«Потери знамен и штандартов Российской Императорской армии в 1799 – 1917 г.г.»

Тимофей Николаевич Шевяков Потери знамен и штандартов Российской Императорской армии в 1799 – 1917 г.г.

Светлой памяти В.В. Звегинцова посвящается

“…понеже кто знамя свое или штандарт до последнего часа своея жизни не оборонит, оный недостоин есть, чтоб он имя солдата имел”

Устав Воинский 1716 г.

Наиболее неприятный для истории любой армии любого государства момент – потеря знамен и штандартов; поэтому такие факты предпочитают либо обходить стороной, либо просто умалчивать. Если же, волей-неволей, приходится таковые потери упоминать, то, в подавляющем большинстве случаев, русские военные историки приводят лишь количество утраченных знамен (причем не всегда верное), вовсе не упоминая полки, этих знамен лишившиеся. Единственным фундаментальным трудом, касающимся данного вопроса, до сих пор остается книга французского генерала, русского по происхождению, С. Андоленко “Орлы Наполеона против знамен Царя” , являющаяся ныне библиографической редкостью. Но – увы – она охватывает лишь период Наполеоновских войн 1799 – 1814 г.г. Колоссальным подспорьем являются, как ни странно, полковые истории, хотя приходится перелопачивать “единого слова ради сотни тонн словесной руды”. Кроме того, отдельные статьи появлялись и в русских эмигрантских журналах “Часовой”, “Военно-исторический вестник” и “Военная быль”. Помимо этого, масса разрозненных упоминаний и архивных материалов и (РГВИА, ф.2003, оп.2, д.д.16,17,18) упоминаний, находящихся зачастую в совершенно неожиданных местах (например, в документах о преследовании евреев, опубликованных в “Архиве Русской революции” ). С учетом всех поправок и замечаний, сопоставив всю имеющуюся на данный момент информацию, автор попытался составить возможно, наиболее полный список потерь русских знамен и штандартов в период с 1799 по 1917 г. Сразу следует отметить, что в статье мы не сочли необходимым говорить об утратах ополченческих знамен, так как, например, на период Великой войны 1914 – 1918 г.г. их было более 700 и, естественно, проследить судьбу каждого из них вряд ли возможно.

Следует сказать несколько слов и о временных рамках, упомянутых в заглавии статьи. Дело в том, что лишь с царствования Императора Павла I знамена и штандарты перестали считаться интендантским имуществом, подлежавшим замене через определенный срок, были подняты на уровень регалий и стали служить бессрочно. Таким образом, с этого момента утерянное знамя становилось не потерянным имуществом, наравне с лопатами, кирками, палатками и котлами, а утраченной святыней. То, что полк, по тем или иным причинам лишившийся знамени или штандарта, не мог его получить до того, как отличится в боях, накладывало на весь состав части определенный “черный” отпечаток. Учитывая то, что полкам в описываемый период полагалось совершенно определенное количество знамен, то некомплектность, ущербность, были весьма заметны. Неудивительно, что некоторые полки попросту замалчивали факты утрат, заменяя потерянные знамена старыми, взятыми из арсеналов. Согласно военному законодательству Российской империи, лица, виновные в потере знамени или штандарта, должны были быть шельмованы (то есть лишены всех прав гражданского состояния – званий, титулов, имущества) и затем повешены, что весьма показательно – ведь для лиц, виновных в военных преступлениях, во всех остальных случаях предусматривался почетный «дворянский» расстрел. Кроме того, часть, потерявшая знамя, должна была быть расформирована с тем, чтобы впредь ее имя не появлялось в списках Российской Императорской армии (фактически это ни разу на практике осуществлено не было). Таким образом, исследуемый нами период открывается 1796 г., то есть годом пожалования первых Павловских знамен и заканчивается 1917 г. – вместе с концом самой Российской Императорской армии. Фактически же рамки еще уже – от первой и до последней потери, то есть с 1799 по 1917 год.

Утраченные знамена и штандарты можно разделить на четыре категории, по “степени тяжести” утраты:

1. Попавшие в руки врага. На этот счет автор совершенно не согласен с покойным генералом С.Андоленко, считавшим, что нельзя признать захваченными в плен знамена, взятые, например, в обозе или у пленного. По-моему, знамя, попавшее в руки врага в небоевых обстоятельствах – еще больший позор для части, нежели знамя, утраченное в бою. В эту же категорию входят знамена, сданные неприятелю частями – это, пожалуй, наиболее позорные эпизоды русской военной истории.

2. Утраченные, но в руки врага не попавшие. В эту категорию входят знамена, утерянные и не найденные ни нашими войсками, ни неприятелем. Это может быть объяснено тем, что нижние чины либо офицеры погибли при попытке вынести знамена в расположение русских войск, не успев их передать кому бы то ни было.

3. Утраченные – уничтоженные либо зарытые.

4. Спасенные (в том числе зарытые и затем откопанные, разрезанные и соединенные вновь).

Особняком стоят знамена, ошибочно принимаемые за потерянные.

Перейдем теперь непосредственно к потерям – ведь за каждой из них – драматический сюжет, человеческие судьбы, подлость и геройство – все они оказываются привязанными к древку с клочьями ветхой материи на нем… Следует сразу оговориться, что в моментах, касающихся наполеоновских войн, автор не собирается дублировать блестящую работу покойного генерала Андоленко и, безусловно, людям, более интересующимся данным периодом и желающим получить более подробную информацию, я настоятельно рекомендую обратиться непосредственно к ней. Во многих случаях иностранные источники (преимущественно французские) показывают среди трофейных знамен и многочисленные квартирьерские значки, ровно никакой ценности не имевшие (правда, зачастую люди, их захватившие, получали орден Почетного Легиона – высшую награду Франции). Следует сказать, что такая же неразбериха творилась и в России с трофейными французскими фаньонами. Безусловно, сказывалось элементарное незнание образцов и расцветки знамен и штандартов противоборствующими сторонами.

Французская сторона полагала, что первые потери в Павловское царствование относилась к Итальянскому походу Суворова 1799 г., о чем ясно говорят документы, представленные в книге генерала Андоленко . Знамена, упомянутые французами, как взятые в сражениях при Бассиньяно и Анконе, на самом деле – квартирьерские значки, а взятое на Корфу – Андреевский флаг. В действительности же первые потери знамен в это царствование неразрывно связаны с неудачной для русского оружия Голландской экспедицией 1799 г.. 8 сентября 1799 г. в сражении под городом Бергеном гренадерский Генерала от Инфантерии Бенкендорфа полк (Таврический гренадерский) полк потерял 1 ротное (цветное) знамя обр.1797 г., и мушкетерский Генерал-майора Арбенева (Днепровский мушкетерский) – 1 ротное (цветное) знамя обр.1797 г. . Полк Бенкендорфа в этом сражении был окружен со всех сторон французами. Подпрапорщик Щегловитов, не надеясь спасти носимого им знамени, решился по совету прапорщика Багговута сорвать знамя с древка и обмотать полотнище вокруг себя. Через несколько минут он погиб. “Император Павел I, желая почтить имя героя, повелел вышить имя подпрапорщика Щегловитова на всех знаменах Бенкендорфова полка” . Трудно сказать, было ли это повеление выполнено, так как уже 30 марта 1800 года полку были пожалованы знамена с надписью отличия. Кроме того, в истории самого 6-го гренадерского Таврического полка об эпизоде с именем Щегловитова не сказано ни слова, что, согласитесь, весьма странно. В истории же Днепровского полка при этом приведена сноска на статью “Знамя” в т.н. “Лееровской” Энциклопедии военных и морских наук (т.3). Примечательно, что в статье нет ни слова не то что о подобном Императорском повелении, но и о потерях знамен вообще. Вероятно, историк Днепровского полка что-то напутал, так как кроме истории 46-го пехотного Днепровского полка, об этом не упомянуто нигде. Высочайшим приказом от 24 октября 1799 года было объявлено: “За несохранение порядка, дисциплины и послушания отнимается бой (барабанный – Т.Ш.) у полков Завалишина (бывший полк Бенкендорфа получил новое Шефство 13 сентября – Т.Ш.),…, Вязмитинова (бывший полк Арбенева получил новое Шефство 24 октября – Т.Ш.),… Полк же Завалишина, потеряв знамя, оное ему не возвращается.” . Некоторое время спустя, 7 февраля следующего, 1800 года, с этих полков, по представлению Герцога Йоркского, было снято наказание, как ими совершенно не заслуженное . Кроме того, полку Завалишина, взявшему в том же бою под Бергеном французское знамя, как было указано выше, пожалованы новые знамена с надписью отличия. 6 ноября того же, 1800 года Императором Павлом I отдано было еще одно распоряжение, непосредственно касающееся Таврических гренадер. “…исключенный из списков в числе убитых в Голландии Гренадерского Таврического полка прапорщик Багговут, который на месте сражения поднят замертво, обернутый в знамя, производится в подпоручики и определяется в Лейб-Гвардии Преображенский Его Величества полк”. Только 20 мая 1805 года поручик Багговут был исключен из списков . Взятое французами знамя Таврических гренадер хранится сейчас в музее генерала Хофера, в Лейдене (Нидерланды). Знамя, утерянное Днепровскими мушкетерами, было взято в плен французами. Следует заметить, что историки Днепровского полка, упомянувшие сюжет с потерей Таврического знамени, ни словом не обмолвились о собственных потерях. Определенная путаница в свое время была внесена в этот вопрос Георгием Соломоновичем Габаевым, указавшим, что Днепровскому полку было пожаловано позже два знамени взамен утерянных в Голландии. Таким образом, подразумевалось, что днепровцы потеряли два знамени. В определенной степени это верно, так как полк потерял даже не два, а три знамени, но из них лишь одно было взято в плен в Голландии. Подтверждается это и милютинской историей войны 1799 года .

Следующие потери – в Швейцарском походе, в несчастном корпусе Римского-Корсакова, на помощь к которому и спешил Суворов. В сражении 13 – 14 сентября 1799 г. русские войска в сражении под Цюрихом потерпели сокрушительное поражение. Своеобразным отзвуком самой Цюрихской катастрофы стали 7 потерянных знамен. Мушкетерские Генерал-лейтенанта Пржебышевского (Курский) и Генерал-майора Измайлова (Шлиссельбургский) полки потеряли по 1 ротному (цветному) знамени обр.1797 г., мушкетерский Генерал-Майора Тучкова 1-го (Севский) – 2, а мушкетерский Генерал-майора Маркова 1-го (Муромский) – 1 полковое (белое) и 2 ротных (цветных) знамени обр.1797 г.. 13-го числа 1-я мушкетерская рота Муромского полка с белым полковым знаменем тщетно пыталась пробиться сквозь неприятельские ряды. Один знаменщик был убит, его сменил унтер-офицер Деликамов, но и он, тяжело раненый, вскоре свалился без чувств; знамя взял прапорщик Тихановский-1й, который также был ранен в голову и передал полковую святыню рядовому Емельянову; последнему удалось незаметно скрыться со знаменем в соседний лес. В пути на него, безоружного, напал французский солдат, но в то время, как враг уже занес над мушкетером штык, Емельянов ударил его древком по голове с такой силой, что француз свалился замертво. Оторвав от древка полотнище и спрятав его на груди под кафтаном, Емельянов отправился разыскивать своих, но, не зная местности и языка, он около двух недель бродил по лесам и полям, питаясь овощами и кореньями, пока не попал в руки французского патруля. Отправленный военнопленным во Францию, Емельянов более года хранил знамя у себя на груди, затем в 1801 году, по освобождении из плена, представил знамя в полк. За этот подвиг он был произведен в прапорщики . Остальные два знамени попали в плен. На следующий день знамена потеряли прочие полки. Известны имена французских солдат, взявших в плен русские знамена: лейтенант Жан-Ноэль Кошеле из 102й линейной полубригады и марешаль де ложи Анри Стеффен из 17-го драгунского полка . В тот же день был разгромлен русский отряд под Уцнахом. В этом бою лишился одного ротного (цветного) знамени обр.1797 г. мушкетерский Генерал-Майора Графа Разумовского (Староингерманландский) полк. Все эти знамена (кроме полкового знамени Муромского полка) попали во французский плен, также как и 3 ротных (цветных) знамени обр.1797 г., потерянных мушкетерским Генерал-Майора Дурасова (Ярославским) полком 26 сентября 1799 г. в сражении под Бюсингеном. Знамена эти были взяты в плен 46й линейной полубригадой . Тогда же одного ротного (цветного) знамени лишился и Гренадерский Герцога Бурбона полк из Корпуса Принца Конде в сражении при Констанце. Подпрапорщик, видя, что нет никакой возможности спасти знамя, обернул полотнище вокруг себя и прыгнул в озеро, но в тот же день тело выбросило на берег, его нашли французы. Нашли они и знамя . Честь взятия знамени принадлежит лейтенанту Франсуа Жентильеру из 67-й линейной полубригады . Батальон же гренадер-эмигрантов, потерявший знамя, получил 16 февраля 1800 г., как и, несколько позже, Таврический гренадерский полк, новые знамена с надписью отличия – за взятие французского знамени в сражении при Констанце. Как ни тяжко это признавать, армия Суворова также потеряла в Швейцарском походе знамя. 19 сентября 1799 года ротное (цветное) знамя мушкетерского полка Мансурова (Белевского) полка было взято лейтенантом Огюстом Дюпэ из 108й линейной полубригады в сражении при Швитце, во время беспримерного по тяжести перехода через Альпы. Возможно, еще одно знамя было потеряно в тот же день при переходе через перевал Гларис . Безусловно, Александр Васильевич Суворов, имея репутацию непобедимого полководца, докладывать Императору о таких неприятных «мелочах», как потерянные знамена, вовсе не собирался.

Потери знамен – 2 (Аустерлиц)

Если в Павловское царствование о потерях знамен незамедлительно сообщалось Императору (правда, как я уже упомянул, не во всех случаях), то в последующие царствования это стали делать с все большей и большей неохотой, из-за чего зачастую трудно установить факт потери знамени или штандарта. И еще один интересный нюанс. Полковые историки предпочитали упоминать о том, как теряли знамена их “коллеги” по дивизии, корпусу и т.д., при этом скромно умалчивая о потерях своего родного полка.

Первая потеря знамен в Александровское царствование, вообще самое “урожайное” на потери, случилась 30 октября 1805 года в сражении под Дюренштайном. Вятский мушкетерский полк потерял в этом сражении 2 батальонных (цветных) знамени обр.1797 г. Следует сказать, что французские источники показывают 10 трофейных русских знамен, но, в действительности, подтверждается взятие знамен: одного – капитаном Лебланком 9-го легкого полка и одного – барабанщиком того же полка Драпье . Шенграбенский бой 4 ноября 1805 года по праву считается одним из безпримерных по доблести сражений русской Императорской армии. «Пять против тридцати» – одно из знаковых слоганов России начала ХIХ века. Все части, принимавшие участие в этом бою, были представлены к Георгиевским знаменам и штандартам – только что учрежденной высшей коллективной воинской награде (правда, не все части их получили из-за Аустерлицкого поражения). Тем не менее: обратившись к запискам генерала А.П.Ермолова, мы можем прочесть там следующее: «Генерал-маиор Селихов имел неосторожность распустить людей за дровами и за водою и терял время в ожидании их. Они большею частью достались в плен, и полки, отсутствием их ослабленные, окружены были большими силами. Храбрые полки, отчаянно защищаясь, продлили сражение до глубокой ночи, но большая часть людей побита, взяты знамена (выделено мною – Т.Ш.) и восемь пушек. Пользуясь темнотою, спаслись малые только остатки полков и четыре орудия.» . В бригаду генерала Селихова входили Подольский и Азовский мушкетерские полки, через 16 дней потерявшие знамена в сражении при Аустерлице. Таким образом, из-за весьма небольшого промежутка по времени, трудно установить, действительно ли все «Аустерлицкие» знамена действительно взяты в плен при Аустерлице, или же действительно какая-то часть захвачена в Шенграбенском бою. Французские источники, привлеченные генералом Андоленко, не говорят о каких-либо «Шенграбенских» трофеях; при этом все же следует помнить о весьма небольшом временном расстоянии между Шенграбеном и Аустерлицем.

Аустерлицкие знамена. Этой темы касались две весьма обстоятельные работы: не раз упомянутые мною «Орлы Императора против знамен Царя» и работа Г.Э. Кудлинга «Аус¬терлицкие знамена», опубликованная в «Военном сборнике» . Автор постарался привести все имеющиеся данные, включая упомянутые в полковых историях к «единому знаменателю». Битва на Праценских высотах – Аустерлицкое сражение 20 ноября 1805 года на долгие годы стало крупнейшим поражением русской армии и символом потери чести – потери колос¬сального количества знамен полками Императорской армии. Французские источники указывают на огромную цифру – 29 взятых в плен русских знамен и 4 штандарта . Кроме того, не следует также забывать, что не меньшее число знамен считалось утерянными, так как после сражения их не было в строю частей. Вся эта ситуация представляется весьма запутанной, поскольку воена¬чальники, непосредственно виновные в потере полками знамен, предпочитали этот весьма скользкий момент обходить стороной. Меньше, чем через две недели после сражения знамена, считавшиеся утраченными, стали возвращаться в свои части; в частности, об этом говорит ра¬порт М.И. Кутузова на имя Александра I.

«Местечко Лошонц. После сражения, бывшего в 20-е число ноября, нижние чины из плену французов спаслись бегством и вынесли четыре знамени, ими с древок сорван¬ные, и именно: Бутырского мушкетерского полка портупей-прапорщик Измайлов-1й и Галицкого мушкетерского полка фельдфебели: Никифор Бубнов, Селиверст Куфаев и унтер-офицер Иван Волков, а фельдфебель Александр Андреев одне кисти и копье. О сем их отличном поступке Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу.

Генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов»

Резолюция рукой Х.А. Ливена : «Дать чины» .

13 января 1806 года Кутузов рапортовал Государю еще об одном случае спасения знамени.

«Нарвского мушкетерского полка портупей-прапорщик Гавриленко вынес знамя оного полка с кистьми, оторванное им от древки во время бывшего с неприятелем сраже¬ния в 20е число ноября. Вашему Императорскому Величеству о том всеподданнейше представляю».

Через два дня, 15 января, Кутузов доложил Императору о подвиге Старичкова и Чайки ; подвиге, на котором позже воспитывалось не одно поколение русских солдат.

«Местечко Броды. Бутырского мушкетерского полка подполковник Трескин, размененый из плена от французов, представил знамя Азовского мушкетерского полка и притом до¬нес, что получил он его … от рядового Чайки, которой, вручая оное, объявил : Азовского мушкетерского полка унтер-офицер Старичков, бывший в плену, покрытый ранами, уми¬рая, отдал оному рядовому сие знамя, умоляя сберечь его, и скоро после сего умер. Рядо¬вой Чайка, приняв оное с благоговением, сохранил его при себе.

Сей героический подвиг Старичкова, которой при самой кончине жизни своей помышлял только о том, чтобы сохранить и доставить к начальству вверенное ему знамя, понуж¬дает меня донесть о том Вашему Императорскому Величеству.

Генерал от инфантерии Голенищев-Кутузов»

Резолюция рукой Х.А.А. Ливена : «Сделать из сего выписку для припечатаний к ведо¬мостям («СПб ведомости» – Т.Ш.). Рядового Чайку произвесть в унтер-офицеры, а семейство унтер-офицера Старичкова призреть» .

Взятые в плен при Аустерлице русские и австрийские знамена и штандарты до 13 декабря 1805 года находились в Шенбруннском дворце в Вене, а 19 января 1806 года торжественно были внесены под своды Собора Парижской Богоматери . Трофеи находились там до 1814 года. Со¬гласно легенде, в ночь с 30 на 31 марта кардинал Мори сбросил в Сену пепел сожженных знамен, так как войска союзников вот-вот должны были вступить в столицу Франции. Согласно другой легенде, знамена эти были спрятаны в подвалах Собора, а позже так и не были извлечены на свет Божий. От себя замечу, что, если даже правдива вторая версия, то, вероятнее всего, за полторы с лишним сотни лет знамена совершенно сгнили и найти их сейчас невозможно уже просто оттого, что их, как таковых, уже не существует. Вероятно, далеко не все трофеи были уничтожены, так как в 1840 году в Музей Инвалидов было передано одно из русских знамен, вероятно, из числа находившихся в Соборе ; ныне оно – в Зале Тюренна в Музее Армии. Кроме того, там же хра¬нится несколько русских наверший, по легенде, найденных в Сене (они ошибочно атрибутиру¬ются как австрийские). По Геккелю, в 1814 году генерал Серюрье, начальник Дома Инвалидов, собрав около 1500 трофейных знамен и штандартов, хранившихся в Сенате, Парижской ратуше, Законодательном собрании и соборе Нотр-Дам, 30 марта сжег их во дворе Дома Инвалидов, а пепел сбросил в Сену. Из числа этих знамен 60 были спрятаны в Люксембургском дворце, а впоследствии были размещены у гробницы Наполеона. В 1815 году в Сене было найдено 168 наверший, переданных в 1829 году в Дом Инвалидов. На 1909 г. у гробницы Наполеона в Доме Инвалидов хранилось 10 русских знамен . Уточнить, каким полкам принадлежали эти знамена, к сожалению, не представляется возможным.

По имеющимся материалам, найденным Кудлингом, можно сказать следующее – совершенно точно были спа¬сены следующие знамена ?:

Азовского мушкетерского полка. 1) Полковое (белое) знамя было спасено того же полка под¬прапорщиком Грибовским. Находясь в плену во Франции, он умер в Дижоне, перед смер¬тью передав знамя барабанщику Кириле Павлову Добошу. Тот, в свою очередь, опасаясь обы¬ска, передал полковую святыню унтер-офицеру того же полка Шамову, который и хранил его до прибытия вместе с другими военнопленными в Люневиль для формирования временных баталь¬онов. Там он передал знамя занимавшемуся этим генерал-майору барону Меллеру-Закомель¬скому, который, в свою очередь передал его вместе с другими спасенными русскими знаменами военному министру Вязмитинову при рапорте от 16 февраля 1806 года. По ходатайству Меллера-Закомельского, Добош 3 августа 1808 года был произведен в унтер-офицеры и ему пожаловано 50 рублей. 13 августа унтер-офицер Шамов, также принимавший в спасении знамени активное участие, был произведен в прапорщики. Знамя было сдано в Архив Военного министерства и было забыто там до 1898 года, когда его, вместе с другими, нашел Кудлинг. В 1905 году знамя было передано в 45-й пехотный Азовский полк. Приказом по военному ведомству №785 от 21 ноября 1905 года прапорщик Грибовский был зачислен навечно в списки полка.

2) Батальонное (цветное) знамя, спасенное унтер-офицером Старичковым и рядовым Чайкой и представленное Императору при вышеприведенном кутузовском рапорте (история спасения зна¬мени – там же). Высочайше было разрешено прибить к древку. За подвиг Чайка был произведен в унтер-офицеры, а семейству Старичкова назначено государственное призрение. Императорским указом от 25 февраля 1906 года Старичков был зачислен навечно в списки полка. Знамя, спасен¬ное им, 1 ноября 1866 года, к 60летию его подвига, было пожаловано Императором Александром II ?родному городу героя Калуге, привезено из СПб арсенала и торжественно внесено в собор, где и хранилось до революции. В 1899 году командир Азовского полка просил о возвращении в полк «старичковского знамени», но Николай II ??отклонил прошение и оставил знамя Калуге . Сейчас оно хранится в местном краеведческом музее. Также в Калуге бережно сохраняется дом семьи Старичкова.

3) Батальонное знамя, спасенное унтер-офицером Замариным и представленное генералом Эссе¬ном-1м при рапорте в ноябре 1806 года. Будучи раненым при Аустерлице картечью и штыком и придя в себя только ночью, Замарин нашел среди тел убитых знамя, древко которого было пере¬бито в двух местах. Отделив полотнище от древка, Замарин спрятал его в подкладке своего мун¬дира. Находясь в плену, в Дижоне, а затем в Люневиле, он бежал в Австрию и дошел до России. За свой подвиг Замарин был произведен в подпоручики .

Бутырского мушкетерского полка. 1) Полковое знамя, спасенное портупей-прапорщиком Ни¬колаем Кокуриным и унтер-офицером Михаилом Мостовским ; представлено при рапорте Мел¬лера-Закомельского от 16 февраля 1808 года. Кокурин, умерший в плену в городе Бурже, перед смертью передал знамя Мостовскому, за свой подвиг получившему чин прапорщика . Знамя хранилось в Архиве Военного министерства до 1898 года, когда оно было найдено Кудлингом. В 1905 году знамя было передано в 66й пехотный Бутырский полк. Приказом по военному ведом¬ству №785 от 21 ноября 1905 года портупей-прапорщик Кокурин был зачислен навечно в списки полка. Ныне это знамя, вывезенное офицерами полка из России во время гражданской войны, находится в русском храме в Брюсселе .

2) Батальонное знамя, спасенное портупей-прапорщиком Измайловым-1м, представленное Им¬ператору Кутузовым при рапорте от 15 декабря 1805 года. Высочайше разрешено прибить к древку и выносить в строй.

3) Батальонное знамя, спасенное рядовым Яковом Шанаиным, представленное Кутузовым при рапорте от 24 декабря 1805 года. Также разрешено прибить к древку. За спасение знамени Ша¬наин был произведен в унтер-офицеры и награжден 100 рублями золотом .

4) Батальонное знамя, спасенное поручиком Иваном Романовичем Лаптевым и портупей-пра¬порщиком Садыковым-1м. Представлено министром иностранных дел бароном Будбергом при докладе от 27 июля 1806 года. Разрешено прибить к древку.

Лаптев донес, что знамя было пере¬дано ему смертельно раненым портупей-прапорщиком Садыковым и позже хранилось им в плену. В Люневиле он передал знамя русскому чиновнику Званкову, который переправил его в Вену .

5) Батальонное знамя, спасенное портупей-прапорщиком Измайловым-2м, переданное им в Лю¬невиле капитану Яновскому и представленное Будбергом при докладе от 3 августа 1806 года. Разрешено прибить к древку.

Нарвского мушкетерского полка. 1) Полковое знамя, спасенное капитаном Гофманом и порту¬пей-прапорщиком Лысенко. Представлено Будбергом при докладе от 27 июля 1806 года. Разре¬шено прибить к древку.

2) Батальонное знамя, спасенное портупей-прапорщиком Гавриленко, представленное Кутузо¬вым при рапорте от 13 января 1806 года. Разрешено прибить к древку. За спасение знамени Гав¬риленко был произведен в прапорщики .

3) Батальонное знамя, спасенное гренадером Петром Нестеровым и представленное Кутузовым при рапорте от 28 февраля 1806 года. Разрешено прибить к древку. В полковой истории сказано следующее: «…полк, почти совершенно уничтоженный, по¬терял свои знамена, и, принимая во внимание его страшную потерю и все обстоятельства боя, – трудно его в этом упрекать (полковые историки обожают оправдывать свой полк – Т.Ш.). Уже некому было защищать полковых святынь – полк почти перестал существовать (то есть разбе¬жался – Т.Ш.), но ярким доказательством его мужества служит то, что гренадер Нестеров, видя убитым подпрапорщика, имел присутствие духа сорвать знамя и спрятал его у себя. Вскоре он был взят в плен, но нашел средство убежать, явился к армии во время возвращения ея в Россию и представил знамя Кутузову, который отдал его в полк, приказав прибить к древку» .

В рапорте же Кутузова от 7 февраля 1806 года данный случай изложен несколько по-иному.

«Гренадер Нарвского мушкетерского полка Петр Нестеров нашел, под Аустерлицем, на теле убитого знаменщика, полковое знамя. Будучи взят в плен, он отделил его от древка и спрятал под своей одеждою, он бежал и представил мне знамя» .

Согласитесь, обстоятельства спасения знамени изложены по-разному. Судя по кутузов¬скому рапорту, Нестеров находился на поле сражения уже после окончания баталии, не при своем полку и даже не при одной из многочисленных отступавших русских или австрийских час¬тей. Что же делал он там? Искал знамя? Пожалуй, что нет. Скорее всего, обыскивал трупы… По стечению обстоятельств, в руки мародера случайно попало знамя и он, в душе оставаясь русским солдатом, посчитал необходимым его спасти. За спасение знамени Нестеров был произведен в унтер-офицеры и ему было пожаловано 100 рублей золотом .

4) Батальонное знамя, спасенное портупей-прапорщиком Михаилом Шеремецким. Представлено военному министру генерал-майором Меллером-Закомельским при рапорте от 16 февраля 1808 года. За спасение знамени Шеремецкий был произведен в прапорщики . Знамя хранилось в Ар¬хиве Военного министерства до 1898 года, когда было найдено Кудлингом. В 1905 году передано в 3й пехотный Нарвский полк. Приказом по военному ведомству №785 от 21 ноября 1905 г. пор¬тупей-прапорщик Щеремецкий был навечно зачислен в списки полка.

Курского мушкетерского полка. 1) Полковое знамя, спасенное подпрапорщиком Свирчевским (по другим источникам, Сверщевский – Т.Ш.), представленное Кутузовым при рапорте от 24 де¬кабря 1805 года. Разрешено прибить к древку. История спасения этого знамени так, например, была описана в полковой истории. «Лишь сотня какая людей, уцелевших в этом кровавом по¬боище, штыками пробила себе дорогу к отступлению, унося знамена. … После отступления заме¬тили, что недостает одного знамени (из пяти, бывших в бою). Все были убеждены, что знамя ос¬талось в руках врага. Но опасения оказались напрасными. Спустя некоторое время, когда полк стоял уже на квартирах в России, это знамя было принесено бежавшим из плена подпрапорщи¬ком нашего полка Григорием Васильевичем Сверщевским. Да сохранится навеки в сердцах Яро¬славцев (после ряда переформирований полк стал 117м пехотным Ярославским полком – Т.Ш.) память о нем такою же светлою и чистою, какою была любовь этого героя к родному полку и к его славе и чести. В самую тяжелую минуту боя, когда уносящие знамена горсть наших солдат пробивали штыками дорогу себе в толпе врагов, знаменщик Лавров пал раненый пулею. С ним пало на землю и знамя. Эта остановка едва не отдала знамя в руки французов, которые ворвались уже в середину прикрытия. Сознавая невозможность спасти знамя, подпрапорщик Сверщевский быстро сорвал его с древка и спрятал на своей груди. Затем он снова вступил в бой, был ранен и, обезсилев от потери крови, остался на поле боя. Вечером французы подобрали его, отнесли на перевязку, а затем от¬правили в плен во Францию. Однако заботясь о возвращении знамени в полк, Сверщевский, рис¬куя жизнью, бежал из плена. Прячась от людей, он долго скитался за границей; в полк явился вконец изнуренным, оборванным. Когда Императору Александру I ??доложили о подвиге Сверщевского, Государь наградил героя (в 1806 году) первым офицерским чином прапорщика. Григорий Васильевич Сверщевский прослужил в полку до 1815 года и вышел в отставку в чине майора.» .

Пермский мушкетерский полк. 1) Полковое знамя, спасенное подполковником Кузнецовым и портупей-прапорщиком Карлуковым, представленное Будбергом при докладе 27 июля 1806 года. Разрешено прибить к древку.

2) Батальонное знамя, спасенное фельдфебелем Стариковым и представленное Кутузовым при рапорте от 12 января 1806 года. Разрешено прибить к древку. За спасение знамени Стариков был произведен в прапорщики .

3) Батальонное знамя, спасенное портупей-прапорщиком Семеном Кублицким, вынесшим знамя с поля боя и рядовым Данилой Седыговым (по другим источникам – Седичев – Т.Ш.), которому знамя было передано портупей-прапорщиком в Аугсбурге и в Меце передано Меллер-Закомель¬скому. Позже оно было представлено генералом военному министру графу Аракчееву при ра¬порте от 16 февраля 1808 года. За спасение знамени Кублицкий был произведен в прапорщики. Знамя до 1898 года хранилось в Архиве Военного министерства, где было найдено Кудлингом. В 1905 году было передано в 131й пехотный Тираспольский полк, бывший наследником старого Пермского полка.

4), 5) Кроме того, были спасены еще два батальонных знамени, не упомянутых Кудлингом. Их сорвал с древок и позже представил Главнокомандующему подпрапорщик Ишлинский, который за этот подвиг был произведен в прапорщики .

Галицкого мушкетерского полка. 1) Полковое знамя, спасенное портупей-прапорщиком Поло¬зовым-1м и представленное генералом от кавалерии Михельсоном при рапорте от 18 мая 1806 года. Разрешено прибить к древку. За спасение знамени Полозов-1й был произведен в подпору¬чики .

2),3),4) Три батальонных знамени, спасенных фельдфебелями Никифором Бубновым и Селивер¬стом Куфаевым, и унтер-офицером Иваном Волковым. Кроме того, фельдфебель Александр Ан¬дреев спас навершие и кисти одного из знамен. Представлено Кутузовым при рапорте от 15 де¬кабря 1805 года. Разрешено прибить к древку. За спасение знамен все четверо были произведены в прапорщики .

5)Батальонное знамя, спасенное портупей-прапорщиком Петром Полозовым-2м. Представлено Меллер-Закомельским при рапорте от 16 февраля 1808 года. За спасение знамени Полозов про¬изведен в корнеты в Мариупольский гусарский полк . Знамя до 1898 года хранилось в Архиве Военного министерства, где и было найдено Кудлингом и передано в СПб арсенал, так как на¬следников у Галицкого полка не было.

6) Кроме того, еще одно знамя, не упомянутое Кудлингом, было спасено в день сражения портупей-прапорщиком Старовым .

Подольского мушкетерского полка. 1) Полковое знамя, спасенное портупей-прапорщиком Ле¬цык. Представлено Кутузовым при рапорте от 15 января 1806 года. За спасение знамени Лецык произведен в прапорщики .

В общей сложности, было спасено 25 знамен. Тем не менее, недоставало еще 10 знамен (на самом деле – больше, так как некоторые частные командиры скрыли потерю знамен). Алек¬сандр I ??приказал графу Толстому, русскому послу в Париже (уже в 1810 году) произвести не¬официальное расследование для установления точного числа русских знамен, остававшихся во Франции. К сожалению, неизвестно, увенчались ли эти изыскания каким-либо успехом . Гене¬рал Ниокс, бывший в начале века директором Музея Армии в Париже, в общем списке трофей¬ных знамен, хранившихся в Соборе Парижской Богоматери, указывает, в частности, 10 русских, взятых при Аустерлице . Как стыкуется это число с упомянутой в начале рассказа о знаменах Аустерлица цифрой 29? Все достаточно просто. Ниокс упоминает именно drapeaux – то есть знамена «в сборе» – полотнище, древко и, быть может, навершие. Прочие же 19 – лишь древки и обрывки знамен – то, что оставалось на поле сражения после спасения полотнищ и, воз¬можно, квартирьерские значки.

Какие же знамена были безвозвратно утеряны, частью попав в руки неприятеля, частью сгинув в озерах близ Працена? Азовский полк признавал потерю одного знамени ; однако автор считает более вероятной другую цифру – три батальонных знамени, указанную генералом Андо¬ленко. Нарвский полк, вероятно, потерял 2 батальонных знамени. Курский полк потерял от двух до пяти батальонных знамен – два были взяты батальоном корсиканских стрелков, а еще три – 26м конно-егерским полком. Пермский полк потерял одно батальонное знамя. Подольский полк потерял все пять батальонных знамен (максимальная потеря в этом сражении) . Кроме вышепе¬речисленных полков, входивших в состав 2-й и 3-й колонн (Ланжерона и Пржебышевского) со¬юзной армии, подвергшихся практически полному разгрому, знамена утратили следующие полки. Генерал Ланжерон в воспоминаниях писал : «Генерал-лейтенант Гарне был убит и Старо¬ингерманландский полк потерял знамя (батальонное – Т.Ш.)» . Одно знамя потерял Архангело¬городский мушкетерский полк, входивший, как и Староингерманландский полк, в состав отряда князя Багратиона. Знамя было взято 5-м кирасирским полком во время атаки кавалерии Ланна на русскую пехоту . Удивляет потеря полком лишь одного знамени – ведь ингерманландцы прикрывали отход колонны Дохтурова через озера практически в одиночку. Два батальонных знамени Московского мушкетерского полка взял в плен 4-й линейный полк при отступлении 1й колонны с Праценских высот . Таким образом, безвоз¬вратно утрачено было от 17 до 20 знамен. Из них, как мы знаем, французами было взято 10 (2-5 Курского, 2 Московского и 1 Архангелогородского = 5-8). Прочие же 7 – 10 знамен, вероятно, погибли во время сумбурной переправы 2й и 3й колонн через озера. Люди, лошади, пушки про¬валивались сквозь тонкий ноябрьский лед и не исключено, что под холодную воду вместе со знаменными унтер-офицерами уходили и сами знамена.

Кроме армейских частей, потерявших знамена в Аустерлицком сражении, возможно, что и некоторые полки Императорской гвардии также потеряли символы своей чести. Если армейцы еще кое-как, «со скрипом», признавали утраты, то гвардия, разумеется, вне подозрений. Тем не менее, один батальон Лейб-Гвардии Семеновского полка, вероятно, потерял одно цветное (ба¬тальонное) знамя в схватке с французами под Блазовитцем . Самая же тяжелая, на мой взгляд утрата – это штандарты Кавалергардского полка. Среди взятого при Аустерлице французский источник указывает «…quatre guidons ou etandards…», другой источник упоминает «les etandards de la Garde Imperiale de Russie» . Упоминание «гидонов» в первом документе дает все основания считать правдивым слова второго документа о штандартах Императорской гвардии. Гидоном в европейских армиях именовался штандарт с вырезом на конце в виде ласточкиного хвоста – то, что у нас обычно называлось «в виде хоругви». Такие штандарты на Аустерлиц были у двух пол¬ков: Кавалергардского (3 штандарта, пожалованных в 1800 году) и Лейб-Гвардии Казачьего (2 штандарта, пожалованных в 1798 году). Лейб-казаки своих штандартов при Аустерлице не те¬ряли. С другой стороны, в полковой церкви кавалергардов до самой революции стояли те самые три штандарта! В чем же дело? В «Историческом описании…» Висковатова на этот счет сказано: «В том же 1800 году, только уже в исходе, штандарты сии были заменены новыми. Форма, вели¬чина и цвета самых штандартов неизвестны. Древки сих штандартов, с привешенными к ним, уже в 1813 году Георгиевскими крестами и лентами, хранятся в полку, полотно же, от времени, истребилось и рисунков оному нигде не отыскано» ., Обратимся к работе Николаева и Струкова: «Древки этих штандартов с привешенными к ним уже в 1813 году Георгиевскими крестами и лентами хранятся в Кавалергардском полку» . Учитывая то, что полк с 1800 по 1813 год (когда полотнищ уже не было – ленты обмотаны вокруг перекладины штандарта) выходил из Петер¬бурга в поход только в 1805 и 1812-13 годах, представляется весьма сомнительным, что штандарты за столь короткий период времени успели истрепаться полностью – должны были сохраниться хотя бы элементы шитья – металлическая нить не гниет… Генерал Панчулидзев в «Истории кавалергардов» писал: «19-го он (полк – Т.Ш.) ночевал в м. Бучовиц в 2-х милях не доходя Аустерлица. … С рассветом на биваке услышали пушечный гул и едва эшелон выступил, как получено было приказание Цесаревича поспешить на рысях. Едва успел полк переправиться через Радзницкий ручей по плотине из Вальк-Мюлле, как прискакал Цесаревич, обратившийся к полку со словами: «Выручайте пехоту !» После этого следует описание знаменитой атаки, где, в частности, сказано было, что последним следовал 1й взвод эскадрона Его Величества «под командой корнета Альбрехта, отвозивший в Аустерлиц полковые штандарты и следовавший в хвосте полка» . Во время атаки Альбрехт был ранен и взят в плен. Первым, бросающимся в глаза, несоответствием является то, что штандарты во время боя должны находиться при полку. Кроме того, дорога на плотину вела одна, и шла она через Аустерлиц, таким образом, взвод не нужно было отправлять как-то особо. Далее. Штандарты, исходя из того, что пишет Панчулидзев, были, вероятно, оставлены в Аустерлице вообще безо всякой охраны – ведь в атаке участвовал весь полк. На самом же деле, при взводе Альбрехта штандарты действительно были; стоит только представить себе построение кавалергардских эскадронов перед атакой: в первой линии часть эскадрона Его Величества, 2-й и 3-й, во второй – 4-й, 5-й эскадроны и взвод Альбрехта, что соответствует уставному положению штандартов во второй линии во время атаки. Таким образом, мы можем с большой долей уверенности считать, что в Аустерлицком бою действительно были утеряны полотнища всех трех кавалергардских штандартов; древки же с навершиями (которые во французских документах непременно были бы названы «aigles», то есть «орлами») были спасены. Кроме того, Андоленко предполагал возможность потери одного из цветных штандартов Лейб-Гвардии Конным полком , но автору это представляется несколько бездоказательным.

Таким образом, русская армия при Аустерлице потеряла от 42 до 45 знамен и 3 штандарта, из которых 25 знамен были благополучно спасены. В качестве последнего штриха следует сказать, что очень многие историки делают колоссальную ошибку, говоря, что Новгородский мушкетерский полк был подвергнут наказанию (лишению тесаков у нижних чинов и темляков у офицеров) не только за бегство с поля боя, но и за потерю всех своих знамен. На самом деле полк бежал, в отличие от прочих частей армии, весьма организованно, что позволило ему сохранить все знамена в целости. Частью наказания стало то, что у новгородцев знамена были отобраны, что зачастую и наводит на нехорошие мысли. После штурма Базарджика знамена были полку возвращены и, вероятно, сохранялись им и в бытность (с того же 1810 года) 43-м Егерским полком . Учитывая то, что полки сражались до последнего, Император счел возможным пожаловать знамена «до комплекта». 8 января 1810 года за отличие в войне против шведов – 1 белое (полковое) и 3 цветных (батальонных) знамени были пожалованы 8 января 1810 года Азовскому мушкетерскому полку, за штурм турецкой крепости Базарджик – 13 июля 1810 года – 3 цветных Нарвскому мушкетерскому и 2 цветных Днепровскому мушкетерскому (вместо потерянного в Голландии), а также возвращены все знамена Новгородцам. 13 апреля 1813 года за отличия в войне 1812 года по 1 белому и 5 цветным знамени было пожаловано Пермскому и Могилевскому пехотным полкам (второй потерял знамя в войне со Шведами); на деле же было выдано по 3 цветных знамени, так как вышло предписание впредь жаловать по одному знамени на батальон. Знамена были простыми, прежней расцветки.

Потери-3. 1806-1905.

Следующая по времени потеря знамен относится к войне с Францией в 1806-1807 годах. В сражении 14 декабря 1806 года при Пултуске одно батальонное знамя потерял Днепровский мушкетерский полк. Знамя было взято Франсуа Рюйаром, марешаль-де-ложи 1-го гусарского полка, за что он получил Офицерский крест Ордена Почетного Легиона . 25 января в кровопролитном сражении при Хофе русские войска потеряли 4 знамени. Одно батальонное знамя было потеряно Днепровским мушкетерским полком (ну не везло им!), а остальные три батальонных знамени – Костромским мушкетерским полком. В полковой истории говорится, что «в этом несчастном сражении полк потерял … свои знамена, кроме одного, которое было вырвано из рук знаменщика Изюмского гусарского полка юнкером Томиловским и впоследствии представлено в полк» . Это было полковое белое знамя. Впоследствии ошибочно считалось, что полк действительно потерял все знамена, но дело в том, что в бою участвовали только два батальона, при которых, соответственно, состояло четыре знамени. Одно было спасено, а прочие попали в плен. Честь взятия русских знамен в этом бою полностью принадлежит 1-му кирасирскому полку и его чинам: су-лейтенанту Кадэ, марешаль-де-ложи Муассонье, бригадиру Прево и кирасирам Лекеру, Николя, Рамеро и Вилему . 4 февраля 1807 года в битве при Остроленке, возможно, потерял два цветных знамени Украинский мушкетерский полк, взятые в плен 21-м легким полком . Через 10 дней, в сражении при Браунсберге, 24-й линейный полк захватил одно из батальонных знамен Калужского мушкетерского полка, но спустя некоторое время оно было отбито у французов и возвращено в полк французским эмигрантом графом де ла Роше-Аймоном, командиром эскадрона прусских Черных гусар.

Следующие потери – в войне со Швецией 1808 года. В сражении при Револаксе 15 апреля 1808 года один батальон Пермского мушкетерского полка отступил без приказа начальства, а другой был окружен шведами и полностью разбит, потеряв одно из знамен . Через четыре дня, 19 апреля, в сражении у местечка Пулхилло (неверно именуемом в русских источниках – Пулкино или Пулкила), три роты Могилевского мушкетерского полка были наголову разгромлены превосходящими силами шведов. Батальонные знамена были содраны с древок и спасены портупей-прапорщиками Рогожиным и Поцеловским ; позднее одно из этих знамен было передано в полк рядовым Петровым. В приказе военного министра от февраля 1810 года, в частности, говорилось:

«Могилевского мушкетерского полка рядовой Григорий Петров во время сражения при Пулкиле в 1808 году, видя неизбежность плена, сохранил знамя своего полка; полтора года бытности в плену у шведов берег оное, подвергая себя … опасности, и наконец, бежав на лодке из Швеции, явился в Копенгаген у нашего полномочного министра, которому представил означенное знамя во всей целости.

Государь Император в воздаяние такового подвига рядового Петрова Высочайше повелеть соизволил произвести его в унтер-офицеры и производить навсегда жалованье по фельдфебельскому окладу» .

Приказом по военному ведомству №266 от 25 апреля 1906 года Петров был навечно зачислен в списки 26го пехотного Могилевского полка . В 1813 году полк получил новые знамена взамен считавшихся утраченными. Петр Белавенец среди русских знамен, в разные войны захваченных шведами, упоминает древко с обрывками знамени (возможно, Могилевского) и знамя образца 1803 года с голубым крестом и белыми углами . Скорее всего, это знамя взятого в плен Копорского мушкетерского полка. Два батальона, входивших в состав десантного отряда адмирала Бодиско, 3 мая 1808 года капитулировали на острове Готланд, будучи окруженными в несколько раз превосходящими шведскими войсками. «Шведы обязывались не препятствовать возвращению отряда в Россию и сохранить ему знамена, так как в противном случае решено было защищаться до последней крайности» . Во время суда по поводу капитуляции шеф полка полковник Лихарев, отстраненный от службы, говорил: «…не трусость, животолюбие, измена или что-нибудь сему подобное нами руководствовало, но считали единогласно полезным сберечь знамена и людей (обратите внимание на последовательность – Т.Ш.) и не вступать в дело, коего следствия могли быть безрассудно тщетны…» . Судя по идентичности расцветки трофейного знамени и знамен Копорского полка, одно из батальонных знамен все же досталось шведам. Последняя потеря в этой войне – в стычке у Плелакса 13 июня 1808 года, когда отряд шведов ночью напал на эскадрон Его Величества Лейб-Гвардии Казачьего полка и практически его вырезал. Лейб-казаки, разумеется, о потере не говорят ни слова, однако расцветка второго знамени, захваченного шведами в этой войне и хранящегося в усыпальнице шведских королей Риддарсхольм-кирхе , полностью соответствует расцветке полкового штандарта Лейб-казаков.

В русско-турецкой войне 1806-1812 годов потеря была лишь одна – 28 августа 1811 года. Во время сражения при Слободзее командовавший полком подполковник Жабокрицкий, желая вдохновить своих людей, схватил батальонное знамя у знаменщика 3й роты и ринулся на ряды турок, где и пал геройской смертью, доставив неприятелю долгожданный трофей . Маленькое лирическое отступление. Русские офицеры (в особенности это относится к штаб-офицерам) очень любили в начале прошлого столетия запечатлеть свою героическую смерть попыткой потери знамени. Нередки случаи, когда офицер, увидев или вообразив нерешительность своих солдат, вырывал из рук отчаянно сопротивляющегося портупей-прапорщика знамя и с воодушевляющим возгласом «Ребята, спасем знамя!», швырял его в ряды неприятеля. Разумеется, противник и не думал, что это хитрый психологический ход – нет – они справедливо полагали, что им «за так» достался драгоценный трофей. Далее, естественно, начиналась жестокая рукопашная схватка за знамя, стоящая жизни не одному десятку русских солдат. В общей сложности такие поступки следовало бы идентифицировать как героический идиотизм…

В русско-персидской войне двух батальонных знамен лишился Троицкий пехотный полк, стоявший на Кавказе. «В январе 1812 года персияне нахлынули вновь в Карабах и окружили в Султан-Буда-Керчи наш батальон под командой майора Джини. … 1 февраля 18 тысяч конных и пеших врагов атаковали наш батальон.» . Командир батальона майор Джини был убит, занявший его место майор Сочевский смертельно ранен, следующим за ним по старшинству был капитан Оловянишников. «Вступивший в командование … Оловянишников не нашел в себе мужества решиться на крайнее средство и … приказал положить оружие и два знамени, столько раз покрытые славой, достались неприятелям.» , Полк недолго пробыл без знамен – за отличия, непрестанно оказываемые в войне с горцами, полк в том же 1812 году получил 2 новых простых знамени прежней расцветки.

В Отечественную войну 1812 года в сражении 28 июня при Вилькомире одного батальонного знамени, лишился Тульский пехотный полк. Знамя было взято 23м конно-егерским полком . Позже, 19 июля, батальонного знамени лишился 2й батальон Ревельского пехотного полка в сражении под Эккау. Драгун Бётнер 1-го Западно-Прусского драгунского полка (1й Сводно-Драгунский полк) взял это знамя во время атаки на русскую пехоту, когда прусские драгуны разбили пехотное каре. В 1838 году (официально зарегистрировано 18 апреля 1839 года) знамя было обменено немцами на знамя 24го мушкетерского полка графа Шверина, взятое русскими войсками под Прагой во время Семилетней войны 6 мая 1757 года . Для немцев знамя это было весьма ценно, так как граф Шверин погиб под Прагой, сжимая его в руках.

В заграничных походах русская армия также потеряла несколько знамен. 6 августа 1813 года двух батальонных знамен лишился Ширванский пехотный полк при перевозке их из Кюстрина в Модлин; потерял исключительно из-за поручика Турчина, оставившего повозки, в которых, в частности, находились и знамена, без охраны. Позже, в 1825 году, Турчин, выгнанный из армии с лишением чина, будучи в Потсдаме, рассказывал, что на конвой напали «французские партизаны» и в кровопролитном бою отбили знамена . Мало кто ему верил… Уже будучи на территории Франции, русские полки продолжали терять знамена в схватках с неприятелем. 2 февраля 1814 года в сражении при Вошане одно Георгиевское знамя потерял Шлиссельбургский пехотный полк, а 11 февраля при Шампобере русская армия лишилась аж четырех знамен, среди которых были и полковые : Нашебургский пехотный полк – одно полковое и одно батальонное знамя, Ряжский пехотный полк – одно батальонное и Якутский пехотный полк – одно полковое знамя . Эти знамена, правда, уже ненадолго, поступили в Нотр-Дам…

После этих потерь последовала передышка на 14 лет. Во время войны с Турцией в 1828 году во время сражения при Гаджи-Гассан-Ларе 2-й батальон Лейб-Гвардии Егерского полка попал в окружение. «Видя, что гибель неминуема, несколько … офицеров решились уничтожить находившееся с ними знамя 2-го батальона, чтобы оно не попало в руки туркам. Капитан Кромин, поручик Сабанин и подпоручик Скванчи оторвали полотнище от древка, разделили его на три части и спрятали их на себе под платье ; древко же разломали на части и закопали с орлом (гвардейское навершие в виде двуглавого орла – Т.Ш.) в землю. Едва успели они это сделать, как Кромин и Скванчи были убиты, а Сабанин, раненый в бедро и бок, взят в плен…

Подробности об участи знамени 2го батальона, считавшегося в течение 47 лет пропавшим, выяснились только в 1875 году после смерти Николая Александровича Сабанина. Взятый в плен, он сберег эту полковую святыню, заслуженную кровью его предшественников и обагренною его собственною; никому из товарищей по плену не поведал он своей тайны, опасаясь, что из могущих возникнуть разговоров турки как-нибудь о ней проведают. Возвратившись из плена в 1828 году, он опять-таки никому не рассказал об участи знамени и, лишь умирая, завещал жене своей передать знамя Государю Императору. Скрытность Сабанина в этом деле представляется чрезвычайно загадочной. В том бедственном положении, в котором находился полк, спасение знамени, требовавшее и времени, и присутствия духа, было делом, заслуживающим полного одобрения со стороны всех, кому дорога была честь полка. Поэтому нельзя объяснить одною скромностью непредставление Сабаниным сохранившейся у него части знамени, когда это знамя отыскивалось даже в Константинополе, очевидно им руководили еще иные мотивы. Известно, что все обстоятельства несчастного дела при Гаджи-Гассан-Ларе сильно опечалили Государя и долго после того всякое напоминание ему об этом событии было для него тягостно. … Обстоятельство это очевидно было известно Сабанину и вновь удержать его по возвращении из плена от возбуждения дела, уже начавшего приходить в забвение. Не сдав же своевременно хранившейся у него части знамени, возможно, что Сабанин не сделал этого, впоследствии, из опасения ответственности за несвоевременное объявление о ней и поэтому до смерти сохранял свою тайну. Наконец, могло повлиять на его решение и то, что потерянное Георгиевское знамя уже было заменено новым (14 ноября 1828 – за отличие при взятии Анапы и Варны в 1828 году)… Найденному знамени поэтому не оставалось более места и Сабанин мог думать, что этот упитанный его кровью кусок материи будет сдан в какой-нибудь старый арсенал. Как бы то ни было, но 5 июля 1875 года, генерал-лейтенант Петр Александрович Степанов имел счастье представить Императору Александру II ??спасенное Сабаниным знамя 2-го батальона, а 17 августа того же года, в день полкового праздника, этот остаток был торжественно, в Высочайшем присутствии, перенесен в церковь Лейб-Гвардии Егерского полка, где и повелено его хранить.» ; тогда же знамя было официально восстановлено вместо знамени 1828 года. Возможно, что сейчас остаток знамени хранится в Государственном Эрмитаже, так как полковая церковь была снесена в 30е годы.

Следующие по времени потери все русские историки предпочитали обходить стороной, и это неудивительно – потери эти – в войне с мятежной Польшей в 1831 году. Следует честно признать – Цесаревич Константин прекрасно обучил Польскую армию, правда, на свою же голову… 18 ноября 1830 года Донской казачий №25 Катасанова полк, был атакован мятежниками на своих квартирах в Калише и, оставив врагу 5 знамен, быстро отступил к Прусской границе. Что это были за знамена, на данный момент установить не представляется возможным, но можно сказать, что среди них было по крайней мере одно Георгиевское знамя; остальные, возможно – бунчуки . Эта потеря повлекла за собой особый пункт в Положении о Донском казачьем войске, утвержденном 26 мая 1835 года: «§ 128. Знамена, приобретенные за отличие Донскими полками ныне уже распущенными, более в полки не раздавать и в поход не брать, но хранить оные при регалиях войска» . В сражении при Вавре 7 февраля 1831 года лишился знамени 2й Егерский полк. 1й батальон егерей попал под жестокий огонь поляков и в короткое время понес колоссальные потери. Древко знамени было перебито пополам пушечным ядром. Три знаменщика один за другим были тяжело ранены или убиты. Когда поляки перешли в наступление, кто-то сорвал полотнище с древка; впоследствии оно не было найдено – скорее всего, было затоптано в февральскую грязь. 2му Польскому Егерскому полку досталось лишь навершие. Это навершие было передано Обществу любителей науки и словесности в Варшаве мятежным правительством и после взятия города передано в полк . По этому поводу 25 ноября 1833 года командиром полка полковником Бодиско было получено следующее предписание командира 2й бригады 1-й пехотной дивизии:

«Государь Император, во внимание к тому, что 1-й батальон 2-го Егерского полка (ныне 3-й действующий батальон Копорского егерского полка) лишился на войне против польских мятежников знамя, собственно от сильного огня, в котором полк находился, так что прапорщики, при знамя бывшие убиты, а потом само знамя потеряно и не отыскано в числе тех, которые были отбиты мятежниками, Всемилостивейше пожаловал сему батальону вместо потерянного другое знамя» .

14 февраля 5-й эскадрон Казанского драгунского полка, оставленный в Пулавах для прикрытия корпусного вагенбурга, был атакован мятежниками с помощью измены местных жителей и потерял штандарт .

Через две недели, Позже, в сражении при Устилуге, знамя потерял Житомирский пехотный полк. Комендант крепости Замостье, Красинский, выслал в ночь с 18 на 19 февраля к Устилугу 4 роты с 4 орудиями. Батальон Житомирцев, не принявший никаких мер предосторожности, был внезапно атакован на рассвете 21 февраля. В результате поляки захватили в плен 5 офицеров, 370 нижних чинов, знамя и совершенно спокойно вернулись затем в Замостье .

19 марта 1831 года недалеко от местечка Выгода без боя (официально – в сражении при Дембе-Вельке) положили оружие и знамена два батальона Литовского пехотного полка. Такой поворот событий, в общем, был предсказуем – полк был укомплектован жителями западных губерний – литовцами и поляками, среди которых революционная зараза и антирусские настроения распространялись крайне быстро; в первую очередь это касалось офицеров. При этом в полку остались солдаты, верные своему долгу. Унтер-офицер 1го батальона Иван Гордючный успел отделить навершие, которое, спрятав, позже передал своему товарищу, унтер-офицеру Леонтию Тимофееву. Последний сохранял навершие во время нахождения в польском плену. Всю тяжесть потери можно осознать, лишь представляя, что значило для Российской Императорской армии знамя 1го батальона Литовского пехотного полка – это было одно из знамен, пожалованных Свеаборгскому гарнизонному полку за отличие батальонов, его составивших, при осаде Данцига в 1807 году. Эти знамена были единственной и поэтому уникальной наградой гарнизонным частям за все время их существования. Возвратившись из плена, Тимофеев, прикомандированный к 3му Морскому полку, представил начальству спасенное Гордючным навершие знамени 1го батальона. Об этом было немедленно донесено Государю, и Николай Павлович повелел копье возвратить в Литовский полк, насадить на древко и хранить при полку. Это древко с копьем было вручено воссозданному 1му батальону полка. Унтер-офицер Тимофеев Высочайшим приказом был произведен в прапорщики «куда способным окажется» . Гордючный остался без награды. 20 марта В тот же день в сражении при Дембе-Вельке русские полки лишились трех знамен. 4й Польский уланский полк, атаковав 49-й и 50-й Егерские полки, взял два батальонных знамени (1-го и 2-го батальонов) 50-го полка и одно (1-го батальона) – 49-го.. Опомнившиеся егеря бросились отбивать знамена. Командир польских улан, граф Замойский, не поддержанный никем, оказался в критическом положении и скрылся в лесу, унося с собой драгоценные трофеи . Тогда же, как и Литовский полк утром, положил оружие и, возможно, знамя, батальон Брестского пехотного полка . Польские источники и основывавшиеся на них русские историки указывают 6 русских знамен, взятых мятежниками при Дембе-Вельке. Это неверно, так как при подсчете плюсуются также Житомирское и Литовские знамена, одновременно с прочими, в Великую Субботу Страстной Седмицы 1831 года торжественно пронесенные по улицам Варшавы. Все трофейные знамена и штандарт, в том числе и взятые позже, были помещены в кафедральном соборе, перед взятием Варшавы в конце августа 1831 переданы в крепость Модлин, где и взяты русскими войсками 25 сентября того же года после взятия Варшавы 25 августа возвращены в Россию (в полки не передавались). 29 марта в бою при Игане одно батальонное знамя (2го батальона) потерял Волынский пехотный полк – при атаке на неприятеля в штыки по неосторожности командующего полком Невского пехотного полка подполковника Стефеновича, оставившего знамена в рядах без прикрытия . В полковой истории об этом – ни слова… Последняя потеря в этой войне – в сражении у села Крынки, когда почти полностью был уничтожен недавно сформированный Замосцкий пехотный полк. Знаменщик 1-го батальона Михаил Скурлатов, преследуемый несколькими поляками, сорвал с древка полотнище знамени, скрылся с ним в лесу и, избежав плена, спас полковую святыню . Все знамена и штандарт, взятые поляками в плен, после окончания войны были возвращены в полки.

Единственная потеря в Восточной войне 1853-1856 годов относится ко взятию войсками союзников Бомарзунда – русских укреплений на Аландских островах. 4 августа 1854 года, после капитуляции 10-го Финляндского линейного батальона, оборонявшего укрепления, французы кинулись искать знамя, но подпоручик Клингстедт успел сжечь его, таким образом, оно не досталось неприятелю .

Последняя потеря знамен русскими войсками в XIX веке – в самом конце Туркестанских походов, во время осады крепости Геок-Тепе. 28 декабря 1880 года совершившие ночную вылазку из крепости текинцы захватили знамя 4го батальона 81го пехотного Апшеронского полка, практически полностью изрубив 14ю роту, при которой находилось знамя. Через «пятнадцать скорбных дней», 12 января 1881 года, Апшеронцы во время штурма крепости отбили свое знамя. Обстоятельства захвата и освобождения знамени позволили Александру III ??28 декабря того же года разрешить выносить знамя в строй.

В русско-японской войне Российская Императорская армия не потеряла ни одного знамени. Японцам в общей сложности достались лишь два знаменных древка, а все полотнища и юбилейные ленты были спасены . Тем не менее, следует сказать о тех знаменах, которые подвергались в этой войне опасности быть плененными. В гарнизон осажденного Порт-Артура входили : 5й Сибирский стрелковый полк, 4-я и 7-я Сибирские стрелковые дивизии (13 – 16 и 25 – 28 полки) и Квантунский флотский экипаж ; при капитуляции крепости все регалии этих полков должны были бы попасть в руки неприятеля, но по приказу коменданта крепости генерала Стесселя в ночь на 20 декабря 1904 года, прямо перед капитуляцией, они (и серебрянные рожки канонерских лодок «Бобръ» и «Гилякъ») были вывезены лейтенантом бароном Косинским на эскадренном миноносце «Статный», прорвавшемся в китайский порт Чифу, где были переданы русскому консулу и позже возвращены в полки. Знаменный флаг расформированного в том же году Квантунского флотского экипажа был позже передан в храм-памятник Спаса на водах в Петербурге, где служил алтарной завесой. После уничтожения храма в 1931 году он был передан в Центральный Военно-Морской музей, где и находится Петербурге по сей день .

Следующие по времени потери – во время кровопролитного Мукденского сражения. Во время рукопашной схватки 25 февраля 1905 года было спасено Георгиевское знамя 162-го пехотного Ахалцыхского полка. Командир знаменной роты полка капитан Жирнов, видя безысходное положение полка, отдал приказ – во что бы то ни стало спасти знамя. Знаменный унтер-офицер Гришанов сорвал знамя с древка и первоначально хранил знамя в плену, позже передав его поручику своего полка Хондажевскому, который хранил знамя в течение 8,5 месяцев. По возвращении из плена знамя вновь встало в ряды родного полка. Чины полка, спасшие знамя, были навечно зачислены в списки полка – Гришанов 7 ноября 1906 года, Хондажевский 22 марта 1907, а Жирнов 8 января 1908 года . Приказом по военному ведомству №689 от 24 ноября 1906 года были зачислены навечно в списки 241-го резервного пехотного Орского батальона унтер-офицеры Виноградов, Шестяев и рядовой Лебедев. Батальон этот был развернут во время войны в полк и также участвовал в Мукденском сражении. Тяжело раненый в этом бою знаменщик Лев Виноградов передал знамя рядовому Николаю Лебедеву с просьбой спасти полковую святыню. Лебедев тесаком отделил полотнище от древка, причем в это время неприятельская пуля перебила ему руку. Он спрятал знамя под солому. В это время Шестяев зарывал в землю древко и чехол. Через два дня, находясь в плену на месте боя, Лебедев попросил товарищей отрыть знамя, что и было сделано. Лебедев зашил его в китайскую куртку, которую носил под мундиром. В Японии, в лагере для военнопленных он спрятал знамя в двойное дно сундука, где и хранил его до конца войны. Вернувшись в Россию, он представил знамя начальству, после чего и было возбуждено ходатайство о зачислении героев навечно в списки полка . В 1910 году, при переформировании пехоты, батальон вошел в состав 191-го пехотного Ларго-Кагульского полка; при этом в дополнении к справочнику полковника Шенка по пехотным полкам, опубликованном в 1910 году и касающемся именно новосформированных полков, о этом зачислении навечно не сказано ни слова. Продолжали ли Орцы числится в списках Ларго-Кагульского полка – предстоит выяснить. Тем же приказом №689 с 7го ноября 1906 года навечно в списки 4го стрелкового полка были зачислены штабс-капитан Ожизневский, знаменный унтер-офицер Нестеров и унтер-офицеры Ратников и Смирнов. Тяжело раненый Василий Нестеров, видя безвыходное положение знаменной роты, приказал своим ассистентам снять полотнище и скобу с древка и спасти их. Старший унтер-офицер Андрей Ратников хранил в плену полотнище, а младший унтер-офицер Сергей Смирнов – скобу; позже они передали их штабс-капитану своего полка Ожизневскому, который и вывез спасенное знамя в Россию. 5-му и 19-му стрелковым полкам повезло меньше. Старое знамя 4-го Учебного Карабинерного полка 1837 года, принадлежавшее 5-му стрелковому, было сожжено во время отступления от Мукдена по приказанию начальства. К 1905 году полотнище знамени, которому было без малого 70 лет, должно было уже прийти в ветхость, поэтому спасти его вряд ли было возможно. По данным, приводимым полковыми историками, приказание об уничтожении знамени было действительно отдано штабс-капитаном Гурским, но тяжело раненый знаменный унтер-офицер Лолуев успел спрятать под мундиром полотнище и рассовать по расщелинам мерзлой земли скобу, навершие и разломанное на части древко. Опасаясь, что японцы при обыске найдут знамя, он спустя некоторое время зарыл и его. Позже знамя так и не было найдено . Учитывая все обстоятельства, Государь пожаловал полку 26 ноября 1907 года новое простое знамя, взамен утраченного . Командование 19го стрелкового полка, не имея возможности быстро разрезать и раздать чинам полка тяжелое и плотное полотнище знамени образца 1883 года, приказало сжечь его, оставив лишь Императорский вензель в подтверждение того, что знамени не коснулась рука неприятеля. В плену вензель сохранял поручик полка Шоке. Бежавший из плена младший унтер-офицер Лобачев сообщил начальству о сохранении остатков знамени, да и вскоре они сами были непосредственно предъявлены подполковником 5-го Финляндского стрелкового полка Красноуховым, который за это был награжден золотым оружием . Шоке и Лобачев вышеупомянутым приказом по военному ведомству №689 были зачислены навечно в списки 19го стрелкового полка. До 1917 года полк выходил лишь с вензелем Государя, прикрепленным к чистому полотнищу. Что может быть более явным и более величественным знаком верности присяге и своему Императору?

Потери – 4. Великая война.

Великая война 1914 – 1917 годов принесла с собой новые потери знамен, ставшие последними в истории Российской Императорской армии. После массовой утраты регалий в 1914 – 1915 годах (о чем речь пойдет ниже) русское командование приняло решение об отправке знамен и штандартов в тыл, в запасные части, так как на охрану знамен и штандартов отряжалось иногда по 2 – 3 роты, что, разумеется, снижало огневую мощь русских частей. «Боязнь потерять их приводит к крайне нежелательному отправлению знамен с соответствующим прикрытием глубоко в тыл, нередко в обозы второго разряда. Мне лично приходилось во время объездов встречать и возвращать обратно к полкам иногда целые роты, со знаменем, уходящие в тыл нередко за 30 – 40 верст от позиции» – писал командующий 3й армией в 1916 году.

Первые потери в войне относятся к Восточно-Прусской операции августа 1914 года. Первым было потеряно в Гольдап-Гумбиненском сражении знамя 110го пехотного Камского полка. 7 августа 1914 года полк противостоял трем немецким полкам и понес при этом огромные потери. Ввиду критического положения полотнище было снято с древка, а из навершия был выломан Георгиевский крест. Эти части знамени были благополучно вынесены из боя и спасены; к сожалению, не известно, кто из чинов полка принимал в этом участие. Древко было помещено в одну из повозок обоза, который попал в руки 3го кирасирского Восточно-Прусского Графа Врангеля полка и затем древко со скобой, юбилейными лентами и навершием без Георгиевского креста было передано в Берлинский Цейхгауз, где и находилось до 1945 года; позже оно возвратилось в Россию .

Несравненно большие потери, сравнимые разве что с потерями под Аустерлицем, понесли окруженные и разгромленные корпуса 2й армии генерала Самсонова: XIII, XV и частично XXIII. Поскольку в составе армии царила достаточно большая неразбериха, автор счел необходимым привести данные по всем «самсоновским» полкам, так или иначе пострадавшим в ходе операции. Большим подспорьем в этом плане являются публикации в эмигрантских журналах «Военная быль» и «Часовой».

XIII Армейский корпус

1-й пехотный Невский полк.

Дважды раненый полковник Первушин, перед последней попыткой пробиться, приказал снять знамя с древка и зарыть его в землю. Знаменщик, подпрапорщик Удалых, точно определил место, где было зарыто знамя. Попытка прорыва не удалась, но Удалых пробрался в Россию. Полк восстанавливался в Лиде, и среди прибывших на укомплектование полка офицеров был и прибывший из Казанского (или Павловского – как указывает генерал Флуг) военного училища подпоручик Игнатьев. Назначенный командиром XIII армейского корпуса генерал от артиллерии Василий Егорович Флуг вспоминал, что Игнатьев был замкнутым, практически не общался с однополчанами и имел весьма странную привычку носить всегда с собой в карманах кителя своих домашних животных: морскую свинку и канарейку. «Свое обычное тоскливое настроение он близким лицам объяснял разочарованием, постигшим его, когда он из училища попал в полк, не имевший полковой святыни – знамени». Узнав, что в полку находится подпрапорщик, скрывший знамя и знающий его местонахождение, Игнатьев загорелся идеей спасти полковое знамя и долгое время затем подговаривал Удалых на этот отчаянный шаг. Некоторое время спустя Игнатьев и Удалых исчезли, что, по закону, могло привести к тяжким последствиям для них (вплоть до смертной казни). Через 2 – 3 недели они вернулись в расположение полка оборванные, в крестьянской одежде, и предъявили знамя. Оказалось, что сопровождаемый знаменщиком, Игнатьев пробрался через фронт в Восточную Пруссию. Передвигаясь исключительно ночью, скрываясь как от немецких, так и от русских разъездов, они нашли место, где было скрыто знамя, отрыли его и пустились в обратный путь. При обратном переходе линии фронта оба Невца нарвались на немцев. При попытке скрыться в болоте Игнатьев был ранен пулей в ногу, его канарейка утонула, но подоспевшие вовремя казаки выручили их. О подвиге Невцев было немедленно доложено Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, который наградил Игнатьева орденом Св.Владиира 4й ст. с мечами и бантом, а Удалых – Георгиевским крестом 4й степени. 12 ноября 1914 года в Царском Селе герои были представлены Государю Императору, который пожаловал Игнатьеву орден Св.Георгия 4 ст., а подпрапорщику Удалых Георгиевский крест 1й ст.(первый, пожалованный в эту кампанию). Император Николай II ?записал в своем дневнике :

«12 ноября 1914 года. Приняли вдвоем (с герцогом Н.Лейхтенбергским – Т.Ш.) молодого подпоручика и прапорщика 1го пехотного Невского полка, нашедших полковое знамя закопанным в Восточной Пруссии недалеко от границы» .

2-й пехотный Софийский полк.

В последнем бою полка, когда несколько солдат своим огнем сдерживали подбегавших немцев, поручик Логинов зарывал знамя в землю. Ни одна его часть в руки немцев не попала. О судьбе знамени комиссия генерала Пантелеева (по расследованию обстоятельств гибели армии Самсонова – Т.Ш.) не имела никаких сведений .

3-й пехотный Нарвский полк.

Судьба знамени неизвестна.

4-й пехотный Копорский полк.

16 августа остатки полка выдержали последний бой на глазах генерала Самсонова. Назначенный полковым командиром полковник Жильцов, не желая пережить разгром полка, поцеловал знамя и застрелился. Полотнище, сорванное с древка и Георгиевский крест, выломанный из навершия, были вынесены и доставлены в Россию подпрапорщиком Колочинским и подпоручиком Войтовским. Древко со скобой и юбилейными лентами было найдено немцами в полковом обозе. Хранилось до 1945 года в Берлинском Цейхгаузе ; возвращено в Россию .

141-й пехотный Можайский полк.

Знамя было спасено ; древко уничтожено. За спасение знамени в бою 16 августа под Гогенштейном подпрапорщик Емельян Тарасевич был награжден Георгиевским крестом 4й степ. №5855 . Полотнище вынесено в Россию подпрапорщиком Гилимом. В ночь с 18 на 19 августа у деревни Пушаловен немцы нашли остатки древка, Александровские юбилейные и Георгиевскую ленты, а также скобу ; до 1945 года они хранились в Берлинском Цейхгаузе, а затем возвращены в Россию .

142-й пехотный Звенигородский полк.

Знамя было сорвано с древка и полотнище разрезано и поделено между офицерами, которые хранили его в плену, как и Георгиевский крест со знамени. Древко со скобой и навершием, без выломанного Георгиевского креста, 18 августа у деревни Садек было найдено немцами. В декабре 1914 года в лагере Оснабрюкк немцы нашли на пленном поручике Исаеве кусок полотнища, с надписью «Съ нами Богъ». Исаев категорически отказался дать немцам какие-либо показания. И то, и другое хранилось до 1945 года в Берлинском Цейхгаузе ; позже было возвращено в Россию. Большая часть полотнища была спасена и после войны вывезена из Германии. Часть в 1919 году была представлена в штаб Добровольческой Армии и впоследствии сдана в русский храм в Белграде. 19 октября 1925 года другой кусок полотнища был сдан прямо в храм, где соединенные остатки спасенного знамени хранились до 1945 года. Фамилии офицеров, спасших знамя, неизвестны .

143-й пехотный Дорогобужский полк.

Остатки полка, неся знамя и тело убитого полковника Кабанова, отступали к границе, когда путь им у деревни Доротово преградили немцы. Знамя было сорвано с древка и спешно зарыто вместе с лентами. 17 августа немцами среди убитых были найдены только древко со скобой и навершие, до 1945 года затем находившиеся в Берлинском Цейхгаузе ; позже они были возвращены в Россию. «Жутко-торжественное зрелище представляли собой ожесточенные атаки остатков этого несравненного батальона, шедшего в последние схватки в сопровождении полковой святыни-знамени и тела убитого командира… Как будто из глубины веков вошел в этот день нашего чуждого мистике ХХ столетия забытый доисторический ритуал, когда воины шли в заключительный бой, неся труп своего убитого вождя…». До конца 50х годов последние Дорогобужцы хранили секрет о месте сокрытия знамени .

144-й пехотный Каширский полк.

Полковник Каховский был убит в последнем бою со знаменем в руках. В руки немцев ни одна часть знамени не попала. Судьба знамени неизвестна . Найдено в окрестностях Алленштайна-Ольштына (Польша) в 2004 году .

13-й Саперный батальон.

Знамя батальона, вероятно, было зарыто и не отыскано, так как налицо его не было вплоть до 1917 года .

XV Армейский корпус

21-й пехотный Муромский полк.

Полк пробился в Россию. Перед атакой, по приказу полковника Новицкого, знамя было снято с древка и части его были распределены между офицерами. Полотнище было вынесено капитаном Генцель. Офицер, несший Александровские юбилейные ленты, был убит и ленты найдены немцами на его теле. По возвращении в Россию знамя было вновь прибито к древку .

22-й пехотный Нижегородский полк.

О судьбе знамени комиссия генерала Пантелеева не располагала никакими сведениями, но установлено, что в Россию были вынесены скоба и Александровские юбилейные ленты. Есть указания, что знамя было спасено при прорыве 21-го пехотного Муромского полка. Одна только часть полотнища (угол с двуглавым орлом) была найдена немцами в лагере Виллинген, в вещах пленного офицера. Древко, вероятно, было уничтожено и в руки немцев не попало .

23-й пехотный Низовский полк.

Генерал Пантелеев свидетельствовал, что «знамя 23го полка было спасено и находится на лицо». Командир полка, полковник Данилов, был убит со знаменем в руках .

24-й пехотный Симбирский полк.

Смертельно раненый знаменщик передал знамя двум унтер-офицерам во время отступления к границе. Симбирцы несли знамя и тело своего последнего командира, подполковника Около-Кулак, убитого в бою. Когда выяснилась невозможность пробиться, унтер-офицеры сняли знамя с древка, завернули полотнище в солдатскую шинель и зарыли его в цинковом ящике, тщательно отметив место. Оба унтер-офицера пробрались лесами в Россию и были произведены в прапорщики. В полку их всегда держали при обозе, чтобы с ними ничего не случилось. В руки немцев попало древко с навершием, юбилейными лентами и скобой, найденное ими 18 августа у деревни Пушаловен. До 1945 года хранилось в Берлинском Цейхгаузе; позже возвращено в Россию .

29-й пехотный Черниговский полк.

11 августа, в бою под Орлау, знамя подверглось большой опасности. В критический момент боя полковник Алексеев приказал развернуть знамя и с ним лично повел в штыки знаменную полуроту. Командир полка был ранен, а затем убит и к знамени бросились немцы. Вокруг него закипел жестокий рукопашный бой, но «рука немца не коснулась знамени». Поручик Голубев берет знамя у трижды раненого знаменщика и падает, сраженный насмерть. Знамя подхватывает солдат, но и он убит. Немцы писали: «может быть, в мире не существует другого военного трофея, за обладание которым шла бы такая героическая и драматическая с обеих сторон борьба, какая велась за знамя Черниговского полка». Тогда раненый знаменщик отрывает полотнище и прячет его на груди. Кто-то выламывает Георгиевский крест из навершия. Немцы отбиты, но знаменная группа прибита пулеметами к земле и остается между двумя линиями. Ночью Черниговцы достигают ее и выносят знаменщика и пропитанное его кровью знамя. Найден также Георгиевский крест, но древко найти не удалось. Его найдут немцы под трупами убитых. Древко со скобой и навершием (без Георгиевского креста) до 1945 года находилось в Берлинском Цейхгаузе, а после взятия Берлина Советскими войсками торжественно возвращено на Родину. Прибитое к казачьей пике знамя находится при полку. 30 августа остатки полка окружены. Новый знаменщик вновь срывает знамя с пики и прячет его на груди и вместе с ним попадает в плен. Находясь ночью в сарае, он видит вблизи себя полкового священника о.Соколова и, считая, что тому будет легче сохранить знамя, просит его взять. В темноте, следя глазами за часовым, знаменщик передает знамя батюшке. Наутро русские сестры милосердия забинтовывают знамя на теле священника. Немцы объявляют пленным, что они решили освободить одного священника и 20 солдат. Таким образом о.Соколов возвращается через Швецию в Россию. 29 сентября о.Соколов представил Государю Императору знамя Черниговского полка. За спасение знамени он был награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. Николай II ?записал в своем дневнике:

«29 сентября 1914 года. …Между докладами прислал священника 29го пехотного Черниговского полка, спасшего полковое знамя» .

30-й пехотный Полтавский полк.

По приказанию полковника Гаврилицы знамя было снято с древка, разрезано и поделено между офицерами для хранения его в плену. Древко со скобой, но без навершия, было найдено немцами 14 августа в полковом обозе. До 1945 года хранилось в Берлинском Цейхгаузе ; позже возвращено в Россию. В 1970 году полотнище знамени было найдено в Польше ; ныне находится в Музее Армии в Варшаве .

31-й пехотный Алексеевский полк.

О судьбе знамени комиссия генерала Пантелеева ничего не знала, но ни одна часть знамени в руки немцев не попала. Есть указания, что знамя было вынесено подполковником Сухочевским при прорыве 21-го пехотного Муромского полка .

32-й пехотный Кременчугский полк.

Знамя было снято с древка и, как видно, зарыто по частям. О его судьбе комиссия генерала Пантелеева ничего не знала. 1 апреля 1915 года немцы отрыли Георгиевский крест, юбилейные Александровские ленты и скобу с древка неподалеку от Вилленберга; до 1945 года они хранились в Берлинском Цейхгаузе, затем были возвращены в Россию .

2-й Оренбургский казачий полк.

Судьба знамени неизвестна. В руки немцев оно не попало.

15-й Саперный батальон.

Знамя, вероятно, было вынесено в Россию. Прямых указаний на это нет, но батальон не указан в числе частей, не имеющих знамен, и в руки немцев ни одна часть знамени не попала.

XXIII Армейский корпус

Лейб-гвардии Кексгольмский полк.

Знамя было снято с древка, которое сожжено, а орел зарыт. Полотнище отдано поручику Анучину, который вместе с полковым знаменем и знаменщиком Васильевым должен был пробраться в Россию. По пути они нарвались на немцев. Прикрываемый Васильевым, погибшим при этом, Анучин смог вернуться к остаткам полка и вместе с ним попал в плен. Командир полка генерал Малиновский решил большую часть знамени сжечь, а остатки его дать на хранение офицерам. Остатки эти оставались ненайденными немцами до конца войны. О спасении знамени Государю доложила вдова генерала Самсонова по возвращении из Германии. Впоследствии остатки знамени были соединены в Белградском храме. Ни одна его часть в руки немцев не попала. По ошибке или определенному умыслу, к трофеям австрийцы причислили и находившиеся с 1860 года в Вене три старых батальонных знамени Кексгольмского полка, подаренные Шефу полка Императору Францу Иосифу по случаю 150-летия полка. «Во время войны в одном из немецких военных журналов, был помещен снимок взятых у Российской армии знамен. На этом снимке, в качестве трофеев, фигурировали и эти ПОДАРЕННЫЕ знамена, изъятые из кабинета Шефа полка» .

5-й пехотный Калужский полк.

Знамя было вынесено отрядом капитана Лукьянова и подпрапорщиком Смыковым. Пробиваясь лесами к границе, Лукьянов встретил штандартный эскадрон 6го драгунского Глуховского полка, который и помог ему добраться до России. Возвращенное в восстановленный полк, оно было передано в 1917 году русскому посланнику в Румынии, а затем представлено в Белградский храм .

6-й пехотный Либавский полк.

Снятое с древка полотнище хранил на груди раненый знаменщик и с ним попал в плен. Находясь на перевязочном пункте, он попросил сестру милосердия Генриетту Сорокину сохранить его. Сестра приняла знамя и через Швецию вернулась в Россию. Знамя было возвращено в полк, а сестра Сорокина награждена Георгиевскими крестами 1й и 2й степеней. Полк сделал ей богатый подарок . Более подробно излагал эту историю член Трофейной комиссии при Военно-Походной ЕИВ Канцелярии К.Гейштор:

«Однажды… дежурный вахмистр, войдя в мой кабинет, доложил, что какая-то сестра милосердия желает говорить с Начальником Канцелярии. Я велел ей передать, чтобы она подала прошение дежурному чиновнику. Вахмистр ушел, тот же час вернулся и доложил, что сестра милосердия имеет особо важное заявление и просит ее принять.

Приказав ввести ее, я увидел перед собой молодую, лет 20 – 21 блондинку, слегка полную, в солдатской шинели и с косынкой на голове, а в правой руке – костыль. Слегка прихрамывая, она подошла к столу и, по моему приглашению, села. Я спросил ее фамилию и часть, а также откуда она приехала в Петроград. С легким иностранным акцентом она ответила, что она сестра милосердия из передового госпиталя Генриетта Сорокина и что она была ранена в боях армии генерала Ренненкампфа. На мой вопрос – что ей угодно, она отвечала, что может сказать это только Начальнику Канцелярии. Протелефонировав ротмистру Кноррингу, я просил его прийти в приемную. Кнорринг тотчас же пришел и я представил ему сестру и сказал о ее просьбе. «В чем дело ? О чем Вы хотите говорить с начальником канцелярии ? Он сейчас в отъезде…» Подумав с минуту, сестра сказала : «Отвернитесь на минуту», а когда она нас позвала, мы увидели на нашем большом круглом столе развернутое замечательно красивое знамя. На нем значились юбилейные даты и даты основания 6го пехотного Либавского полка. Это было его юбилейное знамя… В первую минуту мы оба опешили и затем Кнорринг спросил : «Скажите нам, как Вам досталось это знамя и прошу Вас говорить только правду ; вы должны знать, что потеря знамени частью – это смерть ее». Сестра стала рассказывать, что во время боя при Сольдау, при работе на перевязочном пункте, она была легко ранена в ногу. Знаменщик Либавского полка, тяжело раненый в живот, сорвал с древка знамя, свернул его и тихо сказал: «Сестра, спаси знамя !» и с этими словами умер на ее руках. Этот простой рассказ, сделанный тихим ровным голосом, с легким иностранным акцентом, произвел на нас сильное впечатление. Кнорринг сказал: «Ваш подвиг, сестра, согласно статуту, награждается Орденом Святого Георгия, но эта награда Вам может быть пожалована только непосредственно Государем Императором». «Этого-то мне бы и хотелось»,- отвечала сестра. На вопрос Кнорринга, как она сохранила знамя в целости, она сказала, что была подобрана немецкими санитарами и положена в госпиталь, где ей вынули пулю из ступни. Там она и пролежала, пока, на основании Женевской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в России. На вопрос Кнорринга: «А немцы Вас осматривали и где же тогда было знамя?» сестра ответила, что она знамя забинтовала вокруг бюста, чем и объяснялась ее полнота, на которую мы, вероятно, обратили внимание. Кнорринг ушел с докладом к Нарышкину (заместитель Начальника Канцелярии – Т.Ш.) и вернувшись, сказал, что сестру просят прийти в Канцелярию завтра. Знамя свернули и отнесли в кабинет Нарышкина.

Когда я помогал сестре одевать ее тяжелую солдатскую шинель, я нащупал в кармане большой револьвер. Ничего я ей не сказал и проводил из приемной к выходу. После ее ухода полковник Нарышкин позвал Кнорринга и меня, и, ,еще раз выслушав наш рассказ, сказал : «Подвиг сестры налицо. Либавский полк понес под Сольдау большие потери и был почти уничтожен. Несомненно, это его юбилейное знамя, но есть и «но». Как она сумела сохранить знамя в плену при известной всем немецкой бдительности? Раз вы обратили внимание на ее неестественную полноту, как же не сделали этого немецкие доктора, да еще при медицинских осмотрах и операциях? Наконец, во время перехода через границы Норвегии и Швеции, она тоже должна была подвергнуться таможенному осмотру? Ее рассказ о том, что умиравший знаменщик передал ей знамя, правдоподобен, но может быть дело проще – она нашла брошенное знамя и сорвав его с древка, спрятала. Может быть и еще иная версия – спасший знамя раненый и умиравший офицер или солдат передал ей уже в госпитале знамя, прося доставить его в Россию. Заметьте, что она непременно хочет иметь аудиенцию у Государя». В это время я вспомнил и рассказал о револьвере, который я нащупал в кармане ее шинели. «Тем более. Мы должны быть очень осторожны», – сказал Нарышкин. «Я сейчас же сообщу обо всем князю Орлову (Начальник Канцелярии – Т.Ш.), а он уже сумеет доложить обо всем Государю». Сообщать жандармским властям или в контрразведку не следовало, ибо наша Канцелярия была вне контроля других учреждений. «Кроме того, если Государь захочет наградить сестру лично, то, предварительно, она, конечно, будет обыскана. Мое мнение, что в общем она говорит правду, но чего-то не договаривает. Я прошу инженера (автора воспоминаний – Т.Ш.) посещать сестру в гостинице, познакомиться с ней поближе, пригласить на ужин в Европейскую гостиницу и постараться узнать – почему она носит оружие, совсем сестрам милосердия не присвоенное?»

По ее рассказам, она была по матери шведка и до смерти матери все детство говорила по-шведски, почему у нее и остался такой акцент. Отец тоже рано умер и она воспитывалась у сестры матери, которая жила в Херсоне. Рано вышла замуж. Муж врач, тоже пропал без вести в первых же боях в Восточной Пруссии. Она провела все эти бои в санитарном отряде при 1й армии, а потом потеряла связь со своим отрядом, блуждала и помогала в разных частях. Все перемешалось и найти свою часть было невозможно. Я спросил ее – почему она носит оружие? Она слегка смутилась и вынув из шинели тяжелый браунинг 12 калибра, подала его мне. Открыв магазин, я увидел 7 пуль, а восьмая была в стволе. На обойме было мелко написано «Берлин». Она сказала, что браунинг нашла на поле сражения и спрятала. «Вместе со знаменем?»,- спросил я. «Да, вместе». «А для чего Вам теперь это оружие?» Она ответила, что пока была у немцев, хранила его, как оружие против посягателей и, вообще, когда она была на ускоренных курсах сестер милосердия, то доктора ей говорили, что сестры могут подвергнуться насилию и, для своего спокойствия, нужно иметь с собой цианистый калий в ампулке. Она вынула ампулку и мне показала. «Полагаю, что Вам теперь ничего не грозит и Вы можете жить спокойно». «Нет, я снова поеду на фронт. Здесь мне нечего делать, а близких у меня нет»,- ответила сестра.

На другой день я доложил полковнику Нарышкину о моем разговоре. Тот подумал и сказал : «Независимо от ответа Ставки, к аудиенции ее допускать нельзя». Через несколько дней пришел ответ князя Орлова, что по его докладу о спасении знамени, Государь наградил сестру Сорокину Георгиевскими крестами 1й и 2й степеней. Пришедшая в Канцелярию, сестра была торжественно встречена и награждена орденами. Особой радости я у нее не заметил и она даже спросила Нарышкина, будет ли принята Государем, на что тот ответил, что ввиду важных событий, Государь отбыл в действующую армию» .

Не исключено, что Генриетта Сорокина была немецкой шпионкой, подосланной с целью убить Государя – вне всяких сомнений, немцы бы пожертвовали бы на это дело одно из трофейных знамен. Слишком много неясного остается в этом деле, и до конца распутать его – дело будущего.

7-й пехотный Ревельский полк.

В бою 13 августа полк был совершенно разгромлен. «Остались знамя и взвод», как доносил генерал Самсонов. Знамя было вынесено из боя ценой многих жертв. Оно было снято с древка и один из офицеров спрятал его на груди. Остатки полка пробирались в Россию, но выйти из окружения им не удалось. Андоленко писал, что несший полотнище офицер был убит и. 14 августа, у деревни Ошекау, немцы нашли его тело и спрятанное знамя. Голое древко, без навершия, скобы и лент тоже попало в их руки … На самом деле, после боя 13-го августа у дер.Гросс-Гардинен и Турау, командир 1-го батальона полковник Дыхов приказал полотнище знамени сорвать с древка и обмотал им грудь рядового Брахвогеля. Дыхов указал ему наименее опасный путь и приказал идти в тыл и спасать знамя.14-го августа Брахвогель подошел к обозу 2-го разряда Низовского полка. Начальник хозчасти названного полка узнав, что у Брахвогеля находится знамя и заподозрив в нем переодетого германского солдата, отобрал знамя и положил его в денежный ящик, а Брахвогеля арестовал. 15го августа обоз Низовского полка был атакован немецкой кавалерией и попал в плен. Вместе с ним попало в плен и знамя. До 1945 года знамя хранилось в Берлинском Цейхгаузе; позже было возвращено в Россию. Георгиевский крест и темляк со знамени были спасены подпрапорщиком Козубом, а позже, в немецком лазарете переданы подпоручику того же полка Сенкевичу . 8 октября 1915 года Высочайше было разрешено выдать полку знамя его 2го батальона до окончания войны. .

8-й пехотный Эстляндский полк.

Полк избежал охвата и вынес полностью свое полковое знамя.

6й драгунский Глуховский полк.

Штандарт был вывезен в Россию .

6-й Донской казачий полк.

Судьба штандарта неизвестна. Вероятно, его удалось вывезти в Россию. Ни одна его часть в руки немцев не попала.

16 августа, тогда же, когда полки 2-й армии гибли в Мазурских болотах, в Томашовском сражении знамя потерял второочередной 242-й пехотный Луковский полк (знамя бывшего 186-го резервного пехотного Луковского полка). Полное знамя (полотнище, древко со скобой) было отбито в обозе. До начала 2-й мировой войны знамя хранилось (вместе со знаменами Кексгольмского полка) в Военном музее в Вене . 19 августа (по немецким данным – 30 августа) во время отступления из Восточной Пруссии знамя потерял 119-й пехотный Коломенский полк. Знамя полностью попало в руки немцев неподалеку от деревни Адамсхейде. Во время отхода русские войска 4-го корпуса генерала Алиева прикрывал Коломенский полк. Знамя оказалось на линии огня. Немцы писали, что, когда русские цепи поднялись и начали отходить, один из унтер-офицеров 2-го Тюрингского №32 пехотного полка увидел в бинокль грузную фигуру русского знаменщика, отходившего со знаменем в руках, с последними русскими бойцами. Тщательно приложившись, унтер-офицер выстрелил. Знаменщик упал и знамя осталось лежать рядом с ним. Когда немцы поднялись и в свою очередь, пошли в атаку, унтер-офицер подобрал знамя. Отвечает ли немецкая версия действительности или нет – неизвестно. До 1945 года знамя находилось в Берлинском Цейхгаузе; позже было возвращено в Россию . В 1933 году РОНДу было передано СА одно из русских знамен, взятых немцами в Великой войне. Есть основание полагать, что это было знамя Коломенского полка, так как из всех трофейных русских знамен оно было в полном комплекте (полотнище, древко, навершие, скоба, юбилейные ленты) и в прекрасном состоянии. РОНД в Восточной Пруссии был распущен осенью 1934 года, в прочих же землях Германии его отделения под иными названиями просуществовали до 1939 года. Дальнейшая судьба этого знамени неизвестна. 30 сентября второочередной 223-й пехотный Одоевский полк попал в критическое положение в Вержболовском сражении. Знамя полка-«родителя» (2-го батальона 3-го пехотного Нарвского полка) подверглось опасности пленения. Древко со скобой, без копья было найдено немцами на поле сражения у Гериттена, к югу от Сталуппенена. До 1945 года оно находилось в Берлинском Цейхгаузе; позже было возвращено в Россию . Даже Императорская гвардия не избежала опасности потери. Во время Опатовского боя 20 – 21 сентября отход Гвардейской стрелковой дивизии прикрывал Лейб-Гвардии 1й Стрелковый Его Величества полк. Попав в окружение, погибли три знаменщика и знамя из огня вынес лично командующий полком полковник Левстрем . 5 ноября под Ниеговой штандарт потерял 42-й Донской казачий полк. Штандарт следовал с командиром полка в обозе и был захвачен немцами ночью. Раненый командир полка был взят в плен и, узнав о взятии в плен полкового штандарта, сошел с ума .

11 ноября под местечком Березинами в Завислянском районе знамя утратил 21-й Сибирский стрелковый полк. Знамя было сожжено и ни одна его часть в руки немцев не попала. Из дознания по делу об утрате знамени становится ясным следующее: в 3 часа дня полк был окружен противником. Знамя было решено сжечь, но никто лично не видел, как жгли знамя. Командир 3-го батальона подполковник Ковалевский, в присутствии подпрапорщика Денисова, унтер-офицера Бонифатьева и других нижних чинов сжег в избе древко знамени и часть полотнища. Крест со знамени, кажется, взял знаменщик унтер-офицер Степанов и несгоревшую часть знамени – подпрапорщик Роты Ея Величества Воробьев. Уничтожив знамя, подполковник Ковалевский тут же сжег большую пачку денег и затем, сказав: «Я не могу вынести такого позора и здоровым попасть в плен», застрелился из револьвера, сидя на стуле. Вслед за тем в избу ворвались немцы и захватили в плен бывших там нижних чинов. Следует сказать, что Ковалевский остался жив и также попал в плен . 30 марта 1915 года пожалование нового знамени взамен утраченного Высочайше было повелено отложить до конца военный действий….