«Германский прихвостень или Московский запроданец?»

Вольфганг Акунов «ГЕРМАНСКИЙ ПРИХВОСТЕНЬ», ИЛИ «МОСКОВСКИЙ ЗАПРОДАНЕЦ»?

Был у нас гетман Скоропадский, сидел на немецких штыках.

Сгинул, проклятый.

Около Думы верхом на гнедом английском коне стоял гетман в белой черкеске и маленькой мятой папахе. В опущенной руке он держал стек. Позади гетмана застыли, как монументы, на черных чугунных конях немецкие генералы в касках с золочеными шишаками. Почти у всех немцев поблескивали в глазах монокли. Части проходили и нестройно кричали гетману «Слава!». В ответ он только подносил стек к папахе и слегка горячил коня.

Около Думы верхом на гнедом английском коне стоял гетман в белой черкеске и маленькой мятой папахе. В опущенной руке он держал стек. Позади гетмана застыли, как монументы, на черных чугунных конях немецкие генералы в касках с золочеными шишаками. Почти у всех немцев поблескивали в глазах монокли. Части проходили и нестройно кричали гетману «Слава!». В ответ он только подносил стек к папахе и слегка горячил коня.

Большевизм, уничтоживши всякую культуру, превратил бы нашу чудную страну в высохшую равнину, где со временем уселся бы капитализм, но какой!.. Не тот слабый и мягкотелый, который тлел у нас до сих пор, а всесильный Бог, в ногах которого будет валяться и пресмыкаться тот же народ.

«Из хохлов создав чудом нацию,

Пан Павло кроит федерацию…»

1. «Доброго корени добрая поросль»

Не только расплодившимся в нынешней России и «странах СНГ» так называемым «асфальтовым» и «неасфальтовым» казакам, но и «иногородним» (а по-казачьи — «мужикам») свойственно, к сожалению, плохое знание не только всемирной, но и собственной истории. Ее восприятие все еще происходит в соответствии с советскими мифами, а ныне во все большей степени дает себя знать и чрезмерное увлечение опусами разных самоучек, рассчитанными, скорее всего, на читателей самого младшего школьного возраста, при почти повсеместном пренебрежении исследованиями серьезных ученых. К тому же в российских организациях либо вообще игнорируют опыт казачьего государственного строительства и самоуправления в пределах других республик бывшего СССР либо в период первой Гражданской войны (1917–1922 годов). Между тем, к примеру, опыт возрождения днепровского (запорожского, реестрового, вольного) казачества, официально исчезнувшего в России к концу XVIII века, представляется весьма поучительным в плане успешного сотрудничества с германскими военными властями с целью успешного противостояния деструктивным силам анархии и большевизма.

В наше время инициатор этого успешного сотрудничества — Гетман Украинской Державы, бывший генерал-лейтенант Русской Императорской армии Павел Петрович Скоропадский, читателю в России знаком, в лучшем случае, по воспоминаниям Константина Паустовского («гетман наш босяцкий, Павло Скоропадский…»), а в худшем — по несравненно более популярным произведениям Михаила Булгакова — пьесе «Дни Турбиных» и роману «Белая Гвардия». Автор, тяготеющий к мистике и необузданной фантазии (к чему, в общем-то, можно отнестись с пониманием, учитывая место и время написания его произведений), как в романе, так и в пьесе обрисовал гетмана Скоропадского в достаточно неприглядном виде. Но одно дело — литературный и сценический герой, изображенный, хочешь-не хочешь, в соответствии с требованиями определенного (пусть даже неосознанного) социального заказа. А другое дело — скрывающийся за ним облик реального, живого человека из плоти и крови. Так что же это был за человек — Павел Скоропадский, и каковы были наиболее значительные из осуществленных им социально-экономических преобразований?

Павел Петрович Скоропадский родился 3 мая 1873 года в семье представителя одного из древнейших и знаменитейших малороссийских (или, если кому так нравится больше — украинских) казачьих родов, и Марии Миклашевской. Известнейшим предком будущего гетмана по отцовской линии был генеральный референдарий Илья Скоропадский, верный соратник Богдана Хмельницкого, присягавший на верность России (а точнее — Царю Алексею Михайловичу, и в его лице — Великим Государям Московским из рода Романовых) при заключении Переяславского договора в достопамятном 1654 году. А род его матери — Миклашевские — происходил по прямой линии от Великого князя Литовского и Русского Гедимина. Стены старинного дедовского дома в Тростянце на Черниговщине, где воспитывался маленький Павлик, были украшены старинными, потемневшими от времени портретами малороссийских гетманов и славных представителей казачьей старшины, там всегда звучали мелодичные украинские песни. Впоследствии будущий гетман поручил известному библиографу Б. Модзалевскому архивные розыски для составления генеалогического древа своего рода, оказавшегося на удивление пышным.

В 1893 году Павел Скоропадский с блеском окончил самое элитное военное учебное заведение Российской империи — Пажеский корпус — и вступил корнетом в Лейб-гвардии Кавалергардский полк. Молодой офицер успешно командовал эскадроном, заслужил самые лестные оценки начальства и был вскоре назначен полковым адъютантом. Товарищами Павла Скоропадского по Кавалергардскому полку были отпрыски известнейших дворянских фамилий Российской империи, многим из которых — например, барону Карлу-Густаву Эмилю фон Маннергейму (пришлось в не столь далеком будущем вписать немало славных страниц в историю Русско-Японской и Великой войны, а в годы российской Смуты возглавить силы Белой гвардии в смертельной схватке с большевизмом). Во время служебных отпусков молодой блестящий кавалергард объехал почти всю Европу.

2. За Веру, Царя и Отечество

В 1898 году Павел Скоропадский сочетался законным браком с Александрой Дурново — дочери генерал-адъютанта П. Дурново и княгини М. Кочубей. Но счастье молодых супругов длилось всего недолгих шесть лет. Когда в 1904 году на Дальнем Востоке разразилась Русско-японская война, Павел Скоропадский незамедлительно подал рапорт и добился перевода есаулом в 3-й Верхнеудинский казачий полк действующей армии. Отличными военными познаниями и выдающейся храбростью Скоропадский в первые же недели войны обратил на себя внимание командующего Восточным отрядом Маньчжурской армии генерала графа А. Келлера, сделавшего молодого казачьего офицера своим адъютантом. Впрочем, на новой должности Скоропадский как-то не прижился и очень скоро добился возвращения в строй, став командиром сотни 2-го Читинского полка Забайкальского казачьего войска. За личное мужество в бою молодой офицер, быстро заслуживший искреннее уважение и любовь казаков-забайкальцев, был награжден золотым Георгиевским оружием. Его супруга также самоотверженно несла нелегкую фронтовую службу, хотя и на другом «участке фронта» — сестрой милосердия в санитарном поезде российского Красного Креста.

Конец Русско-японской войны застал Павла Скоропадского в чине полковника, на посту адъютанта Главнокомандующего русских войск на Дальнем Востоке генерала Линевича (между прочим, тоже — родового малороссийского казака).

Вернувшись с фронта, полковник Скоропадский стал флигель-адъютантом Государя Императора и Самодержца Всероссийского Николая II. К описываемому времени в придворных кругах возникла не лишенная оригинальности идея к двухсотлетию Полтавской битвы (выиграть которую Петр Великий смог не в последнюю очередь благодаря помощи казачьей конницы гетмана Ивана Скоропадского) наградить кого-нибудь из достойных потомков малороссийских казаков чисто почетным (как тогда казалось) титулом «Гетмана Украины» — по примеру графа Разумовского, носившего этот титул при Императрице Елизавете Петровне в середине XVIII века, что не давало ему, однако, никакой реальной власти на Украине, разделенной на губернии и включенной на общих основаниях в состав Российской Империи.

Учитывая обширные связи и боевые заслуги Павла Скоропадского, а также тот немаловажный факт, что именно его славный предок Иван Скоропадский, приведший на помощь русской армии под Полтаву гораздо больше казаков, чем являвшийся формально гетманом Иван Мазепа и кошевой атаман Запорожского войска Константин Гордиенко вместе взятые привели на помощь шведам, был назначен Петром Великим правителем Украины, именно Павел Скоропадский считался почти что неоспоримым кандидатом на это почетное звание «Гетмана» (царскою милостью). Но, по трезвом размышлении, Павел Скоропадский отказался от предложенной ему чести стать «придворным гетманом» (может быть, в его отказе сыграло определенную роль и то, что в петербургском доме Скоропадских относились не без некоторого сочувствия к памяти Ивана Мазепы).

До самого начала в 1914 году Великой (или Великой Отечественной, как ее еще называли современники описываемых событий) войны Павел Скоропадский — владелец нескольких богатых имений в Черниговской и Полтавской губерниях — занимался благотворительной деятельностью. Кроме того, он вложил немалую часть своих личных средств в восстановление боевой мощи разгромленного японцами под Порт-Артуром и Цусимой русского военно-морского флота. Интересно, кто из наших современников и соотечественников сегодня знает что-либо об этой стороне деятельности «босяцкого гетмана»? А надо бы знать!

В 1911 году Павел Скоропадский получил назначение командиром 20-го Финляндского драгунского полка, затем — командиром Лейб-Гвардии Конного полка. 25 марта 1912 года он получил чин генерал-майора и был причислен к Свите Его Императорского Величества. Под командованием Скоропадского вверенный ему полк, по праву именуемый «полком русских шевалье», поскольку в нем традиционно служили сыновья лучших аристократических родов России, вскоре превратился в один из лучших кавалерийских полков Российской империи. И когда разразилась Великая война, полк Скоропадского в одном из первых же боев этой войны, 6 августа 1914 года, наголову разгромил германскую бригаду. За эту блестящую победу генерал-майор Павел Скоропадский решением Георгиевской Думы императорской Конной Гвардии был удостоен высшей боевой награды — ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени. В те месяцы и годы имя генерала Скоропадского постоянно упоминалось российской печатью в числе славнейших героев Великой войны. В скором времени он принял под свое командование 1-ю гвардейскую бригаду, а 12 сентября 1915 года, после успешных боев под Трисвятами, был повышен в звании до генерал-лейтенанта. 2 апреля 1916 года вступил в командование 1-й Гвардейской кавалерийской дивизией. 1917 год застал генерал-лейтенанта Павла Скоропадского на посту командира 34-го армейского корпуса.

3. Порвалась цепь великая…

Он осудил отречение Государя Императора от прародительского престола (между прочим, не предусмотренное законами Российской империи, верховным блюстителем и хранителем которых считался сам Государь). Между тем, отречение Царя было расценено многими тогдашними российскими общественными деятелями, придерживавшимися «украинофильских» (то есть направленных, если не на отделение Малороссии от Российской державы, то, по крайней мере, на ее автономию) взглядов, как событие, ознаменовавшее собой утрату Переяславским договором о воссоединении Украины с Россией всякой юридической сил. Ведь гетман Богдан Хмельницкий и его казаки, восставшие против власти польско-литовской «Речи Посполитой» подчеркивали «волим под Царя Русского, Православного» и присягали на верность именно Русскому Православному Царю, а в отсутствие Царя все их клятвы в верности как бы «повисали в воздухе»). Как говорил шолоховский дед Гришака в «Тихом Доне»: «Я своему белому царю присягал, а мужикам я не присягал… Так-то!»…

Не мог не задумываться обо всем этом и Павел Скоропадский. Разрыв династической унии России и Малороссии-Украины настолько оживил теперь уже не просто «украинофильское», но подлинно украинское национальное движение, что весной бурного 1917 года на Украине (остававшейся пока еще в составе России) возник свой собственный представительный орган — Центральная Рада.

На фронте же, неустанно подрываемом и разлагаемом большевицкой агитацией, дела шли все хуже. Еще до назначения генерала Скоропадского 34-й армейский корпус, под влиянием подрывной пропаганды большевиков, первым во всей армии разогнал офицеров и наотрез отказался выполнять приказы командования. С приходом Скоропадского ситуация, однако, переменилась коренным образом. Новый командующий не только молниеносно навел во вверенном ему корпусе порядок, введя железную дисциплину, но и в кратчайшие сроки превратил свой корпус в один из лучших в армии! Достаточно сказать, что после окончательного развала русской армии большевицкими агитаторами корпус Скоропадского разоружился последним изо всех русских армейских корпусов, а Павел Скоропадский остался последним царским генералом, к которому подчиненные, несмотря на кадетско-октябристко-эсеро-анархо-большевицкую «демократизацию», обращались по-прежнему, как при «проклятом» царском режиме: «Ваше Высокопревосходительство».

Солдаты разлагавшейся на глазах русской армии отказывались воевать, утешая себя тем, что «до Урала и Сибири немец не дойдет!» и дезертировали десятками тысяч «делить землю». В отчаянных попытках спасти положение Временное правительство сделало ставку на формирование в составе армии «национальных» воинских частей. Вверенному Павлу Скоропадскому 34-й армейскому корпусу суждено было стать первым соединением, подвергнутом так называемой «украинизации» (он даже получил в августе рокового для исторической России 1917 года официальное наименование «1-го Украинского корпуса»).

Корпус прошел своеобразную «этническую чистку». Из его рядов были удалены все солдаты и офицеры «не украинцы» (то есть, заявившие, что не считают себя украинцами, хотя бы их фамилии оканчивались на «-ко» — иных способов отделить «украинских овец» от «неукраинских козлищ» — или наоборот! — в добольшевицкой России, где в паспорте имелась только графа «вероисповедание», но не имелось графы «национальность», попросту не существовало!), переведенные в другие воинские части, а на их место были переведены «украинцы» (то есть, военнослужащие, считавшие, или в одночасье решившие считать себя таковыми!). И вскоре германский фронт на Украине держали только «украинизированные» соединения «армии Свободной России» (выражаясь языком «душки» Керенского и его сплошь масонского окружения), а именно — 1-й Украинский корпус генерала П. П. Скоропадского (60 000 штыков), две казачьи «сердюцкие» дивизии («сердюки» — традиционное название лейб-гвардии малороссийских гетманов) полковника В. А. (Омельяновича-) Павленко (15 000 штыков и сабель), 56-я дивизия бывшей русской 8-й армии и несколько более мелких частей.

Вопреки до сих пор бытующим у нас в России (в особенности в «национал-патриотической» среде, не говоря уже о среде большевицких недобитков, которые, традиционно «не видя в собственном глазу бревна», считают всех «украинских самостийников» сплошь «погромщиками, пьяницами и грабителями» — в каковой оценке, парадоксальным образом, трогательно сходятся откровенный «белогвардеец» Михаил Булгаков, «беспартийный эстет» Константин Паустовский, «красный граф» и человек без принципов Алексей Толстой и оголтелый большевик-фанатик Николай Островский!) представлениям, эти «украинизированные» части, отличавшиеся — на фоне всеобщих «измены, трусости и обмана»! — высочайшим боевым духом и строжайшей дисциплиной, под командованием опытных офицеров-фронтовиков, сражались с таким мужеством и высоким боевым мастерством, что не кто иной, как будущий герой Белой России — тогдашний Главнокомандующий Русской армией генерал Лавр Георгиевич Корнилов — назвал «украинцев» лучшими воинскими соединениями, которыми он когда-либо командовал!

Что же касается генерала «Павло» Скоропадского, то ему еще предстояло сыграть решающую роль в стабилизации обстановки на Украине, взбаламученной революцией, возглавив силы реакции и порядка — под сенью германских штыков, умело обращенных им из силы деструктивной в конструктивную, под чьим прикрытием он — подобно атаману П. Н. Краснову на Дону! — смог, вопреки всему, начать державное строительство…

4. За «малую Родину»

После захвата большевиками власти в центральных областях обезглавленной Российской державы на Киев, для разгона Центральной Рады, удушения провозглашенной (для отделения не от России, а, прежде всего — от узурпировавшего власть над Россией преступного большевицкого режима!) Украинской Народной республики (УНР) и установления «Власти Советов» (или, в «украинизированном» варианте — «Влады рад»), двинулась бывшая русская (а ныне — «обольшевиченная») 7-я армия. В авангарде этого «ударного отряда Мировой революции» наступал 2-й гвардейский корпус во главе со «взбесившейся самкой революции» — комиссаршей Евгенией Бош. Однако, скрестив штыки с бойцами Скоропадского, «революционные орлы» очень скоро поняли, что драться с ними будет, пожалуй, потруднее, чем резать сдавшихся под честное слово русских офицеров или расстреливать заложников. Части генерала Скоропадского, перекрыв линии железных дорог, рядом сокрушительных ударов наголову разгромили отряды 7-й армии «украинского» большевичья. В конце концов, вояки Евгении Бош дали себя разоружить и погрузить в эшелоны, после чего заметно протрезвевшие и притихшие «буревестники мировой революции» были отправлены в красную Россию в обход «санированной» Украины.

В свете всех изложенных выше фактов, не представляется удивительным, что Павел Скоропадский пользовался огромной популярностью не только в военных кругах, тысячами нитей связанных с исторической Россией, но и среди возрождающегося украинского казачества («вильного козацтва»). Начало возрождению казачьего движения в Малороссии было положено еще в июле 1917 года в Звенигородском уезде Киевщины, после чего процесс распространился и по другим ее уездам, перекинувшись на другой берег Днепра — на Полтавщину, Черниговщину и Екатеринославщину. Необходимо отметить ту мощную народную поддержку, которую повсеместно встречало казачье возрождение. Так, в славном давними традициями, идущими еще со времен Гетмана Богдана Хмельницкого, городе Чигирине был созван Всеукраинский съезд «Вильного козацтва». 6 октября 1917 года две тысячи делегатов съезда, представлявших 60 000 казаков (или, по-украински, «козаков») пяти традиционных «козачьих» губерний избрали генерала Павла Скоропадского своим Войсковым Атаманом (или, по-украински «Отаманом») и Главнокомандующим войсками Центральной Рады. Подчиненное ему казачество незамедлительно принялось формировать свои «курени» и «коши» со штатным вооружением бывшей Русской Императорской Армии.

Быстрый рост авторитета молодого генерала и сосредоточение в его руках, по существу, почти всех боеспособных воинских формирований вызвали, однако, резко отрицательную реакцию Центральной Рады, состоявшей, главным образом, из разношерстных социалистических и революционных партий всех мастей во главе с «демократами» — историком М. Грушевским и В. Винниченко (впоследствии перешедших на службу к большевикам). Рада, провозгласившая основным содержанием своей политики лозунг: «Нам не нужна несоциалистическая Украина!», неустанно обвиняла спасшего ее штыками и шашками своих казаков и солдат (или, по-украински, «стрельцов») от большевизма генерала Скоропадского в «контрреволюционных замыслах и устремлениях».

Самого непримиримого врага Скоропадский нажил себе в лице социалиста и Генерального секретаря Центральной Рады по военным делам (то есть министра обороны) масона Симона Петлюры. Этот бывший семинарист и член Украинской социал-демократической рабочей партии, подобно Троцкому в Москве, окружил себя студентами-недоучками, прапорщиками военного времени, анархиствующей матросней. Петлюра, остро ощущавший свою полную некомпетентность и никчемность перед военными профессионалами, прошедшими школу старой царской армии, старался избавляться от них при первой же возможности (в отличие от более хитрого Троцкого, сделавшего должные выводы из первоначальных ошибок и начавших, ничтоже сумняшеся, привлекать в свою «рабоче-крестьянскую» Красную армию «военспецов» из «бывших»).

Причем, при ближайшем рассмотрении, выясняется, что немалую поддержку «украинскому буржуазному националисту» и «самостийнику» Симону Петлюре оказывали российские «революционеры» большевицкой ориентации. Что же касается «украинствующих» евреев-социалистов из ближайшего петлюровского окружения, то они не замедлили ославить «царского генерала» Скоропадского «антисемитом». Впрочем, этого клейма, по иронии судьбы, не избежал и сам социалист-масон Симон Петлюра, впоследствии, уже в эмиграции, пристреленный — за ненадобностью! — как собака, большевицким агентом Шоломом Шварцбардом в Париже за «антисемитизм» и «организацию еврейских погромов на Украине»!

Отнюдь не желавший оставаться безучастным перед лицом происков этой шатии-братии, Скоропадский созвал оппозиционную Центральной Раде организацию «Украинська Громада». Руководство «Громады» состояло из офицеров «украинизированных» частей бывшей Русской Императорской армии, лидеров «Вильного козацтва» и представителей украинской интеллектуальной элиты. Программа и идеология «Громады» были просты, доходчивы и ясны любому разумному человеку — Украина охвачена анархией, Центральная Рада бессильна изменить ситуацию к лучшему, налицо настоятельная необходимость заменить обанкротившуюся левую Раду твердой властью, пользующейся всенародными доверием и поддержкой. Наилучшей же формой такой твердой власти, с учетом украинских исторических традиций, идеологи «Народной Громады» считали институт Гетманства.

Осуществить все эти положения на практике «Громаде» удалось в апреле 1918 года, когда Центральная Рада оказалась не в состоянии выполнить свои обязательства по заключенному в начале марта (одновременно с Советской Россией, или, как тогда говорили — причем не только в правых, но и в левых и даже большевицких кругах — «Совдепией») «похабному» Брестскому мирному договору с кайзеровской Германией и ее союзниками (так называемыми Центральными державами). В то время как засевшие в Москве и Петербурге «российские» большевики, отрабатывая иудины сребреники, неукоснительно гнали на Запад эшелон за эшелоном, груженные русским золотом, углем, пшеницей и прочим «маслом и яйками», поставки в Германию «хлiба и сала» с Украины постоянно срывались, поскольку «прозаседавшаяся» Центральная Рада абсолютно не контролировала ситуацию в стране (в отличие от «российских» большевиков, с первых же дней захвата власти сдавивших взятую ими в заложники страну в железных тисках жесточайшей диктатуры). К тому же в недрах самой Рады шла ожесточенная борьба за власть между сторонниками Грушевского и Винниченко. В этой борьбе за власть «украинский буржуазный националист» (каковым его честили Ленин и Троцкий «со товарищи») Винниченко договорился даже до того, что предложил во всеуслышание «провозгласить власть Советов и безотлагательно вступить в переговоры с Лениным» (кстати, все вышеозначенные господа «украинцы» изъяснялись преимущественно на русском языке!).

5. Германская поддержка

24 апреля 1918 года начальник штаба германских войск генерал Гренер на встрече с генералом Скоропадским заявил ему следующее. Если в самое ближайшее время на Украине не появится собственное сильное, способное выполнять принятые на собой Украиной международные обязательства по Брестскому договору правительство, Германская империя будет вынуждена объявить Украину оккупированной страной, а германская армия — силой оружия изымать необходимые «Второму рейху» для продолжения войны против стран Антанты на Юге и Западе сырьевые и продовольственные ресурсы. Германский кайзеровский генерал дал русскому Царскому генералу Скоропадскому совершенно недвусмысленное заверение в поддержке, сформулированное в следующих выражениях: «В случае удачного переворота Вы можете рассчитывать на содействие германских войск в деле восстановления закона и порядка… В день переворота мы будем держать нейтралитет, но крупных беспорядков не допустим». А немцы своих союзников и друзей в беде никогда не бросали — в отличие от двуличных «рыцарей Антанты»! Это было хорошо известно…

Царский генерал П. П. Скоропадский, привыкший, как человек военный (в отличие от социалистических мечтателей, прожектеров и доктринеров), трезво взвешивать свои силы и возможности, оказался перед трудным выбором. Ведь в тех условиях взять в свои руки власть на Украине не сулило ничего, кроме тяжелейшего, неблагодарного труда и борьбы с великим множеством врагов внешних и внутренних. Но обстоятельства вынуждали его действовать. Как говаривал блаженной памяти Великий Государь Император Петр Алексеевич: «Потеря времени смерти безвозвратной подобна». По словам самого генерала Скоропадского, он тогда думал: «У меня всегда будет сознание, что я человек, который ради своего собственного спокойствия упустил возможность спасти страну, трусливый и безвольный…».

В конце концов, генерал Скоропадский, принял твердое решение всецело посвятить себя борьбе за спасение от красной нечисти для начала хотя бы бывших малороссийских губерний сраженной подлым ударом в спину Российской империи, воспользовавшись поддержкой недавних противников России в Великой войне. Решившись стать Гетманом Украинской Державы, он ни на мгновение не переставал осознавать себя и оставаться в душе, прежде всего, русским Царским генералом, даже внутренне смирившись с необходимостью — ради спасения сперва части территории России, а затем уже, действуя с этого плацдарма, и всей России! — опереться на любых союзников, способных оказать ему действенную помощь, будь то германские войска, донское и кубанское казачество (поднявшее в это время знамя освободительной борьбы против клевретов Коминтерна), Грузию, Крым или Кавказ. Все это было подчинено для него решению первоочередной задачи — разгрому большевизма, этой «красной чумы», угрожавшей в равной степени всем народам и странам. Все остальное, в том числе и восстановление государственного устройства России, освобожденной от ига Коминтерна, могло, по его глубочайшему убеждению, пока и подождать.

Тем временем офицеры бывшего 1-го Украинского корпуса уже тайно формировали отряд для захвата правительственных зданий. Готовился и Съезд хлеборобов («крепких мужиков», земельных собственников, на которых мечтал опереться в своей борьбе за Великую Россию против сторонников великих порясений еще великий реформатор П. А. Столыпин, подло убитый в 1911 году слугами Мировой Закулисы не где-нибудь, а именно на Украине, в Киеве! — и помещиков), на котором было решено объявить о введении на Украине гетманского правления.

29 апреля 1918 года в Киеве состоялся Всеукраинский съезд хлеборобов. 6 432 делегата съезда выразили свое недовольство политикой Центральной Рады (в первую очередь — ее социалистическими экспериментами, национализацией земли). Съезд хлеборобов постановил: «Для спасения страны нам необходима сильная власть, нам необходим диктатор, согласно старинным обычаям — Гетман». Когда при этих словах перед собравшимися появился высокий, стройный генерал Скоропадский в черной черкеске с белым эмалевым Георгиевским крестом, зал встретил его громовыми рукоплесканиями — избрание Гетмана Украины совершилось! То обстоятельство, что Съезд хлеборобов проходил в здании цирка, сразу же вызвал град язвительных насмешек со стороны противников из разных лагерей, как правых, так и левых. Но это не было чем-то из ряда вон выходящим. Начало Французской революции 1789 года было положено клятвой депутатов Генеральных Штатов, собравшихся в павильоне для игры в мяч. Германский Совет Народных Уполномоченных — первое Временное правительство республиканской Германии во главе с социал-демократами Фридрихом Эбертом и Филиппом Шейдеманом — было сформировано 11 ноября 1918 года на Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, собравшемся в берлинском цирке Буша. А большевицкий штаб Ленина-Троцкого — так тот вообще разместился в Смольном институте благородных девиц! И никому из современников и потомков все это почему-то смешным не казалось!

6. У кормила власти

Как бы то ни было, власть тут же избранного Съездом хлеборобов Гетмана Павла Скоропадского безо всякого сопротивления всего за несколько дней установилась по всей Украине. Причем новый Гетман, без лишних проволочек упразднивший «Украинскую Народную Республику», старался действовать как можно более демократично, либерально и терпимо к своим политическим противникам и недоброжелателям. Никто из лидеров Центральной Рады не был арестован гетманскими властями или даже лишен свободы слова. Но, оставаясь на свободе, отстраненные от власти лидеры социалистической Рады во весь голос осуждали «реакционный» и «контрреволюционный» переворот, отвергая все предложения о сотрудничестве с новой властью.

А ведь Гетман всея Украины П. П. Скоропадский всерьез рассчитывал на сотрудничество со всеми конструктивными силами, ориентируясь в вопросе формирования правительства вовсе не на политические взгляды кандидатов на министерские посты, а исключительно на их профессионализм. Он не уставал повторять: «Для того, чтобы действительно что-нибудь сделать для страны, придется идти самому и убеждать других, убеждать без конца идти путем взаимных уступок…». Когда же противники Скоропадского к началу осени 1918 года, наконец, смирились с фигурой Гетмана в качестве «временного президента Украины», было уже слишком поздно. Уникальный шанс укрепить национальную власть и спасти страну от большевизма оказался непоправимо упущенным…

Тем не менее, семь с половиной месяцев правления генерала Павла Скоропадского в качестве Гетмана Украинской Державы вошли в историю и сохранились в памяти населения Украины как период относительного спокойствия и благополучия. За эти семь с половиной месяцев гетманское правительство успело принять около 400 законов. Первыми были приняты законы о восстановлении прав частной собственности на землю и изъятии по рыночной стоимости части земли у крупных землевладельцев с целью наделения землей малоземельных селян, а также об улучшении правового положения и условий труда рабочего класса.

Не менее настоятельно требовал своего решения и вопрос об исправлении допущенных социалистами из Центральной Рады внешнеполитических ошибок — например, в отношении Крыма. Заключая «похабный» Брестский мир и фактически разделяя большевицкий тезис о «мире без аннексий и контрибуций», делегация украинской Центральной Рады за столом переговоров в Брест-Литовске отказалась от Крыма, чем вызвала недоумение всех участников переговоров — даже с германской стороны. Придя к власти, гетман Скоропадский твердо заявил, что Украинская Держава не может существовать, не владея Крымом, иначе «это будет некое туловище без ног».

Гетман добился заключения договора с Крымом, имевшим собственное правительство во главе с бывшим генералом Русской Императорской армии Сулькевичем, о включении последнего в состав Украины на правах автономии. Был незамедлительно решен и вопрос о судьбе Черноморского флота. Едва узнав об избрании Скоропадского Гетманом и образовании Украинской Державы, все корабли Черноморского флота (80 % личного состава которого объявили себя украинцами) подняли «жовто-блакитные» (желто-голубые) прапоры (флаги). Вскоре Гетман Скоропадский, проявив недюжинное упорство и дипломатическую изворотливость, добился возврата Украинской Державе (а с дальним прицелом — Российской Империи, которую всегда втайне мечтал восстановить!)) всех захваченных немцами военных кораблей и вспомогательных судов бывшего русского Черноморского флота.

7. Южная армия и герцог Лейхтенбергский

Чтобы охарактеризовать сложившееся после — совершенно бескровного, между прочим! — прихода Гетмана Скоропадского к власти на Украине реальное (а не окарикатуренное в стиле Толстого — Паустовского — Булгакова и иже с ними!) положение, нам представляется уместным привести отрывок из воспоминаний одного из основателей русской монархической Южной армии — герцога Г. Н. Лейхтенбергского. Русская монархическая Южная армия, как и многие другие русские белые добровольческие формирования, совершенно открыто формировалась на Украине под защитой гетманской власти и германских оккупационных войск, формально сохранявших полный нейтралитет в русских делах, но в действительности весьма благожелательно настроенных к национальным силам русского антикоммунистического Сопротивления. Об однозначно пророссийских симпатиях Гетмана в один голос свидетельствуют практически все — даже самые строгие и нелицеприятные — критики «германского прихвостня» Скоропадского.

Так, у Михаила Булгакова в «Белой Гвардии» мы читаем:

«А днем успокаивались, видели, как временами по Крещатику, главной улице, или по Владимирской проходил полк германских гусар. Ах, и полк же был! Мохнатые шапки сидели над гордыми лицами, и чешуйчатые ремни сковывали каменные подбородки, рыжие усы торчали стрелами вверх. Лошади в эскадронах шли одна к одной, рослые, рыжие четырехвершковые лошади, и серо-голубые френчи сидели на шестистах всадниках, как чугунные мундиры их грузных германских вождей на памятниках города Берлина.

Увидев их, радовались и успокаивались и говорили далеким большевикам, злорадно скаля зубы из-за колючей пограничной проволоки:

— А ну, суньтесь!».

А у Константина Паустовского в автобиографической повести «Начало неведомого века», третьей части его монументальной «Повести о жизни»:

«По Фундуклеевской улице молча шли тяжелым шагом немецкие полки. От марша кованых сапог вздрагивали стекла. Предостерегающе били барабаны. За пехотой так же угрюмо, дробно цокая подковами, прошла кавалерия, а за ней гремя, и подскакивая по брусчатой мостовой — десятки орудий. Без единого слова, только под бой барабанов, немцы обошли по кругу весь город и вернулись в казармы».

И так далее. При желании мы могли бы привести немало аналогичных цитат из «Хождения по мукам» красного графа Алексея Толстого и многих других. Причем не только известных литераторов. Так, бывший сотрудник Музея Императора Александра III Н. М. Могилянский особо подчеркивал в своих изданных в эмиграции в Париже воспоминаниях «Трагедия Украины (из пережитого в Киеве в 1918 году)»:

«Придя в Киев, немцы прежде всего вычистили невероятно загаженный при большевиках вокзал… Они явились сюда (на Украину) друзьями, а не врагами; здесь можно будет и отдохнуть, и подкормиться. Лица сосредоточенные, дисциплина образцовая, спокойная приветливость и сознание собственного достоинства…

С появлением немцев, как по мановению волшебного жезла, без всяких угроз или угрожающих объявлений, исчезли всякие грабежи и насилия. Обыватель вздохнул свободно. Даже поздней ночью стало совершенно безопасно гулять по улицам. Открылись театры, синема, рестораны, жизнь заиграла быстрым темпом свою вечную суетливую музыку».

А вот что писал в своих воспоминаниях о жизни в Киеве под властью Гетмана Скоропадского и под защитой немецких войск герцог Г. Н. Лейхтенбергский:

«Был конец июля 1918 г. В Киеве, где я тогда проживал со своими старшими детьми, постепенно, под охраной немецких штыков, укреплялось правительство Гетмана Скоропадского, организовывалась правительственная украинская власть, водворялись покой и тишина, и экономическая жизнь края начала возрождаться.

На Дону правил Атаман Краснов и там также нарождалась вооруженная сила и укрепились порядок и тишина.

На Кубани Добровольческая армия успешно боролась с большевиками и старалась всемерно увеличивать свои силы. На юге России, таким образом, создавалась широкая база для действий против Советской Москвы в будущем. Говорю: в будущем, потому что разнородные силы — Украину, Дон и Кубань — надо было еще координировать; теоретически координировать их было бы не трудно одной просто поставленной целью — борьбой с большевизмом, как с мировым злом и мировой опасностью, и восстановлением России. Теоретически большинство деятелей того времени это и понимали, но практически достигнуть соглашения в этом направлении было крайне нелегко: мировая война все еще продолжалась, и Россия, как таковая, выбыла из строя и превратилась в арену междоусобной войны и международных интересов.

На Украине господствовали немцы, и Гетман должен был с ними считаться при каждом своем шаге. Своей армии у него еще не было и неизвестно было, когда немцы разрешат таковую создать…

Добровольческая армия, выкинув лозунг: «верность союзникам до конца», всецело рассчитывала на их, союзников, помощь и, ставя патриотическим лозунгом: Единую, неделимую Россию, не желала признавать Украины, (лишь — В. А.) поневоле считаясь с Доном и, что было хуже с практической, русской точки зрения, признавала немцев на Украине своими врагами (курсив наш — В. А.) и всячески это подчеркивала».

На деле же — самоубийственно отказывалась проявить политическую мудрость и взять протянутую ей вчерашними врагами руку. А ведь именно в этом заключалось тогда единственное средство к спасению. И данную мысль даже пламенный ненавистник гетмана Скоропадского, Михаил Афанасьевич Булгаков, вложил в уста своего любимого героя — русского белого офицера Алексея Турбина (вероятно, высказавшего сокровенные мысли самого Булгакова, остерегавшегося выражать свое мнение открыто, боясь недреманного ока советской цензуры):

«Нужно только иметь голову на плечах, и всегда можно было бы столковаться с гетманом. Нужно было бы немцам объяснить, что мы им не опасны. Конечно, война нами проиграна! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем все на свете. У нас — Троцкий. Вот что нужно было сказать немцам: вам нужен сахар, хлеб? — берите, лопайте, кормите солдат. Подавитесь, но только помогите. Дайте формироваться, ведь это вам же лучше, мы вам поможем удержать порядок на Украине, чтобы наши богоносцы не заболели московской болезнью. И будь сейчас русская армия в Городе, мы бы железной стеной были отгорожены от Москвы…»

«План же был таков, — звучно и торжественно выговорил Шервинский — когда война кончилась бы, немцы отправились бы и оказали бы помощь в борьбе с большевиками. Когда же Москва была бы занята, гетман торжественно положил бы Украину к стопам его императорского величества государя императора Николая Александровича».

Тем временем жизнь в Киеве, в котором всюду и везде охраняли покой «металлические немцы» (по образному выражению того же М. А. Булгакова), постепенно налаживалась. «Население города почти удвоилось за счет москвичей и петроградсцев. В театрах шли «Ревность» Арцыбашева и венские оперетты. По улицам проезжали патрули немецких улан с пиками и черно-красными флажками» (К. Паустовский, «Начало неведомого века»).

Как уже говорилось выше, полным ходом функционировали вербовочные бюро белой русской монархической Южной армии герцога Г. Н. Лейхтенбергского, все чины которой, в отличие от «непредрешенцев» деникинско-антантовской ориентации, носили на рукавах мундиров не бело сине-красные «национальные углы», а черно-желто-белые «романовские» шевроны.

Южная армия формировалась в Киеве под эгидой патриотического союза «Наша Родина», возглавлявшегося, наряду с герцогом Г. Н. Лейхтенбергским, известным монархистом М. Е. Акацатовым, поэтому вполне логичной представляется монархическая и прогерманская ориентация этой армии. В июле 1918 года при союзе «Наша Родина» было образовано Бюро Южной армии (фактически выполнявшее функцию штаба), под руководством полковников Русской Императорской армии Чеснакова и Вильямовского. Деятельность Бюро Южной Армии была направлена на вербовку монархически настроенных русских белых добровольцев, направлявшихся в Богучарский и Новохоперский уезды Воронежской губернии, где формировалась 1-я дивизия Южной армии, под командованием генерал-майора В. В. Семенова. Начальником штаба Южной армии был назначен генерал-майор Русской Императорской армии К. К. Шильдбах. Интересно, что начальником контрразведки Южной армии с августа 1918 года являлся бывший (с начала лета 1918 года) начальник ее вербовочного пункта Георгиевский кавалер и подполковник русской армии Павел Михайлович Бермондт (князь Авалов), сформировавший и возглавивший в дальнейшем русско-германскую Западную Добровольческую (Русскую Западную) армию (о нем будет подробнее рассказано в последующих главах нашей книги).

В августе 1918 года началось формирование 2-й дивизии Южной армии под командованием царского генерал-майора Г. Г. Джонсона в Миллерово и штаба корпуса. В течение трех месяцев по всей Украине было открыто 25 вербовочных бюро, при посредстве которых в Южную армию за это время было направлено не менее 16 000 белых добровольцев. 30 % отобщего числа добровольцев, направленных для формирования Южной армии составляли офицеры бывшей Русской Императорской армии. Одновременно при посредстве тех же самых 25 вербовочных бюро Южной армии около 4 000 добровольцев было направлено в Донскую армию генерала П. Н. Краснова (а частично, при его посредстве — в «проантантовскую» Добровольческую армию генерала Деникина). Южная армия имела свои вербовочные бюро не только на Украине, но и в других городах — например, в Пскове (тамошнее бюро возглавлял подполковник русской армии Бучинский). В конце августа 1918 года были сформированы эскадрон 1-го конного полка (командир эскадрона — полковник Якобсон) в Черткове и отдельный пехотный батальон в Богучаре. В штаб Южной армии начали поступать предложения от целых офицерских составов кавалерийских и пехотных полков бывшей русской армии, сохранивших свои старые знамена и штандарты, вступить полным составом в Южную армию при условии сохранения их частей.

Идею создания Южной армии с самого начала активно поддерживал Гетман П. П. Скоропадский. Именно Гетман передал в Южную армию кадры 4-й пехотной дивизии (13-й Белозерский и 14-й Олонецкий полки), из которых планировалось еще весной 1918 года сформировать Отдельную Крымскую боигаду украинской армии. Кроме того, в состав Южной армии были переданы кадры 19-й и 20-й пехотных дивизий, почти не использованные в регулярной армии Гетмана Скоропадского. Германское командование, с полным основанием рассматривавшее белую Добровольческую армию Деникина как силу, враждебную Германии, препятствовало поступлению в войска Деникина русских добровольцев, поощряя в то же время их вступление в Южную армию, в результате чего многие русские офицеры-патриоты оказались дезориентированными и в итоге не попали ни в Добровольческую, ни в Южную армию. И это в то время, когда каждый «белый» штык был на вес золота!

Предполагалось, что Южная армия будет действовать совместно с Донской, и донской Атаман П. Н. Краснов требовал перевода формирований Южной армии в Кантемировку. 30 сентября 1918 года Донской Атаман издал приказ о формировании Особой Южной армии в составе трех корпусов: Воронежского (бывшая Южная армия), Астраханского (бывшая Астраханская армия, о которой еще пойдет речь на дальнейших страницах этой книги) и Саратовского (бывшая Русская народная армия) под командованием генерала Н. И. Иванова (начальником штаба у которого был генерал Залесский). Осенью 1918 года армия насчитывала более 20 000 штыков и сабель. Но это был списочный состав, а на фронте против большевиков из этих 20 000 сражалось не более 3 000 бойцов.

После перевода частей Южной армии в район Черткова и Кантемировки обнаружилось, что из них насчитывается немногим больше 2 000 боеспособных. К октябрю 1918 года боевой элемент Южной армии счислялся всего 3, 5 тысячами человек. К концу октября, после четырех месяцев формирования, армия насчитывала не более 9 000 штыков и сабель. Переименованная в «Воронежский корпус», армия, под командованием генерел-лейтенанта князя Н. П. Вадбольского, была передана Северо-Восточному фронту Донской армии, и 7 ноября 1918 года генерал Семенов во главе своей 1-й дивизии выступил на фронт. Однако уже в ноябре Воронежский корпус, в котором числилось в общей сложности более 20 000 человек, при более чем 40 штабах, управлениях и учреждениях в тылу, держал фронт силами всего 3000 штыков и шашек. Части бывшей Южной армии, действовавшие на восточном направлении против красных, понесли в боях тяжелые потери. В феврале-марте 1919 года они были переформированы и включены в состав 6-й пехотной дивизии «непредрешенческих» Вооруженных Сил Юга России, окончательно подчинившись генералу А. И. Деникину.

8. Державное строительство

Но пути Южной армии и генерала Скоропадского разошлись позднее. А пока что сторонники Гетмана подготовили проект, предусматривавший восстановление исторического титула Князя Киевского (и даже Короля Украины), но Скоропадский решительно отклонил этот проект. Неустанно отметая возводимые на него политическими противниками как из левого, так и из правого («великорусского») лагеря обвинения в «украинском национализме», гетман сформировал свой Совет Министров на абсолютно «интернациональной» основе. Так, министром финансов он назначил А. Ржепецкого (поляка, то бишь «ляха»), министром труда — Ю. Вагнера (немца, то бишь «нiмця»), министром торговли — С. Гутника (еврея, то бишь «жида»), а государственным контролером — и вовсе Г. Афанасьева (великоросса, то бишь — «москаля»)…

Памятуя о словах Петра Великого: «От презрения к войне общая погибель следовать будет!», генерал Скоропадский, как кадровый военный, сразу же после своего избрания Гетманом занялся военным строительством. Военным министром он назначил бывшего командующего 4-й русской армией, родового козака генерала А. Рогозу, начальником Генерального Штаба — бывшего полковника Русской Императорской армии полковника А. Сливинского. Был принят закон об учреждении сети средних и высших военных учебных заведений, курсов переподготовки офицерских кадров. Полным ходом шла подготовка к открытию собственной Академии Генерального Штаба. В июне 1918 года была сформирована новая Сердюцкая Его Ясновельможности пана Гетмана дивизия, насчитывавшая 5 000 штыков. Началось комплектование подчиненного непосредственно самому гетману Особого корпуса из числа бывших офицеров Русской Императорской армии (которых только в одном городе Киеве насчитывалось свыше 15 000 — и это только соблаговоливших зарегистрироваться!). На будущее был утвержден план формирования восьми пехотных корпусов и четырех конных дивизий, в ряды которых предполагалось призвать 85 000 новобранцев. Флот и авиация становились самостоятельными родами войск.

Особое значение Гетман Скоропадский, как уже говорилось выше, придавал вопросам возрождения казачества, ибо рассматривал казаков как трудолюбивых земледельцев среднего достатка, способных решить продовольственную проблему, обеспечив страну продуктами питания, и одновременно — как род территориальных войск со статусом национальной гвардии, чей патриотизм и национальная ориентация абсолютно исключали всякую возможность его большевизации. Согласно Универсалу (указу) Гетмана Скоропадского, украинское казачество должно было состоять из 8 кошей (в пределах губернии), каждый из которых должен был состоять из 14 куреней-полков (в границах уездов). В казачий реестр («компут») было включено 150 000 казачьих семей. Во главе Всеукраинского козачества («козацтва») стоял сам Гетман, которому подчинялись назначаемые им же кошевые атаманы («отаманы»). Атаманами назначались лучшие военные и представители известных казачьих родов.

Не были оставлены без внимания также наука и культура. При Гетмане Скоропадском стали открываться украинские начальные школы. На базе прежних гимназий были созданы 150 государственных украинских средних школ. В русских школах (по-прежнему составлявших большинство) в качестве обязательных предметов вводились украинский язык, история украинской литературы и история Украины. Были основаны два новых государственных университета — в Киеве и Каменец-Подольске, и частный университет в Полтаве. Впервые в истории страны появилось Главное управление искусства и народной культуры, Украинский национальный архив, Государственная библиотека, музей, галерея рисования и резьбы, драматический театр, капелла, Национальная опера, Кобзарская и Симфоническая школы, Украинская академия наук и Академия искусств, во главе которых были поставлены ученые и деятели культуры, пользующиеся всеевропейской (что по тем временам означало — всемирной) известностью — В. Вернадский, Л. Билецкий, Г. Нарбут, В. Кордт, О. Кошин, И. Огненко и многие другие.

9. Дела международные

Первостепенное значение уделялось и упрочению международного положения Украинской Державы. Восстанавливая ее целостность, Гетман Скоропадский ввел свои войска в Мозырский и Пинский уезды Минской губернии, Гомельский уезд Могилевской губернии, всю Стародубщину. Памятуя о заветах прежних гетманов Самойлы Кошки (Кишки), Петра Сагайдачного и Богдана Хмельницкого, согласно которым западная граница Украины, как при древних Великих Князьях Киевских Святославе Игоревиче и Владимире Красном Солнышке — должна была проходить по Висле, Павел Скоропадский возвратил в состав державы Холмщину и Подляшье, захваченные некогда Польшей.

Гетманом были установлены военные союзы с Доном и Кубанью. Румыния была вынуждена смириться с фактом присоединения к Украинской Державе южной Бессарабии. В кратчайшие сроки Украинская Держава Гетмана Скоропадского получила широчайшее международное признание. Тридцать (!) государств мира (в первую очередь, естественно, Центральные державы — Германская, Австро-Венгерская и Оттоманская империи и Болгарское царство) установили с ней официальные дипломатические отношения, десять из них открыли в Киеве свои официальные дипломатические представительства. Сама Украинская Держава Скоропадского имела послов или дипломатические комиссии в 23 странах мира. И лишь страны Антанты, по существу, не пожелали признать «прогерманский режим Скоропадского».

Лишь после поражения и капитуляции кайзеровской Германии и других Центральных держав и незадолго до вынужденного отречения Гетмана Украинская Держава успела назначить послов в Англию, Францию и САСШ (так тогда официально именовались по-русски США), однако приступить к работе гетманские послы уже не успели. Антанта вообще высокомерно третировала гетманскую Державу, не признавая украинскую армию полноценной боевой силой. И не без помощи распространяемых «союзниками» (как, впрочем, и большевиками, и рядом не слишком дальновидных «единонеделимцев») нелепых, клеветнических слухов зародилась продолжающаяся во множестве исторических трудов и литературно-публицистических произведений недобрая традиция изображать державное украинское «вiйско» неким скопищем погромщиков, дезертиров, мародеров, пьяниц и вообще — отбросов общества, или «отребья человечества», которому большевики грозились «сколотить крепкий гроб».

Между тем, на самом деле это была — стараниями Гетмана и его подчиненных — обычная регулярная армия со своим штабом, весьма многочисленным офицерским корпусом, уставами (в том числе и дисциплинарными), и почти исключительно русской военной формой (другое дело, что в фаворитизируемой Антантой «армии» социалиста и масона Симона Петлюры все было иначе — но не надо путать «Божий дар с яичницей»)! По всему своему укладу и организации гетманская армия больше всего напоминала прежнюю Русскую Императорскую армию, разваленную революцией 1917 года. Да это и не удивительно — ведь именно из старой русской армии пришел весь командный состав, а также немалый процент нижних чинов (козаков и стрельцов) армии Украинской державы. Мало того! Факты говорят, что из всех антибольшевицких «национальных» армий времен Гражданской войны именно гетманские украинские войска были самыми многочисленными и боеспособными, хотя и страдавшими не меньше других от острой недостачи снарядов, патронов, медикаментов и прочего. Но на все попытки гетманских властей наладить диалог с Антантой и Деникиным те отвечали подозрительно-презрительным молчанием. Да кто этот «гетман» — германский наемник… «Союзники» предпочитали помогать кому угодно, только не ему. А ведь у украинцев была мощная армия, насчитывавшая до 100 000 штыков и сабель. И в союзе с этой армией «союзники» с Деникиным вполне могли бы дойти до Москвы… если бы только захотели!

10. Астраханская армия и «Юго-Восточный союз»

Особое место в сфере дипломатии уделялось вопросам сотрудничества с соседями — областями Казачьих войск. На переговорах с другим «германским ставленником» — Донским Атаманом генералом П. Н. Красновым — и Кубанской Радой Гетман Скоропадский поднял вопрос о военно-политическом союзе всех казачьих войск — недавних «жемчужин в короне Российской империи» — тем более, что по многим вопросам позиции Украинской Державы, Дона и Кубани практически совпадали. Особенно рассчитывал Гетман Скоропадский на дружественные отношения Украинской Державы с Кубанью, населенной фактически потомками запорожских козаков, переселенных на Кубань при Императрице Екатерине Великой, но свято храни вших свои давние традиции и память о славном запорожском прошлом. Гетман Скоропадский готовился направить дивизии генерала Патиева в помощь кубанцам против большевиков. Всерьез рассматривались и планы создания так называемого «Юго-Восточного Союза», в который, наряду с Украинской державой должны были войти области донского, кубанского и терского казачества, Грузия и белая Добровольческая армия (позднее — Вооруженные Силы Юга России) под командованием генерала А. И. Деникина — опять-таки, для совместной борьбы с большевизмом, жадно тянувшим свои кровавые щупальца из закабаленного слугами Третьего Интернационала сердца России — Москвы — к окраинам сраженной подлым ударом в спину великой евразийской державы. Но Деникин и слышать не желал о подобном Союзе.

Одновременно с Южной армией, хотя и независимо от нее, в Киеве летом 1918 года начала формироваться рядом крайне правых русских антибольшевицких организаций и другая, так называемая Астраханская армия, еще теснее, чем Южная, связанная с командованием германских войск на Украине. Одним из организаторов Астраханской армии был полковник Русской Императорской армии Потоцкий. Как и Южная, Астраханская армия также формировалась при непосредственном участии самого Гетмана П. П. Скоропадского, распорядившегося передать армии значительные суммы из украинской казны. В Астраханской армии служило также немало бежавших от большевицкого террора под защиту гетманских властей и германских войск на Украину офицеров — уроженцев Нижнего Поволжья. После 1-го Кубанского (Ледяного) похода Добровольческой армии и гибели генерала Л. Г. Корнилова в Астраханскую армию из Добровольческой, по призыву штабс-капитана В. Д. Парфенова, перешло более 40 только что произведенных в офицеры «первопоходников».

Части Астраханской армии, действовавшие против большевиков на Царицынском направлении, понесли в боях с красными серьезные потери. 30 сентября 1918 года приказом Донского Атамана генерала П. Н. Краснова Астраханская армия была преобразована в Астраханский корпус (Корпус Астраханского казачьего войска) и, вместе с частями Южной армии и Русской народной армии, включена в состав Особой Южной армии, как уже говорилось выше. Астраханский корпус во главе с выпускником Пажеского корпуса, Астраханским Атаманом полковником князем Д. Д. Тундутовым-Дундуковым (начальником штаба у него был полковник Рябов) насчитывавший более 3000 штыков и 1000 сабель, оборонял от красных степи за рекой Маныч. 12 апреля 1919 года Астраханский корпус, понесший в боях большие потери, был расформирован и некоторые его формирования (в частности, 1-й Астраханский добровольческий полк) вошли в сотстав 6-й пехотной дивизии деникинских Вооруженных Сил Юга России либо в состав Астраханской отдельной конной бригады.

Что же касается «Юго-Восточного Союза», то он был задуман с таким размахом, что даже обратил на себя внимание ысшего Главнокомандования германской армии и, не в последнюю очередь, самого Императора Вильгельма II. Резиденцией «Объединенного правительства Юго-Восточного союза» был избран город Екатеринодар, столица Кубанского казачьего войска, а заседания его происходили в зале 1-го отдела атаманского дворца (со временем и весь нижний этаж дворца был освобожден для канцелярии и секретарской части Объединенного правительства). Одной из первых забот правительства было, как уже упоминалось выше, установление дружественных отношений с республиками Закавказья. Для выполнения этого задания туда был выслан В. А. Харламов, председатель правительства, а затем были командированы члены правительства Бамматов, князь Д. Д. Тундутов-Дундуков и другие.

По прибытии в столицу независимой (под охраной «дружеских» штыков «ограниченного контингента» германских войск Кресса фон Крессенштейна) Грузии — Тифлис — делегаты «Объединенного правительства Юго-Восточного союза» провели совещание с грузинским правительством во главе с меньшевиками Чхенкели и Рамишвили. Чхенкели (по известному выражению А. А. Шульгина — «кавказская обезьяна»), весьма колоритная фигура на арене российской общественно-политической жизни, член РСДРП с 1898 года, являвшийся в недавнем прошлом одним из известнейших ораторов 4-й Государственной Думы, а с 1917 года — представителем масонского Временного правительства в Закавказье, с 1918 года возглавлял, в качестве Председателя, Временное Закавказское правительство, после чего занимал министерский пост в правительстве независимой Грузии.

Грузинское правительство вполне согласилось с предложениями, выдвинутыми делегатами «Объединенного правительства», и в конце декабря было выработано соглашение, согласно которому обе стороны взаимно признали друг друга, и, вплоть до оканчательного прояснения обстановки в Центральной России, признали друг друга самостоятельными единицами, входящими в будущем в Российскую Федерацию (курсив наш — В. А.) — разумеется, не большевицкую — на правах автономных, самоуправляющихся областей! Последнее обстоятельство представляется нам немаловажным — как видим, эти якобы «сепаратисты» и «германские прихвостни» (многократно заклейменные таковыми как с большевицкой, так и с «единонеделимской» стороны), в действительности не представляли себе самостоятельного существования своих автономий вне общегосударственных рамок единой Российской Державы!

В период пребывания делегатов «Юго-Восточного союза» в Тифлисе им стало известно о самоубийстве Донского Атамана генерала А. М. Каледина (предшественника генерала П. Н. Краснова на этом посту) и о свержении Донского правительства большевицкой армией вторжения. Одновременно с этим и Объединенное правительство, ввиду нараставшей большевицкой угрозы, покинуло Екатеринодар. Таким образом, его пребывавшим в Грузии делегатам не было больше никакого смысла возвращаться на Северный Кавказ, и они предпочли остаться в Тифлисе, куда, в скором времени, прибыли и эвакуировавшиеся из Екатеринодара товарищи (по принятой тогда в России терминологии — заместители) Председатели правительства Чермоев и Коцев.

Особо колоритной фигурой был князь Абдул Меджид Орцуевич Чермоев, прославившийся в годы Великой войны как офицер сформированной из горских народов Кавказа так называемой Дикой дивизии (под командованием брата Царя — Великого Князя Михаила Александровича), и ставший позднее одним из руководящих деятелей антибольшевицких «Союза объединенных горцев Кавказа» и «Горского правительства».

В начале марта 1918 году на Украину, по заключенному в рамках «похабного» Брестского мирного договора, соглашению вступили германские войска. В Киеве разместился штаб германского Главнокомандующего на Украине генерал-фельдмаршала Германа фон Эйхгорна. В середине марта 1918 года германская делегация, во главе которой стоял генерал фон Лоссов (с ним мы еще встретимся на страницах нашей книги, посвященным борьбе белых германских добровольческих частей с большевизмом в Германии и, в частности, «пивному путчу» 1923 года в Баварии) прибыла в грузинский порт Батум, оккупированный турецкими войсками генерала Нури-паши — союзниками немцев. Кроме генерала фон Лоссова, в состав германской военной делегации входили заместитель фон Лоссова граф фон дер Шуленбург (бывший секретарь германского посольства в Петрограде), полковник Роткирх и ротмистр фон Гнейзенау. От грузинского правительства для переговоров с германской делегацией отбыл Чхенкели, а от «Объединенного правительства Юго-Восточного союза» — князь Тундутов-Дундуков и Бамматов.

По воспоминаниям князя Тундутова-Дундукова, делегатам «Объединенного правительства» не были точно известны ни намерения германского главного командования, ни задания, полученные Чхенкели от грузинского правительства. Что же касается «Объединенного правительства Юго-Восточного союза», то оно поручило своим делегатам изложить германскому командованию «положение и взгляды Объединенного правительства Юго-Восточного союза и ознакомиться, как только возможно, с дальнейшими планами Германского командования, ибо до нас доходили неофициальные сведения, что Донская область и Кубанская включены в состав Украины и будут оккупированы».

В Батуме делегация Объединенного правительства пробыла до апреля 1918 года. В течение этого времени генерал фон Лоссов сносился с германским командованием и с союзным Германской империи турецким правительством в Константинополе (Стамбуле), а Батум продолжал находиться под турецкой оккупацией. На все запросы и обращения делегатов «Юго-Восточного союза» генерал фон Лоссов не давал никакого конкретного ответа, ссылаясь на то, что не может получить от своего начальства в Константинополе соответствующих инструкций.

И только в середине апреля 1918 года генерал фон Лоссов вызвал к себе Чхенкели (и других членов грузинской делегации), князя Тундутова-Дундукова, Бамматова и предложил им выехать в Берлин для личных переговоров с германским правительством. Делегация выразила своесогласие и отбыла на германском пароходе в оккупированный немцами румынский порт Констанцу, откуда специальный «экстренный» поезд-экспресс всего за двое суток, через Бухарест, Будапешт и Прагу, доставил ее в Берлин — столицу Германской империи.

По приезде в Берлин делегация была принята германским министром иностранных дел фон Кюльманом. К тому времени Чхенкели подготовил меморандум, в котором вкратце излагались состав и численность населения и границы Грузии и Юго-Восточного союза, декларация обоих правительств и протест против включения Кубанской области и части Донской области в состав Украины. Внимательно выслушав делегацию (а точнее — выступавшего от ее имени — не иначе, как по старой думской привычке! — Чхенкели), фон Кюльман обещал в скорейшем времени дать официальный ответ на обращение делегации. Через неделю после приема у фон Кюльмана, генерал фон Лоссов в беседе с членами делегации, сказал им следующее:

«По всей вероятности, Вы ничего ясного и конкретного от министерства иностранных дел не добьетесь, я возбудил ходатайство о приеме Вашем в Ставке Верховного командования и аудиенции у Императора Вильгельма».

Через несколько дней из Ставки был получен благоприятный ответ, и в тот же вечер, в сопровождении генерала фон Лоссова, делегация отбыла в город Спа, где была расположена германская Ставка. По прибытии в Спа, члены делегации были приняты Генерал-квартирмейстером Германского штаба генералом Эрихом Людендорфом (ближайшим помощником генерал-фельдмаршала П. фон Гинденбурга унд Бенкендорфа во время Великой войны).

Людендорф объявил делегации о назначенной ей на следующий день аудиенции у кайзера Вильгельма, который в описываемое время пребывал в Авесне, куда делегации предстояло быть доставленной на следующий день на военном автомобиле. В беседе с членами делегации генерал Людендорф живо интересовался положением на Северном Кавказе, донским, кубанским и терским казачеством и горскими народами, и попросил составить ему памятную записку (аналогичную меморандуму, переданному делегацией фон Кюльману в Берлине). После приема генерал Людендорф пригласил гостей из России к завтраку в офицерское казино (так у немцев нахывалось офицерское собрание). В казино к прибытию делегации уже собралось немало офицеров штаба, но за стол еще не садились, ожидая генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга (являвшегося с августа 1916 года фактическим Главнокомандующим Восточным фронтом и армией Германии, хотя официально таковым считался сам Кайзер Вильгельм II) и генерала Людендорфа. Обратимся вновь к «Исповеди» князя Тундутова-Дундукова:

«Ровно в час дня «показалась массивная фигура германского Главнокомандующего, который шел, опираясь на трость, рядом с ним шел генерал Людендорф. Мы были немедленно представлены генералом фон Лоссовым фельдмаршалу (Гинденбургу — В. А.). Фельдмаршал внимательно поздоровался со всеми нами, сказал, что он рад видеть представителей Кавказа и казачества у себя и пригласил нас к столу».

Во время завтрака делегаты «Юго-Восточного союза» сидели между Гинденбургом, Людендорфом и обер-квартирмейстером германского штаба генералом Паркенсверфером. Гинденбург и Людендорф, очень интересовавшиеся казачеством, Кавказом и Закавказьем, очень подробно расспрашивали гостей о племенах, наседляющих Кавказ, о количестве населения, о том, сильно ли пострадало население от войны. После завтрака фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф сердечно распрощались с делегатами «Юго-Восточного союза», напомнив им еще раз о назначенной на следующее утро аудиенции у кайзера Вильгельма и о том, что после Высочайшей аудиенции делегация может возвращаться прямо в Берлин.

Рано утром на следующий день был подан автомобиль. Делегации предстояло проехать 110 верст по шоссе до Авесне. Шоссе оказалось довольно плохим, разбитым армейскими грузовиками, так что ехать по нему быстро было невозможно. Около полудня делегация прибыла в маленькое французское селение Авесне, сильно пострадавшее от артиллерийского обстрела. Проехав деревушку, автомобиль свернул направо, в лес, где и остановился перед германским штабным поездом, стоявшем на проведенном в лесу запасном пути. Напротив поезда была разбита палатка. Это и был поезд германского Императора. Выйдя из автомобиля, делегаты, в сопровождении генерала фон Лоссова, направились к палатке кайзера. Навстречу им вышел сам Император Вильгельм II Гогенцоллерн.

Вновь предоставим слово князяю Тундутову-Дундукову:

«Генерал фон Лоссов представил нас. Император милостиво поздоровался со всеми и знаком предложил сесть на скамейку на площадке перед палаткой.

Император спросил, когда и как мы приехали, подробно опять расспрашивал о Кавказе и казачестве, о жизни там, причем (в отличие от Гинденбурга и Людендорфа! — В. А.) проявил большую осведомленность о тех племенах, которые населяют Кавказ. «Какая ужасная ошибка, что мы, соседи, воевали друг против друга! (курсив наш — В. А.)» — несколько раз повторил император. В 1 час был сервирован в палатке завтрак. Мы были посажены по левую руку императора. Во время завтрака было подано шампанское, император Вильгельм поднял бокал за процветание Юго-Востока и Кавказа и за установление дружеских отношений между Германией и Россией (курсив наш — В. А.).

По окончании завтрака император сказал: «Возвращайтесь в Россию (курсив наш — В. А.), все указания мною преподаны генерал-фельдмаршалу Эйхгорну, который сейчас в Киеве и ведет переговоры с донским атаманом Красновым».

Пожелав делегатам счастливого пути, германский Император сердечно простился с ними и направился к своему вагону. Сев в автомобиль, делегаты тронулись в обратный путь. В Берлине Чхенкели с грузинской делегацией остались еще на несколько дней, а князь Тундутов-Дундуков и Бамматов, простившись с генералом фон Лоссовым, выехали в Киев.

11. Жалует Царь, да не жалует псарь…

Как это ни парадоксально, но именно быстрые начальные успехи в деле восстановления закона и порядка на Украине, направленные на превращение ее в «ячейку порядка» на территории бывшей Российской империи (как это позднее случилось с Баварией — в отношении Германии, поверженной Ноябрьской революцией 1918 года!), превратили «продавшегося немцам» гетмана Скоропадского в злейшего врага как красной Совдепии, так и белой России. «Непредрешенец» генерал Деникин, беззаветно сражавшийся за Россию — «Великую, Единую, Неделимую» — честил своего бывшего боевого товарища и Георгиевского кавалер Павла Скоропадского не иначе, как «вторым Мазепой». В то же время красный наркомвоенмор Лев Давыдович Троцкий, бредивший «Мировой революцией», в огонь которой он мечтал «подкинуть Россию, как охапку дров», именовал Гетмана Скоропадского не иначе, как «украинским Бонапартом».

Причем, по трезвом размышлении, представляется, что из этих двоих деятелей, на первый взгляд, равно несправедливых в своих обвинениях, ближе к истине был все-таки подлинный германский ставленник — «демон революции», в то время как обвинении, возводившиеся на якобы «германского агента» Скоропадского генералом Деникиным, слепо уповавшим на помощь Антанты, были, мягко говоря, совсем не справедливыми. На деле же Гетман Скоропадский, пользуясь своими хорошими отношениями с немцами (как, кстати, и другой «германский ставленник» — Атаман П. Н. Краснов), переправлял с Украины на белый Дон большие партии оружия и боеприпасов, которые затем, при посредстве Краснова, попадали в «непоколебимо верную союзникам» России по Антанте Белую армию Деникина. К тому же именно на Украине, «под крылышком германского ставленника» Скоропадского находили себе прибежище многие тысячи русских офицеров и политических деятелей старой России, бежавшие от большевицкого террора, и активно действовали вербовочные бюро той же Добровольческой армии генерала Деникина.

Как писал позднее сам Гетман Скоропадский, «все невзгоды Добровольческой армии я принимаю близко к сердцу, и мне чрезвычайно тяжело тут спокойно сидеть в такую минуту, когда я всю жизнь и всю войну был с ними и разделял все радости и горести их». Да это и не удивительно. Ведь в русских Белых армиях против большевиков сражались многие недавние боевые товарищи русского генерала Скоропадского, бывших в годы Великой войны либо его начальниками, либо подчиненными, либо сослуживцами. Так, например, Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР) генерал А. И. Деникин, как командующий войсками Юго-Западного фронта в 1917 году был начальником Скоропадского, а будущий командующий белой Кавказской армией в составе ВСЮР, а позднее — Главнокомандующий пришедшей на смену Вооруженным Силам Юга России Русской армией генерал барон П. Н. Врангель в начале Великой войны, наоборот, командовал эскадроном в полку П. П. Скоропадского и был лично Скоропадским — будущим Гетманом «незалежной» Украинской Державы! — представлен к Георгию IV степени за взятие в конном строю германской батареи полевой артиллерии!

12. Кровавая развязка

Трагическая развязка для Гетмана Скоропадского наступила в ноябре рокового 1918 года. В условиях существования многочисленных внутренних врагов, постоянной угрозы со стороны Советской России и неприязни к «германскому ставленнику» со стороны двуличной Антанты гетман мог реально устоять и спасти свою «ячейку порядка» на пространстве бывшей Российской империи, только опираясь на тяжелые, но верные германские штыки. Однако в ноябре 1918 года произошла революция в Германии, и казавшиеся несокрушимыми войска «железных тевтонов» начали готовиться к эвакуации.

В срочном порядке заложив основу будущих армейских корпусов, Гетман Скоропадский пытался создать силу, способную противостоять натиску «армий Мировой революции». И сделал шаг, абсолютно неприемлемый для «украинского националиста-самостийника». Он протянул руку своему естественному союзнику — армии своей Большой Родины — Белой России. 14 ноября 1918 года Гетман провозгласил Федерацию Украины с будущей небольшевицкой Россией, что означало фактический союз с Деникиным — ревнителем «Единой-Неделимой». Однако именно это давно вынашивавшееся Гетманом заявление стало поистине началом конца его военно-политической карьеры. Решение о федерации с Россией оказалось действенным оружием в руках противников Гетмана из числа подлинных украинских националистов — слепых фанатиков «самостийности во что бы то ни стало». Если прежде они клеймили Гетмана как «заклятого врага украинского рабочего класса и трудового селянства», то теперь объявили его «изменником украинскому делу» и «бывшим царским наймитом». Развернув безудержную агитацию за «спасение неньки Украйны от триклятых москалей», противники Гетмана припомнили ему все, что могли — даже происхождение от прадеда — Гетмана Ивана Скоропадского, подтвердившего, после измены Мазепы, верность казачьей Гетманщины Российской державе…

При фактической поддержке махновских бандитов (гордо величавших себя «анархистами-коммунистами»), давно уже тревоживших гетманские власти бесчисленными, чаще мелкими, но порой и весьма болезненными «булавочными уколами», украинские социалисты и эсеры-«боротьбисты» (которые были ничуть не лучше анархистов — чего стоило одно только убийство эсерами Главнокомандующего германскими войсками на Украине генерал-фельдмаршала фон Эйхгорна в Киеве!) взяли открытый курс на вооруженное восстание, сформировав Директорию во главе с уже упоминавшимися выше В. Винниченко и С. Петлюрой. Они подбили на вооруженный мятеж сечевых стрельцов в Белой Церкви. В бою под Мотовилихой мятежникам удалось разбить сохранившие Гетману верность отборные части — гвардию сердюков и русские офицерские отряды. Через двое суток к бунтовщикам присоединились Лубенский конный полк и полк полковника Болбочана, затем Запорожская и Серожупанная дивизии регулярной гетманской армии. Воспользовавшись вспыхнувшей междоусобицей, умело разжигаемой большевицкой тайной агентурой, через образовавшуюся на северо-востоке брешь хлынули краснозвездные полчища Троцкого. Напрасно Гетман Скоропадский надеялся и на серьезную поддержку консервативных «великорусских» военно-политических кругов. Как и в отношении Донского Атамана П. Н. Краснова, эти круги оказались настолько близорукими, что по-прежнему рассматривали Гетмана, несмотря на всемерную поддержку, оказываемую им русскому Белому движению, как якобы неисправимого «украинского сепаратиста» и «германской марионетки»…

В подобной ситуации Павел Петрович, все еще обладавший огромным авторитетом в боготворивших его поначалу войсках и среди малороссийского козачества, еще мог взять верховное командование армией в свои руки. Однако для этого он «оказался слишком хорошо воспитан». Опасаясь обвинений в «диктаторских замашках» он стремился, прежде всего, положить конец братоубийственной сваре исключительно политическими методами, чтобы «не лить братскую кровь». Более того, Скоропадский принял решение, оказавшееся в тогдашней ситуации поистине роковым — назначил командующим армией своего боевого товарища и стойкого монархиста — «первую шашку России», генерала графа Федора Артуровича Келлера, бывшего командующего 3-м конным корпусом Русской Императорской армии, до конца сохранявшего верность Государю Императору Николаю Александровичу — даже после его отречения! — и отказавшегося присягать Временному правительству в феврале 1917 года. Граф Келлер — боевой генерал выдающейся храбрости, пользовавшийся высочайшим авторитетом в военных кругах (о нем у нас еще пойдет речь дальше, в главе, посвященной Донскому атаману генералу П. Н. Краснову), подобно самому Гетману Скоропадскому, считал себя, прежде всего, русским патриотом. Но взглядов своих не считал нужным скрывать — в отличие от Скоропадского, вынужденного делать это применительно к своему положению главы формально независимой державы и сложнейшими политическими обстоятельствами. Перед назначением командующим армией граф Келлер дал Гетману слово «стоять вне политики».

Но уже на следующий день «первая шашка России» фактически нарушил данное Гетману и бывшему сослуживцу обещание, пытаясь остановить распространение беспорядков, начавших местами принимать неконтролируемые властями формы. Киев, как уже говорилось выше, был буквально наводнен русскими офицерскими подразделениями. Стремясь к восстановлению закона и порядка, русские офицеры-добровольцы в запале разгромили Украинский клуб, уничтожили несколько бюстов национального украинского поэта Тараса Шевченко (буквально боготворимого «украинофилами», но пользовавшегося вполне заслуженной репутацией заклятого ненавистника Российской Империи и всего, что с ней было связано!), а в ряде случаев совершили еще более тяжкий «грех» — сорвали «жовто-блакитные» украинские «прапоры», заменив их бело-сине-красными трехцветными русскими стягами. В итоге Гетман Скоропадский был вынужден, через четверо суток после назначения, заменить графа Келлера другим «бывшим царским сатрапом» — князем Долгоруковым. Новый командующий был не менее заслуженным боевым генералом Русской Императорской армии, чем отставленный граф Келлер — но в глазах украинской общественности имело значение только то, что он был тоже «кацапузым москалем»! И выступления против Гетмана — теперь уже не столько как «германского агента», сколько как «запроданца Москвы»! — стали принимать все более угрожающий размах.

Наконец стала проявлять признаки беспокойство даже Антанта — по крайней мере на словах. Французский консул месье Энно из Одессы предложил «германскому ставленнику» военную помощь «союзников» (хотя еще неизвестно, в чем эта помощь выразилась бы и как скоро она была бы в действительности оказана!). Но Гетман Скоропадский, слишком трезво оценивавший сложившуюся ситуацию, отклонил это первое и единственное предложение Антанты, ибо считал свое дело обреченным. И не только потому, что ожидал неминуемой победы петлюровской Директории. Но и потому, что, по глубочайшему убеждению Гетмана, Директории было суждено «находиться в Киеве недель шесть, после чего здесь (в Киеве — В. А.) будут большевики», как писал Скоропадский. Он ошибся совсем ненамного. Большевики были в Киеве не через шесть, а всего через три недели после захвата города петлюровцами…

Последнюю, кровавую точку в истории Гетманства на Украине, наиболее подробно описанную в литературе, поставило ночное восстание в Киеве организованное засланными из Совдепии большевиками и украинскими социалистами, сложение Скоропадским с себя гетманских полномочий, повторное провозглашение, на обломках Украинской Державы, новой «Украинской Народной Республики», и отъезд Скоропадского «на германском бронепоезде» (на котором другой «немецкий прихвостень» — Донской атаман П. Н. Краснов мечтал, как мы увидим далее, въехать в Москву!) вместе с покидавшими Киев немецкими войсками, распропагандированными собственными большевиками-«спартаковцами», но все-таки сохранившими хотя бы внешние формы дисциплины и порядка.

Вот текст отречения Гетмана Скоропадского:

«Я, Гетман всея Украины, в течение семи с половиной месяцев прилгал все свои силы, чтобы вывести край из того тяжелого положения, в котором он пребывает. Бог дал мне силы справиться с этим заданием, и ныне я, в соответствии со сложившимися обстоятельствами, руководствуясь исключительно благом Украины, отказываюсь от власти».

В эмиграции «германский наймит» Скоропадский не взял с собой ни гроша государственных средств. Единственное, что его семья везла с собой в изгнание — это старинное фамильное серебро (которое еще предстояло не раз закладывать и перезакладывать ради куска хлеба). В первое время Павел Петрович намеревался раз и навсегда завершить свою политическую карьеру, и даже дописал до конца в 1919 году свои мемуары, охватывавшие поистине роковые события 1917–1918 годов. Однако обстоятельства властно заставили его сыграть немаловажную роль в политической эмиграции.

Укрепление советской власти на захваченной «армией Мировой революции» Украине заставило многих эмигрантов, забыв на время политические разногласия, отказавшись от своих прежних социалистических воззрений, попытаться объединить усилия. В 1920 году в эмиграции возник «Союз хлеборобов-державников», поставивший себе целью освобождение Украины от власти красного Молоха и превращение ее в наследственную монархию. В качестве будущего монарха «хлеборобы-державники» рассматривал в первую очередь Гетмана П. П. Скоропадского.

В 1921 году Скоропадский писал одному из друзей: «Я стою за самостийную Украину потому, что только ясно и определенно поставленный национальный лозунг может спасти Украину от большевицкого ига; кроме того, решительно изверившись в стремлении России всех лагерей к честному разрешению украинского вопроса, я считаю, что только стоя на самостоятельном пути, Украина и Великороссия смогут установить честные, братские взаимоотношения».

В созданное движение затем вошли другие украинские организации. В 30-е годы большая часть его была преобразована в «Союз гетманцев-державников». Самые влиятельные отделения этого «Союза» действовали в Германии (где проживал в эмиграции сам Скоропадский), в Англии и Канаде.

После прихода к власти Адольфа Гитлера бывший Царский генерал и Гетман Украины не пользовался особым доверием национал-социалистических властей. Хотя влияния давнего «германского прихвостня» еще хватало для спасения от репрессий впавших в немилость украинских эмигрантских деятелей. Так, именно Скоропадский добился от германских властей освобождения С. Бандеры, А. Мельника и Я. Стецько.

В конце Второй мировой войны П. П. Скоропадский с дочерью Елизаветой пытался выехать с территории, которой грозила опасность стать в ближайшем будущем зоной советской оккупации. Попав на баварской железнодорожной станции Платтлинг под бомбежку, бывший Гетман был тяжело ранен осколком английской авиабомбы (опять «коварный Альбион»!) и умер 26 апреля 1945 года в госпитале местного католического монастыря. Тело его было перезахоронено на кладбище в Оберсдорфе, где позднее нашли вечный покой и все члены его семьи — «доброго корени добрая поросль»….

Так завершилась жизнь блестящего аристократа и боевого генерала Русской Императорской армии, избравшего в тяжелые годы братоубийственной войны путь служения родной земли — такой, каким он его понимал! — и едва не ставшего, при определенном стечении обстоятельств (более благоприятном, чем это сложилось в действительности), связующим звеном российских, германских и украинских общественных кругов на новой политической основе. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает…

Оглавление