«Олигархи в черных мундирах»

Альберт НЕМЧИНОВ ОЛИГАРХИ в черных мундирах.

АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Вера в справедливость есть, пожалуй, величайшее несчастье человечества. Но ее живучесть поражает воображение. Из века в век, из эпохи в эпоху всевозможные мессии, проповедники, революционеры, выдвигавшие очередито идею справедливого переустройства мира, неизменно находили себе благодарных слушателей и последователей. Стоило принять эту идею – и униженные и оскорбленные оживали, нчинали видеть свет в конце тоннеля. Еретики всходили на костры. Повстанцы вставали под пули на баррикадах. Великие революции сотрясали мир. Однако самое интересное происходило обычно после революции. Когда стихали боевые трубы, мир начинал приходить в себя после великого катаклизма, ненужные более знамена помещались под музейное стекло. Тогда в массовом сознании происходило так называемое отрезвление. Очистительное пламя, в котором якобы раз и навсегда сгорал старый мир порока и лжи. лишь скрывало нелицеприятную правду о происшедшем. Что же происходило на самом деле? Всего лишь смена власти. Те, кто еще вчера поднимал массы на свержение тирании королей или диктаторов, сами становились на их места. Революционеры всех времен и народов верили в свою способность построить новый, справедливый и благолучный мир. Эта вера жила до тех пор, пока не выяснялось, что никакого светлого будущего нет и не будет. Все слишком быстро возвращалось на круги своя. И новые названия только прикрывали, перелиновывали неизменное прошлое. Пламенные народные трибуиы со всеми удобствами устраивались во власти. Приватизировали особняки расстрелянных аристократов, обзаводились барахлишком, казнили и миловали, разделяли и властвовали с чисто монаршим апломбом. Взамен прежних привилегированных классов появлялись иные, столь же отягощенные непомерным честолюбием и жаждой роскоши. А у подножия новой властной вертикали находилось, как и прежде, бесправное, обезличенное, замордованное большинство. Немногие идейные революционеры начинали говорить о перерождении, коррупции, административном произволе но они спивались или стрелялись. Далее наступало неизбежное разочарование, революционные идеалы блекли, уже не зажигая в сердцах масс огня экзальтации. Оставалось только воскликнуть: «Vae victis!» Ровно семьдесят один год назад в Германии ожидали пришествия очередного великого реформатора..Адольф Гитлер не комплексовал но поводу неудач предшественников. Он верил в национал-социализм, призванный изменить мир, и силою собственной веры заставлял верить миллионы других. Он обещал народу покончить с плутократической системой гнета и социальной несправедливости. Он уверял, что накормит голодных, даст работу безработным, а паразитов и спекулянтов посадит в концлагеря. И это были не пустые слова. «Национал-социалистическая революция – это народная революция!» – заявлял фюрер во время триумфальных выступлений перед отчаявшимися, измотанными кризисом людьми. «Если рабочий знает, что предприниматель – это его товарищ, можете потребовать от такого рабочего чего угодно», – вторил фюреру Роберт Лей. «Дела должны пойти по-иному», – провозглашал Грегор Штрассер. Этот крылатый лозунг широко разошелся н народе. Казалось бы, чудо действительно свершилось. На обломках ненавистной веймарской демократии была создана новая Германия. Безработица исчезла. Уровень жизни заметно повысился. Везде и во всем был наведен твердый порядок. Решена проблема преступности, наркомании, демографического спада. Налицо были крупные экономические успехи… Но вожди «процветающей» нации стремительно деградировали. Роберт Лей, лидер 25 миллионов немецких рабочих, спивался. Рейхсмаршал Геринг подсел на морфий и другие сильнодействующие наркотики. Заместитель фюрера Рудольф Гесс был признан клиническим психопатом. Все это находилось в серьезном противоречии с образом великой и сильной державы. Недаром понятие «история» имеет двойной смысл. Есть история официальная, общеизвестная, но одновременно существует история тайная, закулисная. Даже десятки лет спустя ее стараются не выставлять на всеобщее обозрение. Она мирно покоится во мраке секретных архивов, под семью замками. И эта тайная, скрытая от посторонних глаз история и есть история истинная, настоящая. Что происходило за величественным, сверкающим фасадом построенного Адольфом Гитлером нового мира? Был ли он действительно новым? Пролить свет на эти вопросы – значит понять подлинный смысл того, что происходило не только в прошлом, но и происходит в настоящее время. И, вполне возможно, ожидает нас в будущем.

Пролог. ИНТРИГИ В ВЕРХАХ.

Берлин, январь 1933 года.

Кризис приближался. Лихорадка массовой истерии била столицу измученной экономическим спадом страны. По городу носились слухи, что некий генерал готовит военный переворот и наконец-то наведет порядок. Из казарм «придворных» потсдамских дивизий звучали угрозы в адрес демократов и прочих предателей Германии. В центральное полицейское управление на Александерплац регулярно стекались сообщения о новых столкновениях штурмовиков с «красными бригадами». Размах массовых беспорядков принимал угрожающие масштабы. В разных частях города обнаруживались подпольные склады оружия. С наступлением темноты берлинцы без крайней необходимости старались не выходить на улицу.

Все десять лет демократии жителям столицы не приходилось скучать. Эпоха перемен выдалась необычайно бурной, насыщенной адреналином. События происходили настолько стремительно, что массовое сознание, не успевшее окончательно перестроиться с застоя периода империи, плохо вписывалось в крутые повороты смутного времени. В первый же год демократии грянул путч. Некий Вольфганг Капп заодно с несколькими генералами объявил себя спасителем Отечества. Тогда берлинцы в первый и последний раз в жизни насладились зрелищем артиллерийского обстрела здания парламента.

Однако путчисты сошли со сцены так же быстро, как и появились. Берлин стал центром громких политических убийств, коррупционных скандалов, финансовых пирамид и сект, проповедовавших приближение конца света. Явным его признаком стала неслыханная гиперинфляция. Если коробок спичек стоит сто тысяч марок, то мир действительно сошел с ума1

Массы, каких-то три-четыре года назад радовавшиеся развалу кровавой империи, все сильнее погружались в ностальгию по светлому прошлому. А спрос, как известно, рождает предложение. Под лозунгом возвращения генералов во власть президентом стал потсдамский старец Гинденбург. И многочисленные нули на банкнотах исчезли. При нем пару лет жилось совсем неплохо па американские кредиты.

Однако до стабильности было далеко. Как гром среди ясного неба ударил дефолт. Рухнула банковская система. Бесследно пропали деньги миллионов вкладчиков. Статистика регистрировала все возрастающее число самоубийств. Одна за другой вылетали в трубу крупные корпорации. К исходу 1932 года в стране насчитывалось шесть с половиной миллионов безработных – почти сорок процентов от общего количества трудоспособных граждан! И хотя Германию в дополнение к экономическому поразил демографический кризис, все равно денег было меньше, чем пенсионеров, ветеранов и нуждавшихся в пособии безработных.

От нового, тысяча девятьсот тридцать третьего года вполне справедливо ничего хорошего не ждали. За прошлый год сменились три правительства. Пожалуй, на очереди было четвертое. Их перетряхивание с некоторых пор стало для старика-президента своеобразным видом спорта.

Средства массовой информации ничуть не старались успокоить народ, действуя в прямо противоположном направлении. Последние январские дни демпресса публиковала резкие заявления главы правительства, который грозил депутатам роспуском парламентской говорильни. Вторая по влиянию столичная газета «Дер Ангрифф» метала громы и молнии в адрес истязателей народа и предрекала разгул коричневой стихии. «Рот фронт» и другие коммунистические газеты призывали рабочих сплотить ряды, стиснуть зубы, сжать кулаки. Во избежание лишнего стресса многие берлинцы предпочитали не покупать вообще никаких газет и не слушать радио.

Что будет дальше? Уйти от этого беспощадного вопроса не мог никто, Его обсуждали повсюду: за кружкой пива в баре, в очередях за пособием, в офисах не добитых кризисом фирм, в офицерских казино. Но это все были маленькие люди, от которых ничего не зависело. Усталые массы уже ни во что не верили.

Судьба страны находилась в руках двух-трех десятков политикой и олигархов.

28 января в фешенебельном «Геррен-клубе» («Клубе господ») на Вильгельмштрассе собралась небольшая группа сильных мира сего. Эти люди принадлежали к наиболее ненавидимой прослойке немецкого общества – крупному бизнесу. Однако сами олигархи находили окружавшую их бессильную ненависть совершенно естественной. Сильная личность, считали они, всегда и везде раздражает безвольную толпу. Тем более в такое время. Сегодня даже в Берлине, городе далеко не бедном, стало слишком много нищих. Что им остается, кроме злобы и звисти к виллам, дорогим автомобилям и неизменно полным бумажникам капитанов немецкой промышленности? Будем же снисходительны к малым сим, господа!

Специально для того, чтобы большие люди могли спокойно поговорить, «Геррсн-клуб» был закрыт. Но сохранить в тайне факт встречи лидеров бизнеса оказалось невозможно. Уже с девяти утра телефоны в кабинете председателя клуба пришлось отключить. Частную охрану сменили сотрудники полиции, преграждавшие доступ журналистам и прочим нежелательным лицам.

Собравшиеся являли собой верхушку самой могущественной организации делового мира – «Союза германских промышленников». Все они были людьми амбициозными и в прежние времена не очень-то ладили друг с другом. Но обстоятельства требовали забыть обиды и разборки. Вопрос стоял ребром – быть или не быть. Деловой человек тем и отличается от неделового, что способен переступить через собственные амбиции в угоду общим интересам.

К назначенному часу кворума еще не было. Председатель «Союза промышленников» Крупп фон Болен с озабоченным видом щелкнул крышкой старомодных часов на цепочке. Разбившиеся на группы по интересам промышленники обменивались последними професиональными новостями. А новости отнюдь не внушали оптимизма:

– фракция коммунистов в рейхстаге внесла на рассмотрение еще один проект закона о национализации;

– правление Рейхсбанка намерено пролонгировать распоряжение Брюнннга о деконвертации марки;

– сумма внешнего долга Германии достигла семи миллиардов марок, что составляло треть бюджета прошлого года.

Появление трех запоздавших участников положило конец дальнейшему неформальному общению. Время – деньги. – Господа! – прозвучал начальственный голос

Круппа. Промышленники поспешили в специально подготовленный угловой кабинет без окон. Разговаривать в общей зале они опасались. Ведь стены, как известно, имеют уши. А в Берлине было достаточно тех. кто очень интересовался их делами. Особенно на встрече такого уровня.

Десять человек, разместившиеся за круглым дубовым столом, совокупно владели почти половиной предприятий германской промышленности. Место политического консультанта занимал граф фон Калькрейт, лидер ландбунда, крупный землевладелец и держатель солидных пакетов акций становых концернов. Довольно бодрый и энергичный для своих шестидесяти восьми, он по праву считался одной из самых влиятельных фигур немецкого политического истеблишмента. В силу определенных обстоятельств граф непосредственно бизнесом не занимался, уделяя больше внимания политике. Но разно можно было в XX веке провести четкую границу между экономикой и политикой? Секрет же влияния фон Калькрейта был прост. Рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург происходил из юнкеров и всегда видел в прусских землевладельцах своих ближайших друзей. В газетах лидера ландбунда так и называли: «друг семьи президента».

Кресло почетного председателя за круглым столом занимал Крупп фон Болен. Несмотря на тяжкие демократические времена и глубокий пенсионный возраст,он был и оставался бизнесменом №1. За именем Круппа стоял весь военно-промышленный комплекс страны, империя с мировым именем, миллиардные обороты и целая армия рабочих – более миллиона человек. Совсем недавно этот суровый худощавый старик был правой рукой кайзера Вильгельма. Но и при демократах его власть оставалась огромной.

Старшее поколение немецкого бизнеса представлял Борзиг, Голъдшмидт, Кильдорф. Тиссен и Шахт.

Конрад Борзиг, глава объединения паровозостроительных и металлургических заводов, считался в своем кругу солидным предпринимателем. Он был противником легкой наживы с теневых спекуляций, предпочитая работать в реальном секторе экономики. Во времена империи заводы Борзига стали частью ВПК. Это предопределило его политические взгляды, очень близкие к крайне правым партиям.

Якоб Голъдшмидт занимал видное место в отечественном банковском сословии. В качестве президента Данатбанка являлся одним из крупнейших финансистов страны. Всем бросалась в глаза его серьезная обеспокоенность обстановкой в Берлине. Гольд-шмидт был евреем.

Кильдорф. Тиссен и Шахт, прибывшие в клуб с опозданием, держались отдельной группой. Они постоянно чувствовали на себе косые взгляды остальных. Фриц Тиссен – промышленный магнат, глава объединения машиностроительных заводов, и Эмиль Кильдорф, чье состояние позволяло занимать пост секретаря в нескольких организациях промышленников, считались в узком кругу излишне политизированными господами. Давно ходили слухи, что их охмурили нацисты. О Кильдорфс и Тисссне было точно известно, что на выборах тридцать второго года оба стояли за спиной Адольфа Гитлера. Между тем чересчур радикальные замашки этого типа вызывали резонные опасения у всего делового мира. Поэтому странно было видеть среди них Ялмара Шахта, ультраконсервативного по характеру финансиста, который менее года назад стоял у руля немецких финансов и занимал пост председателя Рейхсбанка.

Все прочие участники встречи относились к нуворишам, пробившимся в деловую элиту на волне «новой поры грюндерства» 20-х.

Сорокасемилетний Карл Краух, председатель правления мощной химической монополии «И.Г.Фарбен-индустри», являлся, по сути, хозяином целой отрасли немецкой экономики. В состав концерна «И.Г.» входили тысячи больших и малых предприятий. Краух же не только справлялся с делами своей промышленной империи, но и успевал регулярно встречаться с различными звездами богемы. Видимо, желая прослыть ценителем и покровителем искусств.

Альбрехт Феглер, из так называемых шиберов, то есть дельцов, сколотивших состояние на скачках курса доллара в период инфляции, сделал карьеру под рукой знаменитого короля компрадоров Стиннеса. В недолгие годы относительной стабилизации Феглер занимал кресло директора стиннесовского концерна. Во время дефолта ему сильно не повезло. Концерн рухнул, и звезда Гуго Стиннеса стремительно закатилась. Однако у Феглера осталось достаточно голубых фишек, наличности в швейцарских банках, к тому же он обладал немалым влиянием. Поэтому и получил приглашение в «Геррен-клуб».

Фридрих Флик относился к виртуозам теневого бизнеса. Его поразительное умение залезть в карман государства и прихватизировать миллионы из бюджета вызывало уважение коллег. В 20-е годы Флик вел упорную борьбу с Тиссеном за контроль над Стальным объединением – группой металлургических предприятий. Повергнув конкурента, он с гордостью переименовал объединение в концерн Флика. Затем прославился беспримерной аферой с собственными акциями. Когда в момент дефолта концерну грозило банкротство. Флик каким-то образом уговорил простака Брюнинга выкупить у него пакет акций за 125 миллионов полновесных бюджетных марок. Впрочем, злые языки поговаривали, что канцлеры тоже хотят кушать, и «бедный Ионатан» поимел с этой сделки солидный неофициальный процент. И вот, когда прочие концерны, предоставленные сами себе, рушились и разорялись, правительство вбухивало миллион за миллионом в поддержку концерна Флика. Сам Флик и в ус не дул. Брюнинга давно уже не было, поэтому оставалось лишь спокойно ждать улучшения рыночной конъюнктуры. Флик не сомневался, что с наступлением благополучных времен сможет получить свои акции обратно, позолотив ручку нового канцлера,

В качестве вступительного слова Крупп объявил, что принятое в ходе встречи решение будет единым для всех. Никакого плюрализма он, как старший из присутствующих, не потерпит. Промышленники выжидательно молчали.

Прежде всего Крупп обратился к графу фон Кальк-рейту, который намедни был приглашен на обед к президенту:

– Что думает господин Гинденбург? Убирать Шлайхера или не убирать?

– И что это даст? – презрительно бросил Краух. – Одним правительством больше, одним меньше…

Проблемных вопросов накопилось слишком много. По мере обсуждения они всплывали один за другим: Саарский угольный бассейн, коммунисты, роспуск рейхстага, перспектива военной диктатуры, продолжающаяся дестабилизация обстановки в стране и, конечно же, кризис, которому не видно конца. А решать их надо сегодня. В подобных условиях существовал только один выход, к которому склонялись практически все, – нужна сильная власть. Но кто? Шляйхер? Гутенберг? Гитлер? И что надо сделать, пока еще не начались массовые беспорядки, от которых до революции один шаг?

Крупп подметил, что бывший главный банкир Германии не проявляет к обсуждению особого интереса. Пристально посмотрев на него, Крупп произнес:

– Дорогой Ялмар, вы держитесь с видом человека, который знает больше других.

– Здесь нечего обсуждать! – отрезал Шахт.

В кабинете воцарилось настороженное молчание.

– Адольф Гитлер! Это ясно как день.

Теперь присутствующие поняли, почему Шахт оказался в компании Кильдорфа и Тиссена.

– Этот человек не до конца управляем. Да и управляем ли он вообще?

– Так что нам нужно: сильная власть или комнатная болонка? – возразил Шахт. На его морщинистом, аскетичном лице с впалыми щеками воинственно за

ходили желваки. Глаза холодно поблескивали за стеклами очков.

Крупп настаивал:

– Вы понимаете, о чем я говорю.

– Я говорю о том же – о наших общих интересах!

– Но пункты тринадцатый и четырнадцатый их программы, – вмешался Флик, – самый настоящий большевизм. А заместитель Гитлера, этот Штрассер, тоже чуть ли не марксист. Рем и вся остальная банда солдафонов понятия не имеют о современной экономике. Что у нас может быть общего с ними?

Вопрос был поставлен основательно. В разговор вступил Тиссен:

– Господа, я знаю Гитлера не первый год. Он достаточно разумный человек и ни в коем случае не стремится разрушить сложившуюся со времен Бисмарка хозяйственную систему. Мы же достаточно разумные люди для того, чтобы понимать: партийные программы пишутся к выборам. Предмет нашего разговора – то, что ждет нас после выборов.

Он сделал ударение на слове «после».

– Я уверен, – добавил Шахт, – в случае необходимости Адольф Гитлер заставит замолчать всех партийных горлопанов. У него твердая рука.

Выражая общее мнение, Крупп прямо спросил: с какой радости нам, немецким предпринимателям, лоббировать интересы лидера нацистов? Что он может дать нам взамен?

Шахт говорил все увереннее. Генерал фон Шляйхер? Но этот человек не является сильным политиком. Кто стоит за ним? Десяток-другой потсдамских офицеров. А кто стоит за Гитлером? Три миллиона штурмовиков! Двадцать таких армий, как рейхсвер. Но есть еще «Стальной шлем», «Шарнгорст» и другие массовые организации, близкие национал-социалистам. Да и в самом рейхсвере у них немало сторонников, особенно среди офицерской молодежи. Вот это реальная сила!

– Далее, – продолжал Шахт, – что может дать нам Гитлер? Первое – раз и навсегда разогнать компартию, ликвидировать угрозу большевизма в Германии. Заодно он хотел бы прикрыть лавочку всех этих болтунов-депутатов в рейхстаге, против чего лично я не возражаю. Второе. Гитлер – это твердый порядок. Это неприкосновенность прав бизнеса.

Шахт напомнил, что в 1932 году по указанию Гитлера в структуре НСДАП был создан экономический совет, в который вошли известные и уважаемые предприниматели Вильгельм Кепплер и Курт фон Шредер. Гитлер прислушивается к их словам. И еще, Гитлер – это очень большие деньги. Отмена Версальского договора будет оозначать промышленный подъем, перевооружение армии, строительство нового флота Открытого Моря. Это миллионы тонн одного только металла!

Крупп невольно кивал в такт словам Шахта. Он вполне разделял ненависть нацистов к Версальским статьям. Имея собственный опыт общения с Гитлером, Крупп не сомневался, что приход такого человека к власти благоприятно отразится на перспективах именно военной промышленности. А старик успел соскучиться по большим делам. Слово «конверсия» вызывало у него аллергию. Другой вопрос, что Гитлер – личность слишком эмоциональная, не склонная к холодной рассудительности и трезвому расчету. Это минус.

Тиссен, как главный специалист по профсоюзному вопросу, раскинул новые сети соблазна. Гитлер гарантирует роспуск нынешних, нашпигованных большевиками профсоюзов и запрет на локауты. Коллективные договоры с предпринимателями будут иметь право заключать только представители НСБО – национал-социалистических производственных ячеек. Возможно, бизнесу придется пойти на некоторые улучшения условий для наемной рабочей силы. Но это без ущерба для дела.

Нарисованная сторонниками нацистов картина выглядела заманчиво. Однако промышленники не торопились, тщательно взвешивая все за и против. На словах все выглядело прекрасно. Однако требовались реальные гарантии.:

– Что надо от нас? – поинтересовался Борзиг.

Тиссен перечислил:

– Создать нужное мнение у президента. Повлиять на Гутенберга. Ну и, конечно, деньги.

– Надо его придержать, чтобы не было неприятных неожиданностей.

Все замолчали, почтительно слушая короля пушек.

– Наше условие, – развивал свою мысль Крупп, – вице-канцлер должен быть из наших людей. Скажем, фон Папен.

Шахт заверил:

– Я сегодня же проинформирую фюрера.

Непривычное слово резануло слух собравшихся. Шахт, правда, умолчал о том, что фюрер в виде услуги за услугу обещал ему кресло председателя Рейхсбанка.

– Граф, – обратился Крупп к лидеру ландбунда, – я думаю, вам следует срочно переговорить с президентом. Вы лучше знаете, что и как нужно сказать.

Калькрейту не особенно нравилась эта идея. Он недолюбливал нацистов с их воплями о «процентном рабстве». Были и другие недовольные. Но, как ни презирали они толпу, в которой все решает так называемое «большинство», сейчас в их среде действовал тот же закон. Лидеру ландбунда и остальным пришлось переступить через свои убеждения.

Человек, судьба которого в тот день решалась в узком кругу, тоже не сидел сложа руки. В роскошном будуаре на вилле новоявленного члена партии (и по совместительству владельца нескольких берлинских гипермаркетов) Иоахима фон Риббентропа он изо всех сил боролся за свое политическое будущее. По бледному лицу Гитлера струился нездоровый пот. Бесцветные, водянистые глаза сверлили сидящего напротив изрядно расплывшегося для своих тридцати восьми лет президентского отпрыска. Оскар фон Гин-денбург на все сто использовал свое положение сына президента. Но об этом знали не только друзья. В то время как немецкий народ голодает, рассуждал Гитлер, некрасиво разбрасывать сотни тысяч в казино, ресторанах и массажных салонах. Тем более что происхождение этих денег очень сомнительно.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Гинденбург-младший со скучающим видом пожал плечами.

Гитлер резко вытянул руку. Присутствовавший здесь же Геринг извлек из объемной кожаной папки какие-то бумаги и передал фюреру. На губах прикатившего в компании нацистов экс-премьера Франца фон Папена заиграла сладенькая улыбка. Он явно наслаждался этой сценой.

– Я говорю, – своим шипящим голосом произнес Гитлер, – о двух миллиардах марок правительственных ассигнований на поддержку сельхозпроизводителей в восточных провинциях. С этими деньгами произошла занятная история.

Государственный секретарь Отто Мейснер, старый друг семьи президента, поморщился:

– Простите, какое это имеет к нам отношение? Вы заставили нас зря потратить полтора часа.

– Не торопитесь. Нам нужна ваша консультация по финансовым вопросам…

В руки Мейснера перешла подборка документов. В ней отражалась непродолжительная история некой коммерческой структуры из тех, что на деловом языке именуются «насосами». Вся ее деятельность сводилась к перекачиванию денег со счета на счет. По каким-то не совсем понятным причинам, Рейхсбанк перечислил данной структуре аж 640 миллионов марок. Эти деньги затем переводились на счета нескольких десятков других фирм и в конце концов исчезали неизвестно куда. Причем одним из учредителей выступал граф фон Ольденбург-Янушау, крупный функционер ландбунда и еще один старый друг семьи.

Однако люди, раздобывшие весь этот компромат, не ели свой хлеб даром. К финансовым документам прилагался подробный отчет о том, куда именно делись деньги добропорядочных немецких налогоплательщиков. В нем с точностью до пфеннига указывались широкие расходы графа на постройку новой конюшни в родовом поместье и реконструкцию виллы в окрестностях Берлина, а также на всякие приятные мелочи вроде рулетки и девочек во время отдыха на Французской Ривьере. Все остальные соучредители были подставными лицами.

– Частная фирма не могла просто так получить столь крупную сумму из государственного банка. Вы не знаете, кто посодействовал в этом деле? – вежливо осведомился фон Папен. После скандальной отставки у него были свои счеты с президентской семьей. Теперь наступил момент торжества.

– Кстати, еще миллиард марок был прокручен по аналогичной схеме другими известными вам лицами. До прусского министерства финансов дошли только триста шестьдесят миллионов.

– И будет лучше, – подал голос Геринг, – если эти документы не станут достоянием общественности. Для всех нас. Он подчеркнул последнюю фразу. Мейснер посмотрел в глаза фюрера нацистов, затем отвел взгляд и долго молчал. Гинденбург-младший растерянно барабанил пальцами по столу, где стояла чашка с остывшим кофе. Он привык доверять мудрости и большому житейскому опыту старого друга Отто. В голове у того засела одна-единственная мысль: все это может всплыть в чертовски неподходящее время.

Наконец, Мейснер нарушил молчание:

– Я вас слушаю.

Гитлер торжествующе переглянулся со своими подручными. Один из главных барьеров, отделявших его от власти, был взят.

Двумя часами позже доверительной беседы на вилле Риббентропа канцлер Германии Курт фон Шляйхер переступил порог кабинета президента. Он сразу почувствовал, что старик в скверном настроении. А ведь разговор предстоял чрезвычайно важный. Поэтому значение имела любая мелочь.

В знак немилости президент встретил канцлера стоя. Гренадерского роста, несмотря на свои восемьдесят шесть все еще не согнутый годами, Гиндснбург башней нависал над Шляйхером, в котором было всего метр шестьдесят пять. Канцлер оказался в положении маленького человечка из тех, на кого смотрят сверху вниз.

– Очень хорошо, что пришли, – буркнул Гинденбург, – я сам собирался вызвать вас.

– Господин рейхспрезидент, у меня важные новости.

– Да?

– Положение в стране диктует необходимость чрезвычайных мер. Я прошу вас подписать указ о роспуске рейхстага. Власть перейдет в руки правительства национального спасения…

– Господин фон Шляйхер, – перебил президент. Сердце у того упало: старик не назвал его по должности!

– Я давал вам поручение сформировать правительство национальной концентрации. Но вы не справились с этим поручением.

– Господин президент, – торопливо сказал Шляйхер, – используя выход Грегора Штрассера из состава НСДАП и разногласия между Гитлером и Гугенбергом…

– Сегодня мне доложили, что блок национальных партий готов войти в состав нового правительства вместе с национал-социалистами.

Шляйхер помертвел. Это был приговор.

– В создавшихся условиях вы больше не можете быть канцлером.

Опальный генерал плохо помнил, как вышел из президентского кабинета. В себя он пришел в салоне собственного «Мерседеса». После мучительных раздумий велел водителю ехать в Потсдам.

В окружении старых сослуживцев и офицеров Генерального штаба к Шляйхеру быстро вернулся присущий ему апломб. Согревшись стаканчиком кюммеля, он презрительно заявлял:

– Старый сундук совсем выжил из ума!

– Может, тряхнем Берлин? – с готовностью предлагали командиры «придворных» дивизий. Они совершенно разболтались за годы демократии и забыли старинную мудрость: «Silentum est aurum». Ведь такие дела делаются без лишнего шума. Как стратег и как политик, Шляйхер должен был понимать, что разговорчики о военном перевороте в слишком широком кругу чреваты.

Случилось так, что на этом потсдамском сборище присутствовал некий полковник Вальтер фон Райхенау. По своей должности начальника канцелярии министерства рейхсвера он не вызывал подозрений в симпатиях экстремистам. Но в действительности считал национал-социализм лучшим лекарством для больного немецкого общества. Быстро оценив ситуацию, Райхенау велел подполковнику фон Альвенслебену – недалекому, но честолюбивому офицеру – что есть духу мчаться в Берлин, в отель «Кайзерхоф», где располагался штаб национал-социалистической партии. У подполковника захватило дух. Чувствуя экстаз от участия в крупной игре, фон Альвенслебен постарался на совесть.

Час спустя он предстал перед начальником штаба СА Эрнстом Ремом. Информация оказалась настолько важной, что командир штурмовиков привел фон Альвенслебена прямо к фюреру. Находчивый Гитлер направил его по еще одному адресу. И для содействия придал своего старого боевого товарища Геринга. Оба вскоре оказались на загородной вилле Оскара фон Гинденбурга. Оттуда жуткая весть об угрозе нового путча с расстановкой всех нужных акцентов дошла до президента.

В полуночный час Берлин погрузился в тяжелый сон измотанного проблемами мегаполиса. Но в кабинете шефа бюро партийной пропаганды НСДАП все еще горел свет. Доктор Йозеф Геббельс говорил по телефону со своей молодой женой. Трудно сказать, чего она ему доставляла больше – хлопот или счастья. Возможно, на нее плохо повлияло предыдущее замужество. Ее первым мужем был олигарх Квандт. Втайне Геббельс испытывал угрызения партийной совести от того, что не приучил жену к истинно немецкой скромности, она же заразила его своей тягой к роскоши и светским развлечениям. Среди столичных штурмовиков на этот счет ходили довольно неприятные слухи.

Возле рабочего стола берлинского гауляйтера сидел худощавый, неопределенного возраста человек в поношенном демисезонном пальто. Лицо его выражало терпеливую покорность. Такие типы обычно прекрасно вписываются в интерьеры дешевых пивных.

Положив трубку, Геббельс некоторое время пытался привести мысли в порядок. Гость ждал.

– Да, Гюнтер, – словно очнувшись, произнес главный пропагандист, – как я уже говорил, неформальная информация, распространяемая в виде слухов или случайных бесед за кружкой пива, имеет гораздо более высокую степень прохождения и достоверности, чем официальная пропаганда.

– Понимаю.

Геббельс увлеченно продолжал:

– Но этого недостаточно. Мы должны помнить; масса суеверна. А по нынешним тяжелым, смутным временам в обществе существует особенно сильный спрос на миф и чудо. Дайте людям сияющую надежду – и они с готовностью ее примут.

– Да.

– Сегодня исходный материал у нас – пророчество! В 1915 году, когда ясно обозначилась близкая национальная катастрофа, знаменитый маг и прорицатель Гвидо фон Лист сделал судьбоносное предсказание. Голос свыше поведал ему, что в конце 1932 года в потрясенный немецкий мир придет всемогущий мессия, который спасет Германию. Его пришествие будет знамением грядущего возрождения немецкого народа. Он вернет в нашу страну утраченное благословение Господа и построит великий германский рейх, который будет стоять тысячу лет на землях трех континентов.

Гюнтер делал быстрые пометки в записной книжке. Совсем другим, лишенным пафоса тоном гауляйтер произнес:

– Такое предсказание действительно существовало. Внушите это вашим людям.

– Помимо веры нужен хлеб.

По лицу Геббельса скользнула утомленная гримаса.

– Сколько?

– Прибавьте хотя бы по пятьдесят марок. Толковых работников в нашем деле найти трудно. Нагрузка на людей все возрастает.

– Хорошо. Завтра я поговорю с фюрером.

Взмахом руки Геббельс отпустил подчиненного.

Телефонный звонок заставил его тяжело вздохнуть. Но это была не жена. Звонили из канцелярии фюрера. Возможен военный переворот, к утру необходимо подготовить заявление пресс-службы и специальный выпуск «Ангрифф». Геббельс снова вздохнул. Он только собирался вызвать машину и ехать домой. Но после получения такой информации все отменялось.

Глава 1 ИМПЕРСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЧУДО.

Новый рабочий день в главном управлении берлинской полиции начался с сообщения, которое подняло на ноги все начальство. Депутат рейхстага Клаус Оберфорен найден мертвым в своей квартире на Гогенцоллернштрассе. По предварительным данным, убит выстрелом в голову из малокалиберного пистолета.

На место происшествия немедленно выехала оперативная группа из лучших сотрудников крипо. Начальник отдела криминальной полиции криминальрат Артур Небе, не откладывая, проинформировал о происшествии шефа столичного управления группенфюрера СС Далюге. Кроме того, к расследованию сразу подключилась политическая полиция. Ведь Оберфорен был слишком известным человеком. Его разоблачительный меморандум о поджоге рейхстага не так давно спровоцировал громкий скандал, в который оказались втянуты и депутаты, и Генеральная прокуратура, и сам фюрер. Теперь Оберфорен убит. Неприятно, ничего не скажешь.

Далюге потому и выбился в группенфюреры, что всегда предпочитал проявлять инициативу только в рамках полученных свыше инструкций. Однако звонок в канцелярию министерства ничего не дал – министр еще не добрался до своего кресла. Вызвав начальника крипо, Далюге решил изучить обстановку на месте.

В квартире злополучного депутата кипела работа. Целая орава оперативников занималась осмотром места преступления. Старший полицейский комиссар лично допрашивал единственную пока свидетельницу – домработницу убитого депутата. Далюге раздраженно спросил, почему к дверям депутатской квартиры допустили журналистов. Комиссар стал сбивчиво объяснять, что все они принадлежат к партийной прессе. Как можно вытолкать в шею корреспондента «Ангриффа» или «Берлинер морген поста»?

С недовольным видом Далюге приказал докладывать. В общих чертах картина происшествия выглядела следующим образом: около семи утра домработница пришла в квартиру, открыла дверь своим ключом и в гостиной обнаружила господина Оберфорсна сидящим в кресле с пулевой раной в голове. Она сразу позвонила в полицию. При осмотре возле тела найден «браунинг» калибра 5,6 мм. На рабочем столе в кабинете один из сотрудников обнаружил прощальное письмо, написанное депутатом перед смертью.

– Так это самоубийство?

Лицо шефа полиции сразу изменилось, голос стал менее строгим. Комиссар подтвердил:

– Похоже, что так. Окончательное заключение можно будет составить по результатам графологической экспертизы и по обработке оружия.

Радужное настроение своему начальнику испортил Небе, тихо доложивший, что объявился еще один свидетель. Отставной старик чиновник, который проживает этажом выше. В начале седьмого он видел двух неизвестных молодых людей, выходивших из квартиры депутата.

Создавшуюся ситуацию требовалось обдумать. Выгнав из кабинета покойного оперативников, шеф полиции решительно снял трубку телефона.

Приемная министра ответила мгновенно. Далюге коротко доложил ситуацию, испрашивая дальнейших распоряжений. Голос Геринга был бодрым и благодушным:

– Мой дорогой Курт, вы прекрасно понимаете, что на таком посту, как ваш, все дела имеют политическое значение.

– Так точно, господин рсйхсминистр!

– Вы очень разумно поступили, позвонив мне. И вот что я думаю. В то время как наша партия и немецкий народ напрягают все силы в борьбе за великое будущее, такие вот оберфорены вставляют нам палки в колеса. Это обличает в них врагов национал-социалистической революции. Вам надлежит действовать в соответствии с декретом президента «О защите народа и государства» от 28 февраля сего года. А я немедленно доложу об этом самоубийстве фюреру.

Как приятно не брать на себя никакой ответственности! И при этом делать то, чего ждет от тебя начальство. Без ложной скромности Далюге подумал, что очень может быть, на его петлицах в скором времени появится еще один серебряный кубик. Подозвав Небе, группенфюрер приказал запустить в квартиру журналистов и сообщить им официальную версию. Начальник крипо, отнюдь не симпатизировавший германской народной партии, к которой при жизни принадлежал депутат Оберфорен, стал спокойно и обстоятельно отвечать на вопросы представителей прессы. Он уже видел свое фото на первых страницах всех крупных газет страны.

Далее информация о смерти Оберфорена быстро пошла по инстанциям. К фюреру она поступила в момент ежедневного совещания с министром экономики. Настроение у Гитлера сразу поднялось. Этот негодяй, выступивший со своим более чем компрометирующим меморандумом в канун мартовских выборов, доставил новому канцлеру Германии немало неприятных минут.

– Тем лучше, – сказал фюрер Герингу, – он избавил нас от хлопот по воспитанию его в национальном духе и от расходов на содержание в концлагере.

Министр внутренних дел почтительно засмеялся.

Гитлер положил трубку и возобновил прерванную беседу с Шахтом. Первоначально он прочил на этот самый ответственный пост своего старого спонсора Фрица Тиссена. Но у того и без министерского портфеля был хлопот полон рот. В качестве вознаграждения за оказанные делу революции услуги Тиссен прежде всего дал по рукам своему конкуренту Флику и завладел контрольным пакетом акций Стального объединения. Затем «попросил» из руководства двух мощных предпринимательских ассоциаций Западной Германии («Союза работодателей Северо-Запада» и «Союза защиты хозяйственных интересов Рейнско-Вестфальской области») их председателей, которые недостаточно прониклись духом национал-социализма. И естественно, сел на оба освободившихся стула. Теперь Тиссен занимался тем, что ставил по стойке «смирно» гауляйтеров западных областей. Эти проблемы не позволяли сосредоточиться на деле возрождения немецкой экономики, о чем он честно заявил фюреру.

Отметив про себя политическую близорукость камрада Тиссена, Гитлер решил оставить его в номинальной должности члена экономического совета при фюрере. У него был другой человек, жаждавший великих дел. Так Ялмар Шахт, помимо председателя Рейхсбанка, стал еще и министром экономики.

Типичный финансист кайзеровской школы, Шахт всячески подчеркивал свою приверженность традиционным имперским устоям. Его костюм со стоячим воротничком, из которого торчала длинная и тощая шея, вышел из моды еще до избрания Гинденбурга на первый срок. Старомодное пенсне делало министра экономики похожим на карикатурного пруссака. Но при всем своем внешнем комизме Шахт обладал железной волей, колоссальным самомнением и не раз доводил фюрера до белого каления.

Вот и сейчас министр экономики со свойственным ему высокомерием критически высказался о партийной программе создания работ. Он утверждал, что триумфальные реляции гауляйтеров Восточной Пруссии насчет победы над безработицей есть настоящее большевистское очковтирательство. К тому же убыточное для государственной казны.

Гитлер вскипел;

– Мне наплевать, сколько это будет стоить! На политике мы не экономим. Борьба с безработицей – стратегический вопрос. Немецкий народ больше не может существовать в состоянии голода и нищеты. Национал-социализм тем и отличается от веймарской плутократии, что мы не обещаем. Мы делаем!

– Мой фюрер, – возразил Шахт, – вы сами говорили, что главными показателями деятельности хозяйства являются прибыльность и рентабельность.

Гитлер промолчал. Министр экономики упрямй гнул свою линию:

– В Померании на осушение болот направлено 80 тысяч безработных, которые получают полторы марки в день. Эти деньги выплачиваются из дотационных сумм, то есть из государственного бюджета. Между тем осушенные территории никак не используются. Да и не могут быть использованы в силу крайне низкой плодородности почв в Померании. Одна только эта затея обходится казне в три миллиона шестьсот тысяч марок ежемесячно.

Гитлер угрюмо слушал. Приблизительно то же самое говорил министр народного хозяйства Шмидт. А что делать? Ждать улучшения положения на мировом рынке и подъема биржевых курсов? Но, во-первых, Гитлер был сторонником автаркии, и. во-вторых, выборы 5 марта дали партии всего лишь 48% голосов. Завоевать популярность во всех слоях немецкого народа можно, только быстро решив проблему безработицы. Любыми средствами. Политика всегда стоит на первом месте. В какие бы миллиарды это ни влетело.

Словно поняв мысли фюрера. Шахт заговорил о проблеме "воздушных денег». Количество денежной массы, отпущенной в виде дотаций и субсидий Рейхсбанком на искусственное "создание работ», достигло критической цифры. В свое время еще правительство Брюнинга стало зачинателем этой традиции очень простых решений, включило денежный станок и нашлепало пустых казначейских билетов на сумму 135 миллионов марок. В пору своего канцлерства фон Папен добавил в оборот еще 70 воздушных миллионов. И, кроме того, выпустил налоговых облигаций на 800 миллионов. Своеобразный рекорд поставил Курт фон Шляйхер, который за 70 дней пребывания у власти напечатал 400 миллионов марок. И вот теперь правительство национал-социалистов вместо того, чтобы учесть этот печальный опыт, выступило, с ведома статс-секретаря министерства финансов Рейнхарда, с намерением осуществить эмиссию еще 1 миллиарда марок. Все эти деньги уйдут в ту же черную дыру «создания работ». Итого: в обороте находится почти 4 миллиарда воздушных марок.

– Мой фюрер, нам грозит новая гиперинфляция, как в начале двадцатых годов.

На это Гитлер ответил фразой, которая вошла в историю:

– Главной причиной стабильности нашей валюты являются концлагеря!

Шахт был вполне с этим согласен. Можно и таким способом удержать ситуацию. В национал-социалистическом государстве нет предела совершенству!

Работая на благо страны, министр экономики не забывал себя и своих друзей. От темы инфляции он плавно перешел к вопросу о принудительном картелировании. Эта идея, которую в сыром виде подал Тиссен, весьма органично вписывалась в декларируемую национал-социализмом концепцию государственного контроля за экономикой. Проект соответствующего закона должен был представить фюреру Шмидт, тоже свой человек, в недавнем прошлом гендиректор крупного страхового концерна. В законе предусматривалось предоставление имперскому министру народного хозяйства права организовывать в Добровольно-принудительном порядке либо запрещать создание новых картелей в различных отраслях промышленности, а также право распускать без судебного решения действующие картели. Все это сулило совершенно фантастические перспективы давления на конкурентов, немыслимые при гнилом веймарском либерализме.

Шахт должен был аккуратно прощупать почву. Вопреки ожиданиям, фюрер с легкостью согласился на эту непопулярную меру. Он увидел в этом усиление личной власти. Решив ковать железо, пока оно горячо, министр экономики попросил убрать куда-нибудь подальше обергруппенфюрера СА Отто Вагенера, которому хотелось сидеть в правлении Имперского союза промышленников наравне с самим Круппом.

Фюрер снова вспылил;

– От вас я только и слышу: «Вагенер», «Вагенер»! Он мой старый боевой товарищ!

– Да, мой фюрер, – согласился Шахт, – именно боевой. К сожалению, в вопросах экономики он смыслит столь же мало, как и Федер.

Это был тонкий намек на соответствующие обстоятельства. Старый боец и один из идейных вдохновителей партии Готфрид Федер попортил немало крови банкирам и землевладельцам своими требованиями отмены ссудного процента и раздачи помещичьих земель крестьянам. Но от него успешно избавились в первый же месяц пребывания Гитлера у власти. Однако сразу появилась новая головная боль – Вагенер, буквально воспринимавший партийную программу «сословной перестройки». Еще один идеалист, куда более опасный.

Гитлер заупрямился. Но Шахт успел хорошо изучить характер фюрера. Он чувствовал, что решение этого вопроса возможно по принципу: капля и камень долбит. Сегодня министр экономики скажет, что Вагенер самочинно вмешивается в его работу, завтра Шмидт пожалуется, что тот превышает свои полномочия, а послезавтра Геринг намекнет фюреру насчет тайных связей Вагенера с большевиками и коммунистами. Гитлер – человек взбалмошный, эмоциональный и импульсивный. Кроме того, он никому не доверяет до конца. На этом и можно будет сыграть.

Шахт вдруг вспомнил недавний разговор со стариком Круппом. Они тайно обсуждали, каким образом возможно опутать фюрера сетями финансовых обязательств. Благо в этих делах он разбирается слабо и не так трудно подсунуть ему какую-нибудь лакомую приманку на крючке. Тогда бизнес сможет прямо диктовать свою волю. Идея, ослепительная в своей простоте, пришла Шахту во время пикировки с фюрером. Сославшись на неотложные дела, министр экономики спешно покинул кабинет Гитлера.

Генрих Гиммлер пристально разглядывал со своего высокого места в президиуме присутствовавших в зале. И невольно ловил себя на мысли, что никогда еще в стенах мюнхенского Коричневого дома не бывало более странного собрания. Высокомерные офицеры из аристократических семейств, состоятельные бизнесмены, землевладельцы, известные университетские профессора, словом – представители всех тех категорий лиц, которых духовный наставник рейхсфюрера СС Рихард Дарре называл «прусским шлаком». Среди них не было ни одного национал-социалиста. Во избежание скандала пришлось даже временно убрать охранявших здание наглых штурмовиков и поставить на их место дисциплинированных эсэсовцев. А пригласил всех этих странных людей в баварскую партийную цитадель не кто иной, как сам Генрих Гиммлер.

Пока начальник штаба рейхсфюрера СС зачитывал приветственное обращение к собравшимся, шеф охранных отрядов с горечью размышлял о несбывшихся мечтах. Казалось бы, именно он, лично отвечавший за безопасность самого фюрера и так много сделавший для общей победы, должен занять достойное место в ряду вождей новой Германии. Но с ним обошлись в высшей степени несправедливо. После 30 января все старые бойцы получили власть в избытке. Лей отхватил профсоюзы, Геринг обзавелся министерским портфелем, и даже дурак Штрайхер стал гауляйтером огромной Франконии. А человек с такими заслугами, создавший самую надежную и боевую партийную организацию, прозябает в должности мюнхенского полицай-президента. Любой крейсляйтер имеет право приказывать ему. Здесь явно не обошлось без чьих-то интриг!

Но Гиммлер думал не только о себе. Численность охранных отрядов постоянно росла. Под командованием рейхсфюрера СС находилось более 50 тысяч человек Каждого требовалось одеть в достаточно дорогую эсэсовскую униформу, поставить на все виды довольствия, выплачивать жалованье, постоянно проводить боевую подготовку. Для этого необходимо создавать и расширять сеть учебных центров, штабов, казарм, полигонов. Однако существовали еще и политические задачи СС. Их выполнение подразумевало организацию собственных средств пропаганды и массовой информации, специальных культурных учреждений, разработку затратных воспитательных программ. И все это расходы, расходы, расходы…

Между тем административно-хозяйственный отдел штаба СС забрасывал своего шефа финансовыми требованиями. В отчаянии Гиммлер решил напомнить фюреру о своем существовании. В Берлин по каналам службы безопасности рейхсфюрера СС потоком пошли сообщения следующего содержания:

«Сотрудниками отдела безопасности СС арестован граф Арко Велли, член монархической террористической организации, готовивший покушение на рейхсканцлера Адольфа Гитлера».

«Арестована группа агентов большевистской разведки, намеревавшихся совершить террористический акт в отношении фюрера. Арестованные показали, что собирались заложить взрывное устройство у памятника Рихарду Вагнеру, где должен был проезжать кортеж главы рейха».

«По сообщениям нашей агентуры из Швейцарии, бежавшие с территории рейха коммунисты организовали в Цюрихе подпольный штаб «красных бригад». Коммунистические боевики планируют целый ряд покушений на фюрера Адольфа Гитлера и других государственных деятелей рейха».

Общеизвестно, что самый страшный враг – это враг выдуманный. Изобретенные эсэсовской спецслужбой террористы давили на воображение фюрера. Гитлер трусил, но денег Гиммлеру не давал. Все, чего удалось добиться этой кампанией устрашения горячо любимого фюрера, – приказа на формирование лейбштандарта. Уже в апреле 1933 года первые 120 специально отобранных эсэсовцев сменили солдат рейхсвера на постах в имперской канцелярии. Результатом стало появление в СС выскочки Зеппа Дитриха, который, сидя в Берлине, откровенно поплевывал на поступавшие из провинциального Мюнхена приказы своего непосредственного начальника. Одной проблемой стало больше.

Под осторожные аплодисменты скептически настроенных слушателей начальник штаба пригласил рейхсфюрера СС. Четким командирским движением одернув ладно пригнанную форму, Гиммлер поднялся на трибуну. Он прекрасно понимал: перед ним сидят люди, которые не верят в национал-социализм и не разделяют его взглядов. Предстояло найти слова, способные превратить противников в союзников. Это был старт задуманной рейхсфюрером СС грандиозной пропагандистской акции, которая могла быстро принести столь необходимые дивиденды;

Вопреки ожиданиям публики, Гиммлер не стал читать нацистскую нотацию. Он говорил о вещах, совершенно конкретных и неангажированных. Революция не может продолжаться бесконечно. Теперь, когда угроза большевизма и либеральный хаос отошли в прошлое, наступила пора созидания. Да, в партии есть отдельные лица, настроенные излишне радикально. Но он, Генрих Гиммлер, не причисляет себя к таковым. Его заветная мечта – образовать в новой Германии новую элиту, которая станет квинтэссенцией всех созидательных и творческих сил немецкого народа.

– Ни одно государство не может существовать без элиты, – подчеркнул Гиммлер. – В национал-социалистической Германии такой элитой становятся СС. Но мы сможем выполнить свои амбициозные задачи только в том случае, если сможем сделать так, чтобы каждому члену СС была присуща солдатская честь и верность. Он должен обладать высокой культурой и благородством немецкого дворянства, светлым умом мыслителя, созидательной энергией делового человека, основанной на расовом превосходстве германцев с учетом требований нашего времени, поэтому двери рыцарского ордена СС широко открыты для всех кто дорожит своей честью и честью нашего великого Отечества!

При всех своих недостатках, в том числе неказистой внешности, рейхсфюрер СС обладал несомненными пропагандистскими способностями. В его речи содержался полный набор ментально-психологических уловок, которые нашли ясно видимый отклик в целевой аудитории. Кто из аристократов, денежных мешков или умников с научными степенями не считает себя лучше других? В упаковке из изящной, высокопатриотичной словесности Гиммлер прямо предложил им всем полное удовлетворение тщеславия, честолюбия и прочих дорогостоящих желаний пангерманского эго. Результат был налицо – сразу после завершения официальной части мероприятия большинство приглашенных подали заявления о приеме в СС.

Этот первый успех воодушевил Гиммлера. Ему единственному из всех партийных руководителей действительно удалось реализовать нацистскую концепцию «единого народа». На той памятной встрече в Коричневом доме был заложен фундамент эсэсовской корпорации, которая обладала неисчерпаемым патерналистским ресурсом. Как все просто! Ведь желание ощущать свое превосходство и сверху поплевывать на всех остальных одинаково притягательно для выходца из любого сословия. Будь то граф или простой трудящийся.

Начальник службы безопасности СС оберфюрер Рейнгард Гейдрих отдыхал после нелегкого рабочего дня. Развалившись на диване в номере отеля, владелец которого был человеком без комплексов, он наблюдал за резвившимися прямо на полу двумя девицами. Поглаживая и покусывая друг дружку, они с нарочитой неторопливостью освобождались от одежды. Время от времени искусительницы бросали в сторону оберфюрера призывные взгляды. Но тот не торопился.

Еще в бытность свою морским офицером Гейдрих был известен в кругу сослуживцев как человек с весьма разносторонними увлечениями. Он успешно занимался пятиборьем. На хорошем уровне боксировал на любительском ринге. Был отменным фехтовальщиком. Метко стрелял из всех видов оружия. Не был лишен тяги к прекрасному. На офицерских светских мероприятиях его неизменно приглашали сыграть что-нибудь душевное на скрипке. Игра Геидриха одинаково зачаровывала всех, вплоть до задубевших на службе капитанов цур зее.

Однако у молодого офицера было еще одно, далеко не безобидное хобби. Он стишком увлекался девочками из всемирно знаменитого гамбургского злачного квартала Сант-Паули. Причем его притягивали такие изощренные «забавы», как садомазохизм. До поры до времени все эти компрометирующие развлечения сходили Гейдриху с рук. Но в один прекрасный день он стал фигурантом сексуального скандала, в котором оказалась замешана дама из приличной семьи. Пришлось выйти в отставку в самом расцвете лет и карьеры. Помыкавшись некоторое время на гражданке, Гейдрих вступил в СС, где у него неожиданно проявились большие способности к делу тайного сыска. Такие люди были особенно нужны набиравшим силу охранным отрядам.

Карьера Рейнгарда Гейдриха на новом месте службы складывалась намного успешнее. Всего за год он проскочил пять иерархических ступеней, от оберштурмфюрера до оберфюрера, звания, по эсэсовским понятиям, соответствовавшего генерал-майору рейхсвера. Он стал заместителем и правой рукой Гиммлера. Именно Гейдрих дирижировал кампанией по «разоблачению террористов», которая оказала устрашающее воздействие на фюрера. Правда, этот первый блин вышел комом, но приобретенный опыт мог определенно пригодиться в будущем. Шеф эсэсовской спецслужбы даже сделал попытку восстановить моральный облик, женившись на очаровательной и умной женщине из почтенного семейства. Но вскоре с удивлением заметил, что его снова потянуло на свет красных фонарей. В Мюнхене, городе, более благопристойном по сравнению с Гамбургом, все же нашлись раскованные свободные девушки, готовые оказать необходимые услуги заместителю рейхсфюрера СС.

Резкий звонок стоявшего на ночном столике телефона вернул Гейдриха из мира фантазий в реальность. Владелец отеля смущенно извинился и сказал, что какой-то господин Мейзингер, вооруженный револьвером, ждет на улице по срочному делу. Оберфюрер молча положил трубку и оттолкнул ногой ластившуюся к нему проститутку. Быстро оделся. Внизу бросил испуганному содержателю две сотенные банкноты. Здоровенный охранник с разбитым лицом отшатнулся, уступая дорогу.

На улице ждала машина с открытой дверцей. В темном салоне тлел огонек сигареты. Поудобнее устроившись на заднем сиденье, Гейдрих скомандовал:

– Марш!

Автомобиль резко взял с места. Сидевший за рулем эсэсовец знал, что шеф любит быструю езду, и потому выжимал педаль газа до упора. Гейдрих недовольно произнес

– Зепп, ты что, не можешь держать себя в руках? 1

– Эта еврейская свинья не хотела слушать, что ей приказывают, – объяснил сидевший рядом человек.

– Разве он еврей?

– Все сутенеры – еврейские свиньи!

В голосе человека прозвучала непоколебимая убежденность. Гейдрих хмыкнул, но не возразил.

Унтерштурмфюрер СС Йозеф Мейзингер наряду с такими людьми, как Генрих Мюллер и Франц Хубер, принадлежал к перманентно усиливавшей свое влияние в эсэсовских спецслужбах группе выдвиженцев Гейдриха. Он относился к породе прирожденных полицейских волков. При демократах он был одним из лучших в Баварии комиссаров криминальной полиции. По логике, таким, как Мейзингер, верой и правдой служившим веймарской плутократии, не было места в органах безопасности национал-социалистического государства. В период чистки полицейского аппарата его имя неизбежно внесли в черный список. Но Гейдрих своей личной властью взял под защиту Мейзингера и всех остальных. Он предоставил им возможность дальше заниматься любимым делом (причем в более широких масштабах), вопреки возражениям местного партийного руководства. Вскоре этим профессионалам сыска предстояло стать ключевыми фигурами в обновленной службе безопасности – СД.

Мейзингер был в курсе тайных страстей своего начальника, но в его отношении к нему это ничего не меняло. Как профессионалы, они отлично срабатывались и с полуслова друг друга понимали, о свою очередь Гейдрих посвящал подчиненного в такие дела, о которых посторонним знать не полагалось.

– Ну что там у тебя, Зепп?

Мейзингер выбросил окурок в окно и сквозь зубы процедил:

– У нас проблема с коричневыми бандитами. На этот раз серьезная.

– Так в чем дело? Поножовщина?

– Хуже. До стрельбы дошло.

– Кто-то пошел на «консервы»?

– Пока нет.

– Пока?

Гейдрих неожиданно засмеялся. Улыбка была удивительно не к месту на его асимметричном, плоском лице с близко посаженными глазами и выдающимся большим носом. Этот нос служил мишенью для злословия недругов оберфюрера среди партийных и эсэсовских чиновников, которые между собой говорили, что с бабушкой Гейдриха однажды неудачно побаловался богатый еврей.

Суть проблемы, о которой докладывал Мейзингер своему шефу, сводилась не только к постоянно усиливавшейся вражде между штурмовиками и эсэсовцами. В Германии 1933 года, все еще не оправившейся от кризиса, во всех слоях немецкого общества ощущалась острая нехватка наличных денег. Но особенно остро ее переживали в СА. Ведь штурмовиков было три миллиона. А власть и привилегии достались только нескольким сотням. Конечно, в период унификации фюрер позаботился насчет благодарности за проделанную СА работу. Поскольку каждый второй штурмовик в прошлом был безработным, сотни тысяч "марксистов* и других врагов национал-социализма выбрасывались на улицу с целью освободить места для верных бойцов партии. Но за годы пребывания в СА многие перерождались. Они чувствовали себя победителями и уже не хотели всю оставшуюся жизнь вкалывать на заводах за двести марок в месяц.

Как обзавестись солидными деньгами посреди всеобщей нищеты? Честный бюргерский труд – занятие неблагодарное. Общеизвестна история «диких концлагерей» и беспредела штурмовиков в первые месяцы пребывания Гитлера у власти. Однако в застенках СА можно было не только расправляться с политическими противниками, но и делать на этом деньги. Представьте себе некоего предпринимателя средней руки, который до 30 января 1933 года состоял в одной из общественных организаций социал-демократической партии, тогда – правящей. И об этом знали все соседи или знакомые, в том числе относившие себя к сторонникам нацистов. Вот нацисты пришли к власти, они разгоняют все партии, беспощадно расправляясь с особенно ненавистными им коммунистами и демократами. А вошедшие в силу штурмовые отряды весьма озабочены изысканием дополнительных финансовых средств на свои широкие расходы. Так с кого же взять, как не со всяких. демократов, которые довели великую страну до полного разорения?

Возник весьма прибыльный бизнес. Засоренность СА уголовниками, опытными в подобных делах, тому способствовала. Естественно, командный состав не мог остаться в стороне и покрывал подчиненных. Внушаемый штурмовиками страх был так велик, что даже не приходилось похищать коммерсанта, пристегивать его наручниками к батарее и выбивать деньги с помощью ударов дубинками по почкам. Ограничивались простым наездом. Самые догадливые командиры штурмовиков взимали с бизнесменов регулярную дань.

Нигде коричневые банды не встречали сопротивления. За исключением Баварии, поскольку там располагалась самая сильная территориальная организация СС. Оберфюреру СС Рейнгарду Гейдриху пришла в голову блестящая мысль предоставлять крыши затерроризированным штурмовиками коммерсантам. Тем более что устав «Черного ордена» позволял заниматься этим совершенно легально. Ведь еще в 1932 году рейхсфюрер СС изобрел специальный статус сочувствующего для лиц, желавших оказать моральную и материальную поддержку его организации

Все дальнейшее было просто и красиво. Коммерсанта с социал-демократическим прошлым вносили в список сочувствующих. В его офисе появлялись здоровенные охранники в черной униформе, отпугивавшие коричневых рэкетиров. Официально коммерсант выплачивал соответствующие взносы, а неофициально отстегивал определенный процент с прибыли фирмы за охранные услуги. Покровительство Гейдриха распространялось даже на состоятельных евреев. Рейхсфюрера СС, известного своей крайней щепетильностью в отношении денег, негласно решили в эти дела не вмешивать.

Обычно все проходило гладко. Штурмовики предпочитали избегать силовых разборок с эсэсовцами. Но иногда случались накладки. В особо тяжелых случаях молодцам Гейдриха приходилось беспокоить шефа. В секторе, за который отвечал унтерштурмфюрер Мейзингер, имел место именно такой случай: группа шурмовиков пыталась поджечь офис, охране пришлось открыть огонь, после короткой перестрелки нападавшие убрались, пригрозив явиться с подкреплением.

Гейдрих опередил конкурентов буквально на считаные минуты. К зданию подъехали два полуторатонных грузовика с вооруженными бойцами СА.

– Эй, черная сволота, сейчас покрошим вас! – донесся с улицы предупреждающий выкрик. Медлить было опасно. Гейдрих поспешил навстречу штурмовикам.

– Хайль Гитлер, камрады! Я оберфюрер СС Гейдрих, хочу поговорить с вашим командиром.

При виде чиновного эсэсовца штурмовики смутились. Из кабины переднего грузовика выпрыгнул человек с петлицами оберштурмбаннфюрера. Гейдрих узнал его. Это был Ресслер, подручный заместителя начальника окружного штаба СА группенфюрера Шмидта.

Разговор шел на повышенных тонах. Только угроза официального разбирательства по инстанции подействовала на командира штурмовиков. Грязно выругавшись, он приказал своим людям возвращаться в казармы.

Гейдрих выглядел спокойным. Только потемневшие от ярости глаза выдавали его подлинное внутреннее состояние. С «коричневой чумой» пора кончать! Тем более до Гейдриха доходили слухи, что сам фюрер недоволен разгулом штурмовиков. А кто может заменить этих бандитов? Только партийная гвардия – СС!

10 июля 1933 года крупный бизнес отмечал свою самую значимую победу над коричневыми революционерами. В этот день Гитлер отправил в отставку рейхскомиссара экономики обергруппенфюрера ОА Отто Багенера. Его смелые планы «перехода прав собственности к национально ориентированным владельцам» и создания «единого экономического сословия», в котором работяги с заводов должны были иметь равные права с бизнесменами, нервировали всех здравомыслящих деловых людей.

Олигархи считали Вагенера перебежчиком. Им было известно, что он происходил из семьи фабрикантов и в свое время сам занимался бизнесом. Если ты неудачник, нечего учить людей, которые умеют делать дело! Крупные промышленники были возмущены тем, что фюрер до прихода к власти держал разработанную Вагенером программу в тайне. Знай они об этом заранее, громиле из СА ни за что не удалось бы наворотить дел в и без того дышавшей на ладан экономике.

С самого первого дня пребывания в должности рейхскомиссара Вагенер вел себя вызывающе. Во главе отряда штурмовиков он дерзнул ворваться в святая святых делового мира – резиденцию «Имперского союза промышленников». Он осмелился спорить с самим Круппом! Его заместители Меллер и фон Люкке без конца вмешивались в дела крупных предприятий и подстрекали рабочих к сопротивлению хозяевам. Не единожды солидные, всеми уважаемые деловые люди намекали фюреру на необходимость обуздания этого дезорганизатора. Гитлер отмалчивался или возражал. В итоге длительной напряженной борьбы Шахт предложил беспроигрышный вариант – деньги в обмен на Вагенера. Крупп фон Болен назвал это гениальным решением.

Ялмар Шахт прекрасно помнил, что первый вопрос фюрера к нему после назначения председателем Рейхсбанка звучал так «Где взять денег?». Деньги требовались немедленно, на «создание работ», на достройку трех «карманных линкоров» типа «Дойчланд» и самое главное – на реализацию программы вооружений для развертывавшейся миллионной армии. Все это невозможно было сделать с помощью эмиссии воздушных денег. А отказ правительства рейха платить по веймарским долгам и некоторые антиеврейские мероприятия исключали надежду на получение кредитов в западных банках. С учетом всех этих негативных факторов Шахт предложил коллегам по бизнесу план создания гигантской финансовой пирамиды. Сразу возник вопрос, клюнет ли на это Гитлер. «А куда он денется?» – со свойственной ему железной логикой ответил председатель Рейхсбанка.

По плану Шахта, несколько крупных концернов (Крупп, Сименс, Рейнметалл) учреждали Металлургическое исследовательское общество (МЕФО) – посредническую структуру между промышленниками и правительством. Рейхсбанк гарантировал исполнение всех обязательств по ценным бумагам МЕФО, принимая его векселя, которые служили для рейха средством платежей за военные поставки. По этой простой, но в то же время изящной схеме фюрер становился личным должником крупного бизнеса и в перспективе трех-четырех лет оказывался по уши в долгах. При таком раскладе он должен был либо выполнять требования своих кредиторов, либо вылететь в трубу. Вот с такими предложениями главный экономист рейха направился к своему фюреру, который все еще безгранично ему доверял.

Как и предвидел Шахт, Гитлер пришел в восторг. Мысливший в категориях тысячелетий, он редко задумывался над завтрашним днем.

– Прекрасно! – воскликнул фюрер, просматривая заготовленные документы. Шахт усмехался про себя. Рейхсканцлер, вероятно, уже видел колонны танков, закрывающие небо армады самолетов и миллионы марширующих солдат. Министр резко выдернул его из мира приятных грез:

– Мой фюрер, есть одно препятствие…

В глазах Гитлера мгновенно полыхнула ярость. Он всегда выходил-из себя в доли секунды.

– Вагенер, – твердо произнес Шахт, – больше откладывать нельзя. Руководители всех концернов, желающие выступить учредителями МЕФО, едины в своем мнении о невозможности конструктивного диалога с этим человеком.

– Фройляйн Юнг!

В кабинете появилась секретарша Гитлера с неизменным блокнотом в руке.

– Подготовьте приказ об отстранении Отто Вагенера от занимаемой должности рейхскомиссара экономики.

– Да, мой фюрер!

Гитлер некоторое время молчал, пытаясь успокоиться. Затем тихо спросил:

– Каково ваше мнение о проекте Геринга относительно организации государственного металлургического концерна?

– Отрицательное, мой фюрер. Рейхсмаршал планирует использование в производстве немецких железных руд с крайне низким содержанием металла. Я сомневаюсь, что такое производство будет рентабельным.

– Хорошо, мы еще вернемся к этому вопросу, – снова начиная закипать, прорычал Гитлер. У него складывалось впечатление, что все окружающие его люди – болваны и жалкие эгоисты. Совершенно очевидно, что в ходе будущей войны немецкой экономике предстоит какое-то время работать в полной изоляции. Запасов стратегического сырья нет. Нет мощного флота, способного прорвать блокаду. Вот о чем надо думать! Но люди, облеченные его доверием, без конца занимаются сведением счетов. Сейчас Шахт сцепится с Герингом. Сам рейхсмаршал на ножах с Гессом. А еще Рем с его безумно навязчивой идеей народной армии. Как не хватает рядом безгранично преданного человека! Вот только где его найти?

Глава 2 СОЮЗ ДРУЗЕЙ РЕЙХСФЮРЕРА СС

28 февраля 1934 года в центре внимания германских средств массовой информации оказалась встреча на высшем уровне в штаб-квартире СА на Штандартенштрассе. По такому случаю в Берлин были вызваны все группенфюреры – начальники окружных штабов и территориальных организаций коричневой армии. Главной интригой этого мероприятия стало присутствие командования рейхсвера. Кроме того, информационные агентства сообщали, что встреча состоялась по инициативе самого фюрера.

Генералитет был представлен в полном составе. Помимо военного министра фон Бломберга и его заместителя Гаммарштейна, в штаб-квартиру СА прибыли начальник аппарата военного министерства фон Райхенау, главком сухопутных войск фон Фрич, начальник Генерального штаба Людвиг Бек и другие высокопоставленные руководители вооруженных сил. Впервые фюреры СА и армейская верхушка собрались под одной крышей. Командиры штурмовиков заметно нервничали. Они понимали: назревал решительный поворот в судьбе каждого из них.

Генералы и штурмовики разместились в обширном банкетном зале. Специально для создания более неформальной атмосферы был приготовлен фуршет. Вот в зал впорхнул хорошенький, как куколка, адъютант Рема граф фон Шпрети и взволнованно объявил о прибытии фюрера. Все встали. Приветствуя фюрера, штурмовики выбрасывали руки вверх, тогда как генералы прикладывали ладони к виску – противоречивая природа обеих силовых структур проявлялась даже в мелочах. Начальник штаба СА и военный министр вышли встречать главу государства.

Гитлер был в превосходном настроении. Накануне он вернулся с торжественного открытия строительства очередного автобана, где вновь блеснул ораторским искусством. Фюрер с удовольствием вспоминал бурю энтузиазма, поднятую его эмоциональной речью в рядах забитых, изможденных голодом и холодом рабочих. Фотографии главы рейха с лопатой в руках обошли все газеты страны. Порадовал и руководивший строительством рейхскомиссар Фриц Тодт своим рассказом о том, как люди с благоговением разобрали на сувениры нарытую фюрером землю. Такие проявления патриотических чувств народа позволяют руководителю государства ощущать себя счастливым человеком.

С милостивой улыбкой пожав руки Бломбергу и Рему, фюрер распорядился начинать. Хлопнули пробки бутылок. Присутствовавшие в качестве паблисити корреспонденты «Ангриффа» и «Фолькишер беобахтер» заскрипели перьями по рабочим блокнотам, отмечая подчеркнуто товарищеский характер мероприятия. Чокаясь с военным министром, Рем изо всех сил имитировал на круглом, мясистом лице выражение радушия.

Как обычно, Гитлер пожелал произнести речь. «Говорит фюрер!» – отмечали в блокнотах журналисты, не забывая присовокупить обязательный знак восклицания. «Сегодня мы все собрались здесь, чтобы продемонстрировать сомневающимся и маловерам наше солдатское единение… Мы все служим Германии, у всех у нас одна цель – благо Германии… Мы не сможем оправдать надежд немецкого народа, если будем поддаваться сиюминутным интересам и эгоистическим настроениям… Ибо в нашем национал-социалистическом государстве не интересы отдельной личности имеют значение, но только интересы рейха… (Аплодисменты.) Наша сила – в верности традициям фронтового товарищества… Мы все – солдаты, находящиеся в одном окопе. Одна плоть, одна кровь… (Бурные аплодисменты.) Так поклянемся же стоять нерушимо, плечом к плечу, в будущих битвах, как это делали мы все годы мировой войны, покрыв себя неувядаемой славой на полях великих сражений. Да здравствует доблестный немецкий солдат, да здравствует Германия!…»

Подыгрывая фюреру, Бломберг и затем Рем выступили с ответными короткими речами. Они обещали уладить все имеющиеся между ними недоразумения. Гитлер одобрительно кивал. «Недоразумений» накопилось столько, что потребовалось его прямое вмешательство.

Отчасти фюрер был виноват в этом сам. Надо сказать, что СА создавались во исполнение провозглашенного им лозунга: «Кто правит улицами, тот правит государством». Создавались как армия уличных бойцов, руками которых Гитлер в пору своей политической незрелости планировал захватить власть. Далее, на завершающем этапе борьбы, фюрер видел в штурмовиках инструмент личной власти. Причем неоднократно выяснялось, что инструмент этот довольно тяжел и норовит вывалиться из рук.

После 30 января – вполне легитимного и бескровного взятия власти – Гитлер не раз задавал себе вопрос: что делать с СА? Устроенная шурмовиками вакханалия насилия на улицах немецких городов показала фюреру, что СА стали неуправляемы и в каком-то смысле опасны для него.

Амбиции Эрнста Рема росли как на дрожжах. Для начала он расставил во всех землях группенфюреров СА как абсолютно самостоятельный институт власти. Проглотил «Стальной шлем», присоединив к своей армии еще миллион бойцов. Уже тогда его самоуправные действия вызывали беспокойство у некоторых людей из ближнего окружения фюрера, например у Геринга, который здорово обжегся при попытке использования штурмовиков в качестве вспомогательной полиции у себя в Пруссии. Но Гитлер проявил недальновидность, поддержав Рема в вопросе со «Стальным шлемом», так как у него не сложились отношения с серым кардиналом этой организации Альфредом Гутенбергом.

В считаные месяцы начальник штаба СА распоясался окончательно. Он прибрал к рукам функции пограничной охраны, тем самым вызвав неудовольствие армии. Затем потребовал подотчетности командующих военными округами начальникам окружных штабов СА, в результате чего нажил настоящих врагов в руководстве рейхсвера. Но в особую ярость привел весь генералитет проект формирования так называемой народной армии, на пост главнокомандующего которой Рем не видел иных претендентов, кроме себя. Рейхсверу по его проекту отводилась функция допризывной подготовки.

Казалось бы, куда еще оольше власти? К 1934 году у Рема под ружьем находилось четыре с половиной миллиона штурмовиков. Он – второй человек в партии и стране после фюрера. Но умерить дьявольское честолюбие нет сил. Начальник штаба СА вмешивается в дела армии, бизнеса и правительства. Его назначенцы создают в землях административный хаос, наступая на пятки гауляйтерам, полицай-президентам, генералам, даже командирам эсэсовских абшнитов. Со всех сторон Гитлеру твердят, что Рем опасен. Исподволь вызревающий конфликт между СА и рейхсвером заставляет его принять решение в духе немецкого сентиментализма: помирить противников за бокалом доброго вина.

К радости фюрера, Бломберг и Рем вели себя подобающим образом. Он-то считал, что обсуждать тут нечего. Армия должна остаться армией. Что касается штурмовых отрядов, они идеально подходят для выполнения задач допризывной подготовки. Их будущий статус – это стратегический резерв. Сходного мнения придерживались и военные, что лишний раз служило подтверждением полководческого гения фюрера. Гитлер официально заявил о своем решении, когда журналисты были выпровождены за дверь.

Рем почувствовал себя глубоко уязвленным. В конце концов, не кто-то там из армейского начальства, а именно он создал четырехмиллионную военную силу, которая была вполне сопоставима с рейхсвером времен империи. Но он промолчал и сделал все, что хотел от него Гитлер. С бокалами шампанского начальник штаба СА и военный министр пожали друг другу руки, после чего выпили в знак окончательного примирения.

Гитлер заторопился в Имперскую канцелярию. Его ждали другие государственные дела. Он посчитал, что проблема решена. После отъезда фюрера торжественный банкет принял форму обычной офицерской пьянки.

В сильнейшем раздражении Рем мешал коньяк с шампанским. И вот его понесло. Вслед покидавшим банкетный зал генералам он громко произнес:

– Мало ли что там сказал этот ефрейтор! Да он в военном деле ни черта не смыслит. Обойдемся без него. Если Гитлер против нас, СА выполнят свои задачи самостоятельно.

– Правильно, Эрнст!

Несколько расходившихся группенфюреров подхватили крамольные слова своего начальника. Они не скрывали недовольства. Все четырнадцать прошлых лет «кайзеровские вонючки» отсиживались по своим штабам и кабинетам, в то время как штурмовые отряды проливали кровь на передовой против красных и реакционеров. А теперь СА низвели до уровня новобранцев в угоду подлецам пруссакам!

– Безмозглые кайзеровские генералы просрали прошлую войну, – громыхал Рем, – и вот богемский ефрейтор снова сажает их на нашу шею!

Кто-то поддакивал, кто-то молчал, но обергруппенфюрер СА Виктор Лютце слушал пьяную ругань Рема с величайшим недоумением. Командующий армией штурмовиков, человек, пользующийся безграничным доверием Адольфа Гитлера, позволил себе громогласно назвать его «богемским ефрейтором»! Это прозвище дали фюреру злейшие враги – веймарские демократы.

От внезапного потрясения Лютце протрезвел. Что здесь происходит? Какой мерзостью окружил себя начальник штаба СА! Вот Эдмонд Хайнес, заместитель Рема. История его неуставных отношений с шефом давно выплыла на свет. Лютце хорошо помнил, как в 1932 году, прямо к выборам, в известной демократической газете были опубликованы интимные письма Хайнеса к Рему. Возможно, шеф не знает, что Хайнес изменяет ему со своим личным шофером. И после всего этого начальник штаба СА до сих пор держит такую свинью при себе! А куколка Шпрети? Обергруп-пенфюрер невольно сплюнул от отвращения.

С каким-то щекочущим нервы любопытством Лютце слушал угрозы Рема в адрес фюрера. Однако оборвать его не решался. Уйти, хлопнув дверью, тоже. Все остальные группенфюреры усиленно делали вид, что ничего особенного не случилось. Шайка предателей, подумал Лютце.

Еще неделю после скандального банкета в штаб-квартире его одолевали сомнения. Но чувство долга возобладало. В парадной форме, при всех орденах, с подробной докладной запиской Лютце предстал перед начальником партийной канцелярии Рудольфом Гессом. Ему казалось, что он спасает Отечество, партию и фюрера от страшной опасности в лице совершившего явное предательство Рема.

Гесс, выдвинутый Гитлером исключительно в силу личной преданности, имел номенклатурный статус заместителя фюрера. Вокруг этого человека в партии ходили разные слухи. Злые языки говорили, что он красит ногти на ногах и еще со времен отсидки в ландсбергской тюрьме стал для фюрера «фройляйн Гесс». Этим, мол, и объясняется столь горячая привязанность друг к другу Гитлера и его заместителя, Недруги вроде Геринга присвоили Гессу кличку Гусь за его длинную шею, по которой, как они утверждали, давно веревка плачет. Лютце был в курсе этих сплетен, но не очень им верил. Он знал, что во время войны Гесс летал на истребителе и сбил несколько английских самолетов. Таким людям женственность не свойственна.

Ознакомившись с докладной запиской, заместитель фюрера изменился в лице. «Не следует так серьезно воспринимать разговоры в крепко подвыпившей мужской компании, – заметил он. – Эрнст Рем – старейший член партии. Все прошедшие пятнадцать лет фюрер знал его только с лучшей стороны». Произнеся несколько назидательных слов о доверии партийных руководителей друг к другу, Гесс наотрез отказался докладывать обо всем этом фюреру.

Но Виктор Лютце был упорным человеком. Поставив перед собой цель, он не сворачивал с избранного пути и добился приема у самого Гитлера в Бертехсгардене.

Высокий темноволосый эсэсовец без стука вошел в кабинет Гейдриха. При виде рейхсфюрера СС на мгновение замешкался, но в следующую же секунду громко щелкнул каблуками и выбросил руку:

– Хайль Гитлер! Начальник Второго отдела СД штурмбаннфюрер Олендорф!

Гиммлер чуть заметно кивнул и оценивающе посмотрел на молодого офицера. Волевое, энергичное лицо, безукоризненный пробор, хорошая выправка. Гейдрих, наклонившись к уху рейхсфюрера, что-то негромко произнес.

– Да-да. Продолжайте.

– Ну, Отто, – фамильярно обратился к офицеру Гейдрих, – какие у тебя новости?

Немного суетливым движением Олендорф выдернул из папки нужную бумагу. Заинтересованный рейхсфюрер быстро пробежал глазами текст документа. Гейдрих жестом приказал; можешь докладывать.

– На 10 марта 1934 года обстановка следующая, – высоким командным голосом начал штурмбаннфюрер, – по линии реферата 2А наибольший процент негативных умонастроений отмечен, как и следовало ожидать, в рабочей среде. На промышленных объектах Мюнхена, Регенсбурга, Ландсгута, Ингольштадта наблюдались случаи марксистского брожения, проявления недовольства заработной платой и запретом на проведение забастовок. Женская часть работающих настроена более лояльно. Положительно воспринимаются мероприятия партийных властей по контролю за ценами и принимаемые организациями Трудового фронта меры по улучшению обстановки

на рабочих местах. Вместе с тем проводимая КДФ культурно-воспитательная работа недостаточно эффективна, посещаемость массовых мероприятий чуть больше пятидесяти процентов…

Олендорф сделал паузу и продолжил:

– В местах сбора среднего и ремесленно-мастерового сословия ведутся разговоры о том, что революция Гитлера выгодна только крупному бизнесу и генералам, что министры в Берлине пляшут под дудку промышленников. Явное недовольство ростом налогов. Подобные взгляды встречают сочувствие среди сотрудников аппарата НСХАГО, которые говорят, что наш фюрер устроил капитализм для своих еще похуже веймарского. Положительно воспринимаются правительственные меры по борьбе с безработицей…

Население сельской местности… (внимание Гиммлера возросло)…серьезная проблема недоверия к правительственной программе колонизации и закону «О наследственных дворах». Недовольство замораживанием цен. В разговорах часто с одобрением поминают прежнего министра народного хозяйства Гугенберга, который взвинчивал цены на мясо-молочные продукты.

– Да, – вдруг произнес рейхсфюрср, – с крестьянством нам еще работать и работать.

Гейдрих незаметно потер руки. Он хорошо знал это больное место своего начальника. В молодости Гиммлер серьезно увлекался идеями секты артаманов. С возрастом это увлечение приняло характер настоящей мании, фанатической веры в провозглашенную Дарре доктрину «крови и почвы». Немецкий крестьянин, в грезах рейхсфюрера существо полулегендарное. – воин и землепашец, становой хребет тысячелетнего рейха, на поверку обнаруживал одно лишь мещанство. Информация Олендорфа глубоко задела рейхсфюрера СС, что и требовалось его заместителю.

Доклад вырисовывал на удивление подробную картину общественного мнения и поступков людей.

Реферат 2В (расово-этнические вопросы): жители одного городка поставили перед домом часовщика, женатого на еврейке, виселицу с надписью «для жидовки». В другом городке жители требовали выселения из Германии цыган наравне с евреями.

Реферат 2В (германская культура): среди мюнхенских студентов ходят по рукам рукописные экземпляры книги Анри Барбюса «Огонь». В провинции большой успех имел новый немецкий фильм «Люди СА». Некий профессор публично раскритиковал выпущенную государственным издательством брошюру Эссера «Еврейская мировая чума».

Реферат 2D (немецкая экономика): члены потребительских обществ высказывают недовольство ростом производства эрзацев. Мюнхенские предприниматели открыто ропщут по поводу правительственных мер валютного контроля. На биржах труда растет число случаев предоставления престижной работы по блату.

Понизив голос, Олендорф перешел к самой щекотливой теме:

– «Черный фольклор». Зафиксировано широкое распространение нового пасквиля: «Истинный ариец должен быть блондином, как Гитлер, стройным, как Геринг, и целомудренным, как Рем».

Гейдрих громко расхохотался. Он не чувствовал ни малейшей скованности в присутствии шефа. Гиммлер укоризненно поджал губы.

– Это получше того, что я слышал на приеме у гауляйтера, – веселился Гейдрих, – там один аристократ назвал Геббельса высушенным арийцем.

Стоя навытяжку, Олендорф изо всех сил сдерживал желание улыбнуться. Присутствие рейхсфюрера обязывало соблюдать уставные формальности. Зато Гейдрих мог себе позволить посмеяться и пошутить.

– Перестаньте, Рейнгард!

– Слушаюсь, господин рейхсфюрер.

Начальник эсэсовской спецслужбы придал своему лицу казенное выражение. Зная о крайнем тщеславии рейхсфюрера, он в обращении к нему всегда присовокуплял слово«господин». Для солидности. Хотя среди эсэсовцев это было не принято. Гиммлер, в свою очередь, смотрел сквозь пальцы на скандальные выходки своего заместителя. Ему был хорошо известен цинизм и презрение Гейдриха к любым авторитетам. Рейхсфюрер просил его не показывать свой характер на людях. Во всем остальном они прекрасно дополняли друг друга.

Олендорф попросил разрешения доложить обстановку в других землях, но рейхсфюрер махнул рукой: оставьте, я сам посмотрю. Офицер щелкнул каблуками, кивнул, четко повернулся через левое плечо. Продемонстрировав солдатскую выправку, Олендорф вышел.

– Ни одна разведка мира не имееттакой внутриполитической службы, – сказал Гейдрих.

Рейхсфюрер с иронией отметил про себя, что начальник службы безопасности влюблен в собственную идею. Поэтому не удержался от каверзного вопроса:

– А как насчет ГПУ? Насколько мне известно, большевики создали в России беспрецедентную систему тотального внутреннего контроля.

Гейдрих оживился. Разговор на профессиональную тему его интересовал.

– Есть огромная разница в методах. Большевизм воздействует на массы грубым террором. Мы, национал-социалисты, стремимся изучить подлинное мнение общества, постоянно контролируя эффективность нашей пропагандистской работы.

Гиммлер постучал пальцем по докладу Олендорфа:

– Я думаю, партийному бюро пропаганды без этой информации не обойтись. Скажите, Рейнгард, что из себя представляет этот штурмбаннфюрер?

Гейдрих дал краткую характеристику: чистокровный ариец, по образованию экономист, но, как человек идеалистического склада, с мамоной не в ладах, искренне верит в национал-социализм, в партии и СС с 1931 года. Разработанные им методики замеров общественного мнения не имеют аналогов в мире. Правда, оговорился Гейдрих, есть информация о некоем Джоне Гэллапе, американском профессоре, который занимается сходными исследованиями. Но его работы в фатерлянде не востребованы и не опробованы на практике. Поэтому Отто Олендорф вне конкуренции. Достоин выдвижения на вышестоящую должность.

Рейхсфюрер усмехнулся. Гейдрих был бы совсем неплох, если бы не его манера повсюду проталкивать своих людей. Пока ограничимся только повышением этого Олендорфа в звании. Да и самому Гейдриху надо бы добавить еще один дубовый лист на петлицы. Оберфюрер – это для него теперь слишком мелко.

В этом был весь Гиммлер с его руководящим принципом: «Поживем – увидим». Перноначально рейхсфюрер довольно прохладно отнесся к плану Гейдриха относительно создания новой, более мощной и всепроникающей службы безопасности СС. Как из опасения разгневать партийное руководство, так и ввиду недостатка финансовых средств. Но Гейдрих умел настаивать. Так, в январе 1934 года, пока еще неофициально, в недрах эсэсовской секретной службы зародилась экспериментальная организация – СД.

Рейхсфюрер отвел детищу Гейдриха отдельное крыло в здании полицай-президиума баварской земельной полиции. Благодаря исключительной энергии своего начальника территориальные отделы СД вскоре появились во всех эсэсовских абшнитах. Гейдрих лично отбирал дотоле никому не известных офицеров и даже унтер-офицеров на командные должности. Скажем, начальником СД Галлен-Мерзебурга был назначен Франц Зикс, находившийся в более чем скромном звании обершарфюрера СС (в 1940 году он, будучи уже бригадефюрером, возглавил VII Управление РСХА). Баварским отделом руководил вчерашний штатский, срочно произведенный в унтерштурмфюреры СС доктор юридических наук Вернер Бест. Верный своему безошибочному чутью, Гейдрих выдвигал людей по степени их профессионализма, а не по способности льстить и поддакивать руководству.

Следующим докладывал начальник Третьего отдела (секретная политическая полиция) гауптштурмфюрер СС Генрих Мюллер. Кто что делал, когда и как – так можно было вкратце определить выполняемые его службой задачи. Профессионал тайного сыска, полицейский до мозга костей, Мюллер определенно был на своем месте. Рейхсфюрер СС еще раз наглядно убедился в способности Гейдриха подбирать кадры. Под впечатлением доклада он сам предложил начальнику СД подготовить приказ о повышении Мюллера и снисходительно отнесся к черному пятну в анкетных данных. «Если бы все демократы были такие, как этот мы построили бы рейх еще в 1923 году!». Насчет отмеченного в партийной характеристике «болезненного тщеславия» Гиммлер заметил, что такая черта является признаком сильной личности.

К докладу руководителя Четвертого отдела, который занимался борьбой с преступностью, рейхсфюрер проявил мало интереса. Гиммлер был убежден, что в национал-социалистическом государстве уголовникам места нет. Но как дополнительный источник оперативной информации социальное дно может быть использовано в интересах рейха. Тем болен если, как предлагал Гейдрих, создать информационную сеть на всей территории Германии.

– Что вам сказать, Рейнгард? Я доволен проделанной вами работой. Несомненно, СД может стать самим надежным гарантом внутренней безопасности рейха. Но… – Гиммлер помрачнел. – Найдет ли напщ позиция в этом вопросе понимание руководства партии? Как вы знаете, рейхсмаршал Геринг занимается формированием в Пруссии аппарата собственной секретной службы. И я боюсь, что…

– Вот об этом я хотел с вами поговорить, – перебил Гсйдрих, – Сегодня получена важная информация от нашего человека в батальоне охраны резиденции фюрера.

Гиммлер напряженно слушал.

– Фюрер принял Виктора Лютце, командующего СА в Ганновере. Беседа длилась больше часа. Конечно, подробности неизвестны. Но 7 марта этот Лютце был в партийной канцелярии по тому же поводу. Он сообщил заместителю фюрера, что готовится путч штурмовиков. Во главе заговора стоит Рем с несколькими приближенными командирами округов.

– Этого не может быть!

Лицо рейхсфюрера СС стало белее мела. Гейдрих отрицательно покачал головой:

– Информация получена от абсолютно надежного источника в секретариате партии. По его словам, Гесс не поверил сообщению Лютце. Тогда тот заявил, что обратится непосредственно к фюреру.

– И что же фюрер?

– У меня нет сведений о принятии дополнительных мер безопасности или проведении служебного расследования. Похоже, фюрер слишком доверяет этому гомику.

Гиммлер вытер платком взмокший лоб:

– Такая информация нуждается в тщательнейшей проверке.

Геидрих молчал, давая возможность шефу выпустить пар. Рейхсфюрер относился к Рему с уважением, как солдат к солдату. Это простительная слабость -

все мы люди, все человеки. Однако в политике вечных друзей нет. Если Рем совершил серьезную ошибку, этим надо воспользоваться. Охранные отряды незаслуженно отодвинуты в тень. И не кем иным, как Ремом с его обнаглевшими штурмовиками.

Гейдрих все предусмотрел. Специально для рейхсфюрера он подготовил досье на начальника штаба СА и его окружение. Извлеченная из сейфа толстая папка с компроматом перешла в руки Гиммлера. Со все возрастающим ужасом потрясенный рейхсфюрер погрязал в куче грязного белья, собранного людьми Гейдриха.

Часто бывает так, что думаешь о человеке одно, а на самом деле он представляет совсем другое. Досье срывало маску с Эрнста Рема. Записанные слово в слово его изменнические речи на злополучном банкете в штаб-квартире СА шокировали Гиммлера. Информация о переговорах Рема с французским военным атташе служила доказательством намерения подорвать оборонную мощь Германии. Устроенные СА массовые беспорядки в первые месяцы правления Гитлера были явным признаком вызревающего в рядах штурмовиков сепаратизма. Кроме того, Рем оказался замешан в крупномасштабных хищениях бюджетных средств. Согласно закону «О преодолении безработицы» от 1 июня 1933 года, министерство финансов выделило 1 миллиард марок на программу создания работ. Часть этих денег была разворована различными должностными лицами. В частности, заместитель начальника штаба СА в Баварии группенфюрер Шмидт, используя партийные связи, присвоил 12 миллионов марок и половину этой суммы переправил в Берлин обергруппенфюреру СА Хайнесу.

Было от чего прийти в ужас! Гейдрих заметил, что шеф вполне созрел. Если СС, рассуждал он, предотвратят путч штурмовиков, то окажут неоценимую услугу фюреру и займут подобающее место в иерархии национал-социалистического государства. Гиммлер прямо спросил, каково соотношение фактов и версий в этом досье. Начальник СД задал встречный вопрос: господину рейхсфюреру угодно и дальше прозябать в Мюнхене? Гиммлер не нашелся, что ответить. Яркие огни Берлина давно манили его.

Гейдрих взял инициативу в свои руки. На столе появилась написанная от руки бумага, в которой содержалось около тридцати имен членов высшего командования СА. Первой в списке стояла фамилия Рема.

– Это заговорщики?

– Нет, господин рейхсфюрер. Это кандидаты на «мокрую чистку».

Гиммлер долго молчал.

– Неужели вы думаете, что… фюрер отдаст такой приказ?

– А вот это уже зависит от оперативности нашей работы, И потом не только мы одни заинтересованы в устранении Рема.

На рейхсфюрера СС словно столбняк нашел. Зная его нерешительность, Гейдрих докладывал о «ликвидации путча штурмовиков» так, как будто план был уже утвержден. Понемногу к Гиммлеру вернулось самообладание. Верный себе, он не сказал ни «да», ни «нет». Но твердо надумал прощупать почву через своих людей в партийных инстанциях.

Карл Краух прошел на прием к министру экономики вне очереди. Для такого человека двери всех министерских кабинетов Германии были всегда открыты.

– Ялмар, скажите мне по старой дружбе, что за человек этот Генрих Гиммлер?

Шахт внимательно посмотрел на председателя правления «И.Г. Фарбен» сквозь стекла старомодных очков. В деловом мире старой и новой Германии герр Краух славился своей пронырливостью. В умении держать нос по ветру мало кто мог составить ему конкуренцию. До сего дня Краух не проявлял особого интереса к скромной персоне рейхсфюрсра СС. Главный имперский банкир слишком хорошо знал его. Было ясно, что этот вопрос задан неспроста.

– Карл, может быть, вы тоже хотите мне кое-что сообщить? – мягко спросил Шахт. – Услуга за услугу. Я не просто проконсультирую вас, но и могу сделать нечто большее.

«Старый лис, – мелькнуло в голове Крауха, – так я и знал». Однако действовать в обход Шахта, который находился в непосредственной близости к фюреру, было рискованно и некорректно. Хочешь жить – умей делиться.

– Дело вот в чем, Ялмар, – медленно произнес глава концерна «И.Г.», – некоторое время назад я вел переговоры с представителем главного штаба СА о поставках краски и прочих материалов для проведения ремонтных работ в офисах окружных организаций. Контракт на довольно крупную сумму…

– Естественно, по льготным ценам, – краем губ улыбнулся Шахт.

– Естественно, – вздохнул его собеседник, – и вот вчера меня пригласил рсйхсмаршал Геринг и дал дружеский совет не ввязываться в это дело. Ничего конкретного, к сожалению, он не сказал, но намекнул, что это как-то связано с рейхсфюрером СС.

– Первый раз слышу.

Шахт явно заинтересовался. Но олигарх, считая, что дал больше, чем взял, не пожелал уточнять подробности. Понимая, что именно его интересует, министр стал рассказывать об общественно-политической деятельности Гиммлера и финансовых проблемах СС. Лицо Крауха было непроницаемо. Шахт так и не понял, намерен ли он действительно сменить крышу.

Дополнительную информацию к размышлению министр получил на докладе в Имперской канцелярии. В кабинете Гитлера внезапно появился Крупп фон Болен. Лидер немецких промышленников заявил, что далее невозможно терпеть грубое вмешательство Рема и других высокопоставленных штурмовиков в работу немецкой экономики. Программа вооружений может быть сорвана, так как «удельные князьки» СА подбивают рабочих на предприятиях к неповиновению собственникам, предъявляют администрации какие-то совершенно невыполнимые требования.

– Эти люди хотят установить что-то вроде большевизма, – сетовал Крупп, – с сапогами, но без мозгов. Конечно, дуть пиво и устраивать погромы на улицах намного приятнее, чем стоять за станком! Эти опасные взгляды находят сочувствие среди рабочих.

– Уверяю вас: порядок будет наведен, – пообещал рейхсканцлер.

Неприятный разговор с Круппом испортил настроение на весь день. Тем более что слухи о нечистоплотности Рема с новой силой зациркулировали в партии, достигая ушей фюрера через Геринга, Райхенау, Лютце и других «доброжелателей». Но что за всем этим скрывается? Какие силы хотят взорвать изнутри страну, когда ценой титанических усилий в Германии удалось восстановить стабильность и гражданское согласие?

Адольф Гитлер имел полное право гордиться своими достижениями. За истекший год удалось в значительной мере сократить безработицу и создать предпосылки для экономического подъема. Кампания «зимней помощи» прошла с огромным успехом, способствуя консолидации народа и изживанию тотального равнодушия, которое было характерно для прежнего общества потребителей и нигилистов. В декабре 1933 года был принят закон о всеобщей воинской повинности, положив начало возрождению армии и флота. С величайшим триумфом прошел в Нюрнберге 1-й съезд НСДАП как правящей партии. Вполне успешно проходило объединение немцев в национал-социалистические организации, и первые 100 тысяч немецких рабочих – членов Трудового фронта отправились в средиземноморские круизы, доступные ранее только богачам. Преступность, наркомания, демографический кризис и другие доставшиеся в наследство от демократии проблемы решены в рекордно короткие сроки. Так какая свинья посмела замахнуться на великое дело возрождения Германии?!

Звонок телефона внутренней связи отвлек Гитлера от тягостных раздумий. Фройляйн Юнг докладывала, что прибывшие в Имперскую канцелярию рейхсфюрер СС и его заместитель имеют сообщение чрезвычайной государственной важности. Едва ли оно будет приятным, мрачно произнес про себя Гитлер.

Эсэсовцы в буквальном смысле слова ворвались в кабинет. С отлично разыгранным волнением Гиммлер произнес:

– Мой фюрер, против вас замышляется вооруженный мятеж!

Неизменно спокойный Гейдрих нарисовал перед ошеломленным Гитлером жуткую картину: коричневые армии, всегда безоговорочно послушные Рему, готовят «военно-монархический переворот с целью полной ликвидации национал-социализма». Благодаря бдительности СД удалось своевременно вскрыть преступный сговор Рема с негласным главарем буржуазно-еврейской оппозиции, бывшим канцлером фон Шляйхером (при упоминании этого имени Гитлер непроизвольно дернулся). Главной целью переворота является захват власти в стране, и после свержения фюрера фон Шляйхер займет его место, а Рем метит в главнокомандующие рейхсвером…

Гитлер сжал кулаки. Его лицо исказила гримаса безудержного гнева. Он больше не мог слушать «всю эту мерзость». Однако Гейдрих высказался в том смысле, что время работает на заговорщиков. Как хорошо известно фюреру, Рем ушел в отпуск до 1 июля. Да-да, закивал Гитлер, мы с ним об этом договорились. Но, продолжал начальник СД, фюрер не знает о том, что к Рему в Бад-Висзее выехала целая группа высших руководителей СА. О всех них было известно, что ранее они в высказываниях порочили фюрера и партию. Есть все основания полагать, что совместный отдых на озере Тегернзее – ширма для составления плана переворота.

– Кто эти люди?! – взвизгнул Гитлер. Шеф СД с готовностью выложил на стол заранее согласованный список: Август Шнайдхубер, обергруппенфюрер СА, Вильгельм Шмидт, группенфюрер, и Юлиус Уль, штандартенфюрер, – командующие СА в Баварии; Ханс фон Хайдебрек, группенфюрер, командующий СА в Данциге; Ханс Хайн, группенфюрер, командующий СА в Силезии, – и тд. Всего 36 человек.

Заговор был налицо. Гиммлер скромно произнес, что СС готовы неукоснительно исполнить любой приказ фюрера. Гитлер поинтересовался, замешан ли в заговоре обергруппенфюрер СА Лютце. Начальник СД ответил, что у него таких сведений нет. Гитлер вспомнил, что и военный министр прекрасно отзывался об этом человеке в состоявшейся накануне беседе. «Благодарю вас, партайгеноссе, – с трудом, но спокойно сказал фюрер, – и мы еще посмотрим, кто кого».

Окрыленный успехом Гиммлер вернулся в фешенебельный отель «Адлон», где остановился со своим заместителем, и в честь удачного дня позволил себе немного расслабиться в ресторане. Но у Гейдриха еще были дела. Прямо из Имперской канцелярии он направился в военное министерство, где встретился с генерал-майором фон Райхенау.

Слывший в кругу столичных офицеров «нацистом на все двести», Райхенау давно и от всей души желал свернуть шею Эрнсту Рему. С Гейдрихом его познакомил сочувствовавший эсэсовцам генерал Адам, и они отлично поняли друг друга. Шеф СД, недавно произведенный в бригадефюреры, таким образом сравнялся в звании с Райхенау. Они с жаром стали обсуждать детали предстоящей экзекуции.

План вышел по-военному четкий и отменно согласованный между двумя силовыми структурами. Решено было задействовать сводные боевые группы полка Тотенкопф СС «Эльба» и лейбштандарта СС «Адольф Гитлер», которыми командовали, соответственно, оберфюрер Теодор Айкс и группенфюрер Зепп Дитрих. Эти люди были готовы на все. Отобранные ими бойцы с начала марта проходили усиленную подготовку на армейских полигонах.

Зашла речь и о настроении штурмовиков. Гейдрих показал отчет сформированной им из надежных людей оперативной группы. Были получены сведения о секретных складах оружия СА в Берлине, Мюнхене и Бреслау. Собраны компрометирующие высказывания ряда высших командиров штурмовых отрядов на тему: «Адольф предал нас!». Зафиксированы случаи брожения и призывов к мятежу в местах массового сбора штурмовиков, главным образом в пивных залах и казармах. Гейдрих заметил, что улики собраны только косвенные – пьяная болтовня да недовольное брюзжание. На таких «доказательствах» дело не построишь. Поэтому поддержка рейхсвера очень важна. Райхенау заверил, что военный министр и начальник Генштаба выступают за самые радикальные меры. Конечно, от экзекуции следует оградить лояльных руководителей СА.

– Лютце не опасен, – объявил генерал, – он вполне может стать новым начальником штаба.

Шефа СД интересовал лишь вопрос совместного укрощения штурмовиков. А кто ими будет командовать, когда они уйдут на вторые роли, – это безразлично.

21 июня 1934 года Виктор Лютце был пока негласно назначен на место смещенного Рема. От излишка нервного напряжения Гитлера мучила бессонница. Не давая ему остыть, эсэсовцы забросали канцелярию фюрера оперативными сообщениями о заговорщицкой деятельности начальника штаба СА и его приспешников. Кроме того, проводились обширные мероприятия по подогреву рейхсвера.

К начальнику штаба VI военного округа полковнику Гальдеру явился неизвестный оберфуппенфюрер СА, требуя ознакомления с секретной документацией под предлогом, что через несколько дней командование округом перейдет к СА.

Начальник абвера Патциг обнаружил у себя на столе приказ за подписью Рема с требованием вооружения штурмовиков.

С еще одним подобным «приказом» кипящий от возмущения генерал Райхенау направился прямо к фюреру.

Кризис назрел 29 июня. Военный министр отдал распоряжение о приведении рейхсвера в повышенную боевую готовность. Части Тотенкопф СС и лейбштандарт были подняты по тревоге и направлены в места сосредоточения согласно плану "разоружения и ареста мятежников». Фюрер в этот момент находился в Эссене, в отеле «Кайзерхоф». Он пребывал в мрачном, взвинченном состоянии. После тревожных телеграмм из военного министерства покинул Эссен и выехал в небольшой городок Бад-Годесберг, неподалеку от мест отдыха «предателя» Рема и его банды.

В час ночи фюрер был поднят с постели двумя телеграммами, переданными Гиммлером через Главный штаб СС. В первой сообщалось, что берлинские, штурмовики начнут мятеж в 17.00, сегодня. Во главе мятежа стоит оберфуппенфюрер СА Карл Эрнст (на; самом деле в это время он с женой находился в купе-поезда, идущего в Бремен). Вторая была доставлена примчавшимся к фюреру среди ночи баварским гауляйтером Вагнером: «В Мюнхене штурмовики вышли на улицы и дебоширят, выкрикивая лозунги против фюрера и рейхсвера» (в действительности штурмовиков привели на пункты сбора записки неизвестных авторов: «Армия готовит нападение на нас»).

В состоянии, близком к нервному срыву, фюрер сломя голову помчался в Бад-Висзее. Он желал лично покарать изменников. Сопровождаемый взводом эсэсовцев, Гитлер ворвался в маленький отель, где заночевал начальник штаба СА со своими ближайшими товарищами. Первым фюреру попался на глаза граф фон Шпрети. Поднятый с постели грохотом сапог на лестнице, он вышел в коридор. Гитлер хлестнул его по лицу своим кнутом из кожи гиппопотама. Топавшие сзади эсэсовцы подхватили упавшего адъютанта и стали с хрустом ломать ему ребра ударами тяжелых кованых сапог.

Два дюжих унтер-офицера высадили дверь в комнату Рема. С пистолетом в руке Гитлер вбежал внутрь. Его округлившиеся глаза горели огнем бешеной ярости.

– Ты арестован, жирная свинья!

Начальник штаба СА застыл с широко раскрытым ртом. Его скрутили эсэсовцы. А фюрер уже мчался к следующей двери. В соседней комнате оказался обер-группенфюрер Хайнес в обществе какого-то мужчины.

– Сборище гомиков! – потрясая пистолетом, возопил Гитлер. Лицо его исказилось.

– Стреляйте!

Эсэсовцы открыли огонь. Выстрелы гулко отдавались под древесными сводами. В раздувавшиеся ноздри фюрера ударил едкий запах пороха.

Первого пули настигли Хайнсса. За ним упал его гость. Впоследствии выяснилось, что это был шофер заместителя Рема, которого острый на язык Геббельс назвал -«мальчиком для радостей».

Схваченных группенфюрерое заталкивали в машины и отправляли в специально подготовленную тюрьму Штадельхайм.Там их ожидали сформированные Айке и Дитрихом расстрельные команды. Первым на казнь был выведен однорукий Ханс Петер фон Хайдебрек. Старый вояка до последней минуты сумел сохранить не сокрушимое спокойствие. За секунду до залпа он успел крикнуть:

– Да здравствует Германия! Хайль Гитлер!

Зато фон Шпрети тащили на расстрел волоком. Он упирался, плакал, кричал что-то нечленораздельное. Его не смогли поставить на ноги. Распоряжавшийся казнью «сердобольный» оберштурмфюрер выстрелил графу в голову из своего «парабеллума». Рема выводить не стали. Его прикончили в камере шестью выстрелами Айке и командир эсэсовского батальона штурмбаннфюрер Липперт.

Расстрелы быстро вышли из-под контроля. Помимо реальных противников вроде Шляйхера и Грегорт Штрассера, значившихся в «черном списке» СД, было убито немало случайных людей. Эсэсовцы под шумок сводили личные счеты. Германия как бы вновь вернулась в первые месяцы власти Гитлера, только коричневый террор сменился черным. Чтобы успокоить общественное мнение, фюреру пришлось лично покрыть опьяненных запахом крови эсэсовцев. «В тот час я взял на себя всю ответственность. Такова была воля верховного судьи немецкого народа», – заявил он в своем обращении по радио к нации.

Внимательно следившие за событиями «ночи длинных ножей» олигархи безошибочно определили, что отныне на первое место по степени влияния в стране выходят СС. Поэтому в июле 1934 года многие немецкие предприниматели из числа тех, кто занимал лидирующие позиции в бизнесе, не теряя времени, учредили новую благотворительную организацию «Союз друзей рейхсфюрера СС». Список этих «друзей» выглядел довольно впечатляюще, в особенности их коммерческие титулы: президенты Немецкого банка, Дрезденского банка, Рейхсбанка, банковского дома Штайна;

директора океанских пароходных компаний «Норддойчер Ллойд» и «Гамбург – Американская линия»;

члены правлений Немецко-Американского нефтяного общества, Керосинового общества, Континентального нефтяного общества, концерна «И.Г. Фарбен-индустри», Среднегерманских сталелитейных заводов, заводов Сименса-Шуккерта, заводов Рейнметалл-Борзиг.

Теперь Гиммлер мог с полной уверенностью считать, что у него хватит денег и на создание собственных СМИ, и на общественные организации, и самое главное, – на формирование новой ветви «Черного ордена» – Ваффен СС. По прямому приказу фюрера вся тайная деятельность по обеспечению безопасности рейха становилась исключительно прерогативой эсэсовских спецслужб. У самого рейхсмаршала в пользу СС Гитлер отобрал гестапо, а Рудольф Дильс, автор этого амбициозного проекта, едва не загремел в концлагерь. Даже неукротимый Геббельс вынужден был отныне считаться с возросшим влиянием рейхсфюрера СС. Ему пришлось направить в соучредители «Союза друзей» своего заместителя Вернера Наумана, которому Гиммлер немедленно присвоил звание штандартенфюрера СС.

Устранение верхушки СА принесло равную выгоду всем заинтересованным сторонам. Один только фюрер остался в положении человека, которого подставили. Ему требовалось обелить себя в глазах четырех миллионов штурмовиков, шокированных всем происшедшим. И он сделал это с присущим ему цинизмом на партийных торжествах в Нюрнберге.

Бодрости Гитлеру придала давно ожидавшаяся им смерть президента Гинденбурга. На стадионе «Хаупткамфбан» штурмовиков приветствовал преемник Рема Виктор Лютце:

– Мой фюрер! Мы всегда верно исполняли свой долг. И в будущем ожидаем только вашего приказа. Камрады! Приказ фюрера священен для нас, и мы докажем нашу неизменную преданность ему. Наш фюрер Адольф Гитлер – зиг…

– Хайль! – взревели сто тысяч голосов. На трибуну вышел Гитлер:

– Солдаты СА и СС! Несколько месяцев назад черная тень легла на наше движение. Но СА остались также верны, как и любая другая организация нашей партии. Тот, кто понадеялся на раскол нашего движения, жестоко обманулся. Единство нашей партии тверже всякого камня! И никто, и ничто не способно сломить его. Но если кто-то вновь вознамерится поколебать ряды СА, будет беспощадно уничтожен!… (Восторженные крики «хайль!» под барабанную дробь.) Только безумец или отъявленный лжец способен сказать, что я или кто-нибудь другой разрушит то, что создавалось в течение стольких лет ценой священной крови наших павших товарищей. Нет! Никогда!

После выступления фюрера был проведен впечатляющий ритуал освящения новых штандартов СА. Они прикасались к «знамени крови», которое считалось реликвией национал-социализма. Это шоу запечатлели камеры съемочной группы Лени Рифеншталь. Позднее они вошли в культовый фильм «Триумф воли».

Гитлер искренне верил, что черные дни остались позади. Главное, он нашел человека, верного, как сторожевой пес. И никто не мог знать, что этот человек очень скоро вновь грубо подставит своего горячо любимого фюрера.

Глава 3 НОВЫЕ НЕМЦЫ

Утром 25 июля 1934 года жители Вены с беспокойством вслушивались в доносившиеся из центра города звуки стрельбы. Прохожие на центральных улицах удивленно смотрели вслед грузовикам с вооруженными людьми в странной черной форме. Разом взорвались все телефоны в здании службы безопасности. Шефу полиции докладывали, что группы неизвестных лиц совершили нападения на Центральную радиостанцию и другие правительственные учреждения. Страну взбудоражило поступившее около двух часов дня сообщение о покушении на канцлера Энгельберта Дольфуса. Затем в обращении к народу Австрии министр внутренних дел скорбно заявил, что глава государства скончался.

Вскоре выяснились скандальные подробности. Имела место попытка путча, подготовленного австрийскими нацистами. Спецслужбы располагали информацией о нависшей над страной угрозе, но, по каким-то неясным причинам, не приняли мер к ее предотвращению. Хладнокровная наблюдательная позиция частей столичного гарнизона объяснялась тем, что комендант Вены полковник Зинцингер тайно состоял в нацистской партии.

Ядром путчистов являлись австрийские эсэсовцы из так называемого «89-го штандарта СС», прошедшие подготовку в тренировочном лагере Клостер-Лехфельд на территории Германии. Путч удалось подавить только потому, что выступление черных мундиров не поддержали коричневорубашечники. Как стало известно позднее, начальник штаба автрийских СА Герман Решни в «ночь длинных ножей» находился в Бад-Висзее, едва не попал тогда эсэсовцам под горячую руку и своим «нейтралитетом» в венских событиях сквитался за расстрелянных товарищей.

Излишне говорить о том, в какое положение поставили Адольфа Гитлера незадачливые путчисты. Рейхсфюрер СС впервые испытал на себе его истерическую ярость. По словам фройляйн Юнг, фюрер кричал на Гиммлера, «как фельдфебель на новобранцев». Чтобы замять разгоревшийся международный скандал, пришлось жестко разобраться со всеми виновными. С лидера австрийской НСДАП Тео Хабихта с треском сорвали золотые петлицы гауляйтера. Зачинщики путча – штурмбаннфюреры Вехтер и Гласс – были вышвырнуты из СС и предстали перед партийным трибуналом. На родине австрийские власти быстро посадили их товарищей по тюрьмам. Пострадал и ответственный за военную подготовку «89-го штандарта» бригадефюрер СС Розенбюхер, пониженный в звании сразу на три ступени. Хотя он просто делал свое дело и не подозревал о планах путчистов. Только Решни со своими штурмовиками вышел сухим из воды.

Как ни странно, громкий внешнеполитический провал мало повлиял на позиции СС внутри рейха. Осенью 1934 года в Берлине появился Рейнгард Гейдрих, произведенный после завершения чистки СА в группенфюреры. Естественно, на новое место службы он перетащил всех своих людей, прошедших с ним огонь, воду и медные трубы еще в Баварии. Каждый из них успел обрасти собственными надежными выдвиженцами. Так что от перемены юридического адреса качество работы аппарата ничуть не пострадало.

Под СД было отведено обширное здание еще имперской постройки на Леопольдштрассе, 10. С комфортом устроившись в роскошно обставленном новом кабинете, Гейдрих (была у него такая слабость – роскошь и прочие маленькие приятности) заявил своим подручным: «Нас ждут великие дела!» Они и сами в полной мере ощущали это – ведь теперь под ними был не только Берлин, но и вся Германия.

Едва успев появиться в столице, Гейдрих нарастил для своей службы щупальца нужной длины. Генрих Мюллер получил штандартенфюрера и резко пошел в гору. Гестапо стало как бы отдельной организацией, располагавшейся в собственном здании на Принц-Альбрехт-штрассе. В орбиту своих интересов шеф СД стал стремительно втягивать крипо. При этом он больно наступил на ногу группенфюреру СС Далюге, контактируя через его голову с Артуром Небе. Наконец, рейхсфюрер с подачи Гейдриха подписал приказ о создании отдела внешней разведки СС. Так в эсэсовской номенклатуре появился амбициозный молодой человек Вальтер Шелленберг. Рекомендовал его опять же Гейдрих.

Между тем политика партии открывала врата великих возможностей. Внимательно оглядываясь вокруг, шеф СД со свойственным ему цинизмом подмечал, что повсюду и в самом деле появляются те «новые немцы», о которых без устали твердили партийные теоретики. Создававшаяся система предоставляла фантастические возможности для обогащения правящей номенклатуры и приближенных к ней бизнесменов. Гейдриху тоже была не чужда коммерческая лихорадка. Ведь понятие «власть» в рейхе отражалось не только должностным положением, но и деньгами. Кроме того, в счет шли простые, земные соображения. Лина пеняла мужу на безвкусную обстановку их недавно приобретенной загородной дачи и служебной квартиры. Сам Гсйдрих втайне мечтал о девятисотом «Хорьхе» («машине для фюреров», кактогда ее называли), который стоил около ста тысяч марок. Разделял он и тягу своей жены к прекрасному, а частности к картинам известных художников и прочему баснословно дорогому антиквариату.

Зарабатывать деньги «неофициально» шефу СД было не впервой. Он неплохо набил руку на разного рода темных делах еще в Мюнхене. Но столица Баварии – это не столица рейха. В Берлине надо действовать более тонко и осмотрительно. Слишком много здесь посторонних глаз и завистливых конкурентов. Гейдрих только делал первые шаги на зыбкой столичной почве.

Подходящая идея пришла извне. В одном из своих докладов Олендорф, щедротами шефа досрочно произведенный в штандартенфюреры, сообщил о недовольстве интеллигенции правительственной программой борьбы с «дегенеративным искусством». Разные там искусствоведы, научные сотрудники и прочие болтуны открыто брюзжат по поводу предания огню ценнейших картин мастеров с мировым именем.

Гейдрих встрепенулся: что еще за предание огню? Доложите подробности!

Начальник внутриполитической службы стал объяснять; речь идет о действующем распоряжении фюрера. Поскольку импрессионизм, кубизм, экспрессионизм и другие авангардные стили в живописи объявлены «дегенеративными», «чуждыми народному духу» и находятся под запретом, партия решила провести чистку государственных картинных галерей. Создана специальная Комиссия по дегенеративному искусству, которая занимается изъятием полотен Ван Гога, Моне, Дега, Клее, Гриса и всех остальных «авангардистов» по согласованным с Орготделом НСДАП спискам. Далее эти картины либо продаются за конвертируемую валюту иностранным коллекционерам с государственных аукционов, либо просто сжигаются.

– А что ты думаешь об этом, Отто? – поинтересовался группенфюрер.

Олендорф пожал плечами:

– По-моему, все это порядочная ерунда. Интеллигент может офранцузиться и без «дегенеративного искусства». А народу это все равно – бюргеры не от

личают Вагнера от Вагенера.

Гейдрих хмыкнул. Отпустив Олендорфа, он глубоко задумался. Затем сделал звонок по телефону внутренней связи.

Йозефу Мейзингеру сразу бросилось в глаза оживленное выражение лица шефа. Значит, будет новое дело. И хотя Мейзингер не так далеко продвинулся в чинах по сравнению с другими «мюнхенскими ребятами» (на его петлицах прибавились только два серебряных шнура), занимаемая должность личного порученца Гейдриха льстила его самолюбию. Как самого преданного человека, шеф держал Мейзингера при себе, не отпуская на повышение. Зато и работу давал самую интересную.

Будучи в духе, Гейдрих любил пошутить с подчиненными.

– Давай-ка, Зепп, проверим твою политическую подготовку, – заявил он и выбросил на стол фотографию: – знаешь этого дядю?

На снимке анфас был изображен круглолицый мужчина средних лет с мясистыми щеками и усиками, а-ля Адольф Гитлер. Мейзингер ответил мгновенно:

– Ганс Швейтцер, рейхскомиссар Государственной палаты изобразительных искусств при Имперском управлении культуры.

Шеф СД посерьезнел:

– Дело вот в чем. Мне нужна полная картинка по этому человеку – с какой бабой или мужиком спит, что пьет, колется или нюхает и как решает свои материальные проблемы.

– Ясно.

– Доложишь лично мне. Операция неофициальная, можешь задействовать только своих людей.

Гейдрих сделал многозначительную паузу:

– Да… и помалкивай.

Мейзингср нахмурился. Что его учат, как младенца? Но группенфюрер этой фразой хотел подчеркнуть, что в Берлине шутки плохи.

Озадачив Мейзингера, шеф СД переоделся в парадную форму. На этот раз он звонил по линии правительственной связи. Как и следовало ожидать, в приеме ему не отказали. Гейдрих вызвал служебную машину.

Полчаса спустя он вошел в кабинет заместителя фюрера. Рудольф Гесс встретил шефа СД очень любезно. Не так давно Гиммлер, постоянно озабоченный повышением престижа своего ордена, придумал звание «почетный фюрер СС», которое присваивалось нужным людям. Под впечатлением от «ночи длинных ножей» Гесс охотно надел форму обергруп-пенфюрера СС. Более того, Гиммлер с целью подчеркнуть элитарный статус нового обергруппенфюрера предоставил ему право ношения руны «Эйф». Поэтому Гесс чувствовал корпоративную солидарность с эсэсовцами.

В двух словах шеф СД объяснил цельсноего визита. Как известно, фюрер поручил его службе задачу обеспечения безопасности рейха. В том числе – внешней. В этой сфере вопрос номер один – создание агентурных сетей за рубежом. А для разведчика ключевым моментом вербовки является подход к ценному в оперативном отношении человеку. Подобрать ключ к личности какого-нибудь генерала или чиновника высокого ранга очень непросто. В этом смысле весьма целесообразным представляется использование картин из Национальной галереи, отнесенных к категории «дегенеративного искусства». В рейхе они не нужны, но любой интересующий СД человек на Западе клюнет на такую приманку. Не окажет ли партайгеноссе Гесс содействие в этом вопросе государственной важности?

Заместитель фюрера поинтересовался, какое именно требуется содействие. Гейдрих скромно попросил выделить СД часть картин, направляемых на государственные аукционы. Гесс заколебался. Как быть с валютными поступлениями, столь необходимыми бюджету рейха? Шеф СД мягко возразил, что добытые с помощью этих картин военные секреты врагов рейха многократно перекроют прибыль от аукционов. Как бывший офицер, Гесс не мог с этим не согласиться. «Хорошо, – заверил он, – я лично отдам нужные распоряжения».

В тот день на службу Гейдрих больше не поехал. От Гесса он направился в один из «салонов досуга», где весело провел время с девушками без комплексов. Вот так и надо делать дела!

Председатель Комитета по дегенеративному искусству Ганс Швейтцер жил не тужил, прекрасно чувствуя себя на столь ответственной должности. Свою карьеру он начинал еще в середине двадцатых с довольно скромной работы художника-карикатуриста в «Ангриффе». Постепенно расширял поле деятельности на ниве партийной пропаганды. Его броские плакаты и лозунги сыграли роль в знаменитой «битве за Берлин», которую национал-социалисты вели долгих шесть лет.

После 30 января Швейтцер наконец вознаградил себя за тяжелые годы борьбы. По протекции Геббельса он получил профессорское звание и степень доктора искусств. В Государственном управлении культуры занял высокую должность, обзавелся дачей, квартирой в центре столицы, служебной машиной и прочими номенклатурными благами. Но этому идиллическому существованию внезапно пришел конец.

В один, как говорится, прекрасный день в роскошную квартиру доктора Швейтцера заявился неизвестный гауптштурмфюрер СС и предъявил удостоверение сотрудника центрального аппарата СД. Профессор вежливо спросил, какое дело привело к нему уважаемого геноссе. Эсэсовец сухо ответил, что дело заключается в некоторых неприглядных фактах биографии господина профессора. Прежде чем Швейтцер успел опомниться, гауптштурмфюрер вынул из кармана плаща пачку фотографий. Это были моментальные снимки проданных налево картин и, что самое неприятное, нескольких неудобных с политической точки зрения покупателей.

Эсэсовец безошибочно указывал: это полотно было сбыто швейцарскому бизнесмену, вот это попало в руки богатого английского еврея, целый комплект закупил американский атташе Сэм Вудс. А не связан ли с ним господин профессор еще какими-нибудь отношениями помимо коммерческих?

– Прекратите этот шантаж! – не владея собой, закричал Швейтцер. – Вы еще не знаете, с кем связались!

Гауптштурмфюрер невозмутимо ответил:

– Знаю. С человеком, который виновен в крупных хищениях государственного имущества.Это доказано.

– Не надо провокаций! Сам рейхсмаршал пользуется моими консультациями при закупке картин…

– Сегодня рейхсмаршала консультируете вы, завтра – друтой человек, ему какая разница? Даже доктору Геббельсу не под силу вызволить вас из такой аферы. Напротив, найдутся люди, которые помогут вам сесть. Поверьте мне, не один десяток таких дел прошел через мои руки. Должность у вас уж очень выгодная.

Заглянув в безжалостные глаза эсэсовца, чиновник сразу ослабел. Его голос стал значительно тише:

– Что вы от меня хотите?

– Бороться с «дегенеративным искусством» наравне с вами.

Швейтцер не был уверен, правильно ли он понял. Эсэсовец объяснил. Профессор уже ничему не удивлялся. Главное, что оказавшийся пугающе близко призрак концлагеря благополучно рассеялся.

Пока в Берлине происходили все эти интригующие события, еще одна группа молодцов Гейдриха не покладая рук работала в Швейцарии. Эта маленькая европейская страна, некогда известная своими часами и Вильгельмом Теллем, в XX веке превратилась во всемирный черный рынок. Не было более идеального места для закулисных политических торгов и многомиллионных теневых сделок, чем Женева, Цюрих или Давос. В бронированные сейфы знаменитых швейцарских банков стекалось золото отовсюду, даже из большевистской России. Такая страна – рай для спецслужб. Поэтому в Берне разместилась самая мощная на европейской территории резидентура СД а по соседству, в Женеве, еще более крупная резидентура НКВД во главе с легендарным Шандором Радо.

Прибывший в Берлин спецкурьер унтершарфюрер СС Энгель доставил шефу СД секретный отчет об обстановке в Швейцарии. Гейдрих с большим нетерпением ждал эту информацию. Нельзя сказать, что он ничего не знал о темных делах партии. Знал, конечно. Однако подробные документальные данные поразили даже такого прожженного циника, как Гейдрих.

«Строго секретно. Служба государственной безопасности. Группенфюреру СС Рейнгарду Гейдриху…

Согласно вашим указаниям, на территории Швейцарии проведена оперативная проверка деятельности партийных структур,…

Международный отдел НСДАП при посредничестве руководства швейцарской национальной партии открыл ряд крупных счетов в частных (в том числе еврейских) банках на вымышленные фамилии-псевдонимы. Для открытия депозитов использованы золото, драгоценные камни и валютные ценности, вывезенные с территории рейха по различным каналам, как легальным, так и нелегальным. В частности, для переправки ценностей за рубеж использовались контейнеры с дипломатической почтой, что дает основания предполагать наличие коррумпированных связей должностных лиц партии с чиновниками Министерства иностранных дел… Вывезенные из рейха ценности пускаются в оборот с целью получения незаконной прибыли. На подставных лиц оформляются коммерческие структуры, занимающиеся кредитными, торгово-посредническими и иными операциями… Выявлены источники получения ценностей. К числу основных относятся:

а) получение взяток в валюте и драгметаллах с выезжающих из рейха евреев;

б) хищения финансовых средств, направляемых из бюджета на осуществление государственных социально-экономических программ;

в) получение крупных сумм от промышленников и предпринимателей за незаконное предоставление льгот, кредитов и т.п.;

г) сбыт за золото и валюту различных произведений искусства, отнесенных в рейхе к категории «дегенеративных»;

д) трансфертные операции, находящиеся вне контроля государственных фискальных органов и Рейхсбанка…»

Далее перечислялись имена замешанных во всех этих махинациях партийных чиновников; Геринг, Функ, Розенберг, Фрик, Руст, Борман… Гейдрих невольно присвистнул. У него в руках самая настоящая бомба! А ведь это было еще не все.

«…В деятельности руководства ФОМИ (Volks-deutsche Mittel stelle – Посреднического бюро фолькс-дойч) зафиксированы серьезные нарушения закона. Направляемые по линии этой организации государственные средства расхищаются, используются не по назначению. Группа высокопоставленных чиновников открывает счета и основывает коммерческие структуры на территории ряда западных стран, в том числе США, получая при этом значительные прибыли…». И снова перечень имен: гауляйтер «всех заграничных немцев» Эрнст Вильгельм Боле, лидер английских нацистов Освальд Мосли, работавшие на ФОМИ в Соединенных Штатах Чарльз Хадсон, Вильям Калгрен, Колин Росс и глава «Германо-американского бунда» Фридрих Кун.

Кроме того, отчет рассматривал некоторые аспекты деятельности самой мощной национал-социалистической организации – Немецкого Трудового фронта: «…Руководство ДАФ также имеет тайные счета в швейцарских банках. Депозиты открываются за счет переведенных в ликвидные активы похищенных из бюджета организации средств… Туристические бюро КДФ («Kraft durch Freude» – «Сила через радость») используются в качестве посреднических структур для незаконных валютных операций…» Если учесть, что общий доход Трудового фронта в текущем году превысил 250 миллионов марок, интересные цифры получаются, отметил про себя Гейдрих.

Венчала отчет краткая справка о том, что во всех махинациях партии, начиная от продажи картин и заканчивая трансфертами, замешан лидер швейцарских национал-социалистов Вильгельм Густлов. Его партия предоставляет гарантии банкам, регистрирует удобные для перекачки денег фирмы с ограниченной ответственностью и решает прочие щекотливые вопросы. Под всей этой грязью как-то странно смотрелась принятая в государственных органах рейха форма официальной подписи: «Начальник оперативной группы службы безопасности штурмбанфюрер СС Вильгельм Хубер. Хайль Гитлер!»

Ай-яй, усмехнулся Гейдрих, фюрер не знает, где бы раздобыть валюту на свою программу вооружений, и дрожит над каждым долларом. У его верных соратников нет такой проблемы. А что делать? Чем выше поднимается человек по служебной лестнице, тем больше становятся его потребности. Гейдрих знал это по себе.

Естественно, показывать такую бумагу рейхсфюреру было немыслимо. Гиммлер слишком расшаркивается перед партией и в случае скандала запросто может переметнуться. Поэтому пусть этот динамит пока полежит в сейфе. Он пойдет в ход в нужный момент. Гейдрих отправил Хуберу две шифротелеграммы. Первая, переданная по обычным каналам через секретариат СД, являлась копией приказа о досрочном присвоении начальнику оперативной группы очередного звания. Вторую, зашифрованную личным шифром шефа СД отвез в Швейцарию тот же спецкурьер. В ней содержалось только четыре слова: «Подготовьтесь к приему груза».

Женева – один из красивейших городов мира. Расположенная в живописной местности в предгорьях Швейцарских Альп, она славится чистотой и целебным воздухом. Добавьте неповторимое изящество старинных городских зданий, комфорт элитных отелей – и лучшего места для сборищ богатых снобов не найти. Тем более что побережье Женевского озера идеально подходит для строительства фешенебельных вилл и особняков. А местные власти проявляют исключительную предупредительность по отношению к людям с деньгами. Такова официальная полиика правительства Швейцарии.

Помимо денежных мешков Женеву облюбовали дипломаты. Буквально на каждом шагу бросается в лаза флаг какой-нибудь международной организации – Лиги Наций, Красного Креста, всевозможных союзов и ассоциаций. А проводящиеся здесь ежегодные конференции, вроде Женевской, по разоружено 1934 года. Понятно, что благотворители и радедели о судьбах народов мира – люди небедные. Поэтому в Женеву толпами устремляются аферисты всех мастей, которые торгуют дворянскими титулами, сертификатами советников архиепископа Центральной Африки, грамотами почетных консулов, наживаясь на глупейшем тщеславии богатых ротозеев.

Офицер СД Вильгельм Хубер прибыл в Женеву с более серьезной миссией. Он сопровождал очаровательную молодую даму, чьи роскошные золотистые волосы и точеная фигура привлекали всеобщее внимание. Элегантная дама, с отменными манерами превосходно говорила по-английски и по-французски. Всюду она представлялась как графиня фон Россбах. Имела на руках рекомендательные письма от известных европейских аристократов – эрцгерцога Мекленбургского, принца Вильгельма Гессенского и герцогини Гогенлоэ, которые давали ей доступ на закрытые вечеринки сливок общества.

Графиня Россбах пользовалась успехом. Особенно среди новоиспеченных миллионеров и дипломатов. Глядя на эту самоуверенную, изящно вальсирующую на балах женщину, никто даже не мог себе представить, что каких-нибудь четыре года назад она зарабатывала на жизнь в элитном гамбургском борделе. Гейдрих нашел ее в заведении на Репербан. И в соответствии со старинным правилом немецкой разведки: «Отбросов нет – есть кадры», сделал из вульгарной, но неглупой девчонки первоклассного агента. В новом качестве она, как и раньше, работала только на своего шефа.

Несмотря на то что книги Фрейда в рейхе находились под запретом, группенфюрер внимательно прочел считавшуюся самой нечистоплотной монографию «По ту сторону принципа удовольствия». Несомненно, фрейдистское понимание человеческой мотивации он принял полностью, что наложило отпечаток на всю его дальнейшую деятельность. Австрийский доктор подал очень ценный практический совет: легче всего зацепить человека за его базисный инстинкт. Вот, например, у вас есть много дорогостоящих картин, но нет выхода на богатых коллекционеров. Каков кратчайший путь к интересующим вас людям? Правильно, через посредника в виде красивой, светской женщины.

На «графиню Россбах» клевали состоятельные мужчины. Она предпочитала американцев, так как шеф в Берлине считал их самыми богатыми и доверчивыми. Вместе с тем рекомендательные письма были подлинные. Мало кто знал, что эрцгерцог Мекленбургский и принц Гессенский носили форму группенфюреров СС. Герцогиню Гогенлоэ Гейдрих поймал на ее страстном увлечении политическими играми и шпионажем.

Флиртуя, «графиня» умело подводила разговор к теме искусства. Со слезами на глазах рассказывала о том, как сжигаются в печах мировые шедевры. Но, добавляла она, в Германии еще остались настоящие мужчины. С риском для жизни они спасают драгоценные полотна и вывозят их в Швейцарию, чтобы за скромное вознаграждение отдать в руки порядочных людей… В девяти случаях из десяти обрабатываемый «графиней» денежный мешок проявлял интерес.

Первые подпольные аукционы СД удались на славу. Ни одна картина не ушла с торгов менее чем за 30 тысяч долларов. Гейдрих хохотал до слез, когда вернувшийся в Берлин Хубер рассказывал, что простодушные американцы принимали его офицеров за участников Сопротивления. Так или иначе, но в банке «Credit Suisse» вскоре появилось несколько новых анонимных счетов, на которые регулярно поступали крупные суммы. Поскольку дело расширялось, Гейдрих решил действовать по «партийной» схеме. «Грузы» из Германии шли через налаженные агентурные каналы в распоряжение локальных резидентур. Однако доступ к ним имел только специально назначенный шефом СД человек. В случае какой-либо проверки можно было легко сослаться на требования конспирации и нормы действующего устава службы безопасности. Как и партийные чиновники, Гейдрих стремился делать деньги, регистрируя финансовые компании и торговые фирмы на своих агентов. Но внешне все это выглядело, как обычная разведывательная работа. Официальные отчеты показывали растушую мощь агентурных сетей СД, о чем Гейдрих с гордостью докладывал рейхсфюреру СС.

Общеизвестно, что лишних денег не бывает. Скорее, наоборот: после первого миллиона хочется десять, после ста миллионов – миллиард. И так без конца. Именно это произошло с шефом СД. Ему постоянно казалось, что власти у него все еще недостаточно.

В целях расширения сфер собственного влияния Гейдрих мог воспользоваться накопленным в Баварии опытом предоставления крыш. На эту мысль его натолкнули старые полицейские рапорты 1933 года, относившиеся ко временам беспредела штурмовиков. Эти документы, подробно описывавшие налеты отрядов СА на опиумные подвалы, где застигнутых врасплох наркоманов убивали на месте, и погромы публичных домов, открывали глаза на весьма объемную бесхозную нишу. Предварительно Гейдрих обсудил свою идею с Мюллером, и тот пришел в восторг. Вдвоем они направились к рейхсфюреру с официальным предложением провести массовую вербовку агентуры среди берлинских жриц любви и содержателей притонов.

Гиммлер прекрасно знал, что его заместитель испытывает слабость к «клубничке». Однако поддержка этого проекта со стороны более морально устойчивого Мюллера стала для него неожиданностью. Шеф гестапо горячо убеждал рейхсфюрера, что женщины легкого поведения способны получать такую оперативную информацию, доступа к которой не сможет обеспечить целый взвод матерых агентов.

Аккуратно протерев пенсне и водрузив его на нос, Гиммлер не без иронии произнес:

– Представляю, что это за информация.

Невыразительное круглое лицо шефа гестапо хранило обычную невозмутимость. Тон был подчеркнуто сух:

– Мы все здесь профессионалы и стремимся сделать свою работу как можно лучше. Я считаю, что пренебрежение таким источником информации – опасная близорукость.

– Господин рейхсфюрер требует от секретных служб полного контроля за населением, – напомнил Гейдрих, – создание новой агентурной сети способно значительно приблизить эту конечную цель.

Гимлер колебался:

– Вы знаете, как относится к таким вещам фюрер. Основополагающая задача национал-социализма состоит в воспитании нового человека, нового немца, чистого и сильного, далекого от маргинальной грязи.

На лице Гейдриха мелькнула чуть заметная усмешка. Суровый прагматик Мюллер возразил;

– Это задача на перспективу. Рейхсфюреру достаточно ознакомиться с данными реферата ВЗ крипо, чтобы заметить, насколько это далекая перспектива.

Гиммлер помрачнел. И без этого ему было известно, что нравственность берлинцев сильно хромает. Да и какая мораль может быть в этих насквозь прогнивших мегаполисах? Рейхсфюрер часто ловил себя на мысли, что жители столицы напоминают римскую чернь периода упадка империи с ее нечистоплотными, эгоистическими нравами. Но, даст бог, к рейху присоединятся обширные новые земли. На полную мощь заработает программа колонизации. Фундаментом рейха станут вольные землепашцы, простые и здоровые, истинные дети природы. Их суровый быт и жизнь в условиях непрекращающейся борьбы приведут к постепенному исчезновению порожденных современной цивилизацией изнеженных и развращенных характеров. В жилах нации закипит чистая кровь новых немцев, новых дворян, которые дадут рейху вечную жизнь в последующих поколениях…

Руководители спецслужб тактично замолчали, чтобы не прерывать размышлений рейхсфюрера.

Упоминание о крипо вернуло мысли Гиммлера в практическое русло. Он пристально посмотрел на шефа гестапо:

– Какого вы мнения о Небе?

– Это человек, безусловно преданный нашему общему делу. Он с большим уважением относится к вам, рейхсфюрер.

Взгляд Гиммлера переместился на руководителя СД:

– Если говорить о полном контроле, то имперскую полицию действительно необходимо подчинить СС.

– Я уже докладывал об этом господину рейхсфюреру, – отозвался Гейдрих.

– Хорошо. Теперь по вашему вопросу…

Рейхсфюрер снял пенсне и подслеповато прищурился:

– Сделаем так. Считайте, что получили мое согласие. Но, исходя из политических соображений, письменного распоряжения я отдать не могу.

Гейдриха это вполне устраивало.

– У вас все? В таком случае работайте.

Руководители спецслужб щелкнули каблуками.

Гиммлер небрежно поднял руку в нацистском приветствии. Он был доволен тем, как ловко вышел из этой сомнительной ситуации.

Начальник отдела «В» крипо оберкриминальрат Бернхард Глазов считался в берлинской полиции долгожителем. Службу он начинал еще во времена кайзера Вильгельма. И, хотя звезд с неба не хватал, уступая дорогу более молодым и резвым, все же упорно взбирался вверх по служебной лестнице. Отсутствие пронырливости компенсировалось у Глазова трудолюбием, оперативной смекалкой и аполитичностью. После развала империи он с прежним чиновным педантизмом служил президенту Эберту, затем президенту Гинденбургу и, наконец, фюреру и канцлеру Третьего рейха Адольфу Гитлеру.

Свое сорокапятилетие Глазов встретил в кресле начальника отдела оперативных действий, сотрудники которого занимались особо тяжкими имущественными преступлениями и преступлениями против нравственности. По своему должностному положению эберкриминальрат был обязан знать наизусть всех авторитетов преступного мира столицы, крупных мошенников и путан. Как всякий полицейский, имеющий дело с людьми самого низкого сорта, Глазов за долгие годы службы привык ничему не удивляться. Серийные убийцы и типы, насиловавшие девятилетних детей, стали для него привычной частью действительности огромного города.

Но в один из обычных рабочих дней в январе 1935 года Глазов неожиданно для самого себя обнаружил, что далеко еще не все знает о происходящем в криминальной среде. Ему позвонил начальник реферата ВЗ (преступления против нравственности) и сообщил, что в деле мадам Лили возникли непредвиденные троблемы. Глазов недоумевал: какие еще проблемы? Подчиненный испрашивал разрешения доложить лично, не по телефону.

Руководивший рефератом молодой полицейский комиссар предстал перед начальником. Дело, о котором зашла речь, представлялось Глазову самым заурядным. Оперативники реферата ВЗ получили информацию о функционировании в элитном районе Тиргартен подпольного публичного дома некой мадам Лили. Клиентура в этом заведении подобралась серьезная: аристократы, бизнесмены, высокопоставленные военные, партийные чиновники не ниже ортсгруппенляйтеров. Услуги предлагались самые разнообразные, на любой вкус. Одновременно мадам занималась сбытом наркотиков.

Вообще берлинская полиция сквозь пальцы смотрела на фланировавших по вечерним улицам одиноких девиц. Так было всегда. Но целые дома, в которых работали десятки проституток да где еще приторговывали наркотиками, подлежали самому жесткому преследованию. Именно таким образом действовал начальник реферата, как только оперативной информации было собрано достаточно. Около десяти часов утра, в отсутствие самых ранних клиентов, злачное место оцепили. Опергруппа без лишнего шума произвела аресты. При обыске были изъяты порнографические открытки и различные наркотические вещества.

– Так в чем дело? – спросил Глазов. Комиссар негромко произнес:

– Мадам Лили заявила, что является информатором СД.

Впервые за двадцать пять лет службы в полиции Глазов растерялся. Он привык верить в силу немецкого закона. Он безоговорочно поддерживал провозглашенную национал-социалистами концепцию духовного возрождения Германии. В первый год их власти казалось, что полицейским скоро не будет работы. Решительная, невиданно жесткая борьба с преступностью велась на всех фронтах. В считаные месяцы в Берлине были разгромлены наркопритоны, отправлены в концлагеря злостные наркоманы, закрыты крупные бордели, организованно выловлены самые опасные профессиональные преступники. Уровень преступности по всей стране резко пошел вниз.

Однако после «ночи длинных ножей», когда патрули СА исчезли с улиц, из щелей вновь вынырнули проститутки, торговцы наркотиками и воры. Наступила частичная либерализация. И вот теперь бандерша, на которой клейма негде ставить, заявляет, что работает на службу государственной безопасности! Тут было над чем задуматься.

Начальник реферата ждал указаний. Глазов распорядился приостановить производство уголовного дела. До выяснения. Но задержанных не отпускать. Если мадам действительно связана с СД, пусть ее дальнейшую судьбу решают в соответствующих инстанциях.

Два дня спустя Глазова вызвал заместитель начальника берлинской полиции штандартенфюрер СС Небе.

– Господин оберкриминальрат, – заявил он, – внутриполитическая обстановка в рейхе диктует особые условия борьбы с антигосударственными проявлениями. Это касается и работы полиции. Как опытный кадровый полицейский, вы хорошо знакомы с термином «агентурная работа». Национал-социалистическое государство всемерно заботится о безопасности своих граждан, поэтому ценность оперативной информации многократно возросла.

– Я понимаю, штандартенфюрер.

– В некоторых случаях ценными источниками оперативной информации могут быть лица, которых вы по долгу службы обязаны преследовать. Но специфика агентурной работы обязывает хорошего полицейского принимать иные решения. Вы меня поняли?

– Вполне, штандартенфюрер!

Небе улыбнулся:

– Очень хорошо. Если в дальнейшем будут возникать подобные ситуации, инструктируйте своих людей в рамках современных политических задач. А я позабочусь о вашем повышении. Можете идти.

Глазов выбросил руку. Выйдя из кабинета, вытер платком взмокший лоб и плешь на голове. В тот же день мадам Лили вышла на свободу и обосновалась со своими девчонками по прежнему адресу.

Между тем в Берлине стремительно разворачивалась сеть полулегальных дорогих борделей для элитной клиентуры. Все они функционировали под крышей СД. Более того, один из агентов-уголовников уверенно донес Глазову, что через публичные дома эсэсовцы качают не только информацию, но и деньги. Точную цифру агент не знал. Однако начальник отдела «В» прикидывал, что в СД ставят контролируемые заведения как минимум под пятьдесят процентов прибыли. Это были огромные деньги, которые уходили неизвестно куда.

С течением времени присутствие СД стало ощущаться не только в секс-индустрии. Рука Гейдриха мертвой хваткой сжимала весь столичный уголовный мир. На Александерплац об этом узнали опять же задним числом.

Сотрудники реферата В1 задержали преступную группу, занимавшуюся вымогательством и грабежами состоятельных евреев. Банда совершала преступления с особой жестокостью. Так, при налете на квартиру ювелира Гольдберга преступники подвергли жертву и членов семьи изуверским пыткам. Старому еврею выкололи глаза, на голову жены надевали целлофановый пакет, тело дочери прижигали сигаретами. Чтобы истязуемые не кричали, им заткнули рты кляпами.

За столь изощренный бандитизм в рейхе полагалась смертная казнь через повешение. Но в дело внезапно вмешалось СД. Глазов без возражений выполнил приказ. Преступников отпустили. Правда, они куда-то бесследно исчезли. Глазов склонялся к мысли, что засветившихся бандитов убрали. Но находилось много других желающих вытряхивать золото из без-защитных евреев. Некоторые банды действовали под прикрытием СД. Оставалось только догадываться, какую долю имели с этих преступлений руководители эсэсовских спецслужб. Однако все свои догадки Глазов и другие опытные полицейские держали при себе. В Третьем рейхе железно действовал принцип: «Меньше знаешь – крепче спишь».

Тем не менее знать меньше не всегда удавалось. Не та работа. Когда начальник реферата В2 (имущественные преступления) доложил, что его людям удалось нащупать функционирующий в Берлине черный рынок антиквариата и валюты, у Глазова появилось плохое предчувствие. Путем оперативной разработки было установлено следующее; в связи с жесткими государственными мерами валютного контроля в столице рейха появились преступники, занимающиеся незаконными операциями с валютой. Поскольку выезжающие за рубеж партийные чиновники, коммерсанты, сотрудники дипломатических миссий желают обменять наличные марки свыше установленного лимита, преступники сбывают им крупные суммы в валюте по завышенному, спекулятивному курсу. Если курс Рейхсбанка равен двум маркам двадцати пяти пфеннигам за один доллар США, то на черном рынке приходится платить от 15 до 18 марок. Те же преступники сбывают богатым иностранцам (естественно, за валюту) различные предметы антиквариата.

С мрачным видом выслушав доклад начальника реферата, Глазов приказал свернуть расследование. Подчиненному он назидательно заметил, что такими делами занимаются гестапо и СД, Комиссар все прекрасно понял и не задавал лишних вопросов. Штандартенфюрер СС Небе все более отмечал понятливого, политически грамотного оберкриминальрата. Обратил на него внимание и сам Гейдрих.

Затеянная шефом СД игра в столичном уголовном мире дала результаты сверх ожидания. Ведь добрая треть высшего руководства партии в свое время полировала тюремные нары за различные преступления. Даже став гауляйтерами, эти люди сохранили чисто уголовные наклонности: девочки из публичных домов, игорные притоны, наркотики, вольное обращение с казенными деньгами. За три-четыре месяца Гейдрих собрал столько компромата, что его с лихвой хватило бы на вторую «ночь длинных ножей».

Однако попытка доложить рейхсфюреру некоторые жареные материалы дорого обошлась шефу СД.

Гиммлер осадил его довольно резко:

– Что это значит, группенфюрер Гейдрих?!

Тот молчал. Гимлер повысил голос:

– Кто вам дал право вмешиваться в дела партии? Я вам запрещаю это, слышите?!

«Тряпка», – подумал Гейдрих, но вслух сказал:

– Так точно, господин рейхсфюрер!

Гиммлер несколько минут расхаживал по кабинету, пытаясь успокоиться. Шеф СД не знал, что выбрал неподходящее время для такого доклада. Рейхсфюрер вел напряженные переговоры с Герингом и фон Бломбергом о создании первых экспериментальных подразделений Ваффен СС. Разумеется, вермахт упорно сопротивлялся усилению СС, видя в них конкурента. Решающее значение имело мнение партийного руководства. Поэтому' скандал с партией был Гиммлеру совершенно не нужен. Абсолютно очевидно, как будут восприняты разоблачения СД в партийных кру Взяв подчиненного под руку, рейхсфюрер ласково произнес:

– Вы слишком увлекаетесь своей работой, мой дорогой. В нашей партии есть суд чести, который возглавляет камрад Бух. Вот пусть он этим занимается. А мы с вами никогда не должны забывать священную клятву эсэсовца: «Наша честь – в верности!»

Спорить с этим Гейдрих не мог. Впервые он осознал двусмысленность и непрочность собственного положения. Да, он руководит мощным контрразведывательным аппаратом. На его счетах а швейцарских банках лежат миллионы. Но стоит какому-нибудь рейхсляйтеру шевельнуть пальцем – и надоедливый шеф СД окажется в концлагере. Гейдрих с особой ясностью понял, что, несмотря на все усилия, в его руках еще слишком мало власти. Поэтому главная борьба впереди. А сейчас необходимо заняться упрочением своих позиций.

Глава 4 СОВМЕСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

31 января 1935 года мировой новостью дня стало убийство в Давосе лидера швейцарских национал-социалистов Вильгельма Густлова. Полиция сработала оперативно. Убийца был задержан. Им оказался еврей Давид Франкфуртер, подданный Югославии. Свои действия он объяснил намерением отомстить нацистам за гонения на евреев.

В германской прессе поднялась настоящая буря. Мировое еврейство продемонстрировало всем арийцам свой звериный оскал! Рейх – в опасности! Излишнее либеральничанье с евреями – гибельный путь. Германию необходимо очистить от этих кровных врагов немецкого народа. Депутаты рейхстага намерены добиваться от фюрера принятия специальных расовых законов.

Тон европейских газет был более сдержанным. Для любителей детективных головоломок предлагалась версия о «югославском следе». Вновь на свет извлекалась история годичной давности, связанная с убийством в Марселе короля Югославии Александра и министра иностранных дел Франции Жана Барту. Примечательно, что этот теракт совершила группа хорватских боевиков одной из действующих на территории Югославии террористических организаций. Не имел ли Густлов какое-то отношение к счетам террористов в швейцарских банках? Еврея же, человека явно психически неуравновешенного, использовали для заметания следов. Некоторые английские и французские газеты утверждали, что Густлова убрали сами нацисты. Слишком много темных дел проворачивали через него немецкие «друзья». В конце концов он перестал быть удобен для верхушки Третьего рейха. Поэтому спецслужбы инсценировали «политическое убийство», создав тем самым Густлову посмертный ореол героя. Такая культовая смерть может стать прекрасным информационным поводом для нацистской пропаганды.

Как бы там ни было, но крайними оказались немецкие евреи. Они справедливо считали, что убийство Густлова подтолкнет власти к дальнейшему закручиванию гаек в еврейском вопросе. Так и случилось. В своей речи от 29 июня 1935 года доктор Геббельс заявил, что в Германии евреи не нужны, и призвал резко ужесточить режим «антиеврейских правительственных мероприятий». «Ангрифф» сообщала об участившихся нападениях на евреев на улицах Берлина. Повсюду начали появляться таблички с надписью: «Евреи нежелательны!». Был повышен и без того высокий выездной налог.

Обострение ситуации вокруг еврейского вопроса не могло пройти мимо внимания СД. Работа эсэсовской секретной службы последовательно набирала задуманный Гейдрихом размах. Поэтому ее шефы интересовались не только «общественным мнением». Со все возрастающей энергией внутриполитический отдел копался в делах партии, просвечивая каждый уровень номенклатурной вертикали.

В особом секретном приложении к своим «Сообщениям из рейха» Олендорф докладывал: в руководстве партии нет единого взгляда на решение еврейского вопроса. Заведующий отделом расовой политики НСДАП Вальтер Гросс говорил в кругу своих сотрудников: «Еврейство необходимо лишить возможности влиять на культурную и политическую жизнь в рейхе. Но все эти бойкоты и погромы до добра не доведут. Евреи могут остаться при своих интересах в коммерции, но кто хочет, пусть уезжает. Желающие остаться в рейхе пусть остаются». Гросс называл это «теорией народной общности». Аналогичных взглядов придерживался Бернхард Лезенер, референт министерства внутренних дел по расовым вопросам, и некоторые другие партийные чиновники высокого ранга. Более жестких взглядов придерживались такие влиятельные люди, как Альфред Розенберг и Ганс Франк. Они предлагали решить еврейский вопрос путем поэтапного выселения всех евреев с территории рейха. Наконец, радикалы, ратовавшие за насильственную депортацию и даже физическое уничтожение евреев, группировались вокруг Юлиуса Штрайхера и проявлявшего все большую непримиримость Йозефа Геббельса.

Эти люди так или иначе влияли на государственную политику. Разногласия между ними неизбежно порождали межведомственный разнобой, который не позволял навести по-немецки твердый порядок в еврейском вопросе и открывал простор для различного рода негативных проявлений. Олендорф в своем докладе вскользь коснулся этой проблемы. Но Гиммлер его прекрасно понял. Черному ордену грозила коррупция. Года не прошло с момента громкого скандала, в котором фигурировал один из заместителей рейхсфюрера Гильмар Векерле. Гиммлер поручил ему развернуть на базе полка охраны концлагеря Дахау первые регулярные подразделения Тотенкопф СС (внутренних войск). Для новой ветви организации был создан отдельный штаб. Но Векерле с обязанностями не справился. Он использовал высокую должность в корыстных целях. Проведенная инспекторами министерства внутренних дел проверка мгновенно вскрыла «вопиющую коррупцию и злоупотребления служебным положением».

Эта история попала на страницы газет. Престиж рейхсфюрера немало пострадал. Под аккомпанемент скандала пришлось разогнать весь аппарат штаба Тотенкопф СС и затем вообще отказаться от мысли об отдельном командовании внутренними войсками. Оберфюрер СС Векерле был вышвырнут со службы, находившийся под его командованием штандарт «Дахау» расформирован, на каждого третьего солдата надета полосатая куртка. А ведь какое доверие было оказано мерзавцу!

Олендорф с присущей ему прямотой заявил рейхсфюреру, что пришло время четко определить стратегию СС в еврейском вопросе. «М-м… посмотрим», – промычал в ответ Гиммлер. Придется создавать новый отдел, выделять помещения, людей, транспорт… Во сколько все это обойдется? Прижимистость рейхсфюрера диктовалась простым соображением об ограниченности фондов СС. В сооружение одного только полигона Мюнстерлагер, где проходил подготовку экспериментальный полк Ваффен СС «Дойчланд», пришлось вбухать пять миллионов марок. Это не считая расходов на вооружение, экипировку, размещение и снабжение личного состава. Командовавший полком молодой, горячий офицер Феликс Штайнер постоянно придумывал какие-то новые виды оружия и униформы. Подписывая приказы о выделении дополнительных средств, рейхсфюрер внутренне содрогался. К тому же головорезы Штайнера отличались крайней недисциплинированностью: в штаб рейхсфюрера чуть не каждую неделю поступали полицейские рапорты о массовых кровопролитных драках между эсэсовцами и армейскими солдатами.

Большие деньги вытягивал из своего шефа штурмбаннфюрер Гюнтер д'Альквен, занимавшийся изданием эсэсовской газеты «Черный корпус» и журнала «Меншенайнзац». Кроме того, Гиммлер занимался развертыванием сети концлагерей. Заседал в Обществе поддержки памятников германской культуры и финансировал реконструкцию замка Экстернштайн. Значительных финансовых вливаний требовали различные проекты Гейдриха, Дарре, Шульца, Хайсмайера. Да и сам по себе «Черный орден» находился в состоянии непрерывного внутреннего развития. Рейхс-фюреру СС приходилось опасаться уже не только коррупции, но и бюрократизма. Поэтому он по мере сил сопротивлялся созданию новых ведомственных единиц.

Олендорф не настаивал. Он порекомендовал рейхсфюреру принять для доклада одного из своих офицеров, который предлагает неординарное и сравнительно малозатратное решение еврейского вопроса. Гиммлер осторожно произнес: «Ну что же, я послушаю». Начальник внутриполитической службы положил на его стол выписку из личного дела: Леопольд Мильденштайн, унтерштурмфюрер СС, по происхождению фольксдойч, сотрудник реферата 2В, признанный специалист по еврейскому вопросу.

В кабинет рейхсфюрера вошел молодой, среднего роста эсэсовец. Во внешности его не было ничего примечательного, как и положено сотруднику контрразведки. Он щелкнул каблуками и выбросил руку в немецком приветствии. «У вас есть пятнадцать минут, унтерштурмфюрер», – сказал Гиммлер.

«Решение еврейского вопроса в одностороннем порядке – это неэффективный и политически ошибочный путь, – с места в карьер заявил Мильденштайн. – По данным имперского управления статистики, на сегодня в рейхе проживают 475 тысяч евреев. За прошедшие два года из Германии выехали всего лишь 28 тысяч. Несмотря на все старания ответственных за это дело ведомств, еврейская эмиграция находится практически на мертвой точке. Тому есть несколько причин. Первая: ни одна из сопредельных стран не желает массового притока мигрантов на свою территорию. Вторая: отправка одной еврейской семьи за рубеж обходится государственному бюджету в солидную сумму, а денег, как известно, нет. Третья: сам по себе насильственный характер действий власти толкает евреев на сопротивление и наносит ущерб внешнеполитическому престижу Германии».

Будучи неплохо знаком с идеями сионистов, Мильденштайн предлагал простой план решения проблемы – выселить всех евреев в Палестину, на Святую эемлю. Этот путь представляется наиболее цивилизованным, безопасным и дешевым. Официальное лринятие в партии точки зрения СС по еврейскому топросу, безусловно, встретит поддержку международных сионистских организаций. За счет членствующих в таких организациях богатых евреев можно будет осуществить финансирование переселенческой программы. Все необходимые пропагандистские мероприятия возьмут на себя опять же сионисты. Английские колониальные власти, как известно, не возражают против притока евреев на палестинские территории.

Внимательно выслушав доклад Мильденштайна, рейхсфюрер одобрил намеченные мероприятия. Несмотря на перегруженность всевозможными делами, Гиммлер улучил несколько минут на подписание приказа о создании в структуре СД специального подразделения, которое занималось бы еврейским вопросом. Новая административная единица получила кодовое наименование «реферат П/112». В предчувствии скорого карьерного взлета Мильденштайн энергично взялся за дело.

При всех своих достоинствах план Мильденштайна имел один существенный изъян. Это в частном разговоре объяснил Гиммлеру заведующий орготделом

НСДАП рейхсляйтер Мартин Борман. Да, заметил он, избавиться от евреев с помощью самих евреев – неплохая идея. Но отправка нескольких сотен тысяч евреев в Палестину вполне может привести к созданию там еврейского государства под сионистскими лозунгами. В то время как наша партия проводит целенаправленную политику недопущения консолидации мирового еврейства, СС фактически намерены действовать в противоположном направлении. Ведь еврейское государство неизбежно станет самым опасным внешним врагом рейха.

К мнению Бормана рейхсфюрер СС не мог не прислушаться. Этот человек де-факто был вторым лицом в партии, хотя де-юре подчинялся заместителю фюрера. Роль Гесса становилась все менее значительной. Он был плохим политиком и вообще человеком недалеким. Реальная власть в партии постепенно концентрировалась в руках Бормана. На все его возражения плану Мильденштайна Гиммлер лишь ответил, что в борьбе против мирового еврейства никакими средствами пренебрегать не следует. Находящиеся на территории рейха полмиллиона евреев и без того являются «государством внутри немецкого государства» и в таком качестве представляют не меньшую опасность. Правильно, легко согласился Борман, поэтому в самом скором времени мы решим, что с ними делать – переселять, депортировать или рассадить по концлагерям. В любом случае мнение рейхсфюрера СС по еврейскому вопросу будет руководством партии учтено.

Гиммлер посчитал себя вполне удовлетворенным. Однако в штаб-квартире СД у него состоялась весьма неприятная беседа с Гейдрихом. Со своей обычной экспансивностью группенфюрер заявил, что Борман – осел и ни черта не смыслит в работе разведки. Сотрудничество с сионистами сулит обширные стратегические дивиденды. И речь идет не только о возможности получения ценной разведывательной информации. Самому последнему болвану ясно, что в будущей войне Британская империя станет противником Германии. Играя на сепаратистских устремлениях сионистов, натравливая евреев на арабов и арабов на евреев, мы сможем взорвать все английские колонии на Ближнем Востоке. В Лондоне такому повороту событий совершенно точно не обрадуются.

Как водится, рейхсфюрер был шокирован энергичными выражениями Гейдриха в адрес высших руководителей партии. Решение он тоже принял в своем обычном духе – подождем, обстановка покажет. Поскольку директивный вакуум в еврейском вопросе сохранился, стали сбываться пессимистические прогнозы Олендорфа. На нижних этажах партийных и эсэсовских структур каждый имел возможность поступать по своему усмотрению. Самые твердолобые призывали «бить жидов – спасать Германию». Но гораздо большее число офицеров СС и СД, вышедших из чиновного и делового сословий, смотрели на еврейский вопрос более практично.

Специальный информационный бюллетень министерства пропаганды, посвященный «засилью евреев в рейхе», утверждал, что «юриспруденция, медицина, оптовая и розничная торговля, ювелирное и банковское дело стали чисто еврейскими промыслами. Немцы почти полностью вытеснены из этих важнейших сфер хозяйства. В сегодняшней Германии евреи контролируют треть немецкой банковской системы и розничной торговли, не менее 80% универсальных магазинов, им принадлежит около 35% частных медицинских клиник…» Тут было над чем задуматься! Поэтому наиболее энергичные и предприимчивые эсэсовцы решили восстановить справедливость.

Несомненно, «справедливость» является одним из наиболее туманных понятий. В силу данного обстоятельства Олендорфу пришлось портить настроение рейхсфюреру докладами «об участившихся случаях поупотреблений служебным положением». Созданный им небольшой отдел внутренней безопасности получал обширную информацию о захватах эсэсовцами принадлежавших евреям коммерческих структур. Олендорф, слывший в СД формалистом, утверждал, что имеет место исключительно опасный процесс втягивания командного состава СС в организованную преступную деятельность. Попрание закона прикрывается расовыми мотивами.

Гиммлер утомленно отмахивался от докладов Олендорфа. Если евреям позволять обделывать свои дела на территории рейха, то в Палестину их ни молочными реками, ни кисельными берегами не заманишь. Пусть сворачивают здесь свою коммерцию и поскорее уезжают на Землю обетованную. Все это так, соглашался Олендорф, но переселенческая программа должна наполнять государственный бюджет, а не содействовать обогащению чиновников. «Вы офицеров СС называете чиновниками?» – раздраженно произнес Гиммлер.

Начальник внутриполитической службы с готовностью представил рейхсфюреру материалы о темных делах партийного руководства.

– Что вы себе позволяете?! – взорвался Гиммлер.

– В задачи СД входит…

– Молчать!

Олендорф не понимал, какая муха укусила обычно сдержанного и холодно-вежливого рейхсфюрера. С видимым усилием Гиммлер взял себя в руки.

– Вам известно, чем ваши люди занимаются в Брауншвейге?

Олендорф изобразил недоумение. В голосе рейхсфюрера звучало нескрываемое злорадство:

– Могу вас поздравить. Гауляйтер Отто Клагес направил в партийную канцелярию письмо, в котором прямо обвинил начальника территориального отдела СД и его заместителя в государственной измене…

На лице Олендорфа не дрогнул ни один мускул.

– …эти двое дураков копали яму для гауляйтера, земельного министра юстиции Альперса и полицай-президента Йеккельна. По требованию рейхсляйтера Бормана я подписал приказ об отдаче обоих под суд. Думаю, концлагеря им не избежать.

Олендорф спокойно ответил:

– Я об этом ничего не знаю. Руководители территориальных отделов мне не подчинены.

– Заместитель – ваш человек.

– Так точно, рейхсфюрер.

– Гауляйтер Клагес был убежден, что дело против него заказал кто-то из центрального руководства СД. Чтобы замять эту историю, мне пришлось отделаться от него мундиром группенфюрера.

Гиммлер снова повысил голос:

– Запомните! Я категорически запрещаю вам или кому бы то ни было из ваших людей совать нос в дела партии. Вы меня поняли?

– Так точно, рейхсфюрер!

Гиммлер брезгливо отодвинул подготовленные Олендорфом документы о коррупции в партии. Впервые начальник внутриполитической службы оказался в столь жестокой опале. Его принципиальность приводила рейхсфюрера в состояние тихого бешенства. Однако шеф СД смотрел на вещи иначе и охотно принял у Олендорфа все опасные бумаги на хранение в свое обширное досье.

Весь путь по длинному коридору до двери приемной министра экономики Мозес Скляр и Якоб Гольдшмидт проделали под пристальными взглядами встречных чиновников. В рейхе давно действовал закон «О реставрации немецкого служилого сословия», согласно которому евреи решительно выметались из государственных и коммунальных учреждений. Поэтому было понятно крайнее удивление слркащих арийского происхождения, заметивших на территории министерства двух типов ярко выраженной семитской внешности.

Не менее поразилась секретарша министра – холеная блондинка с безусловно высоким процентом нордической крови. Поколебавшись, она все же доложила; «Господа Скляр и Гольдшмидт». К ее величайшему недоумению, министр, не имевший ни одной свободной минуты и часто отказывавший немецким промышленникам, тотчас отозвался: «Просите».

Ялмар Шахт так и не сумел освоиться с руководящим национал-социалистическим принципом: «Главное в человеке не кошелек, а характер». Он по-прежнему оценивал людей в зависимости от величины капитала. Поэтому встретил обоих евреев стоя. Скляр – председатель правления Берлинского кредитного банка, был хорошо известен Шахту еще во времена веймарской демократии. С Гольдшмидтом, руководителем одного из крупнейших в Германии Данатбанка, он до сих пор имел общие дела. Когда-то этот банкир неосмотрительно поддержал Шахта в тот памятный январский день судьбоносной встречи олигархов в «Геррен-клубе». А что было делать? В январе 1933 года дошло до того, что приходилось выбирать из двух зол. Теперь настал час расплаты. Такова жизнь!

Банкиры уселись за длинный совещательный стол и приняли любезное предложение министра выпить кофе. Вошедшая с кофейником секретарша совсем обалдела при виде двух евреев, которые нагло развалились за минестерским столом.

– Ялмар, – начал Гольдшмидт, – мы понимаем, что доставили вам беспокойство своим открытым визитом, но нам крайне необходимо поговорить с единственным в этой стране здравомыслящим руководителем.

Шахт был польщен.

– Я слушаю вас, Якоб.

– Дело в том, – медленно роняя слова, продолжал банкир, – что в последнее время вокруг нашего бизнеса происходят какие-то странные события. Все началось с того, что мы с разных сторон получили предложения продать контрольные пакеты акций наших банков немецким фирмам. Разумеется, и Мозес, и я отвечали отказом. Во-первых, нам предлагали смехотворно низкую цену. Во-вторых, это наше семейное дело. Мы просто не хотим никому ничего продавать.

Руки Гольдшмидта заметно подрагивали, когда он взял с подноса чашку и отхлебнул кофе. Скляр молчал. Он только кивал головой в такт словам главы Данат-банка.

– Потом некоторое время было спокойно, никто нас не трогал. И вот две недели назад в наши центральные офисы ворвались налоговые инспекторы в сопровождении вооруженных полицейских, наложили арест на всю бухгалтерскую документацию. Через несколько дней из министерства финансов пришло письмо с угрозой, что, если мы продолжим нарушать закон о валютных операциях, у нас отзовут лицензии. А сегодня мы получили повестки из гестапо. Абсолютно ясно, что это чей-то заказ. Ялмар, что вы можете нам посоветовать по старой дружбе?

Шахт тяжело вздохнул:

– Мое мнение на этот счет фюреру известно. Но всякий раз, когда я пытаюсь сказать ему о творящихся безобразиях, в ответ слышу: «Занимайтесь своим делом!» Помочь вам, господа, едва ли возможно. Фюрер считает что политика и экономика – разные вещи. До меня доходит информация о прессинге, которому повсеместно подвергаются еврейские предприниматели. Я склонен думать, что происходит направленный политический процесс.

– Неужели ничего нельзя сделать?!

Банкиры разом оживленно заговорили, размахивая руками. Они обращали к Шахту всю накопившуюся горечь и злобу. Министр делал вид, что внимательно слушает. Жалобы состоятельных евреев не были для него новостью.

Выпустив пар, Гольдшмидт серьезным, деловым тоном поинтересовался, можно ли хоть что-то спасти. Именно этого ожидал Шахт. Его отнюдь не напрасно называли финансовым гением.

– Господа, – вкрадчиво произнес министр, – я полагаю, вы понимаете, что если против вас задействованы люди из министерства финансов и госбезопасности, то стоит за всем этим кто-то из высших эшелонов власти. Любая попытка оказать сопротивление может привести к трагическим последствиям.

Понизив голос, Гольдшмидт спросил:

– Могут и в концлагерь упрятать?

Так же тихо Шахт ответил:

– Могут.

– Продолжайте.

Министрсцепил руки в замок, будто в раздумье, хотя решение созрело в его мозгу с полчаса назад.

– Единственный приемлемый выход лично для вас – покинуть Германию.

– Как?! – вскрикнул Гольдшмидт.

– Что будет с нашим делом? – добавил Скляр.

Шахт твердо сказал, отчеканивая каждое слово:

– Вы должны уехать. Немедленно! И вот почему. Мне стало известно, что готовится принятие специальных расовых законов, резко ограничивающих права евреев. Хотя уже сейчас аы фактически находитесь вне закона. На следующий го будет утвержден так называемый четырехлетний план, который поставит экономику под жесткий контроль партии. Кроме того, ходят слухи о предстоящей насильственной ариизации еврейской собственности. Теперь вы понимаете, почему я настаиваю на вашем отъезде, пока еще не поздно?!

Банкиры всплеснули руками:

– Что за проклятое время!

– Мы не сомневаемся в вашем доброжелательном отношении, – заметил Гольдшмидт, – но надо как-то решить вопрос о принадлежащих нам здесь активах.

– Да, конечно. Вот что я предлагаю: контрольные пакеты вы передадите надежным людям арийского происхождения, порядочность которых гарантирую я и господин Тиссен. На время всей этой неразберихи они возьмут на себя управление имуществом и текущими активами банков. Назначенные вами представители будут получать регулярные отчеты о проводимых финансовых операциях на территории Швейцарии, в Цюрихе либо Женеве. Кроме того, через этих людей вы сможете и дальше вести дела в Германии.

Банкиры согласились. Гольдшмидт задал уточняющий вопрос:

– Какой процент с прибыли желают иметь ваши управляющие?

– Тридцать пять – сорок процентов. В зависимости от характера сделок

Евреи недовольно пожевали губами. Но выбора у них не было, и Шахт это прекрасно понимал. Подумав, Гольдшмидт сказал:

– Ялмар, вы можете гарантировать неприкосновенность нашей собственности на время нашего отсутствия?

– Это возможно. Вы поедете в Соединенные Штаты?

– Разумеется.

– Реальной гарантией могут стать ваши переговоры с американскими банкирами о предоставлении рейху кредитов.

Сначала евреи яростно возражали. Однако, поразмыслив, оценили эту идею. Шахтподнялся из-за стола:

– Извините, господа. Каждая минута на счету! С Тиссеном я свяжусь немедленно. Прошу вас сегодня в восемь часов прибыть в нотариальную контору Герлаха на Вильгельмштрассе.

Банкиры церемонно пожали руки приятно поразившему их своей предприимчивостью министру экономики. По коридорам министерства они прошли с таким самодовольным видом, что попадавшиеся им на пути служащие оборачивались и удивленно смотрели вслед.

На следующий день в берлинский офис Тиссена пожаловал офицер СД. Скромное звание гауптштурмфюрера не мешало ему держаться с исключительным достоинством. Растолкав очередь ожидавших приема у всемогущего олигарха, эсэсовец нахально потребовал немедленной встречи с господином Тиссеном.

Секретарь главы Стального объединения – строгая женщина средних лет в наглухо застегнутом сером платье, вежливо, но твердо отказала. Все встречи господина Тиссена на сегодня расписаны по минутам. Господину офицеру следует записаться на прием.

– Послушайте, фройляйн, – буркнул эсэсовец. – я прибыл сюда по поручению группенфюрсра СС Рейнгарда Гейдриха.

При произнесении имени грозного шефа спецслужб все недовольные мгновенно отодвинулись от эсэсовца и замолчали.

– Вы доложите обо мне сию минуту, – с нажимом сказал офицер, – в противном случае мой шеф вызовет господина Тиссена к себе.

– Хорошо, – стараясь сохранить ровный тон, женщина сняла трубку, – пожалуйста, назовите ваше имя и должность.

– Гауптштурмфюрер СС Йозеф Мейзингер, офицер по особым поручениям начальника службы безопсности.

Коротко переговорив с Тиссеном, секретарь подняла глаза на эсэсовца:

– Прошу вас.

– Благодарю.

Гауптштурмфюрер, громыхая сапогами, направился к роскошной дубовой двери кабинета стального короля.

Тиссен отнесся к незваному гостю с известным пренебрежением. Будучи фаворитом фюрера, он имел полное право смотреть сверху вниз на иных рейхсляйтеров. На плутоватом лице олигарха застыла фирменная улыбка, выражавшая презрительное превосходство. К тому же Шахт накануне предупредил его, что следует ожидать визита кого-либо из людей Гейдриха. Поэтому Тиссен держался с несокрушимым спокойствием. Жестом холеной руки он предложил эсэсовцу садиться.

С минуту оба пристально рассматривали друг друга. Их взгляды скрестились, как шпаги. Ни один не желал первым отвести глаза. Мейзингер, что называется, шкурой почувствовал сильного противника.

Тем не менее эсэсовец решительно приступил к делу. Он передал Тиссену подборку документов: копию договора о приобретении пакетов акций Берлинского кредитного банка и Данатбанка, протокол допроса нотариуса, заверившего сделку, и справку из гестапо на предмет наличия у выезжавших из рейха еврейских банкиров крупных сумм валюты. Как вы все это объясните?

Тиссен непритворно удивился. А что здесь не так, в свою очередь спросил он. Эсэсовец понял, что стальной король основательно подготовился к разговору. Это меняло дело в худшую сторону. Но виду не подал, продолжая давить на собеседника. Вам, господин Тиссен, должно быть известно распоряжение фюрера о передаче в собственность государства имущества выезжающих из рейха евреев.

Олигарх выразил полную готовность прояснить этот вопрос. Имеет место исключительный случай. Дело в том, что еврейские банкиры получили секретное задание министра экономики. Все необходимые справки СД может навести у господина Шахта.

Мейзингер чуть заметно усмехнулся. Вы сказали, что евреи выполняют государственное задание. Но в рейхе нет таких государственных задач, к которым не имела бы отношения служба безопасности. Тиссен безошибочно уловил, что разговор подошел к кульминации. И решил сыграть в открытую. Господин Гейдрих желает участвовать в этом деле?

Вопрос был задан прямо в лоб. Эсэсовец ничуть не смутился. Он предложил, не откладывая, заключить соответствующее джентльменское соглашение. Никаких бумаг, никаких официальных обязательств. Что может быть лучше доверительных партнерских отношений?

Тиссен заметил, что противник раскрылся для удара. Господин Мейзингер, рассудительно произнес он, я решительно не понимаю, в чем здесь интерес СД. Все это не имеет никакого отношения к разведывательной работе. Более того, министр экономики располагаег информацией, что Гейдрих пытался оказать давление на этих банкиров. Причем методами, очень далекими от закона.

На лице эсэсовца мелькнула улыбка, напоминавшая волчий оскал. Он объяснил, что СД тоже располагает интересной информацией. Например, о тайных трансфертных операциях господина Тиссена, проводимых через еврейские банки. А также о закупках железной руды по завышенным ценам в сговоре со шведами. За гораздо меньшие проделки можно оказаться в концлагере.

Тиссен нахмурился. Он напомнил, что входит в Совет учредителей «Союза друзей рейхсфюрера СС». Едва ли господину Гиммлеру будет приятно узнать, что его подчиненные занимаются шантажом. В случае обострения конфликта министр экономики полномочен отдать Рейхсбанку распоряжение прекратить обслуживание счетов СД. Больше не обращая внимания на эсэсовца, Тиссен приказал секретарше просить следующего посетителя. Гауптштурмфгореру не оставалось ничего другого, как ретироваться.

Примерно сорок минут спустя Мейзингср был у шефа.

– Мы с ним не договоримся, – рапортовал он. Гейдрих сжал кулаки. Еще бы! Упустить такой жирный кусок. Вырвали прямо из рук…

– Ты разговор записал?

– Да.

Внимательно прослушав запись, шеф СД стал серьезно размышлять. Так или иначе выходило, что Тиссена зацепить нельзя. Впервые Гейдриху столь недвусмысленно дали по рукам. И он это крепко запомнил на будущее.

– Обстановка пока неясная, – анализировал Гейдрих, – у Тиссена и Шахта есть разногласия с фюрером, но до разрыва далеко. Надо подождать.

Глубоко задетый всей этой историей Мейзингер спросил;

– Сколько ждать?

Шеф СД прикинул:

– Как минимум год. Пусть только вступит в силу решение об ариизации. Эти чистоплюи сразу станут в позу. Вот тогда может появиться нужный момент. Выстрелим залпом весь наш компромат. А пока меня интересуют сионисты.

Гейдрих позвонил Олендорфу:

– Отто, как там идут дела в «реферате П/112»?

Начальник Второго отдела коротко доложил:

– Вот что, Отто. Мильденштайн ни к черту не годится – слишком грамотный. Развел у себя там чуть ли не дипломатическую переписку. Ты назначь на его место Хагена, он парень энергичный. И еще. Я слышал, у вас появился эксперт по сионизму, некто Айхман. Хочу с ним побеседовать.

Гейдрих положил трубку. Настроение медленно, но верно улучшалось. Хороший разведчик должен уметь ждать. В этом один из главных залогов успеха.

Гауптшарфюрер СС Адольф Айхман вернулся из служебной командировки дочерна загорелый. Сослуживцы донимали его шутливыми вопросами, на каком курорте он побывал за счет какой-нибудь богатой еврейки? Интересно, что главный эсэсовский эксперт по еврейскому вопросу был обладателем семитской внешности. За характерный нос, смуглый оттенок лица и оттопыренные уши его прозвали Маленьким евреем. Сотрудники реферата, посмеиваясь, говорили, что Айхману в случае потери казенного места ничего не стоит прислониться к богатой еврейской бабе и припеваючи жить за ее счет.

Однако в последнее время дотоле никому не известный гауптшарфюрер стремительно шел в гору. Не успел он появиться в Берлине и составить отчет, как его сразу вызвали к самому Гейдриху. Шеф СД которого в рейхе называли Человеком с сердцем тигра, обожал показной демократизм в отношениях с подчиненными. Айхмана, простого унтер-офицера, он принял с дружеской фамильярностью.

– Ну, Адольф, признавайся, сколько казенных денег просадил в борделях Каира?

Айхман смешался и заморгал глазами. А шеф продолжал отпускать скабрезные шутки:

– Нет, по чести? Как там девчонки? Говорят, танец живота – это очень впечатляющее зрелище.

– Виноват, группенфюрер. Ничего не могу об этом сказать.

Гейдрих хмыкнул. Этот малый, смахивавший на еврея, привык выполнять приказы. Надо бы его самого научить приказывать.

Несмотря на свои унтер-офицерские погоны, Айхман обладал способностью складно писать служебные документы. Составленная им аналитическая записка «Международная сионистская организация» принесла автору известность в Главном управлении СД. Гейдрих с интересом просмотрел толковый, приправленный аналитическими выкладками отчет: «Все партии и союзы, входящие в международную сионистскую организацию, контролируются центральной службой наблюдения и контрразведки. В среде активных сионистов эта служба известна под названием «Хагана» («Самозащита»), Она играет исключительно важную роль в политических мероприятиях мирового еврейства… «Хагана» является не только боевой оборонительной, но и шпионской организацией, располагающей широко разветвленным аппаратом в еврейских диаспорах. К числу руководителей этой секретной организации принадлежит Файвель Полкес, родившийся 11 сентября 1900 года в Польше и в настоящее время находящийся в Иерусалиме. Он является командиром одного из боевых подразделений «Хаганы» и осуществляет руководство сионистскими организациями палестинских евреев… Во исполнение приказа руководства СД о налаживании агентурных связей с Полкесом я действовал следующим образом. Через внештатного сотрудника СД коммерсанта Отто фон Большвинга, поддерживающего контакт с работающими в Палестине немцами, познакомился с корреспондентом немецкого информационного бюро в Иерусалиме Германом Райхертом. Райхерт, знавший Полкеса лично, содействовал в устройстве встречи… Свое предложение провести переговоры в Каире Полкес мотивировал излишне жесткой опекой его организации английской разведкой… В ходе состоявшейся встречи было успешно достигнуто соглашение о сотрудничестве по еврейскому вопросу. Полкес заявил: «В еврейских национальных кругах выражается удовлетворение радикальной немецкой политикой в отношении евреев. Ее результатом станет превышение численности еврейского населения над арабами в Палестине в перспективе самого близкого будущего», Полкес выразил желание приехать в рейх для создания в Берлине штаб-квартиры своей организации. Что представляется целесообразным в рамках обеспечения эффективной работы переселенческой программы».

Шеф СД отметил, что Айхман дело знает. Для таких людей он не жалел серебряных кубиков в петлицы. Перепрыгнув через одно унтерское звание, Айхман был произведен в первый офицерский чин – унтер-штурмфюрера СС. Кроме того, в виде дополнительного поощрения Гейдрих назначил его заместителем начальника реферата.

Вскоре а Берлин прибыл Файвель Полкес. Айхман встретился с ним в ресторане «Траубе». Это заведение славилось фруктовыми винами. Однако эмиссар «Хаганы» пил мало из опасения сболтнуть лишнего. Чтобы у гостя не вышло неприятностей с каким-нибудь ретивым молодчиком в коричневой рубашке, Айхман явился на встречу во всем великолепии новенькой офицерской формы.

– Господин Полкес, руководство СД готово оказать вам необходимое содействие. Конечно, афишировать деятельность вашей организации не следует. Поэтому рекомендую вам разместить штаб-квартиру в помещении «Сионистского союза Германии» на Майнекештрассе, 10.

– Я сам об этом подумал.

Полкес чуть пригубил вино.

– Но вот что меня беспокоит, герр Айхман. Немецкие миграционные законы слишком строги. Евреи вынуждены уезжать отсюда фактически нищими. Можно ли сделать исключение для эмигрирующих в Палестину, позволить им вывозить больше валюты и драгоценностей?

Эсэсовец покачал головой:

– Официально сделать ничего нельзя. Но руководство СД с пониманием относится к данной проблеме. У меня есть возможность доложить об этом непосредственно группенфюреру СС Гейдриху, который сочувствует евреям. Но он прежде всего патриот Германии…

– Понимаю, – произнес Полкес – Как один из руководителей «Хаганы» могу гарантировать: деятельность нашей организации будет направлена на поддержку немецких внешнеполитических интересов в странах Ближнего Востока.

– Очень хорошо. В этом случае финансовый вопрос может быть решен положительно.

– Как вы себе представляете практическую сторону?

– Мы задействуем наши связи в таможенных и миграционных службах. К сожалению, невозможно обойтись без материального стимулирования наших, людей. Ведь им придется идти на серьезный риск.

– Понимаю, – повторил Полкес, – размер выплат определим позднее. Какое содействие ваше руководство может оказать нам в транспортировке переселенцев?

У Айхмана был готов ответ на любой вопрос.

– Благодаря личным связям группенфюрера СС Гейдриха есть возможность обратиться к услугам немецко-греческой пароходной компании. Естественно, с соблюдением условий строгой секретности.

– И еще одно, герр Айхман. В целях координации наших общих усилий в Палестине создано специальное бюро миграции «Моссад ле алиах бет». Я прошу обеспечить моим людям и людям из «Моссада» нормальные условия пребывания в Германии и защиту от антисемитских выпадов.

– Я лично займусь этим вопросом, господин Полкес.

Сразу после завершения переговоров в «Траубе» Айхман отправился на доклад к шефу. Полкеса сопровождала специальная машина с охраной из гестаповцев (!). Гейдрих не без самодовольства вновь убедился в собственной способности подбирать людей. Айхман работал с поистине вулканической энергией. Принятие осенью 1935 года нюрнбергских законов существенно осложнило положение евреев в рейхе. Совместное предприятие СД и сионистов сразу заработало на полную мощность. Примечательно, что этот странный альянс эсэсовцев с евреями был на правлен против официальной политики партии.

Вскоре в Берлине появились представители «Моссада» Пино Гинцбург и Мойша Ауэрбах. Они имели полномочия от руководителя этой организации Голомба на ведение переговоров с СД. Через несколько месяцев «Моссад» уже располагал в Европе целым аппаратом из доверенных лиц, которые тайком на малотоннажных суденышках переправляли евреев в Палестину. Они проводили свою вербовочную работу во всех европейских странах, прежде всего среди молодежи. Развертывались специальные учебные лагеря, в которых молодые евреи проходили азбуку сионизма и курсы выживания в условиях суровой жизни в Палестине.

Транспортировка содержала полный набор удовольствий от положения нелегала. Мигрантов забивали в трюмы каботажных шхун – темнота, вонь, голодный паек. Они проводили так по две-три недели пути. Понятно, что английские власти были начеку. Средиземное море кишело патрульными кораблями. Задержанных возвращали в пункты отправления, где они были никому не нужны. Но не лучшая участь ждала тех, кто благополучно добрался до Земли обетованной. Обещанный вербовщиками рай оборачивался безводной пустыней, каторжным трудом в кибуцах, жизнью впроголодь под постоянной угрозой высылки и опасностью со стороны арабов.

А в это время заправлявшие переселенческой программой руководители «Хаганы» и «Моссада» отлично проводили время в Европе. В руки сионистской верхушки стекались огромные суммы, полученные в основном от несчастных изгоев. Сионисты на пару с СД проворачивали совместные валютные аферы, брали с евреев взятки за право выезда из рейха с имуществом, за липовое оформление «выездного налога», безбожно надували их при обмене марок и золота на доллары. Но это была только одна сторона медали.

Активисты сионистских организаций собирали по всему миру средства на помощь бедным евреям. Эти деньги затем шли на взятки нацистским чиновникам. Их никто не учитывал. Поэтому сионисты, хлопоча за соплеменников, не забывали себя и своих друзей с Леопольдштрассе, 10. Полкес, Гинцбург и Ауэрбах были также в доле с расхищенных денег за реализуемое в рейхе еврейское имущество. Изобретательный Гейдрих выдвинул идею: состоятельные евреи должны оплачивать государственный налог и эмигрантские взносы за определенное число бедных евреев. Далеко не все эти деньги попадали в бюджет рейха. Поэтому шеф СД имел полное право сказать: «Мы славно поработали!»

Глава 5 ВОЙНЫ КОМПРОМАТОВ

8 марта 1936 года начался ввод немецких войск в Рейнскую демилитаризованную зону. Европа замерла в предчувствии острого политического кризиса. В Москве товарищ Сталин искренне предвкушал большую драку империалистических держав. Но вопреки ожиданиям этот более чем рискованный шаг легко сошел с рук Гитлеру.

Армия входила в города Рейнской области под колокольный звон. Били в барабаны и литавры. Полковые оркестры разливались будоражащими маршами. Никто не оставался равнодушным к их зову. Рейнландцы от мала до велика собрались на улицах, приветствуя своих освободителей. Осточертевшие мундиры французской военной полиции исчезли. Тысячи, миллионы флагов со свастикой взвились на стенах домов. Солдатские сапоги утопали в цветах. Как впоследствии вспоминала одна из участниц народных торжеств: «Для нас все это было знаком того, что Германия возвращает уважение к себе».

Министерство пропаганды трудилось в поте лица, распаляя всеобщую эмоциональную истерию. Газеты пестрели ликующими заголовками: «Первые серо-зеленые мундиры в Кельне», «Барабаны бьют в Саарбрюккене», «Великие торжества в Кобленце». Кинотеатры и передвижные киноустановки КДФ крутили

знаменитый специальный выпуск «Ди дойче вохеншау». Начинался он с демонстрации бегущей телеграфной ленты, которая гласила: «Заседание рейхстага назначено на 12.00. Причины неизвестны. Будет передано важное правительственное сообщение». Затем на экране появлялась собравшаяся вокруг радиоприемника немецкая семья. Передавали речь фюрера: «Господа депутаты германского рейхстага! В эти исторические часы наши войска вошли в пределы Рейнской области и занимают позиции на прежних, довоенных границах Германской империи…» Слова фюрера тонули в восторженном реве. В кадре появлялись марширующие солдаты. Ликующие толпы народа. Счастливые, преисполненные гордости лица военных, женщин, детей. Вот кавалерийский офицер наклоняется в седле, чтобы принять букет цветов из рук пожилой дамы, с улыбкой отдает честь… Все это было поистине трогательно. У зрителей невольно слезы наворачивались на глаза.

Проведенный 28 марта референдум завершился величайшим триумфом. Более 90% участников голосования ответили «Да!» на вопрос: «Одобряете ли вы действия фюрера во время рейнского кризиса?». Тогда же Геббельс выступил с обращением к нации, заламывая руки в молитвенном экстазе: «…Мы почувствовали, что вся Германия как будто собралась под сводами одного большого храма, дабы приветствовать того, кто просил перед престолом Всевышнего о милости и защите немецкого народа!». Благополучный исход кризиса вызвал среди немцев настоящий пароксизм страстного поклонения фюреру.

Помимо политических и пропагандистских дивидендов, присоединение важной в промышленном отношении Рейнской области способствовало окончательному решению проблемы безработицы. На одном только строительстве линии Зигфрида было задействовано около 600 тысяч рабочих и бойцов трудовой службы. Запуск остановленных по условиям Версальского договора военных заводов Рура создал даже дефицит трудовых ресурсов. Более трех миллионов безработных были трудоустроены в тяжелой промышленности. В своей речи фюрер по этому поводу заявил: «Вновь забилось в радостном ритме остановленное сердце Германии!» Все эти успехи стали причиной невиданной ранее консолидации народа вокруг своего вождя. Сбывалась мечта Гитлера о единой нации.

Немало посодействовали укреплению нацистского режима состоявшиеся в Берлине Олимпийские игры. Метресса пропаганды Лени Рифеншталь блеснула своим новым культовым шедевром – фильмом «Олимпия», который получил широкое международное признание. Организованный Геббельсом прием в честь гостей Олимпиады в Ванзее поразил воображение не только немцев, но и многочисленных иностранцев. Не считая полумиллиарда марок чистой прибыли, Олимпийские игры принесли властям Третьего рейха столь необходимый внешнеполитический успех. Как отмечал историк Е. Брамштедте: «Спортсмены и многочисленные болельщики, прибывшие из многих стран, сразу оценили эффективную организацию Игр, радушие и гостеприимство хозяев, продуманную программу разнообразных развлечений. Власти распорядились убрать все следы варварской жестокости, насаждавшейся в стране, чтобы Германия предстала в глазах иностранцев в образе процветающего и респектабельного государства». Один из американских комментаторов после завершения Игр направил Геббельсу телеграмму, в которой благодарил министра пропаганды «за прекрасную организацию Олимпиады и за выдающиеся достижения немецкой радиотехники».

Однако если простые немцы охотно вливались в провозглашенные фюрером «нескончаемые колонны великой объединенной нации», то на верхних этажах рейха была совсем иная картина. Междоусобная грызня различных сановных лиц как из-за полномочий, так и по причинам личной неприязни все более обострялась. К тому приложил руку сам Гитлер, руководствовавшийся в политике генеральным принципом: «Разделяй и властвуй».

Не первый год шла изнурительная борьба между Шахтом и лидером Немецкого Трудового фронта Робертом Леем. Когда на съезде руководстиа ДАФ в Магдебурге доктор Лей заявил: «Я буду стремиться к тому, чтобы наши заводы и фабрики стали храмами труда; я хочу сделать рабочих самым уважаемым в Германии сословием», в Союзе промышленников рассудили – добра не жди. Фабриканты постоянно осаждали министра экономики жалобами на самоуправство заместителей Лея – Зельцнера, Маренбаха и Шмеера. Созданное в январе 1934 года ведомство «Красота труда» добавило бизнесу головной боли. Собственникам приходилось выбрасывать десятки миллионов марок на постройку столовых для рабочих, вентиляцию цехов, душевые, бассейны, клубы отдыха. Ведь обходились раньше без всей этой ерунды! Если так цацкаться с рабочей силой, бизнесмены скоро будут нехозяевами на своих предприятиях.

Шахт не единожды спорил с упрямым рейхсляйтером. Что за фантазия – возить работяг в круизы на океанских лайнерах! На все упреки о неэкономном расходовании средств Лей отвечал: «Возможности для развития человека не должны зависеть от денег и происхождения… От хорошо налаженного труда нельзя устать психически, впасть в депрессию, спиться. Подобной буржуазной «усталости» нет места в нашем государстве!» Шахт зло посмеивался. Вся эта болтовня хороша для партийных собраний. Про самого Лея ходят слухи, что он пьет как сапожник.

Новой неприятностью для Шахта стало учреждениe ведомства Генерального уполномоченного по четырехлетнему плану. Возглавил его Геринг, подчинявшийся только Гитлеру лично. У Шахта с треском отодрали основательный кусок власти. С этого момента исподволь тлевший конфликт между ним и рейхсмаршалом принял характер открытой схватки. Единственное, что удалось сделать министру экономики, – поставить в заместители к Герингу своего человека, статс-секретаря Вальтера Функа. Но практически этот «троянский конь» не дал Шахту ничего. Хитрец Функ не мог не понять, что в борьбе с Герингом министр экономики рано или поздно свернет себе шею. Поэтому ему было выгоднее подлаживаться под рейхсмаршала, имея в перспективе надежду занять кресло своего бывшего шефа. Шахт все более ощущал пустоту вокруг себя. Бороться против Геринга и Лея ему приходилось фактически в одиночку. Только некоторые рурские промышленники, которым невыгодно было расширение концерна Германа Геринга, пока еще поддерживали министра экономики.

Однако с некоторых пор Шахт перестал считать действия рейхсмаршала и «коричневого коллективиста» своими главными проблемами. Он чувствовал растущее отчуждение фюрера. Еще не так давно Гитлер с неизменным вниманием прислушивался к словам министра экономики. Но теперь все изменилось. Стоило Шахту заговорить о низкой рентабельности производства на заводах концерна Геринга, как фюрер его решительно обрывал. Когда в сентябре 1936 года правительство Франции девальвировало франк, министр экономики немедленно предложил сделать то же с рейхсмаркой. Это помогло бы Германии вернуться в систему мирового рынка. Гитлер тогда сказал, что не допустит инфляции. Шахт возразил: как раз заявленная фюрером программа автаркии, в рамках которой расширяется производство баснословно дорогих эрзацев, есть самый верный путь к инфляции. Себестоимость, скажем, производства буны (искусственной резины) столь велика, что нет смысла отказываться от импорта натурального продукта. Гитлер пришел в бешенство и указал министру на дверь.

Влияние Геринга в экономике постоянно росло. По собственному почину он созвал всех промышленников на совещание в своем роскошном поместье Каринхалле. Выступая, он подчеркнул: «Рейхсуполномоченный по четырехлетнему плану имеет неограниченное право на принятие экономических решений». Удручающе подействовало на всех присутствовавших олигархов сообщение рейхсмаршала о предстоящем введении в становых отраслях промышленности «принципа фюрерства».

В «схватке титанов» участвовали не только Геринг, Лей и Шахт. Осенью 1936 года возник новый очаг напряжения. В высших эшелонах власти разгорелась борьба за контроль над полицейским аппаратом. Амбиции рейхсфюрсра СС пытался охладить министр внутренних дел Фрик, выдвигая в противовес конкуренту шефа берлинской полиции Курта Далюге. За ними стоял Мартин Борман, опасавшийся дальнейшего усиления СС и СД.

Все началось с назначения Гейдриха «рейхскомиссаром государственной безопасности» по личному указанию Гитлера. Одновременно Гиммлер присвоил ему очередное звание обергруппенфюрера СС. Дальше для Гейдриха был возможен только должностной рост: кубики в петлицах перестали его интересовать. Полномочия рейхскомиссара позволили образовать новую силовую структуру – полицию безопасности. При этом он отхватил у министерства внутренних дел криминальную полицию, создав «управление крипо», на которое поставил своего человека Артура Небе. Следующим шагом Гейдриха стало введение во всех землях института инспекторов полиции безопасности, имевших полномочия вмешиваться в работу аппарата полиции общественного порядка.

Возникла ситуация двоевластия. Первым против Гейдриха и его инспекторов выступил министсриальдиректор Вернер Брахт. Его немедленно поддержали Фрик и Далюге. В разразившейся межведомственной перепалке обе стороны апеллировали к фюреру.

Гитлер не отказал себе в удовольствии блеснуть талантом администратора. Его решение было следующим:

1) назначить шефом объединенной имперской полиции рейхсфюрера СС;

2) в целях эффективной координации работы двух правоохранительных ведомств рейхсфюрер СС до полнительно получает портфель статс-секретаря министерства внутренних дел;

3) партайгеноссе Дзлюге назначается начальником полиции общественного порядка.

Фюрер сделал так, как было выгодно ему. Неплохо зная историю Римской империи, он перенял у римлян основополагающий принцип государственного управления. Гиммлер номинально получал в свои руки аппарат полиции. Но у министра внутренних дел сохранялось право «инспектировать» деятельность рейхсфюрера. При этом Далюге торчал как кость в горле у них обоих.

Впрочем, клок шерсти Гиммлер все же получил: выдвинутый на повышение Далюге освободил кресло шефа берлинской полиции, в которое рейхсфюрер немедленно пристроил своего эсэсовца графа Геллдорфа. Но эта компенсация в русле глобальных замыслов Гиммлера представлялась слишком ничтожной. В итоге ни один из противников не был удовлетворен. Своим решением фюрер только распалил их властные притязания. Хороший урок получил и Мартин Борман. Он уразумел, что с Гейдрихом надо разбираться другими методами.

Председатель партийного трибунала НСДАП Вальтер Бух небрежно поднял руку:

– Клянусь говорить только правду.

Все происходящее в зале суда его явно забавляло. Старый боец, помнивший еще славные времена «пивного путча», Бух имел неофициальное прозвище Инквизитор партии. Характерный для немецкого чиновника сухой педантизм уживался в нем с чисто иезуитским интриганством. Кроме того, он славился в партии своей любовью к громким разоблачениям и показательным процессам.

В отличие от наслаждавшегося новой ролью камрада Буха, окружной судья по гражданским делам пытался, прилагая немалые усилия, сохранить спокойствие. Но его выдавали блестевшие на лбу капли пота. Да и руки предательски подрагивали. Никогда ранее скромному советнику юстиции не доводилось разбирать дела, в котором были замешаны столь высокопоставленные лица. Помимо Буха, представлявшего ответчика, в зале суда находился истец – сам (страшно сказать) рейхскомиссар государственной безопасности, обергруппенфюрер СС Рейнгард Гейдрих.

Бух покровительственно улыбнулся своему издерганному коллеге в судейском кресле. Затеянная шефом СД игра в демократию вносила приятное разнообразие в серые бюрократические будни. Ободренный улыбкой Буха, судья очень вежливо произнес:

– Прошу вас огласить содержание документа, который послужил основанием для заявления истца.

Инквизитор партии с важным видом надел очки и взял в руки приготовленную бумагу:

– Данное письмо первоначально поступило в комиссию партийных кадров при орготделе нашей партии. Поскольку оно было составлено с соблюдением всех формальных требований, председатель комиссии по согласованию с рейхсляйтером счел необходимым направить это письмо в партийный трибунал. Я был обязан проинформировать рейхсфюрера СС. Камрад Гейдрих обратился с иском в суд, и я посчитал возможным после ознакомления с фактической стороной дела принять участие в судебном разбирательстве.

Судья почтительно кивал. Произнеся изобиловавшую казенной терминологией преамбулу, Бух приступил к чтению:

«Многоуважаемый партайгеноссе! Считаю своим долгом предупредить о большой опасности, угрожающей партии и фюреру. Из правительственного сообщения мне стало известно про назначение рейхскомиссаром человека по имени Рейнгард Ойген Гейдрих. Я имею достоверные сведения, что этот Гейдрих – неарийского происхождения. Я родом из тех же мест и лично знал его ныне покойную бабушку Сару Гейдрих, которая была еврейкой. Его отец, Бруно Гейдрих, проживающий в г. Галле, также наполовину еврей. В настоящее время Рейнгард Гейдрих занимает высокую государственную должность, хотя по принятым в рейхе законам о расовой гигиене такого права не имеет. Ведя борьбу с происками мирового еврейства, наша партия, по непонятным причинам, упустила это обстоятельство из виду. Нахождение такого человека в непосредственной близи от нашего фюрера Адольфа Гитлера недопустимо. Как немец и член партии с 1928 года, я был обязан обратиться в соответствующую инстанцию с этим письмом и готов подтвердить изложенное мною под присягой. Хайль Гитлер!»

Далее Бух «посчитал нужным» открыть суду некоторые дополнительные факты. Еще в 1932 году, объявил он, партийная комиссия проводила проверку чистоты происхождения Гейдриха. Так как все это делалось в период президентских выборов, результаты расследования были засекречены. Все документы хранились у тогдашнего заведующего орготделом. После известных событий разыскать их не удалось.

В зале воцарилась напряженная тишина. Присутствующие хорошо поняли намек. Речь шла о странном убийстве Грегора Штрассера во время чистки тридцать четвертого года. Гейдрих слушал речь партийного инквизитора с таким видом, как будто все это не имело к нему лично ни малейшего отношения.

Судья задал Буху несколько уточняющих вопросов. Тот говорил все, кроме правды. Камрад Бух ни слова не сказал о том, что каждый государственный служащий делит бумаги, проходящие через его руки, на удобные и неудобные. Но иногда случаются чрезвычайно неудобные. Инквизитор партии сначала даже не понял, каким образом эта писанина могла забраться так высоко и попасть к нему на стол. К паскудной бумажке прилагалась резолюция самого рейхсляйтера, с указанием провести фактическую проверку. Было ясно, что Борман заинтересован в этом деле, но стремится свой интерес не показывать. Для чего и отфутболил письмо «патриота» в партийный суд, хотя сам имел полномочия разбирать такого рода сигналы.

В отличие от хитрого рейхсляйтера, Бух от своих обязанностей никогда не уклонялся. Такие дела он распутывал с настоящим охотничьим азартом. Да и Гейдриха главный партийный судья недолюбливал (о чем. кстати, хорошо знал Борман). Если бы скандальная бумага была простой анонимкой, Бух не стал бы лить воду на мельницу рейхсляйтера. Но, раз уж свидетельствовавший против шефа СД человек официально назвал себя, инквизитор был обязан дать делу законный ход. Тем более что обвинение оказалось серьезным.

Поблагодарив Буха, судья вызвал ответчика, В узких, близко посаженных глазах Гейдриха полыхнули злые огоньки. Он пристально рассматривал человека, который решился открыто выступить против него. Внешне этот тип производил впечатление полного болвана. Надо же! Пекарь из Галле, у которого бабушка когда-то покупала хлеб. За этим ничтожеством определенно стоял некто с больших высот.

Пекарь тужился производить впечатление образованного, но у него плохо получалось.

– Откуда вам известно о неарийском происхозкдении истца? – спрашивал судья.

– Да это все знают!

– Отчего вы раньше не обращались по этому вопросу в партийные инстанции?

– Думал, что и без меня с ним разберутся. Оказалось, нет. Как только узнал, что такого человека рейхскомиссаром назначили, сразу сообщил куда следует.

Гейдрих презрительно усмехался. Его неизвестные пока «доброжелатели» явно перемудрили. Такие дела надо делать тонко и изящно. Поэтому показания еще двух привезенных из родного города «свидетелей» его ничуть не испугали. Слишком грубая работа.

Когда очередь дошла до Гейдриха, он был предельно краток.

– Господин судья! Все, что мы здесь слышали, – лишь слова. Суду не было представлено ни одного документального доказательства, способного подтвердить россказни этих людей. Я не хочу попусту тратить время на сотрясение воздуха. Предлагаю суду ознакомиться с официальным заключением о моем происхождении, которое сделал в 1932 году главный генеалог нашей партии доктор Герке.

Судья просмотрел поданную бумагу и заявил, что, по результатам партийной генеалогической экспертизы, неарийские корни в личности истца отсутствуют. Бух немедленно вмешался, требуя более широкой доказательной базы. Судья отложил дальнейшее разбирательство до получения из Галле свидетельства о браке родителей и о рождении истца.

Гейдрих был вызван для объяснений к рейхсфюреру. Он уже знал, что его начальник весьма своеобразно отреагировал на «информацию» из партийного трибунала. «Да, – изрек рейхсфюрер, – в Гейдрихе заметна внутренняя раздвоенность, характерная для людей смешанной крови». Сказано это было в присутствии нескольких группенфюреров и офицеров Главного штаба СС. Видимо, до Гиммлера доходили кое-какие сведения об излишне бурной служебной деятельности Гейдриха. Рейхсфюрер устал от неуемных амбиций своего заместителя и увидел прекрасную возможность поставить его на место.

Гейдрих догадывался, каково настроение начальства. Поэтому с отлично разыгранным удивлением спросил:

– Неужели господин рейхсфюрер придает значение таким пустякам?

– Нет, мой Рейнгард, – строго произнес Гиммлер, – это не пустяки. Камрад Бух намерен серьезно расследовать ваше дело.

– Я желаю того же.

Лицо Гейдриха хранило обычную бесстрастность. Рейхсфюрер почувствовал раздражение:

– Но как вы все это объясните?

– Очень просто. Дело не в моем происхождении, а в выполняемых мною задачах по обеспечению безопасности рейха. Как хорошо известно господину

рейхсфюреру, в партии появились перерожденцы, которые уклоняются от нашей общей борьбы, разлагаясь в болоте роскоши и коррупции. Возглавляемая мною служба фиксирует такие антигосударственные проявления. Естественно, что враги, маскирующиеся под истинных национал-социалистов, хотят избавиться от меня путем сочинения грязных историй о моей семье.

– Кто же эти враги?

Господин рейхсфюрер в курсе, что пять лет назад затесавшийся в ряды руководства нашей партии

агент международного большевизма Грегор Штрассер пытался скомпрометировать меня подобным образом. Проверка доказала ложность этих обвинений. Но повидимому, в партийных организациях еще остались недобитки из «Черного фронта», связанные с известным врагом рейха и нашего народа Отто Штрассером. Кто-то из них стоит за организацией этой кампании. В их положении это понятно, так как речь идет о целости их шкур.

Гиммлер чуть заметно усмехнулся. Неплохо придумано!

– А что мы будем делать с этим скандальным судебным процессом? Вы должны понимать, Рейнгард, мое вмешательство нежелательно.

Гейдрих ничего другого не ждал от господина рейхсфгорера.

– Процесс я выиграю. В целях сохранения престижа СС прошу вас решить вопрос с прессой.

– Да-да, конечно. Я поговорю с доктором Науманом.

– Интересно бы узнать, – продолжал Гейдрих, – на кого работают эти прохвосты. Надо ими заняться.

Гиммлер поспешно сказал:

– Я запрещаю вам любые незаконные действия.

«3нает, что к чему», – отметил про себя шеф секретной службы.

– Господин рейхсфюрер, такие вещи безнаказанно оставлять нельзя. Сегодня какой-то олух назовет евреем меня, завтра может назвать вас.

– С этой стороны я безупречен!

Гейдриха так и покоробило от высокомерного тона господина рейхсфюрера. Заместитель просто не мог отказать себе в удовольствии напомнить начальпику одну очень неприятную историю из недавнего прошлого.

Случилось это в апреле 1933 года. Гиммлер тогда был назначен полицай-президентом Мюнхена. Как-то вечером в дежурную часть главного управления полиции заявился некий господин типично еврейской наружности. Он назвался приезжим из Вюртемберга родственником шефа полиции и потребовал доложить о себе. Дежурный офицер спросил, еврей ли он. Да, еврей, с достоинством подтвердил посетитель. На предложение убираться подобру-поздорову он пригрозил пожаловаться шефу полиции. Тогда дежурный сделал соответствующую запись в книге посетителей: фамилия, национальность, цель визита.

– Господин рейхсфюрер, – мягко сказал Гейдрих, – эта запись, зафиксировавшая вашего родственника-еврея, до сих пор хранится в архиве управления полиции. Мало ли в чьи руки она может попасть.

Гиммлер выглядел растерянным и смущенным. Он успел давно забыть об этом «вюртембергском еврее». Конечно, никаким родственником рейхсфюрсра он не был. Просто на заре движения Гиммлер испытывал некоторые материальные трудности. А этот еврей был богат и платил ему за покровительство и защиту от штурмовиков. Внутренне рейхсфюрер не сомневался: материал уже находится в секретном досье Гейдриха. Тот тактично молчал, не желая прерывать горьких дум начальника. Рейхсфюрер не произнес ни слова, взмахом руки велев Гейдриху уйти.

На Леопольдштрассе шефа СД ждал прибывший из «спецкомандировки» унтер-офицер. Этого парня Гейдрих подобрал еще в Гамбурге, отметив его исключительную физическую силу и умение молчать. Он был верен своему хозяину, как пес. Унтер-офицер доложил о выполнении поставленной обергруппенфюрером задачи.

Гейдрих с чувством какой-то странной ностальгии держал в руках свидетельства о браке родителей и о своем рождении.

– Докладывай.

– Бумаги добыл в отделе записи гражданских актов. Потом отправился в Лейпциг. Плиту с надписью «Сара Гейдрих» вынез с кладбища на грузовике. Сбросил в реку. Все прошло чисто.

Щелкнула зажигалка. Через минуту от обоих свидетельств остался только пепел. Гейдрих вынул из сейфа толстую пачку долларов. Получив деньги за работу, унтер-офицер сразу отправился на Ванзейский вокзал и экспрессом отбыл в Париж.

К назначенному судьей сроку документы из Галле получены не были. Это обстоятельство решило исход процесса в пользу Гсйдриха. Суд наложил крупный штраф на свидетельствовавших против него людей за «клевету и распространение порочащих слухов». По прошествии недели двое «клеветников» уже полировали нары в концлагере. Но до пекаря, написавшего донос, Гейдрих дотянуться не успел. Этот человек бесследно исчез.

Вскоре в Берлине открылся салон «У Китти» – элитарный дом свиданий для высокопоставленных нацистских функционеров и иностранных дипломатов. Мадам, выдававшая себя за светскую женщину, умела пускать пыль в глаза. Ее салон вовсе не производил впечатления борделя, более подпадая под категорию элитного агентства знакомств для флирта и даже брака. Девушки отличались изяществом и хорошими манерами. Причем не все были искательницами приключений. Мода посещать салон «У Китти» стремительно разошлась среди эмансипированных леди и женщин, которые устали от верности мужьям. Никто из веселившихся «У Китти» завсегдатаев до поры не знал, что в апартаментах установлена аппаратура гестапо. Угрюмые люди в прорезиненных плащах приходили на дом к гауляйтерам и генералам, демонстрируя пачки пикантных фотографий. Это была месть Гейдриха партийной номенклатуре. Салон «У Китти» стал одним из ценнейших источников оперативной информации.

Именно таким образом в поле зрения спецслужб попал один из заместителей Роберта Лея – Маренбах. Предъявленного компромата было достаточно, чтобы сделать из него покорного информатора. Со слов Маренбаха Гейдрих узнал, что всемогущий глава Трудового фронта и фюрер 25 миллионов немецких рабочих тайно пьет горькую. Напиваясь, доктор Лей нещадно избивал свою жену.

Шеф СД прикинул такой вариант: подсадить к забитой и запуганной супруге рейхсляйтера «подруг». Пусть она изливает им душу, побольше рассказывая о тайных грешках своего мужа. Затем «подруги» должны подбить фрау Лей пожаловаться фюреру, требуя развода. Дополнительным сюрпризом станут собранные оперативниками СД материалы о хищениях и валютных аферах руководителей Трудового фронта. В сочетании с аморальным поведением лидера и тем, что 'он алкоголик, можно ожидать смены всей верхушки организации. Значит, открывается возможность посадить в освободившиеся кресла своих людей.

Родная партия многому научила Гейдриха. С чьей-то легкой руки в коридорах власти зациркулировали слухи о том, что доктор Лей – человек неарийского происхождения. Партийная канцелярия была засыпана письмами, указывавшими на еврейские корни в семействе лидера немецких рабочих. Информаторы докладывали, что рейхсляйтер нервничает и крепче обычного налегает на горячительные напитки. Но довести эту кампанию до конца Гейдрих не сумел. Ему внезапно был нанесен мощный удар с той стороны, откуда он не предвидел угрозы.

В один из мартовских дней 1937 года руководителя спецслужб вызвал Борман. Обострившееся за годы борьбы чутье Гейдриха предупреждало об опасности. Шеф СД внутренне подобрался, как боксер перед поединком.

Когда Гейдрих вошел в кабинет, рейхсляйтер не подал ему руки и в знак немилости встретил его сидя, На лице комиссара госбезопасности заходили желваки. Никто не осмеливался так открыто пренебрегать его персоной.

– Ваши люди занимаются шантажом! – рявкнул Борман. Гейдрих принял удар и спокойно парировал:

– Доказательства?

– Гауляйтер Адольф Вагнер обратился с письмом к фюреру, в котором указывал на противозаконные, антигосударственные действия сотрудников СД. Шантаж, вымогательство, мздоимство! И все это делают люди, по долгу службы обязанные охранять партию от преступных посягательств.

– Наш долг – охрана безопасности рейха и фюрера, а не партии.

– Вы помните, что сказал камрад Гесс? «Партия – это Гитлер. А Гитлер – это Германия!»

– Не будем спорить, рейхсляйтер. Я могу ознакомиться с содержанием письма?

Борман встал и подошел к окну:

– Нет. Фюрер решил оставить письмо у себя. Такие вопиющие факты необходимо держать в тайне. Я целиком разделяю это мнение.

Гейдрих развязно поинтересовался:

– Как же мне прикажете проводить расследование? Ваше мнение к делу не пришьешь.

Рейхсляйтер резко обернулся. Его широкое, круглое лицо потемнело от гнева. Противники обменялись ненавидящими взглядами.

– Есть информация, – стараясь говорить сдержанным тоном, произнес Борман, – что преступной деятельностью сотрудников СД руководит некий Ханс Калленбах.

Это имя показалось Гейдриху знакомым. Он напряг память и решительно заявил:

– Тут что-то не так. В Баварии мне известен только один Ханс Калленбах, оберфюрер СА. Как он мог оказаться в кадрах СД?

– Вы меня спрашиваете?

Борман иронически поднял бровь.

– Приказ фюрера: вам, камрад Гейдрих, надлежит немедленно выехать в Мюнхен для проведения самого тщательного расследования.

– Я хочу посмотреть на этот приказ.

– Вы найдете его в канцелярии рейхсфюрера СС. Можете идти. Хайль Гитлер!

Гейдрих вышел от рейхсляйтера, кипя от злости. Борман обращался с ним, как с нерадивым подчиненным! Борман отдавал ему приказы! Пусть чужие, но все же… Неплохо бы как следует прощупать этого толстого борова. Но пока шеф СД не мог не понимать, что Борман одержал над ним верх. Поэтому в Мюнхен Гейдрих отправился в сильнейшем раздражении. Прибыв на место, руководитель спецслужб для начала как следует взгрел подчиненных. Территориальные отделы СД и гестапо были подняты на ноги. Старшие начальники отыгрались на младших, младшие сорвали зло на рядовых офицерах, а те трясли своих информаторов. Бешеная энергия Гейдриха сдвинула Баварское дело с мертвой точки. Начала поступать обширная оперативная информация. Вскоре стали ясны подробности.

Преступную группировку «оборотней» возглавлял известный мюнхенский предприниматель Эмиль Данцайзен. Хотя он официально не состоял в национал-социалистической партии, но еще со времен эйфории демократии был на короткой ноге с командирами штурмовых отрядов. Активно участвуя в партийных интригах, беспартийный Данцайзен впервые громко заявил о себе в 1932 году, спонсируя подготовку покушения на Рема. Дело сорвалось, что только распалило его амбиции.

Среди «старых бойцов» Данцайзен нашел нескольких человек, которые слишком мало получили от национал-социалистической революции. В их числе оказались Альберт Амплетцер, бывший знаменосец «пивного путча», Эрих Груль, сотрудник земельного партбюро, и оберфюрер СА Ханс Калленбах. Интересно, что проведенная гестапо проверка выявила весьма любопытные факты биографий этих людей. Так, Амплетцер был неоднократно судим по уголовным статьям, в последний раз – в 1932 году за присвоение 16 000 марок из кассы мюнхенского клуба боксеров. Груль состоял на учете как психопат и баловался наркотиками.

В ноябре 1934 года эти «три мушкетера» на пару с Данцайзеном организовали преступную группу, задачей которой являлось проникновение в высшие органы власти. Помочь в этом деле должен был сбор компрометирующей информации на руководителей партии. Свою банду преступники по идее Данцайзена назвали «службой безопасности» и действовали вполне легально методами настоящей СД.

К 1937 году «служба безопасности» Данцайзена превратилась в Мюнхене в достаточно влиятельную структуру. В ее состав входили 69 «сотрудников», носивших форму СА и СС. Они обросли коррумпированными связями в территориальном управлении СС «Юг», в политическом отделе мюнхенского полицай-президиума и в Коричневом доме. Они собирали сведения об отдельных правительственных чиновниках и ведомствах, имея своих людей по всей Баварии – в Вайсенбурге, Деггендорфе, Пфаркирхене, Бамберге, Швейнфурте.

Правой рукой Данцайзена стал оберфюрер СА Калленбах. Оперативные сообщения гестапо отмечали: «Он слыл человеком с большими связями, вплоть до фюрера. Каждый, кто хотел чего-то добиться, обращался к Калленбаху за содействием, предлагая в виде вознаграждения крупные суммы денег».

«Служба безопасности» проталкивала своих доверенных лиц на различные чиновные должности, Данцайзен успешно шантажировал высоких партийных функционеров в течение трех лет. Но зарвался, когда сделал попытку надавить на самого гауляйтера. В этот момент на его след вышли настоящие сотрудники госбезопасности.

Дело заварилось нешуточное. Пришлось докладывать рейхсфюреру СС. Взбешенный Гейдрих понимал, что все это может ему дорого обойтись. «Болван! Скотина! – орал он на местного начальника СД – Все сушишь чучела евреев, а под носом у тебя работает целая сеть!» Пришлось униженно просить гауляйтера не выносить сора из избы.

Рейхсфюрер долго колебался, принимая решение в отношении Гейдриха. Тень «вюртсмбергского еврея» висела над его головой дамокловым мечом. В конце концов Гиммлер лишь объявил своему заместителю выговор. Тем более что шеф СД постарался на славу, умасливая партийных бонз. Делу с явным политическим душком удалось придать уголовный оттенок. В Мюнхене состоялись два закрытых процесса. Данцайзена, Калленбаха, Груля и еще 36 человек судили как уголовников и отправили в концлагерь. Всех участвоваших в преступной группировке эсэсовцев судил территориальный суд СС. С проморгавших «все это безобразие» командиров Альгемайне СС сорвали погоны, руководителей СД и гестапо бросили на понижение. Под давлением Бормана рейхсфюреру СС пришлось отдать письменный приказ, запрещавший секретным службам «просвечивать» партийные организации. Тогда же Гейдрих понял, что созданный им аппарат тайного сыска все еще далек от совершенства. Именно после Баварского дела в голове шефа СД начала складываться схема главного управления имперской безопасности.

Штурмбаннфюрер СС Йозеф Мейзингер отнюдь не случайно оказался в кресле начальника отдела 2С гестапо. Как только борьба между спецслужбами и партийной номенклатурой обострилась, Гейдрих выдвинул своего старого бойца на соответствующее повышение. Отдел 2С занимался выявлением случаев абортов, связей арийцев с евреями и гомосексуалистами. Гейдрих полностью контролировал берлинское дно, поэтому свой человек для контроля за поступавшей оттуда информацией был ему абсолютно необходим.

По сути, отдел 2С занимался дублированием функций отдела «В» криминальной полиции. Стала обычной практика передачи на Принц-Альбрехтштрассе всех более или менее крупных уголовных дел. На одно такое дело Мейзингер сразу обратил внимание.

Речь шла о взятии с поличным средней руки мошенника и вымогателя некоего Шмидта. На допросе с применением «форсированных методов прояснения памяти» задержанный среди прочего показал, что занимался шантажом ряда занимавших высокое должностное положение чиновников-гомосексуалистов. Когда Шмидт назвал имена полицай-президента Потсдама графа фон Веделя и статс-секретаря министерства экономики Функа, следователь Эрнст занервничал. Такие дела были ему не по чину. В установленном порядке он передал все материалы отделу 2С. Папка со скандальными показаниями Шмидта и сам Шмидт перешли в ведение тайной полиции.

Наметанный полицейский глаз Мейзингера мгновенно выделил в списке сановных лиц – жертв шантажиста Шмидта фамилию Фрич. Фрич… Фрич, стал напряженно размышлять начальник отдела. Возможно ли, что речь идет о генерал-полковнике Вернере фон Фриче, одном из главных недругов СС среди военной верхушки?

Мейзингер не торопился. Для начала он все тщательно обдумал. Затем аккуратно отложил в сторону текущие дела. В течение недели занимался интенсивными допросами Шмидта. На исходе восьмого дня энергичной работы Мейзингер позвонил шефу и сообщил, что есть важные новости.

Новости превзошли самые смелые ожидания Гейдриха. Когда ввели Шмидта со свежими «следами насилия» на лице, шеф СД сразу пришел в хорошее расположение духа. Тусклым, равнодушным голосом преступник стал рассказывать:

– В ноябре 1933 года в зале ожидания Ванзейского вокзала я заметил гомосексуалиста-пассива Мартина Вайнгертнера, который, как мне было известно,

занимался проституцией. К нему подошел мужчина средних лет, одетый в темное пальто с меховым воротником, черную шляпу, белое кашне, с моноклем в

глазу…

– Этот? – перебил Мейзингер, показав шантажисту фотографию генерала Фрича.

– Да, это он, – подтвердил Шмидт. Гестаповец выразительно посмотрел на шефа. Гейдрих нетерпеливо кивнул.

– Продолжайте, Шмидт.

– Этот человек вместе с Вайнгертнером направился в темный переулок рядом с вокзалом. Я осторожно пошел за ними и видел, как они…

– Подробностей не надо. Дальше!

– Господин в пальто потом пошел в сторону Потсдамской площади. Там я остановил его и представился комиссаром уголовной полиции. Наверное, он решил взять меня на пушку, потому и вынул удостоверение, сказал, что он генерал фон Фрич из главного командования вермахта. Тут я припугнул его как следует. Он сказал, что при себе у него только 100 марок, но можег дать больше за мое молчание. Мы поехали в Лихтерфелъде. Генерал вошел в дом номер 21 по Фердинандштрассе. Вернувшись, он дал мне 500 марок и обещал еще тысячу на следующий день. Эти деньги я получил.

– Что у тебя с лицом? – спросил Гейдрих.

– Я упал с лестницы.

Шеф СД засмеялся.

Когда Шмидта увели, эсэсовцы стали совещаться. Гейдрих похвалил подчиненного за отличную работу. Но, сказал он, пускать этот материал в ход пока не надо. Фюрер слишком доверительно настроен по отношению к генералитету. Подождем благоприятного момента. Дело законсервировать, свидетеля Шмидта держать наготове, хорошо кормить и, чтобы не терял формы, снабжать женщинами.

В ноябре 1937 года Гейдриху стало известно о конфликте фюрера с высшим военным руководством. На совещании в имперской канцелярии военный министр фон Бломберг и главком сухопутных войск фон Фрич резко выступили против вынашиваемого Гитлером плана аннексии Чехословакии. «Источник» из окружения фюрера слышал, как тот после совещания крайне раздраженно заметил: «С такими генералами Германия навсегда останется в канаве истории». Таким образом, благоприятный момент наступил.

Шеф СД действовал тонко. Натянутые отношения между армией и СС могли придать плохой запах делу, поэтому довести скандальную информацию до сведения фюрера должен был представитель «нейтральной» стороны. Эту роль взял на себя Геринг, заинтересованный в компрометации руководителей армии.

Время для выброса компроматов оказалось столь подходящим, что шефы СД и гестапо решили попытаться заодно с Фричем свалить еще и военного министра. Прошлое генерал-фельдмаршала Вернера фон Бломберга было безукоризненным. Но вот к его настоящему имелись некоторые вопросы. Когда престарелый фельдмаршал женился на молоденькой красивой стенографистке из военного министерства Эрне Грун, Гейдрих сразу заинтересовался этой пикантной историей. В прошлом опутавшей министра шустрой красотки определенно стоило покопаться.

Интуиция шефа СД сработала безотказно. Принявший активное участие в деле Генрих Мюллер обнаружил в архивах криминальной полиции досье на мать Эрны Грун. Еще при Веймарской республике она была хорошо известна сотрудникам отдела по борьбе с нарушениями общественной морали как содержательница массажного салона и даже несколько раз привлекалась к уголовной ответственности за сводничество и сутенерство.

Однако Гейдрих посчитал, что этого недостаточно. Интрига выходила на решающую стадию. Цена ошибки была слишком велика. Шеф СД знал, что на свадьбе Бломберга присутствовали фюрер и рейхсмаршал Геринг. Сообщили ему и о том, что Гитлер в знак благословления поцеловал руку новобрачной. Поэтому Гейдрих приказал Мейзингеру взять в плотную разработку биографию Эрны Грун.

21 января 1938 года штурмбаннфюрер Мейзингер появился в кабинете полицай-президента Берлина графа Геллдорфа. В докладной записке, представленной им шефу полиции, сообщалось, что жена военного министра рейха генерал-фельдмаршала фон Бломберга в течение ряда лет находилась под надзором за нарушение норм общественной морали. До вступления в брак она вела образ жизни типичной куртизанки, живя на содержании у нескольких состоятельных бизнесменов одновременно. К докладу прилагались фотографии оперативной съемки, на которых Эрна Грун была запечатлена в постелях различных мужчин.

«Порадовать» фюрера взялся его старый боевой товарищ Геринг. Очень кстати во всех крупнейших немецких газетах замелькали статьи с разоблачительными материалами в адрес «нетрадиционной ориентации» генерала Фрича и древнейшей профессии жены фельдмаршала Бломберга. Общественность была взбудоражена не менее, чем в «ночь длинных ножей». В «Сообщениях из рейха» люди Олендорфа фиксировали, что повсюду ведутся разговоры о «семейных делах» обоих военных лидеров, попутно обрастая самыми немыслимыми слухами. Информаторы СД передавали слова, услышанные от адъютанта Гитлера Хосбаха: «Фюрер совершенно вне себя»,

На волне разгоревшегося скандала военный министр был вынужден подать в отставку. С молодой женой он не развелся, отчего служил постоянной мишенью злословия для Гитлера и его окружения. Однако генерал-полковник фон Фрич твердо намеревался постоять за себя. Он сумел выдержать провокационную очную ставку со Шмидтом и настаивал на открытом судебном разбирательстве. В этом пункте план Гейдриха дал первый сбой.

На суде выяснилось, что показания Шмидта являются ложными. Шеф СД страшно нервничал. В случае открытия факта фальсификации дела против Фрича военные могли сожрать его с потрохами. Поэтому Гейдрих дал указание своим людям сбавить обороты. Генерал выиграл процесс, был оправдан по суду. Но это ничего не меняло. Самого факта фигурирования его имени в столь грязном деле оказалось достаточно для того, чтобы получить ярлык «личности с сомнительной репутацией». В этом смысле на Леопольд-штрассе все точно рассчитали, Фрич был неотвратимо скомпрометирован. Гитлер снял его с поста главкома и предоставил чисто формальное звание «почетного шефа 12-го пехотного полка».

Новый командующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич потребовал реабилитации своего предшественника. Гитлеру пришлось сделать это в присутствии всего руководства вермахта. Рейхсфюрер СС запаниковал и отдал Гейдриху приказ расстрелять шантажиста Шмидта. Вражда между армией и «Черным орденом» предельно обострилась. Гиммлер, как водится, подставил подчиненных, заявив, что ничего не знал о подготовке материалов на Бломберга и Фрича. Возникший на почве этого скандала конфликт двух силовых структур продолжался до самого конца Третьего рейха.

Глава 6 ОЧЕНЬ ПРЕДПРИИМЧИВЫЙ ГРУППЕНФЮРЕР

12 марта 1938 года немецкие войска вошли в Австрию. На страницах всех газет мира появилось слово «аншлюс». Вялая реакция западных держав резко контрастировала с эйфорией ликующего торжества, звучавшей в заявлениях нацистских лидеров. Германия вернулась на арену большой политики! Фюрер заставил Лондон, Париж, Вашингтон и Москву инимательно следить за каждым словом, произнесенным в Берлине.

Благополучный исход очередного, теперь уже «австрийского кризиса» позволил немцам вздохнуть спокойно. Каких-то два дня назад страшное напряжение охватило страну. Австрийские и немецкие власти обменивались резкими нотами. По обе стороны границы были приведены в готовность войска. Накануне вторжения Гитлер выступил с откровенно ультимативным заявлением: «Либо Шушнигу снова удастся оправдать в глазах мирового сообщества свою кровавую систему, проведя очередные мошеннические выборы, либо народ поднимется на борьбу за свои права и сметет его режим!»

Спустя двадцать четыре часа немецкие гренадеры маршировали по улицам Вены. На стенах домов холодный мартовский ветер трепал знамена со свастикой. Гремели военные оркестры. Многотысячные толпы жителей австрийской столицы, надсаживаясь, ревели: «Хайль, хайль!», как самые настоящие немцы. Одуревшие от восторга люди пожимали руки солдат в серо-зеленых шинелях. Ливень букетов превращал броню немецких танков в цветочные клумбы. Местные нацисты в форме СА и СС бросали по сторонам высокомерные взгляды. Все были безмерно счастливы. Всех опьянял старый имперский дух.

Гитлер не отказал себе в ностальгическом удовольствии проехаться по улицам города, где прошла его молодость. Одетый в простую солдатскую шинель и фуражку с кокардой, он стоял в открытой машине и важно поднимал руку в ответ на восторженные вопли уличных толп. Рейнгард Шпитце, один из сопровождавших вождя партийных чиновников, вспоминал: «День, когда мы вошли в Австрию, был самым счастливым в моей жизни. Я ехал в машине с Гитлером, и у меня в глазах стояли слезы. Сбылась моя мечта о воссоединении Австрии и Германии».

В тот же день фюрер впервые опробовал на австрийцах свой ораторский талант. На огромной площади Балльхаусплац, перед дворцом свергнутого канцлера Шушнига, волновалось и кипело казавшееся бескрайним людское море. На торжественный митинг собралось более 200 тысяч человек. Все ждали речи фюрера. Наконец, пропели фанфары. Как только Гитлер появился на трибуне, толпа пришла в неистовство. Руки вскинулись в нацистском приветствии. Кто-то начал скандировать: «Зиг хайль, зиг хайль, зиг хайль…», и вся площадь подхватила этот крик, нараставший подобно снежному кому.

С высоты трибуны Гитлер молча наблюдал из-под козырька фуражки за бесновавшейся внизу толпой. Он был давно пресыщен всеми этими восторгами. Небрежный взмах руки. На площади мгновенно воцарилась тишина. Гитлер бросил быстрый взгляд на бумагу с текстом речи, сжал правую руку в кулак и начал говорить: «Немцы! Мужчины и женщины! Я возвещаю, что отныне старинные восточные земли немецкого народа станут самым прочным бастионом германской нации и германского рейха!» Толпа вновь взорвалась иосторженным ревом.

А в это время в Берлине выступал с обращением к нации доктор Геббельс. Он делал ту же работу, заряжая немцев энергией для новых великих свершений. «Наши австрийские товарищи обратились к нам с призывом о помощи! И немецкие войска получили приказ фюрера – вперед! Через несколько часов знамя со свастикой уже развевалось над Веной!… Никто из нас не скрывал своих слез, когда в полночь мы впервые услышали «Песню Хорста Весселя», передаваемую радио Вены. Время величайшей опасности сменилось часом величайшего триумфа!» Приложив руку к груди, Геббельс привел своих восторженных слушателей в эмоциональный экстаз рассказом о суровых испытаниях, которые пережил молодой Гитлер в Австрии: «Какие чувства испытывал этот великий человек, глядя на освобожденную Вену? Ведь еще подростком он ходил по этим улицам в составе демонстраций, требуя создания великого германского рейха. Тогда прислужники режима Габсбургов преследовали и мучили его!» В заключение своей яркой речи Геббельс уверенно заявил, что два великих германских народа никогда и никому не позволят больше разорвать скрепляющих их уз вечной дружбы.

Ялмар Шахт абсолютно не разделял всеобщего оптимизма. Он был одним из немногих, кто уже в 1938 году ясно видел приближающуюся катастрофу. Прежнее уважение к Гитлеру как к сильному лидеру постепенно исчезло. Фюрер оказался невосприимчив к самым очевидным вещам. Он был всего лишь «богемским ефрейтором» и ничем более. Частые споры с Шахтом наконец надоели фюреру, и он погнал его с должности министра экономики. Министерское кресло занял более покладистый Вальтер Функ, человек из партийной номенклатуры. Шахт сохранил за собой председательский портфель в Рейхсбанке и статус экономического советника фюрера. Но Гитлер все меньше прислушивался к его словам. Соответственно Шахт политически склонялся в сторону оппозиции, открыто критикуя программу вооружений.

Четырехлетний план создал острую нехватку валюты, диспропорцию в распределении рабочей силы и постоянно увеличивал размер суммы государственного долга. Свободное предпринимательство повсеместно вытеснялось административно-командным регулированием экономики. Непрерывно рос бюрократический аппарат, чиновники распределяли драгоценные сырьевые ресурсы по собственному почину. В Германии происходило ровно то, что и в большевистской России, – рост количественных показателей при одновременном снижении качества и эффективности производства. В кругу своих ближайших сотрудников Шахт открыто говорил: «Фюрер доведет страну до экономической большевизации!»

Военная промышленность разрасталась непомерно. Внутренне содрогаясь, Шахт просматривал цифры прибылей промышленных концернов. В период 1934- 1937 гг. валовой доход «Стального треста» возрос на 213%, концерна Клекнера – на 127%, концерна Геша – на 197%. В текущем году Крупп получил 211 миллионов марок чистой прибыли, «И.Г. Фарбениндустри» – 231 миллион. Производствю стали поднялось с 7,4 млн. тонн в 1933 году до 19,2 млн. тонн в 1937 году. При этом военные эксперты довольно скептически высказывались о тактико-технических характеристиках основного серийного танка Т-3 «Лухс»: лобовая броня всего лишь 35 мм – ее легко пробивает любой снаряд, двигатель бензиновый – и машина вспыхивает как спичка, гусеницы узкие, что сильно ограничивает проходимость по болотистой, либо пересеченной местности, да и запас хода слишком мал. Дешевле было бы просто закупить танки в России, возмущался Шахт, и не тратить деньги, время, ресурсы на производство никуда не годных железных коробок!

Между тем военные расходы достигали сумасшедших цифр. На 1938/39 финансовый год было предусмотрено выделение 15,7 миллиарда марок на нужды предприятий ВПК, что по курсу покупательской способности составляло 205 марок 40 пфеннигов на душу населения при средней зарплате 350 марок. От избытка дыр в бюджете правительство пыталось избавиться путем повышения налогов. В 1938 году в рейхе был установлен 21 налог, в том числе 12 поимущественных и 9 коммунальных, не считая местных сборов, с помощью которых муниципалитеты стремились покрыть собственные расходы. Более того, работал дополнительный «насос», энергично избавлявший граждан от лишних денег, – государственная благотворительная программа с обязательными взносами на «зимнюю помощь» и прочие пропагандистские мероприятия такого рода.

Естественным следствием экономического перекоса в сторону тяжелой промышленности стало сокращение производства потребительских товаров. Немцам пришлось вплотную познакомиться с понятием «дефицит». Уже в 1937 году ощущалась острая нехватка мясомолочных продуктов. Дополнительные трудности создавал прирост населения, происходивший в результате успешного проведения государственных демографических программ.

Правительственные меры по борьбе с дефицитом напоминали хождение человека в болоте – одну ногу из трясины вынул и тут же другой вляпался. 26 октября 1936 года вышел имперский закон «О фиксации цен на уровне 17 октября 1936 года». Одновременно Геринг, подмявший под себя «крестьянского вождя» Дарре, в целях преодоления продовольственного кризиса распорядился поднять цены на сельскохозяйственные товары. Как обычно бывает во время действия двух противоречащих друг другу законов, началась административная чехарда. Органы местного самоуправления приказывали полиции шерстить рынки и магазины, торговцы устраивали акции протеста, партийные чиновники ломали копья в бумажных баталиях. Один такой случай описывала газета «Франкфуртер цайтунг» от 16 октября 1938 года: «В Бохум-Геве члены гильдии мясников отказались признать цены на мясо, установленные земельной администрацией в соответствии с указаниями правительственной комиссии по контролю за ценами. Представитель протестующих мясников заявил полиции:

– Мы не намерены признавать цены, спущенные сверху.

Ему было приказано явиться к регирунгепрезиденту. Руководитель местной администрации приказал взять нарушителя под стражу и отправил его в полицейскую следственную тюрьму Реклангхаузена».

Потребительская корзина среднего немца все более оскудевала. Если в соседних западных странах потребляли больше мяса, масла, белого хлеба, сахара и яиц, то в Германии на стол преимущественно шли капуста, ржаной хлеб, маргарин, картофель и эрзац-мармелад. Раздражающе действовала на людей пропаганда так называемого айнтопфа {первого и второго блюда в одной кастрюле), призывавшая к дальнейшей «жертвенности во имя рейха». Экономические обозреватели западных изданий отмечали: «Берлин, 14 мая 1938 года. Впервые институт рыночного анализа рассмотрел динамику цен и стоимость жизни в современной Германии. Обнародованный отчет утверждает, что стоимость жизни за пять лет национал-социалистического прааления поднялась всего на 3,4%… Истинный рост цен по сравнению с 1933 годом гораздо выше официальных данных. Так, стоимость масла возросла на 35%, маргарина – на 44%, яиц – на 31 %, картофеля – на 22%. мяса – в среднем па 18% (стоимость говядины увеличилась на 18%, свинины – на 11 %, тогда как телятины и баранины на 40 и 41 % соответственно).

Молочные продукты подорожали в среднем на 15%, горох – на 52%, а остальные бобовые – на 31%. Злаковые поднялись в цене на 5%, рис – на 7%, сахар – на 2%, овощи – на 2%. Вместе с тем на 1 % подешевели отопление и электроэнергия, уголь и газ. Цепы же на верхнюю одежду, рубашки и обувь поднялись на 24, 17 и 8% соответственно. Предметы гигиены и ухода за телом подешевели на 2% и транспорт – на 3%.

В целом розничные цены резко возросли. Снижение цен на отдельные виды продукции не идет ни в какое сравнение с их ростом в целом. В то же самое время рост цен не означал повышения качества продукции. Можно привести хотя бы один пример: качество хлеба значительно снизилось за счет добавления в него 7% кукурузной муки.

Ухудшение качества продукции заставляет покупателей обращаться за необходимым по более высоким ценам…»

(Газета «Люксембургер ворт», 15- 16 мая 1938 г.)

Милитаризация экономики в сочетании, по сути, с большевистскими методами руководства ею привела к появлению системы централизованного распределения товаров и ресурсов. Так, к понятию дефицита неизбежно добавились еще два сопутствующих – черный рынок и коррупция. Шахт совершенно ясно видел эти метастазы медленно, но верно охватывающей могучий организм рейха смертельной блезни. Расцвет черного рынка сигнализировал ему как специалисту о зарождении новой влиятельной внегосударстненной структуры – теневой экономики, которая поглощала бюджетные средства, пускала налево ресурсы и уводила в сейфы международных банков столь нужные государству высоколиквидные активы (валюту и золото). Новые, назначенные властью олигархи, вроде Геринга, извлекали максимум выгоды из складывавшейся экономической ситуации.

Немалое раздражение Шахта вызывали различные фантасмагорические программы фюрера, угодливо подхватываемые прохвостами из его окружения. Несмотря на перенапряженность экономики, Гитлер настаивал на создании «народного автомобиля». Это была его «идея фикс», абсолютно нереальная в условиях нехватки денег и ресурсов. Тем не менее в 193б году Роберт Лей учредил «Общество подготовки к созданию немецкого народного автомобиля» (ГВДХ). В Вольфсбурге началось строительство сети заводов, среди рабочих распространялись «автомобильные» облигации, на полную мощь заработала пропаганда… Словом, финансовую пирамиду организовали по высшему классу. Десятки миллионов марок прилипли к рукам Лея, директора ГВДХ Лаффернца, нескольких руководителей КДФ и приближенных к ним бизнесменов. А на автомобильной выставке 1938 года в Берлине сиротливо стояли три экспериментальные модели «Фольксвагена»: обычный, с открывающимся верхом и кабриолет (уже через год их производство было прекращено, заводы включены в систему ВПК, вложенные бюджетные деньги бесследно исчезли). Добавим, что Шахт все это предвидел с самого начала.

В подлинную ярость приводила Шахта трескучая пропаганда «пирамид Третьего рейха» – автобанов. Их строительство финансировалось на дотационной основе и не давало никаких реальных прибылей, кроме пропагандистских. «Организация Тодта» глотала сотни миллионов бюджетных марок. Хотя сам рейхскомиссар был человеком честным и не воровал, работа на автобанах воспринималась среди немцев как наказание и к 1938 году осуществлялась в, принудительном порядке. При крайне тяжелых условиях труда оплата была низкой, жить приходилось в бараках, без элементарных удобств. Высокий производственный травматизм (один погибший от несчастного случая на каждые шесть километров дороги) в сочетании с отправкой в концлагерь за малейшее проявление недовольства превратил автобаны в рабовладельческие предприятия, характеризовавшиеся нерентабельностью и затратностью. Но Гитлер, невзирая на протесты Шахта, вбухивал в это свое увлечение огромные деньги.

Удаление Шахта от экономического руля усиливало позиции его противников среди олигархов. Любимец фюрера Карл Краух стремительно пошел вверх. Он получил статус «заместителя рейхсуполномоченного по четырехлетнему плану» и заставил считаться с собой самого Геринга. Более того, Краух разработал план милитаризации предприятий собственного концерна, который так и был обозначен в мобилизационных документах – План Крауха. Олигарх получил особые права для его осуществления. В отчете управления военной экономики и вооружений ОКВ за 1937 год значилось: «Выполнение Плана Крауха было поручено возглавляемому Краухом комитету при ведомстве рейхсуполномоченного и верховному командованию вермахта. Тесное сотрудничество между этими организациями обеспечивалось специальным планирующим аппаратом». Концерн «И.Г. Фарбениндустри» быстро вышел на первое место по показателям прибыли от государственных заказов.

Надо сказать, Гитлер всегда умело пользовался разногласиями и конкурентными разборками олигархов. Он хорошо понимал сущность этих людей. Стоило только отнять у Шахта портфель – и преданные сторонники во все стороны брызнули от опального министра. В узком кругу военных промышленников Краух открыто говорил, что Шахт недолго удержится и в Рейхсбанке. Разве можно так неосмотрительно портить отношения с властью? И все же влияние Шахта пока оставалось в силе, так как он держал в руках все нити тайных переговоров с западными кредиторами. Поэтому был нужен Гитлеру. Чем пользовался, доводя фюрера своими безапелляционными высказываниями до приступов бешенства.

Сумасбродные затеи фюрера в экономике вынуждали правление Рейхсбанка включать печатный станок. Единственным выходом Шахту представлялось сокращение военных расходов. На эту тему он последний раз говорил с Гитлером в качестве первого лица немецкой экономической политики.

Разговор начался с «мелочей». Завершив обзор текущей обстановки в экономике, Шахт напомнил:

– Мой фюрер, в ноябре сего года поступят к оплате первые векселя МЕФО на сумму три миллиарда марок. Из каких средств прикажете произвести погашение?

Гитлер вскочил и забегал по кабинету, что было верным признаком накатывавшей истерики:

– Вы так говорите, будто в казне рейха совсем нет никаких средств!

– Их действительно нет, мой фюрер. Вот…

Шахт протянул ему письмо из правления Рейхсбанка.

– Что это?

– Расчетно-кассовый центр сообщает о наличии дефицита в размере 1 миллиарда 68 миллионов марок.

– Откуда? – брюзгливо удивился диктатор. – Всего три месяца назад мы захватили в Австрии 400 миллионов шиллингов золотом.

– Да, мой фюрер. Но эта сумма не смогла покрыть хотя бы необходимый минимум. За прошедшее с момента аншлюса время индекс потребительских цен

подскочил на четыре процента.

– А что делают эти ротозеи в комиссии по контролю за ценами?

Шахт твердо произнес:

– Никакими директивами невозможно преодолеть причины объективного характера. Стоимость жизни будет расти и дальше. Все попытки жесткого

административного воздействия приведут лишь к росту черного рынка и распространению коррупции.

– Вздор! – взорвался Гитлер. – Чепуха! По природе своей человек понимает только язык силы. Беспощадность – лучшее средство от социальных болезней. Тем хуже для вас, если вы этого еще не поняли. Больше прошу ко мне с такими пустяками не обращаться. Этими вопросами занимается рейхсфюрер СС.

– Господин Гиммлер считает себя вправе кое-что решать за меня.

Шахт предложил фюреру ознакомиться с некой передовицей в «Черном корпусе», посвященной «экономическим проблемам». Гитлер взял принесенную министром газету и стал читать: «Черный корпус» неоднократно подчеркивал наличие избыточной рабочей силы в розничной торговле, указывая на дисбаланс, возникающий вследствие этого в экономической системе государства. Осознание данного факта не вызвало, однако, должного понимания там, где следовало бы, и не побудило руководство рейха к принятию мер для улучшения баланса сил за счет сокращения аппарата розничной торговли…

Вполне очевидно, что на сегодняшний день мы имеем больше коммерсантов и торговцев, чем можем прокормить, и в то же время недостаток производственной рабочей силы. Совершенно ясно, что торгашам давно пора бросить столь неперспективную профессию и приобрести другую. Не только им, но и всему немецкому народу следует сделать вывод из старых ошибок и навести порядок в новом распределении обязанностей и задач внутри нашего сообщества.

Число мелких предпринимателей необходимо сократить до минимума, за счет чего усилить производственный сектор экономики. В результате мы добьемся улучшения жизненных условий для избытка торгового люда и вместе с тем снизим стоимость прожиточного уровня для всей нации».

– Что же в этой статье не так? – поинтересовался Гитлер.

Шахт мог бы ему объяснить, что развитие малого бизнеса есть основа здоровой рыночной экономики. Что именно «избыточный торговый люд» препятствует развитию черного рынка. И что «дисбаланс в экономической системе» создаст как раз прожорливая ноенная промышленность… Но он хорошо понимал, что зря потратит время. Такому человеку, как Гитлер, ничего объяснить нельзя. Поэтому Шахт заявил:

– Может быть, рейхсфюрер СС справится с экономикой и финансами лучше меня?

Диктатор промолчал. Шахт коснулся еще одной неприятной темы:

– Мой фюрер, необходимо уделить самое при стальное внимание наличию избыточной денежной массы в обращении. В конце мая сего года в обороте всего находилось 10 миллиардов 722 миллиона марок, то есть в течение пяти месяцев Рейхсбанк эмиссировал на нужды программы вооружений два и четыре десятых миллиарда воздушных денег. Мы стоим на пороге новой инфляции. Вместе с тем возрастает государственный долг. Выпущенные в текущем году

облигации Четвертого займа распространяются среди населения при наличии еще не погашенного третьего на сумму 11 миллиардов марок. Всего же, по расчетам экспертов, к январю 1939 года общая задолженность рейха достигнет 38 миллиардов марок.

– Программа вооружений будет выполняться во что бы то ни стало!

Гитлер уже кричал:

– …Это вопрос выживания германской нации на ближайшую тысячу лет!

Шахт терпеливо спросил:

– А как быть с векселями МЕФО?

– Поговорите с учредителями, пусть предоставят отсрочку на год-два.

– Мой фюрер, это невозможно.

– Как вы смеете мне говорить «невозможно»?!

– Смею, мой фюрер.

– Я вас больше не задерживаю!

Побледневший Шахт молча собрал бумаги и вышел. Гитлер смотрел ему вслед, трясясь в бессильной ярости. Впервые он всерьез задумался над сменой руководства Рейхсбанка. Осведомительные сводки СД и гестапо предупреждали фюрера о намерении Шахта сорвать программу вооружений. Прежде Гитлер не обращал на них внимания, хорошо понимая желание эсэсовцев свалить излишне самостоятельного главного банкира. Но состоявшийся разговор окончательно убедил фюрера в том, что этот человек превратился из сторонника в противника.

Казначей «Черного ордена» бригадефюрер СС Освальд Поль был недоволен занимаемой должностью. Он считал себя способным на большее и давно искал возможности широкого применения таланта организатора. Как любая корпоративная организация Третьего рейха, СС испытывали постоянную нехватку финансовых средств. Именно этой проблеме была посвящена направленная Полем рейхсфюреру обширная докладная записка, с помощью которой он рассчитывал подняться на достаточную высоту. Финансовый директор СС нашел ответ на вопрос, где взять денег.

В Главном оперативном управлении СС сослуживцы шутя называли Поля Дуче. Бригадефюрер действительно был внешне похож на Муссолини. Впрочем, по части тщеславия и честолюбия он едва ли уступал итальянскому диктатору.

Карьеру Освальда Поля можно назвать классической для Германии тех лет. Он принадлежал к весьма распространенной категории предпринимателей в военной форме. В годы Первой мировой войны служил старшим казначеем в финансовом отделе Главного штаба ВМФ. После развала империи был вынужден расстаться с мундиром и весьма доходной должностью. В 1926 году вступил в национал-социалистическую партию. К моменту прихода нацистов к власти бывший морской офицер работал по специальности, то есть занимался различными финансовыми вопросами в штабе рейхсфюрсра СС. Естественно, его амбиции росли вместе с ростом влияния «Черного ордена».

Как и ожидал Поль, вскоре после представления докладной записки его вызвал рейхсфюрер. За годы совместной службы он успел изучить характер Гиммлера и понимал, что добиться своего будет непросто. Гиммлер постоянно боялся излишней бюрократизации СС. Поэтому Поль заранее знал, какие вопросы будут перед ним поставлены.

В качестве пролога рейхсфюрср заявил, что докладная записка «помогла открыть новые, незнакомые

стороны личности камрада Поля». Но эсэсовский казначей был начеку и не купился на благодушный тон своего начальника. Гиммлер забросал его ворохом вопросов. Зачем вы настаиваете на создании нового главного управления? Какой смысл выводить концлагеря из подчинения начальника штаба Тотенкопф СС? Почему снабжение Ваффен СС не может остаться прерогативой Главного оперативного управления? В какую сумму обойдется вся эта ваша затея?

Свой доклад Поль начал с обращения к излюбленной теме рейхсфюрсра. Создание Главного экономического управления прежде всего позволит остановить разбухание чиновничье-бюрократического аппарата в рамках нашего ордена. Сегодня ситуация в административных службах СС такова, что многие из них дублируют функции друг друга. Особенно по вопросам материально-технического снабжения. Дальнейшее структурное расширение СС неизбежно. Не допустить бюрократической мешанины, повысить эффективность исполнения управленческих решений – таков общий смысл учреждения нового ведомства. Все административно-хозяйственные вопросы необходимо сосредоточить в одних руках.

Каким мне представляется аппарат Главного экономического управления, продолжал Поль. В его структуру будут входить четыре департамента, каждый из которых должен заниматься собственными вопросами. Поль продемонстрировал рейхсфюреру подготовленный схематический план:

ДЕПАРТАМЕНТ «А» (боевые подразделения СС).

Управление «А I» (хозяйственное).

Управление «А II» (вопросы финансового обеспечения).

Управление «А III» (материально-техническое снабжение).

Управление «А IV» (правовое).

Управление «А V» (контрольно-ревизионное).

Управление «А VI» (кадровое).

ДЕПАРТАМЕНТ «В» (строительство).

Управление «В I» (общие вопросы).

Управление «В II» (особые задачи, в частности строительство специальных сооружений).

Управление «В III» (техническое – строительство инженерных сооружений).

Управление «В IV» (архитектурное).

Управление «В V» (центральная строительная инспекция).

Управление «В VI» (экономика и обеспечение строительства).

ДЕПАРТАМЕНТ «С» (промышленные и хозяйственные предприятия).

Управление «С I» (добыча камня).

Управление «С II» (производство продовольствия).

Управление «С III» (деревообрабатывающая промышленность).

Управление «С IV» (сельское и лесное хозяйство).

Управление «С V» (текстильное и кожевенное производство).

Управление «С VI» (книгоиздательское дело).

ДЕПАРТАМЕНТ D» (концентрационные лагеря).

Управление «D I» (центральное – вопросы охраны и содержания заключенных).

Управление «D II» (трудовое использование заключенных).

Управление «D III» (медико-санитарное).

Управление «D IV» (вопросы материально-технического снабжения и правового обеспечения).

В чем состоит основная функция Главного экономического управления, спрашивал Поль. И сам же отвечал: это изыскание дополнительных финансовых ресурсов для нужд СС. Вот после смотра боевой подготовки полка Ваффен СС «Дойчланд» на полигоне Мюнстерлагер фюрер под впечатлением отличных действий солдат и офицеров отдал приказ сформировать гренадерскую дивизию СС численностью 18 000 бойцов и отдельный артиллерийский полк СС. Расчеты финансового отдела штаба рейхсфюрера показывают, что формирование указанных воинских частей обойдется в десять миллионов марок. Это, не считая расходов на расширение полигона, развертывание новых учебных центров и строительство жилых помещений для личного состава. Гиммлер чуть слышно вздохнул. Он мечтал о славе полководца, но на создание собственной армии ему не хватало ни денег, ни людских резервов.

Поль понял, что его слова попали в цель. И потому решил напомнить Гиммлеру приказ фюрера «О разделении полномочий вермахта и СС» от 17 августа 1938 года: «…Формирование вооруженных подразделений СС для решения специфических внутриполитических задач и боевого использования наряду с армейскими частями возлагается на войска СС Резерва главного командования. «Юнкерские школы СС», подразделения Тотенкопф СС и резервные части полицейского усиления. В мирное время вышеперечисленные формирования подчиняются непосредственно рейхсфюреру СС и шефу немецкой полиции…

Штатный состав СС мирного времени:

1) персонал штаба и «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» (моторизованный);

2) полки •Дойчланд», «Лангемарк» и «Фюрер»;

3) батальон стрелков-мотоциклистов;

4) легкий саперный батальон (моторизованный);

5} разведбатальон (моторизованный);

6) медицинско-санитариый батальон.

На случай боевого использования СС в ходе внутренних операций полицейского характера предусмотрено следующее усиление:

1) танково-разведывательный батальон;

2) рота стрелков-мотоциклистов;

3) легкая саперная рота (моторизованная).

Каждому полку в этом случае будут дополнительно переданы танково-разведывательные взводы, легкие роты мотострелков и дополнительные разведподраз-деления…»

Кроме того, Поль не упустил случая закинуть удочку, на совещании высшего командования СС рейхс-фюрер заявил о своем твердом намерении сформировать к исходу 1939 года две полевые дивизии СС. Гиммлер снова вздохнул.

На предстоящий финансовый год расходы эсэсовской казны предположительно возрастут в три раза. Где изыскать необходимые средства? Вопрос остался без ответа, и Поль с победным видом продолжал: источником таких средств станет Департамент «С». Необходимо привлечь к сотрудничеству талантливые предпринимателей, желающих реализовать себя под эгидой СС. Такие люди есть. Далее. Как известно рсйхсфюреру, концентрационные лагеря в числе прочих выполняют задачу перевоспитания трудом. Надо только сделать имеющиеся в лагерных пунктах промыслы рентабельными. И еще. В современных условиях немецкая экономика испытывает дефицит трудовых ресурсов. Заключенные могут стать дополнительной рабочей силой, предоставляемой владельцам различных предприятий. Взаимная выгода очевидна, так как труд заключенных практически не влияет на себестоимость производимой продукции.

Поль назвал приблизительную цифру ожидаемой прибыли. На бескровном лице рейхсфюрера было написано мучительное раздумье. Конечно, по этому плану Поль получал в свои руки слишком много власти. Но денег не хватало катастрофически. Рейхсфюрер колебался и, как бывало в сомнительных случаях, решил посоветоваться с Гейдрихом.

Шеф СД сразу оценил предложение Поля. Все возникшие в связи с этим административные вопросы он урегулировал на лету. Куда девать главного инспектора концлагерей Айке? Дать ему звание обергруппенфюрера и поручить сформировать из его конвойного сброда боевую дивизию. Как поудобнее пристроить желающих сотрудничества коммерсантов? Надеть на них форму офицеров СС. На взгляд рейхсфюрера, главная проблема заключалась в обеспечении автономности эсэсовских коммерческих предприятий.

– Рейнгард, у вас есть что-нибудь на министра экономики Функа?

Гейдрих героическим усилием сдержал приступ хохота. Ведь господин рейхсфюрер оскомину ему набил своими бесконечными требованиями «не соваться в дела партии». Но, как только в воздухе запахло большими деньгами, сам готов сделать размазню из стоящего на пути партайгеноссе.

– Кое-что найдется, господин рейхсфюрер.

– Хорошо. Необходимо подготовить почву для выдвижения наших людей на должности ближайших сотрудников Функа.

– Слушаюсь.

Гейдрих понял тактический замысел своего начальника. По плану Поля, все подконтрольные СС предприятия должны были войти в холдинговый концерн. Их принадлежность к «Черному ордену» предстояло закамуфлировать. А чтобы министр экономики не вмешивался в дела нового концерна, его требовалось как следует прижать. Эту насущную задачу руководитель эсэсовских спецслужб поручил самому надежному своему человеку.

Штурмбаннфюрер Йозеф Мейзингер записался на прием к министру экономики. В кабинет Функа он вошел, демонстративно держа под мышкой толстую папку с уголовным делом. Министр недоуменно спросил, почему им интересуется гестапо. Эсэсовец стал неторопливо объяснять: в 1936 году сотрудники реферата В2 берлинской криминальной полиции задержали профессионального мошенника и вымогателя Отто Шмидта. Это был парень с роскошной биографией: в 1921 – 1922 годах три раза привлекался к уголовной ответственности за мелкое воровство, в 1924 году – четыре месяца тюремного заключения опять же за воровство, в 1927 году – месяц тюрьмы за растрату, а 1928 году – десять месяцев тюрьмы за вымогательство с применением насилия и в 1929 году- месяц тюрьмы за мошенничество. На допросе в крипо Шмидт признался, что шантажировал высокопоставленных чиновников, грешивших мужеловством. После такого его заявления дело было передано в гестапо…

Мейзингер любезно раскрыл дело на нужной странице и предложил министру ознакомиться со списком жертв вымогателя-шантажиста. Функ ознакомился. Его круглое, плотное лицо пошло красными пятнами. Он слишком хорошо помнил недавний скандал вокруг имени генерала Фрича.

– Что все это значит? – через силу произнес министр.

– Не волнуйтесь. Наша организация не желает вам зла.

– Тогда… зачем? Это…

Функ все еще не мог овладеть собой.

– Я пришел к вам с просьбой, – внушительно сказал эсэсовец, – с просьбой о содействии. В нашей организации есть люди, которые мечтают работать в

министерстве экономики. Это люди умные, энергичные, порядочные. Вы не разочаруетесь в их качествах руководителей.

– Но все руководящие должности заняты.

– Ничего страшного. Вы министр, вам решать. А это дело…

Мейзингер выразительно похлопал по толстой папке.

– … останется у меня в сейфе. Если, конечно, и вы пойдете нам навстречу.

Министр ничего не сказал. Но человек из гестапо считал вопрос решенным. Он вежливо попрощался и сообщил, что в нужный момент с министром свяжутся.

Освальд Поль развил бурную деятельность. Он лично мотался по заводам и концлагерям. По его ходатайству дипломированные коммерсанты Георг и Ганс Лернеры получили звания оберфюреров СС. Специалист по строительным работам Франц Айреншмальц надел мундир штандартенфюрера. Так на свет появился эсэсовский концерн «Немецкие хозяйственные предприятия», в структуру которого входили четыре крупных производственных объединения:

– строительных материалов, кирпичных клинкерных заводов с 14 каменоломнями;

– по производству оснащения и оборудования (дерево- и металлообрабатывающие объекты в концлагерях);

– фабрики по производству продуктов питания, лесные и рыборазводные хозяйства;

– текстильные и кожевенные предприятия.

В учредительном договоре концерна значилось, что его основателями выступают «министериальдиректор Освальд Поль и дипломированный коммерсант Георг Лернер». Лоббирование интересов «Немецких хозяйственных предприятий» обеспечивали вновь назначенные статс-секретарь Министерства экономики группенфюрер СС Франц Хайлер и унтерстатс-секретарь оберфюрер СС Отто Олендорф. Ко времени создания концерна подоспел приказ Гиммлера о присвоении очередного звания Освальду Полю. Теперь сослуживцы иронически прозвали его «очень предприимчивым группенфюрером».

7 ноября 1938 года в Париже молодой еврей Гершель Грюншпан пятью выстрелами из браунинга убил сотрудника немецкого посольства Эрнста фон Рата. Свои действия он объяснил намерением отомстить нацистам за причиненные евреям несчастья. В рейхе известие об этом «акте террора» вызвало бурю негодования. Сам фюрер был возмущен и высказал решимость еще более ужесточить антиеврейские законы.

В ночь с 9 на 10 ноября по всей Германии начались еврейские погромы. То была знаменитая «хрустальная ночь». Штурмовики, эсэсовцы и простые обыватели показали евреям свою «героическую ненависть». Горели и взрывались синагоги, вдребезги разбивались витрины магазинов, тяжелые сапоги били по ненавистным еврейским лицам. Жуткая вакханалия насилия привела в ужас даже некоторых старых бойцов.

«Я возмущен», – заявил рейхсфюрер СС. «Событиям 9 и 10 ноября нет оправдания», – вторил ему Бальдур фон Ширах. «Мы примем меры против погромщиков», – сказал в интервью западным журналистам министр иностранных дел Риббентроп. Министр финансов Шверин фон Крозигк обнародовал данные о суммарном ущербе от погрома, который достиг 5 миллионов марок.

Однако все это говорилось с целью сохранить лицо. По прошествии нескольких дней вступил в силу закон «О принудительной ариизации и конфискации еврейской собственности». Еврейских детей изгнали из арийских школ. Рейхсмаршал Геринг объявил виновниками событий «хрустальной ночи» «еврейских подстрекателей» и наложил на еврейскую общину контрибуцию в размере 1 миллиарда марок. Немецкое общество стремительно скатывалось в омут политического террора.

«Хрустальная ночь» решила судьбу Ялмара Шахта. 11 ноября он собрал всех служащих Рейхсбанка и объявил: «Каждого, кто будет замечен в антисемитизме, я уволю!» В разговоре с одним из своих друзей Шахт брякнул: «Германией правит банда уголовников». Когда в начале декабря к уплате поступили первые векселя МЕФО, он с необычайной резкостью потребовал от Гитлера их незамедлительного погашения. Фюрер мгновенно вышел из себя: «Не говорите мне о Мюнхенском договоре! Плевал я на этих еврейских ублюдков – Чемберлена и Даладье! Программа вооружений будет продолжена».

Председатель Рейхсбанка отреагировал на это официальным заявлением о прекращении всяких кредитов правительству. 7 января 1939 года Гитлер отправил его в отставку. Кресло главного банкира занял Вальтер Функ, послушно выполнивший приказ фюрера заменить векселя казначейскими обязательствами и налоговыми талонами. Излишне говорить о том, что назначение Функа укрепило позиции СС в экономике рейха.

Глава 7 ЭСЭСОВСКАЯ ПРИХВАТИЗАЦИЯ

15 марта 1939 года части вермахта и Ваффен СС вошли в Чехословакию. Аннексия была осуществлена без единого выстрела. Гарантии безопасности, предоставленные Праге правительствами Англии и Франции, Гитлера ничуть не испугали. Запад хранил оскорбленное молчание. Похоже, Чемберлен и Даладье перехитрили самих себя. Как говорится, за что боролись – на то и напоролись.

К моменту аннексии в министерстве доктора Геббельса сочинили очередной пиаровский шедевр. Оказывается, никакого вторжения на территорию суверенного государства не было. Напротив! Немецкие войска своим присутствием предотвратили назревавшую в стране гражданскую войну и спасли чехов и словаков от ужасов взаимоистребления. Кроме того, этот шаг был продиктован необходимостью обеспечить безопасность судетских немцев, которые могли пострадать в случае вспышки межнационального конфликта. Да и сама Чехословакия как цельное государство уже не существовала. Ведь за несколько дней до ввода немецких войск президент Тиссо провозгласил независимость Словакии и обратился к фюреру с просьбой о защите от чешской агрессии. Так что немецкие солдаты не оккупанты, а миротворцы. Нечего слушать клевету, распространяемую в западных средствах массовой информации!

Новая внешнеполитическая победа была достигнута Гитлером с удивительной легкостью. Под ее впечатлением находилась даже немногочисленная оппозиция. Генерал-полковник Бек, отстраненный от должности начальника Генштаба на волне сексуального скандала Бломберга-Фрича, окончательно пал духом. О каком заговоре против безумного диктатора могла идти речь, если армейское офицерство было готово носить Гитлера на руках? После бескровной победы над чехами никто уже не боялся войны. Наоборот, вошедшие в азарт генералы от всей души желали хорошей драки.

Между тем деловые круги рейха потирали руки в предвкушении предстоящего раздела чехословацкого пирога. Исчезнувшее с европейской карты государство испытало на себе излюбленный административный принцип фюрера. Судетская область вошла в состав Великогерманского рейха. Чехию разодрали надвое, образовав «протекторат Богемия и Моравия». В Словакии, внешне независимой, рулил послушный Тиссо. Далее началась ариизация всего сколько-нибудь ценного имущества, принадлежавшего чешским промышленникам и коммерсантам.

В отношении того, что плохо лежит, всегда неизменно действует железное правило: «Кто не успел, тот опоздал». Рейхсфюрср СС не мог этого не понимать. Необходимость действовать быстро заставила его поторопиться с подписанием приказа о создании Главного экономического управления. Вооружившись расширенными полномочиями, Освальд Поль вылетел в Прагу. С ним отправились братья Лернеры.

Надо сказать, очень предприимчивый группенфюрер слегка опоздал. Ко времени его прибытия в протекторате «приватизация» шла полным ходом. Концерн Германа Геринга застолбил знаменитые на всю Европу заводы фирмы «Шкода». Эта крупнейшая чехословацкая промышленная империя производила танки, тяжелое и стрелковое оружие, автомобили, различные комплектующие. «И.Г. Фарбсниндустри» присоединил к своим владениям химические заводы в Злине и Пардубице. Стальной трест пополнил список своих предприятий Кладновским сталелитейным заводом. Короче говоря, в протекторате почти все уже было поделено. Да и военная администрация внимательно следила за каждым шагом эсэсовцев.

Тем не менее группенфюрер не растерялся. Дня начала он нанес визит рейхспротектору Константину фон Нейрату. Глава исполнительной власти был из тех «нужных людей», кому Гиммлер в свое время предусмотрительно присвоил звание «почетного фюрера». Поэтому Поль мог твердо рассчитывать на сочувствие (хотя бы моральное) к своим проблемам. Он прямо заявил, что прибыл в протекторат для проведения соответствующих мероприятий по декрету фюрера «Об ариизации еврейской собственности». От господина рейхспротектора ожидает содействия, например, в вопросах беспрепятственного оформления секвестров. Поль намекнул, что все эти дела будут не без выгоды для господина рейхспротектора лично. Государственные олигархи не оченьто считались с Нейратом, поэтому от мзды он не отказался. Но высказал пожелание, чтобы группенфюрер избегал конфликтов, которые могут выйти за пределы протектората. Ни к чему давать повод инспекторам из Берлина лишний раз совать сюда свой нос.

После удачных переговоров в Праге Поль выехал в Пресбург, где его ожидал совсем иной прием. Зицпрезидент Тиссо был в неоплатном долгу перед черными мундирами.

Впервые идея «Независимой Словакии» возникла в голове Гейдриха еще в 1936 году. Исключительно благодаря финансовым инъекциям из фондов СД словацкие сепаратисты смогли воплотить свои мечты в реальность. На немецкие деньги создавались отряды боевиков так называемой «глинкинской гвардии», печатались националистические газеты и брошюры, организовывались масштабные акции гражданского неповиновения. Сам Тиссо, как политик, смог состояться только потому, что на него обратил внимание советник Риббентропа по нацменьшинствам штандартенфюрер СС Лоренц. Поль смело мог считать словацкого президента «своим человеком».

Группенфюрер разговаривал с Тиссо без всяких околичностей. У него был готов список предприятий, представлявших интерес для Главного экономического управления на территории Словакии. Первой в обширном перечне значилась Пресбургская кондитерская фабрика. Та самая, на которой в феврале 1939 года диверсанты СД организовали провокационный «Террористический акт», раскачавший ситуацию в стране. Тиссо все понял правильно и завизировал составленный эсэсовцем документ. В качестве отдельного условия Поль указал, что безопасность переданных его управлению объектов будет обеспечивать старый знакомый президента, группенфюрер СС Вильгельм Кепплер. До аннексии он заправлял разведывательным аппаратом СД в Словакии и знал всю подноготную шайки Тиссо. Таким образом, президенту сразу давали понять, что он находится под полным контролем. Поэтому ему лучше закрыть глаза на проворачиваемые эсэсовцами аферы. Впрочем, подсластил горькую пилюлю Поль, никто не будет мешать господину президенту как следует позаботиться о собственном благосостоянии. Это законное право любого главы государства.

Группенфюрер очень торопился. Оставив в Пресбурге своим представителем Ганса Лернера, он выехал в Судетскую область. Но глава местной администрации оказался крепким орешком. Полю стало ясно, что договориться с ним по-хорошему не получится. Поэтому дальнейший разговор группенфюрер отложил до получения досье из Берлина. Гейдрих, весьма заинтересованный в делах «Немецких хозяйственных предприятий», обещал необходимую информационную поддержку.

Судетский гауляйтер Конрад Хенляйн был, пожалуй, единственным в рейхе обладателем золотых петлиц, никогда не входившим в славную когорту «старых бойцов». Совсем недавно в Берлине его считали противником национал-социализма. Возглавляемый Хенляйном Немецкий национальный фронт состоял из блока политических групп всех оттенков, в котором местные нацисты не имели практически никакого влияния. По своим воззрениям лидер судетских немцев был близок к демократам, и его цели не шли дальше образования автономии в рамках Чехословацкого государства. О неприятии нацизма он открыто заявлял на конференции Национального фронта в мае 1936 года, подчеркивая, что главной ценностью для большинства судетских немцев является индивидуальная свобода личности. Тогда же в качестве подтверждения своих слов Хенляйн выбросил из Учредительного совета специально созданной к парламентским выборам судетской немецкой партии двух нацистов, Каспера и Франка. Все это не сулило Берлину ничего хорошего.

Гейдрих презрительно назвал Хенляйна «вонючим либералом». Зная, что фюрер крепко недолюбливает излишне самостоятельного судетского лидера, он не раз предлагал устроить «несчастный случай» и тем самым повернуть Немецкий национальный фронт «лицом к рейху». СД забрасывала Международный отдел НСДАП сообщениями об изменнической деятельности Хенляйна, якобы давно завербованного английской разведкой. Гейдрих готовил план организации «пивного путча» в Судетах. Но на отношение Хенляйна к рейху неожиданно повлиял аншлюс. С другой стороны, чешское правительство недвусмысленно высказало свою позицию по «судетскому вопросу», запретив немцам даже мечтать об автономии. Хенляйн вынужден был серьезно задуматься над собственным политическим будущим. Как истый политик, он желал только одного – сохранения своей власти. Поэтому 29 марта 1938 года Хенляйн вместе с другими влиятельными судетскими политиками прибыл в Берлин, на поклон к Гитлеру. Фюрер не удостоил их личной аудиенции, передав «инструкции» через Риббентропа. Во исполнение этих «инструкций» Хенляйн покорно пошел на обострение отношений с Прагой и всемерно содействовал оккупации страны. За оказанные услуги Гитлер наградил его золотым партийным значком, назначив гауляйтером.

Для многих решение фюрера стало неожиданностью (в том числе и для самого Хенляйна). Тем более что все лица из прежнего ближайшего окружения судетского лидера – Брандт, Рут, Себековский – были отправлены в концлагерь. На должность гауляйтера претендовал ярый нацист Карл Франк, чье прошлое считалось безупречным. Но проблема заключалась в том, что при всей своей благонадежности он никогда не был общепризнанным лидером. Именно поэтому фюрер предпочел Хенляйна, демонстрируя судет-ским немцам -отзывчивость» кжеланиям народа. Гау-ляйтер хорошо понял игру Гитлера и держал себя соответственно, не позволяя никому садиться себе на голову. Он наслаждался властью, которую, наконец, получил,

Освальд Поль учитывал все выгоды положения Хенляйна. Но чем выше должностное положение человека, тем больше у него завистников и врагов. Информаторы СД докладывали группенфюреру, что Франк, назначенный всего лишь министром в правительстве рейхспротектора, спит и ВИДИТ, как бы сбросить Хенляйна в яму. В Судетах осталось немало его людей, которые собирают компромат на гауляйтера. Кстати, в распоряжении СД материалов на Хенляйна имелось выше крыши. Создавалась очень интересная ситуация, из которой Поль мог извлечь определенную пользу для себя.

Гауляйтер аккуратно уклонялся от встреч с предприимчивым эсэсовцем. У него были собственные планы в отношении «народного хозяйства* области. Для Главного экономического управления СС в этих планах места как-то не находилось. Тогда Поль пошел другим путем. Он решительно отбросил пряник и взял в р\тси кнут, заставив упрямого гауляйтера принять его под предлогом передачи «личного и конфиденциального» послания Гиммлера.

Письмо являлось вежливой формой приказа.

Гиммлер напоминал, что в сентябре 1938 года Хенляйну было присвоено звание штандартенфюрера СС и это его кое к чему обязывает. Гауляйтер мастерски изобразил на лице глубокое, искреннее сожаление. Его собеседник, в свою очередь, сделал вид, что внимательно прислушивается к словам главы партийной организации и верит всему сказанному.

– Господин Поль, – терпеливо объяснял Хенляйн, – поймите меня правильно. Я очень уважаю партайгеноссе Гиммлера и всегда рад оказать ему любое содействие. Но в данном случае я бессилен. Объекты, которые вам желательно секвестировать, включены в мобилизационный план. Это решение принято в аппарате рейхсуполномоченного по четырехлетнему плану. Если партайгеноссе Геринг распорядится, я немедленно передам в ведение СС все интересующие вас предприятия…

Говоря это, гауляйтер ничем не рисковал. Он сумел быстро вникнуть в сущность сложных отношений различных номенклатурных группировок внутри рейха. Геринг видел в эсэсовцах конкурентов и скорее бы отобрал в свой концерн все, на что положил глаз группенфюрер, вздумай тот к нему обратиться. Хснляйн это прекрасно понимал.

Упоминание имени рейхсмаршала не остановило Поля. Он спокойно возразил:

– Мобилизационным планом охватываются только объекты военной промышленности. Я впервые слышу о том, что фабрики по производству безалкогольных напитков или мебели влючены в военно-промышленный комплекс.

Но Хенляйна трудно было загнать в угол.

– Повторяю, при всем моем желании я не имею права решать такие вопросы. Я всего лишь руководитель партийного бюро. Планы развития народного хозяйства области составляются в Берлине. Мое дело их выполнять.

– Очень хорошо, – отозвался группенфюрер, – давайте поговорим о том, что происходит в Берлине.:

Внезапная перемена темы насторожила Хенляйна.

– Рейхсфюрер не случайно обратился к вам с этим посланием. Видите ли, ваш добрый друг Карл Франк одно за другим шлет в партийную канцелярию разоблачительные письма. Ему кажется странным, что посадили всех ваших людей, но вас оставили на свободе и при должности, которой вы якобы не соответствуете по своим политическим взглядам. Наша секретная служба располагает информацией о намерении рейхсляйтера как следует раскрутить это дело. Думаю, вы знаете, что Борман хотел бы видеть на вашем месте другого человека?

Гауляйтср пожал плечами в знак молчаливого согласия. Он отдавал себе отчет, что был, есть и останется чужим среди партийных функционеров. Может быть, эсэсовец сгущал краски с вполне определенными целями. Но Хенляйн не мог этого проверить. У него не было собственного выхода на вертикаль. Он уже начинал жалеть, что пошел на поводу у своего честолюбия и так неосторожно ввязался в конфликт с эсэсовцами. Гауляйтер вполне допускал, что именно черные мундиры стояли за всей этой интригой. Франк был из тех людей, которые с легкостью вылижут сапоги и Борману, и Гейдриху.

Поль заметил, какое действие произвела сочиненная им «страшилка». И хотя лицо Хенляйна ничего не выражало, но в глазах появилась явная тревога. Эсэсовец поторопился развить свой тактический успех:;

– Я понимаю, что в партии вы человек новый и с проверками орготдела еще не сталкивались. По установленному порядку, рейхсляйтер должен запрашивать в том числе и службу государственной безопасности. То есть вам ясно, что очень многое зависит от позиции рейхсфюрера СС.

– Да. Вполне.

Поль сделал многозначительную паузу.

– Господин Хенляйн, должен сказать, что считаю вас куда более толковым руководителем, чем Франк, Каспер и прочие болваны в коричневых рубашках. Но…

Он выложил на стол полученное из Берлина досье.

– …я выполняю свой долг. Поэтому обязан напомнить вам некоторые факты вашей биографии, оставшиеся пока что неизвестными комиссии партийных

кадров.

Группенфюрер особо подчеркнул «пока что».

– В 1935 году вы познакомились при посредничестве графа Куэна с полковником Грэхемом Кристи, начальником центральноевропейского отдела британской разведки. В июне 1936 года и в октябре 1937-го вы ездили в Лондон, где вели переговоры с врагами рейха лордом Ванзитатром и лидером консервативной партии Черчиллем. Вашей целью являлось лоббирование собственных политических интересов в главном органе мирового еврейского заговора – Лиге Наций через заинтересованных лиц в британском правительстве. Ваше сотрудничество с английской разведкой было, очевидно, направлено против фюрера и национал-социалистической Германии. Кроме того, в феврале 1938 года вы по приказу того же полковника Кристи отказались от предложения лидера союзной нам Италии прибыть в Рим для установлеяня дружественных отношений, чем нанесли ущерб немецким внешнеполитическим интересам.

Хенляйн побагровел. Большим усилием воли он удерживал спокойный тон:

– Да, у меня были ошибки. Но фюрер тоже ошибался, о чем он честно заявил в своей речи от 30 января. Свою вину я искупил работой на благо рейха. Иначе меня просто не назначили бы гауляйтсром.

– Что касается вашей вины, то имперский уголовный кодекс четко определяет шпионаж преступлением без срока давности. Немало достаточно влиятельных людей заинтересованы в том, чтобы эти документы были направлены куда следует. Но рейхсфюрер СС не входит в их число. Вам надо только продемонстрировать лояльность.

Хенляйну стало не по себе. Столь бесцеремонно с ним еще никогда не обходились. Даже во время его первого и последнего визига в Имперскую канцелярию Риббентроп, известный своей нечистоплотностью, не позволял себе столь откровенного шантажа. Но для политика самое худшее – переоценить свои силы. Хенляйн не воровал, не брал взяток, и все равно в условиях новой политической конъюнктуры его биография оказалась угрожающе «непрозрачной». Теперь поздно было жалеть о том, что он вовремя не сбежал в Англию. Эсэсовцы ясно показывали, что могут сожрать гауляйтера, не подавившись. Поэтому он подписал нужные им бумаги. Хотя понимал, что с этого момента ему суждено вечно висеть на крючке СД.

Главное экономическое управление развило в Судетах бурную деятельность. При прежней власти здесь располагалась крупнейшая в Чехословакии мебельная фабрика, которая принадлежала еврею Эмилю Гертшелю. После «разъяснительной» беседы с одним из подчиненных Поля он спешно покинул страну. Чтобы оставшаяся «бесхозной» ценная собстценность не попала в руки инспекторов имперского Министерства экономики, группенфюрер прибегнул к испытанному приему ее маскировки.

Некий Курт Май, мебельный фабрикант из Штутгарта, совместно с двумя компаньонами, учредили акционерное общество, занимавшееся производством высококачественной немецкой мебели. Предприниматели обратились к гауляйтеру Хенляйну с просьбой секвестировать фабрику Гертшеля для нужд их фирмы в соответствии с декретом фюрера об ариизации. Гауляйтер не замедлил пойти им навстречу. Фабрика обрела новых хозяев. Ну а то, что Курт Май был унтерштурмфюрером СС и сотрудником Главного экономического управления, знал только четко ограниченный круг лиц. После оформления секвестра акции фирмы приобрел концерн «Немецкие хозяйственные предприятия».

Аналогичная схема была задействована Полем в процессе прихватизации знаменитых минеральных источников «Грюн». Все находившиеся в Судетах предприятия по производству безалкогольных напитков сменили своих еврейских и английских владельцев. Далее эсэсовский концерн поглотил лесопильный завод Бахманинга под Линцем, фанерную фабрику Рихарда, мебельное предприятие транснациональной еврейской компании «Друкер и Друкер», консервные, молочные, сахарные заводы.

Просматривая список захваченных в Чехословакии «трофеев», рейхсфюрер СС выразил неудовольствие малым числом объектов, пригодных для использования в военных целях. Его главной заботой было надлежащее вооружение постоянно растущих подразделений Ваффен СС. Концерн «Рейнметалл» слишком тянул с производством автоматических винтовок ФГ-42. Чтобы не зависеть от поставок со стороны, следовало бы уделять больше внимания заводам «Шкода». И расходов, соответственно, будет меньше.

Начальник Главного экономического управления считал, что все делает правильно. Он показал рейхсфюреру швейцарскую газету «Национал цайтунг». которая констатировала стремительное сокращение выпуска потребительских товаров в Германии. Наш человек в имперском министерстве экономики получил информацию о предстоящем введении карточной системы на продукты питания, одежду, топливо. Но уже сейчас видна высокая покупательская способность населения рейха, ажиотажный спрос на товары первой необходимости при их заметной нехватке. Поэтому насыщение потребительского рынка является оптимальной задачей «Немецких хозяйственных предприятий». В условиях дефицита наш концерн может получить не меньшую прибыль от реализации своей продукции через коммерческую торговую сеть, нежели Крупп от своих пушек. На вооружение для Ваффен СС этих денег вполне хватит и еще останется.

В который раз Гиммлер был поставлен собственными подчиненными перед необходимостью преступить через свои партийные принципы. То, что предлагал Поль, называлось коротко и ясно – спекуляция. С другой стороны, денег не было и не ожидалось в будущем. «Черный орден» давно существовал на «подножном корму». Скрепя сердце рейхсфюрер одобрил финансовые планы своего главного предпринимателя. Он утешал себя тем, что скоро начнется война и немецкий народ вернет захваченные большевиками и евреями национальные богатства.

В связи с заключением торгово-кредитного договора с Советским Союзом все представители крупного бизнеса были приглашены на совещание в Имперскую канцелярию. Гитлер находился в отличном настроении (что случалось весьма редко) и произнес триумфальную речь об успехах государственного строительства: «Я преодолел хаос в Германии, установил твердый порядок; производство во всех отраслях народного хозяйства стремительно возросло и продолжает стабильно развиваться. Это настоящее экономическое чудо, совершенное человеческими руками!… Мне удалось вернуть к труду 7 миллионов безработных. Я не только бъединил немецкий народ политически, но и восстановил его военную мощь, шаг за шагом преодолел все 448 статей Версальского договора – этого самого подлого изнасилования целой нации, которое видела когда-либо мировая история. Я вернул отобранные у нас земли. Я вернул многим миллионам немцев их родину, восстановил территориальное единство нашей нации… Все это мне удалось сделать без кровопролития, не подвергая ни свой народ, ни другие народы тяготам войны. И все это сделал я – еще 21 год тому назад никому не известный рабочий и солдат из народа – собственными силами!»

Олигархи слушали самовосхваление Гитлера без особого интереса. Гораздо более их занимала угроза надвигавшейся войны, слухи о которой просачивались из Генерального штаба и ОКВ. Только Ялмар Шахт производил впечатление человека, довольного жизнью. Ему удалось восстановить свой кредит доверия, провернув грандиозную аферу с чешским золотом.

Как известно, Бенеш незадолго до аннексии успел перебросить в Англию почти весь золотой запас на

общую сумму 24 миллиона фунтон стерлингов. Германское правительство вело безуспешные переговоры с англичанами относительно передачи части золота «независимой» Словакии. Шахт, искавший выхода из опалы, решил задействовать свои связи в финансовых кругах Сити. Он выехал в Лондон, где встретился со старым деловым партнером, влиятельным банкиром Монтегю Норманом. Правда, отправившиеся вслед за Шахтом оперативники СД докладывали, что он не только встречался с финансистами, но и вел какие-то подозрительные беседы с полковником британской разведки Фрэнком Робертсом. Что и кому пообещал экс-председатель Рейхсбанка – осталось неизвестным. Однако в апреле 1939 года Банк международных расчетов передал германскому казначейству 5 миллионов фунтов стерлингов чешского золота, что по рыночному курсу составляло около 80 миллионов марок. Шахт вернул себе право присутствовать на заседаниях в Имперской канцелярии.

Совещание промышленников открыл Функ. Для начала он ознакомил их с правительственным планом создания министерства вооружений и боеприпасов в целях дальнейшего наращивания мощностей ВПК в будущем году. Далее министр экономики коснулся самой больной темы – государственного долга. Из его тщательно выверенной речи олигархи поняли, что им как своих ушей не видать погашения «мефо-векселей» и государственных казначейских обязательств. Тиссен, чьи отношения с властью становились хуже день ото дня, резко заявил, что Стальное объединение не даст правительству ни тонны металла под какие-то сомнительные гарантии. Фюрер воспринял этот выпад очень спокойно. По договору с Россией, заметил он, в рейх будет поставляться железная руда. Функ добавил, что бартерный характер сделок даст возможность правительству снабжать сталелитейные заводы бесплатным сырьем.

По мере обсуждения деталей кредитного договора у промышленников складывалось мнение, что только политическая изоляция Германии в преддверии войны заставила фюрера принять предложенные русскими условия. Ни о каких консультациях правительственные чиновники не позаботились. Функ просто роздал участникам совещания копии.

«1. Правительство Союза Советских Социалистических Республик сделает распоряжение, чтобы торговое представительство СССР в Германии, а также импортные организации СССР передали германским фирмам добавочные заказы на сумму 200 млн. германских марок.

2. Предмет добавочных заказов составляют исключительно поставки для инвестиционных целей, т.е. преимущественно: устройство фабрик и заводов, установки, оборудование, машины и станки всех видов, аппаратостроение, оборудование для нефтяной промышленности, оборудование для химической промышленности, изделия электротехнической промышленности, морские суда, средства передвижения и транспорта, измерительные, приборы оборудование лабораторий.

3. Сюда относятся также обычные запасные части для этих поставок. А также включены договоры о технической помощи и о пуске в ход установок, поскольку эти договоры заключены в связи с заказами, выдаваемыми на основании настоящего соглашения…

Германское правительство сообщает, что Немецкий золотой учетный банк (Deutsche Dolddis Kontbank – ДЕГО) обязался принять на себя финансирование добавочных заказов в сумме 200 млн. германских марок на нижеследующих условиях:

1. Торговое представительство СССР в Германии депонирует в ДЕГО векселя. Векселя имеют средний срок 7 лет и выставляются по каждому заказу отдельно… Векселя выставляются импортными организациями СССР и акцептуются торговым представительством СССР. Векселя выписываются в германских марках и подлежат оплате в Берлине.

2. На основании указанных векселей ДЕГО предоставляет торговому представительству и импортным организациям СССР кредит, который будет использован для проведения платежей германским фирмам наличными в германских марках…»

Таким образом, на экономику и финансы рейха налагалось дополнительное бремя. Предстояло выделить отдельные мощности тяжелой промышленности для производства заказанных большевиками токарных, карусельных, строгальных, радиальных станков, гидравлических, фрикционных и кривошипных прессов, кранов, прокатных станов, компрессоров. Тиссен зло заметил, что все это оборудование требуется для военных заводов и теперь большевики будут вооружаться за счет Германии. Конечно, поставки сырья из России тоже были не лишними. А с выполнением заказов можно потянуть, ссылаясь на различные вольные и невольные обстоятельства. Но никто из присутствующих не сомневался, что фюрер заплатил за развязанные на Востоке руки достаточно дорогую цену.

На следующий день после совещания в Имперской канцелярии деловой мир был поражен шокирующим известием. Фриц Тиссен, один из старейших соратников фюрера и капитанов германской промышленности, бежал во Францию. Нечего говорить о том. в какую ярость пришел Гитлер. Министерство пропаганды выпускало путаные заявления. Специальная, опергруппа сотрудников гестапо взяла шурмом берлинский офис Тиссена. Среди руководителей Стального объединения начались аресты. Взяли даже референтов беглого олигарха и всю его домашнюю прислугу.

В «Сообщениях из рейха» информаторы СД сигнализировали об опасном брожении умов, вызванном скандальным происшествием. В министерстве пропаганды понимали, что скандал следует как можно скорее замять. Честь выступить с сенсационными «разоблачениями» в адрес Тиссена была предоставлена популярному радиодиктору Артуру Фройденбергу. Хорошо понимая важность этой миссии для своей карьеры; он постарался на славу.

Прежде немецкий народ знал Тиссена как выдающегося предпринимателя и государственного деятеля. Но Фройденберг показал его истинное лицо. Выяснилось, что олигарх разворовал сотни миллионов марок из бюджета. Свои нечисто нажитые деньги он переводил на счета швейцарских банков. Рабочие на заводах Стального объединения получали нищенскую зарплату, в то время как Тиссен и его шайка купались в роскоши, разбрасывая миллионы на элитных европейских курортах. Органы государственной безопасности давно занимались расследованием преступной деятельности олигарха. Предчувсгвуя арест, он бежал за границу. Нельзя исключать его причастность к шпионажу в пользу иностранных разведок.

Пока пропаганда разоблачала расхитителя народного достояния, в верхах началась жестокая схватка за контроль над Стальным объединением. На освободившееся кресло претендовали его прежний владелец Фридрих Флик, всегда готовый к расширению своей империи Геринг, а также главы концернов АЭГ и «Рейнметалл». Все энергично задействовали свои связи. Один из претендентов, Конрад Борзиг, посетил, рейхсфюрера СС.

Гиммлер принял олигарха со всей возможной предупредительностью. Руководимый Борзигом концерн «Рейнметалл» занимался производством стрелкового оружия и транспортных средств для воиск СС. Должностное положение рейхсфюрера позволяло время от времени оказывать различные услуги столь нужному человеку.

Борзиг начал разговор издалека:

– Я слышал, наши секретные службы занимаются, розыском Тиссена.

– Да, – подтвердил Гиммлер, – фюрер отдал такой приказ.

– Странная история. Вы не находите?

– У нас есть информация, что в последнее время Тиссен пребывал в состоянии глубокой депрессии. Возможно, этот его поступок стал результатом прогрессирующего нервного заболевания.

– Вот как? В таком случае его концерн необходимо как можно скорее реорганизовать.

Собеседники обменялись понимающими взглядами.

– Рейхсфюрер, некоторое время назад мы с вами обсуждали вопрос о расширении линии производства танков и самоходных орудий для дивизии СС

«Рейх». Нехватка стали помешала реализации этого взаимовыгодного проекта. Если включить в мой концерн несколько предприятий по обогащению руды и производству стального проката, то проблема может быть решена. Я готов работать над вашим заказом.

Гиммлер осторожно произнес:

– Вполне разделяю вашу озабоченность укреплением оборонной мощи рейха. Но есть и сторонники иной точки зрения. Они вам известны.

– Конкуренция – это нормальное явление. Если только она не подменяет здравого смысла.

Рсйхсфюрер мысленно прикидывал: что бы еще выжать?

– Могут возникнуть трудности чисто технического характера.

Борзиг понял его с полуслова:

– Какая сумма потребуется?

– Я дам вам знать, как только ситуация станет яснее.

Содержательный разговор с олигархом направил мысли Гиммлера в практическую плоскость. Он вызвал начальника Главного экономического управления и потребовал отчета о готовности к предстоящим военно-политическим событиям. Освальд Поль доложил, что его люди включены в состав айнзацгрупп. Они возьмут под контроль все представляющие ценность объекты. Группенфюрер запросил дополнительные силы для обеспечения надлежащей охраны численностью до батальона, моторизованного и хорошо вооруженного. Гиммлер посчитал, что в целях более эффективной координации работы двух эсэсовских ведомств нужно пригласить на совещание Гейдриха.

Шеф СД доложил, что формирование пяти оперативных групп завершено. Личный состав обмундирован в полевую форму спецподразделений СС, имеет отличительные знаки сотрудников службы безопасности. Каждая группа придана развернутой в пункте сосредоточения общевойсковой армии и состоит из 1 четырех команд по 100 – 150 человек, находящихся в корпусном подчинении:

– айнзацгруппа «А», командир бригадефюрер СС Бруно Штреккенбах, направление на Лемберг, действует в полосе 14-й армии генерала Листа;

– айнзацгруппа «В», командир оберштурмбаннфюрер СС Эмануил Шеффер, направление на Варшаву, действует в полосе 10-й армии генерала Райхенау;

– айнзацгруппа «С», командир обершгурмбаннфюрер СС Герберт Фишер, направление на Лодзь, действует в полосе 8-й армии генерала Бласковица;

– айнзацгруппа «D», командир бригадефюрер СС Лотар Бойтель, направление на Модлин, действует в полосе 4-й армии генерала Клюге;

– айнзацгруппа «E», командир штандартенфюрер СС Эрнст Дамцог, направление на Кельце, действует в полосе 3-й армии генерала фон Кюхлера.

Гиммлеру нечего было добавить к тщательно выверенным планам. Солдаты СС ждали только приказа. «С нами Бог!» – патетически воскликнул рейхсфюрер.

1 сентября 1939 года над Европой прогремели первые залпы Второй мировой войны. В тот день Адольф Гитлер ощущал необычайный эмоциональный подъем. Вся страна, затаив дыхание, слушала его речь перед депутатами рейхстага: «Сегодня Польша открыла огонь по нашей территории, впервые задействовав свою регулярную армию. С пяти часов сорока пяти минут утра мы вели ответный огонь… Было израсходовано 90 миллиардов марок на строительство наших вооруженных сил. Отныне мы будем говорить с Польшей тем же языком, каким разговаривала с нами она в течение последних месяцев. Несокрушимо веря в нашу победу, я готов встать в строй простым солдатом. Поэтому я снова надел военную форму, к которой всегда испытывал самую трепетную любовь. И сниму я ее только после победы либо уйду из жизни, чтобы не видеть конца!»

Немецкие танковые дивизии, взломав границу Польши на всем протяжении, неудержимо рвались к Варшаве. Кинохроника демонстрировала бодрых бравых гренадеров, с легкостью открывающих полосатый пограничный шлагбаум. Под ударами прикладов летел на землю белый польский орел. Газеты публиковали карты театра военных действий со стрелками стремительных прорывов. Познань, Вроцлав и Ченстохова уже остались позади. Но на Дзуре гремела кровопролитная битва. Поляки отчаянно оборонялись в Гдыне и Вестерплятте.

Тем временем группенфюреры Мюллер и Небе с комиссией криминалистов выехали в Гляйвиц для проведения тщательного расследования обстоятельств «террористического акта», совершенного «бандой польских боевиков». Шоу было разыграно как по нотам. Специально для западных журналистов Небе приказал изготовить электрифицированную карту пограничных конфликтов. Мигающие лампочки наглядно демонстрировали направления атак «польских террористов». В распоряжении комиссии имелись также записи «радиоперехватов» и свидетельские показания «жертв террора».

17 сентября советские союзники открыли второй фронт. В Восточную Польшу хлынули части Красной Армии. За армейскими подразделениями двигались чекистские айнзацгруппы – осназ НКВД. В огне освободительной войны крепло боевое братство. Например, когда танкисты Гудериана не смогли с ходу взять Брестскую крепость (дивизионы тяжелой артиллерии отстали вместе с пехотой), выкурить оттуда поляков своими пушками помог комбриг Семен Кривошеин. После чего союзники усгроили совместный военный парад.

Йозеф Геббельс отмечал высокий профессионализм своих московских коллег. Сталину незачем было устраивать «террористические акты», чтобы иметь, чистый предлог для ввода войск. Если немецкая армия проводила в Польше контртеррористическую операцию, то Красная Армия «протягивала руку помощи славянским братьям по крови». Это был уже не марксизм, а практический национал-социализм! Кроме того, большевистская пропаганда нашла для каждой европейской страны особый ярлык, закрепляющий образ врага: «панская» Польша, «боярская» Румыния, «хортистская» Венгрия… Доктор Геббельс совершенно искренне восхищался Лениным и в пору своей бурной молодости любил повторять: «Ленин – это один из величайших деятелей истории, он освободил русский народ от оков царизма и гнета средневековой феодальной системы!»

Но война войной, а бизнес есть бизнес. За пушками всегда следуют купцы. Еще не была взята Варшана и гремела артиллерия на Дзуре, что не мешало немецким экономическим реформам. В крупных городах открывались представительства концернов и коммерческих фирм. На всех очищенных от польских войск территориях вступал в действие декрет об ариизации. Германские промышленники активно задействовали своих людей в армейском руководстве.

Наиболее бесцеремонно и нахраписто работали ребята из концерна Германа Геринга. К тому времени эта государственная монополия обогнала по темпам роста крупнейший немецкий концерн «И.Г. Фарбен». Сразу после нападения на Польшу рейхсмаршал учредил внутри своей администрации четырехлетнего плана «Главное попечительское ведомство «Восток» (Haupttreuhanddstelle Ost), которое занималось контролем секвестированных производственных объектов и оказывало техническое содействие комиссарам вермахта в деле управления захваченными армией предприятиями. На территории бывшего Краковского воеводства, где производилось более 40 процентов польского ВВП, люди Геринга захватили десятки больших и малых металлургических заводов. Тем не менее команда Крауха им ни в чем не уступала. Ведь Краковское воеводство было крупнейшим центром химической промышленности. Логотипы концерна «И.Г.» появились в Бытоме, Гливице, Забже и Катовицах. Примечательно, что новые владения Крауха вполне официально охраняли солдаты немецких гарнизонов.

Эсэсовские айнзацгруппы энергично включились в процесс прихватизации. Если расстрелы и депортации были широко известной стороной их деятельности, то проводимая ими работа по плану группенфюрера Поля тщательно ретушировалась. Пока отупевшие от массовых убийств спецназовцы СД гонялись за евреями, коммунистами, шпионами и польскими интеллигентами, небольшие мобильные подразделения деловых людей с нашитыми на рукавах мундиров ромбами выполняли более важные функции. Главное экономическое управление интересовалось целыми отраслями польской промышленности. Поэтому уже к исходу первой недели войны Поль затребовал у Главного оперативного управления дополнительные резервы для решения своих специфических задач.

В Познани группенфюрер распорядился учредить общество с ограниченной ответственностью «Восточногерманские предприятия строительных материалов», которое должно было управлять 313 (!) секвестированными польскими и еврейскими кирпичными заводами. Одна только охрана этой махины потребовала привлечения целой бригады внутренних войск СС, не считая иррегулярных частей польской «полиции безопасности». Для обеспечения производственных процессов требовалось не менее 100 тысяч рабочих. Квалифицированных мастеров набирали среди так называемой «третьей группы» (поляки, имеющие преобладающий процент нордической крови). Но основную массу составляли военнопленные – рабы, числившиеся за департаментом «D» (концентрационные лагеря).

Во Вроцлаве Поль создал ООО «Клинкер-цемент», «арендовавшее» на территориях Верхней Силезии и бывшего Западного воеводства несколько десятков кирпичных, цементных, известковых и керамических предприятий. Более того, интерес для эсэсовского олигарха представляли не только стоявшие на земле промышленные объекты, но и сама земля. Юго-западные районы Польши изобиловали плодородными почвами, которые давали высокие урожаи пшеницы, ячменя, сахарной свеклы и прочих культур стратегического значения. Поль приказал сгонять население сельских местностей на принудительные работы в крупные эсэсовские хозяйства. В целях ускоренного низведения крестьян до уровня рабов применялись реквизиции.

25 сентября немецкие войска наконец взяли Варшаву. Солдаты, разъяренные упорным сопротивлением поляков, вышли из-под контроля своих генералов. Несколько часов в городе царила полная анархия. Даже офицеры принимали участие в грабежах и мародерстве. Благо в Варшаве было чем поживиться. Генерал Райхенау, командующий штурмовавшей город 10-й армией, был горячим сторонником принципа «горе побежденным» и охотно позволял своим молодцам отвести душу.

Вместе с армейскими частями в польскую столицу вошли айнзацгруппы СД оберштурмбаннфюреров Шеффера и Фишера. Но эсэсовцам было не до борьбы с «мировоззренческим противником». Немецкая армия захватила в Варшаве большие трофеи. В разных районах столицы поверженной Польши то и дело обнаруживались хранилища золотых вещей, серебра, драгоценностей. В элитных кварталах любой желающий мог разжиться мехами, шубами, дорогостоящей материей, шелковым бельем и прочим имуществом. Столовых приборов, сервизов, всевозможных безделушек вообще никто не считал. Поэтому спецназовцы при активном содействии солдат участвовавшего в штурме элитного полка СС «Дойчланд» производили обширные экспроприации и реквизиции.

Один командир оперативной группы сказал другому: «Герберт, тут надо действовать с умом». Кинули жребий. Фишеру выпала восточная часть города. Шеффер занялся западной. Их солдаты растеклись по улицам, набивая свои машины барахлом. Тащили все, что под руку попадало. В заколоченные досками двери магазинов летели гранаты. Подвалы ресторанов и баров исследовались на предмет наличия вина и жратвы. Чтоб было веселее, эсэсовцы на месте расстреливали пытавшихся сопротивляться хозяев, насиловали женщин. Шеффер и Фишер снисходительно посмеивались над своими увешанными золотыми часами, связками колец и браслетов солдатами. Разумеется, те не забывали своих начальников. Командирские бронемашины были доверху заполнены награбленным добром.

Не обошлось без конкурентных разборок. По приказу Шеффера полурота эсэсовцев направилась брать штурмом Национальный банк. На месте выяснилось, что здание уже оцеплено какой-то армейской частью. Недолго думая, командовавший эсэсовцами гауптштурмфюрер Кнохен приказал солдатам убираться.

Один из унтер-офицеров попытался объяснить, что у них есть свое начальство. Кнохен заорал:

– Ну-ка всыпать им!

Эсэсовцы прошлись по ребрам дерзкого унтера тяжелыми сапогами. Но быстро обезоружить часовых они не смогли. Кто-то получил по голове прикладом, кому-то заехали кулаком под дых. Лицо гауптштурмфюрера светилось неподдельным восторгом. Как всякий человек в черном мундире, он искренне любил армию.

На шум потасовки выскочили несколько солдат караульной команды. Побросав оружие, они устремились в свалку. Кнохен засвистел. Все его вояки бросились разделывать солдат. Но и к армейцам подоспела подмога. В считаные минуты драка приняла масштабы массового побоища.

Поднятый на ноги громкими криками и руганью из здания банка выбежал не совсем трезвый офицер в расстегнутом мундире, с парабеллумом в руках. Он сразу понял, что стрелять в воздух бесполезно. Заметив Кнохена, наслаждавшегося зрелищем с борта своей бронемашины, офицер крикнул:

– Господин капитан, прекратите это безобразие!

– Я тебе не капитан, я гауптштурмфюрер СС! – отрезал Кнохен.

– Уймите ваших людей, иначе я прикажу стрелять.

– Твои болваны отказались выполнить мой приказ.

– Они вам не подчиняются!

Кнохен похлопал по плечу своего адъютанта. Тот выплюнул сигарету и дал над головами дерущихся пулеметную очередь. Солдаты расцепились. Гауптштурмфюрер с чувством глубокого удовлетворения смотрел на разбитые носы, окровавленные губы и набухающие под глазами синие шишки. Полтора десятка человек настолько пострадали в драке, что беспомощно валялись на земле.

Разгневанный офицер протиснулся к бронемашине:

– В чем дело? Кто вы такой?

– Гауптштурмфюрер Кнохен! У меня приказ взять под охрану этот банк.

– Чей приказ?

– Моего командования.

– Извините, но я получил приказ коменданта Варшавы генерал-полковника Райхенау. Все немецкие войска в этом районе, в том числе части СС, подчинены ему. Советую вам умерить свой пыл, иначе я буду вынужден вызвать полевую жандармерию. У меня есть право стрелять в каждого, кто попытается проникнуть в это здание.

Кнохен пристально посмотрел в глаза офицеру. По знанию тот был младше его, но явно не собирался уступать. Солдаты держали оружие наготове.

– Хорошо, господин обер-лейтенант, – процедил гауптштурмфюрер, – мы уйдем от скандала. Будьте уверены, я вам это припомню.

– Хайль Гитлер! – отозвался офицер.

Эсэсовцам пришлось убраться несолоно хлебавши.

Впрочем, оберштурмбаннфюрер Шеффер не особенно расстраивался по этому поводу. Он справедливо полагал, что с лихвой возьмет в другом месте. Айнзацгруппа оцепила еврейский квартал. Прежде чем полевая жандармерия занялась наведением порядка в городе, эсэсовцы успели вытрясти немало ценностей из состоятельных евреев.

26 сентября из Берлина прибыл офицер, назначенный начальником управления полиции безопасности и СД Варшавы. Им оказался наш старый знакомый Йозеф Мейзингер. Этот человек попал в Польшу отнюдь не случайно. Рейхсфюрер СС, давно искавший способ расколоть «банду Гсйдриха», настоял на отправке одного из самых опасных его выдвиженцев подальше от Берлина. Так сказать, на повышение.

Штандартенфюрер СС Мейзингер достойно проявил себя на новом месте службы практически сразу. Вдалеке от большого начальства его благоприобретенные в коридорах гестапо инстинкты остались без тормозов. Когда командиры айнзацгрупп явились для представления шефу, он благосклонно принял поднесенные ему «сувениры». Усмехнулся: «Смотрю, вы здесь даром времени не теряли».

Однако с подчиненными не стоило так открыто фамильярничать. Мейзингер строго спросил у оберштурмбаннфюрера Фишера, что он делает в Варшаве. Ведь его айнзацгруппа должна нести службу в Лодзи. Фишер бойко рапортовал, что обстановка под Варшавой была сложная и фронтовым частям потребовались дополнительные силы СД для охраны тыловых коммуникаций от диверсантов и шпионов. Штандартенфюрер вкрадчиво поинтересовался, кто отдал такой приказ. Внятного ответа он не услышал. Командиры оперативных групп поняли: их новый начальник очень не прост.

Сменив гнев на милость, Мейзингер сказал, что все понимает. Война без трофеев – не война. Однако нельзя забывать о своем долге. Разумеется, подчиненные были с этим согласны. Начальник СД приказал Фишеру возвращаться в Лодзь, а большого любителя охоты на евреев Шеффера ознакомил с приказом рейхсфюрера СС № 288/39Г от 21 сентября 1939 года «О превентивном характере решения еврейского вопроса». Гиммлер повелевал командирам айнзацгрупп прекратить массовые казни и впредь действовать более осмотрительно, не вызывая недовольства армейского командования. В ставку фюрера потоком шли жалобы генералов на творимый эсэсовцами произвол, вследствие чего Гиммлеру пришлось отозвать из Польши самого распоясавшегося командира карателей Удо фон Войрша.

Несмотря на крупномасштабное мародерство, в польской столице оставалось еще немало ценностей. В силу должностного положения Мейзингер был обязан организовать их охрану и учет. Но с возложенными на него обязанностями не справился. Подражая своему учителю Гейдриху, штандартенфюрер сколотил небольшую команду верных людей, которые рыскали по Варшаве в поисках «бесхозного» добра. Сам варшавский полицай-президент расположился в фешенебельном загородном особняке бежавшего за границу аристократа. Свое поместье он со вкусом обставил дорогой мебелью и статуями греческих богинь, которые верные нукеры умыкнули в разграбленном Национальном музее. Роскошную обстановку дополняли взятые оттуда же картины и различные золотые побрякушки. Вместе с тем полицай-президент не забывал своих берлинских начальников. В столицу рейха регулярно вылетал его служебный самолет с ценными грузами на борту.

Командующий немецкими войсками генерал-полковник Герд фон Рунштедт пытался остановить воцарившийся в Польше беспредел. Армия создавала сеть военных администраций и комендатур. Их власть не признавали гауляйтеры Восточной Пруссии и Данцига. Прусский партийный владыка Альберт Форстер желал иметь свою долю с разворовывания польских богатств. Он сформировал собственную армию – ландштурм, нисколько не уступавшую эсэсовцам в свирепости и страсти к реквизициям. От прусского товарища по партии не отставал гауляйтер Силезии Вагнер, требуя часть завоеванных армией территорий. Помимо вермахта и ландштурма, на оккупированных землях бродили айнзацгруппы и полицейские полки СС, наводя ужас на польское и еврейское население. Рунштедт доказывал фюреру, что с этим всеобщим хаосом необходимо как можно скорее покончить.

Гитлер согласился. Первым делом он убрал из Польши самого Рунштедта, надоевшего ему своим нытьем по поводу расстрелов. А затем вообще упразднил военную администрацию. Гиммлер был тут как тут, обещая «навести порядок». Но у Гитлера нашлись другие старые друзья.

17 октября 1939 года было создано генерал-губернаторство с административным центром в Кракове. В генерал-губернаторское кресло сел Ганс Франк. Западные воеводства образовали гау Варта во главе с гауляйтером Артуром Грайзером. Часть территории Краковского воеводства получил гауляйтер Вагнер. Партия недвусмысленно продемонстрировала спецслужбам, что вся полнота власти в Польше принадлежит ей. Тем не менее Гиммлер не остался внакладе. Он предложил фюреру программу колонизации. Кроме того, СС должны были заниматься вопросами обеспечения безопасности.

Приказом от 20 октября 1939 года рейхсфюрер СС сформировал в Польше три абшнита (территориальных округа) – Висла под командованием группенфюрера Рихарда Гильдебрандта, Варта под командованием группенфюрера Вильгельма Коппе и Восток, куда был назначен обергруппенфюрер Фридрих Крюгер. Само собой, порядка не прибавилось. Партийные и эсэсовские власти мгновенно погрязли в жестоких межведомственных разборках. Да и среди эсэсовского начальства усилились разногласия. Так, Главное управление по вопросам расы и поселения выступало за депортацию поляков, встречая яростную обструкцию со стороны Главного экономического управления, заинтересованного в дармовой рабочей силе для своих предприятий.

Невзирая на известные неудобства, люди в черных мундирах прекрасно себя чувствовали в генерал-губернаторстве. Когда обергруппенфюрер Крюгер, прибывший с инспекцией в Варшаву, осмотрел виллу полицай-президента, то заметил: «А ты неплохо живешь, Зепп». На что Мейзингер совершенно искренне ответил: «Вы тоже можете так жить, обергруппенфюрер!»

Глава 8 ОБЩЕЕВРОПЕЙСКАЯ ПРИХВАТИЗАЦИЯ

27 сентября 1939 года Рейнгард Геидрих воплотил в жизнь свой самый грандиозный замысел. В тот день было создано Главное управление имперской безопасности (РСХА). Можно смело утверждать, что ни одна из так называемых великих держав (даже Советский Союз) не обладала столь мощным и всепроникающим аппаратом силового и информационно-психологического подавления. Пусть читатель судит сам, основываясь на приводимом ниже описании структуры РСХА;

I УПРАВЛЕНИЕ (кадровое). Начальник – бригадефюрер СС Вернер Бест.

Отдел «IА» (общие кадровые вопросы);

Отдел «IВ» (психологическая и профессиональная подготовка кадров);

Отдел «IС» (физическая и военная подготовка)-.

Отдел «ID» (особая инспекция с рефератами):

IDI (расследование должностных преступлений);

ID2 (расследование дисциплинарных нарушений внутрислужебного характера).

II УПРАВЛЕНИЕ (организационно-правовое). Начальник – оберфюрер СС Ханс Нокеман.

Отдел «IIА» (общие организационно-правовые вопросы);

Отдел «IIВ» (обеспечение паспортного режима и координация действий пограничной полиции);

Отдел «IIСа» (финансовое и административно-хозяйственное обеспечение полиции безопасности);

Отдел «IIСb» (финансовое и административно-хозяйственное обеспечение специальных служб);

Отдел «IID» (техническое обеспечение средствами связи, спецтехникой, транспортом, вооружением).

III УПРАВЛЕНИЕ СД (служба внутриполитической разведки и контрразведки). Начальник – группенфюрер СС Отто Олендорф.

Отдел «IIIА» (вопросы правопорядка и государственного строительства рейха, изучение общественного мнения);

Отдел «IIIВ» (расово-этническая безопасность, национальные меньшинства, иммиграция, вопросы германизации присоединенных к рейху территорий);

Отдел «IIIС» (культурная безопасность, обеспечение проведения партийной линии в науке, искусстве, средствах массовой информации, религиозно-воспитательных программах);

Отдел «IIID» (экономическая безопасность, контроль за промышленными предприятиями, торговлей и ремеслами, банковским делом, валютными операциями, социальным обеспечением).

IV УПРАВЛЕНИЕ (тайная государственная полиция – гестапо). Начальник – группенфюрер СС Генрих Мюллер.

Отдел «IVА» (выявление противников национал-социализма (коммунистов, марксистов, либералов, оппозиционеров) и борьба с саботажем, диверсиями, вражеской пропагандой);

Отдел «IVВ» (противодействие антигосударственной деятельности религиозных организаций и сект, контроль за еврейством);

Отдел «IVС» (выявление враждебных элементов в партии, обработка оперативной информации, профилактика политических преступлений);

Отдел «IVD» (оперативная работа на присоединенных к рейху территориях, надзор за иностранными рабочими в рейхе);

Отдел «IVЕ» (пограничная полиция, наблюдение за подозрительными иностранцами),

V УПРАВЛЕНИЕ (крипо – органы внутренних дел). Начальник – группенфюрер СС Артур Небе.

Отдел «VА» (криминальная полиция и профилактика уголовных преступлений);

Отдел «VВ» (оперативная служба);

Отдел «VС» (установление личности и розыск);

Отдел «VD» (криминалистические исследования).

VI УПРАВЛЕНИЕ (служба внешней разведки). Начальник – бригадефюрер СС Хайнц Иост.

Отдел «VIА» (общая организация разведывательной службы, курирование региональных управлений СД);

Отдел «VIВ» (координация разведывательной деятельности в сферах германского влияния в Европе, Африке и на Ближнем Востоке);

Отдел «VIС-«Восток» (координация разведывательной деятельности в Азии);

Отдел «VID-«Запад» (координация разведывательной деятельности в Западном полушарии);

Отдел «VIЕ» (изучение потенциального противника);

Отдел «VIF» (техническое обеспечение).

VII УПРАВЛЕНИЕ (идеологическая борьба с мировоззренческим противником). Начальник – бригадефюрер СС Франц Зикс.

Отдел «VIIА» (накопление, учет, обработка информации);

Отдел «VIIВ» (изучение идеологии противника, специальные научные исследования);

Отдел «VIIС» (архивный).

Наибольший интерес в этом списке вызывает объединение в рамках одной гигантской структуры органов внутренних дел и служб госбезопасности. Если обратиться к истории правоохранительной деятельности в любой стране (демократической или тоталитарной), бросается в глаза непрерывная корпоративная рознь между полицейскими и сотрудниками разведок. А если кому-то внезапно удается соединить несоединимое и зажать все это в одном кулаке, возникает совершенно новая политическая ситуация, особенно опасная для государства имперского склада.

Именно так произошло в Третьем рейхе. Гейдрих, к ужасу партийной номенклатуры, сделал резкий рынок к неограниченной власти. Из тяжеловеса он стал супертяжеловесом. Вся тайная деятельность в рейхе и за его пределами сконцентрировалась в руках одного человека, который давно был для партии бельмом на глазу.

Нельзя было терять ни минуты. Мартин Борман бросился к фюреру с известием, что спецслужбы готовят государственный переворот. На дыбы встала вся верхушка партии. Имел место редчайший случай, когда заклятые враги Геббельс и Геринг объединились перед лицом общей опасности. Как ни доказывал рейхсфюрер СС, что создание РСХА пойдет только на пользу стране, его никто не хотел слушать. Номенклатура единодушно требовала разделения компетенций.

Гитлер согласился с тем, что для какого-то обергруппенфюрера СС власти получается слишком много. С другой стороны, явным плюсом сверхструктуры подобного рода была возможность доведения контроля за населением до невиданных масштабов. Если использовать аллегорию, то РСХА представляло собой огромный намордник на коллективной физиономии всего немецкого народа и всяких там низкопробных чехов, поляков, евреев. Фюреру представлялось нецелесообразным полностью отвергать идею Гейдриха. Ведь шеф СД неоднократно доказывал, что свое дело знает.

«Верховный судья немецкого народа» внес три конструктивных предложения.

1. РСХА является внутриорганизационной структурой входящих в его состав служб. В средствах массовой информации и переписке с государственными учреждениями этого названия не упоминать.

2. Руководитель РСХА обергруппенфюрер СС Гейдрих остается в своем прежнем статусе: «начальник полиции безопасности и СД».

3. Считать гестапо и крипо (IV и V Управления РСХА соответственно) органами государственной безопасности, в то время как СД и внешняя разведка (III и VI Управления РСХА) входят в структуру партии и курируются соответственно Орготделом НСДАП ((рейхсляйтер Мартин Борман) и Международным от-делом (рейхсляйтер Альфред Розенберг). Вмешательство в партийные дела запрещено.

Все эти запреты и ограничения вызвали у Гейдриха только усмешку. В частном разговоре он заметил Шелленбергу: «Наши партийные кретины не доросли до большой политики. Своими бумагами и резолюциями они от меня не отделаются. Начальники управлений – мои люди. А что еще надо?» Шелленберг, метивший в руководители службы внешней разведки и в последний момент оттертый более управляемым Хайнцем Йостом, мстительно произнес «Посмотрим, как рейхсляйтер переварит Олендорфа».

В самом деле, лидеры партийных группировок получили формальное право контролировать работу спецслужб. Но на практике это было легче сказать, чем сделать. Хитрый лис Мюллер, воинственно настроенный Олендорф, фрондирующий Бест умело маневрировали в джунглях спускаемых сверху бесчисленных параграфов, циркуляров и предписаний. Партноменклатура оказалась в положении человека, который благополучно приготовил лакомое блюдо и не знал, как лучше приступить к еде. Более изворотливому Борману пришла мысль объявить партийный набор в органы госбезопасности. Однако продвижение своих людей на высшие руководящие должности было для рейхсляйтера делом несколько отдаленной перспективы.

Помимо внутриполитических проблем, на Германию обрушилась новая напасть – торговая война с США. Мало того, что военная промышленность пожирала все больше сырья, ресурсов и рабочих рук, тем самым постоянно снижая товарооборот во внешней торговле. Еще и правительства западных стран решили припомнить Гитлеру польские гарантии. Английский флот перекрыл выходы в Северное и Средиземное моря. Французы нажали на Балканские страны, откуда в Германию шел экспорт стратегического сырья. И вот американские плутократы показали свое еврейское лицо, объявив о повышении на 25% таможенных пошлин на все ввозимые в США немецкие товары. Самым унизительным было то. что Германия не могла отплатить той же монетой. ВПК отчаянно нуждался в американской меди, нефти, каучуке и американских долларах.

Адольфа Гитлера все это совершенно не интересовало. Как и прежде, он считал, что с помощью концлагерей можно выйти из любых экономических затруднений. Главное, война шла успешно. Немецкие войска без единого выстрела оккупировали Данию и высаживались в Норвегии. Ничто не предвещало катастрофы которой постоянно опасались паникеры с нажитым в Первой мировой войне пораженческим комплексом – адмирал Редер и генерал Томас.

С легкой руки фюрера на политической сцене появился новый государственный олигарх. 23 февраля 1940 года главный инженер Трегьего рейха Фриц Тодт был назначен генеральным инспектором по особым вопросам четырехлетнего плана. Если человек, строивший автобаны, всего лишь группенфюрер СА, вдруг попадает в заместители к самому Герингу, понятно, что это неспроста. Всяк хорошо изучивший характер Гитлера с уверенностью мог предсказать дальнейший взлет нового фаворита.

Ранее Тодт всегда использовался на вторых ролях. Хотя обладал несомненным талантом руководителя, который проявил во время авральной постройки Западного вала. Он представлял собой идеальный тип немецкого технократа, способного управлять небюрократическими методами и увязывать в единое целое работу сотен тысяч людей. Как водится, начавшаяся война заставила меркнуть старые звезды и зажигала новые. Ловкие интриганы уступали дорогу людям дела.

17 марта Тодт получил портфель министра вооружений и боеприпасов. Поскольку его министерство в условиях войны было вторым по значению, он вошел в число самых влиятельных лиц. Новый министр держал себя крайне независимо. Вопреки мнению военных, он создал комитет промышленников, который самостоятельно занимался распределением производственных заказов. Поэтому не у дел оказалось соответствующее управление военного министерства с пятью тысячами офицеров, перед которыми замаячила блестящая перспектива угодить на фронт. На все претензии генералов в отношении Тодта фюрер неизменно отвечал: «Деятельность министра вооружений меня удовлетворяет!» Так в рейхе начиналась еще одна тихая межведомственная война. Стоит ли удивляться тому, что нацисты, поставившие себе на службу промышленные мощности всей Европы, постоянно отставали от своих противников по показателям произведенного оружия?

10 мая 1940 года пришла пора англичанам и французам испытать на себе, что такое блицкриг. Во всех ротах, батареях и отдельных командах был зачитан приказ Гитлера: «Солдаты! Начинающаяся сегодня битва определит судьбу рейха и нации на тысячу лет! Тени героев Вердена, Лангемарка и Соммы незримо следуют за вами…» Многомесячное противостояние на линиях Мажино и Зигфрида завершилось. Успех был неожиданно ошеломляющим. Немецкие танки в три дня проскочили Бельгию и Голландию. Превосходящий противник отступал по всему фронту. В Германии старики-ветераны и мальчишки из гитлерюгенда с одинаковым восторгом слушали радиопередачи о героических деяниях 7-й танковой дивизии, которая за свою способность сваливаться французам как снег на голову получила прозвище Дивизия-призрак. У каждого немца на слуху были имена королей танковых атак: Гейнца Гудериана, Эрвина Роммеля, Вильгельма Клейста… Министерство пропаганды испекло захватывающий боевик «Огненная купель», немедленно, ставший культовым.

Рейхсфюрер СС имел все основания быть довольным собой. Он отправил во Францию не какие-то отдельные полки, а три полнокровных гренадерских дивизии. Они достойно заявили о себе в первые дни боев. Дивизия «Мертвая голова» первой вошла в стратегически важный населенный пункт Аррас, дивизия «Дас Райх» штурмом взяла сильно укрепленный Сен-Венан, лейбштандарт отличился при прорыве фронта под Валансьенном. Гиммлер безмерно гордился тем фактом, что первым немецким офицером, получившим Железный крест за бои во Франции, стал оберштурмфюрер Краас из лейбштандарта.

Быстрый и решительный разгром сильной англо-французской армии заставил онеметь всех лидеров великих держав. 13 июня вермахт вошел в Париж. Вал немецкого наступления стремительно покатился дальше на юг. Были захвачены колоссальные трофеи.

Гитлер обставил капитуляцию Франции очень эффектно. Французские и немецкие генералы собрались в знаменитом вагончике маршала Фоша, том самом, где в ноябре 1918 года французы заставили генерала Людендорфа подписать унизительное Компьенское перемирие. Эффект от этой пропагандистской акции превзошел все ожидания. Когда фюрер вернулся в Берлин, восторженные толпы на Вильгельмплац не давали ему спать до утра, требуя, чтобы победоносный вождь вновь и вновь появлялся на балконе. В своей речи в рейхстаге 19 июля Гитлер особо подчеркнул: «В рядах нашей великой армии мужественно сражались моторизованные и танковые дивизии и полки Ваффен СС, покрывшие себя неувядаемой славой на полях сражений. Хочу искренне поблагодарить партайгеноссе Гиммлера, создавшего не только всю систему безопасности рейха, но и замечательные Ваффен СС!» Рейхсфюрер был счастлив. Будущее представлялось ему совершенно безоблачным.

Расходы на сокрушение Франции требовали соответствующей компенсации. 16 июля 1940 года начальник управления военной экономики и вооружений ОКБ генерал Томас издал специальную директиву в отношении трофейного имущества.

«…1. Стратегическое сырье, которое обнаружено службами тыла действующих войск, в соответствии с указаниями подлежит отправке в рейх. При этом трофеями считать все материалы, полуфабрикаты и готовые изделия, находившиеся в войсках противника для ведения боевых действий;

2. Конфискованное имущество, не находившееся в собственности вооруженных сил противника – станки (согласно списку, помещенному в приложении), электромоторы, работающие от нормального напряжения, и иные средства производства имеют важное значение для военной промышленности и поэтому также должны быть вывезены в рейх…»

«Трофеев» и «конфискованного имущества» накопилось немало. Во Франции, Бельгии и Голландии армия захватила 8,8 млн. тонн нефтепродуктов, 42 тыс. тонн меди, 27 тыс. тонн цинка, 19 тыс. тонн свинца, 1 млн. тонн железной руды, 125 тыс. тонн марганцевых руд, 36 тыс. тонн полуфабрикатов и готовой продукции. Это не считая 5 тысяч паровозов, 40 тысяч грузовых и легковых автомобилей, нескольких сотен танков и самолетов, полутора миллионов единиц стрелкового оружия и огромного количества боеприпасов. Кроме того, по соглашению о репарациях Франция должна была ежегодно поставлять в рейх 750 тыс. тонн пшеницы, 650 млн. литров молока, 140 тыс. тонн мяса, 220 млн. литров вина. Общая стоимость вывезенного промышленного оборудования и станков составила 9,7 миллиарда франков.

Едва замолкли пушки, как полным ходом пошел процесс прихватизации. По сложившейся традиции наибольший аппетит проявлял концерн Германа Геринга. За прошедшие с начала немецкой «активной внешней политики» два года это монополистическое объединение настолько раздулось, что его пришлось реорганизовать, разбив на три группы предприятий:

1) горнодобывающие и металлургические заводы;

2) военные и машиностроительные заводы;

3) судоходные компании.

К осени 1940 года в состав концерна входили 177 заводов, 69 обрабатывающих предприятий, 156 торговых компаний, 46 различных транспортных предприятий, 15 строительных организаций и прочая и прочая. На долю этой сверхкорпорации приходилось 30% общей германской добычи железной руды, 21% – каменного и бурого угля, 15% производства чугуна. Суммарный акционерный капитал превышал 900 миллионов марок. На предприятиях концерна Геринга работало более 600 тысяч человек. При этом сам рейхсмаршал проявлял все меньший интерес к делам своей фирмы, довольствуясь регулярным солидным пополнением своих счетов в банках нейтральных стран. Фактически концерном заправлял председатель правления Эрих Плейгер с группой приближенных бизнесменов. Роль Геринга сводилась только к лоббированию и визированию составленных Плейгером бумаг.

В спину государственным олигархам дышали негосударственные. Так называемая «группа семи» (или, как они сами почтительно именовали себя, – «узкий крут»), которую образовали руководители семи становых концернов «Ферейнигте Штальверке», «Флик», «Крупп», «Маннесман», «Геш», «Клекнер» и «Гуттеноффнунгсхютте», резко потребовала долю. Конечно, голос семи влиятельных олигархов был облечен в обтекаемый текст официального заявления для массмедиа. Но на Вильгельмштрассе все поняли правильно. Лоббисты «Группы семи» в коридорах власти позаботились о том, чтобы при дележе был соблюден принцип справедливости. Естественно, Плейгер выступил с ответным заявлением, приглашая своих конкурентов на «совместные консультации». В итоге список претендентов пополнился еще и концерном «Металлургические заводы Рехлинга», к руководителю которого небескорыстно благоволил рейхсмаршал.

Итак, по состоянию на декабрь 1940 года экономическая карта Франции выглядела следующим образом.

Промышленную Лотарингию, предмет давних франко-немецких конфликтов, разделили между собой пять крупных концернов. Концерн Германа Геринга приобрел венделевские горно-промышленные и металлургические заводы, концерн Клекнера – металлургические заводы в Креитингене, концерн Рехлинга – металлургические заводы «Карлсхютте» в Диденгофене, концерн Флика – металлургические заводы в Роммбахе, концерн Штумма – заводы в Геттингене

Однако без интриг все равно не обошлось. Крупный бизнес органически не принимал заявленного национал-социалистами принципа «всеобщего равенства». Используя свои связи с рейхсмаршалом, экспансивный промышленник Франц Рехлинг сумел утереть нос конкурентам. Он добился назначения рейхсуполномоченным по французской металлургии и получил в полное распоряжение заводы в департаментах Мерт и Мозель. Как ни старались «доброжелатели», выкурить оттуда Рехлинга оказалось невозможно. К слову сказать, далеко не все французские бизнесмены уезжали за границу, метая громы и молнии в адрес «проклятых бошей». Самые сообразительные полагали, что деловые люди всегда найдут обший язык. Поэтому на потеху всему свету и «оккупированной» Франции одно за другим провозглашались слияния. Несгибаемые патриоты не желали расставаться со своими виллами, «мерседесами», содержанками и с готовностью налаживали партнерские отношения, даже поступаясь контролем над собственным бизнесом. Крупнейшее слияние удалось провернуть Крауху. Французский химический трест «Кюльман» совместно с фирмами «Сен-Дени» и «Сен-Клер дю Вон» был объединен в «Акционерное общество Франколор», в котором концерн «И.Г.» получил 51% акций. Спрашивается, зачем смываться в Соединенные Штаты без штанов и денег? Надо уметь жить!

Ввиду хорошего начала дальше дело пошло веселей.

В Голландии Конрад Борзиг при активном содействии рейхсфюрера СС прихватизировал крупное промышленное объединение – Голландское королевское общество доменных печей и сталелитейных заводов. При этом удравшие за границу члены августейшей семьи определили действия немецкого бизнесмена как «акт международного разбоя».

В Норвегии пальма первенства опять же принадлежала концерну Геринга, который по всем правилам оформил прихватизацию Дундерландских железных рудников и конфисковал 80% кораблей рыболовного флота. Правда, в этой северной стране нашлось место и для концерна «И.Г.». Крауху досталось «Норвежское общество азота и гидроэлектроэнергии». Общий приватизационный улов рейха в виде различных материалов и имущества оценивался западными экономистами в девять миллиардов фунтов стерлингов.

Геринг, впавший в состояние ажиотажного накопительства, вдруг додумался до идеи приватизационных аукционов. Он объявил о распродаже секвестированных Главным попечительским ведомством «Восток» польских предприятий. Всего на торги выставлялись 294 крупных, 9 тысяч средних и 76 тысяч малых предприятий, а также 9120 больших и 112000 мелких торговых фирм. Согласно условиям аукционов, не возбранялось долевое участие различных собственников при приобретении интересующих их объектов. Понятно, что все это продавалось много ниже реальной стоимости и самые лакомые куски достались олигархам. Например, польские фирмы по производству красителей «Борута», «Воля» и «Винница» приобрел концерн «И.Г. Фарбениндустри».

Главное экономическое управление СС в лице группенфюрера Освальда Поля принимало посильное участие в приватизационных процессах. Через подставных лиц оно десятками скупало польские фирмы на аукционах Геринга. Большой интерес Поль проявил к французским заводам, производившим популярные вина, в том числе знаменитое шампанское.

Но самой крупной победой черных мундиров стало назначение главой оккупационной администрации Дании бригадефюрера СС Вернера Беста. Мгновенно страна была превращена в филиал концерна «Немецкие хозяйственные предприятия». Люди Поля полностью контролировали поставки дефицитных продуктов в рейх, сумев с апреля 1940 по март 1941 года выкачать из Дании 83 688 тонн масла, 156 686 тонн свинины, 97 384 тонны говядины, 59 381 тонну яиц, 73 000 тонн сельди. Кроме того, под эгидой СС осуществлялось размещение на датских заводах немецких военных заказов на сумму 42 миллиона крон.

Между тем эсэсовские спецслужбы тоже не сидели сложа руки, СД преподнесла фюреру сюрприз, выловив во Франции беглеца Тиссена. Справедливости ради, отметим, что экс-олигарх сдался сам первой попавшейся на глаза армейской части, а уже оттуда его передали куда следует. Сияющий рейхсфюрер СС доложил об этом Гитлеру. Тот сразу отказался от мысли учинить предателю соответствующую расправу, к примеру, повесить. Что могло вызвать обострение и без того непростых отношений с крупным бизнесом. Фюрер придумал нечто более изящное приказал объявить Тиссена сумасшедшим и запереть его в психушку.

Однако в рейхе был один человек, который плевать хотел на мнение бизнеса. Едва узнав об аресте Тиссена, Рейнгард Гейдрих на радостях хлопнул рюмку шнапса прямо у себя в кабинете. Наконец-то ему представился долгожданный случай свести старые счеты с засыпавшимся фаворитом фюрера! Шеф РСХА извлек на свет законсервированное досье и позвонил в Бергхоф, испрашивая аудиенции.

Как известно, Гитлер не выносил больших городов. Он считал мегаполисы рассадником вырождения и дегенерации. «Собираясь в большие стаи, люди, как собаки, дичают», – мудро замечал фюрер. В здоровой сельской местности, где человек близок к природе и не скучен среди миллионов других, вся наносная грязь современной механистической цивилизации исчезает. Здесь нет наркоманов, гомосексуалистов, рецидивистов и прочей накипи крупных городов. В Берлине воздух для Гитлера был слишком грязен, а люди напоминали муравьев. Потому он при малейшей возможности уезжал в горы, в Бертехсгарден, где мог быть наедине с природой. В Бергхофе фюрер становился мягким и пребывал в неизменно приподнятом настроении. Говорить с ним было легче. Гейдрих всегда учитывал этот психологический нюанс.

В резиденцию фюрера шеф РСХА прибыл в штатском костюме. Гитлера он застал на террасе любующимся горным пейзажем. К эсэсовцу, помахивая хвостом, подбежала любимица фюрера Блонди и обнюхала его туфли.

– Какой чудесный здесь воздух, – с чувством произнес Гитлер, – он исцеляет душу и тело. Вы хотели бы жить здесь, Рейнгард?

– Разве что по выходным, мой фюрер. Даже после нашей победы я вряд ли смогу пожаловаться на недостаток работы.

– Да. Я помню эту статью в «Черном корпусе»: «СС никогда не устают, никогда не пресыщаются битвой, парируя и нанося удары…»

Гитлер повернулся к шефу РСХА:

– Надеюсь, вы не испортите мне настроения?

Гейдрих дипломатично перешел прямо к делу:

– Мой фюрер, достоин ли снисхождения человек, злоупотребивший вашим доверием, нанесший рейху огромный ущерб своей преступной деятельностью и продавший секреты англичанам?

– Кого вы имеете в виду, партайгеноссе Гейдрих?

– Тиссена, мой фюрер.

– Этот человек больше не опасен.

– Не могу согласиться, мой фюрер.

– Какие же тайны англичане могут выведать у него в сумасшедшем доме?

Гейдрих считал иначе:

– Мой фюрер, изоляция этого человека только иллюзорная. Его посещают различные влиятельные лица, занимающие высокое положение в экономике рейха. Неизвестно, о чем они там говорят и к чему склоняет их мнимый сумасшедший. Вам не кажется странным, мой фюрер, что он, вместо того, чтобы бежать на Запад, якобы добровольно сдался нашим войскам? Пользуясь вашим расположением, Тиссен награбил огромные деньги и мог бы припеваючи жить в Америке, в полной безопасности.

– Признаться, я сам удивился этому. Он явно не в ладах с собственной головой.

– Нет, мой фюрер, – твердо произнес Гейдрих, – я распорядился провести тщательное медицинское освидетельствование.

Он вынул из папки бумагу

– Вот заключение. Тиссен совершенно здоров и полностью вменяем.

Гитлер пробежал глазами текст документа. Зная, что фюрер подслеповат, шеф РСХА приказал отпечатать заключение нарочито крупными буквами.

– Хорошо. Что вы хотите этим сказать?

Гитлер ощущал закипающее раздражение.

– Тиссен вернулся в рейх по заданию английской разведки с целью подготовки заговора среди промышленников и генералов. Например, его часто посещает Шахт. Мы наблюдаем за ним и фиксируем его контакты с генералом Беком и другими тайными противниками национал-социализма.

Следует отдать должное искусству Гейдриха разоблачать им самим выдуманные заговоры и военные перевороты. В армии вновь поднимала голову реакция, вынашивавшая планы заточения фюрера в бедлам, реставрации императорского трона и возведения на него кайзеровского отпрыска принца Августа-Вильгельма Прусского. Под исполнение этих черных замыслов недовольные политикой фюрера олигархи готовы предоставить значительные суммы денег. Дирижируют путчистами их зарубежные хозяева из английской и американской разведок, верно стоящих на страже геополитических интересов мирового еврейства. В качестве запасного варианта англо-еврейская клика рассматривает организацию покушенив на главу рейха руками Отто Штрассера и его банды террористов из «Черного фронта». Есть информация, что часть счетов Тиссена в швейцарских банках использовалась для финансирования террористических организаций. Мотивы очевидны: личная ненависть к фюреру, обостренная желанием вернуть утраченные богатства и власть,

– Мой фюрер, политическая борьба не терпит снисхождения, – многозначительно добавил руководитель спецслужб, – вы сами понимаете, на что способен такой человек, как Тиссен. Власть – это смысл его жизни. А вы у него эту власть отняли…

Дело было сделано. Гитлера трясло от ярости. Он очень хорошо понимал тот язык, на котором говорил с ним Гейдрих. Путь фюрера во власть был тернист. Дважды он едва не покончил жизнь самоубийством из-за кажущегося краха собственной политической карьеры. А вокруг так и кишат завистники, стремящиеся сбросить его вниз…

Примерно двадцать минут Гитлер пытался взять себя в руки. Шеф РСХА делал вид, что занят созерцанием заснеженных вершин.

– С каким бы удовольствием я уничтожил эту тварь, – прохрипел диктатор, – но это может вызвать политические осложнения.

– Мой фюрер, – рассудительно произнес Гейдрих, – лучшей казнью для такого тщеславного и честолюбивого человека станет низведение до уровня скотины. Разрешите мне запереть его в концлагерь и выбросить ключ!

– Пусть его там погоняют на работу в каменоломни.

– Хайль Гитлер! – шеф РСХА выбросил руку. Фюрер постепенно успокоился и стал непринужденным тоном расспрашивать его о последних берлинских новостях.

Гейдрих не отказал себе в удовольствии лично заняться обустройством олигарха на новом месте жительства – в концлагере Бухенвальд. Он великодушно предложил своей жертве свободный выбор: идти рядовым зэком в общий барак или приобрести индульгенцию. Под «индульгенцией» обергруппенфюрер подразумевал шифр-ключи, открывающие доступ к секретным счетам Тиссена. Дабы тот соображал быстрее, Гейдрих распорядился показать, как зажигают «рождественские свечи». Два звероподобных унтершарфюрера на глазах ошеломленного бизнесмена вогнали под ногти заключенному заостренные спички и подожгли. «Представление» продолжалось, пока Тиссену не стало дурно. Гейдрих получил, что хотел.

В Бухенвальде был построен специальный изолированный барак для особо важных заключенных. Там сидели бывший австрийский канцлер Карл фон Шушниг с женой, итальянская принцесса Мафальда фон Гессен со своей служанкой, лидер социал-демократической партии Брайтшейд с женой и экс-премьер Франции Леон Блюм. Теперь Тиссену предстояло провести в их обществе и на баланде весь остаток жизни.

Лидер румынской национал-революционной партии Хория Сима прибыл в Берлин со специальной, хотя и неофициальной миссией. На вокзале его встретил офицер СД и отвез в элитный отель «Адлон», который являлся центром деловой и политической жизни столицы рейха. Вождь «легионеров» с интересом присматривался ко всему происходящему на городских улицах. Особенно ему понравились факельные шествия у Бранденбургских ворот. Увы, в Румынии национал-социалисты еще не могли так открыто и беззаботно маршировать по улицам.

Берлинские друзья не заставили дорогого гостя долго себя ждать. Все тот же молчаливый офицер СД доставил его на одну из роскошных конспиративных квартир в Тиргартене. Здесь собрались все свои: лидер румынской диаспоры фольксдойче Андреас Шмидт, его тесть, начальник Главного управления СС группенфюрер Готтлоб Бергер, руководитель аппарата немецкой секретной службы в Румынии гауптштурмфюрер Отто Болшуринг и пожелавший сохранить инкогнито представитель нефтяной компании «Континентальное нефтяное общество».

Хория Симу привело в Берлин уязвленное самолюбие. Когда в августе 1940 года румынские спецслужбы организовали убийство лидера военного крыла партии – Железной гвардии (аналога СА) – капитана Корнелия Кодряну, партийный форум раздирали интриги. В подобной обстановке Сима чувствовал себя превосходно. Ему удалось договориться с главой так называемой военной оппозиции генералом Антонеску, чья поддержка оказалась решающей при избрании нового начальника штаба Железной гвардии. Разумеется, им стал Хория Сима.

После удачного старта амбиции лидера румынских нацистов стали еще более острыми. Совместно с Антонеску он организовал в стране массовые беспорядки, результатом которых стало отречение и бегство за границу короля Карола II. 6 сентября 1940 года на престол взобрался его сын Михаил, кругом повязанный с военными. Фактическую власть сосредоточил в своих руках премьер-министр, генерал Антонеску, легко добившийся для себя официального титула кондукторула статулуи – главы государства. В его кабинете Хория Сима стал первым вице-премьером.

Однако отношения двух подельников мгновенно испортились. Прежде всего потому, что каждый ориентировался на свою финансово-промышленную группу. Поводом для конфликта стала высылка из Румынии крупного промышленника Малаксы, которого поддерживал Хория Сима. Поскольку Антонеску установил собственные контакты с Берлином в лице таких людей, как Розенберг и Риббентроп, лидер легионеров был ему уже не нужен. Генерал без лишнего шума выкинул Симу в отставку. Для амбициозного железногвардейца оставался только один путь в большую политику – свалить Антонеску и самому встать на его место. Рассчитывать в этом весьма деликатном деле Хория Сима мог только на своих берлинских покровителей, чьи интересы расходились с интересами рейхсляйтера и имперского министерства иностранных дел.

На дородном, широком лице Готтлоба Бергера с хитро прищуренными глазками можно было прочитать чувство глубокого удовлетворения. Группенфюрер любил большую игру, щекочущую нервы.

– Господа, – торжественно объявил он, – мною получено формальное одобрение наших намерений рейхсфюрером СС. В силу известных обстоятельств партайгеноссе Гиммлер не может действовать прямо. Тем не менее он обеспечит нам прикрытие со стороны Имперской канцелярии. Какова обстановка на сегодня?

Взгляды игроков обратились на Хория Симу. Румынский фюрер обстоятельно доложил:

– Армейское офицерство в большинстве поддерживает Железную гвардию. В случае нашего выступления части столичного гарнизона не выйдут из казарм. В Бухаресте мы располагаем четырнадцатью легионами по три тысячи бойцов. В принципе этого вполне достаточно. Но в случае необходимости могут быть подтянуты дополнительно еще семь легионов. Некоторые армейские полки нами распропагандированы и желают принять активное участие в борьбе.

– А как здоровье нашего общего друга? – осведомился Шмидт таким тоном, будто говорил: «Чтоб он сдох».

– В физическом смысле генерал Антонеску безнадежен – острая форма лейкемии. Что касается психического состояния, то еще старый король направлял его в неврологическую лечебницу.

– Откуда у вас эти сведения? – быстро спросил начальник СД.

– От его лечащего врача. Этот господин хотел бы сохранить свою должность на случай смены власти.

Хория Сима едко усмехнулся и с назидательной ноткой в голосе произнес:

– Народ не любит больных вождей. Румынии нужен сильный и здоровый лидер нации. Я готов взять на себя это бремя. Разумеется, моя политика никогда не будет направлена против Великой Германии.

– Этого недостаточно, – подал голос представитель нефтяной компании, – военный переворот – предприятие баснословно дорогое.

– У нас есть информация, что ваше движение испытывает серьезные материальные затруднения, – добавил офицер СД.

Румынский фюрер несколько потускнел:

– Конечно, Антонеску постарался перекрыть наши финансовые источники. Самого надежного нашего сторонника, главу концерна «Малакса», выслали из страны под угрозой ареста по сфабрикованному уголовному делу.

В беседу вновь вступил представитель бизнеса:

– Скажите, господин Сима, в какую сумму обойдется планируемое вами мероприятие?

– Не менее пятидесяти миллионов марок. Нам необходимо закупить дополнительный транспорт, стрелковое оружие (особенно пулеметы), боеприпасы, обмундирование. Часть средств пойдет на организацию компании в средствах массовой информации…

уличные демонстрации…

– Это детали, – прервал человек из нефтяной компании, – но я думаю, что конечная сумма выше как минимум вдвое.

Бергер уточнил:

– Необходимо организовать информационное обеспечение в рейхе. Это обойдется недешево.

В разговор вновь вступил представитель бизнеса:

– Господин Сима, вы понимаете, что СС не являются кредитной организацией?

– Да.

– Поэтому господин Бергер обратился к правлению нашей нефтяной компании, входящей в «Союз друзей рейхсфюрера СС». Мы готовы полностью

профинансировать вашу военную операцию, так как в качестве нового политического лидера Румынии вы нас вполне устраиваете. Однако нам и

прочим заинтересованным лицам в немецких деловых кругах требуются реальные гарантии наших инвестиций.

– Какие именно гарантии? – нетерпеливо спросил Сима.

На холеном лице нефтяного магната мелькнула довольная улыбка. Этот недалекий и тщеславный главарь румынских наци дал понять, что ради власти готов на все.

– Как вы относитесь к Герингу и Плейгеру?

– Они мои противники.

– Почему?

– Мой друг Отто Болшуринг располагает сведениями, что за высылкой Малаксы стояли именно эти люди. Они договорились с Антонеску о передаче концерну Геринга контрольного пакета акций его металлургических заводов. Форум национал-революционной партии выступил против такого решения правительства. Естественно, Антонеску было выгодно удаление одного из самых сильных наших сторонников среди крупных предпринимателей.

Представитель бизнеса удовлетворенно закивал:

– Вполне понимаю и разделяю ваши чувства. Видите ли, наши источники в правительственных кругах получили очень неприятную информацию. В Имперском управлении по четырехлетнему плану готовится проект создания государственной нефтяной компании, которой будет предоставлено исключительное право на эксплуатацию нефтяных месторождений в Румынии и других странах, входящих в сферу жизненных интересов Германии. Причем занимающееся ныне разработкой румынской нефти общество «Континенталь ойл» станет дочерним предприятием этой компании Геринга. Немецкий нефтяной бизнес кровно заинтересован в том, чтобы такого рода проект остался на бумаге. Но для этого необходима твердая позиция румынского руководства.

– От Антонеску вам нечего ждать твердости. – заметил Сима.

– Совершенно верно. Мы ожидаем твердости от вас.

Лидер легионеров вопросительно посмотрел на Бергера.

– Если рейхсфюрер СС поможет мне против Геринга, я готов предоставить требуемые гарантии.

– Рейхсфюрер в стороне не останется, – посулил тот, – но есть еще одно важное условие. Политическое.

– Я слушаю вас, Готтлоб.

– Немецкому населению, проживающему в Румынии, требуется предоставить автономию. После свержения Антонеску вы должны вступить в официальные переговоры с моим зятем как лидером немецкой диаспоры. Желательно также более не допускать вмешательства румынских властей в проводимую Главным управлением СС вербовочную работу среди фолькс-дойче.

– Это все? – кисло поинтересовался Сима.

– Все.

– В партийном форуме немало горячих голов, носящихся с идеей Великой Румынии…

– В случае обострения событий я возьму их на себя. – отозвался Болшуринг.

Далее началось обсуждение технических деталей предстоящего путча. Заговорщики уточняли маршруты доставки оружия на территорию Румынии, определяли надежные банки для перекачки денег, составляли схему устройства тренировочных лагерей для подготовки боевиков. При этом все участники игры как бы забыли о том, что генерал Антонеску недавно приезжал в Берлин и встречался с фюрером, на которого произвел благоприятное впечатление. В пылу честолюбивых замыслов Хория Сима упустил из виду факт странной исторической закономерности, преследовавшей все организованные эсэсовцами путчи.

21 января 1941 года на улицах Бухареста загремели выстрелы. Грузовики с легионерами намертво закупорили центр города. В считаные часы были взяты Центральная радиостанция. Государственный банк и другие правительственные здания. Антонеску оказался в осаде в своей резиденции. Пули крошили стекла и покрывали язвами стены. Охрана премьера яростно отстреливалась.

Как и предсказывал Хория Сима, столичный гарнизон пальцем не пошевелил ради защиты правительства. Легионеры ликовали. «Сдавайся, сволочь!» – кричали командиры легионов в громкоговорители низложенному Антонеску. Тот в это время бомбардировал немецкое посольство отчаянными телефонными звонками.

В Берлине не сразу разобрались в происшедшем. Взбешенный Гитлер вызвал рейхсфюрера СС и в очень резкой форме потребовал объяснений. Гиммлер, как обычно, пожимал плечами. План его действий был прост: переждать шумиху, а после вступления Симы в должность передать фюреру приготовленные Гейдрихом документы, в которых Антонеску разоблачался как английский шпион. Благо отправленный в Бухарест в качестве наблюдателя бригадефюрер СС Лоренц докладывал, что события развиваются по плану.

Противостояние у резиденции Антонеску продолжалось около суток. Легионеры не решались на штурм, опасаясь изрядной мясорубки. Пусть премьер сдастся сам, деваться ему некуда!

В полдень 22 января наконец последовала официальная реакция Берлина на румынские события. Министр иностранных дел заявил: «Правительство рейха приложит все усилия для того, чтобы не допустить гражданской войны в Румынии. Генерал Антонеску должен действовать, как считает необходимым и целесообразным. Фюрер советует ему поступить с мятежными легионерами так же, как он в свое врмя обошелся с путчистами Рема!» Командующий контингентом немецких войск в Румынии генерал Ханзен бросил на Бухарест свою танковую дивизию. При содействии германского командования верные Антонеску полки были введены в столицу и приступили к подавлению путча.

Уличные столкновения продолжались еще двое суток. Пулеметные очереди сметали с улиц все живое. Легионеры потеряли 800 человек одними только убитыми. А их воинственный лидер Хория Сима и полтора десятка высших командиров Железной гвардии успели вовремя смыться. Под своим крылышком их пригрел несостоявшийся гауляйтер Андреас Шмидт. Пока власти ставили к стенке и набивали тюрьмы тысячами рядовых легионеров, фюреры в комфортной обстановке отдыхали от нервного напряжения. Когда стало поспокойнее, их вывезли в Германию.

Не замедлили сказаться экономические последствия разгрома путчистов. Геринг уверенно наложил лапу на румынскую нефть. Подконтрольная ему компания «Континенталь петролеум А.Г.» получила право ежегодно выкачивать из страны два миллиона тонн «черного золота». Более того, укрепление позиций Антонеску позволило Эриху Плейгеру максимально ускорить процесс прихватизации румынских металлургических концернов «Малакса» и «Решица». А изданный ставкой фюрера 26 марта 1941 года приказ «Об обороне румынского нефтеносного района» еще более сузил возможности проникновения СС в страну. В целях реабилитации своего доброго имени рейхсфюрер СС провел «тщательное расследование», обнаружив главного виновника событий 21 января. Это был старый добрый «стрелочник», гауптштурмфюрер Отто Болшуринг. Бедняга несколько месяцев парился на нарах в спецтюрьме гестапо только за то, что дисциплинированно выполнял приказы своих засыпавшихся начальников.

Поражение Франции резко изменило стратегическую ситуацию в Европе в пользу нацистов. Но все же в Берлине понимали, что оставалась еще масса нерешенных внешних и внутренних проблем. Гитлер говорил об этом так: «Какой бы величины ни достигали наши успехи, они всегда будут лишь исходной точкой для новой борьбы». Все последние месяцы перед началом Восточной кампании дипломатические и секретные службы рейха работали в мыле, пристегивая к оси Берлин – Рим – Токио страны Восточной Европы.

В Венгрии совместными усилиями Международного отдела НСДАП и СД была создана широкая «правая оппозиция» всех цветов и оттенков. Под лозунгом «возрождения Великой Венгрии» на парламентских выборах успешно выступила «Партия венгерского обновления», лидер которой Имреди активно содействовал знаменитому «венскому арбитражу». Аннексия Северной Трансильвании значительно подняла рейтинг ультраправых. Даже «нилашисты» с их требованиями «Венгрия для венгров» прошли в парламент и устраивали там впечатляющие спектакли и драки. Отторжение у Румынии трансильванских территорий, состоявшееся при поддержке Германии, в итоге подтвердило старую пословицу о бесплатном сыре в мышеловке. Граф Телеки с готовностью заглотил подсунутую немцами наживку, тем самым поставив себя в прямую зависимость от Берлина. 20 ноября 1940 года правительство Венгрии первым из стран Юго-Восточной Европы объявило о присоединении к Тройственному пакту.

Естественным немецким союзником в Болгарии являлась правящая Саксен-Кобургская династия. Еще в октябре 1939 года кабинет премьер-министра Филова подписал ряд экономических соглашений с Германией. Неприступными бастионами высились в Софии здания представительств немецких концернов Германа Геринга: «И.Г. Фарбениндустри», «АЭГ», «Сименс». Военное министерство Болгарии заключило крупные контракты с концернами Круппа и Борзига на поставки вооружения для армии. Примечательно, что круглые суммы в твердой валюте уходили неизвестно куда, так как немецкая сторона поставляла взятые на халяву французские военные трофеи. В Дюнкерке при отступлении англичане бросили 30 000 одних только противотанковых ружей, часть которых затем была продана Болгарии. Вполне вероятно, что болгарских чиновников из военного министерства не удовлетворяла зарплата, потому они проявили трогательное единодушие со своими немецкими партнерами по бизнесу в деле очищения карманов болгарских налогоплательщиков. Все эти темные махинации предприимчивых генералов были только верхушкой айсберга. В общем же по состоянию на январь 1941 года, рейх задолжал Болгарии 1,2 миллиарда левов за вывезенное сырье и дефицитные продукты.

В связи с подготовкой к Восточному походу Болгария приобрела исключительно важное фланговое значение для развертывавшейся на советских границах группы армий «Юг». Поэтому немецкая дипломатия и военные советники резко усилили давление на царя Бориса III и премьера Филова. В СД на всякий случай рассматривали вариант военного переворота. Но впадать в крайности не пришлось. 1 марта 1941 года Филов подписал в Вене протокол о присоединении Болгарии к пакту трех держав. Что еще более обострило и без того натянутые отношения между Берлином и Москвой. Невзирая на дипломатические демарши своих русских друзей, Гитлер отдал приказ ввести в Болгарию войска. 3 марта части вермахта и Ваффен СС под командованием генерала Вильгельма Листа без всяких инцидентов присоединили к рейху новую обширную территорию.

Слишком резкое усиление активности Германии в Юго-Восточной Европе раздражало не только товарища Сталина. Верный друг дуче открыто брюзжал: «Балканы всегда были сферой влияния Италии. У Гитлера появилась вредная привычка ставить меня перед свершившимся фактом. Я буду поступать с ним точно так же. Пусть из газет узнает, что наши войска заняли Албанию и Грецию!» И с тайным злорадством преподнес своему берлинскому союзнику весьма неприятный презент. Говорят, фюрер до конца жизни не мог простить Муссолини глупой греческой авантюры. Не говоря уже о том, что он считал дуче своим единственным другом, а тот на поверку оказался еще одним конкурентом.

Надо сказать, что разборка двух фюреров имела под собой вполне конкретные основания. Как для Германии, так и для Италии страны Юго-Восточной Европы служили основными поставщиками стратегического сырья. Итальянский крупный бизнес инвестировал в различные балканские проекты полтора миллиарда лир, занимая второе место во внешней торговле Болгарии, Венгрии и Югославии после своих немецких партнеров.

Особый интерес представляли для Италии поставки нефти из Румынии, Итальянский капитал был вложен во многие добывающие и нефтеперерабатывающие предприятия. В целях координирования инвестиционной деятельности итальянские и румынские нефтепромышленники учредили в Бухаресте специальный банк. Понятно, отчего в такую ярость привело Муссолини известие о вводе немецких войск в Румынию.

Да и в Венгрии немцы больно наступили своим итальянским друзьям на ногу. Не первый год «друзья» вели переговоры по проекту сооружения стратегически важного канала Фиуме-Будапешт. Кроме того, большей интерес для Италии представлял Дунай как маршрут доставки стратегических грузов из Балканских стран. С этой целью дуче оформил членство своей страны в Дунайской комиссии. В 1940 году Италия вбухала более двухсот миллионов лир в строительство автомагистрали «Адриатика» для вывоза румынской нефти через Венгрию. И вот все эти далеко идущие планы рухнули по вине Берлина.

Накопившиеся негативные эмоции дуче сублимировал в попытку посадить конкурентов в лужу, опередив их на Балканах. Англичане получили блестящий информационный повод для высадки своих войск в Греции. Гитлеру пришлось на целых три месяца отложить планы в отношении друга Сталина и плотно заняться решением югославской и греческой проблем. Начни германские войска свой Восточный поход в апреле, то группа армий «Центр» вполне успела бы подойти к Москве до начала губительной русской зимы. Кто знает, какой оборот могли принять в этом случае события Второй мировой войны?

Немецкая армия совершила совсем ненужный ей бросок на юг. Бравые гренадеры мыли сапоги в Средиземном море, через которое открывалась дорога к Индийскому океану. Все это было хорошо разве что для пропаганды. В действительности пришлось потратить драгоценное время на бессмысленное завоевание задворков Европы.

Неустрашимые Ваффен СС вновь порадовали Генриха Гиммлера своими подвигами. Гренадеры дивизии «Дас Райх» первыми вошли в Белград. В Греции особенно отличился молодой офицер лейбштандарта гауптштурмфюрер Курт Мейер. Четыреста бойцов его разведбата захватили стратегический пункт Кастория и с непревзойденной наглостью заставили капитулировать одиннадцатитысячный греческий гарнизон. Этой удивительной историей заинтересовался сам фюрер, лично вручивший дерзкому офицеру Рыцарский крест и удостоивший его пятнадцатиминутной беседы.

Гиммлер находился в зените своего могущесям Власть «Черного ордена» распространялась на всю Европу. В каждой союзной либо оккупированной стране были развернуты аппараты полиции безопасности и СД, железной хваткой бравшие за горло партийных наместников. После назначения рейхскомиссаром Дании бригадефюрера СС Вернера Беста Гиммлеру удалось протолкнуть на высший командный пост в Голландии своего человека, группенфюрера СС Артура Зейсс-Инкварта. Мгновенно эта западноевропейская страна была включена в сферу коммерческой деятельности концерна «Немецкие хозяйственные предприятия».

Во все германские администрации на оккупированных территориях рейхсфюрер СС вводил статс-секретарей по вопросам безопасности. Особо заметных успехов на этом поприще добился в Югославии группенфюрер ГаралъдТурнер. Его стараниями вся страна оказалась погруженной в хаос межнациональных конфликтов. СД поддерживала лидера хорватских сепаратистов Анте Павелича в его борьбе с сербами и помогала главарю сербской националистической партии «3бор» Недичу пускать кровь хорватам. Комбинаторы с ромбами на рукавах мундиров стравливали мусульман и христиан, католиков и православных, боснийцев с албанцами. Под шумок эсэсовский концерн прихватизировал стратегически важные рудники и плавильные заводы.

Между тем румынский урок отнюдь не пошел Гиммлеру впрок. Об этом свидетельствовало появление в Берлине французского генерала Денца, руководившего вишистской колониальной администрацией в Сирии, и резидента VI Управления РСХА в Ираке штурмбаннфюрера СС Майера. Успехи немецкого экспедиционного корпуса в Северной Африке открывали новые грандиозные перспективы. Роммель уже очистил Триполитанию от английских войск и стремительно приближался к Каиру, откуда рукой подать до главного сокровища британской короны – Суэцкого канала. Все председатели германских нефтяных компаний чувствовали растущий зуд в левых ладошках.

Секретное совещание в штаб-квартире РСХА на Леопольдштрассе открыл Рейнгард Гейдрих. Помимо упоминавшихся выше «гостей с Востока» присутствовали новый начальник внешней разведки Шелленберг, начальник «реферата П/112» Хаген и двое представителей нефтяных компаний, которые входили в узкий круг «друзей рейхсфюрера СС».

– Господа, – начал Гейдрих, – имею честь сообщить вам, что план наших мероприятий на Ближнем Востоке утвержден фюрером и ОКВ. Создавшаяся обстановка исключительно благоприятна для нас. Время действовать!

Шеф РСХА передал слово Шлленбергу. Продолговатое, ироничное лицо руководителя внешней разведки хранило выражение профессиональной непроницаемости:

– Общий замысел спецоперации заключается в синхронности действий всех участников. Арабское

освободительное движение на Ближнем Востоке является нашим естественным союзником. Общая ненависть к англичанам даст нам все основания рассчитывать на консолидацию повстанцев и не позволит колониальным властям использовать традиционные религиозные противоречия между шиитами и суннитами. Главный залог успеха – в быстроте действий. Конечно, английских войск в Ираке сейчас мало, но в целях предотвращения воздушных ударов необходимо сразу вывести из строя аэродромы королевских ВВС Мосул, Эн-Наджаф, Хаббания. Взять под контроль войсковые штабы в Багдаде и Басре. Поддержку повстанцам при выполнении этих задач окажут наши разведывательно-диверсионные группы. Стратегическое прикрытие спецоперации обеспечит генерал Денц. Его выступление позволит перерезать тыловые коммуникации противника. Возможно блокирование английских портов силами наших союзников в Палестине и Ливане.

– Генерал! – сказал Гейдрих.

Француз говорил по-немецки с заметным акцентом:

– Подготовительная стадия операции завершена. Наше выступление произойдет одновременно с началом в Ираке. Под ружьем пятьдесят восемь тысяч солдат. Прошу обеспечить дополнительным вооружением, боеприпасами и продовольствием.

Оберштурмбаннфюрер Хаген!

– Начальник реферата по еврейским делам заверил:

– По линии моей службы все готово. «Моссад» и «Хагана» окажут содействие в доставке требуемых военных грузов. Полкес организует акции гражданского неповиновения, диверсии и блокаду портов. В случае необходимости обещал помочь пополнениями для наших действующих войск.

– Штурмбаннфюрер Майер!

– Рашид Али-Гайлани привлек на свою сторону большинство исламских лидеров всех этнических групп. Его людей достаточно среди командиров на

циональной гвардии. Таким образом, попытки правительства задействовать их на стороне колониальных войск будут парализованы. Уверен, что население страны поддержит выступление Рашида Али. Необходимо срочно расширить поставки оружия и боеприпасов. Было бы желательно направить в Ирак наших военных советников и помочь ударами дальней авиации по английским военным базам. Рашид Али гарантирует, что будет придерживаться прогерманской ориентации в своей политике.

– Напоминаю вам, Майер, – прорычал Гейдрих, – что вы головой отвечаете за охрану нефтяных скважин и нефтепроводов. Ни в коем случае не допускать их повреждения либо поджога! И четко объясните этому вашему шейху, что переговоры насчет разработки нефтяных источников он должен вести только с двумя фирмами: «Немецкое керосиновое общество» и «Континентальное нефтяное общество». Пусть выучит эти названия наизусть!

– Так точно, обергруппенфюрер.

Представители нефтяных компаний, не дрогнув, подписали финансовые документы о предоставлении огромных кредитов специальным эсэсовским фирмам-«насосам». Дальше дело было за военными.

1 апреля 1941 года в Багдаде произошел дворцовый переворот. Контролируемое англичанами правительство Нури-Саида было успешно свергнуто. Власть в стране захватил «революционный» лидер Рашид Али-Гайлани. Хотя новое правительство и заявляло о намерении соблюдать англо-иракский союзный договор, Черчилль в Лондоне рвал и метал. Огромные запасы иракской нефти попали в руки немцев! Вдобавок ко всем неприятностям в Ираке генерал Денц подписал с Германией договор о пропуске немецких войск через сирийскую территорию. Над Суэцким каналом, стратегическим нефтепроводом и нефтяными полями Неджда нависла реальная угроза.

Невзирая на тяжелое положение в Египте, Черчилль приказал начать переброску войск к границам Ирака. Английская авиация с территории Ирана, Палестины и Трансиордании наносила удары по Багдаду и Дамаску. 15 апреля британская армия приступила к зачистке иракской территории. В портовом городе Ум-Каср был высажен десант. Английские танки стремительно продвигались к Багдаду, блокируя узлы сопротивления. В Берлине Гитлер кусал локти: Германия не могла снять с советской границы ни одной дивизии.

30 мая, после ряда незначительных столкновений с иракским ополчением, англичане вошли в Багдад. Рашид Али-Гайлани и несколько его приближенных шейхов бежали из страны. К власти в Ираке снова вернулось проанглийское правительство. Далее пришел черед мятежного генерала Денца.

Со второй половины мая английский флот намертво блокировал сирийское морское побережье. Королевские ВВС вывели из строя все аэродромы. Генерал Денц был предоставлен самому себе, и ему оставалось только одно – подороже продать свою жизнь. 20 мая в Сирию вошли английские войска и подразделения армии «Свободной Франции». Но в отличие от скоротечной иракской кампании здесь англичане были втянуты в затяжные упорные бои. Только 11 июля сирийские мятежники капитулировали. Генерал Денц пустил себе пулю в висок.

Крах очередной нефтяной аферы мало беспокоил рейхсфюрера СС. После 22 июня 1941 года все его внимание приковали к себе восточные земли. Фантастический успех первых сражений в России позволял всерьез думать о скорой победе и претворении в жизнь великой идеи лебенсраума. В те дни Феликс Керстен не раз слышал слова рейхсфюрера: «Я счастлив. Мне больше нечего желать в этой жизни!»

Глава 9 ИМПЕРСКАЯ ТЕНЕВАЯ ЭКОНОМИКА

30 июня 1941 года Гитлер посетил штаб-квартиру «Германского союза промышленников», где встретился с его председателем Круппом фон Боленом. Партийный официоз «Фолъкишер беобахтер» сообщал, что «фюрер торжественно вручил основателю немецкой военной промышленности золотой партийный значок за его выдающиеся заслуги в деле укрепления оборонной мощи страны». На церемонии вручения высокой награды присутствовали члены «группы семи», которые дружно аплодировали Гитлеру за то, как он ловко кинул московских партнеров. Сальдо по торговому соглашению с Советским Союзом составляло почти полмиллиарда марок в пользу рейха. Фюрер не только благосклонно позволял своим бизнесменам всячески тянуть с выполнением заказов «русских друзей», но и продемонстрировал верх прагматизма в историческую ночь 22 июня, когда в 2 часа 50 минут через пограничную станцию Брест прошел эшелон с бакинской нефтью, а в 3 часа 15 минут немецкие войска уже начали артиллерийскую подготовку. Таким образом, ни одна капля драгоценного сырья не пропала даром.

Пользуясь хорошим настроением фюрера, Крупп попросил его решить один очень маленький, но очень важный вопрос. Дело в том, что еще с сентября 1940 года по арбитражным судам всех инстанций волочилась тяжба двух влиятельных промышленников, Флика и Рехлинга. Эти почтенные господа крупно поссорились на почве приватизации предприятий французского металлургического концерна «Ромбайе». Суд первой инстанции вынес решение в пользу Рехлинга как уполномоченного по распоряжению рейхсуполномоченного. Однако вмешались адвокаты Флика, справедливо уточнив, что полномочия господина Рехлинга распространяются только на департаменты Мерт и Мозель. Решение суда было опротестовано. Тогда юристы концерна Рехлинга подали новый иск в вышестоящий суд. Одновременно сам Рехлинг подключил свои связи в министерстве пропаганды, организовав разнузданную кампанию в прессе. Дошло до того, что он открыто заявлял: «Если руководство заводами будет передано Флику, а не мне, я буду рассматривать это как личное оскорбление».

Фюрер слушал рассказ Круппа с похвальным терпением. Ему нравилось ощущать свою власть над всеми этими маститыми делягами и прожженными интриганами. Рехлинг принадлежал к конкурировавшей с «большой семеркой» группировке Геринга, и Гитлер отлично понимал, куда клонит старый пройдоха. Про себя он уже решил, что спешить с окончательным решением незачем. Пусть соперники как следует раздерутся. Пусть прочувствуют, что только от Адольфа Гитлера зависит их жизнь и смерть. Пока же Крупп не догадывался, что в глазах фюрера все они стоят один другого, и продолжал топить конкурента: концерн «Рехлинг Штальверке» не может оптимально распорядиться приобретенными ранее предприятиями. Флик вышел далеко вперед по показателям выплавки стали. В хороших руках заводы «Ромбайе» способный давать броню для оснащения одной танковой дивизии ежемесячно. «Хорошо, – прервал Гитлер, – я дам указание министру юстиции».

Далее Крупп перешел к более позитивному вопросу. Он представил фюреру проект создания Центральноевропейского экономического совета и учреждения Центральной клиринговой кассы при Рейхсбанке. Председатель «Союза промышленников» вполне мотивированно указывал на то, что для победы в войне силовой контроль за присоединенными к рейху европейскими территориями отнюдь не достаточен. Требуется финансовый и экономический доминат Германии в Европе. Обеспечить его посредством одной только ариизации невозможно. Во-первых, потому, что отдельную группу европейских стран составляют немецкие сателлиты, с деловыми кругами которых действует гибкая система соглашений и различных инвестиционных проектов. Во-вторых, деятельность германских концернов как в рейхе, так и на подконтрольных территориях сопряжена с нежелательными конкурентными разборками и потому нуждается в дополнительной координации из центра. В условиях военного времени жесткая централизация всех финансово-экономических процессов насущно необходима. Но главный вопрос в том, кто ее будет осуществлять. В целях избежания бюрократизации, волокиты и дублирования административных функций есть смысл поручить эту работу негосударственной структуре. Таковой станет экономический совет, где будут представлены ведущие немецкие финансисты и Центральная клиринговая касса, которая обеспечит внедрение новой, выгодной для рейха схемы взаиморасчетов с европейскими странами.

Гитлер слушал очень внимательно. Он сразу сказал, что проблема слишком серьезная, требующая соответствующего обсуждения в государственном совете и в руководстве партии. Конечно, идея создания общеевропейского клиринга сама по себе удачна. Другое дело, что новая экономическая структура подобного уровня не может находиться вне Управления по четырехлетнему плану.

Перед глазами присутствующих олигархов возникло необъятное пузо рейхсмаршала. Крупп мягко, но вместе с тем решительно запротестовал. Тогда фюрер обернулся к своему заместителю: «А ваше мнение, партайгеноссе Борман?» – «Я противник поспешных решений», – важно ответил тот.

Новый заместитель Гитлера привлекал всеобщее внимание. Вторым человеком в партии и государстве он стал всего две недели назад. Хотя и раньше не мог пожаловаться на недостаток власти. Его возвышению предшествовала довольно темная, почти мистическая история.

Без преувеличения можно сказать, что вся огромная Германская империя, от Берлина до самых до окраин, была шокирована более чем странным поступком предшественника Бормана. Рудольф Гесс, рейхсляйтер, заместитель и самый близкий соратник фюрера, на немецком самолете перелетел к противнику! В пресс-службе партии и министерстве пропаганды не придумали ничего лучшего, как объявить его сумасшедшим. Официальное заявление гласило: «Член нашей партии Рудольф Гесс, которому из-за продолжающейся в течение ряда лет прогрессирующей болезни на нервной почве фюрер самым строгим образом запретил летать, 10 мая, вопреки наложенному запрету, вновь овладел самолетом. Он вылетел из Аугсбурга на истребителе «Ме-110», но из этого полета до сегодняшнего дня не вернулся.

Сумбурное содержание оставленного письма указывает на душевный недуг, предположительно Гесс стал жертвой собственных безумных замыслов и галлюцинаций. Фюрер распорядился арестовать адъютантов рейхсляйтера, знавших об этих полетах, но не доложивших о них и не воспрепятствовавших им. При таких обстоятельствах национал-социалистическое движение должно, к сожалению, признать, что член нашей партии Рудольф Гесс потерпел авиакатастрофу, мог погибнуть или попасть в руки противника». Общий смысл этого заявления выглядел так: у слабоумного дитяти отобрали любимую игрушку, а он обиделся и сбежал из дому.

По стране тогда расползались зловещие слухи; «Фюрер окружен психами, рейхом правят шизофреники!» Или еще лучше: «Гесс полетел с разрешения фюрера, потому что война на два фронта грозит рейху катастрофой». В пивных и очередях разные умники говорили, что всех партийных чиновников поголовно надо обследовать. Короче, престиж партии немало пострадал, о чем начальники СД с удовольствием докладывали гауляйтерам.

Расследование по горячим следам дало неожиданный результат. Выяснилось, что безумный полет в Англию Гесс совершил, находясь под плохим влиянием своего астролога Хаусхоффера. Этот «прорицатель» якобы увидел вещий сон, в котором некие божественные силы сообщили, что Гесс является избранным для свершения великого поворота в немецкой внешней политике. Заместитель фюрера, давно выступавший за прекращение войны с англичанами, все понял правильно. В итоге он оказался в комфортабельной английской тюрьме.

Гнев Гитлера обрушился на астрологов, магов, гадалок и экстрасенсов. Занятие чем-либо подобным было объявлено «антигосударственной деятельностью». По всей Германии оперативники гестапо ловили и сажали тех, кому не хватало рая на земле. Рейхсфюрер СС, тайно державший при своем штабе целую дюжину астрологов, пережил много неприятных минут. У него были основания считать все происшедшее с Гессом чьей-то дьявольской интригой, так как Хаусхоффер остался на свободе.

Мартин Борман стал заместителем фюрера в очень подходящий момент. В высших эшелонах власти разгоралась жесточайшая борьба за миллиардные обороты, которыми предстояло распоряжаться Центральноевропейскому экономическому совету. Три могущественных клана сошлись в бескомпромиссной схватке. Рейхсмаршал Геринг предводительствовал сворой партийных горлопанов, активно задействуя свой более чем солидный административный ресурс. Серьезные тактические преимущества он мог извлечь из собственного номенклатурного статуса и должностного положения главы крупнейшего военно-промышленного концерна. К этой партийной группировке примыкали некоторые влиятельные бизнесмены, оказывавшие фланговую поддержку «плану Геринга» из своих кресел руководителей металлургических концернов и нефтяных компаний. Рейхсмаршал настаивал на том, что совет должен быть цельной государственной структурой, подчиненной управлению четырехлетнего плана.

Встречную интригу повел министр экономики Функ, за спиной которого стояли спецслужбы. Его точка зрения импонировала Борзигу, Крауху, Клекнеру и прочим крупным предпринимателям из числа «друзей рейхсфюрера СС». Истинным автором «проекта Функа» был Освальд Поль, видевший Центральноевропейский экономический совет в качестве полугосударственного органа, деятельность которого могли бы координировать министерство экономики и правление Рейхсбанка.

Крупп и компания выдвигали на передний край своего глашатая генерала Томаса. Его должность начальника управления военной экономики и вооружений ОКБ позволяла энергично вмешиваться в межклановую пикировку. Кроме того, интересы «группы семи» лоббировали представители высшего командования вооруженных сил, имевшие с лидером «Союза промышленников» общее кайзеровское прошлое. Несомненным козырем Круппа был повисший на воротнике фюрера десятимиллиардный долг по «мефо-векселям».

Наиболее самоуверенным выглядел рейхсфюрер СС. Разработанный в его штабе проект можно было считать самым обтекаемым по отношению ко всем вероятным острым углам. К тому же в пользу черных мундиров действовал психологический фактор. Геринг, просравший воздушную войну над Англией, значительно упал в глазах фюрера. Промышленникам и военным Гитлер просто не доверял, называя их «кайзеровскими вонючками». Гиммлер, напротив, все последние месяцы находился в устойчивом фаворе.

Решение Гитлера стало неожиданным для всех. Он в чистом виде принял план Круппа. В Каринхалле и на Принц-Альбрехтштрассе царило тягостное молчание. Немедленно поползли слухи, что на фюрера повлиял Борман. Хотя официально рейхсляйтер в конкурентных разборках не участвовал, напоказ выставляя свой нейтралитет.

Заместитель фюрера стал предметом резкого разговора Гиммлера с шефом РСХА.

– Вы вели наблюдение за Борманом?

– Да, господин рейхсфюрер.

– Результаты?

– Никаких, гасподин рейхсфюрер. Если он и встречался с кем-то из шайки Круппа, нашему наружному наблюдению этого зафиксировать не удалось.

– Что дало прослушивание телефонных разговоров?

– Служебные звонки. Звонки жене.

– И все? Хорошо, допустим. А что вы получили по оперативным каналам?

– К сожалению, господин рейхсфюрер, пока ничего интересного.

Гиммлер чуть было не сорвался на крик:

– Вы плохо работаете, обергруппенфюрер Гейдрих! Совершенно очевидно, что Борман вступил в сговор с этими денежными мешками. Все разговоры о его невмешательстве – сказки для младенцев!

Рейхсфюрер выпрыгнул из кресла и нервно забегал по кабинету. Гейдрих, стоя навытяжку, поворачивался лицом к начальнику. Гиммлер остановился перед бюстом фюрера и несколько минут сосредоточенно смотрел в бронзовые глаза величайшего из немцев. Затем резко развернулся на каблуках, снял пенсне, что было знаком некоторой растерянности.

– Какие-нибудь версии у вас есть?

– Да, господин рейхсфюрер. Наши источники в Имперской канцелярии докладывают, что в последнее время были зафиксированы частые встречи и какие-то разговоры Бормана с Юлиусом Шаубом…

Гиммлер тяжело вздохнул и водрузил пенсне на переносицу. Личный охранник Адольфа Гитлера хоть и носил форму группенфюрера СС, но хозяин у него был только один, Шауб напоминал намертво вбитый гвоздь, который уже не выдернешь. Самое испытанное рейхсфюрером средство – отправка на фронт – отлично срабатывало в отношении выскочек вроде Дитриха и Гауссера. Но человеку по прозвищу Тень фюрера окопы не грозили. Ничего не скажешь. Борман умел выбирать друзей.

– Шауб, как известно, парень простой, – продолжал Гейдрих, – имеет материальные проблемы. Я думаю, рейхсляйтер мог использовать его в качестве посредника.

– Вы предполагаете или вы уверены?

– Это одна из версий. При разработке такой фигуры надо соблюдать максимум осторожности.

Рейхсфюрер обмяк в глубоком кожаном кресле. Он искренне скорбел над упущенными возможностями. Отпустив руководителя спецслужб, Гиммлер велел адъютанту Гротману принести свежий номер партийной газеты. На первой странице «Фелькишер беобахтер» сразу бросился в глаза набранный крупным шрифтом заголовок: «Новая Европа», под которым красовались физиономии Круппа и Вильмовского. Похоже, «группа семи» уже успела обработать прессу. Передовая выглядела явно заказной.

Скрепя сердце Гиммлер приступил к чтению. «Для практического руководства деятельностью по экономической организации Новой Европы, – торжественно сообщала газета, – фюрер приказал создать специальный орган – Центральноевропейский экономический совет, в состав которого вошли представители различных министерств, становых концернов и банков. Председателем совета был назначен известный немецкий финансист Гаральд Вильмовский (в статье ничего не говорилось о том, что Вильмовский является зятем Круппа и совет будет чисто семейным предприятием). Совету отводится исключительно важная роль в мобилизации экономических ресурсов европейских стран… Под эгидой Центральноевропейского экономического совета учреждены специальные научно-исследовательские центры. Их основная задача состоит в определении приоритетных направлений экономической политики Новой Европы. Так, в Варцбурге создан Институт стратегического планирования под руководством рейхсдоцентфюрера Руммера, работающий над проблемами строительства общеевропейской экономики, новой организации европейского сельского хозяйства, внедрения прогрессивных методов в сфере заработной платы и контроля цен на всей территории Европы по модели, принятой руководством Немецкого трудового фронта».

Гиммлер вновь отметил плохую информированность автора статьи. Этот Руммер был консультантом в концерне Круппа. Таким образом, одной рукой старый лис «определяет приоритетные направления», а другой гребет бюджетные деньги под эти самые «направления». Красивая схема. Освальд Поль вряд ли мог придумать лучше. Но, увы…

Центральная клиринговая касса представляла собой очень большую и очень удобную в обращении машинку для стрижки овец. Клиринг, то есть система безналичных расчетов, применялся еще до войны при двусторонних финансовых операциях с немецкими друзьями в Юго-Восточной Европе. Партнеры по бизнесу получали обоюдное удовольствие. Но после общеевропейской приватизации руководителям «Германского союза промышленников» пришло в голову, что удовольствием можно ни с кем не делиться и весь навар забирать себе. Эта идея встретила самую горячею поддержку в коридорах власти. Так с благословения дедушки Круппа родилась система многостороннего клиринга. С этой целью в Берлине и была создана Центральная расчетная клиринговая касса.

Система многостороннего клиринга охватывала три группы европейских стран. Бельгия, Голландия, Дания, Норвегия, протекторат, генерал-губернаторство составляли первую группу «присоединенных к рейху территорий»; ко второй группе (Швеция, Румыния, Болгария) относились страны, экономически зависимые от рейха; сателлиты (Турция, Испания, Португалия) принадлежали к третьей группе. Оккупированные страны могли вступать в экономические отношения друг с другом, а также со странами второй группы, только через Центральную клиринговую кассу, находящуюся в Берлине.

Страны второй группы, которые прежде осуществляли взаиморасчеты самостоятельно, теперь должны были пользоваться услугами клиринговой кассы в Германии. Сальдо, полученное по центральному клирингу, например Болгарией, немцы использовали для того, чтобы этими болгарскими активами покрыть свой долг Швеции за поставки железной руды. Конечно, два-три миллиона могли случайно «потеряться», а затем всплыть в долларовом или золотом эквиваленте на каком-нибудь анонимном счету где-нибудь в Швейцарии.

Однако такие вещи отдавали чрезмерным примитивизмом. Настоящие предприниматели предпочитали более безопасные и утонченные способы воровства. 17 августа 1941 года на заседании Центральноевропейского экономического совета было принято решение: основу всеохватывающей межевропейской расчетной системы составляет рейхсмарка, не подлежащая золотому обеспечению. Германской прессе вменялось в обязанность проводить рекламные кампании по раскручиванию марки на европейской территории.

«Деревянная», неконвертируемая рейхсмарка стала главным платежным средством. Хотя реально это «платежное средство» не стоило даже той бумаги, на которой его печатали. Реклама на страницах «Фолькишер беобахтер» и других авторитетных изданий утверждала, что «рейхсмарка сегодня является ведущей валютой Новой Европы и ценится дороже золота». Далее нетрудно было привязать курсы валют других стран к рейхсмарке с таким расчетом, что открывались дополнительные возможности для извлечения нетрудовых доходов. В свое время шиберы делали состояния на скачках курса доллара. Теперь Центральноевропейский экономический совет продолжил их дело. Значительные суммы, вырученные от теневых валютных спекуляций, текли в общий котел семьи Круппа. Так как совет работал на территории 16 европейских стран, олигархи нагревали родину основательно.

Легко понять ярость эсэсовской верхушки. Через Центральноевропейский экономический совет «группа семи» прокручивала колоссальные суммы. Клиринговая касса превратилась в «черную дыру», где бесследно исчезали миллиарды. Только малая часть этих денег оседала в карманах партийных чиновников, которые лоббировали интересы семьи Круппа. Все попытки конкурентов урвать долю с этих крупномасштабных махинаций жестко блокировались. Четвертый отдел СД получил прямое указание Гиммлера, как следует заняться делами Центральн оевропейского совета. Свое поражение в поединке с олигархами «Черный орден» мог отчасти компенсировать беспределом в восточных землях.

Группенфюрер Эрих фон Бах-Зелевски, командующий территориальным округом СС "Вайсрутланд», с презрительной гримасой на породистом лице изучал циркуляр рейхскомиссара. Подобные бумажки регулярно поступали в штаб округа и, как правило, не содержали ничего нового. «Напоминаю вам, – писал рейхскомиссар Кубе, – что вся полнота власти в Вайсрутении отдана в мои руки соответствующим распоряжением фюрера. Для управления восточными территориями создано министерство при международном отделе нашей партии, которому обязаны подчиняться территориальные штабы СС и полиции. Рейхскомиссар как представитель вышеуказанного министерства имеет полное право требовать у руководителей местных органов безопасности подробного отчета обо всех предпринимаемых действиях и планируемых операциях. Невзирая на исчерпывающую ясность в данном вопросе, начальники СД, командиры айнзацгрупп и полицейских батальонов демонстрируют своеволие и отсутствие партийной дисциплины, что отрицательно сказывается на проводимой в рейхскомиссариате работе…»

Дальше группенфюрер читать не стал. Он давно утвердился во мнении, что Вильгельм Кубе – паршивая свинья. Этот партийный выскочка не только пытался указывать ему, как надо бороться с преступностью, но и слал слезливые письма в Берлин. В ответ столичные бюрократы заваливали канцелярию командующего округом дурацкими предписаниями. Впрочем, не все эти бумаги были безобидны. Гейдрих предупреждал группенфюрера о том, что Кубе на пару со статссекретарем министерства продовольствия Гебертом Баке отчаянно интригует, добиваясь выключения СС из планов ариизации экономики на восточных территориях. Бах-Зелевски не уставал удивляться притязаниям рейхскомиссара, в довесок к свинье называя его в кругу своих офицеров жадной скотиной. Ведь что такое Вайсрутланд? Это территория всей бывшей большевистской Белоруссии, которой фюрер щедро нарезал кусок бывшей Литвы и всю Смоленскую область. Земли и рабов хватит и партии, и доблестным органам безопасности. Но рейхскомиссар не желал делиться, проявляя чисто еврейскую алчность.

Командующий округом выругался. Присутствие подчиненных совершенно не стесняло его в выражениях, которыми он крыл родную партию. Находившийся в этот момент в кабинете штандартенфюрер СС Блобелъ, начальник управления безопасности Минска и области, не мог не отдать должного умению командующего владеть немецкой народной словесностью.

– Вот что, Пауль, – пробурчал Бах-Зелевски, отведя душу, – надо придумать достойный ответ нашему общему другу. Слушай меня внимательно. Тебе в оперативный отдел позвонит неизвестный и скажет, что красные террористы готовят взрыв здания администрации рейхскомиссара. В подвал заложено радиоуправляемое взрывное устройство. Получив анонимный звонок, ты с ребятами дуй туда и вытряхивай всех, этих свиней на улицу. Возьми специалиста по сейфам, попробуй посмотреть, что у них там есть. Начальник СД спросил:

– А что делать, если рейхскомиссар не пустит нас в здание и вызовет армейских саперов?

– Составишь рапорт, мол, гауляйтер Кубе (группенфюрер сознательно принизил его должность) препятствует работе органов государственной безопасности. При этом настолько забывается, что рискует взлететь на воздух со всеми потрохами, необоснованно ставит под угрозу жизни своих сотрудников. Я твой рапорт приму и отправлю в Берлин.

– Все это хорошо, но…

– Что там еще «но»?!

– Если взрывное устройство не будет обнаружено, – осторожно произнес Блобель, – такой рапорт может обратиться против нас. Рейхскомиссар объявит это провокацией.

Командующий округом усмехнулся:

– Значит, надо сделать так, чтобы бомба там была.

– Группенфюрер, я прошу дать мне время на подготовку. Здание охраняют армейские подразделения. Нашим людям будет трудно проникнуть туда незаметно.

– Ты прав, Пауль. Это дело серьезное. Пять суток хватит?

– Прошу семь.

– Не больше! Что еще ко мне?

Начальник СД понизил голос:

– Из Берлина прибыли два наших человека. Просят содействия по кое-каким экономическим вопросам.

– Кто такие? – поинтересовался Бах-Зелевски. Штандартенфюрер передал шефу рекомендательные письма от заместителя начальника Главного экономического управления оберфюрера Георга Лернера. В одном содержалась просьба предоставить надежную крышу берлинскому предпринимателю г-ну Хорну, занимающемуся скупкой лома цветных металлов. В другом письме шла речь о настоятельной необходимости помочь г-ну Юханнесу из союзной Швеции, которого очень интересует русский лес.

– Я так понимаю, все это неофициально, – заметил Бах-Зелевски.

– Почти что, – согласился начальник СД, – но я не думаю, чтобы такие дела прокручивались без ведома обергруппенфюрера Освальда Поля.

– Другой вопрос, уведомлял ли он об этом кое-кого повыше.

Блобель бросил быстрый взгляд на командующего и так же поспешно отвел глаза.

– Ты меня понял, Пауль? – процедил группенфюрер. – Нас это не касается. Берлин просит помочь, и мы поможем. Что конкретно надо этим мошенникам?

– Ничего такого, из-за чего у нас могут возникнуть проблемы. Налоговые льготы, охрана, транспорт. Конечно, со шведом немного сложнее. Ему нужен не просто сырой лес. Он хочет запустить лесопильный завод, чтобы продавать разные полуфабрикаты в рейх.

– Дашь ему пару тысяч военнопленных. Все равно нам их девать некуда. Насчет нашей доли ты договорился?

– Так точно, группенфюрер.

Приятный разговор эсэсовцев внезапно был прервам резким телефонным звонком.

– Командующий! – пролаял Бах-Зелевски в трубку.

– Что?! Кто приказал?… Ты что, не можешь арестовать эту свинью?…

Лицо группенфюрера побагровело. По мелькнувшему в его монологе слову «свинья» Блобель поня, что у кого-то из нижестоящих начальников произошел очередной конфликт с партийными властями.

– Да! – орал Бах-Зелевски. – Тащи этого мерзаавца ко мне в Минск… Он уже доложил? А ты куда смотрел. болван?! Почему ты разрешил ему позвонитъ?… Понятно.

Командующий бросил трубку. Его настроение было напрочь испорчено. Стыдно сказать: партийный чиновник средней руки осмелился вмешаться в работу полиции и, пригрозив именем рейхскомиссара, заставил эсэсовцев остановить проведение локальной антитеррористической операции. Позор! Подробности скандала уже дошли до самого Кубе, с расстановкой всех нужных акцентов… Штандартенфюрер Блобель тихо вышел из кабинета, чтобы не мешать шефу расхлебывать заваренную подчиненными кашу. В коридоре его ожидали двое приезжих бизнесменов. Блобель сообщил, что все вопросы решены. После чего в руки начальника СД перешли толстые конверты с благодарностью в свободно конвертируемой валюте.

Скандал, доставивший крупные неприятности группенфюреру Бах-Зелевски, произошел в небольшом провинциальном городке Слуцке, в ста километрах к югу от столицы рейхскомиссариата. Все началось с прибытия в Слуцк 11 -го полицейского батальона и группы спецназа СД под командованием оберштурмбаннфюрера Эгона Штрауха. Эсэсовцы должны были произвести зачистку, ликвидировать всех евреев и бандитов. Представитель партийной власти, гебитскомиссар Карл, получил соответствующее уведомление. Сразу возникла проблема по линии партийной собственности, так как более половины местных евреев работали на подконтрольных партии предприятиях. Карл предложил оберштурмбаннфюреру составить списки лиц, которых целесообразно освободить от чистки. Но Штраух отмахнулся от придирчивого чиновника и приказал начинать. Возмущенный Карл с пистолетом в руке бросался на эсэсовцев, выгоняя их с партийных фабрик. Ему помогли армейские солдаты, которые охраняли железнодорожную станцию. Начались безобразные драки, едва не дошедшие до стрельбы. В итоге Карл направил рейхскомиссару такой доклад, что глава партийной администрации необычайно резко потребовал от Бах-Зелевски отдачи под суд всех офицеров СС, чьи имена фигурировали в злополучном слуцком инциденте. В своей ненависти к эсэсовцам Кубе зашел так далеко, что обвинил их в необоснованных зверствах по отношению к населяющим рейхскомиссариат евреям. Но тут в склоку вмешался Гейдрих с громогласным заявлением: «Сожалею, что по прошествии шести лет после принятия нюрнбергских законов мне приходится объяснять рейхскомиссару смысл наших мероприятий».

Между тем отдельные разногласия по отдельным принципиальным вопросам не мешали партии и ее боевому отряду в черных мундирах дружно разворовывать богатства русского народа. Методы при этом применялись самые разные, от откровенного бандитского грабежа до тонких финансовых махинаций. В соответствии с утвержденными министром восточных территорий Розенбергом «Основными направлениями экономической политики» в рейхскомиссариатах Вайсрутланд, Ост и Украина создавалось некое подобие финансовой, налоговой, социальной систем. Платежным средством были объяплены банкноты так называемых германских кредитных касс. Испеченные в этих учреждениях бумажки действийтельно внешне походили на деньги и даже имели гербовые энаки. По сути они являлись типичным денежным суррогатом (вроде ходившего по рукам во времена большевистской революции совзнака), не имевшим никакого обеспечения. Расчеты в рейхсмарках, которые могли обмениваться на золото, на восточных территориях не применялись вообще. Суррогатная оккупационная марка обменивалась на советские рубли по курсу один к десяти. На Украине придумали карбованец, стоивший тоже десятую часть марки. Вся эта сложная система обращения параллельных валют как нельзя более содействовала валютным аферам, которыми энергично занимались многочисленные «предприниматели» под партийными и эсэсовскими крышами.

В сельских местностях центральных областей России были введены «натуральные налоги». Их ставки варьировались в зависимости от аппетита партийных наместников. Скажем, в Смоленской области объем хлебного налога составлял три центнера с гектара, молочного – 360 литров с коровы, яичного – 30 яиц с курицы, шерстяного – 475 граммов шерсти с овцы и т. п. Некоторые чиновники с особо развитым экономическим воображением вводили налоги на собак, «излишнюю мебель», устанавливали специальные выплаты за оккупационные паспорта, пропуска, разрешения. Выбитые у народа ценности ручейками стекались в руки маленьких начальников, оттуда шли к большим и затем все выше, выше и выше. Круговая порука работала железно.

Большой интерес для двух соперничающих кланов представляли экономические объекты. В одном только Минске находились 332 фабрики различного отраслевого профиля. Часть советские войска успели взорвать при отступлении, но большинство было вполне пригодно для запуска производства. Конечно, рейхскомиссар Кубе не горел желанием отягощать себя лишними заботами. Поэтому новые собственники отобрали для себя примерно четыре десятка фабрик, из которых можно было извлечь быстрые, сиюминутные прибыли. Аналогичная политика проводилась в отношении шахт Донецкого и Криворожского бассейнов, которые вроде бы имели стратегическое значение для рейха. Здесь действовал все тот же неизменный прихватизационный принцип – по-быстрому урвать долю, а там хоть трава не расти.

Немногочисленные работающие предприятия и шахты обрастали фирмами-посредникам и, паразитами, которые скупали продукцию и сырье по заниженным ценам и затем продавали в рейхе втридорога. Эти общества с ограниченной ответственностью оформлялись на подставных лиц, хотя действовали вполне легально. Власти, обязанные все до грамма сдавать государству, погрязли в коммерческой лихорадке. Левые эшелоны с дефицитным сырьем и продовольствием потоком шли в Германию. Черный рынок бурно развивался, обогащая дельцов теневой экономики, партийных чиновников и руководителей спецслужб. Страдали при этом простые немцы, те самые, чьими руками правящая элита рейха завоевала огромные территории на Западе и на Востоке. Матери, жены и дети солдат, телами которых был устлан победоносный путь германской армии, толкались в очередях и жили впроголодь. Еще до начала войны страна перешла на карточную систему. Победы на фронтах отнюдь не означали роста уровня жизни в Германии. Напротив, потребительская корзина все более оскудевала.

15 мая 1941 года немецкие газеты сообщили, что с июня рацион мяса будет сокращен на 100 граммов в неделю. В выдававшихся по карточкам мясных пайках становилось все больше конины. Резко сократилось производство излюбленного национального напитка пива. Пивоваренные заводы, испытывая острую нехватку ячменя, стали производить сыворотку из отходов молочных предприятий. Не у каждого бюргера хватало духу выпить литр эрзац-пива. А всевозможных эрзацев становилось все больше. Правда, желающий побаловать себя первосортной ветчиной мог обратиться к услугам черного рынка. Но зарплата в рейхе была давно заморожена, и дефицитные продукты могли позволить себе немногие.

Нельзя сказать, что власть не пыталась противодействовать разрастанию теневой экономики, Министр внутренних дел Фрик издавал громовые приказы о борьбе со спекуляцией и жесточайшем преследовании лиц, наживающихся на войне. Взятых с поличным на черном рынке без разговоров бросали в концлагерь или ставили к стенке. Рейхсфюрер СС, прослышав о том, какой славный бизнес организовали его подчиненные на восточных территориях, героически боролся с коррупцией. Он пригласил на работу в свой штаб опытного аудитора доктора Корхера, который легко вскрывал финансовые махинации маститых группенфюреров. Но Гиммлеру вскоре пришлось об этом пожалеть, так как в поле зрения въедливого аудитора одним из первых попал лучший друт рейхсфюрера Готтлоб Бергер.

Борьба с коррупцией в руководстве СС принимала откровенно гротескные формы. Штаб рейхсфюрера был завален анонимками. Эсэсовскому миллиардеру Освальду Полю пришлось объясняться с Гиммлером по поводу сигнала следующего содержания: шурин обергруппенфюрера, руководитель немецкого Красного Креста, занимается крупными хищениями со складов этой организации и сбывает дефицитные продукты на черном рынке. «Рейхсфюрер! – возмутился Поль. – Каждый порядочный человек бросает такие «письма» в камин». Но люди в черных мундирах относились к анонимкам со своеобразным чувством юмора. Оберстгруппенфюрер СС Вольф преподнес группенфюреру Кальтенбруннеру полученный донос, в котором анонимный патриот сообщал о значительном превышении Кальтенбруннером лимита расхода казенного бензина в результате регулярных поездок по бабам. В виде ответной услуги австрийский товарищ передал Вольфу анонимку, информировавшую об использовании оберстгруппен фюрером служебной машины для выездов на охоту и загородные пьянки.

Кажется, Гиммлер и сам понимал тщетность своих попыток одернуть проворовавшихся начальников управлений и округов. Все эти люди, вне зависимости от их морального облика, находились с ним на одной баррикаде. Они были ему нужны для борьбы с партией, для цементирования собственной власти. Поэтому в восточных землях непотопляемыми сатрапами продолжали сидеть группенфюрер Ганс Прютцман (округ Ост), группенфюрер Эрих фон Бах-Зелевски (округ Вайсрутланд) и обергруппенфюрер Фридрих Еккельн (округ Юг). Гиммлеру оставалось только злословить на их счет.

Банк международных расчетов в Цюрихе ежедневно посещают тысячи деловых людей. Никто их за это не хватает, не заталкивает в машину и не увозит в неизвестном направлении. Вероятно, так думал солидный господин лет пятидесяти, выходивший из здания банка после завершения деловой встречи. Все элементы его стиля – дорогой костюм темных тонов, портфель из натуральной кожи, небрежно переброшенный через руку плащ – указывали на высокое положение в мире бизнеса. Поэтому, когда солидного господина грубо схватили двое молодчиков весьма зверского вида, он в первые мгновения даже не понял происходящего. Его поволокли к стоявшему у тротуара серенькому «бенцу». Из машины выскочил еще один человек и властно крикнул: «Скорее!» В этот момент растерянный бизнесмен подал голос. На его вопрос «Кто вы такие?» один из верзил ответил режущим ударом в живот. Обмякшую жертву швырнули в салон «бенца». Автомобиль резко взял с места и исчез за поворотом.

Примерно час спустя Рейнгард Гейдрих попросил рейхсфюрера принять его для срочного доклада. В кабинет Гиммлера он вошел с видом триумфатора. Тот давно не видел шефа РСХА таким довольным.

– Господин рейхсфюрер, – чеканя каждое слово объявил Гейдрих, – сотрудниками нашей секретной службы только что успешно проведена спецоперация по задержанию лидера особо опасной банды, занимавшейся финансовыми и Экономическими преступлениями!

– Присаживайтесь, Рейнгард, – любезно сказал Гиммлер, – кто же этот преступник?

– Франц Рехлинг.

Рейхсфюрер невольно вздрогнул. Его лицо застыло и начало стремительно бледнеть. Гейдрих наслаждался. Как всегда он продемонстрировал умение преподносить своему начальнику самые неожиданные сюрпризы.

Поскольку господин рейхсфюрер временно утратил дар речи, шеф РСХА решил взять инициативу в

свои руки:

– Разрешите доложить подробнее?

Как козыри из колоды, он стал выкладывать перед хранившим тягостное молчание Гиммлером фотографии, копии финансовых документов и писем.

– Согласно распоряжению, отданному вами, – подчеркнул Гейдрих, – отдел ЗД службы безопасности занимался расследованием различных преступлений крупного бизнеса. На сегодня выявлены валютные махинации, пути утечки капиталов за рубеж, теневые сделки с противником на сотни миллионов рейхсмарок.

Гиммлер беспомощно произнес

– Вы понимаете, что Рехлинг – правая рука рейхсмаршала и доверенное лицо фюрера?

– Именно этим он и пользовался. Согласитесь, господин рейхсфюрер, только человек с такими связями в структурах государственной власти может воровать миллиардами. Какого-нибудь блокляйтера мигом бы укатали в концлагерь за сто долларов.

– И у вас еще хватает наглости говорить, что я отдал такой приказ…

– Все пройдет гладко. Если хотите, я сам доложу фюреру. У нас такой материал, что Рехлинг завтра же наденет полосатый костюм. Никакой рейхсмаршал ему не поможет.

Как водится, у Гейдриха был готов ответ на любой вопрос. А ответственности он не боялся. Гиммлер с безнадежным видом махнул рукой:

– Продолжайте.

– На Рехлинга наши люди вышли практически сразу. Вскрыты его тайные связи с вице-президентом концерна «Дженерал моторс» Дэвидом Муни. В августе 1940 года между ним и Рехлингом была достигнута договоренность о поставках в США немецких товаров, которые в связи с экономической блокадой пользовались ажиотажным спросом. Установлено, что на предприятиях концерна Рехлинга производилась масса левой продукции в ущерб государственным военным заказам. Эта неучтенная продукция затем вывозилась в Швецию, где ее скупали американские спекулянты. Вся валютная выручка оседала на личных счетах Рехлинга в банке международных расчетов в Цюрихе. Там мы его и взяли.

– Мерзость, – процедил Гиммлер. Шеф РСХА не возражал.

– Эпизод совершенно роскошный, господин рейхсфюрер! За крупную взятку в валюте Рехлинг взялся передать американцам стокгольмский филиал нашего Штутгартского концерна. Каналом постоянной связи служила адвокатская контора «Сэлливен энд Кромвелл» в Нью-Йорке. Ее президент, некто Джеймс Ф. Даллес, юридически обеспечивал эту сделку. В результате немецкая фирма превратилась в нейтральное предприятие «Америкен Бош корпорейшн». Все расчеты шли через шведский банковский дом «Братья Валленберг». Рехлинг выехал в Цюрих, чтобы

проконтролировать перевод денег. Так что нам он попался с поличным.

– Кто еще участвовал в этих преступлениях?

– Пока неясно. Арест Рехлинга наделал шуму. Все эти крысы разбежались по своим норам. Со временем я вытащу их оттуда по одной и подарю фюреру на день рождения.

Гейдрих лукавил. Еще как лукавил! У него была полная информация на другую, более крупную фигуру. В оперативных сетях СД плотно запутался председатель концерна «И.Г. Фарбен» Карл Краух. Обстоятельства его преступного сговора с американскими монополиями «Дюпон» и «Стандарт ойл» были детально известны шефу РСХА. Но он решил придержать этот материал. Как ни крути, Краух все же входил в «Союз друзей рейхсфюрера СС». Гораздо выгоднее его шантажировать. А вот сажать незачем, дабы не выплыли на свет кое-какие дела самого Гейдриха.

Заключение Рехлинга в концлагерь стало зловещим предупреждением всем участникам «группы семи». Хотя павший в конкурентной разборке олигарх принадлежал к клану Геринга, в семье Круппа каждый ощущал неприятный озноб, чувствуя, что спецслужбы подбираются к кому-то из них. Разработка плана стратегической обороны стала поводом для сходки семи ведущих немецких промышленников на загородной вилле Феглера. В этот узкий круг был допущен только один человек со стороны – Ялмар Шахт. Он заметил, что Гейдриха можно поставить на место, применив его собственное оружие.

В мире теневой коммерции все тайное непременно становится явным. Не первый год в Берлине функционировала колоссальная секс-индустрия, за кулисами которой чувствовалась чья-то твердая рука. Приезжавшие с фронта офицеры и солдаты пускались в ожесточенный разгул, ценя жизнь в копейку и потому не жалея денег. На этот совокупный спрос существовало совокупное предложение в виде сети ночных клубов, приватных салонов, девиц по вызову и уличных проституток. Более того, после блицкрига во Франции был налажен явно централизованный импорт французских «профессионалок». Берлинцы называли француженок, фланировавших на центральных улицах и площадях, кокотками за их чувство стиля, красоту и светские манеры. В столичном секс-бизнесе крутились огромные деньги. И эти десятки, если не сотни миллионов черного нала не могли существовать в безвоздушном пространстве. Они имели своего хозяина.

Шахт располагал точными сведениями о том, что за организацией индустрии разврата стояли Гейдрих, Мюллер и Мейзингер. Все заведения находились под крышей гестапо. Каждый уличный сутенер платил дань тайной полиции. Если устроить слив этого компромата в прессу, партийные недоброжелатели Гейдриха на все сто используют такой благоприятный случай.

Однако мысль об открытом столкновении с Гейдрихом ужаснула всех участников сходки. Он внушал им такой мистический страх, как бог смерти древним германцам. Никто не мог решиться стать с ним лицом к лицу. Стихией птенцов гнезда Круппа были закулисные политические сделки и подковерные интриги. В случае дальнейшего обострения ситуации они договорились пойти на поклон к Мартину Борману, который умел укрощать эсэсовцев. Из двух зол пришлось выбирать меньшее.

Иногда бывает, что охотник попадается в свои же, расставленные для других капканы. Именно это внезапно произошло и с Гейдрихом. В течение пяти лет он старательно собирал досье на своего заклятого врага, начальника военной разведки Вильгельма Канариса. Адмирал, обладавший звериным чутьем на опасность, постоянно ощущал на затылке смертельное дыхание Гейдриха. Ему было чего бояться. Абвер пичкал армию и ее верховного главнокомандующего откровенной дезой. Канарис со своим заместителем полковником Остером давно работали на английскую разведку. А ищейки СД и гестапо шли за ними по пятам.

Нервы у Канариса сдали, когда оперативники СД взяли в Риме его агента Йозефа Мюллера, который служил связным между Ватиканом, англичанами и абвером. Понимая, что промедление смерти подобно, адмирал бросился в Имперскую канцелярию. У него был собственный убойный компромат на Гейдриха. Пришло время пустить его в ход.

Канарис вручил фюреру папку под названием: «Личное дело Хаима Арона Гейдриха». Еще в 1938 году он обнаружил это драгоценное дело в архивах австро-венгерской полиции. Старинные полицейские протоколы вкупе с заключениями генеалогических экспертиз неопровержимо доказывали, что неоднократно арестовывавшийся полицией еврей Хаим Арон является прадедом руководителя спецслужб Третьего рейха.

– Этого не может быть, – прошептал потрясенный Гитлер. Начальник военной разведки твердо сказал:

– Мой фюрер, я головой отвечаю за эту информацию.

Сцепив руки за спиной, Гитлер с выражением глубокой скорби на лице расхаживал по кабинету. Канарис решил закрепить успех:

– Моя служба располагает некоторыми новыми фактами.

– Да-да, – рассеянно произнес фюрер, явно поглощенный своими мыслями.

Начальник абвера заговорил об операции «Бернхард», проводившейся VI Управлением РСХА с подачи Гейдриха. Номинальной ее целью был подрыв английской экономики путем распространения фальшивых фунтов стерлингов. На самом деле Гейдрих таким способом наладил большой криминальный бизнес. «Пекарни» СД ежемесячно производят 200-250 тысяч банкнот достоинством 5,10,20,50 и 100 фунтов стерлингов. Вся эта масса фальшивых денег сбывается в нейтральных европейских странах. Имеет место опасное сращивание агентуры спецслужб с уголовным миром…

Гитлер слушал вполуха. Гейдрих – еврей! Какой скандал! Его надо немедленно убрать куда-нибудь подальше от Берлина.

– Хорошо, адмирал, – прервал Гитлер Канариса, – прошу вас держать эти сведения в строжайшем секрете. Вы меня поняли?

– Да, мой фюрер.

Канарис вышел из кабинета диктатор а в приподнятом настроении. На улице воздух казался ему исключительно свежим, а все девушки неповторимо прекрасными. Так чувствует себя профессиональный боксер, одержавший великую победу в долгом, изнурительном и кровопролитном бою.

27 сентября 1941 года в рейхе произошла самая впечатляющая кадровая перестановка. Обергруппенфюрер СС Гейдрих был послан в Прагу на карикатурную должность протектора Богемии и Моравии. И, хотя Гитлер сохранил за ним пост шефа РСХА, все понимали, что отныне могущество Гейдриха пойдет на убыль.

Глава 10 БОРЬБА С КОРРУПЦИЕЙ

27 мая 1942 года в Берлин поступила информация о громком теракте в столице протектората. Группа чешских боевиков, вооруженных автоматами и ручными гранатами, совершила нападение на главу немецкой администрации обергруппен фюрера СС Гейдриха. Задержать террористов по горячим следам не удалось. Протектор тяжело ранен. «Доигрался!» – гак прокомментировал это сообщение Гиммлер.

4 июня ледяные глаза шефа спецслужб Третьего рейха закрылись навсегда. Из политической игры выбыла самая влиятельная и страшная фигура. Медицинское заключение гласило, что «смерть наступила в результате опасных ранений металлическими осколками, которые попали пациенту между ребрами и в грудобрюшную полость, а также от поражения селезенки». Немедленно после смерти рейхспротектора полицейские части СС приступили к акции возмездия. В Богемии и Моравии начались жесткие зачистки. Около 10 000 чехов были арестованы, 1 300 расстреляны. Деревню Лидице неподалеку от Праги сровняли с землей огнем артиллерии, объявив этот населенный пункт «центром террористического подполья».

Фройляйн Юнг вспоминала, что фюрер «был глубоко опечален известием о смерти Гейдриха». Генрих Гиммлер с выражением официальной скорби на лице принимал соболезнования. Совсем иначе отреагировали на гибель эсэсовского олигарха партийные чиновники и деловые люди. И тем и другим при жизни Гейдрих не давал пощады. Что называется, мешал развернугься во всю ширь. Своим привычкам он не изменил, будучи брошен на понижение. Достаточно вспомнить его заявление прессе в день вступления в должность протектора: «Я буду беспощадно преследовать всех немцев, которые думают только о собственной наживе и наносят ущерб государственным интересам!» Гейдрих прижал местное партийное руководство, организовал для чехов телефоны доверия и на основе поступавших жалоб делал соответствующие выводы. Громом прогремело уголовное дело в отношении влиятельных немецких промышленников Вальтера и Гельмута Адамов, имевших связи на самом верху. Протектор приказал повесить обоих за экономический саботаж, а говоря проще – за воровство и взятки. Но теперь все недовольные своим материальным положением вздохнули свободно. Новый протектор, оберстгруппенфюрер СС Курт Далюге, был человек простой и своих в обиду не давал.

Похороны Гейдриха проходили в Берлине необычайно торжественно. На траурную церемонию прибыло все высшее руководство рейха. Гитлер, за ним Борман, Гиммлер, Геринг, Розенберг и Геббельс выражали соболезнования одетой в черное Лине Гейдрих и, подражая фюреру, сочувственно трепали по щекам двух белокурых мальчуганов в аккуратных светлых костюмчиках. Гитлер произнес пылкую речь: «Это был один из лучших национал-социалистов, один из убежденнейших поборников германской имперской идеи, несгибаемый член партии, гроза всех врагов нашего рейха! Мы всегда будем скорбеть об этой невозвратимой потере и свято чтить память нашего павшего товарища». Впрочем, здесь фюрер хватил через край. Кинохроника запечатлела «скорбящего» Геринга, оплывшее лицо которого прямо распирало триумфальное самодовольство. Накануне похорон адъютанты услышали из уст рейхсмаршала отчетливую фразу: «Наконец-то этот бешеный пес сдох!»

Гейдриха не успели еще закопать, как по всем главным управлениям и штабам СС пополз черный слушок. Группенфюреры тихо говорили, что ранение было серьезным, но не смертельным. И умер Гейдрих вовсе не от осколков, а от какого-то странного сепсиса на операционном столе. Вполне может быть, что некий «доброжелатель» помог ему покинуть этот бренный мир. Чего очень желали кое-какие большие люди в Берлине. При этом подразумевалось, что к смерти Гейдриха мог приложить руку некто из руководства СС. Во всяком случае, Гиммлер не выглядел особо расстроенным. Один только фюрер был искренен в своих чувствах. Совсем недавно, 8 февраля 1942 года, в авиакатастрофе погиб его любимец Фриц Тодт. И вот в Вальхаллу ушел человек, которого при всех его недостатках Гитлер считал воплощением легендарного всадника Ницше.

Внимание власти и бизнеса было приковано к оставшемуся вакантным после Гейдриха креслу. Кто станет новым руководителем глобальной системы госбезопасности? В кулуарах называли имена Мюллера и входившего во все большее доверие к рейхсфюреру Шелленберга. Выбор Гиммлера удивил многих. На пост шефа РСХА заступил тридцатидевятилетний группенфюрер СС Кальтенбруннер. Этот австриец гренадерского роста (метр девяносто пять), с лицом, испещренным шрамами студенческих дуэлей, не слишком подходил для столь ответственной работы. Взлет его карьеры пришелся на момент аншлюса, когда он стал одним из организаторов печально известного референдума о присоединении к рейху. В момент неожиданно высокого назначения Кальтенбруннер занимал промежуточную по эсэсовским меркам должность полицай-президента Вены.Так как прежний руководитель спецслужб был обергруппен-фюрером, Гиммлер досрочно присвоил своему выдвиженцу очередное звание. Его выбор объяснялся просто: Кальтенбруннер – человек пришлый, для столичных эсэсовских вельмож чужой, и ему будет трудно интриговать против своего начальника.

Между тем жизнь ставила перед рейхсфюрером все новые и новые проблемы. Смерть Гейдриха хронологически совпала с резким обострением обстановки на административном фронте. Генерал-губернатор Ганс Франк нанес «Черному ордену» внезапный мощный удар.

Глава партийной администрации давно с подозрением следил со своего трона в Кракове за бурной деятельностью эсэсовских наместников. Генерал-губернатор совершенно справедливо полагал, что командующий округом обергруппенфюрер СС Вильгельм Крюгер хочет подкопаться под него. В Берлин непрерывно поступали доклады «о дезорганизационных действиях СС». Франк вызывал Крюгера на ковер и бил кулаком по столу, заявляя: «Командующий СС и полицией подчинен мне! Полиция является органом моей администрации. Приказы здесь может отдавать только генерал-губернатор, являющийся непосредственным представителем фюрера!»

Крюгер для виду делал руки по швам. После чего продолжал терпеливо собирать компромат на крикливого генерал-губернатора.

Чаша терпения обергруппенфюрера переполнилась, когда Франку удалось добиться отстранения от должности полицай-президента Варшавы. Собранные материалы о коррупции и хищениях в СД были настолько убедительными, что Гиммлеру пришлось начать официальное расследование. Крюгер же со штандартенфюрером Мейзингером жили душа в душу. Вместе воровали, выпивали и развлекались с польскими девками. Престиж СС требовал отмщения. Гиммлер, недовольный столь резким нарушением равновесия властей, пошел навстречу желаниям командующего округом и направил в генерал-губернаторство особую следственную группу.

Надо сказать, Крюгер не сидел сложа руки. Он нашел в Кракове человека, который был всегда готов утопить генерал-губернатора в стакане воды. Судья Гюнтер Райнеке, член городского трибунала, давно пресытился краковскими пейзажами и мечтал о переводе в Берлин. Разумеется, с повышением. Обергруппенфюреру была известна эта затаенная мечта служителя имперской Фемиды, которую он обещал воплотить в жизнь. В конфиденциальной беседе с судьей Крюгер намекнул, что в компрометации Франка заинтересован сам рейхсфюрер СС. Все будет сделано без пыли, без шума, уверял эсэсовец. За генерал-губернатором тянется такой пышный шлейф, что это дело станет самым легким в практике уважаемого господина Райнеке. На том ударили по рукам.

Прикатившая из Берлина команда резво приступила к делу. Справедливости ради следует заметить, что делать почти ничего не пришлось. Франк, его жена, его родственники и приближенные повышали свое благосостояние самым непринужденным образом, нагромождая вокруг себя горы грязного белья. Следователям Гиммлера оставалось только покрепче сжимать нервы в кулак, так как открывшаяся им картина криминального беспредела и повальной коррупции предназначалась только для видавших виды людей.

В генерал-губернаторстве процветала теневая экономика. Представительства крупных концернов погрязли в спекуляциях на черном рынке. Франк, надзиравший за порядком, получал регулярную дань и закрывал глаза на потоки левой продукции, которую гнали на прихватизированных предприятиях. По сложившейся практике, стратегически важные производственные объединения обрастали полипами посреднических фирм, занимавшихся откровенно криминальным бизнесом в сговоре с администрацией. Целая орава обществ с ограниченной ответственностью кормилась вокруг персоны генерал-губернатора. За взятку покупалось все – лицензии, польские рабочие, право бесконтрольного вывоза ценностей за рубеж. Все нити экономических преступлений держал в руках семейный клан партайгеноссе Франка.

Согласно нормам продразверстки, установленным имперским министерством продовольствия, генерал-губернаторство должно было ежегодно поставлять в рейх 630 тысяч тонн зерна, 520 тысяч тонн картофеля, 55 тысяч тонн мяса, 28 тысяч тонн сахара и 7,5 тысячи тонн масла. Понятно, что, если счет идет на десятки тысяч тонн, воровать значительно легче. Для Франка не составляло особого труда направить два-три эшелона с дефицитным продовольствием куда-нибудь налево. При этом предприимчивый генерал-губернатор заботился о надежных маршрутах. В его преступную деятельность были вовлечены сотрудники таможенных и пограничных служб, офицеры полиции и целые батальоны охранников, сопровождавших эшелоны и автоколонны. Само собой, такие «проекты» не могли осуществляться без сочувствия со стороны берлинских начальников. «Продовольственный диктатор» Герберт Баке, заведующий экономическим отделом Министерства восточных территорий Иоахим Рике и прочие высокопоставленные чиновники постоянно получали щедрые презенты из генерал-губернаторства. Как человек с большим жизненным опытом, Франк был в курсе руководящего партийного принципа: рука руку моет. А отдельные идеалисты в министерстве продовольствия, просматривая отчеты с колоссальными показателями вывозимых со всей Европы продуктов, не могли понять, куда это все девается и почему народ все равно голодает.

Отдельную статью дохода губернаторской семьи составлял бизнес на евреях. Будучи старым бойцом, Франк с начала тридцатых хорошо усвоил истину насчет того, что процесс уничтожения мировоззренческого противника можно сделать рентабельным. На территории генерал-губернаторства располагались четыре гигантские резервации, куда было депортировано почти полтора миллиона человек. В одном только Варшавском гетто находились 445 тысяч евреев. Причем до войны в квартале, отведенном под гетто, проживало только 80 тысяч жителей. Поэтому условия содержания депортированных нельзя было определить иначе как убийственными. На одну комнату

приходилось семь человек. Они спали буквально друг на друге. Даже на улицах гетто была постоянная толкучка. Скученность и антисанитария приводили к вспышкам эпидемий с высокой смертностью. Если уж немцы в рейхе питались одними эрзацами, то снабжение жителей гетто было из рук вон плохое. К смертям от болезней добавлялась вполне реальная угроза гибели от истощения. А чтобы «недочеловекам» жилось совсем хорошо, немцы создали в гетто еврейскую вспомогательную полицию и сеть осведомителей. Малейшее проявление недовольства жестоко подавлялось «привилегированными» евреями с полицейскими значками. Сопротивление власти каралось отправкой в лагерь уничтожения. Продуманная система внутреннего террора действовала на людей парализующе.

Такая же атмосфера страха и террора царила в Краковском гетто (380 тысяч жителей), Радомском (250 тысяч) и Люблинском (210 тысяч). Евреи, поставленные на грань выживания, теряли человеческий облик, что создавало отличные предпосылки для коммерческой деятельности генерал-губернатора. Через сеть барыг Франк и его подручные скупали у отчаявшихся людей золото, антиквариат, драгоценности и прочее добро. Например, за банку мясных консервов скупщик мог получить от голодной женщины золотые серьги. И хотя человеческих прав у евреев не было, каждый из них мог воспользоваться правом на взятку. Отдельные состоятельные евреи имели возможность откупиться от депортации и попасть на военный завод, где жизнь казалась малиной по сравнению с гетто. Так или иначе, с полутора миллионов обреченных людей было что взять. Губернаторская семья выжимала из них максимум.

Однако выбитым у евреев золотишком и полученным иными путями ценным имуществом требовалось распорядиться с умом. У генерал-губернатора и в этом смысле все было схвачено. Его шурин Генрих Хербст предусмотрительно обзавелся шведским гражданством, которое давало всей семье выход на мировой рынок. Естественно, родственник-швед занимался предпринимательской деятельностью на территории генерал-губернаторства. Завязки на таможне позволяли ему вывозить за границу что душе угодно и получать прибыль в долларах. Через шведские банки Франк перебрасывал круглые суммы в надежные закрома нейтральной Швейцарии. Этой беспредельной вседозволенностью он сам себя и подставил.

Накопав достаточно оперативной информации, следователи Гиммлера для почина взялись за мелкую рыбешку. Первым арестованным по резонансному делу о коррупции в генерал-губернаторстве стал унтершурмфюрер СС Лоренц Лёв, секретарь варшавской партийной администрации. Крюгер приказал не церемониться с этим «перебежчиком», замешанным в крупных хищениях с государственных складов, В частности, унтерштурм фюрер воровал дорогие меховые шубы, часть которых за полцены продал жене генерал-губернатора. Судья Райнеке сразу ухватился за зтот эпизод.

Посте интенсивной «терапии» излечившийся от провалов в памяти воришка предстал перед дознавателем. Райнеке решил расколоть сопляка сразу:

– Это протокол обыска на вашей служебной квартире. В стенном тайнике обнаружено 7 золотых часов, 23 золотых кольца, более 40 золотых кулонов, колье, брошей, серег, цепочек и 76 золотых зубных коронок. А также двести серебряных ложек, вилок и других столовых предметов. Еще в одном тайнике, в ванной комнате, найдено 11 тысяч долларов США. Как вы объясните происхождение этих ценностей?

Лёв вымученно произнес:

– Золотые и серебряные предметы я взял у евреев. Доллары купил у валютчиков на черном рынке.

– А вам известен указ фюрера об обязательной сдаче конфискованных еврейских ценностей государству? Думаю, вам приходилось слышать, что в рейхе действует имперский закон, регламентирующий порядок валютных операций?

– Так точно, господин судья.

Райнеке с наслаждением сказал:

– Очень хорошо. Мне осталось только подписать приговор, и завтра вы будете болтаться на перекладине.

Арестованный от страха покрылся обильной испариной. Его руки беспомощно обвисли вдоль тела. Он силился что-то сказать, но ему мешал застрявший в горле комок.

Райнеке не торопился. Пусть расхититель национал-социалистической собственности пару минут побалансирует на краю могилы. Надо дать ему возможность мысленно представить себя трупом. По выражению неподдельного ужаса на лице преступника было видно, что он хорошо знает законы.

– Господин судья, неужели ничего нельзя сделать? – выдавил из себя Лёв. – Другие воруют вагонанами, и ничего им не грозит!

– Да, вы совсем молодой человек, – посочувствовал Райнеке, – вам еще жить да жить…

Судья задумчиво полистал страницы дела.

– Вот этот склад меховых изделий, – как бы внезапно нашел он тему, – эпизод главный и не совсем

ясный. Евреи, валюта – все это не так страшно. Но вот хищение государственного имущества в крупных размерах… Знаете, у меня такое ощущение, что кто-то вас подтолкнул к совершению данного преступления.

Лёв оказался понятливым человеком. Он воспрянул духом и сдал своих высоких покровителей. Были названы имена супруги генерал-губернатора Магды, начальника охраны штурмбаннфюрера СС Фасбендера и жены радомского губернатора Карла Лаша.

– Эти дамы, – рассказывал Лёв, – неоднократно приезжали ко мне на склад, выбирали себе меха и увозили по десятку шуб сразу. Их всегда сопровождал Фасбендер.

Райнеке поблагодарил арестованного за добровольную помощь следствию и отправил в камеру. На состоявшемся вскоре суде бывший унтерштурмфюрер был лишен офицерского звания, наград и отправлен в концлагерь на пятнадцать лет.

Следующим взяли Фасбендера. Он проявил гораздо большую несговорчивость. Штурмбаннфюрер пытался качать права. Грозил следователям своими связями наверху и концлагерем. Для начала ему предъявили специальный приказ рейхсфюрера СС. Затем дали по зубам. Когда «клиент» дошел до нужной кондиции, его поволокли на допрос.

Фасбендер подтвердил показания Лёва о том, что жена генерал-губернатора чистила государственные склады. В этом деле ей помогала фройляйн Лаш. Однако судью интересовало другое.

– Какое участие в преступной деятельности семьи генерал-губернатора принимали лично вы?

Фасбендер обреченно ответил:

– Я сопровождал транспорты с ценными грузами в Шобернхоф, имение генерал-губернатора на территории рейха. Иногда выполнял такую же работу для его друга Карла Лаша.

– Что это были за грузы?

Фасбендер подробно объяснил.

– Ознакомьтесь с протоколом обыска на вашей загородной даче, – продолжал давить на него Райнеке. – Общая стоимость изъятых ценностей составляет почти полмиллиона рейхсмарок. Откуда такое богатство?

– Я руководил спецкомандой из пятидесяти солдат, занимавшейся незаконными конфискациями и реквизициями. У меня были свои люди среди полицейских в гетто. Две трети добытых ценностей я передавал генерал-губернатору, одну треть оставлял себе и своим людям.

Выжав из начальника охраны все, что можно, Райнеке заявил:

– В прошлом вы были боевым офицером. Ваши прежние заслуги спасли вас от расстрела. Вы будете разжалованы в рядовые и отправитесь на фронт, в штрафной батальон 72-го пехотного полка СС. Надеюсь, вы кровью смоете позор со своего мундира. Хайль Гитлер!

Обширные показания Фасбендера придали делу законченный вид. Судья держал совет с Крюгером и его заместителем, группенфюрером СС Одило Глобчиком по поводу дальнейших действий. Командующий округом мудро заметил, что, если хочешь свалить большого начальника, сперва бей по его фавориту.

Арест радомского губернатора спровоцировал громкий скандал. Франк понял, что шутки кончились, и пригрозил эсэсовцам взять штурмом следственный изолятор СД, в котором томился его друг. Обергруппенфюрер Крюгер посчитал лишним дальнейшее обострение ситуации и распорядился выпустить Лаша под домашний арест. Теперь слово было за Берлином. Провода спецсвязи натужно вибрировали под напором кляуз и ругани.

Конечно, Лаш не был пешкой, к которой эсэсовские следователи могли применить «форсированный метод» допроса. Он ни в чем не признался, хотя сидел по уши в компромате. Для разрядки напряжения партия пошла на уступки, и Лаш был снят с должности. Генерал-губернатор почувствовал, как трон под ним угрожающе зашатался.

В Берлине Гиммлер довольно потирал руки. Судья Райнеке в полной мере оправдал оказанное ему доверие. Рейхсфюрер СС располагал внушительным обвинительным заключением: «В ходе разбирательства по делу Лёва-Фасбендера вскрылись прямые факты причастности генерал-губернатора и членов его семьи к совершенным преступлениям…

Жена генерал-губернатора самовольно взяла с государственного склада различные меховые изделия (не менее десятка шуб и манто) для личного гардероба. Кроме того, она приказала доставить ей с фирмы «Апфельбаум» прочие меховые изделия, в числе которых находились: жакет из кротовых шкурок, бобровая шуба, ондатровое манто, горностаевая мантия, меховые шляпы из чернобурой и серебристой лисиц и другие меха.

Как показал штурмбаннфюрер СС Фасбендер, за них была заплачена лишь половина реальной стоимости.

Сам генерал-губернатор через подставных лиц скупал у варшавских евреев по заниженным ценам различные драгоценности: кольца с бриллиантами, браслеты, автоматические ручки с золотыми перьями и иное ценное имущество…

Следствием установлены факты преступной деятельности генерал-губернатора на территории рейха… По его приказу в имение Шобернхоф систематически незаконно вывозилась продукция государственного хозяйства Крессендорфа… Так, в ноябре 1941 года в Шобернхоф были направлены два транспорта с грузом – 72 кг говядины, 22 кг свинины, 13 кг ветчинной колбасы, 11 кг ветчины, 11 кг салями, 80 кг сливочного масла, 50 кг растительного масла, 12 кг сыра, 20 кг зернового кофе, 56 кг сахара, а также 1440 яиц, 20 гусей и 50 кур…

Все вышеперечисленное свидетельствует о хищениях и коррупции самого низкого свойства, отягощенных тем обстоятельством, что высокие государственные и политические деятели рейха используют свое служебное положение в целях личного обогащения».

Вооружившись этой бумагой, Гиммлер направился в кабинет заместителя фюрера. Франку пришлось выдержать крутой разговор с Мартином Борманом. В итоге обергруппенфюрер Крюгер был назначен статс-секретарем правительства генерал-губернаторства с правом получения непосредственных указаний от рейхсфюрера СС через голову Франка. На Принц-Альбрехтштрассе праздновали великую победу.

По мере ухудшения обстановки на фронтах все более обнажались отвратные язвы разложения партаппарата, создавая внутри некогда могучего организма рейха угрозу развития смертельного вируса. Страх перед будущим тяжело давил на сознание миллионов людей. «Сообщения из рейха» регистрировали устойчивое падение рейтинга доверия к власти и растущее в народе недовольство. Фюрер, всегда неизменно чуткий к колебаниям общественного мнения, мучительно искал новый пропагандистский ресурс. Он слишком хорошо понимал – перелом в психологической войне является предвестником близкой катастрофы.

Если нельзя порадовать народ новостями извне, остается изобрести какие-нибудь внутренние радости. Умница Геббельс предложил провести шумные кампании по борьбе с коррупцией и преступностью. Благо эта весьма актуальная тема всегда пользовалась неизменным успехом.

Наведение порядка начали сразу после новогодних праздников. Открыл кампанию впечатляющий полицейский рейд на Жандармском рынке в центре Берлина. Сотрудники правоохранительных органов набили арестованными спекулянтами полтора десятка «воронков». Затем на улицах столицы снопами вязали проституток. Несколько бизнесменов и партийных чиновников средней руки были проведены через показательные процессы.

Так как Геббельс дал указание прессе использовать любой, самый ничтожный информационный повод, на страницах газет порой появлялись довольно курьезные статьи, смаковавшие тему успешного противодействия организованной преступности. Вот, к примеру, публикация «Франкфуртер цайтунга» от 11 января 1943 года: «В Берлине полицейская администрация получила указание обратить особое внимание на контроль за ценами. Эта важная задача была поручена наиболее подготовленным офицерам, освобожденным от прочих обязанностей…

Когда полицейские взялись за дело, многие владельцы торговых точек заявляли, будто только что получили товары и не успели поставить ценники. Однако такие заявления не являлись оправданием. Особое внимание уделялось импортной продукции… Наиболее злонамеренные коммерсанты надписывали цены на обеих сторонах ценников, указывая на одной стороне предписанную цену, а на другой – собственную, завышенную. При проверке они поворачивали ценники нужной стороной. По фактам этих организованных проявлений спекуляции заведены уголовные дела».

Рейхсфюрер СС, как политик и честный человек, не мог остаться в стороне от подобной очистительной борьбы. Очень кстати в его штаб поступило сообщение из полицейскою управления Касселя о подозрении на коррупцию в руководстве концлагерей Бухенвальд и Флоссенбюрг. Если бы Гиммлер знал, как далеко зайдет это скандальное дело, то никогда бы не отдал приказа провести фактическую проверку злополучного сообщения.

Комендант Бухенвальда штурмбаннфюрер СС Карл Кох не подозревал, что над его головой сгущаются тучи. Он себе жил поживал да добра наживал. Но в Веймар, в окрестностях которого находился концлагерь, уже выехала оперативно-следственная группа во главе с молодым и неподкупным следователем Имперского управления криминальной полиции оберштурмфюрером СС Конрадом Моргеном, Это был еще один случай, когда для раскрытия злоупотреблений не пришлось прилагать особых усилий. Слишком уж зарвались преступники.

В ходе проведения оперативных мероприятий выяснилось, что в Бухеивальде действует организованная преступная группа из различных должностных лиц. Кох со своими подручными занимался вымогательством денег и ценностей у богатых евреев, за взятки предоставлял местным предпринимателям бесплатную рабочую силу, орудовал на черном рынке. Используя связи в органах, комендант прикрывал махинации своих подельников из партийных структур. Группа Моргена установила контакты Коха с заместителем председателя веймарской парторганизации Борншайном, который по совместительству крупно спекулировал дефицитным продовольствием.

Однако чем дальше продвигался Морген в своем расследовании, тем хуже становились результаты. Нити коррумпированных связей коменданта вели в другие лагеря, аж на территорию генерал-губернаторства. Маленькому оберштурмфюреру такое дело было не по чину. Поэтому Морген выехал в Берлин, стремясь получить санкцию своего непосредственного начальника группенфюрера СС Небе. Ознакомившись с материалами дела, тот ловко уклонился соответственности. Тогда Морген направился к шефу тайной полиции. Но Мюллер его отфутболил. В конце концов начальник следственной группы добрался до самого рейхсфюрера СС. Гиммлеру некогда было вникать в подробности. Ориентируясь только на слово «коррупция», он, не глядя, подмахнул нужную Моргену бумагу.

Молодой следователь успел в Веймар как раз вовремя: основной фигурант по делу готовился отбыть на повышение за пределы рейха. Прямо на территории лагеря он арестовал Коха, прошел в первый попавшийся барак и, сообщив заключенным об аресте коменданта, попросил высказать претензии. Мгновенно у ног Моргена оказалась такая куча грязи, что он одним махом смел все лагерное начальство. Были взяты начальник конвоя Зоммер, начальник медчасти Ховен, начальник оперчасти Бланк и… жена коменданта Ильза Кох, которая развлекалась в лагере пытками. С особым удовольствием Морген отправил за решетку ортсгруппенляйтера Борншайна и нескольких партийных чинов помельче.

Раскручивать дело энергичный оберштурмфюрер начал с допроса Коха. Первый вопрос был посвящен теме преступной наживы.

– Проверка ваших банковских счетов, – сказал Морген, – выявила, что в пяти различных банках вы держали полтора миллиона рейхсмарок. Далее, при обысках на вашей квартире и даче обнаружено много золотых и серебряных предметов, картины Рубенса, Ван-Гога, Моне. Как к вам попали эти ценные полотна?

– Из еврейских коллекций, – бывший комендант раздраженно передернул плечами, – что, разве чистокровный ариец не имеет права отнять у евреев награбленные ими богатства?

– А вы, я вижу, большой шутник.

Следователь показал Коху подписанное рейхсфюрером распоряжение о проверке в лагерях.

– Все понятно? Если Я трачу время на такое дерьмо, как ты, засунь свое остроумие в задницу и отвечай по существу.

Морген вновь перешел на официальный тон:

– Ваши соучастники Борншайн, Зоммер и эта патологическая садистка, ваша жена, уже дали показания. Вы обвиняетесь по пяти статьям: спекуляция, хищение государственного имущества, незаконное хранение золота и валюты, злоупотребление служебным положением и убийство заключенных Кремера и Пайкса. Ознакомьтесь с показаниями членов возглавляемой вами преступной группы и перестаньте валять дурака.

Кох читал протоколы около часа. Следователь заметил, что руки арестованного начали трястись. Когда он дошел до показаний своей жены, бумаги в его руках просто ходуном ходили. От былой самоуверенности не осталось и следа.

– С вами, господин Кох, все предельно ясно, – заявил следователь, – и от вас мне нужно только одно – имена ваших соучастников среди комендантов других лагерей. Подробный рассказ о махинациях, которые вы с ними проворачивали. На вопросы отвечать быстро, точно, не раздумывая! Все ясно? Или позвать сюда пару костоломов из гестапо?

Бывший комендант сломался, как ивовый прутик. Теперь он говорил с Моргеном униженно-подобострастным тоном.

– Я все скажу, господин следователь.

– Тогда начнем с Флоссенбюрга…

Общий смысл показаний Коха был таков: все коменданты занимались тайными сделками на черном рынке. Эти корыстные интересы были положены в основу криминальных связей друг с другом. В каждом лагере имелись различные цеха и производства, продукция которых расхищалась и сбывалась по спекулятивным ценам. Если, допустим, комендант Дахау располагал каким-то товаром, который пользовался спросом у нас, в Веймаре, я договаривался с ним о передаче мне определенной партии этого товара, продавал его через свои каналы на черном рынке и передавал в Дахау установленную долю прибыли. Такая же схема действовала в отношениях с прочими лагерями. Затем, если во Франконии повышались цены на валюту и золото, я договаривался с комендантом Флоссенбюрга о совместной финансовой операции. Через своих людей он сбывал ценности и отправлял мне мою долю, пользуясь моими услугами в случае скачка черного курса у нас, в Тюрингии. Так же практиковалась торговля живым товаром. Бизнесмен мог заказать коменданту Хертогенбоша рабочих определенных специальностей, которых тот мог достать через меня…

Кох охотно давал показания, но это его не спасло. По приговору эсэсовского трибунала он был расстрелян. Бланк, Зоммер, Ховен и несколько унтер-офицеров из лагерной охраны отправились на виселицу. Ильза Кох сменила роскошную обстановку своей дачи на нары в Равенсбрюке. Борншайн был передан партийному суду и получил шесть лет концлагеря.

Оберштурмфюрер Морген оказался человеком без тормозов. К ужасу Гиммлера, дело о коррупции в лагерях раскрутило огромную преступную сеть по всей Германии, а также на территории Австрии (Маутхаузен) и генерал-губернаторства. Неутомимый следователь раскрыл более 800 эпизодов на всех уровнях эсэсовской вертикали. Все это зашло настолько далеко, что рейхсфюрер СС, страшно нервничая, приказал Моргену свернуть дальнейшее расследование.

Процессы над проворовавшимися комендантами пошли один за другим. Герман Флорштедт, комендант Майданека, осужден за хищения и неоднократные убийства, казнен; Герман Хакман – начальник охраны Треблинки, осужден за хищения и убийства, казнен; Адам Грюневальд, комендант Хертогенбоша, осужден за злоупотребление служебным положением, направлен в штрафной батальон; Карл Кюнстлер, комендант Флоссенбюрга, осужден за растраты и аморальный образ жизни, разжалован; сняты коменданты Ораниенбурга Ганс Лоритц и Дахау Алекс Пиорковски, еще более 150 средних и нижних чинов приговорены к расстрелам, штрафбатам и различным срокам заключения в лагерях. Обергруппенфюрер СС Вильгельм Крюгер и группенфюрер Одило Глобчик были настолько скомпрометированы этой кампанией, что Гиммлеру пришлось, к большой радости своего врага Ганса Франка, погнать обоих с должностей и отправить подальше от генерал-губернаторства.

Однако выпущенного из бутылки джинна оказалось не так просто снова туда загнать. Безумная поддержка группы Моргена со стороны рейхсфюрера СС запустила в действие механизм инерции. Отовсюду Гиммлер получал донесения о взяточничестве и воровстве подчиненных.

Из Будапешта пришла информация, что оберштурмбаннфюрер СС Айхман, начальник управления еврейской депортации, получил взятку от местного сионистского лидера Кашнера за пропуск в Швейцарию 1685 состоятельных евреев (по тысяче долларов за каждого).

Из Парижа доносили, что начальник СД и полиции безопасности штандартенфюрер СС Кнохен получает регулярную мзду от всех парижских борделей и крупно спекулирует дефицитными продуктами.

Но в особенную ярость привело Гиммлера известие о банкротстве эсэсовской корпорации «Остиндустри», которая контролировала сеть предприятий с еврейской рабочей силой. Впрочем, обергруппенфюрер Поль, чье управление было переименовано в Главное административно-хозяйственное (с более широкими полномочиями), успокоил своего начальника. «Остиндустри» обанкротилось вовсе не из-за коррупции, доложил он, а в результате межведомственной склоки между его управлением и Главным управлением по вопросам расы и поселения. Без всякого согласования с Полем эти идиоты вывезли с предприятий всех еврейских рабочих, что-то около пятидесяти тысяч, и уничтожили их в газовых камерах. Суммарный ущерб составил 42 миллиона марок.

Показательная порка, которую рейхсфюрер СС устроил комендантам концлагерей, ничуть не мешала кое-кому повыше спокойно продолжать набивать карманы. В материалах, собранных Моргеном, фигурировал некий лагерь специального назначения Эбензее. Здесь располагалась целая фабрика, где под контролем высокопоставленных руководителей госбезопасности изготавливались крупные партии фальшивых денег – английских фунтов и долларов США. Это был по-настоящему большой бизнес, ориентированный на весьма перспективный рынок сбыта. Причем с течением времени этот рынок непрерывно расширялся.

На след Моргена навела шедшая с «фабрики» небольшая утечка. Он успел выяснить, что группа охранников лагеря Эбензее сбывала фальшивки на черном рынке. Липовые доллары и фунты отличались таким высоким качеством, что самые опытные валютчики не могли определить подделку (деныи изготавливались на английской гербовой бумаге). Но показательные процессы спугнули лагерное руководство. Расхитителей быстро выловили и прежде, чем следователь успел до них добраться, распихали по штрафбатам на Восточном фронте.

Гиммлер не обратил внимания на представленный Моргеном доклад. Дело в том, что этот лагерь был одним из функциональных звеньев операции «Бернхард», которой после убийства Гейдриха руководил Кальтенбруннер. Рейхсфюрер СС совершенно напрасно посчитал, что операция идет по плану. Шеф РСХА с несколькими подельниками преотлично наживался на немецких военных поражениях.

Быстрое продвижение союзников в Италии привело к краху режима Муссолини. Население страны в массовом порядке сбрасывало обесцененные лиры. Чем дальше продвигались англо-американские войска, тем выше становился курс доллара и фунта на черном рынке. Калътенбруннер и его банда пришли к мысли, что грех не воспользоваться такой благоприятной рыночной конъюнктурой.

Летом 1943 года в прифронтовые и уже занятые союзниками районы Италии СД стала пачками забрасывать своих агентов. Каждый имел при себе крупные суммы фальшивок девяносто шестой пробы. Доверчивые итальянцы легко меняли золото и драгоценности на ничего не стоящие бумажки. Кроме того, в подконтрольных немцам итальянских провинциях за вырученные от сбыта фальшивок лиры агенты СД покупали на черном рынке настоящие доллары и фунты. Руководители спецслужб рейха получали колоссальные прибыли прямо под носом Гиммлера.

Чтобы прикрыть свой бизнес, Кальтенбруннер приказал агентам тратить часть фальшивок на покупку оружия. Среди бойцов итальянского Сопротивления находилось немало патриотов, готовых продать полученное от союзников вооружение за доллары. Потом английские и американские винтовки, пулемёты, гранаты шли на оснащение итальянских карательных войск и затем использовались против тех же партизан. А Кальтенбруннер, честно глядя рейхсфюреру в глаза, докладывал о больших успехах при проведении операции «Бернхард».

Борьба за моральную чистоту в рядах СС вскоре привела Гиммлера к борьбе с самим собой. Рейхсфюрер крепко влип из-за любовной интрижки со своей секретаршей Гедвигой Поттхаст. Небольшое увлечение переросло в головокружительную связь, которая помогала ему снимать многочисленные стрессы. Красивая девушка с роскошными золотистыми волосами и умопомрачительными формами увлекла рейхсфюрера в бездну морального падения.

Как известно, красивые девушки хотят красивой жизни. Видя, как шикарно живут фюреры СС даже среднего номенклатурного уровня, на каких машинах они ездят, в каких ресторанах швыряются деньгами, Гедвига решила устроить свое будущее с самым главным эсэсовским начальником. Она не раз замечала, как откровенно разглядывает Гиммлер ее прелести, и терпеливо ждала подходящего момента. И получила, чего хотела.

Слишком поздно Гедвига поняла, что рейхсфюрер СС, этот сверхчеловек среди сверхчеловеков, на самом деле просто измученный своими проблемами госслужащий. Он был крайне щепетилен в обращении с казенными деньгами и взяток не брал. Красивая жизнь в реальности обернулась прозябанием на съемной квартире. Кто бы мог подумать, что Генрих Гиммлер, второй человек в рейхе, живет на одну зарплату!!!

Удирать от рейхсфюрера к какому-нибудь более практичному группенфюреру было слишком поздно, так как Гедвига оказалась в положении. Понукаемый ею несчастный любовник решился, наконец, купить отдельный дом. Но за какие шиши? Никаких личных капиталов он не имел. Существовал только один выход: обратиться в партийную кредитную кассу. Гиммлеру делалось дурно при одной мысли об этом. Касса находилась в ведении Бормана. И если рейхсляйтер узнает, что один из самых опасных его конкурентов, не оформив развода с женой, завел любовницу да еще прижил от нее ребенка, то… Рейхсфюрер понимал, что это значит. Быть ему у Бормана на крючке пожизненно.

За всю свою сознательную жизнь Гиммлер так и не научился воровать. Он все же пошел к заместителю фюрера и оформил кредит на 80 000 марок. Причем Борман оказался настолько любезен, что, не выходя из кабинета, подписал специальный приказ о выделении рейхсфюреру земельного участка под строительство в живописной местности у озера Кенигсзее. Гиммлер поблагодарил, но нисколько не сомневался, что Борман думал про себя: «Так-так, партайгеноссе Гиммлер. Очень интересная история».

Восемьдесят тысяч марок! Красавица была вне себя. Да что такое восемьдесят тысяч, когда Генриху стоит пальцем шевельнуть – и у него будут миллионы! Единственным утешением было то, что дачу построили на участке, находившемся рядом с фешенебельным загородным особняком самого Бормана (нет, не зря рейхсфюрера одолевали смутные сомнения)! Гедвига подружилась с женой рейхсляйтера Гердой, при этом, не понимая, что причиняет «дорогому Генриху» значительные моральные страдания своими рассказами о совместных прогулках с фрау Борман. Теперь легким движением руки ее муженек мог выкупать Гиммлера в грязи сексуального скандала. Бумеранг, некогда запущенный рейхсфюрером СС в фельдмаршала Бломберга. вернулся к нему.

Госпожа Борман была известна в свете своим утонченным вкусом. Насмотревшись на ее платья, меха и бриллианты, Гедвига энергично нажимала на Гиммлера.

– Пойми, радость моя, – втолковывал ей рейхсфюрер, – я не могу взять даже сотню марок из казны. Это тут же откроется. В каком виде я, всемерно преследующий коррупцию, предстану перед общественностью?

– Ты должен думать о своем ребенке! – запальчиво возражала Гедвига. – А не о какой-то там коррупции.

– Ну успокойся, моя птичка.

Но «птичка» отнюдь не желала успокаиваться.

– Посмотри на обстановку в нашем доме – это же ужас! Посмотри на меня, в какое тряпье я одета! Боже мой, мне просто стыдно показываться на глаза фрау Борман. Неужели ты не можешь подарить мне норковую шубу, которая стоит каких-то несчастных десять тысяч?

Гиммлер кротко напомнил:

– Моя зарплата только четыре тысячи марок. Где я возьму такие деньги?

Красавица с тяжелым вздохом закатила зеленые глаза:

– Генрих, милый, ты ужасно непрактичный человек. Надеюсь, ты не будешь против, если я возьму взаймы у Герды?

– Не вздумай! В какое положение ты меня поставишь перед ее мужем?

– А эти противные карточки! Я не могу так жить!

– Все немецкие женщины так живут, – назидательно произнес Гиммлер, – и смиренно несут свой

крест сквозь тяготы войны. Потерпи немного, война закончится, мы победим и заживём на славу.

У Гедвиги едва не сорвался с языка ядовитый ответ. О какой победе можно говорить после страшного разгрома в Курском сражении? Русские гонят немецкую армию, Италия капитулировала. Но сказать это вслух она не решилась. Вместо продолжения скандала прибегла к испытанному женскому средству – упала на софу и бурно разрыдалась.

Гиммлер сразу смягчился. Он вынул из бумажника все деньги, которые у него при себе были. Поплакав еще для приличия, Гедвига утерла слезы и повисла у милого на шее. Под градом поцелуев он совсем размяк. Сцена завершилась бурным излиянием страсти в постели.

Рейхсфюрер СС уехал на службу счастливый. Он подумал, что неплохо бы выделить для Гедвиги служебную машину. Пусть поездит по магазинам. Все-таки он дал ей полторы тысячи марок. Гиммлер чувствовал полное удовлетворение. У него было все, чего может пожелать человек, – великая цель в жизни, власть и красивая женщина. Пожалуй, в этом перечне только денег не хватало.

Глава 11 ЗАХВАТ ВЛАСТИ

12 августа 1943 года состоялась историческая конфиденциальная беседа Мартина Бормана с рейхсфюрером СС. Правда, Гиммлер ни сном ни духом не ведал о предстоящем повороте в своей судьбе. Да и разговор с Борманом начался с самых банальных пустяков, которые давно набили оскомину главе «Черного ордена».

С преувеличенной любезностью рсйхсляйтер вышел из-за стола навстречу Гиммлеру и крепко пожал его руку.

– Генрих. – Право на подобную фамильярность Борману давала дружба их прекрасных дам. – Я понимаю, что ты устал все это выслушивать. Твой Олендорф не дает скучать всем нам.

Рейхсфюрер утомленно поинтересовался:

– А что он опять натворил?

– На этот раз лично я вынужден заниматься исправлением его политических ошибок Ему взбрело в голову подать на имя фюрера докладную о коррупции в партии. Можешь себе представить, что из этого выйдет?

Гиммлер перешел на сухой, официальный тон:

– Господин рейхсляйтер, откуда у вас такая информация?

– Послушай, дружище, я вовсе не собираюсь вмешиваться в твои дела. Мы все здесь свои люди, у нас одна общая цель – благо отечества и народа. Чтобы выстоять и победить в борьбе с внешним и внутренним врагом, мы должны сохранять единство наших рядов. А что касается информации, то неужели ты сам не знаешь этого Олендорфа? Он совершенно открыто заявляет о своих намерениях. Его трудно не услышать.

– Дорогой Мартин, я сам не перевариваю Олендорфа. От его докладов у меня все время скачет давление. Но что же мне с ним делать? Арестовать и разогнать его управление? Это невозможно. У Олендорфа скверный характер. Признаю. С другой стороны, он профессионал. А СД является одной из основ нашей государственности.

Борман резко сбросил овечью шкуру. В его глазах появился хищный блеск.

– Надо выбрать, – отрезал рейхсляйтер, – ваши интересы, партайгеноссе Гиммлер, или выходки какого-то бригадефюрера. В последнее время руководящие партийные работники говорят о несоответствии министра внутренних дел Фрика занимаемой должности. Есть мнение, что все нити управления правоохранительными органами следует сосредоточить в руках рейхсфюрера СС.

Гиммлер дернулся, будто через его тело прошел заряд электрического тока. Заместитель фюрера продолжал:

– Я был готов согласиться с мнением товарищей. И вдруг такая неприятность…

Борман развел руками. У рейхсфюрера сорвался с языка нечаянный вопрос:

– Куда денется Фрик?

– Есть мнение направить его имперским протектором в Прагу. А Далюге сделать заместителем.

Гиммлер сам не заметил, как плотно запутался в раскинутых рейхсляйтером сетях соблазна. За портфель министра внутренних дел он безуспешно боролся с тридцать шестого года. И вот теперь новый жирный кусок власти сам шел к нему в руки. А что взамен? Какую услугу от него потребуют?

Борман, казалось, читал мысли «друга Генриха».

– Я думаю, с вашей стороны к этому предложению партийного руководства возражений нет?

– Партайгеноссе, вы же знаете, я всегда и во всем неукоснительно придерживался линии партии!

– Вот и отлично, – резюмировал заместитель фюрера, – ваш прямой долг- пресекать любые попытки возведения поклепа на нашу партию. Что в данном случае требуется от вас? Первое. Специально для Олендорфа отдать письменный приказ, запрещающий слежку за партийными руководителями. Второе. Прекратить выпуск так называемых «Сообщений из рейха» как информации пораженческого характера. И третье. Признать правомерным распоряжение партийной канцелярии об обязательном контроле деятельности СД и гестапо со стороны парторганизаций.

Недолго думая, рейхсфюрер СС признал справедливость этих требований. Пусть Олендорфа треплют – он никогда не был его любимым подчиненным. По его принципу «услуга за услугу» Борман без особого труда уговорил впадавшего во все большую прострацию фюрера сменить министра внутренних дел. Сбылась мечта Гиммлера о полном контроле над полицейским аппаратом империи. Он разом избавился от двух сильных конкурентов – Фрика и Далюге, который сохранял за собой номинальный пост начальника полиции общественного порядка. Борман и другие партийные ловкачи были гарантированы от того, что взрывоопасные компроматы поднимутся выше кабинета бригадефюрера СС Олендорфа.

Власть сразу ударила Гиммлеру в голову, как ударяет трезвенника семидесятиградусный коньяк. Он ощутил прилив креативного вдохновения. Кальтенбруннер услужливо подсунул рейхсфюреру досье на одного из давних недругов СС – имперского комиссара Вильгельма Кубе. Секретные материалы спецслужб содержали информацию, что семья главы рейхскомиссариата имеет парикмахера-еврея и еврейскую прислугу, с которыми рассчитываются за работу «фюрерскими пайками». На основе таких «преступлений» Гиммлер приказал состряпать дело. К счастью для него же, необходимость пускать эти «оперативные материалы» в ход отпала сама собой. 22 сентября 1943 года Кубе взлетел на воздух от взрыва бомбы, подложенной под его кровать одной из служанок. Рсйхсфюрер СС с сияющим лицом заявил по этому поводу: «Вот что значит потерять бдительность в еврейском вопросе».

Между тем осенью 1943 года высшее руководство страны в предчувствии скорого краха решило разыграть последнюю козырную карту. Все средства массовой информации вдруг заговорили о «новом оружии». Доктор Геббельс в своих многочисленных выступлениях самолично продвигал этот новый пропагандистский бренд. «Придет день, – пророчески вещал он, – и жертвы воздушного террора будут отомщены. Господь Бог еще не покинул Германию! Скоро, скоро убийц наших детей, разрушителей наших мирных городов настигнет кара небесная. Но не гром грянет над еврейским логовом в Лондоне и не великий потоп поглотит Британские острова. В войну вступит новое немецкое оружие возмездия, настоящее чудо, которое сметет всех врагов немецкого народа!»

Специальный отдел министерства пропаганды распускал по стране самые немыслимые слухи. Говорили, что новое оружие обладает колоссальной разрушительной силой, способной сровнять с землей целые районы ненавистной Англии. Еще говорили, что новое оружие придумано для борьбы с воздушными армадами союзников и может уничтожить тысячи вражеских самолетов одновременно. Воспрянули духом и солдаты на фронте, которых просили «продержаться еще немного», чтобы выгадать время для нанесения смертельного удара по врагу.

На верхних этажах империи тоже было достаточно разговоров о новом оружии. Геринг, Геббельс и заступивший на место Тодта министр вооружений Шпеер делали загадочные лица. В отношениях ведущих немецких помышленников вновь появилось опасное напряжение. Первые образцы «чудо-оружия» уже пошли на конвейер. Коммерческая тайна не помешала кое-кому из «группы семи» узнать величину суммы госзаказа, заложенной в контракт на производство реактивных истребителей с фирмой «Мессершмит». «Источники» в ОКВ и министерстве вооружений сообщали, что готовится гораздо более широкая правительственная программа с выделением огромных средств из бюджета. Крупный бизнес оказался на пороге очередной жестокой конкурентной схватки.

3 октября в Имперский канцелярии состоялось закрытое совещание по вопросу об утверждении программы создания нового оружия и строительства необходимой экономической инфраструктуры. Это правительственное мероприятие было настолько секретным, что из всех министров туда попал лишь один Альберт Шпеер. Помимо руководителя министерства вооружений присутствовали Борман, Гиммлер, Геббельс, Геринг, начальник ОКВ Кейтель, начальник генерального штаба Цейтлер, представитель «Германского союза промышленников» Цанген и двое молодых конструкторов, разработавших «оружие возмездия», – Вернер фон Браун и Вальтер Дорнбергер.

По настроению фюрера участники совещания заметили, что он придает исключительное, решающее значение новой программе вооружений. Так как не все из присутствующих знали, каким образом действует это чудесное оружие, Гитлер предложил заслушать ознакомительные доклады конструкторов. Первым получил слово Браун, самоуверенный тридцатилетний интеллектуал, принципиально не носивший военную форму.

– Руководимое мною конструкторское бюро завершило работы по созданию крылатой ракеты «Ф-7», спроектированной в виде беспилотного самолета-снаряда. Основные характеристики таковы: вес 2,7 тонны, боевой заряд 700 килограммов, скорость 700 километров в час, высота полета 2000 метров. «Ф-7» можно запускать как со стартовой площадки, так и с самолета-носителя. Ее радиус действия составляет 200 километров. Ввиду высокой скорости «Ф-7» противовоздушная оборона противника не способна оказать ей серьезного противодействия. Ракета готова к серийному производству.

Еще большее оживление вызвал доклад Дорнбергера, который создал принципиально новое средство вооруженной борьбы – баллистическую ракету.

– Разработанная в нашем ракетном центре, – обстоятельно рассказывал конструктор, – ракета «А-4» обладает максимальной скоростью 5 700 километров в час…

Геббельс бурно зааплодировал. Аплодисменты были подхвачены фюрером и затем всеми остальными. Польщенный Дорнбергер с увлечением продолжал:

– …и таким образом, абсолютно недосягаема для авиации и зенитной артиллерии противника. Дальность полета «А-4» составляет 300 километров, что

позволяет запускать её с глубоких тыловых баз. Ракета снабжена сверхчувствительным взрывателем, поэтому разрыв происходит при соприкосновении с любой твердой поверхностью без углубления в землю. Вес боевого заряда – одна тонна. С большой уверенностью предполагаю, что «А-4» сможет заменить нам стратегические бомбардировщики.

Наградой конструктору стала еще одна порция аплодисментов. Геббельс, восторженный почитатель «нового оружия», тут же предложил переименовать «Ф-7» и «А-4» соответственно в «Фау-1» и «Фау-2», от слова «фергельтунгваффен» – «оружие возмездия». «Применяя цифровые индексы 1, 2, 3.4 и так далее, – важно разьяснял министр пропаганды, – мы даем немецкому народу сияющую надежду на наличие у нас еще более мощных и разрушительных модификаций ракет». Это предложение было немедленно принято.

Геринг огласил содержание подготовленной в его плановом ведомстве ракетной программы. В этом документе приводились весьма впечатляющие цифры. В четвертом квартале текущего года планировалось произвести 4 500 ракет «Фау-1» и 2 910 «Фау-2». В первом полугодии 1944 года самолеты-снаряды должны будут выпускаться перманентно возрастающими партиями – от 2 600 в январе до 5 000 в мае. В производстве «Фау-2» предполагалось достичь стабильного показателя 900 ракет ежемесячно. Что и говорить, фюрер был в восторге.

Несколько охлаждающе подействовал на разгоряченных предвкушением великого перелома сановников доклад министра вооружений. Он не разделял общих восторгов.

– На сегодня, – заявил Шпеер, – мы имеем только три ракетосборочных завода – в Пенемюнде, Винер-Нойштадте и Фридрихсгафене. Для столь амбициозной программы их мощностей совершенно не достаточно. Не говоря уже о том, что все эти предприятия находятся под постоянными ударами вражеской авиации. Так, 17 августа более пятисот английских бомбардировщиков произвели массированный налет на Пенемюнде. В результате завод и полигон вышли из строя на шесть недель. Все это заставляет признать, что противнику отлично известны наши планы

создания нового оружия.

Гитлер нахмурился. В самом деле, предателей и изменников развелось вокруг слишком много. Рейхсфюрер СС скромнейше потупил глаза. Заявление Шпеера он воспринял как возмутительный выпад против своей особы.

– Еще один момент, – далее разрушал иллюзии министр вооружений, – я подсчитал, что для производства 3 000 «Фау-1» в месяц требуется 300 тонн перекиси водорода, две тысячи тонн низкооктанового топлива и пять тысяч тонн взрывчатых веществ. Выпуск 900 «Фау-2» обойдется нам в тринадцать тысяч тонн жидкого кислорода, четыре тысячи тонн чистого спирта, две тысячи тонн метилового спирта, полторы тысячи тонн взрывчатки и 500 тонн перекиси водорода. Мой фюрер, я обязан задать вопрос: где мы возьмем все это без ущерба для текущих оборонных заказов?

Гитлер мгновенно вышел из себя. С течением времени его нервы все сильнее расшатывались и ему было очень трудно держать себя в руках.

– «А-4» может оказать решающее влияние на ход войны! – выпалил фюрер, молотя воздух рукой. – Ракетная программа должна быть выполнена во что бы то ни стало! Вы все сказали, господин министр?

– Нет, мой фюрер. Для налаживания серийного производства ракет необходимо привлечь 800 фирм, занимающихся изготовлением высокоточного оборудования. Я опасаюсь утечек информации, больших сложностей во взаимодействии и конкурентных разборок. Напоминаю, что, прежде чем производить ракеты, мы должны обеспечить безопасность предприятий. Все это придется создавать с нуля. Думаю, мы не уложимся в программу, предложенную Управлением четырехлетнего плана.

Глаза Гитлера полезли из орбит. Шпеер был его любимцем, но сейчас фюрер ненавидел его. Он хотел бы собственными руками расстрелять министра, осмелившегося вести открытый саботаж важнейшего государственного начинания.

В разговор неожиданно вступил Гиммлер. Он терпеливо ждал подходящего момента и таки дождался.

– Проблема обеспечения безопасности, – высокомерно сказал рейхсфюрер, – имеет простое решение. В моем штабе разработан план создания сети подземных заводов, на которых мы можем производить ракеты, не опасаясь ни авиации, ни диверсий…

Гиммлер выдержал многозначительную паузу:

– …ни тем более дезорганизующих конкурентных трений. Мой фюрер, я прошу вас поручить эту работу вашим верным СС.

Цангена, лоббировавшего «группу семи», и Шпеера, который сочувствовал концерну «И.Г. Фарбен», просто покоробило от змеиной хитрости рейхсфюрера. Итоговая цифра правительственных ассигнований уже была известна – почти два миллиарда марок! Но никто не проявлял настолько нахрапистого желания одним махом наложить лапу на эти деньги. Больше того, контроль над этой стратегической программой обеспечивал рост влияния на Гитлера, на всю государственную власть. Борман бросил в сторону Гиммлера испепеляющий взгляд.

Однако фюрер уже загорелся этой идеей. Подземные заводы! Действительно, как все просто! «Черный орден» построит их руками военнопленных. То есть расходы будут минимальными. Без всяких обсуждений Гитлер приказал утвердить проект рейхсфюрера СС.

Однако ракетный пирог для одного Гиммлера был слишком жирен. После совещания Борман напел фюреру. С другого направления эсэсовцев атаковал Шпеер, как только Гитлер отошел от гнева. Рейхсфюреру СС пришлось разделить добычу с «группой семи» и концерном Крауха. Но основная доля осталась в его руках.

Главное административно-хозяйственное управление СС выдвинуло из своих рядов нового могущественного олигарха. Ключевой фигурой честолюбивых замыслов Гиммлера и Поля стал начальник департамента «С» группенфюрер СС Ганс Каммлер. Среди черных мундиров он считался крупнейшим специалистом в строительном бизнесе. Личное поручение Гитлера разожгло в его душе непомерные амбиции.

В октябре 1943 года Каммлер сформировал «специальный штаб стратегического строительства». Гиммлер присвоил ему номенклатурный статус «особоуполномоченного рейхсфюрера СС». По мере усиления активности авиации союзников штаб Каммлера затягивал в проекты строительства подземных заводов все новые и новые звенья военно-промышленного комплекса. Изначально рейхсфюрер сохранил за СС линию производства «Фау-2». Теперь Каммлер, пользуясь проблемой воздушной войны, пробил подряды от концернов, которые занимались реактивными самолетами, «Фау-1» и комплектующими к ним. Конкуренты Гиммлера все более зависели от «штаба стратегического строительства».

Новое оружие приносило колоссальные барыши. Подтвердилось еще одно пророчество Шпеера о том, что в реальных условиях себестоимость ракет значительно превысит запланированную. К примеру, государственный контракт с фирмой «Миттельверке» гласил: «Производить 12 000 ракет «А-4» партиями по 900 единиц ежемесячно, осуществлять их окончательную сборку, включая внутреннее оборудование, боеголовку и упаковочный материал из расчета 40 000 рейхсмарок за одну готовую ракету». Однако фактическая стоимость первой тысячи «Фау-2», сошедших с конвейера завода в Нордхаузене, составила 100 тысяч марок за штуку. Последующие 5 000 ракет еще более подскочили в цене и обошлись бюджету в 133 тысячи марок. С учетом дополнительных ассигнований на строительство новых объектов инфраструктуры одна «Фау-2» тянула почти на триста тысяч.

Но отнюдь не постоянный рост себестоимости был главной проблемой нового оружия. К ужасу рейхсфюрера СС, оно оказалось малоэффективным. Мало того что ракеты не удалось ввести в действие до открытия второго фронта. Регулярные ракетные обстрелы Англии ничуть не повлияли на темпы продвижения союзных войск во Франции. Немецкая армия потерпела тяжелейшее поражение под Авраншем и стремительно отступала. На Востоке фронт вообще развалился – русские подходили к Варшаве и Будапешту. Катастрофа казалась неминуемой.

Рейхсфюрср окончательно пал духом. Его сумеречным состоянием пользовался Вальтер Шелленберг, склонявший своего начальника к совершению военного переворота и заключению компромиссного мира с западными державами.

– Решайтесь же! – подзуживал он рейхсфюрера. – Такой шанс история предоставляет человеку раз в тысячу лет! Немного решительности – и вы будете править Германией до конца жизни. Вы избавите народ от великих бедствий, страну – от угрозы порабощения большевиками.

– А как же партия и фюрер? – вздыхал Гиммлер.

– К черту партию, на хрен фюрера! – горячился Шелленберг. – Фюрер давно выжил из ума. Поражение в войне неминуемо. Чего еще ждать?

– Но наше новое оружие…

– Господи помилуй! – возопил начальник внешней разведки. – Это же еще один идиотский миф!

– Не богохульствуйте, – строго сказал рейхсфюрер.

– Мы сыплем на Англию тонны ракетных снарядов, но это совершенно не мешает союзной авиации стирать с лица земли наши города…

Шелленберг подсовывал Гиммлеру липовые гороскопы, которые специально составлял пользовавшийся неограниченным доверием рейхсфюрера молодой «кудесник» Вольф. В гороскопах говорилось, что звезды и планеты счастливо сочетаются для Генриха Гиммлера и его ждет великое будущее. Примерно таким же образом его обрабатывал вошедший в конфиденцию с Шелленбергом Феликс Керстен, который состоял при рейхсфюрере в качестве личного врача около десяти лет. Когда же Гиммлер почти решился, насмешница-судьба в очередной раз подставила ему ногу, но забыла подстелить соломку.

Радиодиктор Ганс Фриче, немецкий Левитан, первый раз в жизни так долго собирался с духом для передачи важною правительственного сообщения. Не моргнув глазом он мог объявить о разгроме германской армии под Сталинградом, о капитуляции Италии или призвать народ к роковой войне на два фронта. Но в данный момент его бил мандраж. Находившийся в студии статс-секретарь министерства пропаганды доктор Науман понимающе похлопал диктора по плечу и налил ему стакан воды.

Наконец, Фриче приступил к работе. «Сегодня, 20 июля 1944 года, на нашего фюрера Адольфа Гитлера было совершено покушение. От бомбы, взорвавшейся в его кабинете, получили ранения различной тяжести фельдмаршал Кейтель, генералы Йодль, Боденшанц, Кортен, Хойзингер, Шерфф – всего более полутора десятков руководителей вооруженных сил. Фюрер нисколько не пострадал, если не считать незначительных ушибов и ожогов. Он тут же возобновил работу и не отменил приема, назначенного дуче. После чего фюрера посетил рейхсмаршал. Обстоятельства

этого беспрецедентного террористического акта расследуются».

Около восьми часов вечера вполне оправившийся Гитлер выступил с радиообращением к нации. Вся страна, затаив дыхание, слушала его обличительную речь: «Дорогие немецкие соплеменники и соплеменницы! Я уж и не припомню, сколько раз на меня готовились и совершались покушения. Сегодня меня заставили обратиться к вам два главных соображения. Во-первых, я хочу, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что сам я жив и невредим. Во-вторых, я имею возможность раскрыть перед вами это преступление, невиданное в немецкой истории. Ничтожная кучка честолюбивых, бессовестных и преступно недальновидных офицеров вступила в заговор с целью устранить меня. Бомба, подложенная полковником графом Штауффенбергом, взорвалась от меня всего в двух метрах. Стоявшие рядом генералы были убиты или ранены, но я остался цел, не считая нескольких пустячных царапин и ожогов. В этом видно предопределение судьбы, воля Провидения, подтверждение той великой миссии, которую оно на меня возложило. Террористы готовились нанести нам удар кинжалом в спину, как в 1918 году! Эту ничтожную, жалкую клику оголтелых преступников мы истребим с корнем! Приказываю, чтобы с этой минуты ни одно лицо на гражданской службе не выполняло распоряжений заговорщиков, чтобы ни одно военное учреждение, ни один командир, ни один солдат не подчинялись пособникам террористов… Я вижу перст судьбы в том, что мне дано завершить дело всей моей жизни, и я его завершу!»

Однако с «жалкой кликой» было все не так просто. Гитлер понимал, что имеет дело с обширным заговором, следы которого вели от командующих фронтовыми группами армий до Генерального штаба и ОКВ. Пришло время второй «ночи длинных ножей». В Германии был только один человек, способный выполнить такую работу.

События 20 июля позволили рейхсфюреру СС сделать резкий рывок к высшей власти. Гитлер наделил его чрезвычайными полномочиями. Спецслужбы мгновенно сбросили оковы партийного контроля, и Борман ничего не мог с этим поделать. На полную мощь заработала машина чрезвычайных эсэсовских трибуналов. По всей стране оперативные команды СД и гестапо хватали генералов, офицеров, даже простых солдат. Небывалое смятение охватило деловой мир, так как фюрер не без оснований подозревал кое-кого из олигархов в причастности к заговору. В казну «Черного ордена» потекли потоки золота. Промышленники выкупали свою жизнь через заключение выгодных рейхсфюреру контрактов. Главное административно-хозяйственное управление СС в те июльские дни 1944 года стало центром коммерческой деятельности в рейхе.

Вовлеченные в заговор генералы и офицеры откупиться не могли. Доблестный полковник Штауффенберг, кавалер всех высших наград рейха, встал под расстрел с возгласом: «Да здравствует свободная Германия!» Были арестованы и повешены прославленные генералы Гепнер, Ольбрихт, Гальдер, Бек, Гаммарштейн. Командующий немецкими войсками во Франции генерал-полковник Штюльпнагель, командующий группой армий «А» фельдмаршал Клюге и командующий группой армий «Б» фельдмаршал Роммель предпочли самоубийство застенкам гестапо. Всего же чистка охватила 7 тысяч армейских офицеров, 4 тысячи из которых были казнены.

Гиммлер напрасно думал, что его черные рыцари перед фюрером чисты. Шеф гестапо смущенно доложил, что активным участником заговора являлся начальник V Управления РСХА группенфюрер СС Артур Небе. «Повесить его!» – скомандовал взбешенный Гиммлер. Под шумок великой чистки госбезопасность проглотила военную разведку. Канарис и все начальники отделов абвера тоже пошли под нож. Власть рейхсфюрера СС росла как на дрожжах.

Шелленберг совершенно напрасно пытался уговорить Гиммлера умерить пыл и подумать о будущем. Рейхсфюрер ничего не видел и не слышал, поглощенный лихорадочным расширением своей власти. Когда благодарный Гитлер назначил его командующим резервной армией, «черный Генрих» вообще ощутил себя на недосягаемой высоте. В самом деле, что ему отныне партия и Борман? Помимо сверхмощного аппарата спецслужб, нового оружия, 38 дивизий Ваффен СС рейхсфюрер контролировал почти три миллиона резервистов, поставленных под ружье указом «О тотальной войне». Продуманная схема кабальных соглашений Каммлера с баронами ВПК позволяла «Черному ордену» накапливать собственные запасы вооружения и не зависеть при этом ни от партии, ни от армии. Гиммлер всерьез считал, что может захватить власть в стране в любой необходимый момент. И, если понадобится, выдержать вооруженное единоборство с армейскими генералами.

Уверенность в будущем рейхсфюрер СС основывал на секретном проекте «А-9». На полигоне проходили испытания новой сверхмощной баллистической ракеты, которая имела дальность 4 100 километров и могла нести трехтонный боевой заряд, способный превратить в воронку целый квартал Лондона. Создавались вполне реальные возможности ударов по русским промышленным объектам на Урале. Кроме того, Дорнбергер придумал отдельную схему пусков ракет с бортов подводных лодок, и в РСХА уже полным ходом шла работа над операцией «Эльстер», целью которой являлось обеспечение ракетных обстрелов мегаполисов на Восточном побережье США. Еще не все потеряно! Гиммлер вновь уверовал в «новое оружие». Ни Шелленберг, ни Крестен, ни Вольф не могли излечить его от этого когнитивного диссонанса.

Мартин Борман метался, как тигр в клетке. Ему мерещился эсэсовский переворот, заточение фюрера в сумасшедший дом и страшная резня партийных кадров. Гиммлер, с ног до головы заляпанный кровью немецких офицеров, не остановится перед подготовкой собственного заговора! Тем более что рейхсляйтер располагал некоторыми сведениями о тайных переговорах ряда высших чинов СС с западными державами. Выход был только один – как можно скорее нанести упреждающий удар.

В ноябре 1944 года Борман нашел нужное решение. Он определил слабое место рейхсфюрера СС – жажду военной славы. Гиммлер мечтает о лаврах великого полководца? Пусть получит свой лавровый венок. Это именно то, что нужно.

Интрига была разыграна, как по нотам. Борман сделал намек фюреру. Гитлер предложил Гиммлеру должность командующего Саарским фронтом. Рейхсфюрер СС пришел в мальчишеский восторг и, бросив все, отправился за славой. Когда началась наступательная операция в Арденнах, фронт Гиммлера наносил вспомогательный удар. Войскам под его командованием удалось прорвать оборону американцев и затем отступить на прежние позиции без особых потерь.

В отсутствие рейхсфюрера врожденные пороки «Черного ордена» полезли наружу. Начальники главных управлений яростно разругались между собой, от чего партия выиграла время для передышки и приведения в порядок своих потрепанных рядов. Увлекшись игрой в войну, Гиммлер плотно завяз в делах фронтов. В решающий момент Борман отвлек его от участия в берлинских интригах.

Глава 12 ЗОЛОТО ПАРТИИ

Последние дни февраля 1945 года. Генрих Гиммлер забился в щель на своем командном пункте в Хоэнлихене. Немного порулив северным участком Восточного фронта, он скрылся с глаз в номенклатурном эсэсовском госпитале. Здесь закосивший рейхсфюрер получил приказ из ставки Гитлера: «Срочно подготовьте лечебницы, находящиеся в ведении отдела Т4, для приема большой группы пациентов». Адъютант объяснил, что речь идет о немецких солдатах и офицерах, которых ввиду полной деморализации решено распихать по психушкам. Все они находятся в шоковом состоянии после прорыва с Земландского полуострова по морскому льду.

Тысячи солдат были погребены на дне залива огнем русской авиации и артиллерии. Оставшихся в живых мучает бессонница. Потрясенные люди требуют, умоляют защитить их от воздушных налетов. Кричат, что им холодно. Забываясь короткой дремой, больные вновь видят во сне красный от крови лед, вихрь ледяной соленой воды и слышат вой, страшный, нечеловеческий, тысячеголосый вой поглощаемых взбесившимся морем людей.

Безумие. Всюду безумие. Вся Германия корчится в предсмертных судорогах.

Рейхсфюрер тоже не может спать. Его мучают кошмары. Перед глазами встают груды кровавых тел расстрелянных людей; людей, умирающих в лагерях, сгорающих в печах, задушенных газом. И золото, горы золотых слитков, которые были выплавлены из эубных коронок миллионов убиенных. Но с наступлением утра Гиммлер берет себя в руки. Принимает порошки от нервов. Старается избегать фронтовых сводок. И ждет чуда.

Пока рейхсфюрер СС самоустранялся от дел, военные и партия сравняли счет. Новому начальнику Генерального штаба Гудериану удалось убедить Гитлера сменить эсэсовское командование на Восточном фронте. Неутомимо интригующий Борман добился снятия рейхсфюрера СС с поста командующего стратегическим резервом. Гиммлера все это мало беспокоило. По крайней мере, теперь у него развязаны руки. Можно основательно подумать о том, как избавить свою шею от петли.

Появление в Хоэнлихене оберштурмбаннфюрера СС Курта Бехера вывело Гиммлера из состояния летаргического оцепенения. Этот Бехер был начальником службы тыла группы войск СС в Венгрии и помимо прямых служебных выполнял кое-какие конфиденциальные обязанности в интересах рейхсфюрера. Он неплохо пожил в Будапеште. И хотя в связи с изменением обстановки на фронтах его шикарная столичная квартира сгорела, склады войскового имущества были разнесены в пух и прах вместе с войсками, а подчиненные разбежались, Бехер отнюдь не утратил оптимизма. Как прежде, его голову переполняли различные коммерческие планы.

С Гиммлером оберштурмбаннфюрера связывала крупная афера, удачно провернутая в мае 1944 года. Тогда Бехер еще жил на широкую ногу в Будапеште, водил знакомства с известными деловыми людьми. Так случилось, что один из его партнеров по бизнесу, банкир Франц Хорин, обратился к нему с просьбой избавить от отправки в Освенцим семью крупного венгерского промышленника-еврея Вейсса. В то время в стране орудовала команда Айхмана, сгоняя всех евреев в гетто и отправляя оттуда эшелонами в лагеря уничтожения. Руководители местного сионисткого комитета «Ваада» решили спасти часть приговоренных за взятку и выбрали Хорина в качестве посредника для переговоров с эсэсовским начальством.

Оберштурмбаннфюрер Бехер сразу оценил открывшиеся перед ним перспективы. И выдвинул встречное условие – 55 процентов акций концерна Вейсса. Взамен он гарантировал выезд в Португалию 48 членам семьи и родственникам еврейского промышленника, выплату им солидной компенсации и защиту от людей Айхмана. Договор был подписан 17 мая 1944 года. Бехер честно выполнил все условия сделки.

Мгновенно у него возникли проблемы с оберштурмбаннфюрером Айхманом. Всех богатых евреев тот знал поименно и, естественно, приберегал для себя. Начались разборки. Айхман требовал долю, угрожая «санкциями» со стороны своего покровителя Кальтенбруннера. Бехеру не оставалось ничего другого, как стать под крышу рейхсфюрера. Гиммлер в те дни искал выход на околоправительственные круги западных держав, и международные еврейские организации представлялись ему подходящими посредниками. Бехера можно было использовать в качестве

связного. Поэтому рейхсфюрер с пониманием отнесся к его проблемам и одернул Айхмана. Одновременно в руки Гиммлера перешел солидный пакет акций вейссовского концерна. Это был первый случай участия рейхсфюрера СС в теневой коммерции.

Теперь Бехер привез новые, еще более выгодные предложения. Особенно заинтересовало рейхсфюрера одно из них, сделанное от имени еврейско-американской благотворительной организации «Американский объединенный распределительный комитет». Помнится, Шелленберг упоминал это название, когда обсуждал с ним различные варианты налаживания переговоров. Представители комитета предлагали крупный выкуп за пятьсот венгерских евреев, Рейхсфюрер СС приказал Бехеру передать американцам, что в дальнейшем он готов освободить еврейских заключенных из концлагерей и наложить запрет на массовые убийства. Причем без всякой мзды. Гиммлер больше не думал о деньгах. Он отчаянно цеплялся за малейший шанс сохранить свою жизнь.

Однако фюрер требовал прямо противоположного. Он нагрузил Гиммлера новой работой – срочно сформировать несколько дивизий СС и заткнуть ими зияющие дыры на Восточном фронте. Кроме того, Борман нагнал на рейхсфюрера изрядного страху своим предупреждением о том, что в Главном штабе СС появились предатели, ведущие за спиной своего начальника сепаратные переговоры с врагом. Самообладание Гиммлера едва не дало трещину. Борман ничего не забывал! При малейшей неосторожности рейхсфюрера он мог запросто сожрать его. Никакие русские, никакие американцы не были для Бормана препятствием в его честолюбивых планах.

Весна 1945 года проходила для Гиммлера в состоянии адской внутренней раздвоенности. Зная, что все кончено, он продолжал гнать на фронт сформированные на скорую руку эсэсовские части, В своих публичных выступлениях рейхсфюрер СС призывал сражаться до последней капли крови. Борман внимательно следил за каждым его шагом, не позволяя выскользнуть из смертельной ловушки. Гиммлер окончательно запутался в собственном лицемерии. Одна его рука вроде бы протягивалась Западу, другая в это же время отдавала нацистское приветствие. Шелленберг никак не мог окончательно повернуть рейхсфюрера в нужную сторону.

20 апреля 1945 года Гиммлер в последний раз видел фюрера. Состоявшийся в тот день прием в честь дня рождения диктатора более походил на встречу живых мертвецов в саркофаге. Гитлер выглядел ужасно, согнутый неизлечимой болезнью. На лицах высших руководителей умиравшей империи лежала зловещая тень. В ушах стоял гул, так как над подземным убежищем фюрера непрерывно падали снаряды. Все хорошо понимали, что спасения нет, но скованные по рукам и ногам партийной дисциплиной желали Гитлеру долгих лет жизни.

Даже не выпив бокала шампанского, Гиммлер сломя голову помчался в Шенау. Там его ждала испуганная Гедвига с двумя детьми. Рейхсфюрер передал своей так и не состоявшейся второй жене паспорт на чужое имя и толстую пачку долларов.

– Генрих, неужели ты не смог достать для нас машину?

Гиммлер посмотрел на Гедвигу, как на сумасшедшую.

– Какую машину?! Разве ты не видишь, что делается? Нельзя терять ни минуты – русские уже в Арнсвальде. Иди на вокзал и попробуй сесть на поезд.

– Ты не поедешь с нами?

– В данной ситуации ддя тебя лучше быть незаметной. Ты меня понимаешь? Будь как все. Смешайся с колоннами беженцев. Я попытаюсь что-нибудь сделать.

Гедвига с отчетливой злой иронией спросила:

– Например, что?

– Ты только не волнуйся, – скороговоркой произнес Гиммлер, – у нас есть средства. Я кое-что припрятал в швейцарских банках. В эти последние дни выдержка – наше главное спасение.

– Я ничего не понимаю! О чем ты? Почему ты мне не сказал, что у тебя есть деньги?

– Гедвига, прошу тебя! У меня нет времени.

Рейхсфюрер наскоро перецеловал детей, обнял свою верную подругу и укатил на служебной машине куда-то в сторону Гамбурга. В Берлине никто больше его не видел.

Обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер прямо из-за праздничного стола в бункере Гитлера направился на аэродром, сел в служебный самолет и вылетел в Мюнхен. Оттуда сам себя освободивший от обязанностей шеф РСХА рванул в горные районы Оберзальцберга. Окруженный Берлин навсегда остался позади, и Кальтенбруннер мог вздохнуть с облегчением. Его ждала безбедная жизнь под чужим именем в какой-нибудь далекой латиноамериканской стране.

Небольшой курортный городок Альт-Аусзее, где пока остановился обергруппенфюрер, в апреле 1945 года стал своеобразным клубом свергнутых нацистских диктаторов. Одним из первых здесь появился экс-фюрер Железной гвардии Хория Сима. Затем нелегкая принесла лидера хорватских сепаратистов Анте Павелича, бывшего президента «независимой» Словакии Тиссо, Ванчо Михайлова, лидера македонских «национал-революционеров», бывшего главу марионеточного венгерского правительства Салаши и прочих не менее одиозных товарищей по общей борьбе. Интересно, что всех этих в высшей степени практичных людей привел в Альт-Аусзее миф об Альпийском редуте.

История с редутом началась с докладной записки гауляйтера Тироля Франца Хоффера, поданной на имя фюрера в октябре 1944 года. Гауляйтер предлагал соорудить в Австрийских Альпах мощный укрепленный район, который можно было бы удерживать очень долгое время. Местоположение Альт-Аусзее в качестве командного пункта для ведения боевых действий в горах создавало впечатление неприступной крепости. Городок находился в узкой долине между Дахштайном – горным пиком высотой более трех тысяч метров, и поясом Мертвых гор и был отлично укрыт от ударов с воздуха. Шедшие к нему две дороги могли быть выведены из строя на длительный период искусственными завалами или взрывами. В правящих кругах рейха ходили упорные слухи о том, что Гитлер якобы собирался покинуть Берлин и засесть в Альпах вместе с сохранившей стопроцентную боеспособность 6-й танковой армией СС, которой командовал неизменно верный диктатору оберстгруппенфюрер Зепп Дитрих. Он умел заставить своих солдат драться насмерть.

О планах сооружения Альпийского редута стало известно английской разведке, и союзники не на шутку встревожились. Излишне говорить о том, что «друзья немецкого народа» с готовностью уверовали в этот миф. Они отовсюду съезжались в Альт-Аусзее. Причем не с пустыми руками. Каждый балканский фюрер имел при себе огромное количество золота, валюты и ценного антиквариата.

Беглые гауляйтеры и эсэсовские фюреры тоже трудились не покладая рук. Специальные самолеты и колонны грузовиков везли в Альт-Аусзее золото партии. Контейнеры с художественными ценностями укрывались в соляных копях, заброшенных шахтах, даже на дне горных озер. На две-три недели маленький альпийский городок превратился в сверхпривлекательную офшорную зону.

Однако разочарование свергнутых правителей было велико. С чувством неподдельной горечи они осознали, что никакого Альпийского редута не существует. Уполномоченный СС по сооружению укреп-района Отто Скорцени целыми днями валялся пьяный в своем гостиничном номере. Местный гауляйтер Айгрубер, парень простой, просиживал штаны по трактирам и дулся в карты с совершенно разболтавшимися солдатами. О танкистах Зеппа Дитриха не было ни слуху ни духу. Зато американцы, англичане и русские стремительно приближались.

29 апреля бывшие властелины Европы в последний раз собрались вместе для экстренного совещания. Председательствовал Кальтенбруннер. Без лишней патетики он обрисовал ситуацию и предложил товарищам спасаться кто как может. Впрочем, все и так было ясно, без слов. Каждый из них имел заранее проработанный план бегства.

Первым из Альт-Аусзее исчез «национал-революционер» Михайлов. От немецких друзей ему не требовались какие-либо консультации. Лидер македонских террористов был опытным конспиратором, всегда имел при себе набор фальшивых документов, а деньги держал на секретных банковских счетах. Вместе с ним удачно скрылась его экстравагантная супруга Дана, прославившаяся собственноручно совершенным в 1934 году убийством некоего болгарского политика. Она застрелила его на глазах тысяч людей прямо в ложе Венской государственной оперы.

Несколько сложнее было Павеличу и Симе. Они прибыли в Альт-Аусзее с большими группами своих людей и изрядным количеством «тяжестей». Но оба не растерялись. Самые нетранспортабельные ценности они зарыли в лесных тайниках. Их организации вполне сохраняли свою управляемость, и в течение полутора недель основная часть сокровищ была переброшена в нейтральную Швейцарию. После чего Павелич с семьей направился на территорию Австрии и совершенно спокойно получил у одного предприимчивого бригадного генерала армии США разрешение на пребывание в городе Хинтерзее. Где и обосновался прочно, ожидая начала войны большевиков с демократами.

Хория Сима поступил иначе. На немецком самолете без опознавательных знаков он добрался до Испании, где его встретил старый знакомый Франко. Часть золота железногвардейцев перешла в карман испанского диктатора. После чего тот честно отвечал на вопросы англичан и американцев, что Симы в Испании нет. Да и высокий гость не обременил хлебосольного хозяина своим долгим присутствием, скрывшись где-то в Латинской Америке.

Аналогичным образом действовали немецкие друзья. Громоздкие картины, статуи, побрякушки они прятали в землю. Золото и валюту увозили с собой.

Между Испанией и Латинской Америкой был налажен настоящий воздушный мост, по которому отбывали в бессрочную эмиграцию нацистские бонзы. С чувством глубокого удовлетворения они читали в газетах сообщения о том, что швейцарские банкиры категорически отказали требованию международной следственной комиссии открыть свои сейфы и выдать нацистское золото. Рейх канул в Лету, но жизнь продолжалась.

Когда Альт-Аусзее практически опустел, под защиту мощных стен Альпийского редута внезапно прибыл оберштурмбаннфюрер СС Адольф Айхман. Он бежал из Праги с бандой своих палачей – Вислицени, Новаком, Фишером и всеми прочими. Айхман был еще одной жертвой пропагандистского мифа о редуте. Поэтому приехал сюда не только сам, но и пригнал целую автоколонну с прихваченным в столице протектората еврейским золотом.

Кальтенбруннер, заканчивавший последние приготовления к бегству, был неприятно удивлен при виде человека, которого союзники считали одним из главных военных преступников. Отдав честь, Айхман заявил, что готов сражаться до последнего патрона.

– Откуда вы здесь взялись? – недовольно спросил бывший шеф РСХА.

– В соответствии с указанием фюрера, – стал сбивчиво объяснять Айхман, – для ведения партизанской войны в горах.

– Как обстановка в протекторате?

– В Праге восстание, армейская группа Шернера окружена… Фронта нет. Мы были последними, кому удалось прорваться к своим.

– А здесь вы зачем? – повторил свой вопрос Кальтенбруннер.

Айхман в замешательстве произнес:

– Команда отдела депортаций Четвертого управления. Моторизованная и хорошо вооруженная. Ждем ваших указаний, обергруппенфюрер.

– Вы собираетесь вести здесь партизанскую войну?

– Если прикажете, обергруппенфюрер.

– Так. А вы знаете, что союзники объявили вас в международный розыск? Вас всюду ищут и уже намылили петлю для вашей шеи!

Айхман вымученно сказал:

– Да я не слепой, сам вижу, что здесь тоже все бегут.

– Вот и вы бегите! – закричал Кальтенбруннер. – Убирайтесь отсюда к черту! Возьмите золота сколько сможете унести и немедленно скройтесь. Другого приказа у меня для вас нет.

– Благодарю вас, обергруппенфюрер.

Бросив на бывшего покровителя полный отчаяния взгляд, Айхман побежал к своим грузовикам. Вскоре из кузовов на землю полетело оружие, ящики с боеприпасами и снаряжением. Каратели срывали петлицы и погоны со своих мундиров. Краем глаза Айхман заметил, как из гостиницы вышел переодетый в штатское Кальтенбруннер. К нему рысцой подбежал гауляйтер, что-то кричавший о скором прибытии в город груза секретной документации. Обергруппенфюрер досадливо отмахивался.

– Входы в шахты уже заминированы, – говорил Айгрубер, – я прикажу их взорвать!

– Вы с ума сошли, – рявкнул Кальтенбруннер, – я вам запрещаю, слышите?

– Но ценное государственное имущество может попасть в руки большевиков!

– Никаких большевиков здесь не будет! Немедленно прекратите панику. Я сам отдам приказ, как только вернусь.

Оттолкнув растерянного чиновника, Кальтенбруннер спешно зашагал в направлении Дахштайна. «Как же, вернется он», – пробурчал ему вслед гауляйтер.

Айхман энергично подгонял своих людей. Выбросив из машин все лишнее, они успели как раз вовремя покинуть Альт-Аусзее. Всего пятнадцать минут спустя к городу подошли передовые части 3-й американской пехотной дивизии.

Отряд Айхмана забрался высоко в горы. Далее дорога была непроходима. Оберштурмбаннфюрер распорядился выгрузить из машин все золото и надежно укрыть его среди скал. Затем он роздал подчиненным карты с точным указанием места тайника. Эсэсовцы выпили крепкой водки на дорожку и разошлись в разные стороны. Почти все они благополучно проскользнули через кордоны союзных войск.

Мартин Борман все еще находился на боевом посту. Чудом уцелевший в бункере календарь показывал 1 мая 1945 года. Больше десяти часов прошло с момента, когда от фюрера остался только пепел. Однако жестокие бои на улицах Берлина все еще продолжались.

Рядом с рейхсляйтером был доктор Геббельс. Его лицо сильно осунулось и напоминало посмертную маску египетской мумии. Но телесная немощь не мешала министру пропаганды яростно спорить с полнокровным Борманом. Все это происходило на глазах изумленных генералов.

Разумеется, спор между двумя чиновниками возник из-за власти. В своем завещании фюрер недостаточно четко разграничил их полномочия. Понятно, что ни один не желал уступить другому. И хотя на 12 часов дня 1 мая территорию рейха составляли несколько полностью разрушенных городских кварталов, а линия фронта проходила в семистах метрах от фюрербункера, Геббельс и Борман продолжали, забыв обо всем, разбираться друг с другом.

Нет, они вовсе не свихнулись. Напротив, у них были большие планы. Изобретательный Геббельс надумал добиться от русских перемирия хотя бы на 36 часов. Этого, мол, хватит для вмешательства западных союзников. Берлин запросто может стать яблоком раздора большевиков и плутократов. Вот тут-то обитатели фюрербункера и получат шанс для маневра. Поэтому еще утром к русским отправили в качестве переговорщика генерала Кребса.

Борман признал, что план недурен. Но вместе с надеждой в нем проснулось честолюбие. Как только он предложил Геббельсу поделить портфели будущего правительства, сразу началась ругань. Оба настолько увлеклись, что не обращали внимания на тревожные доклады коменданта Берлина генерала Вейдлинга.

Пока судили-рядили, с командного пункта маршала Жукова вернулся Кребс. Он сообщил, что русские требуют полной, безоговорочной капитуляции. Трюк с перемирием провалился.

Геббельс долго молчал. Немного придя в себя, он заявил о своем твердом решении уйти из этой жизни вслед за фюрером. Борману стало ясно, что в бункере больше нечего делать. Он вызвал командира батальона охраны и приказал готовиться к прорыву. Рейхсляйтер заблаговременно отправил жену в Португалию. Сначала в Лиссабон, а потом дальше, дальше, дальше…

Прослышав о предстоящем «отъезде» Бормана, командующий гарнизоном стал открыто обсуждать с офицерами условия сдачи в плен. Так как на улицах еще гремели бои, Вейдлинг позвонил на КП дивизий СС «Нордланд» и «Шарлеманъ», с бранью требуя от фанатично дравшихся эсэсовцев прекратить огонь.

– Вы бы хоть при мне постеснялись, генерал, – одернул его Борман. Комендант ничего не ответил, но все же отошел от телефона.

В это время адъютант доложил, что батальон охраны готов к бою. Борман прошел наверх.

Во дворе Имперской канцелярии падали снаряды и свистели осколки. Тем не менее 400 солдат стояли в шеренгах не шелохнувшись. Борман всмотрелся в их лица. Вот они, личные телохранители фюрера. Красавцы, не ниже метра восьмидесяти пяти. Лучшие из лучших. В их глазах читалась готовность выполнить любой приказ.

Командовавший эсэсовцами молоденький штурмбаннфюрер вскинул руку и зычно отрапортовал; «Господин рейхсляйтер…» Борман невольно закрыл глаза. Здесь ничего не изменилось. Будто за плечами не было бесповоротно проигранной войны. Да, на этих парней можно положиться. Партайгеноссе Гимлер, хоть и болван, но его Ваффен СС – это чудо.

Борману представили командира танковой группы – гауптштурмфюрера с черной повязкой на иссеченном шрамами лице. Он коротко объяснил план прорыва:

– Направление – северо-западный сектор. Здесь обороняются только части фольксштурма, и русские не ждут отсюда сильного удара. Против нас 52-я пехотная дивизия генерала Козина. Главное – быстро пройти средний оборонительный пояс и вырваться в предместья. Там русских войск почти нет. В целях сокращения потерь начнем ночью. Ориентировочно в ноль-тридцать.

– Не забудьте погрузить в танк мой архив, – напомнил Борман.

В ночь на 2 мая боевая группа в составе 20 «Тигров» и 400 эсэсовцев пошла на прорыв от здания Имперской канцелярии. Борман сидел в командирском танке, задыхаясь от вони пороховых газов. За броней бушевал огненный ад. Совсем избежать потерь не удалось: свет пожаров помогал русской противотанковой артиллерии. Несколько растерзанных «Тигров» остались догорать на площади. Но основная часть достигла поворота на Беллевюштрассе и скрылась за развалинами.

После получасовой бешеной гонки гауптштурмфюрер приказал остановиться. Оскалив зубы, он повернулся к оглушенному Борману и сорванным голосом прохрипел:

– Кажется, прорвались.

– Откройте люк, – потребовал тот.

– Осторожно, господин рейхсляйтер. Здесь могут быть русские снайперы.

Но Борману хотелось глотнуть свежего воздуха. Внутри танка он чувствовал себя, как в поставленной на огонь кастрюле. Гауптштурмфюрер полез за ним.

Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись мертвые, безликие развалины. Стены домов были изъедены язвами пулевых и осколочных дыр. «Тигры» глухо урчали моторами, распространяя тяжелый запах дизельных выхлопов. Гауптштурмфюрер сосчитал свои танки и выругался.

– Почему встали? – спросил Борман. Танкист махнул рукой:

– Надо сориентироваться. Но я тут ни черта не узнаю. И спросить не у кого, что за улица.

На его почерневшем от пороховой копоти лице появилось тревожное выражение:

– Сейчас отправлю разведку. Идти с завязанными глазами нельзя.

– Хорошо, только быстрее! – Тревога офицера передалась и Борману.

Четыре «Тигра» растворились в плотном ночном мраке. Рейхсляйтер бросил взгляд на часы: двадцать минут второго. Рассвет примерно в пять, так что время еще есть. Он вынул из кармана своего кожаного плаща фляжку с коньяком. С удовольствием глотнул и передал офицеру. В этот момент послышался приближающийся лязг танковых гусениц.

Первый снаряд разорвался где-то в развалинах. Гауптштурмфюрер с руганью нырнул в люк. Грузный Борман был не так проворен. Следующий снаряд, вскользь прошедший по башне командирского «Тигра», стал для него роковым. Вихрь крупных осколков превратил верхнюю часть тела рейхсляйтера в сплошную стружку. Офицер спешно вытолкнул труп из люка. Тело Бормана осталось лежать на какой-то безвестной берлинской улице. Зато его смертъ на многие годы превратилась в миф.

Легче всех соскочили с тонущего имперского корабля капитаны германской промышленности. Они были совершенно спокойны за свое будущее. Американская авиация превращала в пыль целые города. Но заводы крупных концернов таинственным образом оказывались почти нетронутыми. Возможно, этот удивительный факт отчасти объяснялся желанием заокеанских партнеров Крауха или Флика сохранить свои инвестиции.

На Нюрнбергском процессе партийных чиновников и фюреров СС пачками приговаривали к смертной казни либо крупным срокам заключения. Не удалось выкрутиться даже Освальду Полю, который утверждал, что был всего лишь предпринимателем в черном мундире. Так сказать, жертвой системы. Все равно его повесили.

Однако с членами «семьи Круппа», а также их конкурентами из других олигархических кланов судьи обошлись вполне лояльно. Скажем, когда слушалось дело концерна «И.Г.», защитниками Крауха выступали представители правлений всемогущих корпораций «Дюпон» и «Стандард Ойл». Понятно, что никого из крупных предпринимателей даже не посадили. К 1948 году, после полуторагодичной нюрнбергской волокиты, они дружно вышли на свободу и снова занялись бизнесом. Их золото, их валютные активы, награбленные с благословения Адольфа Гитлера, стали одной из главных составляющих плана Маршалла и плана Эрхарда. Деньги не пахнут, и они должны делать деньги!

Все эти люди включились в процесс конверсии, заняли подобающие места в элите нового, демократического общества. Все они единогласно осудили тоталитаризм. Золото партии не пропало даром. Оно находилось в надежных руках.

Эпилог

Есть такая замечательная поговорка: «Политика – это искусство выдавать желаемое за действительное». Адольф Гитлер, Йозеф Геббельс, Вернер Науман были блестящими пропагандистами, в совершенстве владевшими этим искусством. Они по праву могут считаться основателями современного политического PR. Они были первыми, кто поставил на службу политике «субъективную информационную реальность», задолго до открытия и научного описания этого термина. Отнюдь не террор и не тоталитарная система являлись фундаментом национал-социалистической диктатуры. Абсолютная власть Гитлера над массами объяснима только исключительно профессиональным владением информационным оружием. Именно поэтому фигура нацистского фюрера вызывает до сих пор неостывающий интерес специалистов и ученых.

Обаяние нацизма никуда не исчезло. Многие десятилетия спустя культовые образы национал-социалистической пропаганды прочно сохраняют власть над умами наших современников по всему миру. В самых демократических западных странах в число фаворитов избирательных кампаний попадают явные последователи Адольфа Гитлера. Президенты бывших советских республик, наиболее пострадавших от фашистского нашествия в годы войны, дают восторженные отзывы о фюрере Третьего рейха и уверенно применяют его методы в своей политической деятельности. Да и многие из нас, донельзя утомленные бесконечным мельканием на экранах всяких там братанов, «голубых», наркоманов, маньяков, совсем иначе воспринимают Германию времен правления Гитлера.

Приходилось ли вам смотреть фильм «Триумф воли»? Он действительно завораживает. Нельзя не восхищаться лихостью и выправкой идущих торжественным маршем гренадеров лейбштандарта. Нельзя без невольного холодка по спине наблюдать за полуночным ритуалом принятия присяги у Фельдхернхалле. Отдадим должное фюреру: немало его идей попало в программы нынешних западных и российских политиков, именующих себя демократами. Депортации нелегальных мигрантов и строительство автобанов, физическое воспитание молодежи и борьба с наркоманией, наведение порядка и эвтаназия… Наследие доктора Геббельса нашло себе богатое практическое применение в современных технологиях массовой рекламы. Как некогда в Третьем рейхе СМИ лепили из человека «идеального арийца», так и сейчас массмедиа в унисон с неувядающими геббельсовскими принципами «простота, повторение, образность» лепят из окружающих «идеальных потребителей». Меняются только термины.

Был ли Гитлер великим реформатором? Отчего же нет! Взять хотя бы проблему демографического кризиса, над которой безуспешно бьются демократы всего мира. Так вот фюрер решил эту проблему за три года. Вспомним, что демографическая ситуация в Веймарской республике мало чем отличалась от современной российской или американской. Но в течение 1933-1936 гг. Гитлер предпринял комплекс не особенно сложных мер и кризис был остановлен. Спад рождаемости прекратился, семьи стали прочнее, семейные ценности образовали каркас общества. Это неоспоримый исторический факт.

Однако Гитлер был неизлечимо болен. А имя этой болезни – гордыня. Первоначальные успехи разожгли в нем дьявольское честолюбие. Фюрер вознамерился изменить природу человека и построить новый мир. Один из героев замечательного романа братьев Стругацких «Град обреченный» мудро говорил по этому поводу: «Я не предлагаю систему переустройства мира. Я такой системы не знаю, да и не верю, что она существует. Слишком много всяких систем было перепробовано, а все осталось в общем-то по-прежнему». Но политика и мудрость редко уживаются вместе. Поэтому всевозможные «преобразователи», «просветители», «вольные каменщики» были, есть и будут. Нам придется жить рядом с ними.

БИБЛИОГРАФИЯ

Бауман Б. Атлантический пакт концернов. М, 1963.

Бросцат М. История Третьего рейха. 1969.

Блейер В., Дрекслер К, Герхард Ф. Германия во Второй мировой войне. М., 1971.

Галъдер Ф. Военный дневник М., 1968.

Гудериан Г. Воспоминания солдата.С, 1999.

Гейден К. Путь НСДАП. М., 2004.

Дегрелъ Л. Иностранный легион. М., 1968.

Кан А. Внешняя политика Скандинавских стран во Второй мировой войне. М., 1971.

Кох-Хиллебрехт М. Гитлер: психограмма диктатора. М., 2002.

Лебедев И. Железная гвардия. Карол II и Гитлер. М., 1968.

Марабини Ж. Повседневная жизнь Берлина при Гитлере. М., 2003.

Мелъников Д. Заговор 20 июля 1944 года в Германии. М., 1975.

Моссе Г. Нацизм и культура. М., 2003.

Мюллер-Гильдебранд Б. Сухопутная армия Германии в 1933-1945 гг. М., 2002.

Манштейн Э. Утерянные победы. М., 2000.

Норден А. Уроки германской истории. М., 1968.

Орлов А. «Чудо-оружие». Обманутые надежды фюрера. С., 1999.

Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. С., 1993.

Падфилд П. Оккультизм в Третьем рейхе. М., 1993.

Пленков О. Социализм Гитлера. СПб., 2004.

Риттер Г. Карл Герделер и немецкое Сопротивление. М., 1976.

Сибери П. Вильгельмштрассе. Германская дипломатия и нацистский режим. М., 1964.

Сэсюли Р. Фарбениндустри. М., 1968.

Типпелъскирх К. История Второй мировой войны. М., 1951.

Уорвол Н Войска СС Р., 2000.

Фомин В. Фашистская Германия во Второй мировой войне. М., 1978.

Хене Х. Черный орден СС. М., 2003.

Хоеттл В. Секретный фронт. М., 2003.

Хохгут Р. Йозеф Геббельс. Последние записи. С., 1993.

Шелленберг В. Воспоминания. 1960.

Шунков В. Солдаты разрушения. М., 2001.

Юрченко Е. Йозеф Геббельс. Мефистофель усмехается из прошлого. Р., 2000.

СОДЕРЖАНИЕ

Авторское предисловие…5

Пролог. Интриги в верхах…8

Глава 1. Имперское экономическое чудо…27

Глава 2. Союз друзей рейхсфюрера СС…51

Глава 3. Новые немцы…79

Глава 4. Совместное предприятие…105

Глава 5. Войны компроматов…131

Глава 6. Очень предприимчивый группенфюрер…159

Глава 7. Эсэсовская прихватизация…184

Глава 8. Общеевропейская прихватизация…216

Глава 9. Имперская теневая экономика…254

Глава 10. Борьба с коррупцией…283

Глава 11. Захват власти…310

Глава 12. Золото партии…328

Эпилог…345

Библиография…348

Оглавление

Пролог. ИНТРИГИ В ВЕРХАХ.

Глава 1 ИМПЕРСКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЧУДО.

Глава 2 СОЮЗ ДРУЗЕЙ РЕЙХСФЮРЕРА СС

Глава 3 НОВЫЕ НЕМЦЫ

Глава 4 СОВМЕСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

Глава 5 ВОЙНЫ КОМПРОМАТОВ

Глава 6 ОЧЕНЬ ПРЕДПРИИМЧИВЫЙ ГРУППЕНФЮРЕР

Глава 7 ЭСЭСОВСКАЯ ПРИХВАТИЗАЦИЯ

Глава 8 ОБЩЕЕВРОПЕЙСКАЯ ПРИХВАТИЗАЦИЯ

Глава 9 ИМПЕРСКАЯ ТЕНЕВАЯ ЭКОНОМИКА

Глава 10 БОРЬБА С КОРРУПЦИЕЙ

Глава 11 ЗАХВАТ ВЛАСТИ

Глава 12 ЗОЛОТО ПАРТИИ

Эпилог

БИБЛИОГРАФИЯ

СОДЕРЖАНИЕ

Реклама на сайте