«Под черным флагом. Хроники пиратства и корсарства»

Михаил Ципоруха Под черным флагом. Хроники пиратства и корсарства

Ловцы удачи

Часто говорят о двух древнейших областях профессиональной деятельности – проституции и шпионаже. Довольно уверенно можно отметить и третью древнейшую профессию – пират.

История пиратства представляет особый интерес в связи с изменением отношения общества к этой деятельности в различные эпохи. То, что сейчас осуждается большинством людей, в древности казалось обычным делом, в котором охотно и без угрызений совести участвовали и владыки, и рядовые члены общины. Пиратство являлось неотъемлемой частью экономики Древнего мира, поставляя на рынок большое количество материальных ценностей, а также рабов (один из важнейших товаров того времени).

Пиратство с благословения государства – корсарство – сыграло важную роль в первоначальном накоплении капитала, в создании фундамента для образования могущественных колониальных и торговых империй.

Эта книга дает возможность познакомиться поближе с пиратством и корсарством – со всем тем, что веками было покрыто тайной и романтическим флибустьерским флером. Рассказывая о древних и средневековых пиратах, я старался часто предоставлять слово древним и средневековым авторам – писателям и историкам. Знакомство с подлинными текстами позволит вам, читатель, лучше увидеть облик той или иной эпохи, почувствовать ее аромат и звучание. Благополучного и увлекательного вам плавания по страницам книги и семь футов под килем!..

М. Ципоруха

Почетное дело разбоя

Прежде чем в Трою пошло броненосное племя ахеян,

Девять я раз в корабле быстроходном с отважной дружиной

Против людей иноземных ходил – и была нам удача;

Лучшее брал я себе из добыч, и по жребию также

Много на часть мне досталось; свое увеличив богатство,

Стал я могуч и почтен меж народами Крита.

(Гомер. Одиссея)

Один лишь не может ничем побежден быть желудок,

Жадный, насильственный, множество бед

приключающий смертным

Людям: ему в угожденье и крепкоребристые ходят

Морем пустым корабли, принося разоренье народам.

(Гомер. Одиссея)

Древнегреческий историк Фукидид, живший в V веке до н. э., в своей знаменитой «Истории» (где он описал Пелопоннесскую войну между Афинским морским союзом и Спартой и ее союзниками в 431–404 годах до н. э.) особо отметил, что пиратство в Эгейском море возникло в глубокой древности, задолго до времени его жизни:

«Ведь уже с древнего времени, когда морская торговля стала более оживленной, и эллины, и варвары на побережье и на островах обратились к морскому разбою. Возглавляли такие предприятия не лишенные средств люди, искавшие и собственной выгоды, и пропитания для неимущих. Они нападали на незащищенные стенами селения и грабили их, добывая этим большую часть средств к жизни, причем такое занятие вовсе не считалось тогда постыдным, но напротив, даже славным делом. На это указывают обычаи некоторых материковых жителей (у них еще и поныне ловкость в таком занятии слывет почетной), а также древние поэты, у которых приезжим мореходам повсюду задают один и тот же вопрос: не разбойники ли они, – так как и те, кого спрашивают, не должны считать позорным это занятие, и у тех, кто спрашивает, оно не вызывает порицания».

Многое о древних морских пиратах можно узнать из «Одиссеи» Гомера; в эпической поэме неоднократно упоминается о морском разбое. Как точно подметил французский историк Анри Валлон, «в поэмах Гомера есть правдивое описание нравов, которых нельзя не узнать под сказочными формами, под чудесным покровом этих песен. С этой точки зрения я осмелился бы сказать: поэзия не менее верный руководитель, чем история, потому что если она пренебрегает порядком событий, то тем не менее она выражает их основную мысль и ход жизни; и событие, которое она выдумывает, вытекает из всей совокупности идей, характеризующих эпоху».

Корабль Одиссея плывет мимо острова Сирен (Рисунок на вазе)

Герой «Одиссеи» – Одиссей, царь Итаки, рассказывая царю феакийцев Алкиною о своих приключениях при возвращении домой после взятия Трои, без смущения, спокойно описывает поистине пиратские действия своих сподвижников:

Ветер от стен Илиона[1] привел нас ко граду киконов,[2] Исмару: град мы разрушили, жителей всех истребили. Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много, Стали добычу делить мы, чтоб каждый мог взять свой участок. Я ж настоял, чтоб немедля стопою поспешною в бегство Все обратились: но добрый совет мой отвергли безумцы; Полные хмеля, они пировали на бреге песчаном, Мелкого много скота и быков криворогих зарезав. Тою порою киконы, из града бежавшие, многих Собрали живших соседственно с ними в стране той киконов, Сильных числом, приобвыкших сражаться с конем и не менее Смелых, когда им и пешим в сраженье вступать надлежало. Вдруг их явилось так много, как листьев древесных иль ранних Вешних цветов; и тогда же нам сделалось явно, что злую Участь и бедствия многие нам приготовил Кронион.[3] Сдвинувшись, начали бой мы вблизи кораблей быстроходных, Острые копья, обитые медью, бросая друг в друга. Покуда Длилося утро, пока продолжал подниматься священный День, мы держались и их отбивали, сильнейших; когда же Гелиос к позднему часу волов отпряженья склонился, В бег обратили киконы осиленных ими ахеян. С каждого я корабля по шести броненосцев отважных Тут потерял, от судьбы и от смерти ушли остальные. Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти. Я ж не отвел кораблей легкоходных от брега, покуда Три раза не был по имени назван из наших несчастных Спутников каждый, погибший в бою и оставленный в поле.

Особо много сказано в «Одиссее» о финикийских купцах-пиратах, соперниках древних греков в торговле и морском разбое. Одиссей, рассказывая свинопасу Эвмею о своих приключениях и скрывая от него, кто он действительно, повествует о своем участии в рядовом для того времени событии – нападении эллинских пиратов на прибрежные египетские поселения. Его спутники прибыли к побережью Египта на девяти кораблях и…

Грабить поля плодоносные жителей мирных Египта Бросились, начали жен похищать и детей малолетних, Зверски мужей убивая, – тревога до жителей града Скоро достигла, и сильная ранней зарей собралася Рать; колесницами, пешими, яркою медью оружий Поле кругом закипело; Зевес, веселящийся громом, В жалкое бегство моих обратил, отразить ни единый Силы врага не поспел, и отвсюду нас смерть окружила.

Одиссей остался жив, получил прощение от египетского правителя, провел там несколько лет и разбогател.

Прибыл в Египет тогда финикиец, обманщик коварный, Злой кознодей, от которого много людей пострадало; Он, увлекательной речью меня обольстив, Финикию, Где и поместье и дом он имел, убедил посетить с ним: Там я гостил у него до скончания года. Когда же Дни протекли, миновалися месяцы, полного года Круг совершился и Оры весну привели молодую, В Ливию с ним в корабле, облетателе моря, меня он Плыть пригласил, говоря, что товар свой там выгодно сбудем; Сам же, напротив меня, не товар наш продать там замыслил; С ним и поехал я, против желанья, добра не предвидя.

Только разразившаяся буря и крушение корабля спасли Одиссея от продажи в рабство пиратом-финикийцем. Одиссей рассказывает о том, что при крушении корабля волны вынесли его к острову, где обитали феспроты (греческое племя, жившее в Эпире). Царь феспротов отнесся к нему милостиво и отправил его далее на корабле. С трудом бежал Одиссей с корабля феспротов, где команда попыталась продать его в рабство.

Такую же историю поведал Одиссею свинопас Эвмен. В детстве, будучи сыном царя Ктесия, он жил на острове Сира. К нему была приставлена в качестве няни и служанки молодая финикийская рабыня. Далее в поэме следует типичный для тех времен рассказ о действиях пиратов – морских разбойников, как греков, так и финикийцев:

Случилось, что в Сиру Прибыли хитрые гости морей – финикийские люди, Мелочи всякой привезши в своем корабле чернобоком. В доме ж отцовском рабыня жила финикийская, станом Стройная, редкой красы, в рукодельях искусная женских. Душу ее обольстить удалось финикийцам коварным: Мыла она, невдали корабля их, белье; тут один с ней Тайно в любви сочетался – любовь же всегда в заблужденье Женщин, и самых невинных своим поведением, вводит. Кто и откуда она, у рабыни спросил обольститель? Дом указав своего господина, она отвечала: «Я уроженка меднобогатого града Сидона: Там мой отец Арибант знаменит был великим богатством; Силой морские разбойники, злые тафийцы[4] схватили Шедшую с поля меня и сюда увели на продажу Мужу тому, от него дорогую потребовав цену».

Финикийцы поклялись доставить рабыню в Финикию. Когда финикийский корабль был подготовлен к дальнейшему плаванию, она, получив условный знак от финикийцев, укрылась на нем, захватив с собой своего подопечного Эвмея и золотые кубки из дома правителя Ктесия. Финикийский корабль приплыл в Итаку, где пираты продали мальчика Лаэрту, отцу Одиссея.

Неприязнь к финикийцам, торговым и политическим конкурентам древних греков, отразилась и в сочинениях Геродота (родился около 484 года, умер между 431 и 425 годами до н. э.); знаменитый древнеримский оратор и политический деятель Цицерон назвал его «отцом истории». Уже на первой странице своего эпохального сочинения «История» Геродот рассказал о событиях, связанных с финикийскими купцами-пиратами (эти события произошли задолго до времени жизни историка). Упоминает он и об ответных действиях эллинов, которые также имеют характер пиратских поступков:

«1. По словам сведущих среди персов людей, виновниками раздоров между эллинами и варварами были финикияне. Последние прибыли от так называемого Красного моря к Нашему морю[5] и поселились в стране, где и теперь еще живут. Финикияне тотчас же пустились в дальние морские путешествия. Перевозя египетские и ассирийские товары во многие страны, они, между прочим, прибыли в Аргос[6]… На пятый или шестой день по их прибытии, когда почти все товары уже были распроданы, на берег моря среди многих других женщин пришла и царская дочь. Ее имя было Ио… Женщины стояли на корме корабля и покупали наиболее приглянувшиеся им товары. Тогда финикияне по данному знаку набросились на женщин. Большая часть женщин, впрочем, спаслась бегством. Ио же с несколькими другими они успели захватить. Финикияне втащили женщин на корабль и затем поспешно отплыли в Египет.

2. Так-то, говорят персы, Ио попала в Египет. Эллины же передают это иначе. Событие это послужило первой причиной вражды. Затем, рассказывают они далее, какие-то эллины (имя они не могут назвать) прибыли в Тир Финикийский и похитили царскую дочь Европу. Должно быть, это были критяне. Этим они только отплатили финикиянам за их проступок.[7] Потом эллины все-таки снова нанесли обиду варварам. На военном корабле они прибыли в Эю в Колхиде и к устью реки Фасис. Завершив там все дела, ради которых прибыли, эллины затем похитили царскую дочь Медею.[8] Царь колхов отправил тогда в Элладу посланца с требованием пени за похищенную и возвращения дочери. Эллины, однако, дали такой ответ: так как они сами не получили пени за похищение аргивянки Ио, то и царю ничего не дадут».

Писатель и историк Александр Борисович Снисаренко считает, что слово «пират» родилось в Греции. Этим словом пользовались античные историки Полибий (около 200 года – 120 год до н. э.) и Плутарх (родился между 46 и 51 годами н. э., умер между 120 и 130 годами н. э.). Снисаренко выводит исток слова «пират» от понятий «пытаться овладеть чем-либо, нападать на что-нибудь», «пытаться захватить (или штурмовать)», «совершить покушение или нападение на кораблях».

А в речь древних римлян слово pirata перешло из греческого именно в значении «морской разбойник» (для обозначения вообще разбойника или грабителя у римлян употреблялось другое специальное слово).

На побережье Средиземного моря, главного моря античного мира, располагалось множество пиратских сообществ, размещавших свои базы вдоль морских торговых путей, связывавших древние страны этого региона. В восточной части моря прославились своей стремительностью нападения и жестокостью киликийские и финикийские пираты, в Адриатическом и Ионическом морях наводили страх на морские купеческие караваны иллирийские пираты, в Тирренском море – этрусские и карфагенские пираты. Не отставали от них в жестокости и беспощадности и другие пиратские сообщества, включая и древних греков, промышлявших этим древним промыслом в первую очередь в Эгейском и Ионическом морях.

Основав в ходе «великой греческой колонизации» VIII–VI веков до н. э. многочисленные колонии на побережье Италии, Сицилии, Корсики, на средиземноморском побережье Франции и Пиренейского полуострова, а также на берегах Черного и Азовского морей, древние греки распространили пиратскую деятельность на все остальные моря ойкумены – известного им обитаемого мира.

Таким образом, морской разбой всегда в Древнем мире сопутствовал войнам, а вернее, сливался с ними и был в почете у древних наравне с военными действиями против чужестранных людей. Ведь и морской разбой, и войны предполагали получение одинакового результата. Женщины и дети составляли лучшую часть добычи, их стремились захватить в максимальном количестве.

Вместе с тем пираты являлись конкурентами в захвате ценной добычи для многих властителей Древнего мира, пиратские действия приводили к упадку торговли, доходы от которой были важным источником богатства этих властителей. Все это влекло за собой обострение борьбы ряда древних владык с чужеземными пиратами.

В VII–VI веках до н. э. характерным для эллинского мира было повсеместное утверждение такой формы правления, как раннегреческая тирания. Великий древнегреческий философ Аристотель (384–322 годы до н. э.) в своем труде «Политика» довольно образно охарактеризовал особенности этой формы правления:

«Так как в состав государства входят два элемента: класс людей неимущих и класс людей состоятельных, то тиран должен внушить тем и другим, что их благополучие опирается на его власть, и [устроить дело так], чтобы одни от других ни в чем не терпели обиды. А тех из них, которые окажутся сильнее, он преимущественно должен заинтересовать в поддержании его власти… Цель всех мероприятий ясна: тиран в глазах своих подданных должен быть не тираном, но домоправителем и царем, не узурпатором, но опекуном; тиран должен вести скромный образ жизни, не позволять себе излишеств, знатных привлекать на свою сторону своим обхождением, а большинством руководить при помощи демагогических приемов».

Правление древнегреческих тиранов обычно приводило к падению влияния старой родовой аристократии и усилению роли торгово-ремесленных кругов, расширению торговли, в частности морской, и вообще повышению внимания к морскому делу.

А Фукидид прямо писал: «С оживлением судоходства и торговли коринфяне на своих кораблях взялись за уничтожение морского разбоя». Для справедливости следует отметить, что военные флотилии эллинских тиранов не раз сами действовали пиратскими методами для подрыва влияния торговых конкурентов и завоевания талассократии (господства на море).

Одним из первых древнегреческих тиранов был коринфянин Кипсел, который в 657 году до н. э. захватил власть в городе (полисе) Коринфе, через который проходил оживленный торговый путь. Чтобы не огибать с юга Балканский полуостров, морские купеческие суда через Саронический залив подходили к Истмийскому перешейку, соединяющему Среднюю и Южную Грецию. А далее или суда перетаскивались волоком в Коринфский залив Ионического моря, или товары по суше перевозились через перешеек и грузились на другие суда.

Коринф контролировал путь через перешеек и богател за счет пошлин и платы за перевозку грузов по волоку. Ясно, что коринфский тиран и местные купцы были кровно заинтересованы в обеспечении безопасности плавания торговых судов и начали вести борьбу с пиратами в районах Эгейского моря.

После 30-летней тирании Кипсела власть в Коринфе перешла к его сыну Периандру, который правил 42 года. За это время он реконструировал волок через перешеек. На месте старого каткового волока он положил мраморные плиты. Сначала Периандр решил прорыть канал через перешеек, но ему сообщили авторитетные старейшины, что соединение Эгейского и Ионического морей будто бы вызовет затопление Пелопоннеса. Тогда он отказался от этого проекта и приказал русло уже вырытой части канала для облегчения перетаскивания судов и перевозки товаров выложить плитами, а с обеих сторон перешейка построить коринфские гавани, в которых после окончания строительства стали базироваться коринфские корабли.

Еще до захвата власти в Коринфе Кипселом коринфяне вместе со своими союзниками халкидянами захватили гнездо ионических пиратов – остров Керкира. Владение этим островом обеспечило им безопасность от нападения пиратов на пути от Греции в Италию. Безусловно, для этого необходимо было создать собственный флот. Более того, именно тогда в Коринфе был создан новый для древних греков тип боевого корабля – триеры. На триере гребцы с обоих бортов были расположены в три яруса (всего на триере было 170 гребцов). Увеличение числа гребцов позволило повысить скорость движения на веслах. Кроме того, имелась съемная мачта, на которой при благоприятном ветре поднимали парус.

В 665 году до н. э. произошло первое морское сражение, засвидетельствованное в исторических документах древних греков. Периандр вторично овладел Керкирой и стал надежно контролировать водные просторы по обеим сторонам Истмийского перешейка, связывающего Среднюю Грецию с Пелопоннесом.

Древнегреческая триера (Внизу – рельеф с Афинского Акрополя)

О том, что среди коринфских моряков встречались такие, кто не брезговал пиратскими делами, свидетельствует также Геродот. Он рассказал историю об Арионе из Мефимны, несравненном кифареде – музыканте, игравшем на кифаре, струнном инструменте наподобие лиры. Он, по словам Геродота, первый в Коринфе (и во всей Древней Греции) стал сочинять дифирамбы (торжественные песни в честь бога Диониса) и ввел для их исполнения чередующиеся хоры. Из исполнения дифирамбов позднее развилась древнегреческая трагедия.

По Геродоту, «Арион большую часть своей жизни провел у Периандра и затем решил отплыть в Италию и Сикелию.[9] Там он нажил великое богатство, потом пожелал возвратиться назад в Коринф. Он отправился в путь из Таранта и, так как никому не доверял больше коринфян, нанял корабль у коринфских мореходов. А корабельщики задумали злое дело: в открытом море выбросить Ариона в море и завладеть его сокровищами. Арион же, догадавшись об их умысле, стал умолять сохранить ему жизнь, предлагая отдать все свои сокровища. Однако ему не удалось смягчить корабельщиков. Они велели Ариону либо самому лишить себя жизни, чтобы быть погребенным в земле, либо сейчас же броситься в море.

В таком отчаянном положении Арион все же упросил корабельщиков… позволить ему спеть в полном наряде певца свою песнь, став на скамью гребцов. Он обещал, что, пропев свою песнь, сам лишит себя жизни. Тогда корабельщики перешли с кормы на середину корабля, радуясь, что им предстоит услышать лучшего певца на свете. Арион же, облачась в полный наряд певца, взял кифару и, стоя на корме, исполнил торжественную песнь. Окончив песнь, он, как был (во всем наряде), ринулся в море.

Между тем корабельщики отплыли в Коринф. Ариона же, как рассказывают, подхватил на спину дельфин и вынес к Тенару. Арион вышел на берег и в своем наряде певца отправился в Коринф. По прибытии туда он рассказал все, что с ним случилось. Периандр же не поверил рассказу и велел заключить Ариона под стражу и никуда не выпускать, а за корабельщиками внимательно следить. Когда же те прибыли в Коринф, Периандр призвал их к себе и спросил, что им известно об Арионе. Корабельщики отвечали, что Арион живет в Италии и они-де оставили его в Таранте в полном благополучии. Тогда внезапно появился Арион в том самом одеянии, в каком он бросился в море. Пораженные корабельщики не могли уже отрицать своей вины, поскольку были уличены. Так рассказывают коринфяне и лесбосцы. А на Тенаре есть небольшая медная статуя (жертвенный дар Ариона), изображающая человека на дельфине».

Арион на дельфине

В Афинах 33 года правил тиран Писистрат (560–527 годы до н. э.). Он происходил из древнего знатного афинского рода и был богатым человеком, владельцем золотых рудников во Фракии. Его возвышение началось во время войны за остров Саламин, где Писистрат отличился и показал себя храбрецом. Захватив власть, он правил, опираясь на поддержку крестьян Аттики, а также торговцев и ремесленников.

Особое внимание Писистрат уделял созданию флота и защите афинской торговли. Афинские корабли взяли под контроль пролив Эврип, отделяющий остров Эвбея от побережья Беотии и Аттики, и освободили его от пиратов. Благодаря этому афинские торговые суда смогли безопасно доставлять грузы в афинские колонии в Македонии на побережье Эгейского моря.

Любопытно, что с проливом Эврип связана легенда о Сфинксе, первой в истории женщине-пирате. Из древнегреческого фиванского цикла мифов известно, что Сфинкс был ужасным чудовищем с головой женщины, туловищем громадного льва, с лапами, имевшими острые львиные когти, и с громадными крыльями. Боги решили, что Сфинкс до тех пор останется у Фив, пока кто-нибудь не разрешит его загадку. Эту загадку поведали Сфинксу музы. Всех путников, проходивших мимо, заставлял Сфинкс отгадывать загадку, но никто не мог этого сделать, и все гибли в объятиях когтистых лап. Только многострадальный Эдип, сын царя Фив Лая, разрешил загадку Сфинкса. После этого чудовище, взмахнув крыльями, бросилось со скалы в море и погибло.

А древнегреческий писатель Павсаний (II век н. э.) рассказал легенду о Сфинксе, выбросив из нее многие сказочные детали. В его рассказе Сфинксу подчинялись отряд воинов и корабли. С их помощью женщина пиратствовала, опираясь на свою базу, устроенную на неприступной горе близ города Анфедон, где у побережья в море множество скал. Снисаренко считает, что эта гора находилась в окрестностях Ливанатеса на берегу бухты Аталанди. Эдип, избавив местных жителей от этого чудовища, обеспечил беспрепятственное плавание торговых судов по проливу Эврип.

После установления контроля над проливом афиняне захватили остров Наксос, что позволило им контролировать торговые пути в архипелаге Киклады. Писистрат захватил Наксос при содействии наксосца – полководца Лигдамида – и в благодарность за это поспособствовал тому, чтобы полководец стал наксосским тираном. А в 537 году до н. э. Лигдамид помог стать тираном острова Самос владельцу мастерской бронзовых изделий Поликрату. Так что все три тирана помогали друг другу взять власть в свои руки и удерживать ее в дальнейшем. Они были связаны союзническими отношениями.

Очень важно, что для обеспечения бесперебойной доставки афинскими купцами хлеба из черноморских древнегреческих колоний и отправки в них изделий афинских ремесленников и продуктов сельского хозяйства Аттики (главным образом оливкового масла), для дальнейшей торговли со скифскими племенами Писистрат уделил особое внимание захвату опорных пунктов в черноморских проливах Геллеспонт (Дарданеллы) и Босфор. Для этого афиняне захватили Сигей, опорный пункт при входе в Геллеспонт. Закрепились они и на противоположном берегу пролива в Херсонесе Фракийском. Овладели афиняне островами Лемнос и Имброс, расположенными в северной части Эгейского моря на морских путях от Греции к черноморским проливам.

Поликрат унаследовал богатство от отца, занимавшегося морской торговлей. Так что не случайно, что он особо покровительствовал торговле и ремеслам. Он создал сильный самосский флот из 100 пентеконтер – гребно-парусных военных судов, на которых с каждого борта располагалось по 25 гребцов, каждый со своим веслом. На кораблях размещалась тысяча наемников (ионийских, карийских и лидийских стрелков). Поликрат начал проводить агрессивную наступательную политику. Геродот пишет по этому поводу:

«Он заключил договор о дружбе с Амасисом, царем Египта, послал ему дары и получил ответные подарки. Вскоре за тем могущество Поликрата возросло, и слава о нем разнеслась по Ионии и по всей Элладе. Ведь во всех походах ему неизменно сопутствовало счастье. У него была сотня 50-весельных кораблей и тысяча стрелков. И с этой военной силой Поликрат разорял без разбора земли друзей и врагов. Ведь лучше, говорил он, заслужить благодарность друга, возвратив ему захваченные раньше земли, чем вообще ничего не отнимать у него. Поликрату удалось захватить много островов и много городов на материке. Между прочим, он одержал победу над лесбосцами в морской битве, когда они со всем флотом пришли на помощь Милету. Тиран заставил пленников в оковах выкопать ров вокруг стен на Самосе».

После разгрома флотилии кораблей острова Лесбос и захвата Милета влияние самосского тирана усилилось. Его полуторговый, полупиратский флот беспрепятственно плавал по всему Эгейскому морю. По мнению многих историков, пиратская деятельность Поликрата была направлена против государств, не пожелавших заключить с ним договор. Снисаренко считает Поликрата изобретателем бандитского промысла, который сейчас называется рэкетом. Он обеспечивал «крышу», защиту для купцов-мореходов тех полисов, которые присылали ему дань в виде ценных даров.

Историк Эрнест Курциус замечает по этому поводу:

«Самос сделался правильно организованным разбойничьим государством; ни один корабль не мог спокойно совершить своего плавания, не купив у самосцев права свободного проезда. Легко представить, сколько денег и добычи стекалось, таким образом, в Самос».

Корабли Поликрата атаковали всех нарушителей установленного порядка во имя покровителя острова – бога Аполлона. Так что недаром лира этого божества была вырезана на знаменитом смарагдовом перстне Поликрата – символе его удачливости.

Поликрат управлял своим государством из крепости-замка на Астипалейском плато. У подножия этого замка находилась гавань, где базировались военные корабли тирана. В гавани их защищали от волнения каменные молы, которые были воздвигнуты в море на глубине 20 саженей. Из своего замка тиран мог наблюдать приход в гавань и отплытие из гавани своих военных и торговых кораблей, а также маневрирование кораблей при состязаниях между ними. При прибытии в гавань кораблей из дальнего похода флотоводцы, находясь еще в открытом море, условными световыми и звуковыми сигналами давали знать правителю о своих победах. А в самой гавани самые быстроходные триеры всегда были готовы к отплытию, чтобы доставить приказания самосским флотилиям, находившимся вдали от острова.

Богатство и удачливость Поликрата, его известность в античном мире породили легенду о «поликратовом перстне». Дадим слово Геродоту. Тиран пожаловался царю Амасису на то, что ему во всем везет и он боится перемены своей судьбы.

«Амасис послал письмо тирану: „Обдумай, что тебе дороже всего на свете и потеря чего может больше всего огорчить тебя. Эту-то вещь ты закинь так, чтобы она больше не попалась никому в руки. И если и тогда успехи у тебя не будут сменяться неудачами, то и впредь применяй то же средство по моему совету“.

Поликрат прочел послание и понял, что совет Амасиса хорош. Он стал размышлять, потеря какой драгоценности больше всего огорчит его. А обдумывая, Поликрат вспомнил вот что. Был у него смарагдовый перстень с печатью, в золотой оправе, который он носил [на пальце] – изделие самосца Феодора, сына Телекла. Этот-то перстень Поликрат и решил забросить и поступил так. Посадив людей на 50-весельный корабль, он сам поднялся на борт и приказал затем выйти в море. Когда корабль отошел далеко от острова, Поликрат снял перстень и на глазах у всех своих спутников бросил в море. После этого он отплыл назад и опечаленный потерей возвратился во дворец».

Но счастье и на этот раз не изменило ему: перстень не пропал. Через пять дней рыбак преподнес Поликрату большую рыбу. Когда слуги тирана выпотрошили ее, то нашли в ней брошенный в море перстень и отнесли его Поликрату. По словам Геродота, тиран понял, что такое чудесное возвращение перстня является «божественным знамением».

Судьба все же отвернулась от удачливого тирана. Поликрат отправил в Египет в помощь персидскому царю Камбису 40 триер. Команды этих кораблей он сформировал из самосцев, которых особо подозревал в мятежных замыслах. Он также направил послание Камбису с просьбой не отпускать эти корабли обратно. Но команды триер взбунтовались, и корабли повернули назад. Узнав об этом, тиран поплыл навстречу мятежникам с отрядом кораблей. Произошло сражение, в ходе которого Поликрат был разбит. Мятежники высадились на Самосе и повели наступление на войско Поликрата. Тогда он приказал запереть в корабельных доках жен и детей мятежников и пригрозил сжечь их вместе с доками, если мятежники не отступят.

Доставив на своих кораблях помощь из враждебной Поликрату Спарты, мятежники и спартанцы осадили его дворец, но не смогли его взять и начали грабить Самос и соседние острова. Характерно, что самосцы, ушедшие с острова вместе со спартанцами, решили самостоятельно заняться морским разбоем и на награбленную добычу приобрели в собственность остров Гидра, расположение которого как нельзя лучше соответствовало назначению новой пиратской базы. В продолжение пяти лет они проникали в гавани Крита и грабили захваченные суда. Для истребления этих пиратов потребовались соединенные усилия флотилий Эгины (город на одноименном острове в Сароническом заливе) и Крита.

Персидский царь Камбис решил, что настало время сокрушить могущество самосского тирана. Он поручил сатрапу Сард (своему наместнику в Сардах) персу Орету обманом захватить и убить Поликрата. По словам Геродота, «именно Поликрат, насколько мы знаем, первым из эллинов, если не считать Миноса, критского царя, и тех, кто в прежнее время еще до него господствовал на море, задумал стать владыкой на море. Со времени героической эпохи, по крайней мере до Поликрата, никто не стремился покорить Ионию и острова. Итак, эти замыслы Поликрата были известны Орету, и поэтому-то сатрап и отправил к нему посла вот с каким известием: „Орет так говорит Поликрату. Я узнал о твоих замыслах, но у тебя нет средств их осуществить. Если ты примешь мое предложение, то и себя осчастливишь, и меня спасешь. Ведь царь Камбис посягает на мою жизнь, и мне это точно известно. Поэтому спаси и мои сокровища, часть их возьми себе, а остальные оставь мне. С этими деньгами ты станешь властителем всей Эллады. Если же ты не веришь, что у меня так много денег, то пошли ко мне самого верного человека, и я ему покажу их“».

Древние историки рассказывают о том, что ни предсказания прорицателей, ни уговоры друзей, ни мольба дочери не остановили Поликрата и он, поверив сатрапу, поплыл в Магнесию, где был казнен персами, а труп его распяли, как это делали при казни рабов. После смерти Поликрата остров Самос попал в зависимость от персов.

Немало пиратов скрывались в бухтах и заливах западной части Средиземного моря. В ходе «великой древнегреческой колонизации» появились первые греческие колонии в Сицилии. В 735 году до н. э. на восточном побережье Сицилии эвбейские халкидяне основали город Наксос в устье реки Акесин (теперь река Алькантара), а коринфяне – город Сиракузы. Через несколько лет в Западной Италии изгнанники эвбейских городов Халкиды и Ким основали город Кимы, вскоре переименованный в Кумы.

Затем часть колонистов из Кум возвратились на Сицилию и там, в северо-восточном углу побережья острова, основали город Занклу, отвоевав у местных племен сикулов местность, имеющую вид серпа. По словам Фукидида, название города по-сикульски означает «Серп». «Занкла, – отмечает историк, – была первоначально основана морскими разбойниками, вышедшими из Ким, халкидского города в Опикии; впоследствии явились сюда в большом числе поселенцы из Халкиды и остальной Эвбеи и сообща с прежними поселенцами поделили землю».

Примерно в 493 году Занклу переименовали в Мессану (теперь город Мессина). На противоположном италийском берегу возник город Регий. Тиран Регия и Занклы Анаксилай (494–476 годы до н. э.) контролировал воды пролива между Сицилией и Италией. Он захватил Скиллейский мыс, лежащий у северного входа в пролив, и в 482 году до н. э., по словам античного географа и историка Страбона (около 64/63 года до н. э. – 23/24 год н. э.), «укрепил этот перешеек против тирренцев [этрусских пиратов], построив якорную стоянку, и воспрепятствовал проходу пиратов через пролив».

Во второй половине VII века до н. э. началось активное проникновение греков в Египет. В это время там шла ожесточенная борьба между номархами (властителями отдельных областей Египта) за титул фараона – властителя всего Египта. С помощью греков (ионийских и карийских пиратов) один из номархов стал фараоном Псамметихом I. В благодарность фараон наделил греков участками земли на берегах Нила. Греки основали ряд городов, в том числе Навкратис в дельте Нила, ставший крупным торговым центром. Известно, что с тех пор фараоны не раз использовали помощь пиратов – не только греческих, но и лидийских (жителей одной из областей юго-западной части Малой Азии) – для ведения войн и защиты своих интересов в восточносредиземноморском регионе.

Одними из наиболее смелых и предприимчивых мореплавателей и колонизаторов Древней Греции были фокейцы, жители Фокеи (ионийского города, расположенного на западном побережье Малой Азии). «Жители этой Фокеи, – пишет Геродот, – первыми среди эллинов пустились в далекие морские путешествия. Они открыли Адриатическое море, Тирсению,[10] Иберию и Тартесс.[11] Они плавали не на «круглых» торговых кораблях,[12] а на 50-весельных судах. В Тартессе они вступили в дружбу с царем той страны по имени Арганфоний. Он царствовал в Тартессе 80 лет, а всего жил 120. Этот человек был так расположен к фокейцам, что сначала даже предложил им покинуть Ионию и поселиться в его стране, где им будет угодно. А затем, когда фокейцы не согласились на это, услышав об усилении могущества лидийского царя, дал им денег на возведение стен в их городе».

Фокейцы основали на Корсике поселение Алалия и несколько колоний на средиземноморском побережье Тартесса. Затем они захватили Массилию (современный Марсель), отбив ее (вероятнее всего, с помощью местных племен) у карфагенян. Карфаген был в конце IX века до н. э. основан выходцами из Тира на побережье современного Туниса.

На основе анализа текстов некоторых древних авторов А. Б. Снисаренко утверждает, что фокейцы, захватившие Массилию и переименовавшие ее в Массалию, были пиратами, а впоследствии часть их освоила более мирные профессии. В подтверждение он приводит строки древнеримского поэта и историка Марка Аннея Лукана (39–65 годы н. э.):

Были фокейцы всегда в нападеньи на море искусны, В бегстве умели свой путь изменять крутым поворотом.

Об умении жителей Массалии сражаться в морских битвах свидетельствуют и строки Страбона:

«У массалиотов есть верфи и арсенал. В прежние времена у них было очень много кораблей, оружия и инструментов, пригодных для мореплавания, а также осадные машины; с помощью всего этого они устояли против натиска варваров и приобрели дружбу римлян; во многих случаях они не только сами оказывали полезные услуги римлянам, но и римляне помогали их усилению…

В их акрополе хранится много посвящений из военной добычи, которую они захватили, победив в морских битвах тех, кто постоянно и несправедливо оспаривал их притязания на морское владычество. Таким образом, в прежние времена массалиотам вообще сопутствовало исключительное счастье».

Вероятнее всего, Страбон имел в виду соперничество массалиотов с карфагенянами и тирсенами (этрусками).

Когда Массалия стала крупным торговым городом и портом, то, по словам Страбона, «массалиоты держали на островах[13] заставу для защиты от набегов морских разбойников, так как на островах было много гаваней». Массалиоты основали ряд колоний вдоль восточного побережья Иберийского полуострова и на Гимнесийских (Балеарских) островах.

Описывая восточное побережье Пиренейского полуострова, Страбон отмечает на нем ряд мест, пригодных для базирования пиратов.

Так, «между Сукроном и Новым Карфагеном, недалеко от реки, находятся три городка-колонии массалиотов. Наибольший из них – Гермероскопий, с весьма чтимым святилищем Артемиды Эфесской, которое находится на мысе. Это святилище служило Серторию[14] базой для операций на море, ибо оно является естественной крепостью, местом, приспособленным для пиратства, и заметно издалека подплывающим мореходам. Оно называется также Дианием, что равносильно Артемисий».

А на Балеарских островах, сообщает Страбон, «вследствие плодородия этих мест и жители их миролюбивы… Но так как некоторые, правда немногочисленные, среди них преступные элементы вступили в связь с пиратами открытого моря, то все они были заподозрены, и Метелл, прозванный Балеарским,[15] предпринял против них поход[16]».

Страшными пиратами Западного Средиземноморья были этруски. Их происхождение точно не известно. Геродот рассказал, что они пришли на Апеннинский полуостров из Лидии – одной из западных областей Малой Азии, что не могло произойти позднее VIII века до н. э., так как (согласно древнеримским хроникам) царь Рима Тулл Гостилий (672–638 годы до н. э.) уже воевал с этрусками. Но судя по их культуре, на нее оказали влияние многие народы, в первую очередь народы архаической Греции. О морской мощи этрусков свидетельствует то, что море, ограниченное с запада Корсикой и Сардинией, а с востока – западным побережьем Апеннинского полуострова, называется Тирренским. Считается, что название Адриатического моря также связано с этрусскими (тирренскими) пиратами. Плутарх прямо говорит:

«Море, которое лежит севернее, именуется Адриатическим – по этрусскому городу Адрии, а то, что находится по другую сторону полуострова и обращено к югу, зовут Этрусским, или Тирренским».

Одно из наиболее полных описаний этрусков принадлежит дренегреческому историку Диодору (I век до н. э.). Сведения об этрусках он заимствовал из работ древнегреческого историка Посидония, жившего на рубеже II и I веков до н. э. Диодор рассказал об этрусках:

«Они отличались мужеством, захватили обширную территорию и заложили много славных городов. Они также выделялись своими морскими силами и долгое время владычествовали на море, так что благодаря им соседнее с Италией море получило название Тирренского».

Древнеримский историк Тит Ливий (59 год до н. э. – 17 год н. э.) характеризует этрусков так:

«Туски[17] еще до основания Рима[18] владели огромными пространствами на суше и на море. Наименования нижнего и верхнего морей, омывающих Италию наподобие острова, указывают на прошлое могущество тусков, потому что италийские народы одно море назвали Тусским,[19] по имени этого народа, а другое Атриатическим морем по имени Атрии, колонии тусков; греки эти самые моря зовут одно Тирренским, а другое Адриатическим. И, простираясь от одного до другого моря, туски заселили оба края, основав там по 12 городов, раньше по сю сторону Апеннин до нижнего моря, а с течением времени выслав колонии и по ту сторону Апеннин, в таком же числе, сколько и метрополий, и заняв этими колониями все местности за рекою Падом[20] вплоть до Альп, за исключением земли венетов, заселяющих угол морского залива».

Известно, что в 325–324 годах до н. э. греки для защиты от нападений этрусских пиратов основали в устье реки Пад город Адрию (а может быть, захватили этрусский город Адрию?). А по свидетельству Цицерона, само слово «тиррены» часто употреблялось вместо слова «пираты».

Страбон попытался объяснить причины пиратской активности этрусков:

«До тех пор, пока у этрусков был один правитель, они были очень сильными. Но со временем их организация, вероятно, распалась, и они разбились на отдельные города, уступив нажиму соседнего населения. Ибо в противном случае они бы не оставили тучную землю и не пустились бы в разбой на море, одни на этих, другие на тех водах. Ведь они были способны, объединившись, не только отразить нападение, но и сами нападать и предпринимать далекие экспедиции».

Пиратская деятельность этрусков нашла отражение даже в греческой мифологии, в частности, в мифах о Дионисе – боге растительности, вина и виноделия, одном из наиболее древних и популярных богов в Древней Греции.

Однажды на пустынном берегу лазурного моря стоял прекрасный юноша. Морской ветерок ласково играл его темными кудрями и чуть шевелил складки пурпурного плаща, спадавшего с плеч юноши. Вдали в море показался корабль, который быстро приближался к берегу. Когда корабль подошел ближе, моряки (это были тирренские морские разбойники) увидели прекрасного юношу. Они быстро причалили, сошли на берег, схватили юношу и увели его на корабль. Пираты ликовали, что такая добыча попала им в руки. Они предвкушали получение большого количества золота в качестве платы за этого юношу при продаже его в рабство. На корабле пираты хотели заковать пленника в тяжелые цепи, но они спадали с рук и ног юноши, который сидел и смотрел на разбойников со спокойной улыбкой.

Когда кормчий увидел, что цепи не держатся на руках и ногах пленника, он со страхом сказал своим товарищам:

– Несчастные! Что мы делаем! Уж не бога ли хотим мы сковать? Не сам ли Зевс это, не сребролукий ли Аполлон или колебатель земли Посейдон? Нет, не похож он на смертного! Это один из богов, живущих на светлом Олимпе. Отпустите его скорее, высадите его на землю. Как бы не созвал он буйных ветров и не поднял бы на море грозной бури!

Но капитан со злобой ответил мудрому кормчему:

– Презренный! Смотри, ветер попутный! Быстро понесется корабль наш по волнам безбрежного моря. О юноше же мы позаботимся потом. Мы приплывем в Египет, или на Кипр, или в далекую страну гипербореев и там продадим его; пусть-ка там поищет этот юноша своих друзей и братьев. Нет, нам послали его боги!

Подняли пираты парус, и корабль вышел в открытое море. Вдруг свершилось чудо: по кораблю заструилось благовонное вино, и весь воздух наполнился благоуханием. Пираты оцепенели от изумления. Но вот на парусе зазеленели виноградные лозы с тяжелыми гроздьями, темно-зеленый плющ обвил мачту, всюду появились прекрасные плоды, уключины весел обвили гирлянды цветов. Испуганные пираты стали молить мудрого кормчего править скорее к берегу. Но поздно! Юноша превратился в льва и с грозным рыканьем встал на палубе, яростно сверкая глазами. На палубе корабля появилась косматая медведица, страшно оскалила она свою пасть. В ужасе бросились разбойники на корму и столпились вокруг кормчего. Громадным прыжком лев бросился на капитана и растерзал его. Потеряв надежду на спасение, пираты один за другим кинулись в морские волны, а Дионис превратил их в дельфинов. Кормчего же пощадил. Дионис принял свой прежний образ и, приветливо улыбаясь, сказал:

– Не бойся! Я полюбил тебя. Я – Дионис, сын громовержца Зевса и Семелы, дочери Кадма.

Крупным центром этрусков на северо-востоке Апеннин был порт и город-полис Спина, расположенный в сотне километров от того места, где позже появилась Венеция. Страбон пишет о нем:

«Спина, теперь деревушка, а некогда – известный греческий город. Во всяком случае, сокровищницу спинитов показывают в Дельфах.[21] Впрочем, история также говорит об их господстве на море. Кроме того, утверждают, что город был расположен на море, теперь же он находится внутри страны и отстоит от моря приблизительно на 90 стадиев[22]».

Этот город оказался на дне озера лагуны. Видимо, опираясь на Спину, этрусские пираты хозяйничали в Северной Адриатике. Значение Спины как порта особенно возросло во второй половине V века до н. э., после того как сиракузские греки нанесли этрусским морякам серьезные удары и фактически перекрыли им дорогу в Тирренское море. А в Спину продолжали беспрепятственно прибывать суда, доставлявшие из Аттики керамические изделия и ввозившие туда зерно, выращенное в долине реки По, янтарь, поступавший с Балтики, и другие товары. Этот порт являлся началом и концом кратчайшего торгового пути, соединявшего Этрурию с Грецией, так что именно он был широким окном для проникновения греческой культуры в среду этрусков. Точно известно, что в Спине греки занимали не менее влиятельное положение, чем знатные этруски.

Однако пиратский промысел определял свои правила поведения. Древние историки упоминают о нападениях этрусских пиратов на города и поселки, расположенные южнее, на побережье Сицилии и Южной Италии. И там у них были свои базы, например город Ортона. Вот слова Страбона об этом городе:

«Это город на утесах, обитаемый пиратами, жилища которых сколочены из корабельных обломков; во всех прочих отношениях это, как говорят, звероподобные люди».

На побережье Тирренского моря главным опорным пунктом тирренских пиратов был город и порт Популоний, расположенный на высоком мысе. В порту имелась оборудованная корабельная стоянка, а позднее были построены две верфи. То, что город располагался на мысе с узким перешейком, то есть почти что на острове, облегчало его защиту со стороны суши. Ну а с моря защитой его являлся флот этрусков. Страбон уточняет:

«Из всех старинных тирренских городов только один этот город расположен на самом море». Он объясняет это странное для морского народа обстоятельство тем, что «основатели городов или совершенно избегали моря, или же выставляли впереди укрепления со стороны моря, чтобы эти города не оказались (как незащищенные) легкой добычей для нападения с моря».

О таком подходе к месту расположения городов у побережья упоминает и Фукидид:

«Города, основанные в последнее время, когда мореплавание сделалось более безопасным, а денежные средства возросли, строились на самом побережье, укреплялись стенами и занимали предпочтительно перешейки (ради торговых удобств и для защиты от враждебных соседей). Древние же города как на островах, так и на материке, напротив, строились в некотором отдалении от моря для защиты от постоянных грабежей (ведь грабили не только друг друга, но и все прочее прибрежное население), поэтому они еще до сих пор находятся в глубине страны».

Для обеспечения эффективности своей пиратской деятельности тирренцы заключали союзы с италийцами приморских городов западного побережья Апеннин. Так, Страбон отмечает, что «прежде у жителей Анция[23] были корабли и они вместе с тирренцами занимались морским разбоем, хотя и находились уже под властью римлян. Поэтому уже в прежние времена Александр[24] послал в Рим послов с жалобой на это; впоследствии Деметрий[25] отослал римлянам захваченных пиратов и велел передать, что хотя он оказывает им любезность, возвращая пленных ради родства римлян с греками, но все же считает недостойным, чтобы люди, владеющие Италией, высылали шайки пиратов или сооружали на форуме святилище Диоскуров,[26] почитая тех, кого все называют спасителями, и в то же время посылали в Грецию людей разорять отечество Диоскуров. Тогда римляне запретили антийцам этот промысел».

С этрусками союз против греков-колонистов заключили карфагеняне, потомки финикийцев, обосновавшиеся на побережье современного Туниса. В 550–530 годах до н. э. карфагенский полководец Магон с помощью этрусков захватил остров Ивиса, основал свои колонии на Сардинии и в Западной Сицилии. Соединенный флот этрусков и карфагенян разгромил фокейскую флотилию в бою у Алалии (Корсика). Греческие пираты были изгнаны из Корсиканского пролива между островами Корсика и Эльба.

Борьба между греками и этрусками за господство у берегов Южной Италии продолжилась. Этрусские пираты нападали на греческие суда и угрожали нападением на греческую колонию Кумы, расположенную вблизи нынешнего Неаполя. Кумы обратились за помощью к тирану Сиракуз Гиерону I. Его флот вместе с кумскими кораблями встретился в 474 году до н. э. недалеко от Кум с флотилией этрусков и нанес последним поражение.

Эта битва сильно подорвала влияние этрусков в Западном Средиземноморье. В 453–452 годах до н. э. этрусский флот не смог защитить от опустошительных набегов сиракузцев не только Корсику, но и саму Этрурию. Этруски потеряли остров Ильва (ныне остров Эльба), который для них имел особое значение, так как там добывали железную руду.

В дальнейшем морское могущество этрусков продолжало слабеть. В 384 году до н. э. сиракузский тиран Дионистий I во главе греческой флотилии из 60 кораблей атаковал с моря Южную Этрурию и разгромил город Пирги – порт крупного этрусского центра, города Цере. Последней попыткой слабеющих этрусских пиратов усилить свое влияние в Средиземноморье было обращение за помощью к своим врагам – грекам – и союз с ними в борьбе с Карфагеном. В 307 году до н. э. этрусские корабли прибыли в Сиракузы, чтобы оказать помощь грекам в борьбе с карфагенянами. Но этрусские пираты так и не добились благосклонности греков.

На протяжении многих веков Эгейское море продолжало кишеть пиратами; они особо активизировались в периоды между большими войнами, которые вели греческие города-государства, а позже эллинистические правители Балкан, Малой Азии и Египта. Последние очень часто были в сговоре с пиратскими вожаками. Ряды морских разбойников постоянно пополнялись за счет присоединения к ним наемных экипажей кораблей различных государств античного мира.

Вот характерная надпись, обнаруженная на острове Аморгос в Кикладском архипелаге и датируемая концом III или началом II века до н. э.:

«Пираты ночью наводнили страну, взяли в плен молодых девушек, женщин и других, числом более 30. Гегесипп и Антипапп, которые сами находились среди пленных, убедили начальника пиратов вернуть свободных людей и некоторых из вольноотпущенников и рабов, предлагая себя как гарантию (исполнения данных обещаний) и проявляя крайнее рвение, чтобы помешать тому, чтобы кто-либо из граждан и гражданок был распределен как часть добычи, или продан, или испытал что-либо недостойное их положения».

Братьям Гегесиппу и Антипаппу, сыновьям богатого горожанина Хегесистрата, которые убедили главаря пиратов Соклеида отпустить ряд пленников для сбора выкупа, был назначен в награду венок. Сама приведенная надпись является декретом народного собрания города-полиса в их честь.

Историк А. Валлон говорит по этому поводу: «Раб или свободный – все годилось для пирата. Но свободный был более желателен. Не столько принималось во внимание, каким достоинством или какой силой он обладал, сколько было важно, какая цена может быть предложена за его свободу из его личных средств. Морской разбой, хотя и поставленный вне закона, имел свой законный способ действия: свободный гражданин, будучи продан, становился рабом того, кому он должен был возместить заплаченную за свой выкуп сумму. Таким образом, Никостат, который вышел в море, чтобы поймать трех своих беглых рабов, попал в руки пиратов, был доставлен в Эгину и продан.[27] Его выкуп стоил ему не меньше 26 мин,[28] и он должен был бы сделаться рабом, если бы не нашел средства вернуть то, что ему ссудили, чтобы выплатить этот выкуп. Это был поразительный закон, который, борясь с морскими разбойниками, в то же время покровительствовал их торговле под прикрытием подставного лица или укрывателя. В конце концов пираты становились также и корсарами, и государства давали им каперские свидетельства на право похищения людей враждебного племени, если государства сами не посылали свои корабли для подобного рода разбойничьих набегов».

Середина III века до н. э. была критической для Древнего Рима. Соперничество с Карфагенской державой – наследницей опыта и традиций финикийских купцов-пиратов – требовало создания соответствующего военного флота. Это был поворотный момент в ходе политического и военного столкновения между Римом и Карфагеном и, в известной степени, в истории римской республики. Аграрная страна, сильная своей сухопутной крестьянской армией, стояла на перепутье: нужно было либо строить флот и становиться могучей морской державой, либо полностью отказаться от стремления к господству в Западном, а затем и в Восточном Средиземноморье.

Правящие группировки Рима, приняв решение создать мощный военный флот, целеустремленно, с присущими римлянам основательностью и прагматизмом приступили к строительству кораблей и подготовке корабельных экипажей.

Как образец для постройки боевых кораблей римляне использовали выброшенную на берег карфагенскую пентеру (гребно-парусный корабль, на котором каждым веслом гребли одновременно пять гребцов). Древние историки сообщают, что римляне при помощи судостроителей из союзных греческих городов в Южной Италии изучили устройство этой пентеры и в 260 году до н. э. в короткий срок построили 100 таких кораблей. Имеются сведения, что при этом для ускорения постройки римляне изготавливали одновременно отдельные детали набора и обшивки корпусов для множества однотипных судов, которые в дальнейшем шли на сборку. Видимо, это был один из первых случаев в истории массового изготовления технических устройств из унифицированных деталей.

В том же году кроме 100 пентер римляне построили 20 более легких кораблей для разведывательной и посыльной службы. Одновременно со строительством флота римлянами велась подготовка экипажей – в первую очередь, команд гребцов. Сохранились сведения о массовом обучении гребцов согласованной гребле на пентерах еще на берегу во время постройки судов.

Древнегреческий историк Полибий сообщает об этом:

«Пока одни заняты были возложенным на них сооружением судов, другие собирали команду и на суше обучали ее гребле следующим образом: они посадили людей на берегу на скамьи в том самом порядке, в каком они должны были занимать места сидения на судах, посредине поставили келевста[29] и приучали их откидываться всем разом назад, притягивая руки к себе, а потом с протянутыми руками наклоняться вперед, начинать и кончать эти движения по команде келевста».

Безусловно, и при вводе в строй этих 120 кораблей римский флот по их числу и опытности экипажей не мог сравниться с карфагенским. Но римляне изобрели новое боевое средство – абордажный мостик (corvus – «ворон»), благодаря которому стало возможным в полной мере использовать в морском бою высокие боевые качества римских легионеров.

Полибий подробно рассказал об устройстве ворона и тактике его использования римлянами в морском бою:

«Так как корабли римлян вследствие дурного устройства были неловки в движениях,[30] то на случай битвы придумано было кем-то следующее приспособление, в позднейшее время называвшееся вороном: на передней части корабля утверждался круглый столб в четыре сажени[31] длиной и три ладони[32] в поперечнике, с блоком наверху. К столбу прилажена была лестница в четыре фута[33] ширины и в шесть сажен[34] длины, подбитая с помощью гвоздей поперечными досками. В дощатом основании лестницы было продолговатое отверстие, коим лестница и накладывалась на столб в двух саженях[35] от начала ее; по обоим продольным краям лестницы сделаны были перила вышиною до колен. На конце лестницы прикреплено было нечто наподобие железного заостренного песта с кольцом наверху, так что все вместе походило на орудие хлебопека; через кольцо проходил канат, с помощью которого во время схватки судов ворон поднимался на блоке и опускался на палубу неприятельского корабля спереди или с боков, когда во избежание бокового нападения нужно было повернуть корабль в сторону. Как только вороны пробивали палубные доски и таким образом зацепляли корабли, римляне со всех сторон кидались на неприятельское судно, если сцепившиеся корабли стояли бок о бок; если же корабли сцеплялись носами, тогда воины переправлялись по самому ворону непрерывным рядом по двое. При этом шедшие во главе воины держали щиты перед собой и отражали удары, направляемые с фронта, а следующие за ними опирались краями щитов о перила и теми ограждали себя с боков».

Уже в 260 году до н. э. римляне впервые добились победы в морском бою у мыса Мио близ Мессины. Из 130 карфагенских кораблей были потоплены и взяты в плен около 50. Этот успех потряс современников, особенно самих римлян. Консул Гай Дуилий, командовавший римским флотом, был удостоен (помимо обычного триумфа) совершенно исключительных почестей: по постановлению сената его должен был в общественных местах сопровождать флейтист.

В честь этой победы в Риме на форуме была воздвигнута мраморная колонна, украшенная носами захваченных карфагенских кораблей (ростральная колонна: от rostrum – «нос корабля»). В 256 году до н. э. карфагенский флот вновь был разгромлен римлянами в битве у мыса Экном. Консул Марк Атилий Регул с 330 кораблями сумел потопить 16 и захватить 114 вражеских кораблей – почти треть карфагенского флота. В 241 году до н. э. проконсул Гай Лутаций Катул с 200 кораблями снова разгромил карфагенян в бою у Эгатских островов, потопив 50 и захватив 70 кораблей. С этого времени началось активное использование римлянами флота в завоевательных войнах и в борьбе с пиратскими флотилиями.

В конце 30-х годов III столетия до н. э. иллирийский царь Агрон сумел подчинить себе гнездо иллирийских пиратов – побережье Адриатического моря от Эпира до Истрии. Развитию там пиратского промысла способствовало то, что, по свидетельству Страбона, «все иллирийское побережье оказывается исключительно богатым гаванями как на самом материке, так и на близлежащих островах, хотя на противоположном италийском побережье наблюдается обратное явление; оно лишено гаваней. Однако оба побережья теплые и одинаково плодородны, так как здесь растут маслины и прекрасный виноград, за исключением, быть может, немногих мест, где климат слишком суров. Несмотря на такие свойства иллирийского побережья, прежде оно находилось в пренебрежении, наверное оттого, что не знали его достоинств, но скорее в силу дикости обитателей и их склонности к пиратству».

Ростральная колонна

Иллирийцы грабили торговые суда, плывшие из портов Италии в Адриатическом море, и опустошали берега Греции от Эпира до Мессении.

В 230 году до н. э. Агрон погиб в битве с греками. Его вдова, царица-регентша Тевта, выпустила в море флотилию из сотни судов с 5 тысячами воинов под командой флотоводца Скердиледа (возможно, брата Агрона) для нападения на суда греков и их союзников. Но иллирийские суда флотилии Скердиледа нападали на все суда, плававшие в Адриатике.

Рим направил к царице послов – братьев Гая и Лукия Корункалиев – с требованием прекратить нападения на суда римских купцов и на италийские прибрежные селения. Царица отвергла требования послов и велела убить их на обратном пути. Скердилед атаковал, захватил и разграбил Феник, столицу Эпира.

В 229 году до н. э. царица Тевта послала пиратскую флотилию для захвата острова Керкира. Иллирийцам удалось захватить остров, укрепиться в его столице – одноименном городе – и осадить Эпидамн, колонию Керкиры в Иллирии, важный торговый центр на побережье Адриатического моря.

Захват Керкиры привел к вмешательству в войну Рима. Римский флот из 200 кораблей с 20 тысячами пехотинцев и 200 всадниками подошел к Керкире. Начальник иллирийского гарнизона Деметрий Фаросский изменил Тевте и сдал столицу острова римлянам. Так римляне впервые появились на Балканах. Затем римский флот направился к Эпидамну и освободил город от осады. Римляне заняли остров Исса и захватили ряд прибрежных иллирийских городов, ставших впоследствии римскими опорными пунктами на восточном побережье Адриатики.

Весной 228 года до н. э. Тевта укрылась в своей резиденции Ризон в Которском заливе и вскоре согласилась на все требования римлян – прекратить агрессивные действия иллирийских пиратских флотилий. Действительно, активность иллирийских пиратов в Северной Адриатике на время уменьшилась. Но уже в 220 году до н. э. у западных берегов Греции по наущению македонского царя Филиппа V промышляла пиратскими набегами объединенная флотилия из 50 кораблей Деметрия Фаросского и 40 кораблей Скердиледа, нарушая заключенный ранее договор с Римом, который вынужден был смириться с этим, так как оказался перед угрозой новой войны с Карфагеном.

В начале II века до н. э. борьбу с пиратами в Эгейском море возглавили правящие круги Родоса, которые после победы Рима во 2-й Пунической войне стали надежными союзниками римлян в Восточном Средиземноморье.

В III–II столетиях до н. э. Родос являлся крупным центром посреднической торговли античного мира. Только такого рода торговля зерном, оливковым маслом и другими традиционными товарами античности приносила родосцам ежегодно миллионы драхм прибыли. Родос превратился в международный торговый центр, которым активно пользовались афинские купцы и банкиры, финикийские торговцы.

Читаем о Родосе у Страбона:

«Город родосцев лежит на восточной оконечности острова Родос; в отношении гаваней, дорог, стен и прочих сооружений он настолько выгодно отличается от всех прочих городов, что я не могу назвать другого приблизительно равного или тем более несколько лучше его. Удивительно также основанное на законах благоустройство города родосцев и то заботливое внимание, которое они уделяют государственным делам вообще и в частности флоту, благодаря которому они долгое время господствовали на море, уничтожили пиратство и стали „друзьями“ римлян и всех царей, приверженцев римлян и греков…

Таким образом, народ[36] снабжают хлебом или люди состоятельные помогают беднякам по обычаю предков; существуют известные общественные повинности по поставке продовольствия, так что не только бедняк получает свое пропитание, но и у города нет недостатка в полезных людях, в особенности для пополнения флота. Что касается якорных стоянок, то некоторые из них были скрыты и вообще недоступны народу; и всякому, кто их осматривал или проникал внутрь, было установлено наказание смертью. Здесь, как в Массалии и Кизике,[37] все, что имеет отношение к архитекторам, изготовлению военных орудий и складам оружия и прочего, служит предметом особой заботы, и даже в большей степени, чем где бы то ни было».

Историк В. Тарн отмечает:

«В 200 году до н. э., когда македонский флот пришел в упадок, Родос господствовал на Эгейском море; он преобразовал союз островов под своим председательством, вместо царя,[38] и укротил пиратов; после 188 года до н. э. он управлял большей частью Карии и Ликии.[39] Когда в 220 году до н. э. Византий наложил пошлину на корабли, проходящие через Босфор, Родос сразу же принял меры для освобождения проливов. Его флот, вероятно, никогда не насчитывал больше каких-нибудь 50 кораблей,[40] но их качество было лучшим в мире;[41] он в единоборстве разбил флоты Египта и Сирии, и в ходу была хвастливая поговорка, что каждый родосец стоит военного корабля».

Так что недаром именно родосский флотоводец Павсистрат в 191 году до н. э. придумал (или первым применил) эффективное зажигательное устройство. Оно представляло собой установленную на носу корабля длинную балку, на которой крепился железный контейнер с горючим веществом и зажигательной смесью, возможно, в виде какой-то смеси смол, масла или нефти и других компонентов. При подходе к вражескому кораблю контейнер переворачивался и его содержимое выливалось на палубу вражеского корабля и воспламенялось. Поворот контейнеров осуществлялся с помощью протянутой с носа цепи.

Родос являлся одним из важных центров, где развивались навигация, картография и астрономия; многие античные астрономы и географы проводили нулевой меридиан через Родос. Во многом благодаря наличию флота родосцы смогли противостоять огромным эллинистическим царствам, образовавшимся после распада государства Александра Македонского. А в мирное время основной задачей родосского флота была охрана морских торговых путей и борьба с пиратством. Здесь у родосцев было много общих интересов с римлянами, которые уже к концу III века до н. э. вели обширную мировую торговлю и также несли убытки от морского разбоя.

Приходилось грекам, а затем и римлянам бороться с пиратами и в Понте Эвксинском (Черном море). Пираты гнездились фактически по всему побережью Понта. О пиратах западного побережья писал еще Ксенофонт (около 430 года – после 360 года до н. э.), отметивший, что уже на небольшом расстоянии к северу от Боспора есть участки моря у побережья, где «многие из плывущих в Понт кораблей садятся на мель и их прибивает к берегу, так как море тут на большом протяжении очень мелководно. Фракийцы, живущие в этих местах, отмежевываются друг от друга столбами и грабят корабли, выбрасываемые морем на участок каждого из них. Рассказывают даже, что до размежевания многие из них погибли, убивая друг друга при грабежах».

Страбон рассказал о пиратах, промышлявших разбоем в этом районе в значительно более позднее время: «затем идут племена, обитающие вокруг горы Гема и у ее подошвы вплоть до Понта: кораллы, бессы, некоторая часть медов и данфелетов. Все эти народности чрезвычайно склонны к разбойничеству, но бессов, которые занимают часть горы Гема, называют разбойниками даже сами разбойники».

Особенно подробно Страбон описал пиратов восточного побережья Понта:

«После Синдской области и Горгипии что на море,[42] следует побережье ахейцев, зигов и гениохов, лишенное большей частью гаваней и гористое, так как оно является частью Кавказа. Эти народности живут морским разбоем, для чего у них есть небольшие, узкие и легкие лодки вместимостью приблизительно до 25 человек, редко до 30; у греков они называются «камарами».[43]

Как говорят, эту Ахею заселили фтиотийские ахейцы из войска Иасона,[44] а лаконцы поселились в Гениохии; предводителями последних были Крекас и Амфистрат – возницы Диоскуров; по всей вероятности, гениохи[45] получили свое имя от них. Снаряжая флотилии таких «камар» и нападая то на купеческие корабли, то даже на какую-нибудь страну или город, они господствовали на море. Иногда им помогают даже жители Боспора,[46] предоставляя свои корабельные стоянки, рынок для сбыта добычи. Когда они возвращаются в родные места, то при отсутствии корабельных стоянок им приходится на своих плечах переносить «камары» в леса, где они и живут, обрабатывая скудную землю. Когда же наступает время плавания, они снова несут свои лодки к берегу. Точно так же поступают они и в чужих странах, где им хорошо известны лесистые места; там они прячут свои «камары», а сами пешком бродят днем и ночью, похищая людей для продажи в рабство. Похищенных они с готовностью предлагают отпустить за выкуп, извещая об этом после выхода в море их родных. В землях, подчиненных местным властителям, правители оказывают помощь жертвам насилия: они нередко, в свою очередь, нападают на разбойников и, захватив их «камары», приводят назад вместе с экипажем. Области, подчиненные римлянам, более бессильны против этого зла из-за небрежения посылаемых туда правителей».

Но самыми жестокими и беспощадными пиратами были тавры, полудикие и воинственные племена, жившие на южном побережье Тавриды (Крыма). Об их обычаях пишет Геродот:

«У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве[47] потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватывают в открытом море, следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы, по словам одних, сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу. Другие, соглашаясь, впрочем, относительно головы, утверждают, что тело тавры не сбрасывают со скалы, а предают земле. Богиня, которой они приносят жертвы, по их собственным словам, – это дочь Агамемнона[48] Ифигения. С захваченными в плен врагами тавры поступают так: отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на длинный шест, выставляют высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над домом головы являются, по их словам, стражами всего дома. Живут тавры разбоем и войной».

Образование Боспорского царства с центром в районе Боспора Киммерийского (Керченского пролива) и распространение его влияния на государства и полисы по всему периметру Понта несомненно усилило борьбу с пиратами. Известно, что боспорский царь Эвмел (310–304 годы до н. э.) высылал эскадры к берегам Колхиды, где особенно активны были пиратские флотилии ахеян, гениохов и других племен. Древние авторы сообщают об успешности этой борьбы по очищению Понта от пиратов. Но окончательно уничтожить пиратский промысел в Понте ни Эвмелу, ни многим другим боспорским правителям, ни флотоводцам древнегреческих государств, ни царям Понта, ни римлянам, разгромившим Понтийское царство, не удалось.

В I веке до н. э. Страбон, описывая побережье Тавриды, отметил:

«Затем следует Древний Херсонес, лежащий в развалинах, и потом гавань с узким входом, где тавры (скифское племя) обычно собирали свои разбойничьи банды, нападая на тех, кто спасался сюда бегством. Эта гавань называется Симболон Лимен[49] и образует вместе с другой гаванью под названием Ктенунт[50] перешеек в 40 стадиев».

О пиратах Понта упоминает древнеримский историк Тацит (56 год – около 120 года н. э.). Рассказывая о 3-й войне с царем Понта Митридатом, закончившейся гибелью последнего в 63 году до н. э., он сообщает о том, что тавры напали на отнесенную к их берегу римскую эскадру и убили префекта когорты и множество воинов.

В конце III века и в начале II века до н. э. немало хлопот доставляли Риму лигурийские пираты, которые фактически пришли на смену этрусским морским разбойникам в Западном Средиземноморье. В конце концов римское государство вынуждено было принять меры к их разгрому и нейтрализации. Обстоятельства борьбы с ними излагает Плутарх в биографии консула Эмилия Павла:

«Когда Эмилий был избран консулом [182 год до н. э. ], он выступил в поход против приальпийских лигуров, которых называют лигустинцами, воинственного и храброго народа; соседство с римлянами выучило их искусству ведения боевых действий. Вперемежку с галлами и приморскими племенами испанцев они населяют окраину Италии, прилегающую к Альпам, и часть самих Альп, которая омывается водами Тирренского моря и обращена к Африке. В ту пору они стали заниматься еще и морским разбоем: их суда заплывали до самих Геркулесовых столпов, обирая и грабя торговцев. Когда на них двинулся Эмилий, они собрали и выставили сорокатысячное войско, но Эмилий, несмотря на пятикратное преимущество, которым располагал неприятель (римлян было всего 8000), напал на лигуров, разбил их и загнал в укрепленные города; после чего предложил им мир на весьма умеренных и справедливых условиях: в намерения римлян отнюдь не входило до конца истребить племя лигуров, служившее своего рода заслоном, или преградою, на пути галльского вторжения, угроза которого постоянно висела над Италией. Итак, лигуры доверились Эмилию и сдали ему свои суда и города. Города он вернул прежним владельцам, не причинив им ни малейшего ущерба и только распорядившись срыть укрепления, но суда все отобрал, не оставив ни одного корабля более чем с тремя рядами весел. Кроме того, он вернул свободу множеству пленников, захваченных пиратами на суше и на море, – как римлянам, так равно и чужеземцам».

Во II веке и в первой половине I века до н. э. особую активность в Восточном Средиземноморье проявляли киликийские пираты. Так в античную эпоху называли морских разбойников, выходцев из Киликии и Памфилии, южных прибрежных районов Малой Азии. Страбон охарактеризовал побережье этих районов как «неровное и труднопроходимое, однако очень богатое гаванями». По его мнению, жители этих районов «воспользовались своими гаванями как опорными пунктами для морского разбоя; причем они или сами занимались пиратством, или же предоставляли пиратам свои гавани для сбыта добычи и в качестве якорных стоянок. Во всяком случае, в памфилийском городе Сиде были устроены корабельные верфи для киликийцев, которые продавали там пленников с аукциона, хотя и признавали их свободными… Киликийцы благодаря своим успехам распространили свое морское владычество вплоть до Италии».

Безусловно, активизации деятельности киликийских пиратов способствовали восстания и междоусобицы в Сирии и в ряде районов Малой Азии, связанные с ослаблением власти правящих эллинистических династий этого региона.

Страбон свидетельствует:

«Восстание Трифона[51] вместе с ничтожеством царей, преемственно правящих Сирией и одновременно Киликией, послужило киликийцам первым толчком для организации пиратских шаек. Ибо вслед за его восстанием подняли восстание и другие; таким образом, взаимные раздоры братьев отдали страну в жертву нападающим извне. В особенности побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко, именно Делос,[52] который был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. Отсюда пошла даже поговорка: «Купец, приставай и выгружай корабль, все продано». Причина этого в том, что после разрушения Карфагена и Коринфа[53] римляне разбогатели и нуждались в большом числе рабов.

Ввиду такой легкости сбыта пираты появились в огромном количестве, они сами охотились за добычей и продавали рабов. Цари Кипра и Египта помогали им в этом, будучи врагами сирийцев. И родосцы не были друзьями с сирийцами, поэтому не оказывали им поддержки. Вместе с тем пираты под видом работорговцев непрестанно продолжали творить свои злодеяния».

Особенно возросла активность киликийских пиратов в I веке до н. э. По этому поводу древнегреческий историк Плутарх пишет:

«Когда римляне в пору гражданских войн сражались у самых ворот Рима, море, оставленное без охраны, стало мало-помалу привлекать пиратов и поощряло их на дальнейшие предприятия, так что они не только принялись нападать на мореходов, но даже опустошали острова и прибрежные города… Во многих местах у пиратов были якорные стоянки и крепкие наблюдательные башни. Флотилии, которые они высылали в море, отличались не только прекрасными, как на подбор, матросами, но также искусством кормчих, быстротой и легкостью кораблей, предназначенных специально для этого промысла. Гнусная роскошь пиратов возбуждала скорее отвращение, чем ужас перед ними: выставляя напоказ вызолоченные кормовые мачты кораблей, пурпурные занавесы и оправленные в серебро весла, пираты словно издевались над своими жертвами и кичились своими злодеяниями. Попойки с музыкой и песнями на каждом берегу, захват в плен высоких должностных лиц, контрибуции, налагаемые на захваченные города, – все это являлось позором для римского владычества. Число разбойничьих кораблей превышало 1000, и пиратам удалось захватить до 400 городов. Они разграбили много неприкосновенных до того времени святилищ – кларосское, дилимское, самофракийское, храм Хтонии в Гермионе, храм Асклепия в Эпидавре, храм Посей дона на Истме, на мысе Тенар и на Калаврии, храмы Аполлона в Акции и на Левкаде, храмы Геры на Самосе, в Аргосе и на мысе Лакиния. Сами пираты справляли в Олимпе[54] странные, непонятные празднества и совершали какие-то таинства; из них до сих пор еще имеют распространение таинства Митры, впервые введенные ими.[55]

Чаще всего пираты творили злодеяния против римлян: высаживаясь на берег, они грабили на больших дорогах и разоряли имения вблизи от моря. Однажды они похитили и увезли с собой даже двух преторов, Секстилия и Беллина, – в окаймленных пурпуром тогах, со слугами и ликторами. Они захватили также дочь триумфатора Антония,[56] когда она отправлялась в загородный дом; Антонию пришлось выкупить ее за большую сумму денег. Однако самым наглым их злодеянием было вот какое. Когда какой-нибудь пленник кричал, что он римлянин, и называл свое имя, они, притворяясь испуганными и смущенными, хлопали себя по бедрам и, становясь на колени, умоляли о прощении. Несчастный пленник верил им, видя их униженные просьбы. Затем одни надевали ему башмаки, другие облачали в тогу, для того-де, чтобы опять не ошибиться. Вдоволь поиздевавшись над ним таким образом и насладившись его муками, они наконец опускали среди моря сходни и приказывали высаживаться, желая счастливого пути, если же несчастный отказывался, то его сталкивали за борт и топили».

Вероятнее всего, убийство пиратами захваченных в плен знатных римлян было событием не частым. Ведь пираты были заинтересованы именно в получении выкупа.

Из свидетельств древнеримского историка Светония (около 70 года – около 160 года н. э.) и Плутарха известно: в плену у киликийских пиратов побывал и Гай Юлий Цезарь. По версии, приведенной Светонием, Цезарь в 73 году до н. э., возвращаясь с Родоса, где он слушал лекции знаменитого ритора Аполлония Молона, у острова Фармакусса, расположенного у берегов Малой Азии недалеко от Милета, был захвачен в плен пиратами. Он был отпущен после внесения колоссального выкупа – 50 талантов.

У Плутарха пребывание Цезаря в плену описано очень красочно, в виде исторического анекдота, созданного, вероятно, уже после того, как Цезарь стал властителем Римской державы.

«I. Он на обратном пути у острова Фармакуссы был захвачен в плен пиратами, которые уже тогда имели большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей властвовали над морем.

II. Когда пираты потребовали у него выкупа в 20 талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил дать им 50 талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; несмотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собираясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. 38 дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости.

Однако, как только прибыли выкупные деньги из Милета и Цезарь, выплатив их, был освобожден, он тотчас снарядил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов, застал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен большую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наместнику Азии, находя, что тому, как претору, надлежит наказать взятых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захваченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время; тогда Цезарь, распрощавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой».

Во всей этой истории, видимо, типичной для того времени, поражает и то, что молодой римский аристократ, которому не было и 30 лет и который не занимал никакого официального положения в римских правящих кругах, смог за короткое время собрать огромную сумму денег для выкупа. Ему удалось каким-то образом возложить ответственность за свой плен и безопасность нахождения в плену у пиратов на прибрежные города малоазиатского побережья, находившиеся под владычеством Рима.

Киликийские пираты в этот период для повышения эффективности своих действий старались использовать всех врагов Рима. Известно, что они содействовали Квинту Серторию, римскому полководцу, ставшему во главе иберийских племен в их борьбе против Рима. В 81 году до н. э. Серторий, в ходе гражданской войны поддержавший партию популяров (в большей степени защищавшую интересы простых римлян), вождем которой был полководец Марий, под натиском армии, возглавляемой Суллой, отступил к Новому Карфагену (нынешняя Картахена).

Как пишет Плутарх, «там они сели на корабли, пересекли море и высадились в Африке, в стране мавританцев. Варвары напали на них в тот момент, когда воины, не выставив охранения, таскали воду; и вот Серторий, потеряв многих, вновь отплыл в Испанию. Оттуда он был отброшен, но тут к нему присоединились пираты-киликийцы и он высадился на острове Питиуса[57] и занял его, сломив сопротивление оставленного Аннием[58] караульного отряда».

Парусно-весельное судно времен Цезаря (I в. до н. э.)

Торговое судно у причала гавани Остия (рельеф. Около 200 г. н. э.)

В течение некоторого времени с помощью киликийцев Серторий использовал эти острова в качестве опорной базы в борьбе с сулланцами. Когда к островам подошли корабли Анния, на которых размещалось 5 тысяч тяжеловооруженных воинов, Серторий попытался дать решительное сражение, разместив своих воинов на пиратских кораблях, по словам Плутарха, «легких, пригодных для быстрого плавания, но не для битвы». Поднявшийся шторм разметал эти легкие корабли, часть из них погибла, а часть была отнесена далеко в сторону от места сражения.

В 72 году до н. э. Спартак, вождь восставших рабов, который в предыдущие два года разгромил нескольких римских полководцев, по сообщению Плутарха, «отступил через Луканию и вышел к морю. Встретив в проливе[59] киликийских пиратов, он решил перебраться с их помощью в Сицилию, высадить на острове 2 тысячи человек и снова разжечь восстание сицилийских рабов, едва затухшее незадолго перед тем: достаточно было бы искры, чтобы оно вспыхнуло с новой силой.[60] Но киликийцы, условившись со Спартаком о перевозке и приняв дары, обманули его и ушли из пролива».

Со значительной долей вероятности можно предположить, что Спартак пытался установить связи с киликийскими пиратами еще раньше, до прихода на самый юг Апеннин. Возможно, он собирался на их кораблях перебросить участников восстания в родные места во Фракию и Галлию. А по поводу измены киликийцев, то вероятнее всего, что римлянам удалось перекупить их, предложив большую сумму денег и прощение за ранее причиненный римлянам ущерб.

Когда понтийский царь Митридат VI Евпатор (121 – 63 годы до н. э.) начал в 88 году до н. э. длительную войну с Римом за гегемонию в Малой Азии и Греции, то киликийские пираты предоставили свои корабли в его распоряжение и являлись лучшими моряками его флота. Они не раз выручали понтийского царя и его полководцев, нанося существенный вред римлянам и их союзникам. Более того, был эпизод, когда они спасли жизнь самому царю. Об этом живо рассказал Плутарх в жизнеописании римского полководца Лукулла, успешно воевавшего с войсками Митридата в ходе военной кампании, завершившейся разгромом царских войск и последующим самоубийством самого царя:

«Лукулл устремился в погоню уже за самим Митридатом. Он рассчитывал настигнуть его еще в Вифинии, где его должен был запереть Васконий, посланный с кораблями в Никомедию,[61] чтобы не дать царю бежать. Однако Васконий, занявшись посвящением в самофракийские таинства и торжествами по этому случаю, упустил время, и Митридат отплыл со своим флотом. Царь спешил уйти в воды Понта Эвксинского прежде, чем Лукулл за ним погонится, но его застигла сильная буря, часть судов она рассеяла, а прочие потопила, так что все взморье еще много дней было усеяно обломками кораблей, которые выбрасывал прибой. Грузовое судно, на котором плыл сам Митридат, из-за своей величины не могло подойти к берегу, и кормчие остановили его в разбушевавшемся море, среди яростных волн, но и на воде оно уже не могло держаться, так как в трюм набралась вода, и царю пришлось перейти на легкое пиратское суденышко, доверив свою жизнь морским разбойникам. Этим опасным способом ему удалось, вопреки всякому ожиданию, благополучно достичь Гераклеи Понтийской[62]».

Митридат VI (Изображение на монете)

Римляне в первой четверти I века до н. э. неоднократно совершали военные походы против киликийских пиратов и наносили существенный ущерб их базам и опорным пунктам. Ранее уже упоминалось о римском полководце Антонии, который еще в 102 году до н. э. успешно воевал с ними и даже удостоился триумфа. С 78 по 76 год до н. э. Публий Сервилий Патия, проконсул Киликии, также успешно вел упорную и кровопролитную войну с киликийскими пиратами. Он разбил их в морских сражениях, уничтожив множество кораблей, взял штурмом целый ряд принадлежащих им гаваней, городов и крепостей в Ликии, Памфилии, Киликии и Исаврии, за что был удостоен триумфа. Страбон, который лично знал Сервилия, отметил по этому поводу:

«К Ликаонии относится также Исаврия у самого Тавра,[63] в ней есть два одноименных селения Исавры: одно Старые Исавры, а другое (хорошо укрепленное) – Новые. Эти селения распространяли свою власть на много других селений; все это были разбойничьи поселения. Они доставили много неприятных хлопот даже римлянам, и особенно Публию Сервилию, прозванному Исаврийским, с которым мне пришлось познакомиться. Он подчинил эти укрепления римлянам и разрушил большинство пиратских укреплений на берегу моря».

В 74 году до н. э. к Криту для борьбы с критскими пиратами был отправлен претор Марк Антоний. По версии древнеримских историков Саллюстия (86–35 годы до н. э.) и Веллея Патеркула (первая половина I века н. э.), он в том же году погиб у берегов Крита в битве с пиратами, пытаясь уничтожить многочисленные пиратские базы на острове, за что даже получил в насмешку прозвище Критский. Диодор Сицилийский (около 90 года – 21 год до н. э.) и Тит Ливий (59 год до н. э. – 7 год н. э.) относят поход Антония к 72 году до н. э. По их версии, Марк Антоний, не добившись победы в боях с пиратами, вынужден был заключить с ними позорный для римлян мир и скончался год спустя.

Так что все эти военные экспедиции не смогли уничтожить киликийских пиратов. Их сообщество было подобно сказочному дракону со многими головами. Когда у дракона отсекали одну голову, немедленно появлялась другая. К началу 60-х годов I века до н. э. фактически все Средиземное море стало совершенно недоступно для мореходства и торговли. В Риме ощущалась нехватка продовольствия, могущая вызвать жестокий голод, так как жители Рима питались в основном привозным хлебом.

Пираты действовали все с большей дерзостью и грабили берега Сицилии и Италии. Они, например, подошли к Сиракузам, одному из крупных городов Сицилии, укрепились на берегу бухты и стали оттуда делать набеги в глубь острова. Города, которые не хотели платить им контрибуции, они брали штурмом. С острова Липари (одного из Липарских островов, расположенного неподалеку от Мессаны) они брали постоянную дань в качестве выкупа, избавлявшего остров от разграбления.

И таких постоянных источников обогащения в бассейне Средиземного моря у них было множество. Пираты напали даже на главный порт Рима Остию в устье Тибра и уничтожили стоявшие в гавани корабли, которые снаряжались в поход против них.

Для описания самой грандиозной операции Рима против киликийских пиратов предоставим слово Плутарху.

«Именно это обстоятельство и побудило римлян, уже испытавших недостачу продовольствия и опасавшихся жестокого голода, послать Помпея[64] очистить море от пиратов. Один из друзей Помпея, Габиний,[65] внес законопроект, предоставлявший Помпею не только командование флотом, но прямое единовластие и неограниченные полномочия во всех провинциях. Действительно, этот законопроект давал полководцу власть на море по эту сторону Геракловых столпов и повсюду на суше на расстоянии 400 стадиев[66] от моря. Из области, на которую распространялась власть полководца, исключались только немногие страны среди тех, что находились под господством римлян; в нее входили наиболее значительные варварские племена и владения самых могущественных царей. Кроме этого, Помпей был уполномочен выбрать из числа сенаторов 15 легатов в качестве подчиненных ему начальников на местах, брать сколько угодно денег из казначейства и от откупщиков и снарядить флот из 200 кораблей, причем ему было предоставлено право набирать как воинов, так и экипажи гребцов».

Гней Помпей Великий (Изображение на монете)

Несмотря на сопротивление ряда влиятельных сенаторов, которые боялись усиления единоличной власти Помпея, закон был принят Народным собранием. Более того, Помпей добился принятия других постановлений, по которым он смог удвоить военные силы, выделяемые для борьбы с пиратами. Ему удалось снарядить 500 кораблей, включив в их состав большое количество быстроходных либурн (это был тип кораблей, которые широко применялись самими пиратами), набрать 120 тысяч тяжеловооруженных пехотинцев и 5 тысяч всадников. В качестве своих помощников Помпей выбрал 24 сенатора. В результате таких приготовлений цены на продовольствие на римских рынках упали. В Риме говорили, «что самое имя Помпей положило конец войне». Безусловно, это было явное преувеличение, римлянам предстояли тяжелые сражения.

Быстроходная либурна, часто использовавшаяся пиратами (Античное изображение)

Идея грандиозной противопиратской операции, разработанной и осуществленной римлянами под руководством Помпея, базировалась на убеждении, что разгромить пиратов следует только одновременно, а не по частям, как пытались действовать до этого многие военачальники. Тем более что к этому времени киликийскими пиратами стали называть всех пиратов Средиземноморья – и сицилийских, и критских, и других.

Для этого Помпей разделил Средиземное и Черное моря на 13 частей и в каждую из них направил эскадру кораблей с соответствующим количеством воинов под командой одного или двух выбранных им помощников из числа сенаторов.

Приведем сделанную Помпеем разбивку морских районов боевых действий и имена поставленных им начальников эскадр (навархов) в каждом из них, которую составил А. Б. Снисаренко на основе анализа отрывочных сведений древних авторов.

1. Тиберий Нерон и Манлий Торкват: Иберийское море (так называли часть Средиземного моря у берегов Иберии, теперь Пиренейского полуострова) и часть Атлантики от устья реки Таг (теперь Тахо) до Балеарских островов.

2. Марк Помпоний: Балеарское и Лигустинское моря – часть Средиземного моря от Балеарских островов до Апеннинского полуострова.

3. Поплий Атилий: побережье Корсики и Сардинии.

4. Плотий Вар: Сицилия и Африканское море – побережье Сицилии и часть Средиземного моря между Сицилией и побережьем Африки.

5. Лентул Маркеллин: североафриканское побережье от Египта до Иберийского моря.

6. Лукий Геллий Попликола и Гней Лентул Клодиан: Тирренское и Адриатическое побережья Италии.

7. Теренций Варрон: западное побережье Греции от Коринфского залива до пролива Отранто (современное название) между побережьями Италии и Албании, а также патрулирование Средиземного моря между Сицилией и Кикладами.

8. Лукий (Корнелий) Сисенна: западное побережье Эгейского моря, побережье Пелопоннеса и Македонии.

9. Лукий Лоллий: Эгейское море со всеми островами.

10. Метелл Непот: южное побережье Малой Азии, Кипр и Финикия.

11. Кепион: западное побережье Малой Азии.

12. Публий Писон: Черное море.

13. Марк Поркий Катон (под началом Писона): Мраморное море.

Грандиозная операция была проведена Помпеем блестяще. Эскадры скрытно направились в заданные районы и в установленный заранее день атаковали главные пиратские базы. Наиболее тяжелой для выполнения оказалась задача, поставленная перед эскадрой Метелла Непота. У южных берегов Малой Азии произошли жестокие сражения с пиратскими флотилиями. Эскадра Плотия Вара отрезала пиратов западной и восточной частей Средиземного моря друг от друга и пресекла попытки пиратских флотилий прийти на помощь своим коллегам по ремеслу.

Сам Помпей возглавил эскадру из 60 кораблей, которая действовала по всему простору Средиземноморья. Сперва Помпей со своей эскадрой остался в Тирренском море и крейсировал между Италией, Сицилией и Сардинией. Взаимодействуя с эскадрами западной части Средиземного моря, Помпей смог разгромить пиратов в этом регионе за 40 дней. Экономическая блокада Апеннин была ликвидирована. Помпей сосредоточил дополнительные силы для уничтожения основного пиратского гнезда в Киликии, куда он и направился со своей эскадрой.

Об этом этапе операции рассказал Плутарх:

«XXVII. Некоторые из находившихся еще в открытом море и державшихся вместе пиратских кораблей изъявили Помпею покорность. Последний обошелся с ними милостиво: он взял суда, не причинив зла команде. Тогда остальные пираты, в надежде на пощаду, вместе с женами и детьми начали сдаваться самому Помпею, избегая иметь дело с подчиненными ему начальниками. Помпей всем им оказывал милосердие и с их помощью выслеживал тех, которые еще скрывались, когда же эти последние попадали в его руки, Помпей подвергал их наказанию.

XXVIII. Большинство самых могущественных пиратов, однако, поместило свои семьи и сокровища, а также всех, кто не способен носить оружие, в крепостях и укрепленных городах на Тавре, а сами, снарядив свои корабли, ожидали шедшего против них Помпея у Коракесия в Киликии. В происшедшем сражении[67] пираты были разбиты и осаждены в своих крепостях. В конце концов разбойники отправили к Помпею посланцев просить пощады и сдались вместе с городами и островами, которыми они [ранее] овладели, а затем укрепили их настолько, что не только взять их силой, но даже подступиться к ним было нелегко.

Таким образом война была завершена, и не более как за три месяца с морским разбоем было покончено повсюду. Кроме множества других кораблей, Помпей захватил 90 судов с окованными медью носами.[68] Что касается самих пиратов (а их было взято в плен больше 20 тысяч), то казнить всех Помпей не решился».

Из рассказа Плутарха видно, что Помпей в определенной степени понимал, говоря современным языком, социальные корни пиратства – что ряды пиратов пополнялись в первую очередь за счет социальных низов античного общества, не имевших в достаточной степени средств к существованию.

Плутарх сообщил, что «он [Помпей] считал неблагоразумным отпустить разбойников на свободу и позволить им рассеяться или вновь собраться в значительном числе, так как это большей частью были люди обнищавшие и вместе с тем закаленные войной. Помпей исходил из убеждения, что по природе своей человек никогда не был и не является диким, необузданным существом, но что он портится, предаваясь пороку вопреки своему естеству, мирные же обычаи и перемена образа жизни и местожительства облагораживают его. Даже лютые звери, когда с ними обращаются более мягко, утрачивают свою лютость и свирепость. Поэтому Помпей решил переселить этих людей в местность, находящуюся вдали от моря, дать им возможность испробовать прелесть добродетельной жизни и приучить их жить в городах и обрабатывать землю. Часть пиратов по приказанию Помпея приняли маленькие и безлюдные города Киликии, население которых получило добавочный земельный надел и смешалось с новыми поселенцами. Солы, незадолго до того опустошенные армянским царем Тиграном,[69] Помпей приказал восстановить и поселил там много разбойников. Большинству же их он назначил местом жительства Диму в Ахайе, так как этот город, будучи совершенно безлюдным, обладал большим количеством плодородной земли».

Подобная политика Помпея вызвала сопротивление у ряда римских военачальников, в частности у Квинта Цецилия Метелла Критского (названного так за победы над критскими пиратами), консула 69 года до н. э., который был послан на Крит еще до назначения Помпея главнокомандующим в войне с пиратами. Дело в том, что остров Крит являлся в то время вторым после Киликии средоточием пиратских отрядов и Метелл был отправлен туда для проведения частной карательной операции, связанной только с их разгромом. Римский сенат аннулировал унизительный мир с критскими пиратами, заключенный Антонием Критским, а также потребовал выдачи всех пленников, пиратских военачальников и кораблей. Кроме того, пираты должны были отправить в Рим 300 заложников и выплатить контрибуцию в размере 4 тысяч серебряных талантов.

О конфликте между Помпеем и Метеллом Плутарх рассказал довольно подробно:

«ХХIХ. Метелл захватил множество пиратов в плен, разрушил их гнезда и самих их велел казнить. Оставшиеся в живых были осаждены Метеллом. Они отправили посланцев к Помпею, умоляя его прибыть на остров, так как он-де является частью подвластной ему земли и во всех отношениях входит в определенную законом приморскую полосу. Помпей благосклонно выслушал просьбу пиратов и письменно приказал Метеллу прекратить войну. Вместе с тем он повелел городам на Крите не подчиняться Метеллу и послал туда претором одного из подчиненных ему начальников – Луция Октавия. Последний присоединился к осажденным пиратам… Метелл, однако, не сдал командования; он захватил пиратов в плен и подверг их наказанию. Октавия же с оскорблениями и бранью отпустил из лагеря».

Итак, пиратам был нанесен серьезный удар. Но продолжавшиеся гражданские войны по-прежнему сотрясали римскую державу, а с ней и весь античный мир. В свою очередь, события гражданских войн второй половины I века до н. э. способствовали ослаблению Рима и его вооруженных сил, приводили к тому, что противоборствующие в гражданской войне стороны обращались к средиземноморским пиратам за помощью и поддержкой в междоусобной борьбе. После убийства Помпея (итог его борьбы с Юлием Цезарем), а затем и убийства Цезаря все большую роль в продолжавшейся гражданской войне стали играть ближайший соратник Цезаря Марк Антоний, племянник Цезаря (Цезарь его усыновил) Гай Октавий (Октавиан, будущий император Август) и Секст Помпей, второй сын убитого Помпея Великого, победителя пиратов.

Секст Помпей с помощью оснащенного им флота, экипажи кораблей которого состояли в основном из пиратов и беглых рабов, захватил Сицилию. Его отряды нападали на побережье Италии, нарушали снабжение Рима продовольствием, из-за чего цены на продукты на римских рынках росли, что вызывало недовольство населения. Сознавая, что борьба с Секстом Помпеем, сыном прославленного Помпея Великого, не могла быть популярной в Италии, Антоний и Октавиан пошли на соглашение с ним.

Об обстоятельствах заключения в 39 году до н. э. договора с Секстом живо написал Плутарх. Любопытно, что историк прямо рассказывает о роли пиратских главарей в окружении Секста Помпея.

«XXXII. Сицилия находилась под властью Секста Помпея, который опустошал берега Италии и, собрав большой разбойничий флот с Менекретом[70] и пиратом Меном во главе, сделал море несудоходным. Однако во внимание к его заслугам перед Антонием (Секст оказал гостеприимство матери Антония, бежавшей из Рима вместе с Фульвией[71]) решено было с ним заключить мир. Собрались подле Мисенского мыса и мола.[72] Корабли Помпея стали у берега на якорь, и напротив разбили лагерь войска Антония и Цезаря.[73] После того как договорились, что Помпей получает Сардинию и Сицилию, но обязуется очистить море от разбойников и отправить в Рим известное количество хлеба, все трое стали приглашать друг друга в гости. Бросили жребий, и быть хозяином первому досталось Помпею. На вопрос Антония, где они будут обедать, Секст промолвил: «Там», – и указал на флагманское судно-гексеру.[74] «Вот отцовский дом, который остался Помпею», – прибавил он, метя в Антония, владевшего домом, который прежде принадлежал Помпею-отцу. Корабль бросил якоря поближе к суше, навели что-то вроде моста, и Помпей радушно принял своих гостей. В самый разгар угощения, когда градом сыпались шутки насчет Клеопатры и Антония, к Помпею подошел пират Мен и шепнул ему на ухо: «Хочешь, я обрублю якорные канаты и сделаю тебя владыкою не Сицилии и Сардинии, но римской державы?» Услыхав эти слова, Помпей после недолгого раздумья отвечал: «Что бы тебе исполнить это, не предупредивши меня, Мен! А теперь приходится довольствоваться тем, что есть, – нарушать клятву не в моем обычае». Побывав, в свою очередь, на ответных пирах у Антония и Цезаря, Секст отплыл в Сицилию».

Секст Помпей (Изображение на монете)

Но мир продержался всего около года. В 38 году до н. э. Менекрет (в других источниках Менодор) изменил Помпею и передал Сардинию Октавиану, который начал войну с Секстом Помпеем. В битве при Скилле Октавиан потерпел поражение, проявив, по мнению ряда древних историков, полное отсутствие таланта полководца. Преследуемый Аполлофаном, полководцем Секста Помпея, бывшим рабом, отпущенным на волю, Октавиан покинул адмиральский корабль и высадился на берег, бросив свои корабли на произвол судьбы. Рабы и пираты Секста Помпея одержали победу. К Октавиану прибыла помощь, и на следующий день он предполагал начать новое морское сражение, однако буря уничтожила большую часть его кораблей.

После этого моряки Секста Помпея говорили, что их вождь действительно находится под покровительством бога морей Нептуна. А сам Секст Помпей в знак того, что это так, одевался в лазоревую одежду, напоминавшую цвет моря, и приносил Нептуну жертвы, сбрасывая в морскую пучину лошадей и даже людей.

Теперь к подготовке следующего похода против пиратов Секста Помпея подключился друг и ровесник Октавиана – талантливый полководец Марк Випсаний Агриппа. Под его руководством между Неаполем и Кумами был создан новый порт в качестве базы, расположенной поблизости от района предстоящих сражений с флотом и войсками Секста Помпея. Эта база была названа портом Юлия. При ее создании Агриппа умело использовал природные условия, приказав прорыть в двух местах узкую полосу, отделявшую залив Байи от Лукринского озера, и провести от него канал до Аверинского озера. Таким образом, получилась гавань с двумя входами, с защищенной бухтой, служащей ей рейдом. В новом порту было собрано вооружение и предметы снабжения, и там начали свою подготовку экипажи кораблей, строившихся на многих италийских верфях.

Гребцами на новые корабли Октавиан определил своих рабов и рабов своих друзей, которых освобождали при условии согласия на последующую корабельную службу. Бегство рабов на корабли Секста Помпея принимало угрожающие размеры, поэтому многие сенаторы и другие представители правящего класса охотно жертвовали деньги на оснащение нового флота.

Флот Секста Помпея состоял из быстроходных легких судов, которые широко использовали пираты Средиземноморья. Агриппа построил кроме подобных пиратским легких судов и корабли больших размеров, которые маневрировали хуже пиратских, превосходивших их быстротой хода и поворотливостью. Он приказал для дополнительной защиты от таранных ударов устроить на этих судах защитный пояс, состоявший из солидных брусьев, укрепленных на корабельных корпусах в районе ватерлинии.

Агриппа снабдил свои корабли известным ранее, но недостаточно еще применявшимся в практике морского боя приспособлением под названием harpax. Оно состояло из тяжелого трехметрового бруса, обитого железом, чтобы его нельзя было перерубить. Брус имел на обоих концах массивные кольца. К переднему кольцу крепился абордажный якорь в виде мощных крюков, а к заднему – несколько канатов. Брус выстреливался большой метательной машиной на вражеский корабль, а затем при помощи системы блоков можно было даже поднимать небольшие корабли и опрокидывать их на борт. А большим кораблям с его помощью наносились тяжелые повреждения. Главное, что, используя это приспособление, можно было с большого расстояния сцепляться с вражеским кораблем и подтягивать его к борту своего корабля для последующего абордажного боя.

Агриппа неутомимо тренировал недавно скомплектованные экипажи своих кораблей; многие из гребцов и матросов на них были рабы, совсем недавно впервые познакомившиеся с корабельным делом. А ведь им противостояли пиратские экипажи Помпея, привычные к морю и морским сражениям. Агриппе и с этим трудным делом удалось справиться.

Весной 36 года до н. э. новый флот Октавиана был готов к действию. Он вышел в море, чтобы переправить у Мессаны армию в Сицилию и разбить флот Секста Помпея. У мыса Полинура корабли попали в сильную бурю, многие их них были серьезно повреждены, и Агриппа возвратился в порт Юлия для их ремонта. Та же буря повредила 70 кораблей, высланных членом второго триумвирата Лепидом из Африки на помощь Октавиану, а 120 кораблей, посланных Марком Антонием для той же цели из Египта, вынуждены были искать укрытия в портах Греции.

Как только ремонт кораблей в порту Юлия был завершен, Агриппа направился к Липарским островам, занял самый южный из них (Термесса или Гиера) и использовал его для наблюдения за неприятельским флотом, стоявшим в Миле, напротив этого острова в 12–15 милях. Помпеянским флотом командовал вольноотпущенник Демохар, а сам Секс Помпей стоял с эскадрой у Мессаны, чтобы помешать переправе Октавиана с войсками в Сицилию.

Наконец Агриппа атаковал помпеянский флот. В бою сказалось то, что корабли помпеянцев вследствие более легкой конструкции были менее устойчивы против таранных ударов, а также ввиду меньшей численности экипажей и меньшей высоты бортов проигрывали и в абордажных боях. Агриппе удалось пустить ко дну неприятельский флагман. Демохар вплавь с экипажем перебрался на другой корабль. Агриппа потерял 5 кораблей, а помпеянцы 30, и вынуждены были отступить, хотя и сделали это в полном порядке.

Октавиан высадил десант у Тавромения, но на обратном пути был атакован эскадрой Помпея и разбит. Все его корабли были потоплены или сожжены, а остальные захвачены помпеянцами. Сам Октавиан едва спасся на шлюпке. Десант у Тавромения был сильно потрепан войсками Секста Помпея. Только высаженный Агриппой отряд сумел восстановить положение и помог удержать плацдарм для высадки остальных войск Октавиана.

Решительная битва произошла 3 сентября 36 года до н. э. при Навлохе. Агриппа имел 420 кораблей, а флотилия Секста Помпея под командой вольноотпущенников Демохара и Аполлофана насчитывала 180 кораблей. Флот помпеянцев шел с востока, эскадра Агриппы – с запада. Обе эскадры были развернуты фронтом и, судя по большому числу кораблей, участвовавших в битве, вероятнее всего, поставлены в две линии. Рано утром эскадры устремились навстречу друг другу. Сперва заработали метательные машины, затем на близкой дистанции вступили в бой пращники и лучники, полетели копья и горящие дротики. Противники старались таранить друг друга, обламывать весла или брать неприятельские корабли на абордаж.

Корабли помпеянцев шли плотной группой и не всегда могли воспользоваться своей быстроходностью и поворотливостью, чтобы нанести таранный удар, между тем как использование противником harpax оказалось довольно эффективным, тем более что у помпеянцев не было пик с кривыми ножами на конце, при помощи которых можно было бы перерезать канаты у заднего кольца нового метательного средства. Помимо harpax воины Агриппы, пожалуй, впервые активно использовали в бою зажигательные копья и стрелы, обмотанные паклей и пропитанные дегтем. Так что абордажный рукопашный бой и навесная стрельба зажигательными снарядами на этот раз решили участь сражения. Пираты и рабы флотилии Помпея сражались самоотверженно, но благодаря численному и техническому превосходству кораблей противника были полностью разбиты.

Агриппа приказал своему левому крылу, которое в сторону открытого моря выдавалось за неприятельскую линию, атаковать помпеянцев во фланг и охватить его. Вероятно, он использовал для этого и часть судов своей второй линии. Помпеянцы оказались атакованными и с тыла, почти окружены и прижаты к берегу.

Только 17 кораблям помпеянцев удалось бежать в Мессану; 28 кораблей были пущены ко дну, многие сожжены, остальные сели на мель и были захвачены. Аполлофан с исправными кораблями сдался Агриппе, а Демохар покончил с собой. Эскадра Агриппы потеряла будто бы только 3 корабля, пробитых таранами. Помпей наблюдал за битвой с берега и бежал в Мессану, где была главная база его флота, а оттуда с небольшой свитой направился в Малую Азии. Там он погиб год спустя. Его сухопутные отряды перешли на сторону Октавиана.

Для того чтобы получить поддержку римских рабовладельцев, Октавиан беспощадно расправился с беглыми рабами, пополнившими в свое время экипажи кораблей и отряды Секста Помпея. Соглашением 39 года н. э. предусматривалось, что находившиеся в войсках и на кораблях Секста Помпея беглые рабы получают прощение и свободу. Когда Октавиан привлекал на свою сторону солдат и матросов Секста Помпея, то обещал им, что они будут служить в его легионах и на кораблях. Но он обманул их. Воины Секста Помпея были размещены по различным областям. Затем были разосланы приказы, которые все военачальники должны были вскрыть в один и тот же день. В этих приказах Октавиан потребовал отправить всех беглых рабов в Рим для возвращения их прежним хозяевам. По словам самого Октавиана, он вернул 30 тысяч рабов их владельцам для надлежащего наказания. Так как многих хозяев трудно было разыскать, эти «бесхозные» рабы в количестве нескольких тысяч человек были убиты.

Хотя Октавиан, став императором Августом, и заявил в своих «Деяниях», что он очистил море от разбойников, уничтожить совсем пиратство на морях Римской империи так и не удалось. Об этом свидетельствуют многочисленные произведения римских писателей и историков. Уже в 36 году н. э. император Тиберий вновь вынужден был высылать экспедицию против киликийских пиратов.

А через 200 лет после разгрома пиратов Помпеем Великим древний автор Ксенофонт Эфесский во II веке н. э. написал «Повесть о Габрокоме и Антии», на страницах которой безжалостные пираты вновь захватывают мирных путников для продажи в рабство. Конечно, это было литературное произведение, но оно, безусловно, отразило реальную обстановку в Средиземном море в тот век.

«Еще в родосской гавани рядом с ними стояли пираты, финикийцы родом, приплывшие на большой триере. Они выдавали себя за купцов; было их много, и все – молодец к молодцу. Они проведали, что на соседнем корабле – золото, серебро и нет недостатка в отборных рабах, и решили, напав, перебить всех, кто будет сопротивляться, а остальных захватить вместе с богатствами и увезти в Финикию на продажу: этих людей пираты презирали, видя в них недостойных противников. Главарь пиратов, по имени Коримб, был громадный детина, со свирепым взглядом; волосы его в беспорядке падали на плечи. Обдумав план нападения, пираты сначала спокойно плыли за кораблем Габрокома, а около полудня, когда моряки пьянствовали и бездельничали – одни спали, другие слонялись из угла в угол, – молодцы Коримба налегают на весла и начинают быстро приближаться.

Как только корабли оказались рядом, пираты в полном вооружении одним прыжком перескочили на палубу, размахивая обнаженными мечами. Тут некоторые в страхе бросились в воду и утонули, а те, кто защищался, были убиты. Габроком и Антия подбегают к пирату Коримбу и, с мольбой обняв его колени, говорят:

– Золото и все богатство – твои, и мы тебе отныне рабы, владыка, но ради этого моря и твоей десницы пощади наши жизни и не убивай тех, кто покорился тебе добровольно…

После таких слов Коримб тотчас же велел прекратить резню. Перенеся на свою триеру все самое ценное, забрав с собой Габрокома, Антию и нескольких рабов, он поджег корабль, так что всех, кто на нем оставался, охватило пламя. Ведь увезти всех он не мог, да и не считал безопасным. Жалостное это было зрелище, когда одни с пиратами уплывали, другие в огне сгорали, и руки простирали, и слезы проливали».

Как видим, пиратство было неистребимо в древние времена.

Бои без правил

Он [Аллах] дает вам силы совершать путь по суше и по морю, когда бываете на кораблях; когда они [мореходы] плывут с ними при благоприятном ветре, тогда радуются этому; а когда застигнет их буйный ветер, когда со всех сторон настигнут их волны и представится им, что они поглощены будут; тогда они призывают Аллаха, обещаясь искренне исполнять дела благочестия… В Его [Аллаха] власти корабли с поднятыми парусами, плавающие в море, как горы.

(Коран, сура Х, стих 23–24; сура LV, стих 24)

В 20—30-х годах VII века н. э. произошел знаменательный взрыв энергии и воинственности у арабских племен, приведший в конце концов к созданию огромного государства, включавшего Аравию, Ирак, Иран, большую часть Закавказья, Среднюю Азию, Сирию, Палестину, Египет, Северную Африку, почти весь Пиренейский полуостров, северо-западную часть Индостана.

Создание в ходе арабских завоеваний новой мировой державы во многом связано с принятием арабскими племенами исламской религии, основанной пророком Мухаммедом (около 570 года – 632 год н. э.). В главной священной книге новой религии – Коране – собрании проповедей, молитв и притч, произнесенных Мухаммедом в форме «пророческих откровений», нашлось место многочисленным упоминаниям о море, что в известной степени отразило роль и значение в жизни арабов морской торговли, рыболовства, мореплавания. Пророк живо и эмоционально описал опасности, подстерегавшие моряков, и невольно приходит мысль о том, что он хоть однажды, но совершил морское путешествие.

Вообще-то еще в начале XX века у европейцев слово «араб» прочно ассоциировалось в первую очередь с представлением о жителе пустыни, коннике, погонщике верблюдов, то есть о том, кто проживал вдали от моря и был далек от мореходства. Причем такое мнение разделяли и многие ученые-арабисты. Но выяснилось, что это неверно. На самом деле арабы являлись одними из древнейших мореплавателей, покоривших бескрайние просторы Индийского океана задолго до европейцев.

Сейчас уже немало известно о древнем морском пути, связывавшем Оман в Южной Аравии с Дильмуном (Бахрейнскими островами) и Южным Двуречьем. Существует немало доказательств того, что из оманских портов еще в конце IV и на протяжении III тысячелетия до н. э. выходили суда для плавания не только в Персидский залив, но и в Красное море, к берегам Сомали, Эфиопии и Западной Индии.

Вполне возможно, что качества, необходимые древним морякам для плавания в открытом море, формировались у предков арабов в процессе жизни и деятельности на обширных каменистых плато и среди песчаных барханов. Морякам явно пригодился опыт постоянных передвижений, ночных переходов, ориентировки по звездам и луне, который накопили поколения бедуинов-кочевников.

Недаром академик И. Ю. Крачковский отмечал, например, что еще в глубокой древности, в доисламскую эпоху, ежесуточное перемещение луны на небосводе относительно некоторых звезд дало арабам мысль разметить ее положение на каждый день лунного месяца, откуда возникло учение о 28 «лунных стоянках» с чисто арабскими названиями. Это учение впоследствии стало существенным составным элементом свода арабской мореходной астрономии.

Из глубины веков дошли до нашего времени сообщения об арабских пиратах Красного моря. В III веке до н. э.

обострилась борьба арабов-набатейцев, населявших восточное побережье Мертвого моря и владевших Газой, с эллинистическими правителями Египта за контроль над морскими путями в северной части Красного моря.

Когда военно-морская экспедиция царя Египта Птолемея II Филадельфа (283–246 годы до н. э.) закрыла арабам выход из залива Акаба, они стали нападать на греко-египетские суда в открытом море, пользуясь для этого, вероятно, портом Лейке-Кома на севере хиджазской Тихомы.

В 278 году до н. э. поход против набатейцев возглавил сам Птолемей II, но и на этот раз не удалось сломить их сопротивление. Они и в дальнейшем, в течение II–I веков до н. э., продолжали нападать на суда египетских греков, пытаясь вытеснить их из северной части Красного моря. Еще Псевдоарриан (I век н. э.) сообщал, что канраиты (каннаниты) – жители аравийского побережья Красного моря – нападают на мореплавателей в прибрежной зоне, а спасшихся при кораблекрушениях обращают в рабство. Впрочем, подобное обращение с моряками затонувших судов было не редкостью у многих народов в античное время.

Но время широкой морской экспансии арабов было еще впереди. Она в полной мере проявилась уже в первой половине VII века. В 636 году из портов на Бахрейнских островах в Персидском заливе арабскими властителями были направлены две военные экспедиции в индийские гавани Тана и Бхарукачха. Третий отряд атаковал порт Дайбул в устье Инда. Можно предположить, что это были разведывательные походы, для проведения которых использовали обыкновенные торговые суда.

В 638 году арабская флотилия во главе с наместником Бахрейна ал-Ала ибн ал-Хадрами, выйдя из Бахрейна, пересекла Персидский залив и высадила десант, который двинулся в глубь Персии. Правда, суда отряда вторжения были уничтожены персами и десант с боями пробился по суше к Басре, занятой ранее арабами.

Совсем по-другому складывалась морская экспансия арабов в Средиземном море. Решение о создании там регулярного военно-морского флота и строительстве военных кораблей пришло к преемникам пророка Мухаммеда не сразу и только после того, как они убедились в невозможности овладения богатыми приморскими городами восточного Средиземноморья только силами сухопутных войск.

Важная роль в создании исламского военного флота на Средиземном море принадлежала арабскому наместнику в Сирии с 639 года Муа́вии ибн Абу Суфьяну. (Муавия позже стал халифом, правил в 661–680 годах; перенес столицу халифата из Медины в Дамаск.)

Именно он полностью осознал, что сокрушить византийских соперников без флота невозможно. Тем более что в Леванте, где новое государство, Арабский халифат, впервые вышло к Средиземному морю, наличествовали все условия для создания флота: это и судостроительный лес в Ливане, и древние традиции судостроения и мореходства, сохранившиеся у жителей приморских городов Сирии и Палестины.

Муавия обратился к верховному, одновременно религиозному и светскому, главе арабского государства халифу Умару (Омару) в Медине с просьбой разрешить строительство флота для морского похода на Византию: «Утомительного плавания не будет, – сообщал он в столицу халифата, – мы слышим здесь лай собак и пение петухов на земле греков». Но осторожный халиф никак не соглашался вверить судьбу правоверных неверной стихии и разрешения на использование судов не дал.

Лишь при следующем халифе Усмане Муавия смог приступить к практическим действиям по строительству кораблей. Началась энергичная подготовка к морскому походу. Главными центрами строительства кораблей стали портовые города Акка и Тир. Судостроительные бригады и экипажи кораблей формировались из сирийских христиан, местных потомков финикийских моряков, ренегатов-перебежчиков из Византии, принявших ислам, а также греков – уроженцев многочисленных островов Восточного Средиземноморья, служивших арабам за деньги. Сами арабы вначале выполняли на флоте только роль воинов корабельных отрядов и, естественно, высших руководителей флота.

Первые морские походы арабская флотилия совершила к Кипру в 649 году. Арабы взяли Констанцию, главный город острова, и опустошили все поселения Кипра. Император Констант послал на Кипр отряд кораблей, которому удалось прогнать арабскую флотилию. Но в 653 и 654 годах арабы вновь заняли Кипр.

Строительство арабского флота ускорили драматические события, связанные с потерей арабами в 645 году только что завоеванного порта Александрии в Египте. Византийский флот высадил десант, который после воздействия на береговые укрепления зажигательными средствами и различными метательными снарядами выбил арабов из города и сжег верфи вместе с кораблями.

Действия арабских кораблей в Средиземном море можно четко определить как пиратские по отношению к жителям побережья византийских владений и вообще населению Средиземноморья, не исповедовавшему ислам. То же самое относится и ко всем торговым судам христианских стран. Захваченные мирные жители и пленные моряки рассматривались арабами как добыча и продавались в рабство, а все награбленные в походах ценности распределялись между воинами и моряками. Это соответствовало предписаниям Корана, согласно которым исламские воины имели право на 4/5 всей добычи, а 1/5 передавалась халифу.

Первые арабские корабли на Средиземном море были построены, вероятнее всего, по образцу византийских дромонов и назывались «драмуна» (видоизмененное арабское от греческого слова «дромон»). Византийский дромон сочетал в своей конструкции черты древнегреческой биеры и древнеримской либурны. Он имел обычно два ряда весел и мачту с косым треугольным парусом. Длина его достигала 50 метров. В носовой части киль переходил в таран. На носу и корме устанавливали башни-надстройки для укрытия воинов. Иногда такие башни устраивали и в средней части дромона.

На них византийцы впервые разместили мощные метательные машины: баллисты для метания каменных глыб по навесной траектории и катапульты для метания по отлогой траектории. Самые мощные из этих машин были в состоянии метать глыбы массой до 500 килограммов на расстояние до 1000 метров.

Дромон (Рисунок в Византийском кодексе. Середина IX в.)

Менее мощные метательные машины использовались для выбрасывания сосудов с «греческим огнем», изобретенным (или извлеченным из забвения и усовершенствованным) по традиции греком Каллиником, архитектором из сирийского города Гелиополя (теперь Баальбек в Ливане) в 668 году, – горючей смесью, в состав которой входили сера, селитра, смола и нефть. Погасить «греческий огонь» водой было невозможно. Каллиник передал свое изобретение (а может быть, усовершенствование) своим соотечественникам в 673 году, когда они отбивались от осаждавших Константинополь арабов.

Есть сведения об установках на дромонах специальных сифонов для выбрасывания этой смеси в виде струи жидкости. Использовали византийцы и сосуды с ядовитыми змеями и скорпионами, забрасывание которых на палубу вражеского корабля должно было вызвать панику среди его экипажа.

При создании исламского средиземноморского флота арабы широко использовали боевой опыт византийцев по устройству и оборудованию военных кораблей, в частности, дромонов. На арабской «драмуне» размещалось 100 гребцов (две смены по 25 гребцов на борт) и до 150 воинов. Затем появились на этих судах и позаимствованные у врагов-византийцев носовые приспособления – сифоны для метания во врага зажигательных смесей.

На арабских верфях начали строить большие по размерам корабли – гурабы («гураб» по-арабски «ворон», эта птица у бедуинов считалась вестником беды). На гурабе было уже не 25, а 90 весел с каждого борта и значительное количество воинов.

Гурабы являлись основой арабской военно-морской мощи. Знаток древнего арабского мореплавания историк Т. А. Шумовский полагает, что именно использование гурабов принесло арабам успех в решающем сражении у Александрии в 653 году, названном «битвой мачт», когда 200 арабских кораблей разгромили насчитывавший до 1000 больших и малых кораблей византийский флот. Превосходство гурабов над византийскими кораблями проявилось и при захвате Кипра, Родоса, и впоследствии во время походов арабов к берегам Сицилии, Сардинии, Крита. Гурабы, вероятно, являлись главной ударной силой всех арабских флотов на Средиземном море.

После вторичного занятия Александрии при наместнике Абдаллахе ибн Абу Сархе зародилось и египетское военное кораблестроение, которое со временем по своему размаху превысило сирийское. Арабы успешно использовали судостроительный и мореходный опыт египетских христиан-коптов и привлекли их к работе на верфях в качестве корабельных мастеров, которые применяли при постройке кораблей достижения александрийской школы судостроителей и механиков и опыт службы на византийских кораблях.

Кораблестроительный лес поступал на новые египетские верфи из Ливана, а из Египта на сирийские верфи отправляли парусину и канаты. Главными центрами арабского судостроения середины VII века в бассейне Средиземноморья стали Тир, Акка и Александрия.

В 649 году вновь созданные египетский и сирийский арабские флоты соединились, атаковали и захватили Кипр. С этого года начались систематические нападения арабских пиратских флотилий на побережья византийских владений в Малой Азии, Эгейском бассейне и Греции. 653 год принес арабам первую победу над византийским флотом в битве у Александрии. Вслед за этим они захватили Родос, а затем впервые совершили нападения на Сицилию и Крит.

Захватив остров Родос в 654 году, сирийский наместник Муавия приказал разрушить статую Солнца, знаменитый родосский колосс, и продал остатки статуи одному торговцу из Эдессы, который навьючил на 900 верблюдов материал, полученный из обломков статуи.

В следующем году Муавия начал готовить суда для замышляемого им похода против Константинополя. Он поручил командование в морском походе Авулафару, назначив его адмиралом флота и возложив на него руководство подготовкой кораблей к походу. Наконец корабли вышли в море и поплыли вдоль берегов Ликии, где находился в то время император Констант. Произошло сражение, в котором византийцы потерпели поражение. Император попал бы в плен, если бы не перебрался на другой корабль, надев одежду простого матроса.

Историк Ибн Тагриберди (1411–1469 годы) писал, что в 654–655 годах египетский военный флот насчитывал уже 200 кораблей, а в 669 году флотилия из 200 кораблей вторично атаковала прибрежные селения и города в Сицилии и захватила богатую добычу.

Борьба на море шла с переменным успехом. Второй поход на Крит закончился для арабов неудачей: часть кораблей затонула, другие были захвачены византийцами, остальным пришлось спасаться бегством.

Для восполнения потерь в кораблях и подготовки нападения на столицу Византии Константинополь арабские властители основали в 674 году верфь на нильском острове Равда. В 937 году ее заменила вновь созданная верфь в Фустате, которая уже после основания в 969 году Каира была перенесена в Макс – гавань новой столицы.

Первый поход на византийскую столицу арабы совершили еще в 664 году. Арабский флот, поддержанный сухопутной армией, осадил Смирну и Константинополь, однако в следующем году отошел на юг. Через три года новое нападение на столицу Византии совершила армия под командованием Йазида, сына халифа Муа́вии. Благодаря участию в нападении множества кораблей арабы высадились на европейском берегу Константинополя. Только решительные действия взошедшего в эти дни на византийский престол императора Константина IV Погоната заставили нападавших отступить.

В годы правления халифа Муа́вии арабская агрессия продолжилась. В 672 году они захватили Смирну, побережье Киликии и Ликии в Малой Азии. Сирийский военный флот халифата вторгся в Мраморное море, овладел полуостровом Кизик и установил блокаду столицы Византии. В 672 году Йазид ибн Муавия начал долговременную осаду Константинополя.

Главным оружием оборонявшихся являлся «греческий огонь», и грекам удалось поджечь множество арабских кораблей. Император Константин IV построил для применения «греческого огня» особые суда больших размеров с устроенными у них на носу трубами, или сифонами, для выбрасывания горючего вещества. Эти суда назывались сифонофорными, и приближение их к арабским кораблям внушало противнику чрезвычайный страх, так как выбрасываемый огонь горел и на воде и уничтожал все деревянные конструкции, на которые попадал.

«Греческий огонь» выбрасывался и на неприятельские корабли, и с крепостных стен – на осаждавшие город войска из особо устроенных глиняных и наглухо закрытых сосудов (в нужный момент сосуды раскрывались посредством механических приспособлений вверху и с силой на значительное расстояние выбрасывали горючий материал).

Действия византийского флота, руководимого императором Константином IV Погонатом, заставили арабов отступить. Морская война шла еще пять лет с переменным успехом. Наконец жестокий шторм у берегов Памфилии нанес потрепанной арабской эскадре невосполнимый ущерб, что и предопределило окончательный итог морских боев в пользу византийцев.

Только в 717 году арабы попытались вновь атаковать византийскую столицу: 1800 больших и малых кораблей сирийского и египетского флотов прорвались к Босфору и во взаимодействии с сухопутными отрядами осадили город (видимо, в указанное количество кораблей включены и лодки, использованные нападавшими для высадки на берег с больших судов, а также для обслуживания последних).

«Греческий огонь» и другие боевые средства, обрушивавшиеся со стен города на вражеские корабли и войска, нанесли арабам существенный ущерб. К тому же суровая зима и штормовое море нарушили доставку продовольствия осаждавшим. В августе 718 года арабы ушли от стен Константинополя – как оказалось, навсегда.

Правда, арабские правители не отказались окончательно от планов нападения на столицу Византии с моря. Так, в 30-х годах IX века с этой целью они в течение нескольких лет строили и оснащали корабли, а в 842 году арабский флотоводец Аподинар с флотом (до 400 дармун) отплыл к Константинополю. Но разразившаяся буря у мыса Xелидония в Киввариотской феме (одной из провинций Византийской империи) на юге Малой Азии у берегов древней Памфилии привела к гибели большей части кораблей эскадры. Только семь из них возвратились в порты Сирии.

В последние десятилетия VII века арабские корабли все чаще появлялись в Западном Средиземноморье. В 696 году арабы завоевали Карфаген, ставший затем базой их флота. В следующем году византийцы отвоевали его, арабский флот активизировал свои действия, и в 698 году византийцам было нанесено решительное поражение. Около 700 года арабы захватили важный стратегический пункт на морских путях в Центральном Средиземноморье – остров Коссира (теперь остров Пантеллерия), между Карфагеном и Сицилией. Новым западным центром арабского кораблестроения стал Тунис, где при халифе Абдалмалике (685–705 годы) была построена большая верфь.

В начале VIII века, овладев Сеутой, арабы дошли до Атлантического океана. В 710 году первый отряд мусульман (всего 400 воинов и 100 лошадей) переправились на Пиренейский полуостров на четырех кораблях, переданных арабам византийским правителем Сеуты. Опустошив Алхесирас, отряд в том же году возвратился в Сеуту.

В 711 году полководец Тарик ибн Зияд на тех же четырех кораблях переправился на Пиренейский полуостров во главе 7-тысячного войска. Оставшийся в Сеуте арабский наместник приступил к ускоренному строительству десантных судов, на которых смог одновременно переправить 5 тысяч берберов (местных жителей Северной Африки, принявших ислам) в помощь Тарику. Видимо, этих десантных судов было не менее 35–40. В июне 712 года уже сам наместник переправился туда же во главе 18-тысячного отряда. Арабы захватили почти весь полуостров и прорвались в Южную Францию. Только в 732 году в битве при Пуатье рыцари Карла Мартелла остановили арабскую экспансию в Северную Европу.

Но на Средиземном море арабы, которые называли себя «шаракиин» («восточными людьми»; отсюда и их европейское название – «сарацины»), продолжили настойчивую борьбу за господство на морских путях и у побережий. С началом VIII века морские набеги арабов – африканских корсаров – на Сицилию, побережье Южной Италии и Франции сделались бичом для прибрежных жителей, страх сарацинского нашествия и полона являлся весьма обычным в современных жизнеописаниях святых и в летописях. Христианская Европа в VIII–IX веках платила дорогую дань мусульманам многочисленным полоном, накопленными в Европе сокровищами и неимоверными бедствиями.

С приходом к власти на Пиренейском полуострове арабских властителей, кордовских Омейядов (время правления: 756 – 1031 годы, их столицей был город Кордова), главным портом на юго-восточном побережье страны стала Альмерия. Уже при основателе династии Абдаррахмане I в Альмерии были сооружены арсенал и укрепленная гавань.

Вместе с Сеутой – «городом с превосходной гаванью», по словам арабского географа Якута (1179–1229 годы), – и Альмерия оказалась портом, через который «Магриб» и «Андалуз» (средиземноморское побережье Северной Африки и Испании) были связаны с восточными арабскими государственными образованиями прочными экономическими и культурными отношениями. Вместе с тем эти порты стали базами для арабских каперов, которые получали благословение арабских властителей на грабительские походы против христиан – жителей побережий и островов.

Какими методами арабским правителям удавалось мобилизовать все местные ресурсы для строительства мощного флота, наглядно видно по записям в египетских папирусах, собранных русским ученым и коллекционером Н. П. Лихачевым. Сами записи сделаны незадолго до 719 года и являются деловыми письмами арабского правителя Египта Курры ибн Шарика. В одном из них сказано:

«Мы постоянно нуждаемся в плотниках и конопатчиках для содержания в исправности карабов, акатов и дромонов».

Становится ясно, что в арабском флоте на Средиземном море в этот период основные типы кораблей были идентичны типам кораблей в византийском флоте.

Правитель предписывал адресату произвести набор юношей для обучения ремеслам, причем особое внимание обратил на подготовку к строительству кораблей:

«…распорядись, чтобы половина их [юношей] была поставлена на строительство и конопачение кораблей… Далее обяжи население твоего округа посадить много деревьев, именно виноградников, акаций и др.»

Как видим, правитель особо заботился о посадке акаций, которые использовались в качестве судостроительного материала еще в Древнем Египте.

В другом документе читаем:

«Как только получишь это письмо, сразу и немедленно, не теряя ни минуты, вышли требуемые с твоего округа корабельные гвозди».

Эти строки подтверждают то, что кораблестроительные материалы (парусина, канаты, гвозди и прочее), видимо, заготавливались по разнарядкам правителя в различных административных округах страны и высылались оттуда на верфи, строящие корабли, то есть в заготовку нужных материалов были вовлечены все районы страны, что и позволило в кратчайшие сроки обеспечить поставки материалов для строительства множества судов.

Используя военный флот, арабские правители в VIII веке упорно атаковали острова и приморские города Средиземноморья, оставшиеся под властью христианских государей. В 740 году начались систематические нападения на Сицилию и Сардинию арабских кораблей, базировавшихся в портах Северной Африки и Пиренейского полуострова. В 791 году византийский флот попытался вернуть Кипр, но в морском сражении потерпел поражение. В 806 году киприоты подняли восстание против арабских захватчиков, однако десант, высаженный с арабских кораблей, разгромил восставших и захватил множество пленных. В этом же году арабские пираты впервые провели набег на Корсику.

В 812 году арабские флотилии направились к побережью Южной Франции и Средней Италии; были совершены пиратские набеги на Ниццу и Чивитавеккью.

В 824 году кордовские арабы, из-за смут ранее бежавшие из Испании в Египет, как истинные пираты, произвели разведывательный набег на Крит, пристав к берегу на 10 кораблях (по другим сведениям, кораблей было 20). Они захватили пленных, овладели богатой добычей и, главное, подробно изучили местность, после чего возвратились в Египет.

На следующий год они под водительством избранного ими вождя Абу-Хафса прибыли на 40 кораблях к побережью Крита, высадились на берег в бухте Суда и, не встречая почти никакого сопротивления, захватили остров. Византийские источники сообщают, что, как только арабские отряды углубились внутрь территории острова, Абу-Хафс приказал оставшимся на берегу воинам сжечь все арабские корабли. Возвратившись на побережье, арабы готовы были взбунтоваться, так как лишились возможности возвращения в Египет к женам и детям. Тогда Абу-Хафс успокоил их, указав на богатства острова и на красоту критских женщин, которых они могут взять себе в жены. Местное население было обращено в рабство, и ислам стал насильственно насаждаться среди населения Крита.

Арабы построили на острове мощную крепость, окружив ее глубоким рвом, от которого она и получила название Xандак (по-арабски «ров»). Отсюда и ведет происхождение современный порт Кандия.

827 год ознаменовался крупной арабской военной экспедицией на Сицилию. Эмир из династии Аглабитов Сиадет-Аллах (817–838 годы) воспользовался внутренними раздорами среди сицилийских вельмож, часть из которых предложила ему верховную власть над островом.

Из Карфагена (арабского Кайрувана) 14 июня 827 года по направлению к Сицилии вышла арабская флотилия из 100 судов, на которых разместились 10 тысяч арабских пехотинцев и 700 всадников. Через три дня флотилия подошла к сицилийской гавани Мазара, к югу от Лилибея, доставив туда и самозванного византийского императора Евфимия, который там встретился со своими сторонниками. Арабы осадили Сиракузы.

В завоевании Сицилии особо важную роль сыграл арабский флот, благодаря которому в ходе боев на остров прибывали дополнительные силы из Испании и Африки. Но к острову стало прибывать подкрепление и из Константинополя, а также корабли из Венеции, посланные дожем Джустиниани.

Ибн ал-Асир (1160–1233 годы) писал, что в 830 году «мусульмане[75] были уже на краю гибели, когда прибыл большой флот из Андалузии, который выступил для нападения;[76] в то же время прибыло много кораблей из Африки на помощь мусульманам.[77] И общее число достигло 300 кораблей, и высадились они на острове; и греки, осаждавшие мусульман, были обращены в бегство».

Знаток истории Византии русский ученый А. А. Васильев считал, что на этих 300 кораблях приплыло в Сицилию не менее 20–30 тысяч воинов.

Своевременно получая морем подкрепление, арабы через несколько лет захватили Палермо и выбили византийцев почти со всей территории острова. Опираясь на базы, созданные в Сицилии, арабы совершают пиратские нападения на порты Южной Италии и Марсель. А в 841 году, сокрушив сопротивление венецианского флота, они захватывают порты Адриатического моря Бари и Тарент (Таранто). Арабские пираты нацеливаются на Апулию, Калабрию, Неаполь и Венецию.

В 846 и 849 годах арабы совершили нападение с моря на Гаэту и Остию (порт Рима). Затем арабские пиратские суда вошли в устье Тибра и добрались до самого Рима. Здесь их постигла неудача. На уцелевших кораблях арабы вынуждены были бежать в море; захваченных в плен мусульманских моряков использовали на работах по возведению ватиканского дворца.

Арабам не удалось достичь полного господства на Средиземном море. В 853 и 854 годах византийские флотилии наносят два чувствительных удара по побережью Египта. Табари (839–923 годы) красноречиво описал нападение византийцев в 853 году на Дамиетту, расположенную на берегу восточного рукава Нила в нескольких километрах от морского побережья:

«В этом году пришли 300 греческих кораблей с Орифой, Ибн-Катуна и [еще одним командующим флотилией], они были начальниками в море, с каждым из них было по 100 кораблей. И осадил Ибн-Катуна Дамиетту… И подошли греческие корабли со стороны той Шаты, где производится „шатавийская“ ткань, и осадили ее 100 кораблей-хеландий; каждое судно вмещало от 50 до 100 человек. Они высадились там [в Дамиетте], сожгли все найденные там дома и шалаши и увезли оружие, которое они [арабы] хотели отвезти Абу-Хафсу, начальнику Крита, около тысячи копий, орудий и убивали из людей тех, кого могли убить; они взяли припасы, сахар (канди), полотно, что было приготовлено для отправления в Ирак; они взяли в плен около 600 мусульманских и коптских женщин… Говорят, что греков, которые находились на хеландиях, осаждавших Дамиетту, было около 5 тысяч человек. Они нагрузили свои корабли припасами, богатствами, женщинами и сожгли крепостную кладовую, где были корабельные паруса; сожгли соборную мечеть в Дамиетте, сожгли церкви».

Видимо, византийцы рассматривали свое поведение в данной ситуации как ответ на тактику арабов при нападении на христианские приморские поселения.

Действия византийцев на побережье Египта заставили арабских правителей создать специальный оборонительный флот для прикрытия тыловых баз своих морских сил. Под его защитой строились новые корабли, а арабские моряки расширили район боевых действий на Средиземном море. В 865 году флотилия из 36 арабских кораблей захватила ряд далматинских приморских городов, в 869 году арабы оккупировали остров Мальту. В 870–880 годах они захватили ряд островов Эгейского моря и города на побережье Пелопоннеса. К началу X века вся Сицилия оказалась у них в руках.

Особо наводили ужас на приморские владения Византийской империи арабы – критские пираты. В 862 году они атаковали побережье Македонии, подошли к Афону и ограбили Ватопедский монастырь; в 872 году опустошили берега Далмации. Даже острова Эгейского моря, где постоянно находились византийские морские силы, не были защищены от нападения арабских пиратов с Крита. Афонская гора опустела под страхом новых нападений арабов. Правда, византийский флотоводец Никита Орифа нанес арабам сильный удар и уничтожил много арабских кораблей, но и это не прекратило их нападения на побережье Греции. Около 880 года от арабских пиратов пострадали поселения на западном побережье Пелопоннеса и ближайшие острова. Города Мефона, Пилос, Патры и Коринф подверглись нападению и грабежам. И только появление эскадры Никиты Орифы спасло положение. Он перетащил свои корабли через Коринфский перешеек (Истм) и внезапно атаковал арабов со стороны берега. Критские арабы потерпели сокрушительное поражение и даже обязались платить дань византийскому императору.

Тем не менее в первые годы Х века современник византиец писал, что «теперь нет острова, нет города и такой страны, где бы неприятели не производили опустошений». В жизнеописании святого Петра, епископа Аргивского, сказано о налетах критских пиратов, которые, ведя разбойническую жизнь, высаживались на острова в Эгейском море и нападали ночью на города и селения, расположенные на берегу, грабили жителей; тех, кто сопротивлялся, без пощады убивали, а тех, кто без борьбы сдавался, уводили в плен.

В первые годы Х века критский и сирийский флоты арабов действовали по взаимному соглашению и имели поэтому очень часто значительный перевес над византийцами. Отсюда и успешная высадка арабов на остров Лемнос, сопровождавшаяся большими опустошениями и уводом многих жителей в полон, отсюда и взятие большого торгового города Димитриады, и осада и разграбление второго по важности, торговому и политическому значению города в империи – «богоспасаемой» Солуни (Фессалоники).

29 июля 904 года арабский флот под командованием Льва Триполита, уроженца Атталии, грека, принявшего ислам, подошел к городу. Трехдневный штурм увенчался успехом, и город был разграблен и сожжен, 22 тысячи жителей уведены в плен – значительная часть их была продана на Крите в рабство.

Только в 961 году византийцам удалось разгромить гнездо критских пиратов и овладеть островом. По свидетельству летописца, летом 960 года византийский флот с войсками в составе до 3300 судов различного назначения вышел из Константинополя к Криту. Во главе экспедиции был поставлен знаменитый полководец магистр Никифор Фока, будущий византийский император. По пути близ берегов Малой Азии к эскадре присоединились подразделения с островов и морских фем (областей империи, обязанных формировать вспомогательные морские силы) в заранее условленных местах: Митилена, Xиос, Самос, Фигелы, на юг от Эфеса. Любопытно, что, по сообщению Михаила Атталиата (XI век), среди византийских моряков не оказалось никого, кто бы мог вести флот к Криту, так как никто из них не бывал дальше этих мест, ибо дальше море контролировалось арабами и было уже давно недоступно для плавания греческих моряков. Выручили уроженцы Карнафы, которые взялись довести флот до берегов Крита.

Высадка на остров прошла без затруднений. Византийский историк Лев Диакон писал по поводу обстоятельств высадки византийцев:

«Собрав по повелению государя все малоазийское войско, он[78] посадил его на корабли и с весьма многими огненосными судами немедленно отправился и в короткое время пристал к острову Криту. Когда должно было сходить с кораблей, тогда он на самом деле показал свою опытность в делах воинских. Он привез с собою на судах лестницы, по коим высадил с кораблей всю пехоту и конницу на берег. Неприятели, пораженные сим новым и чрезвычайным случаем, оставались неподвижно на местах по отрядам и ожидали нападения римлян[79]».

Эти лестницы представляли собой широкие и длинные десантные трапы, которые позволили византийским пешим и конным воинам быстро высадиться с судов там, где обычно высаживались лишь при помощи лодок или вплавь.

Никифор осадил и после многомесячной осады взял штурмом в марте 961 года (с помощью подкопов под стены и применения стенобитных машин) главную крепость арабов Хандак. Ему удалось разгромить и 40-тысячное арабское войско, которое стремилось помочь осажденным. Эмир острова Абу-ель-Ас и его старший сын Анема, а также многие знатные жители города попали в плен. Византийцам досталась богатая добыча. Эта добыча предназначалась в императорскую казну, остальное – военачальникам и простым воинам. Но главное, что пиратское гнездо на Крите было ликвидировано. А в 964–965 годах при императоре Никифоре Фоке византийцы выбили арабов с Кипра, который стал с тех пор византийской фемой и там был помещен византийский гарнизон.

В Х веке на Средиземном море сформировалось пять арабских флотилий: североафриканская, имевшая в своем составе с 916 года и военные корабли, базировавшиеся в портах Сицилии, критская (до 961 года), сирийская, египетская, испанская (Кордовского халифата).

При нападении арабские флотилии, придерживаясь пиратской стратегии в части внезапности и быстроты действий, опирались на хорошо оборудованные тыловые базы. Важным арабским портом в Северной Африке стала Махдия. Город был заложен в 912 году, а в 921 году он стал резиденцией фатимидских халифов до тех пор, пока в 973 году столицу не перевели в Каир. В Махдии был сооружен док на 300 судов. Вход в гавань защищали цепи, опускавшиеся для прохода своих кораблей и преграждавшие путь вражеским. О Сеуте и Альмерии – базах североафриканской и испанской флотилий – упоминалось ранее.

Средневековый путешественник XI века Насир-и-Хусрау оставил описание арабских тыловых баз флота в Египте и Сирии, которые приводим без комментариев, так как они сами по себе довольно красноречивы. Он отметил, что в палестинском порту Xайфа «много пальмовых рощ и деревьев. Там были корабельные мастера, строившие большие корабли».

В городе Тиннисе, расположенном на одном из островов в дельте Нила, «около 50 тысяч жителей, и более тысячи кораблей постоянно привязано у берега. Большая часть их принадлежит купцам, но много также и султанских, потому что все, что может понадобиться в деле, туда надо привозить, а в самом городе ничего нет. Так как это остров, то сношения с ним возможны только при помощи кораблей…

Город Триполис[80] выстроен так, что три стороны омываются морем… Обитатели города боятся румийцев,[81] которые нападают на город с кораблями. В этом городе имеется таможня, так как корабли, прибывающие из Рума, Ференгистана, Андалузии и Магриба, платят там десятину султану. На эти деньги содержатся войска. У [египетского] султана там есть суда, которые ходят в Рум, к Сицилии, в Магриб и ведут торговлю…

Город [Акка] окружен прочной каменной стеной, с южной и западной стороны омывается морем. На южной стороне лежит и гавань. Большая часть прибрежных городов имеет гавань, которая устраивается для охраны судов. Это нечто вроде конюшни, задняя часть которой прилегает к кремлю, а две другие вдаются в море. Вход в нее шириной около 50 гезов,[82] и стены там нет, протянуты только цепи от одной стены к другой. Когда хотят впустить в гавань корабль, цепи ослабляют так, что они опускаются под воду и корабль проходит по воде над ними. Затем цепи опять поднимают, чтобы никто чужой не мог напасть на корабли…

В Александрии я видел маяк в полной исправности. На нем было установлено зажигательное зеркало, и если судно румийцев, шедшее из Стамбула, попадало в круг действия этого зеркала, на него тотчас же падал огонь и судно сгорало».

С древних времен Тир оставался крупным торговым центром Восточного Средиземноморья и туда съезжались купцы из всех районов Ближнего и Среднего Востока. В центре города располагался удобный порт, в который суда входили через проход, огражденный двумя сторожевыми башнями.

На ночь сборщики пошлин протягивали между ними такую же цепь, какую использовали в Акке и о которой упомянуто у Насира-и^усрау. Благодаря этому никто не мог выйти из порта без их разрешения, даже на лодке. Этим обеспечивалась обязательная уплата пошлины купцами и пресекалось ночное воровство со стоявших в порту и строившихся там судов. Об этом написал во второй половине XII века еврейский путешественник по Ближнему Востоку Вениамин Тудельский. Он завершил описание гавани Тира так:

«Во всем мире нигде нет подобного порта».

На протяжении всего X века в Средиземном море не раз происходили ожесточенные бои не только между арабскими и византийскими флотами, но теперь и между арабскими флотилиями североафриканских Фатимидов и испанских Омейядов. Только появление в Средиземном море норманнских кораблей постепенно сократило район арабского владычества на островах и в прибрежной полосе.

Об организации фатимидского арабского флота и устройстве судов писал арабский историк ал-Макризи (1364–1442 годы), обширные выдержки из сочинений которого привел русский историк В. Р. Розен в сочинении «Император Василий Болгаробойца. Извлечение из летописи Яхьи Антиохийского (конец 70-х годов X века – 1066 год)».

Ал-Макризи отметил, что «с этого времени[83] стали усердно заботиться о флоте и это стало в Египте делом первой важности. Были построены галеры для военного флота и назначено жалованье морским воинам, наравне с сухопутными. Эмиры приглашали на флот стрелков. Народ в Египте стал усердно обучать детей своих стрельбе и всякому военному искусству. В начальники выбирались опытные в военном деле люди, и вообще во флот не принимался ни один тупой или неопытный в военном деле человек. У народа тогда было рвение бороться против врагов Бога и способствовать торжеству его религии, тем более что служащие во флоте пользовались почетом и уважением. Всякий желал считаться в их числе и всеми мерами старался быть зачисленным во флот».

Особое внимание и заботу о развитии и укреплении флота проявил фатимидский халиф ал-Муизз (время правления: 953–975 годы), овладевший Египтом и перенесший туда свою столицу. Ал-Макризи подробно рассказал об организации египетского флота в тот период и о системе его отмобилизования и подготовки к походам:

«С тех пор как ал-Муизз переселился в Египет, заботы о флоте усилились. Он велел строить военные суда.[84] Его примеру последовали его потомки, и их заботливость о делах флота и рвение к войне за веру были велики.[85]

Они постоянно строили в Каире, Александрии и Дамьете суда – военные галеры, хеландии и мусаттахи – и отправляли их в города сирийского побережья Акку, Аскалон и Тир. В списках начальников флота числилось в конце концов более 5 тысяч человек[86] под командой десяти каидов. Жалованье каждого из них[87] было 20, 15, 10, 8 и 2 динара, а менее двух динаров никто не получал.[88] Кроме того, им были даны во владение земли… Из десяти каидов один назначался «капитаном флота» (раис-ал-устул). При нем находился главный начальник и фонарь.[89] Когда они выходили в море для набегов, то он ими управлял и ему все другие повиновались, становились на якорь, когда он станет, и снимались с якоря, когда он снимается. Над всем флотом назначался начальником один из важнейших эмиров государства и из самых энергичных.

Раздачей же денег перед выходом флота в поход распоряжался сам халиф в присутствии визиря. Когда имелась в виду раздача денег на судах, назначенных в поход из общего числа годных судов (во время ал-Муизза их было 600, а в последнее время династии[90] было около 80 галер, 10 мусаттахов и 10 транспортов, так что никогда не было меньше 100), то накибы-старшины получали приказание созвать людей.[91] Между последними есть такие, которые живут в Каире, старом и новом, другие живут вне его. Тогда они собираются. Во все время кампании они получают свое месячное жалование и другие еще деньги. Все они распределены между 20 старшинами, которые называются накибами. Никто из них не принуждает участвовать в кампании. Когда они соберутся, то накибы извещают главного начальника, который в свою очередь извещает визиря. Последний доводит об этом до халифа, и халиф тогда назначает день для раздачи».

Приведем теперь комментарий В. Р. Розена о типах и устройстве арабских судов, использовавшихся во время пиратских походов в VIII–X веках (о них говорилось в приведенном выше отрывке).

Мусаттахи – это суда с палубой, «палубные суда». Но ведь и галеры, и хеландрии также имели палубы. Значит, мусаттахи чем-то отличались от них.

Из сопоставления значений слов, обозначающих суда различных типов, в арабо-латинском глоссарии XIII века он заключил, что мусаттахи были военными палубными судами меньших размеров, чем галеры. Ибн-Маммати, автор XII века, отождествлял их непосредственно с хеландриями, а последние он называл «судами, покрытыми крышей, над которой сражаются воины и под которой гребут гребцы».

Розен считал, что «главный начальник» ал-мукаддам, который находился на корабле «капитана флота», назначался, вероятнее всего, для придания большего значения морскому делу в общественном мнении. Он же, видимо, как наиболее знатное лицо из руководящего состава флотилии командовал солдатами в морском бою и решал основные административные дела в повседневной жизни.

Непосредственная ответственность за состояние судов, за использование навигационных приборов и работу экипажей, за установление курса движения флотилии и его изменение, за выдачу команд на маневрирование судов возлагалась на «капитана флота». Такое же распределение обязанностей соблюдалось и на каждом отдельном корабле.

Раздача денег перед отплытием флотилии в море была обставлена исключительно торжественно. При этом каждый моряк-воин получал по 5 динаров. Когда все работы по вооружению судов и подготовке их к походу завершались, халиф проводил смотр флоту, находясь со свитой на берегу Нила у Макса, где располагались главные верфи.

Перед выходом флотилии в поход проводились маневры, затем халиф прощался с адмиралом и капитаном флота, благословлял их на победу и спокойное возвращение, а затем вручал первому 100 динаров, а второму 20 динаров. Флот уходил в Дамиетту и уже оттуда отправлялся в море.

При возвращении флота с победой проводилась торжественная встреча его халифом на том же месте в Максе. Вся захваченная в походе добыча, кроме оружия и пленных, которые передавались халифу, согласно предписаниям Корана распределялась между моряками и воинами. Возможность поживиться награбленным в походах являлась главной причиной стремления попасть в состав экипажей судов и воинских отрядов морских пехотинцев. Фатимидские халифы все делали для того, чтобы службой на флоте дорожили. Для зачисления в штатную численность экипажей необходимо было ходатайство известных в обществе лиц.

Многие историки Средневековья отмечали разительное отличие в отношении порядка присвоения захваченной в походах добычи и содержания экипажей военных судов у арабских моряков от положения византийских военных моряков.

Дело в том, что византийский флот состоял из двух главных частей: из императорского флота, который предназначался для защиты столицы, являлся главной ударной силой и содержался за счет средств центрального правительства, и из провинциальных флотилий, служивших для защиты приморских провинций (фем) и содержавшихся на средства отдельных провинций, для которых содержание флота являлось одной из повинностей.

Большая часть византийского флота содержалась за счет прямого налога на греческое и славянское население Византийской империи, а вся захваченная в боях добыча поступала только в императорскую казну. Греческие моряки не имели никакого права даже на часть ее. На это обращали внимание и арабские авторы. Ибн Xаукаль (X век) указывал:

«Что касается морской войны с их [византийцев] стороны и содержания морских военных судов, хеландий и галер, то это делается вот как: обходят каждое селение, близкое к морю, и взимают с каждого дыма, то есть с каждого дома, по два динара. Все это складывается, и затем [из этой суммы] выдается каждому уходящему в море по 12 динаров. Питаться же он должен тем, что Бог пошлет и царь пожалует, а от добычи будет ли выкуп за пленного мусульманина, имущество какое-нибудь или [взятое неприятельское] судно, ему ничего не дается. Все идет царю. Когда они [моряки] получат свои деньги, то они снаряжают суда и вооружают их, сколько и как им угодно, или починяют старое, оставшееся у них на руках судно. Остаток же собранных вышеуказанным образом сумм морской префект берет с собой в мусульманские земли и расходует их по своему усмотрению по окончании похода».

Как видим, принятое в арабском флоте централизованное финансирование подготовки кораблей к походу, а также денежное и продовольственное обеспечение экипажей, вознаграждение моряков за счет военных трофеев – все это привело к тому, что византийский флот, где всего этого не было, все более уступал первое место арабским флотам – египетскому на востоке и испанскому на западе.

После падения фатимидской династии египетский флот при знаменитом султане Саладине (1169–1193 годы), грозе крестоносцев, оставался по-прежнему сильным и многочисленным, но при его преемниках начался упадок. Морская служба больше не оплачивалась. Экипажи комплектовались даже за счет принудительной вербовки моряков, то есть стражники хватали подходящих мужчин прямо на улице и волокли их на суда, где заковывали несчастных на ночь, чтобы они не сбежали, и давали им очень скудное пропитание. Морская служба потеряла всю свою привлекательность, и слово «флотский» («устули») стало одним из обидных ругательных слов.

Предпринимались отдельные попытки восстановить морскую мощь арабов. Так, при султане Бейбарсе ал-Бундукдари началось интенсивное строительство судов и к 1270 году флот состоял из более чем 40 больших военных кораблей, не считая транспортных. Но это были отдельные попытки, не имевшие энергичного продолжения. Упадок мусульманского флота на Средиземном море длился более 200 лет – до его вторичного возрождения уже при турецких султанах в XV веке.

В завершение сообщим некоторые сведения об арабских военных судах, почерпнутые В. Р. Розеном из арабской рукописи XIV века:

«Суда Средиземного моря. Большие [торговые] суда называются куркурами. К судам Средиземного моря далее принадлежат: заураки, тариды, гурабы. Гураб также называется шини или джефи.[92] Эти [суда] имеют паруса…[93]

Что же касается тарид, то они имеют на корме двери, которые отпираются и запираются; они употребляются для перевозки лошадей для военных целей.

Что касается гурабов, то они перевозят воинов и ходят под парусами или на веслах.[94]

Есть между ними такие, которые имеют 180 весел, другие имеют меньше. Шейти имеют 80 весел. Их назначение – заходить в порты и доставлять сведения куркурам и гурабам и другим[95] судам. Ушари имеют 20 весел. Они перевозят товары и людей с берега,[96] ибо куркуры могут стоять только в глубоких местах гавани, так как они по причине своей тяжести и тяжелого груза ломаются, как только сядут на мель.[97]

Карабы[98] весьма полезны мусульманам во время морской войны. В каждом карабе четыре или пять стрелков, которые помогают гурабам мусульманским сражаться с гурабами франков[99] и их куркурами, потому что карабы быстры и поворотливы и со всех сторон могут нападать на суда франков.[100]

Говорят, что для куркур опасны только карабы, когда они нападают на них своими стрелами и метательными снарядами, а сами куркуры стоят на якоре.[101] Суда же, известные под именем накира, полезны на море для борьбы мусульман с неверными франками».

В этой арабской рукописи упоминается харрака – «зажигающее» судно. Это слово первоначально обозначало судно, с которого забрасывали горючую смесь на неприятельские суда. Так, в арабских источниках сообщалось, например, что в 835 году новый арабский правитель Сицилии прибыл с небольшим флотом в Палермо: часть его кораблей погибла во время сильной бури, часть была захвачена византийцами, в том числе одна харрака (судно, бросающее огонь). В это же время целый отряд таких арабских харрак вышел на помощь отряду правителя и преследовал греков до наступления ночи.

Знаток истории Византии и халифата А. А. Васильев считал, что речь здесь идет об огненосных судах арабов, построенных по византийским образцам. В значении «брандера» (судно с горючими материалами, которое поджигают и пускают на неприятельские корабли) харрака встречается уже позже у турок. В арабских источниках XIV века слово «харрака» обозначает лодку для перевозки по реке вельмож и властителей. Не исключено, что лодки для вельмож были так названы по причине размещения на них факелов и своеобразных фальшвееров, которые зажигались в ночное время, если на борту были знатные пассажиры.

Упомянем еще о типах арабских судов, названия которых отсутствуют в рукописи, приведенной В. Р. Розеном. Самбук – легкая лодка, использовавшаяся для проведения промеров на мелководье и посылавшаяся впереди большого судна, чтобы последнее не село на мель. Xаммаля – так называли большое грузовое судно с кладовыми для хранения припасов, которые необходимы воинам, и мастерскими для проведения несложных судоремонтных работ. Более поздний тип судна – батта был заимствован у крестоносцев XII–XIII веков.

Арабские парусники: очень популярный быстроходный самбук (вверху) и дау, имевший каюты для людей и вместительный трюм для грузов

На этих судах размещали катапульты и другие метательные орудия. И наконец, шаланди – крупный многопалубный корабль (длина корпуса до 60 метров, ширина до 10 метров). Шаланди имели три мачты; экипаж, включая вооруженных воинов, состоял из 600 моряков. В XVI веке на таких судах устанавливали до 42 пушек.

Заканчивая очерк об арабах – пиратах Средиземноморья, приведем для справедливости поучительное высказывание известного русского историка Е. Ф. Шмурло о взаимоотношениях арабской и европейской цивилизаций в Средние века:

«Что же касается арабов, то еще вопрос, чего больше: зла или добра, внесли они в европейскую жизнь? Арабы явились в Европу в пору высокого развития своей культуры: последняя в некоторых отраслях даже превосходила культуру тогдашнего христианского мира, и завоевания арабов, нанеся временное зло, неизбежное при всяких войнах, обогатили европейский мир полезными знаниями (медицина, математика, география, архитектура, поэзия, философия)».

Можно с полным основанием добавить к этому списку астрономию и навигацию – науки, развитие которых крайне необходимо морякам для обеспечения надежного мореходства.

Буйные набеги

От неистовства норманнов упаси нас, Господи!

(Из молитвы IX века)

Скандинавские мореплаватели VIII–XI веков, которых в разных странах называли различными именами: норманны, викинги, варяги, – остались в памяти человечества как жестокие пираты и завоеватели. И вместе с тем история свидетельствует о норманнах как искусных судостроителях, смелых мореплавателях, искателях приключений, которые на своих небольших судах пересекли Атлантический океан, открыли Гебридские, Фарерские, Оркнейские и Шетландские острова, Исландию, Гренландию и побывали за 500 лет до Колумба на берегах Северной Америки.

Норманнами средневековые западноевропейцы называли скандинавов: данов (датчан), норвежцев и свеев (шведов). Значения названий скандинавских мореплавателей той эпохи толкуют по-разному. Если с названием «норманны» все ясно (это означает «северные люди», «люди Севера»), то со значением слов «викинг» и «варяг» не так просто. По мнению А. Б. Снисаренко (которое совпадает с гипотезой авторитетного шведского ученого Ф. Аскеберга), термин «викинг» произошел от глагола vikja (викья) – «поворачивать, отклоняться». Снисаренко, знаток древнего мореходства, утверждает, что «в вольном переводе это – человек, ушедший в море для приобретения богатства и славы. В некоторых контекстах – изгой. Проще – пират».

Говоря о происхождении слова «варяг», Снисаренко указывает, что чаще всего его связывают с древнескандинавским varingr – «связанный той же клятвой (что и я)» или «соратник, дружинник». Выступая в поход, воины-скандинавы давали клятву в верности общему делу. В Византии скандинавские наемники называли себя поэтому «верингами». Это название греки стали связывать со словом varang – «меч». С таким значением слово «варяг» употребляется и в древнерусских летописях.

В первой половине VIII века произошли резкие перемены в жизни скандинавских народов. Именно в это время начались дальние плавания норманнов на дракарах (кнёрах) – беспалубных судах, обводы корпусов которых и в наши дни поражают своим изяществом и совершенством. Тогда у норманнов появилось особое отношение к своим кораблям, которое, как писал старинный франкский поэт, выражалось словами «корабль – жилище скандинава».

Эти весельно-парусные ладьи имели длину 21–23,5 метра, ширину 5,1–5,2 метра. Носовые штевни их украшали головы драконов или зверей – вепря или медведя, а кормовые – их хвосты. Считается, что украшения штевней при плавании снимались и устанавливались на места при подходе к берегу или перед битвой для защиты от злых духов и устрашения врагов. Когда норманны приставали к чужому берегу и вытаскивали суда на сушу, головы драконов и зверей снимали, чтобы не разгневать местных богов.

Обычно с каждого борта таких дракаров гребли 15–20 воинов-гребцов, а экипаж одного дракара включал две смены гребцов и матросов – всего 60–80 воинов. В эпоху наибольшей активности норманнов (с конца VIII до второй половины XI века) жители приморских районов Дании, Швеции и Норвегии были организованы в «корабельные округа» и от каждого выставлялся полностью снаряженный дракар с командой.

В дальнейшем длинные военные суда норманнов строились еще большего водоизмещения. Ученые предполагают, что их длина превышала 30 метров и в отдельных случаях доходила до 50 метров, а число гребцов на больших судах достигало 74 человек (37 гребцов с одного борта, как на дракаре короля Магнуса Лагабётера). В средней части корпуса дракара устанавливалась съемная мачта (высотой 13 метров и более) с большим прямоугольным полосатым, красным или синим шерстяным парусом. В корме с правого борта закрепляли рулевое весло. Норманны вывешивали на планшире украшенные гербами деревянные щиты диаметром около 1 метра (так, чтобы щиты перекрывали друг друга) – для защиты гребцов от неприятельских стрел и камней в ходе боя; количество их с каждого борта соответствовало обычно числу гребцов на данном борту.

Исследователи получили представление о высоких мореходных качествах норманнских судов, когда в 1893 году была построена точная копия норманнского корабля IX века, найденного в 1880 году в Южной Норвегии при раскопках могильного кургана. На нем норвежская команда – уже нашего времени – менее чем за месяц, причем в штормовую погоду, переплыла Атлантический океан. По окончании плавания капитан корабля дал ему высокую оценку. Он отметил большую легкость управления им: даже в бурю с рулевым веслом мог справляться один человек.

В чем же причина такого расцвета морского дела у скандинавских народов? Ясно, что не один век шел процесс постепенного совершенствования у них конструкции судов и способов определения места в открытом море по солнцу и звездам. Но главной причиной дальних морских походов и расселения норманнов на открытых или захваченных землях явились недостаток земельных угодий в скандинавских странах, рост потребности в продуктах питания, развитие частной собственности. Гористый полуостров, покрытый лесами, не мог обеспечить средствами к существованию довольно быстро возраставшее население.

Голова викинга (деревянная скульптура) украшала повозку, найденную в кургане усеберге (южная часть Норвегии).

Повозка располагалась рядом с так называемым усебергским кораблем, в котором была захоронена (приблизительно в IX в.) знатная женщина и лежало много разных предметов

Необходимо также отметить, что в этих странах занимались не столько хлебопашеством, сколько охотой, рыболовством, мореплаванием. И именно развитие морской торговли позволило скандинавам компенсировать недостаток продовольствия на их родине. Сообщая о причинах возникновения эпохи норманнов, историк А. И. Гуревич отмечает:

«Основой богатства и могущества средневековых феодалов была недвижимая собственность, земля. Богатства скандинавской родовой знати состояли в первую очередь из движимого имущества. То, что родовая знать жила больше военной добычей, чем за счет эксплуатации местного населения, и то, что она не была тесно привязана к земле, самый характер ее богатства и способ его приобретения делали скандинавскую знать необычайно мобильной, легкой на подъем, готовой отправиться в далекие походы для захвата добычи и даже переселиться в другие страны…

Мобильностью отличались не только представители знати, но и часть простого населения. Ведь жизнь древнего скандинава сплошь и рядом была теснейшим образом связана с морем. Молодежь покидала отцовские усадьбы и отправлялась в другие области или за пределы страны – в военные и торговые поездки. Наиболее зажиточные хозяева имели собственные корабли, у бондов[102] поскромнее были лодки. Нередко несколько бондов строили корабль вскладчину и отправлялись в плавание: охотнику, китобою, рыболову да и скотоводу нужно было сбывать свою добычу».

Обычаи и повадки норманнов нашли отражение в эпической поэме «Беовульф», в которой рассказано о нападении данов во главе с их конунгом (вождем) на побережье Фризии (Фрисландии, исторической области у берегов Северного моря на территории современной Голландии). Вот вкратце пересказ этой поэмы.

Молодой правитель Xигелак, внук Свертинга и сын Xильдинга, щедрый и гостеприимный хозяин, пировал вместе со своей дружиной в хоромах на высоком взморье. Подняв кружку с хмельным напитком, он призвал дружину в поход. Воины радостно откликнулись на призыв своего конунга. Они выразили желание следовать за ним в дальние страны ради славы, добычи и княжеских наград. Как только черный ворон бога Одина возвестил зарю, ратники-меченосцы изготовились в путь. Они загрузили лежавшие на отмели ладьи, столкнули их в воду, на каждой подняли парус-плащ морской – и полетели по равнине бурь.

Через несколько дней дракары вошли в устье Рейна. Ратники напали на фризов (известных в раннем Средневековье как пронырливые скупцы, сами не чуравшиеся пиратства), убили многих и взяли добычу. Даны радовались гибели врагов, тем более что фризы были христианами, сжигавшими изображения языческих богов, родных для данов. Кое-кому из фризов удалось бежать и призвать на помощь соседей. Соединенная дружина фризов напала на данов. Конунгу Xигелаку не помог символ священного вепря на знамени. Его высокий шлем и железную кольчугу иссекли вражеские мечи. Конунг пал в битве с фризами. Вместе с ним отлетели в языческий рай Валхаллу на вечный пир многие ратники, но один дракар с частью добычи ускользнул от врагов и возвратился на родину. Юную жену Xигелака настигло горе, а всех подданных конунга обуял страх. На селения Xигелака напали враги. Сын его Xоргред погиб в сражении со шведами. Прервалась славная династия конунгов-данов.

Установлено, что события, описанные в эпической поэме, основаны на реальных фактах истории. Нападение Xигелака на владения фризского племени хатуариев, расположенные по Рейну, произошло в 521 году. Конунг ограбил и сжег несколько фризских селений, но погиб на обратном пути в сражении с преследовавшими его фризами.

Все эти причины в совокупности и предопределили наступление эпохи викингов, эпохи дальних морских походов и массовых переселений во вновь открытые и завоеванные страны.

От своих берегов норманны плавали и совершали набеги по всем направлениям. Отправляясь на восток, они (главным образом, шведы) пересекали Балтийское море, заходили в Рижский и Финский заливы и далее по рекам Восточной Европы выходили в Черное и Каспийское моря.

Корабль норманнов на рубеже IX и X вв.

Уже по ним они проникали в Византию, арабские халифаты и Среднюю Азию. Оттуда в Европу они доставляли шелка, пряности, вина, ювелирные изделия и серебро в монетах.

Со второй половины VII века шведы посещали берега Прибалтики южнее Рижского залива, вплоть до Гданьской бухты, и захватили часть прибрежной полосы Лифланда – отлогих песчаных берегов, где обитали древнелатышские племена (Западная Латвия). Об этом свидетельствуют норманнские захоронения в районе города Лиепая с оружием типичного шведского образца (около 650 года); опорное торговое поселение у юго-западной вершины Куршского залива, основанное шведами около 850 года; норманнские захоронения VIII века, обнаруженные в Трусо – древнем торговом городе в восточной части дельты Вислы, у озера Друзно, к югу от современного Эльблонга. Ясно, что норманны в этих местах и торговали, и занимались пиратской деятельностью.

В 732 году норманны впервые высаживаются на побережье Британии, а в 753 году совершают нападение на Ирландию, грабят и предают огню многие поселения на побережье и в глубине страны. Правда, следует отметить, что датировка походов норманнов, особенно в VIII–X веках, крайне затруднена и зачастую неоднозначна. Так, по другим источникам, в Англии норманны появились впервые в 789 году, высадившись на трех ладьях в Дорсетшире, а первое нападение норвежцев на Ирландию произошло в 795 году. С тех пор норманны совершали набеги на побережье Англии и Ирландии постоянно.

Во главе норманнских пиратских экспедиций стояли обычно избираемые на время походов предводители-конунги («морские короли»). Позже подобные экспедиции возглавляли короли и самые знатные вельможи норманнских государственных образований. Любопытно, что норманнские пираты выступали в Западной Европе и в роли предприимчивых купцов, когда распродавали захваченную добычу. Но пиратская деятельность норманнов сопровождалась жестокостью и насилием по отношению к своим жертвам. Во многом их поведение соответствует нормам, принятым у варваров по отношению к тем, кого они считают своими врагами, и характеризуется жестокостью, мстительностью, неумеренностью, хитростью, вероломством, безудержным женолюбием и жаждой грабежа.

Норманны создали своеобразное пиратское общество, со своими законами и моралью. Они сурово преследовали всякий грабеж или насилие среди своих людей. Одним из серьезнейших преступлений считался у норманнов обман при дележе добычи. Предательство и дезертирство, безусловно, карались смертью. В этом случае виновный не мог рассчитывать на какое-либо снисхождение и помилование. Анализируя их поведение, психологию героев их мифов и поэзии, можно сделать вывод: более всего они ценили в людях мужество, презрение к опасности, чувство собственного достоинства, верность друг другу и вождю, гостеприимство.

Летом 793 года норманны совершили нападение на южное побережье Шотландии; 8 июня их корабли подошли к небольшому острову Линдисфарн близ побережья королевства Нортумбрия в северо-восточной части Англии, где находился один из самых богатых монастырей Британии – монастырь святого Кутберта, основанный ирландскими и шотландскими монахами-отшельниками.

Монастырь был разрушен и сожжен норманнскими пиратами, драгоценные дароносицы и другие священные сосуды, одеяния священников и все имущество разграблены, многие монахи убиты, другие захвачены в плен и увезены прочь от родных берегов. Монастырь, служивший в VII–VIII веках, подобно некоторым другим монастырям Северной Англии, важным очагом духовной жизни Западной Европы, перестал существовать. Камень, поставленный впоследствии в Линдисфарне, свидетельствовал о произошедшей там трагедии. На одной его стороне были высечены склонившиеся перед крестом фигуры молящихся людей, на другой – идущие друг за другом воины с занесенными для рокового удара боевыми топорами. «Англосаксонская хроника» сообщила о нападении язычников «на божью церковь в Линдисфарне, которую они диким образом разрушили, прибегнув к грабежу и убийству». Причем в хронике это событие изображалось как одно из страшных стихийных бедствий, посеявших страх среди жителей Нортумбрии.

Это событие – гибель крупного культурного центра Англии того времени – потрясло современников. Замечательный ученый той эпохи, глава «Академии Карла Великого» и воспитатель сыновей императора Карла англосакс Алкуин написал элегию «О разрушении монастыря Линдисфарна». В гибели монастыря он усмотрел божью кару за грехи жителей Нортумбрии и говорил о новых бедствиях, ожидающих Англию. Алкуин приводил прорицание библейского пророка Иеремии: «От севера откроется бедствие на всех обитателей сей земли».

Через год норманны разграбили и разрушили монастыри в Ярроу и Вермуте. А еще через год разграбили поселения на острове Уайт у южного побережья Англии, проникли в Ирландское море и напали на жителей острова Мэн. После этого пираты проследовали к северу и попытались овладеть на острове Айон (Гебридские острова) расположенным там монастырем, основанным еще в 563 году, – главным религиозным центром принявших христианство кельтов. Монахи и укрывшиеся в монастыре местные жители оказали пиратам отчаянное сопротивление, так что последние, разграбив все окрестности монастыря, вынуждены были отплыть на родину. Известно, что они нападали на этот монастырь еще в 802 году, а затем в 806-м. После третьего нападения монахи, решив больше не восстанавливать храм и кельи, бежали в Ирландию под защиту местных правителей.

Но и Ирландия подвергалась не раз набегам норманнов. С начала IX века набеги участились. Разделение страны на мелкие враждующие между собой княжества и кланы способствовало успеху норманнских пиратов. Ирландский хронист из Ульстера писал о нападении норманнов, происшедшем в 820 году:

«Море извергло на Эрин[103] потоки чужеземцев. Не осталось ни одного залива, ни одной пристани, ни единого укрепления, укрытия, бугра, который не был бы наводнен викингами и пиратами».

Вскоре норвежцы начали переселяться в захваченные ими районы Ирландии. Норвежский конунг Тургейс в 839 году прибыл в Северную Ирландию во главе большой эскадры судов и провозгласил себя, по словам древнего хрониста, «конунгом над всеми чужестранцами в Эрин». Норманны стали возводить укрепления на побережье. Главным из них стал Дублин – будущая столица Ирландии. Однако угнетенные ирландцы всячески сопротивлялись стремлению норманнов заменить христианство, утвердившееся там еще в V веке, языческими верованиями. Все это вызвало восстание, в ходе которого норманнский правитель был утоплен в море.

Начавшаяся вражда между датчанами и норвежцами в борьбе за добычу помогла ирландцам в их борьбе против пиратов. Ирландцы заключили союз с датчанами, и в результате норвежцы были разгромлены. Погибли, по словам древнего историка, более 5 тысяч норвежцев «из хороших семей», не считая множества «простых воинов и людей низкого происхождения». Перед боем датчане обещали ирландцам поделиться добычей, на которую они рассчитывали, с небесным покровителем Ирландии святым Патриком. А после победы над норвежцами они, хотя и были язычниками, пожертвовали святому большой кубок, полный золота и серебра.

Вскоре из Норвегии прибыл новый отряд норманнов, возглавляемый конунгом Олафом Белым, который захватил Дублин и изгнал датчан с острова. После этого грабеж мирных ирландцев еще более усилился. Xронист отметил, что просто невозможно передать «всех страданий, которые вынес ирландский народ, мужчины и женщины, миряне и священники, малые и старые, от этих воинственных и диких язычников». И все же в 901 году ирландцам удалось изгнать норманнов из Дублина.

В Ирландском море на острове Мэн даны построили крепость и капища для поклонения языческим богам. Туда же стали прибывать транспортные суда норманнов – кнорры, которые перевозили семьи норманнов, скот. Остров со временем стал торговым центром, где бойко шла торговля награбленным во время походов имуществом. Любопытно, что именно здесь, в торговом центре, где встречались люди разных религий, особенно сильно чувствовалось воздействие культурных традиций ирландских кельтов на норманнов. Так, воздвигнутые там каменные кресты сохранили высеченные на них изображения, где причудливо переплелись христианские и языческие мотивы.

В 808 году датский конунг Гудфрид, или Гаттрик, возглавивший норманнское королевство, включавшее Данию, Швецию и Норвегию, разорил западнославянский торговый центр Рерик, а в 810 году вышел на 200 дракарах в Северное море и захватил часть Фрисландии, нарушив выгодную торговлю фризских купцов, и потребовал выкуп – по фунту серебра на судно. В разгар всех этих событий, в 810 году, конунг погиб от руки собственного дружинника.

Франкский король, а затем с 800 года император новой Римской империи Карл Великий (742–814 годы) сумел (хотя и с трудом) организовать довольно эффективную защиту побережья своего государства от норманнских пиратов, создав систему постоянной береговой обороны. Он возводил приморские укрепления и снаряжал корабли для борьбы против норманнов, разместив их в устьях рек Франции и Германии, впадающих в Северное море.

В 814 году, сразу же после его смерти, норманны атаковали поселения в устье Эльбы. Затем они поднялись на ладьях вверх по Рейну до Кельна, который также был взят и разграблен. По суше они добрались до Ахена, в недалеком прошлом столицы империи Карла Великого. Дворец императора был разрушен и сожжен. Норманны даже разграбили капеллу, в которой находился прах Карла.

В 825 году норманны вновь атаковали побережья Фрисландии и Британии, а в 836 году впервые разграбили Лондон. В 833 и 834 годах они захватили и разграбили процветающий центр фризской торговли в устье Рейна – город Дорестад. Именно туда свозили массу товаров из Англии, Германии, Франкской империи. Несмотря на норманнские завоевания Дорестад просуществовал как торговый центр до 864 года, когда в результате огромного наводнения обширные районы Фрисландии и Голландии оказались покрытыми толстым слоем песка. Остатки Дорестада были погребены под дюнами.

В мае 841 года норманны начали по рекам проникать внутрь территории Франции. Они захватили Руан, расположенный на Сене в 50 километрах выше устья. В 842 году ими был разграблен важный центр торговли с Англией на французском побережье – город Квентовик. Через год норманны вошли в устье Луары; в день святого Иоанна подошли к Нанту, захватили и сожгли город, перебив его население. Затем норманнские ладьи вновь прошли устье Луары и направились к югу вдоль побережья. Они заняли и укрепили остров Нуармутье, примерно в 20 километрах от устья Луары, создав там базу для дальнейших нападений на французские и пиренейские провинции. Прежде норманны ежегодно из своих постоянных поселений на севере отправлялись на юг лишь весной и летом, а на время осенних и зимних штормов и снежных метелей возвращались в Скандинавию. Но устье Луары, которое норманны выбрали для проникновения в глубь французских провинций, оказалось настолько удаленным от Скандинавии, что стало более целесообразно создать там постоянную базу и не совершать ежегодно рискованных дальних морских плаваний. Укрепленный лагерь на острове Нуармутье они со временем превратили в настоящую крепость, которую франкское государство, не располагавшее флотом, не в состоянии было разрушить. Норманны даже устроили на острове своеобразную таможню для сбора дани с судов, вывозивших из Нанта соль и вино.

Уже летом 844 года норманны, закрепившиеся на Нуармутье, атаковали города и селения по реке Гаронне. Встретив сильное сопротивление у города Бордо, они спустились в устье реки и вышли в море. Пройдя Бискайский залив, норманны захватили Ла-Корунью, прошли вдоль западного побережья Пиренейского полуострова, атаковали Лиссабон и добрались до африканского побережья. Там они разграбили город Нокур близ Танжера. На обратном пути высадились в Андалусии, поднялись по реке Гвадалквивир и захватили расположенную на ней Севилью (в то время этим городом владели арабы).

Арабский историк аль-Якуб отметил нападение на Севилью норманнов, которых он называет маджус («неверные, язычники, огнепоклонники»): «Аль-маджус, которые зовутся ар-рус, ворвались туда, захватывали пленных, грабили, жгли и убивали».

По арабским источникам, часть кораблей норманнов была уничтожена арабами. Захваченных при этом норманнов повесили в Севилье на пальмах. 200 отрубленных голов норманнов, в том числе голову их предводителя, арабский эмир Абд-ар-Рахман будто бы послал своим союзникам в Северную Африку в доказательство того, что Аллах помог уничтожить свирепых маджус (кара за их злодеяния).

Xалиф Кордовского халифата Абд-ар-Рахман II вынужден был вступить в переговоры с «королем викингов» и послал к берегам Ирландии посольство на специально для этой цели построенном корабле.

Из арабских источников известно, что вождями норманнов, захвативших Севилью, были братья Xаральд и Рюрик, оба крестившиеся в 826 году в Ингельгейме на прирейнской вилле германского императора и получившие за это земли к востоку от Эльбы.

В 845 году норманны вновь вошли в устье Эльбы, разграбили и сожгли Гамбург. Архиепископ Ансгар бежал вместе с монахами, библиотека его погибла в огне. Тогда же норманнские дракары под командой конунга Рагнара Лодброга поднялись по Сене до Парижа и 29 марта сожгли его. По преданию, датский конунг Рагнар Лодброг носил перед своей дружиной знамя с вышитым на нем изображением ворона бога Одина, который якобы крылом указывал воинам направление похода (отсюда прозвище Рагнара: lod – «судьба», brog – «знамя»).

Другие дружины норманнов поплыли вверх по Рейну до Кельна и атаковали его, а затем поднялись далее по реке до устья Мозеля и по последнему добрались до Трира. Только получив большой выкуп, норманны покинули территорию франкского короля Карла II Лысого.

С 836 года норманны совершали ежегодные пиратские экспедиции в Британию, беспощадно грабя англосаксонские королевства. В 851–852 годах они приплыли к берегам Британии на 350 ладьях. Разграблению подверглись Лондон и Кентербери, будущий церковный центр Англии. В 854 году норманны вновь напали на Гамбург; они еще не раз грабили долину реки Везер.

Знаменательно то, что и само Балтийское море было полно норманнских и западнославянских пиратов. В «Житии святого Ансгара», написанном в 70 – 80-х годах IX века его учеником Римбертом, рассказано, что свою миссионерскую деятельность по распространению христианства среди норманнов Ансгар начал в Дании. В торговом центре Xедебю (в юго-восточной части Ютландского полуострова, южнее города Шлезвиг) он основал церковь. Затем Ансгар поплыл на торговом судне в Бирку (на острове Бьоркё, около озера Меларн, в 30 километрах западнее современного Стокгольма). По пути на судно напали пираты и отняли у монаха все его священные книги, привлекавшие их, естественно, лишь своими роскошными переплетами. Сам Ансгар, подобно другим пассажирам, спас свою жизнь при нападении пиратов, прыгнув за борт. Все же он добрался до Бирки и продолжил там свою миссионерскую деятельность. После возвращения в Гамбург Ансгар стал архиепископом и папа римский назначил его легатом среди шведов, датчан, славян и всех других народов Прибалтики.

Норманны осели в устье Рейна, в укрепленном городе, подаренном им французскими королями, и в укрепленном лагере в окрестностях Нанта, созданном датскими викингами летом 856 года. В январе 857 года 62 ладьи датских викингов вторично разграбили Париж.

В 859 году норманны покинули свою пиратскую базу в устье реки Луары, так как настолько разорили все окрестности, что больше нечего и некого было грабить, и на 62 кораблях поплыли на юг. По дороге они нападали на прибрежные селения и города Испании. Выйдя в Средиземное море, они опустошили Балеарские острова и побережье Южной Франции, где в дельте реки Роны перезимовали. Весной 860 года они опустошили Прованс и добрались до побережья Италии.

Xроника монастыря Сан-Квентина сохранила любопытные сведения о поведении норманнов в итальянских городах:

«После того как норманны побывали в Пизе и Фьезоле, они повернули свои ладьи к епископскому городу Лукка, расположенному в устье Магры. Город был подготовлен к приходу викингов, и все боеспособные мужчины заняли позиции у ворот и городских стен. Однако штурма не последовало. Вместо этого у городских ворот появился безоружный предводитель викингов Xаштайн,[104] а с ним несколько его приближенных. Предводитель выразил желание принять христианство и попросил епископа города совершить обряд крещения. Просьбу согласились выполнить, хотя и приняли необходимые меры предосторожности. Xаштайн был крещен и снова выпровожен за ворота. В полночь к городским воротам с громкими криками приблизился большой отряд викингов. На носилках они несли тело якобы внезапно скончавшегося Xаштайна. Викинги объявили, что его последней волей было, чтобы его похоронили в соборе города Лукка. Разве можно было отказать в последней просьбе только что принятому в лоно церкви? Епископ приказал впустить в город безоружных людей и пронести покойника. Однако панихида не состоялась, так как перед алтарем Xаштайн вдруг воскрес из мертвых. Викинги схватили спрятанное в носилках оружие и набросились на тех, кто собрался слушать панихиду. Общая паника способствовала тому, что через городские ворота проникло в город все войско викингов. Лукка была опустошена и разрушена».

По поводу времени первого прохода норманнов через Гибралтарский пролив существуют разные мнения. Причем разница в источниках довольно большая – до 100–150 лет. Не выяснено точно, проникли впервые норманны в Средиземное море через Гибралтарский пролив или по Днепру, Черному и Мраморному морям вместе с дружинами приднепровских славянских племен. Но вторая половина IX века стала временем активного проникновения их в страны, расположенные на западе Европы. В июне 858 года они осаждали Шартр в 80 километрах юго-западнее Парижа, в следующем году – Бове в 75 километрах северо-западнее Парижа и Нуайон, а в 861 году они в третий раз разграбили Париж.

В 863 году норманнские ладьи вновь плыли вверх по Рейну и дошли до Ксантена. А через три года шторм отнес норманнские суда с 20 тысячами воинов к берегам Шотландии, где они продержались 12 лет, грабя местное население. Другая норманнская флотилия была отнесена к заливу Xамбер, откуда они делали пиратские вылазки в глубину острова.

Как и Ирландия, опустошительным набегам норманнов подвергалась разделенная на небольшие королевства Англия. Сперва норманны использовали для вторжения в Англию в качестве опорных пунктов два острова – Тенет у берегов Кента и Шеппей близ устья Темзы. Но после поражения, нанесенного норманнам в 851 году Этельвульфом, королем Уэссекса (в Южной Англии), норманнские конунги поняли, что им необходима прочная база непосредственно на английской земле. В 865 году на побережье Восточной Англии высадилось многочисленное датское войско. Небольшие дружины английских королевств не смогли противостоять натиску закаленных в боях и походах норманнских отрядов.

Интересно, что при сражениях на суше норманны строились в боевой порядок, который называли «вепрь».

В этом случае норманнские воины выстраивались в виде клина, в вершине которого ставили самых сильных и отважных воинов-берсерков. Их во время боя охватывало воинственное безумие, они вели себя так, как будто мечи, копья и стрелы врагов не могут им причинить боли и вреда. Считают, что это безумие берсерки вызывали за счет жевания мухоморов, яд которых приводил их в неистовство, у них проявлялась нечувствительность к ранам, гипнотическая одержимость. Xотя использование грибных ядов вообще-то маловероятно. Видимо, подобное поведение связано с психическими свойствами отдельных воинов. Уже перед битвой берсерки, приведя себя в состояние воинственного безумия, яростно ругали врагов, скрежетали зубами, кусали края своих щитов. В одной из саг описано, как некоторые берсерки бросались в бой даже без кольчуг, «охваченные безумием, подобно взбесившимся псам или волкам». Берсерк считался воином, находившимся под покровительством бога Одина, который давал ему силы и способность быть неуязвимым и сильным, как волк, медведь или бык.

Король Нортумбрии, одного из небольших королевств (на северо-востоке Англии), разбил отряд датского конунга Рагнара Лодброга по прозвищу Мохнатые штаны. (Такое причудливое прозвище конунг будто бы получил потому, что его супруга, чтобы защитить мужа от пламени, вырывающегося из пасти дракона, сшила ему кожаные штаны мехом наружу, выварила их в смоле и обваляла в песке.) Попавшего в плен к англосаксам Рагнара бросили в яму, наполненную ядовитыми змеями, где он и погиб.

По сообщению датского историка конца XII века Саксона Грамматика, три сына Рагнара собрали новые отряды норманнов, высадились на побережье Восточной Англии и оккупировали его. В 866 году это войско захватило город Йорк, а затем вновь напало на Нортумбрию.

Король ее попал в плен и был замучен норманнами. Так сыновья Рагнара отомстили за гибель своего отца. Они сумели завоевать всю Восточную Англию, король которой, Эдмунд, пал от руки норманнов. Через несколько десятилетий он был провозглашен церковью святым мучеником. Долго сопротивлялся Лондон. Защитники города перегородили Темзу низкосидящим мостом, устроив на нем защищенные места для лучников и пращников. Но норманнам удалось, прикрываясь щитами, подплыть к мосту и закрепить на его деревянных устоях толстые канаты из тюленьей кожи. Затем гребцы норманнских дракаров одновременно навалились на весла и опрокинули мост вместе с его защитниками в воду.

Наиболее активно противостоял норманнам Альфред, король Уэссекса (сильнейшего из англосаксонских королевств в то время), прозванный впоследствии Великим (849–899 годы). В 870 году датское войско вторглось в Уэссекс. Хотя правителям этого королевства, братьям Этельреду и Альфреду, удалось нанести поражение датчанам, значительная часть их владений была захвачена норманнами. В 871 году, когда после гибели в бою короля Этельреда Альфред вступил на престол, положение королевства было отчаянным. Большая часть Англии вместе с Лондоном находилась в руках датчан. Население захваченных земель платило оккупантам «датские деньги» – огромную контрибуцию. Для ее выплаты даже церковным прелатам приходилось продавать свои владения.

В нарушение своих извечных правил воевать летом норманны атаковали небольшую дружину Альфреда в разгар зимы и разбили ее. Король чудом избежал плена и укрылся в непроходимых топях Соммерсетских болот. Долгих четыре года он потратил на сбор новой дружины. В 874 году датское войско распалось на две части. Часть датчан во главе с конунгом Xальвданом стала делить между собой земли Нортумбрии, намереваясь, видимо, обосноваться там надолго.

Альфред лишь в 878 году сумел нанести поражение той части датчан, что осталась в восточной части Англии. Он незаметно для норманнов подвел свои отряды к их лагерю при Эдингтоне, в Уилтшире. Существует предание, что Альфред, переодевшись в бродячего музыканта, проник в укрепленный лагерь завоевателей и разведал проходы внутрь него и число врагов. Датские викинги в бою были разбиты. Альфред возглавил всех англосаксов, неподвластных захватчикам, в их борьбе с норманнами. В 886 году ему удалось освободить Лондон. Вероятно, к этому времени относится договор, который он заключил с конунгом данов Гутрумом. По договору норманны могли свободно селиться к востоку от границы между владениями Альфреда и областью господства датчан. Эта граница шла, в основном, по Темзе, а затем на северо-запад, к Честеру. Таким образом, на территории Восточной Англии, получившей название «область датского права», даны жили по своим законам и обычаям. А к западу от этой линии простирались отвоеванные у данов земли Уэссекса, подвластные Альфреду.

Сам Гутрум вскоре крестился и принял имя Эдельстан. Вслед за ним в христианскую веру перешла и его дружина. Крестились и новые поселенцы «области датского права». Только часть норманнов, твердых в своей языческой вере, покинула берега Англии и возвратилась на родину.

Альфред Великий создал сильное государство и считается создателем британского военного флота из 120 кораблей, которые по размерам превосходили норманнские суда. Историки утверждают, что создать сильный флот ему помог норманн Отер. Считается, что Альфред был первым английским королем, который лично командовал флотом.

Новые суда, построенные под его руководством, отличались от всех известных в то время в северных районах Европы. Они были значительно (почти вдвое) длиннее, чем было принято, с более высокими бортами и поэтому более устойчивы. Но при этом суда были более быстроходные за счет увеличения числа весел до 60. Вероятно, это были высокобортные галеры, более приспособленные к плаванию в северных водах, с более острыми обводами и большей осадкой.

Созданный Альфредом флот в 892–893 годах отбил нападение датского флота на южное побережье Англии. Его преемники также имели сильный флот, поэтому норманнские пираты почти на 100 лет значительно сократили свою активность у берегов Англии.

В континентальной части Европы продолжались бесчинства норманнских пиратов. Норманны осадили Гент. С этой осады началось длительное (в течение 13 лет) разорение ими Фландрии и примыкающих к ней частей Франции, городов на Рейне и Мозеле. Древний хронист поведал об этом времени:

«Отчаяние охватило франков: казалось, что христианскому народу пришел конец».

Надежду дало поражение норманнов в битве на Сомме в 881 году. Но в 885 году в районе Сены появилось большое норманнское войско. Сопровождавший его флот насчитывал, по сведениям современников, до 700 одних лишь крупных кораблей. Под Парижем собралось якобы 30–40 тысяч норманнов, часть которых пришла туда вместе со своими семьями. Значит, норманны собирались захватить новые земли для поселения там.

Войско викингов в четвертый раз осадило Париж. Очевидец осады монах Аббон из монастыря Сен-Жермен под Парижем написал о ней стихотворение, где были строки:

Их кораблей было так много, что на протяжении двух миль вниз по течению реки не было видно воды. После того как было отбито первое нападение, викинги разбили лагерь на сен-жерменском холме. С этого места они спускались, чтобы творить грабежи и убийства в окрестностях осажденного города, но проникнуть в город им не удалось.

Защитники Парижа упорно сопротивлялись. Во главе осажденных встал храбрый защитник Парижа граф Одо, который через два года был избран на французский престол, сменив Карла III Толстого, обнаружившего при осаде столицы свою слабость и трусливость. Норманны использовали осадные машины, но не смогли прорваться в город ни с суши, ни по Сене. Осада длилась 10 месяцев, затем удалось собрать в окрестностях города отряды, которые стали угрожать с тыла норманнскому лагерю, и викинги ушли, получив большой выкуп от короля Карла. Продвигаясь по Сене к морю, норманны вторично захватили и разграбили Руан.

В 892 году норманны снова поднялись по Рейну до Кельна и еще раз, как раньше, захватили Ксантен. А через год они, нарушив договор с Альфредом Великим, захватили остров Мэн и основали на нем новое пиратское государство, которое, находясь в Ирландском море, несло угрозу одновременно королевствам и княжествам в Англии и Ирландии.

В 911 году норманны во главе с Xрольвом Пешеходом (во французских хрониках – датчанин, в исландских сагах – норвежец), ограбив поселения на Норманских островах у побережья Франции, высаживаются там к северо-западу от устья Сены и расселяются на этих землях. С тех пор земли на полуострове, который протянулся к северо-западу в пролив Ла-Манш, так и называются Нормандией. А французский король Карл Простоватый, чтобы заключить мир с беспокойными соседями, вынужден уступить эти земли обратившемуся в христианство Xрольву, образовавшему за счет этих земель герцогство Нормандия и принявшему тронное имя Ролло (Рольф, Роллон). Существует предание, что его прозвали Пешеходом, потому что он был высокого роста, тяжеловесным, и его грузного тела не выдерживала лошадь.

Легенда гласит, что, принося присягу вассальной верности Карлу Простоватому, Роллон, как полагалось по правилам, вложил свои руки в руки короля и произнес установленную клятву. Но он решительно отказался встать перед Карлом на колено и поцеловать ногу. Выполнить эту часть церемонии он поручил своему дружиннику, но тот все сделал так неуклюже, что опрокинул короля, чем вызвал бурное удовлетворение норманнов, присутствовавших на церемонии.

О совсем не христианских нравах властителей Нормандии свидетельствуют поступки этого Ролло. Умирающий герцог, с одной стороны, пожертвовал сотню золотых монет католическим отцам, чтобы обеспечить себе место в христианском раю, а с другой – велел заколоть сотню пленников на алтаре верховного языческого бога Одина, чтобы тот допустил его в языческий рай Валхаллу.

В середине X века не щадили норманны и Ютландию. Xронист отметил: «Страна была опустошена набегами; вокруг Дании плавало много викингов».

В 60-х годах IX века норманны высадились на неизвестных в Европе Фарерских островах. Два года спустя фарерский властитель, ярл Наддод, плывя с Гебридских островов на Фареры, попал в бурю. Его ладья была ветром унесена на северо-запад, и он обнаружил Ледовую землю – Исландию. С Наддодом был также швед Гардар, сын Свавара, перевозивший на этой ладье наследство своей жены. Фьорд Рейдар на восточном берегу Исландии, где они высадились, долго называли Гардарсхольмом.

В 964 году норманны, открыв Шетландские и Оркнейские острова, создали на них свои опорные базы. Добрались норманны и до Каспийского моря, пытаясь ограбить народы, проживавшие на каспийских берегах.

В 877 году норвежский викинг Гунбьёрн увидел далеко на западе новую белоснежную землю. Через 100 лет норманн Эйрик Рыжий назвал эту страну Зеленой землей – Гринланд, видимо, желая сделать ее более привлекательной в глазах будущих колонистов.

Норвежец Ингольф привел новых поселенцев в Исландию и основал поселение Рейкьявик. Согласно «Книге о заселении Исландии», каждый поселенец мог занять столько земли, сколько он был в состоянии обойти за день с горящим факелом в руке, зажигая на границе своего владения костры. Женщине разрешалось стать собственницей земельного пространства, которое она обошла между восходом и заходом солнца, ведя на поводу корову.

Эйрик Рыжий после убийства знатного исландца отправился морем на запад – на поиски новых земель. В 983 году он высадился на гренландский берег. Прожив там пару лет, он вернулся в Исландию и в 986 году вновь отплыл в Гренландию во главе флотилии из 35 ладей с колонистами. До самой Гренландии добрались лишь 14 ладей. За какие-то 10–15 лет норманнские общины в Гренландии сильно разрослись.

Лейв, сын Эйрика, в 999 году уехал в Норвегию, чтобы поступить там на службу к королю Олаву Трюггвасону. В Норвегии Лейв стал христианином и в 1000 году отправился обратно в Гренландию, взяв с собой священников, чтобы крестить жителей норманнских гренландских поселений.

Существует несколько версий первого посещения норманнами берегов Северной Америки. По одной из них, впервые добрался до ее берегов исландский купец Бярни Xерьюлфсон, которого буря забросила к неизвестному берегу при его плавании в 985 году из Исландии в Гренландию. По другой версии, открыл берега Америки сам Лейв, занесенный туда «ветрами по пути» из Норвегии и названный за свои открытия Счастливым. Лейв скончался в 1021 году. В 1887 году в Бостоне ему был воздвигнут памятник, а начиная с 1964 года в США отмечают 9 октября как День Эйриксона – первооткрывателя американского континента. Всего саги повествуют о шести посещениях Америки норманнами в 985 – 1118 годах.

Для того чтобы поддерживать регулярную связь между Исландией и Норвегией, Исландией и Гренландией, норманнам необходимо было освоить методы ориентирования в открытом море. Считается, что они могли определять курс судна, ориентируясь по солнцу и звездам.

Во время археологических раскопок в Гренландии в 1951 году был найден обломок пеленгационной картушки (деревянного компаса) норманнов. Деревянный диск, как полагают, с 32 делениями, расположенными по краю, вращался на ручке, продетой через отверстие в центре. Вероятно, этот круг викинги в море ориентировали относительно стран света по восходу и закату солнца, по тени в полдень, по восходам и заходам определенных звезд, и так узнавали курс своего судна.

Следует помнить, что плавание норманнов из Норвегии в Исландию и Гренландию происходило примерно по одной параллели, то есть им достаточно было определять постоянство широты местоположения судна, чтобы придерживаться нужного курса.

Некоторые ученые считают, что известная из саг «солнечная доска» представляла собой стержень, установленный на борту судна в вертикальном положении. Именно по длине полуденной тени от него, падавшей на банку, где заранее делались необходимые отметки-зарубки, норманны могли определять, изменилась ли широта местоположения судна за сутки плавания.

А в Европе норманны продолжали свою пиратскую завоевательскую политику. Норманнские герцоги нацелились на захват английского престола. Роберт, правнук Xрольва Пешехода, основателя Норманнского герцогства, остался в истории за свой нрав и деяния как Роберт Дьявол (для занятия герцогского трона отравил своего брата). На обратном пути после паломничества в Иерусалим он сам был отравлен своими слугами в Никее. Норманнским герцогом стал его сын Вильяльм Бастард («Незаконнорожденный», так как его матерью была дочь кожевника). Вильяльм немедленно начал поощрять норманнские набеги на Англию и активно участвовал в династических интригах вокруг трона английского короля.

Дело в том, что в 1016 году скончался король саксов Этельред II Неповоротливый, который был женат на сестре Роберта Дьявола Эмме. Править в Англии стали дети Этельреда – Эдмунд и Эдвард. Но их прогнал викинг-датчанин Кнут Могучий, который женился на Эмме, вдове Этельреда. Однако в 1042 году саксы восстановили на престоле местную династию и королем стал прибывший из Нормандии Эдуард Исповедник, правление которого продолжилось в течение 24 лет.

Придворные Эдуарда Исповедника, возглавляемые его тестем Годвином Уэссекским, были недовольны засилием при дворе норманнов и составили заговор. Поэтому после смерти Годвина в 1053 году Эдуард был вынужден завещать трон его сыну Xаральду, на чьей дочери, кстати, был женат известный русский князь Владимир Мономах.

Эдуард скончался в начале 1066 года. Так получилось, что Xаральд короновался на английский престол без церковного благословения. Этим воспользовался норманнский герцог Вильяльм, внучатый племянник Эммы. Получив благословение папы римского, в ночь с 27 на 28 августа 1066 года он отправился к берегам Англии во главе эскадры из 400 боевых ладей и 1000 транспортных судов. Выйдя из Сен-Валери (между Дьепом и Феканом) и переплыв пролив, суда бросили якоря в порту Певенси близ Xастинга. Вероятнее всего, Вильяльм действовал по соглашению с норвежским королем, с которым собирался поделить англо-саксонские королевства.

Xаральд наголову разбил 25 сентября высадившегося на северо-востоке Англии в Йоркшире отряд норвежского короля, причем в бою сам был ранен. Но 14 октября при Xастинге в битве с норманнами Вильяльма потерпел сокрушительное поражение и погиб от вражеской стрелы, попавшей ему в голову. Так Англию завоевали утратившие свой язык, офранцуженные норманны, а английским королем стал норманнский пират, прозванный Вильгельмом Завоевателем.

В битве при Xастинге участвовал и Вальтьов, брат Xаральда. Вильгельм предложил ему мир и прощение. Но все закончилось в соответствии с пиратскими норманнскими правилами. Когда Вальтьов вместе с несколькими соратниками отправился в ставку Вильгельма, свидетельствует сага, «ему навстречу вышли двое посланцев конунга во главе отряда и схватили его, заковали в цепи и затем обезглавили. Англичане считают его святым».

XI век стал временем закрепления норманнов в Италии и Сицилии. Первый отряд норманнских воинов во главе со своим конунгом Гислербертом появился в Капуе в 1015 или 1016 году. Весьма вероятно, что этот отряд по указанию папы римского Бенедикта VIII направился на помощь герцогу Салернскому в его борьбе с мусульманами. Но норманнские вожди, умело используя противоречия и борьбу за влияние в регионе между римскими папами, местными италийскими правителями из среды лангобардской знати, Византией и ее наместниками в Южной Италии и мусульманскими эмирами в Сицилии, сумели закрепиться в Апулии и Калабрии и создать там самостоятельные графства.

Для усиления своего влияния и расширения владений норманнские вожди не гнушались ничем, ограничений по моральным принципам для них не существовало. В то время особо прославился младший сын норманнского вождя Танкреда Готвиля – Роберт по прозванию Гюискар, или Коварный. Вот уж кто явился истинным воплощением норманнского пиратского духа.

Флот норманнов. Фрагменты гобелена из Байё (длина – 70 метров), на котором изображено строительство кораблей и нападение норманнов на Англию, закончившееся их победой

Маршруты морских походов норманнов

Роберт начал свое возвышение и накопление богатств с разбоев на больших дорогах и нападений на купцов и мирных путников. Получив по брачному дару в управление небольшое владение в Южной Италии, он скоро сделался вершителем судеб этого региона. Его называли «пожирателем чужих земель», которого не останавливали никакие препятствия. Оружием и конями он запасался посредством ночных засад на купцов, деньги добывал у богатых горожан и купцов, захватывая их в плен и заставляя платить большой выкуп.

Вот одно из преданий, характеризующих его нрав и действия.

Роберту захотелось поживиться за счет богатого монастыря. Так как открытой силой действовать было невозможно, он применил старую норманнскую уловку и явился к воротам мощных стен, окружавших монастырь, инкогнито, в личине скромного путника, желавшего дать погребение в святых стенах своему спутнику, якобы неожиданно умершему в пути. Когда ворота в стене были открыты, из гроба поднялся спутник, мнимо умерший, а сопровождавшие его вооружились оружием, находившимся в гробу, и ворвались в монастырь. Подобным образом приобретал Роберт средства, нужные ему для содержания своего войска. С такой же отвагой, соединенной с коварством и дерзостью, поступал он при захвате городов в Южной Италии, находившихся под властью Византии.

С использованием тех же пиратских приемов начал свою карьеру и возвышение другой герой средневековых хроник, знаменитый Ричард, основатель норманнской княжеской династии в Капуе. К середине XI века норманнские властители сумели вытеснить византийцев из Апулии и Калабрии и одновременно оградить Италию от хищнических набегов мусульманских отрядов.

Римские папы, осознав силу новых норманнских властителей, решились на союз с ними в борьбе с византийскими и германскими императорами. На соборе в Мельфи в 1059 году норманнские вожди Ричард и Роберт принесли папе присягу на верность, а католическая церковь освятила их завоевания. Более того, норманнские вожди обязались охранять владения католической церкви и поддерживать на престоле пап, избранных коллегией кардиналов. За пиратом и разбойником Робертом признавался титул Божьей милостью и святого Петра дука (то есть герцога) Апулии и Калабрии и дука острова Сицилии, когда она будет завоевана. Со своей стороны, он давал клятву защищать папский престол и владения.

Захват норманнами всей Сицилии, где продолжалась упорная борьба между мусульманами и христианами, началась с того, что в 1061 году один из мусульманских эмиров, Ибн-Тимна, пригласил Роджера I, младшего брата Роберта Гюискара, владельца небольшого удела в Калабрии, принять участие в завоевании Южной Сицилии, которой владели другие мусульманские властители (правда, по другой версии, в 1060 году Роджера пригласили христиане города Мессины прийти им на помощь в борьбе с мусульманами). Роджер с помощью Роберта подчинил своей власти Мессину и (в 1072 году) Палермо. Со смертью Роберта Роджер I стал графом Сицилии, завоевание которой он закончил только в 1091 году.

Надо отметить, что завоевание норманнами Сицилии и, главное, закрепление их на сицилийской земле осуществилось во многом благодаря взвешенной политике Роджера I, который умело опирался не только на норманнскую дружину, но и на местных христиан-греков и арабов. Так, после взятия Палермо Роджер оставил город под управлением арабского эмира. Он был терпимым к мусульманам и пользовался их силами для своих военных целей, умело применил их административную и податную систему для потребностей своего государства. Вместе с тем он не изгнал с острова православных монахов-греков и сумел заручиться и их поддержкой, и это несмотря на духовное подчинение норманнов Южной Италии папе римскому.

По смерти Роджера I в 1101 году править стала его вдова – до совершеннолетия их сына Роджера II в 1112 году. В 1125 году Вильгельм, бездетный герцог Апулии, назначил Роджера II своим наследником, а через два года после смерти Вильгельма герцогский титул перешел к сицилийскому графу Роджеру II. В 1130 году папа и германский император в благодарность за помощь крестоносцам объявили его первым королем Сицилии и Апулии под именем Роджера II. Так было создано норманнскими пиратами третье государство в чужих землях. Оно просуществовало более 700 лет.

Бандитский беспредел

Штёртебекер и Гед Михель вместе всегда

лихо режут килями морские волны.

Но, как видно, Господь отвернулся от них,

и стыдом лишь их трюмы полны.

И сказал Штёртебекер: «Черт побери!

Все моря мы на западе знаем. Поплыли!

Там купчишки монетой и добрым вином

нам свой счет оплатить забыли».

(Старинная немецкая песня о братьях-витальерах)

Шли годы, и норманнских пиратов на Балтике сменили западнославянские. Против них ополчились шведские, датские и норвежские короли. Особую активность среди западнославянских пиратов проявляли ругийские, жившие на острове Рюген у побережья Германии, поморские, занимавшие район побережья современной Польши, вендские, жившие на балтийском побережье современной Германии в районе от Любека до Ростока, и некоторые другие.

Одна из мощных пиратских баз существовала в течение многих лет на острове Рюген. Возле мыса Аркона, самой северной точки острова, славянские пираты построили крепость, из которой далеко просматривалось море. Напасть внезапно на крепость из-за этого было невозможно. Отсюда западнославянские пираты не раз совершали набеги на берега скандинавских стран.

Великий исландский историк Снорри Стурлусон (1178–1214 годы) в книге «Xеймскрингла» («Земной круг») описал историю Норвегии с древнейших времен до 1177 года и рассказал, в частности, о нападении западных славян-вендов на город Конунгахалла на юге Норвегии. По его словам, датский король Эрик IV предостерегал норвежцев о возможности проведения славянами военной экспедиции, но его сообщениями пренебрегли.

Стурлусон сообщил о появлении 10 августа 1136 года у норвежских берегов большой западнославянской флотилии в составе 780 ладей, в каждой из которых находилось по 44 воина и 2 лошади. В городе Конунгахалла возникла такая паника, что жители даже не попытались спасти 9 судов, стоявших в тот день в порту.

Славянская дружина под командованием князя Ратибора и воеводы Унибора овладела торговыми судами, стоявшими в порту, побережьем в районе города, а затем и самим городом. Жители Конунгахаллы, отступая в городской кремль, успели нанести нападавшим существенный урон, уничтожив почти 240 славянских ладей. Славяне разграбили захваченные суда и город, а затем сожгли все, что можно было предать огню. Ратибор предъявил жителям Конунгахаллы ультиматум: в обмен на сдачу кремля он обещал им разрешить свободно покинуть его стены.

Ультиматум был отвергнут. Началась изнурительная для обеих сторон осада. Защитники кремля отбивали яростные атаки осаждавших. Потери славян росли, что вызывало среди них уныние. Славяне готовы были прекратить осаду и уйти из города. Правда, Унибор уговорил своих воинов провести еще один штурм цитадели. В ходе его проведения славяне убедились, что осажденные ослабели и их запас метательных копий и стрел близок к истощению. Если во время первых штурмов славян встречал град стрел и копий, то теперь в них бросали только камни и палки, убойная сила которых была невелика. Славяне хотели продолжить осаду.

Убедившись в бесполезности дальнейшего сопротивления, норвежцы решили сдать крепость. Западнославянские воины проявили свою пиратскую сущность. Крепость была полностью разграблена, а затем и сожжена. Некоторые здания поджигались нападавшими по 4 раза, причем пираты следили, чтобы здания сгорели дотла. Многие жители были убиты, а остальные (около 7 тысяч женщин и детей) были уведены в неволю, а затем проданы или обменены на оружие, украшения, изделия из серебра и стекла, шелковые ткани.

В это время западнославянские пираты свирепствовали по всему Балтийскому морю. Они нападали и на суда, и на прибрежные города. Куронские пираты (куроны – древнелатышское племя, жившее в Западной Латвии) разрушили Сигтуну, столицу Швеции в то время. Во многом из-за деятельности западнославянских пиратов пришел в упадок Xедебю, крупный датский торговый центр в юго-восточной части Ютландии. Пираты несколько раз грабили и сжигали его.

О положении дел на просторах Балтики образно написал немецкий хронист XI века Адам Бременский:

«Из островов, обращенных к земле славян, следует выделить три. Первый из них называется Фембре.[105] Он так расположен напротив области варгов, что его можно различить из Старгарда,[106] так же, как остров Лаланд.[107] Последний расположен напротив области вильцев, и им владеют руяне – очень отважное славянское племя… Оба эти острова полны пиратов и кровожадных разбойников, не щадящих никого из тех, кто проплывает мимо. Они даже убивают всех пленников, хотя их принято обычно продавать. Третий же остров называется Земландией и расположен невдалеке от области русов и поляков. На нем живут сембы, или пруссы, очень гуманные и самоотверженные люди, всегда готовые помочь тем, кто оказался в опасности на море или подвергся нападению пиратов».

Из-за подобной активности своих пиратов, ответных нападений скандинавов и, как результат, общего упадка торговли страдали и сами торговые западнославянские города, расположенные на балтийском побережье современных Германии и Польши.

Со временем все большую роль в балтийской торговле стали играть германские приморские города – как центры банковского дела, торговли и ремесленного производства. Но их дальнейшему развитию особо мешали балтийские пираты. Первыми это осознали купцы Гамбурга и Любека. Весной 1241 года, стремясь обезопасить свою морскую торговлю от нападения пиратов, правительства Любека и Гамбурга заключили торжественно подписанный в парадной зале любекской ратуши договор об охране своей торговли.

Первая статья договора гласила:

«Да будет известно нынешнему поколению и пусть вспомнит и потомство, что мы со своими дорогими друзьями, горожанами Гамбурга, заключили следующее соглашение. Что в случае, если разбойники или другие злые люди выступят против наших или их горожан, начиная с того места, где река, именуемая Траве, впадает в море, и до самого Гамбурга, а оттуда через всю Лабу[108] до самого моря, и нападут на наших или их горожан, то все издержки и расходы, связанные с уничтожением и истреблением этих разбойников, мы должны нести наравне с ними, так же как и они наравне с нами».

В том же 1241 году Любек заключил договор о дружбе и взаимной помощи с городом Зест, а в 1259 году такой же договор – с балтийскими портами Ростоком и Висмаром. За шесть лет до этого заключили между собой союз города, торговавшие с островом Готланд, крупным балтийским центром торговли. Кроме того, для обеспечения безопасности торговли подписали двусторонние договоры ряд немецких городов: Брунсвиг (Брауншвейг) и Штаде, Кельн и Бремен, Бремен и Гамбург, Мюнстер и Дортмунд, Зест и Липпе. Теперь каждый из перечисленных городов был включен в систему взаимного обеспечения безопасности торговли либо непосредственно, или же через своего союзника.

Английский корабль с навесным рулем вместо рулевого весла (Середина XIV в.)

В течение дальнейших 60–80 лет был создан союз портовых городов Балтийского и Северного морей, направленный против пиратов и торговых конкурентов, который стал называться Ганзейским или просто Ганзой. По мнению А. Б. Снисаренко, готское слово «ганза» означало «толпа», на средненижненемецком оно стало означать «союз, товарищество».

К Ганзе примкнули и некоторые немецкие города, расположенные в глубине Европы на реках, впадающих в Северное и Балтийское моря (Кельн и др.). В 1299 году в Любеке собрались представители Ростока, Гамбурга, Висмара, Люненбурга и Штральзунда. Было заключено соглашение, что «впредь не будут обслуживать парусник того купца, который не входит в Ганзу». Одной из основных целей создания этого союза была организация коллективной защиты от пиратов, в которой участвовало в 1293 году 24 города – члена Ганзы, а к 1367 году число городов – членов Ганзы увеличилось до 77. Именно столько подписей представителей разных городов стояло под письмом Ганзы, в котором союз объявлял войну датскому королю Вольдемару.

Торговые представительства ганзейских купцов и значительные немецкие общины имелись в Брюгге (Фландрия), Лондоне, Бергене (Норвегия), Венеции, Стокгольме, Пскове и Новгороде. Ганза устраивала большие ярмарки в Дублине и Витебске, Плимуте и Познани, Осло и Франкфурте, Праге и Нюрнберге, Амстердаме и Нарве, Варшаве, Вильнюсе и других городах Европы.

В период наибольшего расцвета, на рубеже XIV и XV веков, Ганзейский союз объединял несколько сот городов. Во второй половине XV века сформировались четыре части Ганзы, так называемые четверти: вендская во главе с Любеком, в состав которой входили приморские города от Бремена до Грифии – древнего города на реке Реге, на территории нынешнего Щецинского воеводства в Польше; прусско-лифляндская во главе с Данцигом (ныне Гданск); саксонская во главе с Брауншвейгом; прирейнская во главе с Кельном. Впоследствии противоречия между этими четвертями и явились одними из важнейших причин распада Ганзы.

Ганзейские купцы чаще всего использовали для перевозки грузов суда типа когг. Ганзейские когги имели длину до 25 метров, а ширину 7–8 метров, высоту борта от киля – до 7,5 метра. Такие суда имели одну мачту с большим почти квадратным парусом. Их грузоподъемность была до 100 ластов (200 тонн). Один ласт равнялся возу зерна, который тянули четыре лошади. В приморских городах севера Европы общепринятым был «данцигский ржаной ласт», соответствующий массе в 2 тонны и занимавший объем более 3 кубических метров. Таким же был и «бременский зерновой ласт», а «гамбургский коммерческий ласт» составлял 3 тонны.

На коггах кормовая и носовая надстройки оборудовались амбразурами и зубцами наподобие крепостной стены. В ганзейских городах XIII–XV веков не строили специально военных кораблей. Все торговые суда должны были быть в состоянии отразить нападение неприятеля. По постановлению Ганзы судно в 100 ластов должно было иметь оружия не меньше, чем для вооружения 20 моряков, более крупные – соответственно больше. В дальнейшем на когге водоизмещением 40 ластов в состав экипажа из 15–20 моряков включали еще до 40 воинов, четверть из которых были арбалетчики, часто вооруженные тяжелыми арбалетами для стрельбы на сравнительно большие расстояния.

Если судно специально готовилось к военному походу, то число воинов в составе экипажа увеличивалось.

В одном из документов Ганзейского союза от 1367 года указывалось, что когги во время войны с Данией должны иметь на борту по 100 вооруженных воинов, а пятая часть их должна быть арбалетчиками. В конце XIV века на корме и носу коггов стали устанавливать орудия (до этого военные когги часто имели метательные машины – баллисты). В дальнейшем для установки орудий стали использовать и верхнюю палубу в средней части судна.

Для обеспечения безопасности Ганза часто прибегала к отправке судов в составе конвоев. Так, в 1399 году прусские ганзейские города постановили, чтобы суда для защиты от пиратов плавали только в составе флотилий, состоящих не менее чем из 20 кораблей. Причем перед отплытием все корабельщики должны были присягать в том, что они ни в коем случае не покинут других, не уйдут из состава отряда и будут подчиняться предводителю (адмиралу) флотилии.

А балтийские пираты по-своему переделывали попавшие к ним ганзейские суда. Они сносили надстройки и на освободившихся местах устанавливали дополнительные орудия. Очень часто пираты предпочитали коггам быстроходные небольшие суда с малой осадкой. Они свободно входили в устья небольших рек, пробирались по шхерам – узким мелким проливам между прибрежными островами, где большие когги не могли пройти.

Уже в 1308 году по инициативе и благодаря хлопотам фламандских и норвежских купцов, в первую очередь в их странах и в ряде других было фактически отменено пиратское «береговое право». Ведь до его отмены каждый феодал, владевший участком побережья моря, считал себя вправе объявлять своей собственностью судно, выброшенное штормом на этот участок, или товары с потерпевшего аварию судна, выброшенные на берег. Теперь владельцы потерпевших крушение судов могли без опаски ремонтировать их и подбирать уцелевшие товары, не отдавая их ни целиком, ни частично владельцу побережья. Но во многих странах, например в Англии, «береговое право» существовало еще не одно столетие.

В то же время начало XIV века характерно усилением активности пиратов на Балтике. Вплоть до того, что Бремен был вынужден закрыть свой порт и откупаться от фризских пиратов ежегодной данью в 1400 марок серебром, так как они заняли подходы к устью реки Везер, на которой расположен Бремен, и грабили все суда, прибывавшие в город и убывавшие из города.

В 1338 году авторитетные члены Ганзы – города Висмар, Гамбург, Любек и Росток – заключили союз с рядом северогерманских княжеств, чтобы сокрушить пиратов. Но многие германские князья, подписавшие договор, вступили в сговор с разбойниками. Они, получая деньги от Ганзы, делились ими с пиратами и вместе с тем получали часть пиратской добычи. Некоторые историки предполагают, что часть балтийских пиратов состояли на службе у германского императора, датского и английского королей в виде их каперов, то есть пиратов, получивших право нападать и грабить врагов своих хозяев-монархов или владетельных князей, отчисляя хозяевам установленную часть добычи. А. Б. Снисаренко утверждает, что само слово «капер» произошло от латинского capio – «завладевать, захватывать». Отсюда и появившееся в Средневековье голландско-немецкое kappen – «разбойничать на море», французское capee г – «лежать в дрейфе» (например, поджидая добычу, то есть, по существу, сидеть в засаде).

Естественно, что каперы чувствовали себя как бы более защищенными, чем обыкновенные вольные пираты, так как находились фактически на государственной службе. Короли и князья ценили каперов, поступивших к ним на службу, потому что, не расходуя средств на снаряжение пиратских кораблей, получали доходы от пиратства.

Пиратство становилось одним из видов государственной деятельности. Датский король Вальдемар IV попытался вести с ним борьбу. Он выслал корабли в пролив Эресунн (Зунд, между датским островом Зеландия и шведским берегом) для вытеснения оттуда пиратов и для взимания пошлин с проходивших через пролив судов. А последнее совсем не понравилось ганзейским купцам, так как через этот пролив проходили маршруты множества судов (из Фландрии и Англии во многие ганзейские города). В 1367 году 77 ганзейских городов объявили датскому королевству войну, закончившуюся через три года Штральзундским миром. По нему Ганза получила во владение четыре города на восточном шведском берегу (тогда этот берег также принадлежал Дании) и право вето при избрании датских королей.

В 1376 году с согласия Ганзы регентшей Дании при малолетнем короле Олаве стала его мать Маргарита, дочь Вальдемара IV и жена норвежского короля Xакона VI. Пытаясь противостоять богатой и влиятельной Ганзе, она стала нанимать (в качестве каперов) пиратов западной части Балтики, давая им понять, что не будет возражать против их нападений на ганзейские суда и порты. Больше всего страдали от этого ганзейские города западной части германского побережья Балтики: Любек, Висмар, Росток, Штральзунд. Пришлось и этим городам войти в соглашение с пиратами. Росток и Висмар даже предоставили пиратам свои порты и рынки для сбыта награбленного добра. Стали прибегать к услугам пиратов и другие ганзейские города. В подобных соглашениях принял участие и шведский король Альбрехт Мекленбургский.

Два года прошло в непрерывной войне всех против всех. Наконец Ганза предложила Маргарите мир, который и был заключен в 1382 году. Но обуздать пиратские аппетиты уже не мог никто, хотя многие пираты после заключения мира ушли из западной части Балтики в район Гданьского залива. Для борьбы с оставшимися в датских водах пиратами Маргарита заключила соглашение с Тевтонским рыцарским орденом. Орден организовал специальную сторожевую флотилию из 14 кораблей.

Весной 1389 года Альбрехт был захвачен в плен Маргаритой, которая стала еще и королевой Швеции. Единственный верный королю Альбрехту ганзейский город Стокгольм, население которого состояло в то время большей частью из немцев, был осажден датскими войсками. Если бы он был захвачен ими, то, естественно, в нем были бы отменены все торговые и политические привилегии ганзейских купцов.

Ганза обратилась за помощью к шведскому аристократу Свейну Стуре, приближенному готландского правителя Эрика, сына Альбрехта. Видимо, Стуре имел связи с пиратами и поэтому ему нетрудно было сделать своей базой родной город, где и ранее ремонтировались пиратские суда и сбывалась захваченная пиратами добыча. При поддержке ганзейских купцов Висмара и Ростока он провозгласил образование витальерского братства. А затем девять ганзейских городов и мекленбургский герцог Иоанн стали выдавать витальерам каперские свидетельства от имени Альбрехта.

Понимая, что разгромить датский флот он не в состоянии, Стуре решил помочь выдержать датскую осаду жителям Стокгольма. Легкие пиратские суда, нагруженные продовольствием, раз за разом проскальзывали сквозь датские кордоны в осажденный город. Причем тактика действий их была такой. Обычно на рассвете под Стокгольмом неожиданно появлялись две группы пиратских кораблей. В то время как первая группа смело атаковала датские корабли, блокирующие порт, вторая группа, пользуясь замешательством, вызванным неожиданным нападением, проскальзывала в Стокгольмский порт и разгружала там продовольствие. Эта тактика действий применялась пиратами неоднократно и в большинстве случаев приводила к успеху.

А. Б. Снисаренко считает, что собственно название «витальеры» произошло от шведского слова viktualier, означающего «продовольствие». В 1392 году, писал любекский хронист Детмар, «собрался неукротимый народ из разных мест – городские заправилы, горожане из многих городов, ремесленники и крестьяне – и назвали себя братьями-витальерами. Они заявили, что хотят выступить против королевы Дании, чтобы помочь королю Швеции, который был ею пленен».

Среди витальеров были и представители аристократии, и обедневшие рыцари, беглецы из ганзейских, главным образом вендских (бывших западнославянских), городов и из других частей Германии. Немало среди них было голландцев, фризов, датчан, шведов, лифляндцев (область в Южной Прибалтике, населенная в древности племенами ливов), кашубов (западнославянская народность, обитавшая в Поморье), поморян и др.

Постепенно витальеры, почувствовав свою силу, стали нападать и на ганзейские суда. Более того, пользуясь поддержкой городских низов, витальеры сумели сжечь в норвежском Бергене торговое представительство Ганзы, даже захватить на время Висмар. Они продолжили систематические нападения на ганзейские торговые суда, так что с 1392 года братство витальеров стало чисто пиратским объединением. Xронист Детмар отметил, что в эти годы «к сожалению, они наводили страх на всем море и на всех купцов: они грабили и своих, и чужих, и от этого сельдь очень подорожала».

Ганза снарядила против витальеров две экспедиции, которые закончились неудачей, хотя во второй против пиратов были посланы 35 хорошо вооруженных кораблей, на которых находились 3 тысячи рыцарей. В 1395 году Маргарита освободила Альбрехта из плена, но этот шаг примирения не дал результатов.

На Балтике обстановка накалилась до того, что каждое судно могло быть принято за пиратское, что приводило зачастую к трагическим последствиям. Так, в 1396 году датская эскадра, высланная королевой Маргаритой из Кальмара для следования в Висби (главный город острова Готланд, где базировались корабли витальеров), встретила в море недалеко от Висби ганзейскую эскадру и, приняв ее за пиратскую, вступила с ней в бой. Сражение вначале шло в море, а затем продолжилось на улицах города. Самое невероятное то, что кораблей витальеров в это время в гавани не было совсем, они еще до встречи датской и ганзейской эскадр ушли в море. Так что датские и ганзейские моряки ожесточенно сражались друг с другом, хотя у обеих сторон был общий враг – витальеры. И когда корабли витальеров возвратились к Готланду, то пираты с радостью узнали о том, что их враги фактически уничтожали друг друга.

Борьба Ганзы против пиратов продолжилась. В ходе ее не раз ганзейские моряки, соблазнившись вольной пиратской жизнью, переходили на сторону витальеров. Но власти ганзейских городов посылали против пиратов все новые экспедиции.

Множество пиратов было захвачено в плен, посажено в тюрьмы, а затем казнено. При этом крайняя жестокость проявлялась с обеих сторон. Xронист писал:

«Жителям Штральзунда удалось захватить один из разбойничьих кораблей. После этого команду заставили также лезть в бочонки.[109] Потом был объявлен приговор, согласно которому, все, торчащее из бочек, должно быть срублено палачом».

В июле 1397 года Свейн Стуре решил разграбить Стокгольм, жителей которого когда-то витальеры спасли от голодной смерти. Подошедшая к городу пиратская эскадра состояла из 42 кораблей, на которых разместились 1200 бойцов-пиратов. Стокгольмский бургомистр Альберт Руссе уже обсуждал с членами городского магистрата условия сдачи города. Но тут витальеры узнали о смерти своего покровителя Эрика, кончина которого как бы аннулировала их каперские свидетельства, без которых они превращались в обыкновенных пиратов. Часть витальеров решила отказаться от штурма города.

Воспользовавшись смертью готландского властителя, королева Маргарита решила захватить Висби. Для этого она призвала на помощь рыцарей Тевтонского ордена крестоносцев. Магистр ордена Конрад фон Юнгинген возглавил орденскую эскадру, усиленную ганзейскими и датскими кораблями (80 кораблей, 5 тысяч воинов). 31 марта 1398 года корабли эскадры бросили якоря южнее города Висби. Но город не собирался сдаваться. Во время длительной осады горожане и витальеры отбили несколько штурмов – не помогли осаждавшим ни осадные машины, ни предательство части готландцев. Магистр ордена заключил со Стуре перемирие. По его условиям Готланд «на вечные времена» становился владением ордена, а Стуре и 2 тысячи уцелевших витальеров получили право покинуть Висби и отбыть на кораблях, куда пожелают. Свейн Стуре и некоторые вожди из аристократов примирились с королевой Маргаритой и остались в Дании. Многие витальеры перешли в восточную часть Балтики и стали совершать нападения на поселения побережья Ботнического и Финского заливов, а также на торговые суда, плававшие там. Большая часть их высадилась на острове Гельголанд в Северном море, захватила и укрепила его. То, что витальеры овладели Гельголандом, бременские и гамбургские купцы вполне справедливо восприняли как новую серьезную угрозу для торговых судов, посещавших эти ганзейские порты.

Но витальеры были только одной из пиратских организаций того времени, хотя и самой могущественной. Уже во время второй экспедиции Ганзы против витальеров ей пришлось иметь дело на острове Рюген, расположенном недалеко от балтийского побережья у Штральзунда, с другим пиратским братством – ликеделерами («равнодольными»), чей девиз гласил: «Друзья Бога и враги мира». Вначале ликеделеры были в союзе с Ганзой и по ее поручению выступали против торговых конкурентов из Англии и Дании, но вскоре они стали действовать самостоятельно и решительно.

Анализируя взгляды и поведение ликеделеров, можно отметить многие сходственные черты с идеологией и поведением ранних протестантских общин в Англии, Чехии и Германии. Это относится к строгой дисциплине на ликеделерских кораблях, где за малейшие попытки неповиновения нарушителю порядка грозила смертная казнь, запрету распития вина и азартных игр, преследованию за признаки роскоши и излишеств. Перед каждым боем все члены ликеделерской общины исповедовались корабельному священнику и причащались.

Сообщалось, что они добровольно оставляли 1/8 захваченного груза сдавшемуся купцу, а остальной товар доставляли в порт назначения, указанный владельцем, и там продавали. А еще – что они хорошо обращались с пленными, отпускали их на свободу в ближайшем порту, предварительно снабдив их одеждой и продовольствием. У ликеделеров все члены пиратской общины без различия происхождения и корабельной должности получали равную долю добычи (ведь они называли себя «равно-дольными»). Наконец, именно о них говорили, что если они отбирали что-то у населения прибрежных поселений, то потом отдавали им в возмещение половину добычи.

Вся эта уравнительная психология очень близка по духу первым протестантским общинам, члены которых провозглашали в качестве своего идеала идеи раннехристианских общин I–II веков н. э.

После изгнания витальеров с Готланда вместе с ними на Гельголанд пришли и ликеделеры. Теперь их деятельность была прямо направлена именно против фризских городов, входивших в Ганзу. Вообще-то сами фризские купцы и фризские моряки-пираты уже давно сотрудничали с захватившими Гельголанд витальерами и ликеделерами. Так что гельголандские пираты основной удар нанесли по Ганзейским торговым путям в Северном море, которые оказались полностью блокированными. К тому же у ликеделеров появились знатные покровители: эмденский пробст (старший пастор) X^ro), аристократы графы Конрад II Ольденбургский (его сын сам стал ликеделером) и фризский князь Кено тен Брок, на дочери которого в 1400 году женился один из вождей ликеделеров Клаус Штёртебекер.

В зимний период основная часть ликеделеров (до 1500 человек) находилась во Фризии, что было очень выгодно фризским горожанам и крестьянам. Ликеделеры за все услуги платили золотом и серебром. Захваченные в летний период товары они сравнительно дешево продавали на фризских рынках. В соответствии со своими взглядами они одаривали бедных и немощных, делали крупные вклады в церкви, монастыри, госпитали.

С наступлением периода навигации, примерно в начале марта, пираты собирались на Гельголанде. Вождь ликеделеров Клаус Штёртебекер установил порядок, при котором летом треть пиратских кораблей обычно находилась в засаде на оживленных торговых путях и нападала на торговые суда, другая треть находилась как бы в резерве, выжидала на острове и вокруг него, еще треть – ремонтировалась, а команды этих кораблей готовились к последующим походам, размещали добычу на пиратских базах во Фризии, доставляли для лечения туда раненых. Такое гибкое использование пиратских сил позволяло максимально эффективно действовать во время навигации.

Клаус Штёртебекер, этот немецкий Робин Гуд, на протяжении веков оставался легендой в сознании немецкого народа. В песнях, поэмах, а позднее в романах и повестях он описан как благородный и удачливый пиратский вождь, грабивший богачей и отдававший отнятое богатство беднякам.

Немало немецких приморских городов претендовали на честь считаться его родным городом. Приведем наиболее распространенный вариант его биографии. Клаус происходил из небогатой семьи Ростока. В юности он работал на складах торговцев сельдью в Сконе – исторической области на юге Швеции, входившей тогда в состав Датского королевства. Затем он плавал матросом на торговых судах, ходивших по маршруту Ревель – Брюгге, а также на судах, которые принадлежали крупным ростокским купцам. Обиженный владельцем судна и бесчеловечным отношением к морякам шкипера (капитана судна), он поднял на судне бунт, выбросил за борт шкипера и взял командование в свои руки. Клаус вышел в море, желая отомстить за все обиды, и начал нападать на торговые суда, принадлежавшие богатым немецким купцам.

За организацию бунта и увод судна Клаус был объявлен вне закона. В погоню за новым пиратским судном был отправлен знатный штральзундский горожанин Вульфлам, на которого еще в 1385 году совет Ганзы возложил задачу борьбы с пиратством. Но изловить Клауса ему не удалось. Штёртебекер стал удачливым пиратским капитаном. Он обходился особо жестоко и беспощадно с попавшими в плен представителями правящей верхушки вендских приморских городов. Его корабль был в составе витальерских флотилий, прорывавшихся с продовольствием в осажденный Стокгольм. Вместе с витальерами Штёртебекер ушел с Готланда на Гельголанд и стал самым авторитетным вождем ликеделеров.

Когда они фактически прервали все торговые связи Ганзы с Англией и Норвегией, ганзейцы снарядили для борьбы с гельголандскими пиратами 3500 воинов. 25 июня 1399 года по просьбе гамбургских купцов в Любеке открылся экстренный съезд Ганзы, чтобы принять решение о совместной борьбе с пиратами. Присутствовавшая на съезде королева Маргарита отправила письма фризским князьям и городам с требованием прекратить покровительство ликеделерам. Со следующего года ганзейские города усилили борьбу с пиратами, систематически отправляя против них специальные военные экспедиции.

Если среди витальеров было немало аристократов, то ликеделеры, в основном, были выходцами из социальных низов. Это относится к таким вождям ликеделеров, как Клаус Штёртебекер, Годеке Михель, Мольтке и Мантейфель, Вигбольден и Вихманн.

В 1401 году гамбургский сенат отправил военную экспедицию к Гельголанду. А весной этого года Штёртебекер раньше обычного отправился на Гельголанд. Ганзейские корабли подошли к острову незамеченными, так как над морем стоял сильный туман. Приведем один из вариантов описания трагедии, случившейся с ликеделерами у Гельголанда. С флагманского корабля Гамбурга «Пестрая корова», специально построенного для посылки против ликеделеров, спустили шлюпку. Она незаметно подошла к кораблю Штёртебекера. Гамбургские моряки забрались на флагманский пиратский корабль и залили расплавленным свинцом соединения рулевого привода. Благодаря этому корабль лишился ваозможности маневрировать, и гамбуржцы взяли его на абордаж. Клаус мужественно сражался с нападавшими, и его удалось схватить лишь после того, как несколько матросов гамбургского судна взобрались на мачту и оттуда сверху сумели накинуть сеть на вождя пиратов.

В Гамбурге устроили показательный процесс, который длился почти полгода. Штёртебекер на суде мужественно принял всю вину за преступления пиратов на себя. Он и 73 ликеделера были обезглавлены на городской площади Гамбурга в присутствии бургомистра и членов городского совета, а также большого числа горожан. Существует легенда о том, что суд исполнил последнюю волю Клауса – сохранить жизнь тем его соратникам, мимо которых он успеет пробежать после того, как ему отсекут голову. Обезглавленный ликеделер пробежал мимо одиннадцати своих товарищей и упал лишь после того, как палач подставил ему ногу. Теперь площадь, на которой казнили пиратов, находится на территории порта и на ней установлен памятник Клаусу Штёртебекеру.

В конце лета 1401 года корабли Ганзы разгромили оставшихся в живых ликеделеров. Как свидетельствует хроника, в Гамбурге были казнены доставленные туда Годеке Михель и Вигбольден с 80 пиратами. Их обезглавили, а головы насадили на колья. При разгроме пиратов на Гельголанде было изъяты захваченные ранее сокровища. Как гласит предание, мачты корабля Штёртебекера были выдолблены, а внутрь залит сплав золота. Среди сокровищ, захваченных на пиратских кораблях, были обнаружены бесценные для верующих людей реликвии, в частности мощи святого Винсента, похищенные ранее из какого-то города на побережье Испании. Сокровищ, захваченных на пиратских кораблях, хватило, чтобы возместить значительную часть понесенных ганзейскими купцами убытков. Осталось и на украшение башни церкви святого Николая в Гамбурге золотой короной.

Как ни странно, но ликеделеры существовали еще довольно долго, хотя уже в качестве наемных воинов. В 1407 году они участвовали на стороне фризских городов и княжеств в войне против нидерландских провинций. В 1426 году служили Гольштинскому герцогу, через два года помогли Ганзе в борьбе с Данией, а в 1438 году в качестве каперов вернулись к Ганзе при конфликтах с нидерландцами и зеландцами.

После разгрома пиратов Готланда и Гельголанда очагом пиратства на северных морях становится Англия. У истоков английского пиратства стояли, как ни странно, английские монархи. Считается, что традиции английского пиратства заложил в 1205 году беглый монах Ойстас, который имел кличку Бич пролива (ясно, что имелся в виду пролив Ла-Манш). В тот год английский король Иоанн Безземельный разрешил Ойстасу захватывать французские суда. Но уже через семь лет королевская власть разочаровалась в своем пирате. Властям поступали жалобы от многих английских купцов на то, что Ойстас не делал разницы между своими и чужими, грабил и французские, и английские суда, а главное его прегрешение состояло в том, что он перестал отдавать властям «королевскую долю» награбленного. Так что в продлении каперского свидетельства Ойстасу было отказано. Тогда беглый монах переметнулся к французам и стал на «законном» основании нападать на английские суда и прибрежные поселения. Все это закончилось в 1217 году, когда англичане все же изловили своего бывшего капера и повесили на рее его же собственного корабля.

Желание укрепить свою власть и влияние в прибрежных районах материка подвигло английских королей на строительство своего собственного военно-морского флота, наличие которого позволяло контролировать, в первую очередь, английские прибрежные воды и пролив Ла-Манш. Но после смерти в 1327 году короля Эдуарда II, прозванного «королем морей», пиратство в прибрежных английских водах вновь резко усилилось. Именно поэтому английские купцы создали нечто подобное Ганзе – города Xастингс, Дувр, Ромней, Сэндвич и Xайт объединились в Лигу пяти портов. Позднее к ним присоединились города Рай и Уинчелси. Это объединение стали называть Лондонской Ганзой.

Лондонская Ганза за счет особой подати, взимавшейся с членов Лиги, снарядила сторожевую флотилию для борьбы с пиратами и обеспечения безопасности на морских путях, связывавших Англию с континентом. А в 1360 году в Лондоне был учрежден Высший адмиралтейский суд для разбора преступлений, совершенных на море. После того как пираты, высадившись на побережье Восточного Суссекса, захватили и разорили город Уинчелси, был издан королевский указ о введении на всем английском побережье должностей «наблюдателей пиратов», уцелевшая, по утверждению А. Б. Снисаренко, до наших дней. Эти «наблюдатели» обязаны были в течение всего светлого времени суток следить за морем, чтобы заблаговременно оповестить власти о приближении к побережью пиратских кораблей.

Суда сторожевой флотилии Лиги пяти портов получили право задерживать в английских водах все не принадлежавшие Лиге суда, обыскивать их и конфисковывать любой груз, казавшийся подозрительным. Все это приводило к серьезным злоупотреблениям со стороны капитанов сторожевых кораблей. Неблагоприятная для торговли обстановка на морях усугубилась еще и Столетней войной 1337–1453 годов между Англией и Францией.

А тут еще выяснилось, что неблаговидные поступки, свидетельствующие о пиратских наклонностях, совершали даже члены Высшего адмиралтейского суда. Один из судей (полный титул которого гласил: Джон Xоули, член парламента, адмирал западного побережья, заместитель командующего королевским флотом, королевский комиссар по борьбе с пиратами) сам был нечист на руку, захватывал и грабил английские суда.

Летом 1399 года французские пираты разграбили его родной город Дартмут и Xоули обратился к английскому королю Ричарду II Плантагенету с просьбой разрешить отомстить Франции за это. Получив разрешение, он сформировал в дартмутском порту флотилию и направился к французскому побережью. У берегов Нормандии и Бретани ему удалось захватить 34 французских судна. Вероятнее всего, при проведении этой каперской операции Xоули не щадил не только французские суда, но и просто захватывал и грабил все им встреченные, невзирая на их национальную принадлежность. Xоули успешно продолжил свою каперскую деятельность. В 1403 году он с флотилией из кораблей Дартмута, Плимута и Бристоля захватил в Бискайском заливе семь генуэзских и испанских торговых судов.

Прославился в то время и английский капер Гарри Пэй из города Пула, расположенного на южном побережье Англии немного восточнее Дартмута. Он захватил несколько испанских судов, а затем, высадившись на мысе Финистерре (северо-западное побережье Испании), украл из прибрежной церкви почитаемую реликвию – дорогое распятие. Тогда возмущенные испанцы напали на родной город Пэя и сожгли его.

После этого Пэй стал законным капером в составе английского королевского флота под командованием лорд-адмирала Томаса Беркли. В 1406 году Пэй сумел во главе флотилии из 15 кораблей захватить 120 французских судов. Это событие особо отмечено в истории Столетней войны. День, когда в Пул были доставлены захваченные Пэем трофеи, стал в городе всенародным праздником, сопровождавшимся народными гуляниями и грандиозной выпивкой, о чем специально отмечено в летописи города. Затем Пэй снова взялся за нападения на испанские суда.

Одним из центров английского пиратства в годы правления короля Эдуарда III (1327–1377 годы) был порт Фауэй на побережье полуострова Корнуолл, откуда английские каперы выходили для ограбления поселений побережья Нормандии. В военное время моряки из Фауэя исправно выполняли роль королевских каперов, но в мирные промежутки времени «молодцы из Фауэй», как они себя сами называли, боролись со сторожевой флотилией Лиги пяти портов, поддерживаемой королем, применяя против нее оружие при попытках обыскивать их суда.

Xарактерной особенностью того времени было наличие в каждом порту Западной Англии своего пирата, тесно связанного с местными купцами-богачами. Таким был в порту Эксмут капитан Уильям Кайд, в Портсмуте – Клей Стивен. Эти «свои пираты» снаряжали пиратские суда за счет средств местной знати, а затем делились с нею пиратской добычей.

В результате всех перипетий Столетней войны появился в Ла-Манше первый пират женского пола. Это была жена французского аристократа рыцаря Оливье де Клиссона. Так до конца и не известно – справедливо или несправедливо, но в 1343 году его арестовали в Нанте за измену и помощь Англии. Друзья Клиссона тщетно пытались добиться его освобождения. Жена арестованного, Жанна де Бельвиль, горячо любившая мужа, была одной из самых красивых женщин во Франции и пользовалась влиянием при королевском дворе. Но и ее хлопоты не дали положительного результата. Несмотря на отсутствие существенных доказательств и непризнание обвиняемым своей вины, он был публично обезглавлен в Париже, после чего его голову отослали в Нант и выставили для всеобщего обозрения на городской стене.

Жанна де Бельвиль поклялась мстить за безвинную, по ее убеждению, казнь своего мужа. Она перебралась через Ла-Манш, явилась к королю Англии с просьбой передать ей три корабля для нападения на французское побережье. По другой версии, она снарядила корабли за счет средств, вырученных от продажи имевшихся у нее замков, земель и драгоценностей. Свою флотилию она назвала «Флот возмездия в Ла-Манше». Несколько лет корабли флотилии грабили французские торговые суда, беспощадно расправляясь с захваченными командами, нападали даже на французские военные корабли.

Жанна сама руководила пиратскими действиями. Она умело управлялась с саблей и абордажным топором. Во Франции ее называли «кровожадной львицей». Парламент вынес решение о ее изгнании из Франции. Король послал для поимки Жанны и двух ее юных сыновей, сопровождавших мать в плаваниях, военные корабли. Некоторое время Жанне удавалось ускользать от королевских кораблей, преследовавших ее. Но однажды ее корабль был окружен французскими военными кораблями. Жанне с сыновьями удалось бежать с окруженного корабля на шлюпке. Шесть дней гребцы боролись с волнами и течениями. От жажды и голода умер один из сыновей Жанны. Наконец беглецам удалось добраться до берега Бретани. Жанна укрылась у сторонника казненного мужа графа де Монфора. А через некоторое время Жанна, видимо, посчитала, что вполне отомстила за смерть мужа, вышла замуж за некоего де Бентли и прекратила пиратскую деятельность.

Борьба за английский престол между различными феодальными кланами в течение почти всего XV века привела к еще большему расцвету пиратства в Ла-Манше и прибрежных английских водах. Английский король Генрих V заключил договор с Испанией и Францией о взаимном отказе от услуг пиратов-корсаров и о совместной борьбе с пиратством. Согласно этому договору владелец каждого вооруженного корабля должен был внести крупный денежный залог в знак гарантии того, что в море капитан и его команда не будут нападать на торговые суда. Только в случае внесения залога разрешалось судам покидать порты. Кроме того, король издал законы, предусматривавшие суровые кары за морской разбой, он установил выдачу кораблям, действовавшим в соответствии с законом, так называемых железных грамот.

Положение с безопасностью мореплавания немного улучшилось, но при короле Генрихе VI (правил в 1422–1461 годах) пираты вновь завладели английскими прибрежными водами. Риск потери товаров на море стал так велик, что считалось более выгодным отправлять товары из Лондона в Венецию длинным и тяжелым путем по континенту, вверх по Рейну и через альпийские перевалы, чем пользоваться во много раз более дешевым морским путем.

Вскоре, уже при другом английском короле, Генрихе VII (правил в 1485–1509 годах), стали вручать каперские свидетельства тем капитанам, которые давали обязательство бороться с пиратами на свой страх и риск.

Дошло до того, что если английский купец подвергся нападению со стороны французских пиратов и понес потери в сумме 500 фунтов стерлингов, то английские власти выдавали ограбленному купцу грамоту, по которой ему разрешалось «отобрать» у любого французского судна товару на эту же сумму. К чему такая практика приводила, свидетельствует случай с шотландским купцом Эндрю Бартоном. Он сообщил, что его отец много лет назад пал жертвой со стороны португальцев. Король Шотландии Яков IV выдал Бартону грамоту, разрешавшую купцу в отместку за отца отбирать имущество и грабить иноземные суда.

Бартон направился к побережью Фландрии с двумя хорошо вооруженными кораблями «Ляйон» и «Дженнет Пэрвин». Он грабил все попадавшиеся навстречу суда под любым флагом, особенно английским, которые ввозили или вывозили товары из фламандских портов. Дело дошло до того, что английский король Генрих VIII (правил с 1509 по 1547 год) выслал против Бартона военные корабли. Произошел ожесточенный морской бой у Гудвин-Сэндс, в ходе которого Бартон был убит, а его корабли захвачены англичанами, приведены в Блэкуэлл, где их передали в состав английского военно-морского флота. Эти события получили большой резонанс и послужили сюжетом нескольких баллад.

Рассказ о пиратах Балтийского и Северного морей завершим сюжетом из отечественной истории – о каперах Ивана Грозного. В мае 1558 года царские войска овладели Нарвской крепостью. Важный опорный пункт на побережье Финского залива перешел к Московской Руси. Нарва быстро превратилась в крупный торговый порт, конечный пункт «Нарвского морского пути» (из Датских проливов мимо острова Готланд в Финский залив до Нарвы), по которому шла интенсивная торговля Московской Руси с Англией, Голландией, городами Ганзейского союза.

Активная балтийская политика московского царя встретила противодействие со стороны Польши и государств, входивших в состав Германской империи. Имперский съезд, собравшийся в октябре 1560 года в Шпейере, вынес решение о недопущении провоза оружия и проезда в Московскую Русь специалистов военного и морского дела. В соответствии с этим решением германский император Фердинанд I в ноябре 1561 года издал указ о запрещении «нарвского плавания» в Балтийском море и ввоза в Московское государство оружия, пороха, предметов вооружения и военного снабжения. На основании этого указа в Штеттине были задержаны английские суда с пушками и другим оружием, предназначенным для армии царя Ивана IV.

Польско-литовский король Сигизмунд Август, старавшийся прекратить торговлю Англии с Русью через Нарву, прямо обратился к английской королеве Елизавете и откровенно изложил причины, побуждавшие его к этому:

«Московский государь ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву: ибо сюда привозятся не только товары, но и оружие, до сих пор ему неизвестное, привозятся не только произведения художеств, но приезжают и сами художники, посредством которых он приобретает средства побеждать всех. Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если нарвская навигация будет продолжаться, то что будет ему неизвестно?»

Интенсивные морские торговые сношения с западноевропейскими странами по Нарвскому морскому пути неизбежно отразились на торговых оборотах ряда балтийских портов: Ревеля (ныне Таллин), Риги, Данцига (ныне Гданьск) и др., которые прежде являлись посредниками в торговле русскими сырьевыми товарами.

Чтобы препятствовать нарвской торговле и вынудить иностранных купцов отказаться от плавания в Нарву, некоторые прибалтийские страны выслали каперские суда на Нарвский морской путь для нападения на торговые суда, следовавшие в Нарву. Особенно активны были польские и данцигские каперы, которые большими отрядами держались на нарвском фарватере. Они нападали даже на караваны торговых судов, шедших под охраной военных кораблей. Особо упорно каперы атаковали английские суда.

Английские купцы максимально использовали нарвский торговый порт. В 1567 году агент английской компании Гудсон приплыл в Нарву с товарами на 11 тысяч фунтов стерлингов, очень крупную сумму по тем временам. Товары состояли из сукна, других тканей и соли, и при продаже их компания получила 40 процентов прибыли. В 1569 году тот же Гудсон приплыл из Лондона в Нарву на трех судах и писал компании, чтобы на следующую весну она прислала 13 судов, которые он надеялся загрузить товарами. Гудсон предупреждал, чтобы все суда были хорошо вооружены на случай встречи с корсарами.

Летом 1570 года флотилия данцигских каперов в составе шести кораблей напала в Финском заливе на английский конвой, шедший в Нарву. После упорного боя один каперский корабль ушел, один был сожжен, а четыре захвачены и приведены в Нарву. Пленные с каперских судов (82 моряка) были переданы московскому воеводе, который приравнял их к пиратам и всех повесил в назидание другим недругам Руси.

Царь Иван Грозный предпринял меры к расстройству польской морской торговли на Балтике, для чего создал наемную каперскую флотилию под начальством датского корсара Карстена Роде. Ему была выдана от царя «жалованная грамота» (каперское свидетельство) и денежные средства для оснащения судна. Карстен Роде вышел в первое плавание с одним судном, но вскоре за счет захвата призов и привлечения им на московскую службу других моряков увеличил свою флотилию до шести судов.

Прибалтийские государства усмотрели в появлении московских каперов явную попытку царя завести свой постоянный флот на Балтике. Корсар Роде базировался в Дании, а Дания была дружественна Москве. Он выходил в плавание на торговые пути и в течение первых же месяцев захватил 17 торговых судов. Все это побудило Польшу, а затем и Швецию создать специальные корабельные отряды для борьбы с Роде.

Прибалтийские государства усилили дипломатический нажим на Данию и выразили протест против оказываемого ею содействия московским каперам. Датский король Фридрих II решил ликвидировать флотилию Роде. Его суда были конфискованы, и в конце 1570 года Роде был арестован и заключен в один из замков. Так что можно считать: царь Иван Грозный первым из московских властителей не только понял значение флота для государства, но и хотел завести собственные морские военные корабли. В 1581 году шведы после упорной осады и жестокого штурма захватили Нарву. Московское государство лишилось единственного порта на Балтике. Историческая справедливость была восстановлена царем Петром I только через 120 лет.

Триумф варваров

Во власть вашу

Он отдал море, чтобы из него питались вы…

Видишь, как корабли с шумом рассекают его,

чтобы вам доставить благотворения Его

и возбудить вас к благодарности.

(Коран, сура ХМ1, стих 14, 16)

Мы, члены братства муаллимов, прикованы к своим обязанностям; мы дали клятву никогда не покидать своих кораблей, пока не подойдет к ним роковой конец. Мы, муаллимы, поднимаясь на борт корабля, связываем с ним свою жизнь и судьбу. Если он спасется, спасены и мы, если он гибнет, мы умираем вместе с ним.

(Бузург ибн Шахрийар. Х век)

С падением Константинополя под напором полчищ турок-османов в 1453 году и окончательным изгнанием мавров с Пиренейского полуострова в 1492 году противостояние ислама и христианства по периметру Средиземного моря получило новый существенный импульс. На фоне этого противостояния родился и расцвел на побережье Северной Африки новый центр пиратства, вошедший в историю под названием варварийского.

Тому, что побережье Северной Африки стало средоточием пиратских гнезд, способствовал распад в середине XV века могущественного мусульманского государства династии Xафсидов. В результате в Северной Африке возникло множество независимых эмиратов с центрами обычно в портовых городах (Триполи, Тунис, Бужи, Алжир, Гулетта, Оран). Правители этих небольших государств жили во многом за счет доходов от морского разбоя. А были эти доходы немалыми. Обычно правитель получал 1/10 от продажи захваченных товаров и рабов, а также от суммы выкупа за состоятельных пленников. За это пиратам предоставлялось убежище в портах и право свободной торговли добычей.

Изгнанные с юга Испании мавры осели в основном в Тунисе и Алжире и составили основу варварийского пиратского сообщества, которое, естественно, пополнялось за счет выходцев со всех регионов мусульманского мира. Так, в истории осталось имя гончара Якоба, вероятно грека, переселившегося с Балкан на остров Лесбос, переданный в XIV веке Византией в наследственное владение знатному генуэзскому роду Гателуччо. Но в 1462 году греческий Лесбос был захвачен турками и получил новое имя Мидюллю (Митилини). Якоб со всей семьей принял ислам. Он получил прозвище Реис, что по-турецки означает «капитан». Считается, что у него было собственное небольшое судно, на котором он развозил по рынкам на островах Эгейского моря свои гончарные изделия. Возможно, он при благоприятных условиях занимался и пиратством, привлекая к этому делу своих четверых сыновей – Xорука, Элиаса, Исхака и Ацора. Более достоверно известна судьба Xорука и Ацора. О них и продолжим повествование.

Начальный период жизни обоих знаменитых братьев известен мало. По одной из версий их биографий, после смерти отца один из сыновей, Xорук, отправился в столицу турецкого султаната Константинополь (Стамбул) и был принят надсмотрщиком на военную галеру. Все гребцы на галере были невольники-христиане. Xорук следил за работой гребцов. Тех, кто, по его мнению, не греб в полную силу, он подгонял ударами бича.

Галера, на которой служил Xорук, была захвачена рыцарями ордена Госпитальеров с острова Родос, и он из надсмотрщика превратился в подневольного гребца. Теперь уже его стегал плетью христианин-надсмотрщик. Считается, что именно тогда Xорук стал называть себя на итальянский лад – Арудж. Он был выкуплен из неволи своим братом Ацором, принявшим имя Xайр-эд-Дин – «Хранитель веры». А деньги для выкупа брата Ацор, став пиратом, накопил за счет ограбления христианских судов.

По другой версии, галеру, на которой Арудж был гребцом, выбросило на камни. Он вырвал из подгнившей банки-сиденья крепления своих цепей, сумел от них освободиться и добраться до берега Леванта. Там он стал капитаном каперского судна турецкого паши – наместника Леванта. Половину добычи корсар должен был отдавать паше.

Но и на этот раз судьба была неблагосклонна к нему. Новоиспеченный пиратский капитан рискнул зайти в одну из уединенных бухт на Родосе и подойти к берегу. Команда разбрелась по берегу, а дозорные не были выставлены. Внезапно показалась сторожевая галера рыцарей, которую пираты обнаружили слишком поздно. Часть пиратов была изрублена рыцарями, а другая попала в плен. Но Арудж успел укрыться в расщелине и вновь благополучно добрался до левантийского берега. Неудачливого пирата паша подверг наказанию плетьми и изгнал с позором.

В константинопольском порту Арудж нанялся кормчим на торговое судно. В плавании он сумел взбунтовать команду и собственноручно заколол хозяина судна. Совершив подобное преступление против мусульманина и турецкого подданного, Арудж поставил себя вне закона во всех владениях «Блистательной порты» (так называли турецкий султанат в Европе), а это в то время было все Восточное Средиземноморье. И он вместе с братом Xайр-эд-Дином, захватив по пути еще одно турецкое судно, отправился в западные районы Средиземноморья, чтобы быть вне досягаемости турецких властей.

Там сложилась довольно сложная и противоречивая обстановка. Открытие Колумбом Нового Света подхлестнуло завоевательские настроения в окружении испанских королей. Борьба с неверными, то есть с маврами, в Африке вновь стала одной из приоритетных задач испанского двора. В 1504 году эскадра, снаряженная на средства королевского двора и Xименеса, воинственного архиепископа Толедского, направилась к берегам Северной Африки, чтобы сокрушить неверных и разорить пиратские базы. Высаженные на побережье испанские войска осадили крепость Мерс-эль-Кебир вблизи Орана. Вскоре осажденный гарнизон капитулировал. За следующие четыре года испанцам удалось захватить Оран, Бужи, Триполи.

В течение 1509–1510 годов почти весь Алжир был захвачен войсками испанского короля Фердинанда V Католика. Алжирский султан объявил о своей покорности испанской короне, были освобождены все христианские пленники. В порту Алжир недалеко от берега на маленьком островке испанцами был построен форт, названный Пеньон («Гребешок»). Таким образом, испанцы стали контролировать всю алжирскую бухту. Казалось, еще немного – и испанский флот станет полным хозяином западносредиземноморских вод.

Но вернемся к героям нашего рассказа Аруджу и Xайр-эд-Дину. По пути на запад у берегов Сицилии они повстречали большое испанское судно, смело атаковали его и взяли на абордаж. В их руках оказалась богатая добыча и 300 пленников, в том числе 60 испанских дворян-идальго. Досталась пиратам и свора охотничьих собак, принадлежавшая одному из плененных идальго.

Арудж привел свою небольшую флотилию (три судна) в Тунис, где правил султан Мулей-Ахмед. Арудж знал, что султан был покровителем пиратов и охотно принимал пиратские дары. Поэтому пират устроил пышное шествие к султанскому дворцу: 50 знатных испанских пленников, одетых в самые богатые платья, с гончими собаками на поводу были преподнесены в дар султану; остальные пленники несли открытые ларцы с драгоценностями, золотыми и серебряными монетами, рулоны дорогих тканей. В шествие пират включил и захваченных молодых испанских женщин и девушек, предназначенных для выкупа или для султанского гарема.

Разумеется, султан согласился на просьбу Аруджа предоставить пиратам право пользования гаванью на острове Джерба в заливе Сирт. На острове было озеро, соединенное с заливом каналом, по которому могли проходить небольшие пиратские корабли. За все это султан требовал от Аруджа себе в казну пятую часть всей пиратской добычи. Более того, султан в предвидении больших барышей от пиратской деятельности Аруджа сдал в аренду пирату несколько своих галер.

К Аруджу потянулись пираты, изгнанные из Орана, Алжира, Бужи; к нему собирались отчаянные моряки – мавры, турки, левантийцы, ренегаты (перешедшие в ислам испанцы и итальянцы). Настоящая слава пришла к Аруджу в 1504 году, когда о нем заговорили не только на побережье Северной Африки, но и в Италии и Испании.

Летом того года на пути из Генуи в Чивитавеккью плыли две военные галеры с ценным грузом на борту, принадлежавшие папе римскому Юлию II. Когда первая галера проходила мимо острова Эльба, ее капитан Паоло Виктор обратил внимание на небольшое судно, похожее на купеческую фелюку, которое уже долгое время шло в отдалении от его галеры параллельным курсом. Он особо не обеспокоился, видя неизвестное судно – может быть, пиратское. Ведь на военной галере имелись и орудия, и отряд солдат, так что он посчитал невозможным нападение на нее небольшого пиратского судна. Внезапно это судно резко повернуло и прижалось к борту галеры. Палуба папской галеры была буквально осыпана градом стрел. А затем с этого судна за считанные секунды на борт галеры перелезли десятки пиратов во главе с предводителем, у которого была ярко-рыжая борода. Начался жестокий абордажный бой. Экипаж галеры сумел все же прижать пиратов к борту и повязать их. Рыжебородого предводителя привязали к мачте.

Папские солдаты бросились на пиратскую фелюку в поисках добычи, оставив оружие на палубе галеры. Тут-то и произошло неожиданное. Предводитель пиратов, а это был Арудж, сумел освободиться от наспех завязанных веревок, заколол капитана галеры и освободил от веревочных пут своих соратников. Безоружные папские солдаты сдались. Мавры-гребцы на галере встретили пиратов радостными криками.

Арудж заставил обезоруженную команду галеры раздеться и запер ее в трюме, а затем приказал своим пиратам облачиться в одеяния папских солдат. Он взял на буксир пустую фелюку и стал поджидать подхода второй галеры. Ее капитан спокойно наблюдал за приближением захваченной пиратами галеры и решил, что команда первой галеры буксирует плененное пиратское судно. Приблизившись ко второй галере, пираты, облаченные в костюмы папских солдат, быстро овладели ею, повязав оторопевшую от изумления команду.

Затем Арудж высадил всех оставшихся в живых папских воинов на берег, чтобы весть о его блестящей победе быстрее разнеслась по христианским странам. С того времени за Аруджем и закрепилась кличка Барбаросса – «Красная борода». (До него так называли германского императора Фридриха I Барбароссу, одного из вождей 3-го Крестового похода, за наличие у него густой рыжей бороды.) Весь католический мир был просто потрясен этим дерзким налетом на папские галеры. Папа Юлий II обратился к королю Кастилии и Арагона Фердинанду с просьбой разорить базы пиратов-мусульман. Но сделать это оказалось совсем не просто.

В 1516 году умер король Кастилии и Арагона. В Испании началась смута междуцарствия, так что испанским дворянам стало не до Северной Африки. Именно тогда Арудж обратился к султану Туниса с предложением отбить у испанцев крепость Бужи (теперь город Беджаия). Султан охотно согласился на предложение пирата и обещал выделить им в помощь несколько кораблей и припасы. Ведь при возвращении Бужи султану Туниса под его контроль стали бы (как и ранее, до захвата города испанцами) исправно поступать налоги с многочисленных жителей города, в котором было тогда 8 тысяч домов. В случае успеха пираты надеялись, что султан разрешит им использовать гавань Бужи как базу для дальнейших нападений на испанские суда. Арудж заручился также поддержкой горских берберских племен.

Он был уверен, что жители Бужи сами откроют ворота крепости, потому что ненавидят своего правителя-бея. Всего за 10 лет до этого, когда к городу подошли испанские корабли с войсками, султан не организовал оборону города, а бежал с охраной, евнухами и гаремом в горы. Пришлось и многим жителям покинуть родные дома. Испанцы без единого выстрела заняли крепость, и город был отдан на разграбление солдатам. Бей начал переговоры с испанцами, изъявил покорность испанским владыкам, готовность платить им ежегодную дань и, главное, обязался изгнать из города пиратов. А ведь до этого жители города – состоятельные мавры и иудеи, изгнанные ранее из Испании, снаряжали пиратские корабли и получали часть добычи при захвате пиратами судов христиан и ограблении прибрежных поселений Испании и Италии. Испанский командующий граф Пьетро Наваррский разрешил бею возвратиться в разграбленный дворец. Он заставил жителей города укрепить стены касбы – крепостной цитадели, построил в ней замок и затем разместил там испанский гарнизон.

Арудж высадился с несколькими десятками пиратов на разведку и близко подошел к цитадели. Испанцы открыли артиллерийский огонь, и ядром у Аруджа оторвало левую руку. Пираты вынуждены были отступить (по другой версии его биографии, Аруджу отрубили руку ранее в абордажной схватке при захвате вместе с братом Xайр-эд-Дином испанского военного корабля). Но через полгода Арудж вновь в строю. Тунисские ремесленники изготовили ему протез из серебра. Искусственная рука могла двигаться и даже сжимать рукоять кинжала.

Неукротимый пират разграбил поселения на острове Минорка (Балеарские острова), а затем подошел к Корсике. Местные жители, наслышанные о бесчинствах пиратов, выплатили Аруджу большую сумму денег, лишь бы пираты не высаживались на берег. Затем в Тирренском море он взял на абордаж несколько торговых судов.

Но мысль о взятии Бужи не оставила Аруджа. Он вновь отправился под ее стены. Старую арабскую касбу он взял с налета. Испанцы засели в замке. Попытка штурма его привела к гибели 400 пиратов. Арудж приказал начать осаду. Испанский губернатор Орана послал на помощь осажденным эскадру. Подойдя к Бужи, испанские корабли начали бомбардировку осаждавших. Союзники (кочевники-кабилы) с началом бомбардировки оставили город и ушли в горы. Пришлось отступить и Аруджу. В начале нападения на Бужи пираты завели свои корабли в устье реки. Возвратившись к устью, Арудж увидел: вода в реке резко спала и корабли оказались на мели. Пришлось ему с пиратами двигаться по горным тропам пешком. Пройдя 80 миль, пиратский отряд подошел к городу Джиджелли, расположенному на небольшом острове у побережья.

Город, насчитывавший всего 500 домов, был окружен мощной стеной. Этим городом не раз пытались овладеть – и бей Бужи, и султан Туниса, и испанцы. Но Аруджу, который был известен как храбрый боец с неверными, жители города добровольно открыли ворота и даже согласились платить подать на содержание «борцов за веру».

После смерти короля Фердинанда в 1516 году жители Алжира восстали против испанской оккупации. Восстание возглавил араб Селим ат-Туми, который и стал алжирским эмиром. Испанский гарнизон перешел на островок у входа в гавань в форт Пеньон, где дон Мартин де Варгас с гарнизоном всего из полутысячи солдат стал ожидать помощи с моря или по суше из Орана. Муфтии посоветовали Селиму ат-Туми позвать на помощь Барбароссу.

Арудж (Хорук), Барбаросса I (слева), и Ацор-Хайр-эд-Дин, Барбаросса II

Предвидя перемены в Алжире, Арудж и Xайр-эд-Дин заблаговременно перевели пиратские корабли с Джербы у берегов Туниса на скалистый алжирский архипелаг Агелли. Поэтому получив приглашение, Арудж послал брату приказ немедленно направиться к Алжиру со всем пиратским войском. А сам с 60 бойцами пошел туда же из Джиджелли.

Прибыв в Алжир, Арудж дождался быстрого прибытия брата со всеми пиратскими кораблями, удавил Селима и провозгласил себя правителем Алжира, начав даже чеканить собственную монету со своим профилем на ней. Барбаросса обложил высокими налогами город и окрестных племенных вождей, даже более высокими, чем взимали испанцы. Против новоявленного тирана составился заговор. Но среди заговорщиков нашелся предатель, ренегат (бывший христианин). Он и выдал заговорщиков Аруджу, который в ближайшую пятницу призвал их на пятничную молитву в главную мечеть, а заодно пригласил туда и богатейших горожан. Едва приглашенные на молитву вошли в мечеть и расстелили молитвенные коврики, как приближенные Аруджа – турки – заперли все двери, бросились на молившихся и порубили их саблями. Затем по приказу Аруджа обезглавленные тела были привязаны к хвостам ишаков, их проволокли по улицам города и сбросили в яму с нечистотами.

Муллы не осмелились осудить подобное святотатство. Барбаросса укрепился в Алжире, но захватить Пеньон и полностью открыть гавань Алжира, своей столицы, не смог. Но и испанский губернатор Орана не решался послать отряд в помощь осажденным на Пеньоне через районы проживания враждебных испанцам племен.

Барбаросса решил расширить границы своих владений на суше. В Алжир поступили сведения о смерти султана, правящего в богатом городе Тлемсене, расположенном примерно в 100 километрах южнее Орана. Это был крупный город, где имелось 12 тысяч домов, множество мечетей и бань. В его караван-сараях останавливалось немалое число купцов из Черной Африки. В гавани были склады и гостиницы генуэзских купцов. В одном из кварталов жили иудеи, бежавшие из Испании, среди них были богатые менялы и ростовщики, с которых султан взимал высокие налоги. В городе началась кровавая борьба за власть среди родственников умершего султана. Племянник посадил в тюрьму своего дядю Абу-Зайана, законного наследника, и отправил королю Испании Карлу I послание, в котором признавал себя его вассалом.

Барбаросса во главе отряда воинов направился в Тлемсен, оставив в Алжире брата. Сторонники арестованного Абу-Зайана открыли Барбароссе ворота города, так как он поклялся вызволить из тюрьмы законного султана и наказать узурпатора. Последний все же успел бежать в Оран под защиту испанского губернатора. Барбаросса освободил Абу-Зайана и тут же приказал повесить его. Так же беспощадно он расправился с семью сыновьями законного султана, а чтобы в зародыше подавить всякое сопротивление местной знати, он обезглавил 70 человек.

Но испанцы не стали мириться с новоявленным султаном Тлемсена. Сторонники бежавшего к испанцам племянника открыли ворота города, и испанцы во главе с губернатором Орана ворвались в город. Барбароссе со своим отрядом пришлось бежать из Тлемсена. По преданию, при бегстве, чтобы отвлечь преследователей, Барбаросса разбрасывал по дороге золото и серебро. Тем не менее он был застигнут на берегу реки Саладо, быстрое течение которой не позволило ему переправиться и уйти от погони. С остатками своего отряда Барбаросса укрылся за глинобитными стенами козьего загона и яростно отбивался от наседавших врагов, но был пригвожден копьем к стене сарая. Это случилось в мае 1518 году, видимо, на 44-м году жизни Аруджа Барбароссы.

По другой версии обстоятельств смерти Барбароссы I, ему удалось переправиться на другой берег реки, с которого он наблюдал безнадежную борьбу своего арьергарда, прикрывавшего отступление. Потрясенный героизмом и верностью своих воинов, он с ближайшими соратниками вновь переправился через реку и погиб в схватке с наседавшими испанцами.

Командир испанского отряда дон Гарсиа де Тинео отрубил голову еще дышавшему пирату. С тела погибшего пирата сняли серебряный протез руки. Голову с рыжей бородой насадили на древко штандарта, который отправили в Испанию и там возили из города в город, чтобы все убедились в гибели этого страшного врага испанской короны и всего христианского мира.

Получив известие о гибели брата, Xайр-эд-Дин в знак глубокой печали велел выкрасить все двери дворца в черный цвет и сам на пять суток перешел жить в другой, бедный дом. Он надел траурное черное одеяние, выезжал в город только на черном скакуне. Свою бороду он выкрасил хной, как бы в память рыжебородого брата – Барбароссы I.

Ставший с 1516 года испанским королем Карл I помимо самой Испании владел большей частью Южной Италии, Сицилией, Фландрией и Нидерландами, а по ту сторону Атлантики ему принадлежали обширные испанские колонии во вновь открытой Америке. А с 1519 года он, как император Священной Римской империи, стал Карлом V – сюзереном для всех самостоятельных германских государств и городов. Льстецы стали говорить ему, что над его империей никогда не заходит солнце. Обладая такой большой властью и богатствами, Карл стремился возглавить весь христианский мир в борьбе с неверными.

Еще ранее он повелел вице-королю Сицилии Гуго де Монкада разгромить пиратское государство в Алжире и снять осаду с Пеньона. Это казалось возможным после гибели главного пирата Северной Африки Барбароссы I.

Испанская эскадра, на которой разместилось 5 тысяч лучших солдат, подошла к Алжиру в середине августа 1518 года. Корабли блокировали гавань Алжира. В гарнизон Пеньона были доставлены пополнение, боеприпасы, провиант. Испанцы высадили на берег десант (полторы тысячи воинов) и предложили Xайр-эд-Дину капитулировать. В ответ он прислал вице-королю письмо, в котором было сказано: «Знайте, пока в Алжире останется в живых хоть один турок, вы не проникнете в него. Меч решит, кто из нас станет владыкой моря. Аллах рассудит!»

Вице-король собрал военный совет и на нем предложил немедленно начать обстрел городской стены, чтобы пробить в ней проход и затем штурмовать город. Не все члены совета были согласны с этим. Начальник артиллерии и ряд других офицеров предложили дождаться подхода отряда войск султана Тлемсена, чтобы он прикрыл с тыла испанское войско. Дело в том, что конные отряды враждебного испанцам племени кабилов уже подходили к городу.

На шестой день бездействия испанцев разыгрался страшный шторм. Сильным северным ветром около 30 испанских галер выбросило на берег, другие корабли получили сильные повреждения при столкновении друг с другом и затонули, погибло 2 тысячи солдат. Xайр-эд-Дин воспользовался этим и внезапной стремительной вылазкой прижал десант к берегу. Испанцы не смогли воспользоваться преимуществом в артиллерии из-за того, что подмок порох. Защитники города захватили много пленных, среди них было немало представителей знатных дворянских фамилий Кастилии, Арагона и Италии.

Через губернатора Орана Xайр-эд-Дин предложил королю Карлу выкупить пленников. Но к назначенному сроку не удалось собрать огромную сумму выкупа.

Победитель велел отправить пленных на берег моря якобы для сбора обломков кораблей и оставшегося после гибели галер ценного имущества. Когда пленных вывели за стены города, на них набросились турки Xайр-эд-Дина и изрубили более 3 тысяч человек. Лишь 70 пленных остались в живых. Король, получив сообщение об этом ужасном преступлении, направил в Оран галеру с 12 тысячами червонцев. Но предводитель пиратов приказал расправиться и с оставшимися в живых пленниками. Половину из них вывели на мол и на глазах у испанского гарнизона Пеньона казнили, отрубив им головы, а затем, надев их на пики, выставили в ряд. Тела казненных зашили в мешки, наполненные камнями, и бросили в море. Остальных пленных заковали и отправили на галеры.

Так Xайр-эд-Дин показал, что он – беспощадный и жестокий продолжатель дела погибшего брата. Он даже принял прозвище Барбароссы II и стал постоянно красить хной бороду, чтобы быть и в этом похожим на погибшего брата, хотя внешне отличался от худощавого Барбароссы I массивной фигурой и крупными чертами лица. Ужасной расправой с пленными он как бы повязал кровавой цепью с пиратами-турками и мавров Алжира, и местные племена. Теперь было понятно, что испанцы и другие воины-христиане начнут жестоко мстить всем, кто связан с властью Xайр-эд-Дина и поддерживал его. А тот твердо сделал ставку на покровительство турецкого султана.

В тот же год он был провозглашен законным султаном Алжира собранием муфтиев, ревнителей и знатоков законов шариата и богатых купцов, а затем объявил о посылке им посольства в Константинополь. Подарки султану Османской (Оттоманской) империи были им отправлены на четырех кораблях. Посол доставил турецкому султану письмо от Xайр-эд-Дина, в котором он описал свои победы над испанцами – злейшими врагами Турции – и просил султана принять Алжир и его народ в число своих подданных.

Посол встретил в Константинополе самый теплый прием. Султан и его приближенные были в восторге от того, что теперь в составе Оттоманской империи появилась страна, расположенная так близко от Испании, а турецкий флот пополнится за счет пиратских флотилий Барбароссы II. Султан присвоил пирату, как своему вассалу, титул паши. Он оказал конкретную помощь Барбароссе II, прислав в его распоряжение отряд артиллеристов-пушкарей и 2 тысячи янычар. Через некоторое время султан назвал подвластные Барбароссе II территории Африканским бейликом, а сам пират получил титул бейлербея (бея над беями). Название бейлика Африканский давало бейлербею право продолжить захват соседних с Алжиром областей Африки, а любое нападение на Алжир теперь рассматривалось как агрессивные действия по отношению к Оттоманской империи.

После нескольких успешных сражений с испанским флотом турецкий султан даровал Барбароссе II звание адмирала. Главный пират Северной Африки непрестанно посылал флотилии под командой своих капитанов – турка с острова Родос Драгута, христианского ренегата Какчи-дьявола, перешедшего в ислам иудея из Смирны Синана, прозванного «грозой ада» Айдина – в пиратские рейды в различные районы Средиземноморья. Но для дележа добычи и отдыха им приходилось возвращаться на остров Джерба, так как испанцы на Пеньоне все еще запирали вход в гавань Алжира.

В 1519 году на помощь защитникам Пеньона было послано 50 кораблей с войсками под командой Уго де Монкада, но Барбаросса II нанес поражение испанской эскадре. Тем не менее защитники Пеньона под командованием дона Мартина де Варгаса отразили в течение следующих 10 лет до 100 атак пиратов.

В 1529 году Барбаросса II решил покончить с испанцами на Пеньоне. В течение 16 дней непрерывный пушечный огонь разрушал стены форта на острове. Затем 45 пиратских кораблей вплотную подошли к острову и под прикрытием артиллерийского огня высадили десант. Полторы сотни воинов, составлявших гарнизон Пеньона, почти полностью погибли. Раненого престарелого коменданта острова Барбаросса II приказал привязать к столбу и забить розгами, что и было выполнено на приморской площади Алжира Бадистан, служившей рынком рабов, в присутствии самого паши и под рев разъяренной толпы. Развалины форта были срыты до основания, а сам остров за два года изнурительного труда тысяч христианских невольников был соединен каменной перемычкой с берегом. Алжирский порт стал главным пристанищем варварийских пиратов.

Всеми своими поступками и поведением Барбаросса II полностью соответствует характеристике, которую ему дали французские авторы в 1841 году:

«Ум и храбрость в нападении, прозорливость и отвага в обороне, огромная работоспособность, непобедимость – все эти похвальные качества заслонялись приливами неутомимой и холодной жестокости».

Испания сразу ощутила потерю Пеньона. Теперь из Алжирской гавани пираты доходили к испанским берегам при попутном ветре всего за сутки. Алжир превратился в самый крупный невольничий рынок Северной Африки. В том же 1529 году произошло еще одно серьезное столкновение моряков Барбароссы II с испанскими моряками. Пиратская флотилия Какчи-дьявола в составе 15 легких галер встретила 8 кораблей под командованием начальника галерного флота Испании Родриго Портонды. Пираты стремительно атаковали врага и захватили 7 испанских кораблей, восьмой был потоплен. Сам Портонда погиб, а пираты потеряли всего 30 бойцов.

Парусно-весельная галера (Рисунок Питера Брейгеля Старшего. XVI в.)

Захваченные испанские корабли пополнили пиратский флот, который возрос до 60 кораблей. У Xайр-эд-Дина созрел дерзкий план налета на испанский порт Кадис. В порядке подготовки к экспедиции он направил за продовольствием два десятка галер в Шершель, порт во владениях султана Тлемсена. В это время испанская эскадра под командованием адмирала Андреа Дориа находилась в районе Балеарских островов. Лазутчики донесли Дориа о походе пиратов за продовольствием, и он сразу направился на юг, в Шершель. Затопив свои суда, пираты укрылись в цитадели-касбе. А испанские моряки, увидев в порту затопленные пиратские суда, высадились на сушу и начали грабить дома, оставленные бежавшими из города жителями. Когда моряки разбрелись по городу, в него ворвался конный отряд кочевников-кебилов, одновременно из касбы выступили пираты. Началось избиение испанцев. 1400 из них были убиты, а 600 попали в плен. У пиратов не было судов, а вести пленных по суше они не захотели и всех их уничтожили. Но в результате Барбаросса II, потеряв треть своего флота, вынужден был отказаться от набега на Кадис.

Испанским флотом командовал адмирал Андреа Дориа, который в течение десятилетий боролся с пиратскими флотилиями Барбароссы II. Он принадлежал к древнему генуэзскому роду, и его предки на протяжении трех веков командовали кораблями и флотилиями Генуэзской республики. Император Карл V назначил Дориа главнокомандующим всеми своими морскими силами, и в 1532 году генуэзец одержал блестящую победу над турецким флотом у берегов Греции.

Барбаросса II направился в Константинополь во главе пиратской флотилии из 18 кораблей. По пути он напал на остров Эльба, где сжег город и уничтожил несколько генуэзских судов. К нему присоединилась пиратская флотилия с острова Джерба, и он привел в Константинополь 40 кораблей. Бои между кораблями Дориа и Барбароссы II продолжились. Дориа сумел нанести поражение отдельным флотилиям турок в Восточном Средиземноморье. А Барбаросса во главе большой пиратской флотилии опустошил побережье Италии, разбил флотилию Дориа и преследовал его вплоть до Венецианского залива.

В 1533 году Барбаросса II во главе флотилии из 60 пиратских галер появился в порту Реджо на южной оконечности Калабрии. Появление пиратов стало полной неожиданностью для жителей города, которые были уверены, что Барбаросса не рискнет форсировать опасный Мессинский пролив. Предводитель пиратов, воспользовавшись паникой, напал на форт Санта-Лусия и овладел городом. Пираты захватили тысячи горожан, погрузили их на стоявшие в порту торговые суда и увезли с собой.

Но целью Барбароссы II был город Фонди, где жила, как рассказали ему пленники из Калабрии, молодая дама, прославившаяся своей красотой по всей Италии. Вскоре он узнал ее имя: Джулия Гонзага, княгиня Тарджетто. Чтобы обеспечить неожиданность нападения и исключить возможность бегства прекрасной Джулии, вдовы князя Тарджетто, Барбаросса напал на город в полночь. Но поднялась тревога и красавица, вскочив с постели, села на коня и в сопровождении слуги покинула город.

Предание гласит, что после бешеной скачки конь княгини выбился из сил и красавица прилегла отдохнуть под сенью огромного дуба. Но тут ее подстерегали опасности иного рода. Известно, что когда пираты ушли из города, то молодой слуга был обезглавлен по приказу княгини.

А в Фонди, захваченном пиратами, шла кровавая вакханалия. Не найдя Джулии, Барбаросса II пришел в ярость и отдал город на разгром пиратам. Стариков убивали, женщин насиловали, оставшихся в живых взяли в плен, а город сожгли.

Барбаросса II укрепил свое могущество, захватив Тунис, султан которого бежал к испанцам. В 1535 году император и испанский король Карл V лично возглавил поход в Тунис. Эскадра кораблей под командованием адмирала Андреа Дориа с войсками Карла V направилась к Тунису. Корабли подошли к городским стенам Туниса так близко, что моряки, взобравшись на мачты, могли расстреливать врагов поверх стен. Под прикрытием огня с кораблей испанцы ворвались в касбу. Барбаросса II бежал в Алжир. Город был разграблен испанскими солдатами и наемными ландскнехтами из Германии и Италии. Известно, что в бою за город погибло меньше солдат-христиан, чем в междоусобных схватках за добычу внутри города; 70 тысяч жителей города бежали в пустыню (почти все они погибли от жары и жажды); около 40 тысяч жителей были захвачены в плен вопреки обещаниям короля. Карл V «разрешил» тунисскому султану Мулей-Гасану выкупить собственных подданных. Сообщается, что первым делом султан позаботился о выкупе своих наложниц и евнухов гарема.

Но через некоторое время Барбаросса опустошил остров Минорку, уведя оттуда 6 тысяч пленных, которых он подарил турецкому султану Сулейману. Восхищенный победами своего вассала, султан 15 октября 1535 года провозгласил Барбароссу великим адмиралом и поставил во главе всего турецкого флота.

Борьба между императором Карлом V и Турцией привела к тому, что турецкий султан сблизился с французским королем Франциском I, соперничавшим и воевавшим с императором в Италии. А после поражения при Павии Франциск I обратился к султану за прямой помощью. Султан выразил готовность выступить на стороне Франции. Но оформлен франко-турецкий договор был лишь в феврале 1536 года – после захвата Туниса войсками Карла V.

По пути во Францию корабли Барбароссы во время прохода Мессинского пролива были обстреляны береговыми батареями порта Реджо. В ответ Барбаросса обстрелял город из корабельных орудий и высадил десант – 12 тысяч янычар, которые разграбили город и расправились с его жителями.

Среди пленных, захваченных в Реджо, оказалась красивая 18-летняя дочка губернатора города. Предводитель пиратов, которому в это время было уже за 70, обратил на пленницу внимание. По преданию, очарованный красотой девушки, Барбаросса приказал доставить ее на свой флагманский корабль. Девушку привели в роскошно убранную каюту, в которой были установлены вдоль переборки сундуки, наполненные драгоценностями и золотыми монетами. Пленница разрыдалась, заявив, что самое ценное у человека не богатства, а свобода.

Барбаросса предложил девушке стать его женой и обещал освободить ее родителей.

В конце концов, девушка дала согласие. Ее родителей и наиболее знатных жителей Реджо отпустили домой, вернув им имущество. После этого эскадра Барбароссы и он сам с молодой женой направились в Марсель, где его, главаря пиратов, грабивших до этого южное побережье Франции, приняли как союзника и победителя врагов – императора Карла V и его испанцев.

Первое, что сделал Барбаросса, базируясь во французском порту, это нападение на Ниццу, где мальтийский рыцарь Паоло Симеони, возглавлявший небольшой гарнизон, оказал мусульманскому войску решительное сопротивление. Все атаки турок против крепости Ницца были отбиты.

Пираты и янычары Барбароссы начали грабить поселения Южной Франции, захватывать мирных жителей в плен, что, естественно вызвало недовольство и протест французских властей. Но Барбаросса игнорировал все протесты. Более того, он с первого дня пребывания в Южной Франции потребовал, чтобы французский король взял на себя содержание его флота.

Пират настаивал, чтобы ему возместили не только расходы по содержанию кораблей и войска во Франции, но и все потери, которые его флот может понести на обратном пути к Константинополю. И Барбаросса выбрал довольно эффективный способ давления на своего союзника: он заявил, что останется во французских портах до тех пор, пока ему не выплатят все требуемые им деньги. Французы поняли, что для них лучше быстро выплатить все суммы, чтобы освободить французскую землю от таких неспокойных и опасных постояльцев.

По пути на восток Барбаросса нападал на поселения островов Эльба, Иския, Прочида и Липарские острова.

К берегам Малой Азии пиратские корабли прибыли с большой добычей, имея и 7 тысяч пленников. А во Франции Барбароссе возвратили 400 мусульманских пленников, причем он так и не заплатил за их освобождение никакого выкупа.

В 1536–1537 годах турецкий флот под командованием Барбароссы II, выступая на стороне Франции против императора Карла V, захватил Бизерту в Тунисе, угрожал Неаполю, ограбил поселения на островах Ионического и Эгейского морей, принадлежавшие Венеции, союзнице императора.

В 1537 году корабли Андре Дориа атаковали близ Мессины турок и захватили 12 турецких галер. Побежденные пираты ответили на это нападением на побережье Апулии в Южной Италии, а затем атаковали остров Корфу, принадлежавший тогда венецианцам.

В следующем 1538 году Андреа Дориа сосредоточил в Лионском заливе у южных берегов Франции соединенный флот в составе 200 кораблей. В их числе были 80 венецианских, 36 папских и 30 испанских галер. На кораблях соединенной эскадры размещалось 60 тысяч воинов и 2500 орудий. Барбаросса перевел свои пиратские силы в район Ионического моря. Турецкий флот немного уступал христианскому. 25 сентября 1538 года два флота встретились в заливе Превеза у побережья Западной Греции.

На следующий день ветры благоприятствовали турецким кораблям. Битва закончилась победой турецкого флота, в составе которого лучшими моряками были варварийские пираты.

Три года прошло, пока Карл V и его союзники сумели оправиться от поражения и собрать новый флот, который вновь возглавил Дориа. Император посадил на 300 кораблей 25-тысячную армию, ударной силой которой были 500 мальтийских рыцарей. Флот отплыл из портов острова Майорки в середине октября 1541 года. Карла на флагманском корабле сопровождали знатные дворяне с дамами, в том числе знаменитый покоритель Мексики Эрнандо Кортес.

Подойдя к Алжиру, армия, которой командовал прославленный испанский полководец герцог Альба, высадилась на берег. Король решил нанести по столице пиратов одновременный удар с суши и с моря. Атаку решили начать с рассветом. Но разыгравшийся шторм не позволил Дориа подвести корабли к стенам для эффективного их обстрела. Около 40 кораблей разбило о скалы. Воины племен кебилов спустились с гор и у берега уничтожали пытавшихся спастись моряков. В это время защитники города воспользовались смятением и сделали вылазку. Тысячи янычар и пиратов атаковали испанскую армию. Они захватили все орудия, установленные на берегу для обстрела города. Король сражался в строю мальтийских рыцарей, но не смог остановить отступавших солдат. Пришлось отходить вдоль побережья, подвергаясь непрерывным атакам турок и кебильской конницы. По дороге императорская армия с большими потерями преодолевала реки, вздувшиеся после сильного шторма и дождей. Наконец испанцы добралась до остатков древней римской крепости и закрепилась в них. Лишь здесь флот Дориа смог прикрыть армию огнем корабельных орудий. К вящему позору короля выяснилось, что в этот раз турками командовал не Барбаросса II, бывший в это время в Константинополе, а наместник Xасан, грек-евнух. Испанская армия потеряла убитыми около 10 тысяч человек, плененных испанцев оказалось столько, что, по свидетельству современника, на рынке за раба-христианина «нельзя было получить даже луковицы».

Вскоре пираты сумели отбить и свою старую базу на острове Джерба. Там из костей погибших защитников острова и пленных христиан они воздвигли огромную пирамиду под названием «башни из черепов», которая простояла до 1846 года, и только по приказу французского консула ее убрали.

22 августа 1543 года французские войска, используя помощь турецкого флота, который возглавлял Барбаросса II, захватили Ниццу. За это французский король разрешил турецким кораблям базироваться в Тулоне. Но в 1547 году турецкий султан Сулейман заключил перемирие на пять лет с императором и турки покинули Тулон.

Барбаросса II последние годы жизни провел в своем великолепном дворце в Константинополе над Босфором, где он и скончался 4 июля 1547 года. Его похоронили в монументальном мавзолее, который был воздвигнут по его приказу заблаговременно.

После смерти Барбароссы II турецкий султан назначил бейлербеем Африки сына великого пирата, Xасана. В период его правления пираты не раз нападали на прибрежные районы Франции, союзника Турции. Поэтому султан по настоянию французского посла в Константинополе в 1551 году лишил Xасана титула бейлербея и назначил на эту должность близкого соратника Барбароссы II – Салах-Раиса, который сумел в 1555 году отбить у испанцев Бужи.

После его внезапной смерти власть захватил вождь янычар Xасан-Корсо, один из помощников Салаха. Он осадил Оран с суши и моря. Но турецкий султан, которому вновь угрожали морские силы Дориа, решил использовать пиратский флот для борьбы с генуэским адмиралом и приказал Xасану-Корсо отойти от Орана в Алжир. А там очередным бейлербеем был назначен Мухаммед Курдогли, пользовавшийся поддержкой именно в среде моряков-пиратов. Они и схватили Корсо и высадили его на безлюдной скале в море, где последний скончался через несколько дней. А сам Курдогли погиб в апреле 1557 года от руки ставленника янычар – каида (племенного вождя) Юсуфа. Но и сам Юсуф скончался через несколько недель от чумы.

Чтобы прекратить эту чехарду смены правителей, султан вновь назначил бейлербеем Африки Xасана, сына Барбароссы II. Xасан сумел за 10 лет правления добиться ряда побед над испанцами. В этих битвах особо отличился Драгут, один из близких соратников Барбароссы II.

Он происходил из Анатолии в Малой Азии и был командиром в турецком флоте. Барбаросса II, узнав о подвигах Драгута в морских сражениях, пригласил его в Алжир и назначил командиром флотилии из 12 пиратских кораблей. Во время одного из сражений с испанскими кораблями Драгут был захвачен в плен, где находился четыре года, и был выкуплен Барбароссой за 3 тысячи крон благодаря посредничеству ордена Мальтийских рыцарей и особенно его великого магистра Xуана Парисо да Ла-Валлетта. «Благодарность» Драгута мальтийцам была выражена сугубо по-пиратски: он захватил мальтийский корабль, который вез 70 тысяч дукатов в Триполи. Драгут вернулся из плена и был поставлен во главе всего пиратского флота Барбароссы.

Из Алжира, которому постоянно угрожали испанцы, Драгут перевел пиратский флот и свою резиденцию вновь на Джербу. Когда корабли Андреа Дориа заняли все порты на африканском побережье, Драгут укрылся именно на Джербе. Подойдя к острову, Дориа блокировал единственный выход из озера, где укрывался пиратский флот, в устье узкого канала, протянувшегося от озера до берега. Прошла неделя, другая, но пиратские корабли так и не появились. Дориа направил несколько своих кораблей в глубь канала – они свободно, не подвергнувшись обстрелу, прошли в озеро. Но пиратских кораблей там не было. Драгут, понимая, что прорвать блокаду выхода из канала кораблями Дориа он не сможет, заставил пленных христиан и пиратские команды прорыть новый канал от озера к противоположному берегу острова. А затем по каналу он вывел свои корабли из озерной ловушки.

В 1565 году рыцари ордена Иоаннитов, изгнанные с острова Родос турками, а затем из Триполи – Синаном, одним из соратников Бараброссы II, закрепились на острове Мальта и успешно отражали все попытки турок выбить их с этого острова, расположенного на полпути от Сицилии до африканского побережья.

В 1566 году турецкий султан потребовал от бейлер-бея Африки Xасана и командующего пиратским флотом Драгута принять участие и поддержать новую турецкую экспедицию против Мальты. Константинополь направил на захват Мальты армию из 30 тысяч воинов во главе с Пиали-пашой. Драгут направился к Мальте с эскадрой кораблей и несколькими тысячами алжирских пиратов. Силы нападавших превышали силы оборонявшихся в 15–20 раз. Защиту Мальты возглавил Парисо де Ла-Валлетта, которому было уже за 70.

Началась ожесточенная шестимесячная осада, а затем Драгут предпринял решительный штурм. Защитники крепости уже находились на грани полного истощения сил. Форт святого Эльма был уже захвачен турками, но овладеть замками святого Ангела и святого Михаила в гавани они никак не могли, так как, несмотря на все усилия, им не удавалось разбить цепь, запиравшую гавань, и ввести туда свои корабли.

При штурме Драгут лично возглавил своих пиратов и погиб в бою. Смерть предводителя пиратов и вообще большие потери привели к тому, что Пиали-паша дал приказ об отступлении, тем более что стало известно об отправке на помощь Мальте испанской эскадры с войсками. С тех пор столица Мальты – Ла-Валлетта – до наших дней носит имя своего доблестного защитника.

В 1567 году турецкий султан назначил Xасана командующим османским флотом и он покинул Алжир. Год после него бейлербеем был Мухаммед, сын Салах-Раиса. А затем им стал (и был в течение 20 лет, до самой своей смерти в 1587 году) последний бейлербей Ульдж Али. Настоящее имя этого выходца из Калабрии было Оччали. В юности он учился в монастыре и намеревался стать священником. Во время нападения варварийских пиратов на побережье Южной Италии он попал к ним в плен, много лет был гребцом на галере Али Ахмеда Реиса и рулевым на флагманской галере Драгута. Предание гласит, что он воспылал ненавистью к одному турку и, желая стать с ним на равных и отомстить, принял ислам. Али Ахмед освободил его из рабства. Ульдж Али примкнул к пиратам и благодаря своим способностям и характеру быстро продвинулся по службе. В 1557 году он стал губернатором Тлемсена, а в 1560 году ему присвоили титул каида. После смерти Драгута по его завещанию Ульдж Али получил значительное состояние и стал пашой Триполи.

Вершиной его карьеры была должность бейлербея Алжира. На эту должность его назначил турецкий султан после проведения им успешной операции по завоеванию Туниса и захвата трех вооруженных галер мальтийских рыцарей. Затем Ульдж Али возглавил захват Кипра, принадлежавшего в то время Венецианской республике.

После захвата Кипра папа римский Пий V призвал христиан к крестовому походу против Оттоманской империи. Соединенный флот христианских государств под командованием 24-летнего Xуана Австрийского, сына императора Карла V, сосредоточился в Мессине. 7 октября 1571 года произошло последнее крупное сражение галерных флотов – христианского и турецкого – в Коринфском заливе Ионического моря близ Лепанто на западном побережье Греции.

Битва закончилась поражением турецкого флота, который потерял 224 корабля, около 15 тысяч человек убитыми и 5 тысяч пленными. Победители освободили из неволи около 12 тысяч христиан-гребцов с захваченных турецких галер. Потери христиан составили около 8 тысяч человек и 15 галер; раненых было вдвое больше, чем погибших.

Самое любопытное, что, несмотря на поражение турок в битве при Лепанто, слава Ульдж Али возросла. Только пиратские галеры, которыми он командовал, составлявшие левое крыло турецкого флота, сумели противостоять атакам кораблей Xуана Австрийского. А правое крыло и центр турецкого флота были разбиты. Только Ульдж Али сумел добиться успеха.

Битва при Лепанто 7 октября 1571 г. между турецким и объединенным христианским галерными флотами (Старинная гравюра)

Противостоящими ему кораблями христианского флота командовал Дориа из прославленной семьи генуэзских адмиралов. Он, чтобы не быть обойденным, рассредоточил свои корабли, что сейчас же заметил и использовал Ульдж Али. Пират прорвал неприятельскую линию, причем сумел решительно атаковать галеры мальтийских рыцарей. Он после долгого и жестокого боя, при помощи других своих кораблей захватил в абордажном бою их флагманский корабль, взял его на буксир и потащил в сторону.

Но на помощь мальтийским рыцарям подоспел начальник отряда резервных галер испанец маркиз де Санта Круз. Он погнался за Ульдж Али, корабль и экипаж которого сильно пострадали в абордажном бою, принудил его обрубить буксир и освободил мальтийский корабль, на котором не оставалось в живых ни единого человека. Турецкий султан принял Ульдж Али как героя и назначил его Великим адмиралом турецкого флота, сохранив за ним титул бейлер-бея Африки.

Пиратское государство на побережье Северной Африки продолжало процветать на протяжении еще более чем двух с половиной веков. Одним из основных источников доходов варварийских пиратов являлась торговля рабами. В Алжире, Тунисе и Триполи возникли даже торговые компании, которые финансировали пиратские экспедиции за рабами. По сведениям очевидца, находившегося в плену в Алжире в 1634 году, там насчитывалось в то время 25 тысяч рабов-христиан, не считая 8 тысяч плененных христиан, принявших в плену ислам. Пленников обычно продавали на рынке невольников. Важной статьей дохода пиратов были деньги, получаемые в качестве выкупа от состоятельных родственников плененных. Самой тяжелой была доля христианских пленников, которых отправляли на галеры в качестве рабов-гребцов.

Молодых и красивых женщин-христианок, захваченных в плен, продавали в гаремы, а старых использовали в качестве рабынь на домашних работах.

Примером трагической судьбы христиан – пленников варварийских пиратов может служить судьба великого испанского писателя дона Мигеля Сервантеса де Сааведры. Он участвовал в битве при Лепанто на корабле «Маркеза» и потерял левую руку. Затем он четыре года пробыл в Италии, так и не собрав денег для возвращения на родину. Выручил его брат Родриго, который предоставил ему средства для оплаты проезда. Они отплыли из Неаполя 20 сентября 1575 года на небольшом парусном судне под названием «Солнце», которое следовало в Испанию в составе флотилии из трех судов.

Парусники, пройдя Геную и Марсель, проследовали далее. Суда вошли в залив Сент-Мари, уже показалось устье Малой Роны. Но из-за шторма, налетевшего с юго-запада, суда потеряли друг друга. И в этот момент три пиратских легких корабля под командой варварийского пирата албанца Дали-Мами, прославившегося храбростью в битве при Лепанто, вышли из ронской дельты, атаковали «Солнце» и захватили его со всеми пассажирами.

При обыске у Мигеля Сервантеса пираты обнаружили рекомендательное письмо Xуана Австрийского к испанскому королю Филиппу II. Пираты посчитали Мигеля знатным лицом и установили за него огромный выкуп – 2 тысячи дукатов. А за Родриго, как за рядового идальго, они потребовали значительно меньший выкуп. Потянулись долгие дни и месяцы плена. Родриго ожидал выкупных денег, а Мигель стал думать о побеге. К нему присоединились еще 10 пленников, но их попытка уйти из Алжира закончилась неудачей. Наконец монахи ордена тринитариев доставили в Алжир все, что сумели собрать родители братьев, – 300 дукатов, и Родриго отплыл на родину.

Сервантес вновь начал готовить побег. На этот раз Родриго должен был прислать корабль за беглецами в условленный день. Небольшое судно появилось с опозданием. Но один из собиравшихся бежать сообщил о готовящемся бегстве Дали-Мами, и беглецы были задержаны еще на берегу. Дали-Мами опять простил Мигеля и даже предложил ему дружбу, покровительство и богатство, если тот перейдет в ислам и останется в Алжире. Конечно, Мигель Сервантес отказался.

Сервантес вновь пытался организовать побег с помощью богатого валенсийского купца, постоянно жившего в Алжире.

На этот раз Мигеля предал доминиканский монах, сообщив о предполагаемом побеге заместителю бейлер-бея Гассану, венецианцу, перешедшему в ислам. Последний, известный своей жестокостью, был поражен стойкостью Мигеля, даже пытки не заставили будущего творца сочинения о Дон-Кихоте выдать тех, кто помогал ему при попытке побега.

Тем временем Родриго постарался заинтересовать судьбой брата важных особ в Испании. Выкупом Мигеля занялся сам главный прокуратор ордена тринитариев Xуан Xиль. Гассан требовал за Мигеля тысячу дукатов, но удовлетворился половинной суммой. И вот 24 октября 1580 года Мигель Сервантес смог отплыть из Алжира на родину. Произведение о Дон-Кихоте, которое признано шедевром мировой литературы, он написал, когда ему было 56 лет. Оно было написано во время пребывания Сервантеса в тюрьме – однако теперь это была испанская тюрьма, куда его посадили за долги.

Варварийское пиратское государство даже в начале XIX века было еще достаточно мощным. Около 1800 года постоянную дань варварийским пиратам платили Королевство обеих Сицилий, Тоскана, Сардиния, Португалия, Дания, Швеция, Ганновер и Бремен. Только в 1815 году, после разгрома империи Наполеона, Венский конгресс стран-победительниц заявил, что Европа больше не намерена терпеть разбойные нападения варварийских пиратов. Воплотить это решение в жизнь было поручено Англии, которая в 1816 году послала к побережью Северной Африки эскадру под начальством лорда Эксмаута. Тунисский и Триполийский беи подчинились предъявленным требованиям, выдали всех пленных христиан и обещали запретить пиратские экспедиции. Алжир согласился со всеми требованиями конгресса только после бомбардировки города кораблями эскадры. Там было освобождено из плена 3 тысячи человек.

Пиратские и торговые суда в порту Алжира (Гравюра XVII в.)

Последним деем – правителем Алжира, избиравшимся пожизненно советом янычарских офицеров, был Xyсейн, турок из Смирны. Сначала он служил в армии турецкого султана, но затем оставил службу и отправился за счастьем в Алжир. Он знал грамоту и скоро стал писарем, а затем одним из начальников кавалерии. Он сумел приобрести влияние и среди горожан, и среди враждовавших с ними турецких янычар. Став деем Алжира, он поддерживал порядок в городе с помощью пушек, установленных на стенах крепости-касбы, и наемных негритянских отрядов.

Французское правительство искало повод, чтобы укрепить свое влияние в Алжире, а затем захватить его. Повод для решительных действий был найден незамедлительно. Xусейн, по мнению французов, оскорбил французского консула Дюваля, ударив его 30 апреля 1827 года ручкой своего опахала. Французское правительство потребовало удовлетворения и отозвало Дюваля. Затем силами небольшой французской эскадры начала осуществляться блокада Алжира. В 1830 году Франция высадила на побережье войска (36 тысяч человек) и сосредоточила у берегов Алжира около 100 военных кораблей.

Все свои силы (25–30 тысяч человек) Xусейн собрал в защищенном артиллерийскими батареями лагере вблизи Алжира. 19 июня на рассвете две колонны алжирско-турецких войск атаковали французов, но после ожесточенного сражения были отброшены. Затем турецкие батареи, а после них и сам лагерь были захвачены. Там французам достались громадные запасы продовольствия и оружия.

Утром 4 июля осадные орудия французов открыли огонь по возвышавшемуся над городом форту. В 10 часов раздался страшный взрыв. Ядро попало в пороховой погреб, и форт взлетел на воздух. Французы заняли форт и, установив пушки, начали обстрел древней городской цитадели-касбы, где укрылся Xусейн. Поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, Xусейн капитулировал. Ему сохранили его личную казну – 8 миллионов франков, а французам досталась богатейшая государственная казна последнего варварийского пиратского государства – 48 миллионов франков.

10 июля 1830 года последний дей – правитель пиратского Алжира отплыл в Турцию на французском фрегате со своим гаремом (55 жен и наложниц), министрами и слугами (110 человек). Вслед за ними отправились туда же на четырех французских фрегатах 2500 янычар. Любопытно, что примерно столько же янычар подарил турецкий султан Селим Барбароссе II, когда прославленный пират и (по его решению) весь народ Алжира стали подданными Оттоманской порты.

Крышевание по-королевски

То были люди, сегодня командовавшие пиратским флотом, а завтра занимавшие высокие государственные посты. Сегодня жадной рукой тянувшиеся к сокровищам, а завтра начинавшие писать мировую историю. Люди со страшной жаждой жизни, любившие блеск и роскошь и бывшие при этом в состоянии на долгие месяцы подвергать себя лишениям, связанным с морскими походами в неизведанное. Люди с выдающимися организаторскими способностями… одним словом, люди эпохи Возрождения.

(Вернер Зомбарт, немецкий социолог и историк)

Через два года после вступления на престол в 1558 году английской королевы Елизаветы I испанский посол в Лондоне епископ Квандр попросил у нее аудиенции, чтобы от имени своего монарха Филиппа II заявить решительный протест против разбойничьей деятельности англичан-пиратов. Посол знал, что в английском порту Дувр в то время существовал рынок торговли захваченными во время пиратских вылазок испанскими дворянами. За каждого хорошо одетого испанца, один вид которого предполагал возможность получения выкупа, посредники платили по 100 фунтов стерлингов.

Особое негодование посла вызывало дело двух английских пиратов – Пула и Чэмпни. Они нападали на испанские корабли в районе между Азорскими и Канарскими островами. В 1560 году пираты высадились на Канарских островах, но там были пойманы испанцами и посажены в крепость. Во время рождественской мессы, когда все жители находились в церкви, оба пирата бежали, пробрались на пристань, захватили стоявшее на якоре судно и благополучно добрались на нем до Англии.

Елизавете приходилось умело лавировать в этих пиратских делах. Пока Англия не была готова к открытому столкновению с Испанией – величайшей морской державой в то время. Но и чинить препятствия действиям английских пиратов против испанской торговли она не хотела. Именно в такой обстановке развернулась деятельность корсаров ее величества – Хокинса, Дрейка, Фробишера, Кавендиша и многих других.

Одним из первых английских корсаров эпохи королевы Елизаветы I явился преуспевающий торговец и судовладелец из Плимута Джон Хокинс (Гаукинс). Он занялся самым прибыльным в то время делом – торговлей неграми-невольниками. Ведущие купцы Сити, включая лондонского лорд-мэра, стали членами предложенного Хокинсом «работоргового синдиката». На деньги синдиката Хокинс в октябре 1562 года снарядил три корабля и направился к западным берегам Африки, где хозяйничали португальцы, которые считали этот район своей вотчиной и не допускали туда иностранцев. Обманув их бдительность, а может быть, и сговорившись с ними, Хокинс загрузил в трюмы своих кораблей 400 негров-невольников. В пути через Атлантику почти половина негров умерли. На Гаити Хокинс заставил испанцев обменять своих рабов на жемчуг, кожи и сахар. Реализовав эти товары в Англии, он сумел купить и оснастить несколько кораблей.

Вообще-то испанцы жестоко расправлялись с европейцами, в первую очередь с протестантами, осмелившимися высадиться во владениях испанцев в Америке. Так, когда бежавшие из Франции протестанты-гугеноты образовали поселение во Флориде, то испанское правительство послало туда солдат и все пришельцы были убиты, причем не потому, что они были французы, а потому, что протестанты.

Елизавета I, английская королева (Портрет неизвестного художника)

Следующую экспедицию Xокинс организовал в 1566 году. Из-за протестов испанского посла Xокинс был вызван в адмиралтейство и дал обещание не плавать к берегам Вест-Индии. Поэтому в экспедицию отправилось четыре корабля под общей командой капитана Джона Лоувелла. В составе экипажа одного из кораблей был племянник Xокинса – Фрэнсис Дрейк.

Он родился на ферме в Кроундейле, недалеко от Тенвистонна, в Девоншире. Год его рождения точно неизвестен. Вероятнее всего, он родился в 1545 году. Родители отца Фрэнсиса (то есть его дедушка и бабушка), Джон и Мэри Дрейк, арендовали ферму у сэра Джона Рассела. Джон и Мэри имели несколько сыновей. Младший сын, Эдмунд, был моряком и вернулся на ферму лишь в 1544 году. Видимо, тогда он и женился, а через год у него родился первенец – Фрэнсис.

Фрэнсис Дрейк

Джон Xокинс (Гаукинс)

Ревностный протестант, Эдмунд Дрейк вынужден был бежать из Кроундейла в Плимут, когда в 1549 году началось крестьянское восстание, у руководства которого стояли дворяне-католики. Восставшие скоро захватили Плимут. Эдмунд Дрейк с семьей бежал из города на корабле «Английская галера», капитаном которой был его брат Ричард Дрейк. С помощью Xокинсов Эдмунд Дрейк устроился корабельным священником, так что Фрэнсис, как и родившиеся за ним 11 братьев и сестер, должны были своим домом считать корабль. Читать и писать Фрэнсиса научил отец. По-видимому, когда Фрэнсису исполнилось 10 лет, отец определил его юнгой на торговый корабль, совершавший рейсы во французские и нидерландские порты. Так началась его морская карьера.

С воцарением на английском престоле Елизаветы в Англии была восстановлена независимая от главы католиков (папы римского) англиканская церковь, которую возглавлял английский монарх. Влиятельные друзья помогли Эдмунду в январе 1561 года сменить место судового священника на должность викария церкви в Кенте. В том же году умер владелец судна, на котором плавал Фрэнсис. Покойный завещал молодому моряку свой корабль. Так в 16 лет Фрэнсис Дрейк стал капитаном и владельцем небольшого барка «Юдифь» водоизмещением 50 тонн.

Но в экспедиции Лоувелла Фрэнсис не был ни капитаном, ни владельцем какого-либо из судов. На этот раз англичане захватили у берегов Африки пять португальских судов с невольниками и грузом воска и слоновой кости. Одно судно со слоновой костью и воском было отправлено в Англию, а четыре остальных, с рабами, ушли в Вест-Индию, где англичане повторили торговую операцию по обмену рабов на товары, заставив испанцев все же вступить с ними в торговый обмен. После реализации всех товаров в Англии Xокинс сумел организовать третью экспедицию, в которую отправились уже шесть кораблей.

Елизавета выделила в экспедицию два своих военных корабля: «Иисус из Любека», купленный еще ее отцом Генрихом VIII в Любеке 30 лет назад (большой корабль водоизмещением 700 тонн, вооруженный 22 тяжелыми и 42 легкими орудиями) и «Миньон» (водоизмещением 340 тонн). Первым командовал сам Xокинс, возглавивший экспедицию, а вторым – капитан Xэмптон. Кроме этих судов в экспедицию пошли небольшие суда «Уильям и Джон», «Ласточка», «Ангел» и «Юдифь». Барком «Юдифь» командовал его владелец, Фрэнсис Дрейк. Всего на кораблях, участвовавших в экспедиции, было 500 моряков.

Суда вышли из Плимута 2 октября 1567 года. На африканском берегу Xокинс воспользовался войной между негритянскими племенами. Он помог одной из сторон победить своих противников, а в награду ему отдали всех пленных (около 500 негров). Кроме того, была захвачена португальская каравелла, которой дали новое название «Божье благословение». В марте 1568 года суда Xокинса с живым товаром добрались до Антильских островов. Два судна – «Юдифь» и «Ангел» – он отправил торговать рабами к берегам Колумбии, а сам с остальными направился к побережью Венесуэлы (тогда приморские области этих стран назывались Новой Андалузией).

В небольшой гавани Рио-де-ла-Ача испанцы отказались от торговли и встретили Дрейка огнем орудий, но он не ушел с якорной стоянки. Через некоторое время туда подошел Xокинс, которому так и не удалось реализовать живой товар. Несчастные невольники, запертые в трюмах, гибли один за другим. Xокинс высадил десант в составе 200 моряков и опустошил Рио-де-ла-Ача. Жители успели убежать в окрестные леса. Xокинс отправил к ним своего посланника, который передал последнее требование пирата: если у него не купят всех черных рабов по сходной цене, то он сожжет город. Пришлось местным плантаторам согласиться и забрать оставшихся в живых невольников.

В Мексиканском заливе английские суда попали в сильный шторм. Особенно пострадал старый «Иисус из Любека». Xокинс направился в порт Сан-Xуан-де-Улоа, находившийся в 15 милях к югу от города Вера-Круз, из которого вывозилось в Испанию серебро, добываемое в рудниках Мексики. Через два дня в порт зашла испанская эскадра из 13 кораблей, предназначенная для охраны испанских судов, перевозивших из Америки в Испанию золото и серебро. Испанскую эскадру возглавлял новый вице-король Мексики Мартин Энрикес.

В порт были стянуты испанские войска, и испанцы попытались захватить английские корабли, несмотря на подписанное Xокинсом с вице-королем соглашение об обеспечении безопасности англичан и возможности их свободного ухода из гавани. Англичанам удалось орудийным выстрелом взорвать пороховой погреб на испанском вице-адмиральском корабле. При этом погибло до 300 испанцев. В маленькой гавани (шириной всего в полмили) шел бой между 20 кораблями. У англичан были потоплены «Ангел» и «Ласточка». Судно «Божье благословение» было сильно повреждено. Корабль зажгли и направили в сторону испанских судов. Испанцы потеряли четыре корабля.

Большой ущерб испанцам нанесла артиллерия «Иисуса», которой командовал сам Xокинс. Во время особенно ожесточенного обстрела он послал своего слугу за пивом. Выпив пива из серебряного кубка, Xокинс поставил его на ограждение фальшборта. И кубок был сбит испанским ядром. Xокинс крикнул своим артиллеристам:

– Ничего не бойтесь! Бог, который спас меня от этого выстрела, избавит нас и от этих предателей и негодяев.

«Иисус из Любека» почти тонул от многочисленных попаданий испанских ядер. Xокинс приказал «Юдифи» и «Миньону» подойти вплотную к флагману, чтобы забрать людей и перебросить ценные грузы. Когда работы по перегрузке были в разгаре, англичан атаковали два испанских брандера (частные торговые суда, заполненные горючими и зажигательными материалами). Xокинс понял, что «Иисуса» ему не спасти, и решил уходить на «Юдифи» и «Миньоне».

В результате только «Юдифь» и «Миньон» сумели вырваться из порта, а остальные английские суда затонули. Xокинс возглавил экипаж «Миньона», а Дрейк повел на восток «Юдифь». Затем суда потеряли друг друга в океане. Дрейк благополучно возвратился в Плимут только в январе 1569 года; судно было в хорошем состоянии, на его борту находилось 65 моряков. На «Миньоне» при уходе из Сан-Xуан-де-Улоа находилось 200 моряков и очень мало продовольствия. 100 человек добровольно остались на американском берегу, чтобы остальные все же сумели добраться до Англии. Из высадившихся лишь двоим через много лет удалось возвратиться на родину, остальные были схвачены испанцами и погибли в застенках инквизиции.

Xокинс на «Миньоне» добрался до берегов Англии через четыре месяца и прибыл в Плимут через пять дней после прихода Дрейка. Из-за голода и цинги на «Миньоне» остались в живых только 15 моряков. Всю свою жизнь Дрейк вспоминал о коварстве вице-короля Мексики и не мог простить испанцам нарушения соглашения, что привело к гибели многих англичан экспедиции Xокинса.

Отомстить испанцам за коварство и нарушение соглашения хотел и Xокинс, для чего стал двойным агентом. С согласия английского правительства он оказался участником заговора против королевы Елизаветы. Заговорщики хотели сделать английской королевой королеву Шотландии Марию Стюарт, находившуюся в заточении в Англии. И испанский посол в Англии, и испанский король Филипп II поверили в искренность Xокинса, который обещал своими 16 кораблями охранять подступы к Испанской Америке от пиратов всех национальностей. За свои услуги Xокинс просил освободить его матросов из испанских тюрем и возместить ему все расходы. К концу августа 1571 года его матросы были освобождены и отправлены на родину, получив по 10 дукатов каждый, а Xокинс получил от испанцев 40 тысяч фунтов стерлингов. Он вошел в такое доверие к испанскому послу, что тот сообщал ему обо всех обстоятельствах заговора против Елизаветы. Ясно, что эти сведения сразу же передавались Xокинсом английскому правительству. Ясно и то, что заговор был раскрыт, но испанцы так и не узнали о роли Xокинса в провале заговора.

Дрейк задумал нанести удар по испанцам в «сокровищнице мира», то есть в Испанской Америке. А пока 25-летний Фрэнсис 4 июля 1569 года женился на 17-летней Мэри Ньюмен, дочери моряка.

Вскоре после свадьбы Дрейк отправился в плавание (по заданию английских властей) на снаряженном королевой судне вдоль берегов Африки с разведывательными целями и для каперских операций. Он вернулся в Англию с богатой добычей, десятую часть которой передал королевской казне, а также с новыми, более точными картами района плавания. Об этом секретном плавании, происходившем в конце 1569 – начале 1570 года, никаких точных документов не сохранилось. По другим сведениям, в этом плавании принимали участие два корабля – «Лебедь» и «Дракон», – и оно осуществлялось на средства адмирала Винтера.

В следующем году Дрейк еще раз отправился в Карибское море. Он решил ограбить караван с золотом из Перу, который испанцы регулярно отправляли через Панамский перешеек. Высадившись на берег, Дрейк попытался установить добрые отношения с местными индейцами и не грабил их. Он разведывал панамское побережье для будущей экспедиции и нашел укромную бухту, на берегу которой спрятал запас оружия, ядер, пуль и пороха. Дрейк назвал бухту Портом Фазанов, потому что там он увидел множество этих птиц.

24 мая 1572 года Дрейк вышел из Плимута в очередное плавание на запад на двух судах. Флагманское судно «Паша» водоизмещением 70 тонн вел он сам, а «Лебедем» (водоизмещение 30 тонн) командовал его младший брат Джон. На обоих судах было 73 моряка. Суда были неплохо вооружены и имели на борту несколько пинасс, беспалубных парусно-гребных катеров для плавания у берегов и по рекам.

12 июля он достиг Порта Фазанов на побережье Панамского перешейка. На берегу у тайника с оружием он нашел табличку: знакомый ему капитан Гаррет сообщал о том, что испанцы узнали о существовании этой бухты и пребывание в ней стало опасным. Но Дрейк проигнорировал предупреждение и начал возводить на берегу небольшой форт. Неожиданно в бухту зашли три судна – одно пиратское английское и два захваченных этими пиратами испанских судна. Пираты присоединились к экспедиции Дрейка.

20 июля флотилия Дрейка снялась с якоря и поплыла вдоль берега. Не доходя до Номбре-де-Диоса, пираты спустили на воду пинассы и на них приблизились к городу, намереваясь на рассвете атаковать его. Но в это время в бухту, на берегу которой расположился город, вошел испанский корабль. Капитан, заметив пиратов, послал к берегу шлюпку, чтобы предупредить городские власти об этом. Но пираты перехватили ее и высадились на берег.

Часовой у береговой батареи поднял тревогу. Дрейк решил все же атаковать город. Группа пиратов – 16 человек под командой Джона Дрейка и девонширца Джона Оксенгема – направилась к казначейству с целью захвата хранившихся в нем ценностей. А Фрэнсис повел вторую группу из 40 пиратов на рыночную площадь, туда, где были богатые дома и товарные склады. Дрейк приказал бить в барабаны и трубить, чтобы усилить смятение у жителей города.

Испанцы упорно оборонялись. Тем более что за неделю до этого губернатор Панамы прислал в город 150 солдат для защиты горожан от маронов (отрядов беглых негров-рабов). Установив, что пиратов совсем немного, испанцы усилили натиск. Фрэнсис был ранен мушкетной пулей в ногу. Но когда отряд Джона ударил в тыл испанцам, успех стал склоняться на сторону пиратов. Фрэнсис, невзирая на рану, проник в дом губернатора, в подвалах пираты обнаружили большое количество серебра. Во время штурма казначейства, где, по мнению пиратов, хранилось золото, Фрэнсис потерял сознание от потери крови. Англичане спешно отступили к пинассам с ничтожной добычей.

Переправив на пинассы всех раненых и захватив испанский корабль, помешавший им на рассвете благополучно провести намеченную операцию, Дрейк с пиратами покинул Номбре-де-Диос. На захваченном судне оказался груз вина с Канарских островов. За время боев в городе пираты потеряли одного бойца, а испанцы —18.

Дрейк обосновался на небольшом острове Бастиментос, который служил местом летнего отдыха жителей Номбре-де-Диос. Там было множество садов с плодовыми деревьями, много кур и незнакомых одомашненных птиц. Пираты отдыхали и залечивали раны. Через два дня на острове появился посланец губернатора. Дрейк осведомился о причине его визита. Посланец ответил, что губернатор хотел бы узнать, тот ли это Дрейк, который уже дважды побывал в Испанской Америке и оставил о себе хорошую память гуманным обращением с пленными испанцами. Дрейк подтвердил, что это именно он. Он отказался от продовольствия, которое обещал прислать губернатор. Затем Дрейк все же рассердился и зло сказал испанцу:

– Я советую губернатору смотреть во все глаза. До своего ухода, если бог сохранит мою жизнь, я намерен собрать часть вашего урожая, который вы снимаете с этой земли и посылаете в Испанию, чтобы держать в беспокойстве весь мир.

Все это закончилось в духе века: Дрейк пригласил посланца губернатора отобедать с ним. Возвратясь в Номбре-де-Диос, этот посланец говорил, что «никогда за всю жизнь ему не оказывалось такой чести».

На острове Дрейк получил важную информацию от маронов о путях доставки драгоценных металлов из Панамы на Тихоокеанском побережье в Номбре-де-Диос и послал своего брата Джона на одной из пинасс проверить сведения, сообщенные ими. Джон успешно выполнил поручение Фрэнсиса. Возвратившись, он рассказал, как далеко по реке Чегрес можно проникнуть на пинассах в глубь Панамского перешейка, а также – что дорога, по которой проходят караваны с золотом и серебром, хорошо видна с реки и легко доступна. Джон установил хорошие отношения с местными маронами.

Дрейк решил на время оставить в покое поселения испанцев на Карибском побережье Панамского перешейка. Он направился на юг, к Картахене, и бросил якоря у острова Сан-Бернардо, находящегося недалеко от нее.

Дрейк захватил там два испанских судна, одно из которых имело водоизмещение 250 тонн, а затем еще два посыльных судна. Он сжег два судна, в том числе свой «Лебедь», а остальные суда отпустил. С одним «Пашой» и тремя пинассами он ночью покинул Сен-Бернардо и ушел в направлении Панамы. Через пять дней обнаружил удобную и хорошо скрытую от проходящих судов бухту.

Обосновавшись там, он послал брата Джона на пинассе для установления контактов с маронами, а сам на двух пинассах отправился в поисках продовольствия. Дрейк проник в устье реки Магдалены (на территории современной Колумбии) и день поднимался по ней. На берегу он обнаружил огромные склады с продовольствием, предназначенным для отправки в Испанию. Дрейк забрал его и отправился в обратный путь. По дороге он захватил три испанских судна, груженные свиньями, курами и гвинейской пшеницей, два из которых привел в открытый им залив, названный Портом Изобилия. К тому времени Джон возвратился, установив прочные связи с маронами, которые обещали англичанам помощь и поддержку. Джон обнаружил очень удобную гавань, расположенную ближе к Номбре-де-Диос, чем Порт Изобилия. Там Дрейк построил укрепленный лагерь.

Мароны сообщили Дрейку, что начавшийся сезон дождей в течение пяти месяцев не позволит караванам из Панамы доставлять золото и серебро в Номбре-де-Диос. Дрейк решил выждать окончания сезона дождей. Сам он опять поплыл к Картахене, где захватил еще одно испанское судно с грузом продовольствия. Возвратившись через семь недель в свой укрепленный лагерь, Дрейк узнал о гибели брата Джона при нападении на проходившее испанское судно. Кроме того, от болезни скончалось несколько пиратов, среди них был второй брат Дрейка – Джозеф.

Неудачи и потери не обескуражили Дрейка. В начале января 1573 года мароны сообщили ему, что в Номбре-де-Диос прибыл из Испании флот под командованием Диего Флореса де Вальдеса, а в Панаме началась подготовка к перевозке драгоценных металлов на Карибское побережье, для чего готовится караван мулов.

Дрейк сформировал отряд из 18 пиратов и 25 маронов. Последние ненавидели своих притеснителей испанцев и хорошо знали местность. Через четыре дня отряд подошел к месту, одинаково удаленному как от Тихого, так и Атлантического океана. Здесь на вершине огромного дерева находилась установленная маронами деревянная площадка. Дрейк и несколько англичан, взобравшиеся на нее, увидели сразу воды двух океанов. Это были первые англичане, увидевшие Тихий океан, который до этого действительно являлся «Испанским озером», как его называли на Пиренейском полуострове. Дрейк, обращаясь к своим соотечественникам, заявил, что «если всемогущий бог продлит его дни», то он «пройдет на британском корабле по этому морю».

Отряд Дрейка подошел к поселку Вента-Круз, где решено было устроить засаду на пути каравана. Негр-разведчик, посланный в Панаму, выяснил, что караван собран и должен ночью отправиться в путь. Его возглавил сам казначей Лимы, столицы колониальных владений испанцев в Южной Америке, который вместе с женой и дочерью собирался возвращаться в Испанию. По сведениям разведчика, первый караван будет состоять из 14 мулов, восемь из них повезут на себе золото и драгоценные камни, а остальные – багаж казначея. За ним будут следовать два каравана из 50 мулов, причем первый повезет продовольствие и немного серебра, а второй – золото и драгоценные камни.

Дрейк приказал своим людям переодеться в белые рубашки, чтобы в темноте отличить своих бойцов, и разделил свой отряд на две группы. Первой во главе с Оксенгемом и вождем маронов Педро надлежало залечь у тропы и пропустить караван. Вторую группу возглавил сам Дрейк. Он должен был напасть на голову каравана. Так что обе группы должны были атаковать караван с двух сторон: спереди и сзади. Но получилось все не по плану. Когда караван приблизился к засаде, то один из матросов, видимо пьяный, встал во весь рост и бросился к последнему мулу. Но на него прыгнул марон и прижал его к земле. Один из испанцев заметил подозрительное белое пятно среди кустов. Казначей остановил караван и пропустил вперед мулов, нагруженных продовольствием. Их и захватили пираты. Отбросив сопровождавший караваны испанский отряд, пираты и мароны вошли в городок Вента-Круз, но и там не обнаружили золота и драгоценностей. Дрейк сумел убедить пиратов, что не все еще потеряно. Отряд возвратился на берег, и он отправил Оксенгема с группой пиратов на пинассе «Медведь» для поиска продовольствия, а сам на второй пинассе «Миньон» с другой группой направился к Номбре-де-Диас. Оксенгем захватил испанский фрегат с командой в 10 человек, груженный маисом, свиньями и курами. Судно было совсем новое, построенное в Гаване из отборного леса, и предназначалось для несения охранной службы. Оно прекрасно подходило англичанам для обратного плавания.

Дрейк по пути захватил испанское судно, перевозившее золото из Веругуа в Номбре-де-Диос. Он попытался занять и Веругуа, но встретил там сильный отпор и повернул назад. Увидев захваченный Оксенгемом фрегат, Дрейк приказал перенести на него артиллерию и запас продовольствия. На этом корабле и пинассе «Медведь» Дрейк направился в Номбре-де-Диос. На третий день пути к англичанам присоединился французский корабль с экипажем из 70 моряков, которым командовал капитан Тету, гугенот. Он рассказал Дрейку о массовом убийстве фанатиками-католиками гугенотов в Париже в ночь накануне дня святого Варфоломея и в знак дружбы подарил Дрейку золотую саблю, которая, по его словам, принадлежала французскому королю Генриху II. Дрейк согласился принять помощь от французов при условии, что в захвате золотого каравана будут участвовать по 20 человек с каждой стороны и добыча будет поделена пополам.

Затем захваченное испанское судно, пинасса «Миньон» и большой бот с французского корабля с 40 членами экипажей (20 французов, 15 англичан и 5 моранов) направились к Рио-Франциско, расположенному в 20 милях от Номбре-де-Диос, и там высадились на берег. Высланные в разведку мораны сообщили, что караваны мулов движутся к Номбре-де-Диос. По сведениям разведчиков, идут три каравана (один из 50 мулов, а два других из 70 мулов). Вес одного серебра во вьюках составляет 25 тонн, кроме того мулы везут большое количество золота и драгоценных камней.

Пираты напали на первого и последнего мулов. Остальные животные сразу же легли на дорогу. Охрана караванов из 45 солдат сопротивлялась недолго. Во время перестрелки был тяжело ранен Тету. Англичане и французы взяли каждый столько золота, серебра и драгоценных камней, сколько могли унести. Остальное закопали в землю. На все это ушло два часа. Вдруг послышался топот копыт, это подходил большой испанский отряд. Пиратам пришлось скрыться в лесной чаще. Два дня пираты шли к Рио-Франциско. Капитана Тету два матроса вызвались нести к берегу. Один французский матрос, будучи пьяным, отстал от отряда.

Когда Дрейк с пиратами вышел к Рио-Франциско, то увидел, что семь испанских пинасс охраняют выход в море. Испанские солдаты, приведенные мэром Номбре-де-Диос к месту нападения на караваны, захватили капитана Тету и убили его. Через некоторое время испанцы пленили и пьяного француза. От него они узнали место, где Дрейк спрятал часть захваченных сокровищ. Забрав их, испанцы возвратились в Номбре-де-Диос. Одновременно испанские власти организовали патрулирование побережья, чтобы не дать Дрейку уйти в море.

Дрейк и на этот раз нашел выход из, казалось, безвыходного положения. Пираты изготовили из поваленных бурей деревьев плот, и Дрейк сумел незаметно для испанцев выйти на нем в море. Через шесть часов плавания он встретил две свои пинассы. Затем ночью пинассы Дрейка незаметно подошли к берегу и на них были погружены драгоценности. Часть людей во главе с Оксенгемом и мароном Педро остались на берегу. Им Дрейк поручил найти Тету и закопанные сокровища. Затем пинассы вышли в море. Дрейк разделил захваченные драгоценности поровну и половину передал французам.

Оставленные на берегу встретили лишь одного из двух французских матросов, сопровождавших раненого Тету. Он рассказал о гибели француза. Оксенгем проверил место, где были закопаны сокровища, и нашел кое-что, не обнаруженное испанцами. Возвратившись к Дрейку, Оксенгем передал ему еще некоторое количество золота и серебра.

Французы уплыли в Нормандию на своем корабле, «Пашу» Дрейк отдал пленным испанцам, а сам на захваченном испанском фрегате в сопровождении одной из пинасс направился к устью Магдалены, где захватил испанское судно, груженное маисом, курами и свиньями. Так он обеспечил себя продовольствием на обратный путь. Он высадил на берег экипаж захваченного испанского судна и попрощался с маронами. Корсар спросил вождя негров Педро, что тот хотел бы получить от него на память. Педро сказал, что желал бы получить саблю, которую Тету подарил Дрейку. Не хотелось Дрейку расставаться с ней, но слово джентльмена нужно было держать, и негр получил золотую саблю.

Через несколько дней Дрейк отправился в обратный путь. У берегов Кубы Дрейк захватил небольшой испанский барк, с которого он взял только нужный ему насос для откачивания воды из трюма. 9 августа 1573 года, через год и два с половиной месяца после отплытия от берегов Англии, Дрейк возвратился в Плимут. Из 74 моряков на берег сошли лишь 40. Остались в земле Испанской Америки два брата Дрейка и еще 32 моряка. Такова была цена захваченных пиратами сокровищ. Дрейк возвратился в воскресное утро, когда в церкви шла служба. Но узнав о возвращении из плавания Дрейка, молящиеся выбежали из церкви, чтобы приветствовать возвратившихся корсаров, которые для англичан того времени были истинными героями. Сам Дрейк получил в Англии прозвище «железного пирата». Так его прозвали за храбрость, властный и крутой, буквально бешеный характер. Вместе с тем, наглядно видно, что он был мнительным и суеверным человеком, даже для своего века.

Добыча Дрейка оказалась так велика, что он купил дом в Плимуте и приобрел три фрегата. С весны 1575 года Дрейк по рекомендации Джона Xокинса поступил на службу к фавориту королевы графу Эссексу, которому королева Елизавета поручила усмирение восстания в Ирландии. Именно граф Эссекс дал Дрейку рекомендательное письмо к новому государственному секретарю Фрэнсису Уоллсингему, непримиримому врагу Испании, в котором рекомендовал корсара в качестве человека, могущего быть полезным английской короне в борьбе против испанцев.

С возвращением Дрейка из экспедиции в Карибское море Елизавета I получила свою долю пиратской добычи. Так как в то время между Испанией и Англией войны не было, то сразу после возвращения Дрейка из Карибского моря она принять его не могла. Это был бы слишком вызывающий жест по отношению к испанскому королю.

Но после того как Дрейк отличился при подавлении восстания в Ирландии, ставший его покровителем фаворит королевы граф Эссекс представил ей пирата.

Считается, что именно во время этой аудиенции Дрейк сообщил королеве о своих планах поиска и присоединения к владениям английской королевы Terra Australis Incognita – «Неведомой Южной Земли» – колоссального материка, который, по представлению географов того времени, существовал фактически в Южном полушарии в умеренных широтах, был заселен и таил в своих недрах множество сокровищ. Одновременно Дрейк поведал королеве о плане нападения на испанские колонии на тихоокеанском побережье Южной Америки. До того времени англичане не проникали туда, и поэтому их появление было бы полной неожиданностью для испанцев.

В 1575 году Уоллсингем, считая войну с Испанией неизбежной, предложил королеве отправить морскую экспедицию для нанесения ударов по испанской колониальной империи. Он рекомендовал Дрейка на пост адмирала-командующего этой экспедиции. Довольно скоро было создано акционерное общество по снаряжению экспедиции – «компания на паях», главным пайщиком которого была королева. Она дала значительные средства для снаряжения кораблей, а Фрэнсис Дрейк обязался львиную долю прибыли от всей экспедиции передать ей. Причем королева приказала держать в строгой тайне ее личное участие в финансировании экспедиции, пригрозив казнить того, кто выдаст сведения об этом.

Вложили свои средства в «компанию на паях» несколько влиятельных вельмож, приближенных королевы: Уоллсингем, два королевских фаворита – граф Лейстер и X. Xеттон, известное флотское семейство Винтеров (два представителя которого непосредственно участвовали в экспедиции), Джон Xокинс и сам Дрейк.

Экспедиция снаряжалась секретно. Морякам экипажей и всем, связанным с подготовкой кораблей и экипажей, сообщали о намечаемой экспедиции в Александрию в Египте. По поводу исследования «Неведомой Южной Земли» некоторые соратники Дрейка доказывали ему, что плавание вдоль побережья этой неведомой земли с востока на запад невозможно из-за постоянно дующих в южной части Тихого океана сильных западных ветров.

В экспедицию снарядили пять кораблей, экипажи которых состояли из 164 лучших моряков. Взяли с собой и четыре пинассы. Флагманский корабль Дрейка «Пеликан» водоизмещением 100 тонн, на котором был поднят адмиральский флаг, имел 26 метров в длину и 7 метров в ширину, на его вооружении было 18 орудий. Вице-адмиральским кораблем был барк «Елизавета» (80 тонн), им командовал Джон Винтер. В экспедицию пошли «Златоцвет» (30 тонн) под командованием Джона Томаса, «Лебедь» (50 тонн), командир Джон Честер и «Бенедикт» (15 тонн) под командованием Томаса Муна (последнее судно было впоследствии заменено на захваченное у берегов Африки испанское, названное «Xристофором»). Все корабли были хорошо вооружены и имели запас продовольствия на 18 месяцев.

На кораблях ушли в экспедицию 10 молодых людей из знатных и богатых семей и среди них Томас Даути, бывший секретарь графа Эссекса, с братом Джоном. В составе экипажей был родной брат Дрейка – Томас и двоюродный брат – Джон, сын дяди-адмирала Роберта Дрейка.

Каюта Дрейка была отделана и обставлена с большой роскошью. Он взял с собой набор серебряной посуды и пажа, который стоял около его кресла во время обеда. Предусмотрел Дрейк и наличие на флагманском корабле четырех музыкантов, которые должны были увеселять адмирала во время еды. Видимо, он хотел выглядеть важным джентльменом и аристократом.

Перед отплытием Дрейку были вручены в подарок от королевы благовония и сладости, вышитая морская шапка и запечатанный пакет. Вскрыв пакет, Дрейк обнаружил в нем зеленый шелковый шарф с вышитой золотом надписью: «Пусть всегда хранит и направляет тебя Бог!»

В разгар приготовлений к войне с Испанией, 15 ноября 1577 года, Дрейк, никем не замеченный, вышел в море из Плимута и в апреле следующего года достиг устья Ла-Платы. По дороге, у островов Зеленого Мыса, Дрейк захватил испанское судно, груженное вином, шерстяной и полотняной одеждой, шелком и вельветом. Но главное, среди экипажа захваченного судна оказался опытный португальский штурман Нуньеш да Сильва, хорошо знакомый с побережьем Бразилии, который впоследствии помог Дрейку пройти Магелланов пролив.

Дрейк отпустил весь экипаж захваченного судна, но задержал да Сильву, который плавал с англичанами последующие 15 месяцев. Впоследствии, попав к инквизиторам Мексики, он многое сообщил им о Дрейке. Да Сильва высоко оценил мореходные качества корабля Дрейка, а его самого считал опытнейшим мореходом. Дрейк очень интересовался книгами по навигации и географическими картами. А при захвате испанских судов Дрейк в первую очередь искал карты, забирал найденные на судах компасы и астролябии. Он тщательно изучил книгу о кругосветном путешествии Магеллана, с которой не расставался. Двоюродный брат Дрейка Джон по его поручению постоянно зарисовывал приметные места тех гаваней, куда заходили корабли экспедиции.

Медленно продвигаясь на юг, Дрейк обнаружил удобную гавань у побережья Патагонии (47°45 ю. ш.). Англичан поразило доброжелательное поведение местных индейцев. «Они оказались, – вспоминал один из спутников Дрейка, – добродушными людьми и проявили столько жалостливого участия к нам, сколько мы никогда не встречали и среди христиан. Они тащили нам пищу и казались счастливы нам угодить». При этом англичане развеяли легенду о невероятном росте местных жителей. По словам того же автора, патагонцы действительно «отличаются… ростом, плотным сложением, силой и зычностью голоса. Но они вовсе не такие чудовища, как о них рассказывали испанцы: есть англичане, которые не уступают ростом самому высокому из них».

20 июня Дрейк остановился в бухте Сан-Хулиан, там, где во время первого в мире кругосветного плавания в 1519–1522 годах останавливался Магеллан. И именно там Дрейк, так же как в свое время Магеллан, обвинил Томаса Даути в заговоре и казнил его. Через четыре дня Дрейк с тремя кораблями («Пеликан», «Елизавета», «Златоцвет», ранее два сильно поврежденных корабля были им сожжены) вошел в Магелланов пролив и с большой осторожностью стал продвигаться по нему. Перед входом в пролив Дрейк переименовал свой флагманский корабль «Пеликан» в «Золотую лань» – в честь фаворита королевы Xристофора Xеттона, на гербе которого была лань.

Путь через пролив «с его черными, как ад, ночами и немилосердной яростью неистовых штормов» продолжался две с половиной недели. Наконец 6 сентября Дрейк вышел в Тихий океан. Летописец этой экспедиции, священник Ф. Флетчер, писал в своем дневнике:

«7 сентября, на второй день после нашего выхода в Южное море[110] (некоторые называют его Mare pacificum,[111] но для нас оно было скорее Mare furiosum[112]), разыгралась такая страшная буря, какой никто из нас не видел.

Она началась ночью. Когда наступило утро, мы не увидели солнечного света, а ночью не видели ни луны, ни звезд. И это продолжалось 52 дня. Шторм не ослабевал день ото дня, а наоборот, усиливался. 30 сентября, ночью, мы потеряли из вида «Златоцвет». Целый месяц, с 7 сентября по 7 октября, мы не видели земли. Ветер отогнал нас назад к 57° ю. ш. Потерялся и вице-адмиральский корабль «Елизавета». Ветер был такой силы, что, казалось, дуют все ветры земли одновременно. Казалось также, что все тучи на небе собрались в одном месте, чтобы обрушить на нас ливень. Корабль наш то подкидывало, как игрушку, на гребни гигантских волн, то с такой же стремительностью бросало в морскую бездну. Иногда были видны очертания гор, и это наводило на нас ужас, потому что ветер гнал корабль прямо на них. Потом они исчезали. Наши якоря, как вероломные друзья в минуту опасности, не хотели служить нам; словно охваченные ужасом, они скрывались в пучине, оставляя неуправляемый корабль и беспомощных людей в бушующем море, которое играло им, как ракетка мячом».

«Златоцвет» пропал без вести, а «Елизавета» через месяц, отброшенная бурей обратно в Магелланов пролив, прошла в Атлантический океан и возвратилась в Англию.

Буря продолжалась до 28 октября, а затем океан успокоился. Корабль Дрейка, «Золотая лань», за два месяца отнесло на юг почти на пять градусов широты. 24 октября моряки увидели землю, которую они посчитали самым крайним к югу островом, а «за ним в южном направлении не было видно ни материка, ни острова, лишь Атлантический океан и Южное море[113] встречались на… вольном просторе». Но Дрейк ошибался: обнаруженный им маленький остров Xендерсон находился в 120 километрах к северо-западу от мыса Горн.

Открытие Дрейком свободного водного пространства доказывало, что Огненная Земля на юге Южноамериканского материка – вовсе не выступ неизвестной Южной земли, как считали до этого, а архипелаг, за которым простирается, казалось, беспредельное море. Подлинный материк – Антарктида – лежит в тысяче километров к югу от Огненной Земли. В ХГХ веке, после открытия Антарктиды, широкий проход между нею и Огненной Землей назвали проливом Дрейка.

Дрейк, столкнувшись с сильными ветрами и штормами, не смог продвинуться к западу для обнаружения побережья Южного материка. И он взял курс на север, надеясь встретиться с пропавшими кораблями своей флотилии, как было заранее уговорено, в Вальпараисо на западном побережье Южной Америки.

25 ноября «Золотая лань» стала на якорь у острова Чилоэ, населенного индейцами-арауканами, сбежавшими с материка из-за жестокостей испанцев. Индейцы не доверяли вообще европейцам и, когда Дрейк с 10 вооруженными моряками попытался высадиться на берег, заставили его уйти, убив двух моряков и ранив его самого. Но севернее на материке Дрейку удалось войти в контакт с индейцами и они предоставили ему лоцмана до Вальпараисо. Появление англичан у западного побережья Южной Америки было для испанцев абсолютно неожиданным. Дрейк безнаказанно разграбил Вальпараисо и захватил стоявший в гавани испанский корабль с грузом вина и «некоторым количеством золота».

Корабль Ф. Дрейка «Золотая лань»

Дрейк направился далее на север. На испанских картах, захваченных англичанами, чилийский берег имел северо-западное направление, но всякий раз, когда Дрейк поворачивал на северо-запад, он терял его из виду. Оказалось, что фактически все побережье Чили тянется в основном с юга на север. Только у Перу берег действительно протянулся на северо-запад. Так что после плавания Дрейка контуры Южной Америки на картах приняли более правильные очертания. В бухте Байя-Салада (27°30 ю. ш.) пираты простояли месяц, ремонтируя свой корабль и безрезультатно поджидая два других своих корабля.

Выше Южного тропика Дрейк подошел к портам, через которые испанцы отправляли в Панаму добываемое в Перу золото и серебро. Так как они чувствовали себя и на побережье, и в море у побережья в полной безопасности, то они перевозили ценные грузы без особой охраны. Поэтому Дрейк легко захватил часть из них. В Арике, уже на границе нынешних Перу и Чили, Дрейк завладел двумя барками, на которых англичане нашли 40 слитков серебра весом около 20 фунтов каждый.

Утром 15 февраля, находясь в 20 милях от порта Кальяо, Дрейк встретил небольшое испанское судно, капитан которого сообщил ему, что 2 февраля из Кальяо в Панаму ушел корабль с большим грузом золота. Поскольку это судно должно зайти еще в ряд портов по дороге к месту назначения, то, по мнению испанского капитана, Дрейк может нагнать его.

В Кальяо (порт Лимы) на рейде стояли 30 испанских судов, из них несколько хорошо вооруженных. Их команды находились на берегу. Дрейк ввел «Золотую лань» в гавань и простоял там всю ночь среди своих врагов. Дрейк со своими моряками осмотрел испанские корабли и не нашел на них драгоценностей: все было свезено на берег. Переходя с корабля на корабль, Дрейк рубил якорные канаты, рассчитывая, что прилив и отлив сдвинут суда с мест стоянки и их командам при возвращении с берега будет довольно затруднительно найти свои корабли. Вызванное этим смятение позволит «Золотой лани» беспрепятственно уйти из гавани. Правда, благодаря случайности испанцы все же обнаружили присутствие английского корабля, и Дрейку пришлось срочно покинуть гавань. Испанцы на двух кораблях целый день преследовали Дрейка, но догнать «Золотую лань» не смогли.

Дрейк по пути на север захватил небольшой испанский барк и узнал, что корабль, о котором ему рассказывали ранее, еще до входа в Кальяо, и который он так мечтал догнать, прошел здесь совсем недавно. Зайдя в небольшую гавань Пайта, Дрейк узнал от капитана стоявшего там испанского судна, что корабль, за которым он гнался, называется «Какафуэго» и он вышел из Пайты два дня назад. Дрейк сразу же пустился в погоню.

21 февраля он захватил испанское судно с грузом одежды. Забрав груз, Дрейк отпустил судно. 8 февраля «Золотая лань» пересекла экватор. Там Дрейк захватил испанский барк с запасами нового такелажа, что особо его обрадовало, так как на «Золотой лани», находившейся второй год в плавании, требовалась замена многих элементов креплений мачт и системы управления парусами. Кроме того, на барке находилось 20 тысяч золотых песо.

Дрейк обещал подарить золотую цепь тому, кто первый увидит «Какафуэго». 1 марта Джон Дрейк, находившийся на наблюдательной площадке грот-мачты, закричал: «Парус!», увидев впереди большое испанское торговое судно. Он и получил обещанную Дрейком награду. К вечеру подул береговой бриз. Теперь испанцы не могли для своего спасения повернуть к берегу. 1 марта около девяти вечера «Золотая лань» перерезала путь «Какафуэго». Англичане дали орудийный залп, с противоположного борта испанского судна показалась английская пинасса, с которой на борт быстро перебрались 40 англичан.

Капитан и владелец «Какафуэго» был отправлен на «Золотую лань», и на следующее утро Дрейк завтракал на «Какафуэго», приказав своим морякам накормить испанского капитана так, как если бы они кормили его самого. В течение трех дней пинасса перевозила с испанского судна на «Золотую лань» драгоценности, а также запасы воды, паруса и канаты. По словам испанского капитана, их стоимость составляла 400 тысяч песо, из которых 106 тысяч принадлежали лично королю Филиппу II, а остальное – частным лицам. Общая стоимость золота и серебра, которые Дрейк забрал с испанских судов, составляла 447 тысяч песо, не считая стоимости большого количества фарфора, ювелирных изделий из золота и серебра, драгоценных камней, а также шерстяных тканей и продовольствия. По некоторым другим источникам, в трюмах «Какафуэго» оказалось 26 тонн серебра, 80 фунтов золота, а также сундуки с деньгами и ценностями, всего на колоссальную сумму около 600 тысяч фунтов стерлингов на тогдашние деньги.

Дрейк отпустил всех пленных испанцев, одарив их даже подарками из тех вещей, которые он забрал с испанских судов, и разрешив им вернуться на «Какафуэго». Любопытно, что Дрейк показал капитану «Какафуэго» «навигационную карту длиной 10 метров, сказав, что она сделана для него в Лиссабоне и стоила ему 800 крузадо». Когда же этот капитан спросил Дрейка, каким путем тот думает возвращаться на родину, «означенный капитан показал ему карту мира, на которой он продемонстрировал, что существует три пути, которыми он мог бы воспользоваться. Один путь через мыс Доброй Надежды, второй – той дорогой, которой он пришел сюда. О третьем пути он ничего не сказал».

И действительно, Дрейк понимал, что испанцы будут сторожить его и у Магелланова пролива и у Молуккских островов. Поэтому он решил найти таинственный пролив, соединяющий Тихий и Атлантический океаны на севере так же, как Магелланов пролив на юге. Он объявил об этом команде. Флетчер специально отметил в дневнике по этому поводу, что «открытием для мореходства этого прохода в Северной Америке из южных морей в наш океан[114] мы бы не только оказали большую услугу нашей стране, но и намного бы сократили срок возвращения домой, ибо в противном случае мы должны были бы идти очень долгим и мучительным путем, который едва ли выбрали бы по доброй воле… потому мы с радостью выслушали сообщение генерала».

Дрейк направился на север. По пути он захватывал испанские суда и, забрав ценные вещи, отпускал их. Далее Дрейку удалось захватить испанский парусник, на борту которого оказался лоцман, имевший карты и инструкции по плаванию через Тихий океан до Филиппин.

Кругосветное плавание Ф. Дрейка (1577–1580 гг.)

Это было особо важно для англичан, ведь до этого они знали о маршруте плавания Магеллана через Тихий океан совсем немного.

Пираты привели в порядок свой корабль, запаслись топливом, водой и двинулись на северо-запад вдоль тихоокеанского побережья Мексики. Там Дрейк не нападал на портовые города, где мог получить должный отпор, а только на поселки. Затем он проследовал далее на север.

Когда англичане в июне поднялись до 42° с. ш. (а возможно, и несколько севернее), то испытали внезапный переход от жары к холоду: падал мокрый снег, снасти обледенели, часто налетали холодные шквалы. В тихую погоду море покрывал туман, из-за которого приходилось стоять на месте. Две недели Дрейк не мог определить местоположение корабля ни по солнцу, ни по звездам.

Когда «Золотая лань» подошла к 48° с. ш., то есть была недалеко от нынешнего Ванкувера, и никакого пролива на восток обнаружено не было, Дрейк решил повернуть назад. До него ни один европейский корабль не заходил так далеко на север по тихоокеанскому побережью Северной Америки.

У 38° с. ш. в бухте (теперь Дрейкс-Бей, расположенная к северу от современного Сан-Франциско) 17 июня 1579 года англичане высадились на берег и приступили к ремонту корабля, продолжавшемуся 6 недель. На берегу Дрейк разбил лагерь и укрепил его. В лагере побывали множество калифорнийских индейцев. Однажды, когда лагерь посетили вождь и его воины в меховых плащах, Дрейк провел церемонию присоединения к английским владениям открытой им страны. У одного индейца был «скипетр» из черного дерева, три костяных цепочки и мешок с табаком. «От имени королевы Дрейк взял в руки скипетр и венок, а вместе и власть над всей страной, назвав ее „Новым Альбионом“, на что было две причины: белый цвет прибрежных скал и желание связать страну с нашей родиной, которая некогда так называлась».

Перед отплытием Дрейк поставил на берегу столб. На медной пластинке, прибитой к столбу, было написано: «Да будет известно всем людям, что 17 июня 1579 года по милости господа и от имени ее величества королевы Елизаветы Английской и ее преемников, я взял во владение это королевство, чей король и народ по своему желанию передали ее величеству их права на всю землю, названную мною, к сведению всех людей, Новым Альбионом. Фрэнсис Дрейк».

Ниже он вставил серебряную шестипенсовую монету с изображением королевы и ее гербом и вырезал свое имя. Любопытно, что пластина с надписью была обнаружена в 1923 году, утеряна и вновь найдена через три года.

Дрейк решил идти далее на запад, к Молуккским островам. В конце июля на открытых им островах Фараллон (37°45 с. ш., 123° з. д.) пираты запаслись провизией – мясом морских львов, яйцами и мясом диких птиц – и взяли курс на Марианские острова. Только через 66 дней плавания они увидели землю – один из Марианских островов. Из-за противных ветров Дрейк смог добраться до Молукк не ранее ноября. Остановился он у острова Тернате, выяснив, что правитель острова был врагом португальцев. Англичанам удалось запастись провизией и поплыть далее. К югу от Сулавеси, у необитаемого островка они месяц ремонтировали свой корабль. Затем еще месяц корабль пробирался в лабиринте островков и отмелей близ южных берегов Сулавеси и едва не погиб, наскочив на риф. Только сбросив за борт часть пушек, тюки с тканями, муку и т. п. и дождавшись, когда ветер начал стихать, а вода прибывать, корабль удалось снять с рифа.

У Явы Дрейк узнал, что невдалеке стоят такие же большие европейские корабли, как «Золотая лань». Дрейк, не желая встречаться с португальцами, взял курс прямо на мыс Доброй Надежды и обогнул его в середине 1580 года. А 26 сентября 1580 года «Золотая лань» прибыла в Плимут, совершив второе в истории кругосветное плавание. Причем Дрейк ставил себе в особую заслугу, что Магеллан погиб в ходе такого кругосветного путешествия, а он его начал и завершил.

Дрейк открыл путь в Тихий океан для англичан и голландцев. Испанский посол требовал примерного наказания пирата и возвращения всего награбленного, которое оценивалось в несколько миллионов золотых песо. Но Елизавета, получив в счет своего пая несметные ценности, осыпала Дрейка милостями. Послу Испании Елизавета приказала ответить, что все ценности будут храниться в ее сокровищнице, пока Англия и Испания не произведут окончательные расчеты по взаимным претензиям.

Она дала шестичасовую аудиенцию «ее пирату», как королева называла Дрейка. После нее он вернулся в Плимут с приказом королевы принять участие в регистрации захваченных богатств. А своему главному поверенному королева написала, чтобы регистрация начиналась только после того, как Дрейк на некоторое время останется с захваченными сокровищами совершенно один и получит возможность «привести все в порядок». Дрейк, по его собственным словам, «видел желание ее величества, чтобы точные цифры не были известны ни одной живой душе». Кроме того, по распоряжению королевы он взял из захваченного 10 тысяч фунтов стерлингов для себя и еще 10 тысяч для раздачи членам экипажа.

По приказу королевы после регистрации все сокровища должны быть перевезены в Тауэр, а по дороге их надо было завезти во дворец королевы, чтобы она смогла все осмотреть. Главный поверенный понял, что Елизавета хотела скрыть от всех стоимость привезенных Дрейком богатств. В Тауэр же поместили на хранение 20 тонн серебра, пять слитков золота, каждый длиной 45 сантиметров, и некоторое количество драгоценных камней. Так что абсолютно ясно, что значительная часть захваченных богатств тайно попала в сокровищницу королевы. Считается, что пайщики экспедиции Дрейка получили 4700 процентов на вложенный капитал.

4 апреля 1581 года «Золотая лань» перешла в Лондон к парадному причалу. На корабль прибыла королева Елизавета; Дрейк был возведен ею в рыцарское достоинство и стал сэром Фрэнсисом Дрейком. Ему был дарован титул баронета, королева открыто гуляла с ним в своем саду и с интересом слушала рассказы пирата о его приключениях. Королева назначила Дрейка мэром Плимута и инспектором королевской комиссии по проверке состояния военного флота. В 1584 году он стал членом парламента.

Рыцарское звание обязывало Дрейка быть владельцем «замка». И он купил небольшое поместье в Букленде, расположенное в шести милях от фермы, где он родился. Дрейк стал вести жизнь помещика, занимался сельским хозяйством. Наконец-то его жена Мэри была, видимо, счастлива. Никогда ранее ее муж не находился так долго на берегу, у домашнего очага. Но в январе 1583 года Мэри скончалась. Дрейка тогда не было дома. Он был в Лондоне у королевы, которой преподнес очередной новогодний подарок. Ранее он подарил королеве корону с пятью большими бриллиантами, а на Новый год – усыпанный бриллиантами крест.

На этот раз его подарок состоял из золотой солонки, сделанной в виде земного шара, покоящегося на спинах двух обнаженных мужских фигур. На верху земного шара располагалась фигура женщины, державшей горн. Подарки Дрейка королеве всегда были необычными и изысканными. Так, в 1587 году, например, он подарил ей усыпанный бриллиантами веер из красных и белых перьев, на котором, когда его раскрывали, виден был портрет Елизаветы.

В феврале 1585 года Дрейк вторично женился. На этот раз его женой стала представительница знатного и богатого английского семейства Соммерсетов, единственная дочь сэра Джорджа Сиденгема 20-летняя красавица Елизавета.

Все шло к открытому военному столкновению между Испанией и Англией. Особенно это стало ясно в 1585 году, после того как Дрейк, командуя флотилией в составе 21 корабля с 2300 солдатами на борту, 14 сентября 1585 года вышел из Плимута и направился на юг, к берегам Испании. Дрейк захватил галисийский порт Виго и, взяв там добычу в 30 тысяч дукатов, в том числе большой серебряный с позолотой крест из кафедрального собора Виго, направился оттуда к островам Зеленого Мыса, где разорил несколько городков. Оттуда флотилия Дрейка проследовала на запад, в Карибское море. Дрейк подошел к столице Эспаньолы – городу Санто-Доминго. Пират запросил выкуп более 100 тысяч дукатов. В городе сумели собрать только 25 тысяч. Тогда Дрейк начал бомбардировку города. Пострадала ратуша и монументальный собор с гробницей Xристофора Колумба. Дрейк заполнил трюмы своих кораблей запасами продовольствия и воды, захватил стоявший в порту большой испанский галеон, а также снял с городских укреплений 240 пушек и увез их, а затем поплыл на юг, к Картахене, куда и прибыл 9 февраля 1586 года.

Перебежавшие к англичанам два марона, бывшие рабы, указали Дрейку слабые места в обороне крепости. Поэтому Картахена была взята с налета. Только 110 тысяч дукатов, выплаченные Дрейку, спасли город от разрушения. А дополнительно 1000 крон он получил за то, чтобы не был разрушен монастырь, находившийся в четверти мили от города. А город Сан-Августин на побережье Флорида, где ранее испанцы убили всех колонистов-гугенотов, пираты сожгли дотла.

На обратном пути в Англию Дрейк посетил Виргинию, первую английскую колонию на побережье Северной Америки, созданную за год до этого. 1 июня 1586 года Дрейк подошел к месту высадки колонистов и нашел их в крайне бедственном положении. Сначала он выделил колонистам судно «Дрейк», нагрузил его продовольствием и послал к берегу. Но тут разразилась сильная буря и судно погибло. Тогда колонисты не захотели оставаться в Америке и попросились на корабли флотилии. Так бесславно закончилась первая попытка англичан создать колонию на побережье Нового Света.

После возвращения Дрейк преподнес королеве драгоценный крест из кафедрального собора Виго и диадему, взятую в Картахене. Королева надела ее во время рождественских праздников.

Филипп II готовил огромный флот для нанесения решающего поражения Англии. 2 апреля 1587 года Дрейк покинул Плимут во главе эскадры из 13 кораблей. Ему удалось захватить два испанских судна, шедших из порта Кадис на Атлантическом побережье Испании. Капитаны судов при допросе сообщили Дрейку, что в этом порту сосредоточилось множество кораблей, готовых плыть на север. У Лиссабона эта испанская эскадра должна была соединиться с португальскими кораблями и совместно следовать далее на север для нападения на Англию.

Узнав о сосредоточении в порту вражеских кораблей, Дрейк решил напасть на Кадис, сделав ставку на внезапность нападения. Он сумел во второй половине дня 19 апреля внезапно появиться на внешнем рейде Кадиса. У причалов порта стояли десятки испанских кораблей со свернутыми парусами, на которых проходила подготовка к выходу в море, грузились припасы и вооружение.

Дрейк с ходу ворвался в порт, обстреливая испанские корабли из всех орудий. Ему удалось потопить и сжечь 30 испанских кораблей, уничтожить 10 тысяч тонн продовольствия и увести флагман испанского флота водоизмещением 1200 тонн, вооруженный сильной артиллерией.

Затем англичане направились к берегам Португалии, где уничтожили рыболовные суда и захватили 47 каравелл, перевозивших продовольствие в Лиссабон. Далее Дрейк направился к Азорским островам. Он получил сведения, что португальская каррака (судно типа большого галеона) под названием «Святой Филипп» идет к Азорским островам. Это был самый крупный корабль португальского Ост-Индского флота. На 18-й день плавания Дрейк встретил эту карраку и принудил ее к сдаче. На карраке находился ценный груз из восточных португальских факторий: пряности, шелка, фарфор, драгоценные камни и золото. Испанцы считали, что, захватив эту карраку, Дрейк нанес им ущерб в 114 тысяч фунтов стерлингов. 26 июня 1587 года флотилия Дрейка с громадной добычей возвратилась в Плимут.

Экспедиция Дрейка нанесла страшный удар по могуществу испанской короны. Лишь через год Филипп II сумел собрать большую эскадру и направить ее к берегам Англии. Еще до выхода в море ее назвали «Непобедимой армадой». В ее разгроме вице-адмирал Фрэнсис Дрейк принял самое активное участие. Испанцы потеряли более 60 кораблей и 20 тысяч воинов и моряков. Морская мощь Испанской империи была подорвана окончательно и бесповоротно.

Свою жизнь Фрэнсис Дрейк, как истинный пират тех времен, закончил в море. В свой 51-й год жизни на флагманском корабле «Вызов» он вновь направился во главе эскадры на запад, в Карибское море. Но на борту флагмана разразилась эпидемия дизентерии. От нее королевский корсар сэр Фрэнсис Дрейк и умер 28 апреля 1596 года.

Сообщение о смерти Дрейка быстро распространилось по всей Испании. Многие испанские города в честь такого события были иллюминированы. А король Филипп II, в то время постоянно болевший, сказал, что, узнав о смерти Дрейка, он почувствовал себя так хорошо, как никогда со времени Варфоломеевской ночи. Но до конца века оставалось всего несколько лет, а вместе с веком уходило навсегда морское могущество Испанской державы, для сокрушения которого так много сделал королевский корсар Фрэнсис Дрейк.

Одним из самых удачливых последователей сэра Фрэнсиса был Томас Кавендиш. Этот весьма состоятельный молодой джентльмен стал офицером английского военно-морского флота, но быстро спустил свое унаследованное состояние и решил поправить финансовые дела за счет испанской казны. В 1585 году он отплыл на пиратский промысел в Карибском море и через год возвратился в Англию уже вновь богатым. Промотав большую часть награбленного на берегу, он собрал средства на покупку двух небольших судов. Уже имевшаяся у него слава удачливого пирата позволила ему привлечь в пайщики своего пиратского предприятия нескольких состоятельных банкиров.

21 июля 1586 года Кавендиш вышел из Плимута во главе небольшой флотилии в составе трех кораблей грузоподъемностью 60, 40 и 20 тонн. В составе команд было около 130 моряков, в том числе несколько ветеранов, совершивших кругосветное плавание вместе с Дрейком.

Экспедиция пересекла Атлантику и добралась до патагонской гавани Пуэрто-Десеадо на 46° ю. ш. Там экспедиция запаслась вяленым и соленым мясом, а также жиром морских ластоногих и пингвинов. Корабли откилевали и уничтожили расплодившихся крыс. Из-за возникших ссор между матросами и патагонцами Кавендиш вынужден был покинуть гостеприимную гавань и выйти в море. 7 января 1587 года он вошел в Магелланов пролив и на одном из берегов самой узкой его части увидел два десятка голодных, оборванных испанцев в полуразрушенной крепости. Оказалось, что это все, что осталось от гарнизона основанной за три года до этого испанской крепости. Крепость была построена с целью перекрыть проход проливом иностранных судов. Гарнизон почти вымер от болезней, голода и нападения индейцев. Кавендиш забрал оставшихся в живых испанцев с собой, спасая их от голодной смерти. А название форта – Вилья Филипе, данное в честь испанского короля Филиппа II, он заменил на «Голодный порт».

Почти месяц ушел у Кавендиша на проход Магеллановым проливом. А на выходе в Тихий океан его корабли встретил страшный шторм, который сразу же разметал их по водному простору, и они потеряли друг друга. Но через 20 дней, 15 марта, все три судна соединились. Правда, флагманский корабль Кавендиша дал сильную течь и едва держался на воде. Попытки подойти к острову Чилоэ были безрезультатны, так как индейцы встречали шлюпки градом стрел. Лишь на другом острове, где индейцы были замирены еще испанцами, удалось заделать пробоины в корпусах, запастись мясом птицы и свиней, плодами батата и другим продовольствием.

Направляясь на север вдоль побережья, Кавендиш нападал на встречные поселения и города. Получалось, что испанцы не сделали выводов из плавания Дрейка. На острове Пуна он захватил только золотых монет на сумму 645 тысяч ливров. Там Кавендиш был вынужден затопить свое поврежденное бурями флагманское судно и продолжить плавание на двух небольших кораблях.

У берегов Новой Испании (Мексики) Кавендиш на двух своих небольших судах напал на 120-тонный испанский корабль, захватил и сжег его. Там же им были ограблены два испанских поселения. Наконец, произошла встреча Кавендиша с большим испанским галеоном «Санта Анна» водоизмещением более 700 тонн.

Это был один из тех галеонов, которые регулярно отправляли с Филиппин в Панаму испанские власти с ценнейшими азиатскими грузами. Бой продолжался более пяти часов. Небольшие подвижные английские суда, вооруженные более дальнобойными пушками, сумели проломить ядрами борта огромного галеона, и он начал крениться. Капитан галеона предпочел сдаться.

Пираты захватили на галеоне 122 тысячи золотых монет, сотни рулонов шелка, жемчуг, фарфор и другие ценные грузы. Трюмы английских судов не смогли вместить все захваченное добро. Пришлось оставить в трюме галеона до 500 тонн груза. Кавендиш сдержал слово, данное испанскому капитану, и помиловал захваченную пиратами команду и пассажиров. Он высадил всех на побережье и отдал паруса для сооружения палаток, а затем поджег захваченный галеон.

Из числа команды и пассажиров галеона Кавендиш забрал с собой двух японцев, двух филиппинцев и португальца, хорошо знавших архипелаги южных морей, и поплыл через Тихий океан в направлении Молуккских островов. Так он и не узнал, что горевший галеон прибило к берегу и испанцы сумели ценой жизни многих моряков погасить огонь, кое-как отремонтировали корпус судна и добрались с остатками груза в ближайший порт.

Кавендиш с помощью пленных лоцманов добрался до Филиппин и стал обходить один остров за другим. Он выдавал себя за сборщика налогов, посланного манильским губернатором. Лишь когда до Манилы оставалось всего день-два пути, он не стал скрывать свою национальность. Местные правители стали предлагать Кавендишу совместно напасть на Манилу, так как испанское господство им было явно в тягость. Но он, отягощенный громадной добычей, не согласился на это и направился через Индийский океан к мысу Доброй Надежды на южной оконечности Африки.

В Плимуте, по завершении третьего в истории мореплавания кругосветного рейса, Кавендиша встретили как героя и победителя. В донесении королеве корсар подробно докладывал:

«Я прошел вдоль берегов Чили, Перу и Новой Испании, и везде я наносил большой вред. Сжег и потопил 19 кораблей, больших и малых. Все города и деревни, которые попадались мне на пути, я жег и разорял. Самым богатым из моей добычи был великий корабль, который я взял у Калифорнии, когда он шел с Филиппин. Это один из самых богатых товарами кораблей, которые когда-либо плавали в этих морях».

Удачливый королевский корсар сумел всего за два года просадить доставшееся ему огромное богатство. На оставшиеся 2 тысячи фунтов стерлингов он снарядил флотилию из пяти кораблей и в 1591 году отправился в новое кругосветное плавание. У берегов Патагонии страшный шторм разметал его корабли. Им удалось соединиться у Пуэрто Десеадо, но на этот раз индейцы не подпустили шлюпки к берегу. В Магеллановом проливе на корабли флотилии обрушился новый страшный шторм. Три корабля бросили своего начальника и отправились в обратный путь. Пришлось поворачивать в обратный путь и Кавендишу. Голод, холод и болезни вырывали из состава экипажа все новые жертвы. Вскоре исчез и четвертый корабль. Пристать к бразильскому берегу не позволили португальцы. На обратном пути в Англию королевский корсар скончался в Южной Атлантике в 1592 году на 37-м году жизни.

Одной из ярких фигур в истории королевских корсар был сэр Уолтер Роли (Рэйли). Этот небогатый английский дворянин родился в 1552 году. Уже в молодости он мечтал о головокружительной карьере. У него не было ни состояния, ни знатного имени, но он твердо верил в свою удачу, в то, что путь к тому и другому лежит для красивого молодого человека через покои «девственной» королевы Елизаветы. Своей богатой фантазией, затейливыми выдумками он обратил на себя внимание и вскоре стал одним из ее фаворитов.

Вообще-то для своего времени он был человеком довольно образованным и разносторонним. В истории он остался как государственный деятель, философ и поэт, воин и моряк, организатор первых английских колоний в Америке, корсар и путешественник. В молодости он сражался на стороне Нидерландов в освободительной войне с Испанией. В 33 года он стал адмиралом английского флота и участвовал в боях с испанцами. Считается, что именно ему принадлежит идея доставить в Европу из Америки картофель и табак. На свои средства он снарядил каперскую флотилию, которая атаковала испанские поселения в Америке. Затем он возвратился в Англию и участвовал в разгроме испанской «Непобедимой армады» в 1588 году.

Вызвав немилось и гнев Елизаветы, он был ею заточен в Тауэр. Там и задумал он послать экспедицию для поиска сказочной страны Эльдорадо, где полно золота и сокровищ. Он, используя стремление королевы ко все большему накоплению богатств, в первую очередь в виде слитков золота, послал ей план экспедиции, который заинтересовал ее. Уолтера Роли выпустили из Тауэра и поставили во главе экспедиции, а королева вошла в число акционеров, финансировавших экспедицию.

Уолтер Роли (Рэйли)

У. Роли в Южной Америке. Пленение губернатора Картахены (Старинная гравюра)

9 февраля 1595 года пять кораблей под командованием Уолтера Роли, на которых кроме команд находились сотня солдат и несколько десятков переселенцев, отправились к устью реки Ориноко для поиска на южноамериканской земле страны Эльдорадо. Там он начал свою деятельность с того, что стал захватывать в плен испанских соперников в поисках «Золотой страны». В 1596 году У Роли направил своего капитана Леонарда Берри на пинассе «Уотти» исследовать реки восточной части Гвианского плоскогорья. Естественно, что никакой страны Эльдорадо в Южной Америке не обнаружили, хотя по отчетам У. Роли, регулярно поступавшим от него в Лондон, можно было судить, что это вот-вот случится.

Вернулась экспедиция Роли, естественно, ни с чем. Королева Елизавета скончалась в 1603 году, не успев разделаться с обманщиком. На английский престол вступил Яков I, сын казненной в свое время Елизаветой шотландской королевы Марии Стюарт. При нем Роли был обвинен в государственной измене и в ожидании смертной казни провел много лет в одиночной камере Тауэра.

Роли продолжал направлять королю письма с предложениями возобновить поиск страны Эльдорадо. Как ни удивительно, но соблазн получения сокровищ в виде золотых слитков вновь сыграл свою роль. В 1617 году Роли выпустили на свободу и он вновь отправился в Америку. Но на этот раз Роли искать «Золотую страну» не стал. Он начал нападать на испанские корабли и быстро обогатился. И тут сказалась перемена политического курса королевского правительства. Яков I проводил политику сближения с Испанией и сочувствовал католической вере. Самозванный корсар был вызван на родину и вновь заточен в тюрьму. Правда, король не стал повторно судить корсара, а просто в 1618 году приказал исполнить приговор, вынесенный много лет назад.

Известия о прибылях, которые принесли кругосветные плавания английских корсаров, беспокоили воображение голландских купцов. В конце XVI века северные провинции Нидерландов освободились от испанского ига. Испанский король Филипп II запретил всем подданным своей империи иметь дело с голландцами – мятежниками и еретиками, по его мнению. Амстердамские купцы решили проникнуть в богатейшие районы Азии путем Дрейка и Кавендиша, то есть посылая свои корабли на запад через Атлантику.

В июле 1598 года из Амстердама вышла флотилия из четырех кораблей с 248 членами экипажей. Флотилию возглавил 33-летний опытный моряк Оливер Ван Ноорт, совершивший до этого несколько пиратских рейсов в Карибское море. Он получил инструкцию нападать на испано-португальские суда и поселения. Вместе с тем ему предписывалось мирно торговать там, где предполагалось основать фактории голландских купцов. В Гвинейском заливе на флотилию Ван Ноорта напали португальцы. В бою погибли брат Ван Ноорта и один из главных штурманов. Флотилия пересекла Атлантику, и в схватках с португальскими кораблями у берегов Бразилии погибли еще 11 моряков. Несколько месяцев флотилия штормовала в атлантических водах.

Зазимовал Ван Ноорт на пустынном острове Санта-Клара. Зимовка проходила тяжело. Адмиральский корабль сел на мель, и лишь чудом удалось его спасти. Матросы взбунтовались и ранили единственного штурмана. Нескольких зачинщиков Ван Ноорт казнил, а тому, кто ранил штурмана, пригвоздил руку к мачте. Из-за болезней и гибели людей Ван Ноорт перед отплытием с острова был вынужден сжечь один из кораблей, так как вести его было некому.

Ван Ноорт пошел Магеллановым проливом, где в стычках с индейцами погибли еще трое моряков. В отместку голландцы уничтожили целое племя. Продолжались интриги и в среде моряков. Ван Ноорт высадил на берег своего помощника Клааса, который был заподозрен в подстрекательстве команды к мятежу. Из-за противных ветров и отсутствия точных карт проход пролива занял 99 дней, и лишь 29 февраля 1600 года Ван Ноорт вышел в Тихий океан. Там во время шторма погиб еще один корабль его флотилии.

На побережье Южной Америки Ван Ноорт выгодно торговал с местными индейцами-арауканцами, меняя ножи, рубашки и шляпы на съестные припасы. А испанские поселения и корабли голландцы вплоть до июля 1600 года грабили и сжигали. От Вальпараисо до Акапулько имя Ноорта было у всех испанцев на устах.

Затем голландцы ушли на запад и познали все муки, подстерегавшие в те времена тех, кто рискнул пересечь Тихий океан: встречные ветры, голод и цингу. В сентябре Ноорт появился у Марианских островов. Описание того, что там он увидел, – его вклад в этнографические исследования Океании:

«У Разбойничьих островов[115] к голландским кораблям подошло чуть ли не 200 лодок, в каждой из которых находилось не менее двух-трех человек. Торговля шла таким образом: голландцы привязывали к тросу какой-нибудь железный предмет и опускали вниз, индейцы[116] жадно его хватали и прикрепляли вместо него мешочек с рисом; затем голландцы поднимали его наверх и обнаруживали сплошной обман и надувательство со стороны этих людей, так как те заполняли мешочек рисом только сверху, а вниз запихивали листья и другие тому подобные никому не нужные вещи. Когда несколько человек взобрались на корабль, один из них неожиданно выхватил у голландца рапиру, бросился вместе с ней в море и поплыл к берегу. Адмирал приказал открыть по ним огонь, но большинство прыгало в море и, ныряя, скрывалось на какое-то время под водой. И даже если удавалось перевернуть их лодки, это им было нипочем, поскольку они только отплывали в сторону, потом подплывали, ставили лодку в правильное положение и продолжали за нее держаться. Их лодки длинные и узкие, причем они одинаково быстро продвигаются вперед, без разворота, и со стороны носа, и с кормы».

На Филиппинах голландцы, переходя от острова к острову, грабили поселения, купеческие суда, китайские джонки. На подходе к Манильской бухте флотилия была атакована двумя испанскими фрегатами. Один из голландских кораблей с экипажем в 25 моряков был ими захвачен. Но Ван Ноорту удалось потопить флагманский фрегат с экипажем в 200 моряков. Голландцы топили баграми и расстреливали из пушек пытавшихся спастись на обломках погибшего корабля испанских моряков.

Свои пиратские нападения Ноорт сочетал с активной торговлей на Борнео и в других местах. Переплыв Индийский океан и выйдя на просторы Атлантики, Ноорт в августе 1601 года добрался до Роттердама на единственном корабле с оставшимися в живых 35 членами экипажа, завершив там трехлетнее кругосветное плавание, первое в истории голландского флота. Но для голландских купцов путешествие было прибыльным, добыча перекрыла все расходы, ведь трюм корабля, где при отплытии из Голландии находились шерстяные ткани, при возвращении был наполнен 60 тоннами пряностей, драгоценных металлов и камней. А главная заслуга Ван Ноорта заключалась в том, что после его плавания голландцы в начале XVII века преодолели психологический барьер, возникший в связи с провалом экспедиции в Южное море, посланной ранее. Теперь благодаря пирату Ван Ноорту они убедились, что способны проникнуть в испано-португальские колонии, продвигаясь в западном направлении, и воочию увидели пряности, доставленные в трюме корабля Ван Ноорта.

Власть над Карибским морем

Пусть грохочут пушки и мушкеты бьют,

Блещут абордажные клинки!

Вражеские флаги падают на ют.

Мы их одолели, моряки!

(Из старинной песни пиратов)

Во второй половине XVII века главные события истории пиратства проходят в Западном полушарии в бассейне Карибского моря и на рассеянных по нему архипелагах Антильских островов. Эти острова, изобилующие множеством укромных заливов, частично покрытые густыми лесами, стали надежными укрытиями для морских разбойников различной национальности. Этому способствовала преступная политика Испанского королевства, которому первоначально после открытия Нового Света стали принадлежать все эти острова и побережья. Политика, основанная на полной изоляции заморских владений Испании от всего остального света. Королевским указом был категорически запрещен доступ в заморские колонии всем еретикам, и особенно corsarios luteranas, то есть корсарам-протестантам – англичанам, французам, голландцам, немцам и другим.

Именно в этот период в Карибском море появились такие морские пираты, которых называли буканьерами и флибустьерами. Буканьеры являлись охотниками, которые готовили мясо убитых ими зверей по индейскому способу, получившему название «букана». При этом мясо солили, затем подсушивали и коптили в густом дыму.

Приготовленное таким образом мясо долго хранилось в условиях тропического климата годным к употреблению и очень ценилось во всем Карибском бассейне.

Откуда же буканьеры появились? Дело в том, что на Антильские острова испанцы завезли большое количество домашних животных: коров, коз, овец и свиней. Когда хозяева оставили острова после открытия золота ацтеков, майя и инков на Американском континенте, животные из покинутых хозяевами дворов ушли в глубь лесных чащ и там в благоприятных условиях островов размножились и одичали. Именно на этих зверей охотились буканьеры, выходцы из среды французских моряков и потерпевших кораблекрушение пиратов разных национальностей, поселившихся на Эспаньоле (теперь Гаити). Испанцы часть буканьеров вытеснили с Эспаньолы на небольшой остров Тортуга (теперь Тортю), расположенный к северо-западу от нее. Ясно, что буканьеры явились источником пополнения и организации пиратских отрядов и экспедиций, которые на протяжении десятилетий вели необъявленную войну с испанцами.

К тому времени буканьеров стали называть еще и флибустьерами (от французского слова flibustier и голландского vrijbuiter – «свободно грабящий», то есть пират). Французы охотнее пользовались наименованием «флибустьеры», а англичане «буканьеры».

Эти пираты создали особое, необычайно дисциплинированное и сплоченное общество со своими законами и порядками. Они называли себя «frères de la côte» («береговые братья»), подчеркивая этим свою сплоченность и единение. В 1678 году в Голландии было издано сочинение А. О. Эксквемелина «Пираты Америки». Автор, вероятнее всего голландец, врач на службе Французской Вест-Индской компании, в течение 1666–1673 годов был участником походов пиратов Карибского моря и их лекарем и оставил живые воспоминания об этих временах. Воспользуемся и мы этими воспоминаниями, чтобы рассказать о пиратском сообществе тех лет:

«Каждый из пиратов, собираясь идти в море, делал то, что считали нужным его товарищи по плаванию. Когда все было готово, пираты собирались в условном месте и поднимались на корабль. У каждого был необходимый запас свинца, пороха и ружей. Отчалив от берега, они обычно начинали совещаться, где лучше запастись провиантом. При этом речь шла прежде всего о мясе. Пираты во время плавания, в сущности, питаются одной только говядиной. Правда, порой им достаются разные припасы, которые они отнимают у испанцев. Иногда они бьют диких свиней и ловят черепах, мясо которых солят впрок… Остальные идут на корабль и готовятся к плаванию. Корабль кренгуют[117] и смолят – словом, делают все, что необходимо в таких случаях. Если пираты решили заготовить большой запас мяса, его доставляют на корабль и сбрасывают в трюм как балласт. Из трюма мясо берут для насущных надобностей дважды в день. Когда мясо варят, жир, всплывающий на поверхность, собирают и сливают в маленькое корытце. В этот жир макают особые колбаски. Потом жир используют как приправу. Нередко пиратские кушанья бывают намного вкуснее изысканных блюд, которые подаются на господские столы.

Капитан корабля обязан есть ту же пищу, что и вся его команда до юнги включительно. Если команда желает уважить своего капитана, то ему готовят какое-либо особое блюдо и подают его непосредственно капитану за общий стол.

Когда корабль полностью оказывается подготовленным к отплытию и все ремонтные работы заканчиваются, пираты собираются и обсуждают, куда держать путь и на кого нападать. При этом они заключают особое соглашение, которое называется шасс-парти. В нем указывается, какую долю получают капитан и команда корабля. В таких соглашениях обычно отмечается, что, собрав всю захваченную добычу, должно прежде всего выделить долю егерю (как правило, 200 реалов),[118] затем вознаграждение плотнику, принимавшему участие в постройке и снаряжении корабля; плотнику обычно выплачивают 100 или 150 реалов, и суммы эти вручаются после возвращения из похода. Затем следует доля лекаря (на больших кораблях ему выделяют на медикаменты 200 или 250 реалов). Из оставшейся суммы выделяют деньги на возмещение ущерба раненым. По особым условиям обычно полагается: потерявшему какую-либо конечность – за правую руку – 600 реалов или шесть рабов, за левую – 500 реалов или пять рабов; за правую ногу – 500 реалов или пять рабов, за левую – 400 реалов или четыре раба. За глаз причитается 100 реалов или один раб, за палец – 100 реалов или раб. Парализованную руку приравнивают к руке потерянной. За огнестрельную рану на теле полагается 500 реалов или пять рабов. Все эти суммы сразу же изымаются из общей добычи. Все оставшееся делится между командой, но капитан получает от четырех до пяти долей. Остальные же делят все поровну. Юнги получают половинную долю. Если среди пиратов есть такие, которые вышли в плавание вообще впервые, то им выделяется совсем небольшая часть, а остаток идет в общую кассу.

В Атлантике пиратам было раздолье. Особенно активно они промышляли в Карибском море

Захватив корабль, команда решает, передавать ли его капитану. Если захваченный корабль лучше их собственного, пираты переходят на него, а свой сжигают. После того как корабль захвачен, никому не дается право грабить имущество, посягать на товары в его трюмах.

Вся добыча – будь то золото, драгоценности, камни или разные вещи – делится впоследствии поровну. Чтобы никто не захватил больше другого и не было никакого обмана, каждый, получая свою долю добычи, должен поклясться на Библии, что не взял ни на грош больше, чем полагалось при дележке. Это касается как золота, серебра, драгоценностей, так и шелка, льна, хлопка, одежды и свинца. Того, кто дал ложную клятву, изгоняют с корабля и впредь никогда не принимают. Пираты очень дружны и во всем друг другу помогают. Тому, у кого ничего нет, сразу же выделяется какое-либо имущество, причем с уплатой ждут до тех пор, пока у неимущего не заведутся деньги. Пираты придерживаются своих собственных законов и сами вершат суд над теми, кто совершил вероломное убийство. Виновного в таких случаях привязывают к дереву, и он должен сам выбрать человека, который его умертвит. Если же окажется, что пират отправил своего врага на тот свет вполне заслуженно и честно, то есть дал ему возможность зарядить ружье и не напал на него сзади, товарищи убийцу прощают. Среди пиратов дуэли завязываются довольно легко. Захватив корабль, пленных высаживают при первой же возможности. Но двоих или троих оставляют, чтобы впоследствии продать или заставить делать все, что не хотят исполнять сами. После двух-трех лет добросовестной службы их иногда отпускают».

О типичной деятельности карибских пиратов можно судить, изучая биографию одного из прославленных пиратских главарей того времени Генри Моргана. Он родился в графстве Гламорганшир на скромной уэльской ферме в местечке Ланримни. В молодости, будучи юнгой, Морган попал на остров Барбадос, оттуда перебрался на Ямайку, важный пиратский центр того времени, где базировалось немало пиратских кораблей и велась подготовка к грабительским походам. Морган пристал к пиратам и за короткое время в совершенстве овладел их мастерством и усвоил их образ жизни. За три или четыре похода он вместе с товарищами сумел сколотить небольшой капитал. Известно, что часть денег они выиграли в кости, часть получили из пиратской добычи. На эти деньги друзья сообща купили корабль и продолжили пиратскую деятельность.

Генри Морган (Литография XVIII в.)

Впервые Морган самостоятельно командовал кораблем в пиратской экспедиции капитана Эдуарда Мансфильда на острове Кюрасао (один из богатейших Малых Антильских островов). Эту экспедицию организовал лично сам английский губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд, который охотно использовал пиратов в борьбе с испанскими властями в Карибском море. Губернатор обещал, что остров будет отдан пиратам на разграбление, если удастся прогнать оттуда испанцев. Пиратская флотилия насчитывала 16 кораблей с командами без малого в 500 моряков. Мансфильд сразу отличил молодого Моргана и назначил его своим заместителем.

Вначале пиратской флотилии сопутствовал успех. Пираты напали на испанский гарнизон фортов на острове Санта-Каталина неподалеку от Коста-Рики, примерно в 35 милях севернее устья реки Чагре. Затем был захвачен близлежащий островок. Далее пираты отправились вдоль берегов Коста-Рики, нападая на прибрежные селения. Но экспедиция кончилась полным провалом: остров Санта-Каталина испанцы освободили от пиратов, а Мансфильд, в конце концов, попал в плен к испанцам и был ими казнен.

Правда, в ходе экспедиции Морган зарекомендовал себя отлично, и после гибели Мансфильда ему вверили командование собранной заново пиратской флотилией в составе 12 хорошо оснащенных и вооруженных кораблей с экипажем в 700 отчаянных пиратов, в основном англичан и французов. Так 23-летний рослый и сильный пират стал пиратским адмиралом. Он категорически возражал против возвращения кораблей на Ямайку и считал, что потери, понесенные пиратами на Санта-Каталине и в других местах, следует возместить и только после этого возвращаться на Ямайку.

Пираты поддержали молодого предводителя, и он направил курс флотилии к берегам Кубы. У него созрело решение напасть на кубинский город Пуэрто-дель-Принсипе, расположенный в глубине острова и ранее не подвергавшийся нападениям.

Когда пираты уже следовали к месту высадки на кубинском побережье, то один испанец, долгое время находившийся в плену у англичан, уловил из их бесед, что готовится нападение именно на Пуэрто-дель-Принсипе. По рассказу А. О. Эксквемелина, ночью испанец прыгнул в воду, добрался до берега и предупредил жителей города о появлении пиратов. Губернатор города успел устроить завалы на дорогах и выставил засады с пушками в нескольких местах. Ему удалось собрать из местных жителей и рабов отряд в 800 бойцов.

Пираты, продвигаясь по густым джунглям к городу, сумели обнаружить испанские засады. Обойдя их, моргановские молодцы стремительно атаковали губернаторский отряд и заставили испанцев отступить, а затем бежать. Пираты ворвались в город, где им оказали сопротивление солдаты и жители города, включая женщин. Некоторые жители, запершись в домах, стреляли в пиратов из окон. Тогда последние пригрозили спалить город и истребить всех женщин и детей. Испанцы, зная жестокость и беспощадность пиратов, сдались.

Пираты, захватив город, согнали всех пленных вместе с женщинами и детьми в церковь, а потом начался грабеж города и окрестностей. Причем пираты пытали многих жителей города, чтобы выведать, куда они спрятали деньги и драгоценности. Подручные Моргана потребовали, чтобы они добровольно принесли и сдали драгоценности, деньги, одежду, оружие, продовольствие и вино. Тех, кто попытался защищаться или скрыть свою собственность, пираты безжалостно убивали. Вся добыча была снесена вместе и составила несколько больших куч на рыночной площади.

Когда у пиратов закончились захваченные съестные припасы и грабить было уже нечего, то они потребовали от горожан выкуп и пригрозили, что в случае отказа увезут всех пленных на Ямайку и сожгут город. Морган заявил, что согласен ждать выкупа не более двух недель и за это время деньги должны быть доставлены пиратам во что бы то ни стало.

Из перехваченного письма губернатора города Сантьяго Моргану стало ясно, что жителям города рекомендовалось не спешить с выкупом и ожидать подхода многочисленных испанских войск. Он велел перенести всю добычу на побережье к тому месту, где стояли пиратские корабли, и объявил испанцам, что если завтра они не внесут выкуп за город, то он тотчас спалит его. Но пиратам удалось получить в счет выкупа 500 голов скота и засолить впрок мяса и сала. Морган взял в качестве заложников шесть знатнейших жителей и отправился на побережье. Днем к месту стоянки кораблей испанцы привели последних коров, но Морган отказался отпустить заложников, пока мясо не будет перенесено на корабли. Чтобы освободить своих сограждан, испанцам пришлось вместе с пиратами разделывать туши и засаливать мясо, а затем переносить его на корабли.

В это время началась распря между французами и англичанами пиратского отряда, которая возникла буквально из-за мелочей, а закончилась убийством англичанином одного из французов-пиратов. Но Морган сумел прекратить ссору, арестовав убийцу и пообещав судить его на Ямайке. Любопытно, что, возвратившись на Ямайку, Морган приказал просто повесить англичанина, чье поведение привело к ссоре и убийству. Таковы пиратские нравы, таково было пиратское правосудие.

Морган освободил заложников и отошел от побережья Кубы. На одном из близлежащих островков пираты разделили захваченную добычу. На каждого пирата пришлось по 5 тысяч реалов золотом, серебром и различными товарами.

После этого три французских корабля покинули отряд Моргана. Пираты отряда – англичане – приуныли после ухода французов, но Морган сумел приободрить своих соратников. К его флотилии примкнул еще один пиратский корабль. Вместе с его командой у Моргана теперь было 460 бойцов.

Следующим объектом нападения Морган определил хорошо укрепленный город Пуэрто-Бельо на Панамском перешейке, в котором порт и город защищали две крепости и форт. Некоторые пиратские командиры посчитали план захвата укрепленного города неосуществимым, на что Морган ответил:

– Чем нас меньше, тем больше достанется на каждого.

Город Пуэрто-Бельо лежал на побережье Коста-Рики (10° с. ш.) примерно в 40 милях от залива Дарьен и 8 милях от гавани Номбре-де-Диос. После Гаваны и Картахены этот город был в то время, пожалуй, самым значительным из всех городов, заложенных испанской короной в Карибском бассейне. Его защищали две крепости с постоянным гарнизоном до 300 солдат, расположенные у самого входа в гавань. В городе располагалось множество торговых складов. В то время из Панамы на мулах в город привозили серебро к прибытию испанских галеонов, доставлявших из Африки рабов.

Моргану хорошо были известны эти места. Вечером он подошел к побережью примерно в 10 милях западнее Пуэрто-Бельо и пошел вдоль берега к Пуэрто-дель-Понтин, лежащему в 4 милях от города. Там корабли отдали якоря, а пираты на каноэ и гребных лодках добрался до местечка Эстера Лонга Лемос и там высадились на берег. Оттуда их повел к городским укреплениям англичанин, который уже бывал в этих краях в плену и знал все дороги.

Англичанин с тремя пиратами бесшумно сняли часового и доставили его к Моргану, который стал допытываться, в какую пору в городе встают и какие испанские силы защищают город. Часовой ответил на все вопросы. Пираты повели его в голове отряда и сказали, что немедленно убьют, если выяснится, что он соврал. Спустя четверть часа пираты подошли к редуту. Морган заявил его защитникам, что если они не сдадут редут, то будут все перебиты. В ответ испанцы открыли стрельбу. Пираты захватили редут, подорвав его вместе со всеми защитниками. Затем отряд продолжил движение к городу.

Когда пираты ворвались в город, то часть испанцев засела в крепости, а другие в монастырях. Губернатор города возглавил оборону крепости. Но пираты стремительно атаковали укрепления и перебили орудийную прислугу. Бой за крепость длился с раннего утра до полудня, пиратам никак не удавалось проникнуть в нее. Стоило им подойти к стенам поближе, как испанцы сбрасывали на них горшки с порохом и большие камни. Пираты замешкались, но в это время малая крепость была захвачена осаждавшим ее пиратским отрядом и над ней был поднят английский флаг.

Для захвата крепости Морган приказал доставить к ее стенам знатнейших жителей города и сколотить лестницы, по которым один за другим могли бы подняться сразу четыре человека. Затем Морган приказал группе монахов и монахинь из соседних монастырей отнести лестницы к крепостной стене и прислонить их к ней. Он пригрозил губернатору, что заставит монахов идти впереди штурмующих. Но губернатор был непреклонен и не стал щадить монахов, священников и женщин. Когда лестницы все же были прислонены к стене, причем погибло немало монахов, пираты влезли по ним с ручными гранатами и горшками с порохом и стала забрасывать ими со стен защитников крепости. В это же время пираты подожгли крепостные ворота и все же ворвались в крепость. Испанцы бежали. Губернатору предложили сдаться, однако он твердо ответил:

– Никогда! Лучше умереть как храброму солдату, нежели быть повешенным как трусу.

И губернатор погиб, сражаясь.

Под вечер, когда крепость пала, пленные испанцы были собраны в отдельных зданиях: мужчины в одних, женщины в других. К тому времени пираты захватили все церковные сокровищницы – золото, серебро и разные драгоценности. Сперва в награбленном церковном имуществе они не обнаружили драгоценной утвари и стали подвергать священников пыткам, чтобы выведать, где она спрятана. Завершив грабеж церковных сокровищниц, пираты принялись пить и насиловать женщин. В ту ночь, по словам А. О. Эксквемелина, если бы у испанцев нашлась полсотня отважных людей, то, наверное, они смогли бы уничтожить все пьяное воинство Моргана.

На следующий день пираты стали обшаривать и грабить городские дома. Они разузнали у пленников, кто в городе побогаче, и стали допытываться у богачей, куда они припрятали свои сокровища. Всех, кто сразу не указывал места укрытия своих ценностей, пираты пытали на дыбе, пока пытаемый не умирал или не открывал свои тайны. Так пиратам удалось узнать, где припрятано добро богачей.

Пиратам стало известно, что правитель Панамы, или, как его называли, президент, получив известие о нападении на Пуэрто-Бельо, стал собирать отряд для освобождения захваченного города. Прошло две недели со времени нападения, многие раненые пираты погибли, в городе начались эпидемии. За это время Морган погрузил добычу и все припасы на корабли. Теперь Морган потребовал выкуп за город в размере 100 тысяч реалов. Иначе он грозил сжечь весь город и сравнять крепость с землей. Для этого он отпустил двух пленных испанцев в Панаму, чтобы они сообщили правителю города о требованиях Моргана.

Президент Панамы собрал отряд и подошел к окрестностям Пуэрто-Бельо. Пираты и на этот раз нанесли чувствительный удар испанцам. Выбрав момент, когда испанцы были в теснине, отряд пиратов в 100 бойцов стремительно атаковал их и перебил множество врагов, а затем возвратился в крепость. Президент потребовал, чтобы Морган немедленно покинул крепость, иначе испанцы никого из пиратов не пощадят. Но Морган не отреагировал на угрозы и не стал покидать крепость без выкупа. К тому же он заявил, что если вынужден будет уйти без выкупа, то сравняет крепость с землей и перебьет всех пленных. Панамский правитель отступил и приказал своим людям покинуть город. Пришлось горожанам все же собрать 100 тысяч реалов выкупа.

Президент Панамы был крайне удивлен тем, что 400 человек без пушек захватили неприступную, по его мнению, крепость. Он послал к Моргану своего человека с просьбой рассказать, каким же образом удалось взять Пуэрто-Бельо. Вот тогда и проявились характерные черты поведения Моргана. Некоторые историки считают, что в нем было много позерства и того, что называют «игрой на публику». А может, это тоже был необходимый элемент в поведении многих знаменитых пиратских капитанов, обеспечивавший им известность и привлекавший к ним новых соратников. Да, Морган иногда проявлял жалость, но, главным образом, по отношению к молодым и красивым женщинам. Были случаи, когда он отпускал их из плена и ограждал от бесчинств своих соратников. Он любил делать красивые жесты и по отношению к отдельным представителям руководства испанской стороны.

Так, Морган встретил посланца президента Панамы приветливо, передал ему для президента французское ружье длиной в 4,5 фута (1,37 метра) – особое буканьерское ружье, какие изготавливали специально в Дьепе и Нанте во Франции, а также патронташ с 30 зарядами, также французский (лучший буканьерский порох доставляли из Шербура), и другие принадлежности. Вручив подарки, Морган передал через гонца президенту, что дарит ему ружье и через год или два сам придет в Панаму. Президент в ответ послал Моргану подарок, золотое кольцо со смарагдом. Он поблагодарил Моргана и передал ему, что с Панамой ему не удастся проделать то же самое, что с Пуэрто-Бельо, даже если пирату удастся подойти к городу.

Морган захватил с собой из крепости на борт корабля несколько небольших пушек, стрелявших картечью, а все остальные орудия крепости приказал заклепать. Подойдя к одному из островков у южного побережья Кубы, пираты разделили всю добычу, а она составила 250 тысяч реалов золотом, драгоценностями и серебряными изделиями. Сверх того, они захватили много холста, шелка и других товаров.

Разделив добычу, Морган возвратился на Ямайку в Порт-Ройал, где был встречен как истинный победитель. Губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд заявил главарю пиратов, что тот в своих действиях превысил данные ему полномочия. Но губернатор понимал, что победителей не судят. Тем более что он собирался и далее использовать пиратского главаря в интересах английской короны.

На полученную долю добычи Морган приобрел фрегат, который назвал «Оксфордом», и предался гульбе в трактирах Порт-Ройала, этого разгульного города пиратов, прозванного «греховным Вавилоном». «Обжорство, крепкие напитки, азартные игры, музыка, танцы и женщины – такими после возвращения были их каждодневные занятия, от зари до зари», – говорится в одной пиратской хронике конца XVII века. И летописец продолжает: «Венцом этого головокружительного веселья были распутные женщины любого цвета кожи и любых национальностей, которых влекли сюда привольное житье и богатые заработки».

На Параде – главной улице Порт-Ройала, кроме больших лавок, ювелирных и парфюмерных магазинчиков, борделей, церквей, казино и отелей располагались питейные заведения, в которых кушанья подавались на золотой посуде, а вина подносились в чашах для церковного причастия. Шумные компании пиратов пировали там до утра со «жрицами любви».

Через несколько месяцев, спустив все награбленное, Морган стал думать о том, что пора снова отправляться на дело. Он объявил, что собирается в поход, и предложил владельцам пиратских кораблей со своими командами принять в нем участие. На этот раз Морган решил захватить город Маракайбо (в западной части южноамериканского побережья Карибского моря), который несколько лет до этого подвергся успешному нападению пирата Локонэ и его отряда.

В январе 1669 года у острова Ваш Морган устроил на борту флагмана «Оксфорд» обед, на который были приглашены командиры всех пиратских кораблей, согласившихся участвовать в походе на Маракайбо. На пиру было немало выпито за здоровье короля и за будущие пиратские победы. При этом в пьяном кураже многие начали стрельбу. И шальным выстрелом из мушкета какой-то пират угодил в пороховой погреб. Так что в разгар пиршества раздался сильный взрыв, участники обеда были засыпаны грудами досок. Без малого 30 пиратов при взрыве погибли, но те, кто пировал на корме корабля, спаслись и отделались довольно легко. Дело в том, что на английских кораблях крюйт-камеры (пороховые погреба) находились в носовой части. Моргану только слегка свело ногу.

Несмотря на гибель 30 пиратов и повреждения корпуса флагмана, а также то, что часть пиратских капитанов по разным причинам не приняли участие в походе, Морган не стал его отменять. Наскоро исправив повреждения, Морган во главе пиратской флотилии направился на юг, к южноамериканскому побережью. С ним отправились всего восемь кораблей с командами примерно по 50 пиратов на каждом.

Город Маракайбо лежит на берегу довольно протяженной одноименной пресной лагуны, соединявшейся с Венесуэльским заливом узким проходом. У входа в Венесуэльский залив располагались острова, на одном из которых, Исла-де-ля-Вахилия – «острове стражи», – в центре помещалась дозорная башня. Другой остров назывался Исла-де-Паломас – «остров голубей», – и на нем было возведено укрепление. Пролив в лагуну простреливался даже восьмифунтовой пушкой. Проход проливом затрудняли песчаные мели. Плантации жителей Маракайбо были расположены примерно в 30 милях в глубь материка, близ большого селения, которое называлось Гибралтар. В самом городе Маракайбо была прекрасная гавань.

В полдень корабли Моргана вошли в Венесуэльский залив, и, чтобы их не было видно с дозорной башни на острове Стражи, пираты бросили якоря в отдалении от прохода в лагуну на глубине 9 футов, а к вечеру двинулись далее в путь. На следующий день с рассветом пираты подошли к крепости Де Ла-Барра, которая защищала вход в лагуну. Незадолго до этого испанцы установили там тяжелые пушки.

Пираты высадились на берег на гребных судах, а испанцы в крепости открыли по ним орудийный огонь.

Они заранее уничтожили все дома, окружавшие крепость, чтобы был хороший обзор для артиллеристов. Морган с пиратами вступили в крепостной форт только к вечеру. Испанцы оттуда ушли. Едва пираты приблизились вплотную к крепости, ее защитники взорвали часть порохового запаса и отступили под прикрытием дыма от взрыва. Пираты подбежали к пороховому погребу и увидели, что огонь подбирается по насыпанным пороховым дорожкам и горит уже на расстоянии нескольких сантиметров от большой кучи пороха. Так что через мгновение крепость взлетела бы на воздух вместе с пиратами. Морган приказал вытащить порох из погреба и подорвать крепостные стены. В крепости были 8-, 12-и 24-фунтовые пушки (всего 16 штук), 60 мушкетов и множество боевых припасов. Пушки были сброшены со стен и заклепаны, а лафеты сожжены.

Морган спешил быстрее добраться до Маракайбо, но часть судов села на мель. Их команды перебрались на суда с меньшей осадкой, и вскоре пиратская флотилия подошла к городу. Высадка на берег прошла легко, так как испанцы бросили город на произвол судьбы. Пираты убедились в отсутствии засады и разместились поотрядно, то есть командами отдельных кораблей в различных домах на площади. Кафедральный собор был превращен в арсенал.

А затем часть пиратов отправилась в окрестности города за добычей и пленниками. На следующий день они вернулись, ведя за собой 50 мулов, навьюченных добром, и около 30 пленных: мужчин, женщин, детей и рабов. И начался обычный пиратский произвол и измывательства над беззащитными пленниками. Их дико пытали, чтобы выведать, где спрятаны деньги и сокровища. Такие ежедневные набеги на окрестности города, куда скрылись жители, продолжались три недели. И все время пираты пытали и убивали ни в чем не повинных людей.

Провели пираты и экспедицию в Гибралтар, где их встретили огнем из ружей и орудий. Но пираты все же высадились на берег и направились к селению, чтобы окружить его. По дороге они сбили несколько испанских засад. Защитники Гибралтара заклепали орудия, а порох увезли. И там пираты мучили и пытали пленников, но основная часть испанцев ушла далеко в лес. Один из захваченных рабов под пыткой указал пиратам место, где стояли корабль и четыре барки, груженные ценными товарами из Маракайбо, которые сразу же были захвачены пиратами.

Затем Морган с отрядом в 350 человек отправился по наводке рабов на поиски губернатора города, мулов с деньгами и добром и основной части женщин и детей, ушедших из города. Может быть, испанцам и удалось бы все это спасти, но пошел тропический ливень, вода хлынула потоками, мулы с деньгами и добром, женщины и дети стали тонуть. У пиратов подмок порох, и если бы испанцы выставили 50 решительных мужчин с пиками, то все пираты были бы переколоты. Но паника у испанцев достигла апогея, а женщины и дети так устали, что просто не могли дальше двигаться, ведь им приходилось убегать по лесу по пояс в воде.

Спустя 12 дней пираты вернулись в Гибралтар и привели с собой новых пленников и добычу. Морган послал несколько пленников к скрывавшимся горожанам и сообщил им, что ждет выкуп за Гибралтар. Если его не дадут, то город сожгут. Испанцы выплатили пиратам 5 тысяч реалов. Но вообще-то Морган спешил уйти из лагуны, потому и согласился на такой небольшой выкуп. Он боялся, что испанцы соберутся с силами и ударят по немногочисленному пиратскому отряду.

Действительно, Морган узнал, что в крепости испанцы вновь установили пушки, а в лагуну вошли три боевых испанских корабля и подстерегают пиратов.

На самом крупном корабле было 40 пушек, на втором – 30, а на самом маленьком – 20. А ведь у Моргана на самом большом его корабле было всего 14 пушек.

Стремясь показать испанцам, что пираты не пали духом, Морган потребовал выкуп за Маракайбо, угрожая в случае отказа сжечь город. Через два дня он получил письмо от испанского генерала дона Алонсо дель Кампо-и-Эспиносы, которое было адресовано «Моргану, адмиралу пиратов». В письме он предлагал пиратам вернуть награбленное, освободить пленников, и тогда их пропустят в море. В противном случае он угрожал пиратам смертью. Морган вновь показал себя знатоком пиратской психологии. Он прочел письмо сначала по-английски, затем по-французски, а потом спросил пиратов, хотят ли они отдать добычу в обмен на право свободного выхода или готовы сражаться до конца.

Из толпы пиратов вышел один и объявил, что готов с 12 товарищами подорвать самый большой испанский корабль. Он предложил превратить судно, которое пираты захватили в лагуне, в брандер, заполнить его взрывчатыми и горючими материалами, подвести к испанскому кораблю и взорвать. Причем пираты придумали военную хитрость: они предложили брандер замаскировать под обыкновенное боевое судно, установили на нем деревянные макеты пушек и около них чучела людей, как бы канониров.

Но Морган попытался все же получить разрешение на проход из лагуны, обещав отказаться от выкупа за город, отдать половину рабов и выпустить всех остальных пленников безвозмездно. Он также предложил отказаться от выкупа за Гибралтар и освободить заложников, которых задерживал до внесения всей суммы выкупа. Испанский генерал отверг эти предложения и дал пиратам еще два дня на размышления.

Пираты приготовили брандер-ловушку, набив его трюм смолой, серой, воском и пальмовыми листьями. Под каждой ложной деревянной пушкой поставили шесть горшков с порохом, а чтобы взрыв оказался сильнее, подпилили половину бимсов – поперечных креплений под палубой. На палубе были уложены над макетами пушек большие просмоленнные полотнища. Подготовив брандер, они подняли на его мачте адмиральский флаг.

Затем пираты под всеми парусами пошли к устью лагуны, посадив в одну из захваченных барок всех пленных, а во вторую – добычу и женщин. Каждую из барок охраняло по 12 пиратов. Все барки должны были держаться позади в определенном месте, но по условному сигналу обязаны были соединиться с основным корабельным отрядом и сразу выйти в море. Брандер должен был атаковать флагманское судно испанцев, а за ним шел Морган. Позади флагмана шло еще одно судно, которое должно было оказать помощь брандеру в случае необходимости. Затем пираты дали клятву драться плечом к плечу до последней капли крови. Тому, кто проявит особое геройство или захватит неприятельский корабль, была обещана дополнительная премия из добычи.

30 апреля 1669 года Морган поставил паруса и пошел навстречу испанцам, стоявшим на якоре в самой середине пролива. Подойдя на расстояние чуть больше пушечного выстрела, Морган отдал якоря. Когда рассвело (был отлив), пираты двинулись вперед. Испанцы, подняв якоря, пошли навстречу пиратской флотилии. Брандер таранил испанский флагман. Испанский генерал дал команду своим людям перебраться на него и срубить мачты, чтобы судно унесло с течением. Но брандер взлетел на воздух, просмоленные полотна, уложенные пиратами заблаговременно на палубе, облепили такелаж испанского флагмана, и его сразу же охватило мощное пламя и заволокло дымом.

Капитан соседнего испанского корабля, увидев, что флагман горит, ушел под прикрытие форта и наскочил на мель. Третье испанское судно хотело уйти туда же, но пираты нагнали его, захватили и запалили. Горящий корабль понесло к берегу, и он взорвался. Пираты стали вылавливать из воды испанских моряков, но те предпочитали смерть пиратскому плену.

Пираты, убедившись в своей победе, не преследовали испанцев. Они сошли на берег и попали под обстрел тяжелых крепостных пушек. У пиратов были только ружья и ручные гранаты. Пушки их кораблей не могли из-за малого калибра ядер сокрушить стены крепости. Весь остаток дня они обстреливали крепость из ружей, но все их попытки штурма были отбиты. Они потеряли 30 человек убитыми. Многие из них были ранены и возвратились на корабли.

Испанцы всю ночь готовили крепость к обороне. Кстати, Моргану стало известно, что испанский генерал был оповещен одним негром о подготовке пиратами брандера, но испанец самоуверенно заявил, что пираты не могут додуматься до этого, да у них нет для реализации замысла и материалов, и инструментов. Как видим, генерал был жестоко наказан за свою самоуверенность и неверие в предприимчивость и смекалку карибских пиратов.

Кроме того, Моргану от пленного испанского штурмана стало известно, что на испанском флагмане было 30 тысяч реалов серебром. Морган тут же приказал оставить на месте битвы один корабль и искать серебро с большого корабля. Сам же он ушел в Маракайбо, где заставил отремонтировать захваченный корабль и заменить им тот, который был у него. Потом он послал к генералу человека и потребовал выкуп за Маракайбо в 30 тысяч реалов и 500 голов скота, обещал не причинять городу вреда и выпустить всех пленников. В конце концов, пираты согласились на 20 тысяч реалов и 500 голов скота.

Вскоре пиратам принесли деньги и пригнали скот, который они перебили и начали солить мясо. Морган обещал освободить пленников тогда, когда отойдет на расстояние пушечного выстрела от крепости. Так он хотел обеспечить себе свободный отход. Пираты подняли якоря и направились к выходу из лагуны, где ранее оставили один из своих кораблей, команда которого выловила среди обломков испанского флагмана серебряные слитки на 15 тысяч реалов и множество шпаг и кинжалов, отделанных серебром. От пожара серебро сплавилось, и попадались обломки весом до 30 фунтов (примерно 12 килограммов).

После этого Морган сообщил пленникам, что они должны выпросить у генерала свободный проход, если генерал этого не сделает, то он их всех повесит. Пленники послали к генералу человека, который передал требование Моргана. Но генерал был неумолим и грозился пустить пиратские суда ко дну.

Пока Морган решил разделить добычу между победителями. Поэтому собрали все деньги, а также драгоценности и чеканное серебро на общую сумму 250 тысяч реалов, не считая разных товаров и рабов. Добычу распределили по кораблям, а затем на каждом из них поделили между пиратами. После этого пираты дали клятву, что никто из них не утаил ни шиллинга, будь то золото, серебро, драгоценности, жемчуг или камни – алмазы, смарагды или безоаровые камни (из отложений, образующихся в кишечниках некоторых жвачных животных – коз, газелей). Морган поклялся в этом на Библии, и так же поступили остальные пираты.

Днем, в канун ночи, которая намечена была для бегства из лагуны, часть пиратов села на каноэ якобы для того, чтобы высадиться на берег. Берег был в густых зарослях, и пираты незаметно возвратились назад, легли в каноэ и потихоньку подошли к своим кораблям. Такая ложная высадка шла со всех кораблей. Испанцы решили, что пираты готовятся к ночному штурму крепости.

Они стали готовить крепость к защите от нападения с берега и повернули туда свои пушки. Настала ночь, и Морган приказал поднять якоря и поставить паруса. Корабли понеслись в струе отливного течения, и их принесло почти к самой крепости. Испанцы тотчас повернули часть пушек в сторону моря, однако пираты уже прошли место обстрела, почти не пострадав от него. Но испанцы все же поостереглись повернуть все пушки к морю, так как боялись штурма с берега. На следующий день Морган отправил к крепости каноэ, чтобы обменять пленных пиратов, которых вот-вот должны были казнить, на испанских пленников. Для этого он отдал пленным барку и дал возможность уйти всем, кроме должников из Гибралтара, за которых не было уплачено полностью. На прощанье Морган дал залп из семи орудий по крепости, ответный залп не последовал.

В тот же день Морган пересек часть Венесуэльского залива, но тут разразился шторм от норд-оста. Из-за большого волнения кораблям пришлось штормовать в открытом море. Вскоре одно судно дало течь. Но наконец подул попутный ветер. В Порт-Ройал Морган вновь возвратился с большой добычей.

В отместку за нападения пиратов испанцы высадились в северной части Ямайки и стали продвигаться к Порт-Ройалу. Еще немного и испанцы захватили бы остров. В то же время испанские корсары нападали на английские торговые суда в Карибском море и наносили существенный ущерб английской торговле. Теперь уже английский губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд подвергся ожесточенной критике со стороны английской купеческой верхушки острова. В таких условиях английский губернатор обратился за помощью к Моргану, снабдил его каперской грамотой, предоставлявшей ему право грабить суда испанцев и уничтожать их суда и склады. Он рассчитывал, что Моргану удастся предотвратить захват острова испанцами.

Благодаря своему авторитету среди английских и французских карибских пиратов Моргану удалось собрать значительную пиратскую флотилию: 37 кораблей и несколько небольших барок с экипажами (около 2 тысяч пиратов). Все они были отлично вооружены ружьями, пистолетами, саблями, у всех был запас пороха и пуль. На адмиральском корабле Моргана было 22 пушки и 6 басов – небольших пушек, стрелявших картечью, на других было по 20, 18, 16, 14 пушек, а на самом малом корабле имелось всего 4 пушки. Все корабли были снабжены порохом, гранатами и прочими артиллерийскими припасами. Морган разделил свои силы на две эскадры, одна шла под королевским флагом Англии, а вторая под белым флагом. Назначил он вице-адмирала и контр-адмирала. Когда на собранном военном совете его члены – капитаны пиратских судов приняли решение атаковать и захватить Панаму, то Морган позаботился и о снабжении кораблей продовольствием, и о поиске проводников, которые вывели бы пиратов к этому богатейшему испанскому городу через джунгли Панамского перешейка.

Затем Морган послал вперед четыре корабля и барку, чтобы завладеть крепостью на реке Чагре, которая прикрывала сухопутный путь к Панаме со стороны побережья Карибского моря. Он послал всего пять кораблей, а не направился туда со всей флотилией, чтобы испанцы не догадались о намерении пиратов напасть на Панаму.

Командира этого отряда кораблей звали Бродели. Это был опытный пират, не раз участвовавший в дерзких нападениях на испанские суда и селения. Пиратам предстояло захватить сильную крепость, которая стояла на высокой горе в устье одноименной реки. Крепость со всех сторон была защищена палисадами (частоколами из заостренных бревен) с земляными насыпями, а гору пересекал ров глубиной 30 футов (9 метров). По дороге в крепость через него был перекинут узкий мост, по которому мог пройти только один человек. Со стороны суши крепость защищали четыре бастиона, а с моря – один. У самой воды на скале в башне – восемь пушек, немного дальше – две батареи по шесть пушек, так что под огнем был весь берег и река.

Когда пираты высадились на берег и подошли к крепости, то испанцы встретили их огнем из тяжелых пушек, что привело к большим потерям у нападавших. Пираты храбро атаковали стены, но вынуждены были отступить. Вечером они вновь подошли к стенам и, бросая гранаты, попытались прорваться за палисады. Одному из пиратов стрела пробила плечо. Ругая всех на свете, он вытащил ее, обмотал конец куском ситца и зажег его. Он забил ее в ружье и выстрелил в один из крепостных домиков, покрытый пальмовыми листьями. Товарищи последовали его примеру и подожгли два или три дома в крепости. От возникшего пожара взорвалась часть порохового запаса и много испанцев погибло. Пираты, видя взрывы и пожары в крепости, усилили натиск, но в ров, куда они спустились, испанцы бросали горшки с порохом, вставляя в эти бомбы горящие фитили. Много пиратов погибло, но остальные продолжили штурм.

К ночи палисады охватил огонь, и к утру они сгорели. Земля оседала в ров, вместе с ней стали проваливаться и пушки. Но губернатор крепости организовал подкатку к брешам новых пушек, и испанцы продолжили стрельбу. Однако они все же отступили, а пираты ворвались в крепость и умертвили последних защитников во главе с губернатором. Пираты захватили до 30 пленных, остальные из 314 воинов испанского гарнизона погибли.

Пленники рассказали пиратам, что губернатор Панамы за три недели до этого получил из Картахены известие, что пиратский флот намерен разграбить Панаму. После этого в крепость были направлены подкрепления, но, как видим, это не спасло ее от захвата. Пленники сообщили также, что президент Панамы устроил засады по течению реки и такие же засады сделаны на равнине в саванне. Войско защитников Панамы насчитывало 2400 белых бойцов, 600 мулатов и 600 индейцев со стадом в 2000 быков. Захват крепости обошелся пиратам недешево: более 100 пиратов были убиты и до 60 человек ранены.

Вся пиратская флотилия подошла к Рио-де-Чагре на восьмой день после захвата крепости. Как только Морган увидел над крепостью английский флаг, он тут же вошел в реку. Но его корабль и еще три судна наскочили на камни в самом устье реки. Внезапно налетел северный ветер, и суда были разбиты и выброшены на берег. Морган оставил в крепости 400 человек, 150 находились на кораблях, заведенных в устье реки. Остальные 1200 бойцов должны были следовать на барках, каноэ и шлюпках вверх по реке в поход на Панаму. Пираты не взяли с собой никаких припасов, надеясь пропитаться за счет захваченного у испанцев продовольствия.

18 января 1671 года начался поход на Панаму. Пираты подняли паруса и погребли вверх по течению. С первых же дней они ощутили голод, а поживиться было нечем. Затем часть отряда двинулась по берегу, а остальные погребли на каноэ. Пираты рвались в бой, надеясь в бою приобрести что-либо съестное. В одном месте пираты нашли полтораста кожаных мешков из-под хлеба и мяса и съели их с аппетитом. В другом месте они раскопали яму, в которой оказалось два мешка муки, две большие бутыли вина и бананы. Пришлось пиратам утолять кое-как свой голод этими скромными запасами. Случалось пиратам есть и листья, и семена деревьев. По дороге они сбивали испанские и индейские засады.

В другом месте пираты нашли 15 глиняных сосудов с вином и кожаный мешок с хлебом. Напившись вина, они чуть не умерли, так как их вырвало всем, что они ели в пути. Поход через тропические леса для отряда был нелегким, особенно донимали их укусы москитов, пауков и ядовитых муравьев.

Наконец пираты достигли селения Крус в восьми милях от Панамы. Тут Морган оставил каноэ и на восьмой день пути двинулся со всем отрядом по суше к Панаме. Он выслал вперед хорошо вооруженный отряд в 200 человек, чтобы разузнать, нет ли по пути засад. Затем дорога сузилась и пошла по ущелью, а на пиратов обрушился рой стрел, которые выпустили враждебные им индейцы. В результате они потеряли восемь человек убитыми и десять ранеными. Пираты старались захватить пленных, чтобы разузнать об испанских силах, но это им не удавалось.

На девятый день пути пираты с горы увидали Тихий океан и большой корабль с пятью или шестью барками, которые шли из Панамы на острова Товаго и Тавагилья. А затем пираты спустились на равнину, где паслось много скота. Вот тут они разогнали стадо и перебили всю скотину, которую им удалось догнать. Одни гонялись за скотом, вторые разводили огонь. Кто волок быка, кто корову, кто лошадь, кто осла. Туши тут же рубили на куски и неободранные куски мяса бросали в огонь. Едва опалилась шерсть, как пираты накинулись на сырое мясо так, что у них кровь текла по щекам. В разгар невольного пира Морган приказал бить ложную тревогу, пираты вскочили и построились, но никто не расстался с мясом, свои куски они прихватили с собой.

Морган отправил вперед отряд в 50 человек с приказом – захватить пленных, но это сделать все не удавалось. Испанцы и индейцы появлялись и сразу исчезали.

Пройдя еще немного, пираты увидели башни Панамы и возликовали. Они решили ночью выспаться, а наутро войти в Панаму. На следующий, десятый, день похода рано утром пираты приготовились к бою с испанцами и выступили вперед под бой барабанов с развевающимися знаменами. Проводники посоветовали Моргану здесь свернуть с большой дороги и пойти другим путем, ибо на главной дороге испанцы, вероятнее всего, устроили засаду. Пираты двинулись через лес. Действительно, испанцы укрепились на большой дороге и, заметив, что пираты избрали другой путь, вынуждены были выйти им навстречу.

Испанские силы состояли из двух эскадронов, четырех батальонов пехоты с двумя стадами быков, кроме того, в испанских войсках были отряды индейцев, негров и мулатов. Так что силы у испанцев было больше. Но Морган решил атаковать испанцев и биться до последнего вздоха. Он разбил свой отряд на три батальона, а впереди выставил 200 французских буканьеров, прекрасных стрелков с отличными ружьями. Буканьеры двинулись вперед, остальные последовали за ними. Тут пиратов атаковала конница, но всадникам помешало болото и они подвигались медленно. 200 буканьеров подпустили конницу поближе, и с колена часть из них дала залп, потом то же сделали остальные, так что буканьерский точный огонь велся беспрерывно.

Испанская пехота пыталась прийти коннице на помощь, но ее обстрелял другой пиратский отряд. Испанцы выпустили с тыла быков и привели пиратов в замешательство. Однако пираты быстро перестроились: часть из них сражалась с наступавшими спереди, а часть в арьергарде дала по быкам два залпа. Быки обратились в бегство, смяв своих погонщиков. Бой продолжался примерно часа два. Большинство испанских всадников погибли, остальные бежали. Испанская пехота тоже обратилась в бегство.

Пленных испанцев пираты убивали. Такая же участь постигла группу монахов.

К Моргану привели командира испанской конницы, который был ранен в бою. Он признался Моргану, что в бою участвовало 400 всадников и 20 рот пехоты, в каждой роте по 100 человек, а также 600 индейцев, негров и мулатов и что в бой ввели 2 тысячи быков. Кроме того, он сообщил, что на главной дороге, по которой должны были пройти пираты, устроены баррикады из мешков с мукой, которые защищают пушки, а также были построены редуты, в каждом из которых установили восемь бронзовых пушек и назначили 50 человек прикрытия. Морган отдал приказ идти другой дорогой. Подсчитав своих людей, Морган установил, что убитых в бою почти не было, а ранено всего несколько человек.

Пираты вступили в Панаму и увидели, что улицы в ней закрыты брустверами из мешков с мукой, на которых стояли бронзовые пушки. Пираты атаковали укрепления, но пушки стреляли картечью и наносили большой урон нападавшим. Но все же спустя два часа город был захвачен пиратами и все сопротивлявшиеся перебиты. Хотя испанцы и вывезли из города все самое ценное имущество, но в нем остались склады, набитые всевозможными товарами, шелком, полотном и другим добром.

Как только сопротивление в городе было подавлено, Морган собрал пиратов и объявил им, что, по его сведениям, все вино, оставленное в городе, отравлено. Видимо, только этой ложью он надеялся удержать своих молодцов от беспробудного пьянства.

Пираты обшарили все дома в городе, и Морган приказал тайно поджечь их, чтобы к вечеру большая часть города была охвачена огнем. Пираты же пустили слух, что это сделали испанцы. Пираты всю ночь простояли вокруг города, опасаясь нападения испанцев. На следующий день они стали разыскивать жителей города, рассеянных по окрестностям. Через два дня пираты возвратились и привели с собой 200 пленников – мужчин, женщин и рабов. В тот же день возвратилась посланная Морганом барка с пиратами, которые должны были разыскать ушедший из города галеон и барки. Барки пираты нашли и захватили, а галеон, груженный королевским серебром и драгоценностями самых богатых торговцев Панамы, был упущен. Исчезли и монахи из монастырей и церквей со всеми церковными украшениями, золотом и серебром. Все попытки пиратов на захваченных барках найти таинственно пропавший галеон были безрезультатны. Пиратам удалось на островах Товаго и Тавагилья захватить судно, пришедшее из Пайты, порта в Перу, – оно было гружено шелком, сукном, сухарями и сахаром. На нем было примерно на 20 тысяч реалов чеканного серебра. С этим судном и пленными с островов Товаго и Тавагилья пираты возвратились в Панаму.

А в Панаме продолжались бесчинства пиратов. Они обшаривали окрестности города и каждый день приводили множество пленных и ценную добычу. Пираты мучили и истязали людей, стараясь получить от них сведения о спрятанных ценностях, а также насиловали захваченных женщин.

Не отставал от своих насильников и сам Морган. Пираты доставили с островов Товаго и Тавагилья группу пленных, и среди них была жена одного купца, молодая и красивая. Ее муж отправился в Перу с товарами, а она скрывалась от пиратов со своими родственниками. Увидев ее, Морган приказал отделить ее от остальных и поместить вместе с рабыней в особых покоях. Морган, который довольно хорошо говорил по-испански, пытался ее соблазнить тем, что обещал дать ее друзьям и родственникам свободу, сулил ей всяческие драгоценности, если она станет его наложницей. Она с достоинством отвергала все его предложения, пытаясь воздействовать на его совесть. Морган, не добившись ничего по-хорошему, решил применить силу, но она сказала, что достанется ему только мертвой. Тогда он приказал отнять у нее платье и давать лишь столько пищи, чтобы она не умерла с голоду. Известно, что впоследствии эта женщина испытала много бед не только от врагов, но и от своих друзей. Видимо, не все поверили в ее стойкость и добродетельность.

Морган отдал приказ об оставлении города. Он пресек попытки некоторых пиратов продолжить пиратские плавания на захваченных в Панаме судах и разговоры о возможности возвращения в Европу через Тихий и Индийский океаны.

24 февраля 1671 года Морган вышел из Панамы со всем пиратским отрядом. Он вел за собой 157 мулов, груженных ломаным и чеканным серебром, до 60 мужчин, женщин, детей и рабов. Пленные женщины умоляли Моргана отпустить их, но он заявил, что без выкупа этого делать не будет. Кстати, и красавицу, о которой говорилось выше, Морган увел из Панамы и отпустил только после получения за ее освобождение денежного выкупа. Также была выкуплена и часть других пленных. В пути Морган созвал своих людей и потребовал от них дать клятву, что никто не утаит ни шиллинга, будь то серебро, золото, серая амбра, алмазы, жемчуг или какие-нибудь другие драгоценные камни. А для верности после дачи клятвы последовал добровольный обыск всех пиратов без исключения. Морган приказал обыскать и себя, и всех капитанов. И горе было тому, у кого были найдены утаенные сокровища.

После этого пираты сели на каноэ и на малый корабль и 9 марта прибыли в крепость Чагре. Там к тому времени большая часть раненых пиратов скончалась. В крепости каждый отряд получил свою часть добычи, каждому пирату досталось по 200 реалов. В связи с этим между ними завязалась свара, так как один из капитанов, нарушив пиратские законы, захватил большую часть добычи. Узнав об этом, ряд пиратских командиров потребовали и им увеличить долю награбленного.

Заметив, что в этот раз дележ добычи вызвал у пиратов недовольство, Морган стал готовиться к возвращению на Ямайку. Он приказал поставить паруса и без обычных сигналов вышел в море. За Морганом пошли четыре корабля, на которых были его ближайшие сподвижники, согласные с правилами дележа добычи, которые он установил. Французские пираты на нескольких кораблях погнались за ним, но он, имея изрядные запасы продовольствия, двигался без остановок и ушел на Ямайку.

Оставленные на побережье пираты – более 1000 бойцов – без достаточных съестных припасов двинулись на кораблях вдоль побережья Коста-Рики и пытались самостоятельно заготовить продукты на побережье. Часть из них погибла, а часть благополучно возвратилась впоследствии на Ямайку.

Испанское правительство направило английскому королю Карлу II жалобу на разграбление Панамы, требуя выдачи Моргана для суда. Губернатору Ямайки было предписано немедленно арестовать Моргана и отправить его в Лондон. Самое любопытное, что когда губернатор, чувствовавший и свою личную ответственность за действия Моргана и его пиратов, решил обсудить этот вопрос с главарем пиратов, то последний решил как можно быстрее отправиться в Лондон. Может быть, губернатор надеялся, что после беседы с ним Морган скроется от английского правосудия. Но получилось все совсем по-другому.

Морган до отъезда в Англию реализовал награбленную добычу и перевел ее в деньги. Он убыл в Англию на борту военного корабля «Уэлком» и был прекрасно принят в Англии. Судьи сначала посадили его в Тауэр, но затем, учитывая общественное мнение, которое приравнивало Моргана к таким королевским корсарам, как Хокинс, Дрейк и другие, отнеслись к нему снисходительно. Тем более что сам король захотел лично познакомиться с Генри Морганом.

Морган произвел такое сильное впечатление на короля, что последний предложил пирату высокий пост на Ямайке и поручил ему борьбу с пиратами в бассейне Карибского моря, с тем чтобы прекратить нападения на испанские города. А вот губернатор Ямайки был отозван и заменен в целях сохранения хороших отношений с Испанией лордом Воганом, который строго следовал духу и букве мирных отношений с прошлым врагом.

Через несколько лет Морган был полностью прощен, его возвели в дворянство и возвратили на Ямайку, где он занял пост заместителя губернатора колонии. Он начал свою борьбу с буканьерами и флибустьерами с того, что обещал помиловать и простить всех тех, кто прекратит морской разбой и будет строго соблюдать законы. К тем же, кто продолжит пиратскую деятельность, Морган обещал принять самые суровые меры. Параллельно с этим обращением Морган стал готовиться к вооруженному уничтожению пиратов, что и было им начато незамедлительно.

Он жестоко преследовал своих бывших «товарищей по ремеслу», которых стал называть не иначе, как «хищным сбродом». Сам он, видимо, до конца своих дней пользовался богатствами, накопленными в последний пиратский период жизни. Да и деятельность в должности заместителя губернатора колонии, а затем генерал-губернатора Ямайки, главнокомандующего английскими вооруженными силами на острове, приносила ему немалый доход. Жил он в богатом имении. Он сделался настолько респектабельным, что писал в одном из писем: «Я испытываю отвращение к кровопролитию, и меня очень огорчает, что за короткий период управления колонией я так часто был вынужден приговаривать преступников к смерти». Действительно ли он так изменился, или это было обычное лицемерие, трудно сказать. Все эти праведные помыслы не помешали ему в последние годы жизни окончательно спиться. В 1688 году (год смерти Моргана) его врач описывал генерал-губернатора «тощим, болезненного вида человеком, с мутными желтоватыми глазами и вздутым животом».

В результате изменений в колониальной политике английского правительства и деятельности Моргана все больше бывших пиратов стали заниматься морской торговлей и судоходством. Постепенно Порт-Ройал превратился в крупный центр морской торговли. Но недаром он в одном из последних писем в Лондон предупреждал правительство, что «вырвать с корнем буканьерство будет не легче, чем ликвидировать грабителей на королевских дорогах Англии». При нем пиратство в Карибском море полностью не исчезло, но явно пошло на спад.

А сам Порт-Ройал, центр карибского пиратства, был целиком разрушен и сметен морскими волнами в результате мощного подземного землетрясения 7 июня 1692 года – 5 тысяч человек погибли в морской пучине. На дно ушли громадные сокровища: золото и серебро, товары и драгоценности. Таков был страшный конец «греховного Вавилона».

В завершение рассказа о некоторых пиратах Карибского моря поведаем читателям о первых женщинах-пиратах в Новом Свете. Безусловно, в наш век женщины давно уже овладели всеми считавшимися ранее сугубо мужскими профессиями. Теперь на кораблях НАТО довольно часто можно встретить женщин – военных моряков, привычны стали и женщины-космонавты, не говоря уже о женщинах – профессиональных боксерах и футболистах. Но в XVII–XVIII веках женщина-пират представляла собой нечто необычное и непривычное.

Самыми известными женщинами-пиратами в истории были Анна Бонни и Мэри Рид. Первая из них, ирландка, внебрачная дочь адвоката из графства Корк, еще в детстве выехала с отцом в Северную Америку. Эта красивая девушка отличалась особо вспыльчивым характером. Все закончилось тем, что в пылу ссоры она ударила ножом слугу-англичанина. Как-то отцу удалось замять эту детективную историю.

Затем Анна тайком обвенчалась с одним моряком. Узнав об этом, отец выгнал злосчастного новобрачного из своего дома. Анна почему-то не последовала за ним. Вскоре среди многочисленных поклонников Анны появился красивый и богатый капитан Джон Рэккам (Рэкхем), известный на всем восточном побережье Северной Америки под прозвищем «Калико Джек». И повел себя Рэккам как истинный пират: он причалил прямо на лодке к дому ее отца, похитил девушку и уплыл с ней на корабле в море. Вскоре Анна сообщила супругу-пирату, что ожидает ребенка. Он отвез ее в свое небольшое имение на берегах Кубы. Там его друзья позаботились об Анне и ребенке.

Самые известные женщины-пираты: Анна Бонни (слева) и Мэри Рид (С гравюры XVIII в.)

Через некоторое время Анна возвратилась на корабль к мужу и принимала участие во всех пиратских походах, проявляя при этом храбрость и ловкость. В октябре 1720 года пиратский корабль Рэккама в районе Ямайки был атакован хорошо вооруженным военным кораблем. Плененных пиратов доставили на Ямайку и в Сантьяго-де-ла-Вега судили и приговорили к смертной казни.

Беременной Анне казнь была отсрочена. Скорее всего, она сумела избежать наказания. Вместе с Анной была приговорена к смертной казни и ее ближайшая подруга Мэри Рид.

Мать Мэри была, видимо, «молодой гулящей вдовой». Почему-то она воспитывала Мэри как мальчика. Когда девочке исполнилось 13 лет, то ее отдали в качестве домашнего слуги некоей француженке. Но вскоре Мэри, скрывая свой пол, нанялась юнгой на военный корабль. А затем она становится солдатом пехотного полка, расположенного во Фландрии. Там она участвовала во многих стычках, проявив отвагу и удаль. Затем она перешла в кавалерию и там влюбилась в одного однополчанина. Их свадьба произвела большое впечатление в войсках. На ней присутствовали многие высшие офицеры. Молодожены поселились в Бреде, в существующей по сей день таверне «Под тремя подковами».

Вскоре супруг умер и Мэри вновь под мужским именем поступила в армию. Но затем она дезертировала и нанялась матросом на корабль, направлявшийся к Антильским островам. По пути судно, где Мэри исполняла должность матроса, было захвачено пиратом Рэккамом, и Мэри под видом мужчины согласилась влиться в состав пиратской команды. Через некоторое время Мэри влюбилась в молодого моряка, у которого вскоре произошла ссора с одним из пиратов. Так как корабль стоял на якоре, то в соответствии с пиратскими законами обоим поссорившимся было предложено сойти на берег и там уладить спор. Когда они возвратились, то Мэри узнала о том, что ее пассия не проявил должной храбрости. Тогда она спровоцировала ссору с ним и в ходе столкновения убила несчастного юношу.

Джон Рэккам (С гравюры XVIII в.)

После этого Мэри открыла свой истинный пол и начала целую серию любовных интриг и связей, завершившуюся прочным союзом с одним из пиратов. Когда Мэри оказалась на скамье подсудимых вместе со своей подругой Анной, судьи отнеслись к ней весьма снисходительно и, быть может, и оправдали ее, если бы не показания одного из обвиняемых, выступившего в роли свидетеля и подтвердившего участие Мэри в пиратских злодеяниях. Поэтому Мэри Рид вместе с другими пиратами была приговорена к смертной казни.

Трижды вокруг света

Трудно назвать имя какого-либо другого исследователя или путешественника, который дал бы такое полезное описание мира, кому купец или моряк были бы столь же многим обязаны или кто передал бы свои сведения более простым и понятным языком. И это он сделал с замечательной скромностью, одинаково свободной от жеманства и от каких-либо выдумок.

(Адмирал Д. Барни)

Уильям Дампир, герой нашего рассказа, родился в деревне Ист-Кокер, в Сомерсетшире. Точная дата его рождения так и неизвестна, крещен же он был 5 сентября 1651 года. Его отец Джордж Дампир был небогатым арендатором. Когда Уильяму было 7 лет, умер отец, а в 14 лет он потерял мать. У Уильяма было трое братьев, двое младших умерли, вероятно, в раннем возрасте. Местный помещик полковник У. Хеляр послал Уильяма в школу соседнего городка. По словам самого Уильяма, он немного научился латыни, письму и арифметике. По крайней мере, по-латыни он впоследствии бегло объяснялся с католическими священниками, которых встречал во время своих странствований по миру. Известно, что он неплохо знал элементарную математику и ботанику.

Видимо, в возрасте не более 15 лет он начал плавать на торговых и рыболовных судах. Свое первое плавание Дампир совершил во Францию, а затем участвовал в ловле рыбы на Большой Ньюфаундлендской банке. Затем он плавал на Яву и возвратился оттуда в 1672 году за несколько месяцев до начала третьей войны с Голландией.

Когда война заканчивалась, Дампир записался в команду линейного корабля «Ройал Принс», флагманского судна адмирала Эдварда Спрейджа, одного из лучших в британском флоте. В боях Дампиру участвовать не пришлось. Он тяжело заболел и лечился в морском госпитале. Дампир оставил военно-морскую службу и принял предложение У. Хеляра поехать на Ямайку в качестве его агента на полученную полковником в наследство от брата сахарную плантацию.

Дампир прибыл на Ямайку в июне 1674 года и скоро разочаровался в своей новой работе, так как на плантации всем распоряжался деспот-управляющий. Дампир был выгнан с плантации и нанялся на торговое судно, перевозившее грузы с плантаций в столицу острова Порт-Ройал. В апреле 1675 года Дампир отправился в Гондурас, где решил заняться заготовкой древесины для последующего вывоза ее на экспорт. Он постоянно сопровождал партии лесорубов и записывал свои наблюдения в дневник, который вел изо дня в день. Через много лет Дампир использовал эти записи в приложениях к книге о своем кругосветном плавании, рассказав об удивительных животных и птицах, о которых английские читатели никогда не слышали: ленивцах, аллигаторах, гиппопотамах, местных обезьянах, колибри и др.

Страшный тайфун в июне 1676 года уничтожил все постройки и суда в районе лесозаготовок. Дампир был разорен. Только в 1678 году он сумел, накопив немного денег, вернуться в Англию, купить там участок земли и жениться на девушке по имени Юдифь (фамилия ее неизвестна). Он расстался с женой через несколько месяцев и, по-видимому, больше ее никогда не видел.

Возвратившись на Ямайку, Дампир присоединился к местным пиратам-буканьерам, возглавляемым известными сподвижниками Генри Моргана Робертом Соукинсом, Джоном Коксоном и Бартоломеем Шарпом. В распоряжении этой пиратской группировки было девять судов, экипажи которых включали 477 моряков.

Уильям Дампир (Портрет работы Томаса Мёррея)

В этот раз целью пиратов было нападение на Пуэрто-Бельо, расположенный на карибском побережье Панамского перешейка. Пираты захватили там 500 ящиков с индиго, какао, кошенилью, черепаховыми панцирями, серебром. При дележе добычи каждый пират получил имущество всего на сумму 10 фунтов стерлингов. Тогда пираты решили повторить поход Моргана 1671 года, в ходе которого пиратский отряд пересек Панамский перешеек и разграбил Панаму.

5 апреля 1680 года отряд пиратов под предводительством Джона Коксона на семи судах подошел к побережью Панамского перешейка. Пираты направились в глубь перешейка к городу Санта-Мария, месту остановки караванов с драгоценными металлами на пути от Панамы к карибскому побережью. Город охраняли 400 испанских солдат, но при приближении пиратов испанцы ушли из города и увезли сокровища. Пираты благодаря помощи вездесущих маронов сумели обойти испанские гарнизоны и вышли к Тихому океану в районе Панамского залива. Там группа Бартоломея Шарпа захватила испанский барк, а Джон Коксон с отрядом из 68 человек на каноэ, предоставленных маронами, пройдя 50 миль вдоль берега, встретил испанские суда, охранявшие побережье в районе строившегося города на месте старой Панамы, разрушенной пиратами Моргана.

В результате кровавой схватки, в ходе которой погибли 18 пиратов и 61 испанец, они захватили самый большой испанский корабль – «Сантиссима Тринидада». Но пираты обвинили Коксона в трусости, он бросил отряд и бежал. После этого предводителем всего отряда был избран Роберт Соукинс. Он сумел захватить испанский корабль, на котором пираты обнаружили деньги на сумму более 100 тысяч фунтов стерлингов, 2 тысячи кувшинов вина и 50 бочонков пороха. Все попытки пиратов получить выкуп у властей Панамы закончились безрезультатно.

Пираты, возглавляемые Шарпом (вскоре его место занял Уотлинг), провели Рождество на острове Хуан-Фернандес, находившемся примерно в 430 милях от побережья Чили. Затем они направились к городу Арика, где в стычке с испанцами погиб Уотлинг. Большинство пиратов считали, что главарем следует вновь избрать Шарпа, а меньшинство из 44 человек, включая Дампира, врача Уофера, пятерых маронов и двух индейцев, откололись от отряда и под руководством Джона Кука на большой лодке и двух каноэ направились к Панамскому перешейку. Там им удалось высадиться и ускользнуть от поджидавшего их испанского отряда в составе 150 солдат.

Затем начался трудный и мучительный переход к карибскому побережью перешейка. Пришлось идти по компасу через тропические джунгли. Непрерывно шли дожди, пираты вынуждены были преодолевать многочисленные речки и ручьи. Их спасли местные индейцы, которые показывали путь и предоставляли еду. Дампир в дневнике описал этот тяжелейший путь:

«На четвертый день мы начали наш марш рано, так как до полудня обычно было ясно, а пополудни шел сильный дождь. Но нам было в общем все равно: шел ли дождь, или светило солнце, ибо я совершенно уверен в том, что мы переходили реки по 30 раз в день… Мы не могли ни высушить одежду, ни обогреться, еды не было; все это делало переход очень тяжелым для нас… Когда мы перешли реку, то стали ждать отставших спутников… Через полчаса они подошли. Но тем временем прибыло столько воды, что ни они не могли перейти реку, ни мы им помочь. Мы решили подождать, пока вода спадет. Мы прошли две мили вдоль реки и там соорудили шалаши, пройдя за этот день 6 миль. Едва мы успели построить шалаши, как река еще больше разлилась и затопила берега, вынуждая нас отойти подальше. Ночь наступила до того, как мы смогли сделать новые шалаши, и нам пришлось лечь прямо на землю… Кто под одним деревом, кто под другим, и это было бы достаточно удобно, если бы погода была сухая. Но большую часть ночи шел необычно сильный ливень, сверкали многочисленные молнии и раздавались страшные раскаты грома».

Характерно, что больше всего Дампир заботился о сохранности своих дневниковых записок:

«Я достал толстый ствол бамбука, залепил его с обоих концов воском, чтобы вода не проникла внутрь. Так я сохранил мой журнал и другие записи, хотя мне часто приходилось перебираться вплавь».

И в дальнейших своих странствованиях Дампир всегда будет больше всего заботиться о сохранности своих записей наблюдений.

Наконец пираты вышли к карибскому побережью Панамского перешейка и встретили пиратского капитана Тристиана, корабль которого стоял неподалеку. В благодарность за оказанную помощь пираты отдали индейцам все оставшиеся у них вещи и деньги. После трехмесячного плавания на пиратском корабле Дампир отправился в Виргинию, английскую колонию на побережье Северной Америки, и около года проработал там на табачной плантации.

Тем временем Джон Кук сумел захватить испанский корабль, вооруженный 18 пушками, и назвал его «Ревендж» («Месть»). На этом корабле, где в составе экипажа был и старый знакомый Дампира врач Уофер, он отправился к побережью Северной Америки и весной 1683 года подошел к Чесапикскому заливу. Там Кук встретил Дампира и опытного штурмана Уильяма Коули, которые присоединились к экипажу «Ревенджа», включавшему 70 моряков.

Целью этого пиратского сообщества был Тихий океан. Но туда пираты решили плыть на лучшем корабле, чем их «Ревендж». Было решено, что захватить такое судно легче всего у берегов Африки. Действительно, добравшись туда, у берегов Сьерра-Леоне они захватили голландский корабль с 40 пушками, подготовленный к длительному плаванию, с запасами воды и продовольствия. Кук назвал захваченный корабль «Бечелес Делайт» («Услада холостяка»). Захват корабля дружественной Англии державы был актом грубого пиратства.

Кук повел захваченный корабль к берегам Южной Америки, планируя пройти в Тихий океан через Магелланов пролив. Но Дампир посоветовал ему этого не делать из-за опасности плавания через пролив без карт и с такой ненадежной, недисциплинированной командой. Он предложил обойти южноамериканский материк, оставив к северу мыс Горн.

Английский корабль XVII в.

Обогнув в штормовую погоду мыс Горн, Кук направился к берегам Чили. Вместе с встреченным там английским корсарским судном «Николас», которым командовал Джон Итон, Кук направился к острову Хуан-Фернандес для того, чтобы дать отдых командам, пополнить запасы воды и продовольствия.

Когда 22 марта 1684 года оба корабля подошли к этому необитаемому острову, то моряки увидели на берегу человека. Дампир и Уофер узнали его. Это был индеец Уильям, который случайно остался на острове, когда пираты под командованием Шарпа отдыхали там три года назад. Он выжил, этот индейский Робинзон Крузо, охотясь на коз и вылавливая с помощью самодельных рыболовных крючков рыбу.

Англичане три недели провели на острове, отдыхая, запасаясь продовольствием и водой. А затем в течение полутора лет они продолжали пиратствовать у берегов Южной Америки, совершая набеги на прибрежные селения и захватывая испанские суда. Все это время Дампир вел дневник, описывая в нем флору и фауну, обычаи индейцев, все обстоятельства плавания вдоль южноамериканского побережья. Фактически это были первые подробные описания заморских стран, сделанные англичанином.

Во время пребывания пиратов на Галапагосских островах умер Джон Кук и капитаном «Бечелес Делайт» стал Эдвард Дэвис, опытный моряк из состава экипажа корабля. Но он поссорился с Итоном при дележе добычи, и последний ушел в Ост-Индию. А к пиратам присоединился капитан Сван, который командовал судном «Сигнит» («Молодой лебедь»). До этого он пытался наладить торговлю английскими товарами с испанцами в Южной Америке и, потерпев неудачу в этом, присоединился к пиратам. Скоро численность пиратов на четырех кораблях и флотилии каноэ у южноамериканского побережья увеличилась до тысячи человек.

28 мая 1685 года пираты встретили 14 испанских военных кораблей, в большинстве своем крупных, и, не приняв боя, скрылись. После этого французы-пираты отделились. Оставшиеся англичане-пираты решили напасть на город Лион в Никарагуа. Дампир с 60 моряками остался у побережья охранять корабли, а остальные, пройдя 20 миль в глубь суши, атаковали и захватили Лион. Но выкупа у местных властей получить не удалось. Опасаясь подхода испанских регулярных частей, пираты поспешили возвратиться на корабли. Пиратов и в дальнейшем преследовали неудачи. Дампир перешел на корабль Свана, который направился в западную часть Тихого океана.

Плавание началось 31 марта 1686 года, когда «Сигнит» с сотней моряков на борту и барк под командой капитана Тита с экипажем в 50 моряков поплыли от мыса Корриентес в Мексике через Тихий океан. Через 51 сутки суда достигли Гуама, пройдя расстояние в 7323 мили. К этому моменту дневной рацион моряка составлял лишь полкружки маиса, продовольствия оставалось на три дня.

К тому времени Гуам являлся местом, куда заходили испанские галеоны, совершая обратный рейс из Акапулько (западное побережье Мексики) в Манилу. К удивлению англичан, испанские власти на Гуаме оказали им хороший прием и быстро снабдили их всем необходимым для продолжения плавания. Вероятнее всего, это объяснялось желанием губернатора поскорее избавиться от опасных гостей, которые могли оказать помощь островитянам, постоянно боровшимся против испанских колониальных властей. К тому же губернатор ожидал прибытия из Акапулько большого судна, нагруженного серебром и другими товарами для последующего обмена на Филиппинах на пряности, шелковые ткани, фарфор, драгоценные камни и прочие ценные товары Востока.

От Гуама англичане добрались до острова Минданао (Филиппины). Там их встретили необычайно радушно. Дело в том, что местные жители были уже хорошо знакомы с голландцами и испанцами и это знакомство не было приятным. А англичан филиппинцы считали врагами испанцев и голландцев и поэтому видели в них друзей.

Сван был очень доволен пребыванием на острове и собирался создать там торговую факторию. Но среди команды зрело недовольство, и Сван с 36 моряками остались на острове. Капитаном «Сигнита» стал Джон Рид, а Тит – его помощником. «Сигнит» направился на север, к Кантону. Дампир продолжал фиксировать в дневнике обычаи и церемонии неведомых европейцам народов, описывать удивительные растения и плоды: хлебное дерево, лимоны, плоды манго, кокосовые орехи, неизвестные тогда в Европе бананы.

Тайфун отбросил «Сигнит» далеко на юг, и моряки его команды оказались первыми англичанами, побывавшими у берегов Новой Голландии, как тогда называли Австралию. Англичане высадились на пустынном берегу Австралии 5 января 1688 года. Это произошло в месте, находившемся недалеко от современного залива Дампира и архипелага Буканьеров к западу от города Дарвин на 16°15 ю. ш. Англичанам не понравилась ни увиденная земля, ни ее дикие жители, с которыми они не смогли установить никаких контактов. Местные жители, как писал Дампир, «скалили зубы, подобно обезьянам», и кричали «гурри, гурри» глухими голосами. Правда, ему удалось вполне правильно отметить их основные антропологические черты: высокий рост, стройность тела, узость костей рук и ног.

Когда корабль достиг Никобарских островов, то Дампиру удалось с несколькими малайцами, бывшими на борту, покинуть корабль, на каноэ проплыть 150 миль и за пять суток добраться до Аче на северном побережье Суматры. Плавание оказалось очень тяжелым:

«Море бросало в нас белой пеной, – вспоминал Дампир об этом плавании, – темная ночь окутала нас, нигде не было спасительной земли, а наш маленький ковчег, казалось, вот-вот накроет набежавшая волна».

Когда Дампир добрался до Аче, то был истощен, страдал малярией и еще к тому же заболел дизентерией. Удивительно, но он выжил и продолжил свои странствования. Ост-индский купец капитан Уэлдон предложил Дампиру принять командование судном для плавания в Тонкин (Индокитай). Плавал он на этом судне и с контрабандным грузом опиума в Малакку, а затем в индийский порт Мадрас. Затем он поступил на службу главным артиллеристом в форт от фактории Ост-Индской компании в Бенкулу на западном побережье Суматры. В 1690 году прошло уже 12 лет, как Дампир покинул Англию. Мысль о возвращении на родину все более занимала его. Он решил привезти с собой в Англию и мальчика-раба Джоли, которого ему подарил знакомый капитан. Джоли был татуирован с ног до головы, и Дампир собирался показывать мальчика лондонцам за деньги. Губернатор фактории не хотел отпускать Дампира, и последнему пришлось вместе с Джоли тайно бежать из форта на судно капитана Хита, который согласился доставить беглецов к берегам Англии.

В течение всего пути через Индийский океан Дампир и многие из команды судна болели. Все так ослабли, что в Кейптауне, у мыса Доброй Надежды на юге Африки, команда не могла даже встать на якорь. Любопытно, что там на берегу голландские поселенцы сформировали специальные партии, которые за плату подменяли в таких случаях измученные болезнями команды заходивших туда судов. 16 сентября 1691 года корабль подошел к побережью Англии. Так закончилось первое кругосветное плавание Дампира продолжительностью 12 с половиной лет.

Несчастный малайский мальчик Джоли скончался через несколько месяцев после прибытия в Англию. Сведения о Дампире появляются лишь в 1697 году, когда в феврале были опубликованы его дневники под заголовком «Новое путешествие вокруг света». Эта книга стала бестселлером XVII века. Она многократно переиздавалась на английском и на других европейских языках. Его издатель Джеймс Нептон, видя успех книги Дампира, опубликовал дневники еще нескольких пиратов: Лионеля Уофера, Уильяма Коули, Бартоломея Шарпа. Литература о путешествиях и приключениях в дальних странах начала свое победное шествие, которое продолжалось весь XVIII век и в дальнейшие годы.

Дампир посвятил свою первую книгу президенту Королевского общества, которое являлось фактически английской Академией наук. И Дампир был избран членом Британского королевского общества, а в середине 1697 года он получил должность в таможне.

Дампира стали приглашать в Совет по торговле и предпринимательству, так как там посчитали его знатоком заморской торговли и организации в колониях плантаций и факторий. Одновременно его привлекали и как эксперта в вопросах борьбы с пиратством. Книга принесла ему известность, его приглашали к себе выдающиеся государственные деятели и писатели.

Писатель Джон Эвелин вспоминал о капитане Дампире, «который был знаменитым буканьером, привез сюда раскрашенного принца Джоли и напечатал описание своих необычных приключений и наблюдений. Теперь он опять собирается в плавание при поддержке короля, который снарядил корабль водоизмещением 290 тонн. Он производит впечатление более скромного человека, чем можно было бы вообразить, учитывая среду, к которой он принадлежал. Он принес карту направлений ветров в Южных морях, составленную по его наблюдениям, и уверял нас, что подобные карты, до сих пор существовавшие, все были неправильными в части, относящейся к Тихому океану».

Познакомился Дампир и с Г. Слоаном, преемником И. Ньютона на посту секретаря Королевского общества, который собирал рукописи английских пиратов, в том числе и Дампира, и отдал их в дар Британскому музею.

Титульный лист книги У. Дампира «Новое путешествие вокруг света»

Считается, что именно Слоан предложил, а может быть, и оплатил написание Томасом Мурреем портрета Дампира, который сейчас находится в Национальной галерее.

Исследователи творчества выдающегося писателя Джонатана Свифта считают, что книга Дампира оказала определенное влияние на его творчество. По крайней мере, Лемюэль Гулливер упоминает о родстве с «кузеном Дампиром». А вымышленные карты, помещенные Свифтом в книге о путешествиях Гулливера, очень сходны с картами в книгах Дампира.

Успех первой книги Дампира подвиг издателей выпустить «Приложения к путешествию вокруг света», содержащие материалы по странствованиям Дампира, не вошедшие в первую книгу. Эта вторая книга была опубликована под заголовком «Путешествия и открытия». Книга вышла уже в то время, когда Дампир ушел в новое дальнее плавание. Дело в том, что президент Королевского общества представил Дампира графу Оксфорду, первому лорду Адмиралтейства, который согласился с предложениями Дампира об организации исследовательского плавания к берегам Новой Голландии и Новой Гвинеи. К тому времени оставалось неизвестным, является ли Новая Гвинея частью Новой Голландии или отделена от нее проливом, где находятся северные границы «Неведомой Южной Земли».

Инструкцией Адмиралтейства от 30 ноября 1698 года Дампиру была предоставлена определенная самостоятельность в выборе маршрута плавания: ему предписывалось идти к Новой Голландии, а затем к Новой Гвинее и Южной Земле или «избрать любой другой курс». Он должен был доставить в Англию образцы флоры неизвестных земель, а также местных жителей, «если они согласятся на это добровольно». Ему предписывалось вести подробный журнал плавания. Как капитан Дампир получал право карать членов команды за попытки мятежа или неповиновения.

Так на своей карте У. Дампир изобразил острова Новая Гвинея и Новая Британия

Для плавания Дампиру выделили судно «Роубак» («Косуля») водоизмещением 292 тонны, длиной 96 и шириной 25 футов (29,28 метра и 7,62 метра соответственно), с 12 пушками и экипажем в 50 моряков. Судно было построено сравнительно недавно, в 1690 году, но многие части корпуса и устройств были в плохом состоянии. Все лето Дампир провел в доках, наблюдая за подготовкой судна к плаванию.

Третья книга Дампира, составляющая отчет о плавании в Новую Голландию, была выпущена двумя частями в 1703 и 1709 годах и содержала детальные описания флоры и фауны дальних стран, а также навигационные данные, которые с успехом использовали другие мореплаватели, исследовавшие этот район Земли.

«Роубак» отплыл от берегов Англии 4 января 1699 года. С началом плавания выяснилось, что Дампир допустил серьезную ошибку, совершенно не занимаясь комплектованием команды. Штурман корабля в первую же ночь плавания чуть не разбил судно о французский берег. Корабельный плотник не обладал необходимыми знаниями и навыками. А старший помощник капитана Джордж Фишер стал интриговать против Дампира еще до отплытия судна. Фишер до этого служил на нескольких кораблях английского военно-морского флота. Он был глубоко оскорблен тем, что его начальник – бывший пират. Недоразумения между Дампиром и Фишером усугубились из-за того, что первый не раз отменял распоряжения второго. Фишер не раз утверждал, что Дампир не знает и не понимает особенностей службы на военных кораблях английского флота. Дампир все время упрекал Фишера в том, что он применяет только такие меры дисциплинарного воздействия, как порка, рукоприкладство. Особенно часто столкновения между ними были связаны с оценкой английских пиратов. Дампир защищал и восхвалял их, а Фишер считал, что все пираты являются преступниками.

Ссора между капитаном и его помощником обострилась в то время, когда «Роубак» подходил к берегам Бразилии. Наконец дело дошло до прямого обмена оскорблениями. Дампир, потеряв контроль над собой, бросился на Фишера с тростью, а затем погнался за ним на полубак и запер Фишера в каюте. Затем Дампир собрал команду на палубе корабля и спросил, намерены ли моряки бунтовать. Матросы его заверили в обратном. При подходе к бразильскому берегу Фишера доставили в кандалах в тюрьму, где он провел три месяца, а затем возвратился в Англию. Дампир доложил в Адмиралтейство о плавании и об инциденте с Фишером. Дампир дал команде отдохнуть, позаботился о снабжении корабля продовольствием и приеме запасов воды на длительное плавание.

«Роубак» вновь пересек Атлантику, прошел мимо мыса Доброй Надежды и направился к берегам Новой Голландии. Пройдя 7 тысяч миль, «Роубак» подошел к западному берегу Новой Голландии (Австралии) около Дирк-Хартогс-Пойнт, места, названного в честь голландского моряка, высаживавшегося здесь на берег в 1616 году. 1 августа 1699 года «Роубак» был уже у берега и при подходе к неизвестному ранее глубокому заливу, названному Дампиром заливом Шарка, стал там на якорь. Но Дампир решил не высаживаться на берег, представлявший собой безводную пустыню. Он повернул на север и шел мимо пустынного берега, пока не достиг места, называемого сейчас Землей Дампира. Недалеко отсюда Дампир впервые высаживался на австралийском берегу в районе архипелага Буканьеров.

Наконец моряки обнаружили свежую воду. Вдалеке стояли местные жители, высокие чернокожие люди, тела которых были разрисованы белыми кругами. «Все они, – довольно предвзято писал Дампир, – имели неприятный вид и были самыми безобразными из людей, которых я когда-либо видел, хотя я видел великое множество дикарей».

При попытке поймать кого-либо из местных жителей произошло столкновение между ними и англичанами. Дампир выстрелил в одного из них и ранил его. Пять недель пробыли англичане на австралийском берегу, а затем «Роубак» пошел к Тимору, западная половина которого принадлежала голландцам, а восточная – португальцам. С большим трудом убедил Дампир командира голландского гарнизона в том, что он не пират, и все же получил разрешение пополнить запас питьевой воды. Но офицер, посланный Дампиром на берег, постарался ухудшить отношения с голландцами, чтобы вынудить Дампира прекратить исследовательское плавание в незнакомых районах и возвратиться к Яве. Тогда Дампир приказал плыть к восточной части острова, где португальский губернатор более дружественно отнесся к нуждам команды.

Дампира все больше беспокоило состояние своего судна, которое нуждалось в незамедлительной очистке подводной части от водорослей и ракушек. Но время было упущено, так как в любой день мог задуть муссон. Пришлось отказаться от ремонта корпуса. В новый 1700 год «Роубак» подошел к западному берегу Новой Гвинеи и пошел вдоль совершенно не описанного ее северного побережья. Один из островов он назвал в честь правящего тогда английского короля островом короля Вильяма, другой – островом Провидения. Он не знал, что эти острова были уже открыты до него. А единственной землей, открытой впервые именно Дампиром, был остров, названный им Новой Британией. Он нашел пролив между Новой Британией и Новой Гвинеей, который сейчас называется проливом Дампира. Правда, плывя вокруг острова, Дампир сделал ошибку: то, что он назвал заливом Сент-Джордж, оказалось входом в пролив, разделяющий открытую им землю на два острова – Новую Британию и Новую Ирландию; это установил Филипп Картерет в 1767 году, использовав карту этого района, составленную Дампиром.

В плавании на «Роубаке» Дампир продолжил регулярные научные наблюдения. Он обнаружил остров, который назвал в честь адмирала Джорджа Рука. Дампир хотел продолжить плавание в неизвестных водах, но состояние судна и настроения команды помешали этому. В предисловии к своей книге о плавании к Новой Голландии Дампир писал:

«В то время я встретился со многими трудностями: необходимостью ремонта судна, малочисленностью моих людей, их желанием скорее вернуться домой, а также опасностью продолжать плавание при таких обстоятельствах в морях, где мели и берега были совершенно неизвестны и должны были изучаться с большой осторожностью и медленно. Все это заставило меня отказаться тогда от продолжения намеченных мной исследований».

Лишь в Батавии на Яве удалось очистить корпус судна от водорослей и ракушек. Плотник так и не смог устранить все места течи в корпусе. С трудом добрался «Роубак» до острова Вознесения в Атлантическом океане. В ночь на 21 февраля 1701 года, когда судно подходило к острову, протечки сквозь неплотности в обшивке корпуса так усилились, что команда всю ночь выкачивала воду из трюма. На следующее утро корабль встал на якорь в полумиле от прибрежных скал. Дампир приказал канониру очистить крюйт-камеру (пороховой погреб), чтобы помощник плотника (плотник незадолго до этого умер) смог заделать места течи в корпусе. Помощник плотника доложил капитану, что необходимо вырубить сгнившие части досок, а затем заделать это место, набив на него новую доску. Плотник так и не смог заделать образовавшуюся щель, и вода в трюме все прибывала. Дампир постарался подвести корабль как можно ближе к берегу. Команда изготовила плот, на котором удалось доставить людей и вещи на берег, а «Роубак» медленно погрузился в воду.

К счастью для англичан, на острове были вода и черепахи, что позволило им прожить там несколько месяцев, пока с проходящих кораблей не заметили сигналы с острова. Дампир с несколькими своими офицерами на торговом судне «Кентербери» прибыл в Лондон в августе 1701 года.

Адмиралтейство потерю судна Дампиру в вину не поставило. Но его вызвали в военный суд по обвинению, выдвинутому Джорджем Фишером. Суд происходил на борту линейного корабля «Ройал Соврин» в Спитхеде 8 июня 1702 года. Председательствовал адмирал Джордж Рук, тот самый, в честь которого Дампир назвал открытый им остров. В составе суда было еще три адмирала и 33 капитана королевского военно-морского флота. Все они были настроены против бывшего пирата Дампира. Судьи стали на сторону Фишера и осудили Дампира за жестокость в отношении своего помощника. Суд постановил, что Дампир не может далее быть использован в качестве командира какого-либо корабля «форта ее величества» (в это время в Англии правила королева Анна). К тому же Дампир остался без денег, так как суд приговорил его к уплате большого штрафа.

Тем не менее слава Дампира как путешественника и писателя была такова, что через год новый первый лорд Адмиралтейства, муж королевы Анны, принц Георг Датский представил Дампира королеве в связи с выходом первой части его книги «Путешествие в Новую Голландию». Вторую часть Дампир не успел закончить, так как отправился в новое плавание.

Весной 1701 года началась война за испанское наследство. Англия со своими союзниками выступила против Франции и Испании. В связи с этим вновь возник интерес к каперству. Как только стало известно о начале войны, бристольский купец Томас Эсткорут приобрел за 4 тысячи фунтов стерлингов судно-фрегат «Назарет» водоизмещением 200 тонн. Судно имело на вооружении 26 пушек – в основном малого калибра, экипаж его составили 120 моряков. Эсткорут сменил название судна на «Сент-Джордж», дав судну имя небесного покровителя Англии, и пригласил на должность капитана Дампира. Представителем бристольского купца на судне был некий Эдвард Морган, успевший побывать ранее и пиратом, и католическим священником, и полицейским агентом. Дампиру был выдан патент на приватирство (каперство), подписанный первым лордом Адмиралтейства. Дампир был принят капитаном судна без жалованья. Его доходом должна была стать захваченная добыча, которую предполагалось поделить так: две трети шли владельцу судна, одна треть – команде.

«Сент-Джордж» вышел в море 30 апреля 1703 года. В Кинсиле, в Южной Ирландии, к нему присоединился другой каперский корабль – галера «Синк Портс» водоизмещением 90 тонн, с 16 пушками и командой из 63 моряков. Капитаном на нем был Чарльз Пикеринг.

При стоянке у островов Зеленого Мыса произошла ссора Моргана с помощником капитана Хаксфордом, которая закончилась дуэлью. Хаксфорд по приказу Дампира был посажен в лодку и оставлен в открытом море. Несчастный был подобран португальским судном и высажен на берег, где он через три месяца скончался.

В Бразилии, после ссоры с Морганом (который, видимо, был изрядным склочником) помощник капитана Бернби и еще восемь моряков потребовали высадить их на бразильский берег. И на этот раз Дампир стал на сторону Моргана и приказал удалить смутьянов с корабля. Вскоре после этого умер капитан «Синк Портс» и на галере капитаном стал Томас Стрейдлинг, а Александр Селкирк, сын бедного шотландского сапожника, был назначен квартирмейстером, то есть заведующим корабельными припасами.

Из Бразилии оба судна спустились на юг и, обогнув мыс Горн, вышли в Тихий океан. Суда направились к острову Хуан-Фернандес, куда и прибыли в начале февраля 1704 года. Отдых команд на острове длился три недели, а затем корабли вышли на поиск добычи. Первым корабли встретили французское судно «Сен-Жозеф», но оно ушло от англичан. Причем некоторые офицеры «Сент-Джорджа» обвинили впоследствии Дампира в трусости и неумении руководить боем.

Через несколько недель англичане вновь встретили тот же корабль у Лимы. Французское судно успело войти в гавань под защиту крепостной артиллерии. Огорченная команда почти открыто обвиняла Дампира в трусости, а он в ответ твердил то, что знает, где можно добыть все, не сражаясь.

Затем англичане захватили испанский корабль, но отпустили его после того, как испанский капитан убедил их, что ранее сгрузил все ценное на берег, поскольку ему сообщили, что появились английские пираты. Правда, после возвращения Дампира в Англию, владельцы судна подозревали, что Дампир и Морган отпустили испанское судно, получив от испанского капитана взятку. Через несколько дней Дампир приказал отпустить еще одно захваченное испанское судно.

Дампир сообщил команде, что собирается захватить город Санта-Мария на Панамском перешейке. Там Дампир и Стрейдлинг с отрядом в 102 моряка поплыли на лодках к берегу. Но сильный ливень вымочил у англичан порох и одежду. Потом англичанам встретились индейцы в каноэ. Дампир приказал стрелять в них, чтобы те не сообщили испанцам об английском отряде. Стрейдлинг захватил индейскую деревню и обнаружил там пакет с письмами, из которых узнал, что по распоряжению губернатора Панамы в Санта-Марию было послано 400 солдат в помощь местному гарнизону. Письма были двухдневной давности, так что посланные солдаты были уже на месте. У города оба английских отряда – Дампира и Стрейдлинга – попали в засаду. К счастью для них, удалось выбраться живыми.

Англичане возвратились на корабли и захватили большой испанский корабль водоизмещением 500 тонн с грузом бренди, муки, сахара, льняных и шерстяных тканей. Добыча была тут же поделена пиратами. На захваченном судне были найдены письма, в которых сообщалось, что два больших испанских фрегата посланы вдогонку за пиратами. Затем пиратские суда разошлись. Стрейдлинг пошел к острову Хуан-Фернандес, где он оставил часть запасов, а Дампир, надеявшийся захватить манильский галеон, остался в Панамском заливе.

Когда «Синк Портс» подошел к острову Хуан-Фернандес, то Стрейдлинг обнаружил, что оставленные им запасы исчезли (потом выяснилось, что их забрали французы). Он обвинил во всем своего квартирмейстера Селкирка. Тот обиделся и заявил, что останется на острове. Может быть, он надеялся на последующий приход Дампира, который заберет его с острова.

Стрейдлинг повел свою галеру на соединение с «Сент-Джорджем». Корабль налетел на скалы, а Стрейдлинг с командой добрался до пустынного острова, с которого их сняло испанское судно. Они были доставлены в Лиму, где их заковали в кандалы и посадили в тюрьму как пиратов. Через пять лет Стрейдлинга передали французам, которые доставили его в Бретань и также посадили в тюрьму. Он рассказывал своим тюремщикам всяческие басни о спрятанных пиратами сокровищах. Морской министр заинтересовался этими рассказами и приказал улучшить режим содержания пирата и попытаться узнать у него о местонахождении сокровищ. Однако Стрейдлинг сумел бежать из тюрьмы.

А Дампир продолжал захватывать в Панамском заливе небольшие суда и совершать нападения на испанские поселения. На берегу англичане охотились на крокодилов, которые в то время были для европейцев диковинными животными.

В один из дней англичане увидели испанский фрегат. Дампир распорядился не вступать в бой, но команда настояла на обратном, фактически отстранив Дампира от командования судном. Корабль быстро сближался с фрегатом. Пираты разделились на две смены, чтобы повысить скорострельность орудий. Английское судно отвечало 560 выстрелами на 110 вражеских. Наступившая темнота прервала бой. Англичане заделывали пробоины и готовились с рассветом продолжить сражение. Но с рассветом все увидали, что испанский корабль скрылся. Дампиру удалось вновь взять управление кораблем в свои руки.

Он повел корабль на север, к берегам Мексики. По пути был захвачен 10-тонный барк, названный англичанами «Дрэгэн» («Дракон»), куда Дампир перевел 21 человека. На «Сент-Джордже» обнаружили сильную течь. Пришлось прервать плавание, подвести корабль к берегу и начать очистку и ремонт корпуса.

Пока шел ремонт «Сент-Джорджа», Клиппингтон, назначенный командиром «Дрэгэна», захватил судно водоизмещением 40 тонн и решил отделиться от Дампира. 2 сентября он расстался с Дампиром, тайно забрав с собой на захваченное судно все военное снаряжение «Сент-Джорджа» и половину продовольствия. Клиппингтон захватил и патент, выданный Дампиру Адмиралтейством. Но все же он не решился бросить экипаж «Сент-Джорджа» на произвол судьбы без оружия и отправил Дампиру известие, что весь порох и пули, за исключением трех бочонков, он оставит у индейцев, откуда каноэ с «Сент-Джорджа» вскоре их доставило обратно. В дальнейшем Клиппингтон захватил несколько испанских судов у мексиканских берегов, а затем пересек Тихий океан и ушел в Индию, где его команда покинула судно и разбрелась.

А Дампир готовился к захвату манильского галеона, груженного китайскими товарами. 6 декабря 1704 года галеон показался на расстоянии примерно 6 миль. Орудийные порты на галеоне были закрыты, так как испанцы не опасались нападения такого судна, как «Сент-Джордж». Когда англичане подошли к галеону на расстояние орудийного выстрела, то Дампир приказал поднять английский флаг. Команда стала возражать, кто-то выстрелил. Теперь фактор внезапности при нападении был утерян. Испанцы стали стрелять 18– и 24-фунтовыми ядрами, нанося тяжелые повреждения «Сент-Джорджу». Англичане отвечали огнем своих небольших 5-фунтовых пушек, ядра которых не могли нанести серьезные повреждения мощному корпусу галеона.

Дампир дал команду на выход из боя. Он правильно наметил цель для нападения, правильно выбрал место нападения, но не смог подчинить своей воле команду. Это еще раз подтверждает, что опытный навигатор, внимательный наблюдатель и умелый описатель увиденного не имел решительности, твердости и храбрости, необходимых для удачливого пиратского капитана.

После провала операции по захвату манильского галеона команда требовала возвращения домой. Дампир доказывал, что «Сент-Джордж» не выдержит обратного пути в Англию и потонет. Необходимо было захватить другое судно. В команде произошел раскол. 27 моряков остались с Дампиром, остальные ушли на запад через Тихий океан на «Дрэгэне». У Молуккских островов они были схвачены голландцами и посажены в тюрьму за пиратство. Они ожидали, что их повесят, но голландцы, узнав, что они служили у Дампира, который как навигатор был известен и почитаем в Голландии, освободили их и направили на голландские суда, испытывавшие постоянную нехватку людей. Они возвратились в Европу в 1706 году.

Один из возвратившихся, офицер с «Сент-Джорджа» Фаннелл опубликовал за год до возвращения Дампира книгу под названием «Путешествие вокруг света: отчет об экспедиции капитана Дампира в Южные моря на корабле „Сент-Джордж“ в 1703 и 1704 годах, написанные Уильямом Фаннеллом, помощником капитана Дампира». В предисловии Фаннелл отметил:

«Успех нашей экспедиции был не таким большим, как можно было вначале ожидать, учитывая опытность нашего командира и решительность наших людей: споры и вражда сводили на нет самые обещающие надежды… Я не могу по-настоящему судить, но заметил, что во всех местах южноамериканского побережья, где мы побывали, и во время наших плаваний в Южных морях мы находили совершенно точными их описания, сделанные капитаном Дампиром, а его отчеты о ветрах, течениях и тому подобном – великолепны».

Но в книге Фаннелл во многом обвиняет Дампира.

А Дампир благодаря искусству корабельного плотника сумел отремонтировать «Сент-Джордж». Англичане без труда захватили город Пуну и ограбили его. Затем они захватили испанскую бригантину, перешли на нее и перенесли все ценное с «Сент-Джорджа», оставив его в Панамском заливе. Бригантину Дампир назвал «Виндикейшн» («Оправдание»). На ней он пришел в Батавию, где его заключили в тюрьму, так как он не смог предъявить патента на приватирство. Дампиру все же удалось выйти из тюрьмы и в конце 1707 года возвратиться в Англию, закончив второе кругосветное путешествие.

Узнав о книге Фаннелла, Дампир выпустил свой памфлет-оправдание, который вызвал в свою очередь ответ со стороны члена экипажа «Сент-Джорджа» гардемарина Уэлба, одного из покинувших Дампира на «Дрэгэне». В его книге Дампир изображен явно как отрицательный персонаж.

Бристольский купец Томас Голдни с другими купцами и юристами, включая самого олдермена Бристоля Бетчелора (главы городского совета), организовали на паях снаряжение приватирских кораблей «Дюк» и «Датчис» («Герцог» и «Герцогиня») Первое судно имело водоизмещение 320 тонн и было вооружено 30 орудиями небольшого калибра, второе водоизмещением 260 тонн имело на борту 26 пушек также небольшого калибра. Это были сравнительно небольшие, но крепкие, быстроходные и маневренные корабли.

Капитаном «Дюка» назначили 29-летнего моряка из Бристоля Вудса Роджерса, а капитаном «Датчис» – Стефана Кортни. Помощником Роджерса стал один из пайщиков новой компании доктор медицины Томас Довер, а помощником Кортни – Эдвард Кук. Дампир был назначен штурманом экспедиции, хотя ему уже было 56 лет, для того времени довольно значительный возраст.

Капитан Роджерс установил на судах жесткую дисциплину еще до выхода их в море. Поэтому, когда корабли 15 июля 1708 года вышли из Бристоля и через три дня прибыли в Корк (Ирландия), то там больше 40 человек сбежало. Тем не менее Роджерс сумел нанять новых моряков и в сентябре 1708 года оба судна вышли в море. На «Дюке» в плавание ушло 183 моряка, на «Датчис» – 151.

Группа недовольных моряков с «Дюка» пыталась организовать мятеж во время стоянки на Канарских островах, но офицерам удалось быстро подавить его. Для того чтобы заинтересовать моряков, офицерский совет установил следующие доли в захваченной добыче: для матроса 10 фунтов стерлингов, для помощника капитана, канонира, боцмана и плотника по 40 фунтов, для штурмана 80 фунтов, для капитана 100 фунтов и «тому, кто первым увидит судно с ценным грузом», 30 фунтов.

Корабли пересекли Атлантику и после стоянки в Рио-Гранди в Бразилии направились на юг. Новый 1709 год англичане праздновали у мыса Горн. Начался сильный шторм, и корабли отнесло к югу до 63° ю. ш. Когда шторм закончился, англичане направились на север, к острову Хуан-Фернандес. 1 февраля корабли вошли в залив Шарка и увидели на берегу дым. К берегу была отправлена пинасса и доставила оттуда человека в козьей шкуре, в котором Дампир сразу же узнал Александра Селкирка, кватирмейстера галеры «Синк Портс». Дампир рекомендовал его Роджерсу как лучшего моряка на галере, и Селкирк был принят офицером в состав экипажа «Дюка».

Когда Селкирк оказался на борту «Дюка», то выяснилось, что он почти забыл родной язык. Постепенно он смог более свободно общаться с моряками «Дюка» и рассказал о своей жизни на острове в течение нескольких лет. Особенно тяжело ему было в первые месяцы одинокой жизни. Он построил две хижины, в одной жил, а вторую использовал как кухню. Питался Селкирк козьим мясом, раками, фруктами. Вскоре одежда и обувь пришли у него в полную негодность. Он изготовил накидки и обувь из козьих шкур. Единственным развлечением было для него чтение Библии и пение псалмов, так что, по его словам, «он стал лучшим христианином, чем был раньше».

Затем корабли направились на север с намерением напасть на Гуаякиль, в то время второй по величине город в Эквадоре. По пути англичане захватили два небольших испанских судна, назвав их «Бегиннинг» и «Инкрис» («Начало» и «Прибавление»). Селкирк был назначен командиром последнего. Затем был захвачен французский корабль водоизмещением 260 тонн, названный «Маркиз», командиром которого стал Эдвард Кук.

Англичане подошли к Гуаякилю. Выяснив, что испанцам известно о подходе пиратских судов, англичане вступили в переговоры с губернатором. Пираты потребовали выкуп за город в размере 100 тысяч фунтов стерлингов. Губернатор соглашался на 80 тысяч, затем снизил выкуп до 60 тысяч. Переговоры затягивались, и Роджерс решил атаковать город. Англичане после ожесточенной перестрелки захватили все побережье в районе города и вышли на его окраину. Роджерс с десятью моряками захватил четыре пушки и перебил испанских артиллеристов. К нему присоединились другие пиратские группы, и начался захват города. Дампир с группой матросов был оставлен защищать подходы к лодкам.

К утру англичане завладели пригородом и захватили два десятка пленных. Начался грабеж церквей, магазинов и жилых домов. В ходе дальнейших переговоров сумма выкупа была снижена до 60 тысяч фунтов с условием, что все уже награбленное останется у англичан, а именно: 230 мешков муки, 15 бочонков масла, 160 бочонков вина, 4 бочонка пороха, 1 тонна дегтя, 150 тюков различных товаров и драгоценности на сумму около 1,2 тысячи фунтов. Губернатор согласился, и 28 апреля англичане ушли из города, увезя добычу на лодках. Деньги губернатор обещал прислать позже в обмен на пленных. Через неделю к Пуне подошла лодка, на которой испанцы доставили 44 тысяч фунтов стерлингов. Затем губернатор прислал еще 7 тысяч фунтов. Роджерс освободил пленных. Пираты ушли в открытое море и посланные в догонку три испанских и одно французское судно не смогли найти англичан.

Вудс Роджерс у губернатора Гуаякиля (Гравюра XVIII в.)

Но в городе, как оказалось, свирепствовала какая-то тяжелая болезнь, и с награбленной добычей инфекция попала на английские корабли. Они направились на Галапагосские острова, имея на судах до 150 больных моряков. Роджерс излечился от болезни пуншем и приказал других больных лечить таким же способом.

После отдыха на Галапагосских островах приватирские суда направились к острову Горгоны в Панамском заливе. Там англичане отпустили на берег 72 оставшихся у них пленных испанца из команд захваченных судов и распродали часть награбленных товаров. Тут же была произведена дележка захваченной добычи: колец, пряжек, пуговиц, цепочек, одежды, шпаг с серебряными рукоятками и тому подобного. Все это, как часто бывает, вызвало новые распри среди рядовых пиратов и офицеров. Назревал мятеж, и Роджерсу пришлось арестовать зачинщиков и одновременно объявить о сокращении доли офицеров в награбленном имуществе и о сокращении своей личной доли в пользу остальных пиратов.

Дампир убедил Роджерса идти на поиски манильского галеона. Он предлагал направиться к мысу Корриентес на мексиканском побережье и там ожидать галеон, идущий в Акапулько. Англичане подошли к Калифорнийскому заливу и стали там на якорь. Но берега были абсолютно пустынными и моряки стали страдать от голода. Наконец 21 декабря 1709 года «Дюк» и «Датчис» вышли в море, а «Маркиз» остался на месте. Вскоре англичане встретили судно, но, приблизившись к нему, они увидали, что это французский фрегат с 40 пушками. Англичанам на следующий день удалось подойти к фрегату – «Дюк» к одному борту вражеского судна, а «Датчис» – к другому. После ожесточенной схватки фрегат был захвачен. Его команда насчитывала 193 моряка, 9 из них были убиты в бою, англичане потеряли 20 моряков. Сам Роджерс был тяжело ранен – пуля попала ему в челюсть, и ее потом не могли извлечь в течение нескольких месяцев. Была захвачена богатая добыча, но продовольствия на фрегате было очень мало.

Англичане продолжили поджидать галеон в районе Акапулько, и 26 декабря с «Маркиза» первыми увидели огромный корабль водоизмещением 900 тонн. Не дожидаясь подхода «Дюка» и «Датчис», «Маркиз» храбро атаковал галеон, но не смог нанести ему существенных повреждений. Когда на следующее утро подошли «Дюк» и «Датчис», то испанцы оказали ожесточенное сопротивление. На галеоне было 60 пушек, а команда его состояла из 450 моряков, треть из которых были европейцы, многие из них – бывшие пираты.

Бой продолжался семь часов. Ядра небольших пушек английских судов не могли существенно повредить мощные борта галеона. Роджерс был опять ранен: осколок раздробил ему лодыжку. Потеряв 20 человек убитыми, Роджерс и Кортни решили отступить. Галеон продолжил свой путь, а пираты занялись осмотром груза, захваченного на французском фрегате, который они переименовали в «Бетчелор» в честь олдермена Бристоля – главы городского собрания, участника «предприятия на паях».

В трюме фрегата пираты обнаружили китайские шелка, камчатое полотно, тафту, ткани, почти неизвестные в Англии в то время, китайский фарфор, большое количество мускуса, корицы, гвоздики, раскрашенных китайских вееров. А сам фрегат пираты собирались использовать для возвращения на родину. Команду фрегата они отпустили на берег с условием, что французы дадут выкуп за всех плененных моряков. Капитаном захваченного французского фрегата несмотря на протесты Роджерса назначили доктора медицины Томаса Довера.

12 января 1710 года все четыре корабля – «Дюк», «Датчис», «Маркиз» и «Бетчелор» – направились через Тихий океан на запад. Ближайшую стоянку наметили на Гуаме. По расчетам Дампира, который единственный имел опыт такого плавания, корабли должны были прибыть на Гуам через 60–70 дней. Дампир сумел правильно проложить курс, и флотилия добралась до Гуама за 69 дней. И в этот раз испанские власти на Гуаме встретили англичан любезно, так как опасались ярости пиратов в случае отказа от поставки на корабли продовольствия и воды. Затем англичане прошли Филиппины, остров Целебес и прибыли в Батавию, где были радушно встречены голландцами, союзниками в войне с Испанией и Францией. Англичане пробыли в Батавии три месяца и занимались ремонтом своих кораблей. «Маркиз» был продан. Там же был произведен предварительный раздел добычи. Дампир получил 400 фунтов, в то время как, например, Довер получил 4 тысячи фунтов. Затем корабли поплыли вокруг Африки и 14 октября 1711 года вошли в Темзу. В Англии после продажи всех захваченных грузов было выручено 148 тысяч фунтов стерлингов. Дампир получил в счет своей доли еще 1,5 тысячи фунтов.

Несколько слов о судьбе Александра Селкирка. Он продолжал плавать и умер у берегов Африки в 1721 году, будучи помощником капитана военного корабля. В Бристоле по возвращении из плавания на корабле Роджерса Селкирк рассказал о своей четырехлетней эпопее журналисту Ричарду Стилу. Последний посвятил несколько номеров своего журнала «Инглишмен» изложению истории жизни Селкирка на необитаемом острове. А в 1719 году появилась книга под названием «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет на необитаемом острове близ устья реки Ориноко, куда был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим». Действительный автор книги указан не был. А это была знаменитая книга Даниеля Дефо, которая навсегда вошла в сокровищницу всемирной литературы. В основе книги лежит реальная история жизни Александра Селкирка на острове Хуан-Фернандес (теперь острова Хуан-Фернандес называются: западный остров – Александр-Селькирк, а восточный остров – Робинзон-Крузо).

Дампир после возвращения из последнего кругосветного плавания вел одинокую жизнь. Ухаживала за ним его кузина Грейс Мерсер. Умер он в марте 1715 года, оставив после себя долги в сумме 2 тысяч фунтов стерлингов. Так ушел из жизни человек, чья жизнь была заполнена пиратскими походами, научными наблюдениями, гидрографическими исследованиями и тяжелыми, длительными океанскими походами, человек, который одним из первых описал дальние неведомые страны, их флору и фауну и познакомил европейцев конца XVII – начала XVIII века с экзотическими птицами, животными и растениями, о которых они ранее почти ничего не слышали.

Пиратский промысел

Мое имя – Уильям Кидд. Ставьте парус, ставьте парус.

Рядом черт со мной стоит, абордажный нож блестит.

Ставьте парус!

Дым от залпов словно шлейф. Ставьте парус, ставьте парус.

Я свищу: ложитесь в дрейф, открывайте сами сейф!

Ставьте парус!

Никнут вражьи вымпела. Ставьте парус, ставьте парус.

Нас с купцами смерть свела. В пасть акулам их тела!

Ставьте парус!

На добычу я лихой. Ставьте парус, ставьте парус.

Льется золото рекой. Краше нет судьбы такой.

Ставьте парус!

(Старинная морская песня)

Биографию пирата Счастливчика Эвери написал не кто иной, как Даниель Дефо, автор книги о Робинзоне Крузо. Пьесу о нем «Удачливый пират» показывали в начале XVIII века в нескольких театрах Англии, и она пользовалась большим успехом. Одна из легенд об удачливом пирате гласила, что он захватил в плен и заставил выйти за себя замуж индийскую принцессу, внучку Великого Могола Аурангзеба – правителя могучего государства в Северной Индии (время правления: 1659–1707 годы). Это все легенды, а о чем свидетельствуют подлинные документы?

Первые правдивые сведения об Эвери сообщил голландец ван Броок, который несколько месяцев был пленником пирата. В минуту откровенности пират сообщил ему, что его настоящее имя Бриджмен, а Эвери – его пиратский псевдоним, который он принял, чтобы не навлечь преследования на своих родственников. По словам пирата, он родился в Плимуте и был сыном капитана торговых судов. Ван Броок писал, что Эвери был человеком веселым, даже добродушным, но часто жаловался на то, что в детстве родственники обращались с ним дурно.

В юности Бриджмен поступил во флот, служил на разных судах, а затем стал капитаном торгового судна, на котором несколько раз ходил в Вест-Индию. В 1694 году Бриджмен был принят в военно-морской флот и назначен старшим помощником капитана фрегата «Карл II». В это время между Англией и Испанией был заключен мир и обе страны объединили усилия в борьбе с пиратами и контрабандистами. Более того, Англия передала Испании эскадру военных кораблей для борьбы с французскими контрабандистами у берегов Перу. На этот период жалованье морякам английских кораблей должна была платить Испания, и поступало оно крайне нерегулярно.

Три месяца простояли английские корабли без дела и без жалованья в гавани испанского порта Ла-Корунья на северо-западе Пиренейского полуострова. Моряки почти открыто выражали недовольство, чем и воспользовался Бриджмен. Он уговорил своих подчиненных на бунт, и 30 мая капитан фрегата был арестован мятежниками и заперт в каюте. С соседнего корабля «Джемс» капитан послал на фрегат «Карл II» шлюпку с вооруженными моряками, чтобы подавить бунт, но они присоединились к мятежникам. А «Карл II» беспрепятственно покинул гавань. В море с него спустили шлюпку, в которой с корабля на берег ушли капитан и несколько офицеров, отказавшихся присоединиться к мятежникам. А пираты переименовали фрегат в «Причуду» и отправились к берегам Африки.

Именно тогда Бриджмен взял себе псевдоним Эвери (Every), который переводится как «каждый», «всякий», «любой».

Несколько месяцев Эвери у берегов Гвинеи захватывал рабов. Там же он ограбил и сжег три английских и два датских судна. Затем он направился в Индийский океан, и конкретно – в Красное море.

В мае 1695 года «Причуда» встретилась в море с тремя английскими кораблями, которые преследовали ее, но догнать не смогли. Тогда же в Бомбее появилось письмо Эвери:

«К сведению всех английских капитанов сообщаю, что прибыл сюда на линейном корабле „Причуда“, бывшем „Карле“, из состава испанской экспедиции, который покинул королевскую службу 7 мая прошлого года. Сегодня я командую кораблем в 46 пушек и 160 человек экипажа и намерен искать добычу, и притом пусть всем будет известно, что я никогда еще не нанес вреда ни одному англичанину или голландцу и не намерен этого делать до тех пор, пока остаюсь командиром судна. Поэтому я обращаюсь ко всем кораблям с просьбой при встрече со мной поднимать на бизань-мачте свой флаг, и я подниму в ответ свой и никогда не нанесу вам вреда. Если же вы этого не сделаете, то учтите, что мои люди решительны, храбры и одержимы желанием найти добычу, и, если я не буду знать заранее, с кем имею дело, помочь вам я не смогу.

Остаюсь друг всех англичан Генри Эвери.

Предупреждаю, что на Мохилле находится 160 вооруженных французов, которые поджидают возможность раздобыть себе новый корабль, так что имейте это в виду».

Ясно, что это письмо было написано и в целях саморекламы, и как способ подстраховаться, а вдруг впереди плен и королевский суд. Ну а предательство своих французских братьев по профессии вообще выпадало из кодекса поведения члена пиратского сообщества.

Счастливчик Эвери (Иллюстрация из книги о пиратах, изданной Даниэлем Дефо под псевдонимом Чарльз Джонсон)

В дальнейшем Эвери, очевидно, не нападал на английские суда (хотя у берегов Африки он не придерживался этого правила). Но главное, его деятельность нанесла колоссальный ущерб торговле англичан тем, что немало способствовала росту озлобления против них в Сурате и Бомбее – главных торговых портах на Малабарском побережье Индии.

Эвери обосновался на Мадагаскаре и оттуда уходил для пиратского промысла в Красное море. Известно, что летом 1695 года там кроме «Причуды» находились еще пять пиратских кораблей, из них три пришли из Карибского моря под командой известных пиратов Мейя, Фарелла и Уэйка.

Эвери удалось ограбить несколько небольших индийских судов, причем пираты жестоко пытали индийцев и арабов, членов команд захваченных судов, чтобы выведать, где ими спрятаны деньги и драгоценности. К европейцам пираты относились намного лучше. Правда, и в этом были печальные исключения. Так, пираты захватили судно, шедшее из Бомбея в Сурат, под командой капитана Собриджа. Груз на судне состоял из арабских лошадей. Капитан был возмущен потерей ценного груза и начал пререкаться с захватившими судно пиратами. Тогда последние привязали его к мачте и зашили рот суровыми нитками. Ограбив судно, пираты подожгли его вместе с лошадьми и только в последний момент перевели Собриджа к себе на корабль и разрешили освободить рот от ниток.

По традиции, Эвери помимо судов нападал на прибрежные поселки, так в конце лета он напал на расположенный на сомалийском берегу город Махе, жители которого отказывались торговать с ним. В сентябре пират захватил судно из Сурата, а подойдя к берегам Индии, он овладел к северу от Бомбея судном «Великое сокровище», принадлежавшим самому Великому Моголу. По словам многих биографов Эвери, именно на борту этого судна находилась внучка Аурангзеба, в которую пират влюбился с первого взгляда, на которой тут же женился по мусульманскому обряду и затем увез ее на Мадагаскар.

Но в отчете об ограблении судна, написанном одним из индийских историков, который довольно подробно рассказал об этом происшествии, нет упоминаний о присутствии на борту судна кого-то из родственников Великого Могола. Неизвестны и какие-либо отклики на это чрезвычайное происшествие, связанное с оскорблением семейства Великого Могола, со стороны самого властителя и его губернаторов.

Судно «Великое сокровище» было из порта Сурат. На нем размещалось 80 пушек, а команда была вооружена в основном холодным оружием. Так как судно считалось в Сурате самым крупным и хорошо вооруженным, то оно следовало в море без конвоя. К моменту встречи с пиратами судно возвращалось из Красного моря и на нем перевозили выручку по окончании торгового сезона – свыше пяти миллионов рупий в золоте и серебре. Кроме того, на судне возвращались домой несколько знатных женщин после паломничества к святым для мусульман местам.

На пиратском корабле Эвери 46 пушек имели значительно больший калибр, чем орудия на индийском судне. Однако после первого залпа одна из пушек на «Великом сокровище» разорвалась, при этом погибло много индийских моряков. Безусловно, этот взрыв внес растерянность в их ряды. А после того как выстрелом с «Причуды» на индийском судне была сбита грот-мачта, сумятица на его борту возросла. Пираты приблизились к атакованному судну и бросились на абордаж. 400 индийских моряков, вооруженных саблями, могли дать пиратам достойный отпор. Но капитан индийского судна Ибрагим-хан проявил трусость: как только пираты высадились на палубу его судна, он убежал в свою каюту и заперся там. Другие индийские офицеры также покинули палубу и поспешили в каюты, чтобы понадежнее спрятать свои деньги и драгоценности. Такое поведение индийских начальников привело к тому, что матросы бросили оружие и сдались. Через несколько минут судно было захвачено пиратами, а его команда загнана и заперта в трюме.

Грабеж «Великого сокровища» продолжался целую неделю. Судно было тщательно обыскано, проверили даже килевую балку. Одновременно пираты начали пытать индийцев с целью выявления мест, где спрятаны ценности, и многих замучили до смерти. Некоторые из обесчещенных индийских знатных женщин бросились в море или покончили жизнь, зарезав себя кинжалами. Только на восьмой день, забрав с индийского судна последнюю серебряную монету и последний драгоценный камень, пираты отошли от ограбленного судна, бросив его на произвол судьбы.

Когда ограбленный корабль, на котором многие пассажиры были убиты и замучены, возвратился в Сурат, то индийцы пришли в ярость. Муфтий Сурата призвал к священной войне против англичан. Толпа хотела разгромить английскую факторию, но губернатор успел поставить там охрану. Все английские купцы в Сурате и Бомбее были посажены в тюрьму и почти год просидели там в кандалах. Был наложен запрет на торговлю всех европейцев в Сурате до тех пор, пока не будет обеспечена безопасность плавания индийским судам. Европейцам было запрещено ношение оружия на берегу и передвижение в паланкинах. Глава Ост-Индской компании сэр Джон Гейер был вынужден за счет Компании послать из Бомбея эскадру для сопровождения индийских судов в Мокку.

А Эвери покинул Индийский океан. Осенью 1695 года он прибыл на Багамские острова и за взятку губернатор разрешил ему распродать добычу. Каждый член команды получил свою долю, и пираты рассеялись среди многонационального населения островов. Часть из них осела на Багамах, некоторые уплыли в другие места. Эвери превратил свою долю в легко перевозимые драгоценности и отплыл в Англию. В это же время известия о его пиратских похождениях дошли до Лондона и родились легенды о его несметных богатствах, о женитьбе на индийской принцессе. Английскими властями была установлена невероятно высокая по тем временам награда за его поимку – 500 фунтов стерлингов. Ост-Индская компания добавила к этой наградной сумме 4 тысячи рупий, или 500 фунтов стерлингов.

Вскоре были пойманы несколько членов команды «Причуды». 19 октября 1696 года состоялся суд, на котором они были осуждены, и тогда же был выдан ордер на арест Эвери. Но его так и не поймали. В 1734 году Джонсон издал книгу «Общая история пиратов», в которой писал, что Эвери сменил имя и скрывался в трущобах, стараясь продать свои драгоценные камни. Торговец, которому он пытался их продать, догадывался об источнике поступления драгоценностей и шантажировал пирата. Эвери пришлось бежать в Ирландию, оставив драгоценности у торговца. Пират умер нищим в Девоншире. Правда это или нет, доподлинно неизвестно. Точно известно, что Эвери так никогда не поймали и не судили. Судьба принадлежавших ему драгоценностей также неизвестна.

Пример Эвери, легенды, связанные с его пиратской деятельностью, вызвали приток карибских пиратов в Индийский океан. В 1696 году команда английского фрегата «Мокка», шедшего из Бомбея в Китай, у берегов Суматры взбунтовалась, убила капитана и, высадив в шлюпку 27 офицеров и матросов, не пожелавших стать пиратами, ушла на пиратский промысел, переименовав свой корабль в «Защиту».

В те же дни в Мадрасе стоял корабль Ост-Индской компании «Иосиф». Когда капитан ушел по делам на берег, команда судна, обрубив якорный канат, ушла из порта, чтобы присоединиться к «Защите». На Никобарских островах команда «Иосифа» затеяла на берегу пьяную драку с местными жителями. На борту остались оружейник Джеймс Графф, ранее присоединившийся к новоявленным пиратам против своей воли, и матрос, которому при бунте команды просто неудобно было отставать от большинства. Эти двое вновь обрубили якорный канат и увели судно в море, а затем совсем случайно, так как не умели управлять судном, добрались до побережья Суматры.

А на «Защите» капитаном стал Клиффорд, один из команды «Иосифа». Он же переименовал «Защиту» в «Решение», а затем в течение трех лет грабил торговые суда в этом районе. Все это приводило к подрыву английской и индийской торговли. Правитель Ост-Индской компании в Бомбее настойчиво просил английское правительство прислать военные корабли для уничтожения пиратов, но получал отказ, так как шла война с Францией и флот нужен был у побережья Европы.

Но английское правительство образовало синдикат, в который под вымышленными именами вошли канцлер Англии лорд Сомерс, лорды Орфорд, Белламонт и другие лидеры правящей партии вигов. Они решили послать в море каперский корабль, который смог бы нанести ущерб французской торговле, а заодно пресечь пиратские нападения на английские торговые суда. Одновременно лорды надеялись и нажиться на этой каперской операции, так как изрядную часть добычи капер обязан был отдавать учредителям синдиката, выделившим средства для оснащения каперского судна.

На деньги синдиката была снаряжена галера «Приключение», вооруженная 30 пушками и снабженная 30 парами весел. Командовать галерой поручили капитану Кидду. Он ранее командовал каперским судном в Вест-Индии и был лично известен лорду Белламонту, которого как раз в это время назначили губернатором Нью-Йорка. Теперь, согласно королевскому каперскому свидетельству, Кидду предписывалось пресечь переходы пиратов из Карибского бассейна в Индийский океан, а также преследовать пиратов в Индийском океане. За каждый уничтоженный пиратский корабль Кидд должен был получать по 50 фунтов стерлингов, а за захват пирата Эвери предполагалась награда в 500 фунтов стерлингов. Синдикат (включая Кидда и команду) должен был получать 9/10 добычи, а 1/10 следовало передавать королевскому правительству.

Конечно, это была своеобразная авантюра, ведь одна 30-пушечная галера была просто неспособна навести порядок на такой огромной океанской акватории. Главным образом, это было предприятие политическое, подтверждающее желание учредителей синдиката проявить заботу об интересах английских купцов.

Как капер, Кидд обязан был вести учет захваченных судов в своем судовом журнале, а сами захваченные суда ему предписывалось доставлять в ближайший дружественный порт, где они должны были быть проданы с аукциона. Естественно, корсары чаще всего захваченные суда сжигали, а добычу и денежный выкуп увозили с собой.

В мае 1696 года Кидд вышел из Плимута и направился в Нью-Йорк. По пути он захватил небольшое французское судно, отвел его в английский порт, где судно было продано. На полученные деньги Кидд завершил снаряжение своей галеры. В Нью-Йорке Кидд довел численность команды до 150 моряков. В это же время английское Адмиралтейство направило для сопровождения каравана судов Ост-Индской компании до мыса Доброй Надежды небольшую военную эскадру из четырех кораблей под командованием коммодора Уоррена.

К западу от мыса Доброй Надежды Уоррен повстречал шедший к берегам Африки корабль, который попытался избежать встречи с английским конвоем. Уоррен направил два корабля за беглецом, но те его не догнали. Как стало известно позже, это было «Приключение» Кидда. Почему Кидд хотел избежать встречи с английским конвоем? Может быть, он проявил определенную осторожность, приняв корабли Уоррена за французские или голландские? Но недоразумение прояснилось, Уоррен пригласил Кидда к себе на корабль и предложил ему присоединиться к эскадре. Кидд согласился, но не захотел отдать Уоррену половину своей команды (экипажи кораблей Уоррена сильно пострадали от цинги). А когда после шести дней совместного плавания наступил штиль, то Кидд на веслах отделился от эскадры. Уоррен решил, что Кидд решил осуществить свое намерение стать пиратом.

С Коморских островов Кидд направился к Мадагаскару, но там он пиратов не застал, они были в плавании. Затем Кидд поплыл к северу, где у сомалийского берега им была ограблена прибрежная деревня – он забрал у жителей запасы зерна. Обнаружив крупное индийское судно, Кидд бросился за ним в погоню и попал на глаза английскому фрегату, присланному конвоировать индийские суда. Увидев его, Кидд тут же удалился и проследовал к Бомбею, где неподалеку от берега захватил бригантину «Мэри» из Сурата. Командовал бригантиной, принадлежавшей индийскому купцу, английский капитан Паркер. Его забрали на галеру Кидда, чтобы он служил там в качестве лоцмана. Известие о пиратском нападении Кидда дошло до всех портов Малабарского побережья, и когда через неделю Кидд зашел за водой и припасами в порт Карвар, расположенный по побережью южнее Гоа, то его там встретили крайне враждебно.

Английский представитель сразу же потребовал освобождения Паркера, но Кидд заявил, что ни о каком Паркере не слышал. Но восемь матросов Кидда, сбежавшие на берег, подробно рассказали о захвате бригантины «Мэри». После этого Кидд продолжил крейсировать у берегов Индии, ни на кого не нападая и безрезультатно требуя поставок продовольствия у властей местных портов.

Кидд продолжал делать вид, что охотится на пиратов, хотя понимал, что ему мало кто верит. Стало известно о его визите на Лаккадивские острова, где его команда жестоко вела себя по отношению к местным жителям. Затем на берегу узнали о том, что он убил своего помощника (в некоторых источниках его называют пушкарем Муром), который заявил Кидду, что он погубил всю команду. В ответ Кидд запустил в него бочонок и раскроил ему череп. Впоследствии на суде убийство Мура было в качестве одного из главных фактов обвинений против Кидда.

Осенью 1697 года за Киддом погнались два португальских корабля, но он сумел отбиться. В следующем, 1698 году капитан английского судна доносил торговым представителям Ост-Индской компании, что за ним три дня гнался Кидд, но, пользуясь свежим ветром, ему удалось уйти от пирата. Правда, через неделю это судно было задержано голландским пиратом, но тот отпустил его, забрав лишь паруса, которые ему были необходимы для замены своих поврежденных.

В начале 1698 года Кидд настиг и захватил судно «Кедахский купец», шедшее из Бенгалии в Сурат и принадлежавшее группе армянских купцов. Капитаном на нем был англичанин Райт, пушкарем – француз, еще в команде были два голландца. Судно везло мануфактуру стоимостью 10 тысяч фунтов стерлингов. По договоренности между пиратами четвертая часть добычи принадлежала Кидду.

Владельцы «Кедахского купца» пользовались в Сурате большим влиянием. Поэтому правитель Ост-Индской компании сэр Джон Гейер немедленно отправил агента к Великому Моголу, чтобы тот успел оправдаться от имени Компании прежде, чем в столицу поступят жалобы из Сурата. Но агент не успел. В августе был издан указ, по которому материальная ответственность за грабежи на море возлагалась на англичан, французов и голландцев. Так, владельцам «Кедахского купца» англичане должны были выплатить 200 тысяч рупий. Французские и голландские купцы пытались убедить индийские власти в том, что в морском разбое виноваты одни англичане. Но индийский губернатор здраво рассудил, что, объединившись, европейцы смогут быстро и эффективно воздействовать на пиратов и заставить их прекратить нападать на торговые суда.

Кроме того, у ворот фактории в Сурате была поставлена стража и все торговые операции европейцев в городе были запрещены. Тогда сэр Джон Гейер срочно снарядил в Бомбее три военных корабля и во главе этой эскадры явился в Сурат. Там он навел пушки на крепость и послал к губернатору гонца с сообщением, что платить за пиратов англичане не будут. Одновременно он выразил согласие конвоировать индийские торговые караваны к Красному морю. К этому времени война в Европе окончилась и английские власти выслали к берегам Индии военные корабли для борьбы с пиратами.

Пришлось всем европейским государствам раскошелиться. Голландцы уплатили в казну индийского губернатора 70 тысяч рупий и послали свою эскадру охранять вход в Красное море. Англичане выплатили 30 тысяч рупий и начали патрулировать южную часть океана, а французы, выплатив свою долю, послали военные корабли в Персидский залив.

Безусловно, все это заставило пиратов действовать осторожнее. Так, три пиратских корабля зашли за провизией в Гоноре и увидали в бухте корабль сэра Джона Гейера. Они могли в два счета расправиться с ост-индским кораблем, но вместо этого послали англичанам письмо, в котором обещали не трогать их, если им позволят забрать воду и продукты. Командир ост-индского корабля не стал противодействовать пиратам, и они, забрав воду и продукты, отдали англичанам только что захваченное и ограбленное португальское судно. Корабль был переведен в Бомбей, а затем сразу же отослан в Гоа, чтобы его вернули владельцам.

Как видим, захват Киддом «Кедахского купца» вызвал в Индии явное возмущение и существенно повлиял на судьбы пиратства в Индийском океане. А в Англии, когда туда дошли вести об очередном закрытии английских факторий и о гневе Великого Могола, оппозиция подняла бурю в парламенте. Ведь в Лондоне все знали о фактическом участии видных вигов в создании синдиката и о финансировании экспедиции Кидда. Таким образом, отношение к пиратству Кидда стало элементом политической борьбы, а самого Кидда молва превратила чуть ли не в символ жестокого пиратства, о нем была создана легенда, что он ограбил множество судов и скопил несметные богатства.

В январе 1699 года, после окончания войны с Францией, в Индийский океан была послана английская эскадра из четырех кораблей под командой старого недоброжелателя Кидда – коммодора Уоррена. На борту кораблей эскадры находились королевские комиссары, которым было дано право амнистировать добровольно сдавшихся пиратов. Амнистии не подлежали только Эвери и Кидд.

Коммодор Уоррен привел эскадру к Мадагаскару, но враждебных действий против имевшихся там нескольких пиратских гнезд не открывал. Многие из бывших пиратов занялись торговлей с купцами, приходившими туда из Индии. Другие поступили на службу к враждующим между собой местным князькам. Коммодор Уоррен поджидал возвращавшиеся с добычей пиратские корабли и предлагал им сдаться. Некоторые из пиратов согласились на амнистию. Были амнистированы и сухопутные пираты, давшие согласие прекратить службу у местных князьков. Но большинство пиратов, узнав об английской эскадре, остались вдали от Мадагаскара ждать ухода англичан.

В ноябре 1699 года Уоррен заболел и умер. Его сменил капитан Литтлтон, который еще два месяца оставался на месте и вел переговоры с пиратами. Индийские власти и купцы были явно не удовлетворены таким ходом борьбы с пиратством. Они надеялись, что пиратству будут нанесены серьезные удары, а Литтлтон все вел и вел переговоры. Он расспрашивал пиратских капитанов об Эвери и Кидде, но оба они уже ускользнули из Индийского океана.

Кидд бросил пришедшее в ветхость «Приключение» и перешел на захваченного им «Кедахского купца». В июне 1699 года он привел свой корабль в Америку, а затем в Бостон. Здесь он узнал, что объявлен пиратом и, несколько смущенный этим, сообщил о своем прибытии тому, кто отправлял его в плавание в Индийский океан, – губернатору Нью-Йорка лорду Белламонту. А тем временем пираты срочно продали «Кедахского купца» и разделили выручку. Кидд был уверен в покровительстве тех, кто послал его в Индийский океан, и даже переслал ценный подарок жене губернатора, который как раз в это время думал, что же ему делать с Киддом. Наконец он понял, что придется пожертвовать Киддом, и, уверив его, что арест – это пустая формальность, посадил в тюрьму. Вероятно, Кидд передал пайщикам синдиката причитавшиеся им доли добычи и был спокоен за свою судьбу.

8 месяцев тянулась переписка между Нью-Йорком и Лондоном. Наконец Лондон потребовал присылки Кидда в столицу. Но и после этого Кидд провел до суда в нью-гейтской тюрьме еще год. Значит, в это время шла подковерная борьба за то, чтобы, не поднимая скандала, вызволить Кидда из тюрьмы и дать ему возможность скрыться. Но когда оппозиция в палате общин потребовала суда над лордами Сомерсом и Орфордом, стало ясно, что Кидд должен стать как бы искупительной жертвой.

27 марта 1701 года Кидд был приведен в палату общин и допрошен в присутствии депутатов. Оппозицию интересовало в первую очередь, имел ли Кидд инструкцию нападать на индийские корабли и куда он дел награбленные богатства. Кидда, видимо, хорошо подготовили. Он не сказал ни слова (все могло быть истолковано во вред лордам – организаторам синдиката) и взял вину на себя. Тогда разочарованная оппозиция отстала от него и Кидд был передан королевскому суду. К тому времени были арестованы 11 членов команды Кидда и двое из них согласились быть королевскими свидетелями – в обмен на жизнь помогать обвинению.

На суде Кидду предъявили обвинение прежде всего в убийстве британского подданного пушкаря Мура. Кидд доказывал, что убийство было непреднамеренным, но суд признал его виновным в предумышленном убийстве, за что полагалось наказание – повешение. Для того чтобы успокоить общественное мнение и отвести гнев от лордов – организаторов синдиката, Кидда обвинили в пиратском нападении на «Кедахского купца». Кидд уверял, что судно имело французский пропуск, а значит, являлось вражеским судном, которое мог атаковать королевский корсар Кидд. Затем Кидд понял, что лорды его предали, и перестал их выгораживать. Он заявил, что пропуск этот находится у лорда Белламонта, которому он передал все документы и судовой журнал. Но лорды полностью отмежевались от Кидда, и его объяснения по поводу пропуска суд проигнорировал.

Из 11 членов команды Кидда вместе с ним 12 мая 1701 года повешены были шестеро. Доля Кидда во всей добыче, конфискованная судом и переданная впоследствии на нужды больницы для моряков в Гринвиче, составила 6500 фунтов стерлингов, сумма немалая, но явно не фантастическая и не соответствующая легендам о богатствах, награбленных Киддом. Вероятнее всего, эта сумма соответствовала числу ограбленных пиратом судов. А все слухи о сундуках с золотом, зарытых Киддом на необитаемых островах, – это уже из числа многочисленных пиратских легенд.

Для усиления борьбы с пиратством в Индийском океане правительство Англии издало специальное постановление, по которому пойманных пиратов не нужно было теперь отвозить в Лондон или в другой город, где имелся королевский суд. Теперь для вынесения приговора достаточно было наличие семи англичан, из которых один должен быть губернатором или членом совета колонии, или хотя бы командиром королевского корабля. А Адмиралтейство увеличило число патрульных кораблей. Более энергично борьбой с пиратством стали заниматься колониальные власти Франции и Голландии.

В те годы пираты на Мадагаскаре получили удар совсем с неожиданной стороны. В 1704 году на Мадагаскар прибыло судно шотландского купца Миллара с грузом эля и дешевого рома. Пираты просто конфисковали пьяный груз, а команда судна решила не возвращаться в Англию и присоединилась к конфискаторам. Но в разгар пьяной попойки пираты стали умирать в страшных мучениях. Современник этих событий Гамильтон писал, что погибло более 500 человек. Очевидно, что для приготовления рома использовали метиловый спирт. Так что Гамильтон вполне обоснованно отметил, что «шотландский корабль под командованием некоего Миллара сделал больше в уничтожении пиратов, чем все военные эскадры, посланные для борьбы с ними, вместе взятые».

Либерталия – самое необычное из пиратских поселений на Мадагаскаре в бухте Диего-Суарес – была создана Миссоном и его соратником Караччиоли. Сведения о Миссоне крайне скудны. О нем больше всего рассказано Джонсоном в «Общей истории пиратов». Другие упоминания о Миссоне отрывочны. Его имя упоминается в судебном отчете по делу Кидда, о нем немного сказано в описании деятельности пирата Тью.

Миссон родился в Провансе в обеспеченной семье и получил отличное по тем временам образование. В 16 лет он поступил во флот, где вскоре дослужился до офицерского звания. Во время стоянки корабля в Генуе Миссон познакомился и вскоре подружился с молодым доминиканским монахом Караччиоли. Через некоторое время Караччиоли бросил монастырь и поступил матросом на корабль «Победа», где служил лейтенант Миссон. Друзья решили никогда больше не расставаться и посвятить жизнь освобождению людей от власти денег и богачей.

В последующие месяцы Миссон и Караччиоли плавали на «Победе», затем служили на корсарском судне «Триумф», и потом возвратились вновь на «Победу». В начале 90-х годов «Победу» отправили на Мартинику для охраны французского морского судоходства от англичан. К тому времени уже многие моряки на корабле сочувствовали идеям и устремлениям Миссона и Караччиоли, у которых к тому времени уже возникла мысль стать пиратами. А тут подоспел тяжелый бой с английским корсаром у Мартиники.

Французы одержали победу над корсарами, но в бою из всех офицеров «Победы» в живых остался один Миссон. И как только после боя корабль был приведен в состояние, годное для дальнейшего плавания, Миссон обратился к матросам со страстной речью, призывая их оставить военную службу и стать вольными пиратами.

Миссон в то время вряд ли был старше 25 лет. Но он слыл уже опытным моряком с определившимися устремлениями и целями в жизни. Это характеризовал даже принятый им и придуманный Караччиоли флаг: белый с надписью «За Бога и свободу», то есть флаг утверждал их уравнительные идеи и связывал их с божественным покровительством.

Через несколько дней новоявленным пиратам встретилось английское торговое судно, которое после короткого боя было взято на абордаж. Миссону потребовались припасы и ром для обеспечения своей команды. И вот, к изумлению капитана английского судна Батлера, Миссон взял с захваченного судна ровно столько, сколько ему было необходимо, и не тронул остальной груз. Крайне удивленный, Батлер приказал команде выстроиться на шканцах и трижды прокричать «ура» в честь настоящих джентльменов господ Миссона и Караччиоли.

Пираты Миссона и в дальнейшем никого не убивали и не пытали, старались отбирать только те товары, которые были нужны команде для дальнейшего плавания. Миссон и Караччиоли сумели так распропагандировать свою команду, что пираты поверили в свою исключительность, в свое предначертание быть апостолами нового образа жизни. И у Миссона и Караччиоли никогда не возникало конфликтов со своей командой на почве жажды денег и драгоценностей, стремления пиратов разбогатеть.

Из Карибского моря «Победа» направилась к африканским берегам. По пути был захвачен голландский корабль «Нивстат» с грузом невольников из Африки. На этот раз все ценности и товары, находившиеся на невольничьем судне, были реквизированы пиратами и поделены между командой «Победы». Все невольники были освобождены, впоследствии их перевезли в Африку, высадили на побережье и отпустили. Часть команды голландского судна присоединилась к Миссону, и позже это привело к трениям между старой командой «Победы» и новыми членами экипажа, удивленными необычным образом жизни подчиненных Миссона. Но Миссон сумел распропагандировать и обратить в новую веру и этих голландских матросов. И в дальнейшем Миссон грабил работорговцев без всякой пощады, а рабов всех освобождал.

В Индийском океане Миссон сначала базировался на острове Анжуан, одном из Коморских островов. За время пребывания на этом острове Миссон женился на сестре жены султана Маската и участвовал в войнах султаната. Вероятнее всего, этот брак был по любви, знатная арабка до самой своей гибели была с Миссоном неразлучна.

Создавая базу на Мадагаскаре в бухте Диего-Суарес на северо-восточной оконечности острова, он построил там небольшое поселение, названное им Либерталией – первое в мире государственное объединение, созданное на принципах уравнительного утопического социализма. Первыми жителями Либерталии стали 100 с небольшим пиратов с «Победы», их жены, привезенные с Анжуана, и некоторое количество негров – бывших португальских рабов. Эти рабы, родившиеся уже в неволе, потеряли все связи с родным племенем и не смогли бы найти его в африканских дебрях.

Было время, когда западная часть Индийского океана контролировалась пиратами

А еще Миссон разослал письма пиратам «семи морей» с приглашением присоединиться к нему и вместе строить Свободный город. И действительно, к нему стали прибывать сторонники и последователи, и население Либерталии значительно возросло. Любопытно, что к Миссону бежала часть экипажа Кидда и присоединился известный карибский пират Тью, который отдал Либерталии свой корабль и верно служил ей до самого конца. Предполагается, что мадагаскарские пираты, жившие в других поселениях на острове, с сочувствием относились к идеям и устремлениям Миссона. И когда португальская эскадра через несколько лет после основания Либерталии пыталась уничтожить ее (нельзя забывать, что Миссон основательно расстроил португальскую работорговлю), то на помощь Миссону пришли пиратские корабли из бухты Святого Августина.

Либерталия, расположенная на побережье залива, была хорошо укреплена, особенно с моря, где ее прикрывали установленные на бастионах батареи пушек. Город был застроен небольшими домиками, в которых обитали жители. В республике все были равны независимо от цвета кожи, от прошлых дел и заслуг. Миссон поощрял женитьбу своих пиратов на мальгашках, так как такие смешанные браки соответствовали его идеям полного равенства народов и рас. С соседними племенами был заключен договор, по которому мальгаши поставляли городу рабочую силу, а пираты обязались защищать их от соседей и, если придется, от других пиратов.

В городе располагались мастерские и верфи (достоверно известно, что на верфи было построено по крайней мере два крупных корабля – «Вперед» и «Свобода»), а вокруг него были сады и поля, где выращивались фрукты, овощи и злаки. Частной собственности, в соответствии с идеями уравнительного социализма, в республике не было. Существовала общая городская казна, из которой по мере надобности брали средства. Из нее же выдавались пенсии нетрудоспособным и старикам. Если корабли приходили с добычей, то часть ее шла в общую казну, а остальное делилось между гражданами Либерталии.

Управлял Либерталией совет старейшин, перевыборы которого проходили каждые три года. Сам Миссон был избран главой государства – протектором, Караччиоли был статс-секретарем, флотом командовал капитан Тью. В городе запрещено было употреблять бранные слова и играть в азартные игры. По крайней мере, не известны конфликты в городе на почве поддержания установленных порядков. Может быть, Миссону помогли традиции пиратов, связанные с элементами выборной демократии в пиратских сообществах. Да и частые выходы в море пиратских кораблей требовали от пиратов поддержания порядка и организованности на своей базе.

Когда Либерталия окрепла, Миссон стал планировать расширение ее пределов. Он прошел вдоль восточного побережья острова и составил карту прибрежных районов. Возвратился он полный новых планов и доставил в город множество освобожденных рабов. Вскоре после этого Миссон со своей флотилией ушел на север, чтобы добыть денег для воплощения своих замыслов. В городе остались, в основном, женщины, дети, старики и инвалиды. И город подвергся нападению племен, живших внутри острова, с которыми у жителей Либерталии не было семейных и личных связей. После короткого боя защитники города были разгромлены. Лишь Томас Тью и несколько его соратников успели добраться до единственного оставшегося в городе бота и уйти в море. Тью увез с собой часть городской казны, но спасти жену Миссона не смог. Она погибла от рук нападавших.

Тью встретил флотилию Миссона в море, когда она с добычей возвращалась домой. Через несколько дней они добрались до города, который был полностью разграблен и разрушен. Пираты похоронили погибших, но город восстанавливать не стали. Им теперь это место казалось проклятым. Миссон и Тью решили идти в Америку и там начать снова создавать Либерталию. В Мозамбикском проливе корабли разлучил шторм. «Победа» погибла на рифах. Считается, что Миссон и Караччиоли погибли при кораблекрушении, так как с тех пор их никто не видел.

Томас Тью, не найдя товарищей, высадился на одном из островов западной части Индийского океана и прожил там несколько лет. А затем, починив свой старый корабль, он решил выйти на пиратский промысел в Красное море. Там в промежутке между 1710 и 1713 годами он погиб. По одной версии, он погиб в бою с английским фрегатом, по другой – был схвачен англичанами и повешен. Так печально закончилась история Либерталии – первого государства, построенного на уравнительных социалистических принципах.

Об упадке пиратских поселений на Мадагаскаре, начавшемся в 1703–1705 годах после разрушения Либерталии и ухода из Индийского океана многих активных пиратов, сообщил Вудс Роджерс, о котором упоминалось в предыдущем очерке. Незадолго до своего назначения губернатором Багамских островов он появился у побережья Восточной Африки с целью добыть рабов и отвезти их на виргинские плантации в Америку. Зайдя по пути на Мадагаскар, он обнаружил в бухте Сент-Мари пиратское поселение, которое существовало уже несколько лет без связи с внешним миром. Бывшие пираты жили мирно, окруженные женами, детьми и внуками. Роджерс писал о них:

«Они прожили на острове несколько лет, что можно вообразить себе, как износилась их одежда… Я не могу сказать, что они были оборваны, так как одежды на них почти не осталось, и прикрывали они свой стыд шкурами диких зверей и не носили ни башмаков, ни чулок, и потому более всего напоминали картинки Геркулеса в львиной шкуре. Обросшие бородами, с длинными волосами, они являли собой самое дикое зрелище, какое возможно представить».

Ясно, что подобное поселение не могло длительное время существовать в первоначальном виде, и постепенно его население смешалось с местными племенами и стало жить по-мальгашски, восприняв полностью язык и культуру местных племен.

Братва на джонках

Боги построили джонки до того, как на свете появились люди.

(Старинная китайская пословица)

Древние китайские историки утверждали, что мореходство в Китае появилось еще во II тысячелетии до н. э. Историк Ин Шао, живший в период династии Восточная Хань (время правления: 25—220 годы н. э.), описывая обычаи прибрежных племен, сообщил, что они «проводили большую часть своей жизни на воде и поэтому укорачивали волосы и татуировали тело, чтобы быть незаметными в ней и похожими на драконов».

По историческим хроникам, в первых крупных морских битвах в Китае участвовали десятки кораблей враждующих царств, расположенных на территории современного Китая. Так, в 485 году до н. э. властители царства У послали эскадру для нападения на царство Ци с моря. Но эта эскадра, еще не войдя в прибрежные воды, была атакована, разбита и рассеяна эскадрой царства Ци. Китайские историки отмечали, что царство У этого периода было державой, которая «не могла обойтись и дня без своих многочисленных судов».

В V веке до н. э. существенный вклад в развитие судостроения и мореходства внесли моряки государства Юе, занимавшего территорию современной провинции Чжэцзян (на побережье Восточно-Китайского моря). Помимо этой территории юэские племена, в первую очередь юежени, проживали к югу, в приморских районах и на островах вплоть до границы с Вьетнамом. Поэтому и связь между юэскими племенами осуществлялась преимущественно морем. Древние авторы писали, что для юеженей было весьма привычным делом «путешествовать по морю и жить на островах, пользуясь вместо повозок лодками, а вместо поводьев – рулем, постоянно бороться с волнением и непогодой». Самые ранние упоминания о морских связях Китая с Японией и Северным Вьетнамом имеются в китайских исторических источниках 1 века н. э.

Так что в Древнем Китае мы видим присутствие всех элементов, способствующих возникновению пиратского промысла: наличие жителей приморских районов и на островах, привычных к морю и мореходству, развитие прибрежной торговли, проводимой на торговых судах, появление людей, видевших в торговых судах с товарами источник получения добычи.

Недаром со времени образования в 221 году до н. э. первого централизованного государства, Китайской империи, правители ее – китайские императоры – активно использовали корабли императорского военно-морского флота для обеспечения безопасности плавания своих торговых судов в морях, омывающих берега Китая от залива Бохайвань и побережья Шаньдунского полуострова до побережья Северного Вьетнама.

Значение борьбы с прибрежным пиратством возросло в связи с тем, что сухопутные торговые пути через Таримскую долину из Китая в Центральную Азию, а затем и в Индию были прерваны в начале II века и до конца VI века н. э. из-за «великого переселения народов» – движения кочевых народов из Центральной Азии на запад. В это время для поддержания торговых и дипломатических сношений активизируется движение по морским дорогам через моря Юго-Восточной Азии. К тому же в этот период усилилась миссионерская деятельность буддистских монахов, которые появились в Китае еще в начале нашей эры, что также повлияло на оживление морских связей с Индией, центром, где возникла новая религия и находились ее главные святыни. В старинных хрониках помещено живое описание морских путешествий в 399–414 годах китайского проповедника буддизма Фа Сяня. Рассказывая о своих путешествиях по морям Юго-Восточной Азии, он писал:

«В этом океане бесчинствуют многочисленные пираты, которые внезапно нападают на корабли и все уничтожают».

Для борьбы с этими пиратами китайские властители в IV–V веках вынуждены были предпринимать крупные морские экспедиции к берегам Индокитая. Так, в 359 году эскадра китайского наместника во Вьетнаме с боями прошла вдоль берегов Вьетнама в Южно-Китайском море и очистила его от пиратов. Мощная китайская эскадра вновь плавала в этих водах с теми же целями в 407 году. В 432 году китайцы разгромили флотилию из 100 кораблей, посланных в Жинань (Северный Вьетнам) властителем государства Чампа (Средний Вьетнам) с целью нарушения китайской торговли. Для обеспечения торговых связей в V веке энергично развивается в Китае строительство торговых судов, которые совершали регулярные рейсы к берегам Малаккского пролива, на Яву и Суматру.

На протяжении веков в Китае расцвет морской торговли всегда вызывал оживление деятельности местных пиратов. В 589 году Китай вновь был объединен в единое государство под властью императора династии Суй. Эта эпоха характерна усилением мореходства в северо-восточных районах империи. Во-первых, империя неоднократно нападала на Корею, используя для этого, в первую очередь, военные корабли. Затем было организовано регулярное морское сообщение с Японией. Морской путь от Японских островов в Китай, начинаясь от южной части Японского архипелага, шел сначала к государству Байцзито в юго-западной части Корейского полуострова, а оттуда продолжался к Шаньдунскому полуострову. Второй путь из Японии был проложен вдоль побережья Корейского полуострова и далее непосредственно на юг, к устью реки Янцзы. Появление на этих морских путях торговых судов с ценными товарами вызвал неизбежное возникновение морского пиратства, особенно на участке пути, проходившем рядом с побережьем Японских островов.

Эпоха Тан (618–907 годы) – время правления императоров Танской династии – ознаменовалась дальнейшим развитием судостроения и мореходства. В конце VII века китайский пилигрим И Цзин описал морской путь из Китая на Суматру и Шри-Ланка, по которому плыли многие китайские пилигримы-буддисты. Плавание из Гуанчжоу до Шравиджайи – города и государства в восточной части северного побережья Суматры – продолжалось месяц, от Шравиджайи до северо-западной оконечности Суматры еще месяц, и, наконец, оттуда до портов Шри-Ланка также месяц.

Причем, если при плавании вдоль побережья Китая суда с товарами и пассажирами могли рассчитывать в случае появления пиратов на охрану со стороны кораблей императорского военно-морского флота, защиты от нападения малайских пиратов у них не было. Пираты прекрасно ориентировались в многочисленных проливах между Большими и Малыми Зондскими островами. Их деятельность облегчалась тем, что суда с пилигримами отправлялись из Китая в определенные сроки: зимой, чтобы использовать северо-восточный муссон, а возвращались обратно летом с юго-западным муссоном.

Сохранились описания двух основных морских путей китайской торговли, составленные канцлером Танской империи Цзя Данем (730–805 годы) и включенные в «Новую историю династии Тан». Первый путь – северный «морской путь из Дэнчжоу в Гаоли и Бохай».

Этот торговый путь начинался из портов на Хуанхэ, затем шел через залив Бохайвань к южной оконечности Ляодунского полуострова и оттуда – к устью реки Ялудзян в северной части Корейского полуострова.

Далее путь разветвлялся, один шел вверх по реке Ялудзян, а далее по суше в государство Бохай (на территории современной Маньчжурии). Второй путь в Гаоли проходил вдоль западного побережья Корейского полуострова в район современного порта Инчхон.

Южный путь, названный Цзя Данем «Путь из Гуанчжоу за море, в земли варваров», начинался на южнокитайском побережье в порту Гуанчжоу и шел к юго-восточному побережью острова Хайнань, затем мимо берегов Вьетнама к южной оконечности Малаккского полуострова. Через Малаккский пролив суда шли мимо северо-восточного побережья Суматры, а затем через воды Адаманского моря и Бенгальского залива к острову Шри-Ланка. Далее путь проходил к портам Малабарского (западного) побережья Индостана, оттуда суда шли на запад и достигали Персидского залива, то есть портов Арабского халифата, который китайцы называли Даши.

Ответвления южного пути продолжались к государствам на побережье современных Камбоджи, Бирмы, Таиланда, к портам Малакки, Явы и восточного побережья Индостана. Исходя из сведений, сообщенных Цзя Данем, в танскую эпоху плавание из Китая в Даши продолжалось около 90 дней. Арабский историк и географ Ибн-Хордабех (IX век) в «Книге путей и государств» подтверждает эти сведения, указав на то, что для плавания из Даши в Китай необходимо при попутных ветрах около 90 дней.

Ясно, что на обоих торговых путях, северном и южном, были участки, особо опасные в части нападения пиратов. Для северного пути это был район залива Бохайвань, а для южного – это плавание у берегов Вьетнама и Малаккский пролив. Видимо, императорское правительство принимало специальные меры для защиты своих торговых судов от нападения пиратов. Особо ценные грузы на торговых судах охраняли прикомандированные отряды солдат. Есть сведения о случаях организации конвоирования торговых судов военными кораблями императорского флота. Размещение охранных отрядов на торговых судах облегчалось тем, что, как свидетельствуют старинные хроники, китайские морские суда танской эпохи имели более внушительные размеры, следовательно, и большую грузоподъемность, чем суда предшествующих эпох. Особо отмечалась их повышенная прочность и способность плавать при значительном волнении и сильном ветре.

Длина крупных морских судов танской эпохи достигала 20 чжанов (64 метра), и они вмещали до 600–700 человек. Вследствие значительных размеров китайских судов даже не все порты Персидского залива были для них доступны. Главный порт этого региона, где швартовались крупные китайские суда, был Шилофу, расположенный восточнее устья Тигра и Евфрата в южной части Ирана. Поэтому прибывшие на больших судах товары приходилось зачастую перегружать на мелкосидящие суда и лодки для доставки в порты, расположенные вверх по течению этих рек. О достоинствах конструкции китайских судов танской эпохи свидетельствует тот факт, что арабы, убедившись в их прочности и надежности, начиная с IX века, стали, прибывая в Китай для торговли, использовать именно эти суда, предпочитая их судам других стран. Видимо, одним из важных преимуществ крупных китайских судов была возможность размещения на них больших охранных отрядов для защиты от пиратских нападений.

Расцвет заморской торговли пришелся для Китая на период правления династии Сун (960 – 1279 годы). В это время был заново построен огромный торговый флот, на судах которого китайские купцы успешно торговали во всех странах Южной и Юго-Восточной Азии. Именно о судах той эпохи писал Чжоу Гуфей в 1179 году:

«Корабли, что ходят в Южное море и к югу от него, подобны домам, а когда распущены их паруса, кажутся они большим светлым облаком. Рули у них порой в длину достигают нескольких десятков локтей, и каждый корабль несет по несколько сот человек, а на борту имеется годичный запас зерна».

Китайские купцы сунской эпохи уверенно конкурировали с главными морскими торговцами того времени в Индийском океане – с арабскими купцами. Китайцы проникли в самые отдаленные районы юго-восточных морей. В конце X века Китай завязал торговые отношения с северо-западными районами острова Борнео. Китайцы появились на Филиппинах и Малых Зондских островах. Они установили тесные торговые связи с Явой, Суматрой, Шри-Ланка и индийскими портами. Но вслед за купцами всегда появлялись на новых торговых путях пираты. И защита своих судов и товаров всегда была первоочередной задачей для китайских купцов на этих новых торговых путях.

В 1280–1281 годах китайский император монгольской династии Юань напал на Японию, но потерпел жестокое поражение. После этого до самого конца царствования династии Юань в XIV веке населению обоих государств было запрещено торговать между собой. Однако многие купцы, невзирая на запрет, не прекращали взаимную торговлю. В таких условиях развернулась контрабандная торговля, которая во многих случаях перерастала в прямое пиратство. На контрабандистских судах перевозили оружие, и нередки были случаи нападения контрабандистов на посты береговой охраны.

Особо драматические события развернулись на морях, омывающих берега Китая во второй половине XIV века. В первой половине XIV века в Японии разгорелась гражданская война. Японские военачальники и солдаты, потерпевшие поражение в схватках гражданской войны, нанимались матросами и солдатами на суда, договаривались с купцами и грабили поселения на побережье Китая.

В 1368 году в Китае была свергнута монгольская императорская династия Юань и началась эпоха правления национальной династии Мин. Под руководством Чжу-Юань-Чжана, выходца из крестьянской семьи, который стал императором и принял имя Тайцзу, повстанческие армии овладели столицей Китая Даду (Пекином). Новой столицей страны стал Нанкин. Однако под властью минского правительства находились тогда не все территории, составлявшие «собственно Китай». Только в 1371 году минские войска заняли территорию провинций Ганьсу и Сычуань, в 1382 году вошли в Юньнань и лишь в 1387 году – в Ляодун.

Император Тайцзу повел решительную борьбу с феодальной знатью, которая являлась главным противником централизованной империи. В этой борьбе император во многом опирался на выходцев из среднего сословия, в том числе на богатых купцов, связанных с заморской торговлей. Отсюда и одна из причин внимания императорского двора к морским делам. При императоре Тайцзу были созданы навигационные школы, которые подготовили множество искусных судоводителей.

Заморской и прибрежной внутренней китайской торговле препятствовала активность так называемых «японских пиратов». Это были вооруженные отряды, состоявшие на службе у крупных феодалов Южной Японии.

Экипажи пиратских судов составляли японские, корейские и китайские искатели приключений, любители чужого добра и торговцы. Они одновременно и грабили города, поселки и села на восточном побережье Китая, и торговали награбленным.

Особо активизировалась деятельность пиратских флотилий в начале 70-х годов. Начиная с 1369 года эти пираты ежегодно совершали нападения на побережье приморских провинций Шаньдун, Цзяннань и Чжэцзян. С 1369 по 1374 год на побережье Шаньдуна было совершено пять нападений пиратов, а на Чжэцзян – семь налетов. В 1369 году из Китая в Японию было направлено посольство Ян Цзая с требованием прекратить набеги на побережье Китая. Японцы арестовали посла, дав ясно понять, что не собираются воздействовать на организаторов пиратских набегов.

Тогда минское правительство стало укреплять береговую оборону, возводить приморские крепости и вводить туда специальные отряды береговой обороны. Началось энергичное строительство кораблей военно-морского флота. Вскоре императорский флот, предназначенный для обороны побережья, уже насчитывал 3500 больших и малых судов.

По мере усиления императорского военно-морского флота начались его активные боевые действия в прибрежных водах. Серьезные столкновения с пиратскими флотилиями произошли в 1370 году у берегов провинции Фуцзянь, в 1371 году – у берегов Гуандуна и в 1372 году – у берегов провинции Чжэцзян.

В 1373 году весь флот прибрежной обороны был направлен в море для защиты побережья, а в 1374 году пиратские флотилии были разгромлены у берегов Шаньдуна и Цзяннани, а основные силы пиратов были разбиты в боях у островов Рюкю. После этого нападения «японских пиратов» почти прекратились.

Любопытно, что в деятельности пиратов минское правительство, помимо всего прочего, усматривало реальную угрозу своему господству в стране. Дело в том, что соперники Чжу-Юань-Чжана в борьбе за власть в стране, потерпев неудачу в открытой борьбе с его армией, сделали ставку на пиратские отряды и ушли на прибрежные острова, где влияние последних было особенно сильным.

Только после разгрома пиратских флотилий и обеспечения безопасности плавания для торговых судов в прибрежных водах императорское правительство приняло меры к развитию внешнеторговых связей и усилению китайского влияния в заморских странах. А в начале XV века был проведен целый ряд дальних морских экспедиций под руководством видного китайского мореплавателя Чжэн Хэ, высшего дворцового евнуха (тайцзяня).

В ходе этих морских походов, когда на кораблях китайской эскадры, возглавляемой Чжэн Хэ, находились крупные отряды войск, китайцы старались очистить традиционные морские пути от пиратов, связанных обычно с местными властителями. На каменной стеле, установленной в 1431–1432 годах в уезде Чанлэ в провинции Фуцзянь и посвященной походам Чжэн Хэ, об этом специально отмечено:

«Когда мы приходили в чужие страны, то тех властителей из иноземцев, которые упрямились и не оказывали почтения, захватывали живьем; разбойничьи войска, которые своевольничали и грабили, уничтожали, и поэтому морские пути стали свободными, и иноземцы благодаря этому занялись мирными делами».

Более того, в этих походах Чжэн Хэ китайцы использовали улучшение отношений с Малаккой для организации своей базы в этом районе, где существовала реальная угроза нападения малайских пиратов на торговые суда. В «Записках об иноземных странах Западного океана»

Гун Чженя, одного из участников экспедиций китайского флота в страны Юго-Восточной Азии в начале XV века, сказано:

«Китайские корабли, отправлявшиеся в Западные моря, создали в этом месте свою зарубежную резиденцию (вайфу). [Здесь] построен частокол и возведено четверо ворот и сторожевые башни. Внутри сооружена вторая стена и склады, наполненные всеми необходимыми припасами. Корабли главной эскадры Чжэн Хэ, посетив Тямпу,[119] Яву и другие страны, а также корабли авангардных флотилий, высылаемых в Сиам[120] и другие страны, – все при возвращении причаливают к берегам той страны. Корабли собираются все вместе… Всевозможные деньги и припасы, доставленные из различны х стран, разбираются здесь и грузятся на корабли. Флот остается до пятого месяца, когда начинают дуть попутные ветры, и в полном составе отправляется в обратный путь».

Вполне возможно (есть косвенное упоминание в китайских источниках), что аналогичная торговая фактория была основана китайскими моряками в начале XV века и в стране Самудра – государстве, расположенном на побережье Суматры в северной части Малаккского пролива (в районе древнего города Пасе). Значит, перед экспедицией Чжэн Хэ было поставлено в качестве важной цели обеспечение безопасности от пиратов морских торговых путей в морях Юго-Восточной Азии.

Как ни странно, но минское правительство часто своими запретами на частную морскую торговлю для китайского населения вызывало рост контрабандной торговли, а последняя являлась питательной средой для формирования пиратских групп и объединений. Ведь контрабандистам приходилось с оружием в руках отбиваться от береговой стражи. А привычка к применению оружия во взаимоотношениях с государством – это первый шаг к пиратским нападениям на государственные торговые суда с целью их ограбления.

Уже в 1390 году минское правительство вновь издает строгий запрет на частную морскую торговлю жителей всех сословий провинций Гуандун, Гуанси, Фуцзянь и Чжэцзян. Претворение его в жизнь возлагалось на ведомство налогов:

«Ведомству налогов следует строго запретить [населению] сношения с заморскими странами. Вывоз золота, серебра, медной монеты, тканей и оружия был запрещен еще со времен [правления] предшествующей династии. Ныне же простолюдины обеих [провинций] Гуан (Гуандун и Гуанси), Чжэцзяна и Фуцзяни, не соблюдая законов, часто вступают в связь с врагами и ведут с ними торговлю. Этим [обусловлено издание] данного запрета. Военные, простолюдины и чиновники – все без исключений будут наказываться за ведомую частным образом торговлю».

В другом правительственном постановлении тех лет сказано:

«Всякий, кто, взяв лошадей, волов, товары из железа, потребные для военных целей, медные деньги, отрезы атласа, шелка, тонкого шелка, шелковую нить и хлопок, частным образом вывезет эти товары за границу для продажи или же выйдет с ними в море, получит 100 ударов палками, а те, кто будет переносить эти товары с собой или грузить их на своих лошадях, – будут понижены в должности на один ранг. Товары же вместе с кораблями и повозками подлежат конфискации в казну, а 3/10 от общего количества конфискованного будет выплачиваться в качестве награды тому, кто донесет об этом. Если кто будет переправлять людей и оружие за границу или же выйдет с ними в море, тот на основании положения о разглашении тайны будет обезглавлен».

В середине XV века императорское правительство приняло жесткие меры по пресечению частной морской торговли и свернуло государственную заморскую торговую деятельность, что неизбежно привело к росту пиратства и контрабандной торговли в прибрежных районах. Китайские купцы, занимавшиеся нелегальной торговлей, и земледельцы, заинтересованные в вывозе сельскохозяйственных продуктов, связывались непосредственно с японскими купцами и пиратами. Нелегальной торговле покровительствовали высокопоставленные чиновники и богатые землевладельцы, тем самым способствуя развитию пиратства. Китайские купцы нередко брали у японских купцов товары в кредит, отказываясь впоследствии их оплачивать по разным причинам. Чтобы получить причитающиеся им суммы, японские купцы нанимали для этого пиратов.

Такие запретительные меры одновременно и как мера против распространения контрабандистской и пиратской деятельности применялись весь XV век. Изданный уже в конце этого века правительственный указ гласил:

«Каждый, кто покинет прибрежные места и выйдет на кораблях в море, не имея пронумерованного талона (хао пяо) или приказа, разрешающего выходить в море, и если он сделает это по уговору с влиятельными и сильными лукавцами, а также возьмет с собой военный и гражданский люд, построит большой корабль, имеющий больше двух мачт и превышающий принятые нормы, возьмет с собой запретные товары и, выйдя в море, направится торговать в иноземные страны, тайно войдет в связь с пиратами и заодно с ними задумает набрать шайку, станет их пособником [и будет чинить] грабежи мирного люда, считается изменником и будет приговорен к обезглавливанию».

И правительственные флотилии, и пираты широко использовали традиционные китайские джонки, обычно трехмачтовые, с парусами из деревянных планок, связанных горизонтальными жердями, и из тростниковых или бамбуковых циновок, укрепленных между бамбуковыми шестами. Позже, в XVIII веке, китайцы стали применять и парусиновые паруса. Многие специалисты считают, что такелаж китайских джонок XIV–XVI веков, при помощи которого крепились паруса и осуществлялось управление ими, был значительно проще и совершеннее такелажа аналогичных по размерам европейских парусников XVI–XVII веков.

Учитывая незначительный прогресс в устройстве и оборудовании джонок в последующие столетия, о средневековых китайских судах можно во многом судить по конструкции военных джонок XIX века. Они имели обычно увеличенную ширину и высоту кормовой части, которая была как бы раздута и возвышалась над остальным корпусом. От этого носовая оконечность казалась совсем низкой и сама была скорее близкой к форме четырехугольника, способного более пропускать воду под себя, чем ее рассекать.

Осадка таких джонок была невелика. Носовая часть обшивки обычно украшалась резьбой, окрашенной белилами. Корма чаще всего также разрисовывалась яркими красками. Обычно на белом фоне изображались горы, облака, драконы и цветы. На корме устанавливались большие разноцветные фонари, обклеенные просаленной бумагой, которая, в свою очередь, разрисовывалась фигурами и надписями.

В кормовой надстройке располагались помещения для хранения провизии. В корме и носу устраивалось несколько кают, камбуз, где приготавливалась пища, размещался в носовой части. В кормовой каюте капитана в обязательном порядке помещали картину, где изображались философ Конфуций (V век до н. э.) и дьявол. Каюта правительственного чиновника-мандарина располагалась обычно под палубой в корме. Это была одна из самых просторных кают, освещенная сверху через иллюминаторы, разрисованные красной краской. В носовой части находились помещения команды. Пресная вода и порох хранились в трюме.

Китайские джонки: двухмачтовая и одномачтовая

Военные джонки вооружались несколькими пушками небольшого калибра. На носу обычно устанавливали погонную медную пушку, украшенную литыми барельефами. Абордажное оружие размещалось по бортам и состояло преимущественно из копий.

Парусное оснащение джонок и в XIX веке состояло обычно из трех мачт, на которых поднимали прямоугольные паруса из дранок, связанных горизонтальными жердями. По оценке отечественного историка мореходства Н. П. Боголюбова, такие паруса были тяжелыми, плоскими, следовательно, не совсем удобными для плавания при ветрах, дующих в носовую часть судна, но их площадь было легко уменьшать, так как у них не представляла особого труда быстрая подборка каждой части паруса от одной горизонтальной жерди до другой.

Якоря для джонок даже в XIX веке часто изготавливали из дерева. Длина больших военных джонок доходила до 40 метров. Европейские моряки, знакомые с устройством и использованием таких джонок, подтверждали, что эти суда легки на ходу и достаточно маневренны при ходе под парусами, но из-за малой осадки их сильно сносило по ветру.

С началом XVI века возобновились столкновения «японских пиратов» с китайской береговой охраной. Борьба с ними велась затем в течение нескольких десятилетий. Дело в том, что японская феодальная знать стремилась развить выгодную для нее торговлю с Китаем. В 1523 году Удзи, управляющий имениями японского владыки Асикага Удзи-Сакава, направил с этой целью в Китай своего уполномоченного Сун Суцина, а принц Оути Удзи – своего уполномоченного Цзун Шэ. Оба посланца прибыли в важный китайский порт Нинбо с намерением добиться для тех, кто их послал, важных привилегий в торговле с Китаем. Чиновник-евнух, ведавший управлением морской торговли, принял взятку от Сун Суцина, и привилегии были предоставлены последнему. Тогда другой уполномоченный Цзун Шэ со своим отрядом разграбил Нинбо. Столичный цензор Ся Янь подал доклад, в котором обвинил в случившемся чиновников из управления морской торговли. Вследствие этого такие управления в провинциях Фуцзянь и Чжэцзян были закрыты. Значит, прекратилась и заморская торговля через порты этих провинций. Осталось только управление морской торговли в порту Гуанчжоу, но и оно бездействовало ввиду мер, принятых минским правительством против экспансии португальцев, первое официальное посольство которых появилось у берегов Китая в 1517 году. Таким образом, к 1523 году внешняя торговля Китая через порты юго-восточных провинций оказалась под запретом центрального правительства.

Суровые меры по пресечению внешних морских связей в 1521–1529 годах и последующие ограничения частной морской торговли привели к колоссальному росту пиратских отрядов у берегов Китая. В середине XVI века образовались целые флотилии пиратских кораблей. Наиболее известными их руководителями в тот период были Сюй Дун, Чэнь Сыпань, Ван Чжи, У Пин, Цзэн Ибэнь, Линь Даоцзянь, Линь Фэн, Ли Гуантоу и Чжан Лянь. К середине XVI века все китайские морские пираты объединились в две мощные группировки – хуйчжоускую во главе с Сюй Дуном и фуцзяньскую во главе с Чэнь Сыпанем. Между ними шла долгая борьба, закончившаяся объединением под началом Ван Чжи обеих групп. У Ван Чжи был даже свой флаг, и ни один корабль не имел права выходить в море без его ведома.

Когда правительственный флот разгромил основные силы Ван Чжи, то он отошел к берегам Японии и, объединившись с японскими пиратскими отрядами, стал совершать нападения на прибрежные китайские города и поселения. Только в 1557 году правительственным войскам удалось пленить Ван Чжи. Но и без него его бывшие подчиненные – китайские и японские пираты – продолжали чинить разбой.

Дело в том, что, используя создавшееся положение, многие крупные феодалы, особенно из южной части Японии, в 20 – 60-х годах XVI века вступили в тесный контакт с группировками китайских пиратов и, главное, с «сильными домами» прибрежных провинций Китая, то есть с купцами и чиновниками, наживавшимися на морской торговле и контрабанде. Именно этот тесный интернациональный союз явился источником и инициатором ограбления прибрежных городов и селений. Официально минские власти всю вину за грабежи и разбои возлагали на «японских пиратов», которые фактически были и японскими, и китайскими.

Японская джонка (Гравюра К. Xокусая. XVIII в.)

Так, в одном из более поздних докладов императору были официально описаны события середины XVI века следующим образом:

«Случившиеся в прежние годы беды от японских пиратов произошли оттого, что лукавый люд выходил в море частным образом, вступая в связи с именитыми домами (да син) и прикидывая, какую запросить цену».

А с проникновением к берегам Китая португальцев, все чаще в среде «японских пиратов» стали появляться португальские фамилии. Так, например, морской разбойник, известный в китайских источниках под именем Чжан Лянь, был в прошлом католическим монахом Жуаном де ля Консепсионом.

Ярко характеризует обстановку в прибрежных провинциях Китая в то время история с крупным чиновником Чжу Ванем. В 1547 году он был назначен начальником морской обороны Фуцзяни и Чжэцзяна и военным губернатором Чжэцзяна с самыми широкими полномочиями в отношении действий против «японских пиратов» и португальцев. Китайский флот приступил к боевым действиям и имел несколько столкновений близ берегов этих провинций. В результате в 1547–1548 годах португальцы вынуждены были покинуть свои фактории близ Нимбо. Любопытно, что морской бой под Нимбо шел несколько дней и португальцы не уходили, пока им не удалось продать местным китайским прибрежным властям через местных купцов все имевшиеся в трюмах судов и хранившиеся на складах фактории товары.

В это же время флотилия «японских пиратов» в составе до 100 кораблей напала на Нинбо и Тайчжоу. Чжу Вань узнал, что пиратскую флотилию финансировали китайские богачи, и довел это до сведения императорского дома. Он запретил китайцам под страхом смертной казни общаться с японскими купцами и выходить в море. Когда Чжу Вань арестовал нескольких купцов-спекулянтов, пойманных с поличным, крупные землевладельцы при посредничестве императорского ревизора провинции Фуцзянь пожаловались центральным властям на самоуправство Чжу Ваня, самовольно приговорившего невинных людей к смертной казни. Как отмечено в китайских источниках, «все фуцзяньцы и чжэцзянцы ненавидели Чжу Ваня». Видимо, речь идет о купцах и чиновниках, связанных с «японскими пиратами» и наживавшихся на контрабанде и пиратстве. Цензор, присланный из столицы для расследования дела, подтвердил вину Чжу Ваня. Он был понижен в должности, и в 1550 году ему было приказано покончить жизнь самоубийством. Многие его соратники были брошены в тюрьму. После такого поворота событий контрабандная торговля возросла, а «японские пираты», не встречая сопротивления, безнаказанно грабили побережье Китая.

В 1553 году заинтересованные торговцы-спекулянты спровоцировали вторжение нескольких сот японских военных кораблей в провинции Чжэцзян и Цзянсу. Японские отряды продвинулись в глубь страны и грабили китайские города и деревни, убивая мирных жителей. Этим воспользовались китайские пираты и разбойники, которые, маскируясь под японцев, стали в свою очередь нападать на мирные деревни и поселения.

Только в 1567 году запрет на частную морскую торговлю был снят, что сразу же отразилось на уменьшении контрабандной деятельности купцов и активности пиратских флотилий.

Начало этому было положено стараниями военного губернатора Фуцзяни и столичного цензора Ту Цзэ-Миня. В 1567 году он предложил отменить «морской запрет» на частную торговлю с зарубежными странами, кроме Японии, а за использование торговых судов взимать налоги. В последующие годы китайское правительство полностью перешло к этой системе.

Район Южных морей в Средние века был местом активной пиратской деятельности

Безусловно, все эти мероприятия не искоренили пиратство у берегов Китая. В XVII веке китайские пираты продолжали свою разбойничью деятельность в морях, омывающих Китай. Наиболее видным китайским пиратом был Коксинга. Его отец Лин Чэнци, бедный поденщик, которого нужда заставила наняться на работу в португальской колонии Макао, заработал там некоторую сумму денег и отправился в Японию, где женился на японке Тагава. Там у Лин Чэнци и Тагавы родился в 1623 году сын Коксинга.

На заработанные в Японии деньги и приданое жены Чэн приобрел несколько судов и решил заняться пиратским промыслом. Вскоре он практически стал контролировать всю морскую торговлю у юго-восточного побережья Китая. Пираты Чэна грабили не только прибрежные китайские поселения и китайские суда, но нападали и на вооруженные крупные торговые суда голландской Ост-Индской компании.

В это время император династии Мин продолжал вести борьбу в Южном Китае с маньчжурскими захватчиками, завоевавшими к тому времени весь Северный Китай. Минский император предложил Чэну пост адмирала китайского флота с целью привлечь пиратскую флотилию к борьбе с маньчжурами. Чэн согласился и добился определенных успехов в борьбе с маньчжурами на море и побережье. Как плату за помощь Чэн потребовал от императора усыновить своего сына и пожаловать ему княжеский титул. Минский император посчитал требования пирата чрезмерными. Тогда маньчжуры пригласили Чэна в Пекин, обещая провозгласить его императором Южного Китая. Когда Чэн в 1640 году прибыл в Пекин, его заточили в тюрьму, пытали и казнили.

После гибели Чэна во главе пиратской флотилии стал его сын Коксинга. Он хотел отомстить маньчжурам за смерть отца и присоединился к минскому императору.

В течение 20 лет он грабил побережье тех районов Китая, которые были захвачены маньчжурами. Они ответили на это тем, что выселили все население с побережья и примыкающих к нему районов Китая. Все жилища, припасы и поля в этих районах были разорены и сожжены. Тогда Коксинга стал нападать на старых врагов отца – голландцев, которые в это период начали колонизировать Формозу (Тайвань).

В мае 1661 года Коксинга во главе эскадры из 600 кораблей напал на голландцев, оборонявших форт Зеланд. После десятимесячной осады голландский гарнизон, оставшийся без припасов, капитулировал. Теперь Коксинга контролировал всю территорию Тайваня. Год спустя Коксинга умер, а во главе пиратской эскадры стал его сын Чэн Цин. Считается, что победа Коксинги над голландцами предотвратила процесс колонизации острова – он остался под властью китайского императора.

Очередной всплеск пиратской деятельности в морях, омывающих Китай, пришелся на конец XVIII и начало XIX века. И связан он с именем госпожи Цин. Ее официальное признание императорским двором произошло в 1802 году, когда ей было присвоено высокое придворное звание императорского конюшего.

Китайские пиратские корабли в то время относились к отдельным эскадрам и плавали под флагами разных цветов: красного, желтого, зеленого, черного, синего и белого. Перед смертью мужа – известного пирата Цина, его жена, госпожа Цин, возглавила старейшую эскадру, плававшую под красным флагом, а после его смерти она стала командовать всеми шестью эскадрами.

Госпожа Цин ввела в пиратском сообществе железную дисциплину и установила для подчиненных суровые правила поведения: если пират самовольно сойдет на берег, то ему в присутствии всего личного состава флотилии протыкали уши, при повторных самовольных отлучках пират приговаривался к смерти; пиратам воспрещалось самовольно присваивать даже самые мелкие вещи из добычи, вся добыча подлежала строгому учету, причем пираты получали 2/10 добычи, а остальное поступало в общий фонд, присвоение предметов оттуда грозило смертной казнью.

Глава пиратов понимала, что ей необходимо иметь союзников, что пираты не смогут существовать без поддержки местного населения. Поэтому пиратский устав включал строгий запрет на грабеж сельского населения и требование в обязательном порядке оплачивать наличными приобретение риса, вина и других продуктов.

В 1808 году произошло морское сражение пиратов с правительственным флотом. Когда правительственные корабли приблизились, то госпожа Цин направила против них только несколько своих кораблей, а остальные укрыла за мысом. Пока основная часть правительственных кораблей была связана борьбой с этими выделенными кораблями, Цин во главе остальных эскадр атаковала врага с тыла. Сражение продолжалось весь день, и в результате правительственный флот, оказавшись под огнем с фронта и тыла, был полностью разбит.

Правительство приказало генералу Лин Фа вновь атаковать пиратские флотилии. Когда противостоящие флоты встретились, то Лин Фа дал сигнал к отступлению. Пираты устремились в погоню и настигли флот Лин Фа под Олонгано. К началу сражения ветер стих, корабли обоих флотов застыли на месте. Но пираты по команде госпожи Цин покинули свои суда, вплавь добрались до правительственных кораблей и в рукопашном бою на палубах одержали победу.

На следующий год пиратские флотилии были атакованы правительственной флотилией из 100 кораблей во главе с адмиралом Цун-Мэн-Сеном. На этот раз сражение закончилось поражением пиратов. Но госпожа Цин сумела собрать свои силы, призвала на помощь две другие пиратские флотилии и бросилась на поиск победителей. Обнаружив правительственный флот, она нанесла ему жестокое поражение.

Императорский двор пытался привлечь госпожу Цин и ее командиров на свою сторону обещанием простить за все ранее совершенные преступления. Опо Таэ, командир флотилии черного флага, насчитывавшей 160 кораблей с экипажами из 8 тысяч моряков и вооруженных 500 тяжелыми орудиями и 5600 единицами стрелкового оружия, покинул со своими подчиненными госпожу Цин и сдался императорским властям. Пиратам-дезертирам правительство предоставило две деревни, а Опо Таэ был удостоен высокой должности и государственных званий.

Госпожа Цин была потрясена предательством Опо Таэ. Она с помощью посредника Чана, врача из португальской колонии Макао, начала сложные переговоры с правительством по прекращению пиратской деятельности. В конце концов, было выработано соглашение, по которому каждый отказавшийся от пиратского ремесла моряк получит поросенка, бочонок вина и некоторую сумму денег, чтобы начать новую жизнь. Среди пиратов произошел раскол. Китайское правительство сумело расправиться с непокорившимися. С тех пор пиратская деятельность в китайских водах пошла на спад. А госпожа Цин еще долго руководила крупной организацией контрабандистов. Китайское правительство так и не смогло полностью привлечь ее на свою сторону.

Библиография

Боголюбов Н. П. История корабля. Т. 1. – М., 1879.

Бокщанин А. А. Китай и страны южных морей в XIV–XVI вв. – М.: Наука, 1968.

Буриан Я., Моухова Б. Загадочные этруски. – М.: Наука, 1970.

Валлон А. История рабства в античном мире. Греция. – М.: Гос. социально-политич. изд-во, 1936.

Васильев А. А. Византия и арабы. Политические отношения Византии и арабов во время Аморийской династии. – СПб., 1900.

Геродот. История в 9 книгах. – Л.: Наука, 1972.

Гомер. Одиссея. – М.: Xудож. лит., 1981.

Гуревич А. Я. Походы викингов. – М.: Наука, 1966.

Император Василий Болгаробойца. Извлечение из летописи Яхьи Антиохийского / Издал, перевел и объяснил барон Розен В. Р. – СПб., 1883.

Крачковский И. Ю. География у арабов до первых географических произведений // Ученые записки ЛГУ. Серия востоковедческих наук. 1949. № 98. Вып. 1.

Ланге П. В. Горизонты южного моря. – М.: Прогресс, 1987.

Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / сост. А. А. Нейхардт. – М.: Правда, 1987.

Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий: в 5 т. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.: Просвещение, 1982–1986.

Малаховский К. В. Трижды вокруг света. – М.: Наука, 1972.

Малаховский К. В. Кругосветный бег «Золотой лани». – М.: Наука, 1980.

Маховский Я. История морского пиратства. – М.: Наука, 1972.

Машкин Н. А. Принципат Августа. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949.

Можейко И. В. В Индийском океане. – М.: Наука, 1977.

Нойкирхен Г. Мореплавание вчера и сегодня. – Л.: Судостроение, 1977.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. – СПб.: Кристалл, 2001.

Полибий. Всеобщая история: в 40 т. Т. 1. – М., 1890.

Свет Я. М. По следам путешественников и мореплавателей Востока: очерки. – М.: Гос. изд-во географ. лит., 1955.

Сергеев В. С. История Древней Греции. – М.: Изд-во вост. лит. АН СССР, 1963.

Снисаренко А. Б. Властители античных морей. – М.: Мысль, 1986.

Снисаренко А. Б. Рыцари удачи. – СПб.: Судостроение, 1991.

Страбон. География в 17 кн. – Л.: Наука, 1972.

Тарн В. Эллинистическая цивилизация. – М.: Изд-во иностр. лит., 1949.

Успенский Ф. И. История Византийской империи VI–IX вв. – М.: Мысль, 1996.

Успенский Ф. И. История Византийской империи XI–XV вв. Восточный вопрос. – М.: Мысль, 1997.

Успенский Ф. И. История Византийской империи. Период Македонской династии (867 – 1057). – М.: Мысль, 1997.

Фукидид. История // Историки античности. Т. 1. – М.: Правда, 1989.

Ханке Х. На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. – М.: Мысль, 1989.

Хенниг Р. Неведомые земли: в 4 т. – М.: Изд-во иностр. лит., 1961.

Цейтлин М. Н. Средневековый путешественник Вениамин Тудельский // Страны и народы Востока. Вып. 111. – М.: Наука, 1964.

Ципоруха М. И. Российские мореходы. – М.: Познават. кн. плюс, 2003.

Чжан Сюань. Мореходство в Древнем Китае. – М.: Гос. изд-во географ. лит., 1960.

Чумаков С. История пиратства. – М.: Издат. дом «Техника– молодежи», 2001.

Шмурло Е. Ф. История России. – М.: Аграф, 1997.

Штенцель А. История войн на море. Т. 1. – М.: Изографус: ЭКСМО-Пресс, 2002.

Шумовский Т. А. Арабское мореплавание в пору ислама // Страны и народы Востока. Выпуск 111. – М.: Наука, 1964.

Шумовский Т. А. Арабы и море. – М.: Наука, 1964.

Шумовский Т. А. По следам Синдбада-морехода. Океанская Аравия. – М.: Мысль, 1986.

Эксквемелин А. О. Пираты Америки. – М.: Издат. дом АО «Ками», 1994.

Примечания

1

Другое название Трои.

(обратно)

2

Племя во Фракии.

(обратно)

3

Зевс, сын Кроноса.

(обратно)

4

Племя, жившее в Акарнании (области, расположенной на западном берегу Греции, против Итаки, родины Одиссея).

(обратно)

5

Первое, видимо, – Персидский залив (Красным морем в эпоху античности называли и весь Индийский океан), а второе – это Средиземное море.

(обратно)

6

Город-государство в Южной Греции.

(обратно)

7

Так Геродот оправдывает действия критских пиратов.

(обратно)

8

Как видим, в рассказе у Геродота (вполне в соответствии с обычаями того времени) мифический поход аргонавтов за золотым руном представляется пиратской экспедицией древних греков в Колхиду.

(обратно)

9

Сицилию.

(обратно)

10

Иначе: Тиррению (область Средней Италии в междуречье рек Тибра и Арно, где проживали этруски, которых греки называли тирсенами).

(обратно)

11

Иберия – Пиренейский полуостров; Тартесс – государство на юго-западе Пиренейского полуострова.

(обратно)

12

На которых главным движителем был парус, а команда состояла из небольшого числа моряков.

(обратно)

13

Стойхадских (буквально – «расположенные в ряд»); теперь Йерские острова у средиземноморского побережья Франции.

(обратно)

14

Серторий – римский полководец, участник гражданской войны в I веке до н. э.

(обратно)

15

Римский полководец.

(обратно)

16

В 121–120 годах до н. э.

(обратно)

17

Так он называет этрусков.

(обратно)

18

До 753 года до н. э.

(обратно)

19

Тирренское море.

(обратно)

20

Теперь река По.

(обратно)

21

Остатки этой сокровищницы в 1892–1897 годах обнаружили в Дельфах при раскопках французские археологи.

(обратно)

22

Стадий аттический равен 177,6 метра; 90 стадиев – это 15,98 километра.

(обратно)

23

Город-порт в 45 километрах южнее Рима.

(обратно)

24

Александр Македонский властвовал в 336–324 годах до н. э.

(обратно)

25

Деметрий Полиоркет, македонский царь в 306–283 годах до н. э.

(обратно)

26

Братья Кастор и Полидевк, сыновья Зевса и красавицы Леды, покровители коневодства, гостеприимства и мореходства. Культ Диоскуров распространился в Греции и Риме.

(обратно)

27

В 369 или 368 году до н. э.

(обратно)

28

Денежная и весовая единица, равная 1/60 таланта.

(обратно)

29

Начальника гребцов.

(обратно)

30

Карфагеняне и многие древние средиземноморские пираты, о которых речь впереди, искусно маневрировали на своих кораблях и наносили вражеским кораблям смертельные таранные удары.

(обратно)

31

Видимо, 7,5–8,5 метра.

(обратно)

32

Около 300 миллиметров.

(обратно)

33

Около 1,2 метра.

(обратно)

34

11 – 12 метров.

(обратно)

35

3,7–4,2 метра.

(обратно)

36

На Родосе и в его колониях на Кикладах, и на малоазиатском побережье.

(обратно)

37

Город (полис) на побережье Мраморного моря.

(обратно)

38

Македонского царя Филиппа V.

(обратно)

39

Прибрежные области в юго-западной части Малой Азии.

(обратно)

40

Главным образом, тетрер, не считая малых судов.

(обратно)

41

Даже малые суда имели на вооружении по крайней мере одну метательную машину.

(обратно)

42

Другое название – Синдская Гавань (в районе современной Анапы).

(обратно)

43

«Крытые лодки».

(обратно)

44

Страбон считал их потомками спутников легендарного Ясона, предводителя аргонавтов во время похода в Колхиду.

(обратно)

45

Буквально «возницы».

(обратно)

46

Боспорское царство на территории Восточного Крыма и Таманского полуострова.

(обратно)

47

Богиня Дева обычно отождествляется с Артемидой.

(обратно)

48

Агамемнон – легендарный царь Микен, глава ахейцев, осаждавших Трою.

(обратно)

49

«Сигнальная гавань», современная Балаклавская бухта.

(обратно)

50

Буквально «Гавань Гребенка», Большая Севастопольская бухта, названная так, быть может, оттого, что берег здесь врезается в море зубцами.

(обратно)

51

В 142 году до н. э. он с помощью приморских городов Сирии и Финикии сверг правящего царя Антиоха VI, а царский флот захватили киликийские пираты.

(обратно)

52

Остров почти в центре архипелага Киклады, расположенного между Грецией и Малой Азией.

(обратно)

53

146 год до н. э.

(обратно)

54

Город в Ликии, приморской области на юге Малой Азии.

(обратно)

55

Митра – бог солнца в древнеперсидской религии.

(обратно)

56

Антоний погиб в 87 году до н. э., значит, похищение его дочери произошло еще ранее, а триумф он получил в 102 году до н. э. как раз за победы над киликийскими пиратами.

(обратно)

57

Правильнее – Питиусы, то есть Сосновые острова; теперь Питиузские острова – два острова близ восточного побережья Испании.

(обратно)

58

Полководец, сторонник Суллы.

(обратно)

59

Мессинский пролив (между «носком» итальянского «сапога» и Сицилией).

(обратно)

60

Подразумевается второе восстание рабов в Сицилии в 104 – 99 годах до н. э.

(обратно)

61

Город на побережье Мраморного моря рядом с западным входом в Босфор.

(обратно)

62

На южном побережье Понта.

(обратно)

63

Хребет, обрамляющий с севера Киликию.

(обратно)

64

Гней Помпей Великий (106—48 годы до н. э.), к тому времени уже прославленный полководец гражданской войны, победитель Сертория.

(обратно)

65

В 67 году до н. э. Авл Габиний был народным трибуном.

(обратно)

66

Около 75 километров.

(обратно)

67

Морском.

(обратно)

68

Всего римляне захватили около 400 кораблей, до 900 кораблей было уничтожено; было убито до 10 тысяч пиратов; кроме того, принадлежащие пиратам гавани были захвачены, верфи уничтожены, разрушено 120 укрепленных башен и селений.

(обратно)

69

Солы – приморский город в Киликии. Тигран, по-видимому, переселил жителей в Армению.

(обратно)

70

Бывший раб, отпущенный на волю, он со своим отрядом переходил от Секста к Октавиану, а затем возвращался обратно.

(обратно)

71

Жена Антония.

(обратно)

72

Мисенский мыс в Кампании к юго-западу от Неаполя. Согласно исследованиям, проведенным учеными в начале XX века, этот мир был заключен в самом порту Путеолы в том же районе.

(обратно)

73

Так по имени своего приемного отца Плутарх называет Октавиана.

(обратно)

74

На ней каждым веслом гребли сразу 6 гребцов.

(обратно)

75

В Сицилии.

(обратно)

76

Это были корсары под предводительством бербера Асбагиби-Вакила по прозванию Фаргал, который не имел намерения оказать помощь стесненным единоверцам, а руководствовался исключительно желанием награбить побольше.

(обратно)

77

Посланные Сиадет-Аллахом.

(обратно)

78

Никифор Фока.

(обратно)

79

Так историк называет византийцев.

(обратно)

80

В Сирии.

(обратно)

81

Византийцев.

(обратно)

82

37,5 метра.

(обратно)

83

С середины IX века, после опустошительных набегов византийского флота на порты Египта.

(обратно)

84

Известно, что только на верфи в Максе было при нем построено до 600 судов.

(обратно)

85

Это рвение приводило к организации все новых пиратских нападений на еще не захваченные арабами острова и прибрежные районы Средиземноморья.

(обратно)

86

Видимо, речь идет о квалифицированных моряках и морских пехотинцах, подготовленных к несению службы на кораблях.

(обратно)

87

Месячное жалованье служащих на флоте.

(обратно)

88

В. Р. Розен считал, что такая оплата относилась только к тем, кто был внесен в списки как морские гази – борцы за веру, то есть квалифицированные моряки и воины, но не к простым гребцам и подсобным рабочим.

(обратно)

89

На средневековых флотах фонарь находился на корме адмиральского корабля и служил знаком начальника эскадры.

(обратно)

90

Фатимидской (время правления: 909 – 1171 годы).

(обратно)

91

Занесенных в списки.

(обратно)

92

В. Р. Розен замечает, что гураб и шини обыкновенно переводятся как «галера», а джефи обычно переводилось как «судно», но, судя по отрывку, оно употребляется и в значении «галера». По И. А. Шумовскому, шини – крупный арабский военный корабль (50 весел с каждого борта), предназначен для размещения до 150 воинов.

(обратно)

93

Буквально «крылья».

(обратно)

94

Отсюда можно заключить, что куркуры и тариды – исключительно парусные суда. Перечисляемые далее суда – чисто гребные.

(обратно)

95

Большим.

(обратно)

96

На большие суда.

(обратно)

97

По Т. А. Шумовскому, тарида – небольшое быстроходное судно для перевозки лошадей, примерно 40 голов; шаити (шейти) – легкое судно (20 весел) для связи между крупными кораблями; самарийя – судно для перевозки небольших отрядов морских воинов (на нем 40 весел); акири (или акбар) – судно того же назначения, но с 60 веслами.

(обратно)

98

В. Р. Розен считал, что арабы заимствовали название у византийцев.

(обратно)

99

Xристиан.

(обратно)

100

Т. А. Шумовский предполагает, что караб – небольшое посыльное судно, имело упрощенное парусное вооружение и небольшое число весел.

(обратно)

101

В. Р. Розен замечает, что в XIV веке уже упоминаются пушки на судах. Но в арабской рукописи под словом madafi, скорее всего, следует понимать орудие для бросания «греческого огня».

(обратно)

102

Xозяева усадеб.

(обратно)

103

Так называли ирландцы свою страну.

(обратно)

104

Гастинг.

(обратно)

105

Ныне остров Фемарн (расположен в 50 километрах восточнее Киля).

(обратно)

106

Старгард, ныне Штральзунд, в то время центр области проживания западнославянского племени варгов.

(обратно)

107

Ныне Лолланд.

(обратно)

108

Эльбу.

(обратно)

109

Это же заставляли делать пираты при пленении ганзейского судна.

(обратно)

110

Тихий океан.

(обратно)

111

Тихое море.

(обратно)

112

Безумное море.

(обратно)

113

Так Дрейк называл Тихий океан.

(обратно)

114

Атлантический океан.

(обратно)

115

Так были названы эти острова Ноортом из-за поведения его обитателей.

(обратно)

116

Так называл Ноорт обитателей островов.

(обратно)

117

Наклоняют корпус на мелком месте для осмотра, очистки и ремонта его подводной части.

(обратно)

118

Если егерь со сворой собак участвовал в охоте при заготовке мяса.

(обратно)

119

Государство в юго-восточной части Индокитайского полуострова.

(обратно)

120

Таиланд.

(обратно)

Оглавление

Ловцы удачи

Почетное дело разбоя

Бои без правил

Буйные набеги

Бандитский беспредел

Триумф варваров

Крышевание по-королевски

Власть над Карибским морем

Трижды вокруг света

Пиратский промысел

Братва на джонках

Библиография . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте