда привлекались полицейские власти.

Добытый при ликвидации материал, как-то: переписка, вещественные доказательства разбирались и изучались начальником отделения и чиновником, непосредственно ведающим этим делом.

Окончательное решение, на основании изучения добытого материала, утверждалось начальником штаба.

Все задержанные в пределах округа, согласно требования параграфа 40 "Наставления по контрразведке в военное время", зачислялись за штабом.

Ко времени проверки отделения за штабом числилось 11 арестованных.

Случаи передачи дел проверяемым контрразведывательным отделением в другие контрразведывательные отделения за время текущей войны имели место, причем высылались все добытые и имеющиеся в отделении по делу сведения и материалы.

Ознакомление мое во время проверки контрразведывательного отделения с личным его составом, путем просмотра дел, личных бесед и опросов, а также с тайной агентурой путем просмотра доставленного ею материала и наведения о ней справок, дает мне основание доложить следующую характеристику вышеупомянутых лиц и их служебных качеств, дабы вполне представить ясно степень работоспособности контрразведывательного отделения в области его специальной деятельности.

ЧИНЫ КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ

По м о щ н и к н а ч а л ь н и к а о т д е л е н и я Эту должность с 3 октября 1915 года исполняет бывший строевой обер-офицер. Он ведает всей перепиской, исходящей из штаба по делопроизводству контрразведывательного отделения (но не только по контрразведке) и большую часть времени находится в штабе.

В отделении бывает утром приблизительно с 9.30 до 11 часов и вечером с 9.30 до 11.30–12 часов ночи.

Подготовляет доклады начальнику штаба, наводит необходимые справки.

Толковый, основательный работник, но в деле контрразведки ещё мало опытный, несколько болезненный.

Ч и н о в н и к и:

1. Бывший штабс-капитан. Уволенный из полка по суду чести, по его уверениям, за роман с женой товарища, по словам офицеров полка, за растрату денег офицерского собрания, хозяином которого был, и за ряд других неблагоприятных поступков.

Разумный, но несколько легкомысленный; ловкий, с внешним лоском, нравственности несомненно условной, и пережитая катастрофа не случайность.

Работает легко и упреков пока не заслуживает, но смотрит на свое положение, как на случайное, только потому здесь, что выбит из колеи и деться некуда.

Ныне, "благодаря своей связи", как он выразился, ему предложили должность члена землеустроительной комиссии.

2. Бывший правитель канцелярии одного из губернаторов, уволенных от службы за растрату.

Вполне интеллигентный, достаточно образованный, с хорошим знанием французского, немецкого и польского языков, умный, опытный, мог бы принести отделению незаменимую пользу, но наряду с этим ленивый, иногда до полной апатии ко всему; опустившийся, считающий себя "бывшим" человеком, с крайне извращенными половыми инстинктами, и поэтому ослабевший физически; он не в состоянии уже работать с должной продуктивностью и нуждается в неослабленном наблюдении и в понудительных мерах.

3. Молодой, недавно окончивший юридический факультет Киевского университета, из бедной мещанской семьи; разумный, энергичный, с инициативой и желанием работать на пользу дела.

Дорожит местом и, по-видимому, своим служебным положением удовлетворен.

Это "настоящий", а не "бывший" человек.

Полезный и желательный канцелярский чиновник; в деле розыска, где нужна врожденная способность, показать себя не имел случая и потому судить о нем, как о чиновнике для поручений по розыску, не могу…

4. Вся жизнь прошла в полиции, в охранных отделениях в качестве старшего филера, наблюдательного агента.

Работал в провинции и в Петрограде.

Опыт по части наблюдения большой и есть не только привычка, но и любовь к этому делу; но наряду с этим недостаточное развитие, некоторая болтливость, отсутствие выдержки и уравновешенности ослабляют его ценные качества, как агента; как чиновник хотя и старательный, но недостаточно грамотный и развитой, не соответствует своему назначению…

…С т а р ш и е а г е н т ы:

1. Бывший унтер-офицер полевого жандармского эскадрона, служит с 20 июня 1914 года, окончил 2-классное училище.

В мирное время служил младшим наблюдательным агентом в Киевском контрразведывательном отделении, но был уволен за лень.

Получает задачи по обследованию и выяснению.

В последнее время обследуется много греческих и французских подданных, прибывших по торговым делам.

Толковый агент, но для должности старшего наблюдательного агента недостаточно интеллигентен.

2. Бывший писарь губернского жандармского управления, окончил сельскую школу и выдержал экзамен на зауряд-военного чиновника. Служит с 1911 года.

В мирное время был в контрразведывательном отделении писарем на машине; со дня мобилизации — старшим наблюдательным агентом.

Получает задачи по обследованию и выяснению.

Бывают случаи, что приходится отложить выполнение части задачи до следующего дня, за полной невозможностью выполнить её в один день.

Довольно толковый, выдержанный, но мало интеллигентный для старшего наблюдательного агента.

3. Служит с 1 марта 1914 года, в мирное время был младшим агентом; на военной службе состоял в пехотном полку; окончил сельскую школу.

Большей частью бывает в наблюдении и лишь иногда в обследовании и выяснении.

Мало интеллигентный, но, по-видимому, твердого характера и надежный человек.

4. Служит с 18 июля 1914 года, окончил 2-классное министерское училище; на военной службе не был.

Хотя числится агентом, но в действительности ведает журналом входящих и исходящих бумаг. Получает и отправляет пакеты, в том числе и денежные.

Является исключительно канцелярским служащим.

М л а д ш и е а г е н т ы 1. Служивший ранее в контрразведывательных отделениях, служит с 20 мая 1915 года.

Объяснение о переходе на службу из предыдущего отделения не вполне удовлетворительно, ссылается на дороговизну жизни.

На военной службе был старшим писарем в пехотном полку.

Окончил городское училище…

2. Служит с 23 июля 1915 года, окончил народное училище, ратник 2 разряда.

Малоразвитой.

3. Служит с 20 июля 1914 года, на военной службе состоял в крепостном пехотном полку.

Довольно толковый, но малограмотный и малоинтеллигентный.

4. Служил с 20 июля 1914 года, ратник ополчения 1 разряда, окончил одноклассное училище.

Имел одно наиболее серьезное наблюдение совместно с другим агентом.

Утеряв наблюдение на станции Раздельной, отыскал наблюдаемого и восстановил наблюдение.

Довольно смышленый и надежный.

5. Служит с 7 февраля 1915 года, окончил одноклассное училище.

Раньше был писцом в Губернском правлении.

Недостаточно интеллигентный, вяловат и малоразвитой.

(Всего в отделении состояло 13 младших агентов. Характеристики на остальных не публикуются, так как они аналогичны 5 приведенным выше характеристикам.)

П е р е в о д ч и к и 1. Галичанин, служит с июля 1915 года, знает украинский, польский и немецкий языки.

Получил образование в гимназии и был в пехотном полку вольноопределяющимся, а потом переехал в Россию и служил сначала в округе путей сообщения, впоследствии секретарем магистрата, оттуда попал в жанд. офиц., а затем в отделение.

Раньше служил в штабе чиновником для поручений.

Принял русское подданство в 1912 году…

2. Еврей, служит с мая 1913 года. Сначала был секретным сотрудником. На военной службе состоял в пехотном полку.

Уроженец штаб-квартиры начальника отделения и знает её отлично; сначала торговал рыбой, а последние 7 лет имел временные занятия в банках, работал на бирже, выполняя мелкие поручения.

Ввиду незначительной работы по переводам, привлекается к ведению переписки по денежной отчетности и к розыскной работе.

Каждое утро и после обеда бывает в кофейнях и известен многим, как еврейский цензор.

Юркий, умный, понимающий людей и имеющий большую склонность к розыску, но не переводчик и тем более не канцелярский служащий по денежной отчетности…

Фотограф — служит с начала мобилизации 1914 года. Раньше работал по фотографиям.

На военной службе не был. Окончил три класса художественного училища.

Назначается в наружное наблюдение тогда, когда много наблюдаемых и некому наблюдать.

Не особенно, по-видимому, толковый и едва ли полезен, как наблюдательный агент.

Начальник отделения мне докладывал, что его не удовлетворяет выбор чиновника для поручений, ведающего контрразведывательным пунктом, так как первые его служебные шаги заставляют сильно сомневаться в правильности его назначения на эту должность.

Старший наблюдательный агент, работающий на контрразведывательном пункте, судя по достигнутым результатам, ещё недостаточно опытен в деле.

Из вышеизложенного видно, что в отношении состава служащих, в особенности чиновников и старших наблюдательных агентов, надлежало бы проявить более строгий выбор в соответствии с предъявляемыми требованиями и отказаться от точного определения окладов содержания.

Шаблонной системы штатной оплаты известной должности надлежит противопоставить систему дополнительных денежных наград…

…Для каждой должности необходимо установить минимальный и приблизительно максимальный размеры; в отношении последнего допускать, в зависимости от приносимой служащим пользы, больший простор.

Надо отказаться от мысли, что повышение оклада обязательно должно быть связано с переходом на высшую должность.

В деле контрразведки каждая должность требует особых способностей.

Наблюдательный агент может в своей должности проявить не только полное соответствие, но и талант, между тем этот же агент окажется совершенно непригодным для обследования, выяснения и тем более не будет годиться для канцелярской работы.

Применяя в широкой степени поощрительную систему денежного вознаграждения служащих, оказавших действительные услуги контрразведке, надлежит соответствующим уменьшением оклада, вплоть до самого минимального оклада, присвоенного должности, штрафовать агентов, проявивших нерадение к службе.

В отношении же военнообязанных необходимы более строгие меры, вплоть до предания суду и отчисления в строй рядовым.

Такими мерами возможно искоренить подчас инертное отношение к делу службы, проявляемое служащими, и различные их домогательства.

Необходимо соответствующей разработкой штата контрразведывательного отделения избегнуть крайне нежелательного ослабления состава наблюдательных агентов назначением их в канцелярии, а также отнюдь не отвлекать служащих отделения к работе, ничего общего с делом контрразведки не имеющей.

С е к р е т н ы е с о т р у д н и к и о т д е л е н и я 1. Почтово-телеграфный чиновник, служит с 1 июня 1911 года; доставляет почтовую корреспонденцию по данным ему указаниям и по собственному выбору из корреспонденции "до востребования".

Исполняет поручения по делам, касающимся почтово-телеграфного ведомства.

Результат работы за время войны: несколько случаев обнаружения уголовного и отчасти политического характера.

Условия военного времени в большой степени ослабили значение этого сотрудника, так как перлюстрация заменена законным просмотром писем военной цензурой; отличительные черты этого агента: добросовестность и должная конспиративность, доказательством служит его продолжительная работа при весьма чутком отношении к подобного рода деятельности его товарищей, почтово-телеграфных чиновников.

2. Жена чиновника для поручений контрразведывательного отделения Штаба армии, служит с 1 августа 1911 года, дает сведения случайного характера, имея связи среди польского коренного общества и среди служащих железных дорог.

По своим качествам и по многочисленным знакомствам могла бы быть полезной.

Доставленные сведения за время войны более чем скудны и в большинстве не требовали от нее, как агента, абсолютно никакого искусства и усилий, являясь сведениями штучного характера.

Агент, несомненно, распустился и ничего не делает, получая зря деньги.

Причина — отсутствие руководства его работой и халатность чиновника, регистрирующего эту работу.

Надо предъявить требования и проследить за результатом их выполнения или отказаться от такого агента.

3. Чиновник, служит с 1 июня 1913 года, дает сведения по освещению различных слоев населения.

Деятельность этого агента, по сравнению с другими агентами, отличается несколько большей продуктивностью, хотя в общем недостаточно для агента.

Наиболее ценен по разработке уже имеющихся сведений.

4. Бывший капитан речного судоходства, служит с 1 июня 1914 года; является местным старожилом, имеет много знакомых и, как еврей, пронырлив.

Результаты: не обнаружил ни одного шпионского дела, в разработках слаб.

Несомненно мог работать с достаточной продуктивностью, будучи завсегдатаем кофеен, биллиардных, ресторанов; теперь зря получает деньги, абсолютно не принося никакой пользы и, по моему мнению, подлежит увольнению и выселению из района отделения за недобросовестное выполнение взятых на себя обязательств.

5. Конторщик завода, служит с 1 марта 1915 года. Первоначально освещал деятельность отделения фирмы "Зингер и компания", доставляя сведения о ней.

В настоящее время дает сведения о деятельности завода, а равно и другие случайного характера.

Как агент, освещающий настроения служащих завода, удовлетворителен.

6. Конторщица, работающая на пишущей машине. На службе с 15 июня 1915 года.

Местная старожилка, имеющая обширный круг знакомства, получает задачи по разработке тех или иных сведений.

Разоблачений шпионского характера не представляла.

Малоценный по своей работе агент, но возможно, что и выработается при хорошем руководстве, так как задатки, необходимые для этого, имеются.

7. Родственница чиновника отделения, служит с 1 июля 1915 года; дает малозначительные сведения о текущих явлениях городской жизни, исполняет поручения по получаемым заданиям.

Пока бесполезный агент, ибо дает сведения в роде того, что на железнодорожной станции появляются подозрительные лица, вступающие в разговор с нижними чинами.

8. Бывший австрийский офицер, жил в России ещё в мирное время. В отделении служит с 1 сентября 1915 года, состоял одновременно на службе в одном из консульств.

Сообщает сведения об австрийских подданных и о поляках.

Сведений изобличающего характера нет; добросовестно исполняет поручения по данным задачам, но по собственной инициативе дал очень мало.

При хорошем руководстве мог бы продуктивно работать.

9. Поляк, русско-подданный, частный поверенный, несколько лет жил в Австрии, работает с 1 ноября 1915 года; освещает польскую колонию, знает хорошо австрийских поляков; никаких сведений в контрразведывательном отделении по собственной инициативе не получено.

Исполняет поручения по разработкам.

Может работать, но пока удовлетворителен лишь в разработке сведений.

10. Мастер порохового завода. Служит с 1 ноября 1915 года. Освещает настроение порохового завода, изготовляющего взрывчатые вещества.

За время службы доставил в двух случаях серьезные сведения политического характера, находящиеся в разработке по соглашению с начальником губернского жандармского управления.

Сведений, изобличающих шпионство, не было.

Как агент на заводе удовлетворителен.

11. Мелкий землевладелец. Служит с 1 декабря 1915 года. Доставляет сведения о настроении крестьян, евреев района, примыкающего к пунктам расположения мостов.

Случаев изобличения шпионов до сего времени не было.

Как агент по охране мостов — удовлетворителен.

12. Заводской машинист. Служит с 1 декабря 1915 года. Следит за деятельностью завода и дает сведения о случаях и на других заводах.

Сведений изобличающих не доставил.

Слабый агент, нуждается в большом руководстве.

13. Рабочий арсенала. На службе с 1 января 1916 года. Дает сведения о деятельности арсенала.

За короткое время службы сотрудника сведения эти достаточно интересны.

Из изложенного видно, сколь малочисленна и бедна в качественном отношении в настоящем составе секретная агентура контрразведывательного отделения.

Подбор её в значительной степени случайный.

Большая часть агентов попала в отделение благодаря родственным связям со служащими и лишь в отношении нескольких агентов, главным образом в заводских предприятиях, был произведен некоторый выбор и поэтому результаты их разработки оказались более удовлетворительными.

К отсутствию должного подбора агентуры необходимо добавить ещё и неудовлетворительное руководство ею, ибо ничем иным нельзя объяснить, почему агенты, способные по своим личным качествам к работе, в действительности в течение долгого времени не давали никакой работы или доставляли сведения, не имеющие агентурной ценности.

Некоторые из агентов, по-видимому, не отдают себе вполне ясного отчета, в чем заключается военный шпионаж.

ДЕЛОПРОИЗВОДСТВО ОТДЕЛЕНИЯ

В делопроизводстве отделения обращает на себя внимание:

1. Значительное количество дел, не имеющих не только прямого, но большинство и никакого отношения к контрразведке; часть этих дел возникла по инициативе отделения, других контрразведывательных отделений и жандармских управлений.

2. Некоторые бумаги, могущие послужить при разработке хорошим материалом по контрразведке, но получившие слишком запоздалое и далеко не исчерпывающее исполнение, вследствие недостаточно внимательной оценки их значения; вообще замечено некоторое замедление в исполнении бумаг в отделении, главным образом, относящихся к делопроизводству чиновников для поручений.

3. Излишне большое количество письменных докладов начальника отделения вместо представления непосредственно для подписи бумаг, вытекающих из данного вопроса.

4. Неразработанная редакция некоторых бумаг, списанная почти дословно из малограмотных агентских рапортичек без надлежащей оценки сведений по их существу.

5. Затруднительность наведения справок, ибо все подлинные доклады остаются в делах не отделения, равно как черновики бумаг, исполненных по этим докладам, а в штабе; таким образом в контрразведывательном отделении нет следа дальнейшего направления дела.

6. Слишком большое число лиц, посвященных в дела отделения, что, конечно, не может способствовать сохранению необходимой конспиративности работ…

РЕГИСТРАЦИЯ

(параграфы 47–55 Наставления по контрразведке)

Карточки алфавита имеются установленных двух цветов: красные — на заподозренных лиц и белые — на лиц, лишь проходивших через дела отделения; рассортированные в алфавитном порядке начальной буквы и хранятся в ящиках, особых для каждой буквы (1–2 на каждую букву, обоих цветов).

Состояние карточек со временем выхода наставления по контрразведке правильно, но карточки, ранее изготовленные, не просматривались и остались белого цвета и на лиц заподозренных. Казалось бы, пересмотр этих карточек, ввиду важного значения регистрации в деле контрразведки, необходим хотя бы постепенный.

Проверка по делам отделения правильности ведения регистрации указала, что в составлении регистрационных карточек имеются пропуски.

Процент таковых в отношении общего числа проверенных карточек сравнительно незначительный, но, полагаю, что точность в регистрации должна быть самая строгая, доведенная до 100 %, и на обязанности начальника отделения и его помощника лежит самая тщательная и возможно частая проверка правильности её ведения.

Согласно п. "б" параграфа 47, регистрационные карточки алфавита белого цвета составляются для всех лиц, проходящих по делам контрразведывательного отделения, но не заподозренных в шпионаже.

Между тем при составлении карточек не использованы следующие сведения, регистрация коих могла бы послужить материалом для контрразведки: а) списки приезжающих в Россию иностранцев; из этих списков заносились лишь фамилии иностранцев, заявивших о том, что они едут в район отделения, т. е., может быть, потому и менее всего опасных в отношении их деятельности в этом районе; б) сведения полиции об иностранцах, прибывающих в район отделения; списки эти в отделении лишь проверяются по регистрационным карточкам; в) списки рабочих на заводах, приготовляющих предметы вооружения и снаряжения.

Регистрационные листы № 1 на заподозренных лиц, составлены, согласно приложения 4 к параграфу 48 "Наставления по контрразведке", находятся в особом деле; ко дню проверки 14 февраля оказалось 17 листов; по мере получения новых данных составляются дополнительные регистрационные листы.

В деле составления регистрационных листов отделением проявляется большая осторожность.

Более или менее значительных шпионов не зарегистрировано.

Дактилоскопические и фотографические снимки имеются почти на всех листах.

Примечание параграфа 48 "Наставления по контрразведке" о пользе составления в отделении фотографических альбомов на регистрируемых лиц, с отметкой на альбоме номеров регистрационных документов, отделением не выполняется, что является, на мой взгляд, существенным пробелом.

На практике часто приходится убеждаться в огромной и ничем не заменимой пользе, приносимой таким альбомом при установлении личности.

Альбом желательно иметь не только на лиц, на коих составляются регистрационные листы, но по возможности и на всех тех, на которых составляются красные карточки, причем к каждой заномерованной карточке должно составляться в особой книге пояснение со справочными данными о данном лице.

ХРАНЕНИЕ ДЕЛ

1. Все дела, за исключением тех, коими ведает непосредственно начальник отделения, хранятся в обыкновенных шкафах за замками, ключи от которых на общей связке находились до последнего времени у старшего наблюдательного агента, второй их экземпляр у начальника отделения.

Считаю, что первый экземпляр ключей должен быть у помощника начальника отделения.

Текущие бумаги оказались запертыми в ящиках письменных столов тех чиновников, которые ими ведают.

В секретном несгораемом шкафу при проверке оказались:

1. Шифры: а) военный, б) для сношения с губернаторами и начальниками губернских жандармских управлений, с начальниками городской и уездной полиции, в) частный ключ прокурорского надзора;

2. Наставление по контрразведке;

3. Австрийские и германские паспортные бланки, высылаемые по требованию контрразведывательного отделения армии;

4. Мобилизационный план и записка контрразведывательного отделения;

5. Личный входящий и исходящий журнал;

6. Дела №№ 1, 7, 9, 22 за текущий и предыдущие годы;

7. Инструкция для тайной и разведывательной службы в Австрии;

8. Различные инструкции, издаваемые разновременно по контрразведке;

9. Дневник тайных агентов и данные перлюстрации мирного времени;

10. Деньги.

Два верхних ящика несгораемой кассы оказались запертыми бывшим начальником контрразведывательного отделения; что хранится там, начальнику отделения неизвестно, так как ключа ему не было оставлено.

В запертом столе начальника отделения оказались секретные приказы, приказания и циркуляры, секретное расписание войск округа, печати, тетрадь с фотографическими карточками охранных агентов, денежная отчетность за текущий и прежние года, карта со стратегическими мостами на реках.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ

Общая цель контрразведки, согласно параграфа 1 "Наставления по контрразведке в военное время", заключается в обнаружении, обследовании, разработке и ликвидации в кратчайший срок всякого рода шпионских организаций и агентов, тайно собирающих сведения о наших вооруженных силах и вообще всякого рода сведения военного характера.

С этой точки зрения, контрразведывательное отделение не дало за время войны сколько-нибудь останавливающего внимание материала. Возникавшие дела оказывались по обследованию и разработке не шпионскими и были ликвидированы; обследование и разработка материала, полученного отделением, иногда давали некоторые данные уличающего характера, но, главным образом, касались дел незначительных, и в большинстве передавались в контрразведывательные отделения других округов и армий.

Были случаи явно погасших дел, вследствие недостаточности и, главным образом, несвоевременности их обследования и разработки; ликвидация дел в кратчайший срок, тесно связанная с качествами разработки первоначально добытых сведений, не могла быть при вышеозначенных условиях успешной.

Причины такой неудовлетворительной работы отделения заключаются в:

1. Неправильной организации и общей постановке службы отделения, представляющего собою преимущественно канцелярское учреждение, обремененное вдобавок делами, часто ничего общего с контрразведкой не имеющими, а не розыскной орган по делам военного шпионажа;

2. Не вполне соответствующим своему назначению составе служащих;

3. Крайне бедном в численном и в качественном отношении составе тайной агентуры и отсутствии, помимо резидентов, подвижного наблюдения на важнейших направлениях.

ЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ В ЦЕЛЯХ РАЦИОНАЛЬНОЙ ПОСТАНОВКИ РАБОТЫ КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ СООТВЕТСТВЕННО С ЕГО НАЗНАЧЕНИЕМ

1. Ограничение круга ведения контрразведывательного отделения исключительно делами имеющими отношение к контрразведке. Отнюдь не возлагать на отделение разработку различных негласных данных, ведение переписки по выселениям иностранцев, производство секвестров имущества, полицейских обысков и т. п., ничего общего с делом контрразведки не имеющих;

2. Придание отделению иной, более жизненной организации, которая обеспечивала бы возможность правильного его функционирования соответственно с прямым назначением…

3. Более строгий подбор служащих, а равно и секретной агентуры отделения; последнюю насадить во всех важнейших местах и направлениях возможного шпионажа и работы агентов враждебных государств во вред нашей армии; придать более широкое развитие контрразведывательным пунктам;

4. Необходимость более широкого содействия со стороны губернских жандармских и железнодорожных полицейских жандармских управлений, а также общей полиции в деле контрразведки.

Подлинный подписал: генерал-майор ДУХОНИН"1.

Генерал П.Г. Курлов, в период войны — генерал-губернатор прибалтийских губерний, в своих воспоминаниях пишет: "Не подлежит никакому сомнению, что такое учреждение было необходимо в чисто военных целях борьбы с вражеским шпионажем, но и эта специальная задача выполнялась очень слабо, ввиду полного незнакомства с делом личного состава, пополняемого чисто строевыми офицерами и даже прапорщиками запаса, из которых некоторые, получившие юридическое образование, не имели никакого понятия ни о существе розыска, ни о технической его стороне". И в подтверждение своих слов он приводит пример, когда "начальник контрразведывательного отделения доложил князю Туманову о целом заговоре, имевшем целью взрыв пороховых складов и важнейших мостов в округе. Начальник военного округа принял целый ряд чрезвычайных мер для охраны этих учреждений. На мой вопрос об источнике этих сведений начальник контрразведывательного отделения ответил, что получил сообщение от своего лучшего секретного сотрудника. Я потребовал назвать мне если не имя, то хотя бы кличку этого лица и, к моему ужасу, услышал псевдоним известного мне по прежней службе в департаменте полиции, выгнанного за шантаж секретного агента, о котором было сделано циркулярное распоряжение не допускать ни в одно розыскное учреждение. Нечего говорить, что никакого заговора не оказалось и дело ограничилось удалением агента"2.

Из далекого с того времени начала XXI века нелегко быть объективным, оценивая события столетней давности. Поэтому будет лучше, если выскажется директор Департамента полиции Моллов. Его мысли относятся к октябрю 1915 года и оставлены автором в "Записках о мерах борьбы со шпионством".

"Шпионаж по самой природе своей занятие живое, требующее большей сметливости и решимости, а потому, казалось бы, работа обоих розыскных офицеров, столь важная в государственном отношении, должна бы быть, в интересах дела, тесно связанной, согласованной, энергичной и свободной от всяких канцелярских проволочек, но на практике, к сожалению, приходится наблюдать другое: оба офицера совершенно самостоятельны, имеют каждый свою особую агентуру и не знают совершенно, что каждый из них делает, когда же нити розыска силою вещей приходят в соприкосновение, то они пишут друг другу бумаги, а тем временем дело стоит, удобный момент для какого-либо распоряжения упускается и розыск движется черепашьим шагом.

Такое раздвоение тождественной по предмету розыскной работы — вот первая допущенная военным министерством ошибка.

Создавая, наподобие охранных отделений, свои контрразведывательные бюро, Генеральный штаб несомненно имел, должно быть, в виду прийти на помощь жандармским и полицейским властям и облегчить им борьбу со шпионством, восполнив ощущаемый ими недостаток как в денежных средствах на расходы по розыску, так и в лицах по ведению агентуры по шпионажу.

Рассматривая учреждение контрразведывательных бюро с этой точки зрения, нельзя не признать их целесообразность, и весьма может быть, даже наверно, они принесли бы свою пользу, если бы в их организовании военное ведомство не сделало бы второй ошибки, а именно: оно не только не легализовало деятельность этих бюро, но приняло все меры к тому, чтобы законспирировать само их существование, даже начальникам их — жандармским офицерам приказано было носить не свою, а штабную адъютантскую форму.

Если военное министерство, поступая таким образом, хотело скрыть учреждение бюро от иностранцев, то оно не достигло своей цели и несмотря на это прежняя конспирация продолжается до сих пор, хотя явно не имеет никакого оправдания.

Создав контрразведывательное бюро, Генеральный штаб, не имея в своей среде людей, знакомых с техникой розыска, лишил их всякой исполнительной власти, даже той, которую они имеют по закону как жандармские офицеры, запретил им выступать открыто, а в изданной для руководства инструкции предписал вести агентуру и наружное наблюдение за шпионами, а в случае надобности в арестах или обысках обращаться к местным жандармским властям.

Вместе с тем, когда были открыты контрразведывательные отделения, губернские жандармские управления решили, что борьба со шпионством изъята из круга их обязанностей и передана всецело в ведение вновь образованных бюро при штабах военных округов.

Разоблачение иностранных разведчиков из крупного губернского учреждения перешло в ведение более чем скромного по численному составу отделения и притом единственного на весь военный округ, охватывающий несколько губерний, и, если жандармские управления, благодаря малочисленности своего штата, не могли бороться со шпионством каждое в своей губернии, то каких же результатов можно ожидать от бюро, которое по числу служащих меньше каждого из губернских жандармских управлений в отдельности и к тому же ещё функционирует нелегально и должно конспирировать от всех свою работу.

Таким образом, благодаря произведенной реорганизации военного сыска пресечение вредной деятельности иностранных шпионов из рук органов, облеченных соответствующей законной властью, перешло к начальнику бюро лицу, лишенному всякой власти, принужденному скрывать свое служебное положение и существование того учреждения, во главе которого он стоит, и могущему только при "хороших отношениях" с жандармскими властями округа рассчитывать на возможность реализации своих сведений путем ликвидации подозреваемых в шпионстве лиц.

Ясно, что при таких условиях борьба со шпионством не могла стать действительно успешной с учреждением новых органов военного сыска.

Необходимо реорганизовать контрразведывательные отделения, поставить их на надлежащую высоту, дать им власть хотя бы такую, какую имеет уголовная сыскная полиция, и тогда скажется продуктивность их работы.

Кроме того, в самой организации контрразведывательных отделений имеются такого рода недостатки, которые лишают их возможности плодотворно работать.

Прежде всего отделения конспирируют не только свою секретную агентуру, но и самое свое существование, так что рассчитывать на весьма необходимые в их деле поддержку и содействие правительственных учреждений, а тем более общества, они не могут.

Все деловые сношения бюро производятся не от имени последнего, а на бланках начальника, как офицера корпуса жандармов, и поэтому конспирация приводит к такому странному положению, что за границей не только все власти, но и общество знают об учреждении бюро, а в России о нем осведомлены из губернских должностных лиц только жандармские чины, некоторые лица прокуратуры и несколько полицейских чиновников, население же и общество никакого понятия об их существовании и деятельности не имеет.

Между тем дело борьбы с иностранным шпионажем должно быть популярным, национально-патриотическим, широко охватывающим все население, все слои общества, все правительственные учреждения, независимо от того, к какому они принадлежат ведомству.

Стыдиться борьбы с такой серьезнейшей для родины опасностью, разрушающей оплот государства, подрывающей его военную мощь и силу средств обороны от врага, угрожающей отечеству потерей несколько сот тысяч молодых жизней и миллиардными убытками, — казалось бы, нет оснований.

Контрразведывательные бюро, будучи учреждениями нелегализованными, должны работать как бы из подполья и скрывать свою деятельность и существование даже от воинских частей, между тем борьбу со шпионажем нужно сделать открытой, популяризировать её, придать ей патриотический характер, и тогда к ней примкнут силы народные, национальные.

Так именно и поступила Австрия, где органы правительственной власти, благодаря содействию воодушевленных любовью к отечеству городских и сельских обывателей, имеют полную возможность обследовать почти каждого приезжающего иностранца и тем сильно затруднить деятельность шпионских агентов.

Затем, кроме нелегализованности и излишней законспирированности, есть ещё одно обстоятельство, которое тормозит работу контрразведывательных бюро и делает её мало продуктивной, а именно: отделения находятся в полном подчинении и под непосредственным руководством окружных штабов, которые едва ли можно признать учреждениями достаточно осведомленными в деле розыска и, хотя во главе отделений и поставлены специалисты по этой части офицеры отдельного корпуса жандармов, но могут ли они широко развить дело военного сыска, раз они и шагу не могут ступить без указаний со стороны чинов Генерального штаба, состоящих при Управлении генерал-квартирмейстеров военных округов.

Таким образом, начальники бюро, обособленные от жандармских и общеполицейских органов сыска, сдавленные нелегальностью и конспиративностью, лишенные всякой исполнительной власти, часто находятся в безвыходном почти положении и представляют из себя каких-то пасынков службы.

Командированные в непосредственное распоряжение окружных штабов, они, естественно, порвали тесную связь с офицерами корпуса жандармов и хотя стараются поддерживать с ними отношения, но внутренняя оторванность все же ощущается, а это сказывается и на работе.

К жандармским чинам военная среда вообще относится недружелюбно, и потому, когда в окружных штабах появились жандармские офицеры, то встречены они были холодно, их терпят только по необходимости.

Само собою разумеется, что при описанных условиях начальник контрразведывательного отделения не может иметь достаточно нравственного подъема, столь необходимого ему при его серьезной и ответственной работе…

Переходя затем к штатам контрразведывательных отделений, нельзя не признать, что они настолько малы, что с трудом могут обслуживать самый пункт своего местопребывания — обыкновенно большой город с многочисленным населением.

Например, штат Одесского бюро состоит из начальника, его помощника, чиновника для поручений, несколько писцов и человек 10 филеров.

Спрашивается, разве можно серьезно предъявлять к начальнику малочисленного отделения требование о действительной борьбе со шпионством на пространстве всего Одесского округа, обнимающего собою Бессарабскую, Херсонскую, Таврическую и Екатеринославскую губернии и всю область Войска Донского.

С таким численным составом отделение едва ли может осуществлять розыск и наружное наблюдение в одной только Одессе с её разноплеменным семисоттысячным населением, среди которого иностранцами являются русские, а между тем в ведении отделения находятся кроме Одессы ещё такие важные в стратегическом отношении пункты, как гг. Николаев и Новочеркасск и крепости Очаков, Севастополь и Керчь.

При таких условиях отделению приходится обращаться к содействию жандармских властей и здесь то и дело сказывается вся нецелесообразность отчужденности отделений от жандармских управлений и необходимость присоединения к последним, так как теперь жандармские власти не принимают непосредственного участия в деле приобретения и руководства контршпионажной агентуры и не контролируют таковую, а лишь в крайних случаях, и то при наличности свободных агентов наружного наблюдения, учреждают временный надзор за подозреваемыми лицами впредь по прибытии на место филеров отделения, которые опять-таки далеко не всегда, ввиду их малочисленности, могут быть командированы.

Кроме того, наружное наблюдение даже и поставлено не может быть своевременно, а всегда с опозданием, так как оно обусловливается получением с места от агентуры письменного сообщения, на что всегда уходит несколько дней, не считая времени на сношения, хотя бы телеграфные, отделения с жандармской властью.

Не видя по целым месяцам агентуры и не имея возможности руководить ею, начальник бюро находится в полной от неё зависимости, должен принимать на веру её сообщения, не может получить личного впечатления о качестве сообщаемых донесением сведений и потому никогда не может быть гарантирован от злонамеренных проступков своего агента, который может вести двойную игру и служить не только России, но и соседней иностранной державе, давая хороший материал той стране, которая больше платит"1.

Директора, повторяя в основном его оценку, дополняет подполковник Кашинцев: "Создав контрразведывательные бюро наподобие охранных отделений и поставив во главе их жандармских офицеров, Военное ведомство не предоставило им законом определенной власти, даже той, которую имеют по закону жандармские офицеры, и, установив правилами ведение агентуры и наружного наблюдения за шпионами, предписало, в случаях надобности в арестах, обысках или иных следственных действий, обращаться к местным жандармским властям.

Губернские жандармские управления, облеченные установленной законом властью по производству дознаний в порядке 1035 ст. Уст. Угол. Суд. и переписок в порядке охраны по преступлениям, предусмотренным 108–119 ст. ст. Угол. Улож., являются в то же время слепыми исполнителями контрразведывательных бюро Военного ведомства, предъявляющих требования в тех случаях, когда является необходимость в правомочных по выполнению следственных действий лицах, как равно при содействиях в разработке имеющихся в контрразведывательном бюро сведений и ведении секретных наблюдений.

В силу такой организации шпионского сыска, пресечение вредной деятельности иностранных шпионов возложено на начальников контрразведывательных бюро, т. е. лиц, лишенных всякой власти, принужденных скрывать как свое служебное положение, так и существование того учреждения, во главе которого они стоят, и могущих только при хороших отношениях с жандармскими властями округа рассчитывать на возможность реализации своих агентурных сведений путем ликвидации подозреваемых в шпионстве лиц.

Контрразведывательные отделения находятся в полном подчинении и под непосредственным руководством окружных штабов, которые едва ли можно признать учреждениями, достаточно осведомленными в деле розыска и, хотя во главе отделений и поставлены специалисты по этой части, офицеры Отдельного корпуса жандармов, однако они, в силу означенного подчинения, не могут следовать ни собственной инициативе, ни пользоваться правом производства тех или иных действий или распоряжений без указаний со стороны чинов Генерального штаба, состоящих при Управлении генерал-квартирмейстеров военных округов…

Опыт деятельности контрразведывательных отделений обнаружил бессистемность работы этих отделений и неудовлетворительную постановку дела в них. Эти недостатки в особенности ярко обрисовались с началом военных действий, причем главнейшими причинами, тормозящими успешность работы в названных отделениях, явились: 1) перевод оборудованных контрразведывательных учреждений мирного времени с их опытными руководителями в штабы действующих армий и назначение на их место неподготовленных офицеров, 2) расстройство и потеря связей, приобретенных в покинутом отделением районе, и необходимость, вследствие этого, приобретения на новом месте новых связей и 3) крайнее затруднение для вновь открываемых при штабах действующих армий контрразведывательных отделений в приобретении агентов, сотрудников, осведомителей и т. п.

В этом последнем случае ярко обнаружилось отсутствие подготовленных кадров служащих указанных категорий и в этом отношении начальники вновь открываемых при штабах действующих армий контрразведывательных отделений были поставлены в крайне затруднительное положение, вследствие чего контингент служащих в отделениях состоит в большинстве случаев из лиц, далеко не удовлетворяющих своему назначению и даже совершенно неблагонадежных. Это последнее обстоятельство имело своим последствием возбуждение в большинстве случаев обвинения в шпионстве по совершенно неосновательным указаниям агентов и осведомителей…

Помимо указанных недостатков, являющихся, так сказать, следствием неудовлетворительной организации контрразведывательных отделений, замечается во вред делу некоторая отчужденность этих отделений от жандармских управлений и охранных отделений, выражающаяся в том, что начальники контрразведывательных отделений в своих требования к начальникам жандармских управлений и охранных отделений о производстве тех или иных отдельных действий по производящимся у первых расследованиям, не считают нужным посвящать последних в существо дела, вследствие чего роль жандармских управлений и охранных отделений в этих случаях сводится лишь к формальному исполнению ими требований без возможности для них свободного и полезного для дела развития и дальнейшего обследования вновь обнаруживаемых данных.

Несогласованность деятельности упомянутых розыскных органов в борьбе со шпионством замечается и при ведении наружного наблюдения за лицами, подозреваемыми в шпионстве, когда, благодаря той же отчужденности этих органов, очень часто за одними и теми же лицами ведется наблюдение одновременно несколькими розыскными органами, что, несомненно, только ухудшает общее дело политического розыска….

Контрразведывательное отделение формируется и состоит при разведывательном отделении отдела генерал-квартирмейстера штаба армии, причем начальник контрразведывательного отделения подчиняется начальнику разведывательного отделения.

Подчиняя себе контрразведывательное отделение, начальник разведывательного отделения всю тяготу канцелярской службы весьма часто возлагает на контрразведывательное отделение и зачастую сам не имеет своей канцелярии, следствием чего явилась перегрузка в исполнении не относящихся к прямым задачам контрразведки распоряжений.

Если в вопросах разведывательного характера начальник разведывательного отделения и является лицом компетентным, то в вопросах контрразведки, ближе всего подходящей по своему роду к борьбе с революционными организациями, он весьма часто может обнаружить полнейшее незнание как самой техники этой борьбы, приемов, выработанных долгим опытом, так даже многих терминов и понятий, которые для опытного розыскного офицера являются самыми обычными. Незнакомство с приемами наружного наблюдения, отчетностью и регистрацией может в значительной степени затруднять продуктивность работы отделения, если во главе его будет поставлено лицо, не имеющее розыскного ценза"1.

И, наконец, ещё один документ, относящийся к 1916 году, "Проект инструкции по контрразведке для губернских, областных, городских жандармских управлений и охранных отделений, составленный Департаментом полиции", свидетельствует о том, что Министерство внутренних дел не оставляло желания получить дело контрразведки в свои руки. Но, не предлагая по своему содержанию ничего принципиально нового, "Проект" подводит под предложение себя в качестве исполнителя следующую основу: "При заведении внутренней агентуры для борьбы с иностранной разведкой, надлежит пользоваться, по возможности, теми же правилами и приемами, какие выработаны практикой по политическому розыску, но необходимо принять во внимание следующие особенности розыскной работы по контршпионажу.

Органы политического розыска, при освещении деятельности представителей революционного подполья, имеют объектом своих осведомительных и наблюдательных задач более или менее определенные группы, организации и даже целые партии революционных работников, поставленных в необходимость взаимного между собой общения. Изложенное обстоятельство в самой широкой мере используется органами политического розыска и дает последним возможность путем соответствующего возведения на колеблющиеся и мало распропагандированные элементы подпольной периферии получать точные сведения не только о текущей конкретной деятельности тех или иных революционных организаций, но и о самых законспирированных намерениях и стремлениях руководящих лидеров таковых.

Несравненно более сложной по существу и значительно рознящейся от обстановки и требований политического розыска является работа по контршпионажу.

Самая густая сеть широко и планомерно поставленной шпионской деятельности ни в коем случае не может дать видимости и признаков группы, организации или партии, столь характерных в работе представителей революционного подполья. Даже допуская наличность в пределах той или иной страны отдельных подобных законспирированных штабов и промежуточных баз неприятельского шпионажа, необходимо признать бесспорным и не подлежащим сомнению тот факт, что каждый из агентов шпионажа, выполняя возложенные на него функции по собиранию сведений, действует непременно один, самостоятельно и без взаимодействующей поддержки таких же других шпионов.

Это отсутствие свойственных революционным партиям признаков артельности труда исключает возможность, при работе по контрразведке, иметь всем ту планомерную и стройную систему агентуры, которая обязательна для органов политического розыска. Задачей работы контрразведки является:

1) теми или иными способами установить наличность на местах отдельных шпионов или даже целых шпионских бюро и 2) систематическим, упорным освещением связей заподозренного установить несомненную наличность преступного деяния для предания виновного суду"1.

Приведенные оценки, проекты и предложения при их реализации могли бы привести к качественному росту профессионализма и становлению российской школы контрразведки. Но следующим годом был уже 1917-й, на котором история запнулась. Сегодня вряд ли возможно восстановить дальнейшие биографии ротмистра Лаврова, подполковника Кашинцева и других. Но документы с их именами, пока так и не опубликованные, раскрывают обстановку того времени, когда понятие "контрразведка" было ещё непривычно даже самим участникам процесса формирования принципиально новой службы, в необходимости которой сегодня никто не сомневается.

ОРГАНЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО СЫСКА

Политическая полиция, или сыск, в России — ровесник самого государства. Воеводы и Приказы тайных дел при Иване IV Грозном с опричниками и практикой доносов, начинающихся "словом и делом" (Малюта Скуратов), Приказ розыскных дел (князь Ф.Ю. Ромодановский) и Тайная канцелярия (граф П.А. Толстой — А.И. Ушаков — А.И. Шувалов) Петра I Великого, Тайная экспедиция (С.И. Шешковский — генерал-прокурор Правительствующего сената А.А. Вяземский — А.С. Макаров) Екатерины II и Павла I, Министерство внутренних дел (А.А. Аркачеев — А.Д. Балашов — А.Х. Бенкендорф) Александра I, II отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии (М.А. Болугьянский), корпус жандармов (А.Х. Бенкендорф — Л.В. Дубельт) и более известное современникам III отделение той же канцелярии (А.Х. Бенкендорф — князь А.Ф. Орлов — князь В.А. Долгоруков — граф П.А. Шувалов — Л.В. Дубельт) Николая I и Александра II, Департамент государственной полиции (граф М.Т. Лорис-Меликов и 18 следующих за ним директоров), просуществовавший от Александра II до Николая II. Государства без спецслужбы не бывает.

Менялось время, менялись лица, назначение всех перечисленных структур и организаций удачно выразил ещё Петр Великий: "Кто против Его Величества особы хулительными словами погрешит, его действо и намерение презирать и непристойным образом о том рассуждать будет, оный имеет живота лишен быть, и отсечением головы казнен.

Толкование. Ибо Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен. Но силу и власть имеет свои государства и землю, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять. И яко же о Его Величестве самом в оном артикуле помянуто, разумеется тако и о его цесарской супруге, и о его государственном наследии"1. Тогда, в эпоху единовластия монарха, все государственные преступления, начинались с выражения недовольства существующим строем, который был непосредственно связан с именем только одного человека. Затем следовали заговор и практические действия для свержения власти. Так что охранительные органы должны были смотреть "в корень".

Предшественник Департамента полиции — Третье отделение канцелярии сформировалось после восстания декабристов с основной задачей осуществлять секретный надзор и наблюдение за "настроением умов" различных слоев населения за состоянием и деятельностью государственного аппарата.

Одна из первых инструкций Министерства внутренних дел от 8 января 1807 года определяла: "Долг сего таинственного отделения полиции главнейше состоять будет в том, чтоб получать и ежедневно доносить все распространяющиеся в народе слухи, молвы, вольнодумства, нерасположение и ропот, проникать в секретные сходбища… Допустить к сему делу людей разного состояния и различных позиций, но сколько возможно благонадежных, обязывая их при вступлении в должность строжайшими, значимость гражданской и духовной присяги имеющими реверсами о беспристрастном в донесении самой истины и охранения в высочайшей степени тайны… Они должны будут, одеваясь по приличиям и надобностям, находясь во всех степенях народных между крестьян и господских слуг; в питейных и кофейных домах, трактирах, клубах, на рынках, на горах, на гуляньях, на карточных играх, где и сами играть могут, также между читающими газеты — словом, везде, где примечания делать, поступки видеть, слушать, выведывать в образ мыслей проникать возможно"1.

В задачи Третьего отделения входило:

"1) все вообще распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции;

2) сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов;

3) известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и пр., коих розыскание и дальнейшее производство остается в зависимости от министерства финансов и внутренних дел;

4) сведения подробные о всех людях, под надзором полиции состоящих, равно как и все по сему предмету распоряжения;

5) высылка и размещение людей подозрительных и вредных;

6) заведование — наблюдательное и хозяйственное — всех мест заточения, в коих заключаются государственные преступники;

7) все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в предел государства прибывающих и из оного выезжающих;

8) ведомости о всех без исключения происшествиях;

9) статистические сведения, до полиции относящиеся"1.

Основателем Третьего отделения был генерал-адъютант А.Х. Бенкендорф (1783–1844), который в январе 1826 года представил на рассмотрение Николаю I свой проект реорганизации полицейских органов.

Именно Бенкендорф в 1829 году предпринял попытку завербовать А.С. Пушкина, а несколько ранее — определить в жандармский дивизион его младшего брата Л.С. Пушкина2. Тайный полицейский надзор, установленный за А.С. Пушкиным по личному указанию Николая I в 1826 году, был снят лишь в 1875-м, т. е. спустя почти 40 лет после его смерти. Под надзором находились А.И. Герцен, А.С. Грибоедов, Н.А. Некрасов, В.Г. Белинский и другие. Со второй половины 1875 года в правительственных кругах обсуждался вопрос о внедрении секретных агентов политической полиции в среду революционной эмиграции.

С 24 октября 1860 года и до дня ареста — 7 июля 1862 года за Н.Г. Чернышевским была установлена систематическая слежка. Наружное наблюдение осуществлялось из комнаты в доме напротив, специально снятой по этому поводу. А с 17 ноября агентурные сообщения о том, что делал Чернышевский, кто у него бывал, куда он выезжал, с кем встречался и т. п., поступали в Третье отделение почти ежедневно. Тайным агентам удалось подкупить швейцара, отставного унтер-офицера Волынского полка Шульце, который отдавал им для предварительного просмотра всю корреспонденцию, адресованную Чернышевским. Затем на службу к ним была принята кухаркой жена того же швейцара, также завербованная охранкой, которая через своего мужа передавала документы, приготовленные Чернышевским для сожжения. Кроме этого, предпринимались попытки "разговорить" с помощью денег повара и кучера, служивших у Чернышевских, но те не сообщили ничего интересного3. Так достигалась комплексность наблюдения, когда в результате обобщения всех материалов складывалась картина, близкая к объективной.

После выстрела В.Д. Каракозова в Александра II (покушение было неудачным) началось восхождение генерала Ф.Ф. Трепова, который, по словам Б.А. Чичерина, был "человек умный, деятельный и энергичный, но в своем произволе не стеснявшийся ничем"1. При его участии произошла очередная реорганизация системы полицейского сыска. Перед упразднением в 1880 году Третье отделение насчитывало вместе со "сверхштатными и вольнонаемными" 72 человека, корпус жандармов же — 5,5 тыс. человек.

В то же время, по свидетельству члена "Верховной распределительной комиссии" И.И. Шамшина, который в 1880 году ревизировал деятельность политической полиции, "дела велись в III отделении весьма небрежно… они начинались почти всегда с какого-нибудь донесения, например, тайного агента или записанного полицией показания дворника. Писаны были подобные бумаги большей частью безграмотно и необстоятельно: дознания по ним проводились не всегда; если же и проводились, то слежка, односторонним расспросом 2–3 человек, иногда даже почти не знавших обвиняемого; затем составлялась докладная записка государю, в которой излагаемое событие освещалось в мрачном виде, с употреблением общих выражений, неблагоприятно обрисовывающих всю обстановку. Так, например, говорилось, что обвиняемый человек вредного направления, что по ночам он сходится в преступных связях с другими подобными ему людьми, ведет образ жизни таинственный; или же указывалось на то, что он имеет связи с неблагонадежными в политическом отношении лицами; далее упоминалось о чрезвычайной опасности для государства от подобных людей в нынешнее тревожное время и в заключение испрашивалось разрешение на ссылку в административном порядке того или другого лица"2.

Круг лиц, находившихся в поле зрения Третьего отделения, был неограничен. Даже члены императорской фамилии — великие князья и сам наследник престола не избежали внимания этого учреждения. В делопроизводстве Третьего отделения сохранилось множество агентурных донесений о том, как проводили время наследник и другие члены царской семьи. Судебные учреждения, земства, университеты, институты, гимназии, школы — все было охвачено регулярным негласным надзором. К 1878 году под наблюдением находилось 2575 человек. В России начала 80-х годов XIX века путь от свободного гражданина, подозреваемого в антиправительственной деятельности и во "вредном направлении мыслей", до поднадзорного лица был недолог. Обычно за "подозрительным лицом" устанавливалось "внутреннее наблюдение", которое завершалось обыском и арестом. Однако уже тогда было очевидно, что с ростом профессионализма революционеров, переходом от тактики индивидуального террора к организационной деятельности, с расширением их рядов, бороться прежними методами стало невозможно. Особенно действенных мер требовала работа с агентурой, необходимо было повысить её качественный уровень. Само начальство Третьего отделения было очень невысокого мнения о "нравственном облике" и "способностях" своих агентов. В 1874 году заведующий третьей экспедицией К.Ф. Филиппиус писал П.А. Шувалову: "Живо помню мое удивление, когда 1 апреля 1896 г. мне впервые были вручены суммы и вслед за тем представились мне господа агенты, а именно один убогий писака, которого обязанность заключалась в ежедневном сообщении городских происшествий и сплетен. Первые он зауряд выписывал из газет, а последние сам выдумывал; кроме того, ко мне явились: один граф, идиот и безграмотный; один сапожник с Выборгской стороны, — писать он не умел вовсе, а что говорил, того никто не понимал и с его слов записать не мог; двое пьяниц, из коих один обыкновенно пропадал первую половину каждого месяца, а другoго я не видел без фонарей под глазами или царапин на физиономии; одна замужняя женщина, не столько агентша сама по себе, сколько любовница и сподручница одного из агентов; одна вдовствовавшая, хронически беременная полковница из Кронштадта и только два действительно юрких агента. Вот состав агентуры, который я принял при вступления в управление третьей экспедицией"1.

И, видимо, это была картина повсеместная, недаром военный атташе в Германии А.А. Игнатьев пишет в своей книге "50 лет в строю": "В мемуарах бывших тайных агентов (открывающих, впрочем, только всем известные тайны) вербовка секретных сотрудников обычно изображается как дело, никогда не представляющее затруднений. Вырабатывались даже трафареты использования для этой цели определенных категорий людей — падших женщин, прокутившихся мужчин или карточных игроков. Но я уверен, что если бы кому-нибудь из усердных читателей подобных романов поручить выбор секретного сотрудника для самого незначительного дела, то он бы сразу понял, что безошибочных рецептов здесь нет, что вербовка агентуры — это ремесло, требующее многолетней и тяжелой практики, полной разочарований, провалов, неудач…" А он, военный разведчик, прекрасно знал предмет разговора.

Роль Петра Андреевича Шувалова на посту начальника Третьего отделения была весьма значительна. Представитель знатного рода, убежденный прагматик и сторонник реформ, граф Шувалов впервые в истории охранительных органов обращает внимание на роль наружного наблюдения и внутренней агентуры. Например, в обеих столицах он организует службу наружного наблюдения из сотрудников, негласно принятых на службу в городскую полицию ещё при своем предшественнике князе В.А. Долгорукове. А в области осведомления он надеялся на добровольцев из верноподданных граждан, которым предлагалось сообщать о подозрительных фактах в жандармские наблюдательные пункты. Шувалову же принадлежала инициатива закона, утвержденного в 1867 году Александром II, которым корпус жандармов официально стал именоваться "наблюдательным корпусом", что отстраняло его от расследования преступлений и выводило его деятельность из-под действия уголовного кодекса. Фактически же Шувалов просто получил большую свободу действий, оговорив в законе "исключительные случаи", в которых полиция может обращаться к жандармам за помощью. Но организовать такие просьбы труда не составляло, тем более что сам Шувалав совмещал должности начальника Третьего отделения и шефа жандармов. В 1874 году, войдя в конфликт с вновь назначенным министром юстиции К.И. Паленом и в связи с выходом на политическую арену народников, бороться с которыми Шувалов был не готов, он соглашается после восьмилетней службы на этом посту с предложением государя стать послом в Англии.

В конце 1878 года стало ясно: существующая система деятельности охранительных органов, не справляется с криминогенной ситуацией, в которой все более возрастающее влияние имеет политический терроризм "Народной воли". Пять лет борьбы научили народников основам конспирации. Теперь они уже ничем не напоминали наивных агитаторов, "ходивших в народ", с которыми полиция легко справлялась привычными методами. Остро встал вопрос реорганизации полицейских органов для повышения их эффективности. Александром II Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии было упразднено, и его функции перешли к вновь созданному Департаменту государственной полиции.

Силовое ведомство государственного аппарата в период своего наиболее эффективного существования имело следующую структуру, со строгим распределением решаемых задач и возложенных полномочий.

Корпус жандармов. Слово "жандармерия", от французского "вооруженный человек", — ровесник французской революции и Наполеоновских войн. В гатчинских войсках Павла I была учреждена воинская команда, называвшаяся то жандармским, то кирасирским полком. В 1815 году "главнокомандующий Барклай-де-Толли предписал избрать каждому кавалерийскому полку по одному благонадежному офицеру и по пять рядовых, на коих возложить наблюдение за порядком на бивуаках и канонир-квартирах, отвод раненых во время сражений на перевязочные пункты, поимку мародеров и т. п."1. В корпус отбирались наиболее развитые и грамотные солдаты из других родов войск (со стажем службы не менее 5 лет) при обязательной положительной рекомендации или сильной протекции. Возрастной ценз кандидатов — 25 лет. Кандидаты сдавали экзамены и проходили испытательный срок. При поступлении в корпус жандармов давали подписку о непринадлежности к тайным обществам.

Большевистскую же трактовку истории корпуса жандармов и его функциональных задач раскрывали "Правила поведения революционных социал-демократов" так: "Институт жандармов был установлен в России в царствование Николая I, ранее обязанности жандармов выполняли фельдъегери. Жандармы делятся на 2 дивизиона: охранительный и наблюдательный, к последнему принадлежат и железнодорожные жандармы. Охранительный дивизион заведует делами политического свойства, наблюдательный выступает в роли полиции в торжественных случаях. Жандармерия находится под управлением жандармского окружного управления; кроме того, существуют губернские и уездные управления; каждое управление пользуется услугами отряда жандармов под начальством жандармского офицера.

…Ни один из государственных институтов не пользуется такими широкими полномочиями и не выполняет таких разнообразных функций, как Жандармерия, перед ней пресмыкаются все власти и учреждения, в случае нужды она даже вправе арестовать начальника края. И все это могущество следствие её политической деятельности.

Вся территория Российской империи была разделена на 8 жандармских округов, во главе которых стояли жандармские генералы. Округ делится на "отделения", которые охватывали 1–3 губернии".

С 1868 года "шеф жандармов дозволил унтер-офицерам наблюдательного состава, если встретится надобность по службе, надевать партикулярное платье, но только в самых редких и крайних случаях и по возможности вне постоянного их расположения, где никто не должен знать об этом дозволении"1.

К офицерскому составу, основной силе, которая обеспечивала режим специфическими методами, предъявлялись особые требования. Так, инструкция требовала, чтобы "унтер-офицеры наблюдательного состава должны быть во всех отношениях благонадежными, не бывшие в штрафах, не польского происхождения или католического вероисповедания, не женатые на католичках, не евреи или перекрещенцы, а вполне здоровые, росту не меньше 2 аршин и 4 вершков и непременно настолько грамотные, чтобы могли свободно написать краткое донесение о происшествии и вообще обо всем ими замеченном". Существовали "подготовительные школы", где унтер-офицеры и офицеры проходили стажировку. На 3-6-месячных курсах изучались история корпуса, теория розыска, давались общие сведения о революционном движении.

К подбору кадров подходили весьма требовательно. Если кандидат соответствовал предъявляемым требованиям, то агенты-осведомители собирали о нем необходимые сведения и справки, которые вместе с заключением комиссии представлялись на утверждение шефу жандармов2.

Кандидатов на эти должности всегда было достаточно: заработная плата жандарма была значительно выше, чем у простого военного. От офицера, почувствовавшего призвание к жандармской службе, требовалось письменно изложить свои политические и общественные убеждения, подлежали выяснению причины, побудившие сделаться жандармом; наконец, надо было выдержать практический экзамен. "В ожидании экзаменаторов мы перешептывались о них. Оказалось, что экзаменационная комиссия состояла из старших адъютантов штаба корпуса при участии представителя Департамента полиции, тайного советника Янкулио. Этот худощавый старик, напоминавший наружностью Победоносцева (профессор гражданского права в Московском университете, член Государственного совета, обер-прокурор Синода), внушал нам особый страх, но почему, мы сами не знали.

В первый день держали устный экзамен. Меня спросили, читал ли я фельетон "Нового времени" о брошюре Льва Тихомирова: "Конституционалисты в эпоху 1881 года" и что я могу сказать по этому поводу. Вещь мне была известна, и мой ответ удовлетворил комиссию. Предложив мне перечислить реформы Александра II и предложив ещё несколько вопросов по истории и администрации и выслушав ответы, председатель комиссии объявил, что устный экзамен мною выдержан и что мне надлежит явиться на следующий день держать письменный…

На письменном экзамене мне попалась тема: "Влияние реформы всесословной воинской повинности на развитие грамотности в народе…".

Экзамен я выдержал. Меня внесли в кандидатский список, и я должен был ждать вызова для слушания лекций"1.

Чтобы выяснить наблюдательность и кругозор кандидата, экзамен содержал и такие вопросы: "Играете ли вы в карты?" — спрашивал экзаменатор. "Да, играю", — следует ответ. "Так расскажите мне все, что знаете насчет бубнового туза". — "Он красный на белом поле, на обороте имеет такой-то крап и т. п." — "А что вы ещё можете о нем сказать?" Офицер утверждает, что сказал решительно все. "Очень жаль, — говорит "профессор". — Вы не годитесь в жандармы: вы не заметили, что на обороте написано: "Карточный сбор идет в пользу благотворительных учреждений", жандарм не мог бы этого не заметить"2.

Именно жандармы являлись главным инструментом политического сыска до образования Третьего отделения. Позже корпус жандармов правительство придало Третьему отделению в качестве исполнительного органа. В его задачи входили аресты, обыски, следствие, содержание под стражей. Сыск же осуществляло Третье отделение. В исторической литературе часты ошибки из-за того, что, как правило, все охранные отделения укомплектовывались из жандармских офицеров, поэтому политический сыск осуществляли жандармские офицеры, служащие в составе охранных отделений. Кроме того, почти на всем протяжении истории раздельного существования полицейского аппарата и корпуса жандармов их объединяло общее начало — должности начальника полиции и шефа жандармов, как правило, находились в руках одного человека.

Жандармские чины были обязаны немедленно сообщать лицам местного прокурорского надзора и полиции "о всяком, замеченном ими происшествии, заключавшем в себе признаки государственного преступления", до прибытия полиции принимать все меры для того, чтобы предупредить уничтожение следов преступления и пресечь подозреваемому уклоняться от следствия". Они же производили дознание, в ходе которого вели розыск, расспросы и негласное наблюдение, осмотры, освидетельствования, обыски (с опечатыванием бумаг) и выемки. Позже полицейские функции все больше вменялись этим изначально военным подразделениям и они превратились в исполнительные органы Третьего отделения (и последующих наименований) полиции. В 1871 году впервые законом корпусу жандармов было предоставлено право задерживать как политических, так и "гражданских" преступников. А после ликвидации "хождения в народ", чья деятельность относилась к категории организованных политических преступлений, жандармы обязаны были, предупреждая заговоры, выявлять и раскрывать тайные общества и кружки, которые, по мнению министра юстиции Палена, политизируют народ и в которых вынашиваются планы убийства императора. Таким образом, корпус жандармов впервые получил право вести самостоятельную агентурную деятельность.

С 1907 году агентурный процесс в корпусе жандармов регламентируется документом, именуемым как "Инструкция по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях". Она являлась абсолютно секретным документом, подлежащим хранению только у начальника отдельной части. Снятие копий с неё категорически запрещалось. С офицерским составом она изучалась только в устном собеседовании с опорой на положительные и отрицательные примеры из собственной практики. Эта Инструкция классифицировала агентуру по следующим категориям:

1. Тюремная агентура — из числа содержащихся под стражей, "кои при полезности работы могут быть представлены к сокращению сроков";

2. Сельская агентура — сотрудники из числа членов мелких вспомогательных ячеек, а также вспомогательные агенты из более осведомленных непартийных крестьян. "Лучшим элементом для этой категории являлись содержатели чайных, хозяева и прислуга постоялых дворов, владельцы мелочных лавок, сельские и волостные писари, не имеющие наделов и работы, а потому проводящих все время в трактирах и чайных";

3. Университетская агентура — рекомендовалось "иметь в виду использование членов академических союзов, идейно стремящихся прекратить смуту и охотно дающих сведения, даже безвозмездно";

4. Железнодорожная, фабричная, профессиональная, просветительская и пограничная агентура;

5. "Изобретательская" агентура — "имея в виду возможность использования воздушных полетов и других новых изобретений, розыскные управления обязаны иметь сотрудников в тех частных обществах и студенческих кружках, которые занимаются авиацией, подводным плаванием как спортом или промыслом";

6. "Редакционная агентура" — для внутреннего "освещения" редакций оппозиционных газет;

7. "Оппозиционная агентура" — для "освещения лиц, настроенных критически, а часто и враждебно к правительству. Ее приобретение тем легче, что оно зиждется на хороших отношениях и осведомление совершается часто безденежно"1.

После уже упоминавшегося покушения В.Д. Каракозова на Александра II создается "охранительная полиция", которая по инструкции "пребывает постоянно там, где изволит присутствовать государь император или члены императорской фамилии". Так, "в садах, где августейшие особы изволят прогуливаться", стражники обязаны заблаговременно осматривать "аллеи и места, по которым обыкновенно прогулка бывает", и "обращать внимание на то, не скрывается ли кто-нибудь в клумбах, кустах или за деревьями и постройками". "При отсутствии публики" полагалось "держаться на значительном расстоянии, дабы не обращать на себя внимания", а в случае "появления публики" необходимо задержать лиц, которые, "пробираясь сквозь толпу, стараются приблизиться к высочайшим особам с подозрительными намерениями", а также "лиц, заметно переодетых в платье крестьянское или другое, несообразное с их наружностью и, очевидно, одетое с какой-нибудь предубедительной целью".

Все чины стражи имели удостоверения, в которых указывалось, что его предъявитель выполняет особые задачи. Свои обязанности они должны исполнять в "статском платье", и лишь в особых случаях незначительная часть военных стражников может быть наряжена в форменную одежду". Кроме того, "не отличаясь форменным костюмом, чины стражи для достижения цели должны держать себя так, чтобы на них не было обращено внимание общества". Они нигде и никому не объявляют своего звания и не объясняют своих обязанностей. "Когда им необходимо содействие наружной полиции, они предъявляют только свои особые билеты, которые отнюдь не передают никому под страхом самой строгой ответственности".

На охранную стражу возлагалось и ведение наружного наблюдения за местом пребывания императора для обеспечения его "безопасности и спокойствия".

Характер работы в охранном отделении, особенно для нижних чинов, был беспокойный и изнурительный, так как служба проходила без праздников и выходных, днем и ночью, при любой погоде, круглый год.

К стражникам предъявлялись строгие требования: "холостые, православные, крепкого телосложения и хорошего здоровья", "благообразной наружности", не говоря уже о "совершенной благонадежности"1.

П.А. Кропоткин в своих "Записках революционера" описывает систему охраны дворца Павла I в Гатчине, куда Александр III переехал, отказавшись поселиться в Зимнем дворце. "Я знаю это старинное здание, планированное как вобановская крепость, окруженное рвами и защищенное сторожевыми башнями, откуда потайные лестницы ведут в царский кабинет. Я видел люк в кабинете, через который можно бросить неожиданно врага в воду — на острые камни внизу, а затем тайные лестницы, спускающиеся в подземные тюрьмы и в подземный проход, ведущий к озеру. Все дворцы Павла I построены по такому же плану. Тем временем подземная галерея, снабженная автоматическими электрическими приборами, чтобы революционеры не смогли подобраться, рылась вокруг Аничкова дворца, где Александр III жил до восшествия на престол.

Для охраны царя была основана тайная лига. Офицеров различных чинов соблазняли тройным жалованьем поступать в эту лигу и исполнять в ней добровольную роль шпионов, следящих за различными классами общества. Бывали, конечно, комические эпизоды. Два офицера, например, не зная, что они оба принадлежат к одной и той же лиге, вовлекли друг друга в вагоне в революционную беседу, затем арестовали друг друга и, к обоюдному разочарованию, убеждались, что потратили напрасно время. Эта лига существует до сих пор (1898 год) в более официальном виде под названием "охраны" и время от времени пугает царя всякими сочиненными ужасами, чтобы поддержать свое собственное существование"1.

В 1911 году в Киев на открытие памятника Александру II приезжал Николай II. Его охрану обеспечивал полковник А.И. Спиридович, начальник "охранной агентуры", считавшийся одним из самых опытных жандармов. Перед прибытием высоких гостей город очищали от всех подозрительных элементов. Так, по подозрению в принадлежности к партии эсеров было арестовано 33 человека. Регистрационное бюро занималось проверкой политической благонадежности горожан, проживающих вдоль трассы предполагаемого проезда императора. Владельцам домов предписывалось держать запертыми ворота, а к окнам и на балконы допускать только хорошо известных им лиц.

В помощь местной полиции из столицы были командированы 189 жандармов и сотрудников центрального филерского отряда. На протяжении 43 километров вдоль дороги из Киева в Овруч через каждые 5 метров в шахматном порядке были расставлены солдаты и конная стража. В самом Киеве из черносотенцев была организована "народная охранка". На официальные торжества допуск осуществлялся по специальным пропускам. Этих пропусков устанавливалось 26 категорий, которые делили присутствующих по степени доверия. Дом генерал-губернатора, где остановился император, был взят в плотное кольцо охраны, во всех коридорах и на лестницах постоянно находились сотрудники в партикулярном платье. Театр, посещаемый гостями, также был "зачищен" публика строго профильтрована именными пригласительными билетами, зрительный зал и подсобные помещения тщательно проверены, даже вскрывался пол и осмотрена бархатная обшивка барьеров. В завершение была проверена люстра, чтобы убедиться, не подпилена ли она2.

Следствием убийства Александра II, которое, несмотря на охрану и все предосторожности, совершили народовольцы, явилось усиление полицейского аппарата, расширение его полномочий, изменение структуры. 1 марта 1881 года на базе Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии образован Департамент государственной полиции. И одновременно с ответом на доклад директора полиции В.К. фон Плеве министру внутренних дел графу Н.П.Игнатьеву, в котором говорилось: "Политические процессы последнего времени дают основание предполагать, что хотя социально-революционный заговор гнездится в самой России, тем не менее некоторые представители находятся за границей, и в их числе встречаются как люди, временно там пребывающие вне активного участия в террористических и иных революционных предприятиях на месте действия, так равно и старожилы — эмигранты, посвятившие себя литературной разработке вопросов, выдвигаемых ходом русского противоправительственного движения. Наблюдение за русской эмиграцией за границей, систематическое и негласное, составляет поэтому главную заботу русской государственной полиции"1, - создается "Заграничная агентура" с центром в Париже. Основным содержанием этих служб становится борьба с находящимися в глубоком подполье в России и за рубежом революционными партиями.

Появление на политической арене декабристов, петрашевцев и далее следующих привнесло в жизнь не только "хулительные слова", но и народовольцев с террором, эсеров с "эксами", Ленина с "учением Маркса", что влекло за собой куда более серьезную опасность для государства и царственных особ, чем все предыдущие контингенты поднадзорных. Только эсеры с 1902 по 1911 год в России совершили более 200 покушений и террористических актов. Объектами стали 2 министра, 33 губернатора, генерал-губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников охранных отделений, полицмейстеров, прокуроров, помощников прокуроров, начальников сыскных отделений, 24 начальника тюрем, околоточных и тюремных надзирателя, 26 приставов и исправников, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 8 присяжных поверенных, 26 полицейских агентов.

Партия эсеров ставила своей ближайшей целью свержение самодержавия, конечной — переустройство России на социалистических началах. Средствами борьбы были провозглашены: пропаганда, агитация и террор. Партия вела работу среди рабочих, интеллигенции и, где можно, среди крестьян.

Большевики, позже ставшие самостоятельной силой, первоначально были одной из фракций подпольного революционного движения. Жандармский генерал А.И. Спиридович объяснял приоритеты специальных служб в области борьбы с назревающей революцией так: "Увлечение марксизмом было в то время повальною болезнью русской интеллигенции, развившейся ещё в 90-х годах. Профессура, пресса, молодежь — все поклонялись модному богу — Марксу. Марксизм с его социал-демократией считался тем, что избавит не только Россию, но и весь мир от всех зол и несправедливостей и принесет царство правды, мира, счастья и довольства. Марксом зачитывались все, хотя и не все понимали его. Студенческие комнатки и углы украшались портретами "великого учителя", а также Энгельса, Бебеля и Либкнехта.

Само правительство ещё так недавно покровительствовало марксизму, давая субсидии через своего сотрудника на издание марксистского журнала. Оно видело в нем противовес страшного террором народовольчеству. Грамотные люди, читая о диктатуре пролетариата Маркса, не видели в ней террора и упускали из виду, что диктатура невозможна без террора, что террор целого класса неизменно ужаснее террора группы бомбистов. Читали и не понимали, или не хотели понимать, того, что значилось черным по белому.

А легальный марксизм питал идейно подпольную работу социал-демократов "Бунда" и "Российской" партии и очень облегчал им их задачу пропаганды и, стало быть, содействовал их успеху.

Непонимание нарождающегося врага во всем его значении со стороны центрального правительства не могло не отразиться и на местах. Жандармские управления не знали нового движения, а следовательно, не могли и бороться с ним, да к тому же они не имели на то средств. Кредит того времени на розыск или на т. п. агентурные расходы был мал до смешного"1. Много позже, когда большевистская "Искра" стала публиковать призывы к свержению существующего строя, к завоеванию "политической свободы", её "полные революционного огня и задора статьи как бы открыли глаза правительству, и оно узрело, наконец, весь вред марксизма, сеявшего классовую рознь и гражданскую войну, пропагандировавшего царство хама и босяка под именем диктатуры пролетариата. И правительство начало борьбу с социал-демократами более решительными мерами. Но в этой борьбе русское общество ему не помогало"2.

Только в 1911 году при Департаменте полиции для сотрудников охранных отделений и жандармских управлений были созданы трехмесячные курсы. На них изучалась история революционного движения, в том числе история РСДРП, партии социал-революционеров, анархистов и т. д. Особое внимание уделялось организации политического розыска, правилам работы филеров, содержания конспиративных квартир, изучению дактилоскопии и фотографии и т. п.

К концу своего существования в феврале 1917 года структура Департамента полиции выглядела следующим образом:

1. Первое делопроизводство (1880–1917) — распорядительное, заведовало общеполицейскими делами, распределением кредитов и личным составом.

2. Второе делопроизводство (1880–1917) — законодательное, занималось составлением полицейских инструкций, циркуляров, подготовкой законопроектов.

3. Третье делопроизводство (1880–1917) — до 1 января 1898 года вело политический сыск, гласный и негласный надзор, борьбу с политическими партиями и массовым движением, охрану царя, руководство заграничной агентурой, а также наружным и внутренним наблюдением на территории России. После большая часть этих функций перешла в Особый отдел.

4. Четвертое делопроизводство (1883–1902) — наблюдательное, производило надзор за ходом политических дознаний в губернских жандармских управлениях. С 1907 года осуществляло надзор за массовым рабочим и крестьянским движением, легальными организациями.

5. Пятое делопроизводство (1883–1917) — гласный и негласный надзор.

6. Шестое делопроизводство (1894–1917) — наблюдало за изготовлением, хранением и перевозкой взрывчатых веществ. С 1907 года выдавало справки о политической благонадежности лицам, поступающим на государственную службу.

7. Седьмое делопроизводство (1902–1927) — с 1902 года наследовало у 4-го делопроизводства наблюдение за дознанием по политическим делам, составляло справки о революционной деятельности лиц, привлеченных к следствию по делам о государственных преступлениях.

8. Восьмое делопроизводство (1908–1917) — заведовало сыскными отделениями — органами уголовного сыска, школой инструкторов и фотографией Департамента полиции.

9. Девятое делопроизводство (1914–1917) — контрразведка и надзор за военнопленными.

Кроме того, имелись Инспекторский отдел (1908–1912), Особый (политический) отдел (1898–1917), расположенный в знаменитом адресе Фонтанка, 16, 4-й этаж, в котором 1-е отделение занималось общей перепиской, 2-е отделение — по делам социал-революционеров, 3-е социал-демократы, 4-е — общественные организации национальных окраин, 5-е разборка шифров, 6-е — следствие, 7-е — справки о политической благонадежности. В штат Департамента включались и агентурный (секретный) отдел (1906–1917) и секретная часть — канцелярия1.

Среди высших руководителей департамента были люди высокообразованные, умные, профессионально владеющие своим "оружием". Для примера обратимся к биографии П.И. Рачковского.

Итак, Рачковский Петр Иванович (1853–1911). Потомственный дворянин, действительный статский советник, получил домашнее образование и, не имея чина, поступил на службу младшим сортировщиком Киевской губернской почтовой конторы, затем состоял на службе в канцеляриях: одесского градоначальника, губернаторов киевского, варшавского и в канцелярии Х департамента Правительствующего сената. В 1877 году назначен судебным следователем по Архангельской губернии, а в 1878-м, будучи уволенным, работает воспитателем в доме генерал-майора Каханова. В это время начал заниматься литературным трудом, печатаясь в газетах. С 1879 года заведовал редакцией вновь появившегося тогда журнала "Русский еврей". В 1879 году в Третьем отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии на него получены сведения о том, что он укрывает Л.Ф. Мирского, покушавшегося на жизнь генерал-адъютанта А.Р. Дрентельна. Оказавшись перед выбором, Рачковский выразил готовность оказывать полиции агентурные услуги. В 1881 году участвует в созданной в Петербурге Священной дружине. В 1883 году причислен к МВД с откомандированием в Департамент полиции. Весной 1884 года послан в Париж (женат он был на француженке) для заведования заграничной агентурой. Первым его заданием было установление места жительства убийцы Г.П. Судейкина народовольца Сергея Дегаева. Следует отдать Рачковскому, как профессионалу, должное. Его усилиями оперативный процесс был организован настолько грамотно, что информация поступала в Департамент полиции не только по русской эмиграции, но и по процессам, происходящим в самой России. Благодаря ему в течение нескольких лет охранка пользовалась "услугами" ряда высококвалифицированных агентов (Бинт, Геккельман и др.).

За непродолжительный период он сумел создать оперативные позиции ещё и в Швейцарии, Лондоне, Берлине. Эффект от разоблаченных в Париже его сотрудниками лаборатории эсеров-террористов содействовал укреплению дружественных связей России с Францией (по мнению С.Ю. Витте, Рачковский сыграл более значительную роль в создании Антанты, чем русская дипломатия). Он первым предложил в качестве посредников в перлюстрации корреспонденции в адреса русских политэмигрантов использовать консьержей и почтальонов, оплачивая их услуги несколькими франками. В Париже он впервые поставил агентурное наблюдение, постепенно вербуя секретных агентов из эмигрантов. В то время французы оказывали поддержку российскому сыску в выполнении его задач, соглашаясь на размещение на их территории представителей российской политической полиции.

Для борьбы с эмигрантами он пользовался их же средствами. Так во Франции по его инициативе была создана "Лига спасения русского отечества", чья деятельность была направлена против русской политической эмиграции. "Лига" призывала французов всеми способами, вплоть до террора, бороться с русскими "хулиганами", изменившими Родине, которые пытаются "стравить Францию и Россию"1. Департамент полиции высоко оценивал результаты его деятельности.

Слишком независимое положение Рачковского, достигнутое благодаря успешной 18-летней деятельности в Париже, соблазнило его на использование своей близкой связи с членами правительства, и он начал позволять себе вмешательство в дела международной политики, стал заниматься коммерческой деятельностью. Пользуясь расположением к себе своих французских коллег, Рачковский мог сводить счеты с мешающими ему людьми руками французской полиции и т. п.

В 1902 году он решился написать вдовствующей императрице Марии Федоровне, матери Николая II, что её сын приблизил к себе некоего француза Филиппа, гипнотизера и спирита, подосланного агента масонов. Это переполнило чашу терпения Николая II. Царь, узнав об этом, был взбешен, расценив такой шаг как вмешательство тайной полиции в личную жизнь императорской семьи. По его повелению Рачковского уволили из Департамента полиции и создали комиссию по проверке дел, к которым он имел отношение. Правда, в 1905 году по рекомендации могущественного петербургского генерал-губернатора Д.Ф. Трепова император Рачковского простил и назначил заведующим политической частью Департамента полиции на правах вице-директора.

В истории политического сыска в условия заграницы были и другие, не менее известные имена: Леонид Александрович Ратаев (1902–1905), сменивший Рачковского, — красивый светский донжуан, любитель-театрал, известный в Петербурге под кличкой "Корнет Отлетаев". Плеве его считал "слишком светским человеком" для работы в политическом сыске. Ему принадлежит знаменитая в то время фраза: "Особый отдел должен быть всегда на военном положении". Ратаев вербовал Азефа, благодаря которому он владел обстановкой в среде социал-революционеров и других партий. Он смог реорганизовать работу сыскных групп во всей Европе. Ему удалось подчинить себе почти все самостоятельные центры русской полиции на Балканах, в Галиции, Силезии, прусской Познани и Берлине. Его главным достижением были данные в октябре 1902 года, позволившие арестовать террористов Григорьева, Мельникова и самого главу боевой организации эсеров Гершуни (источником информации был Азеф, ставший после этой акции на место Гершуни).

В 1905 году после увольнения его в отставку без объяснения причин, вслед за убийством Плеве, генерал-губернатора Москвы вел. кн. Сергея Александровича и увольнения директора Департамента полиции Лопухина, его место занял Аркадий Михайлович Гартинг (Абрам Мовшевич Геккельман) (1905–1909), бывший агент, работавший с Рачковским под псевдонимом "Ландезен". Еще агентом, он специализировался на эсерах, в среду которых вошел по рекомендации самого "охотника за провокаторами" В.Л. Бурцева. По его информации французская полиция арестовала группу заговорщиков, занимающихся разработкой принципиально нового метательного снаряда для покушения на жизнь государя. Желая отомстить предателю, арестованные публично разоблачили Геккельмана, назвав его соучастником и главным финансистом. Суд постановил арестовать его, но полиция оказалась бессильной в своих розыскных возможностях. В то же самое время Александр III награждает его тайным указом, после чего "Ландезен" под новым именем переводится в Германию. Своим примером он лишний раз подтвердил, что лучшим методом борьбы с революционерами служит проникновение в их среду. Для этого от агента требуются такие личные качества, как крепкие нервы, высокая морально-психологическая подготовка и целеустремленный характер, чем сам он, без сомнения, обладал в полной мере. Кроме того, в этом случае агент становится перед лицом закона таким же преступником и несет на себе всю юридическую ответственность, но, как известно, "победителей не судят". Заграничная агентура под его руководством успешно решила задачу обеспечения безопасности следования из Балтики вокруг Европы на Дальний Восток эскадры адмирала З.П. Рождественского. Кроме того, он сумел организовать постоянно действующий канал поступления оперативной информации о деятельности в Европе сотрудников японских спецслужб.

Карьера Гартинга, достойная его способностей (действительный статский советник, кавалер многих российских орденов, кавалер ордена Почетного легиона), была прервана в 1909 году разоблачениями В.Л. Бурцева, опубликованными во французской печати. После Гартинга российской Заграничной агентуре пришлось перейти на нелегальное положение.

После разоблачения Гартинга в 1909 году в Париж для заведования Заграничной агентурой официально прибыл под прикрытием сотрудника Министерства иностранных дел Александр Александрович Красильников (1909–1917). Вслед за ним в Париже появилась целая группа опытных агентов, ранее служивших в охранных отделениях (им было приказано ни при каких условиях друг с другом не общаться). Пытаясь спасти положение, вызванное изменившейся политической обстановкой и, как следствие, расстановкой сил, а также разоблачительными публикациями, Красильников всю русскую агентуру внутреннего и наружного наблюдения постепенно заменил на французов и замаскировал её вывеской "Справочного бюро Биттер-Монен". Но к тому времени в России и в местах сосредоточения российской эмиграции развернул свою разоблачительную деятельность В.Л. Бурцев, на счету которого уже значились агенты департамента: Азеф, Гартинг, Жученко и др. Попытки, предпринимаемые Красильниковым для избавления от Бурцева, успехом не увенчались. В 1914 году началась Первая мировая война и вся деятельность Заграничной агентуры была переориентирована на разведку и контрразведку. Красильников после отречения Николая II от престола запер и опечатал помещение первого этажа русского консульства в Париже, чем закончил историю российского Заграничного бюро Департамента полиции. На тот момент его кабинет выглядел следующим образом: "В кабинете Красильникова стоял великолепный письменный стол красного дерева с роскошными бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна и два больших портрета царя и наследника.

Вдоль стен канцелярии стояли высокие, до потолка, шкафы с делами архив, а в двух шифоньерках помещались карточные каталоги. В одном шкафу хранились старые дела, лежали кипы агентурных листков и альбом фотографий революционеров. В канцелярии стояли три письменных стола с пищущими машинками и массивный несгораемый шкаф. В картонных каталогах находились: в первом — карточки с фамилиями и приметами 20 тысяч мужчин и женщин, замешанных в революционной деятельности; во втором — карточки с данными на 5 тысяч политических эмигрантов, проживающих за пределами России и находящихся под постоянным негласным надзором.

В стальных шкафах хранились досье на революционеров с указанием партийных кличек, родственных связей, любовных отношений. Отдельно находился шкаф, где содержались досье собственной агентуры, без фотографий, подлинных имен и фамилий, с одними кличками. В архиве четко фиксировались номера входящих или исходящих бумаг"1.

В России же в 90-x годах ведущую роль играет Московское охранное отделение во главе с Зубатовым. Зубатов Сергей Васильевич (1863–1917), ещё гимназистом, привлек к себе внимание Московского охранного отделения своими смелыми критическими высказываниями в адрес царя и правительства. Все члены гимназистского кружка, куда входил и Зубатов, были исключены из гимназии. После продолжительного нахождения под негласным надзором начальник Московского охранного отделения Бердяев приказал его задержать конспиративно и доставить для беседы к нему. Результатом этой "беседы" стала вербовка. После проведенных в Москве массовых арестов (не без активного информационного участия Зубатова), в результате которых было задержано около 200 участников революционных кружков, во избежание мести своих бывших друзей, Зубатов был переведен на официальную должность сотрудника охранки. Здесь он оказался на своем месте. Хорошо представляя себе положение дел в лагере теперь своих противников, имея все необходимые личные качества организатора и понимая, что имеющиеся в его распоряжении оперативные возможности настолько морально устарели, что не позволяют противостоять набирающему силу революционному процессу, он смог увидеть ещё не реализованные возможности. Пройдя школу становления оперработника, он возглавил охранное отделение в Москве.

Его служба была на положении оперативного отряда Департамента полиции. Лично Зубатов разработал свою систему полицейского сыска. Она сводилась к подготовке квалифицированной и строго законспирированной агентуры, к новым приемам её страховки от разоблачения, сочетанию работы внутренней и внешней агентуры. В марксизме, который вышел к тому времени на авансцену политической жизни России и завоевал позиции в рабочем движении, московская охранка почувствовала грозную силу и заранее начала внедрять в социал-демократические организации своих лучших агентов. Такой подход Зубатова скоро стал давать свои результаты — ни одна московская рабочая организация или группа не могла закрепиться больше, чем на несколько месяцев, полгода — считалось уже долго.

"Сейчас вопрос стоит так, — убеждал он великого князя Сергея Александровича, от которого зависело "быть или не быть", — кто овладеет этим рабочим движением: мы или социалисты. Если им овладеют социалисты, революция в России будет неизбежна. Поэтому, мне думается, нужно разрешать легальные рабочие организации. И там через нашу тайную агентуру — внушать идею, что в их бедном положении виноват не император, а те плохие люди среди фабрикантов и заводчиков. Император же делает все возможное, чтобы улучшить положение рабочих. В это же время нужно добиться через его императорское величество некоторых экономических уступок рабочим от владельцев заводов — улучшить условия труда, несколько повысить зарплату. Это не только отвлечет рабочих от участия в социалистическом движении, но и существенно укрепит авторитет власти. Иными словами, мы подчиним себе рабочее движение и направим его в нужное русло. В то же время в легальных рабочих организациях сравнительно легко выявлять революционеров, их агитаторов и пропагандистов.

— А знаете, ротмистр, — согласился великий князь, — в ваших предложениях действительно что-то есть"1.

Так было положено начало принципиально новому подходу к решению главных задач, который носил название "Система полицейского социализма", в основе которой лежали 4 принципа:

1. Отрицание всех форм и методов насилия и замена революционного движения "эволюционным".

2. Самодержавная форма правления — "внеклассовая" и в области социальных отношений включает в себя "третейское начало, склонное к справедливости".

3. Противопоставление профессионального движения, не отрицающего капиталистический строй, рабочему движению, исходящему из социалистических начал.

4. Строгое разграничение самодеятельности населения и власти. Самодеятельность ограничивается там, где начинаются права власти, все должно идти через власть и ею направляться.

Следуя этим принципам, Зубатов смог доказать необходимость легализации в России несоциалистических и "неполитических" рабочих организаций. В 1901 году в Москве появилась первая легальная организация "Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве". Во главе всех этих организаций, созданных в разных городах, стояли "избранные" советы рабочих, в которые были включены и агенты охранки. "Значит, мораль такая, — писал сам Зубатов, — 1) идеологи — всегдашние политические эксплуататоры масс на почве их нужды и бедности, их надо изловить и, 2) борясь с ними, помнить всячески: "бей в корень", обезоруживая массы путем своевременного и неустанного правительственного улучшения их положения на почве мелких нужд и требований (большего масса никогда сама по себе и за раз не просит). Но обязательно это должно делаться самим правительством, и притом неустанно, без задержки"1.

"Полицейский социализм" Зубатова, бесспорно, был новым словом в тех условиях, ломал стереотип мышления, в том числе и полицейского. На практике случались и казусы. В 1902 году в Петербурге по поручению Департамента полиции Азеф организовал комитет партии социал-революционеров, доставку нелегальной литературы из-за границы и кружок, в котором пропагандистом был молодой эсер Н. Крестьянинов, а слушателями — штатные сотрудники столичного Охранного отделения. Азеф не мог не создать кружка, иначе ставилась бы под сомнение его репутация в партии, охранка не желала допустить существование кружка, в котором с её ведома рабочим внушали бы разрушительные идеи. Охранники аккуратно посещали занятия, Крестьянинов, как умел, растолковывал им социалистические учения и снабжал слушателей нелегальной литературой, ввезенной Азефом, а те, не читая её, сдавали полицейскому начальству2.

Понимая, что агентура была и есть основное, больше того, единственное оружие в его руках, он много внимания уделял её совершенствованию. Здесь он тоже был талантлив. Весь процесс обычно начинался с допроса задержанных. По воспоминаниям одного из руководителей московского "Рабочего союза", С.И. Мицкевича, "его допросы носили своеобразный характер: Зубатов вел беседы на самые разнообразные темы в непринужденном тоне и увлекал искренней беседой собеседников. Многим арестованным казалось, что это просто столкновение двух мировоззрений, и они, излагая свою точку зрения, тем самым выдавали часто все, что касалось их личной и революционной деятельности. Он давал арестованным читать книги, газеты, журналы, особенно рекомендовал книги Бернштейна, горячим поклонником которого являлся, отпускал арестованных под честное слово в город, предлагал взаймы деньги, заводил дружескую переписку и т. д…И надо сказать, что многие недостаточно стойкие и убежденные арестованные шли на удочку Зубатова: одни искренне уверовали, что под полицейской охранной опекой можно организовать рабочее движение на почве борьбы "за экономические свободы", другие, испугавшись репрессий и соблазнившись "тридцатью сребрениками", становились предателями и провокаторами"1. Обладающий известным "психологическим чутьем", Зубатов почти всегда достигал поставленных целей. На практике часто приходилось в угоду генеральному замыслу, но вопреки желаниям фабрикантов заставлять их, не дожидаясь повелений сверху, идти на уступки. Иногда, в случае их отказа, он прибегал к угрозам, пользуясь страшным именем охранки. Теперь стачки проходили при полном, почти благосклонном невмешательстве властей. Апофеозом практики Зубатова была им же организованная манифестация, где более шестидесяти тысяч рабочих торжественно отправились в день освобождения крестьян возложить венок к памятнику Александру II. Но выпущенного из бутылки джинна удержать или хотя бы контролировать уже было невозможно. Стачки стали приобретать все более внушительный характер. Наступило время разочарования.

С.В.Зубатов был гением в своей профессии. Это признавали даже его недруги из числа коллег, но особенно убедительно звучали оценки его врагов из числа революционеров. Его можно назвать создателем стройного учения о вербовке, обучении и использовании агентуры. "Я, офицер, должен якшаться с наушниками и соглядатаями" — так, наверное, с презрительными чувствами думаете вы? Но важны не сами по себе явления и факты, а ваша точка зрения на них… Охранение общественной безопасности невозможно без политического розыска, а розыск без информации — это гончая собака без нюха. Жизнь меняется. При царе Иване Грозном преступников четвертовали, при нашем государе мы поставлены на пороге парламентаризма. Но как при Иване Грозном, так и при нынешнем монархе невозможно выкорчевать оппозицию правительства и революционные тенденции. Однако быть в курсе деятельности оппозиционеров и революционеров — наш долг. Быть в курсе и наносить неожиданные удары. И единственное, решительное средство для этого — иметь своих людей в каждой ячейке общества. Внутренняя, совершенно секретная и постоянная агентура главное и единственное основание политического розыска. И задача жандармского офицера, главная забота — организовать сеть секретных осведомителей во всех слоях общества. Пути поиска таких людей различны, но метод один: офицер охраны должен быть человековедом. А знать человека, как справедливо говорил мудрый Дизраэли, — это знать его слабости. К чему наиболее слаб человек? К деньгам. Гоните прочь "штучников", которые за рубль несут вам протухший слушок. Но не скупитесь на тех, кои, будучи поколеблены в пользе своей революционной деятельности и в то же время нуждаясь в деньгах, хотя и не изменяют коренным образом убеждений, однако ради звона злата согласны информировать вас о деятельности своих сотоварищей. Еще ценнее для нас те, чье самолюбие было чем-то ущемлено, кто считает себя по способностям и заслугам достойным более высокого положения в сообществе, однако не признан, — таковые готовы по злопамятности и мести выдавать сотоварищей. Однако наиболее важны деятели партии, превращенные путем убеждений в действительных сотрудников на жалованьи. Такие служат наиболее усердно, и я знаю немало их, сделавших завидную карьеру в обществе… Повторяю и повторяю, не смотрите на дело приобретения сотрудника как на рыночную куплю-продажу. И ни в коем случае не относитесь к вашему человеку небрежно или, хуже того, с презрением, коего он, возможно, и заслуживает, ибо никто из нас не станет оправдывать Иуду, продавшего Христа. Однако упрячьте эти мысли и чувства поглубже и смотрите на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в тайной связи. Берегите её, как зеницу ока. Один неосторожный шаг — и вы её опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно"1.

В Охранном отделении карьера С.В. Зубатова закончилась в 1903 году, когда враги, объединив силы, обвинили его в революционизме. Великий князь Александр Михайлович доложил государю, что забастовки устраивает сам Зубатов. Плеве тоже сказал свое слово, в результате — отставка, сопровождаемая обыском в кабинете. Зубатов был арестован и выслан во Владимир. Находясь в ссылке и в опале, своих убеждений он не поменял. Спустя 14 лет, после Февральской революции, когда представители новой власти вскрыли документы, которые рисовали Зубатова демоном провокации, сторонником вседозволенности, он понял, что суда ему не избежать, события загнали его в угол. Вскоре после отречения Николая II Зубатов застрелился2.

Петербургским охранным отделением перед революцией руководил Александр Васильевич Герасимов, принявший под свое "попечение" Азефа и взявший тактику Зубатова, как наиболее эффективную. По устоявшемуся мнению, Герасимов знал об устремлениях террористов все и полагал, что он не только предотвращает покушения, но и в состоянии с помощью эсеров расправиться с любым, какое бы высокое положение он ни занимал. Министр внутренних дел Столыпин в поездках специально держал Герасимова подле себя, надеясь, что начальник охранки не допустит покушения на министра.

Герасимову было выгодно не раскрывать всех покушений, не сажать всех боевиков, — пусть они бросают бомбы где угодно, но только не в столице, за спокойствие которой нес ответственность он. Например, ему принадлежит авторство следующей тактики оперативных комбинаций. Азеф заблаговременно доносил о том, что боевиками, которыми он же и руководил, готовится убийство. Герасимов усиливал охрану и в нужный момент выпускал на улицу самых неумелых филеров, "брандеров", которые так вели наблюдение, что не заметить их мог только слепой. Не зная этого, они непременно спугивали объектов, и те прекращали подготовку покушения. Через некоторое время боевики возобновляли действия и опять натыкались на "брандеров". Сдавали нервы, группа рассыпалась, и боевики ни с чем покидали Россию.

Бесспорно, среди охранников были весьма грамотные люди, были и идейные борцы с революционной крамолой, но была ещё одна причина, заставлявшая армейских офицеров переодеваться в мундиры голубого цвета. О ней сообщил бывший директор Департамента полиции С.П. Белецкий: "…был в Департаменте другой документ, также не опубликованный, а секретно хранимый, предоставляющий, вне всяких наградных норм и законного порядка, исполнительных чинов розыскных учреждений, активно принимавших участие в борьбе с революцией. Это высочайшее повеление имело большое значение для офицеров, ибо на основании этого акта, вне соблюдения установленных в военном ведомстве наградных норм и правил старшинства в чине подполковника, полковника и генерала, связанных с материальным улучшением служебного положения, офицеры, несущие розыскную службу, не только обгоняли в чинах своих сверстников по службе в армии, но и своих товарищей служивших в учреждениях следственного характера… Как пример могу указать производство в 5 лет А.В. Герасимова из чина ротмистра в генерал-майоры и награждение его в этот период орденами до Станислава I степени включительно"1.

Департамент полиции в своем арсенале располагал широким набором средств ведения политического сыска, включающим наружную разведку (филеров), перлюстрацию корреспонденции ("черные кабинеты") и внутреннюю агентуру.

Эффективным инструментом в руках полиции была хорошо отлаженная система наружного наблюдения.

Свое задание "наряд" получал непосредственно от заведующего агентурой. Агенты внешнего наблюдения были обязаны предоставлять подробные сведения о том, когда и куда ходил или ездил наблюдаемый, с кем встречался или беседовал, во что был одет, каковы были приметы лиц, с которыми он общался, что он носил или возил с собой, где, когда и как исчез из-под наблюдения и т. п. Эта категория агентов была наименее оплачиваемой (жалованье "филера" составляло 25-100 руб. в месяц, в зависимости от "квалификации") и находилась под неусыпным надзором заведующего агентурой. Для филеров снимались специальные помещения — конспиративные квартиры, где они получали инструктаж перед "дежурством", а по его окончании писали рапорты заведующему агентурой. Инструкция запрещала агентам приближаться к наблюдаемым, подслушивать их разговоры, вступать с ними в непосредственное соприкосновение. В ресторанах, кафе, клубах, трактирах и других общественных местах филеры должны были останавливаться у входа или занимать места вдали от наблюдаемого, чтобы не возбуждать у него подозрения. Как правило, агенты наружного наблюдения не знали ни фамилии, ни профессии лиц, порученных их "заботам". Их не ставили в известность и о причинах установления наблюдения. Агент не знал, за кем наблюдает: за "врагом внутренним" или же за "своим", секретным сотрудником в целях проверки правильности его донесений. Подозреваемые, попавшие в их поле зрения в отчетных документах, должны проходить только по кличкам, причем она, кличка, должна быть краткой, из одного слова, и характеризовать внешность или впечатление, которое объект производит.

Отдел наружного наблюдения каждого Охранного отделения состоял из заведующего, участковых квартальных надзирателей, вокзальных надзирателей и филеров. Они работали в составе групп из одного старшего и двух и более младших наблюдательных агентов. В ведении отдела был конный двор, все извозчики состояли на службе в Департаменте полиции.

Участковые надзиратели наводили справки об интересовавших охранку лицах и поддерживали связь с филерами. Вокзальные надзиратели присутствовали при прибытии и отправлении поездов и, в случае необходимости, задерживали выслеженных филерами лиц.

Набирать филеров охранники предпочитали из отставных унтер-офицеров. Большинство из них были полуграмотными, едва умели писать. Предпочтение отдавалось политически и нравственно благонадежным, терпеливым, настойчивым, не болтливым. Служба филеров не была почетной и престижной. Да и по отношению к жандармским офицерам он чувствовал себя просто ремесленником, лишенным профессионального достоинства.

Бюджет охранных отделений предусматривал средства на гражданское платье, но бюрократизм был сильнее элементарного здравого смысла, и в результате одинаковая казенная одежда, "гороховое пальто", стало символом филера. В качестве средства передвижения, повышающего мобильность отряда, уже тогда использовались велосипеды.

Часто нескольким сотрудникам приходилось наблюдать за одним и тем же лицом, перепроверяя друг друга — информация становится объективнее, если подтверждается вторым независимым источником. Сыщикам выдавались удостоверения с вымышленной фамилией, где указывалась должность — "агент наружного наблюдения". При необходимости филеры производили задержание подозреваемого, предотвращая совершение преступления. А когда не хватало доказательной базы, филеры привлекались судом в качестве свидетелей.

Уже тогда для конспирации практиковались стационарные посты наблюдения. "За нами не ходили шпионы, не подсматривали за каждым шагом, писал в воспоминаниях народоволец А.В.Прибылев, — все шпионы в костюмах околоточных надзирателей были расставлены на перекрестках и замечали каждого из нас, проходивших мимо них. Они отмечали в своих книжках, кто из нас и в каком направлении отправляется, когда и с кем видится и пр…Такой надзор не бросался в глаза выслеживаемому, давал полную картину наших действий. Все это стало нам известно лишь после ареста, тогда же мы ходили впотьмах, уверенные, что о нашей конспиративной деятельности никто не догадывается"1. Способы осуществления наблюдения в зависимости от условий были следующими:

1) наем в гостиницах и частных квартирах комнат, расположенных напротив или около адресов объектов наблюдения;

2) наем закрытых извозчиков для возможности контроля за входами и выходами из подъезда дома, за которым ведется наблюдение;

3) установление оперативных контактов под каким-нибудь предлогом с привратниками домов и получение от них необходимой информации (этот вариант исключал необходимость безотлучного нахождения на улице сотрудника);

4) при получении сведений о предстоящем отъезде подозреваемого филеры концентрировались таким образом, чтобы отъезжающий, направляясь на один из вокзалов, не мог миновать контроля наблюдения.

При С.В. Зубатове его личный друг и гений филерского наблюдения Евстратий Павлович Медников, участвовавший ещё в разгроме "Народной воли", организовал в Москве школу подготовки филеров ("Евстраткина школа") и элитарный "летучий отряд" для выполнения особо сложных заданий, связанных с необходимостью командировок за пределы Москвы. Его ученики интуитивно безошибочно по внешнему виду находили в толпе революционеров. От них почти невозможно было скрыться, революционеры принимали это к сведению и старались без особой необходимости в Москву не заезжать2. Сам Медников был примером подражания для своих учеников. Он в любое время и в любой ситуации был готов на полном ходу остановить извозчика, вскочить в поезд, куда бы тот ни следовал. На знакомой территории он никогда не терялся, прекрасно ориентировался. От учеников требовал, чтобы все они уже имели опыт военной службы, потому что борьба с революционерами может быть жестокой. Помимо мужества, нужны были особые способности, например умение не привлекать внимания, оставаться незамеченным. Одежда, голос, манеры поведения не должны бросаться в глаза. Взгляд не должен долго задерживаться на одном предмете: именно глаза наиболее выразительны. Он требовал обязательно указывать в отчетах о каждом факте визуального контакта с объектом. Им строго запрещалось употребление спиртного. Кроме того, он считал, что чрезмерная нежность к семье или женщине вредит службе филера.

Полковник Спиридович вспоминает, как после убийства эсерами уфимского губернатора Богдановича по всей империи был объявлен розыск исполнителя покушения и даны его приметы. "Около шести часов вечера дежурившие на станции Киев-второй филеры встретили шедший в Киев пассажирский поезд. Когда поезд остановился, из вагона вышел хорошо одетый мужчина в фуражке инженера с портфелем в руках. Оглянувшись рассеянно, инженер пошел медленно вдоль поезда, посматривая на колеса и буфера вагонов. Вглядываясь в него, наши люди не двигались. Поезд свистнул и ушел. Инженер остался. Как будто бы — "он", думали филеры, но сходства с карточкой нет! Вдруг инженер остановился, нагнулся, стал поправлять шнурки на ботинках и вскинул глазами вкось на стоявших поодаль филеров. Этот маневр погубил его. Взгляды встретились.

"Наш, — сказал старший филер, — глаза его, с косинкой, он". Филеры стали ещё осторожнее. Каждый делал свое дело. Все были одеты по-разному, двое богомольцами. Близко была Лавра.

Оправившись, Гершуни (это был он — глава боевой организации эсеров, которого позже, после удачно разработанной и успешно проведенной "ликвидации", заменил Азеф) пошел вдоль полотна и направился к городу. Пошли и филеры…. Гершуни подошел к ларьку минеральных вод и спросил лимонаду. Он очень волновался: рука дрожала, стакан ходил. Выпив кое-как лимонад и расплатившись, он направился к вагону. Двое филеров опередили его и заняли площадку. Гершуни, бледный как полотно, зашатался. Задние фигуры схватили его: "Вы арестованы"… Появились извозчики, городовой"1.

В школе Медникова филер должен был быть готовым ответить любопытному швейцару, что ему здесь нужно. Выпускник школы мог пролежать в баке над ванной целый вечер (такой пример был на практике), он мог без багажа вскочить в поезд и уехать внезапно, без денег за тысячи километров, мог оказаться за границей без знания языка страны пребывания. Если он изображал извозчика, торговца или лоточника, то даже профессионал не мог признать в нем сотрудника. При необходимости он мог прикинуться пьяным, дурачком. При ведении наблюдения за эсеровскими боевиками всегда был риск получить на окраине города пулю или удар ножа, но филера готовили и к этому.

О порядках и взаимоотношениях, которые были нормой в филерской среде, дает представление тот же Спиридович: "Двенадцать часов ночи. Огромная низкая комната с большим дубовым столом посредине полна филеров. Молодые, пожилые и старые, с обветренными лицами, они стоят кругом по стенам в обычной позе — расставив ноги и заложив руки назад.

Каждый по очереди докладывает Медникову данные наблюдения и подает затем записку, где сказанное отмечено по часам и минутам, с пометкой израсходованных по службе денег.

— А что же Волк? — спрашивает Медников одного из филеров.

— Волк, Евстратий Павлович, — отвечает тот, — очень осторожен. Выход проверяет, заходя куда-либо, также проверку делает, и опять-таки и на поворотах, и за углами тоже иногда. Тертый.

— Заклепка, — докладывает другой, — как заяц, бегает, ничего не видит, никакой конспирации, совсем глупый…

Медников внимательно выслушивает доклады про всех этих Заклепок, Волков, Умных, Быстрых и Галок, — так по кличкам назывались все проходящие по наблюдению. Он делает заключения, то одобрительно кивает головой, то высказывает недовольство.

Но вот он подошел к филеру, любящему, по-видимому, выпить. Вид у того сконфуженный. Молчит, точно чувствует, что провинился.

— Ну, что же, докладывай! — говорит иронически Медников. Путаясь и заикаясь, начинает филер объяснять, как он наблюдал с другим филером, Аксеновым, за "Куликом", как тот зашел на "Козихинский пер., дом № 3, да так и не вышел оттуда, не дождались его".

— Так-таки и не вышел, — продолжает иронизировать Медников.

— Не вышел, Евстратий Павлович.

— А долго ты ждал его?

— Долго, Евстратий Павлович.

— А до каких пор?

— До одиннадцати, Евстратий Павлович.

Тут Медников уже не выдерживает больше. Он уже знает от старшего, что филеры ушли с поста в пивную около 7 часов, не дождавшись выхода наблюдаемого, почему он и не был проведен дальше. А у "Кулика" должно было состояться вечером интересное свидание с "приезжим" в Москву революционером, которого надо было установить. Теперь этот неизвестный "приезжий" упущен.

Побагровев, Медников сгребает рукой филера и начинает спокойно давать зуботычины. Тот только мычит и, высвободившись, наконец, головой, всхлипывает:

— Евстратий Павлович, простите, виноват.

— Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, говори прямо, а не ври! Молод ты, чтобы мне врать. Понял, мо-лод ты! — с расстановкой отчеканил Медников. — Дурррак! — И ткнув ещё раз, больше для виду, Медников, уже овладев собой, говорит спокойно: — По пятерке штрафу обоим! А на следующий раз — вон; прямо вон, не ври! На нашей службе врать нельзя. Не доделал — винись, кайся, а не ври!

Эта расправа по-свойски: своя, Евстраткина система. То, что происходит в филерской, знали только филеры да Медников. Там и награды, и наказания, и прибавки жалованья, и штрафы, там и расходные, т. е. уплата того, что израсходовано по службе, что трудно учесть и что всецело зависит от Медникова.

Просмотрев расход, Медников произносил обычно: "Ладно, хорошо". Найдя же в счете преувеличения, говорил спокойно: "Скидай полтинник, больно дорого платишь извозчику, скидай". И филер "скидал", зная, что, во-первых, Евстратий Павлович прав, а, во-вторых, все равно всякие споры бесполезны"1.

Специфика этой службы требовала профессионализма. На случай можно надеяться, но результат всегда обеспечивается грамотными решениями. "Поставленное наблюдение взяло в проследку студента-политехника. Была установлена его квартира, за которой тоже учредили наблюдение. По данным агентуры выходило, что в одной из лабораторий политехнического института потихоньку приготовляется для чего-то гремучая ртуть. Невольно приходила мысль о связи этих двух обстоятельств….

Однажды вечером пришедшие с наблюдения филеры доложили, что на квартиру наблюдаемого политехника проведен был с каким-то свертком, по-видимому, студент, которого затем потеряли, что сам политехник много ходил по городу и, зайдя под вечер в один из аптекарских магазинов, вынес оттуда довольно большой пакет чего-то. С ним он отправился домой, прокрутив предварительно по улицам, где ему совершенно не надо было идти. Пакет он нес свободно, точно сахар. В ворота к себе он зашел не оглядываясь, но минут через пять вышел без шапки и долго стоял куря, видимо проверяя. Уйдя затем к себе, политехник снова вышел и снова проверил, нет ли чего подозрительного. Но, кроме дремавшего извозчика да лотошника со спичками и папиросами, никого не было… Их-то он и не узнал.

Эти данные были очень серьезны, политехник конспирировал больше, чем когда-либо. Он очень нервничал. Его покупка в аптеке и усиленное заметание затем следа наводили на размышление. Затем он два раза выходил проверять. Значит, он боится чего-то, значит, у него происходит что-то важное, не как всегда. Переспросили филеров, и они признали, что есть что-то особенно "деловое" в поведении политехника. Извозчик, который водил его весь день, особенно настаивал на этом. Произведенный обыск в квартире студента обнаружил лабораторию по производству "адских машин" с необходимыми для их производства составляющими, чертежами бомб. Сам политехник был застигнут за сборкой снаряда. Купленная им вчера в аптеке пикриновая кислота нужна была как последний элемент всего процесса изготовления. (Снаряд состоял из двух жестяных, вкладывающихся одна в другую коробок, между которыми оставался зазор в полдюйма. Коробки закрывались задвижными крышечками. Внутренняя коробка наполнялась порошком пикриновой кислоты с прибавкой ещё чего-то. В неё вставлялся детонатор в виде стеклянной трубочки, наполненной кислотой. На трубочку надевался грузик — железная гайка. Свободное место между стенками коробок заполнялось железными стружками и гвоздями. Снаружи снаряд представлял плоскую коробку, объемом в фунта полтора-два чаю.

При ударе снаряда обо что-либо грузик ломал трубочку и находившаяся в нем кислота, действуя на гремучую ртуть и начинку малой коробки, давала взрыв. Стружки и гвозди действовали как картечь.)"1

Позже, когда советы Медникова и других специалистов были обобщены в инструкции начальникам охранных отделений, предпочтение при отборе кандидатов отдавалось разведчикам, состоявшим в охотничьих командах и имевшим награды за отличную стрельбу. Филеры должны быть "крепкого здоровья, в особенности с крепкими ногами, с хорошим зрением, слухом и памятью. С такой внешностью, которая давала бы ему возможность не выделяться из толпы и устраняла бы запоминание его наблюдаемыми"1.

Фамилии агентов и результаты их "трудов" тщательно засекречивались не только от посторонних, но и от самих чинов жандармского ведомства, не имевших непосредственного контакта по службе с агентурой. В случае "расшифровки" агентов, от них либо отмежевывались, отказываясь от их дальнейших услуг, или переводили наиболее "способных" и "квалифицированных" в те местности, где их не знали2.

Чтобы упорядочить компетенцию и ответственность различных полицейских структур и устранить имевший место в практике параллелизм, который обходился казне достаточно дорого, в 1907 году циркуляр Департамента полиции запретил использовать внутреннюю агентуру для наружного наблюдения.

Центральный филерский отряд состоял примерно из 30 человек, в губернских городах их насчитывалось от 12 до 25. Таким образом, во всей империи филеров было не больше 1000.

Арсенал средств борьбы включал в себя и такой инструмент, как "черные кабинеты", введенные в постоянную практику ещё по указанию Екатерины II в 1744 году канцлером Бестужевым. Поскольку одним из средств нелегальной связи революционного подполья стала почта, их роль в общей системе розыска была значительной. Помещения почтовой цензуры тщательно изолировались от помещений почтамтов. Вход в "черный кабинет" разрешался только лицам, непосредственно занятым перлюстрацией корреспонденции, досмотром книг, газет, журналов. В качестве цензоров подбирались наиболее благонадежные чиновники с высшим образованием, свободно владевшие западноевропейскими и восточными языками. Старший цензор при Московском почтамте В.М. Яблочков писал: "От меня, как и от других, взяли подписку, что я обязуюсь держать все в полной тайне и никому, даже родным и знакомым, не оглашать того, что я буду по службе делать"1. Доплата за секретность была вдвое выше официального жалованья.

"Вскрытие корреспонденции, — писал Бенкендорф, — составляет одно из средств тайной полиции, и притом самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи. Для этого нужно лишь иметь в нескольких городах почтмейстеров, известных своей честностью и усердием"2.

Весь поток проходящих через "кабинет" писем подразделялся на письма "по подозрению" и письма "по наблюдению".

Письма "по подозрению" изымались из общей массы направляемых за границу или пересылаемых в Россию по почерку, размеру, весу, качеству или цвету конверта. Играло роль и название в адресе получателя или отправителя города, в котором, по информации полиции, располагались штабы революционных организаций, подозрительные лица или группы. При этом цензоры руководствовались указанными в специальных циркулярах признаками конвертов, представляющими "определенный интерес" для политической полиции. Отобранные письма вскрывались, прочитывались, вновь возвращались в экспедицию почтамта для отправки по назначению; если подозрения оправдывались, то письма задерживались и направлялись в Особый отдел. "Подозрительные" письма фотографировались и в дальнейшем использовались для розыска, т. к. почерк являлся приметой автора письма. Письма "по наблюдению" изымались из общей почты по спискам Особого отдела с фамилиями лиц, всю переписку которых следовало вскрывать и копии с неё представлять в Департамент полиции. Иногда в списках имелись пометки "особо строгое наблюдение", "точные копии", "фотографировать", "представлять в подлиннике".

Отобранные письма сначала вскрывались при помощи тонкой палочки, которую просовывали в конверт и наматывали на неё письмо, а позже обычным водяным паром. При наличии сургучной печати применялся специальный состав, который использовался для копирования печати. В помещении "черного кабинета" имелась полная коллекция безукоризненно сделанных металлических печатей всех иностранных посольств, консульств, миссий и агентств в Петербурге и министерств иностранных дел за границей, всех послов, консулов, атташе, министров и канцлеров, так как дипломатическая почта, проходящая в обоих направлениях, подлежала обязательной перлюстрации. Чиновник, предложивший способ производства печатей и аппарат для вскрытия писем паром, по докладу министра Столыпина царю был награжден орденом Владимира 4-й степени "за полезные и применимые на деле открытия"1.

При прохождении сверхсекретной корреспонденции со специальными курьерами для получения к ним доступа "пускался в ход презренный металл, и не было случая, чтобы золото не открывало замки портфеля и не давало возможность всего на несколько минут взглянуть глазом объектива фотографического аппарата на содержание тщательно запечатанных вложений портфеля. В этих делах все сводилось только к тому, во сколько червонцев обойдется вся эта манипуляция. Все или почти все курьеры, фельдъегери, служащие были подкуплены. За весьма небольшую мзду, выплачиваемую им помесячно или "поштучно", они приносили в указанное место не только содержимое корзин у письменного стола своих господ, но и копировальные книги из их канцелярий, черновики их писаний, подлинники получаемых писем и официальных донесений и даже целые коды и шифровальные ключи", — вспоминает цензор С. Майский. Для достижения этих целей подкупленные служащие снимали отпечатки и заказывали дубликаты ключей от письменных столов и сейфов, а иногда пускали по ночам в канцелярии посольств представителей Департамента полиции, дабы они определились на месте. Шифры приобретались в Париже или Брюсселе, где известные лица открыто торговали иностранными кодами2.

Если возникало подозрение, что письмо написано "химией", оно направлялось в Особый отдел для исследования. Но поскольку проявленное письмо адресату уже не отправишь, приходилось заново писать видимый и невидимый тексты. Виртуозным специалистом, способным подделать любой почерк, был В.Н. Зверев, протеже С.В. Зубатова. Он учитывал все: качество бумаги, глянец, водяные знаки и пр. Иногда кого-то посылали в командировку лишь затем, чтобы добыть тот сорт бумаги, на котором письмо было написано.

Самым тщательным образом осматривались книги, их переплеты и корешки. Подозрительные экземпляры задерживались. Если при осмотре книги устанавливали, что она служит для пересылки писем, корреспонденция изымалась, прочитывалась и после снятия копии вновь заделывалась в книгу; если переплет повреждался при вскрытии, нелегальная корреспонденция закладывалась в аналогичную новую книгу.

Зашифрованные тексты пересылали в охранку, где трудился талантливый криптограф И.А. Зыбин. "Для Зыбина, — писал М.Е. Бакай, знакомый с методами работы полиции по своей службе в ней, — важно уловить систему ключа, тогда для него не составляет труда подобрать соответствующее значение для букв или цифр"1. Криптография была его страстью. Заварзин, начальник одного из охранных отделений, вспоминал, как к нему для дешифровки одного важного письма из столицы был командирован Зыбин. Он схватил текст как помешанный и углубился в лихорадочные расчеты, не обращая внимания на окружающих и вряд ли отдавая себе отчет в том, где он находится. Когда Зыбина пригласили за обеденный стол, он пытался записать цифры на гладком дне тарелки, потом начал делать пометки на собственных манжетах. Только справившись со своей задачей, он словно очнулся от сомнабулического сна2.

Технически процедура перлюстрации выглядела так. "В главном Московском почтамте "черный кабинет" находился на 2 этаже. Все поступившие в почтамт письма поднимаются подъемной машиной и поступают в распоряжение чиновников "черного кабинета". Одни из них заняты тем, что отбирают письма с подозрительным почерком, третьи раскладывают остальные письма на небольшие кучки и выдергивают наугад по нескольку писем из каждой кучки. Все отобранные таким образом письма просматривались"3.

"Вскрытием писем занимался один чиновник. Для вскрытия тысячи писем требовалось не более двух часов. Чтением писем были заняты четыре человека, снятием копий или составлением выписок из писем — два человека, изготовлением печаток, фотографированием писем ещё один человек. Итого весь состав петроградского "черного кабинета" последнего времени состоял из 12 человек. Этого штата было достаточно для перлюстрации двух-трех тысяч писем ежедневно. В Москве штат служащих состоял из семи человек, в Варшаве и Одессе — из пяти и в Киеве — из четырех"4.

Ритм работы "черного кабинета" был крайне напряженным. Учитывая ограниченное время на вскрытие корреспонденции (например, дипломатической), курьеры, доставившие её на перлюстрацию прямо с вокзала, торопили исполнителей. Фотографии снимались при помощи магниевых вспышек, которые, как известно, выделяют много дыма. А так как в целях конспирации окна были закрыты, через несколько часов работы находиться в таком помещении становилось невозможно. Наверное, не случайно граф Н.П. Игнатьев, будучи послом в Турции, отправлял свои послания в простых (не заказных) грошовых конвертах, которые пролежали некоторое время с селедкой и мылом, и заставлял своего лакея писать не на имя министра иностранных дел, кому они и предназначались, а на имя его дворника или истопника, по частному адресу.

Результаты перлюстрации никогда не использовали в качестве обвинительных материалов в судебных процессах, они имели значение лишь в ходе следствия, как оперативный материал. Еще в 1840 году граф Бенкендорф писал: "Перлюстрация — это есть одно из главнейших средств к открытию истины, представляя, таким образом, способ к пресечению зла в самом его начале; она служит также указателем мнений и образа мыслей публики о современных происшествиях и о разных правительственных мерах и распоряжениях"1. Бывший цензор С.Майский вспоминает, что "письма, перлюстрированные в России, как бы хитро заделаны ни были, не сохраняют в себе ни малейшего следа вскрытия, даже для самого пытливого глаза, даже самый опытный глаз перлюстратора зачастую не мог уловить, что письмо было уже однажды вскрытым. Никакие ухищрения, как царапины печати, заделка в сургуч волоса, нитки, бумажки и т. п. не гарантировали письма от вскрытия и абсолютно неузнаваемой подделки. Весь вопрос сводился только к тому, что на перлюстрацию такого письма требовалось больше времени. Много возни бывало только с письмами, прошитыми на швейной машинке, но и это не спасало, а только ещё больше заставляло обращать на такие письма внимание в предположении, что они должны содержать весьма ценные данные, раз на их заделку потрачено много времени и стараний"2. На просмотренной корреспонденции ставился специальный значок — "муха", чтобы письма вторично не вскрывались на другом пункте.

"До самой революции 1917 года, — писал жандармский генерал А.И. Спиридович, — перлюстрацией ведал один и тот же чиновник, по фамилии Марядьев, состарившийся на своем деле и дошедший до чина действительного тайного советника. Его знали министр, директор Департамента полиции и лишь немногие близкие им лица"1.

Сотрудники, работающие в "черном кабинете" годами, становились отличными графологами, способными по почерку определить облик человека, примерное же содержание письма они определяли по внешнему виду конверта или по почерку.

Конечно, этот инструмент использовался чиновниками и для получения компрометирующих материалов на своих же коллег. Уходя в отставку, каждый министр внутренних дел старался уничтожить доказательства слежки за коллегами и подчиненными. А.А. Лопухин войдя в кабинет только что убитого Плеве, обнаружил пакет своих собственных писем.

Основным оружием в арсенале средств охранки была агентура. Инструмент эффективный, обеспечивающий активные, наступательные действия, но требующий профессионализма того, в чьих руках он находится.

Вплоть до начала 80-x годов XIX века русская политическая полиция профессионально организованной сетью агентуры не располагала, и деятельность большинства агентов была, как правило, дилетантской и малоэффективной2.

По мере роста рабочего и революционного движения совершенствовался и агентурный аппарат, увеличиваясь количественно, охватывая всю территорию Российской империи, заграничные страны, где находились политические эмигранты, все организации, кружки, группы, от которых исходила угроза существующему строю.

Ситуация изменилась с приходом к руководству заграничной агентурой Рачковского, Красильникова, в России — Зубатова, Герасимова и с реорганизацией Министерства внутренних дел и системы канцелярий в Департаменте полиции. В результате сложилась новая структура агентурного аппарата, который учитывал все направления и отвечал новым требованиям.

Вся агентура делилась на "осведомителей" и "провокаторов". Осведомители систематически сообщали охране о каком-либо революционном движении в районе, о действиях отдельных лиц и т. п. (мелкие лавочники, владельцы мастерских), некоторые из них находились рядом с партией (знакомства, родственники и др.). Агенты-провокаторы являлись деятельными участниками революционных организаций, активно "работали" в партиях и часто занимали в них видные места. Инструкция для революционных социал-демократов следующим образом раскрывает структуру "организации шпионов": "Как известно, шпионы делятся на постоянно исполняющих должность и на временных добровольцев; прочие полицейские сыщики составляют особую категорию, не принадлежащую к организации политических шпионов… Одни из шпионов не имеют никаких определенных занятий, а только шляются по улицам и конкам; другие под видом рабочих, студентов, чиновников и т. п. стараются проникать всюду, где только подозревается нелегальная деятельность, третьи постоянно путешествуют по железным дорогам… Особо опасной разновидностью шпиона является шпион-провокатор. Притворяясь социалистом, провокатор сам образует тайный кружок или проникает в уже существующую организацию и при удобном случае передает её в руки жандармов; в этом и состоит вся его деятельность. Провокатором очень часто бывает человек интеллигентный, начитанный, проявляющий необыкновенное рвение и преданность делу; поэтому трудно разоблачить его…"1

В 1907 году в журнале "Вестник жизни" М.С. Ольшанский делил агентов-провокаторов на следующие категории:

"— Провокаторы-наблюдатели, которые выдавали себя за политических ссыльных, потерявших здоровье, немного скептически настроенных, но все-таки "сочувствующих" делу партии и готовых на небольшие услуги. Они осторожны, прислушиваются к разговорам и выясняют интересующие их вопросы.

— Провокаторы-развратители. Попадая в партийную среду, они начинают пьянствовать и спаивать молодежь. На собрания кружков являются с водкой, стараются увлечь вecь кружок в трактир и при этом денег на угощение не жалеют.

— Провокаторы-организаторы. Вступив в кружок, они рассказывают о себе, как о старых революционерах, призывают к активным действиям и упрекают всех в бездеятельности и трусости. Адреса нелегально живущих партийцев пытаются узнать нахально, нарушая правила конспирации: "Завтра мне необходимо встретиться с Вами. У меня нельзя, на улице — опасно, дайте адрес", и т. п.".

В 1911 году появляется разработанная под руководством Красильникова "Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения", детально регламентирующая процесс приобретения, воспитания и обучения, а также использования агентуры (в дальнейшем "Инструкция"). Параграф 1 определяет, что внутренняя агентура — "единственное вполне надежное средство, обеспечивающее осведомленность. Наружное наблюдение — лишь вспомогательное и весьма дорогое средство для разработки агентурных сведений и для прикрытия конспиративного агентурного источника".

Сам характер деятельности агента заставлял его балансировать между законом и провокацией. С одной стороны, инструкция Департамента полиции категорически запрещала заниматься "так называемым провокаторством, т. е. самим создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших а этом деле второстепенные роли". Вместе с тем признавалось, что "для сохранения своего положения в организации сотрудникам приходится не уклоняться от активной работы, возлагаемой на них сообществами…".

"Секретные сотрудники должны состоять членами одной из революционных организаций или, по крайней мере, тесно соприкасаться с серьезными деятелями таковых, т. к. только тогда их сведения будут ценны" (параграф 5).

Считалось, что "самое прочное, хотя и не всегда продуктивное, положение агента есть то, когда он находится в организации в роли пособника в конспиративных делах (дает возможность оставаться на свободе и неуловимо для дознания и следствия)" (параграф 15). И ещё одним важным требованием было иметь агента "в каждой из действующей в данной местности революционной организации и, по возможности, до нескольку в одной и той же организации" (параграф 9).

Эпизод о том, к чему приводили консультации агента со своим руководителем, рассказал Бакай: "Однажды, — писал он, — зайдя в кабинет Шевякова, я там застал Щигельского. Последний докладывал начальнику охраны о замышлявшемся несколькими молодыми людьми изготовлении бомб к предстоящему первому мая.

— Известны ли вам имена этих молодых людей? — спросил его Шевяков.

— Нет, — ответил агент-провокатор, — ни их имен, ни их местожительства я не знаю. Но мне известны клички некоторых из них.

— Так постарайтесь открыть, где изготовляются бомбы, чтоб их можно было захватить на месте преступления. Вы получите щедрую награду…

Щигельский обещал постараться… Через пару дней Щигельский вновь явился к Шевякову и заявил ему, что революционеры ввиду отсутствия подходящего помещения для изготовления бомб решили отказаться от своего замысла.

Шевяков принял разочарованный вид и с неудовольствием воззрился на доносчика.

Но Щигельский сразу успокоил его.

— У меня есть свой план, — сказал он. — Я предложу революционерам воспользоваться для своих целей находящимся в моем распоряжении сараем. Когда все будет готово, я предупрежу полицию, которая должна будет немедленно нагрянуть в указанное место. Что касается меня лично, то подозрения легко будет отвлечь от меня следующим образом. Я выведу товарищей на двор, оттуда легче всего будет скрыться от полиции, остальное — кого поймает, кого нет — дело самой полиции.

Этот план очень понравился Шевякову, и он тут же был разработан во всех его деталях.

В условленный день значительное число секретных агентов было сосредоточено поблизости от сарая Щигельского. По знаку, данному Щигельским, охранники проникли во двор и арестовали всех находившихся там. В числе арестованных оказались лица, совершенно неприкосновенные к делу.

Сам Щигельский тоже был взят.

Ему не удалось убежать из-за неловкости или ошибки одного из охранников. В сарае найдена бомба и взрывчатые вещества.

По указанию Щигельского были задержаны и подвергнуты тюремному заключению только четверо из арестованных революционеров. Остальные были выпущены на свободу вместе с Щигельским. Таким образом, освобождение Щигельского не вызвало ничьего подозрения в его предательстве"1.

На практике уголовные дела, которые заводились по материалам, добытым на основе провокации, в судах часто не проходили.

Вот как размышлял на тему законности использования агентурных методов оперативной работы генерал Спиридович: "…успехи по преследованию революционеров были достигнуты с помощью внутренней агентуры, т. е. через тех членов революционных организаций, которые по тем или иным побуждениям давали политической полиции сведения о деятельности своих организаций и их отдельных членов.

Они выдавали своих близких жандармерии, служа для неё шпионами, и назывались у политической полиции "сотрудниками", у своих же шли под именем "провокаторов".

Сотрудник не считался на службе у отделения, он не был его чином, не значился по ведомостям, поступавшим в Государственный контроль; он был для отделения человеком другого, враждебного лагеря, помогавшим лишь правительству в его борьбе с революционерами, откуда и само название сотрудник.

Не жандармерия делала Азефов и Малиновских, имя же им легион, вводя их как своих агентов в революционную среду. Нет, жандармерия выбирала лишь их из революционной среды. Их создавала сама революционная среда. Прежде всего они были членами своих революционных организаций, а уже затем шли шпионить про своих друзей и близких органам политической полиции"1.

Оба лагеря опирались на тайные организации и использовали сходные методы. В обоих лагерях были беспринципные карьеристы, которые легко меняли свои взгляды. Разумеется, обе стороны активно пытались завербовать противника, понимая все преимущества в случае успеха.

Некоторые агенты целиком отдавались работе, будь то работа на полицию или на революционеров. Риск и опасность — вот что их привлекало. Они наслаждались охотой, часто не догадываясь, что сами являются добычей.

Из-за частых случаев измены полиция не могла доверять агентам. Их сообщения проверялись через другие источники.

Важным моментом было знание предмета деятельности. В основном компетентность достигалась самообразованием. "Инструкция" от руководителя внутренней агентуры требовала знания программы революционной партии, истории революционного движения, положения в текущий момент, знания революционной литературы. Кроме того, во главу угла ставилось oтнoшение оперработника к делу, к результату своего труда. "Лица, ведущие розыск, должны проникнуться сознанием того, что лучшим показателем успешной и плодотворной их деятельности будет то, что в местности, вверенной их надзору, совсем не будет ни типографий, ни бомб, ни складов литературы, ни агитации, ни пропаганды. Это достигается при серьезной осведомленности о революционной деятельности и умением систематически и планомерно пользоваться этим знанием, достигнуть того, что революционеры вынуждены будут прекратить в данной местности свою преступную работу…Необходимо помнить, что все стремление политического розыска должно быть направлено к выяснению центров революционных организаций и к уничтожению их в момент проявления ими наиболее интенсивной деятельности…Изъятие типографии или складов оружия только тогда приобретает особо важное значение, если они послужат к изобличению более или менее видных революционных деятелей, к уничтожению организации" (параграф 8). Требовалась кропотливая работа без спешки, с хорошим знанием обстановки, а для этого нужна была агентура высокой квалификации.

Агентура, отвечающая таким высоким требованиям, в распоряжении полиции была.

Евно Азеф — агент с 15-летним стажем, возглавляющий с 1903 года "боевую организацию" эсеровской партии, прошедший все ступени партийной карьеры, член ЦК (состоявшего из 5 человек), душа партии. Пока Азеф руководил каким-нибудь делом, полиция не вмешивалась. И только когда дело переходило в другие руки и Азеф отдалялся от него, она приступала к "ликвидации", что устраняло само подозрение в неслучайности провала. Среди пятидесяти террористов, которые за время существования "боевой организации" входили в её состав, не было ни одного, кто бы в нем сомневался.

Роман Малиновский — член ЦК большевистской партии, пользующийся непререкаемым авторитетом, в том числе и у Ленина (в период эмигрантской жизни Ленина Малиновский в России представлял его интересы). Депутат Государственной думы от московских рабочих. Его положение в партии было столь значимо для Департамента полиции, что ему позволялось передавать информацию по телефону, не являясь на встречи с офицером охранки на конспиративную квартиру. Больше того, от него не требовали доносить на своих товарищей, он лишь ставил в известность о последних партийных решениях. Доносами на большевиков занимались другие агенты.

Зинаида Жученко — современники называли её "Азефом в юбке". Специализируясь на эсерах-террористах, обладала настолько авантюрным характером, что "арестовывалась" вместе с теми, о ком давала информацию, "ссылалась" в Сибирь, совершала "побеги" из ссылки, была объявлена в розыск с включением в перечень лиц, подлежащих аресту. Была избрана секретарем Московского областного комитета эсеровской партии. Сама создавала боевые дружины, сама же их проваливала.

Архивы охранки сохранили биографии и других агентов.

"Россини" — Яков Ефимович Вакман (он же Янкель Хаимов), 37 лет, окончил в 1904 году техникум в Вормее (на Рейне), юридический и экономический факультеты Женевского университета, доктор прав Римского университета и адвокат в Италии. В Риме прослушал курсы уголовного розыска. В 1906 году в Швейцарии предложил свои услуги Гартингу. Социал-революционер. Занял место Азефа, обеспечив преемственность. Получал 600 франков в месяц. Пользовался большой любовью товарищей по партии. Его разоблачение было ударом для всех.

"Ниэль" — Евсей Григорьевич Бройтман, мещанин г. Кишинева, был секретным сотрудником под кличкой "Пермяк" жандармского управления в Уфе, затем, по распоряжению полковника Мартынова, переехал за границу, работал на заграничную агентуру в Париже, Италии, Англии. Завербован в 1902 году (в 15-летнем возрасте) в Одессе после ареста всей семьи за революционную деятельность брата. Дав согласие, он был освобожден, но, не желая стать предателем, бежал в Америку, где жил до 1907 года. Вернувшись, переехал в Уфу, куда был сослан брат, где и был арестован. Позже Бройтман писал: "Революционеры всегда смотрели на сотрудников охранки, как на зверей, которых нужно стрелять, как собак… а между тем многие сотрудники, хотя и вполне заслуживают презрения, все же могут быть жалеемы, т. к. они были глубоко несчастными людьми… Если бы революционеры посмотрели раньше на сотрудников охранки, как на несчастных людей, достойных сожаления, многие пошли бы к ним раньше с исповедью. Мы всегда были между огнем и водой. С одной стороны — место охранки, с другой — место революционеров".

"Андре" — Яков Абрамович Житомирский — сотрудничал с охранкой 15 лет, получая 2000 франков в месяц. Участник Лондонского съезда партии большевиков. Будучи членом бюро заграничных групп РСДРП, освещал деятельность ЦК социал-демократической партии в эмиграции, во время войны следил за революционной пропагандой в русском экспедиционном корпусе, куда был прикомандирован как врач. Завербован в Берлине в 1902 году Гартингом. Сообщал о Брюссельском съезде социал-демократов в 1903 году, пытался устроить съезд в Копенгагене, где легче проводить наружное наблюдение, а не в Лондоне. Для конспирации доносил и на самого себя (включая в списки присутствующих).

"Катя" — Илья Васильевич Чирьев, 1886 года рождения, после ареста охранкой за связь с революционным движением, находясь под стражей, ходатайствовал о замене ссылки в Сибирь высылкой за границу. О чем Департамент полиции уведомил Заграничную агентуру.

В 1911 году Красильников за бездеятельность и за "не вполне порядочное отношение к делу" пытался его исключить, но Департамент полиции указал Красильникову, что "Катя" занимает серьезное положение в партии социал-революционеров и что таких секретных сотрудников надо удерживать. Ибо они в один день могут дать столь ценные сведения, которые не сравнятся по своему значению со сведениями, данными заурядными сотрудниками.

После революции были опубликованы имена 83 разоблаченных за 1907–1917 годы сотрудников только Заграничной агентуры. По национальности они распределялись так: русские — 32, евреи — 32, неизвестной национальности 5, французы — 4, латыши — 3, литовцы — 2, итальянцы — 1, грузин — 1, армянин — 1, украинец — 1, поляк — 1, румын — 1, немец — 1.

По партийной принадлежности: социал-революционеры — 39, социал-революционеры-максималисты — 3, социал-революционеры и социал-демократы — 2, "террористы" — 3, военные организации — 1. На первом месте за социал-революционерами по степени привлекательности или внимания полиции шли анархисты и социал-демократы — по 10 агентов, причем 7 человек освещали социал-демократов вообще, а 3 человека — большевиков. "Бунд" освещался одним провокатором.

К кандидату в "секретные сотрудники", которых планировалось использовать в революционной среде, предъявлялись особые требования, они должны были знать:

"— В чем заключается программа той партии, в какую он входит и о которой будет давать сведения.

— Как сформировалась местная организация, из каких отделений она состоит.

— Какая литература партии распространяется в данное время.

— Кто был арестован из членов партии и кто остался на свободе.

Перед завербованным агентом ставили следующие вопросы:

1. Какие партийные работники в настоящее время являются наиболее активными, их место нахождения, явки, адреса?

2. Подробная структура партийной организации: кому подчинена, на какие ячейки к группы распадается?

3. В чем в настоящее время проявляется практическая деятельность организации?

4. Кто подозревается или обвиняется партийной средой в сношениях с розыскными органами; чем это подозрение или обвинение вызвано?

5. Каково настроение нереволюционной среды, окружающей партийную организацию?

6. В чем должна и может проявиться преступная деятельность отдельных лиц, групп и организаций (особое внимание уделялось террористическим актам, экспроприациям, забастовкам и др. массовым выступлениям. Интерес даже представляли маловероятные и непроверенные слухи)?

7. Кто из партийных приехал или выехал? Когда, куда, с кем, с какой целью, на какой срок. Места остановок?

8. Какие имеются сведения о деятельности других партий и лиц, к ним принадлежащих?

9. Что известно о местах хранения партийной кассы, библиотеки, паспортов, оружейных арсеналов и т. п.?"1

Все сведения, добытые и сообщаемые агентом, должны быть строго распределены по следующим категориям:

— что известно ему, как очевидцу, и что вполне достоверно;

— что известно от других, заслуживающих доверия лиц;

— что носит предположительный характер и стало известно из случайных разговоров, из слабоосведомленных источников.

На проходящих по агентурным сообщениям лиц требовалось указать имя, фамилию и партийную кличку. Место жительства, род и место занятий или службы. Приметы: возраст, рост, телосложение, особенность внешнего облика и особые приметы, волосы, лицо, походка, покрой одежды, носит ли очки, усы, бороду, трость и т. п. Привычки.

Такой подход резко поднял качество агентуры и уровень её использования.

Департамент полиции имел достаточно подробную информацию о деятельности Ленина, о его участии в тех или иных собраниях, съездах, а также о его планах. Об этом свидетельствует письмо Департамента полиции начальнику Уфимского губернского жандармского управления: "Ввиду раскола, происшедшего в заграничном центре Российской социал-демократической партии, за последнее время выделилась в самостоятельную организацию группа так называемого "большинства" и "твердокаменных", во главе которых встал писатель Ленин (Вл. Ульянов). Как выяснено ныне агентурным путем, для поддержания деловых сношений со всеми единомышленниками Ленин намерен пользоваться собственными конспиративными адресами, из коих, относящихся к городу Уфе, является следующий: врач Михаил Осипович Кружанский. Департамент полиции просит ваше высокоблагородие выяснить негласным путем лиц, сношение с которыми группа Ленина будет поддерживать при помощи вышеприведенного адреса"1. Так могла работать только высококвалифицированная агентура, занимавшая высокое положение в партии.

Агентура использовалась не только для "освещения" и создания условий для "ликвидации", с их помощью пытались внести раскол в ряды партии ("отзовисты"), очернить, опорочить революционеров (распространяли слухи о их провокаторской деятельности). Были "специалисты" и по внутрикамерной разработке, которые подсаживались в камеры к арестованным революционерам. Один должен был склонить к даче показаний, другой детально изучал лицо, намеченное к вербовке, третий пытался выявить намерения и планы арестованных по подготовке к побегу из тюрьмы и т. п. Специализировались в зависимости от личных и деловых качеств.

Вопрос о пополнении агентурного аппарата в Департаменте полиции стоял так: "Нельзя упускать ни одного случая, могущего дать хотя бы слабую надежду на приобретение секретного сотрудника. Каждое лицо, подающее надежду, надлежит расположить к себе и использовать в целях агентуры, причем нужно помнить, что дело приобретения секретного сотрудника очень щекотливое и требует много терпения и осторожности. Малейшая неосторожность или форсировка часто встречает решительный отпор" (параграф 9).

Тактика склонения к сотрудничеству выбиралась в зависимости от ситуации. Главную роль играли, конечно, деньги. "Секретные сотрудники должны быть постоянными и получать определенное жалованье (помесячно), а не за отдельные сообщения, т. к. только при имении постоянной агентуры можно быть в курсе деятельности революционных организаций и только постоянная агентура может относиться с интересом к делу розыска" (параграф 6).

Была и такая категория провокаторов, как "штучники". Их использовали, хоть и относились к ним с недоверием, понимая, что, требуя платы за куцую информацию, человек легко пойдет на фальсификацию и даже на прямой обман. "При этом всегда надлежит стремиться использовать лицо, дающее отдельные сведения, в целях учреждения при его посредстве систематической агентуры" (параграф 7).

Однажды, в 1912 году, к Красильникову, который заведовал Заграничной агентурой, явился некий Алексеев и сообщил о том, что ему известно о готовящемся заговоре в отношении царя. На первый раз ему дали 20 франков, чтобы выведать планы злоумышленников, "угощать их в кофейнях". При следующем свидании Алексеев потребовал на расходы eщe 300 франков, но Красильников ему отказал, вспомнив, как он доносил в Департамент полиции, что уже был такой Познанский, который точно так же "сорвал" с охранки деньги за им же самим придуманный "сенсационный заговор" и скрылся.

Понимая сложность вербовочного процесса, Красильников в параграфе 10 "Инструкции" детально раскрыл его. "После получения первичной информации об арестованных "по политическим преступлениям", "ознакомившись с такими лицами и наметив среди них тех, кого можно склонить на свою сторону (слабохарактерные, недостаточно убежденные революционеры, считающие себя обиженными и в организации, склонные к легкой наживе и т. п.), склонить их путем убеждения и тем обратить из революционеров в лиц, преданных правительству. Этот сорт сотрудников нужно признать наилучшими". Поиск кандидата велся и среди лиц, ещё не арестованных, характеристики на которых получены через уже внедренные в ряды революционеров источники.

"Кроме того, можно использовать тех лиц, которые, будучи убеждены в бесполезности своей личной революционной деятельности, нуждаются в деньгах, и, хотя не изменяют коренным образом убеждений, но ради денег берутся просто предавать своих товарищей" (параграф 11).

В той же инструкции предусматривалось, что, "расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять с ним отношений, но вместе с тем не ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведущее розыск, неприемлемыми требованиями" (параграф 29).

От сотрудника, ведущего агентурную работу, требовалось хорошее знание психологии, во всяком случае, необходимо иногда смотреть на вещи глазами агента. "Заведующему агентурой рекомендуется ставить надежных сотрудников к себе в отношения, исключающее всякую официальность и сухость, имея в виду, что роль сотрудника обыкновенно нравственно очень тяжелая и что "свидания" часто бывают в жизни сотрудника единственными моментами, когда он может отвести душу и не чувствовать угрызений совести. Только при соблюдении этого условия можно рассчитывать иметь преданных людей" (параграф 21).

"Сотрудничество — явление сложное, — писал генерал Спиридович, причины, толкающие людей на предательство своих близких знакомых, часто друзей, — различны. Они должны быть или очень низменны, или, наоборот, очень высоки. Чаще всего будущие сотрудники сами предлагали свои услуги жандармскому офицеру, но бывали, конечно, случаи, и даже очень частые, когда предложения делались со стороны последних. Так или иначе, но из-за чего же шли в сотрудники деятели различных революционных организаций? Чаще всего, конечно, из-за денег. Получать несколько десятков рублей в месяц за сообщение два раза в неделю каких-либо сведений о своей организации — дело нетрудное… если совесть позволяет. А у многих ли партийных деятелей она была в порядке, если тактика партии позволяла им и убийства, и грабеж, и предательство, и всякие другие, менее сильные, но не этичные приемы?

Среди рабочих часто играла роль и месть. Повздорит с товарищем в кружке, обидится на что-либо и идет к жандармскому офицеру. Один такой сознательный бундист явился раз ко мне, притащил кипу прокламаций и рассказал в конце концов, что он более двух месяцев разносит по районам литературу, что ему обещали купить калоши, но не купили. Пусть же знают теперь. Обозленность его на обман с калошами была так велика, что я прежде всего подарил ему именно резиновые калоши. И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши!

Но бывали и сотрудники в полном смысле идейные, для которых деньги отходили на задний план. Приходит раз ко мне начальник сыскной полиции и просит разрешения представить девушку, которая желает служить в охранном отделении. Принимаю, разговорились. Хочет бороться с революционерами, и только. Стараюсь понять причины — оказывается, что знает она их очень мало, но ненавидит всей душой, считая, что они делают большое зло, сбивают с пути молодежь, рабочих и крестьян. Она особенно налегала на последних и приводила пример, как эсеры агитировали в Полтавской губернии и что из этого вышло.

Я выяснил девушке всю трудность работы, всю её щекотливость, но она твердо стояла на своем и сделалась осведомителем. Работала она отлично, осторожно и умно. Она любила розыск как дело и года два спустя пошла в открытую против революции, выступив в печати и рассказав все, как она боролась с нею. К чести эсеров надо сказать, что они её тогда не тронули. Впрочем, она в партии официально не состояла. Такие сотрудники являлись, конечно, исключением.

Но из-за чего бы ни работал обычный рядовой сотрудник, у него в конце концов наступал кризис. Видя жандармского офицера и беседуя с ним раз, два в неделю, по несколько минут, он все остальное время был в среде инакомыслящих. Жил он общею жизнью своих товарищей и близких. Постепенная выдача одного, другого, неприятные последствия этой выдачи, как тюрьма, высылка, ссылка — не могли не отражаться на нем. Нервы были и у него. А рядом постоянная агитация против власти и обвинения правительства во всех злодеяниях до погромов включительно. Все это мало-помалу действовало на сотрудника, нервировало его и приводило к сознанию своего предательства, к сознанию вины перед товарищами, к желанию покаяться и искупить свою вину.

В этот-то критический психологический момент и начиналось шатание сотрудника. Это был момент, очень опасный для заведующего розыском. Здесь у сотрудника зарождалась мысль отомстить ему за свое падение, хотя в большинстве случаев последний не был в том повинен. Этот момент неминуемо наступал у каждого сотрудника, исключая действительно идейных. Его надо было не пропустить, подметить, надо было или поддержать сотрудника морально, или вывести его из революционной среды, устроить вдали от политики — заставить забыть её. Если офицер не успевал это сделать, все очень часто оканчивалось катастрофой для него самого"1.

В 1909 году эсер добровольно предложил свои услуги тайной полиции, объясняя это желанием выйти из тюрьмы и разочарованием в революционерах. По распоряжению министра внутренних дел генерала Курлова ему устроили побег из тюрьмы, снабдили деньгами и оружием, рассчитывая пополнить ряды боевиков Азефа. Эмигрировав, он рассказал товарищам по партии о своих связях с охранкой. Они предложили ему реабилитировать себя террористическим актом.

Вернувшись в Петербург, он на явочной квартире встретился с начальником петербургской охранки полковником С.Г. Карповым и, выбрав подходящий момент, привел в действие взрывное устройство.

Полковник С.В. Зубатов наставлял молодых офицеров: "Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.

Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступает момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расставаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпустите его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.

Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет и дальше полезен для государства, хотя и не сотрудником, будет полезен уже в новом положении. Вы лишитесь сотрудника, но вы приобретете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства"1.

При склонении к сотрудничеству широко использовался и метод принуждения.

За полгода до революции 1905 года при ликвидации подпольной типографии была арестована невеста Михайлова, наборщица государственной типографии. Михайлов явился в Охранное отделение и попросил освободить невесту, за её освобождение он предал явку Петербургского комитета и адрес ещё одной типографии, где были арестованы другие товарищи2.

Деньги и угрозы основа ненадежная, психология агента, двойственное положение его вызывали постоянное опасение двурушничества, а то и разоблачения. Наряду с практикой материального стимулирования (вознаграждение зависело от ценности предоставляемых сведений и положения, занимаемого в революционной организации, во время ареста жалованье агенту сохранялось и даже увеличивалось; после провала, не по его вине, принимались меры к его трудоустройству и на первых порах оказывалась материальная поддержка), особо подчеркивалось: "В сотруднике, начавшем работу по материальным соображениям, надлежит по возможности создавать и поддерживать интерес к розыску, как к орудию борьбы с государственным и общественным врагом — революционным движением. Особенно ценны в этом отношении сотрудники, взявшие на себя эту роль по побуждениям отвлеченного характера" (параграф 6).

Был ещё один, достаточно мощный мотив сотрудничества — перевод в дальнейшем на официальную должность в Департамент полиции с присвоением классных чинов (Зубатов, Гартинг и даже Азеф, который, приобретя статус официального сотрудника Департамента полиции, продолжал вести разработку партии эсеров).

Как правило, агент, достигший высокого положения в "обследуемой" им среде, понимая свою значимость, а значит, чувствуя себя хозяином положения, сам решал, кому, какую информацию и в каком количестве сообщать. Например, Азеф часто высказывал туманные предположения о том, что интересовало охранку, обещал навести справки, жаловался на невозможность выполнения задания в полном объеме и пр. Часто, планируя очередное покушение, он не давал полиции даже намеков на него, чем, с одной стороны, повышал свой авторитет в партии за счет удачно проведенных террористических акций, а с другой — вынуждал департамент считаться с собой. Сохраняя "боевую организацию", он сохранял свою "курицу с золотыми яйцами". Другой агент "Московский", доставив "адские машины", специально избегал разговоров на эту тему, чтобы полиция не сразу вышла на место их хранения, что мотивировалось его заботой о личной безопасности в среде революционеров.

Прежде чем приступать к практической работе с завербованным агентом, его требовалось всегда "незаметно для него основательно выверить наблюдением и постараться поставить под перекрестную агентуру" (параграф 13). Когда наступало время инструктажа, в расчет брались как реальные возможности нового агента, так и перспективные, но при этом возникал вопрос: в каком объеме посвящать его в "секреты ремесла"? Та же инструкция определяла: "Секретные сотрудники ни в коем случае не могут посвящаться в сведения, даваемые другому сотруднику. С особой осторожностью следует относиться вообще к ознакомлению сотрудника с ходом розыска, а также с деятельностью и личным составом розыскного учреждения. При сношениях с сотрудником нужно получать от него все необходимое и, по возможности, не разоблачать перед ним ничего" (параграф 16). "Лицо, ведущее агентуру, должно составить себе план расследования и стремиться извлечь из агентуры все данные для его осуществления. Поэтому, никогда не открывая своих карт перед сотрудником, надлежит давать ему поручения, вытекающие из плана розыска" (параграф 3).

Возможности, которыми располагал тот или иной агент, рассматривались в динамике, когда возникала необходимость их изменить или расширить, проводилась так называемая "ликвидация". "Полиция… только выжидала самого удобного для неё момента облавы, нарочно давая кружку достаточно развернуться, чтобы иметь осязательный "состав преступления", и нарочно оставляя всегда несколько известных ей лиц "на разводку" (так гласит техническое выражение, употребляемое, насколько мне известно, и нашим братом, и жандармами)"1. Более точно суть выражена в параграфе 12 "Инструкции": "Сотрудники, находящиеся в низах организации, могут быть путем постоянной совместной работы с лицом, ведущим розыск, а равно арестами более сильных работников, окружающих его, переведены выше". И "никогда не следует арестовывать всех окружающих сотрудника лиц, оставляя его одного на свободе, но надлежит оставлять около него несколько лиц, более близких и менее вредных, или дать ему возможность заранее уехать по делам партии, в крайнем случае арестовать, но вскоре выпустить по недостатку улик. О предстоящем аресте сотрудника всегда нужно войти с ним в соглашение" (параграф 23). Кроме того, в случае угрозы расшифровки или уже расшифрованных, если они считались "наиболее ценными" и "способными", переводили в другие местности, где их никто не знал. Но от провалов агентов старались все же уберечь. Не рекомендовалось форсировать добывание сведения, после "ликвидаций" с агентом на время прекращалась активная работа и он прерывал сношения с товарищами по партии. Обыски и аресты требовалось проводить с осторожностью, чтобы не провалить агента, на основании чьих материалов они проводятся. "Ликвидации следует начинать с тех мест и лиц, где могут быть серьезные вещественные доказательства, т. к. поличное дает возможность привлекать по обвинению в участии в революционном сообществе лиц, даже застигнутых без вещественных доказательств на их квартире и дает возможность прикрыть агентуру" (параграф 25).

Секретные сотрудники редко представляли в охранку написанные доклады. Обычно их доклады на встрече с работником охранки записывались жандармским офицером и поступали в отдел уже переписанными на бланке, где в заголовке указывалось, к какому отделению это донесение относится ("общественное движение", "РСДРП" и др.) и кличка агента (так называемые "агентурные записки"). На полях записок начальник Охранного отделения делал пометки о том, какие мероприятия необходимо провести. 1-й экземпляр приобщался к соответственным делам по данной партии или движению за соответствующий год. 2-й экземпляр — в дело сотрудника. На основании агентурных записей составлялись доклады в Департамент полиции и по особо важным — для правительства.

Все материалы Департамента полиции, особого отдела и охранных отделений можно подразделить на 4 вида:

1. "Агентурные записки". Это запись сведений, полученных на конспиративных встречах офицера полиции с агентом или письменное сообщение самого "сотрудника".

2. "Записки". Они составлялись в охранных отделениях для Департамента полиции на основании ряда "агентурных записок" и представляли собой сводку по какой-либо теме.

3. "Циркуляры" Департамента полиции. Вырабатывались на основе вышеуказанных материалов и рассылались на места. В "циркулярах" все разыскиваемые Департаментом полиции лица делились на 5 категорий, в зависимости от мер, какие нужно было принять к ним. Характерно, что "циркуляры" имели особую графу "Преступная специальность".

4. "Обзоры" писались в Департаменте полиции на основании поступающих материалов и анализа революционной литературы. Представляя собой высшую форму работы Департамента полиции, "обзоры" в некотором отношении являлись не только розыскными, но и претендующими на "научность" документами, поскольку они анализировали деятельность отдельных партий1.

Специфика юридического положения Департамента полиции и агентурного аппарата, как составной его части, использование негласных форм и методов деятельности требовали соблюдения строгих мер конспирации. Так, по существующим правилам, "никто, кроме лица, заведующего розыском, и лица, могущего его заменить, не должен знать в лицо никого из секретных сотрудников. Фамилию сотрудника знает только лицо, ведущее розыск, остальные же чины учреждения, имеющие дело со сведениями сотрудника, могут в необходимых случаях знать только псевдоним или номер сотрудника.

Чины наружного наблюдения и канцелярии не должны знать секретного сотрудника и по кличке. Он им должен быть известен лишь как действительный революционный деятель по кличке наружного наблюдения, если он вошел в сферу последнего" (параграф 17).

Исключалась взаимная расшифровка двух агентов, "т. к. это может повлечь за собой "провал" обоих и даже убийство одного из них" (параграф 18). Сведения, поступающие от агентуры, надлежало хранить в "особой тайне" и при соблюдении особой осторожности. В "ликвидационных записках" никогда не указывались ни псевдонимы, ни лицо, ставшее источником информации, лишь указывалось "по имеющимся негласным сведениям".

Тщательно разрабатывались детали образа жизни агента, его поведение, чтобы избежать провала. "Секретные сотрудники, если они не живут на партийные средства, обязательно должны иметь какой-либо легальный заработок, так как неимение такового немедленно возбуждает подозрение относительно источника средств к существованию. Устраиваться на службу сотруднику следует рекомендовать самому, без посредства лица ведущего розыск…" (параграф 27). Если легальный заработок был недостаточен, а большую часть доходов агента составляла плата в охранке, ему рекомендовалось не давать повода для подозрений в том, что он живет не по средствам. Особенно это касалось предметов одежды, обуви и т. п. Забота об агенте после прекращения с ним отношений (по различным причинам) также была подчинена принципу конспирации.

Известны факты организации для агента профессиональной подготовки. Так, Зубатов, высоко ценя перспективу использования вновь завербованного Азефа, познакомил его с секретнейшими инструкциями, по которым действовала политическая полиция, с тайнами политического сыска и тонкостями внутреннего наблюдения. И это при том, что эти документы запрещалось выносить даже из кабинета начальника департамента. Кроме того, Азеф прошел практику филерского мастерства в московской школе Медникова.

Работа с агентом осуществлялась при непосредственном общении с офицером охранки, что было наиболее уязвимым элементом с точки зрения личной безопасности обоих участников и самого процесса. Поэтому "свидания с секретными сотрудниками должны происходить на особых ("конспиративных") квартирах" (параграф 30). Сложность их подбора диктовала и другое условие "невыяснившемуся (т. е. кандидату) секретному сотруднику не следует показывать "конспиративной "квартиры"; лучше иметь для таковых особую квартиру или номер в гостинице или же назначать свидания с такими лицами в ресторанах и тому подобных местах" (параграф 30). Хозяином квартиры мог быть "безусловно верное семейное лицо, служившее в охранном отделении или в жандармском отделении на должности, по которой его мало знали в городе, жившего на покое в отставке, без прислуги и не имеющего никакого другого отношения к розыскному учреждению" (параграф 34), оговаривалось, что это наилучший вариант, но были и другие, близкие к нему. Наиболее распространены были конспиративные квартиры, хозяевами которых были лица, находящиеся на действительной службе в Охранном отделении, не занимающие высоких должностей и которых никто из известных в городе полицейских чинов, особенно в форме, не посещает (видимо, речь идет о сотрудниках, занимающих технические должности).

При соблюдении изложенных условий квартира должна была отвечать ещё и следующим требованиям. Она не должна была располагаться там, где за ней удобно было установить наблюдение (соседство трактира, сада, лавки, стоянки извозчиков, общественного заведения и т. п.).

Обязательным считался второй выход, расположена квартира должна быть не во дворе, недалеко от места службы офицера и в такой части города, где революционеры не замечены.

"Конспиративных квартир… нужно иметь по возможности больше, и на одной и той же квартире назначать свидания в разные дни и часы сотрудников различных партий, чтобы предупредить не только весьма вредные последствия, но и саму возможность встречи двух сотрудников" (параграф 32). Предусматривался неожиданный визит "в неназначенный час" сотрудника в то время, как на квартире уже находится другой его "коллега", на этот случай "квартира должна быть устроена так, чтобы сошедшихся всегда можно было изолировать друг от друга" (параграф 33), т. е. иметь раздельные несколько комнат или других помещений.

Существовали правила пользования квартирой. "Следует принять за правило запирать на ключ комнату, в которой происходят свидания с секретными сотрудниками или в которой он находится один. У зеркала или окна сотрудника никогда сажать не следует. Не следует также иметь в комнате, посещаемой сотрудником, никаких бумаг, записок и тому подобных документов, относящихся к деятельности отделения или управления" (параграф 36).

И, наконец, самое ничтожное сведение о подозрении в "провале конспиративной квартиры служит основанием к немедленной её перемене" (параграф 38).

Вот пример соблюдения конспирации самим Судейкиным. "Выследить Судейкина народовольцам не удавалось благодаря его изобретательности. Свидания Судейкина с завербованными агентами из соображений конспирации обставлялись разного рода сложностями. Обычно агенту предлагалось зайти в дом по указанному адресу и назвать пароль. Через некоторое время его оттуда выводили переодетые полицейские и, сопровождая поодаль, направляли в какое-нибудь людное место, где указывали на карету с зашторенными окнами, в которой сидел Судейкин. Пока продолжался разговор, они разъезжали по городу. Иногда карета оказывалась пустой, и осведомителя везли на одну из многочисленных полицейских явочных квартир. Маршруты передвижения самого Судейкина постоянно менялись, выследить его было действительно очень трудно"1.

Но Судейкина подвела его самоуверенность. Все началось с того, что, для создания позиций в среде народовольцев он скомпрометировал женатого Дегаева, сумев ему подставить малолетнюю (11 лет) проститутку, поражающую своей красотой и развращенностью. Их свидание в специально оборудованном номере меблированных комнат купца Калашникова было задокументировано с использованием фотоаппаратуры. "Такое" не прощалось в кругах народовольцев. Эти компрометирующие материалы, по замыслу Судейкина, должны были послужить основой вербовки Дегаева. Вербовка при их личной беседе прошла удачно. Потом Судейкин совершает поступки, объяснить которые может только его логика. Он поселил ту самую одиннадцатилетнюю проститутку на одной из конспиративных квартир и содержал её на средства тайной полиции. Обиженный Дегаев, узнав об этом, потерял голову. Дождавшись очередного посещения явочной квартиры, он, пригласив ещё двух членов партии, перед которыми он раскаялся в своем предательстве, убивает Судейкина ломом, зная, что тот всегда надевает кольчугу на случай покушения. Здесь, видимо, азарт погони настолько увлек охотника, что, утратив чувство реальности, в нарушение им же культивируемых правил и норм он сам же из охотника превратился в жертву. Дегаевым управляло по меньшей мере три мотива — личное оскорбление, вызванное его грубой вербовкой, и ощущение себя униженным в отношениях с Судейкиным; исполнение воли товарищей по партии, которым он покаялся после вербовки и чувство марионетки, когда он убедился, что охранка в лице того же Судейкина претендует не только на управление его поступками и мыслями, но и на вмешательство в его личную жизнь.

В то время никакого документального закрепления отношений ни с "секретным сотрудником", ни с владельцем "конспиративной" квартиры не требовалось. Даже деньги лидерам черносотенных организаций, секретным сотрудникам и чиновникам Департамента полиции выдавались безотчетно, без расписок из секретных смет с пометкой "на известное Его Императорскому Величеству употребление". Расписки брались лишь у ненадежных агентов, когда офицеры охранки хотели покрепче привязать их к себе1.

Что касается делопроизводства и оперативных учетов, то дело обстояло следующим образом. На каждого агента заводилась особая тетрадь (книжка), куда заносились все полученные от него сведения. В конце тетради в алфавитном порядке шли фамилии тех, о ком агент упоминал, со ссылкой на страницу, где о нем есть сведения. Сюда же вносились их имена и революционные псевдонимы. Все алфавитные списки обобщались отдельно, эти листки нанизывались на дугу (общий архив) и вносились в регистратор всех лиц, проходивших по внутреннему и внешнему наблюдению. На каждого революционера могло быть составлено несколько листов, если он имел различные псевдонимы, но со ссылкой на другие листки. Таким образом, на каждой из них всегда можно было найти нужное лицо. Также имелись ссылки на регистратор агентуры или номер "сотрудника", который явился источником информации.

Сведения на одного деятеля, поступающие от разных агентов, заносятся на особый лист, где сосредоточивалась вся информация. Листки со сведениями о членах одной и той же организации нанизывались на отдельный регистратор, на который и делалась ссылка в листке, находящемся на дуге. Таким образом, уже в 1902 году Особый отдел располагал именной картотекой, включавшей 65 тысяч учетных карточек и до 200 тысяч фотографий "государственных преступников" и "политические алфавитные списки лиц, разыскиваемых полицией с приложением фотографии и состоявших под негласным надзором", а также фамилии тех, кто подлежал "задержанию в случае попытки проникнуть в Россию", рассылался всем жандармским губернским управлениям ещё со времен Третьего отделения. С лета 1871 года, согласно секретному циркуляру, создавался "Алфавит лиц, политически неблагонадежных" и альбомы с их фотографиями, куда вносились "все лица, которые почему-либо обращают на себя внимание правительства, преимущественно в отношении политической неблагонадежности… Вместе с донесением о побеге какого-либо лица (предписывалось) немедленно сообщать подробное описание его примет и, если возможно, доставлять и по 5 фотографий каждого государственного преступника"2 — это так называемый "розыскной циркуляр", основа Секретного архива, находившийся в ведении 1-й и 3-й экспедиций.

Структура Департамента полиции была выверена практикой, хорошо отлажена и располагала широко разветвленным агентурным аппаратом, дополненным службой наружного наблюдения, "черными кабинетами" и другими специальными средствами, но предотвратить Февральскую революцию все же не удалось.

Дом на Фонтанке, 16, одним из первых подвергся нападению. Все, кто понимал, что связь с тайной полицией ставит их в крайне уязвимое положение, разбежались. Захватившая здание Департамента полиции толпа быстро добралась до архивов и вскоре во дворе заполыхал огромный костер. Начальник Охранного отделения полковник Глобачев объявил сотрудникам, что они все распущены, и последним покинул опустевшее здание. В Москве история повторилась.

Новая власть сразу же упразднила Департамент полиции, все его местные органы и корпус жандармов.

РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПАРТИИ РОССИИ В ПОДПОЛЬЕ

Российская социал-демократическая рабочая партия основана в 1898 г. как нелегальная партия и всегда оставалась таковой.

Ленин В. Полн. собр. соч. Т. 24. С. 296

Октябрьский переворот, изменивший ход современной истории, конечно, был операцией талантливого хирурга. Момент смены не только власти, но и политического режима был исторически подготовлен группой лиц во главе с Лениным. "Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем Россию"1. "Перевернувшая" Россию "организация революционеров" явила собой классически сформированную нелегальную подпольную структуру с четко отлаженным нелегальным аппаратом, отлично поставленной конспирацией. Организация имела в своем распоряжении полный арсенал средств и методов, похожих на те, которые применяли спецслужбы, разведка, контрразведка, охрана и пр. Полиция, обладавшая колоссальным аппаратом выявления и пресечения, оказалась бессильной. Своих задач она не выполнила, да и не могла выполнить. Еще в 1903 году руководитель московской охранки С.В. Зубатов пришел к выводу, что "удержать революцию полицейскими методами невозможно… загонять болезнь внутрь ни к чему не приведет, кроме самого дурного исхода".

Еще основоположники марксизма, критикуя порочную практику заговоров анархической направленности в рабочем движении, предложили "Устав Союза коммунистов" как нелегальной организации с высокой степенью конспирации, строгой дисциплиной и высокой бдительностью. Члены организации обязаны были сохранять партийную тайну, иметь партийные клички. В целях обеспечения безопасности устанавливалось наблюдение за исключенными и подозрительными лицами. Состав союза предполагался немногочисленным (от 3 до 20 человек), при этом его члены должны оставаться друг для друга неизвестными. Нарушение устава строго наказывалось. Залогом успешной деятельности Маркс и Энгельс считали, во-первых, идейное и организационное единство партии, во-вторых, партийную конспирацию и, в-третьих, гибкую тактику, умение противостоять репрессиям со стороны полиции, разоблачать и преследовать их агентов1. Маркс не только давал советы, но и оказывал действенную помощь русским политэмигрантам, снабжая их надежными конспиративными адресами в Германии для переписки с Россией. В переписке они называли Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова "двумя апостолами", Г.А. Лопатина — "нашим общим другом", "полковником", охранка именовалась "конкурентом фирмы".

Революционная ситуация в России складывалась объективно, власть в империи слабела на глазах, и когда верхи уже не могли, а низы не хотели, она просто лежала и её требовалось лишь поднять и удержать. Это оказалось под силу революционерам, вооруженным не только наганами, но и, что гораздо важнее, методикой и тактикой организации и проведения восстания. Ленин при этом внес решающий вклад в формирование структуры, принципов деятельности подпольной партии, ставящей своей целью насильственное изменение государственного строя.

Теории вооруженного восстания, вопросам тактики и практическим рекомендациям Ленин посвятил многие свои работы: "Задачи русских социал-демократов", "Наша ближайшая задача", "Что делать?", "Детская болезнь "левизны" в коммунизме", "Тезисы ко 2 конгрессу Коммунистического интернационала" и другие.

В них доступно-популярно и доказательно обоснована необходимость построения революционной партии, раскрыта её тактика на различных стадиях и даны практические советы, учтены особенности политической ситуации в России, отсутствие традиционных для стран Европы демократических свобод, опыт первой революционной пролетарской организации Союза коммунистов в Германии 1852 года, революционных организаций народников "Земля и воля", "Народная воля" и др. В статье "Наша ближайшая задача", написанной в 1899 году, он отмечал: "История социализма и демократии в Западной Европе, история русского революционного движения, опыт нашего рабочего движения, таков тот материал, которым мы должны овладеть, чтобы выработать целесообразную организацию и тактику нашей партии. "Обработка" этого материала должна быть, однако, самостоятельная, ибо готовых образцов нам искать негде. С одной стороны, русское рабочее движение поставлено в совершенно иные условия, чем западноевропейское… А, с другой стороны, русская социал-демократия самым существенным образом отличается от прежних революционных партий в России"1.

Семейный опыт и анализ предыдущей практики подсказывали, что путь террора и насилия, которым шли народники, ведет в тупик, что нужна кропотливая, широкомасштабная, требующая профессиональной подготовки организационная работа среди всех слоев населения России по подготовке вооруженного восстания. А для этого "организация рабочих должна быть, во-первых, профессиональной; во-вторых, она должна быть по возможности более широкой; в-третьих, она должна быть возможно менее конспиративной. Организация революционеров должна состоять в основном из лиц, профессионально занимающихся революционной деятельностью. Она должна быть не очень широкой и строго конспиративной"2. Хотя, как увидим ниже, и террор, и насилие были не чужды идеологии и практике марксистов-ленинцев.

До начала ХХ века законы России запрещали рабочим создавать собственные союзы и организации. Только события 1905–1907 годов вынудили царское правительство пойти на легализацию союзов и обществ. В этих условиях повсеместно создаются нелегальные рабочие кружки и этот процесс управляется и контролируется также нелегальной революционной партией, находящейся в подполье.

В работе "Русская революция и задачи пролетариата" в 1906 году Ленин писал: "В основу организации партии рабочего класса мы ставим тогда (как Маркс ставил в 1849 году) "сильную тайную организацию", которая должна иметь особый аппарат "открытых выступлений", просовывать особые щупальца во все легальные общества и учреждения, начиная с профессиональных рабочих союзов и кончая подзаконной печатью"3.

Весьма важным элементом конспирации был вопрос узкой специализации кружков и лиц на отдельных функциях революционной деятельности и предоставления руководящей, централизующей роли небольшому числу членов основному ядру социал-демократической организации. "Без усиления и развития революционной дисциплины, организации и конспирации невозможна борьба с правительством. А конспирация прежде всего требует специализации отдельных кружков и лиц на отдельных функциях работы и предоставления организующей роли самому незначительному по числу членов центральному ядру "Союза борьбы". Отдельные функции революционной работы бесконечно разнообразны: нужны агитаторы легальные, умеющие говорить среди рабочих так, чтобы их нельзя было привлечь к суду за это, умеющие говорить только "а", предоставляя другим говорить "b" и "с". Нужны распространители литературы, листовок. Нужны организаторы рабочих кружков и групп. Нужны корреспонденты со всех фабрик и заводов, доставляющие сведения о всех происшествиях. Нужны люди, следящие за шпионами и провокаторами. Нужны устроители конспиративных квартир. Нужны люди для передачи литературы, для передачи поручений, для сношений разного рода. Нужны сборщики денег. Нужны агенты в среде интеллигенции и чиновничества, соприкасающиеся с рабочими, с фабрично-заводским бытом, с администрацией (с полицией, фабрично-заводской инспекцией и т. д.). Нужны люди для сношений с различными городами России и других стран. Нужны люди для устройства различных способов механического воспроизведения всякой литературы. Нужны люди для хранения литературы и других вещей и т. д. и т. п.

Чем дробнее, мельче будет то дело, которое возьмет на себя отдельное лицо или отдельная группа, тем больше шансов, что ему удастся обдуманно поставить это дело и наиболее гарантировать его от краха, обсудить все конспиративные частности, применив все возможные способы обмануть бдительность жандармов и ввести их в заблуждение, тем надежнее успех дела, тем труднее для полиции и жандармов проследить революционера и связь его с организацией, тем легче будет для революционной партии заменить погибших агентов и членов другими без ущерба для всего дела"1.

Для этого необходимо хорошо знать каждого члена партии, его личные и деловые качества."…Иногда человек, совершенно негодный в организаторы, будет незаменимым агитатором, или человек, неспособный к конспиративной строжайшей выдержке, будет превосходным пропагандистом и т. п."2.

В выпущенной накануне I съезда РСДРП инструкции, в которой излагались правила поведения революционных социал-демократов, отмечалось: "Сила партии зависит от числа лиц, входящих в состав организации, и от степени распространения исповедуемых ею идей. Организация представляет как бы действующую армию, цель которой и есть проповедывание идей и борьбы с существующим общественным строем; стоящие вне организации социальные массы — это резервы, из которых набираются в организацию новые силы"1.

Партия, по мнению Ленина, должна иметь "два руководящих центра: ЦО (Центральный Орган) и ЦК (Центральный Комитет). Первый должен руководить идейно, второй — непосредственно и практически". При условии единства этих центров "ЦО будет поставлен вне действия русских жандармов, и ему будет обеспечена выдержанность и преемственность, — а с другой стороны, ЦК будет всегда солидарен с ЦО во всем существенном и достаточно свободен для непосредственного распорядительства всей практической стороной движения"2.

Высшим органом партии являлся партийный съезд. Он избирал руководящие органы партии. ЦК осуществлял между съездами руководство всей партией в революционном движении, ведал всеми учреждениями, силами и средствами партии. Постановления ЦК были обязательны для всех членов. Обязательным условием была централизация в компетенции руководящего звена основных, наиболее конспиративных функций: печать, разработки планов партийной работы, подбор и назначение кадров. На местах с согласия ЦК создавались законспирированные местные комитеты, в состав которых, по рекомендации Ленина, "надо стараться ввести рабочих-революционеров, имеющих наибольшие связи и наилучшее "имя" в рабочей массе"3. Местному комитету подчинялись районные и заводские подкомитеты. При них же создавались разнообразные специальные группы и кружки по обслуживанию движения. Внутренняя жизнь заводских кружков тщательно конспирировалась. Так, для группы разносчиков нужна была величайшая конспиративность и военная дисциплина. Для группы пропагандистов конспирация тоже нужна, но гораздо менее и т. п.

Такая структура подпольной революционной организации оказалась идеальной для условий того времени.

После поражения первой русской революции и в "период реакции" в мае 1906 года в Стокгольме IV съезд представителей социал-демократических организаций, на котором принимается резолюция "О вооруженном восстании", предусматривающая следующее: 1) партия должна ограничить свои задачи содействием самовооружению населения, организацией и вооружением боевых дружин; 2) на обязанностях партии лежит противодействие всем попыткам вовлечь пролетариат в вооруженное столкновение при неблагоприятных условиях; 3) в интересах успешной постановки вооружения комитеты партии должны вступать в боевые соглашения с другими революционными и оппозиционными организациями. На том же съезде была принята резолюция "О партизанских действиях", которая, признавая наряду с подготовкой восстания, обязывает вести активную борьбу "против правительственного террора и насилия", избегать нарушения личной безопасности, за исключением тех случаев, когда это является неизбежным результатом борьбы с правительством.

На каждого, кто посвящал себя делу революционной борьбы, ложился груз огромной ответственности за порученную ему "функцию", за судьбу известных ему товарищей, за партийную тайну. Лучше всех это понимал тот, кто организовывал революционную группу, кто принимал решение вовлечь в неё новых членов. Каждый, вновь принимаемый, прежде чем получить постоянный участок работы, тщательно проверялся. "Мы знаем также, что по предлагаемой нами системе многим лицам, рвущимся приложить свои силы к революционной работе, будет очень тяжел тот подготовительный период, покуда "Союз борьбы" соберет надлежащие сведения о предлагающем свои услуги лице или группе и испытает его способности на отдельных поручениях. Но без такого предварительного искуса невозможна революционная деятельность в современной России"1. Активный участник революционных событий В.П. Виноградов, вспоминая те события, тоже подчеркивал, что "к вербовке в ряды партии в то время надо было подходить в такой массе рабочих осторожно. Подход к намеченным товарищам, как правило, был индивидуальным. Прежде чем пригласить на собрание или ввести в круг партийцев, приходилось долгое время за намеченным товарищем наблюдать на работе у верстака или станка, изучать его настроения, давать ему те или иные небольшие поручения вроде денежных сборов по мастерской на погибших, арестованных и т. п., затем более ответственные поручения, как развешивание и передача листовок из мастерской в мастерскую, одновременно работая с ним самим, чтобы потом приобщить его к организации"2.

Требования были жесткими, как нельзя более отвечающими революционному максимализму. В 1871 году выходит в свет "Катехизис революционера", автором которого был народоволец Сергей Геннадьевич Нечаев, он же был и "автором" первого успешного в России террористического акта, совершенного в интересах единства рядов. Знакомство с "Катехизисом" дает представление о царящей в рядах народовольцев и последующих за ними революционеров атмосфере, морали, мировоззрении.

"1. Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией.

2. Он в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него — враг беспощадный, и если он продолжает жить в нем, то только для того, чтобы его вернее разрушить.

3. Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирной науки, предоставляя её будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого, и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй, медицину… Цель же одна — наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.

4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех её побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.

5. Революционер — человек обреченный. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует или тайная, или явная, но непрерывная и непримиримая война не на жизнь, а на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.

6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела… Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает её достижению.

7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционная страсть, став в нем обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчетом…"

"Катехизис" подробно раскрывает отношения революционера к товарищам по революции, к обществу, к народу и состоит из 26 параграфов. Признается допустимым и даже необходимым солидарность только с себе подобным. "С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все слои, высшие и средние, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократический, военный, в литературу, в Третье отделение и даже в Зимний дворец", — говорится в параграфе 14.

"15. Все это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория — неотлагаемо осужденных на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осужденных по порядку их зловредности для успеха революционного дела, так, чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих…

17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом, ни энергией, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всеми возможными манерами и путями: опутать их, сбить их с толку и, овладев по возможности их грязными тайнами, сделать их своими рабами…

19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя так, чтобы возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.

20. Пятая категория — доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге.

Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.

21. Шестая и важная категория — женщины, которых должно разделить на три главных разряда.

Одни — пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться как третьей и четвертою категориею мужчин.

Другие — горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не добрались ещё до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять как мужчин пятой категории.

Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно"1.

Данный документ без купюр власти даже публиковали во время процесса над нечаевцами в "Правительственном вестнике", рассчитывая на дискредитацию революционного движения. К. Маркс с Ф. Энгельсом тоже его использовали в борьбе с Бакуниным, ошибочно считая того автором. Как бы критически ни рассматривать "Катехизис" Нечаева, приходится отметить, что дальнейшее развитие событий приведет к почти буквальному следованию его заповедям, правда, они будут регламентировать жизнь только общей массы исполнителей.

Жизнь профессионального революционера проходила в условиях постоянной опасности ареста, требовала отказа от всего личного — семьи, дома, привычек, элементарных удобств. Не каждый был способен на такое. Поэтому проверка была жесткой. В ходе неё выяснялось, обладает ли кандидат необходимыми для революционера личными качествами, от лиц, их знающих хорошо, и организаций, в которых они работали, получали рекомендации; проверяли на поручениях. В основном эту работу проводили группы содействия "Искре". Кандидаты подбирались только путем личных связей членов этих групп в различных социальных слоях населения. Для нелегальной революционной работы подбирались люди, беззаветно преданные идеям пролетарской революции, безукоризненно честные, способные к самопожертвованию, стойкие и выдержанные, энергичные и инициативные, умеющие самостоятельно принимать решения и хранить секреты организации. "Лучше 2–3 энергичных и вполне преданных человека, чем десяток рохлей"1. К тем, кто предлагал свои услуги сам, отношение было очень осторожным, так как было известно, что "нет организации, в которую с большим или меньшим усилием не мог бы вкрасться шпион" ("Инструкция для революционных социал-демократов"). В 1917 году газета московских большевиков публикует статью "О провокации", в которой говорилось: "В большинстве случаев это люди, примкнувшие к рабочему движению, участвовавшие в борьбе, но оказавшиеся слишком слабыми и малодушными для того, чтобы вынести все те тяжелые испытания, которые выпали на долю борцов. Раз попав в царский застенок, они начинали продавать и предавать своих братьев, вчерашних товарищей по борьбе, лишь бы спасти самих себя…. Ни одна организация не была застрахована от проникновения в неё агентов-провокаторов"2.

Немаловажным было выяснить и негативные черты личности, даже такие, как отношение к спиртному, к азартным играм. "Деятель со слабой головой не должен вовсе употреблять спиртных напитков, могущий же пить не должен этим злоупотреблять. Известно, что человек выпивший делается слишком откровенным и доверчивым, и неоднократно аресты являлись следствием болтовни пьяного; поэтому человеку прекраснейшего характера, но склонному к злоупотреблению спиртными напитками, нельзя доверять организационных тайн. Ни под каким видом не следует допускать к работе людей бесчестных в домашней жизни, ворующих или эксплуатирующих других; подобные люди, руководствуясь в жизни исключительно личным интересом, не могут быть преданы делу"3.

Но мало было подобрать человека, получить на него положительные характеристики, нужно было подготовить его для работы в условиях подполья, привить ему качества профессионала. И такая работа проводилась. Готовились кадры "испытанных, профессионально вышколенных не менее нашей полиции, революционеров"4. И "когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длинную школу рабочих-революционеров, тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире"5. Важнейшим организационным принципом Ленин считал подготовку профессиональных революционеров. По его инициативе и при поддержке эмигрантов из членов партии за границей создается ряд партийных школ. На о. Капри Горьким, Богдановым и Луначарским создается 1-я школа для подготовки работников-профессионалов, такая же школа создается под Парижем в Лонжюмо, в Болонье (Италия) открыта школа пропагандистов. Материальные и технические условия ограничивали пребывание 12–15 слушателями. Лекции читались по следующим предметам: политическая экономия, история русской литературы и история рабочего движения на Западе, история РСДРП, государственное право, преподавался ряд других дисциплин, кроме того, проводились практические занятия.

Учиться приходилось на собственном опыте. Те, кто недооценивал охранку, пренебрегал правилами конспирации, а это, как правило, были молодые члены партии, убеждались в том, что требования партии обсуждению не подлежат, а требуют строгого исполнения. Тюрьмы переполнялись главным образом за счет недавно вступивших в партию членов. Царская тюрьма, ссылка, этапы усилиями самих революционеров превращались для молодежи в хорошую теоретическую школу и школу конспирации. Здесь же каждый изучался со всех сторон, что имело огромное значение для будущего. Так, в следственной тюрьме Дзержинский организовал школу, разделенную на 8-10 групп. Преподавали там всё, начиная с азбуки и кончая марксистской теорией в зависимости от степени подготовки. Занятия проводили сами же заключенные.

Ленин понимал, что организовать дело так, чтобы работать эффективно и без провалов, может только профессионал. "Против нас, против маленьких групп социалистов, ютящихся по широкому русскому "подполью", стоит гигантский механизм могущественного современного государства, напрягающего все силы, чтобы задавить социализм и демократию. Мы убеждены, что мы сломим в конце концов это полицейское государство, потому что за демократию и социализм стоят здоровые и развивающиеся слои всего народа. Но, чтобы вести систематическую борьбу против правительства, мы должны довести революционную организацию, дисциплину и конспиративную технику до высшей степени совершенства. Необходимо, чтобы отдельные члены партии или отдельные группы членов специализировались на отдельных сторонах партийной работы… Такая специализация требует, мы знаем это, гораздо больше выдержки, гораздо больше умения сосредоточиться на скромной, невидной, черной работе, гораздо большего истинного героизма, чем обыкновенная кружковая работа"1.

Особое внимание уделялось подбору мест, пригодных для проведения явок, собраний, кружковой работы, так как скопление людей в одном месте, по одному адресу привлекало внимание полиции и вело к провалу и, следовательно, к аресту. Главным требованием было учесть обстановку вокруг выбранного места, предназначенного для явки, и гармонично к ней избрать легенду. Так, для революционеров из числа интеллигенции явки подбирались в книжных магазинах, в аптеках, в редакциях газет (московского "Курьера", "Петербургской газеты"), в государственных учреждениях — банках, земских управах, в здании Статистического комитета, консерватории и др. Главное, чтобы "держатели" отличались аккуратностью, честностью, умением хранить доверенную тайну, и более того, они должны были не только относиться к революционному движению сочувственно и оказывать ему сознательную помощь, но и быть, по отзывам полицейских органов, политически благонадежными, вполне лояльными людьми и стоять в стороне от революционного движения. Жандармский генерал А. Спиридович в известных "Записках жандарма" вспоминает, что "сходки происходили обычно на квартирах, но с наступлением теплого времени устраивались массовки. За городом, где-либо в лесу, собирались, как на прогулку, сорганизованные рабочие. Выступали ораторы. Первые массовки удавались, но потом мы научились предупреждать их без особого шума.

Происходили сходки и на реке. Под вечер в тихих затонах Труханового острова, сцепивши бортами несколько лодок, руководители устраивали настоящую плавучую аудиторию. На всякий случай взято пиво, хлеб, селедки. Как будто прогулка. Кстати, есть и барышни. Справиться с такими сходками было нелегко….

Труднее было справиться с так называемыми "биржами". На Подоле, где жила главная масса евреев, эсдеки выбирали какую-либо улицу, и там в определенный час собиралась партийная публика. Агитация, "дискуссии" шли в открытую. Жаргон слышался всюду, русской речи не было. При появлении полиции все смолкало, на тротуаре мирное гулянье. Брать было не за что. Посылали патрули, при виде которых молодежь разбегалась, но и это не помогало, биржи продолжались"2.

Широко практиковалось использование адресов частнопрактикующих врачей, преподавателей и т. п. Система явочных адресов была широко разветвлена и имела единственный организующий центр. Так, книжный магазин "Нива" называли даже "штабом" окружного комитета.

Зайдя в него и назвав условный пароль, можно было получить адрес явки на данный день, т. е. адрес квартиры, где принимает секретарь окружного комитета. Для тех, кто по роду работы, носимой форме одежды выделялся из постоянных посетителей того или иного адреса, подбирались другие явки, отвечающие требованиям конспирации. Ленин сам в 1906 году часто "работал на квартире К.Ф. Неслухавского — инспектора и преподавателя юнкерского пехотного училища. Квартира помещалась в стенах училища, поэтому была абсолютно надежна в конспиративном отношении"1.

Конспиративные квартиры имели, как правило, строго определенное назначение. Одни использовались как явочные, другие для собраний, укрытия революционеров, хранения литературы, техники и т. п.

Квартира для проведения собраний, как и любая другая, тщательно подбиралась, была хорошо известна большевикам и находилась вне подозрения полиции. Лучше всего, если это был отдельный дом с запасным выходом, не удобный для ведения слежки. Если дом был с соседями, то проверялась звукоизоляция стен и перекрытий. В отличие от явок, квартиры для собраний часто менялись.

Местом проведения собраний нередко служили сараи, бани и другие постройки. В летнее время собрания и встречи проводились за городом под видом прогулок.

Подготовка и проведение собраний тщательно планировались, требовали большой осторожности и изобретательности. Встречи назначались в разное время суток, а их место нередко менялось.

Часто использовались такие конспиративные приемы по организации сбора, как назначение места и времени встречи, откуда все собравшиеся отправлялись на собрание. При этом место подыскивалось поочередно всеми участниками встречи. По улице выставлялись дежурные, которые условными знаками предупреждали об опасности. Сходки легендировались и под свадьбы с назначаемыми "женихом" и "невестой".

За границей встречи проводились, кроме уже перечисленных мест, в кафе, в небольших и недорогих ресторанах. В них никто не обращал внимания на непритязательного постояльца, живущего в комнате на заднем дворе.

Свои специфические особенности имели явки, предназначенные для рабочих, мастеровых. В этом случае искусно использовалась созданная самим же царизмом застройка рабочих кварталов, их запущенность в социально-бытовом отношении. Вот как описывает возникающие здесь у полиции сложности в одном из своих отчетов ротмистр Терешников: "Сормово представляет собою громадное разбросанное селение, перерезанное массой улиц и переулков, домики, в подавляющем большинстве, мелкие, одноэтажные; отгороженных дворов совсем нет, и, несмотря на наличность нумерации этих домов, типа деревянных изб, отыскать тот или иной дом без помощи местных обывателей положительно невозможно… Население — рабочие сормовских заводов и их семьи, по общим отзывам, весьма сплоченное; появление всякого нового человека уже вызывает внимание улицы, чему способствует нахождение на улице до позднего времени многочисленных групп уличных мальчишек — этих добровольцев-вестовщиков, служащих, по словам местной полиции, большим тормозом при общеуголовном сыске, т. к. быстро разносят по обывательским домам весть о появлении чинов полиции, стражников и новых лиц"1.

Инструкцией революционеру полагалось "хорошо ознакомиться с городом, где он намеревается работать; ему должны быть известны участки, улицы, проулки, площади, в особенности же проходные дома, где легче всего улизнуть от преследования шпионов. Время, потраченное на это, не будет потеряно бесполезно… В случае, если предполагается заходить в квартиру, где предполагается обыск, нужно заранее придумать легальное объяснение своего посещения… Входя в квартиру, не следует употреблять никаких условных знаков, надо звонить и спокойно спросить открывающего двери, живет ли здесь такой-то (сказать вымышленную фамилию). Если шпионы схватят вас за руки, следует протестовать с негодованием. Перед лицом жандармского офицера спокойно отвечать на его вопросы, точно придерживаясь со всеми подробностями заранее обдуманного плана".

Пункт 2 этой же инструкции определяет, что "всякие собрания следует устраивать на улицах многолюдных, в больших домах, в квартирах лиц, не замеченных полицией. Желательно, чтобы квартира была совершенно обособлена, имела толстые стены, окна должны быть зашторены и завешаны. Приглашенные должны знать подробный адрес квартиры, дабы не расспрашивать дворника… Если за идущим на собрание следует дворник или шпион, нужно придумать какое-либо дело и зайти на несколько минут в квартиру этажом ниже или выше. Надо входить и уходить не более чем по двое-трое; внимательно рассматривать двор и улицу; дворнику, отпирающему ворота, давать на чай; притворяясь выпившим, разговаривать о картах, водке и женщинах. Хорошо, если во время собрания кто-нибудь кружит около дома, чтобы предупредить собравшихся в случае опасности". И если за границей ресторан считался удобным явочным местом, то в России было "безусловно, запрещено устраивать сходки и свидания в ресторанах, молочных и кондитерских, где первый встречный посетитель или лакей может сделать донос; в таких общественных местах нельзя разговаривать шепотом, можно только говорить громко и о вещах безразличных"1.

Многообразие решаемых революционерами задач определяло и разноплановость использования явочных пунктов. Например, редакция "Искры", расположенная в Германии (что не было новым — ещё "Колокол" А.И. Герцена и Н.П. Огарева печатался в Лондоне и оттуда ввозился и распространялся в России), через своих агентов в России в целях конспирации без согласования с ЦК партии, подбирала адреса надежных и проверенных лиц. "Направляемое в Россию или из России лицо снабжалось явкой… Назначение явки — принять нелегально, а затем переправить его далее, в зависимости от цели прибытия обеспечить квартирой или явкой в следующий город, устроить встречу с необходимым лицом и т. п. Явка, как правило, служила лишь для связи. Последовательное применение явок составляло явочную цепочку. С целью более правильного применения явок Н.К. Крупская осуществляла их централизацию, т. е. явками в России распоряжалась редакция "Искры"1.

Аналогичным образом подбирались адреса для печатных точек, складов литературы, оружия и взрывчатых веществ, адреса для проживания лиц, находившихся на нелегальном положении.

А вот взгляд на организацию посещения конспиративной квартиры с противоположной стороны — глазами жандармов: "…агентура указала мне, что завтра вечером, часов около девяти, у моста должно состояться свидание одного из комитетчиков с человеком из типографии и что комитетчик тот и есть посредник между центром и типографией. Он должен на том свидании передать для типографии черновик первомайской прокламации…

Мой заведующий наружным наблюдением посмотрел место, где должно было состояться свидание, и установил самое осторожное наблюдение кругом. Место было скверное: глушь, ни одного человека.

В назначенный день и час плохонький извозчик и женщина из шатающихся (то были филеры) действительно заметили по виду интеллигентного человека, который, подойдя к мосту, встретился с молодым, как будто рабочим. Было темно. Поговорив минуту, встретившиеся разошлись. В сторону интеллигента пошла женщина, за рабочим поплелся извозчик. Вскоре их приняли поджидавшие в соседних улицах другие филеры, которые уже и продолжали наблюдение. Интеллигент долго крутил и в конце концов ушел от филеров, его утеряли… "Щуплый" же, так прозвали филеры рабочего, был проведен в один из домов… Зашел туда "Щуплый" осторожно, предварительно умно проверив свой заход. Вот эта-то проверка, оглядывание, чаще всего и проваливала революционеров.

Дальнейшее наблюдение за тем домом показало, что он почти никем не посещается. Там царила тишина. Только под вечер выходил как будто рабочий к воротам, стоял, курил и уходил обратно. Он наблюдал, конечно, за тем, что делается около.

Совокупность всех данных розыска привела нас к заключению, что мы напали на типографию, а потому, произведя перед первым мая аресты, я направил наряд и в подозрительный дом. Результат превзошел все наши ожидания.

В верхнем этаже небольшого двухэтажного дома, в квартире из трех комнат с кухней была обнаружена большая, хорошо оборудованная типография. Жила там социал-демократка Севастьянова, скромная по виду, довольно симпатичная, типа народной учительницы, женщина. Она была привлечена уже по какому-то дознанию при управлении и бывала там на допросах. Бывать в жандармском управлении и в то же время заведовать типографией было довольно смело"1.

Уфимские большевики, по воспоминаниям участников, нелегальную литературу хранили в тайниках, находящихся в стенах дома. Наиболее революционные издания, вплетенные в евангелие и другие религиозные книги, стояли на книжной полке на самом видном месте. Это тоже хороший способ конспирации. Однажды при обыске такое евангелие взял в руки производящий обыск жандарм. Пролистав его в поисках вложенных записок или прокламаций, он даже не взглянул на текст. Рядом стоящий второй рылся таким же образом в аналогично оформленных "нелегальных" книгах с таким же результатом. Разве можно обыскивая, даже только квартиру, вчитываться в содержание? Обложка с заглавием красноречиво объясняет содержание1.

Положение между законом и целью революционной партии побуждает заботиться о том времени, когда они вошли в противоречие. В 1898 году в социал-демократической литературе вышло в свет руководство "Как вести себя революционеру на свободе и при следствии", в котором отмечались советы революционерам, как им вести себя в тюрьме, и они предупреждались о возможности использования жандармами в камере "переодетых шпиков".

В 1900 году Ленин на брошюру социал-демократа Бахарева (В.П. Акимова) "Как держать себя на допросах" отреагировал сдержанно, но предупредил, что необходимо проводить такого рода воспитательную работу, так как: "Привлечение к движению масс совсем юной рабочей и интеллигентной молодежи, полное почти забвение или, вернее, незнание ею того, что было в старину"2. Выпущенная по инициативе самих революционеров, эта брошюра имела в подполье широкое распространение. Особое значение она приобрела после ставших известными фактов проведения психологических, а скорее, нечеловеческих экспериментов над С.А. Тер-Петросяном (Камо) в тюрьме Моабит. Но, несмотря на отсутствие в широкой партийной печати подобных рекомендаций, на местах в кружках и дружинах занятия на эту тему проводились самостоятельно.

II съезд РСДРП принял резолюцию "О показаниях на следствии", которая буквально сводится к следующему: "Принимая во внимание: а) что всякие показания, даваемые революционерами на жандармском следствии, независимо от воли революционеров, служат в руках следователей главным материалом для обвинения и привлечения к следствию новых лиц; б) что отказ от показаний, если он широко применяется, будет содействовать в сильной степени революционному воспитанию пролетариата; — II съезд РСДРП рекомендует всем членам партии отказываться от каких бы то ни было показаний на жандармском следствии"3.

Важное значение такая тактика имела ещё и потому, что очень часто агентурные данные были не только основными, но и единственными доказательствами. С этой же целью подпольщики без крайней нужды стремились партийных записей не вести (они могли служить уликовыми материалами для органов следствия и суда). Им приходилось больше надеяться на свою память и на высокий уровень ответственности и сознательности тех, кто стоял с ними в одних рядах.

Характер поведения революционера, даже очень опытного и мужественного, во многом зависел от отношения к его судьбе его товарищей. Поэтому социал-демократы заботились о том, чтобы иметь специальный фонд для содействия побегам и оказания помощи политическим заключенным.

Нелегальное положение, как способ избежания ареста, широко применялось на практике. Оно требовало хорошо отлаженной системы материального обеспечения, и прежде всего надежных документов. Полицейский аппарат располагал совершенной для того времени системой учета населения, поэтому большое значение в нелегальной работе имели паспорта и паспортное дело. По существующему положению в то время в России применялись следующие виды паспортов: бессрочная паспортная книжка, годовой паспорт и бланк, выдаваемый сроком на 5 лет. Поддельные документы, используемые подпольщиками, делились в свою очередь на действительные или специально изготовленные. Для их изготовления было создано даже "паспортное бюро" русской организации "Искры" и, кроме того, всем революционным организациям была поставлена задача добывать чистые паспортные книжки и бланки. Как правило, они приобретались за деньги в управах, у старост или лиц, специально занимавшихся продажей документов. Иногда заграничное бюро "Искры" брало паспорта "в аренду" у лиц, пользовавшихся его доверием. Тот, кто ехал в Россию по заданию, имел, как правило, два паспорта: заграничный, с визой, разрешавшей въезд в Россию, и российский, для длительной работы в стране. Агенты "Искры", работающие в России, часто имели наборы средств для изготовления необходимых документов. "Паспорта делились по качеству на категории. Самыми доброкачественными считались так называемые настоящие паспорта, т. е. чужие паспорта людей, живших в таких местностях, где прописываться не требовалось. Второго сорта были дубликаты с чужой паспортной книжки. Часто… без ведома владельца списывались имя, фамилия и все прочее в чистую книжку. Подделывалась также печать, подпись, прописка и дубликат готов. Далее шли паспорта людей умерших. Пользоваться ими можно было, конечно, не в том городе, где проживал их владелец до того, как умер. Самыми последними по качеству считались фальшивки, когда брался чистый паспортный бланк или книжка и в меру воображения "паспортистка" заполняла именем, фамилией и подписью, какие придут в данную минуту в голову"1. В тех случаях, когда купить бланк было невозможно, не было преданного революции человека, работающего в паспортной системе, задача его приобретения, по воспоминанию участников событий, решалась иначе. "Бывало так, что срочно требовался паспорт для документов (печати, штемпели и т. п.) кого-либо из товарищей, находившихся на нелегальном положении. Я отправлялась к помощнику пристава, слушала его казарменные каламбуры и терпеливо ждала момента, когда его вызовут из комнаты по какому-либо делу. Он вставал, просил извинения и покидал меня на несколько минут. Через некоторое время возвращался, но интерес к разговору у меня пропадал. Я прощалась, обещав наведываться. И свое обещание выполняла. На столе у полицейского лежала, как правило, горка пустых бланков для паспортов. Но учет был поставлен неважно и пропажа одного или двух бланков оставалась незаметной"2.

Переход на нелегальное положение означал окончательное становление революционера, члена партии как профессионала. Легально работать он нигде уже не мог. Рабочий М.А. Буйко, прошедший эту "школу", пишет: "Партийный профессионал безоговорочно отдавал свои силы, знания и все свое время партийной работе, становившейся главным содержанием его жизни… К профессии революционера рабочего приводили нелегкое положение, длительная безработица, ссылка, побег, занесение рабочего, получившего достаточную подпольную выучку, жандармерией и полицией в черные списки, что лишало возможности получить работу на каком бы то ни было заводе… Партийная организация выплачивала партийным профессионалам жалованье, или, как называли тогда, "партийную диету", равную 35 руб. в месяц. Многими месяцами приходилось жить, не имея квартиры… Быть нелегальным и не иметь квартиры особенно тяжело. Обычно ночевку предоставляли товарищи, с которыми днем приходилось встречаться по делу. А если ночевать негде, приходилось ходить по городу всю ночь, до утра. Опыт убедил, что самое лучшее нигде не задерживаться — ни на бульваре, ни в глухих закоулках, ни на оживленных местах.

Самым лучшим способом избежать подозрительного внимания полиции было хождение из одной части города в другую… Так обстояло дело с ночевками, но даже такое житейское дело, как посещение бани, не могло быть обеспечено… Ясно, что в нашем положении нельзя было отдавать белье в стирку, также как невозможно было иметь какое бы то ни было имущество"1.

При попадании в поле зрения полиции или после побега из тюрьмы, ссылки широко практиковался уход за границу и проживание там на правах политэмигранта. Это давало возможность избежать назревающего ареста, активизировать организационную деятельность, пользуясь существующими в ряде европейских стран демократическими правами и свободами (так, I и II съезды РСДРП были подготовлены и проведены за границей; партийная конференция, сыгравшая решающую роль в объединении революционных сил и выработке единой тактики и стратегии, вошла в историю, как Пражская; за границей также находились и редакция "Искры" и оргбюро, там же были организованы типографии).

Кроме того, пребывание в эмиграции использовалось для получения образования, для организационной работы, но и положение политэмигранта не гарантировало полной безопасности, так как рост международного революционного движения приводил к консолидации полицейских сил. Органы политического сыска России, Франции, Австро-Венгрии, Германии и других стран стали искать и быстро нашли формы взаимодействия. В 1881 году за границей создается так называемая "Заграничная агентура" с центром в Париже. К тому времени в Западной Европе уже насчитывалось более 20 тысяч политэмигрантов. Важнейшим элементом партийной конспирации являлась система обеспечения личной безопасности, которая совершенствовалась по мере роста опыта работы, расширения партийных рядов и усложнения организационной структуры. Помня, что не существует такой организации, куда бы не смог пробраться провокатор, революционеры разработали и эффективно применяли сложную систему паролей, партийных псевдонимов, шифров, условностей и тайнописи в переписке. Например, в целях повышения надежности личных способов связи была введена система степенных паролей, суть которых состояла в их дифференциации по признаку доверия к лицу, которое является обладателем степенного пароля, при его появлении на явке. Так, если прибывший произносил: "Я от Вани", это означало, что он рядовой член партийной организации, присланный для решения круга вопросов его уровня. Если пароль звучал: "Я от Вани, он прислал вам поклон", то степень полномочий его была на порядок выше, соответственно повышалось и доверие к нему. Могло быть и так: "Я к вам от дяди Вани, он просил передать вам поклон", — в этом случае речь шла о полном объеме доверия, так как этот пароль означал, что его обладатель — представитель ЦК. Разумеется, тот, кто знал лишь "Я от Вани", и не догадывался о том, что существуют усложненные варианты.

Большевики практиковали подтверждение личности вновь прибывших товарищей теми, кто хорошо знал проверяемого и мог за него поручиться. Но в обстановке строгой конспирации личные встречи были сильно затруднены, чем пользовалась охранка для засылки агентуры с различными фальшивыми рекомендациями, с поддельными печатями и подписями в подпольные организации.

Проверка личности производилась и по фотографиям, до получения надежных рекомендаций человек мог в течении долгого времени (до года) находиться вне организации, выполнять различного рода проверочные поручения.

Один из подпольщиков, член революционного кружка в Минске Васильев И.В. вспоминал: "Прием в кружки производился с крайними предосторожностями. До приема наводились справки. Эти справки доставлялись нашим "охранным отделом", который состоял из 20 человек обоего пола. Но обязанностью этого отдела была доставка сведений о кандидате в кружки, об образе их жизни, а также об их прошлом. На их обязанности лежала охрана конспиративных квартир. Во время занятий в кружках некоторые из охранников совершали обходы под видом прогулки по той местности. О приезжих наводили справки по месту их жительства без их ведома. Охрана совершала обходы по городу группами по разным местам для наблюдения — не следят ли за кем-нибудь из наших"1.

Идеолог анархизма, посвященный в искусство конспирации, П. А. Кропоткин в своих воспоминания пишет: "Мы с Сердюковым решили принять в наш кружок двух новых членов и передать им все дела. Каждый вечер мы встречались в различных частях города и усердно работали. Имен и адресов мы никогда не записывали. Зашифрованы у нас были и сложены в безопасном месте только адреса по перевозке книг. Поэтому нам нужно было, чтобы новые члены заучили сотни адресов и десяток шифров. Мы до тех пор повторяли их нашим новым товарищам, покуда они не зазубрили их. Каждый вечер мы давали им наглядный урок по карте Европейской России, останавливаясь в особенности на западной границе, где жили получавшие переправленные контрабандой книги, и на поволжских губерниях, где находилось большинство наших поселений. Затем, конечно переодевшись, мы водили наших новых товарищей знакомить их с рабочими разных частей города"1.

Тщательно анализировался каждый провал, при этом выяснению подлежали все факты. Когда тот или иной товарищ, получив конкретное задание, по неизвестной причине затягивал его исполнение (очевидно, ему надо было доложить и получить разрешение на его исполнение). Другой товарищ, при заработке 30–40 рублей в месяц, жил не по средствам, спаивал товарищей. Третий, наоборот, проявлял себя чересчур активно, пренебрегал правилами конспирации, совершал или пытался совершить действия, которые могли повлечь провал организации. Четвертый допускал факты аморального поведения в быту и т. п. Особенно тщательно проверялись лица, прибывшие в другой город без всяких рекомендаций и паролей. Перемена места жительства была возможна после уведомления русского бюро ЦК. В новом городе человек приходил на явку и имел заранее обусловленный пароль с хозяином явки; если пароль совпадал, его направляли на другую явку, откуда давали пароль для встречи с местными партийными работниками. Однако, несмотря на это, о вновь прибывшем запрашивали через бюро ЦК тот город, откуда он прибыл. В случае подозрений в провокаторстве этого лица, собранные уличающие его факты передавались в создаваемые для этого партийные следственные комиссии, которые глубоко и детально расследовали дело. Выводы и заключения комиссий обсуждались на заседании партийных комитетов, которые выносили решение об объявлении проверяемого провокатором или о его реабилитации. О результатах ставились в известность все местные партийные организации. Иногда сообщение о результатах расследования помещала и социал-демократическая печать (подробные сведения о проверяемом, его приметы, иногда фотографию), что исключало его повторное использование царской охранкой.

В декабре 1905 года боевая организация при московском комитете РСДРП выработала инструкцию "Советы восставшим рабочим". В ней, наряду с вопросами открытых боевых действий, рассматривались и меры в отношении чинов жандармского ведомства. "В борьбе с полицией поступайте так. Всех высших чинов, до пристава включительно, при всяком удобном случае убивайте. Околоточных обезоруживайте и арестовывайте, тех же, которые известны своей жестокостью и подлостью, тоже убивайте. У городовых только отбирайте оружие и заставляйте служить не полиции, а вам".

Ленин считал, что в условиях вооруженной борьбы допустима и даже необходима физическая расправа с врагами. Он писал: "Начинать с нападения, при благоприятных условиях, не только право, но и прямая обязанность каждого революционера. Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, освобождение арестованных… и каждый отряд революционной армии должен быть готов к таким операциям"1, но "мы должны внушить рабочим, что убийство шпионов и провокаторов и предателей может быть, конечно, иногда безусловной необходимостью, но что крайне нежелательно и ошибочно было бы возводить это в систему"2.

Свое отношение к практике террора Ленин выражает в статье "С чего начать?": "Принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора"3 и в письме в Боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете, датированном осенью 1905 года: "Я с ужасом, ей-богу с ужасом, вижу, что о бомбах говорят больше полгода и ни одной не сделали!…Идите к молодежи, господа!…Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д… Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д.

Не требуйте никаких формальностей, наплюйте, христа ради, на все схемы, пошлите вы, бога ради, все "функции, права и привилегии" ко всем чертям.

Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания…

Пусть каждый отряд учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни новых борцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч"4. Большевики создали свою Боевую техническую группу со своими динамитными мастерскими, подготовкой боевиков и другими атрибутами террористической организации.

Опыт работы в среде пролетариата показал, что, как только "кружок без всякой организации отдельных частей революционной работы, без всякого систематического плана деятельности на сколько-нибудь значимый период, заводит связи с рабочими и берется за дело"1, немедленно наступает неизбежный и полный провал. Правительство научилось работать быстро и профессионально. Оно сумело "поставить на надлежащие места свои, вооруженные всеми усовершенствованиями, отряды провокаторов, шпионов и жандармов"2.

В практике революционеров-подпольщиков, вооруженных идеями крайней экстремистской направленности, широко стали применяться методы партизанской войны — уничтожение выявленных агентов полицейского аппарата, совершение террористических актов и пр. В 1912 году в Миньяре "был избит полицейский Машин, который через месяц умер, а на его могиле была повешена мертвая собака, что видели много жителей, приходящих на кладбище"3.

Организаторам становилось понятно, что без должной централизации, принятия организационных мер придать этому движению целенаправленный характер не удастся.

Но главным образом личную безопасность члена революционной партии и живучесть организации в целом могла обеспечить только профессионально налаженная контрразведка. Ленин говорил о ней так: "Нужна специальная "борьбa с политической полицией", борьба, которую никогда не сможет активно вести столь же широкая масса, какая участвует в стачках. Эту борьбу "должны организовывать" по всем правилам искусства люди, профессионально занятые революционной деятельностью"4.

И еще: "…рабочие, средние люди массы, способны проявить гигантскую энергию самоотверженность в стачке, в уличной борьбе с полицией и войском… — но именно борьба с политической полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии"5. Конечно, такая служба должна была быть узко специализирована и хорошо организованна, "перебить шпионов нельзя, а создать организацию, выслеживающую их и воспитывающую рабочую массу, можно и должно"6.

Большую роль в организации такого рода "партийной специальности" сыграл и Ф.Э. Дзержинский. Постоянно ощущая вокруг себя и своих товарищей присутствие агентуры охранки, он, находясь в гостях у М. Горького на о. Капри, писал: "А два дня назад я сидел над кипой бумаг, разбирался в непристойных действиях людей, приносящих нам вред. В делах провокаторов, проникших к нам. Как крот, я копался в этой груде и сделал свои выводы. Отвратительно подло предавать товарищей! Они предают, и с этим должно быть покончено"1.

И в 1910 году он окончательно предопределил свою будущую специальность, предложив: "Ясно вижу, что в теперешних условиях подполья, до тех пор, пока не удастся все же обнаружить, изолировать провокаторов, надо обязательно организовать что-то вроде следственного отдела…"2 И партия поставила его во главе комиссии, которая вела следствие по делам провокаторов.

Большевики при штабе имели группу, которая осуществляла карательные меры. Она называлась "Политическое розыскное управление", производила обыски, аресты, вела дознание и следствие, а также приводила в исполнение приговоры. Ею руководил Вл. Фидлеровский. Был свой суд, он судил предателей, провокаторов, а приговоры приводили в исполнение члены штаба.

Для выявления и разоблачения агентов использовалось привлечение на свою сторону лиц, состоявших в близких и родственных отношениях с офицерами полиции и жандармерии. Профессионально изучались и оценивались документы Департамента полиции, ставшие достоянием подпольщиков, в том числе и секретные, за его сотрудниками революционеры организовывали наружное наблюдение с целью выявления явочных квартир и тех, с кем на них происходят конспиративные встречи. Анализировались причины собственных провалов, допущенных ошибок. Изучалась тактика агентурно-оперативной деятельности спецслужб, откуда все ценное бралось на вооружение. Проводились тщательные проверки поступающих сведений, дающие основание подозревать кого-либо в провокаторстве. По воспоминаниям большевички Л.М. Тарасовой, на партийных собраниях давалась всесторонняя характеристика членам партии, указывалось на неудачи и упущения. При необходимости каждому вменялось в обязанность следить за товарищем, чтобы таким образом обнаружить малейшие ошибки в партийной работе. Взаимная проверка носила воспитательный характер. Расследование дела о провокаторах начиналось с зарождения подозрения. Это был чрезвычайно важный и ответственный момент, он требовал большой осторожности и такта, чтобы исключить необоснованное подозрение, а тем более обвинение. Ведь известно было коварство агентов охранки, которые нередко сами распространяли провокационные слухи с целью подорвать доверие и внести раскол в ряды1.

В 1902 году Петербургский комитет РСДРП разоблачил проникшего в ряды социал-демократов М.И. Гуровича. Для окончательного выяснения дела и разоблачения опасного шпиона была организована комиссия из представителей Заграничной лиги русской революционной социал-демократии, "Союза русских социал-демократов за границей" и группы "Борьба". Ленину из Парижа в Лондон был переслан "Проект конфиденциального сообщения" по этому поводу. В своем ответе он писал, что нужно издать карточку с указанием звания Гуровича М.И., его возраста, примет, в которой отметить, что он состоял агентом Охранного отделения и действовал в революционных организациях С. Петербурга как провокатор. "Надо, чтобы впечатление получилось повнушительнее: я бы стоял тогда за издание приговора особым листком, с карточкой и с предисловием "Искры" о необходимости систематической борьбы с провокаторами и шпионами, об образовании дружин для изобличения их, слежения за ними, травли их и т. п." Расследование преступления Гуровича было проведено особой комиссией за границей, его вина полностью доказана и "предостережение" опубликовано "Искрой"2. Газета большевиков поместила на своих страницах такое уведомление: "В течение продолжительного и тщательного расследования дела комиссия выслушала в ряде заседаний подробные объяснения Гуровича, как отдельно, так и на очных ставках с двумя свидетелями, выслушала показания шести свидетелей и рассмотрела письменные сообщения С. — Петербургского Комитета РСДРП и отдельных товарищей. Все добытые этим следствием точные и проверенные данные вполне подтверждают предъявленные к Гуровичу обвинения, вследствие чего комиссия единогласно постановляет объявить Михаила Ивановича Гуровича агентом-провокатором"3. Уличенный в отношениях с полицией человек в революционной среде считался "грязным" и всякие отношения с ним считались недопустимыми. Вполне определенно возникает сомнение в том, что в вопросах предъявления обвинений не было характерной для революционеров, исповедующих нечаевский "Катехизис революционера", безапелляционности. Ленин признавал, что "такое преступление, как тайная служба в политической полиции, вообще говоря, за исключением совершенно единичных случаев, не может быть доказано совершенно определенными уликами и столь конкретными фактами, которые мог бы проверить всякий сторонний человек"1.

Революционеры выделяли ответственных товарищей и специальные группы, которые осуществляли слежку за провокаторами, проникали в среду, связанную с полицией и жандармерией, получали сведения об агентах охранки и добывали данные о лицах, которые разыскивались полицией.

Успешная деятельность "Политического розыскного управления" тревожила охранку. Она пыталась изолировать таких специалистов от революционного движения. Сведения о наиболее крупных и способных следователях докладывались руководству Департамента полиции. В 1909 году Московское охранное отделение специальным циркуляром извещало Департамент полиции о большевике Д.И. Курском: "Курский действительно носит партийную кличку Дик, одно время состоял секретарем Бутырского районного комитета РСДРП, с апреля месяца текущего года он состоит членом областного бюро Центральной промышленной области и вместе с тем членом комиссии по проверке в Москве провокации"2.

Эффективно также работала система выявления находящихся в революционной среде провокаторов. Хорошо известна фамилия В.П.Бурцева, историка и библиографа революционного движения, социал-революционера, того самого Бурцева, который в 1907 году сообщил Борису Савинкову результаты собственного расследования, из которого неопровержимо свидетельствовало, что Евно Азеф — провокатор охранки.

В Париже он организовал своеобразную революционную контрразведку, которая работала настолько профессионально, что начиная с 1908 года и до начала Первой мировой войны политический сыск империи её действиями был существенно скован, что вызвало панику в Департаменте полиции.

Агентура настолько была терроризирована этими разоблачениями, в особенности тем, что они вызваны результатами деятельности Бурцева, исходную информацию для расследования он, по его же словам, получал от своего хорошо осведомленного высокопоставленного источника в самом Департаменте полиции, что, опасаясь за свою участь, почти совсем приостановила работу1. Для попыток сложить мнение об источниках его осведомленности характерна записка заведующего Заграничной агентурой Департамента полиции в 1909-19017 годах А.А. Красильникова об итогах работы в 1913 году: "1913 год в жизни заграничной агентуры ознаменовался рядом провалов секретных сотрудников, являвшихся результатом не оплошности самих сотрудников или лиц, которым были доступны по их служебному положению дела и документы, относящиеся к личному составу агентуры вообще и заграничной в особенности. Обращает на себя ещё внимание то обстоятельство, что в начале года имели место только единичные случаи провалов, как, например, разоблачение Глюкмана и Лисовского-Ципина, сотрудника С. — Петербургского охранного отделения, покончившего жизнь самоубийством.

С осени провалы усилились, и в настоящее время они приняли эпидемический характер"2.

Бурцев умел из ничтожных намеков мельчайших деталей выявлять провокаторов. Сам находясь под наблюдением, будучи буквально обставлен агентами охранки, он успешно противодействовал этому всесильному государственному аппарату. Безуспешными оказались и попытки выявить его "корреспондентов", тем временем он получал из Петербурга письма, в которых перечислялись лица, имеющие сношения с охранкой с указанием фамилии, места жительства, псевдонимы — старый и новый (корреспондент был крайне компетентный). А.А. Красильников узнал о полученных письмах лишь от провокатора.

В тех же письмах сообщалось, что в окружении самого Бурцева есть провокатор. Многие провокаторы предполагали наличие у Бурцева "верных друзей в Департаменте полиции". Заведующий Особым отделом Еремин придумал целый план проверки лиц, заподозренных им в выдаче тайн Департамента полиции. Каждому из заподозренных было направлено письмо якобы от Бурцева с неразборчивой подписью с предложением доставить сведения за крупную плату. Редакция каждого письма была иной, и каждому указан для ответа свой адрес. Проверка оказалась безрезультатной, хотя Бурцев действительно имел свои источники информации.

(Владимир Львович Бурцев прожил непростую жизнь. Еще до Февральской революции он изменил свое отношение к царизму, после же революции стал откровенным монархистом. Просидев после Октябрьского переворота в Петропавловской крепости, выпущенный на свободу, эмигрировал и сотрудничал с Врангелем и Деникиным. В Париже издавал свою газету "Общее дело", на страницах которой излагал свое резко негативное отношение к большевикам. В.Л. Бурцев умер на восьмидесятом году в 1942 году в оккупированном фашистами Париже от заражения крови, будучи уверенным, что "Россия непременно победит бошей, не может не победить".)

В целях достижения результата по борьбе с провокаторством революционеры нередко вступали в контакт с различными официальными лицами, через которых им удавалось получить подробные сведения. Иногда с целью получения более подробных сведений о работе охранки и её дезинформации внедряли социал-демократов в агентурную сеть охранки. Но ЦК был против того, чтобы большевики шли "служить" в охранку, и предостерегали от общения с органами политического сыска. "Положительно запрещено поддерживать знакомства с людьми, — рекомендовалось "Правилами поведения революционных социал-демократов", — подозреваемых в сношениях с жандармерией; разве это только происходит с согласия организационной власти и товарищей и имеет целью расследование этого вопроса, в противном случае это можно считать преступным легкомыслием, равным измене, так как подозреваемое лицо может, во-первых, злоупотреблять доверием легкомысленного товарища, а во-вторых, пользоваться его симпатиями, как доказательством своей невиновности".

Но не только в этом была опасность такого рода контактов. Жандармский полковник Г.П Судейкин так объяснял свою тактику: "Не хочешь — не доноси, только бери деньги", зная, что доносы рано или поздно последуют. Даже если некоторые и рассказывали о разговоре с Судейкиным и отдавали полученные от него деньги, зато исчезала всякая грань между агентом-провокатором и честным человеком и никакой контроль со стороны организации становился невозможным. Работая с арестованным за подготовку покушения на военного прокурора генерала В.С. Стрельникова Гребенчо, Судейкин обратил внимание на его бедность. Он сунул в карман арестованного пачку денег, затем помахал перед ним другой пачкой ассигнаций, давая понять, что тот может рассчитывать на большее. У него якобы и в мыслях нет вынуждать Гребенчо называть своих товарищей, но задержанный должен понять, что высокопоставленные чиновники давно вынашивают планы реформ самодержавной империи, а провокации террористов им мешают. Таким образом, Гребенчо имеет возможность, информируя о готовящихся террористических актах, предотвратить бессмысленное кровопролитие и, с другой стороны, добиться создания условий для проведения всеми желанных реформ. Задержанного отпускали "подумать"1. Результат был почти всегда ожидаемый.

И все же интересы обеспечения безопасности требовали постоянного доступа к секретной информации Департамента полиции. Еще народовольцы осознали эффективность такого рода операций. Им удалось внедрить в охранку тридцатипятилетнего Николая Васильевича Клеточникова, который в конце 1878 года приехал в Москву по настойчивой просьбе одного из руководителей "Народной воли", А.Михайлова. Он снял комнату рядом с А.П.Кутузовой, вдовой бывшего чиновника Третьего отделения, у которой часто бывал коллега её бывшего мужа Г.Кириллов. По его заданию Кутузова тщательно изучала своих жильцов на предмет их использования на агентурной работе. Благодаря скромному поведению и каллиграфическому почерку Н.В. Клеточников получил у хозяйки доверие. Он, регулярно "проигрывая" ей в карты, попросил её "подыскать ему должность". Так Н.В. Клеточников попал в самый центр политического сыска — сначала в третью (секретную) экспедицию, а затем в Департамент полиции на должность делопроизводителя.

До ареста в 1881 году, за 2 года службы, Н.В. Клеточников выявил свыше 385 жандармских секретных агентов, сообщив народовольцам их фамилии, конспиративные клички, приметы, адреса, задания и т. п. Он передавал сведения о лицах, состоявших под секретным надзором полиции, предупреждал о предстоящих обысках и арестах2.

Народовольцам же принадлежит идея создания "революционной полиции". В 1881 году группа молодых людей установила посты около зданий всех полицейских служб Москвы. Конспиративными квартирами для работы с агентурой в то время полиция ещё почти не пользовалась, и через очень короткое время народовольцам удалось раскрыть большинство секретных связей офицеров полиции3.

"Искра", в разделе "Из деятельности охранного отделения", раскрывала на своих страницах тактику борьбы "охранки с революционными организациями, знакомила революционеров с приемами борьбы противника и помогала вырабатывать, сообразуясь с ними, контрприемы, совершенствовать технику конспирации. Новая тактика Зубатова, включающая участие охранки в организации лекций для рабочих, благодаря разоблачительным публикациям в "Искре" довольно быстро стала давать сбои. Сам Зубатов вынужден был признать, что лекторская деятельность становилась все более непопулярной в массах. По его словам, революционеры "распугали лекторов", которые под разными предлогами один за другим стали устраняться от выступлений.

Иногда публиковались и секретные документы Особого отдела Департамента полиции. "Искра" получала также секретные правительственные материалы при посредстве членов местных комитетов РСДРП и Русской организации "Искры", имевших связи в оппозиционных правительству демократических кругах общества. Их представители, занимая видное положение в земствах, неправительственных органах, имели доступ к важным правительственным документам и зачастую сами, а иногда через вторые руки передавали их искровцам для информации и возможной публикации с целью разоблачения политики царизма на страницах газеты1.

Часто не только члены партии, но и сочувствующие ей своевременно предупреждали о подготавливаемых охранкой арестах, провокациях, о тех или иных планируемых ею операциях. Еще в конце 90-x годов XIX века в распоряжение революционных организаций попадали важнейшие секретные правительственные документы, например секретный циркуляр Министерства внутренних дел № 7587 от 12.09.1897 года2.

Большевики добились, что информация, поступающая в революционные организации, постоянно расширялась. Даже из Особого отдела Департамента полиции приходили ценные сведения со списками разыскиваемых лиц, с намечаемыми мероприятиями и т. д. В течение одного 1907 года, когда только ещё шло организационное оформление партии, центр получал копии секретных циркуляров особого отдела, в которых были имена революционеров, раскрытых полицией. По агентурным данным ожидалось их прибытие из-за границы и за ними следовало установить наблюдение3.

Среди сотрудников "черного кабинета" были такие, кто симпатизировал революционерам и мешал "департаменту полиции добраться до своих жертв". Социал-демократическая организация имела полные сведения о "черном кабинете" при Московском почтамте.

Подобные сведения, поступавшие в революционные организации по различным каналам, говорили о многом, и прежде всего о том, что самоотверженная работа отважных людей, сумевших проникнуть в высшие звенья государственного аппарата или в близкие к правительственным инстанциям круги, проводилась на высоком профессиональном уровне.

Получив сигнал о том, что данное лицо подозревается в провокаторстве, согласно установленному порядку, немедленно извещался центр и проводилась перестройка всей работы данной партийной организации. Те, над кем нависла реальная опасность, переходили на нелегальное положение или, выражаясь словами Ленина, "снимали шкуру", т. е. прекращали связь, меняли явочные адреса, пароли, шифры, псевдонимы.

Не все, конечно, кто оказывал помощь революционерам, были убежденными коммунистами. Так называемые "сочувствующие", которые в основном были представлены интеллигенцией, считали самодержавный строй хамским, варварским, желали его уничтожения, но решительной борьбы не признавали и плыли между двух берегов, лишь отваживались на полуфилантропические одолжения революции.

Были случаи перехода на сторону революционеров раскаявшихся охранников, раскрывавших карты полиции, и тех, кто мучился завистью, чья карьера шла на закат.

Например, Леонид Петрович Меньшиков после 25 лет службы в Особом отделе Департамента полиции был уволен в отставку, выехал в Финляндию и в 1909 году, бежав во Францию, вошел в контакт с Бурцевым и сообщил ему имена более 350 агентов (90 — в среде социал-демократов, 20 бундовцев, 75 поляков, 25 социал-революционеров, 45 кавказцев и 20 финляндцев и др.), среди них Азеф, Татаров, Геккельман (Гартинг), Каплинский, Жученко и др. На основе его сведений было опубликовано до 80 фамилий провокаторов в печати. Со многих материалов он снимал копии и начал пересылать их за границу эсерам (анонимно, под фамилией Иванов) ещё в 1905 году с намерением "подготовить почву" для разоблачения охранки в "мировом масштабе". Копируя полицейские документы, понимая возможные последствия, он всегда держал под рукой керосин, чтобы иметь возможность уничтожить улики в случае обыска. История же, послужившая началу его службы в охранке, была характерна для того времени. В 1886 году семнадцатилетний Меньшиков был арестован по доносу Зубатова (в то время осведомителя охранки) по обвинению в преступной деятельности. И, по его же словам, недолгое тюремное заключение заставило его "пожертвовать свой честью", пойти работать в полицию, чтобы узнать её секреты (согласно сохранившимся документам, по материалам Меньшикова было "ликвидировано" 13 революционных кружков. Успешная карьера достигалась только результатами). 22 августа 1887 года он был освобожден и по совету того же Зубатова зачислен в штат Московского охранного отделения1.

О личном составе филеров и способах осуществления наружного наблюдения стало известно от бывшего сотрудника Заграничной агентуры, француза по национальности, Леруа, который показал всех известных ему агентов в лицо, практически парализовав на долгое время работу этой службы. Леруа составил руководство для революционеров, в котором рекомендовал приемы выявления наблюдения и уход от него. Туда же был включен список пассажей, тупиков, проходных дворов, перечень зданий с несколькими выходами, которые могли быть использованы при обнаружении наблюдения. Леруа сообщил приметы и адреса своих бывших сослуживцев, передал их фотографии и подробные характеристики, вплоть до подробностей интимной жизни. После этого он, по поручению Бурцева, приступил к формированию "революционной полиции", в задачу которой входило выявление лиц, "соприкасающихся с русской политической полицией, и воспрепятствование её деятельности". Им было организовано наблюдение за зданием императорского посольства в Париже, за частной квартирой заведующего полицейской бригады Гишара2.

Наружное наблюдение представляло для революционеров большую опасность. "Если вы подозреваете, что за нами следят, то должны это проверить. Для этого лучше всего, если за вами будет идти издалека знакомый, внимательно наблюдая, не следят ли за вами подозрительные личности. Знакомый этот должен быть не скомпрометированным в глазах полиции и не обнаруживать своего знакомства с выслеживаемым… Если за вами следует шпион и вы желаете от него уйти, берите извозчика, если стоит только один, и отправляйтесь к дому сквозным двором… Недурно вывести шпиона на пустынное место и хорошенько отколотить. Жаловаться не будет, ибо ему запрещено быть уличенным… По дороге вы заходите в несколько домов на той же улице и ждете на лестнице несколько минут, между прочим заходите и к своему знакомому на то же самое время — шпион и знать не будет, в каком именно доме вы были по делу (конечно, если квартира вашего знакомого не была ему заранее известна)"1.

Хорошее знание плана города являлось необходимым требованием. Особо берегли подпольные типографии, разоблачение которых считалось особой заслугой и честью для филеров. За этим следовали награды, повышения и т. п. В этой связи требования к конспирации, при посещении адреса, где была расположена типография, возрастали многократно. Лица, допущенные к ней, а таких были лишь единицы, владея искусством борьбы с полицией, прилагали незаурядные фантазию и изобретательность, обнаружив за собой слежку. "Иногда затворников на Павловской посещал Александр Митрофанович. Зная, что за ним ведется наблюдение, он разработал довольно остроумную систему конспирации, благодаря которой филеры так и не смогли засечь его вместе с кем-нибудь из работников типографии или при посещении самой типографии. Чтобы притупить бдительность своих "опекунов", он проделывал изо дня в день один и тот же маршрут… Этот путь, точно хорошо затверженный урок, повторялся почти изо дня в день. Но в некоторые дни он вдруг на каком-то из участков резко менял маршрут, и тогда потерявшим бдительность филерам приходилось писать в своих донесениях: "Взял извозчика и утерян на углу Павловской" или "свернул во двор и был упущен из виду" и т. п."2.

Члены боевой организации Челябинска использовали и такой эффективный прием противодействия наружному наблюдению, как проведение встреч днем в многолюдных местах, в парках. Обнаружив за собой слежку, они садились на скамейку и ждали, когда филер тоже найдет себе место. Затем подсаживались рядом с ним по обеим сторонам и читали книги. Филер перейдет на другую скамейку — они перекочевывали вслед за ним. Такая игра продолжалась иногда часами, привлекая внимание и веселя публику. В конце концов, филер уходил3.

В жизни подпольщика мелочей быть не должно. Большую роль всегда играют бдительность и возможность оценивать себя как бы со стороны. "Конечно, все те, которые вели пропаганду среди рабочих, — писал П.А. Кропоткин, — переодевались крестьянами. Пропасть, отделяющая в России "барина" от мужика, так глубока, они так редко приходят в соприкосновение, что появление в деревне человека, одетого "по-господски", возбуждало бы всеобщее внимание. Но даже и в городе полиция немедленно бы насторожилась, если бы заметила среди рабочих человека, не похожего на них по платью и разговору: "Чего ему якшаться с простым народом, если у него нет злого умысла?" Очень часто после обеда в аристократическом доме, а то даже в Зимнем дворце, куда я заходил иногда повидать приятеля, я брал извозчика и спешил на бедную студенческую квартиру в дальнем предместье, где снимал изящное платье, надевал ситцевую рубаху, крестьянские сапоги и полушубок и отправлялся к моим приятелям-ткачам, перешучиваясь по дороге с мужиками"1.

Меры маскировки, своеобразный "оперативный гардероб", широко использовались в конспиративных интересах. Л.Б. Красин, следуя на собрание рабочего кружка, "как было условлено, явился на квартиру Бруснева, где-то на Бронницкой, сменил в его комнате свою студенческую одежду на высокие сапоги, косоворотку, какое-то поношенное пальто и шапку, надвинутую на самые брови, выпачкал себе руки и немного лицо сажей из печной трубы, чтобы придать себе вид мастерового, и бойко вышел по направлению к Обводному каналу, где на условленном месте встретился с Цивиньским, который должен был ввести меня в рабочий кружок"2.

Все меры принимаемые революционерами, по сохранению своих рядов, их расширению, по повышению эффективности и качества агитационной работы, подчинялись основному закону подпольной деятельности — конспирации. Без конспирации деятельность нелегальной организации профессиональных революционеров была бы невозможна. "Конспиративность, — указывал Ленин, есть настолько необходимое условие такой организации, что все остальные условия (число членов, подбор их, функции и прочее) должны быть сообразованы с ним"3.

Один из примеров конспиративного подхода к подготовке террористического акта социалистами-революционерами описывает французский социалист Жан Лонге в своей вышедшей в 1909 году книге "Террористы и провокаторы": "Переодетые разносчиками, газетчиками, посыльными, извозчиками, простыми фланерами, нанимателями квартир в "стратегических пунктах" и т. п. революционеры деятельно собирали необходимые сведения. Дифференциация и обособленность шли ещё дальше. Слежка, техника и исполнители были строго отделены друг от друга, и связь между ними поддерживалась специальными лицами, на которых возлагались обязанности посредничества и руководства.

До тех пор пока покушение не было окончательно подготовлено, будущие исполнители жили мирной "подчеркнуто обывательской жизнью вдали", но зато когда наступал их час, со сцены сходили, по общему правилу, все те, чья помощь не нужна была, одним словом, все лишние люди. Оставались лишь революционеры, которые должны были по плану идти с бомбами, затем техник, изготовляющий бомбы и в случае неудачи снова принимающий и разряжающий их, да, наконец, "старший офицер", служивший посредником между ними и лично наблюдающий за выполнением плана"1.

Об уровне конспирации, поставленной в партийной организации Москвы и других накануне II съезда РСДРП, Крупская писала, что тогда существовали параллельно социал-демократические комитеты, не знавшие друг о друге. "Условия нелегальной работы делали первые организационные шаги неимоверно трудными… Внутри комитетов все конспирировали друг от друга, и чаcто бывало так, что один член комитета вел переговоры, о которых не имели понятия другие члены"2.

А начальник Московского охранного отделения генерал Заварзин писал о постановке конспирации в рядах большевиков так: "В работу посвящались лишь причастные к тому или иному действию. Лица высших организаций появлялись в низших всегда под псевдонимами. Переписка с шифром и химическим текстом. Активные работники зачастую жили по нелегальным паспортам и для корреспонденций своими адресами не пользовались. Корреспонденция в их адрес направлялась на имя нейтральных лиц. Избегали лишних встреч друг с другом. Старались не хранить материалов, которые могли бы быть использованы против них полицией. Стремились обнаружить за собой установленное наружное наблюдение. Выставляли условные знаки в случае прихода полиции или ареста. Лампа или какой-нибудь другой предмет, спускалась или поднималась занавеска, принимали определенное положение ставни и т. д. Действовали изолированные друг от друга группы. Верхи партии почти всегда находились за границей. В результате гибла лишь одна группа или часть партии. Революционеры, из-за конспиративных соображений, почти всегда отказывались от дачи показаний на допросах. Умелое использование для революционной пропаганды союзов, библиотек, фабричных школ… Конспирация, проявляемая большевиками, является весьма поучительной"1.

Большую роль в распространении опыта конспирации сыграла газета "Искра". На её страницах, особенно в разделе "Почтовый ящик", широко освещались вопросы конспирации, уделялось много внимания правильному использованию конспиративных связей и шифров, повышения бдительности в условиях подполья.

Важным элементом конспиративной техники были псевдонимы. "В сношениях с менее известными людьми деятель должен выступать под псевдонимом, т. е. под вымышленным именем и фамилией: это затрудняет до некоторой степени деятельность жандармов даже в том случае если им удалось что-либо разузнать". Сам Ленин в своих книгах, статьях, письмах и даже в устных выступлениях не называл имена людей. Большей частью он заменял их псевдонимами-кличками или какими-нибудь условными названиями. В одних случаях фамилии заменялись русскими или иностранными именами. В других случаях вместо имени, отчества и фамилии назывался город или место, с которыми этот человек был как-то связан. Он рекомендовал выбирать псевдоним таким образом, чтобы мужчина назывался женским именем и — наоборот. Сам он использовал за все время более 150 псевдонимов. "Ленин" впервые употребил в январе 1901 года, подписывая письмо Г.В. Плеханову. Один из его псевдонимов "Тулин", от слова "тулиться", означает прятаться, скрываться.

Широко применялись имена "Дедушка", "Брат", "Сестра", такие клички, как "Старый приятель", "Наш близкий друг" и т. п. Использовались названия рыб, птиц, животных. В качестве псевдонимов использовались имена исторических личностей, героев литературных произведений: "Пугачев", "Брут", "Демон", "Русалочка". Часто фамилии заменялись профессией, специальностью лица. Использовались и отдельные буквы русского или латинского алфавита и сочетания букв или цифр, иногда употреблялся вид одежды или обуви. Многие имели несколько кличек, до 10–15 и в разных случаях нужно было пользоваться именно тем, а не другим псевдонимом, в письмах в разные адреса употреблялись разные1.

Успешно применялись и совершенствовались каждый из распространенных методов конспирации, а их применение в комплексе обеспечивало, в конечном счете, успех, несмотря на ужесточение репрессий и активизацию деятельности всего полицейского аппарата как царской, так и буржуазной России. Убедительным примером может служить опыт создания и деятельности "Искры". Нелегальная искровская типография отличалась многими конспиративными особенностями (прикрытиями её деятельности от немецкой тайной полиции и русской заграничной агентуры). К ним, в первую очередь, относится размещение типографии и редакции "Искры" в разных городах. Печатание газеты было поставлено таким образом, что опытный агент Департамента полиции Зинаида Жученко, засланная в 1898 году к эмигрантам, жившим в Лейпциге, и проработавшая там до 1904 года, не добыла никаких сведений о печатании "Искры" в этом городе2.

В октябре 1901 года начальник Особого отдела Л.А.Ратаев, основываясь на агентурных сведениях, отмечал: "…удача "Искры" в доставке литературы в Россию объясняется тем, что их заграничная типография законспирирована. Явление за границей небывалое, где все типографии работают открыто. Искровцы же устроили так, что редакция всем известна и помещается в Мюнхене, а где типография и кто в ней работает, не знает никто. В этой конспирации залог прочного успеха"3.

Директор Заграничной агентуры Рачковский ставил своей личной целью выявить и ликвидировать газету. "В настоящее время, — доносил он в Департамент полиции в 1902 году, — мной принимаются соответствующие меры к выяснению наличного состава редакции и точного его местопребывания. Я найду средство, действуя наверняка, ликвидировать эту крайне опасную организацию и поставить её в совершенную невозможность дальнейшего печатания "Искры" при существующих конспиративных условиях, в высшей степени затрудняющих борьбу с ней"4.

Редакция нашла свои пути через границу. Транспортировкой "Искры" из-за рубежа и её доставкой на места занималась специально созданная при редакции транспортная группа (Н.Э. Бауман, М.М. Литвинов, О.А. Пятницкий и др.). Всего существовало семь нелегальных путей. Наиболее эффективно действующими и надежными были австрийский и прусский. Из соображений конспирации почтовые отправления производились из разных городов и стран, в конвертах разных цветов и форматов. Во все пакеты старались класть одинаковую литературу, чтобы в случае провала части из них в других оставались те же номера газет и книг. Внутрь больших пакетов вкладывались несколько маленьких с одинаковыми наименованиями. В России внешние распаковывались, а внутренние рассылались без сортировки. Эффективным считался и морской путь. В порту почта заделывалась в непромокаемые резиновые мешки и переносилась на корабль, готовый к отплытию. По прибытии в Одессу, Новороссийск или Батуми мешки ночью сбрасывали в воду. Специально подготовленные люди их вылавливали и отправляли по назначению.

Несмотря на активную деятельность полиции партия могла осуществлять достаточно масштабные и емкие по объему и кругу вовлеченных лиц мероприятия, не встречая сопротивления со стороны власти. В 1912 году подготовка к Пражской конференции была проведена в высшей степени конспиративно. И, благодаря этому, путь следования делегатов из России стал известен охранке лишь после того, как они благополучно прибыли в Прагу. ЦК позаботился, чтобы делегатам на местах были даны лишь промежуточные явочные адреса. Затем они, пройдя необходимую проверку, получали дальнейшее направление и пароли. Кроме того, делегатам перед отъездом давались новые псевдонимы, не известные ещё охранке. Это позволило запутать следы и обезопасить делегатов1.

II съезд РСДРП в 1903 году также прошел успешно благодаря тщательной его подготовке и соблюдению повышенной конспирации.

Особого рассмотрения заслуживает организация связи между партийными комитетами на местах, революционными организациями и центральными органами. Здесь же следует отметить наиболее значительные детали организации переписи через границу, как наиболее уязвимой её составной части.

"Искра" и социал-демократические организации впервые в истории революционного движения в России широко использовали официальный (легальный) способ связи — русскую и международную почту — для пересылки в большом количестве нелегальной корреспонденции. Одновременно практиковались так называемые "оказии". Здесь также помогали не находящиеся в поле зрения полиции лица, сочувствующие революционному движению и пользующиеся определенным доверием (студенты, медики, учителя, актеры и т. п.), которые выезжали за границу по различным делам и соглашались по пути доставить письмо адресату или опустить его в почтовый ящик. "Важно, чтобы на письмах не было заграничного штемпеля, тогда на них русская полиция обращала меньше внимания. Крестьянки, приезжавшие на базар из России, за небольшую плату брали наши письма и бросали их в ящик уже не в России", — писала Крупская, отвечавшая за переписку в партии. Немаловажно знать тактику, которую применяли и филеры, чтобы зафиксировать факт броска корреспонденции в почтовый ящик. "Примите меры, чтобы шпики не могли видеть, как опускаются письма, а то при окружении Матвея и Веры шпиками, возможно, что прослеживают опускание писем в ящики, открывая подозрительные письма. Такой прием вообще охранка давно знает и практикует"1.

Адреса, по которым шла корреспонденция, подразделялись на постоянные, временные и случайные. Временные адреса служили для кратковременных, часто одноразовых, связей с целью решения вопроса о постоянном адресе.

Адреса для связей подразделялись на адреса для писем и для нелегальной печати. Адресатом являлось, как правило, какое-либо учреждение, предприятие. В таких случаях получатель не указывался, либо им было подставное либо вымышленное лицо.

Техника же пересылки конспиративного письма заключалась в следующем. Подготовленное письмо запечатывалось в конверт и отправлялось на посреднический адрес для последующего вручения адресату. О том, кому следовало вручить письмо, условливались заранее. В другом случае письмо запечатывалось в новый конверт и направлялось на промежуточный адрес для вручения тому, кому предназначалось. Эти правила касались как заграничной, так и внутрироссийской переписки.

Прежде чем пользоваться каким-либо каналом связи, этот канал проверялся. Для начала практиковалась посылка обыкновенных писем невинного содержания. Лишь после получения от адресата подтверждения в получении корреспонденции завязывалась регулярная переписка.

В отдельных случаях об отправке письма шло предупреждение открыткой с бытовым текстом. Эта же открытка означала, что адресат продолжает работу в нормальных условиях.

Часто внешнее письмо писалось измененным почерком на языке той страны, куда оно направлялось или откуда исходило. Чаще всего это был немецкий, французский или английский язык. Как само письмо, так и адрес на конверте исполнялись печатными буквами. Кроме того, письма, исходящие от мужчины, иногда подделывались и стилизовались под письма, направленные якобы от женщины. Такие меры затрудняли охранке проведение экспертизы почерков и определения по ним автора письма.

Также широко применялись многочисленные условности, псевдонимы, сокращения, иносказания, понятные только адресату.

Важно было правильно написать заграничный адрес, так как правила его написания в европейских странах отличались от принятых в России.

Нередко письма за границу пересылались в почтовых вагонах скорых и пассажирских поездов, минуя почтовые отделения. Такие письма штемпелевались непосредственно в почтовых вагонах с указанием их номеров, а обратный адрес не указывался, что давало возможность избегать упоминания места отправления корреспонденции. В этом случае невозможно было определить город (ж.д. станцию), из которогo письмо отправлено.

Для доставки через границу литературы и других объемных грузов революционеры широко использовали и контрабандные пути. Для контрабандистов это возможность заработать, для подпольщиков — вполне надежный канал, обеспечивающий конспирацию при должной проработке1.

Все письма, содержащие информацию секретного характера, исполнялись тайнописью, которая выявлялась сначала нагреванием, а затем, по мере совершенствования технологии, обработкой специальным химическим составом. Кроме того, наиболее секретные данные (фамилии, адреса, пароли и т. п.) шифровались. Шифр со временем усложнялся, повышалась его надежность.

Тайнопись наносилась между строк в отправляемых через границу книгах, журналах, газетах, между строк открытого письма (способ "Ласточка"). Конспиративные письма заделывались в переплеты книг. Крупская так описывала технику вскрытия подобных тайников: "На днях пошлем вам книгу в переплете. Переплет надо будет опустить в теплую воду и, когда он станет расслаиваться, начать отделять листы, подставляя под кран с кипящей водой. Надо только не спешить. Отделенные таким образом листы вытереть губкой, чтобы снять клей, потом дать высохнуть и сыроватым положить под пресс…"1

О надежности применяемых методов связи свидетельствует тот факт, что Особому отделу Департамента полиции удалось дешифровать не более 20 процентов искровской переписки. Некоторые перехваченные "черным кабинетом" письма вообще не были прочитаны2.

После октября 1917 года новая власть стала формировать свой собственный государственный аппарат, в котором ВЧК стала выполнять задачи карательного органа, заменив собой Департамент полиции со всем его арсеналом средств. Имеющим огромный опыт подполья, арестов, тюрем и ссылок, организации агентурно-оперативного процесса и воспитанным на правилах строгой конспирации её сотрудникам и руководителям не пришлось ничего открывать заново.

В.Р. Менжинский, второй председатель ОГПУ после Дзержинского, однажды заметил: "Принцип — работать без провалов — беспощадно относясь ко всем растяпам, оказался жизненным после Октября, даже в деятельности такого учреждения, как ВЧК-ОГПУ. Если мы имели большие конспиративные успехи, то…подпольную выучку… я применял, насколько умел, к нашей чекистской работе"3.

Процесс преемственности этих ведомств специального назначения всегда был скрыт за грифом "Секретно", но это уже другая тема, не менее занимательная и поучительная. Здесь лишь стоит обозначить, что в первые годы власти Советов "военспецы", как носители профессиональных знаний и опыта, были не только в армии, но также в правительстве и в органах политического сыска. Дзержинский, например, в качестве эксперта привлекал В.Ф. Джунковского, который с 1913 года был товарищем (заместителем) министра внутренних дел и свою деятельность начал с сокращения разросшейся сети секретных агентов, с его точки зрения противоречащей законности и элементарной целесообразности. Позже он предпринял попытку расследования деяний Распутина, как человека, который "расшатывает трон", за что попал в немилость и указом царя в 1915 году был уволен с должности товарища министра внутренних дел с переводом в действующую армию. В историю Джунковский вошел как борец против беззаконий царской охранки. В 30-х годах он стал одной из миллионов жертв сталинских чисток.

Организационное строение, правила личной безопасности и конспирации, тактические приемы и методы ведения активных наступательных действий находящейся на нелегальном положении организации стали общепризнанными и классическими для всех последователей, от гайдаровских "Тимура и его команды" до разбросанных по всему миру троцкистских организаций. Эти же принципы лежат в основе всех без исключения специальных служб, включая разведки, где тоже ошибаются лишь один раз.

Именно так существуют и действуют сегодня, не обязательно копируя оригинал, все нелегальные структуры криминальной направленности наркосиндикаты, "борцы за справедливость", практикующие терроризм, мафиозные группировки и многие другие. Они не обязательно могут знать, что все это уже было. Ведь и в науке открытия, бывало, делались почти одновременно двумя независимыми и неведомыми друг другу людьми. Просто законы природы и общества, существующие объективно, как порождают само их существование, так и задают им условия выживания. А выживает не всегда сильнейший, но, чаще, грамотный и опытный.

Реклама на сайте