«Откуда есть пошла земля нарофоминская»

Откуда есть пошла земля нарофоминская (fb2) - Откуда есть пошла земля нарофоминская 2910K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Леонтьевич Козлов

Владимир Козлов

ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА ЗЕМЛЯ НАРО-ФОМИНСКАЯ

Очерки по истории Наро-Фоминского района, опубликованные в газете «Основа» в разные годы.

Благодарности

Второе издание настоящей книги было бы невозможным без активной помощи и содействия коллектива редакции районной газеты «Основа», ее главного редактора Натальи Александровны Чернышовой, а также главы Наро-Фоминского района Александра Николаевича Баранова.

Автор приносит им свой низкий поклон и признательность.

Автор выражает глубочайшую благодарность Анатолию Сладкову, Владимиру Бурыкину, Юрию Лискину и Николаю Сметневу за их согласие на использование в данном издании двух глав (в сокращённом виде) из книг «Десна моя — мой край родной» и «Быль и легенды земли верейской».

Вместо предисловия

Подмосковье в смысле географическом включает в себя территорию значительно большую, чем земли в границах Московской области. Это хорошо понимают не только любители знаменитой песни о подмосковных вечерах. Тем не менее, в последнее время все настойчивей слово Подмосковье пытаются заменить словом Московия. Вслед за телекомпанией в наш обиход вводится название издательского дома "Московия". Кому-то эти изменения могут показаться этаким языковым ноу-хау, неологизмом. Не заблуждайтесь. Московией нашу страну называли заезжие иностранцы еще в XVI и XVII веках. Но по мере роста русского государства переносить название столицы на всю страну становилось все труднее, потому что к названиям Малая Русь, Белая Русь присоединилось еще одно, самое значительное — Великая Русь. Образовалось Русское государство, в начале XVIII века преобразованное в империю.

Считается, что Петр I к мысли о необходимости разделения России «для всенародной пользы» на губернии пришел в 1707 году и с этого времени работал над реализацией замысла до января 1709 года. В феврале 1709 года губернаторам были разосланы росписи городов, приписанных к губерниям. Среди образованных восьми губерний первой была названа Московская. В нее вошли кроме Москвы еще 39 городов, в том числе: Калуга, Владимир, Кострома, Тула, Шуя. Как водится, улеглось и утряслось все это новое управление в губерниях не вдруг и не сразу. Но в Москве это произошло успешнее и в более короткие сроки. Губернатором первопрестольной был назначен близкий родственник царя Тихон Никитич Стрешнев. Всего, начиная со Стрешнева, вплоть до революции 1917 года, в должности главноначальствующих Московской губернии перебывало 54 губернатора, генерал-губернатора, наместника и под другими названиями выступавших губернских управителя. Кстати, если в прежние времена при назначении в области воевод срок их пребывания на должности обговаривался заранее, то при назначении губернаторов этого не делалось. Они занимали свои посты столько времени, «сколько было необходимо и целесообразно с точки зрения государственного резона».

Вскоре, в 1712–1715 годах, между губернией и уездом появилась промежуточная административно-территориальная структура — провинция. Именно Московская провинция — в 1719 году. Начался период, когда на русской земле существовали самые невероятные административно-территориальные подразделения: губернии, провинции, уезды, волости, дистрикты, доли.

Историк В.Балязин отмечал роль Московской губернии как самой доходной в России. Когда 27 января 1710 года Петр I впервые велел сличить приходы с расходами по всем восьми губерниям, то оказалось, что Московская губерния сдала в казну 1140097 рублей, а другие семь губерний, вместе взятые, — 1886031 рубль. Московская губерния давала государству 40 % всех доходов.

Московская губерния была и самой многолюдной в России, что отразилось и на количестве чиновников, управлявших ею.

В губернских канцеляриях и подведомственных им учреждениях было вдвое больше канцеляристов всех рангов, чем в Петербурге. Заметим, однако, что Московская губерния была в десяток раз больше нынешней Московской области, но управлялись из одного кабинета — Москва и ее губерния.

Восстание Емельяна Пугачева стало первой серьезной проверкой прочности созданной Петром управленческой структуры. Екатерина II приходит к выводу о необходимости глубокой и всесторонней реформы всей административно-территориальной сферы. В 1775 году провинции, дистрикты, доли были упразднены. Губернии разукрупнены. Накануне этого реформаторского деяния Московская провинция выглядела следующим образом. В своем составе она имела 15 городов: Боровск, Верея, Можайск, Звенигород, Руза, Волоколамск, Клин, Дмитров, Коломна, Москва, Кашира, Серпухов, Таруса, Оболенск, М.-Ярославец. Название последнего, Малой-Ярославец, имело именно такое написание на географической карте, изданной в 1774 году. Полное название этого раритета «Географическая карта Московской провинции, сочиненная с Генеральных Уездных межевых планов попечением Межевой Канцелярии членом коллежского Советника Зенбулатова и Инженер Майором и над Чертежною Директором Горихвостовым 1774 года». По данным, приведенным этим интересным документом, вокруг названных пятнадцати городов имелось незаселенных разных земель 17185 десятин 1341 сажень, заселенных разного звания дворами 3888 десятин 289 сажень, неудобных мест 2135 десятин 257 сажень. Далее в принадлежащих к пятнадцати городам Московской провинции уездах имелось: разного ведомства и владельческих слобод — 41, сел — 1248, селец — 1933, деревень — 4299.

В упомянутых населенных пунктах проживало 493313 душ мужского пола. Количество женщин и детей на территории Московской провинции не называется.

В дополнение к землям неудобным, заселенным и незаселенным следует приплюсовать пустошей особо лежащих — 6391 десятина, пашенной земли — 1629147 десятин 1854 сажени, сенного покосу — 392184 десятины 1978 саженей, лесу строевого — 371452 десятины 365 саженей, дровяного лесу — 1083432 десятины 1621 сажень, пашенного лесу — 140982 десятины 416 саженей, лесной мелкой поросли — 28956 десятин 399 саженей, неудобных мест — 182511 десятин 2306 саженей, всей земли — 3851956 десятин, 1226 саженей. К перечисленным выше добавляют монастыри с их землями. Таковых в Москве и Московском уезде насчитывалось 29. По одному монастырю имелось в Боровском, Коломенском, Каширском, Звенигородском, Волоколамском уездах, по два — в Серпуховском, Можайском. Всего же в Московской провинции работало (если можно так выразиться) сорок монастырей. В провинции действовали 508 каменных и 903 деревянных церкви.

При желании можно рассчитать площадь Московской провинции. Основная дометрическая мера площади — десятина — равнялась 2400 квадратным саженям. В современном измерении это 1,09 гектара. Десятина называлась казенной. В XVIII — начале XIX века использовалась еще владельческая или хозяйственная десятина, равнявшаяся 1,45 гектара.

Екатерина II понимала, что "абсолютизм — это учет" и требовала точной картины экономического состояния в каждой административно-территориальной единице, в том числе в Московской провинции. Таким образом, мы сейчас в состоянии представить весь промышленный потенциал предшественницы нынешней Московской области. В провинции работало 39 суконных фабрик, 37 полотняных и 9 шелковых, 14 парусных и 9 бумажных, на одной фабрике ткали ковры. Но это еще не всё, в провинции имелось 15 солодовенных заводов, 63 кирпичных, 51 конный завод, 33 кожевенных, по одному заводу значилось масляных, купоросных, канатных, красильных, фарфоровых, медных. На многочисленных мелких реках было установлено 927 водяных мельниц, а им в помощь работали 72 ветряные мельницы.

Учету подлежали и объекты царствующего дома. На территории провинции значились три каменных государевых дворца и шесть деревянных.

Каждому из пятнадцати уездных городов дана аналогичная хозяйственная характеристика. Естественно, что село Фоминское нигде не упоминается, в то время оно так и продолжало оставаться одним из небольших поселений на Боровском тракте. На карте Фоминское отмечено, не более того.

Подробно характеризуется уездный город Верея. Вот что о нем сказано: "Лежит по обе стороны реки Протвы в округе оного (города Вереи) незаселенной, пашенной, сенокосной, лесной и выгонной земель 682 десятины 1080 саженей; заселенной обывательскими разных званий дворами — 26 десятин 1470 саженей, неудобных мест — 33 десятины 800 саженей: итого 1011 десятин 92 сажени. Да в принадлежащем сему городу уезде разного ведомства и владельческих слобод — 4, сел — 30, селец — 52, деревень — 119, в них мужеска пола 20797 душ. Пустошей особо лежащих 224, всего при всех селениях и пустошах пашенной земли 68064 десятины 1815 саженей, сенного покосу 2406 десятин 437 саженей, лесу строевого 209 десятин 163 сажени, дровяного — 6794 десятины 2348 саженей, лесной мелкой поросли — 28956 десятин 399 саженей, неудобных мест 4851 десятина 755 саженей. Сверх того, в селениях церквей каменных — 15, деревянных — 24, заводов солодовенных — 2, красильных — 1, мельниц водяных — 32".

Такова была Московская провинция накануне екатерининской административно-территориальной реформы в России последней четверти восемнадцатого столетия.

Спустя семь лет, а именно, в январе 1781 года императрица повелевает генерал-губернатору В.М.Долгорукову-Крымскому провести своего рода реорганизацию уездной структуры в Московской провинции, именуя ее уже как губернию. В основу екатерининской реформы был положен наиболее целесообразный принцип — количество жителей. Для губернии он определялся в пределах 300–400 тысяч жителей, для уезда 20–30 тысяч. Долгорукову было предложено разделить Московскую губернию на 14 уездов, что он и сделал. Среди прежних уездных городов остались Коломна, Можайск, Волоколамск, Серпухов, Звенигород, Руза, Клин, Дмитров плюс Московский уезд. Вновь были образованы Воскресенск с соответствующим уездом (нынешний Истринский район); город Бронницы, преобразованный из села, известного с 1453 года как земля московских князей, и к тому времени находившийся в "ведомстве конюшенной канцелярии", из села Подола — город Подольск и из еще одного дворцового села Колычева — город Никитск. В другие губернии отошли уезды — Боровский, Малоярославский, Тарусский, Оболенский. В ходе работ по установлению границ между уездами возникла необходимость учредить в губернии еще один,15–й уезд. Им стал Верейский — прародитель нашего нынешнего района. Почти двести лет еще судьба благоволила к Верее как уездному, затем районному центру. Потом она передала эстафету Наро-Фоминску. Так же потеряли свое значение уездных центров города: Бронницы, Звенигород. В компании не так обидно.

Московский генерал-губернатор Василий Михайлович Долгоруков-Крымский, возможно, из всех 54-х главноначальствующих пробыл на своем гражданском посту самое короткое время, но оставил по себе добрую память. В.Балязин писал о нем:

"С первых же дней своего главноначальствования Долгоруков выказал себя администратором, более всего пекущимся о порядке и справедливости, но вместе с тем совершенно беспомощным в канцелярском производстве, к тому же незнающим законов, циркуляров и постановлений по гражданскому ведомству. Однако у 60-летнего генерал-губернатора был немалый жизненный опыт, основываясь на котором, он и творил суд, решая дела по своему разумению.

— Я человек военный, в чернилах не окупан, — говорил князь.

Решения его чаще всего оказывались правильными, потому что здравый смысл всегда был у Василия Михайловича на первом месте".

В.М.Долгоруков прославил себя во время семилетней воины и войн с турками, особенно при завоевании Крыма. Отсюда и приставка к его фамилии.

Московская губерния, ее правопреемница Московская область, на протяжении своей более чем двухвековой истории время от времени увеличивала или сокращала свою площадь, раздвигала или уменьшала протяженность своей границы с соседними регионами — сначала губерниями, а потом областями.

В этом году исполняется 60 лет со дня нападения фашистской Германии на Советский Союз и 60-летие первой крупной победы над немецко-фашистскими войсками в трудной битве за Москву. Как раз после успешного контрнаступления Красной Армии в декабре 41-го и январе 42-го годов были освобождены соседние с Московской районы Калужской, Смоленской и Тверской областей. Необходимо было восстанавливать их хозяйство, жилье и объекты здравоохранения и образования. Освобожденные районы временно были включены в состав Московской области, где восточные районы почти не пострадали от военных действий. Они-то и помогали восстанавливать жизнь на освобожденных территориях областей, большей частью остававшихся в оккупации полтора — два года. В годы хрущевской оттепели и бесконечных перестроек область занималась, пожалуй, самой бестолковой и бесполезной сменой границ между районами. В нынешней России Московская область имеет статус субъекта Российской Федерации. И в таком качестве она как бы противопоставлена другому субъекту — Москве, с которой она до середины прошлого столетия жила и развивалась под единым главноначальствующим.

По страницам былого

Фома сказал Ему: Господи!

не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?

Св. благ. от Иоанна, гл. 14, ст.5

Всеведущий Владимир Даль так истолковал слово "имя": название, наименование, слово, которым зовут, означают особь, личность. Имя предмета, название; имя животного, кличка; имя человека, собственно имя, по угоднику…".

Совсем недавно, около четырех лет тому назад, в Российской Федерации был принят закон, которого никогда не существовало за всю предыдущую советскую и царскую историю страны. Закон этот получил название "О наименованиях географических объектов". В условиях нынешней региональной самостийности принятие его оказалось вполне своевременным делом. Массовый отказ от названий советского периода несколько стих.

В законе "О названиях" сформулированы понятия о самих географических объектах и названиях географических объектов.

К самим географическим объектам закон отнес существующие или существовавшие относительно устойчивые, характеризующиеся определенным местоположением, целостные образования — материки, океаны, моря, заливы, проливы, острова, реки, горы, озера, ледники, пустыни и иные природные объекты; республики, края, области, города, районы, волости, железнодорожные станции, аэропорты и другие подобные объекты. Для их отличия и распознавания служат названия, которые присваиваются географическим объектам. Впервые при разработке закона принято во внимание мнение ученых-языковедов по данной проблематике.

Наименование, присваиваемое географическому объекту, говорится в законе, должно отражать наиболее характерные признаки географического объекта, местности, в которой расположен этот объект, или особенности жизни и деятельности населения соответствующей территории, состоять не более чем из трех слов, естественно вписываться в уже существующую систему наименований географических объектов.

Название не бывает и не должно быть случайным, оно всегда связано с особенностями социально-исторического развития общества, с географической средой, с хозяйственными признаками объекта, с его принадлежностью, да мало ли еще какие факторы, в том числе идеологические, влияют на выбор названия.

Топонимия (то же, что и топонимика — наука о географических названиях) Наро-Фоминского района пока еще очень мало разработана. Выручает наличие сравнительно крупных объектов, которые давно попали в поле зрения отечественной лингвистики.

В районе насчитывается 310 населенных пунктов разного административного уровня. Как правило, их названия не повторяются. За редким исключением.

Города района: Наро-Фоминск, Верея и Апрелевка.

Поселки: Киевский, Калининец, Кокошкино, Селятино, поселки Кирпичного завода и Леспромхоза, деревни: Афанасовка, Савеловка, Алексеевка, Александровна, Грибановка, Шубино, Женаткино, Нефедово, Деденево, Кузнецово, Дубки, Лужки, Купелицы, Рождественно, Иневка, Новая Деревня, Мамыри, Санники, Алымовка, Каменка, Каменское, Афанасьево, Волково, Тимофеево, Ковригино, Симбухово, Ревякино, Вышгород, Субботино, Макаровка, Архангельское, Петровское, Никольское, Первомайское, Атепцево, Шекутино, Ерюхино, Елагино, Волченки, Спас-Косицы, Колодези, Устье, Татищево, Бирюлево, Радчино, Анкудиново, Большое Свинорье, Давыдково, Блознево, Смолино, Тишинка, Белоусово, Рассудово, Бекасово, Бараново, Елизарово, Мартемьяново, Афинеево, Милюково, Жодочи, Софьино, Ожигово, Крекшино и другие. Потому что назвал я всего лишь 75 населенных пунктов из более чем трехсот. Прибавим к ним гидронимы, т. е. названия водных объектов, прибавим имена рощ, лесов, железнодорожных станций… Поистине беспредельное топонимическое многоцветье, многослойный исторический срез эпох и культур. От Каменского и Дубков до Калининца и Молодежного… Здесь археология, фольклор, история, география, и все сводится к этимологии топонимов и гидронимов.

Крупнейший отечественный языковед, доктор филологических наук, профессор МГУ В.А.Никонов однажды заметил:

«К сожалению, топонимика решила слишком малую часть своих задач. Малоподготовленного читателя раздражает, когда вместо готового ответа на его вопрос ему предлагают несколько гипотез. Но как быть, если ответ еще спорен?»

Существуют миллионы названий географических объектов. Однако лишь немногие из них имеют достаточно убедительное научное объяснение. Конечно, в решающей мере это зависит от возраста самого топонима. Если мы задумаем выяснить происхождение названий таких поселков, как Калининец, Киевский, Молодежный, поселок Кирпичного завода, поселок Леспромхоза, то специальных исследований нам не понадобится. Не надо ломать голову и над происхождением названия села Первомайское.

Калининец получил свое название от знаменитой в прошлом Таманской дивизии имени всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина. Первомайское стало таковым в результате советской любви к яркому весеннему и одновременно очень революционному празднику. Во времена Ивана Калиты здесь уже было поселение монахов, именовавшееся монастырем святого Николая, позже оно стало именоваться Старо-Никольским. И тех, т. е. старых, Никольских, и других, т. е. новых, Первомайских, на просторах Родины чудесной накопилось несколько сотен. А вот Калининец — один такой "благодарный". Топоним в одном ряду с Мичуринцем, Малоярославцем, этимология этих слов понятна.

В других названиях нашего района — преданья старины глубокой, в них еще разбираться и разбираться. Но и в случае нашей фантастической настойчивости мы не всегда можем рассчитывать на положительный результат.

Мы живем в Московской области, название она получила от "своей столицы" и столицы всей страны — Москвы. Город только по официальной хронологии отсчитывает девятое столетие. Хотя есть неопровержимые свидетельства и более почтенного его возраста. А что мы знаем о происхождении его названия, его этимологии?

В.Никонов в своем знаменитом топонимическом словаре вот что пишет о происхождении названия Москва: “Москва — первое упоминание в летописи 1147 года. Название образовалось из описательного выражения "город на Москве-реке"… Литература о названии огромна, содержит самые противоречивые гипотезы. Так как до славян на этой территории говорили на финно-угорских языках, основу искали в них… Кузнецов предложил "мерянско-марийское" происхождение… гипотеза не нашла сторонников…

Неудачны и попытки объявить название иранским. Дважды возвращался к этому А.И.Соболевский, ценна его историкофонетическая реконструкция исходной формы — Москвы, но позже чрезмерное увлечение "иранизацией" гидронимии России привело его к бездоказательной этимологии из скифского: "сильная гонщица, охотница", что соответствовало бы относительно быстрому течению реки, — довод неубедительный. Следующие шаги сделаны при засилии учения Марра… Среди этимологии из славянских языков наиболее серьезна признающая основой москы: "болотистая местность". Возражение Л.С.Берга, что такое название в "возвышенном городе невероятно", продиктовано представлением, будто река получила название на месте современного города Москвы, но скорей всего гидроним возник где-то в другом течении реки, когда никакого города не существовало. Дальнейшие исследования, связанные с гидронимами на — ва, решат судьбу этой гипотезы.

К сожалению, В.Никонов рано ушел из жизни. В дни празднования 850-летия основания Москвы появилась новая гипотеза, о которой ученому уже не суждено было узнать. Она построена на том, что река получила свое название от имени города. И что слово "Москва" следует перевести с языка наших предков ни много ни мало как "железная поступь Святослава". Святослава I, который был сыном великого Киевского князя Игоря, совершившего два успешных похода в Византию, но убитого древлянами во время сбора дани. От Святослава родилось слово "Москва", как уверенность в силе его оружия. Именно он разгромил Хазарский каганат. Насколько эта гипотеза окажется жизненной — покажет будущее.

Если идти по нисходящей на пути нашего познания топонимических тайн, то следующим объектом должен стать наш загадочный город Наро-Фоминск. Но прежде, чем заниматься его этимологией, не будет лишним договориться о правописании всех производных от него.

В начале 2001 г. специалист по переписи населения районного управления статистики С.Иосафова выступила в "Основе" со статьей в защиту правильного написания названий населенных пунктов, в частности, топонима Наро-Фоминск. Очевидно, для подобного выступления у нее были основания.

Оставим мотивы в стороне, обратимся к доказательствам этих взглядов. Ссылаясь на словари, Иосафова цитирует: "Пишутся через дефис географические названия, являющиеся сочетанием двух равноправных собственных имен, имеющие соединительную гласную "о" или "е" в первой части". Правда, не совсем понятно, из чьего словаря — Тюрина или Розенталя? Тем не менее, это правило имеет в виду такие названия, как Орехово-Зуево, Ликино-Дулево и проч. Но в слове нара нет таких букв, как сказал бы Якубович. Выступая в защиту дефиса наро-фоминского, следовало бы объяснить, почему название города Волгодонск пишется слитно? Не случайно люди, знающие о существовании города Наро-Фоминска лишь понаслышке, пишут его название без всякого дефиса.

С.Иосафова в заключение выражает надежду, что "на данную заметку обратят внимание учителя русского языка школ и профучилищ нашего района". Хорошо бы "русакам" не только "обратить внимание", но и молвить слово мудрое и смелое. Надо договориться и о том, как писать производные от названия Наро-Фоминск.

Названия сел, которые принято считать прародителями нынешнего Наро-Фоминска, впервые встречаются в Духовной грамоте Ивана Калиты от 1328 года: Фоминское и Нарьское. В дальнейшем, вплоть до официального преображения его в 1926 году в город, во всех письменных источниках и на картах село сохраняет именно такое наименование: Фоминское. В отличие от него Нарское (или Нарьское) в дальнейшем ни в одном известном нам историческом документе не встречается. Поэтому продолжает существовать сильное сомнение в том, что упомянутое Иваном Калитой село располагалось именно здесь, в границах нынешнего города или по соседству. Остается предположить, что его и не существовало, а в тексте было другое название, например — Нерское, а мы просто прочли грамоту, как нам было удобнее.

По утверждению автора очерка о Наро-Фоминске Г.Чупыриной ("Города Подмосковья", кн. 3), в ХVII — ХVIII веках деревня Малая Нара входила в состав вотчин Саввино-Сторожевского монастыря. Существование Малой Нары вытекает только из версии краеведа Чупыриной. В документах, в частности, на географических картах, не встречается ни Малой, ни Большой Нары. Нет ее даже на географической карте 1850 года. Г.Чупырина утверждает, что "Малая Нара, расположенная напротив Фоминского по другую сторону р. Нары", была реальностью, и именно по соседству с ней помещики Скуратов и Лукин построили бумагопрядильную фабрику. Случилось сие в 1840 году.

А на левом берегу реки Нары располагалось великолепное имение князей Щербатовых. Последний отпрыск родовитой российской знати — Сергей Александрович Щербатов обладал недюжинным художественным талантом и, достаточно сказать, привлекался самим Щусевым к участию в росписи интерьеров строившегося в то время здания Казанского вокзала в Москве. Будучи в эмиграции, Сергей Александрович написал интереснейшую книгу воспоминаний под названием "Художник в ушедшей России". Определенный объем текста занимают страницы, в той или иной мере отражающие впечатления автора от подмосковной усадьбы. (Как и многие аристократы, Щербатовы имели еще имение в Полтавской губернии, приличные дома в Москве и Петербурге). И когда он вспоминает подмосковную, то называет ее коротко — Нара.

Почти семьсот страниц книги воспоминаний, и ни разу не упомянуто Фоминское, словно его и не существует в окрестностях

В 1890 году на карте появляется первый вариант топонима из двух знакомых нам слов — Нары Фоминские. В литературе встречается и другой вариант приспособления гидронима, но и он возвращает нас к своему истоку. Нара-река — что означает это название?

В "Кратком топонимическом словаре" В.Никонова дается следующее объяснение: город в Московской области на реке Нара, по которой и назван. В XVI веке село Фоминское, также Фоминский мыт (мыт — феодальная пошлина, взимаемая на заставе с провозимых товаров, затем слово стало означать саму заставу и место ее).

Имение Щербатовых, село Малая Нара, фабрика в Нарах Фоминских — все эти топонимы заимствованы и перенесены с названия реки. А вот как Никонов подходит к объяснению происхождения гидронима: "Нара — левый приток реки Ока. Название, содержащее всего четыре звука, легко связать с очень разнообразными корнями и трудно проверить достоверность". Никонов отвергает происхождение названия от финно-угорских и балтийских языков. Тем не менее, он более лоялен к гипотезе А.Погодина, крупного русского ученого-слависта, доктора славянской филологии, считавшего, что нара означает всего лишь "петля", "изгиб".

Другой крупный специалист в области топонимики — Э.Мурзаев также не уходит далеко от Погодина и Никонова, указывая, что слово "нара" в литовском языке означает "поток", а в одном из своих значений "петля", "изгиб реки". Правда, Мурзаев упоминает и Капанцяна, в связи с его гипотезой о происхождении гидронима Нара от имени древнеармянской богини воды, морей, дождей, рек, источников — Нар. У греков морской бог имел имя — Нерей, а его пятьдесят дочерей — Нереиды. Никто, однако, не решается на окончательный вариант этимологии гидронима Нара.

Вторая часть нашего прославленного топонима — Фоминское или Фоминск не так стара и загадочна, как первая. Образовано от имени человека. Прямой связи с ним, конечно, не имеет, но все же в переводе с древнееврейского означает "близнец". Образовано от церкви, построенной в честь апостола Фомы. Могла быть и в честь средневекового теолога, канонизированного католической церковью, Фомы Аквинского. Все могло быть, в том числе и светский вариант происхождения названия — от имени первого мытаря. Нам этого никогда не узнать.

Верея. Город чудный, город древний. Вроде бы и нет загадок в этом топониме. Однако…

О Верее, что, конечно, не удивительно, написано немало краеведческих работ — как о городе в целом, так и по отдельным аспектам его истории. Далеко не все они доступны рядовому любителю своего края, но с некоторыми все-таки можно познакомиться в библиотеках или музеях. Однако при всем обилии краеведческих исследований ряд сторон верейской истории не получил еще достаточно полного освещения, не поставлена последняя точка над исходной датой возникновения древнего города. Каждый из тех, кто касался вопроса о первом письменном упоминании Вереи, не обходил стороной русского историка Татищева. Фамилия эта увековечена в названии одной из деревень нашего района. 29 апреля 2001 года исполнилось 315 лет со дня его рождения.

Множество интересов и трудов Татищева мы вправе оставить в стороне, а заняться только "Историей Российской с древнейших времен". Этот татищевский труд (т. 3, М., 1964) в свое время заинтересовал верейского краеведа Сергея Александровича Поспелова. В своем очерке о Верее ("Города Подмосковья", кн. 3) Поспелов писал: "Первое упоминание о Верее относится к 1371 году. Однако существует предположение, что упомянутая в летописи под 1159 годом Вереисча могла быть Вереей.

Существование Вереи в домонгольский период как волости Черниговского княжества допускали историки С.М.Соловьев, П.В.Голубовский, известный русский географ В.П.Семенов.

Авторы еще одной хорошей книжки о древнем городе "Быль и легенды земли верейской" занимают более определенную позицию в истолковании сведений, содержащихся в трудах Татищева.

"В результате распада в XII веке Киевской Руси, пишут они, — образовался целый ряд самостоятельных феодальных княжеств. Современное западное и юго-западное Подмосковье, бассейны рек Москвы, Нары и Протвы оказались на стыке владений Владимиро-Суздальской, Рязанской, Смоленской, Новгородской земель. Князья, владевшие этими землями, вели междоусобные войны, стремясь расширить свои владения и установить контроль над речными торговыми путями, значение которых возрастало по мере развития ремесел и торговли.

Как известно, в 1147 году Юрий Долгорукий для защиты захваченных на Москве-реке земель основывает город Москву и становится Московским князем. Логично предположить, что и союзник его — Чернигово-Северский князь Святослав для закрепления за собой отвоеванных у Смоленска "поротских" земель возводит на Протее укрепленный городок — Верею. В пользу этой версии происхождения Вереи может свидетельствовать следующее историческое событие. В 1159 году чернигово-северский князь Изяслав встретился в Волоколамске с сыном Юрия Долгорукого Андреем Боголюбским. В целях укрепления своего военного союза они договорились о женитьбе племянника Изяслава Святослава Владимировича на дочери Андрея Ростиславе. В древней летописи об этом сказано следующее: "В то же время отпустил Андрей дочь свою Ростиславу за Святослава Владимировича и привезли оную в Верейсча, где брак с веселием многим отправили". Ссылаясь на эту запись в летописи, известный русский историк В.Н. Татищев, автор "Истории Российской", задается вопросом: "Может в Верее?".

Каждый текст можно прочитать с избранной интонацией и придать желаемый смысл, что авторы и делают, произвольно вставляя вопросительный знак, отсутствующий у Татищева.

До нашего времени дошло немногим более полутора тысяч списков литературных и исторических летописей. Дело, однако, в том, что среди них не встретишь оригиналы X века. Летопись обычно начиналась с изложения истории — библейской, античной, византийской, русской. В зависимости от эпохи, летописец находился при дворе князя, монастыря, в канцелярии митрополита и т. п. и не мог в соответствии с их идеологией не вносить каких-либо корректив в переписываемый список летописи. А взгляды тех и других могли быть консервативными или прогрессивными.

Естественно, что от этого зависел и научно-художественный уровень каждого последующего списка. Татищев стал первым переписчиком, которого можно считать одновременно исследователем, автором действительно научной российской истории.

Поэтому следует обратиться не к интерпретации, а к самому татищевскому тексту. Речь идет о событиях второй половины XII века. После краткого в начале столетия перемирия с половцами (кипчаками), вызванного их ослаблением в результате их разгрома русскими объединенными дружинами, набеги кипчаков на русские княжества возобновились. И вот нужный текст: "Святославы же оба и Рюрик, уведав, что Изяслав Андреевич в помощь Изяславу близко идет, учинили со Изяславом и Святославом мир, возвратились коиждо к себе. Изяслав Давидович в Вятичи, Андреевич к отцу. Но Изяслав Давидович, хотя крепчайший союз с Андреем учинить и большую помощь от него иметь, поехал сам к нему на Волок, где Андрей тогда град на реке Ламе строил. И тут съехався, учинили крепкий союз. В то же время отпустил Андрей дочь свою Ростиславу за Святослава Владимировича. И привели оную в Верейсча (может Верея), где брак с веселием многим отправили".

Шел 6867-й год, помеченный Татищевым как год 1159-ый. Т. е., текст этот не является точной копией предыдущего списка, а содержит поправки Татищева на время и место действия. Принято новое летоисчисление, а Верея давно уже стала заметным городом в государстве. Но быть одним из городов земли русской это еще не значит мелькать в каждой летописи домонгольского периода.

Отождествление топонимов Верея и Вереисча вполне вписывается в рамки взглядов современных ученых-языковедов. В.А.Никонов обратил внимание на одну особенность образования русских географических названий: суффиксальность. Лишь менее десяти процентов названий образованы с помощью префиксов и словосложения, свыше девяноста процентов — с помощью суффиксов. Не неся самостоятельной информации, суффиксы определяют состояние, отношение к корневой основе слова. В топонимике именно суффиксы, окончания, префиксы — служебные элементы слов — превращают их в географические названия. Топоним Вереисча содержит формант — исча. Он мог быть в то время и является в дни сегодняшние близким или совершенно идентичным другому форманту — ища (-ище). За восемь веков нюансы сместились, но главное у обоих осталось — их значение как из ряда вон выходящих, выражающих высшую степень предмета, явления. Сравним: исчахнуть, исчадие; бабища, бородища, грязища, ручища…

Издание собрания сочинений Татищева, на которое ссылаются Поспелов и авторы книги "Быль и легенды земли верейской", осуществлено Академией наук СССР. Третий том (изд. 1964) содержит упоминаемый нами вариант летописи. К нему приложен географический указатель, составленный в недрах этого уважаемого учреждения. Указатель ориентирует читателя: Верея (Вереисча).

Много времени и сил потрачено на отыскание значения и смысла топонима Верея. Можно бы было остановиться на избранном Екатериной Второй значении: "столбы для ворот". Но ведь это не единственный населенный пункт с таким названием. В средней полосе России, в том числе в Московской области имеется сразу несколько населенных пунктов с названием Верея. Академик Л.Берг писал: "Будучи результатом многовековых наблюдений постоянного местного населения и продуктом творчества такого гениального коллектива", каким является народ, народные термины заслуживают самого внимательного отношения.

В "Словаре народных географических терминов" отмечается, что слово верея имеет то же самое значение, что и веретья.

В Среднем Поволжье слово верея означает "возвышенное сухое место на пойме, непоемная гряда, вал на пойме, песчаная гряда на низких заболоченных местах". В Тамбовской области это — "небольшой клин, полоса луга, поля, леса". В Смоленской области означает "опасный провал в болоте".

Некоторые исследователи отличают верею от веретьи по следующим признакам. Вереи идут в несколько рядов параллельно друг другу, местами имеют поперечные прорывы, во время весеннего разлива затопляются. Поспелов считал, что наш город располагается на веретье, незатапливаемой в половодье и разрезанной одиннадцатью глубокими оврагами. И эта гипотеза на мой взгляд предпочтительней, чем основанная на "столбах для ворот".

Третий город нашего района — Апрелевка. Самый молодой из всех ранее названных, имеющий не менее красивые, но самые загаженные окрестности. Название Апрелевка перешло с ранее существовавшего гидронима. Речка Апрелевка имеет свой исток в центральной части современного одноименного города, впадает в реку Десну. Устье находится на одной из восточных окраин имения Демидовых в селе Петровском. Откуда могло родиться это название?

Апрель, Апрелий, Апрелия — это имена, которые давали в семьях состоятельных дворян средневековой Руси. В переводе с латинского априкус означает "освещенный солнцем".

Вполне возможно, что свое название речка Апрелевка получила за свой сезонный характер. У Даля к этому слову приведена характерная народная примета: в апреле это река, а в июне — ручей. На этой реке в конце XIX века у помещика Кохманского купил небольшой участок земли известный русский писатель Николай Николаевич Златовратский. Спустя много лет, уже в середине прошлого века, дочь писателя Софья Николаевна опубликовала свои воспоминания об этой поре. Вот как она описывала здешние особенности:

"… Наш участок перерезала небольшая речка Апрелевка, вернее, ручей с небольшими бочажками. Весною Апрелевка выходила из берегов, бочажки разливались по оврагу, и скромный ручей обращался в реку, а в засушливое лето совсем пересыхал, оставались только бочажки. Но зато овраг, щедро напоенный влагой, покрывался сочной зеленью с островками голубых незабудок, розовых бархатистых метелочек неизвестных мне цветов, испускающих нежный аромат, гвоздикой, цыганским пухом и золотыми лютиками, которые целыми зарослями покрывали берега ручья".

Однако подобное восторженное восприятие апрелевских окрестностей не совсем разделяется людьми, живущими в верховьях небольшой речушки. Болотистые почвы в этих местах напоминают им другую особенность календарного месяца. "В апреле земля преет" — черпают они у Даля другую народную примету. И переварив ее на основе местного опыта, произносят название с упором на третий слог — Апреловка.

Рядом с апрелевским домом Златовратских располагается (или располагалась —?) деревня Мамыри. Такое вот интересное названьице! Софья Златовратская не смогла его ни забыть, ни обойти в своих воспоминаниях:

"Интересно происхождение названия этой деревни. По рассказам местного старожила, нашего соседа, известного в то время в Москве городского судьи Бенедикта Георгиевича Кругликова, остряка и прекрасного рассказчика, деревня эта принадлежала какой-то богатой помещице, которая, выходя замуж, подарила эту деревеньку мужу, написав в дарственной "а мон мари". Растроганный муж решил в память этого события назвать деревню "Амонмари", а крестьяне очень скоро переименовали ее в "Мамыри".

Эту историю о происхождении названия деревни Момыри повторил вслед за Златовратской Ю.Бахрушин, предложив, правда, свое написание — через "о". Современное обозначение — Мамыри.

С.Златовратская ошиблась еще в одном: Бенедикт (или Венедикт) Кругликов не был мировым судьей в Москве, но о Кругликовых рассказ впереди.

Ясно, что рассказанная история красива, но неубедительна. На географической карте XVII века эта деревня обозначена под названием Мамырёво, а в XVIII — Мамырка. Истории, рассказанные Златовратской, Бахрушиным и, якобы, Кругликовым, воспринимаются как занимательное чтение. Своего рода народная этимология. Хотя она и далека от научного объяснения происхождения топонима, право на жизнь имеет. Оставим в стороне аспекты взаимоотношений в русской помещичьей среде.

Перед нами топоним сугубо отечественного корня и происхождения. Попытаемся выяснить значение форманта — ри. Основу мамы- пока трогать не будем. Посмотрим на значение суффикса — ри в обычных словах: кудри, дебри, ноздри… В топонимах: Поныри, Грабари, Сандыри… Примем во внимание, что в соседнем районе Московской области также есть деревня с названием Мамыри…

Представляется весьма вероятным происхождение этого названия от профессиональной деятельности его жителей, точнее, жительниц. Во все времена у всех народов и сословий существовала проблема «внебрачных детей». Если бедным девушкам приходилось расплачиваться за свой и чужой грех жизнью, то богатые блудницы, родив такого ребенка, стремились подыскать ему мамушку-кормилицу в какой-нибудь глухой деревне, подальше от людских глаз. Дальше — больше: и деток, и мамок. Так возникло название деревни, скрытой непроходимыми лесами и болотами.

Господствующие в славянской топонимике суффиксы — ов, — ев, -ин, — ск обычно образуют топонимы, не представляющие трудноразрешимых загадок. С помощью этих суффиксов образованы названия большинства населенных пунктов нашего района.

Вернемся, однако, к уже перечисленным мною названиям населенных пунктов, вернее, к некоторым из них: Афанасьево, Волково, Симбухово, Ковригино, Селятино, Софьино… Они образованы от личных имен или прозвищ, и если этимологические поиски приведут нас к исходному значению слова, например Афанасий (по-гречески — бессмертный), то деревня к этому значению никакого отношения, конечно, не будет иметь. Если жители вознамерятся воздвигнуть монумент основателю своего поселения, то им стоит обратить внимание на документы из эпохи крепостного права, частной собственности на землю.

Время многое меняет в топонимике. За прошедшие века название деревни могло меняться много раз. Просто по прихоти владельца. В 1913 году основатель московского театрального музея А.А.Бахрушин приобрел загородное имение вместе с селом Афинеевым. Естественно, раз купил, значит, местечко понравилось, а вот название по какой-то причине невзлюбил. У богатых, как говорят на Руси, свои причуды. Старое название Бахрушин взял и отменил: велел называть село и усадьбу — Верино. В честь своей горячо любимой супруги. Не случись мировой войны и последовавшей за ней революции, не значился бы в нашем муниципальном реестре топоним Афинеево. Кстати, для жителей Апрелевки и окружающих деревень он давно уже приобрел значение некронима.

Другой вариант. Составители карты окрестностей Москвы в 1850 году не смогли окончательно выяснить названия многих деревень. Видимо, один источник говорил одно, второй — другое.

Населенный пункт на этой карте обозначен следующим образом: Настасьино. А ниже в скобках: Варварино. Случай не единственный. Вот, например, находящееся неподалеку село Мартемьяново в более раннее время, а именно в XVII веке, называлось Троекурово — по имени владельцев, бояр Троекуровых. С тех пор прошло уже много лет, может быть, Александр Сергеевич Пушкин что-то и позаимствовал из нашей истории для своих литературных шедевров, а так ведь все забылось в быту-то. Оказывается, нет.

По соседству с Мартемьяновым был когда-то конный заводик, именовавшийся Горюшками. После революции в сохранившихся строениях Советская власть периодически организовывала различные лечебно-просветительские учреждения. Последней была Мартемьяновская 7-летняя общеобразовательная школа.

В середине 90-х годов территорию Горюшек вместе с примыкающим парком, садом и сельскохозяйственным полем продали под застройку для московских нуворишей. Выросла современная деревня из коттеджей, огороженная по всему периметру металлической оградой. Есть калитка, въездные ворота, а на них неожиданная надпись "д. Троекурово". Притяжательный суффикс — ов работает уже только на память о тех, кто владел этими окрестностями триста лет назад.

Интересна этимология топонимов с суффиксом — ск: Архангельское, Никольское, Петровское. Возьмем последний — Петровское. Казалось бы, чего проще — по названию храма и село именуют. Самый известный из исторических (или мифических) персонажей с этим именем — апостол Петр, которому воздвигнут самый величественный в мире храм в Ватикане. И во многих-многих других городах и весях. Однако храм в нашем Петровском построен в честь митрополита Петра. Чем заслужил он эти великие почести и в какое время он жил?

О Петре известна только одна точная дата — это годовщина его смерти — 1326 год. Родом Петр из галичских бояр, во Владимире был избран митрополитом русской православной церкви. В то время Москва еще не играла централизующей роли, и то, что суждено было совершить митрополиту Петру, стало его исторической миссией. Он начал перевод митрополичьей кафедры из Владимира в Москву, что фактически означало признание Москвы центром русского государства. Правда, переезд резиденции митрополита завершил другой глава русской церкви — Феогност. Но важнее было начало. И церковь канонизировала митрополита Петра.

Другая группа районной топонимии складывается из названий типа Горки, Лужки, Купелицы, Луневка, Жодочи, Санники, Каменка, Волченки, Колодези, Спас-Косицы, Свинорье. Как с ними быть?

Что означает, например, топоним Жодочи? Ведь он встречается в таких вариантах: Жадыч — в публикации известной любительницы краеведческих загадок Е.Македонской; Жегоди — в книге "Быль и легенды земли Верейской"; Жадочи — на географической карте конца прошлого века; Жедочи — на дорожном указателе второго кольца "бетонки"; Жодочи — в мемуарах Ю.Бахрушина и в официальной терминологии современной муниципальной канцелярии. Какому из них стоит отдать предпочтение?

Скорее всего, первоначально на месте нынешних Жодочей возникла не деревня, не село, а просто имение, уединенный уголок для встреч с друзьями или с близким человеком. Основой для названия послужил глагол ждать, именно к нему нас отсылает и словарь В.Даля.

Никонов однажды заметил: "Корнеискательство", не замечающее формантов, не различает венец, венок и веник, смешивает баран, баранина и баранка. В топонимах Тихвин, Чернигов любителя интересовал только Тих-, Черн-, а гораздо важнее форманты — ин, — ов, без анализа которых не найти ключа к этим названиям".

В нашем случае топоним Горки означает деревню не на горе, а у подножья, в низине среди горок и гор. Дубки, Лужки не означают, что одна деревня скрыта под могучими кронами коренастых дубов, а другая заняла просторы на бескрайних заливных лугах.

Возьмем еще один топоним из перечисленных выше — Свинорье. Кстати, есть и гидроним. Можно было бы сделать простой вывод: деревня или село названо по протекающей рядом речке. Да с прибавкой, позволяющей что-то домыслить, — Большое Свинорье. Что касается деревни, не стану кивать на того, кто сыграл с ней эту злую шутку, но речка, протекающая возле упомянутой деревни, в очень недалеком прошлом, всего-то полтора столетия тому назад, называлась Звинорье. А это, как говорят у них в Одессе — две большие разницы.

Каменка и Каменское получили свое название от протекающей или протекавшей рядом речки с каменистым дном. От слова камень. Такие названия рек и сел на Руси великой встречались и встречаются сплошь и рядом.

Наиболее интересным представляется исследование этимологии топонима Спас-Косицы. Первая половина названия понятна, произошла она от просторечной формы "спаситель", а вот что за информация содержится во второй части топонима, почему сложилось такое название в этой части бывшего Верейского уезда? В России в начале прошлого века действовало более сорока монастырей, у которых название начиналось с приставки спас-. Существует несколько городов с началом Спас-: в соседней Калужской области — Спас-Деменск, в Рязанской области — Спас-Клепики, в той же Рязанщине просто — Спасск и другие. Но вот — Спас-Косицы?

В XVIII веке земли села Вышгорода, в том числе нынешние Спас-Косицы, принадлежали Шуваловым. Появление Преображенского храма в Спас-Косицах связано именно с этими людьми. Об их роли в истории России разговор еще впереди.

Вот как резюмировал эпоху Елизаветы Петровны писатель Валентин Пикуль: «Пример царствования Анны Кровавой не прошел для Елизаветы напрасно, и за все двадцать лет престолосидения она не подписала ни одного смертного приговора. Другое дело, что в судах тянулась прежняя волокита, люди умирали под кнутом и без приговора смертного, но одобрения Елизаветы на казнь с "апробацией" мы не обнаружили ни на одном документе».

Отклонимся от топонимики и проведем параллель между эпохами — Елизаветинской и нынешней, ельцинской. Ни одного смертного приговора не выносится, зато в тюрьмах под следствием годами сидят сотни тысяч людей и умирают от туберкулеза или СПИДа. Но это напрямую мало к делу относится, а вот эпизод из первого периода Великой Отечественной войны заставляет обратиться к названию.

Зимой 1941 года, когда западная часть Подмосковья оказалась под пятой фашистских оккупантов, гитлеровцы использовали церковь Преображения в качестве тюрьмы для местных жителей, которые неминуемо должны были погибнуть. Но остались живы. После разгрома немцев под Москвой на церкви в селе Спас-Косицы установлена памятная доска с текстом следующего содержания: "Здесь 17 января 1942 года автоматчиками сержанта Бичука 6-й дивизии народного ополчения Дзержинского района города Москвы были спасены от гибели 700 советских граждан". Что это — мистика или закономерное вмешательство того, в чью честь воздвигнут храм — Спасителя православных? Тогда и здание церкви содержать надо достойно, это ведь в людских силах.

Соседний Вышгород в своем названии вроде бы не содержит особых тайн. Никонов считает, что это обыкновенное название многих населенных пунктов на землях старого славянского заселения близ Киева, близ Рязани, в Польше несколько Вышегруд, в Чехии и у южных славян в форме Вышеград. Буквально — "высокий город". Названия означали замок, укрепление на возвышенном месте. Возможно значение "место власти" — замок феодала.

По территории района протекает немало рек, речек и речушек. Каждая из них имеет свое название, иногда довольно загадочное, а подчас совершенно простое. На первый взгляд.

Названия водных объектов в топонимике имеют свой термин — гидронимы. Они тоже заслуживают нашего внимания. Реки Нара, Пахра, Десна, Протва, Исма, Истья, Таруса и многие другие водные объекты меньшего масштаба. Желательно бы знать происхождение их названий. Нара для нас и для специалистов-языковедов остается "подвешенным" гидронимом. Но должное ему мы уже отдали. Следующим идет Пахра. Не будет лишним до проникновения в его этимологию остановиться на географии Пахры.

Река является правым притоком Москвы-реки. Длина — 129 километров, площадь водосбора — 2720 кв. км. Исток — близ станции Рассудово, устье — у поселка Мячково Раменского района. Принимает 230 притоков, в том числе слева реку Десну с притоком Незнайкой… Сведения эти содержатся в географическом словаре "Все Подмосковье", изданном в 1967 году.

Примерно в том же месте, где Пахра впадает в Москву-реку, слева в нее вливается река Пехра, или Пехорка. Об этом тоже упоминается в названном мною словаре. Пахра, протекая по землям Наро-Фоминского, Подольского, Люберецкого и Раменского районов, впадает в Москву-реку в том же колене, где слева впадает Пехра, протекающая по землям Балашихинского и Люберецкого районов. Образуемый ими прямой угол Москва-река рассекает как бы на два клина. Гидроним Пахра несет в себе эту информацию.

Река Пахра и река Пехра. Чтобы понять этимологию этих гидронимов, топонимика предлагает рассматривать их в парности. Замена гласного звука о на е В.И.Далем фиксируется как явление, сохраняющее смысловое значение слова. Валентин Пикуль в романе "Слово и дело" мастерски использует эту особенность языка. Описанию одного из драматических событий предшествует следующая эпически спокойная картина: "Рассвет наплывал со стороны Москвы, сиренево сочился на берегах Пахры-реки… В соседней вотчине князей Голицыных (за рекою в Пехро-Яковлевском) уже усердно названивали к заутрене". Речь идет о событиях на реке Пахре, но автор, зная логику языка, использует обе формы.

Формант — ра в гидрониме означает река. Основа слова пах- от его первичного значения переносится на гидроним, разумеется, опосредованно. Даль отметил ряд производных от этой основы, в том числе — пахотина, т. е. земля, в которую соседняя входит клином, языком. Конфигурация земель, ограниченная руслами трех названных рек, также напоминает два клина. И в данном случае гидроним Пахра своим происхождением связан с местоположением рек Пахра и Пехра на рубежах славянских племен кривичей и вятичей. Именно на территории Москвы по границе одноименной реки проходил рубеж расселения этих двух народностей. Справедливо заметил русский историк Забелин, что "топографический язык богат на характеристику древних речных путей относительно удобств или затруднений в проезде по известным местностям".

Десна — еще одна река нашего района. С таким названием в Наро-Фоминском районе — это единственная водная артерия. В Московской области название Десна носят две реки, а в Европе — великое множество, наиболее крупная из них — приток Днепра. Возможно, поэтому В.Никонов приводит в своем топонимическом словаре с десяток гипотез, в разное время высказанных учеными-языковедами и им, Никоновым, отвергнутых по причине научной неубедительности. Среди них, например, предложенная знаменитым М.Фасмером: из славянского деснъ-, значит, "правый".

Никонов возражает: "Вблизи нет парных гидронимов шуй-, "левый", а большинство рек с названием Десна как раз левые притоки". Но указанную этимологию пытались спасти домыслами: 1) будто славяне называли стороны реки не по течению, а против него; 2) будто на слово "левый" наложили табу и, не смея произносить его, называли левое правым. Совершенно нейтрально Никонов комментирует гипотезу польского этнографа К.Мошинского: перевод с индоевропейского со значением "светлая, чистая".

В географии XX века дается широкий свод сведений о двух наших реках — Пахре и Десне, но дается он без экскурса в далекое прошлое. Лишь сообщается, что Десна образуется от слияния рек Пахорки и Бутырки у деревни Корнево, является левым притоком Пахры и впадает в неё у деревни Беляево Подольского района.

В источниках XIX века река обозначена двойным названием — М.Пахра (Десна). В источниках XVIII века и более ранних, употреблен топоним Малая Пахра. Выстраивается закономерная и вполне понятная цепочка: Пахорка — Малая Пахра — Пахра. В истоках — это полноводный ручей, заслуживающий снисходительной грамматической формы — Пахорка, затем река в ее среднем течении по своему водному балансу еще ни нашим — ни вашим, подросток, одним словом — Малая Пахра. После села (ныне деревни) Беляева — это уже полноводная, пригодная для прохода судов (типа крейсера "Аврора") река Пахра. Мало сомнений в том, что не только крейсер "Аврора", но и купеческие струг или ладья из XII века вряд ли прошли бы по руслу нынешней Пахры в ее верхнем течении, скажем, от истока до села Беляево. На географической карте Московской провинции, составленной и изданной в 1774 году, каждой водной артерии воздано "по заслугам". Реки, например, обозначены двумя непрерывными линиями. Малая Пахра именно таким способом нанесена на карту. А вот то, что в наши дни называют Пахрой (в пределах нашего района, вплоть до Беляева), было отнесено к категории "речек и ручьев". И даже не удостоено собственного имени. Хотя местное население дает названия даже ручьям.

Наконец, Протва. Не исключено славянское происхождение — краткая форма прилагательных. Академик А.Соболевский указал на древнюю форму этого гидронима — переты, восстанавливаемую из сохраненного летописью косвенного падежа Поротве. Фасмер приводит созвучные индоевропейские основы с самыми различными значениями: "мост", "брод", "гавань", "дверь" и многие другие. Никонов возражает: мол, это не облегчает решения.

У истоков

Наро-Фоминский район образован в 1929 году. В стране в тот период проводилась реформа административно-территориального деления. Существовавшие до этого губернии, уезды и волости переименовывались в области и районы. Разумеется, дело не ограничивалось сменой вывесок. Изменялись во многих случаях границы, что-то упразднялось, что-то возникало вновь. Работа была подчинена задаче совершенствования партийного, государственного и хозяйственного строительства на переломном этапе жизни страны. В ходе этих преобразований на карте Московской области появился Наро-Фоминский район. Его территория составляла 1114 квадратных километров, население — 55,4 тысячи человек, преимущественно — сельское. Экономико-статистический справочник того периода сообщал, что в районе были созданы 35 низовых сельских Совета, которые объединяли 154 населенных пункта.

Еще в дореволюционные годы, как отмечала краевед Г.С.Чупырина, "рабочий поселок наро-фоминской фабрики был центром экономической и общественной жизни Ташировской, Рудневской и Петровской волостей". Это и предопределило его судьбу: Наро-Фоминск стал центром района, образованного из ряда волостей Верейского, Боровского и Звенигородского уездов. Собрали с бору по сосенке, и получилось административное образование "от Москвы до самых до окраин", от Внукова до Крюкова.

На протяжении десятилетий XX века Московская область неоднократно кроила и перекраивала свои межрайонные границы, упраздняла старые районы и создавала новые. На примере Наро-Фоминского района эти изменения особенно заметны. В 1957 году был ликвидирован Калининский район, и часть его, а именно, деревни и села Первомайского куста, пополнила территорию Наро-Фоминского района.

В 1959 году утратил свою самостоятельность Верейский район. Небольшая часть его населенных пунктов отошла к Рузскому и Можайскому районам, а основная — к Наро-Фоминскому. Территория района превысила тысячу девятьсот квадратных километров. Есть, конечно, в Московской области и более крупные районы, например, соседний Можайский, на севере области — Дмитровский. Но таких немного. Наро-Фоминский район превосходит по площади вместе взятые Красногорский, Химкинский, Ленинский, Балашихинский и Мытищинский районы. Хотя по численности населения — 169 тысяч человек — почти в два раза уступает тому же Балашихинскому.

В границах района находятся два города — Апрелевка и Верея, тринадцать сельских округов — Атепцевский, Афанасьевский, Веселевский, Каменский, Крюковский, Марушкинский, Назарьевский, Ново-Федоровский, Первомайский, Петровский, Симбуховский, Ташировский, Шустиковский. Всего на территории района расположены 310 населенных пунктов. В это число не входят дачные новообразования, пока еще не отнесенные к какому-либо из общеизвестных типов административных поселений.

В природном отношении Наро-Фоминский район разделяют на три физико-географические зоны — Можайскую, Наро-Исменскую и Деснинскую. Можайская, как следует из названия — это район западнее и севернее Вереи, он покрыт суглинками с мощностью пласта до двух метров; рельеф холмистый, волнистый, реже — слабоволнистый или плоский; почвы дерново-подзолистые; леса — еловые и мелколиственные; эрозия, заболачиваемость почв — эти экзогенные процессы характерны для Можайской зоны.

Наро-Исменская зона представляет из себя район западнее и восточнее Наро-Фоминска с холмисто-волнистым рельефом местности, с отложениями в виде покровных суглинков мощностью до трех метров; реже встречаются водно-ледниковые суглинки и пески; почвы дерново-подзолистые, реже — болотные; леса — еловые и мелколиственные. Экзоген также характерен заболачиваемостью почв и эрозией. Суглинки Деснинского физико-географического района мало отличаются от почв двух названных зон. В Деснинской зоне леса значительно лучше. Среди мелколиственных пород и березы чаще встретишь дубовые, сосновые и еловые рощи. В целом лесами занято больше 50 процентов территории района. По данным за 1992 год рекреакционная нагрузка на почвы колеблется от 33 до 41 процента. Между тем как в Можайской зоне в тот год вносилось лишь до восьми с половиной тонн органики на гектар, в Деснинской — до 15,4. Содержание гумуса в 20-сантиметровом слое почвы составляет в среднем 2,3 процента.

Техногенное загрязнение атмосферы по суммарным выбросам пыли и газов в 1992 году равнялось: 25–50 тонн в сутки по Наро-Фоминску, 50-100 тонн по Апрелевке.

Учитывая, что расположенные в этих двух городах предприятия практически остались без настоящего дела, а автотранспортные потоки возросли в несколько раз, спустя десяток лет воздух в дачном Наро-Фоминском районе чище не стал.

Количество сточных вод по Наро-Фоминску в пределах 12–25 тысяч кубометров сутки, по Апрелевке — 6-12 тысяч. Параметры включают в себя не только временные, но и сезонные смещения, изменения. Но эта нагрузка мизерная по сравнению с другими районами области.

Наро-Фоминский район не лишен полезных ископаемых. Широко распространены красные глины; вблизи села Каменского есть фосфориты высокого качества, есть залежи булыжного камня, небольшие запасы торфа. По данным географического словаря Московской области в нашем районе в бассейнах рек Нары, Пахры и Протвы имеются крупные залежи известняка, доломитов, мергелей, известковых туфов, много месторождений гравия и песков.

О климате можно сказать то же, что и о климате всего Подмосковья. Единственное отличие касается самого города Наро-Фоминска: до недавнего времени его считали своеобразным полюсом холода в Московской области.

О реках, протекающих по территории района, уже упоминалось. За исключением состояния и чистоты их вод. Единственной относительно чистой рекой в районе пока остается Протва. На ее берегах расположены самые древние населенные пункты — Верея, Вышгород и многие другие. Среднее течение Протвы проходит по землям Калужской области, а впадает она в Оку неподалеку от города Серпухова.

Конечно, в древности реки района использовались в качестве путей сообщения, чаще всего именно на живописных берегах прозрачных голубых артерий селились человеческие сообщества. Время не всегда всесильно и во многих случаях оно пощадило следы пребывания на землях района людей из неолита. На протяжении XX века многие археологи и другие ученые занимались раскопками и изучением этих следов в Подмосковье, в том числе в Наро-Фоминском районе. В 90-х годах Институт археологии Российской академии наук и комитет по культуре и туризму Московской области провели своеобразную инвентаризацию объектов археологического наследия, обобщили материалы по Подмосковью и издали любопытный энциклопедический справочник под названием "Археологическая карта России". Свыше сорока различных по полноте исследований объектов археологии нашего района включены в справочные научные издания, посвященные Московской области.

Все типы археологических памятников имеют свои названия: стоянки, поселения, селища, городища, могильники — курганные и грунтовые, оборонительные сооружения, исторический культурный слой… Наконец, археологические находки, сделанные отдельно, вне связи с конкретным культурным слоем, именуются коротко и просто — местонахождением. Для более уверенной ориентировки в последующем материале скажу, что, например термин "селище" обозначает неукрепленное поселение раннего железного века и средневековья, а термин "городище" принят для укрепленных. Разумеется, для городов, ныне существующих, эти термины не применяются.

Сначала о местонахождении. В перечень включены находки, сделанные в Литвинове. В 1958 году на территории парка в бывшем имении князей Щербатовых на левом берегу Нары был найден каменный сверленый топор-молот. Были обнаружены и другие предметы, сопутствующие обряду погребения. Археологи отнесли эту находку к эпохе бронзы. Второе тысячелетие до нашей эры, так называемая фатьяновская культура. Основное занятие людей того периода — скотоводство и отчасти земледелие.

Особо крупные курганные группы могильников значатся в районе села Афинеево. Обнаружены они были еще в XIX веке М.А.Саблиным. Одна группа — неподалеку от берега реки Десны, другая — в километре к северу от села; в одной группе шесть насыпей, в другой — пятнадцать.

Грунтовой могильник, относящийся к XIV–XV векам, был выявлен в Зосимовой пустыни. Размеры его довольно значительны — 100 на 90 метров. На поверхности он отмечен едва заметными валунами и сильно разрушается высокими грунтовыми водами. Были выявлены три могильные ямы с остатками гробовищ, в одном случае — с сохранившейся долбленой колодой с крышкой. Судя по размерам колоды, в ней было совершено погребение ребенка. Кости не сохранились и вещи не были обнаружены.

К древнерусским могильникам домонгольского периода относится и курганное захоронение в четверти километра от южной окраины деревни Игнатово на берегу ручья Жодочи.

Фатьяновскую культуру представляют предметы, найденные при раскопках курганного могильника в Мельникове, неподалеку от Каменской больницы, грунтового могильника у Мерчалова. К домонгольскому периоду относят четыре курганных могильника близ деревни Рыжково.

Но археологические памятники нашего района, конечно же, не исчерпываются ценностями так называемого загробного мира. Хотя и они дают пытливому уму уйму исторической пищи. Интереснее все же проследить развитие, а главное, происхождение нынешних знаменитых в районе местностей. Скажем, Вышгорода, Дуброва, Вереи… Говорить о них придется и сейчас, и позже, когда дойдем до современности.

Городище Дуброво относится к раннему железному веку, точнее, к третьей четверти первого тысячелетия. Располагалось оно на левом берегу Протвы, как и нынешнее село, в трехстах метрах к юго-западу от церкви. Считается, что участок площадки городища размерами 60x25 метров и часть вала высотой до полутора метров и протяженностью до 60-ти вполне сохранились.

Однако Протва разрушает городище. Культурный слой здесь определяется в пределах сорока сантиметров. Найденная керамика называется лепной, в том числе, с сетчатыми отпечатками, и относится к дьяковской культуре.

Кроме городища, в Дуброве имелось и селище. Оно датируется XIV–XVII веками. Находится в шестистах метрах к северо-западу от церкви и на правом берегу Протвы. Культурный слой доходит до полуметра. Найдена гончарная керамика. Селище распахивается. Дуброво изучали и описали М.Л.Саблин, С.К.Богоявленский, Р.Л.Розенфельд, А.А.Юшко.

Двое последних из названных археологов работали также над раскопками и исследованиями археологических материалов по Вышгороду. Стоянку, именуемую Вышгород, относят предположительно к эпохе неолита. Расположена она к северо-востоку от окраины села на расстоянии километра и в ста метрах от русла Протвы. Предполагают, что стоянка размещалась на моренном холме. На пашне археологами были найдены кремневые скребки и большое количество отщепов.

Городище Вышгород на Протве относят к XVI–XVII векам. Располагалось между двумя оврагами к западу от северо-западной окраины нынешнего села, в 80-ти метрах от русла Протвы. Сохранились остатки двух валов и рва. Внутренний вал высотой от 70-ти сантиметров до трех метров и шириной основания до десяти метров сохранился участками. Внешний вал высотой до двух метров зафиксирован на южном склоне мыса почти у подошвы на протяжении около 70-ти метров. Древний въезд находился с западной стороны. Площадка городища нарушена при строительстве церкви в XVII веке и усадьбы — в XVIII. Современники тоже не пощадили городище — возвели деревянный дом, разбили огород, установили опоры линии электропередачи. Последний хозяин Вышгорода немец Шлиппе в дореволюционные годы сам занимался археологическими исследованиями городища, но результаты его поисков остались скрытыми от научной общественности. Городище отождествляют с остатками средневекового Вышгорода. Об этом периоде Вышгорода, а также о его новой истории рассказ впереди.

В знаменитой книге "Быль и легенды земли верейской" отведено лишь несколько страниц прошлому Вереи, о котором более или менее полно может рассказать только археология. Причем, своим, присущим только этой науке, языком. Исследованиями Верейского городища занимались многие ученые, в том числе, конечно, и Голубева. Но не следует сбрасывать со счетов работы С.К.Богоявленского, Р.Л.Розенфельда, А.А.Юшко. В обобщенном виде их труды дают следующую картину происхождения нашего самого древнего археологического памятника.

Верейское городище относят к раннему железному веку, т. е. к третьей четверти первого тысячелетия нашей эры. Поздний предел существования городища весьма расплывчат, он датируется XIV–XVII веками. Центром городища считается мыс правого высокого берега Протвы при впадении в нее ручья, текущего по оврагу. Площадка овальная в плане, размерами 275x110 метров, высота над рекой 30 метров, кольцевой вал сохранился с западной и частично с южной сторон. С запада перед валом был ров, ныне превратившийся в заболоченную низину. Древний въезд находился с северной стороны. В северо-восточной части городища под позднесредневековыми напластованиями залегает культурный слой толщиной до сорока сантиметров, содержащий лепную керамику (иногда с орнаментацией разными штампами) середины и второй половины первого тысячелетия нашей эры, относящуюся к позднему этапу дьяковской культуры. В этом слое выявлены остатки наземного жилища с шалашеобразной крышей. Вообще, верейское городище интерпретируется как кремль города, возникшего на месте заброшенного укрепленного поселения дьяковской культуры.

Среди выявленных и взятых на учет селищ, относящихся к эпохе раннего железного века, следует назвать Залучное, Ивково, Петровское, Мерчалово, Ковригино, Покровку, Романово и, предположительно, Спас-Косицы. Остальные, в том числе и Каменское, относятся к средневековью и представляют интерес уже для изучения и характеристики именно этого исторического периода.

Эпоха средневековья в исторической науке занимает примерно 12–13 столетий и лежит, как это следует из самого термина, между древним миром и новой историей человечества. Счет принято вести от пятого века нашей эры до середины семнадцатого века. Опять-таки, это чистая условность. И связывают средневековье преимущественно с зарождением, расцветом и упадком феодализма. Как свидетельствует археологическая наука, территория района привлекала первопоселенцев еще в раннем средневековье. Первое летописное упоминание об одном из древних населенных пунктов нашего района — Верее, встречается в трудах русского историка Татищева и датируется 1159 годом. Затем сведения об этом городе приводятся в документах XIV века.

Первое упоминание о Наро-Фоминске находим в "Духовной грамоте" Ивана Даниловича Калиты. Он известен и под именем Ивана I. С 1325 года Иван Данилович носит титул Московского князя. С 1328 года — Великого князя Владимирского одновременно. Калита означает денежный мешок, кошель, иначе говоря, скопидом… Да не будь князь таким, может, и не было бы на белом свете ни Нарьского, ни Фоминского.

Упоминание содержится во второй "Духовной грамоте" Калиты, написанной отнюдь не в преддверии переселения в мир иной. Грамота написана сравнительно молодым, только что вступившим в свое историческое правление московской землей князем.

1328 год. Мрачная эпоха нашей истории. Татары покорили русские земли, и каждая поездка к ордынским ханам могла быть последней. А у Ивана Даниловича большая семья: и мальчики, и девочки, старшему всего 12. Тем не менее, приходится ехать. Вот текст "Духовной грамоты" — одной из двух сохранившихся и дошедших до наших дней.

"Во имя отца и сына и святого духа.

Я, грешный, ничтожный раб божий Иван, пишу духовную грамоту, идя в Орду, никем не принуждаем, в здравом своем уме, в полном здоровье.

На случай, если бог что решит о моей жизни, даю завещание сыновьям моим и княгине моей. Завещаю сыновьям своим отчизну свою Москву, а раздел учинил им такой.

Даю я сыну старшему Семену: Можайск со всеми волостями, Коломну со всеми коломенскими волостями, Городенку, Мезыню, Песочную и Середокоротну, Похряне, Устьмерску, Брошевую, Гвоздну, Ивани деревни, Маковец, Левичин, Скульнев, Канев, Гжель, Горетовку, Горки, село Астафьевское, село на Северске в Похрянском, село Константиновское, село Орининское, село Островское, село Копотенское, село Микульское, село Малаховское, село Напрудьское у города. А при своей жизни дал я сыну своему Семену: 4 цепи золотых, три пояса золотых, две чаши золотых с жемчугами, блюдце золотое с жемчугом, с драгоценными камнями, два ковша золотых больших; и из посуды серебряной дал ему три блюда серебряных.

Даю сыну моему Ивану: Звенигород, Кремичну, Рузу, Фоминское, Суходол, Великую слободу, Замошную слободу, Угож, Ростовцы, Окатьеву слободу, Скирминовское, Тростну, Негучу; а села: Рюховское, Каменецкое, Рузское, Белжинское, Максимовское, Андреевское, Вяземское, Домонтовское, Семчинское и в Замошной слободе…

Я дал сыну моему Андрею: Лопасню, Северскую, Нарунижское, Серпухов, Нивну, Темну, Голичихи, Шитов, Перемышль, Ростовец, Тухачев; а села: Талежское, Серпуховское, Колбасинское, Нарское, Перемышльское, Битяговское, Трифуновское, Ясиновсок, Коломанское, Нагатинское…"

Очень странным выглядит передача двух сел в разные руки: Фоминское — в руки второго сына Ивана, Нарское — самому младшему Андрею. Казалось бы, вотчина компактная всегда удобней для управления и хозяйствования. Что же заставляет Калиту поступать иначе?

Выдающийся русский историк прошлого века Дмитрий Иванович Иловайский давал такую оценку "духовным грамотам" Ивана Калиты. С одной стороны, мы видим как бы все ту же удивительную систему, все то же дробление земли между сыновьями. Но, всматриваясь ближе, замечаем уже значительную разницу с прежнею системой. Во-первых, великий князь приказывает старшему сыну, чтобы он был печальником, покровителем своих младших братьев, жены князя и дочерей. Во-вторых, сам раздел земли устроен так, что младшим братьям трудно выйти из повиновения старшему. Их уделы не представляют собой сколько-нибудь обособленных, округленных владений. Их волости окружены владениями старшего брата, отчасти перемешаны с ними. Наконец, уделы младших братьев незначительны в сравнении с территорией старшего брата.

"Грамоты Ивана Калиты бросают свет и на государственные понятия, и на домашнее хозяйство Московского князя, которого уже ближайшее потомство стало называть "собирателем земли русской", — писал Иловайский.

Сам принцип раздела Калитой своего наследства показывает, что ни Фоминское, ни Нарское не играло в то время той экономической и стратегической роли, какую ему пытаются приписать некоторые наши краеведы. После смерти Ивана Калиты стали видны плоды его прозорливых решений. Ставший во главе княжества старший сын Семен, он же Симеон Иванович, он же Симеон Гордый, сумел обеспечить многие годы мирного жития в Северной Руси. Как отмечал Иловайский, в годы княжения Симеона Гордого "мы почти не встречаем в летописи известий ни о татарских разорениях в Северной Руси, ни о баскаках, или великих ханских послах, которых посещения иногда равнялись целому набегу".

Жизнь в селе Фоминском в годы княжения Симеона (современные энциклопедии ставят его в обычный ряд с русским — Семен) Гордого мало чем отличалась от спокойной жизни в других местностях Северной Руси. Из этих спокойных для древнего села лет дошла до нас удивительная история с женитьбой князя Федора Фоминского. Зародилась она вот при каких обстоятельствах.

В те годы шло своеобразное "соревнование" между литовским князем Гедимином и московским князем Иваном Калитой, а впоследствии их сыновьями Ольгердом и Симеоном, за подчинение себе Смоленского княжества. Калита в своей роли собирателя русских земель всегда предпочитал оружию мирные средства для достижения поставленной цели. И в ходе борьбы за Смоленск, очевидно, совершенно случайно выходец из смоленского княжеского рода Федор стал именоваться Фоминским. Что же произошло?

Ольгерд и Симеон состояли в двойном родстве, Ольгерд был женат на свояченице Симеона, а Симеон…

Симеон был женат трижды. Первый брак был заключен с одной из дочерей князя Гедимина, сестрой Ольгерда. Аугуста Гедиминовна, в крещении Анастасия, скончалась очень рано, в 1345 году, четырьмя годами позже свекора, Ивана Калиты. Когда умерла Гедиминовна, Симеон, не прожив вдовцом и года, женился во второй раз. Избранницей стала Евпраксия, дочь одного из мелких смоленских князей Федора Святославича. Симеон одарил тестя щедро, отдал князюшке в управление Волок Ламский. Не прошло и года, как Симеон свою Евпраксию отослал к родному отцу, посоветовав снова найти ей жениха. Да не просто посоветовал, приказал найти ей мужа.

Федор Святославич игнорировать великокняжескую волю был не в силах. Что, однако, послужило причиной развода? Летопись рассказывает об этом так: "Великую княгиню на свадьбе испортили: ляжет с великим князем, и она ему кажется мертвой". И не умеющую соответствующим образом вести себя в великокняжеской постели Евпраксию выдали замуж за совсем простого князя Федора Фоминского. А Симеон женился в третий раз, на тверской княжне Марье. В летописях, к сожалению, ничего не рассказано о том, как сложилась супружеская жизнь Федора Фоминского с "испорченной" Евпраксией. Вероятно, щекотливую тему летописцы оставили современным краеведам.

В третьем томе издания "Города Подмосковья" в числе других напечатан очерк о Наро-Фоминске. Автор работы о нашем городе Г.С.Чупырина, в частности, отмечала: "Река, на которой располагалось Фоминское, в XIV–XV веках входила в систему водных торговых путей Московского княжества. В то время низовья Москвы-реки принадлежали Рязанскому княжеству. По Москве-реке купцы спускались на лодках до реки Пахры, затем поднимались к ее верховьям и через небольшой волок попадали в реку Пахру, а оттуда — к поселениям на Оке, в верховья и низовья Волги. Близ Фоминского на реке Наре существовал мыт, дававший значительный доход княжеской казне. С расширением границ Русского государства и развитием сухопутных средств передвижения в XVI веке экономическое значение Фоминского упало".

За исключением календарных дат все вышеизложенное нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить. Это не больше, чем увлекательная исследовательская гипотеза. Относясь к ней с уважением, нельзя оставить без внимания ее слабые стороны.

Как известно, "низовья" Москвы-реки завершаются возле города Коломны. Именно здесь Москва впадает в Оку. Тот, кто владеет Коломной, в одинаковой степени может контролировать водный путь по верховьям Оки и по всему течению Москвы-реки.

Времена, когда не только Коломна, но и Верея подчинялись Рязанским князьям, к началу XIV века прошли. Коломну и все низовья Москвы-реки к Московскому княжеству присоединил еще Даниил Александрович, сын Александра Невского, чье княжение в Москве приходится на 1272–1303 годы. Это, между прочим, хорошо видно и из "Духовной грамоты" Ивана Калиты. После Даниила Александровича по Москве-реке и ее притокам можно было плавать свободно, не прибегая к тяжелейшим волокам. Однако, что касается "верховьев и низовьев Волги", то не следует забывать, что сама-то Рязань тоже стоит на Оке, только ниже Коломны на сотню километров. Поэтому использование Пахры для "волока" в Пахру с последующим транзитом по Оке лишено смысла. К этому доводу добавим другой — отдаленность истока той реки, которая в то время именовалась Пахрой. Поэтому гипотезу Чупыриной нельзя рассматривать без учета изложенных исторических факторов и смещения ее во времени на более ранний период.

Вообще оценка краеведом Чупыриной ряда исторических фактов или гипотез об экономическом и стратегическом значении Фоминского в период раннего средневековья не совпадает с выводами историка Иловайского. Не беда. Было бы скучно обходиться без споров.

В более позднее время селу Фоминскому повезло — оно оказалось на дороге, ведущей из Боровска в Москву. Оба города основаны в XII веке. Вероятно, не сразу и не без оснований прокладывали сухопутный тракт между поселениями на Протве и Наре и дальше, к столице загадочной Московии. На карте мы видим маршрут Боровского шоссе: Фоминское, Бекасово, Ожигово, Петровское (немного в стороне), Бурцево, Мамырка, Свинорье…

Наши современники, в том числе Галина Чупырина, пытаются убедить нас в существовании — в далеком и недалеком прошлом — деревни под названием Малая Нара. В своем очерке Г.Чупырина пишет: "В 1708 году при разделении Российского государства на губернии и провинции села Фоминское, Мальково, деревня Малая Нара вошли в состав Московской провинции…"

Перед нами географическая карта, изданная в 1774 году, а составленная, естественно, пятью-семью годами раньше, на которой Боровск, Верея, Фоминское и прочие, вплоть до барских скотных дворов, объекты человеческой жизнедеятельности. По соседству с селом Фоминским (что на Наре, есть на карте еще несколько одноименных с ним селений) находятся известные каждому нарофоминцу деревни Мальково, Горчухино, Елагино, Татарка, Котово, села Атепцево, Рождественно, Таширово и прочие, но не найдешь деревни с названием Малая Нара. Впервые обозначение — Нары Фоминские — появилось на географической карте 1890 года. И топоним Нары не случайно принял форму множественного числа.

С одной стороны, название населенного пункта не должно во избежание путаницы повторять название реки. С другой, под словом Нара каждый понимал свое локальное место жительства — фабричный поселок, господский двор, остановка в пути… В дальнейшем мы увидим, что было именно так. Но тогда, в XVII и XVIII веках, мы можем опираться на точные данные только по Фоминскому на реке Наре. Вот что сообщает об этом Галина Чупырина:

«В 1646 году Фоминское значилось деревней. В ней было "шесть дворов крестьянских, людей в них 20, три двора бобыльских, людей в них тож…

В 1654 году с постройкой церкви Николая Чудотворца деревня Фоминская вновь стала селом. В 1705 году в нем насчитывалось 44 двора и 144 жителя. Крестьяне обрабатывали землю, а также занимались ремеслами: из дерева точили забавные игрушки, изготовляли предметы снаряжения экипажей, мелкий сельскохозяйственный инвентарь, выжигали уголь, гнали деготь».

Когда дело касается исторической конкретики, то все исследователи краеведческого уровня используют и предлагают читателю данные по селу Фоминскому. И ровным счетом ноль — по Малой Наре. Поэтому упомянутые в "Духовной грамоте" Ивана Калиты Фоминское и Нарьское при более внимательном исследовании могут оказаться совсем не теми, за кого мы их принимаем. Одно бесспорно: топоним — Наро-Фоминск образован от названий реки Нары и села Фоминского.

С постройкой в 1840 году на правом берегу Нары напротив села Фоминского бумагопрядильной фабрики началась новая веха в истории нашего района. Но сначала закончим со средневековьем.

К наиболее ценным памятникам той эпохи, памятникам скорее археологическим, относится хорошо известный верейцам Борисов-городок. Первое поселение на месте этого прославленного впоследствии Борисом Годуновым городка возникло еще в третьей четверти первого тысячелетия нашей эры. Это, разумеется, стало достоянием археологических исследований. Но период, о котором идет речь, относится к концу XVI — началу XVII веков. Среди приписанных к Верее населенных пунктов называли и Борисов-городок. Сведения о нем содержатся, прежде всего, в географическом словаре "Все Подмосковье", в книге о памятных местах в истории русской культуры XIV–XIX веков, рассказывающей о наиболее выдающихся усадьбах и архитектурных памятниках Подмосковья, изданной в 1955 году. Наиболее ранние и подробные описания Борисова-городка даны в "Географическом лексиконе", а самые последние — в трудах верейского краеведа С.А.Поспелова. К сожалению, в книге "Быль и легенды земли верейской" об этом ныне не существующем городке рассказано скупо и сдержанно.

Городок Борисов был построен вслед за воцарением Бориса Годунова и считался его вотчиной, от чего и получил такое название. Следовательно, его возникновение можно датировать 1598–1603 годами.

Прославился городок исключительной по своей архитектуре столпообразной церковью. От тех построек ныне ничего не уцелело, но можно составить представление о городке по сохранившимся рисункам и описаниям. Наиболее древнее из них относится к 1629 году. Из названного документа следует, что "город камен", а на нем "четыре башни каменные". Церковь освящена в честь Бориса и Глеба и построена тоже из камня. Внутренний город был обнесен крепостной стеной с двумя воротами. Как отмечают источники, расположенный на высоком холме на берегу реки Протвы, окруженный глубоким рвом, Борисов-городок представлял собой хоть и небольшую, но сильную крепость. Она, между прочим, выдержала в 1618 году довольно длительную осаду польских претендентов на Российский престол. Естественно, что построенные в годы царствования Бориса Годунова здания от баталий и всесокрушающего времени приходили в негодность, рушились, богатство утрачивалось. Тем не менее, городок продолжали считать крепостью. Хотя уже в 1767 году его низводят в ранг слободы. Интересна и такая историческая деталь.

В 1775 году московский генерал-губернатор М.Н.Волконский запросил у можайского воеводы сведения о состоянии городка Борисова. Воеводская канцелярия ответила: "Крепость каменная ветхая с четырьмя башнями, во многих местах совсем развалилась; во оной крепости древнего здания церковь без службы и пуста каменная". Следовательно, Борисов относился уже к Можайску. В то же время "Географический лексикон", подробно описывая городок, указывает на принадлежность оного Борисова-городка к Верее. Возможно, что происходило это потому только, что легендарная крепость лежала на середине пути от Вереи к Можайску. Или наоборот, от Можайска к Верее. Видимо, совсем не случайно окончательно угасший городок в первой половине XIX века разобрали "на камень для строительства присутственных мест" одинаково сообразительные обыватели соседних Вереи и Можайска.

Где корни?

Поучительна историческая судьба двух городов нашего района — Вереи и Наро-Фоминска.

Первый за многие столетия своего существования познал сладость процветающего торгового города и трагизм варварского нашествия иноземных завоевателей, пережил годы сомнительного счастья быть столицей удельного княжества, а в XXI век пришел в качестве городка районного подчинения, жители которого спят и видят такие продукты цивилизации, как баня и нормальная больница.

Второй город, Наро-Фоминск, из села, известного много веков только путешествующим по Боровскому тракту, превратился в орденоносный районный центр Московской области, с образцовым прошлым, но официально признающий только последние 75 лет своей истории. Как бы подчеркивающий тем самым всю незначительность и никчемность того, что было до 1926 года. А ведь именно та эпоха наиболее интересна и, пожалуй, менее всего известна современному жителю района. Пробел этот следует восполнить.

Недавно на московских книжных развалах появилась книга князя Сергея Александровича Щербатова "Художник в ушедшей России". Того самого, последнего представителя рода, который на протяжении всего XIX века оказывал свое влияние на жизнь в Нарах Фоминских. Книга написана в эмиграции и впервые появилась на родине автора.

Для нас она интересна прежде всего тем, что позволяет узнать духовный мир последнего представителя одного из крупных дворянских родов и уточнить некоторые исторические детали. В предисловии, написанном автором, Сергей Щербатов по-доброму адресует упрек советским историкам и политикам. Он замечает:

"Гораздо горше, чем сойти со сцены по велению рока, сознание, что та роль, которую играло это сословие (дворянство — В.К.) на исторической сцене в культурной жизни родины, заклеймена черной неблагодарностью и многими предана забвению в силу страстей и предрассудков. В этом повинна уже не история, а мораль человеческая, классовая злоба, несправедливость, пристрастность и преступная забывчивость, и она, эта мораль, в свою очередь, ответственна перед историей".

Упрекнуть советских историков и в данном случае наших краеведов в замалчивании роли Щербатовых и Якунчиковых, значит показать, к чему приводит подобная "пристрастность и преступная забывчивость" современной публицистики. Не прошло еще и десяти лет со времени очередного переворота в российском общественном устройстве, а на семь десятилетий советской эпохи, являющихся фактически наиболее продуктивным временем, псевдодемократической братией вылито столько грязи, что советская "классовая злоба" выглядит невинным детским лепетом. Как аукнется, так и откликнется. Но ведь и ельцинская "демократия" не на веки веков.

Все же, хотя род Щербатовых и берет свое начало от Рюриковичей, следует ограничить наше знакомство с ним тремя последними поколениями хозяев усадьбы под названием "Нара".

Дед Сергея Щербатова — сороковой по счету московский генерал-губернатор Алексей Григорьевич Щербатов имел чин генерала от инфантерии и являлся членом Государственного совета. Родился А.Г.Щербатов в 1776 году, в шесть лет был записан в гвардию унтер-офицером, в 24 года стал генерал-майором. На протяжении всего противостояния с наполеоновской армией, включая войну 1812 года, являлся его активным участником, разумеется, имел множество наград. В 1840 году Щербатов был назначен главой комитета о раненых, затем, в 1843 году, возглавил московское генерал-губернаторство. На посту главноначальствующего Москвы и губернии Алексей Григорьевич пробыл до апреля 1848 года.

В Наро-Фоминске, по соседству с имением, точнее, с одним из имений Щербатовых, уже работала бумагопрядильная фабрика. И вот как Щербатов отреагировал на одно из явлений, имеющее место быть еще в ту, довольно далекую от нас пору. Вот что он писал в 1844 году:

"По дошедшим ко мне в прошлом еще году слухам, личным жалобам фабричных рабочих и мастеровых, условленную с хозяев плату они получают не деньгами, но товаром, сбытом которого затрудняются по неимению законного права продавать вразноску". Характерно, что генерал-губернатор обратил внимание на такую деталь: плата товаром вместо денег производится "не по взаимному соглашению, но по принуждению". Щербатов запретил такой порядок.

В конце 1846 года император Николай I предложил Щербатову 1 января 1847 года провести в Москве празднование 700-летия города. Щербатов провел, но без лишней помпы. Последующие юбилеи — 750, 800, 850-летия проводились уже куда как более шикарно.

В год назначения А.Г.Щербатова московским генерал-губернатором в первопрестольной только что разворачивалось строительство храма Христа Спасителя. В годы бытности Щербатова генерал-губернатором в Москве построены Большой Кремлевский дворец, Оружейная палата, Николаевский вокзал, хотя движение по железной дороге между Москвой и Петербургом еще не началось.

А.Г.Щербатов покинул свой губернаторский пост в мае 1848 года. На прощальном обеде городской голова, человек, которому своим основанием обязана наша Зосимова Пустынь, Семен Логгинович Лепешкин сказал, обращаясь к Щербатову: "Ваше сиятельство расстаетесь с Москвой, но Москва не расстается с Вами!"

Сыну Щербатова Александру кроме Нары достались по наследству имения в Калужской, Саратовской, Самарской и Полтавской губерниях. Родился Александр Алексеевич в 1829 году и прожил 73 года. Пользовался большой популярностью как общественный деятель. В течение ряда лет был московским городским головой, в 1866 году избран первым почетным гражданином города Москвы. Считается, что А.А.Щербатов внес огромный вклад в развитие народного образования Москвы, в укрепление дорожного хозяйства, медицины, санитарии и благотворительности в городе. Кстати, он явился организатором детской больницы, приюта для бедных с детьми, лечебницы для приходящих больных, для неизлечимо больных детей, но все они носили имя его матери. В 1866 году на средства князя была построена вторая городская больница, позже получившая название Щербатовской. За свою жизнь сынок бывшего генерал-губернатора израсходовал на благотворительные акции более двух миллионов рублей. В переводе на нынешний курс это составит далеко за многие миллиарды. Был такой историк, юрист, философ-идеалист Борис Николаевич Чичерин, который отзывался о А.А.Щербатове следующим образом: "Щербатов — человек, которого высокое благородство и практический смысл впоследствии оценила Москва… Она нашла в нем такого человека, который способен был соединить вокруг себя все сословия…".

К третьему поколению Щербатовых, власть которых закончилась с приближением революционной бури в России, относится человек, заслуживающий самого серьезного внимания — Сергей Александрович Щербатов, последний в Наро-Фоминске представитель княжеской династии, который имел свой взгляд на положение вещей. Он не стремился ни к военной, ни к гражданской административной службе, он стал художником. Отсюда и его книга — замечательная, глубокая и прелестная по своей искренности: "Художник в ушедшей России".

Сергей Щербатов родился в 1874 году, скончался в Риме в 1962-м. В конце XIX — начале XX веков С.Щербатов вращался в среде самых выдающихся художников той поры и много работал сам. В экспозиции районного краеведческого музея есть материалы, рассказывающие об этом периоде художественной жизни в усадьбе Нара, пребывании здесь многих известных художников, в том числе Игоря Грабаря. Грабарь жил в Наре около трех месяцев в 1901 году и создал восемь картин, которые находятся в различных музеях страны. Работал, будучи в Наре, и Сергей Коровин, написавший картину "Деревенская сходка", которую приобрела Третьяковская галерея. Бывали здесь многие знаменитости из художественной элиты того времени, но рассказать обо всех перипетиях жизни людей, с которыми общался Сергей Щербатов, просто невозможно в кратком краеведческом очерке.

Последний нарский князь был женат на простой местной девушке, работавшей медсестрой в сельской больнице. Об этой выдающейся женщине с девичьей фамилией Розанова в "Основе" рассказала 13 января 2001 года журналист Людмила Дубинина.

Но настало время для Сергея Щербатова навсегда покинуть это местечко. И вот как это произошло.

«Утром, в 8 часов, я через березовую рощу, пахнувшую утренней свежестью, где заливались птицы веселым пением, отправлялся в мастерскую. После завтрака работа шла до 5 часов. После чая я уезжал с женой в лес. Как хорошо было там, в любимом вековом хвойном лесу, оберегаемом, как сокровище от топора, на крутом берегу, после трудового дня!

Подобно Иисусу Навину, крикнувшему солнцу: "Остановись!", я готов был крикнуть, чтобы это время, чтобы чудесное, тогда мною переживаемое время остановилось. Сознание, что я один, что никто мне не мешает и не может помешать, не оторвет от работы, протекающей среди природы, а не в городской атмосфере, где-нибудь на вышке душной мастерской, что вместо назойливых людей я вижу лес и поля, что можно отойти от всего тяжелого, вдали от меня совершающегося, — какое это было счастье, своего рода нирвана.

Но вот вошли и помешали жуткие и неожиданные гости!

Как-то раз, работая среди дня, я услышал гул голосов, гул протяжный и странный. Выглянув в окно мастерской, выходившее, во избежание рефлексов, на широкое пространство, я увидал вдали черную толпу, проходившую между венецианскими статуями у въездной аллеи, надвигающуюся сплошной массой от дальних ворот и огибающую, как змея, широкую поляну по окружающей ее дороге. Толпа направлялась прямо к главному дому, находившемуся поодаль от мастерской.

Это были рабочие большой соседней фабрики и наши крестьяне, конечно, не "революционеры", но революционерами ведомые (какие же революционеры были все наши Кондратии, Степаны, Фомы и Иваны!) и на "пьющих их кровушку" натравливаемые.

Было их несколько сот. Я быстро скинул рабочий фартук, оделся и поспешил к дому. В старой липовой аллее перед ним толпа гудела. Мой подмастерье-иконописец выкрикнул: "Господи Иисусе, спаси и сохрани!" и начал креститься.

У порога дома стояла бледная, как полотно, моя жена, хотя не терявшая присутствия духа, но с замиранием сердца ожидавшая, что произойдет при моем появлении. Толпа громко горланила, и ей вторил пронзительный крик испуганных чудесных попугаев ара, которые вереницей пестрели со своим сказочным оперением, красным, бирюзовым, изумрудным и оранжевым, на кольцах, висевших между старыми липами перед домом. Эти слившиеся вместе в трагический унисон навсегда остались в памяти.

Толпа меня обступила. Нельзя было понять, чего она от меня требовала. Скомандовав: "Тихо!" громким голосом, я приказал, наконец, чтобы "парламентеры" ясно высказали мне, в чем дело. Оказалось, меня обвиняли в том, что я присвоил себе собственность Красного Креста и укрыл все мной присвоенное в погребах. Я потребовал, искусственно смеясь, чтобы меня как "вора" обыскали, чтобы толпа не трогалась и чтобы были посланы люди осмотреть все помещения в усадьбе. Я сразу понял, что это, конечно, предлог для расправы с нами и с усадьбой, и что через несколько минут революционная толпа, попав в глупое положение по возвращении посланных для обыска людей, под другим предлогом начнет наступать на нас, и я не долго ждал, чтобы убедиться в том, что я не ошибаюсь. "Оратор", вскочив на садовую скамью, обратился к толпе уже с определенно революционной зажигательной речью, со всеми известными митинговыми доводами, избитыми фразами о зверском отношении помещиков к крестьянам, о режиме, о "Николае" (царе), о свободе, о земле, "как воздух", принадлежащей всем, и прочее. Тон его был театрально повышенный и крайне озлобленный.

Французская пословица говорит, что от трагического до комического один шаг. И смех, спасительный данный человеку смех, спас положение.

Вглядываясь в весьма странную одежду кричащего во всю глотку оратора, я увидел, что на его черном пиджаке пришиты золотые пуговицы (для большей важности и для отличия от остальных), а на них двуглавый императорский орел — пуговицы, очевидно, были перешиты с университетского мундира.

"Вот кричит всякую ругань на царя, а сам в пуговицах с орлом и короной щеголяет — видно, для важности мундира перешил! — крикнул я. — Смотрите, аль не разглядели? Ну и революционер!".

На эти громкие мои слова послышалось: "И то правда, ну отрывай! Иж генерал какой!». Вместо революционного гвалта по толпе прокатился раскатистый громкий хохот. Оратор, сконфуженный, соскочил со скамьи и стушевался в смеющейся толпе. "Ну, а теперь прощайте! — крикнул я и с женой удалился в дом. Толпа умолкла, кое-кто еще посмеивался, и стала расходиться, видимо, сконфуженная, что попалась на столь нелепую провокацию, не найдя краденного мною добра в подвалах и погребах.

Гроза пронеслась, и отлегло на душе, но не надолго. На другой день, в неурочный час, ко мне заявился управляющий, весьма расстроенный, и взволнованным голосом стал убеждать меня, не откладывая ни одного дня, уезжать с женой, что хотя "Бог помиловал вчера, но что вся местность, фабрика и деревни находятся в сильном брожении", что оставаться в Наре для нас представляет грозную опасность и что мешкать нельзя. Тихонов был не паникер, а по природе смельчак, и я не мог ему не поверить.

Жена и я поняли и покорились судьбе…

Тому, кто не испытал окончательной разлуки с семейным гнездом и кто не испытывал такого крушения надежд и резкого, грубого, насильственного отрыва от любимой работы, в то время являвшейся целью жизни, тому не понять всего, мной испытанного, когда автомобиль ранним утром увозил меня с женой из Нары в Москву".

Районный центр Наро-Фоминск, прямо скажем, не очень богат объектами истории и архитектуры. В сравнении с древней Вереей, где только на учет взяты 52 памятника истории, Наро-Фоминск явно проигрывает.

В парке культуры и отдыха имени Воровского к памятникам усадебной архитектуры отнесены конюшня и хозпостройки, а также территория парка. Перечисленные объекты относятся к концу прошлого века и началу XX столетия.

Наиболее значимым памятником архитектуры является церковь святого Николая Чудотворца. Одновременно его называют Николаем Мирликийским, от имени города Миры Ликийской области, где Николай был одно время архиепископом. Из всего сонма святых Николай заслужил наибольшие почести: в его честь установлены два праздника — Никола вешний (22 мая) и Никола зимний (19 декабря). Поскольку в нашем городе нет других церквей, непременно следует знать об этом святом немного больше одного имени.

Как следует из "Жития святых", Николай родился в 260 году нашей эры в городе Патрах в Малой Азии. Семья считалась богатой и благочестивой, что, видимо, и предопределило судьбу Николая: служение Богу. В Житии об этом так прямо и написано:

"По рождении своем еще в купели крещения он три часа простоял на ногах, никем не поддерживаемый, воздавая сим честь пресвятой троице… В нем можно было узнать будущего чудотворца уже по тому, как он приникал к сосцам матери, ибо он питался молоком одной правой груди, знаменуя этим будущее стояние свое одесную (по правую руку Господа) вместе с праведниками. По средам и пятницам, т. е. в постные дни, он вкушал молоко матери только один раз и то вечером, по совершении родителями обычных молитв".

Воспитанный в страхе божьем, Николай после кончины своих родителей полученное наследство раздал нищим. Биографы подчеркивают один любопытный эпизод из этой акции. В городе жил один разорившийся богач, решивший поправить свои дела за счет торговли телом своих дочерей. Их у него было три. Николай трижды подбрасывал несчастному экс-богачу по мешку денег, что позволило тому удачно и выгодно выдать дочерей замуж.

Когда оставленное родителями наследство было роздано, Николай отправился в Палестину, намереваясь поклониться гробу и животворящему кресту Господню, посетить Иерусалимский храм на горе Голгофе. В пути Николай обнаружил дар чудотворчества. Во время плавания на корабле с мачты упал матрос и разбился насмерть. Николай воскресил его, затем укротил бурю, сотворил множество других невероятных, но добрых дел. Вернувшись из путешествия, Николай поселился в городе Патра, в обители, основанной его дядей-епископом, и был посвящен в сан священника. А уж позже стал архиепископом. Вскоре Николаю опять представилась возможность проявить способности чудотворца. В Ликии разразился голод, хлеба взять было неоткуда. Тогда Николай явился во сне одному купцу, плывущему на корабле, груженном зерном, и уговорил того направиться в Миры. Население города было спасено от голодной смерти. Сам Николай умер 19 декабря 343 года и был причислен к лику святых. На Руси ему посвящено множество православных храмов.

Нынешнее церковное здание в Наро-Фоминске было возведено в середине прошлого века, а не в 1825 году, как ошибочно указывается в некоторых источниках. Церковь в Фоминском, безусловно, была и в более ранние века, но сейчас разговор идет о той, которая сохранилась и которую люди с помощью Божьей и главы района пытаются воссоздать в первоначальном виде. А судя по фрагментам сохранившихся фотографий, здание церкви выглядело значительно импозантней и величественней. На здании, например, были закомары. Это такая присущая русской архитектуре деталь, которая завершает продолжение стены в форме полукруга, повторяя очертания расположенного за ней свода. В период обороны Наро-Фоминска от немецко-фашистских захватчиков в 1941 году здание было основательно разрушено, и из всех закомар уцелела только одна. При восстановлении здания было уже не до этих архитектурных тонкостей. Но вернемся к истории постройки.

Здание возводилось по проекту архитектора Буренина. Первый камень заложен 2 июня 1846 года. Как ныне любят выражаться, здание пущено в эксплуатацию в 1852 году. Под церковь и кладбище было выделено земли три десятины и две тысячи сто семьдесят две квадратных сажени. Кроме того, церкви дано пашенной и сенокосной земли тридцать три десятины. Здание возведено по инициативе и на средства основателей шелкового комбината отставного поручика Николая Дмитриевича Лукина и его шурина, титулярного советника Дмитрия Петровича Скуратова. Эти помещики не только дали деньги на строительство храма, но и выделили необходимую сумму на содержание церковного штата.

Легенды и были Старого Никольского

Дальнейшее знакомство с историей района перенесем на населенный пункт, известный ныне как село Первомайское, иначе — Первомайский сельский округ. В прошлом на протяжении многих веков село называлось Старо-Никольским, где тоже имелась и имеется церковь в честь Николая Чудотворца.

Издавна существовала легенда: царь Иван Грозный охотился на Пахре, где в погоне за диким зверем заблудился. Сбившиеся с дороги кони остановились возле какой-то избушки, где царь и заночевал. А утром глазам Грозного предстала река Десна со всеми ее окрестностями, да в такой красе, что царь долго стоял, очарованный увиденным. Но это всего-навсего легенда, передаваемая из поколения в поколение жителями Первомайского. А вот что говорят документы. Вторая дошедшая до нас "Духовная грамота" Ивана Калиты от 1339 года содержит такие строки: "… села Подол и Красное, что на Пахре, да монастырь святого Николая с деревнями, что на Малой Пахре, отдаю сыну своему…"

Действительно, в Гоголевом стане Московского уезда имелся монастырь святого Николая на реке Малой Пахре (нынешней Десне). Конечно, он существовал и ранее, был упомянут в "Духовной грамоте", и располагался не у самой реки, а немного выше, где берег густо зарос лесом. Селяне и монахи оберегали лес и не рубили ни для строительства, ни на дрова. Он же в свою очередь охранял людей: это место не тронул мор и не сожгли татары. Уже позднее, когда русскими была взята Казань, к реке был прорублен спуск, который постепенно расширялся, и на противоположном правом берегу появились поля. Только тогда ближе к реке перенесли и деревянный монастырь. В 1586 году он был причислен к Вяземскому Вознесенскому Предтечеву монастырю, а в 1660 году был произведен обмен землями между светскими и духовными властями. Хозяином монастыря вместе с примыкающими деревнями и пустошами стал царский окольничий Федор Михайлович Ртищев, видный государственный деятель и просвещенный для своего времени человек. При дворе царя Алексея Михайловича он возглавлял ряд приказов, являлся членом "Кружка ревнителей благочестия", на свои средства открыл ряд больниц, богаделен, школу в Андреевском монастыре. Ртищев был не только министром и приближенным царя Алексея Михайловича, но и воспитывал его сыновей. Ртищев слыл противником местничества, отказывался от барства, выкупал пленников и положил начало ряду упомянутых благотворительных заведений. Монастырь вскоре был обращен в приходскую школу Николая Чудотворца, и монастырское поселение стало называться Никольским, а позднее и Старо-Никольским.

Ф.М.Ртищев умер в 1673 году, и вскоре хозяевами Никольского становятся двое: его сын Михаил и сестра покойного Анна Ртищева. Они поделили имение между собой, село осталось за Михаилом, после его смерти перешло к внуку Федора Михайловича — Василию. Наследники осуществили в Никольском большие изменения. Михаил Федорович перестроил деревянную церковь, а Василий Михайлович построил каменную. Престолов в ней стало два: на первом этаже — во имя святого Николая Чудотворца, на втором — во имя сошествия Святого Духа. В "Клировых ведомостях" за 1785 год упоминается священник Иван Алексеев и дьякон Максим Алексеев, которые в школах не обучались, но были грамотными. Священнику в качестве жалованья полагалось в то время три четверти четыре четверика ржи в год, столько же овса, дьякону чуть меньше. До конца XVIII века Никольское оставалось в руках наследников Ф.М.Ртищева. Затем тут начали появляться новые хозяева. Один из них нанял за 250 рублей искусного резчика по дереву Егора Ефимовича Игорского изготовить для церкви роскошный резной иконостас. Заказ был выполнен блестяще.

Из анализа сохранившихся "Клировых ведомостей" можно сделать вывод, что в 1847 году имением в Старо-Никольском владел помещик, гвардии полковник Иван Петрович Мусин-Пушкин. Проживал он в селе временно, но это не помешало ему основательно заниматься строительством. Он практически полностью перестроил имение. На высоком берегу Десны был поставлен дом дворцового типа с флигелем и служебными пристройками. Все это окружили декоративной литой чугунной решеткой. Были разбиты регулярный и английский парки, которые спускались красивыми террасами к реке. В парке вырыли каскадные пруды, построили мостики, беседки. Особенно красиво выглядели колонны коринфского ордера, бельведер. Имение имело эффектное ампирное внешнее убранство, боковые фронтоны, пандус, поднимавшийся из парка на уровень второго этажа.

Большое внимание Мусин-Пушкин уделял церкви. Фактически он содержал священнослужителей, выплачивая им по 400 рублей в год. Приход был большой. В "Клировых ведомостях" за 1847 год отмечалось, что церковь "зданием каменным двухэтажным крепка, колокольни при ней нет, колокола повешены на деревянных столбах". Отсутствие колокольни при добротной церкви в богатом поместье и стало заботой И.П.Мусина-Пушкина. В начале второй половины XIX столетия, благодаря его усилиям, колокольня с приделом вскоре были построены. И в "Кратких сведениях о всех церквах Московской епархии" за 1874 год в церкви перечислены три придела: Сошествия Святого Духа, Святителя Николая и мученицы Иулиании.

На расстоянии километра от Никольского в селе Милюкове стояла церковь Покрова Пресвятой Богородицы, построенная в 1706 году князем Щербатовым. Она имела небольшой приход и в 1819 году пришла в упадок. До нашего времени церковь не сохранилась. Такая же участь постигла церкви в селениях Воскресенки, Хатминки, Клоково. В старые времена все деревни были приписаны к церковным приходам, каждая имела свой престольный праздник. Жители одной деревни по праздникам ходили в гости к родственникам, жившим в других деревнях.

Край этот имеет и свою военную историю. Когда после Бородинского сражения французы вошли в Москву, им не пришлось там долго оставаться. Спустя месяц французы начали отход по старой Калужской дороге. 26-тысячный авангард наполеоновской армии под командованием маршала Мюрата занял позицию по обоим берегам речки Чернишня, которая впадает в Пахру. Кутузов принял решение частью сил нанести удар по противнику. Французы потеряли убитыми и ранеными две с половиной тысячи человек и около тысячи пленными, русские войска захватили 38 орудий и весь обоз французов. Узнав об этом, Наполеон со своей армией выступил по старой Калужской дороге, объявив войскам, что "идет поразить Кутузова на том самом месте, где русский полководец только что одержал победу". Но, узнав в Красной Пахре о том, что русские не преследуют войска Мюрата, а отошли обратно в Тарутино, Наполеон неожиданно повернул свою армию направо. Двигаясь проселочными дорогами, он вышел на новую дорогу, ведущую в сторону Калуги. Чтобы прикрыть этот марш, он выслал к деревне Вороново корпус Нея, который, соединившись с разбитым авангардом Мюрата, должен был отвлечь внимание русских от главных сил армии Наполеона.

Документы свидетельствуют, что именно кавалерия маршала Мюрата прошла по деревням этой части нашего района. Например, жестокий бой произошел на восточной окраине деревни Фоминское (ее не следует путать с селом Фоминским, ставшим впоследствии городом). Отступая, поздно вечером Мюрат вошел в Староникольское и занял лошадьми конюшни местного помещика, крестьянские сараи и даже церковь. Боясь окружения, Мюрат еще до рассвета ушел в сторону села Фоминского (Наро-Фоминска) и там соединился с Наполеоном. Тот был зол на Мюрата за то, что он не смог прорваться к Калуге. А может быть, взбесили Наполеона слухи о том, что в Париже генерал Мала, освободившись из тюремного дома умалишенных, организовал против него заговор.

Русские войска все больше и больше наседали с левого фланга, преграждая французам путь к Калуге. Армия под командованием М.И.Кутузова наращивала удары по отступающим войскам Наполеона и, преследуя их, заставила двигаться по Смоленской дороге, разоренной при наступлении. В изгнании врага принимали участие жители Старо-Никольского, Баранова, Рогозинина, Ивановского, Милюкова и многих других сел и деревень. Одни из них, выдворив французов из своих деревень и лесов, возвращались домой, другие, влившись в русскую армию, дошли до Боровска, Малоярославца.

Адъютант Барклая-де-Толли генерал-лейтенант Сеславин докладывал в штаб Кутузова, что кавалерийская дивизия Орнано, состоящая из четырех кавалерийских полков, двух батальонов пехоты и восьми артиллерийских орудий, остановилась на ночлег в селе Фоминском (Наро-Фоминск). Вступив с французами в бой, русские уничтожили до трехсот солдат, потеряв со своей стороны около сорока. А под Малоярославцем Наполеон потерял семь тысяч солдат и офицеров убитыми и чуть было сам не угодил в руки русских казаков.

После публикации очерка в газете читатель из Первомайского обратил внимание на упоминание о каком-то, как он выразился, иконостасе в церкви села Первомайского. Позвонив в редакцию, он попросил меня, если это возможно, рассказать о судьбе незаурядного произведения искусства.

По пути к тайнам исчезновения резного иконостаса мне захотелось раскрыть секрет "преображения" села Старо-Никольского в современное Первомайское. Ничего предосудительного в старом названии села, как я ни пытался, обнаружить не удалось. Официальная литература тоже деликатно оставила в стороне наше Первомайское. Чьим декретом или указом село переименовано — нигде ни гу-гу. Словарь географических названий СССР, изданный в 1983 году в качестве обязательного для всех циркуляра, содержит упоминание о сорока одном Первомайском — от районного центра в Горьковской области до села Первомайского (Галашки) в бывшей Чечено-Ингушской АССР, но совершенно игнорирует Первомайское Наро-Фоминского района. Установить истину помогли работы местного краеведа Анатолия Сладкова.

Никакого официального переименования села Старо-Никольского не производилось. Просто после революции, о необходимости которой говорили большевики и которую совершили на исходе 17-го года, многие активные граждане свободной России в своих селах и деревнях "в целях правильно поставленного хозяйства" начали организовывать коммуны. В числе первых такая коммуна возникла и в Старо-Никольском.

Спустя два года коммуны были признаны явлением преждевременным, а на месте Старо-Никольской организовали "Детскую трудовую колонию имени 1 Мая", а еще немного позже ОГПУ организовало здесь подсобное хозяйство — совхоз "Первомайское". Вот так и началось постепенное вытеснение топонима Староникольское.

К советскому периоду истории мы еще подойдем, а что же произошло с резным иконостасом? Думаю, что лучше всего рассказал об этом сын театрального мецената, основателя знаменитого Бахрушинского музея Юрий Алексеевич Бахрушин:

«После революции я, как-то будучи в Апрелевке, к своему огорчению узнал, что церковь в Старо-Никольском более не существует, то есть осталась только ее внешняя оболочка, а внутри все разрушено… То, что я увидел, придя на место, превзошло все мои ожидания. В храме, двери которого были распахнуты настежь, творилась в полной мере мерзость запустения: свечные ящики были опрокинуты, на полу были рассыпаны медные деньги царской чеканки, в углах было нагажено и всюду валялись щепки, опилки и куски отбитого золотого левкаса. По-видимому, иконостас — творение безвестных русских мастеров — был варварски распилен и расколот на дрова. Фигуры святых в куполе были сорваны и также уничтожены. И во всей церкви не оказалось ни одной иконы — они все куда-то бесследно исчезли. Взгрустнув о виденном, я решил обойти церковь снаружи и в восточной стороне обнаружил яму, в которой в беспорядке валялось несколько икон комнатного размера… Вспомнив старый русский обычай пускать ненужные иконы по воде, я свалил их в свой мешок, предвидя, что на обратном пути буду идти по берегу Десны. Дойдя до реки, я вывалил свою поклажу и стал тщательно промывать каждую икону. Вода делала свое дело, грязь отмывалась, и выявлялась живопись, но искомого образа среди них не было. Вскоре русло реки запестрело вереницей плывших по течению икон. Наконец осталась одна, последняя, которую я стал лениво промывать, но вскоре моя лень сменилась небывалой энергией, и через несколько минут передо мной лежала ртищевская икона Николы Чудотворца, вторично обретенная, если не чудесным, то во всяком случае случайным образом».

Этот рассказ Юрия Бахрушина, по-моему, оставляет какую-то надежду найти хоть частицу от иконостаса далеко не безвестного русского мастера Егора Игорского.

"Биографии" дворянских гнезд и усадеб порой выстраиваются в причудливую вереницу смены хозяев, и в конце концов современники начинали почитать не тех, кто создал славу местечку, а того, кто значился последним. Старо-Никольское тому подтверждение. В перечне памятников истории и архитектуры оно взято на учет как "объект в поселке Первомайском: усадьба Бергов". Кто, подобно Бахрушину, вспоминает Ртищева или Мусина-Пушкина?!

Апрелевские окрестности

В современных энциклопедиях на соответствующем месте алфавитного ранжира мы обязательно найдем слово Апрелевка. Раскрывая его смысл и содержание, однако, узнаем только самые поверхностные сведения. Что это, мол, поселение на территории Московской области, получившее статус города совсем-совсем недавно, в 1961 году. Читателю напомнят о производстве грампластинок, неизвестно когда начавшемся и как бы существующем еще в наши благословенные дни демократических реформ. Больше ничего существенного (о славной Апрелевке) не добавят. Нам это обидно. Захочется большего.

Но как тут ни крутись, а приходится признать, что еще в прошлом веке деревни, окружающие Апрелевку, существовали; речка Апрелевка, хоть и не судоходная и лишь по весне полноводная, была; лес был — местами еловый, местами дубовый, а вот города Апрелевки с его прославленным на весь музыкальный мир заводом грампластинок не значилось. С XVI века между Мамырями и Горками была небольшая деревенька Мерлинки… Тем не менее, история Апрелевки берет свое начало от этих самых деревень и небольшой речушки. Гидроним гораздо старше топонима. Поэтому логично начать повествование с этимологии гидронима Апрелевка.

По документам речку с названием Апрелевка мы встречаем на географической карте 1850 года. Однако, что из себя представляла эта водная артерия, мы можем узнать только из источников позднего периода.

Устье реки, место ее впадения в Десну, находится напротив северной границы парка бывшего имения Демидовых — села Петровского. Ясно, что прежде всего в сфере интересов хозяев и крестьян этого поселения только и могла находиться река. Ее исток — на территории современного города, точнее, возле школы № 1. Разумеется, как и всякая река, Апрелевка на своем пути вбирает в себя воды из других ручьев, подпитывается из болотистой низины к югу и западу от деревни Мамыри. Но все равно водный баланс ее очень скуден, а поэтичное свое название она обрела за его переменчивость. В соответствии с поговоркой, когда-то записанной Владимиром Далем: в апреле это река, а в июне — ручей. Иначе, как Апрелевкой, речку и назвать нельзя.

Правда, об этом уже говорилось ранее, в первой главе, как и о том, что об этом срединном весеннем месяце существует еще одна присказка: в апреле земля преет. Преет, конечно, не сама земля, а находящаяся в ней органика. Отсюда понятным становится желание некоторых людей перенести акцент на этот процесс и произносить: Преловка, Апреловка. Но это уже из области вкусов. О них не спорят.

О том, какой была речка Апрелевка в 1892 году, рассказала в своих воспоминаниях дочь писателя Н.Н.Златовратского Софья Николаевна:

"В весну 1892 года мы выехали в Апрелевку, так по названию протекающей здесь речки мы назвали нашу будущую усадьбу…

Справа и слева на границе наших будущих владений поля прорезали две рощицы: одна осиновая, другая березовая. Они точно отбежали от леса, который с одной стороны за глубоким оврагом, по которому протекала речка Апрелевка, далеко уходил вглубь, с другой же — на десятки верст тянулся густой порослью, богатой всякой дичью.

… Весною Апрелевка выходила из берегов… скромный ручеек обращался в реку, а в засушливое лето совсем пересыхал.

По правую сторону речушки было несколько десятин распаханного поля, которое неожиданно прерывалось купами широко раскинувшихся берез и старых сосен. А по берегу небольшого овражка, сбегающего к реке, росла моя любимая, такая пышная, такая душистая черемуха. Здесь-то, в этом оазисе и начали строить наш дом по чертежам и рисункам отца. Справа участок замыкала небольшая еловая рощица… "Елочки" как назвал впоследствии эту рощицу отец. За "Елочками" начинались поля, принадлежащие деревне Мамыри".

Как видим, описание местности, оставленное С.Н., и сегодня помогает довольно точно определить место расположения дома писателя Златовратского.

Строили дом для Златовратских мастеровые люди из деревни Мамыри. Сам Николай Николаевич часто с ними беседовал, даже дружил. Некоторые из них послужили прототипами написанных впоследствии Златовратским значительных художественных произведений. Один из них — образ Липатыча в рассказе "Мечтатели".

Николай Николаевич Златовратский (1845–1911) был одним из крупных и читаемых писателей русской литературы второй половины XIX и начала XX веков. Первый рассказ Златовратского был напечатан в журнале "Отечественные записки" и назывался "Чупринский мир". В дальнейшем Николай Николаевич систематически печатался в этом журнале. Сотрудничал также с изданиями "Будильник", "Неделя", "Русская мысль", "Искра". Писатель в 60-х и 70-х годах рассказывал в своих произведениях о жизни рабочих стекольных заводов и типографий, крестьян, пришедших в столицу на заработки. В рассказах "Деревенский король Лир", "Авраам", "Горе старого Кабана" создает целую галерею крестьянских типов, реалистически воспроизводя картины деревенской жизни в пореформенной России. Много шума наделал его роман "Устои". Затем были повести "Скиталец", "Барская дочь", "Безумец".

Златовратский часто под своими произведениями ставил псевдоним "Маленький Щедрин". Собрания сочинений Н.Н.Златовратского издавались дважды: в 1897 году — трехтомник, в 1912-13 годах — в 8 томах. Златовратский за два года до смерти был избран почетным академиком по разряду изящной словесности.

У Златовратского было две дочери и два сына. Оставившая свои многозначащие для нас воспоминания о речке Апрелевке Софья Николаевна стала крупной детской писательницей. Вторая дочь — Стефания Николаевна — вышла замуж за брата жены Венедикта Кругликова, породнившись таким образом с дворянами из соседних Малых Горок.

Софья Николаевна оставила нам еще одно свидетельство о событиях того периода.

"Поблизости от нашей Апрелевки, писала она, — в Петровской больнице, работала в то время известная не только в нашем Верейском уезде, но и в Москве и всей Московской губернии женщина-врач Александра Гавриловна Архангельская, окулист и хирург. С ней работала врач Линтварева, ее подруга".

Софья Николаевна хорошо запомнила домик, очень уютный домик в Петровском, где жили эти женщины. Архангельская неплохо рисовала, и стены небольшого зала в их доме были сплошь завешены акварелями. Линтварева была украинкой, и вышитые ею полотенца украшали окна и полку с книгами. Соседи ходили друг к другу в гости и очень сдружились. Разумеется, само сближение произошло на почве особой любви к литературному творчеству самого Златовратского. Один из сыновей Николая Николаевича, Александр, окончил Петербургскую академию художеств и вылепил скульптурный бюст врача Архангельской. Долгие десятилетия он занимал заслуженное почетное место в Петровской больнице.

Дом Н.Н.Златовратского стоял на том конце Апрелевки, который в наши дни носит название Кетрица. Именно две расположенные между 2-й Майской и платформой Дачная и вытянутые вдоль железнодорожной линии улицы составляют Кетрицу. Название настраивает на лирический лад, но выглядит так же, как уродуемое некоторыми произношение основного топонима — "Апреловка". Но если от "уродца" несет чем-то перепревшим, то о Кетрице подобного не скажешь. Скорее, наоборот: черт его знает, что это такое, а — звучит.

Противоположная граница Апрелевки лишь полоской Киевского шоссе отделена от деревни Горки. Современное административное деление относит ее, как и деревню Мамыри, к Петровскому сельскому административному округу. Поскольку на территории Наро-Фоминского района есть еще один населенный пункт с аналогичным названием, то во избежание путаницы к Горкам апрелевским стали добавлять уточнение: Горки Малые. В противоположность другим, Большим Горкам.

У Горок Малых есть своя заслуга перед Апрелевкой. Состоит она в том, что именно на горкинских землях возникла сначала железнодорожная станция, а затем и основная, ныне центральная часть современного города. Деревня Горки, пожалуй, единственная в районе, которая на протяжении трех столетий "не меняла" своих хозяев. Начиная с середины XVII столетия, деревня и земли вокруг нее, особенно в районе центральной части города, принадлежали дворянам Николевым-Кругликовым и никогда не продавались другим господам.

К тому же, что довольно примечательно в своем роде, в М.Горках никогда не строились культовые здания. Много лет существовала обыкновенная подмосковная дворянская усадьба, останки которой при желании можно обнаружить в наши дни.

История ее такова. Где-то в середине XVII века, а точнее при царе Михаиле Федоровиче Романове, в России делались первые попытки создания регулярного, в достаточной мере обученного войска. Как писал об этой поре известный русский историк Дмитрий Иловайский:

"Зная недостаток военного искусства у московских ратных людей и превосходство в этом отношении западных европейцев, государи озаботились (имеются в виду, конечно, цари Михаил Федорович и Алексей Михайлович — В.К.) заграничною вербовкою в свою службу большого количества офицеров и солдат. Ради этой цели Московское правительство воспользовалось услугами находившихся на его службе опытных иноземных офицеров, которых отправило для найма ратных людей и для закупки оружия в Швецию, Данию, Пруссию, в вольные немецкие города Гамбург, Любек и Бремен, в Голландию и Англию. Так, зимою 1631 года в Швецию к королю Густаву Адольфу поехал через Новгород полковник Александр Лесли, родом шотландец, в сопровождении стольника Племянникова и подьячего Аристова; последние должны были закупить 10 тысяч мушкетов с зарядами и 5 тысяч шпаг; а полковнику поручалось нанять 5 тысяч солдат с потребным количеством офицеров"…

Лесли имел полномочия нанимать людей только на один год и не более полутора лет. Любопытно при этом, что он мог брать в московскую службу всяких иноземцев, но только не французов и вообще не католиков. Предпринимая войну с католическою Польшей, государи не доверяли ее единоверцам; еще в свежей памяти была измена французских наемников в день "Клушинской битвы".

Главный элемент в составе наемных иноземцев представляли, конечно, немцы; но были представители других народностей: шведы, датчане, шотландцы, англичане, нидерландцы и даже французы, появившиеся в московской армии вопреки указанному выше запрещению принимать католиков. (Возможно, что то были гугеноты. Сторонники кальвинистов вели длительные религиозные войны с католиками и Московское правительство, естественно, знало настроения гугенотов). Вот среди этих представителей французских мушкетеров и прибыл в Московское государство человек по имени Николя де Мануар. Он был отпрыском одного из дворянских родов, получившим свой титул еще от французского короля Людовика XII.

В числе офицеров, обучавших русские формирования, были также иноземцы, прибывшие в более ранние годы и успевшие обзавестись на русской земле вотчинами и поместьями, в которых и жили в свободное от службы время. Другие жили постоянно в городе, в назначенное время являлись в свои полки, где и занимались обучением "ратному делу русских людей". Николя де Мануар был зачислен на русскую службу под именем Николева и под этим же именем получил впоследствии от царя Алексея Михайловича не денежное довольствие, а кормовые в виде восьмисот десятин земли и небольшое подмосковное сельцо Горки. Применявшаяся в то время хозяйственная или владельческая десятина равнялась почти полутора гектарам земли. Учтем это, и нам станет ясно, сколь далеко простирались владения горкинского помещика.

Получив на "прокорм" сельцо Горки и 800 десятин земли при нем, Николевы служили Российскому государству стольниками, стряпчими и в иных чинах.

Но вот наступил 1758 год. 21 ноября (а по старому стилю 10 числа) в семье Николевых, имевших в то время и в Москве свой небольшой дом, родился мальчик, которому дали имя в честь своего первого российского мушкетера — Николай.

Детство и юность складывается удачно для Николая Петровича. За прошедшие годы Николевы сумели породниться со знаменитыми российскими вельможами, и совсем еще мальчиком Николай Петрович попадает в дом блестящей Екатерины Дашковой, где получает великолепное образование. За время пребывания за границей Екатерина Романовна познакомилась с Вольтером, Дидро, Адамом Смитом и, естественно, передовые идеи выдающихся мыслителей не остались для Николая Петровича тайной за семью печатями. Он становится твердым сторонником классицизма, и свои взгляды на тему излагает Дашковой в так называемом "Лиродидактическом послании". Однако в своей дальнейшей творческой практике, как отмечали исследователи, Николев испытал влияние различных направлений.

Николай Петрович женится на княгине Екатерине Александровне Долгоруковой. К сожалению, к 1784 году он теряет зрение и вынужден целиком отдаться литературной деятельности. Следуя канонам классицизма, написал "Две оды на взятие победоносным российским воинством города Очакова 1788 года декабря 6 дня": одна была написана в жанре пародии, другая — с использованием фольклорных мотивов. Позже в духе сентиментализма были написаны стихи "Вечерком в румяну зорю…", "Взвейся, выше понесися" и другие, ставшие популярными народными песнями. Однако основное место в творчестве Николева занимает драматургия. Некоторые пьесы настолько полно выражали идею протеста против деспотизма, что театральная цензура вмешивалась и запрещала их постановку. В 1792 году Н.П.Николев был избран членом Российской академии наук.

Если в литературных кругах Николева называли "российским Мильтоном", то Павел I, например, попеременно величал его "слепым прозорливцем" или "ясновидящим слепцом". Очевидно, за поэмы "Потерянный рай" и "Возвращенный рай".

Николевым были написаны трагедии "Сорена и Замир", "Пальмира", "Святослав". Преуспел он и в комедийном жанре. Например, комедия "Самолюбивый стихотворец" высмеивала хорошо известного в то время А.Сумарокова. А комическая опера "Розана и Любим" была проникнута глубоким сочувствием к крепостным крестьянам. Комедия "Попытка не шутка" ставилась в коллективах художественной самодеятельности в течение долгого времени после Великой Отечественной войны.

В 1795 году предпринимается издание собрания сочинений Николева в 10 томах. Но после выхода первых пяти томов прекращается. С тех пор издание собрания сочинений Николева не предпринималось.

Николай Петрович был мастером едкой эпиграммы, и за свой сарказм ему иногда приходилось расплачиваться. Одна из эпиграмм явилась причиной его многолетнего пребывания в своем имении (Малые) Горки. Произошло следующее.

Готовился спуск на воду со стапелей трехмачтового военного корабля, название которому дал сам император: "Благодать". Спуск на воду нового корабля — это всегда праздник. Разодетая знать, моряки, музыка… Фрегат скользит по стапелям, минует последний кильблок, врезается в воду… и переворачивается вверх дном. Конфуз. Не только для строителей. Об этой впечатляющей картине рассказывают Николеву, который сочиняет эпиграмму:

Ни в чем удачи нет уроду,

И "Благодать" не лезет в воду.

Император по достоинству "оценил" личный выпад против него и приказал слепому поэту продолжать свою литературную деятельность в родной подмосковной деревушке. В Горках у Николева был трехэтажный дворец. По воспоминаниям современника, фасад здания простирался на 52 сажени (русская сажень равнялась 2,1336 метра длины), в Горках был свой театр, английский парк. О размере дворца можно было судить по величине одного из флигелей, сохранявшемся до 20-х годов нашего столетия. Все эти великолепные строения могли бы стоять в Горках очень и очень долго, если бы не французское нашествие в 1812 году.

В окрестных нынешней Апрелевке деревнях и селах во время оккупации располагался корпус наполеоновского маршала Понятовского. И, конечно же, зная об отношениях самого французского императора к тем иностранцам, которые находились на русской службе (Наполеон считал их предателями, ибо ему была уже подчинена вся Европа и место каждого европейца, как он считал, только в его армии), Понятовский должен был наказать потомка французского мушкетера. Николев, конечно, не оставался в Горках с приходом французов, но дворец-то стоял на высоком откосе берега Десны. Его не увезешь. И оккупанты дворец сожгли, разрушив остатки.

В период горкинского заточения Николай Петрович, естественно, вел большую переписку с друзьями по перу. Вот что, например, в 1799 году писал его ровесник, поэт-сатирик Дмитрий Петрович Горчаков. Стихотворение это называлось "Письмо к другу моему Николаю Петровичу Николеву":

От слепого

Нет ни слова!

Что за лень!

Иль работа,

Иль забота

Всякий день?

Горчаков любил менять размеры в своих стихотворениях. И в этом же своем послании Николеву спрашивает уже другой стихотворной строкой:

Скажи, когда с тобой беседы

Опять в Москве возобновим?

Н.П.Николев и Д.П.Горчаков одно время входили в объединение под названием "Беседы любителей русского слова".

Николев, как автор тираноборческой трагедии "Сорена и Замир" пользовался известностью и почитанием среди просвещенных кругов оппозиционного дворянства. Горчаков, между прочим, преклонялся перед литературным авторитетом Николева. Литературоведы нашей эпохи отмечали, что "в период тиранического правления Павла 1 Николев сохранил свойственный ему независимый образ мыслей".

Единственная дочь Николева вышла замуж за верейского дворянина Кругликова, и с тех пор история Малых Горок связана с фамилией Кругликовых. После французского нашествия, когда основа имения была уничтожена, семья до тридцатого года жила в одном, чудом сохранившемся флигеле.

Строить новый дворец у Кругликовых не было ни желания, ни сил. В справочной книге Московской губернии за 1890 год в Верейском уезде втором стане Петровской волости значится усадьба дворянина Егора Николаевича Кругликова при сельце Горки с 68 крестьянскими душами обоего пола.

Из Горок вышли в прошлом веке несколько хорошо известных как в столицах, так и во всей России людей. Первым можно назвать Семена Николаевича Кругликова. Родился в 1851 году, скончался в 1910-м. Несколько лет работал директором музыкального училища Московского филармонического общества. Но, разумеется, не этим измеряются его заслуги перед Россией. Вместе со Стасовым выступал активным пропагандистом музыкального творчества композиторов "Могучей кучки", боролся за народность музыкального искусства. Имя его вошло во все отечественные энциклопедии.

Брат Семена Николаевича Георгий Николаевич значительную часть своей жизни провел в родном Верейском уезде. Одно время как представитель Московского сельскохозяйственного общества работал в уездном центре. Имел звание титулярного советника — чин 9 класса, равный дворянскому званию. Потом работал в Москве мировым судьей Хамовническо-Пречистенского участка.

Георгий Николаевич Кругликов женился на представительнице рода знаменитых грузинских князей Омелахвари. После свадьбы Г.Н. решил познакомить молодую жену со своим родовым имением в Горках. Приехали, посмотрели. Очевидно, по грузинским меркам верейско-нарофоминские Горки показались княжне слишком убогими. Она решительно отказалась хоть на день приезжать в Горки в дальнейшем. Естественно, и самому хозяину пришлось поставить своего рода крест на имении. Поэтому он сообщил горкинским крестьянам, чтобы они не стеснялись брать в хозяйском флигеле все, что может пригодиться в их личном крестьянском хозяйстве.

Г.Н.Кругликов был убежденным демократом и по мере своих сил и возможностей старался помогать крестьянству. Например, в результате его хлопот в Горках была открыта сельская школа, единственная в округе.

К югу от Апрелевки есть село Афинеево, до революции принадлежавшее известному меценату, основателю театрального музея в Москве А.А.Бахрушину. Его сын Юрий в середине прошлого века также написал весьма интересные литературные воспоминания, которые долгое время оставались в архивах основанного отцом музея и были изданы только в середине 90-х годов.

Бахрушины поселились в соседнем Афинееве в 1913 году, и свои впечатления о Малых Горках Юрий Алексеевич Бахрушин записал так:

"Всюду обнаруживались запущенные остатки некогда великолепного имения. Заросший и потерявший всякий вид английский парк затянутые водорослями копаные пруды с островами, разрушенный сход от главного долю к реке, заросли одичавшей сирени, жасмина, акаций были единственными жалкими остатками былого великолепия".

Скончался Кругликов 5 сентября 1907 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Московские рабочие выразили свое отношение к его памяти возложением венка с красными лентами и следующей надписью: "Судье, защитнику угнетенных".

Гуманизм творческого наследия Николева наложил свой след и на следующие поколения хозяев Горок, ставших уже Кругликовыми. В печатных изданиях Московского региона в последние годы время от времени появляются публикации о Кругликовых. Скажем, одна из них называлась "Последний помещик Подмосковья". В ней очень тепло рассказывалось о Венедикте Георгиевиче Кругликове.

Он родился в Верее 18 января 1887 года. Окончил московскую классическую гимназию, затем поступил на физико-математический факультет Московского университета. В годы учебы однажды принял участие в студенческих беспорядках, за что был на год исключен из числа студентов.

В 1903 году Венедикт Георгиевич оканчивает университет и, не теряя даром времени, поступает в Петровскую сельскохозяйственную академию. Заканчивает нынешнюю Тимирязевку в 1906 году и вскоре начинает работать агрономом в Бронницком уездном земстве. Затем его переводят участковым агрономом в Подольский уезд, работает он в Звенигородском уезде, в областных сельскохозяйственных органах.

В годы учебы в сельскохозяйственной академии Кругликов примкнул к группе революционно настроенных эсеров. Из академии Венедикт Георгиевич вынес революционные взгляды, а от отца унаследовал его любовь к деревне и демократичность. Он, например, считал, что пользоваться принудительным трудом преступно, а потому самолично обрабатывал свою землю, пахал, боронил, сеял и убирал с нее урожай. Косил траву и заготовлял на зиму дрова. Это создало ему репутацию чудака как среди окружающих помещиков, так и среди крестьян. Он был очень добрым человеком и прекрасным семьянином.

До 1908 года в Горках прилегающие земли не распахивали — на них пасли скот. Получив сельскохозяйственное образование, Кругликов пришел к выводу, что землю надо использовать более продуктивно. Началась распашка заброшенных земель. Правда, сначала было небольшое опытное поле, помогавшее Кругликову в его агрономической деятельности. С января 1919 года участок перешел в пользование созданной по инициативе Кругликова сельскохозяйственной артели. Ее организовали, между прочим, в порядке соревнования с аналогичной артелью в соседнем селе Староникольское.

Новые идеи по совместному ведению сельского хозяйства вызвали приток свежих сил в артель, означали увеличение хозяйства. Сообща отремонтировали скотный двор, вырыли колодец, построили сенной сарай, погреб для хранения овощей и семенников. В тот же год был заложен фруктовый сад на сто корней. В хозяйстве был принят восьмипольный севооборот, в артельное стадо отбирали только породистых животных. В 1921 году стадо было осмотрено специальной комиссией и занесено в племенную книгу московского губернского земотдела. Характерно, что артель стремилась обеспечить семенами и рассадой овощных культур окрестное население. Крестьяне обращались к агроному за советами по огородничеству и вообще по ведению личного хозяйства.

В 1921 году по инициативе губземотдела в Наро-Фоминске организуется кустовая сельскохозяйственная выставка. Горкинская артель принимает в ней участие по всему спектру земледелия и получает Диплом I степени за свои экспонаты по полеводству, семеноводству и огородничеству. Следом проводится губернская выставка в Московском зоологическом саду, и горкинские достижения оцениваются Дипломом 3 степени.

В 1922 году земотдел Моссовета выдал горкинской артели удостоверение о том, что она "признается племенным хозяйством губернского значения". А в следующем году Наркомзем освободил артель от уплаты налогов "как племенное и опытное хозяйство". Как видим, Венедикт Георгиевич Кругликов знал, как правильно трудиться на земле.

В те годы в Горках еще не увяла традиция встреч деятелей музыкального искусства. Все приезжавшие на день-другой артисты и композиторы, естественно, входили в круг друзей в то время уже ушедшего из жизни Семена Николаевича Кругликова. Среди них один из первых народных артистов республики, советский дирижер и композитор Вячеслав Иванович Сук (1861–1933); известный певец, в самые трудные военные годы руководивший вокальной группой Всесоюзного радио, тридцать лет проработавший в оперных театрах Москвы и Ленинграда народный артист республики Сергей Иванович Мигай (1888–1959); выдающийся дирижер, главный хормейстер Большого театра Ульрих Иосифович Авранек. Он родился в 1853 году в Чехословакии, в Россию приехал в 1874 году, у нас ему было присвоено звание Героя труда. Умер Авранек в 1937 году.

Это, разумеется, не все звезды музыкальной культуры, приезжавшие в Горки в первой трети теперь уже прошлого столетия. Все работали в Большом театре. И когда хозяин Горок оказался в опале, то музыканты "получили" другое место возле Апрелевки, с ее западной стороны. Здесь возник поселок дач Большого театра. В нем жили незабвенные Сергей Лемешев, Иван Скобцов и многие другие, в том числе ныне здравствующие звезды оперного и балетного искусства.

В 1929 году В.Г.Кругликова арестовывают и ссылают на три года в Соловецкие лагеря. Однако за Кругликова вступается один из известных в стране политических деятелей, секретарь ВЦИКа Авель Сафронович Енукидзе.

Приговор пересматривается и уже в следующем, 1930 году, Венедикт Георгиевич возвращается в свои родные Горки и работает по специальности в ряде сельскохозяйственных учреждений Наро-Фоминского района.

В одном остросюжетном фильме далеких советских лет происходит такой диалог между засланным в немецкий тыл советским разведчиком и немецким офицером. Последний не верит "тюремному прошлому" разведчика и просит предъявить справку об отсидке. Ответ разведчика стал крылатой фразой:

"НКВД справок не давал — НКВД срок давал".

Венедикту Георгиевичу повезло: НКВД дал ему не только срок, но и справку. Не имеет значения, что НКВД в те годы именовалось ГПУ.

Вот что славное ГПУ изобразило в своей "ксиве" (реквизиты, как то: штамп, исходящий номер, дату называть не буду, главное — содержание):

"Удостоверение дано Кругликову Венедикту Георгиевичу.

Осужденному ОСОО ГПУ 18.XI.29 г. № 1211 (как аферист, сроком на три года, считая срок с 18.10.29 г.) в том, что он сего числа освобожден из Соллагерей по пересмотру дела № 88540 особого совещания КОГПУ от 13.3.1930 г. досрочно от наказания освободить и направить в г. Москву.

Происходит из г. Верея Московской г., в армиях (белой, старой) не служил, по специальности агроном (женат), что подписями и приложением печати удостоверяется. На проезд выдан литер за номером… заменой паспорту служить не может и подлежит обязательной регистрации в местном отделении милиции".

Тридцатые годы были вообще трудными для всего крестьянства страны. Особенно первая половина десятилетия, когда шла коллективизация. Не раз Кругликовых принимались "раскулачивать", выселять, переселять, увольнять с работы.

Очевидно, что чиновники из Наро-Фоминского райисполкома и райземотдела попросту боялись специалиста высокого класса и старались освободиться от его влияния. После очередного увольнения из РАЙЗО Венедикт Георгиевич вынужден был обратиться в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции. Те создали комиссию, произвели детальную проверку и выдали свое заключение: "Агроном Кругликов был уволен РАЙЗО "за дачу преуменьшенных норм высева в 1932 году и за непринятие мер к очистке колхозов от чуждых элементов".

Одновременно Наро-Фоминский РИК 19 мая 1933 года возбудил ходатайство перед Мособлисполкомом о выселении Кругликова из пределов селения Малые Горки, как бывшего помещика, мешающего организационному укреплению колхозов. Произведенной путем выезда на место проверкой ОБЖ НК РКИ установлено: Кругликов действительно является бывшим помещиком, но работает агрономом в Московской области, из них 16 лет — при Советской власти.

Обвинение Кругликова в даче преуменьшенных норм высева и непринятии мер к очистке колхозов от чуждых элементов не подтвердилось, а наоборот установлено, что Кругликов работал добросовестно и своей работой способствовал организационно-хозяйственному укреплению колхозов.

По вопросу выселения Кругликова имеется постановление ВЦИКа от 25 ноября 1930 года об оставлении Кругликова в селе М.Горки ввиду его полезной агрокультурной деятельности.

ОБЖ НК РКИ постановляет:

"Ввиду того, что обвинение, предъявленное Кругликову, не подтвердилось, приказ РАЙЗО об увольнении Кругликова отменить и предложить РАЙЗО восстановить Кругликова в прежней должности.

Довести до сведения Мособлисполкома, что за отсутствием новых данных, которые могли бы служить основанием к постановке вопроса перед ВЦИКом о пересмотре решения от 25 ноября 1930 года, ОБЖ НК РКИ считает ходатайство Наро-Фоминского РИКа о выселении Кругликова совершенно не обоснованным и не подлежащим удовлетворению".

Вот так отбивался от высосанных из пальца обвинений Венедикт Кругликов, последний помещик Подмосковья. Официально у нас в преследовании людей провозглашается принцип: сын за отца не отвечает. Но неофициально, даже "совершенно секретно" действовали иные механизмы. Вот такую "характеристику" отправили в Москву нарофоминские чекисты на сына Венедикта Георгиевича Георгия Венедиктовича. Конечно, в порядке ответа на соответствующий запрос.

"Сов. секретно.

14 августа 1935 года. Наро-Фоминск. Нач. СПО УГБ УНКВД по МО на № 30818

Сообщаю, что гражданин Кругликов Г. В. 1911 г. р. уроженец деревни Горки Мартемьяновского сельсовета Наро-Фоминского района М.О.

По социальному происхождению Кр. — сын крупного помещика Кругликова Венедикта Георгиевича, имевшего 500 десятин земли.

Кругликов Венедикт Георгиевич, бывший дворянин, состоял в партии эсеров с 1922 по 1928 гг. До революции также подвергался арестам. Активный участник партии ТКП и являлся одним из организаторов данной партии в Наро-Фоминском районе, за что в 1930 году был осужден коллегией ОГПУ на 3 года в Соловки, но так как Кругликов был хорошо знаком с бывшим секретарем ЦИК Енукидзе, по ходатайству Енукидзе Кругликов был освобожден. Сам Енукидзе часто бывал у Кругликова. Кроме того, Енукидзе и Кругликов были хорошо знакомы с помещиком села Афинеево Мартемьяновского сельсовета Наро-Фоминского района М.О. Бахрушиным, который по рекомендации Енукидзе устроился на работу в аппарат ЦИК, где работает по настоящее время, с которым Кругликов имеет хорошее знакомство и часто у того бывает на квартире в г. Москве.

Кроме того, Кругликов хорошо знаком с директором Большого академического театра. Сам Кругликов в данное время работает участковым агрономом в Наро-Фоминском районе ".

В 1937 году не стало Енукидзе и Марии Ульяновой, Венедикт Георгиевич снова подвергается аресту, опять Соловки.

Конечно же, отец и сын полностью реабилитированы. Георгию Венедиктовичу была предоставлена полная возможность ознакомиться с делом, которое было заведено на него в середине 30-х годов. К этому времени он уже знал, что и как писали о нем его студенческие друзья, которых вызывали по его "делу". Увы, в папке присутствовал только "негатив".

Демидовская жемчужина

Так уж получилось: рассказывать о Петровском мы начали еще в первых очерках. Вспомним: Петр митрополит, его роль в истории России. Своего рода вводные штрихи к характеристике села дали представление и о возникновении топонима… Теперь продолжим.

Место, где расположено Петровское, с незапамятных времен и до 1706 года принадлежало Боровскому Пафнутьеву монастырю и называлось Княжищево. Ранний период в истории местечка глубоко не исследовался, и говорить что-либо о происхождении топонима было бы опрометчиво. В литературе перед названием Княжищево ставят просто "пустошь". Преобразователь русского государства император Петр Первый не церемонился не только с церковными колоколами, но и с монастырскими землями. Разумеется, в пределах государственной целесообразности. Петр взял и пожаловал Княжищево своему ближайшему сподвижнику Петру Павловичу Шафирову (1669–1739). О том, какими талантами блистал петровский сподвижник, можно прочесть в романе Алексея Толстого "Петр Первый":

"Вторые сутки шел пир у Меньшикова на подворье — на городской стороне, у моста. Часть гостей вовсе не спала, иные валялись под столами на сене (в столовой палате уже несколько раз убирали с пола все сено, стелили новое). Дамы, отдохнув чуточку, порумянясь, напудрясь, сменив платье, снова подъезжали вскачь в грохочущих каретах. Вчера был фейерверк, сегодня — большой бал.

Иноземцы оставались весьма довольны празднествами. Петр Павлович Шафиров, не щадя себя, поил их лучшим венгерским и сектом (своим подавали поплоше). Добился, прехитрый еврей, того, что некоторые посланники написали друзьям в Константинополь о всем здесь виденном: после "Предестинации" за неделю спущено еще пять больших кораблей и четырнадцать галер, остальные суда торопливо достраивались — до самой слободы Чижовки виднелись их ребристые остовы. Если прибавить все это к азовскому флоту, султану, берегущему Черное море, как чистую, непорочную девицу, не придется теперь слишком надуваться в переговорах о мире".

Царь Петр умел ценить умных сподвижников. В 1709 году Шафиров назначается вице-канцлером. Естественно, Шафиров и раньше проявлял свои дипломатические способности. В 1697–1698 годах он участвовал в "Великом посольстве", годом позже вел тайные переговоры с послами Дании и Польши о военном союзе против Швеции. Во время Прутского похода в 1711 году Шафиров сумел добиться мирного трактата с визирем, а затем был оставлен в Турции заложником. Возвратившись в Россию, Шафиров сыграл крупную роль в расширении Северного союза, участвовал в заключении Амстердамского договора с Францией в 1717 году. Верша дела государственные, Шафиров не забывал и о собственном кармане. А уворовав, терзался угрызениями совести, не жалел денег, чтобы получить отпущение грехов. Пожалованное царем Княжищево пришлось по душе Петру Павловичу. И в 1714 году Шафиров строит здесь церковь, храм деревянный в древнерусском стиле, и называет церковь в честь Петра митрополита — своего и царского тезки. Но Бог обошел Шафирова своими милостями. Об этом тоже колоритно рассказал А.Толстой: "Сукно на Сухаревскую военную швальню поставил новый завод Ивана Бровкина, построенный на реке Неглинной, у Кузнецкого моста. Интересантами в дело вошли Меньшиков и Шафиров. Преображенский приказ уплатил вперед сто тысяч рублей за поставку кафтанного сукна. Меньшиков хвалился Петру, что сукнецо-де поставит он не хуже гамбургского. Поставили дерюгу пополам с бумагой. Алексашка Меньшиков в воровстве рожден, вором был и вором остался. "Ну, погоди!" — думал Петр, нетерпеливо дергая вожжами.

Александр Данилович сидел на кровати, пил рассол после вчерашнего шумства (гуляли до седьмого часу), — в синих глазах — муть, веки припухли. Чашку с огуречным рассолом держал перед ним домашний дьякон, зверогласный и звероподобный мужчина — без вершка сажень росту, в охват — как бочка. Сокрушаясь, лез пальцами в чашку:

Ты огурчик, пожалуй, накося…

Иди к черту…

Перед пышной кроватью сидел Петр Павлович Шафиров с приторным, раздобревшим, как блин, умным лицом, с открытой табакеркой наготове. Он советовал пустить кровь — полстакана — или накинуть пиявки на загривок…

Ах, свет мой, Александр Данилович, вы прямо губите себя неумеренным употреблением горячительных напитков…

Иди ты туда же…

Дьякон первый увидел в окошко Петра: "Никак грозен пожаловал". Не успели спохватиться — Петр вошел в спальню и, не здороваясь, прямо к Александру Даниловичу — ткнул ему под нос солдатский кафтан:

Это лучше гамбургского? Молчи, вор, молчи, не оправдаешься.

Схватил его за грудь, за кружевную рубаху, дотащил до стены и, когда Александр Данилович разинул рот, уперся, начал бить его со стороны на сторону, — у того голова только болталась. Сгоряча схватил трость, стоявшую у камина, и ту трость изломал об Алексашку. Бросив его, повернулся к Шафирову, — этот смирно стоял на коленях около кресла. Петр только подышал над ним.

Встань (Шафиров вскочил). Дрянное сукно все продашь в Польшу королю Августу по той цене, как я вам платил… Даю неделю сроку. Не продашь — быть тебе битым кнутом на козле, сняв рубаху. Понятно?

Продам, много раньше продам, ваше царское величество… ".

Подобные взбучки царь Петр устраивал барону Петру Шафирову и своему любимцу Алексашке Меньшикову неоднократно. В конце концов, их царскому величеству надоели воровские шашни умного еврея. В 1723 году Шафиров был обвинен в крупных злоупотреблениях по службе и хищениях, его судили и приговорили к смертной казни. Но петровское окружение восстало против жестокого приговора, и царь вынужден был высшую меру заменить далекой ссылкой.

После смерти царя его супруга, императрица Екатерина I, амнистировала Шафирова и назначила его Президентом коммерц-коллегии. До конца своей жизни Петр Павлович продолжал дипломатическую деятельность, написал трактат "Рассуждение" о причинах войны со Швецией. В свободное время продолжал заниматься обустройством села Княжищева. За год до своей смерти построил новое, еще более красивое, но, к сожалению, тоже деревянное здание церкви. И вот свершилось: Княжищево становится Петровским. Шутники задают вопрос: имя какого Петра увековечено? Петра-царя, благодетеля, Петра-барона, строителя села, или все-таки Петра митрополита?

В 1744 году в истории Петровского открывается новая замечательная страница. Село переходит в руки клана богатейших российских промышленников и крупнейших землевладельцев Демидовых. Происходили они из тульских кузнецов, в 1720 году получили дворянское звание, а к концу века уже вошли в круг высшей знати и бюрократии. Демидовы основали в России свыше пятидесяти заводов, дававших около сорока процентов всего чугуна в стране. Родоначальником был Никита Демидович Антуфьев, но фамилия за ним закрепилась по отчеству — Демидов. В Петровском стал хозяином один из его внуков — Никита Акинфиевич (1724–1787).

В Петровском развернулось большое усадебное строительство. Ныне существует множество точек зрения на архитектурное авторство как отдельных объектов усадьбы, так и ансамбля в целом. Небезынтересно познакомиться с этими взглядами.

Например, на стене колокольни церкви Петра митрополита сообщается о том, что колокольня сооружена в 1756 году Матвеем Казаковым. Можно ли поверить в достоверность этого? Колокольня, конечно, значительно уступает по своим размерам колокольне при Афинеевской церкви, но и такой объект при строительной технике того времени требует не менее двух лет. А указанный архитектор М.Казаков родился в 1738 году, и к началу постройки ему всего-то исполнилось 16 лет… К моменту окончания — 18. Возможно ли для того времени привлечение к творческой созидательной работе столь молодых "кадров"? Учитывая к тому же, что Матвей Казаков в те годы еще являлся учеником известной архитектурной школы Ухтомского.

Если это просто ошибка и колокольня сооружалась в годы строительства каменного здания церкви Петра митрополита, т. е. в 1776–1785 годах, то почему никто не стремится эту оплошность устранить?

Крупнейший советский живописец и искусствовед, один из основоположников реставрационного дела и охраны памятников искусства и старины академик АН СССР Игорь Эммануилович Грабарь в 1951 году издал исследовательскую работу под названием "Неизвестные и предполагаемые постройки Баженова", где авторство усадебного дома в Петровском приписывает именно этому великому русскому зодчему.

Автор многих работ об архитектурных памятниках Москвы и Подмосковья Михаил Андреевич Ильин придерживается иной точки зрения. В своей "Книге-спутнике по древним подмосковным городам, селам и усадьбам" высказывает совершенно отличную от других точку зрения:

"Увенчанный в свое время куполом, квадратный в плане дом (ныне в руинированном состоянии), со срезанными углами и круглым залом в центре, близко напоминает усадебный дом в Тайцах (под Ленинградом), выстроенный И.Старовым для тех же Демидовых, родственником которых он был. Однако найденный в подвале дома закладной камень называет имя Казакова. Следует думать, что последний был фактическим строителем усадьбы".

Почему, однако, такая разноголосица среди исследователей? Разве нельзя подтвердить авторство документально?

Дело в том, что все эти "предполагаемые и неизвестные" относятся к периоду, когда строительство на Руси велось под честное слово. Бытовала такая практика. Допустим, задумал Демидов построить у себя в имении усадебный дом со всеми необходимыми службами, с церковью и пр. Он находит подходящего с его точки зрения архитектора, объясняет ему задачу, свое видение будущей усадьбы, обговаривает сроки, стоимость проектных работ.

В общем, говоря современным языком, стороны заключают трудовое соглашение. Проходит время, и архитектор приносит свое творение заказчику. Работа выполнена в соответствии с договоренностью. Остается передать проект и получить деньги. Заказчик расплачивается и говорит архитектору: гуляй, Вася!

Получив проект и начав строительство, заказчик в лице помещика (Собакевича) вдруг обнаруживает, что поперечная балка должна лежать вдоль… Я, конечно, утрирую, но суть ясна: будучи абсолютно некомпетентным в строительстве, господин помещик вносит свои конструктивные поправки. Часто не декоративные, а именно конструктивные. А последствия — трагические.

Чтобы покончить с профанацией в делах строительных, Екатерина II в 1784 году издает указ, в котором обязывает архитектора-проектировщика самого воплощать в жизнь свое детище. После этого указа уже не встретишь какое-либо гражданское или культовое сооружение, по которому шел бы спор об установлении авторства.

Однако до екатерининского указа существовала и другая практика в строительстве, когда один проектировал, другой строил. Но оба — специалисты. Пример есть.

В Москве 1 июня 1773 года по повелению Екатерины II закладывался Большой Кремлевский дворец. Вот текст, который был вырезан на закладном камне:

"Сему сданию прожект сделал и практику начал Российский Архитект Москвитянин Василий Иванович Баженов, Болонской и Флорентийской академии, Петербургской императорской академии художеств академик, Главной артиллерии Архитект и Капитан, сего сдания начальной архитект и Експедиции оного строения член, от роду ему 35 лет. По сочинении прожекта за архитекта был титулярный советник Матвей Казаков".

По мнению Ильина, именно такой принцип был использован при сооружении усадебного дома в Петровском. Проект создал И.Старов, а строил М.Казаков.

В библиотеке села Петровское мне показали брошюру до тех пор для меня неизвестного автора Геннадия Петровича Вдовыкина-Чурикова под названием "Усадьба Петровское. (Имение князей Мещерских. Новое пушкинское место в Подмосковье)".

Автор не обошел своим вниманием вопрос, являющийся ключевым при определении архитектурной ценности усадебного ансамбля: имя автора. Вдовыкин-Чуриков приходит к выводу, что авторство по строениям Петровской усадьбы принадлежит Николаю Александровичу Львову (1751–1803).

В отличие, скажем, от Баженова, Казакова, Старова, которые занимались исключительно архитектурой, Львов снискал себе известность как личность разносторонне одаренная. Он был поэтом, переводчиком, архитектором, художником, ученым, музыкантом… Но все-таки в архитектуре его след теряется среди обширного творческого наследия Баженова, Казакова, Старова. И принимать гипотезу Вдовыкина-Чурикова к рассмотрению хочется всего менее.

В спорах за "архитектурное наследство" обычно используются какие-нибудь авторские открытия, пристрастия или, попросту говоря, закидоны первотворца. Например, спроектированные Баженовым церковные храмы почти без исключения имеют две колокольни. По этому признаку отыскать баженовское строение проще простого. Хотя при более глубоком исследовании выясняется: церкви с двумя колокольнями строил и зодчий Старов, признанный третьим в иерархии авторитетов русского классицизма после Баженова и Казакова.

Приемы декоративного убранства интерьеров светских и культовых зданий имеют, конечно, свои стилевые каноны. Каждый новый элемент пробивал себе дорогу отнюдь не через ВДНХ. Так, Баженов однажды применил в качестве декора волюту над ложным карнизом. До него никто такие "штучки-дрючки" не лепил. И Грабарь, например, считает наличие такого аргумента вполне достаточным, чтобы по исследуемому объекту отдать авторство Баженову. По усадебному ансамблю Петровского дело обстоит не лучшим образом.

Во-первых, текст надписи на закладном камне главного дома в Петровском гласит:

"1776 г. июля 2 дня заложен сей дом Его Высокород. Александры Евтихиевны сожительницы Стат. Совет, и Кавал. Св. Станислава Никиты Акинфиевича Демидова. Имя дому — не забудь меня". На торце того же камня еще два слова: "Архите. Казаков".

Ныне слово "сожитель" фигурирует только в милицейско-негативной лексике, в то время оно использовалось наравне со словом "супруг" или "супруга". Т. е. люди, вместе живущие. Во всяком случае, именно такое объяснение слову дает Владимир Даль.

В 1775 году, т. е. за год до начала сооружения главного дома в Петровском, в творчестве Баженова наступает длительный и ответственный период. По повелению Екатерины II он начинает сооружение огромного дворцового комплекса в Царицыне. Этой работой он был поглощен целиком до 1785 года. Мог ли Баженов пренебречь государственным заказом и заниматься усадьбой Демидовых? Маловероятно.

Другой причисляемый к создателям дома в Петровском зодчий Казаков тоже годом раньше начал строить дворец для императрицы — Петровский дворец на нынешнем Ленинградском проспекте. Это тоже было выдающееся сооружение, и трудно даже представить, что дом в селе Петровском и Петровский дворец являются детищем одного зодчего.

Но ведь на закладном камне названо имя!

Не имя — фамилия. В последней трети XVIII века в Москве успешно работал однофамилец Матвея Казакова Родион Казаков. Построенный им в Москве, на Таганке, грандиозный храм Мартина Исповедника долгое время приписывался по привычке Матвею Федоровичу. То же самое могло случиться и с усадебным ансамблем в нашем селе Петровском. Как говорится, Федот да не тот.

В Петровском усадебный ансамбль состоял из главного дома, четырех флигелей, церкви Петра митрополита, многих служебных построек и великолепного парка. В церкви были погребены останки Никиты Акинфиевича и Александры Евтихиевны Демидовых. Глава семьи позаботился о месте своего упокоения еще при жизни, о чем свидетельствовал соответствующий текст на саркофаге:

"Монумент сей сооружаться начат в 1786 г. при жизни покойного на апробированной им модели, а окончен и поставлен на сем месте в 1788 г."

Более расширенная эпитафия была в стихотворной форме на мраморной доске у склепа супруги хозяина и строителя Петровского. С их смертью закончилась, в сущности, эпоха кардинальных преобразований в Петровском. Потомки уже жили и пользовались созданным родителями.

С 1852 года история Петровского пишется А.В.Мещерским. В журнале "Новый мир" (№ 4 за 1988 год) были опубликованы воспоминания его дочери Екатерины Александровны под названием "Трудовое крещение". Интересны начальные строки ее мемуаров:

«Мой отец А.В.Мещерский первым браком был женат на Елизавете Сергеевне Строгановой и имел от нее единственную дочь Наталью (Лили). Она вышла замуж за герцога Фабрицио Руффо, уехала в Италию, зажила там в своем палаццо и родила трех дочерей: Эльзу, Марусю и Ольгу. Их дед (мой отец) остался жить вдовцом в России.

Родившись в годы царствования Александра 1, отец проходил военную службу в лейб-гвардии гусарском полу при Николае I, а затем не снимал военного мундира при Александре II, Александре Ш, участвуя во всех войнах, которые вела Россия со своими врагами. Имея бесконечное количество орденов (в том числе и самый высший — орден Андрея Первозванного), как царский сановник, он имел чин шталмейстера двора и входил в кабинет государя без всякого доклада.

Встретив мою мать, которая была одного возраста с его старшей внучкой и была на сорок восемь лет его моложе, он понял, что жениться на ней он может только тайно, чтобы затем уже поставить всех перед совершившимся фактом. По своему положению и чину жениться без согласия государя он не имел права, а тот, конечно, этого брака не допустил бы. На свадьбе был самый близкий круг друзей и близких. Венчались ночью, при закрытых дверях… но тем не менее, в Италию тут же долетела "скорбная" весть".»

Герцогиня сочла маму, рассказывает княжна, авантюристкой. Ведь она так спокойно жила в Италии, уверенная в том, что ее три дочери имеют в холодной заснеженной России три имения, два дворца, картинную галерею, конный завод, молочную ферму, — и теперь их приданое пропало? Кому достанется? И, узнав о польской крови Подборских, бешенству ее не было границ: "Там, где поляк, там и еврей", и в своем слепом "русизме" она взывает к Николаю II:

"Ваше величество! Помогите! Спасите от ограбления и бесчестия! Возьмите под опеку моего потерявшего рассудок отца. Девчонка — польская еврейка из кафешантана женила его на себе".

Необходимость познакомиться с некоторыми сторонами жизни давно ушедших героев наших замечательных мест не означает, что они тут дневали и ночевали. Тот же А.В.Мещерский после своей второй (тайной) женитьбы на Подборской тут же укатил в Полтавский дворец на Украине, а не в Подмосковное Петровское.

Между тем, как повествует княжна Екатерина, Петровское было таким солнечным и прекрасным, что каждый день, прожитый в нем, был радостью.

Недаром Петровское названо уникальным: в центре его стоял редкой красоты дворец, сложенный из белого камня. Не весь, конечно. Он был украшен шестнадцатью большими колоннами и — на своих четырех портиках — восемью малыми. Летом и зимой ослепительно сиял его купол, покрытый белой медью. К главному входу с двух сторон вели широкие веерообразные лестницы. Их, точно стражи, охраняли фигуры сфинксов и разъяренных львов с поднятой лапой. Дворец был предназначен для балов и больших приемов. Вся усадьба располагалась на возвышенности, отчего парк в двадцать семь десятин был всегда пронизан солнцем. Парк был разделен большой главной аллеей, украшенной статуями, вывезенными из Флоренции и Рима. В конце главной аллеи на пригорке стояла огромной величины статуя Аполлона: его стройный торс из черновато-зеленой меди очень красиво оттеняли белоснежные лилии, окружавшие клумбой пьедестал греческого бога.

Правая часть была строгим французским парком с прямыми перекрещивающимися аллеями из столетних разросшихся лип, цветение которых наполняло все вокруг медовым благоуханьем. Левая часть парка изобиловала таинственными тропинками, затерянными аллеями с уютными скамьями. Все напоминало настоящий лес: был там и овраг с зарослями сладкой лесной малины, на склоне оврага бил чистый ключ. Где-то повыше в чистом ельнике сохранялось несколько барсучьих нор.

У пригорка, где стоял Аполлон, у его ног красиво извивалась речка — приток Десны. Вдоль ее берегов склонялись серебристые ивы, в береговых кустарниках всю ночь напролет заливались соловьи, а дальше, за поворотом реки, пряталась в деревьях купальня. Таким, по воспоминаниям Екатерины Мещерской, предстает Петровское в первом десятилетии нашего столетия.

Вообще, при чтении рассказов очевидцев и исследователей возникает ощущение лихости, с которой они листают страницы отечественной истории. Например, в книге "Подмосковье", изданной "Московским рабочим" в 1955 году, о Петровском говорится: "Здание завершается барабаном с куполом, утратившим некогда увенчивавшую его статую Аполлона… Упадок усадьбы начался еще с 50-х годов XIX века, когда Петровское-Алабино купили Мещерские (его последние перед революцией владельцы), не сумевшие должным образом оценить все художественное значение своего владения".

Книга "Подмосковье" имела уточнение: "Памятные места в истории русской культуры XIV–XIX веков". Главу об усадьбах, где рассказывалось о Петровском, написал кандидат архитектуры В.Снегирев. У издания был и научный редактор. Тем не менее, такое вот далекое от истины утверждение, вызвавшее активный протест со стороны княжны Екатерины Мещерской.

На куполе никто никогда не стоял! — с возмущением пишет она в журнал "Крокодил", предлагая свой вариант реакции на опус В.Снегирева. Привыкший высмеивать чужие грехи "Крокодил", присылает ей… поздравление к Новому году и благодарность "за внимание к нашему журналу".

Е.Мещерская перечисляет множество публикаций, искажающих подлинную историю событий вокруг имени отца, матери, ее самой, отношения к фамильным ценностям, но никто не реагирует на ее возражения. Наконец, в 1994 году в издательстве "Художественная литература" выходят воспоминания Юрия Бахрушина, сына основателя московского театрального музея. Он пишет о том, что увидел в 1913 году.

"Рядом с Бурцевым было расположено село Петровское, некогда принадлежавшее Демидовым. Об этой усадьбе, где дом и церковь были возведены Казаковым, неоднократно упоминалось в советской специальной литературе, и я говорю о ней лишь потому, что застал ее еще не в том полнейшем разрушении, в котором она сейчас находится. В то время крайне любопытный крестообразный барский дом со своими четырьмя входными лестницами-подковами, украшенными чугунными сфинксами и грифонами демидовского литья, еще был покрыт крышей и сохранил внутри инкрустированные паркеты и вычурные лесенки во второй этаж, рядом с домом в траве валялась огромная чугунная статуя Аполлона Бельведерского, некогда венчавшая купол дома, а в парке высились многочисленные осиротевшие чугунные тумбы…

В церкви привлекали внимание два надгробия Демидовых — великолепные образцы памятников подобного рода конца XVIII века. Помимо этого, в ризнице стоял прекрасный большой шкаф резного дерева иноземной работы XVI века. Многочисленные барельефы изображали библейские сцены. По-видимому, это обстоятельство и привело шкаф в церковь из барского дома.

Очевидно, в домик священника попал, также из барского дома, портрет гитариста, подписанный Тропининым, являвшийся парой к известному полотну художника.

По ту сторону железной дороги в то время существовал старый барский дом — небольшое одноэтажное строение самой примитивной архитектуры, но воздвигнутый еще в первой половине XVIII века. Обследовать его мне не удалось, но через застекленные входные двери я осмотрел переднюю, где мое внимание привлекли две фарфоровые табуретки в китайском стиле, характерном для ранних произведений императорского (ныне Ломоносовского) фарфорового завода времен Елизаветы. В годы нашего переезда в Апрелевку этот участок вместе со старым домом был продан, и новые владельцы совершенно переделали старое здание, а куда девались вещи из него, мне неизвестно. Петровское было майоратное имение и в мое время принадлежало кн. Мещерским, абсолютно им не интересовавшимся и допустившим полное его разрушение и расхищение. Вещи из барских домов воровались там всеми, кому было не лень".

Это свидетельство человека, который сам себя причислял к "представителям правящего класса". Конечно, того, дореволюционного. И в своих воспоминаниях боялся того, что его "будут упрекать и в идеализации прошлого, и в чрезмерно доброжелательном отношении к отдельным людям".

О Петровском много говорилось в прошлом, не меньше говорится и в наши дни. В первую очередь, что такое и "чье" петровское? естественно, жители села петровского являются гражданами свободной страны, именуемой Российской Федерацией. Усадьба, созданная Н.Демидовым в екатерининский век — век расцвета российского дворянства, по мере возможности сохраняется как памятник архитектуры. С тех пор, как захвативший власть пролетариат объявил "мир хижинам, войну дворцам", в Петровском не наблюдалось фанатичных проявлений классовой борьбы.

В официальной и научной литературе с момента объявления усадьбы Петровское (Алабино или Княжищево добавляются для ее отличия от множества других с тем же названием) памятником архитектуры она совершенно однозначно связывается с именем ее создателей. Например, в последнем 3-х томном издании "Истории русского искусства" (Изобразительное искусство, 1991 г.) говорится:

"Среди усадебных построек Казакова видное место принадлежит дому Демидовых в Петровском-Алабине, точнее, Петровском-Княжищеве (1776–1786). План ансамбля прост и лаконичен. В середине открытого двора помещен главный корпус…" и т. д. по тексту.

Академик Степан Борисович Веселовский сорока годами раньше дал свою оценку одному из выдающихся памятников усадебной архитектуры на территории нашего района. Он писал в уже упоминавшемся издании о памятных местах Подмосковья:

"Несомненный интерес представляет Петровское-Алабино, в последней трети XVIII века принадлежавшее миллионеру Н.А.Демидову. Он был внуком тульского кузнеца Никиты Демидова, отличившегося изготовлением русских ружей. Петр I во время шведской войны сделал Демидова поставщиком оружия… Петровское было спроектировано и выстроено Казаковым. Квадратный в плане дом… Главный выход из дома украшен чугунными сфинксами с женским обликом и львиными туловищами — продукция Демидовских заводов. Внутри в нижнем этаже центральная часть дома занята круглым залом, соответствующим более богато украшенному залу в верхнем этаже. Лишь кое-какие остатки напоминают прежнее великолепное убранство дома; особенно хороши были изразцовые печи, напоминавшие по технике печи Кусковского дома-дворца; от них ничего не осталось; потолки, рамы, полы тоже выбраны. Следует заметить, что упадок усадьбы начался еще с 50-х гг. XIX века, когда Петровское-Алабино купили Мещерские (его последние перед революцией владельцы), не сумевшие должным образом оценить все художественное значение своего владения. При них, между прочим, в 1858 году к колокольням был пристроен безобразный Покровской храм, совершенно нарушивший целостность этого сооружения.

Господский дом в Петровском является одним из лучших произведений знаменитого архитектора… Церковь (Петра митрополита) с отдельно стоящей колокольней также построена Казаковым ".

В 1997 году в "Роман-газете" (№ 13) было опубликовано продолжение воспоминаний княжны Екатерины Мещерской под названием "Жизнь некрасивой женщины". В нем она рассказала, что в 1922 году личным распоряжением Ленина ее муж, летчик Васильев, был утвержден "во владении двадцатью семью (под парком) десятинами земли и одним из флигелей Петровского". Приезд в свое бывшее имение Екатерина Александровна описывает следующим образом:

"На станции Галицыно мы свернули. Восьмикилометровое шоссе подходило прямо к Петровскому дворцу.

Еще издали я увидела это изумительное по стройности здание, к которому навек было привязано мое сердце.

По-прежнему сиял серебром круглый купол, но чем ближе мы подъезжали, тем печальнее становился его вид. Окна были частью выбиты, частью забиты. Большие входные двери наглухо заколочены простыми досками. Каменные ступени двух полукруглых лестниц местами разбиты, видимо, при выносе тяжелых вещей из дворца. Зеленый ковер луга был истоптан, изрыт. Парк рубили. Все статуи исчезли, и многие пьедесталы, одиноко торчащие среди зелени, были разбиты.

Три флигеля занял больничный персонал, а наш любимый, в котором мы когда-то жили сами, стал больницей — на первом этаже. Весь первый этаж был отдан детям голодающего Поволжья. Терраса заставлена койками, на которых спали тепло закутанные дети…

Вскоре все окна были облеплены детскими личиками, все они были худые и бледные, головы обриты, с какими-то испуганными глазами, и многие походили на старичков — так обезобразил и измучил их голод".

Случись так, что Никита Демидов остался бы равнодушен к природным красотам местности в верховьях Десны и не построй он здесь великолепный усадебный ансамбль, Петровское все равно бы вошло в историю Московской области, или бывшей Московской губернии. Петровское являлось волостным центром, и в селе располагались присущие этой административной структуре органы Управления. В конце прошлого века предметом особой гордости стала земская больница. Здесь работала и сделала славу сельской лечебнице врач Александра Гавриловна Архангельская. Будучи искусным хирургом и великолепным окулистом, Александра Гавриловна проявила себя и как талантливый организатор сельского здравоохранения. Естественно, медицина являлась профессией Архангельской, но круг ее интересов выходил далеко за пределы лечебной практики. Александра Гавриловна, например, увлекалась живописью, хорошо рисовала, и ее домик в Петровском сплошь был увешан акварелями, выполненными самой Архангельской. После того, как известный писатель-народник Николай Николаевич Златовратский построил дом и поселился в начале 90-х годов на берегу реки Апрелевки (в нынешней Кетрице), между двумя этими русскими интеллигентами возникла многолетняя дружба. Александра Гавриловна вместе со своей подругой и соратницей врачом Линтваревой часто бывала в семье Златовратских. Сын писателя Александр Николаевич Златовратский, в эти годы еще обучавшийся в Петербургской академии художеств, сделал великолепный скульптурный портрет Архангельской, подарив его впоследствии Петровской больнице.

Зимой, в самом начале декабря 1941 года, деревни Петровское, Юшково и Бурцево стали тем местом на центральном участке Западного фронта, где совершенно неожиданно появившиеся ударные части немецко-фашистских войск трупами отметили крайнюю точку своего "дранг нах остен". Для отражения натиска рвавшегося к Голицыну врага была создана группировка из резервных частей 5-й и 33-й армий, усиленная танковой бригадой, особым морским отрядом, тремя лыжными батальонами, дивизионами "Катюш" и артиллерии, бронепоездом. Встречный бой закончился для немцев огромными потерями: 53 танка, 65 орудий, 50 пулеметов, 35 минометов. Враг понес потери и в живой силе. Но и наши войска понесли немалый урон. Братская могила у нынешней кольцевой дороги не единственное напоминание о красноармейских потерях. По сведениям неутомимого Леонида Пименова в совершеннейшей безвестности пребывает еще захоронение в районе нынешнего Петровского кладбища.

Постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 года усадьба Петровское объявлена памятником архитектуры федерального значения. В соответствии с недавно принятым областной Думой законом "О культуре" памятники культуры не подлежат приватизации. Как заявил недавно председатель комитета по культуре администрации Московской области заслуженный работник культуры РФ С.В.Гужаев: "Общественность может быть спокойна: подмосковные жемчужины — усадьбы, дворцы, музеи не попадут в посторонние руки, их никто не выкупит".

Рядом с Петровским есть село Бурцево, где также имеется памятник архитектуры федерального значения. Соответствующее постановление об этом было принято Советом министров РСФСР 4 декабря 1974 года. Это церковь Вознесения, или Тихвинская церковь. Датой ее постройки Ильин называет 1708 год, в других источниках — 1733-й. Церковь, к большому сожалению, разрушается буквально на глазах. Екатерина Мещерская и знаменитый летчик Васильев венчались здесь, уехав из Москвы.

Вот какими увидели они Бурцево и Петровское в тот день:

"Когда мы вошли в старинную церковь Бурцева, прекрасный большой хор дружно и стройно грянул навстречу свадебное приветствие невесте. Меня до глубины сердца тронуло венчание: молитвы на славянском языке, напоминавшие мне уроки Закона Божьего в институте, старинная роспись стен храма, мрачные, строгие иконы, смотревшие на нас печальными ликами, иконы, видевшие дни старой Руси…

Но больше всего меня тронул сам священник: маленький, сухой, с добрыми выцветшими глазами. Мне было трогательно смотреть на то, как он хлопочет, читает, молится, топчется и изо всех сил старается, чтобы это помогло нам в нашей с Васильевым жизни.

Но самое необыкновенное было еще впереди.

Едва священник повел нас в главную часть храма, поставил перед царскими вратами и началось венчание, как мощный, раскатистый удар колокола потряс тишину. Все стоявшие в церкви вздрогнули… Удар повторился, еще и еще, удары понеслись один за другим, наполняя все вокруг радостными звуками, и вдруг вслед за главным колоколом серебряным перезвоном залились остальные колокола. В ответ Бурцеву загудел серебряный древний колокол Демидовых из Петровского.

Веселая ватага крестьянской молодежи, задумавшей сделать нам сюрприз, неожиданно ворвалась на колокольню, звонила и благовестила, изощряясь в мастерстве. Колокольный звон Бурцева соперничал с Петровским. Перекликаясь, они сливались в единый, неумолкавший торжественный звон…".

Расхождение в датах постройки здания церкви в селе Бурцево, возможно, объясняется разными подходами к определению отправной точки. Но по материалам главного управления по охране памятников архитектуры Министерства культуры, история Бурцева и церкви такова. В начале XVII века место это значится пустошью, входит территориально в Гоголев стан Московского уезда, записано за князем В.Прозоровским. Вскоре пустошь застраивается, и в 1648 году новый хозяин Шушерин продает деревню вместе с двором вотчинников некоему С.А.Аничкову, прадеду будущего профессора Московского университета. К 1703 году здесь уже действовала церковь. М.С.Аничков в то время подал прошение о постройке новой деревянной Тихвинской церкви, которая и была в 1705 году успешно возведена.

Начало XVIII века в Москве ознаменовалось широким переходом к каменному строительству. И в 1730 году тот же владелец села приступает к возведению каменной церкви. В прошении сказано, что храм будет двухэтажный: "во имя Вознесения Господня — верхний этаж, во имя Тихвинской иконы Божьей Матери — нижний". (Кстати, в Петровском по существу тоже несколько церквей: Петра митрополита, придел святого Никиты и церковь Покрова). Нужно сказать, что Бурцевский храм строился ударными темпами — в 1733 году уже состоялось освящение храма.

В последующие годы Бурцево неоднократно переходит из рук в руки, но каждый из владельцев с уважением и заботой относится к храму.

В 1760 году имение от Аничковых переходит к их родственникам по фамилии Плохово. Через 28 лет, т. е. в 1788 году, Софья Михайловна Плохово приходит к выводу, что за 55 лет кое-что в облике храма изменилось в худшую сторону. И она излагает свои планы: произвести ремонт здания с "исправлением каменных папертей да отдаленную от церкви каменную колокольню для лучшего благообразия надделать и покрыть железом".

При надстройке колокольни заложили старые пролеты звона, а на углах поставили колонны.

В середине XIX века усадьба Бурцево принадлежала Гурьеву, потом генералу Кохманскому, у которого часть участка вблизи имения купил писатель-народник Н.Н.Златовратский, построил дом, поселился здесь и жил.

В 1912 году в Бурцеве побывал известный впоследствии искусствовед А.Н.Ильин. Вот его впечатления о церкви:

"Окрашена в рыже-красный цвет. Внутри старины нет, все иконостасы переделаны. Верхняя церковь — высокая, светлая, веселая, нижняя — темная, здесь старая изразцовая печь. Нижняя церковь сырая, течь".

Кирпичная церковь Вознесения расположена посреди села, на площади, к которой сходятся его улицы. Храм стоит в открытой местности и, благодаря своей большой высоте, просматривается с расстояния в несколько километров. Связь между храмами в Бурцеве и Петровском хорошо подмечена Е.Мещерской и впечатляюще описана в ее воспоминаниях. Памятник в Бурцеве представляет уникальный тип культового сооружения, встречающийся на Украине, а в России представленный лишь большим собором Донского монастыря, архитектурные принципы которого развивает бурцевская церковь. Специалисты называют бурцевскую церковь Вознесения и Тихвинской иконы Божьей Матери выдающимся памятником архитектуры первой трети XVIII века.

Конечно, нельзя пройти мимо обозначенной в названии символики. Какие события кроются за каждым из посвящений?

Вознесение Христово является одним из крупнейших праздников православия. Вознесение отмечается на сороковой день после Пасхи. Следовательно, оно тоже является подвижной датой в календаре, как и сама Пасха.

В Евангелии от Марка в первой главе рассказывается, как Христос в продолжение сорока дней после своего воскресения являлся апостолам, беседовал с ними о царстве Божием. "И так Господь после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога" (Евангелие от Марка, гл.16, ст. 19). Одесную — значит справа от Бога. С Вознесением все ясно.

Культ Тихвинской иконы Божьей Матери возник в 1383 году. Произошло это следующим образом. В тот год над водами Ладожского озера "чудесным образом" появилась икона Божьей Матери. Двигаясь по воздуху в "лучезарном свете", икона дошла до города Тихвина и остановилась над ним. Икона была не совсем обычная, написал ее, якобы, евангелист Лука. Кто-то пытается оспаривать сие утверждение, но суть совсем в другом. Икону поместили в один из деревянных храмов Тихвина, который вскоре сгорел. Икона чудесным образом уцелела, и ее вновь определили в другую, но тоже деревянную церковь. И опять: от здания храма остаются одни угольки, а иконе — хоть бы хны. Так продолжалось много раз. Она неоднократно спасала и город от захвата его врагом. В память "чудесного явления" иконы и преодоления ею врагов церковь отмечает праздник Тихвинской иконы Богоматери 9 июля каждого года.

Имя зодчего, построившего храм в Бурцеве, до сих пор остается неизвестным. На территории Петровского сельского административного округа архитектурные памятники расположены в четырех населенных пунктах. Во всех случаях это объекты культового назначения. И поскольку церковь у нас была отделена от государства, а духовной опорой власти являлся атеизм, то и о церковных зданиях голова у властей не болела: постройку в Бурцеве занимала после закрытия церкви в 1930 году вполне определенная хозяйственная организация. Негоже ей после себя оставлять руины.

След Шуваловых

Вышгород. На карте 1774 года, фрагмент которой воспроизведен на форзаце книги, населенный пункт обозначен как Вышегород. С течением времени сократилась не вторая часть сложного слова (по типу Петроград, Сталинград), а первая (по типу Новгород, Белгород). Сегодня Вышгород выступает совсем не в ранге города. Это просто село, да и то не в традиционном понимании — по нынешним меркам — это деревня, в Вышгороде нет церкви. Оказывается, ее не было и во второй половине XVIII столетия. На карте ближайшая церковь значится в соседнем Посаде.

Название Вышгород свидетельствует об очень древнем происхождении этого населенного пункта. Не исключено, что Вышгород возник не только одновременно с Вереей, но и значительно раньше нее. Условно первое упоминание населенного пункта в какой-нибудь летописи или другом документе считается датой его основания. Вышгород впервые упоминается в документах, относящихся к XIV веку.

Ряд видных ученых полагают, что Вышгород, Можайск, Звенигород, Волоколамск, Руза, Тушков существовали еще в далекий домонгольский период. К тому же домонгольскому периоду историки В.Татищев, С.Соловьев, В.Голубовский относят и возникновение Вереи. Современным историкам, в том числе кандидату исторических наук Е.Даниловой, все это позволяет сделать вывод, что уже в XIII веке к западу от Москвы располагалось значительное количество городских центров. И это следует рассматривать в качестве свидетельства относительной экономической развитости и заселенности западного и юго-западного Подмосковья в то далекое время.

В XIV веке эти города вошли в состав образовавшегося и быстро расширявшего свои границы Московского княжества. Расположенные на его окраине, они стали важными форпостами на западных рубежах.

Позже, когда изменилась военно-стратегическая ситуация вокруг Москвы, они утратили свою былую славу. Среди нынешних сохранивших свой статус Можайска, Волоколамска, Рузы, Вереи и Звенигорода, Тушков и Вышгород вообще превратились в сельские населенные пункты. Тушков — городок, находившийся в 27 километрах от Можайска, уже в XVIII веке стал называться деревней Городок.

Это хорошо, что Вышгороду удалось сохранить свое изначальное название. С 1503 года Вышгород находится во владении Андрея Старицкого, сына Ивана III. Старицкое удельное княжество в составе Московского просуществовало до 1566 года. В более поздние времена наиболее деятельная, предприимчивая часть населения Вышгорода стремилась перебраться в соседний преуспевающий уездный город Верею. А те, кто решил не расставаться с Вышгородом, избирают сельскохозяйственную специализацию. Как отмечал в своем очерке С.А.Поспелов, в феврале 1694 года из Вереи и соседних с ней Вышгорода и Боровска в Москву было поставлено одного лишь лука 306 возов. Что, конечно, говорит не только о спросе москвичей на витамин С, но и о характере занятий вышегородцев.

Самую заметную страницу в истории Вышгорода оставил XVIII век. В середине этого дворянского столетия деревеньки и села округи становятся собственностью графа Александра Ивановича Шувалова.

Валентин Пикуль так описывает в романе-хронике "Слово и дело" роль Шуваловых в событиях XVIII столетия, иначе говоря, приобщение Шуваловых к большой Российской политике:

"Елизавета мелко вздрагивала. На шею накинули шубу.

— С богом, — сказала она, поднимаясь с колен.

На шею ей нацепили орден святой Екатерины, в самый последний момент в пальцы цесаревны вложили крест. Она всхлипнула, двери отворились, внутрь хлынул мороз. Вся в облаке пара, Елизавета шагнула под звезды, уселась в сани. Запятки саней цесаревны были столь широки, что на них разместились все братья Воронцовы и Шуваловы… Была историческая для России ночь — ночь с 24 на 25 ноября 1741 года…

300 гренадер, вчерашних мужиков, возведших на престол дщерь Петрову, получили от нее дворянство, имения, крепостных, гербы, стали называться лейб-компанией. Капитаном этой "компании" стала сама Елизавета, любившая щеголять в мужских панталонах в обтяжку."

В основном же престольный переворот в пользу дочери Петра I можно отнести к актам исторически прогрессивным, ибо Россия ввернулась в русло "исконных национальных интересов".

Россия вступала в новую, громкую эпоху, которую можно смело называть "эпохою Ломоносова". В строительство этой новой России внесли свой семейный вклад братья Шуваловы.

Братья Шуваловы были активными участниками переворота 1741 года. Все они в период правления Елизаветы Петровны получили ключевые государственные посты.

Александр Иванович на протяжении семнадцати лет занимал должность начальника Тайной канцелярии, имел воинское звание генерал-фельдмаршала. Его родной брат Петр являлся фактическим руководителем правительства при Елизавете Петровне, провел реформу по отмене внутренних пошлин в стране, внес огромный вклад в дело организации армии в ходе семилетней войны, усовершенствовал русскую артиллерию. Их двоюродный брат Иван Иванович был фаворитом императрицы.

Братьям Шуваловым и их интригам посвятил свой роман "При дворе императрицы Елизаветы Петровны" писатель Грегор Самаров. В одном из эпизодов он нарисовал колоритный, но не бесспорный портрет нашего земляка:

"Александру Шувалову, начальнику Тайной канцелярии, невидимые нити которой опутывали всю Россию и перед мрачным и губительным могуществом которой трепетали всяк и каждый, было сорок два года, но, судя по его согбенной фигуре и неуверенной осанке, ему можно было дать значительно больше. Его голова с сильно напудренным париком почти пугала своим безобразием. Его маленьких, слегка близоруких глаз почти не было видно под густыми и широкими, нависшими бровями; огромный, грубый нос и большой рот, с которого не сходило выражение коварного злорадства, тоже не служили к особому украшению его лица. Но всего неприятнее в его лице было то, что оно как будто было разделено на две части; в то время как его левая сторона оставалась почти неподвижной, вся правая сторона при всяком волнении трепетала и конвульсивно дрожала. Вследствие своего раздражительного характера и рода своей службы Александр Шувалов был всегда взволнован, и потому его видели всегда с таким отталкивающе безобразным лицом…".

Шувалову кроме Вышгорода принадлежали, как уже говорилось, многие деревни, в том числе и Спас-Косицы. В то время она именовалась просто Косицы.

Насколько всесильный начальник Тайной канцелярии любил местность вокруг Вышгорода, свидетельствует и прижизненное пожелание графа найти свое последнее упокоение на этой земле. В то время в среде аристократов, вынашивавших планы возведения Усадебных ансамблей в имениях, привлекательным зодчим считался Карл Иванович Бланк. Это был период, когда западноевропейское барокко еще не отошло в прошлое, а нарождающийся классицизм пока только пробивал свою дорогу в русской архитектуре. Считается, что Александр Шувалов заказал проект церкви Преображения в Косицах архитектору Бланку. Храм был возведен в 1761 году. Расположен он на открытой местности. Здание кирпичное, с белокаменным и кирпичным декором, в стиле барокко, но обладает чертами, предвосхищающими появление классических форм в архитектуре Подмосковья.

Памятник архитектуры, а к таковым он отнесен постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 года, представляет собой массивный центрический пятиглавый храм с полуциркульным выступом алтаря на восточном фасаде. Декоративное убранство, выполненное в формах барокко, имеет плоскостной характер. Пластично проработаны белокаменные детали, обладающие тонким, дробным рисунком. Вместе с тем, членение фасадов пилястрами, придающими облику памятника не свойственную барокко строгость, знаменует начало того стиля, который получил распространение в классических постройках второй половины столетия. В общем, много барокко и немножко классицизма. В отличие от предшествующего Петровского, в архитектуре которого сплошной классицизм с рудиментами барокко.

Чему посвящен храм в Спас-Косицах? Преображение или сошествие святого духа, как один из крупных праздников православной церкви, пришло на русскую землю вместе с христианством из Византии.

Преображение приходится на конец лета и празднуется вместе со вторым, так называемым яблочным, Спасом. До этой даты, т. е. до 19 августа, есть яблоки считалось большим грехом.

В церкви Преображения в Спас-Косицах похоронены сам бывший хозяин окрестных земель Александр Иванович Шувалов и члены его семьи.

В книге В.Бурыкина, Ю.Лискина и Н.Сметнева "Быль и легенды земли верейской" приводится много интересных фактов, в том числе относящихся к теме этого очерка. Книга написана талантливо, порой с юношеской увлеченностью, хотя авторы давно шагнули из этого романтического возраста. Главное, однако, в том, что каждая страница книги дышит любовью к родному краю, к "земле верейской".

Под этим термином подразумевается не только древний город, но и окрестности Вереи, в частности Вышгород как в прошлом волостной центр с "подмандатными" территориями. В книге об этом уголке написано столь интересно, что я приведу рассказ полностью. Но сначала об ошибках.

Авторы уверяют, что Александр Иванович Шувалов был назначен начальником Тайной канцелярии волею императрицы Екатерины II. Дабы не вводить читателей в заблуждение, уточним: Тайная розыскных дел канцелярия была учреждена в 1731 году императрицей Анной Иоанновной и снискала себе ту же славу, что и ежовщина в российской истории XX века. Как следует из приведенных в первом очерке слов Валентина Пикуля, Елизавета Петровна хоть и не упразднила этот орган, но роль ему отвела отнюдь не кровавую, не подписав за все годы царствования ни одного смертного приговора.

Тайная канцелярия просуществовала до 1763 года и была ликвидирована Екатериной II вместе с отстранением самого А.И.Шувалова. Была учреждена Тайная экспедиция.

Далее, не совсем ясно, почему авторы используют термин "шуваловщина" для обозначения местности. Деревеньки, принадлежавшие графу Шувалову, никак не могли именоваться так, потому что слово обозначает не предмет, а явление, подобно "ежовщине", "поножовщине", "компанейщине" и прочим, образованным при помощи суффикса — щин. Так в нашем языке образуются существительные женского рода с приданием оттенка отрицательного отношения.

Шуваловщина (как явление) не принесла России бед, скорее, наоборот. Кроме уже упоминавшихся заслуг братьев Шуваловых, напомню, что замысел Ломоносова об организации в Москве университета был реализован при деятельной помощи Ивана Ивановича Шувалова, им же была основана Академия художеств в Петербурге, которую сам И.И.Шувалов возглавлял долгое время. Академия в те годы сыграла положительную роль в развитии искусства и воспитании русских архитекторов. Ивану Ивановичу Дмитриеву принадлежит следующая надпись-характеристика к портрету Ивана Ивановича Шувалова:

С цветущей младости до сребряных власов

Шувалов бедным был полезен;

Таланту каждому покров,

Почтен, доступен и любезен.

В остальном в книге о Вышгороде рассказываются интересные факты, их логично тиражировать.

Авторы нашли документы, рассказывающие о периоде Отечественной войны 1812 года. Например, записано, что в конце августа и начале сентября 1812 года "отступающие отряды Наполеона нападали на Вышегородскую волость".

В конце августа и начале сентября французы если и "отступали", то только в Московском направлении.

Итак, французы нападали, а сельские дружины, во главе которых были старосты Г.Миронов, Н.Федотов, писари и дворовые люди А.Кирпишников, Н.Усков, А.Щеглов, прогнали недругов. Отражая одну из атак французов, крестьяне П.Петров и Е.Минаев под оружейными выстрелами разрушили плотину и, спустив воду, остановили неприятельский отряд, спасли от разграбления помещичий дом, амбар с запасами хлеба, строения и имущество бережной слободы, состоящей из сорока восьми дворов, а также церковь Успенья Божьей Матери.

Другой факт из истории Вышгородской волости, приведенный в книге "Быль и легенды земли верейской", относится к 1821 году. Сам Александр Иванович умер в 1771 году, его дочь Екатерина Александровна Шувалова-Головкина построила в 1797 году на Посаде упомянутую церковь Успенья, а управляющий Лапырев своим мздоимством и жестокостью довел местных крестьян до восстания. В нем приняли участие около двух тысяч крепостных, бунт пришлось подавлять батальону регулярных войск.

В конце XIX века владения Шуваловых перешли к новым крупным землевладельцам — немцам Шлиппе. За второе освобождение этой "немецкой" земли от немцев в январе 1942 года части Красной Армии вели упорный бой в течение двух суток. Среди спасенного от недруга архитектурного и исторического наследия, пишут авторы книги, интересный памятник XIX века, находящийся на окраине Вышгорода, — двухъярусная церковь.

По данным главного управления по охране памятников Министерства культуры, церковь Успенья возведена, как уже упоминалось, в 1797 году, т. е. в самом конце XVIII столетия. В конце XIX — начале XX веков стены здания были покрыты штукатуркой, интерьер расписан масляной живописью. Архитектура памятника выдержана в лаконичных формах заключительного этапа развития классицизма XVIII века, сохраняя при этом целый ряд архаичных художественных и строительных приемов. Монументальные объемы здания, строгий лаконизм его фасадного убранства в сочетании с четкой объемной структурой, состоящей из храма с апсидой и колокольни, объединенной с ним узким переходом, создают выразительный силуэт. Собственно храм представляет собой двухсветный четверик, увенчанный цилиндрическим световым барабаном. В интерьере боковых фасадов четверика в верхней церкви устроены небольшие белокаменные балконы. Подобный прием редок и присущ лишь отдельным памятникам архитектуры в Подмосковье вообще. Имя архитектора не установлено.

Села на Десне

Вернемся в северо-восточный округ района. Есть здесь село Афинеево, известное по редкостному архитектурному памятнику — церкви Иоанна Предтечи, по факту некогда существовавшей здесь дачи известного фабриканта, мецената и создателя Московского театрального музея Алексея Александровича Бахрушина, а также по типичному примеру бесславной гибели пионерского лагеря бывшего флагмана отечественной промышленности граммофонных пластинок, именуемого для краткости АЗГ…

Поскольку Афинееву повезло, и в нем несколько лет проживали подготовленные для литературных занятий люди, теперь мы можем гораздо интереснее по сравнению с другими описать некоторые стороны его истории.

Афинеево стоит на реке Десне, свое нынешнее название оно обрело в результате длительной многовековой эволюции. Как утверждается в разных источниках, именовали его Ивановским, Пушкином, Финеевом, Верином, и в итоге пока остановились на нынешней форме топонима.

Первое упоминание об Афинееве давнишнее и связано с заурядным для древней Руси явлением: в 1627 году берег Десны в этом месте значился пустошью. Конечно, если имел название, значит, был когда-то обжит людьми. Полыхнул пожар, прошел мор — и населенного пункта как не бывало. Но свято место не бывает пусто: в 1646 году его обживают Протасьевы. Первым — вспыльчивый и буйный окольничий А.П.Протасьев. Он был настолько необуздан, что однажды на "государьевом дворе" заспорил с боярином Хрущевым и проломил тому голову кирпичом. Великий государь Алексей Михайлович повелел Хрущевым "доправить с Протасьева бесчестия вчетверо" и вместо кнута "бить батогами бесщадно". Видимо, после этого, как считает автор недавно выпущенных мемуаров Ю.А.Бахрушин, произошло удаление Протасьева в сельцо Афинеево, где он вскоре во искупление своих грехов заложил каменную церковь.

Село Афинеево на протяжении веков множество раз меняло своих хозяев. Нет особой необходимости последовательно перечислять этих русских бар и господ. В памяти поколений живут имена только тех, кто оставил в истории села свой неповторимый материальный или духовный след. К таким личностям, естественно, относится и сын упомянутого Протасьева Михаил Алексеевич.

Именно при нем в Афинееве началось строительство заложенной еще при его отце церкви. Произошло это в 1704 году, а спустя пять лет, т. е. уже в 1709 году, зафиксирована выдача двух антиминсов на освящение главного храма во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи и придела Алексея митрополита. Этот придел спустя какое-то время был переименован в придел Казанской Божьей Матери. В наше время об этом не упоминается совершенно.

В истории России XVIII века был мрачный период, получивший название Бироновщины. Фаворит Анны Иоанновны Бирон в самом конце своего кровавого разгула пролил кровь еще одного сына русского народа — Артемия Петровича Волынского. Как и принято у людей, Волынского, говоря сегодняшним языком, реабилитировали, но только после перехода Анны Иоанновны в мир иной. Точь-в-точь по тем же принципам, по которым лишили головы Иоанна Предтечу. А с ним произошло вот что. В 40-м году до нашей эры в Иудее с помощью римлян к власти пришел некий мнительный и властолюбивый тип по имени Ирод. Не останавливаясь ни перед чем, он уничтожал всякого, в ком мог усмотреть своего соперника. При известии о рождении Христа он организовал знаменитое "избиение младенцев". За обличительные речи Ирод приказал арестовать и заключить в тюрьму пророка Иоанна.

Иоанн якобы изобличал противозаконность женитьбы Ирода на Иродиаде, жене своего брата Филиппа. Коварная Иродиада ждала случая, чтобы жестоко отомстить иудейскому обличителю. Случай, если его долго ждать, обычно подвертывается. Царь Ирод однажды устроил очень большой и шумный пир с участием почетных гостей. На пиру в качестве танцовщицы выступила дочь Иродиады. Танцы девушки так понравились Ироду, что он предложил ей в награду все, что она захочет. Иродиада научила дочь попросить у Ирода в качестве награды голову заключенного в тюрьму Иоанна. Ироду такая просьба пришлась не очень-то по душе, все-таки он признавал Иоанна и пророком, и праведником и даже боялся его, но данное публично слово вынужден был выполнить. Иоанну отрубили голову и преподнесли ее дочери Иродиады, которая передала ее своей матери. Сюжет этот под разными вариантами и именами широко использовался художниками в эпоху Возрождения.

Православная церковь установила несколько праздников в честь Иоанна Предтечи: 7 июля — рождение Иоанна Крестителя, или еще его называют день Ивана Купалы; 11 сентября — Иван Постный, или день Усекновения главы Иоанна Крестителя; 8 марта — день первого и второго обретения главы Иоанна Предтечи; а 7 июня — день третьего обретения главы Иоанна Предтечи; наконец 20 января просто собор или собрание в память Иоанна Предтечи. Так что Иоанн по святости стал Предтечей Иисуса Христа, а царь Ирод во веки веков проклят всем человеческим родом. Вот такому событию и посвящена церковь в селе Афинеево.

Племянник казненного Анной Иоанновной министра Волынского Захар Егорович Волынский, став хозяином села, затеял дальнейшее совершенствование церковной постройки: сменил главу, покрыл церковь железом. Последующие владельцы продолжили начатое Волынским дело. В 80-х годах разбирают старую колокольню и сооружают новую, которая сохранилась до наших дней. Вкупе с колокольней возводят при главном алтаре надстройку апсиды северного придела, вставляют между ними высокий четырехколонный портик. Четверик храма получает общий с колокольней классический карниз.

Оставивший нам свои "Воспоминания" Юрий Бахрушин отмечал, что своего расцвета усадьба в селе Афинеево достигла в годы, когда ею владел и жил там московский губернский предводитель дворянства Ступишин. В этот период усадьба покрывается сетью искусственных прудов, насыпаются острова, строятся вычурные мосты и паромы, разбивается регулярный липовый парк. Дорога в Москву обсаживается березами, частично сохранившимися до наших дней.

Проходят годы, меняется хозяин, и в усадьбе начинается запустение. Происходит это тогда, когда владельцем села становится не кто иной, как известный Павел Петрович Свиньин — историк, географ, писатель, издатель журнала "Отечественные записки". В селе и усадьбе бывает он изредка, старинный и очень красивый барский дом продает на слом, вывозит из усадьбы все наиболее ценное.

Построенный в конце прошлого века новый каменный дом, в котором в 1913 году поселилась семья Бахрушиных, до наших дней не сохранился.

В 1912 году, как раз перед самой покупкой А.А. Бахрушиным афинеевской усадьбы, в селе побывал неоднократно упоминавшийся мною исследователь подмосковных архитектурных памятников А.Н. Ильин. Он отметил, что в храме Иоанна Предтечи сохранился первоначальный главный иконостас. В церкви велась роспись теплого придела, а в холодном храме оставалась еще старая живопись. На колокольне было восемь колоколов. Внутри каменной ограды существовало "десятка два погребений, в основном крестьян Новиковых. С правой стороны церкви вросли в землю два старых надгробия. Рядом с церковью, шагах в ста, стоит барский дом… Длинный, узкий, двухэтажный, два балкона. Над домом две башни".

В описании Ильина следует обратить внимание на такую деталь, как количество захоронений однофамильцев. Для села особенно характерно существование крестьянской клановости. Можно проследить эту преемственность на примере фамилии Саломатиных. Они заслуживают этого. Хотя бы потому, что просто необходимо вспомнить и помянуть жертв прошедшей Великой Отечественной войны. Лишь сравнительно недавно в Афинееве была установлена стела-мартиролог, на которой золотыми буквами написаны имена жителей села, ушедших на войну и не вернувшихся. Среди нескольких десятков фамилий шесть представителей династии Саломатиных. Ю.Бахрушин описывает одного представителя этой фамилии из девятнадцатого столетия — Ивана Саломатина.

В 1913 году, когда Бахрушин познакомился с этим афинеевским крестьянином, Саломатину шел уже девятый десяток. Он хорошо помнил крепостное право, служил в солдатах еще при Николае Павловиче, но, как пишет Бахрушин, "в Севастополь не попал — в новобранцах тогда ходил". От военной службы у него осталась выправка — был всегда подтянут и строен, как молодой, краток в ответах. Служил он церковным сторожем и каждую ночь ежечасно выбивал часы на колокольне — всегда точно и аккуратно. Бахрушин рассказывает, как они ходили с Саломатиным по окрестностям села:

Вот это место, — пояснял Саломатин в рубежном овраге, — прозывается "солонец". Тут ключ был соленой воды. Скотина ею очень опивалась. Помещик, лет сто с лишним тому назад, старики сказывали, велел его завалить. Чего ни делали — ничего не брало. Тогда привезли с Москвы чугунную плиту пудов на двадцать и свалили ее здесь, да поверх еще земли насыпали. После этого ключ под землю ушел.

На вопрос, как жилось до воли, Саломатин отвечал:

Нам, нечего говорить, обижаться не на что было. Барин здесь не жил, а заместо него был управляющий, немец. Воровал он крепко, почитай, половина доходов к нему в карман шла. Мы все об этом знали, и как он начнет прикручивать, мы сейчас ему — это ты оставь, а то барину про все твои художества отпишем. Он и присмиреет. Ну, а другим окрест, знамо, тяжело было. Вот только барин Кругликов, царство небесное, душевный был человек — у него мужики как господа жили. Вон у некоторых избы каменные — сами небось видели!" Свою семью Саломатин воспитал в тех же строгих правилах, которых держался и сам.

Ныне на месте старинной усадьбы Бахрушиных располагаются полуразрушенные строения пионерского лагеря Апрелевского завода грампластинок.

Бахрушин, работавший над своими "Воспоминаниями" в сороковых и пятидесятых годах XX столетия, рассказывал о культурных ценностях и героях, с которыми он знакомился в самом начале XX века, точнее, в предреволюционные годы. Село Юрий Алексеевич описал довольно подробно, уделив немало места особенностям сельского храма. Среди этих деталей не должна остаться незамеченной и такая. Бахрушин вспоминает, что в афинеевской церкви существовал некий раритет — в каменной нише, за решеткой, была деревянная резная фигура Христа в темнице, в человеческий рост. Странным являлось то, что скульптурное изображение религиозных персонажей характерно для католических храмов, а в православных церквях подобная атрибутика осуждена и запрещена Синодом. Однако в афинеевской церкви она не только существовала, но и почиталась местными крестьянами. Они одели скульптуру Христа, как считал Бахрушин, в нелепую парчовую хламиду и постоянно украшали цветами. Сын бывшего хозяина села знал и о таком факте, как запись на полях запрестольного Евангелия, сделанная об этой скульптуре в 1812 году каким-то офицером французской оккупационной армии. Эту историческую деталь Бахрушин отметил не случайно. Близкое знакомство с хозяином соседней деревни Малые Горки Венедиктом Кругликовым привело его к выводу, что Афинеево уцелело во время войны 1812 года именно благодаря этой скульптуре. Но только почему Бахрушин использовал обороты типа "был в церкви", "была резная фигура" в прошедшем времени? Напрашивается вопрос: а в те годы не исчезала ли скульптура из церкви? Если так, то кто-то ее прятал от происков воинствующих атеистов. Как бы там ни было, а ныне это уникальное "явление "Христа" по-прежнему находится в том же месте, где было два столетия назад.

На правом берегу речки Десны ближайшим соседом Афинеева является село Мартемьяново. Еще недавно в селе насчитывалось немногим более ста домов, жители которых в большинстве своем предпочитали работать где угодно, но только не в родном совхозе. Для "привозных" сельхозпроизводителей в 80-х годах построили за государственный счет множество коттеджей, ныне в десяток раз больше возведено домов для "новых русских". Село Мартемьяново упоминается в различных источниках на протяжении всего XVII века как один из населенных пунктов вотчины князей Троекуровых. Собственно, чаще упоминается деревянная церковь, возведенная в честь святого Георгия Победоносца. Она располагалась на месте впадения крохотной, в наши дни превратившейся в обыкновенный ручей, речки Крапивенки в извилистую, с холодными и прозрачными водами Десну. Берега ее и тогда, и в наши дни весенней порой благоухали ароматом цветущей черемухи. В те далекие времена и село, и вотчину именовали по фамилии владельца — Троекурово.

Однако в XVIII веке, точнее в 1732 году, имение переходит к Соковниковым, которые в 1756 году возводят в Мартемьянове новую деревянную церковь. Не проходит и двух десятилетий, как в Мартемьянове появляются новые хозяева — Салтыковы. Они поделили село на части, но вскоре по родству село переходит к Гурьевым, затем к Волынским. Наконец, в 1788 году А.А.Волынская подает прошение о строительстве "в другом удобнейшем месте" каменной церкви. Прошение сопровождается чертежом и рисунком будущего красивейшего сооружения, и без особых проволочек Волынской выдают храмозданную грамоту.

Храм во имя Живоначальной Троицы с Георгиевским приделом возводится спустя четыре года в 1792-м, а освящен в следующем, 1793 году. Строительство не ограничилось церковным зданием, рядом были возведены две каменные богадельни.

Умели наши предки выбирать места для строительства храмов. Удачным был выбор места и для Троицкой церкви в Мартемьянове. Она располагалась в значительном отдалении от старого села, на северном берегу речки Крапивенки. Храм господствует над местностью, виден с отдаленных точек и особенно эффектно смотрится со стороны подъездной дороги.

Памятник обладает продольно-осевой плановой структурой. Среди объемов в настоящее время доминирует четверик, а прежде — высокий шпиль двухъярусной колокольни. Высокий двухсветный бесстолпный четверик завершен круто поднятыми фронтонами с круглыми люкарнами и увенчан снаружи восьмигранным световым барабаном с проемами по странам света. Некогда храм венчала фигурная вытянутая луковичная глава с крестом. С востока к четверику примыкает более узкая пониженная апсида с лучковым очертанием восточной стены; с запада — равная ей по высоте квадратная бесстолповая трапезная, завершенная некогда двухскатной кровлей. К трапезной примыкает слегка вытянутый с севера на юг нижний четверик колокольни.

Кирпичная церковь была выстроена в стиле раннего классицизма. Фасады сначала не имели штукатурки и обладали более строгим убранством, выполненным в основном из кирпича. Белый камень скупо использован в цоколях и отчасти в карнизах. Все перечисленные архитектурные достоинства мартемьяновской церкви взяты мною из паспорта, который принято составлять на каждый объявленный памятником архитектуры объект культового или бытового назначения. Но годы внесли существенные поправки в облик памятника. То, что было создано в XVIII веке, в следующем столетии подверглось корректировке. К сожалению, не в лучшую сторону. Имена хозяев мартемьяновской усадьбы в девятнадцатом столетии — О.В.Штюрмер и С.В.Ганешин. Первый значился таковым в середине века, второй — в 1890 году. В 1911 году в Мартемьянове уже не существовало барской усадьбы. Рядом с церковью стояли кирпичные здания земской школы и сторожки, к северо-западу от них, через дорогу, стоял дом священника. Он располагался на месте старой деревянной церкви и окружавшего ее старого погоста. В 1912 году здесь были обнаружены белокаменные надгробия семнадцатого века. Надгробия были с соответствующими надписями и орнаментом. В ограде храма, представляющей собой металлические прясла на низком кирпичном цоколе и столбах с западными воротами в псевдорусском стиле, стояли памятники над могилами Штюрмеров, Волковых и Салтыковых.

За последние десятилетия памятник приведен в руинированное состояние. Утрачены ограда, церковные постройки, кладбище, надгробия; на самом храме — глава и кровля четверика, своды апсиды и трапезной, частично стены трапезной, верхний ярус колокольни. Все нижние проемы храма проломаны, карнизы сильно разрушены, штукатурка и лепной декор повреждены, лицевая кладка выветривается. В интерьере утрачены полы, печь, живопись, иконостас.

Несмотря на значительные утраты важных элементов композиции, здание храма представляет большую историкоархитектурную ценность как представитель редкого в Подмосковье художественного направления конца XVIII века. Отрадно, что ныне нашлись люди, которые взялись за восстановление этого уникального строения.

Итак, Мартемьяново-Троекурово… Вот это второе слово — название и фамилия, вызывает определенные литературные ассоциации. В самом деле, кто из русских людей не читал повесть (роман) А.С.Пушкина "Дубровский" и кто не запомнил еще по школьным годам имена главных героев этого полного драматизма повествования!? Критики и литературоведы исписали много чернил в поисках прототипов и событий. Называют, например, случай, когда друг Пушкина П.В.Нащокин рассказал поэту историю про небогатого белорусского дворянина, который, будучи вытеснен из своего имения, стал промышлять грабежом. Фамилия реального бедного дворянина была Островский, Пушкин, якобы, переделал ее на Зубровский, потом на Дубровский… В другой версии, родившейся в 1949 году, крестьяне деревни Кистеневки, что возле знаменитого Болдина, утверждали, что все описанное Александром Сергеевичем доподлинно было в их краю…

В очерках о нашем селе Петровском я упомянул работу Г.П.Вдовыкина-Чурикова под названием "Усадьба Петровское. (Имение князей Мещерских. Новое пушкинское место в Подмосковье)". Что касается связи между "Дубровским", Пушкиным и Мещерскими, то пока, кроме эпиграфа к IV главе упомянутого романа, который взят из оды Державина "На смерть князя Мещерского", никаких других деловых контактов между ними не установлено. Вдовыкин-Чуриков утверждает, что Пушкин дважды проезжал по Боровскому тракту, следовательно, мог останавливаться в Петровском. Если проезжал, то мог и заночевать в Петровском. Посидеть вечерком в обществе тогдашних хозяев села — Демидовых… Послушать их рассказы о людях и событиях Верейского уезда. Свой барин Троекуров здесь был. Приезжий француз Николя де Мануар был. Князь Верейский — пожалуйста! Село Покровское? Это же Петровское с церковью Покрова. Бунт крестьян или восстание — назови, как хочешь — в достославном Вышгороде — не скроешь… Не хватает "своей" Кистеневки. Но большинство в данном случае — подавляющее. В прямом смысле этого слова.

Возле гурьевской каши

Многозначительное название — Царев Борисов городок — не спасло его от исчезновения с лица подмосковной земли. Городок заслуживал лучшей участи, но, как и у людей, судьба городов предопределена. Такие, как Борисов-городок, остаются жить в воспоминаниях потомков, которые иногда выражают недовольство полученным "наследством". И стремятся найти "рыжего". С Борисовым-городком так и получилось. Прошло полтора столетия после ухода городка в небытие, рядом с пустошью выросло село, а воспоминания продолжали будоражить умы исследователей. В 50-х годах нашего столетия создатели книги об историкоархитектурных памятниках Подмосковья без обиняков выразят свою скорбь о городке Борисове: "При полном равнодушии и попустительстве царского правительства исчез с лица земли целый архитектурный ансамбль, замечательный памятник старорусского строительного искусства".

Ясно, что Советская власть ругает власть самодержавную за неумение бережно относиться к ценностям культуры.

Проходит еще полвека. На смену власти Советов приходит власть "демократическая". И вот что мы узнаем.

Во времена хрущевских административно-территориальных экспериментов находившееся в Верейском районе селение Богородское в числе некоторых других сел и деревень было передано в Рузский район. Поскольку раньше вся история Богородского была связана с историей Верейского края, то, естественно, село как географический объект исследовалось Сергеем Александровичем Поспеловым. Влюбленный в свою округу краевед в книге "Верея и окрестности" рассказал и историю Богородского.

В книге "Быль и легенды земли верейской" идею Поспелова развили и названному селению посвятили целую главу. Она называется "Этрурия Верейского уезда". Читается с захватывающим интересом.

Правда, следует уточнить одну деталь: Богородское — село или деревня? В текстах именуется деревней. В то же время приводятся сведения за 1852 год, где даются основания считать Богородское селом. В тот год в нем проживало крепостных душ обоего пола — 241, имелось 152 постройки плюс квартира станового пристава, и, что дает ответ на наш вопрос, имелась одна церковь. Следовательно, село.

В начале XIX века Богородское принадлежало министру финансов Российской империи графу Дмитрию Александровичу Гурьеву, оставившему свой след в истории. Вот как об этом рассказывается в книге "Быль и легенды…": "Почти сенсацией стало для нас в Богородском и то, что министр финансов Гурьев, почитатель искусства древних этрусков, оказался автором истинно русского шедевра, известного с тех пор во всем мире, — так называемой "гурьевской каши". Для ее приготовления требовались молоко, манная крупа, сахар, ванилин, масло, яйцо, сливки, орехи, изюм. Технология приготовления была поэтапной, включая тонкое понятие "первой и десятой пенок". Гурьевскую кашу, как яство, ели и во дворцах, и в московских трактирах, и в домах удачливых простолюдинов. В богородском имении Гурьева были великолепные повара, которые, полагаем, с учетом возможностей местных оранжерей воплотили в жизнь замысел гостелюбивого графа-гурмана. Именно отсюда необыкновенная каша начала свое триумфальное шествие в Москву, на Тверскую улицу, где за чугунной решеткой стоял огромный дом помещика, а затем — по России.

Каша, вошедшая в мировые кулинарные анналы, без преувеличения, ставшая легендой русской национальной кухни, является уроженкой верейских предместий!".

Так что, если в XVIII веке верейцы баловали россиян луком и чесноком, то в XIX столетии накормили гурьевской кашей. А хлебосольство всегда ценилось на Руси.

Еще одно деяние Гурьева коснулось духовной сферы.

Дмитрий Гурьев жил в эпоху, когда увлечение античностью считалось среди российских аристократов признаком высокой культуры и делом само собой разумеющимся. Классицизм, как выражение античных взглядов на искусство, завоевывал себе прочные позиции в архитектуре, литературе, в изобразительном искусстве. Соревновавшиеся между собой крупные землевладельцы разбивали такие сады и парки в подмосковных имениях, что удивляли не только соотечественников, но и странствующих иноземцев.

Слава о многих подмосковных усадьбах выходила далеко за пределы Российской империи. В правительстве Александра I таких просвещенных деятелей было немало. Например, министр иностранных дел, а впоследствии председатель Государственного Совета Николай Петрович Румянцев, собравший уникальную коллекцию древних рукописей и книг, составивших основу знаменитой Румянцевской библиотеки. Министр народного просвещения граф Алексей Кириллович Разумовский, создавший в Горенках лучший в Европе ботанический сад, куда завозили экзотические растения из далеких от России тропиков… Мог ли министр финансов Гурьев ударить в грязь лицом перед своими правительственными коллегами?! Вопрос риторический. И Дмитрий Александрович приказывает разбить в своем Богородском огромный природный парк. Для украшения усадьбы Гурьев приобретает в Италии два национальных раритета: мраморную "Миланскую колонну" и бронзовую "Капитолийскую волчицу". Было это, как уже указывалось, в начале прошлого века. А вот пришли большевики и все прекраснобогородское сгубили. В книге "Быль и легенды…" так прямо и написано:

"Посудите, возможно ли было двадцать пять лет назад подробно рассказать о великолепном рукотворном парке прошлого, в котором, как бриллианты в оправе листвы и хвои, блистали и отражались в "кристалле чистых вод" шедевры античного искусства, пришедшие после октября 1917-го в упадок, а спустя десятилетия просто ставшие руинами. На их изучение и спасение тогдашние власти, как видно, не сочли нужным тратиться".

Лев Толстой в Крекшине

Среди национальных святынь русского народа особое место занимает Ясная Поляна. Редко встретишь взрослого образованного человека, соотечественника или иностранца, который не стремился бы при случае побывать на родине великого писателя Л.Толстого, прикоснуться к реликвиям яснополянской усадьбы, воздать должное духовному подвигу русского гения. Наш народ бережно относится и к другим объектам, связанным с пребыванием Льва Николаевича Толстого на нашей земле. В Москве, например, в число охраняемых государством и сохраняемых бескорыстными подвижниками от культуры входит дом-музей Л.Толстого в Хамовниках, литературный музей на Пречистенке, дом на Плющихе. Берегут музейную комнату на станции Астапово — ныне станция Лев Толстой, где провел последние дни и скончался Лев Николаевич. Исключение составляет Наро-Фоминский район. Не потому, конечно, что в районе сплошные невежды, просто денег постоянно не хватает.

А может, и не стоит Крекшино нашей памяти? Достаточно очерка в местной газете? Многие деятели культуры встречались с Л.Толстым, дружили, переписывались с ним, но вряд ли кто-то из них по силе духовной близости к писателю сравним с Владимиром Григорьевичем Чертковым. Кто он такой?

В.Г.Чертков родился в Петербурге в 1854 году, т. е. на 26 лет позже Льва Николаевича Толстого. Разница в возрасте существенная, но она не помешала, а может быть, наоборот, способствовала их продолжительной и крепкой дружбе. Познакомились они в октябре 1883 года. К этому времени один уже прочно снискал славу и репутацию великого писателя и мыслителя, а второй, недавно вышедший в отставку офицер конной гвардии, обеспеченный и не нуждающийся ни в чем аристократ, размышлял над несправедливым устройством жизни и определял свое место в гражданском обществе. Чертков тогда жил в маленькой деревушке Деменке, что всего в нескольких километрах от Ясной Поляны. И поэтому был частым гостем Льва Николаевича. По воспоминаниям известного музыканта и педагога Александра Борисовича Гольденвейзера Чертков за обедом у Толстых "часто веселил зеленую молодежь своими рассказами".

Знакомство с Толстым привело к организации совместного книжного издательства "Посредник". Между Толстым и Чертковым все годы их знакомства шла оживленная переписка. Лев Николаевич написал Черткову 931 письмо, что составило пять томов полного собрания сочинений Толстого (тома 85–89).

Когда Черткову было запрещено жить в Тульской губернии, то, естественно, не ему приходилось бывать в Ясной Поляне, а Толстому у Черткова. В частности, в Крекшине. Впервые писатель побывал здесь в октябре 1887 года. Ехал по нынешней Московско- Смоленской, а тогда по Брестской дороге до станции Голицыно, дальше на лошадях в Крекшино.

Чертков полностью разделял мировоззрение Толстого, можно сказать, был влюблен в великого писателя. Молодой единомышленник яснополянского мудреца не только организует издательства "Посредник" и "Свободное слово" для печатания сочинений Л.Толстого в обход царской цензуры, но и после смерти Льва Николаевича издает его полное 90-томное собрание сочинений.

А как относился Толстой к Черткову? Об этом, мне кажется, лучше и вернее всего можно судить по дневниковым записям Льва Николаевича.

Например, 6 апреля 1884 года Чертков из Петербурга отправляет письмо Толстому в Москву. В письме рассказывает о своем отвращении к той пышности и излишествам, с которыми столичные аристократы отмечали Пасху за счет "нищих семейств".

апреля Толстой получает это письмо и вечером в дневнике делает запись о важнейших событиях дня:

"Письмо от Черткова — прекрасное".

18 июня 1884 года Чертков рассказывает Толстому, что ежемесячно получает от матери 20 тысяч рублей, но это тяготит его. Отказаться же от помощи матери он считает неразумным, так как этими деньгами можно существенно помочь нуждающимся.

25 июня того же года Толстой делает следующую запись в дневнике:

"Вечером из Тулы письмо Черткова. Ему страшно отказаться от собственности. Он не знает, как достаются 20 тысяч. Напрасно, я знаю — насилием над измученными работой людьми."

10 мая 1891 года. "Вчера был сельский учитель из Калужского уезда — наивный и разумный. Ничего не читал, но понимает, что критики обманывают. Хорошее было письмо от Черткова, который осуждает за резкость в статье. Вчера отвечал ему".

7 октября 1892 года. "Получил от Черткова письмо и был очень рад ".

21 апреля 1894 года. "Почти месяц не писал. За это время были у Черткова с Машей. Прекрасная поездка".

9 августа 1894 года. "Все время часто вижусь с Чертковым. Он физически болен, но духовно тверд".

25 декабря 1894 года. "На днях радостный для меня приезд Чертковых".

6 июня 1905 года. Ясная Поляна. Запись короткая. "Третьего дня уехал Чертков. Было очень, сверх ожидания, хорошо с ним".

17 ноября 1905 года. "Чертков болен, и мне было страшно потерять его".

20 декабря 1906 года. "Чертков говорил, что вокруг нас четыре стены неизвестности: впереди стена будущего, позади стена прошедшего, справа стена неизвестности, о том, что совершается там, где меня нет, и четвертая, он говорит, стена неизвестности того, что делается в чужой душе. По-моему, это не так. Три первые стены так. Через них не надо заглядывать. Чем меньше мы будем заглядывать за них, тем лучше. Но четвертая стена неизвестности того, что делается в душах других людей, эту стену мы должны всеми силами разбивать — стремиться к слиянию с душами и других людей. И чем меньше мы будем заглядывать за те три стены, тем больше мы будем сближаться с другими в этом направлении ".

17 ноября 1907 года. "Все так же радостное общение с Чертковым. Боюсь, что я подкуплен его пристрастием ко мне".

6 января 1909 года. "Вчера читал чертковскую переписку с Эртелем. Опять та же самоуверенная, несерьезная интеллигентская болтовня со стороны Эртеля и ясное, твердое понимание Черткова".

Начиная с весны 1901 года и до 3 сентября 1909 года Л.Н.Толстой жил в Ясной Поляне, ни разу не выезжая в Москву. Наконец 3 сентября он отправился в Щекино, чтобы с утренним поездом уехать в Москву, а затем уже совершить поездку в Крекшино. На этот раз не требовалось ехать в Голицыно, Киевская железная дорога уже была построена, и в Крекшино пригородный поезд делал остановку. Нынешний Киевский вокзал в Москве в то время назывался Брянским.

Однако прежде, чем отправиться к цели того исторического путешествия, Толстой провел около суток в Москве. По приезде (из Тулы) в древней столице Льва Николаевича встретили Чертков, издатель-редактор "Посредника" И.И.Горбунов и представитель сытинского "Русского слова". С последним у Толстого произошел неприятный разговор по поводу затяжки с печатанием сборника "На каждый день". Сборник этот был составлен Львом Николаевичем еще в 1908 году, весной 1909 года передан Сытину для печати, но тот не спешил. Прославленный московский полиграфист всячески затягивал издание, опасаясь судебного преследования за толстовское свободомыслие.

Ночевал Толстой в своем московском доме в Хамовниках. На следующий день с утра Лев Николаевич отправился пешком по Москве. Во время этой прогулки великий писатель встретился со многими неожиданностями. Как отмечал сопровождающий его в этой поездке Гольденвейзер, "Лев Николаевич давно не был в Москве, и все его поражало: высокие дома, трамваи, движение. Он с ужасом смотрел на этот огромный людской муравейник и на каждом шагу находил подтверждение своей давнишней ненависти к так называемой цивилизации".

Таков был вывод музыканта, а вот что рассказал сам Толстой:

— У ворот одного дома, я вижу, стоит немолодая женщина и просит дворника разобрать какую-то записку. Дворник, очевидно, не может разобрать. Я подошел и предложил помочь. Дворник, увидав перед собой невзрачного старичка, грубо закричал: "Что не в свое дело вмешиваешься, ступай отсюда!" Люди здесь так же изуродованы, как природа.

Другой эпизод из того же дня отъезда в Крекшино, дня 4 сентября 1909 года — это оценка Толстым памятника Гоголю. К нему заглянули по пути на вокзал. Памятник работы скульптора Николая Андреева только что был открыт в Москве к столетию со дня рождения Н.В.Гоголя. Естественно, неординарный образ великого мастера сатиры вызывал экстравагантные оценки, но преимущественно брань. Чертков и сказал об этом Льву Николаевичу. Тот подошел поближе, обошел памятник, затем, внимательно осмотрев, сказал:

— Мне нравится, очень значительное выражение лица.

Потом добавил:

— Я вообще не люблю памятников. Трудно что-нибудь сделать. Художник должен передать душу человека, а ему нужно лепить его задницу.

Вместе с Толстым в Крекшино приехали несколько известных в то время музыкантов, которые иногда развлекали писателя. Музыкальные затеи принадлежали виолончелисту А.Могилевскому и А.Гольденвейзеру.

Толстой много гулял по окрестностям Крекшина, бывал в соседних деревнях, встречался с людьми разных возрастов и профессий.

6 сентября Л.Н. записывает в своем дневнике:

"Жив. Проснулся бодро. Пошел гулять… Кое-что записал в книжке, кое-что хорошее забыл. Приходили крестьяне Крекшина и привезли от Цимермана "Миньон".

Дальше:

"Мало работал. Слушали музыку. Пришло много народа: трое молодых крестьян, один евангелик, как всегда упорный…"

В Крекшине Лев Николаевич написал два очерка — "Разговор с прохожим" и "Проезжий и крестьянин". В основе этих произведений лежат подлинные встречи и беседы с людьми на нарофоминской земле. Очерк "Разговор с прохожим" был впервые опубликован в "Юбилейном сборнике Литературного фонда" в 1910 году. Два года назад печатался в нашей "Основе".

В основе очерка "Проезжий и крестьянин" также лежат действительные эпизоды встреч и бесед в Крекшине. Запись одной из них была сделана Толстым 11 сентября 1909 года. В процессе дальнейшей работы над очерком писатель поменял композицию, состав действующих лиц, исключил все автобиографическое. Последнее исправление он вносит, уже уехав из Крекшина и из Москвы, 22 октября того же года. Но при жизни Толстого очерк не был опубликован. Его напечатали только в 1917 году в газете "Утро России".

Во время пребывания Льва Николаевича Толстого в Крекшине состоялось у него множество встреч с людьми разных социальных групп. Ни для кого эти встречи не прошли бесследно, самому писателю они тоже дали пищу для создания новых художественно-публицистических произведений. Таковы, например, уже названные мною очерки (во многих случаях их относят к другому жанру — рассказу) "Разговор с прохожим", "Проезжий и крестьянин". С кем бы ни была назначена встреча, Толстой к каждой из них готовился. В то время слово великого писателя значило для русского человека не меньше, чем слово государя императора. Однажды во французском журнале была напечатана карикатура, изображающая одновременно Льва Толстого и царя Николая II в соотношении таком же примерно, как изображают Гулливера и лилипутов. Толстой (Гулливер) был представлен в яловых сапогах и холщовой рубахе, с крестьянской косой. Царь — в присущей императору мантии, но уж очень неказисто. Под рисунком была короткая подпись: “Два царя в России".

Неудивительно, что каждое появление Толстого вне своего дома сопровождалось стечением народа, толпой зевак. Тем более, когда писатель останавливался на несколько часов или дней. Как это и происходило в Крекшине у Черткова. Из окрестных деревень сюда собиралось иногда до двухсот человек. Учителя народных школ и училищ из населенных пунктов соседнего Звенигородского уезда также попросили встречи с писателем. Пришли ли на беседу с Толстым народные учителя из ближайших сел Верейского уезда — осталось неизвестным. Никто протокола не вел, присутствовавший на встрече Гольденвейзер сообщил, что "пришли… человек сорок".

Разговор с учителями происходил 14 сентября 1909 года. Приятным сюрпризом для участников встречи было приглашение в столовую, где все уселись вокруг большого стола и пили вкусный ароматный чай. Конечно, обстановка располагала к откровенности, но Лев Николаевич после приветствия предложил учителям прослушать его ранее приготовленное выступление. Впоследствии его назвали "В чем главная задача учителя". Оно было опубликовано журналом "Свободное воспитание" в третьем номере за 1909–1910 гг. А в ту крекшинскую встречу это эссе прочитал один из учителей. Сама беседа заслуживает нашего внимания.

"Один из учителей говорит, что школа не может настолько воспитывать, чтобы это воспитание осталось на ребенке. Жизнь груба. Он уходит из школы и видит совсем другое, и отец его живет по-другому и совсем не руководствуется идеалами, о которых мы ему говорим.

Толстой опять возражает:

— Я не говорю, насколько вы можете влиять. Как бы сказать? Одна, может быть, маленькая сила против многих других клонит к тому, чтобы возвратить ребенка к тому настоящему нравственному началу, которое живет во всех нас. Мы должны делать, что можем. Царство божие на земле мы осуществить не можем, и я думаю, что слава богу, что не можем. Но делать свое дело мы должны. Я скажу — у нас, у учителей, гораздо больше власти над народом, чем у министров и царя, если только чувствовать и прилагать свое чувство к делу. Не надо только унывать. Не знаю, как вы в своем опыте, у меня опыт был меньше, — но из этих тридцати мальчиков всегда бывает три-четыре, которые много выше остальных и по нравственности, и по уму, и эти — самые драгоценные. Я не говорю, может быть, из него выйдет пьяница и дурной человек, но все-таки они способны больше других удержать в себе то, что вы им говорите. И я по себе знаю, — нужно выдержать борьбу с собой, чтобы относиться ко всем ровно и не чувствовать к этим пристрастия.

Все согласились. Лев Николаевич продолжал:

— Часто чувствуешь, что на слабых следовало бы особенно обратить внимание, и это бывает трудно. Есть эдакие неприятные дети, притворные, подольщаются. Я говорю, — если представить себе учеников как тело, то три-четыре способных ученика — это чувствительные, благородные органы этого тела. Да, мало таких, да и их жизнь захватит. Вы будете говорить ему, что нехорошо ругаться, и это западет ему, а он придет домой, услышит, как отец славно отделал кого-нибудь, и начнет сам ругаться.

Молодая учительница, сидевшая напротив, сказала:

— Да, но на нравственную сторону детей мы бессильны влиять.

— Отчего же? — спросил Толстой.

— Очень сильно влияние окружающей среды, — ответила учительница, — с которым мы ничего не можем сделать.

Толстой возразил:

— Мне хотелось вам сказать, что хорошо было бы, чтобы вы хотя немного времени употребляли на эти беседы о нравственном начале или хотя бы постарались удержать их от некоторых соблазнов, ну, хотя чтобы они не ругались, есть у вас, наверное, и курение.

— Это обычно, — откликнулся один из учителей.

— Это так привилось им от больших, они так привыкли ругаться, что и сами не замечают, — добавила учительница, первой вступившая в разговор. На что Лев Николаевич заметил:

— Тем дороже то влияние, которое учитель может принести.

— Да не успеваешь… — пробует кто-то жаловаться. На что Толстой говорит:

— Кто знает? Из тех тридцати-сорока детей многие впустят в одно ухо, а выпустят в другое, а одному-другому и западет. То великое дело, которое вы делаете, я, по крайней мере, думаю, что это дело большое, может сказаться в их будущей жизни. Пока они дети, на них можно воздействовать".

Лев Толстой как "зеркало русской революции", как один из величайших "инженеров человеческих душ" дорог и нужен нам в сегодняшней, насквозь пропитанной ложью и обманом жизни. Какая-то, пусть очень маленькая, пусть не самая бунтарская доля его литературного наследия связана с нашим районом, но и она достойна внимательного и бережного отношения.

Лев Николаевич умел сочетать основную свою работу с разнообразными формами восстановительного отдыха. Предпочтение он отдавал музыке, шахматам и прогулкам. Музыку еще с детства Толстой любил страстно и трепетно. Не случайно и в последние годы жизни писателя вблизи него всегда находился выдающийся пианист и композитор первой половины XX столетия А.Б.Гольденвейзер. Сам он об истории знакомства с Толстым впоследствии писал:

"В январе 1896 года счастливый случай ввел меня в дом Л.Н.Толстого. Постепенно я стал близким к нему человеком до самой его смерти. Влияние его близости на всю мою жизнь было громадно. Как музыканту, Лев Николаевич впервые раскрыл мне великую задачу приближения музыкального искусства к широким массам народа ".

В 1909 году вместе с Толстым в Крекшине бывал и Гольденвейзер. Еще перед отъездом из Москвы он склонил Толстого к посещению музыкального магазина Циммермана, где Льву Николаевичу продемонстрировали звуковоспроизводящий аппарат "Миньон". Толстой прослушал несколько произведений Штрауса и Грига. Как вспоминал присутствовавший при этом Гольденвейзер: "Слушая музыку, Лев Николаевич вскрикивал от восторга, ахал, слезы были у него на глазах".

На следующий день магазин Циммермана прислал в Крекшино понравившийся Толстому "Миньон" вместе с динамо-машиной. Аппарат увезли из Крекшина только после отъезда оттуда Толстого. Писатель постоянно слушал записи, воспроизводимые на "Миньоне", но в меру. В Крекшине находились и известные в то время музыканты, исполнявшие для Толстого живую музыку. Вместе со ставшим к тому времени профессором Московской консерватории Гольденвейзером играли скрипачи А.Я.Могилевский и Б.О.Сибор, виолончелист А.И.Могилевский, В Крекшине исполнялось то трио, то квартет. «Музыка доставляла Льву Николаевичу большое удовольствие, — отмечал Гольденвейзер. — Особенно радовался он веселому финалу трио Гайдна, который часто просил повторить. Все это было в Крекшине».

Но часы отдыха Толстой был не прочь провести и за шахматной доской. В этом увлечении опять-таки партнером Льва Николаевича становился тот же Гольденвейзер. В соревновании между музыкантом и писателем зарегистрировано около семисот сыгранных шахматных партий. Правда, каков "счет" этого марафонского супертурнира, я не знаю, но немало партий сыграно и в Крекшине.

Лев Николаевич много гулял по окрестным лесам и деревням. Пешком или верхом на лошади. Почти всегда в сопровождении Черткова или Гольденвейзера. Причем Чертков чаще всего старался идти не вровень, а где-нибудь сзади, стараясь предоставить Толстому возможность для "одинокой прогулки". Неподалеку от Крекшина находилась деревня Мамыри, за ней, на реке Апрелевке, располагался дачный поселок Кетрица, где жил широко известный и хорошо знакомый Льву Николаевичу писатель Н.Н.Златовратский. По словам ныне здравствующего сына помещика деревни Горки Г.В.Кругликова, в это время его мать жила здесь и хорошо помнила этот приезд Толстого и его встречи с Н.Н.Златовратским. Запомнила она эти события, потому что Златовратский приходился дальним родственником Кругликовым.

Следует напомнить, что Толстой, можно сказать, исходил и излазил все крекшинские окрестности. В том числе и дальние. Хотя об этом мне встретилось только одно упоминание в книге Анатолия Сладкова "Десна моя — наш край родной". Автор опять-таки ссылается на переписку Л.Н.Толстого и В.Г.Черткова. Из писем следует, что они (Л.Н. и В.Г.) побывали в селе Старо-Никольском. Были там на исходе дня и впоследствии в одном из писем Толстой вспоминает "дивный вечер и закат на Десне". В Старо-Никольском друзья не только любовались закатом. Чертков вынашивал планы по приобретению имения. Возможно, ему необходим был совет Льва Николаевича. Ибо впоследствии Толстой сожалел, что Чертков не приобрел "милую усадьбу" в Старо-Никольском.

А вообще последние дни пребывания Толстого в Крекшине часто омрачались не вполне благополучными семейными отношениями. И не только с Софьей Андреевной, женой писателя. У сыновей Толстого — Льва, Андрея и Михаила — созрел план в случае смерти отца предъявить права на все сочинения Толстого, написанные после 1 января 1881 года и переданные им в общее пользование. В дневниковой записи от 17 сентября, т. е. накануне отъезда, содержится горький упрек в адрес родных:

"Встал бодро. Встретился фотограф и кинематографщик. Неприятно и то, что вызывает сознание себя не божественного, а пакостного Льва Николаевича. Дорогой записал кое-что. Говорил с Чертковым о намерениях детей присвоить сочинения, отданные всем. Не хочется верить…"

На следующий день, т. е. 18 числа, сделана такая запись:

"Спал мало. Пошел гулять. Не хотел проститься с музыкантами, совестно стало, вернулся и глупо, неловко сказал, и стыдно стало, и ушел. Опять чуть не заблудился. Опять пришел Чертков… Суета отъезда. Хочется домой. Как мне ни хорошо здесь, хочется спокойствия".

Настал час отъезда из Крекшина. Стоял теплый солнечный день, одним словом, была пора бабьего лета. До железнодорожной станции все-таки приличное расстояние, и не все решились идти пешком. Толстой и еще несколько человек согласились на пешую прогулку. Путались под ногами сопровождающие группу фотографы и кинооператоры, постоянно щелкая фотокамерами и аппаратами. Но, как свидетельствует Гольденвейзер, Лев Николаевич был бодр и в прекрасном расположении духа. Недалеко от станции Лев Николаевич удалился в лес и высказал опасение, как бы и там его кто-нибудь не сфотографировал.

Когда пришли на станцию, Софья Андреевна попросила Л.Н. погулять с ней по платформе для того, чтобы их сняли. Толстому эта просьба жены не понравилась, как и всякая комедия, но он уступил. Местные почитатели великого писателя поднесли цветы отъезжающим женщинам, а кинооператоры всласть поработали над увековечиванием исторического момента. Как отмечал Гольденвейзер, "приход и отход поезда и вход в вагон тоже фотографировали".

После смерти Льва Николаевича Толстого Чертков совершил свой гражданский подвиг — он издал пока еще единственное полное собрание сочинений великого русского писателя в 90 томах. Это была архитрудная работа. После революции — особенно. Для продолжения задуманного Черткову пришлось добиться приема у В.И.Ленина, который дал указание "Толстого… восстановить полностью, печатая все, что вычеркнула царская цензура". Однако и после такого распоряжения дело снова застопорилось, и на этот раз В.Г. пришлось добиваться приема у И.В.Сталина. Полное собрание сочинений Л.Н.Толстого было издано тиражом 5-10 тысяч экземпляров и завершилось только в 1958 году.

Естественно, никогда не угасал интерес к пребыванию Льва Толстого в Крекшине в сентябре 1909 года. В тени или совершенно без внимания оставались два более ранних по времени приезда к молодому крекшинскому единомышленнику: первый — в октябре 1887 года, второй — в январе 1888-го. Большой календарный разрыв между первыми двумя и последним объясняется, очевидно, различными ограничительными санкциями властей по отношению к Черткову и тем, что он длительное время жил в Лондоне.

Вообще-то Крекшино принадлежало отчиму Владимира Григорьевича графу Пашкову, а сам Чертков собирался купить имение в Старо-Никольском. Не купил. Зато в Крекшине он выстроил новый дом, точно такой же — в Англии, где к его сохранности и поныне относятся с большей заботой и уважением, чем на родине. Несколько лет назад в нашей областной "Народной газете" рассказывалось о таком любопытном эпизоде. Во времена горбачевского правления в Советский Союз с визитом прибыла хорошо известная всему миру Железная Леди. После посещения Ясной Поляны, что делали все волею случая заброшенные к нам именитые англичане, Маргарет Тэтчер пожелала посмотреть на крекшинские реликвии. "Изобретательные" российские чиновники лишили ее возможности расширить свой культурный кругозор. Не пустили в Крекшино. Стыдно стало. За державу стыдно.

Монастырские дороги

Одна из малоизученных страниц в истории Наро-Фоминского района — создание сельскохозяйственных артелей и коммун после Великой Октябрьской социалистической революции. Из очерков о достопримечательностях земли нарофоминской, например, мы узнали, что уже летом 1918 года в селе Старо-Никольском (нынешнее Первомайское) создается сельскохозяйственная коммуна. Инициативу проявил, как он себя представил в письменном заявлении в Мосгубисполком, "московский мещанин, получивший хорошее теоретическое и практическое знание по земледелию, скотоводству и прочее", Алексей Петрович Корсов.

Выше по течению реки Десны привольно раскинулась деревня Малые Горки. Земля в Горках на протяжении почти трех столетий принадлежала дворянам Николевым-Кругликовым. Непосредственно встретить октябрьские перемены довелось помещику В.Г.Кругликову, человеку, имеющему за плечами два высших учебных заведения, в том числе Петровскую (ныне Тимирязевскую) сельскохозяйственную академию. Он также адекватно среагировал на требования жизни: создал в Горках артель, которая многие годы брала призы и занимала почетные места на сельскохозяйственных выставках различного уровня — районного и областного. Но, оказывается, идеи о коллективном труде на сельскохозяйственной ниве разделяли не только Л.Толстой, большевики, мещане и помещики, их воплощали в жизнь и православные послушники, имевшие свою обитель на территории Верейского уезда. Таким местом являлась Зосимова Пустынь или, придерживаясь официальной терминологии, Троице-Одигитриевский монастырь. Попав после революции 1917 года в труднейшее материальное положение, обитатели монастыря тоже пошли по пути создания артели. Возглавила артель Александра Васильевна Лепешкина, игуменья монастыря, матушка Афанасия. В переводе с греческого это имя означает "бессмертие". Приняв на свои плечи заботу о судьбе двухсот послушниц монастыря, игуменья Афанасия совершила великий трудовой подвиг. В ранних очерках указывалось на частые проверки властями тогдашних сельхозартелей. Документы этих проверок служат яркой иллюстрацией реалий той эпохи. По Зосимовой Пустыни сохранился отчет об обследовании, произведенном осенью 1922 года. Проводил ревизию состояния дел в монастырской артели инструктор А.Котов. Вот что он написал в земельный отдел исполкома Московского губернского Совета:

"Между членами мир и согласие… У членов артели общий стол и общие работы. Заработки от отхожего промысла сдаются в общую кассу. Качество труда и интенсивность не учитываются. Каждый работает столько, сколько может. Степень коллективности самая высокая…

Относительно личной жизни в артели и отношений членов артели друг к другу, а также отношений к общему делу и хозяйству — это идеал для всякого теоретика, строителя общественного хозяйства. Более радивого, более внимательного выполнения работ, ухода за растениями и животными редко где можно встретить. Распашка и выкорчевка более двадцати десятин из-под мощного строевого леса говорит о трудолюбии — залегающие здесь болота и суглинки, тяжелые, вязкие почвы не особенно удобны для обработки и малопродуктивны. Но не только природа, но и власти, и люди будто направили свои усилия против артели. Так, например, 200 человек едоков при 160 работающих страшно нуждаются в земле, годной к переработке, которой имеется только 30 десятин. Артель хлопочет о получении 35 десятин из-под горелого и вырубленного леса, совершенно бесценного с точки зрения лесного хозяйства. Однако лесной отдел до сих пор не может согласиться отдать гарь и сечь под пахоту артели…

Второе неприятное обстоятельство для членов артели — это их сильное утеснение Москвотопом. Москвотоп реквизировал половину всех жилых построек, так что в келье приходится жить 5–6 человекам артели. Мало того, Москвотопом заняты художественные мастерские, вязальные мастерские и прочее, так что заниматься кустарной промышленностью во время зимы почти невозможно. Ко всему этому нужно добавить, что рабочие Москвотопа разрушают строения, беря на дрова и другие нужды дерево прямо из строек. А также хищение с полей и огородов разных овощей, картофеля и прочее — обычное явление. Утеснение членов лежит за пределами санитарных условий…

Роль председателя и хозяина артели занимает организатор артели, очень талантливое лицо — Афанасия Лепешкина. Председатель сама составила организационный план хозяйства и севооборота. План отличается продуманностью и детальностью разработки".

Выводы о деловых качествах людей из различных социальных групп, проживавших на территории района, следуют однозначные: к талантам, независимо от их идейных взглядов, следует относиться бережно.

Разумеется, Троице-Одигитриевская Зосимова Пустынь это не только превосходно организованная сельскохозяйственная артель двадцатых годов нашего столетия. История монастыря началась в первой трети просвещенного века девятнадцатого.

Еще ста годами раньше окрестности будущего монастыря состояли из деревень Архангельское, Бекасово, Шеламово, Руднево, Голохвастово, Федоровская. За исключением Бекасова, которое стояло прямо на Боровском тракте, деревни были укрыты от магистральных дорог густыми малопроходимыми лесами да болотистыми топями. Среди жителей этих мест особыми почестями пользовалась икона Смоленской Божьей Матери. Иначе ее называли Одигитрией, что означает "путеводительница". Согласно легенде, Одигитрия была принесена из Царьграда на Русь еще в 1041 году, а в 1101 году Владимир Мономах привез ее в Смоленск. В честь этой иконы установлено много праздников, но все они отмечаются в один день, т. е. 28 июля. В этот день состоялось в 1525 году помещение иконы в московский Новодевичий монастырь в связи с присоединением Смоленска к Московскому государству. В 1812 году подлинник иконы Смоленской Богоматери был перевезен в Ярославль, а копия осталась в Смоленске. Перед Бородинским сражением икону вынесли на поле и отслужили молебен о даровании победы русскому оружию. Л.Н.Толстой в романе "Война и мир" следующим образом описывает этот эпизод:

"Из-под горы Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота со снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение. Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.

Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..

Смоленскую матушку, — поправил другой.

Ополченцы — и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, — побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию…

Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.

Взойдя на гору, икона остановилась: державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен… Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась… Кто-то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе. Это был Кутузов, объезжавший позицию…

Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру…".

Среди крестьян Смоленская икона Божьей Матери считалась верной охранительницей людей, скота и построек от пожаров и ударов молний во время грозы. И вот эту почитаемую в центре Руси икону (вероятнее всего, одну из ее копий) с приходом оккупантов жителям названных селений приходилось прятать в окрестных непроходимых лесах… Отсюда происходит история одного из названий монастыря.

В 1998 году исполнилось 230 лет со дня рождения Зосимы Верховского, основателя монастыря. Зосима, в миру Захарий, был выходцем из древнего дворянского рода Смоленской губернии — рода, известного по документам еще с 1620 года. Отца его в одних источниках называют воеводою, в других — полковником. На Руси воеводы существовали до 1775 года (в городах), так что возможно и то и другое. Будущий подвижник в молодости служил в лейб-гвардии в Преображенском полку. В 1789 году вышел в отставку в чине поручика и ушел к пустынникам в Рославльские леса. Литературоведы не без основания считают, что Зосима Верховский послужил прототипом иеросхимонаха старца Зосимы, выведенного Федором Михайловичем Достоевским в романе "Братья Карамазовы". Не только имя, но и биографическая канва, идейный багаж во всем объеме религиозного гуманизма, ряд других черт литературного персонажа схожи с жизненным прототипом. Реальный Зосима Верховский умер 24 октября 1833 г. Земли, на которых возник монастырь, принадлежали московской помещице Марии Семеновне Бахметьевой. Зимой 1826 года вместе с 22 верными старцу Зосиме сестрами он бежал из Туринского монастыря и нашел приют и сочувствие у Бахметьевой. Узнав о дальнейших замыслах старца Зосимы, помещица пожертвовала часть своей земли для создания женской общины. Так и возникла Зосимова пустынь. В "Московском журнале" (№ 3, 1997) был опубликован очерк Л.А.Верховской (правнучатой племянницы старца Зосимы) о Троице-Одигитриевском монастыре. В публикации рассказывалось о благодетелях и спонсорах, от которых зависела в первые годы судьба Зосимовой пустыни.

Пожертвованная Бахметьевой для общины часть земли, была, якобы, оформлена по купчей на имя грузинской царевны Тамары. Сама Мария Семеновна под конец жизни не покидала пустыни. Здесь она и скончалась 13 декабря 1839 года и была похоронена возле алтаря.

Первый Одигитриевский деревянный храм строился, по версии Верховской, как домовая церковь царевны Тамары. На правах общежития обитель была утверждена Синодом в 1841 году. На карте Московской губернии она значится под названием "Интраиская женская обитель".

В дальнейшем в монастыре все строилось на деньги купца 1-й гильдии, почетного гражданина Москвы, мануфактур-советника и кавалера многих орденов Семена Логгиновича Лепешкина. Верховская так и отмечает: "Благодеяния его бесчисленны. Троице-Одигитриевский монастырь Зосимова Пустынь обязан ему своим существованием".

Статус "монастыря-пустыни" обитель получила в 1856 году. Долгие годы игуменствовали в монастыре племянница и внучка старца Зосимы.

Первая каменная постройка пустыни — ограда с башнями. В 1851 году начато строительство, а в 1855 году был освящен каменный Троицкий собор; в 1852 году над западными воротами ограды выстроена каменная церковь, куда был перенесен Одигитриевский престол; в 1857 году — каменная колокольня.

В 1877 году в монастыре еще значилось множество деревянных строений (иначе после революции "рабочие Москвотопа" замерзли бы из-за "отсутствия" дров).

В документах 1910 года отмечены также просфорня, трапезный корпус и архиерейский дом. Сохранившиеся настоятельский и келейные корпуса, относящиеся по стилю к началу XX века, вероятно, выстроены после 1910 года.

В северо-восточной части монастыря располагался плодовый сад и парк, от которого сохранилось несколько липовых аллей. У алтаря собора образовалось небольшое монастырское кладбище, которое во времена размещения в монастыре пионерского лагеря превратили в место отдыха.

В начале XX века с появлением железнодорожной станции "Зосимова Пустынь" до монастыря (сквозь леса и болота) проложили грунтовую дорогу длиной в шесть верст. Ныне от нее сохранилось не более полутора километров.

Троице-Одигитриевский монастырь был закрыт в 1929 году. Коварный вопрос "почем опиум для народа?" игуменье Афанасии Лепешкиной не задавали — ее просто переселили в деревню Алабино, где она вместе со своими двумя ближайшими соратницами жила до середины 1931 года. Потом Наро-Фоминский НКВД депортировал Афанасию (вместе с послушницей Дуней) в Среднюю Азию. Произошло это, как рассказывал свидетель атеистической акции нарофоминских чекистов Михаил Михайлович Мелентьев, в первый день праздника Троицы.

После закрытия монастыря на его территории размещался дом престарелых. Что-то вроде "второго дома Старсобеса". После войны территорию монастыря обжил пионерский лагерь Московского метрополитена.

Возрождение Зосимовой Пустыни в наше время связано с именем игуменьи Московского Богородице-Смоленского Новодевичьего монастыря матушки Серафимы (Черной-Чичаговой), с трудами митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия и Владимира Ивановича Крамкова, бывшего главой Наро-Фоминского района. В октябре 1999 года здесь было открыто подворье Новодевичьего монастыря, в апреле 2000-го обитель вновь получила статус монастыря. Настоятельница монастыря матушка Елена (Конькова) и несколько насельниц приступили к восстановлению разрушенного за 70 лет монастырского комплекса. Полным ходом идут реставрационные работы в Троицкой церкви, храме Рождества Иоанна Предтечи, восстанавливается колокольня.

В этом году исполняется 175 лет со дня основания Троице-Одигитриевской Зосимовой Пустыни и хочется верить, что архитектурный комплекс, являющийся памятником истории и культуры XIX–XX вв., будет восстановлен.

Об истории создания, становления и, если можно так выразиться, годах расцвета Троице-Одигитриевского Зосимова монастыря имеется многочисленная литература. В первую очередь, конечно, очерки княжны Елены Сергеевны Горчаковой, напечатанные в журнале "Кормчий" в номерах 43, 44, 46, 47, 49–52 за 1892 год. В том же году под названием "Троице-Одигитриевская Зосимова пустынь" была выпущена ее книга.

Второе издание работы княжны осуществлено в 1903 году. Было множество других публикаций и исследований, но все в дореволюционные годы. Из современных изданий такие: М.М.Мелентьев "Мой час и мое время. Встречи с прошлым". М., 1990; М.М.Громыко "Сибирские знакомые и друзья Ф.М.Достоевского". Новосибирск, 1985.

Саблины

В истории некоторых малозаметных деревень есть столь занимательные страницы, что обойти их своим вниманием было бы несправедливо. К таким населенным пунктам района, например, следует отнести деревню Уварово Первомайского сельского округа. В далеком прошлом получила она свое название от фамилии помещика, владевшего этой землей. Позже, в начале XIX века, деревня под тем же именем упоминается в церковных книгах как владение "майорши Констанции Ивановны Оленской". Перечисляется количество крестьянских дворов: всего их — 13, в которых жителей — 78 душ, в том числе мужского пола — 41, женского — 37. Вот и все сведения. Ничего интересного. И не потому, что жили давно, — просто никакого доброго следа в душах людей не оставили. А вот Тамару Васильевну Саблину, которая купила в 1910 году имение в Уварове, старшие поколения местных жителей и в наши дни помнят.

Имение представляло собой бывшую барскую усадьбу с помещичьим домом, парком, конным заводом и земельными угодьями. Землю Тамара Васильевна приобрела не для того, чтобы превратить ее в дачные участки и сдавать, как хотел поступить Лопахин с имением Раневской в чеховском "Вишневом саде". У Саблиной были иные цели. Она организовала здесь хозяйство по английскому образцу. За рубежом были приобретены косилки, веялки и другие наиболее совершенные по тем временам сельскохозяйственные механизмы и орудия, закуплены продуктивные породы скота и птицы. В парке гуляли павлины и ручные лани, жизнь которых могла наблюдать местная детвора, и не только наблюдать, но и подкармливать их.

Эта идиллическая картина, может быть, вызовет улыбку у читателей, но она свидетельствует о разносторонности интересов Саблиной. Главной же заботой Тамары Васильевны был конный завод, занесенный впоследствии в российские каталоги. Лошади использовались не только для работы в хозяйстве, но и для выездов. Держали малорослую кобылку, на которой разрешалось кататься деревенским детям. По преданию, ухаживал за этой лошадью конюх Василий.

Самая характерная и приятная черта уваровской жизни состояла в том, что ни управляющий имением, ни рядовые работники никогда ничего не воровали и работали на совесть. Возможно, созданию благоприятной психологической атмосферы в многопрофильном хозяйстве помогала простейшая привычка обращаться друг к другу только на "вы". Эта культура бытия имела под собой глубокие родовые корни. Внук Т.В.Саблиной, Андрей Всеволодович, кандидат исторических наук, предоставил нам семейные фотографии, рассказал много интересного.

В переписке Антона Павловича Чехова фамилия Саблиных упоминается очень часто. И в каждом случае речь идет либо о Михаиле Алексеевиче Саблине (1842–1898), либо о его сыне Владимире Михайловиче (1872–1916). Мария Павловна Чехова в одном из писем к внуку Михаила Алексеевича, Всеволоду Владимировичу, напоминала:

"Как известно, отношения М.А. и А.П. были теплые и дружеские. Я лично очень уважала дедушку Саблина".

Младшим другом Антона Павловича был сын Михаила Алексеевича Владимир, переводчик на русский язык драматургии и прозы немецких, французских и итальянских писателей, первый в России пропагандист скандинавской литературы. В 1901 году он основал "Издательство В.М.Саблина" — одно из самых интересных культурных начинаний в России накануне первой мировой войны.

В те времена оно стояло в одном ряду с такими крупными фирмами, как издательства Сытина и Сабашниковых.

Семья Михаила Алексеевича Саблина и его жены Александры Генриховны, урожденной Грейлих, была одной из самых колоритных и заметных в литературной Москве. Дворянский род Саблиных, согласно сообщению энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, официально восходит к концу XVI века. Сохранилась фамильная печать с надписью "С.Чепсары. Овчины гг. Саблиныхъ" вологодской ветви саблинского весьма обширного рода. Отец Михаила Алексеевича, Алексей Иванович (1806–1878), надворный советник, был в Вологодской губернии исправником, т. е. выбранным от дворянства начальником полицейского управления. Должность свою он понимал своеобразно. Об этом свидетельствует В.А.Гиляровский, чья молодость прошла в Вологде. Сыновья Алексея Ивановича — студенты Михаил и Николай — числились неблагонадежными, и отец под их влиянием покровительствовал сосланным в Вологду революционерам. "При такой сочувствующей власти ссыльные не стеснялись", — писал Гиляровский.

Особенно радикальных взглядов придерживался брат Михаила Алексеевича Николай (1849–1881), известный революционер, народник, поэт, участник "хождения в народ", член I Интернационала и агент исполкома "Народной воли". Николай участвовал в покушении на Александра II 1 марта 1881 года, закончившемся, как известно, смертью императора. В собрании А.В.Саблина хранится семейная реликвия — обломки разорванной бомбой императорской кареты и осколки хрустального стекла от ее окон, подобранные на месте происшествия. Николай Саблин застрелился 3 марта 1881 года в момент ареста на конспиративной квартире на Тележной улице в Петербурге (помимо исторической литературы этот эпизод описан в романе Ю.Трифонова «Нетерпение» и в романе В.Войновича "Степень доверия").

Два других брата, генерал от инфантерии Иван Алексеевич (1851–1900), командир Екатеринославского пехотного полка, и прокурор, служивший в Ярославле и Тифлисе, Александр Алексеевич (1850–1895), были верными слугами престола.

По рассказам младшей дочери М.А.Саблина Елизаветы Михайловны, Иван Алексеевич Саблин был как-то представлен императору Александру III. Император обратился к нему с вопросом, кем ему доводится цареубийца Николай Саблин.

— Родной брат, Ваше Императорское Величество, — отвечал Иван Алексеевич.

Трудно поверить, но репрессий никаких не последовало: Иван Саблин спокойно продолжал продвижение по служебной лестнице.

Михаил Алексеевич, окончив юридический факультет Санкт- Петербургского университета, вскоре переехал в Москву. Сначала он преподавал в гимназии географию. Затем прочно определились два его постоянных пристрастия. Это, во-первых, статистика, дисциплина тогда для России достаточно новая. И, во-вторых, журналистика, вернее, редакторское дело, которому он отдавался с неменьшим пылом. Гиляровский рассказывал в книге "Москва газетная" о том, что, когда редакция "Русских ведомостей" переехала в новое помещение, прежний "крохотный флигелек был уступлен М.А.Саблину, куда он и перевел статистическое управление при канцелярии генерал-губернатора, заведующим которого он состоял".

В 1871 году под руководством М.А.Саблина была проведена первая однодневная перепись населения Москвы. Труды Саблина по статистике были хорошо известны специалистам. Некоторые из них до сих пор сохранили свое значение.

Что же касается деятельности в "Русских ведомостях", то лучше всего описывает обстановку в редакции и роль М.А.Саблина все тот же Гиляровский:

"Какие встречи! Кто-кто не работал в газете! Писали те, о которых даже не догадывались читатели, не воображала цензура. Только мы, очень немногие, далеко даже не все постоянные сотрудники, знали, что работали в газете П.Л.Лавров и Н.Г. Чернышевский, поместивший в 1885 году свой первый фельетон за подписью "Андреев", и другие революционные демократы.

Кто этот Андреев? — спросили Саблина в цензуре.

Кто Андреев? Да актер Андреев-Бурлак".

Тем и успокоилось начальство".

«Чехов был внимательным читателем газеты "Русские ведомости" задолго до того, как стал ее сотрудником», — писал А.Чудаков в своей вступительной статье к чеховскому 8-томнику. В "Русских ведомостях" были опубликованы очень многие произведения А.П.Чехова. О доверительных личных отношениях Антона Павловича с М.А.Саблиным свидетельствует ответ А.П. одному господину, просившему помочь с публикацией в "Русских ведомостях":

"Нахожу более резонным действовать через единого из пайщиков, Саблина, доброго моего знакомого. Саблина я увижу сегодня на балу в Благородном собрании; если не увижу, то завтра напишу ему письмо ".

Антон Павлович любил бывать в доме Саблиных во Власьевском переулке, где собирались Гиляровский, Короленко, Гаршин, Мамин-Сибиряк, Златовратский, Г.Успенский и другие известные литераторы. "До последних дней жизни А.П. оставался близок к дружеской компании Саблина, Лаврова, Гольцова", — свидетельствовала Мария Павловна Чехова.

В декабре 1893 года Чехов пишет из Мелихова Гольцову:

"Ах, мой рассказ в "Русских ведомостях" постригли так усердно… Ты Саблину ничего не говори".

Зато в августе 1894 снова Гольцову:

"Ждем тебя в Мелихове 15 августа. Непременно приезжай вместе с Михаилом Алексеевичем… Будь здоров!!!"

А вот еще одно чеховское письмо, подлинник которого был обнаружен недавно в бумагах Елены Андреевны Кнорре. Письмо датировано 6 февраля 1897 года и адресовано М.А.Саблину:

"Дорогой Михаил Алексеевич, большое Вам спасибо за "Русские ведомости", которые Вы продолжаете мне высылать. Взамен я ничего не могу послать Вам, кроме заявления, что по-прежнему расположен к Вам всем сердцем и люблю Вас".

М.А.Саблин скончался в 1898 году. Из членов его семьи наиболее активные отношения с Чеховым, как уже упоминалось в начале очерка, поддерживал Владимир Михайлович, испытавший непосредственное воздействие личности Чехова.

Еще юношей Владимир, проявивший интерес к медицине и литературе, часто общался с Антоном Павловичем, сначала выполняя поручения отца, а затем поддерживая с Чеховым переписку. Когда дело касалось профессиональной карьеры, Владимир обращался к Чехову за советом. Авторитет Антона Павловича, его моральная поддержка и литературный вкус сыграли большую роль в становлении Владимира Михайловича Саблина и как медика (он получил диплом врача-психиатра), и как издателя и переводчика. Владимир Михайлович владел французским, немецким, итальянским, шведским, переводил с датского. Не может не броситься в глаза сходство определенных обстоятельств судьбы Саблина-младшего и Антона Павловича: в высшей степени интенсивно прожитая короткая жизнь. (Владимир Михайлович, как и Чехов, прожил всего 44 года).

Чехов принимал деятельное участие в литературной судьбе молодого Саблина, который постоянно обращался к нему за советами, делился своими планами.

"Хотелось бы выработаться в порядочного корреспондента", — пишет Саблин Чехову из Вены.

Затем еще одно письмо:

"Большое Вам спасибо за письмо, дорогой Антон Павлович. За Вас, конечно, страшно рад, что хоть из клиники выписались, на вольном воздухе сумеете увеличить свой вес, а тогда и Вашу газету начнете. Меня этот вопрос еще более интересует, так как тогда и в московской прессе могут произойти большие перемены ".

Год спустя, однако, становится ясным, что призвание Саблина — не корреспондентская работа, а переводы и пропаганда современной литературы. Чехов рекомендует Суворину для его театра выполненный Владимиром Михайловичем перевод тогдашней новинки — пьесы Г.Гауптмана "Извозчик Геншель". Эта пьеса не была принята театром, хотя издавалась. Позднее Суворин ставил в саблинских переводах "Сказку" А.Шницлера и "Микаэля Крамера" Гауптмана. Переводы В.М.Саблина были добротны, верно передавали "дух и букву" той или иной пьесы, и, что очень важно, он умел выбирать драмы, пользующиеся популярностью в Европе и отвечающие настроениям русского общества.

В одном из писем Мейерхольда Чехову за 1901 год есть такие строки:

"Вышел "Красный петух" Гауптмана. Превосходная пьеса".

Речь в данном письме идет о совместном переводе В.Саблина и Юргиса Балтрушайтиса. Кстати, Мейерхольд познакомился с Балтрушайтисом в доме В.Саблина и его второй жены Тамары Васильевны.

Распространение в России новейшей драматургии и прозы было первоначальной задачей Саблина, когда он организовал свое издательство. Редакция и типография помещались на Петровке, 26, в доме Обидиной. Скоро этот адрес стал хорошо известен читателям, прежде всего интеллигенции. В издании Саблина, часто в его переводах, были опубликованы собрания сочинений М.Метерлинка, С.Пшибышевского, К.Тетмайера, С.Лагерлеф, Г.Гауптмана, избранные произведения А.Франса, Г.Д.Аннунцио, Б.Шоу, О.Уайльда, А.Стриндберга, В.Реймонта. Многие из этих авторов стали известны русскому читателю именно благодаря саблинским изданиям. Более двухсот книжек в зеленоватых коленкоровых переплетах с изящным золотым тиснением в стиле модерн. Их объединяет название, придуманное самим Владимиром Михайловичем: "Библиотека классиков современной мысли".

Все, кто занимался анализом саблинских изданий, ставят на второе место вслед за "Библиотекой…" серию, посвященную истории освободительного движения в России. В 1905–1907 гг., когда ослабла цензура, были изданы в двух томах сочинения А.Н.Радищева, книга "Декабристы и тайные общества в России в начале XIX века", материалы политических процессов в России, начиная со следствия по делу декабристов, и другие. Тем самым Саблин отдавал дань не только семейной традиции, но и собственным антимонархическим настроениям. Во время баррикадных боев в Москве в 1905 году Владимир Михайлович вспомнил навыки врачебной практики и, не задумываясь, организовал лазарет в своем доме на Спиридоновке, где оказывал помощь раненым повстанцам.

В отношениях между А.П.Чеховым и В.М.Саблиным в последние годы жизни писателя наступил кризис. Эти отношения не только стали прохладными, они как бы прекратились. Это был своего рода молчаливый разрыв. Причину разрыва в семье Саблиных было принято связывать с мужским соперничеством Владимира Михайловича и Антона Павловича из-за Л.Б.Яворской. Владимир Михайлович оказался более удачлив.

Так или иначе, В.М.Саблин, судя по сохранившимся каталогам, никогда не издавал сочинений Чехова. А Чехов, в свою очередь, держал в своей библиотеке одну-единственную книгу в издании Саблина — сочинения рабочего поэта Г.Чулкова. Судьба распорядилась так, что в 1912 году, когда издательство Саблина стало упоминаться среди ведущих издательских домов России, у В.М. обнаружились признаки тяжелого неизлечимого заболевания. Будучи врачом, он трезво оценил ситуацию. В 1913 году он уступил издательство и книжный склад с нераспроданными изданиями товариществу "Культура", оставив за собой типографию. После смерти Саблина в 1916 году было подсчитано, что за 13 лет своей издательской деятельности он успел подготовить и выпустить в свет около 600 названий книг и брошюр.

О том, что еще в 20-е годы имя Саблина было широко известно, говорит строка из фельетона А.Аверченко "Эволюция русской книги". Желая охарактеризовать своего героя как книжного сноба, фельетонист вложил в его уста следующую реплику:

— Есть у вас "Любовь к природе" Бельше?

— Чье издание, Сытина?

— Нет, я хотел бы саблинское.

Понятие "саблинская книга" и сегодня означает для знатоков продуманный выбор авторов, хороший вкус, изысканность оформления.

С семьей Саблиных жизнь обошлась неласково. Вдова издателя Тамара Васильевна доживала свой век в половине перегороженной комнаты огромной, со всевозможными коридорами и закоулками, коммунальной квартиры в доме № 3 по Тверской улице, примыкавшем к гостинице "Националь". Впрочем, она оставалась все той же жизнелюбивой, общительной, элегантной дамой, какой ее помнили родные.

Старший сын Владимира Михайловича, Юрий Саблин (1897–1937), активист движения левых эсеров, принял участие в Октябрьской революции, примкнул к большевикам и стал комдивом Красной Армии, членом ВЦИК. Личность его отражена не только в трудах историков, но и в художественной литературе. И.А.Бунин писал с раздражением в "Окаянных днях", что у красных дивизией командует Юрочка Саблин, московский салонный лев, "специалист по кэк-уоку". После Алексея Толстого, который упомянул Ю.Саблина в "Обороне Царицына", и М.Шолохова, который упоминает Ю.Саблина в "Тихом Доне", М.Шатров описал в пьесе "Шестое июля" реальный эпизод, когда Саблин арестовал во время левоэсеровского переворота в 1918 г. Ф.Э.Дзержинского, а затем позволил матросам его отпустить.

Но ни личная храбрость и обаяние, ни знание военного дела не спасли Ю.В.Саблина от ареста и расстрела без суда и следствия в 1937 г. Его сын Леонид был отторгнут от семьи и воспитывался в детском доме.

Посмертная реабилитация Ю.В.Саблина позволила спокойно дожить последние годы его брату Игорю Владимировичу (1898–1979), тоже активному участнику революционных событий, высокообразованному человеку, способному журналисту, в течение 25 лет непрерывно подвергавшемуся репрессиям и ссылкам. Он приложил немало сил для восстановления доброго имени Юрия Саблина и сбора материала по истории своих предков.

Судьба Владимира Владимировича Корша-Саблина (1900–1974) оказалась более благополучной. Известный кинорежиссер, секретарь правления Союза кинематографистов, народный артист СССР, он внес большой вклад в становление художественного и документального кинематографа в Белоруссии. Зрителям памятны его художественные фильмы "Искатели счастья", "Моя любовь", "Константин Заслонов", "Красные листья", "Крушение империи" и др.

Младший сын издателя, Всеволод Саблин (1913–1952), писатель, стал после войны первым летописцем саблинского семейства. (В 30-е годы получили известность его книги "Чрезвычайный комиссар" и "Сын народа" о С.Орджоникидзе). Он прошел Великую Отечественную войну. Всеволоду Владимировичу удалось трижды бежать из гитлеровских лагерей для военнопленных — и благодаря отчаянной смелости, и потому, что свободное владение немецким языком помогало ему обмануть охрану. Закончил он войну вместе с белорусскими партизанами, о которых позже написал серию очерков и документальную повесть "Батька Минай".

Неподалеку от Уварова есть село Пучково. Когда-то, когда населенный пункт имел еще статус деревни, ее называли Пучниково. После постройки церкви стали именовать Пучковым. Произошло это в XVII веке, когда земля здешняя входила в Таракманов стан Московского уезда. Вот тогда-то, т. е. в 1627 году, деревня составляла часть вотчины боярина А.Ф.Дурново. В 1685 году правнучка Дурново становится хозяйкой и повелевает своим мастерам построить в Пучкове первую деревянную церковь во имя соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия. Объяснялось это просто: барыня, отправившись в Соловки, в пути едва не погибла во время сильнейшей бури, спасло ее при кораблекрушении заступничество Зосимы и Савватия. Долг, как говорится, платежом красен.

В 1755 году, во времена правления славной Елизаветы Петровны, от потомков Хитрово село перешло к известному уже нашему читателю графу Ивану Ивановичу Шувалову. После Шувалова новая барынька-хозяйка В.Н.Оленина, следуя за модой того времени (конец XVIII — начало XIX века), возводит в Пучкове каменный храм в честь Казанской иконы Божьей Матери. Правда, в 1813 году вспоминают вновь Зосиму и Савватия и имена их увековечивают "приделом на хорах".

В середине XIX века село Пучково значится в Подольском уезде во владении Сухово-Кобылиных, и храм соответственно приписывается к соседней церкви в селе Воскресенки.

Церковь расположена в открытой местности в отдалении от села Пучкова, стоящего на противоположном, западном берегу речки Рыжковки. На значительном расстоянии от храма находится действующее кладбище. Подъездная дорога от Ватутинок проходит с юго-востока, откуда открывается лучший вид на храм.

Памятник рубежа XVIII–XIX веков своеобразен архитектурными формами позднего барокко. Очень интересно решение интерьера с круговыми хорами и приделом. Характерна и другая особенность памятника — двухэтажный алтарь. Колокольня трехъярусная и состоит из слабо убывающих четвериков.

Боковые входы в храм и его нижние окна перекрыты арочными перемычками. Нижние проемы колокольни и пролеты звона также арочные. Промежуточный ярус колокольни обработан арочными нишами, в которые помещены полукруглые окна и прочие проемы в здании с лучковыми перемычками. Сначала все они имели конструкцию, аналогичную окнам трапезной, т. е. у них был гладкий ленточный наличник прямоугольной формы. Впоследствии на храме и алтаре наличники были стесаны, окна приобрели характер, близкий классическим канонам. Они украшены сандриками из белого камня и подоконными накладными "досками". Подоконники профилированные. Все карнизы также отличаются тонкой профилировкой. Чрезвычайно своеобразен интерьер храма.

Памятники: самый древний и самый молодой

В Наро-Фоминском районе располагаются два совершенно непохожих по своим характеристикам памятника культуры, о которых можно рассказывать и рассказывать. Один из них — Никольский храм в селе Каменском — является самым древним объектом среди исторического наследия не только в нашем районе, но и на всей территории Подмосковья. Другой носит название Кокошкино — железнодорожная станция и поселок. Но сначала о Каменском.

Само село Каменское известно с XIV века. В качестве документального подтверждения этой версии используются упоминания о нем в духовных грамотах великих московских князей. Отправляясь в очередную поездку к владыкам татаро-монгольской Орды, каждый великий князь оставлял на всякий "пожарный случай" завещание, в котором излагал свою волю в связи с возможной дележкой его земель и прочей недвижимости. Это была необходимая предусмотрительность. Но кому бы из членов семьи ни завещалось Каменское, оно всегда оставалось одной из вотчин великих московских князей. Наша отечественная историография признает непреложным факт строительства укреплений вокруг села в период, предшествовавший Куликовской битве. К этим же годам относят строительство каменной церкви. Село в год Куликовской битвы принадлежало сыну Дмитрия Донского князю Юрию Звенигородскому, а после его смерти Каменское было выделено в пользу вдовствующей княгини Евдокии. Затем на протяжении всего XV века мы не находим в письменных источниках ни одного упоминания о селе Каменском. Лишь в 1613 году в одном из документов указывается, что владельцем Каменского является Архангельский собор Московского Кремля. Можно предположить, что произошло это в результате отсутствия наследников у княгини Евдокии, и она завещала свои земли (вместе с селом) православной церкви. Однако в документе 1613 года указывается, что в Каменском "храм великого чудотворца Николы камен ветх". И после завершения полосы польско-литовского разорения именно это обстоятельство заставило новых (относительно, конечно) хозяев взяться за реставрацию и завершение храма. Современные исследователи считают, что Никольская церковь в Каменском была построена где-то около 1370 года, а перестройки начала XVII века просто (существенно) изменили ее первоначальный облик. В ведении Архангельского собора село Каменское вместе с Никольским храмом находилось до 1764 года. В конце XVIII века и в первой половине XIX Никольский храм пережил второй этап своей реконструкции: к храму были пристроены обширная трапезная с двумя приделами и трехъярусная колокольня, сменившие аналогичные постройки XVII века, "смутные сведения о которых встречаются в документах этого времени". Наконец, частичная реставрация и консервация памятника проводилась и в наши дни, а именно в 1955–1961 годах. Составлял проект реставрации и руководил работами один из крупных специалистов в области своего дела Б.Л.Альтшулер. И в итоге всех переделок и реставраций Никольский храм, объявленный памятником архитектуры федерального значения еще в 1960 году, характеризуется в официальных документах следующим образом:

— Церковь расположена в пределах села Каменского, в центральной части мыса, образуемого при впадении речки Каменки в Нару. Никольская церковь принадлежит к очень редкому для древнерусской архитектуры типу бесстолпного храма с пристроенными опорами, служащими основанием для параболических арок. Переход к мощному световому барабану с восемью узкими окнами осуществляется с помощью парусов и своеобразного конического свода. Памятник полностью сложен из белого камня. В толще кладки по периметру здания в трех ярусах были заложены дубовые связи, ныне полностью сгнившие. К четверику с востока примыкают три значительно выступающие апсиды несколько меньшей высоты. При исследовании памятника было установлено, что декор его фасадов в целом соответствовал традиционным формам храмов рубежа XIV–XV веков. Был найден профилированный цоколь типа аттической базы, перспективный южный портал, установлены древние габариты оконных проемов апсид. На чердаке обнаружены многочисленные фрагменты архивольтов кокошников, килевидных завершений, водотечных лотков и консольных блоков, на которые опирались архивольты. Материал покрытия памятника не установлен. Не исключено, что им служили уложенные на раствор лещадные плиты. В шурфах найдено несколько керамических плиток неизвестного времени, возможно, остатки древнего пола. Убранство интерьера не сохранилось, следов древней живописи не обнаружено. Аналогичную композицию плана и пространственного решения интерьера имели построенные в том же XIV веке соборы Голутвинского и Бобреневского монастырей. Однако от них сохранились лишь раскопанные Б.Альтшулером и М.Олешковским основания двух белокаменных храмов — двухапсидного в Голутвинском монастыре и одноапсидного в Бобреневском. В XIX веке на древних камнях построили новые здания. Монастыри находятся в Коломне, а в Московском Кремле по возрасту и архитектурным решениям с ними сравним только Благовещенский собор (1484–1489 гг.).

Выдающееся архитектурно-художественное значение Никольского храма определяется редкостью его композиционного и конструктивного решения и особой ролью памятника в установлении путей развития древнерусского зодчества и взаимных связей с зодчеством южных славянских народов.

Теперь о Кокошкине. Лет пять тому назад в "Московском журнале" была напечатана интересная статья Натальи Руновской, начинавшаяся необычно:

"Уже давно пытаюсь я узнать что-либо об истории станции Кокошкино — дачной местности, в которой живу с 1972 года. Сначала все мои попытки были безуспешны. Да и правда, ни за что "историческое" взгляду нельзя зацепиться: ни достопримечательностей, ни архитектурных памятников… Поселок городского типа — унылый типовой пейзаж…"

На Руси "обычно" другое: каждый кулик свое болото хвалит. А тут… Читаешь и забываешь этот пассаж. Оказывается, Кокошкины, прежде чем воплотиться в поселок, станцию "и другие добрые дела", много хорошего сделали на подмосковной земле. Разными поколениями и в разное время, но оставили "естество и плоть". Кокошкины явили миру не одну выдающуюся личность. Пусть не планетарного масштаба, но потомственная плеяда талантливых и просвещенных дворян оставила след в истории русской культуры XIX века.

В литературе о Кокошкиных содержатся крайне скупые сведения. Например, изданная в 60–70 годах нашего столетия "Литературная энциклопедия" в девяти объемистых томах даже не содержит упоминания об этой фамилии. Географический словарь "Все Подмосковье" сообщает, где расположена железнодорожная платформа, информирует читателей о количестве жителей в поселке Кокошкино в 1939 и 1959 годах (соответственно 0,5 и 4,2 тыс.), но умалчивает об истории возникновения самого названия. Хотя, скажем, о такой станции, как Катуар, говорится, что это бывшая усадьба Салтыковых.

Упоминание о Федоре Федоровиче Кокошкине содержится в "Советском энциклопедическом словаре". Приводятся даты его жизни (1871–1918), короткие сведения о роде занятий: "Русский юрист, публицист, лидер партии кадетов. Депутат 1-й Государственной думы. В 1917 году контролер Временного правительства. Убит анархистами". В БСЭ то же самое, но немного шире. Понятно, что о партии кадетов и ее лидерах в годы после Октябрьской революции давать позитив было не принято. Однако Кокошкин-кадет являлся всего лишь третьим коленом в своем замечательном роду. Его отец, драматург и поэт, тоже носил имя Федор Федорович. Дед кадета опять-таки Федор Федорович. Между прочим, особое семейное пристрастие к этому имени заслуживает почитания. Ведь имя Федор в переводе с греческого означает "дар бога". Когда в семье рождается и растет ребенок с таким именем, то и к его воспитанию подходят с особой ответственностью, оттого и вырастают дети с чувством высокого общественного долга.

Нам не известно, были ли Федоры Федоровичи в роду Кокошкиных в начале XVIII века, но принесший славу этой фамилии переводчик, драматург и театральный деятель Федор Федорович Кокошкин родился 1 мая 1773 года в сельце Бедрино. В 1994 году вышел 3-й том биографического словаря "Русские писатели", в котором о Ф.Ф.Кокошкине-первом дана глубокая и обстоятельная статья. Правда, она выглядит сухой в сравнении с тем, как живо и сочно описал Кокошкина и "кокошкинские" окрестности крупнейший русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков. Его "Литературные и театральные воспоминания" содержат историю знакомства Кокошкина и Аксакова. Это интересно, потому что разница в возрасте двух выдающихся деятелей была примерно такой же, как у Черткова с Толстым.

"Свидания на предварительных частых пробах у Кокошкина в доме, где довольно наслушался, как хозяин ставил на роль Энея молодого дебютанта Дубровского, вовсе не имевшего таланта и физических сил для сцены, сблизили меня с Кокошкиным, несмотря на несходство наших лет и свойств".

Сблизились, и наступил день, когда Аксаков отправился в Бедрино в гости к Кокошкину-первому. С ним едут композитор и театральный деятель Алексей Николаевич Верстовский, написавший спустя девять лет знаменитую оперу "Аскольдова могила", полюбившуюся для пародий Владимиру Винокуру балладу "Черная шаль" и многие другие музыкальные сочинения; писатель и театрал Александр Александрович Шаховской; проживший очень короткую жизнь драматург, переводчик и театральный критик Александр Иванович Писарев (1803–1828), также как и его однофамилец Д.И.Писарев; друг Кокошкина Александр Семенович Пущин, несколько других известных людей того века. Аксаков вспоминал:

«Часа через три мы приехали в Бедрино. Местоположение было довольно плоское и обыкновенное, но огромная полоса воды светлела издали и красила все. Большой деревянный дом стоял на пригорке, недалеко от края озера, весь окруженный зеленью распустившихся лип и берез. Старый и темный парк тянулся вверх по озеру, вдоль дорожки, которая живописно лепилась по самому краю берега. Прежде всего мне хотелось взглянуть хорошенько на воду; но гостеприимный хозяин желал показать мне дом, и я должен был сделать ему это удовольствие. Он вздумал было также показывать мне парк, объясняя, где и как он намерен устроить "воздушные спектакли", то есть спектакли на открытом воздухе, до которых Кокошкин был страстный охотник; но я попросил его объяснить мне все это после и побежал на озеро: оно было огромно и величаво расстилалось в отлогих зеленых берегах своих. Озеро было точно очень хорошо — да и когда же вода не бывает хороша? Я сейчас догадался, что это был собственно пруд, потому что нижний конец его упирался в высокую, широкую, вековую, отлогую земляную плотину, засаженную деревьями. Она так срослась с берегами, что ее не вдруг можно было отличить. Спуска для вешней воды не было — вероятно, она текла через низкий край плотины, который соединялся в уровень с противоположным отлогим берегом. Без сомнения, теперешнее озеро было какое-нибудь болото, а может быть, и озеро с родниками, через которое весной текло много ручьев с полей; стоило только перегородить всю лощину плотиной, отчего и составилась двухверстная, вверху очень широкая полоса воды. Откуда же взялись плавучие острова, которые я увидел в разных местах? Для другого это был бы трудный вопрос, но я уже знал образование таких островов и сейчас решил, что это были отмокшие и отставшие края противоположного болотного берега. Удовлетворившись моим первым обзором, я поспешно воротился в дом и нашел Писарева сильно озабоченного устройством удочек, а прочих моих приятелей и хозяина — занятых своим размещением и ожиданием завтрака, потому что мы выехали из Москвы довольно рано. Писарев называл их обжорами и звал меня ехать с ним на небольшой лодке, управляемой тутошним рыбаком, прицепиться к одному из островов, около которых всегда держатся окуни, и начать ужение немедленно. Я решительно не принял его предложение; я вообще боялся плавать на маленькой лодке, а здесь надобно было плыть по неизвестным водам и глубинам, с неизвестным мне кормчим. Я доказывал Писареву, что теперь уже одиннадцатый час и рыба брать не будет, что теперь лучше хорошенько позавтракать и отправиться целым обществом на большой, безопасной лодке погулять по озеру, посмотреть его хорошенько и выбрать место к завтрему. Писарев отвечал насмешкою над моей трусостью, схватил свои прошлогодние удочки и отправился удить один. Кокошкин был очень благодарен мне, что я не поехал. Он угостил меня и других роскошным завтраком на прекрасной широкой пристани, вдавшейся в воду и покрытой тогда тенью высоких дерев. Было тепло и свежо: кн. Шаховской, Верстовский и Пущин своею веселостью и шутками оживляли нашу полудеревенскую, оригинально помещенную трапезу. Много было всякой болтовни, безобидных шуток и смеха. Кокошкин беспрестанно наизусть декламировал разные стихи, даже отрывки из трагедий. Правду сказать, он даже надоедал нам своей декламацией. Он и дорогу всю читал, да и здесь продолжал читать. Орган у него был чудесный, грудь высокая и необыкновенно развитая, он мог декламировать с большим наружным жаром, не уставая, от утра до вечера; он находил в этом большое наслаждение и, видимо, утешался чисто взятыми верхними интонациями или полнотою грудных своих тонов. Надобно сказать, что его чтение с первого раза поражало и даже увлекало всех, что большинство людей, его слыхавших, считало Кокошкина первым, несравненным чтецом. На публичных чтениях, в обществе любителей русской словесности, он был поистине великолепен: полнозвучный, сильный, приятный и выработанный голос его обнимал всю залу, и не было слушателя, который бы не слыхал явственно каждого слова, потому что произношение его было необыкновенно чисто. Но должно признаться, что истинного, сердечного чувства и теплоты в его чтении не было. Услыхав Кокошкина, несколько раз читающего одну и ту же пьесу, можно было сейчас это почувствовать: одинаковость приемов, одинаковость переходов из тона в тон, несмотря на наружный дар и даже подчас вызванные слезы, обличали поддельность и недостаток истинного чувства. А потому люди, никогда не слыхавшие или очень редко слушавшие Кокошкина, слушали его с восхищением или по крайней мере с удовольствием, а люди, составляющие его почти ежедневное общество, со скукою или даже с досадою».

Наряду с воспоминаниями С.Т.Аксакова интересный рассказ о Федоре Федоровиче Кокошкине-первом мы встречаем у известного в прошлом автора ряда популярных в России книг М.И.Пыляева.

Михаил Иванович Пыляев родился в 1842 году в городе Гдове Псковской области, умер он в 1899 году. Две книги Пыляева — "Старый Петербург" и "Старая Москва" — сделали его имя бессмертным. Тем не менее, последняя книга не переиздавалась (до начала 90-х годов нашего столетия). Значительную часть своей книги "Старая Москва" Пыляев посвятил московской театральной жизни. Нашлось в ней место и Федору Федоровичу Кокошкину — "большому театралу", как его называет Пыляев.

Кокошкин сам играл в спектаклях и считался хорошим актером. Пыляев пишет, что "все роли его были обдуманы, все шаги разочтены, искусства у него было много, но натура иногда скрывалась за искусством".

В 1823 году Кокошкин высочайшей милостью становится камергером Императорского двора, директором Императорских театров в первопрестольной. Общепризнанны его заслуги в укреплении московского театра. Именно Кокошкин пригласил в Москву основоположника русского театрального реализма Михаила Семеновича Щепкина (1788–1863).

Кокошкин принял и помог обрести театральное имя таким мастерам сцены, как оперный певец А.О.Бантышев; автор ряда водевилей, в том числе одного из самых популярных — "Лев Гурыч Синичкин", драматург и актер Д.Т.Ленский; мастер импровизаций, актер Малого театра В.И.Живокини и другие. Многие знаменитости вышли из стен театрального училища, которое являлось для Кокошкина объектом первостепенной важности.

Он, например, ввел для учащихся публичную сдачу экзаменов в театре, для воспитания у них хороших манер приглашал в собственный дом на вечера с участием людей из высшего общества и находящихся в Москве литераторов. В таких вечерах также принимали участие ставшие взрослыми и работавшие самостоятельно бывшие воспитанники училища. Он поощрил и дал "путевку в жизнь" таким известным литераторам, как уже упоминавшийся Сергей Тимофеевич Аксаков; драматург, мемуарист и театральный критик, отец будущего знаменитого русского юриста и общественного деятеля А.Кони — Федор Алексеевич Кони; писатель, автор острых по своей социальной значимости повестей "Именины", "Ятаган", "Аукцион" Н.Ф.Павлов. Кокошкин был одинаково дружен с поэтом-сентименталистом И.И.Дмитриевым и самым махровым реакционным поэтом М.А.Дмитриевым; поэтом, героем Отечественной войны 1812 года Д.В.Давыдовым; автором исторических романов писателем М.Н.Загоскиным; профессором Московского университета, поэтом, критиком и переводчиком А.Ф.Мерзляковым; критиком, поэтом и историком литературы С.П.Шевыревым; автором сатирической поэмы "Сашка" А.И.Полежаевым.

В 1811 году при московском университете было создано литературно-научное Общество любителей Российской словесности, просуществовавшее до 1930 года. Ф.Ф.Кокошкин довольно равнодушно относился к различным литературным течениям и стилям, одинаково воспринимал романтизм, реализм, сентиментализм и не вступал ни в какие споры по этому поводу. Подобный отказ от какой бы то ни было литературной борьбы, возможно, способствовал тому, что в 1827 году Ф.Ф.Кокошкин был единогласно избран председателем Общества любителей Российской словесности. Но косвенно он все равно был втянут в литературную борьбу.

Кроме организационно-театральной и педагогической деятельности Кокошкин-первый получил известность и как сочинитель драматических произведений, особенно как переводчик. Удачным явился его перевод комедии "Мизантроп" Жана Батиста Мольера. Пьеса в переводе Кокошкина была поставлена в 1814 году в благотворительном спектакле. Пыляев рассказывает, что в годы театрального директорства Кокошкина "артисты приходили к нему как к другу". Ф.Ф. целыми ночами просиживал на сцене за постановкою пьес, "боясь поручить их режиссеру или кому-нибудь, не посвященному в таинства сцены".

«Как русский барин, Кокошкин жил пышно, — пишет Пыляев, — открыто, привлекая к себе хлебосольством, привязывая радушием. Старики актеры долго помнили его блистательные и очаровательные праздники, которые он давал в селе Бедрине, где великолепие природы смешивалось с роскошью вымысла, где плавучие острова Бедринского озера, воспетого А.И.Писаревым, оглашались песнями наяд, игра натуры приукрашивалась игрою искусства, где простой холм над заливом переносил вас в древнюю Элладу, где звучал меч Ахиллеса и сжигался троянский флот и где тяжелый александрийский стих сменялся веселыми песнями колонистов, не театральных, а действительных, поселенных Кокошкиным близ Бедрина».

Однако все это требовало огромных материальных ресурсов, которые, увы, имеют тенденцию к очень быстрому сокращению. Материальная проблема встала и перед Кокошкиным. Ему пришлось отказаться от театра и заняться промышленным производством. Ф.Ф. сделался фабрикантом. Пыляев называет его предпринимательскую деятельность "спекуляцией", не в советском понимании этого слова, конечно.

Он стал перепродавать картофельную муку, патоку, глиняную посуду, новые печи, сальные свечи — "все было перепродаваемо новым фабрикантом", — пишет Пыляев. Настоящего спекулянта и капиталиста из него не получилось, Ф.Ф. не был хищником, он "не переставал разыгрывать светского селадона и дамского поклонника". В 1834 году, в возрасте 61 года, Ф.Ф. женился на актрисе А.С.Потанчиковой; у них было двое детей — Анна и Федор.

Наталья Руновская — автор ранее упомянутой статьи о Кокошкиных, опубликованной в июньском номере "Московского журнала" за 1993 год, в ходе поиска материала об этой семейной династии встретилась с правнучкой Ф.Ф.Кокошкина-первого Ириной Федоровной Кокошкиной. Естественно, ее интересовала наряду с биографией прадеда и жизнью отца судьба деда: что, как, когда и почему? Вопросов много, а ответов — ни одного. И не только для автора публикации, ничего, оказывается, не было известно и самой внучке. Дед умер раньше, чем Ирина Федоровна появилась на свет. "Известно, что он был драматургом и поэтом", — писала Руновская.

Мы, правда, можем кое-что о нем написать. Например, на свет божий явился не раньше 1835-го и не позже 1839 года; в 1871 году у него родился сын, которого тоже нарекли Федором. Если и стал Ф.Ф.-средний "драматургом и поэтом", то написанные им пьесы и стихотворения по своему художественному уровню не превосходили творений известных литераторов, потому неизвестны.

Весьма интересен другой факт, о котором говорит в своих мемуарах Сергей Тимофеевич Аксаков. Оставив нам довольно обширное описание своих впечатлений от пребывания в Бедрине, Аксаков в одной из сносок заметил:

"После смерти Кокошкина Бедрино перешло в другие руки, а может быть, в третьи и в четвертые. Теперь озеро спущено: в глубине лощины течет маленький ручеек, острова осели на дно и приросли к нему, а по всему логову прежнего бассейна, в иных местах до двенадцати аршин глубиною, населенного множеством рыб, производится изобильный сенокос".

Если эта информация соответствует действительности — а оснований сомневаться пока нет, — то каким образом и когда Бедрино вернулось в руки наследников?

Это вторая загадка. Есть и третья, пожалуй, наиболее важная и интересная. Когда и чьим решением, по чьей просьбе на Киевском (или Брянском) направлении Московской железной дороги была устроена остановка (станция) для пригородных поездов?

Наталья Руновская, побывав в Москве и встретившись с дочерью Федора Федоровича Кокошкина-кадета, по ее рассказам описала некоторые факты жизни ее отца.

"Федор Федорович был внешне некрасив, но имел мягкий, ласковый характер, его все любили. Жена его, Мария Филипповна, отличалась красотой и образованностью. В Брехове бывало много гостей. По воспоминаниям Ирины Федоровны, в их доме бывали Леонид Андреев, Павел Антокольский, Андрей Белый, Александр Блок, Валерий Брюсов, Василий Ватагин (художник-анималист), Игорь Северянин, Марина Цветаева, профессора Московского университета С.А.Котляревский, П.И.Новгородцев, В.Г.Шершеневич и другие".

Примечательна одна из дневниковых записей Марины Цветаевой: "Была у Кокошкиных. Читала стихи Ф.Ф.Кокошкину. Ему понравились. Значит, хорошие".

Кокошкин был популярным общественным деятелем, несколько лет избирался земским гласным и членом Московской земской управы, за свои антиправительственные взгляды и выступления не раз подвергался тюремному заключению. Дочь вспоминала, что однажды, когда отца увозили в тюрьму, пришли студенты и несли его на руках до тюремной кареты.

В 1906 году Кокошкина избирают в Первую Государственную Думу, где он становится товарищем секретаря Думы, входит в кадетскую фракцию. Когда царь распустил Думу, считая принятый ею закон о земле недействительным, 169 бывших думцев собрались в Выборге и обратились к народу с "Воззванием" к пассивному сопротивлению: не платить налоги и подати, уклоняться от воинской службы. Все участники и подписанты "Выборгского воззвания" подверглись судебному преследованию. Ф.Ф., как и другие бывшие думцы, получил "срок" и отбыл в тюрьме три месяца. Кокошкин был вынужден уйти из Московского университета и преподавал только в частном университете А.Л.Шанявского, куда принимались люди независимо от национальности и политических взглядов. Ф.Ф. читал лекции в Сорбонне и Кембридже, куда вместе с семьей ездил каждое лето.

Начавшаяся первая мировая война застала семью Кокошкиных за границей. По воспоминаниям Ирины Федоровны, семья тут же собралась и отправилась домой. Добравшись до пункта, где поезда уже не ходили, они бросили чемоданы и с детьми пешком дошли до границы. Ступив на русскую землю, отец воскликнул: "Какое счастье! Мы дома!" Эти отцовские слова дочь помнила всю жизнь.

После февральской революции Кокошкин в качестве члена Временного Совета входит в правительство. Он участвует в кампании по выборам в Учредительное собрание, и Москва называет его своим депутатом. Учредительное собрание начинает работу 5 января 1918 года в Петрограде. После разгона собрания Кокошкина, остановившегося в доме графини Паниной, арестовывают. В тюрьме очень холодно, и Кокошкин получает воспаление легких. Ф.Ф. отправляют в Мариинскую больницу.

Федор Иванович Шаляпин так описал дальнейшие события:

"В эти первые дни господства новых людей столица еще не отдавала ясного отчета, чем на практике будет для России большевистский режим. И вот первое страшное потрясение. В госпитале зверским образом матросами убиты "враги народа" — больные Кокошкин и Шингарев (врач, публицист, также лидер кадетов — В.К.), арестованные министры Временного правительства, лучшие представители либеральной интеллигенции. Я помню, как после этого убийства потрясенный Горький предложил мне пойти с ним в министерство юстиции хлопотать об освобождении других арестованных"…

Позднее выяснилось, что убийство совершили матросы-анархисты. Похороны последнего Федора Федоровича Кокошкина состоялись в Петрограде при большом стечении народа и вылились в манифестацию протеста.

Вдове Кокошкина Марии Филипповне была назначена пожизненная персональная пенсия за мужа. Близкое участие в судьбе семьи принял Максим Горький, хорошо знавший Кокошкина. Марии Филипповне нашли работу у Екатерины Павловны Пешковой в Лиге спасения детей.

Одиннадцать лет назад Наталья Руновская так закончила свое повествование о династии Кокошкиных:

"От самого имения дольше всех оставался пруд в Брехове, но и его засыпали. Теперь на этом месте, как во всем Брехове, стоят дачи. Сохранилась часть березовой аллеи, связывающей когда-то имения Кокошкиных и Чертковых. Простор полей с речушками и перелесками — и тот уже со всех сторон теснят дачи. Осталось неизменным только название станции".

Добавлю: и хороший зеленый поселок, с воздухом, не загрязняемым автомобильными и промышленными выбросами.

Поменяли местами

По территории Наро-Фоминского района протекают четыре, учитывая их величину, скажем так, несудоходных реки: Протва, Нара, Пахра и Десна. Протва из них самая длинная (275 км), Десна — самая короткая (около 60 км). В прошлом, однако, реки играли куда более значительную роль не только из-за способности нести на своих водах купеческие суденышки. С этим уже не поспоришь и рекам не поможешь. Было у них еще одно достоинство — прозрачная, холодная до ломоты в зубах, чистая вода.

Ручьи из подземных источников и ныне впадают в наши реки, но это — с одного берега. С противоположной стороны в них вливаются нечистоты из городов и животноводческих ферм. И если уж санэпидслужба запрещает людям купаться в наших реках, то что говорить об остальном. Сохранилось у этих рек одно неоспоримое достоинство — великолепные, живописные берега и окрестности. Не случайно в прошлом здесь возникло столько поселений и барских усадеб. Возьмем самую короткую реку Десну. Мы уже рассказывали об удивительных памятниках истории и архитектуры, возникших в далеком и недалеком прошлом в Петровском, Горках, Афинееве, Старо-Никольском, Саблине… Еще одна достопримечательность — это Милюково. Едва ли не лучшее место из всех деснинских шестидесяти километров, которое выбрали отцы-основатели превосходной барской усадьбы. В современных публицистических и краеведческих работах Милюково называют селом, расположенным "на речке Малой Пахре", и берут в скобки второе, современное название — Десна. Авторы стараются убедить читателя в том, что в старину — в седую, конечно, но, не уточняя, когда именно — люди использовали гидроним Малая Пахра. В одном из очерков я рассказывал о том, что гидроним Десна имеет необыкновенно широкий ареал распространения. Наши же авторы используют "Малую Пахру", не процитировав ни одного источника, призывая по существу верить им на слово. Между тем знакомство с источниками и подлинными документами (или их копиями) дает нам право на интересное открытие. То, что ныне именуется Десной, даже в XVIII веке было Пахрой. Без всякой приставки "Малая". Убедиться в этом мы можем, взглянув на карту, фрагмент которой воспроизведен на форзаце этой книги и на которую уже было много ссылок в очерках по истории района. Напомню, что карта эта "сочиненная с Генеральных Уездных межевых планов" в 1774 году. Обратим внимание на следующие детали. Нынешняя так называемая Десна образуется от слияния двух рек, одна из которых называется Пахорка, то есть всего-навсего уменьшительная форма основного, исходного слова Пахра.

В пояснениях к карте показано, об этом тоже уже упоминалось, что "реки" обозначены двумя линиями — одной толстой и одной тонкой: "речки и ручьи" — одной тонкой. То, что ныне именуется Пахрой, квалифицируется всего лишь речкой. Место впадения тогда, как и ныне, именуется Беляево. В конце XVIII века это было село Беляево, а во второй половине XX века Беляево (в словаре "Все Подмосковье") — деревня.

Неизвестно откуда родившийся фокус с перестановкой названия — с основной реки на ее приток — нельзя рассматривать иначе, как казус. Представим себе, что Волгу в ее верхнем течении до города Горького переименовали бы в Оку, а упомянутую Оку от устья до истоков стали называть "красавицей Волгой". Представили? Нечто подобное произошло с Пахрой и Десной. Видимо, выражение "Малая Пахра" прицепилось к топониму не в качестве параллельного объекта, а как обычное разделительное во времени и объемах значение. Примером из современности может служить расхожее словосочетание времен великих строек коммунизма — Большая Волга. Все понимали, что это та же самая река, но с большим водным балансом, что "большая" — всего-навсего эпитет… А вот с Пахрой-рекой эпитет сыграл злую шутку. Тощий, безымянный приток стал Пахрой, а полноводная верхняя половина реки — Десной.

Красиво, ничего не скажешь! Но что новый топоним означает, никто не в состоянии объяснить. И вот на живописных берегах Пахры (нынешней Десны) одно за другим появляются прекрасно спланированные дворянские усадьбы. Помню, как несколько лет тому назад поразил меня ландшафт возле деревни Милюково — все вместе взятое, природное и созданное человеком. Причем и то и другое хранит печать как человеческого гения, так и первобытного варварства.

Милюково расположено на крутом берегу реки, можно даже утверждать, что прямо над обрывом, и далеко видно из окрестностей. Особенно впечатляющ и живописен пейзаж со стороны сел Афинеева и Старо-Никольского. Отделенный от лесов полями и деревнями, массив парка одиноко возвышается над ровной местностью. Специалисты находят определенную визуальную связь между двумя незаурядными памятниками садово-паркового усадебного искусства Старо-Никольского и Милюкова, которая заключается прежде всего в определенной встречной развернутости друг к другу.

Живописная деревня Милюково, сохранившая ряд изб начала XX века, расположена к западу от усадьбы на склоне спускающегося к реке холма. Милюково является одним из древних населенных пунктов нашего района и впервые упомянуто в письменных источниках за 1627–1628 годы. В писцовых книгах говорится, что село «Старое Милюково и Архангельское тож на реке Пахре находятся за стольником С.Я.Милюковым как его старая вотчина».

Как видим, красивая местность привлекала сюда людей с высоким социальным положением. На левом берегу земли Никольского принадлежали царскому окольничему Федору Ртищеву, на правом — стольнику Степану Милюкову.

В 1646 году милюковская вотчина попадает в руки к князю Г.Н.Бельскому, а в 1676 году переходит во владение другого стольника, князя Ивана Ивановича Щербатова. Церковь в Милюкове при первом и втором владельце значится деревянной, в селе отмечается наличие двора вотчинника вместе с деловыми людьми. При Щербатове храм перестраивается, к нему добавляются два придела. Кроме прежнего наименования — Михаила Архангела — добавляется новое — Покрова Пресвятой Богородицы. Столь мощный ряд святых заставляет здешних хозяев последовать примеру соседей из села Афинеево, строивших в это время каменную церковь. В Милюкове, не ломая деревянного здания, в 1704 году приступают к строительству каменной церкви в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Какими методами возводили это новое каменное здание, неизвестно, только отмечено, что освящение Покровского храма в Милюкове состоялось в 1706 году.

Церковь в Милюкове имела небольшой приход: крестьянских и иных дворов 33 с числом жителей 147 человек мужского пола и 174 — женского. По данным местного краеведа Анатолия Сладкова, каменное здание церкви в Милюкове простояло более столетия, а после 1819 года в нем появились неизвестно откуда взявшиеся трещины, что привело к преждевременному осыпанию внутренней и наружной штукатурки, разрушению здания. Естественно, что до нашего времени оно не сохранилось. Не исключено, что события Отечественной войны 1812 года, когда многие жители Милюкова приняли участие в партизанском движении, отразились и на сохранности многих строений. В том числе и духовного назначения.

На протяжении прошлого столетия Милюково так же, как и ранее, меняло своих владельцев. Видимо, исключительно красивая местность привлекала многих знатных людей. Но природный ландшафт, будучи однажды облагорожен и возвеличен человеческими усилиями, требовал для своего последующего сохранения немалых материальных затрат. А денег, как всегда и у всех, попросту не хватало.

В XIX веке милюковская церковь была приписана к храму в Старо-Никольском, при церкви существовал детский приют. Местные жители называли датой постройки этого дома 1903 год. Однако в паспорте архитектурного памятника записано, что при натурном обследовании установлено основание, относящееся ко второй половине XVIII века. Постройка флигеля также датируется XVIII веком.

Предполагается, что парк в Милюкове заложен одновременно с постройкой главного дома, разумеется, с более поздними необходимыми подсадками. Регулярный липовый парк начинается к востоку от главного дома. Он вытянут с востока на запад, имеет прямоугольную форму с обваловкой с южной, восточной и частично северной сторон. Парк разбит на четыре прямоугольных участка, в центре его проходит широкая продольная перспектива. Два одинаковых больших восточных прямоугольных участка имеют звездчатую планировку. Западные участки — иные, они состоят из небольших массивов с диагональными аллеями и открытых полян с обсадкой по периметру. Северо-западный участок искажен вырубками и постройками завода.

Подъезд к усадьбе сохранился исторический: от села Первомайского (или Старо-Никольского) через реку по шоссе. Затем дорога сворачивает вправо, вдоль деревни Бараново, и следует мимо парка, разделяя парадный и хозяйственный дворы, к деревне Милюково. Вдоль южной границы парка дорога обсажена тополями начала XX века.

Планировка усадьбы в принципе проста. В центре ее расположен двухэтажный главный дом — прямоугольный в плане с коринфским портиком и убранством фасада в стиле неоклассицизма. Перед главным южным фасадом был, вероятно, небольшой двор с цветниками и подъездом к дому. Северный фасад обращен к партеру, тянущемуся до самого обрыва к реке. По южную сторону от дороги, напротив дома, располагался хозяйственный комплекс, из которого сохранился лишь небольшой кирпичный двухэтажный флигель в стиле классицизма, стоящий к дороге торцом. С запада вдоль усадьбы протекает ручей, на котором устроены два каскадных пруда. На северном берегу нижнего пруда стояла небольшая каменная церковь.

Усадьба, хорошо сохранившая общую структуру и замечательный парк, благодаря последнему представляет особую ценность как характерный памятник усадебного искусства эпохи классицизма.

К сожалению, в настоящее время продолжается распад и разрушение некогда привлекательной, созданной трудом талантливых архитекторов и безымянных крепостных крестьян усадьбы и парка.

Могутово, Звинорье…

Постановлением Совета Министров РСФСР от 4 декабря 1974 года Сергиевская церковь, построенная в 1693 году в селе Могутово нынешнего Наро-Фоминского района, была объявлена памятником архитектуры федерального значения. Естественно, как и все архитектурные памятники, находящиеся под охраной государства, могутовская церковь попала в список нашего культурного достояния.

Село Могутово в те далекие времена принадлежало знаменитому на Руси боярскому роду Лопухиных. Прославился он тем, что довольно неудачно породнился с царствующим домом Романовых. Как известно, в 1689 году мать Петра Первого женила его на 16-летней девице Евдокии Федоровне Лопухиной. Женила, откровенно говоря, вопреки воле молодого царя, но в соответствии с собственными благими намерениями. По совету своего младшего брата, говорившего:

— Что ж, сестрица, жени его, хуже не будет… Вот у Лопухиных девка Евдокия на выданье, в самом соку, — шестнадцати лет… Лопухины горласты, род многочисленный, захудалый… Как псы будут около тебя. (А.Толстой).

Через год после свадьбы у Петра и Евдокии родился сын — первенец Алексей, судьба которого сложится трагически. Но пока Лопухины этого не знали, они одну за другой старались строить церкви — в том числе и в принадлежащем им Могутове. Архитектор, который проектировал и строил Сергиевскую церковь, неизвестен, но точно известно, что построен храм на средства Никиты Лопухина.

Кирпичный многоярусный храм был расположен в самом центре села.

«Здание построено "кораблем", — записано в паспорте. — Храм и трапезная расположены по одной оси и образуют вместе с одночастной апсидой прямоугольник в плане».

Здание имеет традиционную композицию: восьмерик на четверике. Он двухсветный, расчленен на вертикали двухъярусным карнизом. На этот четверик поставлены два уменьшающихся по размерам восьмерика: нижний — световой, верхний — глухой, с ложными окнами. Храм увенчан восьмигранным глухим барабанчиком с поздней небольшой главкой, завершающейся крестом.

Северный и южный порталы завершаются аркой полуциркульной формы и обрамлены круглыми кирпичными колоннами со стилизованным дорическим ордером, поставленным на квадратные в плане тумбы.

Наличник портала завершается кирпичным антаблементом, состоящим из архитрава, фриза и мощного карниза. Боковые стены первого яруса четверика отделены от стен трапезной и апсиды круглыми кирпичными колоннами. Стены второго яруса имеют с северной и южной сторон по три окна с наличниками той же формы, что у стен первого яруса.

Благодаря большой живописности и скульптурной пластичности объемов здания, геометрической четкости его фасадов и декоративных элементов памятник, построенный в стиле московского барокко, является незаурядным сооружением конца XVII века.

Как видим, церковь довольно поздно была взята под охрану государства, и состояние здания иначе как руиническим не назовешь. Реставрационные работы необходимы, но для их реализации нужны деньги.

В дореволюционную эпоху Могутово входило в состав Боровского уезда, и описание церкви в ее "рабочем" состоянии можно найти в книге В. и Г. Холмогоровых "Материалы для истории, археологии и статистики церквей Боровского уезда с пригородами". Издано в Калуге в 1898 году.

В отличие от могутовской церкви храм в селе Большое Свинорье не разрушен, пользуется вниманием прихожан, уже занесен в перечень памятников архитектуры.

Прежде всего, стоит обратить внимание на название села, на такой необычный для современных объектов топоним: Большое Свинорье.

Первое упоминание о церкви и селе содержится в источниках за 1632 год. Церковь была построена во имя царевича Дмитрия, строение было деревянным, село располагалось на речке Свинорье и называлось "Зверево, Петухово тож". Речка, село и церковь входили в усадьбу стольников Зюзиных.

Спустя полтораста лет, а именно в 1782 году, уже само село упоминается как "Свинорье, Зверево тож". Село за эти полтора столетия сменило много хозяев, кто-то из них построил новую деревянную церковь, которая получила, в свою очередь, другое название — Спаса Нерукотворного Образа. Что это значит, мы поговорим позже. Само село в XIX веке уже называют по-другому. На карте, выпущенной в 1850 году, река и село именуются Звинорье. На карте 1890 года село по-прежнему обозначено как Звинорье. В современной топонимии его опять называют Свинорьем, да еще Большим. Жители Б.Свинорья давно тяготятся названием своего села. Хотя попытка поменять "с" на "з", однажды предпринятая, не увенчалась успехом, мечта не умерла. Но, по моему мнению, с ее воплощением в жизнь спешить не стоит. И вот почему.

Во-первых, формант — ье, определяющий значение названия (топонима), указывает на более раннее его происхождение по сравнению с самим населенным пунктом, т. е. деревней, селом. Иначе говоря, сначала была курица, потом появилось яйцо. Возьмем аналогии: Зарядье, Приморье, Заполярье, зарубежье, лукоморье, Загорье и т. п. Во-вторых, основа слова свин- не обязательно должна трактоваться как переносная от названия биологического вида. Эта основа присутствует в названиях других предметов и явлений: свинка — болезнь, свинуха — гриб, свиная трава — дымянка, брыленка, свинка — слиток свинца, свинка — игра и проч. Докопаться до истины не так просто.

В конце XIX века существовавшая в Б.Свинорье деревянная церковь заменяется каменной. Пожалуй, это один из немногих храмовых объектов в нашем районе, который был построен на средства самих прихожан.

Каменная церковь в селе строилась как бы в две очереди. Началось строительство в 1892 году, а приделы в теплой трапезной были освящены в 1895-ом. Через два года был освящен и главный Спасский храм. Строительство каменной сторожки и церковной ограды исследователи относят к тому же периоду. За исключением ворот из белого камня.

Церковь Спаса Нерукотворного Образа стоит на окраине села, из окрестностей открывается красивый вид на храм. Само здание обладает трехчастной продольно-осевой пространственной структурой. Высокие объемы храма — четверик и колокольня — уравновешивают друг друга. Двухсветный четверик завершен четырехскатной кровлей, увенчан глухим пятиглавием. С востока к храму примыкает пятигранная апсида с соответствующей формой кровли. С запада — такой же высоты широкая двухпридельная трапезная, соединенная с монументальной трехъярусной колокольней. Колокольню венчает миниатюрный каменный шатер с одним ярусом слухов и луковичной главкой на тонкой шейке.

Церковь выстроена архитектором Крыгиным в ложнорусском стиле с характерным для конца прошлого столетия кирпичным декором. Распределение декора строго симметричное. Фасады имеют четкое горизонтальное членение на два яруса и трехосевую композицию.

В интерьере доминирует объем четверика, имеющего восьмигранный сомкнутый свод. Главный алтарь перекрыт половиной сомкнутого свода. Двухстолпная трапезная разделена продольными арками на три нефа. Трапезная перекрыта парусными сводами.

Специалисты, составлявшие паспортные характеристики на памятник архитектуры, отмечают, что роспись храма характерна для провинциальной церковной живописи конца прошлого века. Стены покрыты растительным орнаментом. В своде главного храма помещено изображение Спасителя в окружении небесного воинства. Живопись алтаря составляют следующие сюжеты: "Воскресение", "Моление о чаше", "Святой Кассиан", "Василий Великий", "Дмитрий Ростовский".

На сводах трапезной изображены головки херувимов, на стенах главного храма — картины "Рождество Христово", "Успение", "Христос и дети", в притворе — "Перенесение мощей святого Николая Чудотворца", "Мытарь и Фарисей", фигуры избранных святых.

Сохранились первоначальные иконостасы, типичные для своего времени, с позолотой по белому полю — трехъярусный в главном храме и двухъярусные — в приделах. Иконы на железных листах представляют незначительную художественную ценность. Настенные иконы являются современниками храма. Небогатая церковная утварь также позднего происхождения. Простые вертикальные прутья железных оконных решеток украшены в нижнем ярусе окон завитками.

В церковной ограде имеются белокаменные надгробия первой половины прошлого века. Современное кладбище находится вне церковной ограды.

Памятник хорошо сохранил свой первоначальный облик. Заново выстроено лишь западное крыльцо. Живопись обновлена в 70-х годах.

Церковь в селе Могутово освящена в память Сергия Радонежского. Это реальная фигура нашей российской истории. Родился Сергий в 1321 году (эта дата считается приблизительной), а умер в 1391 году. Приставку к имени — Радонежский — Сергий получил от места своего рождения и жизни — древнерусского города Радонеж. Сергий основал ныне знаменитый на весь мир Троице-Сергиевский монастырь, в 1744 году получивший статус лавры. Сергий Радонежский разработал и ввел общежитейский устав монастырский жизни, активно и всеми доступными средствами поддерживал объединительную и национально-освободительную политику князя Дмитрия Донского. Имя этого человека глубоко почитается не только официальной православной церковью, но и всеми русскими патриотами.

Храм Спаса Нерукотворного Образа в селе Большое Свинорье связан с праздником православной церкви, именуемым "перенесение из Едессы (Эдесы) в Константинополь Нерукотворного Образа (Убруса) Господа нашего Иисуса Христа". В обиходе православных верующих этот праздник известен как третий Спас, или как Спас на полотне, и празднуется 29 августа.

История происхождения праздника по версии церковных историков такова. В древней Месопотамии, в городе Эдесе жил больной проказой князь Авгарь. Иисус Христос при своей земной жизни совершил много чудес, в том числе продемонстрировал свою способность к исцелению людей от самых страшных болезней. Слух об этих способностях Христа быстро распространился по всем странам. Узнав об удивительном даре сына Божьего, Авгарь послал к Иисусу Христу своего гонца с просьбой приехать в Эдесу и исцелить князя. Иисус ответил Авгарю, что прийти к нему он не сможет, но после исполнения своей земной миссии пришлет к Авгарю одного из своих учеников, и тот излечит его.

В тот момент, когда Иисус Христос инструктировал своего посланца, у него возникла необходимость умыться и обтереть лицо полотенцем. Он проделал этот незатейливый ритуал, и на полотенце отобразился лик Христа. Гонец взял полотенце и вместе с посланием доставил в Эдесу князю Авгарю. Князь после умывания стал утираться полотенцем, присланным Иисусом Христом, и эго облегчало его страдания.

Прошло какое-то время, Иисус закончил свою земную жизнь и вознесся на небо, но не забыл о болезни Авгаря и своем обещании исцелить его окончательно. Для выполнения этой благородной миссии Иисус посылает в Эдесу одного их своих апостолов по имени Фадей. И тот, прибыв по назначению, окончательно исцелил страдальца Авгаря.

Это чудо буквально потрясло всех жителей города Эдесы. Единодушным явилось их решение принять христианскую веру. Затем изображение Христа на полотне, как чудесный образ, превратили в икону и установили ее в нише стены над главными воротами в город. Иконе поклонялись как самой важной местной святыне. Когда мусульмане захватили Эдесу, они разграбили город и увезли икону. В 994 году византийские императоры выкупили икону у мусульман. Она была доставлена в Константинополь и 29 августа торжественно помещена в храм. В честь этого события и был построен храм в селе Большое Свинорье Наро-Фоминского района.

Празднование Спаса Нерукотворного Образа совпадает с окончанием жатвы и с завершением сева озимых культур. Отсюда пословицы и поговорки, например, "Третий спас хлеба припас". Вслед за медовым и яблочным спасом это один из самых значимых христианских празднеств второй половины лета.

Среди долины ровныя…

В 1913 году известный московский фабрикант и театральный меценат А.А.Бахрушин купил "изменившую ход всей семейной жизни" усадьбу в селе Афинеево.

После переезда его сын Юрий Алексеевич, как он сам выражался, начал "вволю наблюдать смену времен года и испытывать чарующее обаяние русской природы в той ее непосредственной дикости, в которой пребывал тогда еще забытый Богом и людьми Верейский уезд Московской губернии".

Насладившись прелестями окрестностей, познакомившись с историей, жизнью и традициями афинеевских крестьян, Юрий Бахрушин на следующий год предпринял поездку по соседним селам и деревням. О некоторых эпизодах своего знакомства с соседями Ю.Бахрушин рассказал в книге "Воспоминания".

"Самой любопытной усадьбой, в которую я случайно попал уже на второй год нашей жизни в Верине (Бахрушины стали так именовать село Афинеево — В.К.), было сельцо Жодочи".

В истории сел и деревень нашего района встречается много случаев изменения названий того или иного населенного пункта. Происходило это вследствие смены хозяев в период крепостного права и помещичьего землевладения, в связи со сменой церковного посвящения и по другим причинам. Во многих случаях мы можем добраться до основы топонима и понять его смысл и значение. Об этом шла речь, и довольно подробно, в одном из первых очерков, посвященном топонимике.

"Как-то я поехал с целью открытия "неизвестных земель" и заблудился. Какая-то лесная, малоезженая дорога, — писал Бахрушин, — вывела меня в поле. Среди этого поля высилась купа деревьев, в которых хоронилось какое-то здание. Приблизившись, я обнаружил, что это была небольшая каменная церквушка, вероятно, построенная еще в XVIII веке. Входные двери храма были заколочены большими коваными гвоздями, крыша местами вовсе отсутствовала или была сильно повреждена, стекла в окнах разбиты, решетки погнуты. Сквозь окно я проник внутрь, спугнув целую стаю птиц, гнездившихся на остатках резного и некогда нарядного иконостаса. В сущности говоря, внутри церкви ничего не было, кроме явных следов неоднократного ограбления. Вылезши обратно, я внимательно осмотрел окрестности: никаких признаков жилья поблизости не было — кругом расстилались поля, а впереди высилась небольшая роща, куда вела дорога, проходившая мимо церкви. По ней я и поехал. В роще эта дорога круто сворачивала вправо, деревья расступились и обнажили ярко-зеленую, залитую солнцем лужайку, обрызганную золотистыми одуванчиками, в глубине которой высился чудесный русский усадебный дом с нелепо вытянутыми белыми колоннами и желтыми стенами, отливавшими медью. Казалось, я попал в усадьбу Лариных. Вокруг дома кустились сирень, жасмин, акации, а сбоку виднелся маленький флигелечек, около которого женщина развешивала стираное белье. К ней я и подъехал.

Это оказалась жена управляющего, который ненадолго куда-то отлучился. Она мне сообщила, куда я попал и где я нахожусь, радушно угостила меня молоком и еще горячей свежей булкой. Тем временем появился и сам управляющий — высокий, плотный мужчина мрачноватого вида, насупленный, предпочитавший слушать, а не говорить. Впоследствии я понял, что эта обманчивая внешность была следствием необычной застенчивости. Он был полной противоположностью своей жены — веселой и общительной и очень пригожей.

На просьбу показать дом он ответил согласием, но добавил:

— Смотреть-то нечего. Пустой дом. Одни ободранные стены. Брошенный дом. Мертвый.

Однако этот мертвый дом говорил громче, чем многие живые. Как я выпытал у управляющего, он брошен владельцами в конце 40-х годов прошлого века, когда из него было вывезено все ценное, с их точки зрения. В дальнейшем полноправными хозяевами имения стали управляющие, так как продать усадьбу было сложно — она была майоратом. В доме никто не жил, но управители зорко следили за его сохранностью и частично приспосабливали его к своим надобностям. Так, например, весь нижний этаж обслуживал хозяйственные потребности. В окно бывшей гостиной вели сходни, и она была использована как курятник, в двух смежных комнатах хранилась рожь и проветривались овощи. Второй этаж и комнаты, выходившие в парк, внешне сохранились в неприкосновенности. Стены были оклеены старинными обоями ручной работы, напоминавшими росписи поповских чашек, стояла мебель крепостной домашней работы, примитивно сработанная по лучшим образцам. Особенно запомнился небольшой, но тяжеленный диван из простой березы, расписанный под карельскую. Сиденье покоилось на четырех страшенных львах, резанных из дерева. Видно было, что эти львы стоили многих слез и жестокой порки. Потолки хранили следы росписи, в прихожей стояли огромные лари, в которых хранилась одежда гостей, и на которых сидели и дремали их выездные лакеи, сохранились немногие люстры и торшеры. Но больше всего поразила меня угловая комната. Светлая, большая и просторная, она по двум своим стенам была обставлена застекленными шкафами красного дерева, сплошь набитыми книгами, стоявшими в идеальном порядке. Сквозь стекла виднелись добротные переплеты свиной кожи и пестрел щеголеватый зеленый и красный марокен. Раскрыв одну из нижних глухих дверок шкафа, я увидел, что он наполнен связками писем и рукописей. Это был семейный архив хозяев. С этого момента я "заболел" этой комнатой.

Передо мной раскрывалась возможность проникнуть в жизнь давно ушедших людей, узнать их заботы, радости и печали, пожить их мыслями, волнениями и переживаниями. Но как это сделать? По всем признакам, управляющий ревниво следил за сохранностью остатков хозяйского добра, что я почувствовал в разговоре с ним после осмотра дома. О том, чтобы продать или купить что-либо, и речи быть не могло.

Воспользовавшись тем, что жена управляющего хотела обязательно напоить меня чаем перед отъездом, я в ожидании этого попросил разрешения осмотреть парк за домом. Бродя по совершенно заросшим и потерявшим всякую форму дорожкам, вившимся между столетними липами, любуясь небольшим, сплошь покрытым всевозможными водяными травами прудом, с островком посередине, осматривая жалкие остатки фруктового сада, я все время искал возможности поближе познакомиться и с библиотекой, и с архивом. Попивши чая и прощаясь с управляющим, я, под влиянием какого-то наития, сказал:

— Как я вам завидую. Я так люблю читать старинные книги и всякую старинную писанину, а у вас её так много! Как бы мне хотелось почитать все это. Наверное, там много интересного.

Пожимая мою руку и не меняя своего угрюмого выражения лица, управляющий задумался и вдруг отрезал:

— Что ж, это можно. Приезжайте и читайте. Я не против.

Уговорившись о том, когда состоится мое посещение, я в приподнятом настроении возвратился домой. Через несколько дней я вновь был в Жодочах. Управляющий встретил меня для его характера довольно приветливо и повел меня в дом, захватив чернильницу с пером и какие-то конторские книги. Придя в библиотеку, он молча указал мне на шкафы — дескать, действуйте, а сам сел за стол, раскрыв свои фолианты, и углубился в работу. Скажу откровенно, я никак не ожидал находиться все время под надзором, но делать было нечего, и я принялся за обследование. С первых же шагов стало понятно, что библиотека чрезвычайно ценная: редкие книги в прекрасной сохранности, хорошие гравюры, прекрасные переплеты. Кое-что я отмечал особо и ставил в отдельный ряд. Повозившись с книгами, я принялся за рукописный отдел, который также представлял своеобразный интерес. Позанимавшись часа три, я распрощался и поехал домой, уговорившись о следующем посещении. Домой я ехал в смутном состоянии духа. Я прекрасно понимал, что все это обречено на гибель, но как спасти хотя бы часть? С управляющим не договоришься на этот счет — это ясно, значит, единственный выход — кража хотя бы наиболее ценной части виденного, но как это сделать под бдительным оком усадебного Аргуса? Ответа не находилось.

В следующий раз, когда я должен был уехать в Жодочи, погода выдалась неважная — небо заволокло тучами и временами моросил дождь, но это меня не смутило. Надев кожаную куртку и сапоги с большими отворотами, я пустился в путь. На месте все пошло как обычно. Но вот, во время разборки библиотеки, какая-то записочка случайно выпала из книги, полетела на пол и бесследно исчезла. Я долго и бесплодно ее искал, недоумевая, куда она могла деться, но найти ее так и не удалось. Лишь в конце осмотра я случайно взглянул на свои сапоги и обнаружил, что пропавшая записка завалилась за отворот моего болотного сапога. Выход был найден, и я смело вступил на путь воровства. Да! Я крал и не стыжусь этого, потому что будущее меня оправдало. От всего того, что было в Жодочах, впоследствии не осталось ничего, за исключением того, что украл и спас я. Ныне все это находится в государственных хранилищах, в которые я это передал, не считая возможным владеть тем, что было приобретено таким путем.

В последующие разы я иногда брал с собой приятеля, который занимал управляющего разговорами и тем самым отвлекал его внимание от того, что я делал. Впрочем, мой Аргус стал постепенно ко мне привыкать — он сделался разговорчивее и иногда ненадолго покидал меня. На следующий год он совсем ко мне привык, и я стал допускаться в библиотеку в одиночестве. Это, конечно, облегчало мою задачу по выемке из библиотеки наиболее интересного, но было малопродуктивно, так как на расшифровку иного письма уходил целый день. В середине лета я вновь начал разговор о том, чтобы брать письма и книги к себе на дом. Управляющий долго молчал — он, видимо, был тугодум, — но наконец огласил свое решение:

— Книги — не надо, здесь читайте, а вот письма и записки там разные — это, пожалуй, можно, их все одно мыши зимой жрут — я уж много выкинул.

С этого дня передо мной стала раскрываться история этой усадьбы и развертывалась незатейливая жизнь интеллигентной дворянской семьи среднего достатка.

В XVIII веке Жодочи принадлежали Н.В.Рогозину, но уже в конце столетия они перешли во владение Федора Михайловича Вельяминова-Зернова, у которого был сын Владимир и красавица дочь Анисья Федоровна, в начале века вышедшая замуж за Степана Ивановича Кологривова. От этого брака родились два сына: Николай и Иван. Семья, по-видимому, своего дома в Москве не имела и жила безвыездно либо в Жодочах, либо в Паюсах в Орловской губернии, сносясь со столицей письмами. Когда сыновья подросли, они поступили на службу. Старший — в канцелярию генерал-губернатора всесильного графа Закревского — чиновником особых поручений, а младший пошел на военную службу.

Пожелтевшие от времени листки писем осторожного и предусмотрительного Николеньки, испещренные его ровным, аккуратным почерком, переносили меня в бальные залы Москвы 40-х годов или в Большой театр на премьеру балета или итальянской оперы, заставляли принимать участие во всевозможных интригах генерал-губернаторского окружения или узнавать всю подноготную скандальных столичных происшествий и великосветских сплетен. Николенька никогда не забывал подчеркнуть, что он сообщает это не для разглашения, а то "упаси Бог, граф узнает — тогда беда!"

Письма Ванечки были всегда написаны наспех, неровным и небрежным почерком, с орфографическими ошибками. Здесь передо мной вставали величавые громады Кавказских гор, стычки с абреками, веселые товарищеские попойки с жженкой и удалыми песнями, выигрыши и проигрыши в карты, случайные встречи в Пятигорске и Минеральных водах с знакомыми, с родными и с прелестными девушками. Бесшабашный и жизнерадостный, он был любимцем и баловнем матери и ничего от нее не скрывал. Ответы родителей пестрели благословениями, наставлениями и сообщениями о делах в Жодочах. А дела были неважные, доходы сокращались, и впереди зияла пропасть неизбежного разорения. Для поправки дел строились фантастические планы и предпринимались коммерческие авантюры. Был создан полотняный завод, но из него ничего не вышло. Взамен него стали курить вино, но и это, кроме убытков, ничего не принесло, наконец, стали организовывать фарфоровую фабрику, но на это не хватило средств.

Позднее 40-х годов писем не было — жизнь Жодочей замерла, чтобы более не возродиться. В 60-х годах имение какими-то путями перешло по наследству заведующему репертуаром московских театров Николаю Ивановичу Пельту. Он в имении не жил и им не интересовался. Его потомки владели Жодочами и тогда, когда я разбирал библиотеку и архив".

Было это давно. Между Апрелевкой и деревней Алабино в большом лесном массиве располагались дачные строения артистов Большого театра. Дачи тогдашних знаменитостей, конечно же, значительно уступали по своим габаритам "замкам" нынешних нуворишей. Даже дом кумира всей страны Сергея Лемешева (его строение превосходило другие своими размерами) выглядел бы скромным и незаметным на фоне сегодняшних "шедевров" дачной архитектуры. Но то — Лемешев, кумир и мировая знаменитость. А вот певец Большого театра народный артист республики Иван Михайлович Скобцов жил в скромном доме, обстановка которого поразила меня: голые бревенчатые стены, стол и несколько стульев. На столе — ведро, в нем "букет" из березовых зеленых веток. В доме стоял пряный аромат леса, травы и листьев молодой березы. После дружеского тоста я упросил Скобцова спеть что-нибудь. Он не отказался — прост был во всем, но спросил, хорошо ли я знаком с его сценическим репертуаром. Потом запел народную "Среди долины ровныя…". Кончив петь, спросил: знаю ли я, где написана эта песня. Естественно, я не мог ответить на этот вопрос.

— Да это же совсем рядом, в деревне Жодочи, — весело сказал он.

У Жодочей — все в прошлом. Вся замечательная история — в прошлом столетии. Песня, написанная на стихи русского поэта Мерзлякова, за простоту свою и близость к душе простого человека чаще всего именуется народной. Об истории создания стихотворения хочется рассказать. Как уже упоминалось в рассказе Юрия Бахрушина, Жодочи в начале прошлого века принадлежали Федору Михайловичу Вельяминову-Зернову, человеку образованному, имевшему не только хороший литературный вкус, но и определенный организаторский талант. Не случайно дворяне, проживавшие в Верейском уезде, избирали его своим уездным предводителем. Пять трехгодичных сроков Федор Михайлович удостаивался столь высокой чести. Значит, человек был стоящий. Кроме уездной дворянской знати Вельяминов-Зернов дружил с большим кругом московских литераторов. Поскольку жил он большей частью в полюбившихся ему Жодочах, то туда к нему приезжали московские гости. А что ни гость, то имя в истории русской литературы: Николай Михайлович Карамзин и Василий Андреевич Жуковский, Иван Андреевич Крылов и Петр Андреевич Вяземский, Иван Иванович Дмитриев и Михаил Александрович Дмитриев.

Был среди гостей и профессор словесности Московского университета, поэт, переводчик и литературный критик Алексей Федорович Мерзляков. Родился он в 1778 году в небогатой купеческой семье. Окончив Пермское народное училище, принял участие в своеобразном конкурсе на восхваление русской военной удали и доблести — написал "Оду на заключение мира со шведами". Сочинение 13-летнего мальчугана напечатали… "Ода" попала на глаза Екатерине II. Умнейшая императрица распорядилась послать юное дарование сначала в университетскую гимназию, а потом и в Московский университет учиться за казенный счет. Мерзляков оправдал надежды императрицы: в 26 лет он становится профессором университета по кафедре российского красноречия и поэзии. Написанные Мерзляковым "Ода на разрушение Вавилона", гимн "Слава", переводы из древнегреческого поэта Тиртея оказали существенное влияние на русскую лирику преддекабристской эпохи. В первом десятилетии XIX века Мерзляков создает цикл стихотворений, полюбившихся народу и ставших песнями: "Среди долины ровныя…", "Чернобровый, черноглазый…", "Не липочка кудрявая…" и другие. Спустя много лет поэт и мемуарист Михаил Дмитриев в своих воспоминаниях, названных "Мелочи из запаса моей памяти", так описал эпизод создания знаменитой песни:

"Он (Мерзляков) разговорился о своем одиночестве, говорил с грустью, взял мел и на открытом ломберном столике написал почти половину этой песни. Потом ему подложили перо и бумагу: он переписал написанное и кончил тут же всю песню".

Происходило все это в Жодочах, куда сам Мерзляков приезжал не столько ради общения с Вельяминовым-Зерновым, сколько из-за неразделенного чувства к его дочери Анисье Федоровне.

Песня получилась и живет. Почти двести лет. Не зря же вокруг нее время от времени возникают курьезные интерпретации, подобные той, которую рассказал в своей книге "Старая Москва" уже упоминавшийся мною Михаил Пыляев.

«В старину окрестности Москвы, — писал Пыляев, — славились своими заповедными вековыми рощами, и куда бы ни кинул свой взгляд путник — всюду встречал лесных гигантов. Один из таких вековых обитателей дубрав — это гигант вяз, воспетый А.Ф.Мерзляковым более восьмидесяти лет тому назад в известной народной песне "Среди долины ровныя, на гладкой высоте…". Только этот вяз у поэта почему-то назван дубом, — удивляется Пыляев. Но спешит оправдаться ссылкой на то, что — это предание нам передал один из почтенных московских старожилов».

Интересные события разворачивались в Жодочах в период Отечественной войны 1812 года. К этому времени красавица Анисья Федоровна успела выйти замуж за одного из богатых московских дворян — Степана Ивановича Кологривова. Об этой фамилии кое-что рассказал Пыляев, и мы к ним еще вернемся. А летом 1812 года после нападения французов на Россию и продвижения наполеоновских войск началась активная подготовка к оборонительным действиям на подступах к Москве. Естественно, Верейский уезд не составлял исключения. По воспоминаниям дочери, Вельяминов-Зернов принял решение отослать всю семью в орловскую деревню, а сам принялся собирать отряд верейских ополченцев. По сведениям, приведенным в очерке Поспелова (по истории Вереи), в городе удалось сформировать ополченский отряд из 1402 человек. Об этом, естественно, доложили командованию русской армии. Беженцев и отряд направили в Жодочи. Позже туда прибыл откомандированный правительством офицер с целью, как писала Анисья Федоровна, "приема ратников и для отвода их в назначенное место".

Однако французы заняли не только Верею, но и деревню Жодочи. В усадебном доме Вельяминовых-Зерновых разместился зять и сподвижник Наполеона маршал Мюрат со своим штабом. Два дня Мюрат пробыл в Жодочах, и в селе все было тихо-мирно. Когда маршал уехал, "солдаты выпили все вина, хранившиеся в погребах, бесчинствовали, все били и ломали, изрубили фортепьяно и топили им камин". Усадебный дом уцелел только по счастливой случайности.

В соседних Горках усадебный дом далеких потомков Николя де Мануара — Николевых-Кругликовых оккупанты сожгли дотла.

Судя по письмам, которые удалось спасти и прочитать Юрию Бахрушину, Анисья Федоровна вместе с мужем долгие годы жила в Жодочах. Пыляев относил Кологривовых к числу богатых московских помещиков и отмечал, что в городе их проживало несколько. Он писал:

"В двадцатых годах был известен очень состоятельный помещик, чудак, театрал и собачей А.А.Кологривов. Сын екатерининского бригадира, по рассказам, он наезжал по зимам в Москву и Петербург со всем своим деревенским штатом, состоящим из доморощенных актеров, музыкантов, певчих и собак. Все эти артисты были острижены на один лад и окрашены черной краской. Когда Кологривова спрашивали, зачем он возит с собой всю эту ораву, то он отвечал:

— У меня на сцене, как я приду посмотреть, все актеры и певчие раскланиваются, и я им раскланиваюсь; к вам же придешь в театр, никто тебя не заметит и не раскланяется.

Когда же его спрашивали, зачем у него на псарне до 500 штук собак, он отвечал:

— Вы этого не поймете; как, тявкнувши, мои псы разбредутся по кустам да поднимут лай, так что твои певчие".

О другом Кологривове, таком же чудаке и эксцентрике, упоминает в своих воспоминаниях граф Соллогуб. Кологривов был родной брат по матери известному министру духовных дел императора Александра I князю Александру Николаевичу Голицину. Кологривов хотя и дослужился до звания обер-церемонимейстера, но дурачился, как школьник.

У него была особенная страсть к уличным маскарадам; последняя доходила до того, что он наряжался нищенкой-чухонкой и мел тротуары. Завидев знакомого, он тотчас кидался к нему, требовал милостыню и в случае отказа бранился по-чухонски и даже грозил метлою. Тогда только его узнавали и начинали хохотать. Не раз случалось, что вместе с нищими он становился на паперти церкви и заводил из-за гроша с ними ссоры. Сварливую чухонку даже раз отвели на съезжую, где она сбросила свой наряд и перед ней извинились.

Не всегда, однако, шутки Кологривова оставались для него безнаказанными. Пыляев рассказал случай, имевший место в театре, где спектакли давались на французском языке. Присутствуя на одном из таких представлений, Кологривов счел, что один из зрителей, хоть и делает вид, что спектакль ему интересен, на самом деле ничего не понимает. Он пробрался к незнакомцу и спросил, знает ли тот французский язык. Последовало лаконичное "нет". Дальше состоялся следующий диалог:

— Так не угодно ли, чтоб я объяснил вам, что происходит на сцене?

— Сделайте одолжение.

Кологривов стал объяснять и понес страшную чушь. Соседи в ложах фыркали от смеха. Вдруг "незнающий" французского языка спросил по-французски:

— А теперь объясните мне, зачем вы говорите вздор?

Колгривов сконфузился:

— Я не думал, я не знал…

— Вы не знали, что я одной рукой могу поднять вас за шиворот и бросить в ложу к этим дамам, с которыми вы перемигивались?

— Извините!

— Знаете вы, кто я?! Я Лукин.

Кологривов обмер. Лукин был силач легендарный.

— Встаньте, — сказал Лукин, — идите за мной.

Они пошли к буфету, где Лукин заказал два стакана пунша. Пунш подали, и Лукин передал один стакан Кологривову.

— Пейте!

— Не могу, не пью.

— Это не мое дело. Пейте!

Пыляев описывает, как Кологривов, захлебываясь, выпил первый стакан. Лукин заказал еще по стакану. Кологривов всячески отнекивался и просил пощады. Лукин был непреклонен: пили еще и еще. На каждого пришлось по восемь стаканов. В итоге Лукин как стеклышко возвратился на свое кресло в зале, а Кологривова отвезли домой мертвецки пьяного. Кологривова любили не только как забавника, но и как человека. Ума он был блестящего, — подчеркивает Пыляев.

Если бы не страсть к шутовству, он мог бы сделать завидную карьеру. Но славы Жодочам Кологривов не прибавил. То, что создал Вельяминов-Зернов, составляло главный багаж ценностей, обнаруженных Юрием Бахрушиным в 1913–1914 годах. Еще тогда он встречал книги Вельяминовых-Зерновых в окрестных деревнях и селах. Например, в аптеке села Петровского он обратил внимание на стол, под ножку которого была подложена книга, судя по переплету, очень старая и дорогая. Бахрушин поинтересовался столь необычным использованием кладезя человеческой мудрости. Книга оказалась прижизненным изданием басен Ивана Андреевича Крылова. И не только. На ней была собственноручно сделанная дарственная надпись автора Анисье Федоровне. Бахрушин стал упрашивать фармацевтов отдать ему или продать обнаруженную книгу. На просьбу последовал сногсшибательный ответ:

— Нет! Как же? Стол будет качаться, а она как раз, а мне работать надо.

Начавшаяся первая мировая война и призыв в армию не дали Юрию Бахрушину закончить исследование библиотеки в Жодочах и попытаться спасти что-либо из других имевшихся в усадьбе ценностей.

Гиблое место

В списке памятников архитектуры нашего района значится мало кому известная под этим названием усадьба Воскресенки. Многие знают ее как поселок Поповка, а подавляющее большинство — как ГППЗ "Птичное". Государственный птицеводческий племенной завод "Птичное". Вспомним, что хозяйство совсем недавно отметило юбилей. Не такой уж "длинный" по сравнению с историей Воскресенок, но все же… Но обо всем в свое время.

В исторических фондах Московской губернской земской управы, статистического комитета, палаты окружного и гражданского суда, Подольского уездного суда, а также духовной консистории (вот сколько подтверждающих источников) имеются сведения о том, что Воскресенское являлось вотчиной Вериги Григорьевича Бельского, который, в свою очередь, не основал деревню, а купил ее еще в 1577 году у Гаврилы Ивановича Михайлова.

Дальше — больше: хозяева менялись, изменялась и судьба Воскресенок. Построили церковь — усадьба стала именоваться селом, в начале XVII века нагрянула на Русь жадная и безжалостная польская шляхта — сожгла село вместе с замечательным православным храмом; и на месте, где кипела русская удаль, осталась заросшая лопухами да полынью пустошь. Сколько таких годин пережила земля русская?! Но — оживала. И на этот раз пришло возрождение. Случилось это, когда Воскресенки в конце века оказались в руках одного из петровских сподвижников — Петра Михайловича Бестужева-Рюмина. Исследовавший историю села журналист Анатолий Сладков пишет в своей книге "Десна моя — мой край родной" следующее:

"П.М.Бестужев-Рюмин родился в 1664 году. Петр I в 1700 году пожаловал П.М. звание стольника, являвшееся одновременно и чином и должностью. Чин и звание на Руси существовали с XIV века, а во времена Петра они одновременно вели и на должность воеводы, которую Бестужев получил в городе Симбирске".

Дипломатический и хозяйственный талант симбирского воеводы был своевременно замечен императором, Бестужев был возвышен, но в делах государственных ничем особым себя не проявил. За другие дела считает необходимым не забыть боярина автор книги "Десна моя…". Именно Петр Михайлович после долгих судебных разбирательств с Московским Симоновым монастырем, который претендовал на землю бывшего сельца Воскресенское, сумел стать в 1698 году "вечным" владельцем спорной земли. Но для реализации своего права П.М. должен был выполнить небольшое условие: за два года построить на месте бывшей пустоши церковь. Бестужев-Рюмин блестяще справился с поставленной задачей: храм в честь Христова Воскресения был построен и в 1701 году освящен. На протяжении 235 лет церковь в селе Воскресенском осуществляла свое предназначение. Деревня долго сохраняла двойное название: Воскресенское, Тетеркино тож.

Следующий владелец Воскресенского — граф, министр-резидент, посол в целом ряде европейских стран Михаил Петрович Бестужев-Рюмин продал это имение некоему Камынину, который, однако, оставил о себе память тем, что пристроил к церкви колокольню. В 1936 году здание подверглось разрушению. Подобная судьба постигла многие храмы в нашем Подмосковье.

В прошлом столетии известность Воскресенскому принесло драматическое событие, связанное с именем одного из крупнейших русских литераторов XIX столетия Александра Васильевича Сухово-Кобылина. Это был представитель одного из древнейших дворянских родов. Его далекий предок Андрей Иванович Кобыла был ближайшим сподвижником Симеона Гордого. В каком-то смысле Андрей Кобыла причастен и к браку Федора Фоминского на Евпраксии, бывшей жене Симеона Гордого. Летописи упоминают Андрея Кобылу в связи со сватовством Симеона к тверской княжне Марье Александровне, которая стала третьей женой Великого Московского князя.

Считается, что от Андрея Кобылы ведут свое начало многие русские дворянские роды, в том числе и Романовы, и упомянутые Сухово-Кобылины.

В первой трети XIX века усадьбу Воскресенки приобретает В.А.Сухово-Кобылин — отставной полковник, боевой офицер, прошедший все военные кампании во франко-русском противостоянии, начиная со знаменитого сражения под Аустерлицем, войны 1812 года и похода в Западную Европу. Войны для Василия Андреевича не прошли бесследно, в сражениях храбрый офицер лишился глаза, однако это обстоятельство не убавило в нем жизнелюбия. Отставной полковник, конечно, имел множество деревенек в других российских губерниях, но подмосковные Воскресенки стали для него желанным и любимым местечком. По соседству, в Калужской губернии, он выбрал себе и невесту: Марию Ивановну Шепелеву, женщину умную и образованную, но далеко не сентиментальную. Она родила в браке с В.А. трех дочерей и мальчика.

Старшая дочь Сухово-Кобылина стала знаменитой писательницей.

Ее литературному становлению предшествовала неудачная любовная история. И не одна. Дело в том, что каждый год на лето в Воскресенки приезжал профессор Московского университета, издатель журнала "Телескоп" и приложения к нему — газеты "Молва" (в которых, между прочим, сотрудничал неистовый Виссарион — В.Г.Белинский), издатель, первым начавший разрабатывать этические принципы реализма, Николай Иванович Надеждин. Он приезжал в Воскресенское не ради отдыха, он занимался домашним образованием Елизаветы Васильевны. Кстати, среди домашних учителей старшей дочери Сухово-Кобылиных были и такие деятели, как М.П.Погодин, С.Е.Раич и другие. Образование Елизавете Васильевне пришлось завершать в Париже, там она и вышла замуж за графа Салиаса де Турнемир. Печататься начала и получила всеобщее признание под псевдонимом Евгения Тур. Первые произведения Евгении Тур — повесть "Ошибка" и роман "Племянница" — были напечатаны в журнале "Современник" и получили доброжелательные отзывы самых выдающихся в то время писателей. А случилось это литературное событие в жизни 35-летней Елизаветы Васильевны в 1850 году. В последующие годы Евгения Тур написала множество книг, в том числе и для детей.

Н.Огарев посвятил Елизавете Васильевне одно из своих стихотворений:

Вы были девочкой, а я

Уж юношей, так мы расстались;

С тех пор и молодость моя,

И ваше детство миновались

И вот опять я встретил вас…

Ну, что ж вы делали? Как жили?

Не скроете — из ваших глаз

Я узнаю, что вы любили,

Что с сердцем страсть была дружна,

И познакомилось страданье,

И жизнь, быть может, лишена

Давно для вас очарованья…

Не правда ль, страшно сохранить

Любовь, которой сердце жило,

И пошло, холодно забыть,

И страсть, и грусть, и все, что мило?

Еще страшней сказать себе,

Что все проходит непременно,

Что в человеческой судьбе

Так надо, так обыкновенно…

Но вы признайтесь, — вам ведь жаль

Души прошедшую печаль?

Сын Евгении Тур граф Евгений Андреевич Салиас де Турнемир также стал писателем, и надо сказать, очень плодовитым и популярным в свое время. Свои литературные произведения граф подписывал коротким именем Салиас. В предисловии к недавно изданному двухтомнику Салиаса Юрий Беляев писал, что Евгений Салиас прославился не только количеством своих увлекательных романов и повестей. Стать любимым для русского читателя историческим романистом (таким, как в наше время Валентин Пикуль) было очень и очень трудно. Но таким титулом Евгений Андреевич мог гордиться в большей степени, чем графским. Критик А.Измайлов издал в 1911 году работу, которую озаглавил следующим образом: "Литературный Олимп. Лев Толстой, Чехов, Андреев, Куприн, Горький, Сологуб, Ясинский, Брюсов, Салиас, Соловьев". И с построенным Измайловым литературным рядом спорить никто не мог. Тот же Измайлов выразился (отдельно) о Салиасе: он был последним литератором, на котором покоилось благословение Герцена и Огарева. Внимание этих революционных демократов привлекла уже первая повесть Салиаса "Ксаня чудная", опубликованная в 1863 году. В письме к матери Салиаса Елизавете Васильевне (или Евгении Тур) Огарев подчеркивал, что ее, мать, и всю читающую Россию можно поздравить с новым талантом. Однако первые произведения были всего-навсего лишь подступом к основному литературному подвигу. Как отмечал Беляев, в этом качестве Салиас полюбился читающей России того времени, в этом качестве он интересен и современному читателю, и в эпоху восстановления истинной истории отечества становится ясно, что представить русскую словесность без Салиаса — это все равно, что представить французскую литературу без Александра Дюма-отца.

Однако самый значительный эпизод в истории села Воскресенки связан с биографией сына отставного полковника выдающегося драматурга и писателя XIX века Александра Васильевича Сухово-Кобылина.

Отнюдь не удачная постановка новой пьесы или выход очередного номера журнала с переводом Гегеля вызвали интерес российской публики к личности А.В.Сухово-Кобылина. Короткая запись в полицейском протоколе на целых семь лет сделала писателя центральной фигурой обывательского злословия. Вот начало этого архивного документа:

"10 ноября 1850 года:

… тело лежало в расстоянии от Пресненской заставы около двух с половиной верст, в трех саженях вправо от большой дороги, ниц лицом вдоль дороги, головою по направлению к Воскресенску, руки подогнуты под тело".

Вскоре тело опознали: это была молодая женщина по имени Луиза Симон-Диманш.

Шел к концу год 1850-й, а Диманш, являясь французской гражданкой, прибыла в Россию восемью годами раньше. Все это время она жила в доме А.В.Сухово-Кобылина. К ней прекрасно относились, в распоряжение Симон-Диманш было предоставлено пять комнат. Сразу по приезде в Москву она начала жить в Воскресенском, а потом для нее нашлось место и в московском доме Сухово-Кобылиных. В 1849 году Елизавета Васильевна (Евгения Тур) так обрисовала положение Симон-Диманш в доме родителей:

"Мой брат живет счастливейшим образом, он устроил себе жизнь по своему вкусу. Мадемуазель Симон более чем когда-либо принадлежит ему. Он обедает со своей возлюбленной, он счастлив на свой лад, и она тоже несомненно счастлива".

А вот другой отзыв, уже о самой Диманш:

"Образ ее жизни был самый скромный. Она была беспредельно предана своему владыке".

Тем не менее, подозрение падает на Александра Васильевича. Он вынужден давать объяснения или показания, как угодно можно это назвать.

"Отставной титулярный советник Александр Васильев, сын Сухово-Кобылин, от роду 32 года, веры греко-российской, на исповеди и у святого причастия бываю ежегодно. Дворянин, холост, детей не имею".

Позднейшие исследователи отметят, что родился А.В.Сухово-Кобылин в селе Воскресенском Подольского уезда 17 сентября 1817 года, следовательно, было ему не 32, а уже 33 года. Однако Анатолий Сладков оспаривает это утверждение, заявляя, что А.В. родился не в Воскресенском, а в Москве. И в своей автобиографии при поступлении в Московский университет местом своего рождения назвал Воскресенское потому, что очень любил эту свою родительскую подмосковную усадьбу. Очень.

Подозревали А.В.Сухово-Кобылина в предумышленном убийстве Симон-Диманш.

На стороне следовательской версии об участии в убийстве Диманш самого драматурга было установленное следствием обильное количество довольно откровенных писем от других женщин.

Одно: "Клянусь тебе, нежный и дорогой друг, я твоя навеки".

Другое: "Я спрашиваю Вас, любите ли вы другую?"

Третье: "Ты знаешь, что я тебя люблю вопреки всем: я боролась с моим семейством, с моими правилами, с религией, которую мне внушали с детства".

Все написаны разными почерками. Имена подследственный не назвал.

Следствие продолжалось семь лет. Сухово-Кобылина за эти годы дважды сажали в тюрьму, принимали и отменяли судебные решения, попутно исследовалась и прорабатывалась другая версия — месть за жестокое обращение с кем-то из дворовых людей Сухово-Кобылиных. Группу, в том числе повара Ефима Егорова, даже судили и отправляли за решетку. Потом убеждались, что доказательств маловато, а те, которые есть, малоубедительны, и все начиналось сначала. Даже по прошествии десятилетий, уже при Советской власти, тайна гибели Луизы Симон-Диманш будоражила русские умы. В двадцатых годах в Ленинграде была издана довольно объемистая работа Леонида Гроссмана под названием "Преступление Сухово-Кобылина". Из одного заголовка можно было понять, на чьей стороне автор, — на стороне обвинения.

Проходит еще восемь лет, и в 1936 году в Москве издается книга Виктора Гроссмана "Дело Сухово-Кобылина". В ней Александр Васильевич объявляется абсолютно непричастным к убийству своей возлюбленной.

Спустя полтораста лет по соседству с Воскресенским в деревне Клоково разыгралась другая трагедия. Здесь был убит депутат Государственной Думы Лев Рохлин. В убийстве обвинили жену генерала. Спустя два года ни правосудие, ни общественность не поставили еще окончательную точку в новой драматической истории этого "нарофоминско-бермудского" треугольника.

Находясь под судом и следствием, Александр Васильевич Сухово-Кобылин занялся серьезной литературой. Он, конечно же, имел блестящее образование, начало которому было положено в Московском университете, где в 1834–1838 годах С.-К. учился на физико-математическом отделении философского факультета. Затем четыре года отдал изучению философии за границей — в Берлинском и Гейдельбергском университетах. Особенно увлекался философией Гегеля. В 1852 году Александр Васильевич написал свою первую пьесу — "Свадьба Кречинского". Моральная деградация дворянства — вот ее основная тема. Пьеса шла на театральных подмостках (как в провинции, так и в столицах) до конца века, не исключалась она и из репертуаров советских театров.

Затем появляется сатирическая драма "Дело", где автором воспроизведены картины и эпизоды из судебных процессов над ним самим, Сухово-Кобылиным.

"Смерть Тарелкина" — третья пьеса, которая как бы завершала всю драматическую трилогию.

В "Свадьбе Кречинского" и "Деле" драматург еще надеялся на спасение России с помощью разумных помещиков и преданных им крестьян. В "Смерти Тарелкина" нет места иллюзиям, нет здесь и положительных героев. Смех в этом трагикомическом фарсе звучит зловеще, в нем слышны боль и отчаяние.

Постановку пьесы "Смерть Тарелкина" царская цензура более тридцати лет не разрешала ни провинциальным, ни столичным театрам. Только в 1900 году под названием "Расплюевские веселые дни" в урезанном и искаженном виде пьеса была сыграна в Петербургском (Суворинском) Малом театре. В 1922 году в театре Мейерхольда прозвучал полный текст написанной в 1869 году пьесы.

Трилогией, состоящей из упомянутых пьес, и ограничилась драматургическая деятельность нашего знаменитого земляка. После сценического триумфа Сухово-Кобылин занялся философией, переводил труды Гегеля. Кроме того, написал два сатирических памфлета — "Квартет" и "Торжественное соглашение батюшки с миром". Памфлеты для сцены не предназначались.

Отец Александра Васильевича одно время избирался предводителем дворянства Подольского уезда. Как и многие другие отставные военные, особенно полковники, пытался стать промышленником. Построил текстильную фабрику, спиртоочистительный и винокуренные заводы, текстильную фабрику, конный завод. Сын принимал активное участие в предпринимательской деятельности. В Москве он открыл магазин для розничной торговли шампанским и водкой. Один из магазинов был записан на имя Симон-Диманш, которая проявила незаурядные способности в торговом деле.

А.В.Сухово-Кобылин умер во Франции, в местечке Болье.

Историю Воскресенок довольно подробно изучил Анатолий Сладков. В уже упоминавшейся книге "Десна моя — наш край родной", где каждая строка дышит любовью к родным местам, Сладков пишет, что в 1904 году владелицей имения (по документам "Раскладки земского собора") значится Мария Петровна Глинская, жена потомственного московского гражданина В.П.Глинского. (Речь, разумеется, о том имении, на территории которого ныне расположен ГППЗ "Птичное"). Последние, предреволюционные, хозяева усадьбы имели четверых детей (как и Сухово-Кобылин-полковник, только при ином "раскладе" мальчиков и девочек). Одному из сыновей Глинских, Сергею Васильевичу, достался господский дом в Воскресенске, которым тот владел вплоть до 1917 года. Имение включало в себя более трехсот десятин лесных угодий и около двухсот десятин обрабатываемой земли. Лесной массив, принадлежавший Сергею Глинскому, находился на юге между деревнями Кукшево, Поляны и Пучково. Помещик жил главным образом во Франции, а в имение приезжал в летние погожие дни нанести визиты соседям, принять у себя гостей. Глинского особенно привлекали Клоковские поля во время охоты на перепелов. Для охраны леса в глубине его была выстроена сторожка, в которой жил лесник. Звали его Андрей Фролов, был он гигантского роста и силы недюжинной. Кроме леса Андрей охранял и пруды от рыбных браконьеров.

Как и полагалось, хозяйственными делами в имении занимался управляющий. Звали его Петр Иванович Дауне.

В горячую летнюю пору требовались дополнительные рабочие руки, и он набирал мужиков из соседних губерний, из обездоленной голытьбы, которые не гнушались никаким трудом, лишь бы прокормить семью. А когда заканчивалась уборка урожая, мужики собирались к высокому крыльцу управляющего за расчетом. У каждого в душе была затаенная мечта — получить расчет. Купить корову, соху, приобрести семена, рассчитаться с долгами. На крыльцо с толстой книгой в руках выходил управляющий. У него все было записано: кто нанимался, когда, сроки работы, ее качество… Вызывался первый мужик, управляющий раскрывал книгу, приглаживал бороду, щурил глазки и громко спрашивал:

— Фамилия?

— Егор… Степанов Егор, родом из Тамбова, — отвечал мужик в драных лаптях и серой, давно не стираной, полинявшей рубахе. Управляющий водил пальцами по страницам книги, шептал что-то толстыми губами, производя в уме арифметический расчет, и громко выкрикивал:

— Получай шесть рублей и сорок две копейки!

— Это все?.. Да креста на вас нет, — причитал ошарашенный мужик. — Чем я семью-то кормить буду? Добавь еще.

— Бог тебе добавит и уготовит райскую жизнь на небесах, а я не бог. Ты харч получал? Получал. Жилье занимал? Занимал. Грабли сломал? Сломал. Чалой кобыле сиделкой спину истер? Истер. Опять же высчитал с тебя за поломанное колесо у лобогрейки, да за… за…

Начиналось длинное перечисление, и рассерженный управляющий заканчивал:

— Все! Не мешай мне работать. Подходи следующий!

Много ли получил тот мужик? Для сравнения: корова тогда стоила пять рублей. А он проработал все лето. Так что таяли мечты о сытной жизни. А деньги были нужны самому Глинскому для парижских казино. Хотя, конечно, не одно Воскресенское имение питало хозяина. На него работал и Божедомский стекольный завод. Он, конечно, давал Глинскому основные доходы. Обворовывали работяг, но хоть вовремя выдавали оставшееся.

Красивый белоснежный барский дом, где размещается дирекция ГППЗ "Птичное", и сейчас является образцом старого зодчества. Построен он в 1875 году, — пишет Сладков. К сожалению, эта датировка неверна. Постройка главного дома относится ко второй половине семидесятых годов XVIII века. По паспортным данным памятника в него включены следующие усадебные объекты:

1. Главный дом — вторая половина семидесятых годов XVIII в.

2. Флигель для дворовых людей — строение XVIII–XIX вв.

3. Два амбара — первая половина XIX века.

4. Конюшня, людская, баня, ветпункт — хозяйственные постройки XIX в.

5. Дом управляющего — XIX в.

6. Голубятня — начало XX в.

7. Остатки пейзажного парка и скотный двор — конец XIX — начало XX вв.

На пологом склоне правого берега Десны усадьба занимает площадь в 35 гектаров. Ее планировка основана на двух композиционных осях, из которых главная совпадает с осью дома, подъездной дороги и центральной аллеи парка. Вторая, почти перпендикулярная ось, организует хозяйственную территорию: ее противоположный конец закреплялся зданием усадебной церкви. Оси пересекаются почти в центре полигонального земельного участка, ограниченного с юга дорогой, соединяющей Киевское и Калужское шоссе, с севера — извилистым руслом реки Десны.

Центральное положение в усадьбе занимает двухэтажный кирпичный дом, стоящий на пересечении основных осей. Перед его главным южным фасадом — обширный курдонер, к которому подводит прямая и длинная аллея, некогда обсаженная липами. По сторонам аллеи расположен старый яблоневый сад. Вблизи дома, на северо-восток от него, находится большой кирпичный двухэтажный флигель для дворовых людей. Хозяйственный комплекс отнесен от дома на значительное расстояние на запад: деревянные амбары, кирпичный, в два этажа дом управляющего и длинное, сложенное из кирпича здание конюшни, разделенные дорогой, образуют своеобразную улицу, вдоль которой развернуты их основные протяженные фасады. Из этих построек наиболее примечателен один из амбаров с характерными чертами ампирной архитектуры.

Дом управляющего, лишенный внешней декорации и стилевых черт, в художественном отношении не представляет интереса. Протяженный конюшенный корпус сильно перестроен в разные периоды XX века. Элементы скромной прежней декорации в виде рельефных замков из белого камня в оконных перемычках сохранились на северном, обращенном к дороге фасаде. Кладка стены здесь русская. Также маловыразительны входящие в комплекс двухэтажное кирпичное здание "голубятни" и небольшой бревенчатый сарай с открытым срубом.

Чрезвычайный интерес вызывала у специалистов усадебная Воскресенская церковь, принадлежавшая к редкому типу двухъярусных центрических храмов с восьмилепестковым основанием. Церковный участок, примыкающий к восточной границе усадьбы, занят кладбищем. Парк, преимущественно липовый с включением пихты, а в прошлом и лиственницы, занимал северную и северо-восточную часть усадьбы, располагаясь вдоль течения Десны. Его западная часть (от главной аллеи) практически утрачена. От дома парк отделял партер с цветниками, сейчас засаженный кустарником. Поскольку парк разрушен новым строительством, судить о его прежнем облике трудно: по-видимому, он был пейзажным. Местные жители помнят, что его прорезали аллеи, спускавшиеся к реке. Сейчас аллеи утрачены, центральная из них, превращенная в дорогу, вырублена.

В северо-восточной части парка видны следы пруда, который соединялся каналом с Десной. Регулярные двухрядные посадки старых лип имеются вдоль южной границы усадьбы. В целом памятник усадебного строительства XVIII–XIX веков хорошо сохранил свою планировку и основные сооружения. Официально признается выдающееся художественное значение архитектурных решений главного дома усадьбы. Кроме того, исторически ценным является ампирный деревянный амбар.

В отличие от многих памятных мест, сведения о которых приходится собирать по крохам, о бывшем Воскресенском Наро-Фоминского района (в прошлом — Подольского) имеется довольно много исследовательских работ и архивных источников. К сожалению, имя архитектора, работавшего над созданием усадебного памятника, остается тайной. В целом ансамбль нуждается в реставрации. Как многие другие памятники архитектуры в районе.

Субботино, Слепушкино, Архангельское…

В 1960 году Совет Министров РСФСР по представлению тогдашнего российского Министерства культуры принимает решение, в котором два объекта материальной культуры нашего района объявляются памятниками архитектуры федерального значения и берутся под охрану государства. Это здания культового назначения: в селе Субботино — храм в честь Николая Чудотворца и в селе Слепушкино — церковь Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Сначала о Субботине. В районе ныне два населенных пункта носят это довольно понятное на первый взгляд название. Одно "закреплено" за деревней, находящейся неподалеку от знаменитого Симбухова, совсем близко от районного центра. Деревня возникла очень давно, она значится на уже знакомой читателю карте второй половины XVIII века, правда, при небольшом расхождении с современным правописанием — одно "б".

Другое Субботино — это село, расположенное в юго-западной части района. О селе известно больше, чем об одноименной деревне. Вот его история.

Место, где возникло Субботино, до середины XVIII века значилось обыкновенной пустошью и исстари входило в состав Верейского уезда. Второе название пустоши — Колычево — указывает на то, что на этом месте существовало селение, какими-то силами и обстоятельствами уничтоженное под корень. Но незабытое. В 1626-27 годах пустошь значится как собственность некоего Юрия Пушечкина, затем как владение боярина Л.С.Бородина, в 1669 году уже в ранге поместья пожаловано П.Л.Воейкову, который (вместе со своими потомками) удерживал Колычево-Субботино в своих руках вплоть до 1744 года. Тогда оно, судя по некоторым признакам, в качестве приданого за невестой попало в распоряжение Смирновых. Последним сельцо и окружающая местность пришлись по душе, и в 1761 году на высочайшее имя поступает прошение: Н.А.Смирнов, мол, изыскал необходимые средства и просит разрешения построить в Субботине каменный храм. Если принять во внимание, что в те же самые годы строится церковь в соседних Спас-Косицах, то проясняются подспудные мотивы такого ходатайства. Во второй половине XVIII века, а именно в 1778 году, в селе помимо деревянного господского дома, двух каменных палат, большого плодового сада значилось еще и каменное господское строение. Однако к этому времени дом уже лет десять стоял без постоянных обитателей. В этот период на карте Московской губернии село называлось Саботнино. Написание — Саботнино, а не Субботино — могло быть и ошибкой составителей карты, а могло отражать реалии. Один из первых энтузиастов изучения архитектурных и усадебных памятников Подмосковья Андрей Николаевич Ильин в 1912 году исследовал Субботино, и вот что он тогда отметил:

"В одной параллели с церковью, шагах в ста — барский дом. Двухэтажный, с антресолями, каменный, в виде комода, облезлый. Заросший травой партер. Тяжелое впечатление. Парк угрюмый. Постройки на юру: здание бывшего конного завода (длинное), больница для лошадей, каменная рига".

Все постройки к настоящему времени исчезли, осталась церковь, в состоянии не лучшем, чем многие другие.

Церковь принадлежит к редким в Подмосковье памятникам так называемого елизаветинского барокко с его, как отмечают специалисты, "развитым декором сложного рисунка". Церковь обладает продольно-осевой пространственной структурой. Тип храма: восьмерик на четверике.

Второй объект, который 38 лет назад объявили памятником архитектуры, взяв под охрану государства, — это Преображенская церковь в селе Слепушкино. История этого населенного пункта района складывалась несколько по-иному, чем у Субботина. Село никогда не было в частных руках, а с первых дней своего возникновения принадлежало Чудову монастырю. Знаменит мужской монастырь был тем, что, будучи основанным в 1365 году, находился на территории Московского Кремля. Занимался, начиная с конца XIV века, книгописанием, в XVII веке при монастыре было организовано греко-латинское училище. По данным из книги "Быль и легенды земли верейской", храмы в Слепушкине возводились и раньше — в XVII и XVIII столетиях: первый — деревянный, второй — каменный. Но тот, который взяли под охрану государства в 1960 году, построили позже, в 1808 году. Сему предшествовало другое событие: в России провели секуляризацию, попросту говоря, лишили монастыри земли и права распоряжаться судьбой зависимых от них крестьян.

Крестьяне стали государственными, что дало им возможность чувствовать себя посвободнее и посытнее. Поэтому у жителей Слепушкина появились деньги, которые они в 1804 году сложили в одну кучу и заказали на свои трудовые сбережения храм в честь Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Из истории самого храма известно, что без ремонта он простоял почти сто лет. В 1905 году здание церкви капитально обновили: впервые расписали стены, устроили духовое отопление, храм получил новый иконостас, заменили главу и крест на здании. Наконец, окончание ремонтных работ совпало со столетием постройки храма, и в 1908 году юбилей торжественно отметили.

Хотя Преображенская церковь и строилась в позднее время, тем не менее имя архитектора осталось неизвестным. Возможно, что поэтому и стиль сооружения называют "архаизирующее направление в культовом зодчестве начала XIX века".

В период сплошной коллективизации сельского хозяйства храм в Слепушкине был закрыт, вся церковная утварь реквизирована. После закрытия здание пережило еще одну беду — нашествие немецко-фашистских захватчиков в период Великой Отечественной войны. В настоящее время картина незавидная: утрачена глава колокольни, кровля трапезной и алтаря, северное и западное крыльцо, столярка, убранство интерьера, частично живопись и полы; повреждены кровля четверика и колокольни, карнизы, цоколь, лицевая кладка, свод трапезной, проемы алтаря…

В списке памятников архитектуры района значится церковь Покрова в селе Большое Покровское. Это строение еще не признано объектом федерального уровня, но все равно нуждается в нашей помощи и усилиях по его возрождению и сохранению.

Большое Покровское до середины XVIII века являлось вотчиной Спасо-Андроникова монастыря, затем по тем же самым причинам, что и Слепушкино, отошло в число государевых владений, а административно входило в состав Звенигородского уезда. Издавна здесь действовала деревянная церковь, но к удивлению исследователей они обнаружили в церковной метрике от 1887 года наличие еще одной, каменной церкви. Датой ее возведения называют 1847 год. Некоторые считают, что она построена еще позже, но веских доказательств не приводят.

Здание храма расположено на окраине села и обладает выразительным силуэтом. Церковь выстроена в эклектичных формах с чертами псевдорусского стиля. Декоративное убранство отличается сдержанностью. В интерьере здания исследователей привлекает техника росписи в стиле гризайль. Она характеризуется использованием какого-нибудь одного цвета с его различными оттенками.

Покровский храм расписан с преимуществом серого цвета. В конце алтаря изображен Деисус, на горнем месте — Христово Воскрешение. Орнаментальный плафон украшает центральный свод храма. Ниже помещены композиции "Отечество" и "Небесное воинство". На боковых стенах четверика изображены святые, не все, однако, только избранные. На уровне второго света четверика изображены поясные фигуры четырех московских митрополитов. На восточной стене, по сторонам бывшего на этом месте иконостаса, изображены фигуры Евангелистов, на западной — "Нагорная проповедь", по сторонам — святые. В трапезной живопись начала XX века имеется лишь на сводах и западной стене. Арки расписаны псевдорусскими орнаментами. На восточной стене южного нефа в полуциркульном обрамлении изображено "Распятие". В своде помещения придела и люнете над входом — роспись на сюжеты Богородичного цикла. Северный неф, своды алтаря, своды основного помещения и люнет расписаны картинами "Моление о чаше", "Спаситель на престоле", "Огненное восхождение Илии-пророка" и "Преображение".

Вернемся на юго-запад района.

Неподалеку от старинной Вереи есть два других местечка с одинаковым названием — Архангельское. Одно село, правда, расположено на бывшем Медынском тракте ближе к деревне Шустиково, чем к Верее. Другое Архангельское находится на дороге Дорохово-Верея и интересно для нас памятником архитектуры, связанным с именем замечательного русского архитектора Осипа Ивановича Бове.

Архангельское, расположенное на Медынском тракте, известно как одно из селений Верейского уезда еще с середины XVII века. Название получило от православного храма, существовавшего здесь с незапамятных времен. Церковь то строилась, то ее уничтожали, и село, долгое время оставаясь без храма Божьего, не изменяло своему покровителю Архистратигу Михаилу и сохраняло избранное имя. По клировой ведомости 1778 года деревянная церковь Михаила Архангела имела придел Николая Чудотворца. Во второй половине XVIII века Архангельское вошло в состав Можайского уезда, и в 1792 году князь А.П.Ширинский-Шахматов выстроил в селе каменную церковь. Несколько позже пристроена была колокольня, затем еще один придел, Успенский.

Сын строителя храма Платон Александрович Ширинский-Шахматов (иногда пишут Шихматов, что не меняет адресата) родился в 1790 году, скончался в 1853 году (последние три года своей жизни был министром народного просвещения и отличался крайней реакционностью взглядов). Оба — отец и сын Ширинские-Шахматовы старались большую часть своей жизни проводить в Архангельском. Есть основания предположить, что именно этот землевладелец выстроил в отдалении от усадьбы вторую церковь, Духовскую. Он же, по всей вероятности, делал пристройки к колокольне, перестраивал и расширял трапезную к Архангельской церкви.

В 1852 году имение Архангельское приобретает сын русского поэта — Н.Н. Языков, а с 1911 года оно принадлежит С.Н.Рожковой.

Среди многочисленных притоков нашей извилистой и красивой Нары с правой стороны в нее впадает река с интересным названием — Таруса. Длина ее — 28 километров. На берегах Тарусы расположены многие деревеньки, а первой среди них называют Архангельск. Так, во всяком случае, это село значится в географическом словаре "Все Подмосковье". Вроде бы, формант — ск употребляется для топонима, обозначающего город, но факт есть факт. В других источниках село все-таки значится как Архангельское. В прошлом веке оно принадлежало князьям Трубецким. Разумеется, во владении Трубецких имелись и другие земли, в Подмосковье, прежде всего. Но было и одно обстоятельство, которое позволило им оставить именно здесь после себя несколько архитектурных памятников. Получилось это так.

Одна из представительниц рода Трубецких влюбилась в молодого и исключительно талантливого архитектора по имени Осип Иванович Бове. За свою относительно короткую жизнь О.И.Бове успел сделать немало в улучшении архитектурного облика Москвы. После пожара 1812 года и изгнания французов Бове в 28 лет был назначен главой комиссии по восстановлению первопрестольной. Ему принадлежит авторство в создании Театральной площади и Большого театра, Александровского сада, Триумфальной арки, Первой городской больницы… Появились его архитектурные шедевры и в некоторых усадьбах Трубецких. В частности, в селе Архангельское он построил замечательный храм. Михаил Ильин, знавший, как и его отец, памятные места Подмосковья, следующим образом характеризовал эту постройку:

"Учитель Бове — Казаков — не раз обращался при постройке храма к цилиндрической форме ротонды, охваченной венцом колонн. Нет ничего удивительного, что и Бове применил тот же прием, пристроив к храму с запада одноэтажную трапезную и ярусную колокольню.

Храм села Архангельского отличается хорошо найденными пропорциями. Собственно храм, как и колокольня, принадлежит к ярусным сооружениям. Последнее свойство особенно ярко проступает в самой ротонде с ее двумя глубокими лоджиями, по сегментообразному периметру которых стоят парные дорические колонны, переходящие в полуколонны на алтарной части.

Внутри храм полон света и воздуха. Здесь в свое время находился иконостас, напоминавший формами среднюю часть дома Гагариных на Новинском бульваре в Москве, построенного, как известно, тем же Бове. По своим архитектурным качествам храм села Архангельского принадлежит к кругу выдающихся произведений своего времени".

Следует заметить, что присущее нашей эпохе "типовое проектирование" можно отметить и во многих сооружениях XVIII-гo и XIX-го столетий. Точно такой же храм Бове построил в другой подмосковной усадьбе Трубецких — в селе Пехра-Покровском по Щелковскому шоссе.

Дорога Брянск-Москва

В октябре 1999 года исполнилось сто лет с начала эксплуатации железной дороги между Брянском и Москвой. Юбилейный отрезок времени в принципе совпадает с календарным столетием. Но итоги века, естественно, не вписываются в контекст ограниченной районными рамками исторической тематики, а вот прошлое Верейского уезда — Наро-Фоминского района, бесспорно, определила проложенная "чугунка", как называли в прежние времена железную дорогу.

Во второй половине XIX века в России велось масштабное строительство железных дорог. Развитие капиталистического рынка требовало быстрых, надежных и дешевых связей между источниками сырья и перерабатывающими промышленными центрами. Ежегодно строились и вводились в эксплуатацию тысячи километров железнодорожных линий. На первое января 1900 года в России действовало уже 40 (!) железных дорог. Наша дорога, получившая наименование Московско-Киево-Воронежской, хоть и стояла в алфавитном перечне на 16-й позиции, к "работе приступила" позже всех. Конечно, не следует забывать, что столицей страны, раскинувшейся на бескрайних просторах двух материков, являлся Санкт-Петербург, а не Москва. В первую очередь его стремились соединить железными дорогами с торгово-промышленными и сельскохозяйственными районами. Например, вслед за прокладкой в 1851 г. железной дороги из Петербурга в Москву началось строительство транзитной дороги Москва — Нижний Новгород. Причина проста и понятна: всероссийское значение ежегодной нижегородской ярмарки. От Москвы уже были построены железные дороги во все (и ныне существующие) направления — не было только железной дороги в сторону Калуги и Брянска. Чугунка уже связывала Брянск со Смоленском, Воронежем, Тулой, Гомелем. Все города центральной и центрально-черноземной части Европейской России, Донбасс и юг были уже связаны между собой и с Москвой железными дорогами. Например, в 1877 году строится дорога между Брянском и Песочной протяженностью 105 верст; в 1887 году вводится дорога между Брянском и Гомелем протяженностью 256 верст; в 1897 году железная дорога протяженностью 194 версты соединяет Брянск со Льговом…

Приоритеты обозначены довольно убедительно. Однако сведений о том, что препятствовало или что в конце концов побудило построить нашу железную дорогу, не обнаружено. Нет их в литературе по истории развития железнодорожного транспорта в России. Подобная работа интересна, но она еще впереди.

Поскольку дорога от Брянска на Москву строилась в конце века, когда крепостное право уже стало фактом далекого прошлого, то и условия на стройке для рабочих были отличными от тех, которые нарисовал в свое время великий Некрасов: "Труд этот, Ваня, был страшно громаден, не по плечу одному…"

Земли на пути железнодорожной трассы из Брянска в Москву находились в основном в частных руках, и эту проблему приходилось решать Обществу по строительству железных дорог. В пределах нашего района, например, отрезок дороги предполагалось уложить на земле помещика Георгия Кругликова. Последний без всякой платы уступил необходимый строителям земельный клин, высказав лишь одно пожелание: назвать станцию Апрелевкой и построить школу в Горках.

Русло реки Апрелевки шло параллельно прокладываемой железнодорожной линии, но об этом позже. Необходимость устройства станции не зависела от просьб помещиков, а диктовалась технологическими параметрами тогдашних локомотивов. Мы и ныне можем видеть сохранившиеся на станциях Внуково, Апрелевка и Нара водозаборные башни. Построены они на равных промежутках пути: Внуково — 24 км, Апрелевка — 42 км, Нара — 70 километров. Безусловно, башни являются памятниками. Но вот отношение к ним не лучше советского отношения к церковным зданиям. В Наре башня стоит полуразрушенной, а в Апрелевке в прошлом году исчезла колонка, из которой в старину заливали воду в паровозный тендер.

За прошедшие 100 лет железная дорога Брянск-Москва много раз меняла свое название и подчиненность, многое приобрела и немало необходимого и нужного пассажирам утратила.

Расстояние между этими двумя городами измерялось верстами — их насчитывалось 354, потом километрами — их 375.

Как уже упоминалось, первое название дороги: Московско-Киево-Воронежская.

В 1929 году приказом по Народному комиссариату путей сообщения наша дорога объединяется с Западной и впредь именуется Западной с размещением управления дороги в Калуге.

В июле 1936 года Западная дорога разукрупняется и наша часть дороги получает наименование Московско-Киевской с сохранением места дислокации управления дороги в Калуге.

С 1959 года постановлением Совета Министров СССР от 13 июля (того же года) Московско-Киевская и Калининская дороги объединяются в одну — Калининскую. Управление дороги размещается в Смоленске.

Не проходит и двух лет, как осуществляется новая реорганизация. Постановлением Совета Министров СССР, во главе которого в те годы стоял незабвенный Н.С.Хрущев, упраздняется Калининская дорога, впредь она входит в состав Московской железной дороги.

Движение по дороге начинали паровозы, в которые приходилось каждые 25–30 верст заливать воду, теперь же по "железке" мчат электровозы, способные доехать из Брянска в Москву, даже не останавливаясь в Калуге. Электрификация дороги началась вскоре после окончания Великой Отечественной войны. Первые километры электрифицированной дороги вступили в строй в 1950 году на участке между Москвой и Катуарами. В следующем году магистраль электрифицируется до Апрелевки. На участке Апрелевка — Нара и Нара — Малоярославец электрификация завершается в 1959 году.

Важное значение придавалось строительству окружной дороги. Она нужна была для разгрузки Московского узла от транзитных перевозок.

Планировавшееся строительство западной части Большой Московской кольцевой дороги на участке Бужаниново-Дмитров-Поварово-Манихино-Бекасово началось уже в 1941 году.

Участок между Кубинкой-2 и станцией Сандарово был введен в эксплуатацию в 1944 году, а целиком окружную дорогу (в её нынешнем виде) закончили в середине семидесятых.

Столетие железной дороги, конечно же, стоит отметить. Но, как говорил (в свое время) товарищ Ленин, лучший способ отметить юбилей "железки" — это сосредоточить внимание на ее нерешенных задачах. При строительстве железной дороги Брянск-Москва на каждой станции были возведены закрытые помещения или вокзалы, где осенью пассажир мог в ожидании поезда спрятаться от холодного дождя и пронизывающего ветра, а зимой — от лютой стужи; где имелись буфеты с горячей пищей, где, наконец, не надо было бегать в поисках туалета; в поездах были вагоны для курящих, оборудованные пепельницами… Девиз железнодорожников — «Всё для пассажира» — ушёл в прошлое. Остались воспоминания. И книги, в которых можно прочитать о Брянской дороге середины двадцатых годов прошлого века, такие, например, как справочник для дачников, изданный в 1925–1926 годах.

Думаю, для читателей будет интересно познакомиться с выдержками из него.

Очаково. Первая из остановок пригородного поезда на пути из Москвы.

"Место это интересно своими историческими событиями. Дело в том, что при отступлении русских войск кочующий штаб Кутузова временно обосновался в незаселенной пустынной местности — Очаково. Сохранившаяся до сих пор кутузовская изба, красноречиво свидетельствующая о далеком прошлом, ныне усиленно посещается партиями экскурсантов.

По левую сторону от платформы расположены артиллерийские склады и один большой кирпичный завод. О наличии пороха и огнестрельных снарядов отрывисто и угрожающе извещают вывески: не кури, не подходи близко. Такого рода ограничения уже способны отпугнуть очаковских дачников. Поэтому они селятся по правой стороне платформы, подальше от угрюмых строений артскладов…

Следует указать одну воистину достопримечательную особенность Очакова — это роскошные фруктовые сады. В мае при приближении к разъезду ваши глаза ослепляет и восхищает великолепие цветущих деревьев: яблони, вишни, груши и, наконец, на огородах широкие грядки разносортной клубники".

Востряково. Расположено в двух километрах от Очакова.

"Дачники сюда едут охотно, заполняют дачные постройки и вселяются в крестьянские избы. Число дач до двадцати, стоимость от ста до двухсот рублей на все лето. Большим соблазном для дачников является разнопородный лес".

Суково. Разъезд. Нынешнее Солнцево. Солнечная.

Как дачная местность разъезд популярен благодаря живописности своей природы, своих ландшафтов и пейзажей… Житейскими удобствами Суково не отличается. Магазинов и торговых палаток нет. К Сукову прилегает бывшее имение Валуево, принадлежащее Лепешкину, и бывшее имение князя Туркестанова, находящееся в селе Говорове".

Переделкино. "Поезд, отмерив 18 километров, делает остановку… Надо отдать справедливость, что местность очень красива, живописна и, несмотря на отсутствие "житейских удобств", как то: телефона, почты и т. д., дачники все-таки съезжаются сюда охотно. Цена от 150 до 250 рублей".

Внуково «расположено в 24-х километрах от Москвы. Некогда Внуково было летней резиденцией московского духовенства. Сюда съезжались попы всех чинов, всех званий, да и поныне поповское засилье резко чувствуется во Внукове. Имеется в селе старинная церковь, построенная в прошлом веке. "Запах ладана и просфоры отнюдь не отталкивает москвичей. "Пусть хоть сам черт соседит с нами, — говорят они, — главное — есть молодой березовый лес, есть благотворный воздух, есть широкий пруд, в котором можно купаться и удить рыбу».

Котуар-Белавенец. Нынешний Лесной Городок.

"Остановка на 28-м километре. До революции принадлежал чайному торговцу Котуару, скопившему под старость крупненький капитал и расположившемуся на отдых во вновь приобретенном имении. Гром революции грянул… Имение перешло в рабочие руки и оборудовано под совхоз, в котором помещается пчеловодство Осоркинской опытной станции. Как и предыдущая станция, Котуар не может похвастаться благоустройством: театра нет, как нет его по всей линии вплоть до Нары, клуба тоже нет. Но какой прекрасный лес расстилается перед взором приезжающих!"

Толстопальцево. "Раскинутый на 31-м километре поселок Т. густо оброс сосновым лесом. По левой стороне рядом с платформой расположен железнодорожный поселок: казармы для служащих транспорта, клуб, где в праздничные дни происходят культурные занятия… Картина Т. очень заурядна, дика и пустынна. Дачники обыкновенно минуют его".

Кокошкинская. "Ничем не замечательная, мало заселенная местность. С трудом насчитаешь десятка два дач… Жителям платформы о клубе, о театре приходится только мечтать".

Крекшино. "Рядом с платформой — имение Крекшино, принадлежавшее до революции Пашкову. Имение приобрело в свое время некоторую известность благодаря тому, что Пашков, как организатор своеобразного религиозного культа, принимал у себя на дому представителей различных сект. Среди гостей, посещавших Пашкова, был Лев Толстой, тогда увлекавшийся мистикой.

Имение это измеряется двумястами десятин пахотной земли. Ныне оно принадлежит Главполитпросвету. В бывшем барском доме, предназначавшемся некогда для религиозных выступлений пашковцев, помещается образцовый дом отдыха. Примыкает к Крекшину несколько имений. В самом большом из них — Копьеве — сельскохозяйственная артель (племенной завод скота). Дачных строений нет, но москвичи, желающие отдохнуть и на чистом воздухе провести лето, селятся в крестьянских избах соседней деревни Крекшино, которая смежна с имением того же названия. Крестьяне, проживающие здесь, большей частью ремесленники: щеточники, крючочники, пуговичники".

Остановились мы в Крекшине. Ныне все знают: следующая остановка — Победа. В те далекие времена ее еще не существовало. Электрификация дороги и строительство, как его окрестили, моторовагонного депо было еще впереди. После Крекшина следовала Апрелевка. Но Апрелевка заслуживает большего внимания, даже отдельного очерка, походя о ней говорить не следует. После Апрелевки — платформа Кетрица. О ней в справочнике говорится:

"Около самой платформы, в молодой березовой роще, раскинуто небольшое количество дач, не превышающее десяти. Далее разбросаны крестьянские избы, в селе одного названия с платформой. Крестьяне, преимущественно кустари и ремесленники, уступают свои помещения приезжающим москвичам за очень невысокую плату — от 50 до 100 рублей на все лето. Ни частных, ни кооперативных ларьков, палаток в Кетрице нет, и дачники за покупками ездят или в Апрелевку или в Алабино".

Ныне платформа Кетрица именуется Дачной.

Алабино. Расстояние от Москвы — 47 километров.

"Рядом с платформой, в десяти минутах ходьбы, высится барский дом бывшего имения Мещерского — личного адъютанта царя Александра III.

Дом, пришедший в полное разрушение, некогда представлял собой замечательный дворец в виде четырехугольника со срезанными углами. На этих тупых углах со всех сторон предполагалось устроить мраморные балконы, перекинуть висячие мосты и придать всему дворцу сходство с древнегреческим храмом Аполлона. Около дворца раскинут прекрасный парк, по аллеям которого когда-то стояли мраморные статуи. Теперь флигеля этих построек обращены под больницу и электрифицированы. В двухэтажном здании, называемом "Лесная дача", в гуще парка, помещается детская колония.

Алабино довольно благоустроено. Имеется почта и телеграф.

На противоположной стороне от волисполкома выстроено здание избы-читальни. При избе-читальне имеется громкоговоритель и обширная библиотека, по обилию книг единственная на всю округу — 8 тысяч книг. Дачники селятся здесь охотно, так как условия очень благоприятны.

Черной лентой тянется густой лес. Перемежается он то сосновым бором, то молодым ельником, то нарядной березовой рощей. На реке Десне, сливающейся с малой Пехоркой и впадающей в Пахру, многолюдные купания.

На границе села Петровского высится небольшая белая церковь, построенная в прошлом веке Демидовым".

Селятино. "На 49-м километре москвичи селятся в поселке Селятино. Местность очень живописная. На много верст тянется дремучий сосновый лес. Но дачных построек еще не имеется, и приезжающие занимают крестьянские избы. Избы, количеством до ста, бревенчатыми буграми раскинуты по Селятину. Цена изб на лето очень небольшая. Река Десна огибает поселок. В двадцати минутах ходьбы от платформы тянутся ее берега, в зеленой мураве которых барахтаются купающиеся. Благоустройством Селятино не отличается. За покупками едут в Алабино".

Рассудово. «Задолго до начала дачного сезона предусмотрительные москвичи спешат в поселок Рассудово, отстоящий в 55 километрах от столицы, и арендуют за небольшую цену — от 100 до 150 рублей — хорошенькую свежевыкрашенную дачку. Привлекает в Рассудове сосновый и березовый лес. При станции есть отделение Кузнецовского ЕПО. В двух верстах от поселка большая деревня — свыше 150 изб — того же названия, в которой тоже летом снимают домики приезжающие отдохнуть".

Бекасово. (62 км). "Принадлежало до революции мелкому помещику. В настоящее время представляет собой небольшой дачный поселок. Цена за дачи — от 100 до 200 рублей. В центре Бекасово помещается лучшая селекционная станция Тимирязевской академии. В смысле благоустройства Бекасово стоит не на должной высоте. Нет ни театра, ни кино, ни клуба, ни спортивной площадки. Имеется несколько торговых палаток с правой стороны платформы".

Зосимова Пустынь. 64 километра от Москвы.

"150 лет тому назад здесь основан был Зосимовский монастырь. Об основании этого монастыря местные старожилы рассказывают, что в Звенигородском монастыре жил монах Зосима. Вследствие ссоры с настоятелем он ушел в Пустынь и построил там монастырь. Существует версия, что монастырь построен на деньги, украденные у Звенигородского настоятеля.

Теперь в монастыре помещается сельскохозяйственная артель, арендующая землю у Госземимущества. Монашеские кельи стали общежитием для советских сельскохозяйственных рабочих. Кельи эти также сдаются дачникам за очень низкую цену. Около Зосимовского монастыря расположено имение, принадлежавшее барону Шлиппе, в 1905 году бывшему губернатором в Туле. В 1919 году имение перешло в руки Осоркинского группового хозяйства".

Нара. "70 километров от Москвы, хотя и считается городом, но городского вида не имеет, — это скорее местечко, расположенное в низовине, на глинистой почве, благодаря чему там сыро и грязно. Главный пульс Нары — большая мануфактурная фабрика (бывшая Цинделевская) с 8 тысячами рабочих. При фабрике есть клуб, читальня и великолепно оборудованная больница. Имеется в Наре театр, кино, почтово-телеграфная контора, кредитное товарищество, кооперативы и обилие частных палаток. Дачники селятся и в Наре, и в соседних деревнях Александровке, Котове и Малькове. Несмотря на дальность расстояния, дачники съезжаются сюда довольно охотно, привлекаемые красотой местности и обилием соснового леса, который кольцом окружает всю Нару, и прекрасным купанием в реке Наре, протекающей серебряной лентой по зеленым лесистым берегам. Продукты здесь дешевы, особенно молочные, так как многие крестьяне занимаются молочным хозяйством".

В книге названы все существовавшие в двадцатых годах железнодорожные станции и платформы, т. е., попросту говоря, остановки пригородных поездов Брянского направления. Как видим, не существовало тогда платформ Сортировочная, Матвеевская, Мичуринец, Победа, Ожигово.

При разговоре о далеком и вместе с тем вошедшем в нашу повседневную жизнь явлении, как "чугунка", было бы опрометчиво вспоминать только паровозы и станции и не вспомнить Николая Алексеевича Некрасова и его стихотворение "Железная дорога".

Вот его начало:

Ваня — Папаша! Кто строил эту дорогу?

Папаша — Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!

(Разговор в вагоне)

Славная осень! Здоровый, ядреный

Воздух усталые силы бодрит;

Лед неокрепший на речке студеной

Словно как тающий сахар лежит;

Около леса, как в мягкой постели,

Выспаться можно — покой и простор! —

Листья поблекнуть еще не успели,

Желты и свежи лежат, как ковер.

Славная осень! Морозные ночи,

Ясные, тихие дни…

Нет безобразья в природе! И кочи,

И моховые болота, и пни —

Все хорошо под сиянием лунным,

Всюду родимую Русь узнаю…

Быстро лечу я по рельсам чугунным,

Думаю думу свою…

По времени года пуск (в 1899 г.) Брянской дороги совпадает с Некрасовским описанием. Но главноуправляющий российских железных дорог граф Петр Клейнмихель был к этому году давно разжалован (за злоупотребления служебным положением), три десятилетия как почил в бозе, однако дело его жило.

Читатель из Кокошкина, позвонивший мне после публикации в газете одного из очерков, напомнил об одной интересной особенности нашей железной дороги. Когда "быстро летишь по ее рельсам чугунным", то обязательно обращаешь внимание на бесконечные повороты и извилины железнодорожного пути. Если самое короткое расстояние между двумя точками — это прямая линия, то кривая, естественно, удлиняет дорогу от пункта Б до пункта А.

Наверное многим не приходило в голову ничего близкого, когда лидер партии "Наш дом — Россия", работавший Председателем правительства РФ, господин Черномырдин транжирил российские деньги на выплату французам долгов, взятых еще царским правительством. Всего в современном масштабе долги составляли 400 миллионов долларов. В свое время (после революции) Советское правительство отказалось их платить, мотивируя это необходимостью компенсации ущерба, нанесенного французскими оккупантами в период гражданской войны.

В 400 миллионов общего долга, выплаченных французским инвесторам, входили затраты в том числе и на строительство железной дороги Брянск-Москва. А поскольку французским проектировщикам и подрядчикам платили "с версты", то и старались они этих самых железных верст "подарить" русским как можно больше. Клейнмихели и Чубайсы — это те "кадры", которые всегда почему-то оказывались в поле зрения наших правителей — называйся они царями или президентами.

Закончить рассказ о железной дороге, которой исполнилось уже сто лет, следует лучше всего "биографией" Киевского, бывшего Брянского вокзала.

В «Двенадцати стульях» Ильф и Петров так описали вокзал и его обитателей: «Представители Киева и Одессы проникают в столицу через Брянский вокзал. Уже на станции Тихонова Пустынь киевляне начинают презрительно улыбаться. Им великолепно известно, что Крещатик — наилучшая улица на земле. Одесситы тащат с собой тяжелые корзины и плоские коробки с копчёной скумбрией. Им тоже известна лучшая улица на земле. Но это не Крещатик — это улица Лассаля, бывшая Дерибасовская».

Нынешний Киевский вокзал в Москве был сооружен в годы наиболее трудные для предреволюционной России: 1913–1917. Иногда называется 1914 год началом строительства, но это сейчас не так важно. Главное — время ввода в эксплуатацию. И до своего столетия Киевскому вокзалу еще очень и очень далеко.

Об архитектурных особенностях одного из лучших зданий Москвы первой четверти нашего века было рассказано в начальном очерке нашего цикла, а вот имена создателей этого шедевра стоит еще раз вспомнить. Это замечательный русский и советский архитектор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР Иван Иванович Рерберг (1869–1932). Дебаркадер проектировал и строил выдающийся изобретатель и инженер, почетный член академии наук СССР Владимир Григорьевич Шухов (1853–1939).

Об Апрелевке в упомянутом выше справочнике для дачников, сказано следующее:

"Станция А. (42 км) расположена по правую сторону от железной дороги. Любопытная подробность: до сих пор еще не снята старая вывеска Апрелевки через "Ъ". Цена на дачи дороже, чем на предыдущих станциях, до 300 рублей за летний сезон". Далее сообщается, что по левую сторону железной дороги находится завод граммофонных пластинок: "На вывеске название гласит "Памяти 1905 года".

Апрелевка

Апрелевка как поселение, переросшее впоследствии в рабочий поселок, а затем и в город, безусловно обязано своим рождением строительству железной дороги Брянск-Москва. Сам топоним, или название, перенят, попросту говоря, скалькирован с гидронима. Речка с таким названием значится на географической карте окрестностей города Москвы за 1850 год. Это первое известное нам упоминание гидронима. Когда оно возникло и при каких обстоятельствах, можно только предполагать — точных сведений на этот счет не обнаружено. Подробно об этом говорилось уже в одном из первых очерков, но могло и позабыться, поэтому позволю себе кое-что повторить.

Берет свое начало река Апрелевка в нынешнем центре города, у начальной школы № 1. Место впадения в Десну находится у границы бывшего имения заводчиков Демидовых. До них эта земля принадлежала сподвижнику Петра I Шафирову, еще раньше значилась монастырской землей со странным для этого собственника названием — Княжищево. Естественно, что последние перед революцией владельцы Мещерские должны были использовать установившееся ранее название. Основу гидронима составляет название одного из самых желанных и светлых календарных месяцев года. Владимир Даль не случайно записал относящуюся к данному явлению народную примету: в апреле это река, а в июне ручей.

Даль, разумеется, приводил поговорку безотносительно к нашей местности, но как удивительно совпадение характеристик.

В 1892 году известный русский писатель-народник Николай Николаевич Златовратский после долгих поисков уютного и щедрого на природные красоты местечка остановился, наконец, на усадьбе генерала Кохманского, владевшего землей к востоку от села Бурцево. Златовратский купил у Кохманского участок, который впоследствии стал называться Кетрицей. А тогда он выглядел по описанию дочери Златовратского так:

"… Апрелевка лежала в полутора верстах от села (Бурцева). Это был никем не заселенный лесной участок с несколькими десятинами распаханных и засеянных полей. Жить там пока было негде, так как недавно только приступили к стройке, и прежний хозяин участка (Кохманский) сдал нам небольшой флигель в своей усадьбе…

Наш участок перерезала небольшая речка Апрелевка, вернее ручей с небольшими бочажками. Весною Апрелевка выходила из берегов, бочажки разливались по оврагу и скромный ручей обращался в реку, а в засушливое лето совсем пересыхал, оставались только бочажки. Но зато овраг, щедро напоенный влагой, покрывался сочной зеленью с островками голубых незабудок, розовых бархатистых метелочек неизвестных мне цветов, испускающих нежный аромат, гвоздикой, цыганским пухом и золотыми лютиками, которые целыми зарослями покрывали берега ручья".

К востоку от усадьбы Златовратского располагались земли горкинского помещика Кругликова. Когда прокладывалась трасса будущей железной дороги, Кругликов уступил часть своей земли безвозмездно, хотя и в случае продажи мог оговорить определенные условия. Например, дать планировавшейся станции название. Поскольку по технологии эксплуатации железной дороги здесь планировалась заливка воды в тендер паровоза, то и статус, и название взаимно связали друг друга: Апрелево. Однако рост поселения вокруг железнодорожной станции, строительство завода граммофонных пластинок, возникновение кирпичного завода привели к тому, что после революции в ходе совершенствования административно-территориального управления возник обыкновенный рабочий поселок.

В октябре 1917 года произошла социалистическая революция. И особенность реализации диктатуры пролетариата состояла в организации системы управления, в которой были бы объединены промышленные (заводские и фабричные) поселения.

Именно строительство железной дороги привело к возникновению Апрелевки. Перенос названия водного географического объекта на название населенного пункта является довольно распространенным явлением. История города подробно изложена А.Н.Торопцевой в очерке, вошедшем в подборку третьего тома серии "Города Подмосковья". Нужное издание. Но без некоторых частных замечаний интересную работу Торопцевой оставлять не следует. Во-первых, деревня Мамыри не входила и не входит в состав города, она территориально подчинена Петровскому сельскому административному округу.

Торопцева в своем очерке пишет:

"Известно, что по просьбе помещика О.С.Дубовича, имевшего усадьбу в Мамырях, железнодорожная станция была сооружена не в Кедрице, как предполагалось, а на месте будущей Апрелевки, ближе к усадьбе".

Текст подан без ссылок на источник. А это важно, потому что мне известно другое: земля принадлежала помещику Кругликову и просьба Дубовича, кстати, не мотивированная, не имеет убедительного объяснения. Конечно, намерение заняться производством кирпича могло быть основанием для такой просьбы. Но ведь быстрая продажа завода другому хозяину, Зоммерфельду, свидетельствует все-таки об отсутствии серьезных планов у Дубовича.

Второе утверждение ошибочно совершенно. Вот оно: "От Мамырей, пересекая железную дорогу, по густому лесу в направлении будущего Киевского шоссе шел Боровский большак, вдоль которого также стали возникать жилые дома (ныне это улицы Самохина и Апрелевская)".

Боровский тракт (в районе Апрелевки) проходил (в XVIII и XIX веках) от села Нары Фоминские (в конце XIX века) через селения Бекасово, Селятино, Бурцево, Мамыри, Власово, Звинорье и т. д.

В прошлом году в Московской областной научной библиотеке имени Крупской была организована выставка, посвященная основателям другого апрелевского предприятия — известного в стране завода грампластинок. Основан завод был в 1910 году Богданом Моллем, приехавшим в Россию из Германии обладателем многих секретов в области изготовления эмалированной посуды. Как рассказывали экспонаты и документы выставки, Богдан Молль построил сразу три завода по производству эмалированной посуды — в Думиничах, Людинове и Песочне. В той же Калужской области у Молля было еще несколько промышленных предприятий. Именно благодаря активной деятельности Молля возникла идея о соединении железнодорожной магистралью Брянска с Москвой. Когда "чугунка" была построена, Молль приобрел небольшой участок земли по соседству с разъездом Апрелевкой и построил первую фабрику (именно так ее характеризовали) по изготовлению граммофонных пластинок. Назвали фабрику "Метрополь-Рекорд". Естественно, что специалист в области эмали, вынашивая далеко идущие планы в сфере нового для него дела, должен был искать знатоков в технике звукозаписи. В Германии он таких людей нашел. Это были Август Киберт и Альберт Фогт. Появилось у завода новое название: "Молль, Киберт и К°".

Совместными усилиями эти приезжие люди сумели создать славу апрелевскому предприятию. После объединения с германской компанией "Дакопо-Рекорд" предприятие тем более пошло в гору. Его не могли одолеть самые прославленные конкуренты на всемирном рынке грампластинок. В годы гражданской войны и разрухи предприятие, как и вся другая промышленность России, переживало трудные времена.

В краеведческом (в прошлом — заводском) музее Апрелевки есть редкая фотография всего дореволюционного трудового коллектива. Снимок в увеличенном виде подарил музею внук основателя АЗГ Георг Молль.

В 1925 году, как уже известно читателю, АЗГ назывался фабрикой "Памяти 1905 года". Этим названием обозначалась не первая русская революция, а только день 9 января, когда на Дворцовой площади у Зимнего дворца была расстреляна мирная рабочая демонстрация.

С 1933 года предприятие приобрело нынешнее название — Апрелевский завод грампластинок. Понятная каждому аббревиатура — АЗГ.

Между первой и второй мировыми войнами произошло, в сущности, образование поселка. Если в 1912 году на АЗГ работало около ста человек, то в 1933 — свыше пятисот. В 1939 году все население Апрелевки приближалось к шести тысячам.

В годы Великой Отечественной войны сотни рабочих и служащих АЗГ встали в ряды защитников Отечества. Свыше сорока из них пали в боях за свободу и независимость нашей Родины. В их память у старинного здания заводоуправления установлена стела, где золотом вписаны имена героев.

Характерной чертой предвоенной Апрелевки стало интенсивное частное и барачное жилое строительство, приведшее к образованию большого количества улиц и расширению территории поселка. Каждый, кто попадает в Апрелевку впервые, обязательно обращает внимание на необычность названий: Январская, Февральская, Мартовская, Апрелевская — не только улица, а еще и переулок… И так — все месяцы года. Имена писателей, композиторов, полководцев.

После окончания войны в Апрелевке возникло несколько промартелей: бывший кирпичный завод преобразовался в научно-исследовательский институт "Теплопроект" со своим экспериментальным заводом; на базе в свое время существовавшей зональной МТС возник НИИ по сельскому строительству, имевший также свой опытный завод; артель "Апрелевский металлист", иронично именовавшаяся среди местных жителей "бороной", поднялась до высот НПО — научно-производственного объединения с собственной "кличкой" "Прибор"; работали множество мелких, на правах нарофоминских филиалов, производственных цехов. В 1917 году, когда была провозглашена диктатура пролетариата, шел поиск наиболее эффективных, отвечающих требованиям государственного управления форм. Именно по этой причине на обширной территории сельского Верейского уезда возникает Наро-Фоминский рабочий район, включающий в свою орбиту и рабочий класс Апрелевки. Хотя его здесь скопом не насчитаешь и тысячи, но это передовой класс, класс, способный вести за собой беднейшее крестьянство. Все эти принципиальные установки действовали и после войны. В конце концов жители поселка Апрелевки, где число работников государственных предприятий достигло трети от всего населения, августовским утром 1961 года узнали, что отныне они горожане.

Ныне признаки, приведшие Апрелевку в число малых городов, начисто утрачены. От предприятий, составлявших гордость города Апрелевки, остались старые вывески, директора да вахтеры на проходных… Дачный поселок.

Сколько лет Верее?

После Апрелевки вторым "заштатным" городом в Наро-Фоминском районе является Верея. Впрочем, "заштатными" такие города назывались при царе-батюшке; при Советской власти их именовали "городами районного подчинения"; ныне, в эпоху расцвета первобытной демократии, они стали членами "ассоциации малых городов".

У нас "малых" — два. Но они настолько непохожи друг на друга, что по своей городской проблематике их можно сравнить как прапрапрадедушку и правнука. Один озабочен сохранностью семейных реликвий, оставленных ему то ли по материнской, то ли по отцовской линии. Другой еще путает свой день рождения: празднует его и на Сретение, и в день Усекновения Главы Иоанна Предтечи.

Об Апрелевке, к сожалению, написано и напечатано мало. Уже упоминавшийся мною типично агитационный очерк А.Торопцевой в третьем томе "Городов Подмосковья" да серийные публикации местного журналиста — бывшего школьного учителя П.Родительского, опубликованные им в многотиражной газете завода грампластинок. Вот и все.

О Верее, что, конечно, не удивительно, написано изрядно краеведческих работ — как о городе в целом, так и по отдельным аспектам его истории. Далеко не все из них доступны рядовому любителю истории родного края, но с некоторыми публикациями все-таки можно познакомиться в библиотеках или музеях, другие — еще не упущено время приобрести в собственность. Например, ту же книгу "Города Подмосковья", где напечатана работа известного краеведа С.Поспелова о славной Верее. Но, пожалуй, наиболее реализуемая возможность для любителя краеведения существует сегодня: вышла из печати книга "Быль и легенды земли верейской". Интересная, написанная живым, сочным языком, выпущенная при активной помощи администраций Наро-Фоминска и Вереи, она стала новой ступенью в верейской историографии.

Однако при всем обилии краеведческих исследований ряд сторон верейской истории не получил еще достаточно полного освещения, не поставлена последняя точка под исходной датой возникновения древнего города. Каждый из тех, кто касался вопроса о первом письменном упоминании Вереи, не обходит стороной русского историка Татищева и его труды, но взять сторону Татищева не решается. В самом деле, доколе это будет продолжаться?

На могиле историка в год 300-летия со дня его рождения стараниями нашего современника Георгия Блюмина появилась памятная доска следующего содержания:

"Василий Никитич Татищев. 19/29/ апреля 1686 — 15/26/ июля 1750. Русский ученый — энциклопедист, географ, историк, филолог, писатель, математик, геодезист, металлург, этнограф, палеонтолог, дипломат, основатель Свердловска (Екатеринбурга) и Оренбурга, сподвижник Петра Великого".

Нас должна интересовать "История Российская с древнейших времен", остальные труды Татищева оставим в стороне. Так вот, ссылаясь на эту "Историю…" (т.3, М., 1964), С.Поспелов в своем очерке информирует:

"Первое письменное упоминание о Верее относится к 1371 году. Однако существует предположение, что упомянутая в летописи под 1159 годом Вереисча могла быть Вереей".

Покойный Сергей Александрович как бы не решается обозначить свою личную позицию по возникающему из этого факта вопросу — кто предполагает? Уклоняясь от прямого ответа на самим же поставленный вопрос, С.А. продолжает:

"Существование Вереи в домонгольский период как волости Черниговского княжества допускали историки С.М.Соловьев, П.В.Голубовский, известный русский географ В.П.Семенов".

В книге "Быль и легенды земли верейской" излагается та же самая версия более решительно. Авторы занимают более определенную позицию.

В Верее самое большое количество памятников старины глубокой. Это город, где музейные экспонаты встречаются на каждом шагу. Если о самом городе, его истории написано много работ, то отдельные объекты обойдены вниманием краеведов.

Множество веселых и страшных былей и не меньше увлекательных легенд накопилось в толстом слое многовековой истории верейской земли. Начиная со свадьбы волоколамской княжны Ростиславы и княжича (то ли черниговского, то ли киевского, то ли того и другого вместе взятого) Святослава Владимировича. Свадьба — это первое жизнеутверждающее событие, с которого начинается летописная история Вереи. Татищев уверяет нас, что произошло празднество, если прикинуть временную разницу между его и нашей эпохой, почти 840 лет тому назад, т. е. в 1159 году. Не будь на Руси Татищева, кануло бы в Лету веселое верейское действо, остались бы воспоминания об одних нашествиях, морах и разорениях красивейшего града на прозрачнейшей речке Протве. Литовцы Верею разоряли, татарские орды город жгли, польские интервенты глумились над горожанами, французы дважды Верею занимали, но в своем разрушительном раже всех предшествующих завоевателей превзошли немецко-фашистские оккупанты.

По описанию С.А.Поспелова, средневековая Верея выглядела следующим образом. В XIV–XVI веках город в числе других подмосковных крепостей служил опорным пунктом Московского княжества. Дмитрий Донской своим завещанием Верею отдал под управление своему третьему сыну Андрею, а с 1432 года по 1486 год существовало знаменитое (хоть и не самостоятельное, а в роли нынешнего "субъекта федерации") удельное Верейско-Белозерское княжество. Затем Верея входила в состав Старицкого удельного княжества. О размерах последнего можно судить по следующим параметрам: центр княжества находился в городе Старица, что в верховьях Волги (нынешняя Тверская область), а южная граница проходила в городе Алексине, что на Оке (ныне Тульская область).

Старицкое удельное княжество окончательно было упразднено только в 1566 году. Следует, однако, иметь в виду, что все эти вошедшие в российскую историю удельные княжества являлись лишь небольшими территориями Великого Московского княжества, которое к концу XV века уже сложилось как Российское централизованное государство. Верея, таким образом, вошла в число исконно русских городов. И сполна хлебнула горя и радости, доставшихся богатой и обильной, могучей и бессильной "матушке Руси".

Сергей Александрович Поспелов в своем очерке о Верее средневековой писал:

"К концу XVI века складывается основная территория города, известная по более поздним описаниям. Верея, возникшая на мысу при слиянии двух рек, развивалась первоначально в юго-западном направлении от своего первоначального ядра — городища, расположенного в развилке Протвы и впадающей в нее небольшой речушки. Доступ в городище с западной стороны закрывал запруженный плотиной и заполненный водой искусственно углубленный овраг.

В конце XIV века площадь городища (около трех тысяч квадратных метров) была обнесена земляным валом. Выше вала возвышались стены деревянной крепости с двумя башнями. В крепости располагались княжеские терема.

На другой стороне рва размещался торг. От него расходящимися лучами устремлялись на запад две основные старейшие улицы Вереи. Одна из них, Посад, шла по северной стороне Соборного оврага. Проходившая по ней дорога вела в Медынь. Другая, Можайская, проходила по высокому берегу реки Протвы. По ней шла дорога на Можайск. Эти две улицы соединялись между собой шестью поперечными улицами и слободками. Западные границы Вереи почти совпадали с современными. Развитие города в одном направлении все более отдаляло от центра окраины посада и слободы. Уже в XV веке возникают за Соборным оврагом Бутырская и Пречистенская слободы. Через них проходила дорога на Москву.

Заречная часть города до XVII века была малозаселенной. В XVI веке из 17 церквей Вереи лишь одна располагалась за Протвой. Только одна церковь была каменной — Соборная, заложенная на городище в 1552 году".

Позже, конечно, в Верее строятся каменные здания церквей, но до наших дней сохранились немногие. К сожалению, и по ним нет единообразных сведений. Известный исследователь архитектурных памятников Подмосковья М.Ильин считает, например, что ныне действующая церковь в честь Ильи Пророка была построена в 1722 году. В последующем столетии она якобы была несколько видоизменена.

Казалось бы, в книге "Быль и легенды земли верейской" мы должны получить подтверждение этих сведений. Названному памятнику архитектуры отведена целая страница. Читаем.

"В 1709 году священник церкви Ильи Пророка с прихожанами в прошении, поданном в патриарший казенный приказ, писал:

"Державный Царь, Государь милостивейший!

В Верее, Государь, при посаде церковь пророка Божьего Ильи холодная, а теплой церкви нету, а ныне обещаются тоя церкви вкладчики и приходские люди построить теплую церковь во имя пресвятой Богородицы Казанской.

Всемилостивейший Государь!

Просим Вашего Величества, вели, Государь, нам на том же погосте построить теплую церковь во имя Казанской Богородицы и о готовности на ту церковь лесу вели нам, Государь, дать указ из патриаршего казенного приказа.

Вашего Величества нижайший богомолец города Вереи Ильинской поп Василий Григорьев с приходскими людьми".

Указ был дан в 1711 году, и новая церковь была построена. После того, как обе деревянные церкви пришли в ветхость, на их месте в XVII веке была построена кирпичная двухэтажная церковь с небольшой трапезной и трехъярусной колокольней. Нижний храм, теплый, — во имя Казанской Божьей Матери, летний — во имя пророка Ильи".

Постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 года верейская церковь Ильи Пророка объявлена памятником архитектуры со всеми вытекающими из этого акта последствиями. На архитектурный памятник составлен паспорт, который является официальным документом, сведения в котором не должны противоречить истине. В своде исторических сведений о верейском памятнике говорится, что место, где он находится, исстари занималось церковными строениями, а вот в честь Ильи Пророка первая деревянная церквушка была выстроена в 1692 году. На протяжении следующего, XVIII столетия церковные строения или обновлялись, или возводились вновь. Происходило это до тех пор, пока в 1803 году не был возведен ныне существующий каменный храм. В паспорте, между прочим, указан источник этих сведений — и не один, а целых два.

Живопись в церкви впервые появилась в 1863 году, причем только в верхнем храме, который… был холодным. В 1895 году производился ремонт здания церкви, пол был выложен метлахской плиткой в 1901 году, но в наши дни рисунок пола наполовину стерт. Что вполне естественно, ведь храм-то действующий.

Из внутреннего оформления в церкви имеется трехъярусный иконостас конца XIX века, изготовленный из мореного дуба в русско-византийском стиле. Раньше иконостас находился в церкви села Благовещенье. Иконы в нижнем храме поздние, взяты из разных церквей. Особый интерес и восхищение вызывает позднеклассический киот с позолотой на белом фоне. В киот помещена четырехчастная икона Богородичного цикла в богатом окладе. В кладовке нижнего храма хранится, вероятно, очень древнее скульптурное изображение Параскевы-Пятницы.

Среди поздних икон выделяется праздничный чин в характере академической живописи и местная икона Ильи Пророка XVIII века. Паникадило и лампады характерны для конца прошлого столетия. Заслуживают внимания хоругви тонкой работы из церкви села Спас-Косицы, а также помпезные напольные часы.

Декоративная обработка здания церкви выполнена в стиле раннего классицизма. В плане здания, в композиции основного объема, а также в измельченных формах пятиглавия присутствуют черты барочной архитектуры. В целом верейский храм Ильи Пророка характеризуется как интересный образец провинциального городского храма в стиле раннего классицизма с барочными реминисценциями.

Не менее интересным является вывод исследователей о том, что церковь Ильи Пророка имеет огромное сходство в плане и декоративном убранстве с находящейся неподалеку церковью Константина и Елены. Ее постройку относят к тому же отрезку времени, что и строительство Ильинского храма — 1798 году. Мало того, не исключают, что на строительстве обеих церквей — Ильинской и Константина и Елены — работали мастера из одной бригады или артели.

Среди наиболее почитаемых объектов поклонения в христианской мифологии Константин и Елена — не самые популярные. И совершенно непонятно, как и в какой связи верейцы (или кто-то один, состоятельный) воздвигли храм в их честь. Константин и Елена являются реальными персонажами из эпохи раннего христианства. Константин, получивший в истории соблазнительную приставку Великий, родился приблизительно в 276 году, а в 306 году стал Римским императором. Это был период, когда христианство с трудом, в упорной борьбе с римским язычеством пробивало себе дорогу к душам людей. Константин в этой борьбе оказал неоценимую услугу христианской церкви, за что был приравнен к святым апостолам. В период правления императора Константина I Великого (а он оставался на императорском троне до 337 года) христианство в целом ряде провинций Римской империи и в самом Риме уже представляло собой богатую централизованную церковную организацию и было силой, с которой приходилось считаться даже императорской власти. Константин не только понял роль, значение и возможности христианской религии, но и оказался настолько дальновидным и ловким политиком, что сумел использовать христианскую церковь в своих интересах. С 312 по 324 год Константин правил Римской империей вместе с Лицинием, и вот в 313 году Лициний, конечно, по договоренности с Константином издает так называемый Миланский эдикт о свободном исповедании христианства. В нем говорилось:

"Мы, императоры Константин и Лициний, заботясь о благе и пользе подданных, установили относительно богопочитания, чтобы христианам и всем дана была полная свобода жить в той вере, в какой кто хочет, чтобы небесное божество было благорасположено к нам и ко всем, которые находятся под нашей властью. Определяем, чтобы христианам возвращены были конфискованные в казну или частным лицам отданные имущества, также, чтобы вновь были отданы места их собраний ".

Поставив знак равенства между христианством и другими религиями, Константин между тем стал всячески поддерживать в первую очередь высшее христианское духовенство. Для начала высшим церковным чинам были предоставлены те же права, что и жрецам других религий. Они получили, например, право принимать дары, вклады и завещания в пользу церкви, право утверждать отпущение рабов на волю, право давать убежище осужденным. Не всегда духовенство при императорской благосклонности вело себя порядочно по отношению к людям других религий, особенно соблазняли богатства языческих храмов. Константин поддерживал христианство, но все же делал это тонко и умно.

Он не решался идти в открытую против большинства населения Римской империи, которое долгое время продолжало придерживаться старой, традиционной религии. Поэтому Константин проводил политику постепенного слияния различных религий, точнее, поглощения христианством этих других.

Ему принадлежит инициатива в установлении нашего всеобщего праздника — воскресенья. При введении этого дня Константин назвал его "еженедельным государственным и христианским праздником — днем солнца", наподобие сегодняшних "дня учителя" или "дня железнодорожника". В армии, которая именовалась просто военными легионами, приказано было в воскресенье читать особую молитву, но текст ее был так составлен, что в равной мере годился и почитателям Христа, и почитателям римского бога Юпитера, и греческого Зевса, и персидского Митры… Молитва всех удовлетворяла.

Именно при Константине I Великом столица Римской империи была перенесена на восток, в город Константинополь, ранее называвшийся Византией. Описывают, что по распоряжению Константина все мероприятия, именуемые освящением новой столицы, проводились жрецами обеих религий — христианской и языческой. В сенате, устроенном по образцу римского, была установлена статуя богини счастливой судьбы города Тахи, но на лбу этого языческого божества укрепили крест — символ христианской религии. Сделано это было по прямому указанию Константина.

Много было в Римской империи противников христианства, но вот такой умной, без силового давления, политикой Константин приучал население к христианской религии.

Мать Константина, императрица Елена, не считалась умной женщиной, к тому же ей, как и сыну, не занимать было жестокости и деспотизма. В конце своей жизни Елена целиком попала под влияние церковников. Например, паломничество к святым местам в Палестине она совершила уже в 80-летнем возрасте. Церковники использовали поездку Елены для создания многих легенд. Например, об обретении ею многих христианских реликвий.

Император (или царь) Константин, что дало на Руси повод назвать основанный Константином город Царьградом, сам стал христианином лишь перед собственной смертью. Как личность, как правитель страны Константин I Великий прославился и великой жестокостью. Но за эффективную помощь в становлении христианства был объявлен вместе с матерью Еленой святым. Как, кто и почему воздвиг в Верее храм в честь византийцев, в литературе пока не нашло отражения. День святых Константина и Елены отмечается 3 июня.

Сокровища «форта Байярд»

«Верейский след сокровищ Бонапарта» — так называется одна из глав книги «Быль и легенды земли верейской». В течение минувших лет вопрос о том, где именно при бегстве из России подданные императора Наполеона Бонапарта топили, закапывали или теряли награбленные в столице драгоценности и антиквариат, всегда волновал умы.

Через три месяца после оставления "великой армией" первопрестольной частично разрушенный подручными маршала Мортье Кремль был открыт для всех желающих войти туда. Именно в это же время возвратился и прошел за кремлевскую стену царский чиновник Валуев — как должностное лицо, прибывшее к постоянному месту службы. Среди груд битого камня и обгоревших обломков он искал вещи из дворцов. Нашлись бронзовые орлы с кремлевских ворот, бюст императора Петра I, который прежде был установлен на крыше здания Сената. Повсюду валялись дворцовая мебель, иконы кремлевских соборов, но без окладов. Валуев обнаружил, что многие оставленные его людьми тайники разграблены… Теперь, спустя почти два века, всем ясно, что "золотые обозы", как и само вторжение в Россию, были великой и обреченной авантюрой Бонапарта. Кажется, в войсках императора это начали понимать уже в середине октября 1812-го.

Анализ источников того периода показывает, что с 15 по 27 октября были сформированы не один, а два основных "золотых обоза": первый в середине октября, когда Бонапарт еще пребывал в белокаменной, направился непосредственно по основной охраняемой французами коммуникации на Можайск. Предусматривалось, что в случае прорыва через Малоярославец к Калуге (в таком исходе, как мы увидим, Бонапарт не сомневался), этот обоз вместе с корпусом Понятовского 24–25 октября должен был проследовать из Можайска через Верею и Боровск за основными силами армии.

Второй обоз, неотлучно следовавший за императором, планировалось двинуть с войсками из Москвы напрямую к Малоярославцу. Подобные комбинации тактического порядка в сочетании с военной хитростью применялись Наполеоном нередко. Однако случилось непредвиденное. После неудачного для французов сражения 24 октября под Малым, "второй" обоз, разделив участь армии, начал перемещаться вместе с фурами и каретами императорского штаба в обратном направлении — через Боровск и Совьяки на Верею, далее — Борисово и Можайск — на Старую Смоленскую дорогу. Таким образом, 25–27 октября оба обоза с награбленными в Москве драгоценностями шли навстречу друг другу, чтобы по воле рока встретиться в Верее, а затем, 28 числа, соединившись, следовать из нее на Старую Смоленскую дорогу. В результате 27-го октября сокровища обоих обозов из-за случившейся у Малоярославца "неувязки" одновременно оказались в нашем древнем городе. Его они покинули рано утром 28-го вместе с императором, спешившим на Запад.

Что же все-таки входило в "московскую добычу" Бонапарта? Точного перечня не существует; однако ряд очевидцев и участников боевых действий в 1812 году, как бы дополняя друг друга, проливают свет на содержимое "первого" императорского обоза, 15–17 октября вышедшего из Москвы в направлении Можайска с сильной кавалерийской охраной под командованием польского князя маршала Юзефа Понятовского.

Можно заключить, что на нескольких десятках подвод из Москвы были вывезены драгоценности, украшения соборов Кремля, старинные персидские и турецкие знамена, уникальные образцы вооружения, хранившиеся в кремлевском арсенале, предметы искусства и роскоши, найденные захватчиками в московских особняках и монастырях. Если кремлевские дворцы грабила элита армии, то городские особняки, церкви и монастыри — простые солдаты.

Офицеры французской армии свидетельствовали, что часть изделий из драгоценных металлов, еще до оставления ими Москвы, была расплавлена и перелита в слитки. Плавильные печи, обеспечивавшие заказ императора Франции и его маршалов, были оборудованы в Успенском соборе Кремля. Там же вместо паникадила устроили большие весы. После ухода французов из Москвы, на одной из колонн этого собора была обнаружена надпись, из которой следовало, что только здесь было взвешено и расплавлено 325 пудов серебра и 18 пудов церковного золота.

Горны, рассчитанные на заказы прочих армейских чинов, были сооружены и круглосуточно работали в черте города, в других местах.

Вероятно, в то время на огне была расплавлена не только церковная утварь, но и десятки упомянутых выше серебряных оконных рам кремлевских дворцов, которые наряду со старинным громоздким оружием и гобеленами, средневековыми костюмами и доспехами не представилось возможным заблаговременно эвакуировать в Нижний Новгород. В течение 39 дней захватчики бесчинствовали в Москве, присваивая себе то, что по праву являлось достоянием нашего Отечества.

В бытность начальником Института военной истории Министерства обороны известный русский историк П.А.Жилин в труде "Гибель наполеоновской армии в России" не без основания писал: «По всей вероятности, отступая, противник "разгружался" и прятал награбленные ценности, но где именно спрятана "московская добыча", сказать трудно». Так называемый "первый золотой обоз" вышел из Москвы и, меняя лошадей, форсированным маршем двинулся к Можайску. Именно этот, охранявшийся большими силами польской конницы, обоз, в полной мере используя фактор упреждения, благополучно избежал опасности в пути следования до Можайска (партизаны Дорохова в эти дни находились восточнее) и, достигнув этого города, изготовился к движению на Верею и Малоярославец. Шло последовательное стратегическое выстраивание транспортов и армии для движения на юг. Так было запланировано императором. Ему очень не хотелось даже в крайнем случае идти на Запад через бородинские поля. Почему? Представим: на этих полях, как сообщают достоверные источники, лежало под открытым небом, а затем было сожжено крестьянами 58 521 человеческое тело и 35 478 конских трупов. Смрад от тел распространялся на десятки верст вокруг. Показ такой сцены солдатам, двору и биографам-летописцам мог иметь роковые последствия для "баловня судьбы".

Читателя в первую очередь может интересовать сложная динамика событий из хроники движения "второго золотого обоза" и ценностей, которые перемещались с Бонапартом и его солдатами от Боровска к Верее и затем в объединённом обозе от этого города на Можайск

Судьба указанных этапов движения сокровищ освещена весьма неравномерно. Во французских источниках второй (вошедший в Верею с востока) обоз именуется как "трофейный", двигавшийся вместе с каретами армейской кассы и главной квартирой императора. Обоз с драгоценностями, сформированный в Верее в результате слияния двух указанных "золотых обозов", не получил специального названия.

Известно, что на одном из последних этапов его движения, за городом Вильно по дороге на Ковно, у крутого обледенелого подъема на Понарскую гору, на которую из-за гололедицы не могла въехать ни одна повозка, ни один экипаж, не говоря уже о тяжело груженых фурах и каретах, 10 декабря 1812 года солдатами и офицерами некогда "великой" армии были разграблены его остатки и вся казна войска. Этот процесс был довершен идущими по пятам отступавших казаками атамана М.И.Платова. Часть трофеев, захваченных у Понарской горы, тогда же направили в город Черкасск — во владения Матвея Ивановича.

Сам Бонапарт так вспоминал о панарском случае: "Когда я уехал, неаполитанский король (Мюрат — В.К.) потерял голову: он не умел импонировать; дисциплина совершенно упала; в Вильно мои войска разграбили двенадцать миллионов".

Таким образом, если заключительный этап судьбы "золотого обоза" отражен в исторических источниках, то детали его начального движения и потерь на маршруте от Боровска до Вереи и от этого города до села Борисова, достаточно не исследованы и покрыты тайной. При этом известно, что, как и обоз самого императора, обозы Богарне, Даву и Мюрата, постоянно теряя сокровища, не вышли из пределов государства Российского. Последний, скажем, лишился большей части своих трофеев еще 18 октября в сражении у речки Чернишни — притока Нары. Место этого прибрежного сражения и сопряженный с ним участок русла до наших дней достаточно не обследованы. Драгоценности, перевозимые и переносимые в больших количествах, — это изрядный груз. Помните, у Р.Вильсона: "Пехотинцы изнемогали под тяжестью ранцев"!

Факт, что Наполеон негодовал по поводу такого использования под трофеи армейского транспорта. Но он не мог, опасался отнимать у простого солдата то, что являлось главным козырем в идеологии нашествия. Вопреки его приказу на быстрый марш, перестраивались и продвигались к Верее медленно, войска и обозы сильно растянулись. В "Календаре Наполеона" за 1812 год сообщается, что если 28 октября император и его штаб, побывав в Верее, движутся к "замку Успенское", что между Можайском и Бородином, маршалы Мортье и Жюно (силы авангарда) подходят к Колоцкому монастырю (окраина Бородина), корпус Нея еще в селе Борисово (на полпути от Вереи до Можайска), то корпус Даву (арьергард) все еще находится под Боровском.

Для понимания ситуации, сложившейся для идущего к Верее "второго золотого обоза" армии Бонапарта, посмотрим, какой она оставляла после себя дорогу, где именно и почему образовывались "узкие" места при движении. Вот что впоследствии вспоминал о дороге на Верею бывший сержант "великой армии" Бургонь:

"По очень плохому мосту мы перешли грязную с крутыми берегами реку (Протву — В.К.). Дороги окончательно испортились, повозки, нагруженные добычей, тащились с трудом, многие из них оказались сломанными. С других возницы, опасаясь поломки, сбрасывали кладь. Вся дорога была усеяна ценными предметами: картинами, канделябрами, множеством книг…".

Уже известный читателю Лотье, описывая обстоятельства марша войск у деревни Фоминское, сообщает:

"Каждый мост загроможден людьми, лошадьми и багажом…, все эти затруднения отнимают силы у солдат… Многие телеги сломались или попортились до того, что дальше использовать их невозможно ".

По современной терминологии речь идет о транспортных "пробках" в пути следования, которые совершенно безнадежны на деревянных мостах через речки, предзимних пеших и кавалерийских бродах. Для их "рассасывания" существует известный всем воевавшим прием: сломанное или мешающее движению транспортное средство с грузом отстраняется, сбрасывается в воду.

Армен де Коленкур, в частности, так описывал события на пути к Можайску:

"27-го император ночевал в Верее, чтобы дать артиллерии и обозам возможность продвинуться вперед. Выехав (из д. Городни — В.К.) очень рано, император прибыл туда (в Верею — В.К.) утром, проехал город и остановился в полулье от него за Можайской дорогой, на холме, который господствует над местностью. Он пробыл там некоторое время, наблюдая за движением войск и обозов… В Верею император возвратился до наступления ночи. В этом городе не осталось ни одного жителя". Другими словами, свидетелей пребывания французов в Верее не было.

В совокупности с другими данными более полная картина должна была выглядеть так: после поражения под Малоярославцем, в деревне Городня, в ночь с 25 на 26 октября состоялся военный совет, после которого по армии был отдан приказ на перестроение и движение к Можайску. 26 октября император ночует в Боровске. 27 октября, в 6 часов утра, Бонапарт вместе с главной квартирой поспешил к Верее. При скорости движения до 20–25 верст в час император намеревался обогнать корпуса, обозы, преодолеть путь в 60 верст и быть у цели — в Верее к 10 часам утра.

Теперь, когда этот город опять захвачен силами маршала Жюно, там сосредоточились гвардейские кавалеристы и артиллерия, а в окрестностях — части корпуса Понятовского, Наполеон не опасался неожиданных действий войск Кутузова. Почти неприступный с севера и востока из-за географического положения, город при таком раскладе сил был надежным местом для отдыха после перехода. Проследовав в 10 часов через Верею, Бонапарт оставил в городе квартирмейстеров, поручив им встречать главную квартиру и обоз с трофеями. "Первый золотой обоз" уже прибыл в Верею из Можайска. До 17 часов император со свитой и охраной находился, как читатель уже знает, в полулье от города, на холме, что вблизи можайской дороги, заслушивая рапорты своих полководцев и руководя перестроением проходивших войск.

С наступлением первых сумерек Бонапарт возвратился в Верею. К этому моменту адъютанты уже определились с местом для императорского походного ужина и ночлега. Для этих целей выбрали недавно выстроенный возле городских Торговых рядов дом доктора Фон дер Белена (более позднее название — дом Стрепихеевых). Этот дом выходил углом на так называемую "Зеленую площадь", имел два фасада с четырехколонными портиками. К фасаду примыкали металлические фигурные ворота. Превосходный дом, выполненный в классическом стиле, как причал, принял к себе главные повозки императора. Здесь же разместилась наружная охрана из числа солдат Старой гвардии и, главное для нас, наиболее ценная часть обоза с драгоценностями. Таким образом, ночь с 27 на 28 октября "первый и второй золотые обозы" Бонапарта пребывали в Верее, совсем рядом от расположившегося в доме доктора Фон дер Белена императора Франции.

Вглядываясь с вершины XX в подножье XIX века, невольно думаешь о том, какую разрушительную для захватчиков ауру должны были излучать материальные сокровища и святыни, насильственно отторгавшиеся ими от святой православной Руси. Не потому ли с занятием Москвы, началом массовых грабежей пошла на закат звезда баловня фортуны?

В те дни М.И.Кутузов, обращаясь к перешедшим в контрнаступление войскам, писал о неприятеле: "В бегстве своем оставляет он обозы, взрывает ящики со снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные".

Как-то Павел Андреевич Жилин, бывавший во Франции и поддерживавший контакты с французскими военными историками, обмолвился о том, что при отступлении от Малоярославца, на участке между Боровском и Можайском, командовавший частями арьергарда генерал Жерар потребовал от колонны "отстающих", сдерживавших темп марша, разгрузить заплечные ранцы, выбросив их содержимое в реку. В противном случае всем больным, раненым и ослабшим — двигавшимся без части солдатам и офицерам грозило попасть в плен к казакам Платова, стать скорой добычей воронья и волков. Тогда же одни драгоценности в бессильной злобе втаптывались солдатскими сапогами в глубоко раскисшую дорожную грязь, другие — из ранцев вываливались в воду, замывались течением…

У песчаного схода к реке, в которую упирается полузабытая проселочная дорога, идущая со стороны деревни Волчонки, тихо. Лишь иногда с противоположного берега донесется отдаленный звук автомобильного движка или прокричит перелетная птица. Пешеходы бывают здесь нечасто. Разве что пройдут в утреннем мареве грибники — срежут угол на пути к дальнему бору. Названия этого песчаного брода на Протве уже не припоминают даже старожилы деревни Волчонки. Говорят просто: "Брод на Верею". От деревни до него не более четырех километров в северо-западном направлении. И уже не помнят люди земли верейской, что это и есть одно из тех самых мест, где в середине октября 1812 года "вторым золотым обозом" и "отстающими" оставлен драгоценный след, ведущий из сожженной, но не покоренной Москвы на Можайск. Теперь трудно доподлинно установить, посылали или нет, как это было на реке Березине, местные помещики своих крепостных нырять в воды Протвы в поисках золота. Известно другое: дважды — в 1812 и 1942 годах — деревня выгорала полностью…

В заключение, отвечая на вопрос, почему длительное время пристальное внимание при поиске сокровищ обращалось именно к Семлевскому озеру, а не к верховьям бассейна реки Протвы, разберемся в хитросплетениях информации, почерпнутой главным образом из мемуаров бывшего адъютанта штаба Бонапарта французского генерала, а позже военного историка графа де Сегюра Филиппа-Поля.

Граф писал о событиях, происшедших 6 и 7 ноября: "От Гжатска до Михалевской деревни, расположенной между Дорогобужем и Смоленском, в императорской колонне не случилось ничего замечательного, если не считать того, что нам пришлось бросить в Семлевское вывезенную из Москвы добычу: пушки, старинное оружие, украшения Кремля и крест св. Ивана Великого. Трофеи, слава, все те блага, ради которых мы пожертвовали всем, стали нас тяготить. Теперь решался вопрос не о том, как нам украсить свою жизнь, а о том, как ее спасти".

Действительно то, что именно на этом участке отступления по понятным теперь причинам французские, германские, итальянские, польские и испанские части получили приказание Бонапарта сжечь все солдатские трофеи. Приказание выполнили.

В рассказе Сегюра, например, сообщается как о достоверном факте о затоплении в озере креста, снятого французами в Кремле с колокольни Ивана Великого. То есть о кресте, который якобы являлся частью трофейного обоза самого императора. Между тем, как писали московские газеты еще в 1813 году, этот крест в изломанном виде был обнаружен тогда же в одном из кремлевских двориков. Серебро и позолота с него были варварски сорваны. Нет сомнения, изощренный придворный интриган, не имевший иных средств отомстить русским за разгром "великой армии", умышленно пустил в ход историческую дезинформацию, которая, к сожалению, все еще продолжает воспалять доверчивые умы. Думается, что если существуют в России места, где были спрятаны сокровища императорского трофейного обоза, то о них Сегюр ни за что бы добровольно не поведал русским победителям и их потомкам. Эту догадку подтверждают строки самого бывшего генерала, в которых он призывает организаторов будущих нашествий на Русь учесть трагические просчеты и ошибки вторжения Наполеона.

Вместо эпилога

Наро-Фоминск, как город, своим рождением обязан крупнейшему текстильному предприятию. Впрочем, нынешний шелковый комбинат (или в соответствии с современной терминологией ОАО "Нарфомтекстиль") не сразу и далеко не в один год стал заметной единицей среди множества промышленных центров европейской части России второй половины XIX века. Предреволюционная история нарофоминского текстиля занимает 77 лет, т. е. почти половину его полуторавековой, сложной и далеко не равноценной по своим временным отрезкам, биографии.

В 1840 году на реке Наре вблизи села Фоминского помещики Д.П.Скуратов и Н.Д.Лукин основали бумагопрядильную фабрику. Через пять лет здесь значатся уже две подобных фабрики. Под словом "бумага" в те времена имелся ввиду обыкновенный хлопок. Впоследствии, особенно при Советской власти, подобные предприятия именовались более точно — хлопкопрядильными. Затем в Фоминском появляется ткацкое предприятие. Подобное совмещение циклов переработки исходного сырья происходило повсюду. В 1864 году три фабрики, принадлежавшие Скуратову, Лукину и князю Щербатову, купил Василий Иванович Якунчиков. На протяжении 43-х лет жизнь в селе Нары Фоминские проходила под влиянием личности самого В.И.Якунчикова, членов его семьи и многих представителей русской интеллигенции конца прошлого и начала нынешнего столетия. А оценки этого объемного периода мы встречаем самые неоднозначные.

В 1899 году Владимир Ильич Ленин издает свою крупную исследовательскую работу "Развитие капитализма в России". Книга имеет и как бы второе название — "Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности". Среди анализируемых автором промышленных центров (становления и роста) текстильной отрасли российской промышленности упомянуто и село Нара-Фоминская, названы параметры роста промышленной продукции. Динамика была очевидной и приходилась она на годы, когда наро-фоминскими текстильными предприятиями владел Якунчиков.

О Якунчикове осталось множество характеристик, и все отличаются по своей сути. Вот, например, каким предстает перед нами молодой Якунчиков. Это пишет самому капиталисту другой крупнейший российский предприниматель Василий Александрович Кокорев:

"Ваше любезное письмо перенесло мои мысли к воспоминаниям о событиях, бывших в 1846 году, в котором я в первый раз имел возможность познакомиться с Вами на откупных торгах в Ярославле. Как сейчас представляю себе красивого юношу, с шапкой кудреватых волос на голове, с розовыми щеками и созерцательным взглядом на окружающее. Потом этот юноша уехал надолго в Англию, воспринял там только то, что пригодно для России, и возвратился домой, нисколько не утратив русских чувств и русского направления. Этот юноша — Вы, продолжающий свое коммерческое поприще с достоинством и честью для Родины".

Василий Иванович происходил от одной из ветвей московских купеческих фамилий, известных еще в начале прошлого века. Но почетное место эта фамилия заслужила благодаря деятельности В.И.Якунчикова. Уехавший после революции в эмиграцию Павел Афанасьевич Бурышкин, тоже бывший купец, издал в 1954 году в Америке книгу "Москва купеческая", в которой нашлось место и для рассказа о семье Якунчиковых. Два года назад в издательстве "Современник" в рамках Федеральной целевой программы книгоиздания в России выпущена так называемая "Энциклопедия купеческих родов". Издание посвящено 1000-летию русского предпринимательства. Так вот, было у нас в России очень известное и почетное купеческое семейство Мамонтовых. У одного из них — Николая Федоровича — в 1843 году родилась дочь, которой дали имя Зинаида, а в следующем году родилась Вера. Девочки были всеобщими любимицами в семье. Рассказывают, что сестры были очень дружны между собой, и их даже звали "Зина-Вера". А когда они выросли, то стали женами очень знаменитых в Москве людей. Вера Николаевна вышла замуж за создателя московской картинной галереи П.М.Третьякова, а Зинаида Николаевна стала женой Василия Ивановича Якунчикова. Как выразилась о сестрах внучка Боткина, "Зинаидой — восхищались, Веру — любили".

Невестка Якунчиковых и племянница Саввы Мамонтова — Мария Федоровна была тоже хорошо известна в широких кругах московской интеллигенции. В 1881 году в Тамбовской губернии свирепствовал сильный голод, и Мария Федоровна Якунчикова организовала на свои деньги общественные столовые. Не ограничившись такой благотворительностью, М.Ф. стала раздавать местным женщинам заказы на работу с обещанием выкупить у них местные вышивки. И это было активной помощью. Дело приобрело широкую известность даже в Европе.

Одна из дочерей Василия Ивановича, Мария, стала художницей, вышла замуж за построившего впоследствии в Апрелевке небольшой кирпичный заводик предпринимателя Вебера. Ее сестра, Наталья Васильевна, стала женой одного из замечательных пейзажистов того времени, художника Василия Дмитриевича Поленова.

В орбиту воспоминаний о селе Нары Фоминские того периода может войти очень большой круг деятелей культуры и искусства, причастных к Мамонтову и созданному им знаменитому ныне музею Абрамцево.

Как нетрудно догадаться, подобные семейные узы дают повод оценивать посещение Наро-Фоминска и его окрестностей многими художниками и деятелями искусства делом как бы обыкновенным и не выходящим за рамки родственного гостеприимства. Здесь ведь в те годы бывали Игорь Эммануилович Грабарь, Константин Сергеевич Алексеев-Станиславский, многие артисты художественного театра, музыканты.

В начале нашего столетия первый ряд выдающихся русских литераторов содержал примерно десять писательских фамилий. Перечисление шло в таком порядке: Лев Толстой, Антон Чехов, далее такие величины, как Леонид Андреев, Максим Горький. Любопытный факт заключается в том, что в те же самые начальные годы столетия и Толстой, и Чехов оставили свой след в истории района.

Когда мы обращаемся к дням пребывания Л.Толстого в Крекшине, то однозначно называем цель приезда писателя — погостить у друга. Пообщаться с ним. У Чехова в Наре не было столь душевно близких людей — Антон Павлович просто снял на время отдельный флигель на даче Якунчиковой. Приехал он сюда 25 мая 1903 года (по старому стилю). 29 мая он пишет сестре Марии Павловне о своих впечатлениях от Наро-Фоминска:

"Здесь река, много места для прогулок, есть старая часовня. Много рыбы".

Тогда же, в конце мая, в Наро-Фоминске Чехов получает корректуру рассказа "Невеста" и работает над ней удивительно беспощадно. Возможно, детальной переработке рассказа на столь поздней стадии способствовала окружавшая писателя природа. Впервые рассказ был напечатан в 12-м номере "Журнала для всех" за 1903 год. Исследователи впоследствии отмечали значительное отличие печатного варианта от черновой авторской рукописи. Читаешь и представляешь окрестности Нары начала века.

"… В саду было тихо, прохладно, и темные, покойные тени лежали на земле. Слышно было, как где-то далеко, очень далеко, должно быть за городом, кричали лягушки. Чувствовался май, милый май! Дышалось глубоко и хотелось думать, что не здесь, а где-то под небом, над деревьями, далеко за городом, в полях и лесах развернулась теперь своя весенняя жизнь, таинственная, прекрасная, богатая и святая, недоступная пониманию слабого, грешного человека".

Публицист и один из известных русских литературных критиков того времени Ангел Иванович Богданович писал о Наде — "Невесте" следующее: "… это прелестный, чудно выписанный образ, который нам представляется символом глубокого значения". В письме к В.Вересаеву из Нары Антон Павлович как бы сам удивлялся своему порыву к переделке рассказа: "Кое-что поделываю. Рассказ "Невесту" искромсал и переделал в корректуре".

Однако наиболее серьезным литературным занятием Чехова в период пребывания в Наро-Фоминске явилась его работа над пьесой "Вишневый сад". Не следует искать в Наре прототипов чеховских героев, но забавный эпизод с одним из вариантов пьесы, как говорится, имел место быть. По воспоминаниям С.Мамонтова, 29 или 30 июня.

Накануне в Нару к Чехову приехали его жена актриса художественного театра О.Л.Книппер, К.С.Станиславский, сын Саввы Мамонтова Сергей. В альбоме, рассказывающем о жизни и деятельности Саввы Мамонтова, воспроизведена фотография, сделанная в Наре в эти дни. Видимо, негатив получился не совсем удачным и оттиск фотоснимка даже в альбоме размыт. Повторить его в газете чрезвычайно трудно. А с рукописью произошло вот что.

А.П. сидел за столом у раскрытого окна и работал. Немного устав, Чехов оставил листы так, как они и лежали при работе, а сам вышел прогуляться в сад. Погода стояла по-летнему теплая и тихая, оснований для того, чтобы закрыть окно, убрать рукопись подальше, не было. Но внезапно налетел ветер, ударил гром, порыв вихря ворвался в открытое окно, разметал на столе рукопись, а несколько листков унес и разбросал в саду. Вскоре дождь кончился, а последствия обнаружились печальные. Стали собирать листки рукописи. Два или три из них оказались окончательно погубленными. Мелкий почерк Чехова настолько размыло дождем, что ничего разобрать было невозможно. Естественно, это сильно огорчило Антона Павловича. Гости стали утешать его: подумаешь, мол, напишешь заново, ведь ты помнишь текст. Расстроенный Чехов признался, что не помнит ни слова и теперь ему эти сцены придется писать заново.

Проживая в Наре, Чехов вел активную переписку. Вот строки из писем к сестре:

"Я сижу у большого окна и помаленьку работаю".

"Познакомился с художником Н.Я.Давыдовой, очень милой барышней".

Пишет известному издателю Алексею Сергеевичу Суворину и просит его прислать ряд номеров нелегального журнала "Освобождение".

Пишет переводчику и критику Абраму Марковичу Эфросу, редактору журнала "Русская мысль" Виктору Александровичу Гольцову, Шолому Наумовичу Рабиновичу (Шолом-Алейхему) в ответ на его обращение дать рассказ в сборник в пользу евреев, пострадавших от кишиневского погрома.

12 июня А.П. вместе с Ольгой Леонардовной Книппер едет в Звенигород, на следующий день — в Новый Иерусалим, нынешнюю Истру.

15 июня Чехов приезжает в Москву, 16 — возвращается в Нару. В это время Чехов занимается поиском небольшого и недорогого домика в подходящем подмосковном местечке, который можно было бы купить и жить там. Не могу объяснить почему, но Мелихово уже было предназначено к продаже. Окончательно Антон Павлович (вместе с О.Л.Книппер) покинул Нару только 7 июля, т. е. по новому стилю 20 числа. Прожив, таким образом, здесь около полутора месяцев.

Но это была одна сторона жизни местечка Нары Фоминские Верейского уезда. При Якунчикове нынешний "Нарфомтекстиль" назывался просто Воскресенской мануфактурой. С 1907 года фабрики стали принадлежать товариществу "Эмиль Циндель". Но ни образованные интеллектуалы, ни товарищи из "Эмиля Цинделя" не проявляли нужной заботы о тех восьми тысячах тружеников, которые вкалывали на предприятии по 12 часов за смену.

В очерке Г.С.Чупыриной подробно рассказывается о стачках, забастовках и волнениях рабочих, вызванных тяжелыми условиями труда и низкой заработной платой. Недовольство рабочих своим положением порой приобретало очень резкие формы. Приведу только рассказ Маршала Советского Союза Г.К.Жукова, содержащийся в его знаменитой книге "Воспоминания и размышления".

Следует, конечно, помнить, что родина Жукова находится совсем неподалеку от нашего района и маршал в его детские и юношеские годы видел наш славный Наро-Фоминск.

"Раньше мне не приходилось ездить в поездах, — вспоминал Георгий Константинович, — и я никогда не видел железной дороги. Поэтому поездка эта произвела на меня огромное впечатление. Проехали станцию Балабаново. Вдруг вдали показались какие-то ярко освещенные многоэтажные здания.

— Дядя, что это за город? — спросил я у пожилого мужчины, стоявшего у окна вагона.

— Это не город, паренек. Это наро-фоминская ткацкая фабрика Саввы Морозова. На этой фабрике я проработал 15 лет, — грустно заметил он, — а вот теперь не работаю.

— Почему? — спросил я.

— Долго рассказывать… здесь я похоронил жену и дочь.

Я видел, как он побледнел и на минуту закрыл глаза.

— Каждый раз, проезжая мимо проклятой фабрики, не могу спокойно смотреть на это чудовище, поглотившее моих близких…

Он вдруг отошел от окна, сел в темный угол вагона и закурил, а я продолжал смотреть в сторону "чудовища", которое глотает людей, но не решался спросить, как это происходит".

Спустя три года Жуков после московского ученья ехал на побывку к матери и в вагоне опять возник разговор о наро-фоминской фабрике, и опять юноша услышал нелестные характеристики в адрес хозяев фабрики. Получалось, будто все текстильные предприятия в России того времени принадлежали Морозовым, В Нарах Фоминских хозяева носили другие фамилии, а народ оценивал любого из них по поговорке "хрен редьки не слаще".

После революции, когда советское правительство в ответ на саботаж владельцев заводов, газет, пароходов было вынуждено летом 1918 года национализировать нарофоминскую фабрику, она стала действительно государственным предприятием. И рабочий день, за исключением военных лет, продолжался не более восьми часов, и зарплату не задерживали, и путевки в дома отдыха и санатории давали, и профилакторий с прекрасным медобслуживанием был свой, и квартиру можно было получить абсолютно бесплатно… Одним словом, все вроде складывалось путем. Даже ордена иногда давали: некоторым — персонально, а один все-таки дали "на всех" — орден Октябрьской Революции.

Потом наступил новый период — "русского частного предпринимательства". Пришла приватизация и ваучеризация. Количество рабочих снизилось в десять раз, объемы производства — еще больше. Пришла новая "рыночная" экономика. Наступило повторение "пройденного". Но как говаривал умнейший классик: второй раз история повторяется как фарс.

В годы Великой Отечественной войны через город Наро-Фоминск в течение двух с небольшим месяцев проходила линия обороны. Правобережная часть города была занята немецко-фашистскими захватчиками, на левом берегу реки Нары стойко и самоотверженно стояли части 33-й армии под командованием генерала Ефремова.

Город выдержал 66-дневную осаду и не сдался врагу. Но и немцы, укрепившиеся на правом берегу Нары, покинули завоеванные кварталы только спустя три недели после начала общего контрнаступления Красной Армии. В битве за Москву у нашего города имелись все основания претендовать на награду Родины. И награда, как говорили в советские времена, нашла героя: 23 июля 1976 года Указом Президиума Верховного Совета СССР город Наро-Фоминск был награжден орденом Отечественной войны I степени.

О современном Наро-Фоминске излишне рассказывать нашим читателям: они его знают. Из эффективно действующих предприятий на территории района осталось очень немного. Среди них Холдинговая компания "Элинар", сочетающая выпуск промышленной и сельскохозяйственной продукции.

В работе "Развитие капитализма в России" Владимир Ильич отмечал некоторые особенности занятий крестьян, проживающих в ближайших к столицам — Москве и Петербургу — сельских поселениях. Речь шла о периоде конца прошлого столетия при соответствующей ему скорости транспортной связи. Пригородом считался район в радиусе 20–30 километров. Практически Московский уезд — для первопрестольной. В наше время в столичный пригород превратилось почти все Подмосковье. В нашем районе более 150 тысяч владельцев являются собственниками земельных участков. Если эти цифры разложить на количество жителей, то получится впечатляющая картина: каждая семья имеет по два земельных участка.

На землях района расположены 156 памятников истории, культуры и архитектуры, 120 надгробных монументов и обелисков на могилах павших и в память о пропавших без вести. Мечтой жизни большей части русских предпринимателей было желание построить храм. Я уже упоминал о том, что крохотная Верея в XVII веке имела 17 церквей. И возведены они были преимущественно на пожертвования купцов. Так в сознании русского человека отражалась идея искупления за богатство, которое всегда связано с грехом. Русская православная народная этика создавала атмосферу почитания идеалов добра, души, справедливости, правды и нестяжательства. Суть его заключалась в преобладании духовно-нравственных мотивов жизненного поведения над материальными. Народное понимание нестяжательства: "Лишнее не бери, карман не дери, души не губи". Так неужели "новые русские", имеющие на территории нашего района виллы и земельные латифундии, не помогут восстановить наши памятники истории и архитектуры?! Почин сделан: в центре Наро-Фоминска возрождается здание Никольского храма, построенное полтора столетия назад на средства купцов Скуратова и Лукина. Какой объект будет следующим?

Иллюстрации

Оглавление

Благодарности

Вместо предисловия

По страницам былого

У истоков

Где корни?

Легенды и были Старого Никольского

Апрелевские окрестности

Демидовская жемчужина

След Шуваловых

Села на Десне

Возле гурьевской каши

Лев Толстой в Крекшине

Монастырские дороги

Саблины

Памятники: самый древний и самый молодой

Поменяли местами

Могутово, Звинорье…

Среди долины ровныя…

Гиблое место

Субботино, Слепушкино, Архангельское…

Дорога Брянск-Москва

Апрелевка

Сколько лет Верее?

Сокровища «форта Байярд»

Вместо эпилога

Иллюстрации Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg