«Три революции»

Дмитрий Лысков - Три революции

Введение

Эта книга - одна из наиболее сложных частей задуманной работы. Как и прежде я не ставлю своей целью вытащить на свет историческую сенсацию - лишь напомнить об этапах развития нашей страны. Которые, так уж сложилась конъюнктура момента, могут показаться сенсацией.

История советского периода вот уже более 20 лет подвергается непрерывному пересмотру. Как ни печально, этот процесс имеет мало общего с исторической наукой - история используется как элемент политической технологии. Об этом с предельной откровенностью говорит академик А.Н.Яковлев в предисловии к русскому переводу "Черной книги коммунизма":

«...После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. Надо было ясно, четко и внятно вычленить феномен большевизма, отделив его от марксизма прошлого века. А потому без устали говорили о «гениальности» позднего Ленина, о необходимости возврата к ленинскому «плану строительства социализма» через кооперацию, через государственный капитализм и т.д.

Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» — по революционаризму вообще.

Начался новый виток разоблачения «культа личности Сталина» (кавычки Яковлева - Д.Л.). Но не эмоциональным выкриком, как это сделал Хрущев, а с четким подтекстом: преступник не только Сталин, но и сама система преступна. <...>

Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. <...>

Блистательные экономисты-публицисты — покойный Василий Селюнин, Николай Шмелев, Гавриил Попов, Лариса Пияшева, Николай Петраков, Анатолий Стреляный и другие вначале скороговоркой, а затем и в полный голос заговорили о рынке, товарно-денежных отношениях, кооперации и прочем. <...>

В защиту «завоеваний социализма» против реформ немедленно встала «вся сталинская рать» номенклатуры во главе с вождями большевизма... В ответ была резко ужесточена антисталинская дискуссия под девизом «Факты выше принципа». Быстро дошла очередь и до Ленина: факты его деятельности потрясали людей, ничего не знавших о мегапреступности вождя». [Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. Москва, издательство "Три века истории", 2001 год, 2-е издание. Вступительная статья - А.Н.Яковлев цит. по эл. версии ]

Это не пустая похвальба. А.Н.Яковлев с лета 1985 года занимал пост главного пропагандиста ЦК КПСС, в 1986 году к его должности зав. отделом пропаганды ЦК прибавилась должность секретаря ЦК по вопросам идеологии, информации и культуры. В 1999 году уважаемый в новой России старец горел желанием поделиться как, контролируя идеологию, информацию и культуру, он обратил их под лозунгом "совершенствования социализма" против самого социализма, партии и, в конечном итоге, государства.

Не в рамках этой работы обсуждать моральные качества ныне покойного А.Н.Яковлева. Сегодня достаточно просто знать как и какими методами был осуществлен развал Советского Союза. В конечном итоге "массовая" история - всегда идеология, и эта идеология была обращена против системы, которую должна была защитить. Это не весь процесс, но это значимая составляющая процесса.

Важным для нас следствием этой деятельности стало крайнее упрощение отечественной истории конца XIX - начала и середины XX веков. Того самого периода, когда закладывалась - вначале вчерне, в революционных доктринах, а затем и на практике советская государственность, формировалось советское общество.

Фактически, представление об истории было сведено к набору крайне идеологизированных шаблонов, имеющих единственную цель - сформировать отношение к этому периоду. Не удивительно, что оно формировалось в крайне негативном ключе. Идеологическая поддержка развала СССР и легитимизация "демократической" России через противопоставление прежнему режиму, естественно, не способствовали непредвзятому анализу причин, следствий и закономерностей развития русской революции и строительства страны Советов.

При здравом размышлении постулат "сама система преступна" можно применить к любой стране, не исключая развитых демократий Запада. Изначально заданный тезис определяет подбор "доказательств", отнюдь не все из которых являются вымыслом. Часто для достижения цели достаточно огульного "популяризаторства", умолчаний, выхваченных из контекста цитат, игнорирования общеисторических тенденций, на фоне которых происходят события. Особенно если сдобрить все это набором "высокоморальных" рассуждений о событиях вековой давности с точки зрения современной морали и общественных отношений.

В случае отечественной истории все эти приемы были применены в полной мере.

Сложностью данной работы является глубокая мифологизация советского периода, утрата причинно-следственной связи между событиями. Непонимание идеологических или ситуационных факторов, лежащих в основе тех или иных решений или действий. И как итог - незнание истории собственной страны. В лучшем случае – отсутствие ее понимания. Через все эти дебри придется продираться.

Первая книга, в которой поднимались эти вопросы - "Краткий курс истории русской революции" - отвечала на вопрос почему произошла Октябрьская революция. Для того, чтобы проследить причины революционного взрыва, потребовалось углубиться в историю России вплоть до XVIII века. Рассмотреть в широкой исторической перспективе не только формирование революционных взглядов, но и эволюцию образования, здравоохранения Российской империи, религию, законодательную базу страны, трудовые отношения, земельный вопрос и быт населения. Наконец, внешнюю политику царского правительства.

Сложные масштабные события редко имеют в своей основе простые и однозначные причины. Такова русская революция 1917 года, приведшая в движение миллионные массы населения, изменившая страну, строй, определившая общественные отношения и развитие нашего государства - не только на 70 лет. Предпринятая в 90-е годы попытка перечеркнуть прошлое и начать историю с чистого листа наглядно показала – наши современные отношения плоть от плоти революций вековой давности.

Эта книга - ответ на вопрос как происходила революция. Чем руководствовались в своей деятельности революционеры, под давлением каких причин принимали те или иные решения, к чему стремились, благодаря чему одержали победу и как сумели удержать и укрепить свою власть. Наконец, когда закончилась революция? Даже этот, казалось бы элементарный вопрос, не имеет при ближайшем рассмотрении однозначного ответа.

Вторая сложность работы заключена в крайнем «ускорении времени» по мере разрастания революционных событий. В неторопливом XIX веке требовались десятилетия для того, чтобы разнородные процессы слились воедино, достигнув своего логического завершения. Это позволяло проследить события на большом историческом интервале. В пошедшей вразнос России XX века каждый день порождал событие. Изучая источники вековой давности поражаешься, сколько свершений могло уместиться в один единственный месяц 1917 или 1918 годов. Подчас в 30 дней успевали разработать и применить доктрину развития государства – и отказаться от нее в силу вновь возникших обстоятельств.

Наконец, третий важный аспект работы, на который следует обратить внимание: по мере возможности подробное рассмотрение идеологии, которой руководствовались в своих действиях те или иные силы. Возможно, кому-то покажется лишним глубокое обращение к марксизму и его развитию в российских условиях. Однако без понимания идеи, ее трансформации, методологии анализа, которыми пользовались революционеры, практического применения полученных выводов - невозможно понять политическую составляющую революции. Не только межпартийных разногласий этого периода, хотя крайне важны и они. Но и вобравших их в себя внутрипартийных разногласий уже в среде большевиков.

Из этих споров, из оппозиции ленинскому курсу рождалась большевистская политика. И именно противоречия в ВКП(б), расширившись уже в период однопартийности до масштабов межпартийной дискуссии прежних времен, во многом явились причиной репрессий 30-40 годов - этого важного для понимания истории страны этапа.

I. БОРЬБА ИДЕЙ

1. Октябрьская буржуазная революция, или Сколько революций было в России?

Ключевой проблемой, с которой сталкивается исследователь событий в России 1905-1917 годов, является их характеристика. Чем представляла собой эта череда социальных взрывов? Правомерно ли говорить о трех последовательных революциях, или перед нами элементы одного растянутого во времени процесса? Традиционный подход, разделяющий по набору формальных признаков революцию 1905 года, буржуазную Февральскую революцию 1917-го и Октябрьскую социалистическую, принят скорее для удобства, не давая исчерпывающих ответов на ряд крайне важных вопросов.

Сегодня существует много подчас диаметрально противоположных взглядов на марксистскую теорию. Для нас не принципиально «массовое» современное отношение к марксизму, в основе которого лежит отрицательный медийный образ "что-то слышал и осуждаю" - это следствие большой кампании по "борьбе с коммунизмом". Для нашей темы важно, что марксисткой теорией пользовались революционеры. Чтобы понять их поступки, необходимо иметь представление об их образе мысли.

Впоследствии мы сами убедимся, что марксистский подход к изучению революции и истории России применялся всеми силами рассматриваемого периода (именно всеми, от кадетов и эсеров до большевиков), применяется он и по сей день, разве что без ссылок на работы немецкого философа.

Обобщая опыт европейских революций XVII-XVIII веков, Маркс постулировал закономерность общественного развития - смены исторических этапов, или "формаций". Под давлением прогресса производительных сил общества косный феодальный строй с его сословными рамками и правящей аристократией оказывается сметен прогрессивной буржуазной революцией. Которая открывает путь к свободе рынка и предпринимательства - капитализму. Движущая сила такой революции – молодая и активная буржуазия, которая возглавляет и идеологически оснащает массы. Слом мешающих развитию капитализма феодальных ограничений возможен только революционным путем. Странно рассчитывать, что аристократия добровольно пожертвует своей властью в пользу буржуа.

В свою очередь рано или поздно капитализм станет помехой на пути развивающихся производительных сил. Хаос рынка и эксплуатации сам станет тормозом, ограничивающим развитие социально-экономических отношений. Произойдет революционный переход к социалистической, то есть "общественной" формации, когда хаотическому обогащению малой группы одних за счет других будет противопоставлен направляемый единым планом всеобщий труд на общественную пользу. Здесь движущей силой Маркс полагал пролетариат.

В основе теории Маркса лежит важное допущение о линейном восходящем развитии производительных сил общества - из которого складывается смена формаций от менее прогрессивных к более прогрессивным. А так как на смену феодализму в реальной истории пришел капитализм, а социализм прямо вытекает из развития капиталистических отношений, этой схеме был придан статус исторической закономерности, или закона развития человеческого общества.

Таким образом, Маркс теоретически обосновал неизбежность социалистической революции, чем оказал неоценимую услугу социалистам. Но он обосновал ее на основе глубокого анализа капиталистических отношений, развив труды таких известных либеральных философов-экономистов, как Адам Смит, Давид Риккардо и других. Чем завоевал симпатии либерального лагеря, до сих пор с удовольствием применяющего экономическую теорию Маркса к анализу современных процессов.

По сути, в XXI веке споры о теории Маркса идут, преимущественно, вокруг неизбежности социалистической революции – одни круги в принципе отрицают ее возможность, другие отрицают лишь ее революционность, настаивая на возможности эволюционных социалистических преобразований в капиталистическом обществе. Притчей во языцех стал «шведский социализм», но и в более широкой трактовке сегодня много говорится о «европейском социализме», имея в виду политику стран ЕС, в частности, Франции, и даже о движении к социализму в США.

Либерализму марксизм противоречит лишь своей революционностью, утверждением о неизбежности перехода от капитализма к социализму. При том, что либерализм полагает рынок и связанную с ним политическую систему вершиной общественного развития.

Сегодня для исторического анализа применяются два подхода, признанные классическими – формационный и цивилизационный. В основе формационного подхода лежит понятие «общественно-экономическая формация», которая характеризует общество с точки зрения типа производственных отношений, его экономической структуры и политической надстройки. Этот подход разработан в рамках марксистской теории.

Цивилизационный подход опирается прежде всего на культурные особенности человеческого общества, определяющие тип взаимоотношений и стиль мышления больших масс людей, называемых «цивилизациями». Наиболее известный представитель этой школы британский историк А.Тойнби выделял более двух десятков цивилизаций, среди которых «китайская», «западная», «православная», «арабская» и т.д.

Нетрудно заметить, что цивилизационный подход, будучи способен дать интереснейшие данные для изучения глобального исторического процесса, не слишком удобен для анализа локальных событий. Этим объясняется практически повсеместное применение историками марксистского формационного подхода. И именно это заводит нас в тупик при анализе революции в России.

События 1905 года с формальной точки зрения совершенно справедливо названы революцией - их итогом стала смена существовавшего строя, переход от абсолютной монархии к "конституционной", с правами и свободами и народным представительством. Пусть эти изменения были чисто косметическими и просуществовали совсем недолго - но они были. Их весьма своеобразная реализация - существенное ограничение избирательных прав, например, - свидетельство скорее незавершенности революционного процесса. Об этом можно прочесть в любом учебнике истории.

Но давайте задумаемся - при каких обстоятельствах мы могли бы считать революционный процесс полностью завершенным? Что должно было стать закономерным итогом революции 1905 года?

Вопрос, который старательно обходят все авторы, касается характеристики этой революции. Какой она была - буржуазной? Социалистической? Третьего рода? Это ключевой вопрос исторического анализа, он непосредственно указывает нам цели, к которым стремятся революционеры, позволяя, в свою очередь, судить об успехе или провале, об остановке на промежуточном этапе и т.д. Но именно этот вопрос и остается фигурой умолчания.

Была ли революция 1905 года буржуазной? По ряду формальных признаков - да, разрушая отношения феодализма, она приближала закономерный переход к капиталистической формации. В этом случае по ее итогам в России должна была возникнуть буржуазная парламентская республика, и события как будто развивались именно в этом направлении.

Но молодая российская буржуазия оказалась в ней полностью контрреволюционной, заняв консервативные позиции, солидаризировавшись с проводниками феодализма помещиками-аристократами, царским правительством и правящей династией. Возникшая благодаря форсированному государственному строительству капитализма в России конца XIX - начала XX веков, она не только миновала классические этапы развития - от гильдий к мануфактурам и крупному машинному производству, но и, получив в свое распоряжение сразу крупные производства, немало способствовала вытеснению "запоздалых" мелких форм капиталистического хозяйства.

С одной стороны это соответствовало государственной доктрине. "Отец русского капитализма" С.Ю.Витте, от экономического строительства которого либеральные экономисты пришли бы в ужас, в своих воспоминаниях искренне недоумевал: "Говорят, что я использовал искусственные методы для развития промышленности. Что означает эта глупая фраза? Какими способами, кроме как искусственными, можно развивать промышленность? [1]

Таким образом, как отмечает ведущий британский советолог Эдвард Карр, анализируя специфику русского капитализма XIX - XX веков, "интенсивное развитие русской промышленности" было связано с "отсутствием буржуазной традиции или буржуазной политической философии". [2]

Буржуазия, получив сразу крупные производства, перескочила через этап борьбы за мелкие предприятия, через этап взаимной конкуренции и сражений на два фронта - против все более устаревающего государства, стесняющего их развитие, и своих чисто экономических противников - из собственной и старой феодальной среды.

В России в силу специфики развития капитализма не мог вырасти и не вырос тот бойкий, зубастый и независимый тип западного капиталиста, готового на любые преступления ради 300 процентов прибыли. Отечественный буржуа был плоть от плоти системы, которая его породила. Он не был революционен.

Непосредственной причиной революционного взрыва послужил кровавый расстрел рабочей демонстрации. Непосредственной движущей силой революции являлись рабочие и поддержавшее их крестьянство. Ключевую роль в политике играли две партии, представляющие, соответственно, рабочих и крестьян - меньшевики и эсеры.

Была ли революция 1905 года пролетарской? И да, и нет. Пролетариат не выступал в ней как организованная сила. Скорее его действия были продиктованы накопившимся раздражением и безысходностью, чем конкретным планом или определенными стремлениями.

При этом требования рабочих и крестьян соответствовали скорее требованиям буржуазной революции. Немалую роль сыграли здесь "руководящие" партии, которые, являясь социалистическими, с одной стороны оказались не готовы возглавить революционную волну, а с другой, пользуясь стандартной методологией, трактовали происходящее исключительно в рамках смены феодальной формации на капиталистическую. То есть не только воспринимали происходящую революцию как буржуазную, но и обеспечивали ей соответствующее идейное оснащение.

На тот факт, что буржуазная революция стихийно совершается пролетариатом и крестьянством при противодействии буржуазии они старались до поры до времени не обращать внимания.

Мы привычно называем буржуазной Февральскую революцию 1917 года, и формально для этого есть основания - смена государственного строя, крушение монархии, выдвижение на первые роли в государстве представителей буржуазной кадетской партии. Но нужно же обратить внимание на то, что вся революция была разделена как минимум на три малосвязанных друг с другом этапа.

Отречение Николая II стало скорее следствием давно зревшего в высших кругах аристократии заговора. Волнения в столице охватили рабочих и солдат. Они, как и поддержавшее их крестьянство, вновь были действующей силой революции. Они пришли к Таврическому дворцу и вручили власть будущему Временному правительству. Но буржуазия до последнего момента сопротивлялась, не решаясь взять власть. Объявить себя правительством Временный комитет Госдумы буквально вынудили многотысячные вооруженные демонстранты.

Наконец, Октябрьская революция привычно именуется социалистической. При этом забывается, что даже сами большевики полагали ее лишь завершающим этапом буржуазной революции - по сложившейся уже традиции, осуществляемой рабочими и крестьянством под руководством социалистической партии. Революция была направлена против буржуазии, но лишь потому, что последняя не смогла самостоятельно осуществить этот необходимый, предсказанный теорией исторический рывок.

В.И.Ленин в 1918 году признавал: «Да, революция наша буржуазная... Это мы яснее ясного сознавали, сотни и тысячи раз с 1905 года говорили, никогда этой необходимой ступени исторического процесса ни перепрыгнуть, ни декретами отме¬нить не пробовали». [3]

Ленин говорил о двух последовательных этапах революции - буржуазной и социалистической. Он так характеризовал первый из них, в ходе которого все революционные слои общества выступают против контрреволюционных: «Сначала вместе со "всем" крестьянством против монархии, против помещиков, против средневековья (и постольку революция остается буржуазной, буржуазно-демократической)".

"Затем, - говорит Ленин о втором этапе, отодвигая его в будущее, - вместе с беднейшим крестьянством, вместе с полу­пролетариатом, вместе со всеми эксплуатируемыми, против капитализма». [4]

Эти слова сказаны в 1918 году на фоне очередного фракционного кризиса, поразившего партию большевиков. Левая оппозиция в ВКП(б), стремящаяся к немедленным социалистическим преобразованиям, ставила Ленину на вид, что к руководству предприятиями и учреждениями в молодом советском государстве массово привлекаются капиталисты. В своем ответе левым Ленин отодвинул момент перехода к социализму еще минимум на поколение:

«Если они скажут: ведь вы тут предлагаете вводить к нам капиталистов, как руководителей, в число рабочих руководителей. — Да, они вводятся потому, что в деле практики организации у них есть знания, каких у нас нет…

Задачи социалистического строительства требуют упорной продолжительной работы и соответственных знаний, которых у нас недостаточно. Едва ли и ближайшее будущее поколение, более развитое, сделает полный переход к социализму». [5]

Более того, в большевистской доктрине необходимым условием перехода к социализму в России считалась победа мировой революции. Только в этом случае прогрессивный пролетариат развитых стран мог оказать помощь своим российским товарищам в проведении социалистических преобразований. В противном случае они признавались невозможными - из-за отсутствия необходимого административного и технического опыта, нехватки технологий, неразвитой промышленности, отсталого сельского хозяйства.

Наконец, постановка вопроса о переходе к социализму в России входила в противоречие с теоретической концепцией, согласно которой такой переход был возможен лишь по мере исчерпания капитализмом путей дальнейшего развития. Россия же стояла в самом начале капиталистического этапа.

Значит, Октябрьская социалистическая революция в действительности была буржуазной? И вновь невозможно дать однозначный ответ. На уровне большевистской теории этот вопрос решался утверждением о перерастании буржуазной революции в социалистическую, при признании Октябрьского переворота лишь завершающим этапом буржуазной революции. Именно поэтому, кстати, в ранних документах эпохи в применении к Октябрю повсеместно употребляется понятие "переворот". Лишь затем, в процессе пересмотра доктрин под давлением обстоятельств он был переименован в революцию, а этап с октября 1917 года стал именоваться социалистическим.

В действительности проблема была куда глубже теоретических построений предреволюционного и послереволюционного периодов. Основным вопросом, который ставила на повестку дня русская революция, был земельный. Именно страшное аграрное перенаселение создало ту ситуацию, которую Ленин характеризовал как "верхи не могут, а низы не хотят". Аграрный вопрос толкал Россию на путь революции, и именно его разрешение - теми или иными методами - должно было стать ее завершением.

И именно вокруг аграрного вопроса шли непрерывные бои - между партиями и между лидерами большевиков. Конфликт Ленина с Троцким, конфликт левой оппозиции в ВКП(б) с ленинским центром, конфликт Сталина с Троцким и троцкистами - в основе всех этих событий немаловажную роль играло отношение к основному вопросу русской революции.

Примечания:

[1] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990. Цит. по эл версии , со ссылкой на «Воспоминания». Берлин, 1922, с. 451.

[2] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990.

[3] В.И.Ленин, «Пролетарская революция и ренегат Каутский. ПСС, т.37, стр. 311. Цит. по эл. версии

[4] Там же, стр. 311-312

[5] В.И.Ленин, ПСС, т.36, стр. 262. Цит. по эл. версии

2. Основной вопрос революции от его зарождения до разрешения.

На бытовом уровне аграрный вопрос выражался в безземелии - невозможности для растущей крестьянской массы прокормиться с катастрофически малых наделов, оставшихся у земледельцев после отмены Крепостного права. Решением этой проблемы на доктринальном уровне занимались все российские партии - и левые, и правые.

Буржуазная кадетская партия, тесно связанная с крупными землевладельцами, предлагала наделить крестьян землей за счет государственных, удельных и монастырских земель, при сохранении помещичьего землевладения. Впрочем, кадеты не исключали частичной распродажи крупных имений по "справедливой" - не рыночной, а назначенной государством цене.

Наследники народников эсеры, "крестьянская" партия, выступали за "социализацию" земли, запрет на куплю-продажу земельных участков, за устранение наемного труда на селе и распределение земли между крестьянами - по числу работников, способных ее обрабатывать, либо "по едокам" хозяйства.

Именно эта программа, построенная на анализе крестьянских наказов, была реализована большевиками в октябре 1917 года во втором декрете Советской власти - "Декрете о земле". В ответ на обвинения со стороны эсеров в краже большевиками их программы, Ленин резонно указал, что эсеры с февраля были у власти, но отчего-то не предприняли для ее реализации никаких усилий.

При этом, говоря о программе эсеров, которая легла в основу "Декрета о земле", Ленин неоднократно подчеркивал, что крестьянский наказ не отражал большевистских требований по аграрному вопросу, но поскольку в нем была выражена воля трудового крестьянства, большевики приняли его: «Мы,- говорил Ленин, - открыто сказали в нашем декрете от 26 октября 1917 года, что мы берем в основу крестьянский наказ о земле. Мы открыто сказали, что он не отвечает нашим взглядам, что это не есть коммунизм, но мы не навязывали крестьянству того, что не соответствовало его взглядам, а соответствовало лишь нашей программе». [1]

Действительно, аграрная программа большевиков подразумевала не раздачу земли крестьянам, а – в программе минимум, рассчитанной на буржуазную революцию – «свободное развитие классовой борьбы в деревне». «Апрельские тезисы» говорили уже об организации на бывших помещичьих землях передовых сельскохозяйственных производств, где достигалось бы существенное увеличение производительности труда благодаря коллективной обработке земли под руководством профессиональных агрономов, применению удобрений, техники и т.д.

В ленинских «Материалах по пересмотру партийной программы» большевиков марта-апреля 1917 года говорилось о поддержке почина «тех крестьянских комитетов, которые в ряде местностей России передают помещичий живой и мертвый инвентарь в руки организованного в эти комитеты крестьянства для общественно-регулированного использования по обработке всех земель». Также партия советовала «пролетариям и полупролетариям деревни, чтобы они добивались образования из каждого помещичьего имения достаточно крупного образцового хозяйства, которое бы велось на общественный счет Советами депутатов от сельскохозяйственных рабочих под руководством агрономов и с применением наилучших технических средств». [2]

В 1917-1918 годах, пока Гражданская война не смешала все планы, Ленин активно призывал крестьянство создавать такие хозяйства, полагая, что их успешность будет отличным доводом для частника и далее объединяться в сельскохозяйственные коммуны. Впрочем, до поры до времени этот вопрос было предоставлено решать крестьянству по собственному усмотрению.

Большевики, таким образом, шагнули в теоретическом разрешении аграрного вопроса куда дальше других партий. Ведь из самых элементарных соображений следует, что простая раздача земли крестьянам, столь привлекательно выглядящая при "бытовом" подходе к проблеме, в реальности никаких выдвинутых аграрным перенаселением вопросов не решала.

Сама суть аграрного вопроса для России начала XX века отнюдь не исчерпывалась малоземельем. 80 процентов населения страны проживало в сельской местности, где в подавляющем большинстве вело крайне примитивное хозяйство, непрерывно балансируя на грани голода. Не исключено, что увеличение земельных наделов за счет государственных и помещичьих угодий помогло бы наконец накормить деревню. Но одновременно это вело к сокращению или ликвидации самих помещичьих хозяйств - наиболее товарных на тот момент в России. А думать следовало и о благосостоянии городов, и о получении ресурсов для дальнейшего развития.

Распределение земли среди крестьянства с большой долей вероятности вело бы к "капсуляции" деревни, при которой городу доставался бы минимум излишков. С этим, сделав ставку на аграрную программу эсеров, большевики столкнулись в итоге в период НЭПа. Достигнув определенного улучшения, деревня остановилась в своем развитии, перестав в полной мере удовлетворять нужды города. В городах вновь пришлось вводить карточки на продовольствие.

Но по-другому и быть не могло – за прошедшие годы на селе не произошло кардинальных изменений, никуда не делась крайне низкая производительность труда, архаичные методы землепользования, практически полное отсутствие современных машин и технологий. Дать больше, чем деревня давала – она уже не могла. Раздача земли крестьянам, таким образом, помогала лишь накормить самих крестьян.

Но и это было не самым главным из зол. Куда более значительной в стратегическом плане развития государства являлась именно аграрная перенаселенность по сравнению с предельно малой численностью городского населения. Для развития промышленности требовались немедленные меры по изменению сложившегося положения - огромные крестьянские массы требовалось направить в города в качестве рабочих рук. Эти рабочие руки требовалось обеспечить работой. Распределение земель между крестьянами отнюдь не способствовало решению такой задачи.

Фактически Россия в начале XX века столкнулась с неизбежностью раскрестьянивания - иных способов выдавить рабочую силу из деревни не было. Спектр возможных альтернатив сужался до минимума. В свое время Англия кардинально решила аналогичную проблему путем "огораживания" - массы крестьян были насильно согнаны со своей земли. В течение нескольких десятилетий в стране, ранее покрытой сетью деревень, была искоренена массовая аграрная культура. Бывшие крестьяне, лишенные дома и всяких средств к существованию, отчасти пополнили рабочий класс, отчасти городское "дно". Создав, однако, и рынок дешевой рабочей силы, чем способствовали развитию капитализма.

В Российской империи попытка правительства провести относительно мягкую - по сравнению с британским аналогом - аграрную реформу (столыпинская реформа), сделать ставку на кулака в ущерб середняку и бедняку - с неизбежным выделением последних в безземельный деревенский, а затем и городской пролетариат, встретила яростное сопротивление крестьянской массы. Реформа, сделавшая ставку на 10 процентов зажиточных крестьян, провалилась под революционным давлением 90 процентов бедных земледельцев. Деревня категорически отвергала попытки внедрения капиталистических отношений в своей среде.

Но провал "мягкой" реформы еще более сужал спектр возможных действий - Россия стремительно шла к мальтузианской резне, раскрестьяниванию самыми жесткими, силовыми методами. Развитию событий по такому сценарию помешал революционный взрыв.

Впоследствии все революционные партии, не исключая большевиков, вынуждены были считаться с требованиями крестьянской массы - основной движущей силы революции. Но тем самым, решая "бытовой" срез аграрного вопроса, они откладывали окончательное разрешение главной проблемы революции на неопределенный срок. Ведь вызов, стоящий перед страной, заключался в необходимости накормить всех, а не только отдельный класс, получая при этом достаточно ресурсов для дальнейшего промышленного развития страны. Нефти и газа, с горем пополам спасающих современную Россию вот уже 20 лет, на тот момент у государства не было.

То, что длительное время не было видно изнутри страны, точно отметил в своих работах британский дипломат, историк и советолог Эдвард Карр: "Приемлемого решения аграрной проблемы в России не могло быть без повышения ужасающе низкой производительности труда; эта дилемма будет мучить большевиков много лет спустя, а ее нельзя разрешить без введения современных машин и технологии, что в свою очередь невозможно на основе индивидуальных крестьянских наделов". [3]

Каким бы шокирующим ни выглядел этот вывод, но только Сталин, проведя коллективизацию, пришел к окончательному разрешению аграрного вопроса. Только в 1930-32 годах Россия вырвалась из порочного круга, в котором повышению производительности труда, механизации сельского хозяйства мешала его архаичная структура, но она же не была приспособлена, не соответствовала задачам промышленного роста, без чего не было возможности осуществить механизацию и т.д.

Именно Сталин, таким образом, завершил русскую революцию, набиравшую обороты с отмены Крепостного права в 1861 году. И это завершение было, пожалуй, наименее кровавым из всех, которые готовила России история.

Абсурдно обсуждать необходимость сталинских преобразований. Альтернативой им могла служить лишь "справедливая" деревенская пастораль отброшенной в аграрную фазу страны. Абсолютизировать "идиотизм деревенской жизни" в России XX века означало бы закладывать основы новой революции - или неизбежной утраты суверенитета.

Сегодня многое говорится о Советах, уничтоживших самое массовое сословие России - крестьянство. При этом забывается, что самым массовым "сословием" в СССР стали инженеры. Это обычный путь индустриального государства. Крестьянская страна просто не справилась бы с вызовами XX века.

***

Резюмируя сказанное в первых главах, можно заключить, что формационный подход в применении к революциям 1905-1917 годов хоть и дает большой материал для анализа, но не позволяет сделать окончательных, однозначных выводов о событиях вековой давности. Но использовать его необходимо – ведь принципами, заложенными в марксистком анализе, пользовались сами революционеры.

С другой стороны попытка выделить основной вопрос революции и рассмотреть события в свете его разрешения, показывает нам непрерывность революционного процесса, зародившегося во второй половине XIX века и пришедшего к своему логическому завершению лишь в 30-е годы XX века. Что позволяет по-новому взглянуть на весь революционный период – не исключая и «эпоху сталинизма».

В совмещении этих подходов нет принципиального противоречия. Догматическое следование классовому подходу или, напротив, полный отказ от него еще ни одного исследователя или политика до добра не доводили.

Примечания:

[1] см. Коток, В.Ф. «В.И.Ленин и наказы избирателей». Советское государство и право. -1963. - № 4. - С. 17 – 28.

[2] В.И.Ленин, ПСС, т.32 стр. 161, цит по эл. версии

[3] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990.

3. Зарождение марксизма в России

Немецкие экземпляры «Капитала» попали в Россию в конце 60-х годов XIX века. На протяжении нескольких лет в периодике публиковались выдержки из работ Маркса, шло их обсуждение.

В 1872 году в России легально вышел русский перевод первого тома «Капитала». С этим изданием связана необычная история. Цензоры, ознакомившись с переводом, отметили, что автор – явный сторонник социализма, но печать книги разрешили, так как «из-за трудности изложения ее никто не прочтет». Под запрет попал лишь портрет Маркса - его публикацию, по мнению цензоров, «можно было бы принять за выражение особенного уважения к личности автора». [1]

Публикация русского перевода «Капитала» имела широкий резонанс. Пресса откликнулась на выход работы, рецензии появились в газетах «Новое время», «Санкт-Петербургские ведомости» и т.д. Текст, опубликованный в «Новом времени», подчеркивал значение «Капитала» не только для занимающихся экономической теорией, но и для всякого образованного русского человека. [2]

Начиналась эпоха марксизма в царской России. Масштаб ее трудно недооценить. Интерес к работам немецкого философа охватил образованное общество – от правых до левых, от религиозных кругов до светских.

Доктор философских наук, историк философии В.Ф.Пустарнаков приводит ряд интереснейших фактов. Так, журнал «Православное обозрение» характеризовал Маркса как самого известного ученого – представителя социализма в Германии, а его «Капитал» как замечательное, но сугубо научное сочинение, переполненное абстракциями, похожими на математический трактат, весьма утомительный в чтении. [3]

Князь А.И.Васильчиков, «консервативный романтик славянофильской разновидности» [4], вовсеуслышанье заявлял: «Исходные мои положения заимствованы прямо из заявлений так называемых социальных демократов».

Наконец, о марксизме иногда желали узнать на самом верху. Например, министр финансов С.Ю.Витте излагал в курсе лекций, которые читал великому князю Михаилу Александровичу, исследования Карла Маркса.

Если «диалектике мы учились не по Гегелю», то точно так же либерализму Россия учились не по Миллю, а по Марксу. «Зарождающийся русский либерализм в лице Анненкова и Боткина идет на идейные контакты с Марксом, несмотря на то, что позиция последнего достаточно определилась как очень далекая от либерализма» [5]. «Влияние идей Маркса на Анненкова и Боткина – это первые страницы истории становящегося российского либерализма, на последних страницах которого в конце XIX в. окажется «легальный марксизм».

О том же, с несколько другой точки зрения, пишет британский советолог Эдвард Карр: «Быстрое распространение марксизма среди русских интеллигентов того времени было обусловлено интенсивным развитием русской промышленности и отсутствием буржуазной традиции или буржуазной политической философии, которые в России могли бы играть роль западного либерализма». [6]

В России до отмены Крепостного права просто не возникало необходимости в развитой экономической теории. В России конца XIX века, с приходом капиталистических отношений и развитием крупной промышленности, возникла острая потребность в инструментах для анализа происходящих процессов. Одним из основных таких инструментов стал марксизм.

Свою роль отводило ему и царское правительство. Видя в работах Маркса строгую социально-экономическую теорию, оно противопоставляло марксизм идеализму народников (и небезуспешно), представляя учение Маркса поступательным эволюционным процессом, исключающим революции. Именно этим во многом объяснялась удивительная лояльность царской цензуры, которая, по сути, на многие годы опередила "ересь экономизма" в РСДРП. Хотя, возможно, сама эта ересь вытекала из ранних "официальных" установок в отношении марксизма.

По крайней мере развитию так называемого "легального марксизма" в Российской империи не чинилось особых препятствий. Другой вопрос, что такая постановка вопроса была для царских чиновников ошибочна - секулярная чистота теории, ее голый экономический детерминизм, лишенный традиционных для того времени путанных апелляций к божественному или мифологическому, послужил причиной "просветления" для многих мыслителей 60-80 годов XIX века. Что, естественно, сказалось и на уважительном отношении к самой теории.

Вряд ли современные общественные деятели, призывающие осудить и запретить марксизм как "человеконенавистническую идеологию", понимают о чем говорят. Слишком обширен его вклад в российскую политическую культуру, слишком обширные страницы нашей истории придется вырезать. Яркий пример: «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии» (РСДРП), партии, из которой вышли большевики Ленина и меньшевики Мартова, написал "легальный марксист" П.Б.Струве. К революции 1917 года он был одним из идеологов либеральной кадетской партии, а в армии Деникина и Врангеля входил в "правительства" и составлял законы для территорий, занятых Добровольческой армией.

Другими известными "легальными марксистами" были будущие православные философы С.Н.Булгаков и Н.А.Бердяев.

Один из лидеров кадетов Милюков совершил эволюцию от народников, через социал-демократов до лидера либеральной буржуазной партии.

С "легальным марксизмом" так и не смогли до конца порвать меньшевики. На их засилье после Октября уже в большевистской партии жаловался Троцкий: "Впоследствии двери перед меньшевиками и эсерами были широко открыты, и бывшие соглашатели стали одной из опор сталинского партийного режима". [7]

Народник Плеханов, не сойдясь с будущими эсерами во взглядах на индивидуальный террор, стал убежденным марксистом, по сути - отцом-основателем и первым идеологом РСДРП. Долгие годы он посвятил непримиримой критике народников с точки зрения марксизма. Отголоски этой борьбы слышны в работе Ленина "Друзья народа и как они сражаются против социал-демократии".

Но хоть социал-демократы и обрушивались с резкой критикой на тех же эсеров, явное влияние марксизма прослеживается и в программе этой партии. К примеру, вот как в ней трансформировалось представление о Мировой революции:

«Во всех передовых странах цивилизованного мира, параллельно с ростом населения и его потребностей, идет рост власти человека над природой, усовершенствование способов управления ее естественными силами и увеличение творческой силы человеческого труда во всех областях его приложения...

Но этот рост... происходит в современном обществе при условиях буржуазной конкуренции разрозненных хозяйственных единиц, частной собственности на средства производства, превращения их в капитал, предельной экспроприации непосредственных производителей или косвенного подчинении их капиталу. По мере развития этих основ современного общества, оно все резче распадается на класс эксплуатируемых тружеников, получающих все меньшую и меньшую долю созидаемых их трудом благ, и классы эксплуататоров, монополизирующих владение естественными силами природы и общественными средствами производства...

Классы эксплуатируемых естественно стремятся защищаться от тяготеющего над ними гнета и, по мере роста своей сознательности, все более объединяют эту борьбу и направляют ее против самых основ буржуазной эксплуатации. Международное по своему существу, движение это все более и более определяется как движение огромного большинства в интересах огромного большинства – и в этом залог его победы.

Сознательным выражением, научным освещением и обобщением этого движения является международный революционный социализм...

Партия социалистов-революционеров в России рассматривает свое дело как органическую составную часть всемирной борьбы труда против эксплуатации человеческой личности». [8]

Совершенно марксистская фразеология. А ведь это эсеры, крестьянская партия, наследники народников!

Марксизм настолько впитался в политическую жизнь России на рубеже XIX - XX веков, что вычленить его, представить обособленным деструктивным течением вряд ли возможно. В той или иной мере марксистами были все основные политические силы. Дальнейшее дробление шло уже по пути трактовок марксизма, принятия или непринятия его революционной составляющей и т.д.

Для нас сегодня крайне важно разобраться в перипетиях этих теоретических дискуссий, а затем и прямых вооруженных столкновений. Тем более, что свои аналоги они имеют и в современности.

Примечания:

[1] История экономических учений, М., 1963. Цит по эл. версии

[2] Там же

[3] Философский портал, Сборник материалов научной конференции к 180-летию со дня рождения К.Маркса. В.Ф.Пустарнаков, «Парадоксы в истории марксизма в России». Цит по эл версии.

[4] Там же

[5] Там же

[6] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990.

[7] Л.Д.Троцкий. История русской революции, Т.2. Цит. по эл версии.

[8] Полный сборник платформ всех русских политических партий. С приложением высочайшего манифеста 17 октября 1905 г. и всеподданейшего доклада графа Витте. – Изд. второе. – СПб.: “ННШ”, 1906. цит. по эл. версии.

4. Ересь революции – современный взгляд

Становлению Российской социал-демократической рабочей партии способствовали три идеологических конфликта - с народниками, «легальными марксистами» и «экономистами».

Народническое направление российской революционной мысли делало ставку на крестьянство. В аграрных бунтах оно видело зародыш движение масс, способный разрушить доживающий последние дни специфический российский пост-феодализм и недокапитализм. Однако, даже впитав марксистские воззрения, будущие эсеры исходили из возможности перепрыгнуть буржуазный этап развития страны. В крестьянской общине они видели прообраз коммуны будущего, полагая, что с опорой на нее реально сразу осуществить переход к социализму, или "крестьянскому коммунизму", как называли его позже.

Социал-демократы громили эту точку зрения сразу по нескольким фронтам. С одной стороны, опираясь на марксистскую теорию, они указывали на невозможность миновать закономерные этапы общественного развития, перепрыгнув из феодальной формации в социалистическую. Причем, это не являлось догмой и не было "самим в себе" самоценным утверждением "потому, что Маркс так сказал". Только промышленно развитая культура с высокой производительностью труда может обеспечить "изобилие" для социализма, а для развития такой культуры неизбежно требуется капиталистический этап развития.

С другой стороны эсдеки указывали на аморфность и в целом не революционность крестьянской массы, даже не рассматривая крестьянство как класс. По выражению Плеханова крестьянство – это «состояние».

Обобщенно крестьянство социал-демократы склонны были рассматривать скорее как силу мелкобуржуазную. В лучшем случае - как слой населения, в котором только начинаются процессы разделения на классы. Правда, в работе "Развитие капитализма в России" (вышедшей в 1899 году) Ленин указывал, что этот процесс достаточно далеко зашел, что крестьянство расслаивается, выделяя с одной стороны, сельский и городской пролетариат, а с другой - сельскую буржуазию. Но эту оценку – о далеко зашедшем процессе расслоения - будущие события не подтвердили.

С точки зрения социал-демократов невозможность опоры на крестьянство была очевидна. Они делали ставку на конкретный класс - городской пролетариат. Форсированное развитие промышленности в России на рубеже веков, увеличение численности рабочих и первые забастовки, казалось, полностью подтверждали их правоту - рабочий класс стремительно обретал сознательность. Лишь события революции 1905 года, а особенно - 1917 показали ограниченность этой позиции.

Второй идеологической битвой была борьба против «легальных марксистов». Течение, возникшее в 80-90-е годы XIX века, безоговорочно принимало марксизм, полагало ближайшей исторической перспективой для России переход к капиталистической формации. Сосредоточившись на экономической составляющей работ Маркса, чтобы во всеоружии встретить момент перехода, сторонники этого течения вначале отодвинули социалистический этап в неопределенное будущее, а следом и вовсе пришли к отрицанию его революционности, полагая, что в далеком будущем достичь социализма можно будет и эволюционным путем. По сути это было простой отмашкой в сторону революционной теории. Главное, на чем сосредоточились "легальные марксисты" - это капитализм здесь и сейчас. Так из организации марксистов формировалось буржуазное движение.

Как мы видим, в подобном идеологическом перерождении нет ничего удивительного. Современные проклятия в адрес номенклатуры ЦК КПСС, которая "враз вся стала либералами и рыночниками" проистекают лишь от незнания истории.

Наконец, "экономизм" был третьим направлением, в которое вылился марксизм в России. Его сторонники, признавали себя авангардом борьбы за права рабочего класса, но призывали разделять политику и экономику. Рабочих прежде всего интересуют экономические вопросы, говорили они, что и выражается в требованиях забастовщиков об увеличении зарплаты и улучшении условий труда. Таким образом, борьба за улучшение экономического положения пролетариата провозглашалась главной целью, отодвигая политическую борьбу на идеологические задворки. Политика не снималась окончательно с повестки дня, однако она должна была стать уделом ограниченной группы интеллигенции, вырабатывающей политические решения.

Это противоречило уже базовым установкам марксизма. Недаром формационный подход оперирует понятием "социально-экономическая формация". Определенные экономические отношения могут нормально существовать только при определенном общественном строе, и этот процесс - влияния экономических отношений на общественные и наоборот - взаимный. Как невозможно представить себе развитый капитализм в феодальной формации городов-крепостей (просто не может развиться свободный рынок), так невозможно представить себе и социализм при сохранении власти и основных средств производства в руках буржуазии - они закономерно употребят их к собственному обогащению, вновь повернув развитие к капитализму.

Однако и "экономизм", отрицающий взаимосвязь политики и экономики, хорошо знаком нам по событиям новейшей истории. Именно эту "ересь" марксизма проповедовали реформаторы во время перестройки, обещая накормить народ двадцатью сортами колбасы (заботясь об экономических требованиях) и сдвигая в сторону как незначительный вопрос о политике.

Нам постоянно твердили о "шведском социализме", явно указывая на не принципиальность вопроса о строе - капиталистическом или социалистическом. Дальше случилось то, что случилось - появилась колбаса, но снизилась покупательная способность большинства населения за счет ее повышения у ограниченной группы новых богатых. И вот уже девочка из бывшего шахтерского поселка звонит на прямую линию Путину и просит новое платье для своей сестры. Поселок много лет живет натуральным хозяйством, и давно забыл, что какая-то колбаса где-то существует.

И здесь проклятия следовало бы слать не "переродившейся номенклатуре", а в первую очередь контрольным органам партии, не выявившим своевременно хорошо знакомую из истории "ересь".

О несовместимости таких течений в марксистском лагере предупреждал Ленин. Именно об этом он писал в преддверии Второго съезда РСДРП: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться. Иначе наше объединение было бы лишь фикцией, прикрывающей существующий разброд и мешающей его радикальному устранению». [1]

Одержав идеологическую победу над оппонентами, успешно размежевавшись с ними, российские социал-демократы наконец собрались в 1903 году на свой второй съезд, который должен был положить начало РСДРП (делегаты первого съезда, состоявшегося в 1898 году, были арестованы практически сразу после открытия и не смогли принять никаких документов). Но как выяснилось, борьба только начиналась. Непримиримые противоречия между будущими большевиками и меньшевиками выявились в вопросе о партийном уставе, и скоро переросли в куда более принципиальный идеологический спор об отношении к партии и ее задачам.

Примечания:

[1] «Заявления редакции «Искры», 1900 год. Цит. по эл. версии

5. Первая проверка на прочность

Спор будущих меньшевиков и большевиков разгорелся на Втором съезде РСДРП вокруг пункта устава, определяющего членство в партии. Организационные последствия этой дискуссии подробно рассмотрены в первой книге - "Краткий курс истории русской революции". Но они имели далеко идущие идеологические последствия, определившие отношение фракций, а затем и партий меньшевиков и большевиков к революционным событиям.

Организационная структура Мартова больше соответствовала развитию партии в условиях парламентской демократии, когда вопросы решаются числом голосов, а не количеством "штыков". Меньшевики готовились к сотрудничеству с буржуазией, к совместным революционным действиям и к работе в буржуазных органах власти с целью отстаивать права рабочих перед победившим капиталом. Этим объяснялись и их последующие действия - переход на легальное положение, активное участие в работе Думы, всемерная поддержка профсоюзного движения, рабочих организаций, участие как в Советах, так и в министерствах Временного правительства.

Какова идея, таков и социальный срез людей, готовых ее поддержать. «К меньшевикам тянулась та часть грамотных, социально активных и политизированных рабочих, которая хотела воплотить в жизнь марксистскую революционную доктрину, используя при этом минимум насилия и максимум легальных возможностей» (выделено Д.Л.). [1] То есть речь идет о прогрессивном профессиональном пролетариате, проникнутом идеями марксизма, а вернее – «экономизма». В начале XX века в России он составлял абсолютное меньшинство даже и в море фабрично-заводских рабочих, большая часть которых являлась вчерашними крестьянами.

Теория подсказывала, что пролетариат в условиях буржуазной революции может лишь совместно с буржуазией бороться за осуществление ее прогрессивной программы. Опыт обобщения Английской революции XVII века (1640 – 1649 и 1688 гг) и Великой французской революции XVIII века (1789—94 гг.), на которые опирался Маркс, приводил к выводу о руководящей роли буржуазии, ведущей за собой массы, и поэтапной смене формаций.

Главное, что интервал, который потребуется для перехода от буржуазной формации к социалистической никак не оговаривался. Подразумевалось, что он будет немалым - капиталистическая формация Англии существовала ко времени Маркса уже почти два века.

Отсюда меньшевики, вслед за западными социал-демократами, делали вывод о неизбежном долгом капиталистическом периоде в России. В ходе которого, полагали они, произойдет пролетаризация значительной части населения, что подготовит условия перехода к социалистической революции. Где уже сам пролетариат возьмет на себя руководящую роль и поведет борьбу со всеми остальными классами.

Пока же на повестке дня в России стояла буржуазная революция, роль в которой меньшевики представляли для себя достаточно четко.

Ленин добивался создания компактной, хорошо идейно оснащенной революционной партии с централизованным руководством, готовой возглавить пролетариат при первых признаках революционного взрыва. В этой связи меньшевики обвиняли Ленина в стремлении к заговорам, в желании организовать восстание вместо того, чтобы дождаться закономерного развития событий. Это была палка о двух концах – блестящий полемист Ленин обвинил меньшевиков в «экономизме». И хоть его обвинения были выражены осторожно и иносказательно [2], определенная доля истины в них присутствовала. Речь шла не только о том, что в меньшевистском крыле осели многие бывшие «экономисты», но и в целом о меньшевистском взгляде на революцию. На стремление использовать легальные методы, добиваться экономических уступок рабочим, превращая эту деятельность в политическую цель после завершения буржуазной революции.

Однако существенное противоречие содержалось и в концепции Ленина. Не совсем ясна была роль вертикально организованной революционной партии, готовой встать во главе пролетариата - в условиях буржуазной революции. Ведь направляющая роль, согласно всем теоретическим выкладкам, должна была принадлежать буржуазии. Дошло до обвинений большевиков в намерении перешагнуть через ступени марксистских формаций, организовать пролетарскую революцию, для которой не созрели еще объективные предпосылки.

Промежуточную точку в споре поставила революция 1905 года. Пассивная, а иногда и контрреволюционная роль буржуазии подвергала сомнению концепцию Мартова (от которой меньшевики, впрочем, так и не решились отказаться) и давала зеленый свет позиции Ленина.

Мартову не на что было опереться в предполагаемом союзе в новых, диктуемых именно русской революцией условиях, в то время, как у Ленина была доктрина партии и готовый ответ на бездействие бужуазии.

Мартов исходил из необходимости для России пройти весь путь западных демократий. Ленин настаивал на особом пути России - исходя из сложившихся условий и особенностей развития страны. Так в начале XX между меньшевиками и большевиками повторился давний спор западников и славянофилов.

Первая в череде революций - революция 1905 года - стала первой проверкой на прочность идей эсдеков и показала несовместимость позиций большевиков и меньшевиков.

Примечания:

[1] Политические партии России: история и современность. – М. "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2000, стр. 229.

[2] см «Должны ли мы организовать революцию». В.И.Ленин, ПСС, т.9, стр. 263, цит. по эл. версии

6. Перманентная революция и мировая революция

Ленин пошел, казалось, на немыслимое: в силу особой специфики развития России, движущей силой, руководителем революции он объявил пролетариат – «единственный до конца революционный класс». Саму революцию он объявил не «буржуазной», а «народной»: «Исход революции зависит от того, сыграет ли рабочий класс роль пособника буржуазии, могучего по силе своего натиска на самодержавие, но бессильного политически, или роль руководителя народной ( выделено Д.Л.) революции». [1]

Чтобы понять новаторство идеи, следует вспомнить, что ранее марксисты принципиально перешли к секулярному научному определению общественных сил, выраженному в экономически обусловленном делении общества на классы. Ленин совершил "обратную революцию" - вернулся к экзистенциальному понятию "народ", характеризуя специфику русской революции.

Залог победы Ленин видел в союзе пролетариата и крестьянства: «Силой, способной одержать «решительную победу над царизмом», может быть только народ, то есть пролетариат и крестьянство… «Решительная победа революции над царизмом» есть революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства».

Самому крестьянству в революции отводилась едва ли не центральная роль: «Кто действительно понимает роль крестьянства в победоносной русской революции, - писал Ленин, - тот не способен был бы говорить, что размах революции ослабеет, когда буржуазия отшатнется. Ибо на самом деле только тогда начнется настоящий размах русской революции, только тогда это будет действительно наибольший революционный размах, возможный в эпоху буржуазно-демократического переворота, когда буржуазия отшатнется и активным революционером выступит масса крестьянства наряду с пролетариатом» [2].

Причем, Ленин прекрасно отдавал себе отчет, что все это должно будет «наложить на революцию пролетарский отпечаток». Но это не было отказом от марксистской идеи поступательной смены формаций. Это не означало «отмену» буржуазной революции. Это означало нечто гораздо большее – предельное сокращение временного интервала между сменами формаций, перетекание революции буржуазной в революцию социалистическую. То есть перманентную (непрерывную) революцию.

Суть идеи проста: пролетариат в союзе с крестьянством совершает буржуазную революцию и завершает ее, оказавшись у власти – установив «революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства». Но это дает ему возможность перехода к новому этапу – к установлению диктатуры пролетариата. То есть к социалистической революции.

Вот как это выражено в работе Ленина 1905 года: «Пролетариат должен провести до конца демократический переворот, присоединяя к себе массу крестьянства, чтобы раздавить силой сопротивление самодержавия и парализовать неустойчивость буржуазии. Пролетариат должен совершить социалистический переворот, присоединяя к себе массу полупролетарских элементов населения, чтобы сломить силой сопротивление буржуазии и парализовать неустойчивость крестьянства и мелкой буржуазии» [3].

В другой работе Ленин выразил свою мысль более конкретно: "...От революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути" [4].

Впоследствии ленинская доктрина получит название "Теории перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую». Практически одновременно с Лениным аналогичную теорию выдвинул Троцкий - социал-демократ, балансирующий между большевиками и меньшевиками, принимающий сторону то одних, то других, но сам остающийся "вне фракций". Эта теория получит позже название "Перманентная революция".

Вот ее основные положения, сформулированные самим Троцким в одноименной книге 1929 года [5]. Я привожу их в значительном сокращении лишь в силу того, что книга была написана в полемике более позднего периода, на фоне революции в Китае, и содержит много не относящихся к нашей теме выпадов против уже сталинской трактовки вопроса (к ней мы вернемся позже).

"В отношении стран с запоздалым буржуазным развитием... теория перманентной революции означает, что полное и действительное разрешение их демократических... задач мыслимо лишь через диктатуру пролетариата, как вождя угнетенной нации, прежде всего ее крестьянских масс".

"... Без союза пролетариата с крестьянством задачи демократической революции не могут быть не только разрешены, но даже серьезно поставлены. Союз этих двух классов осуществим, однако, не иначе, как в непримиримой борьбе против влияния национально-либеральной буржуазии".

"Каковы бы ни были первые эпизодические этапы революции в отдельных странах, осуществление революционного союза пролетариата и крестьянства мыслимо только под политическим руководством пролетарского авангарда, организованного в коммунистическую партию. Это значит, в свою очередь, что победа демократической революции мыслима лишь через диктатуру пролетариата, опирающегося на союз с крестьянством и разрешающего в первую голову задачи демократической (буржуазной - Д.Л.) революции".

Разница в доктринах Ленина и Троцкого касалась ряда существенных, но не принципиальных вопросов. Прежде всего Троцкий расширял свою теорию на все страны, в то время, как Ленин уходил от обобщений, говоря об особом пути развития именно России. Следом, Троцкий стремился конкретизировать политическую составляющую союза пролетарата и крестьянства. Он пытался добиться ответа на вопрос о том, в союзе каких именно партий будет выражено это объединение, как оно будет представлено в органах власти. И способно ли вообще крестьянство создать собственную партию:

"Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, в качестве режима, отличного по своему классовому содержанию от диктатуры пролетариата, была бы осуществима лишь в том случае, если бы осуществима была самостоятельная революционная партия, выражающая интересы крестьянской и вообще мелко-буржуазной демократии, - партия, способная, при том или другом содействии пролетариата, овладеть властью и определять ее революционную программу. Как свидетельствует опыт всей новой истории, и особенно опыт России за последнюю четверть века, непреодолимым препятствием на пути создания крестьянской партии является экономическая и политическая несамостоятельность мелкой буржуазии и ее глубокая внутренняя дифференциация, в силу которой верхние слои мелкой буржуазии (крестьянства), во всех решительных случаях, особенно в войне и революции, идут с крупной буржуазией, а низы - с пролетариатом, вынуждая тем самым промежуточный слой делать выбор между крайними полюсами" [6].

"Формула Ленина, - писал Троцкий, - не предрешала заранее, каковы окажутся политические взаимоотношения пролетариата и крестьянства внутри революционного блока. Иными словами, формула сознательно допускала известную алгебраичность, которая должна была уступить место более точным арифметическим величинам в процессе исторического опыта. Этот последний показал, однако, притом в условиях, исключающих какие бы то ни было лже-толкования, что, как бы велика ни была революционная роль крестьянства, она не может быть самостоятельной, ни, тем более, руководящей. Крестьянин идет либо за рабочим, либо за буржуа. Это значит, что "демократическая диктатура пролетариата и крестьянства" мыслима только, как диктатура пролетариата, ведущего за собою крестьянские массы" [7].

В этом и заключалась "недооценка роли крестьянства" со стороны Троцкого, что неоднократно ставили ему в вину в сталинский период. В действительности разница заключалась в том, что Ленин умышленно оперировал емким, но лишенным конкретики понятием народ - и это была не "алгебраическая формула", как полагал Троцкий, и она вовсе не нуждалась в "наполнении более точными" величинами. Как раз попытка разобрать ее с классовой и политической точки зрения ("наполнить точными величинами")привела, фактически, Троцкого к выводу о невозможности равноценного союза пролетариата и крестьянства. То есть возвращала его назад к концепции меньшевиков - при сохранении внешней схожести с большевистским подходом. Ленину же требовалась опора на массу, на народ, и если классовая теория эту массу разделяла, показывая невозможность союза, то Ленин готов был поступиться классовым подходом.

Наконец, теория перманентной революции провозглашала: "Диктатура пролетариата, поднявшегося к власти, в качестве вождя демократической революции, неизбежно, и притом очень скоро, ставит перед ним задачи, связанные с глубокими вторжениями в права буржуазной собственности. Демократическая революция непосредственно перерастает в социалистическую, становясь тем самым перманентной революцией" [8].

При этом и в концепции Ленина, и в концепции Троцкого необходимым условием осуществления социалистической революции в России объявлялась мировая социалистическая революция - только в этом случае прогрессивный пролетариат развитых стран сможет прийти на помощь своим менее развитым российским товарищам и оказать поддержку как в классовой борьбе, так и в строительстве социалистической жизни.

В последние 20 лет, с начала перестройки, эта концепция была серьезно искажена и доведена чуть ли не до утверждений о намерениях Троцкого и Ленина "сжечь Россию в костре мировой революции", сделать нашу страну плацдармом развития этого процесса, экспортировать революцию из России во весь остальной мир. Сами революционеры от таких трактовок своих идей, видимо, впали бы в ступор. Ведь проблема состояла именно в неразвитости российского пролетариата. Что он мог "экспортировать" своим "старшим" товарищам в капиталистических странах Европы? Напротив, ему оставалось лишь ждать, когда европейский пролетариат скинет свою буржуазию и придет на помощь молодому пролетарскому государству.

После Октябрьской революции много времени было потрачено в спорах о том, в какой форме такая помощь будет необходимой и достаточной. Ленин не конкретизировал этот вопрос, Троцкий настаивал на исключительной роли государственной поддержки - на помощь РСФСР должны были прийти западные страны уже после того, как победу в них одержит социалистическая революция, причем прийти на уровне государств и их социалистических правительств. Сталин доказывал, что такая помощь может быть оказана западным пролетариатом и и в рамках буржуазного строя - путем давления на собственное правительство в пользу страны Советов - стачками, забастовочным движением, политическими акциями.

Отсюда вырастали разные концепции строительства Советской России. Сталинский социализм в отдельно взятой стране прямо вытекал из его "мягкой" трактовки мировой революции, но она входила в непримиримое противоречие с "государственной" концепцией Троцкого. В этом смысле перманентная революция Троцкого являлась антитезой построению социализма в отдельно взятой стране Сталина. Вновь идеологический спор повторял разногласия западников и славянофилов - должна ли Россия идти своим особым путем, или следовать за Западом в ожидании событий, которые определят ее судьбу.

Примечания:

[1] «Две тактики социал-демократии в демократической революции» (июль 1905) В.И.Ленин, ПСС, т.11, стр. 27, цит. по эл версии

[2] Там же

[3] Там же

[4] "Отношение социал-демократии к крестьянскому движению". В.И.Ленин, ПСС, т.11, стр. 219. Цит. по эл версии

[5] Л.Д Троцкий. Перманентная революция. Цит. по эл.версии

[6] Там же

[7] Там же

[8] Там же

7. Особый путь в марксистской концепции

Завершая часть работы, посвященную эволюции идей, сыгравших ключевую роль в русской революции, отмечу лишь, что теория перерастания революции демократической в революцию социалистическую, или ее аналог - теория перманентной революции, не являлись уникальными изобретениями Ленина или Троцкого.

Задолго до событий 1905 года К.Маркс и Ф.Энгельс, анализируя нарастающую революцию в Германии ("Мартовская революция" 1848-49 гг.) столкнулись со специфическими нюансами именно этой конкретной революции, которые не были учтены теоритическими обобщениями.

Если первым испытанием на практике теорий российских социал-демократов стала революция 1905 года, то для Маркса и Энгельса такой момент наступил в 1848-49 гг. Буржуазная революция в Германии нарастала в новых условиях, которые не могли существовать ни в Англии XVII века, ни во Франции XVIII века. В стране уже существовала промышленность и наблюдался быстрый рост пролетариата.

Новые условия позволили Марксу и Энгельсу выступить со смелым предположением: в процессе революции пролетариат может завоевать такие позиции, что они послужат значительному сокращению разрыва между сменами формаций.

В "Манифесте Коммунистической партии" 1840 года они писали: "В Германии, поскольку буржуазия выступает революционно, коммунистическая партия борется вместе с ней против абсолютной монархии, феодальной земельной собственности и реакционного мещанства...

Но ни на минуту не перестает она вырабатывать у рабочих возможно более ясное сознание враждебной противоположности между буржуазией и пролетариатом, чтобы немецкие рабочие могли сейчас же использовать общественные и политические условия, которые должно принести с собой господство буржуазии, как оружие против нее же самой, чтобы, сейчас же после свержения реакционных классов в Германии, началась борьба против самой буржуазии.

На Германию коммунисты обращают главное свое внимание потому, что она находится накануне буржуазной революции, потому, что она совершит этот переворот при более прогрессивных условиях европейской цивилизации вообще, с гораздо более развитым пролетариатом...

Немецкая буржуазная революция, следовательно, может быть лишь непосредственным прологом (выделено Д.Л.) пролетарской революции". [1]

После начала революции Маркс и Энгельс составили «Требования Коммунистической партии в Германии» - весьма своеобразный документ, в котором сочетались как общедемократические положения программы-минимум буржуазной революции, так и совершенно коммунистические требования программы-максимум. Среди них:

«Всеобщее вооружение народа...»

«Земельные владения государей и прочие феодальные имения, все рудники, шахты и т.д. обращаются в собственность государства. На этих землях земледелие ведется в интересах всего общества в крупном масштабе и при помощи самых современных научных способов».

«Вместо всех частных банков учреждается государственный банк, бумаги которого имеют узаконенный курс».

Кроме конкретных пунктов "Требования..." содержали и пространные декларации: «Земельный собственник как таковой, не являющийся ни крестьянином, ни арендатором, не принимает никакого участия в производстве. Поэтому его потребление — это просто злоупотребление».

Или: «В интересах германского пролетариата, мелкой буржуазии и мелкого крестьянства — со всей энергией добиваться проведения в жизнь указанных выше мероприятий. Ибо только с их осуществлением миллионы, которые до сих пор эксплуатировались в Германии небольшим числом лиц и которых будут пытаться и впредь держать в угнетении, смогут добиться своих прав и той власти, какая подобает им как производителям всех богатств». [2]

Германская революция 1848-49 гг. преподнесла Марксу и еще один сюрприз: буржуазия в новых условиях стремилась к соглашательству с феодальной аристократией - при явной революционности пролетариата. И в то время, как бои восставших рабочих с правительственными войсками еще продолжались, буржуазия, выбив себе необходимые преференции, предпочла пойти на соглашение с властями, чем и предопределила поражение революции.

Анализируя эти уроки в "Обращении к Союзу коммунистов" (1850 год) Маркс писал: «В то время как демократические мелкие буржуа хотят возможно быстрее закончить революцию, в лучшем случае с проведением вышеуказанных требований, наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьется настолько, что конкуренция между пролетариями в этих странах прекратится и что, по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев». [3]

Тот факт, что пролетариат в буржуазной революции оказался более революционен, чем сама буржуазия, заставил Маркса задуматься над непрерывной, или перманентной революцией. Впрочем нетрудно заметить, сколь осторожно выражена и сведена в итоге к идее мировой революции эта концепция. Не ясно, идет ли в ней речь о конкретной революции, или это абстрактный призыв в мировом масштабе бороться за господство пролетариата - на неограниченном временном отрезке.

Одновременно Маркс приходит и к необходимости сотрудничества пролетариата с крестьянством: «Первым вопросом, из-за которого возникнет конфликт между буржуазными демократами и рабочими, будет уничтожение феодализма. Как и в первой французской революции, мелкие буржуа отдадут феодальные поместья крестьянам в виде свободной собственности, т.е. захотят сохранить сельский пролетариат и создать мелкобуржуазный крестьянский класс, который должен будет проделать тот же кругооборот обнищания и растущей задолженности, в котором еще находится теперь французский крестьянин.

Рабочие должны противодействовать этому плану в интересах сельского пролетариата и в своих собственных интересах. ...Как демократы объединяются с крестьянами, так и рабочие должны объединиться с сельским пролетариатом». [4]

Таким образом основные идеи перманентной революции были заложены Марксом еще в 40-50 годах XIX века. Однако речь шла о частном случае Германии, ее особом пути, вызванном конкретными обстоятельствами развития страны. Это было то исключение из правил, которое никак не опровергало само правило.

Гораздо позже Ленин, проанализировав ситуацию в России, также отказался от "классических" западных этапов развития. Россия не принимала капитализм, игнорировать этот факт было невозможно (хотя у многих получалось). Однако Ленин пошел гораздо дальше Маркса с его классовой и формационной трактовкой событий. Лидер большевиков объявил революцию народной и провозгласил опору партии на народ - союз пролетариата с крестьянством, на подавляющее большинство населения.

Тем не менее развитие революции 1905 года и раздробленность РСДРП не способствовали претворению идей Ленина в жизнь. Декларация так и осталась декларацией, под грузом насущных проблем она была вскоре забыта, а повсеместное вызванное ходом событий сотрудничество большевиков и меньшевиков обусловило медленный дрейф "ленинской гвардии" в сторону меньшевизма. Этот процесс продолжался вплоть до Февральской революции 1917 года, которую Сталин - член Русского бюро партии, ответственного за работу внутри России - встретил уже с откровенно меньшевистских позиций. Но к этому мы вернемся позже.

***

В работах Ленина нетрудно найти множество противоречивых цитат по разным вопросам, чем нередко пользуются недобросовестные популяризаторы истории советского периода. Академик А.Н.Яковлев, похваляясь проделанной работой по развалу Советского Союза, писал: «мои работы и выступления 1987 - 1988 годов, частично и 1989 года были густо напичканы цитатами из Маркса и особенно из Ленина. Благо, что у Ленина можно найти сколько угодно взаимоисключающих высказываний и практически по любому принципиальному вопросу». [5]

Можно найти такие высказывания и в отношении перерастания революции демократической в социалистическую, и в отношении мировой революции.

Противоречия эти вызваны, с одной стороны, масштабами собранных воедино ленинских работ. Взгляды любого человека cо временем претерпевают определенные изменения. С другой стороны - стилем статей Ленина, который, являясь блестящим полемистом, "громил противника на его же поле". Часто для того, чтобы лучше высветить тот или иной вопрос, он прибегал к крайне резким аргументам, причем каждый раз обращался к словам, наиболее понятным собеседнику. Громя религиозный уклон среди большевиков (в 1908 году были предприняты попытки совместить социализм с религией, выразителями этого течения были Луначарский, Горький и другие) [6], Ленин не стеснялся в выражениях. Хотя с другой стороны даже и религиозный философ Н.Бердяев признавал, что, будучи, конечно, совершеннейшим атеистом, Ленин «был пpoтив тoгo, чтoбы выпячивaть peлигиoзнyю пpoблeмy нa пepвый плaн» и «дaжe выcкaзывaлcя пpoтив нapoчитoгo ocкopблeния peлигиoзныx чyвcтв». [7].

Всегда нужно смотреть, в каком контексте, в какой обстановке были сделаны те или иные заявления, написаны те или иные слова.

Но гораздо важнее понимать ход мысли человека, видеть процесс зарождения идеи, ее развития, трактовок, интерпретаций. Именно поэтому в первой части было столь важно рассмотреть на большом историческом интервале - как в первой книге мы рассматривали события - эволюцию идеи.

Примечания:

[1] Манифест Коммунистической партии К.Маркс - Ф.Энгельс (1848). Цит. по эл. версии

[2] «Требования Коммунистической партии в Германии». К.Маркс, Ф.Энгельс, 1848 г. Цит по эл версии ?/biblioteka/marxism/marxs/1848trebovaniya.htm

[3] "Обращение центрального комитета к Союзу коммунистов". К.Маркс, Ф.Энгельс, март 1850. Цит по эл.версии

[4] Там же

[5] Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. Москва,

издательство "Три века истории", 2001 год, 2-е издание. Вступительная статья - А.Н.Яковлев цит. по эл. версии

[6] см., например, БСЭ, "Богостроительство"

[7] Н.Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма». Цит. по эл. версии

II. ЦАРСКОЕ НАСЛЕДИЕ

8. Холодная гражданская война

Политическую точку в революции 1905 года поставил указ Николая II от 3 июня 1907 года (т.н. «Третьеиюньский переворот»), окончательно превративший Думу из законодательного органа в совещательный. На парламентаризме в России - в классическом его понимании - был поставлен крест. Этап революции сменился этапом реакции. Но сами революционные события мало зависели от политических решений, продолжая неравномерно развиваться вплоть до начала Первой мировой войны.

Ни один из вопросов, поставленных революцией, не был разрешен. В стране вспыхивали крестьянские волнения, бастовали заводы и фабрики. Это не были уже массовые единовременные выступления, благодаря чему складывалось впечатление о бунте, пошедшем на спад.

Но стоило правительству затронуть принципиальную проблему, "болевую точку" общества, сопротивление возникало вновь. Так было с попыткой Столыпина решить аграрный вопрос [1]. Расстрел войсками бастующих рабочих на приисках Лены в 1912 году (погибло более 500 человек) был встречен массовыми забастовками протеста по всей России.

Достигнутое к 1908-1913 гг. равновесие больше походило на противостояние противников, не решающихся первыми нажать на курок. В событиях 1905 года армия ярко продемонстрировала, на чью сторону она может встать. Это делало противостояние еще более опасным. Тем, кто ищет причины Гражданской войны в октябре 1917 года следует задуматься об этом состоянии общества, уже разделенном на два лагеря - шансы на примирение еще сохранялись, но с ходом времени их становилось все меньше. Время не лечило - каждый год, не приносящий разрешения давно назревших вопросов, подтачивал авторитет власти и лишь усиливал моральные позиции революционеров. Их призывы к свержению власти как единственному методу выхода из тупика обретали благодатную почву во всех слоях общества - что и выразилось в феврале 1917 года, когда лишь единицы, буквально единицы, высказались в поддержку императора.

Нельзя сказать, что царское правительство бездействовало. Но там, где гордиев узел назревших противоречий следовало рубить с плеча, оно лишь слегка надрезало, причиняя боль. А скорее предпочитало эволюционные методы, долженствующие разрешить вопрос в перспективе.

Сегодня много говорят об экономическом рывке России 1909-1913 годов. Действительно, среднегодовой прирост промышленной продукции составил 8,9%, что только на 0,1% было ниже показателя 1893-1900. А в целом за 1890-1913 объём продукции тяжелой промышленности вырос в 7 раз, так же выросла переработка хлопка, в четыре раза - производство сахара и т.д. [2]

И в целом не оставляет сомнений, что продолжающийся промышленный рост повлек бы за собой постепенный рост образования - предприятиям все больше требовались бы грамотные рабочие. Рост образования потребовал бы новых общественных отношений, в перспективе как-нибудь подступились бы и к решению аграрного вопроса - если бы события заставили себя подождать.

Но история не любит ждать опоздавших. О Первой мировой говорят, что она была не нужна России. Это так же верно, как и то, что мнения России в этом вопросе никто не спрашивал. Она была неизбежна, участие нашей страны закладывалось всей предшествующей внешней политикой. И к ней страна оказалась не готова.

Война разрушила все перспективные планы, привела к стагнации в промышленности и катастрофе в сельском хозяйстве. К хаосу на транспорте, инфляции, росту цен на основные товары и безудержному росту государственного долга. За годы войны он вырос на 8 млрд. руб., достигнув к 1917 году 11,3 млрд. руб. [3]

Транспорт не справлялся с перевозками. Предприятия испытывали острую нехватку металла, топлива, сырья. Сельское хозяйство лишилось миллионов рабочих рук. В городах начались перебои с продовольствием.

«Выпуск бумажных денег достиг двойной суммы нашего металлического запаса, поезда приходили с запаздыванием на два часа, хлеб вздорожал на 5 коп. на фунт и риттиховская разверстка дала лишь половину ожидавшегося подвоза», - вспоминал член ЦК кадетской партии А.С.Изгоев. [4]

В этих условиях правительство предпринимало ряд мер по государственному регулированию экономики. В мае 1915 года было создано «Особое совещание» по усилению снабжению действующей армии главнейшими видами боевого довольствия. К августу 1915 «Особых совещаний» было уже пять: по обороне; по обеспечению топливом путей сообщения (учреждений; предприятий, работающих на оборону); по перевозке топлива, продовольствия и военных грузов; по продовольственному делу; по устройству беженцев.

Согласно Положению о совещаниях, утвержденному Николаем II 17 августа 1915 г., «Особые совещания» являлись «высшим государственным установлением», имели право требовать содействия всех общественных и правительственных организаций, устанавливать предельные цены, срок и очерёдность исполнения заказов, налагать секвестр, проводить реквизици» и т.д. [5] «Особые совещания» имели свои отраслевые органы, такие, как «Металлургический комитет», «Центральное бюро по закупке сахара» и другие.

Практически одновременно с «Особыми совещаниями» были созданы «Военно-промышленные комитеты», которые, являясь объединениями фабрикантов, осуществляли мобилизацию частной промышленности для военных нужд. Правда, до Февральской революции ВПК получили от казны заказы на сумму около 400 млн. руб., но выполнили менее половины [6].

В производстве вооружений к 1916 году удалось добиться определенных успехов, но одновременно с милитаризацией промышленности вызревала новая проблема - стремительно рушился товарный рынок, в частности - рынок продовольствия.

В 1914-15 годах в России появилась карточная система распределения продовольствия. В 1915 году правительством были установлены «твердые цены» на хлеб. В 1916 году была введена продразверстка, или "риттиховская разверстка", по имени министра земледелия А.А.Риттиха. Впоследствии уже Временное правительство, продолжая попытки урегулировать снабжение городов продовольствием, установило хлебную монополию, нормы потребления для крестьян, предписывая сдавать все продукты сверх нормы государственным закупщикам. В деревни отправились первые вооруженные отряды.

Говоря о действиях большевиков в 1917-1918 гг. и далее очень важно выделить проблемы и пути их разрешения, доставшиеся им в наследие от предыдущих властей и проблемы, созданные самой молодой Советской властью. К сожалению, современная "массовая история" склонна все беды, неудачи и непопулярные меры по их преодолению приписывать исключительно большевистскому перевороту, что мало соответствует истиному положению вещей. Многие процессы зародились задолго до Октября, они развивались по нарастающей еще при царской администрации, затем при Временном правительстве и достались большевикам в динамике, далеко не достигнув своего пика.

Тем важнее проследить историю их зарождения и развития.

В этой работе, говоря об экономике, мы сосредоточимся преимущественно на продовольственной проблеме. По ряду причин: прежде всего тенденции, породившие острую нехватку продуктов питания в Российской империи 1914-1917 гг., являлись общими для всей экономики, а продовольственная проблема, как мы увидим ниже, втягивала в свою орбиту и вопросы транспортного сообщения, и ценообразования, и многие другие. Соответственно и методы ее разрешения в значительной мере являлись для царского правительства стереотипными, аналогичные им принимались во всех остальных сферах. Таким образом продовольственная проблема может служить для нас отличным примером процессов, происходящих с других секторах экономики.

Во-вторых, нехватка продовольствия являлась одной из самых резонансных для общества тем обсуждения периода войны. На основании анализа газетных публикаций нетрудно проследить, как реагировало общественное мнение на возникшие трудности и как воспринимало предлагаемые правительством меры по их разрешению.

Наконец, именно продовольственная проблема явилась непосредственной причиной восстания в Петрограде 1917 года, ставшего прологом Февральской революции. Впоследствии же, по мере стагнации и развала промышленности, борьба за хлеб стала одной из главнейших задач власти.

Все это заставляет выдвинуть продовольственную проблему на первый план в анализе экономических процессов рассматриваемого нами периода.

Примечания:

[1] Подробнее об этом см. "Краткий курс истории русской революции", Глава 18. Война или реформы? Был ли у Столыпина шанс реформировать Россию?

[2] Энциклопедический словарь «История Отечества с древнейших времен до наших дней». Ст. "Россия накануне Первой мировой войны"

[3] Там же

[4] «Социализм, культура и большевизм». А. С. Изгоев. Из сборника статей о русской революции «Из глубины» (1918). /3

[5] см. БСЭ, «Особые совещания»

[6] см. БСЭ, «Военно-промышленные комитеты»

9. 1914-1917 гг.: Продовольственный кризис

О продовольственном кризисе, разразившемся в годы Первой мировой войны в России, нам известно по преимуществу как о перебоях с поставками хлеба в крупных городах, в основном в столице, в феврале 1917 года. Существовали ли подобные проблемы ранее и сохранились ли они позже? Если дальнейшим усилиям Временного правительства по снабжению городов продуктами первой необходимости просто уделяется мало внимания, то работы, посвященные возникновению и развитию продовольственного кризиса в царской России можно пересчитать по пальцам.

Закономерным результатом такого бессистемного подхода является представление о внезапно возникших перебоях в феврале 1917 и полном крахе снабжения и разрухе после Октябрьской революции как о разных, не связанных между собой явлениях. Что, конечно, оставляет широкое пространство для самых крайних, подчас совершенно конспирологических трактовок. Автору доводилось читать ряд работ, где доказывалось, что "хлебный бунт" в Петрограде зимой 1917 года явился результатом заговора, умышленного создания дефицита с целью вызвать народные волнения.

В действительности продовольственный кризис, вызванный рядом как объективных, так и субъективных причин, проявился в Российской империи уже в первый год войны. Фундаментальное исследование рынка продовольствия этого периода оставил нам член партии эсеров Н.Д.Кондратьев, занимавшийся вопросами продовольственного снабжения во Временном правительстве. Его работа «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» была издана в 1922 году тиражом в 2 тыс. экземпляров и быстро стала библиографической редкостью. Переиздана она была лишь в 1991 году, и сегодня, благодаря массиву приведенных Кондратьевым данных, мы можем составить впечатление о процессах, происходивших в империи в период с 1914 по 1917 гг.

Материалы анкетирования, которое проводило "Особое совещание" по продовольствию, дают картину зарождения и развития кризиса снабжения. Так, по результатам опроса местных властей 659 городов империи, проведенного 1 октября 1915 года, о недостатке продовольственных продуктов вообще заявили 500 городов (75,8%), о недостатке ржи и ржаной муки - 348 (52,8%), о недостатке пшеницы и пшеничной муки - 334 (50,7%), о недостатке круп - 322 (48,8%). [1]

Материалы анкетирования указывают общее число городов в стране - 784. Таким образом, данные "Особого совещания" можно считать наиболее полным срезом проблемы по Российской империи 1915 года. Они свидетельствуют, что как минимум три четверти городов испытывают нужду в продовольственных товарах на второй год войны.

Более обширное исследование, также относящееся к октябрю 1915 года, дает нам данные по 435 уездам страны. Из них о недостатке пшеницы и пшеничной муки заявляют 361, или 82%, о недостатке ржи или ржаной муки - 209, или 48% уездов. [2]

Таким образом перед нами черты надвигающегося продовольственного кризиса 1915-1916 гг., который тем опаснее, что данные обследования приходятся на осень - октябрь месяц. Из самых простых соображений понятно, что максимальное количество зерна приходится на время сразу после сбора урожая - август-сентябрь, а минимальное - на весну и лето следующего года.

Рассмотрим процесс возникновения кризиса в динамике - определим момент его возникновения и этапы развития. Другое анкетирование дает нам результаты опроса городов по времени возникновения продовольственной нужды.

По ржаной муке - базовому продукту питания в Российской империи - из 200 прошедших анкетирование городов 45, или 22,5% заявляют, что возникновение недостатка пришлось на начало войны.

14 городов, или 7%, относят этот момент на конец 1914 года.

Начало 1915 года указали 20 городов, или 10% от общего числа. Дальше наблюдаем стабильно высокие показатели - весной 1915 года проблемы возникли в 41 городе (20,2%), летом в 34 (17%), осенью 1915-го - в 46, или 23% городов.

Аналогичную динамику дают нам опросы по недостатку пшеничной муки - 19,8% в начале войны, 8,3% в конце 1914-го, 7,9% в начале 1915 года, 15,8% весной, 27,7% летом, 22,5% осенью 1915 года. [3]

Опросы по крупам, овсу и ячменю показывают аналогичные пропорции - начало войны приводит к недостатку продуктов примерно в 20 процентах опрошенных городов, по мере того, как первые истерические реакции на начало войны стихают, к зиме замирает и развитие продовольственного кризиса, но уже к весне 1915 года происходит резкий всплеск, стабильно нарастающий далее. Характерно, что мы не видим снижения динамики (или видим крайне незначительное снижение) к осени 1915 года - времени сбора урожая и максимального количества зерна в стране.

Что означают эти цифры? В первую очередь они свидетельствуют, что продовольственный кризис зародился в России с началом Первой мировой войны в 1914 году и получил свое развитие в дальнейшие годы. Данные опросов городов и уездов в октябре 1915 свидетельствуют о перетекании кризиса в 1916 год, и далее. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием все развивающегося процесса.

Интересна нечеткая корреляция возникновения нужды в городах с урожаями, или отсутствие таковой. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов - в данном случае, хлебного рынка.

Действительно, Н.Д. Кондратьев отмечает, что зерна в период 1914-1915 гг. в стране было много. Запасы хлебов, исходя из баланса производства и потребления (без учета экспорта, который практически прекратился с началом войны), он оценивает [4] следующим образом (в тыс. пуд.):

1914-1915 гг.: + 444 867,0

1915-1916 гг.: + 723 669,7

1916-1917 гг.: - 30 358,4

1917-1918 гг.: - 167 749,9

Хлеб в России, таким образом, был, его было даже больше, чем требовалось, исходя из обычных для страны норм потребления. 1915 год и вовсе оказался весьма урожайным. Дефицит возникает лишь с 1916 года и развивается в 17 и 18-м. Конечно, значительную часть хлеба потребляла отмобилизованная армия, но явно не весь.

Чтобы получить дополнительную информацию о динамике продовольственного кризиса, взглянем на рост цен на хлеб за этот период. Если средние осенние цены на зерно Европейской России за 1909-1913 годы принять за 100 процентов, в 1914 году получаем рост в 113% для ржи и 114% для пшеницы (данные для Нечерноземья). В 1915 году рост составил уже 182% для ржи и 180% для пшеницы, в 1916 – 282 и 240 процентов соответственно. В 1917 году – 1661% и 1826% от цен 1909-1913 годов. [5]

Цены росли по экспоненте, несмотря на избыточность 1914 и 1915 годов. Перед нами яркое свидетельство либо спекулятивного роста цен при избыточности продукта, либо роста цен в условиях давления спроса при низком предложении. Это вновь может свидетельствовать о крахе обычных методов распределения товаров на рынке – в силу тех или иных причин. Которые мы и рассмотрим подробнее в следующей главе.

Примечания:

[1] Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 161.

[2] там же, стр. 162.

[3] там же, стр. 161.

[4] там же, стр. 141

[5] там же, стр. 147

10. Причины возникновения продовольственного кризиса

Продовольственный кризис складывался из ряда факторов, влияющих на экономику страны как каждый по отдельности, так и совместно.

Прежде всего, с началом Первой мировой войны в России прошел ряд мобилизаций, изъявших из экономики многие миллионы рабочих рук. Особенно болезненно это отразилось на деревне - у крестьян, в отличие от фабричных и заводских рабочих, не было "брони" от отправки на фронт.

Масштабы этого процесса можно оценить, исходя из роста численности российской армии. Если армия мирного времени состояла из 1 370 000 чел., то в 1914 году ее численность возросла до 6 485 000 чел., в 1915 году – до 11 695 000 чел., в 1916 году – 14 440 000 чел., в 1917 – 15 070 000 чел. [1]

Для снабжения столь большой армии требовались огромные ресурсы. Но одновременно и естественно, изъятие столь большого числа рабочих рук из хозяйства не могло не сказаться на его продуктивности.

Во-вторых, в России началось сокращение посевных площадей. Как минимум на первом этапе оно не было напрямую связано с мобилизацией мужского населения в армию, в чем мы убедимся ниже, и должно рассматриваться как отдельный фактор.

Сокращение посевных площадей происходило как по причине оккупации ряда территорий, так и под влиянием внутренних факторов. Их необходимо разделить. Так, Н.Д. Кондратьев отмечает, что "оккупация определилась в более или менее полной форме к 1916 г.", что позволяет произвести оценку выбывших из оборота земель. Цифры таковы: общая посевная площадь в среднем за 1909-1913 гг. – 98 454 049,7 дес. Общая посевная площадь губерний, оккупированных к 1916 году – 8 588 467,2 дес. Таким образом под оккупацию попали 8,7% от общих посевных площадей империи. Цифра большая, но не смертельная. [2]

Другой процесс происходил под влиянием внутренних политических и экономических факторов. Если взять общую посевную площадь (за вычетом оккупированных территорий) в 1909-1913 за 100%, динамика посевных площадей последующих лет предстанет перед нами в следующем виде:

1914 – 106,0%

1915 – 101,9%

1916 – 93,7%

1917 – 93,3%

"Общее сокращение посевной площади под влиянием политико-экономических факторов незначительно и дает к 1917 году всего 6,7%", - констатирует автор исследования. [3]

Таким образом, сокращение посевных площадей само по себе еще не могло стать причиной продовольственного кризиса. Из чего же складывалась недостача продуктов питания, возникшая с 1914 года и стремительно развивающаяся впоследствии?

Немного проясняет вопрос взгляд на сокращение посевных площадей в зависимости от типа хозяйств - крестьянских и частновладельческих. Разница между ними в том, что первые были нацелены преимущественно на прокорм самих себя (в рамках хозяйства и общины), отправляя на рынок лишь невостребованные излишки. Их ближайший аналог - простая семья, ведущая собственное хозяйство. Вторые же были построены на принципах капиталистического предприятия, которое, используя наемную рабочую силу, нацелено на получение прибыли с продажи урожая. Оно не обязательно должно выглядеть как современная американская ферма - это может быть и помещичья латифундия, использующая крестьянские отработки, и зажиточный крестьянский двор, прикупивший дополнительно земли и обрабатывающий их с помощью наемных работников. В любом случае урожай с этой "излишней" земли предназначен исключительно на продажу - для хозяйства он просто избыточен, а сами эти земли обработать силами только хозяйства невозможно.

В целом по России без учета оккупированных территорий и Туркестана динамика посевных площадей по типу хозяйств будет выглядеть следующим образом: крестьянские хозяйства дают для 1914 года 107,1% к среднему показателю за 1909-13 гг, а частновладельческие - 103,3%. К 1915 году крестьянские хозяйства показывают рост посевных площадей - 121,2 процента, а частновладельческие - сокращение до 50,3%.

Аналогичная картина сохраняется почти для каждой части страны, взятой отдельно - для черноземной полосы, для Нечерноземья, для Кавказа. И лишь в Сибири частновладельческие хозяйства не сокращают посевных площадей.

«В высшей степени важно далее подчеркнуть, - пишет Кондратьев, - что сокращение посевной площади идет особенно стремительно в частновладельческих хозяйствах. И отмеченная выше относительная устойчивость посевной площади за первые два года войны относится исключительно за счет крестьянских хозяйств». [4]

То есть крестьяне, лишившись рабочих рук, но хорошо представляя себе, что такое война, затягивают пояса и расширяют посевы - усилиями всей семьи, женщин, детей и стариков. А капиталистические хозяйства, также лишившись рабочих рук (мобилизация сказалась и на рынке рабочей силы), сокращают их. В этих хозяйствах некому затягивать пояса, они просто не приспособлены к работе в таких условиях.

Но главная проблема заключалась в том (и поэтому Кондратьев особенно обращает внимание на возникшее положение), что товарность зерна именно частновладельческих хозяйств была несоизмеримо выше крестьянской. К 1913 году помещичьи и зажиточные хозяйства давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба в стране. [5]

Сокращение именно этими хозяйствами посевных площадей давало существенное сокращение поступления хлеба на рынок. Крестьянские же хозяйства в очень большой степени кормили только сами себя.

Кстати, интересной темой для размышлений мог бы стать вопрос о том, что стало бы с Россией, удайся столыпинская аграрная реформа перед войной.

Наконец, третьим фактором, оказавшим серьезное влияние на формирование продовольственного кризиса, стала транспортная проблема.

В России исторически сложилось разделение регионов на производящие и потребляющие, или, в другой терминологии, на районы избытков и районы недостатков. Так, избыточны по хлебам были Таврическая губерния, Кубанская область, Херсонская губерния, Донская область, Самарская, Екатеринославская губернии, Терская область, Ставропольская губерния и другие.

Недостаточными являлись Петроградская, Московская, Архангельская, Владимирская, Тверская губернии, Восточная Сибирь, Костромская, Астраханская, Калужская, Новгородская Нижегородская, Ярославская губернии и другие. [6]

Таким образом, огрубляя, важнейшие районы избытков лежали на юго-востоке Европейской России, районы недостатков - на северо-западе. Соответственно этой географии складывались в стране и рынки - производительные и потребительские, а также выстраивались торговые пути, распределяющие потоки хлебных грузов.

Основным средством транспорта, обслуживающим продовольственный рынок в России, являлся железнодорожный. Водный транспорт, исполняя лишь вспомогательную роль, не мог соперничать с железнодорожным ни в силу развития, ни в силу географической локализации.

С началом Первой мировой войны именно на долю железнодорожного транспорта пришлось подавляющее большинство перевозок - как огромных масс людей по мобилизации, так и титанических объемов продуктов, амуниции, обмундирования для их снабжения. Водный транспорт ничем не мог помочь на западном направлении в силу естественных географических причин - водных артерий, связывающих восток и запад России, просто не существуют.

С началом мобилизации железные дороги западного района - почти 33% всей железнодорожной сети [7] - были выделены в ведение Военно-полевого управления практически исключительно для военных нужд. Для этих же нужд в западный район была передана значительная часть подвижного состава. Управление железными дорогами было, таким образом, разделено между военными и гражданскими властями.

Никогда и нигде многовластие не доводило до добра. Мало того, что на восточный район легла вся тяжесть снабжения западного мобилизованного района. Из западного района перестал возвращаться обратно подвижной состав. Возможно, он был куда более необходим в прифронтовой полосе - даже наверняка. Но такого рода вопросы требовали единого центра принятия решений, с трезвой оценкой всех плюсов и минусов. В нашем же случае к лету 1915 года задолжность западного района перед восточным достигла 34 900 вагонов [8].

Перед нами открывается одна из важнейших причин продовольственного кризиса - железнодорожные магистрали, обеспечивая огромные по масштабам военные поставки и испытывая острую нехватку подвижного состава, не могли справиться с нуждами гражданского сообщения.

В реальности из-за неразберихи, отсутствия единого руководства, изменения всего графика движения и мобилизации части подвижного состава перевозки в стране падали в целом. Если принять за 100 процентов среднее количество перевозок за 1911-1913 гг., то уже во втором полугодии 1914 их объем составил 88,5% от довоенного уровня, а специальных хлебных перевозок - лишь 60,5% [9]

"Столь значительные требования войны к железным дорогам, - констатирует Кондратьев, - привели к тому, что основные железнодорожные артерии страны, связывающие главнейшие районы избытков продовольственных продуктов с потребляющими центрами внутри страны, оказались уже к концу первого года войны или совершенно недоступными для частных коммерческих грузов.., или доступ этот был крайне затруднен" [10].

Рынок продовольствия в России рухнул. Вот где причина возникновения недостатка продуктов питания с первого года войны при излишках хлеба, вот причина лавинообразного роста цен. Здесь же кроется одна из причин сокращения посевных площадей - если нет рынка, нет смысла и выращивать.

Аналогичные проблемы возникли и у промышленности - развалилось частное, а по большому счету и общее снабжение сырьем и топливом. Если у оборонных заводов в этой ситуации оставался шанс остаться на плаву (он исчез в 1916 г., о чем ниже), то для остальных предприятий без общей милитаризации экономики перспективы выглядели крайне безрадостно.

При этом за одной большой проблемой скрывалась не меньшая, если не большая по величине. Стараясь хоть как-то компенсировать недостачу вагонов и локомотивов, а также все падающие грузоперевозки, железнодорожники значительно, сверх нормативов увеличивали использование наличного подвижного состава.

Как это часто бывает при эксплуатации сложных систем, в критических обстоятельствах велик соблазн вывести их на сверхнормативные режимы работы, выжать по максимуму, разогнать до предела, добившись временной компенсации возникших потерь. Вот только система, достигнув определенного порога возможностей, неизбежно и безвозвратно идет вразнос.

Что-то подобное произошло с железнодорожным транспортном в Российской империи. "Возрастает средний суточный пробег наличного товарного вагона и паровоза... Возрастает количество погруженных и принятых вагонов и общий пробег их.., - пишет Кондратьев. - Повышение работы идет вплоть до пятого полугодия войны, до июня-декабря 1916 г., когда наступает перелом к ухудшению". [11]

Дальше - лавинообразный выход из строя подвижного состава, хаос и разруха, которые касаются уже не только хлебных рынков, но и экономики вообще.

Примечания:

[1] Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 158

[2] там же, стр. 121

[3] там же, стр. 121

[4] там же, стр. 122

[5] БСЭ, статья "Сельское хозяйство"

[6] Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 96

[7] там же, стр. 136

[8] там же, стр. 137

[9] там же, стр. 136

[10] там же, стр. 137

[11] там же, стр. 138

11. Меры по разрешению продовольственного кризиса: карточки, реквизиции, продразверстка

С началом войны нарастающий продовольственный кризис стал одной из главных тем легальной печати. В прессе всех уровней - от губернской до центральной выдвигались рецепты преодоления возникшей нехватки продовольствия. Анализ общественного мнения на основании этих публикаций приводит Н.Д.Кондратьев.

Для нас сегодня будет небезынтересно рассмотреть его выводы - хотя бы для понимания того, какой "капитализм" был построен в России к 1914 году и насколько "капиталистичным" был общественный взгляд на пути разрешения возникших проблем. Впоследствии большевикам не раз поставят в вину излишнюю централизацию и "огосударствление" всего и вся. Нужно ведь разобраться и с альтернативой - как видела ее общественность царской России?

Вот вкратце выводы Кондратьева: общественное мнение в целом выступало за создание национального регулирующего продовольственного органа на началах ведомственного и общественного представительства, обладающего широкими полномочиями. Представители городов, кооперативов и, отчасти, земств предлагали радикальную программу - распространить принципы регулирования на все отрасли хозяйства. Более умеренную позицию занимали лишь торгово-промышленные круги, которые в целом не возражали против государственного регулирования, но робко говорили об опасности убить частную инициативу. [1]

Нельзя даже сказать, что общественное мнение России легко отказывалось от рыночных принципов. Анализ прессы показывает, что этих принципов просто не существовало в сознании имущих классов – выход из кризиса они видели в государственном регулировании.

Что же делало правительство? С первых месяцев войны оно приступило к созданию государственной системы снабжения продовольствием. Это важный момент, в развитом капиталистическом обществе скорее следовало бы ожидать, что подряды на эту деятельность будут распределены между несколькими крупными коммерческими компаниями.

Существовавшая на начало войны в России система снабжения армии выглядела следующим образом: вопросами заготовки и распределения продуктов ведали одновременно окружные интенданты фронта, командующие армиями, командующие военными округами, а также сельская продовольственная часть Министерства внутренних дел.

В дополнении к ним 1 августа 1914 года Совет министров постановил задачи по закупке и заготовке сельскохозяйственных продуктов для военных нужд возложить на Главное управление землеустройства и земледелия (с 1915 г. Министерство земледелия). Осуществление этой задачи предполагало наличие разветвленного местного аппарата, непосредственно ведавшего закупками. Региональная структура Управления складывалась из особых окружных уполномоченных, губернских уполномоченных и чиновников ведомства земледелия на местах. [2]

Интересно, что в своей деятельности Управление исходило из задачи работать непосредственно с производителем, минуя посредников. В регионах активно создавалась сеть государственных ссыпных пунктов для хлебов, альтернативная коммерческой. Эта схема давала с одной стороны выгоду в цене и поддерживала производителя, но с другой наносила удар по крупному частному рынку продовольствия, который или дублировала, или замещала.

Понятно, что при отсутствии единоначалия несколько структур, занятых одним и тем же делом, если и не мешали друг другу, то явно не способствовали слаженной и продуманной работе. Дополнительные трудности создавал нарастающий транспортный хаос. В этих условиях правительство пошло на создание двух координирующих структур - Совещания при главном интендантстве для координации заготовок военного ведомства и Центрального комитета по регулированию массовых перевозок, в сферу ответственности которого входило обеспечение бесперебойного снабжения по железным дорогам.

Координация получилась мнимой. Военные структуры не подчинялись гражданским, гражданские военным, а попытка лечить симптомы прогрессирующей болезни - создание Центрального комитета по регулированию массовых перевозок, явилось типичным ответом бюрократического аппарата на возникающие вопросы: если железнодорожные перевозки приходят в расстройство, нужно создать отдельную канцелярию, регулирующую железнодорожные перевозки.

Нарастающий хаос требовал дальнейшего совершенствования структуры - 16 марта 1915 года решением Совета министров на министра торговли и промышленности было возложено общее руководство продовольственными организациями. С этой целью при министерстве был создан Главный продовольственный комитет. Роль его в истории осталась не определенной. К руководству он так и не приступил, хотя какую-то деятельность, видимо, все же осуществлял. Кондратьев отмечает, что скорее к многообразию продовольственных организаций добавилась еще одна, внесшая в общую работу дополнительную сумятицу. [3]

Наконец, 17 августа 1915 года было создано «Особое совещание по продовольствию» - государственный орган с широкими полномочиями, призванный навести порядок в подведомственной ему сфере. Совещание имело право требовать от лиц, предприятий и учреждений необходимые для него сведения, налагать секвестры, проводить реквизиции, осуществлять осмотр торговых и промышленных заведений, требовать предоставления торговых книг и документов, устанавливать способы заготовки, распределения, торговли продуктами, отменять постановления других учреждений о заготовке продуктов и т.д.

27 ноября 1915 года «Особое совещание по продовольствию» получило право устанавливать предельные цены на продукты продовольствия.

Таким образом, «Особое совещание» вне театра военных действий становилось высшим регулирующим органом в области продовольственного снабжения.

Но достигнутое единство управления очень во многом оставалось таковым лишь на бумаге. Другие продовольственные организации не были непосредственно подчинены "Особому совещанию", не были они и расформированы, продолжая свою деятельность. [4] Совещание могло отменять их решения, но лишь там, где имело о них достоверную информацию. "Особому совещанию" требовалась собственная разветвленная сеть на местах.

25 октября 1915 года были созданы должности местных уполномоченных Совещания. Далее под их руководством создавались губернские, областные и городские совещания. По постановлению 1916 года к ним прибавились совещания районные. [5] Нетрудно заметить, что в целом "Особое совещание по продовольствию" выстраивало свою структуру, дублируя региональную сеть Министерства земледелия.

Ясно, что государственная политика в вопросе продовольственного снабжения развивалась в целом в направлении все большей централизации. Точку в этом так и не завершенном процессе поставила Февральская революция, осуществившая "демократизацию" сферы заготовки и снабжения, вполне сравнимую по разрушительному эффекту с "демократизацией" армии.

***

Вернемся, однако, к периоду начала войны и возникновения продовольственного кризиса. Наравне с государственными учреждениями, на местах по инициативе местного самоуправления шел процесс создания регулирующих органов с неявными, не оговоренными законом полномочиями. Их главная цель – борьба с дороговизной в городах, названия – самые разнообразные, например, «Особая комиссия по борьбе с дороговизной», «Продовольственная комиссия», «Обывательский комитет» и т.п.

Анкетирование, проведенное Союзом городов в 1915 году показало, что из 94 городов в 49 (52,1%) уже существовали местные продовольственные комитеты. В их состав входили представители государственной администрации, гласные городских дум, члены городских управ, представители земств, кооперативов, рабочих организаций. [6]

В мае-июне 1916 г. была предпринята попытка объединить местные продовольственные органы под единым руководством – путем создания «Центрального комитета общественных организаций по продовольственному делу» («Центроко»). Им был, к примеру, разработан план продовольственных мероприятий для земств и городов на ноябрь 1916 – январь 1917 гг. Однако официального признания работа Комитета так и не получила, а намеченный на декабрь 1916 года Всероссийский продовольственный съезд был запрещен властями.

Однако именно эти местные органы с конца 1914 - начала 1915 гг. начали вводить в городах Российской империи карточную систему распределения продовольствия [7]. Первоначально их деятельность носила достаточно хаотичный характер. Среди мер регулирования, применявшихся органами местного самоуправления, применялись ограничение отпуска товаров в одни руки; отпуск товаров по разрешению (по «талонам», которыми могли выступать как удостоверения личности с пропиской в данном населенном пункте, так и другие местные документы); распределение продуктов по карточкам; отпуск товаров по смешанной схеме.

По мере усугубления экономического кризиса происходила все большая унификация мер по распределению продовольствия. По данным опроса местных уполномоченных «Особого совещания», проведенного в июле 1916 года, карточная система существовала в 99 районах империи, из них в 8 случаях она охватывала весь район – как правило, речь шла о наиболее нуждающихся губерниях, в 59 случаях охватывала отдельные города, в 32 случаях – уездные города вместе с уездами.

Учитывая, что карточная система зародилась в России «снизу», инициаторами ее введения были органы местного самоуправления, на местах она отличалась большим разнообразием: «Карточки устанавливаются или индивидуальные, или чаще коллективные, т.е. на семью, квартиру, учреждение, организацию, предприятие. Индивидуальные карточки бывают или именные, или на предъявителя. Коллективные карточки всегда именные. Карточки обычно содержат талоны по одному, два, три и даже шести на месяц или некоторое число талонов на неопределенный срок. Иногда карточки предназначаются каждая для определенного продукта, иногда у одной и той же карточки имеются талоны на несколько продуктов. Эти продукты или определенно указаны, или нет. Иногда карточкам для определенного продукта, в особенности часто для сахара, придается как бы символическое значение и по ним распределяются различные другие продуты». [8]

Серьезным недостатком карточной системы, которая складывалась в России в 1914-1916 годах, был ее по большей части разрешительный характер. Это означало, что карточка давала предъявителю право на приобретение определенного набора продуктов, но не гарантировала сам факт приобретения – этих продуктов просто могло не оказаться в наличии.

По мере усугубления продовольственного кризиса и под давлением общественного мнения система претерпевала трансформацию в сторону уравнительного характера, когда под наличное количество продовольствия выпускалось определенное количество карточек. В этом случае потребитель получал гарантированную долю продовольствия. Однако вплоть до Февральской революции эта трансформация не была завершена. Лишь после революции Временное правительство пошло навстречу общественным требованиям о введении единой государственной системы регулирования распределения и потребления [9]. Другой вопрос - в какой мере эти задачи удалось реализовать уже Временному правительству.

Дореволюционная карточная система отразила эволюцию всей общественной и государственной политики в области продовольственного снабжения – от достаточно мягких и половинчатых мер первого периода войны, к жесткому регулированию по мере нарастания кризиса в экономике. Действия правительства развивались от попытки регулировать цены, через запреты вывоза продуктов за пределы определенных областей, к угрозам реквизиций и, наконец, принудительной продразверстке.

Так, циркуляром Министерства внутренних дел от 31 июля 1914 года губернаторам предлагалось "озаботиться изданием в установленном порядке обязательных постановлений, регулирующих цены на предметы первой необходимости, и использовать всю полноту принадлежащей им власти для борьбы со спекуляцией, нередко развивающейся на почве общественных бедствий" [10]

Цены, установленные таким образом для розницы и опта, получили наименование местных такс. Одновременно в обиход вошли понятия обхода такс (спекуляции) и мер по борьбе с ними. Таковых существовало две: полицейский контроль и общественный [11].

Местная таксировка цен, однако, "брала лишь последние звенья в цепи процесса образования цен. И так как она совершенно не затрагивала первых и основных звеньев этой цепи (цен производителя и перекупщика - Д.Л.), она ни в коем случае не могла приостановить и даже задержать общий рост цен".

В этих условиях в марте 1915 года в России были введены твердые цены на хлеб при его закупке для армии. Однако правительство рассматривало подобный шаг как меру крайней необходимости. Большой урожай 1915 года вселял определенный оптимизм, в результате чего летом 1915 года твердые цены были отменены. [12]

Оптимистические надежды, однако, были мало обоснованы. Рост цен продолжался, городские, земские и кооперативные круги тем же летом выступили с требованием об установлении имперских твердых цен (для закупки) и такс (для торговли) по всей стране [13]. Дальнейшее развитие ситуации привело к новому введению твердых цен на все зерновые в период с начала октября 1915 года до начала февраля 1916-го.

Другой мерой по преодолению кризиса являлся запрет вывоза продовольствия за пределы той или иной местности. Характерно, что запреты устанавливались не только для районов избытков, но и для районов недостатков. В первом случае делалось это с целью облегчения заготовки продовольствия для армии, во втором - в надежде на самообеспечение жителей данной территории. Использовались запреты и в качестве меры по борьбе с ростом цен. [14]

В довоенное время и в первые месяцы войны запреты вывоза продовольствия, фуража и других продуктов могли быть установлены только в местностях, объявленных на военном положении. Вводить запреты могли только командующие армиями. 29 августа 1914 года указом Николая II это право было расширено также и для местностей, находящихся на чрезвычайной охране. Право вводить запреты получили командующие военных округов. С 17 февраля 1915 года запреты вывоза стало возможным вводить на любой территории по согласованию военных и гражданских властей.

"По стране прокатилась волна запретов вывоза продовольственных и кормовых продуктов, - пишет Кондратьев. - Трудно указать местность, где бы в той или иной форме не практиковались запреты". [15]

17 августа 1915 года, с образованием "Особого совещания по продовольствию", право вводить запреты вывоза получил председатель Совещания, военная власть отныне могла вводить запрет только по согласованию с ОСО. В этом вопросе было установлено единоначалие.

Аналогичную эволюцию претерпело право на реквизиции - прямое отчуждение продуктов с выплатой владельцу лишь части твердой цены за него. Применение реквизиций предусматривалось для военных властей в прифронтовых областях, а затем и для гражданских властей по всей стране при невозможности осуществить заготовку обычными средствами.

Не существует сведений о широком применении реквизиций до Февральской революции, создавшей первые вооруженные продотряды. По данным Кондратьва лишь 0,1 процент заготовок на театре военных действий пришелся на этот метод в первый период войны [16]. Есть данные о 50-60 случаях применения реквизиций за октябрь 1915 - февраль 1916 гг. [17] В целом же реквизиции оставались методом психологического давления, постоянной угрозой для торговцев и хозяев, отказывавшихся продавать хлеб по твердым ценам.

Но по мере разрастания кризиса, снижения посевных площадей, крушения транспортного сообщения и рынка продуктов разрыв между "вольными" и твердыми ценами все увеличивался. Государственная программа заготовки оказалась под угрозой. Выход был найден в продовольственной разверстке - системе принудительного изъятия хлеба у крестьян по твердым ценам в объемах, необходимых государству.

Суть предложенной министром земледелия А.А.Риттихом 29 ноября 1916 года системы состояла в том, что государственное задание по заготовке продовольствия спускалось ("разверстывалось") по линии "Особого совещания" на губернский уровень, далее - на местный и т.д. вплоть до конкретных хозяйств. В обратном направлении по той же цепочке, по истечении назначенного времени (6 месяцев), должно было поступить зерно в обозначенных количествах. Были предусмотрены как бонусы, так и штрафы. Районы, до начала разверстки выполнившие государственный план по заготовкам, от разверстки освобождались. Перед теми же, кто уклонялся от разверстки или не мог поставить нужного количества зерна, всерьез вставала угроза реквизиций. [18]

Те немногие исследователи, кто берется сегодня судить о риттиховской разверстке, подчеркивают ее лояльный к крестьянину характер: за хлеб платали, т.е., фактически, покупали его, в отличие от времен Октября. Разверстка была если не в теории, так по факту добровольной - после ее неудачи реквизиции не были применены, и Риттих в стенах Думы обещал, что и не будут.

А.И.Солженицын в «Красном колесе» говорил о риттиховской развёрстке как об идее «активного призыва населения к добровольным поставкам», подчеркивая ее эффективность: «с августа по декабрь, смогли купить только 90 миллионов пудов, а за декабрь-январь Риттих умудрился купить 160 миллионов». [19] В действительности же активная пропагандистская кампания, которая сопровождала разверстку, призывая проявить патриотизм и уверяя, что хлеб пойдет на нужды обороны, носила исключительно вспомогательную функцию. Она была направлена на облегчение процесса разверстки, но не более того.

Во-первых, крестьянина никто не спрашивал, хочет ли он, и готов ли продать хлеб, разверстанный из центра на его хозяйство. Он просто был обязан его отдать. Во-вторых, компенсацию за изъятый хлеб ему выплачивали исходя из твердых цен, которые утрачивали всяческое значение из-за роста инфляции. Напрасно А.И.Солженицын подчеркивает, что Риттих купил эти 160 миллионов пудов хлеба – с торговлей это не имело ничего общего. Надо сказать, что и Временное правительство, и большевики позже точно так же платили крестьянам за изъятое продовольствие - разница с риттиховскими временами заключалась исключительно в масштабах катастрофы в экономике - от трехкратного роста цен к тысячекратному.

Кроме того, существует представление, что риттиховская разверстка была направлена в первую очередь на торговые запасы зерна. Это не так – торговые сети от разверстки были как раз освобождены [20], а сама разверстка осуществлялась по сети, созданной ранее Министерством земледелия и Особым совещанием – то есть по сети, направленной в обход посредников непосредственно к производителю.

Неудачи риттиховской разверстки совершенно очевидно были связаны с несовершенством аппарата заготовок, существовавшего на тот момент и политической обстановкой в стране. Собрать удалось куда меньше запланированных 772 100 тыс. пудов хлеба [21]. Попытка заставить крестьянина отдать хлеб для армии и города при помощи административного приказа и пропагандистской кампании вызвала глухое сопротивление деревни. Нет никаких сомнений, что будь аппарат совершеннее, а политическая ситуация спокойнее, не случись революции, Риттих довел бы идею разверстки до конца. В нашем же случае уже после Февраля оставалось лишь переходить к риквизициям. Что, собственно, и было осуществлено с первых же дней революции [22], а к лету 1917 года дошло уже и до отправки вооруженных отрядов в деревню [23]. Но сама риттиховская разверстка, прерванная революцией, осталась, конечно, вне критики.

Но давайте задумаемся: не случись революции, по какому пути логично пошло бы царское правительство в развитие уже принятых решений?

Примечания:

[1] Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 170.

[2] там же, стр. 167-169

[3] там же, стр. 167-169

[4] там же, стр. 171

[5] там же

[6] там же

[7] там же, стр. 292

[8] там же, стр. 297-298

[9] там же, стр. 298

[10] там же, стр. 235

[11] там же, стр.238

[12] там же, стр. 244

[13] там же, стр 244

[14] там же, стр.196

[15] там же, стр 196-197

[16] там же, стр. 199

[17] там же, стр. 200

[18] там же, стр. 200-201

[19] Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4». Цит по эл. версии

[20] Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 201

[21] там же, стр. 201

[22] там же, стр. 206

[23] там же, стр. 212

12. Экономическая политика Временного правительства

Февральская революция поставила перед новой властью вопрос взаимодействия со старыми органами управления и создания собственных управляющих структур. Этот процесс с первых же дней пошел по пути «демократизации» - только за период с февраля по сентябрь сменилось 3 центральных структуры, управляющих продовольственной политикой. На местах чехарда с переформированием царских продовольственных органов и созданием новых превратилась в настоящее бедствие. Ситуация только усугублялась общим послереволюционным хаосом и возникшим двоевластием.

27 февраля 1917 года в Таврическом дворце была создана Продовольственная комиссия Временного комитета Госдумы и Совета рабочих и солдатских депутатов. Некоторое время она пыталась наладить взаимодействие со старыми региональными структурами. Однако уже 2 марта Комиссия распорядилась губернским и земским управам организовать, как подчеркивалось, «на широко демократических основаниях» [1] новые продовольственные органы – губернские продовольственные комитеты. На них, в свою очередь, возлагалась задача организации комитетов уездных, волостных, мелкорайонных и т.д.

9 марта 1917 года начавшая было складываться продовольственная структура подверглась первой реорганизации – постановлением Временного правительства на место упраздненного «Особого совещания по продовольствию», а также вместо ранее созданной Продовольственной комиссии учреждался Общегосударственный продовольственный комитет.

В дальнейшем под влиянием во многом чисто политических факторов – формирования коалиционного правительства – постановлением от 5 мая 1917 года высшим органом по регулированию снабжения продовольствием было объявлено специально созданное Министерство продовольствия.

Местные отделения высшего продовольственного органа подвергались за этот период неоднократному реформированию – как в силу изменений в центральных структурах власти, так и под воздействием меняющейся конъюнктуры. Процесс их организации, запущенный Продовольственной комиссией 2 марта, был скорректирован уже 25 марта Временным положением о местных органах «впредь до образования демократического местного самоуправления» [2]. При этом органы, которые сложились до 25 марта, должны были подвергнуться реорганизации.

В апреле 1917 года с целью ускорения организационного процесса и осуществления лучшей связи с центром, были созданы дополнительные управляющие структуры – институт эмиссаров с большими полномочиями. К осени 1917-го, так и не установив единовластие, Министерство продовольствия ввело в дополнение к прежним институт особоуполномоченных, обличенных широкими правами в сфере осуществления заготовок.

Все эти попытки централизации натыкались на море вызванных революцией проблем и противоречий. «После революции, - отмечает Кондратьев, - сразу наметилась относительная слабость центральной власти и «автономия» мест». В итоге «в некоторых местах продолжали действовать дореволюционные продовольственные органы, в других – органы, возникшие самочинно, в третьих – органы, возникшие по приказу 2 марта, наконец, в четвертых – органы, возникшие по закону 25 марта» [3].

Широко давала о себе знать политика «демократизации»: «Наряду с пестротой местных органов обнаружился факт, в особенности в голодающих районах, частой смены персонального состава продовольственных комитетов на почве политической борьбы. Все это вело к тому, что продовольственная сеть находилась в состоянии как бы перманентной реорганизации» [4].

И, наконец, чтобы получить полное представление о происходящем на местном уровне, нужно упомянуть, что «далеко не все продовольственные органы, в особенности мелкотерриториальные, т.е. наиболее близкие к населению, <были> в состоянии подняться до понимания общегосударственных задач и эмансипироваться от чисто-местных интересов» [5]. То есть, получив в свои руки местную власть, они элементарно отказывались кормить города и армию – мотивируя это вполне естественным «самим не хватает».

Все эти прелести постреволюционной действительности накладывались на крайне сложное продовольственное положение в стране. «Наследие, которое мы получили, - вспоминал министр Временного правительства кадет И.Шингарев, - заключалось в том, что никаких хлебных запасов в распоряжении государства не осталось» [6].

Соответственно, первыми действиями новой власти в области продовольственного обеспечения стали реквизиции. 2 марта Продовольственная комиссия Временного комитета Госдумы распорядилась на местах, не останавливая заготовки хлеба по разверстке, немедленно приступить к реквизиции хлеба у крупных земельных собственников и арендаторов всех сословий, у торговых предприятий и банков [7].

Распоряжением от 3 марта особо подчеркивалась необходимость продолжать ранее полученные в соответствии с риттиховской разверсткой распоряжения по заготовками продовольствия «впредь до выполнения уполномоченными данных им нарядов».

Встречались и курьезные попытки стабилизировать положение с продовольствием – так, 7 марта 1917 года местным органам было предложено рассмотреть вопрос о запрете выпечки для продажи сдобных булок, куличей, пряников, пирогов, тортов, пирожных и печенья [8] – для сбережения муки.

25 марта 1917 года Временное правительство приняло закон о государственной монополии на хлеб. В соответствии с ним государство, во-первых, полностью упраздняло хлебный рынок, беря зерно под свой контроль, выступая как единственный покупатель (заготовитель) с одной стороны и монопольный торговец с другой. Во-вторых, государство декларировало вмешательство в жизнь индивидуального хозяйства, определяя его нормы потребления – весь хлеб вне нормы подлежал сдаче государству по твердым ценам. И в третьих, учитывая сложную продовольственную обстановку и введение официальной карточной системы, государство вмешивалось в жизнь конечного покупателя, декларируя нормы его потребления.

Для крестьянских хозяйств нормы потребления хлеба определялись следующим образом: на семью владельца, а также на рабочих, получающих от него довольствие, выделялось 1 ? пуда зерна на душу в месяц (чуть больше 20 кг. – Д.Л.). Для взрослых рабочих одиночная норма повышалась до 1 ? пуда. Кроме того семье оставлялось разных круп исходя из норматива 10 золотников (около 43 грамм – Д.Л.) на душу в день. Объем круп, впрочем, можно было увеличить за счет сокращения хлебов [9].

Кроме того, в хозяйстве оставлялось зерно на семена (исходя из площади обрабатываемой земли и способа сева), а также овес, ячмень и другие злаки для прокорма скоту, исходя из видов и количества скота. Также еще 10 процентов от общей суммы зерна, которая должны остаться в хозяйстве, возвращалась хозяевам на всякий случай.

Все остальное зерно подлежало отчуждению в пользу государства. Закон от 25 мая 1917 года говорил, что в случае обнаружения скрываемых запасов хлеба, подлежащих сдаче государству, запасы эти отчуждались по половинной твердой цене. А в случае отказа от добровольной сдачи хлебных запасов государству, они отчуждаются принудительно [10].

Понятно, что сельские жители отнюдь не приветствовали подобные меры со стороны властей, тем более, что нормы потребления, объявленные законом о хлебной монополии, в дальнейшем подвергались лишь сокращению. Уже попытки учета наличного зерна в деревнях встретили, как пишет Кондратьев, «крайне недоброжелательное отношение населения». «В некоторых случаях население не допускало учета, вступая на путь эксцессов, иногда кровавых» [11]. Что же говорить о сдаче «хлебных излишков» государству.

Между тем ситуация с хлебом в стране планомерно катилась в пропасть. Разрушение старых продовольственных органов, хаос в создании новых, недовольство крестьян хлебной монополией отнюдь не способствовали ее улучшению. Растущие трудности с заготовкой зерна требовали исключительных мер. 20 августа 1917 года министр продовольствия распорядился всеми средствами – вплоть до применения оружия – взять в деревне хлеб [12]. Интересно, что его распоряжение распространялось (видимо, для начала) на «крупных владельцев, а также производителей ближайших к станциям селений». Хотя такая избирательность могла быть вызвана и трезвой оценкой возможностей Временного правительства.

Система распределения, введенная в городах и поселениях городского типа исходила из норм получения продовольствия по карточкам в 30 фунтов (12 кг.) муки и 3 фунтов (1,2 кг.) крупы в месяц на душу населения. Для лиц, занятых тяжелым физическим трудом, устанавливался дополнительный паек в 50% от основного [13]. Однако карточная система по-прежнему оставалась распределительной, а не уравнительной – все указанные нормы являлись «предельными», т.е. отмечали верхний порог того, что население могло приобрести по карточкам.

26 июня приказом министра продовольствия нормы потребления городских жителей подверглись сокращению до 25 фунтов муки и 3 фунтов крупы в месяц. 6 сентября была сокращена предельная норма потребления для сельских жителей. Им оставалось до 40 фунтов (16 кг.) зерна в месяц и до 10 золотников крупы в день [14]. В дальнейшем сокращения применялись еще несколько раз.

Все это, однако, уже не могло спасти ситуацию. Находящееся в непрерывном кризисе Временное правительство теряло контроль над экономикой. «Министр иностранных дел Терещенко подсчитал, что из 197 дней существования революционного правительства 56 дней ушло на кризисы. На что ушли остальные дни, он не объяснил», - иронично отмечал впоследствии Л.Д.Троцкий [15].

Страна неудержимо стремилась к полной потере управления, анархии и развалу. Причины разные политические силы склонны были искали где угодно – в происках оппонентов, в разрушительном влиянии германских шпионов и так далее, и тому подобном. «Кривая хозяйства продолжала резко клониться вниз. Правительство, Центральный исполнительный комитет, вскоре и вновь созданный предпарламент регистрировали факты и симптомы упадка как доводы против анархии, большевиков, революции. Но у них не было и намека на какой-нибудь хозяйственный план. Состоявший при правительстве для регулирования хозяйства орган не сделал ни одного серьезного шага. Промышленники закрывали предприятия. Железнодорожное движение сокращалось из-за недостатка угля. В городах замирали электрические станции. Печать вопила о катастрофе. Цены росли. Рабочие бастовали слой за слоем, вопреки предупреждениям партии, советов, профессиональных союзов», - отмечает Троцкий. [16]

«Август и сентябрь, - по его словам, - становятся месяцами быстрого ухудшения продовольственного положения. Уже в корниловские дни хлебный паек был сокращен в Москве и Петрограде до полуфунта (200 грамм – Д.Л.) в день. В Московском уезде стали выдавать не свыше двух фунтов в неделю. Поволжье, юг, фронт и ближайший тыл - все части страны переживают острый продовольственный кризис. В текстильном районе под Москвой некоторые фабрики уже начали голодать в буквальном смысле слова. Рабочие и работницы фабрики Смирнова - владельца как раз пригласили в эти дни государственным контролером в новую министерскую коалицию - демонстрировали в соседнем Орехове-Зуеве с плакатами: "Мы голодаем", "Наши дети голодают", "Кто не с нами, тот против нас". Рабочие Орехова и солдаты местного военного госпиталя делились с демонстрантами своими скудными пайками..." [17]

Троцкий, описывая ситуацию в России накануне Октябрьской революции, возлагает вину за развал и хаос преимущественно на Временное правительство. Но при всех недостатках этого действительно малодееспособного руководящего органа, нельзя все же не заметить, что наблюдаемые им процессы берут свое начало отнюдь не с Февраля, а со дня вступления России в Первую мировую войну. Все дальнейшее их развитие абсолютно логично и последовательно вытекает из тех мер и действий, которые предпринимались царскими властями и, позже, Временным правительством, с целью стабилизировать ситуацию.

Нужно констатировать, что эти меры были явно недостаточны, половинчаты, содержали множество непродуманных шагов, таких, как запреты вывоза продовольствия или эксплуатация железнодорожного транспорта «на убой». Подавление частного рынка продовольствия и отсутствие даже попыток заменить его государственной системой распределения – вплоть до Временного правительства. Как ни странно это прозвучит, но царские власти в стране с жестко централизованной монархической фирмой правления встали на путь централизации и контроля в экономике, видимо, не очень представляя себе, как функционирует экономика собственной страны. И мало представляя, как осуществлять над ней централизованный контроль. И в результате непрофессиональных, непродуманных и бессистемных действий довели государство до хаоса.

Сформировавшееся после Февральской революции двоевластие (которое, при желании, можно охарактеризовать и как отсутствие власти) лишь усугубляло нарастающую катастрофу.

Хаос, поглотивший Россию, наступил задолго до прихода к власти большевиков. За несколько месяцев до Октябрьской революции московская кадетская газета «Русские ведомости» писала: «По всей России разлилась широкая волна беспорядков... Стихийность и бессмысленность погромов... больше всего затрудняют борьбу с ними... Прибегать к мерам репрессии, к содействию вооруженной силы... но именно эта вооруженная сила, в лице солдат местных гарнизонов, играет главную роль в погромах... Толпа... выходит на улицу и начинает чувствовать себя господином положения» [18].

«Саратовский прокурор доносил министру юстиции Малянтовичу…: «Главное зло, против которого нет сил бороться, это солдаты... Самосуды, самочинные аресты и обыски, всевозможные реквизиции - все это, в большинстве случаев, проделывается или исключительно солдатами, или при их непосредственном участии». В самом Саратове, в уездных городах, в селах «полное отсутствие с чьей-либо стороны помощи судебному ведомству». Прокуратура не успевает регистрировать преступления, которые совершает весь народ» [19].

Такова была ситуация в стране накануне Октябрьской революции. Крах экономики, крах политики, крах правоохранительных органов и армии, практический крах государства.

Примечания:

[1] Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991., стр. 178

[2] там же, стр. 180 - 181

[3] там же, стр. 181

[4] там же, стр. 182

[5] там же, стр. 182

[6] там же, стр. 206

[7] там же, стр. 206

[8] там же, стр. 298

[9] там же, стр. 209

[10] там же, стр. 211

[11] Там же, стр. 210

[12] там же, стр. 212

[13] там же, стр. 299

[14] там же, стр. 299

[15] Л.Д. Троцкий. История русской революции. Том второй. Октябрьская революция. Цит. по эл. версии

[16] там же

[17] там же

[18] там же

[19] там же

III. ОКТЯБРЬ

13. Большевики на пути к революции

С началом Первой мировой войны революционные партии пережили очередной раскол. Сегодня мы неплохо знакомы с позициями "оборонцев", "интернационалистов" и "пораженцев". Мало известно лишь, что свои фракции по вопросу отношения к войне появились и среди небольшой и строго организованной партии большевиков. В советское время фракционную борьбу в партии старались не выпячивать, в постсоветское время информация о ней стала скорее вредна, чем полезна, так как свидетельствовала о "демократизме" в "тоталитарной" организации.

Между тем именно этот "демократизм", внутрипартийные дискуссии, часто отрицающие основы основ, остаются крайне важны для понимания политики партии, каждый член которой, не говоря уже о руководстве, являлся (как минимум стремился к этому) и идеологом, и организатором, и агитатором, и потенциальным лидером. В этом был неоспоримый плюс построенной Лениным партии - компактной, революционной, готовой по первой необходимости обрасти "мышцами" массового членства вокруг уже готовых "центров" - старых членов РСДРП(б). Но здесь же скрывался и корень будущих проблем: ряд явных лидеров и множество потенциальных были готовы вести за собой сторонников, но при возникновении внутрипартийных противоречий это было чревато расколом не только партии, но, после Октября, и страны. Жесткая внутрипартийная дисциплина до поры до времени помогала справиться с этой проблемой, но лишь до поры до времени.

Вопреки распространенному мнению партия большевиков была далеко неоднородна идеологически. Хорошо известен пример Троцкого, занимавшего позицию между большевиками и меньшевиками, склонявшегося к меньшивизму, но перед Октябрьской революцией примкнувшего к большевикам и ставшего одним из лидеров партии. Куда менее известно, например, что С.М.Киров, вначале связанный с РСДРП, с 1909 года на долгое время оказался в русле кадетской партии, став даже ведущим сотрудником северо-кав­казской кадетской газеты «Терек». И также лишь накануне Октября вернулся в РСДРП(б). [1]

Партия большевиков с началом войны единственная в России последовательно отстаивала позицию так называемого "пораженчества", которая была сформулирована европейскими социал-демократическими партиями еще на конгрессе 2-го Интернационала в Штутгарте в 1907 году и подтверждена в Базельском манифесте 1912 года. Ее краткая суть такова: в случае войны центральных держав произойдет экономический и политический кризис, который создаст условия для падения господства капитала.

Ленин развил идеи Базельского манифеста в 1914 году в работе "Война и российская социал-демократия", в которой показал, что охватившая Европу война ведется буржуазией Англии, Франции и Германии с целью передела колоний и расширения рынков сбыта своей продукции. Что Россия не имеет интересов в этой войне, она элементарно нанята за миллиардные кредиты Англией и Францией в качестве пушечного мяса для борьбы с главным их конкурентом - Германией.

"Буржуазия каждой страны ложными фразами о патриотизме старается возвеличить значение "своей" национальной войны и уверить, что она старается победить противника не ради грабежа и захвата земель, а ради "освобождения всех других народов", - писал Ленин.

В этих условиях, продолжал он, "для нас, русских с.-д., не может подлежать сомнению, что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс... наименьшим злом было бы поражение царской монархии". Но не только - речь идет о "низвержении монархии германской, австрийской и русской", а для буржуазных стран - поражения буржуазии. Таким образом, Ленин утверждал, что в интересах рабочего класса воюющих стран, чтобы война привела к смене формаций. В последующем этот тезис в пропагандистских целях был искажен до "поражения собственного правительства в войне". [2]

Непосредственной внутрипартийной дискуссии по тезисам Ленина не было – думские депутаты-большевики объездили ряд местных организаций с докладами об отношении к войне. В ноябре 1914 года было организовано совещание большевистской фракции Государственной думы с участием представителей местных организаций для обсуждения поставленных в работе «Война и российская социал-демократия» вопросов. На третий день заседания оно было в полном составе арестовано. [3]

На суде выявились явные противоречия в руководстве партией в России. Уполномоченный ЦК партии, руководитель фракции большевиков IV Думы Л.Б.Каменев заявил, что не согласен с тезисами Ленина «о поражении России в войне» и не поддерживает их [4]. Эти заявления трудно недооценить, учитывая, что Каменев являлся главой Русского бюро ЦК партии, то есть, фактически, отвечал за всю работу большевиков в стране.

Впоследствии выдвигалось множество версий о том, что Каменев таким образом пытался вывести арестованных депутатов и других партийных представителей из под обвинения в государственной измене. Однако судили их вовсе не за «пораженчество», а за участие «в сообществе, заведомо для них поставившем целью своей деятельности насильственное изменение в России установленного основными государственными законами образа правления» [5], то есть по «стандартной» для большевиков статье. Тезисы Ленина на процессе были затронуты как лишнее доказательство неблагонамеренности обвиняемых, они не являлись ключевыми и отрицание их никоим образом не способствовало смягчению наказания.

Позже с осуждением позиции Каменева и с требованием объяснений от него выступили многие известные большевики. Чего явно не могло произойти, будь заявления Каменева лишь тактическим ходом, призванным сбить с толку царский суд. Да и дальнейшая деятельность Каменева свидетельствовала о его стремлении вести собственную политику, подчас не считаясь с партийной позицией.

Суд приговорил арестованных к ссылке в Сибирь, где к тому времени уже отбывали наказание другие партийные руководители, такие, как Сталин, Свердлов, Орджоникидзе. Русское бюро Центрального Комитета РСДРП(б) перестало существовать. Местные организации потеряли связь с центром и друг с другом, прервались контакты с находящимся за границей ЦК партии. Не исключено, однако, что арест и ссылка большевистских депутатов Госдумы и руководителей региональных организаций, при всех его катастрофических последствиях для партии, спасли ее от серьезного внутреннего раскола.

Русское бюро было восстановлено лишь в 1916 году участником революции 1905 года большевиком А.Шляпниковым. В 1914 году он работал токарем на заводе в столице. Являясь членом Петербургского комитета РСДРП(б) он налаживал связь ПК с заграничным ЦК партии, в 1915 году был кооптирован в Центральный комитет. Как писал впоследствии о Шляпникове меньшевик Н.Н. Суханов (входивший после Октября в состав ВЦИК Советов) «опытный конспиратор, отличный техник-организатор и хороший практик профсоюзного движения, ...совсем не был политик... ни самостоятельной мысли, ни способности, ни желания разобраться в конкретной сущности момента не было у этого ответственного руководителя…» [6].

Формируя бюро, Шляпников ввел в его состав двух молодых членов партии, практически неизвестных на тот момент – Залуцкого и Молотова. Конечно, возможности вновь воссозданного Русского бюро партии были далеки от идеала, да и сфер для деятельности у него было немного - партия не имела печатного органа с тех пор, как в начале войны была запрещена «Правда», Ленин находился в эмиграции в Швейцарии, связь с которой была затруднена, большинство руководителей РСДРП(б) – в ссылке в Сибири.

Однако именно стараниями Шляпникова и новых членов бюро удалось достойно встретить Февральскую революцию и удерживать большевистские позиции до… возвращения из ссылки опытных партийных руководителей. Которые, активно взявшись за работу, потянули партию в сторону меньшевизма и «оборончества».

Примечания:

[1] Cм. об этом, например: Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизм политической власти в 1930-е годы.— М., 1996, с. 120—121

[2] Подробнее об этом см. "Краткий курс истории русской революции",

[3] История всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. ОГИЗ, Государственное издательство политической литературы. Москва, 1945 г. Цит по эл. версии

[4] см, например, Большой Энциклопедический словарь (БЭС), ст. «КАМЕНЕВ Лев Борисович»

[5] Л.Д.Троцкий, «Европа в войне (1914-1918 гг.). Цит. по эл. версии.

[6] Суханов Н.Н., Записки о революции, М., 1991. Цит. по эл. версии.

14. Первые дни Февраля

Февральская революция окончательно вывела РСДРП(б) в легальное политическое поле. Это было серьезным испытанием для любой партии, а тем более для большевиков, фактически лишенных руководства. На волне революционной эйфории в партию потекли новые кадры - те, кто раньше не решался определить свою позицию, прагматики, стремящиеся использовать момент, или просто возбужденные происходящим романтики, спешащие поучаствовать в революции. До определенной степени заслон им ставили ленинские принципы организации партии, в значительной мере играла роль популярность большевиков, куда меньшая, чем у эсеров или даже кадетов. Но это было полбеды. Куда опаснее было заиграться, увлечься политическим процессом, позабыть про цели, ради которых создавалась партия. Очень велик был соблазн немедленно воспользоваться плодами революции, встать если не у руля, то рядом с рулем управления страной.

В очень сложном положении оказалось Русское бюро во главе со Шляпниковым. На большевиков, как и на другие партии, революция свалилась как снег на голову. Требовалась немедленная выработка партийной позиции, но ни одного признанного теоретика не было в Петрограде. Руководствоваться оставалось партийными документами, в которых, однако, содержалось существенное противоречие.

Отношение большевиков к революции вырабатывалось в ходе событий 1905-1907 годов и вполне отражало неоднозначность самих этих событий. Третий съезд РСДРП, прошедший в апреле 1905 года, совершенно явно исходил из представления о буржуазном характере происходящей революции. Он декларировал неизбежность создания буржуазного «временного революционного правительства», которое придет на смену монархии, и обозначал рамки сотрудничества партии с этим правительством.

В «Резолюции о временном революционном правительстве», принятой съездом, говорилось, что, во-первых, интересам пролетариата отвечает «замена самодержавной формы правления демократической республикой», во-вторых, «что осуществление демократической республики в России возможно лишь в результате победоносного народного восстания, органом которого явится временное революционное правительство», и в третьих, что «демократический переворот в России, при данном общественно-экономическом ее строе, не ослабит, а усилит господство буржуазии». [1]

Таким образом, речь велась исключительно о буржуазной революции, в процессе которой буржуазия возглавит народные массы и станет во главе их, формируя в случае победы собственное революционное правительство.

Отношение большевиков к этому буржуазному временному правительству определялось в постановлении следующим образом: «в зависимости от соотношения сил и других факторов, не поддающихся точному предварительному определению допустимо участие во временном революционном правительстве уполномоченных нашей партии, в целях беспощадной борьбы со всеми контрреволюционными попытками и отстаивания самостоятельных интересов рабочего класса» [2].

Но для того, чтобы исключить параллели с меньшевизмом и экономизмом, в постановлении подчеркивалось, что «необходимым условием такого участия ставится строгий контроль партии над ее уполномоченными и неуклонное охранение независимости социал-демократии», которая даже и в новых условиях лишь защищает буржуазную революцию от контрреволюции, но стремится «к полному социалистическому перевороту и постольку непримиримо враждебна всем буржуазным партиям» [3].

Все это требовалось совместить с идеей Ленина о народной революции под руководством единственно революционного рабочего класса в союзе с крестьянством, с теорией о перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую и «пораженчеством».

Нужно сказать, что Шляпников с честью вышел из положения. 27 февраля он выпускает в виде листовок, и 5 марта во вновь восстановленной в этот день «Правде» «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии ко всем гражданам России»:

«Ко всем гражданам России. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Граждане! Твердыни русского царизма пали. Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа. Части революционных войск стали на сторону восставших. Революционный пролетариат и революционная армия должны спасти страну от окончательной гибели и краха, который приготовило царское правительство.

Громадными усилиями, кровью и жизнями русский народ стряхнул с себя вековое рабство.

Задача рабочего класса и революционной армии — создать Временное революционное правительство, которое должно встать во главе нового нарождающегося республиканского строя.

Временное революционное правительство должно взять на себя создание временных законов, защищающих все права и вольности народа, конфискацию монастырских, помещичьих, кабинетских и удельных земель и передать их народу, введение 8-часового дня и созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, без различия пола, национальности и вероисповедания, прямого, равного избирательного права с тайной подачей голосов.

Временное революционное правительство должно взять на себя задачу немедленного обеспечения продовольствием населения и армии, а для этого должны быть конфискованы все полные запасы, заготовленные прежним правительством и городским самоуправлением.

Гидра реакции может еще поднять свою голову. Задача народа и его революционного правительства — подавить всякие противонародные контрреволюционные замыслы.

Немедленная и неотложная задача Временного революционного правительства — войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и поработителей, против царских правительств и капиталистических клик и для немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам.

Рабочие фабрик и заводов, а также восставшие войска должны немедленно выбрать своих представителей во Временное революционное правительство, которое должно быть создано под охраной восставшего революционного народа и армии.

Граждане, солдаты, жены и матери! Все на борьбу! К открытой борьбе с царской властью и ее приспешниками!

По всей России поднимается красное знамя восстания! По всей России берите в свои руки дело свободы, свергайте царских холопов, зовите солдат на борьбу.

По всей России и городам и селам создавайте правительство революционного народа.

Граждане! Братскими, дружными усилиями восставших мы закрепили нарождающийся новый строй свободы на развалинах самодержавия!

Вперед! Возврата нет! Беспощадная борьба! Под красное знамя революции!

Да здравствует демократическая республика! Да здравствует революционный рабочий класс! Да здравствует революционный народ и восставшая армия!

Центральный Комитет РСДРП» [4].

Отметим, что на момент публикации манифеста еще не существовало сформированного из членов IV Думы Временного правительства, а речь в тексте воззвания Русского бюро идет скорее о Советах, нежели о реальном сложившемся в России Временном правительстве.

Возможно, чисто интуитивно, а может быть и в результате глубокого осмысления партийных документов и сложившегося положения, созданное Шляпниковым Русское бюро ЦК уже в первые дни революции обозначило партийный курс, который станет общепризнанным лишь несколько месяцев спустя - революционное правительство, состоящее из избранных на заводах, фабриках и в воинских частях депутатов, берущее власть в свои руки для проведения как программы буржуазных реформ (требования программы-минимум о 8-часовом рабочем дне, избирательном праве и т.д.) и их защиты от контрреволюции, так и интернациональной политики по прекращению войны. А так как правительство по факту складывалось бы рабоче-крестьянским, в перспективе создавались все условия для перерастания буржуазной революции в социалистическую.

И все же ленинская концепция, исходящая из реального положения вещей и "подгоняющая" под него теорию, была сложна для понимания. То, что буржуазную революцию делает пролетариат в союзе с крестьянством и он же должен установить буржуазную республику и провести - первоначально - буржуазные преобразования, не укладывалось в головах марксистов и даже многих большевиков. Особенно в свете того, что в России из Временного комитета Госдумы формировалось внешне вполне аутентичное буржуазное правительство. Крайне велик был соблазн поверить, что страна идет по классическому западному пути, буржуазная революция произошла, сложившийся порядок надолго, и нужно идти на сотрудничество с буржуазией с целью отстаивать экономические права рабочих и крестьян.

По такому пути пошли "соглашатели" - меньшевики и эсеры. Шляпников в своих мемуарах вспоминал: «До обсуждения вопроса о власти среди членов Исполнительного Комитета (Петроградского Совета - Д.Л.) в предварительных беседах уже наметились три основные линии: первая - социалисты не могут взять власть в эпоху буржуазной революции, вторая - поддерживаемая оборонцами - социалисты должны войти в соглашение с буржуазией и принять участие в правительстве, и, наконец, третья - позиция тогдашних с.-д. большевиков, предлагавших взять дело управления страной в руки революционной демократии путем выделения Временного революционного правительства из состава большинства Совета.

Выступал с видом государственного человека, свободного от партийной «узости», Н. Суханов, предупреждая Исполнительный Комитет и особенно кивая в нашу сторону, что наша агитация может отпугнуть буржуазию, и она не согласится взять власть. Из этого он делал вывод: не обострять отношений с Комитетом Государственной Думы, не вести «левой» (то есть нашей) антидумской и антивоенной агитации, иначе дело революции погибнет» [5].

Шляпников уверенно проводил ленинский курс - в первых семи номерах воссозданной «Правды» осуждалось существовавшее Временное правительство как «правительство капиталистов и помещиков», и высказывалась мысль о том, что именно Советы должны создать демократическую республику. По вопросу о войне 10 марта 1917 года была опубликована резолюция Русского бюро, призывавшая к превращению империалистической войны в гражданскую в целях освобождения народов от угнетения правящих классов.

Однако уже наметились и противоречия. Петербургский комитет партии, перешедший после Февральской революции на легальное положение и даже увеличивший число своих членов, склонялся к "западнической" трактовке революционных событий, к поддержке Временного правительства. В случае с ПК сложились вместе все причины - и желание немедленно поучаствовать в политике, и ортодоксальный марксистский подход, и влияние на мнение молодых большевиков авторитетных политических лидеров из числа меньшевиков и эсеров.

2 марта на заседании Совета рабочих и солдатских депутатов решался вопрос о власти – обсуждалось соглашение с Комитетом думы о составе Временного правительства. «После прений, - пишет Шляпников, - были поставлены на голосование все предложения Исполнительного Комитета и, как идущее против этих предложений по существу вопроса о власти, наше предложение о создании власти Советом».

«Из всех присутствовавших в обеих комнатах, вероятно человек до 400, за наше предложение голосовали всего 19 человек, - продолжает он. - Многие из членов нашей партии, члены Совета, поддались тому враждебному настроению, которое было создано речами противников против нас, и не только не голосовали за наше предложение… но даже голосовали против нас… В нашей фракции в те дни было уже человек сорок. Если допустить, что некоторые не могли попасть на это собрание, то и тогда число политически «убоявшихся» было значительно» [6].

«Мы боялись лишь одного, - говорит лидер Русского бюро, - дезорганизации наших собственных рядов вследствие чрезвычайно тяжелой атмосферы, которая создавалась против нас» [7].

Вскоре сбылись самые худшие опасения. Когда 5 марта 1917 года Молотов в качестве делегата Русского бюро вынес на рассмотрение Петербургского комитета резолюцию о власти, осуждающую Временное правительство, как неспособное «осуществить основные революционные требования народа» и стремящееся «свести настоящую демократическую революцию к замене одной правящей клики другой кликой», большинством голосов резолюция была провалена.

Шляпников вспоминал: «Собрание Петербургского Комитета было многочисленное, с представителями от районов и членами агитационной коллегии... Прения приняли весьма оживленный характер. Работники Петербургского Комитета… заметно качнулись вправо. Очевидно, та победа социал-демократов меньшевиков и социалистов-революционеров на последнем пленуме по вопросу о власти и послужила этим психологическим толчком для Петербургского Комитета, двинувшим его направо. В результате обсуждения Петербургский Комитет разделился на две части. Меньшинство стояло на позиции Бюро Центрального Комитета… и большинство, предложившее другую резолюцию» [8].

В итоге ПК принял программу, предусматривавшую поддержку Временного правительства, «поскольку его действия соответствуют интересам пролетариата и широких демократических масс народа».

В партии большевиков возникло "двоевластие". Понятно, что возвращения из ссылки партийных руководителей ждали как избавления. 13 марта 1917 года в Петроград прибыли Каменев, Сталин и Муранов. Но ожидаемого наведения порядка не произошло.

«Приезд подкреплений радовал нас, но после короткого свидания с приехавшими эта радость сменилась некоторым разочарованием. Все прибывшие товарищи были настроены критически и отрицательно к нашей работе, к позиции, занятой Бюро ЦК и даже Петерб. Комитетом. Это обстоятельство нас крайне взволновало. Мы были твердо убеждены, что проводим непоколебимо общепризнанную партией политику, применяя ее к революционным условиям момента. До приезда этих товарищей из Сибири мы не верили в рассказы меньшевиков о том, что тт. Муранов, Каменев и Сталин стоят на иной позиции, чем наша «Правда» и московский «Социал-демократ». После беседы с прибывшими членами у Бюро ЦК появились сомнения относительно их политической линии». [9]

Примечания:

[1] В.И.Ленин. «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Цит. по эл. версии -17/11-1.htm

[2] там же

[3] там же

[4] цит. по эл. версии

[5] А.Г.Шляпников. «Канун семнадцатого года». «Семнадцатый год». Москва, Издательство «Республика», 1992 г. стр. 193-194

[6] там же, стр. 216

[7] там же

[8] там же, стр. 228-229

[9] там же, стр. 444-445

15. Меньшевистский дрейф Каменева, Сталина, Муранова

Известные большевики немедленно взялись за работу. Сталин - член ЦК партии с 1912 года, сменил Шляпникова на должности руководителя Русского бюро. Каменев еще по решению конференции 1912 года являлся редактором центрального печатного органа партии. Однако, памятуя его позицию на суде, к руководству "Правдой" его не допустили, запретив также печататься в партийной прессе - до выяснения всех мотивов поступка 1915 года [1]. Муранов - депутат IV Думы, взял на себя руководство газетой, Сталин вошел в редколлегию. Также в редколлегию, несмотря на подозрения, был включен и Каменев.

Однако вместо четкой партийной линии, которую так ждали от вновь прибывших, они совершили идеологический переворот, произвели смену редакционной политики газеты, что привело к еще большему брожению умов.

14 марта увидел свет восьмой номер «Правды», первый, выпущенный новой редколлегией. Открывала его передовица Муранова. В ней депутат выступил против буржуазной травли газеты, подчеркивая, что теперь она будет издаваться под контролем членов Государственной думы - правдистов, пошедших «в ссылку за то, что в самом начале войны, когда никто не решался поднять голос против царизма, провозгласили революционную борьбу за свержение старого строя и за демократическую республику» [2]. В этой публикации было нетрудно увидеть руку дружбы, протянутую депутатом-большевиком своим коллегам-депутатам IV Думы, заседающим во Временном правительстве. Муранов, опоздавший к разделу власти в первые дни Февраля, спешил занять «полагающееся» ему место.

Продолжала номер статья «Временное правительство и революционная социал-демократия». В ней подвергался полному пересмотру занятый Русским бюро прежнего состава вопрос об отношении к Временному правительству и выдвигался тезис о необходимости контроля со стороны пролетариата за действиями новой власти. «Такая позиция была принята меньшевиками и эсерами, мы же считали ее самообманом и выдвигали власть самой революционной демократии», - пишет Шляпников [3].

В тот же день в Исполнительном комитете Петроградского Совета должно было состояться чтение «Воззвания к народам всего мира» в связи с революцией в России. У большевиков – членов Исполкома был готов текст воззвания, составленного исходя из позиции Бюро Шляпникова. Однако Сталиным, Каменевым и Мурановым был представлен собственный проект воззвания, в котором, в частности, содержались такие строки: «Пусть не рассчитывают Гогенцоллерны и Габсбурги поживиться за счет русской революции. Наша революционная армия даст им такой отпор, о каком не могло быть и речи при господстве предательской шайки Николая Последнего» [4].

Таким образом, вернувшиеся из ссылки большевики решительно рвали также и с «пораженчеством». Именно так восприняли их позицию петербургские товарищи по партии, отказавшись выносить скандальный проект на рассмотрение Исполкома Совета. Тогда на заседании Исполкома появился сам Муранов, прочтя речь, в которой, как пишет Шляпников, «он высказал немало оборонческих двусмысленностей и предложил всем присутствовавшим голосовать за обращение. Его выступление носило явно дезорганизаторский характер» [5].

Следующий, 9 номер «Правды», содержал на первой полосе не только подготовленное редколлегией «оборонческое» воззвание, но и опубликованную несмотря на все принятые ранее решения статью Каменева «Без тайной дипломатии». «Война идет, - писал Каменев. - Великая русская революция не прервала ее. И никто не питает надежд, что она кончится завтра или послезавтра. Солдаты, крестьяне и рабочие России, пошедшие на войну по зову низвергнутого царя и лившие кровь под его знаменами, освободили себя, и царские знамена заменены красными знаменами революции» [6]. Завершал свою статью Каменев словами о том, что свободный народ «будет стойко стоять на своем посту, на пулю отвечая пулей и на снаряд - снарядом».

Вернувшаяся из ссылки тройка старых большевиков не только не разрешила возникших разногласий, но и вовсе поставила всю партийную политику с ног на голову. Вопрос о действиях Сталина, Каменева и Муранова был вынесен на совместное заседание Бюро ЦК и Петроградского комитета. Обсуждение, как корректно отмечает Шляпников, «было весьма бурным». Мы можем только представить себе эти дебаты по вопросам идеологии, когда «молодые» большевики пытались «учить жизни» «старую гвардию», явно исходящую в своих предположениях из меньшевистского подхода к революции.

В итоге, после «длительных и горячих прений была принята резолюция, осуждавшая политическую позицию приехавших товарищей». Сталин и Муранов заявили, что не поддерживают «оборонцескую» позицию Каменева. Сам Каменев, вспомнив о партийной дисциплине, заявил, что подчиняется общему решению, и займет в этом вопросе «умеренную позицию» [7]. Также на заседании «молодым» большевикам удалось добиться восстановления прежней редакции «Правды» в составе Молотова, Еремеева и Калинина, но при участии тройки Сталин, Каменев, Муранов.

Этим дело и ограничилось – сумев отвоевать позиции в отношении к войне, "молодые" большевики так и не приблизились к разрешению вопроса о власти. В «Правде» была создана «объединенная» редакция, однако на практике это означало, что в партии возникли правая и левая фракции, представленные, соответственно, «старой гвардией» и «молодежью». Теперь они делили газетные площади, каждая публикуя материалы в соответствии со своим представлением о происходящем.

Центральный партийный орган РСДРП(б) заболел «идеологической шизофренией», Петербургский комитет с надеждой смотрел на Временное правительство, бывшее руководство Русского бюро придерживались позиции, которую считало истинно большевистской. Теперь как избавления все ждали уже приезда Ленина, надеясь, что глава партии рассудит, наконец, вошедших в идейный клинч большевиков.

Примечания:

[1] см. Большой Энциклопедический словарь (БЭС), статья «Каменев Лев Борисович»

[2] А.Г.Шляпников. «Канун семнадцатого года». «Семнадцатый год». Москва, Издательство «Республика», 1992 г., стр. 445

[3] там же, стр. 446

[4] там же, стр. 147

[5] там же, стр. 448

[6] там же, стр. 448

[7] там же, стр. 452

16. Ленин разбивает надежды

В апреле 1917 года Ленин вернулся из эмиграции в Россию. Путь с сибирской каторги для многих большевиков оказался короче, чем для Ленина из Швейцарии - на его пути лежала Германия, преодолевать которую пришлось при помощи европейских социал-демократов в пресловутом опломбированном вагоне.

Об этой поездке сказано уже слишком много лишних слов. Тема, достойная отдельной работы, много лет низводилась до уровня дешевой пропаганды. При этом забывалось, что аналогичным путем вслед за Лениным прибыли в Россию многие революционеры, в том числе лидер меньшевиков Мартов.

Проблема заключалась не в Ленине, и не в Мартове, а в "революционном" Временном правительстве, которое, как будто желая на практике подтвердить свою контрреволюционность, требовало не пускать в страну революционеров-эмигрантов. Очевидец и непосредственный участник событий Н.Н.Суханов, член Исполкома Петроградского Совета, твердо стоявший на меньшевистских позициях, пишет в своих мемуарах: "Иных же путей проезда в революционную, свободную Россию, действительно, у Ленина не было, и это надо знать точно". [1]

"4 апреля, - продолжает он, - в дополнение ко всем предыдущим сведениям и жалобам в Исполнительный Комитет поступила телеграмма члена II Государственной думы эмигранта Зурабова, гласящая: «Министр Милюков в двух циркулярных телеграммах предписал, чтобы русские консулы не выдавали пропусков эмигрантам, внесенным в особые международно-контрольные списки; всякие попытки проехать через Англию и Францию остаются безрезультатными".

Упомянутые списки составляло еще царское правительство. Временное правительство поспешило их подтвердить. "Невъездными" оказались, таким образом, очень многие политики: "Мартов извещал Исполнительный Комитет, что он исчерпал все средства и если не будут приняты самые радикальные меры, то он с группой единомышленников "вынужден будет искать особых путей переправы…" [2]

В начале мая, пишет Суханов, "группа меньшевиков была вынуждена, вслед за Лениным, ехать в запломбированном вагоне". "Ни малейшей возможности выбраться в Россию иными путями, не пользуясь услугами германских властей, не было у тех товарищей...".

Поезд Ленина прибыл в Петроград вечером 3 апреля 1917 года. Состоялась знаменитая торжественная встреча на Финляндском вокзале. Вот как описывает ее Суханов, входивший в делегацию Исполнительного комитета: "Толпа перед Финляндским вокзалом запружала всю площадь, мешала движению, едва пропускала трамваи. Над бесчисленными красными знаменами господствовал великолепный, расшитый золотом стяг: «Центральный Комитет РСДРП (большевиков)». Под красными же знаменами с оркестрами музыки у бокового входа в бывшие царские комнаты были выстроены воинские части... На парадном крыльце разместились различные не проникшие в вокзал делегации, тщетно стараясь не растеряться и удержать свои места... Внутри вокзала была давка – опять делегации, опять знамена и на каждом шагу заставы, требовавшие особых оснований для дальнейшего следования... Я прошелся по платформе. Там было еще более торжественно, чем на площади. По всей длине шпалерами стояли люди – в большинстве воинские части, готовые взять «на к-раул»; через платформу на каждом шагу висели стяги, были устроены арки, разубранные красным с золотом; глаза разбегались среди всевозможных приветственных надписей и лозунгов революции, а в конце платформы, куда должен был пристать вагон, расположился оркестр и с цветами стояли кучкой представители центральных организаций большевистской партии".

Часть большевистского руководства встречала Ленина еще в Финляндии, видимо спеша ввести главу партии в курс возникших в Петрограде разногласий. Ленин, однако, оказался неплохо осведомлен в происходящем. Едва увидев Каменева он обратился к нему: "Что у вас пишется в "Правде"? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали..." [3]

На вокзале Ленина сопровождал Шляпников. Они прошли в императорский зал ожидания, где лидера большевиков приветствовали руководители Петроградского Совета. Меньшевик Чхеидзе произнес приветственную речь: "Товарищ Ленин, от имени Петербургского Совета рабочих и солдатских депутатов и всей революции мы приветствуем вас в России… Но мы полагаем, что главной задачей революционной демократии является сейчас защита нашей революции от всяких на нее посягательств как изнутри, так и извне. Мы полагаем, что для этой цели необходимо не разъединение, а сплочение рядов всей демократии. Мы надеемся, что вы вместе с нами будете преследовать эти цели…" [4]

Надежды "соглашателей" легко понять, исходя из "правого" крена и "оборончества" петербургских большевиков. Делегаты приветствовали союзника, явно рассчитывая, что прежние разногласия сняты фактом свершившейся буржуазной революции. Тон "Правды" последних дней давал для таких выводов все основания.

Ленин явно выраженного приглашения войти в "соглашательскую" среду не принял. Практически отвернувшись от делегации Совета он обратился с ответным словом не к ней, а к собравшейся на площади толпе:

"Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие! Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию, приветствовать вас как передовой отряд всемирной пролетарской армии… Грабительская империалистская война есть начало войны гражданской во всей Европе… Недалек час, когда... народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов… Заря всемирной социалистической революции уже занялась… В Германии все кипит… Не нынче-завтра, каждый день может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция, совершенная вами, положила ему начало и открыла новую эпоху. Да здравствует всемирная социалистическая революция!" [5]

Речь Ленина произвела на представителей Совета шокирующее впечатление. В ней не было ни слова о насущных, как они их видели, проблемах, не затрагивался вопрос о войне, о власти, отсутствовали намеки на возможное объединение и т.д. Ленин говорил о социалистической революции, предпосылки к которой, по его мнению, вызревали в Европе, в то время, как большинство Совета мыслило категориями буржуазной революции и своего места в ней. Лидер большевиков, таким образом, оставался революционен даже и к установившемуся после Февраля порядку.

"Это не был отклик на весь «контекст» русской революции, как он воспринимался всеми – без различия – ее свидетелями и участниками. Весь «контекст» нашей революции... говорил Ленину про Фому, а он прямо из окна своего запломбированного вагона, никого не спросясь, никого не слушая, ляпнул про Ерему…", - пишет Суханов.

Ленин развил свои идеи в многочисленных выступлениях этого дня - на площади Финляндского вокзала, на пути к особняку Кшесинской, где располагался штаб большевиков. Он обращался к собравшимся вначале с крыши автомобиля, а затем с крыши броневика, куда поднялся по требованию солдат. Огромная процессия, возглавляемая броневиком с лидером большевиков на крыше, двигалась по темному Петрограду в свете мощных армейских прожекторов, постоянно останавливаясь по просьбам вновь примкнувших горожан, которые требовали от Ленина очередную речь.

"С высоты броневика Ленин "служил литию" чуть ли не на каждом перекрестке, обращаясь с новыми речами все к новым и новым толпам, - вспоминал эту сюрреалистическую картину Суханов. - Процессия двигалась медленно. Триумф вышел блестящим и даже довольно символическим".

В особняке Кшесинской Ленин, лишь наскоро перекусив, выступил с речью перед более, чем 200 партийными представителями, требовавшими от него политической беседы. Случайно оказавшийся среди большевиков Суханов оставил ценные воспоминания об этом выступлении, об обстановке, в которой оно происходило, о методах партийной работы:

"Внизу, в довольно большом зале, было много народу... Не хватало стульев, и половина собрания неуютно стояла или сидела на столах. Выбрали кого-то председателем, и начались приветствия – доклады с мест. Это было в общем довольно однообразно и тягуче. Но по временам проскальзывали очень любопытные для меня характерные штрихи большевистского «быта», специфических приемов большевистской партийной работы. И обнаруживалось с полной наглядностью, что вся большевистская работа держалась железными рамками заграничного духовного центра, без которого партийные работники чувствовали бы себя вполне беспомощными, которым они вместе с тем гордились, которому лучшие из них чувствовали себя преданными слугами, как рыцари – Святому Граалю".

"И поднялся с ответом сам прославляемый великий магистр ордена. Мне не забыть этой громоподобной речи, потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных. Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного. Казалось, из своих логовищ поднялись все стихии, и дух всесокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов, носится по зале Кшесинской над головами зачарованных учеников… Ленин вообще очень хороший оратор – …оратор огромного напора, силы, разлагающий тут же, на глазах слушателя, сложные системы на простейшие, общедоступные элементы и долбящий ими, долбящий, долбящий по головам слушателей до бесчувствия".

Это было первое чтение Лениным знаменитых "Апрельских тезисов" - документа, сыгравшего принципиальную роль в русской революции. "Я утверждаю, что он потряс... неслыханным содержанием своей... речи не только меня, но и всю свою собственную большевистскую аудиторию", - отмечал Суханов.

На следующий день Ленин представил партии свои тезисы в письменном виде. 7 апреля они были опубликованы в «Правде» и других большевистских изданиях. Все это время продолжалась тихая, подспудная, а иногда и яркая, открытая борьба с ленинскими идеями. В партии они были встречены крайне неоднозначно: «Тезисы Ленина были опубликованы от его собственного, и только от его имени, - вспоминал Троцкий. - Центральные учреждения партии встретили их с враждебностью, которая смягчалась только недоумением. Никто - ни организация, ни группа, ни лицо - не присоединил к ним своей подписи. Даже Зиновьев, который вместе с Лениным прибыл из-за границы, где мысль его в течение десяти лет формировалась под непосредственным и повседневным влиянием Ленина, молча отошел в сторону». [6]

Куда более резко были встречены «Апрельские тезисы» на совместном заседании большевиков и меньшевиков - делегатов Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов. Заседание было задумано чуть ли не как объединительный съезд, выступление Ленина нарушило все, казалось бы готовые вот-вот осуществиться, планы.

В зале Таврического дворца царил шок. Член Исполкома Совета меньшевик Богданов прервал выступление Ленина криком: «Ведь это бред, это бред сумасшедшего!». Оппонировать Ленину вызвался член Исполкома, меньшевик Церетели, подчеркнувший отсутствие объективных предпосылок для социалистического переворота в России и обвинивший лидера большевиков в новой попытке раскола РСДРП. Церетели поддержало значительно большинство собрания, не исключая многих большевиков [7].

В дальнейших выступлениях было многое сказано о том, что тезисы Ленина – неприкрытый анархизм: «Ленин ныне выставил свою кандидатуру на один трон в Европе, пустующий вот уже 30 лет: это трон Бакунина! В новых словах Ленина слышится старина: в них слышатся истины изжитого примитивного анархизма» [8].

«Речь Ленина, - сказал в своем выступлении большевик Стеклов, - состоит из одних абстрактных построений, доказывающих, что русская революция прошла мимо него. После того как Ленин познакомится с положением дел в России, он сам откажется от всех своих построений».

«Настоящие, фракционные большевики, - пишет Суханов, - также не стеснялись, по крайней мере в частных кулуарных разговорах, толковать об «абстрактности» Ленина. А один выразился даже в том смысле, что речь Ленина не породила и не углубила, а, наоборот, уничтожила разногласия в среде социал-демократии, ибо по отношению к ленинской позиции между большевиками и меньшевиками не может быть разногласий». [9]

Ленин действительно выдвигал неслыханную по тем временам концепцию. Приход к власти буржуазии, по его словам, стал возможен в силу «недостаточной сознательности и организованности пролетариата». Но этот недостаток может быть исправлен: «Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии... ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства». [10]

Действительно, народные выступления в Феврале, значительную роль в которых играл петроградский пролетариат и войска гарнизона, буквально вручили власть буржуазному правительству. Но так и должно было происходить, исходя из концепции буржуазной революции. Ленин же замахивался на святое – утверждал, что пролетариат сам мог взять власть и не сделал этого лишь по причине своей неорганизованности и несознательности.

Это было неслыханно, Ленин, как представлялось, отрицал буржуазный этап революции! В действительности речь шла о перетекании буржуазной революции в социалистическую, но выработанная Лениным в 1905 году теория и анализ особенностей именно русской революции, как мы видели, так и не был понят даже и значительной частью большевиков и в 1917 году. Что же говорить о меньшевиках – педантичных последователях ортодоксального марксизма. Их стремление к сотрудничеству с Временным правительством казалось совершенно логичным. Ленин же писал: «Никакой поддержки Временному правительству» так как немыслимо, «чтобы это правительство, правительство капиталистов, перестало быть империалистским».

По Ленину требовалось «Разъяснение массам, что С.Р.Д. (Совет рабочих депутатов – Д.Л.) есть единственно возможная форма революционного правительства». «Не парламентарная республика, - писал он, - возвращение к ней от С.Р.Д. было бы шагом назад, - а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». И даже в аграрной программе Ленин требовал «перенесения центра тяжести на Сов[ет] Батр[ацких] Депутатов».

Меньшевики, да и многие из большевиков видели в этом прямой путь к анархии. Много размышляет над этим вопросом Суханов, недоумевая, как может быть организована власть через прямое народовластие Советов – стихийных органов, не имеющих четкой структуры, иерархии, связи между собой. Весной 1917 года, глядя на только возникающие, неразвитые Советы, партийные деятели просто не видели в них того зародыша будущей власти, которое сразу заметил и по достоинству оценил Ленин. Они видели рыхлую систему Советов и мыслили тактически, исходя из реалий сегодняшнего дня. Ленин же смотрел в перспективу, выдвигая для своей партии стратегический план на будущее, в котором развитым и сильным Советам будущего было уделено центральное место.

Ленин признавал, что партия пока находится в «слабом меньшинстве» в Советах среди «всех мелкобуржуазных оппортунистических, поддавшихся влиянию буржуазии и проводящих ее влияние на пролетариат, элементов». В этой связи он ставил двоякую задачу – борьбы за власть Советов и борьбы за завоевание большинства в Советах, путем терпеливой, систематической, настойчивой агитационной работы в массах.

«Пока мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих депутатов, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок». [11]

Но переход власти к Советам, по Ленину, не являлся социалистической революцией. Меньшевики напрасно обвиняли лидера большевиков в отходе от марксистской теории. «Не «введение» социализма, как наша непосредственная задача, - писал Ленин в «Апрельских тезисах», - а переход тотчас лишь к контролю со стороны С.Р.Д. за общественным производством и распределением продуктов». [12]

Советы – органы революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, должны были завершить дело буржуазной революции, взять власть в свои руки и создать возможность перехода к социалистической революции. Которая должна была начаться в Европе и лишь после того прийти в Россию.

Примечания:

[1] Н.Н.Суханов "Записки о революции" Цит. по эл. версии

[2] там же

[3] Л.Д.Троцкий, История русской революции, Т.1, цит по эл версии.

[4] Н.Н.Суханов "Записки о революции" Цит. по эл. версии

[5] там же

[6] Л.Д.Троцкий, История русской революции, Т.1, цит по эл версии.

[7] Н.Н.Суханов "Записки о революции" Цит. по эл. версии

[8] там же

[9] там же

[10] В.И.Ленин, задачи пролетариата в данной революции (Апрельские тезисы). Цит по эл. версии

[11] там же

[12] там же

17. На пути к Республике Советов

Правота Ленина была доказана временем. К осени 1917 года Советы существовали по всей России. Возможности самоорганизации, в которую не верили «соглашатели», превзошли все ожидания. Советы делили сферы ответственности, выстраивали собственную иерархию, устоялась система выборов и отзыва депутатов. Накануне Октября в стране действовало 1429 Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, 33 Совета солдатских депутатов, 455 Советов крестьянских депутатов. [1]

Существовали губернские, уездные, волостные Советы крестьянских депутатов, на фронте функции Советов выполняли полковые, дивизионные, корпусные, армейские, фронтовые и другие Солдатские комитеты. Летом 1917 года в Средней Азии, кроме рабочих и крестьянских стали появляться так называемые Советы мусульманских депутатов, организованные, однако, не по религиозному признаку, как можно было бы предположить из названия – они объединяли рабочих, крестьян, ремесленников коренных национальностей.

В июне 1917 года состоялся Первый Всероссийский съезд Советов. На фоне стремительно теряющего авторитет и рычаги управления Временного правительства Советы становились серьезной политической и административной силой.

Объявленный Лениным курс на завоевание большинства в Советах принес свои плоды – на Втором Всероссийском съезде из 649 делегатов большевиками были 390 [2]. Второй по масштабам силой оставались эсеры - 160 делегатов, они сохраняли серьезное влияние в сельской местности. Сильно утратили свое влияние некогда могущественные в Советах меньшевики – всего 72 делегата.

Авторитет большевиков серьезно возрос в то время, как остальные партии теряли свои позиции. Теперь уже в тезисы и прозорливость Ленина были готовы поверить все – вплоть до лидеров конкурирующих партий. Их настроение по сравнению с апрельским серьезно изменилось. Теперь уже никто не был готов бросить Ленину обвинения в бредовости его концепций.

Становилось понятно, что именно большевики являются в стране центральной политической силой. В сентябре в ходе «Демократического совещания» «Церетели негодовал на большевиков, которые сами власти не берут, а толкают к власти советы». [3]

Троцкий вспоминает, как «мысль Церетели подхватили другие. Да, большевики должны взять власть! - говорилось вполголоса за столом президиума. Авксентьев обратился к сидевшему поблизости Шляпникову: "Возьмите власть, за вами идут массы". Отвечая соседу в тон, Шляпников предложил положить сперва власть на стол президиума. Полуиронические вызовы по адресу большевиков, проходившие и через речи с трибуны и через кулуарные беседы, были отчасти издевательством, отчасти разведкой. Что думают делать дальше эти люди, ставшие во главе Петроградского, Московского и многих провинциальных советов?" [4]

На эту «разведку боем» большевики ответили своей декларацией, в которой заявили: «Борясь за власть во имя осуществления своей программы, наша партия никогда не стремилась и не стремится овладеть властью против организованной воли большинства трудящихся масс страны» [5]. «Это означало, - поясняет Троцкий, - мы возьмем власть, как партия советского большинства… «Только те решения и предложения настоящего совещания, - говорила декларация, - могут найти себе путь к осуществлению, которые встретят признание со стороны Всероссийского съезда советов» [6].

В российском двоевластии окончательно оформились два четких центра в лице Временного правительства и Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это понимали все политические силы. На первый план политической борьбы «снизу», от народовластия, от прямых выборов в Советы, была выдвинута единственная партия – партия большевиков.

Курс «соглашателей», который казался таким разумным еще несколько месяцев назад, на проверку оказался путем в никуда. Буржуазия вполне могла обойтись без социалистических партий. Но сами социалистические партии, в силу взятого ими курса, никак не могли обойтись без буржуазии. Попав в подобную зависимость, они вынуждены были делать уступку за уступкой, отказываться от собственных позиций, что не шло на пользу еще ни одной политической организации.

«Захватить власть мы могли бы еще 27 февраля», - размышлял меньшевик М.Скобелев, - «но... мы всю силу своего влияния употребили на то, чтобы помочь буржуазным элементам оправиться от смущения... и прийти к власти» [7].

Впрочем, неверным было бы считать, что эта публика посыпала головы пеплом, признавая свое поражение. Обстоятельства заставляли пересмотреть концепции в мелочах, но не в главном. В сентябре месяце Церетели так разъяснял сложившееся положение: чисто буржуазная власть еще невозможна, это вызвало бы гражданскую войну. Корнилова надо было разбить, чтобы своей авантюрой он не мешал буржуазии прийти к власти через несколько этапов. «Теперь, когда революционная демократия вышла победительницей, момент особенно благоприятен для коалиции» [8].

Все это больше походило на самовнушение – вместо прежних упований на буржуазную власть, самоуверения, что она «еще невозможна», что ей нужно помочь прийти к власти «в несколько этапов». Помощники-меньшевики, естественно, выступят уже как полноправная и необходимая часть правительства, выполняющая важную государственную задачу. Условия для коалиции – лучше некуда. Вот только существовали бы они в реальности...

Впрочем, для многих опыт более, чем полугода революции прошел даром. На «Демократическом совещании» в сентябре 1917 года по-прежнему звучало: «Хотим ли мы или не хотим, буржуазия является тем классом, которому будет принадлежать власть» [9]. Убежденность (или фатализм?) такого уровня вряд ли можно было чем-то перебить. Не помогали ни непрерывные кризисы Временного правительства, ни развал в стране, ни очевидная неспособность буржуазии управлять государством. Ее толкали со всех сторон, но ей упорно не удавалось начать полноценно властвовать. Логичным завершением был корниловский мятеж, когда буржуазия искренне попыталась спихнуть власть в руки военной диктатуры.

Так марксистская теория смены общественных формаций загоняла российскую политическую элиту в абсурдный тупик – революция должна быть буржуазной, а она народная, власть должна взять буржуазия, и ей созданы все условия, но она не революционна. Вопросы, поставленные революцией, не разрешаются, общество бурлит, государство рушится. Но уповать остается только на буржуазию – ведь по другому не бывает!

Между тем решение лежало на поверхности, оно было давно предложено Лениным и обосновано все тем же марксизмом, правда, в творческом развитии лидера большевиков – передача власти Советам, органам, которые вне всяких теорий были самостоятельно выдвинуты революцией. Которые являлись порождением не интеллектуальных упражнений на тему образа правления в России, а плодом самоорганизации общества. Советы являлись специфическим российским органом прямой народной демократии, и действительно являлись шагом вперед по сравнению с парламентской республикой. Народ самостоятельно сформировал органы власти – требовалось лишь узаконить их, а не втискивать общество в рамки теорий и моделей.

Дело было лишь за тем, чтобы совершить этот "противоестественный" переворот.

Примечания:

[1] БСЭ, «Советы рабочих депутатов»

[2] БСЭ, «Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов»

[3] Л.Троцкий, История русской революции, Т.2, цит. по эл. версии.

[4] там же

[5] там же

[6] там же

[7] там же

[8] там же

[9] там же

18. Вопрос о вооруженном восстании. Новый раскол в партии большевиков

Временное правительство, пришедшее к власти в феврале 1917 года, не соответствовало характеру русской революции. Даже будучи коалиционным с участием социалистических партий, оно исходило из представления о необходимости поддержки буржуазии и проведения буржуазных преобразований.

Революция между тем выдвигала на повестку дня совершенно другие требования. Написанные в мае 1917 года наказы депутатам Всероссийского съезда крестьянских Советов (те самые, что легли в основу большевистского «Декрета о земле») требовали полного и немедленного уничтожения частной собственности на землю и передачи ее в трудовое пользование на равных началах. На заводах и фабриках повсеместно звучали требования о рабочем контроле, на многих предприятиях фабрично-заводские комитеты (Фабзавкомы) брали управление в свои руки, иногда по договоренности с владельцем, но чаще всего вопреки его воле.

Помноженные на все усугубляющийся системный кризис, эти процессы при неадекватном правительстве вели к полному распаду хозяйства. С марта по октябрь в России было остановлено до 800 предприятий. Осенью на Урале, в Донбассе и других промышленных центрах было закрыто до 50% всех предприятий. Началась массовая безработица [1].

Но куда более сложным было положение в деревне. К решению аграрного вопроса - центрального в русской революции - Временное правительство за все время своей работы так и не подступилось. Складывалась парадоксальная ситуация - революция произошла, но для подавляющего большинства населения ничего не изменилось.

От ожидания скорой реформы, деревня за несколько месяцев перешла через недоумение к самочинному разрешению назревших проблем. Этому немало способствовал крах старой царской административной и полицейской системы. По всей Европейской России полыхали усадьбы помещиков, шли самозахваты земель. К осени 1917 года политика Временного правительства привела, фактически, к крестьянскому восстанию.

Только с 1 сентября по 20 октября в стране было зарегистрировано свыше 5 тысяч крестьянских выступлений. В Тамбовской губернии 3 сентября власть перешла в руки крестьянского Совета. 11 сентября он опубликовал «Распоряжение №3» которым все помещичьи хозяйства передавались в распоряжение местных Советов, вместе с землей на учет бралось (фактически конфисковывалось) все хозяйственное имущество [2].

«В крестьянской стране, при революционном, республиканском правительстве, которое пользуется поддержкой партий эсеров и меньшевиков, имевших вчера еще господство среди мелкобуржуазной демократии, растет крестьянское восстание. Это невероятно, но это факт, - писал Ленин в конце сентября в статье «Кризис назрел». - И нас, большевиков, не удивляет этот факт, мы всегда говорили, что правительство пресловутой "коалиции" с буржуазией есть правительство измены демократизму и революции…» [3].

«Ясно само собою, - продолжает Ленин, - что, если в крестьянской стране, после семи месяцев демократической республики, дело могло дойти до крестьянского восстания, то оно неопровержимо доказывает общенациональный крах революции, кризис ее, достигший невиданной силы… Перед лицом такого факта, как крестьянское восстание, все остальные политические симптомы, даже если бы они противоречили этому назреванию общенационального кризиса, не имели бы ровнехонько никакого значения.

Но все симптомы указывают, наоборот, именно на то, что общенациональный кризис назрел» [4].

Временное правительство в этом кризисе ожидаемо встало на путь подавления крестьянских выступлений. Отличающийся превосходным политическим чутьем Ленин понял, что с двоевластием в России пора кончать, и для осуществления этого шага созрели все условия - партия имеет большинство во многих Советах, а в стране созрела новая революционная ситуация.

С середины сентября, вынужденный скрываться в Финляндии от обвинений, выдвинутых Временным правительством, Ленин бомбардировал ЦК, Петербургский и Московский комитеты партии письмами, в которых доказывал необходимость вооруженного восстания. «Все будущее русской революции поставлено на карту, - писал он, - Вся честь пар¬тии большевиков стоит под вопросом» [5].

Однако партия, получившая столь многое за прошедшие месяцы, вышедшая на первые роли в российской политике, не устояла перед соблазном выдать промежуточную победу за окончательную и воспользоваться всеми плодами достигнутого положения.

Еще в ходе заседаний "Демократического совещания", открывшегося в середине сентября по инициативе "соглашателей", возникла заочная полемика между Лениным и членом президиума совещания от большевистской фракции Каменевым относительно оценки деятельности Временного правительства. В первый же день работы совещания большевики, руководимые Каменевым, объявили о недоверии политике Керенского - но не более. Ни слова не прозвучало о крахе самой концепции Временного правительства. По сути Каменев говорил о недоверии конкретному кабинету в нем. Ленин выразил недовольство этим выступлением, назвав его недостаточно радикальным, предложив начать немедленную подготовку к вооруженному восстанию. Однако заседание ЦК РСДРП(б) под руководством Каменева объявило "совершенно недопустимыми какие-либо выступления" [6].

Следом на расширенном заседании президиума "Демократического совещания" с представителями групп, фракций и ЦК политических партий Каменев поддержал идею создания однородного демократического правительства (только из представителей социалистических партий). Речь, таким образом, вновь шла о союзе с меньшевиками и эсерами - вопросе, казалось бы, окончательно разрешенном "Апрельскими тезисами". Эту инициативу сорвали уже меньшевики. Далее Каменев выступил за участие большевиков в так называемом "Предпарламенте", сформированном совещанием. Не мытьем, так катанием большевиков подталкивали к сотрудничеству с Временным правительством.

Письма Ленина из Финляндии о необходимости немедленной подготовки к вооруженному восстанию, таким образом, вновь натолкнулись на партийную оппозицию. В этих условиях он направил в Петроград послание, которое просил распространить среди членов ЦК. «Что же делать? - писал он. - Надо... признать правду, что у нас в ЦК и в верхах партии есть течение или мнение... против немедленного взятия власти, против немедленного восстания. Надо побороть это течение или мнение... Ибо пропускать такой момент и "ждать"... есть полный идиотизм или полная измена". [7]

Это, поясняет Ленин, "полная измена крестьянству". "Имея оба столичных Совета, дать подавить восстание крестьян значит потерять и заслуженно потерять всякое доверие крестьян...".

"Видя, что ЦК оставил далее без ответа мои настояния в этом духе с начала Демократического совещания, что Центральный Орган вычеркивает из моих статей указания на такие вопиющие ошибки большевиков, как позорное решение участвовать в предпарламенте, как предоставление места меньшевикам в президиуме Совета и т. д. и т. д. - видя это... Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что я и делаю, и оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии», - писал Ленин [8].

Похоже, угроза выхода из ЦК отрезвила многие горячие головы. 9 октября Ленин, изменив внешность, прибыл в Петроград. На следующий день он появился на заседании ЦК, обсуждавшем вопрос вооруженного восстания. По иронии судьбы оно проходило на квартире уже хорошо известного нам меньшевика Суханова, которую предложила его жена, член большевистской партии [9]. Личное присутствие Ленина и предыдущая полемика повлияли на мнения членов Центрального комитета - большинством голосов ЦК принял резолюцию о начале подготовки к вооруженному выступлению. "За" голосовали 10 человек - Ленин, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников, Ломов. Оппозицию им составили Каменев и Зиновьев, голосовавшие против. "...Данных за восстание, - утверждал Каменев, - теперь нет... Здесь борются две тактики: тактика заговора и тактика веры в русскую революцию". [10]

Уже на следующий день, 11 октября, возникшая в партии "правая" оппозиция Каменева и присоединившегося к нему Зиновьева распространила письмо к большевистским организациям с призывом отказаться от вооруженного восстания [11].

16 октября вопрос о вооруженном восстании был вынесен на обсуждение расширенного заседания Центрального Комитета, на котором присутствовали представители ПК партии, военной организации Петроградского Совета, профсоюзные деятели и делегаты от фабрично-заводских комитетов. Вопрос о свержении Временного правительства, таким образом, вышел за чисто партийные рамки, вовлек в свою орбиту советские и профессиональные организации.

Большинством голосов участники расширенного заседания поддержали позицию Ленина. Предложение Зиновьева вынести вопрос на обсуждение II Всероссийского съезда Советов поддержки не нашло. Решение о свержении Временного правительства было принято окончательно.

Тем не менее, 18 октября Каменев и Зиновьев, продолжая борьбу с ленинским курсом, изложили доводы против восстания в газете "Новая Жизнь" [12]. Кроме вопиющего нарушения партийной дисциплины и игнорирования мнения большинства, этой статьей "правые" через прессу разглашали планы большевиков по свержению Временного правительства.

Ситуацию это, однако, изменить уже не могло. Подготовкой к свержению Временного правительства по линии ЦК партии занималось специально созданное Политическое бюро. Петроградским Советом был создал Военно-революционный комитет (ВРК) во главе с Троцким. Так же от ЦК был избран Военно-революционный центр, который должен был стать частью Военно-революционного комитета Петроградского Совета.

Таким образом, с первых дней подготовки к свержению Временного правительства партия большевиков действовала в тесном взаимодействии с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. В подготовку восстания были вовлечены профсоюзы и фабрично-заводские комитеты. Есть все основания предполагать, что о планах ленинской партии чуть ли не с первых дней были осведомлены известные меньшевики. Наконец, после публикации в "Новой жизни" 18 октября подготовка к перевороту шла, фактически, открыто. Только полной дезорганизацией и бессилием Временного правительства можно объяснить тот факт, что никакого противодействия планам большевиков оказано не было.

Зато оппозиционная деятельность Каменева и Зиновьева, достигшая пика буквально накануне вооруженного восстания, вызвала очередной серьезный внутрипартийный кризис. Ленин требовал исключения "штрейкбрейхеров" из партии. Троцкий пытался сгладить впечатление от заявлений оппозиционеров, говоря в Петроградском Совете, что никаких планов восстания не существует. Каменев, явно преследуя свои цели, поспешил подчеркнуть, что согласен с каждым словом Троцкого. Со статьей, отрицающей вооруженное восстание, выступил в большевистской печати Зиновьев. Сталин поместил рядом редакционный комментарий, в котором выразил надежду, что инцидент с оппозицией исчерпан. В силу чего с резкой критикой в его адрес выступил Троцкий, который увидел в заметке оправдание поступка "правых". Возмущенный Сталин заявил о своем выходе из состава редакции.

20 октября 1917 года состоялось заседание ЦК партии, на котором большинством голосов была принята отставка Каменева с поста члена Центрального комитета. Каменеву и Зиновьеву было предписано прекратить публичные выступления. Однако требование Ленина об их исключении из партии выполнено не было. Чуть позже в суматохе революции было, видимо, забыто и решение об исключении Каменева из состава Центрального комитета. По крайней мере, он участвовал в последнем перед переворотом заседании ЦК 24 октября, на котором были подведены итоги подготовки восстания и отданы последние распоряжения.

Примечания:

[1] БСЭ, «Великая Октябрьская социалистическая революция»

[2] Виктор Данилов. Крестьянская революция в России, 1902 - 1922 гг. Из материалов конференции «Крестьяне и власть», Москва-Тамбов, 1996, стр. 4-23. Цит по эл. версии

[3] В.И.Ленин, ПСС, т. 34, «Кризис назрел». Цит. по эл. версии

[4] там же

[5] там же

[6] Большой Энциклопедический словарь (БЭС). Ст. «КАМЕНЕВ Лев Борисович». Цит. по эл. версии

[7] В.И.Ленин, ПСС, т. 34, «Кризис назрел». Цит. по эл. версии

[8] там же

[9] Биографический словарь «Политические деятели России. 1917» Ст. «Суханов Николай Николаевич»

[10] Большой Энциклопедический словарь (БЭС). Ст. «КАМЕНЕВ Лев Борисович». Цит. по эл. версии

[11] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990. Цит. по эл версии

[12] Большой Энциклопедический словарь (БЭС). Ст. «Каменев Лев Борисович». Цит. по эл. версии

19. Октябрьский переворот

Основные задачи по осуществлению переворота возлагались на Петроградский Совет. С лета 1917 года он размещался в Смольном институте, куда был переведен Временным правительством из Таврического дворца под предлогом необходимости ремонта последнего для Учредительного собрания [1]. Именно Смольный - бывший институт благородных девиц, стал штабом новой революции.

С середины дня 24 октября (6 ноября по новому стилю) Военно-революционный комитет Петроградского Совета начал брать власть в свои руки. Запоздалые попытки сопротивления Временного правительства были безуспешны. Налет юнкеров на типографию газеты «Рабочий путь» (как называлась тогда «Правда») окончился ничем – солдаты Литовского полка и сапёрного батальона изгнали юнкеров и возобновили печать газеты. Попытка юнкеров развести мосты через Неву и разрезать город на части также не возымела успеха – отряды Красной гвардии взяли мосты под охрану.

К вечеру были захвачены ключевые точки столицы, войска и отряды Красной гвардии блокировали Павловское, Николаевское, Владимирское, Константиновское юнкерские училища. Военно-революционный комитет телеграфировал в Кронштадт и Центробалт о текущих событиях и просил прислать боевые корабли Балтийского флота с десантом.

Ночью с 24 на 25 октября (с 6 на 7 ноября) красногвардейцы и солдаты заняли Главный почтамт, Центральную электростанцию, Государственный банк, Центральную телефонную станцию, телеграф. Подошедший в Петроград крейсер «Аврора» стал у Николаевского моста (ныне мост лейтенанта Шмидта), судно «Амур» - у Адмиралтейской набережной.

К утру 25 октября (7 ноября) город был в руках Петроградского Совета. ВРК выпустил воззвание «К гражданам России!». «Временное правительство низложено, - говорилось в нем. - Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов - Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона. Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!».

Интересно, что это воззвание было выпущено еще до штурма Зимнего дворца. Также до штурма Зимнего началось экстренное заседание Петроградского Совета, на котором Ленин объявил о победе рабочей и крестьянской революции. И лишь спустя некоторое время революционные части заняли резиденцию Временного правительства. Большинство его министров было арестовано.

Вечером открылся II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, провозгласивший переход власти к Советам по всей России. 26 октября съезд утвердил состав первого рабоче-крестьянского правительства - Совета народных комиссаров (СНК) во главе с Лениным. Были приняты "Декрет о мире" и "Декрет о земле". Решения II Всероссийского съезда Советов были впоследствии подтверждены Чрезвычайным Всероссийским съездом Советов крестьянских депутатов.

Вопреки распространенным стереотипам, Октябрьский переворот в Петрограде прошел стремительно и практически бескровно. 24 и 25 октября город был спокоен, работали магазины, рестораны, театры.

Центрами «беспокойства» были Смольный институт и Городская дума, создавшая в ответ на выступление большевиков Комитет спасения Родины и революции, объединивший представителей кадетов, меньшевиков и эсеров. Подходы к Зимнему дворцу, где продолжали заседать министры Временного правительства, охранялись часовыми, но часто нельзя было понять, чьи это часовые – Временного правительства или Военно-революционного комитета.

Американский журналист Джон Рид, работавший в Петрограде во время революции, оставил интересные очерки, иллюстрирующие обстановку тех дней. 25 октября он с группой иностранных журналистов попал в Зимний дворец, где готовились к отражению атаки большевиков юнкера и женский батальон. Вот какую картину он застал внутри:

«На паркетном полу были разостланы грубые и грязные тюфяки и одеяла, на которых кое-где валялись солдаты. Повсюду груды окурков, куски хлеба, разбросанная одежда и пустые бутылки из-под дорогих французских вин... Всё помещение было превращено в огромную казарму, и, судя по состоянию стен и полов, превращение это совершилось уже несколько недель тому назад. На подоконниках были установлены пулемёты, между тюфяками стояли ружья в козлах». [2].

Заметки Джона Рида дают хорошее представление о том, чем жил революционный Петроград:

«Было уже довольно поздно, когда мы покинули дворец, - пишет он. - С площади исчезли все часовые. Огромный полукруг правительственных зданий казался пустынным. Мы зашли пообедать в Hotel de France. Только мы принялись за суп, к нам подбежал страшно бледный официант и попросил нас перейти в общий зал, выходивший окнами во двор: в кафе, выходившем на улицу, было необходимо погасить свет. «Будет большая стрельба!» - сказал он».

«Мы снова вышли на Морскую... У нас были билеты в Мариинский театр.., но на улице было слишком интересно. На Невский, казалось, высыпал весь город. На каждом углу стояли огромные толпы, окружавшие яростных спорщиков. Пикеты по двенадцати солдат с винтовками и примкнутыми штыками дежурили на перекрёстках, а краснолицые старики в богатых меховых шубах показывали им кулаки… На углу Садовой собралось около двух тысяч граждан. Толпа глядела на крышу высокого дома, где то гасла, то разгоралась маленькая красная искорка.

«Гляди, - говорил высокий крестьянин, указывая на неё, - там провокатор, сейчас он будет стрелять в народ…» По-видимому, никто не хотел пойти узнать, в чём там дело».

Интересную картину наблюдал журналист у Екатерининского канала, где в защиту Временного правительства митинговала городская интеллигенция, возглавляемая представителями Городской думы: «Под фонарём цепь вооружённых матросов перегораживала Невский, преграждая дорогу толпе людей… Здесь было триста-четыреста человек: мужчины в хороших пальто, изящно одетые женщины, офицеры - самая разнообразная публика. Среди них мы узнали многих… меньшевистских и эсеровских вождей.., а впереди всех - седобородый петроградский городской голова старый Шрейдер и министр продовольствия Временного правительства Прокопович, арестованный в это утро и уже выпущенный на свободу. Я увидел и репортера газеты «Russian Daily News» Малкина. «Идём умирать в Зимний дворец!» - восторженно кричал он. Процессия стояла неподвижно, но из ее передних рядов неслись громкие крики. Шрейдер и Прокопович спорили с огромным матросом, который, казалось, командовал цепью.

«Мы требуем, чтобы нас пропустили! - кричали они - …Мы идём в Зимний дворец!…»

Матрос был явно озадачен... «У меня приказ от комитета - никого не пускать во дворец... Но я сейчас пошлю товарища позвонить в Смольный…»

«Мы настаиваем, пропустите! У нас нет оружия! Пустите вы нас или нет, мы всё равно пойдём!»...

«Стреляйте, если хотите! Мы пойдём! Вперёд! - неслось со всех сторон. - Если вы настолько бессердечны, чтобы стрелять в русских и товарищей, то мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулемётами!»

«Нет, - заявил матрос с упрямым взглядом. - Не могу вас пропустить».

«А что вы сделаете, если мы пойдём? Стрелять будете?»

«Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоружных русских людей…»

«Мы идём! Что вы можете сделать?..»

А вот как Джон Рид описывает штурм Зимнего дврца, в который оказался вовлечен волей обстоятельств и который чуть не стоил ему свободы: "Увлечённые бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату - подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашёл страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но, как только начался грабёж, кто-то закричал: «Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!» Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: «Стой! Клади всё назад! Ничего не брать! Народное достояние!» ...Вещи поспешно, кое-как сваливались обратно в ящики..."

В дверях дворца, свидетельствует Рид, были выставлены часовые, подвергавшие обыску каждого выхящего. "Двое красногвардейцев - солдат и офицер - стояли с револьверами в руках. Позади них за столом сидел другой солдат, вооружённый пером и бумагой. Отовсюду раздавались крики: «Всех вон! Всех вон!»... Самочинный комитет останавливал каждого выходящего, выворачивал карманы и ощупывал одежду. Всё, что явно не могло быть собственностью обыскиваемого, отбиралось, причем солдат, сидевший за столом, записывал отобранные вещи, а другие сносили их в соседнюю комнату. Здесь были конфискованы самые разнообразные предметы: статуэтки, бутылки чернил, простыни с императорскими монограммами, подсвечники, миниатюры, писанные масляными красками, пресспапье, шпаги с золотыми рукоятками, куски мыла, всевозможное платье, одеяла...

Стали появляться юнкера кучками по три, по четыре человека. Комитет набросился на них с особым усердием... Хотя никаких насилий произведено не было, юнкера казались очень испуганными. Их карманы тоже были полны награбленных вещей. Комитет тщательно записал все эти вещи… Юнкеров обезоружили. «Ну что, будете ещё подымать оружие против народа?»... «Нет!» - отвечали юнкера один за другим. После этого их отпустили на свободу".

Американский журналист в компании своих коллег отправился внутрь дворца, где все они были вскоре задержаны солдатами. Их приняли за грабителей и провокаторов, и лишь вмешательство говорившего по-французски комиссара ВРК из офицеров спасло положение.

Журналисты расспросили офицера о судьбе женского батальона. «Они все забились в задние комнаты, - рассказал он. - Нелегко нам пришлось, пока мы решили, что с ними делать: сплошная истерика и т.д… В конце концов, мы отправили их на Финляндский вокзал и посадили в поезд на Левашёво: там у них лагерь».

Джон Рид в примечаниях приводит выводы специальной комиссии Городской думы, которая была сформирована на следующий день для расследования информации о массовых изнасилованиях военнослужащих женского батальона. 3(16) ноября эта комиссия вернулась из Левашова: «Г-жа Тыркова сообщила, что женщины были сначала отправлены в Павловские казармы, где с некоторыми из них действительно обращались дурно... Другой член комиссии - д-р Мандельбаум сухо засвидетельствовал… что изнасилованы были трое и что самоубийством покончила одна, причём она оставила записку, в которой пишет, что «разочаровалась в своих идеалах» [3].

Также не все просто с грабежом Зимнего дворца. Утверждать, что его совсем не было, было бы как минимум опрометчиво. Дело в том, что уже 1(14) ноября от имени Комиссаров по охране музеев и художественных ценностей были опубликованы следующие воззвания:

«Граждане Петрограда!

Мы убедительно просим всех граждан приложить все усилия к разысканию по возможности всех предметов, похищенных из Зимнего дворца в ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября), и к возвращению их коменданту Зимнего дворца.

Скупщики краденых вещей, а также антикварии, у которых будут найдены похищенные предметы, будут привлечены к законной ответственности и понесут строгое наказание.

Комиссары по охране музеев и художественных ценностей.

Г.Ятманов, Б.Мандельбаум».

«Всем полковым и флотским комитетам

В ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) из Зимнего дворца, представляющего собою неотъемлемое достояние русского народа, был похищен ряд ценных предметов искусства.

Настойчиво призываем всех приложить все усилия к возвращению похищенных вещей в Зимний дворец» [4].

***

Штурм Зимнего дворца завершился около 2 часов ночи 26 октября. Арестованных министров Временного правительства поместили в Петропавловскую крепость – по иронии судьбы, здесь же, в Петропавловской крепости, содержались после Февральской революции министры царского правительства. Премьер Керенский бежал из Петрограда еще 25 октября. Временное Правительство просуществовало в России меньше восьми месяцев.

Примечания:

[1] Л.Д.Троцкий, История русской революции, цит по эл версии.

[2] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[3] Там же

[4] Там же

20. Установление Советской власти по всей стране. Победа в Гражданской войне за нескольких недель

В современной литературе период относительно мирного существования Советской власти конца 1917 – начала 1918 годов, как правило, обходится фигурой умолчания. Вслед за Октябрьской революцией «сразу» начинается Гражданская война, в ходе которой большевики устанавливают свою власть «огнем и мечом», «на штыках ВЧК», террором и т.д. и т.п. Между тем за пять месяцев, прошедших с Октябрьского восстания в Петрограде, вплоть до марта 1918 года, Советская власть установилась, фактически, по всей России. В советской историографии этот период было принято именовать «Триумфальным шествием Советской власти», в постсоветский период вспоминать о нем не принято - слишком трудно объяснить читателю, как без «штыков», ВЧК и террора удалось столь стремительно получить, пусть и на короткий срок, власть над всей страной.

В рассуждениях, на чем же все-таки держалась «безбожная большевистская власть», стандартно упускается из виду самый простой ответ – это была власть Советов и держалась она на Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, повсеместно существовавших к октябрю 1917 года в России.

Конечно, советское представление о «триумфальном шествии» являлось сильно романтизированным и преувеличенным. История, которую писали победители, сглаживала острые углы. Тем не менее, в ней гораздо больше правды, нежели в попытках просто замолчать этот период, как несуществующий.

Декларация II Всероссийского съезда Советов от 25 октября (7 ноября) породила в стране волну, в ходе которой местные Советы брали власть в свои руки. Во многих случаях этот «переворот» являлся чистой формальностью. Многие Советы Центральной России обладали властью на местах если не де-юре, то де-факто. Таковы были органы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Иваново-Вознесенска, Орехово-Зуево, Шуи, Кинешмы, Костромы, Твери, Брянска, Ярославля, Рязани, Владимира, Коврова, Коломны, Серпухова, Подольска и других городов [1]. Здесь передача власти Советам произошла автоматически, Октябрьская революция лишь узаконила существующее положение вещей.

В течение октября-ноября практически без инцидентов была установлена Советская власть в большинстве городов и заводских поселков Урала – крупного промышленного района страны. Позиции большевиков здесь были традиционно сильны. Лишь в Перми буржуазные и «соглашательсткие» партии, имевшие большинство в местном Совете, сопротивлялись установлению новой власти до 23 ноября (6 декабря) [2].

В ряде регионов сложилась странная ситуация. Так, Нижегородский Совет, в котором преобладали эсеры и меньшевики, отказался взять власть. Лишь 28 октября (10 ноября) большевикам удалось добиться переизбрания Совета, который и принял 2(15) ноября власть в городе. Аналогично сложилась ситуация в Туле, где местный Совет, возглавляемый меньшевиками и эсерами, выступил против власти Советов, за создание «однородного демократического правительства». В конце ноября большевикам все же удалось добились перевыборов, и 7(20) декабря в городе была установлена Советская власть. [3]

Главной проблемой «триумфального шествия» оставались «соглашатели», не принявшие Октябрьский переворот и по-прежнему имевшие влияние в региональных Советах, или занимавшие на местах должности в органах Временного правительства. Во многих городах не обошлось без вооруженных столкновений. Наиболее показательны события в Москве 25 октября – 3 ноября 1917 года. В них отразились все ошибки и проблемы установления Советской власти на территории России.

Московский Совет, в отличие от столичного, несмотря на главенство большевиков в нем, вплоть до октябрьских событий пребывал в провинциальной заторможенности. Основные политические баталии прошедших месяцев, сотрясавшие Петроград, коснулись его в куда меньшей степени. Получив 25 октября сообщение о переходе власти к Советам, он сформировал собственный Военно-революционный комитет. Однако в него были включены не только большевики, но и представители меньшевистской партии. Это в Петрограде Ленин резко критиковал практику включения меньшевиков "по привычке" в руководящие органы Совета. Во второй столице эти дебаты воспринимались достаточно отстраненно.

В результате сформированный для осуществления вооруженного восстания московский ВРК был полон противоречий и отличался нерешительностью, что во многом способствовало разрастанию кризиса.

С другой стороны, сторонники Временного правительства, получив из Петрограда известия о перевороте, создали при Городской думе «Комитет общественной безопасности» (КОБ). Его возглавил эсер В.В.Руднев. Комитетчики достаточно быстро разобрались в происходящем, и пришли к выводу о возможности восстановления власти Временного правительства в Москве, взамен мятежного Петрограда. Тем более, что в течение последующих дней большевики выпустили арестованных министров, а с фронта поступали сведения о движении верных войск на Москву.

В своей деятельности КОБ, активно используя патриотическую риторику, оперся на юнкеров. И в дальнейшем сторонники Временного правительства без зазрения совести использовали в своих целях учащихся юнкерских училищ, воспитанных в духе офицерской чести. Эти 16-18 летние будущие офицеры были готовы с оружием в руках защищать законную власть, не слишком разбираясь (а вернее не разбираясь вовсе) в политических перипетиях момента.

В "белогвардейской" литературе немало гордых слов сказано о юнкерском подвиге - замалчивается лишь, что их кодекс чести был выработан в царской России, законная власть для этих ребят кончилась в феврале 1917 года, новая законная власть не успела утвердиться. Далее юнкерами просто бессовестно манипулировали, объявляя "законными" то одних, то других, эксплуатируя вбитые в их головы военным обучением стереотипы. В русской революции очень часто даже и зрелые офицеры - отличные военные, но никакие политики, совершали свой выбор совершенно случайно. Что же говорить о 16-18-летних парнях.

Являлся ли для московских юнкеров "законной властью" социалист-революционер, член ЦК партии эсеров В.В.Руднев? А другие члены КОБ - кадет Бурышкин, эсеры Коварский, Студенецкий? А ведь за их спиной стоял командующий Московским военным округом полковник К.И.Рябцев, своим авторитетом призывающий юнкеров на бойню. Столкновение двух полюсов власти, обе стороны которых возглавляли социалистические партии, привело в Москве к кровопролитию и многочисленным жертвам.

25 октября солдаты 56-го запасного пехотного полка и самокатного батальона по приказу ВРК установили охрану у Почтамта, Центрального телеграфа, Международной телефонной станции. Не слишком торопясь, утром 26 октября ВРК издал приказ о приведении в боеготовность войск Московского гарнизона. Для усиления пробольшевистского гарнизона Кремля в него была введена рота запасного 193-го полка, назначен военный комендант - большевик О.М. Берзин.

К этому моменту КОБ удалось консолидировать значительные силы – Кремль оказался в осаде, организованной отрядами юнкеров. В ответ ВРК отдал приказ по районам Москвы «перейти к самочинному выступлению». Мало того, что этим своим действием Военно-революционный комитет, по сути, отстранялся от руководства восстанием – приказ был совершенно бессмысленным, так как значительная часть сторонников Совета была не вооружена. Центральный арсенал находился в Кремле, а он был блокирован.

К 26 октября определилась расстановка сил противоборствующих сторон. Верные ВРК войска и отряды Красной гвардии располагались за Садовым кольцом, блокируя часть сил КОБ - 6-ю школу прапорщиков в Крутицких казармах, Алексеевское военное училище и кадетские корпуса в Лефортове. В свою очередь КОБ удерживал центр города и блокировал большевистский гарнизон в Кремле и кремлевские арсеналы. [4]

В этих условиях Московский Совет принял решение пойти на переговоры с Комитетом общественной безопасности. Этот шаг играл только на руку Рудневу, кровно заинтересованному потянуть время до подхода войск с фронта. Однако уже к вечеру 27 октября КОБ, рассудив, что предложение мирного соглашения со стороны Совета является проявлением слабости, предъявил ультиматум, требуя упразднения ВРК и вывода из Кремля всех революционных частей. Ультиматум был отвергнут.

Произошло первое с начала восстания в Москве боестолкновение. Призванные из Озерковского госпиталя для защиты Совета выздоравливающие солдаты с Двинского фронта в пути следования наткнулись за заставу юнкеров. Рота следовала через центр города колонной, со знаменами. У Москворецого моста их в первый раз остановил патруль, однако разрешил продолжить движение. Следующий раз «двинцам» преградили путь у Лобного места. Выяснив из короткого разговора, что солдаты следуют к Московскому Совету, их, на удивление, пропустили вновь. Однако у Исторического музея ситуация переменилась.

«Это те самые бандиты с двинского фронта, которые сидели в Бутырской тюрьме!», - заявил офицер очередного патруля. - «Сложить оружие! Сдаться!». «Двинцы» решили прорываться. Последовал залп юнкеров, открыли огонь установленные у Кремля пулеметы. В бою погиб командир роты Е.Н.Сапунов, часть солдат сумела пробиться к Совету, погибшие и раненые были с обеих сторон [5].

В ночь на 28 октября отряды юнкеров совершили налёт на Дорогомиловский ВРК. Другой юнкерский отряд захватил Дорогомиловский мост, рассчитывая удержать его до прибытия на Брянский (Киевский) вокзал войск с фронта. Революционные силы были оттеснены от почтамта, телеграфа, телефонной станции.

Блокированный в Кремле гарнизон остался без телефонной связи с руководством восстания. Этим немедленно воспользовался КОБ, объявив коменданту Берзину, что город находится под полным контролем сторонников Временного правительства, члены ВРК и Совета арестованы. От коменданта потребовали сложить оружие и сдаться на волю победителя.

Не обладая информацией о происходящем, Берзин открыл Боровицкие ворота. Ворвавшиеся в Кремль юнкера разоружили гарнизон и приказали солдатам построиться якобы для поверки у памятника Александру II. По безоружным людям был внезапно открыт ураганный пулеметный и ружейный огонь. Юнкера хладнокровно казнили около 300 сдавшихся им в плен солдат [6].

Рассуждая о "красном терроре", важно помнить и эти кровавые моменты истории. Расстрел в Кремле произошел 28 октября. 29 октября в Петрограде военной организацией эсеров и Комитетом спасения Родины и революции Городской думы был поднят юнкерский мятеж, призванный помочь наступющим войскам генерала Краснова и Керенского. 30 октября мятеж, а следом и наступление Краснова были подавлены. Все рядовые участники мятежа были распущены по домам. Спустя некоторое время был освобожден и Краснов – под честное слово больше никогда не выступать против народной власти.

Без сомнения ответственность за бойню в Москве большевики московского Совета несут наравне со сторонниками Временного правительства. Промедление и нерешительность в подобных критических ситуациях всегда чреваты числом жертв, куда большим, нежели стремительное и безальтернативное взятие власти.

Уличные бои в Москве продолжались до 3 ноября. Войска с фронтов так и не прибыли – на пути их следования власть в городах уже находилась в руках Советов, эшелоны не пропустили ко второй столице. На помощь московскому ВРК пришли подкрепления из Серпухова, Подольска, из Звенигородского уезда, Орехово-Зуева и других населенных пунктов. С утра 3 ноября Совет, достигнув качественного перевеса в свою пользу, начал разоружение юнкеров.

В этот же день, после артиллерийского обстрела, сдался юнкерский гарнизон Кремля и укрывшиеся здесь члены Комитета общественной безопасности. Их беспрепятственно отпустили на свободу. В мирном договоре значилось [7]:

«1. Комитет общественной безопасности прекращает свое существование.

2. Белая гвардия возвращает оружие и расформировывается. Офицеры остаются при присвоенном их званию оружии. В юнкерских училищах сохраняется лишь то оружие, которое необходимо для обучения. Все остальное оружие юнкерами возвращается. Военно-революционный комитет гарантирует всем свободу и неприкосновенность личности.

3. Для разрешения вопроса о способах осуществления разоружения, о коем говорится в п. 2, организуется комиссия из представителей Военно-революционного комитета, представителей командного состава и представителей организаций, принимавших участие в посредничестве.

4. С момента подписания мирного договора обе стороны немедленно отдают приказ о прекращении всякой стрельбы и всяких военных действий с принятием решительных мер к неуклонному исполнению этого приказа на местах.

5. По подписании соглашения все пленные обеих сторон немедленно освобождаются…».

3 ноября был опубликован манифест, извещавший об установлении в городе Советской власти.

События в Москве являются ярким свидетельством тех противоречий, которые сопровождали установление власти Советов в ряде городов страны. По аналогичной схеме развивались события в Саратове - 28 октября (10 ноября) «соглашательские» партии в союзе с кадетами создали «Комитет спасения» и начали вооруженную борьбу против Совета, но капитулировали уже 29(11). В Астрахани, напротив, эсеры и меньшевики повели наступление на уже пришедший к власти Совет. Ими был создан «Комитет народной власти», предпринявший 12(25) января попытку разгромить Астраханский Совет и захватить власть в городе и губернии.

Таких примеров было много. Но наравне с городами и областями, где установление власти Советов приводило к вооруженным столкновениям, было достаточно населенных пунктов, передача власти в которых происходила сама собой. Во многих случаях при возникновении трений между партиями было достаточно добиться перевыборов в местных Советах.

Очевидно также, что основным мотивом для столкновений был давний спор трех социалистических партий, во многом замешанный на разном понимании марксизма. В результате, как это ни странно, большевики, стремящиеся к классовой диктатуре - диктатуре пролетариата, оказались с народом, а меньшевики и эсеры вынуждены были отстаивать интересы конкретного класса - буржуазии. Эсеры, изначально "крестьянская" партия, пришли в лице Керенского к политике подавления крестьянских выступлений. Добавляла масла в огонь искренняя обида эсеров, у которых «украли программу» и которых «выгнали из правительства». Их отношение к Октябрьскому перевороту и острое желание отыграть события назад понять не трудно.

Буржуазия в свою очередь, в лице партии конcтитуционных демократов, охотно принимала такое положение дел, оказывая своим социалистическим союзникам всемерную финансовую и организационную помощь, выдвигая их на передний край борьбы с большевизмом.

Тем не менее, процесс по преимуществу мирного перехода власти в руки Советов на всей территории России завершился к февралю - марту 1918 года. Учитывая масштабы страны, это был, без сомнений, серьезный показатель правоты большевиков.

«Мы в несколько недель, свергнув буржуазию, победили ее открытое сопротивление в гражданской войне, - писал Ленин весной 1918 года. - Мы прошли победным триумфальным шествием большевизма из конца в конец громадной страны». [8].

«С октября наша революция, - писал он в другой работе, - отдавшая власть в руки революционного пролетариата, установившая его диктатуру, обеспечившая ему поддержку громадного большинства пролетариата и беднейшего крестьянства, с октября наша революция шла победным, триумфальным шествием. По всем концам России началась гражданская война в виде сопротивления эксплуататоров, помещиков и буржуазии… Началась гражданская война, и в этой гражданской войне силы противников Советской власти, силы врагов трудящихся и эксплуатируемых масс, оказались ничтожными; гражданская война была сплошным триумфом Советской власти, потому что у противников ее, у эксплуататоров, у помещиков и буржуазии, не было никакой, ни политической, ни экономической опоры, и их нападение разбилось. Борьба с ними соединяла в себе не столько военные действия, сколько агитацию; слой за слоем, массы за массами, вплоть до трудящегося казачества, отпадали от тех эксплуататоров, которые пытались вести ее от Советской власти.

Этот период победного, триумфального шествия диктатуры пролетариата и Советской власти, когда она привлекла на свою сторону безусловно, решительно и бесповоротно гигантские массы трудящихся и эксплуатируемых в России, ознаменовал собой последний и высший пункт развития русской революции». [9]

Примечания:

[1] см. БСЭ, «Триумфальное шествие Советской власти»

[2] там же

[3] там же

[4] Энциклопедия «Москва» Ст. "Октябрьское вооружённое восстание 1917 года". Цит. по эл. версии

[5] А.И.Казанский, А.К.Казанская, Н.А.Сундуков. «Из истории Москвы и Московской области». Издательство «Просвещение», Москва, 1964 г. Цит. по эл. версии -bin/quotes.pl?oaction=show&name=material51

[6] Юрий Семёнов. "Белое дело против красного дела". Цит по эл. версии

[7] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[8] В.И.Ленин. «Главная задача наших дней». ПСС, т. 36, ст. 79. цит. по эл. версии

[9] В.И.Ленин, «Доклад о ратификации мирного договора». ПСС, т. 35, стр. 94-95. Цит. по эл. версии /

21. Терминология революции, Или вопросы демократии, диктатуры и гражданской войны

Читатели наверняка уже отметили странности в терминологии, которую использовали политики начала XX века. К примеру, в приведенных выше цитатах Ленина под "гражданской войной" явно подразумевается нечто совершено иное, чем привычный нам сегодня наполненный трагическими коннотациями образ.

Согласно современным представлениям гражданская война возникает в двух случаях: или когда раскалывается примерно пополам армия и на одной территории возникают две разных враждебных государственности, или когда возникает неформальная вооруженная сила, по мощи сравнимая с армией [1]. Но Ленин весной 1918 года говорил явно не о том.

Велик соблазн выдать слова Ленина за подтверждение изначальной злонамеренности большевиков, заранее решивших развязать в стране гражданскую братоубийственную войну, и многие такой возможностью пользуются (вспомним слова Яковлева о том, что из Ленина нетрудно надергать самых противоположных цитат). Можно припомнить призывы лидера большевиков "превратить войну империалистическую в войну гражданскую" - и перед нами предстает готовая страшная картина преступлений большевизма.

Единственный недостаток - она не приближает нас к пониманию истории страны, отправляя в пространство мифов. По Ленину 1918 года гражданская война завершилась "в несколько недель" и "соединяла в себе не столько военные действия, сколько агитацию".

Как мы помним, "превращение войны империалистической в войну гражданскую" являлось лишь призывом использовать вызванный войной кризис для свержения европейских монархий. То есть по-новому взглянуть на войну "внешнюю", превратить ее во внутриполитическую проблему, обратить кризис экономики и власти против самих виновников этого кризиса - развязавших войну правительств.

«От войны между хищниками, посылающими на бойню миллионы эксплуатируемых и трудящихся ради того, чтобы установить новый порядок раздела награбленной сильнейшими из разбойников добычи, к войне угнетенных против угнетателей, за освобождение от ига капитала», - разъяснял Ленин. [2]

Можно рассуждать о том, насколько утопична была идея о возможности революции в основных воюющих странах (ниже мы рассмотрим этот вопрос подробнее), но очевидно, что слова о "гражданской войне" в этом контексте означали только и исключительно призыв к революции. Которая, следуя логике Ленина, вела бы к прекращению империалистической войны.

За век, минувший с революционного 1917 года, многие термины поменяли свое значение, обросли новыми смыслами. Сегодня, когда речь заходит о Гражданской войне, перед нашим мысленным взором встает образ реально произошедших в нашей стране событий 1918-1922 годов. Но Ленин видел за этими словами совершенно иные смыслы. И если проанализировать слова лидера большевиков по этому вопросу вплоть до 1918 года, становится понятно, что он говорил вовсе не о разных государственностях на одной территории и не о распаде армии на две половины, и уж тем более не о появлении силы, сравнимой с армией - такой силы у большевиков на тот момент просто не было. Он говорил о социально-политическом (гражданском) конфликте, ведущем к смене строя. То есть ближайшим аналогом ленинскому термину "гражданская война" будет современное значение слова "революция".

Не меньшая путаница связана и с понятием диктатуры пролетариата. Популярный в сети интернет-ресурс "энциклопедического" типа утверждает: "Советское государство официально именовало себя диктатурой после Октябрьской революции 1917 года". Действительно, Большая советская энциклопедия (БСЭ) говорит: "Советская республика явилась государственной формой диктатуры пролетариата". Правда добавляет при этом, что она являлась "формой социалистической государственности, высшим типом демократии". Можно отмахнуться от последнего предложения, списав его на "обычную советскую казуистику", "когда черное называли белым и наоборот". Так сегодня обычно и поступают - всегда проще вспомнить Оруэлла с его "двоемыслием", чем задуматься и признать собственное слабое знание вопроса.

В итоге пресса и литература легко трансформируют смыслы, ведут речь уже о просто "диктатуре" - понятии, наполненном негативными коннотациями, противоположности "демократии". Так формируются полюса восприятия, противопоставляется "все хорошее", что подразумевает демократия, всему плохому, что вложено в представление о диктатуре.

Во-первых, конечно, никакой демократии в современном представлении на 1917 год просто не существовало. Например, женщины получили избирательные права в Англии в 1918 году, США в 1920, во Франции - в 1944, в Италии - в 1945, в Швейцарии в 1971 году. Только в 1918 году в Англии был отменен имущественный ценз, в силу которого до 2/3 населения не имело возможности избирать или быть избранным. Во многих странах существовал сословный ценз или иные ограничения. Значительные слои населения были лишены элементарных прав, сегодня воспринимаемых как неотъемлемые.

Во-вторых, и само понятие диктатуры пролетариата имело мало общего с «просто диктатурой». Можно отмахиваться от фактов, не к месту вспоминая Оруэлла, а можно задуматься над смыслом, который вкладывался в начале XX века в такие, например, понятия, как «революционная демократия». Напомним, что в марте 1917 года большевики под руководством Шляпникова в дискуссиях о власти призывали «взять дело управления страной в руки революционной демократии путем выделения Временного революционного правительства из состава большинства Совета». Именно это и произошло в октябре 1917 года - но уже под названием «диктатуры пролетариата». В качестве синонима к этому понятию часто использовался термин «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», а иногда и просто «демократическая диктатура».

Предки были явно не глупее нас, и если сегодня мы видим в «демократической диктатуре» очевидный оксюморон, а 100 лет назад это понятие имело широкое хождение в политических кругах, стоит задуматься, не изменился ли со временем смысл этой фразы, попытаться понять, какое значение вкладывали в нее политики прошлого.

В работах Маркса условием строительства коммунизма называлось «завоевание рабочим классом политической власти». Именно так определялась диктатура пролетариата в программе РСДРП. И именно к диктатуре пролетариата стремились, в конечном счете, российские (и зарубежные) социал-демократы.

Исходя из марксистского подхода, по мере развития капитализма классовое разделение общества будет оформляться все четче – деревня, в частности, разделится на землевладельцев-работодателей и безземельных работников, то есть на пролетариат и буржуазию. Неизбежная борьба этих двух классов, охвативших все общество, закономерно завершится в будущем победой пролетариата, отстранением буржуазии от власти, установлением "диктатуры пролетариата".

Россия, однако, стояла на пороге буржуазной революции, основную роль в которой должен был сыграть класс буржуазии. Ленин, анализируя в 1905 году специфику происходящих в России процессов, пришел к выводу о контрреволюционной роли буржуазии, о возможности совершения революции лишь пролетариатом в союзе с крестьянством, то есть, применительно к России, народом.

Как уже отмечалось выше, «демократии» в современном понимании к 1917 году просто не существовало. Говоря о «революционной демократии», Шляпников, опираясь на выводы Ленина, подразумевал восставший (революционный) народ. Именно он, согласно представлениям большевиков, должен был взять власть в свои руки через сформированные им органы – Советы. Потому правительство должно было быть выделено «из состава большинства Совета».

Конкретизацией этого тезиса являлась «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», то есть союза двух революционных классов, осуществляющих революцию и приходящих на ее волне к власти. Республика Советов, таким образом, являлась государственным выражением «диктатуры пролетариата и крестьянства», или «диктатуры пролетариата» – но уже не в классовом значении, в условиях русской революции оно терялось, а в значении «диктатуры всех трудящихся».

В противоположность большевикам, «соглашатели» полагали, что закономерным завершением революции будет создание буржуазного правительства. Они, выражаясь в терминах марксизма, готовили власть одного класса над остальными, «диктатуру буржуазии».

«Буржуазия вынуждена лицемерить и называть «общенародной властью» или демократией вообще, или чистой демократией (буржуазную) демократическую республику, на деле представляющую из себя диктатуру буржуазии», - писал Ленин. «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество… <от> этой демократии для богатых, в состоянии установить демократию для бедных».

Марксисты предпочитали не лицемерить, называя власть одного класса именно диктатурой этого класса. Троцкий, к примеру, приводил такую альтернативу: «либо диктатура либеральной плутократии, либо диктатура пролетариата» [3]. Ленин, дискутируя со сторонниками буржуазной власти, приводил их аргументы против диктатуры пролетариата: «Это будет замена «всенародной», «чистой» демократии «диктатурой одного класса». «Неправда.., - отвечал он. - Это будет заменой фактической диктатуры буржуазии (каковую диктатуру лицемерно прикрывают формы демократической буржуазной республики) диктатурой пролетариата. Это будет заменой демократии для богатых демократиею для бедных» [4].

После Октябрьской революции в советских источниках все меньше использовался утративший свое значение в наших условиях термин «пролетариат». Происходил процесс перехода к понятию «трудящиеся», которое включало в себя рабочий класс, трудовое крестьянство, затем и трудовую интеллигенцию и т.д. Специфика революции, не слишком вписываясь в классовую теорию, требовала все новой терминологии, охватывающей общность людей, пришедших в Октябре к власти. По сути же эту общность вполне точно охарактеризовал Ленин еще в 1905 году, объявив революцию народной.

К власти пришло большинство народа, и при желании такую систему можно было бы назвать «диктатурой народа». Это и подразумевали авторы Большой советской энциклопедии, говоря о диктатуре пролетариата как высшей форме демократии.

Примечания:

[1] С.Г.Кара-Мурза Гражданская война 1918-1921 гг. - урок для XXI века. Цит. по эл. версии -murza.ru/books/war/civil_war_content.htm

[2] В.И.Ленин, ПСС, т.36, стр. 78, цит. по эл. версии /

[3] Троцкий, перманентная революция"

[4] В.И.Ленин, «О демократии и диктатуре». цит. по эл. версии

IV. ПОД ДАВЛЕНИЕМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. ПОЛИТИКА БОЛЬШЕВИКОВ В ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ

22. Власть Советов…

Победа вооруженного восстания в Петрограде и передача власти Советам поставила перед большевиками новые нетривиальные задачи. Их внешняя, публичная составляющая касалась вопроса удержания и организации новой власти. Внутренняя, партийная - вопросов трактовки произошедшего. Победа большевиков не сняла теоретических вопросов о характере "третьей русской революции". В партии обозначились "правые" круги, однозначно полагающие Октябрь этапом буржуазной революции, и "левые", полагающие революцию социалистической. Из этих трактовок вырастало отношение к вопросу об организации власти. А в конечном счете теоретическая дискуссия привела к новому расколу среди большевиков.

Военно-революционный комитет, совершив вооруженное восстание, осуществил передачу власти Советам. Но этот акт создал странное положение. В центральных Советах и во многих Советах на местах сторонники Ленина имели большинство. Руководители меньшевиков и правых эсеров покинули заседание II Всероссийского съезда Советов, протестуя против насильственного свержения Временного правительства (при том, что многие члены этих партий не последовали за своими лидерами). Но меньшевики и эсеры имели большинство в Центральном исполнительном комитете (ЦИК) Советов 1-го состава (избранного на I Всероссийском съезде летом 1917 года). В итоге ЦИК заявил о непризнании II Съезда Советов, несмотря на то, что сам же и открыл его работу. Руководящий орган покинул заседание, чтобы примкнуть к Комитету спасения. Как выяснилось позже, члены ЦИК прихватили с собой и советскую кассу.

Закономерным итогом этого демарша стало переизбрание съездом Центрального исполнительного комитета. В новом ЦИК (2-го состава), или ВЦИК – Всероссийском центральном исполнительном комитете, были оставлены вакантные места для представителей партий, покинувших заседание. Однако по факту в его составе подавляющее большинство заняли большевики и левые эсеры. Вот точный состав ВЦИК, избранный съездом: 62 большевика, 29 левых социалистов-революционеров, 6 интернационалистов, 3 украинских социалиста и 1 социалист-максималист [1].

В ходе формирования подотчетного ВЦИК правительства – Совета народных комиссаров (СНК), ряд «портфелей» был предложен левым эсерам. Но те отказались с достаточно любопытной формулировкой: «наша задача заключается в том, чтобы примирить все части демократии» [2]. Представитель левых эсеров Карелин огласил точку зрения своей партии на съезде: «Наша партия отказалась войти в Совет Народных Комиссаров, потому что мы не хотим навсегда порвать с той частью революционной армии, которая ушла со съезда. Такой разрыв лишил бы нас возможности быть посредниками между большевиками и другими демократическими группами. А именно такое посредничество и является в настоящий момент нашей основной обязанностью» [3].

В итоге первое советское правительство было избрано полностью большевистским:

Председатель - Владимир Ульянов (Ленин);

Народный комиссар по внутренним делам - А.И.Рыков;

Земледелия - В.П.Милютин;

Труда - А.Г.Шляпников;

По делам военным и морским - комитет в составе: В.А.Овсеенко (Антонов), Н.В.Крыленко и П.Е. Дыбенко;

По делам торговли и промышленности - В.П.Ногин;

Народного просвещения - А.В.Луначарский;

Финансов - И.И.Скворцов (Степанов);

По делам иностранным - Л.Д.Бронштейн (Троцкий);

Юстиции - Г.И.Оппоков (Ломов);

По делам продовольствия - И.А.Теодорович;

Почт и телеграфа - Н.П.Авилов (Глебов);

Председатель по делам национальностей - И.В.Джугашвили (Сталин).

Пост народного комиссара по делам железнодорожным временно остался незамещенным [4]».

В министерства старого правительства были назначены временные комиссары – тоже большевики: в министерство иностранных дел - Урицкий и Троцкий; в министерство внутренних дел и юстиции - Рыков, в министерство труда - Шляпников, в министерство финансов - Менжинский, в министерство социального обеспечения - Коллонтай, в министерство торговли и путей сообщения - Рязанов, в морское ведомство - Корбир, в министерство почт и телеграфов - Спиро, в управление театров - Муравьёв, в управление государственных типографий - Дербышев, комиссаром Петрограда назначили лейтенанта Нестерова, комиссаром Северного фронта - Позерна. [5]

По факту власть Советов означала власть большевиков и наоборот. Об этом говорил Ленин, обращаясь к делегатам крестьянского съезда: "Я пришёл сюда не как член Совета Народных Комиссаров, а как член большевистской фракции, надлежащим образом избранный на настоящий Съезд. Впрочем, никто не станет отрицать, что теперешнее русское правительство сформировано большевистской партией. Так что, в сущности, это одно и то же…" [6]

Трудно судить, придавал ли Ленин в первые дни революции существенное значение возникшей конфигурации власти. Партия большевиков явно не рассчитывала именно на такое распределение "портфелей", более того, и не могла рассчитывать – предсказать поведение фракций советских партий на съезде не мог никто. Незадолго до вооруженного восстания член ЦК большевиков Л.Карахан так описывал власть, к которой стремилась партия: «Гибкая организация, чуткая к народной воле, выражаемой Советами, предоставляющая величайшую свободу местной инициативе… В новом обществе инициатива будет исходить снизу… Парламентом будет новый ЦИК, ответственный перед Всероссийским съездом Советов, который должен будет созываться очень часто; министерствами будут управлять не отдельные министры, а коллегии, непосредственно ответственные перед Советами» [7]. Здесь нет и намека на единовластие большевиков.

И на деле в принятом II Съездом Советов Декрете об образовании правительства говорилось: «Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашённой съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, т.е. Совету Народных Комиссаров. Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному Исполнительному Комитету…" [8]. Эта схема, разработанная партией большевиков и принятая Съездом советов, весьма далека от попыток установить однопартийность.

Однако Ленин явно не был склонен рефлексировать по поводу уже произошедшего. Правительство сформировал имеющий кворум съезд, на демократических началах, в результате жесткой полемики, и демонстративно покинувшие его представители «соглашателей», отказавшись от работы на съезде, могли винить в поражении только самих себя.

Другой вопрос, что «соглашатели» не признали съезд Советов и, соответственно, его решения. Но и это был внешний слой аргументации. В формировании чисто большевистского правительства они увидели попытку практического осуществления диктатуры пролетариата, что, с их точки зрения, являлось в условиях буржуазной революции демагогической ересью. Ушедшие со съезда партии требовали образования власти, «ответственной не перед советами, а перед демократией» [9]. Они выдвигали лозунг «только правительство, составленное из представителей всех партий, может представлять волю народа».

«Товарищи!.., - писали газеты эсеров и меньшевиков. - Вас подло и преступно обманули! Захват власти был произведён одними большевиками… Большевики скрывали свой план от других социалистических партий, входящих в Советы… Вам обещали землю и волю, но контрреволюция использует посеянную большевиками анархию и лишит вас земли и воли…» [10].

«Известия», говорившие от имени ЦИК 1-го состава, сообщали: «…А что касается съезда Советов, то мы утверждаем, что не было съезда Советов, мы утверждаем, что имело место лишь частное совещание большевистской фракции». «Наш долг, - восклицало «Дело Народа», - разоблачить этих предателей рабочего класса. Наш долг - мобилизовать все силы и встать на защиту дела революции» [11].

По сути, речь шла о воссоздании коалиционного Временного правительства. И работа по его воссозданию активно началась с первого дня большевистского восстания. Кадеты, меньшевики и эсеры были уверены, что правительство Ленина не продержится и пары недель. Меньшевик-оборонец капитан Гомберг заявлял сразу после переворота: «может быть, большевики и могут захватить власть, но больше трех дней им не удержать ее. У них нет таких людей, которые могли бы управлять страной. Может быть, лучше всего дать им попробовать: на этом они сорвутся…» [12].

Но наряду с такими «шапкозакидательскими» настроениями, к выводу о скором крахе партии Ленина подталкивал и трезвый анализ. Меньшевик-интернационалист Б.Авилов, выступая на Съезде советов, говорил большевикам:

«Мы должны отдать себе ясный отчёт в том, что происходит и куда мы идём… Та легкость, с которой удалось свалить коалиционное правительство, объясняется не тем, что левая демократия очень сильна, а исключительно тем, что это правительство не могло дать народу ни хлеба, ни мира. И левая часть демократии сможет удержаться только в том случае, если она сможет разрешить обе эти задачи.

Может ли она дать народу хлеб? Хлеба в стране очень мало. Большинство крестьянской массы не пойдёт за вами, потому что вы не можете дать крестьянам машины, в которых крестьяне так нуждаются. Топлива и других предметов первой необходимости почти невозможно достать…

Так же трудно, и даже ещё труднее, добиться мира. Правительства союзных держав отказались говорить даже со Скобелевым, а предложения мирной конференции, исходящего от вас, они не примут ни в коем случае. Вас не признает ни Лондон, ни Париж, ни Берлин.

Пока нельзя рассчитывать на активную поддержку пролетариата союзных стран, ибо он в своем большинстве пока очень далек от революционной борьбы…

Будет ли русская армия разбита немцами, так что австро-германская и англо-французская коалиция помирятся за наш счёт, заключим ли мы сепаратный мир с Германией, в результате всё равно получится полная изоляция России.

Ни одна партия не может в одиночку справиться с такими невероятными трудностями. Только настоящее большинство народа, поддерживающее правительство социалистической коалиции, может завершить дело революции…» [13]

Эти взвешенные слова произвели значительный эффект даже среди членов большевистской партии. Как пишут очевидцы, второй день съезда ушел у Ленина на борьбу со сторонниками компромисса. Значительная часть большевиков склонялась в пользу создания общесоциалистического правительства. «Нам не удержаться! - кричали они. - Против нас слишком много сил! У нас нет людей. Мы будем изолированы, и всё погибнет…» Так говорили Каменев, Рязанов и др…» [14].

Авилову удалось смутить собравшихся, но все же его продуманная речь, указывающая на то, чего не удастся сделать большевикам, не давала ответа на вопрос – почему то же самое удастся сделать новому коалиционному «временному правительству», и почему старое Временное правительство не сделало этого раньше. Поэтому Ленин был непреклонен: «Пусть соглашатели принимают нашу программу и входят в правительство! Мы не уступим ни пяди. Если здесь есть товарищи, которым не хватает смелости и воли дерзать на то, на что дерзаем мы, то пусть они идут ко всем прочим трусам и соглашателям! Рабочие и солдаты с нами, и мы обязаны продолжать дело» [15].

Примечания:

[1] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[2] Там же

[3] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[4] Там же

[5] Там же

[6] Там же

[7] Там же

[8] Там же

[9] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[10] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[11] Там же

[12] Там же

[13] Там же

[14] Там же

[15] Там же

23. …и ее антагонисты. Как расколоть большевиков?

Однако дебаты о власти продолжались. Антагонистом ВЦИК и СНК стала Петроградская городская дума, объявившая себя единственной законно избранной властью в отсутствии Временного правительства. По результатам выборов в августе 1917 года, 75 мест в ней имели эсеры, 67 мест – большевики, 44 места досталось кадетам, 8 меньшевикам [1]. Объединенные в антибольшевистскую группу эсеры, кадеты и меньшевики получили подавляющее большинство в 127 депутатов. Кроме того, к Думе присоединились ЦИК Советов 1-го состава, Исполнительный комитет крестьянских депутатов (чуть позже на крестьянском съезде он был переизбран точно так же, как ЦИК 1-го состава на съезде Советов рабочих и солдатских депутатов), центральные комитеты партий эсеров, меньшевиков, Бунда и т.д., Союз банковских служащих, служащих министерства финансов, Союз георгиевских кавалеров, Союз увечных воинов и другие организации. Из них Думой был сформирован Комитет спасения Родины и революции.

В своем первом воззвании к населению Комитет писал: «Всероссийский Комитет спасения родины и революции возьмет на себя инициативу воссоздания Временного правительства...

Всероссийский комитет спасения родины и революции призывает вас, граждане: не признавайте власти насильников (большевиков)! Не исполняйте их распоряжений!

Встаньте на защиту родины и революции! Поддержите Всероссийский комитет спасения

родины и революции!» [2].

Позицию между большевистским СНК и «Комитетом спасения» занял влиятельный Викжель - Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников. Провозгласив в начавшемся противостоянии нейтралитет, он заявил, что прекращает перевозки войск всех сторон конфликта – как большевиков, так и Керенского с Красновым, и ультимативно потребовал создания «однородного социалистического правительства» - коалиции эсеров, меньшевиков, и большевиков.

В этот период разными политическими силами предлагались разные варианты формирования новой власти – коалиционного правительства кадетов, эсеров и меньшевиков, коалиционного социалистического правительства меньшевиков и эсеров – без большевиков, виновных в вооруженном восстании. Так, представитель Комитета спасения Родины и революции Вайнштейн требовал создания «однородного правительства, но без большевиков» [3] - позже эта идея развилась в эсеровский лозунг «Советы без большевиков!»

Викжель выступал с новой идеей - отдельным требованием в его ультиматуме значилось неучастие в правительстве большевистских лидеров Ленина, Троцкого и других. В случае, если переговоры по программе Викжеля не начнутся, исполком железнодорожников угрожал общероссийской забастовкой.

Это заявление стало поводом для новой внутрипартийной борьбы среди большевиков. Члены ЦК партии Зиновьев, Каменев, Ногин и Рыков огласили совместную позицию относительно необходимости участия в переговорах, организованных Викжелем. В их аргументации повторились тезисы о невозможности в одиночку, без союза со всеми социалистическими партиями, противостоять стоящим перед страной угрозам.

На заседании ЦК большевиков 1(14) ноября оппозиция Каменева-Зиновьева повела решительное наступление на ленинскую гвардию, утверждая, что соглашение не только возможно, но и необходимо. Однако, после ожесточенных споров, Центральный комитет партии встал на сторону Ленина, приняв резолюцию, отвергающую уступки «соглашателям». Тогда Зиновьев обратился к большевистской фракции ВЦИК, убедив ее отклонить только что принятую резолюцию ЦК партии. Ленин назвал случившееся «неслыханным нарушением дисциплины». Он предложил оппозиции отстраниться от практической работы, в «которую они не верят» [4].

В ответ Каменев, Рыков, Ногин, Милютин и Зиновьев заявили 4(17) ноября о выходе из ЦК партии. Из Совета Народных Комиссаров вышли пять членов: Ногин, Рыков, Теодорович, Милютин и Шляпников. В заявлении, распространенном «раскольниками», говорилось: «ЦК с.-д. (б-ков) 1 ноября принял резолюцию, на деле отвергающую соглашение с партиями, входящими в Совет рабочих и солдатских депутатов, для образования социалистического советского правительства… Неимоверными усилиями нам удалось добиться пересмотра решения ЦК и новой резолюции, которая могла бы стать основой создания советского правительства.

Однако это новое решение вызвало со стороны руководящей группы ЦК ряд действий, которые явно показывают, что она твердо решила не допустить образования правительства советских партий и отстаивать чисто большевистское правительство во что бы то ни стало...

Мы не можем нести ответственность за эту гибельную политику ЦК.

Мы складываем с себя поэтому звание членов ЦК, чтобы иметь право откровенно сказать свое мнение массе рабочих и солдат и призвать их поддержать наш клич: «Да здравствует правительство из советских партий! Немедленное соглашение на этом условии…» [5]

ЦК большевиков призвал к партийной дисциплине. Призыву подчинились лишь Теодорович и Шляпников, вернувшись на свои посты.

В развитии ситуации «Правда» опубликовала официальное заявление партии: «Ушедшие товарищи поступили, как дезертиры, не только покинув вверенные им посты, но и сорвав прямое постановление Ц. К. нашей партии о том, чтобы обождать с уходом хотя бы до решений петроградской и московской партийных организаций. Мы решительно осуждаем это дезертирство...

Нас обвиняют… что мы неуступчивы, что мы непримиримы, что мы не хотим разделить власти с другой партией. Это неправда, товарищи! Мы предложили и предлагаем левым эсерам разделить с нами власть. Не наша вина, если они отказались. Мы начали переговоры и после того, как разъехался 2-ой Съезд Советов, мы делали в этих переговорах всяческие уступки, вплоть до условного согласия допустить представителей от части Петроградской городской думы, этого гнезда корниловцев… Но нашу уступчивость те господа, которые стоят за спиной левых эсеров и действуют через них в интересах буржуазии, истолковали, как нашу слабость, и использовали для предъявления нам новых ультиматумов…

Мы твердо стоим на принципе Советской власти, т.-е. власти большинства, получившегося на последнем Съезде Советов, мы были согласны и остаемся согласны разделить власть с меньшинством Советов, при условии лояльного, честного обязательства этого меньшинства подчиняться большинству и проводить программу, одобренную всем 2-м Всероссийским Съездом Советов… Но никаким ультиматумам интеллигентских группок, за коими массы не стоят, за коими на деле стоят только корниловцы, савинковцы, юнкера и пр., мы не подчинимся».[6]

Уже 6 ноября организованные Викжелем переговоры были сорваны меньшевикам и эсерами. 7 ноября Зиновьев опубликовал в «Правде» покаянное «Письмо к товарищам». «Мы пошли на большую жертву, выступив с открытым протестом против большинства нашего ЦК и требованием соглашения, - писал он. - Это соглашение, однако, отвергнуто другой стороной. При таком положении вещей мы обязаны воссоединиться с нашими старыми товарищами по борьбе» [7].

Формально дебаты о власти завершились 14 ноября. Чрезвычайный крестьянский съезд переизбрал свой ЦИК. Крестьянские Советы выдвинули предложение о расширении ВЦИК на 108 дополнительных мест. Это предложение было принято. В состав расширенного Всероссийского центрального комитета включались делегаты, избранные пропорционально от Крестьянского съезда, 100 делегатов, избираемых непосредственно армией и флотом, 50 представителей от профессиональных союзов (35 от всероссийских союзов, 10 от железнодорожников и 5 от почтово-телеграфных служащих) [8].

Коалиционная власть, таким образом, была создана – но лишь по требованию Съезда Советов, а не под давлением отстраненных от власти «соглашателей».

Примечания:

[1] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[2] Там же

[3] Там же

[4] Биографический словарь «Политические деятели России. 1917», ст. Зиновьев Григорий Евсеевич

[5] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[6] Л.Д.Троцкий. "Историческое подготовление Октября. Часть 2. От Октября до Бреста". Цит. по Эл. версии

[7] Биографический словарь "Политические деятели России. 1917", ст. Зиновьев Григорий Евсеевич

[8] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

24. Дебаты о свободе слова

В отличие от Москвы, петроградский Комитет спасения не делал серьезной ставки на вооруженное сопротивление большевикам. Основные надежды возлагались на войска, которые вели к столице Керенский и Краснов. Юнкерское восстание, организованное "комитетчиками", носило вспомогательный характер и должно было дестабилизировать ситуацию в Петрограде в ответственный момент, когда верные Временному правительству солдаты пойдут в наступление. Из-за плохой координации восстание началось раньше времени, да и войска, "верные" Временному правительству, решили к тому моменту самостоятельно арестовать Керенского, в результате чего ему пришлось снова бежать.

Петроградский Комитет спасения не имел сколько-нибудь серьезного влияния в вооруженных силах. Городской гарнизон был либо большевистским, либо нейтральным. Подразделения, не определившие своих взглядов, митинговали, слушая ораторов как от ВРК, так и от Комитета, причем часто враждующие агитаторы по очереди выступали на одном и том же митинге, борясь за голоса каждого подразделения.

В руках Думы оставалось два оружия - пресса и административные рычаги. Первому из них мы обязаны появлением большого числа мифов, по сей день тиражируемых в газетах и на телевидении, а также и первых репрессивных декретов Советского правительства.

Завоевание большинства в Советах и подготовку к октябрьскому выступлению большевики вели под лозунгами, в числе которых были и требования свободы слова. Это не удивительно, учитывая, что партийные издания, существовавшие нелегально при царе, регулярно закрывались и Временным правительством.

Однако уже в первые дни после Октября Дан докладывал на экстренном заседании ЦИК 1-го состава, что "в редакции "Известий" поставлен караул, и Бонч-Бруевич цензурует материал для газеты" [1]. Это, впрочем, было следствием противостояния старого и нового ЦИК, их борьбы за центральный печатный орган Советов.

В эти дни в Петрограде выходила, и даже наращивала тиражи самая разнообразная пресса, в том числе и партийная - газеты эсеров, кадетов, меньшевиков. Эти издания были сполна использованы для идеологической борьбы. Там, где невозможно было использовать вооруженную силу, ставка во влиянии на массы делалась на печатное слово.

Очевидец событий Джон Рид свидетельствует: "Какой бурный поток воззваний, афиш, расклеенных и разбрасываемых повсюду, газет, протестующих, проклинающих и пророчащих гибель! Настало время борьбы печатных станков, ибо все остальное оружие находилось в руках Советов" [2].

«Факты перемежались массой всевозможных слухов, сплетен и явной лжи. Так, например, один молодой интеллигент-кадет, бывший личный секретарь Милюкова, а потом Терещенко, отвёл нас в сторону и рассказал нам все подробности о взятии Зимнего дворца. «Большевиков вели германские и австрийские офицеры!» - утверждал он.

«Так ли это? - вежливо спрашивали мы. - Откуда вы знаете?»

«Там был один из моих друзей. Он рассказал мне».

«Но как же он разобрал, что это были германские офицеры?»

«Да они были в немецкой форме!…»

"...Но гораздо серьёзнее были рассказы о большевистских насилиях и жестокостях, - пишет журналист. - Так, например, повсюду говорилось и печаталось, будто бы красногвардейцы не только разграбили дочиста весь Зимний дворец, но перебили обезоруженных юнкеров и хладнокровно зарезали нескольких министров. Что до женщин-солдат, то большинство из них было изнасиловано и даже покончило самоубийством, не стерпя мучений…" [3].

Ситуация доходила до абсурда. "Дело Народа" публиковало слухи о насилиях, творимых большевиками над арестованными членами Временного правительства и юнкерами в Петропавловской крепости [4]. В то же самое время городской глава Шрейдер выступал в Думе: «Товарищи и граждане! Я только что узнал, что все заключённые в Петропавловской крепости находятся в величайшей опасности. Большевистская стража раздела донага и подвергла пыткам четырнадцать юнкеров Павловского училища. Один из них сошёл с ума. Стража угрожает расправиться с министрами самосудом». [5]

Дума немедленно организовала специальную комиссию по расследованию преступлений большевиков. В ближайшем номере "Дела Народа" был обещан ее детальный отчет, и его пришлось опубликовать - согласно данным меньшевика Рывлина, который в составе комиссии посетил юнкеров и министров Маниковского и Пальчинского, отношение к ним со стороны большевиков было хорошее [6].

СНК в этом конфликте честно пытался отвечать на печатное слово печатным словом. "Правда" писала, что "Новая Жизнь" ведет политику разжигания злобы против большевиков и печатает на своих столбцах сведения, противоречащие одно другому. Приход большевиков к власти "Новая Жизнь" называла "авантюрой невежественных демагогов" [7]. Ежедневно главный печатный орган большевиков помещал опровержения тиражируемых слухов, но кампания только разрасталась.

В стенах Думы муссировались слухи о комиссарах, идущих распускать всенародно избранное самоуправление. Когда на ступенях городского собрания большевику Рязанову, будущему депутату Учредительного собрания, был задан прямой вопрос «Вы намерены распустить думу?», он отвечал: «Да нет же, боже мой! Тут какое-то недоразумение… Я ещё утром заявил городскому голове, что дума будет оставлена в покое…» [8]

Жуткие слухи поступали, и тут же разносились прессой, из Москвы. «Приезжие из «матушки Москвы белокаменной» рассказывали страшные вещи. Тысячи людей убиты. Тверская и Кузнецкий в пламени, храм Василия Блаженного превращён в дымящиеся развалины, Успенский собор рассыпается в прах, Спасские ворота Кремля вот-вот обрушатся, дума сожжена дотла»[9].

В условиях общей неразберихи и отсутствия достоверных сведений эти слухи производили угнетающее впечатление. 2(15) ноября комиссар народного просвещения Луначарский покинул Совет Народных Комиссаров со словами «Не могу я выдержать этого!» [10]. На следующий день в газетах появилось его заявление: «Я только что услышал от очевидцев то, что произошло в Москве. Собор Василия Блаженного, Успенский собор разрушаются. Кремль, где собраны сейчас все важнейшие художественные сокровища Петрограда и Москвы, бомбардируется..."

Луначарский обращался к народу: "Товарищи! Стряслась в Москве страшная, непоправимая беда. Гражданская война привела к бомбардировке многих частей города. Возникли пожары. Имели место разрушения. Непередаваемо страшно быть комиссаром просвещения в дни свирепой, беспощадной, уничтожающей войны и стихийного разрушения... Но на мне лежит ответственность за охрану художественного имущества народа…

Нельзя оставаться на посту, где ты бессилен. Поэтому я подал в отставку.

Но я умоляю вас, товарищи, поддержите меня, помогите мне. Храните для себя и потомства красы нашей земли. Будьте стражами народного достояния.

Скоро и самые темные, которых гнет так долго держал в невежестве, просветятся и поймут, каким источником радости, силы, мудрости являются художественные произведения.

Русский трудовой народ, будь хозяином рачительным, бережливым!

Граждане, все, все граждане, берегите наше общее богатство.

Народный комиссар по просвещению А.Луначарский.

3 ноября 1917 г.». [11].

Луначарского удалось убедить, что слухи страшно преувеличивают масштабы случившегося в Москве, он остался на своем посту. Но речь идет о народном комиссаре, министре Советского правительства. Можно представить себе, какое влияние эти слухи оказывали на простых обывателей.

Вместе с тем кадетская, меньшевистская и эсеровская пресса публиковала приказы Керенского, воззвания Краснова, сводки о продвижении войск Ставки к Петрограду и т.д. и т.п.

Этой политике информационного террора СНК противопоставил Декрет о печати от 27 октября (9 ноября) 1917 года. В нем были «приняты временные и экстренные меры для пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса». «Как только новый порядок упрочится, – подчеркивалось в декрете, - всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону» [12].

Согласно декрету, «закрытию подлежат лишь органы прессы: 1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т.е. уголовно наказуемого характера». В декрете подчеркивалось, что «Настоящее положение имеет временный характер и будет отменено особым указом по наступлении нормальных условий общественной жизни».

Решение советского правительства вызвало бурю негодования, на большевиков посыпались обвинения в отходе от собственной программы, декларирующей свободу печати. Попытка закрыть печатные органы, «сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов» лишь подлила масла в огонь информационного противостояния.

Более того - декрет, фактически, не действовал. Закрытые в соответствии с ним газеты на следующий же день возрождались под новыми названиями.

Политика информационного давления на Советскую власть щедро финансировалась из самых разнообразных источников. Так, в газете "Знамя Труда", органе левых эсеров, появилось разоблачение личного секретаря Брешко-Брешковской В.Бакрылова. Он писал, что на издание газеты "Воля Народа" Брешко-Брешковская получила из каких-то кругов 100 000 рублей с условием проводить в газете мысль, что все основные законы (о земле и проч.) должны быть проведены лишь Учредительным собранием. Следующей крупной суммой были 2 100 тыс. руб, полученные ей, совместно с Керенским, от американцев. На них выходили эсеровские издания "Земля и Воля", "Воля Народа", "Народная Правда" [13].

"Новая Жизнь" получила для газеты полмиллиона от банкира Груббе через Сибирский банк. Союзный торговый атташе Лич субсидировал газету "Эхо" (после "закрытия" - "Молва"). [14].

Как мы помним, ЦИК 1-го состава не пожелал распуститься и примкнул к Комитету спасения. На советские деньги, которые он отказался передать ВЦИКу 2-го созыва, выпускались "За Свободу", "Набат", "Революционный Набат", "Набат Революции", "Солдатский Крик", "За Свободу Народа" и др. [15]

Активное участие в финансировании антисоветской прессы принимали банкиры, фабриканты, все те, кого позже назовут "бывшими".

В ответ СНК решилось на применение серьезных мер в отношении печатных изданий. 4(17) ноября 1917 года на рассмотрение ВЦИК была внесена подготовленная Лениным резолюция по вопросу о печати. В ней говорилось уже об «установлении нового режима в области печати, такого режима, при котором капиталисты-собственники типографий и бумаги не могли бы становиться самодержавными фабрикантами общественного мнения». [16]

Резолюция без обиняков говорила о необходимости национализации печатной отрасли в центре и на местах, «передачи их в собственность Советской власти». Вопрос свободы слова решался в резолюции следующим образом: предусматривалось, чтобы «партии и группы могли пользоваться техническими средствами печатания сообразно своей действительной идейной силе, т.е. пропорционально числу своих сторонников».

Резолюция вызвала на заседании ВЦИК настоящий скандал. Ее чтение прерывалось выкриками «Конфискуйте типографию «Правды»!..» Левый эсер Карелин выступил с обличающей речью: «Три недели назад большевики были самыми яростными защитниками свободы печати… Аргументы, приводимые в этой резолюции, странным образом напоминают точку зрения старых черносотенцев и царских цензоров…» [17] Его поддержали не только однопартийцы, но и многие большевики.

Большевик Ларин в своем выступлении заявил, что уже приближаются выборы в Учредительное собрание, и пора покончить с «политическим террором». «Необходимо смягчить мероприятия, принятые против свободы печати» [18]. Ларин предложил альтернативную резолюцию:

«Декрет Совета Народных Комиссаров о печати отменяется… Политические репрессии подчиняются предварительному разрешению трибунала, избираемого ЦИК (на основе пропорционального представительства) и имеющего право пересмотреть также все уже произведённые аресты, закрытие газет и т.д.» [19] Проект резолюции был встречен аплодисментами.

Лидерам большевиков пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить хотя бы часть собравшихся в том, что борьба продолжается, и отменять в этих условиях Декрет о печати было бы крайне неблагоразумно. Более того, обстоятельства требуют более решительных мер по борьбе с информационной атакой.

В ходе голосования за резолюцию Ларина высказались 22 участника заседания, против – 31. Резолюция, предложенная Лениным, была принята 34 голосами против 24. При этом часть большевиков заявила, что не будут подавать голос за «какое бы то ни было ограничение свободы печати» [20].

7(20) ноября 1917 года СНК нанес новый удар - на этот раз по экономической составляющей печатного дела, введя государственную монополию на размещение объявлений в газетах, сборниках, на афишах и т.д. «Печатать таковые объявления могут только издания Временного рабочего и крестьянского правительства в Петрограде и издания местных Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов», - говорилось в «Декрете о введении государственной монополии на объявления» [21].

Однако эти меры, объективно ведущие к ущемлению свободы слова, не были продуманной политикой большевиков, более того, они вызывали неприятие в самой большевистской партии. Закрытия газет, попытки лишить издателей возможности пользоваться контрреволюционными источниками финансирования, централизация типографий и бумаги, являлись элементами противодействия информационной антибольшевистской кампании, начавшейся после Октября.

Так, под давлением обстоятельств, складывалась политика большевистского СНК в отношении прессы в первые месяцы после Октябрьской революции. Впоследствии, с началом Гражданской войны и крайним усугублением экономического кризиса, дебаты о свободе слова утратили всякое значение. Дореволюционную прессу и прессу периода Временного правительства убили не большевики, ее уничтожила Гражданская война. Новая советская пресса рождалась в 20-е годы, фактически, с чистого листа.

Примечания:

[1] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[2] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[3] Там же

[4] D.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[5] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[6] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[7] Там же

[8] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[9] Там же

[10] Там же

[11] Там же

[12] «Декрет о печати». 27 октября (9 ноября) 1917 г. Приводится по Электронная библиотека истфака МГУ, «Декреты Советской власти 1917–1918 гг» /

[13] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[14] Там же

[15] Там же

[16] «Резолюция ВЦИК по вопросу о печати». Приводится по Электронная библиотека истфака МГУ, «Декреты Советской власти 1917–1918 гг» -11-04.htm

[17] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[18] Там же

[19] Там же

[20] Там же

[21] «Декрет о введении государственной монополии на объявления». Приводится по Электронная библиотека истфака МГУ, «Декреты Советской власти 1917–1918 гг» -11-07.htm

25. Экономическая борьба. Национализация банков

Другим оружием антисоветских сил, объединенных Комитетом спасения, были административные рычаги. Петроградская городская дума контролировала городское хозяйство. Важные посты в учреждениях Петрограда занимала аристократия, а также представители и сторонники кадетской партии. К Комитету примкнули Союз банковских служащих, Союз служащих министерства финансов и другие чиновничьи, финансовые и промышленные объединения. На вооруженное восстание большевиков они ответили тотальной забастовкой своих министерств, ведомств и компаний.

На следующий день после октябрьского восстания забастовку объявили служащие министерства труда. В скором времени к ней примкнули служащие министерства торговли и промышленности, министерства народного просвещения, министерства земледелия, министерства иностранных дел, государственного контроля, министерства финансов, министерства внутренних дел, министерства путей сообщения, управления государственных сберегательных касс, управления по делам мелкого кредита, петроградской сберегательной кассы, главного управления по делам местного хозяйства, почтово-телеграфные служащие и другие [1]. Работа государственного аппарата, к которому СНК обращался с просьбой продолжить работу, чтобы не допустить разрухи, была парализована.

Комиссаров Советского правительства в министерствах встречали либо откровенные насмешки, либо пустые помещения. Троцкий тщетно пытался договориться со служащими министерства иностранных дел. Чиновники отказались признавать его и заперлись в своих помещениях. Троцкий потребовал ключи от архивов, но их "не нашлось". Когда вызванные им рабочие начали ломать двери, ключи обнаружились, но выяснилось, что товарищ министра иностранных дел Нератов прихватил с собой основные документы и скрылся с ними в неизвестном направлении [2]

Шляпников прибыл в министерство труда. В здании было несколько сотен служащих, но ни один из них не захотел показать Шляпникову, где находится кабинет министра. А.Коллонтай, назначенная комиссаром социального обеспечения, застала пустое министерство. Вскоре выяснилось, что заместитель министра графиня С.Панина скрылась со всеми фондами [3]. Позже выяснилось, что графиня поместила средства в иностранный банк с условием, что они могут быть выданы только «законному режиму» [4].

В последующие дни министерство осаждали представители приютов и благотворительных учреждений, оказавшиеся в безвыходном положении [5].

Объявившие забастовку служащие государственных учреждений организовали стачечный центр. От его имени было опубликовано следующее воззвание: "Союз союзов служащих государственных учреждений Петрограда считает своим долгом широко оповестить население о своем решении приостановить занятия во всех государственных учреждениях... Большевики, опираясь на грубую силу штыков, объявили себя верховной властью... Теперь большевики стремятся овладеть всеми материальными средствами и всеми частями государственного управления...

Мы, служащие государственных учреждений, действуем в тесной связи со Всероссийским комитетом спасения родины и революции. Поэтому... мы... обращаем свой горячий призыв ко всем партиям, организациям и учреждениям, стоящим за необходимость спасения государственного начала в управлении. Мы зовем всех присоединиться к нашей тяжелой решительной борьбе за установление общепризнанной власти..." [6].

Чуть позже Комитет опасения Родины и революции вынес следующее постановление: "Заслушав доклад Союза союзов служащих государственных учреждений о ходе забастовки в государственных учреждениях, Комитет спасения родины и революции постановил приветствовать служащих в их мужественной борьбе... и заявить, что: 1) все бастующие служащие считаются состоящими на государственной службе, 2) передача дел в руки захватчиков или подача прошений об отставке является недопустимой, 3) вопрос о штрейкбрехерах будет рассмотрен Союзом союзов и будет представлен на рассмотрение новой власти, когда она будет сформирована" [7].

Фраза "все бастующие служащие считаются состоящими на государственной службе" не была простой декларацией. Забастовщикам выплачивали зарплату из специального фонда. Так, от члена кадетской партии Кутлера было получено для уплаты бастующим банковским служащим 540 000 рублей, затем 480 000 рублей. Взносы в фонд делали торговый дом Ив. Стахеева и К° в Москве, табачная фабрика Богданова, Кавказский банк, Тульский поземельный банк, Московский народный банк и т.д. [8]

При этом для СНК банки были закрыты. На практике они производили те выплаты, которые считали нужными. Два раза представители Совета народных комиссаров пытались получить из государственного банка деньги для расходов правительства, оба раза безуспешно - служащие банка отказывали им в выдаче средств.

У Советского правительства не было денег на зарплаты и на элементарные закупки - вплоть до закупок продовольствия. В этих условиях в середине ноября Военно-революционный комитет опубликовал воззвание, которое гласило: "Богатые классы оказывают сопротивление новому советскому правительству рабочих, солдат и крестьян. Их сторонники останавливают работу государственных и городских служащих, призывают прекращать службу в банках, пытаются прервать железнодорожное и почтово-телеграфное сообщение и прочее. Мы предостерегаем их: они играют с огнем... первыми тяготу созданного ими положения почувствуют они сами. Богатые классы и их прислужники будут лишены права получать продукты, все запасы, имеющиеся у них, будут реквизированы. Имущество главных виновников будет конфисковано" [9].

В конце месяца увидело свет второе воззвание ВРК: "На фронте голод, верхи чиновничества саботируют... Военно-революционный комитет делает этим преступникам последнее предупреждение. В случае малейшего сопротивления или противодействия с их стороны по отношению их будут приняты меры, суровость которых будет отвечать размерам совершаемого ими преступления".

Наконец, в начале декабря было опубликовано последнее объявление Военно-революционного комитета в рамках борьбы с саботажем. Согласно нему все чиновники, не приступившие к работе, объявлялись врагами народа. Воззвание грозило опубликовать их имена в прессе. В качестве репрессивной меры, согласно документу, саботажники объявлялись под общественным бойкотом [10].

С конца ноября - начала февраля СНК перешел к тактике вооруженного давления на банки (так, Госбанк был вынужден осуществить "принудительную" выдачу СНК краткосрочного заема под дулами винтовок красногвардейцев), а затем и к политике национализации.

Декретом ВЦИК от 14(27) декабря частные коммерческие банки национализировались. На банковское дело была объявлена государственнная монополия. Вооруженными отрядами было занято 28 банков и 10 отделений. Ключи от их кладовых были изъяты и переданы комиссару государственного банка. В крупнейшие банки были назначены комиссары. Декретом СНК от от 23 января (5 февраля) 1918 года все фонды частных банков передавались Государственному банку [11].

Тем не менее, лишь к началу января "Правда" могла отметить, что "работа Государственного банка почти налажена: поступило 650 новых служащих, из состава старых вернулось 400 человек" [12].

В целом же забастовка банковских служащих была самой продолжительной по сравнению с другими ведомствами - на местах она продолжалась до конца марта.

Ущерб, который был нанесен и без того разваливающейся экономике многомесячным саботажем государственных, финансовых и транспортных учреждений, сегодня вряд ли удастся оценить. Ясно лишь, что он был весьма значителен.

Аргументом политической борьбы имущих классов с властью Советов стало экономическое давление. Важно понимать, что Комитет спасения, банковские служащие и административный аппарат вовсе не стремились довести экономику страны до коллапса. В начале этой борьбы они исходили из - максимум - нескольких недель, отпущенных историей правительству большевиков. Забастовка казалась им простым способом ускорить падение власти Советов.

Но власть оказалась неожиданно стойкой. В дальнейшем же ни одна из сторон не желала идти на попятный. В итоге, когда все контрреволюционные выступления провалились, чиновничеству пришлось смириться с новой властью и восстановить работу министерств и ведомств. Что же касается банковской сферы, то она в ходе этого конфликта была национализирована. И вновь радикальный шаг был предпринят под давлением обстоятельств. В апреле 1918 года Ленин начал переговоры с банкирами о денационализации банков, но закончить их уже не удалось.

Примечания:

[1] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[2] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[3] Там же

[4] Биографический словарь «Политические деятели России. 1917», ст. Панина Софья Владимировна

[5] Д.Рид. «10 дней, которые потрясли мир». Государственное издательство политической литературы, М.1957 г. Цит. по эл. версии

[6] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[7] Там же

[8] Там же

[9] Там же

[10] Там же

[11] см. БСЭ, статья "Национализация".

[12] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

26. Вооруженная борьба. Первые репрессии большевиков

В развернувшейся сразу после Октябрьского переворота борьбе с Советами, как уже отмечалось, Комитет спасения не делал основной ставки на вооруженное сопротивление, предпочитая дождаться Керенского, который, вместе с генералом Красновым, вел на Петроград "верные" войска с фронта.

Тем не менее, из состава Комитета была выделена военная организация для подготовки вооруженного выступления. Из ее числа была сформирована делегация в составе эсеров А.Гоца, В.Зензинова, А.Чернова и др., которая была направлена навстречу Керенскому для координации действий.

Заговорщики были задержаны красногвардейцами на выезде из Петрограда. Однако их практически сразу отпустили, кроме Гоца, у которого обнаружились документы, проливающие свет на цели поездки. Он был под конвоем доставлен в Смольный, откуда выпущен после краткой беседы - под честное слово явиться на завтра для более обстоятельного разговора. Вместо этого он скрылся [1].

Между тем военная организация Комитета спасения продолжала подготовку. Нужно, однако, упомянуть, что первенство в подготовке вооруженного выступления против большевиков впоследствии оспаривалось – эсеры утверждали, что главная роль в подготовке юнкерского восстания принадлежала именно их партии. «ЦК (эсеров – Д.Л.) в те дни дал мне определенное полномочие организовать вооруженное сопротивление перевороту большевиков, - вспоминал позднее член ЦК ПСР А.Гоц. - Если я счел более целесообразным в данном случае действовать не от имени ЦК, а от имени Комитета спасения Родины и революции, и не только я, но и все мои друзья, которые принимали участие в организации контратаки на большевиков в октябрьские дни, то это объяснялось тем обстоятельством, что Комитет спасения Родины и революции в то время был наиболее авторитетной, наиболее крупной, наиболее влиятельной демократической и социалистической организацией… которая объединяла… своих рядах все демократические, все социалистические, все профессиональные рабочие организации, все демократические органы самоуправления, не стоявшие на большевистской точке зрения» [2].

Председателем военной комиссии Центрального комитета с.р. был член ЦК партии Герштейн, секретарем - Ракитин-Броун. Позже Ракитин-Броун сообщал об этой подготовке "Я, Краковецкий и Брудерер созвали заседание военной комиссии, на котором было решено выступить, как только войска Керенского подойдут близко к Петрограду. Соответственно этому мы укрепили те связи с эсеровскими ячейками, которые имелись во всех юнкерских частях. Связь хорошая была с Константиновским артиллерийским училищем, с Михайловским артиллерийским, Павловским, Владимирским пехотными и Николаевским инженерным. Завели хотя и слабую связь с Николаевским кавалерийским. 8, 9, 10 ноября (нового стиля - Д.Л) от этих училищ у нас дежурили представители. 10 ноября я был на свидании с Гоцем. Гоц заявил, что Комитет спасения родины и революции назначил в качестве руководителя восстания полковника Полковникова, бывшего командующего войсками… округа". [3]

28 октября (10 ноября) состоялось совещание военной комиссии Комитета спасения родины и революции и военной комиссии Центрального комитета партии эсеров. В связи с приближением Керенского к Петрограду, было принято решение выступить немедленно. Заседание определило план восстания. О нем позже рассказывал один из участников совещания: "Сначала мы захватываем телефонную станцию, Михайловский манеж, где стояли броневики, и начинаем восстание в Николаевском инженерном замке. Другой центр восстания на Васильевском острове: владимирцы и павловцы, которые соединяются и захватывают Петропавловскую крепость, где у нас были связи с самокатчиками (в реальности они не выступили - Д.Л.) Затем мы соединяемся и общими силами занимаем Смольный.

Нам был известен пароль караула на телефонной станции, и мы имели пропуска для свободного движения по городу, мы имели также связь с Михайловским броневым манежем, в котором имелись машины, и где были свои люди" [4].

Восстание началось в ночь на 29 октября (11 ноября). Юкерами был без сопротивления занят Михайловский броневой манеж и телефонная станция. Все телефоны Смольного были выключены.

Одновременно Полковников издал приказ N 1 войскам петроградского гарнизона: "Петроград 29 октября, 2 часа утра. По поручению Всероссийского комитета спасения родины и революции я вступил в командование войсками спасения. Приказываю: во-первых, никаких приказаний Военно-революционного комитета большевиков не исполнять; во-вторых, комиссаров Военно-революционного комитета во всех частях гарнизона арестовать и направить в пункт, который будет указан дополнительно; в-третьих, немедленно прислать от каждой отдельной части одного представителя в Николаевское военно-инженерное училище (Николаевский инженерный замок). Все не исполнившие этот приказ будут считаться изменниками революции, изменниками родины. Командующий войсками Комитета спасения генерального штаба полковник Полковников. Полковник Халтулари" [5].

От имени Комитета спасения было опубликовано следующее воззвание: "Петроград, 29 октября. Войсками Комитета спасения родины и революции освобождены все юнкерские училища и казачьи части. Занят Михайловский дворец. Захвачены броневые и орудийные автомобили. Занята телефонная станция, и стягиваются силы для занятия оказавшихся, благодаря принятым мерам, совершенно изолированными Петропавловской крепости и Смольного института, -последних убежищ большевиков" [6].

В свою очередь к тому времени уже освобожденный большевиками из Петропавловской крепости министр внутренних дел Временного правительства Никитин разослал циркулярно, "всем, всем", телеграмму: "Петроград. 29 октября... События в Петрограде развиваются благополучно. Керенский с войсками приближается к Петрограду. В петроградских войсках колебание; телефонная станция занята юнкерами. В городе происходят стычки. Население относится к большевикам с ненавистью. Комитет спасения принимает энергичные меры к изолированию большевиков. Временное правительство принимает необходимые меры к восстановлению деятельности всего правительственного аппарата при полной поддержке служащих. Министр внутренних дел Никитин" [7].

Однако события развивались вовсе не так радужно, как рисовали себе заговорщики. Смольный на тот момент уже имел полный план восстания. Случилось это так: правый эсер А.Брудерер был задержан по пути во Владимирское училище, комендантом которого он был назначен Комитетом спасения [8]. При нем обнаружились документы о дислокации сил восставших, подробный план выступления, а также приказы владимирцам. Интересно, что сразу после подавления юнкерского мятежа Брудерер был отпущен на свободу.

Благодаря полученным сведениям, СНК удалось в кратчайшие сроки блокировать юнкерские подразделения, по больше части не допустив их выхода за стены училищь. Попытки заговорщиков прислать им на помощь броневики их Михайловского манежа натолкнулись на саботаж водителей. В разных частях города произошли вооруженные столкновения, не переросшие, однако, в уличную войну.

К 4 часам дня восстание было ликвидировано. Комитет спасения Родины и революции распорядился прекратить дальнейшее сопротивление. Сдавшихся юнкеров под конвоем доставили в Петропавловскую крепость. Многие из них участвовали в обороне Зимнего и были отпущены 25 октября (7 ноября) под честное слово. Настроение среди юнкеров было подавленное. Они были уверены, что вот теперь-то их точно расстреляют.

Восстание началось 29 октября по старому стилю. В первых числах ноября юнкера были выпущены на свободу. Также на свободе оказались и руководители мятежа. Полковников уехал на Дон к Каледину, Краковецкий в Сибирь, где руководил позже иркутским юнкерским восстанием. Центральный комитет партии эсеров и Комитет спасения Родины и революции продолжали существовать легально.

***

Организации-антагонисты Советской власти ощутили административное давление СНК лишь 10 (23) ноября, с выходом постановления о роспуске Комитета спасения родины и революции как контрреволюционной организации. Поводом стала очередная публикация в газете народных социалистов «Народное слово» с призывом к неподчинению и свержению Советской власти.

В стенах Думы постановление СНК было проигнорировано. В газете «Известия Комитета спасения Родины и революции» было опубликовано заявление, в котором говорилось, что организация продолжает свою деятельность. Здесь же был опубликован очередной призыв с солдатам «присоединиться к Комитету спасения родины и революции, чтобы общими силами свергнуть большевиков» [9].

Правительство конфисковало номер «Известий комитета» и издало распоряжение о закрытии газеты, но на следующий же день она вышла под другим названием.

Одновременно Комитет спасения предпринял попытку организоваться во всероссийском масштабе. Под названием «Земского собора» им был созван съезд представителей земств и городов. Однако на него прибыло лишь несколько десятков делегатов. Вынеся резолюцию, осуждающую октябрьское восстание и призывающую земские и городские самоуправления к свержению «узурпаторской власти» большевиков, он закрылся [10].

16 (29) ноября СНК постановил распустить и переизбрать Петроградскую городскую думу:

«Ввиду того, что избранная 20 августа… Центральная городская дума явно и окончательно утратила право на представительство петроградского населения, придя в полное противоречие с его настроениями и желаниями… ввиду того, что наличный состав думского большинства, утратившего всякое политическое доверие, продолжает пользоваться своими формальными правами для контрреволюционного противодействия воле рабочих, солдат и крестьян, для саботажа и срыва планомерной общественной работы».

Переизбранная через 10 дней Дума оказалась полностью большевистской [11].

Дальнейшее существование Комитета спасения выглядело бессмысленным. К тому моменту в Петрограде провалились все контрреволюционные выступления. В конце ноября - начале декабря на заседании бюро ЦИК 1-го состава «было постановлено, что сотрудники Комитета спасения родины и революции жалование за декабрь не получают» [Владимирова]. По крайней мере отчасти деятельность Комитета финансировалась из советских денег, прихваченных с собой ЦИК 1-го состава.

Позже многие члены Комитета спасения сосредоточился на борьбе в «Союзе защиты Учредительного собрания».

***

Нужно отметить, что подобная мягкость со стороны большевиков была в то время обычной практикой. Так, через несколько дней после юнкерского выступления, в Петрограде был разоблачен очередной заговор. Была арестована монархическая организация во главе с В.Пуришкевичем, одним из основателей «Союза русского народа», «Союза Михаила Архангела». Суд Революционного трибунала в январе 1918 года приговорил Пуришкевича к 4 годам принудительных общественных работ, участников организации - к 3 годам. Однако уже 1 мая они были амнистированы. Пуришкевич уехал на юг, сотрудничал с белыми, издавал в Ростове-на-Дону газету «Благовест» [12].

28 ноября в Петрограде была задержана графиня С.Панина, та самая, что, будучи товарищем министра народного просвещения, скрылась, захватив с собой министерские фонды. Рассматривая ее дело, Революционный трибунал учел заслуги Паниной перед российским освободительным движением (еще в царские времена ее именовали "красной графиней"), ее человеческие достоинства (Панина сделала немало для организации благотворительных обществ) и ограничился вынесением ей общественного порицания, обязав внести в кассу Наркомпроса похищенную ранее сумму [13].

В октябре 1918 года Панина уехала на юг, увозя в чемоданчике семейные драгоценности, чтобы передать их на нужды белой армии. По иронии судьбы, на одной из станций в суете ее чемоданчик затерялся [14]. До весны 1920 года графиня на Дону активно помогала «белому делу», затем эмигрировала во Францию.

Примечания:

[1] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[2] Из защитительной речи члена ЦК ПСР А.Р. Гоца на процессе с.-.р., 1 августа 1922г. Цит. по Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 г.

[3] Цит. по Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 г.

[4] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[5] Там же

[6] Там же

[7] Там же

[8] БСЭ, ст. Юнкерский мятеж 1917

[9] В.Владимирова. «Год службы "социалистов" капиталистам». Очерки по истории, контр-революции в 1918 году. Государственное издательство, М., 1927 г. Цит. по эл. версии

[10] Там же

[11] Д.Рид

[12] БСЭ, ст. Пуришкевич Владимир Митрофанович

[13] Биографический словарь «Политические деятели России. 1917», ст. Панина Софья Владимировна

[14] Там же

27. Национализация промышленности. Первый опыт

Пожалуй, наиболее эклектично для стороннего наблюдателя выглядит промышленная политика большевиков. За несколько месяцев 1917-1918 гг. Советы успели ввести рабочий контроль над производством, отказаться от него, ввести начала централизованного планирования, приступить к национализации промышленности, отказаться от нее и все же национализировать предприятия.

Общественные требования все более полного государственного контроля за производством и распределением продуктов и товаров в Российской империи, как мы помним, появились с началом Первой мировой войны. Царское правительство, путем создания профильных комиссий, министерств, а затем и "Особых совещаний" с широкими полномочиями, все больше концентрировало управление экономикой в своих руках. В условиях распада рыночной системы распределения товаров и транспортного хаоса, ведущего к непрерывному дефициту сырья, это было вполне оправданной мерой.

Политику централизации продолжило Временное правительство, попытавшись ввести в экономическую жизнь элементы планирования. В июне 1917 года были созданы "Экономический совет" (центральный орган, возглавляющий систему регулирования экономики) и "Главный экономический комитет", на который возлагалось «руководство деятельностью всех действовавших организаций экономики, согласование мероприятий по разным отраслям хозяйственной жизни» и т.д. [1]

В этом же направлении развивалась и мысль Ленина, который в Апрельских тезисах говорил о необходимости контроля за общественным производством и распределением продуктов, уточняя, правда, что такой контроль должен осуществляться только Советами рабочих и солдатских депутатов [2].

Вопреки распространенному мнению, планирование в экономике - не эксклюзивное изобретение большевиков, а объективная тенденция развития государственной мысли того периода. "Либеральное" Временное правительство, продолжая дело царских чиновников, шло по тому же пути, что и позже Советы. Другой вопрос, что плановый орган "временных" никак не проявил себя, просто не сумев взять контроль над производством в условиях разрушающейся экономики и послереволюционного хаоса.

Если к Февралю из-за недостатка сырьевых материалов уже приходилось закрывать некоторые предприятия, к Октябрю эта "болезнь" приобрела и вовсе пугающие масштабы, когда останавливалась промышленность целых регионов, вызывая массовую безработицу и не менее массовое недовольство рабочих.

Пролетариат по-своему реагировал на разруху в промышленности. С Февраля на предприятиях начали массово появляться рабочие комитеты, или фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы, ФЗК). Основным направлением их деятельности были попытки самостоятельно, на уровне рабочих коллективов, осуществлять контроль над производством и распределением продукции. Временное правительство, следуя воле обстоятельств, законом от 23 апреля (6 мая) «О рабочих комитетах на промышленных предприятиях», фактически узаконило фабзавкомы как органы, уполномоченные представлять рабочих в отношениях с предпринимателями и правительством [3].

Если появившиеся в России профсоюзы, находящиеся под преимущественным влиянием меньшевиков, боролись за экономические права рабочих, объединяя по нескольку предприятий, а иногда и целую отрасль, то фабзавкомы - стихийные "производственные Советы" - появляясь на каждом конкретном заводе, сразу проявили стремление участвовать в управлении им наравне с владельцем. В отдельных случаях предприниматели приходили к соглашению с фабзавкомами, налаживая производство в новых условиях, в других битва за руководство предприятием разворачивалась не на жизнь, а на смерть. Владельцы, не желая поступиться единовластием, прибегали к локауту, закрывая свои предприятия.

В мае в Петрограде прошло первое совещание фабзавкомов, собравшее представителей более 400 предприятий. Ленин, делая ставку на Советы рабочих и солдатских депутатов, не мог обойти вниманием это мероприятие. В подготовленной им «Резолюции об экономических мерах борьбы с разрухой» говорилось:

«Полное расстройство всей хозяйственной жизни в России достигло такой степени, что катастрофа неслыханных размеров, останавливающая совершенно целый ряд важнейших производств… стала неминуемой.

Ни бюрократическим путем, т. е. созданием учреждений с преобладанием капиталистов и чиновников, ни при условии охраны прибылей капиталистов, их всевластия в производстве, их господства над финансовым капиталом, их коммерческой тайны по отношению к их банковым, торговым и промышленным делам, спасения от катастрофы найти нельзя. Это с безусловной ясностью установил опыт целого ряда частичных проявлений кризиса в отдельных отраслях производства.

…Путь к спасению от катастрофы лежит только в установлении действительно рабочего контроля за производством... Рабочий контроль, признанный уже капиталистами в ряде случаев конфликта, должен быть немедленно развит, путем ряда тщательно обдуманных и постепенных, но без всякой оттяжки осуществляемых мер, в полное регулирование производства и распределения продуктов рабочими» [4].

В пролетарском государстве передача функции контроля за производством в руки рабочих организаций выглядела вполне логично. С этой концепцией большевики шли к вооруженному восстанию. Одновременно рабочие комитеты набирали силу и влияние. Вслед за майским совещанием последовала 2-я конференция петроградских ФЗК августа 1917 года, а затем и Всероссийская конференция ФЗК октября 1917 года.

Заметно расширялись функции фабзавкомов. На предприятиях они решали вопросы расценок и зарплаты, приема и увольнения, выработки тарифов, заключения коллективных договоров, организации медицинской помощи рабочим, снабжения рабочих продовольствием. При многих ФЗК имелись конфликтные, культурно-просветитительские и другие комиссии [5].

Лозунги Октябрьского переворота «Земля крестьянам, фабрики рабочим» были восприняты фабзавкомами буквально. Сам факт пролетарской революции означал, с точки зрения рабочих, что производственный аппарат страны теперь принадлежит им. Процесс, запущенный в Феврале, после Октября принял характер неуправляемой стихии.

Введение рабочего контроля на предприятиях принимало самые разные формы и влекло за собой самые непредсказуемые последствия. Вряд ли возможно проследить какую-либо закономерность в этих процессах первых недель и месяцев революции. Фабзавкомы каждого из предприятий по-своему понимали свою выгоду. Где-то условия труда и зарплата соответствовали требованиям рабочих, и здесь удавалось договориться с владельцем предприятия. В отдельных случаях стремление сохранить статус-кво принимало весьма обескураживающие формы: в одной из отраслей ФЗК и предприниматели пришли к соглашению не проводить в жизнь декрет, воспрещавший работу в ночную смену для женщин [6]. В другой ФЗК совместно с предпринимателями воспротивились попыткам синдицирования (объединения в союз) заводов, занимающихся производством военного снаряжения.

В других случаях рабочие просто брали контроль над предприятием в свои руки, изгоняя прежних владельцев. Известен целый ряд случаев, когда фабзавкомы тщетно бились над восстановлением производства и, не имея управленческого, бухгалтерского и инженерного опыта, закрывали предприятия. Например, Московскую пуговичную фабрику пришлось закрыть из-за неспособности комитета справиться с ее управлением [7]. В ряде случаев фабзавкомы, отстранив предпринимателей от управления, приходили к необходимости обращаться к ним затем с просьбой о возвращении.

Известны прецеденты, когда пришедшие к управлению заводом ФЗК распродавали запасы сырья, оборудование, и распределяли полученные средства. Так они представляли себе высшую революционную справедливость – капитал, который раньше был собственностью буржуя, теперь на уравнительной основе распределялся среди рабочих. Нужно отметить, что с другой стороны ту же тактику проводили и сами предприниматели, ведя дело к распродаже активов и закрытию производства.

Всего Советская Россия пережила три волны национализации, причем на первом этапе в собственность государства переходили отдельные предприятия, на втором – с весны 1918 года, началась национализация целых отраслей, третья стадия национализации – тотальная, или «мобилизационная» – пришлась на годы Гражданской войны и имела характер военной меры.

Первая волна была вызвана как действиями рабочего контроля, так и действиями предпринимателей, стремившихся к закрытию предприятий. Меньше всего молодой Советской власти нужна была остановка промышленности. Потому СНК был вынужден с одной стороны одергивать слишком ретивые фабзавкомы, часто идя на создание конфликтных комиссий и стремясь уладить разногласия между ФЗК и владельцами, с другой – принимать управление заводами, где подобного рода соглашения стали невозможны, но рабочий контроль не справлялся с организацией производства. И с третьей стороны – национализировать предприятия, владельцы которых умышленно вели дело к их закрытию или бросали их на произвол судьбы.

Исследователи отмечают [8], что первые декреты о национализации всегда указывали причины, вызвавшие или оправдывавшие национализацию. Так, «Общество электрического освещения» было национализировано потому, что руководство, несмотря на правительственные субсидии, «привело предприятие к полному финансовому краху и конфликту со служащими». Путиловский завод - из-за «задолженности в казну». Среди постановлений о национализации встречаются обоснования «ввиду заявления правления... о ликвидации дел общества», «из-за неспособности продолжать выполнять план и ввиду его важности для правительства» и др.

Непосредственный рабочий контроль над предприятиями, таким образом, оказался дискредитирован уже в первые недели революции. Упорядочить его стихийность большевики пытались «Положениями о рабочем контроле» от 14(27) ноября 1917 года, впрочем, сами его авторы отмечали, что «жизнь обогнала нас». Структура управления, которая предписывалась «положениями», была создана чисто формально и не отвечала реальному положению дел.

Между тем рабочий контроль принимал все более гомерические формы. Среди курьезов того времени известен декрет Совнаркома об упразднении Советов служащих, захвативших контроль над советским учреждением - народным комиссариатом почт и телеграфов [9].

В итоге 2(15) декабря 1917 года СНК издал Декрет об учреждении Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), на который возлагались задачи по «организация народного хозяйства и государственных финансов». ВСНХ, как следовало из декрета, «вырабатывает общие нормы и план регулирования экономической жизни страны, согласует и объединяет деятельность центральных и местных регулирующих учреждений (совещаний по топливу, металлу, транспорту, центральный продовольственный комитет и пр.), соответствующих

Народных комиссариатов (торговли и промышленности, продовольствия, земледелия, финансов, военно-морского и т.д.), Всероссийского совета рабочего контроля, а также соответственную деятельность фабрично-заводских и профессиональных организаций рабочего класса». [10]

Органы рабочего контроля, таким образом, сами брались декретом под контроль. Причем, в документе явно неспроста появились следующие строки: «Все существующие учреждения по регулированию хозяйства подчиняются Высшему совету народного хозяйства, которому предоставляется право их реформирования».

В отношении хозяйственной деятельности ВСНХ предоставлялось «право конфискации, реквизиции, секвестра, принудительного синдицирования различных отраслей промышленности и торговли и прочих мероприятий в области производства, распределения и государственных финансов». Таким образом, создавалось наделенное широкими полномочиями центральное хозяйственное управление всей экономикой страны.

Интересно отметить, насколько ВСНХ походил на знакомые нам еще по царскому периоду «Особые совещания». С той лишь разницей, что царское правительство успело создать лишь Совещания по конкретным отраслям хозяйства, так и не объединив их централизованной управляющей структурой. ВСНХ же как раз такой центральной структурой и являлся. В дальнейшем Высший совет обзавелся сетью местных органов – Совнархозов, создал «особые комиссии» для каждой отрасли промышленности, что только усилило сходство.

Более того, в создании своей управляющей сети ВСНХ как раз и опирался на структуры, появившиеся еще до революции. Так, в металлургической отрасли в 1915 году был сформирован официальный комитет по распределению металлов под названием Расмеко. Одними из первых актов ВСНХ было превращение Расмеко в исполнительный орган металлургической секции и передача в его руки задачи установления цен на металлы. В текстильной промышленности «конкурировали» две организации – Центротекстиль и Центроткань. ВСНХ слил их, объявив «государственным органом, объединяющим и руководящим всей деятельностью в области промышленности». Он состоял из 30 рабочих, 15 инженеров и управляющих [11]

В течение первой половины 1918 года ВСНХ постепенно вовлек в свою орбиту все такие организации (все сохранившиеся) и трансформировал их в свои административные единицы - «главки» и «центры». Интересно, что даже отраслевые журналы, которые выпускали в 1918 году эти органы, во многом сохраняли стиль и характер старых коммерческих журналов [12].

Таким образом, к весне 1918 года можно говорить о фактическом отказе Советского правительства от идеи рабочего контроля в том виде, в котором он сложился в стране. Органы управления, которые должны были сложиться «снизу», было заменены структурой управления, спущенной «сверху», подчиняющей себе все местные хозяйственные единицы. Структура эта была построена по опыту, сложившемуся еще в дореволюционные времена.

Примечания:

[1] «Архивы Санкт-Петербурга» , ЦГА СПб, Фонды периода Временного правительства

[2] В.И.Ленин, задачи пролетариата в данной революции (Апрельские тезисы). Цит по эл. версии

[3] см. БСЭ, ст. «Временное правительство»

[4] «Резолюция об экономических мерах борьбы с разрухой». ПСС, Т.32, цит. по эл. версии

[5] БСЭ, ст. «Фабрично-заводские комитеты»

[6] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990, со ссылкой на «Первый Всероссийский съезд профсоюзов», 1918, с. 175,194.

[7] Там же

[8] Там же

[9] Там же

[10] «Декрет об учреждении Высшего совета народного хозяйства». 2(15) декабря 1917 г. ». Приводится по Электронная библиотека истфака МГУ, «Декреты Советской власти 1917–1918 гг»

[11] Эдвард Карр «История Советской России». М.: Прогресс, 1990

[12] Там же

28. Национализация нефтяной отрасли как классический пример

Следующим этапом была национализация отраслей промышленности. Позднесоветская историография представляла весь процесс огосударствления как закономерный, вытекающий из социалистической идеологии. Позже, когда противоречивый характер национализации первых месяцев революции стал очевиден, следующий шаг Совета народных комиссаров - национализацию целых отраслей производства, пытались объяснить многими факторами. Например, полным развалом хозяйства в этих отраслях, или даже попытками немецкого капитала после Брестского мира прибрать к рукам акции предприятий и завладеть промышленностью России.

Главным в этих концепциях оставалось сильно романтизированное представление советской истории о всесильных и мудрых большевиках, карающих и милующих, владеющих и определяющих. О большевиках, которые проводили единую продуманную политику и контролировали все происходящие процессы. Не учитывалось в этих концепциях только одно - реально царящий в стране хаос.

Первой в Советской России была в мае 1918 года национализирована сахарная промышленность. Это решение, принятое по просьбе съезда работников сахарной промышленности, было скорее формальным – и без того выпуск сахара с заводов и его распределение были монополизированы Временным правительством. Кроме того, промышленность действительно умирала, и национализация была ее единственным спасением – во-первых, основные посевы сахарной свеклы (как и значительная часть промышленности) остались на Украине, во-вторых, в дореволюционные времена выращивали сахарную свеклу преимущественно помещичьи хозяйства.

Второй была национализирована нефтяная отрасль. Процессы, происходившие здесь, настолько показательны, что их стоит рассмотреть подробнее.

Более 93 процентов российской нефти добывалось в Баку. С начала XX века этот крупный промышленный центр сотрясали рабочие волнения. Здесь в 1904 году был заключен первый в истории России коллективный договор между рабочими и собственником. Активное участие в знаменитых бакинских стачках принимал И.В.Сталин.

Первая мировая война обострила в России спрос на топливо, а транспортная и экономическая разруха создала серьезные трудности как со снабжением промыслов необходимыми материалами и оборудованием, так и со сбытом продукции. Характерные для того времени призывы к государственному контролю над производством сполна относились и к разрушающейся нефтепромышленности, причем проводниками этих идей были не только образованные слои, но и рабочие организации, заинтересованные в стабильности производств.

Попытки Временного правительства овладеть положением были тщетны. Надвигающаяся катастрофа становилась очевидной. Еще в конце лета 1917 года представители отдельных фирм провели частные совещания, на которых договаривались в случае дальнейшего ухудшения положения "вывести валюту и ценности за границу, и оставить на местах и в центре своих ответственных служащих, которые могли бы принять ряд мер к возможному охранению имущества фирмы" [1].

Рабочий Баку на хозяйственный хаос отвечал забастовками с экономическими, а затем и политическими требованиями. Среди них звучали и призывы к рабочему контролю. Там, где в "верхах" не справлялось государство и владельцы, "снизу" естественным образом вырастали представления о том, что "руководство ведет дела неправильно". А также о том, что рабочий-то коллектив точно знает, как все должно быть организовано "по правде".

С Октябрьским переворотом власть в Баку перешла в руки местного Совета. В конце декабря 1917 года правление Союза рабочих нефтяной промышленности заявило, что «для сохранения завоеваний рабочих в экономической области, борьбы с безработицей и т.д. единственный выход - участие рабочих в организации общественного хозяйства, разрушенного войной, хищничеством и саботажем буржуазии, посредством регулирования и контроля над производством и потреблением» [2].

К этому моменту находящийся в столице СНК уже сполна прочувствовал все "прелести" стихийного введения рабочего контроля в Петрограде и всеми силами противился продолжению этой политики на местах. Однако региональные Советы, оторванные от центра, не имеющие стабильно действующей связи, в условиях разрушенного транспортного сообщения были в очень значительной степени предоставлены сами себе. В Бакинском Совете вопрос о национализации нефтяных предприятий считался делом решенным. 16 марта конференция большевиков в Баку выступила за ее скорейшее осуществление. 25 апреля СНК Бакинской Коммуны, опираясь на Центральный совет промыслово-заводских комиссий фирмы Нобель и Техническую комиссию для наблюдения за отраслью, определил в качестве важнейшей своей цели национализацию нефтяной промышленности, морского транспорта и т.п. [3].

С этой радостной новостью представитель бакинских коммунистов Тер-Габриэлян отправился в Москву. Где его ждал ошарашивающий прием. Он оставил красочное описание своей встречи с Лениным, которое о многом говорит: «Я ему (Ленину - Д.Л.) все рассказал, часа три я рассказывал о том, что у нас вообще происходит. Он мне задает вопрос: а что вы думаете делать? Я говорю, что нужно объявить национализацию нефтяной промышленности. "Спасибо, - говорит, - мы уже донационализировались. А кто у нас будет работать?" ...Бакинские рабочие. "А кто руководить-то будет?" ...Союз Бакинских инженеров. "А кто именно?" Да, разве вы знаете, - говорю - их фамилии. "Нет, - говорит, - этого нельзя".

Зовет И.Э. Гуковского... "Ну что - как вы думаете, Исидор Эммануилович, насчет национализации...?" Боже упаси..."

Невозможно... Без разрешения вопроса о национализации вернуться не могу... В.И.Ленин дал записку А.И. Рыкову, председателю ВСНХ - посмотрите, какое настроение". Поехал я к Алексею Ивановичу. "Нет, - говорит, - не можем, это значит погубить нефтяную промышленность...» [4].

Тем временем в Баку разразился острый продовольственный кризис, в результате чего вопрос о национализации нефтяной промышленности, практически не дающей средств в казну, был поднят уже и на митингах. В начале мая Бакинский СНХ, заявил о саботаже нефтепромышленников и поставил перед собой «непосредственную задачу» национализации нефтяной отрасли. В качестве подготовительной меры было издано распоряжение о трестировании всех нефтяных предприятий. 22 мая Бакинский СНК поднял цены на нефть, повысил зарплату нефтяникам «до норм питерских» и издал декрет о национализации нефтяных недр. Основанием для него служил ленинский декрет "О земле". Отныне предприятия продолжали свою деятельность на условиях аренды принадлежащих народу земель и недр.

СНК РСФСР, стремясь не допустить национализации, предпринял экстренные меры помощи Баку. 22 мая 1918 года были ассигнованы 100 млн. руб. для вывоза нефти из Баку и расплаты с рабочими и принято решение немедленно отправить из Царицына в Баку 10 тыс. пудов хлеба [5].

Последовавшая за этим стремительная переписка петроградских властей и Бакинского Совета, по сути, решила дело национализации. Телеграфная связь с Баку осуществлялась через Царицын и Астрахань и была крайне неустойчивой. И в то время, как петроградский СНК требовал остановить национализацию, находящийся в Царицыне Сталин (отвечающий в этот период за заготовку продовольствия), руководствуясь не до конца ясными мотивами телеграфировал в Баку свое одобрение политике национализации.

11 июня 1918 года из Астрахани на имя Ленина была отправлена телеграмма, в которой говорилось о публикации 2 июня бакинского декрета о национализации нефтяной промышленности. Это сообщение было неожиданным для Ленина, он сразу же попросил «немедленно» повторить телеграмму.

Объясняя свой поступок, председатель Бакинского Совета С.Г.Шаумян в письме Ленину отмечал: «На основании письма и 2 телеграмм Сталина об утверждении национализации нефтяной промышленности нами был объявлен местный декрет с указанием необходимых мероприятий для предупреждения хищения и расстройства промышленности» [6].

Центр стоял на ушах. Главный нефтяной комитет при отделе топлива ВСНХ, ответственный за регулирование «всей частной нефтяной промышленности и торговлю нефтепродуктами», на заседании от 14 июня 1918 года постановил «считать неправильным и недопустимым объявление национализации», признав ее «несвоевременной». В Баку были направлены телеграммы с требованием приостановить реализацию декрета. 18 июня 1918 года Ленин сообщал Шаумяну: «Декрета о национализации нефтяной промышленности пока не было. Предполагаем декретировать национализацию нефтяной промышленности к концу навигации. Пока организуем государственную монополию торговли нефтепродуктами» [7].

В ответ Шаумян телеграфировал в Петроград, Ленину: «Такая политика непонятна для нас крайне вредна как я уже протестовал один раз и повторяю еще решительно протестую после того что уже сделано и сделано очень хорошо возврата быть не может Эти телеграммы приносят только дезорганизацию Прошу Вашего личного вмешательства для предупреждения тяжелых последствий для промышленности» [8]. Бакинский Совнархоз телеграфировал: «Всякое промедление колебания в вопросе национализации поднимает надежду противников усилит их сопротивление легко повлечет забастовку технических сил со всеми тяжелыми последствиями тчк Изменение принятого курса невозможно просим немедленно издать декрет о национализации сообщите Баку телеграфно…» [9].

Сделанного было уже не вернуть. СНК ничего не оставалось, кроме как объявить 20 июня 1918 года о национализации нефтяной промышленности. Однако, сделано это было с существенными оговорками, свидетельствующими о стремлении ВСНХ и Нефтяного комитета сохранить, тем не менее, частную нефтепромышленность в стране. В тексте соответствующего декрета говорилось:

«1. Объявляются государственной собственностью предприятия нефтедобывающие, нефтеперерабатывающие, нефтеторговые, подсобные по бурению и транспортные...

2. Мелкие из названных в п.1 предприятий изъемлются из действия настоящего декрета. Основания и порядок означенного изъятия определяются особыми правилами, выработка которых возлагается на Главный нефтяной комитет» [10].

Национализация нефтяной промышленности, таким образом, не имела ничего общего с проводимой Советским правительством политикой и являлась, с одной стороны, следствием послереволюционного хаоса и неразберихи. С другой – предпосылки к проведению таких мер были заложены задолго до Октября. Идеи огосударствления промышленности не «вдруг» возникли в головах россиян после Октябрьского переворота – они являлись следствием длительной общественной дискуссии по преодолению разрухи в экономике.

Примечания:

[1] Которниченко В.Н. К вопросу о национализации отечественной нефтяной промышленности в 1918 г. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 10. М., 2005. С. 80-100. Цит. по Эл версии

[2] Там же

[3] Там же

[4] Там же, со ссылкой на РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Д. 4. Л. 118–119

[5] Там же

[6] Там же, со ссылкой на РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Ед. хр. 4.(Протокол № 18). Л. 33об.

[7] В.И.Ленин, ПСС Т. 50. С. 103–104, цит по эл. версии

[8] Которниченко В.Н. со ссылкой на РГАСПИ. Ф. 160. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 1–2.

[9] Там же, со ссылкой на ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 569. Л. 35.

[10] Декрет о национализации нефтяной промышленности 20 июня 1918 г. цит. по эл. версии

29. Теория и практика революционного переустройства. Почему Ленин противился национализации?

Чем были вызваны колебания Ленина в отношении национализации финансовой и промышленной системы, сложившейся в России? Основоположники марксизма называли национализацию банков в числе первоочередных мер по социалистическому переустройству общества, не говоря уже о том, что национализация промышленности - обобществление средств производства - является классической чертой социализма.

В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс приводили список первоочередных мер, которые могли бы быть осуществлены в странах победившей пролетарской революции. Среди них «Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов»; «Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией»; «Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства…» [1].

В «Требованиях Коммунистической партии в Германии», которые были написаны во время Мартовской революции 1848-1849 гг., этот «план преобразований» был проработан уже куда более детально. Среди принципиальных мер назывались вместо регулярной армии «всеобщее вооружение народа», в аграрной политике – государственная собственность на землю и организация на ней хозяйств «в интересах всего общества в крупном масштабе и при помощи самых современных научных способов». В финансовой сфере – «вместо всех частных банков учреждается государственный банк, бумаги которого имеют узаконенный курс». В вопросе служащих - «В жаловании всех государственных чиновников не будет никаких… различий». Далее речь велась об огосударствлении «всех рудников, шахт и т.д.» [2]

Нетрудно заметить, что «Апрельские тезисы» Ленина, формулирующие «задачи революционного пролетариата» в России, прямо наследуют этим документам: «Устранение полиции, армии, чиновничества. (Т. е. замена постоянной армии всеобщим вооружением народа)», - сказано, в частности, в них. «Плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего»; «Национализация всех земель в стране… Создание из каждого крупного имения… образцового хозяйства… на общественный счет»; «Слияние немедленное всех банков страны в один общенациональный банк и введение контроля над ним со стороны С.Р.Д.» [3]

Ленин четко следовал логике марксизма. И, тем не менее, складывается впечатление, что после Октября он неожиданно изменил свои взгляды, где-то проводя лишь половинчатые преобразования, а где-то и вовсе отказываясь от радикальных реформ. Такое положение часто объясняют тем, что, столкнувшись с реальным управлением страной, он вынужден был отбросить теоретические доктрины, так как действительность оказалась куда сложнее любой теории.

В действительности никакого противоречия здесь нет. Нужно лишь помнить, что согласно марксизму только развитая страна, в которой капиталистический путь развития достиг своего предела и уже тормозит рост производительных сил, может осуществить революционный переход к низшей, или подготовительной стадии коммунизма – социализму. В «Коммунистическом манифесте», говоря о «средствах для переворота во всем способе производства» (часть из них приведена выше), Маркс и Энгельс отмечали: «Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах. Однако в наиболее передовых странах (выделено Д.Л.) могут быть почти повсеместно применены следующие меры…»

Напомним, что разрабатывая «Требования Коммунистической партии…» они исходили из того, что Германия на данном этапе своего развития является крупной капиталистической страной, имеющей серьезную промышленность и развитый пролетариат. В своей социально-экономической эволюции она далеко ушла от уровня Англии или Франции времен буржуазных революций, что дает шанс на перерастание Мартовской революции в Германии непосредственно в пролетарскую.

Совершенно иная ситуация складывалась в России. Яркое свидетельство тому – неясность характера революций 1905 и 1917 годов. Ленин исходил в этом вопросе из двоякого представления: с одной стороны революция буржуазная, с другой – ее движущей силой является пролетариат в союзе с крестьянством. Но «перепрыгивать» формации, «отменять их декретами» Ленин не собирался. Принципиальным для него являлся именно буржуазный характер революции, ее особенности же давали шанс на переход в свое время к социалистическому этапу, да и то при соблюдении определенных условий – начала социалистической революции в ведущих странах Европы.

До начала Мировой революции, которая должны была прийти на помощь молодой Республике Советов, взявший власть пролетариат вынужден был выжидать, только готовясь к социалистическим преобразованиям. Ленину, как убежденному марксисту, и в голову не могло прийти «ввести» социализм в отсталой аграрной стране – это просто противоречило бы сформулированным Марксом законам исторического развития.

В «Апрельских тезисах», говоря о задачах пролетариата в целом, Ленин, переходя к конкретике, специально подчеркивает: «Не «введение» социализма, как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны С. Р. Д. (выделено Д.Л.)» Пришедший к власти революционный народ должен был, как и всякая власть, установить свой контроль над государственными и экономическими институтами посредством собственных органов управления – Советов.

Нужно учитывать, что в работах Ленина содержится множество призывов к социализму, к строительству социализма и т.д., и в этих цитатах легко запутаться. Важно брать их в контексте работы и внимательно следить за мыслью лидера большевиков.

Так, в брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», Ленин обрушивается на "соглашателей": "Либо быть революционным демократом на деле. Тогда нельзя бояться шагов к социализму.

Либо бояться шагов к социализму, осуждать их по-плехановски, по-дановски, по-черновски доводами, что наша революция буржуазная, что нельзя «вводить» социализма и т.п., - и тогда неминуемо скатиться к Керенскому, Милюкову и Корнилову, т. е. реакционно-бюрократически подавлять «революционно-демократические» стремления рабочих и крестьянских масс. Середины нет".

«И в этом, - пишет Ленин, - основное противоречие нашей революции. Стоять на месте нельзя - в истории вообще, во время войны в особенности. Надо идти либо вперед, либо назад. Идти вперед, в России XX века, завоевавшей республику и демократизм революционным путем, нельзя, не идя к социализму, не делая шагов к нему (шагов, обусловленных и определяемых уровнем техники и культуры)… (выделено Д.Л.)».

[4].

Выше мы цитировали резолюцию Ленина о рабочем контроле, внесенную на совещание фабзавкомов. Процитируем ее дальше – чтобы понять, как представлял себе Ленин структуру такого контроля:

«...необходимо, во-1-х, чтобы во всех решающих учреждениях было обеспечено большинство за рабочими не менее трех четвертей всех голосов при обязательном привлечении к участию как не отошедших от дела предпринимателей, так и технически научно образованного персонала; Во-2-х, чтобы фабричные и заводские комитеты, центральные и местные Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а равно профессиональные союзы, получили право участвовать в контроле с открытием для них всех торговых и банковых книг и обязательством сообщать им все данные; в-3-х, чтобы представители всех крупных демократических и социалистических партий получили такое же право» [5].

Нетрудно заметить, что эта резолюция во-первых предусматривала сохранение на предприятиях собственников, а следовательно и капиталистических отношений. Во-вторых, представляла рабочий контроль на предприятиях как своеобразное акционерное общество с распределением "пакета акций" среди трудового коллектива. И в третьих, гласила об экономическом контроле за деятельностью предпринимателя («с открытием для них всех торговых и банковых книг…»), а вовсе не о непосредственном управлении производством.

Именно о таком рабочем контроле говорил Ленин, выступая в Петроградском Совете с исторической речью о свержении Временного правительства. «Мы учредим подлинный рабочий контроль над производством», - заявил он.

Проект декрета о рабочем контроле, опубликованный Лениным спустя неделю в «Правде», гласил:

«Органами рабочего контроля на местах являются фабрично-заводские комитеты… Фабрично-заводские комитеты действуют согласно закону и в пределах инструкций, вырабатываемых местными советами рабочего контроля… Советы рабочего контроля, составленные из представителей профессиональных союзов, фабрично-заводских комитетов и Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, разрешают все спорные вопросы и конфликты, вырабатывают, сообразуясь с особенностями производства и местными условиями, инструкции в пределах постановлений и указаний Всероссийского совета рабочего контроля и наблюдают за правильным функционированием подчиненных им низших органов контроля… Всероссийский совет рабочего контроля вырабатывает общие планы, намечает технические и финансовые задачи… рассматривает и

решает конфликты… и служит высшей инстанцией для всех дел, связанных с рабочим

контролем…. Для согласования деятельности органов рабочего контроля с организациями, регулирующими промышленность, и для проведения в жизнь планомерной организации народного хозяйства Всероссийский совет рабочего контроля устраивает соединенные заседания со Всероссийским советом урегулирования промышленности» [6].

Ленинский проект, принятый впоследствии в качестве закона (запоздалого), описывал централизованную государственную структуру рабочего контроля, которая в целом повторяла структуру Советов. В ней не было и намека на ту анарахо-синдикалистскую силу, в которую превратился рабочий контроль в действительности.

Ленин говорил о принципиально ином контроле и задумывался о принципиально иных органах управления производством в стране. Путь, по которому пошли ФЗК, был для большевиков серьезной и неприятной неожиданностью. Не менее неприятной неожиданностью были и последствия такого развития событий, приведшие к преждевременной хаотичной национализации промышленности.

Овладеть этими процессами Советской власти удалось лишь летом 1918 года, причем, достаточно оригинальным методом. 28 июня 1918 года был выпущен декрет о национализации всех крупных предприятий в РСФСР. «Впредь до особого распоряжения Высшего совета народного хозяйства по каждому отдельному предприятию, - было сказано в нем, - предприятия, объявленные согласно настоящему декрету достоянием Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, признаются находящимися в безвозмездном арендном пользовании прежних владельцев; правления и бывшие собственники финансируют их на прежних основаниях, а равно получают с них доходы на прежних основаниях» [7].

Примечания:

[1] Манифест Коммунистической партии К.Маркс - Ф.Энгельс (1848). Цит. по эл. версии

[2] «Требования Коммунистической партии в Германии». К.Маркс, Ф.Энгельс, 1848 г. Цит по эл версии ?/biblioteka/marxism/marxs/1848trebovaniya.htm

[3] В.И.Ленин, задачи пролетариата в данной революции (Апрельские тезисы). Цит по эл. версии

[4] В.И.Ленин, Грозящая катастрофа и как с ней бороться (1917) Цит. по эл. версии

[5] «Резолюция об экономических мерах борьбы с разрухой». ПСС, Т.32, цит. по эл. версии

[6] Положение о рабочем контроле. 14(27) ноября 1917 г. Цит. по эл. версии

[7] «Декрет о национализации предприятий ряда отраслей промышленности, предприятий в области железнодорожного транспорта, по местному благоустройству и паровых мельниц. 28 июня 1917 г.». Приводится по Электронная библиотека истфака МГУ, «Декреты Советской власти 1917–1918 гг» -06-28.htm

Оглавление

Введение

I. БОРЬБА ИДЕЙ

  1. Октябрьская буржуазная революция, или Сколько революций было в России?

  2. Основной вопрос революции от его зарождения до разрешения.

  3. Зарождение марксизма в России

  4. Ересь революции – современный взгляд

  5. Первая проверка на прочность

  6. Перманентная революция и мировая революция

  7. Особый путь в марксистской концепции

II. ЦАРСКОЕ НАСЛЕДИЕ

  8. Холодная гражданская война

  9. 1914-1917 гг.: Продовольственный кризис

  10. Причины возникновения продовольственного кризиса

  11. Меры по разрешению продовольственного кризиса: карточки, реквизиции, продразверстка

  12. Экономическая политика Временного правительства

III. ОКТЯБРЬ

  13. Большевики на пути к революции

  14. Первые дни Февраля

  15. Меньшевистский дрейф Каменева, Сталина, Муранова

  16. Ленин разбивает надежды

  17. На пути к Республике Советов

  18. Вопрос о вооруженном восстании. Новый раскол в партии большевиков

  19. Октябрьский переворот

  20. Установление Советской власти по всей стране. Победа в Гражданской войне за нескольких недель

  21. Терминология революции, Или вопросы демократии, диктатуры и гражданской войны

IV. ПОД ДАВЛЕНИЕМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. ПОЛИТИКА БОЛЬШЕВИКОВ В ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ

  22. Власть Советов…

  23. …и ее антагонисты. Как расколоть большевиков?

  24. Дебаты о свободе слова

  25. Экономическая борьба. Национализация банков

  26. Вооруженная борьба. Первые репрессии большевиков

  27. Национализация промышленности. Первый опыт

  28. Национализация нефтяной отрасли как классический пример

  29. Теория и практика революционного переустройства. Почему Ленин противился национализации?

Реклама на сайте