Содержание
Принцип города: организационное представление
Основные подходы к представлению города
Историческая типология городов
Базовые характеристики исторической типологии городов
Архаический город
Сословный город
Индустриальный город, или мегаполис
Региональный город, или технополис
Город и коммуникации
Коммуникативная экология города
Мир персонального дома
Правовое обеспечение развития городов: сложности и проблемы
Литература к этой части
Тезисы к представлению о формах понимания города
Принцип города: организационное представление
Никитин В. А., Никитина Е. Н.
Принцип города: организационное представление / В. А. Никитин, Е. Н. Никитина. - Тольятти : Междунар. акад. бизнеса и банк. дела, 2000. - 46, [1] с. : ил.; 20 см. — (Труды Международной академии бизнеса и банковского дела) (Серия «Городские программы»).; ISBN 5-8146-0013-6
(Труды Международной академии бизнеса и банковского дела) (Серия «Городские программы»)
На обл. авт. не указаны
Экономическая география — Российская Федерация — Города и городские поселения
FB 3 00-14/358-6
Данный сборник материалов призван задать видение города, предназначенное, во-первых, для решения задач организации и управления, во-вторых, указывающее на операции и процедуры работы с городом, языки их представления, а не на морфологию городских элементов или функциональные модели города, что присуще представлению города в исследовательском или проектном подходах.
Сборник представляет собой материал к курсу лекций по тематике управления городом, прочитанных в Международной академии бизнеса и банковского дела в Тольятти. В соответствии с принятой в Академии образовательной технологией знания выступают как сопровождение проектных разработок и имитационных игр, а также как средство описания опыта. По этой причине курсы создаются на каждый учебный год заново, постоянно идет изменение концептуальных оснований и накопление средств работы с городом. Отсюда и жанр данной книги — материалы лекций, а не законченная теоретическая и методическая разработка.
Сборник является второй публикацией Международной академии бизнеса и банковского дела по теме городского развития (первый — «Понятие о городе» — вышел в 1995 г.) и обобщает результаты работы последних трех лет, связанные во многом с подготовкой первой группы городских менеджеров.
С 1999 года в Академии начался новый этап работ, ориентированный на создание большого комплексного проекта развития города Тольятти и Самарского региона. Для разработки этого проекта под руководством А.П.Зинченко была отработана идея коммуникативной имитации на макете отношений управленческих и проектных позиций, концепций городского развития. Эта работа еще только развертывается, и этап обобщения опыта впереди.
Материалы сборника имеют разную жанровую ориентацию — это и типологии, и концептуальные полагания, и теоретические и методические штудии, и эссе, и вспомогательные материалы. Такой подход к составлению сборника принят сознательно, исходя из стремления задать живую и разнообразную картину форм представлений о городе, не связанную в жесткую конструкцию и пригодную для трансформаций и разборки на элементы.
Название сборника обусловлено ориентацией авторов не на теорию или модель города, а на некий принцип города как организованности, употребимый в различных типах работы с городом.
Основная идея книги — задать историческое отношение к феномену города, показать постоянные изменения форм его организации не как собственную эволюцию, а как результат работ группы управленцев и профессионалов.
Сборник предназначен для студентов и аспирантов специальностей управления и социокультурного проектирования, специалистов в области развития города. Также сборник является дополнением к дистантному курсу «Организационное представление города».
Основные подходы к представлению города
Если посмотреть на работы, где описывается город, то можно выделить ряд основных подходов (см. схему 1).
Схема 1. Представление города
Представление города есть сложная конфигурация специальных и профессиональных описаний.
Город предстает для понимания, конструктивной работы и действования в форме описаний.
Описания производятся исходя из представлений и языков деятельных ролей и позиций в обществе.
Никакое описание не дает полного представления о городе. Город в этом смысле есть сумма описаний.
Каждый участник работы с городом исходит из своих способов его описания, в их языке формулирует оценки ситуации, суть конфликтов и предлагает пути выхода из них, а также истолковывает другие тексты. Только позиция организатора городских проектов и программ предполагает взаимосогласование разных языков описаний для организации совместных работ городского строительства.
Для перевода иных типов описаний в организационное необходимо отказаться от содержания, стоящего за каждым иным описанием, их объектности и предметности и перевести все в язык отношений, операций и процедур организации работ. Позиция организатора работ и, соответственно, его способы описания принципиально «пусты» и бессодержательны и только за счет этого действенны.
С организационной позиции город есть процесс согласования разных типов описаний по поводу конфликтов и выхода из них, предъявленный через отношения, процедуры и операции. Морфология и индивидуальность конкретного города есть след этого процесса в организованностях людей. Эти организованности удерживаются нормами, образцами, предписаниями, а также организованностями места, в пределах которых эти регуляторы действуют (дома, улицы, учреждения, хранилища и т.п.).
Наиболее распространенным в повседневном употреблении является ремесленный подход, при котором город рассматривается как некое изделие, вещь, сработанная мастерами. В этом случае используются и соответствующие критерии оценки: качество изготовления, пропорции и размер, редкий или обычный материал, удобство пользования, стиль и авторская манера, сходство с признанными образцами или уникальность и, наконец, культурная ценность, что особенно ярко проявляется в представлении об архитектурно-градостроительном наследии. С этой точки зрения, такое изделие нужно использовать согласно его первичному назначению: хранить, ремонтировать и реставрировать в соответствии с первоначальным видом. В этой идеологии работают общества охраны памятников, институты реставрации. История городов представляется как история шедевров и образцов, способов изготовления, стилей и так далее. Отсюда, чем дальше изделие от современных технологий и ближе к ремесленному производству, тем оно ценнее. Так, города средневековья выступают как недосягаемая вершина искусства создавать город.
Мифологический подход рассматривает город как место воплощения воли богов, судьбы, как сакральное пространство. История города в рамках этого подхода — это история чудесных событий, проявления уникальности именно этого места.
Инженерный подход представляет город, с одной стороны, как сложно устроенную машину, обеспечивающую жизнедеятельность, с другой — как функциональное пространство деятельности машин производства. Эволюция средств этого подхода происходит параллельно развитию мира машин от простого выделения функциональных элементов города (различного типа зонирования) и обеспечения транспортных, энергетических связей между этими элементами к представлению города как сложного кибернетического устройства, действующего в идеологии оптимальности. Актуализация этого подхода началась с 60-х годов, и сегодня это самый распространенный в профессиональной среде способ представления города для проектирования и управления, где основной задачей выступает необходимость согласованности работы многих машин.
Город изображается как набор чертежей и схем, описывающих морфологию таких машин (водопровод, канализация, транспорт, предприятия общественного питания, структуры образовательных учреждений и т.д.).
Нормативная база градостроительства в основном и описывает параметры этих машин. Критериями оценки таким образом понимаемого города выступает эффективность работы машин жизнеобеспечения, а главным критерием является эффективность обеспечения городом задач производства. История городов в рамках этого подхода выступает как смена поколений машин жизнеобеспечения, оптимальных планировочных структур города, обеспечивающих соорганизацию разных машин, появление специфических черт в морфологии городов, обслуживающих разные типы производства.
Научный подход предполагает представление города как некоего идеального объекта и характерен для сферы экономико-географических исследований. В рамках этого подхода исследуются формы взаимодействия, например в виде кривых, описывающих изменение отдельных параметров. Вследствие высокого статуса научных исследований эти описания выдвигаются как обоснование проектов районной планировки и вообще социальной политики.
С точки зрения научного подхода, история городов предстает как статистическое накопление характеристик объектов и смена их структур при достижении каких-либо предельных значений этих характеристик (население, площадь, доступность и т.д.). По сути дела, история замещается развертыванием исходных моделей.
Гуманитарный подход предполагает представление города с точки зрения организации процессов жизнедеятельности. Базовой формой такого представления является оппозиция организм — среда, и недаром средовой подход формировался на фоне актуализации экологической проблематики. Рассмотрение города как среды должно было дополнить средства инженерного подхода и компенсировать «жесткость» представления города как совокупности машин. Естественным образом средовой подход выступает как оппозиционный современным градостроительным теориям и существующим способам градостроительного проектирования и в качестве базовых критериев оценки вводит критерий богатства, неоднозначности, множественности самих форм представления города и его фрагментов. Реализуется этот подход в силу своей специфики, как правило, на малых пространствах и в идеологии создания условий для выращивания «естественных» городских организмов.
История городов в данном подходе выступает как эволюция средового поведения горожан, форм организации и представления города. Огромную роль в подобного рода историях играют свидетельства очевидцев, мемуарные записи, художественные описания и тому подобное.
Формальный (авангардный) подход описывает город как форму. Преобразование этой формы и выступает как основная задача. Наиболее ярко этот подход проявлен в художественных утопиях авангарда. Теоретическую основу составляет учение о выразительности городских форм. Этот подход очень ярко проявился в работах, представленных на крупнейших международных архитектурных конкурсах, только малая часть из которых была реализована, например в Бразилии. На Украине ярким образцом такого подхода является незавершенный ансамбль бывшей площади Дзержинского в Харькове. Критериями оценки в данном случае выступают оригинальность, новизна и выразительность форм, подчеркнутая концептуальность. История городов, с этой точки зрения, выступает как смена принципов организации пространства и демонстрации этого в конкретных проектах и ансамблях. Историко-культурный смысл актуализации такого подхода связан с преодолением (даже через предъявление утопических проектов) стереотипов в профессиональной работе с городом.
Семиотический подход к городу становится все более актуальным в условиях распространения информационных технологий и усиления значимости межкультурной коммуникации. Город описывается как текст, предъявляемый через множество языков (архитектурных, информационных, национальных и т.д.) и выражающий некоторые глубинные, «порождающие» структуры общественного устройства и сознания. История городов при таком подходе предстает как усложнение городских текстов, форм их предъявления и понимания. С этой точки зрения осуществляется критика бедности, неинформативности городских пространств, которые являются результатом современных градостроительных решений.
При организационном подходе город описывается как соорганизованная совокупность деятельности крупнейших позиционеров, действующих в городе. Основной формой такой соорганизации выступают проекты и программы развития городов, и, соответственно, история представляется как смена и соорганизация разных программ, собственно городских и региональных. Основная линия истории — это смена форм управления. Критерием оценки города выступает «прозрачность» его для управления.
Сегодня история постсоветских городов представлена почти исключительно в рамках ремесленного и инженерного подходов и лишь частично научного; остальные еще недостаточно используются, хотя именно с этих позиций осуществляется основная критика состояния современного градостроительства. Инерция мышления заставляет искать базовую форму представления города, в то время как нужно использовать принцип дополнительности подходов при их функциональной определенности. Однако эта функциональная определенность может быть достигнута лишь в рамках общего целого, каким может стать концепция политики в области градоустройства, объединяющая представителей разных подходов и задающая механизмы их реального взаимодействия в развертывании конкретных проектов и программ.
Историческая типология городов
Типология как метод исторического исследования была отработана М.Вебером на истории города. Он выделил идеальные типы, то есть типы, построенные вокруг некоторых абстрактных характеристик, не соответствующих никаким конкретным городам, но фиксирующих их важные принципиальные черты.
Такой способ работы позволяет выделять линию исторического развития, не отвлекаясь на неизбежные индивидуальные особенности отдельных городов. Будучи социологом, М.Вебер в основу своей типологии положил прежде всего социально-экономические характеристики. В данной работе основой типологии стал принцип организации городской жизни, реализуемый в программах и проектах развития городов.
Для построения типологии рассмотрим вопрос о социокультурных основаниях понимания феномена города. Существует обширная литература по вопросам происхождения и историко-культурного смысла становления городов. Если обобщить многочисленные теории и гипотезы, то можно выделить два основных направления в понимании города.
С позиций одного из них город рассматривается как форма закрепления особых фокусов территорий, мест проявления действий высших духовных сил. В европейской культуре это предъявлено через идею небесного града, являющегося образцом для всех земных городов, и сама история христианской цивилизации, например у Л.Карсавина, представлена как история реализации идеи небесного града в формах общественного устройства. Получившая распространение в 60–70-е годы идея проектирования города с опорой на дух места, так называемый genius loci, является современной мирской интерпретацией функции города как посредника, медиатора между мирами видимым и невидимым, земным и небесным (см. схему 2).
Другим направлением является понимание города как способа создания особой пространственно-временной организации, за счет которого активизируются процессы социокультурного развития. Пользуясь введенным М.М.Бахтиным понятием хронотоп, можно сказать, что город — это такой хронотоп, в котором ускоряются все процессы взаимодействия внутри общества: обмен, общение, коммуникация, кооперация и прочее. Создание такого хронотопа предполагает способ его отграничения, выделения в окружающей среде, механизмы дифференциации и способы удержания в нем множественности социальных и культурных форм.
Схема 2. Основные формы существования города
Основные идеальные формы существования города представляют собой не видимую, а умопостигаемую структуру города, с которой работают проектировщик и управленец.
Город есть способ взаимосвязи духа и места. За видимой морфологией города стоит невидимая структура отношений, принципов и конкретных ситуаций:
город есть место столкновения носителей идеи духа и идеи места, процессов внетерриториальных и локальных, и разрешение этого конфликта — в определенных способах организации городской жизни и деятельности: духовных, технологических, хозяйственных;
город как место столкновения, проявления и осуществления несовместимых принципов общежития и свободы есть устройство по воспроизводству и трансляции этих принципов и способов их соотнесения, и в этом смысле принцип города развертывается в истории как проявление единого идеального города всеобщего согласия или, говоря языком теологов, как процесс построения «Града небесного» в конкретности «градов мирских».
Согласование этих двух направлений дает возможность представить город как множественность социальных и культурных форм, организованную процессом разворачивания свойств и идеи данного места в конкретной исторической ситуации. Таким образом, город является как бы отмеченным местом, материалом, инструментом и продуктом своей собственной деятельности по формированию мира, реальному воплощению которого предшествуют идеальные прототипы (см. схемы 3, 4).
Схема 3. Принцип сельского поселения
Коммунальные группы тесно связаны с землей.
Рост поселений происходит за счет расширения освоенной земли.
Связь с землей воспроизводится за счет традиции через обряды и ритуалы.
Устройство коммунальной группы переносится на устройство целого (сельского сообщества).
Развитие происходит за счет «горизонтальной» дифференциации, то есть дифференциации отношений между коммунальными группами и землей.
«Корни травы» (ризома) — это одна из адекватных метафор такого принципа устройства поселений.
Схема 4. Принцип города
На единой территории сосуществует множество способов организации общественных групп.
Взаимоотношения между группами воспроизводятся за счет опосредованных семиотических единиц — разного рода правил, законов, норм.
Развитие происходит за счет «вертикальной» дифференциации, то есть за счет «наслаивания» новых типов отношений, связей и способов их регулирования, а также формирования новых.
Пространство городской жизни увеличивается за счет появления новых «идеальных» пространств для новых форм жизни, усложнения строения города. Таким образом, «территория» города много шире того участка земли, который занят зданиями и сооружениями.
Далее мы представляем набор характеристик, фиксирующих четыре основных типа поселений — архаический, сословный, индустриальный и региональный. Основанием для подобной типологизации послужило представление о ведущих укладах городской жизни, во многом совпадающих с принятыми формами организации хозяйства.
Однако сначала следует отметить принципиальные характеристики города как явления, которые на разных этапах его исторического пути приобретают те или иные формы, типичные или уникальные для перечисленных укладов:
Миссия города — творение мира множественности форм и отношений в соответствии с идеологическими основаниями понимания города.
«Путь» города — разворачивание этого процесса.
Стимулы разворачивания — наличие противоречий и конфликтов в конкретных организованностях города.
Механизм разворачивания — разрешение конфликтов.
Сохранение множественности форм — главное условие жизнеспособности и готовности города к разрешению конфликтов.
В основе противоречий и конфликтов — несоответствие форм организации городского сообщества идеальным представлениям.
Основное устремление при разрешении критических противоречий — поиск путей освобождения от форм закрепощения (родовых, сословных и т.д.), являющихся в конкретной ситуации препятствием для разрешения конфликта. Отсюда и возникновение различных форм «антигорода», таких как поиск ресурса свободы и формализации новых, возникших после реализации ресурса свободы, отношений.
Базовые характеристики исторической типологии городов
Архаический город
(базовая социальная единица — род; основной тип культуры — родовая; задачи — защита и завоевания)
Идеологические основы понимания города: город — место родового владения, отмеченное божественным присутствием и покровительством.
Символическая идея города: город есть космос.
«Путь» города: от обособления, замкнутости, автономности и самодостаточности к расширению зон влияния (набеги, захватнические войны, активизация обмена) и к росту начал множественности за счет появления и развития начал религии, философии, истории, математики и других наук; или от города как военно-стратегического центра к городу — политическому центру.
Противоречия и конфликты: между необходимостью защиты и обособления и потребностью расширения и распространения, а в итоге — между городами-соперниками за зоны влияния и пути обмена.
Пути разрешения конфликтов: совершенствование технологий распространения своего влияния (военного, экономического, идеологического); развитие основ общежития множества культурных и социальных форм, отличных от родовых, в том числе в виде антигорода (пираты, кочевники, военные лагеря).
Критическим противоречием оказалось несоответствие ориентации на приоритетные родовые ценности и множественности новых отношений и ценностей, уже не вписывающихся и не удерживаемых традициями передачи понимания города и закрепляемых в виде мифов и ритуальных форм приобщения к ним.
Особенностью представления истории города является мифологизация момента его возникновения, отраженная в ритуалах.
Формы описания города: текстовые и параметрические.
Сословный город
(базовые социальные единицы — общины и корпорации, объединенные в сословия; основной тип культуры — сословный; задача — реализация идеи соорганизованности разнообразных сообществ)
Идеологические основания понимания города: трактовка «мирского града» как отражения «града небесного», а иерархии земной как воплощения иерархии небесной.
Символическая идея города: место обретения социальной свободы.
«Путь» города: от зависимого придатка феодального замка с натуральными формами обмена к образованию, развившему системы торгового и промышленного капитала, усовершенствовавшего формы хозяйствования и финансовые отношения — к городу-государству.
Противоречия и конфликты: между феодальным укладом с личной зависимостью от феодала и необходимостью расширения личных свобод горожан (в том числе и за приоритетное влияние их цеха в городе) и города в целом, заинтересованного в увеличении возможностей обменного процесса.
Пути разрешения конфликтов: согласование и объединение разных интересов на базе общения и закрепления финансовых форм самостоятельности, в результате чего формируются правовые основы и политика городов, образуются союзы городов, происходит превращение городов в экономические центры. На это также ориентирован способ воспроизводства форм городской жизни и подготовки городских деятелей и рядовых горожан. Он осуществлялся как путем накопления и передачи опыта, так и путем введения в рамки правового регулирования отношений и процессов, закрепляемых договором. Ориентиром приобщения становится образец. Складываются собственные формы образования и подготовки (цеховые школы, университеты).
Критическим противоречием оказалось столкновение интересов города, стремящегося к самостоятельности и сословным свободам, с усиливающейся централизацией государственной власти, на определенном этапе поддержанной городом в его борьбе с феодалами.
Особенности представления истории города: история города — это история сообществ, их взаимоотношений и смены; подход к пониманию — ремесленный.
Формы описания города: текстовые, видовые (панорамы, виды, фрагменты города, карты, планы).
Индустриальный город, или мегаполис
(базовые социальные единицы — профессиональные сообщества; основной тип культуры — профессиональный; задача — организация производства)
Идеологические основания понимания города: город — объект инженерной и научной деятельности.
Символическая идея города: город — машина функционирования.
«Путь» города — путь поиска ограничений зависимости города от власти государства и производства.
Противоречия и конфликты: противостояния город — государство, город — производство; профессиональная и социальная расчлененность.
Пути разрешения конфликтов: поиск согласованности позиций, интересов, действий за счет кооперации, разработка научно обоснованных планов и проектов развития с ориентацией на расчлененность рассмотрения в профессиональных плоскостях. На это нацелен также способ воспроизводства форм городской жизни и подготовки городских деятелей и рядовых горожан. Он основан на теории и нормативной базе, регламентирующих оптимальность среды для функционирования; осуществляется путем передачи знаний и закрепляется в форме плана, в том числе генплана города.
Критическим противоречием является несоответствие форм управления городом достигнутым пределам профессиональной расчлененности и масштабам взаимосвязей и взаимозависимостей. Кооперация, вследствие совершенствования технологий производства перешагнувшая границы города и его региона, позволяет объединить в рамках одного производства разные территории как в городе, так и вне его.
Особенности представления истории города: история города — это история смены власти и технических достижений, а также история реализации обеих этих составляющих в грандиозных градостроительных проектах; ведущие подходы к пониманию — инженерный и научный.
Формы описания города: графический и расчетный материал, основанный на нормативах.
Региональный город, или технополис
(базовые социальные единицы — транснациональные объединения; основной тип культуры — функционально-технологический; задача — фокусирование взаимодействий региональных программ в глобальном пространстве)
Идеологические основания понимания города: идея формирования единого политического и экономического мирового пространства.
Символическая идея города: «мировой город», в котором соорганизуются «региональные города».
«Путь» города: от локального центра, фокусирующего определенные программы образования и разворачивания своих интенций, через усовершенствование технологий коммуникации к распространению в глобальном и мировом пространстве.
Противоречия и конфликты: несоответствие форм организации и управления городом как участником процесса регионализации и глобализации.
Пути разрешения конфликтов: поиск организационных и интеллектуальных ресурсов в процессе разработки и реализации стратегических программ образования и разворачивания локуса; при этом основными видами интеллектуальной деятельности являются организационно-деятельностный и проектно-аналитический, которые ориентируются на синтезирующее рассмотрение, предъявление и понимание. На это нацелен и способ воспроизводства форм городской жизни, основанный на включении активной части горожан в проектно-аналитические формы работы, закрепленные в виде программ, в том числе в виде локальных образовательных программ.
Критическим противоречием может стать ограниченность форм представления города и его истории, которая на самом деле должна пониматься как история интеллектуальных структур (проектов, программ развития и разрешения конфликтов); ведущий подход — организующий (синтезирующий).
Формы описания города: схемы организации, программы, проекции на определенные плоскости рассмотрения.
Соответственно четырем типам городов выделены и четыре базовые формы организации деятельности по их проектированию и развитию — традиционалистика, урбанистика, градостроительство и регионалистика (возможно помыслить и становление новых форм — см. схему 5).
Схема 5. Становление способов работы с городом
В рамках традиционалистики решается вопрос о месте города, его специфике, а также бытовании и способах передачи традиций и ритуалов, то есть о коммунальных основах и способах отделения «своих» от «чужих». История в традиционалистике всегда национально окрашена и сильно мифологизирована.
В рамках урбанистики решается вопрос о соорганизации интересов отдельных граждан и их сообществ в правовом пространстве города. Идея самоуправления является ведущей, и история — это, прежде всего, история сложения институтов самоуправления горожан.
В рамках градостроительства решается вопрос о единой, чаще всего государственной, политике, о способах реализации власти на территории. История градостроительства — это, прежде всего, история способов государственной регламентации и реализации идей власти в проектах новых городов и гражданских ансамблей.
В рамках регионалистики города теряют самостоятельное значение и рассматриваются как ресурс для осуществления региональных программ. Происходит появление фокусов развития, за счет которых активная часть населения включается в организованности более высокого порядка — в мировой город, или город-мир. История в рамках регионалистики — это история интеллектуальных программ.
По сути дела, утверждается, что город не особый материальный объект, а место в соорганизации нескольких укладов, и проявленность этого определяется в рамках актуализации форм организации деятельности (традиционалистической или, например, градостроительной), в которых осуществляется его управление.
Использование типологии предусматривает установление четырех основных принципов ее объективации. Иначе говоря, типологии можно не только придавать статус существования внутри самой понятийной действительности, внутри самой типологии, но и утверждать, что эти формы организации существуют в реальности. На практике они представляют собой городские и хозяйственные уклады, то есть такие формы организации, которые реализованы на определенном природном, деятельностном, знаковом, машинном и прочих материалах.
Первый принцип заключается в том, что формы организации меняются. Одни из них сменяют другие, но можно выделить и отдельную линию, когда определенные формы не просто сменяют и вытесняют, а реорганизуют другие формы и уклады, а также связи между ними. Возникает некий новый «пионерский» уклад, который постепенно реорганизует остальные.
Второй принцип — процесс смены ведущего уклада хозяйства и вытеснение одним укладом других, но не тотально, то есть новый уклад не захватывает все хозяйственное поле деятельности человечества. Следовательно, уклады не просто сменяют друг друга, но сосуществуют друг с другом в границах одного регионального и даже мирового хозяйства. Это принцип сосуществования.
Третий принцип состоит в том, что между укладами возможно выстраивание отношений ассимиляции, когда одна из форм организации ассимилирует другие и включает их внутрь себя на правах элементов, например функциональных хозяйственных систем. Здесь можно пользоваться чисто графической метафорой выше — ниже: вышележащие уклад и форма организации ассимилируют и перестраивают нижележащие. Хотя не нужно трактовать эту метафору ценностным образом.
И четвертый принцип — когда между этими укладами и формами организации возникают отношения аккомодации, приспособления, что будет читаться в обратную сторону, а именно: что нижележащие формы организации и уклады будут диктовать вышележащим определенные требования.
Город и коммуникации
В последние годы появились технические средства мгновенной связи, компьютерной графики, постоянного мониторинга состояния городской среды, то есть то, что сопровождает и делает возможным формирование нового способа городской жизни со своими ценностями, языком и образцами. Новый феномен нельзя увидеть и тем более включить в управленческую или архитектурную деятельность вне работ по изменению представлений о городе, способах его управления и воспитания горожан. Ведь город — одна из самых сложных форм человеческого общежития, и по внутреннему многообразию, количеству различных связей и отношений он не имеет аналогов среди созданного человеком. Однако до сих пор, например, школа вслед за наукой обращает больше внимания на изучение состава веществ и анализ структуры литературных произведений, чем на то, что определяет возможность нашего взаимопонимания или взаимодействия посредством города. Иллюзия простоты города возникает вследствие представленности его через множество профессиональных изображений, и для представителей каждой из профессий город кажется понятным устройством с известными правилами оперирования, а тех, кто занимается городом как целым в нашем дифференцированном по специальностям мире, попросту нет. Поэтому зачастую даже непонятно, с кем можно говорить о городе — для профессионалов такой разговор представляется бессмысленным, а остальные не имеют средств говорить о нем, даже если интуитивно и чувствуют удивление от столкновения со столь сложным и индивидуальным по проявлению явлением. В то же время то, что принимаются абсурдные решения или годами не решаются (даже при наличии доброй воли) многие городские проблемы, свидетельствует об отсутствии целостного представления города и возможности соотнести с ним частные аспектные решения.
Формы человеческого общежития, такие как дом и город, меняются в соответствии с социокультурными конфликтами, проблемами и задачами, возникающими в обществе, и сегодня мы живем в окружении следов этих изменений. Старые формы не отмирают с появлением новых — они взаимодействуют и взаимоизменяются, и мы зачастую плохо себе представляем, что происходит с городом и домом, ландшафтом и страной, предлагая простые рецепты «правильных» форм. Одной из естественных реакций на последствия применения таких рецептов является идеология и практика охранительства, которая базируется тоже на простых правилах типа «никаких изменений в сложившейся ситуации» и «восстановить все, как было». Другой реакцией является стремление учесть все, что реально ведет к невозможности что-либо сделать из-за обилия результатов обследований и исследований, экспертиз и согласований. Нужны какие-то иные механизмы регулирования процессов градоустройства, которые бы позволили принимать решения о развитии города, не впадая ни в упрощение, ни в чрезмерную усложненность.
Полагаем, что описать город, используя средства одного языка — будь то язык теоретических схем или проектных изображений, — невозможно в принципе, как и свести интересы разных групп жителей к единым критериям и параметрам. Отразить все многообразие форм представления города на бумаге или даже экране дисплея так, чтобы с этим можно было работать, не удается и, полагаем, не удастся. Видимо, надо соорганизовывать носителей языков и интересов, а не только их «проекции» на бумаге.
Древнейшим способом такой соорганизации, изобретенным в Древней Греции, является городская политика в формах выборной демократии. Для современного города такой способ не то чтобы был анахронизмом, но, скажем осторожней, является недостаточно пригодным для решения узкого класса задач городской жизни. Перикл и Людвиг Баварский были осуждены современниками за чрезмерное увлечение уникальными сооружениями, но сегодня и Греция, и Бавария во многом живут на доходы от туризма, показывая эти постройки. Решения о строительстве были приняты практически единолично и дали плоды через много лет. Сомнительно, чтобы подобные проекты были вообще приняты путем соблюдения демократических процедур.
Очевидно, что задачи разного уровня сложности требуют разных механизмов принятия решения, и представительская демократия — только один из них. В обществах с высоким статусом профессиональных групп задачи ставятся и решаются внутри этих групп. Городские власти или власти страны только утверждают готовые проекты. Этот способ дает хорошие результаты тогда, когда профессиональные средства и ценности отражают суть общественных интересов и сдвигов, чего сегодня уже нет. Архитектурные или инженерные средства явно недостаточны, а новые технологии городского управления еще только оформляются. В частности, получают распространение разного рода коммуникативные игры, когда формулировка задачи и пути ее решения имитируются представителями разных позиций и точек зрения (см. схему 6).
Для того чтобы город можно было адекватно представить для решения проблем управления, необходимо выделить основные языки его описания и формы их употребления. Делая это, мы будем исходить из некоторых допущений и имитировать историю города в конфликтах и способах их разрешения. Предельно упрощая, можно сказать, что в своем развитии город проходит три этапа: город-хозяйство, город-производство и город-коммуникатор. Безусловно, каждый этап не исключает форм, присущих другому, — речь идет только о доминирующих функциях.
Схема 6. Основные места в становлении политики градоустройства
Город есть место столкновения организационных форм.
Город есть место столкновения деятельностных процессов и реализующих их организационных устройств.
Город есть место борьбы способов организации и осуществления схем их соорганизации.
Город есть место соотнесения организационных «документов» и их «полилогос», есть то, по отношению к чему принимаются управленческие решения и что регулирует городскую жизнь.
Город есть место пересечения и актуализации глобальных тенденций.
Город-хозяйство предполагает сосредоточенность жителей на стремлении к получению благ в виде богатства, добродетелей или вещей. Управление заключается в регулировании процессов создания и распределения благ, и эта функция принадлежит «благородным». Городская жизнь представляется в символической форме мифов, в правилах и образцах.
Город-производство предполагает стремление к накоплению капитала в виде денег и ценных бумаг, производственных мощностей или влияния. Цель системы управления — регулировать и ускорять процессы потребления, и эта функция принадлежит «влиятельным». Городская жизнь концентрируется вокруг идеи дела, бизнеса и представляется через многообразные знаковые формы (теории, модели, проекты).
Город-коммуникатор предполагает стремление к накоплению форм персонализации способов проживания и соотнесения их в едином пространстве отношений, то есть возможности умножать эти формы за счет взаимоупотребления ресурсов (информации, свободного времени, связей). Управление предполагает регулирование ресурсной базы и ее умножение, и эта функция принадлежит тем, кто способен делать себя ресурсом для других. Городская жизнь концентрируется вокруг идеи множественности миров и представляется через разного рода предельности, определенности (типологии, формы навигации, принципы).
Понятно, что каждому типу города соответствует своя система управления и подготовки к городской жизни, а в реальности современного города все эти системы сосуществуют, и это обстоятельство задает сложность и противоречивость, которые и определяют невозможность простых и «одномерных» решений по поводу развития города.
Самым сложным в принятии такого взгляда на город является отказ от сведения понятия города к набору морфологических (дома, дороги, инженерные сооружения) и функциональных (производство, селитьба, отдых) элементов. Такое представление только одно из необходимых, и для многих аспектов жизни города далеко не определяющее. Естественно, что не в каждом городе эти аспекты, особенно коммуникативный, представлены с очевидностью, и не размер города в этом является определяющим фактором, а то, какие проекты и программы в нем развертываются, как мыслят себе его жители свое место во всемирной сети городов. Так, город-хозяйство практически сосредоточен на своих внутренних связях и задачах, город-производство вписан в систему кооперации в мировой системе производства и потребления, а город-коммуникатор является узлом глобальной сети услуг. Следовательно, современный город есть место борьбы и соотнесения принципиально разных способов его представления, подготовки и воспитания жителей, способов управления и прочего (см. схему 7).
Схема 7. Цели и носители городской политики
Сегодня, особенно на пространстве постсоветских государств (с господствовавшей в СССР идеей «единой сети расселения» и «градообразующей базы» в виде производств), безраздельно доминирует представление о городе-производстве. Советские теоретики, как и западные функционалисты, построили о нем соответствующее представление. В западных странах с их эволюционным путем становления города идея и практика города-хозяйства, отраженная в формах муниципального самоуправления, продолжает играть существенную роль. Лучшие историко-теоретические работы о городе М.Вебера, Ф.Броделя, Л.Велихова и А.Дживелегова посвящены именно городу-хозяйству. Город-коммуникатор стал обретать определенность с 60-х годов в работах К.Александера, К.Танге и многих других проектировщиков, художников, теоретиков. И сегодня, когда П.Вирильо обсуждает с А.Синой виртуальную городскую среду, для них город-коммуникатор является несомненной реальностью современной цивилизации [Мир дизайна.– 1998.– N 4].
В настоящее время все больше людей видят город как коммуникативное устройство и среду, а технические характеристики повседневности подкрепляют это видение. Для каждой формы организации городской жизни характерен свой набор выражающих ее метафор, и город-хозяйство представлен в метафорах центра, защиты, иерархий, богатства, благ, а город-производство — в метафорах машины, анонимности, скорости, связей и влияний. Коммуникативный город начинает проявлять себя через метафоры среды, сплетений и сетей, персональности траекторий, в выборе системы отношений... Следует отметить главное: как мировая сеть Интернет не имеет центра управления, так и коммуникативный город не может управляться из единого центра (он вообще отрицает собой идеи центра, метрополии, периферии). В языке представления города-коммуникатора вследствие его интегративных характеристик соотносятся различные модусы, или типы, представлений — виртуальные (в образах), идеальные (в моделях, теориях), мнимые (в символах) и действительные (в схемах действия, понятиях). Необычность состоит не в множественности представлений, а в том, что виртуальный (или мнимый) город не менее реален, чем действительный, и попытки проектно или коммуникативно работать в этих модусах начинают приобретать большую популярность и распространенность, хотя бы в виде электронных игр или дизайнерских разработок. Но подлинную основу коммуникативности по-прежнему составляют незапланированные встречи и столкновения, теснота городских пространств — недаром К.Танге осваивал идею коммуникативного города, постигая необычный для японца феномен агоры, городской площади.
В заключение приведем утверждение, с которого начали: человеческие отношения, пространственные и особенно временные условия и устройства, их организации начинают составлять новый и важный материал работы градоустроителя, дизайнера, архитектора, менеджера городского развития.
Метаполис, или Куда движется технологическое общество
Известный биржевой игрок, миллиардер и филантроп, ученик и последователь философа и методолога К.Поппера, автора концепции «открытого общества», Дж.Сорос убежден, что время господства либерального капитализма окончено. По его мнению, регуляторов, заложенных в концепцию капитализма, недостаточно для устойчивого развития современного общества, и количество кризисов, а также их глубина, если не изменить идею общественного устройства, будут постоянно увеличиваться. Возможность спекулировать на виртуальных финансовых потоках вне связи с состоянием хозяйства уже повлекла за собой цепную реакцию финансовых кризисов, захвативших многие страны мира (о подобном способе зарабатывать деньги Сорос знает не понаслышке). Взамен Сорос предлагает проработку и реализацию идеи «открытого общества», в том числе посредством программ своего фонда. Идеи этого типа общественного устройства предполагают отказ от крупных проектов социального переустройства, акцент делается на локальных проектах, на включении активных членов общества в мировое коммуникативное пространство, на усилении роли образовательных программ и тому подобном.
Другой концепцией (или, возможно, другим ракурсом той же линии общественных преобразований) является получающий все большее распространение корпоративизм, то есть представление о ведущей роли предпринимательских организованностей, преимущественно в виде транснациональных корпораций, в современном мире. Это уже, как правило, не корпорации-производители вещей, а корпорации-производители услуг, и даже более того, конструирующие новые формы жизни на базе традиционных укладов и новейших технологий.
Обе концепции отказываются от идеи господства демократии, понимаемой как господство большинства, и предполагают ведущую роль некоторых, как бы обезличенных, а по сути глубоко персонализированных, форм управления, таких как программы, стратегии, организационные принципы. Однако заложенные в них технологии опоры на ресурсы (в первую очередь образовательные, культурные, технологические, а потом уже сырьевые) в итоге дают больше возможностей малым группам, уникальным культурам, личным инициативам, чем ориентация большинства на массовое и усредненное. Корпоративизм не предполагает и массовых форм включения в корпоративную жизнь большинства населения, а претендует лишь на одну из технологий управления, правда через разработку и удержание принципов и стратегий развития. Высказанная на заре корпоративизма максима «Что хорошо для Дженерал Моторс, то хорошо для Соединенных Штатов» отражает надгосударственный уровень претензий и пространства деятельности корпораций.
Сегодня уже говорят о городах-корпорациях, иногда называя их технополисами или предпринимательскими городами. Английские специалисты в области муниципального управления М.Паркинсон и А.Хардинг определяют предпринимательский город как «активный, сплоченный город, умело рекламирующий себя и способный на осуществление масштабных проектов». В статье «Корпорация город», откуда взята вышеприведенная цитата, утверждается, что в Европе таких городов уже несколько десятков [Эксперт.– 1999.– N9]. Авторы статьи Д.Медовников и Т.Оганесян считают, что именно города становятся опорой в строительстве нового общества, соединяясь в международные сетевые организации и играя роль фокусов преобразований. Возможна и другая, более мягкая форма транснациональных объединений — ассоциации разного рода. Ассоциация отличается от корпорации тем, что ее целостность обеспечивается не общим управлением, а различными способами, задающими общий смысл совместным действиям.
В современном мире осталось мало городов, не втянутых в общий процесс создания мировой сети. Казалось бы, что сегодня для постсоветских городов более актуальны задачи восстановления нормальной жизни, чем указания на мировые тенденции. Но мы убеждены, что включение в общий процесс происходит с неизбежностью, и это наш шанс на интеграцию в мировое сообщество. Однако осознанное включение позволяет регулировать процесс, а неосознанное ставит в итоге в зависимое от лидеров положение.
Для того чтобы осознать, что сегодня происходит с городами и с обществом, надо отказаться от привычных понятий и теорий и попытаться найти средства, более адекватные происходящим изменениям.
Города — самые сложные и динамичные общественные образования. Принципом сельских поселений является дифференциация «по горизонтали», когда все различения строятся по отношению к взаимосвязи коммунальной группы и земли. Сельские поселения напоминают корни травы — такие же сложные и запутанные, но однородные и статичные в этой своей однородности. Принципом городских поселений является дифференциация «по вертикали», когда основные различения строятся по отношению к взаимосвязи различных по типу организации человеческих групп. Город — всегда неравновесная сложность, и эта неравновесность определяет его исторический путь. Он становится как бы концентрированным выражением цивилизации, и смена типов цивилизации определяет смену типов города.
В книгах по истории городов укрепился морфологический подход: всегда рассматривается уже ставшее, следы городской жизни, зафиксированные в зданиях, дорогах, стенах и прочем, а не то, что порождает эти следы. Город выступает как сосуд, содержащий жизнь и деятельность, а не как содержание жизни и деятельности. Живой город — это его невидимая структура, которая состоит из отношений между индивидуумами и группами людей. Она выражена знаками, символами, именами; именно здесь происходит работа по преобразованию, так как нельзя управлять людьми, дорогами, домами — управлять можно только отношениями и связями. Но, как правило, много известно о домах и мало известно об отношениях. Перенос акцента с проблем существования города (т.е. ответа на вопрос, что есть город, в том числе на вопрос, что есть теоретически правильный, идеальный город) на проблемы содержания (т.е. ответа на вопрос, чем является город для разных групп людей, что совместно удерживается ими как общее достояние и персональный ресурс) — это наиболее глубинное отличие современной философии города от господствовавшей на протяжении последних столетий. Смена основ философствования о городе является следствием не абстрактных размышлений, а осознания конфликтов нашей эпохи и попытки их преодоления.
Многие из этих конфликтов возникли как проявление разрушения идеологии европоцентризма, перехода от единой картины мира к их множеству, а в итоге к концу «времени картины мира» (если перефразировать название работы Хайдеггера о господстве картины мира в европейской культуре) и, соответственно, к концу господства идеологии как средства управления в полиидеологическом мире. Идеология была предельной формой самоосознания в индустриальном обществе. При смене его технологическим она стала неадекватной задачам установления единства. Борьба идеологий стала одним ответом на ситуацию (для обществ или общественных групп дотехнологической культуры), а другим ответом стал переход к иным формам, например к организационным принципам, при решении задач координации или интеграции в технологической культуре транснациональных корпораций и ассоциаций.
Индустриальное общество формировалось на основе картинного видения, перспективы и проективного мышления, формализованного Г.Монжем. Архитектурная культура от Возрождения до наших дней базируется именно на этих средствах. Технологическое общество базируется уже на траекторном мышлении, что означает изменение способов представления города при работе с ним. Следует заметить, что основным действием в компьютерных технологиях является навигация, переходы из окна в окно, а не сами изображения. Но и изображения значимы, и этот пример хорошо иллюстрирует принцип сохранения значимости средств предыдущего этапа при переходе на следующий, включение их в общий набор. У нас глубоко укоренилась идея прогресса с ее идеологией новизны и «отмирания старых форм», но, например, менеджеру важно применить не новейшее, а адекватное задаче средство, даже если ему и тысячи лет.
Принцип города заставляет предполагать, что с переходом к другому соотношению общественных групп, со специфическими для них интересами и укладами, меняются содержание городской жизни и его выражение в способах представления и регулирования. Этот принцип должен быть представлен как минимум дважды. Первый раз — как последовательное развертывание конфликтов сначала между коммунальными сообществами родов и племен в архаическом городе (к этому периоду относится появление специфических регуляторов — советов старейшин, царского двора — и способов создания и поддержания жизни городов через мифы, обряды, архетипы), а затем между социальными иерархиями, культурными кругами, технологическими системами в других исторических типах городов. Второй раз — как одновременное сосуществование всех типов конфликтов, регуляторов, представлений и соответствующих способов работы с городом. Исторические последовательности, в основе которых лежат различные аспекты становления современного общества и города, можно строить множественным образом. И хотя эта множественность имеет особое значение, нам важно указать сам способ получения подобного рода различений и типологий — через генезис общественных конфликтов и способов их разрешения, которые закрепляются в устройстве города. Сложность города возрастает за счет усложнения его структуры, причем не столько материальной, воплощенной в морфологии города, сколько структуры общественных отношений, воплощенной в способах представлять город и регулировать его развитие (см. схему 8).
Схема 8. Движение общественных и городских форм
Город — место концентрации и публичного проявления основных общественных конфликтов. Для разрешения этих конфликтов создается новое общественное пространство, которое выступает как пространство новой свободы и новых возможностей. Так, формирование социальных иерархий позволило строить карьеру вне своего рода и не ждать, когда вымрут старшие в роде. Сегодня приходится выходить за рамки своих культурных ценностей и теорий, так как город должен обеспечить работу транснациональных объединений и корпораций по реализации больших технологий, когда составные части технологического цикла разбросаны по всему миру. Технополис — это место не только новых возможностей, но и новых ограничений и регуляторов. Тип города определяется уровнем сложности его структуры и тем, общественные конфликты какого уровня он может разрешать. Большой город и сегодня может реально жить в условиях разрешения конфликтов начала индустриальной эпохи (что характерно для многих современных украинских городов, особенно вследствие массовой миграции из сел), тогда как небольшое поселение может быть узлом сети метаполиса.
Изменение сложности устройства города требует других средств для его представления и других инструментов для его преобразования. Было время, когда город создавался в ритуале, как у этрусков, а после римлян архаической эпохи — по образцу типа индийских мандал или гипподамовых правил. Современный тип проектирования сложился в эпоху индустриального общества и выразился в идее генплана. Сегодня все более значимыми документами развития города становятся программы, миссии, стратегии и тому подобное. Нельзя создать технополис в инструментах и по нормам иной городской культуры.
Эти полагания необходимы для того, чтобы показать логический и исторический контекст происходящих перемен в становлении новых форм общества и города, увеличив масштаб рассмотрения этих перемен и, соответственно, степень детализации.
Схема 9. Смена представлений о современном городе
Сами изменения, которые по многим характеристикам относятся к наиболее радикальным на пути развития идеи города и воплощают ступени развертывания принципа города, показаны на схеме 9. Следует пояснить, что имеется в виду под метаполисом и почему мы считаем, что именно к нему движется технологическое общество. Метаполис — это город, который образуется поверх компактных городов и является логическим следствием развертывания технополисов. Технополисы, такие как Кремниевая Долина в США, не являются по традиционным признакам городами, так как представляются по морфологии множеством поселений, не имеющих центра, но единых благодаря общим корпоративным структурам и инфраструктурам. Идея построения города как центра основывается на социальных структурах иерархического типа, господство которых не было преодолено даже в либеральных демократиях развитого капитализма. Сегодня возросшие сложность и динамика общества потребовали сетевых форм управления и соорганизации. В этих формах ведущий элемент является таковым только в определенных работах, а будучи включенным в другие работы становится одновременно подчиненным. Такая форма отношений при одновременном использовании глобальных информационных сетей сделала идею постоянного центра бессмысленной. Кроме того, меняется и способ, с помощью которого разработчики технологий и представители корпораций определяют свое положение в мире, — они с неизбежностью принадлежат одновременно разным территориям, работам, культурам и становятся как бы членами многих «диаспор» сразу. Этот дискретный способ представления себя также лишает смысла вопрос о месте центра для них. Формируется новый для истории базовый архетип сети (хотя на периферии европейской культуры он жил как архетип пути), который кардинально изменяет всю геометрию культуры. Технологическая культура все больший акцент делает на работу со временем. Время становится товаром (яркий пример — рекламные паузы на телевидении), и технологии финансов или связи все больше работают даже с очень малыми отрезками времени. А свободное время стало основным ресурсом шоу-бизнеса и «головной болью» правительств (безработица, наркомания). Структура преобразования поселений уже не может реализовываться через долговременную систему изысканий, многоэтапности и согласований — с неизбежностью рождаются другие принципы градоустроения (см. схему 10).
Схема 10. Смена способов представления и создания города
Метаполис — очередной шаг вперед в реализации принципа города, предполагающий еще больший отрыв от территории, дискретность и сложность общественного устройства, обретающий определенность за счет конфигураций персональных траекторий. Это выражение некоей утопии «персонального города», предельных форм понимания пути общества и города в ориентации на идею свободы. Свобода в отличие от вольности предполагает наличие границ и способов их преодоления вплоть до тех пределов, которые мы ставим сами, исходя из понимания целого во всех его ипостасях — Вечного, Божьего (или Небесного) или мирского и мирового градов.
Закончить хочется тем, чем мы собирались начать этот текст, — словами гражданина Вечного города, императора Рима Марка Аврелия: «Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий, если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, которому был бы причастен весь род человеческий? Отсюда-то, из этого Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон» (Марк Аврелий. Наедине с собой.– Кн.4.4).
Коммуникативная экология города
Экологию города рассматривают, по крайней мере, в двух разных аспектах. Первый — это взаимоотношение природной и техногенной сред на территории города и, соответственно, защита природной среды от воздействий техногенной. Второй — сохранение и согласование социокультурных организованностей города в условиях их взаимодействия, приводящего зачастую к уничтожению ряда форм городской жизни.
Первый аспект более традиционен и представлен в научных и проектных разработках. Научные представления о состоянии природной среды содержат параметры, фиксирующие и оценивающие степень ее комфортности в разных ситуациях. Усилия ученых и проектировщиков направлены на то, чтобы нормативно обеспечить соблюдение этих параметров. Однако на практике достаточно часто этот подход оказывается неэффективным. Фиксация таких фактов, как наличие в воздухе или в воде химических или биологических веществ, содержание которых в десятки раз превышает их предельно допустимую концентрацию, не влияет на градостроительную политику, так как непонятно, во сколько раз предельно допустимое можно превысить, чтобы оно стало недопустимым. Усиление штрафных санкций такую ситуацию в большей степени легализует, чем исправляет. По-видимому, экологический мониторинг есть вещь необходимая, но недостаточная, ибо он только фиксирует положение дел, но не указывает на истоки экологического неблагополучия и возможные механизмы его исправления.
Экология культуры, о которой так много писал Д.С.Лихачев, ориентирована на охрану традиционных феноменов, но сама по себе идеология охраны культуры практически не отличается от научной идеологии охраны природы. И в сфере культуры запретительство также неэффективно, как и в охране природы.
Города на протяжении всей истории своего существования были средоточием экологического неблагополучия. Г.З.Каганов еще в 70-е годы выступил против мифа о некоторых «золотых» эпохах в истории городов, приведя многочисленные примеры из старых хроник, дающие весьма неприглядную картину состояния городской среды в Древнем Риме и в городах средневековой Европы [2].
Так как проблема относится к разряду вечных, то накоплен большой исторический опыт по смягчению неблагополучий. В традиционных городах существовало несколько форм такого регулирования, в частности выделение священных и особо почитаемых территорий, в том числе священных и храмовых рощ. Были разработаны образцы городской планировки, которые давали возможность проветривания и обеспечения элементарными инженерными коммуникациями. Так называемая гипподамова планировка является примером такого подхода. Это создавало условия для быстрого строительства (например, военных лагерей римлян) и для переноса города на другое место, как это было принято в практике постоянного переноса столиц в Японии. Позже появились правила, регулирующие застройку и жизнь города. Римские дигесты являются наиболее ярким примером такого рода, оказавшим, как показала Г.В.Алферова, через византийские нормы влияние на застройку и жизнь русских городов [1, с.197].
Более эффективным способом регулирования стал генеральный план, в основе которого лежит идея о некотором идеальном проекте города. Эта идея оформилась во Франции во времена абсолютистской монархии и до сих пор является одной из наиболее значимых и употребимых, хотя уже в ХХ веке в дополнение к проектному подходу и к генплану стал формироваться программный подход, предполагающий регулирование городского развития в процессе реализации городских программ. Сегодня городские власти пытаются заимствовать опыт реализации таких программ, как, например, программа превращения Сингапура в один из самых чистых городов в мире или восстановления разрушающегося центра Детройта. Однако когда программ становится много, возникает проблема их согласования, выбора приоритетов и борьбы за ресурсы, и в итоге опять появляются те же затруднения.
По-видимому, сегодня выход может быть найден в представлении города как места согласования устремлений всех участников, действующих как от имени разных организованностей городской жизни, в том числе от имени природы, так и от имени разных форм регулирования — от охраны образцов до программы транснационального развития и глобального взаимодействия.
Такое постепенное накопление способов территориального и организационного регулирования характерно для городов Европы, и ткань современного города вся пронизана отношениями, реализующими традиционные образцы, правила, законодательные нормы, проектные и программные ориентации. Все это закреплено и ментальностью горожан, и законодательством.
Принципиально иная ситуация сложилась в постсоветских городах. Советские города строились и реконструировались в идеологии административно-государственного управления в рамках движения к единой системе расселения, в которой каждый город имел определенное функциональное назначение. Разрушение Советского Союза и взаимоотношений внутри сети расселения сделало постсоветские города недостаточными. Имеется в виду, что, с одной стороны, в этих городах давно отсутствует та основа, которая определяет жизненность европейских городов, то есть тот слой территориальных сообществ, по отношению к которым только и имеет смысл говорить о местном самоуправлении. Именно на этом уровне оформляется отношение человека к земле, к месту проживания, формируется чувство хозяина и, соответственно, становится возможным то понимание места, которое делает осмысленными все разговоры об экологии. Попытки ввести местное самоуправление законодательным путем без долгой работы по воспитанию «человека места» делают все разговоры о муниципализации бессодержательными.
С другой стороны, постсоветские города не включены в международные процессы глобализации, именно по отношению к которым можно осмысленно говорить о программах развития. Все известные попытки участия постсоветских городов в международных программах типа «Здоровый город» превращаются в имитацию деятельности, так как в структуре управления нашими городами отсутствуют организованности, реализующие программы. По-прежнему проекты и программы развития включают в планы работ административных структур, которые заниматься этим не могут по существу. И за экологию у нас отвечают тоже администраторы. В европейских странах в законодательстве уже появились представления о программах как субъектах права [3], но наши законодатели к таким представлениям, вероятно, придут еще не скоро.
Другими словами, мы утверждаем, что основной проблемой постсоветского города является ущербность, неполнота его структуры, и, соответственно, то согласование устремлений, о котором говорилось выше как об основе и условии нормальной экологии, по сути, сведено к простому администрированию.
Следует отметить еще одно обстоятельство, полученное нами в наследство от советской системы образования: город никак не представлен в школьных программах. Школьник больше знает об устройстве Вселенной, чем о месте, в котором ему придется жить, а отсюда — отсутствие элементарных знаний о формах городской жизни и городском устройстве. Кое-где этот парадокс уже осознан. Так, например, в московских школах преподается обширный цикл предметов под общим названием «Москвоведение», обеспеченный большим числом учебников и справочников, а, например, в Париже во многих школах история Франции изучается через историю района, в котором живут школьники. Вроде бы понятна мысль, что городская экология начинается с воспитания горожан, но не известно, когда она будет осознана чиновниками системы образования.
Исчезновение или ослабление функциональной нагрузки постсоветских городов поставило перед многими из них проблему самоопределения — формирования представления о собственной миссии и стратегии развития, что выходит далеко за рамки сложившейся ментальности и уровня подготовки как чиновников, так и жителей городов. Традиционно развитие советских городов связывалось с развитием индустрии, которая и есть основной источник экологического неблагополучия. Но сегодня еще трудно пойти на путь реструктуризации производства и принять допущение, что образование, туризм и здравоохранение могут стать основой городского развития.
Думаем, что к осознанию миссии и выработке стратегии города можно прийти только путем организации коммуникации, так как и миссия, и стратегия есть производные от понимания места и его истории или исторической ситуации, мировых глобальных тенденций, касающихся развития устройства самого города, возможностей работать с ресурсами своего развития.
Под коммуникативной экологией мы понимаем движение к согласованию в процессе взаимодействия и взаимопонимания всех организаторов городской жизни и городского развития. Но оно не может быть достигнуто только путем проведения совещаний, конференций или публикаций разоблачающих материалов. В городе должно существовать общее место, экран, где были бы представлены траектории движения всех участников городских преобразований и плацдарм осуществления городской политики. Для формирования такого места нужна иная технология городского управления. То, что в европейских городах «оестествилось» за столетия непрерывного развития, в нашей стране возможно решить только за счет новых технологий, так как выход из экологического кризиса обеспечивается именно высокими технологиями, а не возвратом к предыдущим, как бы более естественным состояниям, поскольку «одичание» города есть уничтожение высших, сложных форм его жизни.
Литература к этой части
1. Алферова Г.В. Кормчая книга как ценнейший источник древнерусского градостроительного законодательства //Византийский временник.– 1973.– N35.
2. Каганов Г.З. Урбанистический эпос и развитие городов //Строительство и архитектура Ленинграда.– 1975.– N8.
3. Книпер Р. Цивiльне та економiчне право. Тези про розвиток цивiльного i економiчного права в вропi //Укра нський правовий часопис.– 1998.– N1.
Мир персонального дома
Как люди, работающие и живущие в разных местах, мы были вынуждены задуматься над тем, что есть сегодня дом, где его границы. Ведь многие наши знакомые тоже живут такой же полукочевой жизнью — заказы, выставки, проекты, семинары в разных городах и странах, поэтому очень четко представляешь себе, где ядро этой жизни и где ее периферия, как все это взаимодействует между собой и дополняет друг друга. Следовательно, эти заметки не теоретические спекуляции, а особое представление своего опыта и складывающегося убеждения, что сегодня уже весь мир является единым домом, сложенным за тысячелетия. Это не метафора политического согласия, а попытка задать общее поле, на котором можно осмысленно представить мировые тенденции, смену базовых символов и движение принципов и приемов формообразования.
В одном из номеров «Независимой газеты» середины 1999 года был подробно представлен грандиозный проект «Корабля свободы». Это плавучий город, в котором можно жить и работать постоянно, пользуясь мощной информационной инфраструктурой и преимуществами экстерриториальности, а можно в качестве туриста отдыхать и развлекаться. В чем-то этот проект является воплощением новейших тенденций, а в чем-то — плоской проекцией того сложнейшего феномена, который мы называем домом.
Безусловно, каждый локальный дом — это точка прорастания всей истории и место фокусировки основных мировых тенденций. Так, в нашей квартире слои культуры представлены очень зримо — старинные гравюры, книги разных эпох, собрание пластинок, проявляющее вкусы трех поколений, магнитофонные кассеты и, наконец, все увеличивающееся количество дискет и дисков. То же самое — на рабочих местах и везде там, где мы оседаем на какой-то период. Время начинает характеризовать дом более значимо, чем пространство, так как именно его структура определяет нашу жизнь. Вспомним, как старшее поколение боролось за квадратные метры жилплощади, через них реализуя свои представления о свободе и достоинстве. Нам же важнее «начинка», те возможности, которые она предоставляет, и без набора бытовых машин и средств мгновенной связи с миром дом уже кажется недостаточным. Осмысляя все это и те мелочи, из которых состоит жизнь дома (семейные трапезы и поездки на дачу, установка металлической двери в парадном, оснащение кухни и ванной), мы и пришли к тем обобщениям, которые постарались представить на схеме, и тем самым объективировать их, подкрепив историческими ссылками и реконструкциями.
Думаем, что самые радикальные изменения произошли в понимании принципа дома — от дома частного к дому персональному через этап акцента на доме-стандарте (или доме-индивидууме).
Частное жилище появилось одновременно с формированием частного права в гражданском обществе, оно пришло на смену (или в дополнение) дворцам знати и предназначалось для джентльменов. Жизнь джентльмена протекала в свете, и дом должен был обеспечить светскую жизнь с ее публичностью. Англичане создали не только тип джентльмена, но и то, что сопровождало его жизнь, — комфорт. Помните у Пушкина:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, —
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Частный дом еще в старой ремесленной традиции начинался как изделие, как произведение мастера, но очень быстро стал превращаться в продукт строительного промышленного производства и нарождающейся индустрии комфорта. Постепенно выделились стандарты комфортного дома, и уже они стали основой массового жилья в нашем веке. Метафора «машина для жилья» характеризовала новый принцип дома, предназначенного уже не для джентльменов, а для людей дела — служащих, предпринимателей, инженеров. Стандарт стал основой индивидуализации, и этот принцип проектирования жилища успешно реализовали мастера функционализма.
Сегодня новой массовой профессией стал менеджмент (а эта деятельность предполагает большую подвижность и устремленность за пределы своей территории), и дом стал цениться не столько за комфорт (эти характеристики «свернулись» в стандарты), сколько за возможности, которые он предоставляет для многообразия форм жизни и деятельности. При этом жилище утеряло определенность границ и стало включать в себя и бизнес-центры с жилыми помещениями, и кондоминимумы (эти обособленные миры внутри города), и загородные клубы, и многое другое. Поверх частных и стандартных форм стали складываться их персональные конфигурации, которые мы и называем персональным жилищем.
Персональное жилище является сборкой разных функционально-символических единиц, набор которых можно выделить исторически.
Первой базовой единицей жилища является функция родового или семейного центра-очага. Таковы древнегреческий дом, изба, хата, японский дом и, вообще говоря, всякое народное жилище. Проектируя дом, мы стараемся оттолкнуться от этих образцов и отобразить их хотя бы намеком — камином, трапезной.
Следующая функция — это защита, кров. Дом становится замком, и мы сегодня многое отдаем за безопасность, сооружая, например, крепостные ворота из стали.
Дворец-поместье является одним из излюбленных воплощений отдельности, уединенности, здоровья и изобилия. Большинство людей стремится хоть что-то из этого набора «естественных» привилегий заиметь на своих дачах.
«Машина для жилья» обеспечивает комфорт, поэтому вокруг инфраструктур бытовых услуг создаются сегодня жилые группы и роскошные кондоминимумы.
Различного рода сети, концентрируя информационные, торговые, услуговые, образовательные и прочие ресурсы, задают возможности современного жилища.
Персональное жилище, повторяем, есть конфигурация этих исторических типов или функций, и без любой из них дом неполон. Но дом в этом понимании не набор помещений, а «размазанное» по миру множество мест нашего пребывания с ядром в месте очага.
Такое понимание дома имеет зримое выражение в стилистике современных интерьеров. Если на рубеже веков можно было говорить о стилистической эклектике в интерьерах, и это имело смысл на фоне исторических стилей и нарождающегося пуризма — стремления к чистоте форм у мастеров функционализма (эклектизм, однако, недолго был приемом постмодернистов), то сегодня дизайн все отчетливей движется от индивидуальных манер к творению персональных миров. Персональный интерьер — это то, что может прорасти сквозь обнаженные конструкции, чистые формы в виде временных следов жизненных событий, взаимоотражения мест нашего пребывания, в том числе исторической географии реальных и виртуальных странствий. В итоге от исторических стилей интерьер движется к выражению стилей персональных.
Тысячелетиями дом создавался под влиянием мужских интересов и вкусов патрициев, баронов, джентльменов, но со становлением идеи комфорта, а затем и ценностей потребительского общества, дом все больше становится тем, что мужчины творят для женщин. Женский характер все чаще определяет подвижность форм, на дом как бы переносятся принципы моды — яркая индивидуализация, быстрая смена акцентов и подчеркивание аксессуаров, нарочитая экстравагантность. Женский характер стал жестче — и в интерьере сентиментальность драпировок и пуфов иногда возникает как момент игры, но не как выражение характера. Игра со своим обликом, которую женщины доводили до совершенства в течение тысячелетий, стала и формой жизни дома. Думаем, что те средства виртуализации, которые предоставляет дизайну современная техника, будут все чаще использоваться для придания подвижности и персональности интерьеру и дому в целом.
В нашей стране только сейчас появилась некоторая свобода домостроительства, хотя институт прописки не отменен, а в массовом сознании только проясняется идея частного дома и идет освоение стандартов проживания. Но в то же время множество людей приходят к осознанию необходимости творить персональное жилище. Сложность и неопределенность этой ситуации вызывают ностальгию по устойчивости образа традиционного дома или исторических образцов, и часто бывает так приятно проглядывать в журналах фантазии в стиле ретро, но жизнь приходится выстраивать в множественности и непредсказуемости мирового дома, выделяя в нем место нашей, совместной с другими, персональности. Акцент в проектировании начинает смещаться с вопроса, что есть дом, на вопрос, что и с кем мы создаем этим домом. От проектирования содержимого дома к созданию его содержания — таков наш дальнейший путь.
Правовое обеспечение развития городов: сложности и проблемы
В своей практике мы столкнулись с тем, что момент перехода от советской системы градоуправления к постсоветской сопровождался процессом лавинообразного издания законодательных актов, как правило, повторяющих соответствующие акты европейских стран, особенно в области муниципализации и самоуправления, и, как выяснилось позже, фактически не действующих в практике городского управления на Украине и в России.
Возникающее противоречие между добротно составленными, опирающимися на мировой опыт юридическими документами и их реализацией заставляет задуматься о самом феномене правового регулирования. На каких принципах, этических или теоретических, должен строиться юридический документ, или он должен опираться на опыт решения подобных задач в других странах и регионах, или же быть следствием осознания и формализации некоторой практики преодоления затруднений и конфликтов именно в данной социально-культурной среде и конкретном историческом времени?
Юристы, с которыми нам приходилось обсуждать эту проблему при подготовке законодательных документов для городского регулирования, все как один стояли на точке зрения, что правильный закон первичен и его применение неминуемо обеспечивает правильное правовое поведение граждан и администраторов. Вся сложность, говорили они, заключается в обеспечении соблюдения законов, в разработке действенных мер поощрения и наказания. Аргументы типа того, что закон действует тогда, когда он соответствует складывающимся отношениям и регулирует их, воспринимались как проявление юридической безграмотности или нигилизма.
Эксперты международных комиссий, оказывающие консультативную помощь в вопросах законодательства в странах СНГ, уже столкнулись с этой дилеммой: предлагать правильные, отвечающие последним представлениям о правах человека и хорошо работающие в других странах законы для применения их в нашем законодательстве при некоторой трансформации их в соответствии с местными условиями или пытаться разобраться, какие реальные процессы происходят в постсоветских странах и какими юридическими актами их можно регулировать. Например, статья Р.Муди о системе прописки, существующей на Украине, и ее соответствии Конституции Украины и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод есть, на наш взгляд, попытка указать на характерные феномены советской действительности, которые требуют не только юридического, но и социокультурного исторического анализа [4].
В начале 90-х годов на Украине, как и в России, наблюдался бум вокруг темы муниципализации. Проводились конференции, стали открываться группы по обучению соответствующим специальностям и даже вузы (в Киеве был открыт Институт муниципального управления), городские администрации заказывали программы муниципализации, а в собственной истории обнаруживались давние традиции городского самоуправления.
В конце 90-х годов этот бум закончился, интерес городских властей к этой теме упал. Как заметил в беседе об этом феномене Б.Л.Ерофалов, «период муниципального романтизма окончился». Смеем полагать, что у администрации городов интерес к этой теме прикрывал, прежде всего, борьбу за перераспределение властных полномочий между центром и местами, и после того, как этот процесс был завершен, тема для них перестала быть актуальной.
Однако весь этот ажиотаж вокруг самоуправления и муниципализации был вовсе не напрасен — он дал возможность начать обсуждать проблему форм существования постсоветского города, а эта проблема, как нам представляется, еще далеко не осознана и тем более не сформулирована. Ведь мы живем в «неописанной стране», и степень этой непроявленности только сегодня начинает обозначаться. Почти столетие усиленного вымарывания истории и уничтожения элиты не может не сказаться на самосознании и самоидентификации народа.
В чем суть проблемы? Советский город, с одной стороны, целиком искусственное сконструированное образование, а с другой — он создавался поверх живой тысячелетней традиции, и с тем, что из этого получилось, разобраться совсем не просто.
На Украине, в силу путей ее исторического развития, города имеют разные традиции управления и жизни (европейскую, основанную на магдебургском праве, войска запорожского и его «полковых городов», слободскую, имперскую и, наконец, советскую), и в разных городах страны они проявляются по-своему. Так, никто не спутает, например, городок Галиции с таким же по размерам городком Слобожанщины: и уклад жизни, и ее пространственное оформление, и отношение к городской власти — все различное. Такая же ситуация сложилась и в России. Но все равно матрица советского города отличает его от городов других стран мира.
Если изучить процессы, происходящие в городах мира, то может показаться, что они подобны как в европейских, американских, так и в постсоветских городах (рост преступности, уход богатых из центров в пригороды, нехватка бюджета, коррупция, растущая отчужденность между жителями, экологические проблемы и т.п.). Однако за этими сходными явлениями стоят разные структуры отношений.
Если в европейских городах эти структуры складывались веками, когда за счет преодоления конфликтов появлялись новые формы отношений и правовых регуляторов, то в советском городе они строились заново, как бы на пустом месте. Если в западных городах и есть кризис, о котором пишут социологи, юристы, политики (в 70-е годы даже модно было писать о смерти городов), то, на наш взгляд, это кризис очередного этапа развития, связанный с превращением мира в единое по системе коммуникативных отношений и одновременно разделенное по территориальным, национальным и культурным интересам общество. Вся структура западного права включает в себя следы исторических этапов появления новых форм отношений и является эволюционной по своей природе. Муниципальные формы жизни и муниципальное право эволюционировали еще от римских муниципий, и вместе с развитием муниципального права становились формы административного, гражданского, экономического права.
Если же обратиться к структурам советского общества и советского права, то обнаружится, что они созданы революционным путем и по сути являются только государственно-административными. У советского общества нет структуры, а есть иерархия мест, административно обозначенных, через которые как бы «протягивалось» население страны, и прикрепленность к месту ничем, кроме воли чиновников, не подкреплялась. Все формы общности людей — соседские, религиозные, корпоративные — были сознательно разрушены. Об этом феномене уже неоднократно писалось, например, в книгах А.Зиновьева и многих других авторов.
Во второй половине XIX — начале XX веков в Российской империи начали складываться и законодательно закрепляться формы городского и местного самоуправления. И в период совершения большевистской революции они в виде так называемых Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов были единственной властью в стране. В советской историографии тщательно замалчивался тот факт, что в 1918 году все законодательные инициативы и бюджет принадлежали городам, а не центральной власти. В 20-е годы произошел переход к жестокой централизации, а города полностью потеряли самоуправление.
В 1928 году вышла работа Л.А.Велихова «Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства», значение которой сопоставимо с капитальным трудом в области городского самоуправления [1]. Она содержала обобщение мирового и российского опыта по всем аспектам городской жизни и управления. Автор зафиксировал то отступление от принципов городского самоуправления, которое последовательно проводилось советской властью. Эта книга настолько прочно была «забыта», что до недавнего времени даже специалисты-градостроители ничего о ней не знали, и ни в каких списках литературы о городе она не значилась. Л.А.Велихов стремился провести доктрину о согласовании интересов и разделении функций города и центра на фоне явной утери городом своей организационной специфики и самостоятельности. В этом труде город последний раз в советской культуре предстает во всей сложности своих структур и функций как субъект хозяйственной, финансовой и правовой деятельности.
Географ А.Е.Левинтов в своей работе «Основания размышлений о системном мифе власти в советских и постсоветских городах» выделил основные характеристики советского города [2]. В этой статье показано, как после постановления Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов по жилищному и земельному вопросам, вышедшего летом 1918 года и содержащего, в частности, такой раздел, как «Положение о муниципализации жилищ и земель в гор. Москве», начался процесс деструктуризации городского населения. Практически было уничтожено право собственности на жилье, началось перераспределение административным путем всего жилого фонда. В ходе реализации этого постановления был совершен исторический переворот в сознании советских людей — структурные единицы городской жизни были заменены количественными нормами. Последовательное введение количественного нормирования (в виде квадратных метров жилой площади, количества коек в больницах или мест в театре на душу населения и т.д.) стало основой градорегулирования. Этот принцип не изжит сегодня ни из практики бюджетного финансирования и распределения жилья, ни из сознания администраторов. Право на жилище было, по сути, заменено правом на получение квадратных метров жилой площади. Возможность перераспределения или изменения места проживания по инициативе граждан пресекалась действием института прописки.
Другим фактором атомизации населения служила идеология и практика примата интереса промышленного производства над другими аспектами жизни людей. Миллионы человек перебрасывались с места на место и концентрировались вокруг крупных промышленных строек, живя в бараках и десятилетиями ожидая, когда наступит очередь получить положенные квадратные метры жилья. Это привело к тому, что в советских городах исчезли все формы устойчивых сообществ (кроме производственных коллективов) и ни о каком чувстве хозяина и гражданина своего города говорить не приходилось.
Мы не будем больше углубляться в особенности советского города и отсылаем интересующихся к упомянутой статье А.Е.Левинтова, а попробуем теперь сосредоточиться на вопросе о том, как вернуть постсоветским городам их городское содержание.
Основой местного самоуправления является «территориальное сообщество», но, исходя из вышесказанного, таких сообществ на территории бывшего Советского Союза быть не может, а есть некоторое количество граждан, прописанных на административно обозначенной территории.
Целью принятия законов о самоуправлении на Украине было изменение жесткой вертикали власти, и только следующим шагом, как сказал президент Украины, — разработка концепции Муниципальной реформы [5, с.9], то есть на самом деле в республике еще нет достаточного представления о содержании и механизмах перехода к иной модели городской жизни и развития.
Можно обсуждать несколько вариантов стратегии реформы: традиционную для советского человека стратегию революционного переворота, то есть отменить все советское и ввести все передовое (такой путь, как уже показал советский опыт, требует огромного репрессивного аппарата и физического уничтожения элиты — носителей норм развития); эволюционную — за счет снятия ограничений все само собой образуется, но неизвестно когда и в каких формах; и, наконец, программную — совместить естественные процессы и техническое воздействие в рамках четких представлений о целях, шагах, критериях и тому подобном.
Конечно, наиболее разумной представляется программная организация реформы, но проблема в том, что программа не может разрабатываться и реализовываться в административных формах, а других на Украине, как и в России, нет.
В европейской культуре вследствие ее долгого эволюционного становления все формы регулирования как бы «нарастали послойно» и действуют теперь сообща, а в советском обществе была оставлена одна — административная (подкрепленная соответствующей организацией коммунальной жизни — через производственные коллективы). Но как теперь восстановить весь спектр форм регулирования? Об этом даже помыслить еще трудно.
Большая надежда возлагается на реформирование избирательного права, но выборы — очень древний механизм, работающий в рамках сообществ и регулирующий отношения в них. Вне этих рамок выборы есть фикция и средство манипулирования. Ведь еще неизвестно, кому принадлежит реальная власть в городах и регионах, а то, что криминальные структуры начинают успешно использовать механизм выборов для легализации своей власти, уже очевидно, как показало недавнее избрание мэрами ряда российских городов лиц с криминальным прошлым и настоящим.
Административные должности подлежат назначению, а не выборам. Тем более нельзя выбрать организаторов культурных преобразований. Традиционный механизм для этого — конкурсы. Программы же — это вообще иная форма управления, они реализуются командами разработчиков и требуют особых форм воспроизводства. Программы (если они программы по сути, а не на словах бюрократов) — очень длительные по своей жизни образования и не могут зависеть от сроков избрания на пост или назначения на должность определенных лиц. В европейской юридической практике этот момент современных технологий управления осознан, и в законодательстве программы стали выступать особым субъектом права [3], но на Украине эту проблему даже не обсуждают.
Выйти из одномерности административной действительности представления города можно, двигаясь в следующих направлениях:
– создание первичных структурных единиц города на базе общественных групп, в первую очередь соседского типа, и юридического обеспечения их деятельности;
– создание механизмов действия конкурсной и программной форм предъявления и реализации инициатив по развитию города, в том числе финансовых, предпринимательских, инфраструктурных.
Литература к этой части
1. Велихов Л.А. Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства.– М.; Л., 1928.
2. Левинтов А.Е. Основания размышлений о системном мифе власти в советских и постсоветских городах //Вопросы методологии.– 1995.– N1–2.– С.24–34.
3. Кнiпер Ральф. Тези про розвиток цивiльного i економiчного права в Європi //Укра нський правовий часопис.– Вип.1.– С.5–7.
4. Мудi Рiчард. Система прописки в свiтлi Конституцiї України i Європейсько конвенцiї прав людини //Український правовий часопис.– Вип.1.– С.18–25.
5. Президент про мунiцiпальну реформу //А.С.С.– 1997.– N2.
Тезисы к представлению о формах понимания города
1. Город предстает для понимания, конструктивной работы и действования в форме описаний.
– Описания производятся исходя из представлений и языков деятельных ролей и позиций в обществе.
– Никакое описание не дает полного представления о городе. Город в этом смысле есть сумма описаний.
– Каждый участник работы с городом исходит из своих способов описания, средствами своего языка формулирует оценки ситуации, суть конфликтов и предлагает пути выхода из них, а также истолковывает другие тексты. Только позиция организатора предполагает взаимосогласование разных языков описаний для организации совместных работ городского строительства.
– Для перевода различных типов описаний в организационное необходимо отказаться от содержания, стоящего за каждым из них, их объектности и предметности и перейти в язык отношений операций и процедур по организации работ. Позиция организатора работ и, соответственно, способы описания, используемые им, принципиально «пусты» и бессодержательны и только за счет этого действенны.
– С организационной позиции, город есть процесс согласования разных типов описаний по поводу конфликтов и выхода из них, предъявленный через отношения, процедуры и операции. Морфология и индивидуальность конкретного города есть след этого процесса в организованностях людей. Эти организованности удерживаются нормами, образцами, предписаниями и так далее, а также организованностями места, в пределах которых эти регулятивы действуют (дома, улицы, учреждения, хранилища и т.п.).
2. Город есть место столкновения организационных форм.
– Город есть место столкновения деятельностных процессов и реализующих их организационных устройств. Город есть место борьбы способов организации и осуществления схем их соорганизации.
– Город есть место соотнесения организационных «документов», и их «полилогос» есть то, по отношению к чему принимаются управленческие решения и что регулирует городскую жизнь.
– Город есть место пересечения и актуализации глобальных тенденций.
3. Город есть место оформления и разрешения исходного противоречия — стремления жить внутри группы своих и необходимости жить совместно с чужими. Город есть место проявления и борьбы двух исходных форм отношений — родства и отчуждения.
– Город есть место преодоления группового мифа и создания нового мифа, определяющего границы новой группы поверх существующих.
– Город есть место освобождения от норм и регулятивов своей группы и выход в иное пространство, которое в процессе освоения «обрастает» и «обустраивается» новыми нормами и регулятивами. И стремление к иному, еще «свободному» пространству жизни есть процесс, обеспечивающий движение города.
4. Город есть способ взаимосвязи духа и места. За видимой морфологией города стоит невидимая структура отношений принципов и конкретных ситуаций.
– Город есть место столкновения носителей идеи духа и идеи места, процессов внетерриториальных и локальных, и разрешение этого конфликта — в определенных способах организации городской жизни и деятельности (духовных, технологических, хозяйственных...).
– Город как место столкновения, проявления и осуществления несовместимых принципов общежития и свободы есть устройство по воспроизводству и трансляции этих принципов и способов их соотнесения, и в этом смысле принцип города развертывается в истории как проявление единого идеального города всеобщего согласия или, говоря языком теологов, процесс построения «Града небесного» в конкретности «градов мирских».
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Принцип города: организационное представление», Владимир Африканович Никитин
Всего 0 комментариев