«Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме»

3890

Описание

В книге освещается малоизвестная мрачная сторона жизни древних римлян. Рассмотрены древнеримские казни, пытки и суровые наказания, дана их правовая и нравственная оценка. Освещены изуверства и издевательства, бытовавшие в Древнем Риме, обрисованы древнеримские доносчики, рассказано о массовом терроре в период римских гражданских войн. Материал почерпнут из широкого круга античных исторических и художественных источников. Приложен справочный аппарат. Книга адресована всем, кто интересуется историей общества, культуры и права.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Г.И.Тираспольский Беседы с палачом Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме

Памяти всех невинно павших от рук палачей и террористов

Ликует буйный Рим… торжественно гремит

Рукоплесканьями широкая арена:

А он — пронзённый в грудь — безмолвно он лежит

Во прахе и крови скользят его колена…

(М.Ю.Лермонтов).

…нет зверя свирепее человека, совмещающего в себе дурные страсти и власть.

(Плутарх).

Прорвалось наружу вдруг всё то, что до сих пор таилось внутри; произошла противоестественная перемена с сенаторами, консулами, преторами, трибунами, кандидатами на все эти магистратуры или состоявшими в этих должностях; теперь они бросались к ногам своих рабов с рыданьями, называли слугу спасителем и господином.

(Аппиан).

Задыхаясь, с холодным потом на челе, читал я страшную повесть.

(А.И.Герцен).

ВВЕДЕНИЕ

§ 1. История вопроса и намерения автора

Предания умалчивают о том, кто первым применил казнь как средство «укоризны» ближнего своего. Однако не подлежит сомнению, что казни, пытки и другие виды убийств и издевательств — одно из тех мрачных изобретений человечества, которые издавна сопутствовали его истории.

«Есть одно только благо — знание и одно только зло — невежество», — учил Сократ.[1] В наши дни, когда из чрева разнузданного невежества, оголтелого шовинизма и религиозной исступлённости народился монстр международного терроризма, как никогда важно осмыслить исторический опыт применения казней, пыток и прочих видов истязаний, в конечном счёте вскормивших эту кровожадную гадину.

Особенно поучительно такое осмысление на правовом и историческом материале Древнего Рима, юридическая система которого легла в основу современного европейского права и по сей день служит неиссякаемым источником для мыслящих правоведов.

Разностороннее освещение событий минувшего необходимо россиянам как воздух. Их психика длительное время усердно обрабатывалась подрумяненной краснофонарной псевдонаукой и сноровистыми пропагандистскими холуями тоталитарного режима. «Результат — глубоко искажённое историческое сознание общества. Подлинное знание подменено мифами. Всё это — симптомы глубокой болезни общественного сознания, ибо без открытого взгляда на историю оно обречено оставаться искажённым».[2]

Обращение к избранной теме необходимо ещё и потому, что в существующей справочной, научной и учебной литературе казни, пытки и другие наказания, применявшиеся древними римлянами, либо не освещены совсем, либо рассмотрены отрывочно, бегло и бессистемно (см., напр.,[3] .[4]

Некоторым исключением из этого являются исследование А.Ф.Кистяковского,[5] справочник М.Бартошека «Римское право»[6] и учебник О.А.Омельченко,[7] где сделана попытка упорядочить такие сведения, а также «Энциклопедия смерти» А.П.Лаврина,[8] в которой, наряду с перечислением разновидностей смертной казни в Древнем Риме, описаны свирепые подробности некоторых из них. Однако и в этих трудах классификация и степень полноты соответствующего материала далеко не совершенны, а освещение казней иногда производится с фактическими ошибками.

Отмеченные обстоятельства не только обедняют наши сведения об истории Древнего Рима, но и порождают досадные заблуждения. Так, например, в одной добротной книге по истории Средневековья, содержится мысль (как мы увидим, ошибочная), что средневековые истязания по своей жестокости намного превосходили древнеримские (см..[9]

Колоритные черты древнеримского быта, относящиеся к нашей теме, рассеяны в произведениях античных авторов. Такие сведения также требуют упорядочения и в ряде случаев — разъяснений и уточнений.

Указанные обстоятельства определили ближайшую цель нашей работы — выявить и систематизировать с возможной полнотой сведения о древнеримских казнях, пытках и суровых наказаниях, воспроизвести их описание в трудах древнеримских авторов, дать им по возможности адекватную правовую и нравственную оценку.

Читатель легко заметит, что изложенная в 1-й главе классификация древнеримских казней построена не на одном, а на нескольких основаниях: степень жестокости казней, их правовая обусловленность, технические особенности казней, их социальная приуроченность и др. Хотя наличие нескольких пересекающихся оснований далеко от идеала формальной логической стройности, такая (так называемая естественная) классификация, как представляется, и ближе к древнеримской исторической действительности, и даёт возможность вынести нравственную оценку карательным действиям, что бывает порой важнее, чем сама их сортировка и описание.

Разумеется, наша классификация не претендует на бесспорность и, как всякая коллекция, способна быть в дальнейшем расширена и уточнена.

Поскольку казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме нередко сопровождались изуверствами и издевательствами, а по способам и последствиям применения порой не отличались от первых, мы рассматриваем и эту группу явлений.

Нагромождение ужасов в нашей книге — не дань потаённому мазохизму или попытка произвести дешёвую сенсацию. Каждая казнь, каждая пытка, каждое издевательство и изуверство, даже в массовых масштабах и даже по высочайшему повелению коллегиальных органов — всегда дело рук конкретных палачей и мучителей, как бы они ни таились под маской, капюшоном или псевдонимом. Стало быть, каждый из них лично ответствен за то, что необозримый ряд безвременных могил расширился, а круг живущих людей трагически сузился.

Из сферы кровавой обыденности мы выходим здесь на простор философско-нравственных исканий, среди которых самыми жгучими являются, пожалуй, мысли об индивидуальном переживании бытия,[10] персональности исторического процесса ,[11] ,[12] о нравственной причастности личности к всечеловеческим деяниям[13] и осознании личностью её исторической ответственности вопреки обезличивающей стихии толпы[14] и иссушающему влиянию социологических доктрин.[15] И если читатель хотя бы на минуту погрузится в раздумья об ответственности всех нас за всё, что творится людьми на измученной планете, автор сочтёт свою книгу не напрасной.

§ 2. Постановка проблемы

Римское законодательство выработало и применяло на практике понятие степени наказания в зависимости от тяжести преступления. Вместе с тем кодекса, определявшего, какие деяния являются преступными и каких наказаний они требуют, в Древнем Риме не существовало.[16] Уголовное законодательство римлян, по словам Т.Моммзена, было «беспримерно шатким и неразвитым».[17] В конкретных случаях вид и способ применения наказания устанавливался по-разному: или определённым законом, или правовой традицией, или судейским усмотрением с учётом качества преступления, личности преступника и существующих прецедентов.[18]

В расчёт могли приниматься и чисто технические условия применения наказаний. Так, при отсутствии досягаемого водоёма казнь отцеубийцы посредством утопления в кожаном мешке вынужденно заменялась растерзанием дикими зверями или распятием на кресте.

Отмеченные свойства было бесспорным достоинством римской правовой системы, обеспечивающим её гибкий подход к совершённому правонарушению, к личности подсудимого и к условиям исполнения наказаний. Однако те же свойства создавали почву для произвола при их назначении и применении, приводя порой к несоразмерности наказаний и совершённых преступлений, а часто — и к самочинным палаческим расправам над невинными людьми. В игру здесь вступали, наряду с общественно-политическими соображениями, и этнопсихические силы, исследованные Л.Н.Гумилёвым (см.;[19] [20]).

Судейский произвол в таких случаях усугублялся тем, что, в отличие от гражданских дел, инициатива возбуждения уголовного судебного преследования против подозреваемого принадлежала не только потерпевшей стороне, но и должностному лицу, которое также назначало наказание.[21]

Следует помнить также о том, что в Древнем Риме отсутствовало понятие должностной компетенции высших чиновников, т. е. определённой и ясно ограниченной сферы их деятельности, и поэтому не было привычного или, по меньшей мере, известного нам разграничения законодательной, судебной и исполнительной властей (такое разграничение было отчётливо проведено только в XVIII в., в трудах Шарля Луи Монтескьё, и законодательно закреплено в Конституции США в 1778 г.[22]). Напротив, римляне твёрдо стояли на том, что суд является главной функцией государственной и общественной власти, составляя с ними единое целое. Римские высшие магистраты были в одно и то же время и правителями, и военными вождями, и законодателями, и судьями, и надзирателями за исполнением законов и судебных решений.

Выявление правовой обоснованности наказаний, практиковавшихся в Древнем Риме, а также способа их применений — тема большого самостоятельного исследования, выходящего далеко за пределы настоящей книги. В дальнейшем мы затрагиваем эту тему лишь в той мере, какая продиктована задачами нашей книги и подкреплена материалом обследованных источников.

И сами способы наказаний, и процедура их исполнения нередко носили у римлян, особенно в древности, обрядово-символический характер. Это, в свою очередь, определялось происхождением карательных процедур, их связью с соответствующими этническими и религиозными представлениями, в том числе заимствованными у других народов. Выявление этих особенностей — важная задача, которая должна решаться также отдельно и в другом месте.

Система карательных мер в Древнем Риме, как и во всех древних государственных образованиях, была далеко не безразличной к сословному делению общества. Социальные верхи, в которых шла неустанная борьба за обладание властью и богатством, при всей звериной жестокости этой схватки, ревностно заботились о своём привилегированном положении при определении наказаний. Эта особенность нашла своё прямое выражение в древнеримском законодательстве и широко применялась на практике (см..[23] Мы учитываем указанное обстоятельство в той мере, какая определялась доступными нам источниками.

Интересным и важным является вопрос об эволюции древнеримских карательных мер, их преобразовании в связи с социальным и нравственным развитием общества. Имеющиеся сведения об этом, к сожалению, скудны, отрывочны и не всегда надёжны. Мы приводим их в качестве сопроводительных при освещении соответствующего материала.

§ 3. Степень достоверности источников и принцип их подбора

Источники, из которых мы черпали сведения, представлены следующими группами трудов:

1) словари, энциклопедии, справочники;

2) научные исследования;

3) общие курсы, обзоры, хрестоматии;

4) учебники и учебные пособия;

5) комментарии, примечания, указатели;

6) памятники римского права;

7) сочинения античных авторов.

Из перечисленных источников чаще всего подвергались и подвергаются критике за недостоверность последние (см.[24]). Насколько обоснован такой скептицизм?

Как установлено, в дошедших до нас сочинениях большинства античных историков — и дошедших как ничтожная часть громадного массива текстов,[25] — наряду с бесспорными сведениями и достоверными описаниями (подробнее см.[26]), присутствуют вымысел, неточности, натяжки, намеренные хронологические сдвиги, художественные преувеличения, общественно-исторические мифы ,[27] ,[28] ;[29] ,[30] ,[31] ,[32] ,[33] ,[34] ,[35] ,[36] ,[37] Горенштейн. Гай Саллюстий Крисп, с.155–156]. Крайним проявлением скептического отношения к античным источникам является, пожалуй, убеждённость Освальда Шпенглера в том, что греко-римские историки были начисто лишены ретроспективного мышления. Подытоживая свои рассуждения на эту тему, О.Шпенглер приводит резкое высказывание Теодора Моммзена, согласно которому римские историки — это сочинители, «которые говорили о том, что заслуживает умолчания, и молчали о том, что следовали сказать».[38] Крайним проявлением скептического отношения к античным источникам является, пожалуй, убеждённость Освальда Шпенглера в том, что греко-римские историки были начисто лишены ретроспективного мышления. Подытоживая свои рассуждения на эту тему, О.Шпенглер приводит резкое высказывание Теодора Моммзена, согласно которому римские историки — это сочинители, «которые говорили о том, что заслуживает умолчания, и молчали о том, что следовали сказать».[39]

В некоторых случаях изъяны античных источников, действительно, настолько явны, что видны невооружённым глазом. Так, А.С.Пушкин укорял Тацита за неубедительную мотивировку некоторых описываемых событий: «Юлия, дочь Августа, славная своим распутством и ссылкой Овидия, умирает в изгнании, в нищете, — может быть, но не от нищеты и голода, как пишет Тацит. — Голодом можно заморить в тюрьме».[40] Другой пример: свидетельство Луция Аннея Флора о глумлении парфян над отрубленной головой Марка Лициния Красса, в оскал рта которой влили расправленное золото, «чего так жаждала его душа».[41] Между тем в сообщении Плутарха о глумлении врагов над отсечённой головой Красса рассказывается и том, что она была брошена на середину залы, где исступлённо ликовали победители римского войска, и о том, что упоённые победой и вином участники веселья жадно выхватывали друг у друга мёртвую голову как желанный трофей, но ни слова не сказано о вливании расплавленного золота в её рот (см..[42] Разумеется, историк наших дней вправе выбрать из этих версий ту, которая кажется ему достовернее или колоритнее (ср.[43]), но всё же более разумно усомниться в достоверности и того и другого свидетельства.

Нелишне привести суждение античного историка Полибия, который, критикуя некоторые исторические труды современников, проворчал: «По моему мнению, они имеют значение и цену не истории, а болтовни брадобрея или простолюдина».[44] Впрочем, если копнуть глубже, то и у нашего ворчуна можно найти искажения исторической истины в угоду личным симпатиям и антипатиям (см.[45]).

Такие свойства античных исторических сочинений читатель должен иметь в виду, когда он встречается с приведёнными здесь цитатами из них.

Допуская, что далеко не все свидетельства, содержащиеся в цитируемых отрывках, бесспорны и достоверны, мы всё же не отказывали себе в желании насытить ими нашу работу. При этом автору меньше всего хотелось, чтобы его книга была воспринята читателем как цитатник. Вследствие этого позволим себе подробнее разъяснить цель нашего обильного цитирования.

Прежде всего, приводимые отрывки, несмотря на сомнительную сюжетную или историческую истинность некоторых из них, содержат достоверные сведения о типологии и технике древнеримских казней, пыток и наказаний.

Так, можно усомниться в достоверности приведённого Тацитом сообщения о гибели императора Тиберия в результате его удушения под ворохом одежды[46] — тем более что, согласно Светонию, смерть Тиберия могла наступить и от отравления медленным ядом, и от удушения подушкой, и оттого, что ему, накрыв голову подушкой, стиснули горло руками.[47] Можно довериться первой версии (см., напр.[48]) либо предпочесть общую формулировку «был задушен» (см., напр.[49]), либо наконец согласиться с теми, кто утверждал, что дряхлый Тиберий «поднялся с постели, но, пройдя несколько шагов, потерял сознание, упал и разбился насмерть».[50] Однако не подлежит сомнению, что перечисленные здесь историками сами приёмы умерщвления жертвы — не художественный вымысел, а мрачная древнеримская действительность.

Другая цель широкого цитирования античных авторов заключалась в стремлении воссоздать на страницах нашего издания колорит древнеримской эпохи, отмеченной и величественными взлётами человеческого духа, и его позорными падениями в пропасть лютых злодеяний.

При чтении нашей работы у некоторых читателей может закрасться подозрение: «А не сгущает ли автор краски? Не желает ли он бросить позорящую тень на блистательный облик Древнего Рима, величественным достижениям которого столь обязана современная цивилизация?». Чтобы предотвратить такие подозрения, мы, как правило, не пересказываем палаческие сюжеты, а даём возможность поведать о них самим римлянам. Audiātur et altĕra pars («Пусть будет выслушана и другая сторона») — справедливо требовали они. Что же до блистательного Древнего Рима, то здесь как нигде уместна следующая выдержка из уже цитированного трактата Освальда Шпенглера: «Я вижу символы первостепенного порядка, что в Риме, где триумвир Красс был всемогущим спекулянтом земельными участками, отведёнными под строительство, красующийся на всех надписях римский народ, перед которым даже на расстоянии трепетали галлы, греки, парфяне, сирийцы, в неимоверной тесноте ютился в густонаселённых многоэтажных домах неосвещённых предместий и обнаруживал полное равнодушие или своего рода спортивный интерес к успехам милитаристской экспансии; что многие благородные семьи родовой аристократии, отпрыски победителей кельтов, самнитов и Ганнибала, вынужденно отказывались от своих родовых поместий и снимали жалкие квартиры, поскольку не участвовали в опустошительной спекуляции; что в то время как вдоль Via Appia[51] высились удивляющие и по сей день надгробные памятники денежных тузов Рима, тела покойников из народа вместе с трупами животных и городским мусором выбрасывались в ужасающую братскую могилу, пока при Августе, чтобы предотвратить эпидемии, не засыпали это место, на котором тогда же Меценат разбил свой знаменитый сад…»[52] (о вопиющем неравенстве римских сословий, прикрываемом чисто внешним блеском империи см. также[53]).

И, наконец, наше цитирование преследует также просветительскую цель — ознакомить широкого читателя с фрагментами тех трудов, которые, быть может, прежде были ему неизвестны или недоступны, но заинтересуют и войдут в круг его одухотворённого чтения.

Именно последним обстоятельством диктовался подбор юридических и исторических источников, при котором мы намеренно не ссылались на сочинения античных авторов, известные нам в древнегреческом и в латинском подлинниках, но не переведённые на русский язык. Такой пробел в нашем библиографическом перечне извинителен также потому, что в этих трудах мы не обнаружили сведений о древнеримских казнях, пытках и суровых наказаниях, которые своей принципиальной новизной отличались бы от соответствующих сообщений в цитированных здесь источниках.

Обследованная автором юридическая и историческая литература на английском, немецком, французском, итальянском и ряде других европейских языков также не привнесла существенного нового в его представления об этой стороне древнеримской жизни.

Читателя, осведомлённого в европейских языках и желающего обратиться к соответствующим иноземным сочинениям, мы отсылаем к трудам,[54] ,[55] ,[56] содержащим полезные библиографические сведения.

§ 4. Терминология и слог этой книги

Определённую трудность в освещении казней, пыток и наказаний вызывает смысловая неэквивалентность ряда русских и латинских обозначений карательных мер и орудий их применения. Некоторые из этих наименований в русском и латинском языках, кроме того, многозначны.

Таково, например, слово казнь. В русский язык оно вошло из старославянского (см.,[57] [58]) в качестве кальки (буквального перевода) ряда древнегреческих слов, употреблявшейся в двух значениях: «наказание» и «приказ, указ».[59]

Первое значение скалькировано с древнегреческих слов zhm…a «1) наказание, штраф; 2) убыток, ущерб, урон, вред»[60] и k…nduno$ «1) опасность; 2) смелый поступок, риск»;[61] второе — со слов dÒgma «1) мнение; 2) решение, постановление; 3) философское учение»[62] и qšspisma «1) прорицание; 2) приказание».[63]

В древнерусских памятниках слово казнь не только сохраняет прежнюю многозначность, но и раздвигает свои смысловые рамки (см.,[64] ,[65] [66]).

Следствием этого является смысловая широта слова казнь в современном русском языке и разноголосица словарей в его толковании. Малые толковые словари дают только одно его значение — «лишение жизни как высшая карающая мера (высшая мера наказания)» (см.,[67] [68]), тогда как большие и средние — от двух до трёх значений, не считая фразеологически связанных (см.,[69] ,[70] [71]): «1) высшая мера наказания — лишение жизни; 2) устар. суровое наказание, кара; 3) перен. страдание, мучение».

В юридической и энциклопедической литературе такая многозначность преодолевается применением составного термина смертная казнь (см., напр.[72]) который, однако, со строго лингвистической точки зрения представляет собой плеоназм такого же ряда, как патриот родины, своя автобиография, коллега по работе, народная демократия и т. п.

Латинское слово poenă, терминологически параллельное русскому казнь, имеет два главных значения: «1) наказание, кара; 2) страдание, мучение, мука».[73] В первом значении оно синонимично слову punitio.[74]

М.Бартошек усматривает в слове poenă также архаическое значение «очищение коллектива от преступления и посвящение преступника божеству», одновременно снабжая это слово этимологическую пометой «греч.».[75] Не ясно, из какого источника М.Бартошек почерпнул указанное значение (в фундаментальном «Латинско-русском словаре» И.Х.Дворецкого такое значение не представлено и слово poenă пометой «греч.» не сопровождается). Возможно, М.Бартошек выводит это значение из греческого poin» «штраф (особенно за убитого), возмездие, вознаграждение; вообще кара, наказание»,[76] однако связь между латинским poenă и греческим poin», несмотря на их наглядную смысловую и звуковую близость и мнение крупнейших латинистов о греческом происхождении первого (см., напр.[77]), не вполне ясна. Не исключено, что слово poenă действительно было заимствовано из греческого языка, но не менее возможно и обратное заимствование, а ещё более вероятно, что оба слова происходят из общего праязыкового корня, длительное время существовали независимо друг от друга и лишь позднее сблизились на почве греко-римских этнокультурных связей (попутно отметим, что дискуссионность отношений между латинским poenă и греческим poin» сказывается на спорах этимологов об истории русского слова пеня, см., напр.[78]).

Трудность адекватного перевода латинского слова poenă на русский язык и толкование связанных с ним юридических понятий обусловлены и тем, что оно входит в многозначное терминологическое словосочетание poenă capĭtis(=poenă capitālis), одно из значений которого «высшая мера наказания в Древнем Риме» не совпадает с современным значением «смертная казнь» (подробнее см. ниже).

Во избежание терминологической сбивчивости латинские юридических выражения при необходимости далее сопровождаются разъяснениями и уточнениями.

В дальнейшем мы будем употреблять слово казнь в значении «лишение жизни как карающая или ритуальная мера, а также намеренное убийство с низменными целями», слово пытка — в значении «истязание, применяемое при допросе обвиняемого с целью вынудить его к даче показаний либо уступить своё имущество», оборот суровое наказание — в значении «жестокое карающее физическое и (или) психическое воздействие на того, кто совершил проступок, не приводящее намеренно к гибели наказываемого».

К этому смысловому ряду примыкают слова изуверство и издевательство. Первое мы употребляем в значении «намеренное калеченые кого-л. с целью извлечь из этого материальную выгоду, отомстить обидчику или сделать из калечения театральное зрелище»; второе — в значении «причинение преимущественно должностным лицом кому-л. страданий с целью его жестоко унизить, для удовлетворения своих извращённых наклонностей или для нанесения ущерба здоровью истязаемого».

И наконец, слово варвар употребляется нами только в его первоначальном значении — «всякий неримлянин и негрек».

Читатель старого закала, воспитанный на сочинениях с вытянутым во фрунт поджарым слогом, немало удивится (если не оскорбится), встретив в нашей книге такие ухарские выражения, как прохиндей, окочуриться, пацан и т. п., применяемые если не к высокой, то более или менее почтенной исторической материи. Едва ли придётся по вкусу иным читателям и зубоскальство, которое там и сям сопутствует повествованию о некоторых исторических персонажах.

Что скажешь на это? Покаяние здесь ни к чему, поскольку автор не считает себя повинным в покушении на немеркнущие красоты русского языка (преподаванию и исследованию которого он посвятил главную часть своей осмысленной жизни). Не посягал автор и на репутацию почтенных исторических личностей. В качестве же объяснения такого стилистического и интеллектуального озорства (или, выражаясь современным слогом, — стёба) можно было привести пространные доводы, способные составить отдельный пухлый том. Однако чтобы не утомлять читателя высоколобыми рассуждениями, скажем предельно кратко: стилистический и интеллектуальный строй нашей книги выражает безнадёжное стремление хотя бы на миг вырваться из той убийственно-монотонной реки времён, о которой с непревзойдённым ужасом и восхищением (вопреки бодряческому толкованию, см.[79]) писал Г.Р.Державин:

Река времён в своём стремленье Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остаётся Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрётся И общей не уйдёт судьбы..[80]

Глава 1-я. КАЗНИ

§ 1. Вступительные замечания

По степени жестокости и неотвратимости (критерии которых, впрочем, далеко не бесспорны) традиционные древнеримские казни можно разделить на пять разрядов:

1) обычные;

2) квалифицированные;

3) умеренные;

4) смягчённая;

5) казнь проскрибированных в виде упреждающего самоубийства;

6) психологическая казнь.

К особым казням относятся шесть разновидностей:

I. Побитие камнями как самосуд толпы.

II. Отдача в актёры-смертники.

III. Экзотические казни:

1) перепиливание;

2) растерзание толпой;

3) разрывание тела;

4) затаптывание;

5) разбиение о стену;

6) умерщвление голодом;

7) растерзание хищными рыбами;

8) подвешивание на крюке;

9) растерзание собаками;

10) насильственное кровопускание;

11) умерщвление подстроенным кораблекрушением;

12) казнь под корзиной;

13) умерщвление банным паром и жарой;

14) Метеллова казнь;

15) умерщвление бессонницей;

16) казнь в мешке с ядовитыми змеями;

17) умерщвление под тяжестью статуй;

18) умерщвление под колёсами повозок.

IV. Казни как продолжение и завершение истязаний (засечение розгами и плетьми, забивание насмерть палками, плетьми, цепями);

V. Децимáция.

VI. Ритуальные казни.

Особые казни выделены в самостоятельный разряд потому, что их первые три группы не предусмотрены римским законодательством; четвёртая группа представляет собой промежуточный тип между телесным наказанием и собственно казнью; пятая применялась только за воинские преступления; шестая представляла собой человеческие жертвоприношения, совершавшиеся согласно древнеримской религиозной обрядности и религиозным представлениям.

Существовали также казни, которые из-за особенностей их описания в трудах римских историков относятся к неясным и спорным случаям. Они рассмотрены отдельно.

§ 2. Обычные казни

В их состав входят семь разновидностей:

1) обезглавливание;

2) закалывание мечом, кинжалом, ножом;

3) перерезание горла;

4) удушение;

5) сбрасывание с Тарпейской скалы;

6) утопление;

7) умерщвление ядом.

1. Обезглавливание (animadversio = decollatio) имело две технические разновидности:

1) обезглавливание мечом (animadversio gladio);

2) обезглавливание секирой, топором (percussio secūri).

Круг правонарушений, которые карались обезглавливанием, в источниках по истории римского права не очерчен.

По свидетельству античных историков, умерщвление топором высших сановников считалось в Древнем Риме позорной казнью.[81] Согласно Плутарху, основатель древнеримской республики Луций Юний Брут (не путать с Марком Юнием Брутом, убийцей Юлия Цезаря) именно такой расправе подверг своих сыновей за их участие в предательском заговоре: «…[82] схватили молодых людей, сорвали с них одежду, завели за спину руки и принялись сечь прутьями, и меж тем как остальные не в силах были на это смотреть, сам консул, говорят, не отвёл взора в сторону, сострадание нимало не смягчило гневного и сурового выражения его лица — тяжёлым взглядом следил он за тем, как наказывают его детей, до тех пор пока ликторы, распластав их на земле, отрубили им топорами головы».[83]

Плутархов эпитет суровый через громаду лет прорвётся в сочинения Г.В.Ф.Гегеля, подчёркивавшего римскую «суровость по отношению к семье, эгоистическую суровость, составлявшую впоследствии основное определение римских нравов и законов».[84]

Почему же казнь с применение топора считалась римлянами позорной? Ответ прост: топор применялся ими для умерщвления жертвенных животных. Это явствует из следующего сообщения Флора: «…наших послов, на законном основании требовавших возмещения убытков, они[85] убили, и даже не мечом, а топором, словно[86] жертвы…».[87] Об устойчивости такого противопоставления топора и меча свидетельствует эпизод в явно поддельном сочинении «Властелины Рима»: «…на его[88] глазах воины поразили ударом топора и убили Папиниана, после чего император сказал убийце: “Тебе следовало исполнить мой приказ мечом”».[89]

Казнь с применением топора могла производиться не только в форме обезглавливания, но и другим, «укрупнённым» способом. У Горация читаем:

…храбрейшая всех Танаид, не задумавшись, разом В руки топор ухватив, пополам богача разрубила!.[90]

Делая поправку на художественный гиперболизм этой сцены, позволительно всё же допустить, что в основе её лежали пусть не частые, но подлинные происшествия, о которых Гораций, прошедший через кровавое горнило гражданской войны, знал, конечно же, не понаслышке.

Подчас римские толстосумы и матёрые чиновники смаковали обезглавливание как особо пикантное зрелище. Так, чтобы позабавить своего капризного мальчика-любовника, современник императора Веспасина, жвачное животное в тоге сенатора Луций Фламинин «велел привести одного из приговорённых к смерти и, позвав ликтора, приказал отрубить человеку голову здесь же на пиру».[91] Ликторы, как уже знает читатель, действовали в таких случаях топором, поэтому представляется излишне категоричным утверждение, согласно которому орудием обезглавливание в период Империи служил меч, а в эпоху Республики — топор (см.[92]).

В изложении того же застольного-сексуального эпизода Ливием, дамский угодник рубанул голову жертве без лишних затей, собственноручно: «…консул пригласил на пир известную гетеру, в которую был влюблён до беспамятства. Там, похваляясь своими подвигами, он среди прочего рассказал своей гостье, как строго он ведёт дознание по уголовным делам и сколько осуждённых у него в темнице ждёт исполнения смертного приговора. Подружка, забравшись к нему на колени, сказала, что ни разу не видела, как рубят голову и что она очень хочет это увидеть. Учтивый любовник тут же велел притащить одного из этих несчастных и топором отрубил ему голову».[93] (О том же эпизоде см. у Цицерона.[94]

Такая извращённая жестокость была, как думается, проявлением не только духовной неразвитости, но и стремления создать себе ореол изысканности, снобизма, служила демонстрацией своей способности к переживаниям, недоступным толпе, и находилась в одном ряду с другими безумствами римских богачей (см.[95]).

Упомянутые мальчиковые и дамские угодники не были, впрочем, первопроходцами на стезе застольного смертоубийства. Так, Александр Македонский, взбешённый поносительно-хмельными речами своего соратника Клита, которые тот нагло произносил во время пиршества, «вскочил и…, выхватив копьё у одного из телохранителей, ударил им и убил Клита…»,[96] см. также.[97]

Истинное раздолье для головорезов наступало во времена проскрипционных казней. Тут в ряды охотников за головами вливались все кому не лень. По рассказу Цицерона, позорно прославленный мятежник Луций Сергий Катилина (см. о нём (Лившиц. Социально-политическая борьба в Риме, с.95–97)], схватив претора Марка Мария Гратидиана и подвергнув его «всяческим пыткам, живому и ещё стоявшему отсёк мечом голову правой рукой, схватив её за волосы левой рукой у темени, и затем сам понёс голову, а у него между пальцами ручьями текла кровь…»,[98] схватив претора Марка Мария Гратидиана и подвергнув его «всяческим пыткам, живому и ещё стоявшему отсёк мечом голову правой рукой, схватив её за волосы левой рукой у темени, и затем сам понёс голову, а у него между пальцами ручьями текла кровь…».[99]

Заметим: Цицерон указывает, что претора обезглавили, когда тот был «ещё стоявшим». Требовалось набить руку и хорошенько изловчиться, чтобы отсечь голову жертве в таком неудобном для палача положении. Большинство же головорубов были косорукими дилетантами. Так, по Плутарху, когда лежащий раненный Пирр стал приходить в себя, некий Зопир «вытащил иллирийский меч, чтобы отсечь ему голову, но Пирр так страшно взглянул на него, что тот, перепуганный, полный смятения и трепета, сделал это медленно и с трудом, то опуская дрожащие руки, то вновь принимаясь рубить, не попадая и нанося удары возле рта и подбородка».[100]

Всё же, как мы знаем из рассказа того же Плутарха о казни сыновей Луция Юния Брута,[101] более привычным (и сподручным) было обезглавливание именно лежачей жертвы (по версии Ливия, однако, названные юноши, которых сначала высекли, были обезглавлены будучи прикованными к столбу[102]). Аппиан сообщает, что палачи особыми деревянными клиньями прикрепляли к земле шеи лежащих.[103]

Между тем у Тацита есть такой сюжет: «Совершение казни над[104] Флавом поручается трибуну Вейанию Нигеру. По его приказанию на ближнем поле была вырыта яма, которую Флав с пренебрежением назвал тесною и недостаточно глубокою; обратившись к расставленным вокруг неё воинам, он бросил: “Даже это сделано не по уставу”. И когда Вейаний предложил ему смело подставить шею, Флав сказал: “Лишь бы ты столь же смело её поразил!”. И тот, дрожа всем телом, двумя ударами едва отсёк Флаву голову, однако похваляясь своей бесчувственностью перед Нероном, доложил ему, что с полутора ударов умертвил Флава».[105]

Из Тацитова повествования, проникнутого, по мудрому выражению А.И.Герцена, мужественной, укоряющей печалью, мы узнаём, что в некоторых случаях приговорённого к обезглавливанию помещали, вероятно, в стоячем положении в яму, что давало возможность рубщику произвести обезглавливание с бóльшим удобством, чем при ином положении тела жертвы. Однако и в этом случае требовался соответствующий палаческий навык, которым, как видно из приведённого отрывка, обладали далеко не все любители мясницких потех.

Казнимых обезглавливанием также часто привязывали или приковывали к столбу (см.,[106] [107]). По некоторым сведениям, иногда на шею им надевали вилообразную колодку (по-латыни furca).[108]

Накрыв голову преступнику, палач сначала его сёк и только после этого казнил (с I в. до н. э. накрывание и закутывание головы преступника было отменено, см.[109]). Накрывание головы жертвы — древний обычай,[110] соблюдавшийся римлянами и при совершении самоубийства (см.,[111] и при самопожертвовании в бою, ср.: «…консул… Деций Мус, побуждаемый богами, во время битвы обрёк себя на добровольную смерть: покрыв голову, он принял на себя тучу вражеских копий и открыл путь к победе ценою собственной крови».[112] Обычно римляне ходили по городу с непокрытой головой.[113]

2. Закалывание мечом, кинжалом, ножом. Закалывание мечом производилось намного реже, чем обезглавливание таким же оружием. Объясняется это, по-видимому, тем, что закалывание мечом обычно применялось в ходе боевых действий, а гибель в бою, лицом к лицу с врагом была не только не позорной, как смерть от рук палача, но зачастую и почётной. Приговорённый, которого пронзали мечом, тем самым невольно возвышался и в собственных глазах, и в глазах общественности.

Однако заколоть мечом беззащитную жертву было технически проще, чем обезглавить. Этим, по-видимому, и объясняется применение такой казни древними римлянами.

Так, запятнавшая себя неистовым развратом Мессалина (точнее — Валерия Мессалина), третья жена императора Клавдия, прослышав о грозящей ей расправе, впала в глубокое отчаяние. «Не было конца её слезам и бесплодным жалобам, как вдруг вновь прибывшие распахнули ворота, и пред нею предстали безмолвный трибун и осыпавший её площадными ругательствами вольноотпущенник, — рассказывал Тацит. — Лишь тогда впервые осознала она неотвратимость своего конца и схватила кинжал; прикладывая его дрожащей рукой то к горлу, то к груди, она не решалась себя поразить, и трибун пронзает её ударом меча».[114]

В отличие от неё бывшая жена императора, Агриппина (Младшая), отравившая перед тем своего супруга (подробнее об этом см. ниже), встретила палачей с несгибаемым мужеством: «…когда центурион стал обнажать меч, чтобы её умертвить, она, подставив ему живот, воскликнула: “Поражай чрево!”, — и тот прикончил её, нанеся ей множество ран».[115]

Ещё одна бесстрашная древнеримская матрона, жена Лукцея Альбина, прокуратора Мавритании Цезарейской и Тингитанской, когда супружеская чета сходила с корабля на берег, «сама подставила грудь ножам убийц и была зарезана».[116]

Общеизвестен случай казни Юлия Цезаря кучкой заговорщиков, напавших на него со всех сторон с кинжалами и мечами. Убийство «методом бригадного подряда», по всей видимости, мотивировалось стремлением разделить тяжкую ответственность (а может быть, и сладкое бремя славы) за подлое нападение на Цезаря, а также придать этой трусливой вылазке вид коллективного, а значит, и внушительного ритуального действа, вкусив, по словам Плутарха, жертвенной крови.[117] Трудно удержаться от того, чтобы не привести следующий отрывок из Аппиана, по драматической остроте и театральной живописности не уступающий шекспировскому: «Перед входом в сенат заговорщики оставили из своей среды Требония, чтобы он задержал Антония.[118] Цезаря же, когда он сел на своё кресло, они, словно друзья, обступили со всех сторон, имея скрытые кинжалы. И из них Тиллий Цимбр, став перед Цезарем, стал просить его о возвращении своего изгнанного брата. Когда Цезарь сперва откладывал решение, а затем совершенно отказал, Цимбер взял Цезаря за пурпуровый плащ, как бы ещё прося его, и подняв это одеяние до шеи его, потянул и вскрикнул: “Что вы медлите, друзья?”. Каска, стоявший у головы Цезаря, направил ему первый удар меча в горло, но, поскользнувшись, попал ему в грудь. Цезарь вырвал свой плащ у Цимбра и, вскочив с кресла, схватил за руку и потянул его с большой силой. В это время другой заговорщик поразил его мечом в бок…, Кассий ударил его[119] в лицо, Брут в бедро, Буколиан между лопатками. Цезарь с гневом и криком, как дикий зверь, поворачивался в сторону каждого из них. Но после удара Брута < … > или потому что Цезарь уже пришёл в совершенное отчаяние, он закрылся со всех сторон плащом и пал… перед статуей Помпея. Заговорщики превзошли всякую меру и в отношение к падшему и нанесли ему до двадцати трёх ран. Многие в суматохе ранили мечами друг друга».[120]

В версии Плутарха, после первого удара мечом Цезарь по-латыни закричал: «Негодяй Каска, что ты делаешь?», а тот — по-гречески, обращаясь к брату: «Брат, помоги!».[121] Цоколь статуи Помпея, возле которого упал, корчась в предсмертных судорогах, Цезарь, был, как добавляет Плутарх, «сильно забрызган кровью».[122]

3. Перерезание горла. Вот что рассказывал Тацит о расправе надконсулом Корнелием Долабеллой, совершённой по приказу императора Авла Вителлия: «Вителлий вызвал Долабеллу к себе письмом; тем, кто вёз Долабеллу, он приказал свернуть с оживлённой Фламиниевой дороги на Интерамну[123] и там убить его. Убийце, однако, всё это показалось слишком сложным; в одном из дорожных трактиров он просто повалил Долабеллу на пол и перерезал ему горло».[124]

4. Удушение (strangulatio) имело две главные технические разновидности:

1) удушение петлей (laqueus «верёвка, петля») в тюрьме без подвешивания казнимого;

2) казнь удушением (suspendĕre «повесить») на виселице (arbor infēlix = patibŭlum «виселица»).

Состав преступлений, которые карались удушением, в источниках по истории римского права не определён.

Что касается личностей приговорённых к удушению, то казнь через повешение обычно применялась господами к рабам,[125] тогда как приговорённые влиятельные лица подвергались тайному удушению[126] с помощью петли или иным способом без подвешивания. Впрочем, и такая казнь, по мнению Цицерона, была для римлян унизительной.[127]

У Светония есть сведения об удушении сановников при помощи подушки, ср., напр.: «Некоторые полагают, что[128] Гай подложил ему[129] медленный разрушительный яд; другие — что после приступа простой лихорадки он попросил есть, а ему не дали; третьи — что его задушили подушкой, когда он вдруг очнулся…».[130] По свидетельству же Тацита, Тиберий был удушен под ворохом одежды.[131]

Применялся в таких случаях и комбинированный способ «подушка и руки»: так, согласно ещё одной версии, «[132] Гай приказал накрыть его[133] подушкой и своими руками стиснул ему горло…».[134] (В свете перечисленных версий гибели Тиберия не представляется оправданным безоговорочное утверждение о том, что его задушили подушкой, см.[135]).

Иногда удушением завершалось неполное или неудавшееся отравление жертвы: «…ворвавшись, он,[136] схватив за горло ослабевшего от яда и опьянения Коммода, убивает его».[137]

При принципате казнь через удушение была запрещена.

5. Сбрасывание с Тарпейской скалы (dejicĕre e saxo Tarpējo). Тарпéйская скала — отвесный утес над пропастью в городе Риме с западной стороны Капитолийского холма.

Своё название скала получила, вероятнее всего, от Капитолийского холма, который в древности именовался Тарпейским (см.[138]). Согласно же преданию, название происходит либо от имени Луция Тарпея, сброшенного с утёса за непокорность царю Ромулу, либо от имени дочери начальника Капитолийской крепости Спурия Тарпея — предательницы Тарпеи, которая впустила сабинян на Капитолий.[139] Кстати, предательнице не поздоровилось: сабинские воины, выполняя свой обещание подарить ей то, что носили на левой руке, т. е. золотые браслеты и богатые перстни с камнями, насмерть задавили Тарпею наваленными на неё боевыми щитами, которые они также носили на левой руке.[140]

По Законам XII таблиц(Leges Duodĕcim tabulārum), сбрасывание с Тарпейской скалы применялось к римским гражданам за инцест (см.,[141] ,[142] incestum «кровосмешение — сексуальная связь между близкими родственниками») и лжесвидетельство (testimonium falsum),[143] а к рабам — за кражу с поличным (furtum manifestum).

Иногда такая казнь применялась и за другие преступления. Так, прославленный Марк Манлий, получивший прозвище «Капитолийский» после победоносной ночной схватки с галлами на Капитолии, впоследствии был сброшен в пропасть за злоупотребление властью и заигрывание с чернью (см.,[144] ;[145] существует, впрочем, версия и о засечении Марка Манлия насмерть, см.[146]). Смертельным полётом с той же скалы завершил свою хитроумную жизнь и Луций Питуаний, промышлявший (и, по-видимому, неудачливо) астрологией и магией.[147] Попутно отметим, что императорское законодательство сурово (но без особых успехов) преследовало всех и всяческих магов, которые порой не страшились направлять свои заклинания и против самих императоров.[148]

Сбрасывали со скалы даже сенаторов, находившихся в оппозиции к правящему режиму]Ливий, т. 3, с.630 (периоха книги 80)].

Не следует думать, что со скалы сбрасывали редко и поштучно. В иных случаях людей в пропасть швыряли пачками. Так, при покорении римлянами нескольких вражеских городов «было убито и взято в плен двадцать пять тысяч человек и захвачено триста семьдесят перебежчиков. Консул отправил их в Рим, их высекли в Комиции[149] и затем сбросили всех со скалы».[150]

В обследованной литературе нет сведений о том, что такая казнь обставлялась какими-либо церемониями. Ввиду этого суждение, согласно которому сбрасывание со скалы — «торжественная и поэтому редкая казнь» (см.[151]), едва ли бесспорно.

В обследованной нами литературе также ничего не сказано о происхождении названной казни. Нелишне поэтому обратить внимание на то, что ближайшие соседи и духовные наставники римлян — греки издавна сбрасывали в пропасть преступников и пленников. Обычно их перед этим казнили,[152] ,[153] изредка же, как, например, легендарного баснописца Эзопа, сбрасывали живьём,[154] .[155] Живьём летели в пропасть и спартанские новорождённые, которым почтенные старцы отказывали в праве на жизнь: «его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству, раз ему с самого начала отказано в здоровье и в силе».[156]

Не исключено, что названную кару римляне заимствовали у греков, выбрав из её разновидностей более свирепую.

Сбрасывание с Тарпейской скалы было отменено только в III в. н. э.,[157] по другим сведениям — в середине I в. н. э..[158] Напомним, что Законы XII таблиц возводятся к 451–450 гг. до н. э.

6. Утопление (poenă aquālis). Подробныеописания этого вида обычной древнеримской казни в обследованной литературе не часты (об утоплении в кожаном мешке, являющемся разновидностью квалифицированной казни, и о ритуальном утоплении уродов см. ниже). Не обнаружены сведения о составе преступлений, которые карались утоплением. Примечательно, что в обильном разнообразными сведениями словаре М.Бартошека об утоплении не упомянуто совсем (термин poenă aquālis извлечён нами из словаря И.Х.Дворецкого[159]).

Римскими историками утопление обычно описывается в общих чертах, ср., напр., сообщение Светония: «…осуждённых после долгих и изощрённых пыток сбрасывали в море…».[160] Казнимых утоплением нередко связывали или сковывали по рукам и ногам, а также привязывали к ним тяжёлый груз. Это подтверждается следующим замечанием того же Светония, описывающего проявления жестокости Октавинана Августа: «…когда наставник и служители его сына Гая,[161] воспользовавшись болезнью и смертью последнего, начали бесстыдно и жадно обирать провинцию, он приказал швырнуть их в реку с грузом на шее».[162] В качестве груза для утопления казнимых, по свидетельству Ливия, применялись камни и амфоры.[163] По-видимому, в этой же связи Ювеналом упоминается и погребальная урна:

Не огорчится никто несчастною долей Ахилла

Или пропавшего Гила, ушедшего пóд воду с урной.[164]

Вряд ли вымышленным является сообщение о групповом утоплении осуждённых: «Иногда, сковав вместе по десяти человек, он[165] приказывал топить их в проточной воде или в море».[166]

Особой разновидностью утопления было насильственное погружение осуждённого в воду и удержание его под слоем воды до тех пор, пока он не захлебнётся. Такой способ казни, в частности, был коварно применён, как свидетельствует Иосиф Флавий, к Аристовулу — молодому первосвященнику, любимцу иудеев, внуку иудейского царя Аристовула II. Казнили таким способом внука по приказу ставленника римлян царя Иудеи Ирода I Великого[167] (до сих пор живущего в массовом сознании благодаря христианскому мифу об избиении младенцев), который видел в юном первосвященнике опасного политического соперника.

Глумливыми кривляньями обставляли утопление своих пленников пираты, хозяйничавшие в водах Средиземного моря в 1-й половине I в. до н. э.: «Когда какой-нибудь пленник кричал, что он римлянин, и называл своё имя, они, притворяясь испуганными и смущёнными, хлопали себя по бёдрам и, становясь на колени, умоляли о прощении. Несчастный пленник верил им, видя их униженные просьбы. Затем одни надевали ему башмаки, другие облачали в тогу для того-де, чтобы опять не ошибиться. Вдоволь поиздевавшись над ним таким образом и насладившись его муками, они наконец опускали среди моря сходни и приказывали высаживаться, желая счастливого пути, если же несчастный отказывался, то его сбрасывали за борт и топили».[168]

В домашних условиях топили в колодце рабов.[169] Топили и покойников. Рассказывается, что, убив прославившегося своей изобретательной жестокостью императора Гелиогабала (Элагабала), воины-преторианцы сбросили его тело с моста в Тибр, привязав к нему груз, «чтобы он не всплыл на поверхность и никогда не мог быть похоронен».[170]

В словаре Б.С.Никифорова (кишащем грубыми опечатками и искажениями латинского текста) содержится слово fossa, одно из значений которого «яма с водой, в которой топили преступниц».[171] В справочнике М.Бартошека такого термина нет, а в словаре И.Х.Дворецкого указанное значение у слова fossa не дано.[172] Поскольку в словаре Б.С.Никифорова список использованной литературы не приводится, о происхождении этого значения остаётся только гадать.

7. Умерщвление ядом. В отличие от остальных казней производилось негласно и коварно. Тайное отравление служило ходовым средством устранения господствующего или влиятельного политического противника и поэтому применялось, судя по обследованным источникам, преимущественно в высшем свете.

Существовало две разновидности такой казни:

1) умерщвление быстродействующим ядом;

2) умерщвление ядом медленного действия.

Умерщвление быстродействующим ядом по своей формебыло, как правило, явным и бесспорным проявлением расправы над политическим противником, поэтому применялось не часто. Так, уже упоминавшаяся Агриппина (Младшая), видя, что первая попытка отравить собственного мужа, императора Клавдия, не удалась, «обращается к ранее предусмотренной помощи врача Ксенофонта. И тот, как бы затем, чтобы вызвать рвоту, ввёл в гордо Клавдия смазанное быстродействующим ядом перо…».[173]

Чтобы отвести от себя подозрения в злодейском замысле, организаторы и исполнители такой казни порой прибегали к хитроумным уловкам. Так, при отравлении Британика, сына императора Клавдия и Мессалины, иницированная императором Нероном казнь была обставлена следующим образом: «Ещё безвредное и ещё недостаточно остуженное и уже отведанное рабом[174] питьё передаётся Британику; отвергнутое им как чрезмерно горячее, оно разбавляется холодной водой с разведённым в ней ядом, который мгновенно проник во все его члены, так что у него разом пресеклись голос и дыхание. Сидевших вокруг него охватывает страх, и те, кто ни о чём не догадывался, в смятении разбегаются, тогда как более проницательные замирают, словно пригвождённые каждый на своём месте, и вперяют взоры в Нерона. А он, не изменив положения тела, всё так же полулёжа и с таким видом, как если бы ни о чём не был осведомлён, говорит, что это дело обычное, так как Британик с раннего детства подвержен падучей…».[175]

Умерщвление ядом медленного действия хотя и требовало от его заказчиков недюжинного терпения и не всегда достигало желанной цели, было для них всё же менее рискованной затеей и поэтому практиковалось чаще (см., напр..[176]

Завершая эту часть, отметим, что в сознании древних римлян применение ядов было не только необычным и тайным, но вполне банальным действием. Так, в одной из од Горация читаем:

Кто душою чист и незлобен в жизни, Не нужны тому ни копьё злых мавров, Ни упругий лук, ни колчан с запасом Стрел ядовитых….[177]

Горацию вторит Тибулл:

Не вливала рука в стакан смертоносных напитков, Я роковых порошков не подсыпáл никому….[178]

Умышленные отравления порой принимали гомерический размах. Вот что, например, рассказывал Ливий: «От претора Гая Мения, которому досталась Сардиния, а потом дополнительное поручение вести следствие об отравлениях далее десяти миль от Рима, получено было письмо, что он уже осудил три тысячи человек, а следствие всё разрастается из-за новых доносов, так что он должен либо бросить следствие, либо отказаться от провинции».[179]

Самой известной римской отравительницей времён Клавдия и Нерона была Лукуста (или Локуста),[180] казнённая при императоре Гальбе.[181] Её имя, ставшее в ту пору нарицательным, обессмертил в своих стихах Ювенал (см.,[182] а вслед за ним в романе «Quo vadis» — Генрик Сенкевич.[183] Вот они, гримасы истории: трави людей — и о тебе травят истории…

§ 3. Квалифицированные казни

В традиционный перечень древнеримских квалифицированных казней входят шесть видов:

1) сожжение;

2) растерзание зверями;

3) распятие на кресте;

3) умерщвление на фурке (станке для пыток и казней);

4) утопление в кожаном мешке;

5) закапывание живьём в землю.

Определение квалифицированный, применяемое к казням этого рода, представляет собой отпричастное прилагательное, образованное от глагола квалифицировать, который заимствован в русский язык из немецкого (ср. qualifizieren) и восходит к среднелатинскому qualificāre «определять, устанавливать качество» (см.,[184] ,[185] [186]).

В юридической литературе наших дней выражение квалифицированная казнь в качестве официального термина не употребляется. Не было такого термина и у древнеримских юристов. Появился он, по-видимому, в период Средневековья с его обильным арсеналом изуверских пыток и лютых казней.

В современной юриспруденции указанное прилагательное, однако, употребляется в составе терминологического словосочетания квалифицированное преступление (квалифицированный вид преступления),[187] которое значит «преступление, выделенное законом из ряда других, ему подобных, как особо опасное и поэтому влекущее за собой более суровое наказание».[188]

Квалифицированная казнь, стало быть, — это особо суровая казнь за особо опасное преступление. В Древнем Риме такая казнь, сверх того, считалась особенно позорной.

Но какая суровая казнь является более, а какая — менее жестокой? Каковы вообще критерии строгости наказания смертью? Единого мнения на сей счёт не было ещё в библейские времена: «Вопрос о том, какой вид смертной казни следует считать наиболее тяжким, составлял предмет разногласия между законоучителями…».[189]

Предоставим решать этот сумрачный вопрос специалистам, а сами рассмотрим виды древнеримской квалифицированной казни в произвольном порядке.

1. Сожжение (crematio). Как проявление равного возмездия (talio «око за око»), признанного правовым актом в Законах XII таблиц, применялось особенно за поджигательство. В более позднее время огню стали предавать перебежчиков и других правонарушителей. По приказу Нерона глумливому сожжению предавались гонимые в то время христиане. Согласно ненадёжному сообщению книги «Властелины Рима», император Макрин виновных в прелюбодеянии «всегда сжигал вместе, связав их друг с другом».[190]

Жертв огненной расправы древние римляне и их соседи казнили обычно на костре, ср. свидетельство Светония: «Сочинителя ателлан[191] за стишок с двусмысленной шуткой он[192] сжёг на костре посреди амфитеатра».[193] Костёр, разложенный в помещении театра по почину беснующейся толпы, стал местом расправы над сирийскими иудеями в городе Антиохия.[194]

Существуют, впрочем, свидетельства и об ином способе сожжения, применявшемся, в частности, теми же древними иудеями: «вводили осуждённому в горло раскалённый фитиль из свинца, отчего сгорали внутренности осуждённого, но не тело. Для того чтобы можно было произвести эту операцию беспрепятственно, осуждённого помещали по колено в навозе и раскрывали ему рот щипцами».[195]

В обследованной литературе сведения о том, что такой приём казни применяли также древние римляне, нами не обнаружены.

Вместе с тем в одном из писем к Цицерону его приятель Гай Азиний Поллион рассказывал, что беглый казначей Бальб закопал и сжёг непокорного гладиатора Фадия,[196] применив тем самым карфагенский способ казни.[197] Как видим, римские огнепоклонники не брезговали и варварскими средствами истребления ближнего своего.

Рабов римляне живьём сжигали в печи или в просмолённой одежде.[198] Последняя, называемая tunīca molesta «тяжёлая, тягостная туника», применялась и при театрализованной казни сожжением[199] (см. также раздел II «Отдача в актёры-смертники»).

О сожжении рабов в печи существует такой рассказ: «Однажды, когда его[200] мыли в слишком тёплой воде, он велел бросить банщика в печь. Тогда дядька[201] его, которому приказано было это сделать, сжёг в печи баранью шкуру, чтобы зловонным запахом гари доказать, что наказание приведено в исполнение».[202] Нелишне заметить, что и размеры, и устье банной римской печи так велики, что туда можно было поместить не только человеческое тело, но и средних размеров телёнка (см. рисунок такой печи в книге[203]).

Сообщалось также, что палач, поведший на казнь одну из знатных женщин без всякой одежды, за это тяжкое оскорбление был сожжён живьём.[204]

По глумливому распоряжению Нерона притесняемых в ту пору христиан «поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения».[205]

Особую казнь сожжением якобы придумал римский полководец Авидий Кассий: «…ставил громадный столб высотой в восемьдесят и сто футов[206] и осуждённых на казнь привязывал к нему, начиная с верхнего конца бревна и до нижнего, — у нижнего конца разводил огонь; одни сгорали, другие задыхались в дыму, иные умирали в разнообразных муках, а иные — от страха».[207]

Попутно отметим, что сожжению, в частности, публичному, в Древнем Риме подвергались не только люди, но и книги (см., напр.,[208] .[209] Как саркастически выразился Тацит, палачи книг «полагали, что подобный костёр заставит умолкнуть римский народ, пресечёт вольнолюбивые речи в сенате, задушит самую совесть рода людского; сверх того были изгнаны учителя философии и наложен запрет на все прочие возвышенные науки, дабы впредь нигде более не встречалось ничего честного».[210]

Предавали книги огненной экзекуции, как известно, и в новое время, причём не только в качестве кары, но потому, что видели в книгах бесполезное «лохматьё» и «крысиную снедь» (см..[211]

2. Растерзание зверями (objicĕre bestiis). На потеху охочей до человечины публике эта казнь в римских амфитеатрах (первоначально — на форуме) применялась обычно к рабам и военнопленным.

Временами казни в амфитеатрах производилась с палаческой изюминкой. Так, некий Семур, возглавлявший на Сицилии разбойничью шайку, которая частыми набегами опустошала окрестности Этны, во время казни был, по рассказу Страбона, помещён «на высокий помост, как бы на Этну; помост внезапно распался и обрушился, а он упал в клетку с дикими зверями под помостом, которая легко сломалась, так как была нарочно для этого приспособлена».[212]

Растерзание дикими зверями иногда служило заменой утопления в кожаном мешке (см. ниже).

Случалось, что осуждённых бросали на растерзание ещё до начала людоедских игрищ, прямо в клетки к хищникам, ср.: «Когда вздорожал скот, которым откармливали диких зверей для зрелищ, он[213] велел бросить им на растерзание преступников; и, обходя для этого тюрьмы, он не смотрел, кто в чём виноват, а прямо приказывал, стоя в дверях, забирать всех, “от лысого до лысого”».[214]

Жертвами такой расправы становились порой и римские граждане. Один из них, некий скупщик на торгах, по приказанию уже упоминавшегося казнокрада Бальба был брошен на растерзание хищникам только за то, что имел несчастье быть уродливым.[215]

К такой казни была близка описанная ниже расправа присуждением к схватке с дикими зверями (damnatio ad bestias).

3. Распятие на кресте (damnatio in crucem) применялось преимущество к рабам (supplicium servīle) и к пленным мятежникам, а прежде, в частности, — к соблазнителям весталок; во времена Империи — также к выходцам из низших общественных слоёв (humiliōres).

Распятие считалось самой позорной казнью. На приговорённых к нему нередко надевали шейную колодку (patibŭlum),[216] заковывали в цепи [217] и, прежде чем распять, бичевали и пытали.

Угодить на крест рабу было легче лёгкого: так, у Петрония сказано, что был «прибит на крест раб Митридат за непочтительное слово о Гении нашего Гая[218]»[219] (Гений в древнеримской мифологии — бог-хранитель человека, сопутствующий ему всю жизнь и пробуждающий всё лучшее, божественное в его душе).

У Ювенала в этой связи находим характерный диалог:

«Крестную казнь рабу!» — «Разве он заслужил наказанье? В чём преступленье? Свидетели кто? Кто доносит? Послушай: Если на смерть посылать человека, — нельзя торопиться». — «Что ты, глупец? Разве раб человек? Пусть он не преступник, — Так я хочу, так велю, вместо довода будь моя воля!»..[220]

Поскольку, согласно евангельской легенде, распятию был подвергнут Иисус Христос, такая казнь обычно во всех подробностях описывается в справочной литературе по истории христианства. Приводим с небольшими сокращениями, показанными отточием, отрывок из одного такого справочника: «…осуждённый был обнажаем с оставлением только узкого перепоясания вокруг чресл, привязываем до груди к крестному древу и затем его мучительно били прутьями или бичами, сделанными из кожаных полос <…>. После бичевания преступника заставляли нести крест или часть оного к месту казни. Местом казни обычно служило какое-либо возвышенное место вне города и близ большой дороги. <…> В середине или близ середины верхней части креста находилась перекладина, на которую преступника поднимали верёвками; и вот, предварительно сняв с него одежды, его сначала привязывали к крестному древу и затем пригвождали к кресту его руки и ноги железными гвоздями».[221]

Попутно отметим, что Христос, который сам себя признавал иудеем (см., напр.: Иоанн 4:21–26; и подробнее[222]) и, между прочим, подвергся обрезанию, был распят вовсе не иудеями и не по их приговору, как силятся доказать оголтелые антисемиты. Евреи (при всей нечёткости этого понятия, см., напр.,[223] ,[224] [225]) не несут за смерть Христа ответственности, которую стремятся — и небезуспешно — взвалить на них погромщики в сутанах и рясах (см., напр.[226]), а вслед за ними — невежественное простонародье. Представление об иудеях как виновниках гибели Христа «зародилось в эпоху общей ненависти к иудеям и всеобщих преследований иудеев».[227] Иисусу Христу тем не менее «приговор вынес римлянин Пилат и никто иной, хотя бы для того, чтобы сохранить хорошие отношения с местными иерархами. Распятие было римской казнью, приговор был приведён в исполнение римскими солдатами».[228]

Крупнейшей по числу осуждённых была казнь распятием пленных рабов после подавления восстания Спартака:[229] в назидание непокорным на несколько месяцев вдоль Аппиевой дороги по приказу беспощадного Марка Лициния Красса было вкопано ни много ни мало шесть тысяч крестов с висевшими на них телами казнённых.[230] Не исключено, впрочем, что римляне побили этот рекорд — и не единожды — при штурме Иерусалима. Руководил осадой мятежного города уже упоминавшийся вдохновенный устроитель каннибальских игрищ император Тит. «Число распятых,[231] — пишет очевидец этих событий Иосиф Флавий, — до того возрастало, что не хватало места для крестов и недоставало крестов для тел»,[232] и печально добавляет: «Солдаты в своём ожесточении и ненависти пригвождали пленных для насмешки в самых различных направлениях и разнообразных позах».[233]

Распятые тела под палящим италийским солнцем, разваливаясь на гниющие куски и истекая гноем, нередко висели на крестах не один день на радость коршунам и прожорливому воронью. «Так ворóн на кресте ты не кормишь», — утешает своего раба, избегнувшего распятия, лирический герой одного из посланий Горация.[234] Ср. у Пушкина:

Вот выезжает он в долину; Какую ж видит он картину? Кругом пустыня, дичь и голь… А в стороне торчит глаголь, И на глаголе том два тела Висят. Закаркав, отлетела Ватага чёрная ворон, Лишь только к ним подъехал он….[235]

Распятие рабов в Древнем Риме было едва ли не таким же обыденным явлением, как в повседневности наших дней — вульгарный мордобой. Об этом красноречиво свидетельствует устав одной из древнеримских погребальных контор, предлагающей среди прочих услуг распятие рабов частным образом за весьма умеренную плату.[236]

Так как первые случаи римской казни на кресте были засвидетельствованы около 217 г. до н. э., во время Пунических войн, высказывалось предположение, что этот способ расправы заимствован римлянами у карфагенян.[237] Однако распятие издавна применялось и другими соседями римлян, в частности, персами. Об этом рассказывал Фукидид: «Инар же, ливийский царь, зачинщик всего восстания, вследствие измены попал в руки персов и был распят на кресте».[238]

Да и сами греки охотно прибегали к такой казни, в частности, распиная львов для отпугивания стай этих хищников, в древности осаждавших греческие города.[239]

В свете этих сообщений вопрос о том, у кого римляне заимствовали казнь распятием, нуждается в дополнительном исследовании.

4. Умерщвление на фурке. Фýрка (furcă) — орудие пытки и казни, применявшееся для бичевания, распятия, и повешения осуждённых (ср. с упомянутым выше наименованием вилообразной нашейной колодки). Представляло собой устройство в виде вертикально поставленной вилки, к которой пригвождался осуждённый.[240]

Умерщвлению на фурке подвергались, в частности, перебежчики. Другие сведения о круге правонарушений, за которые казнили на этом снаряде, в обследованной литературе не обнаружены.

5. Утопление в кожаном мешке (poenă cullei). Этой казниподвергались лица, совершившие убийство своего отца (parricidium), другого предка, ближайших родственников или того, кто пользовался неприкосновенностью. К утоплению в кожаном мешке приговаривались также и те, кто лишь замышлял такое убийство или был только соучастником этого преступления.[241]

Названная казнь назначалась, по свидетельству Светония, только в том случае, если обвиняемый признавался в совершённом преступлении.[242]

Приговорённому надевали на голову волчью шкуру, на ноги — деревянные башмаки, нещадно секли его розгами, затем вместе с обезьяной, змеёй, петухом и собакой живьём зашивали в кожаный мешок и бросали в реку или в море.

Набор сопутствующих животных был иногда сокращённым: обезьяна и змея[243] или только одна обезьяна.[244] Сокращали набор, по-видимому, не из гуманных побуждений, а из-за нехватки соответствующего зверья во время подготовки к казни.

Относительно значения, которое придавалось присутствию этих животных в мешке, суждения расходятся.[245] В частности, выдвигалась версия, что названные существа, по мнению римлян, приносили несчастье.[246] Так, в давний период римской истории змея считалась предвозвестницей смерти.[247] Однако впоследствии отношение к змеям изменилось: во времена греческой античности змей часто содержали в доме для ловли мышей; детям разрешали играть с домашними змеями; знатные женщины в жару носили змей вокруг шеи для прохлады; бог врачевания Эскулап изображался с жезлом, обвитым змеями и т. п.,[248] .[249] Неоднозначным было у римлян и отношение к собаке.[250]

Если поблизости отсутствовал водоём, приговорённого без лишних затей бросали на растерзание диким зверям.[251] Такая кара не отличалась от описанной выше второй разновидности квалифицированных казней.

Судя по эпиграмме Марциала, описывающей крестную казнь некоего приговорённого, который «то ли отцу…, / То ль господину пронзил горло преступно мечом…»,[252] за отцеубийство карали также распятием на кресте.

Помпеев закон от 55 г. до н. э. распространил понятие «parricidium» и на убийство близких родственников, а также заменил казнь в кожаном мешке на так называемый запрет воды и огня (interdictio aquae et ignis),[253] т. е. на запрещение совместно проживать со своими согражданами тому, кто добровольно удалился в изгнание (в случае его возвращения любой мог безнаказанно убить его, см. также гл. 3, пункт I, подпункт 2).

При попытке ответить на вопрос, почему казнимого посредством кожаного мешка сопровождала небольшая звериная свита, следует обратить внимание на то, что и приговорённого, и такую свиту помещали, по свидетельству Ювенала, в мешок из шкуры быка[254]). Разумеется, кожаный мешок благодаря своей водонепроницаемости обеспечивал продление лютых мук казнимого, однако назначение бычьего мешка этим, по-видимому, не исчерпывалось. Есть основание считать, что здесь проглядывает древнее поверье, согласно которому человек, помещённый в шкуру животного, сам становился таким животным или, по меньшей мере, приобретал его характерные черты. Ну а умертвить быка вместе с животными помельче в представлении древних не было столь зазорным, как казнить человека. У Лукаина один тароватый разбойничек, со своими подельниками похитивший девушку, разглагольствует: «Нужно истребить осла, так как он ленив, а теперь вдобавок ещё притворяется хромым, к тому же он оказался пособником в бегстве девушки. Итак, мы его спозаранку убьём, разрежем ему живот и выбросим вон все внутренности, а эту добрую девушку поместим внутрь осла, головой наружу, чтобы она не задохлась сразу, а всё туловище оставим засунутым внутри. Уложив её таким образом, мы хорошенько зашьём её в трупе осла и выбросим обоих на съедение коршунам…».[255]

Вероятно, не без этой подсказки Лукиана в фальсифицированной книге «Властелины Рима» появился такой леденящий кровь сюжетец: «Узнав от одного из своих тайных агентов, что какие-то воины овладели служанкой своих хозяев, которая уже давно потеряла всякий стыд, он[256] велел привести их к себе и допросил — было ли такое дело. Когда это подтвердилось, он приказал разрезать брюхо у двух живых быков удивительной величины и заключить туда по одному воину так, чтобы головы их торчали наружу и они могли переговариваться друг с другом».[257] В той же книге об императоре Гае Юлие Вере Фракийце Максимине сказано, что он помещал приговорённых «в тела только что убитых животных».[258]

Прихотливая фантазия сочинителей, однако, бледнеет перед подлинными палаческими затеями, ср.: «…собрался совет и после долгих рассуждений о том, какой казни подвергнуть Ахея, решил: прежде всего отрубить несчастному конечности, потом отсечь голову, труп зашить в ослиную шкуру и пригвоздить к кресту».[259]

«Обычивание», «обышачивание» казнимого, несомненно, жестоко унижало его в общественном мнении, служа тем самым дополнительной психологической казнью.

Намерение поместить казнимого в мешок, символизирующий бычье чрево, быть может, связано также с тем, что в сознании римлян жило широко известное в античности представление о казни посредством медного быка, придуманной в VI в. до н. э. шашлычником-самоучкой тираном Фалларидом (Фаларидом, Фаларисом), о которой Полибий рассказывал: «…в него[260] тиран кидал людей, потом велел разложить под ним огонь и обрекал подданных своих на казнь, состоявшую в том, что в раскалённой меди человек поджаривался со всех сторон и, кругом обгорев, умирал; если от нестерпимой боли несчастный кричал, то из меди исходили звуки, напоминающие мычание быка».[261]

Приготовление шашлыка из человечины в быкообразном вместилище могло быть, в свою очередь, навеяно индусским обычаем сжигать тела правителей в гробах, сделанных в форме быка (см.[262]). К этому следует добавить, что, согласно поверью древних, свежая бычья кровь — смертельный яд.[263]

6. Закапывание живьём в землю (supplicium more majōrum) применялось к весталкам за нарушение обета целомудрия. Подробный рассказ о такой казни находим у Плутарха: «…потерявшую девство зарывают живьём в землю подле так называемых Коллинских ворот.[264] Там, в пределах города, есть холм, сильно вытянутый в длину… В склоне холма устраивают подземное помещение небольших размеров с входом сверху; в нём ставят ложе с постелью, горящий светильник и скудный запас необходимых для поддержания жизни продуктов — хлеб, воду в кувшине, молоко, масло: римляне как бы желают снять с себя обвинение в том, что уморили голодом причастницу величайших таинств. Осуждённую сажают на носилки, снаружи так тщательно закрытые и забранные ременными переплётами, что даже голос её невозможно услышать, и несут через форум. Все молча расступаются и следуют за носилками — не произнося ни звука, в глубочайшем унынии. Нет зрелища ужаснее, нет дня, который был бы для Рима мрачнее этого. Наконец носилки у цели. Служители распускают ремни, и глава жрецов, тайно сотворив какие-то молитвы и простёрши перед страшным деянием руки к богам, выводит закутанную с головой женщину и ставит её на лестницу, ведущую в подземный покой, а сам вместе с остальными жрецами обращается вспять. Когда осуждённая сойдёт вниз, лестницу поднимают и вход заваливают, засыпая яму землёю до тех пор, пока поверхность холма окончательно не выровняется».[265]

Бесчеловечность такой казни была настолько впечатляющей, что все известные случаи кары весталок усердно регистрировались (см., напр.,[266] [267]).

Некоторые приговорённые весталки бесстрашно протестовали против изуверской расправы. Впечатляющий рассказ об этом содержится в одном из писем Плиния Младшего (см.[268]).

Бесчеловечный обычай, однако, был поразительно живучим и оставался смертельно опасным не только для тех весталок, вина которых была бесспорно доказана, но и для тех, которые неосторожно давали даже малейший повод для подозрений. Ливий рассказывал: «…от обвинения в нарушении целомудрия защищалась неповинная в этом преступлении весталка Постумия, сильное подозрение против которой внушили изысканность нарядов и слишком независимый для девушки нрав. Оправданная после рассрочки в рассмотрении дела, она получили от великого понтифика[269] предписание воздерживаться от развлечений, выглядеть не миловидной, но благочестивой».[270]

Далеко не всем обвинённым весталкам удавалось избегнуть лютой кары. Так, император Каракалла, и глазом не моргнув, закопал живьём одну за другой нескольких девушек, объявив им, что они уже вовсе не девушки (см..[271] Император задал землекопам мозольную работёнку вовсе не из религиозных, а из чисто политических соображений: несчастные девицы происходили из ненавистных ему репрессированных семейств.[272]

Происхождение казни весталок неясно. Высказывалось мнение, что такая казнь восходит к древнему обряду инициации девушек по поводу их первой менструации, когда девушек символически погребали заживо.[273] Другие связывали казнь весталок с осквернением богини Земли, которая является двойником богини Весты, ср. следующее место у Овидия:

Так нечестивец казнят и в той же земле зарывают, Что осквернили: Земля с Вестой одно божество. .[274]

Себе в утешение и потомству в назидание поэт мог бы добавить, что зарывание живьём в землю — вовсе не изобретение его суровых сограждан. Такая казнь применялась, например, и их ближайшими соседями: «…греки поставили карфегенянам на выбор: либо чтобы они в том месте, где желают провести границу своей страны, позволили зарыть себя в землю живыми, либо чтобы сами греки на тех же условиях отправились до того места, которое выберут. Филены согласились и принесли себя и свою жизнь в жертву отечеству — они были заживо зарыты».[275] Закапывали своих недругов и дальние соседи римлян. Так, по сообщению Геродота, персидский царь Камбис II «велел без всякой причины схватить двенадцать знатнейших персов и с головой закопать живыми в землю».[276]

Ошибочным является утверждение о том, что весталок за нарушение девственности будто бы живьём замуровывали в стену (см..[277] Поскольку такое утверждение приводится без ссылок на литературу, установить его источник затруднительно. Скорее всего, такая ошибка — анахронизм, спровоцированный средневековой практикой расправ над монахинями.

§ 4. Умеренные казни

К ним относятся две разновидности:

1) присуждение к схватке с дикими зверями;

2) присуждение к схватке с гладиаторами.

1. Присуждение к схватке с дикими зверями (damnatio ad bestias). Такую казнь можно считать умеренной, если осуждённый (bestiarius «звероборец») отражал нападение львов, пантер, барсов или медведей (venatio) с лёгким оружием в руках (Марциал сообщает также о схватках с носорогом и быком[278]). На арену выпускали кроме того гиен, слонов, диких кабанов, буйволов, рысей; устраивали травлю жирафов, страусов, косуль, оленей и зайцев,[279] демонстрировали публике антилоп, зебр и бобров.[280] Тигры были римлянам в диковинку[281] и в травлях, по-видимому, никогда не участвовали.

В каннибальских шоу гибли тысячи людей и животных.[282] Истребление в римских амфитеатрах несметного множества привозных зверей нанесло огромный ущерб животному миру Северной Африки.[283]

Одетый в одну тунику, иногда с повязкой на правой руке или на ногах, без шлема, щита или панциря, вооружённый только копьём и редко — мечом,[284] звероборец имел надежду если и не остаться в живых, то хотя бы отсрочить мучительную смерть. Когда же осуждённый выходил на арену амфитеатра безоружным либо его привязывали к столбу, его гибель становилась неминуемой и такая расправа ничем не отличалась от описанной выше квалифицированной казни растерзанием зверями (objicĕre bestiis).

Вот как выглядели эта и другие «увеселительные» расправы над осуждёнными в описании немецкого историка Гельмута Хёфлинга: «По нескольку дней некормленые либо специально натасканные на людей дикие звери выступали в некотором роде в качестве палачей, ибо в программу игр в амфитеатре входило и публичное наказание преступников. Самым безобидным при этом считалось выставление виновного на всеобщее обозрение посреди арены. Хуже приходилось тем (и это гораздо больше возбуждало публику), когда бичевали либо сжигали живьём. Нечеловеческим бесчувствием можно объяснить смертный приговор, когда на растерзание хищникам выставляли привязанную к столбу и потому совершенно беззащитную жертву. Чтобы продлить её страдания и вместе с тем возможность наслаждаться этим зрелищем, жертве иногда давали оружие. Звери набрасывались на несчастных, вырывая из их тел такие куски, что порой любознательные врачи использовали эту возможность для изучения внутреннего строения человека».[285]

Из сказанного нетрудно заключить, насколько условным является деление казней на квалифицированные и умеренные, жестокие и «милосердные».

Масштабы применения таких расправ были порой ужасающими. Так, Октавиан Август, по собственному признанию, устраивал травлю зверей 26 раз, и при этом было истреблено 3500 хищников.[286] Однако в этих забавах его перещеголял уже упоминавшийся «людовед и человеколюб» Тит, который только при освящении амфитеатра и выстроенных поблизости бань «вывел гладиаторов и выпустил в один день пять тысяч разных диких зверей».[287] Сколько при этих каннибальских игрищах было растерзано и искалечено людей, историки умалчивают. Догадаться, впрочем, нетрудно.

Порицая эти кровавые забавы, Цицерон возмущался: «…что за удовольствие для образованного человека смотреть, либо как слабый человек будет растерзан могучим зверем, либо как прекрасный зверь[288] пронзён охотничьим копьём?».[289]

Экзотических хищников и травоядных при помощи сетей отлавливали преимущественно на просторах Северной Африки и затем морским путём доставляли на Аппенины. Об этом, в частности, рассказывают открытые сравнительно недавно на Сицилии мозаики дворца Максимиана, соправителя императора Диоклетиана. Так, на громадном мозаичном панно «Большая охота», покрывающей пол шестидесятиметрового коридора, изображены сцены отлова львов, носорогов и гиппопотамов в африканской местности с её холмами, редкими деревьями и неказистыми строениями.[290] Историк Геродиан сообщает: «…он,[291] убивая, показал римлянам всех животных, дотоле неизвестных, из Индии и Эфиопии, из южных и северных земель».[292]

Травли диких зверей (и сопутствующая им казнь растерзания хищниками) были отменены лишь в 681 г. н. э..[293]

2. Присуждение к схватке с гладиаторами (damnatio in ludum). Благодаря голливудским кинолентам на историческую тему, среди которых высится фильм-гигант Стэнли Кубрика «Спартак» (1960), многие имеют яркое (хотя и неглубокое) представление о римских гладиаторах. Желающих углубить свои познания в этой области и узнать больше об упомянутом способе казни отсылаем к уже цитированной книге Г.Хёфлинга,[294] а также к главе «Гладиаторы» в книге М.Е.Сергеенко.[295]

Отметим, что гладиаторские бои, которые восходят к этрусскому поминальному обряду,[296] связанному с человеческими жертвоприношениями[297] и оказывали на зрителей сильнейшее воздействие, не уступающее наркотическому (см.[298]), проводились порой с чудовищным размахом. Так, на празднествах, устроенных императором Траяном в 107 г. после победы над даками и длившихся четыре месяца, выступило 10 тысяч гладиаторов.[299]

По-театральному обставлялись не только поединки гладиаторов, но и действия вспомогательного персонала. «Трупы уносились людьми, которые были наряжены в костюмы Меркурия, подземного бога. Другие прислужники, с масками Харона на лице, удостоверялись при помощи железа, была ли смерть действительна или притворна. В мертвецкой приканчивали тех, кто обнаруживал ещё какие-нибудь признаки жизни».[300] В уточнение и добавление этого сообщения, отметим, что палачи, добивавшие смертельно раненных гладиаторов, носили маску этрусского демона смерти Хару и орудовали не чем иным, как молотом.[301] «Мы кузнецы, и дух наш молод…».

Театральные побоища сопровождались массовой гибелью не только их участников, но временами и тех, кто таращился на них. Так, при императоре Тиберии в 27 г. н. э. в городе Фидена (или Фидены, город близ Рима на левом берегу Тибра) из-за ошибок архитекторов и строителей амфитеатра во время одного из представлений «набитое несметной толпой огромное здание, перекосившись, стало рушиться внутрь или валиться наружу, увлекая вместе с собой или погребая под обломками несчётное множество людей, как увлечённых зрелищем, так и стоявших вокруг амфитеатра», в результате чего было изувечено и раздавлено около 50 тысяч человек.[302]

Немало жизней уносили и внезапные пожары в амфитеатрах, а также вооружённые стычки между группами соперничающих фанатов и не в меру разгорячённой публики (см., напр..[303]

Иногда хищники разрывали работников амфитеатра, готовивших арену к новому представлению[304]).

Бесчеловечность присуждения к схватке с гладиаторами нисколько не умалялась оттого, что некоторые свободные граждане, в том числе женщины, из примитивного ухарства или низменных побуждений шли в наёмные гладиаторы (см.,[305] ,[306] ,[307] ,[308] [309]). Следует заметить также, что такое разухабистое поведение иных плотоядных дамочек находилось в вопиющем несоответствии с традиционными римскими представлениями о роли и месте женщины в семейном кругу (см.[310]).

Созерцанием гладиаторских боёв в равной степени упивались и древнеримские утончённые сановники, и неотёсанное простонародье (впечатления простолюдинов от них ярко обрисованы Петронием, см.[311]). Посещение амфитеатров было для римлян сильнодействующим компенсаторным средством ухода от регламентированной монотонной повседневности.[312]

Соблазнительная притягательность жестоких и опасных зрелищ для толпы разъяснена Карлом Ясперсом. «То, что недоступно массе, — писал он, — чего она не хочет для самой себя, но чем она восхищается как героизмом, которого она, собственно говоря, требует от себя, показывают смелые свершения других. Альпинисты, пловцы, лётчики и боксёры рискуют своей жизнью. Они являются жертвами, лицезрение которых воодушевляет, пугает и умиротворяет массу и которые порождают тайную надежду на то, что и самому, быть может, удастся достигнуть когда-либо чрезвычайных успехов. Возможно, что этому сопутствует и то, что привлекало массу уже в цирке Древнего Рима: удовольствие, испытываемое от опасности и гибели далёкого данному индивиду человека».[313]

С этим рассуждением мыслителя не грех было бы ознакомиться, например, автору следующего бравого (заметьте, женского), но тем не менее далёкого от истины высказывания: «Победа, добытая в честном бою, — вот лейтмотив римской истории и идеологии. А разве не то же прославляли гладиаторы, даже если они и были самыми презренными рабами?».[314]

К чести мыслящих римлян, далеко не все из них одобряли эти изуверские потехи. Так, решительно осуждал их Луций Сенека, которого также возмущала и затеянная Марком Антонием рубка голов.[315]

Гладиаторские бои были формально отменены только в 404 г. н. э..[316]

§ 5. Смягчённая казнь

Такая казнь (libĕră facūltas mortis) применялась с разрешения правителя осуждённому на смерть самому покончить с собой. Под наблюдением официальных лиц ей подвергались только сановники или их близкие.

Так, по сообщению Светония, император Калигула своего «тестя Силана заставил покончить с собой, перерезав бритвою горло».[317] Сходным образом свёл счёты с жизнью магистрат Софоний Тигеллин: «Окружённый наложницами, среди бесстыдных ласк, он долго старался оттянуть конец, пока не перерезал себе бритвой глотку, завершив подлую жизнь запоздалой и отвратительной смертью».[318]

Лютый деспот, Нерон, приказывая умереть, приставлял к нерешительным жертвам врачей, которые помогали им вскрывать вены.[319]

А вот что рассказывал Плутарх о расправе римского полководца Лукулла над супругами побеждённого понтийского царя Митридата VI: «Когда явился[320] Бакхид и велел женщинам самим умертвить себя тем способом, который каждая из них сочтёт самым лёгким и безболезненным,[321] Монима сорвала с головы диадему, обернула её вокруг шеи и повесилась, но тут же сорвалась. “Проклятый лоскут, — молвила она, — и этой услуги ты не оказал мне!”. Плюнув на диадему, она отшвырнула её и подставила горло Бакхиду, чтобы он её зарезал.[322] Береника взяла чашу с ядом, но ей пришлось поделиться им со своей матерью, которая была рядом и попросила её об этом. Они испили вместе, но силы яда достало только на более слабую из них, а Беренику, выпившую меньше, чем нужно, отрава никак не могла прикончить, и она мучилась до тех пор, пока Бакхид не придушил её».[323]

Как сообщал Тацит, «претор Плавтий Сильван[324] по невыясненным причинам выбросил из окна жену Апронию и, доставленный тестем Луцием Апронием к Цезарю,[325] принялся сбивчиво объяснять, что он крепко спал и ничего не видел и что его жена умертвила себя по своей воле. Тиберий немедленно направился к нему в дом и осмотрел спальню, в которой сохранялись следы борьбы, показывавшие, что Апрония сброшена вниз насильственно. Обо всём этом принцепс[326] докладывает сенату, и по назначению судей бабка Сильвана Ургулания послала ему кинжал. Так как Ургулания была в дружбе с Августой, считали, что это было сделано ею по совету Тиберия. После неудачной попытки заколоться подсудимый велел вскрыть себе вены».[327] Основываясь на этом сообщении, Роберт Грейвз в своём романе «Я, Клавдий» развивает сюжет, согласно которому с Апронией расправилась обладавшая огромной физической силой Ургуланилла, первая жена будущего императора Клавдия, сделавшая это по поручению своей мстительной подруги-лесбиянки Нумантины, которую Плавтий Сильван Марк оставил ради Апронии (см..[328]

Консул Квинт Лутаций Катул, узнав о вынесенном ему смертном приговоре, «в только что просмолённом и сыром ещё помещении разогрел уголья и добровольно задохся».[329]

Существовали и другие способы вынужденного самоубийства. Так, по рассказу Аппиана, знаменитый Катон Младший, решивший покончить с собой, чтобы избежать казни от рук палача, и «не найдя возле постели обычно там находящегося кинжала, …закричал, что его домашние предают его врагам, ибо чем другим, говорил он, сможет он воспользоваться, если враги придут ночью. Когда же его стали просить ничего против себя не замышлять и лечь спать без кинжала, он сказал весьма убедительно: “Разве, если я захочу, я не смогу удушить себя одеждой, или разбить голову о стену, или броситься вниз головой, или умереть, задержав дыхание?”».[330]

Своё намерение Катон Младший всё же осуществил — и с редкостным мужеством: «…полагая, что все, которые находились у его дверей, заснули,[331] поранил себя кинжалом под сердце. Когда выпали его внутренности и послышался какой-то стон, вбежали те, которые находились у его дверей; ещё целые внутренности Катона врачи опять сложили внутрь и сшили разорванные части. Он тотчас притворился ободрённым, упрекал себя за слабость удара, выразил благодарность спасшим его и сказал, что хочет спать. Они взяли с собой его кинжал и закрыли двери для его спокойствия. Он же, притворившись, будто спит, в молчании руками разорвал повязки и, вскрыв швы раны, как зверь, разбередил свою рану и живот, расширяя раны ногтями, роясь в них пальцами и разбрасывая внутренности, пока не умер. Было ему тогда около пятидесяти лет».[332]

§ 6. Казнь проскрибированных в виде упреждающего самоубийства

Психологически и технически близка к смягчённой. Особенный размах такая разновидность казни получила в период второго триумвирата (43–31 гг. до н. э.), заключённого между Октавианом Августом, Марком Антонием и Эмилием Лепидом. Чтобы покруче расправиться со своими политическими противниками и спешно завладеть их имуществом, триумвиры развязали неслыханный террор, составив проскрипции — списки лиц, объявленных вне закона (подробнее об этом см. главу 6-ю).

«Одни умирали, защищаясь от убийц, — рассказывал Аппиан, — другие не защищались, считая, что не подосланные убийцы являются виновными. Некоторые умерщвляли себя добровольным голоданием, прибегая к петле, бросаясь в воду, низвергаясь с крыш, кидаясь в огонь…».[333]

§ 7. Психологическая казнь

Посредством психологической казни (damnatio memoriae = ignominia post mortem) подвергался забвению умерший римский император за свои недостойные деяния. Решение о такой каре принималось сенатом и предусматривало отмену законов и распоряжений императора, а также вычёркивание его имени из государственных документов.

Попутно производились и другие карательные действия. Так, после гибели императора Калигулы от рук заговорщиков некоторые сенаторы предлагали «истребить память о цезарях и разрушить их храмы»;[334] память о погибшем вследствие заговора императоре Домициане искоренялась в частности тем, что сенаторы велели сорвать у себя на глазах со стен дворца заседаний императорские щиты и изображения, чтобы разбить их оземь.[335] В переплавку шли статуи почивших опальных правителей,[336] имена их выскабливались на чужих сооружениях.[337]

К чести римлян, в своей ненависти к покойникам они не опускались до осквернения их могил, что с лёгким сердцем учиняли варвары, ср.: «Народ,[338] избавившись от страха перед олигархами, бросился убивать тех, кто привёл Мемнона, ограбил храм Артемиды, сбросил статую Филиппа,[339] стоявшую в храме и разрыл на агоре[340] могилу Геропифа, освободившего город».[341] Чуждо было римлянам (а также грекам) и разграбление богатых захоронений. Вот что рассказывал о таком вандализме Арриан: «Огорчило его[342] преступное отношение к могиле Кира, сына Камбиза.[343] Он нашёл могилу Кира разрытой и ограбленной… Находилась эта могила в Пасаргадах, в царском парке; вокруг росли разные деревья, протекала река, на лугу росла густая трава. Подземная часть могилы была сложена в форме четырёхугольника из четырёхфутовых камней; над ней было выстроено каменное крытое помещение. Внутрь вела дверца, настолько узкая, что и худой человек мог в неё едва-едва протиснуться. В помещении стояли золотой гроб, в котором был похоронен Кир, а кроме гроба — ложе. Ножки его были выкованы из золота, покрыто оно было вавилонским ковром, а застлано шкурами, окрашенными в пурпурный цвет. Лежали на нём царский плащ и прочие одежды вавилонской работы. Аристобул рассказывает, что были там и индийские шаровары, и плащи, тёмные, пурпурные и другие, браслеты, кинжалы, золотые серьги с камнями. Стоял также стол. На середине ложа стоял гроб с телом Кира. < … > Александр нашёл, что кроме гроба и ложа, всё вынесено. И к телу Кира отнеслись без уважения: крышка гроба была снята, труп выброшен. Чтобы легче было вынести гроб, пытались уменьшить его тяжесть: отрубали от него куски, сплющивали его. Дело, однако, не шло, и грабители ушли, оставив гроб».[344]

§ 8. Особые казни

I. Побитие (побивание) камнями (lapidatio) римским законодательством не предусмотрено и если производилось, то в качестве самосуда толпы. На это обращал внимание Цицерон (см., напр.[345]).

Побитие камнями известно с незапамятных времён. В Талмуде эта процедура описана так: «…осуждённого со связанными руками поднимали на возвышение, вдвое превышающее человеческий рост. С этого возвышения один из свидетелей сталкивает осуждённого. Если смерть сейчас[346] не наступает, оба свидетеля поднимают камень, тяжесть которого под силу лишь двоим, и второй свидетель бросает его на осуждённого. Если и этот удар не причиняет смерти, остальные присутствующие бросают камни до наступления смерти».[347] Как видим, такой способ побития камнями представлял собой дополнение к сбрасыванию с возвышенности, мало отличающемуся от уже рассмотренного римского сбрасывания с Тарпейской скалы. (Здесь всплывает вопрос о заимствовании способов казни одним народом у другого, выходящий, впрочем, за рамки нашей книги). По мнению некоторых специалистов, побитие камнями, в свою очередь, могло служить процедурой, предваряющей другую казнь, напр., сожжение.[348]

Небезынтересно, что в библейские времена побивали камнями и домашних животных: «Если вол забодает мужчину или женщину до смерти, то вола побить камнями, и мяса его не есть…» (Исход 21:27). Такая мера воздействия представляет собой, по-видимому, модификацию соответствующих Законов Хаммурапи,[349] а по своему содержанию связана с первоначальным отсутствием разграничения преступлений на умышленные и непреднамеренные.[350]

Побитие камнями людей в Древнем Риме, совершалось, однако, незатейливо, без описанных мудрёных церемоний. Вот что, например, рассказывал Аппиан о гибели народного трибуна Луция Апулея Сатурнина и его сторонников: «…народ…, разобрал черепицу с крыши здания и бросал её в сторонников Апулея до тех пор, пока не убил его самого, квестора, трибуна и претора…»[351] (см. также ниже).

По сообщению Плутарха, воины, верные императору Сулле, в лагере побили камнями прибывших туда посланцев враждовавшего с Суллой народного трибуна Публия Сульпиция Руфа[352] (вероятно, это были камни для метания пращой, см.[353]). Камни полетели и в центуриона Нония, который на Марсовом поле своим начальственным ворчанием вызвал у солдат гнев.[354] Поневоле вспоминается:

Комуй-то под руку попался каменюка — Метнул, гадюка, — и нету Кука! .[355]

Побитие камнями в Древнем Риме если и усложнялось, то лишь палочными ударами. Так были убиты, например, легат Альбион[356] и, по свидетельству Флора, уже упоминавшийся народный трибун, вождь партии популяров Луций Апулей Сатурнин. Последнего, сверх того, умирающего растерзала толпа.[357]

II. Отдача в актёры-смертники. У В.В.Маяковского в 3-м действии комедии «Баня» репортёр Моментальников угодливо декламирует главначпупсу Победоносикову:

Эчеленца, прикажите! Аппетит наш невелик. Только хлеба-зрелищ нам дадите, — Всё похвалим в тот же миг!.[358]

Хлеба-зрелищ, как нетрудно догадаться, — слегка перифразированное общеизвестное латинское выражение Panem et circenses! («Хлéба и зрелищ!»). Этот возглас выражал главные требования безработного плебса в период Империи; требование подачек, вымогаемых у государства и богатых граждан. Нелишне отметить, что концентрация в Риме огромной деклассированной массы сыграла роковую роль в вырождении республиканского строя и гибели демократии.[359] Об этом не вредно напомнить иным нынешним правителям, сквозь пальцы взирающим на неслыханный имущественный перепад между горстой самодовольных толстосумов и бескрайним множеством отчаявшейся голытьбы.

Тот же возглас во второй своей части — эмблема духовной жизни древнеримского общества, падкого на зрелища, особенно те, которые вызывали острое наркотическое опьянение. На потеху публике в римских цирках разыгрывались людоедские представления, во всех подробностях воспроизводившие и смаковавшие страшные мифологические сюжеты, согласно которым, например, наказанный Зевсом Иксион вертелся на огненном колесе, привязанный к нему руками и ногами. Охотно разыгрывались исторические сюжеты, отмеченные крайней жестокостью и невыносимыми страданиями.

Актёрами в этих бесчеловечных спектаклях поневоле выступали приговорённых к смерти лица. «Некоторые из них выходили в великолепном платье, из которого вдруг показывалось пламя и сжигало их… Показывали Иксиона на колесе, Геракла, сжигающего себя на горе Этне, Муция Сцеволу, держащего руку на горящих угольях жаровни, разбойника Лавреола, распятого и растерзываемого зверями, Дедала, которого пожирал лев…».[360]

III. Экзотические казни:

1) перепиливание;

2) растерзание толпой;

3) разрывание тела;

4) затаптывание;

5) разбиение о стену;

6) умерщвление голодом;

7) растерзание хищными рыбами;

8) подвешивание на крюке;

9) растерзание собаками;

10) насильственное кровопускание;

11) умерщвление подстроенным кораблекрушением;

12) казнь под корзиной;

13) умерщвление банным паром и жарой:

14) Метеллова казнь;

15) умерщвление бессонницей;

16) казнь в мешке с ядовитыми змеями;

17) умерщвление под тяжестью статуй;

18) умерщвление под колёсами повозок.

1. Перепиливание. Восходит к незапамятным временам, ср.: «А народ, бывший в нём[361] он[362] вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи» (2 Царств 12:31); «Были пророки побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке…» (Евреям 12:37).

В Древнем Риме эта ужасающая расправа приглянулась, в частности, люто охочему до злодеяний Калигуле. «Многих граждан из первых сословий, — сетует Светоний, — он, заклеймив раскалённым железом, сослал на рудничные или дорожные работы, или бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньки в клетках, или перепилил пополам пилой…».[363]

2. Растерзание толпой. Подобно побитию камнями, производилось стихийно. Так был казнён привлечённый к суду народный трибун Публий Фурий. По рассказу Аппиана, «народ, не выслушав его оправдания, растерзал его».[364]

Жертвами озверевшей толпы порой становились невинные люди. Так, после гибели Юлия Цезаря от рук заговорщиков, один из его друзей, народный трибун Гай Гельвий Цинна, пришёл поклониться телу погибшего. «Кто-то из толпы, увидев его, назвал другому, — спросившему, кто это, — его имя; тот передал третьему, и тотчас же распространился слух, что это один из убийц Цезаря. Среди заговорщиков действительно был некий Цинна[365] — тёзка этому. Решив, что он и есть тот человек, толпа кинулась на Цинну и тотчас разорвала несчастного на глазах у всех».[366]

Более подробное описание подобной казни находим у Светония, повествующего о последних минутах жизни императора Вителлия, который прославился своей лютой жестокостью. Солдаты, ворвавшиеся в императорские покои, «связав ему руки за спиною, с петлей на шее, в разорванной одежде, полуголого, его поволокли на форум. По всей Священной дороге народ осыпáл его издевательствами, не жалел ни слова, ни дела: за волосы ему оттянули голову назад, как всем преступникам, под подбородок подставили остриё меча, чтобы он не мог опустить лицо и всем было его видно, одни швыряли в него грязью и навозом, другие обзывали обжорой и поджигателем, третьи в толпе хулили в нём даже его телесные недостатки. < … > Наконец, в Гемониях его истерзали и прикончили мелкими ударами, а оттуда крюком сволокли в Тибр».[367]

Иногда растерзание толпой подстрекалось со стороны заинтересованного лица. «Замыслив разорвать на части одного сенатора, — рассказывал тот же Светоний, — он[368] подкупил несколько человек напасть на него при входе в курию с криками “Враг отечества!”, пронзить его грифелями[369] и бросить на растерзание остальным сенаторам; и он насытился только тогда, когда увидел, как члены и внутренности убитого проволокли по улицам и свалили грудою перед ним».[370]

3. Разрывание тела, согласно Ливию, было применено римлянами лишь однажды, при расправе царя Тулла Гостилия над своим противником Меттием Фуфетием: «…подали две четверни,[371] и царь приказал привязать Меттия к колесницам, потом пущенные в противоположные стороны кони рванули и, разодрав тело надвое, поволокли за собой прикрученные верёвками члены».[372] При такой казни, уточняет А.П.Лаврин, тело привязывали за ноги.[373]

Упомянутая расправа своей необычностью настолько поразила воображение даже видавших виды суровых римлян, что удостоилась упоминания в «Скорбных элегиях» Овидия (книга 1-я, элегия 3-я, стихи 75–76, см.[374]).

Попутно отметим, что у греков разрывание тела — также редкая казнь, ср.: «Два прямых дерева были согнуты и соединены вершинами, к вершинам привязали Бесса,[375] а затем деревья отпустили, и, с силою распрямившись, они разорвали его».[376]

В явно поддельной книге «Властелины Рима» сообщается, что такой же казни в эпоху Империи был однажды подвергнут древнеримский воин, совершивший прелюбодеяние с женой своего начальника.[377] По мнению комментаторов книги, «эта казнь вымышлена автором по мифическим образцам».[378] Однако едва ли возможно на сей счёт сказать что-либо определённое.

4. Затаптывание в обследованных источникахтакже упомянуто лишь однажды. Как рассказывал Аппиан, приговорённые к казни диктатором Суллой сенаторы и всадники «погибали там, где их настигли, — в домах, закоулках, храмах; некоторые в страхе бросались к Сулле, и их избивали до смерти у ног его, других оттаскивали от него и топтали».[379]

5. Разбиение о стену упомянуто Светонием при описании смерти императора Калигулы: «Вместе с ним погибли и жена его Цезония, зарубленная центурионом, и дочь, которую разбили об стену».[380]

По-видимому, малолетнего ребёнка палач бил головой о стену, крепко ухватив беззащитное существо за ножки. «Ужасный век, ужасные сердца!» — как тут горестно не воскликнуть вслед за поэтом.[381]

6. Умерщвление голодом применялось как по отношению к внешним, так и внутренним врагам Древнего Рима.

Описание казни одного внешнего супостата находим у Плутарха: «После триумфа его[382] отвели в тюрьму, где одни стражники сорвали с него одежду, другие, спеша завладеть золотыми серьгами, разодрали ему мочки ушей, после чего его голым бросили в яму, и он, полный страха, но насмешливо улыбаясь, сказал: “О Геракл, какая холодная у вас баня!”. Шесть дней боролся он с голодом и до последнего часа цеплялся за жизнь…».[383]

«Гай Папий взял[384] Нолу благодаря измене и объявил двум тысячам римлян, находившимся в ней: если они перейдут на его сторону, он примет их в своё войско, — рассказывал о событиях древнеримской гражданской войны Аппиан. — Они перешли и служили под начальством Папия. Командиры их, не подчинившиеся приказанию, взяты были в плен, и Папий уморил их голодом».[385]

У политических врагов голодные муки и корчи были ничуть не меньше, чем у военных. Как рассказывал Тацит, после расправы императора Тиберия над Гаем Азинием Галлом «умерщвляется[386] Друз, который поддерживал себя жалкой пищей, поедая набивку своего тюфяка…».[387] К истязанию голодом несчастного внука, тщетно молящего хоть о какой-нибудь пище для поддержания жизни, по распоряжению заботливого дедушки были добавлены обжигающие удары плетью центуриона и пинки рабов, которыми щедро осыпали умирающего[388] (ср. доброжелательную оценку личности и деятельности Тиберия[389]).

Успешно истреблялся голодом и докучливый классовый враг. «Оказавшись не силах прорваться,[390] он[391] вновь бежал в Перузию; подсчитав, сколько осталось продовольствия, Луций запретил давать его рабам и велел следить, чтобы они не убегали из города и не дали бы знать врагам о тяжёлом положении осаждённых. Рабы толпами бродили в самом городе и у городской стены, падая от голода на землю, питаясь травой или зелёной листвой; умерших Луций велел зарывать в продолговатых ямах…».[392]

По словам Флора, консул Марк Перперна, подавив одно из выступлений мятежных рабов, «заморил их голодом…».[393]

7. Растерзание хищными рыбами. Вольноотпущенник Ведий Поллион, ставший римским всадником и другом Октавиана Августа, бросал провинившихся рабов в пруд на съедение муренам, наблюдая, как свирепые хищники разрывают живых людей на куски.[394]

Напомним, что змеевидная мурена достигает длины до трёх метров, а её мощные зубы иногда настолько велики, что мешают ей полностью закрыть пасть. Этих чудищ разводили в городских прудах из-за их мяса, которое, как видно из сочинений Марциала и Горация, было лакомым яством римлян (см.,[395] .[396]

8. Подвешивание на крюке бегло упомянуто в комедии Плавта «Раб-обманщик» («Pseudolus»), когда сутенёр Баллион, давая проститутке Эсхродоре поручение усердно обслужить мясников, угрожает ей: «Если нынче не наполню я мясными тушами / Трёх больших крюков, то завтра надену я тебя на крюк…».[397]

О том, что это не пустая угроза, свидетельствует упоминание о такой же казни у Ювенала:

…И тот, кто тебя обманул, в западню попадётся Тоже и в мрачной тюрьме попадёт на крючок его тело….[398]

9. Растерзание собаками. Как глумливая расправа, наряду с сожжением в качестве ночных осветительных факелов (см. выше), применялось императором Нероном по отношению к гонимым в то время христианам, которых «облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзанынасмерть собаками»[399] (подробнее о гонениях на христиан со стороны римских императоров см.,[400] [401]).

10. Насильственное кровопускание. При помощи такой казни была умерщвлена Октавия Клавдия, жена Нерона. Последний, воспылав страстью к уже дважды побывавшей замужем Поппее Сабине (Младшей), сослал Октавию, не достигшую двадцатилетнего возраста, на остров Пандатерию. «Пошло немного дней, и ей объявляют, что она должна умереть…Её связывают и вскрывают ей вены на руках и ногах; но так как стеснённая страхом кровь вытекала из надрезанных мест слишком медленно, смерть ускоряют паром в жарко натопленной бане. К этому злодеянию была добавлена ещё более отвратительная свирепость: отрезанную и доставленную в Рим голову Октавии показали Поппее».[402]

Однако для Поппеи сия эпопея закончилась не менее плачевно. Её, больную и беременную, ударом ноги в живот прикончил тот же Нерон, которого она опрометчиво осыпала упрёками за то, что он слишком поздно вернулся со скачек.[403] Экий, однако, футболист…

К чести мыслящих римлян, они выказывали к Нерону (баловавшемуся не только футзалом, но и стишками) крайнее презрение. Вот что сообщал Светоний о древнеримском поэте Марке Аннее Лукане, авторе поэмы «Фарсалия»: «Однажды в общественном отхожем месте, испустив ветры с громким звуком, он произнёс полустишие Нерона

Словно бы гром прогремел над землёй… —

вызвав великое смятение и бегство всех сидевших поблизости».[404] В свете этого сообщения (если и недостоверного, то колоритно рисующего оппозиционность Лукана правящему режиму) по меньшей мере спорным представляется изображение поэта в историческом романе Генрика Сенкевича «Quo vadis», где Лукан выведен как трусливый подхалим, горький пьяница и дряхлеющий фигляр (см..[405]

Возвращаясь к казням, отметим, что насильственное кровопускание применялось не только к женщинам. Так, по приказу временно захватившего власть в городе Риме полководца Марка Лициния Муциана был взят под стражу Кальпурний Пизон Галериан и отвезён за город, где «ему перерезали вены, и он умер от потери крови».[406] А всё потому, что знатный и молодой Кальпурний пользовался почётом простонародья и кто-то распустил бессмысленный слух, что он может стать принцепсом.

11. Умерщвление подстроенным кораблекрушением. Такая участь была уготована своевольной Агриппине (Младшей) её сыном, тем же доблестным брюхоборцем Нероном. Как рассказывал Тацит, «вольноотпущенник Аникет, префект мизенского флота и воспитатель Нерона в годы её отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чём не подозревающую Агриппину…».[407]

12. Казнь под корзиной. Как сообщал Ливий, оклеветанного римлянинаТурна Гердония, который ожесточённо обвинял последнего римского царя Тарквиния Гордого в узурпации власти, заковали в цепи, а затем, не дав ему слова для оправдания, «погрузили в воду Ферентинского источника и утопили, накрыв корзиной и завалив камнями».[408]

Такую казнь можно было бы посчитать разновидностью утопления, если бы в другом месте Ливий, повествуя о необузданной жестокости военного трибуна Марка Постумия Регилльского, проявленной им при подавлении мятежа римских воинов, не упомянул казнь под корзиной, которая применялась, судя по всему, на суше: «Вызванный для подавления мятежа Постумий ещё более ожесточил всех безжалостными пытками и жестокими наказаниями. В конце концов злоба его превзошла всякую меру, и, когда на вопли тех, кого было приказано казнить “под корзиной”, сбежалась толпа, он, безрассудно оставив своё судилище, ринулся и на тех, кто мешал исполнению приговора. Но когда ликторы и центурионы стали разгонять толпу, взрыв возмущения был такой, что военного трибуна побили камнями его собственные воины».[409]

13. Умерщвление банным паром и жарой. Ливий рассказывал озлодеяниях кампанцев, отложившихся от Рима и переметнувшихся к Ганнибалу: «…префектов[410] союзных войск, как и всех римских граждан — одни были заняты военной службой, другие частными делами, — чернь захватила и будто бы для охраны заперла в бане, где от жары и пара нечем было дышать; все они умерли мучительной смертью.[411]

14. Метеллова казнь. Квинт Цецилий Метелл Нумидийский[412] с перебежчиками, фракийцами и лигурами расправился так: «…у одних он отрубил руки, других же закопал в землю до живота и, велев поражать стелами и дротиками, сжёг их живыми»[413] (см. также.[414]

15. Умерщвление бессонницей. Вот что рассказывал Плутарх о казни захваченного в римский плен царя Македонии Персея: «…по некоторым сведениям, он окончил жизнь странным и необычным образом. Воины, его караулившие, по какой-то причине невзлюбили Персея и, не находя иного способа ему досадить, не давали узнику спать: они зорко следили за ним, стоило ему забыться хотя бы на миг, как его тотчас будили и с помощью всевозможнейших хитростей и выдумок заставляли бодрствовать, пока, изнурённый вконец, он не испустил дух».[415]

16. Казнь в мешке с ядовитыми змеями. После расправы над Тиберием Гракхом настал черёд и его друзей. Одного из них, Гая Биллия, «посадили в мешок, бросили туда же ядовитых змей и так замучили».[416]

17. Умерщвление под тяжестью статуй. Как только после измены преторианской гвардии и осуждения сенатом император Нерон покончил с собой, толпа в мстительной ярости накинулась на его сторонников и любимчиков. «Гладиатора Спикула бросили под статуи Нерона, которые волокли через форум, и он был раздавлен…».[417]

18. Умерщвление под колёсами повозок. По прихоти той же обезумевшей толпы «Апония, одного из доносчиков, швырнули на землю и переехали повозками, на которые грузят камень…».[418]

IV. Казни как продолжение и завершение истязаний (засечение розгами и плетьми, забивание насмерть палками, плетьми, цепями). Мы не станем рассматривать каждую из перечисленных разновидностей отдельно, поскольку в техническом отношении они друг от друга почти не отличаются.

В качестве примера приведём два характерных эпизода. Как рассказывал Цицерон, по приказу наместника Сицилии Гая Корнелия Верреса его тёзку, римского гражданина Гая Сервилия «обступило шестеро дюжих ликторов,[419] очень опытных по части избиений и порки; они стали жестоко сечь его розгами; под конец, Секстий, первый ликтор…, начал, повернув розгу толстым концом, жестоко бить этого несчастного по глазам. И вот Сервилий, когда кровь залила ему лицо и глаза, рухнул на землю, но они продолжали избивать лежачего… После такой расправы Сервилия унесли замертво, и он вскоре умер…».[420]

А вот что сообщал Светоний: «Надсмотрщика над гладиаторскими битвами и травлями он[421] велел несколько дней подряд бить цепями у себя на глазах и умертвил не раньше, чем почувствовал вонь гниющего мозга».[422]

V. Децимáция (decimatio) — казнь каждого десятого солдата. Применялась обычно к воинам, проявившим в бою малодушие.

Например, после того как под натиском восставших рабов-спартаковцев бежали, побросав оружие, легионеры, которыми командовал легат Муммий, такую казнь применил уже упоминавшийся свирепый Марк Лициний Красс. «Отобрав… пятьсот человек, зачинщиков бегства, и разделив их на пятьдесят десятков, он приказал предать смерти из каждого десятка по одному человеку — на кого укажет жребий…; этот вид казни сопряжён с позором и сопровождается жуткими и мрачными обрядами, совершающимися у всех на глазах».[423] По словам Аппиана, в ходе упомянутых децимаций было казнено около 4000 человек. «Но как бы там ни было, — с черноватой иронией добавляет историк, — Красс оказался для своих солдат страшнее победивших их врагов».[424] Эту фразу с гениальным простодушием перетолковал Э.Гиббон: «В римской дисциплине считалось неизменным правилом, что хороший солдат должен бояться своих командиров гораздо более, нежели неприятеля».[425]

По свидетельству Тацита, при одной из децимаций воинов насмерть забивали палками. Историк вместе с тем подчёркивает, что во времена императора Тиберия децимации были уже крайне редким старинным наказанием.[426]

У Полибия находим более подробное описание расправы над нерадивыми воинами: «Наказание это производится приблизительно так: трибун[427] берёт палку и ею как бы только касается осуждённого; вслед за сим все легионеры бьют его палками и камнями. Наказуемых забивают большею частью до смерти тут же, в самом лагере, а если кто-нибудь и выходит ещё живым, то не на радость себе. Да и какая ему радость, если возврат на родину ему не дозволен, и никто из родственников не осмелится принять такого человека к себе в дом. Поэтому раз постигло кого подобное несчастие, он погиб бесповоротно».[428]

VI. Ритуальные казни. Представляли собой человеческие жертвоприношения, совершавшиеся согласно древнеримской религиозной обрядности и религиозным представлениям.

Принесение людей в жертву богам обычно расценивалось древними римлянами как варварский обычай старины. В трудах римских историков не раз высказывается осуждение такого ритуала, совершавшегося современными им отсталыми племенами или соседними народами. Да и другие варварские повадки такого рода сурово порицаются римскими историками, ср.: «После Македонии — такова была воля богов — против нас восстали фракийцы… < … > И не было в то время ничего более жестокого, чем их обращение с пленниками: они совершали возлияния богам человеческой кровью, пили из человеческих черепов и делали для себя забаву из смерти пленников, сжигая их и удушая дымом; а также пытками исторгали плоды из чрева беременных матерей».[429] Жертвенное умерщвление варварами трёх мальчиков и стольких же девочек, наряду, между прочим, с тремя чёрными баранами, с нескрываемой брезгливостью упоминается Аррианом.[430]

Однако в некоторых случаях и сами римляне прибегали к ритуальному закланию людей.

Так, по рассказу Ливия, римляне, охваченные ужасом от победоносного шествия полчищ Ганнибала, «послали в Дельфы спросить оракула, какими молитвами и жертвами умилостивить богов и когда придёт конец таким бедствиям; пока что, повинуясь указаниям[431] Книг, принесли необычные жертвы; между прочими галла и его соплеменницу, грека и гречанку закопали живыми на Бычьем рынке, в месте, огороженном камнями; здесь и прежде уже совершались человеческие жертвоприношения, совершенно чуждые римским священнодействиям».[432] Достоверность этого сообщения подтверждается свидетельствами Плиния Старшего и Орозия.[433]

У того же Ливия находим жутковатый рассказ о буйных игрищах и человеческих жертвоприношениях секты поклонников Вакха: «С тех пор как состав вакхантов стал смешанным,[434] а к смешению полов прибавилась и разнузданность ночных оргий, там уже нет недостатка ни в каких пороках и гнусностях. Больше мерзостей творят мужчины с мужчинами, нежели с женщинами. Тех, кто противится насилию или уклоняется от насилия над другими, закалают как жертвенных животных. < … > Про тех, кого привязав к театральной машине, сбросили в подземные бездны, они говорят, что те взяты богами. Этими жертвами становятся те, кто отказался или вступить в их сообщество, или участвовать в преступлениях, или подвергаться насилию».[435]

В свете этих показаний едва ли выдумкой является сообщение о том, что римский император Гелиогабал (Элагабал) приносил человеческие жертвы, «выбирая для этого по всей Италии знатных и красивых мальчиков, у которых были живы отец и мать, — …для того чтобы усилить скорбь обоих родителей».[436]

Разновидностью ритуальных казней было и намеренное, обставленное особыми церемониями умерщвление уродливых младенцев. Рождение таких детей считалось у римлян зловещим знамением .[437]

Ливий рассказывал: «…родился ребёнок ростом с четырёхлетнего, но удивительна была не его величина, а то, что…нельзя было определить, мальчик это или девочка. Гаруспики,[438] вызванные из Этрурии, сказали, что это гнусное и мерзкое чудище: его надо удалить из Римской области и, не давая ему касаться земли, утопить в морской бездне. Его положили живым в сундук, уплыли далеко в море и бросили в воду. Понтифики распорядились, чтобы девушки — три группы по девять человек — обошли город с пением гимна».[439]

Позднее, когда снова родился подобный ребёнок, «отыскали и ещё одного двуполого, дожившего уже до шестнадцати лет».[440] С этими субчиками расправились так же, как и с прежними. И, разумеется, «обошли город с пением гимна».

Вот и верь после этого пословице «Не родись красивой…».

Не в оправдание римлянам, а для прояснения исторической ретроспективы упомянем, что у соседних с римлянами греков в минойскую эпоху детишек (неизвестно, уродливых или, наоборот — самых красивых или обычных) взрослые дяди и тёти раздирали и пожирали. Свидетельство этого — найденное при раскопках города Кносса подземное помещение с множеством больших сосудов, заполненных расчленёнными частями преимущественно детских скелетиков со следами скобления и зарубками на некоторых костях.[441]

Ехал грека через реку… Брр…

§ 9. Неясные и спорные случаи

1. В трудах древнеримских историков встречается выражение «казнь принятым нашими предками способом» (см., напр..[442] Высказывалось мнение, что такая казнь представляла собой засечение насмерть с последующим обезглавливанием (см.[443]). Однако никаких доводов в пользу такого предположения комментатор не приводит.

Как мы уже знаем, в древности римляне применяли несколько способов казни, санкционированных обычным правом: сожжение, удушение, сбрасывание с Тарпейской скалы и т. п. Вот почему столь категоричное утверждение комментатора представляется неосновательным и упомянутую в самом начале казнь справедливее отнести к неясным и спорным случаям.

2. Как сообщает историк Г.Хёфлинг (не вдаваясь в подробности и без ссылки на первоисточник), императором Макрином применялось замуровывание в стене живых людей,.[444] Судя по всему, историк опирается здесь на свидетельство, почерпнутое им из книги, которая в русском переводе получило условное название «Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана».[445] В этой книге об императоре Макрине, в частности, сказано, что он «заключал в стены и замуровывал живых людей».[446]

При оценке достоверности цитированного и других сообщений, содержащихся в книге «Властелины Рима», следует учитывать совет крупнейшего античника «не принимать за чистую монету всё, что говорится на этих страницах. Перед нами не столько история, сколько исторический роман».[447] Так как книга «Властелины Рима» представляет собой, скорее всего, бойкую литературную подделку, это, как, впрочем, и другие свидетельства о палаческой деятельности Макрина справедливее отнести к сомнительным.

Не исключено, что цитированный пассаж из книги «Властелины Рима» породил и указание на то, что замуровыванию в стене подвергались весталки за нарушение обета девственности (см.,[448] [449]). В обследованных нами источниках, в авторитетных справочниках (см.;[450] [451]) и в капитальных исследованиях (см., напр.[452]) этот способ расправы над весталками не подтверждается.

Справедливости ради всё же отметим, что сам способ замуровывания (заключения жертвы в помещение без выходов) по меньшей мере единожды упоминается в античных источниках. Вот что приключилось со спартанским полководцем Павсанием, обвинённом в подготовке восстания илотов: «…опередив преследователей на несколько шагов, он ускользнул в храм Минервы… Эфоры[453] тотчас завалили дверь храма, заграждая ему выход, и разобрали крышу, чтобы он скорее умер под открытым небом. Говорят, что в то время была жива ещё мать Павсания и что эта престарелая женщина, узнав о его преступлении, одной из первых принесла камень к порогу храма, чтобы замуровать сына. В конце концов он был вынесен из святилища полумёртвым и тут же испустил дух».[454]

3. В той же книге «Властелины Рима» всё о том же императоре Макрине сказано, что он, в подражание этрусскому царю Мезенцию, привязывал живых людей к мертвецам, в результате чего казнимые «погибали от медленного гниения».[455] Вот как живописал эту жуткую этрусскую казнь Вергилий:

Заживо жертвы свои он привязывал путами к трупам Так, чтобы руки сплелись и уста к устам прижимались, — Пытки мучительный род, убивавший медленной смертью Тех, кто в объятьях лежал среди тленья, гноя и смрада..[456]

Хотя полностью исключить существование у этрусков такой благоуханной казни мы не можем, легендарность самой личности Мезенция и явно поддельный характер книги «Властелины Рима» побуждают нас отнестись к цитированному сообщению с недоверием.

4. Сомнительнымкажется и сообщение о том, что император Коммод заставлял жрецов Изиды «бить себя до смерти в грудь еловыми шишками».[457] Всякий, кто хотя бы однажды держал в руках еловую шишку, знает, что этот легковесный хвойный банан может вызвать при неосторожном обращении в худшем случае шишку на лбу, но никак не смертельную травму в области грудной клетки. Кроме того, в известных нам описаниях культа Изиды (см., напр.[458]) о применении его жрецами еловых шишек или хотя бы о косвенной связи таких жрецов с дарами хвойного леса нет ни слова.

5. Более достоверным представляется другое сообщение того же автора о том же супостате: «Одетый в женскую одежду или в шкуру льва, он своей палицей поражал не только львов, но имногих людей. Тех, кто имел слабые ноги и не мог ходить, он наряжал гигантами, а ниже колен превращал при помощи тряпок и полотенец в драконов; затем убивал их стрелами».[459] Ввиду явной фальсифицированности книги «Властелины Рима» считать это свидетельство бесспорным мы бы всё же не стали.

6. Правдоподобным представляется свидетельство из той же книги о том, что император Александр Севéр (от латинского sevērus «строгий, суровый») за мошенничество и лихоимство приказал своего сановника Веркория Турина привязать к столбу и умертвить, «напустив на него дым от зажжённой соломы и сырых дров, причём глашатай объявил: “Дымом наказывается тот, кто торговал дымом”».[460] Чтобы карательный замысел императора и реплика глашатая стали яснее, напомним, что торговать дымом (fumum vendĕre) по-латыни означает «напускать туману, пускать пыль в глаза, обманывать кого-л. с корыстной целью».

7. По преданию, наместник Иудеи Тинний Руф, решив жестоко наказать Акибу, сподвижника вождя восставших иудеев Бар-Кохбы, приказал растерзать его тело железными щипцами.[461] Поскольку документальными свидетельствами это предание не подтверждается, отнесём такой способ казни к сомнительным.

§ 10. Место и время исполнения казней

I. Место казней. Для приведения казней в исполнение традиционно избирали две главных места: 1) площадку под открытым небом; 2) закрытое помещение. Последнее, в свою очередь, могло быть государственным или частным.

1. Площадка под открытым небом. Казни в таких условиях были публичными. Для их исполнения служили преимущественно римский форум (см.,[462] [463]), и Марсово поле.[464]

Римский форум (forum = Forum Romānum) — удлинённая прямоугольная площадь в городе Риме, средоточие его политической, религиозной, административной и торговой жизни в период Республики. Возник в начале VI в. до н. э. в долине у подножия холмов Палатин и Капитолий. Был окружён со всех сторон портиками и торговыми лавками.[465] На форуме проводились народные собрания (комиции), заседал сенат, происходил суд и казни, находились наиболее почитаемые культовые сооружения, в том числе храмы Весты и Сатурна. Через форум обязательно проезжали триумфаторы. Здесь выставлялись для всеобщего обозрения доски с текстами законов, экспонировались выставки произведений искусства, устраивались игры и другие мероприятия.

Марсово поле (Campus Martius) — плоская равнина, которая, примыкая к историческому ядру города Рима с северо-востока,[466] находилась в излучине Тибра между Тибром и Фламиниевой дорогой к западу от городской стены Сервия Туллия и охватывала площадь почти в 250 гектаров. Находившееся вне городской черты, просторное Марсово поле играло важную роль в жизни города Рима: кроме казней, здесь происходили народные собрания по центуриям, производилась перепись населения, устраивались военные парады, молодёжь занималась военными и гимнастическими упражнениями.[467] В центре поля находился алтарь Марса. В более позднее время значительная часть поля была застроена и собственно Марсовым полем стала называться площадь вокруг алтаря.[468]

По одним сведениям, казни на Марсовом поле совершались во времена Империи,[469] по другим, более достоверным, — в период Республики.[470]

На форуме[471] и на Марсовом поле при стечении любопытствующих отсекали головы. Зрителей скликали сигналами труб.[472] Если казнили воинов, перед оглашением приговора стоявший в оцеплении караул, привлекая внимание зевак, ударял мечами о щиты.[473]

На публичной казни присутствовал глашатай, который во всеуслышание объявлял о преступлении осуждённого и давал знак палачу (ср. у Горация: «Плетьми запорот он так триумвирскими, / Что и глашатай выдохся…».[474]

О размахе таких казней можно судить по тому, что, согласно Ливию, однажды на римском форуме было обезглавлено 4000 воинов, учинивших разбой и грабёж в одной из провинций[475] (Полибий, впрочем, снижает эту цифру примерно до 300 человек[476]).

В военном походе казнь обычно производилась перед воротами походного лагеря,[477] иногда, для большей внушительности, — в его центре, ср.: «В Иллирике после мятежа Камилла несколько солдат в порыве раскаянья убили своих начальников, якобы подстрекнувших их отложиться от Клавдия, — он[478] приказал казнить их посреди лагеря у себя на глазах…».[479]

«В период Республики, — указывает без ссылки на первоисточник А.П.Лаврин, — одним из мест исполнения приговора был Эсквилин — один из семи холмов в Риме, где первоначально находилось кладбище».[480] Последняя справка неточна, так как в ней смешаны два разных понятия: Esquiliae «Эсквилинский холм — самый большой и высокий из семи холмов Рима, в северо-восточной части города» и Esquilīnius campus «Эсквилинское поле — место погребений, преимущественно беднейшего населения»,[481] которое находилось за Эсквилинскими крепостными воротами[482] (Страбон называет это поле «Эсквилинской равниной»[483]). Не различаются Эскилинский холм и Эсквилинское поле также в других справочниках и комментариях (см.,[484] ,[485] .[486]

Окончательную ясность в этот вопрос вносит сообщение Светония, в соответствии с которым иноземцам, злонамеренно выдававшим себя за римских граждан, «отрубали голову на Эсквилинском поле».[487] При этом с уверенностью можно утверждать, что казни совершались в той его части, которая не была отведена под кладбище: у римлян, усердно почитавших места погребения,[488] [489]), в том числе захоронения чужеземцев и рабов (см.,[490] [491]), официальные казни на территории кладбищ были недопустимым кощунством. Именно поэтому, в частности, считалось особым древнеримским шиком глумливо расправиться над своим врагом не где-нибудь, а именно на могиле какого-нибудь знатного человека (см., напр.[492]).

Казнь весталок (закапывание живьём в землю) производилась, как уже знает читатель, у Коллинских ворот[493] (porta Collĭna «ворота города Рима у Квиринальского холма», одного из семи римских холмов к северо-востоку от Капитолия), и, уточняет Ливий, — «справа у мощёной дороги, на Скверном поле».[494]

2. Закрытое помещение.

А. Государственное закрытое помещение. Удушение (не тайное) и обезглавливание обычно производились в государственной темнице города Рима — Мамертинской тюрьме (carcer Mamertīnus). Согласно Ливию, для устрашения «всё возрастающей дерзости негодяев»[495] она была сооружена при царе Анке Марции в центре города, над форумом у подножия Капитолия, между храмом Согласия и Курией,[496] на месте бывшей каменоломни, называвшейся Lautumiae,[497] и, по свидетельству Цицерона, представляла собой «тёмное, смрадное и грязное помещение».[498]

Приговорённые к смерти особо важные государственные преступники водворялись в её подземную часть — рóбур (robur), называемую также Туллиáнум (от имени её основателя Сервия Туллия,[499] Дворецкий, с.674] либо от древнелатинского tullus или tullius «родник», что свидетельствовало о прежнем назначении подземелья как водохранилища[500]) Это было круглое купольное помещение, куда смертники спускались через дыру в потолке.[501] «Оно, — писал об этом помещении Саллюстий, — имеет сплошные стены и каменный сводчатый потолок; его запущенность, потёмки, зловоние производят отвратительное и ужасное впечатление»[502] (подробнее о тюрьмах в городе Риме см.[503]).

Военнопленных, проведённых по время триумфа мимо ликующей толпы, отводили обычно в Мамертинскую тюрьму, где и казнили.[504]

Б. Частное закрытое помещение. По свидетельству Ливия, женщин, осуждённых на смерть в связи с преступлениями вакхантов (об этой истории подробнее см. раздел «Ритуальные казни»), передавали их родственникам или опекунам, чтобы те казнили их приватно…».[505]

Такие казни совершались в условиях домашней тюрьмы (carcer privātus).[506] Об устройстве и других особенностях таких тюрем обследованные нами источники, однако, ничего не сообщают.

II. Время исполнения казней. В период Республики вынесение приговора о казни влекло его немедленное исполнение. В эпоху Империи традицией стала отсрочка приговора от 30 дней до одного года.[507]

Как сообщает Тацит, во времена Тиберия сенатом было принято постановление об отсрочке приговора на 10 дней. Однако, добавляет он, «ни сенат не располагал возможностью менять свои приговоры, ни Тиберий в предусмотренное для этого время не смягчал наказания».[508]

III. Надзор за казнями. Римское законодательство предусматривало надзор за исполнением казни, во время которой присутствовали три особых чиновника (tresviri capitāles = tresviri nocturni).

§ 11. Как поступали с телом казнённого

Римское законодательство предписывало предавать погребению покойников, не оговаривая различий между законопослушными лицами или казнёнными (см.[509]). В Древнем Риме непременно предавались земле даже бездомные нищие и безымянные бродяги (см.[510]). Погребальный культ находил своё воплощение между прочим в так называемых кенотáфах (cenotaphium = tumŭlus inānis = tumŭlus honorarius) — «пустых гробницах», сооружаемых в честь тех, чьи тела не были найдены или покоились на чужбине. В обычае римлян было и сооружение себе надгробий при жизни.[511]

Оставление покойника незахороненным было недопустимо потому, что лишиться погребения для древних римлян значило обречь на вечные мучительные скитания душу (см.,[512] [513]), которая могла довести встреченного человека до сумасшествия[514] (о символическом значении погребального обряда см.[515]).

Нарушение этого правила вызывало решительный протест. Так, живописуя крупными мазками злодейскую расправу Гая Верреса над сицилийскими навархами (командирами кораблей), Цицерон негодовал: «Много страданий и притом очень тяжких было изобретено для родителей и близких,[516] очень много; но пусть бы они кончились со смертью навархов! Нет, не кончатся. Может ли жестокость дойти ещё до чего-нибудь? Да, найдётся кое-что ещё. Ибо после того как они будут казнены ударом секиры, их тела будут брошены на съедение диким зверям».[517]

Ошибочным поэтому является утверждение о том, что в Древнем Риме тело казнённого выдавали родственникам только с особого разрешения (см.[518]).

Вместе с тем при разгуле массовых казней, которые в период гражданских войн были нередкими, обычай непременно погребать усопших сплошь и рядом нарушался.

Незахороненные тела казнённых нередко напоказ клали на Гемониях (Gemoniae) — высеченной в скалистом склоне Капитолийского холма лестнице[519] (по другим сведениям, лестница вела с Авентинского холма, см.[520]), затем трупы металлическими крюками стаскивали вниз по ступеням и сбрасывали в реку Тибр, ср. сообщение Светония: «Никто из казнённых не миновал крюка и Гемоний: в один день[521] двадцать человек были сброшены в Тибр, среди них — и женщины, и дети».[522]

Крупный знаток античности британский писатель Роберт Грейвз в своём добротно документированном историческом романе «Я, Клавдий» переводит слово Гемонии выражением Ступени слёз, очевидно, выводя Gemoniae из глагола gemĕre «вздыхать, скорбеть, жалеть, сетовать, оплакивать» (см.[523]). Для научного решения этого вопроса требуется, однако, специальное этимологическое исследование, выходящее за рамки нашей книги.

Подробный рассказ о Гемониях находим у Тацита. «Возбуждённый этими[524] казнями, он[525] велит умертвить всех, кто содержался в тюрьме по обвинению в сообщничестве с Сеяном. Произошло страшное избиение, и на Гемониях лежало несметное множество убитых обоего пола, знатных и из простого народа, брошенных поодиночке или сваленных в груды. Ни близким, ни друзьям не дозволялось возле них останавливаться, оплакивать их, сколько-нибудь подолгу смотреть на них: сторожившие их со всех сторон воины, внимательно наблюдая за всеми, так или иначе проявлявшими свою скорбь, неотступно следовали за разложившимися телами, пока их волочили к Тибру. Они уплывали вниз по течению, или их прибивало к берегу, и никто к ним не притрагивался и не предавал их сожжению».[526]

Сбрасывание тел казнённых в водоём было, по-видимому, отдалённо подсказано древними представлениями о том, что текучая и морская вода очищали преступника от совершённого им деяния (ср.;[527] [528]). Овидий, правда, в этой связи недоумевал:

Что за безумье, увы! Ужели смертоубийство Просто речною водой можно, по-вашему, смыть! .[529]

Это недоумение поэта особенно понятно, если учесть, что тела казнённых порой намеренно сбрасывали не в хрустально чистую родниковую или речную воду, которая в глазах римлян была символом бессмертия,[530] а в зловонные канализационные стоки (см., напр..[531]

Попутно отметим, что Гемонии служили местом расправы не только над людьми, но и над статуями личностей, ненавистных толпе. По рассказу Тацита, «толпа потащила статуи[532] Пизона к Гемониям и разбила бы их, если бы по приказанию принцепса их не спасли и не водворили на прежние места».[533]

Единственно надёжным средством избежать горькой участи незахороненного в пору массовых расправ было только самоубийство. Как рассказывал Тацит, «в Риме, где непрерывно выносились смертные приговоры, вскрыл себе вены и истёк кровью Помпоний Лабеон…; то же сделала его жена Паксея. Готовность к смерти такого рода порождали страх перед палачом и то, что хоронить осуждённых было запрещено и их имущество подлежало конфискации, тогда как тела умертвивших себя дозволялось предавать погребению и их завещания сохраняли законную силу…».[534]

Брошенное на месте казни тело становилось лакомой добычей коршунов, воронья и бездомных псов, «пернатым и собакам обречённое», как округлённо выразился поэт,[535] несомненно, вслед за Гомером,[536] в эпоху которого такая формула судя по всему, уже стала общим местом поэзии.

Тот же Гораций, сетуя на шум и суету римских улиц, ворчал: «Мчится там бешеный пёс, там свинья вся в грязи пробегает…».[537]

Колоритные подробности древнеримской собачьей жизни находим у Светония: «Однажды, когда он[538] завтракал, бродячая собака принесла ему с перекрёстка человечью руку и бросила под стол».[539] По свидетельству Цицерона, нападение бродячих собак на непогребённые тела было нередким явлением.[540] Бездомные псы не брезговали и телами законопослушных римлян. Так, при обрядовом сожжении умершего астролога Асклетариона «внезапно налетела буря, разметала костёр, и обгорелый труп разорвали собаки…».[541]

Тела казнённых нередко подвергались обезглавлению, иногда также — также отрубанию рук.

Так поступили, в частности, с самим Цицероном. По рассказу Плутарха, когда слуги несли числившегося в проскрипционных списках Цицерона в носилках к берегу моря, где его ждал корабль, на котором он должен был спастись от преследователей, «подоспели палачи со своими подручными — центурион Геренний и военный трибун Попиллий, которого Цицерон когда-то защищал от обвинения в отцеубийстве. <…> Цицерон услыхал топот и приказал рабам остановиться и опустить носилки на землю. Подперев, по своему обыкновению, подбородок левою рукой, он пристальным взглядом смотрел на палачей, грязный, давно не стриженный, с иссушённым мучительной заботою лицом, и большинство присутствовавших отвернулось, когда палач подбежал к носилкам, Цицерон сам вытянул шею навстречу мечу, и Геренний перерезал ему горло. <…> По приказу Антония, Геренний отсёк ему голову и руки… <…> Голову… и руки он[542] приказал выставить на ораторском возвышении…[543] к ужасу римлян»,[544] которые, по словам Флора, «не могли сдержать слёз»[545] (этот сюжет с некоторыми неточностями изложен в книге;[546] по другой, более распространённой версии, у Цицерона отрубили не две руки, а только правую, писавшую филиппики против Марка Антония, см.;[547] ;[548] .[549]

Казнь Цицерона и злобное надругательство над телом этого великого человека вызвали гневное осуждение со стороны крупнейшего древнеримского поэта Марциала, который без обиняков назвал Марка Антония «безумцем» (см..[550]

Отрубленные части тела в таких случаях служили вещественным доказательством исполнения казни, объектом удовлетворения мстительного чувства и посмертного глумления над врагом, а также для устрашения ещё не сломленных противников.

Иные считали даже зазорным покинуть место казни без мясницкого трофея. По словам Лукана,

Победитель кровавый, Гóловы жертвы своей уносил от безвестного тела, Ибо стыдился идти с пустыми руками.[551]

Кое-кому и этого казалось мало — они исступлённо издевались над самими отрубленными головами или наслаждались их созерцанием. Так, голова казнённого императора Гальбы была истыкана гвоздями и жестоко изуродована:[552] у неё отрезали нос и уши.[553] (Нелишне заметить, что такому изуверству не были чужды и греки[554]). Рассказывают также, что Марк Антоний поставил принесённую ему голову Цицерона на обеденный стол, дабы насладиться этим зрелищем,[555] а его жена Фульвия стегала мёртвую голову бичом[556] и колола ей язык булавками.[557] Печально прославившийся своими доносами Марк Аквилий Регул (см.,[558] ,[559] см. также главу 5-ю «Клеветники и доносчики»), увидев принесённую мёртвую голову оклеветанного им Гая Кальпурния Лициниана Пизона (приёмного сына императора Гальбы), в злорадном порыве кинулся к ней и «яростно впился в неё зубами».[560]

Дать же пинка отрубленной голове или мёртвому телу поверженного супостата иными вообще расценивалось как банальная производственная гимнастика (см.,[561] а весело поиграть с мёртвой головой в футбол римскими воинами и примкнувшими к ним угнетёнными рабами (см.[562] считалось оздоровительным спортом. Сделать же почётный круг с отрубленными головами супостатов было даже похвальным: «Спустя день к нему[563] были доставлены попавшие в плен Марций и Карина. И их обоих, хотя они и были римляне, Сулла не пощадил, а убив, отослал их головы в Пренесте к Лукрецию, чтобы он пронёс их вокруг стен города».[564]

В уже цитированном романе Роберта Грейвза «Я, Клавдий» рассказывается: «Среди жертв этого[565] морского сражения был самый удивительный участник триумфальной процессии Калигулы — Елеазар, парфянский заложник, самый высокий человек в мире — рост его равнялся одиннадцати футам. < … > Калигула велел сделать из его тела чучело, нарядить в военные доспехи и поставить у дверей своей спальни для устрашения убийц».[566] Мы не располагаем документальными свидетельствами об этом эпизоде, но если он даже и плод фантазии писателя, то сочинён в полном соответствии как с бесчеловечными обычаями того времени, так и с людоедскими повадками шизанутого Калигулы.

Циничное презрение к мёртвому телу, бесспорно, выработалось у богобоязненных римлян не без развращающего влияния непрестанных боевых действий, в ходе которых массами мучительно гибли беззащитные мирные жители. Вот только один из эпизодов, рисующий «зачистку» Карфагена римскими вояками: «…огонь сжигал всё и перекидывался с дома на дом, а воины не понемногу разбирали дома, но навалившись всей силой, валили их целиком. От этого происходил ещё больший грохот. И вместе с камнями падали на середину улицы вперемешку и мёртвые, и живые, большей частью старики, дети и женщины, которые укрывались в потайных местах домов; одни из них раненные, другие полуобожжённые испускали отчаянные крики. Другие же, падавшие и сбрасываемые с такой высоты вместе с камнями и горящими балками ломали руки и ноги и разбивались насмерть. Но это не было для них концом мучений: воины, расчищавшие улицы от камней, топорами, секирами и крючьями убирали упавшее и освобождали дорогу для проходящих войск; одни из них топорами и секирами, другие остриями крючьев перебрасывали и мёртвых, и ещё живых, таща их как брёвна и камни или переворачивая их железными орудиями: человеческое тело было мусором, наполнившим рвы. Из перетаскиваемых одни падали вниз головой и их члены, высовывавшиеся из земли, ещё долго корчились в судорогах; другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землёю, так что лошади, пробегая, разбивали им лица и черепа < … >; всё это вследствие спешки делало всех безумными и равнодушными к тому, что он видели».[567]

Да и поле битвы, усеянное трупами, изувеченными телами, отсечёнными частями тела и обильно политое кровью, также не пестовало милосердия и сострадания. Вот что писал в этой связи участник ожесточённых сражений Саллюстий: «Равнина, открытая взору, представляла собой ужасное зрелище: преследование, бегство, убийство, плен, поверженные лошади и люди; множество раненых, которые не в силах ни бежать, ни оставаться в покое — одни только приподнимаются на миг и тотчас падают; в общем, насколько мог охватить глаз, земля была усеяна стрелами, оружием, мёртвыми телами, а между ними — повсюду кровь».[568]

О протыкании и рубке живого противника в жаркой античной сече и говорить нечего: «…увидя, что Митридат, Дариев зять, уехал далеко вперёд, ведя за собой всадников, образовавших как бы клин, он[569] сам вынесся вперёд и, ударив Митридата копьём в лицо, сбросил его на землю. В это мгновение на Александра кинулся Ресак и ударил его по голове кинжалом. Он разрубил шлем, который задержал удар. Александр сбросил и его на землю, копьём поразив грудь и пробив панцирь. Спидридат уже замахнулся сзади на Александра кинжалом, но Клит, сын Дропида, опередил его и отсёк ему от самого плеча руку вместе с кинжалом».[570] Уф-ф…

Даже по прошествии нескольких десятилетий места массовых сражений производили на тех, кто их видел, тяжкое, ожесточающее впечатление. Так было с римскими воинами в Тевтобургском лесу, где прежде в схватке с германцами пали легионы наместника римской провинции Германии консула Публия Квинтилия Вара: «…они вступают в унылую местность, угнетавшую и своим видом, и печальными воспоминаниями. Первый лагерь Вара большими размерами и величиной главной площади свидетельствовал о том, что его строили три легиона; далее полуразрушенный вал и неполной глубины ров указывали на то, что тут оборонялись уже остатки разбитых легионов; посреди поля белелись скелеты, где одинокие, где наваленные грудами, смотря по тому, бежали ли воины или оказывали сопротивление. Были здесь и обломки оружия, и конские кости, и человеческие черепа, пригвождённые к древесным стволам. В ближних лесах обнаружились жертвенники, у которых варвары приносили в жертву трибунов и центурионов первых центурий. И пережившие этот разгром, уцелев в бою или избежав плена, рассказывали…, сколько виселиц для расправы с пленными и сколько ям было для них приготовлено…».[571]

Что Вар, что варвар — один чёрт. Каннибальские выходки холеных раздушенных римских патрициев по своей жестокости ничем не отличались от первобытного изуверства презираемых ими вонючих косматых варваров, о которых Ливий писал: «Бездыханное тело[572] с торчащим в нём древком[573] река принесла к вражеской стоянке; там тело зверски изуродовали: разрубили надвое и часть отправили в Консенцию, часть оставили у себя для поругания. К толпе, лютовавшей в зверском исступлении и кидавшей в труп копьями и камнями, приблизилась некая женщина, моля хоть на миг остановиться, и, плача, поведала, что муж и дети её в плену у неприятеля и она надеется за тело царя, пусть даже обезображенное, выкупить своих близких».[574]

В период древнеримских гражданских войн выставка отрубленных консульских голов на римском форуме перед ораторской трибуной сделалась, по свидетельству Аппиана, постоянной.[575] В ходе проскрипций 81 г. до н. э. груде отсечённых голов стало так тесно, что их разложили также около Сервилиева пруда, находившегося вблизи форума.[576] Повсюду валялись обезглавленные сенаторы и всадники без головы.

Иные бойкие ловкачи, потирая окровавленные руки, превратили массовую рубку голов в доходный бизнес. Так, после того как мимолётный римский император Отон устроил на форуме неистовую бойню политических противников, головы казнённых «пришлось разыскивать и выкупать у убийц, нарочно спрятавших их, чтобы потом продать»[577] (ср. сходный эпизод в 19-й главе 2-й части «Мастера и Маргариты» М.А.Булгакова: «…голову покойника стащили из гроба»[578]). А те, кто принесли консулу Опимию головы Гая Семпрония Гракха и его помощника Фульвия Флакка, получили столько золота, «сколько весили головы».[579]

При этом иные прохвосты, стремясь огрести побольше бабок, не брезговали ничем. Вот та же история с головой Гая Семпрония Гракха в Плутарховой версии: «Голову Гая, как передают, какой-то человек отрубил и понёс к консулу, но друг Опимия, некий Септумулей, отнял у него эту добычу, ибо в начале битвы глашатаи объявили: кто принесёт головы Гая и Фульвия, получит столько золота, сколько потянет каждая из голов. Воткнув голову на копьё, Септумулей явился к Опимию и когда её положили на весы, весы показали семнадцать фунтов и две трети.[580] Дело в том, что Септумулей и тут повёл себя как подлый обманщик — он вытащил мозг и залил череп свинцом».[581]

Отсечённые головы применялись римскими воинами при атаке как средство устрашения противника. Вот что рассказывал об этом Ливий: «…ворвавшись в лагерь и потрясая отрубленными головами, они[582] повергли всех в такой ужас, что, если бы тотчас подступило войско, лагерь мог бы быть взят. Но и без того началось повальное бегство, а иные даже предлагали снарядить посольство, дабы выпросить мир».[583]

Размышляя об этой повадке римских вояк, Полибий делился своими наблюдениями: «Мне кажется, римляне поступают так с целью навести ужас на врагов. Вот почему часто можно видеть в городах, взятых римлянами, не только трупы людей, но и разрубленных пополам собак и отсечённые члены других животных».[584]

В свете этих происшествий едва ли не наигранной выглядит патрицианская брезгливость римского историка Флора, писавшего: «Какова была дикость альпийских племён, легко показать на примере их женщин. За нехваткой метательных орудий они разбивали головы своим младенцам и швыряли их в лицо воинам».[585]

Вергилий, современник и свидетель кровопролитных гражданских войн, вспыхнувших после гибели Цезаря, не случайно с постоянством, близким к навязчивому, вводит в батальные сцены «Энеиды» эпизоды обезглавливания (см., напр..[586] Вот один из них:

Громко сзывая друзей, Линцей устремился на Турна, Но, врага упредив и клинком замахнувшись проворным, С вала разит его Турн, и, отрублена взмахом единым, С плеч далеко голова отлетает вместе со шлемом..[587]

Вполне справедливо утверждение о том, что пафос Вергильева творчества направлен в будущее (см.[588]). Но не менее верно и то, что творчество поэта выросло на почве современных ему драматических событий. И не покажется, по-видимому, упрощённым предположение о том, что в следующем отрывке, рисующем логово мерзкого чудовища с выразительной кличкой «Как-полузверь», мы находим иносказательное осуждение оголтелой рубки голов, затеянной участниками гражданской войны в Древнем Риме:

Там пещера была, и в глубинах её недоступных Прятался Как-полузверь и скрывал от света дневного Гнусный свой лик. У пещеры его увлажнённая тёплой Кровью дымилась земля, и прибиты над дверью надменной Головы были мужей, осквернённые гноем кровавым..[589]

Мрачный мотив отрубленной головы проник даже в тот жанр художественной литературы, которому не до загробных завываний. Так, в потешно-сатирическом романе И.Ильфа и Е.Петрова «Золотой телёнок» читаем: «Ах, как плохо, — думал Александр Иванович, — плохо и страшно! Вдруг он[590] сейчас меня задушит и заберёт все деньги! Разрежет на части и отправит малой скоростью в разные города. А голову заквасит в бочке с капустой».[591]

Манипуляции мёртвыми головами исходят, несомненно, из самых тёмных, звериных глубин людского естества, сопряжены с отталкивающими сексуальными извращениями (ср.,[592] [593]) и мало отличаются от жутких игрищ с отрубленной головой у дикарей (см.,[594] ,[595] [596]), тупо считающих её многозначительным и даже отрадным символом (см.[597]).

Глава 2-я. ПЫТКИ

Пытки (tormentum «пытка» отtorquēre «скручивать, сгибать, гнуть») в Древнем Риме в республиканский период применялись при допросе лишь к рабам в качестве обвиняемых и свидетелей, но только не для того, чтобы они давали показания против своих господ. Однако если рассматривалось дело о кощунстве или о государственном преступлении, то показания рабов, полученные под пыткой (а только такие свидетельства подневольных считались действительными), могли быть использованы и против их владельцев (см.[598]). После такого допроса под пыткой рабы считались свободными и более не принадлежали прежнему владельцу.[599]

Со времён императора Тиберия пыткам стали подвергать римских граждан и свободных лиц, а при доминате пытки сделались обычным явлением. Официально они производились вне судебного заседания, под наблюдением особого чиновника (judex questiōnis), который допрашивал обвиняемого и заносил его показания в протокол.

Пытки состояли «в сечении розгами, растяжении членов[600] на кóзле[601] или на верёвках в висячем положении,[602] подвешивании на железных крючьях, вонзавшихся в тело, и поджаривании на горячих угольях».[603]

Судя по тому, что угроза растянуть тело на козлах или на верёвках вошла в арсенал образных средств художественной литературы (см., напр.,[604] этот способ пытки был в Древнем Риме ходовым.

Римляне охотно пытали и раскалённым железом,[605] в частности, с применением раскалённых щипцов.[606] В ходу были также раскалённые медные пластинки.[607]

Заботливые палачи, впрочем, позволяли истязуемым порой и расслабиться. Правда, на раскалённом железном кресле. Вот что рассказывается в книге Поля Гиро о публично-показательном издевательстве над христианами: «…Со всех сторон раздалось требование железного кресла. Этот снаряд был принесён, его накалили на огне и потом сажали на него мучеников. Ужасный запах горелого мяса распространился в амфитеатре».[608]

У Плавта в комедии «Пленники» («Captīvi») находим упоминание о пытке «чёрной смолой»,[609] по-видимому, горячей или кипящей.

Проперцием упомянута пытка при помощи раскалённого кирпича, которым прижигались руки жертвы:

Хитрой Номаде плевки чародейные пусть не помогут: Вмиг раскалённый кирпич руки её уличит. .[610]

По глумливой иронии заплечных дел мастеров в городе Риме официальным местом допросов и пыток был избран Атрий (т. е. храм) Свободы (см.[611]).

Технические подробности пыток и статистика их применения в обследованной литературе нами не обнаружены. В частности, о дыбе вскользь упоминает Цицерон,[612] и неоднократно — Плавт. Как рассказывал Сенека, у человека, истерзанного пыткой, спина и грудь «вспучиваются горбом»:[613] речь, вероятно, идёт о сильнейшем отёке тела под термическим или механическим воздействием.

Выше были упомянуты типичные древнеримские пытки. Существовали, однако, и пытки причудливые, плод игры людоедского воображения.

Так, наместник Сицилии Гай Веррес, стремясь вынудить руководителя городской общины грека Сопатра поступиться своим имуществом в пользу Верреса, приказал сорвать с него одежду, широко растопырить ему руки и ноги, привязать к конной статуе и держать под открытым небом в дождь и холод, пока тот не окоченеет.[614]

Император Домициан, чтобы выведать у противников имена скрывающихся сообщников, «придумал новую пытку: прижигал им срамные члены, а некоторым отрубал руки».[615]

Одну из несгибаемых христианок мучители «закатали в сеть и бросили бешеному быку, который многократно подбрасывал её на воздух».[616]

Хитра римская голь на выдумки, ой хитра…

Некоторые сообщения о древнеримских пытках следует отнести к разряду неясных и спорных случаев. Так, в одном из компилятивных сочинений без ссылки на первоисточник бегло сообщается, что «рабов пытали на специальных приборах — enucleum».[617] Между тем ни в капитальном словаре И.Х.Дворецкого,[618] ни в других обследованных нами трудах этот термин и сам способ пытки не упомянуты. Остаётся только недоумевать, почему составитель цитированного сочинения не сослался на источник, из которого он почерпнул указанный термин, или не разъяснил его подробнее.

Глава 3-я. СУРОВЫЕ НАКАЗАНИЯ

Как уже отмечалось, к суровым наказаниям мы относим жестокое карающее физическое и (или) психическое воздействие на того, кто совершил проступок, не приводящее намеренно к гибели наказываемого.

I. Высшая мера наказания (poenă capĭtis = poenă capitālis) в Древнем Риме имела две разновидности: потеря гражданской правоспособности и добровольное изгнание.

1. Потеря гражданской правоспособности включала в себя две категории: а) полная утрата гражданского статуса, связанная с лишением свободы; б) частичная утрата гражданского статуса, связанная с утерей римского гражданства при сохранении свободы.

А. Полная утрата гражданского статуса, связанная с лишением свободы (capǐtis deminutio maxĭmă). В результате такого наказания гражданин становился рабом со всеми вытекающими последствиями.

Б. Частичная утрата гражданского статуса, связанная с утерей римского гражданства при сохранении свободы (capǐtis deminutio mediă). Хотя de jure такое наказание было не столь суровым, как первое, всё же de facto положение наказанного мало отличалось от рабского.

2. Добровольное изгнание (exilium) — добровольное оставление отечества навсегда преимущественно из-за политических правонарушений, при помощи которого граждане знатных родов и могли избежать смертной казни или другого сурового наказания. Добровольное изгнание сопровождалось потерей римского гражданства и конфискацией всего имущества. Со временем оно усложнилось в формах и способах применения. На первых порах к этому наказанию добавлялся так называемый запрет воды и огня (interdictio aquae et ignis) — запрещение совместно проживать со своими согражданами тому, кто добровольно удалился в изгнание. В случае его возвращения любой мог безнаказанно убить его. Во времена Империи такой запрет был упразднён.

Местом ссылки были отдалённые древнеримские территории и мелкие скалистые острова Средиземного моря: Аморг, Гиар, Сериф, Церцина, а также самые страшные из них — Пандатерия (к западу от прибрежного города Кумы) и Планазия (между Корсикой и побережьем Этрурии).[619]

II. Насильственное изгнание. У Тацита читаем: «Обсуждался[620] и вопрос о запрещении египетских и иудейских священнодействий, и сенат принял постановление вывезти на остров Сардинию четыре тысячи заражённых этими суевериями вольноотпущенников, пригодных по возрасту для искоренения там разбойничьих шаек, полагая, что если из-за тяжёлого климата они перемрут, то это не составит большой потери…».[621]

III. Наказания, близкие к смертной казни.

1. Присуждение к пожизненным работам в рудниках и каменоломнях (damnatio in metallum) — самое близкое к смертной казни наказание, связанное с утратой свободы. Вот что рассказывал Цицерон: «Все вы слыхали о сиракузских каменоломнях; многих из вас знают их; это огромное и величественное создание царей и тираннов; все они вырублены в скале на необычайную глубину; для чего потребовался труд многочисленных рабочих. Невозможно ни устроить, ни даже представить себе тюрьму, которая в такой степени исключала бы возможность побега, была бы так хорошо ограждена со всех сторон и столь надёжна. В эти каменоломни даже и из других городов Сицилии по приказу доставляют государственных преступников для содержания под стражей».[622]

О том, что это свидетельство великого оратора не было плодом его пылкого воображения, говорит и то обстоятельство, что ряд римских законоведов не делал различия между государственной тюрьмой и каменоломней (см.[623]).

По образному выражению А.Дж. Тойнби, рабы в рудниках «сгорали в непосильном труде за несколько дней».[624]

Каково же было в каменоломне узнику, догадаться нетрудно, если прочитать следующий отрывок из Фукидида, повествующий о горестной доле пленников, захваченных сиракузянами в ходе одного из сражений Пелопонесской войны 431–404 гг. до н. э. и брошенных в сиракузский каменный мешок: «Первое время сиракузяне обращались с пленниками в каменоломнях жестоко. Множество их содержалось в глубоком и тесном помещении. Сначала они страдали днём от палящих лучей солнца и духоты (так как у них не было крыши над головой), тогда как наступившие осенние ночи были холодными, и резкие перепады температуры вызывали опасные болезни. Тем более что скученные на узком пространстве, они были вынуждены тут же совершать все естественные отправления. К тому же трупы умерших от ран и болезней, вызванных температурными перепадами и тому подобными, валялись тут же, нагромождённые друг на друга, и поэтому стоял нестерпимый смрад».[625]

2. Расчленение тела неоплатного должника кредиторами как суррогат погашения долга. Согласно Законам XII таблиц, кредиторы, если они того пожелают, могут разрубить на части и разделить тело должника, не погасившего задолженности в установленный срок. «Если отсекут больше или меньше, то пусть это не будет вменено им в вину», — хладнокровно уточняет закон.[626] Однако, как сообщает римский писатель-компилятор II в. н. э. Авл Геллий, «я не читал и не слыхал, чтобы в старину кто-нибудь был разрублен на части».[627]

IV. Обезображение внешности. В соответствии с древнеримским законодательством рядовым преступникам брили голову, а виновным в тяжких преступлениях вдобавок сбривали брови (см..[628] Впрочем, высказывалось мнение о том, что сбривание бровей применялось и для придания мужчине женоподобного облика[629]). Следует также учитывать, что обривали себе голову спасшиеся после кораблекрушения.[630]

Ещё круче поступали с клеветниками, беглыми рабами и неисправимыми ворами.

Клеветникам, выбрив голову и брови, раскалённым железом выжигали на лбу клеймо (stigmă) в виде буквы К (по другой версии — С, от слова calumniātor «клеветник»; по поводу клеймения клеветников, впрочем, высказывались сомнения, см.[631]).

У беглых рабов на лбу выжигали клеймо FUG, от fugitīvus (servus) «беглый раб», у неисправимых воров — FUR «вор, воровка»,[632] иногда — краткую фразу, напр. CAVE FURUM «берегись вора»,[633] ср.:

…раскалённым железом наёмный Кат кого-то клеймит за пропажу каких-то полотен..[634]

В историческом романе Лиона Фейхтвангера «Иудейская война», насыщенном подлинными подробностями, рассказано, что рабы, заключённые в эргáстул (каторжную загородную или пригородную тюрьму, подробнее см. гл. 3, пункт XII), имели на лбу клеймо Е,[635] что, по мнению, комментатора, не выражающего сомнений в исторической подлинности этого сообщения, значит ergastŭlum «эргастул».[636] В обследованных нами источниках и в других комментариях о таком виде клейма, однако, ничего не сообщается.

Клеймение как законная мера наказания рабов упомянуто в «Институциях Гая».[637]

Так что привычная и с виду невинная пословица «На лбу (у кого-л. что-л.) не написано», как видим, невольно наполняется зловещим смыслом.

Чтобы замаскировать выжженное на лбу клеймо, применяли — и небезуспешно — косметические мушки (см.[638]).

Плутарх сообщает, что греки ставили военнопленным на лоб клеймо, в частности, в виде совы.[639] С учётом того что латинское слово stigmă «клеймо» заимствовано из греческого языка, приведённое сообщение Плутарха можно считать основанием для гипотезы о греческом происхождении римского обычая клеймить преступников. Этому, впрочем, противоречит то обстоятельство, что для наименования клейма у римлян было и своё слово — notă.

V. Выкалывание (вырывание) глаз. Светоний рассказывал: «Квинт Галлий, претор, пришёл к нему[640] для приветствия с двойными табличками под одеждой: Октавий заподозрил, что он прячет меч, однако не решился обыскать его на месте, опасаясь ошибиться; но немного спустя он приказал центурионам и воинам стащить его с судейского кресла, пытал его, как раба, и, не добившись ничего, казнил, своими руками выколов сперва ему глаза».[641] В свете этого гнусного эпизода сусально-слащавыми выглядят иные описания Октавиана Августа как паиньки без сучка и задоринки (см., напр.[642]).

По сообщению Флора, палачи вырвали глаза у брата знаменитого древнеримского полководца Гая Мария.[643]

Выкалывание глаз то и дело упоминается в комедиях Плавта (см., напр..[644]

VI. Урезание языка. В том же месте у Плавта читаем: «Ясно, это старушонка донесла про золото. / Вот вернусь, язык отрежу прочь! Глаза ей выколю!».[645] В одной из эпиграмм Марциал пишет:

Что распинаешь раба, язык ему вырезав, Понтий? То, о чём он замолчал, весь разглашает народ .[646]

О том, что угроза отчекрыжить язык — не художественное преувеличение драматурга и поэта, свидетельствует следующий пассаж из Светония: «Один римский всадник, брошенный диким зверям, не переставал кричать, что он невиновен; он[647] вернул его, отсёк ему язык и снова прогнал на арену».[648]

VII. Отсечение рук. Оказывается, военная разведка и контрразведка — изобретение далеко не новое. Штирлицы и Мюллеры в тогах и туниках и сандалиях на босу ногу вовсю шустрили уже под сенью древнеримского Капитолия. В сладостной прохладе италийских кущей не хватало им, правда, раций, «жучков» и других примочек, а главное — задушевного тепла партайгеноссе Бормана и товарища Сталина. Вот почему древнеримские Джеймсы Бонды орудовали порой с наивностью, способной вызывать у нас, поднаторевших в глотании затейливых детективных повествований, снисходительную улыбку, ср.: «…Публий[649] каждый раз отряжал вместе с гонцами-посредниками несколько человек ловких солдат, даже переодетых в рабов, в грязном убогом платье, дабы они могли беспрепятственно разыскать и осмотреть входы и выходы в обеих стоянках[650]».[651]

Но шифровки и хитроумные шифровальные устройства у античных лазутчиков всё же имелись: например, жителями Спарты охотно применялась упоминаемая Плутархом так называемая скитала (skut£lh).[652] Это круглая палка, на которую плотно навёртывался ремень; на ремне писали сверху вниз, потом его распускали, и, чтобы прочесть написанное, следовало навернуть ремень на точно такую же палку;[653] ;[654] .[655]

Но и спартанская палка — о двух концах, и, как ремешочку ни виться, «был схвачен карфагенский лазутчик, который два года таился в Риме: его отпустили, отрубив ему руки…».[656] Чтоб неповадно, значит, было вставлять палки в колёса римской государственной колесницы…

В другой раз повязали уже целую гурьбу хитрованов, которые под видом перебежчиков задумчиво слонялись по римскому лагерю, а на самом деле были посланы передать хитрющему Ганнибалу письмо с просьбой вызволить город Капую, осаждённый римлянами. «Их захватили больше семидесяти, вместе с вновь прибывшими, высекли и, отрубив руки, прогнали в Капую».[657]

«И хотя жестоко применять против пленников огонь и железо, однако не было ничего страшнее для варваров, чем перенести наказание и остаться жить с отрубленными руками», — меланхолически разъясняет Флор.[658]

Особенно часто отсечению рук подвергались перебежчики .[659]

VIII. Перебивание рук и ног. Так был наказан уже упомянутый брат знаменитого древнеримского полководца Гая Мария.[660]

IX. Кастрация. Аппиан рассказывал: «Минуций Базилл… убит был своими рабами за то, что некоторых из них в виде наказания он приказал кастрировать».[661] Попутно отметим, что кастрация в Древнем Риме чаще применялась в качестве коммерческого изуверства (см. гл. 4, § 1, раздел 1).

X. Присуждение к работам на мельнице. По степени суровости сравнивалось древними римлянами с присуждением к каторжным работам.

В комедии Плавта «Пуниец» («Poenŭlus», точнее — «Молодой пуниец») раб Синкераст, сетуя на своего хозяина, восклицает: «Нет, ей-ей, в каменоломне или же на мельнице / Лучше век влачить в оковах крепких, чем ему служить…».[662] В пьесе Теренция «Девушка с Андроса» господин угрожает своему рабу Даву: «Велю тебя я выдрать, Дав, до смерти сдам на мельницу…».[663]

XI. Присуждение к полевым работам. Близкой к каторжной была и работа на полях. У Горация читаем:

Вон! А не то угодишь у меня ты девятым в Сабину! .[664]

Комментарием разъясняется, что речь идёт о направлении девятого по счёту раба на полевые работы в Сабинское поместье. «Удаление городского раба на работу в деревню было одним из тяжёлых наказаний».[665]

В комедии Теренция «Формион» раб Гета, перечисляя виды суровых наказаний, философски изрекает: «Молоть ли мне на мельнице, быть битым ли, в оковах быть, / Работать в поле — ничего я нового не вижу тут».[666]

XII. Присуждение к эргастулу. Эргáстул (ergastŭlum) — каторжная тюрьма для рабов, обычно в сельской вилле, реже — в городе. Представляла собой подвальное помещение с рядом узких, высоко расположенных оконцев. В эргастуле находилось до 15 узников, закованных в кандалы или колодки.[667] За рабами наблюдали надзиратели, также из рабов.[668]

XIII. Порка (castigatio = verberatio). Как самостоятельное наказание было распространено в армии, в семье и в школе.

Свободных лиц обычно били палкой (fustis), рабов стегали кнутом или плетью (flagellum = flagrum = verber), школьников хлестали рóзгой (ferŭlă) по рукам[669] и ей же полосовали спину и место ниже спины. «Горе для мальчиков всех, для наставников — сущая радость…», — писал Марциал об этом воспитательном орудии.[670] Недаром в лексиконе школьников выражение manum ferŭlae subducĕre«подставлять руку под розгу» значило «идти в школу».

Сечение розгой или порка кнутом (плетью) свободных людей при этом считались более суровым и унизительным наказанием, чем избиение палкой (см.,[671] [672]). При этом плеть по силе воздействия превосходила розги. Не случайно у римских поэтов упоминание плетей связано с устойчивым определением рабские (см., напр..[673] В одном из покорённых римлянами малоазийских городов, например, действовала коллегия (корпорация) бичевателей рабов.[674] Ливий сообщал о Публии Корнелии Сципионе Эмилиане Африканском Младшем: «Застав воина в неположенном месте, он приказывал, если тот был римлянин, сечь его розгами, а если не римлянин, то плетьми]Ливий, т. 3, с.622 (периоха книги 57)].

И немудрено: древнеримская плеть — грозное орудие с длинной рукояткой, от которой отходит несколько тонких цепей или ременных полос со свинцовыми гирьками на конце (см.;[675] .[676] Нетрудно себе представить, что делалось с человеческим телом, если оно получало хотя бы один удар таким щекотливым инструментом…

Возвращаясь к телесным наказаниям школьников, приведём следующий отрывок: «Одна картина в Геркулануме[677] показывает, каким образом происходило наказание розгами. Виновного брал на плечи более взрослый товарищ; другой держал его за ноги; остальные хладнокровно смотрели на всю эту сцену, как будто бы в ней не было ничего необыкновенного. Учитель, спокойный и серьёзный, вооружён розгой, которой он наносит сильные удары. Ребёнок извивается от боли… Иногда экзекуция производилась с меньшей торжественностью: учитель просто хватал школьника за середину туловища, одной рукой держал его в воздухе вниз головой, а другой наносил ему удары своим ужасным педагогическим орудием».[678]

Магистраты пытались законодательно оградить римских граждан от самочинной порки и избиения палками (см.;[679] ,[680] в частности, издав закон Порция[681]) и закон Корнелия (lex Cornelia de injuriis).[682] Однако уже сам факт принятия нескольких законов по одному и тому же поводу красноречиво свидетельствовал о пренебрежении к ним общественности: удары розог, плетей и палок по-прежнему градом сыпались как на рабов, так и на римских граждан.

Дискредитировало названные законы в первую очередь то, что и в правовом сознании, и в правовой практике римлян порка и избиение палками оставались ходовыми наказаниями за те или иные проступки.

Так, в самый разгар Пунических войн римляне, и без того ошеломлённые неудержимым напором войск Ганнибала, до смерти перепугались оттого, что в храме Весты по халатности одной из весталок угас огонь, и «по приказу понтифика[683] Публия Лициния весталку, которая в ту ночь должна была смотреть за огнём, высекли плетью».[684]

Видно, не из робкого десятка был понтифик. Да что там — задрать у беззащитной жрицы подол тоги над местом, где сходятся ноги, и душевно всыпать ей десяток-другой шпицрутенов. Древнеримские бирюльки, мелочи античной жизни… Вот другой жрец — тот лихой молодец: прознав, что Луций Контилий, писец при понтификах, совершил блудодеяние с весталкой Флоронией (а на что ещё, спрашивается, писец?), велел того игрунчика запороть до смерти, да к тому же прилюдно, дабы остальные писцы весталок с невестами не путали и со своими письменными приборами к жрицам впредь не совались (см.[685]). Амбец тебе, писец… Знай наших.

О рабах и толковать нечего. В комедиях Теренция то и дело твердят о порке рабов, подвешенных на дыбе. Так, в пьесе «Евнух» служанка Пифиада угрожает рабу Парменону: «Сегодня же тебя пока подвесят да и вспорют / За то, что нашего юнца скандалом ославляешь / Да на него же сверх того ещё доносишь».[686]

Порка, впрочем, могла заменять денежный штраф.

В политических целях иногда производились красочные шоу-порки. Так, по приказу Флакка, римского наместника в Александрии, «были схвачены 38 наиболее влиятельных членов верховного совета,[687] закованы в цепи, поволочены в театр и здесь на глазах ликовавшей александрийской толпы подвергнуты бичеванию».[688]

XIV. Надевание нашейной колодки или железного ошейника. Моглосочетаться с поркой. Как рассказывал Ливий, однажды в городе Риме «какой-то хозяин прогнал розгами прямо через цирк раба с колодкой на шее…».[689]

Колодка, как можно думать, служила не только и не столько для «ущемления шеи»[690] (что могло бы резко и нежелательно снизить производительность рабского труда), а в первую очередь для сурового напоминания рабу о его бесправном положении, сравнимым с участью тяглового скота.

Впрочем, колодки применялись и к нерадивым римским гражданам. Так, «Гай Матиен, обвинённый народными трибунами в том, что покинул своё войско в Испании, брошен в колодки, долго бит розгами и откуплен за медный сестерций».[691]

По приказу консула 191 г. до н. э. Мания Ацилия Глабриона закованным послам этолян были надеты железные ошейники,[692] как можно полагать, также с целью жестоко унизить. Применялись железные ошейники, между прочим, и греками (см..[693]

XV. Заковывание в цепь или в кандалы (либо то и другое вместе). У Ювенала читаем:

Где тот горн, наковальня та где, что цепей не готовят? Сколько железа идёт для оков, что, боишься, не хватит Плуги простые ковать, железные бороны, грабли. .[694]

Кандалы могли сочетаться с колодкой.[695]

Своего рода наказанием можно считать и приковывание к стене раба-привратника в богатых римских домах, чтобы страж порядка не мог самовольно покинуть свой пост.[696] Овидий называет такого караульщика «цепным рабом».[697]

XVI. Битьё по лицу и таскание за волосы. По отношению к прекрасному полу в римском быту считалось воспитательно-оздоровительной процедурой.

Агустин Аврелий рассказывал: «У многих женщин… лица бывали обезображены синяками от пощёчин…».[698]

Проперций с мрачной ухмылкой утешает свою неверную возлюбленную:

Я не вцеплюсь вне себя в твои заплетённые косы, И не посмею побить грубым тебя кулаком….[699]

А вот у Овидия «не вынесла душа поэта позора мелочных обид», нанесённых ему прелестницей, и он с древнеримской солдатской прямотой рапортует:

Я же дошёл до того, что схватил надо лбом её пряди И на прелестных щеках метки оставил ногтей!.[700]

Как тут не вспомнить родимое, близкое:

Излюбили тебя, измызгали — Невтерпёж. Что же ты смотришь так синими брызгами? Иль в морду хошь? В огород бы тебя на чучело Пугать ворон. До печёнок меня замучила Со всех сторон..[701]

А ещё твердят, что Проперций и Овидий не наши парни…

XVII. Наказания за воинские преступления. Полныйперечень таких наказаний содержится в Дигестах Юстиниана (см.[702]) и подробно рассмотрен в книге.[703]

Большинство из них ни по орудиям, ни по степени жестокости ничем не отличались от наказаний, которые применялись к неслуживым римлянам. Единственная важная особенность состояла здесь в том, что военнослужащих, в отличие от рабов, не подвергали ссылке на работы в рудники и каменоломни, отдаче на растерзание диким зверям и повешению. Кроме того, воинов нельзя было пытать во время допроса. Однако если воин перебегал к неприятелю и затем возвращался в своё подразделение, он утрачивал названные преимущества и в правовом отношении приравнивался к рабу.[704]

Указанные льготы, конечно, же давались не от щедрот властителей. Прежде всего, древнеримская воинская служба была многолетней. (Существуют разные сведения о продолжительности службы в древнеримском войске: от 25–26 лет (см., напр.,[705] [706]) до 30 (см., напр.,[707] [708] и даже до 40 лет[709]). Кроме того, она была сопряжена, как и во все времена, с жестокими тяготами и лишениями.

Вот лишь одна, но характерная зарисовка из армейского быта римлян: «…зима была столь суровою, что земля покрылась ледяной коркою и, чтобы поставить палатки, требовалось разбивать смёрзшуюся почву. Многие отморозили себе руки и ноги, некоторые, находясь в карауле, замерзали насмерть. Рассказывали об одном воине, нёсшем вязанку дров: кисти рук у него настолько примёрзли к ноше, что, когда он её опустил, отвалились от рук…».[710]

Единственным утешением для римского солдата была возможность в условиях круговой поруки[711] пограбить захваченные города да время от времени утешиться продажными ласками блудниц, которые при нерадивых начальниках тучами налетали на римские лагеря (см. ]Ливий, т. 3, с.622 (периоха книги 57)].

Железная дисциплина, царившая в элитных римских войсках, непреклонная верность римского солдата ратному долгу недаром вызвали неподдельное восхищение у О.Шпенглера, автора знаменитой книги «Закат Европы». О.Шпенглер писал: «Не бросать своего напрасного поста, без всякой надежды на спасение, — это долг. Выстоять, как тот римский солдат, останки которого нашли у ворот Помпеи, который умер, потому что при извержении Везувия его забыли снять с поста. Вот что такое величие… Этот достойный конец — единственное, чего нельзя отнять у человека».[712]

Если волею судьбы под градом вражеских стрел, камней, дротиков и разящих ударов меча воин всё же оставался живым, тяготы многолетней службы неумолимо подрывали его здоровье. Так, когда племянник императора Тиберия, полководец Юлий Цезарь Германик прибыл в расположение волновавшихся римских легионеров, «некоторые из воинов, схватив его руку как бы для поцелуя, всовывали в свой рот его пальцы, чтобы он убедился, что у них не осталось зубов; другие показывали ему свои обезображенные старостью руки и ноги».[713]

Некоторые ретивые военачальники относились к своим подчинённым с жестокостью, ничуть не меньшей, чем к заклятому врагу. Так, некий центурион Луцилий получил у солдат прозвище «Давай другую», так как, «сломав лозу о спину избиваемого им воина, он зычным голосом требовал, чтобы ему давали другую и ещё раз другую».[714] А некий грозный начальник разошёлся и пуще того: одного воина «покарал смертью за то, что он копал землю для вала не будучи перепоясан мечом, а другого — так как он был вооружён только кинжалом».[715] По рассказу Ливия, во время атаки на эквов другой рубака, диктатор Квинт Сервилий Приск, зарубил «за промедление одного из знаменосцев».[716]

Особое социальное положение военнослужащих, конечно, накладывало свой отпечаток и на пенитенциарную сторону. Так, согласно Плутарху, как-то раз римские воины за проявленное малодушие были подвергнуты, по его словам, «позорному наказанию»: они должны были «на глазах других воинов в одних туниках, без пояса, вырыть ров в двенадцать футов длиной».[717] Унизительность упомянутого взыскания заключалась, прежде всего, в том, что нерадивые солдаты на время лишились униформы и знаков воинского отличия, среди которых важнейшим была перевязь для меча, портупея, по-латыни cingŭlum (см.;[718] между прочим, выражение снять с кого-л. портупею (cingŭlo aliquem exuĕre) значило и «уволить кого-л. с военной службы»[719]). Вообще, отсутствие пояса у римлян расценивалось как забвение обычаев и варварская неотёсанность.[720] Кроме того, наказанные воины своим внешним видом стали походить на представителей беднейшего простонародья (tunicāti), носившего туники без тоги.

По рассказу Полибия, провинившимся воинам командир «велит выдавать положенную меру ячменя вместо пшеницы, палатки их приказывает ставить за окопами, ограждающими лагерь».[721] Тем самым недокормленные штрафники становились лёгкой мишенью для неприятельских стрел, камней и дротиков.

Аппиан сообщал: «Во время штурма[722] города одна женщина, когда какой-то солдат хотел изнасиловать её, пальцами выколола себе глаза. Серторий,[723] узнав об этом, приказал истребить всю когорту из римлян, которая, хотя бы в лице одного солдата, позволила себе такой дикий поступок» (Аппиан Александрийский, с.357 (Гражд. войны I, 109)].

XVIII. Комбинированные наказания. Некоторые древнеримские человеколюбы в пору гражданских войн на мелочи не разменивались. Они соединяли в одной бригадной работёнке различные наказания:

Отняты руки от плеч, и язык, изъятый из глотки, Дико трепещет и бьёт немым содроганием воздух. Уши срезает один, другой орлиного носа Ноздри, а третий глаз выдирает из впадин глубоких .[724]

Были такие мóлодцы, конечно же, усердными учениками презираемых ими варваров. Вот, например, как заботливо вразумлял своих пленных один ухватистый карфагенянин: «…Гасдрубал тех из пленных римлян, которые были у него, вывел на стену, откуда римлянам должно было быть хорошо видно то, что должно было совершиться, и стал кривыми железными инструментами у одних вырывать глаза, языки, жилы и половые органы, у других подрезал подошвы, отрубал пальцы или сдирал кожу с остального тела и всех ещё живых сбрасывал со стены и со скал».[725] Вообще, такие настенные показательные изуверства над пленными были у древних не редкость. Так, ворвавшись в осаждённый город Тир, воины Александра Македонского устроили там мстительную резню: «их измучила длительная осада, и они не забыли, как тирийцы, захватив их земляков, ехавших из Сидона, поставили их на стене, на глазах всего лагеря закололи и бросили в море».[726]

XIX. Неясные и спорные случаи.

1. Как нетрудно заметить, до сих пор шла речь о наказаниях, применявшихся в сухопутных войсках. Отличались ли от них наказания, практиковавшиеся в древнеримском военно-морском флоте, и если отличались, то чем?

К сожалению, обследованные источники ответа на этот вопрос не дают. Правда, в одном из эподов Горация (IV, 3) глухо упоминаются некие «испанские бичи»,[727] которые, по мнению комментатора, служили орудием наказания в римском флоте.[728] Однако упомянутый комментарий слишком краток, чтобы составить хотя бы приблизительное представление и о причинах наказания такими плетьми, и о самих плетях.

2. В Дигестах Юстиниана содержится рассуждение о рабах с отрезанными пальцами рук и ног.[729] Было ли такое увечье результатом пыток, наказания или представляло собой случайную бытовую травму, мы не знаем. Однако полностью исключать первую возможность не следует, учитывая, в частности, что знаток античности Роберт Грейвз в своём историческом романе «Я, Клавдий» пишет об отсечении писцам большого и указательного пальцев как о римском способе наказания за их писарские вольности.[730] К этому нелишне добавить сообщение Плутарха о существовавшей у афинян манере отрубать большой палец на правой руке военнопленным, чтобы они могли грести, но не были в состоянии держать копьё.[731]

В явно поддельной книге «Властелины Рима» упоминается подрезание жил на пальцах рук, которому подвергся некий письмоводитель за подделку судебного документа.[732] Отнесём и это римское наказание к разряду возможных.

3. В той же книге «Властелины Рима» рассказывается о том, как военачальника, покинувшего свой пост, император Макрин «велел привязать снизу к крытой повозке и в течение всего пути тащил его живым еле дышавшим».[733] Такое волочение по земле на привязи, как известно, применялось с незапамятных времён, особенно конными кочевниками, поэтому полностью исключать из нашего списка упомянутое наказание нельзя, хотя в то же время безоговорочно связывать его с именем Макрина, учитывая ненадёжность источника, едва ли оправданно.

4. По сообщению А.Ф.Кистяковского, римляне применяли к рабам такое мучительное наказание, как раздавливание мужских яичек. «Несчастных, — пишет он, — которые оставались в живых после этой ужасной операции, было очень много в Риме».[734] В обследованной нами литературе упоминаний о таком наказании не содержится. Для окончательного выяснения этого обстоятельства необходимы дополнительные разыскания.

Глава 4. ИЗУВЕРСТВА И ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА

§ 1. ИЗУВЕРСТВА

Как отмечалось выше, к изуверствам относится намеренное калеченые кого-л. с целью извлечь из этого материальную выгоду, отомстить обидчику или сделать из калеченая театральное зрелище. Изуверства, таким образом, можно разделить на три разряда:

1) изуверства коммерческие;

2) изуверства как способ мести;

3) изуверства театральные.

1. Изуверства коммерческие. В Древнем Риме, наряду с традиционной размашистой женской проституцией (см.[735]) невиданный разгул приобрела проституция мужская.[736] Это уродливое явление своими корнями уходит в глубь истории и в античном мире тесно связано с особенностями его общественного устройства (подробнее см.[737]).

Чтобы получить хотя бы приблизительное представление о чудовищных размерах мужской проституции, а главное — о её повседневной обыденности, сошлёмся на следующие примеры. Октавиан Август, мало того что охочий до женщин и девочек,[738] держал для своих сексуальных услад мальчика Сарментуса; император Тиберий устраивал на острове Капри оргии с мальчиками; Калигула содержал целый гарем мальчиков и в конце концов учредил в своём дворце мужской бордель, доходы с которого текли в его карман; Нерон вступил «в брак» с двумя проституированными мужчинами, Спорусом и Пифагором.[739] Коронованным особам в гомосексуальной прыти несколько не уступали другие слои римского общества, в том числе рабы. В результате этого в Древнем Риме сложилась гомосексуальная субкультура с собственной обрядовой стороной, в том числе с особой жестикуляцией, по которой мужеложцы выделяли друг друга из толпы (см.[740]).

Склонение римского молодняка к гомосексуализму либо принуждение к нему было плёвым делом. Тацит рассказывал: «Рабы, которым было поручено разыскивать и доставлять к Тиберию юношей, податливым раздавали подарки, строптивых стращали угрозами, а если кого не отпускали близкие или родители, тех они похищали силою и делали с ними всё, что им вздумается, словно то были их пленники».[741] В бытовых условиях принуждение к гомосексуализму совершалось сплошь и рядом, особенно если объект домогательств попадал в экономическую и правовую зависимость от искателя педерастических услад (см., напр..[742]

Массовый и ничем не обузданный характер гомосексуальное изнасилование приобретало при вторжении римских войск на непокорные территории (см.,[743] .[744]

Римские поэты без устали соревновались друг с другом в воспевании любовных утех с «отроками нежными» (см., напр.;[745] ;[746] ;[747] ,[748] зачастую сами поднаторев в этаких утехах (см., напр.[749]).

Попытки римских законодателей умерить заднепроходные аппетиты гомосексуалистов введением в 149 г. до н. э. крупного штрафа, а в классическую эпоху — и смертной казни за мужеложство[750] потерпели полный крах.

Через арабское литературное посредство этот более чем сомнительный мотив получил своё воплощение в творчестве Пушкина, не без иронии намекающего посредством тонкого сравнения с двойным орехом на далеко не утончённую часть тела:

Отрок милый, отрок нежный, Не стыдись, навек ты мой; Тот же в нас огонь мятежный, Жизнью мы живем одной. Не боюся я насмешек: Мы сдвоились меж собой, Мы точь-в-точь двойной орешек Под единой скорлупой..[751] p

Повышенным спросом древнеримской гомосексуальной клиентуры пользовались мальчики и молодые мужчины с женоподобной внешностью. «Афинянин был окружён множеством молодых и красивых рабов, — писал Лукиан, — и почти ни у кого из них не было на лице растительности, потому что рабы оставались при нём лишь до тех пор, пока первый пушок не оттенял им лица…».[752] Для придания им наибольшего сходства с женщинами служил целый арсенал средств (см.[753]), одно из которых относится к разряду коммерческих изуверств. Это — оскопление (кастрация) мальчиков, поставляемых для гомосексуалистов.

Оскоплёнными рабами, как, впрочем, и обычными, особенно бойко торговали на обширном оптовом рынке острова Дéлос в Эгейском море, где ежедневно продавали до 10 тыс. невольников и где не покладая рук трудились искусные кастраторы (см.,[754] ;[755] об одном особенно ухватистом кастраторе-профессионале см.[756]). Однако за кастрированным рабом римлянину с малым и средним достатком не надо было пускаться за тридевять земель: в самом стольном граде Риме продажа живого товара бойко шла на прибрежном Бычьем рынке (один день продавали скот, другой — рабов)[757] и поштучно или мелкими партиями, но ежедневно — близ храма Кастора.[758]

Слово кастрация (и его синоним оскопление) не содержат указания на то, какие именно органы удаляются при кастрации — половые железы, пенис или то и другое вместе. Между тем для внятного обсуждения нашей темы это нелишне уточнить.

Важную помощь оказывает здесь древнеримский сатирик Ювенал, документализм произведений которого — яркая особенность поэта (см.[759]).

От Ювенала мы узнаём, что древнеримские кастраты бывали двух видов: лица с удалёнными тестикулами (яичками) и те, кто в результате изуверской операции лишался пениса, сохраняя при этом половые железы.

Первые лица (назовём их скопцами), по рассказу сатирика, не только были способны к совокуплению, но и пользовались особым спросом у римских распутниц (не гнушавшихся при случае и сексуальными услугами домашних животных, в частности, ослов;[760] [761]): соитие со скопцом (и ослом) не угрожало партнёрше нежелательной беременностью.

Чтобы у читателя не сложилось ложного впечатления о якобы особой патологической извращённости древних римлянок, сошлёмся на такое, например, свидетельство Геродота: «Мендесийцы[762] почитают всех коз священными, но козлов ещё больше, чем коз, и козьи пастухи у них в большом почёте. Одного козла они особенно чтят, и смерть его всякий раз приносит великое горе всему Мендесийскому округу. < … > В бытность мою в этом округе произошло удивительное событие: козёл открыто сошёлся с женщиной».[763] К этому добавим, что по телесной могучести милым матронам и матроночкам отнюдь не уступали античные мэны. Так, позднеримский властитель Прокул якобы в одном из писем к своему приятелю застенчиво признавался: «Я взял в плен сто девушек из Сарматии. Из них я десять изнасиловал в одну ночь. Всех их я, в меру своих сил, в течение пятнадцати дней сделал женщинами».[764] Силён, бродяга…

Возвращаясь к скопцам, отметим, что их способность к половому акту получила своё подтверждение в новое время: в 1950-е годы в некоторых штатах США насильников законным образом оскопляли, но это не приводило к снижению их сексуальной преступности.[765]

При чтении приведённого ниже отрывка, подтверждающего это, следует учесть, что переводчики ювеналовых сатир Д.Недович и Ф.Петровский вместо слова яички «мужские половые железы», вероятно, по застенчивости употребили непонятное широкому читателю диалектное существительное шулята (ср.[766]):

Женщин иных прельщают бессильные евнухи с вечно Пресными их поцелуями, кожей навек безбородой: С ними не нужен аборт: наслаждение с ними, однако, Полное, так как они отдают врачам свои члены С чёрным уж мхом, когда обрастила их пылкая юность; Эти шулята, когда-то лишь видные, в росте свободном После того как достигнут двух фунтов, у них отрезает Гелиодор, принося лишь ущерб одному брадобрею..[767]

Вторая категория лиц, подвергавшихся изуверской операции (назовём их кастратами) и поставляемых на продажу, имела тестикулы, но лишалась пениса, от которого оставалась только «горошина жалкая». По Ювеналу, это рабы младшего возраста:

Что до детей продавцов рабов, то жжёт их бессилье Вправду: стыдятся они мошонки с горошиной жалкой .[768]

Перечисленных скопцов и кастратов как жертв насильственного изуверства следует отличать от тех, кто по разным соображениям производил самооскопление (самокастрацию). К ним относились, в частности, жрецы богини Кибéлы, так называемые галлы (не путать с коренными обитателями Галлии).[769]

Культ Кибелы (Реи Кибелы, называемой также Идейской матерью и Великой матерью), берущий начало от фригийцев, проник в Рим в конце III до н. э., официально введён в 204 г. до н. э. и слился с культом местной богини Опс,[770] .[771] Широкое проникновение чужеземных верований на территорию Древнего Рима объясняется не в последнюю очередь духовной бедностью римской религии (см.[772]). (В этой связи нелишне заметить, что высказывание о том, что «господство Рима и распространение римской цивилизации имели своим результатом только подавление ростков самобытного развития»[773] — не что иное, как неуклюжая дань славянофильской традиции и запальчивое полемическое преувеличение).

В честь Кибелы на Палатинском холме в Риме, т. е. аккурат в центре города, был воздвигнут храм (лучше сказать — капище, см.[774]), в котором нахально высился вздыбленный фаллос из чёрного камня. О его калибре можно судить по тому, что корабль, из Пессинунта (ничего себе словечко, а?) доставлявший сие срамное изваяние, в русле реки Тибр глубоко увяз на мели[775] (см. интересное развитие мотива фаллической символики в романе[776]).

Самооскопление производилось жрецами Кибелы не стихийно, а в организованном порядке, во время ежегодных весенних праздников. В подражание обезумевшему мифологическому герою Аттису (см. также ниже, пункт 3) оскопляли себя при этом неофиты, а уже самооскопившиеся жрецы щедро раздавали друг другу кровавые ритуальные тумаки и, притомившись, обливались бычачьей кровью (см.,[777] ,[778] [779]).

Об анатомических последствиях самооскопления источники умалчивают. Принимая во внимание исступлённый разгул во время указанного празднества, допустимо предположить, что при этом отсекались не только тестикулы и пенис по отдельности, но и всё разом (назовём это холощением). Урезать так урезать. О том, что древнеримское холощение — не выдумка, свидетельствуют следующие строки из римского сатирика Луцилия:

Если он хочет её утеснить за злодейство в отместку, То черепок берёт самосский и молвит: «Старуху Бью!» — а затем черепком отсекает и стебель, и ядра. .[780]

С учётом этого обстоятельства нельзя исключить, что и поставляемые гомосексуалистам молодые люди также могли подвергаться холощению.

Получившиеся таким способом кастраты, в отличие от тех, которые лишились только тестикул, так называемых «белых» кастратов, именуются «чёрными».[781]

Существующая юридическая и справочная литература по поводу оскопления, кастрации или холощения римских мальчиков как объекта потребления гомосексуалистов либо хранит молчание, либо ограничивается общими фразами, ср., напр.: «…при принципате[782] неоднократно запрещалось, при доминате каралось смертью».[783]

Между тем уже не раз цитированный нами Светоний, перечисляя заслуги императора Домициана, прямо писал о том, что император «запретил холостить мальчиков…».[784] Марциал, творчество которого является энциклопедией «быта и нравов современного ему римского общества»,[785] одобрительно откликнулся на упомянутое постановление императора эпиграммой № 7 (8) из 9-й книги, именуя его, как это было тогда принято, «Цезарем»:

Разве ничтожное зло причинялось нашему полу Тем, что дано было право всем детей осквернять? От колыбели уже они сводников были добычей И с молоком на губах клянчили грязную медь. Невыразимый разврат пятнал несозревшие члены, Но Авзонийский отец ужасов этих не снёс, — Он, кто на помощь пришёл недавно отрокам нежным И воспретил оскоплять похоти дикой мужей. Мальчикам, юношам ты и старцам был ты любезен, — Ныне младенцам внушил, Цезарь, в себе ты любовь .[786]

Конкретным выражением упомянутого постановления был так называемый закон Кокцéя от 96 г. н. э.[787] (об его авторе обследованные нами источники умалчивают). Нелишне заметить, что за полвека до того был принят Скантиниев закон (lex Scantiniă), согласно которому сексуальная связь мужчины с мальчиком или с другим мужчиной каралась штрафом в 10 000 сестерциев. Как видим, пословица «Законы святы, да исполнители — лихие супостаты» относится не только к нам, грешным…

Другим видом коммерческого изуверства было намеренное калечение подкидышей с целью превратить беззащитных малюток в уличных нищих, вызывающих у прохожих особенную жалость и, следовательно, более щедрое подаяние[788]). Нелишне заметить, что этот ужасающий способ извлечения неправедных — и обильных — доходов благополучно дожил до наших дней (см.[789]).

Чтобы яснее представить себе источник такого промысла, напомним, что в Древнем Риме не всякий новорождённый становился членом семьи. «Тотчас по рождении ребёнка кладут у ног отца, и если тот поднимет его, значит, он признаёт новорождённого своим и хочет, чтоб его вскормили; оставляя же его лежать у ног, он как бы заявляет, что отказывается от ребёнка и покидает его на произвол судьбы. Тогда младенца выносят на дорогу, где он умирает от голода и холода или становится добычей собак, или же подбирается особыми предпринимателями, которые эксплуатируют нищих; редко какая-нибудь чужая семья усыновит его».[790]

Утешимся тем, что в последнем случае знатная женщина могла выдать подкидыша за своё дитя, которое, повзрослев, подчас добивалось видного положения. К таким, относится, например, прославленный древнеримский цензор 109 г. до н. э. Марк Эмилий Скавр, сын которого, кстати, после поражения в битве от стыда перед отцом покончил с собой, став тем самым образцом республиканской доблести.[791]

2. Изуверства как способ мести. В Древнем Риме распутники могли запросто лишиться своего орудия блудодеяний. Вот что писал об этом Марциал:

Гилл, ты, мальчишка, живёшь с женой войскового трибуна И наказаний за это только мальчишеских ждёшь. Вот погоди, оскопят!.. .[792]

У Горация же эта угроза приведена в исполнение:

Был раз и такой даже случай, Что, волокиту схватив, совершенно его оскопили Острым ножом. .[793]

В лучшем случае мстительные мужья отрезали обидчикам нос и уши:

Ты любовнику, муж, лицо испортил: Обкорнал ты ему и нос, и уши. И уродства лица он не исправит. Что ж, по-твоему ты отмщён довольно? Нет! Не то ему вырезать бы надо [794]

Разновидностью такого изуверства было вырезание ноздрей:

Что побудило тебя у любовника вырезать ноздри? Перед тобою ни в чём нос не повинен его .[795]

Отрезание выступающих частей головы производили не только на сексуальной, но и на общественно-политической почве. Так, солдаты, разъярённые экзекуцией, совершённой над военными трибунами, напали на легата Племиния, «истязали его по-вражески, отрезали нос и уши и бросили истекающего кровью».[796]

Возвращаясь к блудодеям, следует назвать и такой отталкивающий способ мстительного изуверства, как введение им в задний проход ерша, кефали или редьки. Вот что писал об этом Ювенал:

Тот убивает мечом, а этот плетьми засекает В кровь: любодеям иным и ерша через зад загоняют. .[797]

У Катулла читаем:

…через ворота, открытые для возбуждённых педерастов, войдут редька и кефаль..[798]

Такое изуверство было и у греков. Последние в этих случаях употребляли редьку, ср.;[799] .[800] «Шаланды, полные кефали…». Правда, и редька ерша не слаще.

3. Изуверства театральные. Чего только не увидишь в римских цирках! Вот, например, сцена самооскопления Аттиса[801] (см. о нём выше), а вот, пардон, совокупление женщины в роли мифологической Пасифаи со всамделишным быком (см.,[802] [803]).

Эти способы изуверства применялись, разумеется, не к добровольцам, а только к тем, кто имел несчастье угодить под самый гуманный в мире римский суд. Лукиан, от имени своего героя, превращённого в осла, который по воле некоей знойной матроны сделался её сексуальным партнёром, рассказывал: «Хозяин мой очень веселился при этом зрелище и задумал показать меня всенародно за этим занятием. Приказав никому из посторонних об этом не рассказывать, он сказал: “Мы приведём осла в день представления в театр с какой-нибудь осуждённой женщиной и пусть он на глазах всех овладеет ею”. Они ввели ко мне женщину, которая была осуждена на растерзание зверями, и приказали ей подойти ко мне и погладить меня».[804] «А что же дальше?» — спросит заинтригованный читатель. «Читайте Лукиана», — отвечу я и присовокуплю пламенный призыв уже упомянутого товарища Победоносикова: «Учитесь у великих гениев проклятого прошлого!».

§ 2. ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА

В техническом отношении издевательства обычно либо не отличаются от пыток, либо сходны с ними. Различие состоит здесь не способах причинения страданий жертве, а в целях: издевательства, как было сказано выше, производились должностным лицом не для понуждения дать показания либо уступить своё имущество, а для причинения кому-л. страданий с намерением его жестоко унизить, для удовлетворения своих извращённых наклонностей или для нанесения ущерба здоровью истязаемого.

Разнообразие издевательств таково, что они не поддаются сколько-нибудь внятной классификации. Ограничимся поэтому наиболее яркими примерами.

Так, явно склонный к садомазохизму (ср.[805]) император Тиберий забавлялся тем, что «с умыслом напоив людей допьяна чистым[806] вином, им неожиданно перевязывали[807] члены, и они изнемогали от режущей перевязки и от задержания мочи».[808] По свидетельству Светония, принцепс Октавиан Август переломал ноги Таллу, своему писцу, за то, что он за пятьсот денариев выдал посторонним содержание его письма;[809] свою невестку Агриппину (Старшую) император Тиберий сослал на остров Пандатерию, «а когда она стала роптать, то побоями центуриона выхлестнул ей глаз»;[810] в городе Риме император Калигула «за всенародным угощением, когда какой-то раб стащил серебряную накладку с ложа, …тут же отдал его палачу, приказав отрубить ему руки, повесить их спереди на шею и с надписью, в чём его вина, провести мимо всех пирующих»;[811] вольноотпущенник Филолог, выдавший убийцам Цицеронова брата Квинта, был отдан на расправу его жене, Помпонии, которая, по рассказу Плутарха, «подвергла его страшным пыткам, среди которых была и такая: он отрезáл по кусочкам собственное мясо, жарил и ел» .[812]

К разряду причудливых, но не менее гнусных относится издевательство, которым подвергал своих невольниц пятнадцатилетний (не капитан, а император) Гелиогабал. Сей замысловатый юнец впрягал в повозку раздетых донага и поставленных на четвереньки самых красивых женщин — по две, по три, по четыре и более — и, хлеща их нагайкой, голышом на облучке разъезжал туда и сюда (см.[813]). Вожжами при этом служили, кажется, длинные пряди волос несчастных. Эти поездки настолько поразили даже тёртых римлян, что они поспешили увековечить мерзкую забаву на камее из белой яшмы (см. рисунок в книге[814]).

Извращённая фантазия римских владык по части издевательств, похоже, не знала границ. Так, император Коммод будто бы «заметив на голове у одного человека среди чёрных волос белые, производившие впечатление червяков, …посадил ему на голову скворца, и тот, вообразив, что ловит червей, ударами своего клюва превратил голову этого человека в сплошную рану».[815] Тот же птицелюб часто «в очень дорогостоящие кушанья…, говорят, подмешивал человеческий кал и сам не отказывался отведывать их, считая, что он таким образом подшутил над другими».[816]

Античные историки — что делает им честь — всё же пытались осудить жестокость своих соплеменников, рисуя во всех подробностях их страдания от рук иноземцев, которые по мнению тех же историков, неизмеримо превосходили по жестокости греков и римлян. Вот, например, что рассказывал Полибий о расправе над греками, учинённой взбунтовавшимся наёмным войском из египтян: «Первым вскоре выведен был Агафокл в оковах. Чуть он взошёл, как несколько человек подбежали к нему и тут же закололи, оказав ему этим скорее услугу, нежели обиду, так как освобождали его от расправы по заслугам. За Агафоклом выведен был Никон, потом Агафоклия нагая вместе с сёстрами, за ними следовали прочие родственники. Наконец выведена была Ойнанфа, которую мятежники силой извлекли из святилища Деметры и нагую, верхом на лошади вывели на ристалище. Все родственники разом отданы были на жертву толпе, и мятежники кусали их, кололи копьями, вырывали глаза; чуть кто падал, его терзали на куски, и так замучили всех до последнего. Вообще египтяне в ярости страшно свирепы».[817]

Эх, старина Полибий, если бы только одни египтяне…

Глава 5-я. КЛЕВЕТНИКИ И ДОНОСЧИКИ

Прервём, однако, любезный читатель, чреду жутких картин, переведём истомлённый дух и сменим тему.

Наш рассказ о древнеримских ужасах будет неполным, если мы умолчим о тех, кто намеренно содействовал расправам, извлекая из них мелкие и крупные барыши, — о клеветниках и доносчиках.

Доносчики в период древнеримских гражданских войн расплодились так стремительно и обильно, что образовали плотную стаю двуногих хищников. Как ненасытные гиены, рыскали они в годины массовых расправ по улицам и закоулкам окоченевшего от ужаса Рима в поисках лакомой добычи. Так, в период правления лютого императора Макрина, доносчики, по словам Геродиана, «встречали всяческое попустительство, больше того — их подстрекали поднимать давнишние судебные дела, среди которых попадались не поддававшиеся расследованию и проверке. Всякий, только вызванный в суд доносчиком, уходил сейчас же побеждённым, лишившимся всего имущества. Ежедневно можно было видеть вчерашних очень богатых людей просящими милостыню на следующий день».[818]

Из доносчиков времён Империи наибольшую известность снискали Домиций Афер и уже упоминавшийся выше Марк Аквилий Регул .[819]

Домиций Афер (или Афр), уроженец города Нима (что на юге Франции), был одним из лучших ораторов времён Тиберия. Карьера нашего героя начиналась, однако, не блестяще. Он долго пребывал в неизвестности и терпел нужду несмотря на то, что, настойчиво стремясь к богатству, не был особенно щепетильным в средствах разжиться капитальцем. И хотя в возрасте сорока лет Афер уже дослужился до чина претора, бес честолюбия упорно нашёптывал ему, что такое положение не отвечает его могучему таланту. Надобно было выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы одним махом и привлечь к себе восхищённое внимание толпы, и огрести тугриков. Пришлось Аферу пойти на аферу.

Перво-наперво проныра пронюхал, что император Тиберий испытывает жгучую ненависть ко всем, кто был привязан к семье покойного Германика, которого Тиберий считал своим политическим соперником и который в 10 г. н. э. скоропостижно скончался, как полагают, будучи отравленным по поручению императора. С целью поднять грандиозную бучу, с гребня которой легко сигануть в гущу всенародной известности, Афер-аферист выступил с обвинением против Клавдии Пульхры — родственницы и ближайшей подруги Агриппины, вдовы убиенного Германика. Наш пострел отважно обвинил её в беспутной жизни, в кознях и в чародействе, направленных против императора. Общественность усекла, что нападая на Клавдию, он хотел подставить её подругу и что речь идёт о ссоре между Тиберием и Агриппиной. И на Тиберия найдётся Берия. Весь город так и окоченел в ожидании развязки. Афер, зная, что ставит на карту всю свою репутацию и благополучие, из кожи вон лез — и превзошёл самого себя: никогда он ещё не витийствовал с таким пылом и жаром. Как и было задумано, одним махом семерых побивахом.

Несколько лет спустя, при императоре Кулигуле, рождённом Агриппиной, Афер, правда, чуть было не загремел под фанфары. Чуя, что свирепый Калигула ну никак не может возлюбить того, кто был врагом его мамани, Афер предпринял попытку лестью втереться в доверие к тирану. (Ведь попитка не питка, не так ли, таварищ Бэрия?). Чтобы ублажить его, наш прохиндей воздвиг в честь бесноватого Калигулы статую с надписью, в которой упоминалось, что Калигула, 27-ми лет от роду, уже вторично был избран консулом. Но бесноватый, проведав про сие изваяние, злобно заскрежетал зубами. В упомянутой подписи он усмотрел оскорбительный намёк на свою молодость и косвенное указание на закон, запрещавший занимать консульскую должность пацанам даже императорских кровей.

Бесноватый, конечно, мог бы устроить своему обидчику комфортабельную дорожную катастрофу, широкое застолье с ананасами в шампанском, голопопыми эфиопочками и отравленными рыжиками, меткий выстрел лучника-киллера из неприметного чердака Колизея или иную изящную кару из богатого арсенала расправ Комитета Государственной Бдительности. Однако бесноватый, хотя и был бесноватым, он всё же вслед за Остапом Ибрагимовичем Бендером-Задунайским свято чтил древнеримский уголовный кодекс. Посему Калигула намылился двинуть на обидчика с открытым забралом и надавать ему пинков его же оружием — пламенным, хватающим за грудки и проникающим до печёнок ораторским глаголом.

Сказано — сделано. Бесноватый толканул в притихшем сенате громовую речугу, от которой затряслись и стены, и поджилки сенаторов. Афер, хоть и порядком струхнул, но всё же не растерялся. Пав ниц к ногам бесноватого, он воскликнул, что гораздо меньше боится всемогущего Калигулы, чем его ораторского таланта. Затем подробно повторил только что выслушанную речугу и принялся на все лады её истолковывать, чтобы выявить её несметные красоты. Бесноватый впал в неистовый восторг и щедро осыпал хитрована милостями.

Афер преспокойно окочурился в старости при Нероне.

Однако грязное дело негодяя не пропало. Позорную эстафету оголтелой клеветы и доносительства липкой пятернёй подхватил уже упоминавшийся Марк Аквилий Регул.

Он был знатного рода, но отец его разорился и подвергся опале, оставив своим детям лишь славное имя, что в те времена представляло собой опасное наследство. Сын решил во что бы то ни стало выбиться из бедности. Что же он предпринял? Вы уже догадались. При этом Регул избрал нехитрую, но безошибочную тактику носорога: злопыхая, во всю прыть мчаться на противника, ни на йоту не уклоняясь в сторону. Устрашающему нападению подверглись все, кто только вздумал порицать его. В доносах обычно сообщалось об оскорблении императора и о злоумышлениях против него.

Настучать на врага императора было легче лёгкого, если учесть, что к оскорблению императора относились такие ужасающие преступления, как оскорбительные слова, жесты, проклятия, порка раба перед статуей императора, перемена одежды перед его изображением, ношение перстня с изображением монарха в неприличном месте и подобные гнуснейшие злодеяния (см.[820]).

Доносчик получал денежную награду, должность, которую занимал обвинённый, и часть денег, вырученных от продажи конфискованного имущества обвинённого.

Не впустую бегал Регул: размашистые доносы принесли искусателю отрубленных голов кругленькую сумму аж в 60 миллионов сестерций.

Ещё не достигнув сенаторского возраста, наш сорванец погубил своими доносами несколько выдающихся сенаторов из старой аристократии, за что получил от Нерона жреческую должность и крупные денежные вознаграждения. Вскоре он и сам выбился в сенаторы.[821]

Носорожий напор сочетался в нашем кусаке с лисьей изворотливостью. Вдова Пизона Серания опасно заболела. Душелюб и головоед навестил её, сел у её постели и стал талдычить, что он-де совершал жертвоприношения и, вопрошая гадателя о её здоровье, получил весьма благоприятный ответ, так что больная непременно выздоровеет. Бедная женщина, получившая поддержку в своей последней надежде, поспешила поместить в завещание такого преданного друга и отписала головогрызу часть своих богатств.[822]

Вот что говорил в сенате выступивший с обвинительной речью против Регула поэт Курций Монтан, напомнив сначала об отвратительном эпизоде с укушенной головой Пизона Гая Кальпурния Лициниана, приёмного сына и наследника казнённого императора Гальбы: «К такому уж, конечно, Нерон тебя не принуждал, и творить зверства не нужно было ни ради спасения жизни, ни ради почётных званий. Да и довольно уж мы наслушались оправданий людей, которые губили других, лишь бы отвести беду от себя. А тебе ничто и не угрожало: отец твой был в изгнании, имущество поделено между заимодавцами, сам ты — слишком молод, чтобы добиваться должностей. Нерону нечего было у тебя отнять и нечего тебе бояться. Ты был ещё безвестен и ни разу не защищал никого в суде, но жестокая, алчная душа твоя уже жаждала крови благородных людей; лишь когда ты сумел украсть с погребального костра республики достояние консуляриев, засунуть себе в пасть семь миллионов сестерциев и сделаться жрецом, когда стал губить без разбора невинных детей, покрытых славой старцев и благородных женщин, когда упрекнул Нерона, будто он действует недостаточно решительно, тратя свои силы и силы доносчиков на уничтожение одной или другой семьи, вместо того чтобы казнить разом весь сенат…».[823]

Поэт в сенате — больше, чем поэт. Прислушаемся же к поэтическому гулу, но не забудем о более алчных хищниках, сочинявших, в отличие от поэта, не стихи, а звонкие проскрипции.

О них — в следующей главе.

Глава 6-я. ПРОСКРИПЦИИ

Прав, тысячу раз прав был обрыдлый Регул, остро критикуя нервного Нерона за топорную мелочёвку. Долой рутину, даёшь гильотину! Впрочем, на кой нам эти голоштанные якобинцы с их дурацкими либэртэ, эгалитэ, фратэрнитэ? Мы сами не лаптем античные щи хлебаем. Взять, к примеру, Луция Корнелия Суллу. Тот уж не мелочился, взял да одним махом и прирезал сперва 10 тысяч пленных, а потом ещё 6 тысяч гавриков. И поделом! Нечего было «Гитлер капут!» по-латыни вопить. Как учили классики великой литературы, «когда враг сдаётся, его уничтожают». И по-латыни, и по-Катыни!

Однако и это мелочи. Главное же — гениальная находка Сосó Суллы, впервые применившего проскрипции.

Слово проскрипции (от латинского proscriptio) имеет следующие значения: 1)первоначально: объявление (преимущественно о продаже); 2) внесение в список лиц, подлежащих изгнанию (при доминате); 3) обнародование списков лиц, объявленных вне закона, а также сами такие списки; 4) репрессии, казни.

Остановимся подробнее на последнем значении. Проскрипционные казни применялись в политической борьбе, для сведéния личных счетов и как средство обогащения. Впервые в Древнем Риме проскрипции в 82 г. до н. э. осуществил, как уже сказано, Сулла. За выдачу или убийство проскрибированных назначалась награда (даже рабам), за укрывательство — казнь. Имущество казнённых подвергалось конфискации и продаже с аукциона, их земли раздавались сулланским ветеранам, рабы проскрибированных отпускались на волю. Потомки жертв проскрипций лишались почётных прав и состояния, не могли претендовать на общественные должности и посты. Триумвиры 43 г. до н. э. Октавиан Август, Марк Антоний и Эмилий Лепид повторили проскрипции с более кровавым размахом. Среди других тогда погиб Цицерон, о чём уже рассказывалось в 1-й главе.

Массовый террор в период второго триумвирата подробно описан Аппианом,[824] рассказ которого признан достоверным[825] и положен в основу дальнейшего повествования, что в дальнейшем ссылками на Аппиана не оговаривается.

Воспевая нашу особую тройку, нелишне заметить, что ей далеко было до заплечных дел мастеров, орудовавших на просторах Родины чудесной, где, в усердных битвах и в труде, распевали «радостную песню о великом друге и вожде».[826] Далеко не в смысле географическом (это ясно даже и Ежову), а в смысле конспиративности. Сталинские соколы, как известно, планировали свои злодеяния, подобно суркам, в потаённых спецнорах Комитета Государственной Бдительности, а наши древнеримские простаки возьми и выстави, правда, тёмной ночью во многих местах Рима проскрипционные списки с именами новых ста тридцати лиц в дополнение к прежним семнадцати, а спустя немного времени ещё других ста пятидесяти человек. В списки всегда заносился дополнительно кто-либо из осуждённых предварительно или убитый по ошибке, и это делалось для того, чтобы казалось, что они погибли на законном основании. Было отдано распоряжение, чтобы головы всех казнённых за определённую награду доставлялись триумвирам, причём для свободнорождённого она заключалась в деньгах, для раба — в деньгах и свободе. Все должны были предоставить свои помещения для обыска. Всякий, принявший к себе в дом или скрывший осуждённого или не допустивший у себя обыска, подлежал такому же наказанию. Каждый желающий мог сделать донос на любого за такое же вознаграждение.

Списки врагов народа сопровождались следующим пламенным обращением друзей народа к этому самому безмолвствующему народу:

«Эмилий Лепид, Марк Антоний и Октавий Цезарь, избранные для устройства и приведения в порядок государства, постановляют следующее: если бы негодные люди, несмотря на оказанное им по их просьбе сострадание, не оказались вероломными и не стали врагами, а потом и заговорщиками против своих благодетелей, не убили Гая Цезаря, который, победив их оружием, пощадил по своей сострадательности и, сделав своими друзьями, осыпал всех почётными должностями и подарками, и мы не вынуждены были поступить столь сурово с теми, кто оскорбил нас и объявил врагами государства. Ныне же, усматривая из их заговоров против нас и из судьбы, постигшей Гая Цезаря, что низость их не может быть укрощена гуманностью, мы предпочитаем опередить врагов, чем самим погибнуть. Никаких страданий народные массы не испытают от нас. Мы будет карать только самых закоренелых и самых виновных. И это столько же в ваших интересах, сколько лично в наших. Итак, в добрый час».

Одновременно с обнародованием проскрипционных списков ворота города были заняты стражей, как и все другие выходы из него, гавани, пруды, болота и все места вообще, могущие считаться удобными для бегства или тайного убежища. Центурионам приказано было обойти всю территорию с целью обыска. Всё это было произведено одновременно.

И добрый час наступил. Начались неожиданные многочисленные аресты и разнообразные способы умерщвления. Отсекали головы, чтобы их можно было представить для получения награды, предпринимались попытки к бегству, производились переодевания из прежних пышных одежд в простецкие. Одни из приговорённых спускались в колодцы, другие — в клоаки для стока нечистот, третьи — в полные копоти дымовые трубы под кровлей; некоторые сидели в глубочайшем молчании под сваленными в кучу черепицами крыши. Боялись не меньше, чем убийц, одни — жён и детей, враждебно к ним настроенных, другие — вольноотпущенников и рабов, третьи — своих должников или соседей, жаждущих получить поместья.

Одни умирали, защищаясь от убийц, другие не защищались, считая, что не подосланные убийцы являются виновными. Некоторые умерщвляли себя добровольным голоданием, прибегая к петле, бросаясь в воду, низвергаясь с крыш, кидаясь в огонь, или же сами отдаваясь в руки убийц или даже просили их не мешкать. Другие, униженно моля о пощаде, запирались в жилищах, чтобы избежать смерти, пытались спастись подкупом. Иные погибали вопреки воле триумвиров, жертвой ошибки или из-за личной вражды к ним убийц.

Вот некоторые картинки из кровавой вакханалии. Первым был умерщвлён народный трибун Сальвий. Узнав о сговоре триумвиров и о приближении их к Риму, он пригласил на пир близких ему лиц, так как недолго уже ему с ними придётся быть вместе. Когда на пиршество ворвались солдаты, гости в смятении и страхе вскочили. Центурион, командовавший отрядом, приказал всем спокойно возлежать за столом, Сальвия же, схватив за волосы, центурион отбросил его с места за стол сколько было необходимо и отрубил ему голову, а присутствующим ещё раз приказал оставаться неподвижными в том положении, в каком они были, чтобы в случае, если поднимется шум, не подвергнуться той же участи. И гости, действительно, после удаления центуриона, остолбенев, безмолвные, возлежали до глубокой ночи около обезглавленного трупа.

Претора Анналиса, в то время когда он посещал граждан вместе с сыном, кандидатом в квесторы, и собирал голоса в его пользу, бывшие с ним друзья и ликторы покинули, узнав, что его имя дополнительно включено в списки. Анналис, ускользнув к одному из своих клиентов, занимавшему небольшой, дешёвый, совершенно невзрачный дом в предместье, скрывался с ним в безопасности, пока собственный сын его, заподозрив бегство его к клиенту, не привёл убийц к домику, получив за это от триумвиров имущество отца и назначение в эдилы. Но когда вскоре затем сын, возвращался с попойки, те же самые солдаты, умертвившие его отца, из-за какой-то ссоры покончили и с ним.

Были, однако, и другие сыновья, и другие поступки.

Игнации, отец и сын, державшие друг друга в объятиях, были убиты одним ударом. Их головы были отсечены, а туловища оставались обнявшимися.

Оппия, желавшего вследствие своей немощной старости, остаться на месте, сын нёс на своих плечах по Риму, пока не доставил его за ворота. Во время остального пути до Сицилии он вёл его или нёс и таким образом доставил на место. Никто ничего не заподозрил и не подшучивал при виде этой сцены.

Вольноотпущенник Ветидия связал его тотчас же после проскрипции, с целью якобы передать его палачам. Ночью он склонил на свою сторону рабов, переодел их воинами и вывел таким образом господина, как центуриона, за город. Они прошли всю Италию вплоть до Сицилии и часто располагались на отдыхе вместе с другими центурионами, разыскивавшими Ветидия.

Когда солдаты заняли дом Менения, раб сел в носилки господина и был вынесен другими рабами, соучастниками всего дела, после чего он и был, согласно его воле, убит вместо Менения, а господин бежал в Сицилию.

Аппий отдыхал на своей вилле, когда к нему ворвались солдаты. Раб облачил его в свою одежду, сам же, улёгшись на постель, как если бы он был господин, добровольно принял смерть вместо него, стоявшего вблизи под видом раба.

Мы — не рабы, рабы — не мы, а?

ЗАВЕРШЕНИЕ

«И Сципион, как говорят, видя, как этот город,[827] процветавший семьсот лет со времени своего основания, властвовавший над таким количеством земли, островами и морем, имевший в изобилии и оружие, и корабли, и слонов, и деньги, наравне с величайшими державами, но много превзошедший их смелостью и энергией, видя, как этот город, лишённый и кораблей, и всякого оружия, тем не менее в течение трёх лет противостоял такой войне и голоду, а теперь окончательно обречён на полное уничтожение, — видя всё это, Сципион заплакал и открыто стал жалеть своих врагов».[828]

Восплачем и мы. И призадумаемся. И укрепимся духом. И восстанем противу злодейства.

Указатель латинских терминов и выражений

Цифры последовательно обозначают номер главы, раздела, параграфа, подпараграфа

animadversio = decollatio «обезглавливание»: 1, 2, 1

animadversio gladio «обезглавливание мечом»: 1, 2, 1

arbor infēlix = patibŭlum «виселица»: 1, 2, 4

audiātur et altĕra pars «пусть будет выслушана и другая сторона»: Введение 3

bestiarius «звероборец»: 1, 4, 1

Campus Martius «Марсово поле»: 1, 10, 1, 1

capǐtis deminutio maxĭmă «полная утрата гражданского статуса, связанная с лишением свободы»: 3, 1, 1

capǐtis deminutio mediă «частичная утрата гражданского статуса, связанная с утерей римского гражданства при сохранении свободы»: 3, 1, 1

«Captīvi» «Пленники»: 2

carcer Mamertīnus «Мамертинская тюрьма»: 1, 10, 1, 2

carcer privātus «домашняя тюрьма»: 1, 10, 1, 2

castigatio = verberatio «порка»: 3, 13

CAVE FURUM «берегись вора»: 3, 4

cenotaphium = tumŭlus inānis = tumŭlus honorarius «кенотáф»: 1, 11

cingŭlo aliquem exuĕre «снять с кого-л. портупею»: 3, 17

cingŭlum «портупея»: 3, 17

crematio «сожжение»: 1, 3, 1

damnatio ad bestias «присуждение к схватке с дикими зверями»: 1, 4, 1

damnatio in crucem «распятие на кресте»: 1, 3, 3

damnatio in ludum «присуждение к схватке с гладиаторами»: 1, 4, 2

damnatio in metallum «присуждение к пожизненным работам в рудниках и каменоломнях»: 3, 3, 1

damnatio memoriae = ignominia post mortem «психологическая казнь посредством предания забвению умершего римского императора за его недостойные деяния»: 1, 7

de facto «на самом деле»: 3, 1, 1

de jure «в силу закона, но не на деле»: 3, 1, 1

decimatio «децимация»: 1, 8, 5

decollatio = animadversio «обезглавливание»: 1, 2, 1

dejicĕre e saxo Tarpējo «сбросить с Тарпейской скалы»: 1, 2, 5

E «сокр. ergastŭlum — каторжная тюрьма для рабов»: 3, 4

eculeus = equuleus «дыба (горизонтальная)»: 2

enucleum «орудие пытки рабов (?)»: 2

equuleus = eculeus

ergastŭlum «каторжная тюрьма для рабов»: 3, 4; 3, 12

Esquiliae «Эсквилинский холм»: 1, 10, 1, 1

Esquilīnius campus «Эсквилинское поле»: 1, 10, 1, 1

exilium «добровольное изгнание»: 3, 1, 2

ferŭlă «рóзга»: 3, 13

flagellum = flagrum = verber «кнут, плеть»: 3, 13

flagrum = flagellum = verber

forum = Forum Romānum «римский форум»: 1, 10, 1, 1

Forum Romānum = forum

fossa «ров, канава»: 1, 2, 6

FUG «сокр. fugitīvus (servus) — беглый раб»: 3, 4

fugitīvus (servus) «беглый раб»: 3, 4

fumum vendĕre «торговать дымом»: 1, 9, 6

FUR «вор, воровка»: 3, 4

furcă «1) нашейная колодка; 2) орудие пытки и казни»: 1, 2, 1; 1, 3, 4

furtum manifestum «кража с поличным»: 1, 2, 5

fustis «палка»: 3, 13

gemĕre «вздыхать, скорбеть, жалеть, сетовать, оплакивать»: 1, 11

Gemoniae «Гемонии»: 1, 11

humiliōres «выходцы из низших общественных слоёв»: 1, 3, 3

ignominia post mortem = damnatio memoriae «психологическая казнь посредством предания забвению умершего римского императора за его недостойные деяния»: 1, 7

incestum «инцест, кровосмешение»: 1, 2, 5

interdictio aquae et ignis «запрет воды и огня»: 1, 3, 5; 3, 1, 2

lapidatio «побитие (побивание) камнями»: 1, 8, 1

laqueus «верёвка, петля»: 1, 2, 4

Lautumiae «название каменоломни, на месте которой была сооружена Мамертинская тюрьма»: 1, 10, 1, 2

Leges Duodĕcim tabulārum «Законы XII таблиц»: 1, 2, 5

lex Cornelia de injuriis «Корнелиев закон от 81 г. до н. э., запрещавший, в частности, самочинное избиение римских граждан и причинение им телесных повреждений»: 3, 13

lex Scantiniă «Скантиниев закон от 149 г. до н. э., наказывавший сексуальную связь мужчины с мальчиком или с другим мужчиной штрафом в 10 000 сестерциев».

libĕră facūltas mortis «казнь, которая применялась с разрешения правителя осуждённому на смерть самому покончить с собой»: 1, 5, 1

manum ferŭlae subducĕre «подставлять руку под рóзгу»: 3, 13

notă = stigmă «клеймо»: 3, 4

objicĕre bestiis «бросить на растерзание зверям»: 1, 3, 2; 1, 4, 1

panem et circenses! «хлеба и зрелищ!»: 1, 8, 2

patibŭlum «нашейная колодка»: 1, 3, 3

patibŭlum = arbor infēlix «виселица»: 1, 2, 4

percussio secūri «обезглавливание секирой, топором»: 1, 2, 1

poenă «1) наказание, кара; 2) страдание, мучение, мука»: Введение 4

poenă aquālis «утопление»: 1, 2, 6

poenă capitālis = poenă capĭtis «высшая мера наказания в Древнем Риме»: 3, 1

poenă capĭtis = poenă capitālis

poenă cullei «утопление в кожаном мешке»: 1, 3, 5

«Pseudolus» «Раб-обмнщик»: 1, 8, 3, 8

«Poenŭlus» «Молодой пуниец»: 3, 10

porta Collĭna «ворота города Рима у Квиринальского холма»: 1, 3, 6; 1, 10, 1, 1

proscriptio «проскрипции»: 6

«Pseudolus» «Раб-обманщик»: 1, 8, 3, 8

qualificāre «определять, устанавливать качество»: 1, 3

«Quo vadis» «Куда идёшь»: 1, 2, 7; 1, 8, 3, 10

robur «робур — подземная часть Мамертинской тюрьмы»: 1, 10, 1, 2

sevērus «строгий, суровый»: 1, 9, 6

stigmă = notă «клеймо»: 3, 4

strangulatio «удушение»: 1, 2, 4

supplicium more majōrum «закапывание живьём в землю»: 1, 3, 6

supplicium servīle «распятие на кресте рабов»: 1, 3, 3

suspendĕre «повесить»: 1, 2, 4

talio «равное возмездие, око за око»: 1, 3, 1

testimonium falsum «лжесвидетельство»: 1, 2, 5

tormentum «пытка»: 2

torquēre «скручивать, сгибать, гнуть»: 2

tresviri capitāles = tresviri nocturni «три особых чиновника, надзиравших за исполнением казни»: 1, 10, 3

tresviri nocturni = tresviri capitāles

tullius = tullus «родник»: 1, 10, 1, 2

tullus = tullius

tumŭlus honorarius = cenotaphium = tumŭlus inānis «кенотáф»: 1, 11

tumŭlus inānis = cenotaphium = tumŭlus honorarius

tunīca molesta «тяжёлая, тягостная туника»: 1, 3, 1

tunicāti «беднейшее простонародье»: 3, 17

venatio «охотничья игра, травля зверей в амфитеатрах» 1, 4, 1

verber = flagellum = flagrum «кнут, плеть»: 3, 13

verberatio= castigatio «порка»: 3, 13

Via Appia «Аппиева дорога»: Введение 3

Аннотированный указатель собственных имён, географических и этнических названий

Имена авторов цитированных сочинений, вымышленных, библейских

и мифологических персонажей в указатель не включались.

Цифры последовательно обозначают номер главы, раздела, параграфа, подпараграфа

Август, см. Октавиан Август

Августа — Ливия Друзилла, третья жена Октавиана Августа, мать императора Тиберия, после смерти Октавиана Августа получившая имя Августы (портрет[829]): 1, 5

Авидий Кассий — римский полководец: 1, 2, 6; 1, 3, 1

Агафокл — греческий военачальник, замучен мятежными наёмниками: 4, 2

Агафоклия — дочь Агафокла, замучена мятежными наёмниками: 4, 2

Агриппина (Младшая) — бывшая жена и отравительница императора Клавдия, мать римского императора Нерона (портрет,[830] [831]): 1, 2, 2; 1, 2, 7; 1, 8, 3, 11

Агриппина (Старшая) — невестка императора Тиберия (портрет [832]): 4, 2

Адриан — римский император (портрет,[833] [834]): 1, 9, 2

Акиба — сподвижник вождя восставших иудеев Бар-Кохбы: 1, 9, 7

Александр — царь Эпира, древней страны в Северной Греции: 1, 11

Александр Македонский — древнегреческий полководец, завоеватель, сын Филиппа II (Македонского) (портрет,[835] [836]): 1, 2, 1; 1, 7; 3, 18

Александр Севéр, см. Севéр Александр

Александрия — город, основанный Александром Македонским в Египте, в дельте реки Нила: 3, 13

Альбин Лукцей — прокуратор Мавритании Цезарейской и Тингитанской: 1, 2, 2

Альбион — легат, убит толпой: 1, 8, 1

Аморг — остров в Средиземном море, служивший местом ссылки: 3, 1, 2

Аникет — вольноотпущенник, префект мизенского флота и воспитатель Нерона, заговорщик против Агриппины (Младшей): 1, 8, 3, 11

Анк Марций — римский царь (портрет[837]): 1, 10, 1, 2

Анналис — претор, проскрибирован, выдан собственным сыном и казнён: 6

Антиохия — столица Сирии: 1, 3, 1

Антоний Луций — брат Антония Марка, консул: 1, 8, 3, 6

Антоний Марк — триумвир (портрет,[838] [839]): 1, 2, 2; 1, 6; 1, 11;

Апоний — доносчик: 1, 8, 3, 18

Аппенины: 1, 4, 1

Аппий — римлянин, проскрибирован, спасён его рабом ценой собственной жизни: 6

Апрония — жена претора Плавтия Сильвана Марка, выброшена из окна: 1, 5

Апулей, см. Луций Апулей Сатурнин

Аристобул — историк, сопровождавший Александра Македонского в его походах: 1, 7

Аристовул — иудейский первосвященник: 1, 2, 6

Аристовул II — иудейский царь: 1, 2, 6

Асклетарион — астролог, тело которого при погребении разорвали собаки: 1, 11

Афер (Афр) Домиций — знаменитый доносчик, оратор: 5

Ахей — греческий военачальник: 1, 3, 5

Бакхид — придворный понтийского царя Митридата VI: 1, 5

Бальб — беглый казначей: 1, 3, 2

Бар-Кохба — вождь иудеев, восставших против римского владычества: 1, 9, 7

Береника — одна из жён понтийского царя Митридата VI: 1, 5

Берия Л.П. — руководитель советских органов госбезопасности, организатор и исполнитель чудовищных злодеяний сталинского режима в конце 1930 — начале 1950-х гг.: 5

Бесс — сановник персидского царя Дария, вероломно убивший его: 1, 8, 3, 3

Борман Мартин — один из главарей нацистов: 3, 7

Британик Клавдий Тиберий — сын императора Клавдия и Мессалины, отравлен по приказу Нерона (портрет[840]): 1, 2, 7

Брут Луций Юний — основатель древнеримской республики (портрет[841]): 1, 2, 1

Брут Марк Юний — заговорщик против Юлия Цезаря (портрет[842]): 1, 2, 1; 1, 2, 2

Буколиан — заговорщик против Юлия Цезаря: 1, 2, 2

Вар Публий Квинтилий — консул 13 г. до н. э., наместник римской провинции Германия, вместе со своим войском погибший в 9 г. в сражении с германцами в Тевтобургском лесу (портрет[843]): 1, 11

Ведий Поллион: 1, 8, 3, 7

Вейаний Нигер, см. Нигер Вейаний

Веркорий Турин — сановник римского императора Севéра: 1, 9, 6

Веррес Гай Корнелий — наместник римской провинции Сицилии в 73–71 гг. до н. э.: 1, 8, 4; 1, 11; 2

Веспасиан — римский император (портрет,[844] [845]): 1, 11

Ветидий — римлянин, проскрибирован, спасён его вольноотпущенником: 6

Вителлий — римский император (портрет,[846] [847]): 1, 8, 3, 2

Гай, см. Гай — сын Октавинана Августа; Петроний Понтий Нигрин Гай

Гай — сын Октавинана Августа:[848] 1, 2, 6

Гай Азиний Поллион — историк, оратор и поэт, приятель Цицерона: 1, 3, 1

Гай Азиний Галл — сын Гая Азиния Поллиона, оратор, консул 8 г. до н. э., умер в заключении: 1, 8, 3, 6

Гай Биллий — друг Тиберия Гракха: 1, 8, 3, 16

Гай Гельвий Цинна, см. Цинна Гай Гельвий

Гай Кальпурний Пизон Лициниан, см. Пизон Гай Кальпурний Лициниан.

Гай Корнелий Веррес, см. Веррес Гай Корнелий

Гай Марий, см. Марий Гай

Гай Матиен — военачальник, обвинённый в том, что покинул своё войско в Испании: 3, 14

Гай Мений — претор Сардинии: 1, 2, 7

Гай Папий, см. Папий Гай

Гай Сервилий — римский гражданин, жертва произвола, чинимого Верресом на Сицилии: 1, 8, 4

галлы — коренные жители Галлии: 1, 2, 5

Гальба — римский император (портрет,[849] [850]): 1, 11; 5

Ганнибал — вождь карфагенян во время Второй пунической войны (портрет[851]): 1, 3; 1, 8, 3, 13; 1, 8, 6; 3, 7; 3, 13

Гасдрубал — предводитель карфагенских войск в Третьей пунической войне: 3, 18

Гелиогабал (Элагабал) — римский император (портрет,[852] [853]): 1, 2, 6; 1, 8, 6; 4, 2

Геренний — центурион, палач Цицерона: 1, 11

Геркуланум (Геркуланеум) — древний город в Кампании у подножия Везувия, погибший в 79 г. во время извержения Везувия: 3, 13

Германик Юлий Цезарь — полководец, племянник римского императора Тиберия (портрет,[854] [855]): 3, 17; 5

Геропиф — освободитель города Эфес от персидского владычества 1, 7

Гиар — остров в Средиземном море, служивший местом ссылки: 3, 1, 2

Гней Кальпурний Пизон, см. Пизон Гней Кальпурний

Гней Фурий Камилл Аррунций Скрибониан — консул 32 г.; в 42 г., являясь наместником Далмации, поднял мятеж, подавленный через несколько дней: 1, 10, 1, 1

Гракх Гай Семпроний — народный трибун, младший брат Гракха Тиберия Семпрония: 1, 11

Гракх Тиберий Семпроний — народный трибун, старший брат Гракха Гая Семпрония: 1, 8, 3, 16

Гратидиан Марк Марий — претор, обезглавленный Катилиной: 1, 2, 1

Дарий — персидский царь (портрет[856]): 1, 8, 3, 3

Делос — остров в Эгейском море, в центре архипелага Киклад, имевший обширный оптовый рынок работорговли: 4, 1, 1

Дельфы — город в Греции со знаменитым оракулом в храме Аполлона: 1, 8, 6

Деций Мус, см. Мус Деций

Диоклетиан — римский император (портрет,[857] [858]): 1, 4, 1; 1, 9, 2

Долабелла Корнелий — консул, казнённый по приказу императора Вителлия: 1, 2, 3

Домициан — римский император (портрет,[859] [860]): 1, 7; 2; 4, 1, 1

Домиций Афер, см. Афер Домиций

Друз — сын Геманика, внук императора Тиберия, уморён голодом: 1, 8, 3, 6

Ежов Н.И. — руководитель советских органов госбезопасности во 2-й половине 1930-х гг., главный исполнитель массовых репрессий в то время: 6

Зопир — убийца Пирра: 1, 2, 1

Игнации — отец и сын, проскрибированы, обезглавлены: 6

Иерусалим — главный город Палестины: 1, 3, 3

Иллирик (Иллирия) — горная страна на восточном побережье Адриатического моря: 1, 10, 1, 1

Инар — ливийский царь: 1, 3, 3

Индия: 1, 4, 1

Интерамна — город в Умбрии: 1, 2, 3

Ирод I Великий — царь Иудеи: 1, 2, 6

Иудея: 1, 2, 6; 1, 9, 7

Калигула — римский император (портрет,[861] [862]): 1, 3, 1; 1, 3, 2; 1, 3, 3; 1, 5; 1, 7; 1, 8, 3, 1; 1, 8, 3, 2; 1, 8, 3, 5; 1, 8, 4; 3, 6; 4, 1, 1; 4, 2; 5

Кальпурний Пизон Галериан — популярный среди плебса молодой аристократ: 1, 8, 3, 10

Камбиз II (Камбис, Камбуджия) — персидский царь: 1, 3, 6

Камбис, см. Камбиз II

Камбуджия, см. Камбиз II

Камилл, см. Гней Фурий Камилл Аррунций Скрибониан

Капуя — в Древней Италии главный город Кампании: 3, 7

Каракалла — римский император (портрет,[863] [864]): 1, 2, 1; 1, 3, 6

Карина — начальник войска, обезглавленный по приказу Суллы: 1, 11

Карфаген — древний город на северном побережье Африки, захваченный и разрушенный римлянами: 1, 11

Каска П. Сервилий — заговорщик против Юлия Цезаря: 1, 2, 2

Кассий Гай Лонгин — заговорщик против Юлия Цезаря: 1, 2, 2

Катилина Луций Сергий — заговорщик: 1, 2, 1

Катон Младший, см. Порций Катон (Младший, или Утический), Марк

Катынь — урочище в 14 км от Смоленска, где советскими органами госбезопасности совершались массовые казни и захоронения советских граждан, а также уничтожены 4 тысячи интернированных польских офицеров: 6

Квинт Галлий — претор, подвергнутый пыткам и казнённый Октавианом Августом: 3, 5

Квинт Лутаций Катул — консул: 1, 5

Квинт Сервилий Приск — диктатор, зарубивший знаменосца: 3, 17

Квинт Цецилий Метелл Нумидийский — римский полководец, изобретатель особой казни: 1, 8, 3, 14

Квинт Цицерон Туллий — младший брат Цицерона Марка Туллия: 4, 2

Кир II Великий (Старший) — основатель персидской державы: 1, 7

Клавдий — римский император (портрет,[865] [866]): 1, 2, 2; 1, 2, 7; 1, 10, 1, 1

Клавдия Пульхра — родственница и ближайшая подруга Агриппины, вдовы Германика Юлия Цезаря: 5

Клит — соратник Александра Македонского: 1, 2, 1; 1, 11

Кносс — древний город в центральной части Северного Крита: 1, 8, 6

Кóммод — римский император (портрет,[867] [868]): 1, 2, 4; 1, 3, 1; 1, 4, 1; 1, 9, 4; 1, 9, 5; 4, 2

Консенция — населённый пункт: 1, 11

Корнелий Долабелла, см. Долабелла Корнелий

Красс Марк Лициний — полководец, член первого триумвирата: Введение 3; 1, 3, 3; 1, 8, 5

Ксенофонт — придворный врач императора Клавдия, его отравитель: 1, 2, 7

Кубрик Стэнли — американский кинорежиссёр, сценарист, продюсер: 1, 4, 2

Курций Монтан — поэт, выступивший в сенате с обвинениями в адрес доносчика Регула Марка Аквилия: 5

Лепид Эмилий — триумвир: 1, 6; 6

Локуста, см. Лукуста

Лукан Марк Анней — римский поэт: 1, 8, 3, 10

Лукреций Квинт — соратник диктатора Суллы: 1, 11

Лукулл — римский полководец: 1, 5

Лукуста (Локуста) — знаменитая римская отравительница: 1, 2, 7

Лукцей Альбин, см. Альбин Лукцей

Луций, см. Антоний Луций

Луций Апроний — тесть претора Плавтия Сильвана Марка: 1, 5

Луций Апулей Сатурнин — народный трибун, вождь партии популяров, автор аграрного закона в интересах ветеранов: 1, 8, 1

Луций Контилий — писец при понтификах, запорот до смерти: 3, 13

Луций Корнелий Цинна, см. Цинна Луций Корнелий

Луций Питуаний, см. Питуаний Луций

Луций Тарпей, см. Тарпей Луций

Луций Фламинин, см. Фламинин Луций

Луцилий — центурион по прозвищу «Давай другую», прославившийся жестоким обращением с солдатами: 3, 17

Македония — область в Северной Греции, с 148 г. до н. э. — римская провинция: 1, 8, 6

Макрин — римский император (портрет[869]): 1, 3, 1; 1, 3, 5; 1, 9, 2; 1, 9, 3; 3, 19, 3; 5

Максимиан — соправитель императора Диоклетиана (портрет,[870] [871]): 1, 4, 1

Максимин Гай Юлий Вер Фракиец — римский император (портрет,[872] [873]): 1, 3, 5

Мамертинская тюрьма — государственная темница города Рима: 1, 10, 1, 2

Маний Ацилий Глабрион — консул 191 г. до н. э.: 3, 14

Манлий Марк Капитолийский — герой войны с галлами: 1, 2, 5

Марий Гай — знаменитый римский полководец, упорно боровшийся с Суллой: 3, 5; 3, 8

Марк Аквилий Регул, см. Регул Марк Аквилий

Марк Анней Лукан, см. Лукан Марк Анней

Марк Антоний, см. Антоний Марк

Марк Лициний Муциан, см. Муциан Марк Лициний

Марк Манлий, см. Манлий Марк Капитолийский

Марк Перпена: 1, 8, 3, 6

Марк Постумий Регилльский — военный трибун: 1, 8, 3, 12

Марк Эмилий Скавр — цензор: 4, 1, 1

Марций — начальник войска, обезглавленный по приказу Суллы: 1, 11

Мезенций — этрусский царь: 1, 9, 3

Мемнон — родосец, воевавший на стороне персов 1, 7

мендесийцы — жители Мендесийского нома (административного округа) в Египте: 4, 1, 1

Менений — римлянин, проскрибирован, спасён собственным рабом ценой его жизни: 6

Мессалина Валерия — знаменитая распутница, жена императора Клавдия (портрет,[874] [875]): 1, 2, 2

Метелл, см. Квинт Цецилий Метелл Нумидийский

Меттий Фуфетий — политический противник римского царя Тулла Гостилия: 1, 8, 3, 3

Меценат: Введние 3

Минуций Базилл — заговорщик против Юлия Цезаря, убит собственными рабами за жестокость: 3, 9

Митридат — зять персидского царя Дария, вступивший в поединок с Александром Македонским: 1, 11

Митридат VI — понтийский царь (портрет[876]): 1, 5

Монима — одна из жён понтийского царя Митридата VI: 1, 5

Монтескьё Шарль Луи — французский просветитель, правовед, философ: Введение

Муммий — легат, войско которого бежало под натиском рабов-спартанцев: 1, 8, 5

Мус Деций — консул, пожертвовавший собой для победы над врагом: 1, 2, 1

Муциан Марк Лициний — полководец, друг Веспасинана, консул в 50, 72 и 74 гг.: 1, 8, 3, 10

Нарцисс — убийца императора Коммода: 1, 2, 4

Нерон — римский император (портрет,[877] [878]): 1, 2, 1; 1, 3, 1; 1, 5; 1, 8, 3, 9; 1, 8, 3, 10; 1, 8, 3, 17; 4, 1, 1; 5; 6

Нигер Вейаний — трибун, обезглавивший Субрия Флавия: 1, 2, 1

Никон — родственник Агафокла, замучен мятежными наёмниками: 4, 2

Ним — город на юге современной Франции: 5

Нола — древний город в Кампании: 1, 8, 3, 6

Ноний — центурион, вызвавший солдатский бунт: 1, 8, 1

Нумантина — подруга Ургуланиллы, первой жены римского императора Клавдия: 1, 5

Ойнанфа — родственница Агафокла, замучена мятежными наёмниками: 4, 2

Октавиан Август — принцепс (портрет,[879] [880]): 1, 2, 6; 1, 4, 1; 1, 6; 1, 8, 3, 7; 4, 1, 1; 4, 2; 6

Октавия Клавдия — жена Нерона: 1, 8, 3, 10

Опимий — приятель Септумулея: 1, 11

Оппий — римский старец, проскрибирован, спасён сыном: 6

Отон — римский император: 1, 10, 1, 1; 1, 11

Павсаний — спартанский полководец: 1, 9, 2

Паксея — жена Помпония Лабеона, покончившаяся с собой вместе с мужем: 1, 11

Пандатерия (Пандатория) — остров у побережья Кампании, место ссылки в эпоху Империи: 1, 8, 3, 10; 3, 1, 2; 4, 2

Папий Гай — предводитель италийского войска: 1, 8, 3, 6

Папиниан — римский правовед, казнённый по приказу императора Каракаллы: 1, 2, 1

Пасаргады — город в Древнем Иране: 1, 7

Перперна (Перпенна) Марк — консул 130 г. до н. э.: 1, 8, 3, 7

Персей — царь Македонии: 1, 8, 3, 15

Перузия — город в Этрурии: 1, 8, 3, 6

Пессинунт — город в Галатии (на центральном плоскогорье Малой Азии), центр культа Кибелы: 4, 1, 1

Петроний Понтий Нигрин Гай — консул 37 г., враждебный Тиберию: 1, 2, 4

Пизон Гней Кальпурний — консул 7 г. до н. э., наместник Сирии в 17 г., враг Германика: 1, 11

Пизон Гай Кальпурний Лициниан — приёмный сын и наследник императора Гальбы, обезглавленный по доносу Регула Марка Аквилия, надругавшегося над мёртвой головой: 1, 11; 5

Пизон Кальпурний Галериан, см. Кальпурний Пизон Галериан

Пизон Сераний — муж вдовы, у которой Регул Марк Аквилий жульнически выманил часть наследства: 5

Пилат Понтий — прокуратор Иудеи: 1, 3, 3

Пирр — царь Эпира, крупный полководец древности (портрет[881]): 1, 2, 1

Питуаний Луций — маг и астролог: 1, 2, 5

Пифагор — наложник императора Нерона: 4, 1, 1

Плавтий Сильван Марк — претор: 1, 5

Планазия — остров между Корсикой и побережьем Этрурии, служивший местом ссылки: 3, 1, 2

Племиний — легат, подвергшийся изуверствам: 4, 1, 2

Помпеи — древний город в окрестностях современного Неаполя, погибший в 79 г. во время извержения Везувия: 3, 13; 3, 17

Помпей Гней — полководец, политический деятель (портрет,[882] [883]): 1, 2, 2

Помпоний Лебеон — военачальник, покончил с собой: 1, 11

Помпония — жена Квинта Цицерона: 4, 2

Понтий Пилат, см. Пилат Понтий

Попиллий — военный трибун, соучастник казни Цицерона: 1, 11

Поппея, см. Поппея Сабина (Младшая)

Поппея Сабина (Младшая) — вторая жена императора Нерона (портрет[884]): 1, 8, 3, 10

Порций Катон (Младший, или Утический), Марк — государственный деятель, оратор (портрет,[885] [886]): 1, 5

Постумия — весталка, заподозренная в нарушении обета девственности: 1, 3, 6

Пренесте — город близ Рима, ныне Палестрина: 1, 11

Прокул — позднеримский властитель: 4, 1, 1

Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Младший — полководец: 3, 7; 3, 13; Завершение

Публий Лициний — понтифик: 3, 13

Публий Сульпиций Руф — народный трибун: 1, 8, 1

Публий Фурий — народный трибун: 1, 8, 3, 2

Регул Марк Аквилий — знаменитый доносчик: 1, 11; 5; 6

Ресак — персидский воин, вступивший в поединок с Александром Македонским: 1, 11

Ромул — один из основателей города Рима, царь: 1, 2, 5

сабиняне — древнеиталийское племя в гористой области к северо-востоку от города Рима: 1, 2, 5

Сальвий — народный трибун, проскрибирован, обезглавлен: 6

Сардиния — остров в Средиземном море, захвачен римлянами в 328 г. до н. э.: 1, 2, 7

Сарментус — мальчик-наложник Октавиана Августа: 4, 1, 1

Севéр Александр — римский император (портрет,[887] [888]): 1, 9, 6

Северная Африка: 1, 4, 1

Семур — главарь разбойничьей шайки на Сицилии: 1, 3, 2

Септумулей — мошенник, торговец отрубленными головами: 1, 11

Сераний Пизон, см. Пизон Сераний

Сервий Туллий — римский царь (портрет[889]): 1, 10, 1, 2

Сервилиев пруд — водоём вблизи римского форума: 1, 11

Сериф — остров в Средиземном море, служивший местом ссылки: 3, 1, 2

Серторий Квинт — римский полководец: 3, 17

Сеян Луций Элий — всесильный временщик при римском императоре Тиберии, изобличённый в заговоре и казнённый: 1, 11

Сидон — портовый город на Средиземном море к югу от Бейрута: 3, 18

Силан — тесть римского императора Калигулы: 1, 5

Сицилия — остров в Средиземном море близ берегов Италии, римская провинция после завершения Первой пунической войны: 1, 3, 2; 1, 4, 1; 1, 8, 4; 2; 3, 3, 1; 6

Сократ — древнегреческий мудрец (портрет[890]): 1, 1

Сопатр — руководитель городской общины Сицилии, подвергся пытке: 2

Сосó — домашнее имя И.В.Сталина: 6

Софоний Тигелин, см. Тигелин Софоний

Спарта — город-государство в Древней Греции: 3, 7

Спартак — предводитель восстания рабов: 1, 3, 3

Спидридат — персидский воин, вступивший в поединок с Александром Македонским: 1, 11

Спикул — гладиатор, любимец римского императора Нерона: 1, 8, 3, 17

Спорус — наложник императора Нерона: 4, 1, 1

Спурий Тарпей, см. Тарпей Спурий

Сталин И.В. — лидер СССР в 1922–53 гг., создатель в стране тоталитарного режима, вдохновитель и организатор неисчислимых чудовищных злодеяний: 3, 7

Сулла Луций Корнелий — диктатор: 1, 10; 1, 8, 1; 1, 8, 3, 4; 1, 11; 6

Сульпиций, см. Публий Сульпиций Руф

Субрий Флав, см. Флав Субрий

Сципион, см. Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Младший

Талл — писец Октавиана Августа, подвергшийся издевательствам: 4, 2

Тарквиний Гордый — последний римский царь: 1, 8, 3, 12

Тарпей Луций — противник царя Ромула: 1, 2, 5

Тарпей Спурий — начальник Капитолийской крепости: 1, 2, 5

Тарпея — дочь Спурия Тарпея, предательница: 1, 2, 5

Тиберий — римский император (портрет,[891] [892]): Введение 3; 1, 2, 4; 1, 5; 1, 8, 3, 6; 1, 8, 5; 1, 10, 2; 1, 11; 2; 3, 17; 4, 1, 1; 4, 2; 5

Тибр — река, в низовьях которой расположен город Рим: 1, 4, 2; 1, 8, 3, 2; 1, 11

Тигелин Софоний — магистрат, покончивший с собой: 1, 5

Тиллий Цимбр (Кимбр), см. Туллий Цимбр (Кимбр или Кимвр)

Тинний Руф — наместник Иудеи: 1, 9, 7

Тир — финикийский город-государство на восточном побережье Средиземного моря: 3, 18

тирийцы — жители города-государства Тир: 3, 18

Тит — римский император (портрет,[893] [894]): 1, 3, 3; 1, 4, 1

Траян — римский император (портрет,[895] [896]): 1, 4, 2

Требоний — заговорщик против Юлия Цезаря: 1, 2, 2

Тулл Гостилий — римский царь: 1, 8, 3, 3

Туллий Цимбр (Кимбр или Кимвр) — заговорщик против Юлия Цезаря: 1, 2, 2

Турн Гердоний — противник римского царя Тарквиния Гордого: 1, 8, 3, 12

Умбрия — историческая область Средней Италии, заселённая умбрами: 1, 2, 3

Ургуланилла — первая жена римского императора Клавдия: 1, 5

Ургулания — бабка претора Плавтия Сильвана Марка: 1, 5

Фадий — гладиатор, казнённый Бальбом: 1, 3, 1

Фалларид (Фаларид, Фаларис) — тиран из Аграканта: 1, 3, 5

Фидена (Фидены) — город близ Рима на левом берегу Тибра: 1, 4, 2

Фидены, см. Фидена

Филипп II (Македонский) — древнегреческий государственный деятель, полководец, дипломат, отец Александра Македонского (портрет,[897] [898]): 1, 7

Филолог — вольноотпущенник, выдавший убийцам Квинта Цицерона: 4, 2

Флав Субрий — трибун преторианской когорты, обезглавленный Вейанием Нигером: 1, 2, 1

Флакк — римский наместник в Александрии: 3, 13

Фламинин Луций — сенатор, обезглавивший на пиру заключённого: 1, 2, 1

фракийцы — обитатели Фракии, страны на Балканском полуострове, между Македонией и Чёрным и Эгейским морями: 1, 8, 6

Фульвий Флакк — помощник Гракха Гая Семпрония: 1, 11

Фульвия — жена триумвира Марка Антония: 1, 11

Цезарь Гай Юлий — политический деятель, полководец, оратор, писатель, описавший свои походы (портрет,[899] [900]): 1, 2, 1; 1, 2, 2; 1, 8, 3, 2; 1, 11; 6

Цезония — жена императора Калигулы: 1, 8, 3, 5

Церцина — остров в Средиземном море, служивший местом ссылки: 3, 1, 2

Цинна Гай Гельвий — народный трибун, при погребении Цезаря по ошибке принятый толпой за Цинну Луция Корнелия и вслед за этим растерзанный: 1, 8, 3, 2

Цинна Луций Корнелий — политический противник Цезаря (хотя в убийстве его непосредственного участия не принимал): 1, 8, 3, 2

Цицерон Квинт Туллий, см. Квинт Цицерон Туллий

Цицерон Марк Туллий — оратор, писатель, политический деятель (портрет,[901] [902]): 1, 3, 1; 1, 4, 1; 1, 11

Эзоп — древнегреческий баснописец: 1, 2, 5

Элагабал, см. Гелиогабал

Эмилий Лепид, см. Лепид Эмилий

Эсквилинский холм (Эсквилин) — один из семи холмов, на котором был расположен город Рим: 1, 10, 1, 1

Эсквилинское поле — место погребений, преимущественно беднейшего населения города Рима; в части поля, свободной от погребений, производились казни: 1, 10, 1, 1

Этна — вулкан на острове Сицилия: 1, 3, 2

Этрурия — область в Италии, к северо-западу от города Рима, нынешняя Тоскана: 1, 8, 6

Эфес — город в Карии, на западном побережье Малой Азии 1, 7

Эфиопия: 1, 4, 1

Югурта — царь североафриканского племени нумидийцев, военачальник и дипломат: 1, 8, 3, 6

Юлия — дочь Октавиана Августа (портрет[903]): Введение 3

ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ

Августин Аврелий. Исповедь. Абеляр Пётр. История моих бедствий / Пер. с латин. — М.: Республика, 1992. — 335 с.

Авл Геллий. Аттические ночи // Памятники поздней античной научно-художественной литературы II–V века /;[904] Ответств. ред. М.Л.Гаспаров. — М., 1964. — С.253–292.

Аппиан Александрийский. Римская история..[905] — М.: Наука, 1998. — 726 с.; илл.

Аристофан. Комедии. В 2-т. Т. 2-й / Пер. с древнегреч.; Коммент. В.Ярхо. — М.: Искусство, 1983 (Античная драматургия. Греция). — 440 с.

Арриан.[906] Поход Александра..[907] (Античная библиотека). — СПб.: Изд-во «Алетейа», 1993. — 361 с.; портрет.

Балахванцев А.С. Комментарии // Аппиан Александрийский. Римская история..[908] — М.: Наука, 1998. — С.639–708.

Бартошек М. Римское право: Понятия, термины, определения / Пер. с чешского. — М.: Юрид. лит., 1989. — 448 с.; илл.

Библейская энциклопедия / Труд и издание архимандрита Никифора / Репринт издания 1891 г. — М.: Терра, 1990. — 902 с.; илл.

Блейер (Bleuler Е.). Руководство по психиатрии. Репринт издания 1920 г. — М.: Изд-во Независимой психиатрической ассоциации, 1993. — 542 с.; илл.

Блох И. История проституции /;[909] Cоставление А.Я.Обертынского; Художник В.С.Тер-Вартанян (серия «Библиотека библиофила»). — Ростов-на-Дону: Ред журн. «Дон», МАПРЕКОН, 1991. — 320 с.; илл.

Бобович А.С. Аннотированный указатель собственных имён, географических и этнических названий // Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / Пер. с латин.; Издание подготовили А.С.Бобович, Я.М.Боровский, Г.С.Кнабе, Е.П.Ореханова, М.Е.Сергеенко, И.М.Тронский. — М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2001. — С.899–986.

Бобович А.С. Комментарии к «Анналам» // Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / Пер. с латин.; Издание подготовили А.С.Бобович, Я.М.Боровский, Г.С.Кнабе, Е.П.Ореханова, М.Е.Сергеенко, И.М.Тронский. — М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2001. — С.809–841.

Бобович А.С. Комментарии к «Диалогу об ораторах» // Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / Пер. с латин.; Издание подготовили А.С.Бобович, Я.М.Боровский, Г.С.Кнабе, Е.П.Ореханова, М.Е.Сергеенко, И.М.Тронский. — М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2001. — С.852–857.

Боданская Н.Е., Чистяков Е.П. Комментарии // Ливий Тит. История Рима от основания Города. В 3-х т. Т. 1-й. Кн. I–X. Пер. с латин. / Сост. коммент. Н.Е.Боданская, Г.П.Чистяков (Классическая мысль). — М.: Ладомир, 2002. — С.617–701.

Бокщанин А.Г. Источниковедение Древнего Рима: Учебное пособие. — М.: Изд-во Московского ун-та, 1981. — 160 с.

Большая советская энциклопедия / Изд. 1-е. Т. 24-й / Гл. ред. О.Ю.Шмидт. — М.: Огиз РСФСР, 1932. — 799 с.; илл.

Большая советская энциклопедия / Изд. 3-е. В 30-ти т. Т. 23-й. / Гл. ред. А.М.Прохоров. — М.: Сов. энциклопедия, 1976. — 640 с.; илл.

Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия-2002. Электронная версия. — 2 CD.

Большой энциклопедический словарь. В 2-х т. Т. 2-й / Гл. ред. А.М.Прохоров. — М.: Сов. энциклопедия, 1991. — 708 с.; илл.

Ботвинник М.Н., Коган Б.М., М.Б.Рабинович, Селецкий Б.П. Мифологический словарь: Кн. для учителя. — Изд. 4-е, испр. и перераб. — М.: Просвещение, 1985. — 176 с.; илл.

Булгаков М.А. «Я хотел служить народу…»: Проза. Пьесы. Письма. Образ писателя. — М.: Педагогика, 1991. — 736 с.; илл.

Булгаков С.Н. Карл Маркс как религиозный тип // Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество / Сост., вступ. ст., коммент. С.М.Половинкина. (Мыслители России). — М.: Русская книга, 1992. — С.54–105.

Вардиман Е. Женщина в древнем мире / Пер. с нем. М.С.Харитонова; Послесл. А.А.Висагина. — М.: Наука (Главн. ред. восточн. лит-ры), 1990. — 335 с.; илл.

Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. Репринт 5-го издания 1899 г. — М.: Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина, 1991. — 1370 с.

Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. с латин. Вступит. статья М.Л.Гаспарова; Коммент. И.Старостиной, Е.Рабинович; Художн. Б.Маркевич (Б-ка античной лит-ры). — М.: Худож. лит-ра, 1979. — 550 с.

Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима / Пер. с польск. В.К.Ронина. — М: Высш. шк., 1988. — 496 с.; илл.

Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[910] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[911] — М.: Наука, 1992. — 384 с.

Вулих Н.В. Овидий. — М.: Мол. гвардия. — ЖЗЛ; Соратник, 1996. (Жизнь замечат. людей. Сер. биограф.; Вып. 732). — 280[912] с.; илл.

Высокий М.Ф. Комментарии // Геродиан. История императорской власти после Марка /.[913] — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1996. — С.177–263.

Высоцкий В.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1-й: Песни. Изд. 6-е, исправл. / Предисл. С.В.Высоцкого; Подгот. текста и коммент. А.Е.Крылова. — Екатеринбург: Уральский торговый дом «Посылторг», 1994. — 640 с.

Гаврилов А., Гаспаров М., Ковалёва И., Петровский Ф., Солопов А. Комментарии // Римская сатира: Пер. с латин. / Сост. и научн. подгот. текста М.Гаспарова; Предисл. В.Дурова; Коммент. А.Гаврилова, М.Гаспарова, И.Ковалёвой, Ф.Петровского, А.Солопова; Худож. Н.Егоров (Б-ка античной лит-ры). — М.: Худож. лит., 1989. — С.433–542.

Гаспаров М.Л. Вергилий — поэт будущего // Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. с латин. Вступит. статья М.Л.Гаспарова; Коммент. И.Старостиной, Е.Рабинович; Художн. Б.Маркевич (Б-ка античной лит-ры). — М.: Худож. лит-ра, 1979. — С.5–34.

Гаспаров М.Л. Послесловие // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[914] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[915] — М.: Наука, 1992. — С.326–329.

Гаспаров М.Л. Светоний и его книга // Светоний Г.Т. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. с латин., предисл. и послесл. М.Л.Гаспарова. — Худож. лит., 1990. — С.224–240.

Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории / Пер.[916] А.М.Водена;.[917] — СПб.: Наука, 1993. — 477 с.

Геродиан. История императорской власти после Марка /.[918] — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1996. — 270 с.; илл.

Геродот. История в девяти книгах / Пер.[919] и примеч. Г.А.Стратановского;.[920] — М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1993. — 599 с.

Гиббон Эдуард. История упадка и разрушения Великой Римской империи: Закат и падение Римской империи. В 7-ми т. Т. 1-й / Пер. с англ. — М.: ТЕРРА, 1997. — 640 с.

Гиббон Эдуард. История упадка и разрушения Великой Римской империи: Закат и падение Римской империи. В 7-ми т. Т. 2-й / Пер. с англ. — М.: ТЕРРА, 1997. — 576 с.

Гиро Поль. Частная и общественная жизнь римлян.[921]/ Пер. с франц. под ред. С.П.Моравского; Пред. и научн. редакция А.А.Новикова (Античн б-ка). — СПб.: Алетейя, 1995. — 592 с.; илл.

Гладкий В.Д. Древний мир: Энциклопедический словарь. — М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001. — 975 с.; илл.

Голубцова Е.С. Мировоззрение горожанина и крестьянина Малой Азии в I–III вв. // Культура Древнего Рима. В 2-х т. Т. 2-й / Отв. ред. докт. ист. н. Е.С.Голубцова — М.: Наука, 1985. — С.303–355.

Гольденберг В.А. Очерки по истории Римской империи в I в. н. э. Гражданская война 69 г. н. э. — Харьков: Изд-во Харьковского госуд. ун-та, 1958. — 118 с.

Гомер. Илиада / Пер. с древнегреч. Н.Гнедича; Примеч. М.Томашевской; Худож. Д.Бисти. — М.: Худож. лит-ра, 1987. — 383 с.; илл.

Гончаров А.А. Техника и мёртвое // Символы в культуре.[922]/ Ответств. ред. В.В.Савчук. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1992. — С.115–129.

Горенштейн В.О. Гай Саллюстий Крисп // Саллюстий Гай Крисп. Сочинения / Пер. с латин., статья и комментарии В.О.Горенштейна. — М.: Наука, 1981. — с.148–164.

Горенштейн В.О. Комментарии // Саллюстий Гай Крисп. Сочинения / Пер. с латин., статья и комментарии В.О.Горенштейна. — М.: Наука, 1981. — С.165–213.

Горенштейн В.О. Примечания // Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях / Издание подготовили В.О.Горенштейн, М.Е.Грабарь-Пассек и С.Л.Утченко. — М.: Наука, 1993. — С. 192–236.

Горенштейн В.О. Примечания // Цицерон. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М.Бруту.[923] Т. 3-й. Годы 46–43 / Пер. с латин. и коммент. В.О.Горенштейна. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — С.525–681.

Горенштейн В.О., Грабарь-Пассек М.Е. Примечания // Цицерон. Речи. В 2-х т. Т. 1-й. Годы 81–63 до н. э. Пер. с латин. О.В.Горенштейна / Издание подготовили В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек; Отв. ред. М.Е.Грабарь-Пассек. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — С.388–441.

Горенштейн В.О., Грабарь-Пассек М.Е. Примечания // Цицерон. Речи. В 2-х т. Т. 2-й. Годы 62–43 до н. э. Пер. с латин. О.В.Горенштейна / Издание подготовили В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек; Отв. ред. М.Е.Грабарь-Пассек. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — С.333–398.

Грейвз Роберт. Я, Клавдий: Роман / Пер. с англ. Г.Островской; Вступ. ст. Н.Дьяконовой; Коммент. И.Левинской. — Ленинград: Худож. лит-ра, 1990. — 512 с.; илл.

Грималь П. Цицерон / Вст. ст. Г.С.Кнабе; Пер. с франц. Г.С.Кнабе, Р.Б.Сашиной. — М.: Мол. гвардия, 1991 (Жизнь замечат. людей. Сер. биограф.; Вып. 717). — 544 с.; илл.

Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. — М.: Мишель и Ко, 1993. — 499 с.

Гумилёв Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. — М.: Экопрос, 1993. — 544 с.; илл.

Гуревич А.Я. Послесловие: Жак Ле Гофф и «Новая историческая наука» во Франции // Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с франц.;[924] Общ. редакция Ю.Л.Бессмертного; Послесл. А.Я.Гуревича. — М.: Издательская группа «Прогресс, Прогресс-Академия», 1992. — С.352–373.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа / Сост., послесловие и комментарии С.А.Вайгачева. (Историко-литературный архив). — М.: Книга, 1991. — 574 с.

Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь: Около 200 000 слов и словосочетаний. — Изд. 6-е, стереотип. — М.: Русский язык, 2000. — 846 с.

Державин Г.Р. Сочинения / Сост., биограф. очерк и коммент. И.И.Подольский; Илл. и оф. Е.Е.Мухановой и Л.И.Волчека. — М.: Правда, 1985. — 576 с.; илл.

Доватур А.И., Сергеенко М.Е. Примечания // Плиний Младший. Письма Плиния Младшего. Книги I–X / Пер. с латин.; Издание подготовили М.Е.Сергеенко, А.И.Доватур. Изд. 2-е, перераб. — М.: Наука, 1983. — С.286–390.

Дождев Д.В. Римское частное право: Учебник для юридич. вузов и факультетов / Под общей ред. чл. — корр. РАН, д. юр. н., проф. В.С.Нерсесянца. Изд. 2-е, изм. и доп. — М.: Издательская группа НОРМА—ИНФРА-М, 1999. — 784 с.

Дуров В.С. Марциал и его поэзия // Марциал Марк Валерий. Эпиграммы /[925] (Античная б-ка). — СПб.: АО «Комплект», 1994. — С.5–14.

Дуров В.С. «Муза, идущая по земле» // Римская сатира: Пер. с латин. / Сост. и научн. подгот. текста М.Гаспарова; Предисл. В.Дурова; Коммент. А.Гаврилова, М.Гаспарова, И.Ковалёвой, Ф.Петровского, А.Солопова; Худож. Н.Егоров (Б-ка античной лит-ры). — М.: Худож. лит., 1989. — С.5–30.

Дуров В.С. Художественная историография Древнего Рима. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1993. — 144 с.

Еврейская энциклопедия: Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем. В 16-ти т. Т. 11-й / Репринт издания Общества для научных еврейских изданий и Издательства Брокгауз-Ефрон. — М.: Терра, 1999. — 959 с.; илл.

Егер Оскар. Всемирная история. В 4-х т. Т. 1-й. Древний мир / Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: ООО «Издательство Аст»: СПб.: ООО «Издательство Полигон», 2001. — 664 с.; илл.

Есенин С.А. Собрание сочинений. В 2-х т. Т. 1-й. Стихотворения, поэмы / Слово о поэте Ю.В.Бондарева; Сост., вступ. ст. и коммент. Ю.Л.Прокушева. — М.: Сов. Россия: Современник, 1992. — 480 с.; портр.

Илюшечкин В.Н. Отражение социальной психологии низов в античных романах // Культура Древнего Рима. В 2-х т. Т. 2-й / Отв. ред. докт. ист. н. Е.С.Голубцова — М.: Наука, 1985. — С.79–107.

Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев; Золотой телёнок. — М.: Худож. лит., 1986. — 495 с.; илл.

Институции Юстиниана / Пер. с латин. Д.Расснера; Под ред. Л.Л.Кофанова, В.А.Томсинова (Серия «Памятники римского права»). — М.: Зерцало, 1998. — 400 с.

Иосиф Флавий. Иудейская война / Пер. с нем., введение и примечания Я.Л.Чертока. Репринт издания 1900 г. — М.: Орёл, 1991. — XIV с. + 530 с. + VIII c. + VIII c.

История Древнего мира. Древний Рим / Бадак А.Н., Войнич И.Е., Волчек Н.М. и др. — Минск: Харвест, 1998. — 864 с.; илл.

История Древнего Рима / Состав. К.В.Паневин. — СПб.: Полигон, 1998. — 894 с.; илл.

Каган Ю.М. О латинских словах, обозначающих одежду // Быт и история в античности. — М.: Наука, 1988. — С.127–142.

Касаткина С. [926]// Фейхтвангер Лион. Иудейская война: Роман / Пер.[927] В.Станкевич; Коммент. Н.Касаткиной; Худож. Н.Энтина. — М.: Изд-во «Книжная палата», 1993. — С.336–348.

Катулл Валерий. [928]// Катулл Валерий. Тибулл Альбий. Проперций Секст.[929]/ Предисловие и редакция переводов Ф.А.Петровского; Коммент. Е.Берковой (Б-ка антич. лит-ры). — М.: Госуд. изд-во худож. лит-ры, 1963. — С.19–156.

Катулл. Избранная лирика / Пер. с латинск. и примеч. Максима Амелина; Илл. Инги Аксёновой. Изд. 2-е, исправл. — СПб.: Алетейя, 1999. — XV с. + 299 с.; илл.

Каутский К. Происхождение христианства / Пер. с нем. — М.: Политиздат, 1990. — 463 с.

Кац А. Евреи. Христианство. Россия. — Тюмень — СПб., 1996. — Электронная версия.

Керлот Хуан Эдуардо. Словарь символов /;[930] Ответств. ред. С.В.Пролеев. — М.: REFL-book, 1994. — 608 с.; илл.

Кистяковский А.Ф. Исследование о смертной казни. — Тула: Автограф, 2000. — 272 с.

Кнабе Г.С. История. Быт. Античность // Быт и история в античности. — М.: Наука, 1988. — С.6–17.

Кнабе Г.С. Категория престижности в жизни Древнего Рима // Быт и история в античности. — М.: Наука, 1988. — С.143–169.

Кнабе Г.С. Рим Тита Ливия — образ, миф и история // Ливий Тит. История Рима от основания города. В 3-х т. Т. 3-й. Кн. XXXIV–XLV. Сост. и комм. Ф.М.Михайловский, В.М.Смирнов. — М.: Ладомир, 2002. — С.647–708.

Кнабе Г.С. Корнелий Тацит. (Время. Жизнь. Книги). — М.: Наука, 1981 (Научные биографии). — 208 с.

Колосовская Ю.К. Римский провинциальный город, его идеология и культура // Культура Древнего Рима. В 2-х т. Т. 2-й. — М.: Наука, 1985. — С.167–257.

Кораблёв[931] И.Ш. Ганнибал /;[932] Вступит. статья С.Ю.Янгулова. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. — 608 с.

Корнелий Непот. О знаменитых иноземных полководцах; Из книги о римских историках / Пер. с латин. и коммент. Н.Н.Трухиной. — М.: Изд-во Московского государственного ун-та, 1992. — 208 с.

Кругосвет-2001. Энциклопедия. Электронная версия. — 1 СD.

Крысин Л.П. Толковый словарь иностранных слов. Электронная версия // Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия-2002. — 2 CD.

Кузищин В.И. Очерки по истории земледелия Италии II в. до н. э. — I в. н. э. — М.: Изд-во Московского госуд. ун-та, 1966. — 309 с.

Кулакова Л.А. Символика античных мистерий // Символы в культуре.[933]/ Ответств. ред. В.В.Савчук. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1992. — С.3–20.

Культура Древнего Рима. В 2-х т. Т. 2-й / Отв. ред. докт. ист. н. Е.С.Голубцова. — М.: Наука, 1985. — 397 с.

Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима / Пер. с польск. В.К.Ронина. — М.: Высш. школа, 1990. — 351 с.; илл.

Лаврин А.П. Хроники Харона: Энциклопедия смерти. — М.: Моск. Рабочий, 1993. — 511 с.; илл.

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с франц.;[934] Общ. редакция Ю.Л.Бессмертного; Послесл. А.Я.Гуревича. — М.: Издательская группа «Прогресс, Прогресс-Академия», 1992. — 276 с.

Ливий Тит. История Рима от основания Города. В 3-х т. Т. 1-й. Кн. I–X. Пер. с латин. / Сост. коммент. Н.Е.Боданская, Г.П.Чистяков (Классическая мысль). — М.: Ладомир, 2002. — 702 с.

Ливий Тит. История Рима от основания Города. В 3-х т. Т. 2-й. Кн. XXI–XXXIII. Пер. с латин. / Сост. коммент. В.М.Смирин, Г.П.Чистяков, Ф.А.Михайловский (Классическая мысль). — М.: Ладомир, 2002. — 811 с.

Ливий Тит. История Рима от основания Города. В 3-х т. Т. 3-й. Кн. XXXIV–XLV. Пер. с латин. / Сост. коммент. Ф.А.Михайловский, В.М.Смирин (Классическая мысль). — М.: Ладомир, 2002. — 797 с.

Лившиц Г.М. Классовая борьба в Иудее и восстания против Рима. К проблеме социально-экономического строя римских провинций. — Минск: Изд-во Белорусского госуд. ун-та, 1957. — 435 с. + 2 карты.

Лившиц Г.М. Социально-политическая борьба в Риме 60-х гг. I в. до н. э. и заговор Катилины. — Минск: Изд-во Белорусского госуд. ун-та, 1960. — 207 с.

Лопатин В.В., Лопатина Л.Е. Малый толковый словарь русского языка: Ок. 35 000 слов. — Изд. 2-е, стер. — М.: Русский язык, 1993. — 704 с.

Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. — М.: Мол. гвардия, 1993 (Жизнь замечат. людей. Сер. биограф.; Вып. 723). — 383[935] с.; илл.

Лубченков Ю., Романов В. Любовь и власть: Исторические миниатюры. Т. 1-й. — Вильнюс, 1991. — 253 с.; илл.

Лукан Марк Анней. Фарсалия, или Поэма о гражданской войне / Пер. с латин. Л.Е.Остроумова; Редакция, статья и коммент. Ф.А.Петровского / Репринт издания 1951 г. — М.: Научно-издательский центр «Ладомир» — Наука, 1993. — 348 с.

Лукиан. Избранная проза / Пер. с древнегреч. Сост., вступ. статья, коммент. И.Нахова; Илл. В.Носкова-Нелюбова. — М.: Правда, 1991. — 720 с.; илл.

Луцилий..[936] Перевод Е.Рабинович // Римская сатира: Пер. с латин. / Сост. и научн. подготовка текста М.Гаспарова; Предисл. В.Дурова; Коммент. А.Гаврилова, М.Гаспарова, И.Ковалёвой, Ф.Петровского, А.Солопова; Худож. Н.Егоров (Б-ка античной лит-ры). — М.: Худож. лит., 1989. — С.346–388.

Ляпустин Б.С. Женщины в ремесленных мастерских Помпей // Быт и история в античности. — М.: Наука, 1988. — С.69.

Ляпустина Е.В. Послесловие // Хёфлинг Гельмут. Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима / Пер. с нем. М.С.Осиповой; Послесл. и коммент. Е.В.Ляпустиной. — М.: Мысль, 1992. — 271 с.

Мазуркевич С.А. Энциклопедия заблуждений. История. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. — 464 с., илл.

Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию / Изд. 2-е, измен. и доп.; Сост. и вступ. статья Ю.П.Сенокосова. — М.: Издательская группа «Прогресс»; фирма «Культура». — 415 с.

Маркиш С.П. Комментарий // Апулей. Апология. Метаморфозы. Пер. М.А.Кузмина и С.П.Маркиша. — М.: Изд-во АН СССР, 1959. — С.377–434.

Маркс Энтони, Тинджей Грэхэм. Римляне / Пер. с англ. А.М.Голова. — М.: Росмэн, 1993. — 96 с.; илл.

Марциал Марк Валерий. Эпиграммы /[937] (Античная б-ка). — СПб.: АО «Комплект», 1994. — 448 с.

Машкин Н.А. Принципат Августа. Поисхождение и социальная сущность. — М.: Изд-во АН СССР, 1949. — 686 с.; илл.

Маяковский В.В. Сочинения в 2-х томах. Т. 2-й / Сост. Ал. Михайлов; Примеч. А.Ушакова. — М.: Правда, 1988. — 768 с.

Межерицкий Я.Ю. Iners otium // Быт и история в античности. — М.: Наука, 1988. — С.41–68.

Минцлов С.Р. За мёртвыми душами / Подгот. текста, послесл. и примеч. А.В.Блюма; Худож. А.К.Яцкевич. — М.: Книга, 1991. — 399 с., илл.

Мифологический словарь: Кн. для учителя / М.Н.Ботвинник, Б.М.Коган, М.Б.Рабинович, Б.П.Селецкий. — Изд. 4-е, испр. и перераб. — М.: Просвящение, 1985. — 176 с.; илл.

Моммзен Теодор. История Рима. — СПб.: Лениздат, 1993. — 269 с.

Моммзен Теодор. История Рима. Тт. 1–3, 5 / Т. 1-й: До битвы при Пидне. — СПб.: Наука; Ювента, 1999. — 733 с.

Наврозов Лев. К вопросу о распятии Христа. — Известия, 1992, 28 авг. — С.5.

Народы России: Энциклопедия / Гл. ред. В.А.Тишков. — М.: Большая российская энциклопедия, 1994. — 479 с.; илл.

Немировский А.И. История древнего мира: Античность: Учеб. для студ. высш. учеб. заведений. В 2-х ч. Ч. 1-я. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000. — 448 с.; илл.

Немировский А.И. История древнего мира: Античность: Учеб. для студ. высш. учеб. заведений. В 2-х ч. Ч. 2-я. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000. — 480 с.; илл.

Немировский А.И. История раннего Рима и Италии. Возникновение классового общества и государства. — Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1962. — 297 с.; илл.

Немировский А.И. Рождение Клио: у истоков исторической мысли. — Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1986. — 350 с.

Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Луций Анней Флор — историк Древнего Рима. — Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1977. — 167 с.

Никитский О.Д., Любжин А.И. Примечания // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[938] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[939] — М.: Наука, 1992. — С.330–381.

Никифоров Б.С. Латинская юридическая фразеология. — М.: Юрид. лит., 1979. — 264 с.

Нюстрем Эрик. Библейский словарь / Пер. со шведск. Под ред. И.С.Свенсона. Изд. исправл. — Торонто: Мировая христианская миссия, 1982. — 522 с.; илл.

Овидий. Элегии и малые поэмы. Пер с латин. Сост. и предисл. М.Л.Гаспарова. Коммент. и ред. переводов М.Л.Гаспарова и С.А.Ошерова. — М.: Худож. лит., 1973. — 528 с.

Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 72 500 слов 7 500 фразеол. выражений / Российская АН, Ин-т рус. яз.; Российский фонд культуры. — М.: Азъ Ltd., 1992. — 960 с.

Омельченко О.А. Всеобщая история государства и права: Учебник. В 2-х т. Том 1-й. — М., Остожье, 1998. — 512 с.

Омельченко О.А. Римское право: Учебник. Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: ТОН—Остожье, 2000. — 208 с.

Ореханова Е.П. Комментарии к «Истории» // Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / Пер. с латин.; Издание подготовили А.С.Бобович, Я.М.Боровский, Г.С.Кнабе, Е.П.Ореханова, М.Е.Сергеенко, И.М.Тронский. — М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2001. — С.857–893.

Павлов А.А. Греческая paiderast…a и античный полис: миф, реальность, философия // Адам и Ева: Альманах гендерной истории / Под ред. Л.П.Репиной. — № 1. — М.: ИВИ РАН, 2001. — С.165–190.

Памятники римского права: Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. — М.: Зерцало, 1997. — 608 с.

Петрова Е. Подайте мафии копеечку! // Мегаполис экспресс, 13 авг. 2001, № 32, с.17.

Петровский Ф.А. Комментарии // Гораций. Полное собрание сочинений / Пер. с латин. под ред и примечаниями Ф.А.Петровского; Вступит. статья В.Я.Каплинского. — Academia: М.—Л., 1936. — С. XX + 357–447.

Петроний Арбитр. Сатирикон / Репринт издания 1924 г. — М.: Совместное советско-западногерманское издательское предприятие «Вся Москва». — 240 с.

Плавт. Избранные комедии.[940]/ Пер. с латин. А.В.Артюшкова под ред. и с примеч. М.М.Покровского. Вступит. статья и введения к комедиям Н.Ф.Дератани. — М.: Academia, 1933. — 608 с.; илл.

Плавт. Избранные комедии. [941]/ Пер. с латин. А.В.Артюшкова под ред. и с примеч. М.М.Покровского. Вступит. статья и введения к комедиям Н.Ф.Дератани. — М.: Academia, 1937. — 387 с.; илл.

Плиний Младший. Письма Плиния Младшего. Книги I–X / Пер. с латин; Издание подготовили М.Е.Сергеенко, А.И.Доватур. Изд. 2-е, перераб. — М.: Наука, 1983. — 405 с.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3-х т. Т. 1-й / Пер. с древнегреч. С.П.Маркиша и С.И.Соболевского; Вступит. статья М.И.Соболевского; Примеч. С.П.Маркиша и С.И.Соболевского. — СПб., Кристалл, 2001. — 670 с.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3-х т. Т. 2-й / Пер. с древнегреч. С.С.Аверинцева, М.Н.Ботвинника, А.П.Каждана, К.П.Лампсакова, Т.А.Миллер, С.П.Маркиша, С.А.Ошерова, Е.В.Пастернак, В.В.Петуховой, И.А.Перельмутера, М.Е.Сергеенко, В.М.Смирина, С.И.Соболевского, Г.А.Стратановского, Л.А.Фрейнберг; Примеч. С.П.Маркиша. — СПб., Кристалл, 2001. — 734 с.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3-х т. Т. 3-й / Пер. с древнегреч. и примеч. С.П.Маркиша. — СПб., Кристалл, 2001. — 670 с.

Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени // Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени / Сост. С.А.Ростуновой; Вступит. ст. А.П.Ланщикова. (Мыслители России). — М.: Русская книга, 1993. — С.31–58.

Покровский М.М. Примечания к тексту // Цезарь. Записки Юлия Цезаря и его подражателей. Ред. и коммент. академика М.М.Покровского. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1948. — С.481–512.

Полибий. Всеобщая история.[942] Т. 1-й[943]/.[944] — СПб.: Наука; Ювента, 1894. — 496 с.

Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Т. 2-й. Книги VI–XXV / Пер. с[945] греч. Ф.Г.Мищенко, с его предисл., примеч., указателем, картами. — СПб.: Наука; Ювента, 1895. — 421 с.

Политология: Краткий словарь / Басенко Н.А., Доманов В.Г., Запрудский Ю.Г. и др. — Ростов-на-Дону: Феникс, 2001 (Словари XXI века). — 448 с.

Проперций Секст. Элегии / Перевод с латин. Льва Остроумова // Катулл Валерий. Тибулл Альбий. Проперций Секст.[946]/ Предисловие и редакция переводов Ф.А.Петровского; Коммент. Е.Берковой (Б-ка антич. лит-ры). — М.: Госуд. изд-во худож. лит-ры, 1963. — С.247–454.

Пушкин А.С. «Альфонс садится на коня…» // Собрание сочинений в 10-ти т. Т. 2-й / Под общей ред. Д.Д.Благого, С.М.Бонди, В.В.Виноградова, Ю.Г.Оксмана. — М.: Госуд. изд-во художеств. лит-ры, 1959. — С.646–647.

Пушкин А.С. Замечания на «Анналы» Тацита // Собрание сочинений в 10-ти т. 7-й / Под общей ред. Д.Д.Благого, С.М.Бонди, В.В.Виноградова, Ю.Г.Оксмана. — М.: Госуд. изд-во художеств. лит-ры, 1962. — С.233–236.

Пушкин А.С. Подражание арабскому // Собрание сочинений в 10-ти т. Т. 2-й / Под общей ред. Д.Д.Благого, С.М.Бонди, В.В.Виноградова, Ю.Г.Оксмана. — М.: Госуд. изд-во художеств. лит-ры, 1959. — 799 с.; илл.

Пушкин А.С. Скупой рыцарь // Собрание сочинений в 10-ти т. Т. 4-й / Под общей ред. Д.Д.Благого, С.М.Бонди, В.В.Виноградова, Ю.Г.Оксмана. — М.: Госуд. изд-во художеств. лит-ры, 1960. — С.301–320.

Ранович А.Б. Восточные провинции Римской империи в I–III вв. — М.: Изд-во АН СССР, 1949. — 263 с.

Рашковский Е.Б. Читаем Тойнби…// Тойнби Арнольд Джозеф. Постижение истории / Пер. с англ.; Сост. А.П.Огурцов; Вступ. статья В.И.Уколовой; Заключит. статья Е.Б.Рашковского. — М.: Прогресс, 1991. — С.643–654.

Романенко Ю.М. Вода: миф и реальность // Символы в культуре.[947]/ Ответств. ред. В.В.Савчук. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1992. — С.67–77.

Рыжов К.В. Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия. — М.: Вече, 2002. — 576 с.; илл.

Саллюстий Гай Крисп. Сочинения / Пер. с латин., статья и комментарии В.О.Горенштейна. — М.: Наука, 1981. — 220 с.; вклейка.

Свасьян К.А. Освальд Шпенглер и его реквием по Западу // Шпенглер Освальд. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность / Пер. с нем., вступ. статья и примеч. К.А.Свасьяна. — М.: Мысль, 1993. — С.5–122.

Светлейший муж Вулканий Галликан. Авидий Кассий // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[948] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[949] — М.: Наука, 1992. — С.55–62.

Светлов Р.В. Древняя языческая религиозность..[950] — СПб.: Изд-во Высших гуманитарных курсов,[951] 1993. — 136 с.

Светоний Гай Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. с латин., предисл. и послесл. М.Л.Гаспарова. — Худож. лит., 1990. — 255 с.

Светоний Гай Транквилл. О знаменитых людях // Памятники поздней античной научно-художественной литературы II–V века /;[952] Ответств. ред. М.Л.Гаспаров. — М., 1964. — С.225–237.

Сенека Л.А. Нравственные письма к Луцилию /;[953] Издание подготовил С.А.Ошеров. — М.: Наука, 1977. — 383 с.

Сенкевич Генрик. Quo vadis: Роман / Пер. с польск. Е.Лысенко; Послесл. и примеч. А.Столярова // Сенкевич Генрик. Собрание сочинений в 9-ти т. Т. 8-й. — М.: Худож. лит., 1985. — 447 с.

Серафим Слободской. Закон Божий для семьи и школы. Изд. 2-е, испр. и доп. — Jordanville: Типография преп. Иова Почаевского, 1967. — 722 с.; илл.

Сергеенко М.Е. Жизнь Древнего Рима. Очерки быта. — М.—Л.: Наука, 1964. — 335 с.; илл.

Сергеенко М.Е. Указатель собственных имён // Плиний Младший. Письма Плиния Младшего. Книги I–X / Пер. с латин.; Издание подготовили М.Е.Сергеенко, А.И.Доватур. Изд. 2-е, перераб. — М.: Наука, 1983. — С.286–390.

Скрипилёв Е.Л. Основы римского права. Конспект лекций. — М.: ОСЬ-89, 1998. — 208 с.

Смирин В.М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян // Культура древнего Рима. В 2-х томах. Том 2-й. — М.: Наука, 1985. — С. 5–78.

Смирнова И.М. Мистика чисел, камней, знаков: из жизни суеверий. — М.: Кооператив «Интеграция», 1992. — 207 с.; илл.

Соболевский С.И., Маркиш С.П. Примечания // Плутарх. Сравнительные жизнеописания, т. 1 / Пер. с древнегреч. С.П.Маркиша и С.И.Соболевского; Вступит. статья М.И.Соболевского; Примеч. С.П.Маркиша и С.И.Соболевского. — СПб., Кристалл, 2001. — С.629–670.

Современный словарь иностранных слов. — М.: Русский язык, 1993. — 740 с.

Современный словарь иностранных слов: толкование, словоупотребление, словообразование, этимология / Л.М.Баш, А.В.Боброва и др. — М.: Цитадель, 2000. — 928 с.

Словарь античности / Пер. с нем. — М.: Прогресс, 1989. — 704 с.; илл.

Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). В 10-ти т. Т. 4-й (изживати — моление) / АН СССР. Ин-т рус. яз. Гл. ред. Р.И.Аванесов. — М.: Русский язык, 1988. — 559 с.

Словарь русского языка. В 4-х т. Т. 2-й (К—О) / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А.П.Евгеньевой. — Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Русский язык, 1982. — 736 с.

Словарь русского языка XI–XVIII в. Вып. 7. (К — крагуярь) / АН СССР, Ин-т рус. яз. / Гл. ред. Ф.П.Филин. — М.: Наука, 1980. — 403 с.

Словарь современного русского литературного языка. В 17-ти т. Т. 5 (И—К). — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1956. — 1926 с.

Смирин В.М., Чистяков Г.П., Михайловский Ф.А. Комментарии // Ливий Тит. История Рима от основания Города. В 3-х т. Т. 2-й. Кн. XXI–XXXIII. Пер. с латин. / Сост. коммент. В.М.Смирин, Г.П.Чистяков, Ф.А.Михайловский (Классическая мысль). — М.: Ладомир, 2002. — С.682–808.

Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка. Репринтное издание. Т. 1-й, ч. 2-я. (Е—К). — М.: Книга, 1989. — 1420 с.

Старославянский словарь (по рукописям X–XI веков): Около 10 000 слов / Э.Благова, Р.М.Цейтлин, С.Геродес и др. Под ред. Р.М.Цейтлин, Р.Вечерки и Э.Благовой. — М.: Рус. яз., 1994. — 842 с.

Старостина Н., Рабинович Е. Комментарии // Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида / Пер. с латин.; Вступ. статья М.Л.Гаспарова. — М.: Худож. лит., 1979. — С.453–548.

Страбон. География в 17 книгах / Пер.,[954] статья и комм. Г.А.Стратановского. Под общей ред. проф. С.А.Утченко. Редактор перевода проф. О.О.Крюгер. — Б.м.и.: Наука, 1964. — 941 с.

Стратановский Г.А. Примечания // Геродот. История в девяти книгах / Пер.[955] и примеч. Г.А.Стратановского;.[956] — М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1993. — С.501–545.

Стратановский Г.А. Примечания // Фукидид. История / Пер. с древнегреч., примеч, указат. имён и географич. названий, научн. статья Г.А.Стратановского. (Классики исторической мысли) — М.: Ладомир; ООО Фирма «Издательство АСТ», 1999. — С.577–690.

Стратановский Г.А. Указатель собственных имён, географических названий и этнических групп // Геродот. История в девяти книгах / Пер.[957] и примеч. Г.А.Стратановского; Ответств. редактор С.Л.Утченко. — М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1993. — С.547–599.

Сурков А. Песня о Сталине // О Ленине и Сталине: Сборник для детей. — М.—Ленинград: Госуд. изд-во детской лит-ры Министерства просвещения РСФСР, 1952. — С.46–47; портр.

Тайлор Э.Б. Первобытная культура / Пер. с англ. — М.: Политиздат, 1989. — 573 с.

Тайна римского Колизея / Пер. с англ. А.Лактионова. — М.: Эгмонт Россия Лтд., 1998. — 32 с.; илл.

Тальберг Н. История христианской церкви. — М.— Нью-Йорк: Интербук; Астра, 1991. — 352 с. + 140 с.

Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / Пер. с латин.; Издание подготовили А.С.Бобович, Я.М.Боровский, Г.С.Кнабе, Е.П.Ореханова, М.Е.Сергеенко, И.М.Тронский. — М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2001. — 992 с.

Теренций. Комедии / Пер. с латин. А.В.Артюшкова; Вступит. статья и коммент. В.Ярхо; Худож. В.Носков (Б-ка антич. лит-ры) — М.: Худож. лит-ра, 1985. — 574 с.; илл.

Тибулл Альбий. Элегии // Катулл Валерий. Тибулл Альбий. Проперций Секст.[958]/ Предисловие и редакция переводов Ф.А.Петровского; Коммент. Е.Берковой (Б-ка антич. лит-ры). — М.: Госуд. изд-во худож. лит-ры, 1963. — С.159–244.

Тойнби Арнольд Джозеф. Постижение истории / Пер. с англ.; Сост. А.П.Огурцов; Вступ. статья В.И.Уколовой; Заключит. статья Е.Б.Рашковского. — М.: Прогресс, 1991. — 736 с.

Томашевская М. Плутарх // Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1-й. Пер. с древнегреч. / Сост. и прим. М.Н.Томашевской; Ил. Вл. Медведева. — М.: Правда, 1990. — С.5–24.

Толковый словарь русского языка. В 4-х т. Т. 1-й (А — кюрины) / Под ред. Д.Н.Ушакова. — М.: Госуд. изд-во иностранных и национальных словарей, 1935. — 1562 с.

Тронский И.М. Историческая грамматика латинского языка; Общеиндоевропейское языковое состояние (вопросы реконструкции). Изд. 2-е, доп. / Отв. ред. Н.Н.Казанский. — М.: Индрик, 2001. — XIII + 576 c.

Тронский И.М. Корнелий Тацит // Тацит Корнелий. Анналы. Малые произведения. История / Пер. с латин.; Издание подготовили А.С.Бобович, Я.М.Боровский, Г.С.Кнабе, Е.П.Ореханова, М.Е.Сергеенко, И.М.Тронский. — М.: ООО «Издательство АСТ»; «Ладомир», 2001. — С.766–808.

Уголовный кодекс РСФСР (с комментариями). — М.: Товарищество «Российские промышленники», 1992. — 656 с.

Утченко С.Л. Цицерон и его время / Изд. 2-е. — М.: Мысль, 1986. — 352 с.

Учение. Пятикнижие Моисеево / Пер., введение и коммент. И.Ш.Шифмана. — М.: Республика, 1993. — 335 с.

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х т. Т. 2-й (Е — Муж) / Пер. с нем. и доп. О.Н.Трубачёва / Изд. 2-е, стер. — М.: Прогресс, 1986. — 672 с.

Фёдорова Е.В. Императорский Рим в лицах / Изд. 2-е, испр. и доп. — Смоленск: Инга, 1995. — 416 с.; илл.

Фейхтвангер Лион. Иудейская война: Роман / Пер.[959] В.Станкевич; Коммент. Н.Касаткиной; Худож. Н.Энтина. — М.: Изд-во «Книжная палата», 1993. — 352 с.

Фейхтвангер Лион. Лже-Нерон: Роман / Пер. с нем. И.А.Горкиной, Р.А.Розенталь; Послесл. С.Ошерова. — Ташкент: Изд-во «Узбекистан», 1991. — 335 с.

Флавий Вописк Сиракузянин. Божественный Аврелиан // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[960] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[961] — М.: Наука, 1992. — С.266–289.

Флавий Вописк Сиракузянин. Фирм, Сатурнин, Прокул и Бонз, то есть Четвёрка тиранов // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[962] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[963] — М.: Наука, 1992. — С.311–317.

Флор Луций Анней. Луция Аннея Флора две книги эпитом римской истории обо всех войнах за семьсот лет /[964]// Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Луций Анней Флор — историк Древнего Рима. — Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1977. — С.41–162.

Фролов Э.Д. Примечания // Андокид. Речи, или История святотацев (с приложением параллельных свидетельств о процессе разрушителей герм в Афинах в 415 г. до н. э.) / Пер.[965] и коммент. Э.Д.Фролова (Античная библиотека). — СПб.: Изд-во «Алетейа», 1996. — С.196–221.

Фоняков И. Когда родился Христос? — Литературная газета, 1991, 1 мая. — С.15.

Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции / Авторы очерка о Фрейде Ф.В.Бассин и М.Г.Ярошевский. — М.: Наука, 1989. — 456 с.

Фрейд З. Тотем и табу // Фрейд З. «Я и Оно»: Труды разных лет. Кн. 1-я / Пер. с нем. — Тбилиси: Мерани, 1991. — С.193–350.

Фромм Э. Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии / Пер. с англ. — М.: Высш. шк., 1992. –143 с.

Фукидид. История / Пер. с древнегреч., примеч, указат. имён и географич. названий, научн. статья Г.А.Стратановского. (Классики исторической мысли) — М.: Ладомир; ООО Фирма «Издательство АСТ», 1999. — 736 с.

Хафнер Герман. Выдающиеся портреты античности: 337 портретов в слове и образе / Пер. с нем. В.А.Саферьянц; Преисл. и редакция д. истор. Н. Г.Б.Фёдорова. — М.: Прогресс, 1984. — 311 с.: илл.

Хёфлинг Гельмут. Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима / Пер. с нем. М.С.Осиповой; Послесл. и коммент. Е.В.Ляпустиной. — М.: Мысль, 1992. — 271 с.

Ходасевич В.Ф. Колеблемыйтреножник: Избранное. — М.: Советский писатель, 1991. — 688 с.; илл.

Цицерон. О старости // Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях / Пер. с латин. Издание подготовили В.О.Горенштейн, М.Е.Грабарь-Пассек, С.Л.Утченко. Репринт издания 1974 г. — М.: Наука, 1993. — С.7–30.

Цицерон. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М.Бруту.[966] Т. 1-й. Годы 68–51 / Пер. с латин. и коммент. В.О.Горенштейна. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1949. — 535 с.; илл.

Цицерон. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М.Бруту.[967] Т. 2-й. Годы 51–46 / Пер. с латин. и коммент. В.О.Горенштейна. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1950. — 501 с.; илл.

Цицерон. Письма Марка Туллия Цицерона к Аттику, близким, брату Квинту, М.Бруту.[968] Т. 3-й. Годы 46–43 / Пер. с латин. и коммент. В.О.Горенштейна. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — 826 с.; илл.

Цицерон. Речь в защиту Публия Сестия // Цицерон. Речи. В 2-х т. Т. 2-й. Годы 62–43 до н. э. Пер. с латин. О.В.Горенштейна / Издание подготовили В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек; Отв. ред. М.Е.Грабарь-Пассек. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — С.103–154.

Цицерон. Речь в защиту Тита Анния Милона // Цицерон. Речи. В 2-х т. Т. 2-й. Годы 62–43 до н. э. Пер. с латин. О.В.Горенштейна / Издание подготовили В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек; Отв. ред. М.Е.Грабарь-Пассек. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — С.221–252.

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях» // Цицерон. Речи. В 2-х т. Т. 1-й. Годы 81–63 до н. э. Пер. с латин. О.В.Горенштейна / Издание подготовили В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек; Отв. ред. М.Е.Грабарь-Пассек. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — С.110–166.

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О предметах искусства» // Цицерон. Речи. В 2-х т. Т. 1-й. Годы 81–63 до н. э. Пер. с латин. О.В.Горенштейна / Издание подготовили В.О.Горенштейн и М.Е.Грабарь-Пассек; Отв. ред. М.Е.Грабарь-Пассек. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — С.59–109.

Чаадаев П.Я. Философические письма; Апология сумасшедшего // Тарасов Б.Н. Чаадаев / Изд. 2-е, доп. — М.: Мол. гвардия, 1990 (Жизнь замечат. людей. Вып. 670; Избр. сер. в 10 т. Т. 1). — С.444–573.

Чанышев А.Н. Курс лекций по древней и средневековой философии: Учеб. пособие для вузов. — М.: Высшая школа, 1991. — 512 с.

Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка. 13 560 слов. В 2-х т. Т. 2-й (панцирь — ящур). — Изд. 2-е, стер. — М.: Русский язык, 1994. — 560 с.

Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка: Пособие для учителя / Изд. 2-е, испр. и доп. / Под ред. чл. — корр. АН СССР С.Г.Бархударова. — М.: Просвещение, 1971. — 542 с.

Шопенгауэр Артур. Собрание сочинений в 5-ти т. Т. 1-й: Мир как воля и представление / Пер. с нем. Ю.И.Айхенвальда под ред. Ю.Н.Попова; Составл., вступит. статья, примеч. А.А.Чанышева. — М.: Московский клуб, 1992. — 394 с.; портр.

Шпенглер Освальд. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность / Пер. с нем., вступ. статья и примеч. К.А.Свасьяна. — М.: Мысль, 1993. — 663,[969] с., 1 л. портр.

Штаерман Е.М. Римское право // Культура Древнего Рима. В 2-х т. Т. 2-й / Отв. ред. докт. ист. н. Е.С.Голубцова — М.: Наука, 1985. — С.210–247.

Элий Лампридий. Александр Север // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[970] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[971] — М.: Наука, 1992. — С.151–182.

Элий Лампридий. Антонин Гелиогабал // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[972] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[973] — М.: Наука, 1992. — С.134–150.

Элий Лампридий. Коммод Антонин // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[974] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[975] — М.: Наука, 1992. — С.62–72.

Элий Спартиан. Антонин Каракалл // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[976] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[977] — М.: Наука, 1992. — С.112–118.

Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона, т. 50-й (простатит — работный дом) / Репринт издания 1890 г. — Б.м.и.: Терра, 1992. — 958 с.; илл.

Ювенал. Сатиры. Перевод Д.Недовича и Ф.Петровского // Римская сатира: Пер. с латин. / Сост. и научн. подготовка текста М.Гаспарова; Предисл. В.Дурова; Коммент. А.Гаврилова, М.Гаспарова, И.Ковалёвой, Ф.Петровского, А.Солопова; Худож. Н.Егоров (Б-ка античной лит-ры). — М.: Худож. лит., 1989. — С.241–340.

Юлий Капитолин. Двое Максиминов // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[978] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[979] — М.: Наука, 1992. — С.182–194.

Юлий Капитолин. Опилий Макрин // Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер.[980] С.Н.Кондратьева; Под ред. А.И.Доватура;.[981] — М.: Наука, 1992. — С.122–129.

Юридический энциклопедический словарь / Гл. ред. А.Я.Сухарев; Ред. колл.: М.М.Богуславский, М.И.Козырь, Г.М.Миньковский и др. — М.: Сов. энциклопедия, 1984. — 415 с.

Ясперс Карл. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. (Мыслители XX в.). — М.: Политиздат, 1991. — 527 с.

1

Лосев, Тахо-Годи, с.20

(обратно)

2

Гуревич, с.352

(обратно)

3

Словарь античности, с.240

(обратно)

4

Гладкий, с.302–303

(обратно)

5

Кистяковский, с.248–253

(обратно)

6

Бартошек

(обратно)

7

Омельченко. Римское право, с.80–81

(обратно)

8

Лаврин

(обратно)

9

Ле Гофф Ж., с.36–37

(обратно)

10

Мамардашвили, с.18–21

(обратно)

11

Шопенгауэр, с.310

(обратно)

12

Рашковский, с.650

(обратно)

13

Чаадаев, с.484

(обратно)

14

Победоносцев, с.42

(обратно)

15

Булгаков С.Н., с.62

(обратно)

16

Немировский. История древнего мира, ч. 2-я, с.46

(обратно)

17

Моммзен. 1999, т. 1-й, с.346, примеч.**

(обратно)

18

Омельченко. Римское право, с.80

(обратно)

19

Гумилёв. Этносфера, с.113–119, 121

(обратно)

20

Гумилёв. Этногенез и биосфера Земли, с.267, 284–285, 418

(обратно)

21

Омельченко. Всеобщая история государства и права, с.205

(обратно)

22

Политология, с.308

(обратно)

23

Кистяковский, с.35, 113–118, 138–139,Штаерман, с.229–230, Лившиц. Классовая борьба в Иудее и восстания против Рима, с.96–08

(обратно)

24

Немировский. История раннего Рима и Италии, с.9–10, 13–14

(обратно)

25

Немировский. История древнего мира, ч. 1, с. 12

(обратно)

26

Бокщанин

(обратно)

27

Тронский. Корнелий Тацит

(обратно)

28

Кнабе. Рим Тита Ливия — образ, миф и история

(обратно)

29

Утченко, с.10

(обратно)

30

Гаспаров. Светоний и его книга

(обратно)

31

Томашевская

(обратно)

32

Егер, с.289

(обратно)

33

Дуров. Художественная историография Древнего Рима, с.4, 71

(обратно)

34

Фролов, с.213

(обратно)

35

Немировский. История древнего мира, ч. 2, с.345

(обратно)

36

Немировский. Рождение Клио, с.235, 254

(обратно)

37

Немировский, Дашкова, с.28–29

(обратно)

38

Крайним проявлением скептического отношения к античным источникам является, пожалуй, убеждённость Освальда Шпенглера в том, что греко-римские историки были начисто лишены ретроспективного мышления. Подытоживая свои рассуждения на эту тему, О.Шпенглер приводит резкое высказывание Теодора Моммзена, согласно которому римские историки — это сочинители, «которые говорили о том, что заслуживает умолчания, и молчали о том, что следовали сказать» Крайним проявлением скептического отношения к античным источникам является, пожалуй, убеждённость Освальда Шпенглера в том, что греко-римские историки были начисто лишены ретроспективного мышления. Подытоживая свои рассуждения на эту тему, О.Шпенглер приводит резкое высказывание Теодора Моммзена, согласно которому римские историки — это сочинители, «которые говорили о том, что заслуживает умолчания, и молчали о том, что следовали сказать» Крайним проявлением скептического отношения к античным источникам является, пожалуй, убеждённость Освальда Шпенглера в том, что греко-римские историки были начисто лишены ретроспективного мышления. Подытоживая свои рассуждения на эту тему, О.Шпенглер приводит резкое высказывание Теодора Моммзена, согласно которому римские историки — это сочинители, «которые говорили о том, что заслуживает умолчания, и молчали о том, что следовали сказать»

(обратно)

39

Шпенглер, с.138

(обратно)

40

Пушкин. Замечания на «Анналы» Тацита, с.236

(обратно)

41

Флор, с.113 (Парфянск. война, III, 11, 10)

(обратно)

42

Плутарх, т. 2, с.349 (Красс, XXXIII)

(обратно)

43

Немировский. История древнего мира, ч. 2-я, с.119

(обратно)

44

Полибий, т. 1, с.277 (III, 20, 5)

(обратно)

45

Кораблёв, с.111–113

(обратно)

46

Тацит, с.229 (Анналы VI, 50)

(обратно)

47

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.105 (III Тиберий, 73, 2), с.111 (IV Гай Калигула, 12, 2)

(обратно)

48

Рыжов, с.460–461

(обратно)

49

История Древнего мира. Древний Рим, с.315

(обратно)

50

Егер, с.527

(обратно)

51

Аппиевой дороги

(обратно)

52

Шпенглер, с.167

(обратно)

53

Гольденберг, с.46, 50

(обратно)

54

Дождев, с.682–715

(обратно)

55

Бартошек, с.448–449

(обратно)

56

Культура Древнего Рима, т. 2, с.383–394

(обратно)

57

Фасмер, с.160

(обратно)

58

Шанский, Иванов, Шанская, с.184

(обратно)

59

Старославянский словарь, с.280

(обратно)

60

Вейсман, с.577

(обратно)

61

Вейсман, с.708

(обратно)

62

Вейсман, с.338

(обратно)

63

Вейсман, с.604

(обратно)

64

Словарь древнерусск. языка, с.189–190

(обратно)

65

Словарь русск. языка XI–XVIII в., с.25–26

(обратно)

66

Срезневский, с.1178–1179

(обратно)

67

Лопатин, Лопатина, с.191

(обратно)

68

Ожегов, Шведова с.265

(обратно)

69

Толковый словарь русск. языка, с.1283

(обратно)

70

Словарь совр. русск. литер. языка, с.675

(обратно)

71

Словарь русск. языка в 4-х т., с.15

(обратно)

72

Уголовный кодекс РСФСР, с.57

(обратно)

73

Дворецкий, с.594

(обратно)

74

Дворецкий, с.637

(обратно)

75

Бартошек, с.248

(обратно)

76

Вейсман, с.1020

(обратно)

77

Тронский. Историческая грамматика латинского языка, с.79

(обратно)

78

Черных, с.19–20

(обратно)

79

Ходасевич, с.137–142

(обратно)

80

Державин, с.304

(обратно)

81

Иосиф Флавий, с.79, примеч.

(обратно)

82

Ликторы — личная стража сановника

(обратно)

83

Плутарх, т. 1, с.187 (Попликола VI)

(обратно)

84

Гегель, с.310

(обратно)

85

иллирики

(обратно)

86

ритуальные

(обратно)

87

Флор, с.73 (Иллирийск. войны, II, 5, 2)

(обратно)

88

императора Каракаллы

(обратно)

89

Элий Спартиан, с.114 (IV, 1)

(обратно)

90

Гораций, с.210, сатиры I, 1

(обратно)

91

Плутарх, т. 2, с.42 (Тит, XVIII)

(обратно)

92

Гладкий, с.302

(обратно)

93

Ливий, т. 3, с.323 (XXXIX, 43, 2–3)

(обратно)

94

Цицерон. О старости, с.18 (О старости 42)

(обратно)

95

Кнабе. Категория престижности в жизни Древнего Рима, с.155

(обратно)

96

Арриан, с.107–108 (8, 8)

(обратно)

97

Плутарх, т. 2, с.579 (Александр LI)

(обратно)

98

], схватив претора Марка Мария Гратидиана и подвергнув его «всяческим пыткам, живому и ещё стоявшему отсёк мечом голову правой рукой, схватив её за волосы левой рукой у темени, и затем сам понёс голову, а у него между пальцами ручьями текла кровь…» [

(обратно)

99

Цицерон. Письма, т. 1, с.22 (Письмо XII, III, 10)

(обратно)

100

Плутарх, т. 2, с.85 (Пирр XXXIV)

(обратно)

101

Плутарх, т. 1, с.187 (Попликола VI)

(обратно)

102

Ливий, т. 1, с.79 (II, 4, 6–8)

(обратно)

103

Аппиан Александрийский, с.58 (Иберийско-римск. войны, 36)

(обратно)

104

трибуном преторианской когорты Субрием

(обратно)

105

Тацит, с.401 (Анналы XV, 67)

(обратно)

106

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.145 (XLVI, 121)

(обратно)

107

Ливий, т. 1, с.453 (VIII, 7, 19

(обратно)

108

Покровский, с.485, примеч. 17

(обратно)

109

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 1, с.408, примеч. 81

(обратно)

110

Боданская, Чистяков, с.654, примеч. 36

(обратно)

111

Ливий, т. 1, с.230 (IV, 12, 11)

(обратно)

112

Флор, с.59 (Латинск. война, 14, 3)

(обратно)

113

Каган, с.141

(обратно)

114

Тацит, с.252 (Анналы XI, 37–38)

(обратно)

115

Тацит, с.331 (Анналы XIV, 8)

(обратно)

116

Тацит, с.610 (История II, 59)

(обратно)

117

Плутарх, т. 2, с.657 (Цезарь, LXVI)

(обратно)

118

Антония Марка, триумвира, который должен был в момент казни находится рядом Юлием Цезарем

(обратно)

119

кинжалом

(обратно)

120

Аппиан Александрийский, с.430 (Гражд. войны 2, 117)

(обратно)

121

Плутарх, т. 2, с.656 (Цезарь, LXVI)

(обратно)

122

Плутарх, т. 2, с.657 (Цезарь, LXVI)

(обратно)

123

город в Умбрии, куда вела редко посещавшаяся горная дорога

(обратно)

124

Тацит, с.612 (История II, 64

(обратно)

125

Бартошек, с.306

(обратно)

126

Лаврин, с.127

(обратно)

127

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.153 (LVII, 147)

(обратно)

128

Петроний Понтий Нигрин

(обратно)

129

императору Тиберию

(обратно)

130

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.105 (III Тиберий, 73, 2)

(обратно)

131

Тацит, с.229 (Анналы VI, 50)

(обратно)

132

Петроний Понтий Нигрин

(обратно)

133

Тиберия

(обратно)

134

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.111 (IV Гай Калигула, 12, 2)

(обратно)

135

Лубченков, Романов, с.68

(обратно)

136

Нарцисс

(обратно)

137

Геродиан, с.26 (I, 17, 11)

(обратно)

138

Старостина, Рабинович, с.519

(обратно)

139

Гладкий, с.625

(обратно)

140

Ливий, т. 1, с.21–22 (I, 11, 6–8)

(обратно)

141

Бартошек, с.103, 150

(обратно)

142

Тацит, с.209 (Анналы VI, 19

(обратно)

143

Штаерман, с.215

(обратно)

144

Плутарх, т. 1, с.271 (Камилл XXXVI)

(обратно)

145

Ливий, т. 1, с.367 (VI, 10, 12)

(обратно)

146

Авл Геллий, с.290 (XVII, 21)

(обратно)

147

Тацит, с.70 (Анналы II, 32)

(обратно)

148

Колосовская, с.250

(обратно)

149

в народном собрании

(обратно)

150

Ливий, т. 2, с.201–202 (XXIV, 20, 6)

(обратно)

151

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.439

(обратно)

152

Фукидид, с.77 (I, 134, 4); с.125 (II, 64, 7)

(обратно)

153

Стратановский. Примечания // Фукидид. История, с.598, примеч. 2 к главе 134

(обратно)

154

Страновский. Примечания // Геродот. История в девяти книгах, с.513, примеч. 146

(обратно)

155

Словарь античности, с.648

(обратно)

156

Плутарх, т. 1, с.100 (Ликург XVI)

(обратно)

157

Бартошек, с.103

(обратно)

158

Смирин, Чистяков, Михайловский, с.724, примеч. 79

(обратно)

159

Дворецкий, с.69

(обратно)

160

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.102 (III Тиберий, 62, 2)

(обратно)

161

так в цитируемом переводе

(обратно)

162

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.64 (II Божественный Август, 67)

(обратно)

163

Ливий, т. 2, с.660 (XXXIII, 29, 6)

(обратно)

164

Ювенал, с.245 (I, 1, 163–164)

(обратно)

165

римский полководец Авидий Кассий

(обратно)

166

Светлейший муж Вулканий Галликан, с.56 (IV, 4)

(обратно)

167

Иосиф Флавий, с.102, примеч.

(обратно)

168

Плутарх, т. 2, с.366 (Помпей XXIV)

(обратно)

169

Гиро, с.121

(обратно)

170

Элий Лампридий. Антонин Гелиогабал, с.141 (XII, 2)

(обратно)

171

Никифоров, с.94

(обратно)

172

Дворецкий, с.335

(обратно)

173

Тацит, с.287 (Анналы XII, 67)

(обратно)

174

— дегустатором

(обратно)

175

Тацит, с.298 (Анналы XIII, 16)

(обратно)

176

Тацит, с.94 (Анналы II, 69); с.150 (Анналы IV, 8); с.280 (Анналы XII, 52)

(обратно)

177

Гораций, с.34 (оды I, 22)

(обратно)

178

Тибулл, с.216 (элегии III, 5)

(обратно)

179

Ливий, т. 3, с.375 (XL, 43, 2–3)

(обратно)

180

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.504, примеч. 71

(обратно)

181

Кнабе. Корнелий Тацит, с.198

(обратно)

182

Ювенал, с.243 (I, 1, 72–73)

(обратно)

183

Сенкевич, с.40 (глава 6-я)

(обратно)

184

Совр. словарь иностр. слов 1993, с.273

(обратно)

185

Совр. словарь иностр. слов 2000, с.323

(обратно)

186

Крысин, статья «Квалифицировать»

(обратно)

187

Юридич. энциклопедич. словарь, с.135

(обратно)

188

Совр. словарь иностр. слов 1993, с.273

(обратно)

189

Еврейская энциклопедия, с.503

(обратно)

190

Юлий Капитолин. Опилий Макрин, с.128 (XII, 10)

(обратно)

191

народных комедий

(обратно)

192

император Калигула

(обратно)

193

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.118 (IV Гай Калигула, 27, 4)

(обратно)

194

Иосиф Флавий, с.492

(обратно)

195

Еврейская энциклопедия, с.503

(обратно)

196

Цицерон. Письма, т. 3, с.461 (письмо DCCCXCV, 3)

(обратно)

197

Горенштей. Примечания к 3-му тому, с.662, примеч. 14

(обратно)

198

Гиро, с.121

(обратно)

199

Гиро, с.264

(обратно)

200

императора Коммода

(обратно)

201

домашний воспитатель

(обратно)

202

Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.63 (I, 9)

(обратно)

203

Тайна римского Колизея, с.2

(обратно)

204

Гиро, с.330

(обратно)

205

Тацит, с.388 (Анналы XV, 44)

(обратно)

206

от 24 до 30 м

(обратно)

207

Светлейший муж Вулканий Галликан, с.56 (IV, 3)

(обратно)

208

Ливий, т. 3, с.294 (XXIX, 16, 8

(обратно)

209

Ливий, т. 3, с.363 (XL, 29, 14)

(обратно)

210

Тацит, с.424–425 (Жизнеописание Юлия Агриколы I, 2)

(обратно)

211

Минцлов, с.32, 42

(обратно)

212

Страбон, с.251 (VI, II, 6, С 273)

(обратно)

213

император Калигула

(обратно)

214

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей,с.118 (IV Гай Калигула, 27, 1)

(обратно)

215

Цицерон. Письма, т. 3, с.461 (письмо DCCCXCV, 3)

(обратно)

216

Ливий, т. 1, с.37 (I, 26, 10)

(обратно)

217

Флор, с.123 (Рабская война III, 7)

(обратно)

218

Калигулы

(обратно)

219

Петроний, с.104

(обратно)

220

Ювенал, с.272 (II, 6, 219–223)

(обратно)

221

Библейская энциклопедия, с.596–597

(обратно)

222

Фоняков

(обратно)

223

Кац, раздел «Кого считать евреем»

(обратно)

224

Большая советская энциклопедия, изд. 1-е, с.14

(обратно)

225

Народы России, с.152

(обратно)

226

Серафим Слободской, с.405

(обратно)

227

Каутский, с.376

(обратно)

228

Наврозов

(обратно)

229

Моммзен, с.194

(обратно)

230

Аппиан Александрийский, с.372 (Гражд. войны I, 120)

(обратно)

231

пленных иудеев

(обратно)

232

Иосиф Флавий, с.430

(обратно)

233

Иосиф Флавий, с.430

(обратно)

234

Гораций, с.312 (послание I, 16)

(обратно)

235

Пушкин. «Альфонс садится на коня…», с.646–647

(обратно)

236

Смирин, с.23

(обратно)

237

Боданская, Чистяков, с.646, примеч. 39

(обратно)

238

Фукидид, с.63 (I, 110, 3)

(обратно)

239

Немировский. История древнего мира, ч. 1, с.85–86

(обратно)

240

Памятники римского права, с.592, примеч. 1

(обратно)

241

Институции Юстиниана, с.375

(обратно)

242

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.51 (II Божественный Август, 33, 1)

(обратно)

243

Ювенал, с.296 (III, 8, 214–215)

(обратно)

244

Ювенал, с.323–324 (V, 13, 155–156)

(обратно)

245

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 1, с.390, примеч. 36

(обратно)

246

Бартошек, с.248

(обратно)

247

Баданская, Чистяков, с.632, примеч. 159

(обратно)

248

Гладкий, с.255

(обратно)

249

Смирнова, с.145–147

(обратно)

250

Гладкий, с.599

(обратно)

251

Маркиш, с.419, примеч. 8

(обратно)

252

Марциал, с.18 (эпиграмма № 7)

(обратно)

253

Бартошек, с.195

(обратно)

254

Ювенал, с.323 (V, 13, 155)

(обратно)

255

Лукиан, с.563 (Лукий, или Осёл 25)

(обратно)

256

император Макрин

(обратно)

257

Юлий Капитолин. Опилий Макрин, с.127 (XII, 4–5)

(обратно)

258

Юлий Капитолин. Двое Максиминов, с.186 (VIII, 7)

(обратно)

259

Полибий, т. 2, с.76 (VIII, 23, 2–4)

(обратно)

260

в медного или бронзового быка

(обратно)

261

Полибий, т. 2, с.198 (XII, 25, 1–3)

(обратно)

262

Керлот, с.103

(обратно)

263

Плутарх, т. 1. с.237 (Фемистокл XXXI)

(обратно)

264

porta Collĭna «ворота города Рима у Квиринальского холма», одного из семи римских холмов к северо-востоку от Капитолия

(обратно)

265

Плутарх, т. 1, с.129 (Нума X)

(обратно)

266

Ливий, т.1, с.465 (VIII, 15, 7

(обратно)

267

Ливий, т.2, с.124 (XXII, 57, 2

(обратно)

268

Плиний Младший, с.67–68 (VI, 11, 4–10

(обратно)

269

верховного жреца

(обратно)

270

Ливий, т. 1, с.262 (IV, 44, 11–12)

(обратно)

271

Геродиан, с.75 (IV, 6, 3)

(обратно)

272

Высокий, с.227, примеч. 43

(обратно)

273

Вардиман, с.141

(обратно)

274

Овидий, с.362 (фасты VI, 459–460)

(обратно)

275

Саллюстий, с.84 (Югуртинск. война 79, 8–9)

(обратно)

276

Геродот, с.149 (III, 35)

(обратно)

277

Омельченко. Римское право, с.81

(обратно)

278

Марциал, с.22 (эпиграмма № 22–23); с.66 (эпиграмма № 43); с.135–136 (эпиграмма № 31)

(обратно)

279

Гиро, с.260

(обратно)

280

Грейвз, с.405 (глава 19-я)

(обратно)

281

Грейвз, с.57 (глава 2-я)

(обратно)

282

Маркс, Тинджей с.59

(обратно)

283

Немировский. История древнего мира, ч.1, с.86

(обратно)

284

Гиро, с.262

(обратно)

285

Хёфлинг, с.78

(обратно)

286

Хёфлинг, с.10

(обратно)

287

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.209 (VIII Божественный Тит, 7, 3)

(обратно)

288

будет

(обратно)

289

Цицерон. Письма, т. 1, с.258 (письмо CXXVII, 3)

(обратно)

290

Немировский. История древнего мира, ч. 2, с.383–384

(обратно)

291

император Коммод

(обратно)

292

Геродиан, с.22 (I, 15, 5)

(обратно)

293

Хёфлинг, с.118

(обратно)

294

Хёфлинг

(обратно)

295

Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.226–253

(обратно)

296

Куманецкий, с.207

(обратно)

297

Боданская, Чистяков, с.693, примеч. 138

(обратно)

298

Августин, с.75

(обратно)

299

Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.227

(обратно)

300

Гиро, с.260

(обратно)

301

Немировский. История древнего мира, т. 1, с.183, 189

(обратно)

302

Тацит, с.184, 185 (Анналы IV, 62, 63)

(обратно)

303

Тацит, с.52 (Анналы I, 77)

(обратно)

304

Марциал, с.73 (эпиграмма № 75)

(обратно)

305

Памятники римского права, с.524

(обратно)

306

Тацит, с.612 (История II, 62)

(обратно)

307

Ливий, т. 2, с.418–419 (XXVIII, 21, 2–6)

(обратно)

308

Ювенал, с.273 (II, 6, 251–253)

(обратно)

309

Хёфлинг, с.28, 29, 33

(обратно)

310

Ляпустин, с.70

(обратно)

311

Петроний, с.96–97

(обратно)

312

Илюшечкин, с.80–81

(обратно)

313

Ясперс, с.331

(обратно)

314

Ляпустина, с.258

(обратно)

315

Сенека, с.12 (VI, 3–5), с.173 (LXXXIII, 25), с.235 (XCV, 33)

(обратно)

316

Хёфлинг, с.118

(обратно)

317

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.116 (IV Гай Калигула 23, 3)

(обратно)

318

Тацит, с.565 (История I, 72)

(обратно)

319

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.166 (VI, Нерон 37, 2)

(обратно)

320

придворный по имени

(обратно)

321

одна из жён Митридата

(обратно)

322

Другая жена

(обратно)

323

Плутарх, т. 2, с.246–127 (Лукулл XVIII)

(обратно)

324

Марк

(обратно)

325

т. е. к императору Тиберию

(обратно)

326

Тиберий

(обратно)

327

Тацит, с.159–160 (Анналы IV, 22)

(обратно)

328

Грейвз, с.340–342 (глава 23-я)

(обратно)

329

Аппиан Александрийский, с.348 (Гражд. войны, II, 74)

(обратно)

330

Аппиан Александрийский, с.420–421 (Гражд. войны II, 98)

(обратно)

331

он

(обратно)

332

Аппиан Александрийский, с.421 (Гражд. войны II, 99)

(обратно)

333

Аппиан Александрийский, с.504 (Гражд. войны IV, 15)

(обратно)

334

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.130 (IV Гай Калигула 60)

(обратно)

335

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.222 (VIII Домициан 23)

(обратно)

336

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.531, примеч. 82–83

(обратно)

337

Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.79 (XVII, 6)

(обратно)

338

жители города Эфес

(обратно)

339

II (Македонского)

(обратно)

340

на рыночной площади

(обратно)

341

Арриан, с.32 (17, 11)

(обратно)

342

Александра Македонского

(обратно)

343

имеется в виду Кир II Великий, или Старший, см. Стратановский, с.569; Гладкий, с.330

(обратно)

344

Арриан, с.180 (4–9)

(обратно)

345

Цицерон. Речь в защиту Публия Сестия, с.114 (XV, 34)

(обратно)

346

же

(обратно)

347

Еврейская энциклопедия, с.503

(обратно)

348

Нюстрем, с.344

(обратно)

349

Учение, с.300, примеч. 28–36

(обратно)

350

Кистяковский, с.89–90

(обратно)

351

Аппиан Александрийский, с.327 (Гражд. войны I, 32)

(обратно)

352

Плутарх, т. 2, с.166 (Сулла IX)

(обратно)

353

Словарь античности, с.400

(обратно)

354

Аппиан Александрийский, с.568 (Гражд. войны V, 16)

(обратно)

355

Высоцкий, с.345 (Одна научная догадка,

или Почему аборигены съели Кука)

(обратно)

356

Плутарх, т. 2, с.163 (Сулла VI)

(обратно)

357

Флор, с.119 (Мятеж Апулея III, 7)

(обратно)

358

Маяковский, с.606

(обратно)

359

Лившиц. Социально-политическая борьба в Риме, с.65

(обратно)

360

Гиро, с.264

(обратно)

361

в городе Равва

(обратно)

362

царь Давид

(обратно)

363

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.118 (IV Гай Калигула 27, 3)

(обратно)

364

Аппиан Александрийский, с.328 (Гражд. войны, I, 33)

(обратно)

365

Луций Корнелий Цинна

(обратно)

366

Плутарх, т. 2, с.658 (Цезарь LXVIII)

(обратно)

367

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.196 (VII Вителлий 17, 2)

(обратно)

368

император Калигула

(обратно)

369

металлическими или костяными палочками с острым концом для письма по воску

(обратно)

370

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.118 (IV Гай Калигула 28)

(обратно)

371

лошадей

(обратно)

372

Ливий, т. 1, с.41 (I, 28, 10)

(обратно)

373

Лаврин, с.141

(обратно)

374

Овидий, с.383

(обратно)

375

вероломно убившего царя Дария

(обратно)

376

Плутарх, т. 2, с.571–572 (Александр XLIII)

(обратно)

377

Флавий Вописк Сиракузянин. Божественный Аврелиан, с.269 (VII, 4)

(обратно)

378

Никитский, Любжин, с.473, примеч. 20

(обратно)

379

Аппиан Александрийский, с.358 (Гражд. войны I, 95)

(обратно)

380

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.130 (IV Гай Калигула 59)

(обратно)

381

Пушкин. Скупой рыцарь, с.320

(обратно)

382

царя североафриканского племени нумидийцев Югурту

(обратно)

383

Плутарх, т. 2, с.95 (Гай Марий XII)

(обратно)

384

город

(обратно)

385

Аппиан Александрийский, с.332 (Гражд. войны I, 41)

(обратно)

386

внук императора

(обратно)

387

Тацит, с.211 (Анналы VI, 23)

(обратно)

388

Тацит, с.212 (Анналы VI, 24)

(обратно)

389

Межерицкий, с.50–53

(обратно)

390

через вражеские заслоны

(обратно)

391

Луций

(обратно)

392

Аппиан Александрийский, с.577 (Гражд. войны V, 35)

(обратно)

393

Флор, с.123 (Рабская война III, 7)

(обратно)

394

Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.267

(обратно)

395

Марциал, с.65, эпиграмма 37; с.263, эпиграмма 30

(обратно)

396

Гораций, с.278 (сатиры II, 8)

(обратно)

397

Плавт, 1933, с.493

(обратно)

398

Ювенал, с.326 (V, 14, 244–245)

(обратно)

399

Тацит, с.388 (Анналы XV, 44)

(обратно)

400

Гиббон, т. 2, с.102–111

(обратно)

401

Тальберг, с.24–29

(обратно)

402

Тацит, с.363 (Анналы XIV, 64)

(обратно)

403

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.165 (VI Нерон 35, 3)

(обратно)

404

Светоний. О знаменитых людях, с.236 (Жизнеописание Лукана)

(обратно)

405

Сенкевич, с.57–60 (глава 7)

(обратно)

406

Тацит, с.694 (История IV, 11)

(обратно)

407

Тацит, с.328 (Анналы IV, 3)

(обратно)

408

Ливий, т. 1, с.65 (I, 51, 9)

(обратно)

409

Ливий, т.1, с.269 (IV, 50, 4–5)

(обратно)

410

командиров

(обратно)

411

Ливий, т. 2, с.37 (XXIII, 7, 3)

(обратно)

412

Балахванцев, с.666, примеч. 5

(обратно)

413

Аппиан Александрийский, с.180 (О событиях в Нумидии III)

(обратно)

414

Горенштейн. Комментарии, с.196, примеч. 202

(обратно)

415

Плутарх, т. 1, с.459 (Эмилий Павел XXXVII)

(обратно)

416

Плутарх, т. 3, с.169 (Тиберий Гракх XX)

(обратно)

417

Плутарх, т. 3, с.559 (Гальба VIII)

(обратно)

418

Плутарх, т. 3, с.559 (Гальба VIII)

(обратно)

419

телохранителей наместника

(обратно)

420

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.152 (LIV, 142)

(обратно)

421

император Калигула

(обратно)

422

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.118 (IV Гай Калигула 27, 4)

(обратно)

423

Плутарх, т. 2, с.322 (Красс X)

(обратно)

424

Аппиан Александрийский, с.371 (Гражд. войны I, 118)

(обратно)

425

Гиббон, т. 1, с.75

(обратно)

426

Тацит, с.114 (Анналы III, 21)

(обратно)

427

командир

(обратно)

428

Полибий, т. 2, с.27 (VI, 27, 2–5)

(обратно)

429

Флор, с.100–101 (Фракийск. война III, 1–2)

(обратно)

430

Арриан, с.19 (5, 7)

(обратно)

431

Сивиллиных

(обратно)

432

Ливий, т. 2, с.124 (XXII, 57, 6)

(обратно)

433

Смирин, Чистяков, Михайловский, с.711, примеч. 231

(обратно)

434

т. е. женским и мужским

(обратно)

435

Ливий, т. 3, с.291 (XXXIX, 13, 10–13)

(обратно)

436

Элий Лампридий. Антонин Гелиогабал, с.137 (VIII, 1)

(обратно)

437

Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.312, примеч. 1

(обратно)

438

жрецы, гадавшие по внутренностям животных

(обратно)

439

Ливий, т. 2, с.379–380 (XXVII, 37, 5–7)

(обратно)

440

Ливий, т. 2, с.553 (XXXI, 12, 6

(обратно)

441

Немировский. История древнего мира, ч. 1, с.55

(обратно)

442

Тацит, с.163 (Анналы IV, 30)

(обратно)

443

Бобович. Комментарии к «Анналам», с.817

(обратно)

444

Хёфлинг, с.27

(обратно)

445

Властелины Рима

(обратно)

446

Юлий Капитолин. Опилий Макрин, с.128 (XII, 10)

(обратно)

447

Гаспаров. Послесловие, с.328

(обратно)

448

Омельченко. Римское право, с.81

(обратно)

449

Гладкий, с.121

(обратно)

450

Словарь античности, с.98

(обратно)

451

Мифологический словарь, с.37

(обратно)

452

Кораблёв, с.600

(обратно)

453

коллегия высших должностных лиц

(обратно)

454

Корнелий Непот, с.25 (Павсаний, 5)

(обратно)

455

Юлий Капитолин. Опилий Макрин, с.127 (XII, 8)

(обратно)

456

Вергилий, с.299 (VIII, 485–488)

(обратно)

457

Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.67 (IX, 6)

(обратно)

458

Кулакова, с.9–13

(обратно)

459

Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.67 (IX, 6)

(обратно)

460

Элий Лампридий. Александр Север, с.166 (XXXVI, 2)

(обратно)

461

Лившиц. Классовая борьба в Иудее и восстания против Рима, с.325

(обратно)

462

Ливий, т. 1, с.527 (IX, 24, 15)

(обратно)

463

Ливий, т. 2, с.426 (XXVIII, 28, 3)

(обратно)

464

Словарь античности, с.533

(обратно)

465

Гладкий, с.683

(обратно)

466

Кругосвет

(обратно)

467

Боданская, Чистяков, с.634, примеч. 11

(обратно)

468

Гладкий, с.398

(обратно)

469

Лаврин, с.127

(обратно)

470

Словарь античности, с.533

(обратно)

471

Полибий, т. 1, с.151 (I, 6, 12–13)

(обратно)

472

Тацит, с. 70 (Анналы II, 32)

(обратно)

473

Ливий, т. 2, с.428 (XXVIII, 29, 10)

(обратно)

474

Гораций, с.184 (эпод 4)

(обратно)

475

Ливий, т. 2, с.426 (XXVIII, 28, 2–3)

(обратно)

476

Смирин, Чистяков, Михайловский, с.765, примеч. 89

(обратно)

477

Лаврин, с.127

(обратно)

478

Отон, римский император

(обратно)

479

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.184 (VII Отон 1, 2)

(обратно)

480

Лаврин, с.127

(обратно)

481

Дворецкий,с.290

(обратно)

482

Бобович. Аннотированный указатель, с.980

(обратно)

483

Страбон, с.281 (V, III, 9, С 237)

(обратно)

484

Гладкий, с.767

(обратно)

485

Словарь античности, с.533, 665

(обратно)

486

Петровский, с.385

(обратно)

487

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.142 (V Божественный Клавдий 25, 3)

(обратно)

488

см. Памятники римского права, с.175, 375

(обратно)

489

Институции Юстиниана, с.81

(обратно)

490

Бартошек, с. 43, 171, 292

(обратно)

491

Гиро, с.566

(обратно)

492

Флор, с.128 (Гражд. война Мария III, 26)

(обратно)

493

Плутарх, т. 1, с.129 (Нума X)

(обратно)

494

Ливий, т. 1, с.465 (VIII, 15, 8)

(обратно)

495

Ливий, т. 1, с.46 (I, 33, 8)

(обратно)

496

Боданская, Чистяков, с.628, примеч. 109

(обратно)

497

Гиро, с.28

(обратно)

498

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.116 (VII, 21)

(обратно)

499

Маркиш, с.392, примеч. 302

(обратно)

500

Горенштейн. Комментарии, с.185, примеч. 299

(обратно)

501

Смирин, Чистяков, Михайловский, с.741, примеч. 67

(обратно)

502

Саллюстий, с.35 (О заговоре Катилины 55, 4)

(обратно)

503

Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.300–301, примеч. 7

(обратно)

504

Горенштейн, с.195, примеч. 29

(обратно)

505

Ливий, т. 3, с.296 (XXXIX, 18, 6)

(обратно)

506

Бартошек, с.61

(обратно)

507

Омельченко. Римское право, с.81

(обратно)

508

Тацит, с.131 (Анналы III, 51)

(обратно)

509

Памятники римского права, с.345

(обратно)

510

Марциал, с.220–221, эпиграмма № 75

(обратно)

511

Фёдорова, с.29

(обратно)

512

Старостина, Рабинович, с.491

(обратно)

513

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 1, с.409, примеч. 111

(обратно)

514

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 2, с.384, примеч. 134

(обратно)

515

Гончаров, с.124–125

(обратно)

516

навархов

(обратно)

517

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.145 (XLV, 119)

(обратно)

518

Лаврин, с.127

(обратно)

519

Дворецкий, с.346

(обратно)

520

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 2, c.389, примеч. 8

(обратно)

521

по приказу императора Тиберия

(обратно)

522

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.101 (IV Тиберий 61, 4)

(обратно)

523

Дворецкий, с.346

(обратно)

524

предшествующими

(обратно)

525

император Тиберий

(обратно)

526

Тацит, с.209 (Анналы VI, 19)

(обратно)

527

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 1, с.392, примеч. 56

(обратно)

528

Романенко

(обратно)

529

Овидий, с.256 (фасты II, 45–46)

(обратно)

530

Вулих, с.177

(обратно)

531

Геродиан, с.20 (I, 13, 6)

(обратно)

532

консула Гнея Кальпурния

(обратно)

533

Тацит, 110 (Анналы III, 14)

(обратно)

534

Тацит, с.215 (Анналы VI, 29)

(обратно)

535

Гораций, с.199 (эпод 17)

(обратно)

536

Гомер, с.3 (I, 4–5)

(обратно)

537

Гораций, с.335 (послание II, 2)

(обратно)

538

император Веспасиан

(обратно)

539

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.199 (VIII Божественный Веспасиан 5, 4)

(обратно)

540

Цицерон. Речь в защиту Тита Анния Милона, с.231 (XIII, 33)

(обратно)

541

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.220 (VIII Домициан 17, 3)

(обратно)

542

Антоний

(обратно)

543

в центре Рима

(обратно)

544

Плутарх, т. 3, с.261 (Цицерон XLVIII)

(обратно)

545

Флор, с.147 (Триумвират IV, 5)

(обратно)

546

Грималь, с.487

(обратно)

547

Аппиан Александрийский, с.507 (Гражд. войны IV, 20)

(обратно)

548

Ювенал, с.305 (IV, 10, 120)

(обратно)

549

Бобович. Комментарии к «Диалогу об ораторах», с.857, примеч. 87

(обратно)

550

Марциал, с.93 (эпиграмма № 96); с.144 (эпиграмма № 69)

(обратно)

551

Лукан, с.31 (II, 111–113)

(обратно)

552

Тацит, с.550 (История I, 49)

(обратно)

553

Ювенал, с.291 (III, 2, 5)

(обратно)

554

Арриан, с.106 (7, 3)

(обратно)

555

Аппиан Александрийский, с.507 (Гражд. войны IV, 20)

(обратно)

556

Немировский. История древнего мира, ч. 2-я, с.131

(обратно)

557

Утченко, с.304

(обратно)

558

Ореханова, с.886, примеч. 77

(обратно)

559

Доватур, Сергеенко, с.287, примеч. 2

(обратно)

560

Тацит, с.716 (История IV, 42)

(обратно)

561

Ювенал, с.304 (IV, 10, 85–86)

(обратно)

562

Аппиан Александрийский, с.462 (Гражд. войны III, 26)

(обратно)

563

к Сулле

(обратно)

564

Аппиан Александрийский, с.357 (Гражд. войны I, 94)

(обратно)

565

инсценированного Калигулой

(обратно)

566

Грейвз, с.439 (глава 30-я)

(обратно)

567

Аппиан Александрийский, с.175–176 (Пунич. войны XIX, 129)

(обратно)

568

Саллюстий, с.99 (Югуртинск. война 101, 11)

(обратно)

569

Александр Македонский

(обратно)

570

Арриан, с.30 (15, 7–8)

(обратно)

571

Тацит, с.42–43 (Анналы I, 61)

(обратно)

572

эпирского царя Александра

(обратно)

573

копья

(обратно)

574

Ливий, т. 1, с.476 (VIII, 24, 14–16)

(обратно)

575

Аппиан Александрийский, с.346–347 (Гражд. войны I, 71)

(обратно)

576

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 1, с.392, примеч. 67

(обратно)

577

Тацит, с.549 (История I, 47)

(обратно)

578

Булгаков М.А., с.372

(обратно)

579

Аппиан Александрийский, с.324 (Гражд. войны I, 26)

(обратно)

580

около 6 кг

(обратно)

581

Плутарх, т. 3, с.185 (Гай Гракх XXXVIII)

(обратно)

582

римские кавалеристы

(обратно)

583

Ливий, т. 3, с.482–483 (XLIII, 4, 1–2)

(обратно)

584

Полибий, т. 2, с.131 (X, 15, 5–6)

(обратно)

585

Флор, с.154 (Норикская война 5)

(обратно)

586

Вергилий, с.292 (Энеида IX, 465–466), с.343 (Энеида X, 553–554), с.388 (Энеида XII, 380–382), с.391 (Энеида XII, 510–512)

(обратно)

587

Вергилий, с.327 (Энеида IX, 768–771)

(обратно)

588

Гаспаров. Вергилий — поэт будущего

(обратно)

589

Вергилий, с.292 (Энеида VIII, 193–197)

(обратно)

590

Остап Бендер

(обратно)

591

Ильф, Петров, с.455 (глава 30-я «Александр ибн Иванович»)

(обратно)

592

Фрейд. Введение в психоанализ, с.194

(обратно)

593

Фромм, с.3, 79–80

(обратно)

594

Тайлор, с.478

(обратно)

595

Фрейд. Тотем и табу, с.232

(обратно)

596

Страбон, с.188 (IV, IV, 5, С 198)

(обратно)

597

Ливий, т. 1, с.68 (I, 55, 5–6)

(обратно)

598

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 1, с.392, примеч. 59

(обратно)

599

Омельченко. Римское право, с.72

(обратно)

600

в горизонтальном положении

(обратно)

601

equuleus = eculeus букв. «лошадка, конёк»

(обратно)

602

на дыбе

(обратно)

603

Энциклопедич. словарь Брокгауза и Ефрона, с.896

(обратно)

604

Катулл. Стихотворения, с.37 (XVI)

(обратно)

605

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.114 (VI, 14)

(обратно)

606

Цицерон. Письма, т. 2, с.73 (CCXLI, 5)

(обратно)

607

Гиро, с.573

(обратно)

608

Гиро, с.574

(обратно)

609

Плавт, 1937, с.38

(обратно)

610

Проперций, с.439 (IV, 7)

(обратно)

611

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 2, с.382, примеч. 88

(обратно)

612

Цицерон. Речь в защиту Тита Анния Милона, с.238 (XXI, 57)

(обратно)

613

Сенека, с.255 (CI, 14)

(обратно)

614

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О предметах искусства», с.88–89 (XI, 86–67)

(обратно)

615

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.217 (VIII Домициан 10, 5)

(обратно)

616

Гиро, с.575

(обратно)

617

История Древнего Рима, с.840

(обратно)

618

Дворецикий

(обратно)

619

Ореханова, с.859, примеч. 25

(обратно)

620

сенаторами

(обратно)

621

Тацит, с.101–102 (Анналы II, 85)

(обратно)

622

Цицерон. Речь против Гая Верреса. «О казнях», с.130 (XXVII, 68)

(обратно)

623

Памятники римского права, с.236

(обратно)

624

Тойнби, с.167

(обратно)

625

Фукидид, с.472 (VII, 87, 1–2)

(обратно)

626

Памятники римского права, с.6

(обратно)

627

Бартошек, с.203, подстрочное примеч.

(обратно)

628

Петроний, с.164

(обратно)

629

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.488, примеч. 103

(обратно)

630

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.535, примеч. 81

(обратно)

631

Бартошек, с.59

(обратно)

632

Горенштейн, Грабарь-Пассек, т. 2, с.342, примеч. 36

(обратно)

633

Маркиш, с.416, примеч. 11

(обратно)

634

Ювенал, с.326 (V, 14, 21–22)

(обратно)

635

Фейхтвангер. Иудейская война, с.34 (книга 1-я)

(обратно)

636

Касаткина, с.337, примеч. 23

(обратно)

637

Памятники римского права, с.18

(обратно)

638

Марциал, с.63, эпиграмма № 29

(обратно)

639

Плутарх, т. 1, с.303 (Перикл XXVI)

(обратно)

640

Октавиану Августу

(обратно)

641

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.48 (II Божественный Август 27, 4)

(обратно)

642

Чанышев, с.267

(обратно)

643

Флор, с.128 (Гражданск. война Мария III, 26)

(обратно)

644

Плавт, 1933, с.266

(обратно)

645

Плавт, 1933, с.266

(обратно)

646

Марциал, с.74, эпиграмма № 82

(обратно)

647

император Калигула

(обратно)

648

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.118 (IV Гай Калигула 27, 4)

(обратно)

649

Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Младший

(обратно)

650

карфагенского войска

(обратно)

651

Полибий, т. 2, с.224 (XIV, 1, 13–14)

(обратно)

652

Плутарх, т. 2, с.145–146 (Лисандр XIX)

(обратно)

653

Вейсман, с.1140

(обратно)

654

Соболевский, Маркиш, с.639, примеч. 214

(обратно)

655

Томашевская, с.559

(обратно)

656

Ливий, т. 2, с.103 (XXII, 33, 1)

(обратно)

657

Ливий, т. 2, с.293 (XXVI, 12, 19

(обратно)

658

Флор, с.101 (Фракийск. война III, 7)

(обратно)

659

Аппиан Александрийский, с.106 (Война с Ганнибалом 43)

(обратно)

660

Флор, с.128 (Гражданск. война Мария III, 26)

(обратно)

661

Аппиан Александрийский, с.497 (Гражд. войны III, 98)

(обратно)

662

Плавт, 1937, с.169

(обратно)

663

Теренций, с.39

(обратно)

664

Гораций, с.276 (сатиры I, 7)

(обратно)

665

Петровский, с.390, примеч. 118

(обратно)

666

Теренций, с.298

(обратно)

667

Кузищин, с.291

(обратно)

668

Гладкий, с.765

(обратно)

669

Овидий, с.45 (Любовные элегии I, 13, 17–18)

(обратно)

670

Марциал, с.366, эпиграмма № 80

(обратно)

671

Институции Юстиниана, с.313

(обратно)

672

Винничук, с.92

(обратно)

673

Тибулл, с.194 (элегии II, 3)

(обратно)

674

Голубцова, с.312

(обратно)

675

Гиро, с.550

(обратно)

676

Егер, с.450, там же рисунок плети

(обратно)

677

который, на радость археологам, вместе с Помпеями был засыпан вулканическим пеплом при извержении Везувия в 79 г.

(обратно)

678

Гиро, с.95

(обратно)

679

Доватур, Сергеенко, с.299

(обратно)

680

Ливий, т. 1, с.568 (X, 9, 4)

(обратно)

681

Боданская, Чистяков, с.697, примеч. 40

(обратно)

682

Бартошек, с.186

(обратно)

683

верховного жреца

(обратно)

684

Ливий, т. 2, с.407 (XXVIII, 11, 6)

(обратно)

685

Ливий, т. 2, с.124 (XXII, 57, 3)

(обратно)

686

Теренций, с.271

(обратно)

687

александрийских иудеев, почтенных старцев

(обратно)

688

Иосиф Флавий, с.185, примеч.

(обратно)

689

Ливий, т. 1, с.110 (II, 36, 1)

(обратно)

690

Гиро, с.120

(обратно)

691

Ливий, т. 3, с.621 (периоха книги 55)

(обратно)

692

Полибий, т. 2, с.332 (XX, 10, 8–9)

(обратно)

693

Арриан, с.99 (30, 5)

(обратно)

694

Ювенал, I, 3, 309–311

(обратно)

695

Люцилий, с.378 (XXIX, 40, 854)

(обратно)

696

Гиро, с.150

(обратно)

697

Овидий, с.40 (любовные элегии I, 6, 74)

(обратно)

698

Августин, с.122

(обратно)

699

Проперций, с.298 (элегии II, 5)

(обратно)

700

Овидий, с.41 (любовные элегии I, 7, 49–50)

(обратно)

701

Есенин, с.129 («Сыпь, гармоника. Скука… Скука…»)

(обратно)

702

Памятники римского права, с.591–598

(обратно)

703

Скрипилёв, с.64–71

(обратно)

704

Памятники римского права, с.591, 592

(обратно)

705

Ранович, с.29

(обратно)

706

Словарь античности, с.98

(обратно)

707

Фейхтвангер. Лже-Нерон, с.101 (книга 2, глава 2)

(обратно)

708

Мазуркевич, с.21

(обратно)

709

Машкин, с.509

(обратно)

710

Тацит, с.310 (Анналы XIII, 35)

(обратно)

711

Кнабе. История. Быт. Античность, с.13

(обратно)

712

Свасьян, с.60

(обратно)

713

Тацит, с.26 (Анналы I, 34)

(обратно)

714

Тацит, с.20 (Анналы I, 23)

(обратно)

715

Тацит, с.240 (Анналы XI, 18)

(обратно)

716

Ливий, т. 1, с.265 (IV, 47, 2)

(обратно)

717

Плутарх, т. 2, с.243 (Лукулл XV)

(обратно)

718

Высокий, с.206, примеч. 94

(обратно)

719

Дворецкий, с.140

(обратно)

720

Буровик, с.92

(обратно)

721

Полибий, т. 2, с.28 (VI, 38, 3–4)

(обратно)

722

испанского

(обратно)

723

Квинт

(обратно)

724

Лукан, с.33 (II, 181–184)

(обратно)

725

Аппиан Александрийский, с.170 (Пунич. войны XVII, 118)

(обратно)

726

Арриан, с.68 (24, 3)

(обратно)

727

Гораций, с.184

(обратно)

728

Петровский, с.377, примеч. 3 к эподу 4

(обратно)

729

Памятники римского права, с.498

(обратно)

730

Грейвз, с.34 (глава 2-я)

(обратно)

731

Плутарх, т. 2. с.135 (Лисандр IX)

(обратно)

732

Элий Лампридий. Александр Север, с.163 (XXVIII, 3)

(обратно)

733

Юлий Капитолин. Опилий Макрин, с.127 (XII, 7)

(обратно)

734

Кистяковский, с.116

(обратно)

735

Лубенченков, Романов, с.72

(обратно)

736

Блох, с.118

(обратно)

737

Павлов

(обратно)

738

Лубенченков, Романов, с.62

(обратно)

739

Блох, с.174

(обратно)

740

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.503, примеч. 133–134

(обратно)

741

Тацит, с.198 (Анналы VI, 1)

(обратно)

742

Ливий, т. 1, с.479 (VIII, 28, 2)

(обратно)

743

Ливий, т. 2, с.294 (XXVI, 13, 15)

(обратно)

744

Ливий, т. 2, с.470 (XXIX, 17, 15)

(обратно)

745

Гораций, с.160 (оды IV, 10)

(обратно)

746

Катулл. Стихотворения, с.89 (LXI)

(обратно)

747

Проперций, с.295 (II, 4)

(обратно)

748

Ювенал, с.268 (II, 6, 34–35)

(обратно)

749

Светоний. О знаменитых людях, с.228 (Жизнеописание Вергилия 9)

(обратно)

750

Бартошек, с.303

(обратно)

751

Пушкин. Подражание арабскому, с.450

(обратно)

752

Лукиан, с.439 (Две любви 10)

(обратно)

753

Блох, с.180–163

(обратно)

754

Петроний, с.69 (глава XXIII, последняя строка в песне кинеда и примеч. 50)

(обратно)

755

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.470, примеч. 23

(обратно)

756

Геродот, с.404 (VIII, 105–106)

(обратно)

757

Немировский. История древнего мира, ч. 2-я, с.78

(обратно)

758

Егер, с.422

(обратно)

759

Дуров. «Муза, идущая по земле», с.29

(обратно)

760

Ювенал, с.275 (II, 6, 333–334)

(обратно)

761

Лукиан, с.575–576 (Лукий, или Осёл 50–51)

(обратно)

762

древние египтяне

(обратно)

763

Геродот, с.95 (II, 46)

(обратно)

764

Флавий Вописк Сиракузянин. Фирм, Сатурнин, Прокул и Бонз, то есть Четвёрка тиранов, с.315 (XII, 7)

(обратно)

765

Мазуркевич, с.111–112

(обратно)

766

Даль, с.848, статья «Шулó»

(обратно)

767

Ювенал, с.277 (II, 6, 366–373)

(обратно)

768

Ювенал, с.277, примеч. 1 (Оксфордская рукопись III, 6, 374–375)

(обратно)

769

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.505–506, примеч. 15

(обратно)

770

Ботвинник, Коган, Рабинович, Селецкий, с.74

(обратно)

771

Левинская, с.500

(обратно)

772

Тойнби, с.176

(обратно)

773

Данилевский, с.97

(обратно)

774

Светлов, с.109

(обратно)

775

Словарь античности, с.260

(обратно)

776

Фейхтвангер. Лже-Нерон, особенно с.116 (книга «Вершина», глава 5

(обратно)

777

Словарь античности, с.260

(обратно)

778

Гладкий, с.326–327

(обратно)

779

Кулакова, с.13–15

(обратно)

780

Луцилий, с.357 (VII, 10)

(обратно)

781

Мазуркевич, с.111

(обратно)

782

оскопление

(обратно)

783

Бартошек, с.62

(обратно)

784

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.215 (VIII Домициан 7, 1)

(обратно)

785

Дуров. Марциал и его поэзия, с.12

(обратно)

786

Марциал, с.227

(обратно)

787

Бартошек, с.185

(обратно)

788

см. (Сергеенко. Жизнь Древнего Рима, с.312, примеч. 1

(обратно)

789

Петрова

(обратно)

790

Гиро, с.76–77

(обратно)

791

Гаврилов, Гаспаров, Ковалёва, Петровский, Солопов, с.522, примеч. 602–603; с.506, примеч. 35–36

(обратно)

792

Марциал, с.70, эпиграмма № 60

(обратно)

793

Гораций, с.212 (сатиры I, 2)

(обратно)

794

Марциал, с.74, эпиграмма № 83

(обратно)

795

Марциал, с.97, эпиграмма № 85

(обратно)

796

Ливий, т. 2, с.462 (XXIX, 9, 7)

(обратно)

797

Ювенал, с.310 (IV, 10, 316–317)

(обратно)

798

Катулл. Избранная лирика, с.26, перевод наш, подстрочный

(обратно)

799

Лукиан, с.253 (О смерти Перегрина, 9)

(обратно)

800

Аристофан, с.211 (Облака, 1084–1085)

(обратно)

801

Хёфлинг, с.78

(обратно)

802

Гиро, с.264

(обратно)

803

Хёфлинг, с.79

(обратно)

804

Лукиан, с.576 (Лукий, или Осёл 52)

(обратно)

805

Блейер, с.466

(обратно)

806

т. е. неразбавленным, крепким

(обратно)

807

половые

(обратно)

808

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.102 (III Тиберий 62, 2)

(обратно)

809

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.64 (II Божественный Август 67)

(обратно)

810

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.98 (IV Тиберий 53, 2)

(обратно)

811

Светоний. Жизнь двенадцати цезарей, с.120 (IV Гай Калигула 32, 2)

(обратно)

812

Плутарх, т. 3, с.261–262 (Цицерон XLIX)

(обратно)

813

Элий Лампридий. Антонин Гелиогабал, с.147 (XXIX, 2)

(обратно)

814

Егер, с.592

(обратно)

815

Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.67 (X, 4)

(обратно)

816

Элий Лампридий. Коммод Антонин, с.67 (XI, 1)

(обратно)

817

Полибий, т. 2, с.234 (XV, 33, 6–10)

(обратно)

818

Геродиан, с.113–114 (VII, 3, 2)

(обратно)

819

Гиро, с.541–545

(обратно)

820

Кистяковский, с.169

(обратно)

821

Ореханова, с.886, примеч. 77)

(обратно)

822

Плиний Младший, с.40–41 (II, 20, 2–12)

(обратно)

823

Тацит, с.716–717 (История IV, 42)

(обратно)

824

Аппиан Александрийский, с.498–521 (Гражд. войны IV, 1–51)

(обратно)

825

Машкин, с.184

(обратно)

826

Сурков, с.46

(обратно)

827

Карфаген

(обратно)

828

Аппиан Александрийский, с.177 (Пунич. войны, 132)

(обратно)

829

Хафнер, с.166

(обратно)

830

Рыжов, с.375

(обратно)

831

Хафнер, с.33

(обратно)

832

Хафнер, с.33

(обратно)

833

Рыжов, с.49

(обратно)

834

Хафнер, с.35

(обратно)

835

Рыжов, с.55, 57, 62, 87

(обратно)

836

Хафнер, с.37–39

(обратно)

837

Хафнер, с.54

(обратно)

838

Рыжов, с.12

(обратно)

839

Хафнер, с.54–55

(обратно)

840

Хафнер, с.81

(обратно)

841

Хафнер, с.81

(обратно)

842

Хафнер, с.82

(обратно)

843

Хафнер, с.85

(обратно)

844

Рыжов, с.171

(обратно)

845

Хафнер, с.88

(обратно)

846

Рыжов, с.175

(обратно)

847

Хафнер, с.89

(обратно)

848

так у Светония

(обратно)

849

Рыжов, с.183

(обратно)

850

Хафнер, с.93

(обратно)

851

Хафнер, с.94

(обратно)

852

Рыжов, с.185

(обратно)

853

Хафнер, с.283

(обратно)

854

Рыжов, с.458

(обратно)

855

Хафнер, с.98

(обратно)

856

Хафнер, с.115

(обратно)

857

Рыжов, с.220

(обратно)

858

Хафнер, с.127–128

(обратно)

859

Рыжов, с.231

(обратно)

860

Хафнер, с.130

(обратно)

861

Рыжов, с.258

(обратно)

862

Хафнер, с.140

(обратно)

863

Рыжов, с.264

(обратно)

864

Хафнер, с.143

(обратно)

865

Рыжов, с.273

(обратно)

866

Хафнер, с.146

(обратно)

867

Рыжов, с.287

(обратно)

868

Хафнер, с.154

(обратно)

869

Хафнер, с.172

(обратно)

870

Рыжов, с.341

(обратно)

871

Хафнер, с.173

(обратно)

872

Рыжов, с.345

(обратно)

873

Хафнер, с.174

(обратно)

874

Рыжов, с.275

(обратно)

875

Хафнер, с.183

(обратно)

876

Хафнер, с.186–187

(обратно)

877

Рыжов, с.374

(обратно)

878

Хафнер, с.188–190

(обратно)

879

Рыжов, с.8

(обратно)

880

Хафнер, с.29–30

(обратно)

881

Хафнер, с.206

(обратно)

882

Рыжов, с.523

(обратно)

883

Хафнер, с.216

(обратно)

884

Хафнер, с.218

(обратно)

885

Рыжов, с.532

(обратно)

886

Хафнер, с.145

(обратно)

887

Рыжов, с.91

(обратно)

888

Хафнер, с.236

(обратно)

889

Хафнер, с.241

(обратно)

890

Хафнер, с.242–243

(обратно)

891

Рыжов, с.455

(обратно)

892

Хафнер, с.253

(обратно)

893

Рыжов, с.463

(обратно)

894

Хафнер, с.254

(обратно)

895

Рыжов, с.466

(обратно)

896

Хафнер, с.255

(обратно)

897

Рыжов, с.480, 482

(обратно)

898

Хафнер, с.263–264

(обратно)

899

Рыжов, с.502

(обратно)

900

Хафнер, с.274–276

(обратно)

901

Рыжов, с.11

(обратно)

902

Хафнер, с.277

(обратно)

903

Хафнер, с.294

(обратно)

904

Пер. с древнегреч. и латинск.

(обратно)

905

Пер. с древнегреч. / Отв. ред. докт. историч. наук Е.С.Голубцова; Послесловие И.Л.Маяк; Комментарии А.С.Балахванцева; Указат. имён и названий Л.Л.Кофанова

(обратно)

906

Квинт Энний Флавий

(обратно)

907

Пер. с древнегреч. М.Е.Сергеенко; Вступит. статья С.Ю.Трохачёва

(обратно)

908

Пер. с древнегреч. / Отв. ред. докт. историч. наук Е.С.Голубцова; Послесловие И.Л.Маяк; Комментарии А.С.Балахванцева; Указат. имён и названий Л.Л.Кофанова

(обратно)

909

Пер. с нем.

(обратно)

910

с латин.

(обратно)

911

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

912

8

(обратно)

913

Пер. с древнегреч. А.И.Доватура, Н.М.Ботвинника, А.К.Гаврилова, В.С.Дурова, Ю.К.Поплинского, М.В.Скржинской, Н.В.Шеболина; Под ред. А.И.Доватура; Научн. статья А.И.Доватура; Коммент. и указатели М.Ф.Высокого; Ответств. ред. д.и.н. Л.П.Маринович

(обратно)

914

с латин.

(обратно)

915

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

916

с нем.

(обратно)

917

Вступит. статья Ю.В.Перова и К.А.Сергеева

(обратно)

918

Пер. с древнегреч. А.И.Доватура, Н.М.Ботвинника, А.К.Гаврилова, В.С.Дурова, Ю.К.Поплинского, М.В.Скржинской, Н.В.Шеболина; Под ред. А.И.Доватура; Научн. статья А.И.Доватура; Коммент. и указатели М.Ф.Высокого; Ответств. ред. д.и.н. Л.П.Маринович

(обратно)

919

с древнегреч.

(обратно)

920

Ответств. ред. С.Л.Утченко

(обратно)

921

Репринт издания 1912 г.

(обратно)

922

Сборник статей

(обратно)

923

В 3-х т.

(обратно)

924

Е.И.Лебедевой, Ю.П.Малинина, В.И.Райцес, П.Ю.Уварова

(обратно)

925

Пер. с латин. Ф.А.Петровского; Комментарии Я.М.Боровского

(обратно)

926

Комментарии

(обратно)

927

с нем.

(обратно)

928

Стихотворения

(обратно)

929

Сочинения

(обратно)

930

Пер. с испанск. (?)

(обратно)

931

Шифман

(обратно)

932

Изд. 3-е

(обратно)

933

Сборник статей

(обратно)

934

Е.И.Лебедевой, Ю.П.Малинина, В.И.Райцес, П.Ю.Уварова

(обратно)

935

1

(обратно)

936

Фрагменты сатир

(обратно)

937

Пер. с латин. Ф.А.Петровского; Коммент. Я.М.Боровского

(обратно)

938

с латин.

(обратно)

939

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

940

Т. 1-й

(обратно)

941

Т. 3-й

(обратно)

942

в сорока книгах

(обратно)

943

Книги I–V

(обратно)

944

Пер. с древнегреч. Ф.Г.Мищенко, с его предисл., примеч., указателем, картами

(обратно)

945

древне

(обратно)

946

Сочинения

(обратно)

947

Сборник статей

(обратно)

948

с латин.

(обратно)

949

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

950

Учеб. пособие

(обратно)

951

Русского христианского гуманитарного ин-та

(обратно)

952

Пер. с древнегреч. и латинск.

(обратно)

953

Пер. с латин.

(обратно)

954

c древнегреч.

(обратно)

955

с древнегреч.

(обратно)

956

Ответств. ред. С.Л.Утченко

(обратно)

957

с древнегреч.

(обратно)

958

Сочинения

(обратно)

959

с нем.

(обратно)

960

с латин.

(обратно)

961

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

962

с латин.

(обратно)

963

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

964

Пер. с латин. А.И.Немировского, М.Ф.Дашковой

(обратно)

965

с древнегреч.

(обратно)

966

В 3-х т.

(обратно)

967

В 3-х т.

(обратно)

968

В 3-х т.

(обратно)

969

1

(обратно)

970

с латин.

(обратно)

971

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

972

с латин.

(обратно)

973

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

974

с латин.

(обратно)

975

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

976

с латин.

(обратно)

977

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

978

с латин.

(обратно)

979

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

980

с латин.

(обратно)

981

Послесл. М.Л.Гаспарова; Примеч. О.Д.Никитского и А.И.Любжина

(обратно)

.

(обратно)

Оглавление

  • Г.И.Тираспольский . Беседы с палачом . Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме
  •   ВВЕДЕНИЕ
  •   Глава 1-я. КАЗНИ
  •   Глава 2-я. ПЫТКИ
  •   Глава 3-я. СУРОВЫЕ НАКАЗАНИЯ
  •   Глава 4. ИЗУВЕРСТВА И ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА
  •   Глава 5-я. КЛЕВЕТНИКИ И ДОНОСЧИКИ
  •   Глава 6-я. ПРОСКРИПЦИИ
  •   ЗАВЕРШЕНИЕ
  •   Указатель латинских терминов и выражений
  •   ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Беседы с палачом. Казни, пытки и суровые наказания в Древнем Риме», Геннадий Исаакович Тираспольский

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства