«Пражское путешествие гурмана»

Пражское путешествие гурмана (fb2) - Пражское путешествие гурмана 957K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Леонид Стариковский

Пражское путешествие гурмана

ГУРМАН, м. [фр. gourmand] — любитель и ценитель изысканных блюд.

Из словаря иностранных слов

Терпеть не могу людей, которые несерьезно относятся к вопросам принятия пищи. Это пустые люди.

Оскар Уайльд

Можно воображать, что знаешь Прагу, — и ничего в ней не знать. Можно обежать все ее музеи, все ее уголки, — и не услышать, не увидеть Праги. Десятки альбомов учат по­нимать ее архитектуру; они вводят вас в контрапункт ее старых черепичных крыш, похожих, если глядеть сверху, с вышки Староместской ратуши, на волнообразные следы морских прибоев в нагроможденных холмах прибрежного песка; останавливают вас на тесном городском ансамбле, где явственно, словно в палеонтологическом разрезе, на­слоились друг на друга столетия; они разворачивают перед вами скульптурные фигуры поздней готики и барокко, ук­рашающие город, — во всей напряженной стремительности их движений, резких поворотах плеч, вихрем развеваю­щихся складках плащей и бегущих за вами следом странных необычайно выразительных улыбках. И все же вы пройдете предварительную школу грамоты в познанье Праги — только буквы алфавита, а как их складывать, как прочесть по ним слово, полное смысла, может научить лишь встреча с Прагой один на один, с глазу на глаз, — при долгом, многодневном странствовании по камням этого единственного в мире города.

Мариэтта Шагинян «Чехословацкие письма»

Как часто говорит мой папа, каждый по-своему сходит с ума. Это совсем не означает, что мир свихнулся, а лишь в несколько экспрессивной форме утверждает, что все люди разные и ко всему в жизни относятся тоже по-разному. И разница, бывает, достигает космических масштабов. Как говорил ироничный герой Никиты Михалкова Паратов из «Жестокого романса», «кому-то нравится арбуз, а кому-то и свиной хрящик»... Так вот, я — страшный любитель вкусно поесть, не просто есть, чтобы быть сытым, а вкушать настоящую вкуснятину, только при воспоминании о которой уже текут слюнки.

Любителя и ценителя изысканных блюд на французском, самом кулинарном языке мира, называют гурманом, но я не рискнул бы отнести себя к столь благородному сословию: мне довелось большую часть жизни прожить в провинциальных далях Советского Союза, где об изысканности еды имелось весьма смутное представление: сорта мяса делились только на свинину, говядину и редкую баранину, а из огромного набора таинственных пряностей и приправ для вкушаемой пищи знали только соль и черный молотый перец.

Нет, конечно, были в Советском Союзе национальные окраины — грузинская и прочие кавказские кухни, среднеазиатские развалы зелени и созревших на грядках овощей (у моей же тещи, например, в благодатной Сибири, помидоры никогда не вызревали, а помещенные в темень под кровать прямо от твердо-зеленого цвета переходили сразу к неприятно черному, что и дало повод называть сибирские просторы краем вечно зеленых помидоров), были какие-то молдавские и украинские острые чесночные блюда с почти экзотическими в Сибири и Казахстане «синенькими», была где-то прибалтийская кухня с копченым угрем, которого я так ни разу в жизни и не попробовал, были огромные чаши икры — и черной, и красной, балыки, семга, карбонаты, но… «мимо носа носят чачу, мимо рота алычу», — пел опальный поэт, и это не было просто поэтической метафорой.

Единственный город в той прошлой моей жизни, в котором воздух всегда источал запахи вкусной еды, был Ташкент, которому навечно присвоили знаменитый титул — «город хлебный». Да, там на каждом углу, на дымке над раскаленными углями шкворчали и истекали жирком палочки шашлыков и люля-кебаб, а в огромных казанах томился плов, от запаха, вернее, аромата которого сбивалось дыхание и учащался пульс. Кому-то доставалось от этих щедрот, но большинство в стране самого крупного социального эксперимента вкушало нечто неопределенное, именуемое «сбалансированным питанием», от которого если нельзя было умереть, то и жить не очень хотелось.

И вот произошли невероятные перемены, рухнули границы, распалась огромная, как растянутая гармонь, империя, бившая на картах мира прямо в глаза своим невероятно ядовитым красным цветом, рассыпалась в один день, словно соломенный домик горемычного поросенка, превратившись на новой карте в цветное лоскутное одеяло, и миллионы людей получили возможность без всякого одобрения партийных органов выезжать (слово-то какое!) за границу и не только повидать архитектурные памятники, музеи, картинные галереи и торговые ряды всех частей света, но и отпробовать от огромного изобилия и невероятного разнообразия кулинарных щедрот, выбирая себе по вкусу, который только сейчас, может быть, и стал появляться, пробиваясь робким зеленым ростком, будто бы на вновь орошенной, недавно еще выжженной пустынной земле.

Поехал и я, и всюду, где мне удалось побывать, старался отведать местной кухни, понять и вкусить то, о чем раньше приходилось, читая в книгах, только догадываться. Конечно, «рожденный ползать» летать уже вряд ли научится. Вот и мне как-то не удалось полюбить неведомые прежде морские «фрукты» — писклявые под уксусом устрицы и замысловато закрученные улитки, которые надо имело извлекать с помощью специальных штопоров или раскалывать щипцами, похожими на инструментарий средневекового палача, я так и не смог оценить прелестей неизвестных по курсу школьной зоологии букашек и таракашек, приправленных острыми соусами или хрустящими в кляре, не стал фанатом кровоточащих бифштексов и лягушачьих лапок, но все-таки я многое узнал и полюбил из разных национальных кухонь, а главное, так и остался поклонником вкусной еды.

И теперь, выбираясь в очередное путешествие, несмотря на всю критику родственников, которых изо всех сил пытаюсь оставить дома, дабы стать хоть на какое-то время свободным, стараюсь наравне с прикосновением к прекрасному — миру истории, памятников и культурных шедевров — не забывать и о бренном своем увлечении кулинарным искусством, изыскивая любую возможность открыть для себя еще один интересный ресторанчик, выходя из которого с приятной тяжестью в животе и благостью в голове, можно сказать себе, что жизнь хороша еще и тем, что в ней можно вкусно поесть.

Есть такие места и такие города, в которых хочется бывать много раз, которыми нельзя насытиться и которые никогда не смогут надоесть. Прага, как и Париж, и вечный Рим, на мой взгляд, стоит одна из первых в списке самых замечательных городов на свете. Я люблю приезжать в Прагу, полюбили это и тысячи россиян, среди которых не только огромная армия фанатов чешского пива, любителей средневековой архитектуры, сохранившейся в таком изобилии только в этом древнем городе, коллекционеров чешского хрусталя и искателей дешевого шопинга. Многие, как и я, любят совмещать возвышенное с не менее приятным и полезным (с определенной долей умеренности) и отвести душу в самых разных ресторанах и ресторанчиках, кабачках, пивных и просто закусочных, где путника всегда ждет сытная и вкусная еда, сотнями лет ублажавшая желудок и душу всех сословий чешского народа.

Находясь в самом центре Европы, чешская кухня, как и вся культура этого народа, прошла определенные этапы становления, вбирая в себя все самое лучшее, что приняла и переняла широкая славянская душа от окружающих Чехию стран. Почти все, что составляет национальную кухню Чехии, всегда производилось и выращивалось самими чехами — это простые продукты, а кухня в большей степени крестьянская, без особых изысков и кулинарных излишеств, но этим она и нравится мне гораздо больше изощренной французской, жирной и сырокопченой немецкой и слишком уж мучной итальянской. Но… вспомним про арбуз и свиной хрящик и прекратим сравнения — пусть каждый решает для себя сам. Я же, выбравшись в очередной раз в любимую Прагу один, решил, что в этот раз я совершу рейд, набег на самые разные пражские рестораны, чтобы собрать из них, если удастся, свою, пусть даже небольшую коллекцию, которую мог бы пополнять в следующие свои приезды.

Я отнесся к своему плану со всей серьезностью, которой меня обучила жизнь: надолго засел за компьютер и вскоре, увязнув во Всемирной паутине, впал в невероятное отчаяние — оказалось, что только в официальном реестре Праги числятся три тысячи шестьсот сорок ресторанов! Если в самом центре Праги выбрать любой квадрат со стороной в пятьсот метров, то внутри его окажется как минимум несколько сотен самых разных ресторанов и ресторанчиков. Это выглядело совсем как лагуна в Венеции, вот только в ней всего 117 островов, а в моем море их были многие сотни. Трудно себе представить такое количество самых разных заведений. Если каждый день посещать новый ресторан и делать это настойчиво — без выходных и отпусков, — то для этого потребуется ровно десять лет!

Такой роскоши я себе позволить не мог. Я пробовал выбирать, сортировать, откладывать и перекладывать из списка в список, но чем больше я это делал, тем в большее уныние впадал, понимая все отчетливее и неотвратимее, что объять необъятное не смогу! И тогда, отчаявшись, я решил бросить все попытки внести в свой маршрут систему и отказался вообще от какого-либо плана — буду запросто бродить по Праге, как бродил по Венеции или Парижу, фланировать, как говаривали когда-то в беспечную старину, без цели и определенного направления, наслаждаясь полюбившимися уже местами и совершенно мне пока незнакомыми — это уж как получится, а ресторан для утоления голода буду выбирать наугад, исходя только из названия, внешнего вида и собственного на этот момент настроения.

Если трудно придумать, с чего начать путешествие по Праге, нужно приехать на Вацлавскую площадь — Вацлавак, как несколько фамильярно называют это место сами пражане, а отсюда катиться вниз по широкому бульвару, не особо задумываясь, куда приведут ноги. А ноги уж точно не пройдут мимо сказочного оазиса в самом центре города — «Францисканской заграды» — благоухающего розами небольшого сквера у стен великолепного костела «Девы Марии Снежной». В каждый мой приезд в Прагу я, набегавшись по улицам с группой таких же обалдевших от впечатлений туристов, на последних силах отбивался от «стаи», чтобы успокоиться и отдохнуть в пропахшей веками светлой прозрачности готического пространства этого древнего собора, обволакивающего меня покоем и умиротворением. Нигде, пожалуй, я не испытывал такого прочного, незыблемого покоя, как под сводами «Девы Марии Снежной».

Но сегодня только начало моего путешествия — плавания, а вернее сказать, дрейфа в пражских лабиринтах, поэтому лишь взгляд на высокие стены и ажурные огромные окна, и дальше — через узкий выход на крошечную площадь с памятником одному из чешских «будителей», профессору Юнгману, и дальше на шумный простор Народни Тршиды (Национальный проспект), бурлящей беспечным людом, в основном, такой же туристской братией, как и я. Пересекаю проспект и смело втягиваюсь в хитросплетение самого тесного кривоулочного района Праги, что по моим представлениям вполне может сойти за пражский «Бермудский треугольник».

Что до запахов, я нахожу в Праге самый удивительный их букет. В нем — ломкий тонкий оттенок соломы и льна, сбрызнутых мятой, и пыльный привкус на меди у антиквара. Запах кожи в букинистическом магазине и померанец с лавандой в постельном белье. Имбирь и кофейные отголоски, полынный плен абсента, сладострастный мотив плесени и белка, когда подают блюдо с сыром, — и строчка лимона во вкусе глинтвейна с гвоздикой.

Глеб Шульпяков «Выход в город»

Нет, сведений о без вести пропавших туристах в этом районе я не имею, но твердо могу сказать, что пытаться в нем ориентироваться — дело совершенно бессмысленное и напрасное. Но беспокоиться, что потеряешься и сгинешь в лабиринтах без сил, не стоит, это никому не угрожает, да и практически невозможно — надо просто знать, что сам этот огромный «треугольник» вписан в большой квадрат, сторонами которого являются многолюдная Народни Тршида, еще более плотно забитая людьми Карлова улица, что вытекает прямо с Карлова моста, плавно текущая невозмутимая Влтава и средоточие всей мистической энергетики, средневековый космодром, с которого вот-вот готов стартовать двубашенный корабль «Девы Марии перед Тыном», практически еле прикрытый пуп Земли, перечеркнутый знаменитым пражским меридианом: Староместская площадь с ввинчивающимся в небо Яном Гусом — главным чехом всех времен. Поэтому смело пускайтесь в переулки и улочки, сворачивайте в любую сторону, заходите в любые проходные дворы-пассажи и не бойтесь ничего: через каждые пятнадцать-двадцать метров вашего пути перед вами возникнут гостеприимно распахнутые двери ресторанов и пивных — здесь вам не грозит ни голод, ни жажда!

И смею заявить, сколько бы вы ни старались, ноги сами приведут вас в самое сердце этих пражских «Бермудов» — на Вифлеемскую площадь (Betlemské náměstí), и вы устанете ворочать головой, выбирая между «Двумя кошками» (U dvou koček), «У Вифлеемской часовни», «У Плебана», «В Затиши» и еще десятком ресторанов, окна которых выходят на эту площадь.

А ведь мне еще неделю заниматься этой «ресторанной рулеткой», надо быть гораздо решительнее, иначе можно уподобиться пресловутому Буриданову ослу и так и умереть от голода. Я смело шагнул на мостовую, пересек ее корявую булыжную плоскость и вошел под сень «классического пльзеньского пивного ресторана» со скромным и загадочным названием «У зеленого дерева», названного, наверное, в память о последнем древе, усохшем среди этих каменных джунглей-закоулков.

Одного решительного шага на этом трудном тернистом пути будет, конечно, мало, так как выбирать придется теперь постоянно, ежеминутно, а то и чаще. Ресторан «У зеленого дерева» занимает первый этаж и подвалы большого дома с аркой. Оказывается, с одной стороны в нем пивная (пивница), а с другой стороны ресторанные подвалы с выгороженными уютными закутками, ласково называемыми «салончиками». Через арку можно попасть на открытую террасу, где почти 70 мест для любителей свежего пива и свежего воздуха. Я же, изрядно проголодавшись, стремлюсь по собственному компасу — по запахам, доносящимся из кухни. И… оказываюсь в гордом одиночестве среди десятков отлакированных сотнями терпеливых задниц лавок и грубо-прочно сколоченных столов.

Официант, с солидными усами и сонным выражением лица, не сразу фокусирует на мне свой взгляд — он уверен, что мне в этом теплом длиннющем подвале с арками, на которых заботливо оголены подлинные вековые камни, будет скучно, и я развернусь и уйду наверх, но я по-прежнему тверд в намерениях: выбрав самую середину зала, в котором при хорошем раскладе могут разместиться не меньше ста человек, усаживаюсь за стол и тут же посылаю молчаливый привет задремавшему хозяину этих готических сводов. Он вынужден реагировать: встать и принести мне карту «идельного листка» в твердом переплете, аналог того, что по-французски, называется кошачьим словом «меню-ю-ю». Вторым заходом, не дожидаясь моего выбора, он приносит мне пенную кружку классического «пльзеньского» — самого горького, как я понимаю, чешского пива, которое, по моему дилетантскому вкусу, пить можно только с горячим и сочным мясом, чтобы одновременно снижать его температуру и успевать сгладить пивную горечь.

Еще не поздно — мое гастрономическое путешествие только начинается — и я должен сделать тяжкое признание, которое мало кто поймет и уж тем более одобрит, но я не большой любитель пива. И это я смею с горечью, неким стыдом и даже чувством неявной вины заявить в самом сердце пивной столицы мира — в благословенной Праге! Но что теперь делать, если не дал мне бог этого вкуса и этого пристрастия — я слишком люблю, нет, даже обожаю, сладкое! Вот потому из всех 135 сортов чешского пива я признаю только изысканные сорта «темного» пива, в которые, как в «Крушовицу», например, говорят, добавляют карамельный солод. Но сидеть в чешском ресторане без кружки пива — это все равно что сесть посреди людной площади без штанов — люди не поймут, а то еще и побьют. Выбора нет, а «Крушовицу» в «Зеленом дереве» не подадут, так что я смело пригубливаю из большой кружки «Пилзнер Урквелл» и отставляю ее до горячего мяса.

В Чехии не принято расплачиваться сразу, здесь никто не боится, что вы уйдете не заплатив. Вам приносят пиво и листок бумажки, чаще всего с фирменным знаком того пива, что продается в этой пивной. Как только вы допиваете до дна, перед вами ставят снова полную и отмечают ее палочкой-черточкой на бумажке. Если не хотите получить добавки, не допивайте до дна. В конце вечера палочки на листке подсчитают, тогда и заплатите.

Да, еще один нюанс (из тысячи): в Чехии в каждом ресторане или пивной (а это либо «пивница» либо «госпóда», отличие между которыми очень невелико, но существенно для знатоков) продают пиво только одного пивовара. Это значит, что там, где подают «Крушовицу», вы не найдете «Старопрамен» или «Гамбринус» и так далее. И хотя в Чехии есть антимонопольный закон и формально никто не может запретить продавать одновременно пиво разных сортов, пивоваренные компании принимают свои ухищренные способы, чтобы заведение продавало пиво только их производства. Они поставляют всенеобходимое для хранения и розлива пива оборудование: компрессоры, холодильники, специальные мойки, вплоть до бесплатных фирменных стаканов, кружек, салфеток, учтенок (тех самых бумажек, на которых ставятся галочки-палочки) и даже скатертей. Чтобы окончательно завоевать сердце владельца заведения и привязать к себе невидимыми, но прочными канатами, пивовары дают еще и немалые деньги якобы на развитие: в зависимости от количества продаваемого пива суммы могут достигать нескольких сотен тысяч. И условие при этом только одно: если захочешь торговать еще каким-то видом пива, то деньги придется вернуть. Деньги же, как известно, очень легко тратятся, особенно халявные, возвращать придется уже кровные, а где ж их взять? Вот и получается такая немудреная добровольно-принудительная монополия. Так что если вам вдруг после «Козла» захотелось побаловаться «Будваром» или «Браником», то придется через «не хочу» отрывать задницу от насиженной скамьи и идти в другую пивную.

Не расстраивайтесь, это недалеко — скорее всего, уже через пятьдесят метров вы найдете заведение с другим сортом пива, но чехи так не делают. Они верны своему любимому сорту пива, как настоящий болельщик своей хоккейной или футбольной команде — всю жизнь после работы настоящий чех идет «на пиво» и пьет только один сорт и только в своем любимом, ставшим уже родным, кабаке. Для самых верных, постоянных клиентов есть и постоянные места за большим столом, за который лишь бы кому сесть не позволят. Ну, это так — лирическое отступление, а теперь можно и продолжить.

Но пиву, а тем более мировой славы «Пльзеньскому», от моего к нему отношения не холодно и не жарко. Оно само, как солнце, обогревает и притягивает к себе миллионы жаждущих любителей этого древнего и, теперь уже можно без сомнения сказать, благородного и самого известного на Земле напитка, чья история уходит в далекие тысячелетия, как бы ни пытались бенедиктинские или францисканские монахи присвоить себе авторство на его производство.

Так, а пока проведем рекогносцировку, что у нас тут карта, то бишь меню, показывает?

А меню показывает полный спектр старочешского хлебосольства: ясное дело, закуски — колбаски, холодец домашний (тлаченка), сардельки с пивным соусом, сыры маринованные, с плесенью и жгучим перцем-феферони, доска (вместо большой тарелки) с нарезками мяса и ветчиной по-пражски (кстати, запомните, что непроизносимое чешское слово prkno по-русски всего лишь «доска»), картофельный суп в буханке хлеба, искусно выпеченной под фигурную кастрюльку (на этот счет у меня есть любимый анекдот, но я расскажу его позже, так как сейчас просто захлебываюсь слюной и тороплюсь сделать заказ).

Взгляд торопится дальше — туда, где находятся более серьезные «хóды» (по-чешски chod — это блюдо), обозначенные в рубрике «Главные традиционные чешские блюда». А здесь… и жареная утка с кнедликами и капустой, и вырезка свиная под названием «Чешский лев», и знаменитая «свичкова» — говяжья вырезка с брусничным соусом, которую, как одно из лучших национальных яств, чехи поедают не иначе как со взбитыми сливками. А вот и калибр покрупнее — жареный и копченый окорок, грудинка, свиные ребрышки, традиционный пльзеньский гуляш, подаваемый в такой же булке хлеба вместо кнедликов, знаменитое запеченное свиное колено…

Как жаль, что я один, вот сейчас бы в большой шумной компании заказать «Миску старого Пандрголы» (к сожалению, я не знаю этого старика с невероятным аппетитом, отмеченного в меню ресторана явно за незабываемые заслуги) — два килограмма срезанного с костей мясного ассорти, жареного и копченого, плюс колбаски и шпикачки, и все это с овощным салатом, горчицей и хреном, а если бы нас было человек шесть или семь, то мы взяли бы «Миску Карла IV», в которой (просто переписываю из меню, сохраняя для остроты ощущений особенности перевода с чешского на русский!) жареная утка, жареная и копченая свиные ляжки, грудинка колбасника, жареные и копченые ребрышки в сопровождении двух видов капустного салата, трех специальных соусов разной остроты и чесночности, овощного салата, пикантного хрена, горчицы и маринованного огурчика. Вся эта «Миска» тянет на семь с половиной килограммов (!) и стоит на всю честную компанию всего две тысячи крон (три тысячи рублей) — меньше двуствольной флейты! А съесть такое количество еды еще нужно уметь!

До десертов я уже не дохожу: изведенный чтением карты искушений, явно переоценивая свои возможности, я заказываю запеченные на огне свиные ребрышки, которых по раскладке в меню должно быть 750 граммов (но ведь это же косточки!) и к ним еще триста граммов сочной (так прямо и сказано в карте) шейки (крковички по-чешски).

Мой заказ вызывает у скучающего доселе официанта явное уважение, и, пока я пытаюсь дочитать меню и разобраться во всем предложенном спектре, передо мной возникают два огромных блюда с обжигающим — только с огня — мясом, окруженным белой и красной капустой, завитком густой, ароматной, но совсем не жгучей горчицы и горкой белоснежного хрена, а в маленьких судочках с вытянутыми шейками прилагаются три разных соуса — это для того, чтобы куски мяса легче проваливались в мой изнывающий от предвкушения удовольствия желудок.

Между блюдами официант, стараясь установить на моем столе некую симметрию, разместил глубокую миску с запеченным картофелем, которую я уже так и не смогу одолеть. И только теперь я понимаю неотвратимое предназначение этого драгоценного хмельного напитка с благородной горечью, густого и мягкого, ласкающего нёбо и помогающего остужать обжигающие кусочки мяса, обильно сдобренные не менее обжигающими (паливыми — по-чешски, что сродни слову «паливо» — топливо) острыми соусами.

Вот теперь у нас полный консенсус, и каждый солист, сливаясь в едином ансамбле, вносит свой незаменимый вклад, создавая непередаваемую гармонию настоящей вкусной еды! Главное теперь — не торопиться, не есть, глотая, как оголодавшая чайка, как мы привыкли в нашей суетной и торопливой жизни, а вкушать — медленно, размеренно и спокойно, прикрывая от наслаждения глаза и сдабривая каждый кусок добрым глотком пенной субстанции, которую уже невозможно назвать просто напитком. Жидкий хлеб — говорят еще о чешском пиве, и я только к концу своей трапезы заметил, что до хлеба, заботливо поставленного официантом на стол, дело так и не дошло. А зачем хлеб, когда есть гора мяса?!

Закончив с трапезой, я с трудом оторвался от насиженной полированной лавки и, заплатив за сверхобильный ужин пятьсот крон (примерно 20 евро), по винтовой лестнице стал подниматься наружу — на летнюю террасу. И вот тут-то на стене я увидел пояснительную надпись из истории этого дома. Через пень-колоду я понял, что в невероятной древности, в 1360 году, здесь были общежития из трех домов для бедных студентов, изучавших средневековые науки. Хозяином этих домов был некий Матеуш из Хлумчан по прозвищу Лоуда. Надо вспомнить, что знаменитый Карлов университет был основан в Праге в марте 1348 года и находился он неподалеку от этих мест, так что вполне возможно, что его студенты готовились к экзаменам и отмечали их результаты бурными попойками в этом самом доме. К какому-то времени остался лишь один дом под номером 351, а так как кадастровые номера появились значительно позже, а в старые времена дома регистрировались под собственными именами, то этот дом был записан как «У зеленого дерева». Под этим названием он и остался до самых наших дней. В 1866 году его перестроили, и с тех пор он внешне совсем не изменился. В 2002 году здесь был открыт ресторан с этим же названием — вот, оказывается, как просто открывается ларчик.

Я вышел на свежий воздух — на террасу, и только теперь заметил большое дерево с раскидистой зеленой кроной, в тени которой днем можно было бы прятаться от солнца. Что ж, чтобы название не было голословным, а солнце не напекало голову — это дерево здесь очень даже к месту.

В окнах напротив шумела публика в ресторане «У двух кошек», на углу в пивной «У зеленого дерева» галдели разогретые пивом завсегдатаи. Ох, и трудное же дело я себе придумал, озабоченно пробормотал я. Есть не хотелось еще долго, и столько же не хотелось думать о следующем объекте моего ресторанного путешествия. А я и не думал!

Книг и статей о чешском пиве написано столько, что они могли бы составить конкуренцию любой солидной стотомной энциклопедии. Совсем недавно появилась большая книга с действительно энциклопедическими глубинами проработки темы, которая так и называется — «Чешское пиво». Ее автор — Игорь Корчагин (а само слово «корчага» означает большой горшок для домашнего изготовления пива, которое так и называлось — «корчажное пиво»), исколесив не только Прагу, но и всю Чехию, потратил на это несколько лет, чтобы дотошно опробовать самому почти полторы сотни сортов чешского пива во всех областях этой страны. Если же пиво Ваш кумир и кроме него Вас больше ничто не интересует в Праге, смело покупайте большую книгу, а к ней карманный вариант с «руководством к действию» и отправляйтесь в пивное путешествие. Цель, или уточним — основная цель, моего же путешествия — все-таки чешская кухня и ее форпосты — рестораны Праги, хотя ни кухня, ни рестораны, ни самая простая и маленькая придорожная закусочная с сочным именем «обчерствени» (наверняка производное от чешского слово čerstvý — свежий) в этой стране немыслимы без пива.

Итак, больше всего меня интересует еда, ее разновидность, качество и оригинальность и, конечно, не в меньшей степени стоимость этого удовольствия — ведь карманы обыкновенного туриста, даже российского, совсем не бездонные. Но, декларируя свою основную цель, я не могу не отдать дань уважения или даже поклонения самому знаменитому чешскому бренду — пиву. А потому несколько слов я посвящаю именно ему — солнцу Чехии, ее гордости и национальному богатству, его величеству Чешскому Пиву!

Чехи, наверное, не поверят, но считается, что у пива нет родины. Пиво было всегда и было везде, на всех континентах и у всех народов. Что касается Чехии и ее знаменитого пива, то официальным началом пивоварения в Чехии считается 1087 год, когда пиво не просто сварили и выпили, но пришли после этого в такой восторг, что не смогли удержаться и записали об этом факте в летописи. Те же летописи сообщают нам о настоящем «пивном буме» — создании множества чешских пивоварен в XIII–XV веках.

Знатоки полагают — именно пивоварение привело к образованию большинства чешских городов. Предприимчивые пивовары стали селиться отдельно от остальных и, в перерывах между приготовлением пива, строили города, вели войны, добивались особых привилегий. Своим небесным покровителем они назначили главного чешского святого — Вацлава. В те же суровые времена раз и навсегда была решена проблема качества. Если местная пивная общественность решала, что в бочках вместо любимого напитка находится желтоватая жидкость непонятного вкуса, то бракованное пиво разливалось не по кружкам, а по ратушной площади, и на бракодела налагался внушительный денежный штраф, бывало, что его даже наказывали розгами. На особо проштрафившихся надевали специальный ошейник и сажали на цепь посреди площади на всеобщее обозрение. Воспитательное воздействие этих мер было таким эффективным, что и сейчас, по прошествии сотен лет, качество этого напитка в Чехии выше всяких похвал.

Но не только жесткие меры в борьбе за качество принесли Чехии славу пивной державы. Огромную роль сыграли и природные условия, которые позволяли выращивать лучший в мире хмель, производить солод высочайшего класса и использовать чистейшую артезианскую воду, на которой и держится главный секрет вкуса чешского пива.

Считается, что хмель, выращиваемый в Чехии, уникален. Говорят, этому способствуют особые климатические условия и почвы, благоприятные для него, счастливо совместившиеся в районе Жатец близ Праги, который уже семьсот лет поставляет свой урожай многим отечественным пивоварам. По производству хмеля десятимиллионная Чехия занимает третье место в мире после Германии и США. Пивные заводы часто стоят прямо на скважинах, из которых артезианская вода поступает в производство с трехсотметровой глубины.

Чехи всегда предпочитали пиво вину и слагали ему гимны. Своей победе пиво обязано, во-первых, замечательному качеству чешского хмеля, во-вторых, высокому профессионализму пивоваров, передающемуся из поколения в поколение, и, в-третьих, патриотическому чувству народа, пестующего пиво как национальную гордость. Пиво в Чехии всегда приносило большие доходы, но для чехов оно не просто напиток. На нем замешивают тесто, варят супы, готовят соус — все это не только полезно и питательно, но и вкусно.

Считается, что наибольшие пивные заслуги имеет «Пльзеньский Праздрой». В баре «Ля Марине» на бульваре Монпарнас в Париже оно рекламируется как «лучшее пиво в мире». Бурное развитие производства этого напитка в Пльзене началось еще в 1295 году благодаря королю Богемии Вацлаву II, который среди прочих многочисленных привилегий предоставил жителям этого города льготу на пивоварение. Чтобы выдержать жестокую конкуренцию со стороны соседей, местные пивовары должны были создать продукт исключительно высокого качества.

Пльзеньский пивоваренный завод выпустил первую продукцию 5 октября 1842 года, тогда было сварено всего 3600 литров пива. В 1856 году оно продавалось уже в Праге и Вене, а еще через три года — в Париже. В 1890 году Пльзенский завод выходит на второе место в стране по производству пива. Это пиво получило множество призов, самой ценной из наград считается Золотая медаль Международной выставки кулинарного искусства в Вене в 1884 году.

Так уж получилось, что «Пильзнер Урквелл»(PilsnerUrquell), так это чешское пиво звучит по-немецки, по-чешски «Пльзенски Праздрой» (переводится как «Пльзенский источник») — родоначальник всех пильзнеров, а это 80–90% всего пива в мире. Тип брожения: низовое, содержание алкоголя 4,4% объемных, оптимальная температура сервировки 6 °С. Применяется моравский соложеный ячмень, богемский хмель Saaz и вода с низким содержанием сульфатов и низкой карбонатной жесткостью. Отличается цветочным ароматом, мягким и округлым солодовым вкусом и сухим послевкусием с тонами хмелевой горечи. Пиво сварено в соответствии с немецким «Законом о чистоте» и обладает золотисто-соломенным цветом и красивой густой пеной.

Именно это пиво было сварено в 1842 году в Пльзене баварским пивоваром Йозефом Гролле по заказу чешских пивоваров, объединивших усилия и создавших новую пивоварню. «Пильзнер Урквелл» очень быстро завоевал мировую популярность, и сейчас по этой технологии варят подавляющее большинство пива в мире. Такое пиво во всем мире так и именуется — пильзнер. Никто не может толком объяснить, почему все принялись копировать именно этот сорт пива. Официальное мнение гласит, что причиной этому стал цвет пива: Йозеф Гролле, оказывается, сварил прозрачное пиво прекрасного золотисто-соломенного цвета. В стеклянной посуде, ставшей популярной именно в то время, оно так красиво и аппетитно смотрелось, что все любители пива кинулись пить это пиво, а пивовары — копировать. Именно такая история написана на задней этикетке калужского пива.

Однако пивные спецы разбивают эту теорию вдребезги, утверждая, что в мире есть множество сортов пива, не уступающие, а то и превосходящие пильзнер по цвету и вкусу, например бельгийское пиво, которое к тому же зреет не месяцы, а даже годы. Такое пиво разливают в бутылки не для доставки, а для окончательного дображивания, так на этикетках и пишут: «С дображиванием в бутылке».

И все-таки даже самые опытные потребители пива согласны, что «Пильзнер Урквелл» — пиво всех времен и народов. И объясняют это следующим образом. Любое пиво можно отнести к лагеру или элю. Лагер является более популярным напитком, чем эль, и составляет около 90% всего потребляемого пива в мире. Различия между ними обусловливаются дрожжами, используемыми при брожении, и температурой брожения. Эли сбраживаются быстро и при относительно высоких температурах, а лагер сбраживается более медленно и при низких температурах. Йозеф Гролле в 1842 году варил пиво по обычной баварской технологии низового брожения, то есть — лагер, а главным преимуществом низового брожения считается его большая предсказуемость, а поскольку крупные компании не любят сюрпризов, то большинство производимого в мире пива является лагерным. Наладить же массовое производство такого капризного и тонкого пива, как эль, практически невозможно. Его варят в небольших пивоварнях, эль, как и «Феррари», требует ручной работы. Вот и весь секрет, но пильзнер от этого не становится хуже.

Соединив немецкую технологию низового брожения с чешскими ингредиентами, Йозеф Гролле, похоже, создал идеальное пиво для массового производства. Это плотное пиво с насыщенным вкусом и долгим послевкусием. Но при этом его можно производить в огромных количествах и долго хранить. То есть это пиво доступное многим и везде. А вкус… Да, он уступает сортам пива «ручной» работы, но не намного. Но только если применяется моравский соложеный ячмень, богемский хмель Saaz и пльзенская вода. И пока соблюдают технологию, получается «Пильзнер Урквелл». Когда же начинают упрощать технологию или применять какую придется воду — получается «Клинское». К сожалению, подавляющее большинство крупных пивных компаний идут по последнему пути, компенсируя недостатки своей продукции массированной рекламой.

Любой пильзнер в мире осветляют и фильтруют, т.е. вылавливают почти все живые микроорганизмы, потом пастеризуют, то есть фактически кипятят напиток. Этим производители добиваются больших сроков хранения пива и, соответственно, возможности доставки удаленному потребителю. Расплата за это — «большинство современных марок данного стиля представляют собой довольно жидкие лагеры с нейтральным вкусом» (Иллюстрированная энциклопедия «Пиво», Берри Верхуф).

Теперь пара советов, как пить «Пильзнер Урквелл» в Праге. Во-первых, лучше вообще начать с этого пива. Просто потом, на фоне «Граната» и «Семи пуль», лавинного «Вельвета» и «Кельта», темного «Козла» и «Крушовице», вкус первого пильзнера может не так впечатлить, и вы его запомните как просто еще одно чешское пиво. А начнете с него — испытаете настоящий восторг.

И второй совет. «Пильзнер Урквелл»лучше всего стоит пробовать в классических «пльзеньских пивных ресторанах», которых в Праге немало, но лучше в известных, таких, например, как «У Пинкасу»(UPinkasů, Praha 1, Jungmanovonám. 15), который, как говорят, является одним из редких пивных ресторанов, получающих пиво из Пльзеня в громадных дубовых бочках, т.е. так, как это было сто лет назад.

Сам я — дилетант, а уж в пиве — тем более. На мою жизнь пришелся период в истории страны, когда пиво было просто пиво, в крайнем случае — «Жигулевское». Я помню дикие очереди с криками и драками, мужиков с трехлитровыми стеклянными банками в авоськах и десятилитровые канистры и алюминиевые бидоны у тех, кто посерьезнее. Я помню, как в Сургут привезли впервые чешское «лагерное» пиво, и все думали, что это пиво, которое названо в честь летних лагерей отдыха. Было оно в серебристых, ребристых легких алюминиевых бочках необычной для нас формы. Продавали его только бочками, поэтому мужики кооперировались в компании на 50 литров, выбирали старшего, он отдавал деньги и паспорт в залог за бочку, грузчик выкатывал счастливчикам этот желанный бочонок, и они, сгрудившись вокруг него, начинали делить пиво по своей таре. Но сначала бочонок надо было открыть. Как только откручивали пробку, пиво, взбудораженное многодневным нелегким путешествием из центра Европы на Тюменский Север, вырывалось густой пенной струей, заставляя вращаться бочку, как снаряд. Народ в панике — драгоценная влага улетала в снег — гонялся за бочкой, пытаясь поймать пену если не в банки, то хотя бы в рот. Со стороны смотреть на это дикое зрелище было и смешно, и горько. Как потом учитывали потери, разбрасывая их на всех, я не знаю, но счастливчики расходились с добычей страшно довольные, а самые нетерпеливые и слабовольные, приникали к канистре или банке прямо тут на морозе и пили, обливаясь вожделенным напитком и пеной.

Но это я опять отвлекся. Просто подумал, что не помешает вставить некую информацию, которая поможет хоть как-то ориентироваться в пивном чешском море. А еще мне хочется поделиться простым, но весьма весомым мнением одного из любителей чешского пива: чехи сделали пиво, а пиво сделало Чехию. Для этой маленькой страны в центре Европы экспорт этого напитка — то же самое, что для России экспорт нефти. Только, в отличие от нефти, запасы чешского пива никогда не закончатся, да и цены на него не подвержены мировым экономическим потрясениям. Так что, даже не обладая природными ресурсами, чехи могут спокойно смотреть в будущее — у них есть ПИВО, а в мире живет достаточное количество его горячих поклонников, и число таких поклонников с каждым годом растет, а каждый побывавший в Чехии уже с трудом откажется от соблазна пить только настоящее ЧЕШСКОЕ ПИВО!

Пятого октября 1842 года в Пльзене было сварено первых 3600 литров «Пльзенского Праздроя», в 2006 году чешские пивовары общими усилиями дали миру почти 2 миллиарда литров!

Пока я еще не слишком далеко ушел в своем повествовании, необходимо чуть притормозить и сделать несколько предупреждений для тех, кто впервые приезжает в Чехию.

Уверен, что первое слово, которое вы услышите в аэропорту Праги «Рузыне», повергнет вас если не в панику, то в недоумение уж точно. Однако, услышав слово ПОЗОР, не тушуйтесь и не проверяйте, все ли у вас застегнуто и нет ли дыры на заднице, это всего лишь слово ВНИМАНИЕ, только на чешском языке. Понятное дело, что любое объявление по радио в аэропорту начинается со слов «пожалуйста, внимание», что звучит непривычно для русского уха: «просим позор!». Именно этот первый конфуз и должен вас насторожить: не относитесь к чешскому языку легкомысленно! То, что это славянский язык и что у нас с ним (я думаю именно так — а не у них с нами, так как, на мой взгляд, чехи и говорить, и писать стали несколько раньше руссов, хотя это мое замечание вызвало целую волну комментариев специалистов по руссам) много общего, не означает, что любое слово можно переводить нашим, схожим по звучанию.

Большинство же моих соотечественников поступают с точностью до наоборот: легко находя похожие по произношению слова, волюнтаристски превращают их в синонимы в русском языке, тем самым часто ставят себя в весьма неловкое положение, попадают, как говорится, впросак, хорошо еще в смешную ситуацию, а ведь бывает, что и в драматичную.

Вот подходят наши люди к хлебному киоску и привычно спрашивают, свежий ли хлеб. Продавец с той или иной миной, в зависимости от его отношения к русским и к событиям 1968 года, отвечает: «Черствый». Русские поворачиваются и уходят, оставляя продавца в привычном для него мнении, что все русские… нехорошие люди. Ему и невдомек, что чешское слово «черствы», означающее «свежий», понято россиянами по-своему. На эту тему существует множество анекдотов и комичных случаев, составляются даже целые словари, в которых обыгрываются особенности чешского языка и их трактовки якобы ленивыми до науки русскими, но это тема для другого рассказа, хотя не удержусь все-таки от нескольких примеров.

Посмеявшись над такими словами, как «возидло» — автомобиль, «ходидло» — ступня, «летадло» — самолет, «летушка» — стюардесса, «летенка» — авиабилет, «накладяк» — грузовик, «враг» — убийца, «себевражда» — самоубийство, словно исковерканными малыми детьми, все так же легкомысленно мы относимся и к другим словам, смысл которых бывает иногда противоположным: стул — стол, черствый — свежий, хитрый — умный, красный — красивый, сильный — твердый, а «голубой», в смысле гомосексуалист, — «теплый». Необходимо учесть также, что слово «ужасне», которое очень распространено в быстрой речи чехов, означает на самом деле «прекрасно» — и это не сленг, а прямое значение слова. Кстати, «кравата» не имеет ничего общего с кроватью, а всего лишь галстук — привычная часть мужского гардероба, и, поверьте, таких слов очень много. А потому будьте бдительны и не слишком самоуверенны!

Приведу самые необходимые, на мой взгляд, выражения:

Добрый день — добри ден

Спасибо — декуйи или просто дики

Пожалуйста — просим

До свидания — насхлэданоу или просто насхлэ

И еще одно: не забывайте улыбаться — улыбка не только вас украсит, она обезоруживает любого, с кем вам придется иметь дело.

В любом чешском меню (идéльный листек — jidelny listek) есть раздел закусок к пиву. Так вот, хочу вас предупредить, что они, мягко говоря, на чешский вкус, а он, по нашим меркам, весьма специфичен: чехи очень любят уксус, который у нас практически не применяется в кулинарии, любят острые и соленые блюда и сыры с плесенью и сильным, порой невыносимым запахом, например, оломоуцкие тваружки — сырки — могут дать сто очков даже знаменитому «Рокфору».

Я хочу предупредить вас, что «утопенцы» (по-русски — утопленники) — маринованные в уксусе сардельки, «завиначи» — рулет из маринованной в уксусе сельди и «накладаны гермелин» — маринованный в уксусе и оливковом масле плесневый сыр, а также «пивни сыр» — соленый, со специфическим привкусом — все это может оказаться для вас весьма неожиданным по вкусу, поэтому будьте готовы к эксперименту с вполне предсказуемым результатом. И обязательно имейте рядом достаточное количество пива, чтобы запить эту неожиданность.

Для тех, кто не очень искушен в ресторанных изысках, хочу сделать еще одно предупреждение: «татарский бифштекс» и «татарачек из лосося» готовятся из сырого мяса — фарша или мелко нарубленной говядины — и сырой рыбы. Я и сам недавно об этом узнал, когда на моих глазах весьма презентабельный молодой человек из «белых воротничков» получил заказанный татарский бифштекс — доску с горкой сырого мясного фарша с сырым яйцом на верхушке, соусами и поджаренными на гусином жире гренками в специальных гнездах — эдакий набор сыроеда. Не исключено, что вам захочется попробовать такой экзотики, не сомневайтесь в качестве мяса и рыбы — в Чехии вас не подведут, но вы должны знать, на что идете. Приятного аппетита — доброу хуть!

Так, а теперь посмотрим, что пишут в толстых энциклопедиях о таком феномене, как чешская кухня: надо бы предварительно подготовиться, прежде чем начать экспериментировать на своем желудке, не так ли?

Искусство чешских кулинаров славится далеко за пределами Чехии. Вкусовая основа блюд чешской кухни и в настоящий момент осталась такой же, как много лет тому назад. Сохранилось множество старинных рецептов, по которым чешские хозяйки с удовольствием готовят и сегодня. Традиционная чешская кухня во всем ее разнообразии хорошо сохранилась во многом еще и благодаря изданию многочисленных поваренных книг. Наиболее известным автором была немка Магдалена Добромилова-Реттигова — знаменитая личность в среде чешских деятелей национального возрождения. Считается, что своими книгами она переработала и реформировала чешскую кухню, став даже в некотором смысле ее синонимом.

Не случайно сходство австрийской и чешской кухонь. Чехи, равно как и австрийцы, считают основной традиционной едой бифштексы, отбивные, пирог штрудель или заимствованный у венгров гуляш. Мясо чехи всегда готовят с соусом. К печеному мясу или рыбе обязательно добавляют тмин и поливают карамельным соусом, из сдобного теста пекут калачи, которые украшаются сверху, а еще — булки, булочки с маком, с творогом, сыром, джемом, повидлом. И, конечно же, совсем крошечные булочки, политые сладким соусом.

Чехи очень любят соусы. Их много — огуречный, томатный, укропный, чесночный, луковый. Вкус соуса зависит от качества исходных продуктов. Еще в средние века соусы были одним из любимых видов еды. Тогда соус называли йиха (юшка). Основой такого соуса служила каша, которая получалась в результате поджаривания муки на жире. Ее разбавляли водой, вином и даже пивом, добавляли специи, корешки. Получившуюся массу можно было употреблять как отдельное кушанье или же подавать к мясу. Распространенной в общих чертах основой для приготовления соусов сегодня является сок прожаренного мяса, лук, овощи, которые сгущаются и разбавляются сметаной или вином. Бульон, в котором варят овощи, как правило, пассируют. В этих соусах готовят разные виды мяса — говядину, курицу, дичь, отбивные, ростбиф, к ним как гарнир подают картофельный салат. Достаточно оригинальным видом использования соуса в чешской кухне считается запеченная говядина (svíčková na smetaně).

Кроме соусов, обязательными для чешской кухни являются кнедлики, разогретые на пару куски вареного мучного или картофельного теста. Без кнедликов нет чешской кухни, потому что именно кнедлики, считают чехи, являются идеальным дополнением к различным блюдам. Сами по себе кнедлики не употребляются, а как гарнир к разным видам мяса с соусами они просто необходимы. Рецептов кнедликов в чешской кухне очень много: картофельные кнедлики, кнедлики из сухой булки, кнедлики с добавлением мяса, твердые кнедлики из сырого картофеля и муки, а также сладкие кнедлики с фруктами (самые оригинальные). Фруктовые кнедлики готовятся из разных видов теста, кнедлики со сливами делают из очень тонкого теста и варят в кипящей воде, а готовые кнедлики посыпают тертым творогом (есть для этого специальный очень твердый творог) с сахаром и маслом или маком с сахаром. В северо-восточной моравской кухне, которая имеет много похожего со словацкой, кнедлики готовят в основном из дрожжевого теста — так называемые галушки, а в ряде моравских районов любят копченое мясо с кнедликами и с соусом из повидла.

Отдельное место в чешской кухне занимает рыба. Как правило, чехи мало ее потребляют, но в сезон вылова или на рождественском столе карп — блюдо обязательное, особенно в Южной Чехии, где много прудов. Там рыбины особенно больших размеров. Существует немало разнообразных способов приготовления карпов, в качестве же гарнира традиционно подают картофельный салат.

Чешские супы интересны своей вкусовой гаммой. Они, как правило, кисло-сладкие: суп из квашеной капусты, в которую обязательно добавляют тмин, нарезанный лук и два-три яблока; грибные супы, супы с фрикадельками из печенки, овощной суп с клецками. Они чрезвычайно просты в приготовлении. В супы обязательно добавляют свежую петрушку, а также укроп и тмин. Необходимо отметить, что традиционная чешская кухня пользуется не очень разнообразным ассортиментом пряностей: наряду с тмином и укропом часто добавляют имбирь и майоран. Традиционно в Чехии мясные блюда готовят из свежей свинины.

Надо отметить, что в Чехии пиво не только напиток. Его с давних времен используют и в кулинарии: на нем замешивают тесто, варят супы, готовят соус — все это не только полезно и питательно, но и вкусно.

Вот лишь несколько рецептов чешской кухни, в которых пиво — незаменимый ингредиент. Таковы, например, простые и быстрые в приготовлении, но вкусные и сытные пивные супы; их делают со светлым и темным пивом, на разных бульонах, щедро заправляют сметаной и яйцами, посыпают сухариками. В этом жанре встречаются и настоящие кулинарные шедевры, когда суп готовится на основе двух разных сортов пива (например, обычного светлого и нефильтрованного) с добавлением молока и вымоченного в роме изюма. Еще один изыск из этого же ряда — луковый суп на светлом пиве, причем лук для него обжаривается с измельченным яблоком.

В чешских поваренных книгах начала XVIII века упоминается пивной суп под странным на первый взгляд названием Grammatika. Ситуацию проясняет второе название этого блюда — polevka studentů, «суп студенческий». Возможно, это намек на тогдашнюю дешевизну необходимых для него ингредиентов, но по описанию суп выглядит вполне сытным, а рецепт — доступным и в наши дни. Для приготовления этой студенческой похлебки нужно накрошить в кастрюлю две краюхи хлеба, залить все это литром пива, бросить щепотку тмина, посолить, а затем варить на небольшом огне, помешивая, до тех пор, пока хлеб полностью не разойдется. В отдельной посудине нужно смешать два яйца, две столовые ложки растительного масла, две такие же ложки сахара и стакан сметаны, влить все это в кастрюлю и снова довести до слабого кипения. Думаю, ни один и современный студент не откажется от такого экзотического, но явно сытного блюда, особенно близко к полуночи накануне трудного экзамена.

А вот и самый простой рецепт тех времен в этом жанре: смешать пиво со сметаной в пропорции 2:1 и довести до кипения. Кстати говоря, кипятили такие супы не всегда; по одному из рецептов (на литр пива 6 яичных желтков, 6 ложек сахара и ложка масла), полагалось после тщательного размешивания всех ингредиентов хорошенько прогреть эту смесь, но до кипения не доводить.

В сборниках рецептов старочешской кухни встречаются, например, пивные супы с жареным луком, с тмином и чесноком, с лимонной цедрой и корицей, с тертым сыром... В кастрюли с ядреным пивным духом добавляли мускатный цвет, винный уксус и даже крепкий алкоголь. Особым разделом шли супы, приготовленные на темном пиве, более густом и сладковатом, в таком случае их разбавляли водой, чтобы несколько снизить слишком насыщенный карамельный вкус и аромат. В каждой местности варилось свое пиво с уникальным вкусом. В зависимости от вкуса пива и предлагались рецепты, но даже по одинаковым рецептам блюда получались разными. А вот молоко, сваренное с яичными желтками с сахаром и пивом, считалось верным народным средством от кашля и простуды.

Рецепт пивного супа середины XVII века

Для приготовления потребуются: светлое пиво — 2 стакана, говяжий бульон — 2 стакана, сметана — 1 стакан, яйцо (желток) — 4 шт., сливочное масло — 1 ст.л., хлеб — по вкусу.

Пиво с говяжьим бульоном налить в кастрюлю и нагреть до кипения. Сметану растереть с желтком и сливочным маслом и взбить в однородную массу. Добавить массу к теплому пиву. Перед подачей накрошить в тарелку хлеб и залить получившимся супом.

Впрочем, не супом единым примечательна чешская пивная кулинария. На пиве или с пивными соусами и по сей день готовят изумительные мясные и рыбные блюда. Скажем, неизменный старочешский гуляш с кнедликами, приготовленный на пиве, — фирменное блюдо любой уважающей себя пивной. Запивают этот роскошный гуляш обычно тем же пивом, на котором он и был приготовлен, — и это очень грамотно с гастрономической точки зрения: точно так же в винодельческих областях самых разных стран к еде, приготовленной с вином, подают вино если и не из той же самой бутылки, то, по крайней мере, из того же сорта винограда.

Хорошо получается в этом жанре классический для чешской рыбной кухни карп, его отваривают в пиве или тушат в пиве с медом, после чего рыба действительно тает во рту. Если замешать на пиве яично-мучной кляр да хорошенько вывалять в нем перед жаркой хотя бы и обычную спаржу, не говоря уже о рыбе или грибах, то и вкус, и аромат готового блюда от этого только выиграют.

В пиве часто вымачивают перед тушением крольчатину, от этого постноватое мясо становится гораздо вкуснее. Добрый кусок говядины сначала маринуют в пиве около суток, для чего предпочтительнее его темные сорта, затем быстро обжаривают со всех сторон, чтобы получившаяся корочка сохранила в мясе все соки, и, наконец, запекают в духовке, поливая время от времени все тем же пивным маринадом.

А разнообразная дичь после выдержки в пиве становится и мягче, и сочнее; последующее тушение подготовленного таким образом мяса подчеркивает обретенный им тонкий хлебный аромат, после чего остается лишь приготовить на том же пиве сладковатый ягодный соус.

Что ж, с такими рекомендациями можно смело браться за работу — впереди нас ждет непочатый край чешской кулинарии, и наше первое причастие уже состоялось в классической пльзеньской пивной ресторации «У зеленого дерева». Продолжим!

Путешествовать одному, конечно, удобно — не надо каждый раз обсуждать с кем-то свои планы, спорить и убеждать невесть кого, захотел — сделал, решил — зашел, сам себя спросил — сам ответил, прислушиваясь лишь к внутреннему голосу и собственному желудку, но… В одиночестве однако есть и свои неудобства: ни посоветоваться, ни свалить на кого-либо ошибку, которую сам совершил, доверившись непонятно какому сигналу, а еще — одному все-таки скучно. Особенно, когда заходишь в огромные пражские пивные, в которых дым коромыслом, где за столами, сдвинутыми в длинные ряды, как на древних пирах, сидят веселые и шумные компании, пиво плещется из высоких кружек, каждый старается перекричать всех вместе, чтобы вставить свое, как он считает, самое нужное и острое словцо…

А что остается мне в таком чужом пиру? Нет, чтобы вписаться в такой вот праздник, нужно сначала самому принять столько же — это как минимум, только тогда можно поймать нужный градус оживленной беседы и, может быть, стать участником пивного сообщества.

После недолгого размышления у дверей пивной «У зеленого дерева» я, так и не решив, куда податься дальше, свернул за угол и пошел по небольшой улочке, стараясь не спотыкаться на корявых огромных булыжниках, которыми она вымощена с невесть каких времен. Отвлекаясь по возможности от булыжника, я старательно глазел по сторонам, автоматически отмечая вывески ресторанов, которые в этом районе стояли плотно, плечо к плечу, как воины на параде.

И вдруг я увидел незатейливую вывеску «U zlateho tygra», а рядом, на этом же доме, табличку Husova, 17, и тут же вспомнил, что это адрес и название культовой пражской пивной, о которой столько читал, готовясь к своему путешествию по ресторанам Праги. Ба, да ведь это та самая пивная, куда Вацлав Гавел приводил американского президента Клинтона во время их «хождения в народ», но и приводил он его сюда не просто так, выбрав именно эту пивную из многих сотен подобных заведений Праги. Тогда, в 1994 году, всю мировую прессу облетело сообщение о встрече двух президентов: американского — Билла Клинтона и чешского — Вацлава Гавела в... пражской пивной «У золотого тигра»! Столь неподобающее, казалось бы, место для визитов официальных лиц выбрано было исключительно ради Богумила Грабала. За кружкой пива чешский президент представил своему американскому коллеге известного во всем мире писателя.

«У золотого тигра», перед дверьми которой я оказался, бесцельно фланируя по Гусовой улице, и есть та самая знаменитая пражская пивная, о которой теперь любят рассказывать историю, услышанную якобы от самого Грабала. Однажды, еще в двадцатые годы прошлого века, Прагу посетил премьер-министр Франции Эррио, который немного говорил по-чешски, так как его жена была чешкой. Во время визита высокий гость изъявил желание посетить типичный чешский трактир. Что ж, желание гостя — закон, и сопровождающий премьер-министра чиновник министерства иностранных дел Чехословакии привел его в пивную «У золотого тигра». Заказав по кружке пенистого «Праздроя» и по порции свинины с горчицей и хлебом, они слились с остальными посетителями переполненной пивной. Эррио, отхлебывая пиво и разглядывая колоритных посетителей трактира, спрашивает своего сопровождающего, который здесь был завсегдатаем:

— Вот я вижу, за тем столиком сидит университетский профессор Гетцель, автор вашей конституции, а кто это рядом с ним?

— Это парикмахер с Жижкова.

— А вон там я вижу председателя парламента Малипетра, а его соседа я не знаю.

— А это мастер-маляр из Старого города.

— А кто сидит за одним столом с председателем суда?

Возникла небольшая пауза, так как этого человека работник МИДа не знал, но ему на помощь тут же пришел их сосед по столу:

— Это мастер по похоронным подсвечникам с Карловки.

— А вы кто? — спрашивает осведомленного соседа удивленный Эррио.

Сосед поднял кружку с пивом и с достоинством ответил:

— А я, осмелюсь доложить, консьерж из Старого города.

Ошеломленный премьер-министр Франции поднял свою кружку и торжественно заявил сидящим за его столом:

— Господа, я жил в обмане. Оказывается, демократия не во Франции, а здесь, у вас!

И как говорят знатоки, и по сей день традиции «Тигра» сохраняются.

Много лет сюда как на работу с неизменным постоянством приходил один из самых известных писателей Чехословакии — Богумил Грабал. Он родился еще в Австро-Венгрии, за несколько месяцев до Первой мировой войны — 28 марта 1914 года. Детство его прошло в городе Нимбурк, что неподалеку от Праги, где его отец работал директором пивоваренного завода. В 1935 году Богумил поступил на юридический факультет Карлова университета, во время Второй мировой войны работал телеграфистом и дежурным по железнодорожной станции, а после войны ему пришлось быть и страховым агентом, и коммивояжером, а позже и упаковщиком макулатуры, и рабочим сцены в театре. Если не считать ранних поэтических опытов, то первые крупные произведения были созданы им уже на четвертом десятке жизни, а опубликованы только в шестидесятые годы, когда автору было за пятьдесят.

В одном из интервью сам Грабал так объяснял причины своего довольно позднего вступления в литературу: «Карел Чапек когда-то написал, что прозаик становится писателем к сорока годам. Это правда. До тех пор тот, кого интересует не столько жизнь, сколько ее отображение, вынужден помещать сам себя в ситуации, идущие вразрез с его пониманием мира, в ситуации, которые ему, так сказать, против шерсти и сверх его сил... Я, будучи неуверенным в себе человеком, обязан был предоставлять людям гарантии в завтрашнем дне (работая страховым агентом. — Прим. авт.); я любил бесконечные прогулки у воды и закаты солнца, а работал четыре года на металлургическом заводе в Кладно; я не выносил театр и актеров, а был четыре года рабочим сцены, и так далее. И все-таки я смог выжить в этом чуждом мне окружении и в итоге полюбил людей, с которыми работал, и увидел главное: что они там, внизу, такие же робкие, как и я, и эта робость является своеобразным «поясом целомудрия», скрывающим их милую и добрую сущность, но только они стыдятся этого, ибо доброта и взаимная вежливость в мире уже вроде как выветрились».

В 60-х годах Грабал являлся самым популярным писателем в Чехословакии. В 1965 году он написал «Поезда особого назначения», где грубоватый юмор послужил средством показа сопротивления фашистским оккупантам. Позже по этому роману режиссером Иржи Менцелом был снят одноименный фильм, отмеченный в 1967 году американской премией «Оскар».

После событий 1968 года произведения литераторов, которые принимали участие в событиях Пражской весны, изымались из библиотек, а сами авторы подвергались преследованиям. Не избежал этой участи и Богумил Грабал. Тираж двух его только что написанных книг в 1970 году был пущен под нож. На долгие годы писатель потерял возможность свободно публиковать свои произведения. Многие из них попадают к читателю только благодаря чешскому самиздату либо эмигрантским изданиям. Те же, что легально печатаются на родине, выходят со значительными цензурными сокращениями. Однако широкая популярность Грабала помогла ему избежать серьезных преследований. Только после «бархатной революции» 1989 года Богумил Грабал вновь обрел массовую аудиторию. Этому в немалой степени способствовал первый президент независимой Чехии, бывший диссидент и драматург Вацлав Гавел.

90-е годы были для писателя своеобразной компенсацией за два десятилетия преследований и замалчивания его творчества коммунистическими властями Чехословакии. В это время Богумилу Грабалу было присуждено около десятка престижных международных премий в области литературы и почетных званий: среди них, например, орден и почетный титул Французской Республики «Рыцарь литературы и искусства». Тогда же он совершил поездки по университетам Европы и США с авторскими чтениями и лекциями, а в 1994 году был выдвинут на соискание Нобелевской премии по литературе. В 1996 году из рук президента Чешской Республики Вацлава Гавела Грабал получил высокую награду — медаль «За заслуги».

Менее чем через два месяца после этого торжественного события Грабал был госпитализирован, а еще через месяц Чехию облетело сообщение о том, что 3 февраля 1997 года вследствие падения из окна шестого этажа пражской больницы известный писатель скончался. Ему шел восемьдесят третий год… Считается, что он выпал из окна в результате несчастного случая, кормя голубей; но существует и другая версия — о самоубийстве.

Мотив самоубийства часто встречается в произведениях писателя. Например, в начале «Волшебной флейты» падение из окна становится для повествователя своего рода символом: с шестого этажа хотели выпрыгнуть Франц Кафка и герой автобиографических «Записок Мальте Лауридса Бриге» Райнера Марии Рильке, так же свел счеты с жизнью чешский поэт Константин Библ... В один из последних своих дней рождения Грабал написал: «Зачем я буду праздновать этот день, если мне хочется умереть? Рождение — да, но по другую сторону...»

Йозеф Шкворецкий, известный чешский писатель, руководивший эмигрантским издательством в Торонто, называл Грабала «великим новатором чешской прозы». Самый большой парадокс в современной чешской литературе состоит, по его мнению, в том, что юрист по образованию, литератор и эстет Богумил Грабал пишет о посетителях пивных. «Внешне Грабал, — говорил Шкворецкий, — грубоватый простак из пивной, но по сути это нежный лирик и клубок нервов».

В творчестве Богумила Грабала самым естественным образом сочетаются искрометный гашековский юмор и утонченное лирическое чувство, глубокие философские размышления и натуралистические сцены, сюрреалистическая техника и неподдельный интерес к банальностям обыденной жизни. И эти, казалось бы, несовместимые черты объединяет чувство радостного, в чем-то даже детского восхищения миром, которое и придает прозе Грабала особое очарование.

Я читал лишь самый популярный роман Богумила Грабала «Слишком шумное одиночество» и его рассказы. Из прочитанного у меня почему-то образ самого писателя полностью совпадал с его литературным героем из «Шумного одиночества» Гантей, рабочим пункта утилизации макулатуры. Я представлял Грабала таким же тучным и одышливым пожилым человеком, но, переступив порог легендарной пивной, я тут же на многочисленных фотографиях увидел настоящего Грабала — практически полную противоположность моему представлению. Вот только лицо на всех этих фотографиях было сумрачным и невеселым, мне даже показалось что с печатью неизлечимой депрессии, о которой и сам Грабал не раз писал в своих произведениях.

А вот в пивной было все узнаваемо — шумно, дымно, в воздухе некая взвесь пивных паров и запахов перегретой кухни, а вдоль длинных столов, как на дворовом чемпионате по «домино», тесно сидели люди с кружками и прозрачными стаканами, в которых янтарно светился коронный в этой пивной «пильзнер». С первого взгляда могло бы показаться, что здесь расположилась одна большая компания, будто бы все здесь завсегдатаи, знающие друг друга много лет. Я прошел по тесному проходу, стараясь никого не задеть своим тощим рюкзачком, притороченным к моей широкой во всех ординатах спине.

Был разгар трудового буднего дня, но мест в пивной не было, да если бы они и были, я все равно не смог бы просто так остаться здесь, меня как чужеродный элемент не приняла бы эта дружная пивная братия. Если же я собрался бы здесь насладиться вкусом местной кухни, то это вряд ли бы удалось в полной мере — здесь невозможно спокойно вкушать трапезу, здесь главная пища — это дружеская беседа ни о чем, приправленная щедро пенящимся «праздроем».

Те, кто хорошо знал и был даже дружен с Грабалом, уверяют, что он отнюдь не был пьяницей, но с детства жил на пивоваренном заводе, где его отец служил управляющим. В семье пиво пили вместо лимонада. Отец часто ездил инспектировать пивные, торговавшие его пивом, и брал с собой сына, который с детства привык к атмосфере чешских пивных и трактиров. Она казалась ему абсолютно естественной. Сам Грабал признавался: «Мое отношение к пиву — сакральное».

В своей книге «В тени пивного крана» Радко Пытлик пишет об этом самом знаменитом постояльце «Золотого тигра»: «Стоит войти пану Грабалу в трактир, как персонал сразу чует в нем родственную группу крови, данную интимным знанием среды и верой в ее ритуалы. Ему не надо вымогать благосклонность персонала фамильярным «тыканием» и чаевыми — никто из обслуги не позволит себе ни малейшей дерзости и неуважительности с характерным оттенком некоторого пренебрежения посвященного в таинство по отношению к дилетанту. Королевские чаевые от пана Грабала — это жест герцога по отношению к воину, предназначение и страдания которого ему хорошо известны, и он умеет их оценить».

В этой пивной о Грабале могут рассказать сотни историй, и где правда, а где уже вымысел, трудно разобрать, хотя многое он и сам успел написать в своих произведениях, например, в «Рассказах из пивной» или в «Жизни без смокинга». Для меня раньше отношение чехов к пиву и к пивной, привычка ежедневно проводить в ней почти все возможное, свободное от работы и сна время, была необъяснимым феноменом, но, читая Грабала и вспоминая прочитанного еще в детстве «Швейка» незабвенного Гашека, наверное, главного чешского писателя всех времен, я кое-что стал понимать. Вот как об этом писал Богумил Грабал:

«Я сижу в “Золотом тигре”, поигрываю картонной подставкой под пивную кружку и не могу наглядеться на эмблему, два черных тигра так и мелькают в моих пальцах, и я, как всегда, подсознательно загибаю углы счета, сначала один, затем второй, после третьего пива третий, а потом четвертый; порой, когда первое пиво приносит Богоуш, он извлекает из кармана белой куртки листок белой бумаги, на котором уже наперед загибает один уголок, а сижу я в компании, где ни сяду — там моя компания, это мой ритуал, и не только мой, но и всех тех, кто заходит сюда выпить пива: стол — это компания, которая ведет беседы. Это такие беседы за столом в пивной, во время которых человек, беседуя, восстанавливается после повседневных стрессовых ситуаций, или все просто так треплются, но и это тоже восстановление; быть может, когда тебе совсем скверно, лучшее лекарство — это банальный разговор о банальных делах и событиях. Иногда я сажусь и угрюмо молчу, и вообще до первого пива я даю ясно понять, что не желаю отвечать на какие бы то ни было вопросы, так я предвкушаю это мое первое пиво. Потому я не сразу адаптируюсь к этой деспотически шумной пивной, не сразу настраиваюсь на такое количество посетителей и разных речей: каждый хочет, чтобы то, что он произносит, было услышано; каждый в этой пивной думает — то, что он как раз произносит, заслуживает исключительного внимания, оттого-то он громко выпаливает свою банальную реплику; я гляжу на этих крикунов — и после второго пива тоже считаю то, что я говорю, страшно важным и тоже выкрикиваю нечто в тщеславной уверенности, что это должен услышать не только мой стол, но и весь мир. Так я сижу, нервно поигрывая картонными подставками под пивные кружки, я набираю их штук по десять и тасую, как колоду карт, потом высыпаю их на стол, отхлебываю пиво — и тут же опять принимаюсь играть с подставками и счетом. Я на своем месте; я не один, но в разговоры окружающих не вмешиваюсь, а только слушаю. Сколько десятков тысяч бесед я таким образом провел, сколько десятков тысяч людей прошло передо мной в этих моих пивных, скольких я, должно быть, задел своим не то чтобы разговором, но диалогом, который иногда кончался самой настоящей лекцией, причем обычно не моей, а чьей-то еще, когда все мы затихали и слушали истории, излагаемые так, что они были не просто пьяной болтовней, а, как это со знанием дела назвал Эман Фринта, рассказами из пивной».

Я вспомнил эти слова и мысленно согласился с Грабалом — пивная действительно была деспотически шумной. Я кое-как разминулся с официантом, несущим на распятых пальцах огромные тарелки и балансирующим между столами и такими зеваками, как я, не хуже канатоходца, и вышел на свежий воздух.

Башни на мосту вроде бы симметричны — но стоит приглядеться, как с удивлением видишь: не тут-то было. И башни несимметричны, и шпили — неодинаковы. Или вот еще — стоит на холме огромный собор, а идеальная точка зрения на него находится там, где человеку быть решительно невозможно: в воздухе над оврагом. Спрашивается — откуда и как наблюдал за постройкой архитектор? И каким зрением обладал, сумев поставить собор именно так, чтобы из-за реки — с единственного пятачка, который находишь только однажды, — он вдруг поплыл на тебя, и закружился, и заиграл ребрами, и стал царапать небо колпачками своих чернильниц — благо, что царапает небо распятьем? Не дает ответа, морочит и тянет в углы и закуты, водит за нос, покуда не вытолкнет на Злату уличку, у которой ни выхода, ни входа — а только дома, да и те за номером 13, где Кафка снимал себе угол.

Глеб Шульпяков «Выход в город»

День в конце сентября был просто замечательным. Светило нежаркое осеннее солнышко, укладывая уже длинные тени от башен и шпилей поперек улиц, в воздухе был разлит аромат прелых листьев, речной воды, нагретых старых камней и жареного мяса из открытого настежь окна ресторана напротив. Я вдохнул всю эту прелесть в себя и без всякой цели повлек свое умиротворенное тело дальше — сливаясь с потоком энергичных туристов, старающихся за несколько дней обежать всю необъятную Прагу, гонимых призывными кличами расторопных гидов, устремившихк небу бесполезные сегодня — сухим и солнечным днем — зонты, вложенные, правда, в чехлы, будто кинжалы в ножны, и играющие пока роль ориентиров для зазевавшихся отстающих.

Плотная масса низкорослых представителей Дальнего Востока (я так и не научился различать японцев, корейцев и китайцев), напористо двигающихся за своим «Моисеем» с зонтом в руках, повлекла и меня по забитой народом Карловой улице в сторону Староместской площади. Сопротивляться было бы неразумно, ведь я для себя давно решил, что мне все равно, в какую сторону идти. Что ж, пойдем к сакральному центру Праги, но уже нацеленный ищущий глаз непроизвольно выхватывал по пути вывески ресторанов, которые могли оказаться в моем списке посещений. Правда, я уверен, что цены в ресторанах на Старомаке (так называют площадь местные, а я в Праге уже бывал столько раз, что могу позволить себе и такой сленг) самые высокие, не считая, конечно, помпезных, или, как я их называю, «дворцовых» ресторанов в самых дорогих отелях города. Ага, вот и «Черный принц», расставивший свои «шатры» прямо перед Орлоем — башней со знаменитыми пражскими часами-курантами.

В свой первый приезд в Прагу я не удержался, чтобы вместе с женой не присесть в таком соблазнительном месте и не совместить любопытное, вполне театрализованное, действие, отмечаемое каждый час и собирающее толпы любопытных туристов и пасущих их карманников, с полезным — ужином под сенью шатра ресторана «У черного принца». Помню, что это было уже поздним вечером, от газовых горелок, расставленных тут же для согревания посетителей, шли пульсирующие потоки горячего воздуха, тарелки были непривычно огромны, мы с женой — уставшие от беготни по ошеломившей нас Праге — рассеяны и беспечны, и шустрый малый, принесший нам счет, пользуясь всем этим совершенно не стесняясь, ловко всучил мне с двухтысячной купюры сдачу в двести крон.

Я — продукт совкового режима, привыкший к тому, что официанты и таксисты рассматривают меня в качестве некого «золотого тельца», с которого надо снять «руно» и желательно с кожей, уже отойдя несколько шагов от ресторана, внутренне возмутился такой наглости, так как по привычке прикинул размер счета, еще только заказывая блюда, и мой расчет был ровно на тысячу крон меньше. Ладно бы на пару сотен крон, я бы привычно смолчал, стесняясь выглядеть склочником и жлобом, к тому же не зная языка, но тысяча — это уж слишком! Я тогда резко отстранил пытавшуюся удержать меня жену и вернулся к пульту, показывая всем своим видом, насколько я недоволен предъявленным мне счетом, который продолжал сжимать в руке.

Официант, моментально узнавший меня, стал что-то запальчиво и даже несколько растерянно, скороговоркой, свойственной всем чехам, что-то говорить, из чего я сначала по многолетней привычке сделал вывод, что он отказывается рассматривать мою претензию. Но потом до меня стал доходить смысл его слов: он объяснял мне, что мой вопрос — удел старшего по смене. Через несколько минут ко мне подошел этот самый официантский начальник, и как только я начал ему объяснять, показывая счет и сдачу, он тут же вытащил из толстенного бумажника, который, как в кобуре, плотно лежал в его набедренном кармане на подвернутом фартуке, тысячу крон и с извинениями вернул их мне. То, с какой легкостью инцидент был исчерпан, поразило меня больше, чем вся пьеса, проигранная в тот момент на Орлое, отмечая боем курантов наступление очередного часа! Я рассказал эту историю только для того, чтобы вы, мои читатели, знали, что ухо надо держать востро, счет, прежде чем его оплатить, хоть как-то проверять, так как там может оказаться нечто, чего вы и не заказывали, а значит, и не ели, и коль окажется, что ваши расчеты не совпадают, смело требуйте сатисфакции, и уверяю вас, вы ее получите!

Тем временем японско-китайский поток вынес меня через узкую горловину, образованную ратушей и тем самым «Черным принцем», прямо под стены Орлоя, вокруг которого уже сплотилась плотная толпа зевак, готовых к началу зрелища: ежечасно с восьми утра до восьми вечера его показывают главные часы Чехии, изготовленные в 1410 году мастером Микулашем из Кадани.

Часы имеют два циферблата. На верхнем римскими цифрами обозначается центральноевропейское время, а арабскими — время старочешское. В Средние века сутки делили на 24 часа, считая от захода солнца. Таким образом, арабское число 24 всегда соответствует на римском циферблате часу заката. Темно-коричневый сектор циферблата приходится на часы ночи, светло-коричневый — на предзакатные сумерки и рассвет, а голубой — на день. Маленькое золотое солнце, путешествуя по этим секторам, показывает, где сейчас находится солнце настоящее. Другой кружочек показывает текущее положение Луны. Маленькая звездочка, пересекая кривые линии, отмечает звездное время. Кроме того, по этим часам можно определить дни равноденствия, планетарные часы и положение Солнца в зодиаке. На нижнем циферблате — календарь, по которому можно определить текущий день, месяц и знак зодиака. Ежемесячные события деревенской жизни на часах изобразил в 1865 году Йозеф Манес — известный чешский художник, памятник которому установлен неподалеку от моста через Влтаву, названного его именем. Для ориентира — рядом с мостом находится дворец Рудольфинум — здание пражской филармонии, бывший парламент, а напротив Карлов университет.

И вот большая стрелка перепрыгивает последнее деление и замирает на цифре «двенадцать». Над верхним циферблатом часов открываются два небольших окошка, в которых по очереди появляются двенадцать апостолов. Каждый из апостолов по совместительству олицетворяет собой еще и определенный вид труда: у одного в руках пила, у другого — топор, у третьего — весы... Чуть ниже оживают еще четыре персонажа: скелет одной рукой переворачивает песочные часы, а другой трясет колокольчик, кивая в сторону турка, который качает головой; гордец-нарцисс смотрится в зеркало, а купец, которым, видимо, по соображениям политкорректности заменили после войны стоявшего ранее на этом месте еврея, многозначительно позвякивает кошельком с деньгами, как бы намекая восторженным туристам, чтобы они даже в этот момент не забывали о своих карманах, на которые покушаются в этой плотной толпе профессиональные карманники.

Как только пройдет процессия из апостолов и жизнерадостно прокричит петух, колокола на башне отбивают наконец час, в честь и ознаменование которого все это действо и происходило. Интересно, что раньше скелет еще и щелкал челюстями — для страха, наверное, но вот однажды, уж не понятно как, в его челюсти попал зазевавшийся воробышек. Удалось ли выжить бедняге — не знаю, но вот скелету челюсти заблокировали — больше он ими не клацает.

Сама ратуша — главное здание центра Старого города — состоит из нескольких разномастных, но по-своему великолепных домов, приобретенных магистратом в разные годы и даже века. Каждое из них, как драгоценный камень в короне, представляет собой чудо архитектуры и имеет собственное имя и свою историю. Например, фасад примыкающего к Орлою западного дома, построенного в 1526 году, украшает трехстворчатое окно с надписью «Praga caput regni», что в переводе с латыни означает «Прага — глава королевства». За ним здание, в котором находится не пустующий никогда ритуальный зал бракосочетаний, гдесвадебные обряды свершаются вот уже второе столетие — с 1871 года. Над окном разместился вытесанный из камня знак Старого города пражского, а под главным карнизом протянулся пояс с еще восемнадцатью каменными гербами, согласно количеству членов Городского совета. В третьем от башни с часами доме с фасадом в псевдоренессансном стиле с двумя высокими стрельчатыми окнами, между которыми изображен герб Старого города, находится Большой зал заседаний.

В 1660 году ратуша была расширена за счет следующего дома — «У золотого полумесяца», а во времена объединения шести пражских городов в Большую Прагу был приобретен последний с этой стороны дом, чье имя «У петуха». Его фасад был позже перестроен в классическом стиле. Все эти дома стоят на фундаментах и подвалах древних зданий, построенных еще в эпоху Римской империи, наверное еще в XI веке.

Несколько удивляет обычно туристов неожиданный и даже нелепый прогал, которым ратуша обращена к самой площади и памятнику великому Гусу. Оказывается, на этом месте в мае 1945 года, всего за несколько дней до освобождения Праги, немцы взорвали здание, составлявшее северное крыло ратуши. В память об этом событии, да еще, наверное, из желания «не осквернить» старинный комплекс «новостроем» место так и остается свободным до наших дней, несмотря на фантастическую цену каждого квадратного метра этой свободной площади.

Я выбираюсь из плотных объятий толпы и по уже заведенной привычке присаживаюсь на скамеечке прямо на этом «белом пятне», вдыхая сладкий ванильный запах «трдельника» — чешского национального лакомства. Его прямо на глазах туристов готовят на раскаленных стальных цилиндрах, на которые накручивают полосу сладкого слоеного теста. Достаю из рюкзачка словарик и пытаюсь определить, что в переводе означает само это мудреное слово, но в моем словаре его нет, а впрочем, к чему такие подробности и мелочи, и так все понятно, когда скрученный завиток из горячего теста просто тает во рту.

А тем временем можно спокойно рассмотреть каждый дом на этой легендарной площади,а они, уж поверьте, стоят самого пристального внимания. Века пролистываются поспешным взглядом, переходя от дома к дому: здесь и патрицианский дворец, и купеческий дом в стиле барокко, небольшие дворцы с элементами готики, золотыми медальонами и статуями ренессанса. Все тесно лепится друг к другу, стараясь затмить соседа, выпятиться и выбраться из суеты вперед, хвастливо выставляя на обзор свои архитектурные излишества. Вот прямо напротив меня дворец Гольц-Кинских (интересно, Настасья Кински — моя любимая актриса из Голливуда — не из этих ли князей?). Говорят, что строить его начинали за высоким забором. А когда дворец поднялся и забор убрали, оказалось, что он выдвинулся из ряда и самочинно прихватил часть городской площади. Разразился невообразимый скандал, выяснилось, что разрешение на строительство было получено за огромные взятки. Взяточников казнили, но дворец так и остался стоять впереди всех остальных своих соседей, показывая тем самым, что деньги в любые времена решают все.

Да, каждый дом на этой площади уникален и неповторим, каждый имеет свое собственное имя и историю, но над всей этой блестящей красотой, подавляя пряничность и игрушечность сказочной красоты домов, возвышаются древние, сложенные из тесаного грубого камня стены костела Девы Марии перед Тыном, часто называемым просто Тынским храмом.

Когда-то здесь стоял романский (римской империи) храм, а затем, в середине XIV века, на его месте возникло это чудо — главный силуэт Праги. Готически строгий фронтон храма украшен золотым барельефом Девы Марии — Мадонны с младенцем на руках, а по обеим сторонам тимпана поднимаются до восьмидесятиметровой высоты две башни, построенные с разницей в сто лет. Если присмотреться внимательнее, то видно, что башни разные — одна мощнее другой, в народе грациозную башню называют Евой, а ту, что помощнее, — Адамом. Башни украшены баллюстрадами и маленькими узкими угловыми башенками с чешуйчатыми крышами, придающими строгому храму вид сказочного средневекового замка. Прохладный полумрак внутри костела сохраняет вкус времени.Заходя под эти древние своды, погружаешься в старину без всякой помощи лязгающей и сверкающей огнями фантастической машины времени.

Под готическими крестовыми сводами, прямо у алтаря, похоронен Тихо Браге — придворный астроном императора Рудольфа II, почитаемый при жизни настолько, что был удостоен чести жить и работать в Летнем дворце королевы Анны, что стоит в Королевском саду неподалеку от Града. Великий астроном был еще и большим любителем приключений и чешского пива. Говорят, что смерть его была ужасна: обпившись пива, не смея нарушить этикет и встать из-за стола, несчастный придворный астроном умер от разрыва мочевого пузыря.

Я заметил уже как-то потом, что почти все мои маршруты так или иначе заканчивались поздним вечером либо на самой Староместской площади, либо где-то вблизи, но каждый вечер я с неустанным восторгом вглядывался в сказочные башни и шпили великолепного храма «Панны Марии перед Тыном», пытаясь разглядеть в окошках башен, светящихся теплым живым светом, силуэты неведомых жильцов, которые с высоты снисходительно поглядывают на нас.

Существует несколько европейских городов, в том или ином смысле могущих считаться общеевропейскими столицами. В политическом отношении на эту роль издревле претендовал Рим, Париж на протяжении веков фигурирует как столица европейского стиля, а Москва и Санкт-Петербург, по крайней мере в какой-то момент, могли считаться литературными столицами Европы. Как бы то ни было, но одной из таких общеевропейских столиц с полным правом можно назвать Прагу. Причем ее «столичность» довольно своеобразна: Прага — это столица, так сказать, в мистическо-географическом смысле, как это можно заключить из книги Михаила Шильмана «Такты истории». В Праге европейский дух как бы соединяется с европейским телом.

Михаил Шильман обнаружил, что Прага располагается не просто в центре Европы, а в центре пересечения восьми осей, между лучами которых 22,5 градуса (360 поделить на 16) и проходят они через 28 европейских столиц. Так, одна ось пересекает Мадрид, Берн, Прагу, Варшаву, Минск, Москву. Другая, перпендикулярная ей, — Берлин, Прагу, Вену, Афины, Ираклион. Третья ось пересекает Стамбул, Будапешт, Прагу и Эдинбург. А другая, перпендикулярная ей — Монако, Прагу, Ригу и Санкт-Петербург. Ось, проходящая строго через Лондон, Прагу, Кишинев и Ереван, находится под прямым углом к оси, пересекающей Рим, Прагу, Стокгольм, а ось Париж, Люксембург, Прага, Краков, Киев перпендикулярна оси Осло, Копенгаген, Прага.

Может быть, эти оси проходят и не с идеальной точностью, кроме того, по меньшей мере десяток европейских столиц на эти линии не попадает, но такой факт существует, и он при небольшой доле фантазии может натолкнуть на разные мысли, в том числе и о мистической природе этой закономерности.

История Праги нереальна, как сказка. Территория, на которой она расположена, была заселена уже в каменном веке, когда-то здесь находилось дно моря, а еще раньше, будто бы, сюда упал огромный метеорит. Вот в этом самом кратере от его падения и располагается современный центр города. Говорят, что рождение Праги и ее мировое значение были предсказаны ясновидящей княжной одного из славянских племен Либуше: она увидела сияющий город, слава которого с веками вознесется до небес. Даже прозаическое название города, происшедшее от чешского слова prah — порог, связанное с порогами на Влтаве, у которых и появился город, романтики и фанатики трактуют не просто как порог, а порог к звездам, реальностям и иным мирам, наделяя этот замечательный город мистическим значением, придавая ему роль чуть ли не пупа Земли. И уже более тысячи лет Прага связана с мистическими легендами, которым несть числа, но все они придают ей еще большую красоту и загадочность, заставляя любого, побывавшего на этих древних улицах хоть однажды, приезжать сюда снова и снова. Вот как это случилось со мной.

Во все времена Прага привлекала к себе огромное количество магов, мистиков, факиров и откровенных выдумщиков и шарлатанов, но наибольшего расцвета мистики и алхимики получали во времена двух великих императоров и почитателей оккультизма — Карла IV и Рудольфа II. При их правлении Прага собирала астрологов и алхимиков со всей Европы, монархи предлагали им высокую плату и придворные должности. Сотни алхимиков в подвалах Праги работали над созданием эликсира бессмертия, изобретением новых лекарств, поисками способов получения золота из других металлов, созданием магических талисманов, оживлением неживой материи и т.д. Самый известный из них, конечно, тот самый Доктор Фауст, реально живший в Праге и, вероятно, добившийся больших успехов в своих экспериментах, но допустивший в чем-то ошибку.

В те времена хороший астролог при дворе имел статус министра, а то и премьер-министра, и его советы воспринимались королями и придворной знатью во много раз серьезнее, чем советы нынешних министров президентами. Особых успехов в использовании астрологии и магии добился Карл IV, во времена правления которого Чехия, будучи центром Священной Римской Империи, достигла своего наибольшего исторического расцвета и занимала одну из главенствующих позиций в Европе. Даже дату и момент закладки первого каменного моста через Влтаву, который мы теперь называем Карловым мостом, астрологи определили до минуты: 9 июля 1357 года в 5 часов 31 минуту. Именно эта дата представляла собой еще и магический палиндром, одинаково читавшийся и с начала и с конца: 135797531. И, судя по тому, что мост стоит уже более полутысячи лет, астрологи не ошиблись. Скептики, правда, никогда не упустят возможность посмеяться над мистикой и романтикой, указывая, в частности, что во времена Карла IVне умели измерять время с точностью до минут, но мы пропустим их реплики мимо ушей.

Впрочем, строительство и самой Праги не обошлось без использования законов эзотерических наук. Многие соборы построены каменщиками, хранившими древние секреты о том, как нужно выбирать место для строения, учитывать разные зоны, располагать собор по сторонам света, какие нужно проводить ритуалы при строительстве и т.д. Даже расположению всех соборов относительно друг друга придавалось большое значение: если посмотреть на город сверху, то можно угадать какой-то особый орнамент, несущий, наверное, неизвестный пока смысл.

Найдены магические трех-, четырех-, семи- и двенадцатиугольные фигуры во взаимном расположении церквей. Главный костел Праги — собор Святого Вита — заключает равносторонний треугольник с двумя другими важными точками: ротондой св. Лонгина и собором св. Климента. Стороны треугольника, проведенного между главными башнями соборов, составляют ровно 2300 метров. Другой равносторонний треугольник заключают в себя соборы Петра и Павла на Вышеграде, Вознесения Девы Марии и св. Петра на Поржичи. Стороны этого треугольника равны 3200 метрам. Есть еще два больших треугольника.

Эти четыре главных треугольника называются тригонами стихий. Линия: собор св. Вита и ротонда св. Лонгина — является магической осью города, делящей его на сторону дня, над которой днем проходит солнце (если смотреть из центра города), и ночи, луны. На этой линии располагается ротонда св. Креста — магический центр города. Через нее проходят еще пять линий по тридцати градусам от оси, и делят город на двенадцать секторов — двенадцать знаков Зодиака. Если находиться в день летнего солнцестояния у ротонды св. Креста, то можно увидеть, как при заходе солнце постепенно коснется всех шпилей собора св. Вита. А в день зимнего солнцестояния солнце взойдет, коснувшись ротонды св. Лонгина.

Прага — это город снов. Слишком уж нереально, как во сне, ходишь по брусчатке узеньких, средневековых улочек, под светом старинных фонарей, между домов, каждый из которых имеет свою оригинальную историю, часто название и герб. Вот дом «Под крестом», здесь по легенде жила ведьма, совершившая самоубийство, узнав об измене своего возлюбленного, и после смерти пришедшая за ним. Где-то рядом в одном из подвалов сидит огромный Голем, сделанный старым еврейским раввином из глины и оживленный им. Здесь жил Бетховен, а здесь Моцарт, и музыка его бессмертного «Реквиема», кажется, всегда доносится из окон этого дома.

Я мог бы уже на правах опытного туриста-экскурсанта и сам много чего рассказать о достопримечательностях Праги, более того — я уверен, что расскажу еще немало из того, что разными гидами было напето мне в уши, но уже слышу откуда-то с небес грозный окрик редактора и надвигающийся ропот будущих читателей, вопрошающих хором: не пора ли ближе к телу, то есть к теме — к ресторанам и пивным, к журчащему пенному ручью пива и обжигающим губы и нёбо яствам и изыскам чешской национальной кухни? Не пора ли?!!!

Что ж, я снова сдерживаю себя и заставляю свернуть на правильную, пока еще совсем слабо набитую тропу, хотя, даже сидя на этой скамеечке, я могу вам рассказать, что в каждом, без исключения, доме на этой старинной площади есть свой неповторимый по интерьеру, кухне и вкусовым ощущениям ресторан, большинство из которых забираются вглубь под землю, в древнеримские сводчатые подвалы, возвращающие хоть на некоторое время их посетителей на сотни лет назад.

Например, рядом с «Принцем» — ресторан «У золотого чайника», в следующем доме ресторан «У Орлоя». Его посетители, сидя на втором этаже прямо напротив курантов, могут позволить себе разглядывать часовую феерию, не отрываясь от ужина или обеда, правда, доплачивая в цене каждого блюда за столь необычное зрелище. Далее идет «Староместский ресторан», потом «Каменный стол», у которого, говорят, под землю уходят чуть ли не пять этажей. Напротив меня, в доме, что своей грудью закрывает вход в храм «Девы Марии перед Тыном», находится ресторан «У черного оленя», ну а во дворце Кинских, если пройти через внутренний двор, попадешь в одноименный ресторан «Дворец Кинских».

Да что перечислять — не хватит ни сил, ни времени, тут в какую сторону ни двинешься — всюду сплошные, сдвинутые как в строю, ряды рестораций, пабов, баров, кондитерских и кофеен, можно смело двигать, хоть с закрытыми глазами, всюду наткнешься на предприятие общественного питания — так совсем еще недавно называли эти маленькие и большие дворцы чревоугодия, кулинарии и обжорства. Список всех попавшихся мне на глаза ресторанов мог бы составить отдельную книжку, а пока… я постараюсь перейти к основной теме своего путешествия.

Чехия… страна полная масла и зерна… Страна довольно холодная, но полная рыбы, богатая на домашних животных и диких зверей, таких как туры, медведи, олени… Еще страна эта богата металлами и лечебными кореньями, плодоносит ячмень и хмель…

Себастьянус Френсис Верденсис, 1534 год

А тем временем путешествие мое (а само это слово — длинное, спокойное и обстоятельное — подразумевает примерно такое же передвижение — без резких движений и ускорений) продолжается, и с некоторым усилием я покидаю насиженную скамейку возле источающего сладкий аромат балаганчика с вертящимся трдельником и направляюсь куда глаза глядят — в Йозефов город, по самой красивой и дорогой улице Праги — Парижской, оставляя сбоку и барочной красоты храм Святого Микулаша, и дом, в котором повезло родиться знаменитому Кафке. Я еще не раз пройду по этим местам, ведь хочешь-не хочешь, а в Праге все маршруты приводят именно сюда — к Староместской площади, к Гусу с «компанией» и взмывающим в небо башням «Девы Марии перед Тыном».

На Парижской улице по обе стороны высятся красивейшие дома. Сама улица не так уж и широка — не проспект, да еще и засажена каштанами, дотягивающимися уже до верхних этажей своими кронами, вот и приходится задирать голову, чтобы рассмотреть бесконечные архитектурные излишества, щедро украшающие эти роскошные здания, как большие, многоэтажные свадебные торты. Голова кружится, крутишь ею во все стороны, изощряясь вместить в один кадр своего фотоаппарата и кружева, и вязи, и башенки со шпилями, и настенные панно, и скульптуры в нишах. Не выдерживая всего этого изобилия и благоразумно оставляя часть архитектурного пира на потом, я сворачиваю направо на улицу Широкую, отмечаю еще один ресторанчик с «оригинальным» названием «Швейк» (как минимум третий-четвертый, из тех, что мне уже попадались на пути), потом иду налево, снова направо — мимо костела «Святого Духа» и итальянского ресторанчика «Жизнь хороша», мимо, мимо… и так нагуливаю аппетит, пока не чувствую в себе возрождающуюся возможность вновь присесть за стол и с чувством, с толком, с расстановкой приняться, наконец, за еду, нет, за дегустацию! И куда же теперь направиться?

И тут я вспоминаю спор в толпе зевак у «Орлоя», где я притулился к русскоязычной группе туристов, чтобы послушать все те интересные данные о курантах, которыми я уже успел с вами поделиться. Спорили несколько мужчин, которых действо в знаменитых пражских часах не очень-то заинтересовало: у них была своя вечная тема — какое пиво лучше, и в какой пивной им больше понравилось. Конечно, не совсем прилично прислушиваться к чужим разговорам, но уж очень меня заинтересовали эти отзывы и рекомендации, ведь выбирать в таком нещадном количестве пивных и рестораций дело крайне сложное. И вот я расслышал там весь набор туриста первого заезда — «У Калиха», «У Флеку», «Воянув Двур», «Пивоварский Дум» и прочие, но последним в списке мне запомнился пивной ресторан с хитрым названием «Пивница у Пиврнца» (Pivnice U Pivrnce).Я вспомнил, что эту пивную проходил уже сегодня, фланируя в Еврейском городе, как раз напротив Майзеловой синагоги. Я взбодрился, как старый конь, почуявший близкий дом, и, воодушевленный принятым решением, двинулся прямо к цели.

За большим, во всю стену, окном уютно светился небольшой бар — стойка, несколько столиков, все ярко освещено и призывает войти вовнутрь. Эта схема типична для большинства пражских заведений: сначала бар, где можно прямо у стойки выпить кружку пива или еще чего-то на свое усмотрение, потом идет небольшой коридорчик, а дальше, обычно, лестница в подвалы, которые бывают большими и не очень, с грубыми стенами и потолками из древнего камня или оштукатуренными и выкрашенными или закопченными — нюансов много, но схема все же одна. Так и у «Пиврнца», который на самом деле оказался карикатурным героем типа нашего знаменитого «Петровича» Андрея Бильжо, вот только папа-автор этого самого легендарного Пиврнца чешский художник-карикатурист Петр Урбан.

Я прошел через бар и спустился в подвал — высокие и светлые залы, их несколько, а самый дальний — для некурящих. Не успел я устроиться за традиционным длинным столом на удобной, нагретой еще недавно сидевшим здесь любителем чешского пива лавке, как в зальчик ввалилась большая и шумная группа молодых немецких, как я понял, туристов. Хорошо, что я успел уже сделать заказ: не слишком утруждая себя выбором, я решил попробовать традиционное чешское блюдо «свичкову на сметане» (Svíčkové řezy na smetaně) — говяжью вырезку, приготовленную под специальным соусом из овощей, в основном моркови, подаваемую со взбитыми сливками и моченой или консервированной, за неимением свежей, брусникой сверху. Однако меня так смущало это несовместимое для моего грубо воспитанного вкуса сочетание продуктов — мясо и взбитые сливки, что я подстраховался и вдогонку попросил еще и экзотическую «Pivrncova plná nora» — как я понял фирменную некую нору — филе из свиной вырезки, нафаршированную под завязку смесью капусты с ветчиной.

Несмотря на то, что над вывеской я успел прочесть уже знакомую мне надпись, что это «классический пльзенский пивной ресторан», выбор пива здесь был богаче, чем «У зеленого дерева», и я смог заказать кружку темного «Велкопоповицкого Козла», которую сразу же и ополовинил, невольно выполняя рекомендации «как правильно пить чешское пиво».

Занимая возникшую паузу, я с видом знатока и, как мне казалось, почти профессионала приступил к более тщательному изучению гастрономических возможностей этого ресторана. И, надо сказать, был приятно удивлен, увидев не только значительный перечень оригинальных, по крайней мере по названию, блюд, но и их стоимость. Например, «Башта красного Пиврнца» (насколько я понял, это некий набор традиционной чешской еды, «башта» — синоним русского слова «вкуснятина»), в которой 200 граммов жареной утки и по 150 граммов копченой и тушеной свиной шейки с кнедликами и тушеной капустой, стоит 255 крон, а «Бомба Сильвера» — отварное свиное колено весом в 700 граммов, подаваемое с хреном, горчицей и «облогой» из овощей, — 230 крон.

В отличие от многих других пражских ресторанов, у «Пиврнца» совсем недорогая рыба: карп на чесноке — 130 крон, а 200 граммов форели, приготовленной по рецепту Мельника и подаваемой с жареным картофелем и ломтиком лимона, всего 150 крон. Правда, если ваша рыбка окажется потяжелее, то за каждые следующие 10 граммов ее нежного тельца придется доплачивать… всего по 5 крон. Порция жареного филе трески с вареным картофелем потянет лишь на сто крон, так же дешевы и блюда из птицы, приготовленные, как утверждает эта мудрая книга — меню — «как дома». При весе в 300–400 граммов, что сможет насытить даже самого голодного туриста, они стоят всего 130–185 крон.

Пиво же в этом благословенном заведении в самом центре Праги, да еще и в еврейском квартале, где даже услуги туалета обычно самые дорогие в городе, обойдется всего лишь в 25–30 крон за кружку.

Пока толпа молодежи рассаживалась и спорила о том, что пить и что есть, сноровистая и улыбчивая официантка (по-чешски — сервирка), явно подсмеиваясь над моей неопытностью, поставила два огромных блюда с заказанной мной едой. На одном каким-то изящным тортиком возвышалась башенка взбитых сливок с ягодкой на макушке, прикрывая ломтики говядины под небольшим слоем густого овощного пюре морковного цвета, а на другой тарелке под густым горячим сырно-грибным соусом скрывалась эта самая «нора» — свернутый неким конвертом кусок сочной свиной вырезки, фаршированный обжигающей смесью капусты с нежной ветчиной. По краям тарелки шла «облога» — листья салатов, маленькие морковочки, дольки свежих помидоров и плоские диски огурцов, здесь же дымился горячий отварной картофель.

Я решительно придвинул к себе «свичкову» и стал поедать говядину, обильно сдабривая ее вместо горчицы и хрена сладкой «шлегачкой» — взбитыми сливками, смешивая их с брусничным джемом, находящимся здесь же. Видимо, это блюдо из кухни дворянской, подумал я, навряд ли простой люд стал бы так изощряться, но тут же вспомнил, как когда-то мне довелось ужинать в загородном охотничьем ресторане в предместье Франкфурта-на-Майне, где «седло» оленя подавали тоже с брусничным вареньем и сладкими фруктами. Наверное, не зря придумали наши умудренные опытом предки оттенять вкус постноватого мяса сладкими и нежными добавками.

За соседним столиком сидела пожилая пара. Ловко, я бы даже сказал — грациозно, орудуя ножом и вилкой, они ужинали, запивая небольшими глотками пива в огромных литровых кружках. Было видно, что тяжесть такой кружки достаточно ощутима, но оба с таким изяществом подносили ее ко рту, что я невольно загляделся. Мужчина, стройный старик с прямой, как у офицера, спиной, поймал мой взгляд и, явно воспользовавшись этим, что-то стал говорить мне. Я понял лишь одно — он что-то хотел объяснить мне насчет моей «свичковой». Я с некоторой досадой развел руками, дескать, извините, не понимаю. И тогда старик, безошибочно определив, что мой родной язык русский, не немецкий, как у соседней кампании, которая продолжала горланить, будто ее высадили на необитаемом острове и теперь забытые и покинутые они пытались докричаться до проходящих на горизонте кораблей, медленно подбирая слова, объяснил мне, что, к великому сожалению, эта «свичкова» не настоящая, и ни в одном ресторане настоящей мне уже не попробовать, так как по кулинарным чешским рецептам настоящая свичкова, как и настоящий чешский пивной гуляш, должны выстояться не менее 24, а то и 30 часов, чтобы пропитаться овощным соусом и дозреть до настоящего вкуса. Правила же Европейского Союза, в который Чехия вошла несколько лет назад, запрещают в ресторанах и других предприятиях общественного питания подавать еду, приготовленную более трех часов назад.

Теперь понятно, почему мясо показалось мне суховатым, а вся эта сладкая прелесть не придала блюду необходимой гармонии. Жаль, что современность так безапелляционно вторгается в традиции, лишая знаменитые национальные блюда подлинного вкуса и прелести. Закончившие свою трапезу старики поднялись, несколько сочувственно раскланялись со мной и ушли, а я под гогот и шум молодежи, которой наконец принесли груду тарелок с едой, принялся за «полную нору».

И снова я понял, как правильно устроен мир, в котором такую сочную фаршированную свинину можно и нужно запивать холодным темным пивом. В этот раз ансамбль был полный, и удовольствие я получил неописуемое. Правда, тяжесть в переполненном желудке ощутимо давала о себе знать, особенно когда, варварски расковыряв явно неудачный яблочный штрудель, опрометчиво заказанный мной еще в самом начале моего пира, я расплатился и медленно повлек по лестнице наверх свое отяжелевшее от обильной еды тело, разглядывая на стенах и потолках многочисленные карикатурные сюжеты Петра Урбана, среди которых какие-то я понимал сразу, а перед некоторыми было бесполезно останавливаться, так как их не понять с моим знанием чешского языка. Наконец, посетив по пути и заведение для уединения, я выбрался из весело раскрашенной пивной и оказался на пустынной по случаю позднего вечера улице напротив Майзеловой синагоги.

Я смотрел на подсвеченную синагогу, на мерцающие свечи в окнах соседнего винного ресторана «Голем», дышал, набираясь сил, и думал: как все-таки демократично устроена Прага, если прямо через дорогу от синагоги я могу спокойно вкушать сочную фаршированную свинину под сырно-грибным соусом!

Мне предстояло еще идти через светящуюся каким-то волшебным светом площадь, завороженно глядя на сказочные башни Тынского храма, потом по Целетной против потока туристов, что невольно повторяли маршрут чешских королей, шедших на коронацию в собор Святого Вита, через Пороховую башню, когда-то называвшуюся «Ободранной», и тихую Сеноважну площадь, мимо загадочной голубой с бордовым стройной синагоги на Иерусалимской улице к тихому по случаю ночного времени Главному вокзалу, где на скамеечках устраивались на ночлег уставшие бомжи со своими необъятными сумками, в которых держат все, что нажили за жизнь, к станции метро на «красной линии», уносящей меня в маленький пансион на Ходове. Этот первый день моего гастрономического путешествия по Праге показался мне бесконечно долгим.

Когда и как начинает свой день отпускник, выбравший программу «свободного и независимого ни от кого плавания»? То есть просыпается, когда проснется, выходит из дома (гостиницы или пансиона), когда, преодолев боль от вчерашней пешей прогулки по бесконечно красивому городу, захочет снова увидеть его, в общем, живет как беззаботная божья тварь. Тем более что после вчерашнего обильного ужина ни о каком завтраке не может быть и речи: о еде теперь вспомнится только ко второй половине дня, несмотря на то что именно эту тему я поставил во главу своего путешествия.

В общем, во второй день я выбрался в путь уже далеко за полдень. Пока я ехал в пустынном вагоне метро — час пик давно прошел и вот-вот должен был наступить уже следующий — я судорожно размышлял, куда же сегодня направить свои стопы. Вышел на станции с таким родным, как оказалось, названием «И. П. Павлова». Произносимое чешским диктором слитно и с ударением на второй слог, оно долго звучало для меня не понятно, только в третий свой приезд в Прагу я понял, что станция названа в честь замечательного русского ученого, Нобелевского лауреата, академика Ивана Петровича Павлова.

Вышел наверх и сел в первый подошедший трамвай — им оказался знаменитый 22-й номер — самый длинный трамвайный маршрут города, проходящий через популярные у туристов места, что вызывает особую любовь к этому маршруту у карманников Праги. Проблема сохранения содержимого карманов настолько остра, что в каждом трамвае висят предупредительные таблички — дескать, лучше быть бдительным, чем остаться без бумажника. Кто бы спорил?! Надо признаться, для полной ясности, что среди воришек коренных чехов практически нет — не так воспитаны, а работают в трамваях и в местах наиболее густого хода туристской плотвы гастролеры из стран бывшего Советского Союза. К сожалению. И выбирают они почему-то с особой любовью именно соотечественников, узнавая их по беззастенчиво-громкой русской речи.

Усевшись на удобное сиденье у окошка, я решил ехать долго, смотреть на Прагу, а выйти уже где-нибудь на Погоржельце — я хорошо запомнил это легко понимаемое слово да памятник двум легендарным астрономам — Тихо Браге и Иоганну Кеплеру, что стоит рядом с трамвайной остановкой.

Как уже опытный праговед, я знал, что в Град и Градчаны не стоит идти от реки — слишком уж круто в гору придется подниматься, пересчитывая несколько сотен ступеней, и пока поднимешься, на красоты уже не остается ни сил, ни настроения. Нет, надо заехать с другой стороны — к Погоржельцу, погулять по Градчанам — предместью королевского дворца, где жили когда-то сановные дворяне, потом пройти через три двора самого Града, поразиться чуду собора Святого Вита, строившегося основательно и не торопясь ровно тысячу лет, а потом спокойно спускаться вниз — либо по «Старой лестнице» прямо к метро «Малостранская» — это если уже сил не осталось, либо, что логичнее и красивее, спускаться по Нерудовой улице, каждый дом на которой имеет особую историю и знаменит выдающимися постояльцами или гостями. Любой гид покажет вам дом, в котором жил Казанова, а в этом маленьком отеле останавливался сам Моцарт, здесь жил известный скрипичный мастер... Но все это вам расскажет гид или вы сами прочтете в путеводителе, я же хочу, как вы помните, посмотреть и опробовать, если получится, рестораны этой части Праги.

А трамвайчик тем временем уже проехал через реку, которая сегодня особенно свежа со своими серебристыми, кипящими пеной, порогами, с лениво передвигающимися прогулочными корабликами, которым не очень, видимо, хочется уходить от Карлова моста, заполненного, несмотря на ремонт, туристским людом. Стаи лебедей, привычно требующих дани от собравшихся на берегу зевак, выглядят кучевыми облаками, присевшими вдруг на край реки, над которой в голубом и беззаботном небе парит воздушный шар, вознесший двух счастливчиков, купивших себе это небесное парение-блаженство за умеренную плату.

Я проезжаю мимо скорбной процессии изуродованных людей, спускающихся по лестнице от «Голодной стены», бывшей когда-то городской стены, — это памятник жертвам коммунистических репрессий, которым подвергся чешский народ во времена «социалистического строительства». Число осужденных — 205 186 человек, казнено — 248 человек, в тюрьмах умерло 4 500, на границах, при попытке нелегального пересечения ее, погибло 327 человек, эмигрировало из страны 170 938 человек. По российским меркам цифры незначительные, но для страны, в которой в то время жило чуть больше 10 миллионов, — огромные! Население большого чешского города!

Зигзагом проходим через Малостранскую площадь — здесь всегда полно народа: одни идут к Карлову мосту, другие от него в Град, и сплошная череда ресторанных вывесок, по теплой еще погоде повсюду столики, и запахи обеденной Праги пробиваются даже в трамвай. Вот просочились через узкое место и снова, вдоль слепой стены, за которой скрывается замечательный образец паркового искусства Вальдштейнская «заграда», выкатываемся к реке, но уже на другом ее берегу, и солнце теперь слепит глаза, отражаясь на водной глади, а Карлов мост с фигурами святых и грешников темным профилем перечеркивает эту гладь. А над ним снова отблески, но уже золоченый «ларец» Национального театра, а далее стройный ряд дворцов стиля барокко вдоль всей набережной до самого «Танцующего дома», своим причудливым силуэтом искажающего или украшающего — это на вкус и суд зрителя — этот строй.

Трамвай рысцой поднимается размашистым серпантином в гору, и вот слева уже зеленеет своей вечной медной крышей Летний дворец королевы Анны. Далее за решеткой мелькает в оранжевых красках осени Королевский сад, а вот и дорога к крепостным стенам, главному храму и Королевскому дворцу, начинающаяся прямо от ресторана «Львиный двор», где с особым шиком подают зажаренного на вертеле целого поросенка. Еще пара минут, и трамвай застывает у памятника астрономам — это и есть мой Погоржелец, а значит, пора выходить.

Все, кто вышел вместе со мной на этой остановке, устремляются сразу вниз — через небольшую площадь в узкую горловину Лоретанской улочки, в створе которой видна черная каменная громада собора Святого Вита, а я удерживаюсь от этого порыва, поднимаюсь сто метров выше вдоль трамвайных путей и через старинные ворота прохожу во двор Страговского монастыря, заложенного еще в 1140 году при поддержке короля Вацлава II и знаменитого своей фундаментальной библиотекой с расписанным редкой красоты фресками Философским залом, куда не пускают простых смертных, но еще и… своим монастырским пивом, названным на всякий случай именем святого — Норберта, которое варится только здесь — в монастырской пивоварне.

Пиво варят здесь аж с 1628 года, и «Святой Норберт» — темная янтарная «четырнадцатка» — считается одним из лучших сортов среди «малых» пив Чехии. Пшеничное пиво «Святой Норберт» продолжает традиции варения «белого», т.е. пшеничного, пива в Чехии. Это пиво изготавливается наиболее старым в стране методом верхнего брожения с 1505 года, когда Вок из Рожмберка предоставил городу Тржебова право варить «белое» пиво. Пшеничное пиво в настоящее время переживает ренессанс и благодаря своей легкости и свежести популярно главным образом в летние месяцы. Из-за более низкого содержания хмеля оно пользуется успехом и у поклонников менее горького пива. Это пиво нефильтрованное, с содержанием пивных дрожжей, вызывающих помутнение, а также пшеничного солода (50%), который определяет светлую окраску. Дрожжи верхнего брожения естественным путем выделяют эфиры и фенолы, которые проявляются в виде широкой палитры оттенков аромата и вкуса. Искушенные любители пива могут в нем найти, например, гвоздику, мускатный орех, ваниль, банан, лимон и аромат копченостей. Чешское пиво пльзеньского типа, отличающееся высоким содержанием горечи (35–45 единиц горечи), в этом отношении является противоположностью пшеничному пиву, которое имеет 10–17 единиц горечи.

Хотя цена «Святого Норберта» очень высока, по признанию знатоков оно стоит этих денег. Известный в Чехии сладек — пивовар Мартин Матушка, прошедший школу «Пльзеньского Праздроя» и флековской пивоварни, прежде чем стать самостоятельным знаменитым мастером, — на Рождество варит здесь еще более плотное пиво — 19% «специал», которого выходит всего 1200 литров, так что отпробовать его достается далеко не всем желающим.

То ли прогноз выпал такой сегодня, то ли монастырское настроение виновато, но вдруг небо стало серым и низким. И из него посыпался мелкий, довольно-таки нудный дождик. Я было сунулся в пивницу, что прямо у пивовара «Святого Норберта», но там мне вежливо объяснили, что ждут группу туристов — официанты спешно накрывали столы — и мне, увы, нет места. В другую погоду можно было бы устроиться и на улице, где стоят деревянные столы, но сейчас под дождем этот вариант совсем не устраивал. Кроме меня, гонимые все тем же дождиком, в двери вбегали все новые просящие, но всем им был дан такой же «поворот от ворот». Расстроившись, я еще попытался найти прибежище и стол в Большой монастырской пивнице, в которой, как написано на указателе, 500 мест, не считая 150 мест на летней террасе.

Огромный зал тянется вдоль всей монастырской стены, что выходит на Погоржелец. Дальний конец зала едва различим, и пивная таких размеров больше походит на огромный концертный зал. Под кургузым навесом в барабане над огнем крутилось что-то огромное — явно целая туша бычка или кабана, медные варочные котлы придавали праздничность всему залу, а столы, застеленные белоснежными скатертями, уходили шахматными клетками куда-то за горизонт, но и здесь, глядя поверх меня, мне вежливо и скучно объяснили, что все «обсазено» — то есть, занято: заказано заранее, и вот-вот подъедут многочисленные автобусы, и шумные туристы, сотнями, наполнят своды этой древней харчевни довольным и сытым гулом, в хоре которого моего голоса не будет уж точно.

Я снова оказался под струями дождя и сквозь наплывшую серость вдруг увидел огонек — горел какой-то факел, за ним еще и еще, и так они подсказывали путь, как следовало из установленного тут же указателя, к ресторану «Пекло», в котором по случаю дневного времени цены на блюда были снижены вдвое. Я с радостью устремился вглубь монастырского двора и ведомый огнями вошел, наконец, через небольшую малоприметную дверь в мрачное подземелье. Нет, не в подвалы, а в какую-то пещеру, вырубленную в скале, своды которой поддерживают несколько рукотворных каменных арок.

Последние шаги к «Пеклу» я делал уже вдоль указующих огней на полу. В полумраке пещеры я разглядел несколько свободных столиков, человек двадцать — таких же «неорганизованных» туристов, которых не возят автобусом на заранее заказанные места, нашли здесь и крышу, и трапезу. Официант торжественно вручил мне тяжелое, роскошно выглядящее меню, с заложенным, правда, внутри скромным листочком с блюдами на сегодняшний обед, цены на которые и были снижены вдвое. Этот выбор, ясное дело, был небогат, и я, заняв место у стены, с которой свисала густая паутина, очень похожая на настоящую — для полного антуража не хватало только летучих мышей, — решительно полез в дебри предложенного мне фолианта-меню.

Рулеты из оленины по-чешски

Для приготовления потребуются: лук репчатый — 200 г, шампиньоны — 100 г, морковь — 1 шт., шницели из оленины — 12 шт., соль, перец — по вкусу, сало — 12 ломтиков, курага — 12 шт., чернослив — 12 шт., грецкие орехи (ядра) — 12 шт., топленое масло — 50 г, лавровый лист — 1 шт., бульон — 400 мл, красное вино — 250 мл, сливки — 100 мл.

Лук нарезать кольцами, грибы нарезать ломтиками, морковь вымыть, очистить и нарезать кубиками. Мясо посолить и поперчить. На мясо выложить сало, грибы, 1/2 лука и по 1 шт. кураги, чернослива и ядру гр. ореха. Свернуть рулетом и закрепить. Рулеты обжарить в масле, добавить и обжарить морковь, оставшийся лук, лавровый лист. Влить бульон, вино и тушить 40 мин. Рулеты выложить, а сок процедить. Влить сливки, слегка уварить, посолить и поперчить по вкусу. Можно подавать с грушами, тушенными с брусникой.

Колонка цен сразу заявляла, что я попал в солидный ресторан — на главные блюда разбег начинался от 300 крон и почти сразу же уходил за тысячу. Я выбрал закуски — горячий козий сыр на тосте с виноградом и грецкими орехами, а из блюд — «Лапшу Чертовой бабушки» — тонкую рисовую лапшу с кусочками нежной куриной грудки, приправленными соусом, оливками и сладким виноградом. Обычно это блюдо стоит 340 крон, но с дневными скидками сейчас за него возьмут лишь половину.

Пока выполнялся мой заказ, я в сумрачном свете подземелья прочел в меню, что нахожусь в бывшем винном подвале, который использовался еще с XII века. При Карле IVздесь хранилась коллекция французских вин, климат этого склепа всегда был ровным, что позволяло выдерживать вина многие десятилетия. Название же ресторану дано потому, что ровно над этой пещерой находится винный ресторан «В Раю», ну а что может быть под раем? Конечно, ад или пекло. В верхнем же ресторане, внешне ничем не отличающемся от типичного винного склепа, вытекает из скальной стены природный родник, наполняющий небольшое озерко, в котором, в ожидании своей очереди на огне кухни, плавает форель. Вот такая экзотика, да и еще сам факт нахождения всего этого на территории Страговского монастыря! Ясно, что и цены здесь должны быть эксклюзивными.

Но должен признаться, что мне здесь не понравилось. Давила сама обстановка: полумрак и рубленные тысячу лет назад своды пещеры, козий сыр — два маленьких обжигающих язык и нёбо кусочка на тонком — с лист бумаги — тосте, рядом четыре виноградины, разрезанные вдоль, с удаленными из них косточками и один очищенный грецкий орех сиротливой горкой на краю большой тарелки. Все это в окружении весьма вялого листа салата выглядит не очень аппетитно, а при цене в 160 крон — даже обидно. Лапша «Чертовой бабушки» тоже не соответствовала моим разыгравшимся фантазиям и цене, даже с учетом дневной скидки.

В общем, слоган «Кто не бывал в “Пекле”, тот не был в Праге», украшающий указатели и веб-сайт этого ресторана, — вполне в стиле сегодняшнего дня — больше обещает, чем дает! Второй раз сюда я бы никогда не пошел.

А тем временем дождь прошел, огромные булыжники с выпуклыми блестящими от воды спинами устилали мой дальнейший путь по подворью Страговского монастыря. Как-то не заладился у меня сегодня день, который с самого начала был солнечным и таким многообещающим. Я прошел мимо монастырской пивной, в которой был отвержен, через узкую щель спустился по лестнице на площадь Погоржельца и, еще не зная, как переломить настроение, пошел туда, куда глаза глядели — в сторону черного Вита, которому еще не высохшие струи дождя придали сланцевый отблеск. «Чернинский дворец» со своей венецианской штукатуркой нависал над Лореттой, площадь перед ним была пуста. А намокшие флаги свисали, как выстиранные простыни. Все было тихо и несколько уныло. И вдруг я увидел под большой старинной фреской вывеску — «У черного вола». Ба, да ведь это та самая знаменитая пивная, о которой я уже где-то читал. Кажется, она сохранила свой истинный национальный колорит, несмотря на то что стоит на «караванном пути», по которому день-деньской идут толпы беззастенчивых туристов. Я сделал пару снимков, дернул за ручку двери и вошел без тени сомнений.

Вошел я в какое-то подобие большого подъезда, весьма непрезентабельного вида, что меня несколько смутило. Налево в открытую дверь шипела и гудела кухня, а направо дверь вела в пивную. Сейчас мне кажется, что в тот момент мне как-то перехотелось идти дальше, а может быть, я уже это и придумываю. Но в пивную я все-таки вошел.

В ней было шумно и накурено — как и полагается в пивной. Затрапезные столы с непросохшими пивными лужами, грязный пол, как в привокзальном буфете где-то на далекой станции в Сибири, справа стойка с «пипой» — я туда не успел посмотреть. Прошел несколько шагов, увидел на противоположной стене какой-то резной деревянный герб под старину, под ним посетители в дыму-угаре, вскинул фотоаппарат, чтобы «щелкнуть» общий вид, но тут же был одернут резким движением за плечо. Я оторопел! Передо мной стоял огромный чишник, во взгляде которого плескалась неприкрытая злость (я бы сказал ненависть, но остерегусь столь крайних выражений). Не помню деталей дальнейших нескольких секунд, но я оказался за столом, передо мной плюхнула пеной через край большая кружка темного «Козла», а я из нескольких выражений столь негостеприимного хозяина понял, что снимать здесь запрещено… Я попытался объяснить ему, что… слушать меня не стали, а еще и пригрозили: если он увидит где-нибудь фото его заведения, то подаст на меня в суд.

За барной стойкой стоял второй номер, флегматично наблюдавший за «бурей в стакане», которая, как я понимаю, была здесь не редкостью. Этот же, что осадил меня и пригрозил мне судом, был, наверное, главным разводящим. Он шумно ходил по залу, примечал очередной опустевший жбан и тут же делал распорядительный жест второму, который спокойно, покуривая трубочку, наливал пиво, смахивал верхнюю пену ножом и доливал уже до края. Иногда «грозный разводящий» выходил в «подъезд» и приносил из кухни тарелки, которые ставил на столы с тем же стуком и азартом, что и мою переполненную кружку. Я потихоньку огляделся вокруг: в пивной были только свои! Я здесь оказался инородным телом, которое вся эта знаменитая пивная, куда после очередного рабочего дня «на пиво» заходят сотрудники министерства иностранных дел, а говорят, и сам министр, отторгала без всяких сомнений. Может быть, окажись я полегче телосложением, меня бы вообще вышвырнули за воротник — шучу, но чувствовал я себя здесь явно не в своей тарелке.

Я посмотрел на стоящий посреди стола картонный ценник: еда здесь самая обычная для пивной, традиционная, но поразительно дешевая, пиво — всегда свежий «Велкопоповицкий Козел» всего по 26 крон за пол-литра, однако ни пить, ни есть у «Черного вола» мне уже не хотелось.

В пивную вошел молодой человек в кожанке и с мотоциклетным шлемом в руках, огляделся и подошел к моему большому столу, за которым я пока был в вынужденно гордом одиночестве. Он вежливо спросил, свободно ли, сел на противоположный край и тут же пригубил уже подоспевшую кружку. Потом достал какую-то газету и начал ее изучать, запивая свежие новости свежим же пивом. Напротив, я уже умею различать, за длинным столом постоянных клиентов, которых называют здесь «домаци» — своими, домашними, сидела компания мужчин и женщин среднего возраста. Пиво они запивали «туземским» ромом — любимым крепким напитком местных пивных. Когда-то он так и назывался — ром, но Куба подала на чехов в суд, и тот запретил называть местный напиток этим гордым названием, чтобы его не спутали со знаменитым кубинским ромом. Название поменяли, а любовь к напитку осталась.

Так разглядывая непринужденную, абсолютно чужую мне, обстановку типично чешской пивной, я допил через силу пиво, положил на «учтенку» с длинной чертой, означавшей — «одно пиво» — тридцать крон и вышел на улицу. За все это время я не поймал на себе ни одного взгляда посетителей — меня для них просто не существовало.

Настроение, конечно, упало совсем до нуля, идти не хотелось уже никуда, я свернул налево и, огибая Тосканский дворец, спустился в какие-то узкие совершенно безлюдные улочки Градчан, где никогда раньше не бывал. И чем дальше я отходил от «Черного вола», тем больше понимал, что реакция чишника была вполне объяснима, хотя я и не уверен, что именно мое появление так вывело его из себя, а не попал я просто под горячую руку, которую разогрели еще задолго до моего появления. А даже если и я…

Как еще оградить свое детище — старинную пивную с вековой историей и постоянными клиентами от нашествия бесцеремонных туристов, что прут, не разбирая, сметая все на своем пути, а получив рекомендацию в каком-нибудь путеводителе — «типичная чешская пивная с непередаваемым национальным колоритом, еще не освоенная туристами», считают своим долгом нагрянуть сюда, как на экскурсию в зоопарк? Эдак со мной еще и хорошо обошлись, из врожденной, видимо, национальной вежливости.

Я дам вам свои рекомендации: уж если вы турист, то и ходите по туристским маршрутам и посещайте заведения, в которых вам всегда искренне или по должности рады, если же все-таки вы отважитесь познать подлинный дух и местный колорит страны, в которой путешествуете, не только Чехии, то постарайтесь сделать это как можно деликатнее и не забудьте спросить разрешение на фотографирование, а на всякий случай будьте готовы к тому, что вы его не получите.

Все эти рассуждения меня успокоили. Повертев головой, чтобы сориентироваться, я увидел, что нахожусь в небольшом, застроенном старинными домами, квартале с поэтическим названием «Novy svet», что в переводе звучит несколько прозаичнее — «Новый мир», но вполне возможно, чехи, как и многие европейцы, именно так называют Америку. Эту «четверть» (так в Чехии называет городской квартал) чехи, из своего вечного пристрастия сравнивать Прагу с Парижем, называют еще «Латинским кварталом», и издавна он считается излюбленным местом проживания творческой интеллигенции Праги.

Впереди дорога пересекала Олений ров и выводила к трамвайным путям, а слева, в маленькой улочке, в опустившихся уже сумерках, прямо на моих глазах зажглась вывеска — «У золотой груши». Я подошел поближе и заглянул в небольшое окно.

Как бы вам рассказать, чтобы вы представили этот небольшой безмерно уютный ресторанчик с темными дубовыми панелями, с накрахмаленными куполами салфеток на белых с желтым, цвета топленой карамели скатертях, с призывными огнями свечей, пробивающихся из маленьких фонариков, подвешенных на цепочках, и отражающихся в больших и малых фужерах, с отблеском благородного серебра приборов, с аквариумом посредине с большой экзотической рыбиной, скучающей без посетителей, и огромной клеткой с попугаем, терпеливо ожидающим наступления вечера и появления клиентов. В ресторане не было ни-ко-го! И меня потянуло в этот уют, в это карамельное тепло, я вошел и тут же понял, что не ошибся!

Бармен или официант, кто их разберет, встретил меня так, будто только меня он и ожидал весь этот долгий осенний день и именно для меня он накрыл все эти столы, не зная, с каким настроением я войду и где мне захочется сесть, чтобы стряхнуть с себя дневные заботы и расстегнуть усталую душу. Я выбрал столик у окна, мне поставили такой же фонарик с зажженной свечой, подали меню и разрешили сфотографировать все это великолепие — не жалко, снимайте и рассказывайте всем, как хорошо, как замечательно в «Золотой груше»!

Воспитанный, я бы даже сказал — вышколенный хозяин «Малого салона» (на втором этаже находится еще и «Большой салон» этого ресторана) не стал стоять у меня над душой, а оставил меня наедине со всем великолепием интерьера и гастрономическими глубинами меню. Воспитанная, как и полагается в приличном обществе, рыбина в аквариуме не обращала на меня ни малейшего внимания, чтобы не смущать, попугай же наоборот — молча, может быть он вообще из породы неразговорчивых или даже неговорящих, рассматривал с большим подозрением, склонив свою разноцветную голову набок.

Меню было очень немногословным, как и этот попугай. Буквально на одной страничке с достоинством, вполне подходящим для богатого и, видимо, популярного в определенных кругах ресторана были перечислены гастрономические шедевры, редкие для обычных чешских ресторанов. Например, каталонский рыбный суп с кусками свежих рыб и морскими «фруктами» — как я понимаю, некий аналог провансальского буйабеса по цене 345 крон за порцию, а традиционная для Чехии запеченная утка (половинка) на грушах с красной капустой и картофельными кнедликами — 391 крона, 400-граммовый кусок запеченного молочного поросенка с молодым картофелем потянет уже на 575 крон, 200 граммов филе из «свичковой» аргентинского бычка с картофелем на сливках, ранней зеленью в луковом желе — 667 крон, ну, а канадский омар в 400 граммов весом в чесночно-масляном маринаде, приготовленный на гриле со всеми мыслимыми по такому случаю приправами, стоит 989 крон — вполне царское блюдо. Для тех, кто понимает, конечно, в этом толк.

Есть блюда попроще — например, бараний шашлык, запеченный на гриле с помидорчиками «шерри», подаваемый с овощным кускусом и фламбированный водкой — то есть облитый водкой и подожженный для особого эффекта, всего за 529 крон. Можно, конечно, удовольствоваться и жареной куриной грудкой с шафрановым рисом со свежей спаржей и соусом из итальянского сыра горгонзола за 345 крон…

В моем желудке ощутимой тяжестью лежала рисовая лапша «Чертовой бабушки» из «Пекла», и при всей соблазнительности описываемых здесь искушений «Золотой груши» взять что-нибудь серьезное — типа молочного поросенка, которого мне еще никогда не доводилось есть, — я не мог. Дождавшись возвращения тактичного бармена, я с размеренной и несколько манерной грацией, как мне показалось, чуть притомившегося царя Соломона заказал… чай и фирменный грушевый пирог.

Ну что ж подумал, наверное, этот тактичный официант, не выдавая мыслительного процесса ни одним мускулом, чай так чай. Мне принесли серебряный чайничек, фарфоровую пару — чашку с блюдцем, потом поставили тяжелый ларец, мне показалось, что из какого-то ценного дерева, в котором уютно располагались маленькие коробочки разного чая. Я быстро разглядел известный мне EarlGrey и вытащил его, будто шар из лототрона. В коробочке оказалась порция лиственного черного чая в специальной сеточке. Пока я разбирался с чаем, на подогретой тарелке английского фарфора мне принесли горячий грушевый пирог, политый расплавленным бельгийским шоколадом. При этом специальная вилочка и такой же специальный ножичек для священнодействия над этим пирогом возбудили во мне непонятный трепет, под внутренний и неслышный аккомпанемент которого я и съел это произведение гастрономического искусства, запивая ароматным английским чаем, впервые в своей жизни стараясь как можно дольше продлить это наслаждение.

Оставив за все это блаженство каких-то 300 крон, получив десяток самых искренних щедрых улыбок с пожеланиями доброго дня и приглашением вновь посетить «Золотую грушу», с высоким градусом прекрасного настроения я вышел в темноту осеннего вечера и, чтобы не расплескать в себе всей этой прелести, на полном энтузиазме прошел две трамвайных остановки пешком, позволяя удивленным трамваям обгонять себя, прежде чем снова вернулся в реальный и грешный мир людей, сев в подошедший вагон все с тем же магическим номером 22.

Что касается еды и питья, жизнь в Чехии просто райская, все домашние продукты имеются в большом количестве и стоят очень дешево.

Карл Адольф Редел, 1710 год

Однако возвращаться в пансион мне не хотелось, и, пользуясь замечательным настроением, полученным в «Золотой груше», я решил продолжить вояж: вышел на залитой огнями Малостранской площади, что приютилась у самого подножья Града, и пошел чуть вверх, отыскивая знаменитую пивную — «Барачницку Рыхту» (Baráčnická rychta, Tržiště 555/23, Praha 1 — Malá Strana), в которой, по слухам, приличная кухня с вполне демократическими ценами, но главное, как уверяют завсегдатаи, это полный ассортимент знаменитого свиянского пива, называемого некоторыми знатоками одним из лучших в Чехии, а значит, и в мире.

Пивоваренный завод Свияны — год основания 1564, сладек — Петр Меншик. В ассортименте: свиянская «деситка» — светлое непастеризованное, «Свиянский Маз» — светлое выдержанное с алкоголем до 4.8%, «Свиянский Рытирж» (Кавалер) — выдержанное 5% алкоголя — полное пиво темно-янтарного цвета, с пеной густоты сметаны и округло-приятным горьким вкусом. В этом же благородном ряду «Свиянский Книже» (Князь) — замечательная «тршинацатка», «Свиянска Кнежна» (Княгиня) — темное выдержанное, оранжево-каштанового цвета, с легким кофейным началом и очень сладким «телом», и «Свиянский Барон» — светлое специальное, выдержанное, которое варится сезонно.

Когда-то этот район Малой Страны населяли ремесленники, простой люд, а само название ресторанчика, который по своему статусу и конституции лучше всего отнести к типичной чешской пивной, имеет такую историю. Еще в 1874 году в Колине появилось некое пивное сообщество, объединяющее чешских ремесленников и земледельцев и названное по имени небольшой господы «Барачек» (вполне возможно, что само слово «барачек» — уменьшительно-ласкательное от слово «барак» — здание, дом). В короткое время это сообщество стало популярным и любимым среди простого люда своей теплой и душевной обстановкой, а в 1880 году такое же барачницкое сообщество появилось уже и в Праге, в Дейвицах, а затем и на Градчанах, в Бубенечи и даже в Старом городе. Сообщество успешно расширяло свое влияние на всю Чехию, и вскоре уже появились такие пивные и в Вене, а потом даже в США.

Главным делом сообщества стало сохранение и восстановление старых национальных чешских традиций и ремесел. Сообщество устраивало балы с народными танцами в национальных костюмах, празднование весны и других традиционных чешских праздников. Из тех же побуждений члены сообщества восстановили старинные названия титулов местных чиновников, некоторые из них применялись с явной насмешкой. Особую признательность Барачницкое сообщество-братство получило во времена Всеславянской выставки, которая проходила в Праге в 1885 году, на которой «барачники» представили модель своего пражского сообщества и продемонстрировали старочешские обычаи и обряды. Именно эта модель и стала определяющей для «барачницкого» уклада — очень своеобразного образа жизни среднего горожанина, объединенного с соседями и единомышленниками патриотической идеей.

На волне успешной выставки и было проведено объединение всех подобных групп и сообществ в единый союз «барачников» на земле чешской с датой учреждения 15 августа 1896 года. Впоследствии это общество играло большую роль в общественной жизни страны. Например, после войны в 1948 году обществом было выделено на поддержку национальных задач около трех миллионов крон, а отдельно на реконструкцию Староместской ратуши еще триста тысяч крон. В рядах «барачников» во все времена были знаменитые в Чехии люди.

Найти эту пивную не так уж и просто, тем более что по пути встречаются соблазнительные рестораны и кафе, но я вышел точно и за неприметной вроде бы дверью нашел переполненную пивную, в которой не было ни одного свободного места. Пробегавший мимо официант улыбнулся мне и развел руками — дескать, ничем помочь не могу, приходите в другой раз. Кухня в «Барачницкой Рыхте» простая, сытная и недорогая. Самое удивительное, что для меня очень приятно: этот ресторан с 8 февраля 2008 года стал некурящим — теперь здесь царят только пивные и кулинарные запахи-облака. Дневное меню, состоящее из традиционной чешской полевки (супа) и главного блюда, стоит всего 95 крон, поэтому и днем здесь не бывает свободных мест, я это проверил сам, придя сюда и во второй раз так же безрезультатно.

А так жаль, потому что любимые мной мясные блюда готовят здесь, по рассказам, с большой любовью, а цены вне всякой конкуренции, ну посудите сами: 600 граммов свиных ребрышек, маринованных в четырех приправах и запеченных с чесноком, подаваемых с луком, горчицей и свежим хреном, стоят всего 168 крон, «Мысливецкое плато» в 600 граммов, способное накормить 2–3 едоков, являющее собой представительный набор традиционной чешской кухни: запеченное свиное колено, маринованное в приправах, свиные ребрышки, шашлык из дичи, запеченные шампиньоны, поджаренный бекон, лук и картофельные лепешки, стоит всего 598 крон, или два запеченных утиных окорочка с двумя видами кнедликов и с традиционной белой и красной тушеной капустой всего-то за 199 крон! Главное блюдо чешской пивной — свиное колено в 800 граммов, которое, как принято, подается с маринованным огурчиком, горчицей и хреном, стоит здесь 178 крон — цена замечательная, не правда ли?

Если вы предпочитаете говядину, то в «Барачницкой Рыхте» готовят нежную телятину, порциями по 200 граммов запеченной вырезки, которую подают с нежной пармской ветчиной в винном шалфейном соусе с картофелем, поджаренным на масле и посыпанным петрушкой, и такое сногсшибательное блюдо стоит всего каких-то 210–220 крон. Здесь можно отведать и дичи (в чешском меню — «зверины») — охотничьих трофеев, например вырезку из молодой лани со сливовым соусом и карловарским кнедликом или с винным соусом, брусникой и картофелем с петрушкой за 195 крон.

И вроде бы не был я голоден, но, начитавшись меню, с явным замыслом предусмотрительно вывешенного у дверей переполненного ресторана, я несколько поскучнел оттого, что лишен возможности приобщиться к кухне «Всебарачницкой рыхты», и через проходной двор, называемый в Праге французским словом «пассаж», вышел на запруженную, всегда нарядно-празднично выглядящую Нерудову улицу.

Я вспомнил, что рядышком, на улочке Янский вершок (это я по-своему так перевираю названия пражских улиц), есть еще один славный ресторанчик, который называется «У семи швабов» (Jánský vršek 14, Praha 1, Malá Strana). Мне и в голову не пришло, что швабы — это не немцы, и вообще не люди, а чешский вариант наших «пруссаков» — тараканов! Так что ресторан в нашем понимании назван не совсем аппетитно — «У семи тараканов», но и тут меня не ждали — пятница! И этим все объяснилось легко и просто!

«У тараканов» по пятницам всегда битком: сюда привозят туристов на специальное шоу — Средневековая корчма — именно так позиционирует себя этот ресторан. Еду подают здесь прямо с огня, в больших керамических мисках и на металлических блюдах, народная музыка средних веков, платья из грубых холстов у официанток, а под занавес, на потеху объевшихся гостей, поединок на рыцарских мечах, танцы и глотание огня.

Сюда хорошо ходить большой компанией, предварительно заказав стол. Цены здесь на старочешскую кухню — обильную и вкусную — повыше, чем в «Барачницкой Рыхте», но все равно невысокие: супы — 45–55 крон, блюда из птицы — 185, половина печеной утки — 355, рыба — 135–230, традиционные старочешские блюда из свинины — от 140 до 250 крон, свиное колено на двоих — 360, вегетаринские блюда — 110–175, дичь — 225–450, «специалиты» из говядины — бифштексы и стейки, например большой стейк «Перед битвою», запеченный с беконом, подаваемый с зеленью и маслом на травах, — 375 крон, столько же стоит стейк «После битвы», подаваемый на шпажке, с нежным сливочно-перечным соусом — 350 крон; блюда на двоих 580–680, салаты от 55 до 170, целая запеченная утка — 480, гусь с яблоками на шестерых — 560 крон.

Есть здесь и свой коронный номер, называется он «Пиршество» — плати 1555 крон и ешь, сколько твоя душа пожелает, любое блюдо из меню, и при этом пей, сколько выдержат брюхо и глотка, за исключением, понятно, крепких алкогольных напитков, которые в Чехии называются «твердыми». Интересно, много ли таких смельчаков нашлось и не объели ли они корчму, рискнувшую на столь щедрый жест?

Уже давно стемнело, но повсюду ключом била пятничная бурная жизнь — в барах плотной стеной у стойки сидели «белые воротнички», в ресторанах и пивных, в которых немалое количество мест, все было занято разгулявшимся туристским людом, среди которых я безошибочно определял своих соотечественников. Они всегда шумны и очень жизнерадостны — их приятно поражают цены на огромные, по российским меркам просто фантастически огромные, порции, ну и конечно, чешское пиво — любимый напиток российского туриста.

К следующей корчме, разрекламированной в многочисленных путеводителях, к «Королю Брабантскому» (Krčma «U krále Brabantského», Thunovská 15, Malá Strana), я шел, уже понимая бесполезность и наивность своей попытки прикоснуться к «легенде». На углу Thunovská и Zamecka, преодолев короткий, но ощутимый после целого дня на ногах подъем, я увидел в ярко освещенные окна ресторана «У трех черных роз» пустыню — кроме скучающего и почти уснувшего бармена в этом заведении почему-то никого не было. Следующая дверь вела в корчму «У короля Брабантского». Признаюсь, что сейчас я с огромным трудом пытаюсь вспомнить географию внутреннего пространства этого ресторана, но чувствую, что все усилия напрасны: в голове лишь какие-то обрывочные фрагменты и лишь самое общее представление о той обстановке, к которой я оказался совсем не готов.

На полу валялось сено, в воздухе, наполненном копотью светильников и горьковатым запахом стеариновых свечей, стоял неровный шум праздничной гулянки, на грубо сколоченных столах — огромные миски, керамические жбаны и деревянные доски и металлические противни с едой — большие куски мяса и птицы, живописная груда овощей, среди которых жизнерадостным золотом выделялись целые початки вареной кукурузы. На длинные деревянные лавки были наброшены то ли шкуры, то ли овчина, под потолком вязанки трав, и повсюду, кроме светильников, чадящих маслом, огромное количество свечей, неровный свет от которых дрожит и вводит в головокружение. Все настолько отвечает подлинной грубой реальности средневековой корчмы, что не сразу понимаешь, что вокруг тебя идет театрализованное представление.

Не успел я толком разглядеть весь этот непривычный антураж, как ко мне подскочила юркая цыганка в широченной юбке, подолом по полу, и в просторной белой блузке, из которой, казалось, вот-вот выпрыгнут огромные шары ее грудей. В руках она держала огромный тесак, смахивающий на турецкий ятаган, которым жестикулировала так яростно, что я не на шутку озаботился, опасаясь еще и здесь попасть под раздачу. Цыганка чуть ли не набросилась на меня, громко и довольно-таки грубо спрашивая, чего я тут потерял. Должен признаться, что я несколько растерялся, но, оглядевшись и увидев улыбающуюся публику, я только теперь понял, что все это вечерний спектакль, предназначенный для развлечения посетителей и лучшего переваривания ими предлагаемой грубой, по законам средних веков, еды, а я совсем некстати оказался частью этого представления, которое идет здесь давно и успешно.

Не отвечая, стараясь лишь неловкой улыбкой показать, что я все понимаю, дескать, только отстаньте от меня, я попытался пройти вглубь, чтобы лучше рассмотреть корчму. Вниз, в подземелье, вела узкая винтовая каменная лестница. С едва скрываемым раздражением — не люблю я такие лестницы, ведущие неизвестно куда, — я все-таки стал спускаться вниз, но тут же столкнулся с официантом в пиратской бандане с двумя огромными подносами с едой в поднятых напряженных руках. Мне пришлось отступить, так как разминуться на этой лестнице не было никакой возможности. В конце концов я спустился вниз — в тесное мрачное подземелье, весь потолок которого был облицован… человеческими черепами. Мне стало жутковато, и, видимо, скрыть этого я не сумел, так как публика вовсю стала потешаться надо мной. С трудом повернувшись в жаркой тесноте, отметив уже по ходу, что посетители едят руками, пользуясь только ножом, а сбоку какой-то укротитель разворачивает толстенного удава, оборачивающего его шею в несколько витков, я с еще большей поспешностью оставил это средневековье и выскочил на пустынную улочку.

По лестнице, что ведет прямо к Граду, спускались редкие туристы — последние на сегодня покорители королевского холма. Рядом, в картинной галерее художников Бенони, с большого полотна со вселенской тоской в глазах на меня сочувственно смотрел «вечный жид» — носитель печали. На других полотнах в искривленном эллиптической перспективой пространстве виднелись шпили, башни и крыши нестареющей Праги, а лукавый уличный фигляр пытался натаскивать ручную сороку на ювелирные изделия, предлагая ей в качестве примера золотую ложку, но сороке, судя по картине, больше приглянулся золотой зуб своего учителя и хозяина. После душной обстановки средневекового мракобесия, так искусно имитированного в ресторане «У короля Брабантского», от картин на белых стенах веяло покоем и непередаваемой красотой.

Я внутренне поднялся над всей этой мирской суетой и с высоты невысокого птичьего, я бы сказал, воробьиного, полета попытался обозреть весь этот день: он был пронизан неудачами, и лишь «Малый салон» ресторана «У золотой груши» волшебным ларцом, источающим тепло и яркий свет, скрашивал его. С таким итогом уходить на ночлег было нельзя. Я прислушался к себе: рисовая лапша с кусочками куриной грудинки уже растворилась, ожог от горячего козьего сыра, правда, никуда не делся, а сладость и нежность грушевого пирога с бельгийским шоколадом вспоминались как дивный и далекий сон — можно было, пренебрегая всеми заповедями о здоровом образе жизни, зайти в ресторан и наесться как следует на ночь, но ошибиться было нельзя — я должен был перебороть тенденцию этого дня и навсегда покончить с неудачами.

Конечно, никакого плана у меня не было, но душа просила викторианского покоя, солидности, тепла и хотя бы немного роскоши, степенного и уважительного обслуживания и, конечно же, вкусной еды, которую можно было бы есть не торопясь, ощущая наслаждение от каждого кусочка.

Еще не догадываясь, насколько все это близко, я повернул на Замецкую и спустился к Малостранской площади, к самому устью круто падающей с горы Нерудовой улицы. На левом углу в замечательном старинном доме с аптекой находится знаменитый ресторан «У черного орла», справа ресторанчик «У петуха», я в нерешительности остановился. И тут, видя мое замешательство, ко мне подскочил молодой паренек с развернутым, как флаг, меню в руках. В свете фонарей я успел разглядеть колонку цен и готическими большими буквами тисненное название ресторана — «У черта» (Nerudova 4, Praha 1).

Сам черт, деревянный, раскрашенный как индейский тотем, с выдающимся пузом, говорящим о пристрастии к еде, довольно-таки дружелюбно скалился в дверях ресторана. «Чем черт не шутит?» — подумал я и решительно шагнул внутрь. И надо признаться вам, что эта пресловутая решительность при таком шаге в выбранном вдруг направлении нужна всегда, набраться ее особенно важно и нелегко, когда в радиусе десяти метров двери еще как минимум четырех ресторанов соблазняют и манят тебя к себе.

Как только я перешагнул порог ресторана, о чем приветливо сообщил звучный колокольчик над дверью, я понял, что пришел наконец, преодолевая все тернии этого долгого дня, именно туда, куда мне так хотелось — в уютный маленький храм вкусной еды, которой поклоняются все обжоры от Адама до меня.

Ну как описать интерьер, в котором тысяча мелких деталей и каждая, кажется, на своем месте и придает дополнительный тонкий шарм. Это уже потом, взяв на память визитку, я с удивлением прочел, что хозяева позиционируют (обожаю это слово, наводящее самую определенную конкретность) свое уютное и очень душевное (как высшая форма определения кайфа) заведение — малостранской госпудкой! Может быть, что-то изменилось и не успело отразиться на визитке, но ничего общего с госпудками-пивными, которые мне довелось повидать уже многими десятками! Самый настоящий ресторанчик с дубовыми панелями, картинами и фотографиями в строгих, хоть и золоченых, рамах. Над баром, правда, надпись, что все пути ведут к черту — наверное, кого-то столь откровенное богохульство отпугнет, но для них прямо рядом, в ста шагах, огромный собор Святого Николая, а нам и тут хорошо. В нишах во всю стену панно — с видами Праги и с изображением большого Черта со всем своим семейством, занятым, по-моему, пиршеством у горячего котла.

Есть, наверное, в этом какая-то диссонирующая вольность, но именно вольность — фривольность, а в остальном все в строгом стиле — столы, застеленные красными скатертями и сверху покрытые темно-синими, с серебряным отсветом, накидками, на полках керамические кофейные мельнички, банки для хранения специй «а-ля позапрошлый век», стойка с винами, которыми можно гордиться — подборка со всего света. Здесь и сладкие новые австралийские, и конкурентоспособные чилийские, и традиционные законодатели французские и итальянские, легкие испанские, и пробивающиеся в верхние строки рейтингов белые моравские, понятное дело, коньяки и виски, и даже кальвадос, который я уже давно хотел отведать, зная, как любил его незабвенный комиссар Мегрэ — мой любимый литературный герой. А я даже заранее выписал о кальвадосе из французской энциклопедии:

«Кальвадос — самый известный из крепких спиртных напитков на основе фруктов. Он производится в Нормандии, на северо-западе Франции. Получают кальвадос путем двойной дистилляции сидра — результата брожения яблочного сусла. Для производства кальвадоса используются яблоки только лучших сортов, выращиваемых в строго определенном регионе (Calvados) с высочайшей степенью контроля за их качеством. Вначале из яблок отжимают сок, после ферментации он превращается в высококачественный сидр, который затем проходит процесс дистилляции и превращается в молодой кальвадос, выдерживающийся в дубовых бочках до полной его зрелости. Со временем кальвадос приобретает богатый насыщенный вкус и восхитительный аромат, его цвет меняется от золотистого до глубоко янтарного. Крепость готового кальвадоса — 40%. При производстве более выдержанных сортов кальвадоса (V.S.O.P. и старше) используются яблоки области Pays d’Auge (лучшие земли региона), и сидр проходит двойную дистилляцию в традиционных перегонных аппаратах.

Обычно кальвадос пьют в кругу друзей после еды, чтобы полностью оценить его вкусовые качества. Однако ценители этого напитка заметили, что стаканчик кальвадоса до еды или в перерыве между блюдами вызывает чувство голода и улучшает аппетит. Это свойство напитку придает содержащаяся в нем яблочная кислота. В наше время потребление кальвадоса претерпевает изменения. Сейчас в основном он подается в качестве аперитива, в чистом виде или со льдом, а так же в различных коктейлях. И времена, и мода меняются, поэтому только от вас зависит, где и когда наслаждаться благородным напитком из самого сердца Нормандии».

Из книги «Французская кухня»

Учитывая именно последнее замечание, я и начал свое пребывание в гостеприимном «Черте» с маленькой рюмки благоухающего, не обжигающего горло, но перехватывающего дыхание своей крепостью, кальвадоса — CalvadosPéreMaglioreV.S.O.P. — прикосновение к легендарному комиссару Мегрэ всего лишь за сто крон. Ну а дальше, не знаю уж, насколько это было в формате и по фэн-шуй с кальвадосом, я попросил кружку темного «Козла», который показался мне необыкновенно вкусным, ну просто первый раз такой!

Увлеченный меню и предстоящей трапезой, я как-то не очень разглядел и плохо запомнил двух обаятельных официанток, то и дело подходивших к моему столу, поэтому мало что могу о них сказать. Разве что, как мне показалось, у них не было ничего общего с банальным нарядом официантки — ни наколки на голове, ни фартука с карманом, в котором, как в кобуру, обычно вставлен толстый бумажник, помню только, что выглядели они как две хозяйки, и я их именно так и воспринимал.

Сначала мне принесли свежайшие булочки, а к ним ароматное масло на провансальских травах — это для того, чтобы я мог слегка перекусить и чтобы не скучно было ждать своего заказа. Жаль, что не во всех заведениях проявляют столь приятное внимание, заставляя иной раз в томительном ожидании глотать голодную слюну.

Но в этот раз ждать мне не пришлось: почти сразу же подали на треугольной стильной тарелке салатную горку с кусочками балканского сыра — мой любимый шопский салат, и едва я с ним управился, подоспела уже и «специалита» самого шеф-повара. Это оказался нежный куриный рулет, начиненный пармской ветчиной и сыром, все под сливочным соусом, а вместо полагающегося к этому блюду риса я попросил принести мне отварного картофеля с маслицем. Я еще успел сфотографировать всю эту картину, достойную кисти настоящего художника, и только потом принялся за трапезу, стараясь сдерживать свою плебейскую привычку есть быстро. В этот раз я смаковал и вкушал с прикрытыми от удовольствия глазами. Нет, день прожит не зря!

Промокнув губы накрахмаленной салфеткой, я решил закончить ужин на высокой ноте и… заказал десерт — фруктовый салат под взбитым до консистенции легкого кучевого облачка ароматным кремом, составляющие которого мне неведомы, но все, что этот крем покрывал, даже обычный банан, который кто-то умудряется жарить, превратилось в растворяемую волшебного вкуса субстанцию, нежно обволакивающую и ублажающую мою насытившуюся плоть изнутри. В свои прежние приезды в Прагу я много раз проходил по Нерудовой из Града на Малую Страну, и каждый раз, глядя на вывески и зазывные огни расположенных на ней ресторанов, мысленно усмехался: нет уж, меня вы сюда не заманите, я не собираюсь платить бешеные деньги за то, что чуть в стороне можно купить в разы дешевле. Я считал себя умным и расчетливым, но теперь, увидев цены в ресторане «У черта», я понял, как я ошибался и сколько раз я прошел мимо великолепной кухни и настоящего ресторанного интерьера.

Ну, посудите сами: закуски, включая красную икру, от 110 крон до 170; рыба — 200 граммовые порции, например форель по рецепту Петра Вока — 180 крон, камбала на масле с соусом «Кардинал» — 190, лосось на красном перце с нежной зеленью — 190 крон, даже меч-рыба, запеченная на решетке и подаваемая с пикантным соусом, и та всего за 190 крон. Не дороже 190 крон и блюда из птицы, а из дичи и говядины не дороже 240 крон за двухсотграммовые порции. Самыми дорогими в меню этого ресторана являются блюда на двоих: 400-граммовый «Малостранский шпиз-шашлык» за 390 крон и такой же по весу «Шатобриан» за 450 крон. В пресловутом «Пекле» за подобный Шатобриан берут все 1150 крон, и я сомневаюсь, что сумею почувствовать разницу во вкусе, если мне заранее не подскажут, какой сколько стоит.

Часы «а-ля ретро» на Малостранской площади показывали уже почти девять часов вечера, можно было бы умиротворенным и сытым отправиться домой и залечь с книжкой в постель, но я уже был настолько увлечен целью посетить как можно большее количество питейных и кулинарных заведений Праги, что решил продолжить свой сегодняшний маршрут, тем более что сытный ужин надо было как-то отработать, чтобы не вернуться из поездки с лишними килограммами, которых жена наверняка мне не простит.

На карту я глянул еще в ресторане, расплатившись и получив на память визитку от радушной хозяйки заведения. Я решил преодолеть пятьдесят метров крутого подъема и от угла по-прежнему пустой ресторации «У трех черных роз» (может быть, причина непопулярности кроется в самом названии, ведь, как известно, «черная роза — эмблема печали» и лишь «красная роза — эмблема любви»?) отправиться вправо и вниз, мимо посольства Великобритании и унылого бюста сэра Уинстона Черчилля выйти к знаменитой пивной «У Гроху», что по-русски означает «У бегемота», и далее, куда поведут уже изрядно сытые глаза.

«У бегемота» было полно народу — окна нараспашку, шум и дым коромыслом, кое-кто вышел на свежий воздух с пивными кружками в руках и продолжал здесь, прямо у обшарпанной до неприличия стены, приятельскую беседу и потребление пива. Я заглянул в окна, попытался войти внутрь, чтобы хотя бы оценить интерьер, но там яблоку трудно было бы упасть, а не то что мне — сытому и толстому — протиснуться. Однако я успел заметить, что никаких особых изысков в интерьере пивной нет, все как обычно: окна в глубоких нишах, короткие деревянные панели на стенах, длинные столы, лавки вдоль стен и тяжелые деревянные стулья. Видимо, здесь есть нечто другое, как написал в отзывах один из постоянных посетителей этой пивной: «Добро пожаловать в атмосферу 80-х годов прошлого века!»

Я спустился до Томашской улицы, сфотографировал парадный фасад ресторана «У трех золотых троек» и повернул вправо, затем по Йозефской мимо гриль-ресторана «Маунт стейк» и итальянских ресторанчиков «Ланзони» и «Кото» вышел наконец на Мостецкую, по которой народ идет к Карлову мосту и с него. Несмотря на поздний уже вечер, народу было много, и по обе стороны улицы рестораны продолжали свой парад искушений. В последний момент я передумал идти по Карлову мосту, а прямо у Сторожевой башни, обогнув отель и ресторанчик «У башни», свернул влево на маленькую площадь Дражицкего, на который выходят двери трех ресторанов — «У Патрона», «Бискупский дом» и «У Бискупа».

Я постоял, поворочал головой и смело двинулся дальше по Мишенской улице мимо ресторанов «У белой кегли» и «Три столетия», в который я, не удержавшись от любопытства, заглянул, подумав, что надо бы как-нибудь сюда зайти на обед, затем на углу свернул на улицу «У Лужицкого семинария» и мимо ресторанов «Высокий дом», «Чертовка», «Ткалцовский двор», «Гергетова цигелна» вышел к шумящей на всю улицу «Малостранской пивнице». Мимо пройти было не так уж просто — вся огромная стена, выходящая на улицу, разрисована: мчится коляска с возбужденными, явно подгулявшими людьми, позади коляски мальчонка с недетским взглядом и далматинцем на поводке и какая-то смурная личность, прячущая лицо под капюшоном, с метлой и лопатой, а над всей этой довольно-таки странной картиной надпись — «Малостранская пивница», но где-то мне уже попалась вывеска, что это «оригинальный Швейк-ресторан».

Из истории этого дома, которая ведется от 1664 года, если я правильно понял, здесь в Средние века была пыточная, жили работяги-палачи. К началу XIXвека этот дом имел настолько невзрачный вид, что магистрат приказал его хозяйке привести здание в порядок, а так как у той не было средств на ремонт дома, то она его продала. В общем, только к концу XIXвека дом привели в порядок, а через сто с лишним лет в этом перестроенном здании открылся пивной ресторан.

Швейк является одним из самых известных и важных символов Чехии и чешского народа, а потому и был выбран основной темой этой пивной. В оформлении ресторана использованы иллюстрации знаменитого чешского художника Йозефа Лады, которые были еще в самом первом издании «Похождений Швейка», они самые узнаваемые, весь мир представляет Швейка именно таким, каким его нарисовал Лада. Причем владельцы ресторана утверждают, что на все эти изображения, использованные в оформлении интерьера, они имеют исключительные права, что и придает уникальности всему этому проекту.

Ну что ж, заглянем в эту пивную. В ней несколько залов и зальчиков, есть тупиковые маленькие салоны, в которых можно собраться небольшой компанией, а есть огромные залы и надворная терраса. Всего в ресторане одновременно может сесть за столы более 350 человек! И надо сказать, что пусто здесь практически не бывает, но основной поток составляют туристы, которых приводят и привозят сюда туристические бюро Праги.

Как человек уже сведущий, должен отметить, что цены здесь выше средних, то есть в них уже есть надбавка за то, что вы турист. Зато в этой пивной умеренные цены на пиво.

Я прошел насквозь все это огромное хозяйство, спускаясь и поднимаясь по ступенькам на разные уровни. Во всем этом огромном заведении мне показалось несколько неуютно, и запах в пивной был какой-то не очень съедобный. Зато на каждом столе на специальной подвеске висели соленые кренделя к пиву — это плюс, хоть и небольшой.

Было уже одиннадцать часов вечера, когда я сел в мягко подошедший длиннющий трамвай, напоминающий доброго червя из какого-то мультика, и отправился от станции метро Малостранская, что на «зеленой» ветке, назад — к станции, названной в честь моего соотечественника — академика и лауреата Ивана Петровича Павлова на ветке «красной». Уж и не помню, как я добрался, не чуя под собой ног, до своего уютного пристанища на Ходове, но засыпал с чувством «глубокого удовлетворения» от хорошо и насыщенно проведенного дня.

Солнечное ясное субботнее утро звало вон, пробивалось солнечными «зайчиками» сквозь неплотные занавеси и не давало валяться, несмотря на поздний вчерашний отбой. Третий день можно назвать критическим — то есть первый пыл прошел, ноги гудят, лень обволакивает и уговаривает сделать перерыв и никуда сегодня не ходить, но на то человек и разумное и волевое существо, тем более что такой замечательный день «бабьего лета» — подарок осенней природы — проспать, проваляться большой грех.

Я встаю, быстро привожу себя в порядок и, прихватив свой рюкзачок с набором туриста — картой, фотоаппаратом, очками и бутылочкой воды, выхожу на улицу. Вокруг ни души! Интересно, но в выходные дни в спальных районах Праги полное отсутствие движения: бездомных собак здесь нет по определению, а жители на выходные покидают город, устремляясь на природу — кто на дачу, ласково называемой по-чешски «хатой» или «халупой» (по-видимому, в зависимости от размера или от личного отношения), а кто и в пешие или велосипедные походы, по грибы или на скалы, в общем, вопрос только в предпочтении, а вот желание чехов провести выходные на свежем воздухе практически единодушное.

Каждый день, начиная свой маршрут, я определялся с планами по большой карте на стенде в метро, и каждый раз обращал внимание, что рядом со мной на плане Праги находится обширное зеленое пятно, эдак в двенадцать квадратных километров, как я прикинул, называемое Кунратицким лесом. Правда, это же пятно с другой стороны уже называлось Михельским лесом, но в конце концов, какая разница, как называется лесной массив среди жилых районов большого города. Каждый раз у меня мелькало желание посмотреть на этот лес наяву. И вот в этот солнечный день, когда на припеке воздух прогревался градусов так до 25, я и решил осуществить свое намерение, отложив на время стратегическую цель моего путешествия-исследования. Я и не догадывался, что ничего откладывать мне не придется и прогулка в лес пройдет «без отрыва от производства».

Я обошел огромный торгово-развлекательный комплекс «Ходов», обложенный необработанным камнем чуть ли не по-иерусалимски (говорят, что владельцы этого сооружения — израильские бизнесмены), пересек улицу и вошел в тень высоченных сосен. Надо отметить, что в этом комплексе, как и в любом подобном «супере», а их в последние годы в Праге понастроили несколько десятков, кроме сотни магазинчиков-бутиков, еще и куча всяких ресторанчиков, кафушек и закусочных, но мне эти стеклянно-бетонные айсберги не интересны, и я старательно обхожу их стороной. Мне хочется штучного товара.

Я сокращу описание этого замечательного старинного лесопарка, в котором заботливо сохраняются развалины загородного дворца чешских королей еще XIвека, а под кронами темных елей, золотолиственных дубов и грабов спокойно пасутся серны-косули; фазаны, свесив свои разноцветные хвосты, сидят на заборе, как галки, а суетливые белки, не обращая внимание на таких гуляк, как я, заняты своим хлопотливым делом — подготовкой, хоть и не к сибирской — без морозов и даже снега — но все-таки зиме.

Весь лес пронизан дорожками и тропинками самыми разными — на любой вкус и на любое здоровье: есть асфальтированный круг в три с лишним километра, по которому любят степенно крутить педали пожилые велосипедисты и дышать воздухом инвалиды на электрических колясках, управляемых чутким джойстиком, есть крутые тропы с торчащими словно зубы дракона, камнями, по которым слетают вниз и даже забираются вверх на горных велосипедах молодые любители экстрима и адреналина, есть узкие тропинки, устланные хвойными иголками, позволяющими идти бесшумно, а есть аллеи, где вороха медных жестких кленовых и дубовых листьев, в которых ноги утопают по щиколотку, шуршат какую-то мелодию своим неповторимым оркестром. В общем, я просто влюбился в этот замечательный, огромный, как мир, лес.

Снизу по всему периметру идет дорога, то поднимаясь в гору, то спускаясь к небольшому говорливому ручью, на ней то тень и полумрак, то солнцепек, есть мостики и скамеечки, есть беседочки (по-чешски — алтаны), и... даже парочка-другая весьма любопытных ресторанчиков. И это только вдоль этой дороги, огибающей два больших холма и соединяющей два небольших пруда, в которых рыба просто кипит, перекатывая волну от берега до берега и качая на ней сонных уток.

Первый ресторан — «У короля Вацлава IV» (UkráleVáclavaIV, Kunratice 406, Praha 4). К нему можно спуститься по длинному пологому спуску с верхнего трехкилометрового круга, а можно прийти или подъехать на своей машине с другой стороны. Ресторан находится в отдельно стоящем доме, огороженном забором, за которым еще и открытая площадка с эстрадой и столиками на сотню посетителей, а рядом дом егеря — красивый теремок с вольерами, в которых видны фазаны и еще какие-то птицы, тут же пасется косуля с детенышем — то ли временный детский сад, то ли больничка.

В ограде егеря высится молодая секвойя, она и две ее сестры на противоположном склоне большого холма привезены из Америки, и теперь у них есть возможность прожить в благодатном чешском климате тысячу лет, как секвойи это делают обычно, и достигнуть невероятной высоты и необъятной толщины. В Бостонском музее науки я видел срез гигантской секвойи — диаметр ее был больше 7 с половиной метров. Но и это далеко не рекорд: известно, что одно срубленное дерево секвойи имело длину 120 метров, а в Национальном парке в Калифорнии растет и поныне секвойя со стволом в 110,8 метра. Что касается размеров ствола в ширину, то, например, в одном дупле поваленной секвойи американцы катаются верхом на лошади: не манеж, конечно, но для известного рода любителей вполне съедобная приманка, как и 23-метровый кегельбан в другом дупле или бревенчатый домик на пне секвойи, срубленной 150 лет назад, а также дом из коры всего одного такого дерева, построенный в Сан-Франциско и вмещающий 100 человек. А самым массивным деревом на Земле является гигантская секвойя по имени «Генерал Шерман»: при высоте 84 метра и обхвате в полутора метрах от земли до 25 метров она содержит 1500 кубометров древесины.

Жаль, что мы не сможем полюбоваться на эту красавицу неподалеку от ресторана «У Вацлава IV» через тысячу лет, а заодно и попить темной «Крушовицы», обжигаясь поджаренным на углях сочным мясом или брызжущей горячим жирком колбаской.

Но как приятно пройтись по дорожкам и тропинкам этого древнего, хорошо сохранившегося леса, а чуть подустав, увидеть лесной уютный ресторанчик, который встречает каждого путника пояснительной надписью, что король Вацлав IVдля своей загородной резиденции купил 15 мая 1407 года Кунратицкую цитадель, первые упоминания о которой датированы еще 1212 годом. Уже к 1411 году здесь была поставлена крепость, главная функция которой была оборона Праги, но кроме этого нужно было кормить и поить всех ее обитателей, а еще и путников, следовавших по дороге через крепость в обоих направлениях. Вот и был тогда по велению самого короля поставлен для этих целей трактир, который, пройдя все испытания временем, сохранился и до наших дней.

Здесь, как и прежде, предлагают путнику меню в память о добром и справедливом короле, построившем Кунратицкую крепость и поселок при ней. И теперь этот гостеприимный дом готов удовлетворить любые вкусы голодного путника, используя лесную и домашнюю живность, пиво и крепкие напитки, а также сладости и прочее, ублажая через желудок путника так, чтобы на его лице возник румянец и живая улыбка. В общем, здесь готовы накормить вас от души и на любой, даже самый притязательный вкус.

Раскрыв меню, в этом легко убедиться самому: здесь и запеченное «седло» теленка, подаваемое с соусом из красных трюфелей, с зеленой фасолью, завернутой в пармскую ветчину, запеченную на гриле, и с нежной полентой; и кабачки цукини, нашпигованные свиной вырезкой, подаваемые с нежной луковой подливкой и миндальными крокетами, и филе из куриной грудки, тушенное в вине, с картофельным пюре и виноградом, и утиная грудка, нафаршированная овощным жульеном и печенью «а-ля фуа-гра», подаваемая с молодым картофелем-бэби, и «седло» барашка, маринованное розмарином с чесноком, печеное на вертеле и сервированное свежими листьями шпината романезе и толченым картофелем, и филейчик из спинной части кабана, запеченный на гриле и сервированный нежным соусом из плодов шиповника и карловарским кнедликом. А? Каково! Вполне в духе Вацлава IV, не стыдно людей пригласить.

Вы не все поняли из этого поистине королевского меню? Так я вам сейчас поясню, что полента — это типа нашей мамалыги — каша из кукурузной муки грубого помола, подается с мясом, рыбой, птицей и различными соусами, а также как самостоятельное блюдо. Полента богата углеводами и малокалорийна, что делает ее особенно привлекательной для дам, следящих за своей фигурой и не желающих отказываться от вкусной еды. Полента — замечательная альтернатива картофелю, рису и макаронным изделиям, она хорошо сочетается с красным вином. Нейтральный вкус кукурузной крупы позволяет делать ее основой самых разных блюд.

А вот куриную печень «фуа-гра» вы на досуге можете приготовить сами, поверьте, это очень просто, но сначала немного истории и необходимой информации об этом столь знаменитом и тонком деликатесе:

Фуа-гра — дословно «жирная печень», утиная или гусиная. Она действительно очень жирная благодаря специальной «производственной технологии», которая, возможно, некоторых заставит содрогнуться: птиц сажают на специальную диету (в основном, на орехи) и не дают им особо двигаться. В результате их печень увеличивается до необычайных размеров и становится деликатесом. Гусиная фуа-гра более нежная, с более тонким вкусом, зато утиная — более ароматная, поэтому пользуется большей популярностью (к тому же она дешевле в среднем на 30%). 90% всей фуа-гра, поставляемой на рынок, делается из утки. Обычно фуа-гра подается как горячая закуска, и с ней хорошо сочетается салат из зеленых листьев. Фуа-гра готовится очень быстро и подается горячей, поэтому тарелки для сервировки нужно предварительно нагреть и сервировать заранее. В данном случае подаем фуа-гра с салатом из зеленых листьев, заправленным смесью соли, перца, оливкового масла и бальзамического уксуса. На тарелке также тост из белого хлеба, на него и кладется готовая фуа-гра.

Фуа-гра — это не только гастрономический изыск, но и очень полезное блюдо. Печень водоплавающих птиц богата ненасыщенными жирными кислотами, которые снижают уровень холестерина в крови и обеспечивают здоровое питание клеткам. Насыщенных жирных кислот в утином жире в два раза меньше, чем в сливочном масле, а ненасыщенных — в два раза больше. О пользе фуа-гра говорит то, что в регионах, где это блюдо особенно популярно, очень низок уровень сердечно-сосудистых заболеваний при высокой продолжительности жизни.

А готовить это нежное блюдо можно по нижеприведенному рецепту:

Ингредиенты: утиная или гусиная печень — 500 г, 3 ст. л. муки, 2–3 ч. л. сахара, 2–3 среднего размера яблока, кальвадос или другой алкоголь, сливочное масло для жарки.

Промыть и обсушить печень, в большой плоской тарелке смешать муку и сахар, обвалять печень в смеси и обжарить кусочки на раскаленном сливочном масле до розового цвета печенки — лучше чуть недодержать, чем передержать, тогда печенка станет сухой и жесткой. Выложить печень на блюдо, в оставшемся масле поджарить яблоки, капнуть кальвадоса, потушить несколько минут и полученным соусом полить печень. Сразу же подавать на стол.

Семь месяцев в году посетители — путники Кунратицкого леса — усаживаются под навесами или шатрами на свежем воздухе, ну а когда приходит зимняя пора, то гостей ждет огонь камина внутри ресторана, на втором этаже которого, как мне кажется, живет вся семья его владельца.

Если удержаться, не поддаться соблазну, вдыхая ароматы мяса над дымком гриля, и пройти все-таки мимо призывно распахнутых ворот, то ровно через 800 метров вас ожидают испытания следующего лесного пристанища — ресторана «На этой зеленой лужайке» (Natý loucezelený RestauraceNaZelené louce 451, Praha 4). Согласитесь, немудреное, но очень миленькое, пасторальное название для уютного ресторанчика на опушке леса?

Это настоящий оазис, в который выходишь из-под вечной тени столетних деревьев, растущих в долинке ручья, что вытекает из верхнего пруда-рыбника и, протекая через район Крч, впадает в саму Влтаву. От ресторанчика уже можно спокойно выйти на автобусную остановку.

Само здание построено в конце 20-х годов прошлого века, внутри 65 мест и 25 мест в пристроенном малом салоне, на крытой веранде еще 40 мест, ну а в летнее время на большой площадке устанавливаются столы и скамейки еще для 250 гостей. По выходным вечерам здесь играют народные ансамбли и небольшие группы, для детей есть игровая площадка, и жители окрестных домов с удовольствием приходят сюда к журчащему Кунратицкому потоку в тень дубов и грабов. Кухня этого ресторанчика старается соответствовать лесному антуражу — почти все ее блюда из дичи и зверья, которое добывается в биосферных заповедных лесах Чехии.

Меню очень разнообразное и недорогое, ведь клиенты здесь практически постоянные — местные жители, опробовавшие кулинарных изысков шеф-повара и полюбившие их. Вот, к примеру, тортелини (по-нашему — маленькие пельмени) с мясом, подаваемые с соусом из брокколи — за порцию в 200 граммов всего 104 кроны, а форель по рецепту мельника (обжаренная в муке) — 126 крон, форель по-еврейски — как и полагается — в чесноке — за те же 126 крон. Если вы любитель мясных блюд, то здесь вам раздолье: блюда из птицы, говядины и свинины в самых разных вариантах, но все-таки главная фишка, как сейчас любят говорить «новые русские», этого ресторана в лесу, как вы понимаете, дичь и мясо охотничьих трофеев. Например, медальоны из вырезки лани по рецепту лесничего Робатка, или вырезка лани с сыром и ветчиной, или стейк из кабанятины с яблоком и луком, или с соусом из шиповника, можно отведать и оленины на сливках с брусничным соусом, или заказать сочный олений стейк со сливочно-грибным соусом, или в конце концов фирменный лесничий гуляш — любое из этих блюд по цене всего 160 крон!

Думаю, что стоит ехать в Кунратицкий лес, чтобы, нагуляв аппетит, отведать всего этого великолепия за, как говорят в Праге, бесконкурентную цену. Если заказать заранее и внести залог, то в этом ресторане для вас приготовят настоящую дикую утку или запекут огромного гуся на 4–6 человек.

Стейки из косули с луком и бананом

4 стейка из вырезки косули, соль, перец, растительное масло, 2 неперезрелых банана, 2 средних луковицы, немного белого вина.

Мясо отбить, посолить, поперчить, смазать маслом и оставить на некоторое время мариноваться. Затем стейки жарить с обеих сторон, вынуть и оставить, не давая им остыть. В оставшийся после жарки мяса соус добавить нарезанный лук и банан, нарезанный кружочками. Все это обжарить, следя, чтобы бананы не развалились, посолить, слегка поперчить белым перцем и добавить немного белого вина. Полученной смесью прикрыть стейки и подавать на стол.

Понятно, что до Кунратицкого леса и его ресторанчиков туристы практически не доходят, хотя на самой вершине большого холма, на северо-восточной окраине леса стоят два здания отеля «Глобус», которые своими позеленевшими медными крышами чем-то напоминают средневековые замки. В этом отеле останавливаются туристические группы из разных стран, но обычно насыщенная программа нескольких дней пребывания в Праге не позволяет туристам оглядеться и увидеть то, что прямо у них под носом.

Я лишь выпил кружку темной «Крушовицы» с обжигающей колбаской, которую на моих глазах запекли на углях прямо на свежем воздухе в тени большого дерева, что в саду ресторана «У короля Вацлава IV». На «Зеленую лужайку» я просто заглянул из любопытства, посмотрел меню, облизнулся и двинул дальше. Через 1800 метров я вышел к нижнему пруду-рыбнику, на берегу которого стоит маленький ресторанчик «У лебедя» (Ulabute, Thomayerova 3, Praha 4).

Доброжелательный старичок, что кормил ленивых раскормленных уток белой булкой, рассказал мне, что когда-то здесь был любимый кабачок округи, и при коммунистах ничего лучше они не знали, и именно в этом ресторанчике, который теперь даже трудно так назвать — просто харчевня, — когда-то играли свадьбу его сына. Но, из чувства справедливости, добавил он, несмотря на убогий интерьер, готовят здесь по-прежнему вкусно и очень дешево, так что днем, на обед, сюда забегают многие знающие люди, благо рядом огромный больничный комплекс и народу всегда хватает.

Я слушал, кивал головой и смотрел на зеленую воду, в которой проплывали темными тенями огромные карпы, неожиданно выпрыгивающие из воды, чтобы урвать у неловких уток и свою часть добычи. Рыбой этот пруд просто кишел. Интересно, ловят ли ее здесь?

Вообще-то, рыбу в прудах не ловят, а разводят, и когда подходит срок, обычно перед рождественскими праздниками, на которых карп становится главным украшением стола, воду из пруда спускают, а рыбу просто вычерпывают. Потом «рыбник» снова наполняют водой, выпускают туда молодь, и так много раз и много лет.

Надо обязательно отметить, что Чехия — уникальная страна по количеству искусственно построенных прудов, в которых разводится рыба. Эта «рыбная лихорадка» началась еще в XIV–XVI веках. Сначала «рыбники» появились у монастырей, вполне возможно, что это было связано с потребностью в постной пище, которую представляет рыба. Наверняка тому было много причин: и характер рельефа в Южной Чехии, где было много заболоченных мест, выпадавших из оборота, и возможность заработать на рыбе, которая в принципе разводится без особых хлопот и кормов, ну и, конечно, качество рыбы, ведь во всех искусственных прудах Чехии главной рыбой стал карп, и хотя сегодня разводят и судака, и амурского толстолобика, и форель, но карп — всему голова.

Так или иначе, но за каких-то пятьдесят лет — с последней четверти XV века и до второй четверти века XVI — в Чехии было выкопано более 25 тысяч «рыбников», что при простом пересчете, учитывая, что на четыре зимних месяца работы прекращались, дает два искусственных пруда в день! И эти работы выполнялись тяжелым ручным трудом с использованием лишь примитивных инструментов — лопаты, топора, пилы и тачки, но труд был затрачен не зря, страна на многие века стала поставщиком рыбы для всей Европы. За многие годы сформировались мастеровые — специалисты по гидромелиорации, уважаемые люди, которые всегда хорошо зарабатывали, да и само ремесло разведения рыбы совершенствовалось и развивалось: появилась трехступенчатая система, по которой в маленьких прудах разводили мальков, в средних — рыбную молодь, а потом в крупных доводили рыбу до товарного веса.

За пятьсот лет существования знаменитых прудов производительность их увеличилась в десять раз. Раньше рыба питалась тем, что было в пруду, теперь же ее откармливают как свиней: дают чистое зерно — ячмень, рожь, пшеницу. Карп растет в среднем четыре года — от икринки до товарного веса. 70% чешских карпов идет за границу, и хотя пруды с давних пор появилисьво всех европейских странах, такого размаха производства рыбы как в Чехии, нет нигде! А качеством рыбы вы всегда можете восхититься в любом чешском ресторанчике. Как минимум три вида рыбы вам гарантировано везде — это форель, карп и северный лосось, но самый большой выбор рыбы традиционно считается в Южной Чехии, в столице «рыбников» Тржебони, где все рестораны — рыбные, и где вам подадут и линя, и судака, и амурского толстолобика. Но королем все равно остается карп!

Карп по рецепту Петра Вока (из знаменитого чешского рода Рожемберков)

1 кг карпа, 100 г бекона, 100 г шампиньонов, 50 г свежего красного перца, 50 г помидоров, лимон, сливочное масло, базилик, перец и соль.

Нарезать карпа на порции, посолить, побрызгать лимонным соком и отложить на некоторое время, а потом жарить на масле. Жареную рыбу вынуть из жаровни, а к оставшемуся в ней соку добавить сливочное масло, бекон, шампиньоны, паприку и помидоры — все порезанное кусочками, обжарить, потушить, добавить базилик и по вкусу лимон, соль и перец. Смесью полить порции карпа и подавать с гарниром или без него.

Дед скормил булку и пошел прочь, а я продолжил свой путь, причем теперь уже в гору, усилиями воли игнорируя возможность сесть на автобус и подъехать к станции метро «Качеров». Я решил пройти весь выбранный маршрут и наградить себя посещением нового стильного ресторана «Колиба», который притулился на склоне большого холма рядом с корпусами отеля «Глобус».

Этот ресторан построен совсем недавно, его островерхая крыша издалека видна на склоне заросшего лесом холма, что в каких-то ста пятидесяти метрах над станцией метро «Rostyly», что на красной ветке следующая от «Ходова», если ехать в сторону центра. Ресторан просторный, столы в нем находятся на площадках разного уровня, в центре зала висит оригинальная люстра, дающая мягкий свет. Слева от входа в большой зал — открытый гриль, на котором прямо на глазах посетителей готовятся основные блюда, составляющие гордость его молодого шеф-повара, причем не на углях, а на открытом огне. Колиба, по-моему, — это нечто вроде шалаша, временного убежища в Татрах, горах Словакии, в которой живет и держит овец пастух, здесь же он готовит сыры из овечьего молока, это название ресторану дано неспроста — здесь угощают словацкой и другой славянской кухней.

В «Колибе» можно отведать и словацкие щи, и мясной пирог, сардельки, приготовленные на черном пиве, цыплят на вертеле и цыплят «табака», шашлыки и бифштексы из говядины, свинины, оленины и нежной молодой ягнятины с разными приправами и соусами, но особую гордость ресторана составляют словацкие клецки с овечьим сыром и галушки, для овладения секрета которых шеф-повару пришлось ехать в Кошицы, самое сердце Словакии, где его и обучила старому рецепту некая повариха-искусница. Здесь вы можете отведать самых разных сыров, приготовленных, в основном, из овечьего молока, например фирменный копченый сыр «Колиба», сыр «Ядел», оштепок или брынзу, а к пиву заплетенную косичку сыра «Корбачик».

Если же после сытного обеда вы еще почувствуете в себе силы, чтобы завершить все это пиршество отменной точкой, то в качестве десерта вам предложат лапшу с творогом и орехами, пирог с маком, творогом и сливами или абрикосовый пирог. Очень хороши на десерт яблоки, запеченные «в мундире», — такое горячее пирожное, которое любят готовить словацкие бабушки, можно, конечно, выбрать и классику — грушу с мороженым Stracciatella или карамельное мороженое, по вкусу дополненное марочным «Савиньоном».

Надо отметить еще одну очень важную особенность этого ресторана: замечательный панорамный вид на Прагу, причем с оригинальной и редкой точки — с вершины холма Кунратицкого леса. Окна по всему периметру северо-восточной стороны ресторана позволяют любоваться этим видом с любого столика.

Я заказал бокал прохладного «Рислинга» (в «Колибе» замечательная коллекция отменных белых моравских вин) и бутылочку минеральной воды, паштет из гусиной печенки и шашлык с чесночным соусом — мясо ягненка с луком и беконом. К мясу мне посоветовали взять миску салата, я выбрал свой любимый шопский салат. Мне понравилось, что тарелку для главного блюда принесли горячей, а мясо с шампура сняли прямо передо мной. Вечером здесь играют национальные мелодии на цимбалах, обстановка в ресторане настолько уютная и приятная, что уходить отсюда не хочется. Я вышел из «Колибы» в полном восторге. День был в разгаре, а я уже столько успел сделать. Был соблазн завернуть в пансион и прикорнуть после сытного обеда часок, но я решительно отвел эту пораженческую мысль, спустился к метро и отправился на другой край Праги, на темнеющий медвежьей тушей зеленый холм Петршин, что на левом берегу Влтавы, на который смотрел во время обеда.

Есть города, где природа играет строго отведенную роль: фрагмента фасада, рамки для колоннады, перспективы — для художника. В Праге можно часами гулять и не встретить ни единого дерева — форму растительности здесь принимает причудливая кирпичная кладка. Но стоит поменять место, и в рамку пейзажа вплывет, как медведица, линия Петршина или уступы Вышеграда. В такие моменты природа входит в ландшафт, всякий раз играя на контрасте со слишком вопиющим модерном — или стремниной готики.

Эффект — фантастический!

Глеб Шульпяков «Выход в город»

На левом берегу Влтавы, чуть левее Страговских башен, над пражской «Венецией» — Кампой — зеленой громадиной возвышается Петршинский холм. Склоны холма заросли деревьями и кустарником, превратив его склоны в густой тенистый парк. Справа, как позвоночник доисторического гиганта-ящера, тянется та самая легендарная «Голодная стена». Рассказывают, что во времена правления достославного Карла IV выдался неурожайный год, и король повелел помогать голодным, выдавая им кусок хлеба и миску похлебки, но чтобы не унизить людей милостыней, он предложил им выйти на работу и возводить стену, якобы для обороны города. Поразительно, что в те далекие, жестокие средневековые времена правитель думал о достоинстве своих подданных, а не только о том, сколь поднимет его рейтинг это благодеяние.

История Петршина очень давнишняя. Летописец Космас считал, что название холма произошло от латинского слова petra, что означает «скала». Был ли прав автор этого утверждения — сегодня судить трудно, но вершина холма действительно скальная, и камень, вернее, песчаник, брали в старые времена для строительства. Например, импозантный Сазавский костел был построен именно из петршинского песчаника.

Во времена язычества вершина холма считалась местом святым, там происходили жертвоприношения — язычники считали, что огонь и дым очищают души умерших. После перехода чехов в христианство это капище было разрушено, а на его месте по приказу князя Болеслава была заложена часовня Святого Лаврентия.

Однако перенесемся через несколько столетий и окажемся в Петршинском саду в конце XIXвека. В 1880 году чешская общественность для ускорения развития промышленности в стране предложила провести в Праге земскую промышленную выставку. В рамках этого проекта в Праге было построено несколько интересных объектов, в частности, на вершине Петршина было решено поставить «Чешскую Эйфелеву башню» — доминирующую над всей Прагой.

Точнее ее называют «Петршинская обзорная башня» — Розгледна. Хотя высота самого сооружения в пять раз меньше знаменитой парижской старшей сестры, но с высоты холма, возвышающегося над Влтавой на двести метров, каждому, кто решится преодолеть 299 ступеней на ее верх, откроется чудесный вид на Прагу — город ста башен. Говорят, что с учетом высоты над уровнем моря, «пражская розгледна» практически сравнялась с Эйфелевой башней по высоте — почти 315 метров.

Башня была построена в удивительно короткие сроки: в марте 1891 года начались земляные работы, а в августе этого же года башня уже была открыта для посещения всех желающих. Этот объект стал украшением юбилейной земской выставки.

В рамках выставки было представлено много новинок, в частности и знаменитая лановка (lanovka) — фуникулер, связавший подножье холма Петршин с его вершиной. Построенный по проекту архитекторов Рейтера и Штепана с длиной трассы в 400 метров Петршинский подъемник в то время стал самым длинным во всей Австро-Венгерской империи.

Открытая 25 июля 1891 года, эта трасса работает и по сей день, провозя ежедневно сотни восхищенных пассажиров на самый верх исторического Петршина. На всей трассе есть всего одна остановка — и она очень заманчива, так как, выйдя здесь, можно попасть в приятный ресторан «Небозизек» (Nebozízek).

Признаюсь, что я, как и многие наши туристы, недолго думал над названием Небозизек — какой-нибудь небожитель, не мудрствуя лукаво, определяем мы. Оказалось все и сложнее, и проще. Само слово nebozez в словаре означает «бур» или «сверло», так вот дорога по холму Петршина на вершину идет серпантином, как резьба на сверле, участки земли на этом месте еще в 1433 году так и назывались — «NaNebozezu» — то есть на спирали, на серпантине, ну а когда в 1809 году чешский книгопечатник и купец Богумил Гаас построил здесь ресторан, то над названием ему долго думать не пришлось.

Одно время, в 60-е годы прошлого века, подземные воды, которые в больших количествах имеются на Петршине, стали прорываться на поверхность, разрушая склон холма. Однажды вода настолько подмыла стены ресторана, что образовался провал в пять метров. В тот год, а это было в 1967-м, была разорвана даже линия фуникулера. На счастье Праги и ее гостей, были проведены восстановительные работы, а также работы по решению проблемы грунтовых вод, и ни ресторан, ни лановка не пропали, а существуют до сих пор, хотя все необходимые работы длились почти 20 лет! Только в таких незыблемых историей городах, как Прага, участок, поименованный в договоре купли-продажи Карла Максимилиана Лажанского в 1677 году как «у лесочка на горе Петршин около Святого Лаврентия, что называется «Nebozízek» (читай «Серпантином»)», может сохранить свое название и по сей день, спустя почти 350 лет.

А в качестве доказательства высокой репутации самого ресторана, у которого меню богато и достаточно дорого (как и всякий панорамный ресторан, он включает в стоимость блюд еще и саму возможность шикарного вида из своих окон и с террасы), можно привести лишь один факт из его истории: господин президент Вацлав Гавел, когда захотел отблагодарить в 2001 году австрийского хирурга Эрнста Боднера, спасшего ему жизнь, пригласил его вместе с супругой на частный ужин именно в ресторан «Nebozízek»!

Тут и добавить, по-моему, нечего, разве что еще тот факт, что и Билла Клинтона с супругой Гавел тоже привел сюда. Хотя в Праге ресторанов, которыми можно похвастать перед самыми высокими гостями, наберется не один десяток.

До этого раза я всегда проезжал на фуникулере до самого верха — у меня там есть любимейшее место — розовый сад. Это не просто название, а сад шикарных розовых кустов, высотой в полтора-два человеческих роста, благоухающих почти полгода — от весны до самого ноября, который в Чехии так и называется — листопад, то есть месяц, в котором начинает облетать листва. А в этот раз я вышел на единственной остановке по дороге на самый верх специально для того, чтобы посмотреть на прославленный ресторан. Понятно, что отведать его кухни я еще не мог: вклад достославной «Колибы» прочно отягощал мой желудок, но это, наверное, и к лучшему — ведь я смог заметно сэкономить на своем бюджете.

Как я и ожидал — интерьер богатого и престижного ресторана: кресла в чехлах, накрахмаленные до негнущегося состояния скатерти и салфетки, отражающие солнце хрусталь и стекло, в общем, все как «в лучших домах Парижа и Лондона», как говорится у нас, когда не хочется и не можется сказать большего. А насчет цен в меню… Я подумал, как быстро меня «испортили» пражские цены, если я цены на уровне вполне заурядных ресторанных цен нашего губернского сибирского городка посчитал теперь слишком высокими. Посудите сами, вот например, самые дорогие блюда:

150 граммов из «седла» молодого барашка с салатом из белой фасоли за 535 крон, такая же порция котлетки (мясо с косточкой) из молодого дикого кабанчика, подаваемая с галушками с кислой капустой и беконом уже 230 крон, правда, двухсотграммовая порция новозеландской баранины, запеченной на розмарине с овощами и картошечкой на сливках стоит 790 крон (не иначе как в цену входит доставка этой баранины самолетом, хотя и в других ресторанах не преминут похвастать бараниной из Австралии и Новой Зеландии, но с ценами там намного скромнее). Можно выбрать куриные медальонки, завернутые в бекон и запеченные с фенхелем, подаваемые с черными оливками и таким же картофелем на сливках, всего за 299 крон.

В конце концов, если вы придете днем на обед, то вам предложат здесь вполне демократичные цены, например жаренный по-старочешски кролик с помидорами и картофельными клецками — всего за 270 крон, а окорок косули, приготовленный на решетке над открытым огнем, с виноградом и грушей (как мы уже знаем, так и полагается подавать дичь — со сладкими фруктами), за 260 крон. Можно выбрать куриную грудку с фасольками и толченым картофелем за 177 крон, свиную вырезку с утиной печенкой, грибами и картошкой на сливках за 286 крон или такую же вырезку с салатом из помидоров и моцареллой за 260 крон.

Главным же и, как я понимаю, козырным блюдом шеф-повара ресторана является большой «микс» на две персоны: 650 граммов самого разного мяса — куриные медальонки, свиная вырезка, утиная грудка и филе барашка и лосося, приготовленные на гриле и подаваемые с запеченными овощами и самыми разными гарнирами. За все это великолепие придется заплатить 1200 крон, но думаю, что и для двоих эта порция окажется чрезмерной, а вот третий лишним не будет.

Как видите, вполне приемлемо. Ну а на десерт (а это обычно считается слабым местом чешских ресторанов: как-то не очень они охочи до десертов, а я так полагаю, что мало кто может себе позволить десерт после обычных пражских порций): запеченную грушу на меду с сыром «Нива» или лимонный шербет с каплей «Кампари», или ананасовые рулетики, фаршированные кремом «Маскапоне», ну в крайнем случае йогуртово-лаймовый крем-брюле с кедровыми орешками и мороженым «Маскапоне». Как? Вы еще не почувствовали желание посетить этот ресторан или хотя бы на минутку срочно отлучиться в кухню?

Сегодня я уже намотал столько километров по Кунратицкому лесу, что поленился идти на вершину Петршина пешком, а дождался подошедшего снизу фуникулера из трех вагонов, который и доставил меня за минуту к верхней станции. Дальше все равно пришлось идти пешком — мимо древних крепостных стен, мимо маленьких домиков, прижатых к скале, в которых то тут, то там маленькое кафе или госпудка, мимо призывно распахнутых ворот Страговского монастыря, в которые я успел разглядеть толпы туристов, входящих в Большую монастырскую пивную — на дегустацию темной «тринадцатки» «Святого Норберта» (есть три сорта этого пива — темная «четырнадцатка», полутемная «тринадцатка» и полутемное выдержанное — рождественское 18–19%), кивнув своим старым знакомым — Кеплеру и Тихо Браге, застывшим у трамвайной остановки, и далее вниз, мимо научившего меня осторожности и такту «Черного вола», что на самой Лоретанской площади, мимо ресторана «Тоскана» и десятка других ресторанчиков, с зазывалами на улицах, предлагающих распахнутое меню, к парадным воротам Града, на боковых столбах которых установлены устрашающие «Борющиеся гиганты» — копии скульптур Игнаца Плацера, который придумал и изваял их по указанию императрицы Марии Терезии, правившей в XVIIIвеке.

Перед тем как войти в Град — крепость с Королевским дворцом и знаменитейшим храмом Святого Вита, — обратите внимание на стоящую вполне скромно бронзовую фигуру чуть сутуловатого человека, справа от площади, возле стены Шварценбергского дворца, оштукатуренного в стиле Средних веков «сграффити», что делает его обманчиво мощным зданием. Скромный человек, удостоенный скульптуры на этой площади с инициалами TGMвместо имени и фамилии, — первый президент независимого государства Чехословакия — Томаш Гарриг Масарик — социолог и философ, духовный лидер страны, народ которой любовно называл его «папочка». Сам же Масарик по примеру американских президентов называл себя TGM. Совсем не похоже на нашего — «отца всех времен и народов».

Масарик проводил дружественную политику с молодой Советской Россией, но в то же время он дал приют всем изгнанным из нее профессорам и литераторам, представителям интеллигенции и ученым, не захотевшим оставаться под советским режимом. Масарик был известен еще и как защитник прав евреев. В 1899 году чешский еврей Гильснер был ложно обвинен в ритуальном убийстве. Благодаря защитным статьям Масарика в прессе смертный приговор Гильснеру был отменен. Через 12 лет после этого русский писатель Короленко сыграл такую же роль в знаменитом «деле Бейлиса» в России, но Масарик был первым! TGM избирался президентом страны четыре раза: в 1918, 1920, 1927 и 1934 годах. В 1935 году 87-летний политик ушел в отставку по состоянию здоровья.

Если прийти в этот Первый двор к полудню, то можно стать свидетелем церемониала — разведения караула и поднятия государственного флага. Кстати, если на боковом флагштоке, что над крышей самого Королевского дворца, поднят штандарт со львами, значит, президент Чешской Республики здесь — во дворце.

Во Второй двор Града ведут парадные Матиашовы ворота, построенные в стиле римских триумфальных арок. Начали строить эти ворота еще при императоре Рудольфе II (1552–1612), который прославился покровительством искусствам и оккультным наукам, в том числе и астрологии с алхимией (именно это время навсегда придало Праге звание «мистическая»), так вот при Рудольфе строить начали, а закончили стройку при свергнувшем его брате Матиаше (1556–1619), который и остался в памяти народа и истории страны кроме братоубийства еще вот и в названии этих ворот.

В центре Второго двора находится крепостной колодец глубиной чуть ли не в сто метров, говорят, что в нем живет главный водяной по имени Паклт, а рядом возвышается фонтан Леопольда (автор — Иероним Коль, 1686): четверка богов — Нептун, Геракл, Вулкан и Меркурий — держат на своих плечах чашу, в которой возлежат три морских чудища Тритона, подпирающих вторую чашу с тремя львами, из пасти которых и струится вода. Кстати, несмотря на вроде бы грубые нравы Средних веков, в этой композиции очень оригинально решена проблема наготы одной из фигур: причинное место стыдливо прикрыто хвостом гигантской рыбы, на голову которой неблагодарная фигура наступает. Надо отметить, что лев — любимый зверь чехов — символ силы и гордости, а может быть, еще и мудрости — как никак, а царь зверей. Рассказывают, что по случаю коронации императора Леопольда II в 1791 году из этого фонтана, названного его именем, струилась не вода, а вино, а еще в этот торжественный день над Градом звучала музыка Моцарта, написанная им специально по этому праздничному поводу.

Через темную длинную арку туристы переходят в Третий двор и… это проверено мной уже неоднократно — замирают, пораженные надвинувшейся громадой, устремленной в самые небеса, — собором Святого Вита. Мы давно знаем «пляску святого Вита», а вот подробнее как-то не очень…

Так вот, согласно легенде Вит родился в Древнем Риме, правда, кто-то утверждает, что он сын сицилийского сенатора, который уже в те времена мог быть «отцом сицилийской мафии» (мафия, как известно, бессмертна!), а кто-то — что всего лишь сын торговца. Так ли иначе, но в 12 лет он принял христианство, которое тогда еще не приветствовалось Римом и его правителями. Парнишку пытались уговорить отступить от веры по-хорошему, но он уперся и ни в какую! Когда он прибыл в Рим, то был арестован и брошен в клетку со львами, но звери склонились перед ним в почтении и не собирались им обедать. Видя такое, мучители предприняли другие попытки умертвить Вита, но все они оказались безуспешными, тогда мальца обварили кипятком. От боли он прыгал, как бесноватый, вот отсюда, говорят, и пошла «пляска святого Вита», которой названа такая болезнь, как хорея Сиденгама. Через века, когда христианство завоевало всю Европу, культ святого Вита приобрел популярность в Германии. В 836 году его мощи были перевезены в Саксонию, а в 925 году император Священной Римской империи Генрих Птицелов даровал запястье святого Вита князю чешских земель Вацлаву (907–935), который и заложил в следующем году ротонду-часовню, давшую основание будущему собору-гиганту. Позже, спустя четыре века, самый именитый чех — император Карл IV — соберет воедино из разных городов Европы остальные мощи этого святого и захоронит их в соборе, получившем имя святого Вита. А в ротонде, построенной по указу князя Вацлава, похоронят самого князя, убитого родным братом через шесть лет после строительства.

О соборе Святого Вита можно говорить долго, надеюсь, читатели сами прочтут всю эту информацию в других путеводителях, я же хочу вам подсказать нечто иное: если к этому времени, нагулявшись по Граду, вы почувствуете голод, то слева от входа в собор вы найдете интересный ресторан — «Викарий» (Vikarka).

В этих помещениях, фактически являющихся частью оборонительных стен крепости-дворца, за всю историю чего только не было. По преданию при Рудольфе IIздесь был литейный цех, где отливали бронзовые статуи, а позже — императорская алхимическая лаборатория, в которой Кеплер с Тихо Браге (мне как-то не очень верится) занимались поисками философского камня и эликсира жизни, да пытались варить золото из подручных средств и ртути. Затем помещение пришло в упадок и из царской мастерской превратилось в конюшню, а потом и просто в сарай и складские помещения для церковных нужд. В классическом стиле эти помещения были перестроены уже в 1806 году, но еще почти сто лет помещение так и оставалось хлевом. Уже в наши дни была проведена значительная реконструкция самыми именитыми архитекторами и дизайнерами, превратившими эти значительные площади в стильный ресторан, в котором в разных залах и небольших салонах, например, в «Литейне Рудольфа», «Президентском салоне», «Красном салоне» или винном погребке «Пана Броучека», можно посадить 350 гостей. И совсем не случайно здесь появился ресторан под старину, так как в этих помещениях чуть ли не в самом начале XIV века викарию собора Святого Вита было даровано право варить пиво, которое и варили здесь лишь с перерывом на гуситские строгие времена еще долгие, долгие годы.

Обстановка выдержана строго в стиле времен феодализма. Каждое помещение имеет свой неповторимый интерьер: здесь и отделанный изразцами камин, и какое-то громоздкое сооружение из старых, источенных временем балок, в котором лежат колбы и реторты средневековых алхимиков, и кабинет, и столовая в сводчатых галереях, все в разных уровнях, а в самом низу, в подвальчике, что по-чешски называется «склеп», находится уютная «винарня» — винный ресторанчик.

Мне повезло: во всем этом большом комплексе сидели лишь четыре туриста из Японии-Кореи, да я, выбравший столик у стены, напротив портрета не иначе как императора Рудольфа II. А вот меню есть даже на моем родном языке — это очень приятно. Что ж, посмотрим, что нам предлагается от щедрот «Викария».

Викарий — помощник епископа, управляющий церковными диоцезами; приходский викарий — помощник приходского священника (кюре), заменяющий его во время болезни или в его отсутствие.

Большой (250 г) бифштекс с морской солью и свежемолотым перцем, подается с холодным весенним салатом из свежих овощей и листьями салата «рокет», с печеным картофелем и холодным соусом на выбор — за 425 крон. По той же цене, но всего 150 граммов отбивные из ягнятины с соусом из майорана с зелеными стручками фасоли и толченым картофелем. Можно выбрать блюда и подешевле: жареные свиные медальончики с картофелем в сметане и молодой морковью за 250 крон или куриная грудка под сливочным соусом с базиликом и домашней лапшой за 230, а любители рыбы могут выбрать жареное филе судака с жареным картофелем и грибами «шитаке» за 350 крон или стейк лосося на гриле с кремовым соусом и листьями шпината за 320.

Есть в меню и усеченный набор традиционных чешских блюд: гуляш говяжий (150 г) с кнедликами со шпиком — 195 крон, жаркое из говядины (150 г) со сливочным соусом и хлебным кнедликом — 195 крон. Утку, запеченную на меду до хрустящей корочки, с капустой, тушенной в вине, и кнедликом, предлагают в двух вариантах: половинка утки и четверть — по цене соответственно 350 и 195 крон. Есть в меню и традиционное запеченное свиное колено с хреном и горчицей, подаваемое с маринованными овощами, за 245 крон, которое одному одолеть очень не просто. В этом я тут же убедился, глядя, как довольные японско-корейские туристы, заказав такое колено одно на двоих, ловко разделывают его каждый со своего конца.

Десерты здесь тоже классические: блины (палачинки) с разными добавками, например, со смородиной и взбитыми сливками, яблочный рулет с ванильным соусом, пирожное «Бомба Малакофф», знаменитый пражский десерт «Horkalaska» («Горячая любовь») — горячая лесная земляника с ванильным мороженым, и четыре вида шербета — мандариновый, лимонный, ананасовый и кокосовый. Можно полакомиться фруктами и сырами: и чешскими, и французскими.

В винотеке «Викарки» вина Моравии, Франции, Италии, Испании и Чили, здесь же джентльменский традиционный набор виски и коньяков и, как мне показалось, весьма недорого, хотя порция HennessyXO в сорок граммов (0,04 л) стоит 520 крон, что дороже целого ужина в приличном пражском ресторане.

Я недолго сомневался: меня соблазнила хрустящая корочка запеченной на меду утки, и не успел я воспротивиться врожденному обжорству, как уже заказал половинку вместо четвертушки, о чем и пожалел весьма скоро.

Интерьеры, бесспорно, внушают уважение, посуда — тоже, и даже счет в конце моей трапезы мне принесли в серебряной шкатулке, а вот вместо половины утки принесли два бедрышка, а это уже, скажу вам авторитетно, две большие разницы, так как самое ценное и вкусное место в утке — грудку — у меня умыкнули, заменив на плебейское бедро, да и хрустящей корочки я не нашел — просто сладкая печеная утка, правда, капуста оказалась очень вкусной — чувствовалось, что ее действительно тушили в вине.

Утиная грудка на меду

4 кусочка утиной грудки с больших диких уток, 200 г меда, соль, кусочек масла.

Грудки слегка отбить, посолить и запекать в нагретой духовке, поливая периодически соком или водой. Примерно через 20 минут смажем грудки медом, а потом будем периодически добавлять мед, переворачивая грудки до полной готовности. В соке, оставшемся в противне после окончания жарки мяса, распустим кусочек масла и подаем все с картофельным кнедликом.

Я вышел из «Vikarka» весьма отягощенным, но все-таки смущенным — жаль, что я не проявил настойчивости и не потребовал настоящую половинку утки — не столько мне хотелось этой грудки, сыт я был по горло, сколько стыдно было за свой «совковый» комплекс — видеть, что тебя обманывают, и молчать.

Я прошел по опустевшим улицам Града, остановился, как всегда, в глубоком почтении и восхищении перед базиликой Святого Иржи (bazilika sv. Jiří) — по-нашему святого Георгия, основанной в конце X века князем Вратиславом. За ее красным барочным фасадом скрывается одна из самых древних в Чехии романских церквей, стройные башни которой из белого песчаника, появившиеся после пожара 1142 года, чем-то напоминают минареты и втыкаются прямо в звездное уже небо. Красная базилика, что словно ширмой в стиле барокко прикрыло старый, еще Римской империи, храм, появилась в XVII веке, и теперь весь этот эклектичный комплекс выглядит просто незабываемо. Позже появилась готическая часовня Святой Людмилы, а в 1722 году к базилике была пристроена часовня Святого Иоанна Непомука с его же статуей над входом. Вся эта композиция, не поленюсь повториться, выглядит потрясающе!

Двинулся дальше и, пользуясь поздним часом и открытым доступом, заглянул на знаменитую Злату улочку. Кривая улица с разноцветными кукольными домиками может ввести в легкое заблуждение путника, не знающего о том, что творилось за этими дверьми пару столетий назад. Алхимики, чернокнижники и просто шарлатаны искали здесь тайны бессмертия, эликсиры молодости и способы превращения олова в золото. Поговаривают, что в одном из этих домов Николя Фламель изобрел философский камень, чей секрет до сих пор не раскрыт. Если прийти сюда ближе к полуночи, когда уже закрыты сувенирные магазины и схлынули толпы туристов, в конце Златой улочки иногда появляется несуществующий дом из романа Майринка. Гиды, путая алхимихов, среди которых во все времена было много шарлатанов, любят рассказывать, что свое первоначальное название Злата улочка получила из-за того, что здесь жили чеканщики по золоту и ювелиры. Мне как-то не верится, что такие уважаемые во все времена ремесленники стали бы ютиться в таких домиках «пана Тыквы», а потому я больше склоняюсь к версии, что здесь жила беднота, промышлявшая незаконными передачами заключенным, что томились в Белой башне (Bílá vĕž) и в башне «Далиборка».

Сегодня, как и много веков назад, Злата улочка представляет собой череду крошечных двухэтажных домиков, один краше другого. В доме № 22 жил Франц Кафка, о чем свидетельствует маленькая медная табличка, но и в этот факт мне верится с трудом, ведь Кафка был из богатой семьи, настолько богатой, что сам он родился в десяти метрах от Староместской площади, а на самой этой площади его отец держал магазин, торгующий мануфактурой. Мне кажется, что сейчас наступили какие-то особые времена, когда говорить можно что душе угодно и мало найдется желающих проверять информацию, а убедившись в ее несправедливости, ломать копья, чтобы восторжествовала истина. Сам же я специально потратил кучу времени, чтобы найти подтверждение этой версии, но кроме фразы «Жизнь Кафки почти вся прошла в Праге и даже внутри узкого периметра Старого города. Он не любил этот город, но он неотделим от него», не нашел больше ничего.

В карликовых домиках на Златой улочке сейчас никто не живет, там в каждом теперь какая-нибудь сувенирная лавка, но я не рискую входить в такие тесные и на первый взгляд хрупкие сооружения, которым уже многие сотни лет. Домики жмутся к крепостной стене, внутри которой музей рыцарских доспехов и тир, где можно пострелять из настоящего арбалета. Но все это возможно лишь днем до 18 часов и за плату, которую с недавнего времени по примеру европейских музейных и дворцовых комплексов чехи стали сбирать за вход на Злату улочку.

Через узкий проход в последнем домике улочки, мимо башни «Далиборка», построенной в 1496 году, я вышел на «Stareschody» — длинную лестницу, выводящую прямо к метро «Малостранская». На сегодня мой маршрут подошел к концу, хотя еще предстояло пересесть на «Музеуме» на «красную» линию, а потом не проспать свой «Ходов», где мимо памятника то ли шахтеру, то ли метростроевцу идти по сонным пустынным улочкам к своему маленькому пансиону, чтобы наконец замертво упасть в прохладную постель до следующего дня.

Все, что происходит в Праге, что Прагу интересует и забавляет, угнетает или огорчает, все прокладывает дорогу к сердцу флековского люда, все дает повод для оживленных дискуссий, которые зачастую захватывают целые ряды столов, заставляют сопереживать всех собравшихся. В такие моменты начинает казаться, будто старинные залы освещаются торжественным светом, который отражается на всех лицах, придает иное, исключительное звучание каждому слову, накаляя сердца пленительным, жарким пылом…

Франтишек Гейда

Все-таки, видимо, охотничий инстинкт в человеке очень силен и проявляется даже тогда, когда не связан с выживанием и охотой на живность. Но азарт и увлеченность достижения некой цели происходят из той же природы. Вот и я, увлекшись идеей посетить как можно больше разных чешских ресторанов, с утра в воскресенье проснулся с самым твердым намерением: отложить бесцельные шатания по Праге, а сосредоточиться на ресторанах, максимально использовав оставшееся время и силы.

И на четвертый день своего кулинарного путешествия, пользуясь тем, что с утра вообще нет ни малейшего желания даже думать о еде, я решил пуститься в некий анабазис: пробежаться, по возможности в одно касание — кружка пива и на крайний случай легкая закуска, — по самым популярным пивным, что рекомендованы в любом путеводителе, но на которые в Интернете уже есть немало нареканий российских туристов. Лучше всего самому разобраться в этом. И список мне был ясен: «У Калиха», «У Флеку», «Новоместский пивовар», «Пивоварский дом», «У Пинкасу», а дальше как получится.

Анабазис (греч., дословно — восхождение, далее, военный поход из низменной местности в более возвышенную, напр. с берега моря внутрь страны). Название «Анабазис» носят два замечательных сочинения классической древности: Ксенофонта — «Анабазис Кира», описывающий историю злополучного похода Кира Младшего против его брата, персидского царя Артаксеркса II, и Арриана — «Анабазис Александра», повествующий о походах Александра Великого.

Утро на Ходове ввергло меня в некую озабоченность — настоящее дежавю: точно такое же, как и вчера, голубое безоблачное небо, расчеркнутое во всех направлениях инверсионными следами лайнеров, полное безлюдье на улочках и невыносимо длинные интервалы в движении поездов метро. Проторенным путем я доехал до Народни Тршиды (Национальный проспект) и углубился в дебри домов, держа генеральное направление к Влтаве, оставляя трамвайные пути строго за спиной. На каждом перекрестке я выбирал поворот влево и через пять минут вышел на угол улиц Опатовицкой и Кременцовой, откуда и увидел знаменитые часы с надписью: «U Fleků» (Křemencova 11, Praha 1). Это и есть ресторан-пивовар «У Флеку», что относится к одной из самых знаменитых достопримечательностей Праги, вряд ли какой турист минует эту пивную, раскрученную туристскими путеводителями до мирового бренда.

В Праге даже есть такая поговорка:

«Каждый мусульманин должен хотя бы раз в жизни увидеть Мекку,

каждый чех хотя бы раз в жизни должен сидеть “У Флеку”».

Авторитетный портал«Svetpiva.cz» так характеризует пиво, сваренное в пивоварне «У Флеку»: Flekovský ležák 13%, стиль — Темный Лагер, содержание алкоголя — 4,6% об., температура сервировки — 6–8 0С. Высокая степень полноты, ярко выраженный карамельный элемент во вкусе и аромате. Такой карамельный вкус (он же — вкус жженого сахара) возникает от того, что при термической обработке солода при определенной температуре происходит карамелизация находящихся в нем сахаридов. Карамельное пиво производится из карамельных сортов солода: обычный карамельный, шоколадный, карамельный темный. Самым качественным считается баварский темный карамельный солод, из которого и варится флековское пиво.

Год основания пивовара горделиво значится на вывеске и каждом тацке (подставке под кружку с пивом) — 1499!

Из летописей следует, что пиво здесь начали варить пятьсот лет назад, тогда этот пивовар был известен как дом «У двух сорок», купленный солодовником Витом Скржеменцем. И пиво это было настолько хорошим, что о нем заговорили в городе, называя его просто «пиво на Скржеменце». Сейчас уже никто не может объяснить, как потеряли первую букву, и в конце концов вся эта улочка стала называться Кржеменцова. На протяжении столетий дом сменил множество владельцев — это были и периоды расцвета, как во времена Людмилы Скржеменцовой, пережившей своих четырех мужей-сладеков, и тяжелые времена после Белогорского поражения гуситов, когда хозяйке пришлось бежать из Чехии, а дом был конфискован. Во времена Тридцатилетней войны при обстреле шведами, осадившими Прагу, в дом попали два ядра, но он выстоял и дожил до наших времен.

В 1762 году дом приобрел Якуб Флековский, который с гордостью и дал ему свое имя, а вместе с ним и пивоварне, открытой здесь чуть позднее. Пивоварня звалась уже просто «У Флеку», то есть у Флековских, чью фамилию по чешской привычке легко укоротили. В то время пиво варили дважды в месяц и за одну варку получали всего 20 бочек пива, теперь же «У Флеку» варят 15 тысяч бочек в год.

В начале XIX века, женившись на хозяйке пивоваренного дома Розине, владельцем стал некий Франтишек Пштросс (Страус), и этот факт стал для пивоварни переломным моментом, так как именно Пштросс стал варить черное (темное) пиво по баварскому способу, но смешивая пополам мюнхенский темный солод со светлым пльзенским, добавляя к тому же часть карамельного солода и щепотку жареного цветного солода, что и позволило получить знаменитый темный флековский лежак, имеющий незабываемый горько-сладкий вкус. Специалисты даже говорят, что это лучшее пиво в Праге!

Надо отметить, что флековские «сладеки» (пивовары) никогда не ленились сами ездить аж в Жатков, чтобы выбрать подходящий хмель, они всегда говорили, что с пивом надо поступать как с едой — пробовать и выбирать только самому, ни в коем случае не доверяя чужому вкусу. То, как сегодня выглядит все это подворье из восьми пивных залов, в которых можно разом усадить 1200 человек, заслуга другого владельца этой пивоварни — Йозефа Карела Хоппа, который на переломе столетий, в начале XXвека, провел ряд приобретений, реконструкций и перестроек, чтобы придать всему комплексу наилучший вид. Из старой солодовни он сделал «Рыцарский» зал, или «Эмануазы», а потом и другие, например, «Старочешский» зал, зал «Кофр» («Чемодан»), «Ливерная колбаса», или «Вацлавка», на месте бывшей веранды, «Хмельник», где сегодня идут представления кабаре, а для творческой интеллигенции — журналистов, писателей и актеров — был придуман зал «Академия», который расписал знаменитый чешский художник Ладя Новак, чьи живописные сценки придали всему флековскому ресторану неповторимый образ и внесли свой вклад в создание репутации одного из лучших ресторанов Средней Европы.

С 1921 года и вплоть до самой национализации коммунистами в 1949 году пивоваром владела семья Бртника, им же этот ресторан и был возвращен после «Бархатной революции» 1989 года. «Флек» чудом уцелел во времена социалистического эксперимента и оказался единственным пивоваром, пережившим эту эпоху и не потерявшим себя.

Главным предметом гордости владельцев является собственная пивоварня, функционирующая непрерывно с начала XIX века, а также старинные бродильные чаны из выдержанного дуба. К юбилею — 500-летию «Флека» — в бывшей подвальной солодовне был открыт первый пражский музей пивоварения.

Во все времена в этой пивной собиралась самая пестрая публика: и иностранцы, и местные. Сюда на черную «тринадцатку» приходили и мэр Праги доктор Карел Бакса, и знаменитый вор Бабинский, известный под кличкой «Мюллер». Завсегдатаями пивной были и дворяне, и судейские, и повивальные бабки, знаменитые художники и даже помощник палача. Здесь всегда господствовало равенство, что вполне соответствовало надписи над входом: «Сменную обувь и титулы лучше оставить в гардеробе».

Книга отзывов гостей, сохранившаяся с давних лет чудом, открывает сотни известных и уже позабытых имен, объединяет же их одно и то же мнение: «Рады, что побывали здесь, но с еще большей радостью вернемся сюда еще раз». И по сей день каждый, кто покидает эту знаменитую пивную, видит над выходом надпись, оставленную еще в конце XVIII столетия Штепаном Флековским: «Благословен сладек, сваривший здесь первое пиво».

Сегодня «Флек» стал модным туристским аттракционом и со своими длинными, составленными вместе столами, за которыми распевают песни туристы из Германии и России, а японцы, ничего не понимающие в пиве, просто таращат глаза, больше похож на немецкие пивные бирштубы. Ленивые и нахальные (по многократным отзывам) «чишники», не очень вкусная еда по явно завышенной цене, конечно, являются неотъемлемой частью этого аттракциона, но слава Флековской темной «тринадцатки» перекрывает все это, оставаясь незапятнанной, а это дорогого стоит.

Я сунулся во «Флек» днем: в пустых залах повсюду таблички «зарезервировано», там не обслуживают, а зал направо полон туристов — мест нет, сам «вычеп» в каком-то проходе на сквозняке, как в пассаже, тут же витрины с предлагаемыми фирменными сувенирами на любой вкус и что поразительно — платный туалет! В пивном-то ресторане!

Позже, в другой день, я еще раз зашел во «Флека», уже поздним вечером, но ситуация для меня была такой же бесперспективной и очень напоминала и «Воянув Двур», и «Малостранскую пивницу»: чишники смотрят сквозь тебя, как сквозь немытое стекло — напряженно и состредоточенно, словно пытаются что-то прочесть, а я мешаю им в этом трудном деле: ты один — товар мелкий и штучный, здесь же работает конвейер, и одинокий гость, если только это не приматор (мэр) Праги, которого я увидел подъехавшим к подъезду «Флека» в сопровождении охраны, не представляет коммерческого интереса.

Я все-таки попробовал легендарного пива, но стоя сиротливо у «вычепа», стараясь не пролить на себя пиво и не мешать публике, которая, толкаясь, шумно перетекала из одного зала в другой. В любом случае я могу теперь с гордостью сказать, что прикоснулся к легенде!

Фаршированная флековская котлета на черном пиве

На 4 порции: 200 г свиной котлеты с косточкой (4 куска), 100 г копченой грудинки, 2 ложки свиного жира, 1 луковица, 250 г кислой капусты, тмин, соль, перец и 300 мл темного пива (флековский лежак 13%).

На сале поджарим порезанную на мелкие кусочки грудинку, добавим лук и порезанную кислую капусту, потушим под крышкой. Разрежем куски мяса так, чтобы сделать в них глубокий кармашек, который и наполним полученной на сковороде смесью капусты с грудинкой и луком. Закрепим края зубочисткой, посолим, посыплем тмином и на противень. Запекаем в духовке и по мере процесса подливаем пива. При готовности вытащим зубочистку так, чтобы не вылить сок из кармашка. Подаем с картофельным кнедликом.

Рядом, в тени знаменитого ресторана «У Флеку», буквально в нескольких метрах от его двери, примостился еще один «швейковский гóстинец» — «Švejk Restaurant U Karla» (Křemencova 7, Praha 1), я попробовал перевести его и как «Швейк у Карла», и «Швейковский ресторан у Карла», но позже подумал, что, скорее всего, это ресторан «Швейк» неподалеку от площади Карла (конечно, имеется в виду знаменитый строитель Праги — император Священной Римской империи, сделавший Прагу столицей, Карл-Карел IV). И еще одно попутное замечание: практически всегда на одном и том же «пятачке» в Праге спокойно уживаются самые разные рестораны — разные и по цене, и классу вообще, и всегда рядом с дорогим рестораном вы сможете найти не хуже по качеству еды и питья, но с весьма демократичными и приемлемыми ценами. Как, например, рядом с дорогим, весьма презентабельным рестораном «V Zátiší» («В укромном месте») окна в окна находится замечательная пивная «Restaurace U Betlémské Kaple», точно так же, как и рядом с модным и всегда набитым туристами «У Флеку» есть спокойный «Швейк», до мелочей выдержанный в стиле начала XX века, даже персонал одет в соответствии с той модой. И, уверяю, угостят вас в «Швейке» не хуже, хотя вместо флековской «тринадцатки» предложат любимое пиво Йозефа Швейка — «Велкопоповицкого Козла», а наряду с ним и «Пльзеньский праздрой» «двенадцатку», и «Гамбач» — «Гамбринус» 10°, и Master полутемный 13°, а для любителей более крепкого пива — Master tmavý 18°,найдется здесь и безалкогольный Radegast Birrel, и можете не сомневаться, всегда найдете здесь, чем закусить.

Этот отдельно стоящий дом когда-то, в 1896–97 годах, был построен известным архитектором Франтишеком Булдрой. В просторных и надежных подвалах этого дома, в котором и находится ресторан, пражский винодел Голдхаммер держал во времена Первой Республики большой оптовый винный магазин с винарней — ресторанчиком, где можно было это вино отпробовать. Называлось заведение несколько импозантно, но вполне в духе того времени — «У политического трупа».

Этот винный погребок любили посещать представители чешской богемы и творческой интеллигенции, среди которых одни из первых членов известного левыми взглядами Союза современной культуры «Девятисил» — писатели Владимир Штульц и Эдуард Басс, профессор В. Штех, Вацлав Талих и поэты Голан и Незвал, которому еще в 1961 году посвятил свое стихотворение «На Карловом мосту» будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский. И все это лишний раз подтверждает правило, которое вызревает у меня: в старой Праге любой дом — носитель легенд и интересных событий, ведь за сотни лет с каждым домом что-нибудь да приключится.

Витезслав Незвал (1900–1958) — человек большого и разностороннего таланта — был мастером слова, незаурядным композитором, своеобразным художником. Незвал родился в семье сельского учителя в моравской деревушке, где и прошло его детство. По окончании философского факультета Карлова университета он некоторое время работал в одном из пражских издательств, а с середины 20-х годов стал профессиональным писателем. Первые сборники стихов Незвала, появившиеся в 1922 году, заставили говорить о нем как о крупном поэте. Они посвящены детству, красотам чешской природы, любовным увлечениям юности, в них чувствуется влияние поэтики символизма, но отчетливо видно и своеобразие молодого поэта, оригинальность формы, чисто народный юмор, удивительная выразительность.В 1927 году поэма «Эдисон» приносит Незвалу мировую известность. В 20-30-х годах поэзия Незвала приобретает все более широкое общественное звучание, поэт выступает против реакции и военной угрозы. В 1934 г. за сборник «С богом и платочек» Незвал получает Государственную премию, которую отдает в фонд комитета эмигрантов-антифашистов. Накануне оккупации Чехословакии, в период обострения международной обстановки, В. Незвал заявляет о своей солидарности с Коммунистической партией Чехословакии, с СССР и пишет антифашистскую сатирическую поэму «Швабы». После войны талант Незвала расцветает с новой силой, в новых произведениях он славит свободный народ и любимую родину, его поэма «Песнь мира» в 1950 году удостоена Золотой медали Всемирного Совета Мира и переведена на многие языки. Незвал умер от тяжелой и продолжительной болезни сердца в 1958 году.

Так вот, относительно еды: закуски здесь от «утопенца» за 38 крон до копченого лосося с Путимской (почти с Путинской!) коптильни за 85 крон; похлебки от картофельной за 28 крон до гуляшевой, подаваемой в булке хлеба, за 49 крон (грибная полевка в хлебе в «Новоместском пивоваре» уже давно перевалила за сотню крон); главные же блюда при умеренных порциях в 150 граммов (что я теперь ценю особо, так как после них остается возможность попробовать еще что-нибудь) начинаются от 98 крон за «свичкову пани Мюллеровой на сливках с брусникой» и «гуляша фельдкуратора Отто Катца», 148 крон за четверть запеченной утки с кнедликами, тушеной капустой и шампиньонами до самого дорогого и обильного блюда за 265 крон — 600-граммовой «Balounova bašta» (я уже не раз писал, что «bašta» переводится приблизительно как «вкуснятина»), в которой запеченная свинина, ветчина, четверть утки и оленья колбаса подаются на большом блюде в сопровождении белой и красной капусты и двух видов кнедликов — картофельными и хлебными со шкварками.

Свинина, тушенная в пиве

Свиная лопатка — 1 кг, лук репчатый — 500 г, смалец — 3 ст. л., тмин — 1 ч. л., соль, перец — по вкусу, светлое пиво — 2 стакана, черный хлеб — 1 ломтик, петрушка — по вкусу.

Мясо нарезать небольшими кусками. Лук очистить и нарезать кубиками. Разогреть в кастрюле смалец и потушить в нем лук, добавить мясо и жарить 5 мин. Посыпать тмином и молотым красным перцем, посолить и поперчить, влить 1/2 пива, накрыть и тушить около 45 мин. Натереть на мелкой терке черный хлеб и добавить к мясу вместе с оставшимся пивом. Тушить еще 20 мин. Посолить, поперчить и украсить петрушкой. Подавать с кнедликами и маринованными огурцами.

Я уже не говорю о блюдах из свежей рыбы — форели, лосося и судака, самое дорогое из которых стоит 222 кроны, семи блюдах из птицы (максимум 159 крон) и отдельного раздела Pokrmy na prkénku, что я бы перевел как «Кушанье на доске», в котором порции от 150 до 500 граммов подаются на деревянном блюде, и в основном это разного вида мясо и птица с овощами, например, «любимое блюдо Карла» — оленья колбаса, сосиска, свиной бок и ветчина за 187 крон или огромный кусок мяса в 500 граммов, запеченный на гриле, с караваем хлеба за 345 крон.

Я успеваю на всякий случай отметить, что следующая дверь ведет в бар с интригующим названием «Absinthe Time» — надо будет как-нибудь заглянуть и сюда, ведь полынный напиток абсент во многих европейских странах находится под запретом, в США его начали продавать только с 2007 года, а запретный плод, как известно, если и не сладок, то все равно очень заманчив.

«У Калиха» («У чаши»), что неподалеку от станции метро «I.P. Pavlova» (Na Bojišti 12-14 Praha 2), мне повезло чуть больше, чем «У Флеку», но не понравилось, уж извините, тоже.

Я добрался туда в первых сумерках, и яркая реклама с зеленым Швейком была видна от самого угла, едва поворачиваешь на Боиште. Там два адреса — два входа подряд, оба заведения принадлежат братьям Павлу и Томашу Топферам, над одной дверью висит вывеска «У Калиха», а над второй «У Швейка» — это, видимо, для тех, кто не знает пока связи между «калихом» (чашей) и самим Швейком. А при такой страховке уже никто мимо не пройдет.

Вторая дверь ведет в небольшую пивную, где разливают, судя по рекламе, «рожновске пиво», а в «идельном листке» всего-то пять строчек. Колдует там пан Михал — человек, общающийся с клиентами, как утверждает Игорь Корчагин, на 12 языках, всегда улыбающийся, вежливый, открытый, знающий к тому же массу историй. Искусство развлекать клиента ему очень помогает, так как за кружку пива здесь берут аж 60 крон, а строчка «дневное меню за 70 крон» справедлива только для чехов (такая вот гастрономическая дискриминация), которые, как я понимаю, давно уже сюда не заходят.

На входе в «Калих» меня встретили два портрета Швейка, причем один из них, на котором герой со спущенными штанами и обнаженной задницей, превращен в мишень, а на втором он же с двумя кружками пенящегося пива — вполне банальный сюжет, который уже можно видеть и во многих городах России. Через пару шагов меня слегка напугали две неподвижные фигуры — как я понял, тайного агента Бретшнейдера и самого Швейка в мешковато сидящем на нем сером мундире под знаменитым портретом императора с отметинами бессовестных мух, из-за которых пострадал трактирщик Паливец.

Так как мировой известности иллюстрации Йозефа Лады к бессмертному роману, как мы уже знаем, принадлежат «Малостранской пивнице», то на стенах «Калиха» довольно-таки топорные карикатурные картинки и высказывания на житейские темы, принадлежащие героям романа, а кое-где поверх всего авторские комментарии посетителей, в частности и нашего соотечественника, выразившегося очень кратко и емко: «Офигенно!!! Серега!!! 14.10.08».

Была предужинная пора, вот-вот в зал нахлынут посетители, привезенные расторопными гидами, но пока было довольно-таки пустынно, лишь за двумя столиками обедали две пары, причем одна была точно из России — я слышал их разговор. Ели они «печеное колено» одно на двоих, пили «Пльзенское».

Ко мне подошел официант и проводил к столику, спросив, на каком языке мне понадобится меню. Я попросил на чешском, но он, видимо, угадав во мне носителя другого языка, тут же поправил, что есть меню и на русском. Я стал читать расклад, в котором цены были решены просто: каждый раздел имел одинаковую для всех блюд цену, причем разбег начинался сразу с 300 крон. Не успел я вчитаться, как тот же, шефствующий надо мной официант, какой-то приплясывающей походкой и с такой же легковесной улыбочкой вновь подошел ко мне, держа в каждой руке по бутылке — он ничуть не сомневался, что без аперитива я не обойдусь, оставалось только выбрать между «сливовицей» и «бехеровкой». К его нескрываемому неудовольствию, от крепких напитков я отказался, а попросил лишь кружку пива.

Коктейли из «Бехеровки»

Национальную чешскую настойку «Бехеровку» делают только в Карловых Варах и только на основе тамошних целебных вод. Получается крепко, вкусно и полезно, если пить в меру, конечно. Не без пользы можно потреблять и коктейли с участием настойки. За 200 лет существования «Бехеровки» их придумано немало.

«Взрыв свежести»: 40 г «Бехеровки», 150 г сока грейпфрута, 50 г содовой воды, немного льда.

«Красная луна»: 40 г «Бехеровки», 150 г сока черной смородины, 50 г содовой воды, лед по вкусу.

«Моравский петух»: 10 г «Бехеровки», 40 г красного вермута, 20 г сливовицы. Готовится в шейкере.

«Аперитив счастья»: 20 г «Бехеровки», 40 г коньяка или бренди, 20 г сливовицы, для полноты букета в бокал кидают одну черешенку и кусочек апельсиновой корки. Готовится в шейкере.

Бригада официантов в черных рубашках с засученными рукавами сначала молча стояла у амбразуры — окна выдачи, разглядывая от скуки посетителей, но потом из глубины кухни, видимо, пришло какое-то обнадеживающее известие, так как «молодцы», среди которых были и две женщины, принялись со страшным шумом сдвигать столы, устанавливая их в длинные ряды, как это было и «У Флеку». Значит, на подходе группы туристов, на которые и ориентирован весь этот прославленный легендарным персонажем Гашека лубочный пивной ресторан.

Пиво было обычным, «шпиз-шашлык», что я заказал, мне не понравился — он был из разного мяса (это хорошо), но если куриные кусочки были суховаты, то есть, передержаны на огне, то говядина осталась жесткой, а свинина была слишком жирной. Цену я заплатил значительную: кружка «Пльзенского» потянула аж на 60 крон, и это на приличном расстоянии от центра Праги! А за «шашлык от Паливца», названного в честь злосчастного трактирщика, которому дали десять лет за загаженный мухами портрет императора, с меня взяли аж 300 крон! Как пишет все тот же пивной авторитет Игорь Корчагин о ценах в «Калихе»: как во французском ресторане!

Сам ресторан называет себя, ни больше ни меньше как «гастрономический оазис — место встреч множества гурманов со всего мира». Понятно, что это всего лишь рекламный трюк, так как ничего особенно гурманского в его меню я не нашел — традиционный набор чешской кухни, отличающийся лишь фирменными названиями, в которых без особой фантазии использованы герои гашековского «Швейка», например, кроме Паливца, есть еще «картофельные лепешки (брамборачки) от подпоручика Дуба», «Говяжья отбивная поручика Лукаша», гороховый суп «Австрийцы отступают», «Шкварки по-швейковски (гусиные)», жареный гусь «Император», «Свиная нога по-полковничьи», «Миска Бретшнейдера» — для двоих (450 граммов) и венец всего списка — «Противень Балоуна»: гигантская порция в 2800 граммов для обжор и любителей хорошо поесть в компании.

Во времена «Бравого солдата Швейка», говорят, «U Kalicha» был совсем банальным, затрапезным трактиром и не имел ничего общего с сегодняшней помпезностью и претензиями на неподражаемость, которую рекламируют хозяева заведения. К сожалению, не сохранилось никаких старых фотоматериалов времен Гашека, можно лишь догадываться, как выглядело это заведение, над которым к тому же размещался публичный дом госпожи Мюллер, волюнтаристски названной Гашеком в романе служанкой Швейка. Ведь роман так и начинается со знаменитой фразы:

— Убили, значит, Фердинанда-то нашего, — сказала Швейку его служанка.

Швейк несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушел с военной службы и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные.

Кроме того, он страдал ревматизмом и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.

— Какого Фердинанда, пани Мюллерова? — спросил Швейк, не переставая массировать колени. — Я знаю двух Фердинандов. Один служит у фармацевта Пруши. Как-то раз по ошибке он выпил у него бутылку жидкости для ращения волос; а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко.

— Нет, эрцгерцога Фердинанда, сударь, убили. Того, что жил в Конопиште, того толстого, набожного...

— Иисус Мария! — вскричал Швейк. — Вот-те на! А где это с господином эрцгерцогом приключилось?

— В Сараеве его укокошили, сударь. Из револьвера. Ехал он со своей эрцгерцогиней в автомобиле...

Первую фразу я уже успел запомнить, прочитав ее на потолке у входа в «Малостранскую пивницу», правда, на чешском языке. Думаю, при настойчивости, обойдя все пивные заведения Чехии, использующие образ незабвенного национального героя, можно ознакомиться со всем текстом этого огромного — в четырех томах — романа.

Ресторан «U Kalicha» приобрел международный интерес после перевода «Похождений бравого солдата Швейка» на немецкий язык и постановки этого сочинения во всемирно известном театре Эрвина Пискатора в Берлине на Ноллендорфской площади в 1927 году. Именно немецкий режиссер Эрвин Пискатор вывел Швейка на международную литературную сцену. Театральное представление Пискатора привлекло большое внимание, сначала в Советском Союзе, потом последовали Англия, Франция, Италия и другие страны. Со временем «Похождения бравого солдата Швейка» стали всемирно известным произведением. Сам Пискатор так ни разу и не побывал в ресторане «U Kalicha», так как никогда не был в Праге. Заурядный, закопченный сажей ресторанчик привлек к себе внимание журналистов, писателей и артистов, гостивших у популярного чешского репортера Эрвина Эгона Кише, лишь в 30-х годах прошлого века. Говорят, что здесь бывал даже известный советский генерал Шапошников…

Однако истина требует поправок: необходимо указать, что ресторан «U Kalicha» принадлежал не Паливцу, как это написал Гашек, а какому-то Шмиду, которого называли «грубиян». Паливец же там работал всего лишь помощником официанта. Госпожа Мюллер, как я уже написал, была не домработницей Швейка, а хозяйкой публичного дома, находившегося над рестораном. А вот со Швейком все обстоит гораздо сложнее: кто-то считает, что на самом деле это был Франтишек Страшлипка — денщик лейтенанта Лукаша, он частенько бывал в трактире «U Kalicha», но гораздо больше интересовался публичным домом госпожи Мюллер, нежели трактиром. Есть и другая версия, о которой писал сам Гашек, прототипом явился пан Швейк, служивший дворником в этом же доме, где был трактир и заведение с девочками. Швейк как-то пригласил Гашека к себе, отлично угостил и рассказал множество забавных историй. Отсюда и появился герой, которому уже приписывались приключения и самого Гашека, и его приятеля Страшлипки. Впрочем, какая разница, кто послужил прототипом, особенно сейчас, спустя почти сто лет! Важно что и в наши дни этот полный сарказма и издевки над бюрократами и невеждами роман остается не просто интересным, но и злободневным.

Таким, каким мы можем видеть ресторан «У Калиха», он стал только в 50-х годах прошлого века. Как и «Флек», он сумел выжить в скучные времена социалистического строительства в Чехословакии, а в 1992 году в рамках программы реституции и приватизации, по конкурсу, ресторан перешел в собственность братьев Павла и Томаша Топферов. Они и владеют им по сей день, сохраняя по мере сил кулинарные традиции чешской кухни. Понятно, что особую славу «У Калиха» снискал среди многочисленных туристов, приезжающих в Прагу. Вечером здесь обычно не бывает свободных мест, разве что в «мертвый сезон», который наступает обычно в середине января и тянется до самого марта.

Правда, сегодня есть специалисты-гашековеды, утверждающие, что не только Швейк, но и автор его — Ярослав Гашек — никогда не заходили в этот ресторан, но оставим эти заключения на совести спецов. Ведь сам Гашек, а этого из романа, как и из песни, не выбросишь, написал:

Швейк, прощаясь с Водичкой, сказал:

— Как кончится война, зайди проведать. С шести вечера я всегда «У чаши» на Боиште.

— Известно, приду, — ответил Водичка. — Там скандал какой-нибудь будет?

— Там каждый день что-нибудь бывает, — пообещал Швейк, — а уж если выдастся очень тихий день, мы сами что-нибудь устроим.

Друзья разошлись, и, когда уже были на порядочном расстоянии друг от друга, старый сапер Водичка крикнул Швейку:

— Так ты позаботься о каком-нибудь развлечении, когда я приду!

В ответ Швейк закричал:

— Непременно приходи после войны!

Они отошли еще дальше, и вдруг из-за угла второго ряда домов донесся голос Водички:

— Швейк! Швейк! Какое «У чаши» пиво?

Как эхо, отозвался ответ Швейка:

— Велкопоповицкое!

— А я думал, смиховское! — кричал издали сапер Водичка.

— Там и девочки есть! — вопил Швейк.

— Так, значит, после войны в шесть часов вечера! — орал Водичка.

— Приходи лучше в половине седьмого, на случай если запоздаю! — ответил Швейк.

И еще раз донесся издалека голос Водички:

— А в шесть часов прийти не сможешь?!

— Ладно, приду в шесть! — услышал Водичка голос удаляющегося товарища.

Так разлучились бравый солдат Швейк и старый сапер Водичка.

Вот ведь какие интересные вещи узнаешь со временем, хотя я читал «Швейка» еще в средней школе, но тогда и не заметил, что знаменитая в России фраза «В шесть часов вечера после войны», ставшая названием популярного советского кинофильма, была запросто позаимствована из великого произведения Ярослава Гашека. Самое время отвлечься от пивной темы и рассказать тем, кто не знает или просто успел забыть, некоторые подробности о Гашеке и его незабвенном Швейке.

«Гашек был гений, и его произведения рождались из внезапных наитий. Сердце у него было горячее, душа чистая, а если он что и растоптал, то по неведению».

Ярмила Майерова, первая жена писателя

В формальном отношении произведение Гашека, написанное сочным языком, с примесью солдатского жаргона и пражского арго, построено на чередовании событий в солдатской жизни главного героя, изложение которых прерывается характерными отступлениями (воспоминания Швейка о случившемся с ним ранее или примеры из его житейского опыта).

Владимир Врангель

Я очень боюсь, что сегодняшние любители чешского пива, посещающие многочисленные «швейковские» рестораны в Праге и по всей Чехии, мало что знают о легендарном солдате и уж тем более о его создателе. А ведь Гашек, при всей неоднозначности отношения к нему самих чехов, является одним из важнейших столпов чешской литературы и культуры вообще. И личность его по сей день остается не до конца понятой и вызывает различные споры и многочисленные домыслы.

Сам писатель дожил только до 40, успев из больших вещей сотворить единственно «Швейка». Естественно, и этого совсем не мало, особенно когда знаешь о всемирной славе гашековского творения. Так, однако, выходит, что всю свою не очень долгую жизнь он только подходил к большому роману, накапливал, что-то оттачивал в голове и на бумаге, чтобы потом излиться сразу, по большому счету и абсолютно точно. Получилось. Мгновенно пришла слава, даже самому удалось ухватить малый ее кусочек. Но вот что интересно: что же это была за жизнь у писателя, итогом которой стал незавершенный, но бессмертный роман, как к этому шло и откуда что бралось? Просматривая его биографию, видишь обыкновенную историю, непримечательное окружение, череду малых дел, а вот, поди ж ты, создал в итоге нечто. Грандиозное и на века. Как так случилось? Загадка…

Ярослав Гашек увидел свет 30 апреля 1883 года в тесной квартире старого дома в центре Праги. Его отец преподавал математику и физику в частной гимназии. По-чешски должность называлась «профессор», но это не должно обманывать, так здесь до сих пор именуют любых преподавателей в заведениях уровнем повыше, чем начальная школа. Йозеф Гашек вел жизнь пролетария-интеллигента, т.е. был беден, затуркан нуждой, разочарован жизнью и втихаря попивал. Сына он дождался уже в зрелом возрасте, поскольку в силу затрудненных обстоятельств только свадьба откладывалась 13 лет, а потом еще был недолго проживший первенец.

Отец будущего писателя был добрый человек, но на сына оказал малое влияние. Его слишком отвлекали житейские проблемы, к тому же он рано умер. Ярославу исполнилось только тринадцать, когда отец заболел гриппом, получил осложнение на почки и скончался после операции. Начались скитания по квартирам, пришла настоящая нужда. В гимназии он был поначалу на хорошем счету, но постепенно утрачивал интерес к учебе. В 1898 году Ярослав бросил гимназию, некоторое время работал в аптеке и в магазине, а потом поступил в коммерческое училище, где в 1902 году завершил свое образование.

Летом 1900 года во время каникул Ярослав впервые отправился в путешествие по Чехии и Словакии. Уже во время первого путешествия он познакомился со словацкими «будителями» — так называли чешских и словацких патриотов-просветителей. Особенно запомнилась Гашеку встреча с доктором Душаном Маковицким, позднее ставшим личным врачом Льва Толстого. С тех пор «охота к перемене мест» стала частью натуры и образа жизни Гашека — он часто срывался с места и пускался в странствия. Когда у него заканчивались деньги, столичный путешественник превращался в форменного бродягу. Местные жители никогда не отказывали веселому и общительному парню в еде и ночлеге, но случалось и в стогу сена ночевать.

После окончания коммерческого училища Ярослав получил место служащего в столичном банке «Славия». Все бы хорошо, но «дух бродяжий» не давал покоя. Однажды Гашек встретился с другом и вдохновенно рассказывал ему о последнем путешествии. Вдруг запрокинул голову, посмотрел на небо и звезды и сказал: «Сегодня я получил за сверхурочные, деньги у меня есть, махну-ка ночью в Словакию!» И действительно уехал. Следовали гневные послания из банка, Гашека разыскивали, он, вернувшись, каялся и… снова исчезал. Рассказывают, будто ездил в Африку помогать бурам в борьбе с англичанами, как Капитан Сорви-голова, а перед этим устроил в банке сбор пожертвований и исчез, оставив лаконичную записку: «Бастую!» Это, конечно, одна из легенд, окружающих имя Гашека, но легенда правдоподобная. Ведь отправился же он на самом деле на Балканы волонтером — помогать восставшим против Турции македонцам и болгарам.

Итогом странствий Гашека стали его путевые очерки, фельетоны и юморески, публиковавшиеся в различных журналах. В эту пору Гашек шокировал добропорядочных пражан грубыми манерами и речью, пристрастился к сливовице и много курил. В застольных беседах он рассказывал невероятные истории о своих похождениях. Он сочинял свою жизнь, мистифицировал публику и сам пребывал в каком-то пограничье между реальностью и вымыслом.

Образом жизни Гашека стали и странствия по «ближнему кругу» — миру пражских кофеен, трактиров, пивных и винных погребков, от центра «златой Праги» до нищих окраин. Каждое заведение имело свою «физиономию» — напитки, блюда, круг посетителей. В пивных, например, подавался только один сорт пива, считалось, что кабатчик не может гарантировать высокое качество нескольких сортов. Большинство заведений работали и ночью. Недаром Швейк потом говорил: «Я раз за одну ночь побывал в двадцати восьми местах, но, к чести моей будь сказано, нигде больше трех кружек пива не пил». В этих своих скитаниях Гашек заглядывал и глубже — в мир пражских притонов и ночлежек, где собирались бродяги, воры и проститутки.

С тех пор имя Гашека замелькало в полицейских протоколах: «вышеозначенный в нетрезвом состоянии справлял малую нужду перед зданием полицейского управления»; «в состоянии легкого алкогольного опьянения повредил две железные загородки»; «недалеко от полицейского участка зажег три уличных фонаря, которые уже были погашены»; «стрелял из детского пугача»… Дело обычно оканчивалось кутузкой до утра и штрафом. Но взыскать штраф с Гашека было практически невозможно: даже если полиции удавалось обнаружить место жительства бродяги, то уж денег или имущества у него не было никогда. Надо, однако, отметить, что и в пьянках, и в дебошах Гашек знал меру, сохраняя чешский уровень «приличности». Но и без них не обходилось, богема, эпатирование, авантаж — это было то, что он выбрал для себя и чему без большой натуги следовал.

Все годы до войны, по существу вся молодость, прошли без твердого места, без гарантированного заработка, без определенных занятий. Он много писал, но делал это без серьезного волевого напора, не ставил себе конкретных и больших задач и вел самый рассеянный образ жизни. Режим его дня выглядел таким примерно образом: днем торопливое писание (писал он быстро и обычно ничего не переделывал), больше хождение по редакциям и поиски заказов, вечером долгие посиделки со старыми и новыми друзьями в каком-либо кабаке: пиво, более крепкие напитки, бесконечные разговоры, розыгрыши, приколы. И так из недели в неделю годами. При чешском умении растягивать кружку и рюмку на несколько часов алкоголиком в нашем понимании стать трудно. Но, конечно, организм от частых возлияний и беспорядочного времяпровождения не здоровел, может быть именно это потом, в конце всего-то четвертого десятка, скажется и приведет Гашека к ранней смерти. А пока, пока ничего не болит, можно позволять себе то, что нравится. Пить, сидеть и говорить определенно нравилось.

Естественно, Гашеку не было чуждо ничто человеческое, и в 1910 году он женился. Женился по любви, после многолетнего знакомства с Ярмилой Майеровой. Она была приятной и целеустремленной девушкой из хорошей семьи, верила в писательское дарование Гашека и хотела ему помогать. Их роман мило развивался несколько лет, но замуж родители ее отдали только после того, как жених получил постоянное место в журнале «Мир животных».

Внешне Гашек вел легкомысленный образ жизни. И только самые близкие люди могли заметить, как он порой впадает в меланхолию, как сам «вытаскивает» себя из уныния какой-нибудь шутовской выходкой. Беззаботность не была его врожденной чертой, Гашеку были свойственны застенчивость, чуткость и замкнутость. Таким людям трудно живется на свете, они ищут какой-то защиты, опоры и часто находят ее в многолюдных компаниях, в скитаниях, в кутежах и беспутстве.

После изгнания из «Мира животных» Гашек решил сам торговать собаками и открыл «Кинологический институт». Его помощником был настоящий плут по фамилии Чижек, он мастерски перекрашивал собак и вообще придавал им какой угодно облик. Эти проделки отразилась в юмореске «Как я торговал собаками» и на многих страницах «Швейка». В конце концов, обманутые покупатели обратились в суд. К тому времени брак Гашеков практически распался. Беда в том, что Гашек не был создан для семейной жизни, удержать его дома никто бы не смог. У большого таланта, у национального гения другие масштабы, для него семья — вся Чехословакия, а может быть, и шире — человечество. Так и чувство ответственности у него избирательное — Гашек часто подводил близких людей, случалось, и предавал.

Ярмила была в отчаянии, ее родители настояли на ее возвращении домой. Гашек тоже мучился. 10 февраля газета «Ческе слово» сообщила: «Этой ночью собирался прыгнуть с парапета Карлова моста во Влтаву 30-летний Ярослав Г. Театральный парикмахер Эдуард Бройер удержал его. Полицейский врач обнаружил сильный невроз. Вышеназванный был доставлен в Институт для душевнобольных». Что это было? Настоящий акт отчаяния или новая мистификация, инсценировка, исполненная Гашеком с целью вернуть себе Ярмилу? Во всяком случае, она действительно вернулась, но ненадолго. Так они сходились и расходились несколько раз, под конец встречались тайно, как до свадьбы. Так и сына зачали. А потом расстались окончательно, не помогло и рождение сына в апреле 1912 года.

К своим тридцати годам, даже при таком образе жизни, Гашек стал одним из самых плодовитых чешских писателей, хотя жутко удивляет, когда он успевал писать вообще. Он опубликовал сотни сатирических рассказов, юморесок, фельетонов, выдал несколько книг, написал 90-главную «Историю партии умеренного прогресса», был соавтором нескольких пьес, всего более 1300 публикаций набралось за короткую жизнь. Эти вещи симпатичны и забавны, брызжут искрами несомненного таланта, но все они до уровня «Швейка», кстати, уже появившегося героем нескольких рассказов, определенно не дотягивают. Талант только вызревал, хотя известность в литературных и артистических кругах была.

Европа уже дышала войной. Идиотозавры пробудились и требовали крови. В Германии и Австро-Венгрии шли грандиозные военные приготовления. В условиях милитаристского угара у Гашека родился замысел цикла сатирических рассказов «Идиот на действительной службе», в котором впервые появляется Швейк. Этот сюжет Гашек записал на клочке бумаги где-то в кафе. Наутро долго искал набросок и очень обрадовался, когда нашел его в корзине для бумаг. Кроме названия, можно было разобрать единственную фразу: «Он сам потребовал, чтобы его осмотрели и убедились, какой из него исправный солдат».

Незадолго до этого Гашек зашел в трактир «У чаши», в котором начинается действие романа (на самом деле это был скорее ресторан, притом с «нумерами» с барышнями наверху). Здесь Гашек слушал рассказы ветеранов, воевавших в Боснии и Герцеговине. И тут он встретил давнего знакомого — пана Швейка, служившего дворником в этом же доме. Швейк пригласил Гашека к себе, отлично угостил и рассказал множество забавных историй. Так появились сюжет и герой. Рассказы из этого цикла печатались в разных журналах, а полностью были опубликованы в книжке «Бравыйсолдат Швейк и другиерассказы» в 1912 году. Довоенный Швейк не во всем похож на Швейка из романа, он пока еще действительно туповатый простак и напоминает Ивана-дурака из русских сказок. Лукавым мудрецом и ловким плутом Швейк станет уже после войны.

Когда началась война, провокатору скандалов, мистификатору и озорнику пришлось прикусить язык. В военное время шутки стали опасны. Надо сказать, что еще до войны Гашека несколько раз осматривала медицинская комиссия, но всякий раз из-за нездоровья признавала негодным к военной службе. Тут однако «положение Австрии стало уж таким плохим», что пригодился и безалаберный писатель с анархизмом в голове. Его путь на фронт пролегал по тому же маршруту, что у Швейка: госпиталь — Чешские Будейовице — Кираль-Хида — Мост-на-Литаве — Галиция. Товарищи, окружавшие его, тоже были те же, что у Швейка, они попали впоследствии в роман: Лукаш, Сагнер, Биглер, Ибл — это все реальные фамилии.

С самого начала военной службы, как и многие чехословацкие солдаты, Гашек думал о том, чтобы перейти на сторону братьев-славян, против которых воевать за австрияков не хотелось. Задуманное удалось осуществить только осенью: Гашек вместе с армейским приятелем Франтишеком Страшлипкой, со 135 мертвыми, 285 ранеными и 509 пропавшими без вести солдатами 91-го полка расстался с австрийской армией.

В лагере Гашек переболел тифом, а летом следующего года, не раздумывая, записался в Чешскую дружину, готовящуюся воевать уже на стороне русских. Однако Гашека снова не обучали воевать, а использовали как литератора в выходящей в Киеве чешской газете «Чехослован». Здесь, в Киеве, кстати, он отметился маленькой книжечкой о похождениях Швейка. И все же главные военные подвиги чехословацких легионеров его не миновали: за июльское 1917 года сражение под Зборовом, где отличились его соотечественники, Гашек тоже был удостоен Георгиевской медали четвертой степени.

Прогремевшая в России революция заставила писателя определиться. Ситуация менялась быстро, в обстановке всеобщего хаоса и неясности Гашек примкнул к взявшим в стране власть большевикам. Ему повезло и Ленина в Москве слышать, и со Свердловым встречался, был принят в чехословацкую секцию РКП(б) и отправлен в Поволжье агитировать земляков «верить коммунистам».

Те же в основном верить не хотели, и когда вспыхнул чехословацкий мятеж, Гашек был объявлен дезертиром и изменником. Чудом ему удалось избежать военно-полевого суда, выдав себя за умалишенного, потом он уже старался не сталкиваться с земляками, исправно служа советской власти, куда бы она его ни посылала.

В течение двух лет коммунисту Гашеку приходилось делать разные вещи: писать пропагандистские материалы на чешском языке, комиссарить в Бугульме, заседать в Совете в Иркутске, публиковать сатиры на белогвардейцев на русском языке, издавать газету «Ур» на бурятском и многое другое. Сообщений о его личном участии в кровопролитии нет. Суровая Россия, как ни странно, его дисциплинировала, здесь он был ответственен, обязателен, точен и не пил. Написать что-то значительное тут он не сумел, но набрал уйму впечатлений и бесспорно закалил свой талант.

С окончанием гражданской войны Ярослав Гашек чуть было не осел в России насовсем. Купил дом в Иркутске на берегу Ангары, занял ответственный пост в политотделе 5-й армии. Единственное, что тяжело переживал чешский писатель, так это крепкий «сухой закон», который тогда царил в Сибири. За чрезмерное увлечение спиртным могли и расстрелять. Будучи большим любителем заглянуть в бутылку, Гашек очень страдал от вынужденного воздержания. А когда в конце 1920 года ему вместе с молодой женой Шурой Львовой предложили вернуться в Чехословакию для поддержки тамошнего коммунистического движения, он, не раздумывая, согласился.

Когда Гашек приехал в Прагу, он огляделся по сторонам, посмотрел на игры местных коммунистов и социал-демократов и плюнул. На русскую революцию это совсем не походило, а по-другому толкать красные идеи он не умел, да, наверное, уже и надоело. Буквально на другой день после возвращения Гашека утренние газеты сообщали: «Вчера посетителей кафе “Унион” ожидал большой сюрприз; откуда ни возьмись, как гром среди ясного неба, после пятилетнего пребывания в России сюда заявился Ярослав Гашек». Сюрприз заключался еще и в том, что за время отсутствия Гашека газеты несколько раз хоронили его, описывая бесславный конец писателя: будто его казнили легионеры или убили пьяные матросы в одесском кабаке.

Гашек вряд ли ожидал такого приема. Многие друзья отвернулись от него. Кто-то не подал руки, кто-то демонстративно выходил, когда появлялся Гашек. Однажды его чуть не избили бывшие легионеры. Общественность ждала от этого «большевистского комиссара» рассказов о зверствах. Одна журналистка спросила, на самом ли деле он питался в Красной Армии мясом убитых китайцев? «Да, милостивая пани», — подтвердил Гашек и пожаловался на неприятный привкус.

Он снова начал пить. И тут случилось то, что должно было случиться: он встретился с Ярмилой. Любовь вспыхнула вновь, Гашек называл их тайные отношения «прекрасным маем на склоне лет». Однажды Ярмила пришла с сыном. Гашек робко гладил мальчика по голове и обращался к нему на «вы». Только через месяц мальчик узнал, что «пан редактор» — его отец. Раньше ему говорили, что отец погиб в России. Ярмила и теперь взяла с сына слово, что он никому не скажет об этой встрече. В следующий раз Гашек держался с сыном свободнее, шутил, рассказывал смешные истории, подарил книжку своих рассказов с надписью: «Дорогому сыну. Ярослав Гашек». Но эта встреча стала последней. И все же Ярмила ни разу не сказала о Гашеке худого слова. А когда горечь обиды утихла, именно она сказала о муже главное: «Гашек был гений, и его произведения рождались из внезапных наитий. Сердце у него было горячее, душа чистая, а если он что и растоптал, то по неведению».

А как же «русская жена» Шура? Можно представить, что она переживала в это время — в чужой стране, без средств к существованию, с вечно пропадающим где-то мужем. Все запуталось в личной, общественной и творческой жизни Гашека, спас его бравый солдат Швейк. Раньше этот герой был отделен от автора, писатель смотрел на него со стороны да посмеивался. Теперь Гашек будто признался: «Швейк — это я, это все мы — добрые люди, вынужденные как-то выживать в условиях всемирного абсурда».

Я высмею Швейком всех наших дураков и покажу всем, каков наш истинный характер и что он умеет.

Ярослав Гашек

Гашек и его давний друг, бывший анархист Франта Сауэр, обсудили замысел нового романа и взялись за дело. Решили сами издавать его небольшими выпусками с продолжением. Первую часть Гашек написал быстро. Затем друзья сочинили рекламную афишу и отправились по кафе и пивным Праги. В рекламе сообщалось:

«Одновременно с чешским изданием роман выйдет во Франции, Англии и Америке! Первая чешская книга, переведенная на основные языки мира».

Так компаньоны предсказали всемирную славу «Швейка». Известный тогда художник Йозеф Лада нарисовал обложку, создал самый узнаваемый образ Швейка, ему обещали щедрый гонорар, но, конечно, не заплатили. Дела шли плохо, тонкие книжицы первого выпуска распространяли друзья писателя за 20 процентов комиссионных. На последующие выпуски денег просто не было. Но потихоньку тираж раскупался. Особенно нравился «Швейк» ветеранам, тем же легионерам — они узнавали собственные «похождения». Так Швейк примирил еще вчера непримиримых врагов — красных комиссаров и белочехов.

Но у «Швейка» сразу нашлись и интеллектуальные противники. Роман обвиняли в грубости, вульгарности. На эти упреки Гашек ответил: «Жизнь — это не школа для обучения светским манерам... Люди, которых коробит от сильных выражений, просто трусы, пугающиеся настоящей жизни… Такие типы на людях страшно негодуют, но ходят по общественным уборным читать непристойные надписи на стенках». По сегодняшним же понятиям «грубый» язык Гашека вообще представляет собой изящную словесность!

Условия жизни Гашека были по-прежнему тяжелые — он с Шурой жил у Сауэра, денег не было, зарабатывал на газетных фельетонах. Сауэр рассказал об этом общему другу художнику Панушке. Тот как раз собирался на этюды в небольшое местечко Липницу и позвал Гашека с собой. Писатель охотно согласился. 25 августа 1921 года они прибыли на место.

Липница очень понравилась Гашеку. Гашек поселился в комнате над трактиром «У чешской короны» и хвастался: «Я живу теперь прямо в трактире, ни о чем лучшем я и не помышлял». Как всегда, Гашек моментально оброс многочисленными друзьями. Панушка вернулся в Прагу, а Гашек остался. Он писал роман и отсылал написанные главы по почте. Иногда переключался на рассказы и фельетоны. Однажды вечером спьяну написал Шуре открытку со своим адресом, звал приехать. К утру проспался и пожалел об этом, бросился на почту, но открытка уже ушла. Приехала жена, стали жить вместе — впроголодь и в долг.

Право на издание «Швейка» перекупил предприимчивый издатель Сынек. С тех пор главы «Швейка» начали выходить регулярно, а Гашек получал постоянный гонорар. Вскоре «Швейка» поставили на сцене. Наступил если не самый счастливый, то самый спокойный период в жизни писателя. Он купил домик около липницкого замка и даже, после того как ошпарил руку и долго не мог сам писать, нанял писаря. Безработный сын местного полицейского Клемент Штепанек писал под его диктовку. Гашеку понравилось так работать. Самое интересное, что Гашек не делал никаких предварительных записей или заметок, он диктовал большой кусок текста и, не перечитывая его, тут же отправлял издателю по почте. Поразительно, но факт — «Похождения бравого солдата Швейка», возможно, единственный роман, который автор не читал, ни по частям, ни в целом, ни в рукописи, ни в книжном издании! Воистину Гашек был «не читатель, а писатель»… Может быть, в этой недосказанности, и в нарочитой легкой небрежности и заключается особая прелесть этой книги.

Когда у Гашека завелись деньги, он никому не отказывал в помощи, ему доставляло удовольствие помогать, делать людям приятное, он даже сталпопечителем местной школы. Но силы оставляли его. Незалеченные с юности болезни, беспорядочный образ жизни, алкоголь и табак окончательно сгубили Гашека. Незадолго до Рождества 1922 года он слег и уже не вставал с постели. 3 января 1923 года Гашек умер от паралича сердца. Накануне он прервал диктовку романа и эта последняя фраза, как и первая фраза всего романа, вопреки рекомендациям такого корифея как Горький, тоже оказалась прямой речью, высказанной подпоручиком Дубом, исполненной идиотского патриотизма:

— Патриотизм, верность долгу, самосовершенствование — вот настоящее оружие на войне. Напоминаю вам об этом именно сегодня, когда наши войска в непродолжительном времени перейдут через границы...

Из-за смерти автора Швейк так и не переступил границы Австро-Венгрии.

В Праге никто не поверил в смерть Гашека — его так часто хоронили. Поэтому на похоронах были только свои, местные, да художник Панушка, оставивший нам посмертный портрет Ярослава Гашека. После смерти писателя остался запечатанный конверт. В нем было письмо в окружной школьный комитет. Гашек извещал, что тяжело болен и просил подыскать ему заместителя на попечительском поприще, «дабы интересы школы не пострадали». Это были последние строки, ради которых писатель не поленился обмакнуть перо в чернильницу.

Роман «Похождения бравого солдата Швейка» заслуживает занесения в Книгу рекордов Гиннесса не только по причине сверхпопулярности, но и по причине своего объема. Полная версия «Швейка» — это крупноформатный том почти в восемьсот страниц мелким шрифтом, а написана она была в рекордно короткий срок — всего за год и девять месяцев. Количество иллюстраций к роману, автором которых был Йозеф Лада, тоже внушительно: пятьсот сорок рисунков, послуживших впоследствии основой для создания кукольного мультика о Швейке. История о бравом солдате повлияла и на кино: по роману было сделано несколько художественных фильмов, а название одной из российских старых кинокартин, как я уже упоминал, взято из «Швейка» как цитата из того эпизода, где Швейк прощается с другом перед уходом на фронт, и они договариваются встретиться «в шесть часов вечера после войны». Книга по всем меркам — гигант чешской литературы!

Кстати говоря, а может быть, совсем и некстати, в чешской культуре вообще почему-то имеется склонность к гигантизму, казусы коего немногочисленны, зато весьма впечатляющи. К примеру, в Праге был когда-то установлен самый большой в мире памятник Сталину — высотой в 19 метров. Правда, его взорвали уже через несколько лет после установки, как только исторический XX съезд КПСС развенчал диктатора и тирана. В Праге находится самый большой замковый комплекс — Град, внесенный в книгу Гиннесcа, здесь же у пустующего уже 20 лет Мавзолея на горе Витков, из которого сразу после «Бархатной революции» вынесли всех коммунистических вождей Чехии, стоит самый большой в мире монумент всадника — Яну Жижке, национальному герою страны (автор Б. Кафка, высота 9 метров, длина 9,6 метров, ширина 5 метров). Мало кто знает, что самый большой в мире стадион вовсе не «Маракана» в Рио-де-Жанейро, который при 120 тысячах мест умудрялся вмещать 199 854 зрителя на финале Четвертого чемпионата мира в 1950 году, а Страговский стадион в Праге, который по проекту мог принять до 240 тысяч зрителей, имеет площадь в 63 тысячи кв. метров, а централизованная разливочная система, поставляющая пиво в пражском спортивном ледовом дворце Sazka Arena, состоящая из 4 ресторанов, 7 баров и 20 розничных точек комплекса, способна выдать 10000 кружек пива всего за 15 минут.

Страговский стадион в Праге — построен в 1933, архитекторы Ф.П. Бальцарек и К. Копп, перестроен в 1939 и 1947–48; реконструирован в 1955 по проекту архитектора И. Крога и в начале 1970-х годов.

Казалось бы, в Чехии Ярослава Гашека все должны обожать, но на самом деле это не совсем так. Церковь его недолюбливает: жизнь у него была непутевая, а в книгах — мало возвышенного, интеллигенция в своей массе настроена скептически: не Кафка все-таки... Патриоты вообще Гашека терпеть не могут. Что за героя он создал?! Позор на весь мир. У датчан — Русалочка, у итальянцев — Ромео и Джульетта, у французов — д’Артаньян да впридачу еще три мушкетера, а у чехов — идиот Швейк! Чешские патриоты Швейка стесняются.

Да. А липницким трактиром, в котором последние месяцы своей жизни любил проводить время Гашек, ныне владеет Рихард Гашек — внук писателя. Он же сегодня — сопредседатель «Партии умеренного прогресса в рамках закона». При коммунистах эта шутовская партия была запрещена. При Вацлаве Гавеле возобновила свое существование. Девиз партии: «Не избирайте нас!». Каждого нового члена «Партии умеренного прогресса в рамках закона» принимают в пивной. Кандидат обязательно должен быть членом еще какой-нибудь партии — чтобы подрывать ее изнутри. Филиал партии, по слухам, существует в Исландии. Каждый может занять в «Партии умеренного прогресса в рамках закона» любой пост — какой сам себе придумает.

И чтобы не прерывать поднятой здесь темы Швейка и Гашека, я решил посетить еще одну пивную господу — «Фердинанда», где подают бенешовское пиво с импозантным названием «Семь пуль» и только настоящий знаток «Похождений Швейка» сразу же вспомнит:

— Семь пулек, как в Сараево!

А сказал это четвертый арестованный по политическим обвинениям, что сидел в одной камере с трактирщиком Паливцем, пострадавшим от мух, любителей императорского портрета.

Об этом четвертом «следует сказать, что это был человек открытого характера и безупречной честности. Целых два дня он избегал всяких разговоров о Фердинанде и только вечером в кафе за «марьяжем», побив трефового короля козырной бубновой семеркой, сказал:

— Семь пулек, как в Сараево!

И навеки прославился.

Эта улочка, ведущая к Главному вокзалу (то есть, в принципе, можно идти и со стороны Главного вокзала) называется Оплеталова, там, в доме № 24, находится пивная «Фердинанда» с одноименным пивом и стильным интерьером, выдержанным в нарочито грубом виде. Например, в качестве пепельницы вам предложат жестяной совок, а на каждом столе соль, уксус, масло и перец находятся в наборе слесарных инструментов, среди которых главным выделяется хромированный молоток, приборы же вам подадут в жестяном ведерке без особых излишеств. Барная стойка, как и стены, расписаны смелыми лозунгами и указателями, где окоп, где редут, а где пиво подадут, и надо учесть, что в обозначении туалетов слово «ferdinandy» означает «женский» от слова damy а «ferdinandi» — «мужской» от аналога в чешском pani, что является множественным числом от слова pan — господин.

Но главная достопримечательность этой пивной, конечно же, само бенешовское пиво, и среди пяти его сортов — полутемное, или как его здесь еще называют — красное пиво — то самое «Седм кули» («Семь пуль»). Так с присущим чехам юмором отмечено историческое событие — убийство 28 июня 1914 года в Сараево сербским студентом Гаврило Принципом наследника австрийского престола эрцгерцога Австрийского — Франца Фердинанда д’Эсте, после чего, собственно, и началась Первая мировая война.

Франц Фердинанд д’Эсте владел родовым замком Конопиште вблизи Праги и Бенешова. Сюда часто приезжали высочайшие особы: например, в июле 1914 года, незадолго до рокового выстрела, хозяин обсуждал в этом замке с германским императором Вильгельмом II стратегию Австрии на случай войны. Франц Фердинанд постоянно жил в Конопиште с 1880 года по 1906 и главным его занятием была охота в прилегающих лесах. Огромная коллекция охотничьих трофеев потрясает воображение любого нормального человека — все стены замка увешаны рогами и головами убитых им оленей, лосей, медведей и прочих животных. За день неуемный хозяин Конопиште, бывало, затравливал до 22 животных. Изувер вел строгий учет своих побед над живностью и за 25 лет сумел загубить 171537 зверушек.

Несмотря на то что пивная «У Фердинанда» находится в самом центре Праги, цены в ней поразительно невысоки. Во всем здесь выдержан стиль простого пивного заведения, в котором каждый посетитель чувствует себя раскованно — нет никаких условностей и проблем, и обслуживание здесь такое же ненавязчивое и уважительное: вам не придется долго ждать исполнения заказа, но и никто не станет вам навязывать что-либо, как это принято уже в туристических заведениях типа «У Калиха» или «У Флеку», где, едва заслышав русскую речь, вам несут бутылки со сливовицей и «бехеровкой».

Все закуски к пиву здесь традиционны: тлаченка (холодец), маринованный сыр «Гермелин», пивной сыр (очень соленый), жареная колбаска, пикантный «утопленник» — сарделька в маринаде и жареные гренки с сыром, перчиком феферони и чесноком. Цена на закуски 55–85 крон за порцию, но можно побаловать себя «копченым свиным коленом» в 1900 граммов за 334 кроны или взять на доске смесь копченостей и сыров с подобающим сопровождением из овощей (300 г) за 195 крон.

Если же вы захотите здесь пообедать, как это сделал я, то двухсотграммовый кусок говядины, поджаренный на решетке, с перечной заливкой или с дижонской горчицей и свежим хреном, а для сочности еще и с поджаренным в компании беконом, стоит всего 149 крон, говяжий гуляш с кнедликом и малым «пивичком» в придачу потянет всего лишь на смешные 118 крон! А ведь это не столовая, а настоящая пивная, да еще и с таким славным пивом!

Все порции здесь, как это вообще принято в Чехии, большие. Свинина, запеченная в меду, стейк с голубым сыром, шашлык с оливками и ветчиной или отбивная с шампиньонами и мягким сыром стоят даже на крону меньше, чем блюда из говядины — всего-то 148 крон. Есть здесь и птица, и вегетарианское блюдо, обожаемое мной, — жареный сыр с «татаркой» (Tartar, или Tartare, — соус, приготовляемый на базе майонеза с добавлением соленых огурцов и всяческой зелени); салаты же здесь подаются в больших мисках, и если греческий, шопский и пикантный порциями в 250 граммов, то ледовый салат с тунцом и яйцом или с ветчиной и яйцом и салат «Цезарь» порциями в 300 граммов с ценой в разбеге 45–95 крон. Я забыл добавить, что это цены вечера, если же вы придете в «Фердинанда» в дневное время, то все блюда здесь до 98 крон — не дороже! Я же оказался в пивной в выходной день, народу было еще не очень много, и я, устроившись напротив бармена, «дал себе», как говорят чехи, бокал красного пива «Семь пуль», нежное мясо цыпленка с подливкой из чернослива с молотым миндалем и жареный сыр «Гермелин». Откушав, остался весьма доволен и, не скупясь, наделил чаевыми невозмутимого Франту, что обслуживал мой столик.

Мясо по-богемски

Для приготовления потребуются: баранина — 500 г, картофель — 7 шт., лук репчатый — 2–3 шт., жир — 1.5 ст. л., соль — 1 ч. л., красный молотый перец — 3/4 ч. л.

Мясо нарезать большими кубиками, обжарить вместе с крупно нарезанным луком, добавить соль и красный перец, залить водой так, чтобы она покрыла мясо, и тушить до полуготовности. Очищенный картофель нарезать кубиками, уложить на мясо, добавить еще немного горячей воды и тушить до готовности. Жидкость должна выкипеть примерно наполовину.

На противоположном углу уже горит неоновая вывеска турецкого шалмана — ресторана «Кебаб», а в ста метрах кипит переполненный «белыми воротничками» пивной ресторан «Бредовский двур» (Bredovský dvůr, Praha 1, Politických věznů 13, Praha 1).

Надо сказать, что в этот ресторан попасть просто так, с кондачка, практически невозможно — там всегда полно народу. Надо обязательно заранее резервировать столик, и желательно это делать у персонала. Кроме классического «Праздроя», который здесь хранится в больших танках на расстоянии не более трех метров от пункта разлива (вычепа) и подается оригинальной системой, не допускающей ни малейшего контакта благословенного напитка с воздухом, который, по мнению опытных пивопоглотителей, сильно ухудшает качество пива, в ресторане славится кухня — простая, сытная и не дорогая. А еще большие экраны, на которых весь день идут самые популярные в народе спортивные баталии. В визитке ресторана отмечается, что вышколенная обслуга знает свое ремесло в совершенстве, и в этом легко убедиться, посетив этот пивной ресторан самому.

Я неторопливо прошел по двум перполненным залам, на мой вопросительный взгляд старший официант (по-чешски — врхни), уже знакомым мне жестом, с явным сожалением на приветливом лице, дал понять: мол, ничем помочь не могу, раньше надо было побеспокоиться. Столь уважительный ответ позволил мне с едва скрытым облегчением, так как даже кружки пива в меня сейчас не вошло бы, выйти на улицу и продолжить свой анабазис.

И тут же я отвлекся — сколько же в Праге пивных, эксплуатирующих имя легендарного Швейка? Только я могу назвать не меньше шести-семи ресторанов, это уж точно.

Свиные отбивные в пиве

Свинина — отбивные с реберной косточкой — 4 шт., соль, сало топленое — 60 г, лук репчатый — 100 г, семена тмина, гвоздика, перец черный — 2 горошины, пиво — 450 г, мука пшеничная — 40 г, сок лимонный — 1/2 ч. л.

Отбить мясо, натереть солью, мелко рубленый лук обжарить в растопленном сале, здесь же быстро обжарить с обеих сторон отбивные, добавить специи, влить немного пива и тушить на слабом огне до полной готовности. Вынуть отбивные, в оставшийся бульон всыпать муку, подсушенную до золотисто-коричневого цвета отдельно на сковородке, и развести оставшимся пивом. Соус проварить до густоты, процедить его и положить в него отбивные. Добавить лимонный сок, прогреть и подавать с клецками или отварным картофелем.

Самый трудный момент, как я уже, наверное, не раз, тяжело вздыхая, говорил — это решить, выйдя из очередного предприятия общественного питания, куда идти дальше. Как только в мозгу вспыхнет новая цель, сразу же чувствуешь облегчение, и дальше дело за малым — дойти, найти и увидеть. Вот и сейчас, закрыв дверь в шумный «Бредовский двур», я замер в нерешительности — куда же дальше?

К Пинкасам нас завел один пражский немец. Там мы пили пиво и ели говядину с хреном и гуляш, перед которым не устоял бы даже самый большой гурман. А разливное пиво было такое, что мы чуть было не опоздали на поезд…

Макс Дитрих, 1886 год

Двинем-ка к “Пинкасу” (RestauraceUPinkasu, Jungmannovonáměstí 16, Praha 1), а оттуда уже рукой подать до пивовара “У медведей”. Я вышел на Вацлавскую площадь и пошел вниз, вспоминая, что “Пинкас” находится в том же самом доме, что и большой музыкальный магазин, где я в первый день в Праге добыл для сына флейту и барабан. Что ж, по знакомой дорожке можно и с закрытыми глазами дойти.

В 1843 году пан Якуб Пинкас, пражский еврей, уважаемый портной, шивший церковные мантии для францисканского монастыря, услышал о новом пиве, которое недавно начали варить в Мештянском (городском) пивоваренном заводе в Пльзени. Он договорился со своим приятелем Мартином Сальзманном, чтобы тот привез ему на пробу два ведра этого пива. И пиво, как вы, уважаемые читатели, уже знаете, оказалось совсем не похожим на все, что пили до сих пор. Правильно! Это ведь был “Пльзеньский праздрой”, или, как его величали по-немецки, “Пилзнер Урквелл”.

Якуб Пинкас был так очарован новым пивом, что дал попробовать его своим друзьям из числа весьма уважаемых пражан. А так как тем, в свою очередь, новое пиво показалось бесподобным и они захотели пить его со своими друзьями постоянно, то Якуб Пинкас решительно бросил портняжить на монахов и занялся новым, прибыльным для себя делом, открыв собственную пивную “У Пинкаса”.

В те времена пиво привозили и хранили в подвалах пивной в надежных дубовых бочках. Говорят, что эти бочки сохранились до сих пор и что именно они придают настолько особый вкус классическому “пилзнеру”, что к “Пинкасу” идут как в неповторимую пражскую пивную.

Салат пражский

Потребуются: телятина (жареная) — 150 г, свинина (жареная) — 150 г, огурцы (солёные) — 150 г, лук репчатый — 1–2 шт., яблоки — 100 г, перец, майонез, сок лимона. Все компоненты нарезать полосками, полить лимонным соком или уксусом и перемешать с майонезом.

Поклонников нового пльзенского пива день ото дня становилось все больше и больше, и вскоре пивная уже не могла вместить всех желающих, и пан Пинкас вынужден был войти в огромные траты, чтобы приобрести в 1876 году соседний с пивной дом № 756. Что уж там произошло в семье Пинкасов позже, неизвестно, только с 1882 года пивная переходит в собственность семьи Брабцовых, но имя Пинкаса уже прочно слилось с рестораном, поэтому он теперь называется Брабцовый плзеньский ресторан “У Пинкаса”. Пан Брабец был известным барменом и долгое время, почти полвека, состоял членом чехословацкого содружества барменов (пивников) “Гостимил”.

Среди постоянных посетителей этой пивной за полтораста лет с хвостиком побывало много известных личностей, о чем свидетельствуют записи в книге гостей, которой ресторан очень гордится. В ней множество имен, составляющих славу Чехии и Праги — артисты, писатели, поэты. К сожалению, мы мало кого знаем, но вот одно имя оказалось мне не просто знакомо, а очень дорого — писатель Франтишек Лангер. Еще в детстве я прочел его книгу “Розовый Меркурий” и под ее впечатлением на всю жизнь заболел коллекционированием марок. Франтишек Лангер был современником Карела Чапека и Ярослава Гашека, но ему повезло прожить гораздо дольше. Во время Первой мировой войны он попал в русский плен и потом прошел весь путь чешских легионеров. Во Вторую мировую эмигрировал во Францию, а потом в Англию, где на посту начальника медицинской службы чехословацких воинских частей дослужился до звания генерала. В эти же годы он написал книгу “Дети и кинжал”, которая принадлежит по праву к лучшим произведениям чешской литературы, посвященным борьбе героев Сопротивления. Одним из первых Лангер был удостоен почетного звания народного деятеля искусств Чехословакии, введенного, как мне кажется, по аналогии с советскими званиями “народный артист”, “народный художник” и прочие, хотя у нас они не присваивались писателям.“У Пинкаса” частенько бывал и Богумил Грабал, здесь во времена опалы он встречался с друзьями и передавал им свой самиздат.

После Революции 1989 года по реституции ресторан вернули в собственность потомкам последнего хозяина Франтишка Брабеца, и после большой реконструкции здесь снова открылась знаменитая пивная. В 2001 году весь объект был выкуплен компанией “Адриа-Нептун”, и хотя собственники поменялись, но славная традиция плзеньского пива остается неизменной. У “Пинкаса” всегда чувствуют себя хорошо те, кто любит хорошее пиво и классическую чешскую кухню.

“Пилзнер урквел” здесь наливают уже в третьем столетии. Подсчитано, что за год гости выпивают около 6 тыс. гектолитров (!) пива — примерно столько же, сколько в известном пивоваре “У Флеку”, хотя там в пять раз больше мест. Рекорд пивной — более 100 кружек пива, выпитых одним человеком за день. Причем пиво здесь разливается традиционным старинным способом “гладинка”, который разработан был еще в XIX веке.

Старочешская “гладинка”: слово “гладина” в переводе с чешского означает уровень, поверхность. Например, поверхность или уровень моря, здесь же, скорее всего, имеется в виду, что способ разлива пива повышает уровень пива в бокале настолько плавно, что позволяет сохранять вкус пива неизменным.

Для приятного времяпрепровождения в старых чешских традициях ресторан “У Пинкаса” предлагает пять небольших, но очень уютных залов на трех этажах этого прославленного дома пива, расположенного у стен знаменитого пражского костела Девы Марии Снежной. Каждый такой зал имеет собственное имя.

Погреб Пинкаса — ледник и подвальчик с готическо-ренессансными стенами и сводами — выполняют функции классической пивной, единственной в своем роде в Центральной Европе. Шестьдесят гостей могут здесь попробовать блюда традиционной чешской кухни. Открыт с 16 часов до 2 ночи.

Нижняя палата (как в Сенате) — традиционный пивной зал в правой части первого этажа, сохранившийся с незапамятных времен неизменным, таким его видели постоянные гости: господа Палацкий, Юнгман, Масарик, Верих с Восковцем, Грабал, Грушинский и другие (почти все эти имена встречаются в Праге в названиях улиц и площадей). “Праздрой” здесь наливают с 10 часов утра до 23.00. На 35 местах за столиками и 20 у вычепа гости могут отпробовать Пинкасов гуляш, похлебку из рубцов (држкову полевку) и другие пивные деликатесы и фирменные блюда чешской кухни. В летнее время можно расположиться на открытой террасе.

Верхняя палата — пивной бар и небольшой “Брабцев салонек”, украшенный большим портретом самого пана Брабеца на торцевой стене, открыты с 12.00 до 24.00. При соединении этих двух зальчиков здесь могут обслуживать до 50 человек, обычно же “Брабецув салонек” используют для закрытых компаний и семейных торжеств.

Дóма — старочешский ресторан на втором этаже, открыт с 12 часов дня до 24.00, предлагает блюда, приготовленные по оригинальным рецептам конца XIX века. В необычно домашней обстановке здесь могут проходить корпоративные обеды и ужины, различные вечеринки и прочие мероприятия. Вместе с прилегающим салоном вместимость этой части ресторана приблизительно 50 человек.

Кухня Лаврентия — на первом этаже в обеденное время с 11.30 до 14.30 предлагает варианты быстрого и дешевого обеда — своеобразный чешский вариант фастфуда, но с сохранением как чешских традиций, так и основ здорового питания. После обеда здесь салон для некурящих гостей на 35 мест, который работает до 23.00.

Капуста по-богемски

Для приготовления потребуются: белокочанная капуста — 400 г, сахар — 40 г, соль — 10 г, мука — 20 г, жир — 40 г, шпик — 20 г, лук репчатый — 60 г, тмин — по вкусу, уксус.

Промытую, нарезанную узкими полосками капусту отбросить на сито и обсушить. Затем мелко нарезать лук и слегка потушить его со шпиком, нарезанным кубиками. Добавить капусту. Вместо воды лучше добавить немного мясного бульона, посолить, прибавить тмин и поставить тушить. Когда капуста станет мягкой, посыпать небольшим количеством муки, добавить сахар и сбрызнуть вскипяченным уксусом. В конце тушения все хорошо перемешать, дать капусте еще раз закипеть на слабом огне и снять с плиты.

Ну что ж, мы уже хорошо изучили традиционную чешскую кухню, но “У Пинкаса” все-таки есть и свои особенности. Например, в холодных закусках, цены на которые не превышают в основном 100 крон, есть “рыбный деликатес” — рыбка, маринованная в специальном пикантном маринаде, или домашняя копченая грудинка в перечном соусе, а среди горячих закусок, при ценах в 99 крон, жареные оломоуцкие сырочки, вкус и особенно запах которых настолько специфичны, что могут оказаться большой неожиданностью для непросвещенного гурмана, и в таком случае, наверное, правильнее было бы отпробовать пикантную “колбаску пана Шеф-повара” с собственной коптильни с горчицей и струганным хреном.

Фирменной похлебкой “У Пинкаса” считается суп из рубцов — острый и пикантный, но можно выбрать и “гуляшову полевку” с копченостями или крепкий говяжий бульон с клецками из печенки — все супы по одной цене — 69 крон, что весьма недешево, но здесь считают, что цена оправдана качеством.

Для тех, кто захочет сопроводить “пивичко” какой-то специальной — пивной — закуской, здесь предлагают и домашние свиные шкварки с луком, и маринованные сардельки, и жареные колбаски, гусиную печенку в сале, кружочки поджаренного лука в пивном тесте с чесночным соусом, и картофельные оладьи — драники со шкварками, поджаренные на сале. Можно взять на двоих весь “джентльменский набор” для пива: с тлаченкой, колбасой, копченой шейкой, “утопенцем” и шкварками, а можно ограничиться всего лишь свежим, хрустящим кренделем, посыпанным крупной солью, который в компании таких же кренделей висит на специальной подставке на каждом столе и стоит 25 крон (1 евро или билет на метро).

Для тех же, кто решил не просто “заморить червячка”, а пообедать всерьез, предлагается раздел “старочешских деликатесов и блюд по рецептам 1843 года”. Здесь и всевозможные варианты кнедликов и сарделек, для которых в чешском языке есть по крайней мере четыре названия, обозначающие разные мясные изделия, но мы, к сожалению, можем найти только один синоним — сарделька. Это и вюржты, и буржтики, и шпекачки, и подаются они с кислой и тушеной капустой двух цветов — белой и красной, с кнедликами, в которых кусочки сала и шкварки, ну и… о кнедликах вы уже достаточно много знаете. Есть здесь и отбивные, и гуляши, “свичкова на сливках”, традиционная запеченная утка, и бараний бок или хребет — “седло барашка”, в общем, среди полутора десятков блюд можно выбрать на любой вкус. Цены в этом разделе от 99 до 179 крон, только четверть утки в 350 граммов потянет на 259 крон, и “Старочешский талирж” — большое блюдо, на котором вам соберут всего понемножку — свиную шейку копченую и запеченную, шпекачки, четверть утки (видимо, еще важно — какая четверть!) — и все это с вариациями кнедликов с красной и белой капустой — на 309 крон. Это максимальная цена в разделе.

Для особых гурманов и обжор предлагаются всего три блюда, но каких! 700 граммов пикантных жареных куриных крылышек (259 крон), 900 граммов жареных маринованных свиных ребрышек с запеченным в фольге картофелем и початком вареной кукурузы (289 крон) и фирменное “Пинкасово свиное запеченное колено” с горчицей и струганым хреном в 1300 граммов весом за 299 крон.

Любители озерной рыбы найдут для себя блюда из знаменитых Тршебоньских прудов: порции в 250 граммов — филе карпа “по рецепту мельника” за 159 крон, жареный карп в хрустящей корочке с сельским салатом за 169 крон и форель на решетке с поджаренными на гриле овощами и лимоном по той же цене — 169 крон.

Есть и очень острые блюда, о которых специально предупреждают в меню — pozor, jetoostré! И предлагают “пивоварский мясной рулет” — мясная пикантная острая смесь с перчиком, запеченная в слоеном тесте (199 крон), — это блюдо было любимым у самого Йозефа Гролла, который знаменательным днем 5 октября 1842 года впервые сварил в Пльзени легендарный “Пилзнер Урквелл”.

Чехи, как мне показалось, не очень жалуют салаты, но, учитывая, что они теперь в объединенной Европе, а европейцы, ратующие за здоровое питание, предпочитают жевать листья и овощи, предлагают дежурный выбор, в котором обычно шопский салат — помидоры, огурцы и красный сладкий перец с балканским сыром, греческий салат — примерно тот же расклад, но с добавлением оливок, салат с тунцом или с кусочками куриной грудки. В этой же категории часто предлагается запеченный козий сыр на листьях ледового салата с брусникой и лесным медом. Все это есть и “У Пинкаса”, причем “малые салаты” (порция в 100 г — действительно, куда меньше) за 59 крон, а вот “большие салаты” (250 граммов) все по одной цене — 169 крон, только “Бабушкин салат” — летний листовой салат со шкварками из бекона (150 г) — за 99 крон, видимо, как промежуточный вариант.

Как в каждом солидном ресторане, “У Пинкаса” при предварительной заявке и внесении аванса можно отведать и жареного гуся, и индейку, и даже целого бескидского барашка на вертеле и целого поросенка, при этом цена за такое удовольствие, конечно, не маленькая: от 299 крон за килограмм индейки до 415 крон за кило барашка!

А вот с десертами, до которых, как мы уже отмечали, мало кто доходит в путешествии по меню, всего несколько скудных строчек: запеченное в пивном тесте яблоко с карамелью, яблочный “завин” — штрудель, “твороговый дорт” с холодной клубничной заливкой — то, что по-английски называется “чиз кейк”, а по-нашему — творожный торт или кекс (200 грамм за 89 крон) — очень вкусная вещь, конечно, там, где это умеют готовить! Но главным фирменным десертом “Пинкаса” является “трганец бабушки Брабцовой” (trhanec). В словаре перевод этого слова я сначала не нашел, но похожее слово trhanina — “рвань”, trhání означало разрывание, были еще похожие слова — “обрывки”, “осколки”. Это оказалось уже близко к теме, как говорится — горячо, что выяснилось, когда мне повезло найти рецепт этого чисто чешского десерта:

Трганец

Молоко — 0,5 л, 2 яйца, щепотка соли, немного сахара, мука полугрубого помола и сода или порошок для выпечки, растительное масло, фрукты и ягоды (клубника, абрикосы, персики, мандарины, черника, малина — что найдете), крахмал, взбитые сливки и какао или струганый шоколад для украшения.

Молоко налить в миску, добавить желтки яиц, соль, сахар, все размешать. В полученную смесь добавить муку и порошок для выпечки (соду), полученное тесто должно быть консистенции сметаны. Белки отдельно взбить до густой пены и добавить к тесту, все тщательно размешать и взбить. Из полученного теста выпечь толстые коржи. Клубнику разомнем с сахаром и начнем варить, добавляя по вкусу другие фрукты, а под конец загустим полученную фруктовую смесь небольшим количеством крахмала. На блюдо выложим испеченные коржи и вилкой разорвем их на небольшие кусочки, все это польем полученным фруктовым сиропом, на вершину водрузим взбитые сливки и посыплем шоколадом.

То, что “Пинкас” — ресторан с большими премудростями, я как-то понял сразу, но емкость пивного стакана в 0,47 литра все-таки меня очень удивила, вот ведь всего 30 миллилитров недоливают — один глоток, ну а на все бокалы перемножить… Курочка по зернышку, так и набегает экономия, тем более что за такой стакан “Праздроя” берут не так уж мало — 41 крону! И я не уверен, что, пока пишу свой опус, цены не поднимутся, со ссылкой на глобальный экономический кризис.

Итак, 0,47 л “Plzeňský prazdroj 12°” — 41 крона, 0,27 л “Plzeňský Prazdroj 12°” — 35крон, 0,4 л “Master 18°” tmavé — 58крон, 0,33 л (бут.) “RadegastBirell” безалкогольное — 35крон.

Я неторопливо продефилировал по всем трем этажам от винного склепа до салона, улыбаясь удивленным официантам и делая вид, что кого-то здесь ищу. В подвальчике было битком — там сидела какая-то большая туристская группа корейско-японского вида, их, наверное, чем-то развлекали, так как они все сосредоточенно смотрели куда-то, куда я заглянуть уже не мог. В “Кухне Лаврентия” и в “Нижней палате” сидели, судя по виду, свои — справа вовсю курили, слева было свежо. По лестнице, на площадке которой надпись на плакате уверяла, что здесь “как дома”, я поднялся на третий уровень. Здесь два уютных салона, примерно по 25–27 мест в каждом. Тот, что для некурящих, выглядит совсем домашней гостиной — приглушенный свет, настольные лампы на подоконнике, светлые скатерти и такой же обивки мягкие стулья. На торцевой стене большой портрет толстого и важного господина, как бы надзирающего сверху за порядком и соблюдением вековых традиций. Я спросил у высокого, благородной осанки официанта с пышными усами “а-ля Ян Френкель”, указывая на портрет: “Это пан Пинкас?” “Нет, это пан Брабец”, — торжественно и даже надменно ответил мне сей осанистый служитель кулинарии.

Пить мне не хотелось, есть тоже — ну все, как у героя “Иронии судьбы”, и, обозрев известный ресторан и его меню, я вышел на Юнгманову площадь — маленький пятачок на “Золотом кржиже” — “золотом кресте” — как говорят пражане — перекрестке, с которого начинается Национальный проспект и по нему короткая дорога к Влтаве. До следующего пивного раритета Праги — ресторана “У медвидку” — здесь рукой подать.

22 марта 2006 пиво “X-BEER 33”, сваренное в ресторане “U medvídků”, ďолучило в Пелгржимове сертификат о завоевании рекорда “Наикрепчайшее пиво в Чешской Республике”.

Из почетного сертификата на стене ресторана

На углу группа экскурсантов обступила своего гида, который что-то увлеченно рассказывал, размахивая сложенным зонтиком, как указкой. Не могу толком объяснить, по каким признакам, но своих соотечественников в Праге я всегда узнаю чуть раньше, чем услышу родную речь. Вот и сейчас я видел, что это наши, и по привычке решил подойти поближе, чтобы послушать, что интересного рассказывает гид. Чуть в стороне, но явно относясь все-таки к этой экскурсии, стоял немолодой человек в черном и курил, пряча сигарету в кулаке, будто он был на ветру. Понятно, что это уже многолетняя привычка, ветра в этот вечер не было совсем — был замечательный сентябрьский день, относящийся к той поре, что мы привыкли называть “бабьим летом”. Что-то показалось мне знакомым в этом силуэте курящего человека, я пригляделся и вдруг узнал в нем своего старого приятеля, с которым не виделся лет двадцать, не меньше!

— Саша, — окликнул я его негромко, — Саша! Александр Васильевич!

Человек оглянулся, посмотрел на меня сперва недоуменно, но уже на второй секунде улыбнулся и кинулся ко мне, бросая докуренную сигарету под ноги.

— Привет, старик! Какими судьбами?! Вот это встреча! Надо же, в центре Европы, на улице в Праге и просто так встретить тебя! Сколько же лет мы не виделись?!

Крайние в группе отвлеклись от рассказа гида и уставились на нас, а мы после стольких лет разлуки не знали, как нам быть — пожимали руки, хлопали друг друга по плечу, нелепо толкались и пока не издали ни одного вразумительного вопроса или ответа. Приятель на секунду оторвался от меня, предупредил руководителя группы — какая тут теперь экскурсия! — и мы, все еще удивленные и слегка обескураженные неожиданной встречей, отошли в сторону, наперебой расспрашивая друг друга. Всегда найдется, о чем спросить приятеля, которого не видел много лет.

Мы присели тут же под каштанами на скамеечку, Саша достал очередную сигарету, хотя предыдущую он докурил всего несколько минут назад, и мы пустились в воспоминания. Однако на скамеечке посреди Народни Тршиды вечер воспоминаний проводить не хотелось. Я коротко ввел приятеля в курс своих похождений и предложил ему присоединиться и пройти до следующего угла, где, свернув на улицу На Перштыне, мы сможем устроиться в пивном ресторане “У медвидку”. Идея моя приятелю очень понравилась, он даже пожалел, что мы не встретились с ним раньше, ведь я уже успел столько ресторанов обойти.

Чуть больше двадцати лет назад мы с ним вместе работали в нефтяном гиганте на севере Тюменской области, мы были молоды, а край тогда только начинал развиваться, жизнь на Севере была сурова, но по-своему интересна, и теперь нам было, конечно, что вспомнить. Продолжая говорить, перебивая друг друга, мы невольно ускорили шаг и в пару минут уже были перед домом, в котором расположился целый комплекс из ресторана, пивоварни, музея, пивного магазина и театра-кабаре.

Был воскресный вечер, и желающих попасть в ресторан “У медвидку” было немало. Мы едва протиснулись внутрь, на ходу уже начиная понимать, что шансов на “посидеть и попить пивка” у нас практически нет. Первый зал — большая госпóда, классика: деревянные столы, крепкие стулья, такие же деревянные панели, которым чуть ли не сто лет, и ничего лишнего. Величина этого зала настолько значительна, что на стенах повешены таблички с названиями улочек, как я понимаю, чтобы официантам было легче разыскать посетителя, сделавшего заказ, а тому не заблудиться, когда придется отлучиться по естественной причине, связанной с неумеренным потреблением пива. Народом, однако, были заняты все столики: кто-то спорит, кто-то чокается и явно что-то празднует в компании из шести-восьми человек, а кто-то в одиночестве просто читает газету. Пьют “Будвар”, что по-американски — “Бадвайзер”. Официанты, торопясь, несут на поднятых руках и распятых пятернях блюда с обжигающей едой, шум стоит как на вокзале, где-то слышна музыка. Протолкнуться весьма проблематично, особенно с моими габаритами, но мы упрямо движемся дальше.

Один зал через две параллельные арки переходит в другой, потом небольшой коридор с витриной пивных сувениров и еще чего-то в магазинчике, потом идет салон, в котором уже вдоль длинных, составленных столов усаживается большая компания пожилых иностранцев, все садятся спиной к проходу, и мы с трудом продвигаемся дальше, роняя “пардон” и чувствуя себя лишними на этом празднике жизни и пива. На следующем этаже та самая мини-пивоварня, в которой варят самое крепкое в Чехии, а может быть, и в мире, пиво. На прилавке в стеклянных банках образцы хмеля и солодов, в котлах что-то кипит и булькает при этом, а запах стоит… хмельно-бражный, да такой, что у меня голова пошла кругом. Здесь тоже столики, но высидеть могут, наверное, только самые сильные пивные фанаты. Еще лестница и указатели: влево еще один пивной магазинчик с фирменными бутылками “Хbeer 33” по 111 крон за маленькую бутылочку в 0,33 литра и прочими марками Чехии, а далее зал театра-кабаре, куда мы уже по понятным причинам даже и не сунулись.

В конце концов я с трудом разворачиваюсь, мой приятель с довольно-таки унылой физиономией тоже, и мы начинаем выбираться назад, что становится еще более сложным, так как народ прибывает и очень торопится: видимо, подходит время представления в кабаре, которое здесь расположено под самой крышей.

История ресторана “U medvidku” (NaPerštýně 7, Praha 1)начинается с 1466 года, когда дом номер 7 на улочке На Перштыне, на фасаде которого издавна изображены медведи, принадлежал Вацлаву Недведю (Медведю), по имени которого он и стал называться.

Здание это было первоначально готическим, но примерно около 1614 года его перестроили, о чем на фасаде сохранилась соответствующая надпись. До сей поры сохранилось здание бывшей пивоварни, в котором угадываются черты ренессанса, пиво здесь начали варить с незапамятных времен — аж с конца XIV века, сегодня, правда, его уже не варят, но по-прежнему здесь шумно и весело, как всегда.

В 70-х годах XIX века именно этот дом стал колыбелью пражского шантана — кабаре, а также одним из самых крупных пивных залов в Праге. Несколько поколений чехов и множество иностранцев посещали этот ресторан во все времена благодаря его хорошей чешской кухне и знаменитому чешскому пиву — Budweiser. И всегда здесь было душевно и весело, устраивались концерты, спектакли кабаре, пела народная капелла, играл фольклорный оркестр, предлагая послушать чешскую народную музыку и потанцевать. Такая же обстановка царит здесь и сегодня, надо только умудриться попасть сюда в положенное время.

В 2000–2003 годах была проведена комплексная реконструкция бывшей солодовни пивоваренного цеха “У медвидку”. При финансовой поддержке Европейского Союза был выполнен проект так называемого “Дома пива”, ставшего логическим продолжением более чем 500-летней пивоваренной традиции всего этого комплекса.

Главным замыслом было продемонстрировать первоначальную технологию изготовления пива посредством исторических экспонатов, а по возможности — на работающей модели старинного пивоваренного цеха. Тогда-то и был создан здесь самый маленький пивоваренный цех в Чешской Республике — варочное отделение производительностью всего 250 литров пива, который хотя и производит мало пива, но зато в максимальной мере отражает историю этого процесса в Чехии.

В этом цехе можно ознакомиться со всеми стадиями технологического процесса пивоварения, даже с теми, которые уже давно не применяются, например: охлаждение сусла на холодильных тарелках, открытые дрожжанки, деревянные лагерные бочки и ручная разливка пива в бутылки с патентными пробками.

Период варки пива здесь приспособили к экскурсиям так, чтобы посетители могли в любой сезон, три раза в неделю наблюдать за процессом изготовления специального полутемного выдержанного пива. Причем надо отметить, что в этой мини-пивоварне варится самое крепкое пиво в Чешской Республике — фирменное, получерное пиво X-BEER.

Для изготовления пива применяется пльзеньский и карамельный солод в максимальном количестве, которое вообще возможно затереть. Каким образом достигается высокая концентрация экстракта первоначального сусла, остается тайной пивоваров, но они все-таки подсказывают, что высокая крепость пива достигается только посредством ячменного солода. Основное брожение происходит в открытых дубовых бродильных бочках в течение двух недель. Дображивание пива проходит в дубовых бочках в течение 14 недель и потом после добавления специального штамма дрожжей происходит вторичное брожение в течение следующих 14 недель, то есть на весь процесс варки этого пива уходит 30 недель — почти 7 месяцев!

В условиях “ручного” изготовления X-BEER каждой варки является оригинальным пивом, которое отличается повышенной крепостью. Первая варка маркировалась X-BEER 30, что означает: была получена так называемая “тридцатка” с содержанием алкоголя 11,8%. После первой варки удалось заполнить лишь 500 бутылок, каждая из которых имела свой номер. Затем вторая варка позволила получить оригинальное пиво уже марки X-BEER 32, третья — X-BEER 33. Точная маркировка сваренного пива может стать известной только после окончания всего процесса, разлива в бутылки и проведения лабораторных анализов.

X-BEER — пиво, которое в Чешской Республике не имеет аналогов. Это уникальное пиво отличается природным солодовым вкусом с приятным терпким привкусом. Высокое содержание алкоголя и сахара, вместе с хмелем высшего класса, значительно ускоряют проникновение алкоголя в кровь. Поэтому это пиво нужно пить, соблюдая определенную осторожность, не злоупотребляя количеством. X-BEER — слоган, приведенный и на этикетке фирменной бутылки, это пиво рекомендуется подавать к десерту или отдельно в качестве дигестива (на пробу).

Здесь же, в “Доме пива”, работает пивной магазин, в котором представлена продукция большинства чешских пивоваренных заводов, что дает посетителям уникальный шанс выбрать и попробовать пиво из большого ассортимента различных марок фирменного чешского пива — здесь более 30 видов пива, изготовленного чешскими и моравскими пивоваренными заводами.

Поистине архитектурной ценностью этого заведения является большой зал под барочной кровлей, предлагающий самые разнообразные возможности, но чаще всего он используется как театральный зал на сто посетителей, размещаемых за столиками.

Кабаре “У Медвидку” — незабываемое представление, посетив которое можно целый вечер наслаждаться старопражскими песнями и танцами, национальными костюмами и декорациями старой Праги, совмещая это удовольствие с ужином и дегустацией разных марок чешского пива. Этими представлениями ресторан восстановил традицию кабаре “У медвидку”, которая началась в конце XIX и продолжилась в начале XX века, когда здесь играл первый пражский “Тингль-тангль” (Tingl-tangl).

Тингль-тангль — общее название комических номеров в жанре акробатики, а также псевдоним исполнителей этих номеров. Вошли в моду в начале 1900-х гг. в европейских, затем русских цирках. Артисты выступали в гротесковых масках: в ярко-рыжих париках, с усами, бородками, бакенбардами, в броских клетчатых костюмах. Номер Тингль-тангль представлял собой серию затейливых акробатических комбинаций в стремительном темпе; тела акробатов непрестанно сплетались в клубок, вращались, перевертывались во всех направлениях, перекатывались, извивались так, что, по словам очевидца, невозможно разобрать — где ноги, где руки, где головы. В этих номерах реквизит не применялся. В конце 1920-х гг. приняли форму, известную под названием “акробаты-эксцентрики”.

Энциклопедия циркового и эстрадного искусства

Ну а теперь пробежимся по меню, которое на разных языках, в том числе и на русском, вывешено еще в холле при входе в ресторан. С первого взгляда очень даже приятный списочек, и циферки тоже божеские. Набор блюд практически традиционный, я его уже наизусть знаю, но есть и свои, очень интересные особенности. Но обо всем по порядку.

Закуски: от 48 крон за копченый говяжий язык с чечевичным салатом (чечевица у чехов считается очень благородным блюдом — к богатству, наверное, потому, что каждая чечевичка очень похожа на маленькую монетку) до “доски пивовара” — ветчина, жареная свиная грудинка, колбаса, тлаченка (холодец, или по-немецки зельц) за 129 крон. Есть очень интересная закуска “пьяные сливы” — чернослив, маринованный в сливовице и обернутый в английский бекон (88 крон), или “медвежьи лапы” — гренки с пикантной мясной смесью (88 крон), или жареный сыр “рокфор” с ветчиной (88 крон).

Супы здесь традиционные, чешские — “чеснечка”, “брамборачка” и куриный бульон с домашней лапшой — все по 29 крон.

Далее идут, как всегда, блюда главного калибра из раздела “дары чешских лесов, вод и гор”. Из них отмечу только те, на которые сам положил глаз: жаркое из судака с маслом и пряными травами с картофелем и петрушкой (200 г за 295 крон), стейк “Будейовицкий” из кабанятины, с печеным яблоком, брусникой и картофелем “фри” (200 г за 295 крон), фазаньи окорочки “по-охотничьи” с картофельным и шпиковым кнедликами и красной капустой (300 г за 222 кроны), ну и, конечно, большое, в 420 граммов, блюдо “Таборский деликатес” — свиной окорок, копченая грудинка, поджаренная кровяная колбаска с двумя видами тушеной капусты, тремя видами кнедликов и “туплаком” пива (двухлитровая кружка!) впридачу за 333 кроны.

Уверен, что среди немецких и российских туристов это самое популярное блюдо! Да еще половина “Посвиценской утки” с кнедликами и капустой за 290 крон, которая тянет на полкило. Для тех же, кто любит поесть вкусно и немного, хорош будет вареный окорок молодого бычка с тушеными овощами и разными соусами (200 г мяса за 170 крон).

Интересны блюда для вегетарианцев или временно уставших от мяса: 300-граммовая “Куба” по-старочешски — перловая каша, запеченная с грибами, чесноком и майораном (99 крон) или 500 граммов запеченного в сметане картофеля с тремя видами южночешских сыров за 115 крон, или “Лепеница” — толченый картофель с луком и капустой (350 г за 99 крон).

В разделе “фирменные блюда” — бифштексы и стейки, шницель на вине с печеным чесноком и свиная отбивная в дранниках с пикантным салатом, фаршированное свиное филе под соусом из шампиньонов, куриное “соте” со свежим шпинатом — в общем, ничего особенного, разве что свиное колено, отделенное от кости, в меду (200 г за 190 крон) и “Чертово колесо” — большая картофельная лепешка, в которую завернута пикантная мясная смесь (150 г за 135 крон).

А вот “специальные предложения” — их два — очень интересны: целая запеченная утка, 300 граммов копченого мяса, 100 граммов колбасок с тремя видами кнедликов и двумя видами капусты за четыре единицы — 1111 крон, и для тех, кто понимает, — свиные хвостики, запеченные на гриле, с чесночным и “дьявольским” (острым) соусом за 129 крон.

Картофель, фаршированный ветчиной

Необходимые продукты: картофель — 8 шт., масло сливочное — 50 г, лук репчатый — 1/2 головки, паприка — по вкусу, сливки — 1 ст. л., ветчина — 100 г, яйца — 2 шт., соль, перец черный молотый — по вкусу.

Картофель испечь в духовке до полуготовности, очистить, срезать верхнюю часть, вынуть мякоть и протереть мякоть через сито. Картофель разложить на смазанном маслом листе. На сливочном масле поджарить мелко нарезанный лук, добавить нарезанную соломкой ветчину, 2 яйца, добавить сливки, соль и специи. Смесью наполнить картофель. Протертую мякоть картофеля посолить, перемешать с маслом и сливками. Полученное пюре выпустить из кондитерского мешка на каждую картофелину и запечь. При подаче оформить веточкой петрушки.

Десерты, правда, как я все чаще отмечаю, банальны и скучны: карлштейнский яблочный рулет с взбитыми сливками, палачинка — блинчик с мороженым, сливками и шоколадом (когда-то я был без ума от этого оригинального, впервые увиденного именно в Праге, блюда), черничные кнедлики с растопленным маслом и творогом, и “Миша” — торт из сметаны со свежими фруктами и бисквитным печеньем.

Вот и все предложение, но, согласитесь, не так уж и плохо, есть чем порезвиться и закусить оригинальное пиво и легендарный “Будвар”.

В стильном пивном баре можно отведать любое из пяти видов отличного разливного пива, заказать у бармена любимый напиток или же просто отдохнуть за чашечкой кофе. Бар работает ежедневно с 16.00 до 3.00. Вместимость — 45 мест. Здесь же предлагают специальное пивное меню, включающее все разновидности местного пива и соответствующую закуску:

“Вуржты” в черном пиве — сардельки под пивным соусом, пиво “Олдготт” — полутемный нефильтрованный лежак, антрекот “Галловэй”, картофельные “толарки” (кружочки жареного картофеля), “дьявольский” соус, гарнир из овощей, крепкий светлый лежак “1466” нефильтрованный, “Шкубанки” по-старочешски (клецки) с маком и сахаром и на закуску X-BEER 33 — “самый крепкий лежак в мире” — все за 480 чешских крон.

Получив эту гору информации, посмотрев на пир желудка лишь со стороны, мы, “несолоно хлебавши”, снова оказались на вечерней улице. Однако в Праге по такому поводу унывать не стоит, здесь достаточно только выбрать направление — куда бы вы ни двинулись, вы наверняка найдете прибежище, где вам предложат и стол, и кружку доброго пива, а если захотите, то и бокал вина или стопку чего-нибудь покрепче.

Я чувствовал себя принимающей стороной, поэтому решение надо было принимать мне. Чтобы не показать некоторой растерянности, а выбор ресторана в Праге, как я уже неоднократно упоминал, проблема не из легких, я просто сделал решительный шаг в сторону ярко освещенной Народни Тршиды, и приятель доверчиво двинулся за мной.

Честно говоря, я шел совершенно наугад — проще говоря, куда глаза глядят. Вывески заведений мелькали по обе стороны нашего движения, можно было в любой момент остановиться и зайти в первое попавшееся, но, не понимая сам себя, я почему-то пересек проспект и втянулся в узкие улочки, обходя ярко подсвеченный комплекс Национального театра с огромными скульптурами на крыше, которые в принципе всегда трудно разглядеть снизу — большое видится на расстоянии, а пражская теснота не позволила разбить перед театром большую площадь, как это сделано в Москве или в Новосибирске.

Вдруг справа по ходу в освещенные окна я увидел уютный зальчик, быструю официантку, несущую живописное блюдо на поднятой руке, и женщин, сидящих вдоль длинного стола и оживленно разговаривавших, улыбаясь и жестикулируя. Эдакая корпоративная вечеринка бригады мотальщиц или чесальщиц с какой-нибудь трикотажной фабрики. Не знаю уж, почему у меня возник именно этот образ, но обстановка внутри казалось очень доброй и легкой, рядом с женским столом я увидел столики на двоих, и они-то призывно пустовали. Вперед! Я успел прочесть название ресторанчика “UZpěváčků” — “У певиц”, как всегда по первой попавшейся аналогии перевел я для себя название на вывеске, увлекая приятеля за собой. Удивительно, но на стекле было написано, что ресторан работает с 8 утра до 2 ночи! И тут же следующая мысль, навеянная знакомым логотипом: “Наконец-то я попал на “Крушовицу””!

Если и были у меня какие-то сомнения в правильности моего столь бессмысленного выбора, подсказанного лишь смутным движением интуиции где-то в глубинах желудка, то они рассеялись уже на пороге. Светлая, простая, я бы даже сказал, домашняя обстановка, высокие окна, светло-желтые, близко к потемневшему золоту, стены, с порога несколько ступеней в первую часть небольшого зала, затем чуть ниже — вторая, всего мест около пятидесяти. Легкие, с виду, столы, такие же легкие удобные стулья, вокруг, кроме золотистого, кремовые тона, скатерти красные, но не яркие, а на них в унисон с доминирующим цветом стен — цвета топленого молока — салфетки.

Хозяйничали в этом пространстве две женщины, мне показалось (впрочем, я могу себе позволить придумать что угодно), что это мать и дочь. Не успели мы устроиться за столиком, как нам принесли меню, приятно удивившее меня, повидавшего за эти несколько дней путешествия всякое: сто пятьдесят блюд (а с соусами и гарнирами 179 наименований) и сто наименований напитков!!! Пиво — 22 позиции сортов и емкостей!!! Коктейлей — 16 видов!!! Неужели эта женщина за барной стойкой со всем этим может справиться?! Но и цены просто поразительны! В ста метрах плещется Влтава и светится огнями дорогущий дворец Жофин, в трехстах метрах высится громада Национального театра, а здесь не только тепло и уютно, но и двухсотграммовый кусок свиной вырезки “По-провансальски”, подаваемый на большом блюде с овощами и увенчанный свежей спаржей, стоит всего 174 кроны! Когда же я устану удивляться?! Я не могу понять механизма такого ценообразования!

Кухня здесь итальянская и чешская, закуски горячие и холодные, среди которых карпаччо из говяжьей вырезки с пармезаном, коктейль из креветок, жареный сыр или жареная утиная печенка (фуа-гра) на луке или запеченная спаржа с ветчиной и сыром, не дороже 85 крон, только нарезка копченого норвежского лосося, подаваемого в салатном гнезде, выбивается из ряда, потянув на 95 крон.

Супы — по 28 крон (сравните с “Пинкасом”, где похлебки за 69 крон!), далее идут итальянские “тестовины” — спагетти (4 блюда до 121 кроны), пенни (4 блюда до 118 крон, фетучини (широкая лапша — 4 блюда до 130 крон), экзотические гночи — три блюда из манной крупы — до 127 крон, 4 вида ризотто до 133 крон (самое дорогое — ризотто с лососем); салаты — большие “мисы” девяти сортов от 98 крон за “Сельский салат” до 145 крон за “Марко Поло” — вариация листьев разного сорта салатов, помидоров, сладкого перца и огурцов с поджаренными на гриле креветками и лососем. Вам не одолеть большой салат? Что ж, можете выбрать из шести видов “малых”, не повторяющих “большие”, и всего-то от 45 до 65 крон за порцию.

Вас интересует нечто посущественнее? Пожалуйста, девять блюд из рыбы, самое дорогое — рулет из лосося в блинчике с базиликом и кремом “Фреш” (creme fraiche — специально обработанные сливки с особым ореховым привкусом) за 233 кроны; двенадцать блюд из цыплят (надо было еще раньше отметить, что в Чехии строго различают kuře — цыплят, из которых готовят практически все блюда, и взрослых slepice — куриц, уже несущих яйца, чье мясо считается жестким и используется только для приготовления бульонов), из которых самое дорогое — 200-граммовый стейк “Святого Войтеха” (чья скульптура стоит неподалеку у одноименного костела), подаваемый с жареной утиной печенкой и луком — 124 кроны; семь блюд из свинины, где двухсотграммовые порции от 147 крон до уже упомянутого стейка “по-провансальски” за 174 кроны, и, наконец, старочешские блюда от 200-граммовой куриной “капсы” (кармана) “Рудольфа II” за 156 крон до 400-граммовой “Башти”, знакомого уже нам набора чешских деликатесов, за 198 крон, или половины запеченной утки с картофельными кнедликами и капустой за 195 крон.

Вряд ли найдется душа, которую не удастся ублажить в этой самой ресторации “У певиц”, а ведь я огласил еще только часть “полного списка”, но сил перечислять это изобилие больше нет. Я выбрал (от жадности и от разыгравшегося от чтения этой коварной книги под названием “Меню” аппетита) 300-граммовый сочный стейк “Контрабандист” из свиной шейки, подаваемый с соусом из хрена на сливках и “балканский картофель” — поджаренный хрустящий картофель, посыпанный тертым балканским сыром, а мой приятель, воодушевленный моим примером (и, вполне возможно, моим жестом заплатить за ужин), выбрал запеченное на гриле филе лосося со сливочным соусом на провансальских травах-специях, подаваемое с большим блюдом овощей. Он заказал крушовицкого “Мушкетера” — “одиннадцатку”, а я свое любимое крушовицкое темное пиво, с неповторимым карамельным привкусом.

Едва мы выпили по бокалу пива, вспоминая знаменательный день на Холмогорском нефтяном месторождении, когда в пятидесятидвухградусный мороз я уронил прибор для измерения пластового давления в трехкилометровую скважину, как нам принесли тарелки, да что там тарелки — блюда, едва уместившиеся на нашем скромном столике. Мы отложили воспоминания и принялись за еду, вкуснее и интереснее которой в этот миг, уверяю вас, ничего для нас не было.

Это уже потом я разглядел главу в меню “Для обжор, или на двоих” и подумал, что если когда-нибудь мне удастся зайти сюда еще разок, да не одному, то я хотел бы попробовать “Таинство Христофора” (Kryštofovotajemství) — 600-граммовое блюдо из трех видов маринованного мяса, запеченного на гриле, подаваемого со свежей зеленью, фруктовыми и овощными шпажками и с тремя различными соусами впридачу (за каких-то 442 кроны!) или выбрать “Старочешский талирж Карла IV” — 600 граммов стейков из свиной шейки с горчицей, яблочным хреном и листьями салата (за 392 кроны). И “Шато Бриан” в 400 граммов из говяжьей вырезки стоит здесь всего 433 кроны против такого же куска говядины в “Пекле”, если вы помните, за цену свыше 1000 крон.

Закрывая меню, я успел вырвать взглядом короткую яркую надпись на первой странице:

Každý den polední menů:Výběr z 5-ti druhů poléveka 6-ti druhů hlavních jídel od 45,- až do 74,- кč

Что означает, что в обеденное время здесь предлагают выбор из пяти разных супов и из шести главных блюд с ценой от 45 до 74 крон. Добро пожаловать на обед в ресторан “UZpěváčků”!

Утолив первый голод, мы расслабились и завели разговор — беспредметный и несколько сумбурный, какой случается после столь долгой разлуки, когда и не знаешь, что можно спросить, не задев больные струны человека. Приятель рассказал мне об общих знакомых, стараясь упускать печальные подробности, и вдруг, чтобы как-то развеселить меня, вспомнил анекдот, который очень моден в последнее время в Карловых Варах, куда он старается чуть ли не каждый год приезжать для поддержки жизненного тонуса, пользуясь пятидесятипроцентной скидкой от профкома “Сургутнефтегаза”:

— Встречаются президент Путин и президент Клаус. Путин говорит: “Если вы установите радар, то в случае войны мы разбомбим вашу Прагу”. На что Клаус тут же отвечает: “А мы тогда разбомбим ваши Карловы Вары!”

Видя, что этот анекдот меня не очень рассмешил, он тут же сменил тему:

— Мы-то все в “Бристоле” базируемся, там у нас народ среднего достатка. А кто хочет показать свою крутизну, те в “Пупп” селятся или “Карлсбад-плазу”. И вот недавно одна дама, закончив сезон, уезжает из этой “плазы”, а ее провожают две подруги, которым еще неделю париться на курорте — скучно, конечно, но деньги ж заплачены. Присели они в лобби-баре, и отъезжающая, так сказать, на посошок, решает угостить своих товарок. Подзывает официанта и так по-барски, как только у нас, наверное, это умеют, заказывает ему: принеси, дескать, дружок, нам чего получше, самого что ни на есть дорогого коньячка по 150 граммов в большой посуде. Официант, уже привыкший к российской клиентуре, ни одним мускулом не дрогнув, приносит три бокала коньяка. Подруги приняли, оценили якобы вкус и букет напитка, но времени смаковать напиток уже нет — такси у входа, давай целоваться, а виновница “торжества” подает “платиновую” кредитку рассчитаться. Официант процедуру выполнил, принес на подносике квитанцию на подпись, барыня подписала и в машину. По дороге, прежде чем выбросить счет, взглянула на него, да и обомлела: а там 125 тысяч крон и еще какие-то копейки. Хотела назад повернуть, всю аж в жар бросило, а времени уже нет — самолет ждать не будет. Пришлось разбор отложить. Ну, а как в Москву вернулась, сразу в турфирму, те запрос в “Плазу”, а им вежливый письменный ответ, что подан был не просто коньяк, а как заказывали — самый лучший и самый дорогой — “Ричард Хеннесси”, а он и стоит столько-то плюс ресторанная наценка.

В 1765 году Ричард Хеннесси заложил основы бесценной коллекции, сделанной из его самых исключительных коньячных спиртов. С тех пор восемь поколений семьи Хеннесси обогатили коньячный погреб своим собственным вкладом прекраснейших коньяков произведенных ими. Именно из этой коллекции Хеннесси создал коньяк Richard Hennessy в честь основателя коньячного дома.

Richard Hennessyсделан более чем из ста самых лучших коньячных спиртов возрастом до 200 лет. Каждый из этих спиртов был выбран за свои уникальные свойства. Вся прелесть этого коньяка заключается в медленном созревании в дубовых бочках. Сбалансированный и комплексный богатый букет медленно раскрывает правильное сочетание ароматов, которые создавались годами: ваниль, специи, перец и нежно пахнущие цветы. Во рту бесконечное обновление текстуры раскрывает необыкновенную палитру вкусовых ощущений вперемешку со специями, изысканное присутствие свежих фруктов и утонченность коры дуба. Знание полного вкусового ощущения этого исключительного коньяка является привилегией. Пить такой коньяк нужно из бокала в форме тюльпана или суженного кверху (snifter), изготовленного из самого тончайшего высококачественного стекла, горлышко бокала должно быть довольно-таки маленьким. Это гарантирует полное освобождение ароматов. Талейран (Talleyrand), знаменитый в XVIII веке французский политик и постоянный покупатель Hennessy, говорил: “Чтобы наслаждаться коньяком, таким как Richard Hennessy, необходимо поместить бокал в ладонь одной руки, поболтать коньяк, чтобы освободить полный аромат, поднести к носу, глубоко вдохнуть и затем… поставить на стол и обсудить его качество и достоинство”.

Хеннесси Ричард 0,700 л, (Хрустальный графин), Франция, крепость — 40°, цена за бутылку — 152 452 рубля.

Мы посмеялись, а в это время шустрая девушка-официант поменяла нам кружки, поставив еще по одной, полной пенистого пива. Я бы, может быть, не стал повторять, но теперь возражения явно запоздали. Видимо, ей и в голову не могло прийти, что два дюжих мужика обойдутся столь скромным количеством пива. Не разочаровывать же девушку, и я отпил сразу половину бокала.

Мы еще помолчали какое-то время, неторопливо доедая остатки нашего ужина и наблюдая за необычной для нас женской компанией, оккупировавшей большой стол. Было их не меньше двадцати человек — обычных женщин среднего возраста и чуть постарше. Внешне они очень похожи были на наших женщин — такие же несколько раздавшиеся, достаточно шумные, говорили они одновременно, но каждая с кем-то, так что получался десяток диалогов. Настроение у них, судя по виду, было хорошее, но на столах еды не было — то ли они уже успели поужинать и теперь беседовали кто за бокалом вина, кто с кружкой пива, а кто и со стаканом пепси со льдом, то ли ужин еще не подавали, а может быть, они вообще не собирались есть, а зашли лишь посидеть и поговорить. Я, глядя на этот шумный, как цыганский табор, сбор, вдруг вспомнил примерно такую же компанию женщин в ресторане “Детинец”, что находится в часовне XI века в Кремле Новгорода Великого. Там были точно ткачихи, у них был какой-то сбор передовиков производства, а потом они зашли в ресторан отметить свои почетные грамоты и ценные подарки. Об этом нам рассказал услужливый официант, который едва успевал подтаскивать запотевшие бутылки “Столичной” на сдвинутые точно так же столы громкоголосых ткачих. Я помню, как нарастал шум гулянки по мере выпитого, а потом бабоньки, как они обращались друг к другу, подперев толстенные пунцовые щеки, запели грустную песню о камыше и гнущихся деревьях.

И вдруг, словно читая мои мысли и воспоминания, приятель, задал мне вопрос, который, судя по тому жару, с каким он ко мне обратился, давно не давал ему покоя:

— Знаешь, я что-то никак не пойму — вроде бы страна с гулькин нос, и ничего-то в ней особенного нет: ни нефти, ни газа, ни алмазов, ни золота! Как говорится, никаких полезных ископаемых! Ну, что-то сеют, где-то пашут, ну пиво у них классное, ну в хоккей они всей страной играют, что там еще, сразу не припомню, да — чешское стекло да чешские трамваи — кажется, все? А посмотри, как они живут! С чего бы это?! Убей — не пойму! И народец-то маленький, земли-то всего ничего — треть Новосибирской области, а с нашей Тюменской вообще сравнивать страшно — одна двадцатая часть! И славяне они такие же как мы, не немцы, но что-то есть такое, чем отличаются они от нас как земля от неба. Вернее, как небо от земли. Я вот бывал еще в Чехословакии, при советской власти, но тогда я как-то не очень все разглядел — у нас был тур по трем странам — ГДР, Чехословакия и Венгрия, сплошные переезды, все смешалось в голове, да и задание у меня тогда было конкретное: я для сына куртку кожаную искал. Всю Прагу оббегал пока эту “кожишину” нашел. Привез куртку — фирменную, классную, почти все кроны, что были, на это потратил, а сын даже носить не стал, оттащил в комиссионку и две цены наварил. Ладно, это детали, ты мне можешь что-нибудь объяснить? Ты здесь сколько раз бывал?

— Да я сюда по два раза в году езжу!

— Это что, так пиво любишь?

— Нет, я к пиву, мягко говоря, спокойно отношусь, если не сказать больше — равнодушен. Я его только в Праге и пью, а у нас никогда раньше не пил и теперь не хочу, после чешского пива как-то вообще не катит. Я недавно где-то прочел, как наш турист потребовал запретить российским производителям называть пивом ту странную бодягу, что они продают в бутылках и банках. А особо циничных — тех, у кого хватает наглости наклеивать на эти бутылки этикетки “Staropramen”, “Kozel” и т.д., развесить на березах вдоль дорог!

— Ну, это он, конечно, загнул — насчет вешать, но вообще-то в чем-то прав. У чешского пива с российским столько же общего, сколько у BMW с “Жигулями”. Мы как-то с мужиками провели эксперимент, у нас в Карловы Вары из Сургута каждую неделю группа отправляется, так вот купили бутылку “Пильзнера” и “Козла” российского производства и привезли это же пиво из Чехии. Попробовали сначала чешское изделие, а потом наше. Ну и что ты думаешь?! Даже сравнивать нельзя, причем от нашего сразу в сон клонит, а от чешского пива, как я уже здесь заметил, не только не тяжелеет голова, но совсем наоборот — все время бодр и весел, спишь в Праге всегда очень мало, все время в голове крутится, чем бы еще заняться, что посмотреть, что попробовать? Благотворное влияние чешского пива однозначно! А ты это классно придумал с ресторанами! Ну а все-таки, по существу моего вопроса можешь мне что-то разъяснить? Или, как тут чехи говорят, просветлить?

— Знаешь, я и сам над этим много думаю, пытаюсь разобраться. Ну, во-первых, должен тебе сказать, что не такой уж это и малый народ, как нам из нашего далека да от бескрайних просторов неухоженных кажется. А и сам подумай, тысячу лет и все на одном месте, никакой Сибирью прирастать не стали, а собственную землю своими руками преображали да благоустраивали, трудились в поте лица, не покладая рук. Строили города да села, которые на города во всем похожи, только размером разве что меньше. Одних только замков в Чехии более тысячи! Представь! Да каждый замок на горе построен, чтобы достать его было не так легко, каждый замок — крепость. А ведь эта земля не была такой благодатной, как сейчас она из окна автобуса смотрится, особенно когда на юг катишь, в Крумлов. Ты в Крумлове был? А зря, надо бы тебе туда обязательно съездить, а по дороге еще в Орлик заглянуть, да в Глубоку, “Будвара” в Будейовицах попить, прямо в заводской пивной.

Вот с пивом, говорят, чехам повезло — мол, у них почва вулканическая, особая, потому и хмель здесь, и солод родится какой-то особый. Да у нас бы такой родился, думаешь, и пиво было бы такое же? Где там! Это надо еще и руки иметь, и терпение, и характер такой, чтобы по пятьсот-шестьсот лет от рецептуры ни на йоту не отклоняться, чтобы блюсти качество, как зеницу ока, и во всем мире пивном стать эталоном. Нет, это не нашенская черта, а чешская. Народу у них действительно не так уж много, каких-то десять миллионов, а раньше, поди, и того меньше было, но вот университет появился почти шесть веков назад, а книги печатать у них стали на сто лет раньше, чем наш Федоров сподобился. Представляешь, чехи, оказывается, первыми на континенте железные дороги строить стали, еще на конной тяге, а позволяло это ухищрение одной лошади в тридцать раз больший груз тащить! Я тут в каждый свой приезд такие вещи узнаю, что голова кругом идет. Ты можешь себе представить, что первая в Европе настоящая железная дорога с паровозами была построена между Чешскими Будейовицами и австрийским Линцем, а вокзал в Будейовицах был первым в Европе? А идея соединения верховьев Влтавы, что впадает в Эльбу, а та в Северное море, с верховьями Дуная, который прямиком в Черное море свои воды катит, принадлежала еще императору Карлу IV, который, по существу, был чехом, и звали его Карел, как певца знаменитого — Карела Готта. Он потому Прагу и сделал столицей Священной Римской империи, простиравшейся в те времена от Северного моря до Средиземного, что это его родной город был. А вот еще факт: первую российскую железную дорогу от Петербурга в Царское село кто построил? Команда чешских инженеров во главе с Герстнером, приглашенная императором Николаем I в 1835 году. И построили ее, не поверишь, за полгода!

Ты вот на экскурсии сегодня был, вас в Град водили? Вот то-то, а храм этот почти тысячу лет строили, как ты это представляешь себе в наших условиях? У нас хватило бы терпения на такое? Да, конечно, и газоперерабатывающий завод, что по японской технологии работать должен, в Сургуте 13 лет строили, пока он напрочь не устарел, и Дом культуры 11 лет, так это совсем не тот пример, ты ж понимаешь. Здесь же Карлов мост поставили в первой половине четырнадцатого века, и стоит он, как вечный, и представить невозможно, что его когда-то не было или когда-нибудь не будет. А кстати, несмотря на разные теории, считается, что Праге и самой стране чешской около тысячи лет, как и Руси. И вот сопоставь: у нас в 1380 году — битва с Мамаем на поле Куликовом, а у них уже Карлов мост стоит каменный и университет почти сорок лет как студентов обучает. Чувствуешь разницу? Как и то, что они в центре Европы триста лет под Габсбургами были, да еще и самую развитую в промышленном смысле часть всей Австро-Венгерской империи представляли, где и железные дороги, и электричество, и машиностроение развивалось впереди всей Европы. А мы примерно столько же под игом татаро-монгол находились и чему тогда у них научиться могли? Вот я и думаю, что мы хоть и славяне, а очень уж разные, причем разница наша осязаема и бесспорна, когда посмотришь на наши края да города — и на чешские. И никаких больше слов и аргументов приводить не надо. А еще… даже и не знаю, как сказать…

— Да говори уж как есть, я смотрю, ты так чехов превозносишь, что хоть завтра тебе гражданство ихнее подавай.

— Ихнее, — передразнил я приятеля, не сдержавшись. — Да мне и не нужно чешское гражданство, мне и своего за глаза хватает. Дело не в этом, я так и думал, что ты патриотизм свой квасной не удержишь, полезет он из тебя. — Я поднял голову и тут же встретился взглядом с молодой официанткой, что обслуживала нас: она будто только и ждала моего взгляда, кивнул на крушовицкий бокал и тут же получил понимающий ответ. Через минуту она еще раз поменяла наши вновь опустевшие под жаркий разговор бокалы на полные, с тугой, сметанной консистенции пеной — как и полагается по классике чешского пива.

— Я чехов не превозношу, — продолжил я, отпив разом половину. — Они тоже не святые, и приглядеться, среди них всякие есть, но вот что бесспорно, — снова применил попавшее на язык слово, — живут они не просто лучше нас, а как-то достойно, что ли. Я вот все слова пытаюсь подобрать. У меня такое чувство, что мы толком даже не понимаем, что это такое — человеческое достоинство. Посмотри, как мы разговариваем друг с другом, как общаемся в транспорте и на улице, в школе, на работе, дома, в конце концов, как бесцеремонно толкаемся и хамим, а ведь здесь, я до сих пор не могу привыкнуть, люди в транспорте даже в часы пик не касаются друг друга, я уж не говорю — не толкаются. Казалось бы, — мелочи, ан нет — из таких мелочей и получается существенная разница. Пусть чехи в чем-то и проще, и бесхитростнее, наивнее и, может быть, даже глупее, без нашей широкомасштабной хватки и смелости безоглядной, но зато с врожденным чувством собственного достоинства, которого не утратили ни под Габсбургами, ни под немцами, ни под Советами. Во все времена сумели остаться народом, я даже вспомнил эту фразу Солженицына: “попало зернышко меж двух жерновов”. Так вот, это про чехов можно сказать уверенно — не смогли их никакие жернова перемолоть, а потому и живут они как люди, а мы… Может быть, когда и научимся, да хоть у тех же чехов.

— Ну, ты скажешь! Хотя, знаешь, пью я это пиво божественного вкуса, вспоминаю наше, и как-то не хочется мне с тобой спорить. Мы ведь всегда по любому поводу чуть что — сразу спорить беремся, а я вот не хочу. Надоело. Дай пивком насладиться, а то через пару дней унесет меня самолет в необъятные наши болота, где уже первые белые мухи пару недель как кружат, а там и морозы снова под сорок… Это ты умотал еще тогда, в восемьдесят пятом, небось и не скучаешь по нашим “палестинам”?

— Ну, морозы, скажем, и у нас бывают крутые, но скучать по Сургуту не скучал никогда. Мне тоже осталось несколько дней здешней красотой наслаждаться. Я здесь неделю проведу, а заряжаюсь настроением на полгода, так мне здесь хорошо. А потом опять прилетаю, и сколько по Праге ни хожу, все не надоест. Вот недавно свернул в сторону всего-то на сто метров от старого маршрута и вышел на площадь, которую раньше никогда и не видел, а чувство такое, будто географическое открытие сделал! Здорово! Ну, ладно, пойдем, что ли? Или еще по одной?

— Хватит, однако. Я и так еле дышу, как такие порции одолевать каждый день, даже не представляю.

Я чуть привстал и, встретив взгляд любезной девушки, проговорил одними губами:

— Учет, просим.

И снова получил утвердительный кивок. В общем, все наше удовольствие на двоих уложилось в шестьсот крон — восемьсот пятьдесят рублей — мысленно перевел я автоматически.

Мы вышли на набережную. Река пестрела отраженными огнями, сливаясь с таким же темно-синим небом, в котором горели яркие, как фонари на набережной, звезды, и все эти огни, качаясь на медленной волне от проходящего по реке кораблика, сливались с негромкой музыкой на палубе, завораживали, втягивали в какое-то бездонное пространство, отчего где-то глубоко в душе вдруг возникла тоненькая и острая, как жало, тоска, но было в ней что-то легкое и светлое.

Река шумела на пороге, как и сотни лет назад, катила свои тугие воды, перемалывала камешки в песок, а Прага дремала на холмах, вонзая шпили своих ста башен в небо, заряжаясь на завтрашний будущий день новой силой из самой Вселенной.

— Как хорошо, что мы встретились именно в Праге! — сказал приятель и замолчал. И я тоже подумал: “Разве где-нибудь этот вечер мог быть лучше, чем здесь — в старинном городе на древней реке”.

— Давай через год, в следующем сентябре, встретимся здесь снова, — вдруг предложил Саша.

— В шесть часов вечера после войны? — уточнил я.

— После какой войны?! — изумился приятель.

— Да это так Швейк своему другу саперу Водичке говорил, а я за ним повторяю.

— Тогда именно так — в шесть часов вечера после года нашей жизни в России, который с некоторой натяжкой вполне можно приравнять к небольшой, районного масштаба, войне.

— На Юнгмановой площади, где встретились сегодня?

— Ага, именно там. До встречи!

— Пока!

И приятель вскочил в длинный серо-красный трамвай, что из новых, так похожих на большую и добрую гусеницу-сороконожку.

Я еще прошелся немного, снова вышел на шумную, заполненную народом Вацлавскую площадь и дошел до своей станции на “красной” линии метро. Так закончился этот бесконечный воскресный день…

А утро пришлось на понедельник, и, как полагается всякому понедельнику, прямо с утра ничего хорошего не предвещалось: было пасмурно, серо, в воздухе висела морось, не хотелось даже вставать из постели и уж тем более снова отправляться в бесконечный путь по улочкам Праги…

Да, чтобы как-то более-менее логично закончить свой напряженный пивной анабазис, мне необходимо добавить еще два объекта, без которых перечень первых и самых популярных заведений в “обязательной программе” начинающего туриста-любителя пивных был бы не полон. Это “Новоместский пивовар” (Vodickova 20, Praha 1) на Водичковой улице и “Пивоварский Дум” (Pivovarský dům, Lípová 15 — вход с ул. Ječná, Praha 2 — Nové Město) на углу Ечной и Липовой. Я могу рассказать о них, не поднимаясь из постели, так как в свои предыдущие приезды в любимую Прагу бывал в них несколько раз.

Помню свои первые впечатления от “Новоместского пивовара”: подземный город, лабиринты, ступени, коридоры, широкие амбразуры, в которые видна жизнь кухни, где пыхтят котлы и кастрюли, а дюжий повар орудует сверкающим ножом, разделывая какую-то тушу, небольшие зальчики, кабинеты с длинными столами и грубыми скамьями, картины с видами Праги и мысль: а найду ли я выход отсюда?! И немудрено, ведь здесь в нескольких уровнях находятся десять залов разной вместимости, ресторан с летней террасой и небольшая пивоварня в одном комплексе, а всего одновременно ресторан может принять 340 человек.

Интерьер комплекса выполнен в различных стилях, начиная от готического периода и заканчивая 20-30-ми годами прошлого века. При входе посетитель попадает в “ратушный” салон, в котором его встречают начищенный до самоварного блеска сдвоенный варочный котел. Интерьер самого большого “приматорского салона” выполнен в стиле ренессанс, прообразом послужили внутренние убранства замка в Чешском Крумлове, Глубокой и других замков Чехии. Есть здесь зал, оформленный в старопражском стиле, с названием “Подскали” — это пражский район на берегу Влтавы, где находится самый большой плавательный бассейн, а в зале “Спилка” (“Бродильня”) в большие окна можно увидеть бродильное отделение с чанами, в которых дышит и ворочается пивная закваска. Несколько раз в неделю посетители, которым повезет, могут наблюдать мастеров пивоварения в самом процессе приготовления пива. Оборудование пивоварни взято из старых, давно забытых традиций XIV столетия. Здесь же можно купить сваренное пиво на вынос — либо в поллитровых бутылках, либо в двухлитровых кувшинах, запечатанных фирменной пробкой, либо в пятилитровых бочонках.

В первое мое посещение этого ресторана, помню, меня сразил жареный сыр, которого до этого я никогда не ел. Было три разных вида сыра, каждый в нежном хрустящем кляре, горячий, сливочный, тягучий, и каждый хорош по-своему. Сейчас, к сожалению, такого блюда не подают — ограничиваются одним видом — “Гермелин”. Помню, в следующий раз я влюбился в грибной суп, который впервые в жизни увидел в хлебной кастрюльке с импозантной крышечкой и витиеватыми ручками по бокам. Порция была огромной, и мы ели ее вдвоем с женой, обжигаясь густым грибным варевом и отламывая кусочки горячего душистого хлеба сначала от крышки, потом съели ручки, а потом уже принялись и за саму “кастрюльку”, начиная сверху.

Здесь варят свое пиво: Novoměstský ležák 11% — светлый лагер, с содержанием алкоголя 4,0% объемных, неплотное светлое пиво с грубой горчинкой, нефильтрованное, которое рекомендуют подавать охлажденным до 6-8 0С; и Novoměstský ležáktmávy — новоместский лежак темный, с таким же содержанием алкоголя, неплотное темное пиво без карамельного послевкусия, но сладковатое.

Однако, в 2005 году на волне чемпионата мира по хоккею, который проходил в Праге, здесь подняли цены, но в отличие от многих других ресторанов после окончания чемпионата так и не опустили их до прежнего уровня. Но это одна беда. Почти одновременно порции здесь уменьшили так, что над “новоместским коленом” стали посмеиваться, что его скоро надо будет разглядывать в микроскоп. Пару раз я еще приводил своих приятелей за компанию, чтобы удивить их грибным супом в хлебе, но каждый раз этого блюда не было, а вот отношение официантов, все более осваивающих русский язык, становилось менее уважительным и расторопным. Наконец, как-то раздосадованный, я сказал себе, что больше в “Новоместский пивовар” не ходок. Вряд ли он заметил мое отсутствие, так как туристов туда по-прежнему водят большими группами, каждый раз предупреждая, что здесь особенно любят работать карманники, зная любовь русских к тугим бумажникам и чешскому пиву, которое делает их беспечными. В своих оценках я не одинок и уже неоднократно слышал критические отзывы об этом славном когда-то пивном ресторане. Что ж, мало кого не испортила слава, приходится лишь сожалеть об этом.

Если с Водичковой улицы перейти на параллельную ей Штепанскую, а интереснее всего это сделать через знаменитый пассаж “Луцерна”, чтобы по пути заодно удивиться висящей под потолком статуи Святого Вацлава, волей его неуемного автора Давида Черны сидящего на брюхе перевернутого вниз головой коня, у которого под воздействием земного тяготения вывалился напрочь язык, а уже по Штепанской пойти прочь от Вацлавака, поднимаясь в некрутую гору, то можно выйти на Ечну улицу, по которой идут трамваи от I.P.Pavlova до Карловой площади, как раз в районе “Пивоварского дома” (Pivovarský dům, Lípová 15 — вход с ул. Ječná, Praha 2 — Nové Město). Дом стоит на углу Ечной и Липовой, и, что интересно, в нем уже много лет находится научно-исследовательский институт пива и солода, а на первом этаже за банальными стеклянными витринами когда-то был магазин спорттоваров, пока в 1998 году кому-то не пришла светлая мысль — основать здесь мини-пивоварню и пивной ресторан. “Пивоварский дом” открылся весной 1998 года, и в мае 1998 года я был одним из первых посетителей этого интересного ресторана!

Интерьер здесь, как и в большинстве чешских заведений, прост, но индивидуален — главным же украшением зала являются два медных варочных котла, которые горят как два солнца, заставляя щуриться или даже прикрывать веки! Поистине самоварное золото, пивное счастье Чехии!

Должен заметить, что я начитался об этом заведении всякого: и восторженных мнений, и негативных, даже с применением экспрессивных форм, но скажу от себя — мне здесь нравится, и самое удивительное для меня — это неповторимое оригинальное пиво-шампанское, которое можно попробовать только здесь. До недавнего времени его подавали в маленьких (0,33 л) бутылках темного стекла без этикеток, но вот недавно я в очередной раз привел своего знакомого, чтобы удивить его разнообразием пива и прежде всего именно пивом-шамп, но на бутылках уже были этикетки. Я даже расстроился непонятно почему.

Пиво здесь варят сами и при этом процесс не скрывают: с помощью наклонных зеркал в соседнем с пивным залом помещением через большие окна можно увидеть, как ворочается, дышит, живет и бродит бурая субстанция, которая в конце концов превратится в пиво месяца. В марте здесь варят “мартовское” пиво, а в апреле — “апрельское”, в мае варят “майский козлик” — полутемное крепкое пиво типа Bock, а на Рождество — ванильное рождественское светлое. Кроме этого, здесь предлагают дегустировать пиво, которого, как и шампанского пива, больше нет нигде. Это черничное, шоколадное, лимонное, банановое, вишневое, миндальное, кофейное, неповторимого изумрудного оттенка крапивное пиво и даже было как-то чили-пиво и эвкалиптовое, которые, видимо, не пользовались успехом, так как исчезли из ассортимента. Понятно, что это пиво с добавлением соответствующих сиропов, но иногда местный сладек выдает и подлинные шедевры. Например, в 2007 году он сварил картофельное пиво — и это уже не сироп, а просто совсем иное представление о напитке.

Самые решительные экспериментаторы могут попробовать пивные коктейли с колой, медовиной или томатным соком, ну а приверженцы традиционного пива, а таких здесь большинство, спокойно могут заказать классический лежак светлый, темный или пшеничное пиво. Интересно, что здесь могут подать на стол пиво в огромном мерном цилиндре под названием “жираф”, в который входит восемь порций, но с вас возьмут только за семь. Цилиндр с золотистым пивом будет стоять посреди стола, а вы сами через небольшой краник сможете его разливать по кружкам друзей, если таковые найдутся рядом с вами. Никто не откажет вам, если вы захотите поглотить все восемь порций в одиночестве или на двоих.

Что касается кухни, то блюда, приготовленные на местном темном пиве (они отмечены в меню звездочкой), в частности “кролик на пиве”, очень вкусны, остальное же — обычный традиционный набор чешских блюд, причем в других местах они бывают вкуснее. Надо понимать, что “конек” этого заведения — оригинальное пиво, а поесть вы можете в любом другом месте.

Запеченное свиное колено по-сельски

2 кг свиного колена с костью, 9 г очищенного чеснока, 20 г соли, 1 г тмина, 85 г очищенного лука, 100 кетчупа, 10 г муки.

Подготовленное колено надрежем у кости, чтобы там мясо хорошо пропеклось. Натрем чесноком, посолим, посыплем тмином и уложим в глубокий противень. Добавим лук и кетчуп, дольем немного воды и запекаем в духовке2,5 часа при t=175°. В это время поворачиваем колено и подливаем воду. Готовое колено вынимаем из противня. А к полученному при жарении соку добавляем муку, поджариваем и подливаем воду, полученный соус проварим несколько минут, процедим и добавляем по вкусу соль и приправы. Колено полить соусом и подавать с горчицей и хреном.

Пиво “Пивоварского дома”:

Štěpán (český klasický ležák světlý) — светлое нефильтрованное пльзенского типа, с хмелевым ароматом, фруктовым элементом во вкусе и запахе, слегка сладковатое, сварено здесь же, в собственной пивоварне.

Štěpán (český klasický ležák tmavý) — темный лагер, нефильтрованное непастеризованное пиво пльзеньского типа с солодовым ароматом и вкусом хмеля, в отличие от любого другого темного пива не имеет карамельного сладкого привкуса.

Pšeničné pivo (пшеничное пиво) — варится по немецким рецептам, очень популярно в Германии и Австрии, где оно известно под названием Weizen Bier. Это дрожжевое (квасницовое) пиво верхнего брожения, сваренное с использованием ячменного и пшеничного солода, стало с давних пор типичным чешским пивом, которое пили чехи до конца XIX века, когда появилось пльзенское классическое, завоевавшее весь мир. По-настоящему пшеничное кваснецовое пиво, как утверждают здешние специалисты, могут приготовить только в “Пивоварском доме”. Подается с долькой лимона.

Višňové pivo (вишневое пиво) — мало какое специальное пиво так сочетает в себе самые противоположные качества, как вишневое пиво. Полутемное ароматизированное выдержанное, с вишневым элементом во вкусе и аромате, при алкоголе в 5,2% слаще любого другого пива. Производится “Пивоварским домом” совместно с пивоварней из Лобковиц. Подается с вишенкой из компота, которую для того, чтобы продлить ощущения вкуса и сохранить его подольше, надо съесть вместе с последним глотком этого оригинального пива. Будьте внимательны — вишенка с косточкой!

Kávové pivo (кофейное пиво) — темный лежак с карамельным привкусом и вместе с тем вкусом жареных кофейных зерен. Это пиво особенно популярно у клиентов-женщин, любящих вкус и пива, и кофе. Украшается кофейными зернами. Производитель: “Пивоварский дом” совместно с пивоваренным заводом в Страконице.

Banánové pivo (банановое пиво) — родной брат белого пшеничного квасницового пива верхнего брожения. Естественный вкус пшеничного пива ненавязчиво подчеркивается вкусом и запахом банана.

Kopřivové pivo — крапивное пиво с легким изумительным оттенком и приятным вкусом и запахом сушеной крапивы.

Original stout (Стаут) — это очень крепкое темное пиво верхнего брожения (при температуре 15–20 градусов), очень горькое, сильносброженное, варится из смеси светлого и жареного солода, часто добавляется карамельный сахар. Стаут отличается компактной, продолжительной пеной. Родиной этого пива являются Британские острова и Ирландия, где стаут начали варить еще в начала XVIII века.

Borůvkové pivo (черничное пиво) — оттенок черники в этом необыкновенном пиве виден и в цвете, и ощущается в очень специфическом легком привкусе.

Märzen (мартовское пиво) — называется от немецкого названия марта месяца. Относительно его происхождения есть две версии. По первой: именно это крепкое весеннее пиво пилось для укрепления здоровья после длинного зимнего периода, а по второй версии, и она более реалистична, это пиво варили в период, когда пивоваренной работы было мало — весной, но пиву этому надлежало долежать до лета, когда пивоварам не хватает времени, чтобы удовлетворять высокий спрос жаждущих, а чтобы долежать, весеннее пиво делали более крепким. Оно имеет привкус дымка — прокопченного солода, а крепость его составляет 13°.

Bock — означает “козел”, а в Чехии “козел” автоматически связан со знаменитым пивоваренным заводом в Велких Поповицах. В “Пивоварском доме” название чуть подправили на “Майский козлик”, и уже из названия ясно, когда можно попробовать это пиво — в мае. Это очень крепкая полутемная “шестнадцатка” со сладковатым вкусом, сильно отличающимся от других сортов.

Šamp — Pivní Sekt(пиво-шампанское) — это пиво на окончательном этапе его приготовления, где в него добавляют шампанских дрожжей, разливают в бутылки, давая ему возможность еще несколько недель бродить и вызревать. Полученный эффект поражает даже тех, кто обычное пиво не очень признают, этот напиток очень хорош к десертам. Производится совместно со Страконицким пивоваренным заводом.

Кроме пива-шампанского в бутылках подают и пиво BlackHill, отражающее в своем названии вклад пивовара в Черной Горе (Černá Hora) в создании этого уникального пива на травах, которое было рождено в процессе длительных экспериментов, проводимых “Пивоварским домом”

Может быть, яростным фанатам настоящего чешского пива такие вольности и не по нраву, но для обычных людей, которых очень много среди туристов разных стран, это изобильное разнообразие превращается в забавный аттракцион. Я так вообще в восторге от шампанского-пива и всегда стараюсь привести новичков в “Пивоварский дом” за компанию, чтобы удивить их этой “изюминкой” пивоварского искусства чехов.

Чтобы уже окончательно обозначить конец пивного анабазиса — некой пивной темы, которой все равно не может быть в Праге конца, куда бы вы ни подались, я еще расскажу о “Пивной галерее”. Мне, несмотря на знание особенностей вкусовых пристрастий чехов, а также на особенности монопольной политики пивоваренных гигантов, не желающих в своем подавляющем большинстве соседствовать с другими такими же гигантами, все равно непонятно, почему никто не создал в центре Праги дегустационный пивной центр, в котором можно было при желании отпробовать несколько десятков марок чешского пива. В качестве робкой попытки нарушить существующее положение можно рассматривать пивной магазин при комплексе “У медвидку”, в котором предлагают около тридцати видов пива в бутылках и банках, и “Пивную галерею” (Pivní galerie, U průhonu 9, Praha 7), расположенную, правда, несколько удаленно от проторенных туристами трасс, но на самом деле и не так уж далеко — всего-то три остановки трамваем от метро “Влтавская” или две остановки от метро “Надражи Голешовице”. Место, можно подумать, выбрано не случайно: рядом огромный ареал бывшего пражского пивного завода, варившего народную марку “Мештян”, а параллельная улочка носит имя легендарного чешского пивовара Франтишка Поупе.

“Пивная галерея” была открыта в мае 2001 года. Ее деятельность первоначально мыслилась как поддержка и пропаганда малых и средних чешских пивоваров, теснимых гигантами, захваченных транснациональными корпорациями. Поэтому в “Галерее” представлено большинство региональных марок пива, а на вычепе всегда есть пара марок, которых больше нигде в Праге попробовать нельзя. Здесь можно продегустировать (а потом и купить, чтобы унести с собой) широкую гамму светлых и темных “деситок” и “лежаков”, а также специальные и оригинальные сорта пива с индивидуальным вкусом, производимых в очень небольших количествах для гурманов и ценителей. Кроме пива, здесь масса специальной литературы, большой выбор пивного стекла и прочих “прибамбасов” типа скатертей, подставок, маек и бейсболок с логотипами пива разных марок, а также бочонки, тацки, средства для переноски и разлива пива. Здесь же и место встречи всех, кто посвящает свою жизнь и страсть пиву — своеобразный клуб фанатов.

Хозяин галереи пан Ванек каждую неделю старается представить новинку, предпочитая более плотные и действительно редкие сорта пива, которые практически нечасто можно встретить в разливном виде. “Галерея”, несмотря на относительную молодость, уже может похвастать известными людьми, которые удостоили ее своим посещением, среди них и мировой известности пивные критики, такие как Майкл Джексон (не певец) и Роджер Протц, а также знаменитый французский шансонье Шарль Азнавур. Уверен, что моей “наводкой” воспользуются многие наши туристы — большие любители чешского пива.

А тем временем понедельник, хоть и медленно, как тяжеленный каток-асфальтоукладчик, продолжается, и я заставляю себя презреть суеверия и фатальную нелюбовь к этому дню, попутно убеждая себя, например, тем, что в Израиле этот день называется на иврите просто “Второй день”, так как первым рабочим днем недели у них является наше воскресенье. Ну не мудро ли так избавить понедельник от печати невезения?! И, чтобы окончательно принять именно эту трактовку, я решаю посвятить день району Йозефа — еврейскому городу в Праге.

Этот город начинается прямо от Староместской площади, самая дорогая и роскошная каштановая улица Праги — Парижская — рассекает его пополам. Я уже, кажется, рассказывал вам, что самые богатые и красивые дома, каждый из которых представляет архитектурный шедевр, находятся на Парижской улице. А слева от храма Святого Николая, что за свою немалую жизнь прошел путь от католического храма и цирковой арены до православного и снова католического, стоит дом, в котором родился самый известный, как считают чехи, писатель, пражский еврей Франц Кафка. Это исток Майзеловой улочки, на которой стоит и Майзелова синагога, а я уже побывал в популярном среди туристов и чехов пивном ресторане, что напротив. “У Пиврнца”. Помните?

Эта улица с 1901 года носит имя Марека Мордехая Майзеля (1528–1601), на чьи деньги здесь было построено почти все, кроме Староновой синагоги. Именно он, будучи старостой Еврейского города при императоре Рудольфе II, замостил улицы, построил две синагоги — Высокую и в 1592 году для своей семьи Майзелову, на его деньги были выстроены школы, женская баня и дом сирот.

Вообще в Йозефове на очень небольшом пространстве разместилось шесть синагог, кроме перечисленных двух, Клаусова синагога на месте еврейской школы раввина и философа Лева Бен Бецалела, памятник которому стоит у Новоместской ратуши на Марианской площади; Пинкасова синагога, основанная в жилом доме раввина Пинкаса — в 50-е годы прошлого века она стала Памятником 77 297 — именно столько чешских евреев погибло от рук нацистов во время Второй мировой войны, фамилии всех жертв нанесены на стены этой синагоги. Во время наводнения 2002 года часть стен была повреждена и фрески смыты, но их восстановили, едва спала вода Влтавы. Одна из самых богато украшенных синагог Европы — Испанская. Ее построили в мавританском стиле беженцы-евреи из Испании, которая в 1492 году по желанию Инквизиции и приказу королевы Изабеллы полностью очистила свои земли от евреев — часть была насильно крещена, кому-то удалось бежать, а самых непокорных тысячами сжигали на кострах. Недаром интерьер этой синагоги напоминает Алгамбру в Гранаде. Испанская синагога несколько раз уничтожалась пожарами, но снова восстанавливалась. Выходцами из Испании в таком же ярко мавританском стиле выстроена и синагога на Иерусалимской улице, что начинается прямо от Главного вокзала, пройти равнодушным мимо такого чуда архитектуры невозможно, но все-таки самая древняя и самая, наверное, старая из сохранившихся во всей Центральной Европе, построенная еще в XIII веке, — Староновая синагога. С нее, пожалуй, сегодня я и начну свой путь, чтобы отдать дань уважения этим древним стенам, в основании которых, по преданию, лежат камни Иерусалимского храма царя Ирода.

По одной из легенд, чешская княжна Либуше, слывшая прорицательницей, на смертном одре просила своего сына передать его внуку, чтобы он, как придет время, радушно принял изгнанный маленький народ, который верит в единого Бога. И когда на княжий престол сел правнук Либуше Гостевит, то сама прабабушка явилась к нему во сне и напомнила о пророчестве и своем наказе. И князь, подчиняясь ему, велел разрешить изгнанным из Киевской Руси евреям поселиться на берегу Влтавы.

Другая же легенда, авторами которой, как я подозреваю, были сами евреи, говорит о том, что Прагу и основали евреи. Есть даже письменные свидетельства того, что евреи жили в Праге уже в 906 году, но самое авторитетное подтверждение этой смелой гипотезе опирается на мнение собирателя чешских народных легенд Алоиса Ирасека, который писал: “Евреи верили, и вера эта передавалась из поколения в поколение, что гетто старше, чем сама Прага, что их отцы поселились тут раньше, чем заложила Либуша Пражский град. Евреи верили, что их синагога самая древняя, что в ее фундаменте есть камни из разрушенного Иерусалимского храма, что многие века тому назад сами ангелы принесли ее из земли обетованной и поставили здесь, на этом месте”.

Наверняка далеко не каждая синагога может похвалиться, пусть даже легендарной (в смысле — из легенды), но такой древней историей.

В подтверждение этой легенды существует такой факт, что во второй половине XIII века при закладке фундамента синагоги, которую собирались назвать Новой, рабочие обнаружили фрагменты каменной стены, свиток Торы и несколько молитвенников на иврите. Камни эти замуровали в новую постройку, а синагога стала называться Староновой. В ней двенадцать окон — по числу Израилевых колен — родов, каждый из которых возглавлял сын Иакова — внука Авраама, взявшего себе имя Израиль,а сами окна сделаны так, что внутри они широкие, а наружу сужаются. Кто-то считает, что это просто готические окна, однако у евреев есть свое объяснение, и как пишет в своей книге “О Праге с улыбкой” Борис Гольдберг:

Почти полумрак нужно вечно хранить,

Как будто задернуты шторы.

И солнечный свет чтоб не мог затемнить

Свет знаний, идущий от Торы.

За тысячу лет, что ведет свой отсчет еврейская община Праги, здесь было всякое. В XVII веке в пражском гетто проживало более семи тысяч евреев. Преследования, пожары и опустошения домов происходили на протяжении веков, жизнь здесь была на грани существования. В середине XVIII века императрица Мария-Терезия стала поощрять политику преследования и изгнания евреев с чешской земли, но уже во второй половине этого же столетия, в 1781 году, новый император Йозеф II издал декрет о веротерпимости, по которому каждому разрешалось самому выбирать вероисповедание, действие этого декрета распространялось и на евреев. Тогда же император приказал снести стены гетто и заново отстроить еврейский город, и благодарные евреи назвали его именем милосердного и мудрого императора. Правда, до полного уравнивания евреев в правах, которое было принято в 1848 году, еще было далеко. В 1850 году Йозефов получил статус самостоятельной административной единицы и вскоре вместе с остальными пятью районами-городами вошел в Большую Прагу.

Самыми черными временами были годы протектората фашистской Германии (1939–1945). По некоторым оценкам тогда было истреблено почти 90% всех евреев, живших в Чехии и Моравии, в любом случае, цифра 77 297 — число загубленных немцами евреев, многократно превышает количество жертв среди чехов, которые не очень-то сопротивлялись немецкой оккупации. Синагоги, старое еврейское кладбище и другие исторические объекты еврейского города сохранились во времена нацистов только потому, что Гитлер именно в Праге решил создать “экзотический” музей исчезнувшего народа — евреев.

К числу ценнейших памятников в этом районе относится и Еврейская ратуша, построенная в стиле Ренессанса в XVI веке, а во второй половине XVIII века перестроенная в стиле барокко. В тимпане небольшой башенки ратуши находятся часы, стрелки которых движутся в обратном направлении, как это принято в чтении и отсчете на иврите, и на этих часах время отмечается по еврейскому календарю, который на 3260 лет старше того, что ведется от Рождества Христова. Одно из самых достопримечательных мест Йозефа — старое еврейское кладбище, которое занимает очень небольшую площадь, но за многие столетия здесь похоронены десятки тысяч евреев, могилы перекрываются в девять слоев так, что кладбище возвышается над улицей уже на четыре-пять метров, только надгробий здесь 20 тысяч. На каждом из них указано не только имя, семейное положение и пол усопшего, но и ремесло.

Наблюдательный глаз при посещении старого еврейского кладбища наверняка обратит внимание на то, сколь часто среди разных знаков профессий на плитах изображены скрипки. Не трудно вспомнить, что большинство талантливых скрипачей во всем мире были представителями этого древнейшего народа.

Самая первая могила на этом кладбище была вырыта в 1439 году. В ней был похоронен ученый и поэт Авигдор Кар. Еще ребенком он был свидетелем самого страшного в истории чешских евреев погрома. Обезумевшая толпа ворвалась тогда в гетто и с криками “Отрекитесь от своей веры!” убивала всех на своем пути. Люди искали убежища в синагогах, надеясь на защиту и спасение самого Ягве, но погромщики ворвались и туда, и стены синагоги окрасились кровью. Мало кому удалось тогда остаться в живых, а “Элегия погрома”, написанная чудом выжившим Авигдором, заканчивается строчкой, которую потом через века помнили и повторяли евреи: “Нет ничего страшней погрома”. Плита, стоявшая на могиле Авигдора Кара, хранится теперь в Майзеловой синагоге.

Сегодня для миллионов туристов, посещающих каждый год Прагу, Йозефов — это музей под открытым небом, хотя в каждом доме, за его стенами и окнами продолжается жизнь, но у чешских евреев в паспортах записано просто — чех, такой национальности как židв паспортах давно уже нет.

Ну что ж, музей так музей, а главным героем легенд и слухов этого района Праги уже несколько веков остается легендарный Голем, о котором сегодня, кроме романа Майринка, есть и спектакли, и даже балет.

Среди наиболее громких еврейских имен, связанных с Прагой, вспоминаются и раввин Иегуда Лейб бен Бецалел, Магараль (1525–1609), известный больше под именем рабби Лёв, и, конечно, “чешский писатель номер один” — Кафка (1883–1924).

Магараль — оригинальный еврейский мыслитель — знаменит и интересен по многим причинам. Помимо религиозных исследований (Магараль — автор 14 книг), он занимался математикой, астрономией, философией и даже педагогикой. В качестве всестороннего ученого Магараль был известен не только в еврейском мире. Он не принадлежал ни к какой определенной школе и не оставил после себя учеников, но прославился на века тем, что оставил легенду: именно Магаралю приписывают создание голема, искусственного человека. В этом отношении светлый образ каббалиста Магараля перекликается с темным образом его старшего современника, чернокнижника Фауста (годы деятельности 1507–1540), согласно преданию, как мы уже знаем, также долгое время жившего в Праге.

Слово “голем” встречается в писании лишь однажды: “Големом видели меня очи Твои” (Тегил 139.16). Соответственно в Талмуде это слово используется для описания чего-либо неоформленного. Тем не менее в мидраше, описывающем почасовое сотворение мира, “големом” именуется вполне определенный предмет, а именно этап создания тела без души. Имеются средневековые легенды, в которых под “големом” также понимается неодушевленное человеческое тело. В частности, есть сказание, в котором описывается, как из праха лепилось тело. Вокруг него танцевали посвященные, распевая тайные имена. После этого в тело входила душа. Пропев имена в обратном порядке, посвященные добивались того, что душа покидала тело. Существует одна средневековая легенда, утверждающая, что голема создал пророк Иермиягу.

Тем не менее наиболее популярной оказалась легенда о создании голема именно Магаралем. Эта легенда вырвалась за пределы еврейского мира и завладела умами европейцев. Сказания о раввине, создавшем искусственного человека, содержатся в народном чешском фольклоре, к ним обращаются литераторы, в частности Борхес. Примечательным литературным развитием этой темы считается роман Густава Майринка “Голем”. Умер Иегуда Лёв Бен Бецалель в 1609 году.

“Легенда о пражском Големе — самая известная еврейская легенда, но, несмотря на ее популярность, историки, в том числе, и еврейские, утверждают, что раввин Лев никогда не создавал глиняного монстра. Упоминания о пражском Големе нет и ни в одной из хроник XVI — XVII веков. Скорее всего, миф сложился лишь в середине девятнадцатого столетия в польском Галиче и только потом был экспортирован в Прагу, — считает пражский публицист и специалистом по загадочным явлениям Чешской Республики Иван Мацкерле. — Было бы несправедливо лишить Прагу самой известной ее легенды.” К тому же, ему казалось, что некоторые факты, озвученные в ней, выглядели достаточно правдоподобно. Например, как гласит легенда, когда Голем взбунтовался и отправился громить гетто, ребе Лёв выбежал его успокаивать, прервав чтение 92-го псалма. Потом, когда ему удалось справиться с Големом, он вернулся и начал пение этого псалма заново. Так вот, ни в одной синагоге мира, кроме пражской Староновой, этот псалом не исполняется дважды подряд. Священнослужители говорят, что это делается в память о великом рабби Лёве. Пан Мацкерле обращает внимание на тот факт, что пражский Голем выглядел как нормальный человек, может, чуть более крупным, но великаном он не был. А ведь слово “голем” с иврита может переводиться, кроме значения “человек, созданный с помощью магии”, еще и как “дурак”, “сумасшедший”. У раввина вполне мог работать душевнобольной немой крестьянин, которого Бецалель пытался вылечить, давал ему лекарства, возможно, эти медикаменты и стали прообразом “магического пергамента”, который оживлял Голема. Известно, что только пражскому глиняному силачу пергамент с тайным именем Бога вкладывали в рот, под язык: другим же големам древнееврейские буквы писали на лбу либо вырезали на амулете, который вешали на шею. Догадка чешского исследователя подтвердилась. В архивах ему удалось отыскать упоминание о душевнобольном еврее Джоссиле, работавшем у раввина. Он якобы был физически очень крепок и слушался только своего хозяина. Если предположить, что однажды рабби Лёв забыл дать Джоссилу лекарства и с тем случился эпилептический припадок, то становится понятно, откуда растут ноги у самой известной пражской легенды.

Итак, Прага прославилась тем, что в ней впервые был создан “искусственный человек” или, по меньшей мере, возникла легенда о нем, а тем самым была сформулирована определенная антропологическая идея: человек больше своей природы, не определяется ею и не вытекает из нее; человек становится таковым только свыше.

Кстати, и слово “робот”, прообразом которого выступил Голем, было впервые произнесено и предложено другим известным чешским писателем — Карелом Чапеком. Изображениями и глиняными фигурками Голема наполнены лавочки под стеной Старого еврейского кладбища, а скульптуру в полный рост можно увидеть в ресторане “У Голема” на Майзеловой, 8 и в арке на Карловой улице, 25, где он нависает над проходящими мимо прохожими как бы из стены дома — довольно-таки страшное зрелище среди ночной темноты.

Я не стану говорить о красоте старой Праги, она много раз описана — и величие Града, тот воздух истории, который окружает большие перепутья человечества, и грандиозная пышность Малой Страны, и загадочные клубки узких улиц вокруг Старого места, и меланхоличные воды Влтавы. Скажу о другом: о пражских дворах; не полюбив их, не разгадав, трудно полюбить душу Праги. Чехи — верные друзья, но они не знают “молниеносной” дружбы; нелегко проникнуть в тайники их сердец. Прага живет не на широком Вацлавском наместии, залитом огнями, а в глубоких темных дворах, во втором, в третьем, в четвертом, в подлинном лабиринте дворов; там и сапожники, и прачки, и мастерская горемыки-художника, там кабачок, где сиживал друг Швейк, там споры и ссоры, там любовные свидания, политические дебаты, примерки, постирушки, длинная извилистая жизнь.

Илья Эренбург “Дороги Европы”

Как я уже говорил, этот район с центром по Парижской улице, выводящей прямо к Чехову мосту, названному так, кстати, в честь знаменитого классика чешской литературы Сватоплука Чеха (1846–1908), а не нашего Антона Павловича, как говорят некоторые быстро ориентирующиеся русскоязычные гиды, является одним из самых дорогих и престижных районов Праги. Здесь расположены дорогие бутики, ювелирные и антикварные магазины, и даже общественный туалет рядом с Клаусовой синагогой стоит как нигде в Праге — 10 крон, причем такая же цена была и в те годы, когда по всему остальному городу она не превышала двух крон. Кафе и рестораны, особенно те, что платят аренду за свои площади, поддерживают марку дорогого района аномально высокими ценами, но… далеко не все. Уверяю вас, что и в этом скоплении нескольких сотен заведений общественного питания найдется много очень интересных и приятных мест, в которых обед или ужин будет вполне по карману среднему туристу.

Да, ресторан “Правда”, который, надеюсь, назван не в честь печатного органа ЦК КПСС, а находится, примыкая к Еврейской ратуше, ровно в трех метрах от стен Староновой синагоги, можно спокойно занести в список ресторанов-аристократов — цены здесь вполне аристократические, но можно свернуть с Парижской на Билкову улицу и там, кроме кошерного ресторана “Динитц”, найти еще несколько, среди которых вполне доступна “Потрафена Гуса” (“Раненый гусь”) — один из пяти ресторанов этой сети. Хотя гусь, которого я там решился попробовать, мне не понравился — у моей мамы он получался гораздо вкуснее — мягче и сочнее.

Прежде чем я перейду улицу Революции, чтобы привести вас к цели моего марш-броска, пару слов без протокола о ресторане “У Бенедикта”, у которого для вас приготовлено меню на русском языке. По мнению специалистов, пиво “Бернард”, которое здесь наливают, относится к одному из вкуснейших в Чехии. А цены здесь неправдоподобно низки: супы по 20 крон, закуски — не дороже 68, рыба — не дороже 128 крон — это за бифштекс из лосося с лимонным перцем и брокколи, а 150 г акулы по-пиратски с чесноком, имбирем и белым вином — всего 88 крон. Куриный стейк “Tropicano” с фруктами и сыром — 115 крон, цыплята GORDON BLEU, фаршированные сыром, ветчиной и шампиньонами, — 125 крон, гуляш повара Бернарда — 60 крон, а традиционное печеное колено в 1400 граммов — 169 крон. Самое дорогое блюдо здесь для двоих — полукилограммовая порция “Бенедикта” — куриный шашлык, отбивная из свинины с фруктами, печенка, копченая шейка, говяжий язык, брокколи — за 349 крон.

Не могу сказать ничего о качестве кухни при столь поразительной дешевизне — сегодня мы проходим мимо, переходим через дорогу и входим в типичную старочешскую господу с многообещающим и многоговорящим названием “USádlů” (Klimentská 2, Praha 1;“У сала” — в моем вольном переводе, хотя вполне возможно, что это имя собственное, так как в меню есть блюдо rytířeSádla), куда я и спешил, самоотверженно преодолевая соблазнительные запахи “обжорной” улицы Длоугой.

Под таким названием — “USádlů” — в Праге два ресторана, второй находится на Виноградах, неподалеку от Национального музея, но я решил пообедать именно в этом — что на углу улиц Революции и Климентской. Есть одна неприятность для меня в многочисленных пражских ресторанах — надо спускаться в подвальные помещения по длинным, а бывает еще и винтовым лестницам, часто настолько узким, что два человека, особенно моей комплекции, не смогут разминуться. Вот и здесь приходится спускаться, прежде чем попадешь в достаточно высокие подвалы, которые декорированы под небольшие тематические салоны: рыцарский салон — на стенах доспехи, оружие — мечи и щиты, декоративные решетки на несуществующих окнах. Далее — небольшой музыкальный салон: красный мягкий цвет стен, приглушенный свет, и на стенах лютня и старинный прообраз скрипки, здесь поуютнее и даже над скамьями на стенах мягкие подставки под спины. Ну а “Збройницка”, то есть “Оружейная”, — снова брутальность и грубость военного лагеря: деревянные столы, скамьи и лавки, но, судя по довольной публике и уже на весь день расписанному посещению клиентов, кухня здесь достойная.

Раздумывающему над меню посетителю здесь сразу же вместе с кружкой холодного пива официант приносит хлеб и горшочек с гусиными шкварками с поджаренным луком, а потому, я думаю, название “У сала” вполне подтверждается. Что ж, меню в этом ресторане как меню — типичное для чешского заведения. Закуски из паштета, приготовленного из дичи с брусникой (наряду с черникой, как мне кажется, брусника — самая любимая ягода в чешской кухне), маринованный сыр и “утопенцы”, ветчина с густым соусом из авокадо, копченый лосось, блюда с чешскими и французскими сырами и блюдо с копченостями — на круг цена от 45 до 155 крон; горячие закуски: копченая свиная шейка с яблочным хреном, утиная печенка, поджаренная с добавлением красного вина и миндаля, запеченный баклажан с балканским сыром (хотя должен отметить, что баклажаны для чехов весьма экзотический продукт, и после того как в одном из ресторанов мне принесли сырой баклажан, я больше не рисковал, хотя очень люблю этот овощ, ласково называемый у нас “синеньким”). Цена закусок от 75 до 125 крон.

Похлебки четырех видов “из кипящего котла” — все по одной цене в 45 крон; салаты “от зеленщика Йежки из пригорода” — “большие”: от 135 крон за овощной салат с куриным мясом под горчичным соусом до 215 крон за салат “Нептун” из морепродуктов под рыбным майонезом с фруктами и лимоном. Есть и “малые” салаты, попроще и дешевле — все по одной цене в 65 крон.

Салат шопский

Для приготовления потребуются: сладкий перец (красный и желтый) — 150 г, помидоры — 150 г, огурцы — 100 г, лук репчатый — 1 шт., брынза или балканский сыр — 120 г, растительное масло — 40 г, уксус — 1 ст. л., соль, перец — по вкусу, зелень — по вкусу.

Помидоры, перец, огурцы и лук нарезать мелкими ломтиками, смешать, заправить маслом и уксусом, выложить на блюдо и засыпать тертым соленым сыром (брынзой).

В рыбной части меню тоже ничего, казалось бы, неожиданного: форель, лосось, судак — жаренные в миндальном кляре, запеченные с чесночным маслом, с лаймовым соусом или с английским беконом.

Для любителей здоровой вегетарианской еды предлагается выбор из восьми блюд: жареный сыр с брусничным джемом, картофельные драники с тушеными овощами, брокколи в кляре под йогуртовым соусом, ризотто с зеленью и шампиньонами, посыпанное тертым пармезаном, а дальше — экзотические гночи — шарики из манки с сырным соусом, настоящими грибами, помидорами, чесноком и моцареллой. И очень недорого: от 85 до 165 крон за гночи, выбивающиеся из вегетарианского ряда с пармской ветчиной и свининой “по-строгановски”.

А вот раздел “Старочешская кухня” заставляет чуть придержать столь торопливое повествование — здесь есть над чем призадуматься.

Staročeská mísapanaBuškaz Bezdružic — это блюдо подают на двоих, с каждого за удовольствие возьмут по 320 крон, и в него войдет полный представительный набор чешской кухни: запеченная утка, свиные маринованные ребрышки, свиное колено, запеченное на тмине, копченая и запеченная шейка с белой и красной капустой (куда ж без этого любимого чехами двуколора!), шпината, набора традиционных кнедликов и драника с украшением и окружением из свежих овощей.

Pokušení (“Искушение”) — половина утки, запеченная до хрустящей корочки с моравской капустой, — за 225 крон, килограммовая Rumánská bašta (“Цыганская вкуснятина”), которой обозвали гору запеченных свиных ребрышек с хреном и горчицей, за те же 225 крон. Можно выбрать кролика на чесноке, запеченного в духовке, которого подадут с листовым шпинатом, красной капустой и картофельным кнедликом. Цена, как вы уже догадались, все та же — 225 крон.

Но меню на этом не заканчивается, наоборот, мы только-только приближаемся к его середине. Блюда из птицы: особенно хороша индейка, завернутая в пармскую ветчину и нашпигованная моцареллой (165 крон), или стейк из индейки с голубым сыром (165 крон), или куриный шашлык — сочный и нежный, проложенный кольцами баклажана и кусочками английского бекона (145 крон), можно попробовать “бюст святого Зигмунда” — куриную грудку на травах с листовым шпинатом за 145 крон.

Дальше идет раздел дичи “нашего охотника”, где блюда из кабанятины и оленины стоят все одинаково — 265 крон, самыми дорогими получаются 250-граммовые бифштексы из говядины, их самых разных предлагается семь блюд, все по одной цене в 360 крон. Затем идет большой выбор тушеной и жареной свинины, причем порция в 300 граммов стоит всего лишь 205 крон. Завершается основная часть этой книги искушений четырьмя блюдами для двух обжор, среди которых “Лакомство рыцаря Сало” — лосось на гриле с горячими овощами и голландским соусом (порция в 500 граммов, а подождать придется полчаса) стоит 490 крон, Шато-Бриан в 500 граммов со спаржей и пряными травами в подливе стоит в этом ресторане 650 крон.

В винных погребах города Кутна Гора в этом году снова будут производить “соломенное” вино. Существует специальная технология для получения такого вина: несколько месяцев выжатый виноград сушится на соломенных матах. За это время в нем концентрируется сахар и минеральные вещества. Из 500 килограммов винограда готовится сусло, из которого в будущем получится соломенное вино. “На этот раз мы взяли ягоды одного из самых благородных сортов — Руландского синего. Виноград лежал на соломе четыре месяца”, — рассказывает технолог Лукаш Рудольфски. Из этого количества планируется получить около 50 литров вина. Учитывая высокие требования к качеству сырья и переработке, вино будет стоить довольно дорого. Бутылку объемом 0,2 литра можно будет купить за 500–600 крон.

Абсент: если вы выпьете достаточно этого напитка, то увидите все, что захотите увидеть — прекрасные, удивительные вещи...

Оскар Уайльд

Когда я пью абсент, я наслаждаюсь каждой каплей, а выпив, чувствую, что душа моя парит от счастья. Вам противно это слушать. Вы пуританин и в глубине души презираете чувственные наслаждения. А ведь чувственные наслаждения — самые сильные и самые утонченные. Я — человек, одаренный острым чувственным восприятием, и всю жизнь потакал своим чувствам.

Сомерсет Моэм “О страстях человеческих”

По закону понедельника к вечеру сгустились тучи, и пошел вполне осенний скучный дождь. Мостовая заблестела, зажглись огни, отражаясь в грубовыпуклой брусчатке, люди вокруг меня заторопились: по своим ли делам или просто укрыться от небесной влаги, а я шел по улицам и машинально отмечал вывески, вывески, снова вывески, а между ними и вокруг призывные рекламы, огни, обрывки разговоров и музыкальные фразы — вечерняя Прага рассаживалась на ужин.

Я вспомнил об одном заведении, в котором решил обязательно побывать, — это необычный бар рядом со знаменитым “Флеком”, а называется он ABSINTHETIME — “Время абсента”. Недавно еще мы знали об этом таинственном напитке преступно мало — разве что “Любительницу абсента” на картине Пикассо, да еще я помню фильм “Полная луна” о французском поэте Артюре Рембо, который уверял, что абсент открывает у него третий глаз и питает его творчество. Таинственный зеленый напиток из полыни, который стал символом парижской богемы, а потом был запрещен почти во всем мире, теперь свободно предлагают в баре, у дверей которого я остановился в легкой нерешительности.

Было всего пять часов вечера — бар только открылся, и я был пока первым и единственным посетителем. Видимо, это и позволило мне услышать разговор хозяина бара с прекрасной барменшей, который велся на чистом русском языке. Вот повезло! И я смело обратился к владельцу за помощью — ввести меня в мир загадочной и легендарной “Зеленой феи”. Илья Лернер — хозяин первого и единственного в Праге абсентного клуба-бара и автор этой идеи — все разнообразие абсента и коктейлей с ним — щедрым жестом обвел свое хозяйство и… перепоручил меня миловидной Вике, которая с профессионализмом опытного экскурсовода, с показной, но очень кокетливой легкостью и даже небрежностью, присев на мой столик, начала свою лекцию об абсенте, открывая мне новый мир и увлекая его заманчивостью.

Напиток, по своей рецептуре очень похожий на абсент, был известен с давних времен. В древнем мире полынь (artemisia absinthium) получила широкую известность как одно из ценнейших медицинских растений. Апулей пишет, что его даровала кентавру Хирону богиня Артемида. Отсюда слово “artemisia” в названии, а самое распространенное современное название полыни произошло от греческого слова “apsinthion” — негодное для питья из-за горечи. Египетский папирус XVI века до н.э., рекомендует полынь как стимулирующее, тонизирующее и антисептическое средство. Пифагор полагал, что листья полыни, вымоченные в вине, облегчают роды, а Гиппократ рекомендовал ее от анемии и ревматизма. Гален советовал применять полынь от обмороков и общей слабости, а древнеримский естествоиспытатель Плиний верил, что она полезна для желудка, лечения желчного пузыря и вообще пищеварения. Парацельс, средневековый алхимик и врач, возродил египетский обычай применять полынь против горячки. Диоскорид же писал, что полынь — хорошее средство от пьянства.

Согласно классификации, абсент занимает промежуточное место между ликерами и настойками, являясь одновременно и тем, и другим. Чтобы удержать эфирные масла в растворенном виде, необходима очень высокая концентрация спирта, поэтому абсент имеет крепость до 80 градусов. В его состав входит полынь горькая, а для обогащения вкусового букета добавляются анис, иссоп, фенхель, кориандр, вероника, ромашка, петрушка и даже шпинат. В итоге получается яркий напиток притягательного зеленого оттенка, со своим сложным и уникальным ароматом, который дополняет непередаваемое ощущение свежести в послевкусии.

Одним из главных виновников действия абсента, понятно, является спирт. И вполне возможно, что его действие усиливает сочетание с туйоном, который содержится в полыни. Своим названием туйон обязан дереву туя, из которой он впервые и был получен. Механизм действия туйона неизвестен, хотя сходство между туйоном и активным компонентом марихуаны приводит к предположениям, что оба вещества могут иметь одинаковый импульс воздействия на мозг.

Магическим очарованием этого напитка были околдованы наиболее яркие таланты и личности в истории мировой живописи и литературы. По признанию Ван Гога, рюмка абсента так же поэтична, как и все в этом мире, а Шарль Бодлер любил повторять, что абсент “дарит жизни радостный окрас и освещает темные закоулки бытия”. Альфред де Мюссе восклицал: “Абсент и женщины — не живут ли эти два дьявола изначально в душе каждого мужчины?”

Стоит обратиться к богатой истории взаимоотношений легендарного напитка с великими мира сего, чтобы попытаться приоткрыть тайну над этой легендой. Еще до появления абсента в привычном для нас воплощении существовало несколько напитков из полыни. В эпоху Возрождения, а также в Древней Греции и Риме пили “абсинтит”, или полынное вино, которое изготовляли, вымачивая листья полыни в вине, не давая ему бродить. Желудочные боли лечили полынной водой, существовало и полынное пиво, называвшееся “purl”. Считается, что абсент, каким мы его знаем сегодня, возник лишь в конце XVIII века. Некоторые исследователи называют датой его возникновения 1792 год. История гласит, что его изобрел доктор Пьер Ординэр. Будучи монархистом, Ординэр бежал от Французской революции и поселился в швейцарской деревушке Куве. Здесь он, по преданию, нашел дикую полынь, создал свой особый рецепт, и его напиток быстро завоевал большую популярность в округе. В 1820-х годах, этот необычайно крепкий алкогольный напиток уже называли “Зеленой Феей”, и он считался тонизирующим.

Позднее некий Майор Дюбье попробовал эту разновидность абсента и обнаружил, что абсент лечит несварение желудка, улучшает аппетит и помогает при жаре и ознобе. Он так впечатлился, что выкупил рецепт у сестер Энрио, производивших после смерти Ординэра этот чудесный напиток. По мере того как абсент становился все популярнее, ежедневное производство увеличилось с 16 литров до 408, а потом и до 20 000. Появились конкуренты, и к тому времени, когда абсент запретили, в маленьком городке Понтарлье работало не менее двадцати пяти заводов.

Марки абсента сильно отличались по качеству. Самый лучший абсент дистиллировали, используя виноградный спирт, а более дешевые сорта изготавливались из промышленного спирта, в котором вымачивали листья полыни или просто добавляли экстракты. Самым распространенным рецептом был такой: сушеную полынь (artemisia absinthium или grande absinthe), анис и фенхель вымачивали целую ночь в спирте. Затем эту смесь кипятили для получения дистиллированного спирта. Для улучшения вкуса иногда добавляли другие травы, после чего абсент фильтровался. Его могли дистиллировать дважды для большей мягкости и лучшего соединения элементов. Традиционный зеленый цвет был обусловлен хлорофиллом, который выцветает под воздействием света. Поэтому пришлось разливать абсент в бутылки из темно-зеленого стекла.

В середине XIX века абсент стал прочно ассоциироваться с французской колониальной армией в Алжире. Французским военным выдавали определенное количество абсента для профилактики малярии, дизентерии и других болезней, а также для дезинфекции питьевой воды. Он оказался настолько эффективным, что прочно вошел во французскую армейскую жизнь от Мадагаскара до Индокитая. Когда французские военные из Африканского легиона вернулись во Францию, они привезли с собой и свое пристрастие к абсенту. Африканский легион прославился во время чрезвычайно успешных войн, и стало благородным, даже эффектным пить абсент на парижских бульварах. Вскоре эта привычка перешла от военных к буржуазии.

Многие действительно сходили с ума от этого напитка и в прямом, и в переносном смысле. Началась золотая эра абсента. Респектабельный буржуазный обычай пить абсент распространился практически повсеместно. Время между пятью и семью часами вечера называлось “l’heure verte”, зеленым часом, и в эту пору аромат абсента носился в предвечернем воздухе парижских бульваров.

Тогда считалось, что абсент улучшает аппетит перед ужином. Питье абсента было и приятным ритуальным способом завершить день и перейти в вечернее настроение. Поначалу считали, что можно выпивать только одну порцию. Строгий промежуток времени, отведенный для питья абсента, до некоторой степени защищал людей от злоупотребления. Можно было пить абсент перед ужином или даже выпить стакан перед обедом, но если бы кто-то пил всю ночь, это вызвало бы презрительное удивление официантов. Между богемой и абсентом, самым крепким и, как оказалось, самым интеллектуальным напитком, почти сразу же родилась сильная связь.

Париж конца XIX века был наводнен разными дурманящими веществами. Клубника в эфире была модным десертом, а среди светских дам в моде был морфин, лучшие ювелиры продавали серебряные и позолоченные шприцы. Александр Дюма сокрушался, что морфин быстро становится “женским абсентом”. Это яркое, но не совсем точное сравнение; настоящим женским абсентом был абсент. Эту мысль словно подтверждает картина Пикассо “Любительница абсента”. Дорис Ланье описывает плакат того времени, на котором изображена молодая дама полусвета со стаканом абсента, сообщающая, что абсент — один из ее мелких пороков. Колдовское очарование этого напитка не оставило равнодушным и мужчин. В этой связи не случайна одна из четырех связанных между собой картин, — “Любитель абсента”, которым Мане дал общее название “Философы”. Стоит отметить и известную картину Дега “Абсент”, сначала называвшуюся “В кафе” (1876), которую общество, не спешившее признаваться в своих пороках, приняло не очень тепло.

О картинах Тулуз-Лотрека говорили, что они “целиком написаны абсентом”. Обычно в конце дня он, прихрамывая, выходил из мастерской и шел по изогнутой улице Лепик… Лотреку нравилось выходить в сумерки, чтобы “задушить попугая” — монмартрское выражение, означавшее “опрокинуть стакан абсента”… Позже он говорил другу: “Знаешь ли ты, что бывает, когда тебя преследуют цвета? Для меня в зеленом цвете есть что-то схожее с дьявольским искушением”.

Говорят, что Ван Гога пристрастил к абсенту Тулуз-Лотрек. В 1887 году последний нарисовал пастельный портрет Ван Гога, перед которым стоит стакан абсента. В том же году Ван Гог нарисовал натюрморт “Абсент”, где изображены стакан абсента и графин с водой. На картине Пикассо “Женщина, пьющая абсент” (1901) женщина в синем сидит за столиком в углу красного кафе, а перед ней стоит стакан абсента. Важно, что абсент для Пикассо — часть урбанистического, искусственного “современного” мира, который противопоставлен яблокам и бутылкам вина у Матисса и Сезанна. Самый яркий абсентовый шедевр Пикассо — это “Стакан абсента” (1914), раскрашенная скульптура в шести экземплярах, каждый из которых расписан по-своему. Оскар Уайльд, по словам своего биографа Ричарда Эллмана, вырабатывал “романтические идеи” об абсенте. Вот как он описывал его действие: “После первого стакана ты видишь вещи такими, как тебе хочется. После второго ты видишь их такими, какими они и не были. Наконец ты видишь их такими, какие они на самом деле, и это очень страшно”. И еще одно его высказывание: “Абсент крепче любого напитка и выявляет наше подсознательное “я””. По свидетельствам современников Уайльд носил в петлице зеленую гвоздику, потому что она так хорошо сочетается с цветом абсента. Он называл ее ядовитым цветком изысканной жизни.

В XIX веке зависимость от абсента становится чуть ли не профессиональным заболеванием литераторов. Многое, если не все, значил абсент для жизни и творчества Поля Верлена. Его друг и любовник Артюр Рембо отзывался об абсенте так: “Самое нежное, самое трепетное из одеяний — это опьянение, вызванное абсомфом, этим мудрецом из ледников!”

Позднее абсент стал жертвой своей собственной популярности. Некоторые производители в погоне за прибылью начали выпускать более дешевые аналоги напитка, разводя его крайне вредным для здоровья человека медным купоросом, что было необходимо для придания дешевой подделке зеленого цвета. Фальсификаторы использовали низкокачественный спирт с большим содержанием метанола и сивушных масел, маскируя запах резко пахнущими травами. Участившиеся отравления облегчили европейским правительствам запрет абсента. Его назвали главной причиной алкоголизма начала века. Запрет на абсент вначале ввела Швейцария в 1907 году, затем Франция в 1915-м и Италия в 1931-м, а следом все остальные европейские страны.

Миф о “проклятом напитке” и сегодня соблазняет все новые поколения желающих почувствовать вкус богемной жизни через век после того, как он был запрещен почти во всем мире. Во многом именно запрет обеспечил особенную популярность абсенту: в 20-е годы XX века его пил весь аристократический Берлин, всей душой были преданы абсенту Пабло Неруда и Эрих Мария Ремарк, отдавала должное напитку и Марлен Дитрих — она предпочитала его в разведенном виде, пополам с шампанским, Эдгар Алан По, страстный любитель абсента, часто пил его с бренди. С самой большой ностальгией писал о достоинствах абсента его страстный любитель Эрнест Хемингуэй. Пил он его через много лет после французского запрета, из-за близости к испанской культуре в Испании и на Кубе, где абсент никогда не запрещали. В романе Хемингуэя о гражданской войне “По ком звонит колокол” есть истинная ода абсенту: “…одна такая кружка заменяла все вечерние газеты, все вечера в парижских кафе, все каштаны, которые, наверно, уже цветут, возможность почитать и отдохнуть вечером, — словом, все то, что он любил когда-то и мало-помалу забыл, все то, что возвращалось к нему, когда он потягивал это мутноватое, горькое, леденящее язык, согревающее мозг и желудок, изменяющее взгляды на жизнь колдовское зелье”.

Современное возрождение абсента уходит корнями в крушение “железного занавеса” и чехословацкую “бархатную революцию” 1989 года, которая привела к открытию Праги для западной молодежи. Сегодня в мире существует от сорока до пятидесяти видов абсента. Но официально он выпускается только в нескольких странах мира — Италии, Чехии, Испании, Швейцарии, Андорре, Франции и России.

Абсент XIX века содержал больше полыни, чем современные марки (от 60 до 90 мг туйона) и был очень горьким. Современное производство абсента регламентировано правилами Европейского Союза. В России и в большинстве стран Европы не сертифицируется для продажи абсент с содержанием туйона больше 10 мг на 1 литр. Сам спирт для абсента проходит многократную очистку и смягчение. В цветовой гамме сегодня господствуют два стиля абсента: подлинный испанский или французский стиль, этот абсент по цвету более зеленоватый, чем желтый, и абсент восточноевропейского стиля, часто голубоватый.

Жаль, что я не могу привести здесь всю замечательную лекцию всезнающей Виктории, с гордостью носящей имя английской королевы. Она сыпала именами, датами и цитатами, и я уже ничуть не сомневался, что абсент — это необыкновенный и таинственный мир избранных, людей творческих, тонких с точки зрения организации их душевного пространства. Заходя в бар, я еще не знал точно, решусь ли попробовать семидесятиградусное зелье, от которого можно, по слухам, впасть в какое-то галлюциногенное состояние, но торопящийся по своим делам Лернер, проходя мимо и поправляя на ходу свою тощую, но длинную косицу — неотъемлемый знак его принадлежности к творческой богеме, небрежно, но уверенно подтолкнул меня к решению: “Как же писать об абсенте, не попробовав его…”

Последовавшие затем простые аргументы были уже явно лишними. А Виктория уже несла небольшой тюльпановидный стопарик с жидкостью нефритового цвета, фигурную ложечку с причудливым профилем и дырочками в ложе и небольшой кубик сахара, а через мгновение несколькими отточенными движениями запустила магическую процедуру в действие…

Недавнее возрождение абсента сопровождалось пражским огненным ритуалом. Абсент наливают в стакан, потом в него погружают чайную ложку сахара. Пропитанный абсентом сахар поджигают от спички и дают ему прогореть, пока он не превратится в карамель. Ложку растаявшего сахара затем опускают в абсент и размешивают. Затем из графина или второго стакана в абсент наливают столько же или чуть больше воды, заливая огонь. Поджигание абсента в стакане несколько понижает его крепость. Чаще всего дозу абсента наливали в стакан, который, в своей самой распространенной форме, расширялся вверх от круглой ножки. Затем поперек стакана на край клали специальную ложку с куском сахара, и по этому куску в стакан наливали холодную воду. Казалось бы, довольно несложно, но это простое действие требовало исключительной виртуозности. Прежде всего, нужны были правильные принадлежности. Элегантных моделей ложечки с отверстиями выпускались в таком количестве, что их хватило бы на хорошую коллекцию. Существовали и менее понятные приспособления для сахара, например башенки или воронки, которые устанавливали на стакан. Стаканы тоже были разные. У некоторых было особое усовершенствование — яйцевидная полость в основании, чтобы отмерять точную дозу абсента (“доза” — еще одно слово, которое часто встречается, когда говорят об абсенте; оно ассоциируется с наркотиками, но никто не употребил бы его по отношению к виски).

Голубоватое призрачное пламя охватило смоченный абсентом кубик сахара и поверхность самого напитка, капли жженого сахара падали в абсент, меняя его прозрачную зелень на матово-опаловый цвет. В какой-то момент внимательно контролирующая процесс Виктория уверенно смахнула пламя и с улыбкой опытной искусительницы, точно знающей, что предлагает, подала мне блюдечко со стопкой помутневшего от сахарной “жженки” абсента. Я, боясь обжечься только что горевшим напитком, подбадриваемый взглядом юной искусительницы, задержав дыхание (хоть часть спиртных градусов и выгорела, но все равно осталось под пятьдесят), медленно выпил — втянул в себя теплый напиток, неожиданным пиктусиновым сладким вкусом напомнивший вдруг детство. Главное — сразу не вдыхать, продержаться подольше. Это знают все, кто пил когда-нибудь разбавленный и тем более неразбавленный спирт. У меня же этот факт биографии был слишком давно, я вдохнул и закашлялся, но справился с кашлем волевым усилием — очень уж мне не хотелось выглядеть полным рохлей перед опытной Викторией. А она, помогая мне удержать “лицо”, невозмутимо продолжала информировать:

Можно было пить абсент с очень небольшим количеством воды, густой, как суп, с добавкой аниса, с несколькими каплями гренадина и обычным количеством воды. “Absinthe minuit”, или “полночный абсент”, — это абсент с белым вином, а “absinthe vidangeur”, или “абсент мусорщика”, — абсент с красным вином. Тулуз-Лотрек, на свою беду, любил “tremblement de terre”, то есть смесь абсента с бренди. Мартини с абсентом, который готовил Энтони Патч в романе Фицджеральда “Прекрасные и обреченные”, состоял наполовину из джина, наполовину из вермута, с добавлением абсента (“для правильной стимуляции”). Среди основных коктейлей, в которых много абсента, можно назвать “Креолку” (треть абсента, две трети сладкого вермута), “Герцогиню” (треть сухого вермута “Мартини”, треть сладкого вермута “Мартини”, треть абсента), “Счастливые глазки” (треть мяты, две трети абсента), “Макароны” (треть сладкого вермута “Мартини”, две трети абсента), “Подхвати меня” (треть коньяка, треть сухого мартини, треть абсента) и “Обезьяньи железы” (две трети сухого джина, треть апельсинового сока, две дозы абсента, две дозы гренадина).

Классический способ приготовления абсента, который сейчас редко используют, — это метод с двумя стаканами. Маленькая рюмка с абсентом ставится в более крупный пустой стакан, и воду медленно наливают в рюмку, от чего жидкости смешиваются и переливаются в большой стакан. Когда в рюмке остается практически чистая вода, жидкость в большом стакане готова к употреблению.

А я тем временем почувствовал легкое дыхание. Нет, эйфории или еще чего-то необычного не было, да и что вообще возможно с сорока миллилитров алкогольного напитка, пусть даже абсента, для такого крупного человека, как я? Но через некоторое время, уже выйдя на улицу, я вдруг поймал себя на том, что мое ватное, связывающее всякое движение души и тела понедельниковское настроение куда-то улетучилось. А вместо него мной овладело… полное безразличие ко всему мимо меня протекающему миру. Не осталось ни моих проблем, ни опасений, ни ожиданий, ни боязни разочарования, ничего серьезного, что бы мешало просто жить и ни о чем не думать… Вот, наверное, лучшее лекарство от кризиса, и если это узнают люди, то в наше смутное время бар ABSINTHETIMEждет пора процветания.

Я уже давно заметил, что наши туристы везут домой в основном подарочные коробки с чешским пивом, бутылки с “Фернетом”, “Бехеровкой” и, конечно же, малахитовую зелень абсента.

Первым в России в августе 2001 года появился абсент Xenta. За последние годы он завоевал заслуженную популярность и стал маркой № 1 в категории абсентов. Xenta Absenta изготовляют по оригинальному рецепту XIX века: анис, кориандр и полынь Artemisia Absinthium аккуратно и тщательно перетираются и смешиваются со спиртом высшего качества. Полученный эликсир фильтруют до получения ни с чем не сравнимого, присущего исключительно Xenta зеленого цвета необычайной прозрачности. Для приготовления Xenta используется только полынь, растущая в Альпах Северной Италии, на границе с Францией, на высоте 2000 м. Растения собирают на заключительной фазе цветения, а для приготовления напитка берется только верхняя часть цветка. Так рождается абсент самого высшего качества, вкус и аромат которого невозможно спутать ни с каким иным существующим напитком.

Сильней, чем плач воды на перекатах,

Меня манит туда паром знакомый,

Где утки опускаются всё в более

Глубокие и сладкие затоны.

Вы можете их угадать заранее

По блеску в воздухе, покуда стая

Кружится в ожидании свидания

С печалью уток Древнего Китая.

Они умчатся, — тростники останутся

Их шорохом шуршать первоначальным...

Они сегодня на Градчаны тянутся;

И вот — одна, и тоже — на Градчаны...

Сквозь тучи, мимо башен с гордым прошлым,

Летит... И шея нежная ранима...

Не знаю, что мне делать с этим перышком,

Она его на берег уронила.

Константин Библ

Я шел по мокрым улицам Праги, не обращая внимания на дождик, и думал: как мало надо человеку — всего лишь “доза”, наперсток абсента, чтобы разом отрешиться от житейского груза. Меня обтекали ручьи неугомонных туристов, среди которых, как мне показалось, были только узкоглазые дальневосточные азиаты, все на одно лицо, с одинаковыми зонтами, которыми по традиции и низкорослости все время норовили попасть мне в глаз, но меня в этот вечер уже ничто не раздражало. Вернее, почти не раздражало…

Маленький безликий человечек всегда прав. Он прав, когда с пением национального гимна клянется в верности фюреру. Он прав, когда через несколько лет строит в своем городе гигантский памятник Сталину. Он прав, когда потом с омерзением демонтирует этот памятник. Он прав, когда, смирив свою национальную гордость, обходит стороной патрули немецких оккупантов, шуток не любящих. Он прав, когда в своем благородном гневе поджигает беззащитно-неуклюжие советские танки и не дает советским оккупантам простой воды, чтоб напиться. Он прав, когда в порыве искренних чувств благодарности ставит на постамент советский танк. Он прав, когда потом, в минуту всеобщего прозрения, малюет этот танк розовой краской. Он прав, когда носит своих коммунистов на руках. Он прав, когда принимает потом законы о запрете коммунистам занимать должности. Он всегда прав, маленький анонимный человек. Грехи, ошибки и преступления берут на себя другие…

Валентин Антонов “Ян Свитак. Смерть у костела Св. Мартина”

Ну вот он и наступил — последний день моего необыкновенного, незабываемого, короткого, но страшно утомительного путешествия по пражским улочкам, площадям и мостам, башням и готическим подвалам, в которых спрятаны уютные и хлебосольные рестораны и пивные, корчмы и господы, которым несть числа…

Сколько же я так и не успел посмотреть и рассказать! Но знал ведь с самого начала, что не объять мне это море, эту бесконечную тему, тем более в такой сжатый, установленный мне случаем срок.

Но как бы там ни было, у меня сегодня запланирован целый список обязательных мероприятий, которые всегда скапливаются на последний день, особенно у такого неорганизованного человека, как я, и среди них номер один — это посещение простецкой с виду корчмы, недорогого и неброского заведения, но на самом деле очень не простого для тех, кто в курсе.

И называется она — “У парашютистов” (Resslova 7 Nové Město).

Я уже не раз проходил мимо нее и большого темного здания рядом — кафедрального православного храма Кирилла и Мефодия, что на Рессловой улице по пути от Карловой площади к Влтаве, или к “Танцующему дому”, кто куда идет.

На стене храма висит мемориальная доска с именами парашютистов-чехов, заброшенных из Англии, которые готовили и участвовали в покушении на наместника Гитлера в Чехословакии Рейнхарда Гейдриха во время ее оккупации Германией. Все они погибли в подвалах этого храма, где их скрывали церковные служащие. Группу выдал предатель, после смерти парашютистов были также казнены и священнослужители, укрывавшие патриотов от немцев.

Я, казалось, всегда знал какую-то историю о покушении на гаулейтера Богемии и Моравии (так в те времена немцы называли оккупированную Чехословакию) Гейдриха, но только теперь, наткнувшись на мемориальную доску и заглянув как-то по пути в переполненную по случаю вечернего времени пивную “У парашютистов”, превращенную ее хозяином Даниэлем Гендрихом (не слишком ли случайное совпадение фамилий?!) в настоящий музей этого подвига, всерьез заинтересовался историей того, что чехи назвали потом “Гейдрихиадой”. В крипте (в подземелье) храма Кирилла и Мефодия находится национальный музей этого карательного движения, которое последовало по приказу Гитлера в отместку за убийство его наместника и любимчика. Правда, попасть в него мне как-то не удалось — в этот раз у меня были другие планы и объекты для посещения.

А вот в пивную я пришел специально сегодня и выбрал для посещения дневное время, и угадал — в пивной было всего несколько посетителей. В первом небольшом зальчике я устроился сначала в полном одиночестве, а во втором, за столиком в углу, играли в карты явные завсегдатаи — они были здесь у себя дома.

Все стены пивной увешаны экспонатами этого импровизированного музея — фотографии парашютистов, фотографии эсэсовцев на улицах Праги, газеты того времени, амуниция и остатки оружия, которые явно раскопаны спустя много лет после войны. Что здесь на самом деле принадлежало реальным участникам событий, а что используется просто в качестве экспонатов-иллюстраций, разобрать мне было трудно. Все-таки это не музей, а пивная, и читать подробно все надписи и подписи над головами мирно пьющих пиво чехов мне не хотелось.

За стойкой бара, за вычепом, хозяйничала молодая женщина. Она принесла мне меню, кружку темного “Козла”, столь полюбившегося в моих странствиях по ресторанам и пивным, и корзинку со свежими воздушными кренделями с хрустящей корочкой в крупных кристаллах соли. Это, как я понял, чтобы в ожидании заказа — а я, несколько ошеломленный огромным выбором и невероятной дешевизной блюд, заказал, явно не подумав и переоценив свои возможности, запеченную индюшачью ляжку с овощами — не очень скучал, да и к пиву эти кренделя были очень хороши.

Пока я озирался по стенам и экспонатам, прихлебывая пиво и закусывая хрустящими кренделями, индюшка была доведена в печи до кондиции и предстала передо мной в большом глубоком “пекаче” (противне) с пылу-жару, не перестав еще шкворчать маслом, с горкой свежих овощей, яблочного хрена и двух видов горчицы. Нога была килограммовая, так что мне предстоял тяжкий труд по ее поеданию, а пока я отвлекся на это дело, вы прочтите историю этого покушения, которую я сумел раскопать в анналах.

Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих родился 7 мая 1904 года в городе Халле. Его отец был певцом и композитором, страстным поклонником музыки Вагнера. В 1899 году родители открыли музыкальное училище в Халле, где Рейнхард учился играть на скрипке. Ходили слухи о том, что дед Гейдриха был евреем. На самом деле оснований для таких слухов не было. Его дед по отцу умер сравнительно молодым, и бабушка, тогда еще тоже нестарая женщина, второй раз вышла замуж за Роберта Зюса, чья фамилия патологическим антисемитам казалась подозрительной. Но второй муж бабушки к Гейдриху в любом случае не имел отношения. Тем не менее эти слухи досаждали Гейдриху и, надо понимать, усилили антисемитизм, в котором он был воспитан.

К удивлению родителей, Гейдрих выбрал карьеру военного моряка. В 1922 году он прибыл для прохождения службы на старый учебный крейсер “Берлин”. На крейсере служил и капитан Вильгельм Канарис — будущий адмирал и начальник Абвера (разведки). Гейдрих играл на скрипке, и по воскресеньям Канарисы приглашали его на свои музыкальные вечера. В 1924 году Канариса перевели в Берлин, но он успел заразить кадета романтикой разведки, о чем впоследствии сильно пожалел. Гейдрих изучал иностранные языки, в том числе русский, и ожидал назначения в военно-морскую разведку, но его карьера рухнула, не успев начаться, и причиной краха стала бурная личная жизнь. Молодой офицер крутил сразу два романа, но дело кончилось скандалом и судом чести, который пришел к выводу, что поведение ловеласа несовместимо с флотскими традициями. В конце 1930 года Гейдрих был изгнан с флота.

Вступив в партию по настоянию дальновидной жены в июле 1931 года, Рейнхард Гейдрих сделал в нацистской Германии и в рядах СС молниеносную карьеру: всего через три года после позорного увольнения из ВМФ безвестный ранее младший офицер становится группенфюрером СС, т.е. генералом. Он “с нуля” создал партийную службу безопасности, позднейшую СД, быстро продвигался в чинах и должностях и после нападения на Польшу возглавил Главное управление имперской безопасности, RSHA, взяв под свой контроль СД, гестапо, криминальную полицию и службу внешней разведки.

В 30-х годах и в начале 40-х с его именем были связаны все сколько-нибудь значимые события и принятые нацистами решения, от организации всевозможных кровавых “ночей” и всякого рода инцидентов типа тех, что происходили в Судетах в 1938 году или на границе с Польшей в 1939 году, до создания концлагерей, еврейских гетто, а также специальных групп СС на оккупированных территориях Польши и СССР. Выше его в эсэсовской иерархии стоял только рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Поразительным образом Гитлер, как и все диктаторы, зависел от мирового общественного мнения. Именно поэтому управлять тем, что осталось от Чехословакии, поставили карьерного дипломата, бывшего министра иностранных дел Константина фон Нейрата, проводившего мягкую линию: Нейрат старался не злить чешских рабочих, которые должны были полноценно исполнять военные заказы вермахта. Гитлер был доволен вкладом чехов в военное производство. Ни одного случая саботажа! Сделанное чехами было хорошего качества и надежно. Они показали себя хорошими работниками. Но после нападения Германии на Советский Союз ситуация резко изменилась: чехи воспряли духом, они верили, что Красная Армия разгромит немцев, и тогда появится надежда на восстановление Чехословакии. Начался саботаж на военных заводах, который привел к падению производства на треть, Германия недополучила оружия и боеприпасов, которыми можно было бы оснастить целую дивизию. Возмущенный Гитлер тут же поручил Гейдриху, известному своей жестокой бескомпромиссностью, немедленно отправиться в Прагу и уничтожить всех врагов рейха. 27 сентября 1941 года в Берлине сообщили, что Константин фон Нейрат в силу состояния здоровья освобожден от занимаемой должности, а до его полного выздоровления исполняющим обязанности протектора Богемии и Моравии назначается обергруппенфюрер Гейдрих.

Генрих Гиммлер давно задумал превратить территорию Чехословакии в государство СС. Он приказал Гейдриху провести германизацию чешского населения. Врачи изучали свидетельства о рождении чешских детей и отбирали тех, в ком были арийская кровь и нужные расовые характеристики. Они подлежали отправке в рейх, остальные — уничтожению. Чехи как народ должны были исчезнуть.В этом интересы Гиммлера и Гейдриха совпадали. Но рейхсфюрер СС недооценивал амбиции своего заместителя, а Гейдриху надоело заниматься грязной и невидной работой. Он понимал, что его карьера зависит от способности заставить чешские военные заводы работать как часы. В Праге он немедленно начал политику кнута и пряника. Он наказывал смертью и награждал продуктовыми пайками, домами отдыха и одеждой. К смерти были приговорены примерно четыреста чехов — в основном бывшие офицеры, интеллигенция. Арестовано же было в десять раз больше, по приказу Гейдриха их отправили в концлагеря, чтобы там убить их при попытке к бегству.

Чехов, необходимых для нормальной работы военной промышленности, Гейдрих обхаживал. Он создал для них профсоюз, увеличил нормы питания и разрешил бесплатно раздать двести тысяч пар обуви через рабочие советы, распространял среди рабочих бесплатные билеты на футбол, в театры и кино и даже объявил 1 мая праздником трудящихся. Нацистская пропаганда рисовала его другом чешского народа.

А в это время президент Чехословакии в изгнании доктор Эдуард Бенеш находился в весьма трудном положении из-за того, что его трудолюбивые соотечественники не только смирились с немецкой оккупацией, но и производили оружие для вермахта. Эта ситуация не устраивала ни Советский Союз, ни англичан, ни чешское эмигрантское правительство, которое боялось, что Москва и Лондон припомнят все это после войны и Чехословакия больше не вернется на политическую карту мира самостоятельным государством. Нужно было как-то расшевелить чехов, показать, что они тоже сражаются против общего врага. Вот тогда-то и возникла идея убить кого-то из высших руководителей протектората, чтобы показать, что народ борется и подполье тесно сотрудничает с эмигрантским правительством. Выбор пал на Гейдриха.

Но в немногочисленных рядах “домашнего” чешского сопротивления идея о покушении на Гейдриха изначально встретила активное противодействие. Местные лидеры справедливо полагали, что смерть столь видного нациста не останется без ответа и дорого обойдется мирному населению, а потому предлагали взамен фигуру помельче, да к тому же и не немца, а своего, например, Эмануэла Моравца — премьер-министра марионеточного правительства Чехословакии. Но у Бенеша такого выбора не было, поскольку союзники, воевавшие с Гитлером не на жизнь, а на смерть, отказывались понимать, как это вообще можно сопротивляться, не сопротивляясь.

Операцию уничтожения поручили начальнику военной разведки Чехословакии Франтишеку Моравцу, находившемуся тоже в Лондоне. В Англии находилась чешская бригада — около трех тысяч человек, из военных, бежавших из страны. Из них были выбраны будущие диверсанты-парашютисты, из добровольцев, имевших опыт прыжков с парашютом и хорошо владеющих стрелковым оружием, всего восемь человек, разбитых по маленьким группам. Само покушение должны были осуществить Йозеф Габчик и Ян Кубиш. 29 декабря 1941 года чешские агенты были выброшены с парашютом, но из-за ошибки штурмана приземлились далеко от Праги, причем один из них повредил ногу. Вообще, надо отметить следующее: сегодня информация обо всем происходившем очень разная. По одним сведениям, например, парашютистов спрятали местные жители, несмотря на то что рисковали своей жизнью, по другим — их и на порог не пустили, а потом еще и донесли на них в полицию. По каждому эпизоду есть самые противоречивые показания и воспоминания, на действительный ход событий накладывались политические пристрастия, и события искажались то приверженцами эмигрантского правительства, то коммунистами, но все-таки из того, что опубликовано, можно хоть как-то сложить общую картину действий.

Солнечным утром 27 мая 1942 года Гейдрих покинул свою резиденцию в местечке Паненске-Бжезаны к северу от Праги и направился в Пражский Град, чтобы затем вылететь в Берлин по вызову фюрера. В небольшом открытом “мерседесе” он сидел впереди, рядом с шофером-охранником, обершарфюрером СС Йоганесом Клейном. Кроме них, в “мерседесе” никого больше не было. И не мчались впереди никакие машины с мигалками, которые обеспечивали бы беспрепятственный проезд второго после Гиммлера лица в эсэсовской иерархии, обергруппенфюрера СС и руководителя Главного управления имперской безопасности воюющего Рейха — по столице как-никак оккупированной страны. В наши дни представить себе подобное совершенно невозможно!

Засаду решили устроить у перекрестка Выхователна, где автомобилю Гейдриха надо было делать очень крутой поворот. У агентов при покушении были автомат и взрывное устройство (по некоторым свидетельствам, граната). Автомат английского производства “Стэн” носили разобранным на части в портфеле. Сверху для маскировки клали траву. Тогда многие чехи заводили по домам кроликов, чтобы как-то прокормиться, и повсюду собирали для них траву. Кубишу и Габчику помогал Йозеф Валчик, который должен был зеркальцем подать сигнал о приближении “мерседеса”, а неподалеку подстраховывал Адольф Опалка.

В половине одиннадцатого Валчик подал сигнал: автомобиль был уже близко. Габчик вслепую собрал под перекинутым через руку плащом свой автомат “Стэн”. Машина Гейдриха подъехала к перекрестку; одновременно с ней к находившейся там же остановке подъехал обычный трамвай. Перед крутым поворотом направо обершарфюрер СС Клейн слегка притормозил. Внезапно перед автомобилем появился невзрачный человек с плащом на руке. Решив, вероятно, что это какой-то недотепа-чех, рискуя жизнью, торопится на трамвай, Клейн резко затормозил. И тут в руках “недотепы” блеснуло оружие. Всего несколько шагов отделяли Габчика от эсэсовца № 2. Но вместо выстрелов послышались только сухие щелчки — английский автомат “Стэн” отказал в самый неподходящий момент! Бесполезно провозившись с ним пару секунд, Габчик отбросил его и пустился бежать.

Пассажиры “мерседеса” очень быстро пришли в себя. Гейдрих и Клейн выхватили пистолеты, не отрывая взглядов от незадачливого террориста, обане заметили, как перед автомобилем, словно из-под земли, вырос Кубиш, который по плану должен был лишь подстраховывать своего товарища и после расстрела Гейдриха забрать из машины документы. Ян Кубиш бросил в “мерседес” гранату, которая упала где-то позади Гейдриха, за сиденьем. Раздался взрыв. Иссеченный осколками, весь в крови, Кубиш побежал к велосипеду, оставленному им на противоположной стороне улицы…

Все это произошло в какие-то секунды. В задней правой части автомобиля, у колеса, взрывом вырвало небольшой кусок обшивки; осколки пробили шину. Никаких других особых повреждений заметно не было. Словно завороженные, Гейдрих и Клейн видели только бегущего Габчика. Гейдрих встал с сиденья, вышел из машины и разрядил вслед ему всю обойму своего пистолета. Осколками гранаты и щепками от сиденья его ранило в спину, и бежать за кем-либо у него просто не было сил. Клейн же, легко раненный взрывом, бросился, наконец, в погоню за Габчиком. Отстреливаясь из пистолета, Габчик попытался скрыться во дворе мясного магазинчика некоего Браунера. Но бдительный Браунер выбежал на улицу и указал эсэсовцу Клейну, где именно скрылся беглец. Габчику, однако, удалось ранить Клейна в ногу и оторваться от преследования. Из-за потери крови и шока Гейдрих потерял сознание. Осколки повредили селезенку, в рану попали частицы разорванных сидений, еще какая-то грязь. Самый опасный человек в нацистском руководстве истекал кровью на земле на глазах толпы.

А на остановке ведь стояли люди. В одних источниках свидетельствуют, что окровавленному Гейдриху никто не помог, но в других пишут однозначно: законопослушные, трудолюбивые и цивилизованные чехи, видя, как второй после Гиммлера эсэсовец, совершенно один, пребывает в беспомощном состоянии, а ранивший его террорист, с окровавленным лицом, бежит прочь и явно намеревается уйти от заслуженного наказания, поступили как это было и положено: одна группа законопослушных чехов, преграждая Кубишу дорогу, бросилась его ловить, и, только распугав их выстрелами в воздух, Ян Кубиш добежал-таки до велосипеда и скрылся, другая же группа кинулась на помощь одинокому раненому обергруппенфюреру СС, так торопившемуся в Берлин по вызову фюрера.

Первой подоспела пани Мария Наваррова, которая оказала Гейдриху необходимую помощь, а затем остановила проезжавший мимо экспедиторский автомобиль фирмы “Голан”, уже через десять минут доставивший раненого в близлежащую больницу на Буловке. Непонятным остается и тот факт, что бывшие на месте покушения два других парашютиста Йозеф Валчик и Адольф Опалка, видя, что покушение, в сущности, не достигло цели, а Рейнхард Гейдрих только ранен, не попытались его добить, но вполне вероятно, что огромное давление на их психику оказало то, что его в те минуты заслонили собою “простые чехи”…

Граната взорвалась примерно в 10.35 утра, а уже в 12.50 взбешенный Гитлер по телефону устроил Карлу Франку разнос, приказав тому немедленно объявить о награде в миллион рейхсмарок за поимку террористов и объявить, что всякий, кто окажет им помощь, будет расстрелян вместе с семьей. Одновременно Гитлер поручил тому же Франку временно исполнять обязанности наместника вплоть до выздоровления Гейдриха, но категорически запретил ему ездить без соответствующего сопровождения. Кроме того, в качестве ответной меры фюрер предложил арестовать и затем расстрелять 10 тысяч “подозрительных” чехов (впоследствии Франку удалось добиться отмены этого решения).

Для проведения расследования в Прагу были направлены высокопоставленные руководители служб безопасности, в частности Артур Небе, начальник криминальной полиции Рейха, а также шеф гестапо Генрих Мюллер. С вечера 27 мая Франк ввел во всем протекторате чрезвычайное положение. Из Германии были стянуты дополнительные полицейские силы (в различного рода облавах, проверках, прочесывании лесов приняло участие не менее 45 тысяч человек). В последующие дни были проверены тысячи чехов, только в Праге за одну ночь, с 29 на 30 мая, было проверено около трех тысяч человек, сотни были арестованы, многие расстреляны.

Награда за поимку террористов была удвоена — еще один миллион марок предложило уже чешское правительство Эммануила Моравца. Весь город был обклеен призывами и ориентировками. В витрине магазина фирмы “Батя” на Вацлавской площади были выставлены для опознания пресловутый велосипед, плащ и другие вещи. Но все было напрасно — “парашютисты-террористы” словно растворились без следа!

Кубиш, Габчик, Опалка, Валчик, а также еще трое парашютистов нашли с помощью подпольщиков надежное укрытие в православном храме Кирилла и Мефодия на Рессловой улице.

Трое медиков пытались спасти Гейдриха — личные врачи фюрера Теодор Морелль и Карл Брандт и личный доктор Гиммлера Карл Гебхардт. Гейдриху нужно было удалить селезенку. Но он наотрез отказался от операции. В начале июня состояние Гейдриха ухудшилось, началось общее заражение крови. Спасти его мог пенициллин, но в Германии антибиотиков еще не было. 4 июня он умер. 9 июня ему устроили пышные похороны.

Гитлер распорядился жестоко наказать чехов за убийство Гейдриха. Жертвой стала деревня Лидице неподалеку от Праги и Кладно, а на расправу прислали карателей из родного города Гейдриха Халле. В день его похорон, 9 июня, утром деревню окружили немецкие войска. 109 мужчин расстреляли, из 95 детей восемь были признаны достойными германизации, их передали в эсэсовские семейства, остальные исчезли. Женщин отправили в концлагеря. Дома снесли и бульдозерами сровняли с землей.

Группенфюрер СС Карл Герман Франк предложил амнистию и денежную награду всем, кто поможет найти убийц Гейдриха. За три дня гестапо получило две тысячи писем. Среди них было анонимное послание, в котором назывались оба нападавших агента. Предателем стал еще один агент-парашютист. Он не выполнил задание и сдался гестапо. Он назвал подлинные имена стрелявших в Гейдриха агентов и сообщил, что они прилетели из Англии. Гестапо добралось до женщины, которая спрятала обоих агентов, но ей удалось принять цианистый калий. Тогда ее сына повезли в штаб-квартиру гестапо. Перепробовали все, даже вливали алкоголь ему прямо в горло, чтобы он начал говорить. Потом от отчаяния сыну показали отрезанную голову матери, помещенную в аквариум. Мальчик потерял над собой контроль и рассказал, что существует церковь, под которой есть тайник. Мать заставила его запомнить адрес и сказала, что там он может укрыться в крайнем случае.

В храме Кирилла и Мефодия должно было укрыться не семь, а восемь парашютистов, находившихся в момент покушения в городе. Но чех Карел Чурда, еще один парашютист, не зная о готовящемся переводе на Ресслову улицу, 28 мая, на следующий день после покушения, сумел выбраться на поезде из Праги, а потом пешком добрался до родного дома недалеко от города Тшебонь. Он провел с матерью и родными две страшные недели. Там он читал и слушал новости и о казнях за простое сочувствие к участникам покушения, и о награде за помощь в их поимке, и об удвоении этой награды, и о многотысячном траурном митинге на Вацлавской площади с осуждением покушения и парашютистов-террористов, и о смерти Гейдриха, и о его торжественных похоронах, и о его малолетних детях-сиротах, и о лидицких детях-сиротах…

Наконец, 13 июня Чурда не выдержал и в анонимном письме (считай, доносе) в полицию Бенешова назвал имена участников покушения. Однако полицейские-чехи не торопились передавать письмо в гестапо и тянули с этим, сколько могли. Карел Чурда, узнав через два дня, что немцы объявили об амнистии тем, кто до 18 июня выдаст террористов, принял решение самому ехать сдаваться в Прагу.

На следующий день, после мучительных колебаний и неудачной попытки вновь установить связь с подпольем, Карел Чурда вошел в здание пражского гестапо. С этой минуты пути назад для него уже не было. Для гестапо 16 июня стало днем переломным. В ходе многочасовых допросов Чурда охотно рассказал обо всем, что знал сам, и обо всех, кого знал. Гестапо немедленно пошло по названным им адресам, и покатилась лавина арестов, казней, самоубийств и жестоких пыток, которые выдерживали не все.

О последнем героическом бое семерых парашютистов рассказывают два документа: рапорт бригадефюрера фон Тройенфельда, командира участвовавших в том бою солдат СС, и написанный вслед рапорт руководителя пражского гестапо Ганса Гешке. Из его рапорта: ночью с 17 на 18 июня 1942 года около половины пятого утра примерно 400 солдат-эсэсовцев взяли храм Кирилла и Мефодия в плотное кольцо. Гестаповцы в штатском попытались войти в храм, но из темноты внутреннего помещения были встречены выстрелами Бублика, Опалки и Кубиша. Прикрывая своих товарищей, пытавшихся в подземелье храма прокопать ход в подвалы соседнего здания, те почти два часа сдерживали нападавших.

К 7 часам утра, израсходовав все боеприпасы, трое парашютистов покончили жизнь самоубийством. В подземелье, где оставались Валчик, Грубы, Шварц и Габчик, вело лишь небольшое отверстие, а основной вход туда прикрывала массивная каменная плита. Эсэсовцы вначале безуспешно пытались забросать парашютистов гранатами — как обычными, так и со слезоточивым газом, но потом приняли решение затопить подземелье. Эту ответственную миссию поручили чешским пожарным, которые деловито приступили к затоплению, оценив со знанием дела, что на это потребуется примерно полтора часа.

Ожесточенный бой в подземелье продолжался несколько часов… Когда чешские пожарные разбили каменную плиту, прикрывавшую вход в подземелье, выстрелы внизу смолкли. Эсэсовцы нашли там четверых парашютистов, которые последние пули выпустили в себя. Их тела вынесли наружу, и Карел Чурда в присутствии группенфюрера СС Карла Франка произвел опознание своих мертвых бывших товарищей.

Около двух десятков эсэсовцев получили в ходе боя ранения, а других потерь у них не было. В бою с многократно превосходящими силами противника отважная семерка сделала все, что могла. Укрывавшие парашютистов православные священники во главе с епископом Гораздом были впоследствии казнены. Таким образом, силы сопротивления в Праге оказались полностью разгромлены.

Карела Чурду угрызения совести не мучили. На его совести будет еще немало жизней. Еще во время боя в храме Кирилла и Мефодия он призывал своих бывших товарищей сдаться, потом участвовал в опознании трупов, потом стал ценным гестаповским провокатором, представляясь парашютистом, который нуждается в помощи. Тех, кто ему верил, ждала смерть. Женившись на родственнице сотрудника гестапо, он до конца войны прожил вполне благополучно. В мае 1945 года он был арестован. По приговору суда Карел Чурда был повешен 29 апреля 1947 года в пражской тюрьме Панкрац. В наши дни на месте покушения находится большая транспортная развязка.

Всего в отместку за убийство Гейдриха немцы уничтожили почти пять тысяч чехов. Именно трагедия деревни Лидице не просто усилила ненависть к немцам, но и укрепила американцев и англичан в решимости проводить массированные бомбардировки немецких городов. Сожженные Гамбург и Дрезден были ответом на преступления нацистов в оккупированной Европе.

А в Лондоне президент Бенеш не мог понять, почему убийство Гейдриха и начавшиеся репрессии не привели к подъему партизанского движения. Во всех соседних странах Сопротивление было активным: поляки, югославы и французы уходили в партизаны, чехов же даже репрессии немцев не подвигли на решительные действия вплоть до самых последних дней войны. Генерал Моравец с горечью говорил, что убийство Гейдриха подняло престиж чехов в мире, но не послужило поводом для подъема сопротивления.

Когда после войны генерал Франтишек Моравец вернулся домой, его встретили совсем не как героя, который организовал убийство гитлеровского наместника. Напротив, многие чехи считали его виновным в смерти тех, кого немцы уничтожили в ответ на смерть Гейдриха. Родственники погибших требовали от него ответа: зачем он это сделал? Это были худшие годы в его жизни. Когда Чурду арестовали, генерал Моравец пришел в тюрьму посмотреть на предателя. Тот глумливо спросил генерала: “Из-за меня погибли несколько человек, а ты погубил пять тысяч. Кого же из нас должны повесить?”

Как я уже отметил, информация и о самом покушении, и о последовавшей за ним карательной акции, о действиях тех или иных участников этих событий, даже о том, кто был героем, а кто оказался предателем, очень противоречива, хотя события происходили, по историческим меркам, совсем недавно и по сей день живы очевидцы. Но конъюнктурные и политические соображения оказались сильнее правды, ведь за эти годы — чуть больше 60 лет — власть в стране поменялась коренным образом три раза. Сразу после окончания войны правительство Бенеша пыталось определить коллаборационистов и пособников и примерно их наказать, пришедшие потом коммунисты старались всячески замолчать и приуменьшить роль участников сопротивления, которыми руководили из Лондона, в настоящее время свобода и безответственность, наступившая практически повсеместно, позволяет придумывать то, чего никогда не было.

Странная ирония судьбы: 22 мая 1947 года смерть повешенного Карла Франка официально зафиксировал судебный врач доктор Наварра — муж той самой Марии Наварровой, которая 27 мая 1942 года первой поспешила на помощь раненному осколками Рейнхарду Гейдриху.

Я же, поглощая индейку и запивая ее пивом, глядел на стены корчмы, на которых не было свободного места от экспонатов этого странного музея, и думал: вряд ли это просто элементы декора и интерьера, чтобы выделиться как-то из сотен подобных заведений. Нет, я уверен, что люди хотели сделать именно так, чтобы о парашютистах не забыли, и хочется верить, что причина того, что каждый вечер оба помещения корчмы “У парашютистов” заполнены до отказа, не только в том, что здесь всегда вкусное пиво и дешевая еда.

Я понимаю, что меня наверняка укорят в том, что я так надолго и вольно отступаю от темы — от ресторанов и пивных заведений Праги, и уже не раз задумывался над ответом. Признаться, мне не хотелось написать ни банальный путеводитель по ресторанам, ни тем более скучный ресторанный каталог. Думая об этой книге, я представлял описанную в свое время знаменитым московским журналистом Гиляровским двенадцатислойную кулебяку, которую любили поедать в московских трактирах гурманы-обжоры из русских купцов. Вот и мне хотелось, чтобы эта книга была хоть чем-то похожа на подобную кулебяку, чтобы каждый читатель смог найти в ней для себя что-то интересное, а потом — я ведь описываю свое путешествие, а во время оного и на пустой желудок, и даже на полный в голову все равно приходят всякие мысли, да и сама Прага, как живой соучастник всего происходящего, навевала очень многое, от чего я не удержался при описании.

Ну а в крайнем случае можно просто перелистнуть пару страниц и читать дальше, если вас не очень-то интересуют дела давно минувших дней…

За всю непомерно обильную трапезу в корчме “У парашютистов”, включая чаевые, я оставил двести крон — не устаю удивляться этим метаморфозам: как можно держать столь низкие цены на душевную еду в самом центре Праги и сводить при этом концы с концами?

Я вышел на Ресслову улицу и пошел вниз — к Влтаве, любуясь прямо отсюда стеклянным, изящно-изогнутым “стаканом” “Танцующего дома”.

Во время войны здесь был разбомблен дом. Кто-то говорит, что его взорвали немцы, но это маловероятно — за немцами в Праге разрушений по пальцам пересчитать, скорее всего, это была английская или американская авиабомбардировка. Но это и не важно. Факт в том, что пустырь простоял много лет, а соседний дом по Рашиновой набережной, чудом избежавший бомбы, был еще в 1905 году построен дедом президента Гавела и до национализации принадлежал его семье. Пустырь рядом уродовал всю набережную, и ставший после “бархатной революции” президентом Вацлав Гавел проявил инициативу по его застройке, причем подряд на строительство здания на пустыре он хотел отдать своему “личному” архитектору — хорвату Владу Милуновичу. Однако выкупившая землю в 1991 году страховая компания потребовала, чтобы в проекте участвовал известный западный архитектор. В результате дом проектировали совместно Милунович и американец Франк Гери.

Дом был задуман как танцующая пара — посвящение голливудским танцорам Джинджер и Фреду, известным в 30-х годах, но более прославившимся, пожалуй, благодаря одноименному кинофильму Федерико Феллини с Марчелло Мастроянни и Джульеттой Мазина в главных ролях. Новаторский дом был построен в историческом центре города, и вокруг этого проекта и до реализации, и после разгорелись и велись жаркие споры. Консерваторы были им категорически недовольны, а новаторы — восхищены. Сами архитекторы добивались цели поразить приезжающих в Прагу туристов, создать скандальную достопримечательность, которую никто бы не обошел своим вниманием, и надо признать, что авторам это удалось — здание было признано одним из самых интересных и необычных архитектурных сооружений ХХ века.

Оригинальный по своей идее дом украшает набережную реки Влтавы с 1995 года, и все это время Джинджер и Фред кружат в неповторимом танце, радуя туристов и жителей Праги. Сейчас в этом здании находится Национальное представительство Нидерландов в Праге, внизу небольшое кафе, а наверху один из самых дорогих ресторанов города — французский ресторан La Perle de Prague.

Полюбовавшись изящной конструкцией, в которой движение заложено во всем, даже в причудливо искривленных окнах, я пошел вдоль реки, по набережной, вспоминая пройденные за минувшие дни маршруты и отмечая места, в которых я так и не успел в этот раз побывать. А ведь я за все эти дни ни разу не прошел по Карлову мосту! Правда, на это есть причина — там вовсю идут реставрационно-ремонтные работы, мост сузили вдвое, а народа там во все времена хватало, вот я инстинктивно и избегал этой толчеи. Но чтобы ни разу не пройти по знаменитому мосту! Нет, эту оплошность надо срочно исправить.

Я уже рассказывал о том, как закладывали мост, заставив астрологов высчитать наиболее удачный момент. Говорить же о тридцати скульптурах, установленных на мосту, — длинно и не очень правильно: те, кому захочется узнать о них подробнее, сами прочтут в многочисленных путеводителях, без которых в Праге не обойтись. Я же обмолвлюсь только о самой старой и самой популярной из скульптур Карлова моста, которая изображает святого Яна Непомуцкого, замученного и живым сброшенного с моста за то, что не открыл королю тайну исповеди его супруги-королевы.

Изваял статую Иероним Герольд по заготовке Яна Брокоффа в 1683 году. Легенда рассказывает, что во время работы над этой статуей лютеранину Яну Брокоффу явился Дух Святой и обратил его в католичество. Вокруг головы Непомуцкого — пять звезд, по преданию, появившиеся над водой в том месте, где его утопили. В известнейшей книге Гашека, когда Швейк везет в экипаже вдрызг пьяного фельдкурата, тот вспоминает про это и умоляет оторвать ему голову и бросить в мешке во Влтаву: “Мне бы очень пошли звездочки вокруг головы. Хорошо бы штук десять”.

Любому, кто приблизится к статуе, видно, что медные барельефы пьедестала статуи, изображающие трагические события, в двух местах отполированы до блеска. Причина банальная: все гиды рассказывают, что если прикоснуться к барельефу собаки, то обязательно вернешься в Прагу (а кто-то, видимо, из собственного опыта, утверждает, что это к беде), а если приложить ладонь к Непомуцкому на барельефе справа, загадав заветное желание, оно непременно исполнится. Вот и выстраиваются возле Святого Непомуцкого целые очереди страждущих и верящих в эти приметы, не зная, что на самом деле все выглядит несколько иначе.

Место, откуда сбросили в реку Яна Непомуцкого и где первоначально стояла статуя, находится немного дальше с этой же стороны моста за статуей святого Иоанна Крестителя и обозначено вмонтированным в перила ограждения моста маленьким медным крестиком. Там же в брусчатку вбит и медный гвоздь, примерно такой же находится в перилах недалеко от креста.

Именно здесь в феврале 1911 года спьяну и в отчаянии пытался спрыгнуть в реку известный писатель и скандалист Ярослав Гашек. Проходивший мимо парикмахер поймал писателя за фалды и сдал в полицию. Гашек яростно сопротивлялся, ругался и даже срывал с полицейских плюмажи, за что его тогда отправили в сумасшедший дом, из которого Гашека потом еле выгнали — сам уходить он не хотел. Ну, это я опять отвлекся, а для действительного исполнения задуманного желания необходимо провести следующие манипуляции: положить левую руку на крестик на перилах, два пальца другой — на штырь чуть дальше, правую ногу на медный гвоздь в брусчатке, на секунду задуматься, медитируя и проговаривая про себя желание, и только после этого можно надеяться на его исполнение.

А все эти толпы легковерных туристов, натирающие до блеска медные барельефы на памятнике Непомуцкому, пусть по-прежнему выстраиваются в очередь. Мы-то уж знаем эффективность этих пустых действий. Да и посудите сами, если бы так легко исполнялись загаданные желания…

Я продолжаю свой путь, мимо неустрашимого Брунсвика с обнаженным золотым мечом — хранителем Чехии, мимо острова Кампа и протоки Чертовка, на которой, вечно поскрипывая, крутится черное от времени водяное колесо, мимо отеля и ресторана “У трех страусов”, сквозь арку предмостной сторожевой башни и далее по знакомому мне маршруту направо, к музею Кафки, где во дворе два зеленых от окиси меди бравых парня, подражая брюссельскому “писающему мальчику”, невозмутимо мочатся струей широкой амплитуды на бассейн, выполненный в форме очертаний Чешской Республики. Автор этой композиции все тот же скандально известный Давид Черны, прославившийся уже всемирно за издевательскую инсталляцию “объединенной Европы” на здании Европарламента.

Мне раньше и в голову не приходило присмотреться, а тут подсказали знающие люди — я и обомлел. Я не знаю другого такого случая, где столь смело и непатриотично можно было бы пошутить над своей страной. Говорят, что у этих “роботов” есть возможность по заказу выписывать струей любое слово или имя, стоит только позвонить по определенному телефону и оплатить услугу. Нет, чешский юмор меня по-прежнему поражает, и должен признаться, что мне по нраву его крестьянская, несколько грубоватая простота.

Я вернулся на правый берег по Манесову мосту, прошел по набережной Сметаны, вспоминая, что во время войны она называлась Гейдриховой, и подошел наконец к комплексу ресторанов и кафе “Славия”. Это традиционное и весьма консервативное место, здесь назначаются деловые встречи и любовные свидания, в любом учебнике чешского языка вы найдете тему с посещением кафе “Славия”. Я не мог проигнорировать это славное заведение и, несмотря на полный еще желудок, зашел сюда еще без конкретных планов, подумав, что смогу одолеть чашечку кофе с легким творожным пирожным, которые особенно мне полюбились в Праге.

На самом деле туристам известно только само кафе “Славия” (Smetanovonábřeží 1012/2, Praha 1), причем фактически “Славия” — это полноценный ресторан, в котором вы можете пообедать и поужинать, заказать блюда чешской и международной кухни, различные вина, пиво, напитки и десерты. Но и это не все: в этом же здании находятся еще два ресторана — с набережной ресторан “Парнас”, а через общий со “Славией” холл можно пройти в ресторан “Южно-чешский”, а в подвальном помещении этого здания находится еще и пивная “У Лажанских”. Всего этот комплекс, расположенный в одном большом здании, способен одновременно вместить 680 человек, и, что удивительно, все это обилие заведений общественного питания нормально функционирует и практически каждый вечер заполнено людом.

Мне же стало интересно: обслуживаются ли все эти четыре разных по названию заведения с одной кухни и одним поварским персоналом или здесь действительно четыре разных кухни и четыре шеф-повара? Выяснить досконально такие подробности мне, конечно, не удалось, ведь моего знания чешского языка хватает с трудом лишь на то, чтобы правильно заказать и рассчитаться, но я постарался все-таки разобраться, чем же отличаются эти самые заведения, собранные под одной крышей.

Начнем со “Славии” — она наиболее популярна и “раскручена”. Я уже, наверное, неоднократно писал, что мне нравится консервативный сдержанный дизайн, навевающий обстановку тридцатых годов прошлого века.

Интерьер “Славии” выполнен с большим вкусом, и при небольшой доли фантазии легко представить, что из этих квадратных огромных окон, создающих иллюзию стеклянной стены, была видна церемония закладки первого камня в фундамент Национального театра, которая происходила 16 мая 1868 года, а 27 сентября 1937 года завсегдатаи кафе могли видеть траурную процессию, провожавшую в последний путь первого чехословацкого президента Т.Г. Масарика. 17 ноября 1989 года мимо этих окон сплошным потоком шли студенты, чьими силами и энергией была сметена власть коммунистов. Теперь же каждый Первомай мимо идет черносотенная колонна бритоголовых панков и неонацистов. Такая уж доля выпала этому легендарному кафе, чей адрес можно трактовать как Национальный проспект, номер один!

“Славия” состоит из двух крыльев под прямым углом одно к другому: первое вдоль Национального проспекта (Народни тршиды), второе вдоль набережной Сметаны, вдоль Влтавы, а потому вы можете выбрать либо вид на Национальный театр с колоннами, скульптурами и магнетическим светом переливающимся кубом “Латерны магики” — светомузыкального театра, либо, устроившись за столиком у окна, вид на Град на горе, на Петршин с башней-розгледной или Карлов мост. Пространство кафе условно разделено на несколько зон, в каждой из которых, на мой взгляд, существует какое-то свое настроение: есть маленькие круглые столики с венскими стульями — за ними хорошо сидеть одному или максимум вдвоем, есть длинные столы, куда можно устроиться компанией, есть выгороженные небольшие подобия кабинетов с кожаными диванчиками — здесь удобно решать сложные деловые вопросы.

Днем в обеденное время в кафе можно пообедать всего за 99 крон. В “комплекс”, как мы привыкли называть такой обед еще с советских времен, входит тарелка супа и главное блюдо, которое можно выбрать из пяти предложенных, меняющихся каждый день.

Да, чуть не забыл — доминантой зала, расположенного вдоль набережной, на торцевой замыкающей стене, является большая картина “Любитель абсента”, возле стола которого уже витает зеленый призрак.

Большие люстры в прямоугольных потолочных нишах создают обстановку торжественного зала, на повороте — большая круглая люстра, под ней как бы свое отдельное пространство, а за массивными квадратными колоннами организован еще один зал, у которого свой бар с круглыми, мерцающими матово-зеленым светом часами над стойкой под потолком, неожиданными, несколько оригинальными и даже легкомысленными в этом, казалось бы, академическом пространстве. Зальчик за колоннами несколько темноват, и стены здесь темные — мне кажется, это место для тех, кто не хочет быть на виду, а вот первый зал, что вдоль театральных фасадов — очень светлый, и тон его стен такой же, хотя и четко разделен темными полосами, очерчивающими огромные оконные проемы. И повсюду фотографии в рамках под стеклом, а вечером с 17 часов здесь всегда живая музыка — чаще всего рояль со степенным, такого же академического вида тапером и соответствующий репертуар из популярных классических произведений.

Ну а что припасено в буфете?

Десять видов сэндвичей, все по одной цене — 129 крон, среди них и с норвежским лососем, и с ветчиной — нежной пражской или пармской со слезой застывшего жирка, подаваемой с моцареллой, овощами и пикантным соусом. Есть сэндвичи с тунцом, с цыпленком, “королевский” — с салями и французским сыром.

Далее идут “большие” салаты от 129 до 169 крон, среди них и пикантный салат BRESSE с голубым сыром, грецкими орехами, помидорами, солеными огурчиками и фенхелем, салат с кусочками филе цыпленка в специях с пикантным соусом, и салат из авокадо с виноградом, маринованными креветками с поливкой из сметаны с укропом, или блюдо салата “Цезарь” из мяса цыпленка с пармезаном, припущенными овощами, листьями ледового салата с соусом из дижонской горчицы и анчоусами с оливковым маслом.

В “Славии”, как в хорошей блинной, предлагают замечательные блюда с блинами — причем солеными и сладкими на десерт. Но это не наши блины, которых обычно много и которые сами составляют соль всего блюда. Здесь больше французского стиля: блин один, но очень большой, а в него фаршируют начинки, овощи, листья салата и прочие добавки, превращающие это блюдо уже в некий пирог. Например, в качестве главного блюда можно заказать блин со шпинатом, сыром “Нива” и беконом, все это щедро посыпано стружкой “Эдама”, или блин с мясом цыпленка и индейки, грибами и овощами, посыпанными сыром “Эдам”, или блин с тонко нарезанной пикантной свининой, зелеными фасольками в томатном соусе со сметаной или с кусочками норвежского лосося, запеченными яблоками, хреном, сливками и кусочками сушеной груши, вымоченной в красном вине.

Для любителей итальянской кухни здесь приготовлены таглиателли и спагетти с лососем под кремовым соусом с белым вином или с говядиной под болонским соусом с орегано и пармезаном, есть и гночи с листовым шпинатом, грецкими орехами, под сливками и пармезаном. Наверняка это очень вкусно!

Здесь можно отведать стейк из того же норвежского лосося, запеченного в пармской ветчине, подаваемого со шпинатным штруделем и соусом из хрена (за 259 крон, порция в 200 граммов), или заказать филе форели в пармезановом кляре, подаваемое с маринованными баклажанами и салатом из фенхеля, редиски и мяты за 249 крон. Ну а можно остановить свой выбор на фирменном антрекоте “Славия”, который готовят из 300 граммов мяса молодого бычка с маслом на травах, с перышками зеленого лука, с чесноком и пармезаном за какие-то 289 крон.

Если же вы любитель чешской старой кухни, то здесь найдете и традиционную запеченную утку с капустой и кнедликами, старопражский говяжий гуляш, “свичкову на сметане” с брусничкой и кнедликами и запеченную грудинку с капустой и картофельными драниками. Не иначе как чешским протекционизмом можно объяснить тот факт, что цены на эти блюда всего лишь от 139 крон до 159.

Но не надо забывать, что “Славия” совсем не случайно называется “кафе”, а потому здесь большой выбор сладких блюд из блинов с самыми различными начинками: и с мороженым всякого вида, и с творожным кремом, с взбитыми сливками и шоколадом — тертым и горячим расплавленным, с грушевым пюре и с горячими ягодами ежевики с медом и сливками, с персиками, бананами, апельсинами и прочими фруктами, политыми ванильным, шоколадным, карамельным и лимонным кремом с миндалем, грецкими орехами и прочими вкусностями.

Сливовый крамбль

500 г слив, 3 ст. л. меда, 2 см тертого свежего имбиря, цедра 1 апельсина, сок 1 апельсина, щепотка корицы, 2 ст. л. ликера или рома, 125 г мюсли или овсяных хлопьев, 50 г любого печенья (покрошить), 50 г муки, 25 г сливочного масла. Разрезать сливы пополам, вынуть косточку, полить сверху медом, ликером, посыпать тертой цедрой с имбирем и апельсиновым соком. Поставить сливы в предварительно нагретую до 200 °С духовку на 15 минут. Перетереть печенье с маслом и мукой (до крошки), добавить мюсли, перемешать и посыпать сливы. Поставить запекать на 20 минут. Крошка должна получиться золотистого цвета.

А кроме этого, традиционный “трганец” со сладким соусом из лесных ягод, яблочный штрудель и грушевый завин и просто печеная груша в слоеном тесте с ореховой начинкой, подаваемая с кленовым сиропом и листиками мяты, — глаза разбегаются! И это не считая полутора десятков десертов из мороженого!

Из небольшого холла с раздевалкой, где булькает чуть ли не игрушечный фонтанчик, дверь ведет в ресторан “Южночешский”. Помещение его узкое, вытянутое длинной кишкой, разительно отличается от широких просторов “Славии”, и мест здесь всего 56. Наверное, поэтому и дневной комплекс здесь ценой подешевле — 79 крон за суп, главное блюдо и десерт — чего не предлагается в комплесном обеде “Славии”.

Закуски здесь попроще: сто граммов чешских сыров с орехами за 89 крон, маринованный балканский сыр с чесноком в оливковом масле за 59, словацкая брынза с яйцом, луком и горчицей за 79, “утопенцы”, тлаченка, пикантная колбаса с горчицей и хреном, оломоуцкие сырочки, салат из филе сельди с яблоком, изюмом и ледовым салатом, половинка копченой (горячего копчения) форели с соусом из хрена — все от 29 до 89 крон.

Говяжий бульон с мясными кнедличками здесь стоит всего 29 крон, когда тот же бульон, но с говядиной, порезанной тонкими полосками, в “Славии” стоит на десять крон больше — классность как-то подчеркивается, как мне кажется, и отличия замечаются не только в цене. Даже старочешская кухня здесь представлена несколько иными блюдами, а цены значительно ниже. Например, 200-граммовый куриный стейк, запеченный с беконом и подаваемый с пикантным соусом, стоит всего 109 крон, а отбивная из маринованной свиной шейки (200 г) — всего 99 крон, Перкельт (острое венгерское блюдо с красным перцем) из настоящих лесных грибов со сметаной и карловарским кнедликом уже подороже — 199 крон, но традиционное запеченное свиное колено на розмарине и меде с пикантным майонезом и острыми перчиками феферони, называемыми в народе “бараньими рогами” (порция в 600 граммов), стоит те же 199 крон — это максимальная цена для всех двух десятков самых разных главных блюд из свинины, говядины и птицы, предлагаемых в “Южночешском”, а еще здесь подают словацкие галушки с брынзой (200 граммов за 149 крон) и с кислой капустой, колбасой и сметаной (200 г за 149 крон).

Интересно, что именно здесь предлагают Шато-Бриан, который обычно берут как минимум на двоих, а то и на троих — 600 граммовый кусок говядины, запеченный на гриле с перечной и брусничной подливкой за 899 крон, а вот говядина “роштена” — из верхней части спины, порцией в 300 граммов, запеченая “докрасна”, стоит всего 219 крон. Это редкая цена, как и цена на бефстроганов с солеными огурчиками, шампиньонами, луком и соусом из лимонного сока и сметаны (150 г) за 199 крон.

Рыбный ряд из четырех блюд: карп “по-еврейски” с лепеницей (кислая капуста с мятым картофелем, тмином и салом) за 179 крон, филе форели с картофельным пюре и листовым салатом за 199 крон, филе амурского толстолобика на белом вине с овощами за 179 крон — все блюда по 200 граммов. А вот почему-то судак, запеченный “по рецепту мельника” со сливочным картофелем при меньшей порции (150 граммов), стоит все 219 крон. Этого я объяснить не могу, ведь судак выращивается в тех же самых прудах, что и карпы и форель. В меню предлагается и десяток больших салатов, отличающихся от тех, что были в меню “Славии”, и все по одной цене в 109 крон, что как минимум в полтора раза дешевле.

Зато ресторан “Парнас” сразу заявляет о себе как о заметном явлении в кулинарном мире Праги: дневной обед здесь стоит 199 крон, закуски в среднем 160 крон, только фуа-гра сразу выбивается из ряда — 490 крон за свежую гусиную печенку с кальвадосом и яблоками с корицей. И на это стоит обратить отдельное внимание. А пока что еще один рецепт фуа-гра, только теперь из настоящей гусиной печенки:

“Парнас” держит марку не только фуа-гра, на закуску здесь можно заказать гратинованные улитки в чесночном масле с хрустящими тостами, и всего-то за 160 крон. Но, образно говоря, “Парнас” — это вершина, и даже супчик здесь — говяжий бульон с мясными кнедлями, целестинской лапшой и овощным жульеном стоит уже 70 крон.

Шеф-повар “Парнаса” соответствует его классу привилегированного ресторана для творческой богемы города, ведь в книге известных посетителей за более чем вековую историю фамилии знаменитых чешских поэтов и писателей (в том числе и Нобелевский лауреат поэт Ярослав Сейферт), политиков, включая Вацлава Гавела, и художников, среди которых бывал и Виктор Олива — автор производящего особый эффект портрета “Любитель абсента”, перед которым уже появился “зеленый призрак”. Именно этот образ, как я уже писал, является доминантой “Славии” и “Парнаса”, неким его покровителем и визитной карточкой.

Ну а о классе Шефа (повара) можно судить по нескольким его блюдам, которые предлагаются в меню “Парнаса”. Например, настоящая свичкова на сливках (как я уже писал ранее — это определенная часть говяжьей туши, составляющая всего несколько килограммов или того меньше) с карловарским кнедликом и брусничной корзиночкой за 340 крон; или “Старочешское блюдо изобилия” на две персоны, некий благородный аналог того, что в простых ресторанах называлось “баштой” — вкуснятиной, в которое входят запеченная с тмином утка, свиная грудинка с чесноком, запеченный копченый окорок с белой и красной тушеной капустой, подаваемые с кнедликами разных сортов и картошечкой с луком, поджаренной на отборном беконе. Это изобильное блюдо, способное насытить двух голодных обжор, стоит уже 790 крон. “Медленно” поджаренная свиная вырезка, нежно называемая по-чешски “паненка” — кукла — с чесноком и тмином, подаваемая с южночешской лепеницей со свиными шкварками и жареным луком с густой подливой (340 крон) или фирменный торнедос-стейк “Парнас” со сливочным шпинатом, жареной картошкой и печеными шерри-помидорками с базиликом за 380 крон.

Вы можете отведать нежную вырезку из ягненка (это мясо молодых барашков в возрасте от трех до двенадцати месяцев, специально взращенных на свежей зелени), поджаренную с розмарином и подаваемую с молодым шпинатом, с чесноком и сотированным картофелем (т.е. быстро сваренным в раскаленном масле на сильном огне) за 480 крон, или отдать предпочтение вегетарианскому блюду — равиолям с начинкой из грибов с базиликом и вялеными помидорчиками, с молотыми кедровыми орешками и стружкой “Пармезана” за 280 крон.

И какой же чешский ресторан обойдется без классической запеченной по-старочешски утки с тушеной в вине красной и белой капустой с кнедликами, посыпанными жареным луком (всего за 380 крон), хотя главным мясным блюдом, как и положено в классическом ресторане, является “Шатобриан” — король стейков — обычно он подается как минимум для двух персон и фламбируется алкоголем, который может выбрать сам посетитель, ну а подается он с брюссельской капустой с беконом, спаржей на масле, запеченными помидорами с “Пармезаном”, грибным ризотто с белым вином, жареными картофельными лепешками под перечным соусом и соусом “Мусселин” с моченой брусникой. Вы наверняка уже морально готовы, что подобное произведение кулинарного искусства будет стоить немало, и вы правы — 1490 крон, почти 60 евро (по курсу октября 2008 года).

В “Парнасе” все отмечено особым гурманским изыском, даже гуляшик “Графа Лажанского”, приготовленный из говяжьей вырезки высшего качества, облагороженный добавлением “Арманьяка”, посыпанный молотым миндалем и подаваемый со свежим шпиковым кнедликом (320 крон) вам предложат в серебряном котелочке на горящей спиртовке.

Здесь могут предложить еще запеченную утиную грудку с абрикосовым пюре, сдобренным гвоздикой, дополненной кусочками слегка поджаренной фуа-гра с сотированными кусочками картофеля, за 460 крон.

Столь же изощренны и десерты “Парнаса”, среди которых кроме традиционного трганца с соусом из лесных ягод есть фруктовый десерт “Поэзия” в настоящем португальском “Порто” с мятой и миндалем, залитом шампанским (170 крон) или “блинчики Сюзетт”, фламбированные ликером “Куантро”, подаваемые с ореховым мороженым и молотыми лесными орешками, — за 290 крон. Можно, конечно, на десерт взять “сырную доску” с кусочками козьего французского сыра “Святой Петр” и овечьего сыра “Пекорино” (итальянская брынза), подаваемыми с медом, собранным на цветах акации, и белым трюфелем (210 крон).

Мне кажется, что из “Парнаса” невозможно уйти недовольным и с плохим настроением: все здесь — от благородно-уютного интерьера, в котором красновато-янтарные тиковые панели стен и потолка отражают свет многочисленных люстр, празднично накрытые столы с хрустящими накрахмаленными салфетками и игрой света на хрустале и стекле бокалов, стояков со слегка запыленными от времени бутылками благородных вин, до высоких стульев с мягкими, слегка изогнутыми спинками, и, конечно, изысканное меню, не говоря уже о винной карте, — все создает обстановку, в которой любой, даже самый взыскательный посетитель, получит полное удовлетворение.

И это еще не весь обзор комплекса “Славии”, он был бы неполным без упоминания о небольшой пивной с благородным названием “У Лажанских”. Это имя известного чешского графского рода, его поместье и замок находятся в Западной Чехии. Известный чешский писатель начала XX века Карел Чапек какое-то время был учителем младшего графа Лажанского. Именно там он написал свои произведения “Средства Макропулуса” и “Кракатит”.

Но вернемся к пивной. Она находится в стилизованном под старину каменном подвале под рестораном “Парнас” — сводчатые кирпичные потолки и тесаного камня стены, длинные деревянные столы для больших компаний и маленькие столики у стены для двоих-троих и стойка бара. Дневное меню, в которое входит первое блюдо, второе и десерт, стоит всего 75 крон. Пиво здесь наливают — “Будейовицкий будвар” 12% — 26 крон за пол-литра и 16 крон за “маленькую” — 0,3 л. Предлагают еще бутылочное пиво: темного “Козла” 0,5 л за 26 крон, немецкое пиво Schöfferhofer (темное) за 49 крон и “Радегаст” безалкогольный по 30 крон за маленькую бутылочку в 0,33 л.

А вот еда здесь совсем недорогая, практически как в любой пивной города: все закуски — по 99 крон, спагетти и гночи по той же цене, большие (по 200 г) порции куриной грудки на гриле, пикантный стейк из индейки, свиной шницель, “дьявольский” куриный стейк в пикантном пюре — все это по той же цене в 99 крон. Видимо, эта цена — символически меньше сотни крон — считается очень привлекательной в пивной “У Лажанского”, так как столько же стоят блюда и из говядины, правда, порции уже поменьше — 150 граммов.

Самыми дорогими, пожалуй, будут четверть запеченной по-старочешски утки с капустой и картофельным кнедликом — 169 крон, и свиная вырезка-паненка “Любош”, фаршированная сыром “Нива” и листовым шпинатом, за 179 крон. Зато есть целый раздел меню специально для студентов, где и блюда, конечно, попроще: жареный лук с пикантным соусом, картофельные драники с сыром, жареный хлеб (топинки) с мясной смесью, посыпанный сыром, или французский омлет с овощами и сыром — по 69 крон, или жареные кальмары с “татарским” соусом за 89. Можно закусить и сосисками с хреном и горчицей или кнедликами с яйцом и маринованным огурчиком всего за 49 крон.

А в конце можно поставить так называемую “сладкую точку”: творожный пирог со взбитыми сливками (49 крон), домашнюю “бабовку” с ванильным соусом (39 крон) или шоколадный тортик (49 крон), даже “кубок” мороженого с карамельной поливкой стоит для студентов и посетителей этого подвальчика 79 крон, гораздо дешевле, чем то же самое мороженое этажом выше в “Парнасе”. Но это и понятно!

Я раньше столько раз проходил мимо этого здания на углу Народни Тршиды и Набережной, видел в огромные окна людей с чашкой кофе или бокалом вина, знал, что это знаменитая “Славия”, но не подозревал, что на самом деле это очень интересный объект, в который и самому зайти приятно, и друзей пригласить не стыдно.

Конечно, я сделал привал в “Славии”: заказал “Горячую грушу” — необыкновенно вкусный обжигающий напиток с цветом тархуна или дюшеса, а на десерт — грушу, запеченную в слоеном тесте с ореховой начинкой, которую мне подали с кленовым сиропом и листиками мяты. Не знаю почему, но в этом пражском путешествии я чаще всего выбирал либо творожные торты, либо грушевые десерты, дома они мне как-то нигде не попадались.

Времени у меня уже было не очень много, так как я на сегодняшний вечер договорился встретиться и, наконец, перед самым отъездом, пообщаться со своим старым приятелем, который в эти октябрьские дни мог уже отметить десятилетний юбилей своей жизни в Праге. В первый день он помог мне управиться с заданием сына насчет флейты и барабана, а после этого мы больше не общались: у него свои дела, а я настолько погрузился в придуманное себе кулинарное путешествие, что и вспомнил, честно говоря, о приятеле лишь перед самым отъездом.

Мы договорились встретиться в кафе “Городского дома”, что рядом с “Пороховой башней”, на площади Республики, а там уже сообща решим, где нам поужинать. От “Славии” до “Обецниго дума” подать рукой — каких-то десять минут пешком. Я даже не пошел по прямой, а решил еще раз пройтись по узким и кривым улочкам “Бермудского треугольника” через Угольный и Гавелский рынки, мимо Ставовского (Сословного) театра и Фруктового рынка, отмечая, что так и не дошли у меня руки и ноги до “Золотого Льва”, “Капитана Немо” и классического кафе в Доме кубизма под “Черной Мадонной”. Эх, да и что там говорить, столько вокруг соблазнов, а времени уже нет.

“Обецни дум” — это главный дом любого населенного пункта Чехии. Можно перевести это как “общественный”, как “городской” или “муниципальный”, в общем, это как у нас когда-то Дворец культуры, но... по-чешски. Это должен быть самый красивый или по крайней мере один из самых красивых домов города или поселка. В нем обычно размещается концертный зал, в котором еще происходят значимые в жизни этого населенного пункта события, есть выставочные площади и обязательно ресторан, а то и не один. Что касается Пражского дома, то это замечательное архитектурное произведение, построенное в стиле модерн в начале XX века на месте бывшего когда-то Королевского двора. Этот, без всякого преувеличения, дворец был торжественно открыт 22 ноября 1912 года, а уже через шесть лет с его балкона была провозглашена Первая независимая республика Чехословакия, именно поэтому и прилегающая площадь названа Площадью Республики.

На фасаде (проект К. Новака) здания расположены аллегорические скульптуры, работы известного чешского мастера Л.Шалоуна. Полукруглая цветная мозаика в центре большой арки называется “Апофеоз Праги”. Женщина, восседающая на троне, — это сама Прага, справа от нее на фоне льющейся воды другая обнаженная женщина — Влтава. Слева на коне покровитель земель чешских святой Вацлав, его изображения встречаются в Праге повсюду. Цветная мозаика обрамлена словами классика чешской литературы Сватоплука Чеха: “Удачи тебе, Прага! Сопротивляйся злу времени, как устояла перед всеми грозами”.

В стиле этого замечательного здания искусно смешаны необарокко и неоренессанс, западные и восточные мотивы органично переплетены с чешским модернизмом. В нем удивительно совместились и различные стили, и палитра использованных материалов, и выдающиеся работы чешских художников и скульпторов, среди которых всемирно известные Альфонс Муха, Якуб Обровский, Йозеф Вацлав Мыслбек и другие.

Концертный зал имени Бедржиха Сметаны, занимающий второй этаж правого крыла этого здания, — самый красивый и торжественный зал Праги. Акустика здесь просто феноменальная. Когда я в первый раз попал сюда на исполнение “Реквиема” Моцарта, то вначале был обескуражен, увидев на сцене небольшой оркестр человек в двадцать пять и примерно столько же хористов. Я привык, что в Новосибирской филармонии, которая перебралась в бетонный куб бывшего Дома политпросвещения после падения советской власти, на сцене был оркестр под управлением Арнольда Каца в сто с лишним участников, и в хоры собирали всех, кто мог петь: из музыкальных театров и музучилища города, и только тогда это мощное произведение Моцарта звучало по-настоящему. Здесь же, в Праге, этот же самый эффект воздествия “Реквиема” был достигнут гораздо меньшими усилиями — акустика делала свое дело, как волшебник.

В левом крыле, на втором этаже, выставочные площади, на которых мне как-то довелось смотреть работы Альфонса Мухи, знаменитого художника начала XX века, которым сейчас особенно гордится Прага.

На первом этаже в левом крыле находится большое кафе, в правом — роскошный и дорогой французский ресторан, а под ним в глубоком и очень высоком и просторном подземелье Пльзеньский пивной ресторан, а в левом подвале, под кафе, винный погреб-ресторан. Есть еще и Американский бар — первый бар в стиле типично американских заведений, который, однако, не смог скрыть чешских и славянских мотивов, самого здания и интерьера, не помогли даже звездно-полосатые флаги и золотые американские орлы-кондоры.

Конечно, такое сосредоточие заведений в большом здании напоминает чем-то недавно покинутую мной “Славию”, но тому, кто воочию видит кафе Городского Дома, навряд ли это сравнение придет в голову. Слишком уж разными выглядят да и являются на самом деле эти заведения, я уж не говорю о Французском ресторане (именно так он и называется — с большой буквы!). Сравнивать его с “Парнасом”, на мой взгляд, просто дурной тон. Нет, речь не идет о том, что какой-то лучше, а какой-то хуже. Что вы! Просто это очень разные, несопоставимые друг с другом рестораны. И если в “Парнас” я пошел бы с удовольствием, и надеюсь, что в следующий приезд в Прагу мне удастся его навестить, то Французский ресторан “Городского дома” для меня как-то “тяжеловат” — его роскошное убранство, его манерная красота (недаром в этих интерьерах снимали уже неоднократно фильмы, в частности и недавно вышедший “Я обслуживал английского короля” по роману Богумила Грабала), пышность и торжественность, подразумевающая, по моим представлениям, смокинг, бабочку и даму в соответствующем наряде, убивает у меня всякое желание предаваться в этих стенах такому жизнеприятному действу, как поглощение пищи. Но это сугубо мое восприятие, взращенное в “хрущобах” и панельных многоэтажках, так что это не укор в адрес Французского ресторана, а признание в некоем собственном комплексе, который бывает непреодолим во всю жизнь.

Вот и кафе “Городского дома”, расположенное на стороне, что выходит к Пороховой башне, отделанное светлыми, “теплыми” панелями настоящего красного дерева, с зеркальными окнами высотой в четыре метра — огромный, празднично выглядящий при любой погоде зал, с зеленого мрамора столиками, с диванчиками, обтянутыми мягкой кожей, со слепящим блеском посуды и приборов, соответствует всем европейским и даже мировым стандартам, вызывая у меня легкий трепет и холодок по спине.

И меню здесь аристократически немногословное и слегка напыщенное: завтраки с сэндвичами, яйцами, круассанами с ветчиной и сыром, сосисками с горчицей и огурчиком, сырами и как вариант — с кукурузными хлопьями с молоком. И по цене всего лишь от 4 до 9 евро за завтрак. Можно, конечно, разнообразить эти варианты креветками, ветчиной и сырами по своему усмотрению, можно заказать целое блюдо копченостей и сыров, овощи и маринады, или омлеты, или сэндвичи (от 5,2 евро до 8,3), но, в любом случае, в этом кафе, на мой взгляд, больше ощущаешь себя где-то в рафинированной Европе, нежели в уютной и близкой славянской душе Чехии.

Надо отметить, что поварскую бригаду этого кафе возглавляет Ярослав Гайек, который не только обладает многочисленными призами международных конкурсов (кто же без такого признания доверил бы ему лучшее в городе кафе?!), но и прославился тем, что составлял меню для международных раутов и кормил выдающихся людей, например Кондолизу Райс или премьера Словакии Роберта Фица, приходившего на завтрак недавно вместе с чешским премьером Тополанеком.

О Французском ресторане “Городского дома” я уже пару слов сказал. Не буду вдаваться в подробности об интерьере, в котором что выгороженные кабинеты для гостей, отделанные деревом, что оригинальные столы, стулья, полы, люстры и картины исполнены выдающимися мастерами и воссоздают оригинальную обстановку первой трети прошлого века. Всего этот большой ресторан, включенный в почетный список пяти наилучших ресторанов Праги, может вместить 320 особ или, в случае гала-вечера, — 150 гостей, ну а если поставить столы рядами и усадить всех плечо к плечу, то и все 400 человек!

Шеф-повар с поистине королевской фамилией Иржи Король и три члена Национальной команды кулинаров и кондитеров Чешской Республики составляют гордость и основу безукоризненного обслуживания посетителей этого ресторана.

Понятно, что в меню здесь в основном изысканная французская кухня, которая не является предметом моего исследования в “пражском путешествии”. Замечу лишь мимоходом, что маринованные мидии “Святого Якуба” или фуа-гра стоят здесь 590 крон, маринованный и приготовленный на гриле спрут на сотню больше. Говяжьи ребрышки с двойным бульоном, с домашней лапшой и овощным жульеном или суп-крем из тыквы с печеным жульеном из кабачков цукини, приправленным зеленым тыквенным маслом, стоит “всего” 490 крон, печеный норвежский лосось на лаймах с рисовой лапшой и кориандровым соусом стоит уже 690 крон, а стейк из тунца с гратуированным картофелем и провансальскими приправами — “всего” 890 крон (чувствуете разницу?!). Бифштекс с соусом из фуа-гра с коньяком “Хеннеси”, подаваемый с печеным картофелем, глазированным черным корнем и шалотткой (лук шалотт) на медово-горчичном масле, не дотягивает до тысячи всего лишь скромных пятьдесят крон. Столько же стоят и котлеты из нежной ягнятины, запеченные в розмариновом дыме, с гороховым пюре, с поджаренными на масле зелеными фасольками в ягнячьем глясе (“глясе” — прозрачный мясной сок, который употребляется для приготовления подливок).

Ну а комплексный обед (я так думаю, что вполне королевский), включающий в себя копченую утиную вырезку на листьях салата с рисом на сливках на закуску, домашний картофельный суп с лесными грибами, говяжью вырезку (свичкову) — дорозова запеченный на гриле филе-миньон с традиционным сливочно-овощным соусом, нежным молодым картофелем, домашними кнедликами и брусникой на второе, и десертом из яблочного тортика с мороженым ванильным кремом, посыпанным молотым миндалем, клубничным пюре-коулисом с карамельной декорацией, стоит в этом дворце кулинарии всего 1490 крон. Правда, “на чай” придется дать как минимум 10%, то есть еще 150 крон. Но разве это не стоит того удовольствия, что вы можете испытать, когда закончится этот обед (или ужин)!

“Пльзеньский ресторан” этого замечательного Дома я уже не стану описывать — он похож и на другие, хотя цены в нем повыше. А то, что он находится под землей, вы, скорее всего, и не почувствуете, так как интерьер в нем выполнен таким образом, что вас легко обманут огромные “фальш-окна”, из которых льется почти “дневной” свет.

Мой приятель сидел за небольшим круглым столиком с сочной зеленой мраморной столешницей и “разговлялся” уже “малым пивичком”, когда я вошел прямо с улицы, через распахнутые настежь двери в зал кафе. Мы поздоровались и для начала обменялись впечатлениями от кафе и “Обецниго дума” вообще. Народу было немало, и, когда официант подошел ко мне, чтобы выслушать мой заказ, мой приятель уже допил пиво, и мы решили выбрать для обеда более уютный и спокойный ресторан. Официант поджал тонкие губы — ему не понравилось, что я просидел просто так, но я уже привык к разным эмоциям и выражениям, меня этим теперь не проймешь, а моего приятеля тем более.

— Слушай, — предложил он, — тут рядом, вон за углом Национального банка, есть уютный ресторанчик. Может быть, он не совсем чешский по духу, но вполне интересный, и кормят там очень даже неплохо. Я как-то заходил в него с нашими земляками. Ты не против?

А чего я был бы против? Спроси он меня, куда нам податься, я бы и голову сломал. Ведь рядом, в-о-н там — “Х-Патриот”, в котором готовят только блюда чешской кухни (потому он так и называется!), а вон там, через арку, есть замечательный маленький ресторанчик “Гаштальский дедушка”, в котором на двести-триста крон можно наесться до отвала. А ниже по улице Революции обжорная харчевня “У Садлу”, а за углом на Длоугой… В общем, как мне повезло, что приятель вот так быстро поставил вопрос ребром!

— А как называется твой ресторан?

— О, у него очень интересное название — “Толстая коала”.

— Так это австралийский ресторан?!

— Нет, это хороший пивной ресторан, который держит чех Радек Бенеш, видимо, побывавший в Австралии и решивший внести некий австралийский элемент в пивное заведение, чтобы отличаться от остальных, впрочем, чего мы тянем, пошли, сам все увидишь.

Мы проходим мимо массивного серого куба Национального банка с какой-то скульптурной композицией на крыше, которую мне никак не удается разглядеть, а в общем-то, и не до нее каждый раз, и, едва втянувшись в узкий раструб Сеноважной улицы, оказываемся у цели.

Я поднимаю усталую от мелькания ресторанных вывесок голову, увожу напряженный взгляд от щербатой мостовой и в медленно опускающихся бархатных октябрьских сумерках вижу перед собой желанную дверь, а над ней освещенную вывеску с необычным для Праги названием — “Tlustá Koala” (Tlustá Koala, Senovážná 8, Praha 1). Мы уверенно входим в уютный бар, за которым в глубине проглядывается ресторанный зал в викторианском стиле с темными дубовыми панелями, ступеньками и точеными перильцами, отделяющими одно уютное выгороженное ресторанное место от другого.

Посмотрим, что нам предложит “Толстая коала”, бормочу я себе под нос, и киваю официанту, который спрашивает, будем ли мы ужинать. Конечно, будем!

И, пока он приносит кожаные папки с “идельничком”, я уже по устойчиво обретенной привычке бегло рассматриваю зал. Интерьер составлен из разного рода старых и приспособленных под старину предметов, включая уличные вывески, акварельки под викторианскую эпоху, чугунные утюги, кофемолки и прочее, на стенах множество фотографий, в основном черно-белых или в манере “сепии”, которые, конечно, рассмотреть можно, только побывав здесь с десяток раз. Основной цвет — красного дерева или, если хотите, шоколада, очень теплый и уютный. Кстати, “Толстая коала” редкий, если не единственный, для Праги ресторан, в котором кухня работает до четырех часов утра.

Я привычно скользил глазом по развернутому меню: ягнячья вырезка с брусничным соусом и жареным или отварным картофелем — 224 кроны, фирменный салат “Толстая коала” с копченым лососем, крабами, яйцами, шампиньонами и оливками — 169 крон, ягнячьи котлетки, запеченные в сыре с печеным картофелем, — 297 крон, шпиз (по-нашему шашлык) “Толстая коала”: куриные грудки, говяжья вырезка, свиная вырезка, английская ветчина, запеченные на деревянном шампуре, подаваемые с печеным картофелем, — 317 крон, свиные ребрышке на гриле, маринованные в меде и черном пиве, — всего 135 крон и далее по списку…

Чтобы не захлебнуться привычно набежавшей от всего этого соблазнительного перечня слюной и не задерживать милую барышню, терпеливо стоявшую у моего стола, я по примеру своего приятеля заказал бокал (!) “Граната” с проблескивающими искрами настоящего чешского граната, фирменный салат “Толстая коала” и запеченные на гриле маринованные в меду и красном вине свиные ребрышки, чтобы сравнить это полюбившееся мне блюдо с уже съеденными в других ресторациях. Не удержался я и от десерта, выбрав творожный торт, который, забегая вперед, привел меня в полный восторг. Приятель же остановился на более привычной для нас форме — фирменном шашлыке-шпизе “Толстая коала”: маринованные кусочки трех видов мяса, проложенные английским беконом, поджариваются на углях на деревянном шампуре, а к мясу подают печеный картофель, соус и дежурный набор нарезанных овощей. Я еще убедил его для пользы моего дела заказать яблочную шарлотку на десерт, и он малодушно согласился, о чем потом очень пожалел, так как его нетренированный желудок не был готов к таким испытаниям.

Как видно, в меню чешская и международная кухня, есть и австралийские блюда и напитки, в частности, знаменитое австралийское пиво Foster's, что каким-то образом объясняет столь необычное для Чехии название ресторана. Главной фишкой ресторана можно назвать богатый выбор пива, в том числе одиннадцать видов разливного, в котором прежде всего вся линейка пива “Старопрамен”, включая “Гранат”, темный, полутемный и светлый лежак, а так же лавинный “Вельвет” и не чешский по происхождению, но чешский по сути и качеству “Кельт”, и далее бельгийское пиво Stella Artois, Salitos Tequila Beer, индийское пиво Cobra, разливное ирландское пиво BeamishStout и целый набор бельгийского премиум-пива в бутылках. Так что это вполне пивной ресторан, но заметно отличающийся от типичных чешских пивных и интерьером, и кухней, и самой обстановкой — более консервативной и спокойной. Цены на пиво от 34 крон за светлый “Старопрамен” до 89 крон за редкий Belle-VueKriek и LeffeBruin.

Кто-то где-то в Интернете упомянул, что в “Коале” слабое место — это десерты. Действительно, шарлотка, как показала наша дегустация, оставляет желать лучшего, но творожный торт (вернее, по нашим понятиям, кекс, так как ни крема, ни каких-либо других излишеств в нем не было, а только легкий творог)… выше всяких похвал! Горячий, обжигающий воздушный торт просто таял у меня во рту, и хотя порция была огромной — практически четверть целого торта, я не смог остановиться, пока на тарелке не осталось ни крошки.

Удивительное дело — чехи умудряются изготавливать кондитерские изделия не сладкими, а вкусными! Так что всем, кто забредет в “Толстую коалу”, я рекомендую оставить немного места в желудке для творожного торта — незабываемое впечатление!

Вечером, после 17 часов здесь в динамиках пускают мировой джаз, открывается второй этаж, предназначенный для некурящих посетителей, а всего в этом небольшом с виду ресторане наберется почти двести мест. В меню есть и традиционный набор супов, цены на которые от 54 крон, есть и специальное вегетарианское меню, а баклажаны на гриле вполне удаются, что является большой редкостью для чешских ресторанов, в которых такие “экзотические” блюда готовить практически не умеют.

Порции не такие большие, как повсеместно, и именно это я теперь называю гуманным отношением к посетителю, кроме того, это позволяет не ограничиваться одним только главным блюдом, как в других ресторанах, где после огромной порции едва находишь силы выбраться на улицу. Но если вам покажется, что предложенный размер маловат, или у вас прорезался зверский аппетит, то на такой случай предусмотрена двойная порция, и цены на них даны тут же, в меню, во второй колонке. Удобно и просто. Кстати, мне показалось, что слово “простота” в самом лучшем его значении очень подходит к этому пивному ресторану.

Главным же блюдом, как вы уже поняли из моего анонса, и здесь является пиво — во всем его вкусовом и сортовом разнообразии. А еще, похоже, здесь хорошо готовят баранину, или, как называют молодую нежную баранину, — ягнятину — нечастое блюдо в чешской кухне. Исходный продукт привозят из Австралии и Новой Зеландии.

Приятной особенностью алкогольного списка является еще и то, что так же в розлив подаются австралийские вина: в частности — белое Australian Bush Chardonnay и красное Australian Bush Cabernet Shiraz (по одинаковой цене 0,75 л — 270 крон; 0,1 л — 36 крон, примерно 1,5 евро). В целом здесь готовят просто, но вкусно.

По второму заходу мы, не сговариваясь, заказали мягкий и волшебно кипящий плотной белой пеной “Вельвет”. Не знаю, почему мне раньше не нравилось пиво “Старопрамена”, теперь же и “Гранат”, и “Вельвет” были очень приятны, и обжигающее мясо к ним было лишь приятным дополнением.

В этот мой приезд, как я уже упоминал, мы практически не успели пообщаться. В прошлой жизни, там, у нас дома, мы были едва знакомы — встречались, пересекались, потом он уехал, как раз в год дефолта. Мы, оставшиеся, как-то перебились, потом дела пошли вверх, а когда я в очередной раз собрался на недельку в Прагу, кто-то мне подсказал, что у нас там “свой человек””. Надо признаться, что я легко пользовался его помощью, привозил что-то из России по его заказу — книги, фильмы, лекарства, а вот по душам мы никогда не говорили — некогда было, а может быть, не до нее…

А вот сегодня меня потянуло на расспросы, и, признаюсь, не случайно. В этот раз я узнал о Чехии, Праге и чехах что-то новое, я сам подсматривал их жизнь не то что бы изнутри, но уже и не из окна экскурсионного автобуса. И я решил задать своему мрачноватому приятелю два “простых” вопроса: почему он уехал из родной страны и почему именно в Чехию.

— Знаешь, вообще-то я никогда не собирался уезжать, хотя такая возможность у меня всегда была — и до капитализма, и после. Впервые за границу я выехал в сорок лет, а потом была возможность, и я побывал во многих странах, но меня всегда уже через неделю тянуло домой. Как большинство моих соотечественников, я много лет свято верил во все мифы нашей страны и, прежде всего, в главный — что наша страна самая лучшая на свете. А еще я верил, что придет и для нее новое счастливое время, когда и в ней люди начнут жить по-человечески, достойно. Как и все, я терпеливо ждал, когда сменится один правитель, потом другой, когда наконец падет режим великой партии строителей коммунизма, верил и ждал, считая, что такие времена обязательно настанут. Но когда такие времена пришли и мне показалось, что теперь все в моих руках и в моих возможностях, я сделал для себя страшное открытие: никакая власть не виновата в той унизительной и беспросветной жизни, которая царила на бескрайних просторах нашей отчизны, никакие правители, пусть самые мудрые и справедливые, не смогут заставить жить по-человечески народ, который сам не хочет так жить и даже не представляет, что это такое — достойная жизнь.

Можно оправдывать все, как мы делали это веками и десятилетиями, вспоминая каждый раз войну, которая будто бы была только у нас, но как оправдать в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова покосившиеся черные избы, по тусклое оконце провалившиеся в землю посреди глухой высокоствольной тайги, где никто не мешает построить терема и дворцы из корабельного леса? Помню, летом перед дефолтом я с друзьями, как обычно, сплавлялся по красавице Катуни, и вот там, в алтайской деревне, я спросил мужика, почему все дворы стоят без заборов и штакетников. “Зима больно холодная была, вот и пожгли заборы-то”, — ответствовал мне “хозяин тайги”. Бурьян и крапива в два человеческих роста, засыпная завалинка и ни одного трезвого человека в полдень рабочего дня — какая власть, какая партия виновата в этом? Это была последняя капля в накопившейся Истине, которая вдруг дошла до меня тогда, летом 1998 года. И я понял, что открыл Главную военную и гражданскую тайну России: эта великая страна веками строила свое существование на порабощении многих и многих народов, “прибавлением” и истощением все новых территорий. Этим она была всегда похожа на огромного медведя, который живет тем, что разоряет все большее и большее количество пчелиных роев. Помнишь, это великое изречение — “Могущество России прибавляться будет Сибирью…”, что висело на повороте к Академгородку и было истрепано морозами и ветрами? В нашей стране никто и никогда не ставил на то, что ее граждане научатся хорошо и терпеливо работать, организовывать и отстаивать свою жизнь, приобретут и станут дорожить своими правами, а значит, и защищать их. Нет, в России никогда не было достойной человеческой жизни, потому что само понятие человеческого достоинства в ней остается тайной за семью печатями. Эта истина открывается не многим: люди по-прежнему живут, опустив руки и голову, в надежде, что новый “царь-президент” построит для них благословенную и богатую страну. Какие законы в ней ни устанавливай, какие западные системы ни перенимай, а за эти годы я уже видел в России и новых президентов, и сотни, если не тысячи новых законов, но ими просто некому пользоваться. Мне кажется, что другой такой страны, кроме диких африканских племен, на свете и нет, в которой практически 100% населения не знают даже собственной конституции! Ну а когда я все это понял, то оставалось только уехать, благо в тот момент еще было на что.

Он посмотрел через пузатенький фигуристый бокал пива на свет и залпом допил красноватый искрящийся “Гранат”, к которому решил вернуться после пенистого “Вельвета”. Мне же оставалось только слушать.

— Почему в Чехию? Причин очень много, но приведу лишь самые главные. Ну, во-первых, мне здесь очень нравится. Нравится спокойная размеренность чешской жизни, великолепные пасторальные ландшафты, замки на вершинах, тенистые столетние дубовые леса, уютные маленькие домики под красными черепичными крышами. Все как в Германии, но гораздо лучше, потому что люди, живущие здесь, тоже славяне, близки нам по духу и менталитету гораздо больше, чем пунктуальные, аккуратные трудоголики-немцы. Потому что у нас есть общее прошлое, которое мы одинаково не любим, но оно поневоле делает нас родственниками, и от этого уже никуда не деться. А еще потому, что женщины в Чехии очень стройны и красивы, похожи на самых настоящих русских женщин, такие же голубоглазые и русоволосые. Потому, что люди вокруг очень похожи на наших, но времен 70-х годов и в Ленинграде. Они так же спокойны и невозмутимы, так же приветливы и вежливы, так же неотрывно читают газеты и книги в метро и даже в часы пик умудряются в плотно набитом вагоне метро не прикасаться друг к другу. Я долго поражался тому, что главные граждане этой страны — это дети, причем это не декларативно, как было у нас, а на самом деле! Им позволяют буквально все! Когда они шумят в транспорте или на улице, никто не делает им замечаний, а главное, ни у кого это не вызывает лютой неприязни. Это ведь дети! Мне нравятся простые ценности чехов, из которых главная — это семья. Тот самый наш известный лозунг “Раньше думай о родине, а потом о себе” приобретает в Чехии подлинный смысл, так как на чешском языке слово “родина” — это семья, правда, ударение немного не наше, но это не существенно, так ведь? Я не могу не уважать таких людей, которые очень слаженно образуют народ, народ, который, будучи очень маленьким, вернее, немногочисленным, все-таки чутко относится к своим правам, к защите своего достоинства.

Юркая официантка, которая успела нас предупредить, что придется подождать, пока она обслужит группу туристов (мы уже услышали родную речь), занявшую большой стол в углу зала, по пути поставила нам по бокалу свежего пива, чтобы нам было легче ждать. Она и не знала, что за разговором мы уже и подзабыли о своих заказах. Приятель говорил спокойно, без надрыва, видно было, что он давно ответил для себя на эти вопросы и теперь просто пересказывал мне свои отточенные временем мысли.

— Вот поэтому мне очень хорошо живется в Чехии. Конечно, хотелось бы, чтобы жить так и дома, но… Знаешь, сначала сознание того, что вся Чехия в три раза меньше Новосибирской области, угнетало меня. Я чувствовал себя здесь Гулливером: казалось, стоит протянуть руку, и уже вылезешь за ее границы. Но со временем я поездил по Чехии и был поражен тем, что она оказалась совсем не маленькой. В ней есть все — и горы со снежными шапками, и озера, и скалы, и каньоны, леса и поля, причем во многих местах до горизонта не видно ни поселков, ни людей, лишь леса и поля. Здесь нет скученности, нет тесноты. Это сказочно красивая страна, и для меня Чехия — это рай на Земле. После целой жизни в Сибири и на Севере чешский мягкий климат радует меня любой погодой. Неиссякаемый источник моих положительных эмоций — это погода в Чехии. Каждый раз, выходя из дома, я мысленно восклицаю: “Как хорошо!” Ни дождь, ни снег не создают здесь слякоти и грязи, в которой мы привыкли жить в любое время года, зеленый цвет газонов, стлаников-кустарников и хвои ни на один день не уходит с глаз. Разве что в рождественскую ночь навалит снега пушистой шапкой и превратит и без того всегда сказочную Прагу в пряничный городок.

Согласен, жизнь не так проста, как она кажется, есть много и неприятных моментов. Например, здесь не любят русских, считая их, как и в Прибалтике и других бывших республиках, оккупантами. А разве было по-другому? Разве наша страна не давила чужой народ, в том числе и танками, как, впрочем, и свой, пытаясь на правах старшего брата научить жить по-своему? Сколько угодно случаев в жизни, когда настоящие братья ненавидят друг друга, а ведь чехи нам никогда не были родными. Они сами по себе. Поэтому я понимаю их и не сужу, тем более что за все время проживания здесь никто открыто не высказал мне свою неприязнь, тем более не унизил и не обидел меня. Я знаю, что этот антагонизм есть, но на себе я его ощущаю очень редко, за все десять лет, что я здесь живу, может быть, раз пять, да и то — только ощущал.

Нет, я не идеализирую чехов, за эти годы я узнал их с разных сторон, мне довелось полтора года вести бизнес в одном из старых районов Праги, который сами пражане называли “дном”. Но это они сильно преувеличивали, они и не знают, что такое настоящее “дно”! Да, и среди чехов, как среди людей вообще, встречаются всякие, но, отметая все тонкости, скажу одно: при всех своих недостатках они живут в сто раз лучше, а главное, достойнее нас! Этим сказано все, и добавить нечего! Я мог бы часами рассказывать о своей жизни в Чехии, но понимаю, что терпение твое не беспредельно, тем более что, думаю, тебе, как настоящему нашему человеку, очень неприятно, когда так хвалят других или другую жизнь. Я не хочу, чтобы в этот вечер мы с тобой начали бессмысленный спор, но все-таки не могу промолчать и не сказать еще об одном источнике положительных эмоций: они у меня возникают всякий раз, когда мне приходится общаться с чешскими чиновниками и официальными органами. Раньше, на родине, когда я соприкасался с родным государством в лице ли паспортисток или прапорщиц военного учета, милицией, санэпидемстанцией, налоговиками и прочими чиновниками, во мне просыпалась жажда пугачевского бунта. Унижения, которые я испытывал, вызывали желание отомстить голыми руками и тут же. А теперь, когда со мной приветливо здороваются, прощают мне мой никакой чешский язык, вежливо улыбаются и помогают заполнить бумажки, а увидев нарушение или ошибки, не спешат стереть меня в порошок, а подсказывают, как исправить, и дают на это время, когда в любом случае мое человеческое достоинство никто не попирает — я выхожу из дверей многочисленных “уржадов” с прекрасным настроением и улыбкой. Ладно, давай оставим эту тему, вот и наша кормилица несет нам заказанные яства. Тем более что я, кажется, на твои вопросы все-таки ответил. Так?

Я кивнул, допил пиво, и подвинул к себе блюда с горячими ребрышками и горкой фирменного салата. Однако то ли тема разговора была виновата, то ли индюшатина, съеденная мной еще днем у “Парашютистов”, не успела освободить места, принялся за еду без особого аппетита, но недаром народ подметил, что он, аппетит, приходит во время еды. Мясо было сочным и нежным, салат весьма оригинальным, “Гранат” способствовал процессу, и скоро я увлекся и не остановился, пока не очистил тарелки. Приятель тоже был увлечен едой, попивал пивко, оставляя пенные усы и поглядывал в сторону наших туристов, которые довольно-таки бурно выясняли отношения с маленькой официанткой. Огромная толстая тетка, зажав большую сумку в необъятных подмышках, что-то требовала и громко ругалась. Мы услышали слово “счет”. Видимо, нашим не угодили…

Приятель, словно продолжая прерванный трапезой разговор, глядя на небольшой скандал, весьма редкий для чешских ресторанов, сказал:

— Понятно, что, как у каждой медали, у моей жизни в Чехии есть и оборотная сторона. Я иногда представляю, что вот мы в своей стране жили, как рыбы в грязной отравленной реке, например, в нашей Оби или в соседской Томи. Нам было суждено прожить трудную и короткую жизнь, ты ведь знаешь, что в Новосибирске средняя продолжительность жизни мужчин всего 52 года. То есть по той шкале я уже свое давно отжил. Но вот меня и таких, как я, что уехали сюда или в другие страны, перенесли в чистую чужую речку. Может быть, мы теперь и проживем дольше, но это в любом случае чужая река, чужая жизнь. А нам всегда будет не хватать нашей привычной мутной воды, тем более что и добычу мы умеем добывать только в такой воде, а проще говоря, оставив там свои проблемы, криминальную обстановку, лживость и продажность всевластвующих чиновников, вечно пьяный и несчастный народ, мы оставили там и свою жизнь, какой бы она ни была. Ладно, чего уж так грустно и всерьез в наш последний вечер, давай лучше поговорим о чем-нибудь повеселее. Ну, и как тебе пражские рестораны?

Но веселее уже не получилось, хорошо, что в этот момент наша девчушка-официантка принесла нам кофе и десерты. Приятель обжегся шарлоткой и надолго замолчал, а я проникся нежностью творожного пирога и с наслаждением отвлекся от всех мирских забот.

Мы еще прошлись с ним по пустынным улочкам, я, как всегда, остановился перед мавританской сказочной красоты синагогой на Иерусалимской улице: она в подсветах скрытых прожекторов выглядит так, словно из арабской сказки была только что перенесена сюда неведомым и всесильным джинном. На вокзале мы расстались: нам обоим нужно было в метро, но в разные стороны, а перроны на Главном вокзале разделены путями. Так мы и стояли некоторое время друг против друга, улыбаясь как-то нескладно, пока подошедший поезд его не унес в сторону Флоренс, а через минуту пришел и мой поезд до Ходова. И все-таки разговор оставил у меня какой-то грустный осадок, и приятель это, видимо, чувствовал.

Я вернулся в свой свежеубранный номер в пансионе, открыл окно — ночь была по-летнему теплой, вокруг бесшумно ворочался, опускаясь на прогретую за день землю, густой туман. Не верилось, что дома у нас сегодня шел плотный снег с дождем.

Говорят, что в бухгалтерии день приезда и день отъезда считают за один день. Ну, это у кого-то один день, а у меня так точно два. Мой рейс только вечером, я договорился с обходительным хозяином пансиона, что он подвезет мои вещи прямо в аэропорт к началу регистрации, а я налегке могу сегодня еще раз выйти в город, чтобы подышать на дорожку теплым осенним воздухом, настоянным на пожухлых листьях и свежескошенной траве, полюбоваться розами на Вацлавской площади и поставить, как говорят чехи, sladku tečku — сладкую точку в конце своего кулинарного путешествия. А еще чехи говорят: třešňe na dorte — черешенка на торте, имея в виду последнее и самое изысканное украшение на чем-то вкусном. В общем, я уже давно придумал, что по дороге в аэропорт заеду в какое-нибудь кафе-кондитерскую и отведаю напоследок чего-то настолько вкусного, чтобы сохранить его ощущение до самого возвращения домой. А выбрать, как всегда, не так уж просто.

Я читал, что в кафе “Лувр” замечательные десерты и торты. Я слышал, что в кафе “Империал”, которое открылось после большого и капитального ремонта, тоже очень неплохо представлены кондитерские изделия. Я не раз раньше посещал фруктовый бар “Гайек” на Вацлаваке. Хороша кондитерская в пассаже “Светозор”, замечательная — в пассаже “Луцерна”, а какие штрудели в “Панерии”! Да что там говорить, в Праге кондитерских… ну, как грибов после дождя, но в этот раз я выбрал только что открывшуюся кондитерскую “У Мышака”, что на Водичковой, напротив Дома Новака, в недавно отреставрированном красивом бело-красном здании с многочисленными пилястрами.

Я уже слышал, что это легендарная кондитерская, которая почти век с 1910 года ублажала вкус пражан изысканными десертами и тортами. Даже во времена аскетичного советского режима сладкое любили все, и кондитерская продолжала свою миссию, но в 90-х годах прошлого века обстоятельства вынудили ее закрыться. И вот, спустя почти двадцать лет, вобрав в себя тридцать миллионов крон на восстановление, этот маленький дворец сладкоежек открылся снова.

Интерьер, сложенный благородными породами дерева и итальянским мрамором, мебель, обтянутая мягкой кожей нежно-кремовых и белых тонов, стекло, за которым дразнит и вызбуждает вкус изобилие фруктов, кремов, шоколада и прочего кондитерского великолепия, предупредительный персонал, улыбающийся вам так, будто вы пришли на их день рождения, и, хоть и небольшая, но вполне сказочная лестница с подсветкой, создающей иллюзию парадной лестницы, ведущей на второй этаж, в самое сердце кондитерской, где вас проведут к круглому столику, посадят на мягкий диван, очаруют и угостят незабываемым тирамису — классическим итальянским десертом, от которого никто не сможет отказаться, — божественное сочетание слоев кофе и сливок, а само название десерта в переводе с итальянского означает “подними мне настроение”. И, как говорят знакомые итальянцы, произносится с ударением на последний слог: тирамисý. И во всей обстановке неприкрытый культ шоколада, властвующий здесь и во всем дизайне интерьера.

Одна из учениц великого кондитера Мышака открыла современному шеф-повару кондитерской Павлу Юрашеку давние тайны приготовления самых популярных закусок и десертов. Так что сегодня кондитерская авторитетно заявляет, что знает, чем потешить взыскательную пражскую публику. Треть всех тортов будут изготавливать по старым, еще Первой Республики, рецептам. Это будут традиционные ореховые, трюфельные, шоколадные торты с “тяжелыми” масляными кремами, рулеты с марципанами и знаменитый венский “Захер” — именно те изделия, которыми прославился сам Мышак, однако будут и “легкие” современные торты и шоколадные пралинки, ну и конечно прославленный “кубок” Карамель. Другой безошибочной приманкой клиентов будут двадцать сортов сливочного мороженого, приготовленного по специальной рецептуре непосредственно в кондитерской “У Мышака”.

Во времена ее наивысшей славы посетителями и завсегдатаями кондитерской Мышака были такие личности как Эмма Дестинова — мировой славы певица, солистка Берлинской, Венской, Пражской оперы и Линкольн-центра в Нью-Йорке, Олдржих Новы — салонный комик и герой-любовник в чешских фильмах, позже ставший известным и в Советском Союзе по комедии 1955-го года “Музыка с Марса”, которая кое-чем тогда напоминала успешную “Карнавальную ночь”. Бывал здесь и первый президент Чехословакии Томаш Масарик. Говорят, что и сам Климент Готвальд — коммунистический президент Чехословакии — и тот заказывал здесь торты, особенно выделял традиционный чешский ореховый торт.

Ореховый торт по-чешски

Для приготовления потребуются: для бисквита: яйцо — 4 шт., сахар — 1 стакан, сухари молотые — 3/4 стакана, орехи грецкие (очищенные) — 1/2 стакана; для крема: яйцо — 2 шт., сахар — 1 стакан, картофельная и пшеничная мука — по 1 ч.л., орехи грецкие — 1/2 стакана, молоко — 3/4 стакана, масло сливочное — 100 г; для пропитки: орехи грецкие — 1/2 стакана, сахар — 4 ст. л., молоко — 1/3 стакана; для помадки: какао — 2 ст. л., сахар — 3/4 стакана, вода — 3/4 стакана, масло сливочное — 50 г; для украшения: апельсин — 1–2 шт.

Взять 4 яйца, предварительно охлажденных, отделить белки от желтков, желтки растереть добела со стаканом сахара, добавить сухари, предварительно смешанные с 1/2 стакана измельченных грецких орехов. Белки взбить в крутую пену и выложить их на желтки, после чего осторожно сверху вниз перемешать. Круглую форму для торта смазать маслом, припудрить мукой, выложить в форму тесто и выпекать в нагретой духовке до готовности. Готовность проверить деревянной лучиной. Готовый бисквит разрезать на 2 коржа, которые пропитывают ореховой массой. Положить один корж на другой, верхний корж смазать кремом и всю поверхность украсить дольками апельсина. Центр торта оставить без долек и залить помадкой. Бока торта также украсить помадкой. Для пропитки бисквита готовят следующую смесь: измельченные орехи соединить с сахаром, влить молоко и кипятить, помешивая, до размягчения орехов. Для крема 2 яйца растереть добела со стаканом сахара, прибавить смесь из картофельной и пшеничной муки и молотые орехи. Все тщательно растереть, чтобы не осталось крупных ореховых кусочков, постепенно влить горячее молоко. Поставить емкость с кремом на слабый огонь и, постоянно помешивая, проварить до загустения. Продолжая помешивать, остудить и добавить сливочное масло. Для помадки какао смешать с сахаром, добавить воды, поставить на огонь, мешая, варить до загустения. Снять с огня, дать немного остыть и добавить масло.

Сейчас эта роскошно отделанная кондитерская, расположенная на трех этажах, где повсюду предусмотрен свободный доступ посетителей к барам и стойкам, если вы не захотите присесть и быть обслуженным персоналом. Всего вместимость кафе на трех этажах 144 места, и каждое кресло, и все оборудование этой кондитерской были изготовлены с такой целью, чтобы хотя бы в небольшой степени воспроизвести великолепие и богатство кондитерской времен Первой Республики. Во многом этому способствовали фотографии тех времен, по которым и воспроизводили интерьеры и мебель. Благодаря замечательной работе архитекторов и дизайнеров, сегодня эта вновь открытая кондитерская больше напоминает замок, чем кафе. Пульты и бары были изготовлены в Италии, мебель — столы и кресла — делали мастера Чехии. Владелец кондитерской пытался по объявлениям собирать подлинные предметы интерьеров того времени — зеркала, светильники, кресла, ширмы, картины, но эта затея оказалась безуспешной. Тем не менее обстановка передана с очень большой достоверностью, хотя все в ней сделано руками современных мастеров.

Я вошел с Водичковой улицы в центральную дверь кондитерской (оказалось, что туда можно пройти и из соседнего стеклянного современного здания-пассажа с тем же именем “Мышак” и попасть сразу в главный зал на втором этаже). В центре зала большой овальный замкнутый бар, чем-то напоминающий аквариум, за которым девушки обслуживают тех, кто пришел за сладостями, а лакомиться ими будет дома. Сразу же за ним видна та самая лестница-чудесница, которая ведет наверх — в большой или, как я его вольно назвал — главный — зал кондитерской. Не возьмусь уже сейчас, на пределе собственных сил, описывать это великолепие, но должен сказать, что весь интерьер напоминает мне элементы праздничного торта, причем обильно украшенного шоколадом — темным, почти черным, так и хочется сказать: горьким, и белым шоколадом наверху, а еще в розетках и вставках на стенах и потолках тонкое ажурное кружево, напоминающее шоколадное украшение, которое я увидел в чьей-то вазочке с неописуемым десертом.

Правда, размеры кондитерской весьма скромные, проходы между столиками и пультами подразумевают, наверное, что лакомиться здесь будут только грации из труппы Национального балета, которым подобные искушения запрещены строжайше. Такие же “линкоры” или даже “авианосцы” как я, с трудом, да и то бочком-бочком, еле-еле проходят в этих изящных просторах, особенно сложно на винтовой лестнице, где разминуться вдвоем можно лишь с большим трудом. У входа на втором этаже посетителей встречает улыбающийся молодой человек, вызвавший у меня странные ассоциации, однако он уверенно провел меня вглубь, во второй зальчик, довольно-таки заполненный публикой, в основном, конечно, женщинами, и словно по волшебству нашел для меня место. Я устроился на уютном, белой кожи, диванчике, получил узкую “раскладушку” меню и уже “набитым” глазом практически сразу же охватил весь спектр предложенных удовольствий. Рядом сидела молодая пара. Она, жмурясь от наслаждения, маленькой фигурной ложечкой поедала суфле с шоколадным кружевом, вафельками и еще чем-то невероятным, а он с таким же наслаждением смотрел на нее, лишь иногда отвлекаясь на фирменный “венский Захер торт”.

Итак, на первом месте стоят “кубки” с мороженым: “Корона князя Вацлава” — ванильное, ореховое и шоколадное мороженое, соус “дольче латте”, взбитые сливки и шоколадная декорация (по-видимому, это и есть та самая ажурная решеточка из шоколада, о которой я уже упоминал); “Луцерна” — мороженое черничное, лимонное, клубничное, фрукты, взбитые сливки, клубничный сироп, шоколадная декорация; есть и традиционный — “Горячая любовь” — ванильное мороженое с горячими ягодами малины, с орехами и взбитыми сливками, и “погар” (кубок) “Влтава” с тремя сортами мороженого (йогуртовое, сливочное и ванильное) с вишнями, вишневым сиропом, взбитыми сливками и шоколадом, но почему-то наиболее известным считается фирменный “Карамельный кубок Мышак”, прославившийся еще в начале прошлого века, в котором три шарика ванильного мороженого политы специальным карамельным соусом, посыпаны орешками и накрыты сверху шапкой взбитых сливок. Все “кубки” по одной цене — 120 крон.

Далее идут десерты: “яблоко в халате” (типа картофеля в “мундире”?), фруктовый салат, сдобренный французским коньяком Гран Марнье (120 крон), знаменитые тирамису — двух видов: кофейное и клубничное, нежное шоколадное фондю с соусом из лесных ягод (самый дорогой десерт — шоколадное фондю — 130 крон), крем Брюлле, шоколадная пена с ликером Коинтрё и, наконец, знаменитый венский торт “Захер”, порция которого стоит всего 70 крон.

Есть еще три десерта, которые идут в ностальгической главе “Вспоминая господина Мышака”. В ней клубника с взбитыми сливками и листьями мяты, банан в шоколаде с мороженым и сливками и неизвестный мне “MalyMyšak”, а затем уже перечисляются кофе восьми сортов, какао, горячий шоколад, несколько сортов чая, из которых особой популярностью пользуется натуральный чай из мяты, и даже просто горячее молоко!

Минеральная вода из чешских, французских и итальянских источников, и целая страница благородных алкогольных напитков, которые хорошо сочетаются с кондитерскими изделиями: от Чинзано, Мартини и Кампари до виски, коньяков и французских ликеров.

Я, хоть и чувствовал себя неловко в шумном женском обществе, с удовольствием поглощавшем десерты и мороженое, заказал классическое кофейное тирамису (не могу даже предположить, какого рода это слово, может быть, все-таки мужского, от слова “десерт”?), капуччино и серпик творожного торта, от которого мне не хватает решимости отказаться. Все было замечательно, хотя мне показалось, что тот творожный торт, что я съел в “Толстой коале”, был все-таки вкуснее.

На Карловом мосту ты улыбнешься, переезжая к жизни еженощно вагончиками пражского трамвая, добра не зная, зла не забывая. На Карловом мосту ты снова сходишь и говоришь себе, что снова хочешь пойти туда, где город вечерами тебе в затылок светит фонарями. На Карловом мосту ты снова сходишь, прохожим в лица пристально посмотришь, который час кому-нибудь ответишь, но больше на мосту себя не встретишь. На Карловом мосту себя запомни: тебя уносят утренние кони. Скажи себе, что надо возвратиться, скажи, что уезжаешь за границу. Когда опять на родину вернешься, плывет по Влтаве желтый пароходик. На Карловом мосту ты улыбнешься и крикнешь мне: печаль твоя проходит. Иосиф Бродский, 29 июня 1961, Якутия

Я вышел через стеклянные двери, ведущие в соседний пассаж с тем же именем “Мышак”, спустился по эскалатору и оказался на шумной Водичковой. Пора было ехать в аэропорт. Мое путешествие заканчивалось. Я еще прошел через пассаж “Луцерна”, останавливаясь на секунду возле дверей ресторанов и кафе, глядя привычно на меню, которое чаще всего было типично чешское.

Я подумал: сколько раз я уже употребил здесь словосочетание “типично чешский”? А ведь на самом деле это совсем не означает, что все это одинаковое! Дело как раз в том, что типов чешских заведений приличное множество, я так сразу и не возьмусь определить, сколько. Есть типичная чешская пивная — деревянные столы, скамьи, простая дешевая горячая еда, острые и соленые закуски и всегда свежее и холодное пиво. Я бы мог назвать таких пивных десятки и даже, не побоюсь ошибиться, сотни, но сейчас у меня перед глазами — пивная “У милосердных”, что находится на углу улицы с таким же названием и Козьей. Степенно, приветливо, сытно, уютно.

Есть типичный чешский ресторанчик, который хоть и называется госпóда, как например, “Чешская госпóда”, что совсем неподалеку от “Милосердных” на той же улице Козьей, но на углу с Везенской улицей, но это уже не просто пивная, а уютный и, почему-то хочется сказать, домашний ресторанчик, в котором немного мест, а значит, не будет слишком накурено и шумно, интерьер же насыщен мелкими деталями, которые можно рассматривать весь вечер, если не найдется другого занятия. Здесь подают большие, не сказать — огромные, порции, и цена всегда вас приятно удивит. Из такого заведения, впрочем, как и из любого другого в Праге, да и во всей Чехии, наверное, вы выйдете с полным желудком, кляня себя за невоздержанность, необузданное обжорство, которому легко и быстро найдете оправдание: вкусная, очень вкусная и с душой приготовленная еда не может не соблазнить хорошего человека.

Есть “Большие пивные” — типа “UVejvodů” (“У герцога” — оказалось, что чешское слово vejvoda переводится не “воевода”, а “герцог”, знали ли об этом наши русские тароватые воеводы, которым Иван Грозный бороды и чубы за казнокрадство рвал?), “У Калиха”, “У Флеку”, “У медвидку” и прочих “У”, в которых собираются сотни гостей и которые у меня оставили впечатление шумных ярмарок и народных гуляний. Здесь, может быть, вам не уделят столько внимания, и еда, возможно, будет не такая душевная (но все равно вкусная и доброкачественная), но зато вы почувствуете силу общего праздника, заразитесь настроением, будете шуметь, подпевать и стучать кружкой по столу. В общем, если вам захочется такого праздника, вы его здесь найдете — под песни цыган, под всполохи огня, пожираемого фокусниками, и так далее, и так далее…

Есть небольшие семейные ресторанчики, с очень выдержанными интерьерами, обязательно соответствующими названиям, с уютными зальчиками и небольшими салонами, где вы можете остаться наедине с любимым человеком, с другом или даже с самим собой. Вас не будут обкуривать, вам не помешают крики и шум, и праздник или печаль, задумчивость или любое другое настроение, которое вас в этот момент посетит, никто не разрушит. Столы здесь покрыты скатертями, салфетки накрахмалены, приборы блестят, а еда заставит вас на какое-то время отвлечься от проблем и испытать полное наслаждение. Это может быть недорогой ресторан типа “У мельника” на Нерудовой или там же уютный ресторан “У черта”, а может быть достаточно дорогой, но изысканный аристократический ресторан с салонами, с сигарами в специальных боксах, с серебряными чайничками, попугаями, уважительно молчащими в больших клетках, и канарейками, ублажающими ваш слух затейливыми руладами, с внимательной и предупредительной обслугой, которая никогда не укорит вас ни взглядом, ни жестом, даже если вы всего лишь выпьете здесь чаю с изумительным грушевым пирогом, как это сделал я в “Золотой груше”. Такие заведения понравились мне больше всего.

Еще есть консервативные и степенные рестораны-кафе типа “Славии”, что напротив Национального театра на берегу Влтавы, или “Парижское кафе” в “Городском доме”, или кафе “Ориент” в Доме кубизма “У черной мадонны”, или кафе “Лувр”, что славится своими десертами. И это будут тоже типично чешские заведения!

И ресторан “У Садлу”, позиционирующий себя “средневековой корчмой”, о котором я скороговоркой рассказывал выше, тоже типичный, но уже из другого класса, и в нем так же сытно и по-своему интересно. А ведь таких ресторанов сотни. Когда я начинал свое путешествие по пражским ресторанам, я вроде бы понимал, что передо мной целая неведомая мне страна, которую невозможно объять ни за неделю, ни за месяц, ни даже за год. Помните, в самом начале я упоминал, что если посещать каждый день по одному ресторану, без выходных и простоев, на это уйдет ровно 10 лет жизни, а где ж их взять?

За эти несколько дней я даже устал, объелся, и, как ни жаль, мне пора уже покидать гостеприимную и хлебосольную Прагу. А ведь я так хотел рассказать вам еще и о замечательных ресторанах “У чешских пану” или “Худоба” на Виноградах, о самом гурманском ресторане, из тех, что я посетил в Праге: “У баснику панве” (“У поэта сковороды” — вы только вслушайтесь в эту музыку — поэт, воспевающий сковороду!) — единственный ресторан, где мне пришлось достаточно долго, минут сорок, ждать своего заказа, но когда я, вспоминая и проклиная минувшие советские времена, закипел, казалось бы, праведным гневом, мне принесли величиной в колесо телеги блюдо такой изысканной вкуснятины, что я моментально оттаял и даже растаял, и запомню теперь этот ужин до конца своих дней.

А как промолчать про “Глучну самоту” (RestauraceHlučná samota Záhřebská 14, Praha 2), настоящий дом-музей Богумила Грабала. Пусть он никогда не был в этом ресторане, но когда его затевали, хозяева решили посвятить его своему знаменитому писателю. Здесь все стены в фотографиях Грабала, а его бюст создает некоторый эффект присутствия. Мне здесь очень понравилось, и в отличие от “Золотого тигра”, где я чувствовал себя совершенно чужим, как и “У черного вола”, здесь я мог побыть с Грабалом наедине, и именно здесь я вспомнил его незабываемой силы короткий рассказ — всего в два предложения, из которых первое:

“Я — поклонник солнца в ресторанчиках под открытым небом, любитель глотка луны, отраженной в мокрой мостовой, я шагаю прямо и ровно, в то время как моя жена дома, хотя и трезвая, совершает неверные движения и пошатывается, шутливое толкование Гераклитова “Panta rhei” переливается у меня в горле, и любая пивная на свете видится мне скопищем оленей, сцепленных между собой рогами беседы, выведенное крупными буквами memento mori!, сквозящее во всех вещах и людских судьбах, вновь и вновь дает повод выпить sub specie aeternitatis, так что я — догматик в жидком состоянии, теория тростника и дуба — моя движущая сила, я — испуганный человеческий вскрик, который снежинкой падает на землю, я вечно спешу, для того чтобы два-три часа в день бездеятельно и деятельно мечтать, ибо я хорошо сознаю, что человеческая жизнь течет так же, как тасуется колода карт, что лучше меня кто-нибудь выстирал бы или обронил вместе с носовым платком, иногда кажется, будто я предвкушаю, что на меня вот-вот свалится миллион, хотя я отлично понимаю, что в конце концов мне выпадет смеющийся ноль, что весь этот хоровод начался с капельки семени и закончится потрескиванием огня, после такого прекрасного начала — столь прекрасный конец, и в миловидном обличье жизни ты ласкаешь кумушку Смерть…” — и так на протяжении двух страниц, а второе предложение — всего лишь короткий призыв: “Официант, у вас найдется для меня еще один гуляш?”

Как жаль, что я не могу привести здесь все первое предложение — редактор все равно не пропустит, но, может быть, вы сами найдете “Руководство для ученика Пабителя” и прочтете его, чтобы понять мои мысли и чувства, навеянные в ресторанчике “Шумное одиночество”.

Я так хотел рассказать вам в подробностях об еще одном замечательном уголке Праги — улочке Каролины Светлой, где на отрезке, вдвое короче Длоугой, столько же ресторанов, если не больше. А как душевно я посидел в ресторане “Столетие”, в котором каждое блюдо названо в честь какого-либо выдающегося человека, отметившего своими достижениями прошлый — XX век! Там можно отведать роскошный бифштекс Эрнеста Хемингуэя, который подается горящим в пламени любимого джина писателя. Я отведал там замечательный салат с печеными яблоками и утиной печенкой имени Эммы Дестиновой — выдающейся певицы с мировой славой, и рулет из индейки, начиненный брынзой, имени Рудольфа Антонина Дворского — чешского композитора, бежавшего в 1950 году из коммунистической Чехословакии с помощью угнанного самолета, как это хотел сделать и наш беглец — Иосиф Бродский. Так что пообедать в “Столетии” — это не просто набить желудок вкусной едой, здесь еще можно вспомнить и узнать много замечательных великих имен.

На этой улочке по-соседски устроились и грузинский ресторанчик “У Ирмы”, и афганский ресторан “Кабул”, и ресторан имени писателя Рильке, и пивная “У хлупатого духа”, в которой вечером не найдете свободного места, и знаменитый “Тингль-Тангль” — небольшой клуб, где, по отзывам наших туристов, проходит лучшее в Праге шоу трансвеститов...

В общем, вы поняли мою мысль: каждый при желании найдет в Праге свое любимое заведение. И даже не одно, и сможет ублажить и желудок, и душу. Но все-таки, заканчивая на такой оптимистичной ноте, я хочу сделать несколько, может быть, и не новых заявлений: в моих впечатлениях нет рекламы, мне не проплачивали хозяева заведений, чтобы я их хвалил. Все, что мне понравилось, соответствовало моему личному представлению и вкусу, кому-то, в том числе и вам, уважаемый читатель, это же может не понравиться. Вы можете попасть в другой момент, под другое настроение, и персонал к тому времени может смениться, и так далее и так далее…

Причин тому, что описанное мной не совпадет с вашим мнением, может найтись десятки, поэтому “не стреляйте в пианиста — он играет, как умеет”, мне же хотелось рассказать вам о Праге, Чехии, чехах и замечательных пражских ресторанах и пивных то, что я узнал и увидел сам.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg