«Война с персами. Война с вандалами. Тайная история»

ΠΡΟΚΟΠΙΟΥ ΚΑIΣΑΡΕΩΣ ΥΠΕΡ ΤΩΝ ΠΟΛΕΜΩΝ ΛΟΓΟΙ ΠΡΩΤΟΣ-ΤΕΤΑΡΤΟΣ ΑΝΕΚΔΟΤΑ

Война с персами

Книга первая

Прокопий Кесарийский описал войны, которые вел василевс[1] римлян[2] Юстиниан с варварами[3] Востока и Запада, рассказав, как произошла каждая из этих войн, с тем чтобы огромная вечность не поглотила оказавшиеся незапечатленными великие дела, предав их забвению и не оставив от них следа. Он считал, что память о них станет делом значительным и очень полезным как для ныне живущих, так и для тех, кто будет жить после них, если людям и впредь будет суждено испытать подобную участь. (2) Для тех, кто стремится к войне или прочим подвигам, изложение сходных исторических событий принесет известную пользу, поскольку укажет им, к чему приводила их предшественников такая борьба, как бы предсказывая, каков будет ее исход, по крайней мере, для тех из них, кто надлежащим образом обдумывает свои дела. (3) Кроме того, он сознавал, что более, чем кто-либо другой, способен описать эти события, хотя бы по той причине, что, будучи избран советником полководца Велисария, он оказался очевидцем почти всех происходивших тогда событий. (4) Он убежден, что риторике подобает красноречие, поэзии – вымысел, истории – истина[4]. (5) Поэтому он ничего не скрыл из дурных поступков даже тех, кто был ему особенно близок, но тщательно описал все так,[5].

(6) Тому, кто желает судить по справедливости, покажется совершенно очевидным, что нет ничего более мощного и грандиозного, чем те события, которые произошли в этих войнах[6]. (7) В ходе них были совершены дела более достойные удивления, нежели все те, о которых нам известно по преданию, разве только кто-нибудь, читая наш рассказ, не отдаст предпочтения старым временам и не посчитает события своего времени не заслуживающими внимания. (8) В самом деле, некоторые, например, называют нынешних воинов стрелками, в то время как самых древних величают ратоборцами, щитоносцами и другими возвышенными именами, полагая, что такая доблесть не дожила до нашего времени. Поспешно и без всякого опыта составляют они свое суждение. (9) Им не приходит в голову мысль, что у гомеровских лучников, которым самое название их ремесла служило поруганием[7], не было ни коня, ни копья; щит не защищал их, и ничто другое не оберегало их тело. Они шли в бой пешими и для защиты были вынуждены либо брать щит товарища, либо укрываться за какой-нибудь надгробной стелой. (10) В таком положении они не могли ни спастись, когда приходилось обращаться в бегство, ни преследовать убегающих врагов. Тем более они не могли открыто участвовать в битве, но, в то время как другие сражались, они, казалось, что-то творили украдкой. (11) Кроме того, они нерадиво владели своим искусством: притянув тетиву к груди, они пускали стрелу слабую и совершенно безопасную для того, в кого она попадала. Таким было в прежние времена искусство стрельбы из лука[8]. (12) Нынешние лучники идут в сражение, одетые в панцирь, с поножами до колен. С правой стороны у них свешиваются стрелы, с левой – меч. (13) Есть среди них и такие, у которых имеется копье, а [на ремне] за плечами – короткий без рукояти щит, которым они могут закрывать лицо и шею. (14) Они прекрасные наездники и могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и преследующего их неприятеля. (15) Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха, отчего стрела пускается с такой мощью, что всегда поражает того, в кого попадает, и ни щит, ни панцирь не может отвратить ее стремительного удара. (16) И все же есть люди, которые, пренебрегая всем этим, благоговеют перед древностью и дивятся ей, не отдавая дани новым изобретениям. (17) Однако вопреки этому мнению в ходе этих войн произошли дела величайшие и достопамятные. Сначала мы поведем свой рассказ о том, что довелось претерпеть и совершить в ходе войны римлянам и мидийцам[9]. Причем начнем повествование с более ранних событий.

II. Когда в Визáнтии[10] василевс римлян Аркадий[11] находился при смерти, а сын его Феодосий был еще грудным ребенком[12], он испытывал сильное беспокойство и за сына, и за царскую власть, не зная, как ему уладить и с тем, и с другим делом. (2) Он думал, что если он назначит Феодосию соправителя, он в действительности окажется убийцей своего сына, поскольку уготовит ему врага, облеченного царской властью; (3) если же одного его оставит у власти, то многие, пользуясь, как это обычно бывает, сиротством ребенка, будут домогаться престола и, восстав, без особого труда захватят трон и погубят Феодосия, так как не было у него в Визáнтии родственника, который мог бы стать ему опекуном. (4) Он отнюдь не надеялся, что дядя его Гонорий[13] придет к нему на помощь, ибо дела в Италии находились в бедственном положении. (5) Не меньше повергали его в смятение и мидийцы; он боялся, как бы эти варвары, воспользовавшись младенчеством автократора, не напали на римлян и не причинили им большой беды. (6) В такое тяжкое раздумье впал Аркадий. И хотя вообще он не был человеком проницательным, он все же придумал решение, благодаря которому смог сохранить и сына, и державу. То ли он посоветовался с кем-то из сведущих людей, которых немало среди советников василевса[14], то ли снизошло на него божественное откровение. (7) Составив завещание, он объявил своим преемником сына, опекуном же ему назначил персидского царя Исдигерда[15], заклиная его в том же завещании употребить все свое могущество и прозорливость на сохранении трона за Феодосием. (8) Устроив так государственные и домашние дела, Аркадий скончался. Когда царь персов Исдигерд увидел доставленный ему документ, он, и ранее известный своим великодушием, проявил добродетель, достойную большого удивления и вечной памяти. (9) Он не стал пренебрегать поручением Аркадия, все время хранил с римлянами нерушимый мир и сохранил Феодосию державу[16]. (10) В самом деле, он тотчас же отправил послание к римскому сенату[17], в котором не отказывался быть опекуном василевса Феодосия и угрожал войной всякому, кто попытается устроить против него заговор.

(11) Когда Феодосий возмужал и прожил уже немало лет, а Исдигерд умер от болезни, на землю римлян с большим войском вторгся персидский царь Вараран[18]. Однако он не нанес ей никакого вреда и, ничего не совершив, вернулся в свою страну по следующей причине. (12) Василевс Феодосий отправил в то время к персам в качестве посла стратига Востока Анатолия[19], причем без всякого сопровождения. Когда Анатолий оказался вблизи мидийского войска, он соскочил с коня и пешим направился к Варарану. (13) Увидев его, Вараран спросил у своих приближенных, кто это к нему подходит. Те ему ответили: «Римский полководец». (14) Пораженный исключительностью оказанной ему почести, царь, повернув коня, отправился назад, а за ним последовали все персы. (15) Оказавшись в родных пределах, он очень благосклонно принял посла и согласился на такие мирные условия, каких хотел Анатолий, с тем, однако, чтобы ни одна из сторон не строила у себя новых крепостей по соседству с границей[20]. Когда мир был заключен, и те и другие стали заниматься по своему усмотрению внутренними делами.

III. Впоследствии персидский царь Пероз[21] начал войну из-за пограничных земель с гуннским племенем эфталитов, которых называют белыми. Собрав внушительное войско, он выступил против них. (2) Эфталиты являются гуннским племенем и называются гуннами, однако, они не смешиваются и не общаются с теми гуннами, о которых мы знаем, поскольку не граничат с ними и не расположены поблизости от них, но соседствуют они с персами у северных их пределов, там, где у самой окраины Персии есть город по имени Горго[22]. Здесь из-за пограничных земель они обычно воевали друг с другом. (3) Они не кочевники, как другие гуннские племена, но издавна живут оседло на плодоносной земле. (4) Они никогда не вторгались в землю римлян, разве что вместе с мидийским войском. Среди гуннов они одни светлокожи и не безобразны на вид. (5) И образ жизни их не похож на скотский, как у тех. Ими правит один царь и обладают они основанным на законе государственным устройством, живя друг с другом и с соседями честно и справедливо, ничуть не хуже римлян или персов. (6) Но богатые из них приобретают себе дружину, порой до двадцати человек, а то и больше, члены которой навсегда становятся их сотрапезниками, разделяя и все их богатства, так как в данном случае имущество у них становится общим. (7) Когда же тот, у кого они являлись дружинниками, умирает, эти мужи по существующему у них обычаю живыми ложатся с ним в могилу[23].

(8) В то время как Пероз находился в походе против гуннов, при нем был отправленный к нему василевсом Зиноном[24] посол по имени Евсевий[25]. Эфталиты, создавая у неприятеля ложное впечатление, будто они, испугавшись его нашествия, обратились в бегство, устремились в некое место, которое со всех сторон было окружено обрывистыми горами, сплошь покрытыми густой чашей раскидистых деревьев. (9) Желающему продолжить там свой путь казалось, что по середине [долины] шла широкая и дальняя дорога, которая, однако, не имела выхода, но заканчивалась, упираясь в образуемый горами круг. (10) Пероз, не подозревая никакого коварства, не думая о том, что он движется по вражеской земле, неосмотрительно вел преследование. (11) Немного гуннов бежало впереди него, большинство же их, укрывшись в теснине, оказались в тылу неприятельского войска, но до поры старались не показываться ему с тем, чтобы, пройдя в глубь засады и оказавшись как можно дальше в горах, оно не могло повернуть назад. (12) Мидийцы по некоторым признакам уже почувствовали опасность, но из-за страха перед Перозом сами хранили об этом молчание, однако очень просили Евсевия убедить царя, далекого от мысли о собственном несчастье, вместо того, чтобы предаваться столь несвоевременной безрассудной смелости, посовещаться и подумать, нет ли какого-нибудь средства к спасению. (13) Тот, представ перед Перозом, ни словом не обмолвился об опасности, но начал с басни о том, как лев однажды повстречал козла, который блеял, привязанный на невысоком месте. Горя желанием его съесть, лев устремился туда, чтобы схватить его, но угодил в очень глубокую яму, в которой по кругу шла узкая, не имеющая выхода, дорожка. Хозяева козла сделали ее нарочно, привязав сверху козла, чтобы он послужил льву приманкой. (14) Услышав это, Пероз испугался, как бы мидийцы, преследуя врагов, не причинили себе вреда; дальше он уже не пошел, и, оставаясь на месте, начал обсуждать положение. (15) Гунны, следуя теперь за ними открыто, охраняли проход, чтобы никто из неприятелей не мог устремиться назад. (16) Тогда персы, ясно уже осознав, в какую беду они попали, сочли положение безвыходным и потеряли всякую надежду на спасение. (17) Царь эфталитов[26], послав к Перозу некоторых из своих людей, тяжко порицал его за неразумную храбрость, которая чуть бессмысленно но погубила его самого и весь персидский народ, но при этом заявил, что гунны пощадят их всех, если Пероз соизволит упасть перед ним ниц как перед своим владыкой и поклясться ему по древним отеческим обычаям, что никогда больше персы не пойдут войной на племя эфталитов. (18) Услышав это, Пероз стал совещаться с сопровождавшими его магами[27], спросив их, следует ли ему выполнить то, что требуют враги. (19) Маги ответили ему, что в отношении клятв пусть он поступает, как ему угодно, что же касается второго требования, пусть он искусно обманет врага. (20) Ибо есть у персов обычай каждый день приветствовать восход солнца земным поклоном. (21) Поэтому для встречи с царем эфталитов нужно точно уловить момент начала дня и, повернувшись к восходящему солнцу, упасть ниц. Таким образом он может избежать грядущего позора от такого поступка. (22) Пероз дал клятвы относительно мира, приветствовал врага согласно наставлению магов и, сохранив в целости мидийское войско, довольный, возвратился домой[28].

IV. Немного времени спустя он, презрев клятвы, решил отомстить гуннам за нанесенное ему оскорбление. (2) Собрав со всей земли и персов, и их союзников, он повел их на эфталитов[29]. Он оставил дома лишь одного из своих сыновей, по имени Кавад, который в то время был еще отроком, всех же остальных, числом около тридцати, повел с собой. (3) Эфталиты, узнав об его походе, вознегодовали на обман врага и порицали своего царя за то, что он отдал персам судьбу своей родины. (4) Тот, смеясь, спрашивал, что он отдал из того, что им принадлежало: землю ли, оружие ли или что-нибудь еще из всех их богатств. (5) Они ответили, что ничего, кроме счастливого случая, от которого, бывает, зависит и все остальное. (6) Они горели желанием идти навстречу нападавшим, но царь в ту пору не позволил им это сделать. Он твердо стоял на своем, говоря, что о нашествии пока нет определенный сведений, ибо персы еще находятся на своей собственной земле. (7) Но, оставаясь на месте, царь сделал следующее. На равнине, по которой персы собирались вторгнуться в пределы эфталитов, он, отмерив большое пространство, велел вырыть глубокий и довольно широкий ров, оставив при этом посередине немного земли, достаточной для проезда десяти лошадей в ряд. (8) Поверх этого рва он положил тростник, на который насыпал земли, скрыв таким образом ров извне. Толпе гуннов царь приказал при отступлении уплотнить свои ряды и медленно продвигаться по тому месту, где земля не была выкопана, остерегаясь того, чтобы самим не попасть в ров. (9) У вершины знамени он повесил соль[30]; на ней в свое время Пероз дал клятву, презрев которую он теперь двинулся походом против гуннов. (10) Пока царь эфталитов слышал, что враги находятся на собственной земле, он ничего не предпринимал. Когда же от лазутчиков ему стало известно, что те прибыли в город Горго, расположенный у самой границы Персии, и, выступив оттуда, уже идут на эфталитов, он, оставшись с большей частью войска с внутренней стороны рва, послал немногих своих людей, чтобы они показались неприятелям на поле издали, а как только они будут замечены, бежали бы изо всех сил назад, памятуя об его приказании относительно рва, когда они окажутся возле него. (11) Они так и поступили. Приблизившись ко рву, они уплотнили свои ряды, прошли это место и присоединились к остальному войску. (12) Персы, не подозревая никакого коварства, начали что было сил преследовать их по совершенно ровному полю, исполненные воинственного пыла против врагов, и поэтому все низверглись в ров, (13) не только находившиеся впереди, но и те, которые следовали за ними, так как они, совершая, как я сказал, преследование в сильном возбуждении, вовсе не заметили бедствия, постигшего бывших впереди, и, падая на тех вместе с конями и копьями, они, как и следовало ожидать, убивали их и губили самих себя. (14) Среди них оказался и Пероз со всеми своими сыновьями[31]. Говорят, что перед тем, как рухнуть в эту пропасть, он, предчувствуя гибель, снял висевшую у него в правом ухе жемчужину, необычайную по своему блеску и чрезвычайной величине, и бросил ее, чтобы впредь ее уже никто не носил, ибо отличалась она редкой красотой и подобной ей но было раньше ни у одного царя. (15) Но, по-моему, этот рассказ недостоверен: неужели Пероз, попавший в такую беду, мог заботиться о чем-то еще. Мне кажется, что во время этого бедствия у него было отсечено ухо, и жемчужина каким-то образом исчезла. (16) Василевс римлян очень хотел выкупить ее у эфталитов, но ему это не удалось, так как варвары не смогли ее найти, хотя и потратили на поиски немало усилий. Говорят, однако, что эфталиты впоследствии нашли и продали ее Каваду. (17) Заслуживает особого рассказа то, что говорят об этой жемчужине персы. Может быть, кому-то это повествование и не покажется совсем невероятным.

(18) По словам персов, эта жемчужина пребывала в раковине в море, расположенном в персидских пределах. Раковина эта плавала недалеко от берега. Обе створки ее были открыты, и находившаяся между ними жемчужина являла зрелище необыкновенное; не было нигде и никогда подобной ей ни по величине, ни по красоте. (19) Чудовищная акула, ужасающе свирепая, очарованная этим зрелищем, влюбилась в нее и неотступно следовала за ней, не отпуская ее ни днем, ни ночью. Даже тогда, когда она была вынуждена позаботиться о пище, акула тут же, около раковины, осматривалась в поисках добычи, а обнаружив и, поймав ее, как можно быстрее пожирала ее, тотчас же догоняла раковину и вновь наслаждалась любимым зрелищем. (20) Как-то, говорят, некий рыбак приметил это, но, устрашился, разозлив чудовище, подвергнуться опасности, однако рассказал обо всем царю Перозу. (21) Услышав об этом, Пероз воспылал страстным желанием обладать этой жемчужиной и ласковыми речами и обещанием награды принялся убеждать рыбака отважиться преодолеть эту опасность. (22) Говорят, что рыбак, не в силах противиться своему владыке, сказал Перозу следующее: «О владыка, желанно человеку богатство, еще более желанна жизнь, но желаннее всего – дети. (23) Самой природой побуждаемый любовью к ним, человек способен дерзнуть на все. Я попытаюсь одолеть чудовище и сделать тебя обладателем жемчужины. (24) Если я выйду победителем в этой борьбе, ясно, что я буду причислен к тем, кого называют счастливыми, ибо вполне вероятно, что ты, будучи царем царей, одаришь меня всякими благами; если же случится так, что я и ничего не получу, для меня будет вполне достаточно оказаться благодетелем моего владыки. (25) Если же суждено мне стать добычей этого зверя, то твой долг, о царь, вознаградить моих детей за смерть отца. (26) Таким образом я и умерший буду вознагражден в лице самых дорогих мне существ, ты же приобретешь за свое великодушие большую славу. Ибо оказывая помощь моим детям, ты облагодетельствуешь меня, хотя я уже никак не смогу отблагодарить тебя за твое благодеяние. А только та доброта и истинна, которая проявляется в отношении к умершим.» (27) Сказав так, он удалился. Придя к тем местам, где обычно плавала раковина, а за ней неотступно следовала акула, он расположился на скале, выжидая мига, когда сможет застать жемчужину без влюбленного в нее чудовища. (28) Когда вскоре акуле попалась подходящая добыча и она замешкалась с ней, рыбак, оставив на берегу тех, кто следовал за ним для содействия ему в этом деле, тотчас же со всей поспешностью устремился к раковине и, схватив ее, принялся быстро выбираться из воды. (29) Но акула заметила это и устремилась за жемчужиной. Увидев ее, рыбак, хотя и находился уже недалеко от берега, почувствовал, что она настигнет его, и изо всех сил бросил свою добычу на берег, сам же, схваченный акулой, погиб. (30) Те, кто оставался на берегу, подобрали жемчужину, отнесли ее к царю и рассказали обо всем, что там произошло. (31) Вот какова история этой жемчужины, как рассказывают ее персы, а я передал[32]. Я же возвращаюсь к прежнему повествованию.

(32) Так погиб Пероз и все персидское войско. Тот, кто не свалился в ров, попал в руки врагов. (33) С тех пор у персов существует закон, запрещающий вести на чужой земле стремительное преследование врага, даже если тот бежит от них изо всех сил. (34) Те персы, которые не пошли в поход вместе с Перозом и остались в своей земле, избрали себе царем младшего сына Пероза Кавада, единственного оставшегося в живых[33]. (35) Тогда персы оказались данниками эфталитов и были ими до тех пор, пока Кавад, укрепив свою власть, не счел более нужным платить им ежегодную дань. Два года находились персы под властью этих варваров[34].

V. Впоследствии Кавад, помимо того, что правил, прибегая к насилию, ввел в государственную жизнь свои новшества и, между прочим, издал закон, предписывающий, чтобы женщины у персов были общими[35]. Это многим пришлось совсем не по душе. Поэтому они восстали против него, отрешили его от власти и, заключив в оковы, держали под стражей. (2) Царем они избрали себе брата Пероза Власа[36], поскольку, как было сказано, у Пероза больше не осталось потомков мужского рода, а у персов не в обычае возводить на царство частного человека, разве что царский род совершенно прекратится. (3) Влас, приняв власть, собрал знатных персов и стал совещаться с ними относительно участи Кавада, ибо большинству не хотелось, чтобы этот человек был казнен. (4) Много было высказано мнений в пользу того и другого предложений. Тогда вышел один из влиятельных персов, по имени Гусанастад, по чину ханаранг (у персов это как бы стратиг[37]), имевший под своим управлением отдаленные области Персии, расположенные на границе с землей эфталитов, и показал нож, которым персы обычно подрезают ногти и который имеет длину с человеческий палец; а ширину – меньше трети пальца. (5) «Видите, – сказал он, – как короток этот нож. Его, однако, вполне достаточно, чтобы совершить сейчас дело, с которым, да будет вам известно, любезные персы, немного спустя не смогут справиться и двадцать тысяч одетых в панцири мужей». (6) Так он сказал, намекая на то, что если они не уничтожат Кавада, то тот, оставшись в живых, вскоре доставит персам немало хлопот. (7) Но они совсем не хотели предавать смерти человека царской крови и решили заключить его в крепость, которую называли Замком забвения. (8) О том, кто попадал сюда, закон запрещал в дальнейшем упоминать, и смерть была наказанием тому, кто произнесет его имя. Потому-то этот замок и получил у персов такое название[38]. (9) Лишь однажды, как гласит «История армян»[39], закон о Замке забвения был у персов нарушен и вот каким образом.

(10) Некогда между персами и армянами происходила непримиримая тридцатидвухлетняя война. У персов царем был в то время Пакурий[40], у армян – Аршак из рода Аршакидов[41]. В ходе этой продолжительной войны обе стороны понесли большой урон, особенно же армяне. (11) Из-за крайнего недоверия друг к другу ни те, ни другие не хотели начать переговоры о мире. В это время персам пришлось вести войну с какими-то другими варварами, живущими недалеко от армян. (12) Армяне, стремясь показать свое расположение к персам и желание заключить с ними мир, решили напасть на земли этих варваров, предварительно сообщив об этом персам. (13) Неожиданно напав на них, они перебили почти всех зрелых мужчин. Пакурий, очень обрадованный этим событием, послал к Аршаку нескольких близких себе людей и, дав ему гарантии в личной безопасности, пригласил к себе. (14) Когда Аршак прибыл к нему, Пакурий оказал ему особые знаки расположения и держался с ним на равных, как с братом. (15) Получив от Аршака самые страшные клятвы и сам так же поклявшись ему в том, что впредь персы и армяне будут друзьями и союзниками, он тотчас отпустил его на родину.

(16) Немного времени спустя кто-то оклеветал Аршака, будто он замышляет переворот. Поверив этому, Пакурий вновь пригласил его к себе под предлогом, что ему надо посоветоваться с ним о важных делах. (17) Тот без промедления прибыл к нему в сопровождении нескольких храбрейших армян. Среди них был Васикий, его военачальник и советник, отличавшийся исключительной храбростью и благоразумием. (18) Тотчас Пакурий принялся бранить и порицать обоих, Аршака и Васикия, что они, презрев клятвы, так быстро дошли до измены. Те это упорно отрицали, с клятвами заверяя, что ни о чем подобном они не помышляли. (19) Сначала Пакурий содержал их под стражей, не оказывая никакого почета, затем обратился к магам за советом, как ему поступить с ними. Маги сочли несправедливым осуждать людей, отрицающих преступление и явно не изобличенных, но указали способ вынудить Аршака обнаружить свою вину. (21) Они предложили, чтобы пол царского шатра покрыли наполовину персидской, наполовину армянской землей. Царь так и поступил. (22) Тогда маги, совершив магические обряды над всем шатром, велели царю походить в нем вместе с Аршаком, упрекая его при этом в нарушении заключенного и скрепленного клятвами договора. (23) Маги тоже должны были присутствовать при разговоре: таким образом они явились бы свидетелями всех его речей. Пакурий тотчас же послал за Аршаком и в присутствии магов стал вместе с ним прохаживаться по шатру, допытываясь у него, ради чего он пренебрег клятвами и пытается вновь подвергнуть невыносимым бедствиям и персов, и армян. (24) Пока разговор происходил в том месте, которое было покрыто землей, взятой из Персии, Аршак все отрицал и заверял самыми страшными клятвами, что он верный раб Пакурия. (25) Когда же в ходе разговора он дошел до середины шатра, готовый вступить на землю из Армении, он, побуждаемый неведомой силой, внезапно стал более смелым в речах, не удерживая уже более от угроз в адрес Пакурия и персов, но заявляя, что отомстит им за нанесенное оскорбление, как только обретет свободу. (26) Такие речи с подобающей юноше дерзостью он произносил, когда шел по этой части шатра до тех пор, пока не вступил на насыпь из персидской земли. Тогда он вновь завел свою прежнюю песню, начал умолять и произносить жалобные речи. (27) Когда же он опять вступал на армянскую землю, снова пускался в угрозы. Таким образом много раз происходила в нем подобная перемена то в ту, то в другую сторону, так что он ничего не скрыл из своих тайн. (28) Тогда уже маги признали его виновным, нарушившим договор и клятвы. С Васикия Пакурий велел содрать кожу, сделать из нее мешок, набить мякиной и повесить на высоком дереве. (29) Что же касается Аршака, то убить его, человека царской крови, он никак не решался и заключил его в Замок забвения.

(30) Какое-то время спустя один армянин[42], из числа очень близких Аршаку людей, сопровождавший его в Персию, принял участие в походе против какого-то варварского племени. Этот человек на глазах самого Пакурия отличился в произошедшем сражении и оказался истинным виновником одержанной персами победы. (31) Поэтому Пакурий удостоил его права просить, о чем он пожелает, утверждая, что ни в чем не будет ему отказа. (32) Тот же ничего не стал просить для себя, кроме возможности один день послужить Аршаку, как ему хочется. (33) Просьба эта была очень неприятна царю, ибо ему при этом надо было нарушить древний закон, однако, чтобы сохранить верность данному слову, он согласился исполнить просьбу. (34) Когда, по велению царя, этот армянин оказался в Замке забвения, он приветствовал Аршака, оба они обняли друг друга, проливая сладкие радостные слезы. Оплакивая судьбу, они с трудом могли оторваться друг от друга. (35) Когда, вдоволь наплакавшись, прекратили они свои стенания, армянин омыл Аршака, со всем тщанием привел его в порядок, надел на него царское одеяние и поместил на соломенное ложе. (36) Тогда Аршак стал по-царски, как привык делать раньше, угощать присутствующих. (37) Во время пира за кубком вина было сказано много речей, понравившихся Аршаку; много другого, доставившего ему радость, случилось тогда. Пирушка затянулась до ночи; исполненные огромной радости от взаимного общения, они с тру дом расстались, упоенные наслаждением. (38) Говорят, что тогда Аршак сказал, что провел сладчайший из дней с самым дорогим ему человеком и что после этого у него нет желания выносить тяготы жизни. (39) Сказав это, он поразил себя ножом, украденным нарочно для того во время пира, и так и ушел из мира людей. (40) Так излагает армянское повествование историю Аршака, которую я только что рассказал, и то, как был нарушен закон о Замке забвения. Мне же надлежит возвратиться туда, где я прервал свое повествование.

VI. Когда Кавад был заключен в крепость, попечение о нем имела его жена[43]: она приходила к нему и доставляла ему все необходимое. Начальник тюрьмы принялся соблазнять ее, так как она отличалась удивительно красивой наружностью. (2) Кавад, узнав об этом со слой самой жены, повелел ей отдаться этому человеку, как только тот пожелает. Когда же начальник тюрьмы сошелся с этой женщиной, он безоглядно влюбился в нее, можно сказать, обезумел от любви. (3) С того времени он позволял ей приходить к мужу, когда ей будет угодно, и уходить от него, не встречая никаких препятствий. (4) Среди знатных персов был некто по имени Сеос[44], безгранично преданный друг Кавада, который поселился недалеко от крепости, выжидая удобного момента, чтобы каким-либо образом вызволить его оттуда. (5) Через жену он дал знать Каваду, что недалеко от крепости для него готовы лошади и люди, и точно указал ему это место. (6) Как-то с наступлением ночи Кавад убедил жену отдать ему свою одежду, а самой переодеться в его одеяние и остаться вместо него в тюрьме там, где он обычно находился, (7) Так Кавад вышел из заключения. Те, на кого была возложена охрана, приняли его за его жену и потому не решились остановить его или как-то побеспокоить. (8) С наступлением дня, увидев в комнате эту женщину в одежде мужа и совершенно ни о чем не догадываясь, они сочли, что там находится сам Кавад. Заблуждение их продолжалось несколько дней, Кавад между тем был уже далеко. (9) Что случилось с его женой, когда обман открылся, и каким образом она была наказана, точно сказать не берусь, так как персы в данном случае не согласны между собой. Поэтому я это опускаю.

(10) Кавад, никем не замеченный, вместе с Сеосом прибыл к гуннам-эфталитам. Их царь выдал за Кавада свою дочь[45] и вместе с ним как с зятем послал против персов весьма значительное войско. (II) Персы с этим войском сражаться решительно не захотели, но бежали кто куда. (12) Прибыв в область, которой управлял Гусанастад, Кавад сказал кому-то из приближенных, что сделает ханарангом того человека, который первым из персов явится к нему в этот день с желанием служить ему. (13) Произнеся это, он тотчас раскаялся в своих словах, так как вспомнил о законе, предписывающем персам не жаловать должности лицам посторонним, но только тем, кому данная почесть подобает по праву рода. (14) Его взволновало, как бы тот, кто первым явится к нему, не оказался бы не состоящим в родстве с теперешним ханарангом, и ему пришлось бы, чтобы сохранить справедливость, нарушить закон. (15) Такие мысли овладели им, но судьба распорядилась так, что ему удалось быть справедливым, не нарушив при этом закон. Ибо первым пришел к нему молодой человек по имени Адергудунвад[46], приходившийся родственником Гусанастаду и отличавшийся особыми дарованиями в военном деле. (16) Он первый обратился к Каваду как к владыке, простерся перед ним ниц как перед царем и просил распоряжаться им по своему усмотрению как своим рабом. (17) Без особого труда Кавад овладел дворцом и, захватив Власа, покинутого своими защитниками, ослепил его тем способом, каким персы обычно ослепляют преступников: кипятят масло и еще кипящее заливают его в широко открытые глаза или же, накалив докрасна иглу, пронзают ею глазное яблоко[47]. И впредь он держал Власа, управлявшего персами в течение двух лет, под стражей. (18) Гусанастада он предал смерти, а вместо него назначил на должность ханаранга Адергудунвада. Сеосу же он тотчас пожаловал чин адрастадаран салана[48]; это означало, что он стал главным над всеми должностными лицами, а также над всеми войсками. (19) Сеос был первым и единственным, кто имел эту должность: ни прежде, ни впоследствии никто на нее не назначался. Кавад укрепил свою власть и незыблемо хранил ее. Ибо в проницательности и деятельности он не уступал никому.

VII. Некоторое время спустя Кавад, не имея возможности вернуть царю эфталитов деньги, которые он был ему должен, попросил римского автократора Анастасия[49] одолжить ему эту сумму[50]. Тот, собрав на совещание не которых из своих придворных, спросил у них, нужно ли ему это делать. (2) Они не советовали ему вступать в эту сделку, указывая, что невыгодно укреплять дружбу [исконных] врагов с эфталитами и что гораздо выгоднее [для римлян] ссорить их между собой[51]. (3) Поэтому Кавад безо всякой иной причины решил начать войну со всей поспешностью и, предупреждая молву о своем появлении, вторгся в Армению. Много награбив в результате набега[52], он неожиданно подошел к расположенному в Месопотамии городу Амиде и приступил к его осаде, хотя уже была зима[53]. (4) Амидяне, жившие в мире и при благоприятном течении дел, не имели у себя солдат и вообще не были подготовлены к войне, однако они нисколько не хотели уступать неприятелю и, сверх ожидания, стойко переносили опасности и нужду.

(5) Был у сирийцев в это время некий праведник по имени Иаков, который ревностно предавался религии[54]. Много лет назад он уединился в местечке Ендиелон, расположенном в дне пути от Амиды, чтобы там без каких-либо помех он мог предаваться благочестию. (6) Местные жители, идя навстречу ему в его стремлении, обнесли его убежище изгородью, но не сплошной, а с промежутками между планками, так, чтобы приходящим можно было видеть его и беседовать с ним. (7) Сверху ему сделали небольшой навес, защищавший его от дождя и снега. С давних пор этот человек жил здесь, не отступая ни перед жарой, ни перед стужей. Питался он кое-как растениями, да и те привык употреблять не каждый день, а с большими промежутками времени. (8) Этого Иакова увидели некоторые из эфталитов[55], совершавших набеги на окрестности. Тотчас натянув луки, они хотели поразить его стрелами. Но руки у всех низ оцепенели, и они уже не могли действовать луками. (9) Когда слух об этом, облетев все войско, дошел до Кавада, он захотел убедиться во всем своими собственными глазами, и, увидев, так же как и находившиеся при нем персы, пришел в великое изумление и стал умолять Иакова отпустить варварам их вину. Одним лишь словом отпустил он им их прегрешения, и страдания людей прекратились. (10) Кавад предложил Иакову просить у него чего он только ни пожелает, думая, что он попросит у него много денег, и с некоторым хвастовством добавил, что ни в чем ему не будет отказа. (11) А тот попросил пожаловать ему тех людей, которые в ходе этой войны, спасаясь бегством, явятся к нему. Кавад эту просьбу полностью исполнил я в качестве гарантии дал охранную грамоту. Как и следовало ожидать, многие стекались сюда отовсюду и здесь спаслись, ибо дело это получило большую огласку. Вот что там произошло.

(12) Тем временем Кавад, осаждая Амиду, на протяжении всей городской стены пустил в ход тараны. Амидяне же отражали удары головы тарана при помощи наискось опущенных балок[56]. Кавад не прекращал осады до тех пор, пока не понял, что таким путем ему не разрушить стену. (13) Ибо несмотря на многократные удары, он не мог ни разрушить какой-либо ее части, ни сотрясти ее: настолько прочным оказалось сооружение, возведенное древними зодчими. (14) Потерпев здесь неудачу, Кавад начал строить для нападения на город искусственный холм, намного превосходящий высоту стены. Но осажденные соорудили подземный ход до этого холма, начав его изнутри города. Тайком унося оттуда землю, они сделали внутренность холма по большей части полой. С внешней стороны холм сохранял прежний вид, не внушая никому подозрения в том, что тут делалось. (15) Ибо многие из персов поодиночке поднимались на его вершину как по вполне безопасному пути, рассчитывая оттуда поражать головы находившихся на стенах. Когда же масса людей бегом устремилась туда, холм неожиданно обрушился и почти все погибли[57]. (16) Очутившись вследствие этого в затруднении, Кавад решил снять осаду и приказал войску на следующий день отступать. (17) Тогда осажденные, забыв об опасности, стали со стен, издеваясь над варварами, подвергать их насмешкам. (18) А некоторые гетеры, подняв безо всякого приличия свои платья, принялись показывать находившемуся поблизости Каваду те части тела, которые женщинам не подобает обнаженными показывать мужчинам. (19) Увидев это, маги предстали перед царем и помешали отступлению, решительно утверждая, что случившееся – верный признак того, что амидяне в скором времени покажут Каваду все сокровенные и скрываемые части города. И персидское войско не ушло от города.

(20) Немного дней спустя некий перс увидел вблизи одной из башен плохо скрытый выход старого подземного хода, заваленный, да и то весьма непрочно, мелкими камнями. (21) Ночью он пошел туда один, попытался проникнуть в проход и оказался внутри укреплений. Утром он обо всем рассказал Каваду. С наступлением ночи Кавад сам явился сюда с немногими людьми, имея при себе заранее приготовленные лестницы. И тут судьба послала ему благоприятный случай. (22) Охрана башни, возле которой находился подземный ход, была возложена на самых целомудренных христиан, которых обычно называют монахами[58]. Случилось так, что в тот день они справляли какой-то ежегодный праздник Господень. (23) Когда наступила ночь, они, утомленные празднеством в сверх обычного насытившись едой и питьем, заснули сладким и спокойным сном, совершенно не подозревая о случившемся. (24) И вот персы мало-помалу проникли по подземному ходу внутрь укрепления, поднялись на башню и, застав там монахов все еще спящими, всех их перебили. (25) Когда это стало известно Каваду, он приказал подтащить лестницы к стене там, где она была ближе всего к башне. (26) Уже рассвело. Амидяне, охранявшие соседнюю башню, заметили опасность и как можно быстрее бросились туда на помощь. (27) И те, и другие сошлись в схватке, и уже перевес был на стороне амидян. Многих врагов, поднявшихся на башню, они убили, тех, которые поднимались по лестнице, сталкивали вниз, и до устранения опасности было уже недалеко. (28) Но тут сам Кавад, обнажив акинак и устрашая им, бросился к лестницам и не давал персам сойти вниз, тем же, кто решился спуститься, наказанием была смерть. (29) Поэтому персы, намного превосходя численностью своих врагов, одержали победу в бою, и город был взят штурмом на восьмидесятый день осады. <11 января 503 г.> (30) Началось страшное избиение жителей Амиды, продолжавшееся до тех пор, пока к въезжавшему в город Каваду не подошел один из амидян, старец-священник, и не сказал, что не царское это дело – избивать захваченных в плен. (31) Кавад, все еще охваченный гневом, ответил ему: «А почему вы решили воевать со мной?». Тот, подхватив его слова, сказал: «Божья воля была передать тебе Амиду не по нашему решению, а в силу твоей доблести». (32) Каваду очень понравились эти слова, и он запретил впредь кого-либо убивать, но велел персам грабить богатства, а оставшихся в живых обращать в рабство, приказав отобрать лично для него всех знатных.

(33) Вскоре, оставив там в качестве гарнизона тысячу человек под началом Глона, родом перса, и несколько несчастных амидян, которые за пропитание должны были служить персам, Кавад со всем остальным войском и с пленными вернулся домой. (34) К этим пленным он проявил достойное царя человеколюбие: немного времени спустя он отпустил их всех домой. (35) А по рассказам, они бежали от него, и василевс римлян Анастасий оказал им милости, достойные его добродетели: он на целых семь лет освободил город от уплаты ежегодных налогов и всех жителей вместе и каждого в отдельности он осыпал многими благодеяниями, так что они совершенно забыли перенесённые бедствия. Но это уже относится к более позднему времени.

VIII. Тогда же василевс Анастасий, узнав, что Амида осаждена, спешно послал достаточное войско[59]. У каждого отряда были свои архонты, но над всеми были поставлены четыре стратига: Ареовинд, являвшийся в то время стратигом Востока, зять Оливрия, который незадолго до этого правил государством на Западе[60]; (2) Келер – командир дворцовых тагм (римляне обычно называют эту должность магистр)[61]; кроме того, командующие войсками, расположенными в Визáнтии, фригиец Патрикий[62] и племянник василевса Ипатий[63]. Эти четверо были главнокомандующими. (3) Вместе с ними были Юстин[64], который после смерти Анастасия стал василевсом; Патрикиол с сыном Виталианом[65], некоторое время спустя поднявшим восстание против василевса Анастасия и ставшим узурпатором; Фаресман[66], родом колх, отличавшийся различными военными дарованиями, Годидискл и Весса, оба готы, из тех готов, которые не последовали за Теодорихом, когда он из Фракии пошел на Италию, оба высокого происхождения и опытные в военном деле[67]. Кроме них, с войском отправилось много других аристократов. (4) Говорят, что такого войска против персов ни раньше, ни позднее у римлян никогда не собиралось. Однако они шли не все вместе, составив единое войско, но каждый отдельно вел на врагов находившихся под его началом солдат[68]. (5) Распорядителем же расходов войска был назначен египтянин Анион, видный патрикий и очень предприимчивый человек[69]. Василевс в своей грамоте провозгласил его своим соправителем, чтобы он имел право распоряжаться расходами по своему усмотрению.

(6) Это войско и собиралось медленно, и двигалось с большими остановками. Поэтому варваров в римских пределах они не застали, ибо, совершив свой внезапный набег, персы тотчас удалились со всей добычей в родные пределы. (7) Никто из стратигов не хотел приниматься за осаду тех, кто был оставлен в Амиде, поскольку им стало известно, что там у них много заготовлено продовольствия, но всем им не терпелось совершить вторжение в землю неприятелей. (8) Тем не менее и на варваров они не пошли сообща, но двигались, располагаясь лагерем каждый отдельно от других. Узнав об этом, Кавад (случилось так, что он оказался недалеко от этих мест) стремительно двинулся к римским границам и пошел им навстречу. (9) Римляне же еще не знали, что против них идет Кавад со всем войском, но думали, что тут находится незначительный отряд персов. (10) Войско Ареовинда стало лагерем в местечке Арзамон, расположенном на расстоянии двух дней пути от города Константины[70], а войско Патрикия и Ипатия в местечке Сифрий, отстоящем от города Амиды не меньше, чем на триста пятьдесят стадий. Келер же туда еще не пришел.

(11) Когда Ареовинд узнал, что на них идет Кавад со всем своим войском, он, покинув лагерь, вместе со всеми своими людьми обратился в бегство и буквально бегом отступил к Константине[71]. (12) Прибыв вскоре сюда, враги захватили опустевший лагерь вместе с его богатствами. Отсюда они спешно двинулись против другого римского войска. (13) Между тем воины Патрикия и Ипатия, встретив восемьсот эфталитов, шедших впереди персидского войска, почти всех их перебили. (14) Ничего не разузнав о Каваде и о персидском войске, они, чувствуя себя победителями, с тем большим спокойствием предались обычному образу жизни. Сняв оружие, они стали готовить себе завтрак, час которого уже подошел. (15) Р этом месте протекал ручей, и римляне начали обмывать в нем мясо для приготовления пищи. (16) А некоторые, страдая от жары, сами стали в нем мыться. Из-за этого вода в источнике замутилась и мутной потекла дальше. Узнав о приключившемся с эфталитами несчастье, Кавад быстро двинулся на врагов. (17) Увидев помутневшую воду источника и догадавшись о том, что происходит, Кавад понял, что противники не готовы к сражению, и приказал мчаться на них что было сил. Тотчас персы оказались перед ними, еще занятыми едой и невооруженными. (18) Римляне не выдержали этого нападения и, уже совсем не думая об отпоре, бежали кто куда мог. Одни из них, попав в плен, были убиты; другие же, взобравшись на возвышавшуюся там гору, в великом страхе и смятении валились с ее утесов[72]. (19) Говорят, что ни один отсюда не спасся, Патрикий же и Ипатий сумели бежать в самом начале боя. Затем Кавад со всем войском вернулся домой, так как враги-гунны напали на его землю, и долгое время он вел войну с этим племенем в северной части своей страны. (20) Между тем подошло и остальное римское войско, но не совершило ничего примечательного, потому что не было над ним единого главнокомандующего, но все военачальники были равны между собой, один противоречил предложениям другого, и никак они не хотели стоять лагерем вместе. (21) Келер со своими людьми, перейдя реку Нимфий, совершил набег на Арзанену[73]. (22) Эта река расположена очень близко от Мартирополя, а от Амиды отстоит приблизительно стадий на триста. Разорив тамошние местности, римляне вскоре вернулись назад. Набег этот продолжался недолго,

IX. После этого Ареовинд, отозванный к василевсу, отправился в Визáнтий. Остальные же, прибыв к Амиде зимней порой, приступили к ее осаде[74]. Покорить крепость силой они не могли, хотя неоднократно пытались это сделать; поэтому они решили взять ее измором, ибо осажденные испытывали недостаток в самом необходимом. (2) Однако римские полководцы не были осведомлены относительно недостатка продовольствия у неприятеля, но, видя, что солдаты утомлены осадой и зимой, и вместе с тем подозревая, что персидское войско в скором времени придет сюда, против них, заботились о том, как бы самим уйти отсюда. (3) Персы же, не зная, как им быть в таком бедственном положении, тщательно скрывали недостаток продовольствия, делая вид, что у них изобилие съестных припасов. Сами же под благовидным предлогом хотели вернуться домой. (4) Между теми и другими начались переговоры, и было условлено, что персы, получив от римлян тысячу либр золота[75], отдадут им Амиду, Обе стороны охотно исполнили этот договор, и сын Глона, получив деньги, сдал Амиду римлянам. Сам Глон к тому времени уже погиб следующим образом.

(5) Когда римляне еще не расположились здесь лагерем, но находились недалеко от Амиды, некий крестьянин, который обычно тайком ходил в город и за большие деньги продавал Глону птицу, хлеб и плоды, явившись к стратигу Патрикию, пообещал сдать ему в руки Глона с двумястами персами, если взамен ему можно будет надеяться на вознаграждение. (6) Патрикий, пообещав, что он получит все, что пожелает, отпустил от себя этого человека. Тот, сильно порвав на себе одежду и притворившись заплаканным, вошел в город. (7) Явившись к Глону, он стал рвать на себе волосы, говоря: «Нес я тебе, владыка, из селения все, что было хорошего, как вдруг встретились мне римские солдаты (ведь они ходят по здешним местам небольшими шайками и грабят бедных крестьян); страшно избив меня и отняв все, что я нес, эти разбойники ушли; издавна у них существует закон – персов бояться, а несчастных земледельцев грабить. (8) Прошу тебя, господин, защити и себя, и нас, и персов. Если ты отправишься на охоту в окрестные места, неплохая будет у тебя добыча. Эти проклятые занимаются грабежами, шляясь по четыре или пять человек». Так он сказал. (9) Глон, поверив этому человеку, стал спрашивать его, сколько персов, по его мнению, будет достаточно для этой цели. (10) Он сказал, что пятидесяти будет вполне достаточно, ибо он никак не встретит на пути более пяти человек, но чтобы не случилось ничего неожиданного, хорошо повести с собой сто человек, а если взять воинов и вдвое больше, то будет лучше всего, так как не бывает человеку вреда от излишка. (И) Итак Глон, отобрав двести всадников, велел этому человеку показывать им дорогу. (12) Но тот стал уверять Глона, что лучше послать его на разведку и если он увидит, что римляне бродят в тех же местах, он сообщит об этом, и тогда поход персов будет произведен вовремя. Глону его слова показались надежными и он, отпустив его, велел ему идти. (13) Тот, придя к Патрикию, обо всем рассказал ему. Патрикий послал с ним двоих из своих копьеносцев, а также тысячу солдат. (14) Крестьянин скрыл их в гористой и лесистой местности возле деревни Филасамон, отстоящей от Амиды на сорок стадий. Велев ждать его в этой засаде, он бегом поспешил в город. (15) Сказав Глону, что добыча готова, он повел его вместе с двумястами воинами к засаде неприятеля. Когда они прошли то место, где залегли в засаде римляне, он тайно от Глона и всех персов поднял римлян из укрытия и показал им их врагов. (16) Персы, увидев, что они [римляне] движутся на них, были поражены такой неожиданностью и не знали, что им предпринять. Они не могли ни отступить, так как в тылу у них оказались неприятели, ни бежать в другую сторону, ибо там была вражеская земля. (17) Построившись, как могли при данных обстоятельствах) Для боя, персы стали отражать напавших, но, намного уступая им числом, потерпели поражение, и все вместе с Глоном погибли[76]. (18) Когда сын Глона узнал об этом, он, в глубоком страдании и гневе, оттого, что не мог защитить отца, сжег храм св. Симеона, служивший местом пребывания Глону, (19) хотя ни Глон, ни Кавад, ни кто-либо другой из персов не решались ни разрушить, ни причинить иного вреда постройкам в самой Амиде или вне ее[77]. Я же вернусь к прежнему повествованию. (20) Итак, римляне, заплатив деньги, получили назад Амиду спустя два года после того, как она была захвачена врагами. Когда они оказались в городе, стала явной их нерадивость и упорство персов при перенесении нужд. (21) Измерив количество съестных припасов и подсчитав полчище ушедших отсюда варваров, они поняли, что продовольствия в городе осталось дней на семь, хотя Глон в его сын давно уже давали персам хлеба намного меньше, чем требовалось. (22) Римлянам же, которые, как я сказал, были оставлены в городе, они, с тех пор как неприятели начали осаду, решили совсем ничего не давать, и те сначала ели непривычную пищу, а затем коснулись самых отвратительных вещей и наконец стали есть человеческое мясо. (23) Узнав таким образом, что они оказались полностью обмануты варварами, полководцы стали упрекать воинов за их нетерпение, так как они проявили непокорность, и в то время, как можно было взять в плен такое количество персов и сына Глона, и сам город, римляне, дав врагам деньги, навлекли на себя большой позор, взяв Амиду у персов за деньги. (24) Затем персы, поскольку у них затянулась война с гуннами, заключили с римлянами мирный договор. Произошло это на седьмом году войны[78]. Со стороны римлян его заключил Келер, со стороны персов – Аспевед. (25) Так, как я рассказал, окончилась война, начавшаяся между римлянами и персами. Теперь я приступаю к рассказу о том, что случилось у Каспийских ворот.

X. Киликийский горный хребет Тавр сначала проходит по Капиадокии, Армении и так называемой Персоармении, затем по земле албанцев и ивиров, а также других обитающих здесь племен, либо независимых, либо подвластных персам. (2) Он тянется на огромном пространстве, и если идти все дальше и дальше, этот горный хребет предстанет широкой и высокой громадой. (3) Кто пройдет через пределы ивиров, встретит среди теснин узкую трепу, простирающуюся на пятьдесят стадий. (4) Эта тропа упирается в круто поднимающееся и совершенно непроходимое место[79]. Дальше не видно никакого прохода, если не считать как бы сотворенных природой ворот, которые издревле назывались Каспийскими. (5) Далее идут равнины, удобные для езды верхом и орошаемые обильными водами, страна большая, ровная и удобная для разведения лошадей. (6) Здесь поселились почти все гуннские племена, занимая пространство до озера Меотиды. (7) Когда эти гунны нападают на земли персов или римлян, то они едут на свежих лошадях через эти ворота, о которых я сейчас упомянул, не делая никаких объездов и не встречая никаких крутых подъемов, кроме тех пятидесяти стадий, которые, как сказано, ведут в пределы Ивирии. (8) Двигаясь какими-либо другими проходами, они должны преодолевать большие трудности и не в состоянии пользоваться одними и теми же лошадьми; ибо им поневоле приходится делать большие объезды, и при этом по крутизнам. (9) Когда на это обратил внимание Александр, сын Филиппа, он выстроил в названном месте настоящие ворота и воздвиг укрепление[80]. С течением времени многие им владели, в том числе Амвазук, родом гунн, друг римлян и василевса Анастасия. (10) Достигнув глубокой старости и собираясь умирать, этот Амвазук, отправив к Анастасию доверенных лиц, просил дать ему денег, за что он обещал отдать римлянам укрепление и Каспийские ворота. (11) Так как василевс Анастасий не умел, да это и не было в его привычке, делать что-либо необдуманно, рассудив, что ему невозможно содержать там солдат, в месте пустынном в лишенном всех жизненных удобств, где не было по соседству ни единого подвластного римлянам племени, он велел передать Амвазуку большую благодарность за его расположение, но самое предложение признал для себя неприемлемым. (12) Немного времени спустя Амвазук умер от болезни, а Кавад, силой изгнав детей Амвазука, завладел воротами.

(13) После заключения мирного договора с Кавадом, василевс. Анастасий выстроив в местечке Дара хорошо укрепленный и весьма заслуживающий упоминания город, назвав его своим именем[81]. (14) Он отстоит от города Нисибиса на расстоянии девяноста восьми стадий, а от границы, которая отделяет земли римлян и персов, самое большее на двадцать восемь стадий. (15) Персы очень хотели помешать его строительству, но сделать этого никак не могли, потому что были втянуты в трудную войну с гуннами. (16) Но как только Кавад ее закончил, он отправил к римлянам послов до проводу того, что они выстроили город так близко от его границ, хотя это было запрещено заключенным ранее между персами и римлянами договором. (17) Тогда Анастасий, то применяя угрозы, то уверяя Кавада в дружбе и одаряя его крупными денежными подарками, хотел успокоить его и отвести его обвинения. (18) Этот василевс построил и другой подобный город в пределах Армении, очень близко от границ Персоармении. Когда-то это была деревня, но, получив от василевса Феодосия[82] достоинство и название города, [это поселение] с тех пор называлось его именем. (19) Анастасий же окружил его очень крепкой стеной[83], причинив таким образом персам ничуть не меньше тревоги, чем постройкой Дары: ибо оба эти города были укреплениями, очень удобными для нападения на их страну.

XI. Вскоре после этого Анастасий умер, и власть получил Юстин, отстранив от нее всех родственников Анастасия, хотя их было много и они были весьма имениты[84]. (2) И тогда-то Кавада охватило беспокойство, как бы персы, как только он окончит дни своей жизни, не произвели мятежа против его дома, тем более что он собирался передать власть одному из своих сыновей не без их противодействия. (3) Старшего из его сыновей Каоса[85], уже в силу возраста закон призывал на престол. Это отнюдь не было по душе Каваду, и воля отца шла вразрез с правами природы и существующими законами. (4) Закон не позволял вступить на престол второму его сыну Заму, так как он был лишен одного глаза. Ибо у персов нельзя стать царем одноглазому или страдающему каким-либо другим физическим недостатком. (5) Хосрова же, который родился у него от сестры Аспеведа[86], отец очень любил, но видя, что поистине почти все персы восхищены храбростью Зама (был он превосходный воин) и чтут его за другие достоинства, он боялся, как бы они не восстали против Хосрова и не нанесли бы непоправимой беды его роду и царству. (6) Итак он счел за лучшее прекратить войну с римлянами и уничтожить все поводы к ней при условии, что Хосров станет приемным сыном василевса Юстина. Только тогда, думал он, будет надежной его власть. Поэтому он по поводу этих вопросов отправил в Визáнтий к василевсу Юстину послов с грамотами. (7) Послание гласило: «То, что мы претерпели со стороны римлян несправедливости, ты и сам знаешь, но все обиды на вас я решил окончательно забыть, будучи убежден, что истиннейшими победителями являются те из людей, которые, имея правду на своей стороне, себе во вред добровольно уступают друзьям. (8) Однако за все это я прошу у тебя одной милости, которая, соединив не только нас самих, но и всех наших подданных узами родства и естественно вытекающим отсюда взаимным расположением, оказалась бы в состоянии дать нам в изобилии все блага мира. (9) Я предлагаю тебе сделать моего Хосрова, который будет преемником моей власти, своим приемным сыном».

(10) Когда василевс Юстин ознакомился с этим посланием, то он очень обрадовался, так же как и его племянник Юстиниан, который, по общему мнению, должен был перенять от него власть. (11) Они хотели спешно приступить к делу, составив, в соответствии с существующим у римлян законом, письменный акт об усыновлении, если бы от этого их не удержал Прокл[87], который являлся советником василевса, исполняя должность так называемого квестора; это был человек справедливый и известный полным своим бескорыстием. (12) Поэтому он не так легко соглашался на создание нового закона и не хотел менять что-либо из уже установленного. Так и теперь, возражая против их намерения, он сказал: (13) «Я не привык прилагать свою руку к тому, что отдает новшеством, и вообще я боюсь этого больше всего, хорошо зная, что стремление к новшествам всегда сопряжено с опасностью. (14) Мне кажется, что даже очень смелый человек в делах подобного рода задумался бы над этим предложением и ужаснулся возможному в будущем потрясению. (15) Ибо, по моему мнению, мы сейчас рассуждаем ни о чем ином, как о том, чтобы под благовидным предлогом передать персам государство римлян. Они не скрывают своих мыслей и не пользуются какой-либо завесой, но открыто признаются в своем намерении и, совершенно не стесняясь, выставляют свое требование отобрать у нас все государство, прикрывая явный обман личиной простодушия, речами о любви к миру оправдывая свои бесстыдные домогательства. (10) Потому вам обоим следовало бы всеми силами отвергнуть эту попытку варваров: тебе, государь, чтобы не быть тебе последним василевсом римлян, а тебе, стратиг, чтобы она не оказалась помехой в достижении престола. (17) Ибо если другие их хитрые планы, скрытые обычно под пышностью слога, и нуждаются для многих в объяснениях, это посольство с самого начала имеет целью этого Хосрова, кто бы он ни был, сделать наследником римского василевса. (18) Вот как, по-моему, вы должны смотреть на это дело: по естественному праву имущество отцов принадлежит их детям и, хотя законы у всех народов, расходясь между собой, по многом друг другу противоречат, в этом случае, как у римлян, так и у варваров они сходны и, согласуясь друг с другом, признают детей полными наследниками отцовского имущества. Посему, если вы согласитесь на первое предложение, вам останется принять и все остальное».

(19) Так сказал Прокл. Василевс и его племянник одобрили его слова и стали размышлять над тем, что предпринять. (20) В это время Кавад прислал василевсу Юстину другое письмо, где он говорил о своем намерении послать к нему знатных лиц с тем, чтобы был заключен мир и письменно закреплено, каким образом ему угодно произвести усыновление его сына. (21) Тогда Прокл стал еще сильнее, чем прежде, высказывать подозрение относительно намерения персов, настойчиво утверждая, что у них одна цель: как бы присвоить себе самым спокойным образом всю державу римлян. (22) Он советовал как можно скорее заключить с ними мир и с этой целью послать первых у василевса лиц, которые должны будут, если Кавад спросит, каким образом должно произойти усыновление Хосрова, прямо ответить: так, как это происходит у варваров, при этом он объяснил, что варвары производят усыновление не с помощью грамот, а вручением оружия и доспехов. (23) Так и решив, василевс Юстин отпустил послов Кавада, пообещав, что вскоре за ними последуют знатнейшие из римлян, которые и относительно мира, и относительно Хосрова все устроят наилучшим образом. (24) В том же духе он написал и Каваду. Со стороны римлян были отправлены Ипатий, племянник ранее царствовавшего Анастасия, патрикий, имевший должность стратига Востока, и Руфин, сын Сильвана[88], пользовавшийся почетом среди патрикиев и известный Каваду по предкам своим; (25) со стороны персов послами были Сеос, человек могущественный и располагающий великими правами, носивший звание адрастадаран салана, и Мевод[89], имевший должность магистра. (26) Съехавшись в месте, которое находится на самой границе государств римского и персидского, они вступили в переговоры друг с другом, прилагая старание к тому, чтобы прекратить несогласия и установить прочный мир. (27) Прибыл и Хосров к реке Тигр, которая отстоит от города Нисибиса на расстоянии приблизительно двух дней пути с намерением отправиться в Визáнтий, когда той и другой стороне покажется, что мир прочно установлен. (28) Много было сказано послами и той и другой стороны относительно существующих между ними несогласий. Сеос утверждал, что римляне насильственно и безо всякого на то права владеют издревле подвластной персам Колхидой, которая теперь называется Лазикой[90]. (29) Римляне, услышав эти речи, сочли для себя глубоко оскорбительным то, что даже Лазика оспаривается персами. Когда же они, в свою очередь, сказали, что усыновление Хосрова должно произойти так, как полагается у варварских народов, это показалось персам нестерпимой обидой[91]. (30) Разойдясь, и те и другие вернулись к себе домой; вернулся к отцу и Хосров, не достигнувший своей цели. Сильно разгневанный всем происшедшим, он поклялся отомстить римлянам за нанесенное ему оскорбление.

(31) Впоследствии Мевод оклеветал Сеоса перед Кавадом, будто бы он умышленно, вопреки данному ему от повелителя поручению, затеял спор о Лазике, срывая таким образом мирные переговоры, и что он заранее сговорился с Ипатием, который, отнюдь нс будучи преданным своему василевсу, пытался не допустить заключения мира и усыновления Хосрова. Враги Сеоса, обвиняя его еще во многом другом, призвали к суду. (32) И весь совет персов – люди, собравшиеся сюда скорее по злобе, чем по требованию закона, судили его. Их очень тяготила его власть, совершенно для них непривычная, да и характер этого человека они переносили с трудом. (33) Ибо, хотя Сеос был самым бескорыстным человеком и со строгой точностью следил за правосудием, он был охвачен недугом надменности несравненно больше, чем другие. Этот порок, по-видимому, свойствен всем персидским сановникам, однако у Сеоса, даже по их представлениям, эта страсть была совершенно чрезмерной. (34) Его обвинители назвали все то, о чем я сейчас сказал, а также и то, что этому человеку не угодно было жить по существующим обычаям пли выполнять персидские установления. (35) Ибо, по их словам, он почитает какие-то новые божества, а недавно умершую свою жену он похоронил, хотя персидские законы запрещают предавать земле тела покойников. (36) Итак, судьи приговорили этого человека к смерти. Кавад же, хотя, казалось, что он относится с состраданием к Сеосу как к своему другу, отнюдь не обнаруживал желания его спасти. (37) Но в то же время он не делал вид, будто бы он на него разгневан, а говорил, что не хочет нарушать персидских законов. Между тем он был обязан Сеосу своей жизнью, так как именно Сеос был главной причиной того, что он остался жив и стал царем. Таким образом, Сеос был осужден и окончил дни своей жизни[92]. (38) Присвоенное ему звание с пего началось и на нем окончилось. Второго адрастадаран салана больше уже не было. Руфин также донес василевсу на Ипатия. (39) Поэтому василевс отрешил его от должности, а некоторых из близких ему людей предал жестокой пытке; но ничего основательного в этом доносе он не обнаружил. Таким образом, он больше не причинил Ипатию ничего худого.

XII. После этого, хотя Кавад горел желанием вторгнуться в пределы римлян, он никак не мог сделать этого, ибо встретил следующее препятствие. (2) Живущие в Азии ивиры поселились у самых Каспийских ворот, расположенных к северу от них. Налево от них, к западу, находится Лазика, направо, к востоку – племена, подвластные персам. (3) Ивиры – христиане и лучше всех известных нам народов хранят уставы этой веры, но издревле они находятся в подчинении у персидского царя. (4) Каваду же вздумалось насильственно обратить их в свою веру. Он потребовал от их царя Гургена[93], чтобы он выполнял все те обряды, которых придерживаются персы, и, помимо прочего: ни в коем случае не предавать земле тела умерших, по всех их бросать на съедение птицам и псам[94]. (5) Поэтому Гурген решил перейти на сторону царя Юстина и просил его дать твердое обещание, что римляне никогда не отдадут ивиров под власть персов. (6) Василевс Юстин очень охотно дал ему такое обещание и отправил племянника прежнего василевса, Анастасия, патрикия Прова с большими деньгами в Боспор, чтобы, склонив дарами войско гуннов, послать их на помощь в качестве союзников ивирам[95]. (7) Боспор – город приморский; кто вплывает в так называемый Понт Эвксинский, для того он находится налево, а от Херсона, самого отдаленного города римской земли, он находится на расстоянии двадцати дней пути[96]. Расположенные между Херсоном и Боспором местности заняты гуннами[97]. (8) Жители Боспора издревле жили независимо, но недавно они отдали себя под власть василевса Юстина. (9) Однако Пров возвратился оттуда, не достигнув своей цели, и василевс отправил в Лазику военачальника Петра[98] с небольшим количеством гуннов, чтобы он, насколько возможно, помог Гургену. (10) В то же время и Кавад послал против Гургена и ивиров весьма значительное войско во главе с военачальником, родом персом, имеющим сан вариза, по имени Вой[99]. (11) Увидев, что у него недостаточно сил, чтобы выдержать нашествие персов, ибо помощь римлян была невелика, Гурген со всеми знатными ивирами бежал в Лазику, захватив с собой жену и всех своих сыновей и братьев, старшим из которых был Пераний[100]. (12) Оказавшись в пределах Лазики, они там остановились и, защищенные узкими горными проходами, стали сопротивляться врагам. (13) Преследовавшие их персы не сделали здесь ничего значительного, так как та же труднодоступная местность оказалась препятствием для их нападения.

(14) Затем ивиры прибыли в Визáнтий; вернулся и Петр, отозванный василевсом, и на будущее, поскольку лазы не хотели нести здесь охрану, василевс счел необходимым охранять эту землю вместе с ними, послав туда войско под начальством Иринея[101]. (15) На самой границе у лазов, в том месте, где к ним входят из пределов Ивирии, есть два укрепления, охрана которых издревле была возложена на местных жителей, хотя они и терпели здесь большой недостаток во всем, ибо нет тут ни зерна, ни вина, ни чего-либо другого, необходимого для жизни. (16) А из иных мест доставить что-либо невозможно из-за горных теснин, разве что люди принесут это на себе. (17) Тамошние лазы смогли жить там, питаясь растущим в этих местах просом, к которому они привыкли. (18) Удалив из этих крепостей гарнизоны, василевс велел римским воинам нести здесь сторожевую службу. (19) Вначале лазы, хотя и с большим трудом, доставляли им продовольствие, по потом они отказались от этой службы; поэтому римляне покинули эти крепости, и персы безо всякого труда их заняли. Вот что произошло в земле лазов.

(20) Римляне под командованием Ситы[102] и Велисария вторглись в подвластную персам Персоармению, опустошили значительную часть этой земли, и, захватив в плен множество армян, удалились в свои пределы. (21) Оба они были молодыми людьми, у которых только что показывалась первая борода; оба они являлись копьеносцами стратига Юстиниана, который позже стал соправителем своего дяди Юстина. Когда же произошло вторичное вторжение римлян в Армению, то Нарсес и Аратий[103], неожиданно встретив их, вступили с ними в бой. (22) Эти мужи немного времени спустя прибыли к римлянам в качестве перебежчиков и вместе с Велисарием ходили походом в Италию; тогда же, столкнувшись с войском Ситы и Велисария, они оказались победителями. (23) В область около города Нисибиса вторглось другое римское войско, которым командовал фракиец Ливеларий; но оно, обратившись в бегство, круто повернуло назад, хотя никто против него не выступал[104]. (24) Поэтому василевс отрешил его от командования и назначил Велисария командующим расположенных в Даре войск[105]. Тогда же в качестве советника был к нему назначен Прокопий, который описал эти войны.

XIII. Немного времени спустя василевс Юстин, провозгласивший <1 августа 527 г.> своего племянника Юстиниана соправителем, умер, и с этого времени царская власть перешла в руки одного Юстиниана. (2) Этот Юстиниан приказал Велисарию построить крепость в местечке Миндуе, которое находится у самой персидской границы, по левую сторону, если идти в Нисибис. (3) Велисарий с величайшей поспешностью выполнял указание василевса, и стены укрепления, благодаря большому числу рабочих, поднялись уже высоко. (4) Персы запротестовали, не позволяя далее что-либо строить и грозя, что немедленно воспрепятствуют этому не только словом, но и делом. (5) Получив это известие и зная, что Велисарий не в состоянии с имевшимся там войском отразить персов, василевс приказал направиться туда другому войску, а также и Куце и Вузе[106], которые тогда командовали войсками, находившимися в Ливане. Они были братьями, родом из Фракии, оба молодые и без оглядки бросавшиеся в рукопашный бой с врагом. (6) Итак, собранные с обеих сторон войска двинулись к месту строительства: персы, чтобы всеми силами помешать работам, римляне – чтобы защитить строителей. (7) Произошло жестокое сражение; римляне оказались побеждены и подверглись страшному избиению, а некоторых враги взяли живыми в плен. (8) В числе их был Куца. Всех их персы увели в свои пределы и постоянно держали в пещере в оковах, а строившуюся крепость, так как никто больше ее не защищал, они срыли до основания[107].

(9) После этого василевс Юстиниан, назначив Велисария стратигом Востока[108], приказал ему выступить против персов. Собрав значительное войско, Велисарий пришел в Дару. (10) Прибыл от василевса и Гермоген[109], чтобы вместе с ним руководить военными действиями. Он имел звание магистра. Раньше он был советником Виталиана, когда тот выступил против василевса Анастасия. (11) Василевс послал Руфина в качестве посла, которому велел, пока он не даст ему знать, оставаться в Иераполе у Евфрата. Ибо уже и с той, и с другой стороны распространялись частые слухи о мире. (12) Вдруг кто-то сообщил Велисарию и Гермогену, что персы собираются вторгнуться в римскую землю с намерением захватить город Дару. <Июль 530 г.> (13) Услышав об этом, они приготовились к сражению следующим образом. Недалеко от ворот, обращенных к городу Нисибису, на расстоянии полета брошенного камня они вырыли многоколенный ров. Вырыт он был не по прямой линии, но следующим образом. (14) В середине был выкопан недлинный прямой ров, с каждой его стороны под прямым углом были выведены траншеи, а от их краев вновь по горизонтали прорыли длинные рвы[110]. (15) Немного времени спустя пришли персы большим войском и стали лагерем в местечко Аммодии, расположенном в двадцати стадиях от города Дары. (16) Среди их военачальников были Питиакс и одноглазый Варесман. Над всеми ними один был поставлен в качестве главнокомандующего, перс родом, по своему положению мирран (так персы называют эту должность)[111], по имени Пероз. (17) Он, тотчас послав к Велисарию, велел приготовить ему баню, поскольку завтра ему угодно в ней помыться. (18) Поэтому римляне начали с большим рвением готовиться к бою, уваренные, что на следующий день предстоит сражение.

(19) С восходом солнца, видя наступающих на них врагов, они построились следующим образом. Край прямого левого рва, который подходил к поперечной траншее, вплоть до находившегося здесь холма занял Вуза с многочисленной конницей и герул Фара[112] с тремястами своими соплеменниками. (20) Направо от них, снаружи рва, в углу, образованном поперечной траншеей и прямо идущим рвом, стояли Суника и Эган[113], массагеты родом[114], с шестьюстами всадниками с тем, чтобы они в случае, если отряды Вузы и Фары обратятся в бегство, двинулись наискось и, оказавшись в тылу у неприятеля, быстро смогли помочь находившимся там римлянам. На другом крыле всадники были выстроены подобным же образом. (21) Край прямого рва занимали многочисленные всадники, которыми командовали Иоанн, сын Никиты, Кирилл и Маркелл[115]; с ними были Герман и Дорофей; в углу, который был в правой стороне, были поставлены те шестьсот всадников, которыми командовали массагеты Симма и Аскан, для того чтобы, как сказано выше, в случае бегства отряда Иоанна, они, двинувшись отсюда, зашли бы в тыл персам. (22) Вдоль всего рва стояли отряды всадников и пешее войско. Позади них, в самой середине, находились воины Велисария и Гермогена. (23) В таком порядке стояло римское войско, состоявшее из двадцати пяти тысяч воинов, войско же персов состояло из сорока тысяч всадников и пехотинцев. Все они выстроились по порядку, в одну линию, устроив свою фалангу по фронту возможно глубже. (24) Долгое время ни те, ни другие не начинали сражения, но персы с удивлением смотрели на искусное расположение войск римлян, и, казалось, недоумевали, что им делать в таком положении.

(25) Когда день уже стал клониться к вечеру, один отряд персидских всадников, который находился у них на правом фланге, отделившись от остального войска, двинулся против Вузы и Фары. Те несколько подались назад. (26) Но персы не стали их преследовать, а остались на месте, боясь, я думаю, окружения со стороны врагов. Тогда отступившие римляне внезапно бросились на них. (27), Персы, не выдержав их натиска, погнали коней, устремившись назад к своей фаланге. Войско Вузы в Фары вернулось на прежнее место. (28) В этой схватке пало семь персов, тела которых остались в руках римлян. В дальнейшем и те, и другие стояли спокойно в своих рядах. (29) Тут один молодой перс, подъехав очень близко к римскому войску, обратился ко всем с вызовом, крича, не хочет ли кто вступить с ним в единоборство. (30) Никто не отважился на такую опасность, кроме Андрея, одного из домашних Вузы: вовсе не воин и никогда не упражнявшийся в военном деле, он был учителем гимнастики и стоял во главе одной палестры[116] в Визáнтии. (31) Он и за войском последовал потому, что ухаживал за Вузой, когда тот мылся в бане; родом он был из Визáнтия. Он один, причем без приказания Вузы или кого-либо другого, по собственному побуждению осмелился вступить в единоборство с этим человеком. Опередив варвара, еще раздумывавшего, как ему напасть на противника, Андрей поразил его копьем в правую сторону груди. (32) Не выдержав удара этого исключительно сильного человека, перс свалился с коня на землю. И, когда он навзничь лежал на земле, Андрей коротким ножом заколол его, как жертвенное животное. Необыкновенный крик поднялся со стен города и из римского войска. (33) Крайне огорченные случившимся, персы послали другого всадника на такой же бой; то был муж храбрый и отличавшийся крупным телосложением, уже не юноша, с сединой в волосах. (34) Подъехав к неприятельскому войску и размахивая плетью, которой он обычно подгонял коня, он вызвал на бой любого из римлян. (35) Так как никто против него не выступал, Андрей опять, никем не замеченный, вышел на середину, хотя Гермоген запретил ему это делать. (36) Оба они, охваченные сильным воодушевлением, с копьями, устремились друг на друга; копья их, ударившись о броню, отскочили назад, а кони, столкнувшись друг с другой головами, упали и сбросили с себя всадников. (37) Оба эти человека, упав близко друг от друга, с большой поспешностью старались подняться, но персу мешала сама громада его тела, и он не мог легко это сделать; Андрей же, опередив его (занятия в палестре обеспечили ему такое преимущество) и толкнув коленом уже поднимающегося противника, вновь опрокинул его на землю и убил. (38) Со стены и из римского войска поднялся крик пуще прежнего; тогда персы, распустив фалангу, удалились в Аммодий, а римляне с победными песнями вошли в крепость. (39) Уже наступали сумерки; так оба вражеских войска провели эту ночь.

XIV. На следующий день к персам присоединилось еще десять тысяч воинов, вызванных ими из Нисибиса, Велисарий же и Гермоген написали миррану следующее: «Что первым благом является мир, в этом согласны все люди, даже те, которые недалеки умом. (2) Поэтому тот, кто нарушает его, является главным виновником несчастья не только для соседей, но и для своих соотечественников. И поистине тот – самый лучший полководец, кто сумел войну сменить миром. (3) Ты же в то время, как между римлянами и персами царило полное согласие, решил двинуться на нас войной безо всякой причины, несмотря на то, что оба государя стремятся к миру, и у нас уже находятся поблизости послы, которые в скором времени разрешат в совместной беседе все несогласия, разве что неотвратимая беда, которую принесет твое нападение, не отнимет у нас эту надежду. (4) Уведи же, как можно скорее, войско в пределы персов и не будь препятствием к наступлению величайших благ, чтобы не оказаться возможным виновником грядущих бед для персов». (5) Мирран, ознакомившись с доставленным к нему посланием, ответил следующее: «Возможно, я исполнил бы просьбу, убежденный посланием, если бы оно исходило не от римлян, которые легко дают обещания, а когда дело доходит до исполнения, для них это оказывается исключительно трудным и безнадежным, даже если они подтвердили договор любыми клятвами. (6) Поэтому мы, отказавшись далее терпеть ваши обманы, были вынуждены с оружием в руках двинуться против вас, а вам, милейшие римляне, не о чем больше думать, как о том, что вам надлежит воевать с персами. Ибо нам предстоит здесь либо умереть, либо состариться, пока мы на деле не добьемся от вас справедливости». (7) Таков был ответ миррана. И вновь Велисарий в его соратники написали следующее: «Не следует, славнейший мирран, поддаваться высокомерному хвастовству и укорять своих соседей в том, что к ним не относится. (8) Мы сказали – и это сама истина, – что Руфин прибыл в качестве посла, что он находится недалеко, – и об этом ты сам скоро узнаешь. Если вы так стремитесь к войне, то мы выступим против вас с помощью Бога: мы уверены, что Он поможет нам в опасности, снисходя к миролюбию римлян и гневаясь на хвастовство персов, которые решили идти войной на нас, предлагавших вам мир. (10) Мы выступим против вас, прикрепив перед битвой к навершиям наших знамен то, что мы взаимно друг другу написали». Так гласило письмо. (11) Мирран опять на это ответил: «И мы вступаем в бой не без помощи наших богов, с ними мы пойдем на вас, и я надеюсь, что завтра они введут нас в Дару. (12) Поэтому пусть в городе будут для меня готовы баня и обед». Когда Велисарий и его соратники прочитали это письмо, они стали готовиться к бою. (13) На следующий день, собрав с восходом солнца всех персов, мирран сказал следующее: «Мне хорошо известно, что не из-за слов военачальников, а от природной храбрости и желания заслужить взаимное уважение персы привыкли проявлять смелость в опасных обстоятельствах. (14) Видя же, что вы недоумеваете, почему римляне, которые раньше обычно выходили на бой в беспорядке шумною толпою, ныне, выступив в таком порядке, который совершенно им не свойственен, выдержали натиск персов, я считаю нужным обратиться к вам со словами внушения, чтобы не случилось с вами беды из-за того, что у вас неверное представление о деле. (15) Да не подумайте, что они вдруг стали более храбрыми и опытными! Наоборот, они теперь еще более трусливы, чем прежде. Они до того боятся персов, что не отважились построить свои фаланги при отсутствии рва. (16) И даже тогда они не начали битву, а когда мы не вступили с ними в сражение, они с великой радостью отступили к своим стенам, считая, что дела их оказались лучше, чем они могли ожидать. (17) Потому только они не пришли в замешательство, что не подверглись опасности сражения. Но как только мы вступим с ними в рукопашный бой, то ужас и неопытность, охватив их души, непременно доведут их до обычного для них беспорядка. (18) Таковы наши враги; вы же, персы, подумайте о том, какое суждение вынесет о вас царь царей; (19) ибо если вы теперь не проявите достойного персов мужества, то знайте, что вас ожидает бесславное наказание». (20) Обратившись к войску с таким увещанием, мирран повел его против врагов. Со своей стороны, Велисарий и Гермоген, собрав перед городскими стенами римских воинов, обратились к ним с такими словами: (21) «Что персы отнюдь не непобедимы, что они не бессмертны, в этом вы уже убедились на основании только что случившегося сражения. Никто не станет возражать, что вы, превосходя их храбростью и телесной силой, уступаете им только в том, что не так, как они, послушны своим военачальникам. (22) Но исправиться в этом никому из вас не составит труда. Никакими стараниями невозможно отвратить препятствия судьбы, но рассудок легко может стать врачевателем зла, причина которого – сам человек. (23) Итак, если вы пожелаете слушать и исполнять приказания, то вы скоро одержите победу в войне. Враг идет на нас, полагаясь не на что иное, как на наш беспорядок; (24) но, обманувшись в своем ожидании, он теперь так же, как и в предыдущем сражении, отступит. И самой многочисленностью, которой вас пугает враг; вы должны пренебречь; (25) ибо вся их пехота – не что иное, как толпа несчастных крестьян, которые идут за войском только для того, чтобы подкапывать стены, снимать доспехи с убитых и прислуживать воинам в других случаях[117]. (26) Поэтому у них нет никакого оружия, которым они могли бы причинить вред неприятелю; а свои огромные щиты они выставляют только для того, чтобы самим обороняться от неприятельских стрел и копий. (27) Итак, проявив мужество в этом сражении, вы не только победите персов, но накажете их за дерзость, чтобы они уже никогда больше не пошли войной на римскую землю». (28) Такое увещание сделали Велисарий и Гермоген. Когда же они увидели, что персы, не останавливаясь, идут на них, спешно выстроили воинов в прежнем порядке. (29) Варвары, подойдя к ним, построились во фронт. Однако мирран поставил против врагов не всех персов, а лишь половину, приказав остальным держаться сзади. (30) Они должны были сменять сражавшихся и со свежими силами нападать на врагов с тем, чтобы все время они сражались поочередно. (31) Только отряду так называемых бессмертных он велел оставаться в бездействии, пока он не подаст им знак. (32) Сам он стал в середине фронта, Питиакса поставил во главе правого крыла, Варесмана – левого. Так были построены оба войска. В это время Фара, явившись к Велисарию и Гермогену, сказал им следующее: (33) «Я думаю, что оставаясь здесь со своими герулами, я не смогу причинить врагам большого вреда. Если же мы спрячемся у этого склона, а затем, когда персы вступят в сражение, поднявшись из-за холма, внезапно окажемся у них В тылу и начнем поражать их сзади, то, естественно, мы нанесем им большой урон». Так сказал Фара, и поскольку это пришлось по душе Велисарию и его соратникам, он так и стал действовать.

(34) До середины дня ни те, ни другие не начинали боя. Но как только наступил полдень, персы начали сражение, отложив столкновение до этого срока по той причине, что сами они привыкли есть на исходе дня, а римляне до полудня; поэтому они решили, что условия окажутся неравны, если они нападут на голодных. (35) Сначала и те, и другие пускали друг в друга стрелы, которые своим множеством, можно сказать, совсем затемняли свет; и с той, и с другой стороны многие пали, но со стороны врагов стрел неслось гораздо больше. (36) Сменяя друг друга, они постоянно сражались свежими силами, не позволяя противникам заметить того, что происходит. Однако и при этом римляне не оказались в худшем положении: ветер, поднявшийся с их стороны, дул прямо на варваров, сильно ослабляя действие их стрел. (37) Когда, наконец, у тех и у других истощились все стрелы, они начали действовать копьями и все чаще и чаще вступали в рукопашный бой. Особенно тяжелое положение создалось у римлян на левом фланге. (38) Дело в том, что кадисины[118], которые сражались здесь под началом Питиакса, внезапно явившись на помощь в большом количестве, обратили в бегство своих противников и, сильно наседая на бегущих, многих убили. (39) Увидев это, люди Суники и Эгана стремительным броском ринулись на врагов. А до того триста герулов во главе с Фарой, спустившись с холма и оказавшись в тылу врагов, проявили чудеса храбрости в борьбе с персами, особенно с кадисинами. (40) Те, увидев, что с фланга против них движется еще отряд Суники, обратились в бегство. (41) Неприятель был разгромлен совершенно, так как римляне, соединив вместе все находившиеся здесь войска, учинили страшное избиение варваров. (42) На правом крыле в этом бою у них погибло не менее трех тысяч, а остальные, с трудом добежав до своей фаланги, спаслись. (43) Римляне, со своей стороны, дальше их не преследовали, и те, и другие снова выстроились друг против друга. Так происходило сражение. (44) Между тем мирран незаметно перевел на левый фланг большое число воинов, в том числе всех так называемых бессмертных. Заметив это, Велисарий и Гермоген велели Сунике и Эгану с их шестьюстами воинами двинуться на угол правого фланга, где находились войска Симмы и Аскана, а позади них они поставили многих из личного войска Велисария. (45) Персы, которые стояли на левом фланге во главе с Варесманом, вместе с бессмертными стремительно бросились на стоявших против них римлян; те, не выдержав их натиска, обратились в бегство. (46) Тогда римляне, находившиеся в углу фланга, вместе с теми, которые стояли позади них, спешно двинулись против преследовавших. (47) Нападая на врагов сбоку, они разрезали их отряд надвое: большинство персов оказалось у них с правой стороны, некоторые остались с левой. В числе этих немногих случайно оказался и тот, который нес знамя Варесмана; напав на него, Суника поразил его копьем. (48) Те персы, которые первыми преследовали римлян, заметив уже, в какую беду они попали, повернули назад и, прекратив преследование, пошли на нападавших на них римлян, но тут они попали под перекрестные удары врагов. (49) Ибо убегавшие римляне, сообразив, что происходит, повернулись против них. Остальные персы и отряд бессмертных, видя склоненное и почти лежащее на земле знамя, во главе с самим Варесманом бросились на находившихся там римлян. (50) Римляне встретили их удар. Первым Суника убил Варесмана и сбросил его с коня на землю. Тогда варваров охватил великий страх, и они, не помышляя больше о защите, в полном беспорядке обратились в бегство. (51) Римляне, окружив их, убили около пяти тысяч человек. Таким образом, оба войска полностью покинули свои места: войско персов для отступления, войско римлян для преследования. (52) Во время сражения пехотинцы из персидского войска побросали свои длинные щиты и пребывали в полном беспорядке, враги же нещадно избивали их. Однако римляне недолго продолжали преследование. (53) Велисарий и Гермоген ни в коем случае не позволяли им заходить очень далеко, опасаясь, как бы враги по какой-то случайности не повернули назад и не обратили бы в бегство их самих, ведущих преследование безо всякой осторожности. Они считали, что для них достаточно удержать победу. (54) Ибо в этот день римлянам удалось победить персов в сражении, чего уже давно не случалось. Таким образом, разошлись оба войска. (55) Персы больше не хотели вступать с римлянами в открытое сражение. Тем не менее и те, и другие совершали внезапные набеги, причем римляне не оказывались слабее. Так обстояли дела в Месопотамии.

XV. Между тем Кавад отправил другое войско в подвластную римлянам Армению. Оно состояло из персоармян и сунитов[119], соседей аланов. С ними было три тысячи гуннов, так называемых савиров, воинственнейшего племени. (2) Командующим всеми ими был поставлен Мермерой[120], перс родом. Когда они оказались в трех днях пути от Феодосиополя, они стали лагерем в области персоармян, готовясь к вторжению. (3) В то время стратигом Армении был Дорофей, муж разумный и испытанный во многих войнах. Сита же имел должность стратига в Визáнтии и был поставлен во главе всего войска Армении[121]. (4) Оба они, узнав, что в Персоармении собирается войско, тотчас послали двоих своих телохранителей с тем, чтобы они, разведав все о неприятельских силах, уведомили бы их. (5) Эти двое, проникнув в лагерь варваров и тщательно все высмотрев, отправились назад. (6) По дороге в одном из тамошних местечек они неожиданно встретились с враждебными гуннами. Один из римлян, по имени Дагарис, был ими схвачен и связан, другому удалось бежать и обо всем рассказать стратигам. (7) Те, вооружив все войско, внезапно напали на лагерь врага. (8) Варвары, пораженные неожиданностью, уже не думали о сопротивлении, но бежали, кто куда мог. Римляне, многих убив и разграбив лагерь, тотчас же вернулись назад.

(9) Немного спустя Мермерой, собрав все свое войско, вторгся в пределы римлян и настиг врагов возле города Саталы[122]. Став здесь лагерем в местечке Октава, отстоявшем от города на расстоянии пятидесяти шести стадий, они отдыхали. (10) Сита, взяв с собой тысячу воинов, скрылся за одним из холмов, которые в большом количестве окружают город Саталу, расположенный на равнине. (11) Дорофею со всем остальным войском он велел оставаться в стенах города, так как, по их мнению, они не могли на ровном месте выдержать нападение врагов, которых было не менее тридцати тысяч, в то время как силы римлян с трудом доходили до половины этого числа. (12) На следующий день варвары, подойдя очень близко к укреплениям, решили осадить город со всех сторон. Внезапно увидев, что люди Ситы спускаются с холма и идут на них, и совершенно не имея возможности составить представление об их числе, поскольку было лето и поднималась густая пыль, они подумали, что их гораздо больше, тотчас отказались от окружения города и поспешили собраться на небольшом пространстве сомкнутым строем. (13) Опередив их и разделившись на два отряда, римляне напали на них во время отступления от укреплений; когда это увидело все войско римлян, оно, осмелев, ринулось из укрепления и устремилось на врагов. (14) Оказавшись между римскими войсками, персы обратились в бегство. Однако, как было сказано, превосходя численностью своих врагов, они сопротивлялись римлянам; завязалась жестокая битва и дело дошло до рукопашной. (15) Сражающиеся, так как все они были всадниками, быстро то наступали, то отступали. Тогда Флорентий, фракиец, возглавлявший конный отряд, устремился в середину врагов, схватил знамя военачальника, пригнул его как можно ниже к земле и стал отъезжать назад. (16) Но его настигли и тут же изрубили на куски, и все же [именно] он оказался главным виновником победы римлян. Варвары, не видя больше знамени, пришли в полный беспорядок и, пав духом, отступили. Оказавшись в своем лагере, они пребывали в бездействии, понеся в сражении большие потери. (17) На следующий день все они отправились домой, и их никто не преследовал: римскому войску казалось, что дело большое и славное – заставить варваров, столь многочисленных, претерпеть в своей земле то, о чем было сказано несколько раньше, а затем их, вторгшихся в чужую землю, заставить уйти, не только ничего не совершив, но и потерпев такое поражение от более слабого противника[123]. (18) Тогда римляне овладели двумя персидскими местностями в Персоармении: укреплением Вол и так называемым Фарангием[124], откуда персы, добывая золото, отправляют его своему царю. (19) Незадолго до этого им удалось покорить народ цанов[125], которые издревле жили в пределах римского государства как независимое племя. Как это произошло, я сейчас расскажу. (20) Если идти из Армении в Персоармению, то направо находятся горы Тавра, тянущиеся до Ивирии и земель расположенных там народов, как я рассказывал несколько раньше. Налево же на большом протяжении тянется дорога, идущая все время под уклон, а над ней высятся горы с крутыми обрывами, окутанные вечными тучами и снегами. (21) Вытекая отсюда, река Фасис[126] бурно несется затем в землю Колхиды. Здесь искони жили варвары, племя панов, которое в прежнее время называлось санами. Они никому не были подвластны и занимались грабежом живших по соседству римлян; жизнь они вели самую суровую и питались только тем, что награбят, ибо их земля ничего не давала для их пропитания. (22) Поэтому василевс римлян ежегодно посылал им определенное количество золота с тем, чтобы они больше не грабили тамошние места. (23) При этом они давали свои старинные клятвы, однако потом, презрев то, чем они клялись, совершали неожиданные набеги, причиняя огромные опустошения не только армянам, но и соседним с ними римлянам, вплоть до моря; затем после кратковременного набега они быстро возвращались домой. (24) Конечно, когда им приходилось встречаться с римским войском, они терпели поражение в битве, но вследствие неприступности их местности окончательно покорить их было невозможно. Еще до этой войны Сита победил их в сражении; ласковыми словами и кротким обращением ему удалось полностью привлечь их на свою сторону[127]. (25) Переменив образ жизни на более культурный, они стали записываться в римские отряды и в дальнейшем ходили с римским войском на врагов. Переменили они и свою веру на более благочестивую, став христианами. Так обстояли дела с цанами.

(26) Если перейти границы их области, то открывается глубокая долина, окаймленная крутыми утесами и простирающаяся до Кавказских гор. Тут разбросаны очень многолюдные селения и в изобилии растут виноград и другие плоды. (27) Эта долина на протяжении приблизительно трех дней пути находится под властью римлян, и затем начинаются пределы Персоармении, где расположены золотые рудники. Управлять ими Кавад поручил одному из местных жителей по имени Симеон. (28) Когда этот Симеон увидел, что война между римлянами и персами находится в полном разгаре, он решил лишить Кавада дохода от получаемого отсюда золота. (29) Поэтому он, перейдя на сторону римлян, передал им и Фарангий, но решил не отдавать получаемое из рудника золото ни тем, ни другим. (30) Римляне от него ничего не требовали, считая, что для них выгодно уже то, что враги потеряли свои доходы отсюда, персы же не могли против воли римлян чинить насилие тамошним жителям, тем более, что мешали им в этом труднопроходимые места.

(31) Примерно тогда же в Нарсес и Аратий, которые в начале этой войны имели в Персоармении рукопашное сражение с Велисарием, как я рассказал об этом раньше, вместе со своей матерью добровольно перешли к римлянам. Они были приняты царским казначеем Нарсесом (ибо и он тоже был родом из Персоармении)[128] и осыпаны великими богатствами. (32) Когда их младший брат Исаак узнал об этом, он, вступив в тайные переговоры с римлянами, сдал им укрепление Вол, расположенное недалеко от окрестностей Феодосиополя[129]. (33) Он предложил им спрятать где-нибудь поблизости воинов, а ночью принял их в укрепление, тайком открыв маленькие ворота. Таким образом и он ушел в Визáнтии.

XVI. Так обстояли тогда дела у римлян. Персы же, хотя Велисарий победили их в битве под Дарой, не хотели удаляться отсюда, пока Руфин, явившись к Каваду, не сказал ему следующего: «Послал меня к тебе, о царь, брат твой принести тебе его справедливые жалобы на то, что персы, не имея никакой законной причины, вошли в его земли с оружием в руках. (2) А ведь царю, столь великому и мудрому, более подобает превращать войну в мир, чем при полном мире и благополучии причинять и самому себе и своим соседям ненужное беспокойство. (3) Исполненный этих надежд, я и прибыл сюда, чтобы в дальнейшем оба государства пользовались благами мира». Так сказал Руфин. (4) Кавад в ответ заявил: «О сын Сильвана! Не пытайся обращать вину на нас, ибо ты больше, чем кто-либо другой, знаешь, что вы, римляне, являетесь главными виновниками всего этого замешательства. Для блага как персов, так и римлян мы заняли Каспийские ворота, силой изгнав оттуда варваров после того, как римский автократор Анастасий, как ты сам знаешь, не захотел, хотя и мог, купить за деньги это место с тем, чтобы не было необходимости держать там войско и тратить на это большие деньги для вашей и нашей пользы. (5) С того времени мы, поставив там многочисленное войско, которое мы и поныне содержим, доставили вам возможность жить в этой стране, не подвергаясь опустошительным набегам со стороны тамошних варваров, и владеть своими землями с полным спокойствием. (6) Но вам как будто этого мало, вы построили большой город Дару как крепость против персов, хотя в договоре, который был заключен Анатолием с персами, это было определенно запрещено[130]. В результате этого персам по необходимости приходится нести бремя бедствий, страдая от войны и тратясь на содержание двух войск: одного, чтобы массагеты не могли безбоязненно грабить и опустошать земли наши и ваши; другого, чтобы не допускать ваших вторжений. (7) Когда мы недавно упрекали вас в этом и требовали от вас одного из двух: либо посылать войска к Каспийским воротам от обоих наших государств, либо разрушить город Дару, – вы не вняли сказанному, но решили более враждебным поступком усилить свои козни против Персии, если только мы верно помним относительно строительства в Миндуе. И теперь римлянам предоставляется выбор; хотят ли они мира или предпочитают войну в зависимости от того, согласятся они на наши справедливые требования или не примут их. (8) Персы не сложат оружия до тех пор, пока римляне не будут вместе с нами по всей справедливости добросовестно охранять Каспийские ворота или разрушат город Дару». (9) Сказав так, Кавад отпустил посла, дав понять, что он не прочь получить от римлян деньги и таким образом устранить все поводы к войне. (10) Обо всем этом Руфин по возвращении в Визáнтий доложил василевсу. Немного времени спустя прибыл туда и Гермоген. Прошла зима, а с нею закончился[131] четвертый год единодержавного правления василевса Юстиниана.

XVII. С наступлением весны войско персов под предводительством Азарета вторглось в земли римлян. Их было пятнадцать тысяч и все они были конные. К ним присоединился Аламундар, сын Сакики[132], имея с собой большую толпу сарацин. (2) На этот раз вторжение у персов произошло не так, как обычно: они вторглись не как прежде, в Месопотамию, а в область, которая в древности называлась Коммагена, а теперь зовется Евфратисией, откуда персы никогда раньше, насколько мы знаем, не предпринимали походов против римлян. (3) Почему эта область была названа Месопотамией и почему персы воздержались от вторжения в нее на этот раз, я сейчас расскажу.

(4) Есть в Армении гора, не слишком крутая, находящаяся от Феодосиополя на расстоянии сорока двух стадий к северу от этого города. Отсюда вытекают два источника, которые тут же образуют две реки; из них правая называется Евфратом, левая носит имя Тигр, (5) Вторая из них, Тигр, не делая никаких изгибов и принимая только немного небольших притоков, течет прямо к городу Амиде. (6) Продолжая свое течение к северу от этого города, она вступает в землю ассирийцев. Евфрат же сначала протекает небольшое пространство, а затем тут же исчезает из виду, однако он не уходит под землю, а с ним происходит нечто удивительное. (7) Над водой образуется очень толстый слой ила и грязи стадий на пятьдесят в длину и двадцать – в ширину.. На этом иле в большом количестве растет тростник. (8) Образовавшаяся корка из грязи и ила настолько тверда, что попадающим сюда она кажется настоящим материком. Поэтому по ней могут без всякой опаски двигаться и пешие, и конные. (9) Даже повозки проезжают по ней ежедневно в большом количестве, и при этом совершенно не появляется никакой зыби и никак не обнаруживается, что под ней вода. (10) Местные жители ежегодно сжигают тростник, чтобы он не мешал их движению по дорогам,, и если при этом поднимается сильный ветер, случается так, что огонь доходит до самого корня тростника, и тогда в некоторых местах показывается вода. (11) Но вскоре поверхность воды вновь затягивается грязью и илом и месту придается прежний вид. Оттуда река течет дальше в область, называемую Келесиной, где находился храм Артемиды Таврической. Говорят, что Ифигения, дочь Агамемнона, убегая отсюда с Орестом и Пиладом, унесла с собой кумир Артемиды[133]. (12) Есть и другой храм, существующий и в мое время в городе Комане, а не в области тавров. Как это произошло, я сейчас объясню.

(13) В то время как Орест уходил с сестрой из области тавров, случилось так, что он заболел. Когда он обратился к оракулу относительно своей болезни, то, говорят, он получил от него ответ, что освободится от беды не раньше, чем построит храм, [посвященный] Артемиде, в таком месте, которое похоже на местность тавров, острижет здесь свои волосы и по их имени назовет этот город. (14) Поэтому Орест, обходя тамошние места, оказался в Понте и увидел там отвесную гору, нависшую над дорогой, а внизу у подножия горы протекающую реку Ирис. (15) Подумав, что прорицание указывало ему на это место, Орест выстроил здесь прекрасный город и храм Артемиды; он остриг свои волосы, назвал по их .имени город, который и в мое время называется Комана[134]. (16) Хотя Орест все это сделал, болезнь ничуть не уменьшалась, но, напротив, еще более усилилась. Решив, что он, сделав это, не точно последовал оракулу, Орест вновь стал все обходить и осматривать и нашел в Каппадокии место, очень похожее на страну тавров. (17) Я сам, не раз бывая там, крайне удивлялся их сходству, и мне казалось, что я в земле тавров. В самом деле, эта гора совершенно похожа на ту гору, поскольку и здесь Тавр, а река Сар по виду похожа на тамошний Евфрат. (18) И Орест построил здесь замечательный город и выстроил два храма, [посвятив] один Артемиде, а другой своей сестре Ифигении. Христиане сделали их своими святилищами, ничего не изменив в их постройке[135]. (19) Этот город и ныне называется «Золотая Комана» от слова «волосы», так как Орест, говорят, и здесь остриг их и так избавился от своей болезни. (20) Некоторые говорят, что Орест избавился здесь ни от какой иной болезни, как от безумия, которым он был охвачен после того, как убил свою мать. Я же возвращаюсь к прежнему повествованию.

(21) От области таврских армян и Келесины река Евфрат поворачивает вправо и течет на большом пространстве земли; в нее вливается много других рек, в частности, река Арсин, которая несется многоводным потоком из так называемой Персоармении. Став, таким образом, большой рекой, Евфрат, течет дальше в страну, прежде носившую название Левкосирии, теперь же называемую Малой Арменией[136], столицей которой является замечательный город Мелитина[137]. (22) Отсюда он течет мимо Самосаты и по всем тамошним местам вплоть до Ассирии, где обе реки, сливаясь друг с другом, принимают одно название – Тигр. (23) Область, которая от Самосаты лежит по внешнюю сторону Евфрата, в древности называлась Коммагеной, теперь же она носит название реки[138]. Та же, которая лежит по внутреннюю сторону Евфрата и находится между ним и Тигром, называется, что вполне естественно, Месопотамией (Междуречьем). Однако часть этой страны называется не только этим именем, но имеет и другие названия. (24) Так, область, простирающаяся до города Амиды, некоторыми называется Арменией, Эдесса же с прилегающими к ней местностями называется Осроеной, по имени Осрова, некогда бывшего царем в этих местах, когда жители этой страны были еще в союзе с персами[139]. (25) После того, как персы отняли у римлян город Нисибис[140] и некоторые другие местности Месопотамии, всякий раз, когда они собирались идти походом на римлян, они оставляли без внимания область, находящуюся по внешней стороне реки Евфрат, так как она по большей части безводна и безлюдна. Здесь же они собирались без особого труда, так как хотя земля эта была их собственной, она была очень близко расположена к хорошо населенным местам, и отсюда всегда делали вторжения.

(26) Когда мирран, побежденный в сражении и потерявший большую часть войска, с остальной вернулся в пределы Персии, он понес от царя Кавада жестокое наказание. (27) Царь отнял у него украшение из золота и жемчуга, которое он обычно носил на голове. У персов это знак высочайшего достоинства после царского. (28) У них запрещено носить золотые перстни, пояса, пряжки или что-либо подобное, если это не пожаловано царем[141]. (29) Затем Кавад стал думать, каким образом ему самому идти войной на римлян. После того, как мирран оказался разбит так, как мной рассказано, он [Кавад] уже ни на кого не мог полагаться. (30) Когда он пребывал в такой нерешительности, к нему явился царь сарацин Аламундар и сказал ему: «Не во всем, о владыка, следует полагаться на счастье и думать, что все войны должны иметь удачный для тебя исход. Так не бывает в жизни, и судьбам человеческим это не свойственно. И такие помыслы вредны для тех, кто их придерживается. (31) Ибо если люди надеются, что все у них будет удачно и в этом когда-либо обманутся, то когда так случится, напрасные надежды, обуревающие их, вызывают у них тем большие мучения. (32) Поэтому люди, не имея возможности всегда полагаться на счастье, даже если они могут гордиться тем, что во всем превосходят своих противников, не бросаются без оглядки навстречу опасностям войны, но стараются обойти врагов обманом и всякими хитростями. (33) У кого перед лицом опасность сражения, тому нельзя без сомнений полагаться на победу. Поэтому, о царь царей, не впадай в такую печаль оттого, что мирран потерпел неудачу, и не стремись вновь испытывать судьбу. (34) В Месопотамии и в так называемой Осроене, поскольку они ближе всего расположены к твоим пределам, самые укрепленные города и такое там множество воинов, какого до сих пор никогда не бывало; так что если мы двинемся на них отсюда, то нам предстоит опасная борьба. Напротив, в области, расположенной за рекой Евфрат, и в смежной с ней Сирии нет ни укрепленного города, ни значительной военной силы. (35) Об этом я часто слышал от сарацин, которых посылал в эти места для разведки. (36) Говорят, что есть там город Антиохия[142], по богатству, обширности и многолюдству первый из всех городов, имеющихся у римлян на востоке. И нет в нем ни охраны, ни войска. (37) Население его не заботится ни о чем другом, кроме как о празднествах, роскоши и спорах друг с другом в театрах. (38) Так что если мы нападем на них внезапно, то вполне вероятно, что неожиданной атакой возьмем этот город и, не встретив никакого неприятельского войска, возвратимся в пределы Персии, в то время как римское войско в Месопотамии даже не будет знать о случившемся. (39) О недостатке воды или чего-либо другого из провианта не беспокойся, ибо я сам поведу войско, как я сочту лучше всего». (40) Услышав это, Кавад не мог ни противоречить ему, ни не доверять. Ибо Аламундар был человеком самым прозорливым и чрезвычайно опытным в военном деле, очень преданным персам и исключительно энергичным. В течение пятидесяти лет он истощал силы римлян. (41) От границ Египта до Месопотамии он разорял все местности, угонял и увозил все подряд, жег попадающиеся ему строения, обращал в рабство многие десятки тысяч людей; большинство из них тотчас же убивал, других продавал за большие деньги. (42) Никто не выступал против него, так как он никогда не совершал набега необдуманно и всегда нападал так неожиданно и в такой благоприятный для себя момент, что обычно со всей добычей находился уже далеко, когда военачальники в солдаты римлян только начинали узнавать о случившейся и собираться в поход против него. (43) Если же и случалось римлянам его нагнать, то этот варвар нападал сам на своих преследователей, еще не приготовившихся к сражению и не построенных в боевой порядок, обращал их в бегство и истреблял без особого труда, а однажды захватил в плен всех преследовавших его солдат вместе С их военачальниками. (44) Это случилось с Тимостратом, братом Руфина, и Иоанном, сыном Луки[143], которых он затем отпустил, получив за них отнюдь не малое богатство. (45) Одним словом, этот человек был самым страшным и серьезным врагом, какого когда-либо имели римляне. Причина же заключалась в том, что Аламундар, имея царский титул, один правил всеми сарацинами, находящимися в персидских пределах, и мог со всем своим войском делать набеги на любую часть Римской державы, какую хотел. (46) Между тем ни один из военачальников римских войск, которых называют дуксами, ни один из тех предводителей союзных римлянам сарацин, которые именуются филархами, не были настолько сильны, чтобы противостоять войску Аламундара, поскольку ни в одной области не было войска, достаточного для сопротивления врагам. (47) Поэтому василевс Юстиниан поставил во главе возможно большего числа племен Арефу, сына Габалы, который правил тогда аравийскими сарацинами, дав ему титул царя, чего раньше у римлян никогда не было[144]. (48) Однако и при этом Аламундар причинял вреда римлянам ничуть не меньше, если не больше, так как Арефа при каждом нападении и стычке либо терпел явную неудачу, либо действовал предательски, как скорее всего следует допустить. Однако точно о нем мы ничего не знаем. Таким образом и случилось, что Аламундар, не встречая ни от кого сопротивления, длительное время опустошал все восточные области, ибо жизнь его была очень долгой.

XVIII. Каваду понравилось предложение Аламундара и, собрав пятнадцатитысячное войско, он поставил во главе него Азарета, родом перса, очень опытного в военном деле, и велел Аламундару показывать ему дорогу. (2) И вот персы, перейдя Евфрат в Ассирии и пройдя безлюдными местами, внезапно вторглись в область Коммагены. (3) Это было первое вторжение персов в землю римлян с этой стороны, насколько мне удалось узнать из рассказов или каким-либо иным способом. Неожиданностью своего появления они поразили всех римлян. (4) Когда об этом узнал Велисарий, некоторое время он не знал, что ему делать, но затем решил как можно быстрее идти туда на помощь. Оставив в каждом городе достаточный для его охраны гарнизон с тем, чтобы Кавад, явившись сюда с другим войском, не нашел бы в Месопотамии ни одного совершенно не защищенного местечка, сам он с остальным войском пошел навстречу неприятелям, и, перейдя реку Евфрат, с большой поспешностью продвигался дальше. (5) Римское войско насчитывало приблизительно двадцать тысяч пеших и конных, из них не менее двух тысяч составляли исавры, (6) Командовали Всадниками все те военачальники, которые до этого выдержали битву при Даре с персами и мирраном, пешее войско возглавлял один из копьеносцев василевса Юстиниана по имени Петр. (7) Во главе исавров стояли Лонгин[145] и Стефанакий. Сюда же прибыл и Арефа с войском сарацин. (8) Когда они прибыли к городу Халкиде, они, разбив лагерь, здесь остановились, так как им стало известно, что неприятель находится в местечке Гаввулон, отстоящем от Халкиды на сто десять стадий. (9) Узнав об этом, Аламундар и Азарет, напуганные опасностью, больше уже не двигались вперед, но решили тотчас же удалиться домой. Они двинулись назад, имея Евфрат по левую руку, а римское войско следовало за ними по пятам. (10) Там, где варвары проводили предшествующую ночь, там на следующую ночь останавливались римляне. (11) Велисарий сознательно не позволял войску нигде делать более длинные переходы, поскольку он не хотел вступать с врагами в открытый бой; ему казалось вполне достаточным, что персы и Аламундар, вторгшись в римские земли, теперь так отсюда отступают и возвращаются домой без намека на успех. (12) За все это и военачальники, и солдаты тайком поносили его, однако никто не осмеливался порицать его в лицо.

(13) Наконец персы переночевали на берегу Евфрата в том месте, которое находится против города Каллиника, расположенного на противоположном берегу реки. Отсюда они собирались двинуться по безлюдной земле и таким образом покинуть пределы римлян. (14) Они уже больше не думали идти, как раньше, вдоль берега реки. Римляне, переночевав в городе Суроне и двинувшись оттуда, застали врагов уже готовящимися к уходу. (15) На следующий день <19 апреля 531 г.н.э.> приходилось празднование Пасхи; этот праздник христиане чтут выше всякого другого. Обычно они проводят в воздержании от еды и питья не только весь предшествующий этому празднику день, но и до глубокой ночи соблюдают пост. (16) Велисарий, видя, что все стремятся напасть на врага и желая удержать их от этого намерения (в этом был с ним согласен и Гермоген, недавно прибывший от василевса в качестве посла), собрав всех, кто там был, сказал следующее: (17) «Куда вы стремитесь, римляне, ради чего хотите вы подвергнуться совершенно ненужной опасности? Обычно люди только ту победу считают подлинной, когда они не испытывают никакого вреда от неприятеля. В данном случае победу даровали нам судьба и страх, наведенный нами на неприятельское войско. (18) А разве не лучше пользоваться настоящим счастьем, чем искать его, когда оно миновало? Воодушевленные огромными надеждами, персы предприняли поход против римлян, теперь они бегут, обманутые во всех своих ожиданиях. (19) Если мы заставим их против их воли отказаться от своего решения отступать и вынудим вступить с нами в бой, то, одержав победу над ними, мы не получим никакой выгоды: к чему обращать в бегство бегущего? (20) Если же потерпим неудачу, тогда уже точно мы лишимся настоящей победы, которую не враги похитят у нас, а мы сами отдадим. Тем самым мы в дальнейшем предоставим им свободу вступать на землю нашего василевса, оставшуюся без всякой защиты. (21) Нельзя забывать и того, что Бог помогает людям в тех опасностях, которым им по необходимости приходится подвергаться, а не в тех, на которые они пошли добровольно. (22) Кроме того, помните, что тем, кому некуда отступать, против воли приходится становиться храбрецами. У нас же, напротив, серьезные препятствия к битве. (23) Многие из наших воинов идут пешими, мы все истощены постом, не говоря уже о том, что часть войска еще не подошла». Так сказал Велисарий.

(24) Но воины оскорбляли его уже не про себя и не тайком, но с шумом подступая к нему, называли его в лицо трусом и губителем их решительности, даже некоторые из военачальников разделяли с солдатами это заблуждение, желая подобным образом показать свою отвагу. (25) Пораженный их бесстыдной дерзостью, Велисарий, изменив свои речи, стал делать вид, что он сам побуждает идти против врагов, и начал устанавливать войско в боевой порядок; он говорил, что не знал раньше об их стремлении вступить в бой с врагом, теперь же у него самого больше смелости, и он идет на неприятеля с большой надеждой на счастливый исход. (26) Он выстроил фалангу в одну линию и расположил ее следующим образом: на левом крыле к реке он поставил всю пехоту, на правом, где местность была покатой, он поставил Арефу и всех его сарацин. Сам же он с конницей стал в центре. Так были выстроены римляне. (27) Когда Азарет увидал, что римляне строятся в боевой порядок, он обратился к своему войску с таким увещанием: «Никто не станет сомневаться, что вы, как истинные персы, предпочтете доблесть самой жизни, если вам придется выбирать одно из двух. (28) Но я должен сказать, что сейчас такой выбор, если бы вы даже хотели его сделать, не зависит от вас. У кого есть возможность, избегнув опасности, жить, хотя бы и в бесславии, тот, пожалуй, поступит не совсем безрассудно, если предпочтет удовольствие славе. Но тот, для кого смерть – необходимость (либо пасть со славою в бою с врагами, либо подвергнуться позорному наказанию со стороны своего владыки), тот будет крайне безумен, если вместо позора не изберет славную участь. (29) В таком положении мы находимся сейчас. Поэтому мы все должны идти на битву, думая не только а своих врагах, но и о своем государе».

(30) После таких слов увещания Азарет выстроил свою фалангу против неприятеля: персы занимали правый фланг, сарацины – левый. Тотчас и та, и другая сторона вступила в ожесточенный бой. Битва была жаркая. (31) И с той, и с другой стороны летели частые стрелы, в в тех, и других рядах оказалось много убитых. Некоторые воины, выступив в пространство между двумя войсками, совершали подвиги, достойные их доблести. Персов от стрел погибало больше. (32) Правда, их стрелы летели гораздо чаще, поскольку персы почти все являются стрелками и научены быстрее пускать стрелы, чем остальные народы. (33) Но поскольку луки у них мягкие и тетивы не туго натянуты, то их стрелы, попадая в броню, шлем или щит римского воина, ломаются и не могут причинить вреда тому, в кого они попадают. (34) Римляне всегда пускают стрелы медленнее, но поскольку луки их чрезвычайно крепкие и туго натянуты, и к тому же сами стрелки – люди более сильные, их стрелы значительно чаще наносят вред тем, в кого они попадают, чем это бывает у персов, так как никакие доспехи не могут выдержать силы и стремительности их удара. (35) Миновала большая часть дня, а исход сражения был еще неясен. Тогда самые лучшие из персидского войска, сговорившись между собой, бросились на правое крыло римлян, где стояли Арефа и сарацины. (36) Те, нарушив фалангу, оказались отрезанными от римского войска, и можно предположить, что они предали римлян персам. Не оказав сопротивления нападающим, все они тотчас обратились в бегство. (37) Персы, прорвав таким образом ряды противников, тут же напали с тыла на римскую конницу. Усталые от дороги в трудов битвы, истощенные постом, теснимые врагами с обеих сторон, римские всадники более уже не могли сопротивляться, многие из них стремглав бросились бежать к находившимся поблизости речным островам. Однако некоторые, оставшись на поле битвы, совершили в борьбе с врагами удивительные и достойные великой славы подвиги. (38) В числе их был Аскан: он убил многих видных персов, но, изрубленный на куски, пал в конце концов, оставив у врагов великую по себе славу. Вместе с ним пали еще восемьсот человек, отличившиеся в этом бою, а также почти все исавры со своими предводителями, не отважившиеся даже поднять оружие против врагов. (39) Ибо они были совершенно неопытны в военном деле, потому что совсем недавно отнятые от земледельческих работ, они впервые подверглись опасностям войны, прежде им совершенно неизвестным. (40) А ведь именно они не столь давно больше всех, по своему невежеству в военном деле, стремились к битве и поносили тогда Велисария за трусость. Впрочем, не все они являлись исаврами, но большую их часть составляли ликаоны[146]. (41) Велисарий с немногими остался на своем месте и пока видел, что отряд Аскана оказывает персам сопротивление, сам с имеющимися силами отражал врагов. (42) Когда же одни из них пали, а другие обратились в бегство, кто куда мог, тогда в он, отступая со своим отрядом, соединился с фалангой пехотинцев, которые еще сражались под началом Петра, хотя их осталось уже немного, поскольку большинство из них бежало. (43) Тут он соскочил с коня и приказал сделать то же самое всему отряду и пешими вместе с остальными отражать нападавших на них врагов. (44) Те персы, которые преследовали бегущих, после непродолжительного преследования быстро вернулись назад и вместе с другими устремились на пехоту и Велисария. Те же повернулись спиной к реке, чтобы враги не могли их окружить, и, насколько было возможно при подобных обстоятельствах, отражали нападающих. (45) Вновь начался жаркий бой, хотя силы сражавшихся были неравны. Ибо пехотинцы, притом в весьма незначительном количестве, сражались со всей персидской конницей. И все же враги не могли ни обратить их в бегство, ни пересилить как-то иначе. (46) Плотно сомкнув свои ряды на малом пространстве, воины все время тесно держались один рядом с другим и, крепко оградив себя щитами, с большим искусством поражали персов, чем те поражали их. (47) Варвары многократно отброшенные, вновь на них нападали, надеясь смешать и привести в расстройство их ряды, но снова отступали, не добившись никакого успеха. (48) Ибо кони у персов, не вынося шума ударов по щитам, поднимались на дыбы, и вместе со своими всадниками приходили в смятение. Так обе стороны провели весь этот день, пока не наступил поздний вечер. (49) С наступлением ночи персы удалились в свой лагерь, а Велисарий, достав перевозочное судно, с немногими из своих людей переправился на остров, куда вплавь добрались и другие римляне. (50) На следующий день римляне, получив много перевозочных судов из города Каллиника, добрались туда, а персы вернулись домой, ограбив трупы убитых, в числе которых они нашли своих не меньше, чем римлян[147].

(51) Когда Азарет прибыл со своим войском в Персию, хотя он и одержал победу в сражении, он не получил от Кавада никакой благодарности по следующей причине. (52) У персов есть обычай: когда они собираются идти на какого-либо врага, царь сидит на престоле, а около него ставится много корзин, тут же стоит и полководец, которому предназначено командовать войском в этом походе на врагов. Все это войско по одному человеку проходит перед царем и каждый [из воинов] бросает по одной стреле в эти плетеные корзины; затем они хранятся, запечатанные царской печатью; когда же войско возвращается в Персию, то каждый солдат берет из этих корзин по одной стреле. (53) Сосчитав число не взятых мужами стрел, те, на которых возложена эта обязанность, докладывают царю о числе невернувшихся солдат, и таким образом становится известным число погибших в этом походе. Этот закон установлен у персов издревле. (54) Когда Азарет предстал перед лицом царя, то Кавад спросил его, не явился ли он, приобретя для него какой-либо римский город. Ибо он был послан в поход против римлян вместе с Аламундаром для того, чтобы подчинить себе Антиохию. Азарет заявил, что он не взял никакого города, но что он победил в битве римлян и Велисария. (55) Тогда Кавад приказал, чтобы прошло перед ним бывшее с Азаретом войско и чтобы каждый воин вынимал по обычаю стрелу из корзин. (56) Так как в корзинах осталось множество стрел, то царь счел эту победу позором для Азарета и впоследствии держал его в числе наименее достойных. Вот каков был для Азарета результат этой его победы.

XIX. В это время у василевса Юстиниана возник замысел привлечь на свою сторону эфиопов и омиритов[148], чтобы причинить неприятности персам. В какой части земли живут эти народы и в чем, как надеялся василевс, они будут полезны римлянам, я сейчас расскажу. (2) Пределы Палестины простираются на восток до так называемого Эритрейского (Красного) моря[149]. (3) Это море, начинаясь от пределов индов, оканчивается в этих местах римской державы. На берегу моря, там, где оно, оканчиваясь, как мною сказано, образует очень узкий пролив, находится город по имени Эла. Тому, кто плывет в море отсюда, с правой стороны видны горы Египта, обращенные к югу, а слева, далеко на север, простирается безлюдная страна. Плывущему так эти земли видны с обеих сторон вплоть до острова, называемого Иотавой и отстоящего от города Элы не менее чем на тысячу стадий. (4) Здесь издревле жили независимые ни от кого евреи, которые в правление василевса Юстиниана стали подданными римлян. (5) Затем открывается широкое море. Плывущие уже не видят земли справа и всегда с наступлением ночи причаливают к левому берегу. (6) Ибо в темноте плавать по этому морю невозможно из-за мелей, которых в нем множество. (7) Гаваней же здесь иного, созданных, однако, не рукой человеческой, а самой природой, поэтому плывущим нетрудно приставать к берегу, где придется.

Сразу же за пределами Палестины этот берег занимают сарацины, (8) которые издревле живут в этой стране финиковых пальм. (9) Эта область простирается далеко внутрь земли, где ничего другого, кроме финиковых пальм и не растет. (10) Эту страну фиников подарил василевсу Юстиниану властитель тамошних сарацин Авохарав[150], и василевс поставил его филархом над всеми сарацинами, живущими в Палестине. (11) Все это время он охранял эту область неприкосновенной от неприятельских нашествий, так как управляемые им варвары, а равным образом и враги, считали Авохарава страшным и чрезвычайно энергичным человеком. (12) Василевс владеет этой страной только на словах, вступить же в обладание этой страной ему нет никакой возможности. (13) Между землями римлян и этой страной на расстоянии десяти дней пути тянется совершенно безлюдное пространство, и сама эта страна не представляет собой ничего ценного. Авохарав предложил ее василевсу в качестве дара только на словах, и василевс, зная все это, благосклонно ее принял. Но довольно об этой стране фиников. (14) Отличные от этих сарацин, другие сарацины занимают берег моря; называются они маддинами и находятся в подчинении у омиритов. (15) Далее за их страной по берегу моря живут эти омириты. Выше их, как говорят, обитает много других племен, вплоть до сарацин-людоедов, а за ними находятся племена индов. (16) Но об этом пусть каждый говорит, как ему хочется. (17) Приблизительно против омиритов, на противоположном от них материке, живут эфиопы, которые называются аксумитами, потому что царский дворец у них расположен в городе Аксуме. (18) Лежащее между ними море при более или менее благоприятном ветре можно переплыть за пять суток. (19) Ибо здесь обычно плавают и ночью, так как тут нигде нет мелей; некоторые это море называют Эритрейским (Красным). Часть его, отсюда до берега и города Элы, называется Аравийским заливом. (20) И земля отсюда до границ города Газы в древности называлась Аравией, поскольку царя арабов имея в прежние времена свою столицу в городе Петры[151]. (31) Гавань омиритов, откуда обычно отправляются в плавание к эфиопам, называется Вуликас. (22) Переплыв это море, моряки обычно пристают в гавани адулитов. Город Адулис отстоит от этой гавани на расстоянии двадцати стадия (настолько удален он от моря, что не является приморским), а от города Аксума он находится на расстоянии двенадцати дней пути.

(23) Суда, которые употребляются у индов и в этом море, выстроены не так, как все остальные корабли, они не просмолены и не обмазаны чем-либо другим, и доски их не сколочены проходящими насквозь железными гвоздями, соединяющими их между собой, но связаны веревочными петлями. (24) Причина заключается не в том, что, как многие думают, тут есть какие-то скалы, которые притягивают к себе железо (доказательством служит то, что с римскими кораблями, плавающими из Элы в это море, хотя они скреплены большим количеством железа, никогда не случалось ничего подобного), но в том, что ни железа, ни чего-либо другого, пригодного для этой цели, у индов и эфиопов нет[152]. (25) И купить [нужного] у римлян они не могут, так как законом такая продажа решительно запрещена[153]. (26) Смерть является наказанием тому, кто в этом уличен. Вот что можно сказать о так называемом Эритрейском (Красном) море и о землях, расположенных по обеим его сторонам.

(27) От города Аксума до египетских пределов римской державы, где находится город, носящий название Элефантина, тридцать дней пути для быстрого пешехода. (28) Там живет много племен, в том числе влемии и новаты, народы, очень многолюдные. Влемии живут в центре этой страны, новаты не берегам Нила[154]. Раньше крайние пределы Римской державы были не здесь, но отстояли еще дней на семь пути. (29) Когда же римский автократор Диоклетиан прибыл сюда, он заметил, что доход с этих местностей совсем ничтожен из-за того, что земли здесь лишь очень узкая полоса, а все остальное пространство этой страны занимают очень высокие, поднимающиеся вблизи от Нила скалы; солдат же здесь издавна стояло множество и расходы на их содержание сильно обременяли казну; к тому же и новаты, жившие прежде около города Оазиса[155], вечно грабили и опустошали тамошние места. Поэтому автократор убедил этих варваров подняться со своих мест и поселиться по реке Нилу, согласившись одарить их большими городами и обширными землями, гораздо лучшими, чем те, на которых они жили раньше. (30) Таким образом, думал он, они не будут причинять неприятности местностям возле Оазиса и, владея данной им землей как собственной, как того следует ожидать, будут отражать влемиев и других варваров. (31) Поскольку предложение это новатам понравилось, они тотчас же переселились туда, куда им указал Диоклетиан, и заняли города и всю землю по обоим берегам реки, начиная от города Элефантины[156]. (32) Тогда же этот автократор распорядился ежегодно давать им и влемиям определенное количество золота с условием, чтобы они никогда больше не грабили римских земель. (33) Хотя они получают эти деньги и поныне, тем не менее они совершают набеги на тамошние места. Ибо нет никакого иного средства заставить любых варваров хранить верность римлянам, кроме страха перед военной силой. (34) Тот же автократор, найдя на реке Ниле недалеко от города Элефантины некий остров, построил на нем очень сильную крепость и учредил здесь храмы и жертвенники, общие для римлян и этих варваров, и поселил в этом укреплении священнослужителей от тех и других, полагая, что дружба их станет прочнее благодаря совместному выполнению священных для них обрядов. (35) Поэтому и место это он назвал Филами[157]. Оба эти племени, влемии и новаты, признают всех чтимых эллинами богов, а также поклоняются Исиде и Осирису, и в той же мере Приапу. (36) У влемиев есть обычай приносить в жертву солнцу и людей. Этими храмами в Филах варвары владели и до моего времени, но василевс Юстиниан решил их уничтожить. (37) Тогда Нарсес, родом из Персоармении, о котором я раньше говорил, что он добровольно перешел на сторону римлян, являясь командующим войсками в этой стране, храмы уничтожил, как ему было приказано василевсом, священнослужителей взял под стражу, а статуи отправил в Визáнтии. Я же возвращаюсь к прежнему повествованию.

XX. Примерно в то же время, когда началась эта война, царь эфиопов Еллисфей[158], христианин и очень преданный своей вере, узнав, что живущие на противоположном материке омириты (многие из них иудеи, а многие придерживаются древней веры, которую теперь называют эллинской) обращаются с тамошними христианами с непомерной злобой, собрав флот и войско, пошел на них войной и, победив их в битве, убил царя и многих омиритов. Посадив тут же другого царя, христианина, родом омирита, по имени Есимифей[159], и повелев ему ежегодно платить эфиопам определенную дань, вернулся домой. (2) Но многие из рабов эфиопского войска и те, которые были привержены к злу, никак не хотели следовать за царем, но отстав от него, остались здесь, очаровавшись страной: ибо она исключительно плодородна. (3) Немного времени спустя эта толпа людей, соединившись с некоторыми другими, восстала против царя Есимифея, заключила его в одну из имеющихся там крепостей, а над омиритами поставила другого царя, по имени Авраам. (4) Этот Авраам[160], правда, был христианином, но сам он являлся рабом одного римлянина, занимавшегося морским промыслом в эфиопском городе Адулисе. (5) Узнав об этом. Еллисфей решил отомстить Аврааму и его сообщникам за обиду, причиненную ими Есимифею; он собрал войско в три тысячи человек, и, поставив над ним одного из своих родственников, послал против мятежников. (6) Но это войско не захотело возвращаться домой, решив остаться здесь, в этой прекрасной стране. Тайно от своего военачальника они вошли в переговоры с Авраамом и, выстроившись для битвы с противниками, они, как только началось сражение, убив своего вождя, объединились с войском врагов и остались там. (7) Охваченный сильным гневом, Еллисфей послал против них еще одно войско, которое вступило в сражение с войском Авраама, понесло в битве решительное поражение и спешно возвратилось домой. Почувствовав страх, царь эфиопов больше уже не ходил войной на Авраама. (8) Когда же Еллисфей умер, то Авраам согласился платить дань тому, кто занял престол эфиопов после него, и этим укрепил свою власть. Но это все случилось позднее.

(9) Тогда же, когда над эфиопами царствовал еще Еллисфей, а над омиритами Есимифей, василевс Юстиниан отправил к ним послом Юлиана[161] и просил их обоих как единоверцев помочь римлянам против воевавших с ними персов; он предложил, чтобы эфиопы покупали шелк, доставляемый из Индии, и продавали бы его римлянам; таким образом, они получали бы большие деньги, а римлянам дали бы только ту выгоду, что им не пришлось бы передавать врагам [персам] собственные свои богатства. Это тот самый шелк, из которого обыкновенно выделывают одежды, в древности эллины называли их мидийскими, теперь же называют сирийскими. От омиритов же Юстиниан требовал, чтобы они поставили филархом бежавшего из их страны Кайса[162] и сами омириты и сарацины-маддины с большим войском вторглись бы в земли персов. (10) Этот Кайс был из рода филархов и исключительно талантлив в военном деле; убив одного из родственников Есимифея, он бежал в страну совершенно пустынную. (11) Еллисфей и Есимифей, оба обещали исполнить просьбу василевса и с этим отослали посла обратно, но ни тот, ни другой не сделали того, на что согласились. (12) Эфиопам покупать шелк у индов было невозможно, так как персидские купцы, населяя соседнюю с индами страну, всегда оказываются у тех самых пристаней, куда индийские корабли причаливают прежде всего, и обычно покупают у них все грузы; а омиритам показалось трудным совершить многодневный путь по пустынной стране и затем напасть на людей, намного более воинственных, чем они сами. (13) И впоследствии, когда Авраам уже прочно укрепил свою власть, он много раз обещал василевсу Юстиниану напасть на персидскую землю; но один только раз начав поход, он тотчас же вернулся назад. Так обстояли у римлян дела с эфиопами и омиритами.

XXI. Как только произошло сражение у Евфрата, к Каваду в качестве посла прибыл Гермоген, но не достиг никакого результата в деле заключения мира, из-за чего собственно он и прибыл, так как он застал Кавада еще раздраженным против римлян. Поэтому он удалился без всякого успеха. (2) Велисарий же был вызван василевсом в Визáнтий[163]: с него было снято командование восточными войсками с тем, чтобы он выступил с войском против вандалов. (3) Для охраны восточных пределов по воле василевса отправился туда Сита. (4) Вновь большое войско персов под командованием ханаранга, Аспеведа и Мермероя вторглось в Месопотамию. (5) Поскольку никто не отважился вступить с ними в битву, они, разбив лагерь, приступили к осаде Мартирополя[164], охрана которого была возложена на Вузу и Весу. (6) Этот город лежит в области, называемой Софанена, на расстоянии двухсот сорока стадий от города Амиды, к северу от него, на самой реке Нимфий, отделяющей пределы римлян от персидских. (7) Итак, персы приступили к штурму стен; осажденные вначале храбро отражали их, однако, казалось, что долго они не выдержат. (8) Стены по большей части были удобны для приступа, да и осадой этот город персам было очень легко взять, так как продовольствия было у осажденных недостаточно, и более того, не было у них ни машин, ни чего-либо другого, чем бы они могли защищаться. (9) Сита с римским войском дошел до местечка Аттахи, отстоявшего от Мартирополя на расстоянии ста стадий, дальше идти он не решился и, разбив лагерь, остался здесь. (10) К ним прибыл и Гермоген, вновь отправленный из Византия послом. В это время произошло следующее событие.

(11) У римлян и у персов издавна существует правило содержать за счет казны лазутчиков, которые обычно тайком идут к неприятелям, чтобы тщательно все высмотреть, а затем по возвращении доложить об этом властям. (12) Многие из них, как и следует ожидать, из чувства расположения к соплеменникам изо всех сил стараются быть им полезными; другие же открывают все тайны неприятелю. (13) Вот и тогда один из таких лазутчиков, посланный персами к римлянам, явился к василевсу Юстиниану и рассказал ему многое из того, что делается у варваров, в том числе и то, что племя массагетов, замышляя зло против римлян, собирается в скором времени вступить в пределы персов, а затем оно хочет соединиться с войском персов с намерением двинуться оттуда на землю римлян. (14) Услышав об этом и зная на деле преданность к нему этого человека, василевс щедро одарил его деньгами и убедил пойти в войско персов, которое осаждало Мартирополь, и объявить находящимся там варварам, что эти массагеты, купленные за деньги василевсом римлян, собираются в ближайшее время двинуться на них. (15) Так тот и сделал и, придя в лагерь варваров, объявил ханарангу и другим вождям, что войско враждебных им гуннов в скором времени прибудет к римлянам. (16) Услышав это, персы устрашились и не знали, что им делать в подобных обстоятельствах. (17) В это время случилось так, что Кавад тяжело заболел. Призвав к себе одного из персов из числа самых близких к нему людей, по имени Мевод, он начал беседовать с ним относительно Хосрова и царской власти, говоря, что опасается, как бы персы не поспешили отменить что-либо из того, что им решено. (18) Мевод предложил ему оставить выражение своей воли письменно и уверил его, что персы никогда не осмелятся им пренебречь. (19) Тогда Кавад открыто объявил о своем желании, чтобы царем персов был поставлен Хосров. Это письмо написал собственноручно сам Мевод, и Кавад тотчас покинул этот мир[165]. <8 сент. 531 г.>

(20) После того, как были совершены все полагающиеся по обычаю погребальные обряды, Каос, опираясь на существующий у персов закон, пытался занять царский престол, но Мевод помешал ему в этом, говоря, что никто не должен вступать на престол самовольно, по только по избранию знатных персов. (21) Каос предоставил решение этого дела лицам, облеченным должностью, предполагая, что с этой стороны ему не будет никаких препятствий. (22) Когда все знатные персы собрались для решения этого вопроса, Мевод прочитал письмо, где Кавад выражал свою волю относительно Хосрова; тогда все присутствующие, вспомнив о высоких достоинствах Кавада, тотчас объявили царем персов Хосрова.

(23) Таким образом Хосров пришел к власти. Что же касается Мартирополя, то Сита и Гермоген, беспокоясь за город, но не имея никакой возможности отразить грозившую ему опасность, послали к врагам несколько человек. Они, явившись перед лицом военачальников, сказали следующее: (24) «Сами того не ведая, вы являетесь нарушителями (а этого бы вам не следовало) и воли персидского царя, и благ мира, и пользы обоих наших государств. Ибо в данный момент здесь присутствуют послы, направленные василевсом к персидскому царю для того, чтобы устранить все возникшие разногласия и заключить с ним мир. Поэтому как можно скорее поднимайтесь и уходите с земли римлян, предоставьте послам действовать так, как будет выгодно обеим сторонам. (25) А в том, что действительно совершится и в ближайшее время, мы готовы дать вам в качестве заложников людей самых именитых». Так сказали послы римлян. (26) Случилось так, что в это же время прибыл к персам посланец из царского дворца с известием, что Кавад умер и что Хосров, сын Кавада, поставлен царем над персами и что дела в стране пришли в смутное состояние. (27) Поэтому военачальники охотно выслушали речи римлян, ибо они боялись и нападения гуннов. Римляне тотчас дали им в качестве заложников Мартина[166] и одного из телохранителей Ситы, по имени Сенекий. Персы же, сняв осаду, немедленно удалились[167]. (28) Вскоре гунны вторглись в пределы римлян, но персидского войска они уже там не нашли, и после кратковременного набега все они вернулись домой.

XXII. Тотчас же прибыли сюда Руфин, Александр[168] и Фома, чтобы вместе с Гермогеном принять участие в посольстве; они направились к персидскому царю на берег Тигра. (2) Увидев их, Хосров отпустил заложников. Стараясь заслужить милость Хосрова, послы наговорили ему много льстивых слов, менее всего подобающих римским послам. (3) Смягченный всем этим, Хосров согласился за сто десять кентинариев заключить с римлянами «вечный мир» с условием, что командующий войсками в Месопотамии впредь не будет находиться в Даре, но останется навсегда в Константине, как это было прежде; он сказал, что укрепления в Лазике он не возвратит, хотя сам он счел должным требовать возвращения себе Фарангия и крепости Вол. (4) Кентинарий имеет вес сто либр, поэтому он так и называется: словом «кентон» римляне обозначают «сто». (5) Он требовал, чтобы эти Деньги были даны ему за то, чтобы он не принуждал римлян срыть город Дару и не заставлял их принимать вместе с персами участие в охране Каспийских ворот. (6) Послы сказали, что на все остальное они согласны, ро уступить ему крепости они не могут, пока не испросят на это соизволения василевса. (7) Поэтому было решено послать в Визáнтий по поводу этих вопросов Руфина, а остальным послам остаться тут до его возвращения. Руфину было назначено семьдесят дней для поездки туда и обратно. (8) Когда Руфин сообщил василевсу, как Смотрит на заключение мира Хосров, тот приказал ему заключить мир на этих самых условиях.

(9) В это время до персидских пределов дошел ложный слух, что василевс Юстиниан, разгневавшись, велел казнить Руфина. Возмущенный этим известием и охваченный сильным гневом, Хосров со всем войском двинулся против римлян. Руфин между тем, возвращаясь, встретился с ним недалеко от города Нисибиса. (10) Поэтому они остановились в этом городе и, поскольку дело шло к заключению мира, послы туда же доставили и золото. (11) Но василевс Юстиниан уже раскаялся, что согласился уступить крепости в Лазике. Поэтому он отправил послам письма, решительно запрещающие в каком бы то ни было случае уступать персам эти укрепления. (12) По этой причине Хосров более не счел нужным заключать договора. У Руфина же тогда возникла мысль, что он доставил деньги в Персию более поспешно, чем этого требовали благоразумие и безопасность. (13) Поэтому он повергся на землю перед Хосровом и, лежа ниц, умолял его позволить им взять деньги с собою и не идти сейчас войной на римлян, а отложить ее до другого времени. (14) Хосров велел ему встать и обещал, что он исполнит все, о чем его просит Руфин. Итак послы с деньгами вернулись в Дару, а персидское войско отправилось обратно.

(15) Тогда у товарищей Руфина по посольству возникло против него сильное подозрение, и они оклеветали его перед василевсом на том основании, что Хосров, послушавшись Руфина, согласился на все, о чем он его просил. (16) Но василевс не стал из-за этого относиться к нему с меньшим расположением. Спустя некоторое время он опять отправил того самого Руфина вместе с Гермогеном послом к Хосрову. И тотчас обе стороны согласились заключить между собой договор на следующих условиях: и те, и другие отдают те местности, которые за время этой войны они отняли друг у друга; военная власть в Даре упраздняется, ивирам предоставляется на их усмотрение – или оставаться в Визáнтии, или вернуться к себе на родину. Из них оказалось много таких, которые остались здесь, и таких, которые вернулись в родные края. (17) Таким образом был заключен так называемый вечный мир[169]. Шел уже шестой год правления Юстиниана. <532 г.> (18) Римляне возвратили персам Фарангий и крепость Вол и заплатили деньги, а персы вернули римлянам укрепления в Лазике. Они отдали римлянам и Дагариса[170], получив взамен него одного человека не из простых. (19) Этот Дагарис впоследствии не раз изгонял гуннов, вторгавшихся в пределы римлян, побеждая их в сражении. Ибо был он исключительно талантливым воином. Так, как мной рассказано, и та, и другая сторона утвердила мирный договор.

XXIII. Вскоре и тому, и другому государю пришлось пережить заговор со стороны своих подданных. Как это произошло, я сейчас расскажу. Хосров, сын Кавада, был характера неспокойного и удивительный любитель всяких новшеств. (2) Поэтому и сам он всегда пребывал в тревоге и беспокойстве и был причиной того же и для всех остальных[171]. (3) Недовольные его правлением, самые деятельные из персов стали совещаться, чтобы избрать себе другого царя из дома Кавада. (4) Им очень хотелось иметь во главе государства Зама, но этому препятствовал закон, как мной сказано раньше, из-за порчи его глаза. Поэтому, поразмыслив, они сочли за лучшее избрать царем его сына Кавада, тезку своего деда, а Заму, который будет опекуном своего сына, предоставить право распоряжаться по своему усмотрению делами персов. (5) Собравшись у Зама, они сообщили ему свой план и, усиленно настаивая, побуждали его к действию. Поскольку Зам оказался доволен их решением, они стали выжидать удобного момента для нападения на Хосрова. Однако их план получил огласку и дошел до царя, что помешало его выполнению. (6) Хосров предал смерти как самого Зама, так и [других] своих братьев и всех братьев Зама[172] с их мужским потомством, а также тех из знатных персов, которые в злом умысле против него либо стояли во главе этого заговора, либо как-нибудь иначе принимали в нем участие. В их числе был Аспевед, брат матери Хосрова[173].

(7) Однако Кавада, сына Зама, он убить никак не мог: тот еще воспитывался под надзором ханаранга Адергудунвада. Хосров приказал ханарангу самому умертвить мальчика, которого он воспитывал. У него не было оснований не доверять этому человеку, и, кроме того, он не мог принудить его сделать это. (8) Когда ханаранг выслушал поручение Хосрова, он очень огорчился и, сожалея о несчастной судьбе Кавада, сообщил своей жене и няньке Кавада, какое приказание он получил от царя. Вся в слезах, обнимая колени мужа, жена ханаранга умоляла его никоим образом не убивать Кавада. (9) Посоветовавшись между собой, они решили воспитывать мальчика дальше, скрыв его в совершенно безопасном месте, а Хосрову спешно дать знать, что Кавада больше нет в живых. (10) Они послали известие царю, а Кавада так тщательно скрыли, что об этом никто не знал ничего, кроме Варрама, их сына, и одного из слуг, который казался им наиболее преданным. (11) Когда с течением времени Кавад повзрослел, ханаранг, опасаясь, как бы дело не обнаружилось, дал Каваду денег и велел ему, удалившись, искать спасения, где только ему как беглецу будет возможно. Тогда еще и Хосров, и все остальные пребывали в неведении относительно того, что было сделано ханарангом[174].

(12) Спустя некоторое время Хосров с большим войском вторгся в область Колхиды, о чем я расскажу позднее[175]. (13) Следовал за ним и сын этого ханаранга Варрам, имея в числе прочих служителей и того, которому, как и ему, было известно все, касающееся участи Кавада. Тогда Варрам рассказал царю все о Каваде и представил ему слугу, который полностью подтвердил его слова. (14) Узнав об этом, Хосров вскипел страшным гневом, крайне негодуя, что претерпел такую обиду от своего раба. Не имея возможности заполучить этого человека в свои руки, он придумал следующее. (15) Собираясь возвращаться из Колхиды домой, он написал ханарангу, что намерен со всем войском вторгнуться в землю римлян, однако, не в одном месте, а разделив персидское войско на две части с тем, чтобы вторжение в земли врагов было совершено и по эту, и по ту сторону Евфрата. (16) Одну часть войска он по обычаю поведет сам; командование же другой частью – честь, в этом случае равная царской, – он не поручит никому из своих рабов, кроме ханаранга, в силу его доблести. (17) Пусть же тот явится к нему как можно скорее во время его [Хосрова] обратного пути, чтобы, побеседовав с ним обо всем, мог сделать распоряжения, полезные для будущего похода; а своей свите пусть велит следовать позади, не торопясь. (18) Когда ханаранг увидел послание Хосрова, он очень обрадовался оказываемой ему царем чести и, далекий от мысли о грозящих ему бедах, тотчас же принялся выполнять данное ему поручение. (19) Будучи человеком очень старым, он оказался не в состоянии вынести трудности этого пути: выпустив из рук поводья своего коня, он упал и переломил ногу в бедре; поэтому ему поневоле пришлось остановиться здесь и лечиться, оставаясь неподвижные, и в таком виде предстать перед царем, прибывшим в это местечко. (20) Хосров сказал, что при таком состоянии ноги ему нельзя идти вместе с ним в поход, но надо отправиться в одну из тамошних крепостей, чтобы получить там уход врачей. (21) Так Хосров послал на смерть этого человека. Следом за ним шли люди, которые должны были в этой крепости убить его, человека, бывшего и считавшегося среди персов непобедимым полководцем, который, совершив походы на двенадцать варварских племен, всех их подчинил царю Каваду. (22) Когда Адергудунвад был лишен жизни, его сын Варрам получил звание ханаранга. (23) Некоторое время спустя сам ли Кавад, сын Зама, или кто-то другой, присвоивший себе имя Кавада, прибыл в Визáнтий, лицом он был очень похож на царя Кавада. (24) Хотя василевс Юстиниан не был уверен, что это внук царя Кавада, он принял его весьма благосклонно и держал в большом почете. Такова была участь персов, восставших против Хосрова.

(25) Впоследствии Хосров предал смерти и Мевода по следующей причине. Занятый важными делами, он приказал присутствовавшему здесь Завергану позвать к нему Мевода. Заверган[176], находившийся тогда с Меводом в ссоре, придя к нему, застал его производившим учение подчиненных ему воинов; он сказал ему, что царь как можно скорее требует его к себе. (26) Мевод ответил, что он немедленно придет, как только кончит срочные дела. Заверган же, под влиянием вражды к Меводу, сказал Хосрову, будто Мевод не хочет идти к нему, говоря, будто бы он сейчас занят. (27) Охваченный гневом, Хосров послал к Меводу одного из своей свиты с приказанием следовать к треножнику. А что это значит, я сейчас объясню. (28) Перед царским дворцом издревле находится железный треножник. И когда кто-либо из персов узнает, что царь гневается на него, тому не полагается ни укрываться в храме, ни идти в какое-либо другое место, но он садится у этого треножника и ожидает воли царя, причем никто его здесь не стережет. (29) Мевод в самом жалком виде сидел здесь много дней, пока кто-то по приказанию Хосрова не убил его. Таким был для него результат оказанной им Хосрову услуги[177].

XXIV. Примерно в то же время[178] в Визáнтии разразился вдруг[179] в народе мятеж, который сверх всякого ожидания оказался весьма значительным и вылился в большое зло для народа и сената[180] следующим образом. (2) В каждом городе димы[181] издревле делились на венетов и прасинов, но лишь с недавнего времени они тратят деньги и не считают недостойным для себя быть подвергнутыми суровым телесным наказаниям и самой позорной смерти из-за этих названий и из-за мест, которые они занимают во время зрелищ. (3) Они сражаются со своими соперниками, не ведая, из-за чего подвергают себя подобной опасности, и вполне отдавая себе отчет в том, что даже если они и одержат победу в побоище со своими противниками, им не останется ничего другого, кроме как быть заключенными в тюрьму и, претерпев там жестокие мучения, погибнуть. (4) Эта вражда к ближним родилась безо всякой причины и останется вечно неутоленной, не отступая ни перед родством по браку, ни перед кровным родством, ни перед узами дружбы даже и тогда, когда родные братья или как-то иначе связанные между собой люди оказываются приверженцами различных цветов[182]. (5) В сравнении с победой над соперниками для них ничто ни божьи, ни человеческие дела. И если кто-либо совершает нечестивое пред Богом дело, если законы и государство претерпевают насилие от своих или от врагов, и даже если они сами терпят недостаток в самом необходимом, и если отечество оскорблено в самом существенном, это их нисколько не беспокоит, лишь бы их партии было хорошо. Партией они называют своих сообщников. (6) И даже женщины принимают участие в этой скверне, не только следуя за своими мужьями, но, случается, и выступая против них, хотя женщины вообще не посещают зрелищ и ничто иное не побуждает их к этому. Поэтому я не могу назвать это иначе, как только душевной болезнью. Вот что происходит в городах и у каждого демоса.

(7) В это время городские власти Визáнтия[183] приговорили кого-то из мятежников к смерти. Объединившись и договорившись друг с другом, члены обеих партий захватили тех, кого вели (на казнь) и тут же, ворвавшись в тюрьму[184], освободили всех заключенных там за мятеж или иное преступление. (8) Лица же, находившиеся на службе у городских властей, были убиты безо всякой причины. Благонамеренные граждане бежали на противолежащий материк. Город был подожжен, словно он находился в руках неприятелей. (9) Храм Софии[185], бани Зевксипп[186] и царский дворец от пропилеи[187] до дома Ареса погибли в пламени, тогда же погибли оба больших портика[188], простиравшиеся до площади, носящей имя Константина[189], [а также] многие дома богатых людей и большие богатства. (10) Василевс с супругой и некоторые из сенаторов, запершись во дворце, пребывали в бездействии[190]. Димы подавали друг другу знак словом «побеждай» (Ника)[191], и от этого мятеж до сих пор известен под названием «Ника».

(11) В то время эпархом двора был Иоанн Каппадокийский[192], Трибониан же, родом из Памфилии, был советником василевса[193]. Римляне называют такого человека квестором. (12) Первый из них, Иоанн, не отличался ни ученостью, ни образованием. Он ничему не научился, посещая грамматиста, разве что писать письма, да и это делал из рук вон плохо. Но из всех известных мне людей он был самым одаренным от природы. (13) Его отличала необычайная способность постигнуть необходимое и умение найти выход из самых затруднительных обстоятельств. Самый скверный из всех людей, он использовал свои способности исключительно на дурное. До него не доходило слово Божье, и не было у него человеческого стыда. Ради наживы он погубил жизни многих людей и разрушил целые города. (14) Награбив за короткое время большие деньги, он предался не знающему границ пьянству. Грабя до полудня имущество подданных, остальное время он пил и предавался разврату. (15) Он никогда не мог обуздать себя, ел до пресыщения и рвоты и всегда был готов воровать деньги, но еще более же был способен расточать их и тратить. Таков был Иоанн. (16) Трибониан был талантлив от природы и достиг высокой степени учености, не уступая в этом никому из современников, но он был безумно корыстолюбив и ради выгоды всегда был готов торговать правосудием; с давних пор он ежедневно одни законы уничтожал, а другие создавал, продавая их просителям в зависимости от нужды.

(17) Пока в народе шли раздоры из-за названий цветов, никто не говорил о том, что эти люди наносят вред государству. Когда же [димы], придя к согласию, как мной уже было сказано, подняли мятеж, по всему городу начали раздаваться оскорбительные речи в их адрес, и их стали искать с тем, чтобы убить. Поэтому василевс, желая угодить народу, тотчас отстранил их от должности. (18) Эпархом двора он назначил патрикия Фоку, человека благоразумного и чрезвычайно радеющего о соблюдении закона[194]; Василиду же, прославившемуся среди патрикиев справедливостью и во всех отношениях достойному[195], он приказал занять должность квестора. (19) Однако мятеж разгорался с прежней силой. На пятый день мятежа[196] поздним вечером василевс Юстиниан приказал Ипатию[197] и Помпею[198], племянникам ранее правившего Анастасия, как можно быстрее отправиться домой; то ли он подозревал их в посягательстве на свою жизнь, то ли сама судьба вела их к этому, (20) Те же, испугавшись, как бы народ не принудил их принять царскую власть, как то и случилось, сказали, что поступят неблагоразумно, если оставят василевса в минуту опасности. (21) Услышав это, василевс Юстиниан тем больше стал их подозревать и еще настойчивее приказал им удалиться[199]. Таким образом оба они были отведены домой и, пока не прошла ночь, пребывали там в бездействии.

(22) На следующий день с восходом солнца в народе распространилось известие, что оба они удалены из дворца. Весь народ поспешил к ним, провозглашая Ипатия василевсом, и повел его на площадь с тем, чтобы он принял царскую власть. (23) Жена же Ипатия, Мария, женщина разумная и известная своей рассудительностью, удерживала мужа и не пускала его, громко стеная и взывая ко всем близким, что димы ведут его на смерть[200]. (24) Когда же, однако, толпа превозмогла ее, она против воли отпустила мужа, и народ, приведя его против его собственного желания на форум Константина, призывал принять царскую власть. Поскольку же у них не было ни диадемы, ни чего-либо другого, чем полагается увенчивать василевса, ему возложили на голову золотую цепь и провозгласили василевсом римлян. (25) Когда в скором времени собрались и сенаторы[201], которые отсутствовали тогда во дворце, много было высказано мнений, что следует идти на штурм дворца. (26) Сенатор же Ориген сказал следующее; «Римляне, настоящее положение дел не может разрешиться иначе, как войною. Война и царская власть, по всеобщему разумению, являются самыми важными из человеческих дел. (27) Великие же дела разрешаются не в короткий срок, но лишь по здравому размышлению В в результате долгих физических усилий, требующих от человека немало времени. (28) Если мы пойдем сейчас на противника, то все у нас повиснет на волоске, мы все подвергнем риску и за все то, что произойдет, мы будем либо благодарить судьбу, либо сетовать на нее. (29) Ведь дела, которые совершаются в спешке, во многом зависят от могущества судьбы. Если же мы будем устраивать наши дела не торопясь, то даже и не желая того, мы сможем захватить Юстиниана во дворце, а он будет рад, если кто-нибудь позволит ему бежать. (30) Презираемая власть обычно рушится, поскольку силы покидают ее с каждым днем. У нас есть и другие дворцы, Плакиллианы[202] и Еленианы[203], откуда этому василевсу [Ипатию] можно будет вести войну и устраивать другие дела наилучшим образом»[204]. (31) Так сказал Ориген. Прочие же, как в обычае у толпы, стояли за немедленные действия, полагая, что быстрота поступков сулит выгоду. Не менее других того же мнения придерживался и Ипатий (видно, суждено было, чтобы с ним случилось несчастье), приказавший двинуться дорогой на ипподром[205]. Некоторые говорят, что он с умыслом пошел туда, храня верность василевсу.

(32) Василевс Юстиниан и бывшие с ним приближенные совещались между тем, как лучше поступить, остаться ли здесь или обратиться в бегство на кораблях. Немало было сказано речей в пользу и того, и другого мнения. (33) И вот василиса Феодора сказала следующее: «Теперь, я думаю, не время рассуждать, пристойно ли.женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. (34) Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. (35) По-моему, бегство, даже если когда-либо и приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. (36) Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, василевс, это не трудно. (37) У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть – прекрасный саван»[206]. (38) Так сказала василиса Феодора. Слова ее воодушевили всех, и вновь обретя утраченное мужество, они начали обсуждать, как им следует защищаться, если кто-либо пошел бы на них войной. (39) Солдаты, как те, на которых была возложена охрана дворца, так и все остальные, не проявляли преданности василевсу, но и не хотели явно принимать участия в деле, ожидая, каков будет исход событий[207]. (40) Все свои надежды василевс возлагал на Велисария и Мунда[208]. Один из них, Велисарий, только что вернулся с войны с персами и привел с собой, помимо достойной свиты, состоящей из сильных людей, множество испытанных в битвах и опасностях войны копьеносцев и щитоносцев. (41) Мунд же, назначенный стратигом Иллирии, по воле случая вызванный в Визáнтий по какому-то делу, оказался здесь, предводительствуя варварами герулами.

(42) Когда Ипатий прибыл на ипподром, он тотчас поднялся на то место, где подобает находиться василевсу[209], и сел на трон, с которого василевс обыкновенно смотрит конские ристания и гимнастические упражнения. (43) Мунд выступил из дворца через ворота в том месте, которое называется Кохлией (Улиткой) из-за формы своего сильно закругленного выхода[210]. (44) Велисарий же вначале прямо направился к Ипатию и трону василевса. Когда же он оказался возле ближайшего строения, где помещается дворцовая стража, он стал кричать солдатам, приказывая им как можно скорее открыть ворота, чтобы он мог двинуться против тирана. (45) Поскольку же у этих солдат было условлено не помогать ни тем, ни другим, пока не станет ясным, на чьей стороне победа, они заперлись там, делая вид, что ничего не слышат[211]. (46) Возвратившись к василевсу, Велисарий стал уверять его, что дело их погибло. (47) Так как даже солдаты, которые несут охрану дворца, думают о перевороте. Василевс приказал ему идти к Халке[212] и тамошним пропилеям. (48) С трудом, не без больших опасностей и усилий пробираясь через развалины и полуобгоревшие строения, он добрался до ипподрома. (49) Когда он оказался возле портика венетов, расположенного по правую руку от трона василевса, он сначала вознамерился напасть на самого Ипатия, но поскольку там имеется небольшая дверь, которая была заперта и охранялась изнутри воинами Ипатия, он устрашился того, как бы народ не набросился на него, когда он окажется в трудном положении в этом узком месте, и не уничтожил бы его и всех его людей, а затем без каких-либо препятствий не двинулся бы против василевса. (50) Подумав, он решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на ипподроме – бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке. Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на них[213]. (51) Народ, стоявший нестройной толпой, увидев одетых в латы воинов, прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших мечами, обратился в бегство. (52) Как обычно бывает в подобных случаях, поднялся большой крик. Поблизости находился Мунд, человек смелый и энергичный, сам жаждавший принять участие в деле, но не знавший, что именно ему надлежит сейчас делать. Догадавшись наконец, (по крику), что Велисарий уже действует, он тотчас устремился на ипподром через вход, который называется Некра (Мертвый)[214]. (53) Ипатиевы мятежники гибли, нещадно поражаемые с обеих сторон. Когда исход дела стал ясен и перебито было уже множество народа, двоюродные братья Юстиниана, Вораид[215] и Юст[216], поскольку никто уже не отважился поднять на них руку, стащили Ипатия с трона, и отведя его вместе с Помпеем, передали василевсу. (54) В этот день погибло более тридцати тысяч людей[217]. Василевс приказал содержать их [Ипатия и Помпея] под надежной охраной. (55) Тогда Помпеи стал рыдать и говорить жалобные речи, был он человеком совершенно неискушенным в делах и бедах такого рода. Ипатий же его много упрекал, говоря, что не следует плакать тому, кто погибает невинно: (56) ибо народ силой заставил их против их собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея злого умысла против василевса. На следующий день солдаты убили и того, и другого, а тела их бросили в море. (57) Василевс конфисковал в пользу казны их имущество, а также имущество всех других членов сената, которые приняли их сторону. (58) Впоследствии, однако, он вернул всем им, в том числе и детям Ипатия[218] и Помпея, все их прежние достоинства и отдал то имущество, которое не успел раздать своим приближенным[219]. Таков был исход мятежа в Визáнтии.

XXV. Трибониан и Иоанн, отрешенные таким образом от должностей, впоследствии оба были возвращены на прежние посты. (2) Трибониан прожил еще много лет, занимал свою должность и умер от болезни[220], не испытав более ни от кого никакой неприятности. Был он обходительным и во всех прочих отношениях приятным, а благодаря своей высокой образованности он очень умело скрывал болезненную страсть к корыстолюбию. (3) Напротив, Иоанн (был он груб и несносен, раздавая удары всем, кто попадался ему на пути, и без всякого основания грабя сплошь все их имущество), на десятом году исполнения своей должности[221] претерпел достойное и справедливое возмездие за беззаконие, совершаемое им в течение своей жизни, следующим образом. (4) Василиса Феодора ненавидела его больше всех. Он же, оскорбив женщину своими поступками, не старался лестью или услужливостью смягчить ее, но открыто строил против нее козни и клеветал на нее василевсу, не стыдясь ее высокого сана и не щадя той великой любви, которую питал к ней василевс. (5) Заметив его поступки, она задумала погубить этого человека, но не находила для этого подходящих средств, поскольку василевс высоко его ценил. (6) Иоанн же, узнав о том, каковы были мысли василисы на его счет, впал в большой страх. (7) Когда он, собираясь ложиться спать, входил в свою спальню, он каждую ночь опасался, что встретит тут какого-нибудь варвара, посланного убить его, выглядывал из своего покоя, осматривал входы, проводя бессонную ночь, хотя он имел при себе тысячи копьеносцев и щитоносцев, чего, по крайней мере раньше, не бывало ни у одного из эпархов двора. (8) С наступлением дня, забыв все страхи и перед Богом, и перед людьми, он вновь становился гибелью для римлян, как в государственных делах, так и в частной жизни. Он часто общался с колдунами, внимая нечестивым их пророчествам, предсказывавшим ему верховную власть, явно витал в эмпиреях и возносился до небес в надеждах на царский престол. (9) Но вся его порочность, весь гнусный образ жизни ничуть не менялись и не прекращались. (10) У него не было никакого почтения к Богу, и если он когда-нибудь шел в храм молиться или на всенощное бдение, он поступал не так, как принято у христиан, но, надев на себя одеяние, подобающее скорее жрецу древней веры, которую теперь принято называть эллинской, в течение всей этой ночи долбил вытверженные им какие-то нечестивые слова с тем, чтобы мысли василевса еще более стали подвластны ему, а сам он не подвергся никаким бедам со стороны каких бы то ни было людей.

(11) В это время Велисарий, подчинив василевсу Италию, вместе со своей женой Антониной вернулся в Визáнтий с тем, чтобы выступить против персов[222]. (12) Все другие почитали его и считали достойным всякого прославления, как это и следовало ожидать; один только Иоанн относился к нему враждебно и усиленно строил против него козни не почему-либо другому, а только потому, что сам он у всех вызывал ненависть к себе, Велисарий же пользовался всеобщей любовью. Так как на него была вся надежда римлян, он вновь пошел войной на персов, оставив жену в Визáнтии. (13) Антонина, жена Велисария (была она самой способной из всех людей находить выходы из безвыходного положения)[223], задумав угодить василисе, придумала следующую хитрость. У Иоанна была дочь Евфимия, весьма известная своим благоразумием, но крайне молодая и поэтому легко поддававшаяся на обман. Отец ее очень любил, так как ее одной он был отцом. (14) В продолжение многих дней прибирая ее к рукам, Антонина сумела притвориться самой близкой ее подругой, дойдя до того, что сделала ее поверенной своих тайн. (15, Как-то раз, оставшись с ней вдвоем в комнате, Антонина притворилась, что сетует на свою судьбу, говоря, что Велисарий расширил римскую державу гораздо более прежнего, привел в Визáнтий двух пленных царей[224] с такими великими богатствами, а со стороны Юстиниана получил одну только неблагодарность; и в прочих отношениях государственное управление несправедливо, обманно заявляла она. (16) Евфимия была чрезвычайно рада слышать подобные речи, ибо из-за страха перед василисой она и сама испытывала ненависть к существующей власти. «Но в этом, дорогая моя, – сказала она Антонине, – виноваты вы сами, имея возможность, вы не хотите пользоваться своей силой и влиянием». (17) Антонина возразила: «Мы не можем, дочь моя, попытаться произвести переворот в армии, если нам в этом деле не окажет содействия кто-нибудь из тех, кто находится здесь. Если бы твой отец захотел, мы очень легко могли бы приступить к делу и совершить то, что угодно Богу». (18) Услышав это, Евфимия охотно пообещала, что все будет исполнено и, удалившись с места беседы, тотчас же рассказала об этом деле отцу. (19) Обрадованный этим сообщением (ибо он предполагал, что это путь к тому, что ему было предсказано, и к царскому трону), он тотчас же безо всякого промедления дал свое согласие и велел дочери устроить так, чтобы на следующий день он мог лично переговорить с Антониной и дать ей клятвенное обещание. (20) Выведав мысли Иоанна и желая как можно дальше увести этого человека от понимания истинного смысла интриги, она сказала, что встречаться с ним теперь она считает опасным, поскольку это может вызвать подозрение и помешать их предприятию, но что в скором времени она собирается отправиться на Восток к Велисарию. (21) И вот, когда она уедет из Визáнтия и будет в пригородном имении (которое называется Руфинианами[225] и было в то время собственностью Велисария), пусть туда к ней прибудет Иоанн как бы для того, чтобы выразить свое почтение ей и проводить ее, там они смогут переговорить обо всем и дать друг другу взаимные клятвы[226]. Так сказала она. Иоанн подумал, что ее слова правильны, и день свидания был определен. (22) Услышав обо всем этом от Антонины, василиса одобрила задуманный план и, поощряя ее, тем самым еще более возбудила ее рвение.

(23) Когда назначенный день наступил, Антонина, поклонившись василисе, выехала из города и остановилась в Руфинианах, чтобы на следующий день начать свое путешествие на Восток. Сюда же к ночи прибыл и Иоанн с намерением осуществить то, о чем было договорено. (24) Между тем василиса донесла своему мужу о действиях Иоанна, направленных на незаконный захват власти. Она послала в Руфинианы евнуха Нарсеса[227] и начальника дворцовой стражи Маркелла[228] с большим количеством солдат для того, чтобы они расследовали это дело, и, если они обнаружат, что Иоанн пытается произвести государственный переворот, убить его и вернуться назад. (25) Итак, они отправились по назначению. Уверяют, будто бы василевс, догадавшись, что происходит, послал к Иоанну одного из близких ему людей, запрещая в каком бы то ни было случае тайно встречаться с Антониной. (26) Но так как Иоанну было судьбой предназначено погибнуть, он не обратил внимания на предостережение василевса и ночью встретился с Антониной поблизости от ограды, по другую сторону которой та поместила людей Нарсеса и Маркелла, чтобы они могли услышать, что будет говориться. (27) Когда Иоанн безо всякой осторожности дал согласие совершить покушение на василевса и подтвердил свое обещание самыми страшными клятвами, внезапно перед ним предстали Нарсес и Маркелл. (28) Поскольку, как это обычно бывает, поднялся шум, телохранители Иоанна, стоявшие поблизости, тотчас оказались около него. (29) Один из них поразил мечом Маркелла, не зная, кто он таков, и таким образом Иоанн получил возможность бежать с ними и быстро прибыл в город. (30) И если бы он решился тут же прийти к василевсу, думается мне, он не потерпел бы от него ничего плохого. Но он стал искать убежища в храме и тем самым предоставил василисе возможность воспользоваться, как ей было угодно, коварным замыслом против него.

(31) Став из эпарха частным человеком, <май 541 г.> по выходе оттуда он был переправлен в другой [храм], который находится в предместье города Кизика, жители Кизика называют это предместье Артакой. Здесь он против воли был пострижен в священнослужительский сан, но не в сан епископа, а того, кого принято называть пресвитером. (32) Но он меньше всего хотел священнослужительствовать, боясь, как бы это не помешало ему вновь достигнуть власти: он никак не хотел отказываться от своих, надежд. Имущество его было сразу же описано в казну. (33) Однако василевс оставил ему значительную часть его состояния. Он и теперь щадил его. (34) И так Иоанну представилась возможность, не думая ни о каких опасностях и обладая большим состоянием, частью спрятанным, частью оставленным ему по воле василевса, роскошествовать, как он пожелает, и по здравому разумению считать свое теперешнее положение счастливым. (35) Поэтому все римляне, естественно, испытывали негодование по отношению к этому человеку, поскольку, будучи самым скверным из всех демонов, он незаслуженно вел теперь жизнь более счастливую, нежели прежде. (36) Но Бог, я думаю, не вынес того, что так закончилось возмездие Иоанну, и приготовил ему большее наказание. Случилось это следующим образом. (37) Был в Кизике епископ по имени Евсевий, не менее Иоанна неприятный для всех, кто имел с ним дело. Жители Кизика жаловались на него василевсу, прося произвести над ним суд. (38) Поскольку они ничего не достигли, так как он значительно превосходил их своим могуществом, некие юноши, сговорившись, убили его на площади Кизика. (39) Случилось так, что Иоанн находился с Евсевием в самых враждебных отношениях, и от этого подозрение в злоумышлении пало на него. (40) Было послано несколько сенаторов для расследования этого преступления. Они сначала заключили Иоанна в тюрьму, затем этого человека, бывшего столь могущественным эпархом, причисленного к патрикиям и возведенного на консульское кресло, выше чего нет почести в римском государстве, выставили голым, как разбойника или вора, и, нанося множество ударов по спине, принуждали его рассказывать о своей прошлой жизни. (41) Виновность Иоанна в убийстве Евсевия не была полностью доказана, но суд Божий, казалось, воздал ему кару за его злодеяния всему миру. (42) Затем, отобрав у него все деньги, нагим посадили его на корабль, бросив на него один только плащ и то очень грубый, ценой в несколько оболов. Везде, где приставал корабль, сопровождавшие заставляли его просить у встречных хлеба или оболов. (43) Так, прося милостыню в продолжение всего переезда, он был доставлен в город Антиной[229] в Египте. Уже три года, как он содержится там в заключении[230]. (44) И хотя он дошел до такого бедственного положения, он все еще не оставил своих надежд на царский престол и сумел донести на нескольких александрийцев, будто они являются должниками казначейства. Так десять лет спустя Иоанн Кападокийский понес наказание за то, что он совершил за время своей государственной службы.

XXVI. Василевс вновь назначил Велисария главнокомандующим войсками Востока, а затем, послав его в Ливию, овладел этой страной, как об этом будет сказано в последующих книгах. (2) Когда известие об этом дошло до Хосрова и персов, они сильно горевали и уже сожалели о том, что заключили мир с римлянами, так как понимали, что силы римлян благодаря этому заметно возросли. (8) Отправив в Визáнтий посольство, Хосров передал, что он вместе с василевсом Юстинианом испытывает радость и в шутку, конечно, потребовал часть добычи из Ливии, говоря, что тот никогда не смог бы одолеть в этой войне вандалов, если бы персы не заключили с ним мира. (4) Тогда Юстиниан, одарив Хосрова большими богатствами, в скором времени отослал его послов.

(5) В городе Даре произошло тогда[231] следующее событие. Был там некто Иоанн, приписанный к пехоте. Сговорившись с солдатами, но не со всеми, а только с немногими, он учинил тиранию и завладел городом. (6) Засев во дворце, как в крепости, он с каждым днем укреплял захваченную власть. (7) И если бы не случилось так, что персы в это время были с римлянами в мире, то для римлян это обернулось бы великими бедами. Но заключенный, как мной было сказано, договор помешал этому. (8) На четвертый день тирании, солдаты, сговорившись, по совету городского священника Маманта и одного из именитых граждан города Анастасия[232], в самый полдень вошли во дворец, спрятав каждый под одеждой кинжал. (9) Прежде всего, найдя у двери во внутренние покои немногих телохранителей, они тотчас их убили. Затем, ворвавшись в помещение самозванца, схватили его. Некоторые же говорят, что первыми это сделали не солдаты, но пока они, остерегаясь опасности, еще медлили во внутреннем дворе, один колбасник, бывший вместе с ними, ворвался туда с ножом и, внезапно напав на Иоанна, ударил его. (10) Но поскольку рана оказалась не смертельной, Иоанн в большом смятении выбежал оттуда и неожиданно наткнулся на этих солдат. (11) Итак, схватив этого человека, они, бросив огонь, сожгли дворец, чтобы не оставить никакой надежды у тех, кто задумывает государственный переворот, его же, отведя в тюрьму, заковали в оковы. (12) Но один из них, опасаясь, как бы другие солдаты, узнав, что тиран жив, вновь не произвели в городе волнения, убил Иоанна и таким образом прекратил мятеж. Так завершились события, связанные с этой тиранией.

Книга вторая

Немного времени спустя Хосров, узнав, что Велисарий начал приобретать для василевса Юстиниана и Италию[1], уже больше не мог обуздать себя, и ему хотелось найти какой-нибудь предлог, чтобы под благовидной причиной нарушить договор[2]. (2) Посовещавшись по этому делу с Аламундаром, он велел ему придумать повод к войне. (3) Тот, обвинив Арефу в том, что он чинит ему насилия в пограничных областях, напал на него, несмотря на мир, и под этим предлогом начал производить набеги на землю римлян[3]. (4) Он заявил, что, действуя так, он не нарушает существующего между персами и римлянами договора, поскольку ни та, ни другая сторона при заключении договора о нем не упоминала. (5) Это в самом деле так и было. Ибо в договорах никогда не упоминалось о сарацинах по той причине, что они всегда подразумевались, когда речь шла о персах и римлянах. (6) Земля, из-за которой возник спор у сарацин, называется Страта[4] и расположена она к югу от города Пальмиры. На ней нет ни деревьев, ни посевов, поскольку она совершенно иссушена солнцем, но издавна она служила пастбищем для разного рода скота. (7) Арефа утверждал, что эта земля является римской, ссылаясь при этом на ее название, которым с древних времен ее все именуют (на латинском языке Страта значит мощеная дорога). Он прибегал также к свидетельствам старейших людей. (8) Аламундар не считал нужным спорить относительно названия местности, но утверждал, что по существующему здесь издревле закону владельцы стад вносили ему плату. (9) Поэтому василевс Юстиниан поручил патрицию Стратигию, начальнику царской казны, человеку мудрому и знатному[5], а также Суму, командующему воинами в Палестине, разобрать этот спор. (10) Сум приходился братом Юлиану, который незадолго до этого отправлялся с посольством к эфиопам и омиритам[6]. (11) Один из них, а именно Сум, считал, что римляне не должны отдавать эту землю. Стратигий же просил василевса не давать персам предлога к войне, которой они жаждут, из-за какой-то ничтожной и ничего не стоящей земли, совершенно пустынной и бесплодной. Василевс Юстиниан держал по этому поводу совет, и в разбирательстве этого дела прошло много времени[7],

(12) Царь же персов Хосров заявил, что договор нарушил Юстиниан, который недавно проявил большую враждебность по отношению к его дому тем, что, несмотря на договор, попытался привлечь на свою сторону Аламундара. (13) По его словам, Сум, прибыв к Аламундару под предлогом разбирательства возникшего спора, старался обольстить его обещанием большой суммы денег с тем, чтобы он перешел на сторону римлян. Он предъявил и письмо, которое Юстиниан якобы написал по этому поводу Аламундару. (14) Он также утверждал, что Юстиниан отправил письмо к некоторым из гуннов, побуждая их вторгнуться в землю персов и опустошить насколько возможно тамошние земли. Это письмо, говорил он, гунны вручили ему сами, когда явились к нему. (15) Предъявив такие обвинения римлянам, Хосров решил расторгнуть мирный договор с ними. Но был ли он прав, говоря так, я не могу сказать[8].

II. В это время Витигис, вождь готов[9], уже испытавший поражение в войне, отправил к нему двух послов[10], чтобы убедить его выступить против римлян. Однако для того, чтобы их тотчас же не опознали и не погибло от этого все предприятие, посланники были не готами, но лигурийскими священниками, которых склонили к этому большими деньгами. (2) Один из них, более представительный, отправился в посольство, приняв внешность и сан епископа, отнюдь ему не принадлежавшие, другой следовал за ним как слуга. (3) Когда они в ходе путешествия прибыли во Фракию, они взяли себе в спутники одного из тамошних жителей с тем, чтобы он был им переводчиком с сирийского и греческого языков. Они прибыли в персидские пределы, не замеченные никем из римлян: было мирное время, и римляне не считали нужным тщательно охранять здешние области. (4) Представ перед Хосровом, они сказали следующее: «О царь, все остальные люди отправляют посольства как правило ради собственных интересов. Нас же Витигис, царь готов и италийцев, направил к тебе, чтобы говорить об интересах твоей державы. Считай, что он сам, присутствуя здесь, говорит тебе следующее. (5) Если бы кто-нибудь без долгих речей сказал бы, что ты отдал Юстиниану и свое царство, и всех людей, он оказался бы прав. (6) От природы любящий нововведения и перевороты, жаждущий того, что ему никак не принадлежит, он не может мириться с установленным порядком вещей, но хочет объять всю землю и захватить всякое государство. (7) Поскольку он не мог один выступить против персов или идти войной на других, если персы противостоят ему как враги, он решил обмануть тебя видимостью мира и, одолев других, приобрести себе крупные силы для борьбы с твоей державой. (8) Разрушив уже царство вандалов и покорив маврусиев, поскольку готы из-за дружбы с ним находились в стороне, он, собрав огромные богатства и множество людей, двинулся против нас. (9) Ясно, что если ему удастся полностью, разбить и готов, он вместе с нами и теми, которые были порабощены ранее, двинется против персов, не вспомнив о дружбе и не стыдясь произнесенных клятв. (10) Поэтому, пока еще есть у тебя надежда на спасение, не причиняй нам больше зла и не испытывай его сам. В наших бедах узри то, что в недалеком будущем произойдет с персами. Подумай о том, что римляне никогда не питали расположения к твоему царству и, став сильнее, они не замедлят проявить свою враждебность к персам[11]. (11) Используй возможность вовремя, а не ищи ее, когда ее уже не будет. Ибо если удобное время пройдет, ему уже никогда не суждено повториться. Лучше, опередив, оказаться в безопасности, чем, упустив благоприятный случай, испытать самое страшное от врагов».

(12) Услышав это, Хосров подумал, что Витигис дает ему дельный совет, и он еще больше воспламенился желанием нарушить договор. (13) Движимый завистью к Юстиниану, он совершенно не принял во внимание того, что слова эти исходят от злейших врагов Юстиниана, а с готовностью поверил в то, во что ему хотелось верить. Так же он отнесся и к словам армян и лазов, о чем я вскоре расскажу. (14) Однако Юстиниану предъявлялись такие обвинения, которые для истинного царя обычно являются похвалой, а именно то, что он стремится увеличить свое царство и еще больше его прославить. (15) Такой упрек можно было бы сделать и персидскому царю Киру, и Александру Македонскому[12]. Но зависть никогда не уживается со справедливостью. По таким причинам Хосров решил нарушить договор.

III. В это время произошло и другое событие. Тот самый Симеон, который уступил римлянам Фарангий, еще в разгар войны выпросил у Юстиниана в подарок несколько армянских деревень[13]. (2) Став господином этих мест, он погиб от коварства их прежних владельцев. (3) Совершив зло, убийцы бежали в персидские пределы. Это были два брата, сыновья Пероза. Услышав об этом, василевс передал эти деревни племяннику Симеона Амазаспу и назначил его архонтом армян[14]. (4) Этого Амазаспа по прошествии времени оклеветал перед Юстинианом один из его близких, по имени Акакий, сказав, что он обижает армян и хочет передать персам Феодосиополь и некоторые другие маленькие города. (5) После таких слов Акакий по воле Юстиниана коварно убил Амазаспа и сам получил от василевса власть над армянами[15]. (6) Дурной от природы, он получил возможность проявить свой нрав. По отношению к подвластным ему людям он был суров, как никто. (7) Без всякого основания он грабил их имущество и обложил их неслыханным налогом в четыре кентинария. Не в силах выносить его далее, армяне, составив заговор, убили его и бежали в Фарангий[16].

(8) Поэтому василевс послал против них из Византия Ситу, который находился здесь с тех пор, как между римлянами и персами был заключен мирный договор. (9) Прибыв к армянам, Сита поначалу медлил с военными действиями, но старался мягким обращением привлечь людей и вернуть их на прежние земли, обещая уговорить василевса отменить новый налог. (10) Но когда василевс, руководствуясь доносом Адолия, сына Акакия, стал бранить его, сильно упрекая за медлительность, Сита начал готовиться к схватке. (11) Прежде всего он попытался обещанием великих благ склонить на свою сторону и присоединить к себе некоторых армян, чтобы было легче и без особого труда осилить остальных. (12) Влиятельный и многолюдный род Аспетиан[17] захотел присоединиться к нему. (13) Послав к Сите своих людей, они просили дать им письменную клятву в том, что, если они во время сражения оставят своих соплеменников и перейдут к римлянам, они не потерпят никакого ущерба и сохранят все свои владения. (14) Довольный этим, Сита написал письмо, дав клятву, как они просили. Запечатав послание, он отправил его к ним. (15) Уверенный в том, что с их помощью он без боя выиграет войну, он отправился со всем войском к местечку Инохалаку, где был расположен лагерь армян. (16) По какой-то случайности те, которые несли письмо Ситы, идя другой дорогой, никак не могли встретить Аспетиан. (17) Часть же римской армии, встретив некоторых из них и не зная о соглашении, обошлась с ними как с врагами. (18) И сам Сита, захватив где-то в пещере их детей и жен, убил их, то ли не узнав их род, то ли в гневе на Аспетиан за то, что они не присоединились к нему, как было условлено.

(19) Те, охваченные гневом, вместе с остальными построились для битвы. Так как местность, где находились оба войска, была неудобной из-за теснин и крутых гор, они сражались не в одном месте, а рассеявшись по предгорью и ущельям. Случилось так, что небольшой отряд армян, с одной стороны, и Сита с немногими своими воинами, с другой, оказались поблизости друг от друга, отделенные горной лощиной. И те, и другие были всадниками. (20) Сита, перейдя лощину с небольшим числом спутников, начал теснить врагов. Армяне, отступив назад, остановились. Сита тоже больше их не преследовал, по остался на месте. (21) Неожиданно один из римских солдат, только что преследовавший врагов, родом герул, возвращаясь в полном воодушевлении, оказался возле Ситы и его людей. Сита в это время стоял с воткнутым и землю копьем. В стремительной скачке конь герула сокрушил копье. (22) Это сильно огорчило стратига. Наблюдая эту сцену, какой-то армянин узнал его и стал уверять всех, что это сам Сита. Ибо в ту пору у Ситы не оказалось шлема на голове. Таким образом, врагам стало ясно, что это он пришел сюда, имея при себе немногочисленный отряд. (23) Сита услышал слова армянина, и, так как копье его сломленным лежало на земле, обнажил меч и попытался тотчас же перейти лощину обратно. (24) С большим рвением враги погнались за ним. Кто-то, настигнув его в лощине, ударил его мечом наискось по макушке. Кожа на темени была содрана, но череп оказался совершенно не задетым. (25) Сита помчался быстрее, чем прежде, но тут Артаван, сын Иоанна из рода Аршакидов[18], напал на него сзади и убил его, поразив копьем. (26) Так из-за пустяка погиб Сита, недостойно своей доблести и постоянных подвигов, совершенных им в борьбе с врагом. Он был очень хорош собой, храбр как воин и никому не уступал как полководец. (27) Некоторые говорят, что Сита погиб не от руки Артавана, но что убил его Соломон, весьма незначительный среди армян человек.

(28) После смерти Ситы василевс направил против армян Вузу. Тот на своем пути туда отправил к армянам посланника с обещанием примирить всех армян с василевсом и предлагая, чтобы кто-нибудь из видных армян прибыл к нему для переговоров по этому поводу. (29) У остальных армян не было оснований доверять Вузе, и они не хотели принимать его предложений. Но был среди них один Аршакид по имени Иоанн, отец Артавана, находившийся с ним в большой дружбе. Доверяя Вузе как Другу, он вместе со своим зятем Вассаком и еще несколькими людьми отправился к нему. Прибыв и остановившись на ночь в том месте, где они должны были на следующий день встретиться с Вузой, они почувствовали, что попали в окружение римского войска. (30) Зять Иоанна Васак[19] всячески уговаривал того воспользоваться бегством. Когда же он не смог его убедить, он, оставив его там одного, вместе со всеми остальными тайком от римлян ушел назад той же самой дорогой. (31) Найдя Иоанна одного, Вуза убил его. Тогда армяне, потеряв всякую надежду на соглашение с римлянами и не имея возможности превзойти василевса в войне, явились к персидскому царю во главе с Васаком, человеком очень энергичным[20]. (32) Первые из них, представ перед Хосровом, сказали следующее: «О владыка, многие из нас Аршакиды[21], потомки того Аршака, который не был чужим для парфянских царей, когда власть над персидским государством находилась в руках парфян. Это был славный Царь, ни в чем не уступавший своим современникам. (33) Теперь же мы пришли к тебе как беглые рабы, ставшие ими, однако, не по собственной воле, но в значительной степени по принуждению, на первый взгляд, из-за Римской державы, на деле же по твоему решению. (34) Ибо позволяющий тому, кто хочет поступать несправедливо, сам поистине является виновником свершившегося. Чтобы можно было проследить весь ход событий, мы начнем со времени более раннего. (35) Итак, Аршак, последний царь наших предков, добровольно отказался от своей власти в пользу римского автократора Феодосия с тем условием, чтобы все, кто до конца времен будут принадлежать к его роду, пользовались полной свободой, и, кроме того, никогда не платили никаких налогов. (36) И мы пользовались этим договором до тех пор, пока вы не заключили этот знаменитый мирный договор. Если бы кто-нибудь назвал его всеобщим бедствием, думается нам, он не ошибся бы. (37) Ибо с тех пор тот, кто, о царь, на словах тебе друг, а на деле – враг, пренебрегая и друзьями, и врагами, разрушил и привел в беспорядок мир человеческий. (38) В этом ты и сам скоро убедишься, когда ему удастся полностью подчинить себе западные народы. Чего он только не сделал из того, что было ранее запрещено? Чего он не подверг потрясению из того, что было хорошо устроено? (39) Разве не обложил он нас податью, которой раньше не было? Разве не обратил он в рабов наших соседей цанов, бывших до того независимыми? Разве не поставил он римского архонта над царем несчастных лазов, совершив таким образом недостойный поступок, противоречащий самой природе вещей и нелегко объяснимый словами? (40) Разве не послал он своих военачальников к жителям Боспора и не подчинил своей власти город, совершенно ему не принадлежавший? Разве не заключил он военный союз с царством эфиопов, о котором римляне никогда раньше не слыхали? (41) Более того, он покорил и омиритов, завоевал Красное море, присоединил к Римской державе землю фиников. (42) Не будем уже говорить о страданиях ливийцев и италийцев. Всей земли мало этому человеку. Ему недостаточно властвовать над всеми людьми. (43) Он помышляет о небе и рыщет в глубинах океана, желая подчинить себе какой-то иной мир. (44) Что же ты медлишь, о царь? Почему тебе стыдно нарушить этот проклятый договор? Уж не потому ли, что ты хочешь стать его последней жертвой? (45) Если ты хочешь знать, каким может быть Юстиниан по отношению к тем, кто уступает ему, перед тобой наш пример и пример несчастных лазов. (46) Если же ты хочешь знать, как он обходится с людьми, ему не известными и не причинившими ему ни малейшего вреда, вспомни о вандалах, готах и маврусиях. (47) Но мы еще не сказали главного. Разве он, о всемогущий царь, не прилагал стараний к тому, чтобы, несмотря на мир, обманом привлечь на свою сторону твоего раба Аламундара, отняв его у твоего царства? Разве он не пытался во вред тебе сделать своими союзниками гуннов, которые до тех пор ему даже не были известны? Никогда еще не совершалось поступка более недостойного. (48) Так как он, как нам кажется, чувствует, что покорение им Запада уже близится к концу, он уже готовит наступление на Восток. Ибо ему осталось побороть только персидскую державу. (49) С его стороны мир уже нарушен, и он сам положил конец «вечному миру»[22]. (50) Ибо не те нарушают мир, кто первыми поднимают оружие, а те, кто уличены в злодеяниях по отношению к соседям в период мирного договора. (51) Обвинение обычно предъявляется тому, кто начал первым, даже если он потерпел неудачу. Как пойдет эта война, ясно всякому. Ибо, как правило, одерживают верх над врагами не те, которые подают повод к войне, а те, которые их отражают. (52) Более того, борьба не будет идти с равными силами. У римлян большая часть солдат находится на краю света, а из двух лучших полководцев одного, Ситу, мы, явившись сюда, убили; Велисария же Юстиниан больше никогда не увидит, ибо пренебрегши своим господином, он остался там, где заходит солнце, сам властвуя над италийцами[23]. (53) Так что, если ты пойдешь на врага, тебе никто не будет противостоять, а в нас, само собой, разумеется, ты найдешь людей, к тебе расположенных, и надежных проводников (благодаря хорошему знанию местности) для твоего войска». (54) Услышав такие слова, Хосров остался доволен и, собрав всех, кто только отличался знатностью, изложил им, что написал Витигис и что сказали армяне, и стал с ними совещаться, что им предпринять. (55) Много было высказано мнений и за, и против. В конце концов они решили, что с наступлением весны им следует начать войну с римлянами. (56) Была осень, шел тринадцатый год правления автократора Юстиниана. <539 г.> (57), Римляне ничего не подозревали и не думали, что персы нарушат так называемый вечный мир, хотя до них доходили слухи, что Хосров ставит их василевсу в вину его успехи на Западе и выдвигает те обвинения, о которых я только что упомянул.

IV. В это время появилась комета, величиной вначале примерно с высокого человека, затем намного больше. Ее хвост был направлен к западу, голова – к востоку. Она следовала за самим солнцем. (2) Солнце находилось тогда в созвездии Козерога, а она – в созвездии Стрельца. Одни называли комету мечом-рыбой, поскольку она была очень длинной и очень острой вверху, другие же окрестили ее бородатой. Видна она была более сорока дней. (3) Люди, в этих делах сведущие, резко расходились во мнениях, каждый по своему толкуя, что предвещает эта комета. Я же пишу о том, что было, предоставляя каждому судить, как ему хочется, исходя из того, что произошло. (4) Тотчас же огромное войско гуннов, переправившись через Истр, вторглось в Европу, наводнив всю ее. Это часто случалось и раньше, но никогда прежде не обрушивалось на жителей этих мест столько несчастий и таких огромных бед. Варвары грабили все подряд от Ионийского залива вплоть до предместьев Византия. (5) Они разорили тридцать два укрепления в Иллирии, а город Кассандрию (в древности она, насколько нам известно, звалась Потидеей) они взяли силой, хотя раньше они никогда не брали приступом городов[24]. (6) Со всей добычей, имея при себе сто двадцать тысяч пленных, они удалились домой, не встретив нигде никакого сопротивления. (7) Впоследствии они часто появлялись в этих местах, причиняя римлянам неисцелимые беды. (8) Они взяли штурмом и Херсонес[25]. Осилив находившихся на стене защитников и переправившись во время прибоя через укрепление, которое находилось у так называемого Черного залива, они оказались внутри длинных стен и неожиданно напали на находившихся в Херсонесе римлян. Многих они убили и почти всех обратили в рабство. (9) Небольшой их отряд, перейдя пролив между Систем и Авидосом[26], опустошил азиатские земли и сразу же вернулся в Херсонес. Затем вместе с остальным войском и всей добычей они возвратились домой. (10) Во время другого вторжения они ограбили иллирийцев и фессалийцев и попытались взять штурмом укрепление в Фермопилах. Но так как находившийся внутри стен гарнизон защищался очень храбро, гунны начали искать обходные пути и неожиданно нашли тропинку, которая вела на возвышающуюся здесь гору, (11) Таким образом, истребив почти всех эллинов, кроме жителей Пелопоннеса, они удалились. (12) Немного спустя персы, нарушив мир, причинили много ужасных бедствий римлянам на востоке, о чем я сейчас и начну свой рассказ. (13) Велисарий, взяв в плен Витигиса, короля готов и италийцев, привез его живым в Визáнтий[27]. А я перейду к тому, как персидское войско вторглось в земли римлян.

(14) Когда василевс Юстиниан заметил, что Хосров собирается начать против него войну, он решил обратиться к нему с увещанием и попытаться отклонить его от этого намерения. (15) Случилось так, что в это время прибыл в Визáнтий некто из Дары, по имени Анастасий, человек, известный своим благоразумием, который еще недавно низложил объявившегося там тирана[28]. (16) Этого Анастасия Юстиниан и отправил к Хосрову с посланием. Содержание послания было следующим: (17) «Люди разумные, которые в достаточной мере чтут божество, всеми силами должны устранять возникающие поводы к войне, особенно между людьми, весьма дружественными между собой. Напротив, людям неразумным и ставящим ни во что враждебное отношение к себе божества свойственно придумывать не имеющие оснований поводы к войне и смятению. (18) Для них не составляет никакого труда, нарушив мир, перейти к войне, поскольку, согласно закону природы, у самых негодных людей легко пробуждаются самые скверные чувства. (19) Но начавшим войну по своему произволу не так легко, думаю, опять вернуться к миру. (20) Однако ты упрекаешь нас за письма, написанные без всякой задней мысли, и спешишь истолковать их теперь по собственному произволу не в том смысле, в каком мы их писали, а как тебе кажется выгодным для исполнения твоего желания, стремясь это сделать не без некоторого благовидного предлога. (21) Нам легко показать, что твой Аламундар недавно произвел набег на наши земли и совершил во время мира ужасающие дела: захват укрепленных мест, грабеж имущества, убийство людей и обращение многих из них в рабство, относительно чего не тебе жаловаться на нас, а самому бы следовало оправдываться перед нами. (22) Не мысли, а дела показывают соседям, кто заслуживает упреков за содеянные несправедливости. Тем не менее, несмотря на все эти обстоятельства, мы намерены даже и так сохранить мир, ты же, как мы слышим, стремясь начать войну с римлянами, придумываешь обвинения, никоим образом к нам не относящиеся. (23) Да это и естественно: те, которые стараются сохранить нынешние отношения, даже там, где можно сделать серьезный упрек, отказываются от обвинений против своих друзей; те же, которых не удовлетворяют узы дружбы, стараются выдумать необоснованные предлоги. (24) Поступать так, казалось бы, неприлично даже любым частным лицам, не говоря уж царям. (25) Но, оставив в стороне все это, подумай, сколько людей падет с обеих сторон в этой войне и кто по справедливости будет нести вину за то, что случится; вспомни о клятвах, которые ты произнес, получив деньги. Хотя ты беззаконно презрел их, но извратить их ты не сможешь никакими хитростями и выдумками, ибо божество слишком могущественно, чтобы какие бы то ни было люди могли его обмануть»[29]. (26) Когда Хосров познакомился с доставленным ему посланием, он не дал никакого ответа и не отпустил Анастасия, велев ему остаться при нем.

V. Когда зима была уже на исходе и заканчивался тринадцатый год <540 г.> единодержавной власти Юстиниана[30], Хосров, сын Кавада, с наступлением весны вторгся с большим войском в римские пределы, открыто уже нарушив так называемый вечный мир. Он продвигался не по земле, расположенной между реками, но имея Евфрат с правой стороны[31]. (2) По ту сторону реки расположено последнее римское укрепление по имени Киркесий. Это очень мощное укрепление, поскольку крупная река Аворрас, имея здесь свое устье, впадает в этом месте в Евфрат, укрепление же расположено в том самом углу, который образован слиянием двух рек. (3) Кроме того, другая длинная стена, заключая пространство между реками, завершает вокруг Киркесия форму треугольника[32]. (4) Поэтому Хосров, не желая ни брать приступом столь сильное укрепление, ни переходить назад Евфрат, не задерживаясь двинул свое войско дальше, решив идти на сирийцев и киликийцев. Пройдя вдоль берега Евфрата расстояние, равное трем дням пути для легковооруженного воина, он достиг города Зиновии. Некогда этот город выстроила Зиновия и, что вполне естественно, дала ему свое имя. (5) Была Зиновия женой Одоната[33], вождя тамошних сарацин, издревле являвшихся союзниками римлян. (6) Этот Одонат вернул римлянам восточные земли, оказавшиеся под властью мидийцев. Но это происходило в давно прошедшие времена. (7) Подойдя близко к Зиновии и заметив, что укрепление ничем не примечательно, а прилегающая к нему область безлюдна, Хосров, опасаясь, как бы бесполезно потраченное здесь время не помешало его великим планам, попытался овладеть городом на условии добровольной сдачи, но поскольку в этом не преуспел, он быстро двинул войско вперед.

(8) Проделав такой же путь, он достиг города Сурона[34], расположенного на берегу Евфрата. Оказавшись совсем близко от него, он здесь остановился. (9) И тут случилось так, что конь, на котором восседал Хосров, заржал и ударил копытом о землю. Обдумав это, мага заявили, что город будет взят. (10) Хосров, разбив лагерь, послал войско к стене, чтобы взять укрепление. (11) Гарнизоном города командовал тогда некто Аршак, армянин по происхождению. Он вывел солдат на зубцы стен и, упорно сражаясь там, убил многих врагов, но сам умер, пораженный стрелой. (12) День уже клонился к вечеру, и персы возвратились в лагерь, с тем чтобы на следующий день вновь приступить к атаке. Римляне же, упав духом после смерти своего военачальника, решили молить Хосрова о пощаде. (13) На следующий день они послали городского епископа, чтобы он молил за них и просил милости для города. Итак, он в сопровождении нескольких служителей, несущих птицу, вино и белый хлеб[35], явился к Хосрову. Пав наземь, он начал со слезами просить его пощадить несчастных людей и город, который ничего не значил для римлян и который и для персов никогда в прошлом не имел никакого значения и не будет иметь его никогда в будущем. Он обещал, что они дадут достойный выкуп за себя и за город, который населяют. (14) Хосров был очень сердит на суронцев за то, что они, первые из встретившихся ему римлян, не только не впустили его добровольно в город, но и отважились поднять против него оружие, убив множество видных персов. (15) Однако он не обнаружил своего гнева, но тщательно скрыл под спокойным выражением лица для того, чтобы, наказав суронцев, он мог явить себя римлянам грозным и непобедимым. Он считал, что благодаря этому он сможет покорять без особого труда всех тех, с кем ему придется столкнуться. (16) Поэтому он весьма благосклонно велел епископу подняться и, приняв дары, сделал вид, что тотчас же, посовещавшись со знатнейшими из персов относительно выкупа, разрешит их просьбу. (17) Итак, епископ, не подозревавший никакого коварства, был отпущен вместе со своими людьми. С ними он [Хосров] якобы для сопровождения отправил несколько видных персов. (18) Тем он тайно приказал идти с ним до самой стены, утешая его и вселяя в него добрую надежду так, чтобы и он сам, и все, кто был с ним, показались горожанам веселыми и не испытывающими никакого страха. (19) Когда же стражники откроют ворота с намерением их принять, [дóлжно было] бросить камень или какую-нибудь деревяшку между порогом и воротами, чтобы их нельзя было закрыть, и самим им какое-то время стараться мешать тем, кто хочет их закрыть, поскольку вскоре за ними последует все войско. (20) Отдав такое распоряжение своим людям, Хосров привел все войско в готовность и повелел, как только он подаст знак, бегом броситься в город. (21) Оказавшись возле стен, персы, почтительно распрощавшись с епископом, остались снаружи. Суронцы же, видя епископа, исполненного огромной радости и с большой честью сопровождаемого врагами, забыли об опасности, открыли настежь ворота и приняли епископа и его спутников рукоплесканиями и громкими восклицаниями. (22) Когда же все они оказались внутри, стражники начали толкать ворота, намереваясь их закрыть. Между тем персы бросили в ворота камень. (23) Стражники еще сильнее стали толкать ворота, изо всех сил пытаясь надвинуть их на порог, но никак не могли этого сделать. (24) Открыть же их вновь они не решались, поскольку догадывались, что ворота не закрываются из-за врагов. Некоторые говорят, что персы бросили в ворота не камень, а деревяшку. (25) И едва суронцы заметили это коварство, как со всем войском явился Хосров. Варвары силой открыли ворота, и город был взят. (26) И тотчас Хосров, обуреваемый гневом, велел разграбить дома, многих людей он убил, а остальных обратил в рабство. Город же весь он сжег, сравняв его с землей. (27) Тогда он и отпустил Анастасия, повелев объявить Юстиниану, в какой земле он оставил Хосрова, сына Кавада. (28) Затем, движимый то ли человеколюбием, то ли сребролюбием, а, может быть, желая сделать приятное женщине по имени Евфимия, которую он здесь взял в плен и, безумно полюбив ее, сделал своей женой (она в самом деле была удивительно хороша собой), Хосров решил оказать суронцам некую милость. (29) Послав в подвластный римлянам город Сергиополь, названный так в честь прославленного святого Сергия[36], отстоящий от захваченного города на расстоянии ста двадцати шести стадий и расположенный к югу от него на так называемой Варварской равнине, он предложил тамошнему епископу Кандиду выкупить у него за два кентинария двенадцать тысяч пленных. (30) Но тот честно отказался от этого дела, сказав, что у него нет денег. Тогда Хосров предложил, чтобы он, написав расписку с согласием выплатить впоследствии эти деньги, выкупил за столь незначительную сумму денег такое огромное число порабощенных людей. (31) Кандид так и сделал. Он согласился выплатить золото в течение года, дав самые страшные клятвы и избрав себе следующее наказание: если он не отдаст деньги в условленный срок, то заплатит вдвое больше и как нарушитель клятвы перестанет быть священнослужителем. (32) Написав об атом расписку, Кандид принял всех суронцев. Но из них лишь немногие остались живы, большинство же, не имея сил вынести постигшее их бедствие, вскоре умерли. Совершив это, Хосров повел свое войско вперед.

VI. Незадолго до этого василевс разделил надвое командование армией на Востоке: за Велисарием, который прежде один имел всю власть, он оставил командование в областях, простирающихся до Евфрата[37], а власть над областями, занимающими пространство отсюда вплоть до персидской границы, он вверил Вузе[38], которому повелел до тех пор, пока Велисарий не вернется из Италии, управлять одному всем Востоком. (2) Поэтому Вуза, имея под своим командованием всю армию, сначала оставался в Иераполе. Когда же ему стало известно, что произошло с суронцами, он собрал первых лиц Иераполя и сказал им следующее: (3) «Для тех, кто может вступить в борьбу с врагом на равных, не будет ничего неразумного в том, что они встретятся с неприятелем в открытом бою. Тем же, кто значительно слабее своих противников, более выгодно превзойти врагов какой нибудь хитростью, нежели, открыто выступив против них, подвергнуть себя явной опасности. (4) Сколь велико войско Хосрова, вы, конечно, уже слышали. Если он захочет брать нас осадой, у нас, очевидно, не хватит продовольствия; персы же, не встречая никакого сопротивления, будут из наших же краев везти все для себя необходимое. (5) К тому же, если осада затянется, стены, я думаю, не выдержат нападений врага, так как они во многих местах очень уязвимы, и тогда с римлянами произойдет нечто ужасное. (6) Если же мы с частью войска будем охранять стены города, а остальные займут окружающие его склоны гор, совершая оттуда набеги то на вражеский лагерь, то на тех, кто послан за продовольствием, это скоро заставит Хосрова снять осаду и быстро удалиться, поскольку он не сможет ни без опасения нападать на стены, ни получать достаточно продовольствия для такого большого войска». (7) Так сказал Вуза. Слова его показались убедительными, однако сам он не сделал ничего из того, что было необходимо. Отобрав лучших солдат из римского войска, он с ними удалился. (8) И где он потом находился, никто не мог узнать: ни римляне из Иераполя, ни неприятели. Так обстояли здесь дела,

(9) Василевс Юстиниан, узнав о вторжении персов, тотчас же с большим шумом[39] отправил своего двоюродного брата[40] Германа с тремястами спутниками, пообещав послать вскоре большое войско. (10) Прибыв в Антиохию, Герман обошел кругом все стены и большую часть их нашел хорошо укрепленными. Вдоль той части стен, которая находится на равнине, протекает река Оронт, что делает ее на всем протяжении недоступной для вражеской атаки. Те же стены, которые тянулись по склону горы, поднимаясь по отвесным и скалистым местам, были совершенно неприступны[41]. Однако, оказавшись на вершине горы, которую местные жители называют Орокасиадой[42], Герман заметил, что в этом месте стена может быть легко взята, (11) Ибо здесь находилась довольно широкая спала высотой немного ниже стены. (12) Поэтому он приказал либо срезать скалу и провести вокруг стены глубокий ров, чтобы никто не смог подняться отсюда на стену, либо возвести здесь большую башню, соединив ее с городской стеной. (13) Но архитекторам общественных зданий показалось, что нельзя сделать ни того, ни другого, поскольку в короткий срок (ибо вот-вот ожидалось вражеское нашествие) выполнить работы полностью невозможно, а начать дело и не довести его до конца значило показать неприятелю, с какой стороны им следует штурмовать стены. (14) Отчаявшись в этом, Герман вначале ждал войска из Византия, возлагая на него какие-то надежды[43]. (15) Но когда прошло уже много времени, а войско василевса не прибывало и не было даже признаков, что оно появится, Герман начал опасаться, как бы Хосров, узнав, что здесь находится двоюродный брат василевса, не предпочел захват Антиохии и его самого всем другим предприятиям и потому, отказавшись от остальных намерений, не двинулся бы со всем войском к этому городу. (16) Такие же мысли приходили в голову и антиохийцам. Посоветовавшись между собой, они решили, что для них выгоднее предложить Хосрову деньги и избегнуть таким образом угрожающей им опасности.

(17) Поэтому они послали к Хосрову в качестве просителя епископа Верои[44] Мегаса[45], человека рассудительного, который в это время оказался у них. Отправившись оттуда, он застал мидийское войско недалеко от Иераполя. (18) Представ перед Хосровом, он всячески умолял его пожалеть людей, которые ни в чем не погрешили против него и которые не в состоянии оказать сопротивление персидскому войску. (19) Мужу-царю менее, чем кому-либо другому, пристойно нападать и вершить насилие над людьми, которые ему уступают и не желают оказывать сопротивление. Ибо и в том, что он совершает сейчас, говорил он, нет ничего царственного и благородного, так как он не дал василевсу римлян времени подумать, чтобы либо укрепить мир с обоюдного согласия, либо, что естественно, подготовиться к войне, как было обусловлено договором о мире. А он так неожиданно двинулся на римлян с оружием в руках, что их василевс до сих пор не знает, что здесь произошло. (20) Услышав это, Хосров по своему невежеству[46] никак не мог разумными увещеваниями укротить свой нрав, но пуще прежнего преисполнился гордостью. (21) Он начал грозить завоеванием всей Сирии и Киликии, и, приказав Мегасу следовать за ним, повел свое войско в Иераполь. (22) Прибыв туда и расположившись там лагерем, он увидел, что стены города крепки[47]. Узнав к тому же, что город охраняет достаточное количество воинов, он потребовал от жителей Иераполя денег, послав к ним толмачем Павла. (23) Этот Павел воспитывался на римской земле и посещал грамматиста в Антиохии. Говорят, что и родом он был настоящий римлянин. (24) Жители города, и без того опасавшиеся за свои стены, протянувшиеся на большом пространстве до самой горы, которая тут возвышалась, и, кроме того, желая уберечь свою землю от разорения, согласились отдать ему две тысячи либр серебра. (25) Мегас между тем не переставал молить Хосрова за все восточные земли, пока Хосров не дал ему обещания по получении десяти кентинариев золота оставить в покое всю Римскую державу.

VII. В тот же день Мегас удалился оттуда и отправился в Антиохию. Хосров же, взяв выкуп, двинулся к Верое. (2) Вероя расположена между Антиохией и Иераполем, отстоя от того и другого города на расстоянии двух дней пути для легковооруженного воина. (3) Мегас, поскольку он двигался с небольшой группой спутников, совершал свой путь быстрее, нежели персидское войско, которое двигалось вдвое медленнее его[48]. (4) На четвертый день Мегас прибыл в Антиохию, а персы – в предместье Верой. (5) Хосров, тотчас же послав Павла, потребовал от веройцев денег, однако не столько, сколько он получил от жителей Иераполя, а вдвое больше, так как увидел, что стены их города во многих местах сильно уязвимы для натиска. (6) Веройцы, совершенно не полагаясь на свои стены, охотно согласились заплатить все, но, отдав две тысячи либр серебра, они сказали, что остальное выплатить не могут. (7) Поскольку Хосров упорно требовал от них уплаты всей суммы, они, как только наступила ночь, вместе с воинами, которые были поставлены охранять город, бежали в укрепление, расположенное на акрополе. (8) На следующий день Хосров послал своих людей в город получить деньги. Оказавшись возле стены, они увидели, что ворота заперты и не видно ни души. Об этом они и доложили Хосрову. (9) Тот приказал приставить лестницы к стене и попытаться подняться по ним вверх. Они так и сделали. (10) Не встретив сопротивления, они оказались внутри укреплений, беспрепятственно открыли ворота и приняли в город все войско и самого Хосрова. (11) И, охваченный уже страшным гневом, царь сжег почти весь город. Поднявшись на акрополь, он решил штурмовать укрепление. (12) Но тут римские солдаты, мужественно сражаясь, убили нескольких врагов. Однако для Хосрова оказалась большой удачей неразумность осажденных, которые не только сами бежали в укрепление, но и взяли с собой лошадей и других животных. Оказавшись жертвой мелочной скупости[49], они попали в опасное положение. (13) Дело в том, что там был всего один источник, и когда лошади, мулы и другие животные выпили из пего воды больше, чем следовало, он пересох. Так обстояли дела у жителей Верой.

(14) Тем временем Мегас, прибыв в Антиохию, сообщил об условиях, которые были оговорены с Хосровом, но ему никак не удалось убедить жителей выполнить их. (15) В то время случилось так, что василевс Юстиниан отправил послов к Хосрову – Иоанна, сына Руфина[50], и Юлиана, секретаря тайной канцелярии. Эта должность называется у римлян «асекретис»[51], поскольку словом «секрета» они обозначают тайные дела. (16) Прибыв в Антиохию, они там и остались. Один из послов, Юлиан, со всей решимостью запретил давать врагам деньги и таким образом выкупать города василевса[52]. Кроме того, он донес Герману на архиерея Ефремия, будто тот прилагает старания к тому, чтобы отдать город Хосрову[53]. (17) Поэтому Мегас, ничего не добившись, удалился. Антиохийский же епископ Ефремий, опасаясь нашествия персов, удалился в Киликию. (18) Вскоре туда прибыл и Герман[54], взяв с собой лишь немногих из своих людей, большинство же оставив в Антиохии.

(19) Мегас, вскоре прибывший в Верою, был чрезвычайно огорчен тем, что здесь произошло. Он принялся обвинять Хосрова в том, что тот поступил с веройцами безбожно, поскольку, послав его в Антиохию для заключения мира, сам обидел ни в чем не повинных граждан, ограбил их и принудил запереться в укреплении, а затем еще сжег город, уничтожив его до самого основания безо всяких причин. (20) На это Хосров ответил следующее: «В этом, приятель, ты виноват сам, поскольку заставил нас так долго здесь оставаться. Ибо ты прибыл не в назначенный срок, но намного позже. (21) А о глупости твоих сограждан, милейший, к чему много говорить? Согласившись заплатить нам за собственное спасение условленное количество серебра, они и теперь не думают выполнять договор, но, так нагло полагаясь на укрепление этого местечка, они презирают нас, в то время как мы, и это ты видишь сам, вынуждены сидеть здесь, осаждая эту крепость. (22) С помощью богов я надеюсь отомстить им за это и наказать виновников того, что у этих стен незаслуженно погибли мои персы». (23) Так сказал Хосров. Мегас в ответ возразил следующее: «Если принять во внимание, что ты, будучи царем, выдвигаешь подобные обвинения против несчастных, ничего не значащих людей, то следует, ничего не возражая на эти слова, согласиться с ними. Раз и во всем остальном ты обладаешь властью, то, следовательно, и слово твое сильнее всех. (24) Но если бы было возможно, невзирая на все остальное, сказать одну только правду, то ты, о царь, по справедливости ни в чем не можешь нас упрекнуть. Только выслушай с кротостью. (25) Что касается меня, то, когда я был послан к антиохийцам, чтобы объявить им твои предложения, я на седьмой день предстал перед тобой (что может быть скорее этого?), и тут я увидел, что ты сделал с моей родиной. (26) И вот мои сограждане, лишенные всего самого дорогого, борются теперь только за свою жизнь и на это они более способны, чем на то, чтобы заплатить тебе остаток неуплаченных денег. (27) Ибо человек не может отдать то, чего у него нет. (28) Издревле у людей правильно и хорошо различаются названия вещей, в числе подобных различий есть и такое: безрассудство отличается от бессилия.. (29) Первое из них, стремящееся к противодействию в силу своей дерзости, обычно естественно порождает ненависть, второе же из-за невозможности выполнить приказание, как будто бы оказывающее такое же сопротивление, вызывает тем не менее сострадание к себе. (30) Позволь же, о царь, нам, на долю которых выпало перенести самое худшее, сохранить утешение не думать, что мы сами виновники всех случившихся с нами несчастий. (31) Считай, что полученных денег тебе достаточно. Не измеряй ими свое величие, но прими в расчет возможности веройцев. (32) Не принуждай нас больше ни к чему, чтобы тебе не показалось, что ты не можешь завершить задуманное. Непомерные стремления наказываются невозможностью выполнить их. (33) Пусть же слова мои будут теперь защитой этих жалких людей. А если бы я смог увидеться с этими несчастными, то, может быть, я смог бы прибавить что-либо еще, о чем сейчас сказать забыл». (34) Когда Мегас произнес это, Хосров позволил ему пойти на акрополь. Оказавшись там и узнав обо всем, что произошло с источником, он, обливаясь слезами, вновь явился к Хосрову и, пав перед ним ниц, заверил его, что у веройцев совершенно не осталось денег, и умолял его сохранить этим людям только жизнь. (35) Тронутый его рыданиями, Хосров согласился выполнить его просьбу и дал клятвенные обещания в этом всем бывшим на акрополе[55]. (36) И вот веройцы, подвергнувшиеся такой огромной опасности, покинули невредимыми акрополь и ушли, кто куда хотел. (37) Из воинов лишь немногие последовали за ними; большинство же добровольно перешло к Хосрову, жалуясь, что казначейство задолжало им жалование за долгое время, и впоследствии они ушли за Хосровом в персидские пределы.

VII. Хосров (поскольку Мегас сказал, что ему не удалось убедить антиохийцев дать деньги) со всем войском двинулся против них. (2) Некоторые антиохийцы, поднявшись вместе со своим имуществом, бежали, кто куда мог. Об этом же подумывали и все остальные, но Феоктист и Молац, военачальники из Ливана, которые между тем прибыли сюда с шестью тысячами воинов, воодушевив их надеждой, помешали им. (3) Несколько позже сюда прибыло и персидское войско. Раскинув шатры, все оно расположилось здесь лагерем, частью возле Оронта, частью неподалеку от него. (4) Хосров послал к городской стене Павла и потребовал от антиохийцев денег, обещая за десять кентинариев золота удалиться отсюда; и было ясно, что за свое отступление он возьмет и меньшую сумму. (5) Тогда пришли к Хосрову послы и, сказав ему многое относительно нарушения мира и выслушав его ответ, удалились. (6) На следующий день народ Антиохии, легкомысленный, дерзкий на слова и склонный к беспорядкам, собравшись на стенах, оскорблял оттуда Хосрова и, отпуская непристойные остроты, издевался над ним. (7) И когда Павел, подойдя поближе к стене, стал убеждать антиохийцев заплатить небольшие деньги и выкупить и себя, и город, они было убили его, пуская в него стрелы, если бы он, предвидя это, не принял меры предосторожности[56]. Поэтому Хосров, кипя гневом, решил брать город штурмом. (8) На следующий день, выведя всех персов к стене, он приказал одним из них штурмовать город в разных местах со стороны реки, а сам, взяв большую и лучшую часть войска, начал атаковать вершину. Ибо здесь, как я сказал ранее, стена была наиболее уязвимой. (9) Тут римляне, поскольку стена, на которой они собирались сражаться, была очень узкой, придумали следующее. Связав большие бревна, они укрепили их между башнями. Таким образом они сделали это место гораздо более широким с тем, чтобы быть в состоянии в большем числе отражать нападающих. (10) Тогда персы в мощном натиске засыпали их тучей стрел, особенно с вершины скалы. (11) Римляне отражали их, что было сил, и не только воины, но и многие отважные юноши[57] из народа. (12) Казалось, что в этой битве силы штурмующих город и их противников были равны. Ибо эта скала, широкая и высокая и лежащая прямо против стены, позволяла вести бой так, словно дело происходило на ровном месте. (13) И если бы кто-нибудь из римского войска осмелился выйти за стену хотя бы с тремястами воинами и, опередив персов, занял бы эту скалу и оттуда отражал нападающих, никогда бы, я думаю, город не подвергся опасности со стороны врагов[58]. (14) Тогда у варваров не было бы места, с которого они могли нападать, поскольку их поражали бы и со скалы, и со стены. Но в то время (так как суждено было антиохийцам погибнуть от этого мидийского войска) это никому не пришло в голову. (15) Поскольку Хосров сам присутствовал здесь и громким криком отдавал приказания, персы наступали с неимоверными усилиями и совершенно не давали противнику времени оглянуться или уберечься от сыпавшихся на них стрел. Со своей стороны, римляне в большом числе, громко крича, все сильнее отбивались, как вдруг канаты, которыми были связаны бревна, не выдержав тяжести, лопнули, и вместе с этими бревнами все, которые находились на них, упали наземь со страшным грохотом. (16) Заметив это, остальные римляне, сражавшиеся на ближайших башнях, не понимая, что произошло, и решив, что здесь обрушилась стена, бросились бежать. (17) Напротив, многие юноши из народа, которые обычно на ипподромах заводят друг с другом драки, спустившись со стены, никуда не побежали, но остались тут. Воины же вместе с Феоктистом и Молацом тотчас вскочив на коней, которые стояли у них здесь наготове, поскакали к воротам, распространяя слух, что пришел Вуза с войском и они как можно скорее хотят принять их в город, чтобы вместе с ними отразить врагов. (18) Тогда многие антиохийцы, и мужчины, и женщины, все с детьми, устремились бегом к воротам, и тут, как это бывает при узком проходе, их затолкали кони, и они стали падать наземь. (19) Солдаты же, совершенно не щадя тех, которые оказались у них под ногами, еще быстрее, чем прежде, скакали по лежащим телам. И погибло здесь большое количество народа, особенно у самых ворот.

(20) Персы же, поскольку никто им не противостоял, приставили лестницы к стене и безо всякого труда стали подниматься на нее. Быстро оказавшись наверху стены, они некоторое время не решались спуститься, и было похоже, что они оглядываются по сторонам, не зная, что им предпринять. Мне кажется, что они думали, будто в этих труднопроходимых местах их ожидают неприятельские засады. (21) Местность за укреплениями в том месте, где надо спускаться в город, была по большей части безлюдной. Там поднимались очень высокие скалы и отвесные скаты. (22) Некоторые говорят, что замедление в продвижении произошло по воле Хосрова. (23) Когда он увидел, что представляет собой местность, он, заметив, как бегут воины, сначала опасался, как бы по какой-нибудь причине они не повернули назад и не нанесли им [персам] вреда, помешав ему таким образом захватить этот город, древний и знаменитый, первый из всех городов римских на востоке, выделяющийся богатством, обширностью, многолюдностью и процветающий во всех отношениях. (24) Считая все остальное несущественным, он хотел предоставить римским солдатам полную возможность воспользоваться бегством. Поэтому-то и персы, делая бегущим знаки руками, побуждали их бежать как можно скорее. (25) Итак, римские воины с военачальниками все ушли через ворота, которые вели к предместью Антиохии, Дафне[59]. (26) Только эти ворота персы оставили свободными, все остальные были в их руках. Из народа лишь немногие бежали с солдатами. (27) Когда персы увидели, что все римские солдаты уже очень далеко, они, спустившись с вершины, оказались в самом городе. (28) Тут многие антиохийские юноши вступили с ними в бой, и вначале казалось, что они одерживают верх в этой схватке. Лишь немногие из них были тяжеловооруженными, большинство же были безоружными и использовали в нападении только камни. (29) Оттеснив противников, они запели победную песнь и, окрыленные успехом, провозгласили Юстиниана славным победителем[60].

(30) В это время Хосров, расположившись на башне, которая находилась на вершине горы, отправил за послами, желая им что-то сказать. Тогда один из его архонтов, Заверган[61], думая, что он хочет вступить с послами в переговоры о мире, быстро представ перед царем, сказал следующее: (31) «Мне кажется, что ты, владыка, неодинаково с римлянами думаешь об их спасении. Ибо они и до того, как подвергнуться опасности, оскорбляли твое царское достоинство и, побежденные, решаются на невероятное и творят по отношению к персам недопустимые поступки, словно боясь, что они оставят тебе повод для человеколюбия; а ты хочешь спасать тех, которые не просят спасения, и стараешься пощадить тех, кто не желает пощады. (32) Они и в завоеванном уже городе устраивают засады и коварно уничтожают победителей, хотя у них давно уже бежали солдаты». (33) Услышав это, Хосров послал против жителей многих отборных воинов, которые, вскоре вернувшись, доложили, что никаких беспорядков больше нет. (34) Персы, одолев антиохийцев своей численностью, уже обратили их в бегство, и произошло там страшное избиение. Персы, не щадя людей никакого возраста, избивали всех поголовно, кто попадался им на пути. (35) Рассказывают, что тогда две женщины из знатных антиохийских семей оказались за стенами города. Поняв, что они попадут в руки врагов (ибо было видно, что они окружены со всех сторон), они бегом бросились к реке Оронт, боясь, как бы персы не надругались над их телами, и, закрыв покрывалами свои лица, бросились в воды реки и там погибли. Так все виды бедствий обрушились тогда на антиохийцев.

IX. Тогда Хосров сказал послам следующее: «Думаю, недалеко от истины старинное изречение, что Бог не дает чистого счастья, но лишь примешав к нему зло, предоставляет его людям. (2) Поэтому мы и смеемся со слезами, и всегда благополучию сопутствует несчастье, удовольствию – печаль, не позволяя никому вполне насладиться данным ему благоденствием. (3) Я мог бы, поскольку, как вы сами видите, Бог дал нам эту победу, безо всякого труда взять этот город, который считается – да он таков и есть – самым замечательным на римской земле. (4) Но когда я вижу гибель такого количества людей, а свой трофей – обагренный кровью, у меня нет никакого чувства радости от этого успеха. (5) И в этом повинны сами несчастные антиохийцы, которые оказались не в состоянии отразить штурмующих город персов, а теперь, когда мы, взяв город при первом же натиске, уже победили их, они в неразумной дерзости, ища смерти, решили нам противоборствовать. (6) И вот все знатные персы стали осаждать меня, требуя, чтобы я как дикого зверя поймал в сети этот город и всех захваченных предал смерти: я же приказывал бегущим еще более ускорить отступление, чтобы как можно быстрее спастись; ибо противно божеским законам издеваться над захваченными», (7) Так сказал Хосров, сокрушаясь и мороча послам голову, но от них не укрылось, почему он дал возможность римлянам бежать.

(8) Изо всех людей он более, чем кто-либо другой, умел говорить то, чего не было, скрывать правду и, совершая преступления, приписывать вину за них тем, кого он обидел. Готовый согласиться на все и свое согласие подкрепить клятвой, он всегда еще более был готов забыть о том, о чем недавно договорился и относительно чего клялся. Из-за денег он готов был совершить любое злодеяние, и в то же время он удивительно умел надеть личину богобоязненности и на словах был готов искупить вину за свой поступок[62]. (9) Так он, как мной было сказано, коварно обманул и погубил ни в чем перед ним не повинных суронцев. Когда город был взят, он увидел, как одну почтенную знатного рода женщину кто-то из варваров с жестоким насилием тащил за левую руку, в то время как правой рукой она держала, не желая от себя отпустить, ребенка, только что отнятого от груди, и как тот, будучи не в состоянии поспеть за ней в столь стремительном беге, упал наземь. И в этом случае Хосров обнаружил свой привычный нрав. (10) Говорят, что он притворно застонал перед присутствующими, в первую очередь, перед послом Анастасием, сделав вид, что плачет, и молил Бога наказать виновника этих бедствий. (11) Он хотел показать, что имеет в виду римского автократора Юстиниана, хорошо зная, что сам он больше всего виновен во всех этих несчастьях. (12) Обладая такими странными природными задатками, Хосров стал персидским царем (так как судьба лишила глаза Зама, имевшего по старшинству рождения право на первое место на престол после Каоса, которого безо всякой причины ненавидел Кавад), без труда одолел тех, кто восстал против него, и не было такого зла, которое он, замыслив против римлян, легко не причинил бы им. (13) Ибо судьба, пожелав возвысить кого-либо, всегда в надлежащее время выполняет свое решение, и никто не может противиться силе ее веления; она не обращает внимания, достоин ли человек этого и не задумывается о том, чтобы не совершилось тут что-нибудь такое, чему не следует совершиться; она не смотрит на то, что многие из-за этого ее бранят, насмехаясь над ней, поскольку ее милость получил человек совершенно того не достойный; она ничего не принимает во внимание, лишь бы исполнилось то, что было ею задумано. Но пусть это свершается так, как угодно Богу.

(14) Хосров отдал своему войску приказ брать в плен оставшихся в живых антиохийцев, обращать их в рабство и грабить все их имущество. Сам он, спустившись, с вершины, вместе с послами отправился в храм, который называют церковью[63]. (15) Там Хосров нашел сокровища, состоявшие из такого количества золота и серебра, что безо всякой другой добычи, захватив только эти сокровища, он мог бы удалиться, обремененный огромным богатством. (16) Взяв здесь немало прекрасных вещей из мрамора, он повелел все это вынести за городские стены, чтобы и это отправить в персидские пределы. (17) После этого он поручил персам сжечь весь город. Послы просили его пощадить одну эту церковь, с которой он получил более чем достаточный выкуп. (18) Уступив в этом послам, он приказал сжечь все остальное и, оставив тут немногих персов, чтобы они предавали город огню, удалился со всеми остальными в свой лагерь, где и раньше находились их шатры.

X. Незадолго до этого несчастья Бог явил здешним людям чудо как знамение будущего. У воинов, которые издавна здесь находились, знамена, обращенные прежде на запад, сами собой повернулись и обратились на восток, а затем вновь, хотя их никто не трогал, перешли в прежнее положение. (2) Когда знамена еще меняли свое положение, солдаты указывали на это многим, кто оказался поблизости, в том числе и распорядителю расходов войска. Это был человек по имени Татиан, очень умный, родом из Мопсуестии. (3) Но и видевшие это чудо не поняли, что власть над этим местом перейдет от царя западного к царю восточному, очевидно, потому, чтобы те, кому это было суждено, никоим образом не могли избежать тех бедствий, которые на них обрушились. (4) У меня же кругом идет голова, когда я описываю такое бедствие и передаю его памяти грядущих поколений, и я не могу понять, какую цель преследует Божья воля, так возвеличивая человека или место, а затем вновь низвергая их и стирая с лица земли по причине, нам совершенно неясной. (5) Ибо нельзя же сказать, что все постоянно совершается у Него беспричинно, хотя Он попустил, чтобы Антиохия, красота которой и великолепие во всем даже и теперь, не исчезли бесследно, оказалась разрушена до основания рукой нечестивейшего из смертных. (6) В разрушенном городе уцелела лишь одна церковь благодаря стараниям и предусмотрительности персов, которым было поручено это дело. (7) Сохранилось также много домов возле так называемого Кератия[64], однако, не по людской, предусмотрительности, но потому, что они находились на окраине города, не соседствуя ни с какими другими строениями, и поэтому огонь никак не мог их достигнуть. (8) Варвары сожгли и то, что находилось за стенами города, кроме храма во имя святого Юлиана[65] и тех домов, которые были расположены вокруг него. Ибо случилось так, что здесь жили послы. (9) Однако стен персы не тронули вовсе.

(10) Немного спустя послы вновь пришли к Хосрову и сказали следующее: «Если бы мы, о царь, вели эти речи не с тобой лично, мы никогда бы не поверили, что Хосров, сын Кавада, с оружием в руках вторгся в Римскую землю, презрев недавно произнесенные им клятвы (а это у людей считается самым крайним и самым надежным средством сохранения взаимной верности и доверия), и что он нарушил мирный договор, эту единственную надежду у живущих среди бедствий войны и неуверенности в безопасности. (11) Подобный поступок нельзя было бы назвать иначе, как превращением человеческого образа жизни в звериный. Ибо не заключать мирных договоров – значит воевать без конца. (12) А война, не имеющая конца, обыкновенно всегда заставляет терять свой природный облик и подобие тех, кто ее ведет. (13) С какой другой мыслью ты недавно писал своему брату, что он виновник нарушения договора? Разве не ясно, что ты признаешь, что нарушение мира является величайшим злом? (14) И если он ни в чем не погрешил против тебя, то ты теперь несправедливо идешь на нас; если же случилось так, что твой брат совершил нечто подобное, то ограничься упреками и не иди дальше, чтобы ты сам оказался лучше его. Ибо тот, кто терпит поражение в дурных делах, тот по справедливости побеждает в добрых. (15) А мы знаем, что Юстиниан никогда не нарушал мира, и мы просим тебя не причинять римлянам такого зла, от которого персам нет никакой пользы, а тебе одна только выгода, что ты несправедливо причинил ужасный вред людям, которые заключили с тобой мирный договор»[66].

(16) Так сказали послы. Услышав это, Хосров продолжал настаивать, что мирный договор нарушил василевс Юстиниан. И причины войны перечислил, которые тот подал (к войне); некоторые из них заслуживали внимания, другие были ничтожными и выдуманными безо всяких оснований. Более всего он стремился показать, что главной причиной войны послужили письма, написанные Аламундару и гуннам, как об этом я рассказал раньше[67]. (17) Но римлянина, который бы вторгся в персидскую землю или проявлял бы враждебные действия, он не мог ни назвать, ни указать. (18) Послы, однако; с одной стороны, снимали обвинения с Юстиниана, приписывая вину тем или иным его подчиненным, с другой стороны, опровергали сказанное, утверждая, что все происходило не так, как говорилось. (19) В конце концов Хосров потребовал от римлян много денег, но при этом твердил, чтобы они не надеялись, что, дав деньги в настоящий момент, они укрепят таким образом мир навеки. (20) Ибо дружба, заключенная между людьми за деньги, по большей части кончается, как только истратятся деньги. (21) Поэтому римлянам следует ежегодно давать персам установленную сумму. «На этих условиях, – сказал он, – персы будут сохранять с ними крепкий мир и будут сами охранять Каспийские ворота и больше не будут выражать неудовольствие из-за города Дары, поскольку они будут сами получать за это плату». (22) «Итак, – сказали послы, – персы хотят сделать римлян своими подданными и получать с них дань». (23) «Нет, – сказал Хосров, – напротив, в дальнейшем римляне будут иметь в лице персов собственное войско, выплачивая им установленную плату за помощь. Ибо, когда вы ежегодно даете золото некоторым гуннам и сарацинам[68], вы не как подданные платите им дань, но с тем, чтобы они охраняли вашу землю от грабежей». (24) Много было сказано друг другу подобных речей Хосровом и послами, и наконец они пришли к согласию, что Хосров, получив в данное время пятьдесят кентинариев золота, впоследствии имея ежегодно еще по пять кентинариев дани, не будет больше причинять им никакого зла и, взяв от послов заложников во исполнение этого соглашения, уйдет со всем войском в родные края. А послы, направленные сюда василевсом Юстинианом, окончательно закрепят на будущее условия договора о мире.

XI. Тогда Хосров отправился в приморский город Селевкию, отстоящую от Антиохии на 130 стадий. Там он не встретил ни одного римлянина и не причинил вреда никому. Он один омылся в морской воде, принес жертву, солнцу и другим богам, которым хотел, много им молился, заклиная их[69], затем вернулся назад. (2) Вернувшись в лагерь, он сказал, что у него есть желание увидеть соседний город Апамею[70] не по какой другой причине, но лишь из-за интереса к этому месту. (3) Послы, хотя и неохотно, согласились на это с тем, однако, чтобы он, осмотрев город и получив с него тысячу либр серебра, ушел назад, не причинив никакого другого вреда. (4) И послам, и всем другим было ясно, что Хосров только потому хотел отправиться в Апамею, чтобы, ухватившись за какой-нибудь ничтожный предлог, разграбить ее и прилегающую к ней область. Тогда же он отправился в предместье Антиохии Дафну. (5) Там огромное восхищение у него вызвали роща и источники. И та, и другие, конечно, заслуживают удивления. (6) Принеся жертву нимфам[71], он удалился, не причинив никакого другого вреда, кроме того, что сжег храм архангела Михаила и некоторые другие дома по следующей причине. (7) Некий перс, пользующийся почетом в персидском войске и хорошо известный Хосрову, прибыл верхом вместе с некоторыми другими на крутизну возле так называемого Тритона, где находится храм архангела Михаила, творение Эварида[72]. (8) Этот человек, увидев здесь одного антиохийского юношу, пешего и скрывающегося здесь в одиночестве, погнался за ним, отделившись от своих товарищей. Этот юноша был мясник, по имени Аимах. (9) Когда перс уже было его настиг, он, обернувшись, неожиданно бросил камень в своего преследователя и угодил ему в лоб, в мозговую оболочку около уха. Тот упал наземь, и Аимах, выхватив у него кинжал, убил его. (10) Беспрепятственно сняв с него оружие и забрав его золото и все остальное, что было возможно, он вскочил на коня и поскакал прочь. (11) То ли благодаря случаю, то ли потому, что он хорошо знал местность, ему удалось скрыться от врагов и убежать. (12) Узнав об этом, Хосров сильно огорчился из-за того, что произошло, и приказал людям из своей свиты сжечь храм Архангела, о котором я упомянул выше. (13) Они же, думая, что это и есть тот самый храм, сожгли [другой храм] вместе с прилегающими к нему постройками, считая, что таким образом они выполнили приказ Хосрова. Так обстояли здесь дела.

(14) Хосров же со всем войском двинулся к Апамее. Есть в Апамее кусок дерева величиной с локоть – часть того креста, на котором, как все согласно утверждают, некогда в Иерусалиме Христос добровольно принял казнь. Еще в давние времена его тайно доставил сюда какой-то сириец. (15) Древние жители города, веря, что он станет великим заступником и им, и городу, сделали для него деревянный ящик и положили его туда, а ящик украсили большим количеством золота и драгоценными камнями и передали на хранение трем священнослужителям для того, чтобы они со всей тщательностью его охраняли, выставляя ежегодно на один день для всеобщего поклонения. (16) И вот тогда народ Апамеи, узнав, что на него идет мидийское войско, страшно перепугался. Прослышав, что Хосров совершенно не держит данного им обещания, они явились к первосвященнику города Фоме и стали просить его показать им дерево от креста, чтобы, поклонившись ему в последний раз, умереть. (17) Тот так и сделал. Тогда произошло невероятное зрелище, превосходящее любой рассказ. Священнослужитель, обнося [вокруг всех], показывал это дерево, а над ним носилось огненное сияние, и часть потолка, находившаяся над ним, блистала светом намного сильнее обычного. (18) Вместе с идущим по храму священником перемещалось и сияние, а на потолке над ним все время сверкал ореол. (19) Народ Апамеи в радости от такого зрелища преисполнился восхищения, возрадовался и проливал слезы, и уже все возымели надежду на спасение. (20) Фома, обойдя весь храм, положил дерево креста в ящик и закрыл его. Тотчас же сияние прекратилось. Узнав, что войско неприятелей подошло совсем близко к городу, он с большой поспешностью отправился к Хосрову. (21) Когда тот спросил у священнослужителя, не хотят ли апамейцы со стен сопротивляться мидийскому войску, Фома ответил, что ничего подобного никому из людей не приходило в голову. (22) «Так вот, – сказал Хосров, – примите меня с немногими людьми в город, открыв все ворота». (23) Священник сказал: «Для того я и прибыл сюда, чтобы пригласить тебя». И вот все персидское войско, раскинув шатры, расположилось лагерем возле стены.

(24) Хосров, отобрав среди персов двести самых лучших воинов, въехал с ними в город. Когда он оказался по ту сторону ворот, он без колебаний нарушил договор, заключенный с послами, и приказал епископу дать ему не только тысячу либр серебра и не в десять раз больше этого, но все сокровища, которые там были, все золото и серебро, имевшееся там в большом количестве. (25) Думаю, что он не замедлил бы обратить в рабство весь город и разграбил бы его, если бы Божественное Провидение явно не удержало его от подобного намерения. (26) Настолько корыстолюбие заполнило его душу и жажда славы извратила его ум. (27) Великой славой он считал порабощать города, совершенно не обращая внимания на то, что он поступает так с римлянами, нарушая все договоры и соглашения. (28) Такой образ мыслей Хосрова подтвердился тем, как он, совершенно предав забвению заключенные соглашения, обошелся с городом Дарой во время своего возвращения назад[73], а также тем, что он немного позднее уже во время мира совершил по отношению к жителям Каллиника, о чем я расскажу несколько позже[74]. (29) Когда Хосров забрал все сокровища и Фома увидел его, опьяненного обилием богатств, он вынес ему крестное дерево вместе с ящиком, открыл его и, показав это дерево, сказал: «О могущественный царь, только одно это осталось мне из всех богатств. (30) Этот ящик, украшенный золотом и драгоценными камнями, я не буду жалеть, если ты возьмешь его вместе со всеми другими, богатствами, но вот это спасительное и чтимое нами дерево я прошу и умоляю тебя дать мне». Так сказал священнослужитель, и Хосров исполнил его просьбу.

(31) Затем, побуждаемый честолюбием, он приказал народу собраться на ипподроме, а возницам – проводить свои обычные состязания. (32) И сам он явился туда, горя желанием посмотреть, как это делается. Поскольку он давно слышал, что василевс Юстиниан очень любит цвет венетов [голубых][75], он и здесь, желая идти против него, решил предоставить победу прасинам [зеленым]. (33) Возницы, начав от барьера, приступили к состязаниям, и по какой-то случайности одетому в цвет венетов удалось, проскользнув, несколько выдвинуться вперед. Сразу за ним, колесо в колесо, следовал одетый в цвет прасинов. (35) Посчитав, что это сделано нарочно, Хосров разгневался и, угрожая, закричал, что нельзя, чтобы кесарь опередил других; он приказал оказавшимся впереди сдержать лошадей и держаться позади до конца состязания. Когда было сделано, как он повелел, то победа с виду как бы досталась Хосрову и партии прасинов. (36) Тут к Хосрову явился некий апамеец и пожаловался на одного перса, который, войдя к нему в дом, изнасиловал его дочь – девственницу, (37) Услышав это, Хосров вскипел гневом и приказал привести к себе этого человека. Поскольку тот был уже здесь, он приказал посадить его в лагере на кол, (38) Узнав об этом, народ поднял громкий крик, изо всех сил прося разгневанного царя простить этого человека. Хосров обещал им простить этого мужа, но немного времени спустя тайно все же посадил его на кол. Совершив все это, он затем со всем войском отправился назад.

XII. Когда он прибыл в город Халкиду, отстоящий от города Верой на восемьдесят четыре стадии[76], он вновь впал в некое беспамятство относительно того, о чем было договорено, и, расположившись лагерем недалеко от стен города, послал Павла, чтобы он пригрозил жителям Халкиды, что город будет взят осадой, если они не заплатят выкуп за свое спасение и не выдадут воинов, сколько их там есть, вместе с их предводителем. (2) Жители, Халкиды, обуреваемые страхом перед тем и другим царем, клятвенно заверили, что никаких солдат у них нет, хотя сами спрятали их и архонта Адонаха по всяким комнатушкам, чтобы они не попадались на глаза неприятелям. С трудом собрав два кентинария золота, так как город был не очень богатым, отдали их Хосрову в качестве выкупа и тем самым спасли и город, и самих себя. (3) Отсюда Хосров не пожелал возвращаться той же дорогой, которой пришел, но решил перейти Евфрат и награбить как можно больше денег в Месопотамии. (4) Он навел мост у местечка Овваны, которое отстоит от укрепления в Варвалисе[77] на расстоянии сорока стадий, перешел его сам и приказал, чтобы все войско переправилось как можно быстрее. Заявив, что на третий день мост будет снят, он указал при этом и точное время дня. (5) Когда назначенный срок наступил, случилось так, что кое-кто из войска, еще не успев перейти, оставался на том берегу, но он [Хосров], не придав этому никакого значения, послал снять мост. (6) Оставшиеся уже кто как мог добирались на родину. Тогда Хосрова охватило честолюбивое желание взять город Эдессу. (7) Его побуждало к этому и терзало его разум христианское предание, согласно которому утверждали, что город не может быть взят по следующей причине.

(8) В стародавние времена некий Авгар был топархом[78] Эдессы (так тогда называли царей у различных народов). Этот Авгар[79] был самым умным человеком своего времени и поэтому царь Август[80] был к нему расположен. (9) Желая заключить с римлянами мир, он прибыл в Рим. Во время беседы с Августом он так поразил его своим выдающимся умом, что Август никак не хотел отказываться от его общества; он очень любил беседовать с ним и всякий раз, когда виделся с ним, не желал его отпускать. (10) Таким образом он [Авгар] провел много времени вдали от отечества. И тогда, стремясь вернуться на родину, но не имея никакой возможности убедить Августа отпустить его, он придумал следующее. (11) Он отправился в окрестности Рима на охоту, которой обычно предавался с большой страстью. Охотясь на обширном пространстве, он поймал живьем многих зверей, обитавших там, и из каждого такого места он взял и захватил с собой кучку земли. Все это он привез с собой в Рим: и землю, и зверей. (12) Когда Август, явившись на ипподром, сидел на своем обычном месте, Авгар, представ перед ним, показал ему и землю, и зверей и рассказал, откуда каждая кучка земли и какие звери там обитают. (13) Затем он приказал положить каждую кучку земли в разных частях ипподрома и, собрав вместе всех [пойманных] зверей, затем велел отпустить их. (14) Служители так и сделали. И тут звери, отделившись друг от друга, направились каждый к той кучке земли, которая была взята из того места, где был пойман зверь. (15) Август очень внимательно смотрел на происходящее и удивлялся тому, что этих зверей их природа, никем не изученная, заставляет так стремиться к родной земле. Тут Авгар, внезапно обняв колена Августа, сказал ему: (16) «А у меня, государь, как ты думаешь, какие мысли, если я имею жену, детей, царство, хотя и небольшое, но в родной земле?!». (17) Истина этих слов поразила и убедила Августа, и он согласился, хотя и против воли, отпустить его и повелел ему просить, что он хочет. (18) Добившись того, чего он хотел, Авгар попросил Августа построить ему ипподром в Эдессе. Тот согласился и на это. Освободившись таким образом из Рима, Авгар прибыл в Эдессу. (19) Когда его сограждане стали спрашивать его, что хорошего он привез от царя Августа, он в ответ сказал эдесситам, что привез им печаль без вреда и радость без выгоды, подразумевая под этим превратности судьбы на ипподроме[81].

(20) Позднее, дожив до глубокой старости, Авгар подвергся тяжкому недугу подагры. Страдая от болей и как следствие этого от неподвижности, он поручил это дело врачам. Со всей земли он собрал самых сведущих в этой болезни. (21) Но впоследствии, поскольку они не могли найти для него средств исцеления от недуга, он отослал их и, сознавая свою беспомощность, оплакивал посланную ему судьбу. (22) В то время Иисус, сын Божий, будучи во плоти, пребывал среди жителей Палестины; тем, что Он никогда ни в чем не погрешил, и более того, совершал невозможное, Он ясно показал, что Он поистине сын Божий. (23) Призывая мертвых, Он воскрешал их, как будто ото сна, слепым от рождения открывал глаза, очищал все тело от проказы, излечивал хромоту и другие болезни, считавшиеся среди врачей неисцелимыми. (24) Услыхав об этом от тех, кто приезжал в Эдессу из Палестины, Авгар воспрянул духом и написал Иисусу письмо, в котором он просил его покинуть Иудею и тамошних неразумных жителей и жить в дальнейшем вместе с ним. (25) Когда Христос увидел это письмо, Он ответил Авгару, напрямик отказавшись прибыть к нему, но пообещав в том же письме исцеление. (26) Говорят, что Он также добавил, что город никогда не будет взят варварами. Об этой концовке письма было совершенно неизвестно тем, кто описывал историю того времена, поскольку они об этом нигде даже не упоминают[82]. Эдесситы же говорят, что нашли ее вместе с письмом, поэтому, конечно, они в таком виде и начертали письмо на городских воротах вместо какой-либо другой защиты[83] (27) Позднее город оказался под властью персов, однако, не потому, что был захвачен силой, а по следующей причине. (28) Когда Авгар получил письмо Христа, он вскоре избавился от мучений и, долгое время прожив в добром здравии, умер. Тот из его детей, который унаследовал его царство[84], оказался самым нечестивым из всех людей и, помимо того, что причинил много зла своим подданным, он, опасаясь отмщения со стороны римлян, перешел на сторону персов. (29) Много времени спустя эдесситы, уничтожив находившийся у них варварский гарнизон, передали город римлянам...[85]. Он старается отнести это к себе, судя по тому, что произошло в мое время и о чем я скажу в последующих книгах. (30) И у меня как-то возникла мысль, что даже если Христос этого, как сказано, и не написал, все же Он, поскольку люди пришли к такому убеждению, пожелал уберечь город от захвата, чтобы не подать им повод к заблуждению. Но пусть это будет так, как угодно Богу, так об этом и говорится.

(31) Вследствие этого Хосров считал целесообразным захватить Эдессу. Когда он прибыл в Ватну, городишко маленький и ничем не примечательный, отстоящий от Эдессы на расстоянии одного дня пути, он расположился там на ночлег. На рассвете он со всем войском двинулся к Эдессе. (32) Но случилось так, что они сбились с пути, и им пришлось и на другой день ночевать в том же месте. Говорят, что так произошло дважды. (33) Когда же с трудом Хосров добрался до Эдессы, то, говорят, у него от простуды распухла щека. Поэтому ему уже вовсе не хотелось приниматься за осаду этого города, но, послав Павла, он потребовал от эдесситов денег[86]. (34) Они ему ответили, что совершенно не беспокоятся за город, но, чтобы он не опустошал местности, они согласны дать два кентинария золота. Он взял деньги и выполнил поставленное условие.

XIII. Тогда василевс Юстиниан написал Хосрову послание, соглашаясь выполнить то, о чем было договорено с послами относительно мира. (2) Когда Хосров увидел доставленное послание, он отпустил заложников и стал готовиться к отступлению; всех же плененных антиохийцев он пожелал продать. (3) Эдесситы, узнав об этом, проявили неслыханное рвение. Не оказалось ни одного человека, который бы не принес и не положил в храм выкуп за пленных в зависимости от своего состояния. (4) Были и такие, которые даже жертвовали выше своего достатка. Даже гетеры снимали с себя свои украшения и бросали их сюда же. А если у земледельца не было ни утвари, ни денег, но был осел или овечка, он с большой поспешностью вел их к храму. (5) Было собрано огромное количество золота, серебра и других ценностей, но из всего этого на выкуп не пошло ничего. (6) Ибо оказался здесь в то время Вуза, который воспрепятствовал этому, рассчитывая получить отсюда большую выгоду[87]. Потому-то Хосров и пошел отсюда дальше, ведя с собой всех пленных антиохийцев. (7) Жители Карр[88] встретили его, предлагая ему много денег. Но он сказал, что в этом нет необходимости, поскольку большинство из них не христиане, а придерживались древней веры[89]. (8) А от жителей Константины, когда они предложили ему деньги, он их взял, хотя и сказал, что город принадлежит ему со времен предков. Дело в том, что когда Кавад взял Амиду, он вознамерился взять Эдессу и Константину. (9) Но, оказавшись недалеко от Эдессы, он спросил своих магов, удастся ли ему покорить этот город, указав при этом на него правой рукой. (10) Те же сказали, что ему никоим образом не удастся покорить город, основываясь на том, что он протянул в его сторону правую руку, дав таким образом знак, обозначающий не покорение его или какое-либо иное бедствие, а спасение. (11) Услышав это, Кавад поверил и повел свое войско на Константину. (12) Прибыв сюда, он приказал всему войску расположиться лагерем для осады. (13) Тогда священником Константины был Варадот, муж праведный и весьма угодный Богу: молитва его, о чем бы он ни просил, всегда исполнялась. Всякий, кто видел его лицо, тотчас понимал, что перед ним человек, неизменно угодный Богу. (14) И вот тогда этот Варадот явился к Каваду, неся вино, фиги, мед, хлеб и моля его не осаждать город, который не имеет никакого значения и у римлян находится в большом пренебрежении: нет в нем ни гарнизона, ни каких-либо других средств защиты, находятся здесь одни только жители, люди, достойные сожаления. (15) Так он сказал. Кавад дал ему согласие пощадить город и одарил его всеми теми запасами хлеба, которые были у него заготовлены в лагере на случай осады, а было их огромное количество. Так он ушел из земли римлян[90]. Вот почему Хосров считал, что город достался ему от отцов,

(16) Прибыв к Даре, Хосров приступил к осаде. Находившиеся внутри римляне и их стратиг Мартин (он оказался в то время там)[91] готовились к тому, чтобы ее выдержать. (17) Город был обнесен двумя стенами, из которых одна, внутренняя, была больших размеров и представляла собой поистине замечательное зрелище (каждая ее башня поднималась вверх на сто футов, а остальная стена была высотой в шестьдесят футов; внешняя стена была намного меньше, но все же крепкая и достаточно внушительная. (18) Пространство между ними было не менее пятидесяти футов. Сюда жители Дары обычно загоняли быков и других животных во время нападений врагов. (19) Первый приступ Хосров направил против западной части стены и, потеснив римлян множеством пущенных стрел, поджег ворота малой стены. (20) Но войти внутрь никто из варваров не посмел. Затем он решил тайно устроить подкоп у восточной части города. Ибо только здесь можно было копать землю, поскольку остальные части стены были возведены строителями по скале. (21) И персы стали копать, начав из [глубины] рва. Поскольку ров был очень глубок, то противники не только не могли видеть их, но даже догадаться о том, что там происходит. (22) Они уже прорыли ход под основанием внешней стены и собирались, пройдя под пространством между двумя стенами, миновать вскоре затем большую стену, ворваться в город и захватить его силой. Но (ибо не суждено было персам захватить его) один человек из лагеря Хосрова подошел в полдень совсем близко к стене (то ли это был человек, то ли существо сверхчеловеческое), делая вид, для тех, кто на него смотрит, что собирает стрелы, незадолго до этого пущенные римлянами в осаждавших их варваров. (23) Занятый этим и прикрываясь щитом, он, казалось, шутил с теми, кто находился наверху стены, и, смеясь, издевался над ними. Затем, сообщив им ибо всем, посоветовал им всем не дремать и побольше заботиться о собственном спасении. (24) Дав им об этом знать, он удалился. Охваченные большим беспокойством и волнением, римляне приказали копать землю между стенами. (25) Между тем персы, ничего не зная о происходящем, как и прежде, продолжали свою работу. (26) В то время как варвары рыли под землей прямой путь к городской стене, римляне, по совету Феодора, человека, сведущего в искусстве так называемой механики, делали достаточно глубокий ров наискось. И тут случилось, что персы, дойдя до середины пространства между стенами, неожиданно начали валиться в ров римлян. (27) Первых из них римляне убили, а задние стремительно бежали и спаслись у себя в лагере. А преследовать их в темноте римляне никак не решались. (28) Потерпев неудачу в этой попытке овладеть городом и не надеясь взять его затем каким-либо иным способом, Хосров вступил в переговоры с осажденными и, получив от них тысячу либр серебра, удалился в персидские пределы. (29) Когда об этом узнал василевс Юстиниан, он больше не пожелал выполнять условия договора, обвиняя Хосрова в том, что он пытался захватить Дару во время перемирия. Вот что произошло во время первого вторжения Хосрова к римлянам, и так закончилось лето.

XIV. Хосров же построил в Ассирии, в месте, отстоящем от Ктесифона на расстоянии одного дня пути, город, назвал его Антиохией Хосрова и поселил там всех пленных антиохийцев; выстроил им бани, ипподром и повелел предоставить им и другие удовольствия[92]. (2) Ибо он вел с собой из Антиохии и других городов и возничих, и мастеров, искушенных в музыке и пении. (3) Кроме того, этих антиохийцев он все время содержал из государственной казны с большей заботливостью, чем это обычно бывает с пленными, и пожелал, чтобы их называли царскими с тем, чтобы они не были подвластны никому из архонтов, а только ему одному. (4) И если кто-либо из других римлян, оказавшись в рабстве, бежал и сумел пробраться в Антиохию Хосрова и если кто-либо из живущих там [людей] называл его своим родственником, то господину этого пленника не разрешалось уводить его оттуда, пусть даже тот, кто взял этого человека в плен, был одним из самых знатных персов. (5) Вот во что вылилось для антиохийцев предзнаменование, явившееся им в царствование Анастасия. Тогда внезапно в предместье города Дафне разразился страшный ураган, и кипарисы необыкновенной высоты, рубить которые было запрещено законом, были выворочены с корнем и повалены на землю. (6) Немного времени спустя, когда римлянами правил Юстин, произошло страшное землетрясение, потрясло весь город и разрушило до основания множество прекрасных построек. Говорят, что тогда погибло три тысячи антиохийцев[93]. (7) А во время этого завоевания, как я уже сказал, весь город был разрушен. Вот до чего дошли бедствия антиохийцев.

(8) Велисарий же, вызванный василевсом из Италии, прибыл в Визáнтий. Он провел зиму в Визáнтии, а с наступлением весны <541 г.> василевс направил его в качестве стратига против Хосрова и персов вместе с прибывшими вместе с ними из Италии военачальниками[94]. Одному из них, Валериану[95], было приказано командовать войсками в Армении. (9) Мартин же был тотчас послан на Восток и потому-то, как было сказано, Хосров застал его в Даре. (10) Из готов Витигис остался в Визáнтии[96], а все остальные вместе с Велисарием выступили в поход против Хосрова. (11) Тогда же один из послов Витигиса, ложно присвоивший себе звание епископа, умер в персидских пределах, другой оставался там. (12) А тот, который следовал за ними в качестве переводчика, вернулся в землю римлян. Иоанн, командовавший солдатами в Месопотамии[97], схватил его у пределов города Константины. Приведя в город, он заключил его в тюрьму. Там на допросе он и рассказал ему обо всей, что было совершено этим посольством. (13) Так этим дело и кончилось. Велисарий же со своими людьми спешно продвигался вперед, стремясь предупредить какое-либо новое вторжение Хосрова в землю римлян.

XV. В это время Хосров повел свое войско в Колхиду, поскольку его побуждали к этому лазы по следующей причине. (2) Лазы изначально жили на землях Колхиды[98], являясь подданными римлян, не платя им, однако, податей и никак иначе не выражая им повиновения, кроме того, что, когда у них умирал царь, римский василевс посылал знаки власти[99] тому, кому предстояло занять престол, (3) И он вместе со своими подданными тщательно охранял границы земли, чтобы враждебные гунны гор Кавказа, соседствующего с ними, не прошли через Лазику и не вторглись в земли римлян. (4) Несли они охрану, не получая от римлян ни денег, ни войска. С римлянами они никогда не отправлялись в походы, но всегда вели морскую торговлю с римлянами, живущими у моря. (5) Нет у них ни соли, ни зерна, никаких других благ; продавая невыделанные шкуры, кожи и добытых на войне рабов, они приобретают себе все необходимое. (6) Когда произошли события, касающиеся царя ивиров Гургена, о чем я рассказал в предшествующем повествовании[100], римские солдаты расположились в стране лазов, чем эти варвары были очень недовольны и больше всего военачальником Петром, которому ничего не стоило оскорбить всякого встречного. (7) Этот Петр был родом из Арзанены, которая расположена по ту сторону реки Нимфий и издавна подвластна персам. Еще мальчиком он был взят в плен василевсом Юстином, когда после захвата Амиды Юстин вместе с войском Келера вторгся в персидскую землю. Пользуясь большим расположением хозяина, он стал посещать грамматиста. (8) Сначала он был у Юстина писцом, но когда после смерти Анастасия Юстин овладел державой ромеев, Петр стал военачальником и как никто другой предался жажде наживы, проявляя во всем полную тупость[101].

(9) Впоследствии василевс Юстиниан послал в Лазику и других военачальников, в том числе Иоанна, которого называли Цив, человека неизвестного и низкого происхождения, поднявшегося до звания стратига только потому, что был самым негодным из всех людей и самым способным в изыскании средств для незаконного приобретения денег. Он-то и расстроил и привел в беспорядок дела римлян и лазов[102]. (10) Он убедил василевса Юстиниана построить в Лазике приморский город по имени Пéтра[103]. Расположившись здесь, как в крепости, он грабил имущество лазов, (11) Соль и другие товары, которые считались необходимыми для лазов, больше нельзя было торговцам доставлять в Колхиду, равно как покупать что-либо в другом месте, но установив так называемую монополию[104], он сам стал купцом и распорядителем всего, что здесь было, все покупая и продавая колхам не так, как было принято, а как ему было угодно. (12) К тому же варвары были недовольны тем, что войско римлян пребывало у них, чего не было раньше. Не в силах больше выносить это, они решили перейти на сторону персов и Хосрова и тотчас же, чтобы устроить все это, они тайно от римлян отправили послов. (13) Им было велено взять с Хосрова клятву, что он никогда не отдаст лазов римлянам против их воли, и с этим условием привести его с персидским войском в их страну.

(14) Прибыв в Персию и тайно явившись к Хосрову, послы сказали следующее: «Если когда-либо каких-то других [народов], отпавших каким-либо образом от своих собственных друзей и присоединившихся к людям совершенно им неизвестным, чего им делать не следовало, благодетельная судьба к их величайшей радости вновь вернула своим прежним близким, то именно такими, о великий царь, считай и лазов. (15) Колхи издревле являлись союзниками персов, много сделали для них добра и испытали сами [от них]. Об этом есть много упоминаний в наших письменах и в тех, что поныне хранятся в твоем царском дворце. (16) Впоследствии наши предки то ли потому, что вы перестали о них заботиться, то ли еще по какой причине (об этом нам точно неизвестно) стали союзниками римлян[105]. (17) Теперь мы и царь лазов передаем персам нас и нашу землю в полное ваше распоряжение. (18) Но просим вас судить о нас лишь следующим образом; если мы, не испытав от римлян ничего дурного, отправились к вам по одному неблагоразумию, тотчас же отвергните нашу просьбу, считая, что и вам никогда не будут верными колхи (ибо способ, каким была разрушена дружба, является доказательством, какой окажется дружба, заключенная после этого с другими). (19) Если же на словах мы были друзьями римлян, а на деле их верными рабами, если мы претерпели от них, незаконно захвативших над нами власть, нечестивые поступки, то примите нас, ваших прежних союзников, владейте как рабами теми, в ком прежде вы имели друзей, возненавидьте жестокую тиранию, которая учинена над нами и соседней [с вами стране], и совершите дело, достойное справедливости, охранять которую всегда было свойственно персам. (20) Ибо человек, который сам не поступает несправедливо, [еще] не является справедливым, если он не склонен защищать обижаемых другими, когда для этого имеется возможность. (21) Здесь уместно сказать о некоторых поступках, которые дерзнули совершить против нас проклятые римляне. Оставив нашему царю только видимость царской власти, они отняли у него реальную власть, и царь находится в положении служителя, боясь повелевающего стратига. (22) Поставили к нам огромное войско не для того, чтобы охранять нас от тех, кто нас беспокоит (ибо никто из соседей нас не беспокоил, кроме самих римлян), но для того, чтобы, как бы заперев нас в тюрьму, стать господами нашего достояния. (23) Смотри, о царь, до какой выдумки они дошли, помышляя о том, как бы поскорее прибрать наше имущество. (24) Провиант, который у них оказывается излишним, они заставляют лазов против их воли покупать, из того же, что Лазика производит, самое полезное в их глазах они заставляют нас продавать, хотя это продажа только на словах, поскольку и в том, и в другом случае цена определяется решением тех, на чьей стороне сила. (25) Таким образом наряду с тем, что нам необходимо, они отбирают у нас и все золото, благовидно называя это торговлей, на деле же притесняя нас, как только можно. Архонтом теперь над нами стоит торгаш, который из нашей безысходности создает себе источник дохода, пользуясь своей властью. (26) Итак, причина нашего отпадения [от римлян], будучи таковой, справедлива сама по себе. Какая вам будет выгода, если вы примете просьбу лазов, мы сейчас скажем. (27) К персидской державе вы присоедините очень древнее царство и таким образом вы расширите пределы своей власти и получите возможность через нашу страну соприкоснуться с римским морем, построив суда в котором, о царь, ты без труда сделаешь доступным себе дворец в Визáнтии. Никаких препятствий [у тебя] на пути не будет[106]. (28) К этому можно добавить, что от вас будет зависеть допустить [или нет], чтобы соседние варвары грабили каждый год римские земли. (29) Ибо до сих пор со стороны Кавказских гор страна лазов была этому преградой, о чем и вы хорошо знаете. (30) Итак, когда действиями движет справедливость, а к этому добавляется сознание пользы, не внять нашим словам, нам кажется, является крайним неблагоразумием». Так сказали послы.

(31) Хосров, обрадовавшись этим речам, согласился помочь лазам и стал спрашивать у послов, можно ли отправиться в земли Колхиды с большим войском. (32) Он сказал, что слышал раньше из многих рассказов, будто страна эта и для легковооруженного воина труднопроходима, будто горы ее необыкновенно крутые и на большом пространстве она покрыта густыми лесами из громадных деревьев. (33) Те же стали его уверять, что дорога по стране станет доступной для всего персидского войска, если рубить деревья и бросать их в труднопроходимые теснины. (34) Сами они дали согласие быть для персов проводниками и взять на себя бремя забот, необходимых для персов в этом деле. Это обещание прельстило Хосрова, он начал собирать большое войско и готовиться к походу, не сообщив о своем намерении никому из персов, кроме тех только, с кем он обычно советовался по секретным делам; и от послов он потребовал, чтобы те никому не сообщали о происходящем; он делал вид, что собирается в Ивирию, чтобы уладить тамошние дела: народ гуннов, говорил он, обрушился там на персидскую державу.

XVI. В это время Велисарий, прибывший в Месопотамию, стал отовсюду собирать войско, а сам послал кое-кого в персидские пределы на разведку. (2) Желая здесь отразить врагов, если они вновь вторгнутся в землю римлян, он приводил в порядок и обмундировывал своих солдат, бывших по большей части голыми и невооруженными и приходивших в ужас при одном имени персов. (3) Возвратившись назад, лазутчики утверждали, что никакого вторжения врагов в настоящее время не будет. Хосров, занятый войной с гуннами, пребывает где-то в другом месте. (4) Услышав об этом, Велисарий решил тотчас со всем войском вторгнуться во вражескую землю. (5) Прибыл и Арефа с большим сарацинским войском. Василевс между тем, написав послание, велел им как можно быстрее вторгнуться в землю врагов. (6) Собрав всех военачальников в Даре, Велисарий сказал следующее: «Я знаю, что все вы, соратники, испытаны во многих войнах, и собрал я вас сюда не для того, чтобы, напомнив об этом или сказав слова поощрения, устремить ваш дух против врагов (думаю, что вы не нуждаетесь в словах, побуждающих к отваге), но чтобы, посоветовавшись между собой, мы скорее бы решили, что, по нашему мнению, лучше и выгоднее для дел василевса. (7) Война обычно идет успешно, в первую очередь, благодаря рассудительности. Необходимо, чтобы те, кто держит совет, были в своем суждении совершенно свободны от страха и почтительности. (8) Ибо страх, поражая тех, кого он охватил, не дает возможности разуму выбрать лучшее решение, почтительность же, скрывая то, что показалось лучшим, ведет к высказыванию противоположного мнения. (9) Поэтому, если вам кажется, что великий царь или я уже приняли решение относительно настоящих дел, то пусть ничто подобное не приходит вам на ум. (10) Ибо он, находясь далеко от происходящих событий, не в состоянии согласовать дела с обстоятельствами. Поэтому нет ничего страшного, если, пойдя против его решения, мы сделаем то, что окажется полезным его делу. (12) Я же лишь человек, и, прибыв сюда из западных стран после долгого отсутствия, могу не заметить чего-нибудь важного. (13) Так что следует вам, не опасаясь ничуть моего мнения, прямо сказать то, что принесло бы пользу и нам самим, и василевсу. (14) Вначале мы прибыли сюда, соратники, чтобы помешать совершиться какому-либо вражескому вторжению в наши земли. Теперь же, поскольку наши дела оказались лучше, чем мы надеялись, можно нам посовещаться относительно вторжения в их землю. (15) Поэтому будет справедливо, я думаю, чтобы, собравшись для этого, каждый сказал бы, ничего не утаивая, что ему кажется лучшим и выгодным»[107].

(16) Так сказал Велисарий. Петр и Вуза предложили вести войско на войну. К этому мнению присоединилось тотчас же все собрание. (17) Однако Рекитанг и Феоктист, стоявшие во главе ливанских солдат, сказали, что хотя и они вместе со всеми стремятся к вторжению, однако опасаются, как бы из-за их отсутствия Аламундар, воспользовавшись этой возможностью, не разграбил земли Финикии и Сирии, и они не навлекли бы на себя гнев василевса, поскольку не сохранили от разорения страну, во главе которой поставлены, и из-за этого никак не хотели совершить вторжение со всем войском. (18) Велисарий же сказал этим мужам, что в своих суждениях они очень далеки от истины. Ибо сейчас время летнего солнцеворота, в эту пору по крайней мере два месяца сарацины приносят дары своему богу и не совершают никогда никаких набегов на чужую землю. (19) Поэтому он, дав согласие отпустить их вместе с их людьми через шестьдесят дней, приказал им следовать с остальным войском Итак, Велисарий стал со всем рвением готовиться к вторжению.

XVII. Хосров же и мидийское войско, пройдя Ивирию, оказались в пределах Лазики[108], причем послы лазов были их проводниками. Не встречая никакого сопротивления, они рубили деревья, которые росли в этих скалистых местах сплошным, огромным, высоким лесом, из-за чего эта страна была совершенно непроходимой для войска. Сваливая деревья там, где нельзя было пройти, они освобождали себе дорогу. (2) Когда они прибыли в центр Колхиды (где, как рассказывают поэты, произошли события, связанные с Медеей и Ясоном), к ним явился царь лазов Гуваз и пал ниц перед Хосровом, сыном Кавада, как перед повелителем, передав ему и себя вместе с царским дворцом, и всю Лазику.

(3) Есть в Колхиде приморский город Пéтра у так называемого Понта Эвксинского. Ранее это было ничтожное местечко; василевс Юстиниан укрепил его стеной и другим снаряжением и вообще сделал его видным[109]. (4) Хосров, узнав, что здесь находится римское войско во главе с Иоанном, послал войско и стратига Аниаведа с тем, чтобы они взяли их при первом же натиске. (5) Иоанн, узнав об их приближении, приказал своим людям не находиться вне укреплений и не показываться врагам с зубцов стен, но, вооружив все войско, поставил его у ворот, приказав хранить молчание, не проронив ни слова, ни звука. (6) И вот персы, подойдя совсем близко к стене и совсем не видя и не слыша врагов, решили, что город пуст, поскольку римляне покинули его. (7) Поэтому они еще ближе окружили стену, чтобы тотчас приставить лестницы, поскольку город никто не защищал. (8) Не видя и не слыша ничего враждебного, они, послав к Хосрову, объявили ему об этом. (9) Тот, направив большую часть войска, приказал попытаться со всех сторон войти в город и кого-то из военачальников дослал с тем, чтобы он использовал таран против ворот. Сам же, расположившись на ближайшем к городу холме, следил за происходящим. (10) Тотчас же римляне внезапно открыли ворота и, неожиданно напав на врагов, многих убили, особенно тех, кто находился возле тарана. Остальные вместе со стратигом с трудом спаслись бегством. (11) Охваченный гневом, Хосров посадил на кол Аниаведа за то, что его военной хитростью победил Иоанн, торговец и вообще человек невоенный. (12) Некоторые же говорят, что на кол был посажен не Аниавед, а военачальник, который руководил теми, кто действовал возле тарана. (13) Хосров сам во главе войска подошел к стене Пéтры и расположился здесь лагерем для осады. (14) На следующий день, обойдя вокруг стены, он подумал, что она не слишком крепкая и решил ее штурмовать. Двинув сюда все войско, он приступил к делу, приказав пускать стрелы на зубцы стен. (15) Римляне же, защищаясь, ввели в бой машины и всякие метательные орудия. Сначала персы, хотя метали много и метко, мало причиняли римлянам вреда и много от них пострадали, поскольку те метали сверху. (16) Но затем (видно суждено было Пéтре быть захваченной Хосровом) Иоанн, раненный по какой-то случайности в шею, умер, и от этого остальные римляне, упав духом, потеряли всякую уверенность в себе. (17). Варвары же вернулась в свой лагерь, ибо уже смеркалось. На другой дань они задумали подкоп под стеной следующим образом.

(18) Город Пéтра недоступен частью из-за моря, частью из-за обрывистых скал, которые возвышаются здесь повсюду. Из-за этого он и получил свое название[110]. (19) По равнине к нему ведет лишь одна дорога, и та не слишком широкая. С обеих сторон над ней нависают необычайно крутые утесы. (20) Те, кто вначале строил город, позаботились о том, чтобы часть стены в атом месте не оказалась удобной для нападения, в возвели здесь как можно более высокие стены у каждого из утесов входа. (21) По обе стороны стен они выстроили две башни, но не так, как обычно, а следующим образом. (22) В середине постройки они нигде не оставили пустого пространства, но от земли до самого верха они целиком возвели башни из огромных камней, соединенных друг с другом так, чтобы их невозможно было разрушить тараном или какой-либо другой машиной. Такой была стена Пéтры в этом месте. (23) Персы, тайно сделав подкоп у основания, оказались под одной из башен и, вынеся оттуда много камней, вместо них положили дрова, которые затем подожгли. (24) Пламя, постепенно поднимаясь, разрушило крепость камней и, раскачав всю башню, внезапно в один миг обрушило ее на землю. (25) Римляне, находившиеся на башне, почувствовали, что происходит, еще до того, как она упала на землю, и, убежав, оказались внутри городской стены. (26) Врагам, штурмующим по ровному месту, без всякого труда удалась бы захватить город. (27) Поэтому римляне, устрашившись, вступили с варварами в переговоры и, взяв с Хосрова слово относительно своей жизни и имущества, сдали добровольно себя самих в город. Так Хосров захватил Пéтру. (28) Имущество Иоанна, которое было довольно большим, он по обнаружении забрал, ни у кого же другого ни он, ни кто-либо из персов ничего не взяли. Римляне, сохранив, что у них было, присоединились к мидийскому войску[111].

XVIII. В это время Велисарий и римское войско, ничего не ведая из того, что здесь происходило, в большом порядке выступило из города Дары к Нисибису. (2) Когда они достигли середины пути, Велисарий повел свое войско направо, где имелись обильные источники воды и равнина, достаточная для того, чтобы на ней всем разместиться лагерем. (3) Здесь он приказал расположиться лагерем примерно в сорока двух стадиях от Нисибиса. (4) Все остальные пришли в большое изумление, что он не захотел разбить лагерь вблизи городской стены, некоторые даже не желали следовать за ним. (5) Поэтому Велисарий тем из военачальников, которые были возле него, сказал следующее: «У меня не было желания объявлять всем, что я думаю. Слова, которые ходят по лагерю, не могут сохраниться в тайне, поскольку, мало-помалу распространяясь, они достигают и врагов. (6) Видя, как многие из вас пребывают в большой растерянности и каждый сам хочет быть главнокомандующим на войне, я скажу вам то, о чем следовало молчать, предупредив, однако, что когда многие в войске руководствуются собственным суждением, невозможно выполнить то, что нужно. (7) Так вот, я думаю, что Хосров, отправляясь против других варваров, вовсе не оставил собственную землю без достаточной охраны, и особенно этот город, который является первым, будучи к тому же оплотом всей его земли. (8) В нем (я хорошо знаю) он разместил такое количество воинов, столь доблестных, что они в состоянии помешать нашему нападению. Доказательство у вас перед глазами. (9) Стратигом над ними он поставил Наведа, Который после самого Хосрова является, видимо, первым среди персов и по славе, и всякого рода почестям. (10) Он, я думаю, испытает нашу силу и даст нам пройти только в том случае, если будет разбит нами в битве. (11) И если схватка произойдет где-то вблизи от города, борьба между нами и персами будет неравной. (12) Ибо они, выйдя из укрепления и при случае возымев успех, без всякой боязни будут нападать на нас, а терпя поражение, легко избегут нашей атаки. (13) Ибо наше преследование будет недолгим и для города в этом не будет никакого вреда. Вы сами, вне всякого сомнения, видите, что город этот не взять приступом, поскольку его защищают воины. (14) Если же мы здесь осилим врага, вступившего с нами в рукопашный бой, то у меня большая надежда взять город. (15) Ибо, когда, отдалясь от города на большое расстояние, враги побегут, мы либо, смешавшись с ними, ворвемся, как того следует ожидать, внутрь ворот, либо, обогнав их, заставим их повернуть и спасаться бегством в какое-либо другое место. Нам же самим будет легко взять город, оставшийся без защитников».

(16) Так сказал Велисарий. Всех других это убедило, и они остались, расположившись лагерем вместе с ним. Петр же, привлекши на свою сторону Иоанна, который, командуя войсками в Месопотамии, имел в своем распоряжении немалую часть армии, прибыл к месту, расположенному недалеко от стены, приблизительно на расстоянии десяти стадий, и спокойно оставался там. (17) Оставшихся с ним Велисарий выстроил в боевом порядке, а к тем, кто был с Петром, послал сказать, чтобы они были готовы к схватке до тех пор, пока он не подаст знак, и хорошо помнили, что варвары нападут на них в полдень, имея в виду, очевидно, то, что они обычно принимают пищу к вечеру, римляне же – около полудня. (18) Так увещевал Велисарий. Но те, которые были с Петром, ни во что поставив приказания Велисария, в полдень, томимые зноем {место это было очень жаркое), сняли с себя доспехи и, не обращая внимания на неприятелей, начали бродить безо всякого порядка, поедая растущие там огурцы. (19) Заметив это, Навед быстро повел против них свое войско. (20) От римлян не скрылось, что враги вышли из укрепления, поскольку они оттого, что продвигались по отлогой равнине, были хорошо им видны; они послали к Велисарию, прося защитить их, сами же в беспорядке, охваченные смятением, двинулись навстречу врагам. (21) Люди Велисария еще до того, как к ним явились гонцы, по поднявшейся пыли догадались о нападении врагов и бегом бросились туда на помощь. (22) Подойдя, персы без малейшего труда обратили в бегство римлян, не выдержавших их натиска. Преследуя их, они убили пятьдесят человек, отняли и удержали у себя знамя Петра. (23) Во время этого преследования они перебили бы их всех, уже и не помышлявших о каком-либо сопротивлении, если бы этому не воспрепятствовал Велисарий, настигший их вместе со своим войском. (24) Первыми на них бросились густыми рядами готы, вооруженные длинными копьями. Не выдержав их удара, персы обратились в бегство. (25) Римляне же вместе с готами преследуя их, убили сто пятьдесят человек. Поскольку преследование длилось недолго, то все остальные персы быстро скрылись за стенами укреплений. (26) Тогда же и все римляне удалились в лагерь Велисария. На следующий день персы на одной из своих башен выставили в качестве трофея знамя Петра, и, повесив на него колбасы, со смехом издевались над неприятелем. Тем не менее выходить наружу они больше не отважились, но тщательно охраняли город.

XIX. Велисарий, видя, что Нисибис очень хорошо укреплен, и не имея никакой надежды взять его, поспешил двинуться дальше, с тем чтобы внезапным вторжением нанести вред неприятелю. (2) Поэтому, снявшись с лагеря, он всем войском двинулся вперед. Пройдя однодневный путь, они оказались возле укрепления, которое персы называют Сисавранон[112]. (3) Там было множество жителей, а гарнизон его составляли восемьсот отборных персидских всадников, во главе которых был знатный муж по имени Влисхам. (4) Расположившись лагерем вблизи этой крепости, римляне приступили к ее осаде. Однако во время штурма они были отброшены назад и понесли в битве большие потери. (5) Ибо стены оказались очень крепкими, да и варвары отражали нападавших с огромным мужеством. Поэтому Велисарий, собрав всех своих военачальников, сказал следующее: (6) «Мужи-начальники! Опыт многих войн научил нас в трудных обстоятельствах предвидеть их последствия и уметь избегать опасности, избрав лучшее решение. (7) Вы понимаете поэтому, как опасно для войска продвигаться по вражеской земле, оставив у себя в тылу много укреплений, охраняемых к тому же множеством воинственных людей. (8) Именно в таком положении пришлось оказаться нам сейчас. Если мы пойдем вперед, то неприятель и отсюда, и из города Нисибиса будет тайно следовать за нами, и, что вполне вероятно, причинять нам беды в местах, подходящих для засады и всяких других козней. (9) Если же и другое войско попадется нам навстречу и вступит с нами в сражение, то нам по необходимости придется бороться и с теми, и с другими, и таким образом претерпеть от них непоправимое зло. Нечего уже говорить, что, если так случится и мы потерпим поражение в схватке, у нас не будет впредь никакой возможности вернуться на римскую землю. (10) Пусть не окажется так, чтобы мы из-за неразумной поспешности сами позволили снять с себя доспехи [оказавшись убитыми] и своим рвением причинили вред делу римлян. Неразумная смелость ведет к гибели, а разумная осторожность всегда приносит спасение тем, кто ее придерживается. (11) Итак, давайте останемся здесь и попытаемся взять эту крепость, а Арефу с его людьми пошлем в области Ассирии. (12) Ибо сарацины от природы неспособны штурмовать стены, а для грабежа и опустошения нет народа более пригодного, чем они. (13) Вместе с ними во вторжении примут участие и некоторые из наиболее боеспособных солдат с тем, чтобы они, в том случае, если не встретят никакого сопротивления, нанесли как можно больший ущерб тем, на кого нападут, а если же встретят какой-то вражеский отпор, легко могли бы спастись, отступив к нам. (14) Мы же, взяв, если Бог даст, эту крепость, со всем войском переправимся затем через Тигр, не опасаясь, что нам будет грозить с тыла какая-либо опасность, и уже хорошо зная, как обстоят дела в Ассирии».

(15) Эти слова Велисария всем показались верными, и он тотчас же приступил к исполнению этого плана. Арефе с его людьми он приказал двинуться в Ассирию, и вместе с ним он послал тысячу двести воинов, большинство из которых являлись его щитоносцами. Во главе их он поставил двух своих копьеносцев, Траяна и Иоанна, по прозвищу Фага [Обжора][113], оба они были прекрасные воины. (16) Он велел им действовать, во всем повинуясь Арефе; Арефе же он приказал разорять все, что попадется на пути, а затем вернуться в лагерь и сообщить, как обстоят дела в Ассирии с точки зрения ее военной мощи. (17) Итак, Арефа со своими людьми перешел Тигр и оказался в Ассирии. (18) Они нашли там страну плодородную, давно не подвергавшуюся опустошениям и никем не охраняемую. За время набега они разорили много тамошних местечек и собрали огромные богатства. (19) Между тем Велисарий, захватив в плен нескольких персов, узнал от них, что у осажденных в крепости сильная нехватка продовольствия. (20) Ибо они не придерживались обычая, существующего в Даре и Нисибисе, складывать в общественные амбары годовой запас продовольствия, и, кроме того, теперь из-за неожиданного нападения на них неприятельского войска, они не успели ввезти достаточного количества провианта. (21) Поскольку же в крепость неожиданно стеклось много беженцев, все они, естественно, страдали от недостатка продовольствия. (22) Когда об этом стало известно Велисарию, он послал туда Георгия, чрезвычайно разумного мужа, которому он поверял свои тайны, с тем чтобы он попытался узнать, не согласятся ли тамошние жители сдать крепость по какому-либо соглашению. (23) Георгий многими увещеваниями и ласковыми речами убедил их, чтобы они, взяв клятву сохранить им жизнь, сдались сами и сдали крепость римлянам. (24) Так Велисарий взял крепость Сисавранон и всех ее жителей, издревле являвшихся христианами и римлянами; он отпустил их, не причинив им вреда. Персов же вместе с их военачальником Влисхамом он отправил в Визáнтий, а стены укрепления срыл до основания. (25) Немного времени спустя василевс послал этих персов и Влисхама в Италию на войну с готами. Так закончились события, касающиеся крепости Сисавранон[114].

(26) Арефа же, испугавшись, как бы римляне не отняли у него добычу, не захотел больше возвращаться в лагерь[115]. (27) Отправив некоторых из своих людей якобы в качестве лазутчиков, он тайком приказал им как можно скорее вернуться и объявить всем, что большое вражеское войско находится у переправы через реку. (28) По этой причине он посоветовал Траяну и Иоанну возвращаться в римские земли другой дорогой. (29) Они так и не пришли к Велисарию, но имея Евфрат по правую руку, прибыли в Феодосиополь, расположенный на реке Аворрас. (30) Ничего не ведая об этом войске, Велисарий и римская армия пребывали в досаде и были исполнены страха и нестерпимого ужасного подозрения. (31) Поскольку им пришлось остаться здесь на весьма продолжительное время, многих солдат поразила сильная горячка, ибо подвластная персам Месопотамия чрезвычайно знойная страна. (32) Римляне к этому были непривычны, особенно те, что были родом из Фракии, и так как они пребывали в этой исключительно знойной местности и им приходилось летней порой жить в душных хижинах, они захворали, так что почти треть войска лежала полумертвой. (33) Все войско жаждало уйти оттуда и как можно скорее возвратиться в свою страну, а пуще всех командующие ливанскими войсками Рекитанг и Феоктист, которые понимали, что и время принесения даров сарацинами своему богу уже миновало. (34) Они не раз обращались к Велисарию с просьбой немедленно отпустить их, утверждая, что в то время как они сидят здесь без всякой надобности, все области Ливана и Сирии отданы на произвол Аламундару. (35) Поэтому Велисарий, созвав всех военачальников, устроил совещание. (36) Тогда первым встал Иоанн, сын Никиты, и сказал следующее: «О храбрейший Велисарий, никогда, я думаю, не было полководца, равного тебе ни по удаче, ни по доблести. (37) Такое мнение о тебе господствует не только среди римлян, но и среди варваров. (38) Эту славу, однако, ты еще больше укрепишь, если окажешься в состоянии спасти нас, приведя живыми на римскую землю, ибо теперь наши надежды на это отнюдь не блестящи. Посуди сам, в каком положении находится наше войско. (39) Сарацины и самые доблестные из наших воинов, перейдя через Тигр, не знаю, сколько дней тому назад, попали в такую беду, что даже вестника к нам не смогли прислать. Рекитанг и Феоктист, думая, что войско Аламундара уже находится в центре Финикии, грабя и разоряя все тамошние места, уйдут, как ты и сам, конечно, видишь. (40) Из тех, кто останется, такое количество больных, что тех, кто будет за ними ухаживать и повезет на римскую землю, окажется значительно меньше их самих. (41) При таких обстоятельствах, если случится так, что враг нападет на нас либо в то время, когда мы будем находиться здесь, либо когда мы будем отступать, некому, пожалуй, будет известить находящихся в Даре римлян о постигшем нас несчастье. (42) А о том, чтобы идти вперед, даже и говорить нечего. Поэтому пока остается у нас какая-то надежда, самым полезным для нас будет обдумать план нашего возвращения и претворить его в жизнь. (43) Ибо для людей, попавших в такое опасное положение, было бы безумием думать не о собственном спасении, а о том, как причинить вред врагу». (44) Так сказал Иоанн; все остальные одобрили его слова и, придя в волнение, стали требовать как можно скорее организовать отступление. (45) Поэтому Велисарий, посадив больных на вьючных животных, отправил их вперед, а сам со всем войском последовал за ними[116]. (46) Как только они оказались на римской земле, Велисарий узнал обо всем, что было сделано Арефой, но у него не было никакой возможности наказать его, поскольку он больше не показывался ему на глаза. Так завершилось это вторжение римлян.

(47) После того, как Хосров взял Пéтру, ему было объявлено о вторжении Велисария в Персию, о битве около города Нисибиса, о взятии крепости Сисавранон и о том, что совершило войско во главе с Арефой, перейдя реку Тигр. (48) Оставив гарнизон для охраны Петры, он тотчас со всем остальным войском и взятыми в плен римлянами вернулся в персидские пределы. (49) Таковы были события, произошедшие во время второго нашествия Хосрова. Велисарий же, явившись во вызову василевса в Визáнтий[117], провел там зиму.

XX. С началом весны <542 г.> Хосров, сын Кавада, в третий раз с большим войском вторгся в пределы римлян, имея реку Евфрат с правой стороны[118]. (2) Священник города Сергиополя Кандид, узнав, что мидийское войско подошло уже совсем близко, и испугавшись и за .себя, и за город, поскольку он в условленное время не заплатил Хосрову договоренную сумму[119], явился в лагерь врагов и просил Хосрова не гневаться на него за это. (3) Ибо денег у него никогда не было, и по этой причине он с самого начала даже не помышлял о спасении суронцев, и, хотя он многократно молил за них василевса Юстиниана, это оказалось напрасным[120]. (4) Хосров заключил его под стражу и, подвергнув его тело жесточайшей пытке, потребовал от него уплаты суммы, в два раза превышающей ту, о которой было договорено. (5) Кандид умолял его послать несколько человек в Сергиополь с тем, чтобы они забрали, все сокровища тамошнего храма. (6) Когда Хосров согласился это сделать, Кандид отправил вместе с ними некоторых из своих провожатых. (7) Жители Сергиополя, приняв в город посланников Хосрова, дали им много ценностей, заявив, что больше у них ничего не осталось. (8) Хосров, однако, сказал, что это его совсем не удовлетворяет и потребовал, чтобы ему было дано много больше этого. (9) Итак, он посылает еще некоторых лиц под тем предлогом, чтобы они с точностью выявили имеющиеся в городе богатства, на деле же – с тем, чтобы захватить город. (10) Но поскольку не суждено было Сергиополю быть захваченным персами, некий сарацин, христианин, служившим под началом Аламундара, по имени Амвр, подойдя ночью к городской стене, известил жителей обо всем этом деле, запретив им каким бы те ни было образом пускать персов в город. (11) Таким образом посланники Хосрова вернулись к нему ни с чем. Тот, пылая гневом, вознамерился захватить город. (12) Послав войско в шесть тысяч человек, он приказал ему осадить город к совершить атаку на его укрепления. (13) Те подошли к городу к приступили к делу. Жители Сергиополя сначала храбро защищались, но затем, пав духом и испугавшись опасности, начали уже подумывать о том, чтобы сдать город врагу. (14) Ибо случилось так, что в городе у них было не более двухсот солдат. Однако Амвр, опять подойдя ночью к стене, сказал, что персы через два дня снимут осаду, поскольку у них совершенно не осталось воды. (15) Поэтому они не вступили ни в какие переговоры с врагами, и варвары, страдая от жажды, поднялись и вернулись к Хосрову, Кандида, однако, Хосров так и не отпустил. (16) Ибо ему уже, я думаю, нельзя было больше оставаться священником, поскольку он не исполнил данную им клятву. Так обстояли здесь дела.

(17) Когда Хосров прибыл в Коммагену, которую называют Евфратисией[121], он не хотел ни грабить страну, ни заниматься захватом какого-либо укрепления, нескольку все сплошь до Сирии он уже раньше либо завоевывал, либо обобрал, как я уже рассказывал об этом в предшествующих главах. (18) Он вознамерился вести войско прямо в Палестину, чтобы разграбить все тамошние сокровища, особенно же те, которые имелись в Иерусалиме. До него доходили слухи, что страна эта исключительно плодородна, а у жителей ее много золота. (19) Все же римляне, как военачальники, так и солдаты, совершенно не думали выступать против него или оказывать препятствие его походу, но, заняв, где кто мог, укрепленные места, считали, что достаточно охранять их и спасаться самим.

(20) Узнав о нашествии персов, василевс Юстиниан вновь послал против них Велисария. Поскольку он ехал на почтовых лошадях, которых называют вередами[122], и при нем не было войска, он очень скоро прибыл в Евфратисию. Двоюродный же брат василевса Юст[123] вместе с Вузой и некоторыми другими, спасшись бегством, находился в Иераполе. (21) Услышав, что Велисарий едет к ним и находится уже неподалеку, они написали ему письмо, которое гласило следующее: (22) «Опять, как ты и сам, наверное, знаешь, Хосров двинулся походом па римлян, ведя с собой войско больше прежнего. Куда он задумал идти, пока еще неясно. Мы лишь слышали, что он где-то поблизости и что он не причинил вреда ни одному местечку, но все время продвигается вперед. (23) Приходи к нам как можно скорее, если только ты в состоянии скрыть свой путь от вражеского войска, с тем, чтобы ты на пользу василевсу был цел и невредим и вместе с нами охранял бы Иераполь»[124]. (24) Так гласило письмо. Велисарий не одобрил того, что было написано. Он прибыл в местечко Европ, расположенное на реке Евфрат. (25) Разослав оттуда во все стороны гонцов, он начал собирать войско, разбив здесь свой лагерь. Военачальникам же Иераполя он ответил следующее: «Если бы Хосров двинулся на других, а не на подданных римлян, то ваш план был бы удачным и в высшей степени обеспечивающим безопасность. (26) Ибо для того, кто может, оставаясь в покое, быть избавленным от бед, было бы большим безумием идти навстречу ненужной опасности. Но если теперь этот варвар, уйдя отсюда, решится напасть на какую-нибудь другую, подвластную василевсу Юстиниану область, причем дивно цветущую, но не имеющую никакой военной охраны, то знайте, что в таком случае лучше всего доблестно погибнуть в бою, чем уцелеть без боя. (27) Ибо это справедливо бы было Назвать не спасением, а предательством. Приходите как можно скорее в Европ, где я, собрав все войско, надеюсь поступить с врагами так, как Бог даст». (28) Когда военачальники увидели доставленное послание, они воодушевились и, оставив Юста с немногими солдатами охранять Иераполь, все остальные вместе со всем войском явились в Европ.

XXI. Хосров, узнав, что Велисарий со всем римским войском расположился лагерем в Европе, больше уже не решался идти дальше, но послал к Велисарию одного из царских секретарей, по имени Авандан, снискавшего за свой разум большую славу, с тем, чтобы он выведал, что Представляет собой этот полководец, а для вида – чтобы выразить ему неудовольствие василевсом Юстинианом за то, что он решительно не пожелал направить в Персию послов для утверждения условий мира, как было договорено. Узнав об этом, Велисарий сделал следующее. (2) Отобрав для себя шесть тысяч воинов, отличавшихся красотой, он отправился с ними довольно далеко от лагеря якобы на охоту; Диогену же, копьеносцу, и Адолию, сыну Акакия[125], родом армянину, находившемуся всегда во дворце для охраны спокойствия василевса (тех, на кого возложена эта почетная должность, римляне называют силенциариями), а в то время командовавшего армянским отрядом, он приказал переправиться с тысячей всадников через реку и разъезжать по тому берегу, внушая таким образом неприятелям мысль, что, если те захотят перейти Евфрат и этой дорогой возвратиться в свои пределы, они этого никак не допустят. Они так и сделали.

(3) Когда Велисарию стало известно, что посол находится поблизости, он велел возвести шатер из толстого полотна, которое называют папилоном. Он расположился в нем, делая вид, что он прибыл в это пустынное место случайно, безо всяких приготовлений. (4) Солдат же он разместил следующим образом. По обеим сторонам шатра находились фракийцы и иллирийцы, за ними были готы, рядом с ними герулы, дальше шли вандалы и маврусии. Занимали они значительную часть равнины, (5) ибо они не стояли на одном и том же месте, но, рассеявшись, прохаживались туда-сюда и мимоходом, без особого внимания, посматривали на посла Хосрова. (6) Никто из них не имел ни плаща, ни накидки, но все они были одеты в льняные хитоны и штаны, и, подпоясавшись, так и ходили. (7) У каждого была плеть для коня, а оружием одному служил меч, другому – топор, третьему – лук. (8) Все они делали вид, что ничем не озабочены и заняты только охотой. (9) Итак, Авандан, представ перед Велисарием, заявил, что Хосров пребывает в негодовании на василевса, поскольку кесарь (так персы называли римского василевса)[126] не прислал к нему послов, как было раньше условлено, и поэтому Хосров вынужден был явиться в землю римлян с оружием в руках. (10) Велисарий не обнаружил страха перед тем, что где-то поблизости расположилось лагерем такое множество варваров; не смутившись такой речью, со смеющимся и высоко поднятым лицом он ответил: «Не так, как теперь действует Хосров, принято у людей вести дела. (11) Другие, когда возникают у них разногласия с соседями, сначала отправляют к ним послов и только тогда идут на них войной, когда не добьются удовлетворительного ответа. (12) А он сначала оказался в центре римских земель, а затем начинает вести переговоры о мире». Сказав так, Велисарий отпустил посла[127].

(13) Явившись к Хосрову, тот дал ему совет как можно скорее отступать. (14) Он сказал, что встретился с полководцем самым мужественным и самым мудрым из всех людей, что он видел таких воинов, каких раньше никогда не видел, и что больше всего его поразили их дисциплина и прекрасный внешний вид, что опасность сражения для него и для Велисария неодинакова: разница в том, что, победив Велисария, он одержит победу над рабом кесаря, а если случится так, что побежденным окажется он сам, то велик будет позор и для его царского достоинства, и для персидского народа; что римляне, оказавшись побежденными, легко укроются в своих крепостях и спасутся на собственной земле, а если с ними самими случится какое-то несчастье, даже вестник от них не примчится на персидскую землю. (15) Убежденный этим предостережением, Хосров решил отступать[128], но оказался в большом затруднении. (16) Ибо он думал, что переправа через реку охраняется неприятелем, а возвращаться прежней дорогой, совершенно безлюдной, он не мог, поскольку все запасы продовольствия, которые персы имели раньше, когда вторглись в землю римлян, уже истощились. (17) В конце концов после долгого размышления он счел наиболее выгодным отважиться на сражение, с тем чтобы переправиться на земли, расположенные на другом берегу реки и совершать путь по стране, изобилующей всеми жизненными благами. (18) Что касается Велисария, то он хорошо понимал, что даже ста тысяч человек окажется недостаточно, чтобы как-то помешать переправе Хосрова, поскольку река здесь на большом расстоянии была во многих местах удобна для переправы на судах, и, кроме того, персидское войско было слишком внушительным, чтобы противник, обладающий незначительными силами, мог бы отрезать его от переправы. Правда, сначала он приказал Диогену и Адолию вместе с их отрядами в тысячу человек продвигаться по другому берегу реки, чтобы таким образом привести варваров в сильное замешательство. (19) Наведя на них страх, как было мной сказано, Велисарий сам испугался, как бы что-либо не помешало Хосрову уйти из римской земли. (20) Ему казалось делом чрезвычайно важным изгнать отсюда войско Хосрова, не подвергая себя опасности сражения с многими десятками тысяч варваров, в то время как сам он располагал очень небольшим числом воинов, к тому же страшно боявшихся мидийского войска. Поэтому он приказал Диогену и Адолию не предпринимать никаких военных действий. (21) Итак, Хосров, с огромной быстротой наведя мост, внезапно со всем войском перешел реку Евфрат. (22) Ибо персам не представляет особого труда переправляться через любые реки, поскольку, отправляясь в поход, они берут с собой заготовленные заранее железные крюки, которыми они скрепляют друг с другом длинные бревна, тотчас сооружая мост в любом месте, где захотят[129]. (23) Как только он оказался по другую сторону реки, он направил к Велисарию послов, сказав, что выполняет желание римлян, уводя назад персидское войско, с их же стороны он ожидает послов, которым следует явиться без промедления. (24) Тогда Велисарий, также со всем своим войском перейдя Евфрат, отправил к Хосрову послов. (25) Прибыв к нему, они много восхваляли его за решение отступить и пообещали, что тотчас же прибудут к нему послы от василевса, которые приведут с ним в исполнение ранее договоренное о мире. (26) Они просили его совершать свой путь по римской земле как по дружественной. Хосров пообещал это исполнить при условии, что ему дадут в качестве заложника кого-нибудь из знатных лиц в знак согласия ва те условия, на которых они будут выполнять то, о чем договорились. (27) Послы, возвратившись к Велисарию, изложили сказанное Хосровом, и он тотчас же послал к Хосрову в качестве заложника Иоанна, сына Василия, самого выдающегося яз жителей Эдессы родом и богатством, хотя и против воли самого Иоанна[130]. (28) Римляне же восхваляли Велисария; им казалось, что этим делом он прославил себя больше, чем тогда, когда привел в Визáнтий пленниками Гелимера или Витигиса. (29) В самом деле, этот подвиг заслуживает удивления и похвалы. В то время как римляне были перепуганы и скрывались все по своим укреплениям, а Хосров находился в самом центре Римской державы, этот полководец, спешно прибыв из Визáнтия с небольшим числом спутников, разбил свой лагерь против лагеря персидского царя, и Хосров, сверх всякого ожидания устрашившись то ли счастья, то ли доблести Велисария, а возможна, и обманутый какими-либо его военными хитростями, уже не решился идти дальше и ушел, на словах стремясь к миру, на деле же – бежал.

(30) Между тем Хосров, не придав никакого значения договору, захватил Каллиник, город, совершенно никем не защищенный. Римляне, видя, что стены города ветхи и легко могут быть взяты, постепенно разрушали их по частям, возводя новую постройку. (31) В то время они как раз срыли часть стены и не успели ее надстроить. Услышав, что враги находятся неподалеку, они вывезли самые дорогие свои вещи, и богатые жители города бежали в разные другие крепости, остальные же без солдат остались тут. (32) Сюда же сбежалось множество крестьян. Обратив их всех в рабство, Хосров сравнял все постройки с землей[131]. (33) Немного времени спустя, получив Иоанна в качестве заложника, он удалился в родные пределы. (34) Армяне, перешедшие на сторону Хосрова, получив от римлян гарантии их неприкосновенности, прибыли в Визáнтий вместе с Васаком[132]. Таковы были дела римлян во время третьего вторжения Хосрова. Уехал и Велисарий. Его вызвал в Визáнтий василевс с тем, чтобы вновь отправить в Италию, поскольку дела римлян там были уже в очень тяжелом положении[133].

XXII. Около этого времени распространилась моровая язва[134], из-за которой чуть было не погибла вся жизнь человеческая. Возможно, всему тому, чем небо поражает нас, кто-либо из людей дерзновенных решится найти объяснение. Ибо именно так склонны действовать люди, считающие себя умудренными в подобных вещах, придумывая ложь о причинах, для человека совершенно непостижимых, и сочиняя сверхъестественные теории о явлениях природы. Хотя сами они знают, что в их словах нет ничего здравого, они считают, что вполне достаточно, если они убедят своими доводами кого-либо из первых встречных, совершенно обманув их. (2) Причину же этого бедствия невозможно ни выразить в словах, ни достигнуть умом, разве что отнести все это к воле Божьей[135]. (3) Ибо болезнь разразилась не в какой-то одной части земли, не среди каких-то отдельных людей, не в одно какое-то время года, на основании чего можно было бы найти подходящее объяснение ее причины, но она охватила всю землю, задела жизнь всех людей, при том что они резко отличались друг от друга; она не щадила ни пола, ни возраста. (4) Жили ли они в разных местах, был ли различен их образ жизни, отличались ли они своими природными качествами или занятиями или чем-либо еще, чем может отличаться один человек от другого, эта болезнь, и только она одна, не делала для них различия. (5) Одних она поразила летом, других зимой, третьих в иное время года. Пусть каждый, философ или астролог, говорит об этих явлениях как ему заблагорассудится, я же перехожу к рассказу о том, откуда пошла эта болезнь и каким образом губила она людей.

(6) Началась она у египтян, что живут в Пелусии. Зародившись там, она распространилась в двух направлениях, с одной стороны на Александрию и остальные области Египта, с другой стороны – на соседних с Египтом жителей Палестины, а затем она охватила всю землю, продвигаясь всегда в определенном направлении и в надлежащие сроки. (7) Казалось, она распространялась по точно установленным законам и в каждом месте держалась назначенное время. Свою пагубную силу она ни на ком не проявляла мимоходом, но распространялась повсюду до самых крайних пределов обитаемой земли, как будто боясь, как бы от нее не укрылся какой-нибудь дальний уголок. (8) Ни острова, ни пещеры, ни горной вершины, если там обитали люди, она не оставила в покое. Если она и пропускала какую-либо страну, не коснувшись ее жителей или коснувшись их слегка, с течением времени она вновь возвращалась туда; тех жителей, которых она прежде жестоко поразила, она больше не трогала, однако, уходила из этой страны не раньше, чем отдаст точную и определенную дань смерти, погубив столько, сколько она погубила в предшествующее время в соседних землях. (9) Начинаясь всегда в приморских землях, эта болезнь проникала затем в самое сердце материка. На второй год после появления этой болезни она в середине весны дошла до Византия, где в ту пору мне довелось жить. (10) Происходило здесь все следующим образом. Многим являлись демоны в образе различных людей, и те, которым они показывались, думали, что они от встреченного ими человека получили удар в какую-нибудь часть тела, и сразу же, как только они видели этот призрак, их поражала болезнь. (11) Сначала люди пытались отвратить от себя попадавшихся им призраков, произнося самые святые имена и совершая другие священные обряды кто как мог, но пользы от этого не было никакой, ибо даже и бежавшие в храмы погибали там. (12) Потом они уже теряли желание слышать своих друзей, когда те к ним приходили, и запершись в своих комнатах, делали вид, что не слышат даже тогда, когда двери у них тряслись от стука, явно опасаясь как бы зовущий их не оказался демоном. (13) Некоторых эта моровая язва поражала иначе. Этим было видение во сне, и им казалось, что они испытывают то же самое от того, кто стоял над ними, или же они слышали голос, возвещающий им, что они занесены в число тех, кому суждено умереть. (14) Большинство же ни во сне, ни наяву не ведали того, что произойдет, и все же болезнь поражала их. (15) Охватывала она их следующим образом. Внезапно у них появлялся жар; у одних, когда они пробуждались ото сна, у других, когда они гуляли, у третьих, когда они были чем-то заняты. (16) При этом тело не теряло своего прежнего цвета и не становилось горячим, как бывает при лихорадке, и не было никакого воспаления, но с утра до вечера жар был настолько умеренным, что ни у самих больных, ни у врача, прикасавшегося к ним, не возникало мысли об опасности. (17) В самом деле, никому из тех, кто впал в эту болезнь, не казалось, что им предстоит умереть. У одних в тог же день, у других на следующий, у третьих немного дней спустя появлялся бубон, не только в той части тела, которая расположена ниже живота и называется пахом (бубоном), но и под мышкой, иногда около уха, а также в любой части бедра.

(18) До сих пор у всех, охваченных этой болезнью, она проявлялась почти одинаково. Но затем, не могу сказать, вследствие ли телесных различий или же по воле того, кто эту болезнь послал, стали наблюдаться и различия в ее проявлении. (19) Одни впадали в глубокую сонливость, у других наступал сильный бред, но и те и другие переносили все страдания, сопутствующие этой болезни. Те, которых охватывала сонливость, забыв обо всем, к чему они привыкли, казалось, все время пребывали во сне. (20) И если кто-нибудь ухаживал за ними, они ели, не просыпаясь; другие же, оставленные без присмотра, быстро умирали от недостатка пищи. (21) Те же, кто находился в бреду, страдали от бессонницы, их преследовали кошмары, и им казалось, что кто-то идет, чтобы их погубить. Они впадали в беспокойство, издавали страшные вопли и куда-то рвались. (22) Те, кто ухаживал за ними, несли бремя непрерывного труда и страдали от сильного переутомления. (23) По этой причине все жалели их не меньше, чем самих больных, и не потому, что они могли заразиться болезнью от близкого с ними соприкосновения, а потому, что им было так тяжело. Ибо не было случая, чтобы врач или другой какой-то человек, приобрел эту болезнь от соприкосновения с больным или умершим; многие, занимаясь похоронами или ухаживая даже за посторонними им людьми, против всякого ожидания не заболевали в период ухода за больным, между тем как многих болезнь поражала без всякого повода, и они быстро умирали. (24) Эти присматривающие за больными должны были поднимать и класть их на постели, когда они падали с них и катались ни полу, оттаскивать и отталкивать их, когда они стремились броситься из дома. (25) Если же кому-либо из больных попадалась вода, они стремились броситься в нее, причем не столько из-за жажды (ибо многие бросались к морю), сколько, главным образом, из-за расстройства умственных способностей. (26) Очень трудно было и кормить таких больных, ибо они неохотно принимали пищу. Многие и погибали от того, что за ними некому было ухаживать: они либо умирали с голоду, либо бросалась с высоты. (27) Тех, которые не впадали в кóму или безумие, мучили сильные боли, сопровождавшиеся конвульсиями, в они, не имея сил выносить страданий, умирали. (28) Можно было предположить, что и со всеми другими происходило то же самое, но поскольку они были совершенно вне себя, то они не могли полностью ощущать своих страданий, так как расстройство их умственных способностей притупляло у них всякое сознание и чувствительность.

(29) Тогда некоторые из врачей, находясь в затруднении из-за того, что признаки болезни были им непонятны, и полагая, что главная ее причина заключается в бубонах, решили исследовать тело умерших. Разрезав опухоли, они нашли в них выросший там какой-то страшный карбункул, (30) Одни умирали тотчас же, другие много дней спустя, у некоторых тело покрывалось какими-то черными прыщами величиной с чечевицу. Эти люди не переживали и одного дня, но сразу же умирали. (31) Многих приводило к смерти неожиданно открывшееся кровотечение. (32) К этому могу еще добавить, что многие из тех, кому знаменитейшие врачи предрекли смерть, некоторое время спустя сверх ожидания избавились ото всех бед, а многим, о выздоровлении которых они утверждали, очень скоро суждено было погибнуть. (33) Таким образом, у этой болезни не было ни одного признака который бы мог привести человека к верному заключению. Во всех случаях исход болезни по большей части не соответствовал заключениям разума. Одним помогали бани, другим они в не меньшей степени вредили. (34) Многие, оставленные без ухода, умирали, однако, многие, сверх ожидания, выздоравливали. И опять-таки для тех, кто имел уход, результат был неодинаков. И если говорить в целом, не было найдено никакого средства для спасения людей как для предупреждения этой болезни, так и для преодоления ее у тех, кто оказался ей подвержен, но заболевание возникало безо всякого повода и выздоровление происходило само собой. (35) И для женщин, которые были беременными, если они заболевали, смерть оказывалась неизбежной. Умирали и те, у которых случались выкидыши, но и роженицы погибали вместе с новорожденными. (36) Говорят, что три родившие женщины, потеряв своих детей, остались живы, а у одной женщины, которая сама умерла при родах, ребенок родился и остался жив. (37) Тем, у кого опухоль была очень велика и наполнялась гноем, удавалось избавиться от болезни и остаться живыми, ибо ясно, что болезнь разрешалась карбункулом, и это по большей части являлось признаком выздоровления. У кого же опухоль оставалась в прежнем виде, у тех проходил весь круг бедствий, о которых я только что упомянул. (38) У некоторых, случалось, высыхало бедро, из-за чего появившаяся на нем опухоль не могла стать гнойной. (39) Некоторым суждено было остаться в живых, но язык их и речь сильно пострадали: они либо заикались, либо в течение всей оставшейся жизни говорили с трудом и неясно.

XXIII. В Визáнтии болезнь продолжалась четыре месяца, но особенно свирепствовала в течение трех. (2) Вначале умирало людей немногим больше обычного, но затем смертность все более и более возрастала: число умирающих достигло пяти тысяч в день, а потом и десяти тысяч и даже больше. (3) В первое время каждый, конечно, заботился о погребении трупов своих домашних; правда, их бросали и в чужие могилы, делая это либо тайком, либо безо всякого стеснения. Но затем все у всех пришло в беспорядок. (4) Ибо рабы оставались без господ, люди, прежде очень богатые, были лишены услуг со стороны своей челяди, многие из которой либо были больны, либо умерли; многие дома совсем опустели. (5) Поэтому бывало и так, что некоторые из знатных при всеобщем запустении в течение долгих дней оставались без погребения. Мудрую заботу об этом, как и следовало ожидать, принял на себя василевс. (6) Выделив солдат из дворцовой охраны и отпустив средства, он велел позаботиться об этом Феодору, который состоял при «царских ответах» и в обязанности которого входило уведомлять василевса об обращенных к нему жалобах, а затем сообщать просителям о том, что ему было угодно постановить. Римляне на латыни называют эту должность референдарием. (7) Те, чей дом не обезлюдел окончательно, сами готовили могилы для своих близких. (8) Феодор же, давая деньги, полученные от василевса, и тратя, кроме того, свои личные, хоронил трупы тех, кто остался без попечения. (9) Когда все прежде существовавшие могилы и гробницы оказались заполнены трупами, а могильщики, которые копали вокруг города во всех местах подряд и как могли хоронили там умерших, сами перемерли, то, не имея больше сил делать могилы для такого числа умирающих, хоронившие стали подниматься на башни городских стен, расположенных в Сиках[136]. (10) Подняв крыши башен, они в беспорядке бросали туда трупы, наваливая их, как попало, и наполнив башни, можно сказать, доверху этими мертвецами, вновь покрывали их крышами. (11) Из-за этого по городу распространилось зловоние, еще сильнее заставившее страдать жителей, особенно если начинал дуть ветер, несший отсюда этот запах в город.

(12) Все совершаемые при погребении обряды были тогда забыты. Мертвых не провожали, как положено, не отпевали их по обычаю, но считалось достаточным, если кто-либо, взяв на плечи покойника, относил его к части города, расположенной у самого моря, и бросал его там. Здесь, навалив их кучами на барки, отвозили куда попало. (13) Тогда и те, которые в прежние времена были наиболее буйными членами димов, забыв взаимную ненависть, отдавали вместе последний долг мертвым и сами несли даже и не близких себе умерших и хоронили их. (14) Даже те, кто раньше предавался позорным страстям, отказались от противозаконного образа жизни и со всем тщанием упражнялись в благочестии не потому, что они вдруг познали мудрость или возлюбили добродетель (ибо то, что дано человеку от природы или чему он долго обучался, не может быть так легко отброшено, разве что снизойдет на него Божья благодать), но потому, что тогда все, так сказать, пораженные случившимся и думая, что им вот-вот предстоит умереть, в результате острой необходимости, как и следует ожидать, познали на время кротость[137]. (15) Однако, когда они вскоре избавились от болезни, спаслись в поняли, что они уже в безопасности, ибо зло перекинулось на других людей, они вновь, резко переменив образ мыслей, становились хуже, чем прежде, проявляя всю гнусность своих привычек и, можно сказать, превосходя самих себя в дурном нраве в всякого рода беззаконии. (16) Ибо, если бы кто-нибудь стал утверждать, что эта болезнь, случайно ли или по воле Провидения, точно отобрав самых негодяев, их сохранила, пожалуй, оказался бы прав. Но все это проявилось впоследствии.

(17) В это время трудно было видеть кого-либо гуляющим по площади. Все сидели по домам, если были еще здоровы, и ухаживали за больными или оплакивали умерших. (18) Если и доводилось встретить кого-нибудь, так только того, кто нес тело умершего. Всякая торговля прекратилась, ремесленники оставила свое ремесло и все то, что каждый производил своими руками. (19) Таким образом, в городе, обычно изобилующем всеми благами мира, безраздельно свирепствовал голод. В самом деде, трудно было и даже считалось великим делом получить достаточно хлеба или чего-нибудь другого. Поэтому и безвременный конец у некоторых больных наступал, по-видимому, из-за нехватки самого необходимого. (20) Одним словом, в Визáнтии совершенно не было видно людей, одетых в хламиды[138], особенно когда заболел василевс (ибо случилось так, что и у него появилась опухоль)[139], но в городе, являвшемся столицей всей Римской державы, все тихо сидели по домам, одетые в одежды простых людей. (21) Таковы были проявления моровой язвы как на всей римской земле, так и здесь, в Визáнтии. Поразила она также и Персию, и все другие варварские земли.

XXIV. Случилось так, что Хосров ушел из Ассирии на север в местность Адарвиган[140], откуда он задумал вторгнуться в Римскую державу через земли персоармян. (2) В этом месте есть большой жертвенник огню, который персы чтут больше всех богов[141]. Огонь этого жертвенника маги хранят неугасимым, тщательно исполняя все священные обряды в обращаясь к нему за предсказанием в самых важных делах. Это тот самый огонь, которому римляне поклонялись в древние времена, называя его Вестой. (3) Посланник к Хосрову из Византия объявил ему, что для заключения мира скоро прибудут к нему послами Константиан и Сергий. (4) Оба они были риторами[142] и людьми чрезвычайно разумными. Константиан был родом из Иллирии[143], а Сергий – из города Эдессы, того самого, что находится в Месопотамии. (5) Хосров стал спокойно ждать их здесь. В пути Константиан захворал, и так прошло много времени. Между тем в Персии разразилась моровая язва. (6) Поэтому Навед, занимавший в Персоармении должность стратига, по приказу царя послал находившегося в Дувии[144] священнослужителя христиан к Валериану, командующему войсками в Армении, чтобы сделать упрек в медлительности послов и побудить римлян к скорейшему заключению мира. (7) Прибыв с братом в Армению и встретившись с Валерианом[145], он настойчиво утверждал, что он сам как христианин относится с расположением к римлянам и что царь Хосров всегда и во всем следует его советам, а потому, если бы послы римлян отправились вместе с ним в персидские пределы, ничто не помешало бы им заключить мир так, как им заблагорассудится. (8) Так сказал священнослужитель. Брат же его, тайно встретившись с Валерианом, сказал ему, что дела Хосрова плохи, что сын его, желая захватить власть, восстал[146], что сам он в все персидское войско поражены болезнью, потому он именно теперь и захотел прийти к согласию с римлянами. (9) Услышав это, Валериан немедленно отослал епископа, пообещав, что послы в скором времени прибудут к Хосрову, я сам сообщил полученные сведения василевсу Юстиниану. (10) Это тотчас же побудило василевса дать поручение самому Валериану, а также Мартину я другим военачальникам как можно скорее вторгнуться в земли противника. Ибо он хорошо знал, что никто из врагов им в этом не помешает. (11) Он приказал им собраться всем вместе и таким образом совершить вторжение в Персоармению. Когда военачальники увидели доставленное им послание, они со всеми своими людьми собрались в области Армении.

(12) Незадолго до этого Хосров из страха перед болезнью покинул Адарвиган и со всем войском прибыл в Ассирию, куда мировая язва еще не дошла. Валериан стал лагерем со своими войсками недалеко от Феодосиополя; к нему присоединился Нарсес[147], имея под началом армян и кое-кого из герулов. (13) Командующий восточными войсками Мартин, придя вместе с Ильдигером[148] и Феоктистом[149] к укреплению Кифаризону[150], разбив лагерь, там и остался. Это укрепление отстоит от Федосиополя на расстоянии четырех дней пути. Немного времени спустя сюда явился Петр с Адолием и некоторыми другими военачальниками. (14) Войсками в этой области командовал в то время Исаак, брат Нарсеса[151]. Филимут и Вер со своими герулами прибыли в область Хорзианену[152] неподалеку от лагеря Мартина. (15) Двоюродный брат василевса Юст, Пераний[153], Иоанн, сын Никиты[154], вместе с Доментиолом[155] и Иоанном по прозвищу Фага [Обжора] стали лагерем возле укрепления по имени Фисон[156], расположенного вблизи границ Мартирополя. (16) Так разместились римские военачальники со своими войсками. Вся армия составляла тридцать тысяч человек. (17) Однако все они не только не собрались в одно место, но даже не посовещались между собой. Переговоры о вторжении эти военачальники вели с помощью своих подчиненных, которых они посылали друг к другу. (18) Неожиданно Петр, ничего ни с кем не согласовав и ничего тщательно не обдумав, вторгся со своими людьми во вражеские земли. На следующий день предводители герулов Филимут и Вер, узнав об этом, последовали за ними. (19) Когда сообщение об этом дошло до людей Мартина и Валериана, они со всей поспешностью присоединились к набегу. (20) Спустя немного времени, уже на земле неприятеля, они все соединились, кроме Юста и его людей, которые, как я сказал, разместили лагерь очень далеко от остальных войск. Узнав уже позднее об их вторжении, они и сами быстро устремились в расположенные неподалеку от них земли неприятеля, но соединиться со своими соратниками они никак не смогли. (21) Все остальные продвигались вместе прямо на Дувий, не грабя персидской земли и не причиняя ей вреда.

XXV. Дувий – земля прекрасная во всех отношениях. Здесь здоровый климат и изобилие хорошей воды. От Феодосиополя она отстоит на расстоянии восьми дней пути. (2) Тут удобные равнины для езды верхом, много разбросанных недалеко друг от друга многолюдных деревень, в толпы торговцев ведут здесь свои дела. (3) Они доставляют сюда товары из Индии, близлежащей Ивирии, практически от всех народов, населяющих Персию, а также от некоторых римлян и заключают здесь друг с другом сделки. (4) Священнослужителя христиан они называют греческим словом католикос, поскольку он один стоит во главе этих мест[157]. (5) Примерно в ста двадцати стадиях от Дувия, справа, если идти из пределов римлян, находится неприступная, чрезвычайно крутая гора. В самой узкой теснине ее расположена деревня Англон[158]. (6) Как только Наведу стало известно о вторжении врагов, он удалился сюда со всем войском и заперся здесь, полагаясь на крепость этого места. (7) Деревня расположена на краю горы, а на самой крутизне ее имеется сильное укрепление, носящее то же название, что и деревня. (8) Итак, Навед, загородив камнями и повозками подходы к деревне, сделал ее еще менее доступной. (9) Впереди он выкопал ров и поставил здесь войско, предварительно заняв несколько старых домишек для засады. Вся армия персов составляла четыре тысячи человек.

(10) Так обстояли здесь дела. Прибыв в место, отстоящее от Англона на расстоянии одного дня пути, римляне, захватив одного из неприятелей, шедшего на разведку, учинили ему допрос, спрашивая его, где в данное время находится Навед. Тот сказал, что Навед со всем войском ушел из Англона. (11) Нарсес, услышав об этом, пришел в негодование и, бранясь, начал упрекать своих товарищей по командованию за медлительность. (12) То же самое делали и другие, нанося друг другу оскорбления. Затем, не думая больше о сражении и военной опасности, они поспешили заняться грабежом тамошних мест. (13) Поэтому поднявшись отсюда безо всякой команды, не выстроенные в боевые ряды, в беспорядке, они шли дальше не имея никакого пароля, как обычно принято в подобных ситуациях, не разбитые по отдельным отрядам. (14) Смешавшись с обозными служителями, солдаты продвигались так, словно все было готово для грабежа огромных богатств[159]. (15) Оказавшись поблизости от Англона, они послали вперед разведчиков. Те, возвратившись, сообщили им, что враги стоят, построенные в боевой порядок. (16) Стратиги были поражены таким неожиданным сообщением, однако, они подумали, что возвращаться назад с таким огромным войском будет позорно и крайне малодушно. Поэтому, построив войско, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, и разделив его на три части, они со всей поспешностью двинулись на врагов. (17) Петр находился на правом фланге, Валериан – на левом, а в центре со своими солдатами находился Мартин. Оказавшись недалеко от неприятеля, они остановились, ничего не предпринимая и сохраняя свой беспорядочный строй, (18) Получилось так потому, что местность эта, с крутыми подъемами была крайне неудобна, и, кроме того, они готовились к сражению, выстраиваясь, можно сказать, на ходу. (19) Со своей стороны, и варвары, собравшись на небольшом пространстве, держались спокойно, осматривая силы неприятеля, ибо Навед дал им приказ ни в коем случае не начинать боя, а если враги станут нападать, защищаться, как только можно.

(20) Первым Нарсес с герулами и имевшимися у него римлянами вступил в бой с врагами и в произошедшем столкновении обратил в бегство стоявших против него персов. (21) Варвары, убегая, стремительно бросились вверх к укреплению, в узком проходе нанося друг другу страшные увечья. (22) Тогда и сам Нарсес, подбадривая тех, кто был с ним, еще сильнее стал теснить врагов и остальные римляне включились в сражение. (23) Неожиданно из расположенных в узком месте домишек появились те, которые, как было сказано, находились там в засаде. Внезапно напав, они убили несколько герулов и нанесли Нарсесу удар по голове. (24) Смертельно раненного, его вытащил из сражения его брат Исаак. Немного времени спустя Нарсес умер, показав себя в этом бою исключительно храбрым воином. (25) Когда из-за этого в римском войске, как и следовало ожидать, возникло большое замешательство, Навед двинул против неприятеля все персидское войско. (26) Они, поражая в этих теснинах римлян, находившихся здесь в большом числе, многих из них легко поубивали, особенно герулов которые, напав в самом начале на врагов, сражались по большей части ничем не прикрытые. (27) Ибо герулы не имеют ни шлемов, ни панцирей, ни другого защитного вооружения. У них нет ничего кроме щита и простой грубой рубахи, подпоясав которую, они идут в бой (28) А рабы-герулы вступают в сражение даже без щитов, и только тогда, когда они проявят на войне свою храбрость, господа позволяют им при столкновении с врагами пользоваться для собственной защиты щитами.

(29) Римляне, не выдержав нападения врага, бросились изо всех сил бежать, не помышляя об отпоре и забыв стыд и все другие благородные чувства. (30) Персы же, не подозревая, что римляне обратились в такое позорное бегство и думая, что они хотят завлечь их в какую-то засаду, преследовали их до конца крутых склонов, а потом повернули назад, не решаясь вступать в сражение на ровном месте немногими против многих. (31) Однако римляне, и особенно все военачальники, полагая, что враги все еще гонятся за ними, бежали без оглядки и передышки, плеткой и криком понукая скачущих лошадей, торопливо в смятении снимая с себя панцири и другое оружие и бросая его на землю. (32) У них не хватило смелости выстроиться против настигавших их персов, но, заботясь о спасении, они полагались только на своих лошадей. Одним словом, это бегство было таким, что из коней не остался живым ни один, ибо как только они останавливались, то падали и тотчас же издыхали. (33) Столь страшного поражения римляне никогда раньше не испытывали. Многие оказались убиты, еще большее число было взято в плен. (34) Враги забрали у них такое количество оружия и вьючного скота, что персы, надо полагать, после этого сражения стали много богаче. (35) Во время этого отступления Адолий, проезжая мимо одного укрепления, расположенного в Персоармении, получил удар камнем в голову от одного из тамошних жителей и умер. А люди Юста и Перания, вторгшись в область Таравнон и взяв небольшую добычу, тотчас вернулись назад[160].

XXVI. В следующем году <544 г.> Хосров, сын Кавада, в четвертый раз вторгся в землю римлян, двинув войско в Месопотамию. (2) Это вторжение было совершено Хосровом не против Юстиниана, василевса римлян, и не против кого-либо другого из людей, но исключительно против Бога, которому единому поклоняются христиане[161]. (3) Ибо когда после первого нашествия Хосров отступил, потерпев неудачу под Эдессой, и его самого, и его магов охватило глубокое уныние: они считали, что были побеждены Богом христиан. (4) В своем стремлении рассеять это уныние Хосров грозился у себя во дворце, что всех жителей Эдессы обратит в рабство и приведет в персидские пределы, а город превратит в пастбище для овец[162]. (5) Итак, оказавшись со всем войском около Эдессы, он послал некоторых из сопровождавших его гуннов к городской стене, возвышавшейся над ипподромом, приказав им не причинять никакого иного вреда, но только отнять стада овец, которые пастухи, собрав в большом количестве, разместили у самой стены, понадеявшись на сильное укрепление, стоявшее на очень крутом подъеме, и, кроме того, считая, что враги не осмелятся так близко подойти к стене. (6) Итак, варвары уже начали захватывать стада, но пастухи оказывали им сильное сопротивление. (7) На помощь гуннам пришло много персов. Варварам уже удалось отогнать одно стадо, но тут римские солдаты и горожане, выйдя из города, вступили в рукопашный бой с врагами, и стадо само собой вновь вернулось к пастухам. (8) Один из гуннов, сражавшийся впереди других, больше всех причинял римлянам неприятностей. (9) Тогда какой-то крестьянин, метнув камень из пращи, попал ему в правое колено. Тот тотчас же свалился с коня головой вниз, и это еще больше воодушевило римлян. (10) Битва, начавшаяся рано утром, кончилась среди дня. Те и другие разошлись, и каждая сторона считала, что она одержала верх в сражении. (11) Римляне ушли за свои стены, а варвары стали лагерем, расположившись от города в семи стадиях.

(12) Тогда Хосров то ли увидел сон, то ли ему пришла в голову мысль, что если он, сделав дважды попытку, не возьмет Эдессу, он навлечет на себя страшный позор. (13) Поэтому после этого сражения он решил продать свое отступление за большие деньги. (14) На следующий день он велел своему толмачу Павлу подойти к стене и сказать, чтобы они прислали к Хосрову нескольких видных граждан. (15) Жители Эдессы, спешно выбрав среди знатных четырех лиц, послали их к Хосрову. (16) Когда они прибыли в персидский лагерь, их по царскому повелению встретил Заверган и со многими угрозами стал спрашивать их, что им более желательно, заключить мир или вести войну. (17) Когда они единогласно заявили, что предпочли бы мир опасностям войны, Заверган сказал: «Тогда вам следует купить его за большие деньги». (18) Послы заявили, что они готовы дать столько же, сколько они доставили ему прежде, когда он прибыл к ним после взятия Антиохии. (19) Заверган со смехом отослал их, сказав, чтобы они серьезно подумали о своем спасении и тогда вновь пришли к ним. (20) Немного времени спустя Хосров послал за ними, и, когда они явились, он стал перечислять, сколько римских местностей он покорил до этого и каким образом он это сделал; он грозил, что если они не отдадут ему все имеющиеся у них в стенах города богатства, им придется испытать от персов страшные жестокости. Он сказал, что только при этом условии войско уйдет отсюда. (21) Услышав это, послы единогласно заявили, что готовы купить у Хосрова мир, если он не потребует у них невозможного, исход же войны, говорили они, до битвы никому не может быть известен. (22) Ибо никогда не было войны, исход которой был бы для участвующих в ней делом совершенно решенным. Тогда Хосров в гневе отпустил послов.

(23) На восьмой день осады Хосров решил возвести напротив городской стены насыпной холм. Он приказал нарубить в окрестностях массу деревьев с сучьями и листвой и положить их в форме четырехугольника перед стеной в том месте, куда бы из города не могли долететь стрелы. Поверх этих деревьев он велел насыпать как попало побольше земли, а затем еще навалить массу камней, не тех, что годятся для постройки, но высеченных попросту, и заботиться только о том, чтобы холм как можно быстрее поднялся на большую высоту. (24) Он приказал также положить между землей и камнями длинные бревна, с тем чтобы придать сооружению большую прочность. Он опасался, как бы оно, по мере возвышения, не оказалось неустойчивым. (25) Римский военачальник Петр (он оказался в то время здесь вместе с Мартином и Перанием), желая отогнать работающих над этим сооружением, послал против них имевшихся в его распоряжении гуннов. (26) Те, внезапно появившись, многих из них поубивали, причем особенно отличился один из копьеносцев, по имени Аргик. (27) Он один убил двадцать семь человек. Однако поскольку в дальнейшем варвары стали тщательно охранять работников, никому уже нельзя было выходить против них. (28) Когда по мере приближения к стене строители оказались там, куда достигали стрелы, римляне, начавшие уже упорно защищаться, стали пускать в них камни из пращей и стрелы из луков. Поэтому варвары придумали следующее. (29) Перед строителями агесты (так римляне на латинском языке называют это сооружение)[163] они начали постоянно вывешивать на длинных шестах достаточно толстые и широкие прикрытия из козьей шерсти, которые называются киликийскими. (30) В результате ни зажигательные стрелы, ни другие снаряды не могли их достать, но отброшенные назад занавесом, так там и оставались. (31) Тогда римляне, охваченные великим страхом, в большом смятении отправили к Хосрову послов, а вместе с ними и Стефана, знаменитого врача своего времени. Он как-то раньше избавил от болезни Кавада, сына Пероза, который наградил его за это великим богатством. (32) Когда он вместе с другими явился к Хосрову, то сказал ему следующее: «Издревле все считают человеколюбие истинным признаком хорошего царя. (33) Поэтому тебе, о могущественный царь, совершающему убийства и сражения, порабощающему города, суждено в будущем получить много прозваний, но имени доброго ты никогда не будешь иметь. (34) Между тем из всех городов Эдессе менее всего надлежало бы видеть от тебя что-либо худое. (35) Ибо отсюда происхожу я, который, совершенно не ведая будущего, воспитал тебя и посоветовал твоему отцу назначить тебя своем преемником. Таким образом, для тебя я оказался главным виновником твоего воцарения, а для моей родины – источником теперешних бедствий. (36) Ибо люди по большей части сами навлекают на себя многие несчастия, которые с ними случаются в будущем. (37) Однако если у тебя осталась хоть какая-либо намять об оказанных мною тебе услугах, не причиняй нам больше никакого зла, воздай мне эту награду, за что ты, о царь, получишь возможность не считаться самым жестоким». Так сказал Стефан[164]. (38) Хосров же соглашался только тогда уйти отсюда, когда римляне выдадут ему Петра и Перания за то, что они, являясь рабами, полученными им по наследству, осмелились сражаться против него[165]. (39) Если же римлянам это не в радость, то пусть выбирают одно из двух: либо заплатить ему пятьсот кентинариев золота, либо принять в город некоторых из доверенных ему лиц, которые, разыскав все богатства города, все золото и серебро, которое окажется, доставят ему, оставив остальное во владении хозяев. (40) Такие оскорбительные слова сказал Хосров, надеявшийся без особого труда взять Эдессу. Послы, поскольку им показалось невыполнимым то, чего потребовал Хосров, в глубокой печали возвратились в город. (41) Когда они вошли внутрь укреплений и сообщили о том, что сказал Хосров, весь город преисполнился смятением в плачем.

(42) Между тем постройка насыпи поднималась все выше и выше, и с большой спешкой работа продвигалась вперед. Римляне, не зная, что делать, вновь отправили послов к Хосрову. (43) Когда они оказались в лагере неприятеля и сказали, что они пришли просить о том же самом, они не услышали от персов ни одного доброго слова, но изгнанные оттуда с грубостью и шумом, были вынуждены возвратиться в город. (44) Сначала римляне пытались надстроить стену, расположенную против насыпи, другой постройкой; но когда сооружение персов превысило и ее, они отказались от этой работы в склонили Мартина уладить дело о мире любым образом, каким он пожелает. Тот, подойдя близко к вражескому лагерю, вступил в разговор с некоторыми из персидских военачальников. (45) Они, вводя Мартина в заблуждение, стали говорить ему, что их царь настроев мирно, но, что он, Мартин, никак не может убедить римского автократора отказаться от стремления соревноваться с Хосровом и заключить с ним мир. (46) Ибо и Велисарий, который намного превосходит могуществом и саном его, Мартина, чего он, впрочем, и не отрицает, и который недавно смог убедить персидского царя, находившегося уже в центре римских владений, отступить оттуда в персидские пределы[166], пообещав, что в скором времени прибудут к нему послы из Византия и установят на прочной основе мир, ничего не сделал из того, за что ручался, поскольку оказался не в состояния преодолеть волю Юстиниана.

XXVII. В это время римляне придумали следующее. Они сделали подкоп из города под неприятельскую насыпь, приказав копавшим его не прекращать работы, пока они не дойдут до середины холма. Таким образом они собирались поджечь эту насыпь. (2) Когда подкоп дошел почти до середины холма, до персов, стоявших наверху, дошел какой-то шум. (3) Догадавшись о том, что происходит, они сами начали копать сверху, делая ров с обеих сторон от центра, чтобы таким путем захватить римлян, затевающих против них зло. (4) Узнав об этом, римляне прекратили работу, навалили земли в уже пустое место и стали действовать у нижней части насыпи, которая подходила к стене. Вытащив снизу дерево, камни и землю, они сделали своего рода комнатку, набросали туда стволы легковоспламеняющихся деревьев, облив их кедровым маслом, серой и асфальтом. (5) Все это у них было уже наготове, а тем временем персидские военачальники, часто встречаясь с Мартином, вели с ним разговоры, о которых я сказал, делая вид, будто бы они хотят принять предложение о начале мирных переговоров. (6) Когда же насыпь у них была доведена до конца и приблизилась к городской стене, высотой намного ее превышая, они отослали Мартина, явно отказавшись от заключения мира и вознамерившись далее приступить к активным действиям.

(7) Поэтому римляне тотчас же подожгли стволы деревьев, заготовленных ими для этого случая. Огонь разрушил некоторую часть насыпи, но еще не успел полностью в нее проникнуть, как все дерево сгорело. Однако римляне, не теряя времени, беспрерывно бросали в подкоп новые дрова. (8) Огонь уже разгорелся подо всей насыпью, и ночью повсюду над этим холмом показался дым. Не желая позволить персам заметить это, римляне предприняли следующий маневр. (9) Наполнив маленькие сосуды горящими углями, они начали в большом количестве бросать их вместе с зажигательными стрелами по всей насыпи. Персы, стоявшие здесь на страже, стали быстро ходить туда-сюда и тушить их. Они думали, что дым поднялся по этой причине. (10) Но поскольку он продолжал распространяться, варвары в большом числе бросились туда на помощь. Римляне же, пуская в них стрелы со стены, многих из них поубивали. (11) С восходом солнца сюда прибыл и Хосров, сопровождаемый большей частью войска. Поднявшись на холм, он первый понял причину несчастья. (12) Ибо он обнаружил, что дым идет изнутри, а не от того, что метали враги. Он тотчас приказал всему войску спешно идти на помощь. (13) Римляне, воспрянув духом, бросали им оскорбительные слова; из варваров же одни засыпали землей, другие заливали водой те места, где показывался дым, надеясь, таким образом, одолеть беду, но им это совершенно не удавалось. (14) Там, где насыпали землю, естественно, дым прекращался, однако, вскоре он появлялся в другом месте, поскольку огонь заставлял его искать себе выход, где только можно. Что же касается воды, то чем больше ее куда-либо попадало, тем больше увеличивалось действие смолы и серы, отчего еще сильнее охватывались огнем попадающиеся бревна, и она гнала огонь все дальше, поскольку нигде не могло проникнуть внутрь насыпи такое количество воды, которого хватило бы на то, чтобы погасить пламя. (15) К вечеру дым стал настолько сильным, что оказался виден в Каррах и других более отдаленных городах. (16) Поскольку множество персов и римлян взобралось на насыпь, между ними завязалась битва; они сильно теснили друг друга, но победа осталась за римлянами. (17) Тогда и яркое пламя показалось над насыпью, и персы отказались от этого предприятия.

(18) На шестой день после этого, ранним утром, персы с лестницами в руках подошли к той части стены, которая называется крепостью. (19) Римляне, которые несли здесь стражу, спокойно спали, так как ночь была уже на исходе. Персы, тихо поставив лестницы к стене, начали уже подниматься вверх. (20) Но случилось так, что один из всех римлян, некий крестьянин, не спал. Он-то криком и большим шумом всех и поднял. (21) Произошла ожесточенная схватка. Персы оказались побеждены и удалились в свой лагерь, оставив там лестницы, которые римляне втащили в город, когда им никто не мешал. (22) Около полудня Хосров послал большой отряд к так называемым Большим воротам[167] для штурма этого места. (23) Навстречу им выступили не только солдаты, но и крестьяне и некоторые из горожан. Одержав победу в битве с варварами, они далеко прогнали их. (24) В то время, когда они еще преследовали персов, среди римлян оказался толмач Хосрова Павел, который сообщил им, что из Визáнтия прибыл Рекинарий для заключения мира. Тогда обе стороны разошлись по своим местам. (25) На самом же деле Рекинарий прибыл в лагерь варваров за несколько дней до этого. (26) Однако персы совершенно не давали римлянам знать об этом, явно выжидая исхода своего коварного нападения на стену с тем, чтобы, если им удастся ее взять, не показалось, что они таким образом нарушили соглашение о мире, а если же они потерпят поражение, как это и случилось, приступить к мирным переговорам, к которым их призывали римляне. (27) Когда Рекинарий оказался внутри городских стен, персы потребовали, чтобы те, которые будут вести переговоры о мире, немедленно прибыли к Хосрову. Но римляне сказали, что послы будут отправлены через три дня; ибо в тот момент их стратиг Мартин был болен.

(28) Хосров, предполагая, что в этом доводе нет здравого смысла, стал готовиться к нападению. Приказав навалить на насыпь огромное количество кирпичей, он два дня спустя со всем войском подошел к городским укреплениям, намереваясь подвергнуть их штурму. (29) У каждых ворот он поставил кого-либо из военачальников с отрядом войска и, окружив таким образом всю стену, стал пододвигать к ней лестницы и машины. (30) Позади он поставил всех сарацин с некоторым количеством персов не для того, чтобы они нападали на город, но для того, чтобы после того, как город будет взят, они ловили и брали в плен тех, кто будет убегать из него. (31) С таким намерением Хосров и расставил так войско. Битва началась ранним утром, и поначалу преимущество было на стороне персов. (32) Будучи столь многочисленными, они сражались против малого числа защищавшихся, ибо большинство римлян ничего не слышали о происходящем и вообще они были совершенно не подготовлены. (33) Но чем дальше разгоралась битва, тем больше весь город наполнялся шумом и смятением, и все население, даже женщины и малые дети, стало подниматься на стены. (34) Взрослые мужчины вместе с солдатами мужественно отражали врагов, и многие крестьяне проявили в борьбе с варварами удивительную храбрость. (35) Дети же и женщины вместе со стариками собирали для сражавшихся камни и помогали им в других отношениях. (36) Некоторые, наполнив множество котлов маслом, поставили их по всей стене, долгое время кипятили, а затем совсем еще горячее масло выливали на приближавшихся к укреплениям врагов какими-то разбрызгивателями, тем самым причиняя им еще больший вред. (37) И персы, уже падая духом, стали бросать оружие, и, являясь к царю, заявляли, что они не в состоянии выдержать такого сражения. (38) Охваченный страшным гневом, побуждая их угрозами, он двинул всех на врагов. (39) Итак, они со страшным криком и шумом начали придвигать к стене башни и другие машины, а также приставлять лестницы с тем, чтобы взять город единым штурмом. (40) Однако римляне, осыпая их градом стрел и камней, защищались изо всех сил, и варвары, понеся страшное поражение, были обращены в бегство. Римляне издевались над отступающим Хосровом и звали его еще раз штурмовать стены. (41) Один лишь Азарет[168] сражался со своим отрядом у так называемых Соинских ворот[169], в том месте, что зовется Трехбашеньем. (42) Поскольку римляне здесь не были по силе равны персам и уже уступали их натиску, варвары проломили во многих местах внешнюю стену, называемую протейхисмой, и сильно наседали на тех, кто защищал основную стену до тех пор, пока Пераний не напал на них, совершив вылазку со многими солдатами и некоторыми эдесситами, и не прогнал их, победив в сражении. (43) Этот штурм, начавшийся совсем рано утром, закончился поздно вечером. Обе стороны провели ночь спокойно, без боя, персы, страшась уже за свои лагерные укрепления и за самих себя, а римляне, собирая камни на стены и приводя в полную готовность все остальное с тем, чтобы на завтра вновь сражаться с идущим на штурм врагом. (44) На следующий день никто из врагов уже не подходил к укреплениям. На третий день часть войска по приказу Хосрова совершила атаку на так называемые Варлайские ворота[170], но римляне выступили им навстречу в победили их в схватке, нанеся им большой урон, так что персы скоро отступили в свой лагерь. (45) Тогда Павел, толмач персов, подошел к стене и стал звать Мартина, чтобы тот позаботился о переговорах. (46) Мартин вступил в беседу с персидскими военачальниками, и Хосров, взяв от эдесситов пять кентинариев, дал им грамоту с обещанием не причинять больше римлянам никакого зла. Затем он сжег лагерные укрепления и со всем войском удалился домой.

XXVIII. Около этого времени умерло два римских военачальника: двоюродный брат василевса Юст и Пераний, родом ивир. Юст погиб от болезни, а Пераний разбился, упав на охоте с коня. (2) Поэтому вместо них василевс назначил других, послав Маркелла, своего племянника, только что вошедшего в возраст[171], и Константиана, который немного раньше вместе с Сергием отправлялся с посольством к Хосрову[172]. (3) И теперь василевс Юстиниан направил к Хосрову Константиана и Сергия в качестве уполномоченных для заключения мирного договора. (4) Они застали Хосрова в Ассирии, там, где находятся два города – Селевкия и Ктесифон. Их построили македоняне, которые после смерти Александра, сына Филиппа, правили персами и другими живущими там народами[173]. (5) Два этих города разделяет река Тигр, ибо другой промежуточной полосы земли между ними нет. (6) Встретившись здесь с Хосровом, послы предложили ему возвратить римлянам земли Лазики и заключить с ними прочный мир. (7) Но Хосров сказал, что нелегко им будет заключить между собой мир, если прежде не будет установлено перемирие, в течение которого они постоянно могли бы безо всякой опаски посещать друг друга, разрешить таким образом все разногласия и прочно установить на будущее договор о мире[174]. (8) Однако за перемирие на все это время римский автократор должен заплатить ему деньги и прислать врача по имени Трибун с тем, чтобы он оставался при нем назначенное время. (9) Этому врачу удалось в прежнее время излечить его от тяжелой болезни, чем он заслужил его расположение и стал ему очень желанным человеком[175]. (10) Когда об этом услышал василевс Юстиниан, он тотчас послал ему Трибуна и вместе с ним деньги – двадцать кентинариев. (11) Так между римлянами и персами был заключен мирный договор на пять лет, произошло это на девятнадцатом году <545 г.> самодержавного правления василевса Юстиниана.

(12) Немного времени спустя сарацинские вожди Арефа и Аламундар начали между собой войну, одни, безо всякой помощи как со стороны римлян, так и со стороны персов. (13) Во время одного набега Аламундар взял в плен одного из сыновей Арефы, когда тот пас лошадей, и тотчас принес его в жертву Афродите[176]. Отсюда можно заключить, что Арефа не предавал персам интересы римлян. (14) После этого они со всеми своими войсками вступили в сражение друг с другом. Люди Арефы одержали решительную победу и, обратив врагов в бегство, многих из них убили. Арефа чуть было не взял живыми в плен сыновей Аламундара, однако, все же не взял. Так обстояли тогда дела у сарацин. (15) Между тем стало ясно, что царь персов Хосров заключил с римлянами перемирие с коварной целью, надеясь захватить их благодаря этому миру врасплох, причинив им ужасное зло. (16) Ибо на третьем году этого перемирия он задумал следующую хитрость. Было среди персов два брата: Фабриз и Исдигусна[177], оба занимавшие у них высокие посты, но по складу характера самые негодные из всех персов и имевшие славу как наиболее искусные во всякой низости. (17) Задумав внезапным нападением захватить город Дару и выселить из Лазики всех колхов, разместив на их месте персов, Хосров избрал себе в помощники для выполнения того и другого предприятия этих людей. (18) Ему казалось, что будет удачной и ценной находкой, если он присвоит Колхиду и упрочит обладание ею, поскольку, по его расчету, это во многих отношениях окажется полезным для персидской державы. (19) Ибо и Ивирией он сможет владеть в дальнейшем совершенно спокойно, поскольку им не у кого будет искать спасения на тот случай, если они восстанут против него. (20) Ибо с тех пор, как знатнейшие из этих варваров вместе с царем Гургеном задумали отпасть, как было сказано иной раньше[178], персы не позволяли им иметь своего царя, ивиры же подчинялись им против своей воли, и между теми и другими царило большое подозрение и недоверие. (21) Было ясно, что ивиры крайне недовольны и, если им представится какой-нибудь благоприятный случай, они в ближайшее время восстанут. (22) Кроме того, персидская держава навсегда избавится от опустошительных набегов соседствующих с Лазикой гуннов, которых ему [Хосрову] будет легче и без особого труда насылать на римскую державу, когда ему только заблагорассудится, ибо Лазика не что иное, как передовое укрепление против живущих на Кавказе варваров. (23) Но более всего, он надеялся, будет персам выгоды из-за обладания Лазикой потому, что, двигаясь из нее, они смогут совершать набеги и посуху, и по морю на местности, расположенные у так называемого Понта Эвксинского, покорить Каппадокию и соседствующие с ней Галатию и Вифинию и затем, не встречая ни от кого сопротивления, внезапным набегом захватить Визáнтий[179]. (24) Поэтому Хосров и хотел подчинить своей власти Лазику, но на лазов он меньше всего полагался. (25) Ибо с того времени, как римляне удалились из Лазики, большинство лазов были самым решительным образом настроены против персов. Дело в том, что среди всех других народов персы отличаются исключительным своеобразием, и по своему характеру и образу жизни они чрезвычайно жестоки. (26) Их законы неприемлемы в а для кого из людей, а их повеления совершенно невыполнимы, В сравнении же с лазами отличие их образа мысли и жизни особенно ощутимо, поскольку лазы более всех других людей преданы христианству, в то время как религия персов прямо противоположна их вере. (27) Кроме того, в Лазике совсем нет соли, равно как и хлеба, вина и других земных благ[180]. (28) Все это ввозится к ним на судах римлянами, живущими у морского побережья, и лазы приобретают эти товары не за золото, а за кожи, рабов и все то, что у них здесь в излишке. (29) Естественно, что, лишенные всего этого, они в дальнейшем пребывали в сильном раздражении. Хосров знал об этом и поэтому спешил самым надежным образом предупредить их восстание. (30) Пока он обдумывал эти планы, ему казалось, что самым выгодным будет устранить как можно скорее царя лазов Гуваза, выселить оттуда лазов всем племенем и затем разместить в этой стране персов и какие-либо другие народы.

(31) Решив так, Хосров под предлогом посольства в Визáнтий отправляет Исдигусну, а вместе с ним пятьсот отборных персов, приказав им, войдя в город Дару, расположиться во множестве разных домов и ночью все их поджечь; когда же римляне, как того следует ожидать, будут заняты тушением пожара, открыть сразу же ворота и впустить в город еще одно персидское войско. (32) Военачальнику же города Нисибиса было приказано втайне держать поблизости множество воинов в полной готовности. Таким образом, думал Хосров, они без особого труда истребят всех римлян, и, захватив город Дару, будут прочно владеть им. (33) Но один римлянин, незадолго до этого перешедший на сторону персов, хорошо узнав все задуманное, сообщил об этом Георгию, который в то время находился там. Это был тот самый муж, о котором я упоминал раньше, когда рассказывал, как он убедил персов, осажденных в крепости Сисавравон, сдаться римлянам[181]. (34) Встретив их на границе римских в персидских владений, Георгий сказал этому послу, что намерение его не соответствует посольским обычаям и никогда персы в таком количестве не получали ночлега в римском городе, (35) так что следует ему всех остальных оставить в местечке Аммодий, а самому войти в город Дару с немногими людьми. (36) Исдигусна негодовал в высказал большое неудовольствие, что он якобы незаслуженно получил оскорбление хотя он оправлен послом к царю римлян. (37) Но Георгий не обратил внимания на его раздражение и тем сохранил город для римлян. Только с двадцатью сопровождающими Исдигусна был принят в город.

(38) Потерпев неудачу в своей попытке, этот варвар отправился в Визáнтий якобы в качестве посла, имея при себе жену и двух дочерей (это было для него предлогом держать при себе такую толпу сопровождающих). Представ перед василевсом, он ничего не смог сказать по важным вопросам, хотя провел в римской земле не менее десяти месяцев. (39) Однако он, как и полагается, передал василевсу подарки от Хосрова и послание, в котором Хосров просил царя Юстиниана сообщить ему, находится ли он в полном здравии. (40) Этого Исдигусну василевс Юстиниан из всех послов, насколько мы знаем, принимал с особой благосклонностью и оказал ему много почета. (41) Так, угощая его, василевс позволил возлежать на одном ложе с собой Врадукию, который следовал за ним в качестве толмача, – случай, доселе небывалый. (42) Ибо никто раньше никогда не видел, чтобы толмач был допущен к столу даже невысоких архонтов, не говоря уже о том, чтобы быть допущенным к столу василевса. (43) Однако Исдигусну василевс принял и отпустил с большими почестями, чем подобает послу, хотя его миссия, как я сказал, не имела никакого значения. (44) Если подсчитать сделанные на него издержки и стоимость тех даров, которые, уезжая отсюда, Исдигусна увез с собой, то окажется, что все это составило не менее десяти кентинариев золота[182]. Этим закончились козни Хосрова против города Дары.

XXIX. В Лазику же Хосров первым делом отправил много леса, годного для строительства кораблей, никому не говоря, с какой целью он это сделал, на словах же заявляя, что он послал его для того, чтобы установить машины на стенах Петры. (2) Затем отобрав среда персов триста воинов и поставив во главе их Фабриза, о котором я только что упоминал, он направил их в Колхиду. Фабризу он поручил уничтожить Гуваза, но как-нибудь тайком. Все остальное будет уже его, Хосрова, дело. (3) Когда этот лес был доставлен в Лазику, то от удара молнии он неожиданно загорелся и обратился в пепел. Фабриз же, прибыв со своими тремястами войнами в Лазику, принялся за исполнение повеления Хосрова касательно Гуваза. (4) Случилось так, что одни из знатных колхов по имени Фарсан чем-то оскорбил Гуваза, вызвав к себе с его стороны столь сильную ненависть, что не смел показываться ему на глаза. (5) Узнав об этом, Фабриз позвал Фарсана к себе и в разговоре с ним сообщил обо всех своих намерениях, спрашивая его, как лучше взяться за это дело. (6) Посовещавшись, они решили, что Фабриз, оставаясь в городе Петре, позовет туда к себе Гуваза якобы для того, чтобы сообщить ему о том, что царь предполагает сделать в интересах лазов. (7) Однако Фарсан тайно дал Гувазу знать, что против него замышляется. Поэтому Гуваз к Фабризу вовсе не явился и решил уже открыто отпасть от персов. (8) Фабриз же, приказав остальным персам всеми силами заботиться об охране Петры и как можно тщательнее приготовиться к осаде, сам со своими тремястами воинами, ничего не добившись, возвратился домой. (9) Между тем Гуваз, доведя до сведения василевса Юстиниана, в каком положении находятся дела лазов, просил простить их за прежние проступки и всячески помочь им избавиться от власти персов, поскольку одними своими силами они не могут одолеть мощь персов.

(10) Услышав об этом, василевс Юстиниан был очень обрадован и послал <549 г.> на помощь лазам семь тысяч человек под командованием Дагисфея[183] и тысячу цанов. (11) Прибыв в землю колхов, они вместе с лазами и Гувазом стали лагерем возле укрепления Петры и приступили к осаде. (12) Поскольку находившиеся в Петре персы очень мужественно защищались и поскольку персам удалось запастись достаточным количеством продовольствия, на осаду пришлось потратить много времени. (13) Обеспокоенный этим, Хосров послал туда большое войско ив конницы и пехоты, командовать которым он назначил Мермероя[184]. Узнав об этом, Гуваз, посоветовавшись с Дагисфеем, сделал то, о чем я сейчас расскажу.

(14) Река Воа[185] вытекает из пределов армян, живущих около Фарангия, недалеко от пределов цанов. Сначала она довольно долго течет направо, будучи неширокой и для кого угодно легко преодолимой, вплоть до того места, где по правую сторону находятся границы Ивирии, а прямо – заканчивается Кавказский хребет. (15) Тут живет много различных племен, в том числе аланы и авасги, являющиеся христианами и издревле находящиеся в дружбе с римлянами, затем зихи, а за ними гунны, которые называются савирами[186]. (16) Когда же река доходит до того места, где находятся границы Ивирии и Кавказа, то тут в нее вливается много других водных потоков и она становится много шире и течет, получив отсюда название Фасиса вместо Воа; с этого места она судоходна вплоть до так называемого Понта Эвксинского, куда она и впадает. Тут по обеим ее сторонам расположена Лазика. (17) Но только лежащая по правому ее берегу страна заселена местным населением, вплоть до пределов Ивирии. (18) Все селения лазов находятся здесь, на этой стороне реки, и тут издревле построены ими городки, в том числе самый укрепленный из них Археополь, Севастополь и крепость Питиунт, а у самых границ ивиров Сканда и Сарапанис. Самые значительные города здесь Родополь и Мохирис[187]. (19) По левому берегу реки границы Лазики простираются на расстояние одного дня пути для не обремененного тяжестью пешехода, но эта земля совершенно безлюдна. По соседству с этой страной живут римляне, которые называются понтийскими. (20) В пределах Лазики, там, где нет никаких поселений, василевс Юстиниан уже в мое время выстроил город Петру, (21) где Иоанн по прозвищу Цив учредил монополию, как мной рассказано раньше[188], оказавшись виновником отпадения лазов. (22) К югу от города Петры сразу же находятся границы римлян. Здесь расположены весьма многолюдные места: так называемый Ризей, Афины и многие другие вплоть до Трапезунда. (23) Когда лазы вели Хосрова, они, перейдя реку Воа и имея по правую сторону Фасис, подошли таким образом к Петре, поступая так якобы из опасения, что придется переходить реку Фасис с большим трудом и огромной тратой времени, на самом же деле – из-за нежелания показывать персам свои жилища. (24) Ибо Лазика и с той, и с другой стороны реки одинаково труднопроходима. (25) По обеим сторонам этой местности поднимаются очень высокие скалы, на большом пространстве образующие здесь ущелья. Римляне, говоря по-гречески, называют такие проходы клисурами. (26) Поскольку тогда Лазика не охранялась, персы со своими проводниками очень легко достигли Петры.

(27) Теперь же Гуваз, узнав о походе персов, наказал Дагисфею послать туда кого-нибудь с тем, чтобы они тщательно охраняли ущелье, расположенное ниже реки Фасис, но ни в коем случае не снимая осады до тех пор, пока не захватят и Петру, и находящихся в ней персов. (28) Сам же он со всем войском колхов двинулся к границам Лазики, чтобы всеми своими силами охранять имеющиеся там теснины. (29) Задолго до этого ему удалось заключить союз с аланами и савирами[189], которые за три кентинария согласились не только вместе с ним охранять от опустошения землю лазов, но и так обезлюдить Ивирию, что в дальнейшем персы не смогут двигаться отсюда. Он пообещал, что эти деньги даст василевс. (30) Сам он, сообщив василевсу Юстиниану о заключенном им договоре, просил его прислать варварам деньги и как-то помочь до крайности разоренным лазам. (31) Он говорил, что и ему самому казна задолжала жалование за десять лет, так как он, причисленный к придворным силенциариям, не получил оттуда ничего с того времени, как Хосров вступил на землю Колхиды. (32) Василевс Юстиниан намеревался исполнить его просьбу, но, занятый в это время другими делами, не успел послать деньги в надлежащее время[190]. Вот что предпринимал Гуваз.

(33) Дагисфей же, человек молодой и совершенно не подходящий для ведения войны с персами, действовал при данных обстоятельствах отнюдь не так, как следовало. (34) Ему надо было послать к теснинам большую часть войска, а возможно, и самому присутствовать при этом военном предприятии, а он отправил туда всего сто человек, как будто дело шло о чем-нибудь маловажном; сам же он продолжал осаждать Петру всем войском, однако, совершенно безуспешно, несмотря на то, что врагов осталось немного. (35) Сначала их было не менее полутора тысяч, но поскольку их в течение длительного времени поражали римляне и лазы, штурмовавшие стены, а сами они проявляли доблесть большую, чем все другие известные нам народы, то их много погибло и они дошли до весьма незначительного числа. (36) Не зная, что делать, они впали в отчаяние и сидели, ничего не предпринимая. Римляне же сделали небольшой подкоп возле стены, и стена тут же рухнула. (37) Однако за этим местом оказался не отделенный от стены дом, который прикрыл всю обвалившуюся часть укрепления, (38) заменив осажденным стену и таким образом обеспечив им полную безопасность. (39) Но римлян это ничуть не смутило, ибо зная, что, сделав такой же подкоп в другом месте, они с легкостью возьмут город, они воспылали еще большими надеждами. (40) Поэтому .Дагисфей, донося василевсу о том, что произошло, наперед указывал, что ему полагается награда за победу, дав понять, какими дарами василевсу следует одарить его самого и его брата, ибо он возьмет Петру в самом скором времени. (41) Однако персы против всякого ожидания очень решительно отражали штурм римлян и панов, хотя их оставалось совсем немного. (42) Ничего не добившись атакой, римляне вновь принялись за подкоп и этой работой достигли того, что основание стены находилось уже не на земле, по по большей части висело над пустотой и, как следовало ожидать, укрепление должно было вот-вот рухнуть. (43) И если бы Дагисфей сразу распорядился развести огонь под основанием стены, город был бы тотчас же взят. Но он, выжидая от василевса исполнения своих надежд, ничего не делал, медлил и тянул время.

XXX. Миновав границы Ивирии, Мермерой со всем персидским войском двинулся дальше, имея по правую руку реку Фасис, поскольку он не хотел идти мимо населенных пунктов Лазики[191], чтобы не встретить затруднений на своем пути. (2) Он спешил спасти Петру и находившихся в ней персов, хотя часть стены внезапно рухнула на землю: как я уже сказал, она висела в воздухе. (3) Тогда пятьдесят человек из римского войска добровольцами ворвались в город, громкими возгласами прославляя василевса Юстиниана как победителя. (4) Вел их за собой один юноша, родом армянин по имени Иоанн, сын Фомы, по прозванию Гуза[192]. (5) Это тот самый Фома, который по приказу василевса построил вокруг Лазики множество укреплений и являлся командующим находящихся там войск: василевс считал его человеком разумным. (6) Итак Иоанн, когда персы выступили с ним в бой, оказался ранен и тотчас вернулся со своими людьми в лагерь, поскольку никто из римского войска не пришел к нему на подмогу. (7) Между тем некий перс по имени Мирран, возглавлявший гарнизон в Пéтре, беспокоясь о судьбе города, приказал всем персам тщательно вести охрану, а сам отправился к Дагисфею и, рассыпаясь перед ним в льстивых и лживых речах, с легкостью дал согласие в скором времени сдать римлянам город. Таким образом ему удалось обманом достигнуть того, чтобы римское войско не сразу вступило в город.

(8) Когда войско Мермероя дошло до теснин, там их встретил римский отряд из ста человек. Римляне храбро защищались, отражая врага, пытавшегося проникнуть в этот узкий проход. (9) Персы не уступали им и продвигались все дальше, заменяя убитых свежими силами и упорно пробиваясь через ущелье. (10) Персов оказалось убито более тысячи, римляне же устали от побоища и, поскольку персы одолевали их своей массой, они отступили и, быстро поднявшись на вершины тамошних гор, нашли здесь свое спасение[193]. (11) Узнав об этом, Дагисфей тотчас же снял осаду и, не дав войску никакого приказа, бросился к реке Фасис. Все римляне последовали за ним, оставив в лагере все свое имущество. (12) Персы, видя, что происходит, открыли, ворота, и, выйдя из города, подошли к палаткам неприятеля, намереваясь их разграбить. (13) Однако паны (ибо они не последовали за Дагисфеем) бросились бегом к лагерю и безо всякого труда обратили врагов в бегство, убив многих из них. (14) Персы, ринувшись назад, вернулись за свои стены, а цаны, разграбив римский лагерь, тотчас удалились в Ризей и оттуда, достигнув Афин, через Трапезунд возвратились домой.

(15) Мермерой и персидское войско прибыли сюда на девятый день[194] после отступления Дагисфея. Они нашли в Петре из оставленного гарнизона персов триста пятьдесят человек раненых и негодных к сражениям, невредимых же – только сто пятьдесят человек. Все остальные погибли. (16) Оставшиеся в живых не выбрасывали трупы за стены и, хотя они задыхались от невыносимого зловония, все это невероятно терпеливо переносили с тем, чтобы не увеличивать рвение врагов в осаде, обнаружив перед ними свои тяжкие потери. (17) Мермерой с издевкой говорил, что государство римлян достойно слез и стенаний, ибо они дошли до такого бессилия, что никак не могли одолеть полторы сотни персов, даже на защищенных стенами[195]. (18) Он спешно принялся восстанавливать обрушившуюся часть стены, и так как у него не было под руками ни извести, ни чего-либо другого, годного для постройки, он придумал следующее. (19) Наполнив песком парусиновые мешки, в которых персы привезли в Колхиду свое продовольствие, он приказал положить их вместо камней; таким образом мешки заменили здесь стену. (20) Отобрав среди самых воинственных солдат три тысячи человек, он оставил их здесь [в Пéтре] и, снабдив их продовольствием, правда, на короткий срок, велел им позаботиться о постройке укрепления. Сам же с остальным войском отправился назад[196].

(21) Но поскольку на том пути, которым он шел сюда, невозможно было достать никакого провианта, а все то, что войско вывезло из Ивирии, он оставил в Пéтре, он решил идти другой дорогой, через здешние горы, где, как он узнал, есть населенные местности, грабя которые войско могло просуществовать. (22) Во время их продвижения один из именитых лазов по имени Фувел, приведя с собой Дагисфея с двумя тысячами римлян, напал из засады на отдыхавших персов. Они совершили на персов внезапное нападение, убив тех из них, которые пасли коней, и, забрав лошадей, быстро отступили. Таким образом Мермерой с персидским войском продвигался отсюда.

(23) Гуваз же, даже узнав о том, что произошло у римлян под Пéтрой и у теснин, не поддался страху и не оставил того ущелья, которое он охранял, считая, что здесь для, него – самая огромная надежда на спасение. (24) Он понимал, что, хотя персы, оттеснив римлян по ту сторону Фасиса, смогли пройти через ущелье и оказаться в Пéтре, то этой части земли лазов они не были в состоянии причинить никакого вреда, ибо не имели возможности перебраться через Фасис, тем более что у них не было и судов. (25) Эта река здесь глубже любой другой и необычайно широка. (26) Течение ее настолько стремительно, что, впадая в море, она долго течет, не смешиваясь с морской водой. Плавающие в этих местах могут иметь совершенно пресную воду даже в открытом море. (27) Кроме того, по северной стороне реки лазы во многих местах построили сторожевые крепости, чтобы неприятель, даже если он переправится через реку, не смог высадиться на их земле. (28) Между тем василевс Юстиниан послал племени савиров условленную сумму денег, одарив Гуваза и лазов другой. (29) Задолго до этого он отправил еще одно значительное войско, которое туда еще не дошло. Командующим им он назначил Рекитанга[197], человека разумного и опытного в военном деле. Так обстояли там дела.

(30) Мермерой, оказавшись, как мной было сказано, в горах, решил пополнить здесь запасы продовольствия для Пéтры. Он считал, что тамошнему гарнизону из трех тысяч человек никак не хватит того провианта, который он привез с собой. (31) Однако того, что им попадалось, едва хватало для пропитания такого войска, ибо оно насчитывало не менее тридцати тысяч, и поэтому ему удалось послать отсюда в Петру лишь небольшие запасы. Поразмыслив, он счел за лучшее вывести из пределов Колхиды большую часть войска, оставив здесь лишь немногих, которые будут значительную часть из того, что им попадется, отправлять гарнизону в Петре, вполне довольствуясь остальным. (32) Итак, отобрав пять тысяч человек, он приказал им находиться здесь, назначив их военачальником Фабриза и еще трех других. (33) Оставлять здесь большее количество солдат он не счел нужным, ибо врагов не было видно нигде.

(34) Когда эти пять тысяч подошли близко к границам Лазики, все они стали лагерем на берегу реки Фасис; двигаясь откуда небольшими отрядами, они грабили тамошние места. (35) Узнав об этом, Гуваз послал сказать Дагисфею, чтобы он спешно двинулся к нему на помощь, так как вместе они смогут нанести врагу крупное поражение. (36) Дагисфей так и сделал. Он отправился вперед со всем римским войском, имея реку Фасис по левую руку, пока не добрался до того места, где на противоположном берегу реки стояли лагерем лазы. (37) Как раз в этом месте можно было переправиться через Фасис вброд, о чем римляне и персы, плохо зная тамошние места, даже и не подозревали. Лазы, которым это хорошо было известно, неожиданно переправились через реку и присоединились к войску римлян. Между тем персы, отобрав среди своих тысячу особенно выдающихся солдат, послали их вперед в качестве разведчиков с тем, чтобы никто из врагов не мог напасть на лагерь в нанести им ущерб. (38) Двое из них, оказавшись впереди, неожиданно попали в руки неприятеля, рассказав ему обо всем. (39) Поэтому римляне в лазы внезапно напали на эту тысячу: никому из нее не удалось спастись бегством, но большинство оказалось убито, некоторых же персов люди Гуваза и Дагисфея взяли в плен и от них смогли узнать размеры персидского войска, расстояние, на котором оно находится, и как обстоят в нем дела. (40) Поднявшись всем войском, римляне и лазы двинулись на них, намереваясь совершить свое нападение глубокой ночью. Число же римлян в лазов доходило до четырнадцати тысяч. (41) Персы, у которых и мысли не было о неприятеле, спали глубоким сном. Они были уверены, что перейти реку вброд невозможно и что их тысяча, нигде ни от кого не встречая сопротивления, ушла куда-то совсем далеко. (42) И вдруг ранним утром римляне и лазы напали на них, когда одни еще спали, а другие только что проснулись и еще раздетыми лежали на подстилках. (43) Поэтому никто из них не успел даже подумать о сопротивлении, но большинство было схвачено и убито, некоторых же неприятели взяли в плен живыми, в том числе и одного из военачальников, и лишь совеем немногие, бежав под прикрытием темноты, спаслись. (44) Римляне с лазами захватили их лагерь и все знамена, взяли много оружия и денег, а также захватили большое количество лошадей и мулов. (45) Продолжая преследование и дальше, они зашли далеко вглубь Ивирии. Встретившись там и с другими персами, они многих поубивали. (46) Так персы были изгнаны из Лазики. Римляне и лазы нашли здесь много провианта, особенно муки, которую варвары свезли из Ивирии с тем, чтобы отправить ее в Пéтру (47) Оставив в ущелье значительный отряд лазов, чтобы персам никак нельзя было доставлять в Пéтру продовольствие, они со всей остальной добычей и пленными возвратились назад. (48) Так закончился четвертый год перемирия между римлянами и персами, а было это на двадцать третьем году <549 г.> единодержавного правления василевса Юстиниана.

(49) За год до этого вернулся в Визáнтий Иоанн из Каппадокии[198], ибо тогда уже окончила свои дни василиса Феодора[199]. (50) Ему не удалось удержать за собой ни одного из своих прежних званий, но остался он в сане священника, пожалованном ему против его воли. И все же частенько этот человек грезил о царской власти. (51) Любит дьявол, в природе которого дразнить людей, маячить перед взором тех, чей разум не крепок, непомерными и горделивыми мечтами. (52) Так и этому Иоанну гадатели предсказывали наряду со многими другими невероятными благами и то, что ему суждено быть облаченным в одеяние августа. (53) Был в Визáнтии один священнослужитель по имени Август, который являлся хранителем сокровищ собора св. Софии. (54) Когда Иоанн был пострижен и насильно удостоен священнослужительским саном, а подходящего для иерея одеяния у него не было, то те, на кого возложена эта обязанность, заставили его надеть плащ и тунику этого самого Августа. Таким образом, я думаю, и сбылось это пророчество.

Война с вандалами

Книга первая

Так василевс Юстиниан закончил войну с персами. Я же перехожу к рассказу о том, что он совершил против вандалов и маврусиев. Но сначала я скажу о том, как войско вандалов обрушилось на римские земли. (2) Когда римский автократор Феодосий, справедливый человек в прекрасный воин, покинул здешний мир, держава была разделена между двумя его детьми. Старший, Аркадий, получил восточную часть; младший, Гонорий, – западную[1]. (3) Разделена же держава была еще Константином и его детьми[2]. Этот Константин перенес место пребывания василевса в Визáнтий, который он значительно расширил, сделал гораздо более блестящим и позволил назвать своим именем[3].

(4) Земля или во всяком случае большая ее часть (поскольку наши познания в этой области еще не совсем точны) окружена океаном. Ее разделяет на два материка поток, изливающийся от океана[4] и образующий это море, начинаясь от Гадира и простираясь до Меотийского озера. (5) Один из материков, тот, который расположен справа, если плыть по морю в направлении от океана до этого озера, назван Азией и начинается от Гадира и южного Гераклова столпа. (6) Местные жители называют находящееся здесь укрепление Септон, поскольку там есть семь холмов, а «септон» на латинском языке означаем «семь»[5]. (7) Противолежащий же материк называется Европой. Пролив, разделяющий в этом месте два материка, имеет в ширину самое большее восемьдесят четыре стадии[6]; начиная отсюда, они отделяются друг от друга большими морями вплоть до Геллеспонта. (8) Здесь они вновь сближаются около Систа и Авидоса и опять у Визáнтия и Халкидона до так называемых в древности Кианейских (темно-синих) скал, где и теперь есть место, называемое Иерон. Тут оба материка отстоят друг от друга на расстоянии десяти стадий, а то и еще меньше[7].

(9) Расстояние от одного Гераклова столпа до другого, если идти береговой дорогой, не обходя Ионийский залив и так называемый Понт Эвксинский, а переправившись из Халкидона в Визáнтий и далее из Дриунта на противолежащий материк, путник налегке пройдет за двести восемьдесят пять дней. (10) Местности же вокруг Понта Эвксинского, простирающегося от Византия до Меотийского озера, описать все точно невозможно, так как из-за варваров обитающих к северу от Истра, называемого Данувием, этот берег совершенно недоступен для римлян. Известно только, что расстояние от Византия до устья Истра составляет двадцать два дня пути, причем исчислять его следует так, как это делается по отношению к Европе. (11) Со стороны Азии, если считать от Халкидона до реки Фасис, которая, вытекая из пределов колхов, впадает в Понт, расстояние равно сорока дням пути. (12) Таким образом, все римские владения, если идти вдоль моря, имеют протяженность в 347 дней пути, если, как сказано выше, переправиться из Дриунта через Ионийский валив, имеющий по окружности не менее восьмисот стадий. (13) Чтобы обойти этот залив, необходимо не меньше четырех дней пути. Такова была величина Римской державы, правда, в древнее время[8].

(14) Тому, кто правил на Западе, принадлежала власть и над большей частью Ливии, т. е. на протяжении девяноста дней пути – таково расстояние от Гадира до границ Триполиса в Ливии. В Европе же на его долю досталось пространство в семьдесят дней пути. (15) Таково пространство от второго Гераклова столпа до Ионийского залива. Сюда следует еще прибавить окружность этого залива. (16) Василевсу же Востока досталось в наследство пространство в сто двадцать дней пути: от пределов Кирены в Ливии до Эпидамна, расположенного у самого Ионийского залива (ныне его называет Диррахием), и все те земли, которые лежат вокруг Понта Эвксинского и, как было сказано раньше, находятся под властью римлян. (17) Один день пути равен двумстам десяти стадиям. Таково расстояние от Афин до Мегары. Так римские автократоры поделили между собою оба материка. (18) Из островов же Британия, которая лежит по ту сторону Геракловых столпов и является самым большим среди всех островов, естественно, причислена к западной части. А по эту сторону столпов находится [остров] Эбуса; он лежит в [Средиземном] море, как бы в «Предморье», возле того места, где вливается океан, отстоя от него приблизительно на семь дней пути; около Эбусы расположены два других острова, которые местные жители называют Майорикой и Минорикой. Из других же островов, находящихся в море, каждый принадлежит тому царству, в пределах которого он расположен.

II. Когда на Западе царствовал Гонорий, варвары захватили его землю. Кто они были и как они это совершали, сейчас будет рассказано. (2) В прежнее время готских племен[9] было много, и много их и теперь, но самыми большими и значительными из них были готы, вандалы, визиготы и гепиды. В прежнее время, правда, они назывались савроматами[10] и меланхленами[11]. Некоторые называли эти племена гетами. (3) Все эти народы, как было сказано, отличаются друг от друга только именами, но во всем же остальном они сходны. (4) Все они белы телом, имеют русые волосы, рослые и хороши на вид; у них одни и те же законы и исповедуют они одну и ту же веру. (5) Все они ариане и говорят на одном языке, так называемом готском; и, как мне кажется, в древности они были одного племени, но впоследствии стали называться по-разному: по именам тех, кто были их,вождями. (6) Этот народ издревле жил по ту сторону Истра. Затем гепиды заняли местности вокруг Сингидуна и Сирмия, по ту и другую сторону реки Истра, где они пребывают и в мое время.

(7) Визиготы отдельно от других, поднявшись отсюда, сначала заключили союз с василевсом Аркадием, впоследствии же (ведь в умах варваров не живет верность к римлянам), когда их предводителем был Аларих[12], стали строить козни против того и другого василевса и, начав с Фракии, они как с вражеской страной обошлись со всей Европой. (8) До этих событий василевс Гонорий жил в Риме, не допуская даже мысли о каких-либо военных действиях, и был бы, я думаю, доволен, если бы его оставили в покое в его дворце. (9) Когда же он получил известие, что варвары пребывают не где-то вдалеке, но с большим войском находятся в земле тавлантиев[13], он, покинув свой дворец, в полном смятении бежал в Равенну, хорошо укрепленный город, расположенный у самой оконечности Ионийского залива. (10) Некоторые, правда, говорят, будто он сам призвал варваров, так как подданные подняли против него восстание; но мне кажется, что они говорят неверно, насколько, по крайней мере, можно судить по характеру этого человека. (11) Поскольку варвары не встречали никакого сопротивления, они показали себя самыми жестокими из всех людей. Те города, которые они взяли, они разрушили до такой степени, что даже до моего времени от них не осталось никакого следа, особенно от тех, которые были расположены по эту сторону Ионийского залива, разве что случайно сохранилась кое-где одинокая башня, или ворота, или что-либо подобное.

(12) Попадавшихся им людей они всех убивали, равно и старых, и молодых, не щадя ни женщин, ни детей. Потому-то еще и доныне Италия так малолюдна. (13) Они разграбили богатства всей Европы, особенно же в Риме они не оставили ничего ни из государственных, ни из частных богатств и удалились в Галлию. А как Аларих взял Рим, я сейчас расскажу.

(14) Когда он потратил много времени на осаду Рима и не смог взять его ни силой, ни другим каким-либо способом, он придумал следующее. (15) Отобрав из своего войска триста молодцов, еще безбородых, только что достигших юношеского возраста, которые, как он знал, были хорошего рода и обладали доблестью большей, чем свойственно их возрасту, он тайно сообщил им, что собирается притворно подарить их некоторым римским патрициям, выдавая их за рабов, разумеется только на словах. (16) Он приказал, чтобы они, как только окажутся в домах этих римлян, проявляя величайшую кротость и благонравие, со всем усердием выполняли все, что бы им ни поручали их владельцы, (17) Вскоре затем, в назначенный день, приблизительно около полудня, когда все их владельцы после еды будут, как обычно, предаваться сну, пусть все они соберутся к так называемым Саларийским воротам, внезапно нападут на ничего не подозревающую стражу, перебьют ее и как можно скорее откроют ворота. (18) Дав такой приказ юношам, Аларих тут же отправил послов к сенаторам, заявляя, что он восхищен их преданностью своему василевсу, что в дальнейшем он не будет причинять им неприятностей и что в признание их доблести и верности, к которым они так ясно обнаружили свое стремление, и чтобы сохранить о себе память у столь прекрасных людей, он желает одарить каждого из них несколькими рабами. (19) Заявив это и немного времени спустя отослав юношей, он велел варварам готовиться к отступлению и сделал так, чтобы римляне могли это заметить. (20) Римляне с удовольствием выслушали предложение Алариха и, приняв дары, были чрезвычайно счастливы, совершенно не подозревая о коварном замысле варвара, (21) ибо крайнее послушание, оказываемое молодыми людьми своим хозяевам, устраняло всякое подозрение, а находившиеся в лагере Алариха одни уже явно снимались со стоянки и прекращали осаду, другие притворялись, что вот-вот сделают то же самое. (22) Когда наступил назначенный день, Аларих, вооружив все войско для нападения, держал его в готовности поблизости от Саларийских ворот: с самого начала осады ему пришлось стать здесь лагерем. (23) В условленное время этого дня все юноши, собравшись у названных ворот, неожиданно напав на стражу, перебили ее, и, открыв ворота, приняли в город Алариха и его войско. (24) Варвары сожгли дома, расположенные вблизи этих ворот. В их числе был дом Саллюстия, который в древнее время написал историю римлян; большая часть его, полуобгорелая, была цела еще в мое время. Разграбив весь город и истребив большинство римлян, варвары двинулись дальше. (25) Говорят, что в это время: в Равенне василевсу Гонорию один из евнухов, вероятнее всего, смотритель его птичника, сообщил, что Рим погиб; в ответ василевс громко воскликнул: «Да ведь я только что кормил его из своих рук!». (26) Дело в том, что у него был огромный петух, по имени Рим: евнух, поняв его слова, сказал ему, что город Рим погиб от руки Алариха; успокоившись, василевс сказал: «А я-то, дружище, подумал, что это погиб мой петух Рим». Столь велико, говорят, было безрассудство этого василевса.

(27) Некоторые же утверждают, что Рим был взят Аларихом не так, но что одна женщина по имени Проба, из сенатского сословия, блиставшая и славой, и богатством, сжалилась над римлянами, погибавшими от голода и других бедствий: ибо они уже стали поедать друг друга. Видя, что у них нет уже никакой надежды на лучшее, поскольку и река, и гавань находились в руках врагов, она приказала своим рабам открыть ночью ворота города. (28) Собираясь уйти из Рима, Аларих провозгласил римским василевсом одного из эвпатридов, Аттала[14], возложив на него диадему, порфиру и все другое, что подобает царскому достоинству. Он делал это с целью низложить Гонория и передать всю власть над западной державой Атталу. (29) Поэтому Аттал и Аларих с большим войском отправились к Равенне. Этот Аттал не был способен ни сам здраво судить о делах, ни слушать разумный совет, когда ему его давали. (30) В самом деле, хотя Аларих этого совсем не одобрил, он послал в Ливию архонтов безо всякого войска. Так обстояли тогда дела.

(31) В то время и остров Британия отложился от римлян и находившееся там войско избрало себе василевсом Константина[15], мужа не из безвестных. Он, собрав флот и значительное войско, напал на Испанию и Галлию с тем, чтобы подчинить их себе. (32) А Гонорий держал суда наготове; он ожидал, каков будет исход событий в Ливии, намереваясь, если посланные Атталом люди будут прогнаны, плыть в Ливию и удержать за собой хоть эту часть своего царства; если же и там обстоятельства сложатся против него, плыть к Феодосию[16] и остаться при нем там. (33) Дело в том, что Аркадий уже давно умер, и его сын Феодосий, совсем еще юный мальчик, правил на Востоке. (34) Когда Гонорий был охвачен такими беспокойными мыслями и тяжкие валы бурной и ненадежной судьбы надвигалась на него, пришло вдруг огромное и удивительное счастье. (35) Ибо Богу угодно приходить на помощь тем, кто не отличается сообразительностью, и, попав в крайнее затруднение, сами не способны что-либо придумать, если только они не негодяи. Нечто подобное случилось и с этим василевсом. (36) Неожиданно из Ливии пришло известие, что архонты, посланные Атталом, убиты; что большое количество кораблей с сильным войском явилось ему на помощь из Византия, чего он не ожидал; что Аларих, поссорившись с Атталом, лишил того всех знаков царского достоинства и, сделав его частным человеком, держит под стражей. (37) Затем Аларих умер от болезни, а войско визиготов, возглавляемое Атаульфом[17], ушло в Галлию; Константин же, разбитый в сражении, погиб вместе со своими сыновьями. (38) Но Британию римляне уже не могли впредь вернуть под свою власть; она так и осталась под властью тиранов. (39) Готы, перейдя через Истр, заняли сначала Паннонию, а затем, с разрешения императора, заселили местности во Фракии. (40) Пробыв здесь недолгое время, они завоевали Запад. Но об этом я буду говорить, когда начну рассказ о войне с готами[18].

III. Вандалы прежде жили около Меотиды[19]. Страдая от голода, они направились к германцам, называемым теперь франками, и к реке Рейну, присоединив к себе готское племя аланов[20]. (2) Потом, двинувшись оттуда под предводительством Годигискла, они поселились в Испании[21], которая является первой страной Римской державы со стороны океана. Тогда Гонорий заключил соглашение с Годигисклом о том, что вандалы будут жить там, не причиняя вреда стране. (3) Так как у римлян существовал закон, что те, которые сами не пользовались своей собственностью в течение тридцати лет, не могут требовать ее обратно от тех, кто ею завладел, и в силу давности теряют право выступать на суде с жалобой, Гонорий издал закон, чтобы в течение всего того времени, которое вандалы проведут в пределах Римской державы, не действовал пункт о применении тридцатилетней давности[22]. (4) Когда дела на Западе обстояли таким образом, Гонорий скончался от болезни. Еще до того, как это случилось, вместе с Гонорием царскую власть разделил Констанций, муж сестры Аркадия и Гонория Плацидии[23]; однако, вступив на престол, он прожил только несколько дней, тяжко захворал и умер еще при жизни Гонория, не имев возможности ни сказать, на сделать чего-либо достойного: слишком коротко было время, в течение которого он был василевсом. (5) Сын этого Констанция, Валентиниан[24], только что отнятый от груди, воспитывался при дворе Феодосия, и римские придворные избрали василевсом одного из дворцовых воинов по имени Иоанн[25]. (6) Это был человек кроткого нрава, одаренный разумом, во в то же время способный к решительным действиям. (7) Пять лет своей власти он провел в благоразумной умеренности, не слушал доносчиков, никого не умертвил по произволу, ни у кого не отобрал имущества; против же варваров ему не удалось сделать ничего значительного, так как с Византием он был во вражде. (8) Сын Аркадия Феодосий послал против этого Иоанна большое войско под начальством Аспара[26] и Ардавурия[27], сына Аспара; он лишил Иоанна власти и передал царскую власть Валентиниану, совсем еще мальчику. (9) Валентиниан, захватив Иоанна живым, велел отправить его на ипподром Аквилеи, отрубить ему одну руку, провезти его перед народом посаженным на осла и, заставив испытать множество оскорблений от слов и действий мимов казнил. Так Валентиниан получил власть над Западом. (10) Его мать Плацидия вырастила и воспитала этого василевса в распущенной неге и роскоши, и поэтому он с детства предавался всяким порокам. (11) Он по большей части общался со знахарями и с теми,кто гадает по звездам; он безумно предавался любовным связям с чужими женами, ведя беззаконный образ жизни, хотя жена его была исключительной красавицей. (12) Поэтому он не только не вернул державе что-либо из того, что было раньше отторгнуто, но и потерял Ливию, да и сам погиб. (13) Когда же он умер, то его жена и дети оказались пленниками. Несчастие, постигшее Ливию, произошло следующим образом.

(14) Было два римских полководца, Аэций[28] и Бонифаций[29], оба исключительной доблести и по опытности в военном деле не уступавшие никому из своих современников. (15) Хотя они не имели согласия в том, как вести государственные дела, оба они были одарены таким величием духа и такими выдающимися качествами, что если бы кто назвал того или другого «последним из римлян», он бы не ошибся. Ибо вся римская доблесть оказалась сокрытой в этих мужах. (16) Одного из них, Бонифация, Плацидия назначила главнокомандующим всеми военными силами в Ливии. Это было не по душе Аэцию, однако, он не подал виду, что ему это не нравится. Их вражда еще не обнаруживалась, но была скрыта под личиной приязни. (17) Когда Бонифаций оказался уже далеко, Аэций оклеветал его перед Плацидией, говоря, что он хочет незаконно захватить власть над Ливией, отняв у нее и у василевса всю эту область; он говорил, что ей самой нетрудно убедиться в справедливости его слов: если она вызовет Бонифация в Рим, он ни в коем случае к ней не явится. (18) Когда Плацидия это услышала, ей показалось, что Аэций говорят верно, и она так и поступала. Аэций же, предупредив ее, тайно написал Бонифацию, что мать василевса злоумышляет против него и хочет его погубить. (19) Он утверждал, что есть у него и серьезное доказательство, а именно то, что очень скоро Бонифаций будет без всякой причины отозван в Рим. Вот что гласило письмо. (20) Бонифаций не пренебрег тем, что было в нем написано, и когда вскоре явились к нему посланники, чтобы позвать его к василевсу, он отказался повиноваться василевсу и его матери, никому не сказав о предупреждении Аэция. (21) Услышав такой ответ, Плацидия стала считать Аэция в высшей степени преданным государю, и начала обдумывать, как ей поступить с Бонифацием. (22) Тот же, понимая, что не может противиться василевсу и в то же время, если он вернется в Рим, ему не ждать пощады, стал размышлять, как бы ему заключить, насколько возможно, соглашение с вандалами, которые, как было сказано раньше, поселились в Испании, недалеко от Ливии. (23) В это время Годигискл уже умер, и власть перешла к его сыновьям, Гонтарису[30], рожденному от законной его супруги, и Гизериху[31] – его побочному сыну. (24) Первый, однако, был еще мальчиком и не обладал большой мощью, Гизерих же прекрасно знал военное дело и был необыкновенным человеком. (25) И вот Бонифаций, послав в Испанию самых близких своих людей, пришел к соглашению и с тем, и с другим сыном Годигискла с условием полного равенства, т. е. чтобы каждый из них, получив треть Ливии, самостоятельно управлял своими подданными; если же кто пойдет на них войной, они должны были общими силами отражать нападающих. (26) На основании этого договора, вандалы, перейдя через переправу в Гадире, прибыли в Ливию[32]; впоследствии на их месте в Испании поселились визиготы.

(27) В Риме друзья Бонифация, зная его характер и видя странность этого поступка, оказались очень удивлены тем, что Бонифаций захотел стать тираном; некоторые из них по приказу Плацидии отправились в Карфаген. (28) Там, встретившись с Бонифацием, они увидели письмо Аэция и, услышав эту историю, со всей поспешностью вернулись в Рим и рассказали Плацидии, почему Бонифаций так поступил по отношению к ней. (29) Они была поражена, но не причинила Аэцию никакого вреда, даже не упрекнула его за поступок, принесший вред царскому дому, поскольку он имел великую силу, а государство в это время было уже в очень тяжелом положении. Друзьям же Бонифация она рассказала о данном ей Аэцием совете и клятвенно просила их, чтобы они, если возможно, убедили Бонифация вернуться на родину и не допустить, чтобы Римская держава лежала под пятою варваров. (30) Когда Бонифаций узнал об этом, он раскаялся в своем поступке и в своем соглашении с варварами и стал умолять их, давая им тысячу обещаний, уйти из Ливии. (31) Но вандалы не соглашались на его просьбы; напротив, считали себя оскорбленными. Бонифацию пришлось вступить с ними в сражение, но, побежденный, он вынужден был удалиться в Гиппонерегий[33], укрепленный город, расположенный в Нумидии. (32) Вандалы под предводительством Гизериха стали здесь лагерем и начали осаду; Гонтарис к этому времени уже умер. (33) Говорят, что он был умерщвлен братом. Но вандалы отвергают эти утверждения, говоря, что Гонтарис в битве с германцами был захвачен и посажен ими на кол и что Гизерих, будучи уже единодержавным вождем, привел вандалов в Ливию. (34) Это я слышал и от самих вандалов, передававших события в таком виде. Прошло немало времени, и так как вандалы ни силой, ни по соглашению не могли захватить Гиппонерегий, они, страдая от голода, сняли осаду. (35) Немного времени спустя Бонифаций и находившиеся в Ливии римляне, поскольку к ним из Рима и Византия прибыло большое войско под предводительством Аспара, решили вновь вступить в бой. Произошла жестокая битва, и римляне, наголову разбитые врагами, бежали кто куда[34]. (36) Аспар отправился домой, а Бонифаций, прибыв к Плацидии, рассеял ее подозрения, доказав, что они были возведены на него несправедливо.

IV. Так вандалы отняли у римлян Ливию и завладели ею. Врагов, которых они взяли в плен живыми, они, обратив в рабов, держали под стражею. (2) В числе их оказался Маркиан[35], который впоследствии, после смерти Феодосия, стал василевсом. (3) Тогда же Гизерих повелел привести пленных к царскому дворцу, чтобы он мог посмотреть и решить, какому господину каждый из них сможет служить, не унижая своего достоинства. (4) Когда их собрали, они сидели под открытым небом около полудня в летнюю пору, изнуряемые солнечным зноем. Среди них находился и Маркиан, который совершенно беззаботно спал. (5) И тут, говорят, орел стал летать над ним в воздухе на одном месте, прикрывая своей тенью одного только Маркиана. (6) Увидев сверху, что происходит, Гизерих как человек весьма проницательный, сообразил, что это делается но воле Божьей, послал за Маркианом и стал его расспрашивать, кто он такой; (7) Тот сказал, что был у Аспара приближенным по секретным делам; римляне на своем языке называют таких лиц доместиками[36]. (8) Когда Гизерих услышал это и сопоставил с тем, что делал орел, а также принял во внимание то влияние, каким пользовался в Визáнтии Аспар, ему стало ясно, что этот человек самой судьбой предназначается для царского престола. (9) Он счел, что негодно будет убить его, поскольку если бы ему суждено было погибнуть, то оказалось бы, что действия птицы не имели никакого смысла, (ибо не стала бы она заботиться как о василевсе о том, кому предстояло тотчас погибнуть), да и убить его не было никакого основания; если же этому человеку в будущем суждено царствовать, то причинить ему смерть окажется совершенно невозможно: ибо тому, что предопределено Богом, нельзя помешать человеческим разумением. (10) Поэтому Гизерих взял с Маркиана клятву[37], что, если когда-либо это будет в его власти, он не поднимет оружия против вандалов. С этим он отпустил Маркиана и тот прибыл в Визáнтий. Немного спустя, когда Феодосий умер, Маркиан принял царство. (11) Во всем остальном он был прекрасный василевс, однако он ничего не предпринимал по отношению к Ливии. Но это произошло уже позднее.

(12) Победив тогда в сражении Аспара и Бонифация, Гизерих проявил замечательную, достойную рассказа прозорливость, чем и закрепил счастливый для себя исход войны. (13) Опасаясь, что, если вновь двинется против него войско из Рима и Византия, вандалы не смогут ни проявить такой же силы, ни воспользоваться таким же счастливым стечением обстоятельств (ведь человеческие дела ниспровергаются Божьей волей, а физическим силам свойственно приходить в упадок), боясь всего этого, он не возгордился от успехов, но заключил мирный договор с василевсом Валентинианом на том условии, что каждый год будет посылать василевсу дань с ливии а одного из своих сыновей, Гонориха, отдал в качестве заложника за выполнение договора[38]. (14) Таким образом, Гизерих на войне оказался хорошим военачальником, сохранил в неприкосновенности плоды своей победы, а когда дружба его с Валентинианом укрепилась, сумел забрать от него и своего сына Гонориха. (15) В Риме же сначала умерла Плацидия, а затем и ее сын Валентиниан, не оставивший детей мужского пола (хотя у него было две дочери от Евдоксии, отцом которой был Феодосий[39]). Я сейчас расскажу, как погиб Валентиниан.

(16) Среди римских сенаторов был некто Максим, из рода того Максима, которого Феодосий старший, лишив захваченной им незаконно власти, предал смерти; по этому поводу римляне справляют ежегодный праздник, получивший свое название в честь победы над Максимом[40]. (17) У Максима младшего была жена, очень скромная и отличавшаяся исключительной красотой. Поэтому Валентиниана охватило желание вступить с ней в связь. (18) Так как выполнить это с ее согласия оказалось для него невозможным, он задумал нечестивое дело и привел его в исполнение. (19) Пригласив Максима во дворец, он начал играть с ним в шахматы. Проигравший должен был уплатить в виде штрафа назначенную сумму золота. (20) Василевс выиграл, и, получив в качестве залога перстень Максима, послал с ним в дом Максима, повелев сказать его жене, что муж приказывает ей как можно скорее явиться во дворец приветствовать василису Евдоксию. (21) Она, увидев подтверждение слов в перстне Максима, села в носилки и прибыла в царский дворец. (22) Те, кому василевс поручил выполнение своего дела, внесли ее в помещение, находившееся очень далеко от женской половины. Здесь Валентиниан против ее воли произвел над ней насилие. (23) Вернувшись домой после нанесенного ей поругания, она жестоко страдала от случившегося с ней несчастья и в слезах проклинала Максима как давшего повод к тому, что произошло. (24) Конечно, Максим был чрезвычайно огорчен этим происшествием и тотчас же принялся замышлять нечто против василевса. Видя, что Аэций возымел исключительную силу, так как он только что одержал победу над Аттилой[41], вторгнувшимся с огромным войском массагетов и других скифов в пределы Римской державы, он подумал, что Аэций окажется препятствием в задуманном им деле. (25) Поразмыслив, он решил сначала устранить Аэция, не придав никакого значения тому, что в нем была вся надежда римлян. (26) Так как все евнухи, окружавшие василевса, были расположены к нему, Максим при их посредстве убедил василевса, что Аэций готовит государственный переворот. (27) И только потому, что Аэций обладал силой и доблестью, а не на каком-либо другом основании, Валентиниан приказал его убить. (28) Тогда один римлянин произнес прославившую его замечательную фразу. Когда василевс спросил его, хорошо ли он сделал для себя, убив Аэция, он ответил, что он не может знать, хорошо ли это или нет, но что очень хорошо знает, что василевс левой рукой отрубил себе правую.

(29) После смерти Аэция Аттила[42], не имея равного себе противника, беспрепятственно разорял всю Европу, и, подчинив себе оба царства, заставлял их платить себе дань, и каждый год василевсы посылали ему деньги. (30) В то время как Аттила осадил Аквилею[43], город большой и многолюднейший, расположенный на берегу моря над Ионийским заливом, с ним произошел следующий счастливый случай. (31) Не имея возможности взять этой крепости ни силой, ни каким-либо иным способом, он уже, говорят, хотел отказаться от осады, продолжавшейся весьма длительное время, и приказал войску со всей поспешностью готовиться к отступлению, чтобы на следующий день подняться отсюда с восходом солнца; (32) На другой день, когда поднималась заря, варвары, сняв осаду, начали готовиться к отходу, как вдруг увидели, что аист, гнездо которого, где он обычно кормил птенцов, располагалось на одной из башен городских стен, внезапно поднялся оттуда со своими детенышами. (33) Отец-аист летел, а его маленькие аистята, еще не вполне оперившиеся, то летели рядом с ним, то сидели на спине отца. Так они улетели далеко от города. (34) Увидев это, Аттила, человек очень сообразительный и умевший истолковывать всякое явление, приказал войску оставаться на том же самом месте, сказав при этом, что птица никогда понапрасну не улетела бы отсюда со своими птенцами, если бы не предчувствовала, что с этим местом в скором времени случится что-то неладное. (35) И вот, говорят, войско варваров вновь приступило к осаде, а немного спустя та часть стены, где находилось гнездо аиста, безо всякой причины неожиданно рухнула, и врагам удалось в этом месте войти в город. Так Аквилея была взята штурмом. Вот что происходило у Аквилеи.

(36) Впоследствии Максим безо всякого труда убил василевса, захватил власть[44] и женился на Евдоксии против ее воли. Жена, с которой он жил раньше, умерла незадолго перед тем. И вот как-то, находясь с Евдоксией на ложе, он сказал ей, что все это он совершил из-за любви к ней. (37) Евдоксия, сердившаяся на Максима и раньше, желавшая отомстить за его преступление против Валентиниана, теперь от его слов еще сильнее вскипела на него гневом, и слова Максима, что из-за нее случилось это несчастие с ее мужем, побудили ее к заговору, (38) Как только наступил день, она отправила в Карфаген послание, прося Гизериха отомстить за Валентиниана, умерщвленного безбожным человеком, недостойным ни его самого, ни его царского звания, и освободить ее, терпящую бесчестие от тирана. (39) Она настойчиво твердила, что ему как другу и союзнику, раз совершено столь великое преступление по отношению к царскому дому, было бы недостойно и нечестиво не оказаться мстителем, Она считала, что из Византия ей нечего ждать помощи и отмщения, поскольку Феодосий уже окончил дни своей жизни и царство перенял Маркиан.

V. Гизерих, не по какой-либо иной причине, но только потому, что надеялся получить большие богатства[45], с сильным флотом отплыл в Италию. Не встретив ни от кого сопротивления, он вступил в Рим и занял дворец. (2) Максима, собиравшегося бежать, римляне умертвили, побив камнями. Они отрубили ему голову, разрубили его на части и разделили их между собой[46]. (3) Гизерих взял в плен Евдоксию с ее дочерьми от Валентиниана, Евдокией и Плацидией и, нагрузив на корабли огромное количество золота и иных царских сокровищ, отплыл в Карфаген, забрав из дворца и медь, и все остальное. (4) Он ограбил и храм Юпитера Капитолийского и снял с него половину крыши. Эта крыша была сделана из лучшей меди и покрыта густым слоем золота, представляя величественное и изумительное зрелище. (5) Из кораблей, что были у Гизериха, один, который вез статуи, говорят, погиб, со всеми же остальными вандалы вошли благополучно в гавань Карфагена. (6) Евдокию Гизерих выдал замуж за своего старшего сына Гонориха, вторую же дочь (она была женой Олибрия, знатнейшего среди римских сенаторов[47]) вместе с ее матерью Евдоксией, по требованию василевса[48], он отправил в Визáнтий. (7) Восточное же царство перешло к тому времени ко Льву, возведенному на престол Аспаром, так как Маркиан уже скончался.

(8) Впоследствии Гизерих задумал следующее. Он велел срыть стены всех городов Ливии, кроме Карфагена, с той целью, чтобы ни сами ливийцы, став на сторону римлян, не могли бы, обладая этими укреплениями как своим оплотом, поднять против него восстание, ни посланные василевсом войска не могли надеяться, что они и городом завладеют и, поставив в нем свой гарнизон, будут досаждать вандалам. (9) Тогда казалось, что это решение очень хорошее и что оно навсегда упрочило благополучие вандалов, но впоследствии, когда эти города, оказавшись неукрепленными, очень легко и безо всякого боя были взяты Велисарием, это вызвало немало насмешек в адрес Гизериха, и то, что казалось до тех пор мудрой предусмотрительностью, сочла неразумным поступком. (10) С изменением обстоятельств люди обычно меняют и свои мнения о совершенных ранее действиях. (11) Из числа уцелевших ливийцев[49] всех, кто был знатен и богат, вместе с их землями и богатствами он в качестве рабов отдал своим сыновьям Гонориху и Гензону. Его младший сын Феодор уже умер, не оставив потомства ни мужского, ни женского пола. (12) У прочих ливийцев он отнял их имения, очень большие и хорошие, и распределил их между племенем вандалов, и поэтому эти земли с того времени и до сих пор называются наделами вандалов. (13) Прежним же владельцам имений пришлось жить в крайней бедности, хотя они оставались свободными и им дано было право и передвигаться, и уходить, куда они хотят. (14) Со всех тех земель которые он передал своим детям в другим вандалам, Гизерих приказал не брать никаких налогов. (15) Ту же землю, которую он счел не слишком хорошей, он оставил прежним ее владельцам, приказав вносить с нее в пользу государства такие налоги, что самим собственникам земли ничего не оставалось. (16) Многих изгоняли и убивали, так как на них возводилось много тяжких обвинений. (17) И самым серьезным проступком считалось сокрытие собственных средств. Так ливийцы подверглись всякого рода несчастиям.

(18) Вандалов и аланов Гизерих разделил на отряды, поставив во главе каждого из них не менее восьмидесяти лохагов, которых он назвал хилиархами [тысячниками] создавая таким образом впечатление, что на службе у него было до восьмидесяти тысяч человек[50]. (19) Говорят, однако, что число вандалов и аланов в прежние времена не превышало пятидесяти тысяч. (20) Затем лишь благодаря рождению у них детей и присоединению к ним других варваров они дошли до такого многолюдия. (21) Но имена аланов и других варваров, кроме маврусиев, были поглощены именем вандалов. (22) Тогда же, после смерти Валентиниана, Гизерих покорил себе маврусиев и каждый год с наступлением весны совершал вторжения в Сицилию и Италию и там одни города поработил, другие разрушил до основания и разграбил все; когда же страна оказалась лишенной и людей, и ценностей, он стал совершать набеги на области Восточного царства. (23) Он подверг разграблению Иллирию, большую часть Пелопоннеса и остальной Греции, а также прилегающие к ней острова. Затем он вновь возвращался в Сицилию и Италию, разорял и грабил одну область за другой. (24) Говорят, что как-то, когда Гизерих сел уже на корабль в Карфагенской гавани и паруса были подняты, кормчий спросил его, против какого народа он велит плыть? (25) Тот в ответ сказал, что, разумеется, против тех, на кого прогневался Бог. Так безо всякого основания он нападал на.кого придется.

VI. Желая за все это отомстить вандалам, василевс Лев снарядил против них войско. Говорят, что численность этого войска доходила до ста тысяч человек. Собрав флот со всей восточной части моря, он проявил большую щедрость по отношению к солдатам и морякам, боясь, как бы излишняя бережливость не помешала задуманному им плану наказать варваров[51]. (2) Поэтому, говорят, он истратил тысячу триста кентинариев. Однако безрезультатно: не суждено было вандалам погибнуть во время этого похода. Главнокомандующим в этой вовне он назначил Василиска[52], брата жены своей Верины, страстно желавшего добиться царского престола; он надеялся получить его безо всяких усилий, если приобретет дружбу Аспара. (3) Аспар, придерживавшийся арианской веры и не желавший от нее отказаться, не мог вступить на престол сам, но легко мог возвести на него другого; и казалось весьма вероятным, что он будет злоумышлять против василевса Льва, оскорбившего его. (4) Говорят, что Аспар боялся, как бы василевс Лев, победив вандалов, не утвердился очень крепко на престоле; поэтому он неоднократно просил Василиска пощадить вандалов и Гизериха.

(5) Между тем василевс Лев поставил царем Запада сенатора Анфимия[53], выдающегося и богатством, и родовитостью с тем, чтобы он помог ему в войне против вандалов. (6) В то же время Гизерих хотел и усиленно просил, чтобы царский престол был передан Олибрию[54], мужу дочери Валентиниана Плацидии, к которому он благодаря родственным связям относился с расположением; когда же он потерпел в этом неудачу, его охватил еще больший гнев и он стал разорять всю землю василевса. (7) Был в это время в Далмации некто Марцеллиан[55], один из близких людей Аэция, человек, пользовавшийся большой известностью. Когда Аэций умер, как об этом было рассказано, он не счел нужным далее оказывать повиновение василевсу, но восстал против него, побудив отложиться и всех других; сам он захватил власть над Далмацией, поскольку никто не осмелился прямо пойти на него войной. (8) Расточая этому Марцеллиану много любезностей, василевс Лев привлек его на свою сторону и поручил ему напасть на Сардинию, находившуюся под властью вандалов. Без особого труда изгнав оттуда вандалов, он захватил там власть. (9) Между тем Ираклий[56], посланный из Византия в Триполис в Ливии, победив в битве находившихся там вандалов, легко взял их города и, оставив корабли, по суше повел войско на Карфаген. Так складывалось здесь начало этой войны.

(10) Василиск со всем своим войском пристал к городку, отстоящему от Карфагена не менее чем на двести восемьдесят стадий. Здесь издревле находился храм Гермеса, почему это место и называлось Меркурий[57]: ибо так римляне называли Гермеса. Если бы Василиск умышленно не замедлил своего движения, попытался бы прямо идти на Карфаген, то он сразу же взял бы его и покорил бы вандалов, причем они и не подумали бы оказать ему какое-либо сопротивление: (11) до такой степени Гизериха охватил страх перед Львом как непобедимым василевсом, когда ему сообщили, что Сардиния и Триполис захвачены, и когда он увидел флот Василиска, какого, говорят, у римлян никогда раньше не было. Однако медлительность военачальника, возникшая либо от трусости, либо от измены, помешала успеху. (12) Воспользовавшись оплошностью Василиска, Гизерих сделал следующее: как можно лучше вооружив своих подданных, он посадил их на суда, а кроме того держал наготове другие – без людей, но очень быстроходные. (13) В то же время, отправив к Василиску послов, он просил его отложить начало военных действий на пять дней, чтобы за это время, посоветовавшись с вандалами, сделать то, что особенно желательно для василевса. (14) Говорят, что тайно от войска Василиска он послал ему большую сумму денег, чтобы купить перемирие. (15) Все это он предпринял в расчете на то, что за это время поднимется благоприятный для него ветер, как и оказалось на самом деле. (16) Василиск же, то ли исполняя обещанное Аспару, то ли используя благоприятный случай для приобретения денег, то ли потому, что так показалось ему лучше, выполнил просьбу Гизериха и сидел спокойно в своем лагере, выжидая попутного ветра для врагов[58]. (17) И как только для вандалов подул попутный ветер, в ожидании которого они все время пребывали, они, подняв паруса и взяв на буксир суда без людей, которые, как я сказал раньше, были у них подготовлены, поплыли на врагов. (18) Оказавшись вблизи них, они подожгли суда, которые они вели с собой, и когда ветер надул их паруса, пустили их на римский флот. (19) Так как там было огромное количество кораблей, то эти горящие суда, куда бы они ни попадали, легко все зажигали, быстро погибая вместе с теми, с которыми приходили в соприкосновение. (20) Поскольку огонь распространялся все дальше и дальше, то, естественно, смятение охватило весь римский флот; крики смешивались с шумом ветра и треском пламени; солдаты вместе с моряками, подбадривая друг друга, в беспорядке отталкивали шестами охваченные пламенем суда врагов и свои собственные, погибавшие друг от друга. (21) Тут и появились вандалы, тараня и топя корабли и захватывая убегавших солдат и их оружие. (22) В этом ужасном бою проявили мужество и римляне, особенно Иоанн, помощник Василиска по командованию, совершенно не причастный к измене. (23) Когда его корабль был окружен большой группой неприятелей, он, стоя на палубе, обращаясь то в ту, то в другую сторону, погубил большое число врагов; но увидев, что его корабль уже захвачен, спрыгнул с палубы в море во всем своем вооружении[59]. (24) Хотя Гензон, сын Гизериха, умолял его пощадить себя, давая ему всякие клятвы и обещая неприкосновенность, он тем не менее бросился в море, крикнув только, что никогда Иоанн не будет в руках собак. (25) Так окончилась эта война; Ираклий вернулся домой, Марцеллиан же был коварно убит одним из своих сотоварищей. (26) Прибыв в Византии, Василиск укрылся с мольбами в храме великого бога Христа (византийцы называют этот храм Софией), считая, что это наименование более всего подходит для Бога. Благодаря просьбам василисы Верины он избежал опасности, но уже был не в состоянии достигнуть престола, ради чего он все это и сделал. (27) Дело в том, что василевс Лев незадолго до этого убил во дворце Аспара и Ардавурия, так как у него было подозрение, что они злоумышляют против него, собираясь его умертвить. Так шли тогда дела.

VII. Василевс Запада Анфимий умер, убитый зятем своим Рецимером, и царскую власть принял Олибрий, однако немного спустя та же судьба постигла и его. (2) В Визáнтии скончался Лев, и престол перешел также ко Льву, которому было всего только несколько дней[60]. Он был сыном Зинона и Ариадны[61], дочери покойного Льва. (3) Его соправителем был избран отец, но мальчик очень скоро окончил дни своей жизни. (4) Тут стоит упомянуть о Майориане[62], который перед тем получил власть на Западе: этот Майориан превосходил своими достоинствами всех василевсов римлян, правивших на Западе. Он не мог равнодушно отнестись к постигшему Ливию несчастию, но, собрав против вандалов весьма значительное войско, стоял в Лигурии, собираясь вести это войско против врагов. (5) Майориан был неутомим во всех трудах, в опасностях же войны был совершенно неустрашим. (6) Считая, что было бы полезным разузнать о силе вандалов, характере Гизериха, а также о том, как относятся к ним маврусии и ливийцы, расположены они к ним или нет, он решил не поручать разузнать все это кому-либо другому, а проверить своими собственными глазами, (7) Он отправился к Гизериху под видом царского посла, приняв вымышленное имя. Опасаясь быть узнанным и подвергнуться поэтому какой-либо опасности и тем помешать намеченному предприятию, он придумал следующее. (8) Свои волосы, которыми он славился, ибо были они такими золотистыми, что походили на чистое золото, он намазал специально придуманной для этого краской, сумев превратить их на время в совершенно черные. (9) Когда он явился к Гизериху, варвар всячески старался его напугать и, обращаясь с ним как будто с другом, привел его в некое помещение, где у него было собрано всякое оружие, среди которого было немало превосходного. (10) И тут, говорят, оружие само собой задвигалось и издало звук не тихий и не случайный; Гизерих решил, что произошло землетрясение и, выйдя из помещения, стал спрашивать об атом землетрясении, но так как никто из посторонних не подтвердил его предположения, Гизерих решил, что то было большое чудо, но не мог решить, к чему его отнести. (11) Итак, Майориан, выполнив задуманное, вернулся в Лигурию и во главе пешего войска двинулся сухопутным путем к Геракловым столпам, намереваясь в этом месте перейти через пролив и дальше идти прямо на Карфаген. (12) Получив об этом известия и догадавшись о хитром обмане Майориана в истории с посольством, Гизерих впал в большой страх и стал готовиться к войне. (13) Римляне же, полагаясь на доблесть Майориана, питали огромную надежду вернуть Ливию под свою власть. (14) Между тем Майориан заболел дизентерией и умер; он был милосердным к своим подданным, но страшным для своих врагов. (15) Непот[63], принявший после него царскую власть, прожил только несколько дней и умер от болезни; после него Глицерий вступил на престол[64], не испытал ту же судьбу. Затем в василевсы был возведен Август[65]. (16) До этого времени на Западе было много и других царей; их имена я знаю, но считаю совершенно ненужным их называть. (17) После принятия власти им выпало на долю прожить совсем немного, и потому они не совершили ничего, что заслуживало бы рассказа. Таковы были дела на Запада.

(18) В Визáнтии Василиск, который не мог одолеть в себе стремления достичь царской власти, сделал попытку захватить престол и без большого труда овладел им, так как Зинон вместе с женой бежал в Исаврию, откуда он был родом[66]. (19) И вот когда он властвовал уже год и восемь месяцев, практически все, особенно же дворцовые воины, возненавидели его из-за страшной скупости. (20) Узнав об этом, Зинон собрал войско и выступил против него. Василиск, в свою очередь, послал войско под начальством Армата[67] с приказанием действовать и бороться против Зинона. (21) Когда они расположились лагерем вблизи друг друга, Армат передал Зинону свое войско с условием, чтобы Зинон провозгласил его совсем маленького сына Василиска кесарем, а в случае своей смерти оставил бы его преемником престола. (22) В Византии Василиск, покинутый всеми, бежал в тот же храм, что и прежде. Но Акакий, иерей города, отдал его в руки Зинону, обвинив его в безбожии, а также в том, что он, будучи сторонником учения Евтихия, произвел большую смуту и ввел много новшеств в христианское учение. И это была правда. (23) Зинон, вновь получив царскую власть и выполняя данное им Армату обещание, провозгласил его сына Василиска кесарем, но вскоре отнял у него это почетное звание, а Армата убил. (24) Василиска же вместе с детьми и женой он отправил в Каппадокию, повелев им следовать туда зимой без хлеба и одежды, лишенными всякого ухода. (25) Страдая от холода и голода, они нашли утешение во взаимных объятиях и погибли, обнимая дорогие для них существа. Такое возмездие постигло Василиска за все содеянное им в жизни государства. Однако это случилось впоследствии.

(26) Между тем Гизерих, перехитрив, а затем и изгнав врагов, как мной рассказано выше, продолжал ничуть не меньше, если не больше грабить и опустошать римские пределы, пока василевс Зинон не вступил с ним в соглашение и не заключил «вечный мир» с условием, чтобы вандалы никогда не совершали враждебных действий по отношению к римлянам и сами не претерпевали бы ничего подобного с их стороны[68]. Этот договор соблюдал со всей точностью и сам Зинон, и тот, кто после него унаследовал царскую власть – Анастасий. (27) Он сохранял свое действие и при василевсе Юстине. После него царский престол занял Юстиниан, приходившийся Юстину племянником. (28) При Юстиниане началась эта война, как будет рассказано в дальнейшем. (29) Немного времени спустя Гизерих, достигнув глубокой старости, умер. Он оставил завещание, в котором давал вандалам много разных советов и в частности, чтобы верховную власть над вандалами имел тот, кто, происходя из рода самого Гизериха по мужской линии, окажется самым старшим по возрасту из всех его родственников[69]. (30) Со времени взятия вандалами Карфагена Гизерих правил ими тридцать девять лет и умер, как мной сказано.

VIII. Гонорих[70], старший из его сыновей, принял власть над вандалами, так как Гензон[71] еще раньше покинул здешний мир. В правление Гонориха у них ни с кем не было войн кроме маврусиев. (2) Из страха перед Гизерихом этот народ держался спокойно, но как только он перестал быть им помехой, они причинили много вреда вандалам и сами испытали немало бед. (3) Гонорих был самым жестоким и несправедливым гонителем христиан Ливии. (4) Оп принуждал их принимать арианскую веру, если же обнаруживались не желающие подчиняться ему по доброй воле, тех он сжигал живыми или предавал смерти разными другими способами; многим он велел отрезать язык до самой гортани, они еще в мое время жили в Византии, пользуясь сохранившимся у них голосом, не испытывая таким образом никакой неприятности от подобного наказания. Только двое из них, поскольку вступили в сношение с блудницами, больше не были в состоянии говорить. (5) После восьми лет правления над вандалами он [Гонорих] умер от болезни, уже когда мавру сии, заселившие горный хребет Аврасий, отпали от вандалов и стали самостоятельными. Горы Аврасия находятся в Нумидии, обращены к югу и расположены от Карфагена на расстоянии примерно тринадцати дней пути; эти маврусии больше не были под властью вандалов, поскольку вандалы были не в состоянии вести с ними войну в этих горах, не имеющих дорог и крайне крутых.

(6) После смерти Гонориха власть над вандалами перешла к Гундамунду, сыну Гензона, внуку Гизериха, так как старшинство в роде Гизериха в это время принадлежало ему. (7) Этот Гундамунд много раз сражался с маврусиями и причинил немало страданий христианам[72]. В середине двенадцатого года своего правления он заболел и умер. (8) Власть принял его брат Трасамунд[73], очень красивый внешне и одаренный большой осмотрительностью и великодушием. (9) Однако он вынуждал христиан менять свою веру, не мучая их, как бывшие до него правители, но предлагая им за это почести, высокие должности и одаряя деньгами, а в том случае, если их не удавалось склонить к этому, он делал вид, что совершенно не знает, кто они такие. (10) Когда кто либо случайно пли умышленно совершал тяжкое преступление, он предлагал, в случае перемены веры, в качестве награды не подвергать их наказанию за то, в чем они провинились. (11) После того как у него умерла жена, от которой он не имел ни мужского, ни женского потомства, он, стремясь как можно надежнее укрепить свою власть отправил послов к царю готов Теодориху[74], прося у него в жены сестру его Амалафриду, у которой незадолго перед этим умер муж. (12) Теодорих послал ему и сестру, и тысячу знатных готов в качестве ее телохранителей, за которыми следовала еще и толпа их слуг в количестве примерно пяти тысяч боеспособных воинов[75]. (13) Кроме того, Теодорих подарил сестре один из трех мысов Сицилии, который называется Лилибеем; поэтому Трасамунд казался из всех правивших вандалами до этих пор вождей самым сильным и могущественным. (14) И с василевсом Анастасием он был в большой дружбе. В правление Трасамунда вандалам выпало на долю потерпеть от маврусиев такое поражение, какого до тех пор они никогда еще не терпели.

(15) Над маврусиями, жившими около Триполиса, правил некто по имени Каваон, испытанный в различного рода войнах и весьма проницательный [человек]. Когда ему стало известно, что вандалы идут на него войной, он сделал следующее. (16) Прежде всего, он приказал своим подчиненным воздержаться от всякой несправедливости, а также от питания, ведущего к распущенной неге, главным же образом от общения с женщинами; затем он велел устроить два [укрепленных] лагеря: в одном из них он сам стал лагерем со всеми мужчинами, а в другой поместил женщин и пригрозил, что смерть будет наказанием тому, кто пойдет в женский лагерь. (17) После этого он отправил в Карфаген лазутчиков, поручив им следующее: если вандалы, двинувшись в поход, осквернят какой-либо храм из тех, что почитают христиане, чтобы они только наблюдали за тем, что там делается; когда же вандалы уйдут оттуда, пусть они совершат по отношению к этому храму обратное тому, что сделали вандалы перед тем, как уйти. (18) При этом, говорят, он добавил, что он не ведает того Бога, которому поклоняются христиане, но, если он могуществен, как говорят, то он, естественно, отомстит оскорбителям его и защитит тех, кто ему служит. (19) Итак, лазутчики, придя в Карфаген, держались спокойно, наблюдая за приготовлениями вандалов; когда же их войско двинулось к Триполису, они последовали за ним, надев на себя одежды бедняков. (20) Когда в первый день похода вандалы стали готовиться к ночлегу, они поставили в христианские храмы своих лошадей, загнали туда других животных, и не было того оскорбления и наглого поступка, которого бы они в своей необузданности и распущенности не совершили: захваченных священнослужителей они били палками и стегали по спине, приказывали им оказывать себе такие услуги, которые обычно поручаются самым последним из рабов.

(21) Как только они ушли отсюда, лазутчики Каваона стали делать то, что им было приказано: тотчас очистили храмы, с большим старанием убрали навоз и все непристойное, что здесь находилось, зажгли все лампады, священнослужителей приветствовали с почтением и всячески выказывали им расположение. (22) Раздав деньги нищим, сидевшим возле храмов, они, наконец, вновь последовали за войском вандалов. (23) И так в течение всего пути вандалы совершали свои бесчинства, а лазутчики выполняли свою службу. (24) Когда они оказались недалеко от войска маврусиев, лазутчики, обогнав врагов, дали знать Каваону, что по отношению к христианским храмам сделано вандалами и что ими, и как близко находится неприятель. (25) Услышав об этом, Каваон приготовился к нападению следующим образом: очертив в поле круг, где он собирался возвести вал с палисадом, он в качестве укрепления поставил по кругу наискось верблюдов, сделав глубину фронта приблизительно в двенадцать верблюдов. (26) Детей, женщин и всех, кто был небоеспособен, вместе с ценностями он поместил в середине, а всему боеспособному люду он приказал находиться между ногами животных, прикрывшись щитами. (27) При виде этой фаланги маврусиев вандалы оказались в недоумении, не зная, что им предпринять в данном случае: они не могли точно метать ни дротики, ни стрелы, не умели они идти в бой пешим строем, но были лишь всадниками, в бою пользовались копьями и мечами и потому были не в состоянии нанести врагам урон издали, а их кони, приходя в волнение от вида верблюдов, никак не шли против врагов. (28) Маврусии же, находившиеся в безопасном положении, посылали против них тучи стрел и дротиков, без труда убивая их коней и их самих, и, так как их было великое множество и шли они густой толпой, вандалы обратились в бегство[76]. Маврусии их преследовали и многих убили, а некоторых взяли в плен; очень немного от этого войска вандалов вернулось домой. (29) Вот какое поражение пришлось испытать Трасамунду от маврусиев. Немного спустя он умер после двадцатисемилетнего правления вандалами.

IX. Власть над вандалами принял Ильдерих, сын Гонориха, сына Гизериха; он был очень доступен для своих подданных и в общем кроток, не притеснял ни христиан[77], ни кого-либо другого, в военном отношении был слаб и даже не хотел, чтобы до его слуха доходили разговоры о войне. Поэтому в предпринимаемых вандалами походах предводительствовал его племянник Оамер, искусный в военном деле: его называли Ахиллесом вандалов[78]. (3) В правление этого Ильдериха вандалы были разбиты в сражении маврусиями, жившими в Бизакии, вождем которых был Антала[79]; кроме того случилось так, что из союзников и друзей Теодориха и готов, живших в Италии, они превратились во врагов. (4) Дело в том, что они заключили под стражу Амалафриду и истребили всех готов, возведя на них обвинение в стремлении произвести переворот против вандалов и Ильдериха[80]. (5) Со стороны Теодориха не последовало никакого отмщения, так как он не считал себя достаточно сильным, чтобы, снарядив большой флот, двинуться походом на Ливию, а, кроме того, Ильдерих был ближайшим другом и гостем Юстиниана, который, еще не будучи василевсом, правил государством по своему усмотрению, так как его дядя Юстин был очень стар и не очень опытен в государственных делах[81]. Юстиниан и Ильдерих обменивались ценными дарами.

(6) Был в роду Гизериха некто Гелимер[82], сын Гилариса, сына Гензона, сына Гизериха, достигший такого возраста, что уступал только Ильдериху. Поэтому можно было предположить, что очень скоро ему удастся достигнуть престола. (7) В военном деле он считался среди своих современников исключительно сведущим, но в остальном был человеком коварным, бессердечным и подлым, всегда готовым совершить переворот и воспользоваться чужими богатствами. (8) Этот Гелимер, хотя и видел, что в будущем власть придет в его руки, не мог жить, как установлено законом. Присвоив себе права царской власти, он стремился и к самому сану, что было для него преждевременно; хотя Ильдерих но своей снисходительности многое ему позволял, он тем не менее не мог больше сдерживать своих стремлений, но, привлекши на свою сторону знатных вандалов, убедил их отнять у Ильдериха царскую власть, как у человека невоинственного, потерпевшего поражение от маврусиев и предающего василевсу Юстину державу вандалов с тем, чтобы верховная власть не перешла к нему, Гелимеру, как принадлежащему к другому дому (как коварно он исказил цель посольства, отправленного Ильдерихом в Византии), и передать власть над вандалами ему. Убежденные этими доводами, они так и поступили. (9) Таким образом, захватив высшую власть, он схватил Ильдериха, правившего вандалами уже седьмой год, Оамера и его брата Евагея.

(10) Когда об этом услышал Юстиниан, достигший уже царской власти, он, отправив в Ливию к Гелимеру послов, написал следующее: «Ты поступаешь безбожно и противно завещанию Гизериха, держа в заключении старика, твоего родственника и царя вандалов (в соответствии с волей Гизериха), силою захватив власть, хотя немного спустя ты смог бы получить ее по закону. (11) Не продолжай же дальше действовать преступно и не заменяй имени царя прозвищем тирана, которое ты получил из-за того, что не подождал короткое время. (12) Но позволь ему, каждую минуту ожидающему смерти, сохранить видимость верховной власти, а сам действуй во всем, как подобает правителю, и только подожди, когда в ходе времени и в соответствии с законом Гизериха ты обретешь и наименование своей деятельности. (13) Если ты поступишь так, то и от Всемогущего получишь милость, и от нас дружбу». Вот что гласило послание. (14) Гелимер, ничего не исполнив, отпустил послов, Оамера велел ослепить, а Ильдериха и Евагея велел содержать в еще более строгом заключении, обвинив их в том, что они задумали бежать в Визáнтий. (15) Когда и об этом услышал василевс Юстиниан, он отправил второе посольство с таким письмом: «Мы написали тебе первое письмо, не думая, что ты поступишь совершенно обратно нашим советам. (16) Если тебе хочется приобрести верховную власть так, как ты ее сейчас приобрел, получи с нею и то, что дает за это демон. (17) Ты же пошли к нам Ильдериха, слепого Оамера и его брата, чтобы они получили утешение, какое могут иметь люди, лишенные власти или зрения. (18) Мы не потерпим, если ты этого не сделаешь. Нами руководит надежда, возлагаемая ими на нашу дружбу. (19) На преемника его власти мы пойдем не для того, чтобы воевать, но чтобы по возможности его наказать».

(20) Прочитав это письмо, Гелимер ответил следующими словами: «Царь Гелимер царю Юстиниану. Не насилием захватил я власть, и ничего безбожного по отношению к моим родственникам мною не совершено. (21) Ильдериха, замыслившего совершить переворот против дома Гизериха, лишил власти вандальский народ; меня же призвало к власти время согласно закону о праве старшинства. (22) Хорошо бы, чтобы каждый занимался управлением своей собственной страной и не брал на себя чужих забот. (23) Так что и тебе, имеющему собственное царство, не пристало вмешиваться в чужие дела. Если ты хочешь нарушить договор и идти против нас, мы встретим вас всеми силами, какие только у нас есть, призывая в свидетели клятвы, данные Зиноном, а от него ты принял царство, которым теперь владеешь». (24) Получив такое письмо, василевс Юстиниан, и раньше полный гнева на Гелимера, теперь еще сильнее рассердился на него и решил его наказать. (25) Он задумал как можно скорее прекратить войну с персами и идти походом на Ливию. Поскольку он обладал способностью быстро составлять план и без колебания приводить его в исполнение, он тотчас же вызвал к себе Велисария, являвшегося стратигом Востока, однако не для того, чтобы предупредить его или кого-либо другого о своем намерении назначить его командующим похода на Ливию, но под предлогом, что он снят с той должности, которую он имел[83]. (26) Тотчас же был заключен мир с персами, как мною было рассказано в прежних книгах.

X. Устроив наилучшим образом внутренние дела и отношения с персами, василевс Юстиниан обратил все свое внимание на дела в Ливии. (2) Когда он объявил государственным мужам, что намерен собрать войско против вандалов и Гелимера, большинство их сразу отнеслось враждебно к этому плану и оплакивало его как несчастье; у них была свежа память о морском походе василевса Льва и о поражении Василиска; они наизусть перечислили, сколько тогда погибло солдат, сколько денег потеряла казна. (3) Особенно печалились и горевали, полные забот, эпарх двора, которого римляне называют претором[84], и управитель казначейства, равно и все другие на которых был возложен сбор государственных или царских доходов, предвидя, что им придется доставить на военные расходы огромные суммы и что не будет для них ни снисхождения, ни отсрочек. (4) Из военачальников же каждый, кто думал, что ему придется командовать в этом походе, был охвачен страхом, ужасаясь огромной опасности стать, если им будет суждено спастись от бедствий морского пути, лагерем во вражеской земле, и, высадившись с кораблей, сражаться с силами огромного и могущественного царства. (5) И солдаты, только что вернувшиеся с долгой и трудной войны и еще не насладившиеся вполне радостями домашней жизни, были в отчаянии как потому, что их ведут на морское сражение, о чем они раньше даже слыхом не слыхивали, так и потому, что их посылают от пределов Востока к крайнему Западу на тяжелую войну с вандалами и маврусиями. (6) Что же касается остальных, как это бывает при большом стечении народа, они хотели быть свидетелями новых приключений, хотя и сопряженных с опасностями для других.

(7) Но никто не отважился сказать василевсу что-либо в предостережение от этого похода, кроме эпарха двора Иоанна Каппадокийского. Это был человек наиболее смелый и сведущий из всех своих современников. (8) В то время как другие молча оплакивали роковые обстоятельства, Иоанн, выступив перед василевсом, сказал следующее: «Уверенность, о василевс, в твоем милостивом обращении со своими подданными дает мне смелость открыто сказать, что могло бы принести пользу твоему правлению, даже если то, что будет сказано или сделано, не покажется тебе приятным. (9) Твоя мудрость так умеет сочетать самодержавную власть со справедливостью, что ты не считаешь преданным себе и заботливо охраняющим твои деяния того, кто во всем угождает тебе, и не питаешь гнева к тому, кто противоречит тебе, но, взвешивая все единственно ясным разумом, ты часто нам доказываешь, что безопасно для нас восстать против твоих решений. (10) Руководствуясь этим, о василевс, я явился на этот совет с целью предоставить тебе соображение, которое, может быть, сейчас, если тому суждено, вызовет у тебя неудовольствие, но покажет совершенно ясно мою преданность тебе, в чем ты сам будешь мне свидетелем. (11) Если ты, нс прислушавшись к моим словам, начнешь войну с вандалами, и эта война затянется, то мои предостережения придется тебе одобрить. (12) Если же у тебя есть уверенность, что ты одолеешь врагов, то, конечно, ты можешь не щадить людей, тратить огромное количество денег и во имя этой войны выносить всякие труды, так как победа покрывает все страдания войны. (13) Но если все это находится в руках Божьих и, если мы, основываясь на примерах прошлого, поневоле боимся крайностей войны, то не лучше ли предпочесть спокойствие опасностям борьбы? (14) Ты намереваешься воевать с Карфагеном, до которого, если идти сухим путем по материку, сто сорок дней пути, а если плыть по морю, надо отправиться на самый край его, пересекая все водное пространство. Поэтому если что-то случится с войском, гонцу с известием потребуется целый год, чтобы добраться сюда. (15) Допустим, что ты победишь врагов, но закрепить за собой обладание Ливией ты не сможешь, пока Сицилия и Италия находятся под властью других. (16) И если, о василевс, после расторжения тобой мира произойдет с тобой неудача, то всю опасность и бедствия ты навлечешь на нашу землю. Одним словом, от победы тебе не будет никакой пользы, а всякое изменение судьбы в худшую сторону принесет бедствие теперешнему счастливому положению. (17) Прежде чем приступить к делу, следует хорошо обо всем подумать. Для попавших в беду нет смысла в раскаянии, между тем как переменить решение до наступления тяжелых времен неопасно. Итак, выгоднее всего будет воспользоваться как следует тем, что в данный момент является благоприятным».

(18) Так сказал Иоанн. Василевс прислушался к его словам и сдержал свое стремление к войне. Но тут с Востока прибыл один из священнослужителей, которых называют епископами, и сказал, что он хочет получить возможность беседовать с василевсом. (19) Представ перед тем, он сказал, что Бог в сновидении приказал ему явиться к василевсу и упрекнуть его, что, решившись освободить христиан Ливии от тиранов, он безо всякого основания испугался. (20) «Я, – сказал он, – буду ему помощником в этой войне и сделаю его владыкой Ливии»[85]. (21) Услышав это, василевс уже не мог сдержать своих помыслов; он стал собирать войско и флот, готовить оружие и продовольствие и приказал Велисарию быть готовым к отправлению в Ливию в качестве главнокомандующего. (22) В это время в Триполисе один из местных жителей, Пуденций, побудил горожан отпасть от вандалов. Отправив к василевсу своих людей, он просил прислать ему войско. (23) Он сказал, что безо всякого труда можно приобрести эту область. Василевс послал к нему архонта Таттимута и небольшое войско. (24) Соединившись с этим войском и воспользовавшись отсутствием вандалов, Пуденций захватил эту область и подчинил ее василевсу. Гелимер хотел наказать Пуденция, но вот какое обстоятельство помешало ему и этом.

(25) Среди рабов Гелимера был некто Года, по происхождению гот, смелый, энергичный и физически очень сильный. Казалось, он был очень предан интересам своего господина. (26) Этому Годе Гелимер поручил остров Сардинию как для того, чтобы охранять ее, так и для того, чтобы собирать ежегодную дань. (27) Но он не сумел пережить посланного судьбой счастья, душа его не выдержала, он попытался захватить власть, и не только не считал нужным отправлять ежегодную дань, но весь этот остров он отнял у вандалов и завладел им. (28) И когда он услышал, что василевс Юстиниан собирается идти походом против Ливии и Гелимера, он написал ему следующее: (29) «Не под влиянием необдуманного порыва и не потому, что я испытал от своего господина оскорбление, я решился на отпадение, а потому, что увидал, сколь велика его жестокость по отношению к родственникам и подданным; я по доброй воле не захотел быть участником его бесчеловечных поступков. (30) Лучше служить государю справедливому, законному, чем тирану, приказывающему совершать беззакония. (31) Согласись же содействовать мне в моем стремлении и прислать мне войско, чтобы у меня было достаточно сил защищаться от нападения». (32) Василевс получил это послание с радостью и отправил к нему послом Евлогия с письмом, где он хвалил Году за его разумное решение и его ревность к справедливости; он обещал ему содействие, намереваясь дать солдат и стратига, который вместе с ним будет охранять остров и сможет помочь ему в других отношениях так, чтобы со стороны вандалов он не испытал никаких неприятностей. (33) Прибыв на остров Сардинию, Евлогий обнаружил, что Года принял имя царя и внешние знаки власти, а также окружил себя телохранителями. (34) Когда он прочел письмо василевса, он сказал, что желательно, чтобы в знак союза к нему прибыли солдаты, а в военачальнике он совершенно не нуждается. Написав то же самое василевсу, он отослал с этим письмом Евлогия.

XI. Василевс, еще не зная об этом письме, стал готовить для совместной с Годой охраны острова четыреста воинов во главе с архонтом Кириллом. (2) Наряду с этим шло приготовление и войска против Карфагена – десяти тысяч пеших и пяти тысяч всадников, набранных из регулярных солдат и из федератов[86]. (3) В прежнее время к федератам причислялись только те из варваров, которые не находились в подчинении у римлян, поскольку не были ими побеждены, но пришли к ним, чтобы жить в государстве на равных с римлянами правах. (4) Словом «федера» римляне называют договор о мире, заключенный с врагами, теперь же всех стало можно называть этим именем, так как с течением времени теряется точность приложенных к чему-либо названий, и поскольку условия жизни и дела меняются в том направлении, в каком угодно людям, они обращают мало внимания на ранее данные ими названия. (5) Командующие федератами были Дорофей, стратиг войск в Армении[87], и Соломон, который помогал в войске Велисарию (римляне называют такого человека доместиком[88]).

(6) Этот Соломон был евнухом, он лишился срамных мест не по злому умыслу какого-то человека, но по какой-то случайности, когда был еще в пеленках. Кроме того, были еще Киприан, Валериан[89], Мартин[90], Алфия, Иоанн, Маркелл и Кирилл, о котором я упоминал раньше[91]. (7) Конницей командовали Руфин и Эган[92], принадлежавшие к дому Велисария, Варват и Папп; пехотой – Феодор, которому было прозвище Ктеан, Терентий, Заид, Маркиан и Сарапис. (8) Иоанн, бывший родом из Эпидамна, который теперь называется Диррахий, был поставлен во главе всех начальников пеших войск. (9) Из всех них один Соломон был родом с Востока, с самых крайних пределов Римской державы, где теперь находится город Дара; Эган был родом из массагетов, которых теперь называют гуннами. (10) Остальные полководцы почти все происходили из Фракии. (11) За ними следовало четыреста герулов, которыми командовал Фара[93], и приблизительно шестьсот союзных варваров из племени массагетов, все – конные стрелки. (12) Ими командовали Синний и Вала, весьма одаренные храбростью и твердостью характера. (13) Для этого войска потребовалось пятьсот кораблей; из них ни один не поднимал больше пятидесяти тысяч медимнов, но и не меньше трех тысяч. (14) На этих кораблях плыли тридцать тысяч моряков, по большей части египтяне и ионяне, а также и киликийцы. Начальником над всеми этими кораблями был назначен один – Калоним из Александрии. (15) Были у них и длинные корабли, приспособленные для морского боя, в количестве девяноста двух; у них было по одному ряду весел и сверху они имели крышу, чтобы находившиеся тут гребцы не поражались стрелами врагов. (16) Нынешние люди называют эти суда дромонами[94], ибо они могут плыть очень быстро. На этих судах было две тысячи византийцев, одновременно и гребцы, в воины; и не было на них ни одного лишнего человека. (17) Был послан с ними и Архелай, имевший сан патрикия и бывший уже эпархом двора в Визáнтии и Иллирии[95]; тогда он был назначен эпархом войска: так называется заведующий расходами армии. (18) Главнокомандующим над всем василевс поставил Велисария, вновь возглавлявшего войско Востока. (19) За ним следовало много копьеносцев и щитоносцев; все это были люда, хорошо знавшие военное дело и испытанные в боях. (20) Василевс вручил ему грамоту, которая давала ему право поступать, как он сочтет нужным, и все его действия получали такую же силу, как совершенные самим василевсом. Таким образом, эта грамота давала ему права царской власти. (21) Велисарий был родом из Германии, которая расположена между Фракией и Иллирией. Таковы были тогда дела.

(22) Лишенный Триполиса Пуденцием, а Сардинии – Годой, Гелимер испытывал мало надежды вернуть Триполис, поскольку тот находился далеко от его владений, да и римляне уже начали оказывать содействие отпавшим, а тотчас начинать войну с римлянами он считал для себя совсем невыгодным; поэтому он решил ускорить свое нападение на остров, пока сюда не явилось вспомогательное войско от василевса. (23) Отобрав пять тысяч вандалов и дав им сто двадцать самых быстроходных и крепких кораблей, он послал их в Сардинию под предводительством своего брата Цазона. (24) И так они отплыли, полные воодушевления и гнева против Годы и Сардинии. Василевс же Юстиниан отправил вперед Валериана и Мартина, чтобы они приняли другое войско, которое находилось на Пелопоннесе. (25) Когда они уже были на кораблях, василевс вспомнил, что он хотел им кое-что поручить, он хотел сказать им об этом раньше, но охватившие его ум заботы о других делах заслонили это намеренно. (26) Итак, он послал за ними, чтобы сказать то, что желал, но подумав, решил, что, если он приостановит их отправление, то это может оказаться для них дурным предзнаменование. (27) Поэтому он послал к ним нескольких человек, запретив им возвращаться или сходить с кораблей. (28) Когда посланники приблизились к кораблям, они с большим криком и шумом возвестили им, чтобы они ни в коем случае не возвращались к василевсу. Это показалось присутствующим плохим предзнаменованием: они подумали, что никто из тех, кто находится на кораблях, не вернется из Ливии в Византии. (29) Ибо помимо неблагоприятного предзнаменования василевс невольно произнес и проклятие в их адрес, так что они начали подозревать, что не вернутся. Если бы кто захотел отнести этот случай к архонтам Валериану и Мартину, он понял бы, что его мнение ошибочно. (30) Но среди копьеносцев Мартина был некто Стоца[96], которому суждено было стать врагом василевса, учинить тиранию и уж, конечно, менее всего возвратиться в Византии; на него, можно предположить, божество и перенесло это слово проклятия. (31) Так ли надо это толковать или иначе, я предоставляю каждому судить, как он хочет. Я же перехожу к рассказу о том, как отправился в поход военачальник Велисарий и его войско.

XII. Шел уже седьмой год единодержавного правления василевса Юстиниана, когда примерно во время летнего солнцеворота[97] он повелел кораблю стратига пристать к берегу там, где находится царский дворец. (2) Сюда прибыл архиерей города Епифаний[98], прочтя, как полагается, молитвы. Одного из воинов, недавно крещенного и принявшего имя христианина[99], он ввел на корабль. Так отплывал военачальник Велисарий и его жена Антонина[100]. (3) Вместе с ними был и Прокопий, описавший эти события. Вначале он очень страшился опасностей этой войны, но затем увидел сон, который его ободрил и побудил стремиться к этому походу. (4) Ему снилось, что он находится в доме Велисария. Один из служителей, войдя, сообщил, что пришли какие-то люди, принесшие дары. Велисарий велел ему посмотреть, что это за дары. Выйдя во внутренний двор, он увидел людей, которые принесли на своих плечах землю с цветами. (5) Он ввел их в дом и велел сложить землю, которую они несли, в портике; явился Велисарий со своими копьеносцами, возлег на эту землю и начал есть цветы; и другим он повелел делать то же самое, и им, расположившимся на этой земле, как на каком-нибудь ложе, и вкушающим цветы, эта пища показалась очень лакомой. Таково было содержание сна Прокопия.

(6) Весь флот следовал за кораблем главнокомандующего. Затем он пристал к Перинту[101], который теперь называется Гераклеей. Здесь войско провело пять дней, так как василевс одарил стратига большим количеством коней из своих табунов, которые у него пасутся по всей Фракии. (7) Отплыв отсюда, они пристали к Авидосу[102]. В то время, как им пришлось пробыть здесь четыре дня из-за отсутствия ветра, произошел следующий случай. (8) Два массагета в состоянии крайнего опьянения убили одного из своих товарищей, посмеявшегося над ними. Массагеты больше всех других людей любят крепкое вино. (9) Велисарий тотчас обоих этих воинов посадил на кол на холме, находившемся недалеко от Авидоса. (10) Когда остальные, в том числе и родственники казненных, выражали крайнее недовольство и говорили, что они пришли на помощь римлянам не для того, чтобы подвергаться наказаниям и подчиняться римским законам (по их законам за убийство полагается иное отмщение), а вместе с ними подняли шум, обвиняя своего предводителя, и римские солдаты, которым не хотелось нести ответственность за свои проступки, Велисарий, собрав массагетов и все остальное войско, сказал следующее: (11) «Если бы моя речь была обращена к тем, кто в первый раз идет на войну, долго мне пришлось бы говорить, сколько пользы и помощи оказывает справедливость в одержании победы над врагом. (12) Только те, кому не известны превратности судьбы в подобной борьбе, могут думать, что весь исход войны зависит от силы их рук. (13) Вы же, которые не раз одерживали победы над врагами, нисколько не уступавшими вам в силе и обладавшими огромной храбростью, вы, которые часто подвергались испытаниям в столкновениях с противниками, вы, думаю, хорошо знаете, что люди только сражаются, а судьбу сражений решает Бог, дающий силу тому или другому сопернику. (14) Итак, при таком положении дел хорошее состояние тела, умение пользоваться оружием и всякие другие меры предосторожности на войне надо считать значительно менее важными, чем справедливость и выполнение своего долга перед Богом. (15) То, что может оказать помощь нуждающимся, должно, конечно, быть особенно чтимым. (16) Первым же доказательством справедливости является наказание убивших несправедливо. Если необходимо судить о том, что справедливо и что несправедливо, и исходить при этом из поступков по отношению к ближним, то для человека нет ничего дороже жизни. (17) И если какой-либо варвар считает, что он заслуживает прощения за то, что он в пьяном виде убил ближнего, то тем, что он пытается оправдать свою вину, он, конечно, еще более усиливает необходимость признать его виновность. (18) Ведь и вообще напиваться пьяным настолько, чтобы недолго думая убивать близких, нехорошо, а тем более в походе, ибо и самое пьянство, даже если оно не соединено с убийством, заслуживает наказания; обида же, нанесенная сородичу, в глазах всех, кто обладает разумом, заслуживает гораздо большего наказания, чем обида постороннему. (19) Вот вам пример, и вы можете видеть, каков результат таких поступков. (20) Нельзя беззаконно давать волю рукам, похищать чужое имущество: я не буду смотреть на это снисходительно и не буду считать своим товарищем по боевой жизни того из вас, кто, будь он страшен врагу, не может действовать против своего соперника чистыми руками. (21) Одна храбрость без справедливости победить не может». (22) Так сказал Велисарий. Все войско, услышав такие слова и видя перед глазами посаженных на кол, пришло в невыразимый страх и решило дальше жить благопристойно, понимая, что не избежать большой опасности, если они будут уличены в совершении какого-либо беззакония.

XIII. Затем Велисарий принял меры, чтобы весь флот плыл постоянно сообща и приставал к одному и тому же месту. (2) Он знал, что при большом флоте, особенно если он попадет в сильный ветер, волей-неволей многие корабли отстают и рассеиваются по морю, и их кормчие не знают, за кем из плывущих впереди им лучше всего следовать. (3) Подумав об этом, он сделал следующее: у трех кораблей, на которых плыл он сам и его свита, он велел выкрасить паруса с верхнего угла почти на одну треть их длины в красный цвет, а на корме поставить прямые шесты с фонарями, чтобы и днем и ночью корабли главнокомандующего были видны. Всем кормчим он велел следовать за этими кораблями. (4) Таким образом, весь флот следовал за этими тремя передовыми судами, и ни один корабль не отстал и не потерялся. Когда же нужно было отплывать из гавани, давались трубные сигналы.

(5) После отплытия из Авидоса на них напал сильный ветер, пригнавший их к Сигею[103]. Затем, воспользовавшись тихой погодой, они не спеша дошли до Малеи[104] во время этого перехода безветрие им очень помогло. (6) Ведь большой флот из огромных кораблей, оказавшись с наступлением ночи в узком проходе и от этого придя в беспорядок, подвергся крайней опасности. (7) Тут кормчие и остальные моряки проявили большое искусство: предупреждая других, они поднимали большой крик и шум, шестами отталкивая [корабли] друг от друга и искусно держа расстояние между собой. А если бы ветер, попутный или нет, захватил их здесь, то, думается мне, моряки с трудом бы спаслись и вряд ли сохранили бы и свои корабли. (8) Теперь же, избегнув опасности, они пристали к Тенару[105], который ныне называется Кенополь. (9) Двинувшись отсюда, они приплыли к Мефоне[106] и нашли там Валериана и Мартина, незадолго до этого прибывших сюда со своими людьми. (10) Так как попутного ветра не было, Велисарий приказал всем судам пристать к берегу и высадил войско с кораблей. Когда все сошли, он указал архонтам их место в строю, распределил и привел в порядок солдат. (11) Пока он был этим занят, а попутного ветра все не было, случилось так, что многие солдаты умерли от болезни, произошедшей по следующей причине.

(12) Эпарх двора Иоанн[107] был очень скверным человеком и настолько способным изыскивать пути для пополнения казны за счет людей, что я никогда не смог бы достаточно подробно сие описать. (13) Но об этом я уже говорил и раньше, когда порядок моего повествования привел меня к этому. (14) Здесь же я расскажу, как он погубил солдат. (15) Хлеб, которым приходится питаться солдатам во время лагерной жизни, необходимо два раза сажать в печь и тщательно пропекать[108] для того, чтобы он сохранялся как можно дольше, а не портился в короткий срок; выпеченный таким образом хлеб, естественно, становился более легким по весу и поэтому при раздаче хлебного пайка солдатам обычно сбрасывается четвертая часть установленного веса. (16) Поразмыслив над тем, как бы не сокращая вес хлеба, меньше тратить на дрова и меньше платить пекарям, Иоанн сделал следующее: он приказал хлеб, еще сырой, нести в общественные бани [носящие имя] Ахиллеса и положить на то место, где внизу горит огонь. (17) И когда он становился похожим на печеный, он распорядился класть его в мешки и отправлять на корабли. (18) После того, как флот прибыл в Мефону, эти хлебы рассыпались и вновь обратились в муку, но уже не здоровую, а испортившуюся, загнившую и издававшую тяжелый запах. (19) Заведовавшие этим раздавали этот хлеб солдатам не по весу, но выдавали хлебный паек мерками[109] и медимнами. (20) И вот солдаты, питаясь таким хлебом летом в местах с очень жарким климатом, заболели, и из них умерло не менее пятисот человек. Так случилось бы и с большим числом, но Велисарий запретил питаться этим хлебом и велел доставлять им местный хлеб. Он донес об этом василевсу; сам он получил от василевса одобрение за свое распоряжение, Иоанн же не потерпел никакого наказания.

(21) Так шли тогда дела. Двинувшись из Мефоны, они прибыли в гавань острова Закинфа. Там запаслись водой, сколько было нужно, чтобы переплыть Адриатическое море, и, заготовив все остальное, поплыли дальше. (22) Поскольку ветер был очень мягкий и слабый, только на шестнадцатый день они пристали к пустынному месту в Сицилии, где поблизости возвышается гора Этна. (23) Во время этого переезда, задержавшего их, как сказано выше, случилось так, что вся вода испортилась, кроме той, которую пил Велисарий и его сотрапезники. (24) Эту воду сохранила супруга Велисария следующим образом. Велев наполнить водой сосуды из стекла и сделав в трюме корабля, куда не могло доходить солнце, маленькое помещение из досок, она зарыла эти сосуды в песок; благодаря этому вода осталась неиспорченной. Так шли там дела.

XIV. Как только Велисарий высадился на остров, он стал испытывать беспокойство, не зная, что будет дальше, и разум его помутился: ибо он не знал, что представляли собой вандалы, на которых он идет войной, каковы они в военном отношении, каким образом надо воевать с ними и откуда следует на них напасть. (2) Особенно беспокоили его солдаты, страшившиеся морской битвы и ничуть не стыдившиеся говорить, что если их высадят на сушу, они постараются проявить себя в битве храбрецами; если же на них пойдут неприятельские суда, они обратятся в бегство, так как они не могут сражаться с враждебными им людьми и волнами. (3) Полный такого беспокойства, он послал своего советника Прокопия в Сиракузы, чтобы разузнать, не устроили ли враги заранее какую-нибудь засаду на острове или на материке, чтобы помешать их переезду, к какому месту Ливии им лучше всего пристать и откуда выгоднее всего начать военные действия против вандалов. (4) Он велел ему после выполнения поручения возвращаться и присоединиться к нему в местечке Кавкань, отстоящем от Сиракуз приблизительно на расстоянии двухсот стадий. Здесь он собирался пристать сам со всем флотом. (5) Официально же он отправил Прокопия под предлогом закупки продовольствия, так как готы охотно предоставили им право закупок: об этом было договорено василевсом Юстинианом и Амаласунтой, матерью Аталариха, который тогда еще был мальчиком и, находясь под опекой своей матери Амаласунты, считался королем готов и италийцев (как об этом мною будет написано в книге о войне с готами)[110]. (6) Когда Теодорих умер и власть перешла к внуку, сыну его дочери, Аталариху, еще до этого оставшемуся после смерти отца сиротой, Амаласунта, боясь за участь сына и власти, всячески постаралась приобрести расположение Юстиниана, слушалась его указаний во всем и в частности, дала согласие предоставить право покупки продовольствия для этого похода и исполнила свое обещание.

(7) Прибыв в Сиракузы, Прокопий неожиданно встретился со своим земляком, с которым еще с детства был дружен; по делам морской торговли он уже с давних лет поселился в Сиракузах; Прокопий стал его расспрашивать о том, что ему было нужно узнать. (8) Этот человек показал ему своего слугу, который после трехдневного плавания вернулся в этот день из Карфагена и сказал, что нет никаких оснований подозревать, что вандалы устроили римскому флоту засаду. (9) Ни от одного человека они еще не слышали, чтобы на них шло какое-либо войско; все боеспособные вандалы незадолго до этого отправились в поход против Годы[111]. (10) Поэтому Гелимер даже не помышляет о войне и, оставив без должной защиты Карфаген и другие приморские укрепленные пункты, живет в Гермионе, которая находится в Бизакии[112], в четырех днях пути от берега. Так что они могут плыть, не опасаясь никаких неприятностей, и пристать там, куда их пригонит ветер. (11) Услышав это, Прокопий, взяв слугу за руку, пошел с ним к гавани Аретузе, где у него стоял корабль, расспрашивая этого человека обо всем и стараясь выведать все подробности. Взойдя с ним на корабль, он велел поднять паруса и спешно плыть в Кавкану. (12) Хозяин этого слуги стоял на берегу и удивлялся, что ему не возвращают его человека. Тогда, уже после отплытия корабля, Прокопий громким голосом просил извинить его и не сердиться на него, (13) ибо необходимо представить этого слугу стратигу. Когда же тот приведет флот в Ливию, он, получив большие деньги, вернется в Сиракузы.

(14) Прибыв в Кавкану, они нашли всех в большом горе, поскольку умер стратиг армянских войск Дорофей, оставив по себе большую печаль у всего войска. (15) Когда этого слугу привели к Велисарию и он поведал ему весь свой рассказ, Велисарий был очень обрадован, усердно хвалил Прокопия и велел трубным звуком дать знак к отплытию. (16) Быстро подняв паруса, они направились к Гавлу и Мелите, островам, которые являются границей между Адриатическим и Тирренским морями. (17) Поднялся сильный восточный ветер и принес их корабли к берегу Ливии, к местечку, которое римляне на своем языке называют «Головой отмели», имя его – Капут-Вада, и отстоит оно от Карфагена на расстоянии пяти дней пути для пешехода налегке[113].

XV. Когда они приблизились к берегу, Велисарий приказал спустить паруса на кораблях и стать на якорь. Созвав всех военачальников на свой корабль, он предложил им обсудить вопрос о высадке. (2) Было высказано немало противоположных мнений, наконец, выступил Архелай и сказал следующее: «Я удивляюсь великодушию нашего военачальника, который превосходя всех разумом, имея наибольшую опытность и обладая к тому же всей полнотой власти, предложил нам на рассмотрение этот вопрос и предлагает каждому из нас высказать свое мнение, чтобы мы могли выбрать то, что нам покажется лучшим, хотя он один может знать, что надо делать, и имеет право предпринимать то, что он считает нужным. (3) Что же касается вас, мужи-архонты (я не знаю, как бы это лучше сказать), меня удивляет, что каждый из вас не торопится первым высказаться против высадки. (4) Я знаю, конечно, что для того, кто дает совет людям, стремящимся навстречу опасности, не бывает никакой пользы, но обычно он навлекает на себя одни нарекания. (5) Достигшие успеха приписывают это или своему уму, или счастью, при неудаче же обвиняют только того, кто подал совет. (6) И все же я скажу свое мнение, так как было бы бесчестием бояться нареканий, когда речь идет об общем спасении. (7) Вы хотите, архонты, произвести высадку на неприятельскую землю. Но подумали ли вы, в какой гавани вы можете оставить корабли? Стены какого города будут служить для вас защитой? (8) Разве вы не слышали, что берег от Карфагена до Юки, простирающийся на расстоянии девяти дней пути, совершенно не имеет гаваней и открыт всем ветрам, откуда бы они ни подули? (9) А если во всей Ливии, за исключением Карфагена, не осталось ни одного укрепленного города, то сделано это по решению Гизериха. (10) Прибавьте к этому, что в данном месте, говорят, совсем нет воды. Если вам угодно, давайте предположим, что произошло что-то для нас неблагоприятное и с этой точки зрения обсудим наше положение. (11) Ведь не свойственно ни человеческой судьбе, ни естественному ходу событий, чтобы тот, кто с оружием в руках идет в решительный бой, не ожидал для себя никаких затруднений. (12) Если мы высадимся на берег и разразится буря, разве с кораблями не произойдет одно из двух: или они должны будут отплыть далеко в море, или же погибнуть у этого берега? (13) Откуда мы тогда сможем получить себе продовольствие? Пусть никто не надеется на меня, эпарха армии, ведающего расходами: всякому должностному лицу, лишенному средств для выполнения обязанностей, поневоле приходится и по названию, и по положению вернуться к состоянию частного человека. (14) Где мы сложим запасное оружие и все необходимое, если нам придется выдерживать нападение варваров? Даже непристойно говорить, во что все это может вылиться. (15) Я думаю, что нам нужно идти прямо к Карфагену. Говорят, что не дальше, чем в сорока стадиях от него, есть гавань по имени Стагнон[114], совершенно не охраняемая и достаточная для всего флота. Двигаясь оттуда, будет нетрудно развернуть военные действия. (16) Мне кажется, что мы сможем овладеть Карфагеном при первом же нападении, тем более, что враги находятся далеко; а овладев Карфагеном, мы уже в дальнейшем не испытаем ничего плохого. (17) Все дела человеческие, когда пострадает главное, вскоре приходят в упадок. Подумав обо этом, вам следует принять надлежащее решение». Так сказал Архелай.

(18) Велисарий же сказал следующее: «Пусть никто из вас, соратники, не думает, что мои слова – слова испытующего вас, и не потому они сказаны последними, чтобы с ними следовало согласиться, каковы бы они ни были. (19) Что каждому из вас кажется лучшим, я слышал. Следует и мне вынести на общее обсуждение то, что знаю я, и таким образом вместе с вами выбрать наиболее полезное. (20) Давайте вспомним о том, что еще недавно солдаты говорили открыто, что они боятся опасности на море и что, если вражеские корабли пойдут на них, они обратятся в бегство, и мы молили Бога показать нам скорее землю Ливии и дать возможность спокойно на нее высадиться. (21) Если это так, то я думаю, только неразумные люди, попросив у Бога лучшего, отказываются от него, когда оно им дано, и идут противоположным путем. (22) Если мы сейчас поплывем к Карфагену и наш флот встретит неприятельский, и наши солдаты обратятся в стремительное бегство, то в конце концов они не заслужат порицания: проступок, наперед указанный, сам же в себе несет оправдание; нам же, даже если мы спасемся, не будет никакого извинения. (23) Ясно, что если мы останемся на кораблях, нас ждет немало неприятностей, достаточно упомянуть об одной, которой особенно считают нужным нас пугать, – опасность бури. (24) Если на нас обрушится ураган, то кораблям, говорят они, необходимо будет испытать одно из двух: или бежать далеко от берегов Ливии, или погибнуть у этих берегов. (25) Что же будет для нас выгоднее, если исходить из такого положения дел? Чтобы погибли одни корабли или чтобы вместе с кораблями погибли люди, а все наше дело пропало? Кроме того, если мы сейчас нападем на врагов, еще не подготовленных к войне, можно допустить, что мы, выполним задуманное; ибо на войне неожиданность обычно играет решающую роль. (26) Немного же спустя, когда неприятель подготовится, борьба будет проходить с равными силами, на равных условиях. (27) К этому можно добавить, что тогда нам придется вести борьбу именно из-за высадки, добиваться того, что теперь у нас в руках и на что мы на нашем совещании смотрим как на ненужное. (28) И если во время этого боя нас, как часто бывает в море, застигнет буря, то сражаясь и с волнами, и с вандалами, мы почувствуем, что значит следовать хорошим советам. (29) Я утверждаю, что надо немедленно высадиться на сушу, спустить с судов лошадей, перенести оружие и все остальное, что по нашему мнению, нам пригодится, спешно вырыть ров, укрепить его палисадом, который нам обеспечит безопасность ничуть не меньше любой стены и, если кто-либо пойдет на нас, отсюда развернуть военные действия. (30) Если мы будем храбрыми, то в продовольствии у нас недостатка не будет. Тот, кто побеждает врагов, становится обладателем и того, что принадлежало противникам. Победа, обладая правом на все богатства, переносит их туда, куда склоняется сама. Так что у вас в руках и ваше спасение, и изобилие всяких благ».

(31) Так сказал Велисарий; все с ним согласились, и все собрание приняло его предложение. Разойдясь, они быстро провели высадку, три месяца спустя после того, как они отплыли из Визáнтия. (32) Велисарий, указав место на берегу, приказал солдатам и матросам рыть ров и устраивать палисад. (33) Они начали выполнять его приказание. Поскольку работающих было очень много, а страх и приказания главнокомандующего усиливали их усердие, то в один день ров был выкопан, палисад закончен и вокруг всюду были забиты колья. (34) Тут тем, кто копал ров, явилось великое чудо: из земли показалось много воды, чего прежде в Бизакии не было никогда, и вообще эта местность считалась безводной. (35) Этой воды было вполне достаточно для всякой потребности, как для людей, так и для животных. Радуясь вместе с военачальником, Прокопий сказал, что вода доставляет радость не столько потому, что она – необходимость для войска, сколько потому, что она, по его мнению, является знамением легкой победы, и что само Божество предсказывает это[115]. Так в самом деле и вышло. (36) Всю эту ночь солдаты провели в лагере, выставив стражу и сделав все остальное, как полагается; Велисарий только распорядился, чтобы на каждом корабле остались для охраны по пять стрелков и чтобы дромоны стали вокруг флота, сторожа, дабы никто не напал на него и не причинил ему зла.

XVI. На следующий день, когда некоторые солдаты отправились вглубь страны на поля и стали собирать зрелые плоды, стратиг подверг их серьезному телесному наказанию и, собрав войско, сказал следующее: (2) «Производить насилие и кормиться за чужой счет даже при других обстоятельствах считается дурным поступком, поскольку в этом заключено нечто несправедливое. Теперь же в вашем поступке заключается столько вреда, что мы, оставив разговоры о справедливости, как это ни горько, должны подумать о той огромной опасности для нас, которая возникла из-за вашего поступка. (3) Я высадил вас на эту землю, полагаясь только на то, что ливийцы, бывшие прежде римлянами, не чувствуют преданности к вандалам и с тяжелым чувством выносят их гнет, и поэтому я думал, что у нас не будет недостатка ни в чем необходимом и что враги внезапным нападением не причинят нам никакого вреда. (4) Теперь, однако, недостаток выдержки у вас все изменил, ибо вы примирили ливийцев с вандалами и на самих себя уже навлекли неприязнь, которую они питали к вандалам, (5) В силу природного чувства обиженные питают вражду к насильникам, а вы за несколько серебряных монет променяли и собственную безопасность, и обилие благ, хотя могли, купив все необходимое у хозяев с их полного согласия, не выглядеть в их глазах несправедливыми и в полной мере пользоваться их дружбой. (6) Теперь же у вас будет война и с вандалами, и с ливийцами, скажу даже, и с самим Богом, которого уже никто, совершивший беззаконие, не сможет призывать на помощь. (7) Перестаньте же бросаться на чужое, оттолкните от себя исполненные опасности мысли о наживе. (8) Как раз сейчас наступило время, когда сдержанность может спасти, а распущенность приведет к смерти. Если вы будете заботиться об этом, то и Бог будет милостив к вам, и народ Ливии будет к вам расположен, и племя вандалов окажется доступным вашим нападениям». (9) С этими словами Велисарий распустил собрание. Тогда стало известно, что на расстоянии одного дня пути от лагеря по направлению к Карфагену находится расположенный у моря город Силлект, стена которого уже в древнее время была разрушена. Жители его, загородившись со всех сторон стенами своих домов наподобие укрепления, оберегали себя таким образом от набегов маврусиев. И вот Велисарий послал одного из своих копьеносцев Вориада с несколькими щитоносцами с приказом попытаться занять город, и, если они его возьмут, не причинять жителям никакого зла, но обещать бесконечные блага и сказать, что они пришли для их освобождения, с тем чтобы наше войско могло войти в этот город. (10) Посланные оказались недалеко от города в час, когда тушат светильники, и, скрывшись в овраге, провели там ночь. Утром, когда деревенские жители с телегами стали входить в город, они тихо, смешавшись с ними, проникли в город и безо всякого труда его заняли. (11) С наступлением дня, не поднимая никакого шума, они созвали священнослужителя и знать города, сообщили им поручение стратига и, получив с их полного согласия ключи от входов, отправили их военачальнику.

(12) В тот же день попечитель государственной почты перешел на сторону римлян, передав им всех казенных лошадей. Был захвачен также один из тех, кого отправляют с царскими посланиями и кого называют «вередариями»[116]. Стратиг не сделал ему никакого зла, но, одарив большим количеством золота и получив от него обещание верности, вручил ему письмо, которое василевс Юстиниан написал вандалам, для того чтобы он передал его вандальским архонтам. Письмо это гласило следующее: (13) «У нас нет намерения воевать с вандалами, и мы не нарушаем заключенного с Гизерихом договора, но мы хотим свергнуть вашего тирана, который, презрев завещание Гизериха, заковал вашего царя в оковы и держит в тюрьме; который одних из ненавидимых им родственников сразу же убил, у других же отнял зрение и держит под стражей, не позволяя им со смертью прекратить свои несчастия. (14) Итак, соединитесь с нами и освободитесь от негодной тирании для того, чтобы вы могли наслаждаться миром и свободой. В том, что это будет предоставлено вам, мы клянемся именем Бога». (15) Таково было содержание письма василевса. Получив его от Велисария, вередарий не решился сообщать о нем открыто, но тайно показал его своим друзьям и в сущности не сделал ничего, что имело бы какое-либо значение.

XVII. Велисарий, выстроив свое войско для сражения, двигался с ним к Карфагену. Он отобрал триста своих щитоносцев из числа самых храбрых и поручил команду над ними Иоанну, ведавшему расходами его личного дома; римляне называют таких лиц «оптионами»[117]. (2) Родом он происходил из Армении, был человеком в высшей степени разумным и храбрым. Велисарий приказал Иоанну идти впереди войска на расстоянии не менее двадцати стадий и, если они заметят какое-либо движение со стороны неприятелей, спешно дать ему знать, чтобы римскому войску не пришлось вступать в сражение без подготовки. (3) Союзным же массагетам он велел продвигаться слева от войска на таком же или немного большем расстоянии. Сам он с отборным отрядом шел в тылу войска. (4) Он подозревал, что Гелимер, идя из Гермионы следом за ними, в скором времени нападет на них. С правого фланга войску не грозила никакая опасность, так как оно шло близко от берега. (5) Морякам он дал указание все время следовать за войском и сильно от него не отставать, если же поднимется сильный попутный ветер, то, спустив большие паруса, плыть на малых, которые называют долонами, если же ветер прекратится совсем, грести изо всех сил.

(6) По прибытии в Силлект Велисарий держал своих солдат в разумной строгости, так что они не давали воли рукам и не поступали грубо; сам же он, проявляя мягкость в обращении и человеколюбие настолько привлек на свою сторону ливийцев, что впредь шел по их стране как по своей собственной: жители этих мест не прятались от войска и не стремились что-нибудь скрыть, но охотно Продавали продукты и оказывали солдатам всякого рода услуги. (7) Проходили мы в день по восьмидесяти стадий[118] и до самого прибытия в Карфаген останавливались на ночлег либо в городах, если это удавалось, либо в лагере, принимая меры предосторожности сообразно с обстоятельствами. (8) Таким образом, через Лепту и Гадрумет мы прибыли в местечко Грассу, отстоявшее от Карфагена на расстоянии трехсот пятидесяти стадий. (9) Там находился дворец правителя вандалов и самый прекрасный из всех известных нам парк с садом. (10) Он обильно орошался источниками и имел очень много различных деревьев. Все деревья были полны плодов, так что каждый солдат поставил свою палатку среди фруктовых деревьев, ел до пресыщения фрукты, к тому времени уже созревшие, но было незаметно, чтобы количество плодов от этого уменьшалось[119].

(11) Как только Гелимер, находившийся в то время в Гермионе, получил известие о прибытии врагов, он тотчас написал в Карфаген своему брату Аммате, приказав убить Ильдериха и находившихся под стражей близких ему по родству или иным образом, привести в боевую готовность вандалов и все боеспособное население города с тем, чтобы по прибытии врагов к теснинам, находившимся около пригорода, называемого Децимом, окружить их с обеих сторон и, поймав их, как зверя в сети, истребить. (12) Аммата выполнил его приказание: он убил Ильдериха, своего родственника, Евагея и тех ливийцев, которые приходились им близкими людьми; Оамера в то время не было уже в живых.

(13) Вооружив вандалов, он держал их в состоянии готовности, чтобы напасть на врага в надлежащее время. (14) Гелимер же следовал за нашим войском, не давая нам этого почувствовать. Только в ту ночь, когда мы ночевали в Грассе, отряды разведчиков той и другой стороны встретились друг с другом, вступили в бой и затем вернулись каждый в свой лагерь. И тут нам стало ясно, что враг находится недалеко от нас. (15) Двинувшись отсюда, мы уже не могли видеть свои корабли, поскольку уходящие далеко в море высокие скалы вынуждают мореходов делать большой крюк. К тому же там выдается мыс, по эту сторону которого расположен городок Гермеса. (16) Велисарий приказал эпарху Архелаю и командующему флотом Калониму не приставать в Карфагене, но держаться от него на расстоянии около двухсот стадий, пока он сам не прикажет им. (17) Отправившись из Грассы, мы на четвертый день прибыли в Децим, находившийся от Карфагена на расстоянии семидесяти стадий.

XVIII. В тот день Гелимер приказал своему племяннику Гибамунду с двумя тысячами вандалов опередить остальное войско и двигаться по местности, расположенной, слева, с тем расчетом, чтобы Аммата из Карфагена,

Гелимер с тыла, а Гибамунд слева, сойдясь вместе, без особого труда окружили неприятельское войско.

(2) В этом тяжелом случае мне пришлось подивиться мудрости божественной и человеческой. Бог, далеко провидя будущее, по своему усмотрению определяет, как идти делам; люди же, совершают ли они ошибки или должным образом все обдумывают, не знают, когда что-либо случается, ошиблись ли они или поступили правильно; они делают это для того, чтобы открыть путь судьбе, ведущей к тому, что было предрешено ранее. (3) Если бы Велисарий организовал поход, не приказав Иоанну идти впереди войска, а массагетам двигаться на левом фланге войска, нам невозможно было бы спастись от вандалов. (4) Однако и при таких планах Велисария, если бы Аммата явился точно в назначенное время, а не прибыл на четверть дня раньше срока, дела вандалов никогда не были бы в таком ужасном положении. (5) Но Аммата прибыл в Децим около полудня, когда мы и войско вандалов были далеко от этого места; он совершил ошибку не только в том, что прибыл в неуказанное время, но также и в том, что, приказав основным силам вандалов по возможности скорее двигаться к Дециму, оставив их в Карфагене, сам с небольшим числом и не самых доблестных воинов вступил в бой с отрядом Иоанна. (6) Он убил двенадцать храбрейших воинов, сражавшихся в первых рядах, но пал и сам, проявив себя в этом деле как прекрасный воин. (7) После гибели Амматы поражение вандалов было полное, и, убегая что есть сил, они сеяли страх в рядах тех, что шли из Карфагена в Децим. (8) Двигались они безо всякого порядка, выстроенные не так, как подобает для сражения, но отрядами, и то небольшими, по тридцать или двадцать человек. (9) Увидев стремительно бегущих вандалов из отряда Амматы и полагая, что преследующих много, они, повернув обратно, бросились бежать вместе с ними. (10) Иоанн и его люди, убивая всех, кто им попадался, достигли самых ворот Карфагена. (11) Избиение вандалов на этих семидесяти стадиях было таково, что, увидев количество трупов, можно было бы подумать, что число их врагов доходило до двадцати тысяч человек.

(12) В это же самое время Гибамунд со своими двумя тысячами прибыл на равнину Галон, которая отстоит от Децима на сорок стадий влево от дороги, ведущей в Карфаген; место совершенно пустынное, безлюдное, без деревьев и безо всякой другой растительности, поскольку соленая вода не позволяет здесь родиться чему-либо другому кроме соли. Тут они наткнулись на гуннов и были все истреблены. (13) Среди массагетов был человек, отличавшийся исключительной храбростью и силой, но командовавший небольшим отрядом. От отцов и предков он получил почетное право первому нападать на врагов во всех походах гуннов. (14) Любому другому массагету было запрещено первому нападать в сражении или убивать врага прежде, чем кто-либо из этого дома начнет бой с неприятелями. (15) Когда войска противников оказались недалеко друг от друга, этот человек, погнав коня, один остановился вблизи войска вандалов. (16) Вандалы, то ли пораженные его отвагой, то ли подозревая коварную уловку со стороны врагов, не решались двинуться с места и поразить этого человека. (17) Думаю, что они, никогда не испытав массагетов в бою, но зная понаслышке, что это племя очень воинственно, попросту устрашились опасности. (18) Вернувшись к своим соплеменникам, этот гунн сказал, что Бог послал им этих иноплеменников как готовое праздничное угощение, (19) И действительно, вандалы не выдержали их натиска, расстроили свои ряды и, совершенно не думая о защите, все позорно погибли.

XIX. Ничего не зная о случившемся, мы шли к Дециму. Увидев весьма подходящее место для лагеря на расстоянии тридцати пяти стадий от Децима, Велисарий возвел надежное укрепление и, поместив в него всю пехоту, созвал войско и сказал следующее: (2) «Соратники наступает момент решительного боя, я чувствую, что враги идут на нас; из-за условий местности наши корабли находятся очень далеко от нас; вся надежда на наше спасение заключена в силе наших рук. (3) Нет здесь для нас ни дружественного города, ни крепости, положившись на которую мы могли бы чувствовать уверенность в собственной безопасности. (4) Однако если мы проявим храбрость, вполне возможно, что мы в войне победим врагов; если же окажемся малодушными, то нам ничего не остается, как позорно погибнуть побежденными. (5) У нас много преимуществ, которые дадут нам одержать победу: справедливость дела, с которой мы идем на наших неприятелей (ибо мы пришли сюда, чтобы вернуть себе то что нам принадлежит[120]), а также ненависть вандалов к своему тирану. (6) Помощь Божья всегда бывает с теми, кто выступает за правое дело, воин же, враждебно настроенный к своему правителю, не способен проявлять достойной храбрости. (7) Кроме того, все это время мы воевали с персами и скифами; вандалы же с того времени, как завладели Ливией, не видели ни одного врага, если не говорить о нагих маврусиях. (8) А кто же не знает, что во всяком деле упражнение ведет к опытности, а бездеятельность к неумению? Укрепление, из которого нам придется продолжать военные действия, сделано у нас прекрасно. (9) Мы сможем оставить здесь оружие и все остальное, чего нам не унести, и идти дальше, а если мы вернемся сюда, мы не испытаем недостатка в необходимом. (10) Я молю, чтобы каждый из вас, помня о своей личной доблести и об оставленных дома близких, шел бы на врага с чувством презрения к нему».

(11) Сказав так и помолившись, Велисарий оставил свою жену и укрепление под охраной пехоты, с конницей же двинулся вперед. (12) Он считал это время невыгодным для того, чтобы начинать сражение всем войском; он хотел сначала в перестрелке и мелких стычках конницы испытать силу неприятеля и только тогда вступить в сражение всем войском. (13) Послав вперед архонтов федератов, он с остальным войском и своими личными копьеносцами и щитоносцами двигался следом. (14) Когда федераты и их архонты оказались в Дециме, они увидели тела убитых двенадцати своих товарищей из отряда Иоанна, а рядом с ними тела Амматы и некоторых вандалов. (15) Услышав от местных жителей рассказ обо всем случившемся, они были огорчены и не знали, куда им теперь идти. Когда они пребывали в подобном недоумении и с вершины холмов осматривали расстилающуюся перед ними страну, с юга показалось облако пыли, а затем и множество вандальских всадников. (16) Тогда они послали к Велисарию, прося его как можно скорее прибыть сюда, поскольку, говорили они, на них навалились враги. Мнения архонтов разделились. (17) Одни хотели идти на наступающих врагов, другие говорили, что для этого у них недостаточно сил. (18) Пока они спорили между собой, варвары под предводительством самого Гелимера приближались к ним; они двигались дорогой, которая находилась между той, по которой шел Велисарий, и той, по которой шли массагеты, сразившиеся с Гибамундом. (19) Поскольку местность по ту и другую сторону дороги была холмистой, они не могли видеть ни поражения Гибамунда, ни укрепления Велисария, ни тем более дороги, по которой двигался отряд Велисария. (20) Когда вандалы и римские федераты оказались близко друг от друга, то оба войска охватило чувство соперничества, кто из них скорее займет самый высокий из находившихся там холмов. (21) Он казался удобным для расположения, и те, и другие предпочитали вступить в бой с неприятелем отсюда. (22) Опередив римлян, вандалы захватили холм, оттеснили врагов и, получив преимущество, обратили их в бегство. (23) Отступая, римляне достигли местечка в семи стадиях от Децима, где находился копьеносец Велисария Улиарис с восьмьюстами щитоносцами. (24) Все думали, что отряд Улиариса, приняв их, построится и пойдет с ними на вандалов; однако, соединившись, и те, и другие сверх ожидания что есть сил бросились бежать и стремительно вернулись к Велисарию.

(25) И тут я не могу сказать, что случилось с Гелимером, как это он, имея в руках победу, сам добровольно отдал ее неприятелю. Разве что и наши безрассудные поступки следует отнести к воле Бога, который, решив, что с человеком должно произойти несчастье, прежде всего накладывает свою руку на его разум и не позволяет, чтобы ему на ум пришло что-нибудь толковое. (26) Если бы он немедленно начал преследование, я думаю, сам Велисарий не выдержал бы его натиска, и все наше дело совершенно погибло. (27) Столь огромно было число вандалов и таков был страх, наведенный ими на римлян. Если бы он, с другой стороны, сразу же двинулся к Карфагену, он легко истребил бы весь отряд Иоанна, воины которого по одному и по двое расхаживали по равнине и обирали лежавшие трупы. (28) Он спас бы и город со всеми его богатствами, завладел бы нашими судами, находившимися неподалеку, и отнял бы у нас всякую надежду на обратное возвращение и победу. Но он ничего из этого не сделал. (29) Медленно спускаясь с холма, он, оказавшись на равнине, увидел труп брата и предался плачу и стенаниям; занявшись его погребением, он упустил столь благоприятный для него момент, вернуть который он уже никак не смог. (30) Велисарий же встретил бегущих, приказал им остановиться, привел их в надлежащий порядок, глубоко их пристыдил, а затем, услыхав о смерти Амматы и о преследовании вандалов Иоанном, разузнав все, что было нужно, о местности и о неприятеле, быстрым маршем двинулся на Гелимера и вандалов. (31) Варвары, уже потерявшие строй и не готовые к бою, не выдержали их нападения и бросились бежать изо всех сил, потеряв многих убитыми. К ночи сражение закончилось. (32) Вандалы бежали не в Карфаген и не в Бизакий, откуда они пришли, но на равнину Буллы, по дороге, ведущей в Нумидию. (33) Отряд Иоанна и массагеты в сумерки вернулись к нам. Узнав обо всем случившемся и сами рассказав о своих действиях, они вместе с нами заночевали в Дециме[121].

XX. На следующий день пехота вместе с супругой Велисария догнала нас и мы вместе отправились к Карфагену; мы подошли к нему поздно вечером и остановились на ночлег, хотя никто не мешал нам сразу же войти в город. Карфагеняне открыли ворота, повсюду зажгли светильники, и всю ночь город был ярко освещен, оставшиеся же в нем вандалы укрылись в храмах, моля о помиловании. (2) Но Велисарий не позволил никому входить в город, опасаясь, с одной стороны, как бы враги не устроили нам какую-нибудь засаду, с другой стороны, как бы солдатам под покровом ночи не представилась возможность безнаказанно предаться грабежу. (3) В тот же день наши корабли при поднявшемся восточном ветре достигли мыса, и карфагеняне, как только их заметили, сняли железные цепи с залива, который они называют Мандракием, предоставив флоту возможность войти в гавань. (4) В царском дворце есть мрачное помещение, которое карфагеняне называют Анкон и в которое бросали всех, на кого гневался тиран. (5) В это время там оказались заключены многие восточные купцы. (6) Гелимер был раздражен на них, обвинял в том, что они побудили василевса начать войну, и собирался всех их казнить; Гелимер решил это сделать в тот день, когда Аммата погиб в Дециме: в такой крайней опасности они находились. (7) Сторож этой тюрьмы, услышав о событиях у Децима и увидев флот уже по эту сторону мыса, войдя в помещение, спросил этих людей, совершенно не знавших о счастливых для них новостях, находившихся во тьме и помышлявших о смерти, что они дали бы из своего имущества за спасение, (8) Они предложили ему все, что он пожелает, но он ничего не потребовал из их богатств, а попросил дать клятву, что если они избегнут смерти, то, насколько это будет в их силах, помогут и ему, если он попадет в опасное положение. Они так и сделали. (9) Тогда он рассказал им обо всем, что случилось, и, сняв ставни со стороны моря, показал им приближающийся флот и, выпустив их из заключения, ушел вместе с ними.

(10) Те, кто находился на кораблях, еще не слышали о том, что совершило войско на суше, не знали, что делать, и, спустив паруса, послали за вестями в Меркурий[122]; узнав о событиях в Дециме, они поплыли дальше, преисполненные радости. (11) Поскольку дул попутный ветер, они оказались в ста пятидесяти стадиях от Карфагена. Тут Архелай и воины, боясь нарушить приказ главнокомандующего, потребовали остановиться, но моряки не хотели слушаться. (12) Они говорили, что здесь нет гаваней и что, вероятно, очень скоро поднимется обычная для этих мест сильная буря, которую местные жители называют Киприанами[123]. (13) По их предсказаниям, если остаться здесь, то окажется невозможным спасти хотя бы корабль. И это была правда. (14) Спустив на короткое время паруса и посоветовавшись, они решили, что не следует плыть в Мандракий[124] (15) (они боялись нарушить строгий приказ Велисария, а, кроме того, подозревали, что вход в Мандракий закрыт цепями, не говоря уже о том, что весь флот в этой гавани не поместился бы); поэтому они сочли за благо остановиться в Стагноне, отстоявшем от Карфагена стадий на сорок; вход в него был беспрепятственный, и был он достаточно велик, чтобы вместить целый флот. (16) Они явились туда в сумерки и стали там на якорь все, кроме Калонима, который вместе с некоторыми моряками, презрев приказ главнокомандующего и общее решение, тайком отправился в Мандракий, поскольку никто не отважился ему помешать, и разграбил имущество живущих у моря купцов, иноземных и карфагенских.

(17) На следующий день Велисарий приказал всем, кто находился на кораблях, высадиться и, выстроив войско в боевой порядок, вступил в Карфаген[125]: он опасался, что его ждет вражеская засада. (18) Тут он неустанно напоминал воинам, сколько счастья видели они с того времени, как начали проявлять умеренность по отношению к ливийцам, настойчиво убеждал их со всем тщанием сохранять добропорядочное поведение и в Карфагене. (19) Он говорил, что ливийцы издревле являлись римлянами, оказались под властью вандалов не по собственной воле и испытали от этих варваров много беззаконий. (20) Именно поэтому василевс и начал войну с вандалами, и с их стороны было бы просто святотатством причинить зло людям, для освобождения которых (ибо такова причина войны) они двинулись против вандалов.

(21) После этих увещеваний он вступил в Карфаген и, поскольку никаких враждебных действий не было заметно, поднялся во дворец и сел на трон Гелимера. (22) Тут к Велисарию с великим криком явилась толпа купцов и других карфагенян, дома которых находились у моря. Они жаловались, что прошлой ночью моряки разграбили их. (23) Велисарий заставил Калонима поклясться в том, что все украденное будет немедленно возвращено. (24) Калоним же клятву дал, но пренебрег ею, присвоив себе эти богатства. Немного времени спустя, однако, в Византии его постигло возмездие. (25) Пораженный болезнью, которая называется апоплексией, он сошел с ума, изгрыз собственный язык и затем умер. Но это случилось впоследствии.

XXI. Так как подошло время, Велисарий велел устроить обед там, где Гелимер обычно угощал вандальских вождей. (2) Римляне называют такое помещение Дельфика, заимствовав это слово из греческого языка. В Палатии в Риме, там, где обыкновенно стоят царские ложа, издревле находился треножник, на который царские виночерпии ставили кубки. (3) Дельфикой римляне называют этот треножник потому, что впервые он был поставлен в Дельфах, а затем и в Визáнтии[126], и везде, где есть царские ложа, это помещение называют Дельфикой подобно тому, как царский дом римляне, подражая грекам, называют Палатием. (4) Поскольку некий Паллад, родом эллин, еще до взятия Трои поселился в этом месте и построил здесь замечательный дом, они стали именовать это строение Палатием; Август, став автократором, решил сделать его своим местопребыванием, и с того времени Палатием называют помещение, в котором пребывает царь[127]. (5) В такой Дельфике обедал Велисарий и знать войска. (6) Случилось так, что за день до этого для Гелимера был приготовлен здесь обед. И мы наслаждались теми самыми кушаньями, которые предназначались для него, и прислуга Гелимера служила нам и разливала вино и угождала во всем остальном. (7) Таким образом, можно было наблюдать судьбу во всем ее блеске; она как бы показывала, что все принадлежит ей, у человека же нет ничего, что могло бы считаться его собственным. (8) В этот день Велисарию пришлось услышать столько прославлений, сколько не досталось на долю никому ни из его современников, ни из тех, кто жил в древности. (9) Римских воинов, не привыкших даже в количестве пятисот человек без шума входить в покоренный город, причем взятый неожиданно, этот военачальник держал в таком порядке, что жители не испытали от них ни оскорблений, ни угроз. (10) Даже деловой жизни не причинено было никаких помех, но в городе, захваченном войском, изменившем свое государственное устройство, пережившем перемену власти, ни одно помещение не оказалось закрытым, а секретари, составив списки, разместили, как полагается, солдат по домам, и те сами, покупая на рынке то, что каждый хотел к завтраку, жили спокойно.

(11) После этого Велисарий дал твердое обещание безопасности бежавшим в храмы вандалам и занялся восстановлением стен[128], которые оказались настолько заброшены, что во многих местах любой мог подняться на них и легко произвести нападение. (12) Значительная их часть лежала в развалинах, и карфагеняне говорили, что из-за этого Гелимер не остался в городе. (13) Он считал, что нечего и думать о приведении их в столь короткий срок в пригодное состояние. (14) Говорили также, что в Карфагене в древние времена дети, играя, произносили старинное прорицание, что гамма прогонит бету, и что опять бета прогонит гамму. (15) Тогда это дети произносили во время игры и оставалось оно неразрешимой загадкой, теперь же, напротив, все стало ясно. (16) Ведь вначале Гизерих прогнал Бонифация, а теперь Велисарий[129] – Гелимера. Была ли это народная молва или Предсказание, но таким образом оно исполнилось.

(17) Тогда же стал понятным и сон, нередко виденный в прежние времена многими карфагенянами, которым было неясно, каким образом он сбудется. Сон этот гаков. Больше всего карфагеняне почитают святого мужа Киприана[130]. (18) Во имя его они построили на берегу поря перед городом замечательный храм, совершали в нем священные обряды и справляли праздник, который они называют Киприанами; по его имени моряки привыкли называть и ту бурю, о которой я недавно упоминал, так как она обычно разражается приблизительно в то же самое время, когда ливийцы по установленному обычаю справляют этот праздник. (19) Во время правления Гонориха вандалы силой отняли этот храм у христиан. (20) Тотчас изгнав отсюда с великим бесчестием их священнослужителей, они в дальнейшем стали выполнять свои обряды, как полагается арианам. (21) Так как ливийцы из-за этого негодовали, не зная, что делать, то, говорят, Киприан часто являлся им во сне и заявлял, что христианам совершенно не следует беспокоиться о нем, что он сам со временем станет за это мстителем. (22) Когда эти слова, переходя от одного к другому, распространились среди всех ливийцев, они стали ждать, что отмщение постигнет вандалов за оскорбление святынь, однако, не могли ясно представить, каким образом исполнится это сновидение. (23) Тогда же, когда в Ливию прибыл флот василевса и время в своем движении должно было на следующий день принести праздник, арианские священнослужители, хотя Аммата с вандалами пошел в Децим, вычистили весь храм, развесили самые лучшие из посвящений, приготовили светильники, извлекли из сокровищницы самые дорогие вещи и все приготовили так, чтобы каждая из них была пригодна для нужного употребления (24) В Дециме, однако, все произошло так, как мною было рассказано выше. (25) Арианские священнослужители бежали, христиане же, исповедовавшие православную веру, пришли в храм Киприана, зажгли все лампады и стали отправлять, как полагается по уставу, священные обряды. Таким образом стало понятно все, что было предсказано явившимся во сне видением. Так это исполнилось.

XXII. Вандалы с удивлением вспоминали древние слова, после того как в конце концов уверились, что для человека нет надежды совершенно бесполезной и нет владения совершенно надежного. (2) Что это были за слова и по какому поводу были они произнесены, я сейчас объясню. (3) Когда в древности вандалы, страдая от голода, задумали покинуть землю своих отцов, часть их осталась на месте: это те, кто из-за страха не пожелал последовать за Годигисклом. (4) Со временем для тех, кто остался, все сложилось вполне благополучно, и у них было изобилие пищи; Гизерих же со своим войском овладел Ливией. (5) Услышав об этом, те, что не последовали за Годигисклом, пребывали в радости, так как оставшейся у них страны оказалось им вполне достаточно для жизни. (6) Однако, опасаясь, как бы затем, много времени спустя, те, которые завладели Ливией, или их потомки, каким-либо образом изгнанные из Ливии, не захотели бы вновь вернуться в отчий край (они догадывались, что римляне не оставят без внимания захват Ливии), они отправили к ним послов[131]. (7) Те, представ перед Гизерихом, сказали, что вместе с ними радуются за своих столь благоденствующих соплеменников, однако они больше не в состоянии охранять землю, презрев которую, те утвердились в Ливии. (8) Поэтому послы просили, если они не претендуют на отчую землю, подарить им это имущество, ненужное им самим, для того, чтобы став неоспоримыми обладателями этой страны, со всей решимостью быть готовыми умереть за нее, если кто на нее покусится. (9) Гизериху и всем остальным вандалам их слова показались совершенно справедливыми, и они готовы были согласиться на то, о чем их просили послы. (10) Но один старец из знатных вандалов, пользовавшийся большой славой за свою мудрость, сказал, что никак не может согласиться с этим мнением. В делах человеческих, говорил он, нет ничего прочного, и из того, что существует, ничто не бывает долгое время постоянным, а из того, что не существует, ничто не является невозможным. (11) Выслушав эти слова, Гизерих одобрил их и решил отпустить послов безо всякого результата. Тогда и сам Гизерих, и тот, кто подал этот совет, подверглись насмешкам со стороны остальных вандалов, как предвидящие невозможное. (12) Когда же произошло все то, о чем было рассказано раньше, вандалы научились с иной точки зрения смотреть на природу дел человеческих и поняли, что эти слова были словами мудрого человека.

(13) От тех вандалов, которые остались на родной земле, до моего времени не сохранилось ни памяти, ни имени. Поскольку их было немного, то они, я думаю, были побеждены соседними варварами, либо добровольно слились с ними и приняли их имя. (14) Конечно, вандалам, побежденным тогда Велисарием, даже в голову не пришло вернуться отсюда в отчие пределы. (15), Они не могли так сразу переправиться в Европу, тем более, что у них не было кораблей, и потерпели они здесь отмщение за все, что совершили против римлян[132], особенно против закинфян. (16) Напав как-то на городки Пелопоннеса, Гизерих попытался захватить Тенар, но скоро был отбит, многих потеряв из своего войска, и отступил оттуда в полном беспорядке. (17) Еще охваченный гневом, он пристал к Закинфу, убил многих из тех, кто попался ему навстречу, захватил в плен пятьсот видных лиц и вскоре отплыл. (18) Когда он оказался на середине так называемого Адриатического моря, он безо всякого сожаления велел изрубить тела этих пятисот на мелкие куски и разбросать по морю. Но это относится к прежним временам.

XXIII. А в это время Гелимер, раздавая много денег ливийским крестьянам и проявляя к ним дружеское расположение, сумел многих привлечь на свою сторону. (2) Им же он приказал убивать тех римлян, которые оказывались в окрестностях, объявив, что каждому за такое убийство он уплатит определенную сумму золота. (3) И действительно, они убили многих из римского войска, но только не воинов, а рабов и слуг, которые из жадности к деньгам тайно приходили в деревни и тут попадались. (4) Их головы крестьяне приносили к Гелимеру; получив плату, они удалялись, он же считал, что так он истребляет вражеских воинов[133].

(5) Тогда копьеносец Велисария Диоген совершил подвиг, достойный его доблести. Посланный вместе с двадцатью двумя щитоносцами на разведку, он прибыл в местечко, отстоящее на два дня пути от Карфагена. (6) Так как земледельцы этого местечка были не в состоянии их убить, они дали знать Гелимеру об их прибытии. (7) Гелимер, отобрав из вандалов триста всадников, послал их против римлян, поручив привести их всех живыми. (8) Ему представлялось очень важным взять в плен телохранителя Велисария с двадцатью двумя щитоносцами. (9) Воины Диогена, войдя в один дом, расположились на ночь на втором этаже, отнюдь не помышляя ни о каком вражеском нападении, так как им было известно, что неприятель находится далеко отсюда. (10) Вандалы, прибывшие сюда совсем ранним утром, решили, что нет смысла разбивать двери этого дома и входить в него еще в темноте: они боялись, как бы в начавшейся ночной схватке они сами не причинили себе вреда, предоставив в то же время большинству врагов, если так случится, возможность уйти в темноте. (11) Поступили они так потому, что трусость поразила их разум, хотя они могли безо всякого труда войти туда с факелами и даже без факелов и захватить своих врагов не только невооруженными, но и совершенно нагими на ложах. (12) Итак, они окружили дом, особенно тщательно выстроив фалангу возле двери. (13) Случилось так, что в это время проснулся один из римских солдат; он услышал шум, который производили вандалы, в то время как они тихо разговаривали между собой и продвигались с оружием. Он догадался в чем дело, молча разбудил каждого из своих товарищей и передал, что происходит. (14) По указанию Диогена, они тихо оделись, взяли оружие и спустились вниз. (15) Взнуздав лошадей, они вскочили на них, не дав никому это заметить. Постояв некоторое время у наружных ворот, они внезапно их открыли и быстро устремились прочь. (16) Вандалы тотчас вступили с ними в сражение, но не могли ничего сделать. Прикрывшись щитами и отбиваясь от нападающих дротиками, римляне быстро от них ускакали. (17) Так Диоген бежал из рук неприятеля, потеряв только двоих из своего отряда, остальных ему удалось спасти. (18) В этом сражении он получил три раны в затылок и в лицо, от чего чуть не умер, и одну рану в левую руку, из-за которой он больше не мог шевелить мизинцем. Вот как все это произошло.

(19) Велисарий, щедро раздавая деньги строительным рабочим и остальной толпе, вырыл вокруг всех укреплений превосходный ров и, вкопав в него заостренные колья, обнес его частым палисадом. (20) Более того, за короткий срок он восстановил пострадавшие части стен, вызвав этим удивление не только со стороны карфагенян, но (впоследствии) и самого Гелимера. (21) Когда его, уже плененного, привели в Карфаген, он был восхищен, увидав эти стены, и сказал, что его небрежение этими укреплениями явилось причиной всех его теперешних бедствий. Вот что было сделано в Карфагене за время пребывания Велисария в этом городе.

XXIV. Брат Гелимера Цазон, прибывший, как было рассказано раньше, с флотом в Сардинию, высадился в гавани Караналии, с первого натиска взял город, убил тирана Году и всех боеспособных, бывших с ним. (2) Когда он услышал, что в Ливию явился флот василевса, но еще не знал, что там произошло, он написал Гелимеру следующее письмо:

(3) «Знай, что тиран Года, попав в наши руки, погиб, и остров снова, о владыка вандалов и аланов, находится в твоей власти, а посему устрой праздник победы. (4) Что касается врагов, дерзнувших идти на нашу землю, надейся, что их попытка будет иметь тот же конец, каким завершился их поход на наших предков». (5) Те, кому было поручено это письмо, даже мысли не допуская о каком-либо вражеском нападении, приплыли в Карфагенскую гавань. (6) Схваченные, они были приведены стражей к стратигу, отдали ему письмо, сообщив о том, что он хотел от них узнать[134]. Они были поражены увиденным и потрясены внезапностью перемены. От Велисария же они не претерпели ничего плохого.

(7) В это же время произошло и другое событие. Незадолго до прибытия флота василевса в Ливию Гелимер отправил послов в Испанию, среди которых были Готфея и Фуския, с тем чтобы они склонили правителя визиготов Февдиса[135] к заключению с вандалами военного союза. (8) Когда они переплыли пролив у Гадира и высадились на сушу, они нашли Февдиса в местечке, расположенном вдали от моря. (9) Явившихся к нему послов Февдис принял благосклонно, усердно угощал их и во время пира делал вид, что расспрашивает, как идут дела у Гелимера и вандалов. (10) Так как послы добирались к нему довольно медленно, то оказалось, что он раньше их узнал все, что произошло у вандалов. (11) Дело в том, что одно грузовое судно, плававшее по торговым делам, в тот самый день, когда римское войско вступило в Карфаген, вышло из гавани и с попутным ветром прибыло в Испанию. (12) Так Февдис и узнал о случившемся в Ливии; он запретил купцам кому бы то ни было рассказывать об этом для того, чтобы это не стало известно всем. (13) Когда спутники Готфеи на его вопрос ответили, что дела у них обстоят очень хорошо, он спросил их, зачем они прибыли. (14) Когда же они начали говорить о заключении военного союза, Февдис велел им пойти на берег моря: «Там, – сказал он, – вы точно узнаете о положении дел у вас на родине». (15) Послы, решив, что эта речь не вполне разумна, поскольку исходила от человека подвыпившего, промолчали. (16) Когда же, встретившись с ним на другой день, они повели разговор о союзе, а Февдис вновь ответил им теми же словами, они сообразили, что у них в Ливии произошли большие перемены; тем не менее, ничего не подозревая о событиях в Карфагене, они поплыли туда. (17) Оказавшись совсем близко от города, они попались римским солдатам и сдались им на их милость. (18) Их отвели к главнокомандующему, и они, рассказав ему все[136], ничего плохого от него не испытали. Так окончилось это дело. (19) Кирилл же, приплыв к Сардинии и услышав о гибели Годы, возвратился в Карфаген, застал там римское войско и Велисария, оказавшихся победителями, там и остался. Соломон же был отправлен к василевсу доложить о том, что было сделано.

XXV. Когда Гелимер прибыл на равнину Буллы, которая отстоит от Карфагена на четыре дня пути для пешехода налегке и расположена недалеко от пределов Нумидии[137], он стал собирать сюда вандалов и тех маврусиев, которые дружески к нему относились. (2) Однако немногие маврусии пришли к нему на помощь, и те без ведома своих властей. (3) Дело в том, что те, кто правили маврусиями в Мавретании, Нумидии и Бизакии, отправив послов к Велисарию, объявили себя подданными василевса и дали обещание сражаться в союзе с ним. (4) Некоторые из них предлагали ему в качестве заложников своих детей и просили прислать им по древнему обычаю знаки их власти. (5) Ведь у маврусиев был закон, что никто не имеет права властвовать над ними, прежде чем василевс римлян не пришлет ему, пусть даже будет он врагом римлянам, знаков его власти. (6) Получая их от вандалов, они не считали, что власть их имеет прочное основание. (7) Атрибуты эти были таковы: серебряный с позолотой жезл и серебряный головной убор, покрывающий не всю голову, но, как венок, отовсюду поддерживаемый серебряными пластинками; белый плащ, застегивающийся золотой пряжкой на правом плече наподобие фессалийской хламиды; белый хитон с вышивкой и золоченая обувь. (8) Велисарий все это им послал и каждого из них одарил большими деньгами. (9) Однако на помощь ему они не пришли, хотя и вандалам помогать не решались, но, будучи в стороне, выжидали, каков будет исход войны. В таком положении были дела римлян.

(10) Тем временем Гелимер послал одного из вандалов в Сардинию с письмом к брату своему Цазону. Посланник, поспешив на берег моря и застав отплывающее торговое судно, поплыл на нем к заливу Караналии и вручил письмо Цазону. (11) Оно гласило следующее: «Остров Сардинию отнял у нас не Года, а, думаю, некий рок, ниспосланный небом на вандалов. (12) Отняв у нас тебя и самых славных вандалов, он похитил сразу все благополучие дома Гизериха. (13) Не для того, чтобы вернуть нам остров, ты уехал от нас, но для того, чтобы Юстиниан стал владыкой Ливни. О том, что судьбой это было предопределено раньше, можно судить по случившемуся. (14) Велисарий прибыл против нас с небольшим войском; доблесть тотчас же покинула вандалов, унеся с собой все их счастье. (15) Аммата и Гибамунд пали, так как вандалы смалодушничали; кони, верфи, вся Ливия и, более того, сам Карфаген уже в руках врагов. (16) Вандалы бездействуют, променяв своих детей, жен, богатства на то, чтобы только не проявлять в трудах своего мужества. У нас осталась только равнина Буллы, где нас удерживает одна надежда на вас. (17) Перестань же думать об этом мятежном тиране и о Сардинии, оставь эти заботы и со всем флотом возвращайся к нам. Тем, у кого самое главное подвергается опасности, нет нужды заниматься мелочами. (18) Дальше мы будем вместе сражаться с врагами, и либо вернем себе прежнее счастье, либо будем иметь то преимущество, что не будем врозь переносить посланные Божеством бедствия»[138].

(19) Когда Цазон прочел доставленное ему письмо и сообщил о нем вандалам, все обратились к слезам и стенаниям, хотя и не явно, но насколько возможно, скрытно и незаметно для островитян; молча между собой они оплакивали случившееся. (20) Тотчас устроив, как получилось, необходимые дела, они сели на корабли. (21) Отплыв отсюда, они всем флотом на третий день пристали к берегам Ливии на границе Нумидии а Мавретании. (22) Двинувшись пешком, они прибыли к равнине Буллы, где и соединились с остальным войском. Тут у вандалов произошло много трогательных сцен, которые я не в силах как следует передать. (23) Думаю, если бы зрителем пыл бы даже их враг, то и он, наверное, пожалел бы вандалов и судьбу человеческую. (24) Гелимер и Цазон бросились друг другу на шею и никак не могли оторваться друг от друга; не говоря ни слова, они плакали, сжав руки; и каждый из вандалов, находившихся с Гелимером, обняв прибывшего из Сардинии, делал то же самое. И долго, как бы приросши друг к другу, они предавались этому наслаждению: ни бывшие с Гелимером не спрашивали о Годе (поразившее их ныне несчастие побудило их считать крайне ничтожным то, что прежде казалось им самым важным), ни прибывшие из Сардинии не считали нужным задавать вопросы о событиях в Ливии: самое место в достаточной мере служило доказательством всего случившегося. (26) И не было речи ни о женах, ни о детях, так как они знали, что если кого тут нет, то ясно, что она или умерли, или находятся в руках врагов. Вот в каком положении были тогда там дела.

Книга вторая

Увидев, что все вандалы собрались вместе, Гелимер повел свое войско на Карфаген. (2) Оказавшись поблизости от него, они разрушили водопровод, замечательное сооружение, по которому шла вода в город; простояв там некоторое время лагерем, они удалились, так как никто из неприятелей не выступил против них. (3) Бродя по тамошним местам, они стерегли дороги, полагая, что таким образом они осаждают Карфаген; при этом они не совершали грабежей и не опустошали земли, но заботились о ней, считая ее как бы своей. (4) В то же время они питали надежду на измену со стороны как самих карфагенян, так и римских солдат, исповедовавших арианскую веру[1]. (5) Они послали и к предводителям гуннов с обещанием, что они увидят со стороны вандалов много хорошего, и просили их стать им друзьями и союзниками. (6) Гунны и раньше не обнаруживали большой преданности делу римлян, так как прибыли к ним союзниками не по доброй воле (они не раз говорили, что римский стратиг Петр[2] дал им клятву и таким образом заманил в Визáнтий, впоследствии же сам ее нарушил). Поэтому они охотно внимали речам вандалов и соглашались вместе с ними обратить оружие против римского войска, когда примут участие в сражении. (7) Обо всем этом Велисарий подозревал (он получил эти сведения от перебежчиков), но, поскольку круг городских укреплений не был еще полностью завершен, он считал, что в данное время римлянам выступать против врагов преждевременно и приводил все внутри города в как можно больший порядок. (8) А одного карфагенянина по имени Лавр, уличенного в измене и разоблаченного его домашним секретарем, он посадил на кол на одном из холмов перед городом, вследствие чего другие пришли в ужас и воздержались от попытки измены. (9) Что же касается массагетов, то ежедневными подарками, угощением и всякого рода лестью он склонил их к тому, чтобы они рассказали ему об обещаниях Гелимера, если они предадут во время сражения. (10) И варвары признались, что у них нет никакой охоты принимать участие в битве; они говорили, что боятся, как бы после победы над вандалами римляне не отказались отправить их назад в их родные места, принудив их состариться здесь в Ливии и окончить тут свои дни; да и что касается добычи, у них большое сомнение, как бы римляне не отняли ее у них. (11) Тогда Велисарий дал им твердые заверения, что, если вандалы будут побеждены в войне, он тотчас же возвратит их домой со всеми пожитками и захваченной добычей. На этих условиях он получил от них клятвенное обещание, что они со всем рвением до самого конца будут помогать римлянам в войне.

(12) Когда все было приведено в полный порядок и стены завершены, Велисарий, созвав все свое войско, рек следующее: (13) «Не знаю, римляне, нужно ли обращаться со словами увещания к вам, недавно одержавшим над врагами столь блестящую победу, что благодаря вашей доблести и этот Карфаген, и вся Ливия оказались в вашей власти, ибо совершенно излишне словами побуждать вас к доблести, поскольку мысли победителей меньше всего склонны к слабости. (14) Я лишь считаю уместным напомнить вам: если теперь вы будете действовать храбро, оставаясь похожими на самих себя, то для вандалов быстро придет конец надеждам, у вас же отпадет надобность воевать. (15) Итак, вне сомнений, вы выступите в предстоящее сражение с большой решимостью. Сладко людям, когда они видят завершение своего труда. И пусть никто из вас не подсчитывает численности этой толпы вандалов. (16) Война обычно решается не числом людей, не ростом их, но душевной доблестью. Прежде всего я хотел бы, чтобы вами овладело чувство уважения к себе – этот результат совершенных подвигов. (17) Позорно человеку, имеющему разум, быть хуже, чем он есть на самом деле, и в глазах людей считаться недостойным своей природной доблести. Что же касается врагов, то я убежден, что страх и память о понесенных несчастиях заставят их быть трусливыми; страх будет пугать их тем, что было, воспоминание же отнимет надежду на то, что дело улучшится. (18) Злая судьба тотчас порабощает мысли того, кто подпал под ее власть. А то, что теперь у нас борьба идет за нечто более важное, чем раньше, я вам сейчас докажу. (19) В предыдущей битве, если бы дела наши пошли плохо, опасность заключалась бы в том, что мы не захватили бы чужой земли; теперь же, если мы не победим в сражении, мы потеряем свою. (20) Насколько легче ничего не приобрести, чем лишиться того, что имеешь, настолько наше беспокойство теперь, в столь важный для нас момент, сильнее, чем было раньше. (21) Если прежде нам удалось выиграть битву при отсутствии пехоты, теперь, с Божьей помощью, идя на бой со всем войском, я надеюсь одержать победу над главными силами врага и овладеть его лагерем. (22) Имея уже, можно сказать, в руках исход войны, не откладывайте его из-за небрежности, чтобы вам не пришлось потом искать ускользнувший от вас благоприятный случай. (23) Отложенная на более поздний срок судьба войны не всегда предоставляет такой исход, какой соответствует условиям данного времени, особенно если война затягивается по воле тех, кому она исключительно благоволит. (24) Те, кто упускают представляющийся им благоприятный случай, обычно навлекают на себя Божье возмездие. Если же кто-нибудь думает, что враги, видя жен своих и детей и все самое для себя дорогое в наших руках, вдруг воспрянут духом и проявят в этот опасный миг отвагу выше своих сил, тот судит неверно. (25) Ибо гнев, чрезмерно возникающий в душе из-за самого дорогого, обычно подрывает ту силу, которая есть у людей, и не дает им как должно пользоваться обстоятельствами. Приняв все это во внимание, вам следует с большим презрением идти на врагов».

II. Произнеся такие слова, Велисарий в тот же день выслал вперед всех всадников, кроме пятисот, а щитоносцев и знамя, которое римляне называют «бандум»[3] он поручил Иоанну Армянину, приказав, если представится случай, вести перестрелку. (2) Сам он на следующий день последовал за ним с пешим войском и с пятьюстами всадниками. (3) Массагеты же, посоветовавшись между собою, решили делать вид, что они честно держатся своего обещания, данного как Гелимеру, так и Велисарию, но сражения на стороне римлян не начинать, и до выяснения дела не нападать на вандалов; когда же положение того или другого войска окажется плохим, тогда вместе с победителями напасть и преследовать побежденных. Вот каково было тогда решение варваров. (4) Римское войско застало вандалов ставшими лагерем у Трикамара[4], отстоявшего от Карфагена на расстоянии ста сорока стадий. (5) Там, находясь друг от друга на большом расстоянии, войска провели ночь. Когда была уже глубокая ночь, лагерю римлян явилось следующее знамение. (6) На остриях их копий возникло яркое пламя, и им казалось, что сильным огнем охвачены сами копья. Это чудо явилось не многим, но тех, кто его видел, оно поразило страхом, поскольку они не знали, как его истолковать. (7) Такое же чудо явилось римлянам в Италии много времени спустя. Но тогда, уже наученные опытом, они были убеждены, что это знамение победы. Когда же, как сказано, это произошло впервые, они были поражены и в великом страхе провели ночь.

(8) На следующий день Гелимер, приказав вандалам оставить детей, женщин и все драгоценности в центре лагеря, за валом, где иного укрепления не было, созвал всех их и сказал следующее: (9) «Не за славу теперь, вандалы, идет у нас борьба, и дело не только в потере власти; если бы мы, добровольно став трусами и отказавшись от всего этого, могли бы спокойно жить, сидя у себя дома и пользуясь своим достоянием! (10) Но вы, воистину, сами видите, что наши дела дошли до такого часа в судьбе своей, что если мы не победим врагов, то, погибая сами, оставим их владыками наших детей и жен, всей этой страны и всех богатств, а если кто из нас останется в живых, тому суждено будет стать рабом и испытывать все последствия этого. (11) Но если мы победим в войне наших врагов, то, оставшись в живых, будем пользоваться всеми благами жизни; если же со славой уйдем из жизни, то детям своим и женам оставим все блага счастливого существования, имени же вандалов дадим возможность оставаться вечно славным, а за народом сохраним навечно власть. (12) Если кому-либо другому и приходилось сражаться из-за своего существования, то все же никто больше нас не понимает, что, идя на бой, мы несем в себе надежду на спасение всему, чем мы обладаем. (13) Не за тела наши надо бороться, и опасность теперь не в том, что можно умереть, а в том, чтобы не дать врагам победить себя: если мы не одержим победы, то лучше всего нам умереть. (14) И поскольку положение таково, пусть никто из вандалов не проявит слабости в решимости, пусть не заботится о своем теле; стыдясь несчастий после поражения, пусть предпочтет славный уход из жизни. (15) Кто стыдится позора, тот никогда не боится опасности. Не вспоминайте о прежней, неудачной для нас битве. (16) Мы были побеждены не потому, что сами были плохи, но понесли поражение из-за того, что столкнулись с противодействием судьбы. Ее течение, однако, обычно не движется в одном и том же направлении: она, как правило, любит каждый день менять свой ход. (17) К тому же мы можем с гордостью сказать, что мы выше врагов по храбрости и намного превосходим их числом. (18) Думаю, нас раз в десять больше. Я прибавлю еще то многое и великое, что теперь особенно должно побудить нас к доблести: славу наших предков и переданную нам ими власть. (19) От позора недостойных потомков первая тускнеет, а вторая нас, как не заслуживших ее, твердо решила покинуть. (20) Я уже молчу о стенаниях этих женщин, о слезах наших детей; страдая за них, как вы видите, я не могу больше продолжать речь. (21) Закончу только одним: не будет нам возврата к этим драгоценнейшим для нас существам, если мы не одолеем врагов. (22) Помня об этом, будьте же храбрыми мужами и не постыдите славы Гизериха».

(23) После этого Гелимер велел своему брату Цазону обратиться с особым увещеванием к тем вандалам, которые вместе с ним прибыли из Сардинии. (24) Собрав их недалеко от лагеря, Цазон сказал им следующее:

«Соратники по оружию! Вы только что слышали речь царя, в которой он говорил, из-за чего всем вандалам предстоит борьба; вам же надо равняться не только на остальных, но прежде всего на самих себя. (25) Недавно вам, боровшимся за владычество, на долю выпала победа, и власти вандалов вы покорили целый остров; поэтому теперь вы должны показать еще больший пример доблести. (26) Ибо у кого перед глазами опасность потери самого великого для себя, те по необходимости должны проявить и величайшую отвагу против врагов. Борющиеся за власть, в случае, если окажутся побеждены, самого необходимого не теряют. (27) Для тех же, кому предстоит борьба за то, чем они обладают, вся жизнь вообще зависит от исхода войны; ибо, если в настоящее время вы проявите храбрость, то закрепите за собой в общем мнении дело вашей доблести – уничтожение тирана Годы; оказавшись же слабыми, вы лишитесь славы и за бывшие подвиги, как не заслуженной вами. (28) Кроме того, в этой битве вы должны показать себя лучше других вандалов. (29) Потерпевших поражение испытанная ими судьба поражает страхом; те же, кто ни в чем не имел неудач, идут в бой с непоколебимой уверенностью. (30) И, думаю, правильно будет сказать, что, если мы победим, то большая часть победы будет приписана вам, и все назовут вас спасителями вандальского народа. (31) Имевшие прежде успех, сражаясь вместе с теми, кто ранее потерпел поражение, естественно, приписывают себе поворот судьбы в лучшую сторону. (32) Итак, принимая во внимание все это, вы должны, говорю я, всем этим громко рыдающим детям и женщинам велеть воспрянуть духом и молить Бога о помощи, а сами вы должны смело идти на врага и в этой битве для наших соплеменников быть передовыми бойцами»[5].

III. Произнеся такие побуждающие к сражению речи, Гелимер и Цазон стали выводить на бой вандалов, и приблизительно во время завтрака, сверх ожидания римлян, занятых приготовлением себе пищи, они явились и выстроились вдоль берега реки с намерением вступить в сражение. (2) Река, протекающая здесь, хотя и не пересыхает, но настолько ничтожно ее течение, что она от живших там людей не получила никакого имени, но называлась просто потоком. (3) Приготовившись, как позволили обстоятельства, римляне стали переходить на другой берег этой реки и развернули свой боевой строй следующим образом: (4) левое крыло занимали Мартин, Валериан, Иоанн, Киприан, Алфия, Маркелл и все архонты федератов; на правом крыле находились Папп, Варват и Эган, а также все предводители конных отрядов. (5) В центре был поставлен Иоанн, имея при себе щитоносцев и копьеносцев Велисария, а также войсковое знамя. (6) Сюда вовремя прибыл и Велисарий с пятьюстами всадниками, покинув медленно продвигавшуюся сзади пехоту. (7) Гунны же все выстроились в другом месте, они и прежде имели обыкновение не смешиваться с римским войском, а тогда, имея намерение, о котором сказано выше, они не захотели становиться в ряд с остальными силами. Вот каков был боевой строй у римлян. (8) И то, и другое крыло войска вандалов занимали тысячники, каждый командуя своим отрядом, в центре же находился Цазон, брат Гелимера, в тылу выстроилось войско маврусиев. (9) Сам Гелимер объезжал все ряды, отдавая приказания и возбуждая смелость. Еще раньше всем вандалам был отдан приказ не пользоваться в этом бою ни копьями, ни другим метательным оружием, а полагаться только на мечи.

(10) Прошло немало времени, и поскольку никто не начинал сражения, Иоанн, с согласия Велисария, отобрав немногих из своего окружения, перешел реку и напал на центр неприятеля. Цазон, встретив их здесь встречным ударом, начал их преследовать. (11) Римляне, отступая, вернулись к своему войску, вандалы же, в своем преследовании дойдя до реки, не решились перейти ее. (12) Вновь взяв большое число щитоносцев Велисария, Иоанн напал на отряд, окружавший Цазона, и, вновь отраженный оттуда, ушел к римскому войску. (13) И в третий раз, взяв с собой почти всех копьеносцев и щитоносцев Велисария и захватив войсковое знамя, Иоанн совершил нападение с громким криком и шумом. (14) Так как варвары мужественно сопротивлялись, пуская в ход только мечи, то завязалась жестокая битва и многие лучшие вандалы были убиты, в том числе сам Цазон, брат Гелимера. (15) Тогда все римское войско пришло в движение и, перейдя реку, напало на врагов; начиная с центра, оно великолепным образом обратило врагов в бегство, ибо каждая из войсковых частей без труда обращала в бегство стоявших против нее. (16) Видя это, массагеты, согласно бывшему у них уговору, начали преследовать вандалов вместе с римским войском. Преследование, однако, было непродолжительным. (17) Вандалы, спешно вернувшись в свой лагерь, держались спокойно; римляне же, не считая, что они достаточно сильны, чтобы вести с ними бой на валу, ограбив трупы врагов, на которых они находили золото, удалились в свой собственный лагерь. (18) В этом сражении было убито из римлян менее пятидесяти, а из вандалов приблизительно восемьсот.

(19) Когда прибыла пехота, Велисарий поздно вечером со всей поспешностью отправился вперед, двинувшись со всем войском на лагерь вандалов. (20) Гелимер, узнав, что Велисарий со всей пехотой и остальным войском направился против него и вот-вот будет здесь, никому ничего не сказав и не сделав никаких распоряжений, вскочил на коня и обратился в бегство по дороге, ведшей к нумидийцам. (21) За ним последовали его родственники и немного слуг, перепуганные и держащие в секрете, что происходит. (22) Некоторое время вандалам оставалось неизвестно, что Гелимер бежал; когда же все узнали, что он исчез, а враги оказались уже на виду, вот тогда-то зашумели мужчины, закричали дети, подняли плач женщины. (23) Никому не было дела до находившихся здесь сокровищ, никто не заботился о плачущих любимых существах, но всякий старался бежать безо всякого порядка, кто как мог. (24) Подойдя, римляне взяли обезлюдевший лагерь со всеми его богатствами и затем целую ночь, преследуя врага, избивали попадавшихся им мужчин, а детей и женщин обращали в рабство. (25) В этом лагере римляне нашли такое количество добра, сколько никогда не случалось видеть в одном месте. (26) Ибо вандалы издавна грабили Римскую державу и свезли в Ливию огромное количество богатств[6] и, поскольку земля их здесь была очень хороша, изобилуя плодами и всем необходимым для жизни, то сюда следует еще прибавить и доходы, появлявшиеся от того, что они, получая все, что было в этой земле, не тратили денег на покупку продовольствия в какой-либо другой стране, имея его здесь же[7]. А владели они этими землями девяносто пять лет, в течение которых длилось господство вандалов в Ливии. (27) Богатства, возросшие за это время до огромных размеров, в этот день вновь попали в руки римлян. (28) Эта битва, бегство врагов и захват лагеря вандалов произошли спустя три месяца после того, как римское войско прибыло в Карфаген, приблизительно в середине последнего месяца, который римляне называют декабрем[8].

IV. Велисарий, увидев, что римское войско разбрелось так нескладно и в полном беспорядке, был очень раздражен, всю ночь беспокоясь, как бы враги, спохватившись и совершив нападение на римлян, не нанесли бы им сокрушительного поражения. (2) В самом деле, если бы каким-либо образом произошло нечто подобное, я думаю, никто из римлян, обратившись в бегство и отягченный такой добычей, не вернулся бы назад живым и не мог бы радоваться своему богатству. (3) Воины, вообще-то являющиеся бедняками[9], оказавшись внезапно обладателями огромных богатств и рабов, блистающих молодостью и исключительной красотой, более не могли сдержать своих стремлений и найти предел своей жадности из-за представившегося им благоприятного случая, но настолько опьянели, потонув в волнах нахлынувшего на них счастья, что каждый хотел взять себе все и вернуться в Карфаген. (4) Они бродили не отдельными отрядами, по по одному или по двое, куда только гнала их надежда на добычу, обыскивая все вокруг в покрытых лесами и скалами горных проходах, где находились пещеры или другие места, грозившие опасностью или засадой. (5) Они не испытывали ни страха перед врагами, ни стыда перед Велисарием; ими не владело никакое другое чувство, кроме жажды добычи: оно перебороло все, так что на остальное они не обращали никакого внимания. (6) Понимая все это, Велисарий не знал, как ему действовать в данный момент. (7) С наступлением дня, поднявшись на холм возле дороги, он усиленно старался водворить не существующий более порядок, много раз обращаясь со словами упрека и ко всем воинам, и к архонтам. (8) Тогда же те, кто оказался поблизости, главным образом домашние Велисария, стали отправлять доставшиеся им богатства и рабов в Карфаген с теми, кто, находясь у них в услужении, жил с ними в палатках и был их сотрапезниками, сами же, направившись к военачальнику, стали выполнять отдаваемые им приказания.

(9) Иоанну Армянину Велисарий приказал с двумястами людьми преследовать Гелимера, не прекращая погони ни днем ни ночью, пока не захватит его живым или мертвым. (10) В Карфаген он послал приказ своим близким, чтобы тем вандалам, которые, молясь в храмах, скрывались в близких от Карфагена местностях, дать обещание безопасности и, разоружив, чтобы они не задумали какого-либо переворота, ввести в город и держать их там, пока он сам не придет. (11) Разъезжая с оставшимися при нем копьеносцами в разных направлениях, он старательно собирал воинов, а попадавшимся ему навстречу вандалам обещал неприкосновенность. Из вандалов нельзя было встретить никого, кроме тех, которые находились в храмах и молились. (12) Отнимая у них оружие, он отправлял их в Карфаген под охраной солдат, не давая им возможности сплотиться против римлян. (13) Устроив все наилучшим образом, он и сам с большей частью войска как можно быстрее двинулся против Гелимера. (14) Пять дней и пять ночей преследуя Гелимера, Иоанн оказался уже недалеко от него и собирался на следующий день вступить с ним в сражение. Но так как не суждено было Иоанну захватить Гелимера, вот какое противодействие судьбы выпало ему. (15) Среди преследовавших Гелимера вместе с Иоанном находился копьеносец Велисария Улиарис. (16) Это был человек смелый, одаренный большой силой души и тела, но не очень выдержанный, весьма предававшийся вину и веселью. (17) Этот Улиарис на шестой день преследования около захода солнца, увидев какую-то птицу, сидящую на дереве, под пьяную руку быстро натянул лук и пустил в нее стрелу. (18) В птицу он не попал, но, сам того не желая, сзади поразил Иоанна стрелою в шею. (19) Получив смертельную рану, Иоанн вскоре испустил дух, оставив по себе глубокую печаль у василевса Юстиниана, военачальника Велисария, у всего римского войска и карфагенян. (20) Это был человек большой храбрости и других достоинств, милостивый ко всем, кто к нему обращался, и снисходительный более чем кто-либо другой. Так свершилась судьба Иоанна. (21) Улиарис же, придя в себя, бежал в оказавшуюся поблизости деревню и укрылся там в храме, молясь о защите. (22) Воины же не стали продолжать стремительной погони за Гелимером, но ухаживали за Иоанном, пока было можно; когда он скончался, они совершили все полагающиеся священные обряды погребения и, дав знать обо всем Велисарию, оставались на месте. (23). Как только Велисарий услышал об этом, он тотчас прибыл на могилу Иоанна и стал оплакивать его судьбу. (24) После рыданий, глубоко скорбя об этом несчастии, он оказал могиле Иоанна многие другие почести, назначив в том числе и определенную сумму для ухода за могилой. (25) Что касается Улиариса, он не поступил с ним жестоко, потому что воины под самыми страшными клятвами подтвердили, что Иоанн завещал, чтобы Улиарис не понес никакого наказания, так как он неумышленно совершил столь ужасное преступление.

(26) Вот каким образом Гелимер избег в этот день врагов. Велисарий и дальше продолжал преследовать его. Когда он прибыл в хорошо укрепленный нумидийский город по имени Гиппонерегий, расположенный на берегу моря и отстоящий от Карфагена на расстоянии десяти дней пути, он узнал, что Гелимер поднялся в горную местность Папуа[10] и уже недостижим для римлян. (27) Эти горы находятся у самой границы Нумидии. Они очень крутые и труднопроходимые (там всюду поднимаются высокие скалы); живут на них варвары маврусии, с которыми у Гелимера были дружба и взаимный союз. На самом краю гор лежал старинный город по имени Медей. (28) Здесь Гелимер со своими спутниками чувствовал себя спокойно. Сознавая невозможность одолеть горы, особенно зимой, и, кроме того, полагая, что при таком неустойчивом положении дел ему вредно находиться вдали от Карфагена, Велисарий отобрал лучших воинов и, поставив над ними начальником Фару, поручил им осаждать гору. (29) Этот Фара был человеком предприимчивым и очень энергичным, известным своей доблестью, хотя родом он был герул. (30) Невероятно, а потому заслуживает большой похвалы то, что человек родом герул не является коварным и преданным пьянству, а отличается доблестью. (31) Такой выдержкой обладал не только Фара, но все герулы, следовавшие за ним. Этому Фаре Велисарий приказал расположиться лагерем у подножия гор и всю зиму тщательно сторожить, чтобы Гелимеру не удалось покинуть эти горы и чтобы ему не доставлялось никакого продовольствия. Фара так и действовал. (32) Тех вандалов, которые в Гиппонерегий с молитвами укрылись в храмах (их было много, и все были они знатными), Велисарий, пообещав им безопасность, удалил оттуда и под охраной отправил в Карфаген. Тут с ним произошел вот какой случай.

(33) В доме Гелимера был секретарь, ливиец Бонифаций, родом из Бизакия, весьма Гелимеру преданный. (34) Еще в начале войны этого Бонифация Гелимер посадил на быстроходный корабль и, погрузив на него все царские сокровища, приказал ему плыть в Гиппонерегий, а если он увидит, что дела вандалов идут неважно, взять с собой сокровища и как можно скорее плыть в Испанию к правителю визиготов Февдису, где он и сам намеревался спастись, если исход войны окажется для вандалов неблагоприятным. (35) Пока положение вандалов внушало некоторую надежду, он оставался там. Но как только произошла битва при Трикамаре и приключилось все то, о чем было рассказано, Бонифаций, подняв паруса, решил плыть туда, куда его посылал Гелимер. (36) Но встречный ветер против его воли вновь занес его в гавань Гиппонерегия. Когда он услышал, что враги уже близко, он стал настойчиво просить моряков, обещая им большую награду, изо всех сил постараться отправить его на другой материк или остров. (37) Но так как обрушилась страшная буря, поднявшая, как обычно бывает в Тирренском море, очень высокие волны, они не могли этого сделать; тогда у них, как и у Бонифация, возникла мысль, что Бог, желая отдать сокровища римлянам, не позволяет кораблю выйти в открытое море. (38) Однако с трудом, поскольку они уже вышли из залива, преодолевая огромную опасность, они стали на якорь. (39) Когда Велисарий прибыл в Гиппонерегий, Бонифаций послал к нему несколько человек. Он велел им укрыться в храме и сказать, что они посланы от Бонифация, у которого находятся сокровища Гелимера, но не открывать, где он пребывает, до тех пор пока не получат от него [Велисария] твердого обещания, что, если он отдаст сокровища Гелимера, то получит право уйти, не потерпев никакого зла и сохранив то, что принадлежит ему лично. (40) Они так и сделали; Велисарий обрадовался такому радостному сообщению и не отказался дать требуемую клятву, (41), Послав некоторых из своих близких, он получил сокровища Гелимера, а Бонифация с его деньгами отпустил, хотя тот украл очень много из богатств Гелимера.

V. Когда Велисарий вернулся в Карфаген, он стал подготавливать всех вандалов к тому, чтобы с наступлением весны отправить их в Византии; войско же он посылал, чтобы вернуть римлянам все то, над чем властвовали вандалы. (2) Так, Кирилла с большим войском он отправил па Сардинию, дав ему с собой голову Цазона, так как эти островитяне вовсе не хотели подчиняться римлянам, боясь вандалов и не очень веря в справедливость того, что им рассказывали о случившемся при Трикамаре. (3) Кириллу он дал знать, чтобы часть войска он направил на Корсику и подчинил власти римлян этот остров, прежде находившийся в подчинении у вандалов: в древние времена остров назывался Кирн, расположен он недалеко от Сардинии. (4) Прибыв на Сардинию, Кирилл показал тамошним жителям голову Цазона, и оба эти острова вернул в состав Римской державы и обложил их налогом (5) В Цезарею, находящуюся в Мавретании, Велисарий послал Иоанна с пешим отрядом, тем, которым он командовал; этот город отстоит от Карфагена на расстоянии тридцати дней пути для путника налегке, идущего на запад в Гадир, расположен он у моря и издревле был большим и многолюдным. (6) Другого Иоанна, одного из близких себе щитоносцев, он послал к проливу у Гадира и к одному из Геракловых столпов, чтобы захватить там укрепление по имени Септон[11]. (7) На расположенные вблизи устья океана острова, называемые местными жителями Эбуса, Майорика и Минорика, он послал Аполлинария, который был родом из Италии, но совсем юным прибыл в Ливию. (8) Его одарил большими богатствами правивший тогда вандалами Ильдерих. Когда Ильдерих был отрешен от власти и находился под стражей, как об этом рассказано в предыдущей книге, он с другими ливийцами, стоявшими на стороне Ильдериха, прибыл к василевсу Юстиниану с мольбой о защите. (9) Отправившись с римлянами в поход против Гелимера и вандалов, он проявил себя как выдающийся муж в этой войне, особенно же в битве при Трикамаре. За это Велисарий поручил ему управлять этими островами. (10) Потом он послал войско в Триполис на помощь Пуденцию и Таттимуту против теснивших их маврусиев и таким образом укрепил в тех местах власть римлян. (11) Когда Велисарий отправил некоторых своих людей в Сицилию для того, чтобы они заняли укрепление в Лилибее, подвластное вандалам, он получил резкий отказ от готов, которые совершенно не хотели уступить римлянам какую-либо часть Сицилии и заявляли, что эти крепости отнюдь не принадлежат вандалам. (12) Когда Велисарий услышал такой ответ, он написал следующее находившимся там предводителям: «Тем, что вы отнимаете у нас Лилибей, укрепление вандалов, ныне рабов василевса, вы поступаете несправедливо и во вред самим себе, поскольку вы хотите вашего правителя своими совершенно чуждыми ему действиями втянуть против всякого его желания в войну с великим василевсом, расположением которого он пользуется, приобретя его с огромным трудом. (13) И как вы можете считать что это не противоречит образу действия порядочных людей, если еще недавно вы соглашались, чтобы Гелимер владел этим укреплением, а теперь вы решили отнять у василевса, владыки Гелимера, достояние его раба? Берегитесь, милейшие! (14) Лучше подумайте: природа дружбы такова, что многому, на что она может жаловаться, она не придает значения, вражда же не выносит малейшей обиды, всюду выискивает всякие поводы и не оставляет без внимания, если враги богатеют за счет того, что им не принадлежит. (15) А затем враг начинает войну из-за обид, нанесенных, по его словам, предкам. Если бы в этот опасный момент нападающий потерпел поражение, не потерял бы ничего из того, чем обладает; если же счастливый день даровал бы ему победу, то он заставил бы побежденных научиться быть более уступчивыми и изменять свое прежнее решение. (16) Так вот, не причиняйте нам в дальнейшем неприятностей, чтобы вы сами не подвергались им, не делайте врагом готского племени великого государя, о милости которого вы всегда молитесь. (17) Твердо знайте, что если вы будете претендовать на это укрепление, то война будет не сегодня – завтра не из-за одного Лилибея, но из-за всего, чем вам, как совсем не принадлежащим вам, не придется в дальнейшем владеть». Таково было содержание письма Велисария. (18) Готы доставили его матери Аталариха[12] и, как было им поручено этой женщиной, ответили Велисарию следующее: (19) «Славнейший Велисарий, в письме, которое ты нам написал, заключается справедливое указание, но оно подходит для других людей, но не для готов. (20) Мы ничего не взяли и ничем не владели из принадлежащего василевсу Юстиниану – да будет далеко от нас такое безумное намерение; но Сицилию мы считаем принадлежащей себе, полностью – ибо укрепление в Лилибее является одним лишь ее мысом. (21) Если Теодорих позволил своей сестре, бывшей замужем за царем вандалов, пользоваться каким-то торговым местом Сицилии, это не имеет существенного значения. (22) Такое законное действие с нашей стороны не влечет за собой никакого права что-либо вам требовать. И ты, стратиг, поступил бы по отношению к нам справедливо, если бы пожелал устранить возникшие между нами разногласия не как враг, а как друг. (23) Разница в том, что Друзья обычно разрешают свои разногласия третейским судом, а враги – сражением. (24) Поэтому мы собираемся этот вопрос предоставить на усмотрение василевсу Юстиниану на основании закона и справедливости. Мы хотим, чтобы и ты принял решение возможно более благоразумное, нежели слишком поспешнее, и чтобы ты узнал от своего василевса его точку зрения»[13]. Таково было содержание письма готов. (25) Велисарий, отправив всю эту переписку василевсу, держался спокойно, ожидая пока василевс поручит ему то, что ему будет угодно.

VI. Фара, которому уже надоела осада, равно как и зима, не думая, что живущие там маврусии будут в состоянии им сопротивляться, с большим рвением попытался подняться на гору Папуа. Прекрасно вооружив всех, кто должен был следовать за ним, он стал подниматься. (2) Когда на помощь сбежались маврусии, то, как это бывает, в крутом и труднопроходимом месте им было очень просто оказать сопротивление поднимавшимся вверх. (3) Так как Фара яростно штурмовал этот подъем, он потерял в этом деле сто десять человек, сам же был отбит и с оставшимися отступил. С того времени он больше не решался из-за невыполнимости этого предприятия пытаться захватить этот подъем. Вместо этого он установил как можно более строгую охрану, чтобы находящиеся на горе Папуа, страдая от голода, сами отдали себя в его руки, и не позволял им ни убежать оттуда, ни получать что-либо извне. (4) Тут Гелимеру и находившимся с ним родным и двоюродным племянникам, также как и другим благородным вандалам, пришлось испытать такие страдания, что если бы кто захотел рассказать о них, он не нашел бы слов, способных описать их положение. (5) Из всех известных нам племен вандалы были самыми изнеженными, самым же закаленным было племя маврусиев. (6) С того времени, как они завладели Ливией, все вандалы ежедневно пользовались ваннами и самым изысканным столом, всем, что только самого лучшего и вкусного производит земля и море. (7) Все они по большей части носили золотые украшения, одеваясь в мидийское платье, которое теперь называют шелковым, проводя время в театрах, на ипподромах и среди других удовольствий, особенно увлекаясь охотой. (8) Они наслаждались хорошим пением и представлениями мимов; все удовольствия, которые ласкают слух и зрение, были у них весьма распространены. Иначе говоря, все, что у людей к области музыки и зрелищ считается наиболее привлекательным, было у них в ходу. (9) Большинство из них жило в парках, богатых водой и деревьями, часто между собой устраивали они пиры и с большой страстью предавались всем радостям Венеры. (10) Маврусии же живут в душных хижинах, где тяжело дышать и летом, и зимой, и во всякое другое время года, но заставить их уйти оттуда не может ни снег, ни солнечная жара, ни какое-либо другое неизбежное зло жизни. (11) Спят они на голой земле, самые богатые из них – подостлав под себя, если попадется, овечью шкуру. (12) У них нет обычая менять одежду, сообразуясь со временем года: в любое время они одеты в толстый плащ и в грубый хитон. (13) Нет у них ни хлеба, ни вина, ни чего-либо иного хорошего, но только полба, пшено и ячмень, и то не поджаренный, не молотый или обращенный в крупу, но совершенно такой, каким едят его животные. (14) Находясь долгое время с этими маврусиями, окружение Гелимера переменило привычный образ жизни на такое убожество, и поскольку они уже давно испытывали недостаток в самом необходимом, у них больше не было сил бороться с бедственным положением и они считали смерть исходом самым приятным, а на рабство не смотрели как на нечто очень позорное[14].

(15) Узнав обо всем этом, Фара написал Гелимеру следующее письмо: «Я сам варвар, и не привык я ни писать, ни говорить, да и вообще я в этом не искусен. (16) Но о том, что мне как человеку полагается знать, поскольку научила меня этому сама природа вещей, я пишу тебе. (17) На что теперь рассчитывая, дорогой Гелимер, ты не только себя, но весь свой род вверг в пучину бедствий? Ясно, чтобы не стать рабом! (18) Думаю, что в этом случае ты поступаешь как неразумный юноша и переоцениваешь свободу, полагая, будто она достойна того, чтобы из-за нее претерпевать всякие бедствия. (19) Разве тебе не ясно, что ныне ты являешься рабом у этих несчастных маврусиев, поскольку всю надежду на спасение, если лучшему суждено случиться, полагаешь в них? (20) Разве не было бы во всех отношениях лучше, дойдя даже до нищенства, быть рабом среди римлян, чем стать царем на Папуа и у маврусиев? (21) Неужели тебе кажется верхом обиды оказаться таким же рабом, как и Велисарий? (22) Оставь все это, любезнейший Гелимер! Разве мы, тоже происходящие из знатного рода, не гордимся, что служим теперь василевсу? А ведь говорят, что у василевса Юстиниана есть намерение вписать тебя в число сенаторов, наградить высшим саном, который называется чин патрикия, и одарить тебя большими и прекрасными землями и великими богатствами; он желает, чтобы Велисарий, дав твердые обещания, что все это будет исполнено, поручился бы тебе в этом. (23) То тяжкое, что уготовила тебе судьба, ты можешь благородно претерпеть, считая, что, поскольку ты всего лишь человек, испытать это необходимо. (24) Если бы судьба решила к твоим бедствиям присоединить что-либо хорошее, разве ты сам не счел бы себя вправе охотно принять это? И разве нам не следует одинаково относиться как к тому, что неизбежно вытекает из наших бедствий, так и к тому хорошему, что дается нам судьбой? Не вполне разумные так думать не могут. (25) Естественно, что и ты, тонущий в море бедствий, не можешь этого понять. (26) Потерявший под влиянием внезапного удара присутствие духа обычно лишается и способности правильно мыслить; если же ты сможешь вернуть себе возможность спокойно рассуждать и не будешь сетовать на превратности судьбы, то очень скоро тебе представится возможность достигнуть удачи и избавиться от гнетущих тебя бедствий».

(27) Прочитав это письмо, проливая горькие слезы, Гелимер ответил следующее: «За совет, который ты мне дал, я тебя очень благодарю, но быть рабом несправедливого врага я считаю для себя невыносимым. Если бы Бог проявил ко мне милость, я молился бы о том, чтобы отомстить тому, кто, не испытав от меня никогда ничего неприятного ни на словах, ни на деле, выдвинул предлог для войны, не имеющей никакой законной причины и поверг меня в такую несчастную судьбу, наслав на меня, не знаю откуда, Велисария. (28) И нет ничего невозможного в том, что и с ним – ибо он человек, а кроме того и василевс – случится нечто, чего бы он для себя не желал. (29) Дальше писать уже не могу: отняла у меня разум постигшая меня судьба. (30) Прощай, милый Фара, и исполни мою просьбу: пришли мне кифару, один каравай хлеба и губку»[15]. (31) Когда это письмо было доставлено и Фара его прочел, некоторое время он пребывал в недоумении из-за последней фразы письма, не понимая, что она значит, пока тот, кто доставил письмо, не объяснил ему, что Гелимер просит у него один каравай хлеба, чтобы насладиться его видом и вкусом, так как с того времени, как он укрылся на горе Папуа, он не видел печеного хлеба. (32) Губка нужна ему потому, что один глаз у него, воспалившийся от грязи, сильно распух. (33) Поскольку он был хорошим певцом и играл на кифаре, он сочинил песнь о своем несчастье, которое он хочет оплакать в жалобных звуках кифары. (34) Услышав это, Фара почувствовал огромную жалость к Гелимеру и, оплакивая человеческую судьбу, выполнил все, что было написано, и послал то, о чем просил Гелимер. Однако осады он нисколько не ослабил, но даже больше, чем прежде, охранял проходы.

VII. Уже три месяца тянулось время осады, зима между тем кончилась. Гелимер пребывал в страхе, подозревая, что осаждающие вскоре попытаются напасть на них, тела же большинства родных ему юношей в результате такого бедствия оказались полны червей. (2) Обо всем он очень болел душой, с неудовольствием примиряясь со всем, кроме смерти. Сверх ожидания, он твердо переносил свое бедственное положение, пока ему не пришлось увидеть следующее зрелище. (3) Одна женщина из племени маврусиев, кое-как собрав немного зерна, сделала из него лепешку, разумеется, маленькую и положила ее в горячую золу на очаге. Таков у маврусиев обычай печь хлеба. (4) У этого очага сидели два мальчика, жестоко страдающие от голода. Один из них был сыном той женщины, которая положила печь лепешку, а другой – племянником Гелимера. Оба они хотели схватить эту лепешку, как только им покажется, что она испеклась. (5) Из этих мальчиков вандал, опередив другого, успел раньше схватить лепешку и, еще совсем горячую, полную золы, одолев ваемый голодом, засунул в рот и стал есть. Тогда второй мальчик, схватив его за волосы, ударил по лицу и, вновь и вновь нанося удары, заставил с великим трудом выплюнуть лепешку, которая была у него уже в глотке. (6) Этого зрелища – а он видел все с самого начала – Гелимер не вынес, его решимость поколебалась, и он тотчас же написал Фаре следующее: (7) «Если кому-нибудь пришлось когда-либо, перенеся тяжкие испытания, прийти к решениям, противоположным тому, что было им задумано прежде, то считай таким и меня, дорогой Фара. (8) Твой совет глубоко запал в мою душу и я вовсе не хочу пренебрегать им. Я не собираюсь больше противиться судьбе и спорить с тем, что предназначено, но тотчас последую туда, куда ей будет угодно меня повести. Пусть только мне будет дано твердое обещание, что Велисарий ручается: василевс сделает все, что недавно ты мне предлагал. (9) Как только вы дадите мне в этом твердое заверение, я отдам вам в руки и себя, и своих родственников, и тех вандалов, которые тут находятся с нами».

(10) Вот что было написано Гелимером в этом письме. Фара, сообщив Велисарию и об этом письме, и о тех, которыми они раньше обменялись друг с другом, просил как можно скорее дать ему знать, что тому угодно. (11) Как только Велисарий, очень желавший доставить василевсу Юстиниану Гелимера живым, прочитал это письмо, он очень обрадовался и приказал архонту федератов Киприану вместе с некоторыми другими отправиться к горе Папуа, и поручил им дать клятву Гелимеру о его личной безопасности, так же как и тех, кто находился вместе с ним, и обещать, что у василевса он будет пользоваться почетом и ни в чем не будет нуждаться. (12) Прибыв к Фаре, они вместе с ним пришли в некое местечко у подножия Папуа, куда прибыл и приглашенный ими Гелимер. Получив от них твердую клятву об исполнении обещания, такую, какую он хотел, он вместе с ними отправился в Карфаген[16]. (13) Случилось так, что Велисарий жил в одном из предместий города, которое называют Акла. (14) Туда прибыл к нему Гелимер, заливаясь смехом не то чтобы дурным, но все же таким, который обращал на себя внимание. Некоторые из тех, кто видел его, в таком состоянии, подозревали, что от великих несчастий сознание его помрачилось и, сойдя с ума, он не мог удержаться от смеха. (15) Друзья, однако, хотели видеть; в нем человека мудрого: ибо он, потомок царского рода, вступивший на престол, с дней детства до самой старости обладавший великою властью и огромными богатствами, ввергнутый затем как беглец в страх, оказавшийся запертым на Папуа и прибывший теперь сюда как военнопленный, испытавший от судьбы и всякое благо, и всякое горе, – он, конечно, мог думать, что вся человеческая жизнь не стоит ничего, кроме смеха. (16) О том, как смеялся Гелимер, пусть каждый говорит, как он думает, и враг, и друг. (17) Сообщив василевсу, что Гелимер в качестве военнопленного находится в Карфагене, Велисарий просил разрешения прибыть с ним в Визáнтий[17]. Вместе с тем, и его, и всех вандалов он держал под стражей, оказывая им всякое уважение, и в то же время готовился отправить их к василевсу. (18) Во все прошлые века многое другое совершалось сверх надежд и ожиданий, да и в будущем всегда будет так происходить, пока судьбы людей будут оставаться такими же. (19) То, что на словах казалось невозможным, на деле было выполнено, и то, что до этого часто представлялось недостижимым, затем, завершившись успехом, казалось достойным удивления. (20) Однако я не могу сказать, имели ли ранее место дела, подобные теперешним, когда потомок Гизериха в четвертом поколении и его царство, цветущее богатством и военной силой, были уничтожены в столь короткое время пятью тысячами пришельцев, не знающих, куда пристать. (21) Таково было число всадников, последовавших за Велисарием, которые затем вынесли всю войну против вандалов[18]. Случилось ли это по воле судьбы или в силу какой-либо доблести, но по справедливости всякий мог бы этому удивляться. Я же возвращаюсь опять туда, где я остановился.

VIII. Так окончилась война с вандалами. Но зависть, которая любит проявляться при всяком счастье, уже злобно обрушилась на Велисария, хотя он со своей стороны не давал для этого никакого повода. (2) Некоторые из архонтов возвели на него клевету перед василевсом, выставив против него обвинение в совершенно чуждом ему желании захватить власть. (3) Этой клевете василевс не внял, не придав ей никакого значения или сочтя, что так будет для него лучше. (4) Послав Соломона, он предложил Велисарию поступить, как он хочет, прибыть с. Гелимером и вандалами в Визáнтий или самому остаться там, отослав их. (5) Так как от Велисария не укрылось, что архонты донесли на него, будто он стремится к захвату власти, он поспешил прибыть в Византии, чтобы оправдаться в возведенном обвинении и иметь возможность наказать клеветников. Каким образом он узнал об этой попытке своих обвинителей, я сейчас расскажу. (6) Когда клеветники задумали довести до сведения василевса свою клевету, то, боясь, как бы тот, кто взялся доставить письмо василевсу не погиб в море и тем не помешал задуманному плану, они, написав донос о захвате власти в двух списках, решили послать к василевсу двух людей на разных кораблях. (7) Один посланник, никем не замеченный, добрался благополучно, другой же, вызвав какое-то подозрение в Мандракии, был схвачен и, отдав схватившим его этот документ, сообщил обо всем задуманном. (8) Узнав об атом, Велисарий, как сказано выше, поспешил сам явиться на глаза к василевсу. Вот что тогда происходило в Карфагене.

(9) Жившие в Бизакии и Нумидии маврусии безо всякой причины пошли да отпадение и, нарушив договор, внезапно решила поднять оружие на римлян. Так у них обычно и делается. (10) Нет у маврусиев ни страха перед Богом, ни стыда перед людьми. Они не придают значения клятвам и не пекутся о заложниках, даже если ими окажутся дети и братья их вождей. (II) Мир с маврусиями не поддерживается ни чем иным, как страхом перед соседствующими с ними врагами. Как у Велисария с ними был заключен договор о мире и как он был нарушен, я сейчас расскажу. (12) Когда более или менее стало ясно, что войске и флот василевса прибудет в Ливню, то маврусии в страхе, как бы вследствие этого с ними не случилась беда, обратились за предсказаниями к женщинам. (13,^ У этого племени не полагается, чтобы мужчина занимался предсказанием, женщины же у них, совершив какое-то жертвоприношение, придя в состояние одержимости, предсказывают будущее ничуть не хуже, чем древние оракулы. (14) Когда маврусии обратились к ним, как сказано выше, женщины предрекли им прибытие войска с моря, разгром вандалов, гибель и поражение маврусиев, когда с римлянами придет безбородый вождь. (15) Маврусии, услышав такое предсказание и увидев приближающееся с моря войско василевса, почувствовали великий страх и решительно отказались быть союзниками с вандалами, но послав к Велисарию и закрепив, как сказано выше, мир, они держались спокойно и ждали, что покажет будущее. (16) Когда дела вандалов дошли до крайнего предела, они послали в римское войско людей высмотреть, есть ли у них безбородый начальник. (17) Когда они увидели, что все они с окладистыми бородами, они подумали, что предсказание указывает не на настоящее время, но много поколений спустя, толкуя это предсказание так, как им хотелось. (18) У них тотчас возникло желание нарушить договор, но им мешал страх перед Велисарием. (19) Пока здесь находился Велисарии, у них не было никакой надежды одолеть римлян на войне. (20) Когда же они услышали об его удалении со всеми щитоносцами и копьеносцами и узнали, что идет посадка на корабли как его отряда, так и вандалов, они внезапно, подняв оружие, обрушили на жителей Ливии все зло, какое только можно представить. (21) Воины, бывшие в этой отдаленной пограничной области в небольшом количестве, а кроме того неподготовленные к таким событиям, не могли ни противостоять налетающим отовсюду варварам, ни помешать их частым и происходившим неожиданно набегам. (22) Мужчины позорно ими избивались, женщины с детьми обращались в рабство, богатства из всей пограничной области увозились, и вся страна была переполнена беглецами. Велисарию было дано знать об этом, когда он уже выплывал в открытое море. (23) Сам он уже никак не мог вернуться назад, но поручил Соломону[19] взять в свои руки власть над Ливией, передав ему большую часть своих щитоносцев и охраны с тем, чтобы они, следуя за Соломоном, как можно скорее и сильнее отомстили восставшим маврусиям за нанесенную римлянам обиду. (24) Василевс послал Соломону еще войско с Феодором из Каппадокии и Ильдигером, приходившимся зятем Антонине, жене Велисария. (25) Ввиду того, что среди документов невозможно уже было найти списки податей на местности в Ливии, которыми в прежние времена их обложили римляне, поскольку Гизерих с самого начала их отменил, а затем совсем уничтожил, то василевс послал Трифона и Евстрата, чтобы они назначили налоги каждому по его силам[20]. Но ливийцам они показались неумеренными и невыносимыми[21].

IX. Прибыв с Гелимером и вандалами в Визáнтий, Велисарий был удостоен почестей, которые в стародавние времена оказывались римским полководцам за величайшие и важнейшие победы. (2) Прошло уже около шестисот лет, как никто не удостаивался этих почестей[22], если не считать Тита[23], Траяна[24] или каких-либо иных автократоров, одерживавших победу в войне с каким-нибудь варварским племенем. (3} Показывая добычу и военнопленных, он совершил торжественное шествие, которое римляне называют триумфом, в центре города, однако не по древнему обычаю, но идя пешком из своего дома вплоть до ипподрома и здесь от места, с которого начинают состязания[25], до того места, где находился трон василевса[26]. (4) Среди добычи можно было видеть вещи, которыми обычно пользуется государь, золотые троны и повозки, на которых, как предписывал обычай, разъезжала супруга василевса, большое количество украшений из драгоценных камней, золотые кубки и все другое, что нужно для царских пиров. (5) Везли также и много десятков тысяч талантов серебра, и огромное количество царских сокровищ (так как все это, как было сказано раньше, Гизерих награбил в римском Палатии[27]. В их числе были и иудейские сокровища, которые наряду с многим другим после взятия Иерусалима привез в Рим Тит, сын Веспасиана[28]. (6) Увидев их, какой-то иудей, обратившись к одному из родственников василевса, сказал: «Мне кажется, не следует помещать эти вещи в царском дворце Византия. (7) Не полагается им находиться ни в каком-либо ином месте, кроме того, куда много веков назад их поместил иудейский царь Соломон. (8) Поэтому и Гизерих захватил царство римлян, и теперь римское войско овладело страной вандалов». (9) Об этом было доложено василевсу; услышав об этом, он устрашился и спешно отправил все эти вещи в христианские храмы в Иерусалиме. (10) Среди пленных во время триумфа шел и сам Гелимер, одетый в накинутую на плечи пурпурную одежду, были тут и все его родственники, а из вандалов те, которые были особенно высокого роста и красивы. (11) Когда Гелимер оказался на ипподроме и увидел василевса, восседавшего высоко на престоле, народ, стоявший по обе стороны[29], он, осмотревшись вокруг, осознал, в каком несчастном положении пребывает, не заплакал, не издал стона, но непрестанно повторял слова еврейского писания: «Суета сует и всякая суета»[30]. (12) Когда он подошел к седалищу василевса, с него сняли пурпурную одежду, заставили пасть ниц и совершить поклонение василевсу Юстиниану. То же самое сделал Велисарий, как бы вместе с ним моля василевса[31]. (13) Василевс Юстиниан и василиса Феодора одарили всех детей Ильдериха и его родственников, а также всех потомков из рода василевса Валентиниана достаточными богатствами, а Гелимеру предназначили прекрасные земли в Галатии, разрешив жить там вместе с ним всем его родственникам. (14) Однако в число патрикиев Гелимер не был зачислен, так как не захотел переменить своей арианской веры[32].

(15) Немного времени спустя Велисарию был устроен триумф по древнему обычаю. Тогда его, назначенного консулом, несли пленные, и он из своего кресла бросал народу вещи из полученной на войне с вандалами добычи. (16) В честь консульства Велисария народу удалось получить много серебра, золотых поясов и большое количество других предметов из сокровищ вандалов. В это время, казалось, вернулась память о том, что давно уже стало необычным[33]. Так прошли эти события в Византии.

X. Приняв командование войсками в Ливии, Соломон[34] пребывал в нерешительности, как ему действовать, поскольку, как сказано выше, маврусии восстали и все привели в расстройство. (2) Было получено известие, что варвары истребили всех солдат в Бизакии и Нумидии и все в этой области грабят и растаскивают. (3) Особенно же и самого Соломона, и весь Карфаген взволновало то, что произошло в Бизакии с массагетом Эганом и фракийцем Руфином. (4) Оба они пользовались особым уважением как в доме Велисария, так и в римском войске; один из них, Эган, был зачислен в копьеносцы Велисария, другой же, как наиболее мужественный, обычно держал в строю знамя полководца; таких лиц римляне называли бандофорами. (5) Оба они командовали конными отрядами в Бизакии; когда они увидели, что маврусии все разоряют у них на глазах и всех ливийцев обращают в рабство, они со своими отрядами подстерегли в ущелье везших и гнавших добычу маврусиев, самих их убили и отобрали всех пленных. (6) Когда слух об этом дошел до варварских предводителей, они уже поздно вечером направили против них со всем их войском Куцину, Есдиласу, Юрфуту и Медисиниссу, находившихся недалеко от этого ущелья. (7) Конечно, римляне, поскольку их было немного и попали они в узком месте в окружение многих десятков тысяч врагов, оказались не в состоянии защищаться от нападавших, так как всякий раз, как они поворачивались для отступления, враги неизменно поражали их с тыла дротиками в спину. (8) Тогда Руфин и Эган с немногими своими людьми взбежали на находившуюся неподалеку скалу и стали оттуда отбиваться от варваров. (9) Пока у них была возможность стрелять из лука, враги не осмеливались вступать с ними в рукопашный бой, но только метали копья. Когда же стрелы у них истощились, маврусии пошли на них врукопашную, и они по необходимости начали защищаться мечами. (10) Варвары подавляли их числом, и Эган, весь израненный, тут же пал. Руфина же, захватив в плен, стали уводить. (11 У Но тут один из предводителей маврусиев Медисинисса, испугавшись, как бы он, убежав от них, вновь не доставил им хлопот, снес ему голову и, захватив ее с собой домой, показал своим женам, ибо она представляла собой удивительное зрелище, отличаясь громадным размером и необычайно пышными волосами. (12) Так как ход моего рассказа дошел до этого места, то невольно приходится вернуться назад и рассказать, откуда племена маврусиев пришли в Ливию и как они там поселились. (13) Когда евреи удалились из Египта и были возле границ Палестины, то Моисей, тот мудрый муж, который был их вождем, умер во время этого пути, и руководство принял на себя Иисус, сын Навина[35], который ввел в Палестину этот народ и, проявив на войне доблесть большую, чем свойственно человеческой природе, овладел этой страной. (14) Подчинив все местные племена, он легко захватил их города и прослыл совершенно непобедимым. (15) Тогда вся приморская страна от Сидона до границ Египта носила название Финикии (16) и над нею издревле, как согласно повествуют все, кто описывал древнейшую историю Финикии, стоял один царь. (17) Племена, жившие тут, были очень многолюдными: гергесии, иевусеи и другие, носившие разные имена, которыми их называют в истории евреев. (18) Когда эти народы увидели, что пришлый военачальник непобедим, они поднялись из отчих мест и удалились в Египет, расположенный на границе с ними. (19) Не найдя там места, достаточного для размещения, поскольку население Египта с древних времен было многолюдным, они направились в Ливию. (20) Они выстроили там много городов и овладели всей Ливией вплоть до Геракловых столпов. Там они и живут до сего времени, пользуясь финикийским языком. (21) В Нумидии они выстроили укрепление, где теперь находится город Тигисис, сохранивший доныне свое имя. (22) Там около большого источника были воздвигнуты две стены из белого мрамора, и на них вырезана надпись на финикийском языке, гласящая: «Мы – беглецы от разбойника Иисуса, сына Навина». (23) До них в Ливии жили и другие племена, которые из-за того, что они обосновались тут с незапамятных времен, назывались автохтонами. (24) Поэтому-то и Литея, их царя, который в Клипее боролся с Гераклом, называли сыном земли. (25) Некоторое время спустя и те, которые с Дидоной бежали из Финикии, прибыли сюда к поселившимся в Ливии соплеменникам. Они охотно разрешили им основать Карфаген и им владеть. (26) Со временем сила карфагенян умножилась, и город стал многолюдным. (27) Когда у них возникла война с соседями, которые, как было сказано, раньше них пришли из Палестины и теперь называются маврусиями[36], карфагеняне их победили и заставили жить вдали от Карфагена. (28) Затем римляне, оказавшись в военном отношении сильнее всех, заставили маврусиев поселиться на самом краю обитаемой в Ливии земли, а карфагенян и остальных ливийцев сделали своими подданными и обложили налогами. (29) Впоследствии, одержав много побед над вандалами, маврусии завладели как ныне называемой Мавретанией, простирающейся от Гадира до границ Цезарии, так и большей частью остальной Ливии. Вот каким образом маврусии поселились в Ливии.

XI. Узнав о том, что случилось с Руфином и Эганом, Соломон начал готовиться к войне, а тем временем архонтам маврусиев направил следующее письмо: (2) «И некоторым другим людям приходилось терять стыд и совесть и гибнуть, но у них не было перед глазами примера, во что выльется для них их безумие. (3) У вас пример под рукой – положение ваших соседей вандалов. Так что же испытав, вы решили поднять оружие на великого государя и пренебречь собственным спасением? (4) И отчего вы поступаете так, после того как письменно подтвердили самые страшные клятвы и в качестве поручителей вашего согласия дали нам собственных детей. (5) Или вы хотите показать, что у вас нет ни страха перед Богом, пи верности слову, ни любви к родным, пи заботы о собственном спасении и ничего подобного. (6) А если так вы выражаете свое благочестие, то на союз с кем вы полагаетесь, поднимаясь против василевса римлян? (7) Если вы начинаете войну, жертвуя жизнью своих детей, то что же для вас существует дорогого, из-за чего вы решились бы подвергаться опасности? (8) Но если вас охватило раскаяние в том, что вы так поспешно совершили, напишите, чтобы содеянному вами мы могли бы найти благоприятное завершение; если же вы еще не освободились от приступов вашего безумия, то на вас надвигается война с римлянами; она идет на вас с клятвами, над которыми вы надсмеялись, с той несправедливостью, которую вы проявили к вашим детям». Вот что написал Соломон. (9) Маврусии ответили ему так: «Велисарий, обманув нас щедрыми обещаниями, убедил стать подданными василевса Юстиниана, а римляне, не предоставив нам никаких выгод, потребовали, чтобы мы, страдая от голода, были их друзьями и союзниками. (10) Так что правильнее было бы вас, а не маврусиев называть не сдержавшими слова верности. (11) Нарушает договоры не тот, кто, явно подвергаясь несправедливости, в ответ на это отпадает от своих соседей, но тот, кто, требуя от других соблюдения союзных клятв, производит над ними насилие. (12) И на войне делают себе Бога враждебным не те, которые выступают против других для того, чтобы вернуть себе свое, а те, кто стремясь захватить чужое, подвергают себя опасностям войны. (13) Заботиться о детях, конечно же, следует вам, которым полагается иметь только одну жену. У нас же, с которыми, случается, живут по пятидесяти жен, никогда не бывает недостатка в рождении детей»[37]. (14) Прочитав это письмо, Соломон решил всем войском выступить на маврусиев. Уладив дела в Карфагене, он вместе с войском двинулся в Бизакий. (15) Прибыв в область Маммы[38], где находились со своим войском те четыре предводителя маврусиев, о которых я упомянул немного раньше, он устроил укрепленный лагерь. (16) Тут были высокие горы, а у подножия этих гор – ровное пространство, где варвары, приготовившись к сражению, развернули свои силы. (17) Образовав круг из верблюдов, как это сделал Каваон (о чем я говорил в предшествующей книге[39]), они устроили глубину фронта в двенадцать животных. (18) В середину этого круга они поместили женщин и детей. Ибо у маврусиев существует обычай брать с собой в поход и в сражение немного женщин и детей, которые строят для них укрепления и шалаши, умело ухаживают за лошадьми и заботятся о корме для верблюдов. (19) Они оттачивают железные наконечники оружия, освобождая воинов от многих трудов во время похода. Сами же мужчины, спешившись, стали между ног верблюдов со щитами, мечами и дротиками, метать которые они были очень привычны. Некоторые же из них верхом на конях спокойно пребывали на горах. (20) Той половиной круга маврусиев, который пришелся против горы, Соломон пренебрег, никого против него не поставив. (21) Он опасался, как бы находившиеся на горе враги не спустились и вместе со стоящими по кругу не напали со всех сторон на поставленных им там для сражения людей. (22) Все свое войско он расположил против другой половины круга маврусиев. Видя, что многие его воины исполнены страха и пали духом из-за случившегося с Эганом и Руфином несчастья, он, стремясь вдохновить их и напомнить об их собственной храбрости, сказал следующее: (23) «Воины, соратники Велисария! Пусть никто из вас не испытывает страха перед этими людьми, и если маврусии, числом пятьдесят тысяч, победили пятьсот римлян, пусть это не служит для вас примером или предзнаменованием вашей судьбы. (24) Вспомните о своей доблести, подумайте о том, что вандалы властвовали над маврусиями, вы же на войне без особого труда стали господами вандалов, а одолев более сильных, не пристало бояться более слабых. (25) Кроме того, из всех людей мавретанский народ считается наименее способным к войне. (26) Большинство их голы, а те из них, которые имеют щиты, держат их перед собой, короткие и плохо сделанные, которые не могут отвратить стрел и копий. (27) Носят они два копья, и если им ничего не удастся сделать, они, бросив их, тотчас обращаются в бегство. (28) Так что, если вам удастся выдержать первый натиск врагов, можно будет считать всю опасность этой войны преодоленной без всякого труда. (29) Конечно, вы сами видите, какая огромная разница между вашим вооружением и оружием врагов. (30) Более того, у вас есть сила духа, крепость тела, опытность в военном деле, смелость и решимость ибо вы победили всех врагов; маврусии же лишены всего этого; они полагаются только на многочисленность своей толпы. (31) Однако немногочисленные, но хорошо снаряженные, чаще побеждают толпу людей, мало опытных в военном деле, чем терпят от нее поражение. (32) У хорошего воина храбрость заключена в нем самом, для труса же огромная масса его соратников, на которую он полагается, оборачивается по большей части опасной теснотой. (33) Вы должны смеяться над этими верблюдами, которые, конечно, не смогут защитить наших врагов, а если окажутся ранены, что вполне возможно, станут причиной большого волнения и беспорядка в их рядах. (34) Да и та самая безрассудная храбрость, которая возникла у врагов благодаря их прежнему успеху, послужит нам на пользу и будет нашим союзником. (35) Смелость, соразмерная с силами, пожалуй, может принести пользу тем, которые ею обладают, но превосходящая силы, она приводит к опасности. (36) Помня все это и считая врагов ниже себя, сохраняйте молчание и порядок; позаботившись об этом, мы тем легче и с тем меньшим трудом победим беспорядочную толпу варваров». Так сказал Соломон[40].

(37) В свою очередь, вожди маврусиев, видя, что их воины поражены дисциплиной и порядком римских войск, желая вновь пробудить смелость в своем войске, ободряли их такими речами: (38) «Что у римлян обыкновенное тело и что они уступают ударам оружия, это мы, соратники, знаем, ибо совсем недавно часть лучших из них мы, засыпав своими копьями, убили, остальных же, захватив, сделали своими военнопленными. (39) Кроме того, мы можем с гордостью сказать, что и теперь, Как вы видите, своей численностью мы намного превосходим их. (40) Более того, борьба ныне идет за самое важное: быть ли нам владыками всей Ливии или стать рабами у этих наглецов. (41) Так что нам необходимо сейчас проявить все свое мужество. Тем, перед глазами которых опасность потерять все, позорно не проявить высочайшего воодушевления. (42) Вы должны с презрением отнестись к вооружению врагов: если они пойдут на нас пешим строем, нелегко им будет двигаться, и они будут побеждены мавретанской быстротой, конницу же их поразит ужасом вид наших верблюдов, и их рев, заглушая весь остальной шум войны, естественно, приведет ее в беспорядок. (43) Тот, кто, принимая во внимание их победу над вандалами, считает их непобедимыми, глубоко ошибается. (44) Счастье и несчастье на войне обычно зависит от доблести вождя: Велисария, который является главнейшей причиной победы над вандалами, доброе к нам божество заставило уйти далеко от пас. (45) Да и сами мы не раз побеждали вандалов и вследствие этого, уменьшив их силы, тем самым дали римлянам возможность одержать в войне с ними столь легкую и как бы готовую победу. (46) Теперь же мы надеемся победить и этого врага, если в бою проявим свою храбрость»[41]. (47) Ободрив такими словами войско, вожди маврусиев начали наступление. В первое мгновение в римском войске произошло большое замешательство. (48) Лошади у них, не вынося рева и вида верблюдов, стали беситься и большинство их, сбросив с себя всадников, в беспорядке разбежалось. (49) Между тем маврусии, делая вылазки и метая бывшие у них в руках дротики произвели смятение в войске римлян и поражали их, в то время как те не могли ни защищаться, ни сохранять своих рядов. (50) Тогда, видя, что происходит, Соломон первый соскочил с коня, побудив других сделать то же самое. (51) Когда они спешились, он приказал всем сохранять спокойствие, выставить перед собой щиты и оставаться в рядах, принимая посылаемые врагами стрелы и копья, сам же, отобрав не менее пятисот воинов, стремительно обрушился на часть круга врагов. (52) Он приказал солдатам обнажить мечи и избивать находившихся тут верблюдов. (53) Тогда маврусии, занимавшие эту часть фронта, устремились в бегство. Те, кто был с Соломоном, убили около двухсот верблюдов, и как только эти верблюды пали, круг был римлянами прорван. (54) Они бегом устремились в середину круга, где находились жены маврусиев. Варвары же, пораженные страхом, укрылись на ближайшей горе. Они бежали туда в полном беспорядке, а римляне преследовали и избивали их. (55) Говорят, что в этом тяжелом для них бою у маврусиев погибло около десяти тысяч человек. Все их жены с детьми попали в рабство. (56) Тех верблюдов, которые остались целы, солдаты взяли в качестве добычи. Таким образом римляне со всеми трофеями возвратились в Карфаген с намерением отпраздновать победу.

XII. Пылая гневом, варвары вновь всем народом, не принимая во внимание ни пола, ни возраста, пошли войной против римлян и начали совершать набеги на населенные места в Бизакии, не щадя никого из встречных. (2) Только Соломон прибыл в Карфаген, как пришло известие, что варвары в большом количестве появились в Бизакии и разоряют все, что находится в этой области. Спешно подняв войско, он двинулся против них. (3) Достигнув Бургаона, где враги стояли лагерем, он несколько дней находился там, намереваясь вступить в сражение[42], как только маврусии спустятся на равнину. (4) Так как они неизменно оставались на горе, он отдал приказ и привел в боевую готовность все войско, но маврусии отнюдь не хотели вступать в битву с римлянами на равнине (ими уже владел неодолимый страх), они надеялись, что, находясь на горе, они легче пересилят их в сражении. (5) Гора Бургаон в основном отвесная и с восточной стороны совершенно неприступная. С западной же ее части есть удобный проход, идущий совсем отлого. (6) Там поднимались два очень высоких утеса, а между ними было совсем узкое ущелье, трудно даже сказать какой глубины. (7) Вершину горы варвары оставили пустой, не предполагая, что оттуда им что-то может грозить. Равным образом и у подножия горы они оставили незащищенным то место, где Бургаон более всего доступен. (8) Сами же они стали лагерем посредине с тем, чтобы, если враги, поднимаясь, начнут сражение, они, находясь выше их, могли бы поражать их сверху. (9) На горе у них было много лошадей, приготовленных либо для бегства, либо, если удастся победить, для преследования.

(10) Видя, что маврусии явно не желают сражаться на равнине, и вместе с тем заметив, что римское войско, сторожа их в этой пустынной области, уже проявляет неудовольствие, Соломон стал спешить вступить с врагами в открытый бой на самой горе Бургаон. (11) Понимая, что его воины поражены тем, что численность врагов в сравнении с предшествующим сражением во много раз увеличилась, он, созвав войско, сказал следующее: (12) «Страх, который враги испытывают перед вами, не требует никакого иного обличителя, он сам изобличает себя, добровольно приводя доказательства. (13) Вы видите, что враги, собрав столько десятков тысяч человек, не осмеливаются спуститься на равнину и вступить с нами в бой; они уже не полагаются на себя, но затаились, защищаясь труднодоступностью этой местности. (14) Поэтому говорить вам что-то теперь, чтобы ободрить вас, я считаю излишним. Тех, кому и их подвиги, и слабость врага придают смелость, думаю, нет никакой нужды побуждать словами. (15) Следует только напомнить, что если для нас счастливо окончится и это столкновение, то после того, как побеждены вандалы, а сами маврусии будут вынуждены испытать ту же судьбу, нам предстоит, оставив всякие помыслы о войне, наслаждаться всеми благами Ливии. (16) А чтобы враги не поразили нас сверху и чтобы мы не понесли какого-либо ущерба из-за особенностей местности, я приму свои меры». (17) Сделав такое увещание, Соломон приказал Феодору, командовавшему отрядом экскувитов (так римляне называют стражников), взять тысячу человек и несколько знамен и поздно вечером тайно подняться по восточному склону Бургаона, где подъем на гору особенно труден и путь почти непроходим. При этом он приказал, чтобы они, когда почти достигнут вершины горы, тихо провели там оставшуюся часть ночи, с восходом же солнца сверху показались врагам, и, подняв знамена, ударили на них. (18) Он [Феодор] так и поступил. Уже глубокой ночью он прибыл к назначенному месту, пройдя по крутизнам ближайшей скалы незамеченным не только маврусиями, но даже и всеми римлянами. (19) На словах же их послали как передовой сторожевой отряд, чтобы никто извне не смог подойти к лагерю и причинить ему вред. А ранним утром Соломон со всем войском стал подниматься по подножию Бургаона против врагов. (20) Когда начало светать и враги были видны совсем близко, солдаты, обнаружив, что вершина горы не пуста, как была прежде, но полна людей с римскими знаменами, остановились в недоумении. (21) Когда же те, кто находился на вершине, вступили с маврусиями в рукопашный бой, римляне признали в них свое родное войско, а варвары поняли, что оказались между двумя отрядами, которые поражали их с обеих сторон. Так как у них не было возможности защищаться от врагов, они уже не думали об обороне, но тотчас все обратились в бегство. (22) Они не могли ни бежать на вершину Бургаона, поскольку та была занята врагами, ни дойти вдоль подъема горы до ровного места, так как оттуда на них наседал неприятель, и бегом бросились к ущелью и к противоположной скале, кто на конях, кто пешком. (23) Так как они бежали огромной толпой, пребывая в великом страхе и смятении, то они сами убивали друг друга, падали и глубокое ущелье, и те, что бежали первыми, погибали, а те, что следовали за ними, даже не замечали их гибели. (24) Когда же, наконец, ущелье, наполнилось трупами лошадей и людей, что позволило перейти с Бургаона на вторую скалу, туда спаслись оставшиеся в живых, прокладывая себе путь по телам погибших. (25) В этом сражении у маврусиев погибло до пятидесяти тысяч человек, как утверждали оставшиеся в живых. У римлян же не погиб ни один человек, даже и раны никто не получил ни от врагов, ни как-то случайно, но все, целые и невредимые, они радовались, одержав эту победу. (26) Бежали и все вожди варваров, кроме одного – Есдиласы. Получив от римлян обещание сохранить ему жизнь, он сдался им. (27) Женщин и детей римляне взяли в плен такое количество, что желающие купить ребенка из маврусиев отдавали его по цене овцы. (28) Тогда-то уцелевшие из маврусиев вспомнили предсказание своих женщин о том, что род их погибнет от безбородого вождя. (29) Римское войско со всей добычей и с Есдиласой двинулось в Карфаген; те же варвары, которым не суждено было погибнуть, решили, что им нельзя больше оставаться в Бизакии. Оказавшись в небольшом числе, они боялись подвергнуться насилию со стороны своих соседей-ливийцев. Поэтому вместе со своими вождями они отправились в Нумидию и обратились с мольбой к Иауде, который правил маврусиями в Аврасии[43]. (30) В Бизакии остались только маврусии под началом Анталы[44], сохранившего в то время верность римлянам. Не испытывая никаких бед, он остался здесь со своими подданными.

XIII. В то время как в Бизакии происходили эти события, Иауда, правивший маврусиями в Аврасии, собрав более тридцати тысяч воинственных мужчин, стал грабить расположенные поблизости от Нумидии местности и обращать в рабство многих ливийцев. (2) Случилось так, что начальником гарнизона, несшего охрану крепостей в Центурии, был Алфия[45]. Горя желанием отнять у неприятелей некоторых пленных, он вышел из укрепления не более чем с семьюдесятью гуннами, составлявшими его охрану. (3) Понимая, что невозможно с семьюдесятью воинами вступить в бой с таким количеством маврусиев, он решил захватить какое-нибудь ущелье, чтобы, когда враги пойдут этой дорогой, отнять у них несколько пленных. (4) Поскольку здесь не было ни одной торной дороги и вся местность представляла плоскую равнину, он придумал следующее. (5) Есть тут недалеко город но имени Тигисис: тогда он не был окружен стенами, а в очень узком проходе около него бил прекрасный источник. (6) Этот источник Алфия и решил захватить, сообразив, что, страдая от жажды, враги обязательно сюда придут, поскольку другой воды где-нибудь поблизости не было. (7) Всем, кто принимал во внимание несоответствие численности обоих отрядов, его решение показалось безумием. (8) Собравшись сюда, маврусии, утомленные и задыхающиеся от летней жары, а потому, естественно, страдающие от сильной жажды, бегом бросились к источнику, не задумываясь о том, что там кто-то может быть. (9) Увидев, что вода находится во власти врагов, все они остановились в недоумении, не зная, что им делать, тем более, что из-за жажды силы их почти истощились. (10) Тогда Иауда начал переговоры с Алфией, соглашаясь отдать ему треть добычи с тем только, чтобы все маврусии могли напиться. (11) Алфия но пожелал принять это предложение, но потребовал, чтобы Иауда вступил с ним в единоборство. (12) Иауда принял вызов и они договорились, что в случае, если Алфия будет побежден, все маврусии утолят жажду. (13) Войско маврусиев охватила радость: они были преисполнены надежд, так как Алфия был худощав и невысок ростом, Иауда же отличался среди маврусиев исключительной красотой и опытностью в военном деле. (14) Оба они были верхом. Первым метнул дротик Иауда, но Алфия, сверх ожидания, сумел схватить его правой рукой на лету, приведя в изумление Иауду и все неприятельское войско. (15) Сам же он тотчас натянул лук левой рукой, так как он одинаково владел обеими руками и, поразив стрелой коня Иауды, убил его. (16) Когда конь его пал, маврусии подвели своему вождю другого коня, вскочив на которого Иауда тотчас обратился в бегство, а за ним в беспорядке последовало нее войско маврусиев. (17) Алфия, отняв у них всех пленных и всю добычу, заслужил за это дело великую славу по всей Ливии[46]. Таковы были тогда там дела.

(18) Пробыв немного времени в Карфагене, Соломон повел свое войско против Иауды[47], находившегося в горной области Аврасий[48], обвинив его в том, что, в то время как римское войско было занято в Бизакии, он совершал многочисленные грабежи в области Нумидии. Это и на самом деле было так. (19) Подбивали же Соломона против Иауды главным образом другие вожди маврусиев, Массона и Ортайя, по причине личной вражды к нему: Массона потому, что Иауда коварно убил его отца Мефанию, хотя он приходился ему зятем, а второй, т. е. Ортайя, потому, что вместе с Мастиной, который правил варварами в Мавретании, задумал изгнать Иауду и его маврусиев из той страны, где они издревле жили. (20) И вот войско римлян во главе с Соломоном, а также маврусии, которые были их союзниками, стали лагерем у реки Абига, которая, протекая по Аврасию, орошает эти местности. (21) Иауда счел невыгодным спуститься на равнину и стать боевым строем против врагов, но решил приготовиться к войне в самом Аврасии, что, как ему казалось, создает трудности для наступающих. (22) Эта гора отстоит от Карфагена приблизительно на расстоянии тринадцати дней пути и является из всех известных нам наиболее высокой. (23) В окружности она такова, что путник налегке может обойти ее за три дня. Пути проникновения туда очень трудные и местность там крайне дикая; а если уж кто поднялся и достиг ровного места, она предстает перед ним открытым полем с большим количеством потоков, обращающихся в реки. И просто удивительно, сколько там садов. (24) Хлеб, который там растет, и всякие фрукты выглядят вдвое больше тех, которые родятся в остальной Ливии. (25) Имеются тут и укрепления, но они в полном запустении, поскольку тем, кто здесь живет, они кажутся совершенно ненужными. (26) С того времени, как маврусии отняли у вандалов Аврасий[49], ни один враг более не приходил сюда и не заставлял варваров испытывать страх. Даже город Тамугади, расположенный на восточной стороне горы у самого начала равнины и прежде бывший очень многолюдным, маврусии, превратив в безлюдный, разрушили до основания, чтобы у неприятелей не было никакой возможности не только становиться тут лагерем, но даже близко подходить к горной возвышенности под предлогом того, что здесь есть город. (27) Тамошние маврусии владели обширной плодородной страной к западу от Аврасия. (28) Далее за ними жили другие племена маврусиев, которыми правил тот самый Ортайя, который, как сказано выше, являлся союзником Соломона и римлян. (29) От него я слышал, что за той страной, которой он правил, уже никто не живет, лишь пустыня тянется на широком пространстве[50]. А дальше за ней живут люди, не такие темнокожие, как маврусии, но очень светлые и белокурые. Но довольно об этом. (30) Одарив союзных маврусиев великими дарами и многократно уговаривая и поощряя их, Соломон всем войском стал подниматься на возвышенность Аврасия, ведя солдат боевым строем. Он намеревался в тот же день вступить в бой с неприятелями и померяться с ними силой, как будет угодно судьбе. (31) Из-за этого солдаты ни себе, ни лошадям не заготовили пропитания, имея его лишь на несколько дней. (32) Пройдя по очень трудной дороге около пятидесяти стадий, они остановились на отдых. (33) Проделывая каждый день такой путь, они на седьмые сутки прибыли к месту, где находилось древнее укрепление и вечнотекущая река. Латиняне на своем языке называют это место Гора Щит[51]. (34) Им дали знать, что враги расположились здесь лагерем, но когда они прибыли сюда, то никого не встретили. Разбив лагерь и приготовившись к бою, они остановились здесь и так провели три дня. (35) Так как враги совершенно им не встречались и к тому же стал чувствоваться недостаток продовольствия, и у Соломона, и у всего войска зародилось подозрение, нет ли тут против них коварного замысла со стороны союзных маврусиев. (36) Хотя они проявляли большое усердие при проходе по Аврасию, но, что вполне допустимо, зная планы врагов, ежедневно, как о том доходили слухи, тайком с ними встречались, а когда римляне посылали их в разведку, они не считали нужным давать им какие-то полезные советы, опасаясь, как бы предупрежденные ими римляне не поднялись на гору Аврасии с большим количеством продовольствия или предприняли бы иные меры, которые могли бы привести поход к благополучному исходу. (37) Итак, почувствовав, что со стороны союзников им готовится коварная ловушка, римляне начали испытывать страх, зная, что по самой своей природе маврусии вероломны, особенно когда они в союзе с римлянами или с кем-нибудь другим идут войной на маврусиев же. (38) Учитывая все это и к тому же страдая от голода, римляне как можно скорее ушли оттуда, ничего не добившись, а прибыв на равнину, соорудили здесь укрепление.

(39) После этого Соломон, оставив часть войска для охраны в Нумидии, с остальным (поскольку уже была зима) отправился в Карфаген. (40) Там он все устроил и привел в порядок, чтобы с началом весны с большими силами и, если удастся, без союзных маврусиев вновь двинуться походом на Аврасий. (41) Вместе с тем оп приготовил полководцев и еще одно войско, а также флот против тех маврусиев, которые осели на острове Сардиния. (42) Остров этот большой и в общем плодородный; он составляет две трети Сицилии, а окружность его по суше равна двадцатидневному пути для пешехода налегке. Будучи расположенным посередине между Римом и Карфагеном, он страдал от обитавших на нем маврусиев. (43) В древние времена вандалы в гневе на этих варваров отправили некоторых из них вместе с женами на Сардинию и там держали их под стражей. (44) С течением времени эти маврусии захватили горы, находившиеся поблизости от Караналии, и вначале они исподтишка делали разбойничьи набеги на окружающее население. Когда же их стало не менее трех тысяч, то они начали совершать эти набеги открыто и, совершенно не считая необходимым скрываться, грабили и опустошали все эти места. Местные жители называли их барбарикинами[52]. (45) Именно против этих маврусиев Соломон и готовил в течение зимы флот для похода. Вот что случилось тогда в Ливии.

XIV. А в Италии в то же самое время произошло следующее. Василевс Юстиниан послал Велисария против Теодата и племени готов. Приплыв в Сицилию, он безо всякого труда овладел этим островом. (2) Как это произошло, я расскажу в следующих книгах, когда мое изложение дойдет до рассказа об италийских делах. (3) Теперь же мне кажется своевременным описать все то, что произошло в Ливии, и только затем перейти к рассказу о событиях в Италии и о готах. (4) Итак, эту зиму Велисарий провел в Сиракузах, а Соломон в Карфагене. (5) И в этом году произошло величайшее чудо: весь год солнце испускало свет как луна, без лучей, как будто оно теряло свою силу, перестав, как прежде, чисто и ярко спять. (6) С того времени, как это началось, не прекращались среди людей ни война, ни моровая язва, ни какое-либо иное бедствие, несущее смерть. Тогда шел десятый год правления Юстиниана[53].

(7) С наступлением весны[54], когда христиане справляли праздник, который они называют Пасхалией, в Ливии произошло восстание солдат. К рассказу о том, как оно началось и какой имело конец, я теперь и перехожу. (8) Когда вандалы, как мной рассказано раньше, были побеждены в сражении, римские воины взяли себе в жены их дочерей и жен. (9) И вот каждая из них стала побуждать своего мужа требовать себе в собственность те земли, которыми каждая из них прежде владела, говоря, что это против всяких божеских законов, что, будучи замужем за вандалами, они пользовались ими, а став женами их победителей, они тем самым лишаются того, что прежде было их собственностью. (10) Приняв это во внимание, воины решили, что им не следует уступать Соломону, который хотел приписать эти земли или казне, или дому василевса. Он говорил им, что рабы и все остальные богатства, как обычно, являются добычей солдат, земля же должна принадлежать василевсу и римскому государству, которое вскормило их и дало возможность стать и называться воинами не с тем, чтобы они сами себе приобретали земли, отнятые у варваров, незаконно поселившихся в Римской державе, но с тем, чтобы эти земли стали государственным достоянием, из которого и им самим, и всем другим обеспечивается пропитание. (11) Такова была одна из причин этого восстания. Вместе с тем имелась и другая, ничуть не менее, если не более, серьезная причина, по которой были приведены в беспорядок все дела в Ливии. (12) Дело в том, что в войске римлян было не менее тысячи солдат арианского вероисповедания. Большинство из них являлось варварами, причем часть из них была из племени герулов. (13) Их вандальские священники особенно подстрекали к восстанию, поскольку им нельзя было больше молиться богу так, как они привыкли, но им было запрещено исполнение таинств и священных обрядов[55]. (14) Василевс Юстиниан воспретил христианам, не принявшим православия, исполнять обряд крещения или приобщаться других таинств. (15) Особенно их взволновал праздник Пасхалий, в течение которого они не могли крестить своих детей в святой купели или делать что-либо другое, совершаемое в этот праздник. (16) Как будто бы демону[56], спешившему погубить дело римлян в Ливии, этого показалось мало – для тех, кто стремился к восстанию, возник еще один предлог. (17) Тех вандалов, которых Велисарий привез с собой в Византии, Василевс зачислил в списки пяти конных отрядов с тем, чтобы они постоянно находились в восточных городах. Назвав их юстиниановскими вандалами, он приказал им на кораблях отправляться на Восток. (18) Большинство этих вандальских воинов отправилось на Восток, и, пополнив отряды, в которые они были назначены, до сих пор сражается с персами. Другие же, числом около четырехсот, в то время как находились у Лесбоса и ветер надул их паруса, совершив насилие над моряками, пристали к Пелопоннесу. (19) Отплыв оттуда, они прибыли к Ливии в пустынном месте и, оставив там корабли, со всем снаряжением ушли на горы Аврасия и в Мавретанию. (20) Подстрекаемые ими солдаты, стремившиеся к восстанию, еще более сплотились. (21) Ив лагере много было разговоров об этом и много взаимных клятв. Когда стали готовиться к празднику, ариане, раздраженные запретом совершать священные обряды, особенно проявляли настойчивость.

(22) Главарями этого заговора было задумано убить Соломона в храме в первый день праздника, который называют великим[57]. (23) Поскольку об этом замысле никто не проговаривался, он оставался сокрытым. Хотя людей, задумавших это страшное дело, было много, но преступные речи не доходили до слуха никого из тех, кто был непричастен к заговору. Таким образом они сохранили в тайне и в полной силе свой замысел, несмотря на то, что многие телохранители и щитоносцы Соломона и даже многие из его домашних, горя желанием получить земли, приняли участие в заговоре. (24) Когда наступил торжественный день праздника, Соломон занял свое место в храме, будучи далеким от мысли об угрожающей ему гибели. (25) Те, кому было предназначено убить этого мужа, войдя, знаками побуждали друг друга, хватались за мечи, однако, ничего не сделали, то ли не решаясь совершить столь позорное дело в храме, то ли стыдясь столь прославленного вождя, то ли потому, что им помешала Божья воля. (26) Когда торжественная служба в этот день была окончена и все вернулись домой, заговорщики начали укорять друг друга за ненужную робость и отложили выполнение своего замысла до следующего дня. (27) Но и на следующий день, оказавшись неспособными что-то предпринять, они, выйдя из храма и собравшись на площади, открыто и громко поносили друг друга, и каждый обзывал соседа размазней и предателем товарищеского соглашения, не пренебрегая и упреками в почтении к Соломону. (28) Поэтому они решили, что дальнейшее их пребывание в Карфагене будет небезопасным, ибо слухи об их заговоре распространились по всему городу. (29) Итак, многие поспешно ушли из города и стали грабить [близлежащие] земли, а с теми ливийцами, которые им попадались, обращались как с врагами. Другие же, оставшись в города, не подавали вида, к какому замыслу они были причастны, притворяясь, что ничего не знают о заговоре.

(30) Услышав о том, что делается солдатами в окрестностях, Соломон пришел в сильное волнение и не переставал убеждать и призывать оставшихся в городе, чтобы они проявили свою любовь к василевсу. (31) И сначала казалось, что они принимают его слова и соглашаются с ними, но на пятый день, когда им стало известно, что ушедшие из города безнаказанно совершают насилия, они, собравшись на ипподроме, без всякого стеснения начали поносить Соломона и других архонтов. (32) Тут Феодор из Каппадокии[58], посланный к ним Соломоном, пытался вступить с ними в переговоры и успокоить их, но они не внимали его словам. (33) Этот Феодор испытывал какую-то враждебность по отношению к Соломону и его подозревали в участии в заговоре. (34) Поэтому мятежники громким криком тотчас же избрали его своим военачальником и вместе с ним стремительно и с большим шумом отправились с оружием к Палатию. (35) Там они убили другого Феодора, являвшегося начальником охраны, человека, обладавшего всеми высокими достоинствами и исключительно одаренного в военном деле. (36) И так отведав убийства и крови, они стали убивать всякого, кто попался им на пути, будь то ливиец или римлянин, если только он был сторонником Соломона, либо если у него при себе были деньги. Затем они начали грабить город, входя в дома, и там, где не встречали отпора со стороны солдат, забирали все самое ценное, пока их не успокоили наступившая ночь и сменившее их возбуждение пьянство. (37) Соломон бежал в большой храм в Палатии и скрылся там. Поздно ночью к нему туда пришел Мартин. (38) Когда все мятежники заснули, они, выйдя из храма, пришли в дом Феодора Каппадокийца, который, хотя они того не желали, заставил их отобедать, отправил в гавань и посадил в лодку какого-то корабля, который там в то время находился, будучи приготовлен для Мартина. (39) За ними последовали Прокопий, который описал эти события, и домашние Соломона, около пяти человек. (40) Проплыв стадий триста, они пристали к Мисуе, приморскому карфагенскому городку. Оказавшись в безопасности, Соломон тотчас же приказал Мартину отправиться в Нумидию к Валериану и тем, кто разделял с ним командование, и попробовать, насколько это возможно для каждого из них, с помощью денег или каким-либо иным способом привлечь вновь на сторону василевса тех или других известных ему солдат. (41) Послал он и письмо к Феодору, поручая ему заботу о Карфагене и водворение порядка, как он сочтет возможным это сделать; сам же вместе с Прокопием отправился в Сиракузы к Велисарию. (42) Сообщив ему обо всем, что неожиданно произошло в Ливии, он просил его как можно скорее отправиться в Карфаген и отомстить за василевса, претерпевшего от солдат столь нечестивые поступки. Вот что сделал Соломон.

XV. Разграбив все в Карфагене, мятежники собрались на равнине Буллы и там избрали тираном одного из копьеносцев Мартина – Стоцу, человека смелого и предприимчивого. Их целью было, изгнав поставленных василевсом архонтов, завладеть всей Ливией. (2) Вооружив все свое войско (а к нему собралось около восьми тысяч человек), он двинулся к Карфагену, рассчитывая сразу и без особого труда заставить город сдаться ему. (3) Он послал и к вандалам: как к тем, которые с кораблями бежали из Византия, так и к тем, которые с самого начала не последовали за Велисарием, либо скрывшись, либо потому, что те, кто отправлял тогда вандалов, признали их ни на что не годными. (4) Их было не менее тысячи, и они очень скоро в полной готовности прибыли в лагерь Стоцы. Пришла к нему и большая толпа рабов. (5) Оказавшись недалеко от Карфагена, Стоца направил туда [посланников] с приказом немедленно сдать город с тем, чтобы им но пришлось испытать никакого бедствия. (6) Но находившиеся в Карфагене, в том числе и Феодор, ответили на это решительным отказом: они намеревались сохранить Карфаген для василевса. (7) Они послали к нему Иосифия, секретаря царской стражи, человека, славного родом и бывшего одним из домочадцев Велисария; по какому-то делу он недавно был прислан в Карфаген. Через него они просили Стоцу больше не производить над ними насилий. (8) Услышав это, Стоца тотчас же велел убить Иосифия и приступил к осаде. Находившиеся в городе в крайнем ужасе от этой опасности уже подумывали о сдаче себя и Карфагена Стоце на основе договора. Так шли военные действия в Ливии. (9) Велисарий, отобрав сто человек из своих копьеносцев и щитоносцев, в сопровождении Соломона на одном корабле в начале ночи приплыл в Карфаген, когда осаждавшие город уже с нетерпением ожидали, что на другой день он будет им сдан. В такой надежде они проводили эту ночь. (10) С наступлением дня они узнали, что прибыл Велисарий. Со всей поспешностью сняв осаду, они позорно, в беспорядке устремились в бегство. (11) Собрав войско в количестве около двух тысяч человек, побудив его словесно быть преданным василевсу и подкрепив свои речи большими денежными подарками, он устремился в погоню за убегавшими. (12) Он настиг их около города Мембресы, отстоявшего от Карфагена на расстоянии трехсот пятидесяти стадий. (13) Став там лагерем и те и другие принялись готовиться к бою. Войско Велисария стояло вдоль реки Баграды, а противники выстроили укрепление на высоком и труднодоступном месте. (14) Входить в город не хотели ни те, ни другие, поскольку он не имел стен. (15) На следующий день выстроились для сражения: мятежники полагались на численное превосходство, между тем как солдаты Велисария относились с презрением к врагам, как к людям, не имеющим ни разума, ни вождей. (16) Желая укрепить эти мысли у своих солдат, Велисарий, собрав их всех, сказал следующее: «Соратники! Обстоятельства сложились для василевса и для римлян хуже, чем мы надеялись и о чем молились. (17) Ныне идем мы па такое сражение, после которого даже в случае победы будем не в состоянии удержаться от слез: ибо воевать нам приходится против родных нам люден, вскормленных вместе с нами. (18) В этом несчастии мы имеем одно утешение: не мы являемся зачинщиками, но мы идем на этот риск, защищаясь. (19) Совершивший злой умысел против самых близких и разорвавший узы родства тем, что он сделал погибая, умрет не от руки друзей, но, заслужив участь врага, понесет наказание за свои несправедливые деяния. (20) То, что наши противники суть враги и варвары и их можно даже назвать более крепкими словами, свидетельствует не только ограбленная их руками Ливия, не только недостойно убитые ими жители ее, но и большое количество римских воинов, которых эти бешеные дерзнули убить, возведя на них только одно обвинение, что они были преданы своему государству. (21) Мы и идем теперь на них, чтобы отомстить за убитых, справедливо возненавидев тех, которые издавна были нашими ближайшими друзьями. (22) Ибо никогда люди не становятся близкими и враждебными в силу самой своей природы, но при единомыслии наши поступки связывают нас твердым союзом, а при расхождении мнении, если такое случится, даже друзья доходят до вражды и становятся друг другу врагами. (23) То, что мы идем войной против безбожников и врагов, вам уже достаточно ясно; а то, что они заслуживают презрения с нашей стороны, я вам сейчас докажу. (24) Толпа людей, соединенных не чувством закона, но собравшихся для беззакония, менее всего способна проявить высокие качества; доблесть никак не может быть у закононарушителя, она всегда чуждается нечестивых. (25) Они и порядка сохранить не смогут и не будут слушать приказаний Стоцы. (26) Ибо недавно захваченная власть, не имевшая еще возможности проявить смелой уверенности, неизбежно презирается подданными. (27) Она не может пользоваться уважением уже потому, что всякая тирания по своей природе вызывает ненависть; к тому же она не способна управлять подданными из-за страха, поскольку, охваченная им, она лишена возможности говорить свободно и смело. (28) Враги, лишенные доблести и порядка, – легкая добыча для победы над ними. Поэтому, как я сказал, мы должны с полным презрением идти на врагов. (29) Сила бойцов всегда измеряется не числом сражающихся, но порядком и храбростью».

(30) Так сказал Велисарий, а Стоца побуждал своих следующим образом: «Мужи! Вы, которые, уйдя вместе со мной, избавились от римского рабства, не сочтите себя недостойными умереть за свободу, которую вы приобрели своей храбростью и другими доблестными поступками. (31) Ибо не так страшно, смирившись со своими несчастьями, окончить жизнь, как, получив освобождение от бед, вновь окунуться в них. (32) Время, позволившее вкусить свободу, естественно, делает возврат к прежним бедам более тягостным. (33) Вы постоянно должны помнить, что, победив вандалов и маврусиев, вы на войне насладились только трудами, в то время как другие оказались господами всего остального, всей доставшейся вам добычи. (34) Учтите и то, что, поскольку вы солдаты, вам неизбежно придется вести жизнь среди опасностей войны либо в интересах василевса, если вы опять попадете в то же рабство, либо в ваших личных интересах, если вы сохраните свободу. (35) Что из этого предпочтительнее, выбирать вам, либо оказаться малодушными в этот миг, либо решиться проявить мужество. (36) Не забудьте, однако, о том, что если вы, поднявшие оружие против римлян, попадете под их власть, то получите себе не справедливых и сочувствующих господ, но испытаете невыносимые мучения, и, более того, ваша гибель не окажется незаслуженной. Ибо, смерть, если она кому-либо из вас суждена в этом бою, конечно же будет славной. (37) А жизнь, если победите своих врагов, будет независимой и во всех отношениях счастливой; если же потерпите поражение, то мне не остается сказать ничего более горького, как то, что все ваши надежды окажутся в зависимости от сострадания победителей. (38) Наше столкновение с врагами будет не при равном соотношении сил. (39) По численности враги далеко уступают нам и идут против нас отнюдь не с воодушевлением. Думаю, что они сами мечтают стать сопричастными нашей свободе»[59].

(40) Когда войска хотели приступить к сражению, поднялся сильный и очень неприятный ветер, который дул в лицо мятежникам Стоцы. (41) Поэтому они решили, что им невыгодно начинать сражение в таком положении, поскольку боялись, что слишком сильный ветер будет направлять стрелы врагов прямо на них, а натиск их стрел будет очень ослаблен. (42) Поэтому, покинув свои позиции, они стали двигаться наискось, рассчитывая, что, если враги, как того следовало ожидать, тоже будут поворачиваться, чтобы не попасть под удары неприятеля с тыла, то ветер будет дуть в лицо им. (43) Велисарий, увидев, что они, покинув боевые ряды, двигаются безо всякого порядка, тотчас приказал вступить в рукопашный бой. (44) Тогда солдаты Стоцы, приведенные в смятение таким неожиданным нападением, в полном беспорядке, кто как мог, обратились в бегство. По прибытии в Нумидию они вновь собрались вместе. (45) В этом сражении у них были убиты немногие, главным образом – вандалы. (46) Велисарий совсем не стал их преследовать, поскольку, располагая крайне малочисленным войском, он счел вполне достаточным, чтобы враги, ныне побежденные, обратились в бегство. (47) Солдатам он предоставил на разграбление укрепленный лагерь врагов, в котором при захвате пе оказалось ни одного мужчины. Там они нашли много женщин, из-за которых и была начата эта война. Выполнив это, Велисарий отправился в Карфаген. (48) Тут кто-то, прибыв из Сицилии, сообщил ему, что в войске разразился мятеж, грозящий привести в беспорядок все дела, если он сам спешно не прибудет туда и не воспрепятствует этому. (49) Устроив по возможности дела в Ливии и передав управление Карфагеном Ильдигеру и Феодору, Велисарий отправился в Сицилию.

(50) Когда находившиеся в Нумидии римские военачальники узнали, что войско Стоцы прибыло сюда и собирается здесь, они стали готовиться к военным действиям. Командующими федератами были Маркелл и Кирилл, всадников возглавлял Варват, пехоту – Терентий и Сарапис. (51) Все они, однако, подчинялись Маркеллу, поскольку он был правителем Нумидии. (52) Когда он услышал, что Стоца с небольшим числом своих людей находится в местечке Газофилы приблизительно в двух днях пути от Константины[60], он, стремясь, пока не соберутся все мятежники, опередить их, спешно повел войско против них. (53) Когда войска оказались близко друг от друга и вот-вот были готовы вступить в рукопашный бой, Стоца, выйдя один к противникам, изрек следующее: (54) «Соратники! Несправедливо вы поступаете, идя войной на ваших соплеменников и на людей, выросших вместе с вами; вы поднимаете оружие против тех, кто, негодуя на принесенное вам зло и несправедливость, решил начать войну с василевсом и римлянами. (55) Разве вы не помните, что вы давно лишены причитающегося вам жалованья, что у вас была отнята взятая вами у врагов добыча, которая по закону войны полагается вам как награда за опасность в бою? (56) Другие считают себя вправе все время наслаждаться благами победы, вы же подвергаетесь участи рабов. (57) Если вы недовольны мною, то вы можете проявить свой гнев по отношению к моему телу, избегая осквернить себя преступлением по отношению к другим; если же вам не в чем меня упрекнуть, то самое время вам взяться за оружие в ваших собственных интересах». (58) Так сказал Стоца. Солдаты встретили его слова с полным сочувствием и, оказывая ему полное расположение, приветствовали его. (59) Военачальники римлян, видя происходящее, молча удалились и бежали в храм, который находился в Газофилах. Соединив оба войска воедино, Стоца выступил против них. Захватив их в храме и дав им обещание личной неприкосновенности, он затем всех их убил.

XVI. Когда об этом узнал василевс, он послал в Ливию своего двоюродного брата патрикия Германа с небольшим числом людей. (2) С ним отправились Симмах и Домник, оба сенаторы, один – в качестве эпарха и распорядителя расходов, Домник же – в качестве командующего пехотой, поскольку Иоанн, на которого была возложена эта должность, захворав, умер. (3) По прибытии в Карфаген Герман произвел перепись находившихся там солдат и, пересмотрев у секретарей списки с внесенными именами всех солдат, обнаружил, что лишь треть войска находится в Карфагене и в других городах, в то время как остальные объединились с тираном против римлян. (4) Поэтому он не начал военных действий, но все внимание уделил организации войска. Полагая, что оставшиеся в Карфагене не являются родственниками и сотоварищами врагов, он со своей стороны постоянно говорил им много приятного, особо подчеркивая, что послан василевсом в Ливию для тою, чтобы защитить обиженных здесь солдат и наказать тех, кто первым причинил им несправедливость. (5) Узнав об этом, мятежники мало-помалу начали приходить к нему. Герман милостиво принимал их в городе, и, гарантировав им безопасность, держал в почете, и заплатил им жалованье даже за то время, в течение которого они воевали против римлян. (6) Когда слух об этом, переходя от одного к другому, достиг всех, они принялись уходить от тирана большими толпами и направляться в Карфаген. (7) И тогда Герман возымел надежду, что проведет войну с врагами при равенстве сил, и начал готовить все необходимое для сражения.

(8) Тем временем, чувствуя приближение беды и опасаясь, как бы из-за дальнейшего дезертирства солдат войско у него еще больше не ослабло, Стоца стал торопиться немедленно испытать счастье в бою и решительнее хватался за возможность вступить в сражение. (9) У него была какая-то надежда на то, что солдаты в Карфагене станут перебежчиками. Ему казалось, что если он будет поближе к ним, то без особого труда с его стороны они примкнут к нему. Эту надежду он вселил во всех своих людей, тем самым подняв их расположение духа, и спешно всем войском пошел к Карфагену. (10) Оказавшись от него приблизительно в тридцати пяти стадиях, он стал лагерем недалеко от моря. В свою очередь, и Герман, вооружив все свое войско и построив его в боевом порядке, принялся выводить его как бы уже на сражение. (11) Будучи уже вне стен города, он узнал о надеждах, которые питал Стоца. Поэтому, созвав всех, он сказал следующее: (12) «Соратники! Я думаю, никто из вас не может мне возразить, что по всей справедливости нельзя ни в чем упрекнуть василевса или жаловаться на него за то, что им сделано для вас. (13) Вас, пришедших из деревень с сумой и в одном рваном плаще[61], он собрал в Византии и сделал такими, что все счастье Римского государства находится в ваших руках. (14) А то, что ему пришлось не только услышать от вас самые грубые оскорбления, но и испытать все, что есть самого ужасного, то об этом вы, конечно, знаете сами. (15) Желая, чтобы у вас навсегда сохранилась память об этом, он простил вам нанесенные обиды, требуя от вас только того, чтобы вы заплатили ему свой долг стыдом за содеянное вами. (16) Естественно, направляемые им таким образом, вы научитесь лучше хранить верность и исправить прежнее неразумие. (17) Ибо проявленное вовремя раскаяние тех, кто совершил проступок, обычно смягчает обиженных, а оказанная вовремя услуга всегда достигает того, что тех, кого называли неблагодарными, начинают называть иначе, (18) Вам следует хорошо помнить и то, что, если сейчас вы окажетесь всецело преданными василевсу, всякая память о том, что было совершено ранее, исчезнет, (19) ибо всегда любой проступок получает у людей название в зависимости от конечного итога. Содеянный проступок во все времена не может считаться несодеянным, тем не менее исправленный превосходными делами тех, кто его совершил, окружается почетным молчанием и, как по большей части бывает, предается забвению. (20) Однако если ныне в действиях против этой толпы проклятых вы проявите некоторую нерадивость, а потом, ведя много войн на стороне римлян, вы не раз покажете против врагов свою победоносную силу, не думайте, что этим вы в равной степени окажете услугу василевсу. (21) Ибо только заслужив добрую славу в том деле, в каком погрешили, всегда находят для себя прекраснейшее оправдание. Так каждый из вас должен мыслить по отношению к василевсу. (22) Что касается меня, не сделавшего вам никакой несправедливости, но, напротив, проявившего, насколько возможно, полное расположение к вам, я перед лицом опасности решил всех вас просить об одном: пусть никто из вас не идет вместе с нами на врагов вопреки своему желанию. (23) Но если кто-то из вас предпочитает сейчас быть в их рядах, то пусть немедля ступает со всем своим оружием в лагерь врагов, доставив нам хотя бы то удовольствие, что он рискнул поступить с нами несправедливо не тайно, а явно. (24) Ради того я и веду речь с вами не в стенах Карфагена, но здесь, между двумя войсками, чтобы не быть помехой никому, кто захотел бы быть перебежчиком к врагам, и предоставляя каждому возможность безо всякой опаски проявить свое отношение к нашему государству». (25) Вот что сказал Герман. В римском войске поднялся большой шум, так как каждый хотел первым засвидетельствовать перед стратигом свою преданность василевсу и принести в этом самые страшные клятвы.

XVII. Некоторое время оба войска медлили, находясь одно против другого. Когда же мятежники увидели, что ничего из того, о чем им раньше говорил Стоца, не происходит, они испугались, так как сверх ожидания они обманулись в своих чаяниях. Нарушив боевой строй, они отступили и ушли в Нумидию, где у них были жены и награбленные богатства. (2) Тогда на небольшом расстоянии от них пошел за ними со всем войском и Герман, все как можно лучше приготовив, в том числе взяв много повозок для войска. (3) Нагнав врагов в местечке, которое римляне называют Скале Ветерес[62], он выстроил их в боевом порядке следующим образом. (4) Поставив все повозки в одну линию, он вдоль них разместил пехоту, которой командовал Домник, для того чтобы, имея тыл в безопасности, смелее вести бой. (5) Сам он с лучшими всадниками, а также теми, что прибыли с ним из Визáнтия, стоял на левом крыле пехоты, всех же остальных он разместил на правом крыле, поставив их не всех вместе, но разделив на три отряда. (6) Одним из них командовал Ильдигер, вторым – Феодор из Каппадокии, а последним, который был больше других, – Иоанн, брат Паппа, вместе с тремя другими военачальниками. Так были построены римляне. (7) Мятежники находились против них, но не стояли строем, а были разбросаны на варварский манер. (8) За ними следовали, немного поодаль, десятки тысяч маврусиев, которыми в числе многих других командовали Иауда и Ортайя. (9) Однако не все они были верны Стоце и его товарищам, но многие еще раньше, посылая к Герману, соглашались, когда дело дойдет до боя, вместе с войском василевса двинуться на врагов. (10) Тем не менее Герман не мог им вполне доверять, так как по своей природе племя маврусиев из всех людей самое неверное. (11) Поэтому они и не находились в одних рядах с мятежниками, но, оставаясь позади, поджидали, как обернутся дела, чтобы вместе с победителями начать преследовать побежденных. (12) С таким намерением маврусии, не смешиваясь с мятежниками, следовали сзади. (13) Оказавшись вблизи от неприятелей и увидев знамя Германа, Стоца приободрил своих людей и собрался обрушиться на врага. (14) Но герулы, те, что, став мятежниками, окружили Стоцу, не последовали за ним и всеми силами удерживали его самого, говоря, что неясно, каковы силы Германа, но доподлинно известно, что те из врагов, которые стоят на правом крыле, ни в коем случае не выдержат их натиска. (15) Поэтому если они двинутся против них, то те не окажут им сопротивления, обратятся в бегство и, естественно, приведут в смятение остальное войско; если же Герман, отразив их нападение, вынудит их к бегству, то вместе с ними тотчас погибнет и все их дело. (16) Убежденный этими словами, Стоца предоставил другим сражаться с теми, кто окружал Германа, сам же с лучшими воинами двинулся против Иоанна и находившихся под его командованием. (17) Те без сопротивления в беспорядке бросились бежать. Мятежники тотчас захватили все их знамена и изо всех сил преследовали бегущих, а некоторые из них стали наседать ва пехоту; и пехотинцы уже начали покидать свои ряды. (18) В этот момент Герман, сам обнажив меч и побудив к тому же все находившееся тут войско, с огромным трудом обратил в бегство стоявших против него мятежников и быстро устремился на Стоцу. (19) Когда к нему в этом бою присоединились бывшие под началом Ильдигера и Феодора, оба войска настолько смешались друг с другом, что мятежники, преследовавшие одних из своих врагов, перехваченные другими, сами погибали. (20) В то время как ряды их все больше и больше смешивались, люди Германа, оказавшись у них в тылу, наступали на них все сильнее. Тут мятежников охватил сильный страх, и они уже не думали о сопротивлении. (21) Ни для тех, ни для других не было ясно, где свои, где чужие; они не узнавали друг друга: одна и та же была у них речь, одним и тем же оружием они пользовались, они не отличались ни по внешнему виду, ни по одежде, ни по иному признаку. (22) Поэтому по предложению Германа солдаты василевса у любого, кого они захватывали, спрашивали, кто он такой, и затем, если он говорил, что он из войска Германа, приказывали ему назвать пароль Германа, а кто сказать не мог, того убивали. (23) В этой битве один из неприятелей, оказавшись незамеченным, убил лошадь Германа, и сам Герман упал на землю и попал бы в опасное положение, если бы его копьеносцы быстро не пришли ему па помощь, и, окружив его, не посадили на другого коня.

(24) Стоце во время этого смятения удалось бежать с небольшим числом своих людей. Подбадривая своих, Герман прямо устремился к лагерю врагов. (25) Там поставленные для охраны укрепления мятежники решили оказать ему сопротивление. (26) Разгорелась ожесточенная схватка у самых ворот лагеря, и мятежники почти оттеснили своих противников. Тогда Герман послал отряд из следовавших за ним на другую сторону укрепления, приказав им попытаться проникнуть в лагерь оттуда. (27) Так как там никто укрепления не защищал, то они без большого труда прорвались в его центр. (28) Увидев это, мятежники обратились в бегство, а Герман с остальным войском устремился в лагерь врагов. (29) Тут солдаты беспрепятственно принялись грабить имущество, они уже ни во что не ставили неприятеля и больше не слушали приказаний стратига, ибо в их руках оказались богатства. (30) Поэтому Герман, опасаясь, как бы враги, опомнившись, не напали на них, сам с немногими людьми стал у входа в лагерь и, горько сетуя, призывал к порядку солдат, однако никто его не слушал. (31) Когда события приняли такой оборот, то многие маврусии начали преследовать мятежников и, присоединившись к войску василевса, принялись грабить лагерь побежденных. (32) Стоца, первоначально возлагавший большие надежды на войско маврусиев, поскакал к ним, чтобы побудить их к сражению. (33) Но, заметив, что они делают, он с большим трудом, имея едва сотню людей, сумел спастись бегством. (34) Когда вокруг него вновь собралось много воинов, они попытались вступить в открытое сражение с врагами, но, потерпев не меньшее, если не большее поражение, все они сдались Герману. (35) Один только Стоца с немногими вандалами удалился в Мавретанию и, взяв замуж дочь одного из местных предводителей, остался там. Так окончился этот мятеж.

XVIII. В числе копьеносцев Феодора из Каппадокии был некто по имени Максимин, весьма дурной человек. (2) Этот Максимин сумел привлечь на свою сторону очень многих солдат для совершения заговора и стал подумывать о том, чтобы учинить тиранию. (3) Стремясь втянуть в число заговорщиков еще больше солдат, он среди прочих сообщил свой план Асклепиаду, выходцу из Палестины, человеку благородного происхождения и первому из приближенных Феодора. (4) Этот Асклепиад, переговорив с Феодором, раскрыл все это Герману. (5) Поскольку дела в Ливии находились еще в шатком положении, то, не желая еще одного мятежа, Герман предпочел привлечь Максимина на свою сторону лестью и связать его присягой верности государству, нежели подвергать его наказанию. (6) У всех римлян с древних времен было в обычае не брать никого в число копьеносцев полководцев, пока он не принесет самых страшных клятв и тем не даст обещания сохранять преданность своему вождю и римскому василевсу. Поэтому, послав за Максимином, Герман стал хвалить его за отвагу и предложил ему в дальнейшем стать его копьеносцем. (7) Обрадованный такой исключительной честью и думая, что таким образом он легче выполнит намеченный им план, тот принес присягу, а затем, зачисленный в копьеносцы Германа, тотчас же решил пренебречь тем, в чем клялся, и еще упорнее стремиться к захвату власти. (8) И вот, когда в городе всенародно справлялся некий праздник, многие из мятежников Максимина, по существовавшему у них договору, должны были примерно во время завтрака явиться во дворец, где Герман угощал своих близких. Вместе с другими копьеносцами при исполнении своих обязанностей находился на пиру и Максимин. (9) Пир затянулся, и кто-то, войдя, сообщил Герману, что многие солдаты в беспорядке стоят перед воротами дворца и жалуются, что казначейство задолжало им жалование за долгий срок. (10) Тогда Герман приказал самым надежным своим копьеносцам тайно наблюдать за Максимином, ни в коем случае не позволяя ему заметить за собой слежку. (11) Тем временем мятежники с угрозами и шумом бегом устремились на ипподром. Заговорщики, спешно вызванные из своих домов, стали стекаться туда же. (12) Если бы случилось так, что все они собрались сюда, то, я думаю, едва ли кто-нибудь смог легко подавить их силу. (13) Но Герман ^их опередил; пока большинство из их сборища не подоспело, он послал против них преданных ему и василевсу людей. (14) Они напали на ничего не ожидавших мятежников. Поскольку с ними не было Максимина, который, как они думали, в этот опасный час станет их предводителем; поскольку их не собралось столько, сколько они рассчитывали, а также поскольку они увидели, что, сверх их ожидания, свои же товарищи-солдаты с оружием идут против них, они, потеряв всякую решимость, легко оказались побеждены в схватке и обратились в смятении в бегство. (15) Их противники многих из них убили, а многих живыми привели к Герману. (16) А те, которые не успели прийти на ипподром, ничем не обнаружили своего былого расположения к Максимину. (17) Герман не счел нужным подвергать их Допросу, только спросил, продолжал ли Максимин, после того как принес присягу, готовиться к заговору. (18) Когда тот был уличен в том, что, зачисленный в ряды его копьеносцев, он еще деятельнее продолжал осуществлять свое намерение, Герман приказал посадить его на кол вблизи стен Карфагена[63] и таким образом сумел полностью пресечь мятеж. Так завершился преступный замысел Максимина. XIX. Отозвав Германа с Симмахом и Домником, василевс вновь поручил Соломону ведать всеми делами в Ливии. Это был тринадцатый год единодержавного правления Юстиниана[64]. Он дал ему и другое войско, и других военачальников: Руфина и Леонтия, сыновей Зауны, сына Фаресмана[65], и Иоанна, сына Сисиниола. (2) Дело в том, что Мартин и Валериан, еще раньше вызванные в Визáнтий, отправились туда. (3) Прибыв в Карфаген и будучи избавленным от мятежников Стоцы, Соломон проявил большую умеренность и, охраняя Ливию, обеспечил ей полную безопасность, привел в порядок войско, а если кто-либо казался ему подозрительным, того отправлял в Византии или к Велисарию, вербуя на их место новых солдат; оставшихся в Ливии вандалов, особенно их жен, он всех выселил из этой страны. Все города он окружил стенами и строго придерживался законов, и таким образом полностью восстановил управление. (4) Ливия при нем стала страной с большими доходами и во всех отношениях счастливой.

(5) Когда он привел все в наилучшее состояние, он вновь выступил против Иауды и живших на Аврасии маврусиев. (6) Вначале он послал с войском одного из своих копьеносцев – Гонтариса, человека, испытанного в боях. (7) Прибыв к реке Абига, тот стал там лагерем возле безлюдного города Багаис. (8) В рукопашном бою с врагами он оказался побежден и отступил в укрепленный лагерь, который уже начали осаждать маврусии. (9) Тем временем подоспел со всем войском и Соломон и разбил свой лагерь в шестидесяти стадиях от того лагеря, где командовал Гонтарис. Услышав обо всем, что случилось с отрядом Гонтариса, он послал им часть своего войска, велев смелее напасть на врагов. (10) Маврусии, одержав верх в первом столкновении, как было сказано выше, сделали следующее. (11) Река Абига течет с горы Аврасии и, спустившись на равнину, орошает землю так, как этого и желают живущие здесь люди. (12) Местные жители отводят течение этой реки туда, где, по их мнению, оно в данное время может принести им пользу. Поэтому на этой равнине много водоотводных каналов, Абига расходится по всем ним и уходит под землю, а затем, соединив свои потоки, она вновь вырывается из-под земли. (13) Поскольку так сделано на большей части равнины, то у жителей ее есть возможность запрудить протоки реки или вновь открыть их чтобы пользоваться как им угодно водами этой реки[66]. (14) И вот маврусии, перекрыв все проточные каналы этой реки, направили ее течение вокруг лагеря римлян. (15) Из-за этого образовалась сильная грязь, и путь стал непроходим. Это римлян привело в величайший страх и поставило в затруднительное положение. (16) Услышав об этом, Соломон со всей поспешностью направился в ту сторону. Варвары, испугавшись, ушли к подножию Аврасия, расположившись лагерем в месте, которое называется Бабос, и стали его там ожидать. Соломин, поднявшись со всем войском, двинулся туда. (17) Вступив с врагами в рукопашный бой, он одержал над ними решительную победу и обратил их в бегство. (18) С этого времени маврусии решили, что им нельзя вступать с римлянами в бой в открытом месте. Они уже не надеялись, что одолеют их в сражении. Однако они возлагали надежды на трудности похода по Аврасию; они считали, что римляне, попав в бедственное положение, быстро уйдут отсюда, как и в первый раз. (19) Поэтому многие из них ушли в Мавретанию и к варварам, живущим на юг от Аврасия; Иауда же с двадцатью тысячами маврусиев остался здесь. За это время он выстроил в Аврасии укрепление по имени Зербула. Войдя туда со всеми маврусиями, он вел себя спокойно. (20) Соломон совсем не хотел терять время на осаду. Узнав, что возле города Тамугади есть равнины, полные созревшего хлеба, он повел туда свое войско и, остановившись там, опустошал землю. Затем, предав все огню, он вновь направился к укреплению Зербуле. (21) В то время, как римляне опустошали землю, Иауда, оставив небольшой отряд маврусиев, которых он считал наиболее способными нести охрану укрепления, с остальным войском поднялся на самую вершину Аврасия: он опасался, как бы в случае, если римляне начнут осаду укрепления, у него не случился бы недостаток продовольствия. (22) Найдя место, отовсюду защищенное крутым подъемом и прикрытое отвесными скалами, по названию Тумар, он спокойно стал ожидать там римлян. (23) А римляне три дня осаждали укрепление Зербулу. Пользуясь луками, поскольку стены укрепления были невысокие, они убили многих варваров, поднимавшихся к зубцам стен. (24) И по воле какого-то случая оказалось так, что этими стрелами были убиты все предводители маврусиев, бывшие в крепости. (25) После трех дней осады, когда наступила ночь, римляне, ничего не зная о гибели у маврусиев их предводителей, решили снять осаду. (26) Соломон подумал, что лучше идти против Иауды и главного войска маврусиев; он считал, что, если ему удастся, окружив, захватить их, то тем легче и с меньшим для римлян трудом сдадутся им находящиеся в Зербуле варвары. (27) Между тем варвары, полагая, что они уже не могут далее противиться осаде, так как все их предводители погибли, решили как можно скорее бежать и покинуть укрепление. (28) Тотчас все они, в полном молчании, не позволяя врагам что-либо заметить, обратились в бегство, в то время как римляне с наступлением дня, в свою очередь начали готовиться к отходу и собирать имущество. (29) Но поскольку никто из врагов не показывался на стенах, хотя осаждавшие собирались удалиться, они дивились этому и все время спрашивали друг друга, что бы это значило. (30) Пребывая в таком недоумении, они стали обходить укрепление и нашли открытыми маленькие ворота, через которые бежали маврусии. (31) Войдя в укрепление, они все подвергли разграблению, оставив всякую мысль о преследовании врагов: ибо те были легковооруженными и хорошо знали здешние места. (32) Захватив всю добычу, они оставили тех, кто сторожил бы это укрепление, и все пешим строем двинулись дальше.

XX. Прибыв к местности Тумар, где запершись и ничего не предпринимая, находились враги, римляне разбили свой лагерь недалеко от них в крайне неудобном месте, где нельзя было добыть ни воды (разве что очень мало), ни чего-либо другого из необходимого в достаточном количестве. (2) Когда они потратили уже довольно много времени, а варвары не делали ни малейшей попытки выйти против них, то римляне, страдая из-за этой осады ничуть не меньше, если не больше их [осажденных], стали выражать неудовольствие. (3) Более всего их мучил недостаток воды, за выдачей которой следил сам Соломон, отпуская на каждого человека в день только по одной кружке. (4) Видя, что они уже явно начали выражать неудовольствие и больше не в состоянии переносить тяжесть положения, он решил попытаться взять это место приступом, хотя подход к нему был очень труден. Созвав всех, он обратился к ним с такими побуждающими словами: (5) «Если бог дал римлянам возможность осадить в Аврасии маврусиев, – дело, которое раньше казалось невероятным, да и теперь тем, кто не видит происходящего, представляется совершенно невозможным, – следует и нам присоединить свой труд к помощи неба и не пренебрегать этой милостью, но со рвением преодолеть эту опасность, воспользовавшись счастливыми обстоятельствами, которые являются следствием славных подвигов. (6) Главное в человеческих делах – умение в нужное время проявить всю свою силу. Тот, кто по собственной трусости упустит представившийся ему благоприятный случай, по справедливости не может возлагать вину на него, но должен винить себя самого. (7) Вы, конечно, видите слабость маврусиев, видите место, где, запершись, лишенные всего необходимого, они стараются таким образом себя защитить. (8) Вы должны выбрать одно из двух: или безропотно перенося все неудобства осады, ждать сдачи неприятеля, или, если это вам не по душе, устремляться через опасность к победе. (9) Скажу больше: биться с этими варварами нам не представит особого труда: они, я думаю, уже сраженные голодом, не дойдут до рукопашного боя. Если теперь вы все это себе хорошо представляете, вам остается только с воодушевлением выполнять приказания».

(10) Ободрив своих солдат такими словами, Соломон стал искать, откуда можно было бы лучше всего штурмовать это укрепление. Долгое время он явно был в недоумении. (11) Чересчур недоступным для нападения казалось ему это неудобное место. В то время как Соломон размышлял об этом, судьба предоставила следующий выход из положения. (12) В составе пехоты был некто Гезон, записанный в войско оптионом[67]: так римляне называют того, кто выплачивает жалованье. (13) Этот Гезон то ли в шутку, то ли потому, что его толкнуло на это какое-либо божественное наитие, делая вид, что идет на врагов, стал подниматься один; на небольшом от него расстоянии шли некоторые его товарищи, крайне удивляясь тому, что происходит. (14) Три маврусия, которые были поставлены сторожить этот подъем, решив, что этот человек идет против них, бегом бросились ему навстречу. (15) Поскольку место было узкое, они шли держась вместе, но поодиночке, один за другим. (16) Ударив первого, с которым он встретился, Гезон поразил его, так же он расправился и с каждым из остальных. (17) Увидев это, шедшие позади Гезона с большим шумом, толкая друг друга, бросились на врагов. (18) Когда остальное римское войско услышало и увидело, что происходит, солдаты, не дожидаясь, чтобы стратиг, став во главе, повел их или чтобы звук труб, как это было в обычае, дал им знак к наступлению, и, уж конечно, не сохраняя боевых рядов, с большим шумом подбадривая друг друга, бегом устремились на лагерь врагов. (19) Тогда Руфин и Леонтий, сыновья Зауны, сына Фаресмана, совершили против врагов много достойных их доблести подвигов. (20) Маврусии, от всего этого пораженные страхом, узнав, кроме того, что их стража перебита, тотчас, кто как мог, бросились бежать, и многие из них, захваченные на непроходимых дорогах, погибли. (21) Пораженный дротиком в бедро Иауда все же спасся бегством и удалился в Мавретанию. (22) Римляне разграбила лагерь врагов и решили больше уже не покидать Аврасия, но охранять гарнизоном то укрепление, которое тут выстроил Соломон, чтобы эта горная местность вновь не стала доступной для маврусиев.

(23) Есть на Аврасии отвесная, поднимающаяся среди крутых утесов гора. Местные жители называли ее скалой Геминиана. В древности люди построили на ней очень маленькую башню, крепкое и неодолимое убежище, поскольку сама природа помогала им в этом. (24) За несколько дней до сражения Иауда поместил сюда все свои сокровища и своих жен, а одного старого маврусия поставил охранять все эти богатства. (25) Он даже не мог представить себе, что враги придут сюда и что когда-нибудь эту башню можно будет взять силой. (26) Но римляне, исследуя все труднопроходимые дороги и ущелья Аврасия, добрались сюда, и один из римских солдат попытался смеха ради подняться на эту башню. Женщины, смеясь, издевались над ним, считая, что он хочет сделать невозможное. (27) То же самое делал и старик, высунувшись из отверстия башни, когда же римский солдат, упираясь руками и ногами, был уже близко от вершины, он [римлянин] незаметно извлек меч со всей быстротой, на какую только оказался способен, вскочил наверх и ударил мечом старика по шее с такой силой, что целиком отрубил ее. (28) Его голова упала вниз на землю, а солдаты, воспрянув духом в поддерживая друг друга, стали карабкаться на башню. Там они захватили как женщин, так и сокровища, оказавшиеся весьма значительными. (29) На эти деньги Соломон окружил стенами многие города Ливии.

(30) Когда маврусии после поражения, как мной сказано, ушли из Нумидии, Соломон подчинил власти римлян также область Забу, расположенную по ту сторону горы Аврасий и называемую первой Мавританией, главным городом которой является Ситифис[68], и обложил ее податями. (31) Во второй Мавретании первым городом считается Цезарея. Здесь жил Мастига со своими маврусиями. Все здешние места были у него в подчинении и платили ему даль, кроме города Цезарей[69]. (32) Эту страну Велисарий еще раньше вернул под власть римлян, как мною изложено в прежних книгах[70]. Сюда римляне всегда приплывали на кораблях, по сухому же пути приходить сюда было невозможно, поскольку в этой области жили маврусии. (33) С этого времени все ливийцы – подданные римлян – наслаждались миром в спокойствием при разумной и весьма умеренной власти Соломона, и в дальнейшем они даже не помышляли о какой-либо войне. Таким образом, они, казалось, были самыми счастливыми из людей.

XXI. Однако четыре года спустя[71] счастье их пошло прахом. Шел уже семнадцатый год единодержавного правления Юстиниана, когда Кир в Сергий, сыновья Вакха, брата Соломона, получили от василевса назначение управлять городами Ливии[72]. Кир как старший был поставлен в Пентаполисе, а Сергий – в Триполисе. (2) Тогда маврусии, которых называют левафами, большим войском заявились к нему в город Лептис Магну, болтая повсюду, что прибыли они для того, чтобы Сергий, дав им дары и полагающиеся им знаки отличия, подкрепил мирный договор с ними. (3) По совету Пуденция, жителя Триполиса (о нем я упоминал в своем рассказе раньше как о человеке, который в начале войны с вандалами верно служил василевсу Юстиниану)[73], восемьдесят наиболее видных из этих варваров Сергий принял в город, обещая исполнить все, о чем они просят, а остальным велел ожидать в предместье. (4) Дав этим восьмидесяти твердые заверения относительно мира, он пригласил их на пир. Говорят, что эти варвары явились в город с предательской мыслью – устроив покушение, убить Сергия. (5) Когда у них начались с ним переговоры, они выставили против римлян много обвинений, сказав между прочим и то, что не следует опустошать их засеянные поля; (6) Сергий не придал этому никакого значения, поднялся с кресла, на котором сидел, и хотел удалиться. (7) Тут один из варваров, желая ему в этом помешать, схватил его за плечо. (8) Остальные варвары, подняв шум, начали собираться вокруг него. (9) Тогда один из копьеносцев Сергия, обнажив меч, убил этого маврусия. (10) В итоге, как и следовало ожидать, в зале произошло большое смятение, и копьеносцы Сергия перебили всех варваров. (11) Один из них, увидев гибель остальных, выскочил никем не замеченный из помещения, где это происходило, и, добравшись до своих, поведал, что с ними случилось. (12) Услышав об этом, они бегом устремились в свой лагерь и вместе со всеми остальными, вооружившись, двинулись на римлян. (13) Их у города Лептис Магна, Сергий и Пуденций встретили со всем своим войском. (14) В происшедшей здесь рукопашной стычке сначала верх взяли римляне, убив многих из врагов; разграбив их лагерь, они овладели сокровищами, многих их женщин и детей захватили в рабство. (15) Но затем проявивший неразумную храбрость Пуденций был убит. Сергий же со всем римским войском, когда уже совсем стемнело, вернулся в Лептис Магну.

(16) Спустя некоторое время варвары с большими силами двинулись против римлян. Тогда Сергий отправился к своему дяде Соломону с тем, чтобы и он с большим войском выступил на врагов; там он застал и своего брата Кира. (17) Варвары, явившись в Бизакий, разграбили много тамошних местечек, совершая на них набеги; Антала же (он, как я упоминал раньше в своих книгах, оставался верным римлянам и потому являлся единственным правителем маврусиев в Бизакий) находился в это время во враждебных отношениях с Соломоном, так как последний отнял у него хлебные выдачи, которыми почтил его василевс, и казнил его брата, возложив на него вину за происшедшие среди жителей Бизакия волнения. (18) Поэтому он был рад видеть прибывших сюда варваров и, заключив с ними военный союз, обратился вместе с ними против Соломона и Карфагена. (19) Услышав об этом, Соломон, поднявшись всем войском, пошел против них и, застав их около города Тебесты, отстоящего от Карфагена на расстоянии шести дней пути, стал лагерем вместе с сыновьями своего брата Вакха Киром, Сергием и Соломоном-младшим. (20) Испугавшись большого числа варваров, он послал к предводителям левафов, упрекая их в том, что, несмотря на заключенный с римлянами мирный договор, они теперь с оружием в руках идут против них, и, требуя закрепления мира, обещал поклясться самыми страшными клятвами, что простит и забудет все совершенное ими. (21) Издеваясь над его словами, варвары сказали, что, по всей видимости, он будет клясться на христианском писании, которое обычно называют Евангелием. (22) Так вот, поскольку Сергий, поклявшись им, затем перебил поверивших ему, им хочется самим вступить в сражение и испытать, какую силу имеет это писание против клятвопреступников, чтобы, твердо уверовав в него, таким уже образом заключить договор. Услышав такой ответ, Соломон стал все готовить к бою.

(23) На следующий день он, столкнувшись с каким-то отрядом неприятеля, имевшим при себе очень большую добычу, и победив его в сражении, забрал всю добычу себе и сам охранял ее. (24) Солдатам, которые оказались крайне недовольны и подняли большой шум из-за того, что он не отдал им этой добычи, он сказал, что надо подождать до конца войны, чтобы тогда разделить добычу в зависимости от того, сколько кому придется по его заслугам. (25) Когда же варвары вновь всем войском устремились в бой, одни из римлян отказывались сражаться, а другие шли в бой без воодушевления. (26) Вначале сражение шло примерно с равным успехом, но потом, из-за того, что маврусии сильно превосходили их своей численностью, многие из римлян обратились в бегство; Соломон же и немногие вместе с ним некоторое время выдерживали натиск неприятеля, но потом, ввиду чрезмерной силы одолевавших их врагов, поспешно обратились в бегство и попали в протекающий здесь бурный поток. (27) В это время у коня Соломона подкосились ноги, он упал, и сам Соломон тоже свалился на землю. Его копьеносцы быстро подхватили его на руки и посадили на коня. (28) Но так как Соломон от боли из-за всего случившегося не мог держать поводья, то варвары, догнав, напали на него и убили; вместе с ним погибло много его копьеносцев[74]. Таков был конец жизни Соломона.

XXII. После смерти Соломона Сергий, его племянник, как об этом было сказано выше, по воле василевса получил управление Ливией. (2) Он оказался главным виновником огромных бед, поразивших племя ливийцев. Все были недовольны его правлением; подчиненные ему архонты потому, что он, будучи крайне неразумным и молодым как по характеру, так и по возрасту, всех превосходил хвастовством, оскорблял их безо всякого основания и относился к ним с презрением, постоянно злоупотребляя при этом силой своего богатства и властью высокого положения; солдаты не любили его за то, что он был труслив и крайне малодушен; ливийцы – за то же самое, а также за то, что он был большим любителем чужих жен и чужой собственности. (3) Больше всех могуществом Сергия был недоволен Иоанн, сын Сисиниола. Выдающийся знаток военного делай исключительно прославленный своими подвигами, он встречал оскорбительное обращение со стороны этого человека. (4) Поэтому ни он и никто другой из всех прочих не проявлял желания поднять оружие против врагов. (5) Между тем за Анталой шли почти все маврусии, к нему прибыл и вызванный из Мавретании Стоца. (6) Так как никто из противников не выступал против них, они грабили и растаскивали все безо всякого страха и препятствий. В это время Антала написал василевсу Юстиниану письмо. Оно гласило следующее: (7) «Никогда не стану я отрицать, что являюсь слугой твоей царственности, да и маврусии, во время мира испытавшие со стороны Соломона безбожное отношение, подняли оружие, можно сказать, принуждаемые к этому, против своей воли, н подняли его не против тебя, но защищаясь от врага, и особенно верно это по отношению ко мне. (8) Он не только решил отнять у меня выдачу хлеба, которую задолго до этого назначил мне Велисарий в ты сам пожаловал ее мне, но он казнил моего брата, не имея никакого обвинения, которое бы мог на него возвести. (9) Теперь мы отмщены: наш обидчик получил наказание, Если тебе угодно, чтобы маврусии служили твоей царственности, выполняли все, как они привыкли делать в прежнее время, то удали отсюда Сергия, племянника Соломона, вели ему вернуться к тебе и пошли в Ливию другого военачальника. (10) У тебя нет недостатка в людях разумных и во всех отношениях более достойных, чем Сергий. Пока он командует твоим войском, не будет мира между римлянами и маврусиями». Вот что написал Антала. (11) Прочитав это письмо и узнав об общей ненависти к Сергию, василевс не пожелал отрешить его от должности[75], выражая этим почтение как ко всем достоинствам Соломона, так и к трагическому концу его жизни. Так обстояли тогда дела.

(12) Думали, что брат Сергия Соломон погиб вместе со своим дядей Соломоном, поэтому никто не знал, что он остался жив. (13) Случилось так, что маврусии ввиду его юного возраста взяли его в плен живым и принялись спрашивать, кто он такой. (14) Он сказал, что он родом из вандалов, раб Соломона; что один из врачей в городе Ларибе[76], находившемся неподалеку, по имени Пегасий, его приятель, купит его, заплатив за него выкуп. (15) Маврусии, подойдя близко к укреплениям города, вызвали Пегасия, показали ему Соломона и спросили, хочет ли он купить его. (16) Когда тот сказал, что он купит его, они отдали ему Соломона за пятьдесят золотых. (17) Оказавшись в стенах города, Соломон стал насмехаться над маврусиями, что он, столь юный, обманул их. Он сказал, что он Соломон, сын Вакха и племянник Соломона[77]. (18) Маврусии сильно огорчились из-за случившегося и досадовали на то, что, имея по отношению к Сергию и римлянам такой важный залог, так неразумно его упустили. Они явились к городу Ларибу и осадили его, чтобы взять Соломона вместе с этим городом. (19) Осажденные, страшась варварской осады из-за того, что в то время у них не оказалось запаса продовольствия, вступили в переговоры с маврусиями с тем, чтобы они, получив большую сумму денег, тотчас же сняли осаду. (20) Считая, что им не взять города силой, так как они не привыкли брать стены приступом, и совсем не зная, что осажденные испытывают недостаток в продовольствии, маврусии приняли их предложение, и получив три тысячи золотых, сняли осаду. После этого все левафы вернулись домой.

XXIII. Антала же и войско маврусиев вновь собрались в Бизакии, и к ним присоединился Стоца, имея в своем распоряжении немного римских солдат и вандалов. (2) Учитывая усиленные просьбы ливийцев, Иоанн, сын Сисиниола, собрав войско, выступил против них. (8) В это время начальником всех войск в Бизакии был Гимерий из Фракии[78]. Ему Иоанн приказал собрать все размещенные в этой области отряды вместе с теми, кто командовал ими, и следовать в местечко Менефессу, находившееся в Бизакии, где и соединиться с ним. (4) Позднее, узнав, что там стали лагерем враги, он написал Гимерию, сообщив о случившемся и дав ему указание соединиться с ним в другом месте, чтобы сражаться с врагами не в одиночку, а всем вместе. (5) Но по воле какого-то случая несшие это письмо пошли другой дорогой и нигде не могли найти Гимерия; он со своим войском, наткнувшись на лагерь неприятеля, попал в его руки. (6) Был этом войске римлян юноша Севериан, сын Азиатика, финикиец, родом из Эмесы, начальник конного отряда. (7) Он один с находившимися при нем воинами, числом пятьдесят, вступил с врагами в рукопашный бой. (8) Некоторое время они выдерживали натиск врагов, но затем, подавленные их численностью, бежали на бывший поблизости холм, где имелось укрепление, не очень надежное. (9) Поэтому они сдались по договору врагам, напавшим на них и здесь. (10) Маврусии не убили ни его, ни кого-либо из его воинов, но, взяв их всех живыми в плен, Гимерия держали под стражей, его же солдат передали Стоце, так как все они дружно заявили им, что с большой охотой будут сражаться против римлян. Они грозили убить Гимерия, если он не выполнит их приказ. (11) Приказание же их состояло в том, чтобы он каким бы то ни было способом дал им возможность захватить приморский город Гадрумет и, когда он заверил их, что согласен сделать это, они вместе с ним пошли и Гадрумету. (12) Оказавшись поблизости города, они выслали немного вперед Гимерия с несколькими солдатами Стоцы; для вида они вели с собой связанных маврусиев. Остальные следовали позади. (13) Они велели ему сказать страже городских ворот, что будто бы войско василевса одержало решительную победу, что Иоанн вот-вот придет с неисчислимым количеством взятых в плен маврусиев, а когда таким образом им откроют ворота, он вместе с теми, которые его сопровождали, должен войти внутрь укреплений. (14) Гимерий так и сделал. Обманутые таким образом жители Гадрумета – ибо они не могли не поверить архонту всех войск в Бизакии – открыли ворота и приняли врагов. (15) Тогда проникшие в город вместе с Гимерием, обнажив мечи, не дали поставленным тут стражникам закрыть ворота, но тотчас же приняли в город все войско маврусиев. (16) Разграбив его и оставив там небольшой отряд для охраны, варвары удалились оттуда. (17) Несколько римлян из тех, кто был взят в плен, бежали и пришли в Карфаген; в числе их были Севериан и Гимерий. Желавшим бежать от маврусиев это было сделать нетрудно, но многие из них вполне добровольно остались со Стоцей.

(18) Немного времени спустя один из священников, по имени Павел, который стоял во главе богадельни, войдя в сговор с несколькими видными гражданами, сказал им: «Я отправлюсь в Карфаген и надеюсь скоро вернуться сюда с войском, вы же позаботьтесь, чтобы город принял войско василевса». (19) И вот ночью они на веревках спустили его со стены. Очутившись на берегу моря, он увидел там рыбачью лодку. Убедив за большие, деньги хозяев лодки отвезти его, он таким образом прибыл в Карфаген. (20) Очутившись там и явившись к Сергию, он передал ему обо всем случившемся и просил его, дать ему достаточное войско, чтобы спасти Гадрумет. (21) Это предложение совершенно не понравилось Сергию, поскольку у него самого в Карфагене было небольшое войско. Но Павел просил дать ему хотя бы немного солдат, и, получив их в числе не более восьмидесяти, он придумал следующее. (22) Собрав огромное число кораблей и транспортных судов, он посадил на них множество моряков и других ливийцев, надев на них платье, которое обыкновенно носят римские солдаты. (23) Поднявшись всем этим флотом, он как можно быстрее поплыл прямо в Гадрумету. Когда они оказались совсем близко от города, он, тайно послав несколько человек к именитым гражданам, дал им знать, что племянник василевса Герман, недавно прибывший в Карфаген, направил весьма значительное войско на помощь жителям Гадрумета. (24) Придав им таким образом мужества, он велел им той же ночью открыть для них одни маленькие ворога. Они свершили то, что он им передал. (25) Так Павел с сопровождавшими его воинами оказался внутри стен; они перебили всех врагов и возвратили город под власть василевса. Молва же о Германе, зародившись здесь, распространилась до самого Карфагена. (26) Услышав об этом, маврусии и Стоца с теми, кто следовал за ним, сначала очень устрашились и бежали к дальним границам Ливии, но затем, узнав правду, страшно негодовали, что, пощадив всех жителей Гадрумета, претерпели от них такую несправедливость. (27) Поэтому, обрушившись повсюду на страну, они творили над ливийцами безбожные дела, не щадя никого независимо от возраста. Тогда большая часть местности обезлюдела. (28) Из уцелевших ливийцев одни скрылись в города, другие в Сицилию и на иные острова. (29) Но из именитых почти все отправились в Визáнтий; в числе их был и Павел, спасший василевсу Гадрумет. (30) Маврусии, так как никто против них не выступал, еще более безбоязненно грабили и тащили все; с ними был и Стоца, уже достигший власти. (31) Дело в том, что за ним следовало много римских солдат; одни из них пришли как перебежчики, другие с самого начала были им взяты в плен и по доброй воле остались у него. (32) Между тем Иоанн, который пользовался еще некоторым уважением у маврусиев, находясь с Сергием в крайне враждебных отношениях, не предпринимал ничего.

XXIV При таких обстоятельствах василевс направил в Ливию другого полководца, Ареовинда[79], с немногими воинами. Ареовинд был из числа сенаторов и знатен родом, но в военном деле был совсем неопытен. (2) С ним он послал в качестве эпарха Афанасия, только что прибывшего из Италии[80], а также небольшой отряд армян под началом Артавана[81] и Иоанна, сыновей Иоанна[82], родом они были Аршакиды; недавно покинув персидское войско, они вместе с другими армянами добровольно перешли к римлянам. (3) Вместе с Ареовиндом прибыли его сестра и жена Прейекта, дочь Вигилянции, сестры василевса Юстиниана. (4) Тем не менее василевс не отозвал Сергия, но велел ему и Ареовинду быть военачальниками Ливии, поделив между собой страну и отряды солдат. (5) При этом он добавил, чтобы Сергий вел войну против варваров в Нумидии, а Ареовинд – с маврусиями в Бизакии до окончательной победы. (6) Когда этот флот с войском прибыл в Карфаген, Сергий с местным войском двинулся на нумидийцев; Ареовинд же, узнав, что Антала со Стоцей стоят лагерем возле города Сикка Венерия[83], на расстоянии трех дней пути от Карфагена, велел выступить против них Иоанну, сыну Сисиниола, выбрав из войска все, что есть лучшего. (7) В то же время он написал Сергию, чтобы тот присоединился к войску Иоанна с тем, чтобы все они имеете одновременно вышли против врагов. (8) Сергий и эти письма, и это дело решил оставить без внимания, и Иоанн с незначительным войском вынужден был вступить в битву со всей неисчислимой массой врагов. (9) У него со Стоцей была вечная исключительная ненависть друг к другу, и каждый из них молился о том, чтобы закончить дни своей жизни лишь после того, как один убьет другого. (10) И вот, когда сражение вот-вот должно было перейти в рукопашный бой, оба они, выехав из рядов войска, устремились друг на друга. (11) В то время как Стоца еще подъезжал к нему на лошади, Иоанн, натянув лук, поразил его стрелой в правую сторону паха, и Стоца, получив смертельную рапу, тут же рухнул; но он еще не умер и ему было суждено прожить еще некоторое время после этого ранения. (12) Тотчас же к нему бросились все те, кто следовал за ним, а также войско маврусиев; они положили Стоцу, еще живого, под дерево, а сами с большим воодушевлением обрушились на Иоанна и римлян, и так как численностью они намного превосходили тех, то без особого труда обратили их в бегство. (13) Говорят, что Иоанн сказал тогда, что ему приятно будет теперь умереть, так как желание его относительно Стоцы исполнилось. Было там место, которое шло уступами; здесь его конь, оступившись, сбросил его. (14) Когда он вновь пытался вскочить на коня, враги захватили и убили его, человека великой славы и доблести. Узнав об этом, Стоца испустил дух, сказав, что теперь он умирает с чувством полного удовлетворения. (15) В этой битве погиб и Иоанн из Армении, брат Артавана, совершивший в борьбе с врагами подвиги, достойные его доблести[84]. (16) Услышав об этом, василевс был очень огорчен смертью отважного Иоанна, и, сочтя крайне вредным, чтобы два полководца стояли во главе управления, тотчас, отозвав Сергия, отправил его с войском в Италию[85], а Ареовинду передал всю власть над Ливией.

XXV. Два месяца спустя после того, как Сергий уехал отсюда, Гонтарис учинил тиранию следующим образом. Дело в том, что, возглавляя военные отряды в Нумидии и поэтому живя там, он тайно стал подстрекать, чтобы маврусии двинулись на Карфаген. (2) По этой причине войска врагов из Нумидии и Бизакия, объединившись с большой поспешностью, двинулись на Карфаген. Во главе нумидийцев стояли Купина и Иауда, а бизакцами командовал Антала. (3) К ним присоединился и тиран Иоанн со следовавшими за ним римскими солдатами, которого после смерти Стоцы мятежники поставили над собой предводителем. (4) Узнав об их походе, Ареовинд послал за другими военачальниками и их войсками, вызывая их в Карфаген, в том числе и за Гонтарисом. Прибыл к нему со своими армянами и Артаван. (5) Ареовинд приказал Гонтарису вести все войска против врагов. (6) Тот, пообещав преданно служить ему в этой войне, делал вот что. Одному из своих домашних слуг, родом маврусию, а по ремеслу повару, он велел пойти в лагерь врагов, создав у других впечатление, что он туда ушел, убежав от своего господина; Антале же он велел тайно передать, что Гонтарис хочет сделать его своим соправителем Ливии. (7) Повар сделал так, как ему было сказано. Антала с удовольствием выслушал эти речи, ответив, однако, что достойные дела у людей совершаются не при помощи повара. (8) Услышав такой ответ, Гонтарис тотчас послал Антале одного из своих копьеносцев, которого он считал себе наиболее преданным, по имени Улитей, чтобы тот предложил ему подойти как можно ближе к Карфагену. (9) Только в этом случае, сообщал он, ему удастся убрать Ареовинда. (10) Улитей тайно от других варваров договорился с Анталой о том, что Антала будет править Бизакием, получив половину богатств Ареовинда и взяв с собой тысячу пятьсот римских солдат; Гонтарис же обретет царский сан и будет властвовать над Карфагеном и остальной Ливией. (11) Договорившись обо всем этом, он вернулся в лагерь римлян, который они разбили перед стенами [Карфагена], разделив между собой охрану каждых ворот. (12) Вскоре варвары с большой поспешностью двинулись на Карфаген и стали лагерем в местечке по имени Децим. На следующий день, снявшись оттуда, они выступили дальше. (13) Некоторые из римского войска, стоявшие против них, неожиданно ввязались с ними в рукопашную схватку и поразили многих маврусиев. (14) Гонтарис спешно отозвал их назад, упрекая в том, что они так неразумно проявили свою храбрость и по доброй воле подвергли дело римлян большой опасности. (15) Между тем Ареовинд, послав к Куцине, стал тайно склонять его к измене. И Куцина дал согласие, что, когда начнется сражение, он обратится против Анталы и маврусиев из Бизакия. (16) Ибо маврусии не хранят верности ни по отношению к другим людям, ни друг к другу. Ареовинд сообщил об этом Гонтарису. (17) Тот, желая обмануть его и отсрочить эти переговоры, стал убеждать Ареовинда ни в коем случае не верить Купине, если он не получит от него заложниками его сыновей. (18) Ареовинд же и Куцина, тайно посылая друг к другу доверенных лиц, продолжали проводить время в переговорах о кознях против Анталы. (19) Тогда Гонтарис, вновь послав Улитея, дал знать Антале о том, что происходит. (20) Антала решил не делать никаких упреков Куцине, ничем не обнаружил перед ним, что ему известно о заговоре, и тем более не сообщил ему ничего о своем соглашении с Гонтарисом. (21) В душе полные вражды и коварства друг к другу, они, несмотря на свою злобу, держались вместе и, соединив свои войска, шли каждый против своего собственного друга. (22) Исполненные таких намерении, Куцина и антала повели войско маврусиев против Карфагена. Гонтарис же намеревался убить Ареовинда, однако, чтобы не создалось впечатление, что он стремится учинить тиранию, он хотел это сделать тайком во время сражения так, чтобы казалось, что умысел совершен другими людьми, и чтобы римское войско принудило его взять власть над Ливией. (23) Таким образом, обманув с помощью хитрости Ареовинда, он убедил его выйти вместе против врагов, уже подошедших близко к Карфагену. (24) Действительно, он решил на следующий день с восходом солнца выступить на противника со всем войском. (25) Однако Ареовинд, будучи совершенно неопытным в этом деле и вообще нерешительным, без всякой причины медлил. (26) В заботах о том, во что снарядиться и как вооружиться для похода, он провел большую часть дня[86]. (27) Поэтому, отложив сражение до следующего дня, он пребывал в спокойствии. (28) Гонтарис же, подозревая, что он медлил, нарочно, поскольку ему стало известно, что происходит, решил открыто убить стратига и учинить тиранию.

XXVI. На другой день он сделал следующее. Открыв ворота в том месте, где он сам нес охрану, он положил под них огромные камни, чтобы никто не смог их легко закрыть. Разместив много вооруженных стрелами людей в панцирях у зубцов стен, сам в панцире стал в середине ворот. (2) Он сделал это не ради того, чтобы принять в город маврусиев (ибо, будучи сами ненадежными, маврусии с подозрением относятся к другим людям. (3) И тут нет ничего неестественного. Ибо, если кто-либо по своей натуре неверен своим близким, он не может питать доверия к кому-нибудь другому, но невольно относится подозрительно ко всем, меряя поведение своего ближнего по своему образу мыслей. (4) Поэтому Гонтарис и не надеялся, что маврусии, поверив ему, войдут внутрь укреплений города). Сделал он так для того, чтобы Ареовинд, впав в великий страх, поскорее решился бы на бегство и, со всей поспешностью покинув Карфаген, отправился бы в Визáнтий. (5) И возможно, его план оправдался бы, если бы этому не помешала разразившаяся буря[87]. (6) Между тем, узнав о том, что замышляется против него, Ареовинд вызвал к себе Афанасия и некоторых видных лиц. (7) Из лагеря явился к нему и Артаван с двумя другими [мужами] и убеждал Ареовинда не падать духом и не уступать наглости Гонтариса, но тотчас же со всеми, кто ему верен, идти войной, прежде чем зло зайдет дальше. (8) Тогда Ареовинд прежде всего послал к Гонтарису одного из своих близких по имени Фреда и велел ему узнать о намерениях Гонтариса. (9) Когда Фреда, вернувшись, сообщил, что Гонтарис вовсе не оставляет своего замысла относительно тирании, Ареовинд решил идти на него войной.

(10) В это время Гонтарис распространил среди солдат клевету на Ареовинда. Он, дескать, трус, и, охваченный страхом перед врагами, с одной стороны, а с другой – менее всего желая платить солдатам жалованье, он задумал вместе с Афанасием улизнуть, и они якобы тотчас намерены отплыть из Мандракия, чтобы солдаты, сражаясь с маврусиями, погибли от голода. Он вопрошал, не хотят ли они схватить их обоих и держать под стражей. (11) Он надеялся, что в этом случае Ареовинд, заметив волнение, решится бежать или же, захваченный солдатами, без лишних слов будет ими убит. (12) Что касается денег, он соглашался заплатить им их из личных средств столько, сколько задолжало казначейство. (13) Солдаты с удовольствием слушали его речи и хвалили его, а против Ареовинда у них вскипал страшный гнев. Между тем сюда явились Ареовинд и Артаван со своими людьми. (14) Произошла схватка на стенах и внизу вокруг ворот, где стоял Гонтарис. Ни та, ни другая сторона не уступала друг другу. (15) Собравшиеся из лагеря солдаты, которые еще были преданы василевсу, намеревались силою подавить мятежников. Ибо еще не всех обманул Гонтарис, но большинство солдат оставались чисты в своих мыслях. (16) Ареовинд, впервые увидев тогда убитых (а он был непривычен к таким сценам), испугался, струсил и, не вынеся такого зрелища, бежал. (17) Есть в Карфагене внутри его стен храм у самого берега моря, где пребывают люди, которые со всем тщанием исполняют служение Богу; мы обычно называем этих людей монахами. Этот храм незадолго до того построил Соломон и, обнеся его стенами, превратил в очень сильное укрепление[88]. (18) Сюда устремился и скрылся Ареовинд, и сюда же он успел прислать жену и сестру. (19) Тогда же ушел и Артаван, и все остальные поднялись оттуда [Карфагена], кто как мог. (20) Одержав полную победу, Гонтарис с мятежниками занял Палатий, непрерывно и тщательно сторожа ворота и гавань. (21) Прежде всего он послал за Афанасием, который и явился к нему без промедления. (22) С помощью многих льстивых слов он внушил Гонтарису, будто и он вполне одобрял его образ действий. (23) Затем, послав к Ареовинду священника города, он [Гонтарис] велел, чтобы тот, получив обещания своей неприкосновенности, явился в Палатий, грозя в случае неповиновения осадить его и заверив, что тогда уже он пе даст ему никаких обещаний в неприкосновенности, но примет все меры, чтобы его убить. (24) Этот священник Репарат заверил Ареовинда, что, согласно с решением Гонтариса, он поклянется ему, что ничего дурного с ним не случится, передав ему и то, чем грозил Гонтарис в случае неповиновения. (25) Ареовинд испугался и согласился тотчас же последовать за священником, если тот, совершив, как подобает, обряд святого крещения, затем поклянется им в его неприкосновенности. (26) Священнослужитель так и сделал. Ареовинд без промедления последовал за ним, надев платье не военачальника или какого-либо другого военного чина, но вполне подходящее для раба или частного человека; римляне называют его на латинском языке «касула»[89]. (27) Когда они оказались близко от Палатия, Ареовинд, взяв из рук священника Священное писание, в таком виде явился на глаза Гонтарису. (28) Упав перед ним на землю, он долго лежал перед ним, протягивая к нему знаки своего моления, – Священное писание и ребенка, который был только что удостоен божественного крещения и над которым священник, как мной сказано раньше, клятвенно дал ему обещание неприкосновенности. (29) Когда Гонтарис с трудом заставил его встать, Ареовинд, заклиная его всеми святынями, спросил, может ли он считать прочной свою безопасность[90]. (30) Гонтарис велел ему быть совершенно уверенным, что он не испытает ничего дурного и что завтра он с женой и своими богатствами уедет из Карфагена. (31) Затем, отпустив священнослужителя Репарата, он пригласил Ареовинда и Афанасия на обед во дворец. (32) Во время обеда он оказывал Ареовинду почести: он посадил его на первое место за столом. После обеда он не отпустил, его, но заставил его заночевать одного в спальне. Туда он послал Улитея и некоторых других убить его. (33) Хотя он [Ареовинд] рыдал и стенал, многократно взывая к их жалости и милосердию, они убили его[91]. Афанасия же они пощадили, думаю, с презрением отнесясь к его старческому возрасту.

XXVII. На следующий день Гонтарис отослал Антале голову Ареовинда, но денег и солдат решил ему не давать. (2) Антала был страшно возмущен, что он не получил ничего, о чем было условлено, а узнав о данных Ареовинду клятвах и о том, как Гонтарис с ним поступил, он пришел в негодование. (3) Ему казалось, что тот, кто нарушил такие клятвы, не будет добросовестным ни по отношению к нему, ни по отношению к кому-либо другому. (4) Хорошенько поразмыслив об этом деле, он предпочел взять сторону василевса Юстиниана; поэтому он отступил от Карфагена. (5) Узнав, что командующий войсками Бизакия Маркентий бежал па один из близлежащих островов, он отправил к нему рассказать обо всем, что произошло, и, обещав ему неприкосновенность, убедил прийти к себе. (6) Маркентий находился с Анталой в его войске, солдаты же, которые были расквартированы в Бизакии и оставались преданными василевсу, охраняли город Гадрумет. (7) Между тем солдаты Стоцы, числом не менее тысячи, узнав о происходящем, вместе со своим предводителем Иоанном перебежали на сторону Гонтариса. (8) Тот охотно принял их в город. Среди них было пятьсот римлян, около восьмидесяти гуннов, а все остальные были вандалами. (9) И Артаван, получив клятву в неприкосновенности, явился во дворец со своими армянами и обещал, что будет повиноваться приказаниям тирана. (10) Втайне, однако, он решил убить Гонтариса и сообщил о задуманном своему племяннику Григорию и копьеносцу Арташиру. (11) Подбадривая его на это дело, Григорий сказал ему: «Тебе одному, Артаван, представляется возможность достигнуть славы Велисария и, более того, ее превзойти. (12) Ибо он прибыл сюда с весьма значительным войском, получив от василевса много денег, имея при себе и много полководцев, следовавших за ним, и много советников, с таким флотом, о каком мы никогда и не слышали, с многочисленной конницей и оружием, – одним словом все было для него приготовлено так, как достойно Римского государства. (13) При всем этом он с большим трудом вернул Ливию римлянам. (14) Теперь это все настолько погублено, что можно было бы считать, что никогда и не было в нашей власти, исключая то, что победа Велисария принесла римлянам большой ущерб и в людях, и в средствах, а в довершении всего сделала их неспособными охранять собственное добро. (15) Возвращение всего этого теперь василевсу зависит только от твоей решимости, твоих помыслов, твоей ловкости. (16) Вспомни, что ты искони принадлежишь к роду Аршакидов; подумай, что людям благородного происхождения всегда и всюду подобает проявлять доблесть. (17) Ты уже совершил много удивительных подвигов во имя свободы. Будучи еще юным, ты убил правителя армян Акакия и римского полководца Ситу, за что стал известен царю Хосрову и вместе с ним ходил на римлян. (18) Столь великий, ты не должен оставить без внимания, что власть у римлян находится у пьяной собаки; покажи же и теперь, дорогой, что и прежде свои подвиги ты совершил в силу своего благородного происхождения и доблести души. Я же и этот вот Арташир тебе поможем, насколько будет в наших силах, во всем, в чем ты пожелаешь»[92]. (19) Так сказал Григорий, еще больше побудив Артавана к убийству тирана.

(20) Гонтарис, выведя жену и сестру Ареовинда из укрепления, заставил их жить в некоем доме, не нанося им никакой обиды ни словом, ни делом; они получали от него продовольствия не меньше, чем им требовалось; он не принуждал их что-либо говорить или делать, кроме того, что заставил Прейекту написать своему дяде, что Гонтарис оказывает им большой почет и что он совершенно неповинен в убийстве ее мужа, что это преступление совершено Улитеем и что Гонтарис вовсе не одобряет его. (21) Поступил он так по совету Пасифила, первого человека среди мятежников в Бизакии, оказавшего ему огромную помощь в захвате власти. (22) Пасифил уверял, что, если он это сделает, василевс выдаст за него молодую женщину и благодаря родству даст большую сумму денег в качестве приданого. (23) Артавану Гонтарис приказал стать во главе войска против Анталы и маврусиев, находившихся в Бизакии. (24) Так как Купина поссорился с Аиталой, он открыто отпал от пего и перешел на сторону Гонтариса; ему он в качестве заложников дал своего сына и свою мать. (25) Войско под начальством Артавана быстро двинулось на Анталу. Вместе с ним были и Иоанн, предводитель мятежников, бывших у Стоцы, и копьеносец Улитей. Шли с ними и маврусии, которыми командовал Куцина. (26) Пройдя мимо города Гадрумета, они захватили оказавшихся поблизости врагов, и, став лагерем недалеко от неприятеля, заночевали. (27) На следующий день Иоанн и Улитей с некоторою частью войска остались в лагере, а Артаван и Купина повели войско на врага. (28) Маврусии, бывшие с Анталой, не приняв с ним боя, обратились в бегство. (29) А Артаван сознательно не развивал успеха и неожиданно, повернув знамена, отступил назад. (30) Поэтому, когда он явился в лагерь, Улитей хотел его убить. (31) Артаван говорил в оправдание, что он побоялся, как бы Маркентий, двинувшись на помощь неприятелям из города Гадрумета – я Маркентий находился там, – не нанес бы им непоправимый урон. (32) Он сказал, также, что Гонтарису следует двинуться на врага всем войском. (33) Сначала он хотел пойти в Гадрумет со всем своим войском и соединиться с верными василевсу силами. (34) Но после долгих дум ему показалось, что будет лучше, если он устранит Гонтариса и таким образом избавит Ливию и василевса от такого затруднения. (35) Вернувшись в Карфаген, он сообщил тирану, что против врагов ему необходимы более многочисленные силы. (36) Посоветовавшись с Пасифилом, Гонтарис решил вооружить всех своих людей и, оставив охрану в Карфагене, самому стать во главе войска, двигающегося против неприятеля. (37) Между тем ежедневно он казнил многих, па кого у пего падало хоть малейшее подозрение, даже не имеющее никакого основания. (38) Пасифилу, которого он намеревался поставить во главе охраны Карфагена, он поручил без всякого разбора перебить всех греков.

XXVIII. Уладив все, как он считал нужным, он решил устроить пир для своих близких ибо на следующий день он собирался в поход. (2) Этот пир он затеял в помещении, где издавна были приготовлены три ряда лож. (3) Сам он, конечно, возлежал на первом ложе, где находились также Афанасий и Артаван, некоторые друзья Гонтариса, в том числе Петр, родом фракиец, являвшийся прежде копьеносцем Соломона. (4) На остальных ложах разместились самые важные и знатные вандалы. (5) Иоанна, который командовал мятежниками Стоцы, Пасифил угощал отдельно; из других близких друзей Гонтариса каждый занял то место, какое кому хотелось. (6) Когда Артаван получил приглашение на этот пир, он, считая, что для него это удобный случай для убийства тирана, принялся обдумывать, как ему исполнить свой замысел. (7) Поделившись своим планом с Григорием и Арташиром, он сообщил о нем и трояк своим копьеносцам, которым велел войти внутрь помещения, имея при себе мечи (когда пируют военачальники, то по закону позади них стоят их копьеносцы), а когда они будут внутри, внезапно произвести нападение в наиболее подходящий момент, и чтобы первым начал это Арташир. (8) Григорию он поручил выбрать из армян наиболее отважных, привести их ко дворцу, имея в руках только мечи (полагалось, чтобы сопровождавший военачальника в городе был вооружен лишь этим оружием), и оставить их внутри в портике с копьеносцами, никому из них не сообщив о замысле, но сказав только, что есть подозрение, будто Гонтарис пригласил Артавана на пир с коварными намерениями. (9) Поэтому он пожелал, чтобы они стали рядом с копьеносцами Гонтариса, которые тоже находились тут на страже, и как бы в шутку, забавляясь, брали бы у них щиты, которые те держали, размахивая или всячески двигая их вверх и вниз, и все время вертели бы у себя в руках; когда же внутри помещения поднимется шум или крик, схватив эти самые щиты, бегом бежали бы на помощь. (10) Таково было приказание Артавана, и Григорий выполнял то, что ему было поручено, а Арташир придумал следующее: разломав пополам несколько стрел, он положил их на левую руку от запястья до локтя. Крепко привязав их ремнями, сверху он прикрыл их спускающейся здесь частью одежды. (11) Сделал он так для того, чтобы в случае, если кто-нибудь, направив на него меч, захотел бы его ударить, то не причинил бы ему вреда в то время, когда он, защищаясь, захочет подставить левую руку, ибо железо, вонзившись в дерево, сломается и не сможет коснуться его тела. (12) Артавану он сказал так: «Я надеюсь выполнить это предприятие без малейшего колебания и вот этим мечом поразить тело Гонтариса. Но далее я не могу сказать, будет ли воля Бога, гневающегося на этого тирана, помочь мне в этом смелом поступке, или же, наказывая меня за какие-то прегрешения, воспрепятствовать мне совершить это дело. (13) Если ты увидишь, что, поразив этого тирана, я не нанес ему смертельной раны, ты немедля убей меня этим моим мечом, чтобы, подвергнутый им (Гонтарисом) пытке и сказав, что на это дело я отважился по твоему указанию, я и сам не погиб бы позорной смертью и против своей воли заставил бы погибнуть и тебя». (14) Вот что сказал Арташир, и вместе с Григорием и одним из копьеносцев он вошел в помещение и стал позади Артавана. Остальные остались возле охраны и выполняли то, что было им поручено.

(15) В начале пира Арташир, думая приступить к выполнению своего намерения, взялся было за рукоятку своего кинжала. (16) Однако Григорий помещал ему в этом, сказав по-армянски, что Гонтарис еще вполне в себе, так как вина выпито немного. (17) Арташир, вздохнув, сказал ему: «О человек! Как хорошо я был настроен, и ты не вовремя мне помешал». (18) Когда пир зашел далеко и Гонтарис сильно подвыпил, он, желая проявить щедрость, дал и копьеносцам часть кушаний. (19) Они, взяв их и выйдя из комнаты, собирались приступить к еде. При Гонтарисе остались только три копьеносца одним из которых был Улитей. (20) Вышел и Арташир, как бы для того, чтобы с остальными насладиться этими блюдами. (21) Тут ему пришла мысль, как бы, когда он захочет извлечь кинжал, что-либо ему не помешало. (22) Оказавшись за пределами зала, он незаметно бросил ножны меча и, взяв его под мышку обнаженным, прикрытым только верхней частью руки, быстро подошел к Гонтарису, как будто собираясь сказать ему что-то тайком от других. (23) Когда это увидел Артаван, он пришел в сильное волнение и, поскольку опасность была велика, его охватило глубокое беспокойство; он начал вертеть головой и меняться в лице и, казалось, ввиду исключительности предприятия, он совершенно был не себя. (24) Увидав это, Петр понял, что происходит, однако, никому об этом не сказал, так как, будучи очень расположен к василевсу, вполне сочувствовал тому, что совершается. (25) Когда Арташир подошел совсем близко к тирану, кто-то из слуг его толкнул и, когда он немного отступил, служитель заметил обнаженный меч и закричал: «Это что такое, милейший!». (26) Гонтарис, приложив руку к правому уху, повернувшись к нему лицом, смотрел на него. (27) В этот момент Арташир ударил его мечом и отсек ему часть лба с пальцами. (28) Тут Петр громким голосом начал побуждать Арташира убить самого безбожного из всех людей. (29) Увидев, что Гонтарис вскочил, Артаван (ибо он возлежал рядом) выхватил большой обоюдоострый нож, висевший у него на бедре, всадил его целиком до самой рукоятки в левый бок тирана и так его и оставил в ране. (30) Тем не менее Гонтарис попытался подняться, но так как рана была смертельна, он тут же упал. (31) Тогда Улитей направил свой меч против Арташира, чтобы ударить его по голове. Но Арташир, прикрыв голову левой рукой, смог удачно воспользоваться своей выдумкой в столь критический момент. (32) Так как острие Улитея ударилось о находившиеся в рукаве Арташира куски стрел, сам Арташир остался цел и невредим и без труда убил Улитея. (33) Петр же и Артаван, схватив один – меч Гонтариса, другой – меч павшего

Улитея, убили оставшихся его копьеносцев. (34) Тут, как обычно бывает, поднялся сильный крик и великое смятение. Заметив это, те из армян, которые стояли рядом со стражей тирана, быстро схватив, как им было заранее указано, щиты этой стражи, бегом бросились к ложам и убили всех вандалов и верных приверженцев Гонтариса, ибо никто им не сопротивлялся. (35) Тогда Артаван настоятельно предложил Афанасию позаботиться о деньгах, находящихся во дворце, так как все, что осталось после Ареовинда, находится, говорил он, здесь. (36) Когда стража узнала о кончине Гонтариса, многие в ее составе стали в одни ряды с армянами, поскольку большинство их было из дома Ареовинда, и единодушно провозгласили Юстиниана победоносцем. (37) Этот крик, раздавшийся из массы людей и потому неожиданный в сильный, смог донестись до большей части города. (38) Тогда те, кто остался преданным василевсу, напав на дома мятежников, часть их быстро перебили; одни из них уже спали, другие ели, а иные были охвачены страхом и находились в крайнем смятении. (39) В числе их был и Пасифил. Иоанн же с некоторыми вандалами бежал в храм. (40) Артаван, дав им обещание неприкосновенности, заставил их выйти оттуда и отправил в Визáнтий, а сам охранял город, который он спас василевсу. (41) Убийство этого тирана произошло на тридцать шестой день после захвата им власти и на девятнадцатом году единодержавного правления василевса Юстиниана[93].

(42) За это дело Артаван получил великую славу среди всех людей. (43) Жена Ареовинда Прейекта тотчас одарила его великими дарами, а василевс назначил главнокомандующим войск в Ливии. (44) Немного времени спустя Артаван стал просить василевса отозвать его в Византии, и василевс полностью исполнил его желание. (45) Отозвав Артавана, он назначил единственным стратигом Ливии Иоанна, брата Паппа. (46) Как только этот Иоанн явился в Ливню, он тотчас начал войну с Анталой и маврусиями, жившими в Бизакии, победил их в сражении, многих врагов убил и отнял у этих варваров все знамена Соломона, которые они захватили в качестве трофея, когда Соломон погиб; их он отослал к василевсу. Остальных варваров он отогнал как можно дальше от пределов Римской державы. (47) Вскоре левафы из окрестностей Триполиса вновь большим войском явились в Бизакий и соединились здесь с маврусиями Анталы. (48) Иоанн, двинувшись против них, потерпел в битве поражение и, потеряв многих своих людей, бежал в Лариб. (49) Тогда враги стали совершать набеги на все тамошние места, вплоть до самого Карфагена, причиняя попадавшимся им ливийцам страшные беды. (50) Немного времени спустя, собрав оставшихся невредимыми солдат и склонив к союзу с собой маврусиев, в том числе тех, которых возглавлял Купина, Иоанн вступил в сражение с врагами и, против всяких ожиданий, обратил их в бегство. (51) Большую часть их, отступавших в полном беспорядке, римляне убили, а остальные бежали до самых крайних пределов Ливии[94]. (52) Таким образом, для ливийцев, еще оставшихся в живых, немногих и крайне обнищавших[95], хотя и поздно и с большим трудом, наступило некоторое успокоение.

Тайная история

I. Обо всем том, что вплоть до сегодняшнего дня выпало на долю римского народа в ходе войн, я рассказал, как смог, расположив изложение событий в соответствии со временем и местом происходившего[1]. Отныне, однако, мое повествование пойдет иным путем, ибо теперь я буду описывать все, что произошло в самых разных частях Римской державы. (2) Причина же заключается в том, что, пока были живы вершители этих дел, я не мог описывать их должным образом. Ибо невозможно было мне укрыться от множества соглядатаев, а если бы я был изобличен, не избежать мне было бы самой жалкой смерти. Ибо даже на самых близких родственников я не мог положиться. (3) Более того, я был вынужден скрывать причины и многих из тех событий, которые были изображены мной в прежнем повествовании. Поэтому я считаю своим долгом рассказать в этой книге о том, о чем доселе не было сказано, и раскрыть причины уже описанного мной.

(4) Но, обращаясь к [этому] новому предприятию, весьма тяжкому и трудновыполнимому, касающемуся жизни Юстиниана и Феодоры, я дрожу от страха и испытываю желание отступиться от него, стоит мне лишь помыслить, что то, о чем я ныне собираюсь написать, покажется будущим поколениям невероятным и неправдоподобным, особенно, когда неумолимый ход времени сделает молву совсем древней. Я боюсь, как бы я не заслужил славу мифотворца и не был бы причислен к поэтам-трагикам. (5) И все же, решившись на это, я не убоюсь тяжести этого предприятия, поскольку рассказ мой отнюдь не испытывает недостатка в свидетелях. Ибо ныне здравствующие, являясь осведомленнейшими свидетелями, передадут будущему свою веру в правдивость моего рассказа.

(6) Но было и нечто другое, что, в то время как я горел желанием взяться за свое повествование, то и дело надолго удерживало меня от этого. Мне мнилось, что будущим поколениям оно принесет один лишь вред, так как было бы гораздо лучше, если бы бесчестнейшие из дел оставались безвестными для будущих времен, нежели, дойдя до слуха тиранов, они стали бы предметом подражания. (7) Ибо большинству властителей по их невежеству присуще стремление подражать дурным поступкам их предшественников, и они легко и без труда склоняются к порокам древних времен. (8) Однако в дальнейшем написать историю этих деяний меня побудила мысль, что для тех, кто в будущие времена окажется тираном[2], станет вполне очевидным, что им самим никак не избегнуть кары за собственные прегрешения подобно тому, как пришлось претерпеть ее и этим людям[3], а кроме того, их дела и нравы тоже окажутся навеки запечатленными, вследствие чего они, возможно, с большим опасением станут совершать свои беззакония. (9) Кто бы из поздних поколений знал о распутной жизни Семирамиды или о безумии Сарданапала и Нерона, если бы память об этом не оставили сочинители тех времен? Кроме того, и для тех, кому выпадет судьба претерпеть подобное от тиранов, мой рассказ не окажется вовсе бесполезным. (10) Ибо попавшие в несчастье обычно находят утешение в том, что не на них одних обрушиваются беды. Поэтому я и начну свое повествование, поведав сначала о том, что постыдного было совершено Велисарием, а затем открою и порочные деяния Юстиниана и Феодоры.

(11) Была у Велисария жена, о которой я упоминал в своих прежних книгах[4]. Дед и отец ее были возничими, показывая свое искусство в Визáнтии[5] и Фессалонике, мать же была блудницей при театре[6]. (12) Сама она тоже вначале вела развратную жизнь, не ведая удержу в своих страстях. К тому же она приобрела большой опыт в изготовлении снадобий, что передавалось у них в семье по наследству. Получив все необходимые ей познания, она впоследствии сделалась законной женой Велисария при всем том, что была уже матерью многих детей. (13) И здесь она с самого начала отнюдь не считала для себя зазорным предаваться прелюбодеянию, однако тщательно скрывала это не потому, что стыдилась собственного нрава или испытывала какой-либо страх перед супругом (она никогда и ни в чем не ведала даже и малейшего стыда, а мужа, опутанного многими ее чарами, крепко держала в руках), но по той причине, что опасалась наказания от василисы. Ибо Феодора была очень сердита на нее и открыто проявляла свой гнев[7]. (14) Но потом, оказав ей [Феодоре] помощь в трудных для той обстоятельствах, [Антонина] сделала ее кроткой по отношению к себе. Сначала она умертвила Сильверия[8], каким образом, об этом я скажу позднее[9], а затем погубила Иоанна Каппадокийского, как я рассказал об этом в предшествующих книгах[10], с тех пор-то она, без малейшей боязни и нисколько не таясь, стала считать для себя дозволенным любой грех.

(15) Был в доме Велисария некий юноша из Фракии по имени Феодосии, по отеческой вере из так называемых евномиан[11]. (16) Собираясь отплыть в Ливию[12], Велисарий опустил его в святую купель и извлек оттуда собственными руками[13]. Таким образом он и его жена усыновили его, как это принято по христианскому обычаю. Поэтому Антонина, как и подобает в подобном случае, возлюбила Феодосия, ставшего, согласно Священному писанию, ее сыном, очень заботилась о нем и держала подле себя. (17) Но тотчас же во время этого плавания она безумно влюбилась в него и, пылая безудержной страстью, отринула всякий страх перед Богом и людьми. Сначала она сходилась с ним тайно, но в конце концов стала делать это в присутствии рабов и рабынь. (18) Ибо, одержимая страстью и явно обезумевшая от любви, она уже не видела никаких препятствий к этому. Однажды в Карфагене Велисарий застиг их на месте преступления, но сам, по собственной воле, дал жене обмануть себя. (19) Застав их вместе в подземном помещении, он пришел в гнев, она же ничуть не оробев и не пытаясь как-то все это скрыть, сказала. «Я пришла сюда, чтобы вместе с этим юношей спрятать самое ценное из нашей добычи, чтобы о нем не стало известно василевсу». (20) Так сказала она в свое оправдание. Он же, позволив убедить себя, оставил их безнаказанными, хотя сам видел, что у Феодосия распущен пояс, поддерживающий штаны у срамных мест[14]. Движимый любовью к этой женщине, он предпочел думать, что зрелище, представшее перед его собственными глазами, ничуть не соответствует действительности[15]. (21) Похоть ее, возрастая с каждым днем, дошла до невыразимой гнусности, и тогда как остальные, видя, что творится, хранили молчание, лишь одна рабыня, по имени Македония, в Сиракузах, когда Велисарий овладел Сицилией[16], взяв со своего господина самые страшные клятвы, что он никогда не выдаст ее госпоже, поведала ему обо всем, приведя в качестве свидетелей двух юных рабов, прислуживавших в спальне. (22) Узнав все, Велисарий приказал неким людям из своей свиты убить Феодосия. Но тот, заранее вызнав об этом, бежал в Эфес. (23) Дело в том, что большинство из его [Велисария] людей из-за неустойчивости его характера больше заботились о том, чтобы угодить жене, нежели выказывать расположение мужу. Поэтому-то они и выдали то, что было им поручено относительно Феодосия. (24) Константин[17] же, видя, какую страшную муку испытывает Велисарий от всего случившегося, сочувствуя ему, ко всему прочему добавил: «Что до меня, то я скорее бы прикончил эту женщину, нежели юношу». (25) Узнав об этом, Антонина постаралась скрыть свой гнев, с тем чтобы проявить свою ненависть к нему, когда наступит удобное время. (26) Была она сущим скорпионом я умела таить свои гнев. Немного времени спустя то ли колдовством, то ли ласками она убедила мужа, что обвинение девицы было якобы ложным, и тот без малейшего колебания вызвал назад Феодосия, а Македонию и отроков согласился выдать жене. (27) Всем им она сначала, как говорят, отрезала языки, затем изрубила их на куски, покидала в мешки и без малейшего угрызения совести бросила в море. В совершении этого тяжкого греха ей содействовал один из ее слуг, по имени Евгений, тот самый, который осуществил и преступное убийство Сильверия. (28) Вскоре и Константин был убит Велисарием по наущению жены. Ибо именно тогда случилось дело Президия и кинжалов, о чем мной рассказано в предшествующих книгах[18]. (29) Константина собирались было уже освободить, однако Антонина не отступалась до тех пор, пока не отплатила ему за те слова, о которых я упомянул. (30) По этой причине Велисарий навлек на себя огромную ненависть и со стороны василевса, и со стороны всех именитых римлян.

(31) Вот во что это вылилось. Феодосии же заявил, что не может явиться в Италию, где пребывали тогда Велисарий и Антонина, если не будет устранен с дороги Фотий. (32) Ибо Фотий по природе своей вечно чувствовал себя уязвленным, если кто-либо пользовался у кого бы то ни было большим влиянием. В случае же с Феодосием он вполне обоснованно задыхался от гнева, поскольку несмотря на то, что он приходился сыном [Антонине], его не ставили ни во что, тот же пользовался большим влиянием и стал обладателем огромных богатств. (33) Ибо, говорят, в Карфагене и Равенне[19] в обоих тамошних дворах он награбил до ста кентинариев, так как получил возможность один, по собственному усмотрению, ведать ими. (34) Антонина, узнав о решении Феодосия, стала беспрестанно строить козни против юноши [Фотия], не останавливаясь даже перед замыслами об убийстве, пока ей не удалось добиться того, чтобы он, оказавшись не в силах выносить ее происки, удалившись оттуда, отправился в Визáнтий, а Феодосий вернулся к ней в Италию. (35) Тогда, насладившись до пресыщения и общением со своим любовником, и простодушием своего мужа, она в сопровождении их обоих прибыла в Визáнтий. (36) Тут Феодосия стали терзать муки совести, и настроение его изменилось. Он предчувствовал, что полностью утаить все не удастся, поскольку видел, что эта женщина более не в состоянии скрывать свою страсть или предаваться ей тайно, но, напротив, отнюдь не считает зазорным открыто быть и именоваться прелюбодейкой. (37) Потому-то он вновь отправился в Эфес, принял постриг, как предписывал обычай, и вошел в число так называемых[20] монахов. (38) Тогда Антонина совсем взбесилась, поменяла одежду на траурную, а вместе с ней и весь образ жизни, беспрестанно бродила по дому в стенаниях, рыдая и вопя (при живом-то муже), какой милый у нее погиб, какой верный, приятный, обходительный и полный жизни. (39) В конце концов она и мужа вовлекла в эти стенания. Этот несчастный и в самом деле рыдал, призывая желанного Феодосия. (40) Затем он явился к василевсу и, моля его и василису, убедил их вернуть Феодосия, ибо и теперь, и в будущем он необходим его дому. (41) Но Феодосий наотрез отказался возвращаться оттуда, заявив, что он намерен твердо блюсти монашеский образ жизни. Однако ответ его был всего лишь отговоркой для того, чтобы, как только Велисарий покинет Визáнтий, самому тайком явиться к Антонине. Так оно и случилось.

II. Ибо вскоре Велисарий вместе с Фотием был послан на войну с Хосровом[21], Антонина же осталась тут, хотя раньше это не входило в ее привычки. (2) Обыкновенно, опасаясь как бы муж, оставшись один, не пришел в себя и, освободившись от ее колдовских чар, не догадался бы замыслить против нее то, что она давно заслужила, она пеклась о том, чтобы следовать за ним по всему свету. (3) А чтобы Феодосии вновь мог явиться к ней, она приняла меры к тому, чтобы убрать с дороги Фотия. (4) Для этого она убедила неких лиц из окружения Велисария постоянно насмехаться над ним [Фотием] и поносить его при каждом удобном случае. И сама она, почти ежедневно отправляя мужу послания, беспрестанно клеветала на юношу и возводила на него всевозможные обвинения. (5) Поэтому и юноша, в свою очередь, оказался вынужденным решиться действовать против матери, также прибегая к злословию, и когда некий человек прибыл из Визáнтия, поведав, что Феодосии тайно проводит время с Антониной, он тотчас привел его к Велисарию, велев рассказать всю эту историю. (6) Когда Велисарию это стало известно, он, придя в крайнее негодование, пал ниц к ногам Фотия и принялся умолять его отомстить за него, терпящего безбожное поношение со стороны тех, от кого он менее всего это заслужил. «О возлюбленное дитя, – сказал он, – ты совсем не знал того, кто был твоим отцом, поскольку он, окончив дни своей жизни, оставил тебя, когда ты был еще грудным ребенком. И ты не пользовался его имуществом, ибо был он человеком отнюдь не богатым. (7) Ты вскормлен мной, хотя я всего лишь твой отчим, и ныне ты достиг такого возраста, когда твой долг – защищать меня что есть сил, если я терплю обиды. Ты достиг консульского звания и получил такое богатство, что, о благородный, меня следовало бы называть и отцом твоим, и матерью, и всей родней, чем я воистину для тебя и являюсь. (8) Ибо подлинно не по кровным узам, а по делам люди обычно судят о любви друг к другу. (9) Итак настало время, когда тебе нельзя стоять в стороне и взирать, как моему дому грозит погибель, мне же суждено лишиться таких огромных богатств, а твоя мать навлекает на себя столь страшный позор перед всеми людьми. (10) Подумай о том, что грехи жен падают не только на мужей, но в еще большей степени задевают их детей, и их привычным уделом будет нести на себе некое пятно, поскольку от природы они обычно бывают похожи нравом на своих родительниц. (11) Что касается меня, имей в виду, что жену свою я очень люблю, и если бы я смог отомстить губителю моего дома, ей я не причинил бы никакого вреда. Но, пока жив Феодосии, я не в силах простить ей ее вину».

(12) Выслушав это, Фотий согласился помочь ему во всем, однако сказал, что боится навлечь этим на себя беду, ибо отнюдь не чувствует уверенности вследствие непрочности суждений Велисария во всем, что касается его жены. Ибо многое преследует его, словно призрак, особенно страдания Македонии. (13) Поэтому оба они поклялись друг другу самыми страшными клятвами, какие только есть и таковыми считаются у христиан, в том, что они никогда не предадут друг друга, даже если это будет сопряжено со смертельной опасностью. (14) Однако им представлялось, что было бы без пользы тотчас же приниматься за дело, но когда Антонина прибудет из Визáнтия, а Феодосий отправится в Эфес, тогда Фотий, оказавшись в Эфесе, без труда захватил бы и Феодосия, и деньги. (15) В то время они со всем войском совершали вторжение в Персию, а в Визáнтии происходили события вокруг Иоанна Каппадокийского, о чем я рассказал в предшествующих книгах[22]. (16) Но тогда из боязни я единственно умолчал о том, что Антонина не просто обманула Иоанна и его дочь, но убедила их, что у нее нет против них коварного замысла, поклявшись множеством клятв из тех, что считаются у христиан самыми страшными. (17) Совершив это и еще более уверовав в дружеское расположение василисы, она отослала Феодосия в Эфес, сама же, не подозревая о каком-либо препятствии, отправилась на Восток. (18) Велисарий только что взял крепость Сисавранон[23], когда кто-то известил его, что она находится в пути. И он, презрев все остальные дела, двинул свое войско назад. (19) Ибо случилось в то время так, что с войском произошло нечто, о чем у меня рассказано прежде[24], что побудило его к отступлению. А это известие еще больше ускорило отход. (20) Но, как я сказал в начале этой книги, тогда мне представлялось небезопасным говорить обо всех причинах происходившего в то время. (21) Потому-то Велисарий и заслужил упреки со стороны всех римлян, что он жизненно важным интересам государства предпочел домашние дела. (22) Ибо с самого начала одолеваемый думами о том, что случилось с его женой, он совершенно не желал пребывать вдали от римской земли с тем, чтобы, как только станет известно, что его жена прибыла из Визáнтия, тотчас же можно было повернуть назад, схватить ее и воздать ей. (23) Поэтому он и приказал Арефе с его людьми перейти реку Тигр, и те, ничего не совершив, отправились восвояси[25]. Сам же он заботился лишь о том, чтобы оказаться от римской земли не дальше, чем на расстоянии одного дня пути. (24) Между тем крепость Сисавранон, если идти к ней через Нисибис, отстоит от римских границ на расстоянии более одного дня пути для не обремененного поклажей путника; если же идти другой дорогой, то расстояние окажется вдвое короче. (25) А если бы он захотел с самого начала перейти Тигр со всем войском, то, я думаю, он разорил бы все земли в Ассирии и, не встретив на своем пути ни малейшего сопротивления, достиг бы города Ктесифона, освободил бы пленных антиохийцев вместе с другими находившимися там в то время римлянами и возвратил бы их на родину[26]. Более того, он оказался главным виновником того, что Хосров беспрепятственно возвратился домой из Колхиды. Как это случилось, я сейчас расскажу.

(26) Когда Хосров, сын Кавада, вторгшись в землю Колхиды, совершил все то, о чем я уже рассказывал раньше, включая и захват Пéтры[27], мидийское войско понесло большие потери как в результате военных действий, так и по причине неудобств местности. Ибо, как я уже говорил, Лазика – страна труднопроходимая и состоящая сплошь из отвесных скал. (27) К тому же на них [персов] напал мор, погубив значительную часть войска, а многим воинам довелось погибнуть от недостатка провианта. (28) Тогда же некие лица, идя сюда из Персии, объявили, что Велисарий, победив Наведа[28] в битве при Нисибисе, подвигается вперед; он взял после осады крепость Сисавранон и захватил в плен Влисхама[29] с восемьюстами персидскими всадниками; что им послано еще одно войско римлян во главе с Арефой, предводителем сарацин, которое, перейдя реку Тигр, разграбило всю тамошнюю землю, никогда ранее не подвергавшуюся разорению. (29) Случилось так, что Хосров послал гуннское войско[30] против армян, подданных римлян, с тем чтобы римлянам, занятым военными действиями против него, было бы не до того, что происходит в Лазике. (30) И вот уже другие вестники сообщили, что этим варварам встретился Валериан[31] и римляне, с которыми они вступили в схватку, но потерпели от них страшное поражение, и большинство из них оказалось истреблено. (31) Услышав об этом, персы, и без того измученные бедствиями, претерпеваемыми ими в Лазике, и опасаясь, кроме того, как бы им при возвращении не наткнуться на неприятельскую армию среди утесов и чащоб и всем в беспорядке не погибнуть, беспокоясь также о безопасности своих жен и детей и самой отчизны, – все, кто составлял лучшую часть мидийского войска, стали бранить Хосрова, упрекая его в том, что он, нарушив клятвы и человеческие законы, во время перемирия безо всякого предлога вторгся в землю римлян, нанеся таким образом оскорбление государству древнему и наиболее почитаемому среди прочих, превзойти которое в войне было ему совершенно не под силу. И они уже собирались учинить переворот. (32) Придя от этого в замешательство, Хосров нашел следующий выход из беды. Он прочел им послание, которое незадолго до этого василиса написала Завергану[32]. (33) Послание гласило: «О том, что я, считая тебя преданным нашим интересам, благосклонна к тебе, о Заверган, ты знаешь, ибо ты недавно являлся к нам с посольством. (34) Итак, ты поступишь согласно моему мнению о тебе, если ты убедишь царя Хосрова придерживаться мира в отношении нашего государства. (35) За это я обещаю тебе многие блага со стороны моего мужа, который ничего не предпринимает, не посоветовавшись со мной»[33]. (36) Огласив это письмо, Хосров с упреком спросил именитых персов, считают ли они истинным государством то, которым управляет женщина, и тем самым сумел сдержать возмущение мужей. (37) Тем не менее и после этого он уходил оттуда в большом трепете, думая, что силы Велисария скажутся им помехой. Но, не встретив никого из врагов, он, довольный, возвратился в родные пределы.

III. Оказавшись на римской земле, Велисарий нашел там жену, прибывшую из Визáнтия[34]. Он держал ее в немилости под стражей и то и дело порывался покончить с ней, но всякий раз душа его смягчалась, укрощенная, как мне кажется, какой-то пламенной любовью. (2) Говорят, однако, что и под воздействием колдовских чар, которыми опутывала его жена, он тотчас терял свою волю. Между тем Фотий со всей поспешностью отправился в Эфес, взяв с собой заключенного в оковы евнуха по имени Каллигон, являвшегося доверенным лицом своей госпожи, и в то время как они были в пути, тот под пытками открыл ему все тайны. (3) Феодосий же, заранее узнавший о случившемся, бежал в храм апостола Иоанна, самую большую и самую чтимую там святыню. (4) Но архиерей Эфеса Андрей, прельщенный деньгами, выдал Феодосия. Между тем Феодора, опасаясь за Антонину (ибо она, конечно, услышала о том, что с ней произошло), вызвала Велисария вместе с ней в Визáнтий. (5) Услышав об этом, Фотий отослал Феодосия в Киликию, где в то время стояли на зимних квартирах копьеносцы и щитоносцы, приказав сопровождавшим его лицам доставить его в строжайшей тайне, а по прибытии в Киликию держать скрыто под стражей так, чтобы ни одна душа на свете не могла узнать, где он находится. Сам же он вместе с Каллигоном и богатствами Феодосия (весьма значительными) явился в Визáнтий. (6) И тогда василиса предоставила всем людям возможность воочию убедиться в том, что за кровавые услуги она умеет воздавать еще большими и еще более мерзкими дарами. (7) Антонина перед тем, подстроив западню, выдала ей одного ее врага, Каппадокийца, она же отдала той целую толпу людей, безвинно погубив их. (8) Некоторых из близких Велисарию и Фотию она подвергла пыткам, поставив им в вину только то, что они были расположены к этим мужам, и так распорядилась их судьбами, что мы до сих пор не знаем, какова была их участь. Других она наказала изгнанием, возложив на них ту же вину. (9) А одного из тех, кто следовал за Фотием в Эфес, по имени Феодосии, хотя он достиг сенаторского достоинства, она, конфисковав его имущество, поместила в подземелье, в совсем темную каморку, и привязала его к яслям, надев на шею петлю, такую короткую, что она постоянно была у него натянута и никогда не ослабевала. (10) Несчастный, понятно, все время стоял у этого стойла и так и ел, и спал, и отправлял все другие естественные потребности. И ничего больше не оставалось ему, чтобы полностью уподобиться ослу, разве что реветь. (11) В таком положении этот человек провел не менее четырех месяцев, пока не заболел душевной болезнью и окончательно не сошел с ума. Тогда, наконец, выпущенный из этого заточения, он вскоре умер. (12) А Велисария против его воли она заставила примириться с его женой Антониной. Фотия же она подвергла многим пыткам, каким подвергают лишь рабов, и наряду с прочим приказала долго сечь его по спине и по плечам, требуя выдать, где находятся Феодосий и сводник. (13) Тот, несмотря на страдания от пыток, решил твердо держаться клятв, хотя прежде он был человеком болезненным и слабым, очень заботившимся о своем теле и совершенно не знавшим ни грубого обращения, ни несчастий. (14) Итак, он не открыл тайн Велисария. Впоследствии, однако, все, что пребывало доселе в тайне, прояснилось. (15) Отыскав уже к тому времени Каллигона, она [Феодора] передала его Антонине. Феодосия же она призвала в Византии, и, когда он появился, тотчас спрятала его во дворце. Послав на следующий день за Антониной, она сказала ей: (16) «О дражайшая патрикия, вчера в мои руки попала жемчужина, подобной которой никто никогда не видел. Если же ты желаешь, я не откажу тебе в этом зрелище и дам тебе ею полюбоваться». (17) Та, не уразумев еще, что происходит, стала умолять показать ей жемчужину. Она [Феодора] же, выведя Феодосия из комнатушки одного из евнухов, показала его [Антонине]. (18) Счастье до такой степени переполнило Антонину, что вначале она замерла, открыв рот. Затем она призналась, что та [Феодора] оказала ей огромную милость и принялась называть ее своей спасительницей, благодетельницей и истинной владычицей. (19) Этого Феодосия василиса держала во дворце в роскоши и довольстве и грозилась назначить его вскоре стратигом. (20) Но справедливость опередила ее, и он, заболев дизентерией, покинул этот мир. (21) Были у Феодоры тайные помещения, совершенно сокрытые, мрачные и тесные, где невозможно было отличить день от ночи. (22) Заключив туда Фотия, она долгое время держала его под стражей. Судьба помогла ему, причем не один раз, а дважды, освободившись, бежать оттуда. (23) В первый раз он бежал в храм Богородицы[35], которую византийцы[36] именуют и чтут как самую большую святыню, и сел с мольбой у святого престола. Она силой извлекла его оттуда и вновь заключила в узилище. (24) Во второй раз он пришел в храм Софии и ненароком угодил в святую купель, которую христиане обычно чтят более всего. (25) Но эта женщина сумела извлечь его и оттуда. Нигде ни одно священное место не являлось для нее неприкосновенным. Она считала пустячным делом учинить насилие над любой святыней. (26) И не только народ, но и христианские священнослужители, пораженные страхом, отступали перед ней и позволяли ей все. (27) Итак три года он провел в таком положении. Затем, однако, явился к ему, как говорят, во сне пророк Захария, заклиная его бежать, и обещал помочь ему в этом деле. (28) Убежденный этим видением, Фотий бежал оттуда и никем не замеченный прибыл в Иерусалим. Десятки тысяч людей разыскивали его, но никто не признал юношу, хотя и встречался с ним. (29) Постригшись здесь и приняв так называемую монашескую схиму, он смог избегнуть наказания со стороны Феодоры[37]. (30) Что касается Велисария, то он пренебрег своими клятвами и не счел нужным заступиться за человека, столь безбожно, как мной сказано, истязаемого. Поэтому впоследствии, как и следовало ожидать, во всех его предприятиях сила Божья была против него. Будучи в ту пору посланным на войну с мидийцами и Хосровом, в третий раз вторгшимся в земли римлян, он был осужден на бесчестье. (31) Хотя и казалось, что он совершил нечто достойное, изгнав из тех мест войну, однако, когда Хосров, перейдя реку Евфрат, взял многолюдный город Каллиник, ибо никто его не защищал, и поработил десятки тысяч римлян, а Велисарий даже не предпринял попытки преследовать врагов, возникло подозрение, что здесь имело место одно из двух: либо сознательное предательство, либо трусость[38].

IV. Примерно в то же время подвергся, он еще одной беде. Мор, о котором я упоминал в прежних книгах[39], распространился среди жителей Визáнтия. Случилось так, что тяжко заболел и василевс Юстиниан, и поговаривали даже, что он умер. (2) Переходя из уст в уста, молва об этом достигла военного лагеря римлян. Тогда некоторые из военачальников стали говорить, что если в Визáнтии римляне поставят какого-то другого василевса[40], они этого никак не потерпят. (3) Немного времени спустя получилось так, что василевс выздоровел, и тогда командующие римским войском принялись доносить друг на друга. (4) Стратиг Петр[41] и Иоанн по прозвищу Фага [Обжора][42] заявили, будто они слышали, как Велисарий и Вуза[43] говорили то, о чем я только что упомянул. (5) Василиса Феодора, заподозрив, что речи этих лиц были направлены против нее, пришла в ярость. (6) Поэтому срочно вызвав их всех в Визáнтий, она учинила расследование этого дела. Затем она неожиданно пригласила Вузу в гинекей, якобы для того, чтобы посоветоваться с ним по некоему важному делу. (7) Имелось во дворце одно подземное помещение, крепкое и со множеством запутанных проходов, сущий Тартар[44]. Сюда она по большей части и заключала тех, кто нанес ей оскорбление[45]. (8) Итак, Вуза был брошен в эту преисподнюю, здесь он из консула превратился в человека, навсегда потерявшего представление о времени. (9) Ибо сидя в темноте, он не мог ни сам различить день сейчас или ночь, ни узнать у кого-либо другого. (10) А человек, который ежедневно бросал ему хлеб, общался с ним как бессловесный зверь с бессловесным зверем. (11) Все тут сочли, что Вуза умер, но никто не осмеливался ни говорить, ни вспоминать о нем. Однако спустя два года и четыре месяца она, сжалившись над ним, выпустила его. (12) И все смотрели на него, как на воскресшего из мертвых. С тех пор он навсегда остался полуслепым и страдал всеми телесными недугами.

(13) Такова была история Вузы. Что касается Велисария, то несмотря на то, что он не был уличен ни в чем из того, что ставилось ему в вину, василевс по настоянию василисы отстранил его от должности, назначив вместо него стратигом Востока Мартина[46]. Копьеносцев же и щитоносцев Велисария, а также слуг, отличившихся на войне, он повелел поделить между некими военачальниками и придворными евнухами. (14) И те, бросив жребий, поделили их между собой вместе с их вооружением, как кому досталось. (15) Многим же из друзей Велисария и тех, кто оказывал ему ранее услуги, было запрещено отныне навещать его. (16) И было жалкое зрелище, и невозможно было поверить глазам: Велисарий ходит по Визáнтию как простой человек, почти в одиночестве, вечно погруженный в думы, угрюмый и страшащийся коварной смерти. (17) Василиса, узнав, что на Востоке у него хранятся большие богатства, послала за ними кого-то из придворных евнухов, чтобы все было доставлено сюда. (18) Антонина же, как мной было сказано, находилась в то время во вражде с Велисарием, с василисой же она была в большой дружбе и была к ней очень близка, поскольку не столь давно низвергла Иоанна Каппадокийского. (19) Поэтому василиса решила сделать Антонине приятное и все обставила таким образом, что казалось, будто жена испросила прощения для мужа и избавила его от столь великих несчастий, и все выглядело так, что она не только полностью примирилась с несчастным, но и спасла ему жизнь, словно высвободив его из плена. (20) Произошло же это следующим образом. Как-то Велисарий, по обыкновению, рано утром явился во дворец[47] в сопровождении немногих жалких личностей. (21) Не удостоившись расположения ни василевса, ни василисы и, сверх того, будучи подвергнут там оскорблениям со стороны людей ничтожных и презренных, он на исходе дня отправился домой, по дороге то и дело оглядываясь по сторонам и всматриваясь во все места, откуда он мог ждать подкрадывающихся к нему убийц. (22) В подобном трепете вступив в свой дом, он сел в одиночестве на ложе, и ничто достойное не шло ему на ум, он даже забыл о том, что он мужчина. Постоянно в поту, с головокружением, в отчаянии впав в сильную дрожь, он терзался низменными страхами и трусливыми, совершенно не свойственными мужам тревогами. (23) Антонина же, якобы не ведая, что происходит, и якобы не ожидающая того, что должно произойти, то и дело ходила взад и вперед, делая вид, что страдает изжогой: они все еще относились друг к другу с подозрением. (24) Между тем уже после захода солнца из дворца явился некто по имени Квадрат. Пройдя через внутренний двор, он неожиданно встал перед дверью, ведущей на мужскую половину, сказав, что он послан сюда василисой. (25) Когда Велисарий услышал об этом, он, раскинув руки и ноги, упал навзничь на ложе, совсем готовый к гибели. Настолько всякое мужество покинуло его. (26) Не успев войти к нему, Квадрат показал ему послание василисы. (27) Послание это гласило следующее: «Что ты причинил нам, о любезный, ты и сам знаешь. Я же, многим обязанная твоей жене, решила простить тебе все твои прегрешения и дарю ей твою душу. (28) Итак, отныне можешь быть спокойным и за свою жизнь, и за свои богатства. Каким же ты окажешься по отношению к ней, нам покажут твои будущие поступки». (29) Прочитав это, Велисарий от радости подскочил до небес и, желая вместе с тем выказать перед присутствующим свою признательность, тотчас же встал и пал ниц к ногам своей жены. (30) Охватив обеими руками ее голени, он принялся языком лизать то одну, то другую ее ступню, называя ее источником своей жизни и спасения и обещая отныне быть ей не мужем, но верным рабом. (31) Из его богатства василиса отдала тридцать кентинариев василевсу, остальное вернув Велисарию.

(32) Так обернулись дела для стратига Велисария, которому еще недавно судьба вручила в качестве пленников Гелимера[48] и Витигиса[49]. (33) Но с давних пор Юстиниана и Феодору необычайно мучила мысль о богатстве этого человека, огромном и достойном царского двора. (34) Они утверждали, что он тайно припрятал большую часть из отходивших в казну сокровищ Гелимера и Витигиса, передав василевсу лишь малую и весьма незначительную долю. (35) Однако принимая во внимание труды этого человека и возможные из-за этого злые толки среди прочих людей, к тому же не имея никакого благовидного предлога с его стороны, они ничего не предпринимали. (36) Но теперь, застав его повергнутым в страх и утратившим всякое мужество, василиса одним ударом достигла того, чтобы стать обладательницей всех его богатств. (37) Ибо они тотчас же решили породниться друг с другом, и единственная дочь Велисария Иоаннина была просватана за внука василисы Анастасия[50]. (38) Велисарий хотел вновь получить прежнюю должность и, будучи назначенным стратигом Востока, слова повести римское войско против Хосрова и мидийцев, но Антонина этого никак не позволяла, утверждая, что в этих местах она испытала от него столь сильные оскорбления, что не желает их больше видеть.

(39) Поэтому Велисарий, назначенный главой конюшен василевса, во второй раз был послан в Италию. При этом, как говорят, он обещал василевсу, что никогда не потребует денег для ведения этой войны, но все военное снаряжение для нее оплатит из собственных средств[51]. (40) Все подозревали, что Велисарий уладил дела с женой таким образом, как об этом сказано, и пообещал василевсу относительно войны то, что я изложил, единственно из желания избавиться от необходимости пребывания в Византии, и что как только он окажется за стенами города, он немедленно возьмется за оружие и замыслит нечто благородное и достойное мужчины как по отношению к своей жене, так и по отношению к тем, кто чинил ему насилие. (41) Он, однако, не придав никакого значения тому, что произошло, совершенно забыл и презрел клятвы, данные им Фотию и другим близким, и следовал за женой, нелепым образом охваченный страстью к ней, хотя ей было уже шестьдесят лет. (42) Когда, однако, он оказался в Италии, он каждодневно терпел неудачи, поскольку Бог был явно против него. (43) Прежде то, что этот стратиг задумывал в борьбе против Теодата и Витигиса[52], по большей части имело успешное воплощение, хотя казалось, что его планы плохо согласовывались с обстоятельствами. Позже, однако, несмотря на то, что, казалось, планы его стали много лучше, ибо он приобрел опыт в ведении войны, исход их оказывался для него несчастливым, что привело к убеждению в безрассудности большинства его действий. (44) Таким образом ясно, что дела человеческие управляются не людскими помыслами, а Божьим соизволением, которое люди обычно называют судьбой, не ведая, почему события происходят так, как они им видятся. (45) Ибо то, что представляется непостижимым, обыкновенно именуется судьбой[53]. Но пусть об этом каждый судит, как ему будет угодно.

V. Велисарий, вторично оказавшийся в Италии, удалился оттуда самым позорным образом. Ибо за пять лет ему ни разу не удалось закрепиться на берегу, если там не имелось какой-нибудь крепости, как мной рассказано в предшествующих книгах[54]. Но все это время он, пребывая на корабле, плавал вдоль побережья. (2) Тотила[55] в ярости стремился застичь его вне стен, но ему это не удавалось, поскольку и сам он [Велисарий], и вся римская армия были охвачены великим страхом. (3) Поэтому Велисарий не возвратил ничего из того, что было утрачено[56], но в довершение всего потерял Рим[57], да и, можно сказать, все остальное. (4) Теперь он стал крайне корыстолюбив и больше всего пекся лишь о низменной наживе, ибо он ничего не получал от василевса. И воистину, он беззастенчиво ограбил почти всех италийцев, которые обитали в Равенне и на Сицилии, да и всех остальных, кто попадал к нему в руки, под предлогом того, что взыскивает с них за прошлые годы. (5) Также он стал преследовать и Геродиана[58], требуя от него денег и всячески ему при этом угрожая. (6) Тот, в гневе из-за этого, отпал от римской армии и немедленно передал всех своих людей и Сполеций Тотиле и готам[59]. (7) А каким образом возникла нанесшая огромный ущерб делу римлян взаимная ненависть между ним и Иоанном, племянником Виталиана[60], я сейчас расскажу.

(8) Василиса до такой степени ненавидела Германа[61], и столь очевидной для всех была ее ненависть, что, несмотря на то что он был двоюродным братом василевса, никто не решался вступить с ним в родство, и его сыновья оставались неженатыми до самой ее [Феодоры] смерти[62]. И дочь его, Юстина, хотя она уже достигла восемнадцатилетнего возраста, все еще была не замужем[63]. (9) Поэтому, когда Иоанн, посланный Велисарием, прибыл в Византии, Герману пришлось затеять переговоры о сватовстве с ним, хотя тот [Иоанн] был много ниже его саном. (10) Поскольку дело это пришлось по душе обоим, они решили связать друг друга смертными клятвами, что оба всеми силами будут стремиться к заключению этого брачного союза, ибо ни один из них не был уверен в другом: один – потому, что сознавал, что стремится к тому, на что не давало права его достоинство, другой – оттого, что крайне нуждался в зяте. (11) Феодора, вне себя от гнева, всячески старалась воздействовать и на того и на другого, не колеблясь в выборе средств, чтобы помешать этому предприятию. (12) Когда же, несмотря на то, что она настойчиво пыталась устрашить их, ей не удалось поколебать ни того, ни другого, она принялась недвусмысленно грозить Иоанну погибелью. (13) Вследствие этого Иоанн, вновь посланный в Италию, никак не отваживался до отъезда Антонины в Византии присоединиться к Велисарию, опасаясь коварного умысла с ее стороны. (14) Ибо вполне естественным было заподозрить, что василиса наказала ей его умертвить. Любого, кому был ведом нрав Антонины и кто знал, что Велисарий во всем уступает жене, охватывал ужас, овладел он и им. (15) В подобных обстоятельствах дела римлян, и раньше уже хромавшие, вовсе рухнули.

(16) Так у Велисария протекала война с готами. Наконец, в отчаянии он просил василевса, чтобы ему было позволено как можно скорее удалиться оттуда[64]. (17) Когда он узнал, что василевс внял его просьбе, он тотчас же с радостью ушел оттуда, премного довольный тем, что может распрощаться с армией римлян и с Италией. Он оставил большую часть укреплений в руках врага, а Перузию – в состоянии тяжелейшей осады, и в то время как он еще находился в пути, город был взят приступом и испытал всевозможные беды, как у меня об этом было рассказано ранее[65]. Случилось так, что превратностям судьбы оказались подвергнуты и его домашние дела, о чем я сейчас расскажу.

(18) Василиса Феодора, страстно желая обручить дочь Велисария со своим внуком, часто писала родителям, изводя их своими посланиями. (19) Те же, желая уклониться от этого родства, откладывали свадьбу до своего возвращения. Когда же василиса призывала их в Византии, они делали вид, что не могут в данное время покинуть Италию. (20) Та же жаждала сделать внука владыкой богатств Велисария, ибо была уверена, что девушка окажется его наследницей, поскольку у Велисария не было иного потомства. На Антонину, однако, она положиться никак не могла и, опасаясь, как бы та после ее смерти, невзирая на оказанное ею благорасположение в трудных для той обстоятельствах, не проявила неверности к ее дому и не уничтожила бы договора, совершила безбожное дело. (21) Она свела девушку с юношей безо всякого закона. Говорят, что она тайно принудила ее отдаться против ее воли, чтобы таким путем устроить свадьбу с лишенной невинности девицей, дабы василевс не помешал происходящему. (22) Но когда дело было сделано, Анастасий и девушка воспылали друг к другу горячей любовью и провели вместе не менее восьми месяцев. (23) Когда же после смерти василисы Антонина явилась в Византии, она намеренно забыла все не столь давно сделанное той для нее и, совсем не подумав о том, что, выйди ее дочь замуж за кого-либо другого, получится, что ранее она предавалась разврату, сочла потомка Феодоры недостойным быть ее зятем и заставила дочь совершенно против ее воли отказаться от своего возлюбленного. (24) За это у всех людей она заслужила позорную славу неблагодарной. Когда же прибыл ее муж, она без труда склонила его к участию в этом тяжком грехе. И тогда с полной очевидностью проявился нрав этого человека. (25) Несмотря на то что ранее он, поклявшись Фотию и некоторым из своих близких, совершенно не сдержал своих клятв, все простили его, (26) ибо предполагали, что причиной неверности этого мужа было не господство над ним его жены, а страх перед василисой. (27) Когда же, как нной сказано, Феодора умерла, а ни о Фотии, ни о ком-либо другом из близких ему людей не возникло и речи, стало ясно, что владычицей его является жена, а господином – ее наперсник Каллигон. Тогда все, отшатнувшись от него, принялись насмехаться над ним и, распустив языки, поносили его, словно пораженного безумием. Таковы, говоря без утайки, были грехи Велисария.

(28) Что же касается проступков, совершенных в Ливии Сергием, сыном Вакха, то я достаточно рассказал о них в соответствующем месте моего повествования[66]. В самом деле, этот человек оказался главным виновником того, что дела римлян здесь оказались погублены, ибо он ни во что поставил клятву, данную им на Евангелии левафам, и к тому же без какой-либо причины убил восемьдесят их послов. Здесь необходимо добавить к тому, что у меня, рассказано, что эти люди явились к Сергию безо всякого злого умысла, и у него не было никакого повода подозревать их. Тем не менее он, хотя и связал себя клятвой, зазвал их на пир и бессовестным образом умертвил. (29) Вследствие этого пришлось пострадать и Соломону[67], и римской армии, и всем ливийцам. (30) Ибо по его вине, особенно после того, как Соломон погиб так, как я об этом рассказал[68], ни один военачальник, ни один солдат не желал подвергнуть себя опасностям войны. (31) Упорнее же всех из ненависти к нему отказывался сражаться Иоанн, сын Сисиниола[69] – до тех пор, пока в Ливию не прибыл Ареовинд[70]. (32) Ибо Сергий был человеком изнеженным и невоинственным, нравом и летами чрезмерно юный, преисполненный зависти по отношению ко всем людям и хвастовства. Жил он в холе и вечно был надут спесью. (33) Но поскольку он был тогда женихом внучки жены Велисария Антонины, наказать его или отрешить от должности василиса никак не желала, хотя и видела, что Ливия неуклонно катится к гибели. И воистину, и она, и василевс оставили безнаказанным брата Сергия Соломона, совершившего убийство Пегасия[71]. В чем тут было дело, я сейчас расскажу.

(34) После того, как Пегасий выкупил Соломона у левафов и варвары удалились восвояси, Соломон с выкупившим его Пегасием и немногими воинами отправился в Карфаген. В дороге Пегасий, заметив, что Соломон совершил какую-то несправедливость, сказал ему, что ему следовало бы помнить, как его самого еще недавно Бог вызволил от врагов. (35) Тот, в гневе за упрек в том, что он попал в плен, тут же убил его, воздав ему подобным образом за свое спасение. (36) Когда же Соломон явился в Визáнтий, василевс снял с него обвинение в убийстве под тем предлогом, что он убил изменника Римской державы, (37) и снабдил его грамотой, обеспечивающей ему безопасность. Избежав таким образом кары, Соломон с радостью отправился на Восток, чтобы навестить родные места и родичей. (38) Однако в пути его постигло наказание Господне, и он покинул этот мир. Вот чем кончилось дело между Соломоном и Пегасием.

VI. А теперь я примусь за рассказ о том, что за люди были Юстиниан и Феодора и каким образом они погубили дела римлян. (2) В то время как в Визáнтии власть автократора находилась в руках Льва[72], трое юношей-крестьян, родом иллирийцев, Зимарх, Дитивист и Юстин из Бедерианы[73], чтобы избавиться от нужды и всех сопутствующих ей бед, с которыми им вечно приходилось бороться дома, отправились на военную службу. (3) Они пешком добрались до Визáнтия, неся за плечами козьи тулупы, в которых у них по прибытии в город не находилось ничего, кроме прихваченных из дома сухарей[74]. Занесенные в солдатские списки, они были отобраны василевсом в придворную стражу, ибо отличались прекрасным телосложением. (4) Впоследствии Анастасий, перенявший царскую власть, начал войну с народом исавров, поднявшим на него оружие[75]. (5) Он направил против них значительное войско во главе с Иоанном по прозвищу Кирт [Горбатый][76]. Этот Иоанн за какую-то провинность заточил Юстина в узилище с намерением предать его смерти на следующий день, но совершить это помешало явившееся ему между тем видение. (6) По словам стратига, во сне к нему явился некто громадного роста и во всех прочих отношениях гораздо более могущественный, нежели обычный человек. (7) И это видение приказало ему освободить мужа, которого он в тот день вверг в узилище. Поднявшись ото сна, он не придал значения ночному видению. (8) С наступлением следующей ночи ему показалось, что он во сне вновь слышит слова, услышанные им ранее. Но и тогда он не подумал исполнить повеление. (9) И в третий раз явившись к нему во сне, видение грозило уготовить ему страшную участь, если он не выполнит приказанного, и добавило при этом, что впоследствии, когда его охватит гнев, ему чрезвычайно понадобятся этот человек и его родня. (10) Так довелось тогда Юстину остаться в живых, а с течением времени этот Юстин достиг большой силы. (11) Ибо василевс Анастасий поставил его во главе придворной стражи. Когда же василевс покинул этот мир, он сам в силу власти, которой располагал, достиг царского престола, будучи уже стариком, близким к могиле. Чуждый всякой учености, он, как говорится, даже не знал алфавита, чего раньше у римлян никогда не бывало. (12) И в то время, когда в обычае было, чтобы василевс прикладывал собственную руку к грамотам, содержащим его указы, он не был способен ни издавать указы, ни быть сопричастным тому, что совершается. (13) Но некто, кому выпало быть при нем в должности квестора, по имени Прокл[77] вершил все сам по собственному усмотрению. (14) Но чтобы иметь свидетельство собственноручной подписи василевса, те, на кого это дело было возложено, придумали следующее. (15) Прорезав на небольшой гладкой дощечке контур четырех букв, означающих на латинском языке «прочитано»[78], и обмакнув перо[79] в окрашенные чернила, какими обычно пишут василевсы[80], они вручали его этому василевсу. (16) Затем, положив упомянутую дощечку на документ и взяв руку василевса, они обводили пером контур этих четырех букв так, чтобы оно прошло по всем прорезям в дереве. Затем они удалялись, неся эти царские письмена.

(17) Так обстояло у римлян дело с Юстином. Жил он с женщиной по имени Луппикина. Рабыня и варварка, она была в прошлом куплена им и являлась его наложницей. И вместе с Юстином на склоне лет она достигла царской власти.

(18) Юстин не сумел сделать подданным ни худого, ни хорошего, ибо был он совсем прост, не умел складно говорить и вообще был очень мужиковат. (19) Племянник же его Юстиниан, будучи еще молодым, стал заправлять всеми государственными делами и явился для римлян источником несчастий, таких и стольких, о подобных которым от века никто никогда и не слыхивал. (20) Он с легкостью отваживался на беззаконное убийство людей и разграбление чужого имущества, и ему ничего не стоило погубить многие мириады людей, хотя они не дали ему для этого ни малейшего повода. (21) Он не считал нужным сохранять прежние установления, но ему то и дело хотелось все изменить, т. е. он был величайшим разрушителем того, что хорошо устроено. (22) От той моровой язвы, о которой я рассказывал в прежних книгах[81], при всем том, что она поразила всю землю, спаслось не меньше людей, чем оказалось тех, кому суждено было погибнуть, либо потому, что их [спасшихся] хворь не коснулась, либо потому, что они выздоровели, когда им случилось заболеть. (23) Но от этого человека никому из римлян не удалось ускользнуть, ибо подобно любому другому ниспосланному небом несчастью, обрушившемуся на весь человеческий род, он никого не оставил в неприкосновенности. (24) Одних он убивал безо всякого основания, других, заставив бороться с нуждой, сделал более несчастными, чем умершие, и они молили о самой жалкой смерти, лишь бы прекратить свое бедственное существование. А у некоторых вместе с богатством он отнял и жизнь. (25) Помимо того что ему оказалось пустячным делом разрушить Римскую державу, он сумел овладеть еще Ливией и Италией, и все ради того, чтобы наряду с теми, кто уже раньше оказался в его власти, погубить обитателей и этих мест. (26) Не прошло и десяти дней по достижении им власти, как он убил, вместе с некоторыми другими, главу придворных евнухов Амантия[82] без какой-либо причины, разве лишь за то, что тот сказал какое-то необдуманное слово архиерею города Иоанну[83]. (27) С тех пор он стал самым страшным человеком на свете. Затем он спешно послал за узурпатором Виталианом[84], предварительно дав тому ручательство в его безопасности, и принял вместе с ним участие в христианских таинствах. (28) Тем не менее вскоре, заподозрив его в том, что он нанес ему оскорбление, он беспричинно убил его во дворце вместе с его близкими, отнюдь не считая препятствием для этого принесенные им ранее столь страшные клятвы.

VII. Как я уже рассказывал в прежних книгах, народ издревле делился на две части[85]. Перетянув на свою сторону одну из них, венетов, которым случалось и ранее ревностно ему содействовать, он сумел все привести в смятение и беспорядок. И подобным образом он довел государство римлян до полного изнеможения. (2) Однако не все венеты сочли подобающим для себя следовать желаниям этого человека, но лишь те из них, которые являлись стасиотами[86]. (3) Но даже я эти, когда ало зашло далеко, оказались людьми благоразумнейшими. (4) Ибо они грешили гораздо меньше, чем позволяли им обстоятельства. Не пребывали в бездействии и стасиоты прасинов и творили преступления, как только им представлялась такая возможность, хотя их-то как раз постоянно наказывали. (5) Но это постоянно лишь придавало им решимости. Ибо люди, когда их несправедливо обижают, обычно бывают склонны к безрассудству. (6) Итак, в то время как Юстиниан возбуждал и явно подстрекал венетов, вся Римская держава была потрясена до самого основания, словно ее постигло землетрясение либо наводнение, или как будто бы все ее города оказались захваченными врагами. (7) Ибо все и всюду было приведено в смятение, и ничто не осталось таким, каким было прежде, но и законы и государственное устройство, приведенные в расстройство, превращались в полную свою противоположность.

(8) Стасиоты прежде всего ввели некую новую моду в прическе, ибо стали стричь волосы совершенно иначе, чем остальные римляне. (9) Они совершенно не подстригали усы и бороду, но постоянно следили за тем, чтобы те были у них пышными, как у персов. (10) Волосы на голове они спереди остригали вплоть до висков, а сзади, словно массагеты[87], позволяли им свисать в беспорядке очень длинными прядями. По этой причине такую моду назвали гуннской.

(11) Далее, что касается одежды, то все они сочли нужным отделывать ее красивой каймой, одеваясь с большим тщеславием, чем это соответствовало их достоинству[88]. (12) А такие одежды они могли приобретать отнюдь не дозволенным способом. Часть хитона, закрывающая руку, была у них туго стянута возле кисти, а оттуда до самого плеча расширялась до невероятных размеров. (13) Всякий раз, когда они в театре или на ипподроме, крича или подбадривая [возничих], как это обычно бывает, размахивали руками, эта часть [хитона], естественно, раздувалась, создавая у глупцов впечатление, будто у них столь прекрасное и сильное тело, что им приходится облекать его в подобные одеяния, между тем как следовало бы уразуметь, что такая пышная и чрезмерно просторная одежда еще больше изобличает хилость тела. (14) Накидки, широкие штаны и особенно обувь у них и по названию и внешнему виду были гуннскими[89].

(15) Поначалу почти все они по ночам открыто носили оружие, днем же скрывали под одеждой у бедра небольшие обоюдоострые кинжалы. Как только начинало темнеть, они сбивались в шайки и грабили тех, кто [выглядел] поприличней, по всей агоре и в узких улочках, отнимая у встречных и одежду, и пояс, и золотые пряжки, и все прочее, что у них было. (16) Некоторых же во время грабежа они считали нужным и убивать, чтобы те никому не рассказали о том, что с ними произошло. (17) От них страдали все, и в числе первых те венеты, которые не являлись стасиотами, ибо и они не были избавлены от этого. (18) По этой причине большинство людей впредь стало пользоваться медными поясами и пряжками и носить одежду много хуже той, что предписывал их сан, дабы не погибнуть из-за любви к прекрасному, и еще до захода солнца они, удалившись с улиц, укрывались в домах. (19) Так как преступления продолжались, а стоящая над народом [городская] власть не обращала на злодеев никакого внимания, дерзость этих людей постоянно возрастала. (20) Ведь преступления, если им предоставить полную свободу, обычно переходят все границы, поскольку даже те злодейства, которые подвергаются наказанию, не могут быть полностью искоренены. (21) Ибо по своей природе большинство легко склоняется к греху.

(22) Так обстояла с венетами. Из стасиотов противоположной стороны многие склонились к ним, охваченные желанием совсем безнаказанно соучаствовать в преступлениях, другие же, бежав, укрылись в иных местах. Многие, настигнутые и там, погибали либо от руки противника, либо подвергнувшись преследованиям со стороны властей. (23) Итак, в это сообщество начали стекаться многие другие юноши из тех, что ранее вовсе не стремились к подобным делам. Теперь же их побуждала к этому возможность выказать силу и дерзость, (24) ибо нет ни одного известного людям греха, которым бы в эти времена не грешили, оставшись при этим безнаказанным. (25) Прежде всего они погубили своих противников, а затем взялись убивать и тех, кто не нанес им никакой обиды. (26) Многие, прельстив их деньгами, указывали стасиотам на своих собственных врагов, и они тотчас же истребляли их, приписав им имя прасинов, хотя эти люди им были вовсе незнакомы. (27) И происходило это не во тьме, и не в тайне, но во всякое время дня, в любой части города, причем случалось, что злодеяние совершалось на глазах у самых именитых лиц. (28) Ведь им не нужно было скрывать злодеяние, так как над ними не висел страх наказания, но, напротив, у них даже появилось своего рода побуждение к состязанию в проявлении своей силы и мужественности, когда они одним ударом убивали какого-нибудь безоружного встречного. И ни у кого уже не оставалось малейшей надежды на то, что он останется жив при такой ненадежности бытия. (29) Устрашенные, все считали, что смерть уже нависла над ними, и никому ни одно место не казалось достаточно надежным, никакое время – безопасным, коль скоро людей без какой-либо причины умертвляли в самых почитаемых храмах и во время всенародных празднеств. Никакой веры не осталось ни в друзей, ни в родных, ибо многие погибли от коварства самых близких людей.

(30) При всем том никакого расследования содеянного не производилось, но несчастье на любого обрушивалось неожиданно, и никто не вставал на защиту пострадавших. (31) Ни закон, ни обязательства, упрочивающие порядок, больше не имели силы, но все, подвергнувшись насилию, пришло в смятение. Государственное устройство стало во всем подобно тирании, однако не устоявшейся, но ежедневно меняющейся и то и дело начинающейся сызнова.

(32) Решения архонтов были подобны тем, какие возникают у объятых ужасом людей, разум которых порабощен страхом перед одним человеком, а судьи, выносящие приговоры по спорным делам, высказывали свои суждения не в соответствии с тем, что представлялось им справедливым и законным, а в зависимости от того, какие отношения были у каждой из тяжущихся сторон со стасиотами, враждебные или дружеские. Ибо судью, пренебрегшего их наказом, ожидала смерть.

(33) Многие из заимодавцев под давлением насилия вынуждены были возвращать расписки своим должникам, не получив ничего из данного ими взаймы, а многие отнюдь не добровольно отпускали на волю своих рабов. (34) Говорят, что и некоторые женщины принуждались своими рабами ко многому из того, чего они вовсе не желали. (35) Уже и дети не безвестных мужей, связавшись с этими юношами, вынуждали своих отцов совершать многое против их воли и помимо прочего отказываться в их пользу от своих денег. (36) Многие же мальчики были против воли принуждены к нечестивому сожительству со стасиотами не без ведома своих отцов. (37) То же самое доводилось терпеть и женщинам, живущим со своими мужьями. Рассказывают, как одна женщина, прекрасно одетая, плыла со своим мужем к пригородному имению, расположенному на противоположном берегу[90]. Во время переправы им встретились какие-то из этих стасиотов, которые, с угрозами отняв ее у мужа, пересадили в свою лодку. Она перешла на их ладью, потихоньку наказав мужу не отчаиваться и не бояться позора для нее, (38) ибо она не потерпит, чтобы глумились над ее телом. И муж ее еще глядел на нее в великой печали, как она бросилась в море и тотчас покинула этот мир.

(39) Вот каковы были дерзости, на которые отваживались тогда эти стасиоты в Визáнтии. И все же они терзали свои жертвы меньше, чем злодеяния, совершаемые Юстинианом по отношению к государству, ибо претерпевшим даже самое тяжкое от частных злоумышленников значительная часть страданий, проистекших от беспорядка, возмещается постоянным ожиданием кары со стороны закона и властей. (40) Ведь исполненные добрых надежд на будущее, люди легче и не с такой мукой переносят постигшую их беду. Притесняемые же государственной властью, они, естественно, гораздо сильнее переживают случившееся с ними и постоянно впадают в отчаяние по той причине, что нет надежды на возмездие. (41) Он [Юстиниан] совершал злодеяния не только потому, что менее всего жаждал принять сторону обиженных, но и потому, что отнюдь не считал недостойным быть явным покровителем венетов. (42) Он отпускал этим юношам огромные деньги, многих держал при себе, а некоторых счел справедливым удостоить власти и других почестей.

VIII. Такие-то вещи совершались и в Византии и в прочих городах. Подобно некой болезни, это зло, начавшись здесь, распространилось по всей Римской державе. (2) Василевса [Юстина] это совсем не беспокоило, поскольку он ничего не замечал, хотя сам был очевидцем того, что постоянно творилось на ипподроме. (3) Был он на редкость слабоумен и поистине подобен вьючному ослу, способному лишь следовать за тем, кто тянет его за узду, да то и дело трясти ушами. (4) Юстиниан это и делал и все остальное привел в смятение. Как только он захватил власть при своем дяде, он тотчас же принялся радеть о том, чтобы безрассудно истратить общественные средства, как будто он был их полновластным владыкой[91]. (5) Огромное количество государственных ценностей он отдавал гуннам, которые то и дело являлись к нему, и в результате земля римлян оказалась подверженной частым вторжениям. (6) Ибо, отведав римского богатства, эти варвары уже были не в силах забыть сюда дорогу.

(7) Он [Юстиниан] считал возможным бросить многие средства и на морское строительство, желая покорить вечный прибой волн. (8) Кладя от берега моря камни, он продвигался вперед, вступая в спор с морской пучиной словно бы соперничая с могуществом моря избытком богатств[92]. (9) Он со всей земли забрал в свои руки частное имущество римлян, на одних возводя какое-нибудь обвинение в том, чего они не совершали, другим внушив, будто они это имущество ему подарили. (10) Многие же, уличенные в убийстве или других подобных преступлениях, отдавали ему все свои деньги и тем избегали наказания за свои прегрешения. (11) Другие, случалось, затеяв без надобности тяжбу с соседями из-за каких-либо земель и не имея никакой надежды обеспечить судебное решение в ущерб своим противникам, ибо против этого восставал закон, удовлетворялись тем, что дарили ему спорные владения, выгадывая в том, что благодаря этому дару, который им ничего не стоил, они становились известными этому человеку и, кроме того, самым беззаконным образом получали возможность выиграть процесс против своих противников.

(12) А теперь, я думаю, не окажется неуместным обрисовать облик этого человека. Был он не велик и не слишком мал, но среднего роста, не худой, но слегка полноватый; лицо у него было округлое и не лишенное красоты, ибо и после двухдневного поста на нем играл румянец[93]. (13) Чтобы в немногих словах дать представление о его облике, скажу, что он был очень похож на Домициана, сына Веспасиана[94], злонравием которого римляне оказались сыты до такой степени, что, даже разорвав его на куски, не утолили своего гнева против него, но было вынесено решение сената, чтобы в надписях не упоминалось его имени и чтобы не оставалось ни одного его изображения. (14) И действительно, можно видеть, что его имя повсюду в надписях в Риме и в любом ином месте, где оно было начертано, выскоблено, причем только его одного среди других. И по-видимому, нигде в Римской державе нет ни одного его изображения, кроме единственной медной статуи, сохранившейся по следующей причине. (15) Была у Домициана жена, благородная и к тому же благонравная. Сама она не причинила зла ни одному человеку, и деяния ее мужа ей отнюдь не нравились. (16) Весьма поэтому почитаемая, она была тогда приглашена в сенат, где ей предложили просить для себя всего, чего она ни пожелает. (17) Она же попросила лишь того, чтобы ей позволили взять и похоронить тело Домициана и поставить одно его медное изображение там, где она захочет. (18) И сенат уступил ей в этом. И женщина, желая оставить на будущие времена память о бесчеловечности тех, кто растерзал ее мужа, придумала следующее. (19) Собрав куски плоти Домициана, аккуратно сложив их и приладив друг к другу, она сшила тело целиком. Показав его ваятелям, она велела им запечатлеть в бронзе это горе. (20) Мастера тотчас сделали изображение. Взяв его, женщина водрузила его на дороге, поднимающейся к Капитолию, по правую руку, если идти туда от площади[95]. И до сегодняшнего дня оно являет облик Домициана и постигшее его несчастье. (21) И каждый может заключить, что все особенности строения тела Юстиниана, и облик его, и черты лица явно запечатлены в этой статуе.

(22) Такова была наружность Юстиниана. Что касается его нрава, то рассказать о нем с такой же точностью я не смог бы. Был он одновременно и коварным, и падким на обман, из тех, кого называют злыми глупцами. Сам он никогда не бывал правдив с теми, с кем имел дело, но все его слова и поступки постоянно были исполнены лжи, и в то же время он легко поддавался тем, кто хотел его обмануть. (23) Было в нем какое-то необычное смешение неразумности и испорченности нрава. Возможно, это как раз и есть то явление, которое в древности имел в виду кто-то из философов-перипатетиков[96], изрекая, что в человеческой природе, как при смешении красок, соединяются противоположные черты. (24) Однако я пишу о том, чего не в силах постигнуть. Итак, был этот василевс исполнен хитрости, коварства, отличался неискренностью, обладал способностью скрывать свой гнев, был двуличен, опасен, являлся превосходным актером, когда надо было скрывать свои мысли, и умел проливать слезы не от радости или горя, но искусственно вызывая их в нужное время по мере необходимости. Он постоянно лгал, и не при случае, по скрепив соглашение грамотой и самыми страшными клятвами, в том числе и по отношению к своим подданным. (25) И тут же он отступал от обещаний и зароков, подобно самым низким рабам, которых страх перед грозящими пытками побуждает к признанию вопреки данным клятвам. (26) Неверный друг, неумолимый враг, страстно жаждущий убийств и грабежа, склонный к распрям, большой любитель нововведений и переворотов, легко податливый на зло, никакими советами не склоняемый к добру, скорый на замысел и исполнение дурного, о хорошем же даже слушать почитающий за неприятное занятие. (27) Как же можно передать словами нрав Юстиниана? Этими и многими другими еще большими недостатками он обладал в степени, не соответствующей человеческому естеству. Но представляется, что природа, собрав у остальных людей все дурное в них, поместила собранное в душе этого человека. (28) Ко всему прочему он отнюдь не брезговал доносами и был скор на наказания. Ибо он вершил суд, никогда не расследуя дела, но, выслушав доносчика, тотчас же решался вынести приговор. (29) Он не колеблясь составлял указы, безо всяких оснований предписывающие разрушение областей, сожжение городов и порабощение целых народов. (30) И если кто-нибудь захотел бы, измерив все, что выпало на долю римлян с самых ранних времен, соизмерить это с нынешними бедами, он обнаружил бы, что этим человеком было умерщвлено больше людей, чем за все предшествующее время. (31) Он был удивительно проворен в том, чтобы без долгих слов присвоить чужое богатство. Он даже не считал нужным выдумывать какой-нибудь извиняющий его предлог, чтобы под видимостью справедливости захватить то, что ему не принадлежало. Завладев [богатством], он тут же с удивительной легкостью начинал презирать его, проявляя неразумную щедрость и бессмысленно раздавая его варварам. (32) Одним словом, он и сам не имел денег и не позволял никому другому на свете иметь их, как будто он был охвачен не столько корыстолюбием, сколько завистью к тем, кто ими располагал. (33) Итак, с легкостью изгнав богатство из римской земли, он явился творцом всеобщей бедности.

IX. Таков был нрав Юстиниана, насколько нам удалось передать это словами. В жены же он взял себе ту, о которой я сейчас расскажу: как она родилась и воспитывалась и как, соединившись брачными узами с этим человеком, она до основания потрясла государство римлян. (2) Был в Визáнтии некто Акакий, надсмотрщик зверей цирка (его называют медвежатником), принадлежавший факции прасинов. (3) Этот человек в то время, когда державой правил еще Анастасий, умер от болезни, оставив трех малых детей женского пола: Комито, Феодору и Анастасию, старшей из которых не было еще семи лет. (4) Жена его с горя сошлась с другим мужчиной, который, как она рассчитывала, впредь разделит с ней заботы по дому и по ремеслу умершего мужа. (5) Но орхист прасинов по имени Астерий, подкупленный кем-то другим, отстранил их от этой должности и без особых затруднений назначил на нее того, кто дал ему деньги. Ибо орхисты могли распоряжаться подобными вещами, как им заблагорассудится. (6) И вот, когда женщина увидела, что весь народ собрался в цирке, она, надев трем девочкам на головы венки и дав каждой в обе руки гирлянды цветов, поставила их на колени с мольбой о защите. (7) В то время как прасины не обратили никакого внимания на эту мольбу, венеты определили их [женщину и ее мужа] на подобную должность у себя, поскольку и и них недавно умер надсмотрщик зверей. (8) Как только дети стали подрастать, мать тотчас пристраивала их к здешней сцене (ибо отличались они очень красивой наружностью), однако, не всех сразу, но когда каждая из них, на ее взгляд, созревала для этого дела. (9) Итак, старшая из них, Комито, уже блистала среди своих сверстниц-гетер; следующая же за ней Феодора, одетая в хитончик с рукавами, как подобает служаночке-рабыне, сопровождала ее, прислуживая ей во всем, и наряду с прочим носила на своих плечах сиденье, на котором та обычно восседала в различных собраниях. (10) Феодора, будучи пока незрелой, не могла еще сходиться с мужчинами и иметь с ними сношение как женщина, но она предавалась любострастию на мужской лад с негодяями, одержимыми дьявольскими страстями, хотя бы и с рабами, которые, сопровождая своих господ в театр, улучив минутку, между делом предавались этому гнусному занятию. В таком блуде она жила довольно долго, отдавая тело противоестественному пороку. (11) Но как только она подросла и созрела, она пристроилась при сцене и тотчас стала гетерой из тех, что в древности называли «пехотой»[97]. (12) Ибо она не была ни флейтисткой, ни арфисткой, она даже не научилась пляске, но лишь продавала свою юную красоту, служа своему ремеслу всеми частями своего тела. (13) Затем она присоединилась к мимам[98], выполняя всяческую работу по театру и участвуя с ними в представлениях, подыгрывая им в их потешных шутовствах. Была она необыкновенно изящна и остроумна. Из-за этого все приходили от нее в восторг. (14) У этой женщины не было ни капли стыда, и никто никогда не видел ее смущенной, без малейшего колебания приступала она к постыдной службе. Она была в состоянии, громко хохоча, отпускать остроумные шутки и тогда, когда ее колотили по голове. Сбрасывая с себя одежды, она показывала первому встречному и передние, и задние места, которые даже для мужа должны оставаться сокрытыми.

(15) Отдаваясь своим любовникам, она подзадоривала их развратными шутками и, забавляя их все новыми и новыми способами половых сношений, умела навсегда притязать к себе распутные души. Она не считала нужным ожидать, чтобы мужчина, с которым она общалась, попытался соблазнить ее, но, напротив, своими вызывающими шутками и игривым движением бедер обольщала всех без разбора, особенно безусых мальчиков. (16) В самом деле, никто не был так подвластен всякого рода наслаждениям, как она. Ибо она часто приходила на обед, вскладчину сооруженный десятью, а то и более молодцами, отличающимися громадной телесной силой и опытными в распутстве, и в течение ночи отдавалась всем сотрапезникам; затем, когда все они, изнеможенные, оказывались не в состоянии продолжать это занятие, она отправлялась к их слугам, а их бывало порой до тридцати, спаривалась с каждым из них, но и тогда не испытывала пресыщения от этой похоти.

(17) Однажды, говорят, она явилась в дом одного, из знатных лиц во время пирушки и на виду у всех пировавших, поднявшись на переднюю часть ложа, там, где находились их ноги[99], начала бесстыдно сбрасывать с себя одежды, не считая зазорным демонстрировать свою распущенность. (18) Пользуясь в своем ремесле тремя отверстиями, она упрекала природу, досадуя, что на грудях не было более широкого отверстия, позволившего бы ей придумать и иной способ сношений. (19) Она часто бывала беременной, но почти всегда ей удавалось что-то придумать и с помощью ухищрений вызвать выкидыш.

(20) Часто в театре на виду у всего народа она снимала платье и оказывалась нагой посреди собрания, имея лишь узенькую полоску на пахе и срамных местах, не потому, однако, что она стыдилась показывать и их народу, но потому, что никому не позволялось появляться здесь совершенно нагим без повязки на срамных местах. В подобном виде она выгибалась назад и ложилась на спину. (21) Служители, на которых была возложена эта работа, бросали зерна ячменя на ее срамные места, и гуси, специально для того приготовленные, вытаскивали их клювами и съедали. (22) Та же поднималась, ничуть не покраснев, но, казалось, даже гордясь подобным представлением. Она была не только самой бесстыдной, но и самой изобретательной на бесстыдства. (23) Часто, скинув одежды, она находилась на сцене среди мимов и то наклонялась вперед, выпятив и изогнув грудь, то старалась попасть в зад тех, кто уже испробовал ее, и тех, кто еще не был с ней близок, гордясь тем из гимнастического искусства, что было ей привычно. (24) С таким безграничным цинизмом и наглостью она относилась к своему телу, что казалось, будто стыд у нее находится не там, где он согласно природе, находится у других женщин, а на лице. (25) Те же, кто вступал с ней в близость, уже самим этим явно показывали, что сношения у них происходят не по законам природы. Поэтому когда кому-либо из более благопристойных людей случалось встретить ее на рынке, они отворачивались и поспешно удалялись от нее, чтобы не коснуться одежд этой женщины и таким образом не замарать себя этой нечистью. (26) Для тех, кто видел ее, особенно утром, это считалось дурным предзнаменованием. А к выступавшим вместе с ней актрисам она обычно относилась как лютейший скорпион, ибо обладала большим даром злоречия.

(27) Позже она последовала за назначенным архонтом Пентаполиса Гекеболом из Тира[100], угождая его самым низменным страстям. Однако она чем-то прогневала его, и ее оттуда со всей поспешностью прогнали. Из-за этого она попала в нужду, испытывая недостаток в самом необходимом, и далее, чтобы добыть что-то на пропитание, она стала, как и привыкла, беззаконно торговать своим телом. Сначала она прибыла в Александрию. (28) Затем, пройдя по всему Востоку, она возвратилась в Визáнтий. В каждом городе прибегала она к ремеслу, назвать которое, я думаю, человек не сможет, не лишившись милости Божьей, словно дьявол не хотел допустить, чтобы существовало место, не испытавшее распущенности Феодоры.

(29) Так эта женщина была рождена и вскормлена, и так ей было суждено прославиться среди многих блудниц и стать известной всему человечеству. (30) Когда она вновь вернулась в Визáнтий, в нее до безумия влюбился Юстиниан. Сначала он сошелся с ней как с любовницей, хотя и возвел ее в сан патрикии. (31) Таким образом Феодоре удалось сразу же достигнуть невероятного влияния и огромного богатства. Ибо слаще всего было для этого человека, как это случается с чрезмерно влюбленными, осыпать свою возлюбленную всевозможными милостями и одаривать всеми богатствами. (32) И само государство[101] стало воспламеняющим средством для этой любви. Вместе с ней он еще больше стал губить народ, причем не только здесь [в Визáнтии], но и по всей Римской державе. (33) Ибо оба они издавна принадлежали к факции венетов и их стасиотам предоставили возможность свободно распоряжаться делами государства. (34) Много времени спустя большая часть этого зла нашла свой конец следующим образом.

(35) Случилось так, что Юстиниан долгое время хворал и здоровье его во время этой болезни подверглось такой опасности, что прошел даже слух, будто он умер. Между тем стасиоты продолжали совершать прегрешения, о которых я уже говорил, и среди бела дня в храме Софии они убили некого Ипатия, отнюдь не бесславного мужа. (36) Шум, возникший по совершении этого преступления, дошел до василевса [Юстина], и каждый из приближенных, пользуясь отсутствием Юстиниана, постарался даже преувеличить бессмысленность содеянного, перечисляя все, что случилось, с самого начала. (37) Тогда василевс повелел эпарху города воздать наказание за все содеянное. А был это муж по имени Феодот, прозванный Колокинфием [Тыквой][102]. (38) Проведя полное расследование, он сумел схватить многих злоумышленников и поступить с ними согласно закону, но многим из них удалось скрыться и таким образом спастись. (39) Ибо суждено им было остаться в живых, чтобы погубить римлян страшными делами[103]. Тот [Юстиниан], однако, против ожидания вдруг исцелился и тут же принялся за то, чтобы предать Феодота смерти как отравителя и мага[104]. (40) Но поскольку у него не было предлога, воспользовавшись которым он мог бы погубить этого человека, он подверг самым жестоким пыткам некоторых из его близких, вынудив их сказать про него совершенно нелепые вещи. (41) Все отстранились и молчали, оплакивая злую участь Феодота; один Прокл, исполнявший должность так называемого квестора, заявил, что этот человек не повинен в предъявленном ему обвинении и вовсе не заслуживает смерти. (42) Поэтому по решению василевса Феодот был отправлен в Иерусалим. Узнав, однако, что туда прибыли люди с тем, чтобы его погубить, он скрылся в храме и все время так и жил до самой смерти.

(43) Таковы были дела, касающиеся Феодота. С этих пор стасиоты стали самыми благоразумными среди людей, (44) Впредь они не совершали подобных прегрешений, хотя им было позволено еще более безбоязненно творить беззаконие. (45) Доказательством этого является то, что когда какое-то время спустя некоторые из них отважились на нечто подобное, на них не было наложено никакого наказания. (46) Ибо те, в чьих руках имелась возможность наказывать, постоянно предоставляли совершившим такие страшные проступки полную свободу укрываться. И таким потворством побуждали их к нарушению законов.

(47) Пока жива была василиса[105], Юстиниан никак не мог сделать Феодору законной женой. Лишь в одной этом она пошла против него, хотя ни в чем другом ему не перечила. (48) Эта женщина, чуждая всякой испорченности, была простой крестьянкой и варваркой по происхождению, как я уже говорил. (49) Не отличаясь никакими достоинствами[106], она так и осталась несведущей в государственных делах. Во дворце она появилась не под собственным именем (слишком уж оно было смешное), но стала именоваться Евфимией. Со временем василиса умерла. (50) Василевс же, ослабевший умом и к тому же глубокий старик, был посмешищем для подданных, и все относились к нему с полнейшим пренебрежением, поскольку он не понимал, что происходит. Между тем перед Юстинианом все в страхе пресмыкались, ибо постоянно приводя все в смятение и беспорядок, он решительно все взбудоражил. (51) Тогда-то он стал добиваться обручения с Феодорой. Поскольку человеку, достигшему сенаторского звания, нельзя было жениться на блуднице, ибо это было запрещено древнейшими законами[107], он заставил василевса заменить эти законы другим законом, и с тех пор жил с Феодорой как с законной женой, сделав и для всех остальных доступным обручение с блудницами. И, будучи тираном, он немедленно принял сан автократора, благовидностью предлога скрывая насилие действий. (52) Ибо он был провозглашен василевсом римлян наряду со своим дядей всеми видными лицами, которые согласились на этот выбор по причине непреодолимого страха. (53) Итак, Юстиниан и Феодора вступили на царство за три дня до Пасхи, когда не позволялось ни приветствовать кого-либо из друзей, ни желать ему мира[108]. (54) Спустя несколько дней Юстин скончался от болезни, процарствовав девять лет[109]. Отныне царская власть была в руках лишь у Юстиниана и Феодоры.

X. Итак Феодора, таким-то образом, как мной рассказано, рожденная, вскормленная и воспитанная, без каких-либо помех достигла сана василисы. (2) Ибо у женившегося на ней и мысли не возникало о позоре своего положения, у него, располагавшего возможностью свершить свой выбор в пределах всей Римской державы и сделать супругой женщину, которая среди всех остальных была бы наиболее благородной, воспитанной вдали от чужих глаз, исполненной чувства глубокой стыдливости и скромности, отличающейся благоразумием и обладающей не только необыкновенной красотой, но и невинностью, из тех, кого называют прямогрудными. (3) А он не счел недостойным назвать своей всеобщую скверну, не стыдясь ничего, что было известно о ней, сойтись с женщиной, замаранной, помимо других грехов еще и многими детоубийствами, ибо она по собственному почину совершала выкидыши. Я думаю, что, говоря о нраве этого человека, незачем упоминать что-либо еще. (4) Ибо этот брак достаточно красноречиво раскрывает все пороки его души, так как он есть истолкователь, свидетель и описатель его нрава. (5) Ибо тот, кто, не стыдясь содеянного, не считает позором предстать бесстыжим перед окружающими, не упустит использовать любую лазейку в законе, и, выставив как щит бесстыдство, никогда не покидающее его чела, с готовностью и легкостью отваживается на самые скверные поступки. (6) Однако следует признать, что и среди сенаторов при виде позора, которым покрывается государство, никто не решился проявить недовольства и не воспротивиться этому, при всем том, что они должны были [отныне] поклоняться ей [Феодоре] как божеству. (7) Более того, ни один из священнослужителей не высказал открыто возмущения, несмотря на то что и им предстояло именовать ее владычицей. (8) И тот народ, который был ее зрителем, тотчас же и до неприличия просто счел справедливым, воздевая руки[110], и быть и именоваться ее рабом. (9) И ни один солдат не пришел в ярость от того, что ему придется отправиться в поход, подвергая себя опасности ради интересов Феодоры. И никто другой из людей не воспротивился ей, но все, мне кажется, склонив голову перед мыслью, что так предначертано, позволяли этому осквернению исполниться. Как будто судьба вознамерилась проявить свое могущество, посредством которого она управляет всеми человеческими делами, менее всего заботясь о том, чтобы то, что совершается, было бы справедливым или казалось бы людям разумным. (10) В самом деле, она по какому-то непонятному произволу внезапно возводит кого-то на огромную высоту, и тот, кто, казалось, опутан множеством препятствий, ни с какой стороны и ни в чем не встречает уже сопротивления, но непреклонно движется туда, куда она предназначила, в то время как все без сомнений уступают дорогу движению судьбы. Но пусть будет так, как угодно Богу, так об этом и говорят.

(11) Феодора была красива лицом в к тому же исполнена грации, но невысока ростом, бледнолица, однако не совсем белая, но скорее желтовато-бледная; взгляд ее из-под насупленных бровей был грозен[111]. (12) Если говорить подробно обо всем том, что она вытворяла за время жизни на сцене, не хватит и целого века, но и того немногого, о чем я рассказал раньше, достаточно для того, чтобы дать потомкам полное представление о нраве этой женщины. (13) Теперь я считаю необходимым вкратце рассказать о содеянном ею и ее мужем, ибо они в своей совместной жизни ничего не совершали друг без друга. (14) Долгое время всем казалось, что они всегда совершенно противоположны друг другу и образом мыслей, и способом действий, но затем стало понятно, что они намеренно создавали такое представление о себе, чтобы подданные, составив о них единое мнение, не выступили против них, по чтобы представление о них у всех подданных разделилось.

(15) Прежде всего они восстановили друг против друга христиан и, сделав вид, будто в [религиозных] спорах они идут противоположными путями, всех разобщили, как я расскажу несколько позднее. Затем они разобщили стасиотов. (16) Она притворно изображала, что всеми силами поддерживает венетов; предоставив им полную возможность действовать против своих противников, она позволяла им бесстыднейшим образом грешить по отношению к тем и подвергать их пагубным насилиям. (17) Он же делал вид, что он сердит и втайне гневается, но не может прямо пойти против своей жены, раз она отдала приказание. Часто же, поменяв личину, они создавали видимость, будто расположение того и другого коренным образом изменилось. (18) Тогда он считал необходимым наказывать венетов за их прегрешения, а она в притворном гневе делала вид, что недовольна, но уступает мужу против собственной воли.

(19) Однако стасиоты венетов, как я уже сказал, стали, казалось, благоразумнейшими людьми. Ибо они не считали нужным чинить насилия над соседями в той мере, в какой им было позволено. И тем не менее, хотя в ходе судебных разбирательств они [Юстиниан и Феодора] вроде бы выступали за разные стороны, неизбежно получалось так, что победу одерживал тот из них, кто держал сторону обидчика, и таким путем они отбирали у тяжущихся большую часть их достояния. (20) К тому же этот автократор, причислив многих людей к своим приближенным, предоставлял им возможность чинить насилие и наносить вред государству так, как им хотелось, но как только они оказывались обладателями значительных богатств, тотчас же, чем-то не угодив этой женщине, они превращались во врагов. (21) Он же сначала со всей горячностью стремился приблизить к себе этих людей, но затем, пренебрегая своим расположением к ним, внезапно начинал сомневаться в своих устремлениях. (22) И та [Феодора] тотчас начинала чинить им ужасающее зло; он между тем, будто совершенно не ведая о происходящем, самым постыдным образом завладевал их состоянием. (23) Строя подобные козни, они всегда пребывали в согласии между собой и, создавая видимость раздора, разъединяли своих подданных, прочно укрепляя таким образом свою тиранию.

XI. Как только Юстиниан достиг царской власти, он сумел тотчас же привести все в расстройство. То, что ранее было запрещено законом, он ввел в государственную жизнь; то же, что существовало и вошло в обычай, уничтожил, словно он для того и принял царский облик, чтобы изменить облик всего остального. (2) Существовавшие должности он упразднил и для управления государственными делами ввел те, которых не было. Так же поступил он с законами и с солдатскими списками[112], побуждаемый к этому не соображениями справедливости или полезности, но стремясь лишь к тому, чтобы все выглядело по-новому и несло бы отпечаток его имени[113]. А все то, что он был не в состоянии изменить, старался по крайней мере связать со своим именем.

(3) Он никогда не мог насытиться грабежом богатств и умерщвлением людей. Но, разграбив дома многих состоятельных людей, он искал новые [жертвы], тотчас же отдавая ранее награбленное каким-нибудь варварам или тратя на бессмысленное строительство. (4) Сгубив безо всякого основания мириады людей, он тотчас начинал замышлять погибель еще большего числа. (5) В то время как римляне жили в мире со всеми народами, он, снедаемый жаждой убийства и не зная, куда себя от этого деть, начал стравливать всех варваров между собой и, без какой-либо нужды призвав гуннских вождей, с неуместной щедростью предоставил им огромные деньги, объявляя это неким залогом дружбы. Это, как было сказано, он делал уже в царствование Юстина. (6) Те же, мало того, что увозили деньги, посылали других вождей своих соплеменников с их людьми, наказав совершить набег на земли василевса, с тем чтобы и они могли купить мир у того, кто желает продавать его так бессмысленно. (7) И те тотчас принимались за разорение Римской державы и тем не менее получали плату от василевса. За ними и другие тотчас начинали грабить несчастных римлян, а вслед за грабежом в качестве награды удостаивались царской щедрости. (8) Короче говоря, все они, не упуская ни одного удобного случая, являлись поочередно и растаскивали все подряд. (9) Ибо у этих варваров было множество групп вождей, и война, начавшись из-за неразумной щедрости, .кружила волнами и никак не могла достигнуть конца, но вечно начиналась сызнова. (10) Поэтому ни одного места, ни одной горы, ни одной пещеры, ни чего-либо другого на римской земле не оставалось неразграбленным, причем многим местам случалось подвергнуться разграблению не менее пяти раз. (11) Впрочем об этом и о том, что было совершено мидийцами, сарацинами, склавинами, антами и другими варварами мной рассказано в предшествующих книгах[114]. Но, как я сказал в начале этой книги, здесь мне необходимо рассказать о причине случившегося.

(12) Хотя он [Юстиниан] отдал Хосрову за мир множество кентинариев[115], он по собственной воле сам оказался виновником того, что этот мир был нарушен, ибо он изо всех сил старался привлечь на свою сторону Аламундара[116] и гуннов, находившихся в союзе с персами, о чем я, думается, ничего не утаивая, рассказал в соответствующих местах моего повествования[117]. (13) В то время как он навлек на римлян бедствия мятежей и войн, самолично разжигая пламя и заботясь лишь об одном: чтобы разными способами переполнить землю людской кровью и награбить побольше денег – он замыслил еще одну страшную бойню для своих подданных следующим образом.

(14) По всей Римской державе есть множество отверженных учений христиан, называемых обычно ересями: монтанистов[118], савватиан[119] и других, в которых обыкновенно заблуждаются мысли человеческие. (15) Всем им он повелел отказаться от своего прежнего учения, а ослушникам грозил многими карами, в частности же, тем, что впредь им не будет позволено передавать имущество детям или родственникам[120]. (16) Храмы же этих, так называемых еретиков и особенно тех, которые исповедовали арианство[121], располагали неслыханными богатствами. (17) Ни весь сенат, ни какая-либо иная часть Римской державы не могла сравниться своим имуществом с этими храмами. (18) Ибо было у них несказанное и несметное число сокровищ из золота и серебра и изделий из драгоценных камней, а также множество домов и селений и обширных земельных владений по всему миру, и все прочее, что является и именуется богатством у всех людей, поскольку никто из ранее царствовавших василевсов никогда не причинял им никакого беспокойства. (19) Множество людей, в том числе и православных, занимаясь {при этих храмах] своим ремеслом, все время поддерживали тем свое существование. (20) Отписав в казну в первую очередь имущество этих храмов, василевс Юстиниан неожиданно отнял у них все богатства. Из-за этого многие с тех пор оказались лишены источников существования.

(21) И немедленно множество людей, передвигаясь от одного места к другому, стали принуждать всякого, кто им попадался, отказываться от отеческой веры. (22) Поскольку сельский люд счел это нечестивым, то все они решили оказывать сопротивление тем, кто требовал этого. (23) И поэтому многие погибли от рук солдат, многие же сами наложили на себя руки, полагая по невежеству, что подобным образом они проявляют особое благочестие. Многие, поднявшись толпами, покидали родные земли, монтанисты же, которые обитали во Фригии, запершись в своих святилищах, поджигали храмы и тут же вместе с ними бессмысленно гибли. И от этого вся Римская держава наполнилась убийством и беглецами.

(24) Когда же вскоре такой же закон был издан и относительно самаритян[122], беспорядочное волнение охватило Палестину. (25) Те, кто жил в моей Кесарии и других городах, сочтя за глупость терпеть какие бы то ни было страдания из-за бессмысленного учения, поменяли свое прежнее название на имя христиан и под такой личиной смогли избежать грозящей от этого закона опасности. (26) И те из них, что были людьми разумными и добропорядочными, отнюдь не сочли недостойным быть верными этому учению; многие же, однако, обозленные тем, что не по доброй воле, но по закону принуждаются изменить вере отцов, тотчас же склонились к манихейству[123] и так называемому многобожию[124]. (27) Что касается крестьян, то все они, объединившись, решили поднять оружие против василевса, поставив царем над собой некоего разбойника по имени Юлиан, сын Савара[125]. (28) Придя в столкновение с солдатами, они некоторое время держались, затем, потерпев поражение в битве, все пали вместе со своим предводителем. (29) Говорят, что в этом сражении погибло сто тысяч человек, и в итоге этого самая плодородная на земле местность лишилась крестьян. (30) А для владельцев этой земли, которые были христианами, это дело завершилось великим бедствием. Ибо они, хотя и не получали от этих земель никакого дохода, были вынуждены ежегодно платить василевсу подать, причем тяжелую, поскольку никакой милости им в этом не было оказано.

(31) Затем он начал преследовать так называемых эллинов[126], подвергая тела их пыткам и отнимая их достояние. (32) Но и те из них, которые решили на словах, конечно же, принять имя христиан, чтобы отвратить от себя опасность, немногое время спустя были по большей части уличены в возлияниях и жертвоприношениях и других нечестивых делах. (33) О том же, что он совершил по отношению к христианам, я расскажу в дальнейшем повествовании[127].

(34) Далее, он запретил законом мужеложество[128], подвергая дознанию случаи, имевшие место не после издания закона, но касающиеся тех лиц, которые были замечены в этом пороке задолго до него. (35) Обвинение их осуществлялось неподобающим образом, поскольку приговор выносился даже без обвинителя, и слово одного человека или мальчика, а случалось, и раба, принужденного против его воли давать показания против своего господина, оказывалось достаточной уликой. (36) Изобличенных таким образом лишали их срамных членов и так водили по городу. Поначалу, однако, это несчастье обрушивалось не на всех, а лишь на тех, кто являлся прасином, либо обладал большими деньгами, либо как-то иначе досадил тиранам.

(37) Гневались они и на астрологов[129]. И вследствие этого власти, ведавшие наказанием воров, подвергали их мучениям по одной лишь этой причине и, крепко отстегав по спине, сажали на верблюдов и возили по всему городу – их, людей уже престарелых и во всех отношениях добропорядочных, которым предъявлялось обвинение лишь в том, что они пожелали стать умудренными в науке о звездах в таком месте[130]. (38) Поэтому люди большими толпами беспрестанно убегали не только к варварам, но и к римлянам, живущим в отдаленных землях, и в каждом месте и каждом городе можно было видеть скопление чужаков. (39) Чтобы скрыться от преследований, все охотно меняли родную землю на чужбину, как будто их отечество было захвачено врагами. (40) Таким-то образом, как было сказано, Юстиниан и Феодора ограбили и захватили богатство тех, кто, помимо сенаторов, в Визáнтии и всяком ином городе считались состоятельными. (41) А как им удалось лишить и сенаторов всего их достояния, я сейчас расскажу.

XII. Был в Византии некто Зинон, внук того Анфимия, который в прежние времена обладал царской властью на Западе[131]. Они, с умыслом назначив его архонтом Египта, повелели ему отплыть туда. (2) Тот, нагрузив судно самыми ценными своими богатствами, приготовился к отправлению. А было у него несметное количество серебра и золотых вещей, украшенных жемчугом, смарагдами и другими драгоценными камнями. Они же, склонив к тому некоторых из тех, что считались наиболее ему преданными, спешно вынесли богатства с корабля и подожгли его нижнюю часть, приказав сообщить Зинону, будто на судне случайно возник пожар и уничтожил его богатства. (3) Спустя некоторое время Зинон неожиданно умер, и те [Юстиниан с Феодорой] немедленно под видом его наследников завладели его имуществом. (4) Ибо они предъявили завещание, которое, как ходили слухи, вовсе не было им составлено.

(5) Подобным же образом они сделались наследниками и Татиана[132], и Демосфена[133], и Илары, которые и во всех прочих отношениях, и по своему сану были первыми людьми в римском сенате[134]. В некоторых случаях они присваивали имущество, изготовив не завещания, а письма. (6) Именно таким путем они оказались наследниками Дионисия, жившего в Ливане[135], и Иоанна, сына Василия, которого, хотя он, безусловно, был виднейшим жителем Эдессы, Велисарий силой отдал заложником персам, как об этом мной рассказано в прежнем повествовании[136]. (7) Ибо этого Иоанна Хосров никоим образом не отпускал, упрекая римлян в том, что они нарушили условия, на которых тот был отдан ему Велисарием в качестве заложника. Он считал, что тот должен был быть выкуплен как военнопленный. (8) Тогда бабка этого мужа, которая была еще жива, предоставила не менее двух тысяч либр серебра и все надеялись, что этим она выкупит своего внука. (9) Однако когда выкуп прибыл в Дару, василевс, узнав об этом, не позволил совершить сделку, чтобы, как он сказал, богатство римлян не увозилось к варварам. (10) Вскоре с Иоанном приключилась болезнь, и он покинул этот мир. Правитель же города[137], изготовив некое письмо, сказал, что незадолго до этого Иоанн написал ему как другу, что ему хотелось бы, чтобы его состояние перешло к василевсу. (11) Имена всех остальных, чьими наследниками они самовольно стали, я не в силах перечислить.

(12) Правда, так или иначе, пока не произошло так называемое восстание Ника, они считали возможным прибирать себе состояния богатых по отдельности. Когда же оно произошло, как у меня рассказано в прежнем повествовании[138], они разом конфисковали имущество чуть ли не всех членов сената. Всем недвижимым имуществом и теми из земельных владений, которые относились к числу самых лучших, они распорядились, как им заблагорассудилось, прочие же, обложенные суровыми и тяжелейшими налогами, якобы из человеколюбия вернули их прежним владельцам. (13) Вследствие этого, терзаемые сборщиками налогов и страдающие от постоянно растущих на их задолженность процентов, они, живя безо всякого желания жить, умирали медленной смертью. (14) По этой причине мне и большинству из нас[139] они [василевс и василиса] представлялись вовсе не людьми, а какими-то демонами, погаными и, как говорят поэты, «губящими людей»[140], которые пришли к согласию с тем, чтобы как можно легче и быстрее погубить род людской и его дела. Имея лишь облик человеческий, а по сути своей будучи человекоподобными демонами, они таким образом потрясли всю вселенную. (15) Подтверждением этому служит наряду со многим другим размах совершенного ими, ибо деяния демонов и деяния людей отмечены глубоким различием. (16) Конечно же, на долгом веку бывали люди, по воле случая или от природы совершившие нечто ужасающее. Одни из них в свое время низвергали города, другие – целые страны или что-либо еще, но стать погибелью для всего рода человеческого и бедствием для всей вселенной – этого не удавалось еще никому, кроме этих двоих. Конечно, и судьба помогла им, содействуя в их стремлении погубить человечество. (17) Ибо в результате землетрясений, мора и наводнений рек, случившихся в это время, многое было уничтожено, о чем я сейчас расскажу. Поэтому не человеческой, а иной силой были совершены эти страшные дела.

(18) Передают, что и мать его [Юстиниана] говаривала кому-то из близких, что он родился не от мужа ее Савватия и не от какого-либо человека. (19) Перед тем как она забеременела им, ее навестил демон, невидимый, однако оставивший у нее впечатление, что он был с ней и имел сношение с ней, как мужчина с женщиной, а затем исчез, как во сне.

(20) Некоторым из тех, кто состоит при нем и бывает при нем ночью, именно во дворце, из тех; что чисты душой, казалось, что вместо него они видели какое-то необычное дьявольское привидение. (21) Один из них рассказывал, как он [Юстиниан] внезапно поднялся с царского трона и начал блуждать взад и вперед (долго сидеть на одном месте он вообще не привык), и вдруг голова у Юстиниана внезапно исчезла, а остальное тело, казалось, продолжало совершать эти долгие передвижения, сам он [видевший это] полагал, что у него помутилось зрение, и он долго стоял, потрясенный и подавленный. (22) Затем, когда голова возвратилась к туловищу, он подумал в смущении, что имевшийся у него до этого пробел [в зрении] восполнился. (23) Другой рассказывал, что, в то время как он находился возле него [василевса], восседающего на своем обычном месте, он видел, как неожиданно лицо того стало подобным бесформенному куску мяса, ибо ни бровей, ни глаз не оказалось на их привычных местах, и вообще оно утратило какие-либо отличительные признаки. Однако через некоторое время он увидел, что лицо его приняло прежний вид. Хотя сам я не видел всего этого, я пишу об этом, потому что слышал от тех, кто настойчиво утверждает, что видел это.

(24) Говорят, что некий весьма угодный Богу монах, подвигнутый к тому теми, кто вместе с ним обитал в пустыне, отправился в Визáнтий с ходатайством за живших с ними по соседству, поскольку те терпели нещадное насилие и обиды. По прибытии он тотчас же был допущен к василевсу. (25) Когда он был готов предстать перед ним и одной ногой переступил уже порог, он, неожиданно отпрянув, пошел обратно. (26) Сопровождавший его евнух и прочие присутствовавшие при этом люди принялись усердно умолять его идти вперед, но тот, ничего не говоря в ответ, удалился, словно в помрачении сознания, в жилище, где он остановился. Когда сопровождавшие его стали спрашивать, почему он так поступил, он, говорят, прямо им ответил, что увидел во дворце восседающим на троне владыку демонов, находиться подле которого или просить его о чем-либо он не счел достойным. (27) Да и как мог этот человек не показаться злым демоном, он, который никогда не ел, не пил, не спал досыта, но едва отведывал того, что ему подавалось, а ночной порой блуждал по дворцу, между тем как любовным наслаждениям предавался безумно.

(28) Некоторые из любовников Феодоры говорят, что в те времена, когда она пребывала еще на сцене, как-то ночью обрушился на них демон и выгнал их из комнаты, где они проводили с ней ночь. У венетов Антиохии была некая танцовщица, по имени Македония, которая достигла огромного влияния, (29) ибо она писала Юстиниану, когда он еще правил царством за Юстина, и безо всякого труда губила, кого хотела из знатных лиц Востока и делала так, что их богатства отписывались в казну. (30) Говорят, что в свое время эта Македония, ласково принимая Феодору, возвращавшуюся из Египта и Ливии, заметила, что та угнетена и рассержена тем, что подверглась оскорблениям со стороны Гекобола, и к тому же потратилась за время этого путешествия, и принялась утешать и ободрять ее, говоря, что судьба, вполне возможно, вновь сделает ее обладательницей огромных богатств. (31) Тогда, говорят, и Феодора сказала, что прошлой ночью ей было видение и повелело ничуть не печалиться о потерянных деньгах, (32) ибо когда она прибудет в Визáнтий, она возляжет на ложе владыки демонов и, вне сомнений, станет жить с ним как законная жена и благодаря этому окажется владычицей всех богатств.

XIII. Таково было мнение об этом у большинства. Юстиниан, будучи по своему характеру таким, как я описал, старался показать себя доступным и милостивым ко всем, кто к нему обращался. Доступ к нему был открыт для любого, и он никогда не гневался на тех, кто стоял перед ним или говорил не так, как подобает. (2) Вместе с тем он никогда не выказывал смущения перед лицом тех, кого собирался погубить. В самом деле, он никогда наружно не проявлял ни гнева, ни раздражения по отношению к тем, кто ему досадил, но с кротким лицом, не подняв бровей, мягким голосом отдавал приказания убить мириады ни в чем не повинных людей, низвергать города и отписывать все деньги в казну. (3) Иной мог подумать, исходя из этих его привычек, что у него нрав овцы. Однако если кто-нибудь пытался со слезными мольбами выпросить у него прощения для того, кто оступился, он зверел и оскаливал зубы[141], и, казалось, вот-вот вспыхнет гневом, так, что даже у тех, кто считался близким ему, не оставалось впредь никакой надежды испросить [его о милости].

(4) В христианской вере он, казалось, был тверд, но и это обернулось погибелью для подданных. В самом деле, он позволял священнослужителям безнаказанно притеснять соседей, и, когда они захватывали прилегающие к их владениям земли, он разделял их радость, полагая, что подобным образом он проявляет свое благочестие[142]. (8) И творя суд по таким делам, он считал, что совершает благое дело, если кто-либо, прикрываясь святынями, удалялся, присвоив то, что ему не принадлежало. Он полагал, что справедливость заключается в том, чтобы священнослужители одерживали верх над своими противниками. (6) И сам он, предосудительнейшими средствами приобретя имущество здравствующих или умерших и тотчас пожертвовав его какому-нибудь храму, гордился этой видимостью благочестия, на самом же деле стремясь лишь к тому, чтобы имущество это не вернулось вновь к тем, кто претерпел такое насилие. (7) По той же причине он совершил и несметное число убийств. В своем стремлении объединить всех в единой христианской вере он бессмысленным образом предавал гибели остальное человечество, совершая это под видом благочестия. Ибо он не считал убийством, когда его жертвами становились люди не одной с ним веры. (8) Таким образом предметом его забот было, чтобы беспрестанно шло истреблением людей, и вкупе со своей супругой он без устали выдумывал предлоги, которые вели к этому. (9) Оба они обладали сходными по большей части стремлениями, а им и случалось различаться характером, оба они оставались негодяями; проявляя же наиболее несходные склонности они губили подданных. (10) Ибо убеждения его [василевса] были легче облака пыли, и он всегда поддавался тому, кто вел его, куда заблагорассудится, если только дело не касалось человеколюбия или бескорыстия. К тому же он был очень падок на льстивые речи. (11) Льстецы безо всякого труда могли убедить его в том, что он способен подняться ввысь и ходить по воздуху.

(12) Как-то состоявший при нем Трибониан[143] сказал, что он просто боится, как бы однажды тот за свое благочестие не был неожиданно вознесен на небеса. Подобную похвалу (вернее сказать, насмешку) он прочно удерживал в своей памяти. (13) Если же случалось,что он восхитился чьей-то добродетелью, то вскоре он начинал поносить этого человека как негодяя. А выбранив кого-либо из подданных, он вновь удостаивал его похвалы, причем перемена в нем происходила безо всякой у чины. (14) Мысли его были противоположны тому, что он говорил в желал показать. (15) Каким был его нрав в том, что касается дружбы и вражды, я уже упоминал, в качестве подтверждения сославшись на многое из того, что он по большей части совершал. (16) Врагом он был непреклонным и неизменным, в дружбе нее был крайне непостоянен. В итоге он погубил многих из тех, к кому благоволил, и никому из тех, кого он единожды возненавидел, не стал другом. (17) Тех, кто, казалось, были ему особенно хорошо известны и близки, он в угоду своей супруге или кому-нибудь еще, недолго думая, предавал гибели, хорошо зная, что они будут умерщвлены единственно из-за того, что питали любовь к нему. (18) Он ни в чем не был постоянен, кроме, разумеется, бесчеловечности и корыстолюбия. Никому не было под силу убедить его отказаться от этого. (19) И когда жене не удавалось склонить его к чему-либо, она, обнадежив его, что предприятие сулит большие деньги, втягивала мужа в задуманное ею дело даже против его воли. (20) Ради низкой выгоды он отнюдь не считал недостойным и издавать законы, и снова их упразднять.

(21) Судебные решения он выносил не на основании им же самим изданных, законов, но в соответствии с тем, где ему были обещаны более крупные и более великолепные богатства. (22) Он не видел ничего постыдного в том, чтобы отнимать у своих подданных имущество, воруя по мелочам, если под каким-нибудь предлогом не мог забрать все, либо неожиданно предъявив обвинение, либо воспользовавшись завещанием, которого не существовало. (23) И пока он правил римлянами, ни вера в Бога, ни вероучение не оставались крепкими, закон не был прочным, дела – надежными, а сделка – действительной. (24) И когда он посылал кого-нибудь из своих приближенных с каким-либо поручением, и попутно им случалось погубить многих из тех, кто попался, но при этом награбить кучу денег, они сразу же казались автократору достойными быть и называться славными[144] мужами, как в точности исполнившие все, что им было поручено. Если же они являлись к нему, оказав людям какую-то пощаду, он впредь проявлял к ним недоброжелательность и враждебность. (25) Отвергнув их как людей старого уклада, он более не призывал их на службу. Поэтому многие старались показать себя перед ним негодяями, несмотря на то, что по своему нраву таковыми не являлись. (26) Многократно дав кому-либо обещание и скрепив его для пущей важности либо клятвой, либо грамотой, он тотчас же становился преднамеренно забывчив об этом, полагая, что подобный поступок доставит ему некую славу. (27) Подобным образом Юстиниан поступал не только со своими подданными, но и со многими врагами, о чем я рассказывал ранее[145].

(28) Он, можно сказать, почти не испытывал потребности во сне и никогда не ел и не пил досыта, но ему было достаточно едва прикоснуться к еде кончиками пальцев, чтобы прекратить трапезу. (29) Словно это казалось ему делом второстепенным, навязанным ему природой, ибо он зачастую по двое суток оставался без пищи, особенно когда наступало время кануна празднования так называемой Пасхи. (30) Тогда часто, как я сказал, он оставался без пищи по два дня, довольствуясь небольшим количеством воды и дикорастущих растений, и, поспав, дай Бог, час, все остальное время проводил в постоянном расхаживании. (31) И если бы он пожелал это самое время потратить на добрые поступки, дела достигли бы великого благополучия. (32) Он же, используя данную от природы силу во вред римлянам, оказался способен до основания разрушить все их государство. Ибо его постоянное бодрствование, тяготы и труды были направлены только на то, чтобы беспрерывно и ежедневно изобретать все более тяжкие несчастья для подданных. (33) Ибо был он, как уже сказано[146], чрезвычайно спор в том, чтобы задумывать и молниеносно исполнять нечестивые дела, так что в конечном счете и лучшие качества его натуры оказались во вред для его подданных.

XIV. В делах было большое расстройство и из привычного не осталось ничего, о чем я упомяну лишь вкратце, остальное же я буду вынужден обойти молчанием, чтобы рассказ мой не затянулся до бесконечности. (2) Прежде всего в нем [Юстиниане] не было ничего от царского достоинства, да он и не считал нужным блюсти его, но и языком, и внешним видом, и образом мыслей он был подобен варвару. (3) То, что он желал издать от своего имени, он не поручал составить тому, кто имел должность квестора, как это было заведено, но считал допустимым делать это по большей части самому, несмотря на то, что у него был такой [грубый] язык[147], к тому же при нем пребывала огромная толпа случайных лиц[148], так что пострадавшим от такого [оформления дел] не на кого было жаловаться. (4) Так называемым тайным секретарям[149] не вменялось в обязанность вести тайную переписку василевса, ради чего издревле учреждена их должность, но он, можно сказать, все писал сам, особенно когда возникала необходимость дать распоряжение городским судьям[150], как им следует истолковывать то или иное решение. (5) Ибо он никому в Римской державе не позволял выносить решения по собственному суждению, но своевольно и с какой-то неразумной прямотой сам подготавливал соответствующее решение, которое предстояло принять, вняв речам лишь одной из тяжущихся сторон, и то, что подлежало разбору в суде, немедленно разрешал без какого-либо расследования, руководствуясь не законом или справедливостью, но неприкрыто поддавшись постыдному корыстолюбию. (6) Ибо василевс не стеснялся брать взятки, так как ненасытная жадность лишила его всякого стыда.

(7) Часто то, что было постановлено сенатом, после утверждения василевсом приобретало иной смысл. (8) Ибо сенат сидел, словно изображение на картине, не являясь господином своих решений и не обладая влиянием для доброго дела, но собирался лишь для вида а ради соблюдения древнего закона, поскольку никому из собравшихся здесь вообще не позволялось подавать голос, василевс же и его супруга обычно делали вид, будто они разошлись во мнениях, хотя все у них между собой было уже решено. (9) Если кому-нибудь казалось небезопасным то, что он выиграл тяжбу незаконным образом, он, дав этому василевсу еще сколько-то золота, немедленно добивался того, что издавался закон, идущий вразрез со всем тем, что было установлено ранее. (10) Но если кто-нибудь другой просил восстановить этот упраздненный закон, то автократор отнюдь не считал недостойным вернуться к нему и восстановить его. Никакого постоянства власти не существовало, но весы правосудия колебались из стороны в сторону, склоняясь туда, куда влекла их большая тяжесть золота. Решения дворца обосновывались на рыночной площади, и там можно было найти лавки, где торговали не только судебными постановлениями, но и законодательством.

(11) Так называемые референдарии[151] не довольствовались более тем, что лишь относили василевсу прошения, а властям, по обыкновению, сообщали, каково было его мнение касательно дела просителя, но, вобрав в себя всю ложь человеческую, морочили Юстиниану голову и обманывали с помощью разных ухищрений и крючкотворства, он же по самой своей природе легко поддавался людям, изощренным в подобного рода делах. (12) Выйдя же из дворца и не допустив тяжущихся к тем, с кем сами имели беседу, они, так, чтобы не оставалось улик, вымогали у беззащитных столько денег, сколько им представлялось достаточным. (13) И солдаты, которые несли охрану дворца, явившись в царский портик[152], силой добивались судебного решения. (14) Все, так сказать, оставили свои посты и по собственному произволу шли путями, которые раньше были для них невозможны и недоступны. В делах был полный разлад, ничто не соответствовало своему названию, и государственный строй уподобился игрушечному царству. (15) Остальное, однако, мне следует обойти молчанием, как я уже сказал в начале этого повествования, но все же я расскажу о том человеке, который первым побудил этого василевса брать взятки в ходе судебного разбирательства.

(16) Был некий Лев, родом киликиец, крайне подверженный корыстолюбию. Этот Лев являлся ухищреннейшим из льстецов и умел внушать невежественным душам свои мысли. (17) Обладал он даром убеждения, который помог ему, используя глупость тирана, содействовать погибели человечества. Он первый склонил Юстиниана торговать судебными решениями. (18) И с тех пор как этот человек [Лев][153] решил красть таким способом, как было сказано, то уже никогда не прекращал этого, и зло, распространяясь, достигло громадных размеров. Любой, кто хотел затеять несправедливую тяжбу с кем-либо из порядочных людей, тут же шел ко Льву и, пообещав какую-то часть спорного имущества тирану и ему самому, удалялся из дворца, тотчас же, хотя и незаконно, выиграв дело. (19) А Лев таким путем сумел приобрести поистине огромные деньги и оказался обладателем многих земель, став при этом главным виновником того, что государство римлян пришло в упадок. (20) Людям, заключившим о чем-либо договор, ничто не служило надежной гарантией: ни закон, ни клятвы, ни документ, ни предусмотренное наказание, ни что-либо другое, если они не принесли денег Льву и, василевсу. (21) Но и тогда решение Льва не оставалось твердым, но он считал достойным получить деньги и от другой стороны. (22) Ибо вечно обворовывая и ту, и другую сторону, он менее всего помышлял о том, что пренебрегать просьбами тех, кто на него положился, и действовать против них, означает вести себя постыдно. (23) Ему же не представлялось позорным подобное двурушничество, если он мог получить от этого выгоду.

XV. Таков был Юстиниан. Что касается Феодоры, то ее разум непрестанно и прочно коснел в бесчеловечности. (2) Она никогда и ничего не совершала по чужому внушению или побуждению, но с непреклонной настойчивостью всеми силами осуществляла свои решения, и никто не отваживался испросить у нее милости для того, кто стал жертвой ее недовольства. (3) Ни давность времени, ни удовлетворенность от наложенного наказания, ни всякого рода мольбы, ни страх перед смертью, которая, вероятно, будет ниспослана с небес на весь род человеческий, не могли склонить ее к тому, чтобы унять свой гнев. (4) Одним словом, никто никогда не видел, чтобы Феодора примирилась с тем, кто досадил ей, даже после его смерти, но и сын умершего, словно нечто другое, принадлежавшее отцу, заполучив в наследство вражду василисы, передавал ее до третьего колена. (5) Ибо ее пыл, крайне расположенный возбуждаться для того, чтобы губить людей, был совершенно не способен к умиротворению.

(6) За телом своим она ухаживала больше, чем требовалось, но меньше, чем она желала. (7) Ранее раннего она отправлялась в бани и очень поздно удалялась Оттуда. Завершив омовение, она направлялась завтракать, позавтракав, отдыхала. (8) За завтраком и обедом она отведывала всякой еды и питья, сон же у нее всегда был очень продолжительным, днем до сумерек, ночью – до восхода солнца. (9) И вот, вступив на стезю разного рода излишеств и предаваясь им в течение столь значительной части дня, она притязала на то, чтобы управлять всей Римской державой. (10) И если василевс возлагал на кого-нибудь какое-либо поручение помимо ее воли, дела у этого человека принимали такой оборот, что вскоре он с великим срамом отрешался от должности я погибал самой позорной смертью.

(11) У Юстиниана всякое дело шло легко не столько потому, что он был остер умом, сколько потому, что он, как было сказано, по большей части обходился без сна и являлся самым доступным человеком на свете. (12) У людей, хотя бы и незнатных и совершенно безвестных, была полная возможность не только явиться к тирану, но и иметь с ним тайную беседу. (13) Попасть же к василисе было невозможно даже кому-либо из архонтов, разве что он потратит на это массу времени и труда, но все они с рабским усердием постоянно пребывали в ожидании, все время находясь в узком и душном помещении. Ибо отсутствовать здесь для любого из них означало подвергнуть себя смертельной опасности. (14) Все это время они стояли на цыпочках и каждый изо всех сил старался держать голову выше, чем соседствующие, чтобы евнухи, выходя, могли его заметить. (15) Приглашались же лишь некоторые из них, и то с трудом и по прошествии множества дней, а войдя к ней, они в великом страхе как можно скорее удалялись, лишь пав перед ней ниц и коснувшись краешком губ ступней обеих ее ног. (16) Говорить с ней или просить ее, если она сама не повелевала этого, было недопустимо. Государство погрязло в раболепии, получив в ее лице надсмотрщика рабов. (17) Таким образом дела римлян гибли и из-за тирана, который, казалось, был слишком добродушен, и из-за Феодоры, которая была сурова и крайне высокомерна. (18) Ибо его добродушие было ненадежным, ее же тяжелый нрав был помехой в делах.

(19) Итак, образом мысли и жизни они явно отличались друг от друга, однако были у них общими корыстолюбие, кровожадность и отсутствие всякой искренности. (20) Ибо оба они обладали поразительным умением лгать, и если о ком-либо из тех, кто досадил Феодоре, сообщали, что он совершил какой-либо проступок, хотя бы незначительный и не стоящий слов, она немедленно придумывала обвинения, вовсе не применимые к данному человеку, раздувая это дело как великое злодеяние. (21) Выслушивалась масса жалоб, назначался суд по обвинению в низвержении существующего порядка я сходились судьи, собранные ею и готовые сражаться друг с другом из-за того, кто более других окажется способен угодить василисе бесчеловечностью приговора. (22) Имущество пострадавшего она немедленно отписывала в казну, а его самого, подвергнув мукам, даже если он был древнего рода[154], она, не колеблясь, наказывала изгнанием или смертью, (23) Но если кто-либо из тех, к кому она благоволила, оказывался уличенным в беззаконных убийствах или каком-либо ином тяжком преступлении, она, понося обвинителей и насмехаясь над их рвением, вынуждала их против воли хранить молчание о происшедшем.

(24) Когда же ей было угодно, она оказывалась способна и самые серьезные из дел превратить в шутовство, словно речь шла о сценическом представлении. (25) Как-то некий патрикий, старый человек, долгое время находившийся на службе (имя которого, хотя мне оно хорошо известно, я ни в коем случае не упомяну, чтобы не увековечить нанесенное ему оскорбление), когда кто-то из ее приближенных одолжил у него крупную сумму денег, не имея возможности взыскать ее, явился к ней, чтобы изобличить перед ней заключившего сделку и просить ее помочь ему обрести справедливость. (26) Заранее узнав об этом, Феодора приказала евнухам, чтобы, когда он предстанет перед ней, все они окружили его и слушали, что она будет изрекать, наставив их в том, что им следует повторять ей в ответ. (27) Когда патрикий явился в гинекей, он, как полагалось, пал перед ней ниц и со слезами на лице сказал: «О владычица, тяжко мужу-патрикию испытывать нужду в деньгах. (28) То, что к другим вызывает сочувствие и жалость, оборачивается оскорблением для человека этого сана. (29) У любого другого, попавшего в крайнюю нужду, есть возможность сказать об этом своим заимодавцам и таким образом тотчас избавиться от хлопот, но муж-патрикий, не имеющий возможности уплатить своим заимодавцам долг, по большей части постыдится сказать об этом, а если скажет, то ему никогда не поверят, поскольку бедность не сочетается с этим сословием. (30) А если ему и удастся убедить, ему придется претерпеть самые постыдные и мучительные страдания. (31) Итак, о владычица, и у меня есть денежные дела с людьми, одни из которых ссудили мне из своих средств, другие же взяли в долг у меня. (32) Заимодавцев, которые беспрерывно преследуют меня, я не могу прогнать из-за стыда перед своим саном; должники же, которым случай не выпал оказаться патрикиями, прибегают к бесчеловечным отговоркам. (33) Припадаю к тебе, молю и прошу помочь мне обрести справедливость и избавить меня от моих теперешних бед». (34) Так он сказал. Женщина же нараспев ответила: «О патрикий такой-то!» А хор евнухов подхватил ей в ответ: «Ну и большая же у тебя грыжа». (35) И вновь этот человек стал умолять и произнес речь, подобную той, что сказал раньше, и вновь женщина ответила так же, а хор откликнулся на ее слова, пока этот несчастный, отчаявшись, не пал перед ней ниц, как полагается, и, удалившись, не отправился восвояси. (36) Большую часть года она проводила в загородных дворцах на побережье, особенно в так называемом Иероне[155], и от этого ее многочисленная свита терпела жестокие страдания. (37) Ибо свита испытывала недостаток в самом необходимом и подвергалась опасностям, исходящим от моря, особенно когда случалось возникнуть буре, что бывало нередко, или где-то поблизости объявлялось морское чудовище[156]. (38) Но они [Юстиниан и Феодора] ставили ни во что бедствия всех прочих людей, если сами они получали возможность предаваться удовольствиям. (39) А как проявлялся нрав Феодоры по отношению к тем, кто ей досадил, я сейчас покажу, упомянув, разумеется, лишь немногое, чтобы не показалось, будто я взял на себя невыполнимый труд.

XVI. Когда Амаласунта в своем нежелании обитать среди готов решила переменить и саму свою жизнь, задумав отправиться в Византии, как мной рассказано в прежних книгах[157], Феодора призадумалась над тем, что эта женщина была знатного происхождения, к тому же царица, очень хороша собой и необыкновенно изобретательна в путях и средствах к достижению желаемого ею. Ее великолепие и исключительно мужской склад характера возбуждали в ней [Феодоре] подозрения, в то же время она боялась непостоянства своего мужа. Свою ревность, однако, она проявила не в пустяках, но решила злоумышлять против той, не останавливаясь и перед ее убийством. (2) Тотчас она убедила мужа отправить послом в Италию Петра[158], причем только его одного[159]. (3) Посылая его, василевс дал ему поручения, о которых я рассказал в соответствующем месте моего повествования[160]. Но из страха перед василисой я не мог открыть тогда истину о том, что произошло. (4) Сама же она потребовала от Петра лишь одного – чтобы он как можно скорее убрал Амаласунту из числа живых, обнадежив его, что он будет осыпан великими милостями, если исполнит ее поручение. (5) Тот, оказавшись в Италии (ибо природа этого человека не ведала, что значит испытывать колебания, готовя подлое убийство, когда имелась надежда заполучить какую-то должность или большие деньги), убедил Теодата, не знаю уж какими посулами, умертвить Амаласунту[161]. Так-то он и дошел до чина магистра[162] и удостоился как никто иной, величайшей власти и величайшей ненависти.

(6) Таков был конец Амаласунты. (7) Был у Юстиниана некий секретарь по имени Приск, большой негодяй и пафлагонец[163], по своему характеру вполне подходящий, чтобы угодить своему господину, очень к нему расположенный и полагавший, что и со стороны того он пользуется таким же расположением. Поэтому он очень скоро, хотя и незаконно, стал обладателем большого богатства. (8) Феодора, поскольку он держался с ней гордо и пытался оказывать ей противодействие, оклеветала его перед мужем. (9) Поначалу она не имела успеха, но вскоре в разгар зимы она поместила этого человека на корабль, отправила туда, куда ей вздумалось, приказала постричь и против его воли заставила стать церковнослужителем. (10) Между тем Юстиниан, сделав вид, что ничего не знает о случившемся, не стал допытываться, в каком месте земли находится Приск, и в дальнейшем о нем и не вспоминал, храня молчание, словно пораженный беспамятством, не забыв, однако, забрать себе все, даже малейшие, остатки его состояния[164]. (11) Когда на нее [Феодору] пало подозрение, что ее обуяло влечение к одному из ее рабов по имени Ареовинд, варвару по происхождению, но пригожему в юному, которого она в то время определила ключником, то, стремясь снять с себя обвинение, она, хотя, как говорят, и была до крайности влюблена в этого человека, решилась тогда подвергнуть его жесточайшему наказанию, после чего мы о нем более ничего не слышали и доселе никто его больше не видел. (12) Ибо если она хотела скрыть что-либо из того, что совершалось, то об этом никто не говорил и не упоминал, а тому, кому было что-то известно об этом, не позволялось впредь ничего сообщать ни кому-либо из своих родственников, ни тому, кто, стремясь узнать правду, захотел бы выведать об этом, как бы он ни был любопытен. (13) С тех пор как существует род людской, ни один тиран не внушал такого страха, поскольку никто из досадивших ей не смог укрыться от нее. (14) Множество соглядатаев сообщали ей о том, что говорилось и делалось на агоре и по домам. (15) Когда же она не желала, чтобы наказание виновного стало как-то известным, она делала следующее. (16) Если тот был именит, она, вызвав этого человека, с глазу на глаз препоручала его кому-либо из своих помощников с приказом переправить его в самые отдаленные пределы Римской державы, (17) И тот в неурочный ночной час сажал его, закутанного с головой и связанного, на корабль и отправлялся с ним туда, куда повелела эта женщина. Там, передав его в еще большей тайне тому, кто был сведущ в подобной службе, он удалялся, приказав охранять этого человека самым тщательным образом и запретив говорить кому-либо о нем, до тех пор пока либо василиса не сжалится над несчастным, либо он не скончается, измученный годами медленной смерти вследствие невзгод существования в этом месте и полностью изнуренный.

(18) Прогневалась она и на некого Васиана, принадлежавшего к прасинам, молодого человека знатного рода, по той причине, что он ее ругательски ругал. Поэтому Васиан (ибо до него дошел слух о ее гневе) бежал в храм Архангела[165]. (19) Она тотчас направила к нему стоящего над народом архонта[166], повелев предъявлять ему обвинение не в том, что он бранил ее, но приписать ему мужеложество. (20) Архонт извлек его из храма и подверг невыразимо мучительному наказанию. И весь народ, видя, какие несчастья выпали на долю человека благородного и искони воспитанного в неге, тотчас преисполнился сострадания к нему и с плачем принялся кричать до небес, прося пощадить юношу. (21) Та же подвергла его еще более тяжкому наказанию, отсекла ему срамные места и погубила его, не имея против него никаких улик, а имущество отписала в казну. (22) Таким образом, когда эту бабу охватывал гнев, безопасности не давал ни храм, ни запрет со стороны закона; мольбы целого города оказывались бесполезны, чтобы спасти попавшего в несчастье, и ничто другое не могло оказаться препятствием на ее пути.

(23) Прогневалась она и на Диогена (за то, что он являлся прасином), человека обходительного и любезного всем, в том числе и самому василевсу, и тем не менее она постаралась и его оклеветать в мужеложестве. (24) Итак, склонив к тому двух его рабов, она выставила их в качестве свидетелей и обвинителей своего хозяина. (25) Однако дело его рассматривалось не скрытно и тайно, как она привыкла, но публично и, учитывая доброе имя Диогена, судей было назначено много и не из числа безвестных. Тщательно расследовав дело, они не сочли слова рабов достаточно вескими для вынесения приговора, да к тому же были те еще детьми. Тогда василиса заключила в свое обычное узилище одного из родственников Диогена – Феодора. (26) Там она попыталась то льстивыми речами, то многими оскорблениями обхитрить этого человека. Так как она ни в чем не преуспела, то приказала, обвив его голову возле ушей воловьей жилой, затем скручивать и стягивать ее. (27) Несмотря на то, что Феодору казалось, что глаза его выскочат из орбит, он решил не придумывать того, чего не было. (28) Поэтому судьи за недоказанностью вины оправдали Диогена, а город всенародно отпраздновал это событие.

XVII. Таков был итог этого дела. В начале этой книги я уже рассказал о том, что она содеяла с Велисарием, с Фотием и Вузой. (2) Два стасиота из венетов, киликийцы родом, с великим шумом набросились на правителя Киликии Второй Каллиника, применили силу против него и убили его конюха, который стоял подле и пытался защитить своего хозяина. Произошло это на глазах правителя и всего народа. (3) Тот, взяв их за это убийство, а вдобавок и за многое другое, справедливо предал их смерти. Она же [Феодора], узнав об этом и решив показать, что она благоволит венетам, безо всякого на то основания посадила его, еще исполнявшего должность, на кол на могиле этих убийц. (4) Василевс же, сделав вид что он скорбит и оплакивает погибшего, сидел дома, похрюкивая [от удовольствия]. Он грозил многими карами тем, кто оказывал пособничество в этом деле, но ничего не предпринял и счел вполне для себя достойным присвоить деньги умершего.

(5) Феодора, однако, радела и о том, чтобы придумать наказания для тех, кто грешил своим телом. И вот, собрав более пятисот блудниц, которые торговали собой посреди агоры за три обола – только чтобы не умереть с голода, – и отправив их на противолежащий материк, она заключила их в так называемый монастырь Раскаяния[167], принуждая их переменить образ жизни. (6) Некоторые же из них ночью бросились с высоты и таким путем избавились от нежеланной перемены.

(7) Жили в Визáнтии две девы-сестры[168], которые не только имели отца-консула и в третьем поколении принадлежали к консульским семьям, но и вели свой род от людей, издревле обладавших в сенате первенством крови. (8) Случилось так, что они, уже вступавшие в супружество, овдовели, поскольку мужья их погибли. Феодора тотчас подобрала двух мужчин, безродных и бесстыжих, и стала прилагать старания к тому, чтобы женить их на сестрах, обвинив тех в том, что они ведут нескромный образ жизни. (9) Те, в страхе, как бы этого не случилось, бежали в храм Софии, вошли в священный баптистерий и крепко ухватились за купель. (10) Однако василиса поставила их в такое безвыходное положение и подвергла таким страданиям, что они поспешили избавиться от этих бед, сменив их на замужество. Таким образом ни одно место не осталось у нее неоскверненным и неприкосновенным. (11) Так эти сестры против воли сочетались браком с людьми нищими и ничтожными, [стоявшими] много ниже их по положению, хотя у них имелись знатные женихи. (12) И мать их, тоже вдовствующая, присутствовала на обручении, не осмеливаясь ни возопить, ни оплакать это горе. (13) Впоследствии Феодора, чтобы очистить себя от этого греха, решила утешить их за счет общественных несчастий, (14) ибо она назначила того и другого архонтами. Но и тогда к этим девам не пришло утешение, поскольку чуть ли не всем подданным пришлось испытать от этих людей ужасные и невыносимые страдания, о чем мной будет рассказано позднее[169]. (15) Ибо Феодору не заботило ни почтение к государственной должности, ни к самому государству, ни что-либо иное, лишь бы воля ее была выполнена.

(16) Случилось ей, когда она еще была на сцене, забеременеть от одного из своих любовников. Поздно заметив эту беду, она, хотя и предприняла все, как обычно, чтобы сделать выкидыш, так и не смогла убить еще не вполне созревший плод, поскольку ему оставалось совсем немного, чтобы окончательно принять человеческий облик. (17) Поскольку ей ничего не удалось, она, оставив попытки, была вынуждена родить. Отец новорожденного, видя, что она не знает, что предпринять, и злится, что, став матерью, больше не сможет, как раньше, торговать своим телом, и справедливо подозревая, что она изведет дитя, отобрал его и, назвав Иоанном (ибо он был мужского пола), удалился с ним в Аравию, куда сам направлялся. (18) Когда же он оказался при смерти, а Иоанн был тогда уже отроком, отец рассказал ему все о его матери. (19) И совершив все полагающиеся обряды по умершему отцу, он какое-то время спустя явился в Византии и сообщил об этом деле тем, кто постоянно ведал доступом к его матери. (20) И те, подумав, что она будет рассуждать так, как подобает человеческому существу, объявили матери, что прибыл ее сын Иоанн. (21) Женщина, испугавшись, как бы эти слова не дошли до ее мужа, повелела привести мальчика к ней. (22) Когда он явился и она увидела его, она вверила его одному из своих прислужников, которому обычно поручала подобные дела. (23) И каким образом этот несчастный исчез из числа людей, я не могу сказать; до сих пор его никому не удалось увидеть, даже и после того, как василиса умерла.

(24) В те времена нравственность почти всех женщин оказалась испорченной. Ибо они с полной свободой грешили по отношению к своим мужьям, поскольку это не грозило им какой-либо опасностью и не причиняло вреда, так как даже те из них, которые были уличены в прелюбодеянии, оставались безнаказанными, ибо они немедленно обращались к василисе, добиваясь полного поворота дел, подавали встречный иск и привлекали своих мужей к суду несмотря на то, что никакой вины со стороны тех не было[170]. (25) И хотя они не были изобличены, им ничего не оставалось, как уплатить в качестве штрафа двойную сумму приданого; затем их, подвергнув бичеванию, обычно отправляли в тюрьму. И им вновь предстояло видеть разряженных блудниц, еще более смело предающихся сладострастию с прелюбодеями. А прелюбодеи за дела такого рода удостаивались и почестей. (26) Поэтому впредь большинство, претерпевая от жен безбожные обиды, дабы избежать бичевания, предпочитали помалкивать, предоставляя женам полную свободу, чтобы самим не прослыть уличенными. (27) Эта женщина притязала на то, чтобы самовластно распоряжаться государственными делами. Ибо она ставила и должностных лиц, и священников, старательно подыскивая и заботясь только о том, чтобы тот, кто домогается должности, не оказался наделен лучшими качествами, отчего он был бы не в состоянии выполнять ее приказания. (28) И все браки она устраивала с неким божественным могуществом. До совершения брака люди не устраивали никакой помолвки по добровольному согласию. (29) Но у каждого мужчины жена объявлялась неожиданно, и не потому, что она ему понравилась, что в обычае даже у варваров, но потому, что того пожелала Феодора. (30) И то же самое приходилось претерпевать женщинам, которые выходили замуж. Ибо их принуждали сочетаться браком с людьми совершенно против их собственной воли. (31) Зачастую она удаляла новобрачную из брачного чертога, оставив новобрачного в одиночестве лишь потому, что это ей не нравилось, как в ярости говорила она. (32) Она проделала это со многими, в частности со Львом, занимавшим должность референдария[171], и Сатурнином, сыном к тому времени уже покойного магистра Гермогена[172]. За этого Сатурнина была просватана его двоюродная племянница, девица благородная и прекрасного воспитания, которую ее отец, Кирилл, помолвил с ним, когда Гермогена уже не было в живых. (33) Когда же их брачный чертог был уже совсем готов, она взяла под стражу жениха и отвела его к иному чертогу, где он с плачем и стенаниями женился на дочери Хрисомалло [Золотая шерсть]. (34) Когда-то Хрисомалло была танцовщицей и вместе с тем блудницей; ныне же она вместе с другой Хрисомалло и Индаро обитала во дворце. (35) И вместо блуда и времяпровождения в театре они заправляли делами здесь. (36) Проведя с молодой женой ночь и найдя ее лишенной девственности, он сообщил дому-то из близких, что жена его – сосуд уже просверленный. (37) Когда это дошло до Феодоры, она приказала прислужникам поднять его на воздуси, как мальчишку, ходящего к грамматисту[173], якобы за то, что он превозносится в чванится, что ему отнюдь не подобает, и, нанеся ему множество ударов по спине, сказала ему, чтобы он не болтал вздора.

(38) Что она сотворила с Иоанном Каппадокийским, я рассказал в предшествующем повествовании[174]. Сделала она это, будучи в гневе на этого человека, однако не по той причине, что он совершал проступки по отношению к государству (доказательством служит то, что никому из тех, кто впоследствии творил и более ужасные дела по отношению к ее подданным, она не сделала ничего подобного), а потому, что он в иных делах осмеливался идти против нее, и особенно же потому, что доносил на нее василевсу, так что у нее чуть было не дошло до вражды с мужем. (39) Здесь, как я уже обещал, я должен во что бы бы то ни стало поведать о самых истинных причинах ее поступков. (40) Даже и после того, как его, подвергнутого всяческим мучениям, она заточила в Египте, как об этом мной было рассказано[175], она не пресытилась наказанием этого человека и не переставала разыскивать лжесвидетелей против него. (41) Четыре года спустя она сумела найти двух прасинов из стасиотов Кизика, тех, что, как говорят, поднялись против епископа[176]. (42) Отчасти льстивыми посулами, отчасти угрозами она обошла их, и один из них, движимый страхом и надеждами, возвел грех убийства [епископа] на Иоанна. (43) Другой же никак не решался пойти против истины, хотя он был так истерзан пытками, что, казалось, вот-вот умрет. (44) Итак и под этим предлогом она никак не смогла уничтожить Иоанна, юношам же она отсекла по правой руке, одному – потому, что он никак не хотел лжесвидетельствовать, другому – для того, чтобы ее злой умысел не стал совершенно очевиден. (45) И хотя это было проделано на глазах у всех на агоре, Юстиниан сделал вид, что ему совершенно неизвестно все, что творится.

XVIII. Что Юстиниан был не человек, но, как я сказал[177], некий демон в образе человека, можно было бы заключить, исходя из необычайной величины бедствий, причиненных им людям. (2) Ибо в чрезмерности совершенного проявляется и сила совершившего. (3) А точное число тех, кого он погубил, определить не под силу никому кроме Бога. (4) Легче можно было бы, я думаю, сосчитать все песчинки, нежели тех, кому принес гибель этот василевс. Но если сделать примерный подсчет по тем землям, которым довелось обезлюдеть, скажу, что погибли мириады – мириады мириад. (5) Ливия, протянувшаяся на столь огромные пространства, была до такой степени разорена им, что встретить там человека на протяжении долгого пути – дело нелегкое и, можно сказать, примечательное. (6) А ведь вандалов, недавно взявшихся здесь за оружие[178], насчитывалось восемь мириад; а что до их жен, детей и рабов, то разве можно их сосчитать? (7) А число ливийцев[179], которые в прежние времена жили в городах, обрабатывали землю, занимались морскими промыслами – все это по большей части мне довелось видеть самому – кто из людей способен пересчитать? Много больше, чем их, было там маврусиев[180], каждому из которых вместе с их женами и потомством пришлось погибнуть. (8) Да и многие римские воины и те, кто последовал за ними из Визáнтия, оказались сокрыты землей. Так что, если кто-либо стал утверждать, что в Ливии погибло пятьсот мириад, то я думаю, он назвал бы число явно заниженное. (9) Причина же заключалась в том, что сразу после поражения вандалов он [Юстиниан] не позаботился о том, чтобы укрепить свою власть над страной, и не подумал о том, что сохранность богатств покоится на прочном расположении подданных, но тут же спешно отозвал Велисария, совершенно безосновательно возведя на него обвинение в тирании, с тем, чтобы распорядившись тамошними делами по своему произволу, высосать из Ливии все соки и полностью разграбить ее.

(10) Он, во всяком случае, немедленно послал оценщиков земли и наложил прежде небывалые жесточайшие налоги. Земли, что получше, он присвоил себе. И он запретил арианам отправление их таинств. (11) Он задерживал жалованье солдатам и обременял их в прочих отношениях. Возникавшие из-за этого мятежи завершались великой погибелью. (12) Ибо он никогда не мог придерживаться установленного порядка, но самой природой был предназначен для того, чтобы все запутывать и приводить в смятение.

(13) Италия, которая не менее чем в три раза обширнее Ливии, повсеместно обезлюдела еще в большей степени, нежели та. Отсюда ясно примерное число погибших и в ней. (14) Причина произошедшего в Италии уже изложена мной раньше[181]. Все прегрешения, совершенные им в Ливии, он [Юстиниан] повторил и здесь. (15) Послав так называемых логофетов[182], он тотчас поставил все вверх ногами и испортил. (16) Власть готов до этой войны распространялась от земли галлов до границ Дакии, где находится город Сирмий[183]. (17) Со времени, когда в Италию прибыло войско римлян, большая часть Галлии и Венетии оказалась в руках германцев[184]. (18) Сирмием и прилегающей к нему областью завладели гепиды; и вся эта земля, вообще говоря, совершенно лишилась обитателей. (19) Одних погубила война, других – болезни и голод, эти естественные спутники войны. (20) На Иллирию же и всю Фракию, если брать от Ионийского залива[185] до пригородов Визáнтия, включая Элладу и область Херсонеса[186], почти каждый год с тех пор, как Юстиниан стал владеть Римской державой, совершали набеги и творили ужаснейшие дела по отношению к тамошнему населению гунны, склавины и анты[187]. (21) При каждом набеге, а думаю, здесь было умерщвлено и порабощено более двадцати мириад римлян, отчего вся эта земля стала подлинно Скифской пустыней[188].

(22) Такие бедствия произошли за время войны в Ливии и в Европе. На восточные же пределы римлян от Египта до персидских границ все это время беспрерывно совершали набеги сарацины и постоянно до такой степени их разоряли, что все эти земли стали совсем малолюдными, и, я думаю, никому и никогда не окажется под силу пересчитать тех, кто таким образом погиб. (23) Персы и Хосров, четырежды вторгнувшись в остальные римские владения, разрушали города, а людей, которых застигали в захваченных городах и в каждой захваченной местности, одних убивали, других уводили с собой[189]. Таким образом землю, на которую они обрушивались, оставляли безлюдной пустыней. (24) А с тех пор, как они вторглись в земли Колхиды[190], до сего дня постоянно погибают и они сами, и лазы, и римляне.

(25) Однако ни персам, ни сарацинам, ни гуннам, ни склавинскому племени, ни каким-либо другим варварам не случалось уходить из римских пределов без потерь. (26) Ибо в пору вторжения, а еще более во времена осад и сражений им приходилось сталкиваться с огромным противодействием, и погибало их ничуть не меньше, чем римлян. (27) Так не только римляне, но и почти все варвары почувствовали на себе страсть Юстиниана к кровопролитию. (28) Хосров, конечно, тоже был скверного нрава, но, как сказано у меня в соответствующих местах моего повествования[191], все поводы к войне давал ему Юстиниан. (29) Он не считал нужным выждать подходящего времени для задуманного дела, но все затевал не вовремя: в мирное время и в пору перемирия он постоянно злокозненно вынашивал поводы для войны с соседями, а во время войны, безо всякого основания падая духом, по причине корыстолюбия чрезмерно медленно совершал необходимые для дел приготовления и вместо заботы о них размышлял о возвышенном, излишне любопытствуя о природе божества[192], не прекращая войны из-за кровожадности и склонности к убийствам и вместе с тем не имея возможности одолеть своих врагов вследствие того, что вместо должного по своей мелочности занимался пустяками. (30) Поэтому в то время, как он царствовал, вся земля постоянно переполнялась кровью человеческой, как римлян, так и почти всех варваров.

(31) Таковы, говоря кратко, были события, которые произошли во время этих войн по всей Римской державе. (32) Если же принять во внимание то, что произошло в пору восстаний в Визáнтии и каждом отдельном городе, то, я думаю, окажется, что там было умерщвлено людей не меньше, чем на самой войне. (33) Поскольку справедливости и беспристрастного отношения к злодеяниям вовсе не существовало, но одна из факций находила поддержку у василевса, то и другая не пребывала в спокойствии, но одни – потому, что терпели обиду, другие – потому, что ощущали полную уверенность; постоянно впадали в отчаяние и неистовое безрассудство и то шли друг на друга, объединившись толпами, то сражались между собой небольшими группами, то, при случае, устраивали засады поодиночке. В течение тридцати двух лет, не упуская ни одного случая, они творили по отношению друг к другу ужасные дела и не раз гибли в то же самое время от руки власти, поставленной над народом. (34) Однако наказания за прегрешения по большей части обрушивались на прасинов. К тому же державу римлян наполнило убийством наказание самаритян и так называемых еретиков. (35) Но об этом я упоминаю здесь лишь в общих чертах, поскольку немного раньше я уже достаточно рассказал об этом[193].

(36) Таковы были беды, обрушившиеся на всех людей от воплотившегося в человеке демона; между тем как сам этот человек создал условия для них, став василевсом. А какое зло причинил он людям своей тайной силой и дьявольской природой, я сейчас расскажу. (37) В то время как он распоряжался делами римлян, приключилось множество различного рода несчастий, и одни уверяли, что это произошло по причине присутствия и злокозненности обитавшего в нем мерзкого демона, другие же утверждали, что Бог, возненавидя его дела, отвратил себя от Римской державы, уступив место гнусным демонам, чтобы все происходило подобным образом. (38) Так, река Скирт, затопив Эдессу, стала источником бесчисленных несчастий для тамошних жителей, как мной будет рассказано в дальнейшем повествовании[194]. (39) Нил, поднявшись, как обычно, не отступил в положенное время, причинив тамошним жителям громадный ущерб, как рассказано мной ранее[195]. (40) Кидн, устремившись на Тарc, на протяжении многих дней заливал его почти весь и отступил не прежде, чем причинил ему неисцелимые беды[196]. (41) Землетрясения разрушили первый город Востока – Антиохию, соседствующую с нею Селевкию и славнейший город Киликии – Аназарв[197]. (42) А кто бы мог сосчитать число погибших вместе с этими городами людей? Сюда можно было бы прибавить Ивор и Амасию, являющуюся первой в Понте, Поливот во Фригии и город, который писидийцы называют Филомедой, Лахнид в Эпире и Коринф, которые издревле являлись многолюднейшими городами. (43) Всем этим городам выпала в то время участь быть разрушенными землетрясениями, а их жителям, почти всем, – погибнуть вместе с ними. (44) Затем напал мор, как я упомянул ранее[198], и унес добрую половину оставшихся в живых. (45) Вот сколько погибло людей, когда Юстиниан сначала управлял государством римлян, а затем стал властвовать как автократор.

XIX. Теперь же я примусь за рассказ о том, как он присвоил все деньги [в стране], но прежде поведаю о ночном видении, которое довелось увидеть одному из знатных лиц в начале правления Юстина. (2) По его словам, во сне ему привиделось, будто он стоит в некоем месте в Византии на морском берегу, что напротив Халкидона, и видит этого человека [Юстиниана] стоящим посреди тамошнего пролива. (3) И сначала тот выпил морскую воду до дна, так что казалось, будто он теперь находится на суше, поскольку вода больше не заполняла эту часть пролива. Затем, однако, здесь появилась другая вода, полная грязи и нечистот, извергающаяся из канализационных отверстий по ту и другую сторону пролива; и эту [воду] он немедленно выпил, и вновь оказалось сухим ложе пролива.

(4) Таково было явленное этим видением. Юстиниан же этот в то время, как его дядя Юстин овладел царством, нашел государственную казну полной денег. (5) Ибо Анастасий, бывший предусмотрительнейшим и рачительнейшим из всех автократоров, опасаясь (что и случилось), как бы его преемник, испытывая нужду в деньгах, не начал бы грабить подданных, до отказа наполнил все сокровищницы золотом, а затем окончил дни своей жизни. (6) Все это Юстиниан очень быстро растратил, частью на бессмысленное морское строительство, частью по своей любви к варварам. Между тем можно [было бы] предположить, что этого золота хватило бы на сотню лет любому, даже самому расточительному василевсу. (7) Ибо ведавшие сокровищницами, казначейством и всеми прочими царскими деньгами утверждали, что Анастасий, правивший римлянами более двадцати семи лет, оставил в казне три тысячи двести кентинариев. (8) К тому же, говорят, уже в то время, как в течение девяти лет Юстин обладал властью автократора, а этот Юстиниан приводил государство в расстройство и беспорядок, четыре тысячи кентинариев были незаконным образом собраны в казну, однако изо всех них ничего не осталось, но еще при жизни Юстина они были растрачены этим человеком так, как мной рассказано в предшествующем повествовании[199]. (9) Сколько за все время он умудрился незаконно присвоить и затем истратить, нет никакой возможности ни сказать, ни сосчитать, ни измерить. (10) Подобно некой вечнотекущей реке, он ежедневно опустошал и грабил подданных, и все это тут же текло к варварам или в море[200].

(11) Когда он так без околичностей истратил общественное богатство, он обратил свои взоры на подданных и немедленно отнял у большинства из них имущество, грабя и притесняя их безо всякой причины, предъявляя обвинения тем; кто в Визáнтии в в любом ином городе слыли людьми состоятельными, хотя никакой вины за ними не было. Одних он обвинил в многобожии, других – в неверной исповедании христианской веры, иных – за мужеложество, других за связь со святыми девами или за какие-либо иные – запретные сожительства, иных – за побуждение к мятежу или за склонность к факции прасинов, или за оскорбление его самого, или предъявив обвинение в преступлении, носящем какое-либо иное название. Либо он самочинно оказывался наследником умерших или, случалось, и здравствующих, якобы усыновленный ими. (12) Таковы были достойнейшие из его деяний. А как он, воспользовавшись поднявшимся против него мятежом, который называли «Ника», тут же оказался наследником всех членов сената, я уже недавно рассказывал[201], равно как и о том, как он еще до восстания, поодиночке отбирал имущество у немалого числа сенаторов.

(13) Всех же варваров он, не упуская ни одного удобного случая, одаривал огромными деньгами – и тех, что с востока, и тех, что с запада, и тех, что с севера, и тех, что с юга, – вплоть до тех, которые обитают в Британии, и племен всей ойкумены, о которых прежде мы и не слышали и увидели раньше, чем узнали их имя. (14) Ибо они, прознав о нраве этого человека, со всей земли стали стекаться к нему в Визáнтий. (15) Тот же, не испытывая никаких колебаний, но даже преисполненный радости от такого дела, считал за великую удачу выплескивать богатство римлян, швыряя его морскому прибою или варварам, постоянно, день за днем отсылая каждого из них с раздутыми кошельками. (16) И таким образом все варвары стали полными господами римского богатства, либо получив деньги от василевса, либо грабя римские пределы, либо беря выкуп за пленных, либо торгуя перемирием за деньги. Так и разъяснилось ночное видение, о котором я только что упомянул, для того, кто его видел. (17) Однако он [Юстиниан] преуспел и в том, чтобы придумать иные способы ограбления своих подданных, о которых я, насколько смогу, сейчас расскажу, и благодаря которым он сумел полностью, не сразу, но шаг за шагом, отнять у всех их имущество.

XX. Прежде всего он, как водится, назначил народу Византия эпарха, который, распределяя впредь ежегодный налог между теми, кто имел лавки, вознамерился предоставить им возможность продавать товары по угодной им цене[202]. (2) И получилось, что люди города, покупая самое необходимое, были вынуждены платить втридорога, и пожаловаться им на его было некому. (3) Урон от такого порядка был огромен. Ибо в то время как казна получала лишь часть этого дохода, приставленный к этому архонт стремился обогатить самого себя. (4) Да и служители этого архонта, на которых была возложена эта позорная служба, и те, кто имел лавки, получив возможность нарушать закон, творили мерзостные дела по отношению к тем, кто тогда вынужден был совершать покупка, и не только во много раз поднимали цены, но и ухищрялись на неслыханное мошенничество с продаваемыми товарами.

(5) Затем он учредил множество так называемых монополий[203], продав благополучие подданных тем, кто не гнушается идти на такую мерзость. Сам он, получив плату за такую сделку, устранялся от этого дела, предоставив тем, кто дал ему деньги, возможность заправлять делом так, как им заблагорассудится. (6) Столь же откровенно он творил злоупотребления и в отношении всех прочих должностей. Ибо, поскольку василевс всегда получал небольшую долю награбленного от архонтов, они и те, кто был приставлен ко всякому делу, совсем безбоязненно грабили тех, кто им попадался. (7) Словно ему оказалось мало издревле учрежденных для того должностей, он дополнительно придумал для управления государством две другие, хотя прежде всеми жалобами занималась поставленная над народом власть[204]. (8) Но чтобы впредь становилось все больше доносчиков и чтобы намного удобнее было подвергать пыткам ни в чем не повинных людей, он решил учредить эти должности. (9) Исполнявшему одну из них он поручил, явно на словах, ведать правосудием над ворами, дав этой должности название претор димов[205], исполняющему другую он повелел постоянно наказывать тех, кто занимается мужеложеством и имеет сношения с женщинами запретным образом, а также тех, кто не исповедует православия, дав этой [должности] название квезитор[206]. (10) И вот претор, обнаружив среда краденого что-либо особенно ценное, считал необходимым отнести эти вещи василевсу, заявляя, что их владельцы нигде не объявляются. (11) Таким образом василевс всегда мог получить свою долю в дележе наиболее ценных богатств. А так называемый квезитор, разоряя тех, иго попахал в его руки, то, что хотел, нес василевсу, сам же в обход законов ничуть не меньше обогащался за чужой счет. (12) Ибо служителям этих архонтов не требовалось ни выдвигать обвинителей, ни представлять свидетелей совершившегося, но все это время беспрестанно они без обвинения и приговора в глубочайшей тайне убивали попавших в их руки [несчастных], а богатства их отбирали.

(13) Позднее этот душегуб приказал этим архонтам, так же как и стоящей над народом власти, в равной степени ведать всякого рода обвинениями, повелев им состязаться между собой в том, кто из них окажется способен быстрее и больше губить людей. (14) Говорят, один из них прямо спросил: «Если кто-либо сделает донос всем троим, кому надлежит произвести дознание?» Тот в ответ сказал: «Тому, кто опередит других». (15) И с должностью так называемого квестора он поступил совсем не так, как подобало. Между тем все, можно сказать, прежние василевсы особо пеклись о ней и заботились о том, чтобы те, кто ее исполняет, были мудрыми и сведущими во всех отношениях, особенно же в законах, и к тому же совершенно неподкупными, ибо государству не избежать большой опасности, если те, в чьих руках находится эта власть, окажутся неопытными либо корыстолюбивыми. (16) Этот же василевс первым поставил на эту должность Трибониана, о нраве которого достаточно сказано в прежних книгах[207]. (17) Когда же Трибониан ушел из жизни, он забрал часть его имущества несмотря на то, что, когда тот окончил последний день своей жизни, у него остался сын и множество внуков; а на эту должность поставил Юнила, родом из Ливии[208]. Этому законы не были известны даже по слуху, поскольку он даже не был из риторов[209]; латинскую грамоту он знал; что до греческого, то он никогда не посещал грамматиста и не был способен изъясняться на этом языке, как подобает эллину (в самом деле, частенько, когда он отваживался говорить по-гречески, он вызывал смех у своих помощников), но постыдному корыстолюбию был предан невероятно: нисколько не стыдясь, он открыто торговал царскими грамотами. (18) Ради одного золотого статера он, не колеблясь, протягивал руку первому встречному. (19) Не менее семи лет государство подвергалось подобному глумлению. (20) Когда же Юнил отмерил дни своей жизни, на эту должность был назначен Константин[210]; он не был несведущим в законах, но был совсем юным и неискушенным в судебных спорах и вдобавок являлся самым вороватым и хвастливым из всех людей. (21) Он стал желаннейшим для Юстиниана человеком и его ближайшим другом, поскольку он [Юстиниан] отнюдь не считал недостойным постоянно воровать при его посредстве и творить его руками суд. (22) Вследствие этого Константин за короткое время приобрел огромные богатства и преисполнился невероятным самомнением, возносясь до небес и всех презирая, так что если кто-нибудь хотел вручить ему крупную сумму денег, то оставлял ее кому-либо из его наиболее доверенных лиц и тем добивался счастливого завершения своих хлопот. (23) Встретиться же с ним самим или переговорить с ним не удавалось никому, разве только тогда, когда он спешил к василевсу или возвращался от него не степенным шагом, но быстро и с великой торопливостью, дабы кто-либо из встречных не задержал его безо всякой для него выгоды.

XXI. Так обстояло у василевса с этими делами. Стараниями эпарха претория ежегодно в казну доставлялось более тридцати кентинариев в дополнение к общественным податям. (2) Он [Юстиниан] дал этим деньгам название «воздушная подать»[211], подразумевая под этим, я думаю, то, что это не был некий установленный или обычный налог, но что он получал ее по какой-то счастливой случайности, словно свалившуюся с неба, хотя правильнее эту затею следовало бы назвать подлостью с его стороны. (3) Прикрываясь как щитом этим названием, те, кто один за другим пребывали в этой должности, со всевозрастающей наглостью грабили подданных. (4) Они удостаивали автократора этих денег, а сами беспрепятственно наживали царские богатства. (5) Юстиниан не желал обращать на это никакого внимания, поджидая лишь благоприятного часа, чтобы, как только они приобретут большое богатство, он мог бы выдвинуть против них какое-нибудь обвинение в преступлении из числа тех, которым нет никакого оправдания, и отобрать все их имущество. Так он и поступил с Иоанном Каппадокийским. (6) И действительно, все, кто занимал тогда эту должность, внезапно становились безмерно богатыми, за двумя исключениями – Фоки, о котором я в прежних книгах упоминал как о человеке, чрезвычайно радеющем о справедливости (ибо за время пребывания в должности этот муж оставался чужд всякой корысти)[212], и Васса, получившего эту должность позднее[213]. (7) Но ни тот, ни другой и года не смогли удержаться на этом посту, но как люди бесполезные и совершенно несоответствующие времени спустя всего лишь несколько месяцев они оказались отстраненными от должности. (8) Чтобы мне не рассказывать обо всем по отдельности и не затянуть свой рассказ до бесконечности, скажу, что то же самое проделывалось в Визáнтии и со всеми другими должностями.

(9) Ибо по всей Римской державе Юстиниан делал следующее. Отобрав негоднейших людей, он за большие деньги отдавал им для порчи должности[214]. (10) Ибо человеку порядочному или по крайней мере не лишенному здравого рассудка нет никакого смысла отдавать собственные деньги для того, чтобы грабить ни в чем не повинных людей. (11) Получив это золото от тех, кто пришел с ним в согласие, он предоставил им возможность делать с подданными все, что им заблагорассудится. (12) Тем самым им было суждено разорить все земли [отданные под их управление] вместе с их населением, с тем чтобы самим в дальнейшем оказаться богачами. (13) Одолжив у менялы[215] за баснословные проценты сумму, которую они должны были платить за города, и отсчитав ее тому, кто заключил с ними сделку, они, как только оказывались в этих городах, все время творили по отношению к подвластным всякое мыслимое и немыслимое зло, озабоченные лишь тем, чтобы выполнить свои обязательства по отношению к заимодавцам, а затем самим оказаться в числе богатейших лиц, ибо подобное занятие не сулило им ни опасности, ни посрамления, да еще и способствовало их славе в зависимости от того, как много из тех, кто попался им в руки, им удавалось без всяких оснований убить и ограбить. (14) Ибо дошло до того, что самое название убийцы и грабителя стало обозначать у них предприимчивого человека. (15) Когда же, однако, ему [Юстиниану] становилось известно, что кто-либо из тех, в чьих руках оказалась власть, достиг вершин богатства, он, опутав их всякими вымышленными обвинениями, тотчас отбирал полностью все их деньги.

(16) Но позднее он издал закон, чтобы те, кто домогается должностей, давали клятву в том, что они будут чисты от всякого воровства и не будут ни давать, ни брать ради получения должности[216]. (17) И он предавал всяческим проклятиям, которые произносились людьми с древнейших времен, того, кто преступит это письменное установление. (18) Однако не прошло и года со времени издания закона, как он сам, пренебрегая и тем, что было записано, и проклятиями, и чувством стыда, принялся еще смелее, чем раньше, торговать должностями, причем не в закоулке, а публично на агоре. (19) Те же, кто купил должность, хотя и были связаны клятвой, грабить стали пуще прежнего.

(20) Позднее он придумал и нечто другое, превосходящее все, о чем мы слышали. Должности, которые он считал наиболее значимыми в Визáнтии и других городах, он решил более не продавать, как [делал] раньше, но, отыскав лиц, нанимающихся за плату, назначил их на должности[217], наказав им за жалованье, которое они получали, отдавать ему все, что они награбят. (21) Те же, получая жалованье, совершенно безбоязненно обирали и тащили все со всей земли, и ходил кругами произвол наймитов, под личиной должности грабящих подданных. (22) Итак, этот василевс со всей тщательностью, присущей ему, все время подбирал для этих дел поистине негоднейших из всех людей, всегда преуспевая в выслеживании таких злобных созданий, какие ему и требовались. (23) Конечно, когда он назначал на должность тех первых мерзавцев, и злоупотребление властью явило на свет их [прирожденную] подлость, мы воистину удивлялись тому, как человеческая природа смогла вместить в себя столько зла. (24) Когда же те, что со временем сменили их на должностях, сумели намного превзойти их, люди изумленно спрашивали друг друга, каким образом те, которые раньше слыли негоднейшими, теперь уступили своим преемникам до такой степени, что ныне казались по своему образу действия людьми прекрасными и добропорядочными. В свою очередь, третьи превосходили вторых разного рода пороками, за ними другие, с их новшествами в преступлении, явились причиной того, что их предшественники начинали слыть честными людьми. (25) Поскольку, это зло росло и росло, всем людям довелось узнать на деле, что испорченность человеческой природы не знает предела, но, вскормленная знанием об уже совершенном и побуждаемая дерзостью, которую вдохновляет полная вседозволенность к тому, чтобы причинять вред тем, кто попал к ней в руки, она неизменно достигает таких границ, судить о которых способно воображение лишь оказавшихся ее жертвой.

(26) Так обстояли у римлян дела с архонтами. И часто бывало, что когда вражеское войско гуннов порабощало и грабило Римскую державу, стратиги Фракии и Иллирии решали напасть на них при их отступлении, но затем отказывались от своего намерения, увидев послание Юстиниана, запрещающее им нападать на варваров, поскольку те необходимы римлянам как союзники, например против готов или против иных врагов. (27) В итоге эти варвары грабили и порабощали тамошних римлян как враги, а затем как друзья и союзники римлян с пленниками и прочей добычей отправлялись домой. (28) Часто некоторые из тамошних крестьян, снедаемые тоской по своим детям и женам, попавшим в рабство, объединившись убивали многих из уходящих варваров и умудрялись отобрать у них коней и всю добычу, однако затем им приходилось испытать большие трудности. (29) Ибо некие, посланные из Визáнтия лица считали справедливым без тени сомнения подвергать их пыткам, увечить и накладывать на них денежное взыскание, пока они не отдадут всех отобранных у варваров коней.

XXII. Когда василевс и Феодора погубили Иоанна Каппадокийского, они хотели назначить кого-то на его должность и сообща старались подыскать какого-нибудь последнего негодяя, тщательно высматривая подобного рода орудие для своей тирании и старательно изучая всех людей, чтобы они могли побыстрее губить их подданных. (2) Итак, временно они поставили вместо него на эту должность Феодота[218], человека отнюдь не благого нрава, но оказавшегося не в состоянии полностью им угодить. (3) И затем они усердно продолжали искать повсюду. Против ожидания они нашли некоего менялу по имени Петр, родом сирийца, прозвище которого было Варсима[219]. Издавна восседая у стола с медью, он извлекал из этого ремесла постыднейшую выгоду, с большой сноровкой занимаясь кражей оболов и постоянно обсчитывая имеющих с ним дело благодаря проворству пальцев. (4) Ибо он был ловок в том, чтобы бесцеремонно грабить тех, кто ему встречался, а будучи пойман, клялся и грех рук покрывал дерзостью языка. (5) Включенный в число служителей эпарха[220], он прославился такими безобразиями, что очень понравился Феодоре и с готовностью помогал ей, совершая невозможное для осуществления ее дурных желаний. (6) Поэтому Феодот, которого они тогда назначили вместо Иоанна Каппадокийского, был тотчас отстранен от должности, и на нее был назначен Петр, делавший все, что они пожелают. (7) Ибо даже лишив воинов в поле всякого жалования, он, казалось, никогда не испытывал ни стыда, ни страха. А должностями он торговал пуще прежнего; и еще более их обесславив, продавал их тем, кто не колебался в совершении подобного рода покупки, явным образом позволяя купившим их пользоваться по своему усмотрению и жизнями, и имуществом подданных. (8) Ибо между ним и тем, кто выложил плату за должность, была прямо оговорена возможность грабить и всячески мародерствовать. Так из столицы государства исходила торговля человеческими жизнями; (9) заключалась сделка относительно истребления городов, а по главным судилищам и по агоре принародно расхаживал узаконенный разбойник, который называл свое дело сбором денег, причитающихся как плата за должность, и не было никакой надежды, что за свои злодеяния он когда-нибудь подвергнется наказанию. (10) И из всех помощников, находившихся при этой должности, хотя было среди них немало безупречных, он всегда приближал к себе наибольших негодяев. (11) Однако этим грешил не только он один, но и те, что занимали этот пост и до, и после него.

(12) Такие же грехи совершались в ведомстве так называемого магистра[221] и у палатинов, которые обычно несли постоянную службу при сокровищницах, частном имуществе и патримонии[222], короче говоря, во всех ведомствах в Визáнтии и остальных городах. (13) Ибо с тех пор, как этот тиран начал заправлять делами, в каждом ведомстве доходы, причитающиеся тем, кто служил в нем, безо всякого основания отбирались либо им самим, либо главой ведомства; те же, кто был у них под началом, все это время испытывали крайнюю нужду, вынужденные служить почти как рабы.

(14) Как-то в Визáнтий было доставлено очень много зерна; когда же большая часть его оказалась уже испорченной, он [Петр] передал его городам Востока пропорционально размерам каждого из них, хотя этот хлеб уже не годился в пищу людям, а он отдал его не по той цене, по которой обычно продают самый лучший хлеб, но гораздо дороже, и покупателям пришлось, потратив большие деньги для того, чтобы взять этот хлеб по столь тяжким ценам, бросить его затем в море или в сточные канавы. (15) Но когда здесь оказалось в запасе много хорошего и еще не испортившегося зерна, он и его решил продать многим нуждавшимся в хлебе городам. (16) Таким образом он получил денег вдвое больше того, что казна отсчитала за это самое зерно тем, кто обязан был его поставлять[223]. (17) А когда на следующий год урожай уже не был столь большим, и флот, доставлявший хлеб, прибыл в Византии значительно меньшим, чем требовалось, Петр, при данных обстоятельствах оказавшись в затруднении, счел необходимым закупить большое количество хлеба в землях Вифинии, Фригии и Фракии. (18) И жителям тех мест пришлось с громадным трудом привозить груз к морю, с большой опасностью переправлять его в Визáнтий и, разумеется, получить за него крошечную, лишь для вида, плату; штрафы же на них накладывались такой величины, что они были рады, если кто-то позволял им даром отдать зерно в государственное хранилище и еще приплатить за это. (19) Таково было бремя, которое обычно именовали синоной[224]. Однако, когда и при этом в Визáнтии оказывалось недостаточно хлеба, многие начали жаловаться по этому поводу василевсу. (20) Равным образом, когда почти всем воинам не выплатили обычного жалованья, они взялись шуметь и подняли, большое волнение по всему городу. (21) Уже и василевс казался сердитым на него [Петра Варсиму] и хотел отрешить его от должности из-за того, о чем было сказано, а также потому, что услышал, будто у него припрятаны невероятно большие деньги, которые он тогда украл из казны. (22) И это было правдой. Однако Феодора мужу этого не позволила. Ибо она души не чаяла в Варсиме, как мне представляется, за его порочность и за его редкостное умение причинять вред подданным. (23) Ибо сама она была чрезвычайно жестока и донельзя преисполнена бесчеловечности, и требовала; чтобы и ее помощники были как можно более близки ей по своему нраву. (24) Говорят, однако, что она была заколдована Петром и расположена к нему против собственной воли. (25) Ибо этот Варсима крайне усердствовал в зельях и дьявольщине, восторгался так называемыми манихеями[225] и не считал зазорным открыто быть их покровителем. (26) Хотя василиса слышала об этом, она не изменила своего расположения к этому человеку, но решила еще больше радеть о нем и выказывать ему свою благосклонность. (27) Ибо и сама она с детства общалась с колдунами и знахарями, поскольку этому способствовал ее образ жизни, и она жила, веря в это и постоянно уповая на это. (28) Говорят, что и Юстиниана она приручила не столько ласками, сколько силой злых духов. (29) Ибо не был он столь разумен, справедлив и устойчив в добродетели, чтобы противостоять подобному злому умыслу, но явно был обуреваем страстью к убийствам и деньгам; тем же, кто обманывал его и льстил ему, он без труда уступал. (30) Даже в делах для него особенно важных он без всякой причины бывал переменчив и постоянно оказывался подобен облаку пыли. (31) Поэтому ни у кого из его родственников и знакомых никогда не было на него твердой надежды, ибо непостоянство мысли отличало все его поведение. (32) Поэтому он, как было сказано, был так легко доступен для знахарей и так просто оказался во власти Феодоры, и потому-то василиса так сильно любила Петра, изощренного в подобных делах. (33) Василевс с трудом отрешил его от должности, которую он прежде занимал, но по настоянию Феодоры он немного времени спустя назначил его главой сокровищниц[226], сместив с этого поста Иоанна, который занимал его до того в течение каких-то немногих месяцев[227]. (34) Был этот муж родом из Палестины, очень кроткий и добрый, не умевший находить средства для незаконного добывания денег и никому на свете не причинивший вреда. (35) И конечно, весь народ особенно любил его. Поэтому он совсем не нравился Юстиниану и его супруге, которые, как только против ожидания обнаруживали среди своих помощников человека прекрасного и доброго, терялись, крайне раздражались и всячески старались как можно быстрее от него избавиться.

(36) Итак, сменив этого Иоанна, Петр стал во главе царских сокровищниц и вновь послужил для всех главным виновником их несчастий. (37) Ибо, урезав большую часть средств, которые издревле предназначались для ежегодной раздачи их василевсом многим людям в виде «утешения», он сам нечестным образом разбогател за счет общественных средств, а часть их отдал василевсу[228]. (38) И лишившиеся этих средств пребывали в большой печали, так как и золотую номисму он счел нужным выпускать не такой, как было принято, но уменьшив ее, чего раньше никогда не бывало[229].

(39) Так обстояло у василевса с этими архонтами. Я же примусь за рассказ о том, как он повсеместно погубил землевладельцев. (40) Конечно, нам было достаточно, упомянув ранее о посылаемых по всем городам архонтах, указать на страдания и этих людей. Ибо эти самые архонты притесняли и грабили в первую очередь владельцев земель. А теперь я расскажу обо всем остальном.

XXIII. Прежде всего издревле существовал обычай, чтобы каждый, кто владеет Римской державой, не единожды, но многократно прощал всем подданным то, что они задолжали казне, чтобы у тех, кто испытывает нужду и не знает, откуда ему выплатить эти недоимки, не висела вечно петля на шее и чтобы не давать сборщикам податей предлога для вымогательства по отношению к тем, у кого подати полностью уплачены и никаких долгов не имеется. Этот же человек за тридцать два года не сделал для подданных ничего подобного. (2) Поэтому обедневшие были вынуждены бежать и никогда уже больше не возвращаться. (3) А вымогатели терзали самых добропорядочных людей, выдвигая против них обвинение, будто они с давних пор платят подать меньше той, которой обложена их земля. (4) И эти несчастные боялись не только того, что будут обложены новым налогом, но и возможности того, что окажутся отягощены совершенно несправедливыми налогами за такое множество лет. (5) И поэтому многие действительно отдавали свое [достояние] либо вымогателям, либо казне и уходили [куда глаза глядят]. (6) Далее, несмотря на то что мидийцы и сарацины разграбили большую часть Азии[230], а гунны, славяне и анты – всю Европу, разрушив до основания одни города и тщательнейшим образом обобрав другие посредством денежных контрибуций;

несмотря на то что они увели в рабство население вместе со всем его достоянием и своими ежедневными набегами обезлюдили всю землю, он ни с кого не снял податей, сделав единственное исключение для взятых приступом городов, и то лишь на год[231]. (7) Но даже если бы он, подобно василевсу Анастасию, решил на семь лет освободить от подати взятые [врагом города], я думаю, он и тогда бы не сделал того, что [учитывая обстоятельства] ему следовало бы сделать, поскольку Кавад[232] ушел [из римской земли], не причинив даже малейшего вреда постройкам, между тем как Хосров, предав огню, разрушал все до основания и причинял к тому же больше страданий своим жертвам. (8) И для этих людей, с которых он снял [эту] до смешного малую часть подати, и для всех остальных, принимавших на себя удары мидийского войска, при том что и гунны, и варвары-сарацины постоянно грабили земли Востока, а варвары в Европе ежедневно и беспрестанно совершали то же самое по отношению к тамошним римлянам, василевс этот тотчас оказывался страшнее всех варваров. (9) Ибо, как только уходили враги, хозяева земель немедленно бывали опутаны синоной[233], эпиболэ[234] и диаграфэ[235]. (10) Что это за названия и что они означали, я сейчас объясню.

(11) Владельцев имений вынуждали снабжать продовольствием римское войско пропорционально размерам наложенной на каждого из них подати, причем поставок требовали не столько, сколько необходимо было в данное время, но сколько можно было [взять] и сколько решено было взыскать, не принимая во внимание, имеется ли на их земле то, что с них требуют[236]. (12) И этим несчастным приходилось поставлять провизию и солдатам, и их лошадям, покупая все это за гораздо большую плату, иной раз в отдаленной части страны, а затем доставлять туда, где в то время случалось быть войску и сдавать его ведающим поставками, отмеривая не так, как принято у всех людей, но так, как тем заблагорассудится. (13) Таков порядок того, что именуется синоной, которая вытягивала все жилы у землевладельцев. (14) Ибо им приходилось уплачивать ежегодную подать не менее чем в десятикратном размере, учитывая то, что они должны были не только снабжать войско, как было сказано, но уже в довершение всех подобных бед часто доставлять хлеб в Византии, поскольку не один лишь тот, кого прозвали Варсима, отваживался на такой тяжкий грех, но еще до него, – Иоанн Каппадокийский, а впоследствии те, которые переняли у Варсимы достоинство этой должности[237].

(15) Так, в общем, обстояло дело с синоной. Что касается эпиболэ, то это слово означает некую нежданную погибель, внезапно поразившую землевладельцев и с корнем вырвавшую у них всякую надежду на жизнь. (16) Ибо подать с земель, оказавшихся заброшенными или неплодородными, владельцам которых и крестьянам случилось либо вовсе погибнуть, либо, покинув отчую землю, скрываться от постигших их из-за этого бед, они [властвующие] сочли приемлемым переложить на тех, кто еще не совсем погиб.

(17) Таково было значение слова эпиболэ, особенно распространившегося, как и следовало ожидать, именно в это время. Что до диаграфэ, то, выражаясь кратко, суть ее заключалась примерно в следующем. (18) Необходимость заставляла всегда, и особенно в такие времена, подвергать города многочисленным тяжелым взысканиям. Поводы к наложению их и способы их взимания я в настоящем рассказе опущу, дабы рассказ мой не затянулся до бесконечности. (19) Эти взыскания оплачивали землевладельцы, пропорционально размерам подати, налагаемой на каждого из них. (20) Их бедствия, однако, этим не кончались; напротив, когда мор охватил всю ойкумену и не миновал Римскую державу, истребив большую часть крестьян, и земли, как и следовало ожидать, оказались вследствие этого обезлюдевшими, он [Юстиниан] не оказал никакой милости их владельцам. (21) Ибо он ни разу не освободил их от ежегодной подати, взыскивая не только то, что было наложено на каждого из них, но и долю их погибших соседей. (22) Сверх того, они должны были выносить и все прочее, только что упомянутое мной, вечно обременявшее тех, кому выпало несчастье быть землевладельцем. И в довершение всего им приходилось держать на постое воинов, размещенных в наилучших и роскошнейших комнатах, прислуживать им, а самим жить в плохоньких и заброшенных домишках.

(23) Все это постоянно происходило с людьми в царствование Юстиниана и Феодоры, ибо в это время не было недостатка ни в войнах, ни в других величайших бедствиях. (24) Поскольку же я упомянул о помещениях, [предназначенных для постоя], мне невозможно обойти молчанием и то, что домовладельцы Византия, вынужденные предоставлять свои дома здесь для размещения варваров числом до семидесяти тысяч, не только не могли получать выгоду от своего имущества[238], но терпели и иные неудобства.

XXIV. Нельзя, конечно, обойти молчанием и того, что он [Юстиниан] совершил по отношению к солдатам, над которыми он поставил наиподлейших из всех людей[239], приказав им собирать как можно больше денег и из этого источника, причем те были хорошо осведомлены, что двенадцатая часть того, что они добудут, достанется им[240]. Имя же им было дано логофеты[241] (2) Каждый год они проделывали следующее. По закону солдатское жалованье выплачивается не всем подряд одинаково, но молодым и только что начавшим военную службу плата была меньше, уже испытанным и находящимся в середине солдатских списков – выше. (3) У состарившихся же и собирающихся оставить службу жалованье было еще более высоким с тем, чтобы они впоследствии, живя уже частной жизнью, имели для существования достаточно средств, а когда им случится закончить дни своей жизни, они в качестве утешения смогли бы оставить своим домашним что-то из своих средств. (4) Таким образом Время, постоянно позволяя воинам более низших ступеней восходить на места умерших и оставивших службу, регулировало на основе старшинства получаемое каждым от казны жалованье. (5) Однако так называемые логофеты не позволяли удалять из списков имена умерших, даже если в одно и то же время по разным причинам погибало множество, особенно, как это случалось в ходе многочисленных войн. Кроме того, они подолгу не пополняли солдатские списки, причем делали это часто. (6) В итоге дело обернулось для государства тем, что число солдат на действительной службе становилось все меньше и меньше; для оставшихся в живых солдат – тем, что, оттесняемые давно уже умершими, они оставались в разряде более низком, чем они заслуживали, и получали жалованье меньше того, которое выдавалось бы им в соответствии с полагающимся им разрядом; для логофетов же – тем, что они все это время выделяли Юстиниану долю из солдатских денег,

(7) Более того, они, словно бы в отплату за опасности войны, мучили солдат и многими другими видами взысканий, обвиняя одних в том, что они греки[242], как будто бы было совершенно невозможно, чтобы выходец из Эллады оказался благородным; других в том, что они якобы несут службу, не имея предписания василевса, хотя [они] могли предъявить на этот счет царские грамоты, которые те без колебаний дерзали объявить недействительными; третьих упрекали в том, что им случилось на несколько дней оставить своих товарищей. (8) Впоследствии по всей Римской державе были разосланы люди из придворной гвардии под тем предлогом, конечно, чтобы выявить среди занесенных в списки совсем негодных к военной службе. И у некоторых они осмеливались отнимать пояса[243], якобы как у непригодных или состарившихся. И те в дальнейшем, публично на площади прося милостыню у благочестивых людей, постоянно служили для всех встречных поводом к слезам и стенаниям. С остальных же, чтобы и с ними не случилось того же, они взыскивали большие деньги, так что солдаты, у которых многими способами вытянули все жилы, оказались самыми нищими из людей и отнюдь не жаждали воевать. (9) Поэтому и в Италии дела римлян потерпели крах. Посланный туда логофет Александр бесстыдно осмелился обвинять в этом солдат[244], а с италийцев взыскал деньги, утверждая, что он воздает им за их поступки при Теодорихе и готах. (10) По вине логофетов не только солдат мучили бедность и безысходность, но и тех, что служили в качестве помощников при каждом стратиге, прежде многочисленных и пребывавших в великой чести, терзали голод и нищета. (11) Ибо неоткуда им было приобрести то необходимое, к чему они привыкли.

(12) Добавлю я сюда и нечто еще, поскольку рассказ о солдатах побуждает меня к этому. Василевсы, правившие римлянами в прежние времена, разместили по всем окраинам государства огромное множество солдат с тем, чтобы они охраняли границы Римской державы, особенно же в восточной ее части, сдерживая таким образом набеги персов и сарацин. Их называли лимитанами[245]. (13) С самого начала василевс Юстиниан проявил к ним такое пренебрежение и презрение, что выплачивающие им жалованье задерживали его на четыре или на пять лет, а когда у римлян с персами бывал мир, этих несчастных вынуждали отказываться в пользу казны от причитающегося им за условленное время жалованья под тем предлогом, что и они будто бы вкушают блага мира. А затем он безо всякой причины лишил их и самого названия войска. (14) И в дальнейшем границы Римской державы оставались лишенными охраны, а солдаты неожиданно оказались вынужденными смотреть в руки тем, кто привык заниматься благотворительностью.

(15) Другие солдаты числом не менее трех с половиной тысяч изначально были определены для охраны дворца. Их называют схолариями[246]. (16) Этим казна, как было установлено с давних пор, всегда выплачивала жалованье большее, чем всем прочим. Прежние государи, выбрав их по доблести из числа армян, возводили их в это достоинство. (17) Но с тех пор как царская власть оказалась в руках Зинона[247], достигнуть этого звания стало возможно всякому, даже трусу и человеку вовсе не воинственному. (18) Со временем даже рабы, дав взятку, могли купить доступ к этой службе. Итак, когда Юстин овладел царской властью, этот Юстиниан многих назначил на эту почетную службу, получив отсюда огромные деньги. (19) Когда же затем он узнал, что в этих списках больше не осталось мест, он добавил к ним еще и других, числом до двух тысяч, которых стали называть «сверхномерными». (20) Когда же он сам овладел царством, он тотчас избавился от этих «сверхномерных», не вернув им никаких денег.

(21) Однако и по отношению к входившим в число схолариев он придумал следующее. Когда предполагалось послать войско против Ливии, Италии или персов, он отдавал приказ готовиться к выступлению и схолариям, хотя прекрасно знал, что они менее всего пригодны к службе в поле; и те, боясь, как бы этого не случилось, на указанный срок отказывались от жалованья. И такое схолариям пришлось испытать множество раз. (22) К тому же Петр все то время, пока он занимал должность так называемого магистра, постоянно терзал их, каждодневно неслыханным образом обворовывая их. (23) Ибо, хотя был он мягким в обращении и вовсе не способным на грубость, был он в то же время наибольшим среди всех людей вором, преисполненным гнусной алчности. Об этом Петре я упоминал в прежнем повествовании как повинном в убийстве Амаласунты, дочери Теодориха[248].

(24) Есть во дворце и другие, пользующиеся намного большим почетом лица, поскольку казна обычно выделяет им большее жалованье на том основании, что и они платят больше за получение своего военного звания. Их называют доместиками и протикторами, и они издревле были не искусны в военных делах. (25) Ибо они обычно зачислялись в дворцовое войско единственно ради звания и внешнего блеска. Одни из них с давних времен селились в Визáнтии, другие – в Галатии, третьи – в неких иных местах. (26) И этих, запугивая указанным образом, Юстиниан вынуждал отказываться от причитающегося им жалованья. (27) В общих чертах расскажу о следующем. Существовал обычай, чтобы каждые пять лет василевс одаривал каждого солдата определенным количеством золота. (28) И каждые пять лет посланные во все уголки Римской державы лица вручали каждому солдату по пять золотых статоров. (29) И не сделать этого было никогда и никоим образом нельзя. С тех же пор как этот человек стал управлять государством, он ничего подобного не сделал и не собирался делать, хотя уже прошло тридцать два года, так что люди до некоторой степени уже и забыли об этом деле.

(30) Примусь теперь за рассказ еще об одном его способе грабежа подданных. Те, кто состояли на службе у василевса и должностных лиц Визáнтия по военной, письменной или какой-либо иной части, помещались сначала в конце списков. С течением времени они, постоянно поднимаясь вверх и занимая места умерших или ушедших в отставку, продвигались по службе до тех пор, пока каждый из них, поднявшись на верхнюю ступень, не достигал предела в своей должности. (31) Достигшим такого ранга издревле назначалось так много золота, что ежегодно у них набиралось более ста кентинариев, так что и у них самих была обеспечена старость, и многие другие, как по большей части бывает, разделяли с ними вытекающую отсюда выгоду, а дела государства при этом достигали великого благополучия. (32) Но этот василевс, лишив их почти всего этого, нанес вред и им, и остальным людям. Бедность охватила сначала их, а затем коснулась и других, ранее деливших с ними их пособие. (33) И если кто-нибудь подсчитает нанесенный им таким образом за тридцать два года ущерб, тот увидит размеры того, чего пришлось им лишиться.

XXV. Так обошелся этот тиран со служилыми людьми. А как он поступил по отношению к купцам, мореходам, ремесленникам и рыночным торговцам, а через них и ко всем остальным людям, я сейчас расскажу. (2) По обе стороны Византия есть два пролива: один у Геллеспонта, между Систем и Авидосом, другой у устья моря, называемого Эвксинским, там, где находится место, именуемое Иерон[249]. (3) На проливе у Геллеспонта не было никакой государственной таможни, но в Авидосе находился посланный туда василевсом чиновник, который следил, не направляется ли в Византии без ведома василевса судно, везущее оружие, и не выводится ли из Византия какой-нибудь корабль без грамот и печатей лиц, на которых возложена обязанность этим ведать (ибо никому не было разрешено отправляться из Византия без позволения лиц, служивших при так называемом магистре)[250], и он взимал с судовладельцев подать, ни для кого не чувствительную, на которую обладатель этой должности претендовал как на плату за свой труд. (4) Однако поставленный у другого пролива получал постоянную плату от василевса и тщательно следил за тем, о чем я сказал, надзирая, кроме того, не вывозится ли к поселившимся у Понта Эвксинского варварам что-нибудь из недозволенного к вывозу из земли римлян к варварам. Этому человеку ничего не позволялось брать от тех, кто плыл в этом направлении. (5) Однако, с тех пор как Юстиниан овладел царской властью, он учредил государственные таможни у обоих проливов и постоянно посылал туда двух чиновников на жалованьи. Доставляя им полагающуюся плату, он в то же время требовал, чтобы они, используя всю данную им власть, добывали для него из этого источника как можно больше денег. (6) Те же, заботясь лишь о том, чтобы показать ему свою преданность, удовлетворялись лишь тогда, когда получали от плывущих полную плату с их груза[251].

(7) Вот что он сделал у того и у другого пролива. А в Визáнтии он придумал следующее. Назначив [на должность] одного из своих близких – родом сирийца по имени Аддей, – он приказал ему обеспечить для него некую выгоду от приплывающих сюда кораблей. (8) Итак, тот все корабли, приплывающие в гавань Визáнтия, не выпускал больше оттуда, не наложив на навклеров[252] штраф за корабли[253], либо заставлял их отправляться с грузом назад в Ливию и Италию. (9) И некоторые из них больше уже не желали ни принимать на корабль обратный груз, ни заниматься впредь морским промыслом вообще, но сжигали свои корабли и, удовольствовавшись этим, удалялись. (10) Те же, однако, кто был вынужден добывать этим промыслом средства к существованию, в дальнейшем нагружали свои корабли лишь после того, как брали с купцов тройную плату; торговцы же возмещали свои убытки за счет тех, кто покупал товары. И так римлян всячески доводили до голодной смерти.

(11) Так обстояли дела с управлением государством. Но я думаю, не следует обойти молчанием то, что было сделано царственной четой с мелкой монетой. (12) В то время как раньше менялы обычно давали тем, кто совершает с ними сделку, за один золотой статер двести десять оболов, называемых фоллами, эти, ухищряясь в достижении собственной выгоды, распорядились давать за статер всего сто восемьдесят оболов. Таким образом золотая номисма урезалась на седьмую часть...[254] из всех людей.

(13) Когда эта царственная чета ввела на большую часть товаров так называемые монополии[255] и те, кто хотел что-нибудь купить, каждодневно подвергались губительным мукам, незатронутыми же остались лишь лавки, торгующие одеждой, они и здесь придумали следующее. (14) Платья из шелка издавна обычно изготовлялись в Бейруте и Тире – городах, расположенных в Финикии. (15) Занимающиеся этим купцы, ремесленники и мастера с давних пор жили здесь, а отсюда этот товар распространялся по всей земле. (16) Когда же в царствование Юстиниана те, кто занимался этим делом в Византии и других городах, стали продавать эту одежду за более высокую плату, ссылаясь на то, что в настоящее время они платят персам за шелк больше, чем раньше, а число таможен[256] в римской земле возросло, автократор, показывая всем, что он этим рассержен, обязательным для всех законом воспретил, чтобы либра этой материи стоила больше восьми золотых[257]. (17) На тех, кто преступит этот закон, налагалось наказание, предусматривающее лишение всех имеющихся у него богатств. Это представлялось людям совершенно невозможным и безысходным. Ибо купцам, купившим этот товар за более высокую цену, нельзя было отдавать его тем, с кем они имели дело, по более низкой цене. (18) Поэтому они сочли бесполезным заниматься далее этой торговлей, но украдкой, из-под полы распродавали мало-помалу оставшийся у них товар, конечно же, кому-то из знатных, тем, для кого было радостью, тратя свои деньги, так наряжаться, либо тем, у кого в известной степени была необходимость в этом[258]. (19) Василиса, узнав об этом от неких наушников, хотя и не стала проверять слухи, тотчас отобрала у этих людей весь товар и наказала их на кентинарий золота...[259] Это ремесло у римлян находится в ведении главы царских сокровищниц. (20) Назначив на эту должность Петра по прозвищу Варсима, они вскоре позволили ему совершать безбожные дела. (21) Ибо, в то время как он требовал, чтобы все прочие строго соблюдали закон, сам он, заставляя мастеров по этому ремеслу работать на одного себя, продавал, ничуть не таясь, но открыто, на агоре, одну унцию шелка любой окраски не менее чем за шесть золотых, а шелк царской окраски, которую обычно именуют головером[260], более чем за двадцать четыре золотых[261]. (22) Из этого источника он добывал василевсу огромные деньги. Однако для себя приобрел тайком еще больше. Начавшись с него, такие порядки сохранились навсегда. (23) Ибо до настоящего времени он один открыто остается и поставщиком, и продавцом этого товара. (24) Купцы же, которые раньше занимались этим ремеслом в Визáнтии и в любом другом городе, трудясь да море и на суше, оказались доведены этим делом, как и следовало ожидать, до беды. (25) А в упомянутых городах почти весь народ внезапно обнищал. Ибо ремесленники и занимающиеся ручным трудом работники, естественно, оказались вынуждены бороться с голодом, и многие из-за этого, поменяв подданство, беженцами отправились в персидские пределы. (26) И лишь глава царских сокровищниц, неизменно занимаясь этим делом, часть дохода отсюда, как было сказано, считал нужным отдавать василевсу, сам же, извлекая еще больше для себя, богател на общественных несчастьях. Вот во что это вылилось.

XXVI. А каким образом он сумел уничтожить всю красоту и благолепие Визáнтия и всякого другого города, я сейчас расскажу. (2) Прежде всего он решил упразднить достоинство риторов. Ибо он прямо лишил их всякого вознаграждения, благодаря которому прежде они, выступая как защитники [в суде], жили в роскоши и могли гордиться своим положением, и повелел, чтобы противные стороны судились, принося клятву. Крайне униженные этим, они [риторы] впали в большое уныние. (3) Когда же он лишил, как было сказано, всего имущества членов сената и всех остальных, считавшихся богатыми в Визáнтии и во всей Римской державе, этот род занятий впредь и вовсе оказался не у дел. (4) Ибо у людей не осталось ничего сколько-нибудь ценного, из-за чего они могли бы вступать в спор. Поэтому, тут же превратившись из множества в немногих, из высокопочитаемых в повсюду презираемых, они, естественно, оказались в крайней бедности, не получая в итоге за свое ремесло ничего, кроме оскорблений.

(5) Однако и врачей, и преподавателей свободных искусств он заставил испытать недостаток в самом необходимом. То содержание, которое по повелениям прежних василевсов выдавалось из казны лицам этих занятий, этот [василевс] упразднил вовсе. (6) Более того, те средства, которые жители всех городов собирали между собой на свои гражданские нужды или на зрелища[262], он осмелился перенаправить и присоединить к общим податям. (7) И впредь ни врачи, ни учителя не пользовались почетом, никто не мог больше позаботиться об общественном строительстве, и не горели больше в городах общественные светильники, и не было никакого иного утешения жителям. (8) Ибо театральные представления, конные ристания и сцены охоты все были им по большей части прекращены[263], а между тем его жене довелось быть там рожденной, вскормленной и воспитанной. (9) В дальнейшем он приказал прекратить эти зрелища даже и в Визáнтии с тем, чтобы казна не выделяла [на это] обычных средств, которые многим, почти бесчисленному количеству, давали пропитание. (10) И в частной, и в общественной жизни царили печаль в уныние, словно какое-то несчастье свалилось на людей с неба, и жизнь для всех стала без радости. (11) И люди, будь они дома, на площади или в храме, не говорили ни о чем ином, кроме как о несчастье, горе и чрезмерности неслыханных бед.

(12) Так обстояло дело в городах. То же, о чем осталось сказать, заслуживает упоминания. Каждый год у римлян было два консула – один в Риме, другой в Визáнтии; (13) Тот, кто удостаивался этой почести, должен был истратить на государство более двадцати кентинариев; малая [доля] этого была его собственной, большая же обеспечивалась василевсом[264]. (14) Эти деньги шли как на тех, о которых я упоминал, так и на тех, кто по большей части оказался полностью лишен средств к существованию, особенно же на служителей сцены, и подобным образом обеспечивалась постоянная поддержка всей городской жизни. (15) С тех же пор как Юстиниан овладел царской властью, этого более уже не делалось в надлежащий срок. Но поначалу консула римлянам назначили спустя долгое время[265], а кончилось тем, что они перестали все это видеть даже во сне, и люди непрестанно сжимались тисками бедности, так как василевс уже более не предоставлял подданным того, к чему они привыкли, а то, что они имели, он повсюду разными способами отнимал.

(16) Итак, как этот губитель, поглотив все общественные средства, полностью отобрал имущество у сенаторов, у каждого в отдельности и у всех вместе, мной, думаю, рассказано достаточно. (17) А о том, как он сумел, используя клевету, отобрать имущество также и у всех остальных, считавшихся богатыми, полагаю, у меня сказано в надлежащей мере, как и о солдатах и служащих при всяких должностных лицах, о тех, кто нес службу во дворце, о крестьянах, владельцах и хозяевах земель, о тех, чье занятие – красноречие, более того – о купцах, навклерах и моряках, о ремесленниках и торговцах и о тех, кто живет сценическим ремеслом, – словом, обо всех прочих, кому пришлось понести ущерб от этого человека.

(18) А как он обошелся с нищими, с простонародьем, с бедняками и теми, кто поражен всякого рода недугами, мы сейчас расскажем. О том же, что он причинил священнослужителям, будет рассказано в последующих книгах[266]. (19) Прежде всего он, как было сказано, прибрав к рукам все лавки в учредив монополии на самые необходимые товары, начал взимать со всех людей более чем тройную плату. (20) Что до остального, им содеянного, представляющегося мне несметным, я бы не отважился перечислить всего этого даже в бесконечной речи. Но я скажу; что он все время жесточайше грабил при продаже хлеба, не покупать который не могли ни ремесленники, ни бедняки, ни пораженные всяческими недугами люди. (21) Для того чтобы всякий год получать отсюда по три кентинария, он допускал, чтобы хлеб был дороже и полон золы. Ибо этот василевс без колебаний отваживался даже на столь нечестивое деяние позорного корыстолюбия. (22) Те же, на кого была возложена эта обязанность, прикрываясь данным предлогом, заботились о собственной выгоде и легко достигали великого богатства. Невероятно, но постоянно, даже в урожайные годы они создавали для бедняков сотворенный человеческими руками голод, поскольку было строжайше воспрещено завозить зерно откуда бы то ни было, но все обязаны были покупать и есть этот хлеб.

(23) Видя, что водопровод города пришел в негодность и доставляет в город лишь малую часть воды, они пренебрегали этим и не желали хоть что-нибудь выделить на него несмотря на то, что огромные толпы постоянно давились у источников[267], ,и все бани были закрыты. Между тем на морское строительство и другие нелепицы они без единого слова швыряли огромные деньги, повсюду в пригородах что-то воздвигалось, как будто им было недостаточно дворцов, в которых всегда охотно жили ранее царствовавшие василевсы. (24) Не из соображений бережливости, но ради погибели человеческой они решили пренебречь строительством водопровода, так как никто и никогда более Юстиниана не был готов подлыми путями присвоить себе деньги и тотчас же еще более скверным образом их растратить. (25) Из двух вещей, оставшихся тем, кто пребывает в крайней нужде и нищете: хлеба – для еды и воды[268] для питья, – и то и другое этот василевс, как мной рассказано, употребил на то, чтобы причинить им [беднякам] вред, создав недостаток одного – воды, а другое – хлеб – сделав слишком дорогим.

(26) И он обошелся с бедняками так не только в Визáнтии, но также в ряде случаев и с живущими в других местах, о чем я сейчас расскажу. (27) Теодорих, овладев Италией, оставил на своих местах тех, кто служил при римском дворце, чтобы таким образом сохранился хоть какой-то след древнего государственного устройства, и назначил им небольшое ежедневное жалованье. А было их очень много. (28) Среди них были так называемые силенциарии[269], доместики[270] и схоларии[271], у которых не осталось ничего, кроме наименования службы да этого жалованья, с трудом хватавшего им на прожитье. Теодорих повелел, чтобы они передавали его своим детям и потомкам. (29) Нищим, обретавшимся возле храма апостола Петра, он пожаловал постоянную выдачу из казны трех тысяч медимнов хлеба в год. Все они продолжали получать эти [выдачи] до того времени, как в Италию прибыл Александр Псалидий [Ножницы][272]. (30) Ибо этот человек без малейшего колебания решил все это у них отнять. Узнав об этом, Юстиниан, автократор римлян, одобрил такой образ действий и держал Александра в еще большей, чем прежде, чести. За время этою путешествия Александр и эллинам причинил нижеследующий [вред].

(31) Издревле охрану Фермопил брали на себя тамошние крестьяне. Они по очереди стерегли имеющуюся здесь стену всякий раз, когда предполагалось, что кто-либо из варваров намеревается обрушиться на Пелопоннес. (32) Однако, оказавшись тогда в здешних местах, этот Александр под видом заботы о пелопоннеситах заявил, что нельзя поручать крестьянам эту охрану. (33) Разместив здесь около двух тысяч солдат, он распорядился, чтобы жалованье им поставлялось не из казны, но полностью передал под этим предлогом в казну общественные средства и средства, предназначенные на зрелища всех городов Эллады с тем, чтобы эти солдаты получали свое содержание отсюда. Из-за этого и во всей остальной Элладе, и даже в Афинах не обновлялись общественные постройки и невозможно было осуществить никаких иных добрых дел, (34) Однако Юстиниан без малейшего колебания утвердил эти распоряжения Псалидия.

(35) Вот какие дела там произошли. Теперь же следует перейти к беднякам Александрии. Был там среди риторов некто Гефест, который, получив власть над александрийцами[273], положил конец возмущениям среди населения, нагнав страха на стасиотов, а всех жителей подвергнув самым крайним бедам. (36) Ибо немедленно обратив всякую торговлю в городе в так называемую монополию, он не разрешал никому из купцов заниматься этим делом, но, став единственным из всех розничным торговцем, продавал все товары, конечно, назначив на них цены по произволу своей власти. И город Александрия задыхался от недостатка самых необходимых вещей, а ведь раньше даже для тех, кто пребывал в крайней бедности, все здесь было достаточно дешево. Особенно он мучил их в том, что касается хлеба. (37) Ибо весь хлеб в Египте скупал он один, не позволяя покупать никому другому ни одного медимна, и сам распоряжался, как заблагорассудится, и хлебом, и ценами на хлеб. (38) В итоге в короткое время он и себе собрал сказочное богатство, и удовлетворил страсть к богатству василевса. (39) Народ Александрии из страха перед Гефестом переносил свое положение молча, а автократор из благоговения перед постоянно доставляемыми ему деньгами любил этого человека сверх всякой меры.

(40) Этот Гефест в заботе о том, чтобы еще больше пленить душу Юстиниана, придумал следующее. (41) Диоклетиан, в бытность свою автократором римлян, распорядился, чтобы каждый год нуждающимся александрийцам выдавалось за счет казны огромное количество хлеба. (42) Поделив тогда этот хлеб между собой, население завещало эти права своим потомкам вплоть до нашего времени. (43) Но Гефест, отобрав теперь двести мириад медимнов, выдаваемых ежегодно, у тех, кто был стеснен в самом необходимом, передал их казне, а василевсу написал, что хлеб этим людям выдается до сих пор несправедливо и без пользы для государства. (44) В итоге василевс, утвердив эту меру, держал его в еще большей части, а те из александрийцев, для которых это было единственной надеждой на жизнь, насладились в горькой нужде этой бесчеловечностью.

XXVII. Совершенное Юстинианом столь обширно, что для рассказа о нем не хватило бы и всей вечности. (2) Но мне будет достаточно выбрать из всего этого лишь немногое, благодаря чему и будущим поколениям станет совершенно ясен весь нрав этого человека: что был он лицемером и не тревожился ни о Боге, ни о священнослужителях, ни о законах, ни о народе, хотя напоказ он заботился о нем. Ни к чему не было у него почтения, не думал он ни о выгоде для государства, ни о том, чтобы совершить для него что-нибудь полезное, или о том, чтобы его дела могли получить какое-то оправдание, и не шло ему на ум ничего, кроме того, чтобы захватить все имеющиеся на свете богатства. Начну же я со следующего.

(3) Назначил он александрийцам архиерея по имени Павел. Тогда власть в Александрии была в руках некоего Родона, финикийца по происхождению. (4) Он [Юстиниан] наказал ему со всем тщанием содействовать Павлу во всех делах, с тем чтобы ни одно из его требований не осталось невыполненным. (5) Он полагал, что подобным образом ему удастся привлечь александрийских еретиков на сторону Халкидонского собора[274]. (6) Был некто Арсений, родом палестинец, который оказался в числе самых близких и нужных людей василисы Феодоры. Достигнув вследствие этого большого влияния и огромных денег, он дошел до сана сенатора, хотя и являлся отъявленным мерзавцем. (7) Был он самаритянином, но чтобы не утратить своего влияния, он решил принять имя христианина. (8) Однако отец его и брат, полагаясь на его влияние, продолжали жить в Скифополе, придерживаясь отеческой веры, и с его ведома творили по отношению к христианам невыносимые преступления. (9) Поэтому граждане, восстав против них, подвергли их обоих самой жалкой смерти. Вследствие этого на жителей Палестины обрушились многие беды. (10) Тогда ни Юстиниан, ни василиса не причинили ему никакого вреда, хотя именно он оказался главным виновником всего недовольства. Однако они запретили ему впредь появляться при дворе, ибо из-за него им постоянно досаждали христиане. (11) Этот Арсений, думая угодить василевсу, немного времени спустя отправился вместе с Павлом в Александрию, чтобы помогать тому во всем, особенно же содействовать в деле обращения александрийцев. (12) Ибо он уверял, что в то время, как ему выпало несчастье не быть допущенным ко двору, он преданно внимал всем христианским догматам. (13) Это вызвало неудовольствие у Феодоры, ибо, как сказано мной в прежнем повествовании, она делала вид, что в этом она идет против василевса. (14) Когда они оказались в Александрии, Павел передал в руки Родона некоего диакона по имени Псой, чтобы предать его смерти, заявив, что он один является ему помехой в исполнении поручения василевса. (15) Родон же под влиянием посланий василевса, а были они частыми и весьма настойчивыми, решил подвергнуть пыткам этого человека. Истерзанный муками, тот вскоре умер. (16) Когда это дошло до василевса, то он, под сильнейшим в настойчивым воздействием василисы, сразу же возложил вину за все на Павла, Родона и Арсения, словно позабыв все свои поручения, данные им этим самым людям. (17) Назначив на должность архонта Александрии Либерия, мужа-патрикия из Рима[275], он направил в Александрию и несколько видных священнослужителей для расследования этого дела. Среди них был и архидиакон Рима Пелагий[276], представитель архиерея Виталия[277], возложившего на него это поручение. (18) И когда убийство было доказано, они тотчас отрешили Павла от священнического сана. Родону же, бежавшему в Визáнтий, василевс отсек голову, а богатства его отписал в казну несмотря на то, что этот человек предъявил тринадцать писем, которые написал ему василевс, понуждая, строго настаивая и приказывая поддерживать все требования Павла и ни в чем ему не препятствовать, чтобы он смог по своему усмотрению выполнить его решения. (19) А Арсения Либерии по повелению Феодоры посадил на кол, богатства же его василевс решил отписать в казну, хотя мог упрекнуть его единственно в том, что он общался с Павлом.

(20) Был ли он в этом прав или нет, я не могу судить, но почему я рассказал об этом, сейчас объясню. (21) Павел впоследствии явился в Византии и, вручив василевсу семь кентинариев золота, счел возможным просить о возвращении ему священнического сана, которого он якобы был лишен противозаконно. (22) Юстиниан милостиво принял деньги, держал этого человека в чести и дал согласие в самом скором времени назначить его архиереем Александрии несмотря на то, что этот сан имел другой человек, как будто он и не знал, что он сам умертвил и лишил имущества тех, кто общался с ним и отважился ему помогать. (23) Итак, августейший, прилагая все усилия, весьма радел об этом деле, и относительно Павла определенно полагали, что он непременно опять обретет священнический сан. (24) Однако Виталий, пребывавший в то время здесь [в Визáнтии], решил ни в коем случае не уступать василевсу, если он сделает такое повеление, и сказал, что не может признать недействительным свое собственное постановление, имея в виду осуждение, высказанное от его имени Пелагием. (25) Итак, этот василевс не заботился ни о чем, кроме того, чтобы беспрестанно присваивать себе богатства других. Расскажу и еще об одном случае.

(26) Был некто Фаустин, родом из Палестины, самаритянин по происхождению, но под принуждением закона принявший имя христианина, (27) Этот Фаустин достиг звания сенатора и имел власть над этой землей[278]. Вскоре он был от нее отрешен и явился в Византии, где некоторые из священнослужителей принялись доносить на него, утверждая, что он соблюдает обычаи самаритян и что он бесчестно поступал с христианами Палестины. (28) Юстиниан, казалось, был преисполнен гнева и глубокого негодования, что, в то время как он правит римлянами, кто-то подверг поношению имя Христа. (29) Итак, сенаторы, проведя расследование, под непрестанным давлением на них со стороны василевса наказали Фаустина изгнанием. (30) Однако, получив от него столько денег, сколько сам он пожелал, василевс тут же объявил приговор недействительным. (31) Фаустин вновь получил прежнее достоинство, оказался приближен к василевсу и, назначенный управляющим царскими имениями в Палестине, и Финикии, еще более безбоязненно стал совершать то, что ему заблагорассудится. (32) Итак, хотя мы и немного рассказали об этом, но и на основании этого немногого можно судить о том, каким образом Юстиниан считал достойным защищать признанные законом требования христиан. (33) А как он без малейшего колебания расшатывал законы, когда ему были предложены деньги, я расскажу в самых коротких словах.

XXVIII. Был в городе Эмесе некий Приск, от природы обладавший великим даром подражать чужому почерку. И в этом злом деле он был удивительно искусным мастером. (2) Много же лет назад случилось эмесской церкви стать наследницей одного знатного человека. (3) Был этот муж саном патрикий, по имени Маммиан, славный родом и огромным богатством. (4) В царствование Юстиниана Приск изучил все дома названного города и, найдя семейства, цветущие богатством и подходившие для того, чтобы взыскать с них крупные суммы денег, тщательнейшим образом разузнал все об их предках, и когда ему выпал случай разыскать их старые письма, составил целый ряд якобы ими написанных документов, в которых они обещали вернуть Маммиану большие деньги, будто бы полученные от него под залог [их имущества]. (5) Общее количество обещанного по этим подложным документам золота составило не менее ста кентинариев. (6) И дьявольским образом подделав почерк того человека, который в те времена, когда еще был жив Маммиан, сидел на агоре и, будучи славен большой честностью и прочими добродетелями, оформляя все грамоты граждан, скрепляя каждую собственноручной подписью (римляне называют такого человека табеллионом[279]), Приск передал все эти грамоты тем, кто управлял делами эмесской церкви, а они обещали назначить ему долю из средств, которые будут таким способом приобретены. (7) Но поскольку на пути у них стоял закон, предусматривавший срок давности для протестов по всем тяжбам в тридцать лет, а по некоторым немногим, в том числе и по делам по закладным, в сорок лет[280], они придумали следующее. (8) Явившись в Визáнтий и вручив большие деньги этому василевсу, Они просили его содействия в том, чтобы учинить погибель ни в чем не повинных граждан. (9) Тот, получив деньги, без малейшего колебания издал закон, что церкви лишаются [прав отстаивать] свои законные притязания [в суде] по прошествии не надлежащего времени, но целых ста лет[281], что имело силу не только в Эмесе, но и по всей Римской державе. (10) Быть судьею в этом деле для эмеситов он повелел некому Лонгину, человеку предприимчивому и отличавшемуся большой телесной силой; впоследствии он получил власть над народом в Визáнтии[282]. (11) Ведавшие делами церкви, предъявив вначале иск одному из граждан относительно двух кентинариев, числившихся в упомянутых грамотах, тут же выиграли процесс против этого человека, поскольку, из-за давности лет и по незнанию того, что произошло в те отдаленные времена, он никак не мог защитить себя. (12) И все остальные люди были преисполнены печали, особенно именитейшие из эмеситов, также преследуемые клеветниками. (13) Когда же зло обрушилось уже на большинство граждан, случилось так, что Божий промысел проявил себя следующим образом. (14) Приску, творцу этого самого коварства, Лонгин приказал принести все документы сразу, а когда тот стал уклоняться от этого, ударил его что было сил. (15) Не выдержав удара столь сильного мужа, тот упал навзничь. Дрожа и страшно перепугавшись, подозревая к тому же, что Лонгин все знает, он полностью сознался в том, что было совершено. Таким образом, когда это коварство излилось наружу, клевете был положен конец[283].

(16) И подобное этот василевс постоянно и ежедневно проделывал не только с законами римлян, но он стремился упразднить и те законы, которые чтут евреи. (17) Если когда-то случалось, что время, совершая свой круг, приносило их пасхальный праздник раньше христианского, он не позволял иудеям проводить его в надлежащее время, исполнять тогда священный долг перед Богом и совершать принятые у них обряды. (18) И многих из них, назначенные на должности лица наказывали большим денежным штрафом, обвинив в попрании законов государства, как вкусивших в это время мяса агнца. (19) Зная бесчисленное количество других таких же деяний Юстиниана, я не в состоянии что-либо добавить, так как следует закончить рассказ. Ибо и благодаря тому, что сказано, достаточно ясно обозначается нрав этого человека.

XXIX. Что он был притворщик и лицемер, я сейчас покажу. Отрешив от должности того Либерия, о котором я только что упоминал, он назначил на его место Иоанна, родом египтянина, по прозвищу Лаксарион. (2) Когда это стало известно Пелагию, бывшему с Либерием в большой дружбе, он спросил у автократора, правда ли то, что говорят о Лаксарионе. (3) И тот сразу же отрекся, уверяя, что он ничего подобного не делал, и вручил ему послание для Либерия с повелением крепко держаться своего поста и никоим образом его не упускать. (4) Ибо в настоящее время он не желает отрешать его от должности. У Иоанна же был в Визáнтии дядя по имени Евдемон; достигнув консульского звания и приобретя большие богатства, он в ту пору ведал частным имуществом василевса[284]. (5) Когда этот Евдемон услышал то, о чем я упомянул, то со своей стороны тоже спросил у василевса, прочна ли власть у племянника. (6) Тот, отрекшись от того, что он написал Либерию, направил послание Иоанну, повелев ему всеми силами предъявить права на власть, (7) ибо он по этому поводу нового решения не выносил. Убежденный этим, Иоанн приказал Либерию удалиться из дома архонта, ибо он отрешен от должности. (8) Либерии ответил, что никоим образом ему не подчинится, разумеется также побуждаемый к этому посланиями василевса. (9) И вот Иоанн, вооружив свою свиту, пошел на Либерия; а тот со своими людьми решил ему противостоять. Когда произошла схватка, пали многие, в том числе и сам Иоанн, обладатель должности. (10) Либерий был немедленно вызван в Византии, поскольку на этом упорно настаивал Евдемон, и сенат, проведя расследование случившегося, оправдал этого человека, ибо убийство было совершено не вследствие того, что он напал, а потому, что он защищался. (11) Тем не менее василевс не отступался от него до тех пор, пока не наказал его денежным штрафом, наложенным тайно.

(12) Вот как, воистину, Юстиниан умел быть правдивым и действовать прямо. Я думаю, не будет неуместным сказать и о том, что не имеет прямого отношения к рассказу. Этот Евдемон немного времени спустя умер, в хотя у него осталось много родственников, он не приготовил никакого завещания о своем имуществе и ничего не высказывал относительно него. (13) Приблизительно в то же время окончил свою жизнь и некий человек, по имени Евфрат[285], глава придворных евнухов, оставивший племянника; имуществом своим, которое было у него весьма значительным, он тоже никак не распорядился. (14) Василевс забрал имущество их обоих, по собственному произволу возведя себя в их наследники, а законным наследникам не дал и трех оболов. (15) С таким почтением относился этот василевс к законам и родственникам близких ему людей. (16) Точно так же он забрал имущество и Иринея, скончавшегося задолго до этого, хотя у него не было на это никаких прав[286].

(17) Не могу обойти молчанием и сходное с этими событие, произошедшее примерно в то же время. Был некто Анатолий, занимавший первое место в списках аскалонитов[287]. Его дочь взял в жены один из кесарийцев, но имени Мамилиан, принадлежавший к весьма славному дому. (18) Поскольку девица была единственным чадом Анатолия, она была его наследницей. (19) Искони законом было установлено, что, когда советник[288] какого-либо города уходит из этого мира, не оставив чада мужского пола, четвертая часть оставшихся от него богатств отдается городскому совету, а все остальное переходит к наследникам умершего. Но и здесь обнаруживая свой нрав, василевс незадолго до этого успел обнародовать закон, трактующий это дело противоположным образом, а именно: что, когда советник умирает, не имея детей мужского пола, наследники получают четвертую часть имущества, а все остальное вносится в казну и совет города. (20) Между тем с тех пор как существуют люди, ни казна, ни василевс никогда не могли претендовать на богатства советников. (21) Итак, когда был издан этот закон, для Анатолия наступил последний день его жизни, дочь же его в соответствии в этим законом разделила его наследство с казной и городским советом, и василевс и члены городского совета Аскалона дали ей расписки в том, что она освобождается от судебного разбирательства, так как причитающееся им они получили правильно и по закону. (22) Позже и Мамилиан, приходившийся зятем Анатолию, ушел из жизни, оставив единственную дочь, которая, естественно, одна и владела имуществом отца. (23) Затем и она, в то время как мать ее была еще жива, отмерила дни своей жизни. Она была замужем за одним из именитых людей, но ей не суждено было стать матерью детей ни мужского, ни женского пола. (24) Юстиниан тотчас же завладел всеми ее богатствами, изрекши некое удивительное положение, а именно, что было бы нечестивым делом, если бы дочь Анатолия, уже старуха, обогатилась бы деньгами и мужа, и отца. (25) Но чтобы женщина не оказалась в числе нищих, он распорядился, чтобы ей ежедневно выдавался золотой статер, пока она будет жива, внеся в документ, по которому он присвоил эти богатства, что статер этот он выделяет из благочестия. «В обычае у меня, – сказал он, – поступать свято и благочестиво».

(26) Но довольно об этом, дабы рассказ не оказался чрезмерным, так как никто из людей не в состоянии упомянуть обо всем. (27) Но то, что, когда речь заходила о деньгах, он не щадил и венетов, которые, казалось, пользовались его благосклонностью, я сейчас покажу. (28) Был в Киликии некто Малфан, зять того самого Льва, который, как я упоминал ранее, имел должность так называемого референдария[289]. (29) Его [Малфана] он [Юстиниан] послал для подавления возмущения в Киликию. Воспользовавшись этим предлогом, Малфан начал совершать жестокие и возмутительные поступки пр отношению к большинству киликийцев и, грабя их деньги, часть их посылал василевсу, а остальное считал справедливым забирать для собственного обогащения. (30) Все прочие переносили свое положение молча, но те из жителей Тарса[290], которые принадлежали к венетам, уверенные, что благорасположение василевса дает им вольность говорить то, что они хотят, публично на агоре осыпали Малфана бранью в его отсутствие. (31) Когда Малфан узнал об этом, он вместе с множеством солдат тут же явился ночью в Таре, и, направив солдат, как только забрезжил рассвет, по домам, отдал им приказ разместиться в них. (32) Венеты, думая, что это нападение, стали защищаться, как могли. Помимо многих других бед, случившихся в этой тьме, раненный стрелой, пал муж из совета – Дамиан. (33) Этот Дамиан был главой тамошних венетов. Когда [весть о случившемся] дошла до Византия, охваченные недовольством венеты подняли по всему городу великий шум и чрезвычайно досаждали василевсу по поводу этого дела, а Льва и Малфана всячески поносили, [сопровождая это] самыми страшными угрозами. (34) И автократор делал вид, что ничуть не меньше рассержен случившимся, и тотчас же написал послание, чтобы было проведено расследование дела и осуществлено наказание Малфана за его проступки, совершенные тогда, когда он исполнял государственное дело. (35) Но Лев, вручив ему много золота, сразу же умерил и его гнев, и его любовь к венетам, и, несмотря на то, что дело оставалось нерасследованным, василевс, когда Малфан явился в Византии, принял его с большой приязнью и оказал ему почет. (36) Венеты же подстерегли его, когда он уходил от василевса, и во дворце принялись осыпать ударами и убили бы его, если бы этому не помешали люди, которые оказались здесь тайно, заранее получив деньги от Льва. (37) И однако кто бы не посчитал достойным сострадания такое государство, в котором василевс за взятку оставляет вину нерасследованной, а стасиоты, в то время как василевс пребывает во дворце, осмеливаются без колебаний выступить против одного из архонтов и поднять на него беззаконные руки? (38) Тем не менее, никакого наказания за это дело не было ни Малфану, ни тем, кто против него возмутился. И пусть всякий, кто пожелает, судит на этом основании о нраве Юстиниана.

XXX. А думал ли он о благополучии государства, станет ясно из того, что он сделал с государственной почтой и с разведчиками. (2) В прежние времена римские автократоры, заботясь о том, чтобы их извещали обо всем как можно быстрее и чтобы все передавалось без промедления, касается ли дело того, что учиняют враги в какой-то отдельной области, или восстаний в городах, или другой непредвиденной беды, или того, что повсюду в Римской державе совершается начальствующими лицами да и всеми прочими, а также, наконец, заботясь о том, чтобы те, кто пересылает им ежегодные подати, могли делать это безопасно, без промедления и риска, повсюду устроили скорое почтовое сообщение следующим образом. (3) На расстоянии в один день пути для человека налегке были расположены подставы, иногда восемь, иногда меньше, однако, как правило, не менее пяти. (4) На каждой подставе было до сорока лошадей, соответственно числу лошадей на всех подставах было и конюхов. (5) И, часто меняя лошадей, которые были отменными, те, на кого была возложена эта обязанность, безостановочно мчались, покрывая, случалось, за один день расстояние в десять дней пути, выполняя все то, о чем я только что сказал. И хозяева земель повсюду и особенно, если их землям довелось находиться во внутренней части [страны], имели от этого огромную выгоду. (6) Ибо отдавая ежегодно в казну, то, что у них осталось от прошлого урожая на прокорм лошадей и конюхов, они имели большой доход. (7) Итак, оказывалось, что казна постоянно получала наложенные на каждого подати, а те, кто их вносил, тотчас получали свое назад, и это давало возможность выполнять все государственные дела.

(8) Так обстояло с этим делом раньше. Этот же автократор, упразднив сначала почту на пути от Халкидона до Дакивизы, заставил всех совершенно против их желания плыть морем от Визáнтия прямо до Еленополя[291]. (9) И так как плыть им приходилось на маленьких судах, на каких здесь обыкновенно совершают переправу, если случалась буря, они подвергались большой опасности. Ибо поскольку необходимость заставляла их спешить, у них не было возможности выжидать подходящего времени и ждать, когда море успокоится. (10) Далее, в то время как на пути, ведущем в Персию, он позволил оставить конные подставы в прежнем виде, на всем остальном Востоке вплоть до Египта он разрешил держать на дорогах длиной в целый день пути по одной подставе, причем не коней, а ослов, и в небольшом количестве. (11) Поэтому известия о том, что случилось в каждой области, доходили с трудом и слишком поздно, когда события давно уже произошли, и, естественно, ничем нельзя было уже помочь. Землевладельцы же, поскольку их урожай гнил и лежал без пользы, постоянно терпели убытки.

(12) А с разведчиками дело обстояло так. Издревле за счет казны содержались многие люди, которые отправлялись в пределы врагов, проникали в царство персов под видом торговцев или под каким-либо иным предлогом, и, тщательно все разведав, по возвращении в землю римлян могли известить начальствующих лиц о вражеских секретах. (13) Те же, заранее предупрежденные, были настороже и ничто не становилось для них неожиданностью. То же самое издавна существовало и у мидийцев. Хосров, увеличив, как говорят, жалованье разведчикам, выгадал от такой предусмотрительности. (14) Ибо ничто из того, что происходило у римлян, не оставалось для него тайной. Юстиниан же не потратил на них ничего и даже самое звание разведчиков искоренил на римской земле. Вследствие этого наряду с тем, что было совершено и много других промахов, и Лазика оказалась покорена врагами, поскольку римляне так и не смогли разузнать, в какой части земли находится царь персов со своим войском. (15) Издревле казна обыкновенно содержала и большое количество верблюдов, которые следовали за движущимся на врага римским войском, таща на себе все необходимое. (16) И не приходилось в те времена ни крестьянам под принуждением обеспечивать перевозки, ни солдатам ощущать недостаток в провианте. Но Юстиниан почти все это уничтожил. Поэтому теперь, когда войско римлян идет на врага, оказывается невозможным получить самое насущное.

(17) Государственным делам подобным образом были нанесены тяжелейшие удары. Здесь кстати будет упомянуть об одной из его шуток. (18) Среди риторов Кесарии был некто Евангел, муж не безвестный, который при благоприятном течении судьбы оказался обладателем всякого рода богатств, особенно же крупных земельных владений. (19) Впоследствии он купил за три кентинария золота и одну приморскую деревню, называвшуюся Порфирион[292]. Узнав об этом, василевс Юстиниан немедленно отобрал у него это имение, отдав ему малую часть стоимости, и при этом изрек, что Евангелу, пребывающему в риторах, никак не подобает быть господином такой деревни[293]. (20) Но прекратим свой рассказ об этом, поскольку так или иначе мы о нем упомянули.

(21) Среди новшеств, введенных в государстве Юстинианом и Феодорой, есть и следующее. Издревле сенат, являясь к василевсу, обычно воздавал ему почет следующим образом. Муж-патрикий приветствовал его, припадая к правой стороне его груди. (22) Василевс же, поцеловав его в голову, отпускал его. Все остальные же удалялись, преклонив перед ним Правое колено. (23) Поклоняться же василисе никогда не было в обычае. При Юстиниане же и Феодоре и все прочие [сенаторы], и те, которые имели сан патрикия, оказавшись в их присутствии, тотчас подали перед ними ниц с распростертыми руками и ногами и поднимались не прежде, чем облобызают им обе ноги. (24) Ибо и Феодора не отказывалась от такой почести, она даже считала подобающим для себя принимать послов персов и других варваров и одаривать их богатствами, словно Римская держава лежала у ее ног – дело испокон века небывалое. (25) Прежде те, кто являлся к василевсу, именовали его «василевс», а жену его – «василиса», а прочих начальствующих лиц – в соответствии с саном, которым они в то время обладали. (26) Теперь же, если кто-либо в беседе с тем или другим из них упомянет слово «василевс» или «василиса», но не назовет их «владыкой» или «владычицей» и отважится назвать кого-либо из архонтов иначе, чем их рабами, того считали невежей и невоздержанным на язык, и, как совершивший тягчайшее преступление и нанесший оскорбление тем, кому менее всего допустимо это делать, он удалялся из дворца.

(27) В прежние времена немногие и с большим трудом получали доступ во дворец. С тех же пор как они [Юстиниан и Феодора] овладели царством, и архонты, и все прочие беспрерывно пребывали во дворце. (28) Дело в том, что прежде архонты имели право по собственному разумению творить суд и поддерживать законопорядок. (29) Итак, архонты, совершая свои обычные дела, оставались на своем месте, а подвластные им, не видя и не слыша ни о каком притеснении, естественно, не надоедали василевсу. (30) Эти же [властители], на погибель подданным постоянно забирая все дела в свои руки, вынуждали всех, как рабов, находиться при них. И почти ежедневно можно было видеть все суды по большей части пустыми, в царском же дворце – постоянно толпу, оскорбления, великую толкотню и сплошное раболепие. (31) И те, которые считались близкими к ним, вечно стояли здесь в продолжение целого дня и значительной части ночи, находясь без сна и без пищи в привычные часы, чем бывали доведены до смерти. Вот чем оборачивалось для них их кажущееся счастье. (32) Свободные же от всего этого люди спорили меж собой о том, куда девались богатства римлян. (33) Одни уверяли, что все они у варваров, другие же говорили, что они заперты в многочисленных тайниках у василевса. (34) Итак, когда Юстиниан, если он человек, уйдет из жизни, а если он владыка демонов, освободится от бренного тела, те, кому тогда доведется еще быть в живых, узнают правду.

Приложения

Прокопий Кесарийский: личность и творчество

(А.А. Чекалова)

1 апреля 527 г., за три дня до Пасхи, когда, по византийскому обычаю, не полагалось ни приветствовать, ни воздавать почести кому бы то ни было, выходец из крестьян Флавий Петр Савватий Юстиниан и его жена Феодора, в прошлом куртизанка, были провозглашены соправителями дряхлеющего императора Юстина I, дяди Юстиниана по матери[1]. Через четыре месяца Юстин умер, и началось долгое, насыщенное значительными событиями, исполненное внешнего блеска правление одного из самых прославленных византийских императоров[2].

Выросший в сильно романизированной провинции Иллирик, с детства говоривший на латинском языке, Юстиниан всю свою жизнь оставался скорее римлянином, нежели греком. Его взоры постоянно были устремлены на Запад, и мысль о возрождении былого величия и мощи Римской империи не давала ему покоя. Он мечтал о славе римских цезарей.

Достигнув императорского престола, он тотчас приступил к осуществлению широкой программы мероприятии, направленных на укрепление престижа империи и императорской власти, добившись на этом пути столь существенного успеха в некоторых сферах своей деятельности, что это не могло не наложить заметный отпечаток на все последующее развитие Западной и Восточной Европы. Именно при Юстиниане была проведена известная кодификация римского права и обрел свою жизнь «Свод гражданского права», который подвел итог всему законодательству Римской империи. Две характерные черты этого знаменитого юридического памятника: воплощенная в нем идея сильной центральной власти и детально разработанное право частной собственности – обеспечили ему вначале пристальное внимание со стороны средневековых европейских юристов и рецепцию при его посредстве положений римского права королевским законодательством в период развитого феодализма, а впоследствии – роль одного из источников для Кодекса Наполеона, образцового свода законов буржуазного общества, да и для всего современного права в целом.

У народов Восточной Европы на долгое время остались в памяти деяния «царя Юстиниана» – от его церковной политики до осуществленного при нем обширного строительства по всей территории империи, когда был создан, в частности, один из шедевров мировой архитектуры – храм Св. Софии в Константинополе. Наконец, в результате активной внешней политики Юстиниану удалось вновь объединить распавшуюся в 395 г. на Западную и Восточную половины Римскую империю и сделать Средиземное море внутренним морем державы.

Все это невозможно было бы осуществить, не обладай честолюбивый и властный Юстиниан удивительным даром – умением окружить себя талантливыми людьми. Его помощником по юридической части был образованнейший законовед Трибониан[3], его главным министром являлся Иоанн Каппадокийский[4], хотя и не блиставший образованностью и хорошими манерами, но обладавший острым умом и способностью найти выход из любого самого сложного положения; его главнокомандующим на важнейших для империи театрах военных действий был искусный полководец Велисарий и, наконец (по прихоти ли судьбы или благодаря тому же умению разглядеть талант и дать ему возможность проявить себя с наибольшей для императора выгодой), запечатлеть его правление для потомков выпало на долю одного из наиболее ярких историков Византии – Прокопия из Кесарии. Возвышаясь над всеми летописцами ранней Византии, Прокопий стоит в одном ряду с Фукидидом, Геродотом и Полибием[5], а его роль для наших представлений о византийской цивилизации VI в. столь же огромна, сколь и значение Тацита для изучения Римской империи I в.

Эллинизированный сириец, Прокопий родился около 500 г.[6] в административном центре Палестины Кесарии, цветущем торговом городе, где помимо других достопримечательностей имелась еще и хорошая риторическая школа. Византийцы считали Прокопия прекрасно образованным человеком, и младший его современник Агафий сказал о нем, что он «перерыл всю историю»[7].

Эта оценка и реальные знания Прокопия дают нам любопытную возможность уяснить себе тот круг исторических сведений, который, по представлениям византийцев VI в., давал его обладателю право считаться прекрасным знатоком истории.

Творчество Прокопия позволяет заключить, что он знал (и знал прекрасно) Гомера, Фукидида, Геродота, Ксенофонта и других античных авторов. Осведомлен он был и в истории Греции классического периода. Описывая, например, Фермопилы, он нисколько не сомневается в том, что его читателю известно о Леониде и трехстах спартанцах, погибших, защищая Фермопилы от персов[8]. Вместе с тем создается впечатление, что более близкую по времени римскую историю он знал гораздо слабее. Так, описывая продвижение византийского войска в ходе воины с готами к городу Беневенту, где в 275 г. до н. э. римляне одержали победу над Пирром, историк не говорит ни слова об этом событии, важном для римской истории (и для истории самого города, который именно в связи с этой победой был переименован из Малевента в Беневент), но пускается в долгий рассказ о том, как Диомед, сын Тидея, основал этот город[9]. Он упоминает о доме Саллюстия в Риме[10], но не ясно, в какой степени он знал творчество этого писателя.

Но с «Энеидой» Вергилия он, по-видимому, был знаком, и вообще был достаточно начитан в греческой и римской мифологии. Правда, и здесь не обошлось без курьезов, ибо храм Артемиды Таврической он при составлении «Войны с персами» локализовал в горах Тавра в Армении (у реки Евфрат)[11]. И лишь когда он работал над последней книгой «Войн» (она увидела свет в 553г.), ему стало известно, что жертвенник Артемиды находился в Таврике, т. е. в Крыму[12].

Но все же, если мир античных богов, Геракла и кентавров для него вполне привычен и знаком, то эпоха после Александра Македонского вплоть до середины V в. была для него далеким и неясным прошлым.

Так обучали в риторических школах Византии, где внимание было сосредоточено прежде всего и главным образом на Гомере и классических авторах. Потому-то и писал Прокопий в архаико-аттической манере, принятой среди образованной византийской элиты.

В науке за Прокопием достаточно прочно закрепилось звание консервативно настроенного аристократа, принадлежавшего к старой, восходящей к римским временам, сенаторской знати[13]. Этой устоявшейся точке зрения нам хотелось бы противопоставить некоторые вполне очевидные факты, свидетельствующие об ином круге, в котором сформировалось мировосприятие историка. В первую очередь сюда следует отнести представления самого Прокопия о знатности. В сочинениях историка встречаются весьма разнообразные термины, обозначающие ранневизантийскую аристократию. Это «благородный» (ευ γεγονώς)[14], «славный родом» (γένει λαμπρό)[15], «благородный по отцу» (εύπατρίς)[16], δη «славнейший» (επιφανέστατος)[17], «лучший» (άριστος)[18], «сенатор» (о εκ συγκλήτου βουλής)[19], «первый саном» (ό το άξςίωμα πρώτος)[20], «именитый (пользующийся почетом)» (δόκιμος)[21], «влиятельнейший» (λογιμώτατος)[22].

Прокопий, как видно, отличает в ранневизантийском обществе в качестве его верхов людей, благородных по рождению (причем некоторые могли быть благородными лишь со стороны отца), лиц, входящих в состав сената, отличающихся высотой званий, а также видных по положению, влиятельных, лучших. Вполне естественно возникает вопрос, совмещались ли, по Прокопию, эти качества в одном лице, и если нет, то кому среди перечисленных категорий лиц он отдает предпочтение.

Б. Панченко, в свое время наиболее тщательно изучивший вопрос о социальных взглядах историка, считал, что он наделял богатством, родовитостью, сановностыо и влиятельностью одних и тех же людей – высшее сословие империи, именуемое сенатом – ή σύγκλητος βουλή[23]. Однако терминологический анализ сочинений Прокопия приводит нас к выводу, что родовитость и сановность далеко не всегда сочетались в тех, о ком он упоминает в своих трудах. Примеры, подобные Мамиану из Эмесы, который был патрикием и в то же время отличался знатностью рода (γένει λαμπρός), обладая при этом и большим богатством[24], крайне редки, если не сказать единичны. Уже само выражение «был из числа секаторов в хорошего рода», употребленное им по адресу военачальника Ливии Ареовинда[25], свидетельствует о том, что сенатор и родовитый аристократ для Прокопия отнюдь не синонимы.

Любопытно и другое – само понятие родовитости у Прокопия достаточно своеобразно для человека, которого принято считать выразителем интересов консервативных кругов старой сенаторской аристократии, ибо в отличие, например, от своего современника Иоанна Лида[26] он относит понятие «благородный» не к лицам с пышной родословной, а всего лишь к тем, чьи недавние предки, достигнув высокого положения в имперской администрации, получили за это тот или иной высокий титул. Так, он считает родовитым (γένει μέγαν) императора 467 – 472 гг. Анфимия[27], хотя дед того происходил из семьи колбасника[28].

Показательно, что понятие родовитости у Прокопия распространяется даже на варваров, в частности, вандалов. Повествуя о бедственном положении Гелимера, он например, Говорит, что вместе с царем вандалов трудности терпело его окружение, состоявшее из его племянников, детей двоюродных братьев и сестер и «других благородных вандалов»[29]. Упомянутый выше термин «благородный по отцу» Прокопий также использовал по отношению к варвару – предводителю герулов Фаре[30].

Конечно, на страницах сочинений Прокопия встречается истинно родовитая знать, но это – провинциальная муниципальная аристократия, например, Анатолий из Аскалона, первым значившийся в городских таблицах[31], Мамилиан из Кесарии, отпрыск славнейшего рода[32]. Отдавая должное этой знати, Прокопий вместе с тем не испытывает чувства негодования или протеста, когда представители ее оказываются на весьма низких постах, как это случилось со «славным родом» Иосифием, писцом придворной стражи в Карфагене[33].

Характерно и другое. Говоря об аристократах того или иного города, Прокопий акцентирует внимание не столько на их родовитости, сколько на их значительности, о чем свидетельствуют термины «именитый» (δόκιμος)[34], «славнейшие» (επιφανέστατοι)[35], «влиятельнейшие» (λογιμώτατοι)[36]. А к этой группе можно отнести и чиновную знать провинций – так называемых honorati.

Равным образом и в общеимперском масштабе знатность положения играет для Прокопия весьма существенную роль, и такие понятия как «сенатор»[37], «первый саном»[38] значат в его глазах не меньше, если не больше, чем родовитость. Так, рассказывая о полководце Вузе, готе по происхождению, попавшем в сенат благодаря воинским заслугам и, следовательно, являвшемся аристократом в первом поколении, Прокопий с возмущением пишет о том, как он, обладатель консульского звания, был заточен в подземелье и там бесследно пропал[39]. В другой раз Прокопий порицает Феодору за то, что она обошлась как с рабом с возведенным в консульское звание пасынком Велисария Фотием[40], который, по словам самого же Прокопия, был человеком весьма низкого происхождения: отец его был безродным бедняком, а мать, родившись от проститутки при цирке, сама смолоду была блудницей[41].

Рассказав всю подноготную о происхождении Юстиниана, подробно и с насмешкой описав его дядю Юстина, простого иллирийского крестьянина[42], Прокопий вместе с тем убежден, что, став императором, Юстиниан мог избрать себе в супруги из всей Римской державы женщину, которая по происхождению своему «была бы наиболее благородной»[43].

Антиподом Юстиниана в сочинениях Прокопия является не человек с древней генеалогией, а член той же самой фамилии – полководец Герман, достигший, по словам Прокопия, вершин добродетели[44].

Весьма показателен для представления Прокопия о знатности пример Иоанна Каппадокийского, к которому он относится с особой ненавистью, возможно, потому, что тот, будучи худородным выскочкой, малограмотным, сумел подняться до самых высоких должностей и званий, в то время как сам Прокопий, столь прекрасно образованный, был лишь советником Велисария. Когда же Иоанна после его смещения с должности подвергли физическому наказанию, Прокопий с возмущением пишет: «Этого человека, бывшего столь могущественным эпархом, причисленного к патрикиям и возведенного на консульское кресло, выше чего нет почести в Римском государстве, выставили голым, как разбойника какого или вора, и, нанося множество ударов по спине, принуждали рассказывать о своей прошлой жизни»[45].

Прокопий, следовательно, чтит высшие должности независимо от того, кто был по происхождению их обладатель. Конечно, он так же, как и Иоанн Лид, предпочел бы, чтобы почестями облекались не выскочки[46], но все же официальный статус для него – решающий фактор в оценке того или иного лица.

В константинопольском сенате Прокопий, как и официальное законодательство[47], выделяет в первую очередь высших должностных лиц, обладавших в силу этого и высшими титулами, таких как префект претория 521 – 522 г. Демосфен[48] или магистр оффиций 520 г. Татиан[49], судьбу наследства которых, присвоенного Юстинианом на основании подложных завещаний, Прокопий рассматривает как показатель отношения Юстиниана к сенаторской аристократии вообще[50]. Политика Юстиниана по отношению к сенату рассмотрена им, таким образом, не на примере старой сенаторской аристократии, как это принято считать, а новой, служилой знати.

Свидетельством в пользу принадлежности Прокопия к старой сенаторской знати исследователи считают и его проникнутый сочувствием рассказ (в «Тайной истории») о некоем патрикии, которому задолжал один из приближенных императрицы Феодоры[51]. Между тем византийский титул «патрикий» не имел ничего общего с римским «патриций», хотя и являлся греческой калькой этого слова. В Византии он, как и титул консула, обычно жаловался высшим должностным лицам[52].

Прокопий, консерватизм которого не простирается далее эпохи Анастасия I (491 – 518), никогда не критикует сложившуюся в Византии систему иерархии должностей и титулов, столь заметно отличавшуюся от существовавшей в Риме. Напротив, он убежден в ее целесообразности, более того, он полностью за то, чтобы статус чиновной аристократии был прочен, сопряжен с богатством[53] и имел бы определенные гарантии; он также за то, чтобы эта аристократия сама себя воспроизводила[54], давая своим отпрыскам образование.

Сознательно, или бессознательно, он поднимает чиновную знать Византии до уровня сенаторской аристократии Рима, наследницей традиций которой он хочет ее видеть[55]. Одну из таких традиций Прокопий описывает следующим образом: «Издревле сенат, являясь к василевсу, приветствовал его следующим образом. Муж-патрикий припадал к правой стороне его груди. Василевс же, поцеловав его в голову, отпускал его; все остальные же удалялись, преклонив перед ним правое колено»[56]. Между тем вполне очевидно, что это был чисто византийский обряд, сложившийся скорее всего не ранее V в., не говоря уже о том, что сама процедура в константинопольском сенате была иной в принципе, ибо в Риме император являлся в сенат, а не сенаторы приходили к императору.

Этот пассаж, однако, интересен как свидетельство того, что Прокопий разделял заблуждения своего времени, как разделял он и существовавшие в Византии VI в. представления о знатности, наделяя ею в первую очередь тех, кто занимал высшие посты в военно-административном аппарате империи.

Со служилой знатью, хотя и не столичной, а провинциальной, Прокопий, по всей видимости, был связан уже с рождения. В «Войне с вандалами» историк рассказывает о своем друге детства, человеке, занимавшемся морской торговлей[57]. Отпрыски старинных родов подобных знакомств не водили[58], и представить себе такого друга детства у Ливания или Синесия Киренского просто невозможно. Между тем служилая аристократия, которая нередко сама выходила именно из этих слоев населения, такими знакомствами отнюдь но гнушалась. Впрочем, на основании сочинений Прокопия складывается впечатление, что его круг – это провинциальная знать, сформировавшаяся в результате слияния представителей военно-административного аппарата империи и родовитой аристократии греческих полисов (куриалов). Иначе говоря, Прокопий был выходцем из среды, где в равной мере ценились и древность рода, и положение в имперской администрации, службу в которой потомственные аристократы еще в начале IV в. рассматривали как некое бесчестье, считая ее уделом рабов и вольноотпущенников[59]. Примечательно в этом смысле, что в то время как представитель провинциальной знати IV в. Ливаний восхищается тем, что император Юлиан сократил число придворных должностей[60], Прокопий, напротив, именно за подобный поступок порицает Юстиниана[61].

Прокопий и себя заранее предназначил для службы в административном аппарате империи, поскольку он в свое время не ограничился традиционным для греческого Востока риторическим образованием, но прошел еще и основательный курс юриспруденции. А ведь еще в IV в. среди культурной элиты ранневизантийского общества преобладало мнение, что с Демосфеном легче победить в суде, чем с увесистыми томами законов[62]. В VI в. в этой среде думали иначе. Иначе думал и Прокопий, приступив к штудированию права.

Когда Прокопий оказался в Константинополе и каким образом он попал на глаза Юстиниану, неизвестно, но, как бы то ни было, в 527 г. он был назначен секретарем и советником Велисария, а получить столь важный пост мог лишь человек, пользовавшийся большим доверием со стороны императора (или кого-то из самых высших и близких к императору сановников). С этого времени для Прокопия началась весьма насыщенная и полная неожиданных поворотов жизнь. С 527 по 531 г. он вместе с Велисарием находится у восточных границ империи, принимая участие в очередной ирано-византийской войне, в 532 г. он в Константинополе, и пред его взором разворачивается грандиозное по своему размаху восстание Ника, в 533 – 536 гг. он в Северной Африке, где Велисарий покорил королевство вандалов, в 536 – 540 гг. – в Италии, участвуя в разорительной для нее войне с остготами, а в 541 г. он вновь оказывается у восточных пределов империи, где за год до этого персы захватили и сровняли с землей столицу византийской провинции Сирии древнюю Антиохию. В 542 г. Прокопий побывал в Константинополе, когда там разразилось неслыханное бедствие, унесшее множество жизней – чума. Затем он вновь оказался в Италии, где пробыл до 546 г.[63]

Благодаря своему положению доверенного лица Велисария Прокопий постоянно находился в самой гуще событий своего времени, знавал влиятельнейших государственных деятелей той эпохи, имел доступ к самой секретной информации, а нередко и сам принимал участие в ее создании, ибо именно ему приходилось составлять реляции Велисария императору, оформлять различную документацию полководца, ведать его перепиской, и, когда Прокопий приводит в своем сочинении текст письма или речи Велисария, можно не сомневаться в том, что он сам приложил к ним свою руку.

Обладая ко всему прочему редкостной наблюдательностью и недюжинным литературным талантом, Прокопий как нельзя лучше подходил к роли летописца своего времени. Три исторических труда об эпохе Юстиниана оставил он потомкам: обширное сочинение «Войны», памфлет «Тайная история» и трактат «О постройках». Различные по своему характеру и содержанию, они взаимно дополняют друг друга, воссоздавая достаточно полную картину византийской цивилизации VI в.: не только ее блеск и величие, поражавшее ее подданных и соседей, но и те гигантские потери, которыми было заплачено за все это великолепие. Восхваляя Юстиниана в панегирике «О постройках», Прокопий выступает как самый страшный его хулитель в «Тайной истории», необычайно откровенно показывая в этом произведении проникнутую интригами атмосферу византийского двора, где борьба за власть, низкая клевета и погоня за наслаждениями нередко являлись истинными двигателями важных политических событий.

Настоящее издание сочинений Прокопия из Кесарии открывается произведением, с которого сам историк начал свое летописание. Это первые две книги его «Войн», объединенные под названием «Война с персами». Основная тема произведения – взаимоотношения Византии и Ирана в VI в., когда по прихоти истории шахский престол занимал достойный соперник Юстиниана Хосров I Ануширван (531 – 579 г.), не в меньшей степени, чем византийский император, охваченный честолюбивым стремлением возродить традиции и могущество своей собственной страны – Ирана (Персии), в период наивысшего своего расцвета охватывавшей территорию от Индии до Эгейского моря.

Главный театр военных действий в «Войне с персами» – Месопотамия и Закавказье. Начинается произведение с небольшого экскурса в прошлое, освещающего канву событий с начала V в. (с 408 г.). К подробному изложению случившегося на восточных границах империи Прокопий приступает с рассказа об очередной ирано-византийской войне, разразившейся в 502 г., когда в Византии правил еще император Анастасий I, а в Иране – отец Хосрова Кавад. Начиная с 527 г., Прокопий описывает события как их очевидец и участник.

Основной герой первой книги «Воины с персами» – полководец Велисарий, фигура которого как талантливого военачальника и мудрого государственного деятеля явно доминирует над всеми остальными личностями, выступающими в этом сочинении Прокопия. Его победа в битве при Даре (530 г.), не принесшая, в сущности, реальных плодов византийцам, выдвинута в I книге на передний план[64]. Примечательно в то же время, что вина за поражение в битве при Каллинике (531 г.) целиком приписана Прокопием необузданной тяге военачальников и солдат к сражению, их недисциплинированности и непослушанию[65]. Что касается Велисария, то Прокопий и в этом случае находит, чем в нем восхититься, описывая его доблесть в этом неудачном для него сражении. К тому же само поражение как бы сглажено утверждением Прокопия, что персы потеряли в битве ни меньше воинов, чем византийцы. Для той же цели автор вставляет в свое повествование отвлекающий внимание читателя рассказ об обычае персов с помощью подсчета стрел выявлять число погибших на войне воинов[66]. Не сказав ни слова о том, что Юстиниан послал специальную комиссию для расследования причин поражения[67], Прокопий пускается в рассказ об эфиопах и химьяритах, лишь упомянув затем, что Велисарий был отозван для войны с вандалами[68]. Далее же историк сосредоточивает свое внимание на описании заключения «Вечного» мира между Византией и Ираном[69]. В сущности, при изложении всех этих событий Прокопий не искажает фактов, но там, где ему нужно, попросту обходит молчанием некоторые из них.

Основным персонажем второй книги «Войны с персами» является уже не Велисарий, не стяжавший себе в описываемый период лавров, но, так сказать, антигерой Прокопия, шахиншах Хосров, в 540 г. вторгнувшийся на земли Византии и нанесший империи огромный ущерб. В то время как образы иных иранских шахов, да и самого Ирана, окутаны в произведении Прокопия некоей романтической дымкой, Хосров I изображен резкими мазками, как злой гений и персов, и византийцев.

Судьба свела самого обожаемого и наиболее ненавистного из героев этого сочинения Прокопия лишь однажды, когда в 542 г. Велисарий вновь оказался в восточных пределах империи. Ни тот, ни другой не решились тогда вступить в открытый бой, но в то время как отказ Хосрова от битвы расценивается Прокопием как поступок, продиктованный боязнью потерять славу великого воина, поведение Велисария представляется ему проявлением высокой государственной мудрости[70].

Показательно, однако, что образ Хосрова в «Войне с персами» поразительно схож с образом Юстиниана в «Тайной истории». И того, и другого историк порицает за страсть к новшествам, за вероломство и предательство[71]. Поэтому вполне допустимо предположить, что уже в обрисовке необузданного характера Хосрова, которому противопоставлен мудрый Велисарий, проявились элементы критики в адрес Юстиниана, а, возможно, и сожаления, что не Велисарий, а Юстиниан, не ходивший в походы и не отличавшийся, по мнению Прокопия, другими необходимыми для императора качествами, обладал престолом.

В силу обстоятельств Прокопий не смог завершить свой труд триумфом Велисария, поэтому он решился на весьма смелый шаг, рассказав в конце первой книги «Войны с персами» об опале любимца Юстиниана Иоанна Каппадокийского и затем вновь вернувшись к его судьбе заключении книги второй. Хотя, на первый взгляд, в этом проявилось стремление уравновесить композицию произведения, нельзя не заметить, что с главной темой «Войны с персами» это событие прямо никак не связано.

Вместе с тем разделы, посвященные Иоанну Каппадокийскому, не менее явственно, чем описание личности Хосрова, перекликаются с разоблачающей Юстиниана «Тайной историей». Не имея возможности открыто порицать императора в предназначавшемся для публикации сочинении, Прокопий полной мерой воздал его министру. В неприязни Прокопия к Иоанну Каппадокийскому, возможно, сыграл свою роль сугубо личный, психологический мотив. И Иоанн, и Прокопий были выходцами из провинциальных городов, но из совершенно разных социальных слоев, между которыми лежала если не пропасть, то весьма значительное расстояние. Образованный аристократ Прокопий, привыкший свысока смотреть на людей, подобных Иоанну, не мог не чувствовать себя глубоко уязвленным тем, что в столице этот выходец из низов, заняв важнейший в имперской администрации пост, оказался в социальном плане далеко впереди него, всего лишь советника Велисария. Вполне естественно, что в представлении Прокопия необразованный ловкий мошенник и грубиян Иоанн являлся как бы живым олицетворением правления Юстиниана, и описанием возмездия Иоанну он как бы предсказывал отмщение Юстиниану. Именно с этой темы он начал свою «Тайную историю», говоря, правда, не о физическом возмездии, а о дурной славе среди потомков[72]. В этих пассажах, как и в некоторых других своих частях, «Война с персами» является как бы прелюдией к «Тайной истории».

Вместе, с тем, это сочинение позволяет нам понять еще одну, по крайней мере, причину конечного разочарования Прокопия в Юстиниане, в то время как в начале своей карьеры подобных чувств к императору он, по-видимому, не испытывал. Выходец с Востока, Прокопий, видимо, не разделял устремлений Юстиниана на Запад, во всяком случае ценой серьезных уступок Хосрову. Не раз историк подчеркивает, что мир с персами византийцы купили за деньги[73].

Страшное впечатление произвело на него и разрушение многих восточных городов империи, а гибель столицы Сирии, красавицы Антиохии, настолько ошеломила его, что он даже усомнился в мудрости воли Божьей: «У меня же кругом идет голова, когда я описываю такое бедствие и передаю его памяти грядущих поколений, и я не могу понять, какую цель преследует Божья воля, так возвеличивая человека или место, а затем вновь низвергая их и стирая с лица земли по причине нам совершенно неясной. Ибо нельзя же сказать, что все совершается у Него беспричинно, хотя он попустил, чтобы Антиохия, красота которой и великолепие во всем, даже и теперь не исчезли бесследно, оказалась разрушена до основания рукой нечестивейшего из смертных»[74].

«Война с персами» позволяет нам сделать и другие наблюдения относительно мировосприятия Прокопия, являющего собой любопытный образчик византийского синкретизма. Историк преисполнен почтения к христианской вере, к самому Христу, к отшельникам и монахам[75], и вместе с тем, в традициях античности, он верит в судьбу, которая по своему усмотрению правит миром[76]. Впрочем, Прокопий не любит долго витать в заоблачных высях, предоставляя это «сведущим людям», и одно из важнейших его качеств – рационализм. Он внимательно всматривается в окружающий его мир, всем интересуясь и все пытаясь понять. Его описание чумы, например, не отталкивает ужасающими подробностями, но поражает как свидетельство объективного наблюдателя, пытающегося подметить как можно больше симптомов болезни, систематизировать их и разобраться в ее причинах.

Его поразительная любознательность, проявившаяся, в частности, и в его познаниях в восточных языках, прежде всего в персидском, а, возможно, и в армянском, помогла ему создать столь колоритное произведение, как «Война с персами». Обладая широтой познания, Прокопий не ограничивается описанием посольских миссий и военных конфликтов, но сочинение это включает в себя немало сведений по внутренней истории Византии и Ирана, на основании которых можно судить не только о вражде между этими крупнейшими странами Ближнего Востока, но и о большом сходстве их институтов и мировосприятия их населения. Это сходство хорошо прослеживается и на памятниках искусства этих стран и, по всей видимости, не было вызвано лишь их поверхностным взаимовлиянием.

Прокопий насыщает свое повествование увлекательными рассказами о быте, нравах и традициях византийцев, персов, армян, лазов, ивиров, а также их грозных соседей гуннов-эфталитов и арабов, совершает экскурсы в историю евреев и эфиопов. Источником сведений Прокопия в «Войне с персами» по большей части служил собственный опыт писателя; письменные источники (труд Приска Панийского, армянские и персидские памятники[77]) использовались им главным образом для описания предшествующих 527 г. событий. Любил историк выслушивать свидетельства очевидцев и активно использовал устную традицию, в том числе персидскую и армянскую. А вплетенная в его рассказ о войне 502 – 506 гг. красочная легенда о св. Иакове[78], выдержанная в сирийском духе – дань местным сирийским преданиям.

Как достойную похвалы черту творческой манеры Прокопия следует отметить его стремление к объективности при описании врагов империи. Так, никто из его современников не писал столь непредвзято о персах, как Прокопий, а когда он изображает воинственного Кавада с короткой саблей в руке[79], то в этом присутствует и некоторое восхищение иранским шахом.

Провозгласив в начале своего сочинения поиск истины главным законом исторического жанра, Прокопий вместе с тем тщательно заботится о внешней форме своего произведения, создавая не просто историю, а своего рода исторический роман. Его повествование соразмерно, плавно и вместе с тем образно и живописно. Все направлено на то, чтобы создать у читателя цельное, четкое и яркое представление о всех перипетиях взаимоотношений двух крупнейших держав раннесредневекового мира. Будучи свидетелем большей части описанных им событий, владея массой фактов и сведений, он не загромождает ими свое произведение. Определив для себя главное в том или ином событии, Прокопий высвечивает его наиболее яркими красками, притеняя менее важные факты или не упоминая о них вовсе. Таким образом, в отличие от современных ему хронистов (для которых важен сам факт безотносительно к его значимости в длинном ряду прочих важных и второстепенных фактов, перечисляемых в историческом сочинении), ему удается создать не только более красочную, но в целом и более достоверную картину событий.

К числу таких описаний относится, в частности, его рассказ о войне между Византией и Ираном в 502 – 506 гг. В то время как современник этой войны, житель Эдессы Иешу Стилит, рассказывая о ней в своей хронике, сосредоточил внимание почти исключительно на событиях, происходивших вокруг его родного города, и дал, таким образом, по существу описание войны с точки зрения эдессита, Прокопий выделяет в этой войне главное событие – военные действия в районе города Амиды. В соответствии с этим он определил для себя главную тему и именно ей посвятил свой рассказ, сделав это с необычайным блеском[80].

Иной раз Прокопий просто в угоду читателю выбирает из массы черт какого-то явления то, что особенно может поразить его воображение. Так, говоря о маздакитском движении, сторонником которого некоторое время был и шах Кавад, Прокопий сообщает, что среди прочих новшеств маздакитами была введена и общность жен[81]. Разумеется, это не было главным в маздакитстве (более того, спорным является само наличие подобного положения в догматике маздакитов[82]), но именно эта черта могла особенно поразить воображение византийского обывателя, читающего сочинение Прокопия. И если историк в данном случае и не дает полной картины маздакитского движения, то он все же позволяет судить о вкусах своей среды.

Важным литературным компонентом сочинения являются речи его персонажей, которые служат не только риторическим украшением произведения, но и несут важную смысловую нагрузку, ибо для историка это благоприятный случай высказать собственные взгляды по тому или иному вопросу. Вложенные в уста врагов, они, в частности, позволяют автору высказать критику в адрес императора, а порой и весьма дерзко пошутить на его счет.

Подобная роль речей в произведениях Прокопия, конечно, не означает, что они полностью представляют собой плод свободного полета фантазии писателя. Прокопий пользуется реальными речами исторических лиц, преображая их по содержанию и стилистически согласно потребностям и правилам жанра. Неоднократно историк использует речи для того, чтобы охарактеризовать ситуацию или действующих лиц. В качестве примера сошлемся на знаменитую речь императрицы Феодоры, произнесенную ею на императорском совете в критические минуты восстания Ника[83]. По единодушному мнению исследователей, речь была историческим фактом[84]. Решительная и смелая, Феодора к тому же как бывшая актриса неплохо владела даром импровизации. И все же Прокопий, сохранивший смысл ее речи, придал ей больший литературный блеск. При этом образцом для него послужила приведенная Геродотом (8. 68) речь Артемисии на совете персов перед Саламинской битвой, хотя смысл той и другой речи прямо противоположен друг другу.

Более интересно здесь, однако, другое. Прокопий вложил в уста Феодоры афоризм «Царская власть – прекрасный саван», который не только эффектно завершал речь императрицы, но и служил другой, очень важной для Прокопия цели – напомнить образованному читателю о сиракузском тиране Дионисии Старшем. В 403 г. до н. э. Дионисий находился в сходной с Юстинианом ситуации, будучи осажден восставшими в крепости Ортигия. Тогда, по словам Диодора и Элиана, один из друзей Дионисия призывая его к решительным действиям, сказал ему: «Тирания – прекрасный саван»[85]. Афоризм получил широкую известность, и античные авторы нередко использовали его в своих сочинениях. Известен он был, по всей видимости, и образованным византийцам VI в., хорошо знавшим и о самом Дионисии.

Употребив этот афоризм (заменив, естественно, слово «тирания» выражением «царская власть»), Прокопий сразу же придал описанию совершенно иную окраску: из героини Феодора превращалась в жену человека, подобного ненавистному всем тирану Дионисию. Параллель между Дионисием и Юстинианом напрашивалась сама собой. Это был один из ловких приемов критики правления Юстиниана, примеры которой содержатся и в других местах «Войн» Прокопия[86]. Он тем более интересен, что Прокопий использовал его в тот момент, когда, казалось бы, он прославлял супругу Юстиниана как одну из самых замечательных женщин человеческой истории.

Продолжая античную традицию, Прокопий вводит в свое сочинение своеобразные новеллы, например, о гибели шаха Пероза (Фируза)[87], о Замке забвения[88] и т. д. Да и каждое другое событие, будь то битва при Даре, осада персами Амиды или взятие ими Антиохии представляют собой как бы отдельные изящные эссе. Прекрасные каждое само по себе, они, соединенные вместе, напоминают удивительное ожерелье из нанизанных друг за другом жемчужин.

В той же авторской манере написана и «Война с вандалами», объединяющая третью и четвертую книги «Войн» и посвященная отвоеванию византийцами Северной Африки. Но, пожалуй, это произведение еще в большей степени, чем «Война с персами», приближается к известного рода историческому роману, в котором вокруг личности Велисария сосредоточены важные события восстановления единства древней Римской империи. По своей теме, манере исполнения и композиции «Война с вандалами» примыкает к первым двум книгам «Войны с готами» (третьей части эпопеи «Войн», охватывающей V – VIII книги всего произведения), вместе с которыми она как бы составляет единое историко-литературное произведение. Несколько обособленное от остальных четырех книг Прокопиевых «Войн» (т. е. двух книг «Войны с персами» и третьей-четвертой книг «Войны с готами»), оно вместе с тем не нарушает целостности всего исторического труда.

Единство «Войны с вандалами» и первых книг «Войны с готами» проявляется в первую очередь в том, что они проникнуты общей идеей – идеей восстановления в прежних границах единой Римской империи под скипетром византийского императора. Эту идею Прокопий ясно излагает в начале «Войны с вандалами», явно имея в виду и готскую войну. Историко-этнографические пассажи о восточно-германских племенах[89] равно касаются и Северной Африки, и Италии.

С точки же зрения литературной композиции звено единства – это личность Велисария, главного героя. События и лица во всех четырех книгах рассматриваются Прокопием в тесной связи с его деятельностью. О едином плане сочинений об истории войн с вандалами и готами свидетельствуют и композиция, и соразмерный объем всех четырех книг, и распределение материала. Апогей военной деятельности Велисария, падающий на 540 г., освещен в конце первых двух книг «Войны с готами».

Излагая предысторию вандальской войны, Прокопий вспоминает о разделении империи при Феодосии I (395 г.) и рассказывает о завоевании варварами западной ее части при сыне Феодосия – Гонории (395 – 423 г.)[90]. Эти события поставлены Прокопием в тесную связь с грандиозными планами Юстиниана отвоевать утерянные территории древней Римской империи. Историк в данном случае находится в полном согласии с императором, который в одной из своих новелл предельно четко выразил концепцию единой Римской империи и византийского императора как наследника римских цезарей, а потому имеющего полное право на господство во Вселенной. «Мы питаем полную надежду, – сказал он после завоевания Африки и Сицилии, – что Бог даст нам возвратить остальные страны, которыми обладали древние римляне, до пределов обоих океанов»[91].

Идее необходимости восстановления в прежних, границах Римской империи служит у Прокопия и географический экскурс в главе I «Войны с вандалами». При всем том, что писатель хорошо знал и использовал, как явствует из изложения истории франков[92], эллинистическую концепцию деления мира на три континента (Европу, Азию и Ливию), в данном географическом экскурсе он руководствуется двухчастным делением Вселенной на Европу и Азию с границей по Гибралтару и реке Фасис. Использование географической концепции времен классической Греции понадобилось Прокопию для того, чтобы подчеркнуть несоответствие между вертикальным делением Вселенной и горизонтальным разделением империи и таким образом показать необходимость восстановления единства Римской державы.

В части, повествующей о проникновении германских племен на территорию Западной Римской империи, Прокопий использовал исторический труд своего предшественника Приска Панийского (V в.), и это дает нам возможность уяснить себе метод использования Прокопием письменных источников. В отличие от многих других византийских авторов Прокопий не переписывает дословно свой источник, но делает в него вставки и стилистически перерабатывает текст. При описании, например, взятия Рима Аларихом в 410 г., он наряду с Приском использовал либо не дошедший до нас источник, либо (что более вероятно) устную традицию. В результате он объединил три осады Рима Аларихом (408 – 409, 409 и 410 г.) в одну, причем дал ее в литературном обрамлении, выдержанном в духе античных авторов – Геродота и Дионисия Галикарнасского. Так была создана историческая новелла, не вполне соответствующая реальным обстоятельствам осады, хотя, несомненно, имеющая историческую канву[93].

Несомненно, подобный подход к источникам таит в себе опасность контаминации. В самом деле, сведения Прокопия по древней истории вандалов[94], да и собственно римской истории, не всегда безупречны. Иное дело современные Прокопию события, очевидцем и участником которых он был. Впрочем и здесь автор придает огромное значение форме изложения и делает это мастерски. Прокопий вводит читателя в вихрь военных событий, описывая их оживленно, свежо, динамично. Среди прочих художественных средств живость изложения достигается им и посредством употребления первого лица. Написанные под непосредственным впечатлением происходящего, многие главы его труда по существу являются тем, что мы сегодня назвали бы прекрасными репортажами с фронта. Таково, например, описание битвы при Дециме в главах 17 – 19 первой книги, где живо и ярко описываются перестрелки между авангардами византийцев и вандалов, движение основной части византийской армии и, конечно же, само сражение. Столь же захватывающе описана битва при Трикамаре, имевшая место в сентябре 533 г.[95], да и многие другие.

Показательно вместе с тем, что Прокопий, который как советник Велисария был посвящен в мельчайшие подробности всех дел, зачастую намеренно не дает отдельных незначительных деталей происходящего, освобождая от них свой рассказ и концентрируя внимание читателя на самых важных и интересных из событий, к которым он относит и подвиги героев. Таким образом общая картина оказывается более выпуклой и впечатляющей. Под талантливым пером историка события вандальской войны как бы обретают вторую жизнь, сохраняя свою силу и значительность. Как и в «Войне с персами», Прокопий стремится поразить внимание читателя не только картинами сражений, но и бытовыми сценами. Таково описание пира Гонтариса в мае 546 г., в котором Прокопий блистает и тонкостью психологических характеристик, и изложением примечательных подробностей пиршества: расположением пирующих, ситуацией среди охраны и в гарнизоне, приготовлениями к убийству мятежников[96]. Историк прекрасно владеет материалом, создавая подлинно художественное произведение.

Красочности изложения служат также речи в письма, включенные в произведение, которые, хотя конечно, не вымышлены до конца, все же сильно переработаны литературно.

Достойной исторического романа является и сцена встречи Гелимера со своим братом Назоном[97]. Прокопий словно прочувствовал историческую значимость происходящего – упадок государства вандалов – и нашел для его передачи адекватное литературное выражение.

В «Войне с вандалами» Прокопий с удивительной яркостью обнаружил умение художественными средствами передать психологически сложный характер действующего лица. К числу таких наиболее удавшихся образов относится образ короля вандалов Гелимера. Прокопий рисует его как человека, в котором совсем еще недавно народ видел Лучшего и безупречного воина, затем вдруг без сопротивления отдавшегося под удары судьбы. В Дециме Гелимер потерял время, оплакивая своего умершего брата, и упустил решающий момент; при Трикамаре, сочтя свое дело окончательно проигранным, бежал, не сделав никаких распоряжений, и даже не попытался вновь собрать свое войско, чтобы совершить атаку, которая, возможно, доставила бы ему победу. Таким он и оставался до конца: впечатлительным, изменчивым, безо всякой настойчивости и твердой воли. Отдавшись в конце концов в руки Велисария, и перед этим полководцем, и перед императором Юстинианом он держал себя с иронией разочаровавшегося во всем философа, который знает тщету людских дел и находит удовольствие в том, чтобы видеть в себе достойный удивления и жалости пример. Именно в уста Гелимера Прокопий вложил слова Екклезиаста: «Суета сует и всяческая суета»[98].

Судьба Гелимера, да и самого королевства вандалов, недавно еще «цветущего богатством и военной силой», а теперь «уничтоженного в столь короткое время пятью тысячами пришельцев, не знающих, куда пристать»[99], дает возможность Прокопию поразмышлять над одной из важных для него тем – темой судьбы, которая в произведениях Прокопия имеет еще много общего с античной τύχη. Рассказывая, как византийцы после победы при Дециме наслаждались яствами, приготовленными для Гелимера, Прокопий восклицает: «Таким образом можно было наблюдать судьбу во всем ее блеске; она как бы показывала, что все принадлежит ей, у человека же нет ничего, что может считаться его собственным»[100].

И все же, несмотря на отдельные грустные нотки, «Война с вандалами» исполнена радужных надежд, проникнута гордой уверенностью в мощи византийского оружия и светлой верой, что самой империи покровительствует Бог.

Тем не менее, разделяя завоевательные планы Юстиниана и веря в их успех, Прокопий уже тогда начинает испытывать разочарование в самом Юстиниане. Иными словами, разделяя концепцию прав византийского государства на римское наследие, историк не принимает безусловно современного ему выразителя этой концепции. Критика в адрес императора угадывается уже в подчеркивании выдающихся качеств автократора Феодосия, «справедливого человека и прекрасного воина»[101], и в намеке на основателя Византии Константина[102].

Скрытой иронией в адрес Юстиниана проникнута переписка между императором и королем вандалов Гелимером. Советы, которые Юстиниан дает Гелимеру[103], по существу являются намеком на поведение самого Юстиниана, когда он фактически правил при своем дяде Юстине, о чем Прокопий с резким осуждением скажет в «Тайной истории»[104]. Таким образом Прокопий как бы ставит на один и тот же уровень и Юстиниана, и жестокого тирана Гелимера, не ограничиваясь при этом лишь намеком на нравственную сторону их поступков, но прибегая и к титулатуре. «Царь Гелимер царю Юстиниану»[105], – так начинает он письмо Гелимера. В своем ответе Гелимеру Юстиниан угрожает ему, что его постигнет наказание демона (дьявола)[106], а поскольку король вандалов потерпел наказание от Юстиниана, получается, что он-то и есть демон. Этим скрытым намеком «Война с вандалами» вновь перекликается с «Тайной историей», где тема Юстиниана как воплощения демона (дьявола) является одной из главных тем.

Наконец, завершается «Война с вандалами» рассуждением о резком сокращении населения Ливии и его обнищании[107]. Это уже не просто критика отдельных поступков Юстиниана или его ошибок в Африке, это осуждение его политики восстановления прежних границ Римской империи. И это опять-таки один из мотивов «Тайной истории», к характерным особенностям которой мы и переходим.

При некоторой близости к другим сочинениям Прокопия, «Тайная история» занимает совершенно особое место в его творчестве, да, пожалуй, и во всей византийской историографии в целом. При ее составлении Прокопий не дал ей никакого названия, а в словаре Суда (X в.), где это сочинение упоминается впервые, оно фигурирует как ‘Ανέκδοτα, что означает «Неизданное». Найдена была «Тайная история» в XVII в. директором Ватиканской библиотеки Н. Алеманном, и с момента своего открытия это произведение породило бурные споры. С одной стороны, католическая церковь, которая видела в Юстиниане врага своему господству в лице римского папы, охотно отстаивала подлинность «Тайной истории», с другой стороны, юристы ни за что не желали признавать подлинность сочинения, порочащего творца знаменитого «Свода гражданского права», и еще на рубеже XIX – XX вв. ученые высказывали серьезные сомнения в принадлежности этого сочинения перу Прокопия Кесарийского[108].

Однако работы Ф. Дана[109], И. Хаури[110] и Б. Панченко[111] сделали свое дело, и теперь мало кто уже сомневается, что автором «Тайной истории» был один из крупнейших византийских историков, прославивший эпоху Юстиниана в своих «Войнах» и панегирическом трактате «О постройках».

«Тайная история» и в самом деле произведение необычное, хотя оно, как справедливо подметила Ав. Камерон, быть может, наиболее византийское из всех сочинений Прокопия[112]. Это своего рода памфлет или, как говорили во времена историка, «псогос» (хула)[113]; ведь по законам именно этого жанра и написана «Тайная история». Но это еще не объясняет загадки «Тайной истории», ибо сам собой напрашивается вопрос, почему, все-таки, Прокопию, некогда упоенному быстрыми и блестящими успехами Византии на Западе, к тому же человеку отнюдь не мрачному, но полному живого интереса ко всему окружающему и вполне способному воспринимать иные, нежели его собственная, система ценностей, вдруг вздумалось написать сочинение в подобном жанре? Ответ на этот вопрос заключается, на наш взгляд, и в судьбе Византийской империи в середине VI в. (а именно тогда и была написана «Тайная история»[114]), и в судьбе самого Прокопия.

В то время как историк готовил первое издание своих «Войн» (543 – 545 гг.)[115], судьба внешнеполитических планов Византии выглядела вполне благоприятной. Были отвоеваны Северная Африка и Италия. Велисария удостоили великолепного триумфа, радость которого, вне всяких сомнений, разделил и Прокопий[116]. К 550 же году для империи наступила пора крупных потерь. Ее внешняя политика терпела неудачу за неудачей. Прокопия, хорошо помнившего совсем еще недавние победы византийского оружия, постигло жестокое разочарование, империя казалась ему стоящей на краю гибели. Эти настроения и нашли свое отражение в «Тайной истории».

Вполне вероятным поводом к созданию псогоса послужили и личные мотивы его создателя. Опала Велисария, о которой столь драматично говорит Прокопий[117], несомненно, отразилась и на его ближайшем доверенном лице. А слова историка о том, что он не мог положиться «даже на самых близких родственников»[118], позволяют предположить, что и его семейные дела обстояли далеко не благополучно.

В результате опалы своего патрона Прокопий, видимо, потерял и благосклонность двора, и почтение и преданность своих домашних. Как знать, может быть и свою собственную жену имел в виду Прокопий, когда писал, что покровительствуемые императрицей Феодорой женщины позволяли себе многие вольности, а вину возлагали на своих запуганных императрицей мужей?[119]

Как-то один из крупнейших специалистов по эпохе Юстиниана Ш. Диль заметил, что «Тайная история» – это не историческое сочинение, а политический памфлет, написанный желчью, а не чернилами[120]. Нам представляется, что вернее было бы сказать, что это произведение написано собственной кровью. В нем есть злоба, но гораздо больше в нем боли, горечи и отчаяния. Чего стоят, например, слова: «И было жалкое зрелище, и невозможно было поверить глазам: Велисарий ходит по Византию как простой человек, почти в одиночестве, вечно погруженный в думы, угрюмый и страшащийся коварной смерти»[121].

С темы Велисария, этого главного героя Прокопиевых «Войн», начинается и «Тайная история». Но здесь Прокопий рассказал о его слабостях, промахах, ошибках, перипетиях его домашней жизни, пагубно отразившихся на судьбе византийской армии, поведал грустную историю его опалы. Являясь дополнением к «Войнам», эта часть «Тайной истории» находится в согласии с ними и отнюдь им не противоречит. В «Войне с готами», например, Прокопий не раз говорит о враждебных отношениях, возникших между Велисарием и другими военачальниками: Константином, Иоанном, племянником Виталиана, Геродианом[122]. В «Тайной истории» он лишь вскрывает истинные причины этой вражды.

Не является сплошным вымыслом и упоминание Прокопия в «Тайной истории» о причастности Антонины к трагической судьбе папы Сильверия[123]. Ее имя упоминается в связи с низложением папы, описанном в «Житии Сильверия», где в ее уста вложены слова: «Скажи, папа Сильверий, что мы сделали тебе и римлянам, что ты хочешь предать нас готам?»[124]. Действие происходит в штаб-квартире Велисария в осажденном готами Риме, где (мы имеем в виду штаб-квартиру полководца) присутствовал, возможно, и его советник Прокопий.]

Как очевидец описывает он в главе IV «Тайной истории» сцену в доме Велисария, когда вконец запуганный жестокой императрицей и ее коварной наперсницей – его собственной женой Антониной, – не ведавший страха на поле боя полководец, дрожа и покрываясь нервным потом, ожидал неминуемой смерти от прихода посланца Феодоры, «некоего Квадрата», а затем предавался поистине животной радости, когда смерть его все же миновала[125]. Прокопий, в силу своего положения, был фактически членом дома Велисария, он с восторгом упивался его победами и славой, он горько переживал его промахи, неудачи и падение.

Главы, посвященные теме Велисария, занимают примерно шестую часть «Тайной истории». Остальная ее часть почти всецело посвящена Юстиниану и Феодоре. Здесь отчетливо и настойчиво звучат две темы: разрушение царственной четой внутренних устоев государства, и Юстиниан – воплощение дьявола.

Конечно, в своей критике Юстиниана Прокопий перехлестывает через край, приписывая ему в частности изобретение методов и способов в государственной политике, к которым правители прибегали и до него. Это относится к восходящим к эпохе эллинизма монополиям[126], синоне и эпиболэ[127], к выдаче денежных субсидий варварам. Нельзя не вспомнить здесь, что, по подсчетам современных исследователей, выделяемые Юстинианам варварам средства составляли всего лишь около двух процентов ежегодного дохода имперской казны и что предшественник Юстина Анастасий I, которого так восхваляет Прокопий, гораздо больше заплатил персам, чем Юстиниан[128].

И все же в большинстве своем известия «Тайной истории» находят подтверждение в других источниках того времени, в том числе и в законодательстве самого Юстиниана. О налоговом гнете в тот период достаточно много говорит Иоанн Лид[129], а Юстиниан в своих новеллах требует от правителей провинций больше стараний, с тем чтобы «увеличить доходы казначейства, всячески заботиться о защите его интересов»[130] и ни в коем случае не допускать недоимок[131]. «Государство, – говорит он в 147 новелле, – так сильно увеличивающееся милостью Божьей и вследствие именно этого увеличения вовлеченное в войну с соседними варварами, более чем когда-либо нуждается в деньгах»[132].

Почти каждая страница юстиниановых новелл вполне откровенно свидетельствует о реальности тех пороков администрации Юстиниана, которые бичует Прокопий в главах своей «Тайной истории»[133]. Эти пороки – не тайна и не выдумки ее автора; не будем забывать о том, что уже в «Войне с персами» Прокопий открыто подверг критике первых министров Юстиниана – Иоанна Каппадокийского и Трибониана[134]. Порицает имперских чиновников и его современник Иоанн Лид[135].

Прокопий в «Тайной истории» негодует по поводу вымогательств чиновников казначейства, которые своими махинациями доводили солдат до нищеты, а вот что можно прочесть по этому поводу у Агафия: «Должностные лица, на которых лежала обязанность платить жалованье, считали своим долгом под всевозможными предлогами притеснять солдат и воровать у них пищу. Подобно морской волне, которая приливает и отливает, серебро, посылаемое в армию, уходит из нее и возвращается неизвестно каким путем к месту своего отправления»[136].

В «Тайной истории» Прокопий ставит в упрек Юстиниану его чрезмерную тягу к богословию, наносящую ущерб государственным делам[137]. Эти увлечения императора тоже не составляли тайны для современников, и в «Войне с готами», которая была предназначена для открытой публикации, историк устами армянина Аршака прямо говорит: «Юстиниан постоянно безо всякой охраны сидит до поздней ночи, толкуя с допотопными старцами из духовенства, переворачивая со всем рвением книги христианского учения»[138]. Об этих пристрастиях Юстиниана известно и из других источников[139], в том числе и из новелл Юстиниана[140].

Религиозная нетерпимость в ее жесточайших проявлениях, за что самым резким образом порицает Прокопий Юстиниана в «Тайной истории»[141], несомненно, была свойственна этому императору, который в одной из своих новелл говорит о себе: «Мы питаем ненависть к еретикам»[142].

Некоторое недоумение может вызвать то, что Прокопий, юрист по образованию и положению при Велисарии, явно высказывается здесь против законотворческой деятельности Юстиниана[143]. Но, возможно, он потому и противился новому законодательству, что сам он прошел определенный (причем основательный) курс права и питал почтение к «древним» законам. Вспомним, что изданию новых законов противился и видный юрист того времени, квестор дворца Прокл[144], который в произведениях Прокопия является своего рода антиподом знаменитого квестора Трибониана.

В свое время знаток римского права П. Жиро сказал: «Трибониан наложил варварскую руку на удивительные остатки римской юриспруденции; он испортил, изувечил самое лучшее творение Рима – его гражданское право; он уничтожил Ульпиана, Павла, Папиана, Гая, чтобы только приспособить эти обломки к нуждам греческой империи и построить из них здание, состоящее из лохмотьев»[145]. Оставив в стороне историческую необоснованность подобного суждения, отметим, что, если еще и в XIX в. создание «Свода гражданского права» подвергалось столь суровой критике, то мы отнюдь не в праве порицать за то же самое Прокопия, который, конечно же, штудировал и Ульпиана, и Павла, и Папиана, и Гая, и, возможно, опасался, что созданием Кодекса Юстиниана древнее право римлян будет обречено на гибель.

Серьезным сомнениям в последнее время подвергают исследователи рассказ Прокопия об образе жизни Феодоры до ее вступления в брак с Юстинианом. Английская исследовательница Ав. Камерон, например, в своей фундаментальной монографии о Прокопии вообще отказывается видеть за описанием молодости Феодоры какую бы то ни было реальность[146]. Не вдаваясь в долгие споры относительно образа жизни актрис весьма грубого в своей откровенности жанра, каким был в те времена мим, скажем лишь, что современник и Прокопия, и Феодоры Иоанн Эфесский называет ее εκ του πορνείου[147], что значит – «из публичных женщин».

Известное недоверие вызывает у современных исследователей сообщение Прокопия о причастности императрицы Феодоры к убийству королевы готов Амаласунты[148]. Это известие историка и в самом деле не подтверждено прямо другими надежными источниками, однако известно, что Феодора состояла в секретной переписке с женой короля Теодата Гуделиной и однажды обратилась к ней с какой-то необычной просьбой[149]. Это позволяет предположить, что императрица имела тайные сношения с двором Теодата примерно в то время, когда была убита Амаласунта. Поэтому слова Прокопия, возможно, и не были безосновательной выдумкой.

Итак, мы видим, что при всех преувеличениях фактическая сторона «Тайной истории» находит себе аналогию в других исторических памятниках VI в.

Согласуются с воззрениями его современников и взгляды Прокопия на общество и императорскую власть. Историк едко высмеивает старческое тупоумие императора Юстина[150]. Но эту тему затрагивает также и трактат анонимного автора «Наука управлять», составленный в начале VI в., где выдвигается тезис о необходимости отречения императора в возрасте пятидесяти семи лет[151]. Чешская исследовательница Р. Досталова справедливо видит в этом факте не что иное, как проявление острой критики правления Юстина и его личности[152].

Есть между автором трактата и Прокопием сходство и во взглядах на димы, борьбу которых считает бессмысленной и тот, и другой[153], и на сенат, который должен, по их мнению, обладать большей исполнительной властью[154]. Следует отметить, что и в трактате сенат не фигурирует как восходящее к древнему Риму учреждение, ибо автор говорит о втором, третьем поколении аристократии и считает естественным, чтобы в ее ряды допускались индивидуумы из нижестоящих по положению групп населения, в том числе и из варваров; нормальным считает автор и получение сенаторами содержания из казны[155], что характерно для новой, византийской, а не староримской знати.

Прокопий так же, как и автор трактата, стоит за избрание императора при участии четырех сил: сената, народа, армии и духовенства[156]. Однако для Прокопия, в отличие от автора трактата, оказывается вовсе не важный, чтобы император был избран в согласии с принятыми традициями. Важно, чтобы он соблюдал установленные законы, заботился о процветании государства и благе подданных. Поскольку же Юстиниан, по представлениям историка, низвергая законы, потрясая до самых основ государство и разоряя и губя подданных, делает по существу обратное, он не есть истинный василевс, но тиран, и власть его, и способ правления – тирания[157].

Невольно вспоминается определение понятий «царь» и «тиран», сделанное в начале V в. аристократом и философом Синесием из Кирены: «...Только тот, кто соединяет свои интересы с благом подданных, кто готов страдать, чтобы оградить их от страданий, кто подвергает себя опасности, лишь бы только они жили в мире и безопасности, кто бодрствует днем и ночью, чтобы им не было причинено никакого вреда (вспомним, что, по Прокопию, даже огромная трудоспособность Юстиниана и почти постоянное его бодрствование шли во вред подданным[158]), тот – пастух для овец, государь для людей»[159]. И далее: «царь подчиняет свой нрав закону», для тирана же «собственный нрав служит законом»[160].

Сам Юстиниан утверждал, что «Бог подчинил императору законы, посылая его людям как одушевленный закон»[161]. Между тем сочинения Иоанна Лида и дьякона Агапита свидетельствуют о том, что в Византии VI в. еще были живы представления о том, что в дилемме «Царь и закон» предпочтение должно отдаваться закону[162].

В «Тайной истории» эта идея, так же как и идея Синесия о благополучии государства и подданных как главном условии и цели императора, нашли наиболее яркое воплощение.

Для Прокопия, как мы видим, важен не столько способ прихода к власти, сколько образ правления василевса.

Тесно связанной с представлением о Юстиниане как о тиране является и апокалиптическая линия в «Тайной истории». Сюда относятся рассказы о том, что Юстиниан родился не от человека, а от некоего невидимого демона[163], о видении Феодоре, что она станет супругой владыки демонов[164], о том, как некий монах, явившийся с прошением к императору, отказался от общения с ним, ибо увидел вместо него на троне этого самого владыку демонов[165], а также рассказы о таинственных изменениях, происходивших с телом императора, в частности, рассказ о том, как голова Юстиниана отделялась от туловища, а тело его продолжало двигаться[166]. Сюжет этого рассказа поразительно близок к апокрифическому «Завету Соломона»[167].

Главное же доказательство дьявольской природы Юстиниана, а вместе с ним и его жены, заключается, по Прокопию, в той огромной силе зла, который они обладали, и масштабах вреда, причиненного ими людям[168].

По своей сути рассказ о правлении Юстиниана в «Тайной истории» близок к описанию прихода Антихриста в «Божественных установлениях» Лактанция (IV в.), согласно предсказанию которого Антихрист, воцарившись, потрясет своим правлением мир, смешает божественные и человеческие установления, будет замышлять все новое, изменит законы и учредит свои собственные, будет осквернять, разорять, расхищать и предавать смерти, приводя мир людской в беспорядок и расстройство[169].

Именно таким и предстает в «Тайной истории» Юстиниан. Уподобив его Антихристу, Прокопий смог уяснить себе то, что раньше не поддавалось объяснению: как мог Бог позволить погибнуть Антиохии[170], да и самой империи дойти до такого плачевного состояния. Ответ заключался в том, что во главе империи стоял не помазанник Божий, а Антихрист.

Разумеется, впечатление об эпохе Юстиниана как о конце света страдает преувеличением, как страдает известным преувеличением вся картина правления Юстиниана в «Тайной истории». Но как она близка к тому, что сказал не выдержавший тяжести юстинианова наследия и сошедший по этой причине с ума его преемник Юстин II: «Мы нашли казну разоренной долгами и доведенной до крайней нищеты, и армию до такой степени расстроенной, что государство предоставлено беспрерывным нашествиям и набегам варваров»[171].

Произведения Прокопия в разное время давали обильный материал для ученых сочинений, художественной литературы и кинофильмов. Нам представляется, что читателю окажется небезынтересным самому познакомиться с источником всех версий и трактовок надолго оставшейся в памяти людей блестящей и трагической эпохи Юстиниана.

* * *

В заключение считаю своим приятным долгом выразить огромную благодарность проф. А. П. Каждану за ценные консультации, касающиеся всего издания, и проф. Е. Саради-Менделовичи, обсудившей со мной ряд спорных мест, особенно «Тайной истории». Я также бесконечно признательна научному центру Дамбартон Оукс (США, Вашингтон), возглавляемому проф. А. Лайу, за великолепную возможность, предоставившуюся мне летом 1992 г., познакомиться с отсутствующей в России литературой и изданиями сочинений Прокопия Кесарийского, в частности переводами их: на различные европейские языки.

Список сокращений

Источники

Геродот – Геродот. История в девяти книгах / Пер. Г. А. Стратановского (Памятники исторической мысли). Л., 1972

Т.И. – Прокопий Кесарийский. Тайная история/ Пер. С. П. Кондратьева//ВДИ. 1938. № 4. С. 273 – 360

AASS – Acta Sanctorum. Antwerpen; Bruxelles

Agath. – Agathiae Myrinaei Historiarum libri quinque/Rec. R. Keydell//CFHB. B., 1967

Amm. Marc. – Ammianus Marcellinus. Rerum gestarum libriqui supersunt/Reç. С. U. Clark. В., 1910 – 1915

B.G. – De Bello Gothico // Procopii Caesariensis Opera Omnia/Rec. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1963. Vol. 2

B.P. – De Bello Persico // Procopii Caesariensis Opera Omnia / Rec. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1962. Vol. l. P. 1 – 304

B.V. – De Bello Vandalico // Procopii Caesariensis Opera Omnia / Rec. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1962. Vol. l. P. 305 – 552

Candid. – Candidi Fragmenta//FHG. T. 4.

Cedr. – Georgius Cedrenus Ioannis Scylitzae Compendium historiarum / Ope ab I. Bekkero. Bonnae, 1838. Vol. l

CFHB – Corpus Fontium Historiae Byzantinae

CIL – Corpus Inscriptionum Latinarum

C.J. – Codex Iustinianus / Ed. P. Krüger // Corpus Iuris Civilis. B., 1954. Vol. 2

Chron. Pasch. – Chronicon Paschale / Rec. L. Dindorf. Bonnae, 1832. Vol. l.

Coripp. – Corippus. Iohannidos seu de bellis Libycis libri VIII/Ed. l. Partsch//MGH. AA. 1897. T.3

C.Th. – Codex Theodosianus / Ed. Th. Mommsen. 1905

De aed. – De aedificiis/Procopii Caesariensis Opera Omnia / Rec. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1964, Vol.. 4

De cer. – Constantini Porphyrogeniti De ceremonia aulae byzantinae libri duo//Rec. I. I. Reiskii. Bonnae, 1929

Dion. Hal. – Dionysii Halicarnassensis Antiquitatum romanorum quae supersunt / Ed. C. Jacoby. Lpz. 1885 – 1925. Vol. 1 – 5

Euagr. – Euagrius. The Ecclesiastical History/Ed. J. Bidez and L. Parmentier. L., 1898

Ex. de ins. – Excerpta histories iussu imp. Constantini Porphyrogeniti Vol. 3: Excerpla de insidiis. B., 1905

FHG – Fragmenta historicorum graecorum / Ed. C: Müller. P.

Glycas – Michaelis Glycae Annales/Rec. I. Bekkerus. Bonnae, 1836

H.a. – Historia arcana//Procopii Caesariensia Opera Omnia / Rec. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1963. VoL 3.

Herod. – Herodoti Historiae / Вес. С. Hude. Oxonii, 1912. Vol. 1 – 2

HGM – Historici graeci minores. Lipsiae, 1871.

H.W. – History of the Wars // Procopius with an English translation/Ed. H. B. Dewing. Cambridge (Mass.), 1954 (Vol. 1); 1916 (Vol. 2)

Hydat. Chron. – Hydatius Lemicensis. Chronicon / Ed. Th. Mommsen//MGH. AA. 1894. T. 11.

Ioan. Ant. – Ioannis Antiocheni Fragmenta / Ed. C. Müller//FHG. 1851, 1870. Vol. 4, 5

Ioan. Lyd. – Ioannis Lydi De magistratibus populi Romani libri tres/Ed. R. Wuensch, Lipsiae, 1903

Iord. Get. – Iordanis Getica / Ed. Th. Mommsen // MGH. AA. 1882. T. 5

Iord. Rom. – Iordanis Romana / Ed. Th. Mommsen // MGH. AA. T. 5.

Josh. Styl. – Joshua the Stylite. The Chronicle Composed in Syriac A D. 507. Cambridge, 1882

Malal. – Ioannis Malalae Chronographia / Rec. L. Dindorf. Bonnae, 1831

Marcel. Com. – Marcellini Comiti Chronicon // MGH. AA. T. 9. Vol. 2. Fasc. 1

Menandr. – Menandri Protectoris Fragmenta // HGM. Vol. 2

MGH. AA – Monumenta Germaniae Historica. Auctores antiquissimi. Hannover; Berlin.

Nic. Chon. – Nicetae Choniatae Historia / Ed, I. Bekker. Bonnae, 1835

Nöldeke – Tabari – Tabari. Geschichte der Perser und Araber zur Zeit der Sasaniden / Übers, von Th. Nöldeke. Leyden, 1879.

Nov. – Novellae / Ed. R. Scholl, G. Kroll // Corpus Iuris Civilis. B., 1954. Vol. 3.

Nov. Marc. – Marcian. Novellae/Ed. P. Meyer, Th. Mommsen. B., 1905

PG – J.-P. Migne. Patrologiae cursus completus. Series graeca. P.

Prisci fr. – Priscas Panites. Fragmenta // FHG. P., 1851. T. 4

S.H. – Secret History /l Procopias... I Ed. H. B. Dewing. L., 1935. Vol. 6

Sidon. Apoll. – Sidonii Apollinaris Carmina / Ed. C. Lütjohann // MGH. AA. 1887. T. 8

Strab. – Strabonis Geographia / Hrsg. von W. Aly. Bonn, 1868 – 1972. Vol. 1 – 2.

Synes. De regno – Synesii Cyrenensis De regno // Synesii Cyrenensis Hymni et opuscula / Ed. N. Terzaghi. Roma, 1944

Theoph. – Theophanis Chronographia / Вес. С. de Boor. Lipsiae, 1883. Vol. l

Theoph. Sym. – Theophylacti Simocattae Historiae / Ed. C. De Boor. Lipsiae, 1887

Victor de Vita – Victor Vitensis Historia persecutionis Africanae Provinciae / Ed. C. Helm // MGH. AA. 1879. T. 3

W. I, III, IV – Prokop. Werke / Ed. O. Veh. München, 1961. Bd. l, 3, 4.

Zach. – Zacharias Rhetor. Die sogenannte Kirchengeschichte / Ed. K. Ahrens, G. Krüger. Lpz., 1889.

Справочные и периодические издания

АДСВ – Античная древность и средние века. Свердловск

ВВ – Византийский временник. Москва

ВДИ – Вестник древней истории. Москва

Byz. – Byzantion. Bruxelles

BZ – Byzantinische Zeitschrift. München

DOP – Dumbarton Oaks Papers Washington

GBBS – Greek, Roman and Byzantine Studies. Durham

JÖBG – Jahrbuch der österreichischen byzantinischen Gesellschaft. Graz; Köln.

PLRE. I. – Jones A. B. M., Martindale J. R, Morris J. The Prosopography of the Later Roman Empire. Cambridge, 1971. VoL 1.

PLRE. II – Martindale J. R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Cambridge, 1980. Vol. 2

BE – Pauly – Wissowa – Kroll – Mittelbaus. Realencyclopädie der classischen Altertumwissenschaft. Stuttgart

Меры линейные, объема, весовые и денежные единицы, единицы счета, упомянутые в произведениях Прокопия

Меры линейные

Фут = 0,2963 м

Стадия (греко-римская) = 176,6 м

День пути пешехода налегке = 210 стадиям (ок. 37 км)

Меры объема

Медимн = 52,53 л

Мерка хлебная (хойник) – хлебная мера, достаточная для однодневного пропитания = 1,094 л

Меры веса

Либра (фунт) = 327,45 г Унция = 27,3 г

Денежные единицы

Кентинарий = 100 либр золота

Номисма (солид) – 1/72 либры золота

Статор – золотая монета, стоимость которой колебалась зд. равна номисме

Обол – медная монета, равная 40 нуммиям (мелкая медная монета)

Фолл = оболу

Единицы счета

Мириада = 10000

Византийские титулы и должности[1]

Автократор – император, самодержец

Agens in rebus (магистриан) – чиновник, находившийся в подчинении магистра оффиций, отсюда его обиходное название – магистриан. Круг обязанностей этих чиновников был весьма разнообразен: они направлялись с различными поручениями в провинции, откуда писали отчеты о положении дел, инспектировали государственную почту, морские перевозки, оружейные мастерские. По завершении срока службы они назначались (на год или два) начальниками канцелярий префектур претория, префектуры Константинополя, а также начальниками канцелярий викариев и военачальников

Асекретис (асикрит) – секретарь тайной канцелярии императора, лицо, принадлежавшее к высшему разряду императорских секретарей

Архиерей – обобщенное обозначение церковных деятелей высокого ранга (патриарх, епископы)

Архонт – букв. «начальник»; общее название высоких должностных лиц, как гражданских, так и военных

Архонт Александрии – см. префект августал

Василевс – букв. «царь»; византийский император, с VII в. официальный титул византийского императора

Василиса – императрица

Викарий – гражданский правитель диоцеза (административного подразделения префектуры, включавшего в себя несколько провинций)

Глава (начальник) придворных евнухов – см. препозит священной спальни

Глава (начальник) царских сокровищниц – см. комит священных щедрот

Главнокомандующий войсками Востока – см. магистр милитум Востока

Грамматист – преподаватель школы начальной ступени

Доместик – 1) воин отряда придворной гвардии, сохранившей в VI в. лишь церемониальные функции; 2) слуга, доверенное лицо

Дукс – верховный представитель военной власти на территории одного из 13 пограничных округов империи

Иерей – священник

Иллюстрий – сенатор

Квезитор – чиновник, обязанный следить за прибывающими в Константинополь людьми. Должность была создана Юстинианом после восстания Ника

Квестор священного дворца – чиновник, ведавший законодательной функцией императорской власти, председатель консистория – совета при императоре; эту должность обычно исполнял образованный и авторитетный юрист

Комит личного имущества (comes rei patrimonii) – лицо, ведавшее личным имуществом императора, доходы с которого шли на государственные нужды. Должность была создана императором Анастасием, передавшим часть доходов от личных императорских имуществ государственной казне. Юстиниан упразднил эту должность.

Комит rei militaris – командующий частями регулярной армии, размещенными в отдельной провинции

Комит sacri stabuli – главный конюший императора; военачальник, ведавший императорскими конюшнями

Комит священных щедрот (comes sacrarum largitionum) – чиновник, ведавший государственной казной, главный казначей

Комит частного имущества (comes rei, pri vatae) – чиновник, ведавший эксплуатацией и сбором доходов с государственных и частных имуществ императора

Комит федератов – военачальник федератов, подчиненный магистру милитум

Консул – почетный титул, в Византийской империи не связанный с реальной властью, как это было в Риме

Копьеносец (дорифор) – телохранитель императора, видного военачальника или должностного лица, имевший статус офицера

Лимитан – солдат пограничной службы, располагавший земельным наделом

Логофет – чиновник по финансовой части

Лохаг – командир отряда в сто воинов, центурион

Магистр – термин наиболее употребителен как сокращенное наименование должности магистра оффиций (см.)

Магистр милитум (стратилат) – главнокомандующий на том или ином театре военных действий, или в той или иной части империи

Magister equitum – см. magister militum in praesenti

Magister militum in praesenti – главнокомандующий византийской армией с резиденцией в Константинополе. Начиная с IV в. их обычно было два, один – для конницы (magister equitum), другой – для пехоты (magister peditum). Co временем под командованием того и другого магистра оказались и конные, и пешие войска

Магистр милитум Востока – главнокомандующий войсками, расположенными на значительной территории империи, простиравшейся от южного побережья Понта Эвксинского до Киренаики

Магистр милитум per Armeniam – главнокомандующий войсками на территории Армении; пост учрежден Юстинианом

Магистр милитум Фракии – главнокомандующий войсками Фракии

Магистр оффиций – начальник дворца и дворцовых служб, руководил внешней политикой империи, ведал организацией посольских приемов, возглавлял придворную гвардию, руководил полиций, ведал личной охраной императора, охраной арсеналов Константинополя, контролировал оружейные мастерские, руководил четырьмя императорскими канцеляриями (скриниями), ведал государственной почтой

Magister peditum – см. magister militum in praesenti

Магистриан – см. agens in rebus

Навклер – судовладелец, занимающийся, как правило, и торговлей

Начальник придворных евнухов – см. препозит священной спальни

Начальник царской казны – см. комит священных щедрот

Оптион – помощник, избираемый самим военачальником; лицо, ведавшее доставкой провианта в отряд, его распределением здесь и выплатой жалованья

Палатин – 1) чиновник, служащий при дворе и императоре; 2) чиновник ведомств комита священных щедрот и комита частного имущества императора

Патрикий – высший сенаторский титул

Патрикия – высший женский титул в империи

Первосвященник – см. архиерей

Препозит священной спальни (praepositus sacri cubiculi) – евнух, ведавший личными покоями императора. В его управлении находились ведомства, обслуживавшие личные нужды императора

Пресвитер – священник

Претор димов – см. претор плебса

Претор плебса – чиновник, в обязанности которого входило наблюдение за порядком в столице. Претор плебса подчинялся непосредственно императору. Должность была создана Юстинианом после восстания Ника

Префект августал (эпарх Александрии, архонт Александрии, префект Египта) – викарий диоцеза Египет

Префект города – гражданский правитель Константинополя, подчинявшийся непосредственно императору

Префект Египта – см. префект августал

Префект претория Востока (эпарх двора) – глава гражданского управления префектуры Востока, включавшей пять диоцезов (Египет, Восток, Понт, Азия, Фракия); обладал широкой административной, судебной и финансовой властью.

Префект претория Иллирика – глава гражданского управления префектуры Иллирика, включавшей два диоцеза: Дакию и Македонию

Примикерий священной спальни (primicerius sacri cubiculi) – глава находившегося в подчинении у препозита священной спальни ведомства покоев василевса

Протиктор – воин придворной гвардии, привилегированного подразделения, состоявшего из людей офицерского статуса. В VI в. это подразделение имело только церемониальные функции

Референдарий – секретарь, в обязанности которого входило представление императору частных прошений и доведение его ответов на них до сведения должностных лиц

Ритор – здесь адвокат

Сенатор (синклитик) – член константинопольского сената (синклита), учреждения, объединявшего главным образом чиновников и военных, действительных и находившихся в отставке

Синклитик – см. сенатор

Советник города (куриал) – член городского совета (курии).

Силенциарий – (от silentio – молчание), один из служителей при дворе, обязанностью которых являлось поддержание покоя и порядка во дворце

Стратиг – военачальник

Стратиг Востока – см. магистр милитум Востока

Стратилат – см. магистр милитум

Схоларии – придворная охрана

Табеллион – нотариус

Управитель казначейства – см. комит священных щедрот

Управитель частного имущества императора – чиновник, управлявший отдельным имением, группой имений или всем имуществом императора

Федераты – варвары-поселенцы; размещавшиеся согласно договору (foedus) на пограничных территориях империи. с обязательством нести военную службу за деньги или довольствие

Филарх – племенной вождь, здесь – предводитель арабов-гассанидов

Экскувит – воин особого отряда императорской гвардии

Эпарх Византия – см. префект города

Эпарх двора – см. префект претория Востока

Эпарх войска (вакантный префект претория) – главный интендант армии

Указатель имен[*]

Авандан, секретарь шаха Хосрова В.Р. II. 21. 1, 3, 5, 9 – 14

Авгар, правитель Эдессы В.Р. И. 12. 8 – 28

Август (Гай Юлий Цезарь Октавиан), римский император (27 г. до н. э. – 14 г. н. э.) В.Р. II. 12. 8 – 19; B.V. I. 21. 4

Август, константинопольский священник В.Р. II, 30. 53 – 54

Август (Ромул Августул) см. Ромул Августул

Авохарав (Абу-Кариб), филарх арабов в провинции Палестина Третья В.Р. I. 19. 10 – 13

Авраам (Абраха), царь химьяритов В.Р. I. 20. 3, 5 – 8, 13

Агамемнон, мифический царь Микен В.Р. I. 17. 11

Аддей, чиновник, ведавший таможнями Константинополя, впоследствии префект города Константинополя, префект претория Востока Н.а. XXV. 7 – 8

Адергудунвад (Атургундад), персидский военачальник, правитель Хорасана (ханаранг) В.Р. I. 6. 15, 18; 23. 7 – 11, 15 – 21

Адолий, сын Акакия, византийский военачальник, командовавший конницей В.Р. II. 3. 10; 21. 2, 18, 20; 24. 13; 25. 35

Адонах, архонт (командир гарнизона) в г. Халкида В.Р. II. 12. 2

Азарет, иранский полководец В.Р. I. 17. 1; 18. 1, 9 – 11, 27 – 56; II. 27. 41

Азиатик, отец полководца Севериана B.V. II. 23. 6

Аимах, мясник из Антиохии В.Р. II. 11. 8 – 11

Акакий, отец Адолия, проконсул Первой Армении В.Р. II. 3. 4 – 7; 21. 2; B.V. 11. 27. 17

Акакий, отец императрицы Феодоры Н.а. IX. 2

Акакий, патриарх Константинополя B.V. I. 7. 22

Аламундар (Аль-Мундир III), царь арабов-лахмидов В.Р. I. 17. 1, 30 – 48; II. 1. 2 – 3, 12 – 13; 3. 47; 4. 21; 16. 17; 19. 34; 28. 12 – 14; Н.а. XI. 12

Аларих, король вестготов (391 – 410) B.V. I. 2.7, 13 – 16, 18 – 23, 26 – 30, 36, 37

Александр, византийский посол в Иране, сенатор В.Р. I. 22. 1

Александр Македонский В.Р. I. 10. 9; II. 2. 15

Александр Псалидий, логофет Н.а. XXIV. 9; XXVI. 29, 30, 32 – 34

Алфия, комит федератов B.V. I. 11. 6; II. 3. 4; 13. 2 – 17

Амазасп, племянник Симеона, правитель Внутренней Армении В.Р. II. 3. 3 – 5

Амаласунта, дочь короля остготов Теодориха, мать Аталариха, королева остготов B.V. I. 14. 5, 6; II. 5. 18; Н.а. XVI. 1, 4 – 6; XXIV. 23

Амалафрида, сестра короля остготов Теодориха, жена короля вандалов Трасамунда B.V. I. 8. 11, 13; 9. 4

Амантий, препозит священной спальни в правление Анастасия I Н.а. VI. 26

Амвазук, правитель гуннов у Кавказских ворот В.Р. I. 10. 9 – 10, 12

Амвр, араб-христианин из войска Аламундара В.Р. II. 20. 10, 14

Аммата, брат короля вандалов Гелимера B.V. I. 17. 11, 12; 18. 1. 4 – 7; 19. 14, 30; 20. 6; 21. 23; 25. 15

Анастасий I, византийский император (491 – 518) B.P. I. 7. 1, 35; 8. 1 – 3; 10. 10, 11, 13, 17 – 19; 11. 1, 24; 12. 6; 13. 10; 16. 14; 24. 19; B.V. I. 7. 26; 8. 14; Н.а. VI. 4, 5, 11; IX. 3; XIX. 5, 7; XXIII. 7

Анастасий, внук императрицы Феодоры Н.а. IV. 37; V. 18, 20 – 23

Анастасий, один из именитых жителей Дары B.P. I. 26. 8; II. 4.15 – 16, 26; 5; 27; 9. 10

Анастасия, сестра императрицы Феодоры Н.А. IX. 3

Анатолий (Флавий Анатолий), византийский полководец и видный государственный деятель B.P. I. 2. 12 – 15

Анатолий, один из первых жителей г. Аскалона Н.а. XXIX. 17, 18, 21, 22, 24

Андрей, епископ Эфеса Н.а. III. 4

Андреи, учитель гимнастики, домочадец Вузы B.P. I. 13. 30 – 37

Аниавед, персидский военачальник B.P. II. 17. 4, 11, 12

Антала, вождь маврусиев Бизацены B.V. I. 9. 3; II. 12. 30; 21. 17, 18; 22. 5, 6, 10; 23. 1; 24. 6; 25. 2, 6 – 8, 10, 15, 18 – 22; 27. 2 – 6, 23 – 25, 28; 28. 46, 47

Антей, мифический великан, сын Посейдона и Геи B.V. II. 10. 24

Антонина, жена Велисария B.P. I. 25. 12 – 17, 19 – 23, 25, 26; B.V. I. 12. 2; 13. 24; 19. 11; 20. 1; II. 8. 24; Н.а. I. 11 – 14, 16 – 21, 23 – 29, 31, 34 – 36, 38, 39, 41; II. 1 – 5, 14, 16 – 18, 22; III. 1, 2, 4, 7, 12, 15 – 18; IV. 18, 19, 23, 27 – 30, 38, 40, 41; V. 13, 14, 20, 23, 24, 26, 27, 33

Анфимий, западноримский император (467 – 472) B.V. I. 6. 5; 7. 1; H.a. XII. 1

Апион, эпарх войска в войне 502 – 506 гг. крупный египетский землевладелец B.P. I. 8. 5

Аполлинарий, выходец из Италии на службе у византийцев B.V. II. 5. 7 – 9

Аратий, выходец из Персоармении, перешедший на сторону Византии B.P. I. 12. 21, 22; 15. 31

Аргик, копьеносец B.P. II. 26. 26, 27

Ардавурий, сын Аспара B.V. I. 3. 8; 6. 27

Арей (Арес) бог войны у древних греков B.P. I. 24. 9

Ареовинд, зять западноримского императора Олибрия, византийский военачальник B.P. I. 8. 1, 10, 11; 9. 1

Ареовинд, муж племянницы Юстиниана Прейекты, византийский правитель Ливии B.V. II. 24. 1 – 7, 16; 25. 4, 5, 9, 15 – 18, 22, 23. 25 – 28; 26. 4, 6 – 11, 13, 16, 18, 23 – 33; 27. 1, 2, 20; 28. 36; H.a. V. 31

Ареовинд, раб императрицы Феодоры Н.а. XVI. 11

Арефа, сын Гавалы (Харит нбн Габала), вождь арабов-гассанидов B.P. I. 17. 47 – 48; 18. 7, 26, 35; II. 1. 3 – 7; 16. 5; 19. 11, 15 – 17, 26 – 28; 28. 12 – 14; Н.а. II. 23, 28

Ариадна, дочь императора Льва, жена императора Зинона (474 – 475, 476 – 491), жена императора Анастасия I (491 – 518) B.V. I. 7. 2, 18

Аркадий, византийский император (395 – 408) B.P. I. 2. 1 – 8; B.V. I. i. 2, 16; 2. 7, 33; 3. 4

Армат, византийский полководец B.V. I. 7. 20, 21, 23

Арсений, приближенный Феодоры Н.а. XXVII. 6 – 16, 19

Артаван, сын Иоанна из рода Аршакидов, византийский военачальник B.P. II. 3. 25; B.V. II. 24. 2, 15; 25. 4; 26. 7, 13, 19; 27. 9 – 19, 23, 25, 27, 29 – 35; 28. 3, 6 – 10, 12 – 14, 23, 28, 33, 35, 40, 42 – 44

Арташир, копьеносец Артавана B.V. II. 27. 10, 18; 28. 7, 10 – 17, 20 – 22, 25 – 28, 31, 32

Артемида, дочь Зевса и Лето, сестра-близнец Аполлона, богата B.P. I. 17. 11, 15, 18

Архелай, префект претория, эпарх войска в экспедиции Велисария в Африку B.V. I. 11. 17; 15. 2 – 17; 17. IG; 20. 11

Аршак (Тиридат I), основатель армянской династии Аршакидов B.P. II. 3. 32

Аршак, последний царь армян из династии Аршакидов B.P. II. 3.35

Аршак III, царь армян (339 – 369) B.P. I. 5. 10 – 40

Аршакиды, древний царский род в Армении, младшая ливня парфянской династии Аршакидов B.P. II. 3. 32; B.V. H. 24. 2; 27, 18

Аскан, предводитель гуннов B.P. I. 13. 21; 14. 44; 18. 38

Асклепиад, палестинец B.V. II. 18. 3, 4

Аспар, алан, византийский полководец, обладавший реальной политической властью в Византии 50 – 60-х годов V в. B.V. I. 3. 8, 35, 36; 4. 7, 8, 12; 5. 7; 6. 2 – 4, 16, 27

Аспевед, иранский полководец, дядя шаха Хосрова B.P. I. 9. 24; II. 5; 21. 4; 23. 6

Аспетианы (Аспетуни), знатный армянский род B.P. II. 3. 12 – 18 Астерий, орхист (глава мимов) прасинов Н.а. IX. 5 Аталарих, внук Теодориха, малолетний король остготов (526 – 534) B.V. I. 14. 5, 6

Атаульф, король вестготов (410 – 415), шурин Алариха B.V. I. 2. 37

Аттал Приск, римский патриций, возведенный Аларихом в императоры Римской империи B.V. I. 2. 28 – 30, 32, 36

Аттила, царь гуннов (ум. 453 г.) B.V. I. 4. 24, 29 – 31, 34

Афанасий, византийский дипломат, префект претория Италии и Африки B.V. II. 24. 2; 26. 6, 21, 22, 31, 33; 28. 3, 35

Афродита, богиня любви и красоты B.P. II. 28. 13

Ахиллес (Ахилл), мифический герой B.V. I. 13. 22

Аэций (Флавий Аэций), выдающийся римский полководец B.V. I. 3. 14 – 19, 21, 28, 29; 4. 24 – 29

Бонифаций, римский полководец B.V. I. 3. 14 – 22, 25, 27 – 31, 35, 36

Бонифаций, ливиец, уроженец Бизацены B.V. II. 4. 33 – 41

Вакх, брат Соломона, отец Кира, Сергия и Соломона младшего B.V. II. 21. 1, 19; 22. 17; Н.а. V. 28

Вала, предводитель гуннов B.V. I. 11. 12

Валериан, византийский военачальник В.Р. II. 14. 8; 24. 6 – 10, 12, 19; 25. 17; B.V. I. 11. 6, 24, 29; 13. 9; II. 3. 4; 14. 40; 19. 2; Н.а. II. 30

Варадот, священник из Константины (в Месопотамии) В.Р. II. 13. 13 – 15

Вараран (Варахран, Бахрам V), шах Ирана (421 – 438/439) В.Р. I. 2. 11 – 15

Варват, командир византийской конницы B.V. I. 11. 7; II. 3. 4; 15. 50, 59

Варесман, персидский военачальник В.Р. I. 13. 16; 14. 32, 45, 47 – 50

Варрам, сын Адергудунвада В.Р. I. 23. 10. 13, 22

Васак, зять Иоанна Аршакида В.Р. II. 3. 29 – 31; 21. 34

Васиан, знатный молодой человек, прасин Н.а. XVI. 18 – 21

Васикий, друг царя армян Аршака III В.Р. I. 5. 17 – 18, 28

Василид, квестор священного дворца В.Р. I. 24. 18

Василий, отец Иоанна, знатный гражданин Эдессы, комит Востока В.Р. II. 21. 27; Н.а. XII. 6

Василиск, брат императрицы Верины, зять Зинона B.V. I. 6. 2, 4, 10 – 16, 22, 26; 7. 18 – 20, 22, 24, 25; 10. 2

Василиск, сын полководца Армата B.V. I. 7. 21, 23

Васс, префект претория Востока Н.а. XXI. 6. 7

Велисарий, византийский полководец В.Р. I. 12 – 25: passim; II. 1. 1; 4. 13; в. 1; 14. 8, 13; 16. 1 – 19; 18 – 21: passim; B.V. I. 5. 9; 9. 25; 10. 21; 11. 18 – 21; 12. 2, 9 – 21; 13. 1 – 4, 9 – 11, 20, 23, 24; 14. 1 – 5, 15; 15. 1, 18 – 33, 36; 16. 1 – 9, 11, 15; 17. 1 – 6, 16; 18. 3, 4; 19. 1 – 13, 16, 17, 23; 20. 1, 2, 17 – 19, 21 – 24; 21. 1, 5, 8, 9. 11, 16; 23. 5, 19, 20; 24. 19; 25. 3, 8, 9, 14; II. 1. 7 – 25; 2. 1 – 3; 3. 5, 8, 10, 12, 19, 20; 4. 1, 6 – 8, 9, 13, 24 – 26, 28, 31, 32, 39 – 41; 5. 1 – 3, 9 – 18, 25; 6. 21, 22, 27; 7. 8, 10, 11, 13, 17, 21; 8. 1 – 5, 8, (1, 18 – 20, 22 – 24; 9. 1, 3, 12, 15, 16; 10. 4, 23; II. 44; 14. 1, 4, 17, 41, 42; 15. 3, 7, 9 – 13, 15 – 30, 43, 46, 47, 49; 19. 3; Н.а. I. 10 – 12, 15, 16, 18 – 24, 26, 27, 31, 35, 39 – 41; II. 1, 2, 4 – 15, 18 – 2.3, 25, 28, 37; III. 1, 2, 4, 12, 14, 30, 31; IV. 4, 13, 15 – 22, 25 – 43; V. 1 – 5, 7, 9, 13, 14, 16 – 20, 24 – 27, 33; XII. 6; XVII. 1; XVIII. 9

Вер, предводитель герулов В.Р. II. 24. 14, 18

Верина, жена императора Льва B.V. I. 6. 2, 26

Веспасиан, римский император (69 – 79) B.V. II. 9. 5; Н.а. VIII. 13

Весса, гот, византийский военачальник В.Р. I. 8. 3; 21. 5

Веста, богиня домашнего очага и очага римской общины B.Pi II. 24. 2

Вигилий, римский папа Н.а. XXVII. 17, 24

Вигилянция, сестра Юстиниана B.V. II. 24. 3

Виталиан, сын Патрикиола, комит федератов, магистр милитум, консул, патрикий В.Р. I. 8. 3; 13. 10; Н.а. V. 7; VI. 27, 28

Витигис, король остготов (536 – 540) В.Р. II. 2. 1, 4 – 12; 4. 13; 14. 10, 11; 21. 28; Н.а. IV. 32, 34, 43

Влас (Валаш, Балаш) брат Пероза (Фируза) В.Р. I. 5. 2; 6. 17

Влисхам, персидский военачальник В.Р. II. 19. 3; 24, 25; Н.а. II. 28

Вой, персидский военачальник В.Р. I. 12. 10

Вораид, двоюродный брат императора Юстиниана В.Р. I. 24. 53

Вориад, копьеносец Велисария B.V. I. 16. 9

Врадукий, толмач Исдигусны В.Р. II. 28. 41

Вуза, византийский полководец В.Р. I. 13. 5, 19, 25 – 27, 30, 31; 21. 5; II. 3. 28, 29, 31; 6. 1 – 8; 13. 6; 16. 16; 20. 20 – 23; Н.а. IV. 4 – 12; XVII. 1

Гавала (Габала), араб-гассанид, отец Арефы В.Р. I. 17. 47

Галла Плацидия, сестра Аркадия и Гонория, мать Валентиниана III B.V. I. 3. 4, 10, 16 – 18, 21, 27 – 29, 36; 4. 15

Гезон, оптион в войске Соломона старшего B.V. II. 20. 12 – 16

Гекебол из Тира, правитель Пентаполиса Н.а. IX. 27; XII. 30

Гелимер, последний король вандалов В.Р. II. 21. 28; B.V. I. 9. 6 – 14, 20 – 24; 10. 2, 24 – 26, 28 – 30; 11. 22, 23; 14. 10; 17. 4, 11, 12, 14; 18. 1; 19. 18, 25 – 30; 20. 6, 21; 21. 1, 6, 12, 16; 23. 1, 2, 4, 6 – 8, 20, 21; 24. 1, 2, 7, 9; 25. 1, 10, 24, 25; II. 1. 1, 9; 2. 3, 8 – 23; 3. 1, 8, 9, 14, 20 – 22; 4. 9, 13, 14, 22, 26 – 28; 31,33 – 35,39,41; 5. 9, 13; 6. 4, 14 – 34; 7. 1 – 4, 6 – 12, 14 – 17; 8. 4; 9. 1, 10 – 14; Н.а. IV. 32, 34

Гензон, младший сын короля вандалов Гизериха B.V. I. 5. 11; 6. 24; 8. 1, 6; 9. 6

Георгий, доверенное лицо Велисария В.Р. II. 19. 22, 23; 28. 33 – 37

Геракл, мифический герой B.V. II. 10. 24

Герман, двоюродный брат Юстиниана В.Р. I. 13. 21; II. 6. 9, 10, 14 – 15; 7. 16, 18; B.V. II. 16. 1 – 6, 7, 10 – 25; 17. 2 – 5, 9, 10, 14 – 18, 20, 22 – 28, 30, 34; 18. 4 – 10, 13, 15 – 18; 19. 1; Н.а. V. 8 – 10

Гермес (Меркурий), бог торговли, скотоводства и прибыли, покровитель пастухов, купцов, путников B.V.I. 6. 10; 17. 15

Гермоген, магистр оффиций, полководец В.Р. I. 10. 12, 35; 14 1 – 4, 20 – 28, 32, 44, 53; 16. 10; 18. 16; 21. 1, 10, 23; 22. 16; Н.а. XVII. 32

Геродиан, византийский военачальник Н.а. V. 5, 6

Гефест, префект августал Н.а. XXVI. 35 – 40, 43, 44

Гибамунд, племянник Гелимера B.V. I. 18. 1, 12; 19. 18, 19; 25. 15

Гизерих (Гейзерих, Гензерих), король вандалов (429 – 477), основатель их королевства в Африке B.V. I. 3. 23 – 25,32,33; 4. 3, 6,8 – 10, 12 – 14, 38, 39; 5. 1, 3 – 6, 8 – 12, 14, 15, 18, 22 – 25; 6. 4, 6, 11 – 16; 24; 7. 6 – 10, 12, 26, 29; 8. 6; 9. 1, 6, 10, 12, 21; 16. 13

Гиларис (Гейларис), отец Гелимера B.V. I. 9. 6

Гимерий, византийский военачальник B.V. II. 23. 3 – 5, 10 – 15, 17

Глицерий, западноримский император (473 – 474) B.V. I. 7. 15

Глон, персидский военачальник В.Р. I. 7. 33; 9. 4 – 19, 21, 23

Года, раб Гелимера, гот, узурпатор, овладевший Сардинией B.V. I. 10. 25 – 33; 11. 1, 22, 24; 24. 1, 3; 25. 11; II. 2. 27

Годигискл (Годигизел), король вандалов в Испании, отец Гонтариса и Гизериха B.V. I. 3. 2, 23; 22. 3, 5

Годидискл, гот, византийский военачальник В.Р. I. 8. 3

Гомер, древнегреческий поэт В.Р. I. 1. 9

Гонорий, западноримский император (395 – 423) В.Р. I. 2. 4; B.V. I. 1. 2, 14; 2. 1, 8 – 10, 25, 26, 28, 32, 34, 35; 3. 2 – 4

Гонорих (Гунерих), сын Гизериха, король вандалов B.V. I. 4. 13. 14; 5. 6. 11; 8. 1, 3 – 6; 9. 1; 21. 19

Гонтарис, сын Годигискла, король вандалов (406 – 428) B.V. I. 3. 23, 24, 32, 33

Гонтарис, копьеносец Соломона, впоследствии тиран в Карфагене B.V. II. 19. 6 – 9; 25. 1, 4 – 6, 8 – 10, 14, 16. 17. 19. 20, 22 – 24, 28; 26. 1, 2, 4, 5, 7 – 15, 20 – 24, 27 – 32; 27. 1 – 3, 7 – 10, 20 – 24, 32, 34 – 38; 28. 1 – 3, 5, 6, 8, 9, 12, 13, 16, 18, 19, 22, 26 – 30, 33, 34, 36, 41

Готфея, посол Гелимера в Испанию B.V. I. 24. 7, 13

Григорий, племянник Артавана B.V. II. 27. 10 – 19; 28. 7, 8, 10, 14, 16

Гуваз, царь лазов В.Р. II. 17. 2; 28. 30; 29. 2 – 9, 11 – 13, 27 – 32; 30. 28, 35, 39 – 47

Гундамунд, король вандалов (484 – 496) B.V. I. 8. 6 – 8

Гурген, царь ивиров В.Р. I. 12. 4 – 6, 9 – 12

Гусанастад (Гушнаспдад) персидский военачальник (ханаранг) В.Р. I. 5. 4 – 6; 6. 12, 15, 18

Дагарис, византийский разведчик В.Р. I. 15. 6; 22. 18, 19

Дагисфей византийский военачальник В.Р. II. 29. 10 – 13, 33 – 43; 30. 7, 11, 22, 35, 36, 39 – 45

Дамиан, куриал Тарса Н.а. XXIX. 32 – 33

Демосфен, сенатор Константинополя, экс-консул, экс-префект города, префект претория Востока Н.а. XII. 5

Дидона, мифическая основательница Карфагена B.V. II. 10. 25

Диоген, копьеносец Велисария В.Р. II. 21. 2, 18, 20; B.V. I. 23. 5 – 18

Диоген, прасин Н.а. XVI. 23, 24, 28

Диоклетиан, римский император (284 – 305) В.Р. I. 19. 29 – 32, 34 – 35; Н.а. XXVI. 41

Дионисий из Ливана Н.а. XII. 6

Дитивист, земляк и сослуживец императора Юстина Н.а. VI. 2

Доментиол, византийский военачальник В.Р. II. 24. 15

Домициан, римский император (81 – 96) Н.а. VIII. 13 – 21

Домник, командующий пехотой в Африке B.V. II. 16. 2; 17. 4; 19.1

Дорофей, византийский военачальник В.Р. I. 13. 21

Дорофей, дукс Армении, копит федератов В.Р. I. 15. 3 – 8, 11 – 15; B.V. I. 11. 5; 14. 14

Евагей, брат Оамера B.V. I. 9. 9, 14; 17. 12

Евангел, адвокат Кесарии Палестинской Н.а. XXX. 18, 19

Евгений, раб жены Велисария Антонины Н.а. I. 27

Евдемон, управитель частного имущества императора Н.а. XXIX. 4, 5, 10, 12

Евдокия, дочь императора Валентиниана III. B.V. I. 5. 3, 6

Евдоксия, дочь императора Феодосия II, жена Валентиниана III B.V. I. 4. 15, 20, 36 – 39; 5. 3, 6

Евлогий, посол Юстиниана к Годе B.V. I. 10. 32 – 34

Евсевий, византийский посол и персам В.Р. I. 3. 8, 12, 13

Евсевий, епископ Кизика В.Р. I. 25. 37 – 39

Евстрат, чиновник фиска в Африке B.V. II. 8. 25

Евтихий ересиарх B.V. I. 7. 22

Евфимия, дочь Иоанна Каппадоки некого В.Р. I. 25. 13 – 18

Евфимия из Сурона, жена шаха Хосрова В.Р. II. 5. 28

Евфимия (Луппикина), жена императора Юстина Н.а. VI. 17; IX. 47 – 49

Евфрат, препозит священной спальни Н.а. XXIX. 13

Еллисфей, царь эфиопов В.Р. I. 20. 1, 5, 7 – 9

Епифаний, патриарх Константинополя B.V. 1. 12. 2

Есдиласа, мавретанский вождь B.V. II. 10. 6; 12. 26, 29

Есимифей, царь химьяритов В.Р. I. 20. 1, 3, 9, 10

Ефремий, антиохийский патриарх В.Р. II. 7. 16, 17

Заверган, персидский вельможа В.Р. 1. 23. 25, 26; II. 8. 30 – 32; 26. 16 – 19; Н.а. II. 32, 33

Заид, византийский военачальник B.V. I. 11. 7

Зам, сын шаха Кавада В.Р. I. 11. 4; 23. 4 – 7; II. 9. 12

Зауна, сын Фаресмана B.V. II. 19. 1; 20. 19

Захария, пророк Н.а. III. 27

Зевс (Юпитер) B.V. I. 5.4

Зимарх, земляк и сослуживец императора Юстина. Н.а. VI. 2

Зиновия (Зубайдат) правительница Пальмиры, жена Одоната В.Р. II. 5. 5

Зинон, византийский император (474 – 475, 476 – 491), В.Р. I. 3. 8; B.V. I. 7. 2, 3, 18 – 24, 26; Н.а. XXIV. 17

Зинон, внук западноримского императора Анфимия Н.а. XII. 1 – 3

Иаков, отшельник В.Р. I. 7. 5 – 11

Иауда, вождь маврусиев B.V. II. 12. 29; 13. 1, 10 – 16, 18, 19, 21; 17. 8; 19. 5, 19, 21; 20. 21, 24

Иисус Навин (Иисус, сын Навина) B.V. II. 10. 13, 22

Иисус Христос В.Р. II. 11. 14; 12. 22 – 25; Н.а. XXVII. 28

Илара, сенатор Н.а. XII. 5

Ильдерих (Гильдерих), сын Гонориха, король вандалов (523 – 530) B.V. I. 9. 1 – 6, 8 – 12, 14, 17, 19, 20; 17. 11, 12; II. 5. 8; 9. 13

Ильдигер, зять Антонины, византийский полководец В.Р. II. 24.13; B.V. II. 8. 24; 15. 49; 17. 6, 19

Индаро, приближенная Феодоры Н.а. XVII. 34

Иоанн Апостол Н.а. III. 3

Иоанн, армянин из свиты Велисария B.V. I. 17. 1, 2; 18. 3, 5, 10; 19. 14, 27, 30, 33; II. 2. 1; 3. 5, 10, 12, 13; 4. 9, 14, 18 – 20, 22 – 25

Иоанн Аршакид, отец Артавана и Иоанна В.Р. II. 3. 25, 29 – 31; B.V. 11. 24. 2

Иоанн, брат Артавана, сын Иоанна Аршакида B.V. II. 24. 2, 15

Иоанн, брат Паппа B.V. II. 17. 6, 16; 28. 45, 46, 48, 50

Иоанн, дукс Месопотамии В.Р. II. 14. 12; 18. 16

Иоанн из Диррахия, начальник пехоты в экспедиции Велисария в Африку B.V. I. 11.8; II. 16. 2

Иоанн из Палестины, комит священных щедрот Н.а. XXII. 33 – 36

Иоанн из пехоты, глава мятежа в Даре В.Р. I. 26. 5 – 12

Иоанн Каппадокийский В.Р. I. 24. 11 – 15, 17; 25. 1 – 44; II. 30. 49 – 54; B.V. I. 10. 7 – 17; 13. 12, 16, 17; Н.а. I. 14; II. 15, 16; III. 7; IV. 18; XVII. 38, 40, 42, 44; XXI. 5; XXII. 1, 6

Иоанн Кирт, византийский полководец Н.а. VI. 5 – 10

Иоанн, комит федератов B.V. I. 11. 6; II. 3. 4; 5. 5

Иоанн, константинопольский патриарх Н.а. VI. 26

Иоанн Лаксарион, префект августал Н.а. XXIX. 1, 4 – 7

Иоанн, незаконный сын Феодоры Н.а. XVII. 16 – 23

Иоанн, племянник Виталиана Н.а. V. 7, 9 – 14

Иоанн, помощник Василиска в его экспедиции в Африку B.V. I. 6. 22 – 24

Иоанн, предводитель мятежных византийцев в Африке B.V. II. 25. 3; 27. 7, 25; 28. 5, 39, 40

Иоанн, сын Василия из Эдессы В.Р. II. 21. 27, 33; Н.а. XII. 6 – 10

Иоанн, сын Луки, византийский военачальник В.Р. I. 17. 43, 44

Иоанн, сын Никиты, византийский военачальник В.Р. I. 13. 21; II. 19. 36 – 44; 24. 15

Иоанн, сын Руфина, посол к Хосрову В.Р. II. 7. 15; 9. 1; 10. 10 – 15, 18 – 24

Иоанн, сын Сисиниола, византийский полководец B.V. II. 19. 1; 22. 3, 4; 23. 2 – 4, 32; 24. 6 – 14, 16; Н.а. V, 31

Иоанн, сын Фомы Гузы В.Р. II. 30. 4

Иоанн, узурпатор Западной Римской империи (423 – 425) B.V. I. 3. 5 – 9

Иоанн Фага, копьеносец Велисария, византийский военачальник В.Р. II. 19. 15, 16, 28, 29; 24. 15; Н.а. IV. 4

Иоанн Цив, византийский военачальник В.Р. II. 15. 9 – 11; 17. 5 – 16; 29. 21

Иоанн, щитоносец Велисария B.V. II. 5. 6

Иоаннина, дочь Велисария Н.а. IV. 37; V. 18 – 23

Иосифий, секретарь (писец) придворной стражи B.V. II. 15. 7, 8

Ипатий, видный житель Константинополя Н.а. IX. 35

Ипатий, племянник императора Анастасия I В.Р. I. 8. 2, 10 – 19; 11. 24, 38, 39; 24. 19 – 24, 42, 53, 55, 56

Ираклий, византийский военачальник B.V. I. 6. 9, 25

Ириной, византийский военачальник В.Р. I. 12. 14

Ириной, чью собственность конфисковал Юстиниан Н.а. XXIX. 16

Исаак, брат Нарсеса В.Р. I. 15. 32, 33; II. 24. 14; 25. 24

Исдигерд (Йездигерд, Язгард I), max Ирана (399 – 421) В.Р. I. 2, 7 – 10

Исдигусна (Йязд – Гушнасп), персидский вельможа, посол в Византию В. Р. II. 28. 16, 17, 31 – 44

Исида, древнеегипетское божество плодородия, материнства, жизни и здоровья В.Р. I. 19. 35

Ифигения, в древнегреческой мифологии дочь Агамемнона и Клитемнестры В.Р. I. 17. 11, 13, 18

Кавад, внук шаха Кавада В.Р. I. 23. 4, 7 – 11, 23, 24

Кавад, шах Ирана (488 – 497, 499 – 531) В.Р. I. 4 – 21: passim; II. 9. 12; 13. 8 – 15; 26. 31; Н.а. II. 26; XXIII. 7

Каваон, вождь маврусиев B.V. I. 8. 15 – 18, 24 – 26; II. 11. 17

Каис (Кайс ибн Салама ибн Харит ибн Амр), филарх арабов центральных областей Аравии В.Р. I. 20. 9, 10

Каллигон, слуга и наперсник жены Велисария Антонины Н.а. III. 2, 5, 15; V. 27

Каллиник, правитель провинции Киликии Второй Н.а. XVII. 2 – 4

Калоним из Александрии, византийский флотоводец B.V. I. 11. 14; 17. 16; 20. 16, 23 – 25

Кандид, епископ Сергиополя В.Р. II. 5. 29 – 32; 20. 2 – 6, 15, 16

Каос, старший сын шаха Кавада В.Р. I. 11. 3; 21. 20, 21

Квадрат, служитель при дворе Н.а. IV. 24, 26, 29

Келер, магистр оффиций В.Р. I. 8. 2, 21; 9. 24; II. 15. 7

Киприан, епископ Карфагена, впоследствии причисленный в лику святых B.V. I. 21. 17, 18, 21, 25

Киприан, комит федератов B.V. I. 11. 6; II. 3. 4; 7. 11

Кир, сын Вакха, византийский военачальник B.V. П. 21. 1, 16, 19

Кир, царь древних персов В.Р. II. 2. 15

Кирилл, византийский военачальник В.Р. I. 13. 21; B.V. I. 11. 1, 6; 24. 19; II. 5. 2 – 4; 15. 50, 59

Кирилл, отец невесты Сатурнина Н.а. XVII. 32

Комито, сестра императрицы Феодоры Н.а. IX. 3, 9

Константиан, иллириец, византийский посол к Хосрову В.Р. II. 24. 3 – 5; 28. 2 – 6

Константин, византийский военачальник Н.а. I. 24, 28, 29

Константин, квестор священного дворца Н.а. XX. 20 – 23

Константин I, римский император (306 – 337) B.V. I. 1. 3

Константин, узурпатор в Британии B.V. I. 2. 31, 37

Констанций, римский полководец, муж Галлы Плацидии B.V. I. 3. 4, 5

Куца, брат Вузы, византийский военачальник В.Р. I. 13. 5, 8

Куцина, вождь маврусиев B.V. II. 10. 6; 25. 2, 15, 17, 18, 20 – 22; 27. 24, 27; 28. 50

Лавр, карфагенянин B.V. II. 1. 8

Лев I, византийский император (458 – 474) B.V. I. 5. 7; 6. 1 – 5, 8; 7. 2; 10. 2; Н.а. VI. 2

Лев II, малолетний византийский император, внук Льва I, сын Зинона и Ариадны B.V. I. 7. 2, 3

Лев из Киликии, референдарий Н.а. XIV. 15 – 23; XVII. 32; XXIX. 28, 33, 35, 36

Леонтий, сын Зауны, византийский военачальник B.V. II. 19. 1; 20. 19

Либерий, римский сенатор и патриций Н.а. XXVII. 17, 19; XXIX. 1 – 3, 6 – 10

Ливеларий, фракиец, магистр милитум Востока В.Р. I. 12. 23, 24

Лонгин, исавр, византийский военачальник В.Р. I. 18. 7

Лонгин, префект города Константинополя Н.а. XXVIII. 10, 14, 15

Лука, отец Иоанна, византийского военачальника В.Р. I. 17. 44

Луппикина см. Евфимия

Майориан, западноримский император (457 – 461) B.V. I. 7. 4 – 14

Македония, антиохийская танцовщица Н.а. XII. 28 – 30

Македония, рабыня жены Велисария Антонины Н.а. I. 21, 26, 27; II. 12

Максим (Петроний Максим), римский сенатор, сын Максима Старшего, западноримский император (455 г.) B.V. I. 4. 16, 17, 19 – 21, 23 – 26, 36 – 38; 5. 2

Максим Старший (Мага Максим), узурпатор B.V. I. 4, 16

Максимин, копьеносец Феодора Каппадокийца, заговорщик B.V. II. 18. 1 – 8, 10, 14, 16 – 18

Малфан из Киликии, зять референдария Льва Н.а. XXIX. 28 – 31, 33 – 36, 38

Мамант, епископ Дары В.Р. I. 26. 8

Мамилиан из Кесарии Н.а. XXIX. 17, 22

Маммиан, патрикий Н.а. XXVIII. 3, 6

Мария, жена Ипатия, племянника Анастасия I В.Р. I. 24. 23, 24

Маркелл, византийский военачальник В.Р. I. 13. 21; 25. 24 – 29

Маркелл, комит федератов B.V. I. 11, 6; II. 3. 4; 15. 50 – 52, 59

Маркелл, племянник Юстиниана, военачальник В.Р. II. 28. 2

Маркентий, командующий византийскими войсками в Бизацене B.V. II. 27. 5, 6, 31

Маркиан, византийский военачальник, командовавший пехотой B.V. I. 11. 7

Маркиан, византийский император (450 – 457) B.V. I. 4. 2, 4 – 11, 39; 5. 7

Мартин, византийский полководец, магистр милитум Востока В.Р. I. 21. 27; II. 13. 16; 14. 9; 24. 10, 13, 14, 19; 25. 17; 26. 25, 44 – 46; 27. 5, 6, 45, 46; В. I. 11. 6, 24, 29; 13. 9; II. 3, 4; 14. 37, 38; 19. 2; Н.а. IV. 13

Марцеллиан, правитель Далмации B.V. I. 6. 7, 8, 25

Массона, вождь маврусиев B.V. II. 13. 19

Мастина (Мастига B.V. II. 20. 31), вождь маврусиев В. II. 13. 19; 20. 31

Мевод (Махбод), персидский вельможа, ближайший сподвижник Кавада В.Р. I. 11. 25, 31; 21. 17 – 20, 22; 23. 25 – 29

Мегас, епископ Верой В.Р. II. 6. 17 – 25; 7. 1, 3, 14, 17, 19 – 34

Медея, в древнегреческой мифологии волшебница, дочь колхидского царя, внучка Гелиоса В.Р. II. 17. 2

Медисинисса, вождь маврусиев B.V. II. 10. 6, 11

Меркурий см. Гермес

Мермерой (Мир-Мирое), персидский полководец В.Р. I. 15. 2, 9; 21. 4; II. 29. 13; 30. 1, 8, 15 – 22, 30 – 33

Мефания, отец Массоны B.V. II. 13. 19

Михаил Архангел В. Р. II. 11. 6, 7, 13; Н.а. XVI. 18

Моисей, легендарный пророк и законодатель древних евреев В. II. 10. 13

Молац, византийский военачальник В.Р. II. 8. 2, 17 – 19

Мунд, магистр милитум Иллирика В.Р. I. 24. 40, 41, 43, 52

Навед, иранский военачальник В.Р. II. 18. 9, 10, 19; 24. 8; 25. 6, 8, 9, 19, 25; Н.а. II. 28

Навин, отец Иисуса Навина B.V. II. 10. 13, 22

Нарсес, брат Аратия, армянин из Персоармении, перешедший на сторону Византии В.Р. I. 12. 21, 22; 15. 31; 19. 37; II. 24. 12, 14; 25. 20, 24

Нарсес, препозит священной спальни В.Р. I. 15. 31; 25. 24, 26

Непот, западноримский император (474 – 475) B.V. I. 7. 15

Нерон, римский император (54 – 68) Н.а. I. 9

Никита, отец военачальника Иоанна В.Р. I. 13. 21; II. 19. 36; 24. 15

Оамер, племянник Ильдериха B.V. I. 9. 2, 9, 14, 17; 17. 2

Одонат (Оденат), царь Пальмиры В.Р. II. 5. 5, 6

Олибрий (Аниций Олибрий), западноримский император (472 г.) В.Р. I. 8. 1; B.V. I. 5. 6; 6. 6; 7. 1

Орест, в древнегреческой мифология брат Ифигении, сын Агамемнона и Клитемнестры В.Р. I. 17. 11 – 20

Ориген, константинопольский сенатор В.Р. 1. 24. 26 – 31

Ортайя, правитель маврусиев, обитавших за Аврасием B.V. II. 13. 19, 28, 29; 17. 8

Осирис, бог мертвых и плодородия в Древнем Египте В.Р. I. 19.35

Осров, царь Эдессы В.Р. I. 17. 24

Павел, патриарх Александрии – Н.а. XXVII. 3, 4, 11, 14, 16. 18, 19, 21, 24

Павел, священник из Гадрумета B.V, II. 23. 18 – 25, 29

Павел, толмач Хосрова, византиец из Антиохии В.Р. II. 6. 22, 23, 7. 5; 8. 4, 7; 12. 1, 33; 26. 14; 27. 24, 45

Пакурий (Шапур II), шах Ирана (309/310 – 379) В.Р. 1. 5. 10, 13, 16 – 34

Паллад, согласно легенде, живший в Риме до взятия Трои B.V. I. 21. 4

Папп, византийский военачальник B.V. I. 11. 7; II. 3. 4; 17. 6; 28.45

Пасифил, мятежник из Бизацены, советник и подручный Гонтариса B.V. II. 27. 21, 22, 36, 38; 28. 5, 39

Патрикий, фригиец, византийский военачальник В.Р. I. 8. 2, 10 – 19; 9. 5, 6, 13

Патрикиол, отец Виталиана, византийский военачальник В.Р. I. 8. 3

Пегасий, врач из города Лариба B.V. II. 22. 14, 15; Н.а. V. 33 – 35, 38

Пелагий, архидиакон из Рима Н.а. XXVII. 17, 24; XXIX. 2

Пераний, сын Гургена В.Р. I. 12. 11; II. 24. 15; 25. 35; 26. 25, 38; 27. 42; 28. 1

Пероз (Фируз I), шах Ирана (459 – 484) В.Р. I. 3. 1, 8, 10 – 22; 4. 1 – 14

Пероз, владелец Фарангия до Симеона В.Р. II. 3. 3

Пероз, персидский военачальник (мирран) В.Р. I. 13. 16; 14. 1, 5 – 20, 29, 44; 17. 26, 27, 29

Петр Апостол, Н.а. XXVI. 29

Петр Варсима, префект претория Востока Н.а. XXII. 3 – 11, 17, 22, 24, 25, 32, 33, 36 – 38; XXIII. 14; XXV. 20 – 22

Петр из Арзанены, византийский военачальник В.Р. I. 12. 9, 14, 18. 6, 42; II. 15. 6 – 8; 16. 16; 18. 16 – 26; 24. 13, 18; 25. 17; 26. 25, 38; B.V. II. 1. 6; Н.а. IV. 4

Петр Патрикий, магистр оффиций, автор ряда сочинений Н.а. XVI. 2 – 5; XXIV. 22, 23

Петр Фракиец, копьеносец Соломона B.V. II. 28. 3, 24, 28, 33

Пилад, в древнегреческой мифологии друг Ореста В.Р. I. 17. 11

Питиакс, персидский военачальник В.Р. I. 13. 16; 14. 32, 38

Плацидия, дочь Валентиниана III и Евдоксии, жена императора Олибрия B.V. I, 5. 3, 6; 6. 6

Помпей, племянник императора Анастасия I В.Р. I. 24. 19 – 21, 53, 55 – 57

Приап, бог плодородия (садов, полей и очага) В.Р. I. 19. 35

Президий, римлянин Н.а. I. 28

Прейекта, жена Ареовинда, дочь Вигилянции B.V. II. 24. 3; 26. 18; 27. 20; 28. 43

Пров, племянник императора Анастасия I В.Р. I. 12. 6, 9

Прокопий, историк В.Р. I. 1. 1, 3, 5; 12. 24; 17; 17; 22. 9; B.V. I. 12. 3 – 5; 14. 3 – 5, 7, 8, 11 – 15; 15. 35; 18. 2; 19. 33; 20. 1; 21.25; II. 14. 39, 41; Н.а. I. 1 – 10; XI. 25; XII. 14

Приск из Эмесы Н.а. XXVIII. 1, 4, 6, 14 – 15

Приск, секретарь императора Юстиниана Н.а. XVI. 7 – 10

Проба, знатная римлянка B.V. I. 2, 27

Прокл, квестор священного дворца В.Р. I. 11. 11 – 19, 21, 22; Н.а. VI, 13; IX. 41

Псой, александрийский диакон Н.а. XXVII. 14, 15

Пуденций из Триполиса B.V. I. 10. 22 – 24; 11. 22; II. 5. 10; 21. 3, 13, 15

Рекииарий, византийский посол к Хосрову В.Р. II. 27. 24, 25

Рекитанг, фракиец, византийский военачальник В.Р. II. 16. 17 – 19; 19. 33, 34, 39; 30. 29

Репарат, священник Карфагена B.V. II. 26. 23, 24, 26

Рецимер (Рекимер, Рицимер), варвар знатного происхождения, могущественный полководец Западной Римской империи, фактический хозяин Италии 50 – 70-х годов V в., ставивший в свергавший императоров Запада B.V. I. 7. 1

Рим, петух императора Гонория B.V. I. 2. 26

Родон, префект августал Н.а. XXVII. 3, 14 – 16, 18

Ромул Августул, последний западноримский император, смещенный в 476 г. Одоакром B.V. I. 7. 15

Руфин, сын Зауны, византийский военачальник B.V. II. 19. 1; 20. 19

Руфин, сын Сильвана В.Р. I. 11. 24, 38; 13. 11; 16. 1 – 4, 10; 17. 44; 22. 1, 7, 9, 12 – 16; II. 7. 15

Руфин, фракиец, начальник конницы, знаменосец Велисария B.V. I. 11. 7; II. 10. 3 – 5, 8 – 11; 11. 1, 22

Савар, отец вождя мятежных самаритян Н.а. XI. 27

Савватий, отец императора Юстиниана Н.а. XII. 18

Сакика, мать Аламундара В.Р. I. 17. 1

Саллюстий, римский историк B.V. I. 2. 24

Сарапис, византийский военачальник, командовавший пехотой B.V. I. 11. 7; II. 15. 50, 59

Сарданапал, легендарный царь Ассирии Н.а. I. 9

Сатурнин, сын магистра оффиций Гермогена Н.а. XVII. 32, 33, 36, 37

Севериан, сын Азиатика, командир конного отряда B.V. II. 23. 6 – 10, 17

Семирамида (Шаммурамат), вавилонская царица Н.а. I. 9

Сенекий, копьеносец Ситы В.Р. I. 21. 27

Сеос (Сиявуш), близкий друг шаха Кавада, главнокомандующий иранского войска В.Р. I. 6. 4, 10, 18, 19; 11. 25, 31 – 37

Сергий из Эдессы, византийский посол к персам В.Р. II. 24. 3, 4; 28. 3 – 6

Св. Сергий В.Р. II. 5. 29

Сергий, сын Вакха, византийский военачальник, правитель Ливии B.V. II. 21. 1 – 10, 13, 15, 16, 19; 22; 22. 1 – 3, 9 – 12; 23. 20, 21; 24. 4 – 8, 16; Н.а. V. 28, 30 – 33

Сильван, отец Руфина, византийского посла В.Р. I. 11. 24; 16. 4

Сильверий, римский папа Н.а. I. 14, 27

Симеон, владелец Фарангия В.Р. I. 15. 27 – 29; II. 3. 1 – 3

Св. Симеон В.Р. I. 9. 18

Симма, вождь гуннов на службе у византийцев В.Р. I. 13. 21; 14. 44

Симмах, римский сенатор, префект претория Африки B.V. II. 16. 2; 19. 1

Синний, вождь гуннов на. службе у византийцев B.V. I. 11. 12

Сисиниол, отец военачальника Иоанна B.V. II. 19. 1; 22. 3; 23. 2 – 24. 6; Н.а. V. 31

Сита (Ситта), византийский полководец, магистр милитум Армении В.Р. I. 12. 20 – 22; 15. 3, 4, 10, 12, 24. 25; 21. 3. 9, 23, 27; II. 3. 8 – 28; B.V. II. 27. 17

Соломон, армянин, предположительный убийца Ситы В.Р. II. 3. 27

Соломон, магистр милитум, преемник Велисария в Северной Африке B.V. I. 11. 5, 6, 9; 24, 19; II. 8. 4, 23, 24; 10. 1, 3; 11. 1 – 8, 14, 15, 20 – 36, 50 – 53; 12. 2, 3, 10 – 19, 28; 13. 18 – 20, 30, 35, 39 – 41, 44; 14. 4, 10, 22 – 25, 27, 30 – 33, 36, 37, 39 – 42; 15. 9; 19. 1, 3 – 6, 9, 16, 17, 20, 26; 20. 3 – 11, 29, 30, 33; 21. 1, 16 – 20, 22 – 24, 26 – 28; 22. 1, 7 – 9, 11, 12, 14, 17; 26. 17; 28. 46; Н.а. V. 29, 30

Соломон (Соломон младший), брат Сергия и Кира, племянник Соломона, магистра милитум B.V. II. 21. 9; 22. 12 – 17; Н.а. V. 33 – 38

Соломон, царь иудейский B.V. II. 9. 7

Стефан, известный византийский врач В.Р. II. 26. 31 – 38

Стефаникий, византийский военачальник, командовавший исаврами В.Р. I. 18. 7

Стоца, глава мятежников в Северной Африке B.V. I. 11. 30; II. 15. 1 – 8, 25, 30 – 40, 44, 50, 52 – 59; 16. 6, 8 – 11; 17. 1, 9, 13, 14, 16, 18, 24, 32 – 35; 19. 3; 22. 5; 23. 1, 10, 26, 30, 31; 24. 9 – 14; 25. 3

Стратигий, сын Апиона, комит священных щедрот В.Р. II. 1. 9, 11

Сум, дукс Палестины В.Р. II. 1. 9 – 11

Суника, вождь гуннов на службе у византийцев В.Р. I. 13. 20; 14. 39, 40, 44, 47, 50

Татиан из Мопсуестии, эпарх войска В.Р. II. 10. 2

Татиан, константинопольский сенатор, магистр оффиций Н.а. XII. 5

Таттимут, византийский полководец B.V. I. 10. 23; II. 5. 10

Теодат, король остготов (534 – 536 г.) B.V. II. 14. 1; Н.а. IV. 43; XVI. 5

Теодорих, король остготов (493 – 526 г.) В.Р. I. 8. 3; B.V. I. 8. 11 – 13; 9. 3, 5; 14. 6; II. 5. 21; Н.а. XXIV. 9, 23; XXVI. 27, 28

Терентий, византийский военачальник, командующий пехотой B.V. I. 11. 7; II. 15. 50

Тимострат, брат Руфина, византийский военачальник В.Р. I. 17. 43, 44

Тит, римский император (79 – 81) B.V. II. 9. 2, 5

Тотила, король остготов (541 – 552) Н.а. V. 2, 6

Трасамунд, король вандалов (496 – 523) B.V. I. 8. 8 – 12, 14, 29

Траян, копьеносец Велисария В.Р. II. 19. 15, 16, 28, 29

Траян, римский император (98 – 117) B.V. II. 9. 2

Трибониан из Памфилии, квестор священного дворца В.Р. I. 24. II, 16, 17; 25. 1, 2; Н.а. XIII. 12; XX. 16, 17

Трибун, византийский врач В.Р. II. 28. 8 – 10

Трифон, чиновник налогового ведомства B.V. II. 8. 25

Улиарис, копьеносец Велисария B.V. I. 19. 23, 24; II. 4. 15 – 18, 21, 25

Улитей, копьенесец Гонтариса B.V. II. 25. 8, 10, 11, 19; 26. 32; 27. 25, 27, 30; 28. 19, 31 – 33

Фабриз, брат Исдигусны, персидский вельможа В.Р. II. 28. 16, 17; 29. 2 – 8; 30. 32, 33

Фара, предводитель герулов на службе у византийцев В.Р. I. 13. 19, 20, 25 – 27; 14. 32, 33, 39; B.V. I. 11. 22; II. 4. 28 – 31; 6. 1, 3, 15 – 27, 30, 31, 34; 7, 6, 10, 12

Фаресман, отец Зауны, лаз на службе у Византии В.Р. I. 8. 3; B.V. II. 19. 1; 20. 19

Фарсан, знатный лаз В.Р. II. 29. 4, 5, 7

Фаустин из Палестины, самаритянин Н.а. XXVII. 26 – 31

Февдис (Тевд), правитель вестготов в Испании B.V. I. 24. 7 – 9, 12, 14, 16; II. 4. 34

Феодор, горожанин Дары, искусный механик В.Р. II. 13. 26

Феодор Каппадокиец, византийский военачальник B.V. II. 8. 24; 14. 32 – 34, 38, 41; 15. 6, 49; 17. 6, 19; 18. 4

Феодор, комит экскувитов B.V. II. 12. 17; 14. 35

Феодор Ктеан, византийский военачальник B.V. I. 11. 7

Феодор, младший сын Гизериха B.V. I. 5. 11

Феодор, референдарий В.Р. II. 23. 6 – 8

Феодор, родственник Диогена Н.а. XVI. 25 – 27

Феодора, императрица, жена Юстиниана В.Р. I. 24. 33 – 38; 25. 4, 5, 22, 30; II. 30. 49; B.V. II. 9. 13; Н.а. I. 4. 10; II. 32 – 36; III. 4, 6 – 9, 12, 15 – 19, 21, 22, 25, 26, 29; IV. 5 – 7, 11, 17 – 19, 21, 24 – 28, 31, 33 – 37; V. 8, 11, 12, 14, 18 – 21, 23„27, 33; VI. 1; IX. 1, 3, 9 – 31, 32, 47, 51, 53, 54; X. 1 – 3, 7 – 9, 11 – 19, 23; XI. 40, 41; XII. 1 – 5, 12, 14 – 16, 28, 30, 31; XIII. 9, 17, 19; XIV. 7; XV. 1 – 10, 13, 15 – 39; XVI. 1 – 4, 8, 9, 11 – 19, 21 – 26; XVII. 1, 3, 5, 8, 10, 13 – 24, 27 – 33, 37 – 44; XXII. 1 – 3, 22 – 28, 35; XXIII. 23; XXV. 13, 19, 20; XXVI. 8; XXVII. 13; XXX. 21 – 31

Феодосий I, римский император (379 – 395) B.V. I. 1. 2; 2. 32; 4. 16

Феодосий II, сын Аркадия, византийский император (408 – 450) В.Р. I. 2. 1 – 12; II. 3. 3. 35; B.V. I. 2. 32, 33; 3. 5, 8; 4. 2. 15, 39

Феодосий, крестник и приемный сын Велисария Н.а. I. 15, 16, 19, 20, 22, 23, 26, 31, 32, 34; 36, 37, 39, 40, 41; II. 3, 5, 11, 14, 17; III. 3, 5, 12, 15, 17, 20

Феодосий, сенатор Н.а. III. 9 – 11

Феодот Колокинфий, префект города Константинополя Н.а. IX. 37 – 43

Феодот, префект претория Востока Н.а. XXII. 2, 6

Феоктист, византийский военачальник В.Р. II. 8. 2, 17 – 19; 16. 17 – 19; 19. 33, 34, 39; 24. 13

Филимут, вождь герулов на службе у византийцев В.Р. II. 24. 14, 18

Флорентий, фракиец, византийский военачальник, командовавший конницей В.Р. I. 15. 15, 16

Фока, префект претория Востока, патрикий В.Р. I. 24. 18: Н.а. XXI. 6

Фома, византийский посол к персам В.Р. I. 22. 1.

Фома Гуза, армянин, отец военачальника Иоанна В.Р. II. 30. 5

Фома, епископ Апамеи В.Р. II. 11. 16 – 24, 29, 30

Фотий, пасынок Велисария Н.а. I. 31, 32, 34; II. 1, 3 – 12, 14; III. 2, 5, 8, 9, 12 – 14, 22 – 24, 28, 29; V. 25; XVII. 1

Фреда, друг Ареовинда B.V. II. 26. 8, 9

Фувел, именитый лаз В.Р. II. 30. 22

Фуския, посол Гелимера B.V. I. 24 7

Хосров, шах Ирана (531 – 579) В.Р. I. 11. 5 – 9, 22, 27, 30; 21. 17, 19, 22, 23, 26; 22. 1 – 6, 8, 9, 12 – 16; 23. 1 – 3, 5 – 29. 26. 2 – 4; II: passim; Н.а. II. 1, 25, 26, 29, 31 – 37; III. 30, 31; IV. 38; XI. 12; XII. 7; XVIII. 23, 28; XXIII. 7; XXX. 13 – 15

Хрисомалло (Золотая шерсть), бывшая актриса, приближенная Феодоры Н.а. XVII. 33 – 35

Хрисомалло другая (вторая), саркастическое обозначение Феодоры Н.а. XVII. 34

Христос см. Иисус Христос

Цазон, брат Гелимера B.V. I. 11. 23; 24. 12; 25. 10, 19, 24; II. 2. 23, 24; 3. 8, 10, 12, 14; 5. 4

Эварид, зодчий, создатель храма Архангела Михаила в окрестностях Антиохии В.Р. II. 11. 7

Эган, гунн, копьеносец Велисария В.Р. I. 13. 20; 14. 39, 44; B.V. I. 11. 7; II. 3. 4; 10. 3 – 5, 8, 10; 11. 22

Юлиан, брат Сума, посол к химьяритам и эфиопам В.Р. I. 20. 9; II. 1. 10; 7. 15, 16

Юлиан, сын Савара, вождь мятежных самаритян Н.а. XI. 27, 28

Юнил, квестор священного дворца Н.а. XX. 17. 20

Юпитер (Зевс) B.V. I. 5. 4

Юрфута, вождь маврусиев B.V. II. 10. 6

Юст, двоюродный брат Юстиниана В.Р. I. 24. 53; II. 20. 20, 28; 24. 15, 20; 25. 35; 28. 1

Юстин I, византийский император (518 – 527), дядя Юстиниана В.Р. I. 8. 3; 11. 1, 6, 10, 19, 20, 23, 38, 39; 12. 5, 6, 8, 21, 24; 13. 1; II. 15. 7; B.V. I. 7. 27; 9. 5, 8; Н.а. VI. 2, 5 – 19; VIII. 2, 3; IX. 50, 54; XI. 5; XII. 29; XIX. 1, 4, 8; XXIV. 18

Юстина, дочь Германа Н.а. V. 8

Юстиниан I, византийский император (527 – 565) В.Р. I. 1. 1; 11. 10, 16; 12, 21; 13. 1, 2, 5, 9; 16. 10; 17. 47; 19. 1, 10, 12, 36, 37; 20. 9, 13; 21. 2, 3, 13, 14; 22. 16, 17; 23. 24; 24. 10, 11, 17 – 21, 29, 32, 36, 39, 40, 46, 47, 49, 53, 54, 56 – 58; 25. 4, 5, 25, 33; 26.4; II. 1. 1, 9, 11, 12 – 14; 2. 12, 14; 3. 37 – 52, 56, 57; 4. 16 – 25; 5.1; 6. 1, 9, 19; 7. 15, 16; 9. 11; 13. 1, 29; 14. 8; 15. 9, 10; 16. 5; 20. 3, 20; 21. 34; 23. 5 – 8, 20; 24. 10; 28. 1, 2, 11, 36, 38 – 43; 29. 9. 10, 20, 30 – 32; 30. 28, 48; B.V. I. 7. 27; 9. 5, 10 – 13, 15 – 19, 24, 25; 10. 1, 2, 7 – 16, 18 – 24, 28 – 34; 11. 1, 18, 20, 24 – 30; 12. 1; 14. 5, 6; 16. 12 – 15; II. 5. 8, 12, 24, 25; 6. 22; 7. 8, 11, 17; 8. 2 – 4, 6, 8; 9. 9. 12, 13; 14. 1; 16. 1, 18; 19. 1; 21. 1, 3; 22. 1, 6 – 11; 24. 1 – 5, 16; 28. 4, 15, 20, 21, 33, 41, 43; Н.а. I, II, IV – XXX passim

Ясон, в древнегреческой мифологии предводитель похода за золотым руном В.Р. II. 17. 2

Указатель географических названий

(включая архитектурные сооружения)

Абига, река в Нумидии вблизи горного массива Аврасий B.V. II. 13. 20; 19. 7, 11 – 14

Абора см. Аворрас

Аворрас (Абора, Хабур), приток Евфрата В.Р. II. 5. 2; 19. 29

Авидос, город на азиатском берегу Геллеспонта В.Р. II. 4. 9; B.V. I. 1. 8; 12. 7; 13. 5; H.a. XXV. 2, 3

Аврасий (Аурас, Аврес, Джебель Орес), горный массив в Нумидии B.V. I. 8. 5; II. 12. 29; 13. 1, 18, 20 – 27, 30, 35, 36, 40; 14. 19; 19. 5, 11; 20. 20, 22 – 30

Адриатическое море B.V. I. 13. 21; 14. 16; 22. 18

Адарвиган (Азербайджан) В.Р. II. 24. 1, 2, 12

Адулис, город в Эфиопии В.Р. I. 19. 22; 20. 4

Азия, здесь – материк, включающий в себя и Африку (Ливию) B.V. I. 1. 5, 7, 8, 11; H.a. XXIII. 6

Аквилея, город в Северной Италии, на побережье Адриатического моря B.V. I. 3. 9; 4. 30, 35

Акла, предместье Карфагена B.V. II. 7. 13

Аксум, столица Аксумского царства В.Р. I. 19. 17, 22, 27

Александрия, главный город Египта В.Р. II. 22. 6; B.V. I. 11. 14; H.a. IX. 28; XXVI. 35, 36, 39; XXVII. 3, 14, 17, 22

Амасия, город в Понте H.a. XVIII. 42

Амида (Диарбекир), город в Верхней Месопотамии В.Р. I. 7. 3, 5, 7, 12 – 35; 8. 10, 22; 9. 1 – 5, 14, 20, 23; 17. 24; 21. 6

Аммодий, селение близ города Дары В.Р. I. 13. 15, 38; II. 28, 35

Аназарв, главный город провинции Киликии Второй H.a. XVIII. 41

Англон, селение в Персоармении В.Р. II. 25. 5, 10, 15

Анкон, тюрьма во дворце в Карфагене B.V. I. 20. 4 – 9

Антиной, город в Египте В.Р. I. 25. 43

Антиохия, главный город Сирии В.Р. I. 17. 36 – 38; II. 6. 10, 11, 15; 7. 2, 4, 14, 16, 18, 19; 8. 1 – 35; 9. 18; 10. 5 – 9; 11. 1, 4; 14. 2; H.a. II. 25; XII. 28; XVIII. 41

Антиохия Хосрова, город в Ассирии В.Р. II. 1, 4

Апамея, город в Сирии В.Р. II. 11. 2 – 4, 14 – 38

Аравийский залив, совр. Красное море В.Р. I. 19. 19

Аравия, зд., возможно, провинция к востоку от р. Иордан и Мертвого моря H.a. XVII. 17

Аравия, здесь – область на побережье Акабского залива и Красного моря (провинция Палестина Третья) В.Р. I. 19. 20

Аретуза, гавань Сиракуз B.V. I. 14. 11

Арзамон, селение в Месопотамии В.Р. I. 8. 10

Арзанена, область Армении, подвластная Ирану В.Р. I. 8. 21; II. 15. 7

Армения В.Р. I. 5. 25; 15. 1, 2, 20; 17. 4, 24; II. 14. 8; 24, 6, 7, 11

Арсин, приток Евфрата В.Р. I. 17. 21

Артака, предместье города Кизика В.Р. I. 25. 31

Археополь, город в Лазике В.Р. II. 29. 18

Аскалон, город в Палестине H.a. XXIX. 7, 21

Ассирия, здесь – часть Сирии, находившаяся под властью Ирана В.Р. II. 19. 15 – 18; H.a. II. 25

Аттаха селение в Армении В.Р. I. 21. 9

Афины, город в Аттике B.V. I. 1. 17; H.a. XXVI. 33

Афины, приморский город в Понте, соседствующий с Лазикой В.Р. II. 29. 22; 30. 14

Бабос, местность в Нумидии B.V. II. 19. 16

Багаис, опустевший город у реки Абига B.V. II. 19. 7

Баграда, река в Ливии B.V. II. 15. 13

Бани Ахилла (Ахиллеса) в Константинополе B.V. I. 13, 16

Бани Зевксипп в Константинополе В.Р. I. 24. 9

Бедериана, селение в Иллирии, родина Юстиниана H.a. VI. 2

Бейрут (Верит), город в Финикии H.a. XXV. 14

Бизакий (Бизацена), область к югу от Карфагена, граничившая с Триполисом на востоке и Нумидией на западе B.V. I. 9. 3; 14. 10; 15. 3, 34; 19. 32; II, 4. 33; 8.. 9; 10. 2, 3; 11. 14; 12. 1, 2, 21 – 25, 29, 30; 21. 17; 23. 1, 3, 14; 25. 2; 28. 46, 47

Большие портики улицы Месы в Константинополе В.Р. I. 24. 9

Боспор (Пантикапей, Керчь), город на востоке Крымского полуострова (Херсонеса Таврического) В.Р. 1. 12. 7, 8; II. 3. 40

Британия, здесь – Британские острова и полуостров Арморика B.V. I. 1. 18; 2. 31, 38; H.a. XIX. 13

Булла, равнина близ границ Нумидии B.V. I. 19. 32; 25. 1, 16, 22; II. 15. 1

Бургаон, гора в Бизацене B.V. II. 12. 3, 5, 7, 10, 17, 19, 22, 24

Варвалис, крепость на Евфрате В.Р. II. 12. 4

Варварская равнина в Малой Азии В.Р. II. 5. 29

Варлайские ворота в Эдессе В.Р. II. 27. 44

Ватна, городок поблизости от Эдессы В.Р. II. 12. 31

Венетия, область на северном побережье Адриатического моря H.a. XVIII. 17

Вероя (Бероя, Халаб, Халеб, Алеппо), город в Сирии В.Р. II. 6. 17; 7. 2 – 13, 19, 31, 34 – 36

Визáнтий (Константинополь) В.Р. I, 19. 24; 21.10; 23. 1; 24. 1 – 58; 25. 21; II. 4. 4; 21. 34; 22. 9 – 39; 23. 1 – 21; 28. 23; B.V. I. 1. 3, 8, 10; 2. 36; 3. 7; 4. 8, 10, 13; 5. 6; 6. 26; 7. 2, 18, 22; 8. 4; 9. 8; 11. 28, 30; 12. 2; II. 1. 6; 7. 17; 8. 4, 5; 9. 1, 6; 16. 13; 19. 2; 28. 40, 44; H.a. I. 11, 41; II. 5, 14, 22; III. 1, 4, 5, 15; IV, 1, 2, 6; V. 9, 13, 18, 23; VI. 2, 3; VIII. 1; IX. 2, 28, 30; XII. 1, 24, 32; XVI. 1; XVII. 7; XVIII. 20; XIX. 2, 14; XX. 1; XXI. 20; XXII. 12, 14, 18, 19; XXIII. 24; XXV. 2, 3, 7, 8; XXVI. 1, 12, 23, 26; XXVII. 21, 24; XXVIII. 8, 10; XXIX. 4. 10; XXX. 8

Вифиния, область в Малой Азии В.Р. II. 28. 23; H.a. XXII. 17

Boa (Акампсий, Чорох), река в Малой Азия В.Р. II. 29. 14 – 16

Вол, укрепление в Персоармении В.Р. I. 15. 18, 32, 33; 22. 3, 18

Вуликас, гавань химьяритов В.Р. I. 19. 21

Гаввулон, селение в Сирии В.Р. I. 18. 8

Гавл (Гавдос), остров у южного побережья Крита B.V, I. 14. 16

Гадир (Гадейра, Гадес, Кадикс), город в Испании B.V. I. 1. 4, 5, 14; 3. 26; 24. 8; II 5. 5, 6; 10. 29

Гадрумет (Адрамет, Сус), приморский город в Биаацене B.V. I. 17. 8; II. 23. 11 – 15, 18 – 20, 23 – 25, 29; 27. 6, 26, 31, 33

Газа, город в Палестине В.Р. I. 19. 20

Газофилы, город в Нумидии B.V. II. 15, 52, 59

Галатия, область в Малой Азии В.Р. II. 9. 13; 28. 23; Н.а. XXIV. 25

Галлия B.V.. I. 2. 31, 37; Н.а. XVIII. 16, 17

Галон, равнина в Северной Африке B.V. I. 18. 12

Геллеспонт (Дарданеллы), пролив B.V. I. 1. 7; Н.а. XXV. 2, 3

Геминианова скала в Аврасии B.V. II. 20. 23

Гераклея (Перинт) город на северном берегу Пропонтиды (Мраморного моря) B.V. I. 12. 6

Геракловы (Геркулесовы) столпы, скалы Абила (Суета) и Кальпа (Гибралтар) по обеим сторонам Гибралтарского пролива B.V. I. 1. 5, 9, 15, 18; 7. 11; II. 10. 20

Германия, город на границе Иллирии и Фракии, родина Велисария B.V. I. 11. 21

Гермеса город см. Меркурий

Гермиона, город в Бизацене B.V. I. 14. 10; 17. 4, 11

Гиппонерегий (Гиппон Регий, Гиппо-Регий), приморский город в Нумидии B.V. I. 3. 31, 34; II. 4. 26, 32, 36. 39

Гора Щит (Клупея), крепость в Аврасии B.V. II. 13. 33

Горго (Горга, Джорждан, Иркания, Вркан, Горган) город у юго-восточной, части Каспийского моря В.Р. I. 3. 2; 4. 10

Горы Тавра см. Тавр

Грасса (Сиди Калифа), город в Северной Африке B.V. I. 17. 8, 9. 14

Греция см. Эллада

Дакивиза, город в Малой Азии на почтовом тракте Н.а. XXX. 8

Дакия, здесь – область в нижнем течении реки Савы, на правом берегу Дуная Н.а. XVIII. 16

Далмация, южная часть Иллирии, от Адриатического моря до реки Дравы B.V. I. 6, 7

Данувий (Истр, Дунай), река B.V. I. 1. 1. 10; 2. 6, 39

Дара, византийская пограничная крепость в Месопотамии В.Р. I. 10. 13, 14; 13. 12 – 39; 16. 6 – 8; 22. 16; 26. 5 – 12; II. 11. 28; 13. 16 – 29; 28. 17, 31 – 37; B.V. I. 11. 9; Н.а. XII. 9

Дафна, пригород Антиохии В.Р. II. 8. 25; 11. 4 – 13; 14. 5

Дельфы, город в Греции B.V. I. 21. 3

Децим, пригород Карфагена B.V. I. 17. 11, 17; 18. 5, 7, 12; 19. 1, 14, 23, 33; 20. 6, 7, 10; 21. 23, 24; II. 25. 12

Диррахий (Эпидамн, Дуррес), город в Эпире B.V. I. 1. 16; 11. 8

Дом Арея, часть Большого императорского дворца в Константинополе В.Р. I. 24. 9

Дриунт (Гидрунт, Отранто), город на юго-восточной оконечности Апеннинского полуострова B.V. I. 9. 12

Дувий (Двин), город в Армении В.Р. II. 24. 6, 7; 25. 1 – 5; 30. 33

Европ, селение на реке Евфрат В.Р. II. 20. 24, 27, 28

Европа, материк В.Р. II. 4. 4; B.V. I. 1. 7, 8, 10, 14; 2. 7, 13; 4. 29; 22. 15; Н.а, XVIII. 22; XXIII. 6, 8

Евфрат, река В.Р. I. 17. 4, 6 – 11, 18, 21, 22; 18. 2, 4, 9, 13; Н.а. III. 31

Евфратисия (Коммагена), область на правобережье Евфрата В.Р. I. 17. 2, 23; II. 20. 17, 20

Египет В.Р. I. 17. 41; 19. 3; 25, 43; И. 22. 6; B.V. II. 10.13,15,18,19; Н.а. XII. 1, 30; XVII. 40; XVIII. 22; XIX. 1; XXVI. 37; XXX. 10

Еленианы (дворец Елены) в Константинополе В.Р. I. 24. 30

Еленополь, город в Вифинии Н.а. XXX. 8

Ендиелон, селение вблизи Амиды В.Р. I. 7. 5

Заба см. Мавретания Первая

Закинф, один из Ионийских островов B.V. I. 13. 21; 22. 17, 18

Замок забвения (Анушбард) В.Р. I. 5. 7 – 29

Зербула, крепость в Аврасии B.V. II. 19. 19, 23, 26

Зиновия, город на Евфрате В.Р. II. 5. 4, 5

Ивирия (Иверия), Восточная Грузия В.Р. I. 10. 7; 12. 15; 15. 20; II. 15. 34; 1,7. 1; 25. 2; 28. 19; 29. 14, 16, 29; 30. 1. 21, 45, 46

Ивор (Ибора), приморский город в Понте Н.а. XVIII. 42

Иераполь, город в Евфратисии В.Р. I. 13. 11, 17. 22; II. 6. 2, 8; 7, 2; 20. 20

Иерон, пригород Константинополя B.V. I. 1. 8; Н.а. XV. 36; XXV. 2

Иерусалим В.Р. II. 11. 14; 20. 18; B.V. II. 9. 5, 9; Н.а. III. 28; IX. 42

Иллирия (Иллирик), область в северо-западной части Балканского полуострова, от Адриатического моря до Дуная В.Р. II. 4. 5, 10; B.V. I. 5. 23; 11. 17; Н.а. XVIII. 20; XXI. 26

Индия В.Р. I. 20. 9; II. 25. 3

Инохалак, селение в Армении В.Р. II. 3. 15

Ионийский залив, здесь – Адриатическое море и Ионийское море В.Р. II. 4. 4; B.V. I. 1. 9, 12, 15; 2. 9, 11; Н.а. XVIII. 20

Иотава, остров в Красном море В.Р. I. 19. 3

Ипподром в Апамее В.Р. II. 11. 31

Ипподром (цирк) в Константинополе В.Р. I. 24. 31, 48, 52; Н.а. VII. 13; VIII. 2; IX. 2, 6; XXVI. 8

Ипподром (цирк) в Риме В.Р. II. 12. 12, 19

Ирис (Ешиль-Ирмак), река в Малой Азии В.Р. I. 17. 14

Исаврия, горная область и провинция на юге Малой Азия B.V. I. 7. 18

Испания B.V. I. 2. 31; 3. 2, 22, 25, 26; 24. 7; II: 4. 34

Истр см. Данувий Италия В.Р. II. 1. 1; B.V. I. 2. 12; 5. 1, 22, 23; Н.а. 1. 31, 34; IV. 38, 42; V. 1, 13, 17, 19; VI. 25; XVI. 3, 5; XVIII. 13, 14. 17; XXIV. 9, 21; XXV. 8; XXVI. 27

Кавказские горы В.Р. I. 15. 26; II. 15. 3, 29; 28. 22; 29. 14, 16

Кавкана, город в Сицилии B.V. I. 14. 4, 11, 14

Каллиник, город в Месопотамии В.Р. I. 18. 13, 50; II. 11. 28; 21. 30, 31; Н.а. III. 31

Каппадокия, область в Малой Азии В.Р. I. 10. 1; 17. 19; II. 28. 23) B.V. I. 7. 24; II. 8. 24; 14. 32; 18. 1

Капут Вада, приморский город в Бизацене B.V. I. 14 17

Караналия (Кальяри), город на Сардинии B.V. I. 24. 1; 25. 10; II. 13. 44

Карры (Харран), город в Осроене В.Р. II. 13. 7; 27. 15

Карфаген B.V. I. 3. 27; 5. 6, 8; 6. 10; 8. 5; 10. 14; 14. 10, 17; 15. 8. 9, 15, 16, 21; 16. 9; 17. 1, 7, 8, 11, 16, 17; 18. 1, 5, 7, 10, 12; 19. 27; 20. 1, 2, 11, 12, 15, 17, 18, 21; 21. 14; 24. 11, 19; 25. 1, 14; II. l. l, 3; 2. 3; 4. 8, 17, 26, 32; 5. 5; 7. 12, 17; 10. 3, 25, 27; 13. 18, 22, 39, 42; 14. 4; 15. 1, 2, 6 – 8, 12; 16. 3. 6, 9; 18. 18; 19. 3; 21. 18, 19; 23. 18, 19, 21, 25; 24. 6; 25. 1 – 3, 8, 10 – 12, 22; 26. 4, 17, 30; 27. 4; H.a. I. 18, 33; V. 34

Каспийские ворота, здесь – Кавказские ворота (Дарьяльское ущелье) В.Р. I. 10. 3 – 12; 16. 4, 7; 22. 5; II. 10. 21

Кассандрия (Потидея), город на полуострове Халкидика В.Р. II. 4. 5

Келесина, область в Армении В.Р. I. 17. 11, 21 Кенополь (Тенар, Тенарон, Матапас), мыс на юге Пелопоннеса B.V. I. 13. 18; 22. 16

Кератий, квартал в Антиохии В.Р. II. 10. 7

Кесария, главный город Палестины, родина Прокопия В.Р. I. 1.1; H.a. XI. 25; XXX. 18

Кианейские (темносиние) Скалы, местность на Босфоре B.V. I. 1.8

Кидн, река в Малой Азии H.a. XVIII. 40

Кизик, город в Малой Азии, на южном берегу Пропонтиды В.Р. I. 25. 31; H.a. XVII. 41

Киликия, область на юго-востоке Малой Азии В.Р. II. 6. 21; 7. 17, 18; H.a. III. 5

Киликия Вторая, провинция в Малой Азии H.a. XVII. 2; XVIII. 41

Киликия Первая, провинция в Малой Азии H.a. XIV. 16; XXIX. 28, 29

Кирена, город в Северной Африке B.V. I. 1. 16

Киркесий, византийская крепость на Евфрате В.Р. II. 5. 2, 3

Кирн (Корсика), остров B.V. II. 3, 4

Клипея (Келибия), приморский город к востоку от Карфагена B.V. II. 10. 24

Колхида, древнегреческое название Западной Грузии (см. также Лазика) В.Р. I. 11. 28; 15. 21: 23. 12, 15; II. 15. 1, 2, 11, 31; 17. 2; 28. 18; 29. 2, 31; 30. 19, 31; H.a. II. 26; XVIII. 24

Комана, город в Каппадокии В.Р. I. 17, 19

Комана, город в Понте В.Р. I. 17. 12

Коммагена см. Евфратисия

Константина, город в Месопотамии В.Р. I. 8. 10; 22. 3; II. 13. 8, 11 – 15

Константина (Кирта, Цирта), город в Нумидии B.V. II. 15. 52

Коринф, город на северо-востоке Пелопоннесского полуострова H.a. XVIII. 42

Кохлия (Улитка), ворота в Большом императорском дворце в Константинополе В.Р. I. 24. 43

Красное море см. Эритрейское море

Ктесифон, столица Ирана В.Р. II. 14. 1; 28. 4, 5; H.a. II. 25

Лазика, название, закрепившееся за западно-грузинскими землями в VI в. (см. также Колхида) В.Р. I. 11. 28, 29, 31; 12. 2, 9, 11, 12; 22. 3, 11, 18; II. 15: 3, 9, 10, 25; 17. 1 – 3; 28. 17, 22 – 27; 29. 1, 3, 16, 19, 20, 24, 26, 28, 30, 35; 30. 1, 4, 34, 46; H.a. II. 26, 29, 31; XXX. 14

Лариб, город в Бизацене B.V. II. 22. 14, 18; 28. 48

Левкосирия, древнее название Малой Армении В.Р. I. 17. 21

Лепта (Лептис), приморский город в Бизацене B.V. I. 17. 18

Лептис Магна (Дебда), город в Триполитании B.V. II. 21. 2, 13, 15

Лесбос, остров B.V. II. 14. 18

Ливан, горная область, расположенная между финикийским побережьем и Сирией В.Р. I. 13. 5; II. 8. 2; 16. 17; 19. 33; Н.а. XII. 6

Ливия, греческое название Африки, здесь – обозначение Северной Африки от Киренаики до Атлантического океана B.V. I. 14. 16; 2. 32, 36; 3. 16, 17, 22, 25, 26, 30, 33, 35; 4. 1, 11, 13; 5. 8; 6. 9; 7. 4, 13; 8. 3; 9. 5, 10, 25; 10. 1, 15, 20, 21, 28; 14, 17; 15. 9; 16. 8; 19. 7; 22. 4 – 7; 24. 2, 7, 12, 16; 25. 13, 14, 21, 25; II. 1. 10, 12; 3. 26; 5. 7; 6. 6; 8. 12, 20, 23, 25; 10. 1, 12, 20, 23, 25, 28, 29; 11. 40; 12. 15; 13. 17. 24, 45; 14. 7, 11, 16, 19; 15. 1; 16. 1, 4; 18. 5; 19. 1 – 4; 20. 29; 21, 1; 22. 1, 9; 24. 1, 4, 16; 25. 6, 10, 22; 27. 34; 28. 43 – 46, 51; H.a. I. 16; V. 28, 31, 33; VI. 25; XII. 30; XVIII. 5, 8, 9, 13, 14, 22; XX. 17; XXIV. 21; XXV. 8

Лигурия, прибрежная область северо-западной Италии B.V. I. 7. 4. 11

Лилибей, мыс на западе Сицилии B.V. I. 8. 13; II. 5. 11, 12, 17, 21

Лихнид, город в Эпире H.a. XVIII. 42

Мавретания, северо-западная область Африки B.V. I. 25. 2 21; II 5. 5; 10. 29; 13. 19; 14. 19; 20. 30, 31: 22. 5; 25. 21

Мавретания Вторая, провинция в Северной Африке B.V. II. 10 29; 20. 31

Мавретания Первая (Заба), провинция в Северной Африке, граничившая на востоке с Нумидией, на западе с Мавретанией Второй B.V. II. 20. 30

Майорика (Майорка), один из Балеарских островов B.V. I. 1. 18; II. 5. 7

Малая Армения (Левкосирия), часть Армении по западному берегу Евфрата В.Р. I. 17. 21

Малея, мыс на юго-востоке Пелопонесса B.V. I. 13. 5

Мамма, местность в Бизацене B.V. II. 11. 15

Мандракий, гавань Карфагена B.V. I. 20. 3, 14 – 16; II. 8. 7; 26. 10

Мартирополь (Майферкарт), главный город Софанены В.Р I. 8 22; 21. 5 – 9, 23 – 27; II. 24, 15

Мегара, город у Коринфского перешейка B.V. I. 17

Медей, город у подножья горы Папуа в Нумидии B.V. II. 4. 27

Мелита (Мальта), остров B.V. I. 14. 16

Мелитина (Мелитена), главный город Малой Армении В.Р. I. 17.21

Мембреса, город в Северной Африке B.V. II. 15. 12

Менефесса, местность в Бизацене B.V. II. 23. 3

Меотийское озеро (Меотида, Азовское море) B.V. I. 1. 4, 10, 3. 1

Меркурий (город Гермеса), городок близ Карфагена B.V. I. 6. 10; 17. 15; 20. 10

Меркурий, мыс на побережье Северной Африки к востоку от Карфагена B.V. I. 17. 15

Месопотамия, зд. область между реками Тигр и Евфрат в их верхнем течении В.Р. I. 17. 2, 23, 25; 21. 4; II. 19. 31

Мефона, город на юго-западной оконечности Пелопоннеса B.V. I. 13. 9, 18

Миндуй (Биддон), византийская крепость на границе с Ираном В.Р. I. 13. 2; 16. 7

Минорика (Минорка), один из Балеарских островов B.V. I. 18; II. 5, 7

Мопсуестия, город в Киликии В.Р. II. 10. 2 Мохирис, город в Лазике В.Р. II. 29. 18

Некра, ворота константинопольского ипподрома В.Р. I. 24. 52

Нил, река в Африке В.Р. I. 19. 28, 29, 34; Н.а. XVIII. 39

Нимфий, река на границе между Византией и Ираном В.Р. I. 8. 21, 22; 21. 6; II. 15. 7

Нисибис, пограничный город в персидской части Месопотамии В.Р. I. 10. 14; 11. 27; 12. 23; 17. 25; 22. 10; II. 18. 1 – 15; 19. 2; Н.а. Ц. 24, 28

Нумидия, область в Северной Африке, граничившая на востоке с Бизаценой, на западе – с Мавретанией Первой B.V, I. 3. 31; 8. 5; 25. 1, 3, 21; II. 4. 26. 27; 8. 9; 10. 2. 21; 13. 1. 18; 15. 44, 50; 17. 1; 20. 30; 25. 1, 2

Оазис, город в Верхнем Египте В.Р. I. 19. 30

Оввана, селение на Евфрате В.Р. II. 12. 4

Октава, селение в Армении В.Р. I. 15. 9

Орокасиада, скала у Антиохии В.Р. II. 6. 10

Оронт, река в Сирии В.Р. II. 6. 10; 8. 3, 35

Осроена, византийская провинция в Месопотамии В.Р. I. 17. 24, 34

Палестина, область на восточном побережье Средиземного моря, включающая бассейн реки Иордан и Мертвого моря В.Р. I. 19. 2, 10; II. 20. 18; 22. 6; B.V. II. 10. 13, 27; Н.а. XI. 24; XXII. 34; XXVII. 9, 26, 31

Пальмира, город в Сирии В.Р. II. 1. 6

Паннония, северная часть Иллирии, область между Альпами, Дунаем и Савой B.V. I. 2. 39

Папуа, гора в Нумидии B.V. II. 4. 26 – 28; 6. 1, 3, 31; 7. 11, 12

Пелопоннес, полуостров В.Р. II. 44. 11; B.V. I. 5. 23; 11. 24; 22. 16; II. 14. 18; Н.а. XXVI. 31

Пелусий, город в Нижнем Египте В.Р. II. 22. 6

Пентаполис (Пентаполитана, Киренаика), область в Северной Африке, граничившая с Египтом на востоке в Триполисом на западе B.V. II. 21. 1

Перинт см. Гераклея

Персия (Иран) В.Р. I – II passim; Н.а. II. 15, 28; XXX. 10

Персоармения (Персармения), часть Армении, подвластная Ирану В.Р. I. 10. 1, 18; 12. 20; 15. 4, 18, 20, 27, 31; П. 21; II. 24. 6; 25. 35

Перузия (Перуджа), город в Италии Н.а. V. 17

Петра, крепость в Лазике В.Р. II. 15. 10, 11; 17. 3, 4, 13, 16, 18 – 22, 26, 27; 19. 48; 29. 11, 20 – 23, 25; Н.а. II. 26

Петры (Петра), древняя столица Аравии В.Р. I. 19. 20

Питиунт (Пицунда), крепость в Лазике В.Р. II. 29. 18

Плакиллианы, дворец в Константинополе В.Р. I. 24. 30

Поливот, город во Фригии Н.а. XVIII. 42

Понт, область в Малой Азии В.Р. I. 17. 14; Н.а. XVIII. 42

Понт Эвксинский (Черное море) В.Р. II. 28. 23; 29. 16; B.V. I. 1. 9 – 11

Портик венетов на ипподроме в Константинополе В.Р. I. 24. 49

Порфирион, селение в Малой Азии Н.а. XXX. 19

Потидея см. Кассандрия

Равенна, город на восточном побережье Апеннинского полуострова, столица Западной Римской империи с 400 г. B.V. I. 2. 9, 25, 29; Н.а. I. 33; V. 4

Рейн, река B.V. I. 3. 1

Ризей, византийский город на юго-восточном побережье Понта Эвксинского В.Р. II. 29. 22; 30. 14

Рим В.Р. II. 12. 9, 11, 18; B.V. I. 2, 8, 13, 14, 24, 26 – 28; 3. 17, 19, 22, 27, 35; 4. 15; 5. 1; II. 9. 5; Н.а. V. 3; XXVI. 12; XXVII. 17

Родополь, город в Лазике В.Р. II. 29, 18

Руфииианы, пригородное имение Велисария В.Р. I. 25. 21, 23

Самосата, город на Евфрате В.Р. I. 17. 22, 23

Cap, река в Каппадокии В.Р. I. 17. 17

Сарапанис (Шорапани), город в Лазике В.Р. II. 29. 18

Сардиния, остров B.V. I. 6. 8, 11; 10. 26, 27, 33; 11. 1, 22 – 24; 24. 1, 3, 19; 25. 10, 11, 17, 24, 25; II. 2. 23; 5. 2 – 4; 13. 41 – 43

Сатала, город в Армении В Р. I. 15. 9, 10

Севастополь, крепость в Лазике В.Р. II. 29. 18

Селевкия, приморский город в Сирии В.Р. II. 11. 1; Н.а. XVIII. 41

Селевкия, город на Тигре В.Р. II. 28. 4

Септон (Септум, Сеута), укрепление на северо-западе Африки B.V I. 1. 6; II. 5. 6

Сергиополь, город в Месопотамии В.Р. II. 5. 29; 20. 7, 10 – 15

Сигей, мыс в северо-западной части Малой Азии B.V. I. 13. 5

Сидон (Сайда), город в Финикии B.V. II. 10. 15

Сикка Венерия (Эль-Кеф), город в Бизапене B.V. II. 24. 6

Сики (Гадата), пригород Константинополя на северном берегу Золотого Рога В.Р. II. 23 9

Силлект (Селект), приморский город к югу от Карфагена B.V. I. 16. 9, 11; 17. 6

Сингидун (Белград), город в провинции Мезия B.V. I. 2. 6

Сиракузы, главный город Сицилии B.V. I. 14. 3, 4, 7, 13; II. 14. 4, 41; Н.а. I. 21

Сирия, область между рекой Евфрат и Средиземным морем В.Р. I. 17. 34 – 37; II. 5. 4; 6. 21; 16. 17; 19. 34

Сирмий (Сремска-Митровица), город в Паннонии B.V. I. 2. 6; Н.а. XVIII. 16, 18

Сисавранон, персидская крепость в Месопотамии В.Р. II. 19. 2, 4, 23, 24; Н.а. II. 18, 24, 28

Сист, город на европейском берегу Геллеспонта В.Р. II. 4. 9; B.V. I. 1. 8; Н.а. XXV. 2

Ситифис (Стифес, Сетиф), главный город Мавретании Первой B.V. II. 20, 30

Сифрий, селение в Месопотамии В.Р. I. 8. 10

Сицилия, остров B.V. I. 5. 22, 23; 8. 13; II. 5. 20, 21; 13. 42; 14. 1; 15. 48, 49; 23. 28; Н.а. I. 21

Скале Ветерес, местность в Нумидии B.V. II. 17. 3

Сканда, город в Лазике В.Р. II. 29. 18

Скирт, река в Малой Азии Н.а. XVIII. 38

Скифополь, город в Палестине H. a.

Соинские ворота в Эдессе В.Р. II. 27. 41

Саларийскив ворота в Риме B.V. I. 2. 17. 22

Софанена, область в Армении В.Р. I. 21. 6

Сполеций (Сполею), город в Италии Н.а. V. 6

Стагнон, гавань Карфагена B.V. I. 15. 15; 20. 15

Страна финиковых пальм (земля фиников, Финикон), земли Аравийского полуострова у Красного моря, граничившие с византийскими владениями В.Р. I. 19. 8 – 13; II. 3. 41

Страта, мощеная дорога с укреплениями к югу от Пальмиры В.Р. II. 1. 6, 7, 11

Сурон (Сура), город на Евфрате В.Р. I. 18. 14; II. 5. 8 – 32; 9. 9

Тавр (горы Тавра), горная система хребтов, тянущаяся с запада на восток от Киликии до Каспийского моря В.Р. I. 10. 1 – 2; 15. 20; 17. 17

Тамугади (Тамугад, Тимгад), город в Нумидии B.V. II. 13. 26; 19. 20

Таравнон, область в Персоармении к югу от оз. Ван В.Р. II. 25. 35

Таре, главный город провинции Киликии Первой Н.а. XVIII. 40; XXIX. 30, 31

Тебеста, город, расположенный к юго-западу от Карфагена B.V. II. 21. 19

Тенар см. Кенополь

Тигисис, город в Нумидии B.V. II. 10. 21; 13. 5

Тигр, река В.Р. I. 11. 27; 17. 4 – 6; 22; II. 28. 5; Н.а. II, 23, 25, 28

Тир, город в Финикии Н.а. IX. 27; XXV. 14

Тирренское море B.V. I. 14. 16; II. 4. 37

Трапезунд (Трапезунт, Трабзон), город на юго-восточном побережье Понта Эвксинского В.Р. II. 29. 22; 30. 14

Трикамар, местность к юго-западу от Карфагена B.V. II. 2. 4; 4. 35; 5. 2, 9

Триполис (Триполитана), область на южном побережье залива Габес (Малый Сирт) B.V. I. 1. 14; 6. 9, 11; 8. 15; 10. 22 – 24; 11. 22; II. 5. 10; 21. 1; 28. 47

Тритон, квартал в Дафне В.Р. II, 11. 7

Троя (Илион) B.V. I. 21. 4

Тумар, укрепление в Аврасии B.V. II. 19. 22; 20. 1

Фасис (Риони), река В.Р. I. 15. 21 (здесь – Boa); II. 29. 16; 30. 25 – 27, 36, 37; B.V. I. 1. 11

Фарангий, местность золотодобычи в Армении В.Р. I. 15. 18, 27, 29; 22. 3. 18; II. 3. 1; 29. 14

Феодосиополь, город в Армении В.Р. 1. 10. 18, 19; 15. 2, 32; 17. 4; II. 24. 12, 13; 25. 1

Феодосиополь, город у реки Аборы В.Р. II. 19. 29

Фермопилы, ущелье, ведущее из Фессалии в Среднюю Грецию В.Р. II. 4. 10; Н.а. XXVI. 31

Фессалоника, город на северо-западном побережье Эгейского моря Н.а. I. 11

Филасамон, селение возле Амиды В.Р. I. 9. 14

Филомеда, город в Писидии Н.а. XVIII. 42

Финикия, средняя часть Сирийского побережья Средиземного моря у подножия Ливанских гор В.Р. II. 16. 17; BV. II. 10. 15 – 17, 25; Н.а. XXV. 14; XXVII. 31

Фисон (Фис), укрепление поблизости от Мартирополя В.Р. II. 24. 15

Форум Константина в Константинополе В.Р. I. 24. 9, 24

Фракия, область на Балканском полуострове между Черным и Эгейским морями и реками Дунай и Вардар (Аксий) В.Р. I. 8. 3; 13. 5; II. 19. 32; B.V. I. 2. 7, 39, 40; 11. 10, 21; 12. 6; II. 23. 3; Н.а. I. 15; XVIII. 20; XXI. 26; XXII. 17

Фригия, область в центральной части Малой Азии Н.а. XI. 23; XVIII. 42; XXII. 17

Халка, вход в Большой императорский дворец в Константинополе В.Р. I. 24. 47

Халкида, город в Сирии В.Р. I. 18. 8; II. 12. 1, 2

Халкидон (Кади Кеви), город на азиатском берегу Босфора, расположенный напротив Константинополя B.V. I. 1. 8, 9, 11; Н.а. XIX. 2; XXVII. 5; XXX. 8

Херсон (Херсонес), город на юго-западе Крымского полуострова (Херсонеса Таврического) В.Р. I. 12. 7

Херсонес Фракийский, полуостров, образующий северный берег Геллеспонта В.Р. II. 4. 8, 9; Н.а. XVIII. 20

Хорзианена; область в Армении В.Р. II. 24. 14

Храмы христианские:

● Великий храм в Антиохии В.Р. II. 9. 14, 17

● Храм Апостола Иоанна в Эфесе Н.а. III. 3

● Храм Апостола Петра в Риме Н.а. XXVI. 29

● Храм Архангела Михаила в Дафне В.Р. II. 11. 6, 13

● Храм Архангела Михаила в квартале Тритон в Дафне В.Р. II. 11. 7, 13

● Храм Архангела Михаила в Константинополе Н.а. XVI. 18

● Храм Богородицы в Константинополе Н.а. III. 23

● Храм в Ампамее В.Р. II. 11. 20

● Храм в Иерусалиме Н.а. IX. 42

● Храм св. Киприана в Карфагене B.V. I. 21. 18. 19, 23, 25

● Храм св. Симеона в Амиде В.Р. I. 9. 18

● Храм св. Софии в Константинополе В.Р. I. 24. 9; II. 30. 53; B.V. I. 6. 26; Н.а. III. 24; IX. 35; XVII. 9

● Храм св. Юлиана в Антиохни В.Р. II. 10. 8

● Церковь Эмесы Н.а. XXVIII. 2, 5

Храмы языческие:

● Храм Артемиды в Келесине В.Р. I. 17. 11

● Храм Артемиды в Комане (Каппадокия) В.Р. I. 17. 18

● Храм Артемиды в Комане (Понт) В.Р. I. 17. 12, 15

● Храм Гермеса (Меркурия) в городе Гермеса B.V. I. 6. 10

● Храм Ифигении в Комане (Каппадокия) В.Р. I. 17. 18

● Храм Юпитера Капитолийского в Риме B.V. I. 5. 4

● Языческие храмы на о. Филы В.Р. I. 19. 35, 36

Цезарея (Иол, Кесария, Шоршель), главный город Мавретании Второй B.V. II. о. 5; 10. 29; 20. 31, 32

Центурия, местность в Нумидии B.V. II. 13. 2

Цирта см. Константина

Черный залив (Саросский залив) у северного берега Херсонеса Фракийского В.Р. II, 4. 8

Эбуса (Ивиса), один из Балеарских островов B.V. I. 1. 18; II. 5. 7

Эдесса, главный город Осроены В.Р. I. 17. 24; II. 12. 7, 8, 18, 19, 24, 26, 29, 31 – 34; 13. 3, 8 – 10; 24. 4; 26. 5; Н.а. XII. 6; XVIII. 38

Эла (Элан, Эйлат), город-гавань на берегу Акабского залива Красного моря В.Р. I. 19. 3, 19, 24

Элефантина, город у первого порога Нила В.Р. I. 19. 27, 34, 35

Эллада (Греция) B.V. I. 5. 23; Н.а. XVIII. 20; XXIV. 7; XXVI. 33

Эмеса, город в Сирии B.V. II. 23. 6; Н.а. XXVIII. 1, 9

Эпидамн см. Диррахий

Эпир, область на северо-западе Греции Н.а. XVIII. 42

Эритрейское (Красное) море, здесь – северная часть Индийского океана, включая Персидский залив и совр. Красное море В.Р. I. 19. 2 – 7, 19, 26; II. 3. 41

Этна (Атна), гора (вулкан) на Сицилии B.V. I. 13. 22

Эфес, город в Малой Азии на побережье Эгейского моря Н.а. I. 22, 37; II. 14, 17; III. 2 – 4, 9

Юка, местность в Северной Африке B.V. I. 15. 8

Указатель этнических наименований

(включая жителей провинций и городов)

Авасги (абазги), кавказские племена В.Р. II. 29. 15

Адулиты, жители г. Адулиса В.Р. I. 19. 22

Аксумиты см. эфиопы

Аланы, ираноязычные племена, входившие в разное время в гуннский и вандальский союзы племен В.Р. I. 15. 1; II. 29. 15, 29; B.V. I. 3. 1; 5. 18, 19, 21; 24. 3

Албанцы, народ обитавший на востоке Тавра В.Р. I. 10. 1

Александрийцы, жители г. Александрии Н.а. XXVI. 35 – 44; XXVII 3, 5, 11

Амидяне, жители г. Амиды В.Р. I. 7. 4, 12, 26, 27, 30, 33 – 35

Антиохийцы, жители г. Антиохии В.Р. II. 6. 16; 7. 25; 8. 1. 2, 4, 6, 7, 14, 18, 34; 9. 5. 14; 12. 2, 6

Анты, одна из групп слявянских племен Н.а. XI. 11; XVIII. 20; XXIII. 6

Армяне В.Р. I. 5. 9 – 13, 15, 17, 34; 17. 21; II. 3. 3 – 57; 21. 2, 34; B.V. II. 24. 2; 27. 9. 17; 28. 8, 34, 36; Н.а. II. 29; XXIV. 16

Барбарикины (мавры на Сардинии) B.V. II. 13. 44

Вандалы, группа племен восточных германцев В.Р. II. 2. 8; 3. 46; 21. 4 B.V. passim; Н.а. XVIII. 6

Веройцы, жители г. Верон В.Р. II. 7. 6, 7, 19, 31, 36

Византийцы, жители г. Визáнтия (Константинополя) B.V. I. 11. 16

Визиготы (вестготы), германское племя, западная ветвь готских племен B.V. I: 2. 2 – 7, 11, 12; 3. 26; 24. 7; II. 4. 34

Влемии (влеммии, блеммии), кушитские племена, жившие между Нилом и Красным морем В.Р. I. 19. 28, 30, 32, 33, 35, 36

Галлы, жителя Галлии Н.а. XVIII. 16

Гепиды, германские племена, родственные готам B.V. I. 2. 2 – 6; Н.а. XVIII. 8

Гергесии, народ, обитавший в древней Палестине B.V. II. 10. 17 – 19

Германцы B.V. I. 3. 1, 33; Н.а. XVIII. 17

Герулы (эрулы), германское племя В.Р. I. 13. 19; 14. 33, 39; 24. 41; II. 21. 4; 24. 12, 14, 18; 25. 20, 27, 28; B.V. I. 11. 11; II. 4. 30, 31; 14. 12; 17. 14

Геты, название северо-восточных фракийских племен, здесь – одно из обозначений готов до их проникновения в империю B.V. I. 2. 2

Готы, племена восточных германцев, здесь – обозначение всех готских племен B.V. I. 2. 2 – 6

Готы (остготы, остроготы), восточная ветвь готских племен В.Р. I. 8. 3; II. 14. 10; 18. 24; 21. 4; B.V. I. 2. 39, 40; 8. 11, 12; 10. 25; 14. 5; II. 5. 11 – 24; 14. 1; Н.а. V. 6, 16; XVI. 1; XVIII. 16; XXIV. 9

Греки, здесь – уничижительное обозначение выходцев из Эллады B.V. II. 27. 38; Н.а. XXIV. 7

Гунны (массагеты), здесь – обозначение кочевых племен разного происхождения, остатков разгромленного к VI в. гуннского союза племен В.Р. I. 3. 4; 8. 19; 9. 24; 10. 6, 15; 12. 7; 15. 3, 6; 16. 3; 21. 27, 28; 28. 22; II. 1. 14; 3. 47 4. 4 – 11; 10, 16, 23; 15. 3; 16. 5; 26, 25, 26; B.V. I. 4. 24; 11. 9, 11; 12. 8 – 10; 17. 3; 18. 3, 12 – 14, 17 – 19; 18. 33; II. 1. 5, 6, 9 – 11; 2. 3; 3. 7. 16; 13. 2; 27. 8; Н.а. II. 29; VII. 10, 14; VIII. 5, 6; XI. 5 – 9, 12; XVIII. 20, 25, 26; XXI. 26, 27; XXIII. 6, 8

Гунны-савиры см. савиры

Евреи (иудеи) В.Р. I. 19. 4; B.V. II. 9. 6; 10. 13, 17, Н.а, XXVIII. 16 – 18

Египтяне, жители Египта B.V. I. 11. 14

Зихи, кавказские племена В.Р. II. 29. 15

Ивиры (иверы), здесь – восточногрузинские племена В.Р. I. 10. 1; 12. 2, 3, 10, 14; II. 28. 20

Иевусеи, народ, обитавший в древней Палестине B.V. II. 10. 17

Иллирийцы, общее название романизированного населения Иллирии В.Р. II. 21. 4; Н.а. VI. 2

Инды, жители Индии В.Р. I. 19. 2, 15, 23 – 25; 20. 12

Ионийцы, жители Ионии, юго-западного побережья Малой Азии и островов Эгейского моря B.V. I. 11. 14

Исавры, горные племена, населявшие Исаврию В.Р. I. 18. 5, 7, 38, 39; Н.а. VI. 4

Италийцы, романское населенно Италии В.Р. II. 3. 42; Н.а. V. 4

Иудеи см. евреи

Кадисины, племя, обитавшее у южной части Каспийского моря В.Р. I. 14. 38, 39

Карфагеняне, жители г. Карфагена B.V. I. 20. 3, 22; 21. 12, 17; II. 1. 4; 4. 19; 10. 26, 27

Кесарийцы, жители Кесарии Палестинской Н.а. XXIX. 17

Киликийпы, жители Киликии В.Р. II. 5. 4; B.V. I. 11. 14; Н.а. XIV. 16; XVII. 2; XXIX. 29

Колхи, общее название жителей древней Колхиды, здесь – лазы В.Р. II. 8. 3; 15. 11, 15; 28. 17; 29. 4. 11, 28; B.V. I. 1. 11; Н.а. XVIII. 24

Лазы, здесь – общее название западно-грузинских племен в VI в. В.Р. I. 12. 14, 15, 17, 19; II. 15. 2 – 5. 13, 17, 24, 26, 29; 17. 2; 28. 26, 27 – 30; 29. 6, 9, 10, 21, 29; 30. 22, 28, 36, 37, 40, 42, 44, 47

Латиняне си. римляне Левафы, одно из племен маврусиев B.V. II. 21. 2 – 14, 16 – 18, 20 – 22; 22. 13, 15 – 20; 28. 47, 48; Н.а. V. 28, 34

Ливийцы, романизированное население Северной Африки В.Р. II 8. 42; B,V. I. 1. 11 – 13, 15 – 17; 16. 3, 4, 6, 8; 20. 19; 21. 19, 21, 22; II. 4. 33; 8. 20, 22, 25; 12. 29; 14. 29; 20. 33; 22. 2; 23. 27, 28; 28. 52; Н.а. XVIII. 7

Лигурийцы, жители Лигурии В.Р. II. 2. 1

Ликаоны, жители Ликаонии, области Малой Азии В.Р. I. 18. 40

Маврусии (мавры), местное население Северной Африки В.Р. II. 2. 8; 3. 46; 21. 4; B.V. passim; Н.а. XVIII. 7

Маддины, арабское племя В.Р. I. 19. 14; 20. 9

Македоняне (македонцы), здесь – сподвижники Александра Македонского В.Р. II. 28. 4

Массагеты см. гунны

Меланхлены, здесь – одно из обозначений готов до их проникновения в империю B.V. I. 2. 2

Мидийцы, см. персы

Новаты (нубийцы), обитатели бассейна Нила В.Р. I. 19. 28 – 35

Омириты (химьяриты, хымьяриты), население юго-западной части Южной Аравии В.Р. I. 19. 1, 14 – 21; 20. 1 – 13; II. 3. 41

Палестинцы, жители Палестины Н.а. XXVII. 6, 9, 26

Парфяне, жители Парфянского царства В.Р. II. 3. 32

Пелопоннеситы, жители Пелопоннеса Н.а. XXVI. 32

Персоармяне (персармяне), жители армянских областей, подвластных Ирану В.Р. 1. 15. 1; II. 24. 1

Персы (мидийцы), подданные шахов Ирана В.Р. passim; B.V. I. 1. 1; 9. 25, 26; 19. 7; II. 14. 18; Н.а. II. 26, 31, 36; VII. 9; XI. 11, 12; XII 6; XVIII. 13, 25; XXIII. 6; XXIV. 12, 13, 21; XXV. 16; XXX. 12, 14, 24

Писидийцы, жители Писидии Н.а, XVIII. 42

Понтийские римляне, жители Понта В.Р. II, 29. 19

Римляне, подданные Византийской империи passim Римляне (латиняне), латиноязычное, по-преимуществу, население Западной Римской империи B.V. II. 13. 33; Н.а. XXVI. 12

Савиры (Сабиры, савары), прикаспийские кочевые племена В.Р. I. 15. 1; II. 29. 15, 29; 30 28

Савроматы (сарматы), здесь – одно из обозначений готов до их появления в империи B.V. I. 2. 2

Сарацины (арабы) В.Р. I. 17. 1, 45, 47; 18. 7, 26, 30, 35, 36, 46; 19. 7 – 8, 10, 15; II. 1. 5, 6; 5. 5; 10. 23; 16. 5, 18; 19. 12; 27. 30; 28. 12 – 14; Н.а. II. 28; XI. 11; XVIII. 22, 25, 26; XXIII. 6, 8; XXIV. 12

Сирийцы, общее обозначение населения Сирии Н.а. XXII. 3; XXV. 7

Скифы, общее обозначение восточных варваров у Прокопия B.V.

Склавины, одна из групп славянских племен Н.а. XI. 11; XVIII. 20, 25, 26; XX1I1. 6

Суниты, кавказское племя В.Р. I. 15. 1

Суронцы, жители г. Сурона В.Р. I. 5. 14, 15, 21, 25, 28, 32; 6. 2; 9. 9

Тавлантии, племя в западной Иллирви B.V. I. 2. 9

Тавры (таврские армяне) В.Р. I. 17. 12, 13, 16, 17, 21

Фессалийцы, жители Фессалии, северо-восточной области Греции В.Р. II. 4. 10

Финикийцы, жители Финикии Н.а. XXVII. 3

Фракийцы, жители Фракии В.Р. I. 12. 23; 15. 15; II. 21. 4

Франки, здесь – германцы, германские племена B.V. I. 3. 1

Фригийцы, жители Фригии В.Р. I. 8. 2

Цаны (саны), племя населявшее юго-восточное побережье Понта Эвксинского и бассейн р. Акампсий В.Р. I. 15. 19, 21 – 26; II. 3. 39; 29. 10, 14, 41; 30. 13, 14; Н.а. XVIII. 24

Эдесситы, жители г. Эдессы В.Р. II. 12. 3

Эллины (греки) В.Р. I. 19. 35; II. 4. 11; Н.а. XXVI. 30 – 33

Эмеситы, жители г. Эмесы Н.а. XXVIII. 10, 12

Эфиопы (аксумиты), жители Аксумского царства В.Р. I. 19. 1, 17, 24; 20. 9 – 12; II. 3. 40

Эфталиты (хиониты, белые гунны), объединение племен, подчинившее себе территории Средней Азии, Афганистана и северо-западные земли Индии В.Р. I. 3. 1 – 22; 4. 1 – 16, 35; 6, 10; 7 1 2, 8; 8. 13

Комментарии

Война с персами

Книга первая

1

Βασιλεΰς – буквально царь. Поскольку Прокопий, писавший в традициях аттикизма нарочито избегал в своем повествования латинской терминологии, а термин «царь» в приложении к византийскому императору может показаться современному читателю несколько странным, мы для того, чтобы сохранить колорит сочинений Прокопия, оставляем этот термин без перевода. Тем более, если быть точным, латинское «император» передавалось греческим «автократор». (См. Synes. De regno. XVII).

(обратно)

2

Т. е. византийцев. При всем том, что Прокопий избегал употреблять слова латинского происхождения, он, как и прочие византийцы, считал себя и своих соотечественников истинными римлянами. В этом проявилось своеобразие и некий парадокс мышления византийцев, охотно возводивших свою генеалогию к римлянам, но в культуре отдававших предпочтение греческой традиции.

(обратно)

3

В духе античной традиции Прокопий все народы, чуждые греко-римской культуре, называет варварами.

(обратно)

4

Разделение жанров в четкой форме встречается у Диодора Сицилийского (I в. до н. э.). См.: Историческая библиотека. 1.2, 2.7. Но еще Платон в «Федоне» проводил разграничение между λόγς и μΰδος, а Аристотель противопоставлял логографов поэтам (Аристотель. Риторика. II.11.7).

(обратно)

5

Провозгласив этот принцип в начале своего сочинения Прокопий, однако, не всегда ему следовал, о чем он говорит и сам в «Тайной истории». См.: Н.а. I.2,3.

(обратно)

6

До этого места Прокопий в качестве образца для введения использовал вступления Геродота, а также Фукидида, которому он, в частности, обязан рассуждением о самых великих войнах. Далее, однако, историк отходит от них, следуя за Полибием, ибо величие и грандиозность войн эпоха Юстиниана он связывает не с событиями политического характера, а с высоким уровнем современного ему военного дела. Вместе с тем философские рассуждения Полибия оказались ему чужды.

(обратно)

7

В «Илиаде» Гомера слово «стрелок» (τοξότης) в самом деле употреблялось с уничижительным оттенком. Так, Диомед, браня Париса, начинает свою тираду именно со слова «стрелок». См.: Илиада. XI. 385. Ср.: «Тупа стрела мужа слабого, ничтожного» (Там же. 390).

(обратно)

8

Об искусстве стрельбы из лука, каким оно предстает в «Илиаде», на что обращает внимание своего читателя Прокопий, см.: Илиада. V. 192; VIII. 267; XI. 370; IV. 123; XI. 390. Нельзя не заметить, однако, что историк осуществил сопоставление не вполне логично, ибо он сравнил низший разряд войска древних с тем, что составляло в VI в. его силу. Уместно вспомнить и о том, что роль стрелков уже в Древней Греции заметно изменилась. Но у Прокопия была иная цель – прославить военное искусство своего времени, и он сделал это наиболее выигрышным способом. Уже во введении сказалась его забота не только об истине, но и красочности изложения.

(обратно)

9

Мидийцы с древности населяли северо-западную часть Иранского нагорья. В середине VI в. до н. э. они были побеждены персами, и их государство (Мидия) как сатрапия вошла в державу Ахеменидов. У Прокопия «мидийцы» упоминаются как синоним к слову «персы».

(обратно)

10

Визáнтий – первоначальное название Константинополя. Столицу империи называли также «вторым Римом» (до 381 г. (и «новым Римом». См.: Fenster Е. Laudes Constantinopolitanae München, 1968, S. 20 – 96. Воспитанный в традициях аттикизма, Прокопий предпочитает называть Константинополь его древним именем.

(обратно)

11

Аркадий, старший сын Феодосия I, – византийский император в 395 – 408 гг.

(обратно)

12

Феодосий, сын Аркадия и Элии Евдоксии, родился 10 апреля 401 г. В то время как Аркадий находился при смерти (умер он 1 мая 408 г.), ему, следовательно, было семь лет. Видимо, здесь имело место смещение событий: провозглашение Феодосия августом, имевшее место 10 января 402 г., т. е. когда ему не было еще и девяти месяцев от роду, и его приход к власти в 408 г.

(обратно)

13

Гонорий – младший сын Феодосия I и брат Аркадия. В результате раздела империи в 395 г. получил западную ее часть. Под плачеваым состоянием дел в Италии Прокопий имеет в виду угрозу нападения варваров с севера. Именно под ее давлением Гонорий перенес столицу из Рима в Равенну (ок. 405 г.). В 406 г. вандалы, бургунды, аланы и свевы перешли Рейн и устремились в Галлию и Испанию. 28 августа 410 г. король вестготов Аларих взял Рим, и вестготы укрепились в Южной Италии и Испании.

(обратно)

14

Речь, видимо, идет о консистории.

(обратно)

15

Йездигерд I, [Язгард] шах Ирана в 399 – 421 гг. Его деятельность по-разному оценивается христианскими и иранскими авторами. Христианские авторы восхваляют Йездигерда, арабо-персидские, находящиеся в зависимости от историографической традиция сасанидского Ирана, напротив, порицают его. При нем на некоторое время прекратились преследования христиан, которые, начавшись вскоре после признания христианства в Византии, с некоторыми перерывами продолжались в Иране в течение двух столетий. Терпимость к христианам (равно как и стремление к союзу с Византией) Йездигерда исследователи объясняют политическими мотивами, поскольку, обеспечив себе мир на западной границе, шах смог укрепить свою власть в борьбе со светской и духовной знатью. См.: Christensen A. L’Iran sous les Sassanides. Copenhaque, 1944, P. 269 – 273.

(обратно)

16

Воспитателем Феодосия был перс Антиох. См. PLRE. II. Р. 101 – 102. Сведения об усыновлении Феодосия II Йездигердом Прокопий, по всей видимости, почерпнул у Приска Панийского. См.: Rubin В. Prokopios von Kaisareia. Stuttgart, №54. Kol. 88.

(обратно)

17

Имеется в виду сенат Константинополя.

(обратно)

18

Вараран – Варахран (Бахрам) V (421 – 438/9). Один из троих сыновей Йездигерда I. По смерти Йездигерда знать, недовольная его правлением, пыталась отстранить от власти всех его сыновей и посадила на престол Хосрова, отпрыска боковой ветви династии Сасанидов. Варахрану удалось с помощью войска арабского правителя Мундира I, при дворе которого он воспитывался, свергнуть Хосрова и захватить престол. Иранская традиция сохранила по атому поводу романтическую легенду, согласно которой Варахран предложил Хосрову следующий способ доказать свое право на царствование: корона сасанидских царей должна была быть положена между двумя львами, и претенденты по очереди должны были попытаться отнять ее у львов. Хосров отказался от такого испытания, а Варахран смело подошел ко львам и взял корону.

В правление Варахрана V вся власть сосредоточилась в руках крупной земельной аристократии. Христиане подвергались жестоким гонениям. В результате этих преследований епископы христианской церкви в Иране созвали собор, на котором было объявлено об отделении иранских христиан от Византии. Таким образом, вся политика Йездигерда I была сведена на нет. Вскоре разгорелась война с Византией. В результате этой войны, в общем для Византии удачной, христианам была обещана свобода вероисповедания.

Ни с одним историческим лицом сасанидского периода не связано столько легенд и преданий, как с Варахраном V. Рассказы о его охотничьих подвигах, любовных похождениях, распространенные уже в сасанидское время, стали любимыми темами фольклора, литературы и изобразительного искусства многих народов Переднего Востока. Варахран V, получивший прозвище Гур (онагр, дикий осел), был связан в фольклоре с образом божества Веретрагны, олицетворяющего мужскую силу, действенное мужское начало. В феодальную эпоху этот космический образ превратился в небесного витязя и несомненно повлиял на создание образа христианского святого – Георгия Победоносца. Даже о смерти Варахрана создана легенда: рассказывают, что во время охоты он провалился вместе с лошадью в глубокую яму и исчез в ней.

(обратно)

19

Флавий Анатолий – видный государственный деятель первой половины V в. Трижды отправлялся послом к Аттиле; участвовал в заседаниях Халкидонского собора (451 г.) как старший из сановников, представлявших императора. Эпизод, описанный Прокопием и затем пересказанный Феофаном (А. М. 59201), относится не ко времени правления Варахрана V, а я эпохе его сына и преемника Йездигерда II (438 – 457), точнее – к 441 г., когда Анатолий в качестве магистра militum per Orientem находился на восточной границе империи, защищая ее от вторжения персов. Тогда ему удалось добиться заключения мира сроком на год. Marcel. Com. s. а. 441; PLRE. II. P. 84 – 85. Прокопий в своем сочинении объединил две войны и два договора (422 г. и 441 г.)

(обратно)

20

По условиям договора 422 г., который был заключен при Варахране V, в Иране была предоставлена свобода христианам в отправлении их культа, а в Византии то же самое предоставлялось зороастрийцам, что, впрочем, не имело практического значения, поскольку здесь господствующее в Иране вероисповедание не имело сколько-нибудь существенного распространения. Византия, по этому договору, обязывалась вносить плату за охрану Кавказских ворот. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 281. Прокопий опустил в своем повествовании оба этих пункта, но сказал об условиях договора, заключенного в 441 г., а именно о запрещении строительства крепостей на византийско-иранской границе. Для его повествования это было важно потому, что нарушение этой статьи договора явилось в дальнейшем поводом к войне 502 – 506гг.

(обратно)

21

Пероз (Фируз I) правил с 459 г. по 484 г.; пришел к власти в результате междоусобной борьбы со своим братом Ормиздом III. Внутренняя неустойчивость в государстве осложнялась внешнеполитическими коллизиями, ибо Фирузу постоянно приходилось защищать северные и восточные границы от набегов различных племен, в том числе кидаритов, над которыми ему удалось одержать победу, и эфталитов (о них см. ниже комм. 23). Кроме того, положение усугублялось длительным голодом, продолжавшимся, согласно арабским источникам, около семи лет. Традиция приписывает Фирузу ряд решительных мер по борьбе с голодом: он освободил население от некоторых налогов, открыл государственные амбары, заставил крупных землевладельцев делиться запасами с населением. См.: Nöldeke – Tabari. S. 118 – 119, 121. По отношению к христианам шах Фируз продолжал враждебную политику Варахрана V и Йездигерда II. Воспользовавшись догматическими спорами среди христиан, он поддержал несториан в их борьбе с ортодоксальной церковью. С тех пор несторианство стало господствующим течением среди христиан Ирана и Средней Азии. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 291 – 292.

(обратно)

22

Горго, Горга, Джорждан (у античных авторов – Иркания, Вркан), совр. Горган; расположен у юго-восточной части Каспийского моря.

(обратно)

23

Самоназвание эфталитов – хиониты. Это народ индоевропейского (иранского происхождения), говорил на одном из восточно-иранских (сакских) диалектов. Несколько хионитских царей носило имя Эфтал, отсюда и возникло название эфталиты. Сходство звучания хион и гунн (собственно hōn), видимо, и объясняет тот факт, что византийские историки называют хионитов (эфталитов) белыми гуннами. К началу V в. хиониты (эфталиты) завоевали земледельческие оазисы за Аму-Дарьей и создали могущественную державу на обширных пространствах Средней Азии, Афганистана, северо-западной Индии и части восточного Туркестана. Их основная территория – Тохаристан и восточный Афганистан. Ядро эфталитов составляли воинственные кочевые племена, подвергшиеся влиянию городской культуры. См.: Ghirshmann. Les Chionites – Hephtalites. Le Caire, 1948. P. XII – XIII, 66, 115; Althelm F. Geschichte der Hunnen. В., 1959. Bd. 1. S. 41 – 56.

Экскурс об эфталитах Прокопия является одним из пяти этнографических экскурсов, содержащихся в его «Войнах». Скорее всего он основан на достоверных свидетельствах, хотя во внешней форме этого эссе сказалось влияние Фукидида, а описание пира у эфталитов напоминает рассказ о пиршестве Аттилы, сохранившийся во фрагментах сочинения Приска Панийского. См.: Prisci fr. 8.

(обратно)

24

Зинон – византийский император (474 – 475, 476 – 491), сторонник монофиситства. В период его правления (так же как и двух его предшественников, императора Маркиана и Льва) между Византией и Ираном не было никаких враждебных столкновений. Имели место лишь инциденты дипломатического характера.

(обратно)

25

Евсевий, посол к Фирузу, являлся, возможно, тем же самым лицом, что и магистр оффиций 474, 492 – 497 гг. и консул 489 г. и 493 г. См.: PLRE. II. Р. 431, 433: Eusebius 18, Eusebins 19, Eusebius 28. Посольство имело место в 483 г. Целью его, видимо, было стремление добиться возвращения города Нисибиса, отданного во владение персам на срок 120 лет по условиям договора, заключенного в 363 г. между императором Иовианом (363 – 364) и шахом Шапуром II (309 – 379). См.: Bury J. History of the Later Roman Empire from the Death of Theodosins I to the Death of Justinian (A. D. 395 to A. D. 565). L., 1931. Vol. 2. P. 10.

(обратно)

26

Имя царя эфталитов – Ахшунвар. См.: Nöldeke – Tabari. S. 123. Нэльдеке, правда, отождествляет Ахшунвара с Кунхой, сыном царя кидаритов – Кидары (Ibid.).

(обратно)

27

Маги – жрецы зороастрийской веры. Роль магов в государстве Сасанидов была очень велика. Со времен парфянской династии Аршакидов они вместе со знатью образовывали собрание, которое избирало шаха из числа его детей или формально закрепляло власть за кандидатом, названным в завещании умершего шаха. Это собрание было особенно влиятельно в IV – V вв. в период усиления знати, и еще в правление Кавада I оно давало о себе знать. Об этом собрании не раз упоминает и Прокопий (В. Р.I. 5. 3 – 4; 21. 20 – 22). О роли магов упоминает и историк Агафий (Agath. II. 26). Об участии магов в походах Прокопий говорит неоднократно (см., напр., В. Р. 1.7., 19; II. 26.3. II. 13,9; II.24.2etc.).

(обратно)

28

После этого поражения от эфталитов Фируз уступил им город Талекан, обещал уплатить определенную дань, а сын Фируза Кавад был отдан заложником и пробыл у эфталитов два года, пока условленная сумма не была уплачена. См. Josh. Styl. Ch. 10. Рассказ Прокопия об этом поражении Фируза, имевшем место около 468 г., отличен от изложения Иешу Стилита и близок к персидской традиции, сохранившейся у Табари. Кроме того, Иешу Стилит говорит еще об одном (также неудачном) походе Фируза против этого племени, имевшем место раньше и завершившемся тем, что на выручку Фирузу пришел император Зинон, пославший шаху золото для эфталитов. Josh. Styl. Ch. 10.

(обратно)

29

Событие относится к 484 г. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 294.

(обратно)

30

Об обычае персов клясться на соли известно и по другим источникам. См.: Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. Ереван, 1971. С. 469. Примеч. 3. У многих древних народов соль была символом дружбы и гостеприимства. См.: Schleiden M. J. Das Salz: Seine Geschichte, seine Symbolik und seine Bedeutung in Menschenleben. Leipzig. 1875. S. 70 – 73. У армян, в частности, обет сопровождался клятвой, символическим выражением которой служила соль. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 469.

(обратно)

31

О том, что Фируз нашел свою смерть во рву, вырытом царем эфталитов, сообщает и современник событий Лазарь Парбский. См.: Collection des historiens de l’Arménie/Ed. V. Langlois. P. 1876. P. 351. Ср., также: Agath. IV. 27. (Этот историк, правда, говорит о нескольких рвах). Той же версии придерживаются персидские и арабские хронисты. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 294. История похода Фируза против эфталитов окутана множеством легенд. Согласно одной из них, шах, чтобы не нарушать данную эфталитам клятву не пересекать их границу, повелел поместить на повозку и везти перед войском пограничный камень. По другой легенде он приказал тащить перед войском пограничную башню, водруженную Варахраном V, на что потребовалось 50 слонов и триста солдат. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 294. N 2.

(обратно)

32

Рассказ о жемчужине повторил в XII в. писатель Никита Хониат. См.: Nic. Chon. Isaac Ang. III. 5. P. 577.

(обратно)

33

В этом пассаже Прокопий допустил сразу две ошибки. Во-первых, Кавад не был единственно оставшимся в живых сыном Фируза. Кроме него, жив был его брат Дьямаш (Замасп). Во-вторых, после гибели Фируза персы избрали шахом брата Фируза Валаша (Балаша), который правил Ираном в течение четырех лет. См.: Josh. Styl. Ch. 18 – 19; Agath. IV. 28.

(обратно)

34

Прокопий пропускает четыре года правления Балаша. Ряд исследователей считает, что персы были данниками эфталитов вплоть до воцарения на шахском престоле сына Кавада I – Хосрова. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 297. N. 1. Допускает подобную возможность и М. М. Дьяконов. См.: Дьяконов М. М. Очерк истории древнего Ирана. М., 1961. С. 404. Примеч. 85.

(обратно)

35

Речь идет о маздакитском движении, на которое решил опереться Кавад, с тем чтобы укрепить шахскую власть и ослабить мощь крупной знати и зороастрийского духовенства. Утверждение об общности жен у маздакитов, хотя, наряду с Прокопием, об этом говорят почти все без исключения историки того времени (Ср.: Josh. Styl. Ch. 20), является некоторым преувеличением, если не сказать, искажением сущности маздакитского движения. Скорее всего, его приверженцы выступали против новых форм семьи, пришедших на смену старым родовым отношениям. См.: Christensen A. Le règne du roi Kawādh I et le cominunisme mazdakite. Kǿbenhavn, 1925. P. 105 – 106; Дьяконов М. М. Указ соч С. 303 – 305; 410 – 411.

(обратно)

36

Вместо Кавада на шахский престол был возведен не Балаш (Валаш), а брат Кавада – Дьямаш (Замасп). См.: Christensen A. Le règne... Ð. 9. N. 1. Отмеченные здесь и выше (коммент. 33) неточности Прокопия объясняются отнюдь не его небрежностью или невежеством, а тем, что он следовал одной из персидских традиций, нашедшей отражение в «Книге государей». См.: Christensen A. Le règne... Ð. 113. N. 2.

(обратно)

37

Должность ханаранга носила скорее военный, нежели административный характер и обозначала правителя востока Ирана – Хорасана, форпоста против кушан и зфталитов. Согласно Прокопию (см. ниже, I. 6. 13 – 14), должность ханаранга была наследственной. В сасанидском Иране существовал древний обычай, согласно которому семь главных родов сохраняли в своих руках ведущие посты в государственном управлении. См.: Christensen. А. L’Iran... Р. 107 – 108 et N. 3.

(обратно)

38

Замок забвения (Анушбард) не раз служил местом заточения высочайших особ. По всей видимости, идентичен с крепостью Гельгард или Андимишн на Сусиане. См.: Christensen. A. L’Iran... Р. 307 et. N. 3 – 4.

(обратно)

39

Речь идет, видимо, об «Истории армян» Фавста Бузанда.

(обратно)

40

Пакурий – шах Ирана Шапур II (309/310 – 379), Современник Константина I, Констанция II, Юлиана Отступника, Иовиана и Валента. Вел войны с Римом, затем с Византией. При нем Иран внутренне усилился и укрепил свои позиции в Месопотамии и Армении. По договору 363, заключенному Шапуром II и Иовианом, Иран получил крепости Нисибис, Сингару и Бег-Забдэ. См.: Дьяконов М. М. Указ. сот. С. 265 – 268.

(обратно)

41

Имеется в виду Аршак III (339 – 369). О войне между Арменией и Ираном, продолжавшейся в одном случае 30, а в другом – 34 года, говорит и Фавст Бузанд. См.: Collection.../Ed. V. Langlois. Т. 1. Р. 267, 270 – 271. Речь идет в данном случае об очередном затяжном конфликте между Византией и Ираном, в который была вовлечена и Армения, являвшаяся одним из объектов борьбы этих двух крупнейших держав Ближнего Востока. Все тридцатилетнее царствование Аршака III (отсюда, видимо, и цифры 30, 32, 34) падает на это тяжелое для Армении время.

(обратно)

42

Этим армянином был евнух Драстамат, который получил в управление один из кантонов Армении. Как-то в сражении с кушанами он спас Шапуру II жизнь. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 307 – 308.

(обратно)

43

По другим источникам это была сестра Кавада. См.: Christensen A. Le règne... P. 112.

(обратно)

44

Речь идет о знатном юноше Сиявуше, патроним которого неизвестен.

(обратно)

45

Царь эфталитов был женат на сестре Кавада. На ее дочери, т. е. на собственной племяннице и оказался женат Кавад. См.: Josh. Slyl. Ch. 24. Рассказ о бегстве Кавада повторен и Феофилактом Симокаттой. См. Theoph. Sym. IV. 6. 5 – 11.

(обратно)

46

Адергудунвад (Атургундад), племянник Гусанастада (Гушнаспдада) воспитывал впоследствии внука Кавада, также Кавада, сына Зама. См. ниже, глава 23.

(обратно)

47

Балаш (Валаш) в самом деле был ослеплен, но он являлся предшественником Кавада. Что же касается Дьямаша (Замаспа), который тогда находился у власти, то он сам добровольно от нее отказался. См.: Agath. IV. 28; Christensen A. Le règne... P. 114 – 115.

(обратно)

48

Αδρασταδάραν σαλάνης, т. е. артештарансалар, возглавлял сословие воинов – артештаран (второе сословие Ирана), т. е. являлся главнокомандующим армии. До Сиявуша титул артештарансалара носил Кардар из рода Спендиат, сын Михр-Нарзеса, известного визиря Варахрана. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 131.

(обратно)

49

Анастасий – византийский император 491 – 518 гг. Как и Зинон, поддерживал монофиситство. В его правление произошла война между Византией и Ираном, длившаяся с 502 по 506 г. Этой войне и посвящены главы 7 – 9 книги I «Войны с персами». Подробно о манере изображения ее Прокопием, сходстве и различии его рассказа с описаниями войны другими авторами (Иешу Стилитом, Псевдо-Захарией, Иоанном Малалой, Феофаном и другими). См. нашу статью «Иешу Стилит или Прокопий? (К вопросу о манере изображения греческими и сирийскими авторами войны между Византией и Ираном в 502 – 506 гг.)» // ВВ. 1981. Т. 42. С. 71 – 77.

(обратно)

50

Согласно Феофану, Кавад требовал деньги, а не заем. См.: Theoph. P. 144. Притязания Кавада, надо полагать, вытекали из договора 441 г, который Византия из-за ослабления Ирана, видимо, не соблюдала.

(обратно)

51

Попытки Византии поссорить между собой персов и эфталитов, возможно, и в самом деле имели место. Во всяком случае, Псевдо Захария утверждает, что Кавад разгневался на византийцев за то, что они побудили эфталитов напасть на персов. См.: Zach VII. 3.

(обратно)

52

Во время этого похода Кавад взял Феодосиополь, о чем поведали Иешу Стилит и Псевдо-Захария. См.: Josh. Styl. Ch. 48; Zach. VII. 3. Знал об этом событии и Прокопий, упомянувший о взятии города персами в своем трактате «О постройках». См.: De aed III 5. 2. О возможной причине умалчивания историком этого факта в «Войне с персами» см, выше нашу статью «Прокопий Кесарийский: личность и творчество». С. 438. По сообщению Иешу Стилита, иранская армия захватила Феодосиополь и подвергла разграблению не только области, тяготевшие к этому городу, но и ряд городов и областей, близлежащих к Амиде и Эдессе. См.: Пигулевская Н. В. Месопотамия на рубеже V – VI вв. н. э.: Сирийская хроника Иешу Стилита как исторический источник. М.; Л., 1940. С. 94.

(обратно)

53

Кавад подошел к Амиде в октябре 502 г. Вторая армия персов под предводительством Наамана, царя арабов, двинулась тогда на юг. Военные действия развернулись и в районе Эдессы, о чем Прокопий вовсе не упоминает. Об этих событиях подробно рассказано жителем Эдессы – Иешу Стилитом. См.: Josh. Styl. Ch. 58 – 63.

(обратно)

54

Об обладавшем чудодейственной силой отшельнике Иакове известно и из житийной литературы. См.: AASS (August. 2). Приведенная здесь легенда свидетельствует о том, что Кавад старался щадить религиозные чувства местного населения.

(обратно)

55

Как видно из этой фразы, несмотря на усилия константинопольской дипломатии, эфталиты выступили на стороне персов,

(обратно)

56

По свидетельству Псевдо-Захарии, амидяне прикрепили к зубцам стен цепями матрасы и таким образом принимали удары баллист. См.: Zach. VII. 3.

(обратно)

57

О хитрости с холмом, хотя и с некоторыми различиями в деталях, сообщают Иешу Стилит и Псевдо-Захария. См.: Josh. Styl. Ch. 50; Zach. VII. 3.

(обратно)

58

Употребление Прокопием словосочетания «так называемые» в применении к монахам некоторые исследователи рассматривают, с одной стороны, как почтение к этой части духовенства, с другой стороны, как подчеркнутую отстраненность историка от религиозной темы. См.: W. III. Erläuterungen: S. 463 zum §22. В действительности, это всего лишь описательная формула, используемая Прокопием, писавшим в традициях аттикизма, для явлений и реалий, не существовавших в произведениях античных авторов. Ср. Cameron Al. Agathias. Oxford, 1970. Р. 75, 98 – 99.

(обратно)

59

По свидетельству Иешу Стилита, войска были посланы из Константинополя в апреле 503 г. См.: Josh. Slyl. Ch. 54.

(обратно)

60

Полководец Ареовинд и по отцовской, и по материнской линии принадлежал к высшей военной знати; сын внучки всесильного некогда Аспара Диагисфеи. Консул 506 г. Женат был на Юлиане, принадлежавшей к аристократическому роду Анициев. В 512 г. во время восстания в Константинополе народ хотел провозгласить его императором, однако он испугался оказанной ему чести и бежал на противоположный берег Золотого Рога. См.: PLRE. II. Р. 143 – 144.

(обратно)

61

Келер – иллириец, земляк императора Анастасия, – занимал пост магистра оффиций в 503 – 518 гг. и играл в государстве весьма важную роль при всем том, что не одобрял религиозной политики императора, являясь приверженцем православия. См.: PLRE. II. Р. 275 – 277.

(обратно)

62

Речь идет о Флавии Патрикии, консуле 500 г., магистре militum praesentalis 500 – 518 гг. Источники описывают его как справедливого и прямого мужа, но в 503 г. он был уже достаточно стар и, по словам Псевдо-Захарии, отличался слабостью ума. См.: Zach. VII. 4. Ср.: PLRE. II. 840 – 842.

(обратно)

63

Ипатий – один из троих племянников не имевшего собственных детей императора Анастасия I, сын его сестры Магны и патрикия Секундина. Консул 500 г., патрикий. См.: Cameron Al. The House of Anastasius //GRBS. 1974. Vol. 15. P. 261 – 262. В войне 502 – 506 гг. проявил себя как бездарный полководец и был отозван в Константинополь. См.: В. Р. 1.8, 13 – 19; Zach. VII.5; Theoph. P. 156. В 513 г. Ипатий возглавлял войско, направленное на подавление мятежа Виталиана (См. о нем ниже: комм. 65). Сражение с мятежниками Ипатий самым позорным образом проиграл, оказавшись причиной гибели огромного числа людей. Самому же Инатию пришлось испытать в полной мере унижения плена, прежде чем его выкупил его отец Секундин. См. нашу статью в ВВ. 1971. Т. 32. С. 31 – 32.

(обратно)

64

Юстин – будущий император Юстин I (518 – 527), иллириец или фракиец по происхождению, выходец из крестьян, – начал службу с солдата придворной гвардии при императоре Льве (457 – 474) (H. a. VI.2). Во время войны 502 – 506 гг. занимал пост комита rei militaris. См.: PLRE. II. Р. 648 – 649.

(обратно)

65

Патрикиол – вероятно, гот или готско-римский метис, возможно, имел пост комита федератов. См.: PLRE. II. Р. 837. Его сын Виталиан был одной из наиболее популярных личностей своего времени. Псевдо-Захария называет его воинственным, сильным, смелым и искусным в бою. См.: Zach. VII. 13. В 513 г. он поднял восстание против императора Анастасия. Причиной мятежа было недовольство федератов, комитом которых Виталиан в то время был. Одним из лозунгов восставших была защита ортодоксии. В ходе восстания Виталиан подошел к Константинополю и серьезно угрожал городу, но, в конце концов, он потерпел поражение в морском бою, в котором Марин Сириец, возглавлявший направленное против него войско, использовал греческий огонь. В 514 – 515 гг. Виталиан был назначен на пост магистра милитум Фракии, а в 518 – 520 гг. был магистром милитум in praesenti. В 520 г. был удостоен звания консула, имел сан патрикия. Население столицы боготворило этого отважного поборника православия, и Юстиниан, опасаясь его соперничества, отдал приказание лишить его жизни. См.: PLRE. II. Р. 1171 – 1176.

(обратно)

66

Фаресман – лаз по происхождению, был, вероятно, в то время комитом rei militaris. В 505 – 506 гг. он исполнял уже должность магистра милитум per Orientum. Внуки этого Фаресмана Руфин и Леонтий принимали участие в войне с вандалами. См.: В. V. II. 19,1; 20.10.

(обратно)

67

Годидискл и Весса принадлежали к тем семействам готов, которые остались во Фракии, в то время как Теодорих, будущий король остготов, прозванный Великим, двинулся в 488 г. по наущению императора Зинона в Италию, где и основал свое королевство. Годидискл известен лишь по этой войне, когда он, по всей видимости, имел чин трибуна. Между тем Весса стал впоследствии видным военачальником, сражавшимся, на многих фронтах. При этом известно, что он отличался не только военной доблестью, но и огромным корыстолюбием. См.: PLRE. II. Р. 515, 226 – 229.

(обратно)

68

Критикуя отсутствие единого главнокомандующего, Прокопий, по всей видимости, намекает и на подобного же рода слабость системы военной организации на Востоке и при Юстиниане. Такие намеки у историка достаточно часты. См.: Rubin В. Das Zeitalter Justinians. В., 1961. Bd. 1. S. 256. Точку зрения Прокопия о необходимости единого военного руководства разделяют Иешу Стилит и Иоанн Лид. См.: Josh. Styl. Ch. 55; Joan. Lyd. 111. 53.

(обратно)

69

Апион принадлежал к фамилии крупных египетских землевладельцев. См. о нем Чекалова А. А. Константинополь в VI в.: восстание Ника. М., 1968. С. 35 – 36.

(обратно)

70

Константина, основанная Севером или Каракаллой, имела название Антинополя. При Константине I была укреплена и переименована по имени этого императора. Арзамон (совр. Гарпам) расположен между Константиной и Дарой. Став здесь лагерем, Ареовинд намеревался угрожать Нисибису. Ипатий же и Патрикий расположились лагерем к северу от Амиды, примерно в 70 км от нее. Их целью было возвратить этот захваченный персами город.

(обратно)

71

По сообщению Иешу Стилита, Ареовинд, узнав о возможном походе против него Кавада, обратился за помощью к Патрикию и Ипатию, но те отказали ему, говоря, что заняты осадой Амиды. См.: Josh. Styl.Ch.55.

(обратно)

72

Сходным образом описывает это поражение и Псевдо-Захария. См.: Zach. VII. 3.

(обратно)

73

Т. е. в Иран. Арзанена – пограничная область Ирана.

(обратно)

74

Осада крепости началась зимой 503 – 504 тт.

(обратно)

75

Псевдо-Захария дает цифру 11 кентинариев. См.: Zach. VII. 5.

(обратно)

76

Сходным образом, хотя и с некоторыми различиями в деталях, рассказывает о гибели Глона Псевдо-Захария. Он приводит и имя этого крестьянина (уточняя, что он был охотник и рыболов) – Гадона – и утверждает, что знавал его лично. Наиболее существенное различие между двумя этими рассказами заключается в том, что в изложении Псевдо-Захарии действует не Патрикий, а Фаресман (Фарзман). Кроме того, Псевдо-Захария дает и иную цифру погибших персов – 400. См.: Zach. VII. 5.

(обратно)

77

Ср.: Н. a. XXIII.7.

(обратно)

78

Т. е. в 506 г. Следует отметить, что Прокопий в своих сочинениях пользуется различными принципами датировки: то он счисляет время по годам правления императора, то по годам войны. Нередко он ограничивается весьма общими замечаниями типа «в то время», «около того времени» и т. д. Все дело в том, что для него на первом месте стоят факты, события, а затем уже время.

(обратно)

79

Здесь Прокопий расширяет понятие Тавр, распространяя его и на Кавказ.

(обратно)

80

В данном случае Прокопий повторяет распространенную в античные времена ошибку, путая Кавказские (в Дарьяльском ущелье) ворота с Каспийскими, расположенными между Тегераном и Семнаном. Именно через вторые ворота и проходил Александр Македонский, хотя основателем их он не был, ибо ворота существовали уже до него. У Кавказских ворот Александр Македонский вообще не появлялся, тем не менее восточная традиция, которой следует Прокопий, приписывает их создание именно Александру. См.: Kampers F. Vom Werdegange der Abendlandischen Kaisermystik. Leipzig, 1924. S. 97 – 113.

(обратно)

81

Строительство города Дары (Анастасиополя) подробно описывают Иоанн Малала, Иешу Стилит, Псевдо-Звхария, Пасхальная хроника и Феофан, См.: Маlal. Р. 399; Josh. Styl. Co. 91; Zach. VII. 6; Chron. Pasch. P. 608; Theoph. P. 150.

(обратно)

82

Имеется в виду сын Аркадия – император Феодосий II (402 – 450).

(обратно)

83

В трактате «О постройках» Прокопий говорит об этих стенах, что хотя они и толсты, но невысоки. См.: De aed. III. 5.9 sq.

(обратно)

84

Здесь, как мы видим, Прокопий выступает сторонником престолонаследия. Однако Византия VI в. еще не знала принципа легитимности в занятии трона. Напротив, требовалось избрание императора сенатом, войском и народом. После смерти Анастасия I, по свидетельству хрониста Иоанна Малалы и автора сочинения VI в. (возможно, принадлежавшего перу известного дипломата Петра Патрикия), вошедшего в качестве эксцерптов в произведение «О церемониях византийского двора» Константина Багрянородного, ни одного из родственников умершего императора не рассматривали в Константинополе как реального претендента на престол. Могущественный препозит священной спальни Амантий добивался трона для своего племянника Феокрита, но войско высказалось за комита экскувитов Юстина. На его же стороне оказались сенат и народ, недовольные религиозной и социально-политической деятельностью Анастасия. См.: Маlal. Р. 410 – 411; De cer. P. 426 – 430. Что касается троих племянников Анастасия (Ипатия, Помпея и Прова), то при вcем том, что они не отличались особыми дарованиями, они не были отстранены от двора и продолжали пользоваться высокими титулами и должностями вплоть до 532 г., когда они оказались замешаны в восстании Ника. См.: Чекалова А. А. Константинополь... С. 109 – 110.

(обратно)

85

Каоc (Каус) был сыном Кавада от той его жены и сестры, которая помогла ему спастись бегством из Замка забвения. Он родился еще в первый период правления Кавада, и его воcпитание шах доверил маздакитам, приверженцем которых Каос, естественно, и стал. Поэтому маздакиты держали его сторону. Между тем Кавад уже отходил от этого, ставшего опасным в его глазах, течения. По всей видимости, это и явилось одной из причин, по которой стареющий шах хотел видеть своим преемником своего младшего сына Хосрова, придерживавшегося, напротив, зороастризма и имевшего тесные связи с зороастрийским духовенством. См.: Christensen A. L’Iran... P. 354 – 355. О притязаниях Каоса на шахский престол см. ниже: I. 21. 20.

(обратно)

86

Хосров был сыном сестры того самого Аспеведа (Аспахбада), который заключал со стороны Ирана мир с Византией. См. 1.9. 24. Этот Аспевед принадлежал к древнему парфянскому роду и имел сан шпахбада, т. е. командующего военными силами Ирана. См.: Christensen A. Le règne... P. 95. N. 3.

(обратно)

87

Прокл – юрист, квестор священного дворца 522/523 – 525/526 гг. См.: PLRE II. Р. 924 – 925. Об этом Прокле, игравшем важную роль в государстве в период правления Анастасия и Юстина, Прокопий высоко отзывался и в «Тайной истории» (см.: Н. a. VI.13; IX.41). Он является в сочинениях Прокопия антиподом другому известному квестору – Трибониану (см. о нем ниже: I. 24. 11, 16), а возможно, и самому Юстиниану, который «постоянно менял законы», принося этим, по словам историка, непоправимый вред государству и его подданным. См.: Н.а. XIV. 1 – 10 etc.

(обратно)

88

По свидетельству Псевдо-Захарии, Руфин, сын Сильвана, был другом самого шаха и пользовался благожелательным отношением со стороны жены Кавада, ибо он советовал шаху оставить трон ее сыну – Хосрову. См.: Zach. IX. 7.

(обратно)

89

Мевод (Махбод) принадлежал к одному из знатнейших, еще парфянских родов – роду Сюренов. Он имел должность шпахбада, т. е. командовал войсками Ирана.

(обратно)

90

Лазикой называли в VI в. древнюю Колхиду. Со времени императора Льва (457 – 474) Лазика находилась в зависимости от Ирана. В 522 г., однако, когда умер царь лазов Дамназ, его сын Цафий, вместо того чтобы получить инвеституру от иранского шаха, явился в Константинополь, принял там христианство и был удостоен знаков царского достоинства от византийского василевса. Тогда же Цафий взял в жены дочь константинопольского патрикия Нома – Валериану. См.: Theoph. P. 168 – 169. С тех пор Лазика стала вновь объектом борьбы между Византией и Ираном, пока в 562 г. не была закреплена договором за Византией.

(обратно)

91

Нестерпимая обида, о которой говорит здесь Прокопий, возникла от того, что, начиная с 283 г. между римским императором, наследником которого был византийский василевс, и персидским шахом были официально установлены так называемые братские отношения. См.: Dölger F. Die Familie der Könige im Mittelalter // Byzanz und die europaische Staatwelt. Ettal, 1953. S. 60. Братом Юстиниана называет Кавада посол Руфин. См. ниже: I. 16. 1; Ср.: II, 10. 13. В сочинениях Менандра Протиктора шах Хосров обращается к Юстиниану как к брату. См.: Menander. Fr. 11. Итак, отражая реальные отношения равенства двух держав, категория братства вошла и в политическую идеологию обоих государств.

(обратно)

92

Прокопий – единственный автор, который сообщает об опале Сеоса (Сиявуша). Однако он не упоминает о том, что Сиявуш принадлежал к маздакитам, движение которых в ту пору было более сильным, чем когда бы то ни было. По предположению исследователей, в опале Сиявуша сказался страх Кавада перед растущей силой маздакитства. См.: Christensen A. Le règne... Ð. 120 – 121; Idem. L’Iran... P. 356.

(обратно)

93

Гурген (Бакур) правил грузинами с 514 по 528 г. С V в. Грузия была подвластна Ирану. Желая укрепить здесь свою власть, шах Ирана стремился обратить ивиров (грузин) в свою веру.

(обратно)

94

Об этом же обычае, но с еще большими подробностями сообщает и историк Агафий. См.: Agath. II. 22 – 23.

(обратно)

95

О миссии к гуннам (впрочем, безрезультатной) младшего племянника императора Анастасия патрикия Прова сообщает и Псевдо-Захария; см.: Zach. XII, 7. Целью этой миссии, возможно, было не столько склонить гуннов на помощь грузинам, сколько настроить их против персов. См.: Vasiliev A. A. The Goths in the Crimea. Cambridge (Mass.), 1936. P. 70.

(обратно)

96

Двадцать дней пути составляло расстояние 4200 стадий (за один день покрывалось расстояние в 210 стадий). По периплу Арриана расстояние между Боспором и Херсоном равнялось 2260 стадиям. См.: Geographi Graeci minores/Ed. С. Müller. 1961. Vol. 1. Tab. XVI. Разница в цифрах объясняется, скорее всего, тем, что, в то время как Арриан исчислял путь по морю, Прокопий дает расстояние сухопутное.

(обратно)

97

Ср.: BG. IV. 5.1 – 4.

(обратно)

98

Петр – уроженец Арзанены, возможно, перс по происхождению. В 504 г. был взят в плен будущим императором Юстином I (см. ниже: В. Р. II. 15.7), который дал ему образование и сделал своим секретарем. При Юстиниане Петр стал полководцем и не раз участвовал в походах против персов. См.: В. Р. II. 16.16; 18,16 – 26; 24.13 etc.

(обратно)

99

Вариз Вой – главнокомандующий персидской армией. Имел титул эран-шпахбада. А. Христенсен отождествляет его с Аспеведом. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 337, 354.

(обратно)

100

Пераний оказался затем на службе у византийцев, принимал участие в войне с готами (В. G. 1.5.3) и с персами. См.: ниже II.27.42.

(обратно)

101

Ириней был уроженцем Антиохии. Видимо, это то же самое лицо, о котором упоминает Прокопий в «Тайной истории» (XIX. 16). См.: PLRE. II. Р. 625 – 626.

(обратно)

102

В 528 г. Сита получил пост магистра милитум per Armeniam, а в 531 г. стал magister militum praesentalis. Имел звание консула и патрикия. Был женат на сестре императрицы Феодоры – Комито. Исследователи высоко оценивают деятельность Ситы, полагая, что он нисколько не уступал Велисарию как полководец, а как политик даже его превосходил. См.: Stein Е. Histoire da Bas-Empire. Paris; Bruxelles; Amsterdam, 1949. Т. 2. Р. 288 – 289.

(обратно)

103

Нарсес и Аратий, так же как и их брат Исаак, принадлежали к известному армянскому роду Камсаранан. См.: Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. Ереван, 1971. С. 26; Stein Е. Ор. cit. Р. 292 et N. 1.

(обратно)

104

Войско, видимо, отступило из-за сильной жары. См.: Stein Е. Ор. cit. Р. 272.

(обратно)

105

События, о которых идет речь, относятся к 527 г. Ливеларий имел должность стратилата Востока. После его смещения с этого поста на него был назначен племянник Анастасия I Ипатий. См.: PLRE. II. Р. 675 – 676. Велисарий же получил должность дукса Месопотамии, которую ранее исполнял незадолго до этого умерший Тимострат. См.: Zach. IX. 2.

(обратно)

106

По мнению Б. Рубина, Куца и Вуза были сыновьями Виталиана. См.: Rubin В. Das Zeitalter... S. 485. Anm, 747. Ср. PLRE. II. P. 1171. Однако прямых данных по этому поводу нет. Более того, кажется маловероятный, чтобы Прокопию, который хорошо знал этот круг людей и который неоднократно упоминал о племяннике Виталиана Иоанне, не был известен подобный факт, имей он место.

(обратно)

107

Об устройстве крепости Миндуй (Биддон) и битве при ней сообщает Псевдо-Захария. См.: Zach. IX. 5. Описывая битву при Миндуе, Прокопий вместе с тем опускает удачные военные действия Ситы на севере, в Армении. Вообще полной картины военных действий в Месопотамии в 528 – 530 гг. историк не дает, сосредоточиваясь главным образом на действиях Велисария. См.: Rubin В. Prokopios von Kaisareia. Stuttgart, 1954. Kol. 93 – 94.

(обратно)

108

Велисарий получил пост стратилата Востока в 529 г.

(обратно)

109

Этническая принадлежность Гермогена не вполне ясна. Иоанн Малала называет его скифом, на основании чего можно делать самые разные предположения о его действительном происхождении. Одни исследователи считают его гунном (Diehl Ch. Justinien et la civilisation byzantine au VIe siècle. P. 1901. P. 108; Bury J. Op. cit P. 87. N. l; Guilland R. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin; Amsterdam, 1967. T. 2. P. 141), другие – готом (южнорусским или фракийским – см. Rubin В. Das Zeitalter... S. 280), третьи – человеком, в чьих жилах смешалась готская и римская кровь (Stein E. Op. cit. P. 287). Некогда Гермоген был советником Виталиана, затем, удостоившись звания магистра оффиций, принял участие в совместном с Велисарием руководстве византийским войском во время войны с Ираном. Не раз Гермоген отправлялся к иранскому шаху для ведения переговоров. См.: Malal. Р. 445, 452, 471. За свои успехи по службе Гермоген был удостоен звания консула и патрикия. См.: Guilland R. Op. cit. P. 141.

(обратно)

110

Схема сражения при Даре

(обратно)

111

Поскольку Прокопий считает, что мирран – это должность, мы передаем это слово с маленькой буквы. Однако скорее всего это было родовое имя одного из семи ведущих родов Ирана, к которым должности переходили по наследству. Ошибка Прокопия, по всей видимости, восходит к персидским источникам, поскольку она встречается впоследствии и у Динавари. См.: Christensen A. L’Iran... P. 104 – 105; 274, 520.

(обратно)

112

Фара принимал затем участие в войне с вандалами. См.: В. V. I, 11.11; 11.4.28 f; 6,15 f, 30 f; 7.6 f.

(обратно)

113

О Сунике и Эгане см. также ниже: I.14 39.

(обратно)

114

Т. е. гунны. Прокопий называет гуннов массагетами, по всей видимости, на том основании, что гунны занимали области, населявшиеся в более отдаленные времена массагетами. Ср.: В. G. IV. 4.8, где историк именует расположившихся у Меотиды гуннов киммерийцами.

(обратно)

115

Об Иоанне, сыне Никиты, см. также: В. Р. II. 19. 36; 24.15. О Кирилле и Маркелле см.: В. V. 1.11.16; II. 3.4. etc.

(обратно)

116

Палестра – место для спортивной борьбы и упражнений, часто обозначение спортивного сооружения.

(обратно)

117

Слова Прокопия перекликаются со следующим известием Иоанна Марцеллина: «Пехотинцы... несут службу обозных. Вся их масса следует за конницей, как бы обреченная на вечное рабство, не будучи никогда вознаграждаемыми жалованьем, ни какими-либо подачками». См.: Amm. Marc. XXIII. 6.83. Вероятно, эти свидетельства не являются преувеличением, так как до реформы Хосрова I войско Сасанидов состояло из ополчения, главной силой которого была конница из свободных. Зависимое население составляло вспомогательные силы. Ненадежность этого войска, по всей видимости, и послужила причиной реформы, в результате которой было создано регулярное ядро войска. См.: Дьяконов М. М. Указ. соч. С. 312.

(обратно)

118

Кадисины – племя, жившее у южной части Каспийского моря. По свидетельству Агафия именно через их землю прошел Сасан, имя которого дало название всей династии Сасанидов. См.: Agath. II.27.

(обратно)

119

Суниты – одно из кавказских племен. Возможно, получило свое название от влиятельного армянского рода Сюни.

(обратно)

120

Мермерой (Мир-Мирое) – полководец и один из наиболее доверенных лиц при дворе Хосрова. Агафий называет его человеком величайшего ума, виднейшим среди персов, опытнейшим в военном деле, мужественнейшим духом. См.: Agath. II. 22.

(обратно)

121

Дорофей был дуксом Армении, а Сита – магистром милитум per Armeniam et Pontum Polemoniacum. См.: Адонц В. Указ. соч. С. 135.

(обратно)

122

Сатала расположена в 100 км к югу от Трапезунда. Направление похода Хосрова явно свидетельствует о том, что персы намеревались пробиться к Черному морю.

(обратно)

123

См. выше § 4 – 8.

(обратно)

124

фарангий – по-персидски значит рудник. Армянское название его Сперс. Расположен Фарангий у реки Boa, т. е. в верховьях Чороха. О многочисленных рудниках в бассейне этой реки упоминает еще Страбон (XI.14.474). См. Адонц Н. Указ. соч. С. 25 – 26.

(обратно)

125

Цаны, или халды, жили в нагорной области, образуемой Пархарским хребтом, между Чорохом и берегом Черного моря до Трапезунда. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 26.

(обратно)

126

Прокопий путает здесь реку Фасис (Риони) с рекой Воа-Акампсий, которая действительно берет начало в горах Тавра. Историк исправил свою ошибку в последней книге «Войн» (См.: B.G. IV. 2. 6 – 8, 27 – 32), где им сделаны и другие корректировки, в частности, относительно локализации храма Ифигении из Тавриды (См.: В. G. IV. 5. 23 – 24 и ниже коммент. 133).

(обратно)

127

О покорении цанов и той важности, которая придавалась этому факту Константинополем, свидетельствует новелла I Юстиниана от 1 января 535 г. Ср.: Agath. V. 2.

(обратно)

128

Hapcec – евнух, препозит священной спальни с 537 г.; талантливый дипломат и полководец. В 530 г., т. е. в то время, о котором идет здесь речь, он занимал пост примикерия священной спальни. О переходе на сторону Византии его соплеменников Нарсеса и Аратия, см. выше: В. Р. 1.12.22.

(обратно)

129

Крепость Вол Адонц отождествляет с крепостью Буа-Кала в Каргабазарских горах. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 25.

(обратно)

130

Об этом договоре см. выше: I. 2. 15 и коммент. 20.

(обратно)

131

Здесь впервые встречается формула Фукидида (ср. ниже 1.17.1). Исследователи видят в этом факте то, что истинная заинтересованность Прокопия в событиях на восточной границе начинается лишь с 530 г. См.: Rubin В. Prokopios... Kol. 96.

(обратно)

132

Аламундар – Аль-Мундир III – царь арабов-лахмидов (505 – 554), находившихся в зависимости от Ирана. Один из наиболее грозных противников Византии. См. ниже: 1.17, 40 – 48; PLRE. II. Р. 40 – 43.

(обратно)

133

Как явствует из этого пассажа, Прокопий не связывает миф об Ифигении с Крымом. Причиной тому послужило то, что, как сам историк указывает в «Войне с готами» (IV. 5.23 – 24), он опирался на местные предания армян, согласно которым действие мифа происходило в их области.

(обратно)

134

От греческого κώμα, что значит «волосы».

(обратно)

135

Языческие храмы не раз использовались для культовых целей. Вместе с тем немало известно и случаев, когда языческие храмы пустели и превращались в руины. На их останках благочестивые византийцы высекали кресты, уничтожавшие, как им верилось, силу демонов. См. нашу главу «Быт и нравы» // Культура Византии. М. 1984. С. 633.

(обратно)

136

Малая Армения – часть Армении по западному берегу Евфрата – занимала восточную часть Каппадокии. В самостоятельную провинцию была выделена в конце III в. Диоклетианом. При Феодосии I была разделена на Армению I и Армению II. При Юстиниане (вместе с западной частью Большой Армении) подверглась новому административному делению. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 66 – 90; 172 – 173.

(обратно)

137

Мелитина (Мелитена) первоначально служила стоянкой для римских войск. Представляла собой небольшое укрепление на ровном месте в виде четырехугольника. Стала городом во времена императора Траяна. Постепенно город разросся за пределами укреплений. Юстиниан все это пространство обнес стеной. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 147.

(обратно)

138

Т. е. Евфратисия.

(обратно)

139

Речь идет о парфянах. Осров – глава Эдесского царства, которое существовало примерно со 131 г. до н. э. по 217/219 гг. н. э.

(обратно)

140

Нисибис и другие города Месопотамии отошли к Ирану по договору 363 г. См. выше коммент. 40.

(обратно)

141

В Византии пояса, пряжки, перстни нередко служили знаками отличия.

(обратно)

142

Антиохия – главный город Сирии и всего Востока. Основана Селевком I Никатором в 330 г. до н. э.

(обратно)

143

Тимострат – дукс Осроены 503 – 504 гг., дукс Месопотамии в 527 г. На этом посту его сменил Велисарий. Иоанн – сын Луки – был дуксом и комитом rei militaris. Оба они были взяты в плен Аламундаром в 523 г. См.: PLRE. II. Р. 611, 1119 – 1120.

(обратно)

144

Арефа, сын Гавалы – Харит ибн Габала. Наиболее яркий представитель арабов-гассанидов, царство которых, образованное в 530 г., находилось в зависимости от Византии. Как и многим другим главам находившихся в зависимости от империи государственных образований, Арефе жаловались византийские титулы и звания. Он, в частности, получил, титул иллюстрия и патрикия. См.: Kawar J. The Patriciate of Arethas//BZ. 1952. Bd. 52. P 336 – 337, 340 – 341.

(обратно)

145

Этот Лонгин со своими исаврами принимал затем участие в войне с готами. См.: В. G. II. 10., 19 – 20.

(обратно)

146

Т. е. жители Ликаонии, области Малой Азии.

(обратно)

147

Несколько иначе рисует это сражение хронист Иоанн Малала, согласно которому последними на поле боя оставались Суника и Симма, в то время как Велисарий покинул его до окончания сражения. См.: Malal. P. 462 – 465. В основу рассказа хрониста был, по всей видимости, положен доклад императору магистра оффиций Гермогена, о котором Иоанн сам упоминает. См.: Malal. Р. 465.

(обратно)

148

Т. е. химьяритов, государство которых возникло в южной Аравии в конце II в. до н. э. Начиная с IV в. н. э. вся южная Аравия (Йемен) оказалась под властью химьяритов. В начале VI в. территория химьяритов была захвачена эфиопами, в 70-х годах – Ираном.

(обратно)

149

Имеется в виду провинция Палестина Третья, находившаяся на территории Синайского полуострова.

(обратно)

150

Авохарав (Абу-Кариб) – филарх Палестины Третьей между 528 и 529 гг.

(обратно)

151

Страна от Элы до Газы в древности составляла домусульманское арабское государство – царство набатеев. Во времена императора Траяна (106 г.) оно было завоевано римлянами и превращено в римскую провинцию Аравия.

(обратно)

152

В данном случае Прокопий скорее всего имеет в виду не отсутствие железа как полезного ископаемого, а отсутствие обработанного железа.

(обратно)

153

Прокопий, видимо, имеет в виду закон императора Маркиана (450 – 457), запрещавший продажу варварам панцирей, щитов стрел, мечей, всякого иного оружия и железа вообще. См.: С. J. IV. 41.2.

(обратно)

154

В I в. до н. э. влеммии (блемии) жили к востоку от Нила между вторым и четвертым его порогом; новаты (нубийцы) располагались к западу от Нила, по левому его берегу.

(обратно)

155

Оазис – современный Оазис Хорга, расположенный в 200 км к западу от Луксора.

(обратно)

156

При Диоклетиане границы Римской империи были отодвинуты к Элефантине.

(обратно)

157

Филы – маленький остров у южной части первого порога Нила; главное место поклонения богине Исиде. Прокопий производит название Фил от греческого слова φιλία, что значит дружба, и утверждает, что это имя дал островку Диоклетиан. Он повторяет здесь какое-то неизвестное предание. Однако остров и до Диоклетиана носил название Филы, которое, возможно, обязано своим происхождением слову αιπλύ – врата, так как это место замыкало Египет (ср.: Фермопилы). Впрочем, вполне возможно, что слово Филы произошло от египетского «пилак», что значит граница, предел, ибо здесь находилась граница между Нубией в Египтом.

(обратно)

158

Еллисфей – Эла Ашбеха (Калеб) – царь эфиопов, который насаждал христианство. События, о которых идет речь в этой главе, относятся к кушито-химьяритским войнам, главным образом (со второй из них, имевшей место в 525 – 526 гг. Подробнее см.: Пигулевская И. В. Византия на путях в Индию. М.; Л., 1951. С, 278 – 309.

(обратно)

159

Есимифей (Сумайва Ашва) был сторонником Эфиопии и поддерживал ее политику.

(обратно)

160

Авраам (Абраха) боролся за независимость химьяритов между 530 и 533 гг.

(обратно)

161

Юлиан был братом Сума, командующего войсками в Палестине Второй. Его посольство имело место между 525 и 531 гг., скорее всего в 526 – 527 гг, и преследовало главным образом коммерческие цели, ибо Византия, в которую шелк доставлялся через Иран, намеревалась получать его через эфиопов. См.: Stein E. Ор. cit. Р. 298; Пигулевская Н. В. Византия... С. 324, 310; Rubin В. Das Zeitalter... S. 315 und Аnm. 987.

(обратно)

162

Кайс ибн Салама ибн Харит ибн Амр – филарх арабских племен Кинда и Маад. Государство киндитов образовалось в середине V в, в центральных областях Аравии. Цари из рода Кинда, возглавлявшие это государство, находились в родстве с родом царей Химьяра и пользовались их покровительством. См.: Пигулевская Н. В. Арабы у границ Византии и Ирана в IV – VI вв. М.; Л., 1964. С. 145 – 151.

(обратно)

163

Смещение Велисария было, по-видимому, вызвано поражением при Каллинике, о чем умалчивает Прокопий, но что явствует из других источников. См., например: Malal. Р. 466. Его назначение главнокомандующим на войну с вандалами произошло позднее, в 533 г. Правда, уже зимой 531 – 532 гг. он был восстановлен на посту магистра militum per Orientem. См.: Stein E. Ор. cit. P. 312.

(обратно)

164

Прокопий опускает здесь поход персов против византийской провинции Осроены (Malal. Р. 465 – 466), а также дипломатические миссии Руфина и Стратигия, сына Апиона (Ibid. P. 467), и сразу переходит к осада Мартирополя.

(обратно)

165

Кавад умер от паралича правой стороны, проболев, по свидетельству хрониста Иоанна Малалы, всего пять дней. Скончался он в возрасте 82 лет и трех месяцев, процарствовав 43 года и два месяца. См.: Malal. Р. 471.

(обратно)

166

Мартин – один из военачальников эпохи Юстиниана, принимал участие в войне с вандалами и готами. После отзыва Велисария в Константинополь в 542 г. (см. ниже: В.Р. II. 24. 13; Н.а. IV. 13), Мартин получил должность магистра militum рет Orientem.

(обратно)

167

События, имевшие место у Мартирополя, Прокопий описывает на основе устной традиции, во всяком случае не как очевидец, ибо как секретарь Велисария он находился тогда с ним в Константинополе. В то время как Иоанн Малала воспринимает действия у Мартирополя как несомненный успех Ситы и Гермогена, победивших персов в сражении благодаря примененной имя военной хитрости, Прокопий объясняет снятие персами осады города политическими переменами в Ктесифоне и дипломатическими успехами Юстиниана, которому удалось ввести в заблуждение гуннов. В данном случае, видимо, сказалась тенденция историка умалить значение Ситы, сменившего Велисария в качестве командующего войсками на Востоке.

(обратно)

168

Александр – комит, не раз отправлявшийся с посольскими миссиями. См.: В. G. 1.3.13,14,16 etc.

(обратно)

169

ή άπέραντος καλουμένη είρήνη – древняя формула публичного права римлян. См.: например: Dion. Hal. VI. 95.

(обратно)

170

О Дагарисе см. выше: I.15.6.

(обратно)

171

Характеристика Хосрова у Прокопия близка к образу Юстиниана в «Тайной истории» и находится в резком контраста с восточной традицией, прославляющей Хосрова как мудрого и справедливого шаха. Хосров в самом деле умело управлял государством, реорганизовал армию, упорядочил сбор налогов, развернул обширное строительство. См.: Christensen A. L’Iran... P. 389 – 440.

(обратно)

172

Зам и Хосров были у Кавада от разных жен. См. выше: I.11.4 – 5.

(обратно)

173

Событие относится к 533 г., но в интересах композиции Прокопий поместил его до описания восстания Ника (гл. 24), разразившегося в Константинополе в 532 г. Сведения о событиях в Иране содержатся и в «Хронографии» Иоанна Малалы, который объясняет причину заговора против Хосрова его «разрешением верить манихеям, как им угодно» (Malal, Р. 472). Иными словами он видит суть конфликта в религиозном мотиве.

(обратно)

174

Новелла о судьбе внука шаха Кавада является, по всей видимости, данью устной персидской традиции, при наложении которой Прокопий воспользовался как литературным образцом рассказом Геродота о внуке Астиага – Кире. См.: Геродот. I. 112. Вместе с тем историческая подоплека события имелась и в данном случае. См.: Christensen A. L’Iran... Р. 382.

(обратно)

175

См. ниже В.Р. II. 17. 1 и след.

(обратно)

176

О Завергане см. также II. 8; 30 сл: 26. 16 – 19. Этот вельможа, видимо, пользовался большим влиянием у Хосрова, ибо к нему обратилась однажды с посланием императрица Феодора, прося его внушать шаху Ирана хранить мир с Византией. См. Н. а. II. 32, 33.

(обратно)

177

Мевод (Мабод) сам в свою очередь оклеветал Сиявуша, послужив причиной его гибели. См. выше: I. 11. 31.

(обратно)

178

13 января 532 г.

(обратно)

179

έκ τοΰ απροσδοκήτου. Из этих слов, казалось бы, можно заключить, что восстание, по мнению Прокопия, возникло неожиданно, случайно. Однако явный параллелизм 23-й и 24-й глав I книги «Войны с персами», а также сходство характеристик данных историком шаху Хосрову (в «Войнах») и императору Юстиниану (в «Тайной истории» и – в завуалированной форме – в «Войнах», о чем см. ниже кн. II, гл. 5), позволяют, на наш взгляд, сделать вывод, что в глазах Прокопия, восстание в Константинополе, равно как и заговор в Ктесифоне, было вызвано страстью Юстиниана к нововведениям и его стремлением все привести в расстройство и беспорядок.

(обратно)

180

Употребляя древнюю римскую формулу senatus populusque, Прокопий подчеркивает общность судеб сената и народа и как бы противопоставляет их императору.

(обратно)

181

Οί δήμοι. По мнению А. Камерона, слово οί δήμοι является синонимом к слову ό δήμος, возникнув как результат развития, опрощения языка, одновременно с появлением аналогичных форм οί όχλοι и τά πλήδη. (Cameron Al. Circus Factions: Blues and Greens at Rome and Byzantium. Oxford, 1976. P. 29, 33). To, что Прокопий в данном случае имеет в виду самые широкие слои населения, сомнений не вызывает. Но поскольку Прокопий писал не на койне (хотя следы современного ему живого разговорного языка в его сочинениях имеются), думается, что историк употребил форму οί δήμοι не как простонародный вариант слова ό δήμος, а как особый термин, свидетельствующий о разделении народа на две большие группы. Иными словами, используя этот термин, историк имел в виду партии ипподрома: партии венетов (голубых) и прасинов (зеленых). Для обозначения их наряду со словом οί δήμοι существовал термин τά μέρη, о чем несколько ниже (24.5) свидетельствует и Прокопий. Относительно партий ипподрома, этой новой, и, по существу, основной формы социальных связей в городах ранней Византии см.: Чекалова А. А. Константинополь... С. 69 – 78.

(обратно)

182

Это утверждение Прокопия перекликается со свидетельством Марцеллина Комита, по словам которого в ходе мятежа 501 г. прасины, «обнажив мечи, обагрили себя кровью многих горожан, не пощадив своих друзей и близких» (Marcel. Com. Р. 95).

(обратно)

183

Речь идет о префекте города – Евдемоне (Malal. P. 473).

(обратно)

184

По всей видимости, имеется в виду тюрьма префектуры претория префекта города, первого здания, которое было подожжено восставшими (Malal. Р. 474). В Константинополе VI в. тюрьмы были в квартале Стратигий, Халке и других местах. Но, вероятно, тюрьма претория являлась, так сказать, главной; в одном источнике, правда, более позднего времени, слово «преторий» служит для обозначения тюрьмы (см. Janin R. Constantinople byzantine. P. 1964. Р. 165). Кроме того, Прокопий отделяет нападение на тюрьму от пожара в Халке (о ней см. ниже: коммент. 187), а тюрьма Стратигия в событиях января 532 г. вообще не упоминается. Так что, скорее всего, Прокопий в данном случае имеет в виду именно тюрьму претория префекта города. Историк, как уже отмечалось, обычно избегает употребления слов латинского происхождения, даже если речь шла об официальной терминологии. По всей видимости и при описании данного эпизода он предпочел ограничиться греческим словом δεσμωτήριον (предполагая, что всем ясно, о какой тюрьме идет речь), опустив явно латинское слово «преторий».

(обратно)

185

Храм св. Софии – деревянная базилика, находившаяся на том же месте и имевшая то же название, что и построенный Юстинианом после этого пожара один из величайших шедевров мировой архитектуры, – знаменитый собор св. Софии.

(обратно)

186

Бани Зевксипп – бани, построенные императором Севером. Этимологию этого названия византийские авторы объясняют по-разному. По сведениям Гисихия Милетского, название бань Зевксипп возникло по той причине, что они были расположены возле храма конного Зевса. (По всей видимости, речь идет о храме со статуей конного Зевса.) Иоанн Малала несколько иначе объясняет происхождение названия. Некогда на агоре древнего Византия, пишет хронист, находился памятник солнцу, на котором было написано: «Богу Зевксиппу». Так, поясняет Иоанн Малала, называли солнце фракийцы. Построечные на агоре бани Севера (сам памятник Север снес и заменил его статуей Аполлона, возведенной на акрополе – Janin R. Op. cit. P. 16), поэтому н стали называться Зевксипп (Malal. Р. 291 – 292; Chron. Pasch. P. 529; Janin R. Op. cit. P. 222 – 224). Иоанн Малала сохранил еще одно интересное свидетельство. Хотя, говорит он, Север, построив эти бани, приказал называть их банями Севера, жители города называли их Зевксиппом (не бани Зевксиппа, а просто Зевксипп). Это место «Хронографии» Иоанна Малалы поясняет высказывания других авторов, в которых после слова «бани» стоит не родительный падеж, а именительный – Зевксипп (бани Севера, но бани Зевксипп – В.Р. I. 24, 9; Cedr. P. 646 – 647; бани Севера по имени Зевксипп). Иоанн Лид, желавший, по-видимому, блеснуть знанием старины, относит понятие Зевксипп лишь к агоре древнего Византия, отмечая при этом, что она получила свое название от царя Зевксиппа, при котором будто бы мегарейцы переселились в Византий. Сами бани Иоанн Лид старательно именует так, как хотел этого построивший их страдавший подагрой император Север (Joan Lyd. III. 70). Бани являлись своего рода музеем редких произведений искусства. Здесь среди других многочисленных статуй находилась скульптура, изображавшая Гомера, настолько удачная, что тот казался византийцам живым (Cedr. Р. 646 – 647).

(обратно)

187

Имеется в виду вход в Большой императорский дворец – здание, крыша которого была покрыта позолоченной медью, откуда и произошло его название – Халка, а также прилегавшие к нему строения (χαλκεύς – медный).

(обратно)

188

Μεγάλαι στοαί – имеются в виду портики, окаймлявшие центральную улицу Константинополя – Месу. В ранневизантийских городах главная улица обыкновенно была вымощена мрамором и украшена с обеих сторон колоннадами. В портиках колоннадной улицы Месы, в той ее части, которая была расположена между Августеоном и форумом Константина (см.: коммент. 189), находились лавки наиболее зажиточной и влиятельной части торгово-ремесленпого населения города – ростовщиков и менял – аргиропратов (о них см. нашу статью в ВВ. 1973. Т. 34. С. 15 – 21).

(обратно)

189

форум Константина – вторая по важности после Августеона площадь города. На площади был сенат, несколько церквей, в центре ее находилась порфировая колонна, к которой примыкала часовня св. Константина.

(обратно)

190

Прокопий, стремясь создать общую картину восстания, соединил и сблизил во времени события нескольких дней. У другого современника событий, хрониста Иоанна Малалы, изложение восстания Ника начинается следующим образом: «В то же время в десятый индикт по вине каких-то злых демонов возник предлог для мятежа в Византии. Эпарх города Евдемон, взяв под стражу нарушителей порядка, принадлежавших к различным партиям, и допросив различных лиц, узнал от них имена семи человек, виновных в убийствах. Четырех из них он присудил к отсечению головы, а троих приказал повесить. После того, как их провезли по всему городу, их переправили на другую сторону [Золотого Рога]. Из тех, которых вешали, двое (причем один был венет, другой – прасин) упали, поскольку сломалась виселица. Увидев это, стоявший вокруг народ стал прославлять василевса. Услышав это, вышли монахи, обитавшие возле храма св. Конона, и увидели, что двое из повешенных лежат живые на земле. И отведя их к морю и посадив на судно, они переправили их в храм св. Лаврентия, где было безопасно. Эпарх города, узнав об этом, послал отряд солдат сторожить их там. Через три дня проходили конные ристания, называемые идами... Во время ристаний 13 января обе партии призывали василевса быть человеколюбивым. Они кричали до 22 байи (заезда), по не удостоились ответа. Когда же дьявол внушил им злую мысль, они начали кричать друг другу: „Человеколюбивым прасинам и венетам многая лета!“. И, прекратив игры, толпа в дружном единодушии покинула ипподром, дав друг другу пароль Ника, чтобы не примешались к ним солдаты или экскувиты. И так она бушевала. Когда же наступил вечер, они пришли в преторий префекта города, прося ответа относительно беглецов, находившихся в храме св. Лаврентия. Ответа не последовало, и они бросили огонь в этот преторий. И сгорел преторий, и Халка дворца до схол, и великая церковь, и общественный портик. А народ продолжал беспорядочно бушевать»... См. Malal. P. 473 – 474.

(обратно)

191

Возгласом νίκα зрители обычно приветствовали возничего, победившего в ристании (Cameron Al. Porphyrius the Charioteer. Oxford, 1973. P. 76 – 79). Возможно, болельщики и подбадривали им состязающихся во время заездов. Вместе с тем, нельзя исключить и того, что восставшие использовали греческое слово νίκα как своего рода протест против латинского tu vincas, которое являлось официальным приветствием императору со стороны войска и народа.

(обратно)

192

Имеется в виду одна из наиболее значительных личностей эпохи Юстиниана префект претория Востока Иоанн Каппадокийский. Это был человек низкого происхождения, сделавший блестящую карьеру благодаря незаурядному уму и редкостному проворству. Начав службу чиновником по финансовой части, он дошел до поста главы финансового ведомства префектуры претория, а затем с апреля 531 г. стал и самим префектом. Смещенный в ходе восстания Ника, он вскоре (в октябре 532 г.) был возвращен на этот пост префекта и занимал его до мая 541 г., когда был отстранен от должности в результате тонко сплетенной интриги императрицы Феодоры, которую он неоднократно поносил перед императором (см. ниже I. 25. 4 – 5). Иоанн дважды был почетным консулом и один раз ординарным (Guilland R. Recherches... P. 48). Он принимал самое непосредственное участие в формировании и в проведении в жизнь политики Юстиниана. Из более чем 170 новелл, изданных после 534 г., три четверти, адресованные по большей части непосредственно ему, относятся ко времени его пребывания на посту префекта претория Востока и лишь одна четверть – к остальным 25 годам, в ходе которых издавались новеллы. Серия административных реформ Юстиниана была подготовлена именно Иоанном Каппадокийским. Его влияние сказалось и на судьбе главного административного учреждения империи – возглавляемой им префектуры претория Востока. Ее судебное ведомство было сокращено, судопроизводство упрощено, латинский язык выведен из употребления. А между тем еще недавно именно юристы возглавляли префектуру претория, а знание латинского языка было одним из необходимых условий службы в префектуре Юстиниан же, регулярно испытывавший нужду в деньгах, крайне необходимых ему для осуществления его широких замыслов, хотя и заботился о кодификации права, пошел в данном случае на разрыв с традицией. Этот разрыв проявился уже тогда, когда он вместо юриста назначил на пост префекта Иоанна, мало смыслившего в законах, но хорошо разбиравшегося в налогах и финансах, Юстиниан чрезвычайно дорожил своим префектом и, в первую очередь, потому, что тот обладал поразительным умением выколачивать баснословные суммы денег из подданных. Иоанн не только умел полностью собирать налоги вместе с недоимками, но и постоянно изобретал новые средства для пополнения казны. Пп словам Псевдо-Захарии, Иоанн «грабил людей из разных сословий во всех городах, и знатных, и ремесленников, добывая таким образом в казну много золота» (Zach. IX. 14). Вымогательства Иоанна Каппадокийского вызывали всеобщее недовольство как среди жителей столицы, так и провинции (Ibid.; Joan. Lyd. III. 70). В своем описании восстания Ника Прокопий, по всей видимости, отразил общую враждебность населения к Иоанну.

(обратно)

193

Трибониан, родом из Памфилии, является одним из главных создателей Юстинианского «Свода гражданского права». Свою карьеру начал как адвокат префектуры претория. Должность квестора исполнял с октября 529 г. Получив отставку 14 января 532 г., Трибониан целиком занялся подготовкой второго издания «Свода гражданского права». В ноябре 533 г. он был назначен на пост магистра оффиций, зимой 534 – 535 гг. совмещал эту должность с постом квестора, который занимал до восстания Ника; затем, уступив должность магистра оффиций Гермогену, исполнял до самой смерти должность квестора (Stein Е. Histoire... Р. 405). Автор книги о Трибониане Т. Оноре склонен несколько скептически подходить к словам Прокопия о знаменитом квесторе Юстиниана. Вместе с тем, он вполне резонно отмечает, что «Войны» увидели свет еще при жизни Юстиниана, и по этой причине пассаж о Трибониане не мог быть явным преувеличением (Honoré T. Tribonian. L., 1978. Р. 53). Кроме того, известно, что, несмотря на то, что у него имелись законные наследники, Юстиниан конфисковал часть его имущества (H.a. XX. 17). Вполне возможно, что император рассматривал эту меру как своего рода наказание Трибиниану за взяточничество (Honoré T. Ор. cit. P. 53). Несмотря на значительную роль, которую Трибониан играл в государстве, он не был удостоен титула патрикия (во всяком случае, не имел его еще в 536 г.), что, по всей видимости, объясняется соперничеством, которое существовало между Иоанном Каппадокийским и Трибонианом и из которого Иоанн неизменно выходил победителем (Stein Е. Deux quosteurs de Justinien et l’emploi des langues dans ses nouvelles //Bulletin de la classe des lettrs de l’Academie royale de Belgique. 5 serie. 1937. XXIII. P. 369 – 371; Honoré T. Op. cit. P. 46, 58 – 59).

(обратно)

194

Фока, сын Кратера, патриций. Видный юрист (Nov. 82), входил в первую комиссию по изданию «Свода гражданского права». Принадлежал к высшей служилой знати. Был очень богат. В 529 г. был осужден по обвинению в язычестве (Malal. Р. 449). Назначение его на пост префекта претория Востока 14 января (это произошло на следующий после 13 января день – Malal. Р. 474 – 475), с одной стороны, являлось уступкой языческим кругам (представителям сенаторской аристократии и интеллигенции), преследование которых Юстиниан начал вскоре по приходу к власти (осенью 529 г.) (Malal. Р. 449), с другой стороны, означало возврат, хотя и весьма кратковременный, к традиции, согласно которой префектуру претория Востока возглавляли известные юристы. В изображении Прокопия и Иоанна Лида Фока является полной противоположностью Иоанну Каппадокийскому. Эти современники рисуют Фоку человеком мягким, с прекрасными манерами, великодушным и неподкупным. См.: Н.а. XXI. 6; Joan. Lyd. III. P. 72 – 76. Префектура Фоки продолжалась недолго: с середины октября 532 г. (поскольку империя испытывала нехватку в деньгах) пост префекта претория Востока вновь занял Иоанн Каппадокийский. В 542 г. судьба вновь столкнула двух этих людей. Иоанн Каппадокийский, сосланный в результате опалы, последовавшей в 541 г., в г. Кизик, был обвинен в убийстве местного епископа. Дело расследовалось специальной комиссией из пяти сенаторов, в состав которой входил и патрикий Фока. См.: Ех de ins. Р. 172 – 173. В 445 – 446 гг. во время очередного гонения на язычников, развернувшегося на этот раз по инициативе Иоанна Эфесского, Фока вынужден был покончить с собой. См.: Stein E. Histoire... P. 371.

(обратно)

195

Василид так же, как и Фока, входил в первую комиссию по изданию «Свода гражданского права». Принимая участие в составлении Кодекса Юстиниана, в отличие от Трибониана, подходившего к законодательству творчески (Honoré Т. Op. cit. Р. 53) и потому ограничивавшегося зачастую изложением точки зрения того или иного юриста, Василид цитировал древних юристов дословно (Honoré Т. Op. cit. Р. 236). Занимал в период составления свода пост префекта Иллирии и именовался бывшим префектом претория Востока, должность которого, вероятно, исполнял в правление Юстина I. В 531 – 532 гг. находился на посту магистра оффиций. Должность квестора, на которой он оказался в ходе восстания Ника, исполнял до конца 534 г., уступив ее Трибониану. Карьеру закончил магистром оффиций, пост которого занимал в 535 – 539 гг. (Stein E. Historie... P. 433; Guilland R. Recherches... P. 13). В эпилоге 22-й новеллы Юстиниана Василид назван магистром оффиций, консулом и патрикием. В качестве магистра оффиций ему адресована направленная на предотвращение мятежей 84 новелла об оружии.

Особняк Василида находился неподалеку от храма св. Софии (у ее восточной стороны). Квартал, в котором был расположен особняк этого сановника, носил его имя – τα Βασιλίδου и, по всей видимости, находился под его полным контролем, а, возможно, и целиком являлся его собственностью.

Одновременно с Иоанном Каппадокийским и Трибонианом был отстранен от должности и префект города Евдемон, а на его место назначен брат бывшего эпарха города Феодора – Трифон. См.: Chron. Pasch. P. 621.

(обратно)

196

Пятый день мятежа – 17 января (первый день мятежа – 13 января – Malal. Р. 474).

(обратно)

197

Об Ипатии см.выше I. 8. 2, и коммент.

(обратно)

198

Помпей – второй племянник императора Анастасия I, брат Ипатия. Консул 501 г., патрикии. В начале правления Юстиниана был послан с войском против персов, но поход оказался безрезультатным. См.: Malal. P. 442.

По свидетельству хронистов, 15 (или 14) января восставшие попытались выдвинуть па престол брата Ипатия и Помпея – патрикия Прова (Chron. Pasch. P. 622; Theoph. P. 184), также но отличавшегося никакими особыми талантами. О его миссии к гуннам см выше I. 12. 6, 9. Тот, однако, в страхе бежал из города. По мнению ряда исследователей, причастность Ипатия, Помпея и Прова к восстанию Пика означала тот несомненный факт, что династическая оппозиция являлась одной из причин восстания. Наши возражения см. в ВВ. 1971. Т. 32. С. 30 – 34.

(обратно)

199

По свидетельству «Пасхальной хроники», Юстиниан удалил из дворца не только Ипатия и Помпея, но и других сенаторов (Chron. Pasch. Р. 624).

(обратно)

200

Поведение Марии вполне вписывалось в тот стереотип идеального женского образа, который сложился в Византии в IV – VI вв. Кратко, по выразительно он был сформулирован Григорием Богословом: «Жена сидит дома и любит мужа» (PG. Т. 35. Col. 798). По всей видимости, именно так представлял себе идеальный женский образ и Прокопий.

(обратно)

201

Скорее всего, речь идет о сенаторах, изгнанных из дворца. О количестве причастных к восстанию Ника сенаторов и причинах, побудивших их примкнуть к народному движению, см. наши статьи в ВВ. 1971. Т. 32. С. 24 – 30; ВВ. 1972. Т. 33. С. 30 – 32.

(обратно)

202

Дворец Плакиллианы получил свое название по имени построившей его первой жены Феодосия Великого Элии Флациллы (Плакиллы). Находится он в западной части столицы – XI регионе (Janin R. Op. cit. P. 413).

(обратно)

203

Дворец Елены назывался по имени матери Константина Елены. Расположен был к западу от форума Аркадия (Janin R. Op. cit. Р. 355).

(обратно)

204

На первый взгляд, слова Оригена могут показаться отговоркой и даже предательством. Но то обстоятельство, что Ориген, по всей видимости, входил в число сенаторов, удаленных Юстинианом из Большого императорского дворца и, следовательно, был враждебно настроен по отношению к императору, дает возможность предположить, что он призывал превратить в центры восстания другие дворцы, считая подобные действия наиболее целесообразными. Так, очевидно, воспринимал это и Прокопий, который сразу же после речи Оригена весьма пренебрежительно отзывается о «толпе», привыкшей все делать в спешке, как бы противопоставляя благоразумного сенатора этой «черни» и Ипатию, которому не терпелось попасть в царскую кафисму (о ней см. ниже, коммент. 209).

(обратно)

205

По всей видимости, Ипатий отправился на ипподром по той причине, что именно здесь, в цирке, осуществлялась сакрализация императорской власти. Ему хотелось быть «законным» правителем, провозглашенным в том здании, где этого требовали обычаи того времени. В поведении Ипатия отчетливо проявилась психология византийского обывателя того времени, его стремление к соблюдению традиций и формальной обрядности.

(обратно)

206

Речь Феодоры, по-видимому, является реальным историческим фактом. Прокопий, вероятно, передал с достаточной долей достоверности не только решимость и отвагу императрицы, но и неотразимую убедительность ее слов. Вместе с тем речь, несомненно, была подвергнута литературной обработке. Подробнее см. выше нашу статью «Прокопий...» С. 439 – 440.

(обратно)

207

Слова Прокопия подтверждаются данными «Пасхальной хроники», где содержится упоминание о том, что часть схолариев и экскувитов отказалась защищать интересы императора (Chron. Pasch. P. 625). 17 января Юстиниан призвал в столицу подкрепления из близлежащих городов, но и они не смогли одолеть восставших (Chron. Pasch. P. 622). Как сообщает Феофан, в распоряжении Юстиниана было всего три тысячи солдат (Theoph. P. 184).

(обратно)

208

Мунд – вождь гепидов. Был союзником Теодориха, после его смерти перешел на службу империи и назначен стратилатом Иллирии (Маlal. Р. 450 – 451). В 531 г. получил должность стратилата Востока, хотя, по всей видимости, ее не исполнял (Stein E. Histoire... Р. 239; Rubin В. Das Zetalters... S. 289) Погиб во время войны с готами, пытаясь отомстить за смерть, своего сына Маврикия (B.G. I. 7, 5). По словам Прокопия, Мунд был исключительно предан интересам императора и очень сведущ в военном деле (B.G. 1.5, 2).

(обратно)

209

Речь идет об императорской кафисме, располагавшейся на восточной стороне ипподрома, примыкавшей к Большому императорскому дворцу. Здесь же находились места для окружения императора и членов сената. Основная масса зрителей располагалась на противоположной (западной) стороне ипподрома: прасины по левую сторону от императора, венеты – по правую (Маlal. Р. 351 – 352).

(обратно)

210

Мунд вышел из Большого дворца через расположенные в его западной части ворота из слоновой кости. Эти ворота находились внизу галереи Дафны, к ним и вела лестница, по форме напоминавшая улитку. Во времена Юстиниана это был единственный выход из западной части Большого дворца (Guilland R. Etudes de topographie de Constantinople byzantine. Berlin; Amsterdam, 1969. Т. 1. Р. 510).

(обратно)

211

Проникнуть в императорскую кафисму из дворца можно было двумя путями. Во-первых, по внутренней лестнице, которая вела в триклиний, находившийся непосредственно за кафисмой ипподрома и отделенный от нее медными дверями. Это был обычный путь, которым император направлялся в ипподром. Этим путем Велисарий пользоваться не стал, поскольку, вероятно, опасался, как бы, в случае неудачи, мятежники сразу не проникли в Большой дворец. Второй путь шел вначале через те же ворота слоновой кости, через которые вышел из Большого дворца Мунд. Далее он вел через двор Дафны к нижнему этажу и воротам дворца кафисмы ипподрома. Внутри этого дворца находилась лестница, по которой можно было подняться на второй этаж и далее через внутренний вестибюль добраться до императорской кафисмы (Guilland R. Etudes de topographie... P. 510). На этот путь и возлагал надежды Велисарий, но солдаты, находившиеся около дворца кафисмы ипподрома, не дали ему проникнуть туда.

(обратно)

212

О Халке см. выше, коммент. 187.

(обратно)

213

Велисарий вышел на Августеон, обогнул северную часть ипподрома и проник внутрь здания через ближайшие ворота в западной части ипподрома – так называемые ворота Антиоха (Guilland R. Etudes do topographie... P. 511 – 512).

(обратно)

214

Ворота Некра также находились на западной стороне ипподрома недалеко от ворот Аптиоха. Глика связывает название ворот Некра с той ужасной резней, которой закончилось восстание Ника (Glykas. P. 406). Но, по-видимому, ворота назывались так еще до Юстиниана и соответствовали воротам, через которые в древнем цирке выносили убитых.

Велисарий и Мунд проникли на ипподром с той стороны, где находилось больше всего людей. Это была наиболее ответственная часть общей атаки на восставших, связанных к тому же с известным риском. Западная часть ипподрома была обращена к городу, а не к Большому дворцу, и в случае поражения войска оказались бы отрезанными от дворца, им некуда было бы отступать. В разгроме восстания приняли участие и другие военачальники: Нарсес, сын Мунда Маврикий, Константиол и др. (Chron. Pasch. Р. 626). Нарсес ворвался на ипподром с северной стороны, остальные со стороны Большого дворца (Guilland R. Etudes de topographie... P. 513 – 515). Действия этих военачальников, несомненно, носили вспомогательный характер. Прокопий же, как это он обычно и делал, сосредоточил свое внимание на описании главного удара, к тому же это позволило ему поставить в центр повествования о разгроме восстания действия основного героя его «Войн» – полководца Велисария. По всей видимости, именно по этой причине Прокопий не упомянул о том, что еще до начала действий Велисария евнух Нарсес (см. о нем выше комм. 128), тайно выйдя из Большого дворца, раздал немало денег представителям партии венетов (Маlal. Р. 476), после чего среди единой до этого времени массы восставших вновь начались раздоры. По словам хрониста Иоанна Зонары, воины напали на скопившихся на ипподроме людей, «уже и восставших друг против друга» (Zonar. 155). По мнению Данлапа, именно Нарсес сыграл решающую роль в подавлении восстания (Dunlap A. S. The Office of the Grand Chamberlain in the Later Roman and Byzantine Empires. N. Y., 1924).

(обратно)

215

Вораид, брат видного военачальника Германа, известен, главным образом, благодаря своим столичным владениям – проастию (пригородному имению) на азиатском берегу Босфора и вилле в Константинополе, расположенной в квартале, получившем имя Вораида – τα Βοραίδου (Janin R. Op. cit. P. 304 – 305; Guilland R. Etudes de topographie... II. P. 98).

(обратно)

216

Юст – брат Германа и Вораида.

(обратно)

217

Иоанн Малала, автор «Пасхальной хроники» и Феофан дают цифру погибших в 35 тысяч (Malal. P. 476; Chron, Pasch. Р. 627; Theoph. P. 185), Иоанн Лид – 50 тысяч (Joan. Lyd. III. 70).

(обратно)

218

Внук Ипатия Иоанн через некоторое время оказался женатым на племяннице Юстиниана Прейекте (B.G. III. 31, 14 – 15) и таким образом был приближен к трону.

(обратно)

219

Юстиниан не только вернул подвергнутым опале сенаторам их прежние титулы и имущество, но и сделал ряд существенных уступок сенаторской аристократии в целом (Nov. 62).

(обратно)

220

По всей видимости, Трибониан умер от чумы, свирепствовавшей в Константинополе в 542 г. См.: Honoré Т. Ор. cit. О чуме см. ниже: Кн. II, гл. 22, 23.

(обратно)

221

Т. е. в 541 г. Интрига против Иоанна, о которой повествуется в этой главе, была, по всей видимости, сплетена зимой 540/541 г. во время его отсутствия в Константинополе, ибо тогда Иоанн путешествовал по городам Востока. См.: Stein Е. Histoire... Р. 481. Иоанн пребывал тогда на вершине своего могущества и даже снискал популярность у основной массы населения империи тем, что он изобрел фискальные мероприятия, направленные против высших сословий империи. См.: Joan. Lyd. III. 62.

(обратно)

222

После успешной войны с готами, завершившейся взятием Равенны в мае 540 г., Велисарий был отозван в Константинополь. В марте 541 г. он был направлен против Хосрова, тогда вторгшегося в Лазику. См.: В.Р. II. 14. 8.

(обратно)

223

Об Антонине см.: Н.а. I. 11 – 42 etc. и коммент. 4.

(обратно)

224

Т. е. короля покоренных вандалов Гелимера и короля завоеванного Велисарием королевства остготов – Витигиса.

(обратно)

225

Руфинианы – пригородное имение, некогда принадлежавшее префекту претория Востока 392 – 395 гг. всесильному временщику Руфину, по имени которого оно и было названо. Конфискованное после смещения Руфина, оно затем не раз переходило от одного вельможи к другому, пока не оказалось в VI в. во владения Велисария. См.: Pargoire J.//BZ. 1899. Bd. 8. S. 429 – 435; 458 – 461; 472 – 474.

(обратно)

226

В «Тайной истории» (II. 16) Прокопий добавляет, что Антонина не просто обманула Иоанна и его дочь, но убедила их, что у нее нет против них никакого коварного замысла, поклявшись при этом множеством клятв из тех, что считаются у христиан самыми страшными.

(обратно)

227

Т. е. препозита священной спальни Нарсеса.

(обратно)

228

Маркелл имел чин комита экскувитов. По свидетельству современников, это был человек угрюмый, но честный и справедливый. См.: B.G. III. 32. 23.

(обратно)

229

Город Антиной был построен императором Адрианом (117 – 138) в честь своего любимца Антиноя. Город находился на границе Среднего и Нижнего Египта на правом берегу Нила.

(обратно)

230

В «Тайной истории» Прокопий рассказывает, как усилиями императрицы Феодоры четыре года спустя после ссылки Иоанна были найдены два молодых человека, которым предстояло свидетельствовать против бывшего префекта по делу убийства кизикского епископа Евсевия. Однако один из них никак на это не решался, и усилия Феодоры оказались тщетны. См.: Н.а. XXVII. 41 – 44.

(обратно)

231

Т. е. в 537 г. См.: Rubin В. Das Zeitalter... S. 322.

(обратно)

232

Анастасий впоследствии (539 г.) был отправлен послом к Хосрову. См.: В.Р. II. 4. 16, 26; 5. 27; 9, 10,

(обратно) (обратно)

Книга вторая

1

В промежутке между первой и второй войной с Ираном Византия при Юстиниане завоевала королевство вандалов и добилась существенных успехов в войне с остготами, покорив юг Италии и взяв Рим.

(обратно)

2

Здесь как причину войны Прокопий выдвигает зависть Хосрова к славе Юстиниана. В «Тайной истории» он утверждает, что все поводы к войне с персами подавал сам Юстиниан. См.: Н.а. XVIII. 28. Хосрова, надо полагать, в самом деле беспокоили успехи византийского оружия, а также оживленная строительная деятельность, предпринятая Юстинианом на границе с Ираном. Однако скорее всего Хосров лишь прекрасно воспользовался ситуацией, ибо византийский император, стремившийся к завоеваниям на Западе, не имел возможности разместить достаточно войска на Востоке.

(обратно)

3

Иранская версия также называет поводом к войне спор между арабами, тем не менее, всю вину, как того и следовало ожидать, возлагает на Аль-Харита (Арефу). См.: Nöldeke – Tabari. Р. 238 – 239.

(обратно)

4

Страта – укрепленная дорога южнее Пальмиры. Она была как торговой, так и стратегической артерией, являясь частью сирийского лимеса Страты Диоклетианы, проходившего от Босры (недалеко от Иерусалима) до Евфрата и соединявшего кольцо крепостей и укреплений.

(обратно)

5

Стратигий – комит священных щедрот 533 – 538 гг. Он был сыном того самого Апиона, который во время войны с Ираном в 503 г, был назначен главным интендантом византийской армии. См.: Кн. I. 8. 5. Стратигий исполнял ряд важных поручений при Анастасий и Юстиниане; имел сан патрикия. См. Nov. XXII, CV.

(обратно)

6

Об Юлиане и его посольстве см. выше кн. I. 20. 9.

(обратно)

7

В отношении Страты со стороны Стратигия, занимавшегося финансовой и вообще гражданской деятельностью, и военного мужа Сума отразились различные точки зрения тех или иных слоев византийского общества на эту пограничную зону. Юстиниан же, по всей видимости, пытался дипломатическими способами отвратить ненужный ему военный конфликт с Ираном.

(обратно)

8

Показательно, что Прокопий не отрицает попыток Юстиниана склонить на свою сторону Аламундара и гуннов. А в «Тайной истории» он прямо упрекает императора в подобных действиях. См.: Н.а. XI. 12. Между тем, на наш взгляд, это еще одно свидетельство дипломатических усилий Юстиниана не допустить войны Византии с Ираном.

(обратно)

9

Витигис – король остготов 536 – 540 гг.

(обратно)

10

Посольство имело место весной 539 г. Сведения о нем, по всей видимости, были почерпнуты от одного из послов, который был впоследствии схвачен византийцами в строго допрошен. См. ниже: II. 14. 12.

(обратно)

11

Критика в адрес Юстиниана в речи лигурийских послов весьма близка к той, что содержится в «Тайной истории». См.: Н.а. XI. 1 – 13; XIV. 1 – 14; XVIII. 1 – 30 etc.

(обратно)

12

Сравнение Юстиниана с Киром и Александром проведено, конечно же, для того, чтобы сгладить критикуй адрес императора.

(обратно)

13

О Симеоне и Фарангии см. выше: кн. I. 15. 18, 27 – 28. Деревни, подаренные Юстинианом Симеону, находились, видимо, в долине реки Акампсий (Чорох). См.: Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана. Ереван, 1971. С. 26, 62.

(обратно)

14

Амазасп был правителем провинции Внутренней Армении, которым он был назначен после заключения мира в 532 г. См: Адонц Н. Указ. соч. С. 175.

(обратно)

15

Акакий стал правителем Внутренней Армении до 18 марта 536 г. В 536 г. эта провинция получила статус проконсульской. Столицей ее был город Юстинианополь (прежде Вазан или Леонтополь, ныне – Цумина). См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 174. Сын Акакия Адолий оказался впоследствии в Константинополе в должности силенциария, затем в 542 г. принимал участие в войне с персами. См.: В.Р. II. 21. 2.

(обратно)

16

Восстание против Акакия имело место около 538 г. Решающую роль в нем сыграли отпрыски царского рода Аршакидов. Причиной восстания явились притеснения армян со стороны центральной власти, стремление поставить занимаемые ими области под жесткий контроль. Немаловажную роль, по всей видимости, сыграли и попытки приспособить патриархальное хозяйство Армении к денежному, а также вмешательство Юстиниана в брачное и наследственное право армян, расшатывающее их древние обычаи и устоявшееся право.

(обратно)

17

Речь, надо полагать, идет об одном из влиятельных нахарарских родов – Аспетуни. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 259, 263, 290, 417.

(обратно)

18

Этот Артаван из рода Аршакидов и совершил убийство Акакия. Тем не менее впоследствии он оказался на службе в византийской армии и принимал участие в войне с вандалами и готами. Он обладал большой популярностью в Константинополе, и, когда овдовела племянница Юстиниана Прейекта (см. ниже: B.V. II. 24. 3; 26. 33), он вознамерился жениться на ней. Этому, однако, воспрепятствовала императрица Феодора, поскольку, как выяснилось, у Артавана уже была в Армении жена. См.: B.G. III. 31. 1 – 14. В силу этого Артаван оказался втянутым в неудачный заговор против императора. См.: B.G. III. 31. 15; 32. 1 – 53.

(обратно)

19

Васак принадлежал к знатному роду Мамиконидов. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 125.

(обратно)

20

Посольство имело место в 539 г.

(обратно)

21

Династия Аршакидов (Аршакуни) была младшей ветвью парфянской династии Аршакидов. Основана Тиридатом I ( 66 – 88 гг.).

(обратно)

22

Речь армянских послов, как и послов Витигиса, пестрит общими местами из «Тайной истории», что является веским свидетельством в пользу того, что замысел ее был уже готов в то время, как создавались «Войны». Литературным образцом при написании речи армян послужили речь Агриппы (Иосиф Флавий. Иудейская война. II. 16) и один из пассажей «Истории» Тацита (I. 2 – 11). Метод же «географического обзора» заимствовав, по-видимому, у Аппиана.

(обратно)

23

Утверждение власти Велисария над Италией являлось, вероятно, предметом тайного вожделения Прокопия. См.: Rubin В. Prokopios von Kaisareia. Stuttgart, 1954. Kol. 108.

(обратно)

24

Ср.: De aed. IV. 3. 21 – 22.

(обратно)

25

Имеется в виду Херсонес Фракийский.

(обратно)

26

Сист и Авидос – расположенные друг против друга города ва берегах Геллеспонта.

(обратно)

27

Событие имело место в 540 г.

(обратно)

28

См. выше: кн. I. 26. 8.

(обратно)

29

Речь Юстиниана представляет собой образчик дипломатического славословия, где слова расходятся с действительностью.

(обратно)

30

Тринадцатый год закончился 1 апреля 540 г.

(обратно)

31

Этим же путем шел Аламундар в 531 г.

(обратно)

32

В трактате «О постройках» Прокопий сообщает, что Киркесий, основанный еще Диоклетианом и представлявший собой и без того ненадежное укрепление, ко времени Юстиниана пришел в совершенный упадок. Юстиниан восстановил и перестроил прежнее укрепление и вдобавок возвел еще одну стену со стороны Евфрата. См.: De aed. II. 6. 1 – 8.

(обратно)

33

Речь идет о Септимии Оденате, правителе Пальмиры ок. 261 – ок. 267 г. В 262 г. он одержал важную победу над персами, после того как те в 260 г. разгромили легионы императора Валериана, самого его захватили в плен и заняли большую часть Римской Сирии. Оденат, побив персов, гнал их до самого Ктесифона. В благодарность римляне провозгласили его императором всего Востока и принцепсом Пальмиры. Кроме того, Оденат был объявлен командующим всеми римскими легионами в Азии. Таким образом Оденат получил волную власть над Сирией, Аравией и даже Арменией. Пальмира стала первым городом в Азии, столицей Ближнего Востока. В 266 г. Оденат одержал еще одну победу над персами. Вскоре, однако, по наущению Рима, опасавшегося его слишком возросшего влияния, принцепс Пальмиры был убит в Эмесе в 266 или 267 г.

Септимия Зиновия (Зубайдат), о которой Прокопий говорит лишь как о жене Одената, оказалась не только красивой, но умной и энергичной женщиной. После смерти Одената она взяла власть в Пальмире в свои руки. Армия Пальмиры встала на ее сторону, а римские гарнизоны бежали ва сирийских городов. Три года пальмирцы боролись с мощной армией Рима, наконец, в 272 г. армия Зиновии потерпела решительное поражение под Эмесой, где шесть лет назад был убит муж царицы. Саму Зиновию, закованную в золотые цепи, правели во время триумфа перед колесницей императора. Свою жизнь поверженная царица завершила в Риме, будучи уже матроной. Согласно одному позднему источнику, она вышла замуж за некоего римского сенатора. См.: PLRE. I. Р. 638 – 639; 990 – 991.

(обратно)

34

Сурон (Сура). В трактате «О постройках» Прокопий следующим образом пишет об этом городе: «За Зиновией расположен город Сурон, лежащий на берегу Евфрата; укрепления его пребывали в таком заброшенном и полуразрушенном состоянии; что при нападении Хосрова он оказался не в состоянии сопротивляться даже в течение получаса, но тотчас же сдался персам». См. De aed. II. 9. 1.

(обратно)

35

Буквально: чистые хлеба.

(обратно)

36

Сергий, принадлежавший некогда к преторианской гвардии, стад христианским мучеником и принял смерть в этих местах в период правления Максимина Дай (305 – 313). Прежнее название Сергиополя – Ресафа.

(обратно)

37

Т. е. от Средиземного моря до Евфрата.

(обратно)

38

Вуза находился в Иераполе, где проходила тыловая линия укреплений на Востоке.

(обратно)

39

Σύν δορύβω πολλώ. Переводим это место буквально, так как, по, всей видимости, здесь, как и в других местах этой книги (например, в описаниях действий Вузы), звучит неприкрытый сарказм. В данном случае он заключается в том, что шума было много, а войска фактически нет.

(обратно)

40

Τόν άνεψι ν... Невзирая на то, что это слово означает именно «двоюродный брат», X. Девинг и О. Фей переводят его, следуя традиции, как «племянник». См.: H.W.I. Р. 309; W. III. P. 241. См., однако, убедительные доказательства X. Калленберга: Kallenberg В. Germanus Justinians Vetter, nicht Neffe // Berliner Philologischen Wochenschrift. 1915. Bd. 35. S. 991 – 992; Ср.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. Paris; Bruxelles; Amsterdam, 1949. Т. 2. Р. 222. N. 3.

(обратно)

41

Об укреплениях Антиохии см.: De aed. II. 10. 1 – 12.

(обратно)

42

Г. Дауни отождествляет Орокосиаду с южной частью горы Сильпий, возвышавшейся у Антиохии. См.: Downey G. A History of Antioch in Syria: from Seleucus to the Arab conquest. Princeton. 1961. P. 549. N 196.

(обратно)

43

Рассказ Прокопия, вероятно, основан на отчёте самого Германа. Хронист же Иоанн Малала, выходец из Антиохии, сообщает, что Герман вместо того, чтобы готовиться к защите города, скупал у его жителей серебро по две или три номисмы за либру (Маlal. Р. 480) при нормальной стоимости либры серебра в 12 номисм. См.: Downey G. The Persian Campaign in Syria in A. D. 540 //Speculum. 1953. Vol. 28. P. 346. Впрочем, ряд исследователей считает, что Герман скупал серебро для казны, в частности и для того, чтобы отдавать его персам, предпочитавшим брать выкуп с городов серебром. См.: Stein E. Op. cit. Р. 489, 426. N 1; Rubin B. Das Zeitalter... S. 509; Аnm. 1027.

(обратно)

44

Вероя (Бероя) – современный Халеб (Алеппо). Старинный восточный город Халаб, столица древнего государства Яхмада, располагавшегося на территории Сирии. Город находился между Антиохией и Иераполем.

(обратно)

45

Епископ Верой Мегас, вероятно, оказался здесь не случайно, поскольку Антиохия как главный город Востока являлась и главной штаб-квартирой восточных войск. Мегас и явился туда, видимо, для того, чтобы просить помощи и совета перед лицом нависшей над его родным городом опасности.

(обратно)

46

Прокопий называет Хосрова невеждой, а между тем этот государь имел склонность к наукам, особенно к медицине, и даже основал снискавшую себе большую славу медицинскую академию. Кроме того, он покровительствовал литературе и истории, охотно окружал себя греческими законоведами и любил показывать себя знающим греческий язык и читающим Платона. Едва ли об этом не было известно Прокопию, и все же в его глазах Хосров был неотесанным жестоким варваром, поскольку, по понятиям византийского аристократа духа, образование не задело главного в шахе – его души. Показательно, что и здесь облику Хосрова соответствует образ Юстиниана, одного из образованнейших людей своего времени, которого Прокопий также порицает за невежество См.: H. a. XIV. 2 – 3.

(обратно)

47

Стены Иераполя были укреплены уже при Юстиниане. До этого, по словам Прокопия, город был совершенно заброшенным и предоставленным на волю всякому, желавшему на него напасть. См.: De aed. II. 9.12 – 13.

(обратно)

48

Учитывая быстроту, с которой продвигался Мегас, можно почти с уверенностью заключить, что он был сравнительно молодым и чрезвычайно деятельным человеком, что, впрочем, являлось характерной чертой многих епископов ранней Византии. Нередко избираемые из местной аристократии, они играли важную роль как во внутренней жизни города, так и в его отношениях с имперской властью, а то и с вторгшимся врагом. «Война с персами» Прокопия не раз позволяет нам убедиться в этом.

(обратно)

49

Упрек в мелочной скупости характерен для взглядов солдата и политика, не учитывавшего в данном случае жизненно важных интересов жителей города. См.: Downey G. Ephraemius, Patriarch of Antioch // Church History. 1938. Vol. 7. P. 364 – 370.

(обратно)

50

Этот Иоанн был сыном известного посла Руфина, заключавшего Вечный мир с персами. См. выше: кн. I. 22. 1 – 17. В Византии, как мы видим, существовали целые посольские династии.

(обратно)

51

Юлиан – одно и то же лицо, что и брат Сума, посол к эфиопам в 526 – 527 гг. Тогда, по словам Феофана, он был (μαγιστριανός, т. е. agens in rebus, теперь же более десяти лет спустя он имел чин a secretis, т. е. принадлежал к высшему разряду императорских секретарей. О должности a secretis, учрежденной лишь в VI в. и пришедшей на смену посту референдариев, см.: Kazhdan A. Asekretis // Oxford Dictionary of Byzantium/Ed. A. Kazhdan. Oxford, 1991. Vol. 1. P. 204.

(обратно)

52

Послы, по всей видимости, имели указание от императора Юстиниана приостановить спонтанный выкуп, осуществляемый отдельными городами, что наносило немалый ущерб казне и существовавшей дипломатической практике. Кроме того, им, надо полагать, было известно, что на помощь Антиохии направляются войска с южной границы. Эти войска прибыли перед самым появлением персов у Антиохии и, учитывая время и расстояние, которое им пришлось покрыть, исследователи считают, что приказ двинуться к столице Востока им был дан либо в тот же самый момент, когда из Константинополя отправлялись послы, либо чуть позже. См.: Downey G. The Persian Campaign... P. 345.

(обратно)

53

Ефремий из Амиды, прежде чем стать патриархом Антиохии (527 – 545), дважды исполнял должность комита Востока (522/523 и 526). По словам церковного историка VI в. Евагрия, именно по инициативе своего патриарха жители города захотели откупиться от Хосрова, дабы избежать трагической участи для себя и для Антиохии. См.: Euagr. IV. 25. Такое же впечатление создается и из утверждения Прокопия. Во всяком случае, Ефремий активно поддерживал этот план, за что против него и было выдвинуто обвинение, и то ли по необходимости, то ли из предосторожности патриарху пришлось покинуть город.

(обратно)

54

Прокопий не говорит о причинах, по которым Герман удалился из Антиохии. Вполне вероятно, что, не видя возможности защитить город, ибо никакой существенной военной силы в городе пока не было, а из Константинополя, по его сведениям, подмога даже и не предвиделась, царственный родич попросту дезертиром вал из города.

(обратно)

55

Жест Хосрова, помиловавшего жителей Верои по просьбе епископа Мегаса, свидетельствует об огромном влиянии священнослужителей, преодолевавшем пределы государств и религий.

(обратно)

56

Выше (В. Р. II. 6. 22 – 23) историк упомянул, что Павел вырос в Антиохии. По-видимому, именно этим и объясняется особая ненависть, испытываемая к нему жителями города, не желавшими прощать ему измены.

(обратно)

57

Эти юноши (см. также ниже: § 17) и есть те самые стасиоты, о которых Прокопий рассказывает в «Тайной истории» (VII. 1.сл.).

(обратно)

58

С горы персы во главе с Шапуром I взяли Антиохию и в середине III в. См.: Downey G. A History... P. 255 – 257. Но тогда город был взят в результате предательства. Ср.: Amm. Marc. XXIII. 5. 3.

(обратно)

59

Дафна – одно из красивейших предместий Антиохии, известное своей прекрасной рощей, источниками, театром, храмом Аполлону, стадионом и другими великолепными постройками.

(обратно)

60

Насыщенное и живое изложение Прокопием осады персами Антиохии создает впечатление рассказа очевидца. Однако историк, находившийся тогда при Велисарии (скорее всего еще в Италии), не был в эти трагические дни в городе на Оронте. Но, конечно, он бывал в Антиохии не раз и прекрасно знал топографию города. Поэтому, пользуясь официальными докладами и устными свидетельствами, он легко смог реконструировать детали осады, а дар писателя помог создать ему истинный историко-литературный шедевр.

(обратно)

61

О Завергане см. выше: В. Р. I. 23. 25 – 26.

(обратно)

62

Ср. высказывания о Юстиниане в «Тайной истории» (VIII. 24 – 25; XXVII. 1 – 2 etc.).

(обратно)

63

Речь идет о Великой церкви – октагональном здании, отличавшемся необычайными размерами и красотой. Ее постройка начата была Константином I и завершена при его сыне – Констанции II. Храм являлся главным памятником христианской Антиохии. По словам Евагрия, церковь была особенным образом украшена патриархом Ефремием в надежде на то, что персы, взяв сокровища, пощадят самое здание. См.: Euagr. IV. 25.

(обратно)

64

Кератий – южный еврейский квартал Антиохии. Часть города между Кератием и другими кварталами пострадала в результате землетрясений 526 и 528 гг. и поэтому обезлюдела. См.: Downey G. A. History... P. 544 and N. 179.

(обратно)

65

Храм находился примерно в трех километрах от города, но неизвестно точно, в каком именно месте. К храму примыкали постройки, в которых останавливались приезжие посетители. Однажды здесь даже проходил небольшой поместный собор. См.: Downey G. A History... P. 544 – 549 and N. 180.

(обратно)

66

Речь послов, по-видимому, является образчиком посольских речей, отнюдь не соответствующих действительности, но насыщенных высокопарными фразами, содержащими бессмысленные угрозы и обвинения.

(обратно)

67

Ср. выше В. Р. II. 1. 13 – 15. Прокопий еще раз возвращается к этой теме, что лишний раз свидетельствует о том, что он разделял эти обвинения в адрес Юстиниана.

(обратно)

68

Ср.: Н. а. XI. 5 – 7.

(обратно)

69

Жертва Солнцу и купание в море – это символическое религиозное празднование иранским шахом прибытия к Средиземному морю. Хосров совершил жертву в качестве главного священнослужителя культа Ахурамазды.

(обратно)

70

Наряду с Антиохией, Селевкией и Лаодикеей, Апамея входила в число четырех «сестер-городов», построенных Селевкидами См.: Downey G. A History... P. 54. Им отводилась важная роль в обеспечении господства греков и македонян над завоеванной территорией.

(обратно)

71

Жертва нимфам в предместье Антиохии Дафне имела большое значение как демонстрация религиозной терпимости Хосрова в противовес нетерпимости Юстиниана, закрывшего языческую школу в Афинах в 529 г. Языческие философы этой школы нашли приют при дворе персидского шаха, привнося знание классической культуры в Иран.

(обратно)

72

Квартал Тритон, по мнению Г. Дауни, также находился в Дафне. В Антиохии было всего три храма, посвященных Архангелу Михаилу, два из них располагались в Дафне. См.: Downey G. A History... P. 545, 563; Rubin В. Prokopios... Kol. 114.

(обратно)

73

См. ниже: II. 13. 16 – 29.

(обратно)

74

См. ниже: В. Р. II. 21. 30 – 32.

(обратно)

75

Имеется в виду, что Юстиниан покровительствовал факции венетов (голубых). См.: Н. а. VII. 1. О факциях ипподрома см. также: Книга 1.24.2. и коммент.

(обратно)

76

Халкида находилась примерно в 15 километрах к западу от Верои. Была укреплена Юстинианом уже после этого похода Хосрова. См.: De aed. II.ll.l.

(обратно)

77

Варвалис – крепость на берегу Евфрата, расположенная примерно на той же параллели, что и Халкида. (Местечко Овваны находилось в километре от нее). Следовательно, до этого места Хосров двигался прямо на восток; затем, как явствует из изложения Прокопия, его маршрут лег на север, к городу Эдессе.

(обратно)

78

Топарх – буквально: глава (архонт) местности.

(обратно)

79

Далее следует экскурс об Авгаре, написанный, по всей видимости, на основе существовавшей в Эдессе легенде. Как показали современные исследования, Авгар легенды – это Авгар IX Бар Ма‘ну, правивший в Эдессе в 179 – 214. В сказании, однако, Авгар IX отождествлен с Авгаром V Укомой (4 – 7 и 13 – 19 гг. н. э.). См.: Rubin В. Prokopios... Kol. 115 – 116.

(обратно)

80

Римский император Октавиан Август (48 г. до н. э. – 14 г. н. э.). Реальный Авгар, однако, посетил в Риме не Августа, а Септимия Севера, что имело место в 202 г.

(обратно)

81

Эта часть экскурса (§ 8 – 19) представляет собой литературную обработку Прокопием местной устной традиции. Следующая его часть (§ 20 – 25) находится в зависимости от «Церковной истории» Евсевия Кесарийского (1.13) или общего с ней источника. Смысл легенды об Авгаре – совместить по времени Авгара IX – первого христианского правителя Эдессы – с первым римским императором Октавианом Августом, открывшим в истории Рима новую эру, и основателем новой религии Иисусом Христом и таким образом поднять авторитет Эдесского царства и его церкви.

Легенда об Авгаре известна была и Иешу Стилиту, который утверждал, что благодаря «вере царя и справедливости его обитателей древних времен, этот город был достоин подучить благословение Господне» (Ch. 36).

(обратно)

82

В самом деле Евсевий, например, не упоминает об этой приписке к письму. Вместе с тем, легенда об этой приписке возникла еще до того, как создавал свое сочинение Прокопий. Во всяком случае, о «нерасторжимом слове Христа» было известно уже Иешу Стилиту. См.: Josh. Styl. Ch. 58.

(обратно)

83

Прокопий, по всей видимости, собственными глазами видел эту надпись на городских воротах.

(обратно)

84

Сын Авгара IX – Авгар X. См.: RE. Bd. I. Col. 95.

(обратно)

85

Пропуск, имеющийся в данном параграфе, содержал, по мнению И. Хаури, пассаж о разливе реки Скирт. Намек на это содержится в трактате «О постройках», где одновременно рассказывается и о восстановительных работах в городе по ликвидации последствий этого страшного бедствия. См.: De aed. II. 7. 2 – 9; Haury J. Prokopiana. Augsburg. 1981, S. 18 f.

(обратно)

86

Ср. сходный рассказ Иешу Стилита, повествующий о безуспешной попытке Кавада взять в 503 г. «хранимую Богом» Эдессу. См.: Josh. Styl. Ch. 58 – 63. Ср. также: В. Р. II. 26.

(обратно)

87

Вуза, возможно, действовал в соответствии с указаниями Юстиниана, который был против того, чтобы «богатство римлян переправлялось варварам». См.: Н. а. XII. 9.

(обратно)

88

Карры – небольшой городок к юго-востоку от Эдессы, совр. Харран.

(обратно)

89

Имеется в виду язычество. Отказ Хосрова от выкупа у сторонников язычества находится в том же ряду его поступков, что и жертвоприношение нимфам. Возможно, эти поступки имели целью подогреть внутреннюю оппозицию в Византии и таким образом осложнить ситуацию в империи. Источником сведений об этом событии, видимо, послужили донесения приверженцев христианства, не исключено, что и лиц духовного звания.

(обратно)

90

Рассказ о Каваде в действительности относится к событиям, описанным в I книге (гл. 7 – 9). Однако для оживления повествования Прокопий вставил его в эту главу.

(обратно)

91

Мартин – полководец, принимавший участие в войнах в Африке и Италии. Тотчас же после возвращения из Италии был направлен на Восток. В 543 г. после опалы Велисария получил пост магистра милитум Востока. См.: Н. а. IV. 13.

Мартин, по всей видимости, оказался в Даре (так же, как в Вуза в Эдессе – см. 13.6) не случайно. Византийцам был ясен маршрут Хосрова и, не дав ему овладеть Дарой, они тем самым не позволили ему отклониться к северу.

(обратно)

92

О постройке города Антиохии Хосрова, в обиходном языке Румаган (город греков) или Сад Хосрова, сообщают и многие другие источники. См., например, Nöldeke – Tabari. P. 165 f.; Joan. Lyd. III. 54; Mich. Syr. IX. 24 etc. Город был построен по образцу Антиохии с использованием мрамора и мозаик, доставленных из Сирии. Руины его сохранились и по сей день. См.: Christensen A. L’Iran... P. 386 – 387. Насильственное переселение византийцев, вероятно, служило экономическим целям и культурному развитию Ирана, который испытывал нужду в разного рода ремесленниках, мастерах и художниках. Примером для переселения антиохийцев послужил угон шахом Кавадом жителей в 503 г См: Josh. Styl. Ch. 58.

(обратно)

93

Имеется в виду землетрясение в мае 526 г. Землетрясения были одним из частых и страшных бичей Византии. Сообщение Прокопия об антиохийском землетрясении 526 г., так же как и упоминание об урагане в Дафне в эпоху Анастасия, свидетельствует о хорошем знании Прокопием событий в Антиохии.

(обратно)

94

Отзыв Велисария из Италии был, по всей видимости, вызван не столько военной обстановкой на Востоке, сколько недоверием Юстиниана к своему полководцу, которого, по слухам, даже обвиняли в попытке учинить тиранию. Ср.: В. Р. II. 3.52.

(обратно)

95

Валериан – видный полководец, участвовал в войне с готами. С 541 г. – магистр милитум Армении.

(обратно)

96

Король готов Витигис после доставки в Константинополь и унижений, выпавших на долю плененного короля, получил сан патрикия и поместье на Востоке, мирно скончавшись в 542 г. См.: Stein Е. Ор. cit. P. 368.

(обратно)

97

Иоанн по прозвищу Троглита – дукс Месопотамии, один из лучших воинов эпохи Юстиниана; принимал участие в борьбе с маврусиями и был воспет поэтом Кориппом. См.: В. V. II. 17.6, 16; 28, 45. Coripp. I. 110 – 124.

(обратно)

98

О Лазике см. выше: коммент. 90 к кн. I.

(обратно)

99

К знакам власти, которые получил, например, в 522 г. царь лазов Цафий, принадлежали: белая хламида (плащ) с изображением императора Юстина, белый шелковый хитон и диадема. См.: Theoph. Р. 168 – 169. Ср.: В. V. 1.25.7.

(обратно)

100

См. выше: В. Р. I. 12.4 – 12.

(обратно)

101

О Петре см. также: I. 12.9 – 14. Возможно, именно этот Петр донёс на Велисария, о чем сообщает Прокопий в «Тайной истории» (IV. 4).

(обратно)

102

Ср. характеристику приближенных Юстиниана, данную Прокопием в «Тайной истории» (XXI. 20 – 25).

(обратно)

103

Пéтру исследователи обычно отождествляют с современным Цихисдзири. См.: Леквинадзе В. А. О постройках Юстиниана в Западной Грузии // ВВ, 1973. Т. 34. С. 174. В последнее время, однако, Г. К. Григолия выступил с критикой этой точки зрения и предложил локализовать крепость Петру на территории современной Турции, возле порта Хопы. См.: Григолия Г. К. Вопросы локализации городских центров (Петра) древней Колхиды // Сборник исторической географии Грузии. Тбилиси, 1989. Т. 7. С. 81. Но поскольку Прокопий в «Войне с готами» сообщает, что Петра находилась на расстоянии одного дня пути (ок. 37 км) к северу от Апсара, расположенного у устья Акампсия, и южнее реки Фасис (Риони) (См.: В. G. IV, 2.21,29), предложенная Г. К. Григолия локализация Петры, с нашей точки зрения, не может быть принята. Ср.: Seibt W. Westgeorgien (Egrisi, Lazica) in frühchristlicher Zeit // Die Schwarzmeerküste in der Spätantike und im Mittelalter. Wien, 1992. S. 142 – 143 und Anm. 29. Об ошибочном отождествлении Прокопием в «Войне с персами» Фасиса с Акампсием, на чем, собственно, и строится гипотеза Г. К. Григолия, см. выше: коммент. 126 к 1-й книге «Войны с персами».

(обратно)

104

О монополиях в Византии. Ср.: С. J. IV.61.11; Н. а. XX. 2,4,5; XXV. 8 – 10; XXVI. 36.

(обратно)

105

Имеется в виду 522 г., когда лазы приняли христианство.

(обратно)

106

В этом параграфе по существу указана основная причина борьбы за Лазику – стремление Ирана получить выход к Черному морю с тем, чтобы обрести возможность вторгаться во внутренние пределы Византийской империи. Ср.: Agath. II. 18.

(обратно)

107

Приводя эту речь Велисария, Прокопий, по-видимому, стремится оправдать полководца за тяжкие поражения в будущем, возлагая ответственность за них на всех остальных военачальников. Впрочем, речь отражала реальное положение стратига, который больше не был самодержавным полководцем (στρατηγός αύτοκράτωρ), а лишь первым среди равных. Показательно в этом смысле его обращение к другим военачальникам – συνάρχοντες. Речь пестрит извинениями Велисария и, вполне возможно, именно поэтому она была исторически достоверна. Военные приготовления византийцев шли параллельно с подготовкой к войне персов. Этот параллелизм подчеркивается утаиванием персами своих приготовлений (§ 5) и описанием совещания в Даре. Последнее имело также цель подчеркнуть недостаток военных сил и таким образом лишний раз оправдать Велисария.

(обратно)

108

События имели место в 541 г.

(обратно)

109

См. выше: коммент. 103.

(обратно)

110

Пéтра – по-гречески означает «скала».

(обратно)

111

Рассказ об осаде Петры Хосровом, как и многие другие описания Прокопия, производит впечатление рассказа очевидца. В действительности же историк в это время в Петре не был и писал скорее всего на основе официальных донесений.

(обратно)

112

Сисавранон находился к востоку от Нисибиса на расстоянии 20 км от нее. Идентичен с Sarbane Певтингеровых таблиц.

(обратно)

113

Этот Иоанн также участвовал в доносе на Велисария. См.: Н. а. IV. 4.

(обратно)

114

О взятии крепости Сисавранон упоминается и в «Тайной истории». См.: Н. а. II. 18.

(обратно)

115

Ср.: Н. а. II. 23.

(обратно)

116

Согласно «Тайной истории» Велисарий отступил назад по личным мотивам, упустив таким образом благоприятную возможность перейти Тигр со всем войском и дойти до самого Ктесифона, ибо Хосров со всем войском находился тогда в Лазике. См: Н. а. II. 15 – 25.

(обратно)

117

Велисарий был отозван в Константинополь в результате интриги императрицы Феодоры, опасавшейся за судьбу своей наперсницы Антонины, которой Велисарий намеревался воздать полной мерой за ее прелюбодеяния. См.: Н. а. III. 4.

(обратно)

118

Персидское войско переправилось через Евфрат весной 542 г., вероятнее всего, под Варвалисом или Зевгмой. Ср.: Rubin В. Das Zeitalter Justinians. В.. 1961. Bd. 1. S. 514. В походе с Хосровом принимал участие и Аль-Мундир.

(обратно)

119

См. выше: II. 5.29 – 32.

(обратно)

120

В этих словах явно сквозит критика в адрес Юстиниана.

(обратно)

121

О Коммагене, получившей название Евфратисаи, см. выше: R Р.1.17.2,23.

(обратно)

122

Тщательно налаженная государственная почтовая служба в Византии досталась ей в наследство от Рима. Римляне же позаимствовали ее у диадохов. Почта служила почти исключительно государственным целям: транспортировке людей, товаров и посланий. В «Тайной истории» Прокопий едко высказывается о пренебрежении ею Юстинианом. См.: Н. а. XXX. 1.

(обратно)

123

О Юсте см. выше: В. Р. I.24. 53.

(обратно)

124

Саркастическое замечание Прокопия о попрятавшихся в крепостях военачальниках, так же как и их переписка с Велисарием, создает контрастный фон для образа мыслей и поведения Велисария в будущем.

(обратно)

125

Об Адолии, сыне проконсула Внутренней Армении Акакия, см. выше: В. Р. II. 3.10. Впоследствии он оказался в Константинополе.

(обратно)

126

Кесарь – Цезарь. Подобная титулатура императоров восходит ко времени римско-парфянских отношений, когда Римом правил сначала Гай Юлий Цезарь, а затем его преемники, также носившие уже как титул имя Цезаря.

(обратно)

127

Живее, наглядное описание хитрых маневров Велисария Прокопий, по всей вероятности, дал как очевидец.

(обратно)

128

Невозможно, тем не менее, с достаточной долей уверенности решить, побудили ли Хосрова отступить из Византии высказанные ему соображения Авандана или свирепствовавшая в Палестине, куда он направлялся, чума.

(обратно)

129

Детальное описание Прокопием техники персов в наведении моста свидетельствует и о его любознательности, и о специальных познаниях историка в военном деле. Это была важная часть его образования, приобретенного, правда, уже в ходе его активной деятельности в качестве секретаря Велисария.

(обратно)

130

Ср.: Н. а. XII. 6. Этого Иоанна, как сообщается в «Тайной истории», хотела выкупить затем его бабка, но Юстиниан этого не позволил. См.: Н. а. XII. 8 – 9. Иоанн был сыном того Василия, которого в 503 г. Ареовинд отдал заложником персам и который был возвращен Келеру в 504 или 505 г. См.: Josh. Styl. Ch. 80; Theoph. A. M. 5998.

(обратно)

131

В «Тайной истории» Прокопий возлагает на Велисария вину за то, что он не оказал никакого сопротивления Хосрову, когда тот брал «многолюдный город Каллиник». См. Н. а. III. 31.

(обратно)

132

Прокопий весьма скупо сообщает о возвращении армян под византийское покровительство. Отпадение армян в самом деле носило временный характер и не привело к пересмотру границ. Более того, романизация Внутренней Армении при Юстиниане продолжалась. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 157 и след.

(обратно)

133

Из «Тайной истории» мы узнаем, что причиной отзыва Велисария явились доносы Петра и Иоанна Обжоры (Фаги). Велисарий был тогда отстранен от своего поста, а его знаменитая дружина числом в семь тысяч человек пошла, что называется, с молотка. См.: Н. а. IV. 1 сл. Его огромная свита, видимо, не давала царственной чете покоя и раньше, ибо 9 марта 542 г. новеллой 116 предусматривался роспуск личных дружин.

(обратно)

134

Речь идет о бубонной чуме. Эпидемия ее возникла в Абиссинии и Египте осенью 541 г., в середине мая 542 г. она достигла Константинополя, а в 543 г. она уже свирепствовала в Восточной Европе, Африке, Испании и Галлии, закончившись лишь в 544 г. Экскурс о чуме (гл. 22 и 23) написан Прокопием как очевидцем (см. ниже: В. Р. II. 22.10). При всем том, что историк в качестве образца использует описание афинской чумы Фукидидом (11.47 – 54), влияние его проявилось лишь в особенностях формулировок, выражений, оборотов – словом, касается лишь литературной манеры изложения, ничуть не уменьшая достоверности его Насыщенного любопытными подробностями, мастерски выполненного рассказа – одного из его многочисленных прекрасных эссе. О чуме, наряду с Прокопием, содержатся сведения и у Иоанна Малалы (Р. 481 – 482), Евагрия (IV. 29), Феофана (Р. 222), Псевдо-Захарии (X. 9) и других авторов.

По мнению И. Хауры, экскурс о чуме в «Войне с персами», так же как в другие экскурсы невоенного характера, добавлялись Прокопием к тексту произведения лишь после создания им «Тайной истории», ибо, как полагает исследователь, здесь содержатся намеки на этот памфлет. См.: Haury J. Prokop Verweist auf seine Anekdota //BZ. 1936. Bd. 36. S. 1 – 4. Возражения см.: Rubin В. Prokopios... Kol. 123.

(обратно)

135

В «Тайной истории» Прокопий приписывает вину за все несчастья, постигшие империю, Антихристу Юстиниану. См.1 Н. а. XVIII. 36 – 45.

(обратно)

136

Сики – городской квартал Константинополя, расположенный на другом берегу Золотого Рога.

(обратно)

137

В то время как Фукидид сожалеет о распущенности нравов, вызванной эпидемией (II. 53 – 54), Прокопий, видимо, уже не без влияния христианства, сообщает о целебном воздействии чумы на нравственность ожидавших смерти людей.

(обратно)

138

Прокопий имеет в виду верхнюю накидку – плащ.

(обратно)

139

Ср.: Н. а. IV. 1.

(обратно)

140

Αδαρβιγάνων идентичен с Āдхарбāигāн арабского историка Табари. См.: Nöldeke – Tabari. P. 363. От этого слова возникло и название Азербайджан.

(обратно)

141

Имеется в виду храм на севере Ирана в Гапзаке (Шизе) в Азербайджане. Этот храм был посвящен одному из трех великих огней, которым поклонялись в Иране, – шахскому огню – Адхур Гушнасп. См.: Christensen A. L’Iran... P. 186.

(обратно)

142

Т. е. адвокатами. Слово «ритор» имело в VI в. значение «адвокат». См.: Н. а. XX. 17.

(обратно)

143

Константиниан сначала имел пост вакантного (заштатного) магистра милитум, затем получил командование войсками на Востоке.

(обратно)

144

Имеется в виду Двин в современной Армении.

(обратно)

145

О Валериане см. выше: В. Р. II. 14.8. Тогда он являлся магистром милитум Армении.

(обратно)

146

Имеется в виду восстание против Хосрова его сына Ано-шахзада, которого шах затем ослепил, хотя и оставил в живых. См.: Christensen А. L’Iran... Р. 383; Stein Е. Ор. cit. P. 510.

(обратно)

147

О Нарсесе см. выше: В. Р. 1.15.31; 25.24,27.

(обратно)

148

Ильдигер – зять Антонины, полководец, принимавший участие в войне с вандалами, готами и персами. См., например: В. V. II. 8. 24, 15. 49 etc.

(обратно)

149

Феоктист – командующий войсками в Ливане. См. выше: В. Р. II. 8. 12,17; 16. 17 etc.

(обратно)

150

Кифаризон расположен к юго-западу от Феодосиополя в северо-востоку от Мелитины, ближе к последней.

(обратно)

151

Об Исаке см. выше: В. Р. I. 15.32.

(обратно)

152

Хорзианена расположена между Феодосиополем и Кифаризоном.

(обратно)

153

Пераний – сын Гургена, царь ивиров (грузинов). См. выше: B. P. 1.1б. 11.

(обратно)

154

О полководце Иоанне, сыне Никиты, см. выше; В. Р. I. 13. 21.

(обратно)

155

Доментиол – племянник Вузы.

(обратно)

156

Фисон (совр. Фис) расположен в 60 км к югу от Кифаризона. Таким образом византийские войска заняли линию протяженностью примерно в 200 км от Феодосиополя до Мартирополя с центром в Кифаризоне. Эта диспозиция войск, возглавляемых Валерианом и Мартином, которых еще в качестве молодых военачальников Прокопий знавал по Италии, отнюдь не казалась историку ненадежной, ибо в ней четко был выражен центр и два фланга. Насколько явствует из § 19, она обеспечивала достаточно быстрое соединение войск, которое произошло к северу от озера Ван. От северного подножья Арарата войска двинулись к Дувию. Все же Юст, находившийся со своими воинами на южном фланге, не успел соединиться с остальными войсками.

(обратно)

157

Слово καθολικός означает «касающийся до всего вообще, общий, все объясняющий».

(обратно)

158

Деревня Англон была расположена у северного отрога Арарата.

(обратно)

159

Это важное место в данной главе «Войны с персами» подчеркивает, что не отсутствие мудрой стратегии или нехватка сил, а недисциплинированность воинов и отсутствие согласия между военачальниками явились причиной будущего поражения византийцев. По существу, это – критика императора Юстиниана, не позаботившегося о едином командующем войсками Востока.

(обратно)

160

Вторжение Юста и Перания имело место к югу от озера Ван.

(обратно)

161

Как уже упоминалось, легендой об Авгаре судьба древнейшего города Востока – Эдессы – тесно связывалась с личностью Христа.

(обратно)

162

μηλόβοτον – топос. Ср.: Isocr. XIV. 31; Herod. VIII. 4. 23.

(обратно)

163

Имеется в виду слово aggestum, означающее «насыпь», «курган».

(обратно)

164

Речь Стефана, несмотря на наличие в ней общих мест, кажется, вполне достоверна.

(обратно)

165

Хосров имел в виду то, что Петр был родом из Персоармении, а Пераний, сын Гургена, из подвластной ему Ивирии (Грузии).

(обратно)

166

Намек на Велисария – несомненная критика в адрес Юстиниана, отстранившего его от должности и заменившего более молодым и менее опытным Мартином.

(обратно)

167

Большие ворота Эдессы находились примерно в середине восточной стены города.

(обратно)

168

О персе Азарете см. выше: В.Р. I. 17. 1; 18. 1, 9, 27 etc.

(обратно)

169

Соинские ворота, видимо, идентичны Воротам солнечных часов в юго-западной части города.

(обратно)

170

Варлайские ворота расположены у северной стены города.

(обратно)

171

Маркелл – сын сестры Юстиниана Вигилянции и Дулькиссима. Брат будущего императора Юстина II. См.: PLRE. II. Р. 1315. Stemma 10.

(обратно)

172

См. выше: II. 24. 3.

(обратно)

173

Селевкия была действительно основана преемником Александра Македонского – Селевком I Никатором (Победителем). Город вырос на правом берегу Тигра и стал столицей эллинистического государства Селевкидов. К Селевкии перешли функции Вавилона, и она стала главным городом Месопотамии. В III в. до н.э. парфяне разбила напротив Селевкии военный лагерь, из которого затем выросла столица Парфии – Ктесифон, ставший преемником Вавилона и Селевкии.

(обратно)

174

Хосров выступил против заключения длительного мира, по всей видимости, потому, что, уповая на еще неиссякшие силы, надеялся еще не раз потревожить пределы Византии.

(обратно)

175

Примеры Стефана и Трибуна свидетельствуют о том, что византийские врачи пользовались большим авторитетом у персов. О Трибуне Прокопий сообщает еще в «Войне с готами», где говорит, что этот врач пользовался большой благосклонностью со стороны Хосрова, отличавшегося от природы болезненностью. Как-то, после того, как Трибун избавил его от болезни, Хосров стал предлагать ему любые дары, а тот вместо сокровищ попросил отпустить пленных византийцев, что шах и исполнил. См.: B.G. IV. 10. 11 – 16. Трибун известен и по другим источникам. См., например: Zach. XII. 7.

(обратно)

176

Столкновение имело место в 546 г. О жертвоприношениях людей у арабов в эту эпоху в источниках упоминается не раз. Под Афродитой имеется в виду почитаемая у арабов Астарта (Аль-Узза). Война между арабами возникла еще раз несколько лет спустя, и тогда она закончилась решительной победой Арефы. Аль-Мундир же погиб тогда (в 554 г.) в одном из сражений.

(обратно)

177

Исдигусна (Йазд-Гушнасп) принадлежал к знатному роду Зикхов, одному из семи первых родов империи Сасанидов. В течение последующих двух десятилетий Йазд-Гушнасп играл важную роль в ирано-византийских отношениях и был главным представителем шаха Хосрова при византийском дворе. См.: Christensen A. L’Iran... P. 105; Stein E. Op. cit. P. 504 et N l; 510.

(обратно)

178

См. выше: I. 12. 4 и след.

(обратно)

179

Ср. выше: II. 15. 27 и коммент. 106.

(обратно)

180

Еще у античных авторов общим местом для характеристики низкого жизненного уровня варваров было отсутствие пшеницы и вина. См.: Strab. VII. 304; Юлий Цезарь. Записки о Галльской войне. II. 15. 4 etc. Несколько раз, помимо этого места, оно встречается и у Прокопия. См., например: B.V. II. 6. 13; B.G. ÏI. 15. 16 – 19.

(обратно)

181

См. выше: В.Р. II. 19. 22 – 23.

(обратно)

182

Особое негодование траты на это посольство, возможно, вызвали у историка потому, что Велисарию, который вторично отправился в Италию, совершенно не было отпущено никаких средств. См.: H.a. IV. 39.

(обратно)

183

Дагисфей, гот по происхождению, сменил в качестве магистра милитум Армении Валериана, вновь посланного в Италию. См.: B.G. III. 27. 1 – 3; 12 – 15. Позднее Дагисфей проявил себя как воин, достойный всякой похвалы См.: B.G. IV. 31. 4; 32. 21 след. См. также: Enßlin W. // Klio. 1948. Bd. 36. S. 263.

(обратно)

184

О Мермерое (Мир-Мирое) см. выше: В.Р. I. 15. 2, 7, 9 etc.

(обратно)

185

Прокопий в данном случае путает реку Воа-Акампсий (Чорох) и реку Фасис (Риони) (cр. выше: В.Р. I. 15. 21 и коммент.), но в § 16 речь действительно идет о Фасисе.

(обратно)

186

К северу от лазов вдоль Черного моря и до Азовского моря обитали абазги, зихи (ср.: B.G. IV. 24. 2), сагины и гунны-утригуры; по другую сторону Кавказского хребта – аланы и гунны-сабиры (савиры).

(обратно)

187

О борьбе за эти города в 550 – 551 гг. Прокопий подробно рассказывает в IV книге «Войны с готами». См. B.G. IV. 13. 15 – 22.

(обратно)

188

См. выше: В.Р. II. 15. 10.

(обратно)

189

Союз с гуннами-сабирами был действительно очень важен, поскольку это был народ воинственный и хорошо знавший осадное дело. См.: B.G. IV. 2. 27 – 33; 14. 4 – 5.

(обратно)

190

Это очередной выпад против Юстиниана, не обеспечившего союз с сабирами и аланами.

(обратно)

191

Несмотря на то что маршрут Мир-Мироя точно Прокопием не обозначен, можно предположить, что он проходил через области, где находились города Сканда и Сарапанис, иными словами, там, где ныне пролегла железная дорога Тбилиси – Гори – Батуми. См.: Rubin В. Das Zeitalter... S. 518. Anm. 1131.

(обратно)

192

Этот Иоанн являлся сыном комита Армении 526 г. Фомы. См.: Адонц Н. Указ. соч. С. 178.

(обратно)

193

Битва в теснинах уподоблена знаменитой битве при Фермопилах. Сражение имело место возле Сарапаниса, соврем. Шорапани, который отстоит от Батуми на расстоянии 140 км по прямой линии. См.: Rubin B. Das Zeitalter... S. 518. Anm. 1136.

(обратно)

194

Девять дней – это немного, поскольку местность между Сарапанисом и Батумом по большей части покрыта чащобами и болотами, а местного проводника у Мир-Мироя не было.

(обратно)

195

Здесь Прокопий, по всей видимости, выражает собственную точку зрения, которая сводится к критике организации военного дела при Юстиниане.

(обратно)

196

Маршрут шел к Дувию (Двину). См.: Rubin B. Das Zeitalter... S. 518. Anm. 1137.

(обратно)

197

Рекитанг – полководец в Ливане, принимавший участие также в военных действиях в Лазике в Иллирии. См.: В.Р. II. 16. 17; 19. 23 etc.

(обратно)

198

См. выше: В.Р. I. 25.

(обратно)

199

Феодора умерла от рака 28 июня 548 г.

(обратно) (обратно) (обратно)

Война с вандалами

Книга первая

1

Речь идет об окончательном разделении Римской империи между детьми императора Феодосия I (379 – 395) – Аркадием и Гонорием, имевшем место 17 января 395 г. До этого времени империя разделялась неоднократно, и уже Диоклетиан (284 – 305) узаконил это явление, учредив двух августов и двух цезарей. Феодосии, который был первоначально императором восточной части империи, одержав в 394 г. в битве при Фригидусе победу над узурпатором Евгением, провозглашенным после смерти Валентиниана II (375 – 392) императором Западной Римской империи, вновь на короткое время объединил две части империи в одну.

(обратно)

2

Имеются в виду основатель Византийской империи Константин I (306 – 337) и его сыновья – Константин II (337 – 340), Констант (337 – 350) и Констанций II (337 – 361), который после смерти Константа, правившего на Западе, стал единоличным императором.

(обратно)

3

Т. е. Константинополем. Город был освящен 11 мая 330 г. Этот день стал одним из важнейших государственных праздников Византии и ежегодно отмечался пышными процессиями и яркими представлениями на ипподроме.

(обратно)

4

Речь идет об Атлантическом океане.

(обратно)

5

Septem – семь. Ныне это город Сеута.

(обратно)

6

Ширина Гибралтара 14,6 км, что примерно соответствует данным Прокопия.

(обратно)

7

Имеется в виду Босфор, ширина которого колеблется от 650 до 3350 м.

(обратно)

8

Прокопий при описании Римской империи, очевидно, использовал карту IV в., ибо, как видно из § 18, он включает в нее и Британию.

(обратно)

9

Речь идет об остготах (остроготах), которых историк обычно называет просто готами и отождествляет с восточногерманскими племенами вообще. В свою очередь, западных германцев он объединяет под общим именем германцев. См., например: B.G. IV. 20. 2; 5. 5 – 6 etc. Образцами для историка послужили в данном случае Фукидид (1.3), Страбон (CLXXXVI. 12) и Тацит (Германия. 3). А Плиний Старший объединял восточногерманские племена под именем «вандалы». См.: Hist. Nat. IV. 14. 99.

(обратно)

10

Савроматы, или сарматы, не являлись германским племенем, Здесь Прокопий, как это нередко с ним бывало, использовал географический принцип, назвав один народ именем другого, зачастую обитавшего на той же территории задолго до этого. Ср. название гуннов массагетами (В.Р. I. 21. 13. etc).

(обратно)

11

Меланхлены – буквально: черноризники. Ср.: Геродот. IV. 20.

(обратно)

12

Аларих – вождь (король) вестготов (визиготов) (ок. 391 – 410). Из рода Балтов, трижды осаждал Рим, взяв его, наконец, в 410 г.

(обратно)

13

Тавлантии – племя, обитавшее в Западной Иллирии.

(обратно)

14

Приск Аттал был одним из ведущих членов римского сената. Прокопий называет его эвпатридом, что значит «благородный по отцу». Вполне возможно, что его отцом являлся префект города Рима 371 – 372 гг, Публий Ампелий. Провозглашение Аттала императором имело место после второй осады Рима – в ноябре 409 г. См.: PLRE. I. Р. 56 – 57; II. Р. 180 – 181.

(обратно)

15

Имеется в виду Флавий Клавдий Константин, возможно, обыкновенный солдат, провозглашенный императором армией, расположенной в Британии, в 407 г. В 411 г. он был осажден в Арле, сдался полководцам Гонория и по дороге в Рим был убит. См.: PLRE. II. Р. 316 – 317.

(обратно)

16

Имеется в виду сын Аркадия и племянник Гонория – византийский император Феодосий II (402 – 450).

(обратно)

17

Атаульф – король вестготов 410 – 415 гг.

(обратно)

18

См.: B.G. I. 1. 1 – 31.

(обратно)

19

Прокопий, видимо, использует здесь предания вандалов. Однако насколько это явствует из других источников, вандалы никогда у Меотиды не были. Путь их пролегал из Скандинавии к Балтийскому морю, верхнему Одеру и затем к Паннонии, где в 335 г. император Константин разрешил им поселиться в качестве федератов.

(обратно)

20

Аланы – ираноязычные племена сарматского происхождения. Обитали в Нижнем Поволжье, Южном Приуралье, Подонье, Северном Прикаспии, Предкавказье и южных районах Северного Причерноморья. Об их местопребывании в Предкавказье Прокопий упоминает в «Войне с персами». См.: В.Р. II. 29. 15. Часть аланов участвовала в великом переселении народов, в ходе которого они в IV в. действительно присоединились к вандалам и в начале V в. вместе с ними двинулись на Запад, прошли через Галлию и расселились в Испании.

(обратно)

21

Король Годигискл (Годигизел) предводительствовал вандалами в их походе из Паннонии к Рейну и погиб в битве с франками у Рейна 31 декабря 406 г. незадолго до того, как вандалы вторглись в Галлию. См.: Schmidt L. Geschichte der Wandalen. München, 1942. S. 12 – 16, Утверждение Прокопия о том, что Годигискл перевел вандалов через Рейн и поселил в Испании, надо полагать, основано на бытовавшей у вандалов устной традиции, приписывающей одно из наиболее значительных событий их жизни их великому королю. Действительное переселение вандалов в Испанию произошло в сентябре – октябре 409 г. при сыне Годигискла – Гундерихе.

(обратно)

22

О договоре Гонория с вандалами упоминают и западные источники. См.: Hydat. Chron, XLIX; Orosias. VII. 4. 10; 41. 7 etc. Однако закон о тридцатилетней давности, видимо, принадлежит не Гонорию, а Валентиниану III, издавшему его в 452 г. См.: Schmidt L. Op. cit. P. 23.

(обратно)

23

Флавий Констанций – римский император (8 февраля – 2 сентября 421 г.); римлянин, родом из Иллирии. Поступил на службу к Феодосию I и участвовал во многих военных кампаниях. В 416 г. он освободил дочь Феодосия I от второго брака и сестру (по отцу) Аркадия и Гонория – Галлу Плацидию, которую пленил и сделал своей женой (414 г.) король вестготов Атаульф. В 417 г. Констанций в награду за освобождение Галлы получил ее в жены. Это случилось как раз в год его второго консульства. В 421 г. он был провозглашен августом вместе с Гонорием. В том же году Гонорий и Констанций провозгласили августой Галлу Плацидию, обладавшую этим титулом и властью, которую он предоставлял, до своей смерти, случившейся 27 ноября 450 г. В римскую историю Галла Плацидия вошла как одна из самых замечательных и известных женщин. См.: PLRE. II. Р. 321 – 322; 888 – 889.

(обратно)

24

Речь идет о будущем императоре Валентиниане III (425 – 455). После ссоры с императором Гонорием в 423 г. Галла Плацидия отправилась со своим маленьким сыном в Константинополь.

(обратно)

25

Здесь Прокопий допускает неточность, ибо Иоанн пробыл императором всего несколько месяцев. Узнав о смерти Гонория, Галла Плацидия от имени своего сына предъявила права на императорский престол, которые поддержал Феодосий II. Валентиниан и Галла в сопровождении значительной армии были отправлены на Запад, где узурпатор оказался без труда свергнут. См.: PLRE. II. Р. 1138 – 1139.

(обратно)

26

Аспар – алан, видный византийский военачальник, magister militum praesentalis 431 – 471 гг., консул 433 г. Обладал настолько огромной властью, что смог обеспечить в 457 г. императорский трон своей креатуре – Льву. См.: PLRE. II. Р. 164 – 169.

(обратно)

27

Ардавурий, сын Аспара, также избрал военную карьеру, был magister militum per Orientem в 453 – 466 гг., консулом 447 г. См.: PLBE. II. Р. 135 – 137.

(обратно)

28

Флавий Аэций – видный римский военачальник, один из выдающихся полководцев Галлы Плацидии, патриций, трижды удостоенный консульства (в 432, 437, 466 гг.). Неоднократно одерживал победы над самыми разными варварами и, кроме того, не раз улаживал конфликты с ними с помощью дипломатического искусства. См.: PLRE. II. Р. 21 – 29.

(обратно)

29

Бонифаций – второй выдающийся полководец Галлы Плацидии, magister militum 432 г., патриций. Соперник Аэция. В 432 г. они как враги встретились в битве при Римини. Бонифаций одержал победу над Аэцием, но сам был смертельно ранен. См.: PLRE. II. Р. 237 – 240.

(обратно)

30

Гонтарис (Гундерих, Гунтирих) – король вандалов 406 – 428 гг.

(обратно)

31

Гизерих (Гейзерих, Гензерих) – король вандалов 428 – 477 гг.

(обратно)

32

Событие имело место в 429 г. и сопровождалось жестокими насилиями и грабежами. Рассказ Прокопия о призвании Бонифацием вандалов в Африку Л. Шмидт считает чистым вымыслом, возникшим при византийском дворе, где подобным образом стремились объяснить потерю Африки. См.: Schmidt L. Geshichte der Wandalen. München, 1942. S. 55 – 57. Напротив, К. Куртуа не склонен рассматривать изложение Прокопия как плод фантазии. Исследователь ссылается при этом на стремление Бонифация обрести независимость от императорского двора Рима, что явилось поводом для экспедиции против него под началом Сигисвулта в 427 г. См.: Courtois С. Les Vandales et l’Afrique. P., 1955. P. 156 – 157.

(обратно)

33

Гиппонерегий, Гиппон Регий или Гиппон – город, в котором в 395 – 430 гг. был епископом известный Аврелий Августин.

(обратно)

34

Римские и византийские войска под началом Аспара прибыли в 432 г. Остальные источники умалчивают об этой битве. Возможно, как предполагают исследователи, это была лишь незначительная стычка. См. Courtois С. Op. cit. P. 157 – 160.

(обратно)

35

Маркиан – будущий византийский император (450 – 457). Выходец из солдатской семьи и сам начинавший как простой солдат, он в течение 15 лет служил при Аспаре и его сыне Ардавуре. В 450 г. был провозглашен императором В этом деле главную роль сыграла сестра скончавшегося императора Феодосия II – Пульхерия, которая вышла за Маркиана замуж. Наиболее значительное событие при Маркиане – Халкидонский собор (451 г.), закрепивший победу православия. Новелла о Маркиане, рассказанная здесь Прокопием, возникла значительно позднее происходивших тогда событий и представляла собой историческую рефлексию на пассивную политику Маркиава по отношению к вандалам. Показательно, однако, что Прокопий, подчеркивающий бездеятельность политики Маркиана в североафоиканских делах, находится в согласии с другими, в частности западными источниками. Ср.: Iord. Rom. 33//MGH. АА. Т. V. Р. 43; Sidon. Apoll. Carmina. VII. 558 // MGH. АА. Т. VIII. Р. 217. Вместе е тем здесь ве обошлось и без исключений, так как Феодор Чтец сообщает о приготовлениях Маркиана к походу против вандалов. См.: PG. Т. 36. Col. 169. Источником Прокопия для этих известий, как полагает И. Хаури, явился Приск Панийский. См.: Prolegomena. P. XIII.

(обратно)

36

Domesticus по-латыни означает в буквальном смысле слова «принадлежащий к дому, домашний, собственный». К числу доместиков относились прислуга, челядь, рабы, личная охрана.

(обратно)

37

Об этом сообщает и Феофан. См.: Theoph. P. 105. Впрочем, возможно, он в данном случае лишь повторяет Прокопия, у которого он позаимствовал свой рассказ о войнах, происходивших в Африке и Италии.

(обратно)

38

Мир был заключен в феврале 435 г. в г. Гиппон Регии. Согласно нему, вандалы стали союзниками (федератами) империи. Ежегодная дань, о которой говорит здесь Прокопий, являлась, видимо, поземельным налогом. См.: Schmidt L. Op. cit. P. 65.

(обратно)

39

Имеется в виду византийский император Феодосий II. Женой Валентиниана III была дочь Феодосия – Лициния Евдоксия, а дочерьми – Евдокия и Плацидия.

(обратно)

40

Максим, который был убит при Феодосии I (388 г.), – это Магн Максим, провозглашенный августом в 383 г. См.: PLRE I. Р. 588.

(обратно)

41

Имеется в виду грозный повелитель гуннов Аттила (435/440 – 453), который в свое время наводил ужас на всю Европу. Сражение, о котором говорит здесь Прокопий, – это известная битва на Каталаунских полях (451 г.), в котором Аттила потерпел поражение от римлян во главе с Аэцием и находившихся с ними в союзе вестготов, предводительствуемых Теодерихом I (418 – 451).

(обратно)

42

Здесь Прокопий допускает ошибку, ибо Аттила умер раньше Аэция, жизнь которого оборвалась в 454 г. (в самом деле в результате убийства, совершенного по вине Валентиниана III). См.: PLRE. II. Р. 28. Показательно, однако, что в известном согласии с Прокопием находится Иоанн Малала, согласно которому Аттила был убит телохранителем, подкупленным Аэцием. См.: Маlal. P. 359.

(обратно)

43

Взятие Аквилеи Аттилой произошло в 452 г. Рассказ Прокопия об этом событии восходит, по всей видимости, к устной былинной традиции гунно-тюркских племен. См.: Homan В. A magyar húnhagyomány és húnmonda. Budapest, 1925.

(обратно)

44

Максим, полное имя которого Петроний Максим, убил Валентиниана III 16 марта 455 г. и на следующим день овладел императорским троном. См.: PLRE. II. Р. 751.

(обратно)

45

Прокопий мотивирует поход Гейзериха в Рим исключительно его корыстолюбием. В соответствии с этим он подробно рассказывает в этой главе о грабежах вандалов и тщательно описывает сокровища, которые он сам, несомненно, видел, когда Велисарий отвоевал их обратно.

(обратно)

46

Убийство Максима сходным образом описывает Иоанн Антиохийский. См.: Joan. Ant. Fr. 201 Оба историка, вероятно опирались в данном случае на рассказ Приска Панийского.

(обратно)

47

Младшая дочь Валентиниана III Плацидия (Плакидия, как ее звали в Константинополе) была замужем за одних из наиболее видных римских аристократов Аницием Олибрием, который в 472 г. с апреля по ноябрь был императором Западной Римской империи.

(обратно)

48

Т. е. византийского императора Льва (457 – 474).

(обратно)

49

Название ливийцы происходит от слова «либу», которым египтяне обозначали племена, жившие к западу от Египта. Древнегреческие писатели распространили термин «ливийцы» на население Северной Африки, охватывающей территорию современного Алжира, Туниса и Марокко. Прокопий под ливийцами подразумевает романизированное население, в первую очередь Карфагена и других городов Северной Африки.

(обратно)

50

Цифра восемьдесят тысяч спорна. Возможно, в данном случае имела место контаминация более ранних данных с современными Прокопию. См.: Schmidt L. Op. cit. P. 31. Под цифрой восемьдесят тысяч, вероятно, подразумевалось число вооруженных мужчин.

(обратно)

51

Экспедиция против вандалов имела место в 468 г. Все источники согласно свидетельствуют о приготовлениях огромного масштаба. См.: Candidus. Fr. 2; Prisci Fr. 42; Joan Lyd. III. 43. Замечание Прокопия о щедрости императора, возможно, является критическим намеком на скупость Юстиниана.

(обратно)

52

Василиск – брат императрицы Верины и, следовательно, зять императора Льва. Занимал последовательно ряд важных военных постов. В 468 ( – ? 472) был главнокомандующим византийской армией.

(обратно)

53

Анфимий, выходец из служилой константинопольской знати, был римским императором с 467 по 472 г.

(обратно)

54

См. выше коммент. 47.

(обратно)

55

Марцеллиан – один из видных полководцев Запада, патриций 468 г. Он был одним из тех, кто с большой армией сопровождал нового императора Анфимия в Италию. См.: PLRE II Р. 708 – 709.

(обратно)

56

Ираклий – магистр милитум Фракии 474 г. Во время своего участия в экспедиции против вандалов имел пост комита по военным делам. См.: PLRE. II. Р. 541 – 542: Heraclius 4. По своему происхождению Ираклий принадлежал к служилой знати, ибо отец его, Флор, был комитом Египта и префектом августалом 453 г., соединяя в своих руках гражданскую и военную власть в Египте в момент возникшего там кризиса на религиозной почве.

(обратно)

57

Современное название Меркурия – Кап Бон.

(обратно)

58

Об измене Василиска говорят и многие другие авторы, в том числе и современник событий Приск (Fr. 42). В словаре Суда сообщается о двух тысячах либр золота и других сокровищах, дарованных Василиску Гейзерихом. См.: Suida. Lexicon s.v. έπικείμενα.

(обратно)

59

Хронист Иоанн Малала рассказал то же самое об уроженце Антиохии Дамонике, исполнявшем в то время должность магистра милитум (вакантного). См.: Malal. Р. 473.

(обратно)

60

Имеется в виду Лев II, император 474 г., который умер в возрасте семи лет, а не нескольких дней, как ошибочно утверждает Прокопий, процарствовав с 18 января по ноябрь 474г.

(обратно)

61

Речь идет о будущем императоре Зиноне (474 – 475, 476 – 491) и его жене, императрице Ариадне.

(обратно)

62

Майориан был императором Западной Римской империи в 457 – 481 гг., следовательно, правил до Анфимия и Олибрия. Новелла о Майориане заимствована Прокопием у Приска Панийского. Хотя в этой форме она, видимо, лишена достоверности, нельзя не учесть тот факт, что все экскурсы у Приска имеют историческую канву. См.: Benedicty R. Die historische Authentizität eines Berichtes des Priskos // JÖBG. 1964. Bd. 13. S. If.

(обратно)

63

Непот правил в 474 – 475 гг.

(обратно)

64

Глицерий – римский император 473 – 474 гг. Как видно из этих данных, порядок правления императоров Западной Римской империи у Прокопия существенным образом нарушен.

(обратно)

65

Т. е. Ромул Августул (475 – 476 гг.).

(обратно)

66

Имеются в виду события в Константинополе, имевшие место с января 475 по лето 476 г. Зинон бежал из Константинополя 9 января 475 г.

(обратно)

67

Армат приходился племянником Василиску и Верине. В то время как Василиск обладал императорской властью, он был выдвинут на пост главнокомандующего византийской армией.

(обратно)

68

Речь идет о мире, заключенном между Византией в период первого правления Зинона (летом 474 г.) и вандалами, по которому за вандалами закреплялась завоеванная ими в Северной Африке территория, а римлянам гарантировалась свобода вероисповедания и выкупа всех римских пленных.

(обратно)

69

Этот параграф представляет собой один из важных источников для так называемого завещания Гейзериха. Ср. также: Iord. Get. XXXIII. 169; Victor de Vita II. 12 – 13 etc. В истории вандальского королевства порядок наследования впервые регламентировался письменным документом. См.: Classen P. Studien zur Entstehung der germanischen Köningsurkunden auf römischer Grundlage. Göttingen, 1950. S. 56.

(обратно)

70

Гонорих (Гунерих) стал королем в возрасте 50 лет и правил с 25 января 477 г. по 23 декабря 484 г.

(обратно)

71

Гензон (Гентон) – младший сын Гейзериха, умер раньше своего отца, т. е. до января 477 г. См.: PLRE. I. Р. 502 – 503.

(обратно)

72

В основе преследования ортодоксов преемниками Гейзериха лежали не только политические мотивы (их упрекали в связях с Византией и явно подозревали в предательстве), но и религиозный фанатизм ариан, особенно со стороны их духовенства. Вместе с тем Прокопий либо не был посвящен во все детали ситуации в вандальском королевстве этого периода, либо сознательно подчеркнул лишь негативные ее стороны. Во всяком случае он не сообщает о перемене в религиозной политике Гундамунда (Гунтамунда) в 486 г. направленной в пользу католиков. См.: Giesecke H. E. Die Ostgermanen und der Arianismus. Leipzig. 1939. S. 169. Эта перемена в религиозной политике, видимо, была связана с берберской опасностью. См.: Schmidt L. Op. cit. P. 108 f.; Courtois С. Op. cit. P. 289 – 310.

(обратно)

73

Трасамунд – король вандалов 496 – 523 гг.

(обратно)

74

Имеется в виду Теодорих, король остготов с 471 г., основатель остготского королевства на территории Италии, которым он правил в 493 – 526 гг.

(обратно)

75

Событие имело место около 500 г.

(обратно)

76

В описании похода Трасамунда против маврусиев сказывается влияние Геродота, однако историческая достоверность рассказа от этого не уменьшается. См.: Schmidt L. Op. cit. P. 113. К вопросу о берберской тактике ср.: Gautier E.-F. Le Passé de. l’Afrique du Nord. P. 1937. P. 195 et suiv.; Courtois C. Op. cit. P. 100. N7.

(обратно)

77

Король вандалов Ильдерих (523 – 530) в своей политической ориентации стремился к союзу с Византией, а не с остготами, отсюда и его филокатоличество. Показательно, что на вандальских монетах того времени чеканился портрет императора (Юстина I, что подчеркивало подчиненность вандальского королевства Византии. Ср.: Wroth W. Catalogue of the Coins of the Vandals, Ostrogoths and Lombards and of the Empires of Thessalonica, Niсaea and Trepizond in the British Museum. L. 1911. P. 13.

(обратно)

78

Ахиллом вандалов называет Оамера и Корипп. См.: Coripp. III. 198 – 261. Поскольку невоинственный Юстиниан воздвиг себе памятник, где он представлен в образе Ахилла (De aed. I. 2. 7), подобная характеристика вандальского предводителя представляет собой дерзкий намек на не ходившего в походы византийского императора.

(обратно)

79

Подробности экспедиции вандалов против Анталы сообщает Корипп. См.: Coripp. III. 198 – 261.

(обратно)

80

Ввиду ориентации Ильдериха на Византию, обвинение готов в их стремлении произвести переворот, возможно, не было столь беспочвенным.

(обратно)

81

Ср.: H.a. VI. 18 – 19; IX. 50.

(обратно)

82

Гелимер – последний король вандалов (534 г.).

(обратно)

83

В «Войне с персами» Прокопий, напротив, говорит, что Велисарий был отозван с Востока для войны с вандалами. См.: В.Р. I. 21. 2.

(обратно)

84

πραίτωρα И. Хаури справедливо полагает, что здесь должно стоять ϋπαρχος πραιτωρίων, т. е. префект претория. Именно эту должность занимал упоминаемый здесь Иоанн Каппадокийский. См.: ниже § 7.

(обратно)

85

Известие о сновидении епископа, почерпнутое, видимо, из церковных источников, является отражением тяжелого положения католиков в Северной Африке, для которых вмешательство Византии в дела вандальского королевства было вопросом жизни или смерти. О религиозной мотивировке похода против вандалов ср.: C.J. I. 27. 1. 1 – 5; Nov. LXXVIII. Cap. IV. 1.

(обратно)

86

Приготовления к походу против вандалов были, по-видимому, завершены к июню 533 г. Цифровые данные, касающиеся размеров войска, скорее всего точны, ибо основаны на официальных источниках, которые Прокопию как личному секретарю Велисария были вполне доступны.

(обратно)

87

О Дорофее см.: В.Р. I. 15.3.

(обратно)

88

О доместике см. выше: коммент. 36.

(обратно)

89

О Валериане см.: В.Р. II. 14. 8 и коммеит.

(обратно)

90

О Мартине см.: В.Р. I. 21. 27 и коммент.

(обратно)

91

Кирилл, так же как и Маркелл, принимал участие в битве при Даре. См.: В.Р. I. 13. 21. См. о нем также § 1 настоящей главы.

(обратно)

92

О предводителе гуннов Эгане Прокопий неоднократно упоминал в «Войне с персами». См., например: кн. I. 13. 20.

(обратно)

93

О Фаре, который предводительствовал герулами, см. также: В.Р. L 1.3. 19, 25 и т. д.

(обратно)

94

Буквально: бегуны.

(обратно)

95

Речь идет о префекте претория Иллирика (до 524 г.), префекте претория Востока 524 – 527 гг. Архелае. Экспедицию Велисария Архелай сопровождал в качестве вакантного префекта претория (как некогда во время войны 502 – 506 гг. с Иранои Апион; см.: В.Р. I. 8. 5). После завоевания королевства вандалов Архелай получил пост префекта претория Африки. См.: C.J. I. 27. 1; PLRE. II. Р. 133 – 134.

(обратно)

96

О Стоце см. ниже: II. 15. 1 – 5 etc.

(обратно)

97

T. е. около 21 – 22 июня 533 г.

(обратно)

98

Имеется в виду патриарх Константинополя Епифаний (520 – 535 гг.).

(обратно)

99

Этим новокрещенным юношей являлся некий Феодосий из Фракии, которого Велисарий сам крестил и затем сделал своим приемным сыном. См.: H.a. I. 14 – 15.

(обратно)

100

Об Антонине см.: В.Р. I. 25. 11 и след.; H.a. I. 11 – 42 и т.д.

(обратно)

101

Перинт – город на северном берегу Мраморного моря.

(обратно)

102

Авидос – город на берегу Геллеспонта.

(обратно)

103

Сигей – мыс у северо-западной части Малой Азии.

(обратно)

104

Малея – мыс на юго-востоке Пелопоннеса.

(обратно)

105

Тенар – один из мысов Пелопоннеса.

(обратно)

106

Мефона – город на Пелопоннесе.

(обратно)

107

Имеется в виду Иоанн Каппадокийский. См. о нем: В.Р. I. 24. 11 – 15 и коммент.

(обратно)

108

Хлеб такого рода назывался βουκελλάτον или βούκελλον. См.: Κουκουλες Φ. Βυζαντινών βιός καί πολιτισμός, Αθήναι, 1952. T. E. Σ. 24.

(обратно)

109

χοίνιξ (= 2 ξέσται или 4 κοτύλαι) – хлебная мера, достаточная для однодневного пропитания.

(обратно)

110

См.: B.G. II. 3 – 6 etc. Амаласунта, дочь Теодориха Великого, в 526 – 534 гг. правила Италией от имени своего малолетнего сына Аталариха, после смерти которого она стала носить в 534 г. титул королевы готов. Об Амаласунте см. также: H.a. XVI. 1.

(обратно)

111

Гелимер, видимо, в самом деле даже не подозревал о приближении византийского флота, предполагая, что его не следует ждать ранее наступления прохладного времени года. Поэтому он продолжал борьбу с берберами и отправил флот против Годы.

(обратно)

112

Бизакий (Бизацена) – провинция в Северной Африке.

(обратно)

113

Флот пристал к Капут-Ваде (Рас Капудии) 31 августа 533 г. См.: Körbst О. Untersuchungen zur ostgotischen Geschichte. I: Das Kriegsjahr des Prokop. Jena, 1913. S. 102.

(обратно)

114

Гавань Стагнон (mare Stagnum) идентична с Тунисским заливом (Эль-Бахира). Это была естественная гавань для больших судов. См.: Audollent A. Carthage Romaine: 146 avant Jesus Christ 698 après Jesus Christ. P. 1904. P. 150.

(обратно)

115

Толкование Прокопием изобилия воды в сухой почве как предзнаменование будущих успехов – это характерная для византийского менталитета черта истолковывать чрезвычайные обстоятельства как знамения свыше.

(обратно)

116

Т. е. курьерами. Слово вередарий образовано от латинского veredus, что значит «почтовая лошадь». Ср.: В.Р. IL 20. 20.

(обратно)

117

Оптион – от латинского optio, -onis, означающего помощника, избираемого самим начальником. В военном смысле – нечто вроде адъютанта.

(обратно)

118

Т. е. примерно по 14 км в день (при обычной скорости передвижения войск 210 стадий в день (см. выше: I, 1. 17), что составляло около 37 км.). Медленный темп продвижения византийской армии, видимо, объяснялся сильной жарой.

(обратно)

119

Об апельсиновых рощах и дворце в г. Грассе (Сиди Калифа) ср.: Tissot Ch. Géographie comparée de la province romaine d’Afrique. P., 1888. T. 2. P. 116.

(обратно)

120

Византийцы, как уже отмечалось, считали себя истинными римлянами и по этой причине претендовали на римское наследие. Эту мысль предельно откровенно выразил в своем законодательстве император Юстиниан, считавший себя преемником цезарей и На этом основании предпринявший реставрацию в прежних размерах единой Римской империи. См.: C.J. I. 27. l. l; Nov. XXVIII, 4. l. Подобную точку зрения, как мы видим, разделял и историк Прокопий.

(обратно)

121

Битва при Дециме имела место 13 сентября 533 г.

(обратно)

122

О городе Меркурии см. выше: I. 6. 10 и коммент.

(обратно)

123

О происхождении названия бури см. ниже: I. 21. 17 – 18.

(обратно)

124

Мандракий – искусственная гавань Карфагена, которая существовала уже при пунийцах (карфагенских финикийцах) и являлась центром торговой жизни города. См.: Audollent A. Op. cit. Р. 221.

(обратно)

125

Вступление войск Велисария в Карфаген произошло 15 сентября 533 г.

(обратно)

126

О помещении Дельфика, существовавшем и в Большом императорском дворце в Константинополе см.: Guilland R. A propos du Livre des Cérémonies de Constantin VII Porphyrogénète: le Delphax // Mélanges Henri Grégoire. Bruxelles, 1950. P. 293 – 306.

(обратно)

127

Прокопий, видимо, передает здесь предание, существовавшее в греческой среде, в культурном плане всегда смотревшей на римлян свысока и, вероятно, считавшей их способными лишь на заимствования, особенно у греков. В действительности слово «палаций» (дворец) произошло от названия холма Палатина, на котором первоначально были древнейшие поселения римлян и который впоследствии стал важным центром государственной жизни Рима. В императорскую эпоху Палатин превратился в грандиозный ансамбль императорских дворцов (палаций Августа, дворцы Тиберия, Калигулы, Нерона, Флавиев и Сентимия Севера). Имя дворца «палаций», возникшее, как только что было сказано, от названия одного из семи холмов (Палатина) живет и сейчас почти во всех европейских языках (английском – palace, французском – palais, немецком – Palast; русское слово «палаты» также происходит от латинского palatium). Что касается палатия Гелимера, то он, видимо, был идентичен резиденции проконсула. См.: Audollent A. Op. cit. P. 283.

(обратно)

128

Ср.: De aed. VI. 5. 8.

(обратно)

129

Имя Велисария действительно начинается со второй буквы греческого алфавита, которую по Эразмовой системе следовало бы произносить как [б] «бета». В нашем же издании, где византийские слова транскрибируются в основном по Рейхлиновой системе, эта буква произносится как [в] («вита») и, следовательно, вместо Белизарий имя полководца передается как Велисарий.

(обратно)

130

Киприан – епископ Карфагена 249 – 257 гг., первый крупный церковный деятель в Африке, был причислен к мученикам 14 сентября 257 г. Битва при Дециме произошла, таким образом, накануне дня этого святого, а византийские войска вошли в Карфаген на следующий день после дня его памяти. Сведения о св. Киприане Прокопий, по-видимому, заимствовал либо из агиографического источника, либо (что более вероятно) из устных рассказов карфагенян.

(обратно)

131

Посольство прибыло, по всей видимости, не из Силезии, где оставалась основная часть не последовавших за Годигисклом вандалов, а из вандальских областей, расположенных на территории современной Венгрии. См.: Alföldi A. Der Untergang der Römerschaft in Pannonien. Budapest, 1926. Bd. 2. S. 70; Schmidt L. Op. cit. P. 13 f.

(обратно)

132

В «Тайной истории» Прокопий утверждает, что все вандалы в ходе этой войны погибли. См.: H.a. XVIII. 5 – 6. Именно в этом месте он приводит цифру восемьдесят тысяч (воинов-вандалов), что и в «Войне с вандалами», но при описании более ранних событий. См. выше: I. 5. 18 и коммент. 50.

(обратно)

133

При всей ироничности описания Прокопием «партизанской войны» Гелимера оно свидетельствует, кажется, о том, что «освобождение» византийцами Северной Африки отнюдь не было встречено с восторгом местным крестьянским населением.

(обратно)

134

Письмо Цазона скорее всего исторически достоверно, хотя и несколько переработано Прокопием стилистически. Историк, как секретарь Велисария, по всей видимости, присутствовал на допросе пленных вандалов и собственными глазами видел письмо брата Гелимера.

(обратно)

135

Февдис (Тевд) – король вестготов в Испании в 531 – 548 гг. По происхождению – остгот; был первоначально телохранителем короля остготов Теодориха. Около 511 г. был послан Теодорихом в Испанию в качестве военачальника и опекуна своего внука – малолетнего еще Амалариха, которому Теодорих передал власть над Испанией. Однако Февдис женился в Испании на богатой и знатной даме, сам обзавелся огромной, в две тысячи человек, дружиной и стал de facto правителем Испании, что вынужден был признать и мудрый Теодорих. В 531 г. Февдис был провозглашен королем вестготов. См.: B.G. I. 12. 50 – 54; PLRE. II. Р. 1112 – 1113.

(обратно)

136

Так об этом стало известно и Прокопию.

(обратно)

137

Равнина Булла расположена к югу от города Буллы, находившемуся между Карфагеном и Гиппон Регием.

(обратно)

138

Письмо Гелимера Цазону пестрит общими местами и либо подверглось значительной литературной обработке, либо вообще является плодом воображения историка. Вполне возможно, что Прокопий придумал его для того, чтобы придать больший эффект концу I книги «Война с вандалами».

(обратно) (обратно)

Книга вторая

1

Имеются в виду служившие в византийской армии варвары, особенно готы и герулы.

(обратно)

2

Речь идет о том самом Петре, который был в одно время с Велисарием, копьеносцем Юстиниана (В. Р. I. 18. 6). Видимо, с тех пор между ними развилось известное соперничество, которое в 542 г. привело к тому, что Петр оклеветал Велисария перед Юстинианом (см.: H.a. IV. 4). Этому Петру Прокопий и ставит в вину возможное предательство гуннов.

(обратно)

3

Bandum – термин более позднего происхождения. Равнозначен слову vexillum, что означало «знамя» у конницы, союзных войск, ветеранов и мелких отрядов.

(обратно)

4

Битва при Трикамаре имела место в середине декабря 533 г. См. ниже: B.V. II. 3. 23.

(обратно)

5

Три приведенные здесь Прокопием речи (Велисария, Гелимера и Цазона) едва ли, во всяком случае в том виде, как они изложены, могут считаться вполне достоверными, ибо все они пестрят общими местами. Вполне возможно, что историк намеренно насыщает свое сочинение литературными элементами.

(обратно)

6

Невзирая на то, что Прокопий, возможно, тенденциозно подчеркивает размеры грабежей вандалов, нельзя не вспомнить, что пиратство вандалов при Гейзерихе заметно сказывалось на средиземноморской торговле.

(обратно)

7

О процветании сельского хозяйства при вандалах говорят и другие источники. См., например: Coripp. III. 13; Victor de Vita. III. 55; Courtois С. Op. cit. P. 312 et suiv.

(обратно)

8

С капитуляцией Гелимера падение вандальского королевства было завершено. Но еще до битвы при Трикамаре (т. е. уже после взятия Карфагена) Юстиниан в институции от 21 ноября 533 г. именует себя Africanus et Vandalicus. См.: Corpus juris civilis. Vol. 1. Instit. P. XXI.

(обратно)

9

Здесь Прокопий, вероятно, намекает на постоянные невыплаты казной жалованья солдатам в эпоху правления Юстиниана.

(обратно)

10

Точная локализация горы Папуа представляет собой спорный вопрос. Возможно, что гора идентична массиву Эдух, расположенному к западу от залива Бона.

(обратно)

11

Сообщая о занятии византийской армией стратегически важных пунктов вандальского королевства, Прокопий по существу свидетельствует о том, что власть византийцев простиралась главным образом на побережье, а во внутренних областях господствовали племена маврусиев. К вопросу о населении Северной Африки см.: Courtois С. Op. cit. P. 104 – 125.

(обратно)

12

Т. е. Амаласунте.

(обратно)

13

Переписка Велисария с готами относительно Лилибеи имела место зимой 533 – 534 гг. Излагая ее, историк, по всей видимости, сообщает истинную суть и смысл переговоров, передав их лишь в несколько переработанном в литературном отношении виде сообразно потребностям историографического жанра. Ср.: Rubin В. Prokopios von Kaisarea. Stuttgart, 1954. Kol. 144. Вместе с тем нельзя исключить и того факта, что письма от лица Велисария писались самим Прокопием и уже тогда могли подвергаться известной стилизации.

(обратно)

14

Здесь Прокопий дал прекрасную сравнительную характеристику образа жизни вандалов и маврусиев. Вместе с тем ради усиления контраста черты быта того и другого народа несколько утрированы историком. См., например: Gernet L. De l’origine des Maures selon Procope // Mélanges E.-F. Gautier. P., 1937. P. 234 – 244.

(обратно)

15

Переписка Фары и Гелимера несет на себе явный отпечаток стиля Прокопия. Вместе с тем она дала историку возможность дать великолепный образ вождя вандалов.

(обратно)

16

Гелимер сдался византийцам в конце марта – начале апреля 534 г.

(обратно)

17

Велисарий, видимо, просился в Константинополь в надежде на триумф, на который он после столь быстрой и столь эффектной победы справедливо рассчитывал.

(обратно)

18

Здесь Прокопий, что характерно для его мировоззрения, совершенно пренебрег упоминанием о пехоте.

(обратно)

19

Соломон (ибо он был евнухом) и оказался тем безбородым вождем, о котором шла речь выше в § 14.

(обратно)

20

Новое устройство в завоеванной Северной Африке было введено законом Юстиниана от 534 г. См.: C.J. I. 27. 2. Ср.; Diehl Ch. L’Afrique byzantine. P., 1896. P. 97 – 111.

(обратно)

21

Ср.: H.a. XVIII. 10 – 12.

(обратно)

22

Поскольку в Риме триумфов удостаивались лишь императоры, со времени установления принципата Августа все триумфы справлялись от имени императора, а полководцу-победителю лишь вручались триумфаторские инсигнии. Первым полководцем, который отказался от триумфа, был Агриппа, совершивший успешный поход в Испанию примерно за 550 лет до того, как Велисарий покорил королевство вандалов.

(обратно)

23

Тит Флавий Веспасиан – римский император 79 – 81 гг.

(обратно)

24

Марк Ульпий Траян – римский император с 98 по 117 г., при котором Рим достиг максимального расширения своих границ и пережил период наивысшего расцвета.

(обратно)

25

Имеются в виду стойла (carceres), откуда выпускали лошадей в начале конных ристаний – любимого зрелища константинопольской публики.

(обратно)

26

Трон помещался в императорской кафисме, двухэтажном помещении, расположенном в середине восточной части ипподрома, прилегавшей к Большому императорскому дворцу. Подробнее о ней см.: В.Р. I. коммент. 209, 211.

(обратно)

27

См. выше: I. 5. 3.

(обратно)

28

Прокопий напоминает здесь о событиях, в ходе которых Тит, подавив в 70 г. восстание иудеев, захватил и разрушил Иерусалим.

(обратно)

29

Народ располагался на ипподроме на длинной западной (т. е. противоположной императорской кафисме) стороне. По правую сторону от императора располагались венеты (голубые), по левую – прасины (зеленые). Ипподром таким образом, по справедливому замечанию Ж. Дагрона, являлся живым воплощением единой императорской власти и разделенного на две части народа. См.: Dagron G. Naissance d’une capitale: Constantinople et ses institutions de 330 à 451. P., 1974. P. 344.

(обратно)

30

Произнесение Гелимером слов, заимствованных из Экклезиаста (1.2), по всей видимости, является достоверным фактом.

(обратно)

31

Сцена с Велисарием, молящим василевса, и его приравнивание в данном случае к военнопленным – это завуалированная критика клеветы в адрес Велисария. Вопреки наветам Юстиниан отчеканил монету, где он изображен вместе с Велисарием; изображение сопровождала надпись: Велисарий – слава римлян. Сцена триумфа Велисария, равно как и сцена войн и битв при Юстиниане, запечатленные в мозаике, украсили со временем вход в Большой императорский дворец – мини-дворец Халку. См.: De aed. I. 10. 15 – 16.

(обратно)

32

Согласно Кодексу Юстиниана, еретикам, к которым относились и ариане, запрещалось иметь должности и титулы. См.: С J. I. 5. 5.

(обратно)

33

Велисарий был удостоен консульского звания в 535 г. Об угасания консулата см.: Н.а. XXVI. 12 – 15 и коммент.

(обратно)

34

Соломон соединил в своих руках гражданскую власть (praefectura praetorii) с военной властью (magisterium militum). См.: Diehl Сh. Op. cit. P. 48 – 50; 117.

(обратно)

35

Иисус Навин, согласно Ветхому завету, был предворителем евреев, которые завладели Ханааном и расселились в Палестине.

(обратно)

36

Здесь Прокопий путает финикийцев, являвшихся семитским народом, и берберов. Вообще в экскурсе об истории маврусиев он соединил самые разнообразные источники – от Ветхого завета и мифологии до надписей. К вопросу об этнографии и истории берберских племен см.: Courtois С. Op. cit. P. 91 – 105. Там же и литература вопроса.

(обратно)

37

Излагая переписку Соломона с маврусиями, Прокопий пользуется случаем, чтобы, с одной стороны, дать характеристику нравов и образа мыслей берберов, а с другой – сделать выпад против императора, нарушившего договор, что и повлекло за собой восстание маврусиев.

(обратно)

38

Μάμμης τό χωρίον – идентично Генхиру Дуимису. Битва здесь произошла осенью 534 г.

(обратно)

39

Ср. выше; B.V. I. 8. 25 – 26.

(обратно)

40

Речь Соломона при всей ее литературной обработке Прокопием, видимо, является достоверной, ибо содержит интересные данные о вооружении берберов и дает оценку их боеспособности.

(обратно)

41

Речь вождей маврусиев скорее всего является сочиненной самим Прокопием в соответствии с законами жанра как рефлексия на речь Соломона; она пестрит общими местами, характеризующими варваров – маврусиев. Любопытно подчеркивание роли Велисария, которого дьявол (т. е. Юстиниан) устранил.

(обратно)

42

Битва при Бургаоне имела место в начале 535 г. См.: Diehl Ch. L’Afrique... P. 69. Поле битвы точно не определено, но ряд исследователей полагает, что это место идентично современному Джебель Бон Ганаму. См.: Courtois С. Op. cit. P. 349. Подробное и яркое описание событий историком привело к предположению ряда исследователей, будто Прокопий был свидетелем сражения при Бургаоне. См., например: Rubin В. Prokopios... Коl. 147. Однако вопрос этот, на наш взгляд, следует считать спорным, ибо его «Война с персами» не раз обнаружила умение Прокопия создавать живые, впечатляющие картины на основании официальных отчетов и устной информации.

(обратно)

43

Ср.: B.V. I. 8. 5.

(обратно)

44

См.: B.V. I. 9. 3.

(обратно)

45

Имеется в виду комит федератов, упомянутый в «Войне с вандалами». Кн. I.11. 6.

(обратно)

46

Экспедиция Алфии в Нумидию имела место в 535 г.

(обратно)

47

Поход Соломона против Иауды (Явды) состоялся, вероятно, еще осенью 535 г.

(обратно)

48

Название Аврасий относилось не только к горному массиву, носящему теперь имя Джебель Орес, но и весьма обширному пространству вокруг него.

(обратно)

49

См. выше: B.V. I. 8. 5.

(обратно)

50

А этот абзац уже явное свидетельство пребывания Прокопия в Северной Африке, куда он вернулся, возможно, после триумфа Велисария в Константинополе, а, возможно, и несколько позднее – уже после празднования консульства своего патрона в 535 г. Сведения о вершине горы Аврасий и быте тамошних маврусиев историк, видимо, почерпнул от Ортайи, с которым, как он сам говорит, ему приходилось иметь беседы.

(обратно)

51

Гора Щит – это есть Clypea, от латинского clipeus, что означает «круглый щит из бронзы».

(обратно)

52

Прокопий ошибочно применяет название βαρβαρικϊνοι по отношению к сосланным на Сардинию, маврусиям. Латинская надпись из города Прэнесте говорит о civitates Barbariae значительно раньше. См.: CIL. XIV. 2954. По всей видимости, речь шла о каком-то туземном племени. О маврусиях, упомянутых Прокопием, ср.: C.J. I. 27. 2, 3.

(обратно)

53

536 – 537 гг.

(обратно)

54

536 г.

(обратно)

55

О запрещении арианского богослужения ср.: Nov. XXXVII от 1 августа 535 г.

(обратно)

56

Разбор причин восстания еще раз дает Прокопию повод высказать критику в адрес Юстиниана и более того – еще раз назвать его дьяволом.

(обратно)

57

Имеется в виду Пасха, состоявшаяся в 536 г. 23 марта.

(обратно)

58

Об этом Феодоре см. выше: B.V. II. 8. 24.

(обратно)

59

В то время как речь Велисария полна общих мест, в обращении Стоцы содержатся откровенные намеки на причины восстания, о которых речь шла выше. Что касается требовавшего от солдат суровой дисциплины Соломона, то он не был популярен в войсках. Кроме того, развернув в Африке широкое строительство крепостей, он не позволял солдатам удовлетворять страсть к наживе. Этот мотив постоянно встречается в речах Стоцы, и, следовательно, был одним из важных мотивов восстания, который Прокопий в соответствии с потребностями жанра разнообразно формулирует. О строительстве Соломона в Северной Африке см.: CIL. VIII. 1851; Tagura; VIII. 4677: Madaura; VIIL 1863: Tebessa=Theveste. О Соломоне ср. также: B.V. II. 20. 29. Его мелочность в противоположность щедрости Велисария постоянно подчеркивается Прокопием.

(обратно)

60

Константина прежде называлась Циртой. Ныне это Константина (Ксантина).

(обратно)

61

В этом месте, возможно, есть скрытый намек на происхождение Юстиниана. Ср.: H.a. VI. 2. См.: Rubin B. Prokopios... Kol. 149.

(обратно)

62

Скале Ветерес=Cellas Vatari, Кербет Зерга. О местечке нет ясных данных. Идентичность его с Vatari Певтингеровых таблиц (ныне Федж эль-Сиуда) не исключена, но все-таки спорна. Ср.: RE. VIII. Col. 488.

(обратно)

63

В новелле о Максимине Прокопий подчеркивает важное значение верности дружинника и необходимость строгости наказания того, кто ее нарушил. Вероятно, здесь на мировоззрении историка сказалось германское влияние. Ср.: Rubin В. Prakopios... Kol. 150.

(обратно)

64

Т. е. 539 – 540 гг.

(обратно)

65

О Фаресмане см.: В.Р. I. 8. 3; 20, 19.

(обратно)

66

Река Абига (соврем. Вед Бу Дуда) протекает к северу от массива Аврасия (Джебеля Ореса) и в полкилометре к западу от Ксар Багхая. Об оросительном устройстве, применявшемся берберами, см.: Courtois С. Op. cit. P. 318 – 319.

(обратно)

67

Об оптионе см. выше коммент. 117 к кн. I.

(обратно)

68

Ситифис – ныне Сетиф.

(обратно)

69

В результате этой экспедиции была восстановлена бывшая римская провинция Африка.

(обратно)

70

См.: B.V. II. V. 5.

(обратно)

71

Имеется в виду 543 – 544 гг.

(обратно)

72

Упадок благосостояния в Ливии Прокопий ставит здесь в вину Сергию и Киру, между тем как в «Тайной истории» (V. 28 – 33) он открыто винит Юстиниана и Феодору, оказывавших покровительство неспособному Сергию.

(обратно)

73

См. выше: кн. I. 10. 22 и след.

(обратно)

74

О битве ср.: Coripp. I. 473 – 477; II. 28 – 40; III. 343 – 441; IV. 365. Сражение произошло под местечком Cillium (Kasserine) весной 544 г. См.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. 1949. T. 2. P. 548. N. l.

(обратно)

75

О Сергии ср. также: H.a. V. 32 – 33. Прокопий сообщает здесь, что поскольку он считался женихом внучки Антонины, жены Велисария, то императрица Феодора не пожелала отрешить его от должности.

(обратно)

76

Город Лариб расположен к югу от Капут Вады на западном побережье залива Малого Сирта.

(обратно)

77

Хвастовство Соломона-младшего и его безнаказанное преступление против Пегасия, спасшего ему жизнь, также описаны в «Тайной истории» (V. 34 – 38). Ср.: Coripp. III. 442 – 460; Marcel. Com. a. 543, где события 543 г. в Триполи совместились с теми, что произошли в 544 г. в Бизацене. См.: Stein E. Op. cit. P. 549.

(обратно)

78

Этот Гимерий принимал затем участие в войне с готами в качестве начальника гарнизона в Регии, который из-за отсутствия самого необходимого сдался Тотиле. См.: B.G. III. 37. 20; 39. 5.

(обратно)

79

Ареовинд, по всей видимости, приходился внуком тому самому Ареовинду, который принимал участие в войне между Византией и Ираном в 502 – 506 гг. См.: В.Р. I. 8. 1 и коммент.

(обратно)

80

Афанасий был братом посла Александра. См.: В.Р. I. 22. 1; в Италии Афанасий выполнял главным образом посольские функции. См.: B.G. I. 6. 26; 7. 25.

(обратно)

81

Имеется в виду Артаван из рода Аршакидов, тот самый, который убил Ситу. См.: В.Р. II. 3. 25.

(обратно)

82

Отец Артавана и Иоанна, Иоанн из рода Аршакидов, был в свое время предательски убит Вузой. См.: В.Р. II. 3. 29 – 31.

(обратно)

83

Сикка Венерия, современный Эль Кеф (или Шикка Баннар), расположена в 100 км к югу от Карфагена.

(обратно)

84

Описание битвы и смерти двух заклятых врагов – Иоанна, сына Сисиниола, и Стоцы – достойна сцены из литературного романа. Сосредоточив внимание на романтических деталях, Прокопий словно забыл рассказать о результате битвы. Во всяком случае описание ее с исторической точки зрения явно не закончено.

(обратно)

85

В Италии Сергий не сыграл никакой существенной роли. См.: B.G. III. 27. 2.

(обратно)

86

Поднимая на смех неспособного в военных делах Ареовинда, Прокопий по существу критикует Юстиниана, который остановил на нем свой выбор.

(обратно)

87

События относятся к 544 – 545 гг.

(обратно)

88

О крепости-монастыре на берегу Мандракия ср.: De aed. VI.5.11. Монастыри подобного рода были характерны для строительной деятельности Юстиниана.

(обратно)

89

Casula – плащ с капюшоном.

(обратно)

90

Здесь те же тенденции, что и в предыдущей главе, – поднять на смех трусливого Ареовинда. Весь рассказ о нем словно дышит сарказмом. Прокопий, видимо, хотел подчеркнуть, что императору следовало бы лучше знать своих людей, кто из них способен, а кто нет, для такого сложного и деликатного поста. Таким образом историк ставит в вину и мятеж, и личное несчастье, случившееся с Ареовиндом, самому императору.

(обратно)

91

Убийство Ареовинда произошло в марте 546 г.

(обратно)

92

Речь Григория дает Прокопию возможность подвергнуть уничтожающей критике политику Юстиниана и оспорить значение и смысл войны с вандалами, которая стоила огромных средств и многих жизней, но из-за ошибок императора фактически не имела успеха. Более того, историк подчеркивает, что для спасения положения император вынужден был прибегнуть к помощи бывшего врага империи. Едкий сарказм этой главы достоин «Тайной истории».

(обратно)

93

Девятнадцатый год правления Юстиниана – это 545 – 546 гг. Пир, на котором был убит Гонтарис, состоялся в мае 546 г.

(обратно)

94

Последние события из истории покорения Ливия упоминаются Прокопием лишь в общих чертах. Вероятно, он не обладал более подробными данными.

(обратно)

95

Замечание Прокопия о резком сокращении населения Ливии и обнищании ее населения – это опять-таки критика в адрес Юстиниана, нашедшая затем свое полное выражение в «Тайной истории» (см., например: VI. 25; XVIII. 7; 43 и т. д..).

(обратно) (обратно) (обратно)

Тайная история

1

Имеются в виду книги I – VII «Войн», четыре из которых предложены вниманию читателя в этом издании.

(обратно)

2

Первоначально в древней античности слово «тиран» и производное от него не имели негативного смысла. По этой причине, видимо, X. Девинг и О. Фей поняли τυραννήσουσιν как «те, кто будут обладать верховной властью». См.: S.H.P.7; W.I.S.9. Поскольку, однако, в дальнейшем изложении Прокопий вкладывает в понятие «тиран» исключительно негативный смысл, мы и перевели это место как «тех, кто в будущем окажется тираном».

(обратно)

3

Что это за наказание, из текста Прокопия неясно.

(обратно)

4

В «Истории войн» Прокопий изображает Антонину как умную, хитрую и энергичную женщину. См.: В.Р. I. 25. 23; B.V. I. 12.2; 13.24; 19.11; B.G. III. 19.7. В том же сочинении историк упоминает о ее «прежнем браке» (B.G. I. 5.5) и сыне (B.G. I. 5.5; 18.18) и дочери (B.V. II. 8.24).

(обратно)

5

Т. е. в Константинополе.

(обратно)

6

Возможно, также и при цирке, который в то время был театром по преимуществу, ибо в нем не только устраивались состязания колесниц, но и ставились театральные сценки. Само слово «театр» тогда нередко означало именно ипподром.

(обратно)

7

Аллюзия на Аристофана: Мир. 620 (ήγριωμένους έπ’άλλήλους καί σεσηρότας).

(обратно)

8

Сильверий – римский папа. В 536 г. он был обвинен в измене и смещен. Умер будучи узником на острове Пальмария.

(обратно)

9

Это обещание осталось невыполненным.

(обратно)

10

См.: В. Р. I. 25. Об Иоанне см. также выше;В.Р.1.24.11 – 15.

(обратно)

11

Приверженцы еретического учения, получившего название по имени его основателя – епископа г. Кизика Евномия (IV в.). По своей сути евномианство было близко к арианству, являлось крайним течением внутри него.

(обратно)

12

Для ведения войны с вандалами (533 г.).

(обратно)

13

Т. е. крестил и стал его восприемником.

(обратно)

14

Штаны – варварская одежда, но вошедшая в моду в Византии уже в ее ранний период.

(обратно)

15

Поведение Велисария оказалось в резком контрасте со словами Кандавла, обращенными к Гигесу: «ушам люди доверяют меньше, чем глазам». См.: Геродот. I. 8.

(обратно)

16

Велисарий взял Сиракузы 31 декабря 535 г. См.: B.G. I, 5. 18. и коммент.

(обратно)

17

Константин (по другим чтениям Константиниан) – cornes sacri stabuli, видный военачальник, не раз отличавшийся в ходе войны с готами. См.: B.G. I. 5.3; 16.1; 19.16; 22.15; 16, 25.

(обратно)

18

См.: B.G. II. 8. l – 18. Константин отобрал у знатного римлянина Президия его два кинжала (единственное, что у него осталось), за что тот и пожаловался на Константина Велисарию.

(обратно)

19

Карфаген был захвачен 15 сентября 533 г. в ходе войны с вандалами (B.V. I. 20. 1), Равенна – во время похода в Италию в мае 540 г. (B.G. II. 29. 30 – 40).

(обратно)

20

Так называемых – описательная формула для обозначения реалий, не существовавших в эпоху классической древности, в подражание историкам которой Прокопий писал.

(обратно)

21

541 г. II глава «Тайной истории» является дополнением к «Войне с персами», в основном ко второй ее книге.

(обратно)

22

См.: В.Р. I. 25.

(обратно)

23

См.: Ibid. II. 19. 24.

(обратно)

24

См.: Ibid. II. 19. 26 сл.

(обратно)

25

См.: Ibid. II. 19. 11, 15 сл.; 19. 26 сл.

(обратно)

26

Хосров со своим войском находился тогда в Лазике, предпринимая попытки завоевать Петру. См.: В.Р. II. 17. 3 сл. Антиохийцы, о которых идет здесь речь, – это плененные им жители Антиохии во время захвата города Хосровом в 540 г. Для них Хосров построил город на расстоянии одного дня пути от Ктесифона, дав ему имя Антиохия Хосрова.

(обратно)

27

См.: В.Р. II. 17. 1.

(обратно)

28

Навед – начальник персидского гарнизона в Нисибисе.

(обратно)

29

Влисхам – начальник гарнизона в Сисавраноне. После взятия в плен остался у византийцев на службе.

(обратно)

30

Речь идет о союзных с Ираном племенах гуннов.

(обратно)

31

Валериан, способный военачальник, занимал в ту пору пост magister militum per Armeniam.

Ср.: В.Р. II. 14.8.

(обратно)

32

Заверган – видный и влиятельный перс из окружения шаха. В «Войне с персами» Прокопий изображает его резким в суждениях человеком (В.Р. II. 8. 30 – 32). О посольстве Завергана в Византию других известий не сохранилось. Возможно, оно имело место в 540 г. и имело связь с захватом Антиохии.

(обратно)

33

О влиянии Феодоры на ход государственных дел сообщают. многие византийские авторы. Известно об этом и от самого Юстиниана, который в одной из своих новелл написал: «Посоветовавшись в этом случае еще раз с нашей преосвященнейшей супругой, которую даровал нам Бог...». (Nov. VIII. Cap. I).

(обратно)

34

О путешествии Антонины на Восток кратко упомянуто в «Войне с персами» (I, 25.23).

(обратно)

35

По всей видимости, речь идет о церкви Богоматери, расположенной на Золотом Роге, сразу же за западной стеной города, где позднее разместился квартал Влахерны. В трактате «О постройках» эта церковь описана как «Самая священная и почитаемая» (De aed. I. 3.3).

(обратно)

36

T. е. жители Константинополя.

(обратно)

37

Позднее Фотий стал настоятелем монастыря. В 566 г., уже после смерти Юстиниана, император Юстин II поручил ему подавление восстания самаритян. См.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. Bruxelles; Paris; Amsterdam, 1949. T. 2. P. 496. N. 1.

(обратно)

38

Этa часть «Тайной истории» – дополнение к В. Р. II. 20; 21.28; 21.30 сл.

(обратно)

39

В.Р. II. 22; 23. События, о которых идет речь в этой главе, относятся, следовательно, к 542 – 543 гг.

(обратно)

40

X. Девинг понял это место, как «еще одного Юстиниана» (S.H. Р. 43).

(обратно)

41

Петр – опытный военачальник на персидской границе, возможно перс родом. См.: В.Р. I. 12.9 и коммент.

(обратно)

42

Иоанн Фага – византийский военачальник. О нем см.: В.Р. II. 19.15, 28; II. 24.15; B.G. II. 23.3; III. 13.23; 40. 34 etc.

(обратно)

43

Вуза – византийский военачальник, деятельность которого проходила главным образом в Италии и на Востоке. См.: В. Р. I. 13.5, 19, 25, 27, 30, 31; 21, 5 etc. После смерти Феодоры Вуза был оправдан, что вытекает из сообщения о нем Прокопия в B.G. III. 32. 41 сл.

(обратно)

44

Тартар – темная пропасть под Гадесом, куда Зевс свергнул Крона, Титанов и др.; мрачная бездна в глубине земли, находящаяся на таком же отдалении от ее поверхности, как земля от неба. Нижняя часть преисподней.

(обратно)

45

Ш. Диль в свое время высказал большое сомнение в существовании подземной тюрьмы в императорском дворце. См.: Диль Ш. Юстиниан и византийская цивилизация в VI в. СПб., 1905. С. 44. Современные исследователи с большим доверием относятся к этому известию Прокопия. См.: Rubin B. Prokopios von Kaisareia. Stuttgart, 1954. Col. 259 – 60; W. I. Erläuterungen. S. 286.

(обратно)

46

Мартин – видный военачальник, служивший сначала под командованием Велисария, впоследствии получивший пост magister militum per Orientem. О нем см. также выше: В.Р. 11. 13. 16 и коммент. 91.

(обратно)

47

На ежедневный утренний прием сановники собирались задолго до открытия дворца. Не явиться на прием можно было лишь по болезни.

(обратно)

48

Король вандалов Гелимер сдался Велисарию в марте 534 г.

(обратно)

49

Витигис – король остготов, сдавшийся на милость войску Велисария в мае 540 г.

(обратно)

50

Анастасий – сын дочери Феодоры. По мнению О. Фея, Анастасий был сыном сестры императрицы и, следовательно, ее племянником. См.: W. I. Erläuterungen. S. 286 – 287. Исследователь в данном случае исходит из возраста Феодоры, которой в то время было около 45 лет. Поскольку, однако, в Византии VI в. брачный возраст для мужчин был 14 лет, а для женщин – 12 лет, то нет ничего удивительного в том, что женщина 45 лет имела внука около 14 лет.

(обратно)

51

Ср.: B.G. III. 10. 1 сл.

(обратно)

52

Речь идет о первом походе Велисария в Италию (535 – 540 гг.).

(обратно)

53

Ср.: III. 20; B.G. IV. 12. 34.

(обратно)

54

B.G. III. 35. 1 – 2. Второй поход Велисария в Италию проходил в 544 – 549 гг.

(обратно)

55

Тотила – король остготов с 541 г.

(обратно)

56

Тотиле удалось вернуть под власть остготов большую часть Италии, включая Неаполь.

(обратно)

57

Рим был взят Тотилой в ночь на 17 декабря 546 г.

(обратно)

58

Геродиан – византийский военачальник, возглавлявший пехоту: B. G. I. 5.3. etc. До конца войны с остготами оставался на их стороне. (B.G. IV.34.19).

(обратно)

59

Ср.: B.G. III.12.15.

(обратно)

60

По мнению Б. Рубина, полководец Иоанн приходился Виталиану не племянником, а сыном. См.: Rubin В. Das Zeitalter Justinians. В., 1960. Bd. l. S. 485. О Виталиане см. ниже коммент. 84.

(обратно)

61

О Германе см.: В. Р. 11.6.9 и коммент. 40, 43.

(обратно)

62

Речь идет о сыновьях Германа, Юстине и Юстиниане, от брака с Пассарой.

(обратно)

63

Брачный возраст для девушек был 12 лет.

(обратно)

64

Об отзыве Велисария из Италии в «Войне с готами» говорится следующее: «Антонина, жена Велисария, прибыла после смерти василисы в Византии и попросила василевса отозвать туда своего мужа. Она без труда этого добилась. Ибо уже и война с мидийцами лежала на василевсе Юстиниане тяжелым гнетом и побуждала его к этому решению» (B.G. III.30.25).

(обратно)

65

См.; B.G. III. 35. 2.

(обратно)

66

См.: B.V. II. 21. 4.

(обратно)

67

О брате Сергия Соломона см.; B.V. I. 11. 5 – 6, 9; 24. 19 etc.

(обратно)

68

B.V. II.21.1.

(обратно)

69

Иоанн, сын Сисиниола, – византийский военачальник, участник войны с вандалами. См.: B.V. II.19.1; 22.3.

(обратно)

70

Ср.: B.V. II.22.11.

(обратно)

71

Врач из африканского города Лариба.

(обратно)

72

Император Лев I Исавр (457 – 474).

(обратно)

73

Часть источников называет Юстина фракийцем, часть – иллирийцем. А. А. Васильев отдает предпочтение фракийскому происхождению Юстина (Vasiliev A. A. Justin the First. An Introduction to the Epoch of Justinian the Great. Cambridge (Mass.), 1950. P. 49) ; Б. Рубин, А. Джонс и др. – иллирийскому (Rubin В. Das Zeitalter... P. 81; Jones A. H. M. The Later Roman Empire. Oxf., 1964. P. 267).

(обратно)

74

Буквально: дважды испеченный хлеб.

(обратно)

75

Война с исаврами, воинственным народом, обитавшим во внутренних районах Малой Азии, началась сразу же по восшествии на престол Анастасия I (491 – 518) и продолжалась семь лет. Непосредственно ее причиной было оттеснение исавров от высших должностей в военно-административном аппарате империи, которые они занимали при предшественнике Анастасия Зиноне.

(обратно)

76

Иоанн Кирт (Горбатый) – magister militum praesentalis 492 – 499 гг., консул 499 г.

(обратно)

77

Прокл – квестор священного дворца (522/523 – 525/526), в прошлом видный адвокат. Характеризуется в источниках как умный и проницательный государственный деятель. См. о нем также: В.Р. I.11 11 и след.

(обратно)

78

Т. е. legi. Латинский язык был государственным языком ранневизантийской империи.

(обратно)

79

γραφίς – это, скорее всего, перо, но неясно, какое, поскольку тростниковое перо именовалось калямом.

(обратно)

80

Имеются в виду пурпурные чернила.

(обратно)

81

См.: В.Р. II. 22 и 23.

(обратно)

82

Амантий – препозит священной спальни 518 г. По другим источникам, он стремился сделать императором своего племянника Феокрита, а когда он ничего не добился, пытался устроить против Юстина I заговор. См.: Malal. Р. 410 – 411; Chron. Pasch. P. 610.

(обратно)

83

Иоанн – патриарх Константинополя 518 – 519 гг.

(обратно)

84

О Виталиане, талантливом полководце, консуле 520 г., популярность которого как страстного ревнителя ортодоксии была огромна, см. выше: B. P.I.8.3 и комм. Об убийстве Виталиана во дворце в год его консульства сообщает в Иоанн Малала. Malal. Р. 412. О возможной причастности Юстиниана к убийству Виталиана см.: Vasiliev A. A. Op. cit. Р. 108 – 114; Stew Е. Op. cit. Р. 320.

(обратно)

85

См.: В.P.I.24.2. См. также комментарий к этому параграфу.

(обратно)

86

Буквальное значение слова «стасиоты» – мятежники, наиболее активные сторонники факций ипподрома.

(обратно)

87

Под массагетами Прокопий имеет в виду гуннов, занимавших области, населявшиеся в более отдаленные времена массагетами. Ср.: В.Р.1.21.13 и коммент.

(обратно)

88

Костюм византийца, ткань и отделка зависели от его общественного статуса. В среде аристократии существовала масса разнообразных знаков отличия, имевших вид полос, квадратов, ромбов, углов, крестов, кругов. Высшим отличительным знаком был золотой ромб (тавлион) на пурпурном плаще императора. Ближайшие сподвижники василевса носили пурпурные ромбы на белой одежде. Знаками отличия также были золотые пояса, бляхи и застежки.

(обратно)

89

Имеется в виду обувь с загнутыми носами.

(обратно)

90

Т. е. на азиатском берегу Босфора.

(обратно)

91

Прокопий здесь, так же, как и в глазах XVIII – XXX, где он четыре раза говорит о 32 годах правления Юстиниана (напомним, что «Тайная история» была написана в 550 г.), отчетливо дает понять, что он начинал отсчет правления Юстиниана не с 527 г., когда тот официально был провозглашен императором, а с 518 г., т. е. с начала правления Юстина. Правления этих двух императоров в самом деле образуют известное единство, хотя роль Юстина (особенно в начале его правления) была, по всей видимости, более значительна, нежели та, которую ему приписывает наш историк. См., например: Browning R. Justinian and Theodora. L., 1971. P. 31 – 69.

(обратно)

92

Ср.: De aed. I. 11. 17 – 20, где также проскальзывает критическое отношение Прокопия к морскому строительству. Рассуждения Прокопия о состязании Юстиниана с вечным прибоем волн, возможно, являются реминисценцией рассказа Геродота о Ксерксе, который, когда буря снесла и уничтожила построенный по его повелению мост через Геллеспонт, приказал бичевать море тремястами ударами, погрузить в море пару оков и заклеймить пролив клеймом. См.; Геродот. VIII. 34 – 35.

(обратно)

93

Описание внешности Юстиниана в «Тайной истории» близко к тому, что можно прочесть в «Хронографии» современника Юстиниана и Прокопия Иоанна Малалы; «Был он невысокого роста, широкогрудый, с курчавыми волосами. Был круглолиц, красив [несмотря на то, что] у него не было волос на лбу, цветущий на вид, [хотя] борода и голова его поседели». (Malal. P. 425).

(обратно)

94

Домициан – римский император 81 – 96 гг.

(обратно)

95

Т. е. форума.

(обратно)

96

Школа перипатетиков была основана Аристотелем в 330 г.

(обратно)

97

Низший разряд гетер, название которого возникло как ассоциация с низшим разрядом войска.

(обратно)

98

Мим – довольно грубая комедия. Занятый в ней актер, как в сам жанр, также именовался мимом. Подробно см.: Чекалова А. А. Быт и нравы // Культура Византии. М., 1984. С. 661 – 663.

(обратно)

99

Гости, по всей видимости, возлежали на римский манер на трех ложах, расположенных по трем сторонам треугольника, открытым у основания. Поскольку они лежали, опираясь на левую· руку, головой к столу, их ноги были обращены к открытой части, через которую вошла Феодора. Свой стриптиз она проделывала, находясь на незанятом более низком конце ложа, у ног сотрапезников.

(обратно)

100

Гекебол был назначен правителем провинции Ливии Пентаполис. События, по всей видимости, относятся к началу правления Юстина. См.: PLRE. II. Р. 528.

(обратно)

101

Вместо πολιτεία (государство) Алеманн предложил πολυτέλεια (большие издержки, роскошь).

(обратно)

102

Феодот был префектом Константинополя в 522 или 523 г. Известие об этом событии имеется и в «Хронографии» Иоанна Малалы, однако, по словам этого хрониста, Феодот был смещен по той причине, что в наказании голубых он излишне переусердствовал, приказав казнить сенатора Феодосия. См.: Malal. Р. 416.

(обратно)

103

Место испорчено; переведено по конъектуре: <περιήσαν> έπεί άπολέσαι αύτούς πράγμασι Ρωμαίους έδει <δεινοΐς>

(обратно)

104

Это было распространенное в те времена обвинение, предъявляемое неугодным властителям лицам. По существу это было обвинение в язычестве, для адептов которого была характерна вера в предзнаменования, предсказания, гадания и прорицания.

(обратно)

105

Луппикина – Евфимия. Ср.: VI. 17.

(обратно)

106

άντιλαβέσθαι τε αρετής ουδαμή ϊσχυσεν... Χ. Девинг считает, что вместо άρετής здесь должно стоять άρχής и, следовательно, фразу следует понимать: «она была совершенно неспособна принимать участие в управлении государством». См.: S.H.P.117 and N. 4.

(обратно)

107

Подобные запрещения были сделаны законом Константина от 336 г.: См. С. Th. IV. 6. 3; Nov. Marc. 4. (454 г.)

(обратно)

108

οΰτε είρηναϊα προσειπεϊν, Имеется в виду принятое среди христиан приветствие «мир вам» (είρήνη ύμΐν). См.: Евангелие от Луки. XXIV. 36. Провозглашение Юстиниана и Феодоры имело место в «чистый» четверг, 1 апреля 527 г.

(обратно)

109

Юстин умер 1 августа 527 г.

(обратно)

110

Буквально: с руками, обращенными вперед ладонями, т. е. с мольбой.

(обратно)

111

Это впечатляющее описание внешности Феодоры в общем не противоречит изображению императрицы на знаменитой равеннской мозаике, где явственно проступает властное величие василисы. В трактате «О постройках» Прокопий в духе панегирика говорит, что красоту Феодоры человек не способен передать ни словами, ни изваяниями. (De aed. I. 11.8).

(обратно)

112

τών στρατιωτών τούς καταλόγους… Собственно слово κατάλογος означает список граждан, подлежащих воинской повинности.

(обратно)

113

Именем своим Юстиниан и в самом деле несколько злоупотреблял, прилагая его и к новым, и к заново отстроенным городам (Justiniana Capsa, Carthago Justiniana, Justiniana Labi, Justiniana Prima), и к категориям чиновников (spectaliles Justiniani), и к студентам, изучавшим право (Justiniani novi).

(обратно)

114

Известий подобного рода в «Истории войн» множество. См., например: В. Р. II. 4.4; 26, 25; B.G. I. 27.2; III, 6.10; 14.2 etc.

(обратно)

115

См.: В.Р. I. 22.2. По условиям мира Хосрову было вручено сто десять кентинариев (одиннадцать тысяч либр) золота.

(обратно)

116

Об Аламундаре см. выше: В. Р. I. 17.1 и коммент.

(обратно)

117

См.: В.Р. II. 1.12 – 15.

(обратно)

118

Секта монтанистов, получившая название по своему основателю Монтану, придерживалась строгой аскетичностп и выступала против помилования и обратного принятия в лоно церкви отпавших христиан.

(обратно)

119

Савватиане носили имя своего основателя Савватия (конец IV – начало V в.), выступавшего за празднование Пасхи по иудейскому исчислению.

(обратно)

120

См.: Nov. CXV; CXXIX. Praef.; CXXXII.

(обратно)

121

К этому времени арианство исповедовали в основном племена германцев, в первую очередь готы. Законы, направленные против ариан, издавались и до Юстиниана. См.: С. J. I. 5.5.

(обратно)

122

Речь идет о законе C. J. I. 5.5.

(обратно)

123

В одной из новелл Юстиниана манихеи названы людьми, заслуживающими ненависти. См.: Nov. XLV Praef.

(обратно)

124

Т. е. к язычеству.

(обратно)

125

Известия об этом восстании сохранились во многих источниках. См., например: Malal. Р. 445 – 447; Chron. Pasch. P. 619; Ex. de ins. P. 171 etc. Прокопий упоминает о нем еще в одном из своих сочинений – трактате «О постройках». См.: De aed. V.7.17. По свидетельству хрониста Иоанна Малалы, самаритяне оказались разбиты при помощи арабского вождя, являвшегося филархом Палестины (Malal. P. 446 – 447). Этот филарх после разгрома восстания обратил в рабство молодых самаритянок и детей, продав их затем в Иран и Абиссинию. Этим филархом, имя которого Иоанн Малала не упоминает, являлся, по всей видимости, упомянутый Прокопием в «Войне с персами» вождь арабов-гассанидов Абу-Кариб (Авохарав). См.: В. Р. I. 17. 46. Оставшиеся в живых самаритяне, числом до 50 тыс., как утверждает Иоанн Малала, бежали в Иран и стали делать Каваду заманчивые предложения относительно Палестины. Прельщенный этим, Кавад нарушил в конце 530 г. мирный договор (Маlal. Р. 455), заключенный им с Византией на исходе лета того же года при участии патрикия Руфина и комита Александра. См.: В. Р. 1.13.11; 16.1 – 10.

(обратно)

126

Слово «эллины» стало синонимом язычников. О преследовании их Юстинианом см. также: Маlal. Р. 449.

(обратно)

127

Обещание осталось невыполненным. Ср.: I. 14.

(обратно)

128

Педерастия, несмотря на запреты Юстиниана, продолжала оставаться, насколько явствует из эпиграмм, достаточно распространенным пороком.

(обратно)

129

Гонения на астрологов также оказались тщетными, ибо астрология процветала и в последующие времена, а в XII в. ее страстным поклонником оказался император Мануил II Комнин.

(обратно)

130

Т. е. в Константинополе.

(обратно)

131

Римский император Анфимий (467 – 472) происходил из служилой константинопольской знати. Род его восходил к префекту претория императора Констанция II – Филиппу. См.: PLRE. II. Р. 93 – 98.

(обратно)

132

Татиан – магистр оффиций 520 г. См.: PLBE. II. Р. 1054 sq.

(обратно)

133

Демосфен – экс-консул, экс-префект города Константинополя, префект претория Востока 521 – 522 гг. См.: PLRE. II. Р. 353 – 354.

(обратно)

134

Т. е. сената Константинополя.

(обратно)

135

Горы в Сирии.

(обратно)

136

В. Р. II. 21.27. Иоанн был сыном комита Востока 507 г., Василия. См.: PLRE. II. Р. 215.

(обратно)

137

Т. е. префект города Константинополя.

(обратно)

138

В. Р. I. 24.

(обратно)

139

По-видимому, речь идет о сенаторах либо лицах, близко к ним стоящих.

(обратно)

140

Эпитет Арея. См.: Гомер. Илиада. V. 31.

(обратно)

141

Аллюзия на Аристофана. Ср. выше коммент. 7.

(обратно)

142

О заботах Юстиниана относительно церковного имущества свидетельствуют его новеллы: Nov. VII, CXXIII, CXXXI, CXLVIII.

(обратно)

143

Трибониан – квестор священного дворца. См. о нем: В. Р. I. 24.16 и коммент.

(обратно)

144

εύδόκιμοι – один из терминов, обозначающих знать.

(обратно)

145

Ср.: B.G. IV. 25. 7 и след.

(обратно)

146

См.: B.V. I. 9.25; H.a. VIII.26.

(обратно)

147

Документы, о которых идет здесь речь, по всей видимости, являлись императорскими rescripta, имевшими либо форму эпистолы (самостоятельного ответа на петиции), либо subscriptiones или adnotationes, писавшихся под петициями.

(обратно)

148

По мнению X. Девинга, в данном месте имеется пропуск. См.: S. H. Р. 168.

(обратно)

149

τοϊς δέ άσηκρήτις, что является греческой трансформацией латинского слова а secretis. О должности см. коммент. 51 к В. Р. II.

(обратно)

150

τούς διαιτώντας, По мнению X. Девинга, речь идет здесь о юристах, занимавшихся мелкими делами, как это было в Афинах в классическую эпоху. Но, возможно, Прокопий имел в виду правителей провинций, ибо уже в Кодексе Феодосия они обозначены как indices. См.: С. Th. I. 12. 15; VI. 4. 23 etc.

(обратно)

151

Среди других обязанностей, возложенных на референдариев, этих докладчиков-секретарей, было объявлять устные распоряжения императора. Это давало им возможность влиять на ход дел и. извлекать для себя выгоду.

(обратно)

152

Имеется в виду портик у главной площади Августеон, где располагались юристы.

(обратно)

153

По X. Девингу, Юстиниан. См.: S.H. Р. 175.

(обратно)

154

Буквально: благородный по отцу – эвпатрид.

(обратно)

155

Иерон – предместье Константинополя, расположенное на азиатском берегу Босфора. В трактате «О постройках» Прокопий с восторгом рассказывает о новом дворце Юстиниана, построенном именно в Иероне. См.: De aed. J. 11. 16 – 22.

(обратно)

156

Видимо, кит. Рассказ о подобном чудовище, которое в течение 50 лет мучило жителей Константинополя, пожирало людей и топило корабли, содержится в «Войне с готами». См.: B.G. III. 29. 9 – 13.

(обратно)

157

См.: B.G. I. 2. 23.

(обратно)

158

Петр, получивший по своему сану прозвище Патрикий, был видным дипломатом и государственным деятелем. Кроме того, он явился автором трех, дошедших лишь в изложении других авторов, сочинений – «Римской истории», охватывающей события от Юлия Цезаря до Констанция II, трактата о магистре оффиций и произведения, посвященного византийско-иранским переговорам 561 – 562 гг.

(обратно)

159

Обычно с посольской миссией отправлялось несколько человек. См., например: В. Р. I. 11. 27; II. 8. 30 и т. д.

(обратно)

160

См.: B.G. I. 4. 17.

(обратно)

161

Скрытый намек на возможное влияние Петра на ход событий в Италии содержится в B.G. I. 4. 21, 25.

(обратно)

162

Т. е. магистра оффиций.

(обратно)

163

Пафлагонец является в данном случае не обозначением народности, а ругательством, нечто вроде хвастуна. Именно так во «Всадниках» назвал Аристофан Клеона.

(обратно)

164

О. Фей переводит это место как: «Это отнюдь не помешало ему ограбить все его имущество, от которого, однако, осталось лишь совсем немного». См.: W. I. S. 139. О Приске и конфискации его имущества см.: Malal. P. 449.

(обратно)

165

Имеется в виду храм Архангела Михаила. Поскольку в Константинополе и его окрестностях было несколько храмов, посвященных архангелу Михаилу, невозможно определить, в какой из них сбежал Васиан.

(обратно)

166

Видимо, квезитора. Ср: XX. 10, хотя не исключено, что речь идет о префекте города. Ср.: XX. 7.

(обратно)

167

В монастырь Раскаяния был преобразовав Феодорой бывший дворец. См.: De aed. I. 9.9.

(обратно)

168

κόραι άδελφαί... Далее Прокопий говорит, что эти коры были ранее замужем, а теперь оказались вдовами. Возможно, что слово «кора» он употребил здесь в эпическом смысле, по возможно и то, что девицы были лишь помолвлены, ибо по византийским обычаям помолвленная девица в том случае, если ее жених умирал, могла считать себя вдовой.

(обратно)

169

Обещание осталось невыполненным.

(обратно)

170

Законодательство Юстиниана существенно расширяло права женщин, и в этом, несомненно, чувствуется влияние Феодоры. Кроме того, она нередко выступала в роли примирительницы поссорившихся супругов.

(обратно)

171

О Льве см. выше: XIV. 16 и след.

(обратно)

172

Выходец из провинции Скифия, Гермоген был видным государственным деятелем при Юстиниане, имел должность магистра оффиций. См. о нем выше: В. Р. I. 13.10 и коммент.

(обратно)

173

Грамматист – учитель, с которым проходился начальный курс обучения. Он имел право подвергать детей и некоторым телесным наказаниям.

(обратно)

174

В. Р. I. 25. 11 – 30.

(обратно)

175

Там же. 25. 43.

(обратно)

176

Там же. 25. 37 – 39.

(обратно)

177

См.: XII. 14.

(обратно)

178

Т. е. во время войны с вандалами.

(обратно)

179

Под ливийцами Прокопием подразумевается романизированное население Северной Африки.

(обратно)

180

Маврусии (или мавры) – римское обозначение местного населения Северной Африки, предков современных берберов. См. о них выше: B.V. II. 10. 13 – 28 и коммент. 36.

(обратно)

181

См.: B.G. III. l. 23.

(обратно)

182

О логофетах ср.: B.G. III. 1. 28; 21. 14.

(обратно)

183

Совр. Митровица.

(обратно)

184

T. е. франков. См.; B.G. I. 13. 14, 26.

(обратно)

185

Совр. Адриатическое море.

(обратно)

186

Имеется в виду Херсонес Фракийский.

(обратно)

187

Об их набегах неоднократно говорится в III и IV книгах «Войны с готами».

(обратно)

188

Так назвал Геродот области к северу от верхнего течения Днепра (Геродот. IV. 17). Впоследствии выражение вошло в поговорку. См.: Аристофан. Ахарняне. 704.

(обратно)

189

в течение 540 – 544 гг. персы четыре раза вторгались на территорию Византии.

(обратно)

190

В 541 г. персы вторглись в Лазику в том месте, где расположен современный Поти, с целью обеспечить себе доступ к Черному морю. Война продолжалась здесь до 561 г., когда по условиям так называемого Пятидесятилетнего мира Лазика вновь отошла к Византии.

(обратно)

191

См.: В.Р. I. 23. 1.

(обратно)

192

Юстиниан в самом деле испытывал тягу к богословию, о чем свидетельствует, наряду с данными историков и хронистов, его собственное законодательство. См., например: Nov. CXXXII.

(обратно)

193

См. выше: XI. 14 cл.

(обратно)

194

О наводнении в Эдессе Прокопий говорит в трактате «О постройках», где он восхваляет строительные работы, которые велись здесь по приказу Юстиниана для восстановления разрушенных здании и предотвращения подобных бедствий в будущем. См.: De aed. II. 7. 2 – 16. Рассказ о разливе Скирта содержался, возможно, и в «Войне с персами». См. выше: коммент. 85 к В. Р. II.

(обратно)

195

О необычайном разливе Нила в 547/548 гг. Прокопий сообщает в «Войне с готами». См.: B.G. III. 29. 6 cл.

(обратно)

196

Ср.: De aed. V. 5. 19.

(обратно)

197

О землетрясениях в Антиохии и других городах Сирии сообщает Иоанн Малала. См.: Malal. P. 414, 442, 485. Там же говорится о благодеяниях, оказанных Юстинианом пострадавшим городам (Р. 444). Ср.: De aed. II. 10. 2 и след.

(обратно)

198

См.: В.Р. II. 22; 23.

(обратно)

199

См. выше: VI. 20; VIII. 5, 6. По словам хрониста VI в. Марцеллина Комита, Юстиниан истратил все эти деньги на празднование своего консульства. См.: Marcel. Com. Ad an. 521.

(обратно)

200

Буквально: морской прибой. Имеется в виду морское строительство. Далее в этом месте пропуск.

(обратно)

201

См. выше: XII. 12.

(обратно)

202

Торговцами в Константинополе ведал префект города. С 535 г. надзор за ними осуществлял praetor plebis.

(обратно)

203

Монополии вводились уже в эпоху эллинизма, но особое распространение получили в эпоху поздней античности.

(обратно)

204

Т. е. префект города Константинополя.

(обратно)

205

Претор димов (praetor plebis) См.: Nov. XIII.

(обратно)

206

Квезитор был учрежден Новеллой 80 от 539 г.

(обратно)

207

См.: В.Р. I. 24. 16.

(обратно)

208

Юнил был назначен квестором после смерти Трибониана, последовавшей вскоре после его отставки в ноябре 541 г., и находился в должности вплоть до своей кончины в 548 – 549 гг.

(обратно)

209

Еще в V в. ритором называли преподавателя риторики в оратора, во времена Прокопия понятие ритор стало адекватно понятию адвокат.

(обратно)

210

Константин находился в должности квестора до конца 562 г. См.: Stein E. Op. cit. P. 735.

(обратно)

211

Точных данных для определения характера аэрикона и способа его взимания не имеется, но скорее всего это был штраф за несоблюдение расстояния между домами. Позднее, уже после Юстиниана, аэрикон стал регулярным налогом. См.: Каrауаnnорulos I. Das Finanzwesen des frühbyzantinischen Staates. München, 1958. S. 177 – 178

(обратно)

212

См.: В.Р. I. 24. 18 и коммент. Пост префекта претория Востока Фока занимал с января 532 г. до середины октября того же года. См.: C.J. Р. 509.

(обратно)

213

Васе находился на посту префекта претория с весны 548 г. до середины сентября того же года. См.: Nov. CXXVII; Ed. VIII.

(обратно)

214

Откуп должностей существовал и до Юстиниана, и он даже порывался с этим покончить. См.: Nov. VIII. Однако из-за нехватки денег ему вновь пришлось возвратиться к этой системе.

(обратно)

215

τής τραπέζης. Менялы являлись одновременно и ростовщиками. См. о них: Чекалова А. А. Аргиропраты в эпоху Юстиниана // ВВ. 1973. Т. 34. С. 15 – 21.

(обратно)

216

См.: Nov. VII, VIII, XIV.

(обратно)

217

О жаловании должностным лицам см.: Nov. XXVI. 4; XXVII. Epil ; XXVIII. 4; СИ. 3; Rubin B. Prokopios von Kaisareia. Stuttgart. 1954. Kol. 281.

(обратно)

218

Прокопий имеет в виду первое отправление Феодотом должности префекта претория, которое было с 1 июня 541 г. до 18 декабря 542 г. См.: Nov. CXI – XVII. Однако из законодательства Юстиниана явствует, что он был префектом дважды: во второй раз в 547 г. См.: Nov. CXXVI. Видимо, именно вторую префектуру имеет в виду Евагрий, когда говорит, что Феодот умер, находясь на посту префекта. См.: Euagr. V. 3.

(обратно)

219

Петр Варсима занимал пост префекта претория с июля 543 г. до середины 546 г. См.: Stein E. Op. cit. P. 784.

(обратно)

220

τοϊς τών ύπάρχων στρατιώταις, С. П. Кондратьев перевел это непонятным словосочетанием «воинов ипархов» (Т. И. С. 333). X. Девинг решил, что речь идет о преторианской гвардии (S. Н. Р. 255), место которой в Византии уже заняли схоларии. В действительности здесь имеются в виду чиновники префектуры претория, которая первоначально имела военные функции. См.: Bandy А. С. Introduction // Joannes Lydus. On Powers or the Magistracies of the Roman State. Philadelphia, 1983. P. XIV. Так же, как и мы, понял это место О. Фей. См.: W. I. S 183.

(обратно)

221

Т. е. магистра оффиций.

(обратно)

222

Речь идет о ведомствах комита священных щедрот, комита частного имущества и комита личного имущества императора.

(обратно)

223

Главным поставщиком хлеба в Константинополь был Египет.

(обратно)

224

Закупка продовольствия у населения, которое должно было в принудительном порядке по установленным правительством ценам продавать излишки продовольствия особым чиновникам, практиковалось и до Юстиниана.

(обратно)

225

По представлениям византийцев, отравительство и колдовство было проявлением силы злых духов. Поскольку манихеи рассматривали окружающий мир как воплощение зла, их и поносили как колдунов. Надо сказать, что слово «манихеи» в ту пору нередко вообще служило ругательством, в частности, по отношению к монофиситам. См.: Чекалова А. А. О датировке Актов Калоподия // АДСВ. 1973. Сб. 10. С. 228.

(обратно)

226

Т. е. комитом священных щедрот. Событие относится к 547 г. Петр, получивший эту должность уже во второй раз, занимал ее по крайней мере до 553 г. См.: Stein E. Op. cit. P. 769.

(обратно)

227

Иоанн из Палестины занимал пост комита священных щедрот до 547 г. См.: Stein E. Op. cit. P. 766.

(обратно)

228

По мнению исследователей, речь в данном случае идет о пособиях лицам, не состоящим на какой-либо должности, нечто вроде синекур. См.: Rubin В. Prokopios... Kol. 284; W. I. S. 310.

(обратно)

229

Ср.: Malal. P. 486. К порче монеты прибегали уже римские императоры III – IV вв., но Прокопию этот факт, видимо, остался неизвестным.

(обратно)

230

Речь идет о малоазийских провинциях империи.

(обратно)

231

Это высказывание находится в некотором противоречии со свидетельством Иоанна Малалы, который утверждает, что после землетрясения, постигшего Антиохию, Лаодикию и Селевкию, Юстиниан снял с них подати на три года. См.: Malal. Р. 443 – 444. Тот же хронист сообщает об отмене Юстинианом налога, носившего наименование τό Γοτθικόν ξυλέλαιον. См.: Malal. P. 437.

(обратно)

232

О военных действиях Ирана при шахе Каваде см.: В. Р.I. 7 – 9.

(обратно)

233

О синоне см. выше, коммент. 224.

(обратно)

234

В Византии и до Юстиниана покинутые владельцами земли насильственно присоединялись к владениям соседей с обязательством платить в казну причитающиеся с этих земель налоги. В этом и заключалась суть эпиболэ.

(обратно)

235

«Диаграфэ» часто упоминается в источниках, однако, суть этого экстраординарного налога не вполне ясна.

(обратно)

236

Ср.: Nov. CXXX. Сар: II.

(обратно)

237

О префектах претория, занимавших пост после Петра Варсимы, см.: Stein E. Op. cit. P. 784 – 785. Безоговорочно слова Прокопия, видимо, можно отнести лишь к Аддею. О нем см. ниже: XXV.7.

(обратно)

238

В Константинополе большое распространение имела сдача жилья в наем, являвшаяся важной статьей дохода горожан. См.: Nov. 88.

(обратно)

239

Ср.; В.Р. II. 15. 9.

(обратно)

240

Ср.: Nov. CXXX. Cap. I.

(обратно)

241

Об этих логофетах см.: B.G. III. l. 28 и след.

(обратно)

242

Об уничижительном значении слова «грек» Прокопий упоминает не раз. См., например: B.V. II. 27. 38. Ср.: Ювенал. Третья сатира. Ст. 78: «жалкий грек».

(обратно)

243

Пояса у гражданских и военных должностных лиц служили знаком отличия.

(обратно)

244

Т. е. в том, что они непригодны к службе.

(обратно)

245

Лимитаны были учреждены в III в. солдатскими императорами как пограничное войско. В противоположность comitatentes, составлявшим действующую высокопрофессиональную армию, это были наполовину воины, наполовину – сельские жители и, естественно, их боеспособность была не столь велика.

(обратно)

246

Схоларии к этому времени уже не были связаны с военной службой и выполняли главным образом церемониальные функции.

(обратно)

247

Зинон – византийский император 474 – 475, 476 – 491 гг.

(обратно)

248

См. выше: XVI. 1 – 6.

(обратно)

249

Здесь находился храм Богородицы, отсюда название места («иерон» – буквально: «храм»).

(обратно)

250

Имеется в виду магистр оффиций.

(обратно)

251

Т. е. пошлину.

(обратно)

252

Навклеры (или навикулярии) в эпоху Римской империи обыкновенно являлись лишь собственниками кораблей и далеко не всегда сами отправлялись в плавание. Постепенно занятие морской торговлей становится для судовладельцев все более постоянным делом, что привело в V – первой половине VI в. к сращиванию функций навклеров и торговцев. Слова «навклер» и «морской торговец» становятся синонимами. См.: Nov. CVI. Praef.

(обратно)

253

С. П. Кондратьев при переводе этого пассажа решил, что Аддей требовал с навклеров пошлину, равную стоимости груза корабля. (Ср.: Пигулевская Н. В. Византия на путях в Индию. М.; Л., 1951. С. 92; Boulnois L. La route de la soie. P., 1963, P. 167). Э. Антониадис-Бибику полагает, что здесь речь идет об изменении условий, на которых навклеры осуществляли государственные поставки. См.: Antoniadis-Bibicou H. Recherches sur les douanes à Byzance. P., 1963. P. 92 – 93. Однако текст Прокопия едва ли позволяет строить подобные гипотезы. Скорее всего речь идет лишь об увеличении размеров пошлины.

(обратно)

254

Здесь Прокопий допускает некоторую неточность, ибо, согласно закону 538 г. (C.J. X. 29) в солиде было не 210 фоллов, а 200. Кроме того, нельзя не учесть и того обстоятельства, что монетный двор Александрии чеканил солиды меньшего достоинства, а эти солиды имели хождение по всей империи, включая и Константинополь. См.: Stein E. Op. cit. P. 767 – 769. Эту реформу исследователи обычно ставят в один ряд с порчей монеты, которую осуществил Петр Варсима. (См. выше: XXII. 33 – 35, 37 – 38). Возражения см.: Delmaire R. Les responsable de finances impériales au Bas-Empire romain (IVe – VIe s.): Etudes prosopographiques // Collection Latomus. Vol. 203. Bruxelles, 1989. P. 270 – 271.

После слов «седьмую часть» в рукописях «Тайной истории» имеется пропуск.

(обратно)

255

О монополиях см. выше: XX. 2, 4, 5 и коммент. 203.

(обратно)

256

Τά δεκατευτήρια. Буквально: место, где взимают десятину.

(обратно)

257

Золотой – номисма.

(обратно)

258

Речь идет о высоких сановниках, которым их положение предписывало носить определенного рода одежду и украшения.

(обратно)

259

В этом месте в рукописях лакуна. И. Хаури предлагает вставку следующего содержания: «Впоследствии эта царственная чета сочла удобным и в Византии заниматься изготовлением одежд из шелка». См.: H.a. Р. 156. Ср. W I. P. 212 – 213.

(обратно)

260

Т. е. чистый пурпур. Термин «головер» представляет собой любопытный образчик словообразования, ибо состоит из греческого όλος (целый) и латинского verus (истинный).

(обратно)

261

Из этого параграфа явствует, что обычно Петр продавал шелк по цене золота (шесть номисм за одну унцию и означает одну либру золота за одну либру шелка), головер же обходился в четыре раза дороже золота. Махинации Петра Варсимы можно уподобить лишь известному эдикту Диоклетиана, согласно которому либра шелка стоила три либры золота. См.: Edict. Diocl. XXIV. la. Эти действия Петра Варсимы относятся к его второму пребыванию на посту комита священных щедрот (конец 546 или начало 547 – 550 гг. См.: Delmaire R. Op. cit. P. 256), в то время как монополия на шелк сама по себе была установлена во время его первого пребывания в этой должности (542 г.), вскоре после того как разразилась война с Ираном в 540 г. См. Stein E. Op. cit. Р. 769 – 772; Delmaire R. Op. cit. P. 270. Прокопий при характеристике монополии на шелк не учитывает того обстоятельства, что Византийская империя (а следовательно, и ее правительство) находилась в данном случае в зависимости от своих отношений с Ираном, через который она и получала шелк-сырец. Упомянутые выше цены на шелк, введенные Петром, возможно, имели непосредственную связь с тем, что в течение второй ирано-византийской войны города, где производилась закупка шелка (Каллиник, Нисибис и Дувий), постоянно находились в зоне военных действий, и покупка шелка в то время вообще была невозможна.

(обратно)

262

Речь идет о ликвидации остатков полисного самоуправления. Некогда у каждого полиса имелась своя казна, которой он (вернее, его курия) распоряжался по собственному усмотрению.

(обратно)

263

Ср.: Malal. Р. 416 – 417. Иоанн Малала, правда, относит это запрещение к эпохе Юстина, но, как мы уже отмечали, Прокопий объединяет правление Юстина и Юстиниана в одно.

(обратно)

264

В Риме лица, избранные консулами, оплачивали издержки на консулат исключительно из собственных средств. Показательно, что Прокопий не отметил этого обстоятельства. Более того, для него представляется естественным и даже необходимым, что траты на чей бы то ни было консулат осуществляются императором. Это ли не признак его специфически византийского мышления?

(обратно)

265

αλλά μέν [πρώτα] πολλοϋ ΄Ρωμαίοις ΰπατος καθίστατο χρόνου. С. П. Кондратьев перевел это следующим образом: «Сначала при нем консул у римлян оставался в своей должности долгое время». См.: С. 345 § 15. Ср.: W. I. S. 219. Однако подобный перевод представляется совершенно абсурдным, поскольку консулы (хотя в Византии консулат и сходил на нет) не назначались на срок более года. Мы в данном случае следуем за: Consuls of the Later Roman Empire / Ed. R. S. Bagnal, Al. Cameron, S. R. Schwartz, K. A. Worp. Atlanta (Georgia), 1987. P. 11. Говоря, что первый консул у римлян (т. е. византийцев) в эпоху Юстиниана был назначен спустя долгое время, Прокопий в действительности не учитывает консулаты самого Юстиниана, имевшие место в 528, 533 и 534 гг. Первым он, по-видимому, считает консульство Велисария 535 г. После Велисария из частных лиц консулами были: Иоанн Каппадокийский (538 г.), Апион (539 г.), Юстин (540 г.) и Василий (541 г).

Прокопий связывает упадок консулата со скупостью Юстиниана. Между тем речь шла о прекращении традиции, упадке института консульства как такового. К тому же возвысившиеся в своем влиянии императоры отнюдь не нуждались в поощрении роста престижа отдельных частных лиц. Юстиниан, являвшийся одним из ревностных сторонников и выразителей императорской идеи, отнюдь не жаждал, чтобы кто-либо (как это, надо полагать, случилось в консульство Велисария в 535 г., ибо второго консульства по завоевании Италии он уже не получил) каким-либо образом затмил его императорское величие.

(обратно)

266

Прокопий, видимо, имел намерение специально описать церковную политику Юстиниана. Ср. его обещаиие выше: I. 14.

(обратно)

267

Ср.: Malal. P. 492.

(обратно)

268

Нельзя не вспомнить здесь, чтобы лучше прочувствовать сарказм Прокопия, что основным питьем в Византии (как и в других южных странах) являлась все же не вода, а вино, хотя оно, разумеется, было самого разного качества: от кислого, как уксус, до самых утонченных вин с редкостным ароматом и вкусом.

(обратно)

269

О силенциариях см. выше. В.Р. II. 21. 2.

(обратно)

270

Ср.: B.V. I. 4. 7.

(обратно)

271

Ср. выше: XXIV. 15.

(обратно)

272

Александр Псалидий тождествен логофету Александру, упоминаемому в XXIV. 9. Ср.: B.G. III. 1. 28 – 33.

(обратно)

273

Должность, которую получил Гефест, именовалась «префект августал». В его ведении находился диоцез Египет.

(обратно)

274

Т. е. на сторону ортодоксии. Александрия была одним из крупнейших центров монофиситства.

(обратно)

275

Либерий – римский сенатор и патриций, эмигрировавший на Восток, где, невзирая на свой преклонный возраст, занимал видные посты в административном и военном аппарате империи. См.: Nagi A. Liberius//R. E. Bd. 13. Teil 1. Col. 94 – 98.

(обратно)

276

Пелагий – один из видных деятелей римской церкви. Был представителем (апокрисарием) папского престола в Константинополе и имел хорошие отношения с императрицей Феодорой, являлся советником папы Вигилия в вопросе о Трех главах. В 556 г. стал римским папой. См.: Stein E. Op. cit. P. 388, 581, 616, 646 etc.

(обратно)

277

Имеется в виду римский папа Вигилий (537 – 555 г.).

(обратно)

278

Т. е. стал проконсулом Палестины Первой. См.: Nov. CIII. Cap. I.

(обратно)

279

Т. е. нотариусом (tabellio, onis).

(обратно)

280

Ср.; C.J. I. 2. 23 от 530 г., Nov. CXI от 541 г.

(обратно)

281

См.: Nov. II от 535 г. Как видно из сроков издания законов, постановление о сроке давности в 40 лет вышло уже после закона, предписывающего срок давности в 100 лет. Насколько явствует из законодательства Юстиниана, император испытывал колебания в этом весьма важном вопросе, чем и воспользовался Прокопий, критикуя его при изложении событий, имевших место в Эмесе.

(обратно)

282

Т. е. префектом города. См.: Stein E. Op. cit. P. 803. Лонгин исполнял должность префекта города Константинополя дважды: в 537 – 539 и 542 гг. См.: Ibid.

(обратно)

283

О Приске сообщает также Иоанн Малала, который называет его бывшим консулом (разумеется, почетным) и нотарием, добавляя при этом, что он был подвергнут опале и ссылке в Кизик. См.: Маlal. Р. 449.

(обратно)

284

По мнению Э. Штейна, Евдемон являлся либо comes sacri patrimonii, либо comes rerum privatarum. См.: Stein E. Op. cit. P. 753, 761. N.3. P. Дэльмер, на наш взгляд, убедительно показал, что он был лишь куратором частного имущества императора. См.: Delmaire R. Op. cit. P. 269. Консульство Евдемона было, вне сомнений, почетным.

(обратно)

285

Об этом Евфрате Прокопий рассказывает в «Войне с готами» (IV..3. 19), сообщая при этом, что он родом был абазг и из-за своей красоты был насильно превращен в евнуха. Евфрат, видимо, имел пост примикерия священной спальни.

(обратно)

286

Сетования Прокопия по поводу незаконности присвоения Юстинианом чужого имущества носят скорее моральный, нежели юридический характер, ибо Юстиниан действовал в данном случае в полном согласии с собственным законодательством, которое ставило интересы государства и связанного с ним отдельного индивидуума-собственника выше интересов семьи и прочих возможных претендентов на его имущество после его смерти. См.: Rubin В. Prokopios... Kol. 295 – 296.

(обратно)

287

О существовании списков граждан, высекавшихся на особых таблицах, которые выставлялись в общественных местах (скорее всего в помещении курии) сообщают и другие источники. Ср.: Synes. Ер. 57.

(обратно)

288

Βουλευτής, т. е. член городского совета – курии, куриал.

(обратно)

289

О Льве см. выше: XIV. 16.

(обратно)

290

Тарc являлся главным городом провинции Киликия Первая.

(обратно)

291

Еленополь – город в Вифинии; назван в честь матери императора Константина I – Елены.

(обратно)

292

Название местечка Порфирион, вероятно, произошло от того, что в этом месте имелись улитки, из которых добывался пурпур. Πορφύρα означало и улитку, дающую багряницу, и саму краску – пурпур.

(обратно)

293

Сарказм Юстиниана заключается в обыгрывании «высокого» значения имени этого человека (буквально: «благовестник», «приносящий радостную весть», что вызывает очевидные ассоциации с Архангелом Гавриилом) в сочетании со сравнительно мало значащим его статусом. Замечание императора подразумевает нелепость претензий «Архангела», состоящего в невысокой социальном ранге, на обладание селением с «царственным» названием. В Византии пурпурная краска и все, что в нее окрашивалось (одежда, обувь, чернила и т. д.) было исключительной привилегией василевса.

(обратно) (обратно)

Комментарии к статье «Прокопий Кесарийский: личность и творчество»

1

Н.а. IX. 53.

(обратно)

2

Литература о Юстиниане в его правлении огромна. Укажем лишь основные работы: История Византии. М., 1967. Т. 1. С. 219 – 353; Browning R. Justinian and Theodora. L., 1971 (2nd ed., 1975); Культура Византии. М., 1984. Т. 1, Passim.

(обратно)

3

Трибониан был одним из наиболее деятельных и дельных составителей «Свода гражданского права». См. о нем: Honoré A. Tribonian. L., 1978.

(обратно)

4

Иоанн, занимавший пост префекта претория Востока, принадлежал в числу умелых, ловких и беззастенчивых администраторов. Он принимал самое непосредственное участие в формировании и проведении в жизнь политики Юстиниана. По мнению Э. Штейна, серия административных реформ Юстиниана была подготовлена именно Иоанном, в то время как Юстиниан лишь играл роль великого реформатора. См.: Stein E. Histoire du Bas-Empire. Paris; Bruxelles; Amsterdam,1949. Т. 2. Р. 282.

(обратно)

5

Именно так определил место Прокопия среди выдающихся историков древности один из крупнейших историков современности А. Тойнби. См.: Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 422: «Два первых места по праву занимают Фукидид и Геродот; Полибию эллинисты отводят третье место, а четвертое автор этих строк отдал бы не Ксенофонту, а Прокопию».

(обратно)

6

Дату рождения Прокопия исследователи определяют между 490 и 507 г. См.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. В., 1958. Bd. 1. S. 489. Исходя из того, что он начал свою карьеру в 526 – 527 гг., мы считаем наиболее вероятной датировкой времени его рождения начало VI в. Ср: Veh О. Einführung // W. Bd. 1. S. 264.

(обратно)

7

Agaph. IV. 26.

(обратно)

8

De aed. IV. 2. 8 – 9.

(обратно)

9

B.G. I. 15. 4 – 9.

(обратно)

10

B.V. I. 2. 24.

(обратно)

11

В.Р. I. 17. 11.

(обратно)

12

B.G. IV. 5. 23 sq.

(обратно)

13

См.: Rubin B. Prokopios von Kaisereia. Stuttgart, 1954. Col. 28, Удальцова З. В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии (по данным историков IV – VII вв.). М., 1974. С. 173 – 178; Cameron Al. Procopius and the Sixth Century. Berkeley; Los Angeles, 1985, P. 227.

(обратно)

14

B.V. II. 18. 3.

(обратно)

15

Н.а. XVIII. 23.

(обратно)

16

B.V. II. 6. 22.

(обратно)

17

Н.а. XII. 6.

(обратно)

18

B.V. I. 9. 8; II. 4. 32.

(обратно)

19

Н.а. XI. 40.

(обратно)

20

Ibid. XII. 5.

(обратно)

21

В.Р. I. 26. 8; B.V. I. 16. 11; II. 21. 3.

(обратно)

22

Н.а. VII. 23; XXVIII. 12.

(обратно)

23

Панченко Б. О «Тайной истории» Прокопия//ВВ. 1895. Т. 2 С. 363 – 365.

(обратно)

24

Н.а. XXVIII. 3.

(обратно)

25

B.V. II. 24. 1.

(обратно)

26

См.: Joan. Lyd. De mag. III. 30.

(обратно)

27

B.V. I. 6. 5.

(обратно)

28

PLRE. II. Р. 696 – 697.

(обратно)

29

B.V. II. 6. 4.

(обратно)

30

Ibid. II. 6. 22.

(обратно)

31

H.a. XXIX. 17.

(обратно)

32

Ibid.

(обратно)

33

B.V. II. 15. 7.

(обратно)

34

В.Р. I. 26. 8.

(обратно)

35

Н.а. XII. 6; XXVIII. 2.

(обратно)

36

Ibid. XXVIII. 12.

(обратно)

37

Ibid. XI. 40.

(обратно)

38

Ibid. XII. 5.

(обратно)

39

Ibid. III. 10.

(обратно)

40

Ibid. III. 9.

(обратно)

41

Ibid. I. 11 – 12; II. 6.

(обратно)

42

Ibid. VI. 2; 11 – 16.

(обратно)

43

Ibid. X. 2.

(обратно)

44

B.G. III. 2. 10.

(обратно)

45

В.Р. I. 25. 40.

(обратно)

46

См., например: В.Р. II. 15.9.

(обратно)

47

См., например: Nov. 62. Cap. 2.

(обратно)

48

PLRE. II. Р. 353 – 354.

(обратно)

49

Ibid. P. 1054 – 1055.

(обратно)

50

Н.а. XII. 5.

(обратно)

51

Н.а. XV. 25 сл. Интерпретацию см.: Evans J. A. S. Procopius. N. Y., 1972. Р. 92.

(обратно)

52

Guilland P. Recherches sur les institutions byzantines. Berlin; Amsterdam, 1967. Т. 2. Р. 132 – 161.

(обратно)

53

Н.а. XII. 51 – 52.

(обратно)

54

Ibid. XVII. 31 – 32.

(обратно)

55

См., например: Н.а. VIII. 13 – 21; XIV. 7 – 8, где параллель между римским и константинопольским сенатом наиболее очевидна.

(обратно)

56

Н.а. XXX. 21 – 22.

(обратно)

57

B.V. I. 14. 3 – 5.

(обратно)

58

Синесий, например, людей, занимающихся торговлей ради наживы, ставит ниже муравьев. См.: Synesii De Regno. XXV; Ер. 121. Ср.: Lib. Or. XL. 10.

(обратно)

59

Lib. Or. XLII. 24 – 25.

(обратно)

60

Ibid. Or. XVIII. 130 – 131.

(обратно)

61

H.a. XI. 1; XXVI. 28.

(обратно)

62

Lib. Ер. 1203.

(обратно)

63

Биографию Прокопия см. в: Rubin B. Ор. cit, Col. 23 – 28; Удальцова 3. В. Указ.. соч. С. 146 – 160.

(обратно)

64

В.Р. I. 13. 12 – 39; 14. 1 – 55.

(обратно)

65

Ibid. I. 18. 24, 40.

(обратно)

66

Ibid. I. 18. 51 – 56.

(обратно)

67

Malal. P. 465.

(обратно)

68

B.P. I. 19. 1 – 37; 20. 1 – 13; 21. 2.

(обратно)

69

Ibid. I. 21. 1. 24 – 27: 22. 1 – 17.

(обратно)

70

Ibid. II. 21. 28 – 29.

(обратно)

71

Ibid. II. 9, 812; 21, 30; Н.а. VI. 19 – 21; VIII. 22 – IX.1.

(обратно)

72

H.a. I. 8.

(обратно)

73

B.P.I. 22, 17; H.a. XI. 12.

(обратно)

74

В.Р. II. 10. 4 – 5.

(обратно)

75

Ibid. I. 18. 15; II. 11. 14 etc.

(обратно)

76

Ibid. B.P. I, 18, 17 – 23; II. 17.16. Подробнее см. ниже с. 444.

(обратно)

77

Rubin В. Ор. cit. Col. 51 – 55, 86.

(обратно)

78

B.P. I. 7. 5 – 11.

(обратно)

79

Ibid. I. 7. 28.

(обратно)

80

Подробнее см.: Чекалова А. А. Иешу Стилит или Прокопий? (К вопросу о манере изображения греческими и сирийскими авторами войны между Византией и Ираном в 502 – 506 гг.) // ВВ. 1981. Т. 42. С. 71 – 77.

(обратно)

81

В.Р. I. 5. 1.

(обратно)

82

Christensen A. Le règne du roi Kawadh I et le communnisme mazdakite. Kobenhavn, 1925. P. 95 – 127; Дьяконов М. M. Очерк истории Древнего Ирана. M., 1961, С. 410 – 411. Примеч. 153.

(обратно)

83

В.Р. I. 24. 33 – 38.

(обратно)

84

Rubin В. р. cit. Col. 106; Veh O. Erläuterungen // W. 1970. Bd. 3. S. 481. Annm. zum 33.

(обратно)

85

Evans J. The «Nika» Rebellion and Empress Theodora//Byz. 1984. Т. 54. Р. 381.

(обратно)

86

См., например: В.Р. II. 2. 6; 3, 37.

(обратно)

87

В.Р. I. 4. 17 – 31.

(обратно)

88

Ibid. I. 5. 8 – 40.

(обратно)

89

См. B.V. I. 2.

(обратно)

90

Вспомним, что и «Война с персами» начиналась о правления сына Феодосия (Аркадия). См.: В. Р. I.2. 1.

(обратно)

91

Nov. 30. Cap. 11. 2.

(обратно)

92

B.G. I. 12. 1 sq.

(обратно)

93

Бенедикти Р. Взятие Рима Аларихом: (К вопросу об историографическом методе Прокопия Кесарийского) //ВВ. 1961. Т. 20. С. 23 – 31.

(обратно)

94

Schmidt L. Geschichte der Wandalen. München, 1942. S. 17. Anm. 1.

(обратно)

95

B.V. II. 2 – 3.

(обратно)

96

Ibid. II. 28.

(обратно)

97

Ibid. I. 25. 24 – 25.

(обратно)

98

B.V. II. 9. 14. Ср.: I. 25; II. 6. 30 – 34.

(обратно)

99

Ibid. II. 7. 20.

(обратно)

100

Ibid. I. 21. 7.

(обратно)

101

Ibid. I. 1. 2.

(обратно)

102

Ibid. I. 1. 3.

(обратно)

103

Ibid. I. 9. 12 – 1,

(обратно)

104

Н.а. VIII. 1 – 4.

(обратно)

105

B.V. I. 9. 20.

(обратно)

106

Ibid. I. 9. 16.

(обратно)

107

Ibid. II. 28. 51 – 52.

(обратно)

108

Димитриу А. К. К вопросу о Historia Arcana // Летопись историко-филологического общества при Новороссийском университете. IV. Византийское отделение. II. Одесса, 1894. С. 258 – 301.

(обратно)

109

Dahn F. Procopius von Caesarea: Ein Beitrag zur Historiographie der Völkerwanderung und des sinkenden Römertums. B., 1865.

(обратно)

110

Haury J. Procopiana. Augsburg, 1892; Idem. Zur Beurteilung des Geschitsschreibers Procopius von Cäsarea. München, 1896.

(обратно)

111

Панченко Б. О «Тайной истории» Прокопия //ВВ. 1895. Т. 2. С. 24 – 57, 340 – 371; 1895. Т. 3. С. 96 – 117, 300 – 316, 460 – 527; 1897. Т. 4. С. 402 – 521.

(обратно)

112

Cameron Αl. Ор. cit. P. 49 – 65.

(обратно)

113

Жанр псогоса, соединяющей в себе традиции языческой инвективы и христианского псогоса, требовал от автора исключительно очернительства.

(обратно)

114

Эту датировку (550 г.) предложил в свое время И. Хаури. См.: Haury J. Procopiana. P. 9 – 21. С тех пор ее разделяет большинство исследователей. Правда, Дж. Эванс вернулся, без достаточных, на наш взгляд, оснований, к старой датировке – середина 558 – 559 г. См.: Evans J. A. S. Procopius. Р. 45 – 46. Г. Фатурос относит создание «Тайной истории» к 552 г., а предисловия к ней – ко времени после смерти Юстиниана. См.: Fatouros G. Zur Prokop-Biographie // Klio. 1980. Bd. 62. S. 517 – 523.

(обратно)

115

Haury J. Procopiana. P. 7 sq.; Rubin B. Ор. cit. Col. 81.

(обратно)

116

B. V. II. 9. 1 – 14.

(обратно)

117

Н.а. IV. 13 – 36.

(обратно)

118

Ibid. I. 2.

(обратно)

119

Ibid. XVII. 24 – 26.

(обратно)

120

Диль Ш. Юстиниан и византийская цивилизация в VI в. СПб., 1905. С. X – XI.

(обратно)

121

H.a. IV. 16.

(обратно)

122

B.G. II. 8. 1; 10. 10; III. 12. 16 etc.

(обратно)

123

Н.а. I. 14, 27.

(обратно)

124

Gesta Pont. Rom. I. 148.

(обратно)

125

Н.а. IV. 22 – 30.

(обратно)

126

Mickwitz G. Die Kartellfunktionen der Zünfte nnd ihre Bedeutung bei der Entstehung des Zunftwesen//Soc. Scient. Fennika. Commentationes Humanarum Litterarum. 1936. Vol. VIII. 3. P. 198 – 204.

(обратно)

127

История Византии. Т. 1. С. 142. 210.

(обратно)

128

См.: Gordon С. D. Procopius and Justinian’s Financial Policies//Phoenix. 1959. Vol. 3. P. 23 – 30; Cf.: Idem. Subsidies in Roman Imperial Defence // Phoenix. 1949. Vol. 3. P. 60 – 69.

(обратно)

129

Ioan. Lyd. De mag. III. 70 – 71.

(обратно)

130

Nov. 28. Cap. 5.

(обратно)

131

Nov. 8. Cap. 8, 10.

(обратно)

132

Nov. 147. Praef.

(обратно)

133

Nov. 95. Praef., Cap. 1; 128. Cap. 23; 80. Cap. 5; 86. Cap. 5 etc.

(обратно)

134

В. Р. I. 24. 11 – 16.

(обратно)

135

Joan. Lyd. III. 70 – 71.

(обратно)

136

Agath. V. 14.

(обратно)

137

Н.а. XVIII. 29.

(обратно)

138

B.G. II. 32. 9.

(обратно)

139

См., например: Chron. Pasch. P. 631 – 642.

(обратно)

140

Nov. 132.

(обратно)

141

H.a. XI. 14 – 33.

(обратно)

142

Nov. 45.

(обратно)

143

H.a. XI. 1.

(обратно)

144

PLRE. II. Р. 924.

(обратно)

145

Giraad P. Histoire du droit romain. Р., 1844. P. 411.

(обратно)

146

Cameron Αl. Op. cit. P. 68, 73, 83. Cf.: Beck H.-G. Kaiserin Theodora und Prokop: Der Historiker und sein Opfer. München, 1986. S. 93 – 95.

(обратно)

147

Joan. Ephes. Comm. Р. 80.

(обратно)

148

Cameron Al. Op. cit. P. 83.

(обратно)

149

Cassiodori Variae. 10. 20.

(обратно)

150

H.a. VI. 10 – 16; VIII. 3.

(обратно)

151

Menae patricii cum Thoma referendario De scientia politica dialogus /Ed. C. M. Mazucchi. Milano, 1982. P. 43. 160 – 168.

(обратно)

152

Досталова Р. Напряженность социальной обстановки в Византии V – VI вв. в отражении анонимного трактата «Περί πολιτικής έπΐστήμης» // ВВ. 1990. Т. 51. С. 50.

(обратно)

153

H.a. VII. 1; B.P. Ι. 24.1; De sc.pol. P. 32. 97 – 35. 114.

(обратно)

154

H.a. XIV. 8; De sc.pol. P. 20. 18 – 22. 38.

(обратно)

155

Досталова Р. Указ. соч. С. 51.

(обратно)

156

Н.а. X. 5; Досталова Р. Указ. соч. С. 49 – 50.

(обратно)

157

Н.а. IX. 51.

(обратно)

158

H.а. XIII. 28 – 33.

(обратно)

159

Synesii De Regno V – VI. P. 11 – 13.

(обратно)

160

Ibid. VI. P. 15.

(обратно)

161

Nov. 105. Cap. 4.

(обратно)

162

Joan. Lyd. De mag. I. 3.

(обратно)

163

Н.а. XII. 18 – 19.

(обратно)

164

Ibid. XII. 31 – 32.

(обратно)

165

Ibid. XII. 24 – 27.

(обратно)

166

Ibid. XII. 21 – 22.

(обратно)

167

По мнению К. Гантара, он оттуда и позаимствован. См.: Gantar К. Kaiser Justinian als Kopfloser Dämon//BZ. 1961. Bd. 54. S. 1 – 3.

(обратно)

168

Н.а. XII. 14 – 17.

(обратно)

169

Lactantii Divinae institutiones. VIII. 16.

(обратно)

170

См. выше. С. 435 – 436.

(обратно)

171

Nov. 148. Praef.

(обратно) (обратно)

1

Приведены только те титулы и должности, которые упоминаются в настоящем издании.

(обратно)

*

В Указателях и Комментариях приняты следующие латинские сокращения произведений Прокопия Кесарийского: «Война с персами» – В. Р.; «Война с вандалами» – В. V.; «Тайная история» – Н.а.

(обратно) (обратно)

Оглавление

Война с персами

  Книга первая

  Книга вторая

Война с вандалами

  Книга первая

  Книга вторая

Тайная история

Приложения

  Прокопий Кесарийский: личность и творчество

  Список сокращений

  Меры линейные, объема, весовые и денежные единицы, единицы счета, упомянутые в произведениях Прокопия

  Византийские титулы и должности[1]

  Указатель имен[*]

  Указатель географических названий

  Указатель этнических наименований

Реклама на сайте