«К себе самому»

К себе самому (fb2) - К себе самому 839K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марк Аврелий Антонин

Марк Аврелий К себе самому

Человек в восприятии марка аврелия

Книга римского императора и философа Марка Аврелия (121–180 н. э.) называется «Тά είς έαυτòν». Буквально это название переводится как «То, что обращено к себе самому». Но в действительности эта книга – не просто мысли, обращенные к себе самому, а это путь к себе самому, восхождение к тому идеальному образцу, по которому сотворен ты сам и человек вообще, потому что во всех людях этот образец один и тот же. В начале этого пути – благодарность тем, кому Марк Аврелий обязан тем, что он живет, т. е. предкам и родителям, а также благодарность тем, кому он обязан тем, что живет достойно , а не просто живет, т. е. воспитателям и учителям. А в конце этого пути – благодарность тому, кто привел его в этот мир и вот теперь уводит, сделав благосклонным ко всем и ко всему. «Потому что и отпускающий тебя благосклонен», – такими словами заканчивается последняя, 12-я книга. И закрываешь ее с ощущением, что ее автор, организовав свою душу по законам мировой гармонии, вернулся к источнику своей жизни, к мировому разуму, став таким же благосклонным, как и он.

Читая эту книгу, трудно отделаться от впечатления, что в лице Марка Аврелия этот мировой разум разглядывает его самого, тебя и всех нас, но не презрительно и снисходительно, а именно благосклонно. И чувствуешь, как сильно этот бог древних греков и римлян отличается от мстительного и ревнивого библейского бога, который за хорошее поведение при жизни сулит тебе персональную келью в раю после смерти (видение протопопа Аввакума), а за плохое грозит вечными посмертными муками в геенне огненной (как будто их на земле мало!) и все время занимается нравственной дискриминацией людей, деля существ, принадлежащих к одному и тому же роду, на званых и избранных, на пшеницу и плевелы, на козлищ и овец с прозрачным намеком, что тот, кто уверует в него и будет жить по его программе, – избранный и пшеница, а кто нет, тот сорняк и козел! Марк Аврелий и тот бог, от имени которого он говорит, относится к людям куда более терпимо и не требует от них того, на что они по слабости человеческой природы не способны. Мало того, он считает, что порок в мире так же необходим, как и добродетель, хотя для человека лучше предпочесть последнюю. О тех, которые предпочитают порок, он говорит без гнева и миролюбиво, замечая однажды: «Ведь и в таком нуждается мир». Читая записки Марка Аврелия, чувствуешь, что не так уж и страшно это царство римского кесаря, как нас пытались уверить христианские богословы вроде Августина Блаженного, потому что дай бог всякому государству иметь такого мудрого кесаря, каким был Марк Аврелий.

Конечно, создать в этом мире государство по образцу идеального государства Платона невозможно, но опыт Марка Аврелия показывает, что в себе самом такое государство организовать можно. Разум должен играть роль царя в этом внутреннем государстве, и недаром о неразумном человеке говорят «без царя в голове». Царь же или император является воплощением разума во внешнем государстве, и Марк Аврелий как император был именно воплощением государственного разума. Он отличался кротостью и справедливостью, и, хотя при нем были гонения на христиан, он не был, да и не мог быть по своей природе, их инициатором. Но, отличаясь кротостью и справедливостью, Марк Аврелий, тем не менее, когда возникала опасность перед вверенным ему государством, действовал твердо и решительно и большую часть времени своего правления провел на западных границах империи. 13 лет он вел войну с германскими племенами квадов и маркоманов, которая то затухала, то вспыхивала с новой силой и продолжалась до самой его смерти. В перерыве между военными действиями он посетил Восток, где подавил мятеж Авидия Кассия, одного из своих полководцев. При этом вести военные действия и поддерживать порядок в империи ему было крайне трудно, так как он не отличался крепким здоровьем. Живя такой нелегкой жизнью, он обратился к философии и своими размышлениями, которые составляют эту книгу, доказал, что он не только как император, но и как философ был воплощением этого царственного разума, который он имел прежде всего в себе самом и которому все время старался следовать. Философия и жизнь этого человека образуют удивительное единство именно потому, что он всегда ощущал себя лишь каплей в океане мирового разума, которая после смерти вольется в океан. Но Марк Аврелий уже и при жизни действовал слитно с ним как часть целого и обособление от целого считал самым великим злом. Многие обращают внимание на то, что, притом что книга его мудра, сам он был некрасив и имел мелкие, невыразительные черты лица. Но в том-то все и дело, что он даже внешне похож на муравья, который созидает порядок в муравейнике, действуя в общих, а не в своих собственных интересах, и самопознание и самовоспитание нужно было ему лишь для того, чтобы правильно и наилучшим образом работать на благо этого муравейника и не выбиваться из ритма общей работы. Судите сами, какой высокой и мудрой была душа этого римского муравья, если даже высшая власть не смогла ее испортить, потому что Сократ, как всегда, прав, когда говорит в «Горгии», что из людей более всего трудно удержаться от совершения несправедливостей тому, кто имеет право делать все, что ему заблагорассудится, то есть единоличному правителю. Но Марк Аврелий обладал способностью самоотречения и, в сущности, ничем не отличался от христианских святых, так как всю жизнь действовал не во имя свое. Но в отличие от христианских святых он не стремился уйти в скит или пустыню. Его царство – как раз от мира сего, и он в нем царь, и в одном месте он неодобрительно отзывается о христианах, подчеркивая, что они все делают из чувства противоречия общепринятым нормам жизни и таким образом, в его понимании, стремятся противопоставить себя общечеловеческому муравейнику. Действительно, попытка христиан посредством индивидуального душеспасения вырваться из римского и общечеловеческого муравейника не могла вызывать у него симпатии. Поэтому люди, исповедующие христианскую религию, никогда не смогут понять этого мудрого римского кесаря. Его гораздо лучше поймут буддисты, вовсе не склонные обожествлять индивидуальность и предполагать продолжение ее существования после смерти на небесах в компании ангелов, херувимов и прочих милых созданий человеческого воображения, которых никто, кроме участников христианского мифа жизни, не видел и никогда не увидит. И не случайно в России Марка Аврелия лучше всех понял и почувствовал Лев Толстой, русский будда, который отрицал личного бога, так как личность есть ограничение, а это несовместимо с понятием бога как безграничного существа. И все отличие Толстого от Марка Аврелия заключалось лишь в том, что Толстой, обладая пылким русским сердцем, стремился раствориться в русском и общечеловеческом муравейнике и полагал, что государственная власть лишь мешает этому растворению, а Марк Аврелий, напротив, считал, что эта власть помогает, так как и человек, и весь мир – это государство.

Для того чтобы понять истинный смысл этой книги, надо понять, как Марк Аврелий представляет и видит себя самого и человека вообще. Обычное разделение: разум – душа (дыхание) – тело. Более точное и подробное: 1) внутренний демон, или внутреннее божество; 2) руководящее начало; 3) дыхание и жизненная сила (примерно соответствует нашему понятию «душа») и 4) тело. Рассмотрим все четыре составные части человека, как его мыслит Марк Аврелий. У древних греков, римлян и египтян существовало представление о том, что у каждого человека есть демон, или личное божество, которое сопровождает его на жизненном пути и не только руководит его действиями, но также внушает ему определенные симпатии и антипатии и даже мысли, причем египетские жрецы умели вызывать это божество (см. Порфирий, «Жизнь Плотина», 10), а Сократ общался с ним напрямую и слушался его предостережений. А ведь он не был сумасшедшим, но, напротив, слыл мудрейшим из людей. Плутарх объясняет этот феномен тем, что демон Сократа был менее, чем демоны других людей, погружен в материю тела и потому находился как бы рядом с Сократом, а не внутри него, как у остальных людей. Обычно же древние считали, что это личное божество – индивидуальный характер человека, который тяготеет к судьбе человека и прямо порождает ее. И Гераклит в одном из своих фрагментов так и говорит, что демон человека – это его характер (в неуклюжем русском переводе Муравьева: «Собь своя для человека – гений»). Однако Марк Аврелий далеко отступает от этого общеантичного представления, и если проанализировать все его упоминания о внутреннем демоне, то становится ясно, что этот внутренний демон у него – просто частица мирового разума, его чистое истечение. Причем во всех людях оно качественно однородное (отчего возникает единство человеческого рода в разуме), и все различие между людьми заключается лишь в силе и интенсивности этого истечения мирового разума: у одних оно более сильное, у других – менее. Поэтому у Марка Аврелия все люди – это одно существо, но, в отличие от неоплатоников, он не устанавливает и не признает никакой иерархии. Напротив, он все время призывает себя помогать людям именно потому, что сознает, что это чистое истечение мирового разума в нем несколько сильнее, чем в остальных. И он совершенно лишен высокомерия, свойственного, например, Плотину, который считал своего личного демона высоко стоящим в иерархии демонов и богов («Пусть боги приходят ко мне, а не я к ним!») и, в сущности, презирал остальных людей. И хотя Марк Аврелий часто смотрит на жизнь отрешенно, как буддист на «покрывало майи», но смотрит не свысока, не разглядывает людей, как любопытных букашек, а пытается воздействовать на их руководящее начало, хотя иногда и сознает, что это очень трудно, и призывает себя хотя бы не осуждать людей, если бессилен воздействовать на их руководящее начало.

Собственно, в этом руководящем начале, в способе его взаимодействия с душой и телом и заключается все качественное различие между людьми (внутреннее же божество, как было сказано выше, во всех одно и то же). Что такое руководящее начало человека? Если личное божество, или демон, по представлениям Марка Аврелия, является как бы посторонним для человека (ведь он – не его собственное достояние, а частица мирового разума, «кусочек Зевса», как называет его однажды Марк Аврелий), то руководящее начало призвано осуществлять связь этого общего для всех божества с индивидуальной душой и индивидуальным телом, а также связь человека с остальными людьми. Это руководящее начало в восприятии Марка Аврелия обладает тремя основными характеристиками: индивидуальное восприятие или толкование вещей (hypólēpsis), представление (phantasía) и суждение (crisis), причем второе вытекает из первого (представление из восприятия), третье из второго (суждение из представления), а после суждения следует этический акт: то или иное высказывание, тот или иной поступок. Рассмотрим эти три составные части руководящего начала. Первая, hypólēpsis, – это восприятие, признание чего-либо тем или иным и возникающее как результат этого восприятия толкование вещей, которое тоже индивидуально. Мир раскрывается перед человеком согласно его собственному индивидуальному восприятию этого мира, и Марк Аврелий в одном месте совершенно в духе Беркли говорит, что жизнь – это восприятие (4,3), и на протяжении всей книги подчеркивает, что все дело в восприятии. А поскольку в понимании Марка Аврелия суть вещей труднопостижима или вовсе непостижима (в отличие от остальных стоиков, у него довольно часто и резко проявляется скептицизм по вопросу познаваемости мира), то у большинства людей это толкование оказывается либо приблизительным, либо вовсе неправильным, и тогда hypólēpsis превращается в предвзятое мнение, в предубеждение и приводит к совершению неправильных поступков и высказываний. Поэтому Марк Аврелий все время призывает себя следить именно за своим восприятием, за тем, какие представления у него возникают, для того чтобы толкование вещей соответствовало правильному или, как его называли стоики, прямому разуму. В 3,16 Марк Аврелий призывает себя «не оглушать своего демона толпой представлений». Что такое в его понимании представление? В восприятии древних оно имело световую природу, и они мыслили представление как свет, исходящий из разума и освещающий вещи. Поэтому один из главных теоретиков стоицизма Хрисипп, следуя такому пониманию, производил слово «представление» (phantasí a) от слова «свет» (phós, pháos) и различал само представление (phantasí a), объект представления (phantastón, «то, что явлено в свете разума»), мнимое представление (phantasticón) и абсолютно ложное и искаженное представление (phántasma, откуда «фантасмагория», уродливое искажение реальности, которое, по словам Хрисиппа, бывает у меланхоликов и безумных). В начале своей книги (2,11) Марк Аврелий призывает себя при возникновении представления делать общий очерк того, что подпадает под представление (phantastón по терминологии Хрисиппа), затем называть истинное имя этого объекта представления, отличное от другого имени, а также имена частей, из которых составлен объект представления и на которые он разлагается. Разумеется, подобное восприятие стоиков и Марка Аврелия несовместимо с нелепой материалистической теорией отражения, согласно которой сами предметы будто бы воздействуют на сознание и каким-то образом порождают в нем представления. В восприятии же Марка Аврелия вещи стоят незыблемо вовне и не они, а мы сами порождаем суждения о них, когда свет, исходящий из сознания, направляется к предметам, различает и отделяет их друг от друга, являет их сознанию (по-гречески «представлять» и «являться» – одно слово) и этим своим действием обнаруживает как объекты, так и собственную световую природу. В отличие от стоиков Марк Аврелий крайне редко употребляет понятие «постигающее, каталептическое представление», т. е. такое, которое «схватывает» суть вещей. Как уже говорилось выше, это объясняется тем, что в вопросе познаваемости мира он был ближе к скептикам, чем к стоикам. И, наконец, последняя, третья характеристика руководящего начала – суждение (crisis), которое, по мысли Марка Аврелия, должно соответствовать истинной ценности вещи, чтобы человек мог сделать правильное высказывание и совершить правильный поступок, совпадающий с действием прямого мирового разума. Главным для Марка Аврелия является именно состояние руководящего начала, и он поэтому стремится к тому, чтобы ни наслаждения, ни страдания, ни гнев, ни страх не исказили его, а через него не замутили чистого внутреннего демона. Кроме того, он часто подчеркивает, что в чужом руководящем начале зла для него быть не может (4,39), что лучший способ защиты – не уподобляться обидчику (6,6) и оставить чужое прегрешение на совести того, кто его совершил (9,20). «У каждого своя радость, – говорит он в 8,34, – у меня – когда мое руководящее начало не искажено, потому что не отвращается ни от какого-либо человека, ни от какого-либо обстоятельства человеческой жизни, но смотрит на все благосклонным взглядом, все принимает и использует соответственно тому, чего это явление стоит». В понимании Марка Аврелия в жизни человека все зависит от того, в каком состоянии находится его собственное руководящее начало, каких основоположений и убеждений оно придерживается и какими представлениями проникнуто, а вещи, как уже говорилось выше, сами по себе его не затрагивают. Что касается вещей, привлекательных в глазах большинства, Марк Аврелий советует себе разлагать их с помощью представлений на первичные составные части, чтобы таким образом видеть всю их неприглядность и ничтожность.

Представление Марка Аврелия о душе существенно отличается от того, что мы привыкли понимать под этим словом. Но самое интересное, что он в восприятии души и со стоиками имеет не много общего. Если стоики воспринимали душу как огненное мыслящее дыхание и не различали строго разум и душу (особенно ранние стоики, до Посидония), то у Марка Аврелия душа резко отделена от разума, и он во взгляде на структуру души даже с Посидонием имеет мало общего. Душа у него – пневма, которая движет в качестве жизненной силы члены человеческого тела, осуществляя моторную функцию и только. Унт в комментарии к ленинградскому изданию Марка Аврелия много пишет о том, как стоики воспринимали пневму, или дыхание, и как воспринимает ее Марк Аврелий, но ему следовало бы обратить внимание, что Марк Аврелий в два раза чаще, чем слово «дыхание», употребляет его пренебрежительно-уменьшительную форму pneumátion, «дыханьице», что лишний раз доказывает, что Марк Аврелий далеко отошел от телесного восприятия мира, свойственного ранним стоикам; да и ранним стоикам далеко не все представлялось таким уж телесным, как это пытаются изобразить люди, не совсем хорошо представляющие из-за своего материалистического восприятия мира, что такое стоицизм. К душевно-телесной стороне человеческого существа Марк Аврелий относится прямо-таки саркастически. Поэтому совершенно неправильно переводят на русский язык слова Эпиктета, которые цитирует дважды Марк Аврелий и которые звучат у Марка Аврелия так: « Душоночка ты, таскающая на себе труп, как говаривал Эпиктет». А все без исключения переводят: «Ты – душа, таскающая на себе труп», – отчего возникает неправильное представление, будто Марк Аврелий самым главным в человеке считает душу. В том-то все и дело, что душа у Марка Аврелия имеет не большую цену, чем тело. Душа в его восприятии – нечто такое, что дышит и посредством импульсов дергает человека, словно куклу, заставляя его к одному стремиться, а другого избегать, причем и в том и в другом случае неразумно, какой-то зверек, которого надо все время обуздывать с помощью руководящего начала, чтобы этот бессмысленный зверек, душа, не омрачал божественного покоя и божественной чистоты внутреннего демона, который во всех людях один. Поэтому Марк Аврелий, приводя слова Эпиктета, говорит уменьшительно и пренебрежительно, хотя, может быть, и ласкательно: psychárion, душоночка, – как мы говорим «котеночек», «цыпленочек» (словом «душонка» переводить нельзя, так как в русском языке это понятие означает низкую и подлую душу, и столь же неудачен перевод «душечка»). В отличие от большинства стоиков, у Марка Аврелия душа не является огненным мыслящим дыханием, а имеет только животную природу, и он все время подчеркивает эту неприглядную животную сторону души, что для нас, привыкших считать благодаря христианству, что душа – это все, выглядит несколько странно. Впрочем, со стоиками Марк Аврелий совпадает по этому вопросу в том отношении, что стоики считали, что душа впервые возникает у животных, а в мире растений ее еще нет. Ни в какое личное бессмертие души Марк Аврелий, разумеется, не верит и считает, что после смерти душа рассеется в той стихии, из которой она возникла, а индивидуальный разум возвратится в общемировой, оплодотворяющий вещи, и тоже утратит свою особенность – несколько огорчительная идея для тех, которые хотят сохранить свою драгоценную индивидуальность на том свете после смерти. Но Марк Аврелий мыслит честно и не обольщается. К тому же это растворение собственной индивидуальности в порождающем мировом разуме и ее слияние с ним он считает благом. Основными характеристиками души у него, как, впрочем, и у большинства стоиков, являются импульсы, устремления, порывы (hormaí), и Марк Аврелий все время призывает себя сдерживать эти порывы души, которые являются свойством животной, а не разумной человеческой природы. В 11,37 он говорит, что эти порывы души должны быть, во-первых, не безусловными, а возникать с некоторой оговоркой и ограничением, и, во-вторых, они должны быть направлены на общие интересы, а не на интересы своего животного «я»; наконец, в-третьих, они должны соответствовать истинной ценности объекта, на который они устремлены. И в этой связи основными характеристиками души являются также уклонение от чего-либо (écclisis) или, напротив, тяга к чему-либо, желание достичь именно этого, а не чего-нибудь другого (órexis). Эти устремления и импульсы, уклонение от чего-либо или тяга к чему-либо, вызывают, по Марку Аврелию, видоизменения души, которые он называет tropaí и которые он призывает себя тщательно контролировать, так как они неразумны и опасны.

Основными характеристиками тела являются ощущения (aisthēseis) и страдательные состояния материи тела, которые греки называли páthē, что не совсем верно переводят обычно как «страсти». В представлении Марка Аврелия и стоиков эти страдательные состояния вызывают вместе с импульсами и страстной тягой к чему-либо неправильные видоизменения души, и поэтому их также надо преодолевать с помощью руководящего начала, находящегося выше их, в голове. Páthē, или страдательные состояния материи тела, ведущие к неправильным видоизменениям души, – это гнев, печаль, вожделение и страх. Остальные страдательные состояния с точки зрения стоиков были менее опасными. Ощущения же, свойственные телу (aisthēseis), призваны отображать мир посредством чувственных оттисков. В 6,28 Марк Аврелий определяет смерть как прекращение отпечатывания мира ощущениями, прекращение судорожного подергивания импульсов, прекращение служения плоти. Если Марк Аврелий такого нелестного мнения о душе, то о теле и говорить нечего. Оно для него мешок кровавой грязи и смрада (8,38). Презрение к телу выражается у него гораздо резче, чем в ортодоксальном стоицизме. Странно то, что Марк Аврелий, в отличие от остальных стоиков, считает ощущения не частями души (у стоиков пять органов чувств считались частями души), а свойствами тела. И столь же странно, что страсти, пороки, наслаждения и страдания он также воспринимает как состояния тела, а не души, потому что, когда он вспоминает определение наслаждения и страдания как плавного в случае наслаждения и резкого в случае страдания движения души, которое дал Аристипп, он все время говорит о плавном и резком движении в теле , а не в душе.

Итак, вот каков человек в восприятии Марка Аврелия: тело с его ощущениями и страдательными состояниями, душа как теплая пневма, движущая посредством импульсов, страстной тяги к чему-либо или уклонения от чего-либо, словно нитками, человеком-куклой, руководящее начало , пытающееся воздействовать посредством суждений на душу и обуздывать ее порывы, чтобы человек совершал правильные поступки и делал правильные высказывания, и, наконец, внутренний демон , или божество, которое через действия руководящего начала должно быть связано с руководящим началом и внутренним божеством других людей, которое во всех людях одно, несмотря на свою разделенность в телах. Судьба же человека видится Марку Аврелию так: после смерти мешок кровавой грязи, именуемый телом, уйдет в землю, душа рассеется в той стихии, из которой она возникла при рождении человека, руководящее начало перестанет порождать представления и суждения и вместе с внутренним божеством растворится в мировом разуме и сольется с ним, так что это божество, бывшее при жизни человека личным, станет после его смерти вновь общим и утратит свою особенность.

Чтобы воссоединение с мировым разумом и слияние с ним было безболезненным, Марк Аврелий стремится исправлять и совершенствовать свой нрав. Поэтому стоическая философия интересует его прежде всего в своей этической части. И даже когда речь идет о стоической космологии, представления о космосе и мировом целом нужны ему лишь для выработки правильной нравственной установки, для того, чтобы находиться в гармонии с мировым целым, а не вступать в противоречие с ним. Ценность записок Марка Аврелия в том, что ему удалось сделать свое мышление орудием самовнушения и самовоспитания, тогда как многие другие стоики, уделявшие главное внимание этике, например, Сенека и Эпиктет, обращались с поучениями прежде всего к другим. Марк Аврелий же пытается убедить и разубедить лишь себя самого. То, что Марк Аврелий не думает о читателе, не заботится, как он отнесется к его словам, как раз делает его записи предельно искренними и независимыми по духу. Но хотя эти записи обращены только к себе самому, философ не думает замыкаться в себе. Напротив, он хочет жить в гармонии с мировым целым и ощущает, что единение людей – главная задача жизни. Однако оказывать влияние или давление на других людей, пытаться усовершенствовать их он считает делом бесполезным, так как руководящее начало этих людей – не в его власти. «Они будут делать то же самое, хоть ты тресни», – записывает он однажды. Зато изменить себя и таким образом улучшить состояние мирового целого и содействовать единению людей вполне в его власти, считает он. Жизнь Марк Аврелий полагает лишь в настоящем: будущее и прошедшее, по его мнению, никогда не принадлежат человеку. Часто возвращаясь к мысли о смерти, он не находит в ней ничего ужасного, но, сравнивая ее с жизнью, иногда даже признает смерть желанной, и ему свойствен благородный пессимизм Гераклита, которого он часто вспоминает и дважды цитирует. Мысль о разрозненности и текучести материального естества вселенной и его форм при сохранении тождества разумной основы мира порождает в Марке Аврелии спокойное отношение к смерти и вообще ко всему, что происходит в этом мире.

Трудность перевода Марка Аврелия заключается в том, что он пишет по-гречески, а мыслит по-римски, т. е. предельно сжато. К тому же записи его обращены прежде всего к себе самому, и о многом он говорит как о чем-то само собой разумеющемся, однако известном лишь ему одному. Чтобы передать этот стиль мышления Марка Аврелия, дополнительные поясняющие слова, без которых совершенно невозможно обойтись, заключены нами в квадратные скобки. Исключение – местоимения, которые Марк Аврелий опускает регулярно, но если все эти пропущенные местоимения воспроизводить в квадратных скобках, то от этих скобок начинает просто рябить в глазах. Кроме того, изредка в этих квадратных скобках указывается точное, буквальное значение слова рядом с переводимым. Это бывает в тех случаях, когда выражение Марка Аврелия является образным, но с точки зрения стиля выглядит диссонансом. Несколько фраз заключены в угловые скобки. Это фразы, которые противоречат по смыслу предыдущим, и они заключены в скобки Дальфеном, издателем текста, с которого выполнен перевод (Marci Aurelii Antonini. Ad se ipsum libri XII. Edidit Joachim Dalfen. – Lirsiae, 1979). Примерно в десяти случаях выбор чтения Дальфеном представляется нам неудачным (все эти случаи отклонения от текста издателя и предпочтения другой конъектуры, приводимой в том же издании Дальфена, оговариваются нами в комментарии). Поскольку по-гречески читают немногие, а латинские буквы и слова могут прочесть почти все, стоические термины и важнейшие философские понятия даются нами в комментарии в латинской транслитерации. Исключение – выражения, содержащие игру слов, а также конъектуры: и те, и другие приводятся по-гречески. Переводя и комментируя, мы стремились к тому, чтобы издание было достаточно научным и в то же время популярным, хотя отдаем себе отчет, что это трудно совмещается. Но «золотая середина», как всегда, – самое лучшее.

В.Б. Черниговский

К себе самому

Книга I

1. От деда Вера[1] у меня добрый нрав и незлобивость.

2. От родителя[2], если верить его репутации и памяти о нем, – скромность и мужество.

3. От матери[3] – благочестие, щедрость и воздержание не только от дурных дел, но и от мыслей о них; а также простота и отвращение к времяпрепровождению, свойственному богатым.

4. От прадеда[4] – нежелание посещать общественные школы; и [привычка] обучаться у хороших учителей дома; и знание, что на это нужно прилежно тратить время.

5. От воспитателя – нежелание быть участником ни партии зеленых, ни голубых, ни партии круглых, ни партии длинных щитов;[5] и выносливость и неприхотливость, и самостоятельность, и нежелание вмешиваться в чужие дела, и невосприимчивость к наговорам.[6]

6. От Диогнета[7] [привычка] не гоняться за пустыми вещами; и недоверие к тому, что рассказывают о кудесниках и заклинателях и об изгнании демонов и тому подобном; и не разводить перепелов[8] и не увлекаться занятиями такого рода; и воздерживаться от болтливости; и быть в дружбе с философией; и слушать сперва Бакхия, затем Тандасида и Марциана;[9] и писать в раннем возрасте диалоги; и привычка спать на шкуре и складной кровати и придерживаться всего того, что свойственно эллинскому образу жизни.[10]

7. От Рустика[11] – получение представления о необходимости исправления и совершенствования своего нрава; и нежелание ударяться в софистические прения и писать по теоретическим вопросам, или произносить увещевательные речи, или изображать из себя аскета или благодетеля, создавая [у людей] неверное представление; и [умение] воздерживаться от риторики, поэзии и изысканных речей;[12] и не разгуливать по дому в праздничной одежде и не делать [ничего] подобного; и писать письма просто, как писал он моей матери из Синуэссы[13]; и относиться благосклонно и примирительно к гневающимся и заблуждающимся и, как только они захотят раскаяться, идти им навстречу; и внимательно читать [книги] и не довольствоваться самыми общими мыслями и не соглашаться легко с пустословами; и обращение к «Беседам» Эпиктета[14], которые он дал мне из домашней библиотеки.

8. От Аполлония[15] у меня свободомыслие и твердая осторожность; и [умение] даже в малом не обращать внимание ни на что, кроме смысла; и всегда [сохранять душевное] равновесие: при острых болях, при утрате ребенка, во время продолжительных болезней; и ясное понимание на примере его жизни, что один и тот же человек может быть и энергичным, и беспечным; и [умение] при объяснениях не раздражаться; и видеть, как человек разумный наименьшим из своих достоинств считает опыт и искусство передачи умозрительных положений; и понимание, как нужно принимать от друзей то, что считается благодеянием, и не терять из-за этого достоинства и вместе с тем не пренебрегать бесчувственно [тем, что считается благодеянием].

9. От Секста[16] – приветливость; и пример, как управлять домом; и понимание жизни в согласии с природой[17]; и ненапускная серьезность; и стремление заботиться о друзьях; и терпимость к людям обыкновенным и судящим без осведомленности; и [умение] быть в согласии со всеми так, что общение с ним было приятнее всякой лести и в то же время он заслуживал глубочайшего уважения у тех же самых людей; и понимающе и методически отыскивать и упорядочивать необходимые для жизни основоположения; и не проявлять никогда гнев или какое-нибудь другое сильное чувство, но всегда быть выше страстей и вместе с тем любвеобильным; и добрая репутация без хвастовства; и ученость без показного блеска.

10. От Александра Грамматика[18] – неосуждение; и [привычка] не делать оскорбительных замечаний по адресу тех, кто употребляет варварские или какие-нибудь неправильные или неблагозвучные выражения, но только искусно произносить так, как следует, в форме ответа, или подтверждения, или совместного размышления о самом предмете, а не об обороте речи, или с помощью какого-нибудь такого же искусного упоминания мимоходом.

11. От Фронтона[19] – знание, каковы злые чары и изощренность и притворство тирании; и сколь бессердечны те, которых мы обычно называем голубой кровью.

12. От Александра Платоника[20] [привычка] не говорить часто и без нужды кому-нибудь и не писать в письме, что я-де занят, и под этим предлогом постоянно отказываться от того, что надлежит делать по отношению к тем, с кем общаешься, ссылаясь на неотложные дела.

13. От Катула[21] [привычка] не относиться невнимательно к другу, упрекающему [тебя] в чем-нибудь, даже если он упрекает без оснований, но делать попытки восстановить прежние отношения; и усердно восхвалять учителей, как делали Домиций и Афинодот[22]; и испытывать искреннюю любовь к детям.

14. От Севера, моего брата[23], – любовь к домочадцам, к истине, к справедливости; и благодаря ему знание о Тразее, Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте[24] и получение представления о свободном государственном устройстве, управляемом по закону [всеобщего] равенства и равноправия, и о верховной власти, более всего чтущей свободу подданных. И от него же – умеренность и ровность в почитании философии; и [привычка] делать добро и быть постоянно щедрым; и [питать] благие надежды и верить в любовь друзей; и не скрывать осуждения от тех, кого случается осуждать; и не заставлять друзей угадывать, чего хочу или не хочу, но делать [это] ясным.

15. От Максима[25] – [умение] властвовать собой и в любом деле быть сосредоточенным; и хорошее расположение духа, как в остальных случаях, так и при болезни; и мягкость характера, и ласковость, и достоинство; и [привычка] не сдаваться понапрасну перед поставленными целями; и вызывать у всех доверие к себе, о чем бы я ни говорил, что именно так думаю, а то, что делаю, делаю с хорошими намерениями; и неспособность удивляться и испытывать потрясение[26] и торопиться в каком-нибудь деле или медлить, или быть в растерянности, или падать духом, или деланно улыбаться, или, напротив, гневаться или подозревать; и готовность к добру и прощению и правдивость; и получение представления, что лучше быть [изначально] неискривленным, чем [впоследствии] исправляемым; и что никто никогда не мог бы подумать, что [Максим] презирает его, или осмелился бы признать, что тот ставит себя выше его; и тонкость обхождения.

16. От отца[27] – кротость и непоколебимая твердость в решениях [принятых] после [тщательного] исследования; и отсутствие тщеславия по поводу мнимых почестей; и трудолюбие и упорство; и внимательность к тем, кто может что-нибудь предложить для общей пользы; и неизменность при воздаянии каждому по заслугам; и знание, в каком случае нужна строгость, а в каком – мягкость; и прекращение того, что связано с любовью к мальчикам; и понимание общих интересов и позволение друзьям не присутствовать на его обедах вовсе, а при возникновении какой-нибудь необходимости у них не сопровождать его; те же, которые отставали по какой-нибудь надобности, всегда заставали его тем же самым в обращении с ними; в совете подробное и настойчивое расспрашивание; не отступаться от расследования, довольствуясь первыми попавшимися представлениями; и бережное отношение к друзьям, никогда не знающее пресыщения и вместе с тем излишнего влечения; и самодостаточность во всем[28] и веселость; и предусмотрительность и умение заранее позаботиться [даже] о мелочах, не преувеличивая [их роли]; и отклонение хвалебных восклицаний и всякой лести по отношению к себе; и постоянное внимание к государственным нуждам и бережливость по отношению к казне и терпеливое отношение к тем, кто порицал его за это; по отношению к богам – отсутствие суеверия, по отношению к людям – отсутствие желания угодить, или добиться расположения, или понравиться толпе, но, напротив, здравый смысл и твердость во всем, и ни в чем не проявлять безвкусицы, и не стремиться к нововведениям; и одновременно скромное и охотное пользование благами, сколько-нибудь облегчающими жизнь, которые фортуна предоставляет в изобилии, – так, чтобы, когда они есть, распоряжаться ими непринужденно, а когда их нет, не испытывать в них нужды; ни один человек не мог бы сказать о нем, что он софист, или доморощенный философ, или педант, но [сказал бы] что он – муж зрелый, сложившийся, чуждый лести, способный позаботиться и о своих собственных делах, и о чужих; кроме того, он чтил настоящих философов, остальных же [делающих вид, что они философы] не бранил, но и не позволял им вводить себя в заблуждение; он также отличался приятностью и приветливостью, не переходящей границы; и [у него была] умеренная забота о собственном теле – не как у какого-нибудь жизнелюба и не ради красоты, но и не с пренебрежением, а так, чтобы благодаря попечению о себе менее всего нуждаться во врачебной помощи или лекарствах и наружных припарках; особенно [следует отметить] его уважение без чувства зависти к обладателям какого-либо таланта, будь то красноречие или исследование законов, или нравов, или еще чего-нибудь, и содействие этим людям, чтобы каждый прославился соответственно своему дарованию; делая все по заветам отцов, он тем не менее не выставлял напоказ это соблюдение отцовских обычаев; еще он не был мятущимся человеком и не бросался от одного к другому, но был привязан к одним и тем же местам и делам; после приступов головной боли он тотчас возвращался молодым и свежим к обычным занятиям; и тайн у него было мало и лишь изредка, и все касались только общих интересов; в организации общественных зрелищ и при сооружении построек и раздачах народу и тому подобных делах он выказывал ум и заботливость, обращая внимание на то, что должно делать, а не на то, какая слава [будет о нем] вслед за деянием; он не пользовался банями в неурочное время, не имел страсти к строительству, не заботился ни об изысканности блюд, ни о покрое и расцветке одежды, ни о красоте своих рабов; одежда, изготовленная в Лории, его нижней резиденции[29], и многое [что произошло] в Ланувии[30], и плащ[31], из-за которого он извинялся в Тускуле[32], и прочее в том же роде; ничего резкого, непристойного он не допускал, ничего буйного, никогда не делал так, чтобы кто-нибудь мог сказать о нем «до [седьмого] пота», но все у него было обдуманно распределено, как во время отдыха, без суеты, размеренно, основательно, в согласии друг с другом; к нему подошло бы то, что рассказывают о Сократе, что он мог и воздерживаться, и наслаждаться тем, в отношении чего большинство людей на воздержание слабы, а на наслаждение падки[33]; он был сильным [при воздержании] и воздерживался [от наслаждений] и сохранял трезвость ума в том и в другом случае, что свойственно человеку со здоровой и непреклонной душой, каким [показал он себя] во время болезни Максима.

17. От богов мне достались хорошие деды[34], хорошие родители, хорошая сестра[35], хорошие учителя, хорошие домочадцы, родственники, друзья – почти все; и то, что я невзначай не сделал никому из них чего-либо дурного, хотя и имею такой склад характера, что при случае мог бы сделать нечто подобное; то, что милостивое расположение богов ко мне не создало никакого стечения обстоятельств, которое могло бы бросить тень на меня; и то, что я недолго воспитывался у любовницы деда; и что сберег юношеский цвет и не стал мужчиной раньше времени, но сохранял [юношеский цвет] еще и в дальнейшем; и то, что был я в подчинении у принцепса и отца, который смог меня избавить от какого бы то ни было высокомерия и внушить мысль, что можно жить во дворце, не нуждаясь ни в телохранителях, ни в пышных облачениях, ни в факелах, ни в каких-то особенных изваяниях и тому подобной помпе, но ограничивать себя вплоть до образа жизни частного человека и при этом иметь не меньше важности и достоинства в том, что надлежит делать при руководстве государством его главе; то, что довелось мне иметь такого брата[36], который смог своим нравом побудить меня самому заботиться о себе, а вместе с тем и радовавшего меня вниманием и любовью; то, что дети у меня родились не без способностей и не имеют телесных изъянов;[37] то, что не зашел я так далеко в риторических, поэтических и других занятиях, которым я, вероятно, отдался бы полностью, если бы почувствовал, что делаю успехи;[38] то, что я успел наградить по достоинству своих наставников, чего, как мне кажется, они желали, а не откладывал награды, подавая им надежду, что, поскольку они молоды, сделаю это потом; то, что я был знаком с Аполлонием, Рустиком, Максимом; что получал неоднократное и наглядное представление о жизни в согласии с природой, какова она может быть, так что, насколько это зависит от богов и божественного дара, вмешательства их и внушения, не встречал я никаких препятствий для жизни уже в согласии с природой, а если отступал в чем-нибудь от этого, то [отступал] по своей вине и невниманию к указаниям и чуть ли не наущениям со стороны богов; то, что при такой жизни столько выдерживает мое тело; то, что я не коснулся ни Бенедикты, ни Феодота, да и впоследствии, если возникала любовная страсть, выздоравливал от нее; то, что, часто сердясь на Рустика, не сделал по отношению к нему ничего, в чем [впоследствии] раскаивался бы; то, что мать моя, умершая в молодом возрасте, все же провела свои последние годы со мной; что, когда бы я ни захотел помочь какому-нибудь бедному или нуждающемуся в чем-нибудь другом человеку, никогда не слышали от меня, что нет у меня средств, чтобы помочь; и что самому мне не довелось испытывать подобную нужду, чтобы брать в долг у другого человека; что жена у меня именно такая, имеет такой покладистый характер, такая нежно любящая, такая простая; что у детей моих немало опытных воспитателей; что была мне послана через сновидения различная помощь и в том числе от кровохарканья и головокружения; и то, что случилось в Каэте[39], словно через оракул; и что я стремился к философии, не попав при этом к какому-нибудь софисту, не уединившись для чтения исторических сочинений, не занимаясь разбором силлогизмов или изучением небесных явлений. Ведь для всего этого нужна помощь богов и счастливого случая.

Писано в области квадов близ Грана[40].

Книга II

1. Поутру предупреждать себя: я встречусь с людьми суетными, неблагодарными, дерзкими, хитрыми, завистливыми, действующими не ради общей пользы. Всеми этими свойствами они обладают по неведению добра и зла.[41] Я же, постигший, что природа добра прекрасна, а зла безобразна,[42] что природа самого заблудшего человека родственна моей, не потому, что мы одной крови или от одного и того же семени, а потому, что в одинаковой мере причастны с ним разуму и божественному предопределению,[43] не могу ни от кого из них потерпеть ущерба; ибо никто не сможет принудить меня к позорному; ни гневаться я не могу на родственное существо, ни отстраняться от него. Ведь мы рождены для совместной деятельности, как ноги, как руки, как веки, как верхний и нижний ряд зубов. Поэтому противно природе противодействовать друг другу; гневаться же и отвращаться означает именно противодействие.

2. Все, что я собой представляю, есть только плоть, дыхание и руководящее начало[44]. Оставь книги; не разрывайся: нет времени. А плоть презирай так, словно умираешь: она кровавая грязь, кости, сплетение нервов, жил и артерий. Рассмотри и дыхание – что оно такое? Дуновение, и не всегда одинаковое, но каждое мгновение выдыхаемое и опять вбираемое. Итак, остается третье: руководящее начало. Прими в расчет вот что: ты стар. Не позволяй же этому руководящему началу ни находиться в рабстве, ни разрываться от влечений, не содействующих единению с людьми, ни роптать на судьбу и свое положение в настоящем, ни удаляться [мыслью] в будущее.

3. Исходящее от богов полно провидения, исходящее от случая не противоречит природе или обусловлено находящимися под властью провидения связью и переплетением [причин]. Все вытекает оттуда [из провидения].[45] С ним связаны и неизбежность [всего происходящего], и польза для всего мира, частью которого ты являешься. А для любой части природы благо то, что приносит ей природа целого и что ее [часть природы] сохраняет; сохраняют же мир превращения как первостихий[46], так и состоящих из них тел. С тебя достаточно, если это станет твоим руководством. Тоску же по книгам оставь, чтобы умереть не ропща, но с истинной кротостью и сердечной благодарностью богам.

4. Помни, сколь долго ты откладываешь это и сколько раз ты уже не пользуешься этими самыми благоприятными возможностями, дарованными богами. Должен же ты понять наконец, частью какого мира ты являешься и истечение какого мироправителя ты есть, и что очерчен тебе предел во времени, который, если не используешь для очищения [души], исчезнет и назад не вернется.

5. Каждое мгновение заботься твердо, как римлянин и мужчина, о том, чтобы делать то, что в твоих силах, с истинным и неподдельным величием, сердечным расположением, благородно, по справедливости и давать себе отдых от всех других представлений. Это удастся тебе, если каждое дело станешь выполнять как последнее в твоей жизни, отказавшись от всякого безрассудства и вызванного страстями отвращения от разума, принимающего решения, а также [отказавшись] от лицемерия, своекорыстия и неприятия велений судьбы. Ты видишь, какая малость то, владея чем, можно вести счастливую и угодную богам жизнь. Ведь и боги не требуют ничего другого от того, кто соблюдает это.

6. Принижай, принижай себя, о душа: возвеличить себя у тебя уже не будет времени. Разве не коротка жизнь любого человека? Почти подошла к концу и твоя [жизнь], в которой ты не чтила самое себя, но ставила свое счастье в зависимость от душ других людей.

7. Почему тебя терзают вторгающиеся извне вещи? Дай себе отдых, чтобы изведать еще что-нибудь хорошее, и перестань кружиться, как волчок. Да и другого заблуждения нужно остерегаться: ведь и те, которые, устав от жизненных дел и не имея цели, на которую они могли бы направить все свое устремление и всю силу своего представления сразу, поступают глупо.

8. Нелегко найти человека, который становится несчастным оттого, что не заботится о том, что делается в душе другого; а вот те, которые пренебрегают движениями собственной души, неизбежно становятся несчастными.

9. Нужно помнить всегда о том, какова природа целого, и какова моя, и как последняя относится к первой, и какой частью какого целого является, и что никто не может воспрепятствовать тебе всегда и говорить и поступать, следуя той природе, частью которой ты являешься.

10. Философ Феофраст[47] при сравнении прегрешений, несмотря на то что сравнение это несколько банально, замечает, что тяжелее проступки, совершаемые по вожделению, нежели из-за гнева. Действительно, гневающийся человек кажется отказывающимся от разума с некоторым огорчением и внутренней подавленностью; тот же, кто прегрешает по вожделению, покорившись наслаждению, кажется в своих прегрешениях более распущенным и изнеженным. Итак, верно и истинно по-философски сказал он, что проступок, совершенный ради наслаждения, заслуживает большего порицания, чем совершенный в состоянии огорчения. В целом один более похож на человека, ранее претерпевшего несправедливость и побужденного огорчением ко гневу; другой же, напротив, по собственному побуждению стремится к несправедливости, влекомый к какому-нибудь действию вожделением.

11. Каждое твое действие, слово, мысль пусть будут такими, как будто ты уже вот-вот уйдешь из жизни. Уходить же от людей, если есть боги, нисколько не страшно, ведь боги не причинят тебе зла; если же, напротив, боги не существуют или не заботятся о человеческих делах,[48] зачем мне жить в мире, лишенном богов и промысла? Но боги есть, и они заботятся о человеческих делах и возложили всю ответственность впасть или не впасть в действительное зло на самого человека. Если же есть какое-нибудь зло в остальных делах, то и это они предусмотрели, чтобы человеку нельзя было впасть в какое угодно зло. То же, что не ухудшает самого человека, как может ухудшить его жизнь? Природа целого не допустила бы просчета ни бессознательно, ни сознательно, так, чтобы при этом не иметь возможности уберечься от зла или исправить его; и точно так же не допустила бы она такого большого просчета по неспособности или неискусности [а именно того], чтобы добро и зло случалось вперемешку как со злыми, так и с добрыми. Смерть же и жизнь, слава и бесславие, страдание и удовольствие, богатство и бедность – все это главным образом случается как с хорошими, так и с плохими, не будучи само по себе ни прекрасным, ни постыдным. Стало быть, не благо это и не зло.[49]

12. Как быстро все исчезает, в мире – самые тела, в вечности – воспоминание о них! Сюда относится все то, что мы воспринимаем чувствами, а особенно то, что привлекает, обещая наслаждение, или отпугивает [будущим] страданием, или то, что в ослеплении считают великим – как незначительно это и достойно всяческого презрения, как низменно, и тленно, и мертво! [Вот на что нужно] направлять мыслительную силу: напоминать себе, что представляют собой те, чьи мнения и речи приносят некоторым славу и бесславие; что такое умирание и что если рассмотреть его само по себе и освободить его посредством мысленного отграничения от того, что связано с ним в воображении, то ничем другим оно не будет представляться, как только действием природы. Тот же, кто опасается действия природы, – дитя. Более того, смерть – не только действие природы, но и полезна ей. Как соприкасается человек с богом, и какой частью своего существа, и в каком состоянии находится эта часть [рассмотри тоже].

13. Нет ничего несчастнее человека, измеряющего все вокруг и исследующего, по слову поэта, «глуби земли»[50] и то, что есть в душах ближних, путем наблюдений, но не чувствующего, что достаточно быть внимательным только к своему собственному внутреннему демону[51] и по-настоящему служить ему. Служение же ему заключается в том, чтобы сохранять его чистым от страстей, опрометчивости, недовольства тем, что исходит от богов и людей. Ибо то, что от богов, достойно почитания из-за своего превосходства над нами, а то, что от людей, приятно своей родственностью, иногда же заслуживает особого рода жалости из-за неведения [людьми] добра и зла. Это неведение – не меньший недуг, чем утрата способности различать черное и белое.

14. Проживешь ли ты три тысячи или тридцать тысяч лет, все равно помни, что никто не теряет иной жизни, кроме той, которой живет [в данный момент], и не живет иной жизнью, кроме той, которую теряет [в данный момент]. В этом отношении самая долгая жизнь равна самой короткой. Ведь настоящее время для всех одинаково, и исчезающее [тоже поэтому] одинаково, и утрачиваемое столь непродолжительно. Ведь ни прошедшее, ни будущее потерять никто не может, потому что как может лишиться кто-нибудь того, чего у него нет? Поэтому помни всегда две истины: первую – что все извечно имеет одинаковую основу и вращается по кругу, и поэтому совершенно безразлично, наблюдать ли те же самые вещи в промежутке ста или двухсот лет или в беспредельности времени; вторую же – что и человек самого преклонного возраста, и очень рано умерший теряют одно и то же. Ведь настоящее – единственное, чего они могут лишиться, так как только его они и имеют, а то, чего человек не имеет, он не теряет.

15. [Помни] что все – восприятие. Это верно отмечено киником Монимом[52]. Несомненна и польза его высказывания, когда ограничиваешься тем, что в нем истинного.

16. Человеческая душа наносит обиду себе самой более всего тогда, когда она, насколько это в ее власти, отпадает от мира и как бы становится болезненной опухолью на его теле. Ибо быть недовольным чем-нибудь из происходящего означает [именно] отпадение от природы [целого], которой в каждой отдельной части охватываются природы остальных существ. Далее [она обижает себя же], когда отвращается от какого-нибудь человека или устремляется против него, пытаясь навредить ему, как бывает с душой разгневанных. В-третьих [она обижает себя же], когда подчиняется наслаждению или страданию. В-четвертых, – когда притворяется и делает или говорит что-либо фальшиво и неискренно. В-пятых, – когда она не направляет какого-нибудь своего действия и порыва к определенной цели, но действует наобум и непоследовательно, между тем как даже самое малое надлежит делать, имея в виду конечную цель. Конечная же цель существ разумных – следовать разумным установлениям Города и его древнейшему устройству[53].

17. Продолжительность человеческой жизни – мгновение, естество – текуче, ощущение – смутно, состав всего тела – непрочен, душа – кружащийся волчок, стечение обстоятельств – неясно, слава – неразборчива, – одним словом, все, что относится к телу, – поток, все, что относится к душе, – сон и туман, жизнь – военный поход и скитание на чужбине, слава в потомстве равносильна забвению. Итак, что же может служить руководством? Одна лишь философия. Быть же философом значит хранить внутреннего демона неоскверненным и невредимым, пребывающим выше наслаждений и страданий, не делающим ничего ни необдуманно, ни лживо, ни лицемерно, не нуждающимся в том, чтобы другой человек что-нибудь сделал для него или не сделал; кроме того, принимающим случающееся и уделяемое [судьбой], так как оно исходит оттуда, откуда пришел он сам; наконец, ожидающим смерть с кротостью в мыслях, как если бы она была не чем иным, как разъединением на те частицы, из которых составлено все живое. Если же для самих частиц нет ничего страшного в том, что каждая из них постоянно превращается в другую, то почему должен кто-то смотреть с недоверием на превращение и разъединение всего сразу? Ведь это соответствует природе, а в том, что соответствует природе, нет зла.

Книга III

Писано в Карнунте[54]

1. Нужно принять в расчет не только то, что каждый день убывает жизнь и остается все меньшая ее часть, но нужно принимать в расчет и то, что если кто и доживет до глубокой старости, неизвестно, достанет ли ему тогда такой же силы ума для осмысления вещей и наблюдений, направленных на познание божественных и человеческих дел. Ведь если [человек] начнет тупеть, способность дышать, питаться, воображать, порываться и все прочее в этом роде не исчезнет, а вот способность разумно распоряжаться собой, точно определять нужное количество обязанностей[55], расчленять исходные представления и следить за тем, не пора ли уже уходить из жизни, и все прочее, что совершенно не может обойтись без тренированного разума, угасает раньше [чем угасает в глубокой старости способность дышать, питаться]. Поэтому следует спешить не только потому, что смерть ежечасно становится все ближе, но и потому, что осмысление и постижение связи вещей ослабевает быстрее [чем все остальные способности].

2. Следует отметить и то, что даже в том, что сопутствует явлениям, совершающимся в согласии с природой, есть некая прелесть и привлекательность. Так, при выпечке хлеба трескается некоторая его часть, и поэтому эти трещинки, хотя и противоречат в известной мере целям хлебопечения, все же как-то уместны и особенно возбуждают аппетит. Опять же и смоквы лопаются в самый последний момент созревания. И в перезрелых оливках самая близость их к гниению придает плоду своеобразную прелесть. И хлебные колосья, склоняющиеся к земле, и нахмуренный лоб льва, и пена, текущая из пасти кабана, и многое другое, если рассматривать их самих по себе, далеки от благообразия, однако из-за того, что они сопряжены с явлениями, совершающимися в согласии с природой, они приобретают их красоту и привлекают душу, так что, если кто восприимчив и отличается более глубоким пониманием происходящего в [мировом] целом, тому даже из второстепенных явлений почти ничто не покажется не связанным с некоторой приятностью. Он будет смотреть на настоящую звериную пасть с не меньшим наслаждением, чем на ту, которую в подражание [природе] изображают живописцы и ваятели. Своим разумным взглядом он сможет заметить и известную законченность и красоту облика старухи и старика, и очарование в детях; и множество вещей подобного рода откроется ему, очевидных не для всякого, но лишь для того, кто тесно сроднился с природой и ее произведениями.

3. Гиппократ, излечивший немало болезней, сам, заболев, умер. Халдеи[56] многим предсказали смерть, но затем и их настиг рок. Александр [Македонский], Помпей и Гай [Юлий] Цезарь, столько раз до основания разрушавшие города и перебившие в бою многие десятки тысяч конных и пеших людей, однажды и сами ушли из жизни. Гераклит, столь много философствовавший о воспламенении мира, умер с наполненными водой внутренностями и обмазанный навозом.[57] Демокрита погубила вшивая болезнь,[58] Сократа – паразиты другого рода[59]. Что же получается? Взошел [на корабль], плывешь, прибыл [в гавань] – высаживайся. Если в другую жизнь приплыл, то там все полно богов. Если же [после смерти] утратишь способность ощущать, то перестанешь [в этом случае] испытывать страдания и наслаждения и угождать вместилищу, которое становится тем хуже, чем лучше [заключенный в нем] управитель. Ибо он – разум и демон, а оно – земля и кровавая грязь.

4. Не трать оставшуюся часть жизни на мысли о других, если не соотносишь их с чем-нибудь полезным для всех. Ведь упустишь другое [главное] дело, раздумывая о том, что делает такой-то и с какой целью, и что он говорит, и что у него на уме, и какие хитрости он применяет, и обо всем, что порождает отклонение от собственного руководящего начала. Поэтому необходимо удалить из сцепления мыслей [все] беспорядочное и бесполезное, а более всего суетность и злонравие; и нужно приучать себя порождать такие представления, о которых, если кто-нибудь вдруг спросил бы тебя: «О чем ты сейчас думаешь?», ты с легкостью тотчас сказал бы: о том-то и о том-то – так что сами слова обнаруживали бы, что ты исполнен простоты и благожелательности и того, что присуще жизни на общее благо, а также человеку, пренебрегающему мыслями о [собственных] удовольствиях или вообще о наслаждениях, [пренебрегающему] каким-либо соперничеством, или злословием и подозрительностью, или чем-нибудь другим, воспоминание о чем заставило бы тебя стыдиться, что у тебя такое на уме. Ведь именно такой человек, так как он больше не откладывает то, чего хотят лучшие существа, уже является как бы жрецом и слугой богов, используя учрежденное богами внутри него начало, которое делает человека свободным от наслаждений, не подверженным никакой боли, не затронутым никаким оскорблением, не чувствительным ни к какому проявлению коварства, делает его борцом в величайшей борьбе за неподвластность ни одной из страстей, до глубин пропитанным справедливостью, всей душой принимающим все случающееся и выпадающее на долю, не думающим часто и без великой и общеполезной нужды о том, что говорит, или делает, или думает другой человек. Ведь он обращает внимание только на то, как делать то, что находится в его собственной власти, и постоянно осмысливает то, что уделено ему от целого, и первое он исполняет прекрасно, а относительно второго убежден, что оно – благо. Ведь доставшийся каждому удел и обусловлен пользой целого и сам ему на пользу. Помнит он и о том, что все наделенное разумом родственно друг другу и что забота о всех людях отвечает природе человека; считаться же следует с мнением не всех людей, но лишь тех, кто живет в согласии с природой [целого]. Он постоянно помнит, каковы те, кто живут иначе, у себя дома и вне дома, каковы они ночью и днем и каково их окружение. Поэтому он не принимает в расчет похвалу таких людей, которые и собой-то не бывают довольны.

5. Не делай ничего непреднамеренно, без учета общего блага, не разобравшись, рассеянно. Не ряди свою мысль в красивые слова. Не будь ни многословным в речах, ни суетным в делах. И пусть бог, находящийся в тебе, будет покровителем существа мужественного, зрелого, гражданственного, римлянина, властителя, поставившего самого себя в строй, который в ожидании сигнала к отступлению готов легко расстаться с жизнью, не нуждающегося ни в клятве, ни в поручительстве за него со стороны какого-либо другого человека. Внутри него ясность и отсутствие потребности в помощи извне и спокойствии, которое зависит от других. Итак, нужно быть [изначально] прямым, а не выпрямляемым.

6. Если ты нашел в человеческой жизни что-нибудь лучшее, чем справедливость, правдивость, здравомыслие, мужество и, говоря одним словом, способность разума довольствоваться самим собой в тех случаях, когда он обнаруживает себя действующим в соответствии с прямым разумом[60], и в том, что уделяет ему судьба независимо от его личной воли; если, повторяю, ты найдешь что-нибудь лучшее, чем это, обратившись к нему всеми силами, вкуси найденное высшее [благо]. Если же ничто не кажется тебе лучше учрежденного в тебе демона, подчинившего себе собственные устремления, исследующего представления и освобождающегося, по утверждению Сократа, из-под власти чувственных побуждений, подчиняющего себя богам и пекущегося о людях; если все остальное покажется тебе мелким и ничтожным по сравнению с ним, не давай место ничему другому, к чему обратившись однажды и уклоняясь в сторону, не сможешь уже без терзаний предпочесть то [ложное] благо своему собственному. Ибо непозволительно противопоставлять благу существа разумного и гражданственного какое бы то ни было инородное благо, будь то похвала множества людей или власть, или богатство, или вкушение наслаждений. Все эти вещи, даже если они кажутся в незначительном количестве уместными, порабощают человека внезапно и уводят с верного пути. Ты же, говорю я, избери просто и как подобает свободному высшее благо и придерживайся его. Высшее благо означает [высшую] пользу. Если оно тебе как разумному существу [полезно], соблюдай его; если же как существу животному, докажи и сохраняй суждение о нем без ослепления. Только произведи исследование безошибочно.

7. Не считай, что когда-нибудь тебе будет на пользу то, что заставит тебя однажды нарушить верность, отбросить стыд, ненавидеть кого-нибудь, подозревать, проклинать, лицемерить, вожделеть чего-нибудь, что следует скрывать за стенами и завесами. Ведь тот, кто предпочитает собственный разум и своего демона и совершает обряд служения его добродетели, не разыгрывает трагических сцен, не испускает вздохов и не испытывает потребности ни в одиночестве, ни в многолюдстве. Он будет жить – а это самое главное, – не гоняясь [за жизнью] и не убегая [от нее]. Его нисколько не заботит, будет ли его душа пользоваться облегающим ее телом более продолжительный или более короткий отрезок времени. Ведь даже когда нужно уже уходить, он уходит так же легко, как если бы совершал одно из дел, которые совершаются скромно и благопристойно, всю свою жизнь остерегаясь только того, как бы его мысль не приняла какого-нибудь направления, не свойственного разумному гражданственному существу.

8. В разумении человека, обуздавшего себя и очистившего, не найдешь ничего гнойного, грязного, коварного. Судьба не возьмет его жизнь неоконченной, как говорят об актере, что он сошел со сцены, не закончив и не доиграв пьесы. В нем также нет ничего от раба, от щеголя, ничего прилипчивого, обособленного, зависимого, скрытного.

9. Тщательно наблюдай за способностью восприятия. В ней содержится все [нужное] для того, чтобы в твоем руководящем начале родилось мнение, согласное с природой [целого] и устройством разумного существа. Она же предписывает нам осмотрительность в суждениях, родственное чувство к людям и послушное следование за богами.

10. Итак, отбросив все остальное, держись лишь немногого. И еще помни, что каждый человек живет лишь в этом длящемся мгновенье, а остальное или уже прожито, или неизвестно. Поэтому мало то время, в котором живет каждый человек, мал и уголок земли, где он живет. Мала и самая продолжительная посмертная слава, к тому же существует она преемственно в поколениях людишек, живущих недолго и не знающих ни самих себя, ни тем более умершего задолго до них.

11. К уже высказанным жизненным правилам добавь еще одно: всегда полагай предел или делай общий очерк того, что подпадает под представление, так чтобы видеть в целом и раздельно по составным частям, каково оно [то, что подпадает под представление] в своей неприкрытой сущности, и говори себе его отличное от других имя и имена тех частей, из которых оно составлено и на которые разлагается. Ведь ничто так не возвышает душу, как способность исследовать путно и по правде каждый подпадающий в жизни [под представление] предмет и всегда смотреть на него таким образом, чтобы постигать его связь с миром и зачем он ему надобен, какую ценность имеет он как для целого, так и для самого человека, являющегося гражданином верховного города, перед которым все остальные города все равно что дома[61]. [Говори: ] что это, из каких частей слагается, и как долго назначено природой длиться тому, что теперь образует во мне представление, и какая добродетель нужна для него – кротость? мужество? правдивость? верность? простота? самодостаточность? и т. д. Поэтому нужно по поводу каждого объекта представления говорить себе: это исходит от бога, а это – соединено жребием и вьющимися и переплетающимися нитями судьбы, и потому таково совпадение обстоятельств и случай, это же – от моего соплеменника, и сородича, и сотоварища, который, однако, не ведает того, что ему полагается делать согласно [человеческой и общей] природе. Я же хорошо это знаю. Поэтому я обхожусь с ним соответственно требованию естественного закона общности [человеческого рода]: благосклонно и справедливо. Вместе с тем, однако, в вещах средних[62] я стремлюсь к оценке каждой из них по достоинству.

12. Если ты действуешь в данный момент, следуя прямому разуму, с усердием, силой, благожелательностью и не обращаешь внимания ни на что второстепенное, но блюдешь своего демона в постоянной чистоте, как если бы ты уже сейчас должен был бы вернуть его; если соединяешь это в своем действии, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь деятельностью в настоящем в согласии с природой, а также с римской правдивостью в том, что говоришь и произносишь, то жизнь твоя станет счастливой. И нет никого, кто мог бы помешать этому.

13. Как врачи всегда держат наготове инструменты и железные приспособления для срочных операций, так и ты имей наготове основоположения для рассмотрения дел божеских и человеческих и все, в том числе и самое малое, делай так, чтобы помнить о взаимосвязи и тех и других. Ведь ни одно из человеческих дел не сделаешь хорошо, не соотнося его с божеским, и наоборот.

14. Не отклоняйся: ведь ни твои заметки, ни сочинения о деяниях древних римлян и эллинов и выписки из писателей, которые ты отложил на время старости, ты можешь не прочитать. Поэтому спеши к цели и, оставив пустые надежды, приди сам, пока можно, себе на помощь, если у тебя есть хоть какая-то забота о себе.

15. Не знают они, что значит «воровать», «сеять», «покупать», «отдыхать», «видеть, что нужно делать», – то, что возникает не в телесном, а в некоем ином зрении[63].

16. Тело, душа, ум. Телу принадлежат ощущения, душе – импульсы, уму – основоположения. Способность образного запечатления имеет даже скот, разрываться от различных устремлений могут даже дикие звери, и андрогины, и Фаларид[64], и Нерон; иметь руководителем ум для исполнения того, что кажется надлежащим, свойственно и тем, кто не чтит богов, и предателям родины, и тем, кто делает все что угодно за закрытыми дверьми. Итак, если остальное у тебя – общее с названными выше, то отличительным свойством человека добропорядочного остается способность любить и охотно принимать случающееся и сплетенное судьбой, а также не растаптывать и не оглушать толпой представлений внутреннего, в груди учрежденного демона, но сохранять его благосклонным, смиренно следующим за богом, не произносящим ничего против правды и не делающим ничего против справедливости. Если же все люди не верят ему, что живет он просто, скромно, радостно, то он не обижается ни на кого из них, не сворачивает с пути, ведущего к цели его жизни, к которой он должен придти чистым, спокойным, готовым с легкостью освободиться [от жизни], подчинившимся своей судьбе без насилия [с ее стороны].

Книга IV

1. Господствующее внутри начало, если оно следует природе, так располагается по отношению к происходящему, что всегда легко подстраивается к предоставляемой возможности. Ведь оно не имеет исключительного предпочтения к какому-либо одному материалу, но устремляется к предпочтительному с оговоркой[65], материал же для действия, встречающийся на пути, усваивает подобно тому, как огонь охватывает все, что в него бросают, тогда как какой-нибудь маленький светильник от этого погас бы. Яркий же огонь очень быстро усваивает то, что бросают в него, пожирает и именно от этого самого материала подымается вверх.

2. Ничего не делай необдуманно и делай не иначе как по правилу, исполненному [жизненного] искусства.

3. Ищут себе уединенных мест в деревне, на берегу моря, в горах. Привык и ты сильно тосковать по этому. Только слишком уж это пошло, ведь можно в какое угодно время уединиться в себя. Ибо нигде не находит человек более спокойного и мирного убежища, кроме как в собственной душе, особенно если этот человек имеет внутри себя то, погрузившись в созерцание чего он тотчас оказывается в состоянии полного покоя. Покоем же я называю не что иное, как порядок [внутри]. Поэтому постоянно предоставляй себе такое убежище и обновляй себя самого. Пусть будут краткими и элементарными основные положения, которых, стоит им возникнуть, будет достаточно, чтобы очистить тебя от любого недовольства и вернуть назад уже не раздражающимся от того, к чему ты [постоянно] возвращаешься [мыслью]. Ведь что тебя раздражает? Порочность людей? Приняв в соображение мысль о том, что разумные существа созданы друг для другого, и что терпимость есть часть справедливости, и что ошибаются они невольно, и что сколько уже живших во вражде, подозрительности, ненависти, сварах умерли [ «протянули ноги»], обратились в пепел, перестань наконец раздражаться. Но ты недоволен еще и тем, что тебе уделено целым? Так возобнови [в уме] обе возможности: либо провидение, либо атомы, и все другие доказательства, из которых явствует, что мир подобен городу. Но тебя волнует телесное? Прими тогда в соображение, что разумение, если оно однажды собрало себя [воедино] и осознало собственную силу, не смешивается с ровно или порывисто движущимся дыханием,[66] и все, что ты слушал о страдании и наслаждении и с чем согласился. Но, может быть, тебя терзает тщеславие? Приглядись, как быстро все забывается и как зияет бездна беспредельной вечности по ту и по сю сторону твоей жизни, и как пуст [посмертный] отзвук, и как переменчиво и неразборчиво мнение тех, которые кажутся славословящими, и как узко пространство, которым ограничивается [твоя слава]. Ведь и вся земля – точка, а уж какой маленький ее уголок [составляет] это место. И потом, сколько их и каковы они, славословящие тебя? Итак, впредь не забывай об уходе в эту часть себя самого и прежде всего не разбрасывайся и не напрягайся, но будь свободен и смотри на вещи как мужчина, как человек, как гражданин, как смертное существо. А среди самых употребительных истин, к которым ты должен обратиться, пусть будут эти две. Первая – что вещи не касаются души, но стоят незыблемо вовне, сумбур же возникает только от одного внутреннего их восприятия. Вторая же – что все, что ты видишь, очень скоро подвергнется превращению и не будет больше существовать. И [постоянно размышляй над тем] скольких многих превращений свидетелем ты уже был. Мир – это изменение, жизнь – восприятие.

4. Если способность мыслить объединяет нас, то и разум, благодаря которому мы [существа] разумные, у нас общий. Если так, то и разум, предписывающий то, что следует делать и чего не следует, общий. Если так, то и закон общий. Если так, то все мы причастны некоему [единому] государственному устройству. Если так, то мир подобен городу-государству. Ведь кто станет утверждать, что весь человеческий род причастен какому-то иному общему государственному устройству? Оттуда, из этого общего города-государства у нас и сама способность мыслить, и разумность, и законность. Откуда же еще? Ведь, например, часть меня, родственная земле, уделена мне от какой-то части земли, а влажное естество – от иной [материальной] основы, дыхательная часть – из какого-нибудь другого источника, а теплое и огневидное естество – из какого-нибудь соответствующего источника. Ведь ничто не возникает из ничего, как и не уходит в ничто то, что существует. Таким же образом и мыслительное естество приходит откуда-нибудь.

5. Смерть так же, как и рождение, – таинство природы. В одном случае – соединение, в другом – распадение на те же составные части. В ней совершенно нет ничего, чего можно было бы стыдиться: ведь для существа мыслительного она не выглядит ни нарушающей последовательность [соединения и распадения], ни противоречащей принципу его устройства.

6. Люди такого рода неизбежно так и должны поступать в силу своей природы. Не хотеть этого – все равно что не хотеть, чтобы смоковница приносила плод. А в общем помни, что в очень скором времени и ты, и он умрете и вскоре после этого от вас [обоих] не останется даже имени.

7. Устрани мнение [что тебя обидели], устранится и обида. Устрани обиду, что тебе сделали зло, устранится и само зло.

8. То, что не делает человека хуже себя самого, не делает хуже и его жизнь и не вредит ему ни извне, ни изнутри.

9. Природа того, что приносит пользу, вынуждена делать это.

10. Помни, что все случающееся случается справедливо. Ты поймешь это, если тщательно исследуешь [этот вопрос]. Я имею в виду не только происходящее по порядку, но [именно] в соответствии со справедливостью и так, будто некое существо уделяет по достоинству. Поэтому наблюдай за этим, как уже начал, и все, что делаешь, делай таким образом, чтобы оставаться хорошим, хорошим в истинном значении этого слова. Придерживайся этого при всякой деятельности.

11. Составляй мнение о вещах не так, как судит о них твой обидчик или как он хочет, чтобы ты судил о них, но смотри на то, каковы они по истине.

12. Нужно всегда быть готовым к двум вещам: [во-первых] к тому, чтобы делать лишь то, что предписывает делать для блага людей разум царствующей в тебе и законодательствующей части, [а во-вторых] к тому, чтобы перемениться, если кто-нибудь окажется способным исправить или изменить какое-нибудь твое мнение. Однако перемена мнения должна происходить всегда от некоего убеждения в справедливости или общеполезности и чего-нибудь в этом роде, а не оттого, что она выглядит приятной или приносящей славу.

13. Разум имеешь? Имею. Что ж не пользуешься? Ведь когда он делает свое дело, чего тебе еще нужно?

14. Ты возник как часть [целого]. Исчезнешь в том, кто породил тебя, точнее, будешь принят обратно посредством превращения в его оплодотворяющий [вещи] разум[67].

15. Много комочков ладана на одном и том же алтаре. Один упал [в огонь] раньше, другой – позже, а разницы нет никакой.

16. Через десять дней ты будешь выглядеть богом для тех, для кого ты нынче дикий зверь и обезьяна, если возвратишься к основоположениям и почитанию разума.

17. Не живи так, будто собираешься прожить 10 000 лет. Нависает неизбежное. Пока живешь, пока есть возможность, стань хорошим сейчас .

18. Сколько свободного времени приобретает тот, кто не обращает внимания на то, что сказал, или сделал, или подумал о нем ближний, но лишь на то, что делает он сам, чтобы сделанное было справедливым или во всех отношениях хорошим[68]. Не [иметь] черный нрав, не оглядываться, но спешить по прямой линии, не отвлекаясь.

19. Кто тревожится о посмертной славе, тот не представляет себе, что любой из тех, кто помнит его, очень скоро и сам умрет, а затем и тот, кто будет жить после него, пока и вся память не угаснет, пройдя через ряд имевших ее и умерших. Но предположим, что бессмертны помнящие о тебе и бессмертна сама память: что тебе от этого? Я уж не говорю о том, что для тебя, когда ты умрешь, она – ничто; но и для тебя, живущего, какое значение имеет похвала? Разве что она связана с каким-нибудь расчетом. Но ведь держась за чье-нибудь чужое слово, ты упускаешь теперь не ко времени то, что дает природа.

20. Все прекрасное, какого бы рода ни была эта красота, прекрасно само по себе и на себе замыкается, не имея похвалу своей составной частью. Ведь то, что хвалят, не становится [от похвалы] ни хуже, ни лучше. Это я говорю и о том, что принято называть прекрасным, как, например, произведения материальной природы и искусства. Но нуждается ли в чем-либо подлинно прекрасное? Не более, чем закон, не более, чем правда, не более, чем благосклонность или благоговение. Что из всего этого делается прекрасным от похвалы или умаляется от порицания? Станет ли изумруд хуже, чем он есть от природы, если его не похвалят? А золото, слоновая кость, пурпур, лира, кинжал, цветок, деревце?

21. Если души пребывают бессмертными, как вмещает их воздух в продолжение всей вечности? А как земля вмещает тела погребенных за такой же срок вечности? Ибо как в этом случае превращение и распад тел после определенного срока пребывания [в земле] предоставляет место другим мертвым [телам], так и переместившиеся в воздух души некоторое время спустя переходят в другое состояние, рассеиваются и соединяются с оплодотворяющим все вещи разумом, будучи принятыми в него, и таким образом предоставляют место прибывающим вслед за ними [душам]. Вот что можно ответить при допущении, что души пребывают бессмертными.[69] Следует учесть не только множество погребаемых таким образом тел, но и множество живых существ, каждый день поедаемых нами и другими животными. Ведь сколько их истребляется и таким образом как бы оказывается погребенными в телах питающихся ими? И все-таки находится для них место благодаря переходу их в кровь, благодаря превращению их в огненное и воздушное естество.

Чем выглядит в данном случае исследование истины? Делением на материальное и причинное.[70]

22. Не отвлекайся, но при любом устремлении придерживайся справедливости и при возникновении всякого представления береги способность постигать.[71]

23. Все, что подходит тебе, о мир, угодно и мне. Что приходит для тебя в свой срок, то и для меня не рано и не поздно. Все для меня плод, что приносят твои, о природа, времена. Все от тебя, все в тебе, все к тебе [возвращается]. Поэт говорит: «О, любимый Кекропов град!»[72] А ты разве не скажешь: «О, любимый Зевесов град!»

24. «Совершай мало поступков, – говорит [Демокрит], – если собираешься сохранить хорошее расположение духа». Но не лучше ли делать необходимое и все то, что требует разум гражданственного по природе существа, и так, как он требует. Ведь это приведет дух в хорошее расположение не только от прекрасно совершенного, но и от малого дела. Потому что если отбросить как не являющееся необходимым большинство того, что мы говорим и делаем, то человек становится более свободным и безмятежным. Поэтому нужно напоминать себе в каждом деле: «Точно ли оно необходимо?» Нужно избегать не только дел, не являющихся необходимыми, но и таких же представлений. Ведь таким образом за ними не последуют вытекающие из них действия.

25. Испытай, как подходит тебе жизнь человека добропорядочного, довольного тем, что уделено ему от целого, и довольствующегося собственным справедливым деянием и благожелательным расположением [духа].

26. Увидел то? Взгляни и на это. Не беспокой себя. Оставайся простым. Кто-то делает тебе зло? Себе самому делает. Случилось что-нибудь с тобой? Прекрасно: [значит] все случившееся было тебе отмерено целым и вплетено в него изначально. Словом, жизнь коротка. Извлеки пользу из настоящего благоразумно и справедливо. Расслабляясь, сохраняй трезвость ума.

27. Либо мир есть нечто упорядоченное, либо он – мешанина, собранная вместе, но не упорядоченная. Но разве может в тебе существовать некий порядок, а во вселенной – беспорядочность, и это когда все так различено, расчленено и тяготеет друг к другу[73]?

28. Черный нрав, женский нрав, жесткий нрав, звероподобный, скотоподобный, ребячливый, тупой, лживый, шутовской, торгашеский, тиранический!

29. Если выглядит чужестранцем в мире тот, кто не знает того, что в нем [действительно] сущее [а что – тленное], не менее чужд миру и тот, кто не знает, что в нем относится к становлению.[74] Беглец тот, кто бежит от гражданственного разума, слепец, кто смежает умственный взор, нищий тот, кто нуждается в чем-то другом и не имеет всего, что нужно для жизни, в себе самом. Отщепенец от мира тот, кто отпадает и отделяет себя самого от разума общей природы через недовольство происходящим. Ведь именно она порождает все это, как породила и тебя. Отверженец города-государства тот, кто отделяет собственную душу от души [остальных] разумных существ, между тем как она едина.

30. Тот философствует без хитона, этот – без книги. А тот, полуголый, утверждает: «Не имею хлеба, но верен разуму»[75]. Я же не получаю пропитания от философских положений, но верен им.

31. То скромное искусство, которому ты выучился, люби, отдыхай в нем. Остаток же жизни пройди, от всей души посвятив все свое [внутреннее] достояние богам, из людей же ни для кого не став ни тираном, ни рабом.

32. Подумай, например, о временах Веспасиана[76], с виду все то же: брачующиеся, растящие детей, болеющие, умирающие, воющие, празднующие, торгующие, обрабатывающие землю, льстящие, кичащиеся собой, подозревающие, злоумышляющие, жаждущие чьей-нибудь смерти, ропщущие на настоящее, любящие, копящие сокровища, алчущие консульства, верховной власти. И вот этой их жизни уже нет нигде. Перейди ко временам Траяна[77]. Опять все то же самое: умерла и эта жизнь. Подобным же образом рассмотри и другие отрезки времен в жизни целых народов и погляди, сколько [людей] выбивавшихся из сил в скором времени умерли и распались на составные части. Особенно же нужно перебирать в памяти знакомых тебе людей, тех, которые увлекались пустыми вещами, которые не желали поступать соответственно устройству своего существа, цепко держаться за него и довольствоваться им одним. Необходимо также помнить и то, что внимание в любом деле имеет особенную цену и соразмерность: так, не потеряешь терпение, если не будешь заниматься малым с большим, чем ему подобает, вниманием.

33. Когда-то употребительные слова – теперь редкие выражения. Точно так же и имена когда-то прославленных мужей – некоторым образом тоже теперь редкость: Камилл, Цезон, Волез, Дентат, а немного погодя и Сципион, и Катон, затем и Август, потом и Адриан, и Антонин[78]. Все ведь быстро увядает и начинает походить на миф. И быстро все поглощает полное забвение. И это я говорю о тех, кто каким-нибудь удивительным образом просиял, потому что остальные, едва испустят дух, – «невидимы, незнаемы»[79]. Да и есть ли что вообще вечнопамятное? Пустое все. Что есть такого, о чем стоит заботиться? Одно это: праведное помышление и деяния, направленные на общую пользу, разум, который никогда не обманывается, и расположение духа, благосклонно принимающее все случающееся как необходимое, как [хорошо] знакомую вещь, как вытекающее из такого же [общего] начала и источника.

34. Не противясь, вручи себя Клото[80], предоставив ей вплетать тебя в какие ей будет угодно отношения.

35. Все исчезает в один день – и то, что помнит, и то, о чем помнят.

36. Непрестанно рассматривай все становящееся благодаря превращению и привыкай к мысли, что ничто так не любит природа целого, как превращать сущее и создавать подобное ему новое. Ибо все сущее представляет собой некоторым образом семя того, что возникнет из него. Ты же представляешь, что семена – это только то, что падает в землю или материнское чрево. Это слишком банальное представление.

37. Скоро умрешь, а между тем все еще не стал ты ни простым, ни безмятежным, ни чуждым опасений какого-либо внешнего вреда, ни благосклонным ко всем, ни полагающим разум в одном только делании по справедливости.

38. Разгляди их руководящее начало и каково то, чего они избегают и к чему стремятся.

39. Не существует для тебя зла в чужом руководящем начале, а также в каком-нибудь повороте и изменении окружающего мира. Тогда где же? Там, где у тебя возникает мнение [о чем-то как] о зле. Поэтому не признавай его, и все будет хорошо. И если даже то, что теснее всего связано с ним, а именно жалкое тело, режут, жгут, если оно гноится, гниет, все же часть, порождающая мнение об этом, пусть остается спокойной, то есть пусть считает, что ничто не является ни злом, ни добром, если оно равным образом может случиться как с хорошим, так и с плохим человеком. Ведь то, что одинаково случается с живущим вопреки природе и с живущим согласно природе, не есть нечто ни согласное с природой, ни противоречащее ей.

40. Постоянно представляй мир единым живым существом, имеющим единую душу и единое естество, и [представляй] как в единое его чувствование передается все, и как согласно единому устремлению совершается все, и как все связано [ «сопричинно»] во всем происходящем, и какого типа эта связь и взаимное переплетение.

41. Душоночка ты, таскающая на себе труп, как говаривал Эпиктет.[81]

42. В том, чтобы подвергнуться превращению, нет никакого зла, как нет никакого блага и в том, чтобы возникнуть в результате превращения.

43. Вечность – это некий поток становлений и вынужденное их течение. Ведь едва показалось что-нибудь – и уже пронеслось [мимо], и [вот уже] проносится что-нибудь другое, а первое [опять] приносится.

44. Все происходящее так привычно и знакомо, как роза весной и плоды в пору урожая. Ибо таковы и болезнь, и смерть, и клевета, и коварство, и все, что радует или печалит глупцов.

45. Последующее всегда присоединяется к предшествующему родственным образом. Это не так, как при перечислении разнородного и насильственно приводимого к единству ряда чисел, но это – насыщенная смыслом связь: и подобно тому, как гармонично слажено сущее, так и становящееся обнаруживает не пустую преемственность, но некоторую удивительную родственность.

46. Всегда помни изречение Гераклита о том, что смерть земли означает рождение воды, смерть воды – рождение воздуха, смерть воздуха – рождение огня и наоборот. Вспоминай и о человеке, забывающем, куда ведет дорога, и что более всего [люди] расходятся с тем, с кем постоянно общаются, – с разумом, управляющим целым, а то, с чем они ежедневно имеют дело, [на самом деле] является для них чуждым; и что не следует делать и говорить словно во сне: ведь и в этом случае кажется нам, будто мы делаем и говорим; и что не надо уподобляться маменькиным сынкам, то есть твердить только одно: «Нас так научили!»[82]

47. Например, если кто-нибудь из богов сказал бы тебе, что ты умрешь завтра или в крайнем случае послезавтра, то уже не было бы для тебя большой разницы между смертью послезавтра или завтра, если бы, конечно, ты не был крайне малодушным человеком, – потому что велика ли разница? – точно так же считай, что ничуть не важно, умереть ли через много лет или завтра.

48. Постоянно думай о том, сколько умерло врачей, часто хмуривших брови над больными, сколько астрологов, предсказавших смерть как нечто значительное, сколько философов, тысячи раз волновавшихся в раздумьях о смерти и бессмертии, сколько героев, умертвивших множество людей, сколько тиранов, распоряжавшихся властью над душами с ужасной надменностью, словно они [тираны] бессмертные, сколько городов целиком, так сказать, умерло: Гелика и Помпеи, Геркуланум и другие без числа[83]. Перейди и к тем, кого ты знал, – к одному за другим: один заботился о том, чтобы похоронить этого, затем умер и сам, другой – о том, чтобы [похоронить] еще кого-нибудь [и тоже умер]: все – за короткий срок. Вообще смотри всегда на человеческие дела как на [нечто] однодневное, ничтожное: вчера ты слизь, а завтра набальзамированное мясо или пепел[84]. Итак, проведи этот короткий отрезок времени сообразно природе и отделись кротко, как падает созревшая оливка, благословляя выносившую [ее землю] и чувствуя благодарность к взрастившему ее дереву.

49. Будь подобен скале, о которую беспрестанно бьется волна, она же стоит, и ревущий поток воды успокаивается вокруг нее.

«Несчастен я оттого, что это со мной случилось!» Отнюдь нет. Но [говори]: «Счастлив я, потому что несмотря на то, что это со мной случилось, пребываю беспечальным и ни настоящим не сломлен, ни грядущего не страшусь!» Ведь случиться это могло со всяким, но не всякий при этом остался бы беспечальным. Тогда почему то в большей мере считается несчастьем, чем это – счастьем? Назовешь ли ты вообще несчастьем для человека то, что не есть отклонение от человеческой природы? Но разве кажется тебе отклонением от человеческой природы то, что не находится в противоречии с волей этой природы? В чем же дело? Волю ее ты познал: поэтому разве помешает тебе это происшествие быть справедливым, великодушным, здравомыслящим, рассудительным, осторожным при принятии решения, нелживым, скромным, свободным и прочим, в наличии чего заключается особенность человеческой природы? Впредь не забывай во всем, что приводит тебя к печали, пользоваться таким правилом: это не несчастье, но счастливый повод к благородному перенесению этого.

50. Пошлое, но все же действенное средство презирать смерть: постоянное размышление о тех, кто упорно цеплялся за жизнь. Разве выиграли они что-нибудь по сравнению с безвременно умершими? Совершенно одинаково покоятся Цедициан, Фабий, Юлиан, Лепид или кто-нибудь другой[85], кто похоронил других, а потом сам был похоронен. Совсем малый отрезок [времени] – и тот проходит среди стольких и каких страданий и в каком ничтожном теле. Поэтому не стоит беспокоиться. Взгляни назад на зияние вечности и на другую беспредельность впереди. В виду их есть ли различие между тремя днями или тремя человеческими жизнями?

51. Всегда иди кратчайшим путем. Кратчайший же путь – это путь, согласующийся с природой. Так что говори и делай все самым здравым образом. Ведь такое решение вопроса освобождает от затруднений и нерешительности, от всякого расчета и хитрости.

Книга V

1. Поутру, когда медлишь вставать, пусть придет к тебе мысль: я пробуждаюсь, чтобы поступать так, как достойно человека; итак, я еще недоволен, когда отправляюсь делать то, ради чего я родился и ради чего приведен в мир? Или для того я создан, чтобы греться, лежа в постели? «Но это приятнее!» Стало быть, для наслаждения ты создан? А вовсе не для работы, не для деятельности? Разве не видишь, как растения, воробьи, муравьи, пауки, пчелы делают свойственное им дело, созидают мировой порядок? И ты после этого не хочешь делать то, что полагается человеку? Не спешишь на дело, отвечающее твоей природе? «Но нужно и отдохнуть.» Нужно. Не спорю. Однако и этому положила предел природа, как положила она его для еды и питья, и тем не менее ты переходишь границу, которая достаточна для удовлетворения потребности? А в делах поступаешь уже не так, но «в пределах возможного»[86]. Ведь не любишь ты себя самого, иначе наверняка любил бы и свою природу и ее веления. Те же, кто любит свои занятия, прямо-таки прирастают к делам, связанным с ними, немытые и голодные. Ты же почитаешь собственную природу ниже, чем чеканщик – чеканку, плясун – искусство пляски, сребролюбец – серебро, честолюбец – свою маленькую славу? Они, когда загорятся желанием, предпочитают не есть, не спать, но увеличивать то, к чему толкает их страсть. Тебе же разве кажутся общеполезные деяния более пустячными и заслуживающими меньшего усердия?

2. Как легко отбросить и оставить любое докучливое и чуждое представление и тотчас очутиться в полном покое.

3. Считай себя достойным любого дела и слова, отвечающего природе. И пусть не волнует тебя, если последуют за ним чьи-то упреки или толки, но, если сделано или сказано прекрасно, не откажи самому себе в достоинстве. Ведь у тех людей свое руководящее начало и поступают они по им свойственному устремлению. Не обращай внимания на это, а иди прямой дорогой, следуя собственной и общей природе: у той и у другой – одна дорога.

4. Шествую через то, что дано природой, пока, упав, не успокоюсь, отдав дыхание тому, от кого получаю его каждый день, упав на то, от чего и отец мой получил семя, мать – кровь, кормилица – молоко, от чего и сам я на протяжении стольких лет каждый день питаюсь и получаю питье, что носит меня, хоть я попираю его и столько злоупотребляю им для себя самого.

5. Остротой своего ума ты их не можешь удивить. Пускай. Но есть многое другое, о чем ты не можешь сказать: «ведь не дала природа». Поэтому обнаруживай то, что всецело в твоей власти: искренность, достоинство, перенесение страданий, пренебрежение к наслаждениям, довольство судьбой, потребность в малом, благожелательность, благородство, умеренность, воздержанность на язык, величие. Не чувствуешь, сколько всего мог бы ты уже проявить, относительно чего не годится ссылка на отсутствие природных данных и неспособность, а между тем ты по своей воле остаешься ниже [своих возможностей]? Или из-за неудачного природного устроения вынужден ты и роптать, и придираться к мелочам, и льстить, и обвинять [это] жалкое тело, и угождать ему, и кичиться, и столько метаться душой? Нет, клянусь богами! Напротив, ты мог бы давно избавиться от этого, заслужив в этом случае обвинение разве что в излишней медлительности и непоследовательности. И в этом-то и нужно упражняться, не упуская из виду [цели действия] и не наслаждаясь бездействием.

6. Иной, если окажет кому-нибудь благодеяние, склонен тотчас требовать от него благодарности. Другой не склонен к этому, однако про себя при случае помышляет об облагодетельствованном как о должнике и сознает, чтоў сделал ему. Третий некоторым образом даже не сознает, чтоў сделал, а подобен виноградной лозе, принесшей плод и ничего другого не требующей сверх того, что она однажды принесла свой плод. Человек, сделавший добро, не ставит себе этого в заслугу, а переходит к другому делу, как виноградная лоза переходит к новому принесению плода в свой срок, как бегает конь, выслеживает след собака, собирает мед пчела. Итак, надо быть в числе тех, кто делает это как бы неосознанно. «Конечно. Но следует это самое осознавать, ведь, как говорят, существу, действующему для общего блага, свойственно ощущать, что он поступает для общего блага, и, клянусь Зевсом, свойственно хотеть, чтобы и другой член общности ощущал это.» То, что ты говоришь, верно, но то, о чем идет речь, ты понимаешь превратно. Поэтому тебя следует отнести к числу тех, о ком я упомянул прежде: ведь и их вводит в обман некая убедительность расчета. Если же захочешь понять, в чем, наконец, смысл сказанного, не опасайся, что упустишь из-за этого какое-нибудь деяние для общего блага.

7. Молитва афинян: «Дай дождя, дай дождя, любимый Зевс, пашням и равнинам афинян!» Либо не следует молиться вовсе, либо вот так, просто и благородно.

8. Как говорят: «Асклепий назначил ему прогулки верхом, или купание в холодной воде, или хождение босиком», точно так же можно сказать: «Назначила ему природа целого болезнь, или увечье, или ущерб, или что-нибудь в том же роде». Ведь и там «назначил» означает примерно вот что: «предписал ему как средство выздоровления». И здесь случающееся с каждым некоторым образом предписывается ему как гармонирующее с судьбой. Ведь мы говорим «так сложилось» подобно тому, как строители о четырехугольных камнях в стенах и пирамидах говорят, что они слагаются . Так как вообще есть единая гармония и подобно тому, как из всех тел слагается мир, единое тело, так и из всех [действующих] причин слагается судьба, единая причина. То, что я говорю, понимают даже совершенно невежественные люди, ведь «это ему выпало» говорят они. Значит, это ему выпало и это было ему назначено. Поэтому будем принимать это [случившееся] как то, что назначил Асклепий.[87] Ведь и среди его предписаний есть многое неприятное на вкус, но мы охотно принимаем это в надежде на выздоровление. Так пусть же достижение и свершение того, что замыслила о тебе общая природа, кажется тебе чем-то подобным твоему здоровью. Вот и принимай охотно случающееся, даже если оно кажется враждебным, потому что оно ведет к той же цели, к выздоровлению мира, к благому Зевесову пути и благоприятному действию. Потому что ни с одной частью не случилось бы того, что не на пользу целому, ибо природа любой вещи не производит ничего, что не согласовывалось бы с тем, что находится в ее распоряжении. Итак, нужно с любовью принимать все случающееся с тобой по двум причинам: во-первых, это с тобой произошло, и тебе было назначено, и имело какое-то отношение к тебе, будучи сплетено свыше предшествующими причинами; во-вторых, потому что для распорядителя целого это является причиной его благого пути и осуществления совместной жизни [целого] и, клянусь Зевсом, самого сцепления [вещей], и эта причинная сила действует на каждого особенным образом. Ведь целое потерпит ущерб, если даже мельчайшую долю его вырвешь из соприкосновения и последовательности как частей, так и причин. Ты же, когда выражаешь недовольство [случающимся], именно разрываешь, насколько это в твоей власти, и некоторым образом уничтожаешь [последовательность частей и причин].

9. Не испытывай отвращения, не отвергай и не отчаивайся, если не всегда удается тебе делать всякое дело согласно правильным основоположениям, но опять возвращайся к отложенным делам и будь доволен, если боўльшая часть их соответствует человеческой природе, и люби то, к чему возвращаешься, к философии же обращайся не как к воспитателю, но как страдающий болезнью глаз – к губке и яйцу, как иной [обращается] к целебной мази и промыванию. Ведь в этом случае ты не будешь демонстрировать свое повиновение разуму, а [просто] успокоишься в нем. Помни же, что лишь одна философия хочет того, чего хочет твоя природа, ты же захотел другого, противоречащего твоей природе. А что из этого привлекательнее? Вот наслаждение не из-за этого ли тебя обманывает [что противоречит твоей природе]? Но взгляни, разве не привлекательнее великодушие, благородство, простота, доброжелательность, благочестие? А что привлекательнее самого разумения, когда сознаешь ровность и свободное течение изучающей и познающей силы во всем?

10. Вещи некоторым образом так окутаны тьмой, что для немалого числа философов, и притом незаурядных, они казались совершенно непостижимыми. Впрочем, даже самим стоикам они кажутся труднопостижимыми. И всякое наше согласие [при постижении вещей] изменчиво.[88] Ибо где он, человек постоянный [во мнениях]? Перейди теперь к самим предметам – как кратковременны они и ничтожны, и могут обладать ими и половой извращенец, и проститутка, и разбойник. После этого обратись к нравам живущих вместе с тобой, из которых даже самого приятного с трудом можно переносить, не говоря уже о том, что некоторые и самих-то себя с трудом переносят. Ума не приложу, что же тогда в этом мраке и мути и столь быстром потоке естества, времени, движения и движущихся предметов может иметь какую-либо ценность или вообще заслуживать стремления? Напротив, нужно убеждать себя терпеливо ждать естественного распада, не жаловаться на проволочку, но успокаивать себя единственно вот чем: во-первых, со мной не случится ничего, что не обусловлено природой целого, во-вторых, от меня зависит не делать ничего вопреки моему [внутреннему] божеству и демону. Ведь никто не заставит меня преступить через это.

11. Для чего же, наконец, дана мне моя душа? Для того, чтобы в каждом отдельном случае спрашивать себя самого и испытывать, что происходит у меня сейчас в той части, которую называют руководящим началом, и чья душа во мне сейчас: не мальчика ли? не юноши ли? не слабой ли женщины? не тирана ли? не домашнего ли животного? не дикого ли зверя?

12. Что представляет собой то, что многим кажется благом, ты можешь понять еще и вот откуда. Когда кто-нибудь представит себе какие-нибудь реально существующие блага, как, например, рассудительность, здравомыслие, справедливость, мужество, то, помыслив их, он не сможет услышать изречение, прибавляемое при упоминании о благе[89], так как оно совсем не подойдет. Если же кто-нибудь задумает то, что представляется благом толпе, то услышит и охотно признает метким это изречение комического поэта. Таким образом, и толпа представляет себе это различие. Ведь если бы это не расходилось с первым[90] и не считалось бы недостойным, то применительно к богатству и средствам достижения роскоши или славы мы не воспринимали бы это изречение как меткое и остроумное. Итак, продвинься дальше и спроси себя, следует ли почитать и воспринимать как блага такие вещи, которые и не помыслишь так, чтобы не оказалось уместным прибавить, что обладателю этих благ от их изобилия «негде и нужду справить».

13. Я составлен из материального и причинного начал. Ни то, ни другое не исчезнет в небытии так же, как и не возникло оно из небытия. Значит, каждая часть моего существа в результате превращения переместится в какую-нибудь часть мира, а эта последняя в свою очередь превратится в другую часть мира, и так до бесконечности. В результате такого превращения возник и я, и мои родители, и так можно уйти [назад] в другую бесконечность. Ведь ничто не препятствует нам считать [именно] так, если даже мир подчиняется круговому строго определенному обращению времени.[91]

14. Разум и искусство разумной жизни – это силы, которым достаточно самих себя и соответствующих их природе действий. Они проистекают из родственного им начала, направляются же прямо к лежащей перед ними цели. Вследствие этого такие деяния называются прямодеяниями, так как они указывают на правильность пути.

15. Человеку не следует обращать внимания ни на одну из тех вещей, которые не имеют отношения к человеку в его собственно человеческом свойстве. Не требуются они от человека, не предписывает их сама человеческая природа и не содействуют они совершенству человеческой природы. Поэтому не в них высшая цель человека и благо, содействующее [достижению] этой цели. Кроме того, если что-нибудь из них имело бы отношение к человеку, ему не было бы дано право презирать их или восставать против них, и не заслуживал бы похвалы тот, кто показывает, что он не нуждается в них, и не был бы добропорядочным тот, кто отказывает себе в какой-нибудь из этих вещей, если бы именно она была бы благом. Между тем, чем больше какой-нибудь человек лишает себя этих вещей или других, им подобных, или терпит, когда его лишают чего-нибудь такого, тем больше он благ.

16. Каковы твои обычные представления, таков будет у тебя и образ мыслей. Ведь душа пропитывается представлениями. Поэтому пропитывай ее последовательностью таких представлений, как, например: где суждено жить, там можно жить счастливо; жить же суждено при дворе; значит, жить счастливо можно и при дворе. С другой стороны, причина устройства каждой вещи совпадает с назначением вещи, к нему стремится вещь; в том же, к чему стремится вещь, и заключается ее конечная цель. А там, где конечная цель, там также и польза, и благо каждой вещи. Так вот, благо разумного существа – единение. Ведь что мы рождены для единения, давно доказано. Разве не очевидно, что худшее сотворено ради лучшего, а лучшее – друг для друга? Лучшими же по сравнению с неодушевленными [существами] являются одушевленные, из одушевленных же высшими являются разумные.

17. Упорно стремиться к невозможному – признак безумия. А сделать, чтобы порочные были не таковыми, невозможно.

18. Ни с одним человеком не случается того, к перенесению чего он не был бы создан. С другим происходит то же самое, а он остается спокойным и непоколебимым, или не ведая, что с ним произошло, или подчеркнуто демонстрируя силу духа. Так ведь это ужасно, когда неведение и тщеславие оказываются сильнее разумения!

19. Сами вещи нисколько не затрагивают души, и не имеют доступа в нее, и не могут ни изменить душу, ни привести в движение. Изменяет и приводит в движение себя лишь она сама,[92] и каковых суждений достойной себя самое она сочтет, таковыми же делает она для себя находящиеся перед ней вещи.

20. В одном смысле человек в той мере, в какой мы должны делать людям добро и терпеть их, наиболее родственен нам. Но в той мере, в какой некоторые противятся делам, утверждающим это родство, человек становится для меня одной из безразличных вещей – такой же, как солнце, или ветер, или зверь. Какой-нибудь деятельности эти люди могут, пожалуй, помешать, но устремлению и настрою [души] помехи не создается из-за небезоговорочности устремления и преобразования помехи. Ведь разумение любое препятствие для деятельности преобразует и изменяет по требованию лучшего [ «первостепенного»], и на пользу дела идет помеха делу, и препятствие на пути помогает этому пути.

21. Из того, что есть в мире, чти самое могущественное: оно всем распоряжается и всем управляет. Равным образом чти самое могущественное и в себе: оно однородно с ним. Ведь и в тебе оно распоряжается другими [частями твоего существа], и твоя жизнь управляется им.

22. То, что не вредно городу, не вредно и гражданину. При возникновении всякого представления о вреде выдвигай следующее правило: если это не вредно городу, не вредно и мне. Если же это вредно городу, не нужно гневаться на того, кто вредит городу, но нужно указать, в чем его упущение.

23. Часто думай о быстроте, с которой проносится и исчезает то, что [уже] существует, и то, что [только] возникает. Ведь и естество – что река в непрерывном течении, и действующие силы находятся в непрерывном превращении, и причины проявляются бесконечно разнообразными способами, и почти ничто не стоит на месте, и даже то, что близко к нам <неустойчиво во времени>, беспредельность же прошлого и будущего – бездна, в которой все исчезает. Поэтому разве не глуп тот, кто при таком положении дел чванится, или терзается, или жалуется так, как будто какое-нибудь огорчение может быть продолжительным.

24. Помни о всем естестве вместе, мельчайшей частью которого ты являешься, и о всей вечности, от которой тебе отмерен короткий и незначительный промежуток, и о всей судьбе: какой незначительной частицей [общей причинной цепи] ты являешься.

25. Другой делает мне какое-нибудь зло? Его дело. У него свой особый склад [характера], свой особый образ действий. Я же в данный момент имею такой склад, какой хочет, чтоб я имел в данный момент, общая природа, и делаю я то, что хочет, чтоб я делал в данный момент, моя природа.

26. Руководящая и господствующая часть твоей души пусть не зависит от ровных или резких движений, происходящих в теле, и пусть не смешивается с ними, но находится в своих пределах и ограничит эти волнения соответствующими частями [тела]. Когда же они, так как все это происходит в пределах единого тела, передаются по взаимному тяготению [всех вещей] в сознание, тогда не нужно пытаться воспрепятствовать ощущению, поскольку оно естественно, но только не прибавляй от себя в твое руководящее начало мнение о данном движении как о благе или зле.

27. Живи в сообществе с богами. Живет же в их сообществе тот, кто постоянно являет им свою душу довольной тем, что досталось в удел, делающей все то, что хочет демон, которого каждому дал в защитники и руководители Зевс как кусочек себя самого. Он же есть ум и разум каждого человека.

28. Неужто будешь гневаться на пахнущего козлом? Неужто будешь гневаться на того, у кого дурно пахнет изо рта? Что ему делать? Такой уж у него рот, таковы подмышки. Естественно, что от них исходит такой запах. «Но у человека есть разум, – скажет кто-нибудь, – и он может, присмотревшись, понять, в чем его недостаток». Хорошо было бы отнести это и к тебе. Ведь и ты имеешь разум. Подвигни же своим разумным складом его разумный склад, укажи, напомни! Ведь если он послушается, вылечишь его, и не нужно будет гневаться.

Не будь ни трагическим актером, ни блудницей.[93]

29. Как думаешь жить в конце жизни, так можно жить уже теперь. Если же не позволяют, тогда уйди из жизни, но так, как будто не претерпел никакого зла. Чадит – вот и ухожу. Тебе это кажется трудным делом? Но пока ничто не уводит меня [из жизни], я остаюсь свободным, и никто не помешает мне делать то, что я хочу. Хочу же я [жить] сообразно природе существа разумного и действующего для общего блага.

30. Ум целого радеет об общем благе. Поэтому он сотворил худшее ради лучшего, а лучшее гармонично приладил друг к другу. Видишь, как подчинил [он все друг другу], как распределил все и дал по достоинству каждому удел и первенствующих привел к единомыслию друг с другом.

31. Как относился ты до сих пор к богам, родителям, братьям, жене, детям, учителям, воспитателям, друзьям, близким, челяди? Ко всем ли приложимо до сих пор у тебя: «Не совершил и не сказал ничего оскорбительного»[94]?

Вспомни и через что ты прошел, и что тебе довелось вынести. И что подошла уже к концу повесть твоей жизни, и на исходе твое служение, и сколько прекрасного ты созерцал, и сколько наслаждений и страданий презрел, какой славой пренебрег, по отношению к скольким зложелательным бывал благожелателен!

32. Каким образом могут неискушенные и невежественные души смутить искушенную и сведущую? А какая душа сведущая и искушенная? Та, которая ведает начало, и конечную цель, и разум, проникающий через естество целого и управляющий всем по размеренным кругооборотам в продолжение всей вечности.

33. Еще немного, и я – пепел или остов и [одно] имя, или нет уже и имени, имя-то пустой звук и отголосок. Да и все, что высоко ценится в жизни, – пусто, и гнило, и ничтожно, возня грызущихся собачонок, ссорящиеся детишки, то смеющиеся, то опять плачущие. Верность же, и стыд, и справедливость, и правда «на Олимп с многопутной земли [улетели]»[95]. Итак, что же тебя еще держит здесь, раз все, вызывающее ощущения, легко превращается в другое и неустойчиво, ощущения же – неотчетливы и легко искажают то, что отпечатывают, сама же душоночка – испарение крови[96], а быть в чести у таких-то существ – ни к чему? Что же ты [не делаешь вывода]? Почему не ожидаешь с кротостью либо угасания, либо перехода? Но пока не пришел этот срок, в чем искать удовлетворения? В чем же ином, как не в почитании богов и славословии им, а также в благодеяниях для людей и в том, чтобы и их не раздражать, и на них не раздражаться? А все то, что за пределами [твоего] мяса и дыхания[97], об этом помни, что не твое оно и от тебя не зависит.

34. Тебе всегда можно быть счастливым, если следовать правильным путем и если составлять мнения и поступать путно[98]. Душе и бога, и человека, и всякого разумного существа одинаково свойственны следующие две вещи: [во-первых] отсутствие препятствий себе со стороны другого существа и [во-вторых] полагание блага в настроении и деянии, которые направлены на общую пользу, и ограничение этим своих стремлений.

35. Если это не есть ни свидетельство моей порочности, ни деятельность, вытекающая из моей порочности, ни общему это не вредит, что мне волноваться об этом? А какой ущерб общему [может быть вообще]?

36. Не позволяй представлению всецело завладевать тобой, но помогай себе соответственно их силе и ценности, и даже если они опускаются до вещей средних, не воображай, однако, что вред в самом этом [умалении представлений до вещей средних]. Ведь плоха привычка! Но как старик, уходя, забирает обратно у воспитанника юлу, памятуя, что это только юла, так и здесь, когда красуешься на ростральной трибуне. Человек, ты забыл, что это такое было? «Да, но это так увлекательно.» Что же, и ты из-за этого должен стать глупцом?[99]

37. Наконец-то я стал независимо от местонахождения благополучным человеком. Благополучный же – это тот, кто уготовил себе благую участь. Благая же участь – следствие благих видоизменений души, благих порывов, благих дел.

Книга VI

1. Естество целого податливо и легко поддается превращению, управляющий же этим естеством разум не содержит в себе самом никакой причины для делания зла, потому что зла в нем нет, и он не делает ничего плохого, и ничто не терпит от него вреда. Напротив, все возникает и достигает законченности благодаря ему.

2. Пусть будет тебе все равно, исполняешь ли ты то, что должно, страдая от холода или зноя, и клонясь ли ко сну или выспавшись, и бранят ли тебя при этом или славословят, и умирая ли или делая что-нибудь иное. Ведь и умирание – одно из дел, относящихся к жизни: значит, и при умирании достаточно устроить настоящее правильно.

3. Зри в корень. Пусть не ускользнет от тебя ни качественное своеобразие [любой вещи], ни ее ценность.

4. Все предметное очень быстро превращается и [впоследствии] либо воскурится, если субстанция едина, либо рассеется.[100]

5. Правящий разум знает, в каком положении он находится и что делает и на каком материале.

6. Лучший способ защиты – не уподобляться [обидчику].

7. Ищи удовольствия и успокоения единственно в том, чтобы, помня о боге, переходить от одного общеполезного дела к другому.

8. Руководящее начало – это начало, будящее себя самое и преобразующее и делающее себя таким, каким пожелает, делающее так, что все происходящее является ему таким, каким оно само хочет.

9. Все совершается в согласии с природой целого, а не какой-нибудь другой – либо объемлющей [вещи] извне, либо заключенной внутри, либо обособленной от них вовне.

10. Или смешение, и переплетение, и [затем] рассеяние, или же единение, и порядок, и промысел.[101] Если первое, так ли уж желательно проводить мне время в этой бессмысленной путанице и такой-то мешанине? О чем еще мне заботиться, как не о том, чтобы когда-нибудь [совсем] исчезнуть? Что же я тогда мечусь? Ведь, что бы я ни делал, рассеяние не минует меня. Если же второе [верно], то я благоговею, тверд [душой] и вверяюсь смело управителю.

11. Когда окружающее заставляет тебя испытывать как бы беспокойство, скорее уйди в себя и не выбивайся из ритма [души], кроме тех случаев, когда вынужден.[102] Ведь гармонии достигнешь скорее, если будешь постоянно возвращаться к ней.

12. Если бы у тебя одновременно были и мачеха, и мать, ты стал бы чтить первую и все-таки постоянно искать прибежища у матери. Таковы же теперь для тебя двор и философия. Итак, почаще возвращайся и ищи успокоения у той, благодаря которой и придворная жизнь выглядит для тебя сносной, и сам ты выглядишь в ней таким.

13. Как о мясных блюдах и другой подобной пище нужно представлять себе, что это вот труп рыбы, а это – труп птицы или поросенка, что фалернское, опять же, – виноградная жижица, а претекста – волосы овцы, смоченные кровью улитки[103], так и о том, что происходит при совокуплении, [представляй] что это [всего лишь] трение о внутренний орган и сопровождающееся некоторым содроганием выделение слизи. Подобные представления есть именно такие, которые проникают в самую суть вещей и проходят сквозь них, так что видно, каковы эти последние. Так следует поступать и по отношению ко всей жизни в целом, и там, где вещи кажутся внушительными, срывать с них покровы, и созерцать их ничтожество, и удалять с них прикрасы, благодаря которым они кажутся значительными. Ибо видимость – ужасный обманщик, и когда тебе кажется, что ты занят важным делом, тогда-то ты более всего введен в заблуждение. Ведь погляди, что говорит Кратет о самом Ксенократе[104].

14. Большинство того, что вызывает удивление толпы, сводится к самым обычным предметам, держащимся благодаря [устойчивому] состоянию или природе, каковы камни, бревна, смоковницы, виноград, оливковые деревья; те же [которые вызывают удивление] у тех, в ком больше благоразумия, – к существам, наделенным душой, каковы стада, табуны; третьи же, которые [вызывают удивление] у имеющих еще более тонкий вкус, – к существам, наделенным разумной душой, однако не собственно разумной, а имеющей навык и опытной в чем-нибудь другом или просто в том, чтобы владеть толпой рабов. Тот же, кто чтит душу разумную и гражданственную, не обращает внимания ни на что другое, как только на то, чтобы прежде всего сохранять свою душу пребывающей и движущейся в разуме и единении с людьми и помогать в этом деле тому, кто ему сродни.[105]

15. Одно спешит начать существование, другое спешит прекратить, да и из возникшего что-нибудь уже исчезло. Текучесть и изменчивость обновляют мир подобно тому, как непрерывное течение времени являет нам беспредельную вечность всегда в новом облике. Невозможно найти, что из проносящихся мимо в этом потоке вещей достойно особенного почитания: как если бы кто-нибудь захотел полюбить одного из пролетевшей мимо стаи воробьев, а тот бы уже исчез из глаз. Подобным образом и сама жизнь любого человека есть испарение крови и вдыхание воздуха. Ибо как можно вдохнуть однажды воздух и выдохнуть, что мы делаем каждое мгновение, точно так же можно и всю дыхательную силу, которую ты получил вчера или прежде в момент рождения, возвратить туда, откуда ты ее взял.

16. Ничего достойного нет ни в том, чтобы выдыхать воздух, как растения, ни в том, чтобы вдыхать его, как домашние животные и дикие звери, ни в том, чтобы получать через представление оттиск [внешнего мира], ни в том, чтобы разрываться от устремлений, ни в том, чтобы жить стадом, ни в том, чтобы принимать пищу. Ибо все это подобно выделению переваренной пищи. Итак, что же достойно [человека]? Рукоплескания? Нет. Ни даже плескание языков, ведь славословие толпы – это [именно] плескание языков. Итак, ты оставляешь и ничтожество славы – что остается достойного? Мне кажется: следовать и при движении, и в покое собственному устройству, на что направлены и упражнения, и искусства. Ведь всякое искусство стремится к тому, чтобы нечто устроенное согласовывалось с делом, ради которого оно устроено. Этого добивается и садовод, ухаживающий за виноградом, и укротитель коней, и псарь. А наставники и учителя какую цель преследуют? Итак, достойное [человека] – в этом. И если с этим будет благополучно, ни о чем другом ты уже не будешь заботиться. Однако ты не перестаешь ценить и многое другое? Тогда не будешь ты ни свободным, ни довольствующимся собой, ни неподвластным страстям. Ведь тебе неизбежно придется испытывать зависть, ревность, подозревать тех, которые могут отнять те вещи, которые тебе дороги, строить козни тем, кто имеет то, что тобой ценится. Вообще неизбежно должен тот, кто нуждается в чем-нибудь из этого, сбиться с пути и в довершение всего и богов перестать чтить. Напротив, благоговейное отношение к собственному разумению и почитание его сделают так, что ты и самому себе будешь в радость, и с людьми будешь ладить, и с богами будешь жить в согласии, то есть одобрять все то, что они тебе уделяют и назначают.

17. Вверх, вниз, по кругу быстро движутся первостихии. Движение же добродетели не совершается ни в одном из этих направлений, но в ней есть нечто более божественное и, продвигаясь вперед труднопостижимым путем, она идет к благой цели.

18. [Подумай] каково то, что они делают. Они не хотят хвалить людей, живущих вместе с ними и в одно время, сами же придают большое значение похвале потомков, которых они никогда не видели и не увидят. Это почти то же самое, как если бы ты был огорчен тем, что и предки не слагали о тебе хвалебных речей.

19. Если что-нибудь дается тебе с трудом, не думай, что это невозможно для человека, но если что-нибудь возможно и свойственно человеку, считай, что и тебе оно по силам.

20. В гимнасиях может кто-нибудь и ногтями оцарапать, и голову поранить, но мы не придаем этому значения, и не выражаем недовольства, и в дальнейшем не смотрим косо на этого человека как на злоумышленника. Однако мы соблюдаем осторожность, но не как перед врагом или человеком, который у нас на подозрении, но миролюбиво сторонясь. Нечто подобное пусть будет и в остальных случаях жизни: будем смотреть сквозь пальцы на многое из того, что делают те, кто как бы упражняются рядом в гимнасии. Ведь можно, как я сказал, посторониться и ни подозревать, ни враждовать.

21. Если кто-нибудь способен убедительно доказать мне, что я неправильно воспринимаю или делаю, с радостью стану поступать по-другому. Ведь я ищу правды, которая никогда никому не принесла вреда; вред же приносит тот, кто упорствует в своем заблуждении и неведении.

22. Я делаю то, что мне надлежит делать, остальное меня не отвлекает: оно либо неодушевленное, либо неразумное, либо сбилось с пути и не знает, где он.

23. С существами неразумными и вообще с вещами и предметами обходись как разум имущий с не имеющими его – великодушно и благородно, с людьми же обходись как с разум имущими и по-общинному. Во всем, однако, призывай в помощь богов и будь безразличен к тому, сколь долго ты будешь делать это, ведь и трех таких часов достаточно.

24. Александр Македонский и его погонщик мулов, умерев, обратились в одно и то же: они либо были приняты в тот же порождающий разум мира, либо одинаково распались на атомы.[106]

25. Прими в соображение, сколько душевных и телесных явлений происходит в каждом из нас сразу в одно короткое мгновение. И тогда ты не будешь удивляться, что много больше, точнее, все происходящее сосуществует в пределах единого целого, которое мы называем миром.

26. Если кто-нибудь задаст тебе вопрос, как пишется имя «Антонин», разве станешь ты произносить каждую букву напряженным голосом? Разве не перечислишь спокойно одну за другой каждую? А как быть, если кто-нибудь сердится на тебя? Сердиться ли в ответ? Точно так же и здесь: помни, что все надлежащее слагается из определенных чисел[107]. Следует достигать намеченной цели правильным путем, придерживаясь этих чисел, не возмущаясь и не испытывая ответного негодования против негодующих на тебя.

27. Как это жестоко: не позволять людям стремиться к тому, что кажется им подходящим и полезным! А ведь ты некоторым образом не разрешаешь им делать это, когда сердишься на то, что они заблуждаются. Ведь они устремляются к этому совершенно так, как будто это им подходит и полезно. «Но это не так». Тогда научи и покажи, не сердясь.

28. Смерть – прекращение отпечатывания [мира] ощущениями, судорожного подергивания импульсов, течения мыслей, служения плоти.

29. Это позор, что твоя душа устала от той жизни, от которой тело не устает.

30. Смотри, не превратись из цезаря в тирана, не пропитайся [властью]. Ведь бывает. Поэтому сохраняй себя простым, добрым, чистым, не роняющим достоинства, незатейливым, любящим справедливость, богобоязненным, доброжелательным, нежно любящим, упорным в исполнении подобающих дел. Борись за то, чтобы оставаться таким, каким хотела тебя сделать философия. Чти богов, береги людей. Жизнь коротка: единственный плод земного существования – праведный склад [характера] и дела для общей пользы. Будь во всем учеником Антонина. Подражай его настойчивости во всем, что совершается согласно разуму, и ровности во всяком деле, благочестивому и ясному выражению лица, кротости и отсутствию тщеславия, ревностному стремлению к постижению вещей. И тому, как он вообще не пропускал ничего без предварительного тщательного рассмотрения и ясного осознания. И тому, как терпел он несправедливо хулящих его, не отвечая им тем же. И как ни в чем не проявлял поспешности и не откликался на клевету. И каким внимательным был наблюдателем нравов и деяний: не порицал, не сторонился, не подозревал, не умничал. И как довольствовался немногим, будь то жилье, постель, одежда, пища, прислуга. И как был трудолюбив и вынослив. И как мог до вечера оставаться на скудной пище[108], даже не испытывая потребности облегчить желудок, кроме как в установленное время. Подражай также его надежности и постоянству в дружеских связях, терпимости к тем, кто открыто выступал против его мнений, радости, если кто указывал лучшее [решение вопроса]; и тому, как почитал он богов без суеверного страха. Если бы встретить тебе свой последний час так, как он, с чистой совестью!

31. Очнись, приди в себя и, вновь пробудившись от сна и поняв, что это сны докучали тебя, смотри, вновь пробужденный, на это так, как будто ты видел сны!

32. Я состою из тела и души. Телу понятным образом все безразлично. Ведь оно не обладает способностью различать. Для разумения же безразлично все то, что не является его собственным действием. То же, что является действием его самого, всецело в его власти. Однако и из этого оно заботится об одном настоящем, ведь будущие и прошлые его действия ему тоже уже безразличны.

33. Труд для руки и ноги не противоречит природе, пока нога совершает работу ноги, рука – руки. Так же и для человека как человека труд не противоречит природе, пока он делает человеческое дело. Если же это не противоречит у него природе, то нет ему никакого зла.

34. Сколько сильных наслаждений испытали и разбойники, и распутники, и отцеубийцы, и тираны![109]

35. Разве не видишь, сколько ремесленников, мастеров хотя и приспосабливаются в известной мере к несведущим людям, однако тем не менее придерживаются правил своего искусства и не позволяют себе отступать от них? Поэтому не ужасно ли, если строитель и врач будут питать больше уважения к правилам собственного искусства, чем человек – к правилам своего собственного разума, который у него общий с богами?

36. Азия, Европа – закоулки мира, весь океан – капля мира, Афон[110] – комочек мира, все настоящее время – миг в вечности. Все мало, легко изменяется, в чем-нибудь исчезает. Все исходит оттуда, устремившись к бытию из того общего руководящего начала непосредственно либо последственно [kat’ ™pakoloЪqhsin]. Поэтому и львиная пасть, и яд, и любой порок, так же, как колючки, как грязь, – спутники известных значительных и прекрасных явлений. Поэтому не представляй, что это чуждо тому, что ты чтишь, но [постоянно] держи в мыслях источник всех вещей.

37. Кто видит настоящее, видит все, что возникло из вечности и уйдет в бесконечность, потому что все единородно и единообразно.

38. Чаще обдумывай взаимосвязь всех вещей в мире и их отношение друг к другу. Ведь все некоторым образом переплетается друг с другом, и все поэтому родственно друг другу. И за одним следует другое благодаря напряженному движению[111], согласному дыханию и единению естества.

39. Какие выпали обстоятельства, к таким и приноравливайся, и с какими людьми свел жребий, тех и люби, но только искренно.

40. Инструмент, орудие труда, любое приспособление, если исполняет свое назначение, хороши, хотя изготовитель не присутствует в них. В том же, что соединено природой, изготовившая эти вещи сила находится внутри и постоянно пребывает там. Соответственно ее и почитать следует больше и думать, что если учитывать ее волю и жить в соответствии с ней, то все у тебя будет получаться по уму. Ведь и во вселенной все совершается по уму этой силы.

41. Если о какой-нибудь из вещей, которые не в твоей власти, ты представишь, что она тебе ко благу или во зло, неизбежно, когда случится с тобой подобное зло или ускользнет от тебя подобное благо, станешь порицать богов и ненавидеть людей, действительно виновных или только подозреваемых тобой в том, что они виновны в исчезновении [блага] и возникновении [зла]. И многократно мы творим несправедливость оттого, что не безразличны к этим вещам [находящимся не в нашей власти]. Если, напротив, мы сочтем за благо или зло только то, что в нашей власти , то не останется никакого основания ни бога обвинять, ни по отношению к человеку становиться в положение врага.

42. Все мы трудимся совместно для одной цели, одни – сознательно и последовательно, другие – бессознательно, подобно тому, кажется, как Гераклит говорит о спящих, что даже они – работники и сотрудники происходящего в мире.[112] Каждый участвует в совместной работе по-своему, даже тот, кто из своеволия порицает и пытается противостоять и уничтожать возникающее, потому что и в таком нуждается мир. Итак, впредь определяй, к кому примыкаешь. Ведь тот, кто управляет всем, в любом случае прекрасно воспользуется тобой и присоединит тебя к какой-нибудь части сотрудников и помощников. Ты только не становись той частью, какой является в пьесе пустячная, вызывающая смех строка, о которой говорит Хрисипп[113].

43. Разве солнце берется за дело дождя? Разве Асклепий берется за дело Плодоносящей[114]? А любое из светил? Не служат ли они [все] при [всем своем] различии одной и той же цели?

44. Итак, если боги вынесли решение обо мне и о том, что должно со мной случиться, то их решение прекрасно: ведь нелегко даже помыслить бога неразумным. И потом, по какой причине они должны стремиться сделать мне зло? Какая от этого польза им и тому общему, о котором они более всего пекутся? Если же обо мне лично они не позаботились, то уж по крайней мере о целом они в любом случае позаботились, так что я должен охотно принимать и любить и это происходящее со мной как последствие [их решения]. Если же они ни о чем не заботятся – верить в это было бы проявлением безбожия, – ни к чему тогда ни жертвы, ни моления, ни клятвы ими, ни остальные наши действия, каждое из которых мы обращаем к богам как к присутствующим и находящимся в общении с нами. Значит, если даже они и не заботятся ни о чем, что касается нас, то я со своей стороны все-таки должен заботиться о себе самом, в моей власти рассмотреть, что полезно. Полезно же для каждого существа – жить согласно собственному устройству и собственной природе, моя же природа разумна и гражданственна.

Поскольку я – Антонин, для меня город и отечество – Рим, поскольку же я человек, для меня город и отечество – мир. Поэтому то, что полезно обоим этим городам, есть мое единственное благо.

45. Все то, что случается с каждой отдельной частью, на пользу целому. Этого было бы достаточно. Но при более точном рассмотрении увидишь, что и все случающееся с человеком или другими людьми [тоже на пользу целому]. В широком же смысле отнеси теперь пользу к средним вещам.

46. Подобно тому как противно тебе все увиденное в амфитеатре и такого рода местах, так как это неизменностью и однообразием вызывает пресыщение, то же испытываешь ты и при взгляде на жизнь в целом. Ведь вверху, внизу то же самое и из тех же самых элементов. Итак, доколе [ты будешь созерцать это]?

47. Постоянно держи в уме самых разных уже умерших людей самых разных занятий из самых различных народов, так что дойдешь при этом припоминании до Филистиона и Феба и Ориганиона[115]. Перейди теперь к другому сорту людей. Все мы должны перейти посредством превращения туда, где столько искусных ораторов, столько замечательных философов: Гераклит, Пифагор, Сократ, еще раньше столько героев, а позже столько полководцев, тиранов. Кроме них, Евдокс, Гиппарх, Архимед,[116] другие натуры: с изощренным умом, возвышенного образа мыслей, деятельные, во всем искушенные, уверенные в себе, насмехавшиеся как раз над тленной и кратковременной человеческой жизнью, как, например, Менипп[117] и ему подобные. Обо всех этих людях держи в уме, что давно они лежат [в земле]. Что же плохого для них в этом? А для тех, имена которых вообще не упоминаются? Одно в этом мире стоит многого: идти по жизни, соблюдая правду и справедливость, с благосклонностью даже ко лживым и несправедливым.

48. Если хочешь доставить себе радость, подумай о преимуществах своих современников: один деятелен, другой скромен, третий щедр, у четвертого еще какое-нибудь достоинство. Ведь ничто так не радует, как образцы добродетелей, явленные в нравах современников, как бы собранные вместе и совпавшие. Вот почему их и нужно держать под рукой.

49. Разве сердишься ты на то, что весишь столько-то фунтов, а не 300? Точно так же не сердись и на то, что жить тебе столько-то лет, а не больше. Ведь как ты принимаешь, сколько отмерено тебе вещества, так поступай и со временем жизни.

50. Пытайся убедить их, делай это даже вопреки их желанию, если таково требование справедливости. Если же кто-нибудь противится тебе силой, обратись к благосклонному и беспечальному расположению духа и воспользуйся препятствием для упражнения в другой добродетели и помни, что твое устремление было небезоговорочно и что ты не желал невозможного[118]. Тогда чего же? Именно такого небезоговорочного устремления. Его же ты всегда достигаешь. К какому действию нас подвели, такое и сбывается.

51. Человек, жаждущий славы, обретает собственное благо в проявлениях другого человека, любящий наслаждения – в собственном [чувственном] возбуждении, разумный – в собственном [разумном] действии.

52. Можно не составить об этом никакого мнения и не испытывать в душе [никакого] беспокойства, ведь сами вещи по природе таковы, что не обладают способностью производить наши суждения о них.

53. Приучай себя быть очень внимательным к тому, что говорит другой, и проникай, насколько это возможно, в душу говорящего.

54. Что не на пользу пчелиному рою, то не на пользу и пчеле.

55. Если бы матросы стали бы бранить кормчего, а больные – врача, к кому другому они обратились бы или как сам [кормчий] смог бы спасти плывущих или [врач] дать здоровье лечащимся?

56. Сколько их, с кем вместе пришел я в мир, уже ушло!

57. Страдающим разлитием желчи мед кажется горьким, а укушенные бешеной собакой боятся воды, детям же более всего нравится мячик. Поэтому чего же я гневаюсь? Или ты думаешь, что заблуждение имеет меньшую силу, чем желчь у страдающих разлитием желчи, а яд у страдающих бешенством?

58. Никто не помешает тебе жить согласно закону твоей природы. Против закона общей природы с тобой ничего не случится.

59. [Подумай] каковы те, которым они хотят понравиться, ради каких преимуществ делают это и с помощью какой деятельности. Как скоро вечность сокроет все и сколько уже сокрыла!

Книга VII

1. Что такое порок? То, что ты не раз видел. Вот и держи при всяком случае наготове мысль, что это есть то, что ты уже не раз видел. Вообще вверху, внизу ты найдешь одно и то же, чем полны предания древних, средних и новых времен, чем и ныне полны города и жилища. Ничего нет нового: все и привычно, и кратковечно.

2. Можно ли истребить основоположения как-нибудь иначе, кроме как путем угашения соответствующих каждому из них представлений, постоянно оживлять которые – в твоей власти? Я могу судить об этой вещи так, как должно судить о ней, а если могу, что же я беспокоюсь? То, что вне моего разумения, вообще ничто для моего разумения. Уясни это и будь прям. Тебе еще можно начать новую жизнь. Взгляни на вещи опять так, как начинал смотреть, потому что обновление – в этом.

3. Бесцельная суета процессий, театральные действа, стада крупного, стада мелкого скота, вооруженные схватки – кость, брошенная собачонкам, корм – в садок для рыбы, муравьиная кропотливая работа и таскание тяжестей, снование испуганных мышек, дерганье привязанных за нитку кукол. Поэтому нужно среди всего этого стоять благожелательно и не фыркать от недовольства, сознавая, однако, что каждый достоин того, чего достойно то, о чем он хлопочет.

4. В том, что говорится, нужно следить за каждым словом, а в том, что происходит, – за каждым движением, и во втором случае сразу смотреть, к какой цели это направлено, а в первом – улавливать, каков смысл обозначаемого [словом].

5. Достаточно ли мне моего разумения для этого дела или нет? Если достаточно, воспользуюсь им для дела как орудием, данным природой целого; если же недостаточно – либо уступлю тому, кто может совершить дело лучше, либо, если другому это не подходит, сделаю сам, как могу, призвав на помощь того, кто, воспользовавшись моим руководящим началом, сделает то, что в данный момент своевременно и полезно для общности. Ведь что бы я ни делал сам или с другим, следует стремиться лишь к тому, что полезно для общего блага и хорошо сочетается с ним.

6. Сколько людей, пользовавшихся громкой славой, уже предано забвению, и сколько тех, которые их прославляли, давным-давно нет!

7. Не стыдись принимать помощь, ведь твоя задача – как у воина при штурме крепостной стены: выполнять поставленное перед тобой задание. Что ж, разве нельзя с другим взойти на башню, если один ты не в состоянии из-за хромоты сделать это?

8. Будущее пусть не смущает тебя. Ведь если будет нужно, ты достигнешь его, имея при себе тот же самый разум, который служит тебе в настоящем.

9. Все сплетено друг с другом, и связь эта священная, и почти ничто не чуждо друг другу. Ведь все сопоставлено и соподчинено и вместе созидает порядок в одном и том же мире. Да и мир составлен один из всех частей, и бог один во всем, и естество одно, и закон один, разум же у всех мыслящих существ общий и правда одна, если и назначение возникших из одного источника и причастных одному и тому же разуму существ – одно.

10. Все материальное очень быстро растворяется в естестве целого, а все причинное очень быстро принимается обратно в разум целого, и память обо всем очень быстро погребается в вечности.

11. Для разумного существа действовать согласно природе и согласно разуму – одно и то же.

12. [Будь] правым, а не исправляемым.

13. Подобно тому как в объединенных [телах отдельные] члены тела, так и разумные существа предназначены, несмотря на разделенность, для некоей одной деятельности. Понимание этого усилится у тебя еще больше, если почаще станешь говорить себе: я – член соединения разумных существ. Если же ты считаешь себя частью потому [только], что ты – буква «с» в слове «часть», то еще не от [всего] сердца любишь ты людей, еще не радует тебя только само благодеяние, еще делаешь ты его только как должное, а не как благодетельствующий себе же самому.

14. Пусть какое угодно внешнее препятствие возникает перед тем, что может от этого препятствия пострадать. Ведь потерпевшее и будет жаловаться. Я же, если не признаю случившееся злом, уже не терплю вреда. Не признавать же – в моих силах.

15. Что бы ни делал или ни говорил кто-нибудь, мне самому нужно оставаться добрым. Как если бы золото, или смарагд, или пурпур всегда говорили так: «Что бы ни делал или ни говорил кто-нибудь, а мне нужно оставаться смарагдом и сохранять свой цвет».

16. Руководящее начало само не причиняет себе беспокойства, например, не устрашает себя самое, не печалит, не вызывает в себе влечения к желанному. Если же кто-нибудь другой может напугать или опечалить его, пусть пробует. Ведь само оно в своем суждении не согласится на такое видоизменение себя. Жалкое тело, если может, пусть само заботится о том, как бы не пострадать от чего-нибудь, и пусть само говорит, если от чего-нибудь страждет, и душоночка пусть нисколько не страдает от того, что вызывает страх, печаль, вообще все то, признанием чего она распоряжается, ведь ты сам не уступишь такому ее суждению. Не нуждается ни в чем, пока следует своей природе, руководящее начало, если только не создает самому себе потребность в чем-либо, и по той же самой причине не знает оно ни беспокойства, ни препятствий, если само себя не беспокоит и не чинит себе препятствий.

17. Благоденствие – это благой демон или жизнь под руководством благого демона[119]. Тогда что ты здесь делаешь, представление? Уходи, богом тебя прошу, откуда пришло: не нужно ты мне. Ты пришло по давней своей привычке – не гневаюсь на тебя, но только уходи.

18. Кто-то боится превращения? Но может ли что-нибудь произойти без превращения? Что более мило или родственно природе целого? А ты сам сможешь ли вымыться, не превратив [в огонь] дрова. А сможешь ли принять пищу, не подвергнув ее превращению? Вообще что-нибудь другое можно осуществить без превращения? Поэтому разве ты не видишь, что и само твое превращение подобно всему этому и подобным же образом необходимо природе целого?

19. В естестве целого, словно в потоке, передвигаются все тела, сросшиеся с целым и сотрудничающие с ним, как члены нашего тела друг с другом.

Скольких уже Хрисиппов, скольких Сократов, скольких Эпиктетов поглотила вечность! Пусть та же самая мысль является тебе при взгляде и на любого человека, и на любое дело.

20. Меня волнует лишь одно: как бы мне не сделать того , чего не хочет устройство человека, или таким образом , каким оно не хочет, или того, чего оно в данный момент не хочет.

21. Близко твое забвение обо всем, близко и забвение всего о тебе!

22. Отличительное свойство человека – любить даже заблуждающихся. Это происходит, если сознаешь, что они тебе сродни и грешат по неведению или против воли и что оба вы скоро умрете, а главное то, что [заблуждающийся] не причинил тебе вреда: ведь твое руководящее начало он не сделал хуже, чем оно было прежде.

23. Природа целого из всего естества, словно из воска, вылепила вначале лошадку, затем, растопив это, использовала тот же самый материал, чтобы создать деревце, затем – человечка, а затем еще что-нибудь. Каждое из этих [творений] существует лишь самое короткое время. Для ящичка нет ничего страшного в том, чтобы быть разобранным, как и в том, чтобы быть сколоченным.

24. Гневное выражение лица слишком противоречит природе. Когда часто умирает в лице благообразие, оно наконец угасает совсем, так что вообще не может снова засиять. Именно из-за этого попытайся понять, что гнев противен разуму, ведь если и сознание заблуждения будет утрачено, какой смысл жить дальше?

25. Все, что ты видишь, природа, управляющая целым, скоро подвергнет превращению и из естества этих вещей сделает другие, а из естества последних – [еще] другие, чтобы мир был вечно юным.

26. Если кто-нибудь прегрешил в чем-нибудь против тебя, тотчас подумай, при каком представлении о том, что есть зло и что – добро, прегрешил он. Ведь уяснив это, пожалеешь его и не будешь ни удивляться, ни гневаться. Конечно, ведь и у тебя самого, раз ты гневаешься на него, пока еще то же самое или иное, но однородное представление о благе. Поэтому нужно прощать. Если же ты уже не воспринимаешь подобным образом добро и зло, легче быть тебе благожелательным к допускающему просмотр.

27. Не думай об отсутствующих благах как об уже имеющихся у тебя, но из наличествующих вычисли наиболее благоприятные и напоминай себе, как бы ты стремился к ним, если бы их у тебя не было. Но вместе с тем остерегайся, как бы из-за расположения к ним ты не приучился слишком высоко ценить их, так что, если когда-нибудь их не станет, придешь в смятение.

28. Сосредоточься в себе самом. Руководящее начало по природе довольствуется одним собой, действуя по справедливости и обретая в самом этом [действии] покой.

29. Сотри представление. Останови судорожное дерганье [импульсов]. Ограничься данным моментом. Познавай случающееся или с тобой или с другим. Расчлени и раздели предмет на причинную силу и материю. Держи в мыслях последний час. Прегрешение, совершенное тем человеком, оставь там, где оно имело место.

30. Напряженно следить мыслью за тем, что говорится. Погружаться умом в происходящее и производящие его силы.

31. Очищай себя простотой, стыдливостью и безразличием к тому, что ни порок, ни добродетель. Люби человеческий род. Следуй за богом.

Демокрит говорит: «Все – по установившемуся мнению, действительны же лишь первочастицы». Но достаточно помнить, что все – по установившемуся мнению. Поистине такая малость![120]

32. О смерти: либо распадение, если [в основе] атомы, либо, если есть единение, угасание или перемещение.[121]

33. О боли: если она непереносима, значит, это смерть, если же продолжается, значит, переносима;[122] и разумение, отгораживаясь от нее, сохраняет свой покой, и руководящее начало не стало от нее хуже. Части же, страдающие от боли, пусть объявят о ней сами, если как-нибудь могут.

34. О славе: взгляни на их разумение, каково оно и чего избегает, а за чем гонится. И [подумай также] что как песчинки скрываются под другими, наносимыми сверху, так и в жизни прежние события очень скоро скрываются под более поздними, наслоившимися на них.

35. «Итак, думаешь ли ты, что тому, кто обладает замечательным разумением и созерцает все время, все естество, человеческая жизнь покажется чем-то значительным?» – «Исключено», – сказал тот. «Значит, и смерть не будет выглядеть для него чем-то ужасным?» – «Никоим образом.»[123]

36. «Творить добро и иметь плохую репутацию – удел царей.»[124]

37. Позор, если лицо покорно разумению и оформляет себя и приукрашивает, как приказывает разумение, само же разумение не оформляет и не украшает себя.

38. «Ведь не нужно гневаться на вещи:

Они вовсе не предмет нашей заботы.»[125]

39. «Будь отрадой бессмертным богам и нам.»[126]

40. «Жизнь пожинать, как спелый хлебный колос,

И вот один есть, а другого – нет.»[127]

41. «Коль боги пренебрегли мной и моими детьми,

То есть и в этом смысл.»[128]

42. «Ибо добро и справедливость [все равно] со мной.»[129]

43. Не плакать вместе с другими, не волноваться.

44. «Я бы справедливо возразил на это, что не хорошо ты говоришь, человече, если думаешь, что человеку, если есть от него хоть малейшая польза, нужно принимать во внимание опасность жизни или смерти, а не смотреть, всякий раз когда он что-нибудь делает, только на то, справедлив или несправедлив его поступок и свойствен ли он человеку хорошему или плохому.»[130]

45. «Ведь и в действительности дело обстоит, о мужи афиняне, так: кто какое место в строю счел для себя наилучшим или был поставлен туда полководцем, тот должен, как мне кажется, и оставаться на нем, подвергаясь опасности и ничуть не обращая внимания ни на смерть, ни на что-либо другое, кроме позора.»[131]

46. «Но погляди-ка, мой милый, не заключается ли благородство и благо в чем-нибудь другом, а не в том, чтобы спасать чужую и свою жизнь. Ведь о том, какое количество лет прожить, настоящий муж не должен думать, и не должен он цепляться за жизнь, а, положившись в этом на бога и поверив женщинам, что никто не может избежать судьбы, обращать внимание лишь на то, каким образом прожить как можно лучше тот отрезок времени, который ему доведется жить.»[132]

47. Наблюдать бег светил, как бы двигаясь вместе с ними, и обдумывать постоянно превращения первочастиц друг в друга. Ибо представления об этом очищают от скверны земной жизни.

48. Прекрасно это высказывание Платона, и, действительно, нужно, чтобы человек, когда он говорит о людях, наблюдал бы жизнь на земле, словно откуда-то сверху: сборища, походы, полевые работы, свадьбы, разводы, рождения, смерти, шум в судилищах, пустынные места, различные варварские народы, празднества, оплакивание мертвых, рынки, смешение разного рода и слагающийся из противоположностей порядок.[133]

49. Воспроизводить в умозрении возникшее прежде, столькие превращения возникающего сейчас. Можно так предвидеть и будущее. Ведь оно будет иметь совершенно такой же вид и не сможет отступить от ритма того, что возникает сейчас. Поэтому и все равно, изучать ли жизнь людей на протяжении 40 или 10000 лет. Ведь что нового увидишь в ней?

50. И вот это:

«Что вырастает из земли – в землю,

А род, произошедший из эфира,

Снова уходит в небесный предел»[134].

Или так: распадение того, что связано переплетением атомов, и какое-то рассеяние бесчувственных первочастиц.

51. И еще:

«Едой, питьем и колдовскими чарами

Поток отводят, чтобы избежать смерти»[135].

«Ветер же, дующий от бога, необходимо

Сносить терпеливо без слезных жалоб.»[136]

52. [Ты – человек] более склонный к борьбе, чем к поступкам для общего блага, к скромности, к невозмутимости перед происходящим, к благодушию по отношению к упущениям ближних.

53. Где можно делать дело согласно разуму, общему у богов и людей, там нет ничего страшного, ведь где можно достичь пользы путем верно направленной и отвечающей человеческому устройству деятельности, там не следует опасаться никакого вреда.

54. Тебе дано везде и постоянно испытывать благочестивую удовлетворенность настоящим положением, и относиться по справедливости к тем людям, с которыми имеешь дело в настоящий момент, и подвергать проверке представление, возникшее в настоящий момент, чтобы не вкралось в него ничего, что нельзя было бы постичь.

55. Не обращай внимания на чужие руководящие начала, но смотри прямо на то, к чему ведет тебя природа, как природа целого – через то, что с тобой случается, так и твоя собственная – через то, что тебе должно делать. Поступать же должно каждому сообразно своему устройству. Устроены же все остальные существа ради разумных, и во всем остальном худшее устроено ради лучшего, разумные же существа – друг для друга. Итак, на первом месте в человеческом устройстве – стремление к сообществу, затем – способность не подчиняться требованиям плоти. Ведь разумному и мыслительному движению свойственно ограничиваться собой и никогда не уступать ни движениям чувств, ни импульсов, так как и те, и другие имеют животную природу, мыслительная же природа хочет первенствовать и не подчиняться им. Это справедливо, ведь она создана, чтобы пользоваться ими всеми по своему усмотрению. Третье в устройстве разумного существа – неопрометчивость и неподвластность обману. Итак, придерживаясь этого, пусть идет руководящее начало прямой дорогой и владеет всем, что в его распоряжении.

56. Нужно прожить остаток жизни согласно природе так, как будто ты уже умер и жил только до настоящего момента.

57. Любить только то, что происходит с тобой и тебе отмерено. А что еще более подходит человеку?

58. При любом событии держи перед глазами тех, с которыми случилось то же самое, а затем они сердились, выходили из себя, бранились, – где они теперь? Нигде. Так что же? И ты хочешь так же? Не хочешь, предоставив чуждые тебе душевные движения тем, кто их вызывает в себе, и тем, кто испытывает их на себе, направить все свои помыслы на то, как бы использовать и то, и другое?[137] Ведь прекрасно сможешь использовать, и это послужит тебе материалом. Только будь внимателен и старайся сам быть безупречным во всем, что делаешь. И помни как в том, так и в другом случае,[138] что безразлично, к кому относится действие.

59. Рой внутри себя. Внутри источник блага, и он может всегда бить ключом, если все время рыть.

60. Нужно, чтобы и тело было крепким и собранным как при движении, так и в покое. Ведь подобно тому как проявляется в лице разумение, делая его осмысленным и благообразным, так того же нужно добиваться и от всего тела. И все это нужно оберегать непринужденно.

61. Искусство жить скорее похоже на искусство борьбы, чем на искусство танца, из-за того что приходится быть готовым к надвигающемуся и непредвиденному и стоять твердо.

62. Постоянно думай о том, кто они, чьего одобрения ты добиваешься, и каковы их руководящие начала. Ведь глядя на источники их мнений и устремлений, ты не будешь ни порицать ошибающихся против воли, ни нуждаться в их одобрении.

63. Всякая душа, говорит [Эпиктет], лишается истины против воли. Это значит, лишается она и справедливости, и разумности, и благожелательности, и всего прочего в этом роде тоже против воли. Крайне важно помнить об этом постоянно: станешь мягче ко всем.

64. При всякой боли пусть будет наготове мысль, что в боли нет позора и не делает она хуже правящее в нас разумение, ведь ни собственно разумному его содержанию, ни тому, что относится к общему благу, не причиняет она ущерба. Однако при большинстве болевых ощущений пусть помогает тебе еще и изречение Эпикура, что боль не вечна и переносима, если помнить, что у нее есть границы, и не преувеличивать ее в воображении.[139] Помни и о том, что многое, незаметное нам, тождественно боли, причиняя нам неприятности, как, например, сонливость, и жар, и отсутствие аппетита. Итак, когда что-нибудь такое вызывает у тебя недовольство, говори себе, что ты покорился боли.

65. Смотри, не относись к нелюдям так же, как люди к людям.

66. Откуда мы знаем, что Телавг[140] по складу [характера] не был лучше Сократа? Ведь недостаточно того, что Сократ умер более славной смертью, и более искусно рассуждал с софистами, и проявлял величайшую выносливость, ночуя во время холодов под открытым небом, и когда ему приказали привести в суд саламинца, ему показалось более благородным не подчиниться,[141] и что он гордо расхаживал по улицам, относительно чего кто-нибудь, пожалуй, сильно усомнился бы, было ли это на самом деле. Но нужно учитывать [прежде всего] то, какова была душа у Сократа и способен ли был он довольствоваться тем, чтобы быть справедливым к людям и благочестивым по отношению к богам, не гневающимся попусту[142] на порок, не подчиняющимся рабски чьему-либо невежеству, не отчуждающимся от того, что было уделено ему из целого или склоняющимся под ним как [под чем-то] невыносимым, не делающим ум сочувствующим страстям плоти.

67. Природа не так уж тесно смешала тебя с [телесным] составом, чтобы не позволить определить границы самого себя и сделать то, что принадлежит тебе, подвластным себе самому. Ведь вполне можно стать божественным мужем и не быть никем узнанным [в этом качестве]. Всегда помни об этом и еще о том, что для счастливой жизни требуется совсем немногое. И что если ты потерял надежду стать диалектиком и познавателем природы, то не нужно отказываться из-за этого стать свободным, и скромным, и живущим ради общего блага, и послушным воле богов.[143]

68. Прожить без принуждения жизнь в величайшем душевном спокойствии, пусть даже все люди кричат что угодно, пусть даже дикие звери рвут на части жалкие члены этого наросшего вокруг тебя месива. Ибо что мешает разумению несмотря на все это сохранять себя спокойным, и верно судящим об окружающих предметах, и готовым к использованию того, что подвергается его действию? Так, чтобы суждение говорило тому, что встречается ему: «Таково ты по сути, даже если по установившемуся мнению кажешься иным», а использование говорило тому, что попадает в его распоряжение: «Ты нужно, так как для меня настоящее – всегда материал для разумной и гражданственной добродетели и вообще для человеческого искусства, равного божественному». Ведь все происходящее тесно связано с богами и людьми и не является ни новым, ни трудно поддающимся контролю, но [напротив] знакомым и легким.

69. Совершенство характера заключается в том, чтобы проводить каждый день как последний, и при этом без бурного волнения, без сонного оцепенения, без притворства.

70. Боги не выражают недовольства, что они, будучи бессмертными, целую вечность вынуждены будут терпеть таких вечно дурных людей и в таком количестве; к тому же они еще и всячески пекутся о них. Ты же, которому вот-вот придется умереть, не хочешь этого, и это при том, что сам ты – один из таких дурных.

71. Смешно не бежать собственной порочности, что, кстати, возможно, порочности же других людей избегать, что невозможно.

72. Что разумная и гражданственная сила не признает ни свойственным мыслительной природе, ни содействующим общему благу, то она по праву считает ниже себя самой.

73. Всякий раз когда ты совершил добрый поступок, а другой испытал его благотворное воздействие, зачем, как глупые люди, хочешь ты наряду с этим еще третьего, вроде славы о том, что ты сделал доброе дело, или воздаяния?

74. Никто не устает получать пользу. Польза же – это действие, согласное с природой. Поэтому не уставай получать пользу [сам], принося ее [другим].

75. Природа целого некогда устремилась к миротворению. Теперь же либо все происходящее совершается последственно, либо ничего не стоит даже самое главное, к чему осуществляет свое собственное устремление руководящее начало мира. Напоминание об этом сделает тебя намного спокойнее.

Книга VIII

1. Предохраняет от тщеславия и то, что пока еще не смог ты прожить всю жизнь философом или по крайней мере не был им смолоду, но ясно как многим другим, так и тебе самому, что ты далек от философии. Итак, ты запятнал себя, так что тебе уже нелегко приобрести репутацию философа. Мешает и твое положение. Поэтому, если ты верно увидел, в чем заключается дело, не заботься о своей репутации. Будь доволен, если проживешь остаток жизни, каков он ни будет, так, как хочет от тебя природа. Поэтому осмысли, чего она хочет, и пусть ничто другое не отвлекает тебя. Ведь столько заблуждений ты уже испытал и ни в чем не нашел счастья: ни в умозаключениях, ни в богатстве, ни в славе, ни в наслаждении – ни в чем. Так в чем же оно? В том, чтобы делать то, что требует природа человека. Итак, как ты будешь это делать? Если будешь иметь основоположения, из которых вытекают устремления и действия. Что за основоположения? Такие, которые говорят о добре и зле, что, с одной стороны, нет никакого блага человеку в том, что не делает его справедливым, здравомыслящим, мужественным, свободным, с другой – нет никакого зла в том, что не порождает противоположного указанным [качествам].

2. При любом поступке спрашивай себя: каково его отношение ко мне? Не вызовет ли он потом раскаяния? Миг – и умру, и все кончится. Чего же мне еще желать, как не того, чтобы делать вот это дело так, как свойственно существу мыслящему, заботящемуся об общем благе и равному [в этом действии] богу.

3. Александр [Македонский], Гай [Юлий Цезарь] и Помпей – что они по сравнению с Диогеном, Гераклитом и Сократом? Ведь последние видели вещи, и их причины, и материю, а руководящее их начало было независимо. А у тех забота о каких ничтожных вещах и рабская зависимость от стольких вещей!

4. [Понять] что они как ни в чем ни бывало будут делать то же самое, хоть ты тресни!

5. Прежде всего не тревожься, ведь все совершается в согласии с природой целого и в скором времени станешь ты «никто», «нигде», как Адриан, как Август. Затем, сосредоточившись на самом деле, вникни в него и, припомнив, что тебе нужно быть хорошим человеком, и [что нужно делать] то, что требует от тебя человеческая природа, неуклонно делай это дело и говори то, что кажется тебе более всего соответствующим справедливости, но только благожелательно, спокойно, нелицемерно.

6. Природа целого занята тем, что существующее здесь переставляет туда, производит превращение, убирает отсюда и переносит туда. Сплошные видоизменения и не такие, чтобы можно было опасаться, как бы не случилось чего-нибудь нового: все привычно, да и уделы равны.

7. Любая природа довольствуется собой, если следует благим путем. Природа же разумного существа следует благим путем, если она в своих представлениях не соглашается ни с ложью, ни с неясностью, если направляет устремления только на дела для общего блага, а желания и нежелания – только на то, что зависит от нас, все же уделенное общей природой принимает с радостью. Ибо она [природа разумного существа] – часть ее, как природа листа есть часть природы растения с той только разницей, что природа листа – часть природы, неспособной к ощущению и неразумной, подвластной препятствиям, человеческая же природа – часть природы, не знающей препятствий, мыслительной и справедливой, поскольку последняя каждому дает равные и соответствующие его достоинству доли времени, естества, причинной силы, деятельности, обстоятельств. <Но доли равны.> Не ищи точного равенства во всем, но смотри, равны ли в целом все свойства этого человека совокупным свойствам того.

8. Читать нет возможности. Но гордыню сдерживать можно. Но брать верх над наслаждениями и страданиями можно. Но быть выше желанья славы можно. Но не гневаться на бесчувственных и неблагодарных, более того, заботиться о них – можно.

9. Пусть никто больше не услышит от тебя жалоб на жизнь при дворе, ни ты сам от себя.

10. Раскаяние – это некое порицание самого себя за то, что упустил что-нибудь полезное. Полезное должно быть чем-то хорошим, и человеку прекрасному и хорошему следует о нем печься. Но, пожалуй, ни один прекрасный и хороший человек не раскаялся, что пренебрег каким-нибудь наслаждением. Ибо наслаждение не имеет отношения ни к пользе, ни к благу.

11. Этот предмет – что он такое сам по себе по своему устройству? Каков он по своей субстанции и веществу? Какова причинная сила [породившая его]? Что он делает в мире? Сколько времени существует?

12. Всякий раз, когда неохотно пробуждаешься от сна, вспоминай, что твоему устройству и человеческой природе свойственно совершать поступки для общего блага, сон же – это то, что у тебя общее и с существами неразумными. То же, что соответствует природе в каждом существе, более близко и присуще, да и более приятно ему.

13. Постоянно и по возможности при всяком представлении применяй учения физики, этики, диалектики[144].

14. С кем бы ты ни встретился, тотчас задай себе предварительный вопрос: «Какие у этого человека основоположения относительно добра и зла?» Ведь если относительно наслаждения и страдания, и того, что порождает и то и другое, и относительно славы и бесславия, смерти, жизни у него именно такие основоположения, то мне ничуть не покажется странным и удивительным, что он поступает именно таким образом, и я буду помнить, что так поступать он вынужден .

15. Помни, что как постыдно изумляться тому, что смоковница приносит смоквы, точно так же постыдно изумляться и тому, что приносит мир из того, чем он плодоносит. И врачу, и кормчему постыдно изумляться тому, что этот человек заболел лихорадкой или что подул встречный ветер.

16. Помни, что человеку свободному одинаково свойственно и переменяться, и повиноваться тому, кто его исправляет. Ведь в этом случае осуществляется твоя деятельность в соответствии с твоим побуждением и суждением и именно твоим умом.

17. Если дело в тебе, зачем его делаешь так? Если в другом, кого ты винишь? Атомы или богов? И то, и другое [винить] – безумие.

Никого не нужно винить. Ведь если можешь, исправь [человека]. Если же не можешь этого, то по крайней мере [исправь] само дело. Если ж и его нельзя, то какой тогда прок в обвинениях? Ведь просто так ничего не следует делать.

18. Умершее не выпадает из мира. Если оно остается здесь, то оно и распадается здесь на частицы, общие с твоими и мировыми. И они сами тоже превращаются и не ропщут.

19. Все рождено для какой-нибудь цели – конь, виноградная лоза. Чему удивляешься? И солнце могло бы сказать: «Я рождено для такого-то дела», да и остальные боги[145]. А ты для чего? Для наслаждений? Посмотри, выдерживает ли [критику эта] мысль.

20. Природа в каждом существовании ничуть не меньше, чем начало и развитие, предусмотрела и конец, как тот, кто подбросил мяч вверх. Итак, какое благо мячику от того, что он подброшен вверх, или зло от того, что он падает вниз или уже упал? Какое благо мыльному пузырю от того, что он возник, или зло от того, что лопнул. Подобное [имеет отношение] и к светильнику.

21. Выверни это наизнанку и посмотри, каково оно теперь, каково станет в старости, при болезни, при повреждении.

Недолговечны и тот, кто хвалит, и тот, кого хвалят, и тот, кто вспоминает, и тот, кого вспоминают. Вдобавок происходит это в уголке какой-нибудь страны света, и даже здесь не все согласны друг с другом, а каждый в отдельности – с самим собой. Да и вся земля в целом – точка.

22. Внимательно следи за предметом [твоей деятельности], или за самой деятельностью, или за основоположением [приводящим к той или иной деятельности], или за смыслом обозначаемого.

По заслугам ты это терпишь, потому что предпочитаешь завтра стать, а не сегодня быть хорошим.

23. Делаю что-нибудь? Делаю, соотнося дело с благом людей. Случается что-нибудь со мной? Принимаю, соотнося с богами и источником всего, из которого разворачивается все происходящее в тесной связи друг с другом.

24. То, чем выглядит для тебя купание: оливковое масло, пот, грязь, липкая жижа, все вызывающее отвращение, – такова же любая часть жизни и любой предмет.

25. Луцилла [пережила] Вера[146], затем [умерла и] Луцилла; Секунда – Максима, затем [умерла и] Секунда[147], Эпитинхан – Диотима, затем [умер и] Эпитинхан[148]; Фаустину – Антонин, затем [умер и] Антонин[149]. И так все. Целер – Адриана, затем [умер и] Целер[150]. Где те острые умы, или провидцы, или люди, каким-нибудь образом поддавшиеся самообману, каковы были Харакс, Деметрий Платоник, Евдемон[151] и им подобные? Все кратковечно, давно мертво. Некоторые были сразу забыты, другие превратились в миф, третьи уже и из мифов исчезли. Итак, помни, что придется либо твоему телесному составу распасться, либо дыханию погаснуть или переместиться и занять положение в другом месте.

26. Человеку доставляет радость делать то, что свойственно человеку. Свойственно же человеку благоволение к себе подобному, презрение к чувственной сумятице, различение достоверных представлений, созерцание природы целого и того, что происходит в согласии с ней.

27. Три вида отношений: первый – к оболочке [ «облегающему сосуду»], второй – к божественной причине, от которой происходит все случающееся со всеми, третий – к живущим с нами вместе.

28. Боль – зло либо для тела – и тогда пусть оно само подтверждает это, – либо для души. Но последняя способна сохранять свойственную ей ясность и покой и не воспринимать боль как зло. Ведь любое суждение, и устремление, и тяготение к чему-либо, и уклонение внутри нас, а сюда никакое зло не проникает.

29. Стирай представления, постоянно говоря себе самому: «Теперь в моей власти, чтобы в этой душе не было никакой злости, или влечения, или вообще какого-нибудь смятения. Но [напротив] видя все, каково оно есть [на самом деле], я пользуюсь каждой вещью соответственно тому, чего она стоит». Помни об этой своей способности.

30. Говорить согласно природе и в сенате, и с кем угодно: искусно, но без вычурности; пусть речь будет здравой.

31. Двор Августа, жена, дочь, внуки, пасынки, сестра, Агриппа, родственники, домочадцы, Арий, Меценат, врачи, жрецы и вот – смерть всего двора.[152] Затем перейди к другим [императорским] дворам и к их смерти, затем к смерти целых городов, но к смерти не по одному человеку, а как в Помпеях. Вспомни и то, что пишут на надгробных памятниках: «В своем роду последний». Подумай, сколько терзаний было у предков, чтобы оставить какого-нибудь наследника, а затем – необходимость кому-то стать последним. И вот здесь – смерть целого рода.

32. Жизнь нужно слагать из отдельных действий и быть довольным, если каждое действие, по возможности, отвечает своему назначению. А чтобы оно отвечало своему назначению, в этом никто тебе помешать не может. «Но может возникнуть какое-нибудь препятствие извне.» Никакого, если действовать справедливо, благоразумно и рассудительно. Возможно, это помешает какому-нибудь другому действию, но от приятия самого препятствия и благосклонного перехода к данному положению вещей тотчас возникнет взамен новое действие, гармонично вписавшееся в соединение, о котором речь.

33. Брать, не обманываясь, отдавать же с легким сердцем.

34. Видел ли ты когда-нибудь отрубленную руку или ногу или отрезанную голову, лежащую где-нибудь в стороне от остального тела? Таким же [как они] делает себя, насколько это в его власти, тот человек, который не принимает случающегося с ним и тем самым отделяет себя самого [от целого], или тот, который делает что-нибудь вопреки общему благу. Однажды ты был отторгнут от природного единства, а был ты рожден как часть его, теперь же отсек себя сам. Но тонкость здесь в том, что можно тебе опять обрести единство. Никакой другой части бог этого не дозволил: чтобы она, уже отделенная и отсеченная, снова встала бы на место. А погляди на благо, которым он почтил человека. Ведь он предоставил ему возможность и с самого начала не отрываться от целого, и, если оторвется, снова вернуться, и срастись, и занять положение части.

35. Наряду с тем, что природа разумных существ наделила почти каждого из них разными другими способностями, восприняли мы от нее и следующую. Подобно тому как она все встающее на пути и противодействующее поворачивает к себе, и соединяет с судьбой, и делает частью себя самой, так и само разумное существо способно любое препятствие сделать материалом для себя самого и воспользоваться им для достижения той цели, к которой оно устремилось до возникновения препятствия.

36. Пусть не смущает тебя представление о жизни в целом. Не охватывай мыслью трудности, какого характера и сколько может их встретиться, но в каждый отдельный момент совершающегося в настоящем спрашивай себя, что из этого дела нельзя вынести и стерпеть. Ведь будет стыдно признаться [что все можно вынести]. Затем напоминай себе, что не будущее и не прошлое удручают тебя, а всегда только настоящее. Оно же умалится в значении, если ограничишься только им, а разумение уличишь в том, что оно неспособно совладать вот с этим пустяком.

37. Разве сидят теперь Панфия или Пергам на могиле Вера?[153] А? А Хабрий или Диотим на могиле Адриана? Смешно? А? Но если бы даже и сидели, те смогли бы почувствовать? А? А если бы почувствовали, доставило бы это им удовольствие? А если бы доставило удовольствие, смогли бы они быть бессмертными? Не было ли суждено и этим оплакивающим стать вначале старухами и стариками, а затем умереть? Так что бы впоследствии делали те [кого оплакивали], когда эти умерли?

38. Все это [тело] – смрад и мешок кровавой грязи. Если способен видеть остро, смотри.

39. Рассудив, как говорится, мудрейшим образом, не вижу я в устройстве разумного существа добродетели, противоположной справедливости, а противоположную наслаждению вижу: воздержание.[154]

40. Если избавляешь восприятие от того, что, как кажется, печалит тебя, сам ты становишься неуязвимым. «Кто это сам?» – «Разум.» – «Но я не разум.» – «Будь им.» И пусть разум не печалит сам себя. Если же что-нибудь другое в тебе чувствует себя плохо, пусть само относительно себя составляет мнение.

41. Стеснение ощущения – зло для животной природы; равным образом и стеснение устремления – зло для животной природы. И растительное устройство стесняет что-нибудь другое и представляет собой зло для него. Так, стало быть, стеснение ума – зло для мыслительной природы. Все это применяй к себе. Боль, наслаждение трогают тебя? Пусть ощущение имеет с ними дело. Возникло препятствие для устремления? Если ты отдался устремлению безусловно, то для существа разумного это уже зло; если же заранее учитываешь [могущее возникнуть препятствие], то ни вреда, ни стеснения уже не будет. По крайней мере тому, что принадлежит собственно уму, никто другой помешать не способен. Ведь его не касаются ни огонь, ни железо, ни тиран, ни клевета, ни что-либо другое. Пока шар кругл, он остается шаром.

42. Я не заслуживаю того, чтобы огорчать себя самого, ведь другого я по своей воле никогда не огорчил.

43. У каждого своя радость. У меня – когда руководящее начало здорово, так как не отвращается ни от какого-либо человека, ни от чего-нибудь случающегося с людьми, но смотрит на все благосклонным взглядом, все приемлет и использует соответственно тому, чего это стоит.

44. Одари себя самого вот этим временем. Те, которые больше заботятся о славе в потомстве, не учитывают, что потомки обещают быть точно такими же, как и современники, на которых они жалуются. И потомки ведь смертные. Вообще что тебе за дело, теми или иными словами будут они о тебе отзываться или иметь о тебе то или иное мнение?

45. Возьми и перенеси меня, куда хочешь. Ведь и там я сохраню своего демона кротким, то есть довольным, если его состояние и деятельность вытекают из свойственного ему устройства.

Достойно ли оно того, чтобы из-за него душа моя чувствовала себя плохо и была бы хуже себя самой: приниженная, сетующая, сжавшаяся, робкая? Да и есть ли что-нибудь, что стоило бы такого [состояния души]?

46. Ни с одним человеком не может произойти ничего такого, что не является человеческим делом, ни с быком – того, что не является бычьим, ни с виноградом – того, что не является делом винограда, ни с камнем – того, что не является свойством камня. Итак, если с каждым случается то, что и привычно, и обусловлено его природой, чем ты недоволен? Ведь ничего невыносимого не предложила тебе общая природа?

47. Если ты огорчаешься по поводу чего-либо внешнего, то не оно тяготит тебя, а твое суждение о нем. А тотчас устранить последнее – в твоей власти. Если же тебя огорчает что-нибудь в твоем душевном состоянии, кто мешает тебе исправить основоположение [приводящее к такому состоянию]? И точно так же, если огорчает тебя, что не делаешь чего-либо, представляющегося тебе правильным, отчего предпочитаешь огорчаться, а не действовать? «Но препятствие сильнее меня.» Тогда не огорчайся. Ведь не в тебе причина невыполнения. «Но не стоит жить, если это невыполнимо.» Тогда уйди благосклонно из жизни, как умирает и тот, кто выполняет дело, вместе с тем будь кроток перед тем, что препятствует.

48. Помни, что твое руководящее начало становится неодолимым, когда оно, сосредоточившись на себе самом, довольствуется одним собой, не делая того, чего оно не хочет, даже если и отказывается от дела без достаточного основания. А что говорить в том случае, когда оно с разумным основанием и осмотрительно судит о чем-нибудь? Поэтому свободное от страстей разумение – крепость. Нет более крепкой твердыни у человека, скрывшись в которую, он сделался бы отныне неприступен. Поэтому кто не видит этого, тот невежда; а кто видит и не укрывается в нее – несчастный.

49. Не прибавляй от себя ничего к тому, что сообщают первоначальные представления. Сообщают они, например, что тот или иной человек ужасно бранит тебя. Сообщают [только] это, а то, что он причиняет тебе этим вред, не сообщают. Вижу, что ребенок болен. Вижу. А то, что его жизнь в опасности, не вижу. И так всегда оставайся при первых представлениях, а сам от себя ничего не прибавляй, и ничего с тобой не случится. А лучше прибавляй, что все случающееся в мире тебе известно.

50. Огурец горек – брось. Тернии на пути – обойди. Довольно, не прибавляй: и зачем это только появилось в мире? Ибо будешь осмеян знающим природу, как был бы осмеян и плотником, и сапожником, если б стал упрекать их за то, что в мастерской видны стружки и обрезки кожи от изделий. Хотя они, между прочим, имеют место, куда бросить их. Природа же целого не имеет вне себя ничего, но удивительное свойство ее искусства заключается в том, что, очертив вокруг себя круг, она все, что внутри нее кажется разрушающимся, стареющим и негодным, преобразует в себя самое, и удивительно еще и то, что она опять из этих же самых вещей создает другие новые, чтобы не испытывать ни потребности в материале извне, ни затруднения в том, куда выбросить гниль. Поэтому она довольствуется своим пространством, своим материалом и своим собственным искусством.

51. Ни в делах не мешкай, ни в речах не запутывайся, ни в представлениях не теряй определенности, никогда не позволяй душе совсем сжиматься [от уныния] или расширяться [от возбуждения], не забывай о досуге в жизни.

Убивают, режут, гонят с проклятиями? Какое это имеет значение, если разумение остается чистым, здравомыслящим, благоразумным, справедливым? Так же, как если бы кто-нибудь, остановившись у родника, вода которого прозрачна и приятна на вкус, стал бы поносить его, а тот продолжал бы себе бить ключом питьевой воды. Пусть он даже бросит в него грязь, пусть даже дерьмо – тотчас рассеет он это и смоет и ни за что не пропитается этим. Итак, как тебе заиметь в себе такой неиссякаемый родник? Если ежечасно станешь беречь в себе свободу вместе с благосклонностью, простотой и скромностью.

52. Кто не знает, что такое мир, не знает, где он сам существует. Кто не знает, для чего мир возник, не знает ни того, кто он сам, ни того, что такое мир. Тот же, кто упустит какое-нибудь одно из этих [знаний], не сможет сказать ни что такое мир, ни для чего он сам родился. Поэтому кем же покажется тебе тот, кто гонится за звуками одобрения у тех, которые не знают ни где они существуют, ни кто они?

53. Ты хочешь, чтобы тебя хвалил человек, который за один час трижды проклинает себя? Ты хочешь нравиться человеку, который не нравится себе самому? Разве нравится тебе самому тот, кто раскаивается почти во всем, что бы он ни делал?

54. Не только через дыхание быть связанным с окружающим воздухом, но и через мышление – с всеобъемлющим мыслящим существом. Ведь точно так же и мыслительная сила разлита во всем и входит в того, кто способен вобрать ее в себя, как воздух – в того, кто может вдохнуть его.

55. В целом порок нисколько не вредит миру, а в частности не вредит и другому человеку, вреден же он тому, в чьей власти и отдалиться от него, едва он этого захочет.

56. Для моей воли воля ближнего так же безразлична, как его дыхание и плоть. Ведь даже если созданы мы прежде всего друг для друга, все же наше руководящее начало обладает каждое своей особенной властью, так как в противном случае порок ближнего мог бы оказаться моим пороком, чего бог не захотел, дабы мое несчастие зависело от меня самого, а не от другого.

57. Кажется, лучи солнца проливаются сверху и хотя льются повсюду, солнце не изливается. Ведь подобное излияние является напряжением. Поэтому его лучи называются actнnes от слова ecteнnesthai[155]. Что собой представляет луч, можно увидеть, если понаблюдать, как свет солнца проникает в затененное жилище через какую-нибудь узкую щель: он протягивается прямо и как бы упирается в плотную, отделяющую от него воздух по ту сторону, преграду, с которой он встречается. Тут он останавливается, однако не соскальзывает вниз и не падает. Итак, нужно, чтобы разумение лилось и разливалось подобным образом, но ни в коем случае не выливалось, но напрягалось, и не производило во встреченной преграде насильственного и разрывающего действия, и не падало, но стояло и освещало предмет, который воспринимает его свет. Ведь само лишит себя света то, что не пропускает его.

58. Боящийся смерти боится либо утраты способности ощущать, либо иного, незнакомого способа ощущения. Но если не будешь уже способен ощущать, то не будешь ощущать никакого зла; если же приобретешь способность ощущать по-иному, станешь иным существом и вместе с тем не перестанешь жить.

59. Люди созданы друг для друга. Поэтому наставляй или терпи.

60. Стрела летит так, мысль – иначе. По крайней мере мысль, даже когда проявляет осторожность и когда кружится возле предмета рассмотрения, летит тем не менее прямо и к своей цели.

61. Проникать в руководящее начало каждого человека; с другой стороны, позволять каждому другому проникать в твое руководящее начало.

Книга IX

1. Поступающий несправедливо не почитает богов. Ведь поскольку природа целого устроила разумные существа друг для друга, так чтобы они по мере достоинства, с одной стороны, помогали друг другу, с другой, никоим образом не вредили, то тот, кто нарушает ее волю, очевидно, не почитает старейшую из богинь. И тот, кто лжет, не почитает ту же самую богиню. Ведь природа целого – это природа подлинно сущего, сущее же расположено родственным образом к существующему в данный момент[156]. Она же называется еще и истиной, и она [действительно] – первопричина всего истинного. Поэтому, кто лжет с умыслом, тот не почитает богов, поскольку, обманывая, творит несправедливость; тот же, кто лжет неумышленно [тоже не почитает богов], поскольку вступает в противоречие с общей природой и поскольку, борясь с природой мира, нарушает миропорядок. Ведь борется этот человек, руководствуясь теми вещами, которые противоречат истинным, против себя же самого. Ибо раньше он получил от природы способность отвращаться от лжи, пренебрегши которой [способностью], он теперь неспособен отличить истинное от ложного[157]. И точно так же тот, кто гонится за наслаждениями, словно они – благо, а страданий избегает, словно они – зло, не почитает богов. Ведь такой человек неизбежно будет часто бранить общую природу за то, что она якобы не по достоинству равно уделяет что-нибудь плохим и порядочным людям, так как плохие часто живут в удовольствиях и имеют то, что их порождает, порядочные же подвергаются страданию и тому, что порождает его. Кроме того, тот, кто боится страданий, когда-нибудь станет бояться чего-нибудь из того, что необходимо должно произойти в мире. А это уже непризнание богов. И тот, кто гонится за наслаждениями, не воздержится когда-нибудь от несправедливости. А это уже открытое непризнание богов. Между тем, к тому, к чему общая природа равнодушна (ведь она не произвела бы и того и другого, если бы не относилась одинаково к тому и к другому)[158], те, которые хотят следовать природе, мысля с ней одинаково, тоже должны относиться равнодушно. Итак, всякий, кто сам не проявляет равнодушия к страданию и наслаждению, к смерти и жизни, к славе и бесславию – к тому, чем природа целого пользуется одинаково для своих целей, определенно не почитает богов. Я говорю, что общая природа одинаково пользуется этим, вместо того чтобы сказать, что с тем, что возникает и сопутствует ему, все случается одинаково по порядку как результат изначального устремления промысла, согласно которому [устремлению] все существующее устремилось из некоего начала к данному устройству мира, вобрав в себя определенные смыслы будущих вещей и определив силы, приводящие к именно таким возникновениям, превращениям и преемственным состояниям.

2. Самым прекрасным для человека было бы уйти от людей, не изведав лжи и всяческого лицемерия, роскоши и самодовольства. Второе по достоинству – испустить дух, вдоволь натерпевшись этого. Или ты предпочитаешь соприкоснуться с пороком и опыт не убеждает тебя бежать от этой чумы? Ведь порча разумения – чума гораздо более опасная, чем какое-нибудь дурное смешение и видоизменение окружающего воздуха [ «дыхания»]. Ибо это – порча животных, того, что принадлежит животной природе, а то – порча людей, того, что принадлежит [исключительно] человеческой природе.

3. Не относись с пренебрежением к смерти, но благоволи к ней как к одному из тех действий, которые угодны природе. Ведь каковы возмужание и старение, рост и расцвет, появление зубов, бороды и седых волос, оплодотворение, беременность, роды и все другие действия природы, связанные с различными возрастами жизни, таково же и распадение. Поэтому это свойство человека думающего: не относиться к смерти, целиком отдавшись мысли о ней или, наоборот, с отвращением и пренебрежением, но ждать ее как одного из действий природы. И как теперь ты ожидаешь, когда из чрева твоей жены выйдет детеныш, так встреть и тот час, когда душоночка твоя выпадет из вот этой оболочки. Если же хочешь еще и обыденного, сердечного подкрепления своего чувства, то особенно легко примирит тебя со смертью внимательное рассмотрение тех предметов, которые ты намерен оставить после смерти, и тех нравов, о которые уже не будет мараться твоя душа. Однако менее всего следует нападать на них за это, но [следует, наоборот] и печься о людях и кротко сносить их, вместе с тем помня, что расставание у тебя будет все-таки не с единомышленниками. Ведь если и есть то, что влечет нас к жизни и удерживает в ней, так это возможность жить рядом с людьми одинаковых с нами основоположений. Теперь же видишь, сколь тягостно ощущение разномыслия с окружающими, так что поневоле скажешь: «Скорей бы ты пришла, смерть, чтобы не забыть мне как-нибудь посреди всего этого и себя самого!»

4. Кто совершает прегрешение, совершает его по отношению к себе самому. Кто совершает несправедливость, делает плохо себе самому оттого, что делает себя плохим.

5. Часто человек совершает несправедливость, не делая чего-нибудь, а не только когда делает что-нибудь.

6. Достаточно постигающего восприятия настоящего момента, деяния для общего блага, совершаемого в настоящем, благосклонного расположения в настоящем ко всему, что происходит по внешней причине [не зависящей от тебя].

7. Сотри представление, останови устремление, погаси желание, держи руководящее начало в границах его самого.

8. На существа неразумные поделена одна неразумная душа, и существам разумным уделена одна мыслительная душа, как, например, у всех земнородных одна земля, и все мы, сколько ни есть нас, наделенных зрением и душой, видим одним светом и дышим одним воздухом.

9. Все, что причастно какой-нибудь общности, стремится к однородному. Все рожденное землей тяготеет к земле, все влажное – сливается, и точно так же воздушное, так что нужно, чтобы кто-нибудь разделял это, причем силой. Правда, огонь возносится вверх благодаря первичному огню[159], однако он так легко готов к совместному возгоранию с любым здешним огнем, что и всякое вещество, чуть более сухое, чем обычно, легко воспламеняется из-за того, что к нему меньше примешано препятствующего воспламенению материала. И, конечно, все причастное общей мыслительной природе точно так же, если не больше, стремится к однородному: ведь настолько нечто лучше других, настолько оно имеет большую готовность к смешению с родственным и слиянию с ним. Действительно, уже у существ неразумных были изобретены пчелиный рой, и стада, и гнезда для вскармливания потомства, и как бы любовное общение. Ведь уже у них есть души, и обнаруживается более напряженное стремление к единению, которого нет еще ни у растений, ни у камней или бревен. У разумных же существ есть уже государственные устройства, и дружеские союзы, и домохозяйства, и собрания, а на войне соглашения и перемирия. У существ еще более высокого порядка, даже несмотря на то, что они находятся на расстоянии друг от друга, некоторым образом возникает единение, как, например, у звезд. Таким образом, восхождение на более высокую ступень [существования] может создавать взаимное тяготение и в существах разъединенных [пространством]. Так вот, взгляни на то, что сейчас происходит: ведь сейчас только существа мыслительные забыли о стремлении друг к другу и согласию и только у них не наблюдается слияния. Но все же, несмотря на то что они избегают его, им не уйти от него. Ибо природа берет верх. Приглядись, и получишь подтверждение тому, о чем говорю. Действительно, скорее найдешь что-нибудь земляное, с которым не соединяется ничто земляное, чем человека, обособленного от другого человека.

10. Приносит плод и человек, и бог, и мир. Каждый приносит плод в свой срок. Если же привычка ограничила употребление этого слова главным образом виноградом и тому подобными явлениями, это не играет роли. Разум же дает плод и общий, и свой особенный, и от него рождается другое, такое же, каков он сам.

11. Если можешь, переучивай заблуждающихся. Если же нет, помни, что на этот случай дана тебе благожелательность. Боги, те тоже благожелательны к таким людям: в некотором отношении даже помогают им здоровьем, богатством, славой. Такие они добрые. Можно [стать таким] и тебе. Или скажи, кто тебе мешает.

12. Трудись не так, как будто ты несчастен от труда, и не так, будто хочешь вызвать жалость или удивление, но желай лишь одного: действовать и воздерживаться от действия так, как сочтет нужным гражданственный разум.

13. Сегодня я ушел от всего окружающего, более того, я изгнал все окружающее. Вовне я не был, а был внутри, во мнениях.

14. С точки зрения опыта все это привычно, с точки зрения времени – мимолетно, с точки зрения вещества – нечисто. Все, что есть теперь, точно такого же качества, как было у тех, кого мы похоронили.

15. Вещи стоят вне нас [ «за воротами»] сами по себе, ничего о себе не знающие и не сообщающие. Тогда что же сообщает о них? Руководящее начало.

16. Не в испытываемом состоянии, а в деятельности заключается благо и зло для разумного гражданственного существа, так же как добродетель его и порочность – не в испытываемом состоянии, а в деятельности.

17. Для камня, подброшенного вверх, нет никакого зла в том, чтобы лететь вниз, и нет никакого блага в том, чтобы лететь вверх.

18. Проникни внутрь, в их руководящие начала, и ты увидишь, чьего суда ты опасался и что это за судьи по отношению к самим себе.

19. Все находится в процессе превращения. И сам ты постоянно изменяешься и в каком-нибудь отношении разрушаешься, и весь мир тоже.

20. Проступок другого следует оставить там [где он совершен].[160]

21. Прекращение деятельности, устремления, приостановка восприятия и как бы смерть его не содержат в себе никакого зла. Перейди теперь к различным возрастам жизни, как то: детство, подростковый возраст, юность, старость. Ведь и здесь всякое превращение – смерть предыдущего. Но разве это страшно? Перейди теперь к своей жизни у деда, затем у матери, затем у отца. И, находя многие другие разрушения, превращения и прекращения, спроси себя самого: «Разве страшно?» Значит, так же не страшны прекращение твоей жизни в целом, остановка и превращение ее.

22. Обратись к руководящему началу – своему, целого, вот этого человека. К своему, чтобы внушить ему чувство справедливости; целого, чтобы вспомнить, частью чего ты являешься; вот этого человека, чтобы уяснить, по неведению или сознательно он поступает, и, вместе с тем, чтобы понять, что оно родственно твоему руководящему началу.

23. Как сам ты входишь в состав государственного соединения, так и всякое твое деяние пусть входит в состав жизни государства. Поэтому, если твое деяние не соотносится непосредственно или отдаленно с общеполезной целью, оно разъединяет жизнь, и не позволяет ей быть единой, и выглядит мятежником, как человек, который в народном собрании отделяется, в меру своих сил, от общего согласия.

24. Детская грызня и детские забавы, души [ «дыханьица»], таскающие на себе мертвецов[161], – так что царство мертвецов более реально [чем жизнь здесь]!

25. Исследуй свойство причинной силы каждой вещи и, отделив ее от вещественного, рассмотри; затем определи и самый большой срок, который дан природой этому особенному свойству.

26. Ты претерпел тысячи бед оттого, что тебе было недостаточно того, чтобы твое руководящее начало поступало соответственно своему устройству. Но довольно!

27. Всякий раз, когда другой бранит тебя, или ненавидит, или кричит о тебе что-нибудь в этом роде, приблизься к их душоночкам, проникни в них и посмотри, каковы они. Увидишь, что не стоит тебе терзаться о том, чтобы они что-то там о тебе подумали. С другой стороны, нужно испытывать благоволение к ним, ведь они – друзья тебе по природе. И боги всячески помогают им: сновидениями, предсказаниями – по крайней мере в том, к чему эти люди небезразличны.

28. Таков мировой круговорот: вверх, вниз из века в век. И либо разумение целого устремляется к каждому отдельному [предмету] – если это так, принимай предмет его устремления, – либо оно устремилось однажды сразу, все же остальное – необходимое следствие. И к чему тогда твои усилия? Ведь некоторым образом [вопрос стоит так]: атомы или судьба. А в целом: если есть бог, все устроено хорошо, если произвол, то сам ты все-таки не поступай произвольно.

Скоро скроет уже всех нас земля, затем и она сама подвергнется превращению, но и это ее новое состояние подвергнется затем превращению в вечности, а затем и оно в свою очередь уйдет в бесконечность. Ведь тот, кто держит в уме набегающие одна на другую волны превращений и изменений и их быстроту, будет презирать все смертное.

29. Причина целого – мощный поток: несет все. Как ничтожны эти человечки, занимающиеся политикой и воображающие, будто поступают по-философски. Утрите себе носы! Чего же ты тогда хочешь, человек? Делай, как в данный момент требует природа. Устремляйся, если есть возможность, и не оглядывайся вокруг, видит ли кто твои действия. На государство Платона не надейся,[162] но будь доволен, если хоть на самую малость продвигается вперед [дело] и продвижение этого самого осмысливай к тому же как нечто незначительное. Ибо кто изменит их основоположения? Без перемены же основоположений возможно ли что-нибудь другое, кроме рабства со стенаниями и лицемерной покорностью? Давай, приведи мне теперь в пример Александра, и Филиппа[163], и Деметрия Фалерского[164]. Но я посмотрю, знали ли они, чего хочет природа, и воспитывали ли самих себя. Если же они просто разыгрывали жизнь как пьесу на театре, никто не заставляет меня подражать им. Просто и скромно дело философии – поэтому не отвлекай меня от него пустым чванством!

30. Наблюдай сверху тысячи толп, и тысячи религиозных процессий, и плаванье по морю в разных направлениях во время бурь и штилей, и различия существ рождающихся, живущих вместе с нами и исчезающих. Думай и о жизни, прожитой в древности другими, и о той, которой будут жить после тебя, и о той, которой живут теперь у варварских народов, и о том, сколько людей не знает даже твоего имени, а сколько очень скоро забудет его, и сколько тех, которые, может быть, хвалят тебя теперь, но очень скоро станут порицать. И о том, что ни память, ни слава, ни вообще что-нибудь другое не заслуживают внимания.

31. Относительно того, что происходит по внешней причине, проявляй спокойствие, в том же, что делаешь по причине, зависящей от тебя самого, – справедливость, то есть устремление и поступок, имеющий своей конечной целью само общеполезное действие как наиболее отвечающее твоей собственной природе.

32. Ты можешь устранить много лишнего из того, что, будучи целиком обусловлено твоим восприятием, досаждает тебе, и тогда обретешь большой простор для себя. Ты сможешь объять мыслью весь мир, и помыслить бесконечную вечность, и представить мысленно быстрое превращение каждой вещи в отдельных ее частях: сколь короток временной промежуток от возникновения до распадения, с другой стороны, какая бездна времени до возникновения и точно такая же беспредельность после распадения.

33. Все, что ты видишь, разрушится в скором времени, да и наблюдающие это разрушение вскоре сами разрушатся. И тот, кто умер в глубокой старости, станет равен тому, кто умер преждевременной смертью.

34. [Посмотри] каковы их руководящие начала и о чем они хлопочут, что любят и ценят. Считай, что видишь их душоночки нагими. Каково их самомнение, когда им кажется, что они порицанием вредят, а прославлением приносят пользу!

35. Утрата есть не что иное, как превращение. Природа же целого, в согласии с которой все происходит прекрасно [сейчас], происходило извечно одинаковым образом и будет так же происходить до беспредельности, рада этому [превращению]. Что же? Скажешь, что все, что было, и все, что будет всегда, – плохо и, значит, никакой силы не отыскалось никогда у стольких богов исправить это, но мир обречен пребывать в непрекращающихся бедах?

36. В основе вещества, из которого состоит каждый, – гнилость, как то: вода, прах, кости, смрад. Или, с другой стороны, мрамор – затвердение в почве, а золото и серебро – осадки в ней, одежда – волосы животных, пурпур – кровь улитки и все прочее – такого же рода. И дыхание – разновидность этого и превращается из одного состояния в другое.

37. Довольно этой жалкой жизни, брюзжания и кривляния! Что приводит тебя в смятение? Что в этом нового? Что тебя выводит из себя? Причинная сила? Взгляни на нее! А может быть, вещество? Взгляни на него! Кроме них ничего нет. Да и к богам начни, наконец, относиться проще и честнее!

Изучать ли это сто лет или три года – все равно.

38. Если кто-нибудь совершил проступок, его зло при нем: но, может быть, он его не совершил.

39. Или из одного мыслительного источника вытекает все, словно в едином теле, и часть не должна порицать то, что происходит ради целого, или атомы [в основе] и нет ничего, кроме их смешения и рассеяния. Так что же приводит тебя в смятение? То, что ты говоришь руководящему началу: «Ты умерло, разрушилось, одичало, лицемеришь, прибиваешься к стаду, пасешься вместе с ним».

40. Либо боги ничего не могут, либо могут. Итак, если не могут, о чем молишь? Если же могут, почему не молишь их прежде всего о том, чтобы они дали тебе способность ничего этого не бояться, ничего этого не желать, ни от чего такого не огорчаться [чего ты боишься, желаешь и что тебя огорчает] или не пренебрегать ничем из этого и напротив, пренебрегать [чем можно пренебрегать]. Ведь если они вообще помогают людям, они могут помочь тебе и в этом. Но, может быть, ты скажешь, что «боги сделали это зависящим от моей воли». Тогда не лучше ли распоряжаться тем, что зависит от твоей воли, свободно, чем рабски и низменно предаваться тому, что от нее не зависит? Но кто тебе сказал, что в том, что зависит от нашей воли, боги не поддерживают нас? Только начни молить их об этих вещах и увидишь. Один молит: «Как бы мне переспать с ней!» Ты же моли: «Как бы мне не захотеть переспать с ней!» Другой: «Как бы мне избавиться от этого человека!» Ты же: «Как бы мне не захотеть избавиться от него!» Третий: «Как бы мне не потерять ребенка!» Ты же: «Как бы мне не испугаться потерять его!» Вообще вот на это обрати свои молитвы и увидишь, чтоґ получится.

41. Эпикур говорит: «Во время болезни я не вел бесед о страданиях тела и ни о чем таком, – утверждает он, – с приходящими ко мне не разглагольствовал, но продолжал прежде начатые исследования природы и при этом решал вопрос, как разумение, восприняв такое-то движение в теле, остается невозмутимым, сохраняя собственное благо, и врачам я, – утверждает он, – не предоставил возможности гордиться тем, что они что-то делают для моего выздоровления, но проводил время прекрасно и хорошо». Поэтому [делай] то же самое, что и он, при болезни, если заболеешь, и в каком-либо другом положении, ведь это общее требование любой философской школы: не прекращать занятий философией, что бы ни случилось, и не болтать ни о чем с человеком несведущим и не знающим законов природы.

Обращай внимание лишь на то, что делаешь в данный момент , и на то, с помощью чего делаешь.

42. Всякий раз когда поражаешься чьему-либо бесстыдству, тотчас спроси себя: а может ли в мире не быть бесстыдных? Не может. Поэтому не требуй невозможного. Ведь и этот – один из бесстыдных, которые необходимо должны быть в мире. Ту же самую мысль держи наготове и при встрече с человеком лукавым и вероломным и со всяким в чем-нибудь прегрешающим. Ведь если будешь помнить, что такая порода людей не может не существовать в мире, станешь относиться благожелательнее к каждому [из этой породы] в отдельности. Также полезно в этих случаях тотчас подумать о том, какую добродетель дала человеку природа в противоположность этому пороку. Ведь, например, против человека упрямого дала она как противоядие кротость, против другого – другую какую-нибудь способность. Вообще, можно переубедить заблуждающегося, потому что всякий прегрешающий отклоняется от цели и блуждает [себе же во вред]. А тебе в чем вред? Ведь поймешь, что ни один из тех, кто тебя раздражает, не сделал ничего такого, отчего твое разумение могло бы стать хуже. Зло же и вред для тебя имеют все свое основание только в нем [в разумении]. Что же плохого или странного случилось, если невоспитанный делает то, что свойственно невоспитанному? Посмотри [лучше], не должен ли ты скорее себе самому вменять в вину, что не был готов к тому, что такой совершил именно такое прегрешение. Ведь и разум дает тебе повод думать, что, вероятно, такой совершит именно такое прегрешение, и все-таки, забыв об этом, ты удивляешься, если он прегрешил. Но главное, когда ты укоряешь кого-нибудь в вероломстве или неблагодарности, обратись к себе самому. Ведь очевидно, что это твоя ошибка, если человеку, имеющему такой склад характера, ты поверил, что он сохранит верность, или, оказывая благодеяние, не совершил его исчерпывающим образом и так, чтобы тотчас получить из самого твоего поступка весь плод. Потому что, оказав благодеяние человеку, чего ты хочешь еще? Разве недостаточно того, что ты сделал нечто в согласии с твоей природой, но требуешь за это еще и награды? Это как если бы глаз требовал вознаграждения за то, что смотрит, или ноги – за то, что ходят. Ведь как они созданы для того, чтобы, действуя в соответствии со своим собственным устройством, исполнять свое особенное назначение, так и человек, созданный, чтобы совершать благодеяния, всякий раз, когда он совершает какое-нибудь благодеяние <или каким-нибудь иным образом оказывает содействие в средних вещах[165]>, поступает в соответствии со своим устройством и получает свое.

Книга X

1. О душа, станешь ли ты наконец хорошей, простой, единой, нагой и более явственной, чем облегающее тебя тело? Вкусишь ли ты наконец благостного и любовного настроения? Станешь ли наконец довольной и нетребовательной, ничего не желающей, не нуждающейся ни в чем одушевленном или неодушевленном для получения наслаждений: ни во времени, чтобы наслаждаться дольше, ни в месте, или стране, или благоприятном климате, ни в услужливых людях? А будешь ли ты довольствоваться настоящим положением, и радоваться всему настоящему, и убедишь себя в том, что все тебе посылается богами и все у тебя хорошо и будет дальше хорошо, насколько им угодно и в зависимости от того, сколько они собираются дать для сохранения существа совершенного, благого, справедливого, прекрасного, все порождающего, соединяющего, и объемлющего, и принимающего то, что распадается, для порождения другого подобного? Станешь ли ты наконец такой, что окажешься способной жить в одном городе вместе с богами и людьми так, чтобы ни их ни в чем не укорять, ни ими не быть осуждаемой?

2. Следи за тем, что требует от тебя твоя природа как от существа, подвластного одной только природе. Затем выполняй это и проверь, не станет ли от этого хуже твоя животная природа. Вслед за тем надо следить за требованиями своей животной природы, и все это нужно принимать, если от этого не станет хуже твоя разумная природа. А то, что разумно, вместе с тем и гражданственно. Пользуясь этими правилами, не заботься ни о чем другом.

3. Все происходящее происходит таким образом, что ты от природы или способен его перенести, или не способен. Поэтому, если происходит так, что ты от природы способен перенести это, не ропщи, но в силу своей природной способности переноси. Если же не дано тебе природой это перенести, тоже не ропщи: тебя уничтожившая сила будет упреждена[166]. Помни, однако, что ты создан перенести все то, что зависит от твоего же восприятия сделать переносимым и терпимым на основе представления о том, что делать так полезно тебе самому или является твоим долгом.

4. Если кто-нибудь заблуждается, поучай с кротостью и указывай упущение. Если не можешь, вини себя самого или даже не себя [а руководящее начало того человека].

5. Все, что случается с тобой, предуготовано тебе вечностью, и переплетение причин изначально спряло как твое существование, так и вот это событие.

6. Атомы ли, или природа, а на первом месте пусть будет положение, что я – часть целого, управляемого природой; затем – то, что я некоторым образом связан родственной связью с однородными мне частями [целого]. Ведь если я помню об этом, то, поскольку я – часть, я не стану проявлять недовольства тем, что уделяет мне целое, так как нет никакого вреда части в том, что на пользу целому. Ибо в пределах целого нет ничего, что было бы ему не на пользу. Поскольку это – общее свойство всех природ, а природа мира имеет еще то преимущество, что никакая внешняя причина не может вызвать рождение чего-нибудь вредного для нее, то я, помня о том, что я – часть данного целого, буду благосклонно расположен ко всему, что исходит [от этого целого]. Поскольку же я каким-то образом связан родственной связью с однородными мне частями, я не буду делать ничего такого, что противоречило бы общему благу, более того, буду внимательно относиться к этим однородным частям и все свои усилия буду направлять на то, что полезно всем, а от противоположного буду уклоняться. Если я буду исполнять это таким образом, жизнь моя неизбежно станет счастливой, точно так же, как представляется тебе счастливой жизнь гражданина, приносящего своими делами пользу согражданам и благодарно принимающего то, что уделяет ему город.

7. Все части целого, утверждаю я, которые включает в себя мир, неизбежно должны разрушаться. Пусть это будет сказано в смысле изменения [а не окончательной гибели]. Если же, утверждаю я, в этом заключается для них зло и неизбежность, то целое, пожалуй, поступило нехорошо, если части его подвергаются изменению и предназначены к разрушению различными способами. Но сама ли природа стремилась испортить свои части и сделать их подверженными злу и по необходимости впадающими во зло, или это случилось без ее ведома? Как то, так и другое невероятно. Если бы кто-нибудь вывел это, оставив в стороне природу, на основании [только] естественного происхождения, то и в этом случае было бы смешно говорить, что для частей целого естественно превращаться, и в то же время удивляться чему-то как происшедшему вопреки природе или как-нибудь иначе выражать недовольство, и это притом что распадение происходит на те части, из которых каждая вещь составлена. Ведь [имеет место] либо рассеяние первочастиц, из которых была образована вещь, либо видоизменение, например, плотной части в земляную, дыхательной – в воздушную, так что эти последние принимаются в разум целого, которое или воспламеняется через определенное время, или обновляется в результате вечного чередования. Не думай, однако, что плотное и дыхательное существуют в тебе с рождения. Ведь все это вчера или позавчера влилось в тебя через пищу и втянутый воздух. Поэтому превращается то, что вошло [недавно], а не то, что дала при рождении мать. А если допустишь другое, это предположение слишком связывает тебя с частными твоими свойствами, не являющимися ничем рядом с тем, о чем сейчас речь.[167]

8. Положив себе эти имена: добрый, скромный, правдивый, рассудительный, мыслящий в согласии с целым, высокоумный, – будь к ним внимателен, никогда не изменяй и не искажай этих имен и быстро до них возвышайся [если вдруг исказишь]. Помни, что «рассудительностью» ты хотел обозначить точно разграничивающее каждый предмет исследование и напряженное внимание; «согласным мышлением» – добровольное приятие того, что уделяет общая природа; «высокоумием» – возвышенное положение мыслящей части над плавным или резким движением в плоти[168], над жалкой славой и смертью и всем прочим такого рода. Итак, если сохранишь себя достойным этих имен, станешь другим и вступишь в новую жизнь. Ведь быть и дальше таким, каким ты был до сих пор, терзаться и мараться об такую жизнь свойственно человеку бесчувственному и цепляющемуся за жизнь и тому, кто похож на наполовину растерзанных бойцов со зверьми, которые, сплошь израненные и окровавленные, просят все-таки сохранить им жизнь до завтра, чтобы быть завтра брошенными в таком вот виде в те же самые когти и пасти [ «укусы»]. Итак, возвысь себя самого до немногих этих имен. И если сможешь остаться при них, оставайся, как будто ты переселился на какие-то острова блаженных[169]. Если ж почувствуешь, что уступаешь и терпишь поражение, удались с твердостью в какой-нибудь уголок земли, где сможешь держаться, или даже вовсе уйди из жизни, но не гневаясь, а просто, благородно и скромно, сделав по крайней мере хотя бы одно это дело в жизни: уйдя вот так из нее. А помнить эти имена тебе очень сильно поможет мысль о богах и о том, что хотят они не лести себе, а того, чтобы все разумные существа уподоблялись им и чтобы смоковница делала дело смоковницы, собака – собаки, пчела – пчелы, человек – человека.

9. Мимический спектакль[170], война, страх, вялость, рабские чувства ежедневно будут стирать в тебе те священные основоположения, которые ты выработал, не вдаваясь в объяснения природы,[171] а теперь пренебрегаешь. Нужно все рассматривать и делать таким образом, чтобы и с окружающими обстоятельствами справляться, и вместе с тем созерцательную способность приводить в действие и тайно лелеять гордость собой, возникающую из знания, охватывающего любую частность, однако не хоронить в себе эту гордость целиком. Когда узнаешь ты простоту? Когда – достоинство? Когда – знание в каждом отдельном случае, чтоґ это такое по своему естеству, и какое место занимает в мире, и сколько времени назначено природой ему существовать, и из чего состоит и каким силам может быть подвластно, и какие силы могут производить это и устранять.

10. Паучок горд тем, что изловил муху, иной – тем, что зайца, третий – тем, что сетью сардину, четвертый – кабана, пятый – медведя, шестой – сарматов[172]. А если исследовать то, что в основе их действий, – не разбойники ли они все?

11. Приобрети созерцательный способ познания, как все превращается друг в друга, и постоянно наблюдай и упражняйся по этой части, потому что ничто так, как это, не возвышает душу. Высвободился из тела и тот, кто, осознав, что совсем скоро будет он вынужден, уйдя от людей, оставить все это, всецело отдался в тех поступках, которые зависят от него, справедливости, а в остальном, что случается, – природе целого. А то, что о нем будет говорить, или судить, или делать против него кто-нибудь другой, он не будет брать в голову, довольствуясь двумя этими вещами: если сам он в том, что делает в данный момент, поступает по справедливости и если доволен тем, что в данный момент уделяется ему [природой целого], все же другие работы и стремления оставив. И ничего не хочется ему, как только шествовать прямо по пути закона и, шествуя прямо, следовать таким образом богу.

12. Какая нужда смотреть с подозрением, когда можно рассмотреть, что нужно делать, и если увидишь нужное, неуклонно идти по этому пути, если же не увидишь, воздержаться и воспользоваться самыми лучшими советами, а если что-нибудь другое воспрепятствует этому, продвигаться, используя наличные средства, обдуманно, придерживаясь того, что кажется справедливым? Ведь самое лучшее – достигать успеха в этом деле [следования справедливости], так как причина неудачи – в отклонении от этого. Тот, кто следует во всем разуму, представляет собой нечто спокойное и вместе с тем подвижное, радостное и вместе с тем стойкое.

13. Пробудившись от сна, тотчас спрашивать себя: неужели не будет тебе безразлично, если то, что справедливо и хорошо, порицается другим? Будет безразлично. Разве забыл ты, каковы на ложе, каковы за столом эти люди, гордо расточающие похвалы и порицания другим, что они делают, чего избегают, за чем гонятся, что воруют тайно, что грабят явно – не руками и ногами [делая все это], а ценнейшей частью своего существа, в которой рождаются, если она того хочет, верность, стыд, правда, справедливость, добрый демон?

14. Воспитанный и скромный говорит природе, дающей все и все забирающей: «Дай то, что хочешь, забери то, что хочешь». Говорит же он это не с вызовом, а только повинуясь и благоволя ей.

15. Невелик этот остаток твоей жизни. Живи, как будто ты в дороге. Ведь нет никакой разницы, там ли, здесь ли остановился человек, если человек повсюду в мире, как в [родном] городе. Пусть увидят, пусть узнают люди настоящего, живущего в согласии с природой человека. Если они не выносят его, пусть убьют, ведь это лучше, чем жить так [как сейчас].

16. Вообще не рассуждать больше, каким должен быть хороший человек, но быть таковым.

17. Настойчиво представлять всю вечность и все естество, и то, что всякая отдельная часть мира по сравнению с всем естеством – фиговое зернышко, по сравнению же с бесконечным временем – [мгновенный] поворот сверла.

18. Останавливая внимание на каждом отдельном предмете, воображать его уже в состоянии распада и превращения и каков он станет при гниении и рассеянии или думать о том, что каждая вещь создана как бы для умирания.

19. Каковы те, которые только едят, спят, совокупляются, испражняются и прочее. Затем представь, каковы те, которые изображают из себя господ и выступают горделиво или напускают на себя грозный вид и набрасываются с бранью от сознания своего превосходства. Перед сколькими и из-за чего они недавно раболепствовали; и среди кого они в скором времени будут.[173]

20. Каждому полезно то, что приносит ему природа целого, и полезно именно в тот момент, когда она приносит это.

21. «Земля любовно жаждет влаги, любовно жаждет и священный эфир.»[174] А мир любовно жаждет делать то, чему надлежит произойти. Поэтому я говорю миру, что любовно жажду и я с тобой делать то же самое. Разве не об этом же говорит и такое выражение: «Это любит происходить»[175]?

22. Или ты живешь здесь и уже привык [к здешнему миру], или ты уходишь отсюда и желаешь этого ухода, или ты умираешь и уже исполнил свои обязанности. Сверх же этого нет ничего. Поэтому сохраняй хорошее расположение духа.

23. Всегда пусть будет тебе очевидно, что это поле именно такое и что все здесь подобно тому, что на вершине горы, или на берегу моря, или где угодно. Ведь найдешь верными слова Платона: «Устроил, – говорит он, – себе загон на горе и доит блеющий скот»[176].

24. Чем является для меня мое руководящее начало? И каким я делаю его в данный момент, и для каких целей пользуюсь им теперь? Есть ли в нем ум, не отделилось ли оно и не оторвалось ли от общества людей, не слилось ли оно и не смешалось ли с плотью так, что движется уже вместе с ней?

25. Кто убегает от господина, тот беглый раб. Господин же – это закон, и кто преступает закон – тот беглый раб. Точно так же [преступает его] и тот, кто, печалясь, или гневаясь, или страшась, не хочет, чтобы что-нибудь происходило, или происходит, или произойдет из того, что учреждает тот, кто распоряжается всем, кто является законом, уделяющим то, что полагается каждому. Значит, кто страшится чего-нибудь, или огорчается, или гневается, тот беглый раб.

26. Человек, бросив семя в женское чрево, удалился, и дальше принимается за работу другая действующая сила и образует плод – какое существо и из чего! С другой стороны, пропустил человек пищу через горло – и дальше другая действующая сила, принявшись за нее, производит ощущение, устремление и в целом жизнь и силу и много чего другого. Поэтому тебе следует наблюдать то, что совершается в такой тайне, и видеть производящую силу так, как мы видим, хотя и не глазами, но с неменьшей очевидностью, ту силу, которая притягивает [к земле] и уносит вверх [тела].

27. Постоянно думать о том, что все то, что теперь возникает, возникало и прежде. И думать, что и будет возникать дальше. И все драмы в целом и сходные друг с другом отдельные сцены, которые узнал по собственному опыту или из истории, представлять зрительно, как, например, весь двор Адриана, и весь двор Антонина, и весь двор Филиппа, Александра, Креза[177]. Ведь все это было таким же, только актеры другие.

28. Представляй, что всякий, кто чем бы то ни было опечален или недоволен, похож на приносимого в жертву поросенка, который брыкается и визжит. Похож на него и тот, кто, лежа на одиноком своем ложе, молча сетует на нашу несвободу. Представляй и то, что только разумному существу дано следовать за тем, что происходит, по собственной воле, просто же следовать неизбежно для всех [других существ].

29. Останавливаясь поочередно на каждой отдельной части того, что делаешь, спрашивай себя, страшна ли смерть оттого, что ты лишишься вот этого.

30. Когда ты оскорблен чьим-нибудь проступком, тотчас перейдя от него к себе, подумай, какой ты мог бы совершить похожий проступок, если бы полагал, что благо – в деньгах, в наслаждении или пустой славе и так по разновидностям [того, что считается благом]. Ведь вскоре позабудешь о гневе, приняв в соображение то, что случилось это потому, что тот человек был принужден к этому. А что тебе в этом случае делать? Если можешь, лиши его того, что делает его подневольным.

31. При взгляде на Сатириона-сократика представь или Евтиха, или Гимена; а при взгляде на Евфрата [представь] Евтихиона или Сильвана, а [видя] Алкифрона – представь Тропеофора; а при взгляде на Ксенофонта представь Критона или Севера[178]; а обратясь к себе самому, представь кого-нибудь из цезарей, и так в каждом случае. Затем пусть придет тебе на ум: где они? Нигде или неизвестно где. Ведь таким образом человеческие дела будут выглядеть дымом и ничем, особенно если припомнишь, что подвергшееся однажды превращению уже не будет существовать в беспредельном времени. Поэтому чего ты тужишься? Почему тебе недостаточно прожить скромно этот короткий отрезок времени? Какой материал и какой повод ты упускаешь? Ведь что это все, как не упражнение для разума, наблюдающего точно и с учетом природных законов явления жизни? Поэтому остановись, пока не усвоишь и это, как крепкий желудок переваривает все, как сильный огонь из всего, что в него ни бросишь, порождает пламя и свет.

32. Пусть не сможет ни один правдивый человек сказать о тебе, что ты не прост или что ты не хорош, но, напротив, пусть всякий, кто хоть что-нибудь такое признает относительно тебя, будет лжецом. Все зависит от тебя. Потому что кто захочет помешать тебе быть простым и хорошим? Ты только реши не жить больше без того, чтобы не быть таким. Ведь разум не принимает того, кто не таков.

33. Что может быть сделано или сказано самым здравым образом на этом [жизненном] материале? Ведь каков бы он ни был, это можно сделать или сказать; и не ссылайся на то, что якобы мешают.

Ты перестанешь стенать не раньше, чем ощутишь, что какое значение имеет для любителей наслаждений роскошь. такое же значение имеет и для тебя на материале, который предлагается и попадается, делать то, что свойственно человеческому устройству. Ведь все, что можно выполнить в соответствии с собственной природой, должно воспринимать как наслаждение. А это можно везде. Цилиндру вот не везде дано двигаться свойственным ему движением, а также воде, огню и всему прочему, что управляется природой или неразумной душой. Потому что много разобщающих преград и препятствий. Мысль же и разум через все, что стоит у них на пути, могут проходить так, как им свойственно от природы и как им хочется. Держа перед глазами эту легкость, с какой движется разум через все, наподобие того, как огонь движется вверх, как камень – вниз, как цилиндр – по наклонной плоскости, не ищи больше ничего. Все остальные помехи либо касаются мертвой массы тела, либо, если только им не поддается восприятие и сам разум, не ослабляют последний и не причиняют совершенно никакого вреда, так как в противном случае и сам испытывающий их тотчас стал бы дурным. Потому что во всех других творениях, какое бы зло ни случилось с ними, от него становится хуже само то, что претерпевает зло. Здесь же, можно сказать, даже лучше и более достойным похвалы делается человек, если правильно распоряжается тем, что ему выпадает. А в общем помни, что ничто не вредит по природе гражданину из того, что не приносит вреда и городу, а городу не вредит то, что не вредит закону, из этих же так называемых несчастий ни одно не вредит закону. Стало быть, то, что не вредит закону, не вредно ни городу, ни гражданину.

34. Проникнутому истинными основоположениями достаточно и кратчайшего употребляемого для призыва к беспечалию и бесстрашию изречения:

«Ветер листву по земле расстилает –

Таковы же и поколенья людей»[179].

Листочки – и дети твои, листочки – и эти убедительно одобряющие и славословящие тебя [люди] или, напротив, проклинающие или втайне порицающие и насмехающиеся, а равным образом листочки и те, которые переймут впоследствии молву о тебе. Ведь все это «в час весны рождено»[180], а затем обрывается ветром; затем лес рождает другую листву взамен этой. Кратковременность существования – общее свойство всего. Ты же избегаешь или гонишься за чем-нибудь так, словно оно будет существовать вечно. Вот скоро и ты смежишь глаза. А того, кто проводит тебя до могилы, оплачет уже кто-нибудь другой.

35. Если глаз здоров, он должен видеть все видимое, а не говорить: «Хочу зеленый цвет!» Ведь это признак болезни глаз. И здоровый слух и обоняние должны быть готовы слушать и обонять все. И здоровый желудок ко всякой пище должен относиться одинаково, как жернов ко всему, что назначено для обмола. А значит, и здоровое разумение должно быть готово ко всему случающемуся. Если же оно говорит: «Пусть мои дети не болеют!» и «Пусть все хвалят все, что бы я ни делал!», – то оно – глаз, требующий только зеленого, или зубы – только мягкого.

36. Никто не бывает до такой степени удачлив, чтобы в момент смерти вокруг него не оказались люди, которым случившаяся беда была бы приятной. Пусть он был превосходный и мудрый человек, но в конце концов найдется кто-нибудь, кто скажет о нем: «Отдохнем наконец от этого воспитателя. В тягость он никому из нас не был, но я чувствовал, что втайне он осуждает нас». Это – о превосходном человеке. А сколько в нас есть другого, из-за чего многие желают освободиться от нас? Подумаешь об этом в момент смерти – и уйдешь с большей легкостью, размышляя так: «Ухожу из этой жизни, в которой мои же сотоварищи, за которых я столько боролся, молился, заботился, хотят моего ухода, надеясь на какое-нибудь другое возможное благодаря ему облегчение». Поэтому зачем цепляться человеку за более длительное пребывание здесь? Однако ты не уходи из-за этого менее благожелательным к этим самым сотоварищам, но, сохраняя верность своему нраву, с дружеским чувством, благосклонностью и кротостью и опять же не так, как будто тебя забирают силой, но как, например, у тех, кто умирает счастливой смертью, душа изымается из тела с легкостью, таким же должно стать и твое удаление от них. Ведь и с ними тебя связала и соединила когда-то природа. А теперь разъединяет. Разъединяюсь с теми, с кем я как бы сроднился, не принудительно, а добровольно. Ведь и это разъединение – одно из действий, согласующихся с природой.

37. Приучись при всем, что делает какой-нибудь человек, задавать по возможности себе вопрос: «К какой цели направлено это его действие?» Начинай же с себя самого и себя самого допрашивай.

38. Помни, что влечет тебя из стороны в сторону то, что заключено внутри тебя. В нем – искусство говорить, в нем – жизнь, в нем, если можно так сказать, – человек. Никогда не примысливай к нему облегающий его сосуд и эти орудия, прилепленные вокруг него по всему телу. Ведь они подобны плотничьему топору, с той только разницей, что они – прирожденные. Ведь без движущей и останавливающей их силы не намного эти части полезнее, чем ткацкий станок без ткачихи, тростник без писца и кнут без возницы.

Книга XI

1. Свойства разумной души: она видит себя самое, расчленяет себя самое, делает себя самое какой угодно, сама собирает плод, который приносит (ибо плоды растений и то, что соответствует им у животных, собирают другие), достигает свойственной ей цели, где бы ни возник предел жизни. Не так, как при пантомиме или лицедействе и тому подобном все действие оказывается незавершенным, если вмешивается что-нибудь [инородное], но во всякой своей части и на какой бы деятельности ее ни застали, она полностью отвечает своему назначению и не нуждается в прибавлении чего-либо к себе, так что может сказать: «Мое – при мне». А еще она охватывает взглядом весь мир в целом, и пустоту вокруг него, и его форму, и протягивается в беспредельную вечность, и постигает периодическое возрождение всего, и осмысляет, и понимает, что ничего нового не увидит наше поколение и не увидели ничего особенного наши предшественники, но некоторым образом уже сорокалетний, если он имеет хоть какой-то ум, видит, что прошедшее и будущее во всем подобны друг другу. Разумной душе свойственно также любить ближних, ей свойственны и правдивость, и скромность, и она ничему не отдает предпочтения по сравнению с собой, что свойственно также и закону. Таким образом, прямой разум и справедливо поступающий разум ничем не отличаются друг от друга.

2. Очаровательная песня, танец, двоеборье[181] будут выглядеть менее привлекательными, если гармонию голоса разделишь на отдельные звуки и спросишь себя самого о каждом, покоряешься ли ты ему. Ведь ответишь отрицательно. Подобным образом раздели и танец на каждое отдельное движение или остановку. То же самое сделай и с двоеборьем. Поэтому вообще, за исключением добродетели и того, что возникает из нее, не забывай прибегать к разделению на отдельные части и путем расчленения этих частей добиваться пренебрежения, то же самое действие переноси и на жизнь в целом.

3. Подумай, какова душа, готовая, когда уже нужно ей будет, отделиться от тела и либо угаснуть, либо рассеяться, либо остаться неизменной. Готовность же эта пусть исходит из собственного суждения, а не из простого чувства противоречия, как у христиан,[182] но обдуманно, с достоинством, без рисовки и так, чтобы и другого убедить.

4. Я сделал что-нибудь для общего блага, значит, принес пользу и себе. Имей это правило при себе и никогда не прекращай [действовать так].

5. В чем твое искусство? [В том, чтобы] быть хорошим. А от чего иного оно возникает, как не от наблюдений, с одной стороны, над природой целого, а с другой – над свойственным человеку устройством?

6. Сначала появились трагедии, в которых упоминалось о случившемся действительно, и что это так и должно происходить, и что, если чем наслаждаетесь на сцене, не страдайте от этого на еще большей сцене[183]. Ведь поглядите, это так и должно совершаться, и то же самое испытывают даже те, которые восклицают: «О-о, Киферон!»[184] И теми, кто создает драмы, говорится порой кое-что полезное, особенно, например, вот это:

«Коль боги пренебрегли мной и моими детьми,

То есть и в этом смысл»[185].

И в другом случае: «На внешний мир нам гневаться нельзя»[186]. И это: «Жизнь пожинать, как спелый хлебный колос»[187]. И многое в том же роде. После трагедии появилась древняя комедия, обладавшая воспитательной свободой речи и самой своей прямотой напоминавшая об отсутствии претензии. Для этой цели и Диоген кое-что заимствовал из нее.[188] После нее зачем вообще были введены средняя комедия и наконец новая, которая в скором времени дошла до приемов, заимствованных из мимических представлений? Ведь то, что и в них говорится нечто полезное, нельзя отрицать, но в целом какую же цель преследовало применение такого рода поэзии и постановки?

7. Сколь очевидным представляется то, что для философствования никакое другое положение в жизни не удобно до такой степени, как то, в котором ты находишься в данный момент!

8. Ветвь, отрубленная от соседней ветви, не может не быть отрубленной и от всего дерева. Точно так же и человек, отделившийся от одного человека, тем самым отпадает от всей общности [людей]. Но ветвь все-таки отрубает кто-то другой, человек же сам себя отделяет от ближнего, ненавидя и отворачиваясь от него. При этом он не ведает, что вместе с тем отделяет себя и от всего государственного устройства. Если б только не существовал этот дар учредителя [людской] общности Зевса: ведь позволено нам снова срастись с соседней ветвью и опять стать членом целого. Конечно, если разделение случается часто, то оно затрудняет воссоединение и восстановление общности. Вообще нет сходства между ветвью, изначально выросшей вместе с деревом и оставшейся единодушной с ним, и той, которая после отсечения была привита снова, что бы там ни говорили садоводы.

Вместе расти, но не быть полностью сросшейся.[189]

9. Мешающие тебе в движении вперед согласно прямому разуму, подобно тому как не способны отвратить тебя от здравого деяния, пусть не оттолкнут тебя и от благоволения к ним самим. Но придерживайся одинаково и того, и другого: не только твердого суждения и деяния, но и кротости по отношению к тем, кто стремится помешать тебе или за что-нибудь недоволен тобой. Ведь это признак слабости: сердиться на них, как бы предавая дело и обнаруживая растерянность. Потому что и тот, и другой дезертиры: и тот, кто испугался [начатого дела], и тот, кто проявил отчуждение от существа родственного и дружественного по природе.

10. Ни одна природа не хуже искусства: оттого искусства и подражают природам[190]. Если так, то самая совершенная и самая всеобъемлющая из всех других природ не могла уступить в изобретательности искусству. Но всякое искусство обрабатывает худшее ради лучшего. Значит, и общая природа тоже. Именно здесь рождается справедливость, от нее же возникают остальные добродетели. Ибо не соблюдается справедливость, если мы или разбрасываемся на средние вещи, или легко поддаемся обману, опрометчивы, непостоянны.

11. Вещи, погоня и бегство от которых смущают тебя, не приходят к тебе сами, но некоторым образом сам ты приходишь к ним; по крайней мере твое суждение о них пускай отдохнет, и они тоже останутся в покое и тебя не увидят ни гоняющимся за ними, ни избегающим их.

12. Шар души сияет всякий раз, когда он ни растягивается в направлении чего-либо, ни сжимается внутрь, ни поднимается вверх, ни оседает вниз, а светит светом, в котором видит истину во всех вещах и в себе самом.

13. Кто-нибудь станет презирать меня за это? Его дело. Я же позабочусь о том, чтобы не сделать или не сказать чего-нибудь [действительно] заслуживающего презрения. Он возненавидит меня? Его дело. А я останусь благожелательным и благосклонным ко всякому человеку, да и ему самому готов указать на прегрешение без брани и не так, будто я занимаюсь демонстрацией своей сдержанности, а по-родственному и с добрым чувством или как знаменитый Фокион[191], если только он [в тот момент] не притворялся. Ведь внутри нужно быть именно таким и чтобы боги увидели в тебе человека, ни к чему с раздражением не относящегося и не возмущающегося. Ибо какое тебе зло, если сам ты в данный момент делаешь то, что отвечает твоей природе, и принимаешь то, что в данный момент выгодно для природы целого, стремясь, чтобы произошло то, что будет общеполезно?

14. Презирающие друг друга [в то же время] заискивают друг перед другом, а желающие превзойти друг друга [в то же время] пресмыкаются друг перед другом.

15. Как испорчен и лжив тот человек, который говорит: «Я решил обходиться с тобой просто». Что ты делаешь, человече? Не следует объявлять об этом! Само проявится. На лбу это должно быть написано. Голос сразу скажет об этом, в выражении глаз сразу выступит это, как любящий в глазах любимого тотчас все узнает. Вообще нужно быть простым и добрым, вроде того как волей-неволей чувствуется человек, от которого пахнет козлом, когда к нему приблизишься. Неестественность же – нож простоте. Нет ничего постыднее волчьей дружбы[192]. Более всего ее избегай. Хороший, простой и благожелательный человек обнаруживает эти качества в своих глазах и не скрывает.

16. Нужно жить наилучшим образом. Возможность для этого есть в душе, если человек безразличен к вещам безразличным. Будет же он безразличным к ним, если каждую из них будет наблюдать по частям и в целом и при этом помнить, что ни одна из них не вкладывает в нас мнение о ней и не приходит к нам, но вещи стоят неподвижно, а это мы сами рождаем суждения о них и как бы записываем их в себе, хотя можно, с одной стороны, не записывать, с другой же, тотчас стереть запись, если она как-нибудь незаметно возникнет. Подобная внимательность будет недолгой, а там уж и жизнь будет кончена. Что ж тяжелого в том, чтобы иметь эту внимательность в других случаях жизни [а не только в этом]?

Итак, если это согласуется с природой, радуйся ему, и легко тебе будет; если же это противно природе, ищи, что для тебя соответствует твоей природе, и стремись к этому, даже если это не приносит славы. Ведь всякому ищущему собственного блага прощается.

17. Думай, откуда возникла каждая вещь, и из какой материи она состоит, и во что превращается, и чем станет после превращения, и о том, что не претерпит она при этом никакого зла.

18. И во-первых [должен я осознать], каково мое отношение к ним, и что мы рождены друг для друга, и мое назначение – предводительствовать ими, как баран овцами, как бык стадом коров. Поднимись выше над этим и подумай: если не атомы, то управляющая целым природа. Но если так, то худшее создано ради лучшего, а последнее – друг для друга. Во-вторых : каковы они за столом, на ложе, в остальных случаях жизни, особенно же, какие неизбежные действия вытекают из их основоположений и в каком ослеплении они совершают эти самые действия . В-третьих : если они совершают их правильно, не следует проявлять недовольства, если же неправильно, то [действуют они так], очевидно, по неведению и невольно. Ибо всякая душа лишается как истины, так и способности воздаяния каждому по достоинству против своей воли. Все-таки тяжело переносить тех, которые слывут несправедливыми, и невежественными, и корыстолюбивыми, одним словом, прегрешающими против ближних. В-четвертых : и сам ты совершаешь много прегрешений, и сам такой же, как они; а если и воздерживаешься от некоторых прегрешений, то предрасположенность к ним в тебе все-таки есть, так как от подобных прегрешений воздерживаешься ты из-за боязни, из-за честолюбия или какого-нибудь еще порока. В-пятых : если они прегрешают, ты не постигаешь [смысл прегрешения]. Ведь многое происходит по расчету природы. И вообще многое следует прежде узнать, чтобы кто-нибудь мог высказать постигающее суждение о чужом поступке. В-шестых : когда ты слишком сердишься или еще и страдаешь [помни], что коротка человеческая жизнь, и в скором времени все мы умрем. В-седьмых : не действия самих людей удручают нас – ведь мотивы их коренятся в руководящем начале этих людей, – но наше толкование их. Поэтому устрани его и только пожелай отказаться от суждения о чем-нибудь как об ужасном, и вот уже прошел гнев. Но как устранить? Рассудив, что нет тебе от этого позора. Ведь если будешь считать позорным не одну только порочность, неизбежно совершишь множество прегрешений и станешь разбойником и всем чем угодно. В-восьмых : сколько более тяжелого привносят гнев и печаль и связанные с ними явления, чем само то, на что мы гневаемся и от чего печалимся. В-девятых : благожелательность непобедима, если она настоящая, без издевки и лицемерия. Ибо что сделает тебе самый сильный твой обидчик, если ты останешься благожелательным к нему и, если случится обида, станешь кротко увещевать и переубеждать, сохраняя спокойствие в тот самый момент, когда он стремится сделать тебе зло: «Нет, дитя. Для другого мы рождены. Мне вреда от этого не будет, а вот тебе, милый, будет». И докажи ему мягко и в общих чертах, что дело обстоит именно таким образом и что даже пчелы не делают этого, да и все, кто рожден жить сообща. Только нужно это делать без насмешки и не в оскорбительной форме, а с любовью и без душевной горечи. И не как в школе, не для того, чтобы кто-нибудь, стоя поблизости, удивлялся тебе, но обращаясь только к нему одному, даже если рядом находится кто-нибудь другой. Эти девять главных положений помни так, как будто ты получил их в дар от Муз,[193] и становись наконец человеком, пока еще жив. Наряду с гневом следует остерегаться и лести по отношению к ним. Ведь и то, и другое противоречит общему благу и приносит ему вред. При возникновении же гнева постоянно помни, что не гнев признак мужественности, а мягкость и кротость, поскольку они более человечны, а потому и более достойны мужчины. В них и сила, и выдержка, и мужество, а не в гневающемся и проявляющем недовольство. Ведь насколько в этом более проявляется неподвластность страстям, настолько оно более родственно силе. И как печаль – признак слабого человека, точно так же и гнев. Потому что и гневливый, и печальный как бы ранены и сдаются. Если же хочешь, прими и десятый дар от Мусагета [Аполлона]: мысль, что дурные не должны грешить – безумие. Ведь это означает требовать невозможного. Допускать же, чтобы по отношению к другим они были такие, как они есть, и одновременно требовать, чтобы по отношению к тебе они не грешили, неразумно и достойно тирана.

19. Неизменно остерегайся главным образом четырех видоизменений руководящего начала, и как только обнаружишь их, пресекай, говоря при этом каждому из них так: «Это представление – не необходимое, это – нарушающее единение [с людьми], а что касается этого, то тут твоя речь не от чистого сердца, речь же не от чистого сердца считай одной из самых неуместных вещей. Четвертое же – [рождает] то, за что станешь когда-нибудь упрекать себя самого, что это – поражение и уступка более божественной части, заключенной в тебе, более презренной и смертной телесной части и ее грубым наслаждениям[194].

20. Твое дыхание и все огненное, насколько оно примешивается к остальному, хотя и стремится по своей природе вверх, все же, подчиняясь расположению всех остальных частей, удерживается здесь в составе тела. И все земляное, что есть в тебе, и влажное, хотя и стремится вниз, все же собирается и занимает не свойственное их природе положение. Так же и первочастицы подчиняются целому, пребывая вместе там, где они оказались, пока оттуда снова не будет дан повод к расторжению взаимной связи. Поэтому не ужасно ли, если только одна твоя мыслительная часть не выказывает послушания и негодует на собственное место? Хотя ничего неестественного ей не предлагается, но лишь все то, что соответствует ей по природе; однако она не удерживается, но влечется к противоположному. Ведь движение к несправедливости и распущенности, гневу, и печали, и страху есть не что иное, как признак отпадения от ее природы. И всякий раз когда твое руководящее начало проявляет недовольство чем-нибудь из случающегося, оно и в этом случае тоже покидает свое место. Ибо не менее, чем к справедливости, оно предназначено к благочестию и почитанию богов. Ведь и эти последние добродетели – способ действия доброй общинности, точнее, они – старше, чем справедливые деяния [людей].

21. У кого в жизни нет всегда одной и той же цели, тот не может быть в продолжение всей жизни одним и тем же. Сказанного недостаточно, если не добавить и то, какова должна быть эта цель. Ибо как в восприятии всех каких бы то ни было благ, признаваемых большинством, нет согласия, но есть согласие лишь в отношении некоторых определенных, то есть общеполезных, точно так же и цель нужно выдвигать направленную на общее благо и гражданственную. Ведь тот, кто направляет все свои устремления на нее, делает все свои поступки одинаковыми и поэтому сам будет всегда одним и тем же.

22. Вспомни мышь горную и мышь домашнюю и страх и испуганное бегство первой.[195]

23. Сократ также и основоположения большинства называл чудищами, детскими пугалами.[196]

24. Лакедемоняне для гостей во время общественных зрелищ ставили сиденья в тени, сами же садились где попало.

25. Сократ на вопрос Пердикки, почему он не приходит к нему, ответил: «Чтобы не погибнуть наихудшей смертью, то есть чтобы я, приняв благодеяние, не оказался неспособным отплатить за него»[197].

26. В постановлениях эфесцев[198] существовал обычай постоянно упоминать кого-либо из древних, отличавшегося добродетелью.

27. Пифагорейцы советуют поутру бросать взгляд на небо, чтобы помнить о тех, которые делают свое дело, оставаясь вечно неизменными и [делают его] одинаковым образом, а также [чтобы помнить, глядя на звезды] о порядке, ясности и открытости. Звезды ведь не прикрываются.

28. Вспомни, как Сократ облачился в шкуру, когда Ксантиппа, взяв его плащ, ушла на улицу; и что сказал Сократ друзьям, устыдившимся [его вида] и отступившим, когда они увидели его в таком наряде.

29. Ты не будешь первым в чтении и писании, пока не побудешь подвластным [наставнику]. В жизни тем более так.

30. «Ты рожден быть рабом, ты бессловесен!»[199]

31. «У меня ж рассмеялось любезное сердце.»[200]

32. «Они будут хулить добродетель, говоря бранные слова.»[201]

33. Искать смокву зимой – признак безумия. Таков же и тот, кто ищет своего ребенка, когда его больше нет.[202]

34. Эпиктет говорил, что, лаская дитя, нужно про себя приговаривать: «Завтра, быть может, ты умрешь». – «Это дурные слова». – «Ничуть не дурные, – сказал он, – но обозначающие определенное действие природы. Или и сжинать хлебные колосья тоже дурно?»

35. Виноград зеленый, зрелый, сушеный – все это превращения не в небытие, а в сейчас-не-бытие.

36. «Свободную волю не похитит никто». Изречение Эпиктета.[203]

37. «Следует, – говорил Эпиктет, – установить правила, определяющие, когда нужно давать свое согласие[204], а в области устремлений сохранять сдержанность, чтобы они не были безоговорочными, чтобы были направлены на общую пользу, чтобы согласовывались с ценностью вещей. А от страстного желания надо совсем воздерживаться, от того же, что не в нашей власти, – уклоняться»[205].

38. «Итак, борьба идет не за пустяк, а за то, чтобы сходить с ума или нет.»[206]

39. Сократ говорил: «Чего хотите? Иметь разумные души или неразумные?» – «Разумные». – «Какие разумные? Здоровые или нездоровые?» – «Здоровые». – «Что ж не стремитесь к этому?» – «Потому что уже имеем». – «Тогда что же ссоритесь и расходитесь во мнениях?»[207]

Книга XII

1. Все то, к чему ты желаешь со временем прийти, ты можешь достичь уже сейчас, если не будешь зложелательным по отношению к себе самому. Это значит: если оставишь прошедшее, а будущее поручишь провидению и направишь к благочестию и справедливости только свое настоящее. Благочестие – в том, чтобы любить свой удел, ведь природа дала его тебе, а тебя – ему. Справедливость же – в том, чтобы говорить правду свободно и без путаницы и поступать по закону и в соответствии с ценностью вещей. И пусть не помешает тебе ни чужая порочность, ни твое восприятие, ни молва, ни ощущение наросшего вокруг тебя мяса: ведь его страдания – это его дело. Поэтому если ты, независимо от того, когда тебе уходить из мира, оставив все остальное, будешь чтить только свое руководящее начало и то, что в тебе есть божественного, и опасаться не того, что когда-нибудь прекратится жизнь, а того, что никогда не начнешь жить согласно природе, ты станешь человеком, достойным породившего тебя мира и перестанешь быть чужим в своем отечестве, удивляющимся, как какой-то неожиданности, тому, что происходит в нем каждодневно, и зависимым то от того, то от этого.

2. Бог видит все руководящие начала без их материальных вместилищ, оболочек и нечистоты. Ибо он соприкасается только своей мыслительной частью только с тем, что из него самого излилось в эти руководящие начала и рассредоточилось в них. Если и ты привыкнешь так делать, избавишься от многих своих терзаний. Потому что тот, кто не обращает внимания на облегающее его мясо, вряд ли станет тратить время на рассматривание одежды, жилища, славы и тому подобных покровов и театральных приспособлений.

3. Есть три части, из которых ты состоишь: тело, дыхание, ум. Из них первые два – твои постольку, поскольку нужно о них заботиться, и лишь третье – собственно твое. Поэтому, если ты отделишь от себя самого, то есть от разумения, все то, что делают и говорят другие, или все то, что ты сам сделал когда-то или сказал, и все то, что смущает тебя как грядущее, и все то, что связано помимо твоей воли с облегающим тебя телом и тесно связанным с ним дыханием, и все то, что катит обтекающий тебя извне круговорот [событий], так что твоя чистая мыслительная сила, освободившись из-под власти судьбы, станет жить независимо своей собственной жизнью, совершая справедливые поступки, одобрительно относясь к тому, что происходит, и говоря правду; повторяю, если отделишь ты от руководящего начала то, что соединилось с ним по страстному тяготению, а из времени устранишь будущее или прошедшее и сделаешь себя таким, как эмпедоклов «Сферос, шару подобный, гордясь, что единствен и замкнут»[208], и будешь заботиться только о той жизни, которой живешь, то есть о протекающей в настоящем времени, то ты сможешь по крайней мере оставшееся до смерти время прожить мирно, безмятежно и в ладу со своим демоном.

4. Часто я удивлялся тому, как каждый человек любит более всех себя самого, а свое мнение о себе ставит ниже, чем мнение других о нем. Поэтому, если бы бог, приблизившись к кому-нибудь, или мудрый наставник повелели ему не думать и не размышлять про себя без того, чтобы тут же не объявлять об этом во всеуслышание, ни одного дня тот не выдержал бы этого. Таким образом, ближних, того, что они когда-нибудь про нас подумают, мы стыдимся более, нежели самих себя.

5. Как же это боги, устроившие все прекрасно и с любовью к человеку, упустили одно то, что некоторые люди, и притом совершенно честные, давшие божеству как бы наибольший залог и благодаря благочестивым деяниям и священнослужению ставшие ближайшими друзьями богов, после того как однажды умирают, уже не возрождаются больше, но совершенно исчезают [ «угасают»]? Так вот, если это и в самом деле так, будь уверен, что если бы нужно было сделать иначе, они сделали бы. Ведь если бы это было по справедливости, то было бы и возможно. И если бы это согласовывалось с природой, природа принесла бы это. Из-за того, что это не так, если только это и в самом деле не так, верь, что и не нужно, чтоб было так. Ведь ты и сам видишь, что, задавая такие вопросы, ты затеваешь тяжбу с богом. Но мы бы так не рассуждали бы с богами, не будь они существами наилучшими и справедливейшими. Если ж они такие, то они не могли упустить что-нибудь из несправедливости и пренебречь чем-нибудь по неразумию при мироустройстве.

6. Приучай себя и к тому, что [поначалу] кажется невыполнимым. Ведь и левая рука, беспомощная во всем остальном из-за отсутствия привычки, узду держит крепче, чем правая. Потому что приучила себя.

7. [Размышляй] каким нужно быть душой и телом, когда застанет смерть; о краткости жизни, о бездне вечности позади и впереди, о хрупкости всего материального.

8. Созерцай: причинную силу без оболочек; соотнесенность действий [с определенной целью]; сущность страдания; сущность наслаждения; сущность смерти; сущность славы; кто повинен в своем беспокойстве; почему ни одному человеку другой не помеха; что все дело в восприятии.

9. При использовании основоположений нужно быть подобным борцу, а не гладиатору. Ведь у последнего выбьют меч, который он держит, и лишают его жизни, первый же всегда имеет при себе свою руку, и ничто другое ему не нужно, как только сгибать ее.

10. Видеть, каковы вещи сами по себе, разделяя их на вещество, причинную силу, соотнесенность [с определенной целью].

11. Во власти человека не делать ничего другого, как только то, что вызовет одобрение бога, и принимать все то, что дает ему бог в удел сообразно с природой.

12. Не нужно ни богов упрекать, потому что они не совершают никаких прегрешений ни добровольно, ни против воли, ни людей, потому что они по своей воле не совершают ничего. Так что никого не нужно упрекать.

13. Как смешон и странен тот, кто удивляется всему, что случается в жизни!

14. Или неизбежная судьба, или милостивое провидение, или же совершенно бесконтрольная мешанина произвола. Итак, если [в основе] неодолимая неизбежность, зачем ей противишься? Если провидение, допускающее, чтобы его умилостивляли, сделай себя достойным помощи божества. Если же неуправляемая мешанина, будь доволен, что сам ты в таком вот водовороте все же имеешь в себе некий руководящий ум. И если увлекает тебя поток, пусть увлекает он твою плоть, дыхание и прочее, ум же он не увлечет.

15. Или свет факела светит и не теряет своего сияния до тех пор, пока не погаснет, а правда и справедливость, которые есть в тебе, угаснут раньше?

16. Если возникает представление, что кто-нибудь совершил прегрешение, спроси себя: «Точно ли я знаю, что это – прегрешение?» Но если даже он действительно совершил его, скажи, что «он сам вынес себе обвинительный приговор», и таким образом это [его действие] подобно вырыванию глаз у себя самого.

Помни, что нежелающий, чтобы дурной человек совершал прегрешения, подобен нежелающему, чтобы смоковница несла в смоквах сок, дети плакали, кони ржали и всего другого неизбежного. Ведь что ему делать, если он так устроен? Поэтому если ты такой ретивый, исправь это устройство.

17. Если это противоречит надлежащему, не делай; если это неправда, не говори. Да будет твое устремление твердо.

18. Всегда смотреть, каково само по себе то, что порождает в тебе представление, и раскрывать его, разделяя на причинную силу, вещественную сторону и соотнесенность [с определенной целью], на время, в пределах которого оно должно прекратить существование.

19. Ощути наконец, что нечто лучшее и более божественное, чем то, что причиняет тебе страдание и совсем издергало тебя, ты имеешь в себе самом!

Каково сейчас мое разумение? Нет ли в нем страха? Нет ли подозрения? Нет ли вожделения? Нет ли чего-нибудь другого в том же роде?

20. Во-первых, не делать ничего произвольно и бесцельно. Во-вторых, не возводить действий ни к чему другому, кроме как к общеполезной цели.

21. [Помни] что в скором времени будешь ты никто и нигде и ничто из того, что ты видишь, и никто из ныне живущих не уцелеет. Потому что все создано природой для превращения, видоизменения и исчезновения, чтобы на его месте возникло другое.

22. [Помни] что все дело в толковании, а оно в твоей власти. Поэтому устрани, когда захочешь, то или иное толкование и вот, как для обогнувшего мыс: тишь, все неподвижно и ровная гладь залива.

23. Любая отдельная деятельность, прекращающаяся в определенный срок, не испытывает ничего дурного оттого, что прекращается; и тот, кто совершил данное действие, именно оттого, что перестал совершать его, не претерпел никакого зла. Точно так же соединение всех действий, называемое жизнью, если оно прекратится в определенный срок, не испытает оттого именно, что она прекратилась, никакого зла, и тот, кто прекратил в срок этот ряд действий, не оказывается в плохом положении. Срок же и предел полагает природа, иногда собственная, как в старости, обычно же природа целого, от превращения частей которой весь мир остается всегда юным и цветущим. А все, что целому на пользу, всегда прекрасно и своевременно. Итак, прекращение жизни для каждого отдельного существа не является злом, потому что нет для него позора, ведь это прекращение и не зависит от его воли, и не противоречит общему благу; напротив, это прекращение – благо, так как для целого оно своевременно и согласовывается с ним. Ибо так и ведомый богом ведется им по божьему пути и с помощью своей мысли движется к цели, одинаковой с целью бога.

24. Три следующих правила нужно держать наготове: то, что ты делаешь, не делать ни необдуманно, ни как-нибудь иначе, а лишь так, как будто проявляется через тебя сама справедливость; относительно же происходящего помнить, что [это происходит] или случайно, или по воле провидения и что ни случай не следует бранить, ни провидение – винить. Во-вторых, помнить, каков человек от семени[209] до одушевления и от одушевления до того момента, когда отдает душу, и из чего он составлен, и на что распадается. В-третьих, знай, что если вдруг, поднявшись вверх, бросишь взгляд на человеческие дела и многообразную их изменчивость, станешь презирать их, охватив взглядом все существа, населяющие воздух и эфир; и что сколько бы раз ты ни поднимался, будешь видеть одно и то же: единообразное, кратковременное. Так вот чем ослеплены люди!

25. Отбрось предубеждение, и ты спасен. Итак, кто мешает тебе его отбросить?

26. Если кто-нибудь тебе в тягость, значит, ты забываешь, что все происходит в согласии с природой целого и что прегрешение – чужое, кроме того, забываешь, что все происходящее [теперь] происходило таким образом всегда, и будет происходить, и теперь происходит повсюду; забываешь то, в каком родстве находится человек со всем человеческим родом, ибо это – общность не крови или семени, а ума. Забываешь и то, что ум каждого человека – бог и проистек от бога; что ни у одного человека нет ничего своего, но его ребенок, и тело, и сама душа пришли оттуда; что все дело в восприятии; что каждый живет в настоящем и теряет только его.

27. Постоянно перебирать в мыслях тех, кто бывал слишком раздражен чем-нибудь, кто выдавался величайшей славой, или несчастьями, или враждой, или другими какими-нибудь случайными обстоятельствами. Затем задумываться, где все это теперь. Дым, и прах, и миф, или даже уже и не миф. Объедини и все другие случаи такого рода, как, например, Фабий Катуллин в своем имении, Лузий Луп в садах, Стертиний в Байях, Тиберий на Капри, Велий Руф[210] и вообще случаи необычного поведения, обусловленного самомнением. И подумай о том, как ничтожно всякое старание выделиться; и насколько более достойно философа на данном материале просто являть себя справедливым, рассудительным, идущим вслед за богами. Ведь гордость, гордящаяся отсутствием гордости, – тяжелее всего.

28. Тем, кто спрашивает тебя: «Где ты видел богов и откуда взял, что они есть, чтобы так чтить их?» [отвечай] что во-первых, они видны даже взгляду[211]. А потом, я и души своей не видел, а все-таки чту ее. Точно так же чту и богов. В чем каждый раз испытываю их могущество, из того и заключаю, что они есть, и благоговею.

29. Спасение жизни в том, чтобы каждую вещь рассматривать, какова она в целом, какова ее материальная часть, какова причинная сила; в том, чтобы поступать от всей души по справедливости и говорить правду. Что же остается [если будешь так делать], как не наслаждаться жизнью, присоединяя одно благо к другому так, что между ними не оставалось бы даже короткого промежутка.

30. Един свет солнца, хотя он разделяется стенами, горами, десятками тысяч других предметов. Едино общее естество, хотя оно и разделяется на десятки тысяч тел, обладающих каждое особенными свойствами. Едина душа, хотя она и разделяется на десятки тысяч природ и особых форм. Едина мыслительная душа, хотя и кажется, что она разделена. Прочие же части названных явлений, как, например, дыхание и предметы, бесчувственны и не родственны друг другу, хотя и их держит объединяющее начало и тяготение к одному и тому же. Разумное же особенно тянется к одноплеменному, сближается с ним, и страсть к объединению здесь не знает преград.

31. Чего ты добиваешься? Жить долго? А испытывать ощущения, устремляться, расти, снова перестать расти, издавать звуки, размышлять? Что из этого кажется тебе заслуживающим желания? Если же все это по отдельности вызывает презрение, сделай своей конечной целью следование разуму и богу. Но препятствует мысль, как бы из-за смерти не лишиться тех выше названных вещей.

32. Подумай, сколь малая часть беспредельной и бездонной вечности досталась в удел каждому человеку. Ведь очень быстро исчезает эта часть снова в вечности. А сколь малая часть всего естества в целом? Сколь малая часть всей души в целом? На сколь малом комочке всей земли в целом ты ползаешь? Приняв все это в соображение, ничто не цени так высоко, как то, чтобы, с одной стороны, поступать, как велит тебе твоя природа, а с другой, терпеть то, что приносит общая природа.

33. Как руководящее начало распоряжается собой. Ведь все дело в этом. Остальное же, зависит ли оно от твоей воли или не зависит, – прах и дым.

34. Презрение к смерти более всего усиливается от мысли, что даже те, которые считали наслаждение благом, а страдание злом, тем не менее тоже презирали ее.[212]

35. Кому своевременность – единственное благо, для кого все равно, совершить ли больше поступков в согласии с прямым разумом или меньше, кому безразлично, наблюдать ли мир большее или меньшее количество времени, тому смерть не страшна.

36. О человек, ты был гражданином в этом большом городе[213]! Какая тебе разница, в течение пяти лет или ста? Ведь то, что дается по закону, одинаково для каждого. Что же ужасного в том, что тебя удаляет из города не тиран и не судья несправедливый, а природа, приведшая тебя в него? Так же, как если бы отпустил актера со сцены принявший его на службу претор. «Но я сыграл не пять актов, а только три.» Ты совершенно прав. Но в жизни три действия – уже вся драма. Ведь конец определяет тот, кто был причиной прежнего возникновения и нынешнего распадения. Ты же – не причина ни того, ни другого. Поэтому уходи благосклонно, потому что и отпускающий тебя благосклонен.

Указатель основных понятий и философских терминов [1]

Безразличие V, 20; VI, 32 (трижды); VIII, 56; XI, 16

Беспредельность XI, 1

Беспредельный II, 14; IV, 3, 50; V, 13 (дважды), 23; VI, 15, 37; IX, 28, 32, 35; X, 31; XII, 32

Бессмертие IV, 48

Бессмертный IV, 19, 48; VII, 39, 70; VIII, 37

Благо II, 1 (дважды), 7, 11, 13; III, 6 (дважды); V, 12 (дважды), 15, 16, 34; VI, 41; VII, 46, 59; IX, 41; XI, 16

Благожелательность VII, 63; IX, 11; XI, 9

Благожелательный I, 9; III, 4; IV, 25; V, 5; VI, 20, 30, 47; VII, 26, 52; VIII, 43, 47; IX, 11, 42; X, 36; XI, 13, 15, 18 (дважды)

Благоразумие, умеренность III, 6; V, 12; VII, 63; XII, 15

Благоразумный III, 2; IV, 49; VIII, 1, 51; XII, 27

Благородство V, 9

Благочестие V, 9; XI, 20; XII, 1 (дважды)

Бог I, 16, 17 (четырежды); II, 3 (дважды), 4, 5, 11, 12, 13 (дважды); III, 3, 4, 5, 6, 9, 11, 16 (дважды); IV, 16, 31, 47; V, 5, 10, 27, 31, 33, 34; VI, 7, 16 (дважды), 23, 30, 35, 41 (дважды), 44 (дважды); VII, 9, 17, 31, 39, 41, 46, 53, 66, 67, 68 (дважды), 70; VIII, 2, 17, 19, 23, 34, 56; IX, 1 (дважды), 10, 11, 27, 28, 35, 37, 40 (трижды); X, 1 (дважды), 8, 11; XI, 6, 13; XII, 2, 4, 5 (дважды), 11, 12, 23, 26, 27, 28 (дважды), 31

Боль, страдание II, 11, 12, 16, 17; III, 3, 4; IV, 3; V, 31; VI, 33 (дважды); VII, 33 (дважды), 64 (четырежды); VIII, 8, 14, 28, 41; IX, 1 (трижды); XII, 8, 34

Величие, важность II, 5; X, 9

Верность III, 7, 11; V, 33; IX, 42; X, 13

Вечное II, 14; V, 21; VI, 37; X, 5, 7; XII, 32

Вечность II, 12; IV, 3, 21, 43, 50; V, 24, 32; VI, 15, 36, 59; VII, 10, 19, 70; IX, 28, 32, 35; X, 5, 17; XI, 1; XII, 7, 32

Взаимное тяготение вещей VI, 26; IX, 9

Видоизменение III, 7; IV, 39; V, 23, 37; VII, 16, 58; VIII, 6; IX, 2; X, 7; XI, 19

Власть I, 16; III, 6

Воздержание I, 16

Возможность II, 11; XI, 16

Воля IV, 49 (дважды); V, 1; VI, 40; IX, 1

Восприятие II, 15; III, 9; IV, 3 (дважды); VIII, 40; IX, 6, 21, 32; X, 3, 33; XI, 21; XII, 1, 8, 26

Вред IV, 7; V, 35, 36; VII, 53; XI, 18

Время как длительность I, 17; II, 4, 14, 17; III, 7, 11; IV, 6, 32, 48; V, 10, 23 (дважды); VI, 15, 18, 23, 25, 36, 49; VII, 29, 35, 46; VIII, 5, 7, 11, 44; IX, 14, 25; X, 1, 17, 31; XII, 3, 18, 35

Время, пора, возраст, срок IV, 23; V, 6; IX, 3, 10

Время, час, мгновение II, 2, 5; IV, 3; VI, 23, 30 (дважды); VII, 29; VIII, 51, 53; IX, 3 (второе словоупотребление); X, 34

Вселенная II, 11; III, 9; IV, 27; V, 32; VI, 40; XII, 33

Выбор, свобода воли XI, 36

Гармония V, 8; VI, 11

Гнев, раздражение I, 9; V, 28; IX, 24; X, 30; XI, 18 (трижды), 20

Гордость III, 4; VIII, 8

Город, государство II, 16; III, 3, 11; IV, 3, 4 (дважды), 23, 29, 48; V, 22 (дважды); VI, 44; VII, 1; VIII, 31; X, 6, 15, 33; XII, 36 (дважды)

Демон I, 6; II, 13, 17; III, 3, 6, 7, 12, 16; V, 10, 27; VII, 17; VIII, 45; X, 13; XII, 3

Деятельность III, 4, 12; IV, 10; V, 1, 20 (дважды), 23, 25, 35; VI, 51, 59; VII, 53; VIII, 7, 16, 22; IX, 3, 16, 21; XII, 23

Добродетель II, 13; III, 7, 11; VI, 17, 48, 50; VII, 31, 68; VIII, 39; IX, 16, 42; XI, 2, 10, 26, 32

Должное I, 16, 17

Достоинство, ценность I, 16; III, 11 (дважды); IV, 10; V, 30, 36; VI, 3; VIII, 7, 29, 43; IX, 1 (дважды); XI, 18, 37; XII, 1

Душа I, 16; II, 6 (дважды), 8, 16, 17 (дважды); III, 4, 6, 7, 16; IV, 3 (дважды), 21 (дважды), 29, 31, 40, 48; V, 5, 11, 16, 19, 26, 27, 32 (дважды), 34, 37; VI, 14 (дважды), 29, 32, 52, 53; VII, 63, 66; VIII, 28, 29, 45, 51; IX, 3, 8, 9; X, 1, 33; XI, 1 (дважды), 3, 12, 16, 18 (дважды), 39; XII, 7, 24, 28, 29, 30 (дважды), 32

Душоночка (уменьшительно-пренебрежительно) V, 33; VII, 16; IX, 3, 27, 34; уменьшительно-пренебрежительно-ласкательно при цитировании Эпиктета: IV, 41

Дыхание, дуновение II, 2; IV, 3; IX, 2; XII, 30

Дыханьице (уменьшительно-пренебрежительно) II, 2; V, 33; IX, 24; XII, 3, 14

Естество II, 17; IV, 40; V, 10, 23, 24, 32; VI, 1, 38; VII, 9, 10, 19, 23, 25, 35; VIII, 7; X, 9, 17; XII, 30, 32

Живое существо II, 16, 17; III, 4, 5, 6, 7, 9; IV, 3 (дважды), 5, 21, 24, 40; V, 16, 29, 34; VI, 23; VII, 9, 11; VIII, 2, 12, 35, 39, 58; IX, 1, 2, 8, 9, 16; X, 1, 2 (дважды), 28; XI, 1

Жизнь, жизненная сила II, 11; VI, 15, 30, 47; VIII, 14; IX, 1, 23; X, 26, 38

Жизнь в целом I, 9, 16, 17 (дважды); II, 5, 6, 7, 11 (дважды), 14, 17 (дважды); III, 1, 3 (дважды), 4, 5, 6, 7, 8, 11, 16; IV, 3, 8, 25, 26, 29, 31, 32 (дважды); V, 21, 31, 33; VI, 13, 20, 29, 30, 46; VII, 17, 34, 35, 40, 47, 49; VIII, 1 (дважды), 9, 24, 32, 46, 51; IX, 3, 21 (дважды), 23, 30, 37, 41; X, 6, 8 (трижды), 31, 36; XI, 1, 2, 6, 7, 16, 18, 21, 29; XII, 7, 13, 23 (дважды), 29, 36

Закон I, 16; III, 11; IV, 4, 20; VII, 9; X, 11, 13, 25 (дважды), 33; XI, 1; XII, 1, 36

Изменение IV, 3, 21; VI, 15; IX, 19, 28; X, 7

Искусство IV, 2; V, 1, 14; VI, 16 (дважды), 35 (дважды); VII, 68; VIII, 50 (дважды); XI, 5, 10 (дважды), 37

Кругооборот V, 13, 32; X, 7; XII, 1

Материя, материал, вещество IV, 1; VI, 5; VII, 23, 58, 68; VIII, 3, 35, 50; IX, 14, 36, 37; X, 31, 33 (дважды), 34; XII, 7, 10, 27

Мир, миропорядок II, 3, 4, 11, 12, 16; III, 3, 11; IV, 3 (дважды), 4, 23, 27 (дважды), 29 (дважды), 40; V, 1 (дважды), 8 (дважды), 13 (дважды), 21; VI, 15, 24, 25, 36, 38, 42 (дважды), 44, 56; VII, 9 (дважды), 25, 75; VIII, 11, 15, 18 (дважды), 49, 50, 52 (дважды), 55; IX, 1 (дважды), 10, 19, 28, 32, 35, 42 (дважды); X, 6, 7, 9, 15, 21; XI, 1; XII, 1, 23, 35

Мнение, мысль VI, 30; IX, 22, 32; XII, 23

Мнение, оценка себя и других IX, 13; XI, 16; XII, 4

Мнение (предвзятое) II, 12; V, 26; VII, 62; VIII, 44; XII, 25 (предубеждение)

Мнение, молва, репутация I, 2; III, 4; VII, 68; VIII, 1

Надлежащее I, 12; III, 1, 16; VI, 22, 26

Наслаждение II, 10 (дважды), 11, 12, 16, 17; III, 3, 4, 6; IV, 3; V, 9, 31; VI, 34; VIII, 8, 10, 14, 39, 41; IX, 1 (трижды); X, 1, 30; XI, 19; XII, 8, 34. Вкушение наслаждений I, 16; III, 6; VIII, 1; X, 1, 33

Настроение, расположение духа IV, 25, 33; V, 20, 34; VIII, 47; IX, 6; X, 1

Начало IV, 26, 33; V, 14, 32; VIII, 20, 34; IX, 1; XI, 8

Неведение II, 1, 11, 13; V, 18; VI, 21; VII, 22, 66; IX, 22

Необходимость I, 12; II, 8; III, 4; IV, 6; V, 28; VI, 16, 41; VII, 51; VIII, 31; IX, 6, 7 (дважды); XI, 18 (дважды); XII, 14 (дважды)

Неподвластность страстям I, 9; XI, 18

Неподвластный страстям VI, 16; VII, 50

Несправедливость XI, 20

Образ, образ действий, способ III, 2; IV, 21, 36: V, 6, 8, 10; VI, 6, 27, 38; VII, 46; IX, 9, 28; XI, 1, 11

Образ, выражение I, 10; IV, 33

Общность III, 11; V, 16 (дважды); VII, 5; X, 24; XI, 8 (дважды), 19; XII, 26

Основоположение, убеждение, верование I, 9; II, 3; III, 13, 16; IV, 16, 49; V, 9; VII, 2; VIII, 1, 14 (дважды), 22, 47; IX, 3, 29; X, 9, 10, 34; XI, 18, 23; XII, 9

Отношение I, 12; VIII, 27; XI, 18; VI, 38 (взаимосвязь)

Отрезок, промежуток III, 7; IV, 50; V, 24; XII, 29

Ощущение II, 17; III, 16; IV, 40; V, 26; VIII, 41 (дважды), 58; X, 26; XII, 1

Первочастицы, первостихии II, 3, 17 (дважды); IV, 4, 5, 32; VI, 17, 26; VII, 13, 31, 47, 50; VIII, 18; X, 7; XI, 20

Плоть, мясо V, 26; VI, 28; X, 8. Уменьшительно-пренебрежительно VII, 66; VIII, 56; IX, 41; X, 24; XII, 1, 14

Подобающее VI, 2, 30; VII, 13

Полезное II, 3, 12; III, 6, 7; IV, 9; V, 16; VI, 27 (дважды), 44, 45, 54; X, 6; XI, 13; XII, 23 (дважды)

Польза IV, 12; VII, 53, 74

Постижение, способность постижения VI, 30; IV, 22

Правда, истина III, 6, 11 (дважды), 12; IV, 11, 20, 21; V, 33; VI, 21, 47; VII, 9, 45, 63; IX, 1; X, 13; XI, 1, 12; XII, 14

Превращение II, 3, 17; IV, 3, 14, 21, 36, 42; V, 13 (дважды), 23; VII, 18 (дважды), 47, 49; IX, 1, 19, 21 (трижды), 28, 29, 32, 35; X, 18; XI, 35

Прегрешение II, 10; IX, 20, 42 (дважды); XI, 18; XII, 16

Предпочтительное, первостепенное IV, 1; V, 20; VII, 55; IX, 41

Представление, воображение I, 7, 14, 15, 16; II, 5, 7; III, 4 (дважды), 6, 11, 16; IV, 22, 24; V, 2, 16 (дважды), 22, 36; VI, 13 (дважды), 16; VII, 2, 17, 29, 47, 54; VIII, 7, 13, 26, 29, 36, 49 (дважды), 51; IX, 7; X, 3, 17; XII, 16, 18

Природа I, 9, 17; II, 1 (дважды), 3 (дважды), 9, 11, 12, 16, 17; III, 2 (трижды), 4, 9, 11, 12; IV, 1, 4, 5, 9, 23, 24, 29, 36, 39, 48, 49 (дважды), 51; V, 1 (четырежды), 3 (дважды), 4, 8 (трижды), 9, 10, 15, 25, 28, 29; VI, 9, 14, 33 (трижды), 40, 44, 47, 52, 58; VII, 5, 11, 18 (дважды), 23, 24, 25, 28, 55, 56, 67, 74, 75; VIII, 1 (дважды), 5 (дважды), 6, 7 (дважды), 12, 20, 26, 30, 34, 35, 41 (дважды), 46, 50; IX, 1 (семь раз), 3, 9 (дважды), 27, 29 (дважды), 31, 35, 41, 42 (дважды); X, 2 (дважды), 6 (дважды), 7 (дважды), 8, 11, 14, 15, 20, 33 (трижды), 36 (дважды); XI, 5, 9, 10 (трижды), 13, 16, 18, 20 (трижды); XII, 1 (дважды), 5, 23, 26, 30, 32, 36

Причина I, 7; V, 8 (дважды); VI, 1, 41, 44; VII, 24; VIII, 3, 27, 47; IX, 1, 6, 29, 31; X, 5, 6, 26, 38

Причинная сила, действующая причина V, 8 (трижды), 23; VII, 10; VIII, 7; IX, 25; XII, 10, 18

Провидение II, 3, 11; IV, 3; VI, 10; VIII, 3; IX, 1; XII, 1, 14 (дважды), 24

Простота V, 9; VII, 31; X, 9; XI, 15

Различение VIII, 26

Различие V, 12; VI, 41; IX, 30; XI, 16; XII, 27

Разум, смысл I, 8; II, 5, 10, 16; III, 4, 6, 12; IV, 4, 5, 12, 13, 14, 16, 19, 21, 24, 29 (дважды), 30, 32, 33, 46; V, 3, 8, 9, 14, 20, 27, 28 (дважды), 32; VI, 1, 5, 18, 23, 24, 30, 35 (дважды), 50, 58; VII, 8, 9, 10, 11, 13, 24, 41, 44, 48, 53; VIII, 30, 32, 40 (дважды), 48; IX, 1, 10, 12, 42; X, 7, 12, 31, 32, 33 (трижды); XI, 1, 5, 6, 9, 18, 30; XII, 4, 31, 35

Разъединение, распадение II, 17; IV, 5, 21; VII, 48, 50; IX, 32; X, 7; XI, 20; XII, 36

Род IV, 4; VII, 31, 50; VIII, 31; IX, 42; X, 34; XII, 26

Рождение IV, 5; VII, 48; IX, 32; X, 1, 7; XI, 10

Руководящее начало II, 2 (дважды); III, 4, 9; IV, 38, 39; V, 3, 11, 26 (дважды); VI, 8, 36; VII, 5, 16 (дважды), 22, 28, 33, 49, 55 (дважды), 62, 75; VIII, 3, 43, 48, 56, 61; IX, 7, 15, 18, 22, 26, 34, 39; X, 24; XI, 18, 19, 20; XII, 1, 2, 3, 33

Самодостаточность III, 1

Свет VIII, 57; IX, 8; XI, 12; XII, 15, 30

Семя II, 1; IV, 36 (дважды); X, 26.

Семенной, оплодотворяющий вещи разум IV, 14, 21; VI, 24

Сила, потенция, могущество II, 12; V, 9, 14, 36; VI, 15, 40; VII, 72; VIII, 54; IX, 1, 35; X, 26; XI, 18; XII, 3, 28

Склад (характера) I, 17; V, 25, 28; VI, 30; VII, 66; IX, 42

Слава II, 11; V, 12; VII, 34; VIII, 14; X, 1, 11, 30; XII, 2, 8, 27

Смерть II, 11, 17; III, 1, 3; IV, 5, 44, 46, 48, 50; VI, 28; VII, 32, 35, 45, 48; VIII, 14, 31 (трижды), 58; IX, 1, 3 (четырежды), 21 (дважды); X, 8, 29; XII, 7, 8, 34, 35

Согласие (термин стоической гносеологии) V, 10; VIII, 7; XI, 37

Созерцание, умозрение I, 16; III, 1; VII, 35; XI, 24

Соотнесение (с целью, с благом или с пользой) II, 16; III, 4; VII, 4; IX, 23; XII, 8, 10, 18, 20

Состояние, постоянное свойство VI, 14; XII, 16

Способность, власть IV, 3, 48; VIII, 29; XII, 11

Способность, свойство III, 9; VIII, 35; IX, 42

Способность, дарование I, 16

Способность отвращаться IX, 1, 42; X, 12

Справедливость III, 4, 6; IV, 3; V, 12; VI, 47, 50; VII, 54, 63; VIII, 39; X, 11; XI, 1, 10, 20; XII, 1 (дважды), 15

Средние, безразличные по отношению ко благу или злу вещи III, 11; V, 36; VI, 45; IX, 42; XI, 10

Становление, становящееся II, 16; III, 2; IV, 29, 40, 43, 45; V, 8, 23; VI, 42; VII, 4, 30, 49, 75; VIII, 23; IX, 1, 9, 30; X, 28; XI, 1, 13; XII, 26

Страсть, страдательное состояние души I, 9, 17; II, 13; III, 4; VII, 66; VIII, 48; IX, 41; XII, 19, 30

Стремление, желание V, 34; VIII, 7, 28; IX, 7; XI, 37

Стыд III, 7; IV, 20; V, 33; VI, 16; VII, 31; X, 13; XI, 1

Субстанция VI, 4

Судьба, сплетение причин III, 6; V, 8 (дважды), 24; VII, 46; VIII, 35; IX, 28; XII, 14

Суждение, суд III, 6; VI, 52; VII, 16, 68 (дважды); VIII, 16, 28; XI, 3, 9, 16, 18

Сущность, суть III, 11; VII, 68

Тело I, 16 (дважды), 17; II, 12, 17 (дважды); III, 7, 16; IV, 21 (трижды); V, 8, 26; VI, 29; VII, 13, 19, 60 (дважды); VIII, 28, 34; IX, 39; X, 1, 11, 36; XI, 3, 19; XII, 7, 30.

Пренебрежительно IV, 39; VII, 16; X, 33; XII, 3

Толкование XI, 18; XII, 22

Уклонение VI, 20; VIII, 7, 28; XI, 37

Ум II, 1; III, 3, 4, 7, 16 (дважды); V, 27, 30; VI, 40 (дважды), 51; VII, 30, 66; VIII, 16, 41 (дважды), 60; IX, 22; X, 11, 24, 33; XI, 1; XII, 3, 14 (дважды), 26 (дважды)

Устремление, порыв II, 2, 7, 16; III, 6, 16; IV, 22, 40; V, 3, 20, 37; VI, 16, 50; VII, 4, 62, 75; VIII, 1, 7, 16, 28, 41; IX, 1, 7, 21, 31; X, 6, 26; XI, 21, 37; XII, 17

Участь III, 4, 16; V, 37; XI, 19

Философия I, 6, 14, 17; II, 10, 17; V, 9 (дважды); VI, 12, 30; VIII, 1; IX, 29, 41

Цвет, красота, привлекательность I, 16, 17; III, 2

Целое (мировое) II, 3, 9, 11; III, 2, 4, 11 (дважды); IV, 3, 21, 25, 26, 36, 46; V, 8 (трижды), 10, 30, 32; VI, 1, 9, 13, 42, 45; VII, 5, 10, 18 (дважды), 19, 23, 25, 55, 66, 75; VIII, 1, 5, 6, 26, 34, 50; IX, 1 (трижды), 22 (дважды), 29, 35, 39; X, 6 (трижды), 7 (четырежды), 11, 20; XI, 1, 5, 6, 8, 13, 18, 20, 21; XII, 23 (трижды), 26, 29

Цель, конец II, 16; III, 14, 16; V, 14, 15, 16, 32; IX, 23; XI, 1; XII, 20

Часть II, 3, 4, 9, 12, 16; III, 1, 2, 4; IV, 3, 14, 20; V, 13, 24, 26; VI, 20, 42 (дважды); VII, 13, 19, 33; VIII, 7, 24, 34 (трижды), 35, 55; IX, 22, 23, 32, 39; X, 6 (четырежды), 7 (четырежды), 11, 13, 17, 29; XI, 1, 2, 19, 20; XII, 23, 30, 32, 36

Именной указатель

Август IV, 33; VIII, 5, 31

Агриппа VIII, 31

Адриан IV, 33; VIII, 5, 25, 37; X, 27

Александр Македонский III, 3; VI, 24; VIII, 3; IX, 29; X, 27

Александр Грамматик I, 10

Александр Платоник I, 12

Алкифрон X, 31

Антонин Пий IV, 33; VI, 30; VIII, 25

Антонин (Марк) VI, 26, 44

Аполлоний I, 8, 17

Арий VIII, 31

Архимед VI, 47

Асклепий V, 8 (дважды); VI, 43

Афинодот I, 13

Афиняне V, 7; VII, 45

Афон VI, 36

Байи XII, 27

Бакхий I, 6

Бенедикта I, 17

Брут I, 14

Велий Руф XII, 27

Вер I, 1; VIII, 25, 37

Веспасиан IV, 32

Волез IV, 33

Гай Юлий Цезарь III, 3; VIII, 3

Гелика IV, 48

Гельвидий Приск I, 14

Гераклит III, 3; IV, 46; VI, 42, 47; VIII, 3

Геркуланум IV, 48

Гимен X, 31

Гиппарх VI, 47

Гиппократ III, 3

Гран I, 17

Деметрий Платоник VIII, 25

Деметрий Фалерский IX, 29

Демокрит III, 3

Дентат IV, 33

Диоген VIII, 3; XI, 6

Диогнет I, 6

Дион I, 14

Диотим VIII, 25, 37

Домиций I, 13

Евдемон VIII, 25

Евдокс VI, 47

Европа VI, 36

Евтих X, 31

Евтихион X, 31

Евфрат X, 31

Зевс IV, 23; V, 6, 7, 8 (дважды), 27; XI, 8

Камилл IV, 33

Капри XII, 27

Карнунт III (место написания)

Катул I, 13

Катон Младший (Утический) I, 14

Катон Старший (Цензор) IV, 33

Каэта I, 17

Квады I, 17

Кекроп IV, 23

Киферон XI, 6

Клото IV, 34

Кратет VI, 13

Крез X, 27

Критон X, 31

Киник II, 15

Ксантиппа XI, 28

Ксенократ VI, 13

Ксенофонт X, 31

Лакедемоняне XI, 24

Ламия XI, 23

Ланувий I, 16

Леоннат IV, 33

Лепид IV, 50

Лория I, 16

Лузий Луп XII, 27

Луцилла VIII, 25

Максим I, 15, 16, 17; VIII, 25

Марциан I, 6

Менипп VI, 47

Меценат VIII, 31

Моним II, 15

Музы XI, 18

Мусагет (Аполлон) XI, 18

Нерон III, 16

Олимп V, 33

Ориганион VI, 47

Панфия VIII, 37

Пергам VIII, 37

Пердикка XI, 25

Пифагор VI, 47

Пифагорейцы XI, 27

Платон VII, 48; IX, 29; X, 23

Платоник I, 12; VIII, 25

Помпеи IV, 48; VIII, 31

Помпей III, 3; VIII, 3

Рим VI, 44

Римлянин II, 5; III, 5, 14

Римский III, 12

Рустик I, 7, 17 (дважды)

Саламинец VII, 66

Сарматы X, 10

Сатир X, 31

Север (брат Марка Аврелия) I, 14

Север (предположительно философ-перипатетик) X, 31

Секунда VIII, 25

Секст I, 9

Сильван X, 31

Синуэсса I, 7

Сократ I, 16; III, 3, 6; VI, 47; VII, 19, 66 (трижды); VIII, 3; XI, 23, 25, 28, 39

Сократик X, 31

Стертиний XII, 27

Стоики V, 10

Сципион IV, 33

Тандасид I, 6

Телавг VII, 66

Тиберий XII, 27

Тразея I, 14

Траян IV, 32

Тропеофор X, 31

Тускул I, 16

Фабий IV, 50

Фабий Катуллин XII, 27

Фаларид III, 16

Фалернское VI, 13

Фаустина VIII, 25

Феб VI, 47

Феодот I, 17

Феофраст II, 10

Филипп IX, 29; X, 27

Филистион VI, 47

Фокион XI, 13

Фронтон I, 11

Хабрий VIII, 37

Халдеи III, 3

Харакс VIII, 25

Хрисипп VI, 42; VII, 19

Христиане XI, 3

Цедициан IV, 50

Цезон IV, 33

Целер VIII, 25

Эллины III, 14

Эллинский I, 6

Эмпедокл XII, 3

Эпиктет I, 7; IV, 41; VII, 19; XI, 34, 36

Эпикур VII, 64; IX, 41

Эпикурейцы XI, 26

Эпитинхан VIII, 25

Эфесцы XI, 26

Юлиан IV, 50

Комментарий и указатели

1

Марк Анний Вер – префект Рима и трижды консул. Марк Аврелий воспитывался в его доме.

(обратно)

2

Отец Марка Аврелия, как и его дед, звался Марком Аннием Вером и умер, когда Марк Аврелий был маленьким ребенком. Марк Аврелий его не помнил, и поэтому сказано: «…если верить его репутации и памяти о нем».

(обратно)

3

Мать Марка Аврелия – Домиция Луцилла, дочь сенатора Публия Кальвизия Тулла, умерла после 155 г. н. э.

(обратно)

4

Имеется в виду Луций Катилий Север, прадед Марка Аврелия с материнской стороны, дважды консул.

(обратно)

5

Имя воспитателя Марка Аврелия неизвестно. Зеленые и голубые – цвета одежды возниц на конских ристалищах, по которым делились на партии зрители в цирке. Круглые щиты – гладиаторы, вооруженные на манер фракийцев. Длинные щиты – гладиаторы, вооруженные большими прямоугольными щитами на манер самнитов. Римские императоры часто бывали сторонниками той или иной партии на гладиаторских играх и в цирке, на что и намекает Марк Аврелий. Сам Марк Аврелий, по сообщению историков, во время гладиаторских игр часто читал книгу.

(обратно)

6

Доносительство и наговоры процветали при императорском дворе, и у многих людей наушничество было чем-то вроде профессии.

(обратно)

7

Диогнет – домашний учитель Марка Аврелия, занимавшийся также живописью.

(обратно)

8

Перепелов разводили и обучали для боя. Этот обычай пришел, вероятно, из Греции.

(обратно)

9

Бакхий – ученик философа-платоника Гая. Тандасид – ближе неизвестен. Марциан – учитель Марка Аврелия в судебном красноречии и юриспруденции. Так, по крайней мере, утверждает Дизнер. Унт в комментарии к ленинградскому изданию Марка Аврелия говорит, что Марциан – лицо неизвестное (?).

(обратно)

10

О привычках и образе жизни Марка Аврелия см. «История императоров» IV,2.6.

(обратно)

11

Квинт Юний Рустик – стоик и друг Марка Аврелия, дважды консул. О дружбе Марка Аврелия с Рустиком рассказывает Фемистий в «Речах» («Orationes» 13.173).

(обратно)

12

Из писем Фронтона («Epistulae ad Caesarem» I,8, p. 24) ясно, что Марк Аврелий, как и Платон, в юности писал стихи, но потом философия взяла верх.

(обратно)

13

Синуэсса – город в Лации на границе с Кампанией.

(обратно)

14

Эпиктет (род. ок. 50 г. н. э. в Гиераполе, ум. в 125/130 г. н. э. в Никополе) – фригийский раб, а позднее философ, отпущенный фаворитом Нерона Эпафродитом на свободу. После изгнания философов из Рима в 94 г. н. э. поселился в Никополе, где вел, подобно Сократу, устные беседы, которые были записаны его учеником, известным историком походов Александра Македонского Флавием Аррианом (дошли «Руководство» и четыре книги «Бесед» из восьми, перевод на русский язык см. «Вестник древней истории». – 1975. – № 2–4; 1976. – № 1–2). Эпиктет – теоретик истинной свободы, которая не имеет ничего общего с распущенностью и своеволием и выражается в отказе от удовлетворения потребностей и собственных неуемных желаний, которые превращают человека в раба. Путь к этой истинной свободе, по мысли Эпиктета, лежит через самопознание, самоограничение (девиз Эпиктета: «Сдерживайся и воздерживайся!»), отрешенность от всего внешнего и смирение перед богом, который находится в самом человеке. Эпиктет – единственный стоик, отвергавший самоубийство и считавший, что надо стоять до конца там, куда поставила судьба.

(обратно)

15

Аполлоний – известный стоик из Халкиды, приглашенный императором Антонином Пием в учителя к Марку Аврелию и Луцию Веру. Об Аполлонии упоминает Лукиан («Демонакт» 31).

(обратно)

16

Секст – философ-платоник из Херонеи, племянник Плутарха.

(обратно)

17

Под «жизнью в согласии с природой» стоики понимали жизнь согласно требованиям разума, тогда как у животных жизнь в согласии с природой – это жизнь согласно побуждению и импульсу (Диоген Лаэртский, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» VII,86, в дальнейшем сокращенно: Д.Л.).

(обратно)

18

Имеется в виду Александр Котиейский, грамматик из Фригии и комментатор Гомера. Из дальнейшего ясно, что он обучал Марка Аврелия не только греческому языку, но и красноречию.

(обратно)

19

Марк Корнелий Фронтон – уже упоминавшийся в № 12 ритор и писатель (род. ок. 100 г. н. э., ум. в 170 г. н. э.), учитель Марка Аврелия и Луция Вера.

(обратно)

20

Александр Платоник – вероятно, ритор из Селевкии в Киликии (Малая Азия).

(обратно)

21

Цинна Катул – философ-стоик.

(обратно)

22

Домиций – вероятно, Гней Домиций Афр, учитель Квинтилиана. Афинодот – лицо неизвестное; во всяком случае, это не учитель Фронтона философ Афинодот, как считает Унт, так как восхваление своего учителя Афинодотом, который был учителем Фронтона, бывшего в свою очередь учителем Марка Аврелия, выглядит несколько странно: зачем было Фронтону держать при себе своего учителя, восхваляющего своего учителя, ведь он мог обучать Марка Аврелия и без его помощи?

(обратно)

23

Слова «моего брата», скорее всего, являются позднейшей вставкой, а имеется в виду родственник Марка Аврелия, философ-перипатетик Клавдий Север. Но тогда непонятно, почему философ-перипатетик все время рассказывал Марку Аврелию о стоиках.

(обратно)

24

Имеются в виду Тразея Пет, Гельвидий Приск, Катон Утический, Марк Юний Брут и грек Дион. Тразея Пет – стоик, член сената и консул при Нероне. Выделялся среди сенаторов своим мрачным видом и независимостью, уклонялся от празднеств в честь Нерона, не посещал театры, чтобы не видеть правителя Рима выступающим на сцене (Тацит, «Анналы» XVI,22). Навлек на себя немилость Нерона тем, что покинул заседание сената, когда Нерон после матереубийства стал читать в сенате речь с обвинениями против матери, сочиненную для него Сенекой (там же, XIV,22). Позднее был обвинен публично двумя сенаторами в угоду Нерону. Запретил народному трибуну Арулену Рустику защищать себя и после письменного объяснения с Нероном приказал вскрыть себе вены (там же, XVI,34–35). Гельвидий Приск – зять Тразеи, народный трибун и тоже стоик. Обвиненный вместе с Тразеей, был изгнан из Италии, вернулся, был претором в 70 г. н. э. и казнен при Веспасиане. Жизнь и заслуги Гельвидия Приска перед государством прославляет Тацит в 5-й главе 4-й книги «Истории». Эпиктета приводили в восхищение слова Гельвидия, сказанные им Веспасиану: «Твое дело – меня казнить, мое – умереть без содрогания». Марк Порций Катон Младший , или Утический (95–46 гг. до н. э.) – правнук Катона Цензора, государственный деятель. Учился философии у Антипатра из Тира, но сам философских сочинений не писал и прославился главным образом благодаря последовательному поведению и нежеланию отклоняться от раз и навсегда избранной нравственной нормы. В юности сражался под началом Красса против Спартака, в 62 г. до н. э. настоял на казни сторонников Катилины, позднее выступал против триумвирата Цезаря, Помпея и Красса, не смущаясь ни силой, ни авторитетом триумвиров среди народа. Раньше других понял замыслы Цезаря и решительно во всем ему противодействовал: однажды взял слово во время заседания сената и говорил несколько часов до конца заседания лишь для того, чтобы сенаторы не успели обсудить и принять предложение Цезаря. После того как Цезарь начал гражданскую войну, отправился для противодействия ему в Африку и после поражения помпеянцев при Тапсе совершил самоубийство, не столько потому, что его огорчило поражение, сколько потому, что знал, что Цезарь милует своих противников, а значит, собирается помиловать и его. Цицерон, сетовавший на то, что Катон забывает, среди каких римлян он живет, и не отличавшийся мужеством Катона, после его самоубийства обнаружил мужество и, не побоявшись впасть в немилость к Цезарю, написал панегирик Катону. Цезарь ответил памфлетом «Антикатон»: по-видимому, Цезарь, в конечном счете побеждавший всех и всегда, почувствовал, что на сей раз нашла коса на камень и Катона ему победить так и не удалось. Тразея, Гельвидий и Катон Утический после смерти были канонизированы римскими стоиками, высоко почитались ими и были для них тем же, чем позднее были великомученики для христиан. Дион (род. в 409 г. до н. э., убит в 353 г. до н. э. в Сиракузах) – друг Платона, по приглашению которого Платон ездил в Сицилию. Попытался установить в Сиракузах государство по образцу идеального платоновского, но был убит. Его биографию см. у Плутарха, Непота и Диодора Сицилийского в 16-й книге. Марк Юний Брут (85–42 гг. до н. э.) – племянник Катона Утического, друг Цицерона, в философии последователь Платона и его школы, но по поведению типичный стоик, автор трех философских сочинений: «О терпении», «О доблести», «Об обязанностях» (не сохранились). Организовал и успешно осуществил убийство Цезаря, затем вел борьбу с цезарианцами Августом и Антонием и после поражения при Филиппах покончил с собой.

(обратно)

25

Клавдий Максим – философ-стоик.

(обратно)

26

«Ничему не удивляться» – принцип Горация. Из греческих философов первым, кажется, ввел его Демокрит. У Эпикура способность ничему не удивляться тождественна отсутствию страха и душевному спокойствию, достигающемуся в результате познания природы.

(обратно)

27

Имеется в виду император Антонин Пий (86–161 гг. н. э.), официальное имя – Тит Элий Адриан Антонин, усыновленный Адрианом и сам усыновивший Марка Аврелия.

(обратно)

28

Самодостаточность во всем – отсутствие потребностей в чем-либо. Древние считали ее главным свойством богов; по их мнению, ближе всего к богам тот, кто не нуждается ни в чем.

(обратно)

29

Лория – городок в Этрурии, где воспитывался император Антонин Пий, где он часто потом останавливался и где умер в 161 г. н. э.

(обратно)

30

Ланувий – город в Лации, где родился Антонин Пий.

(обратно)

31

Принимаем конъектуру Салмазия (’en citw~ni), упоминаемую в издании Гатакера.

(обратно)

32

Тускул – город в Лации.

(обратно)

33

Ксенофонт, «Воспоминания о Сократе» I,3.14.

(обратно)

34

С отцовской стороны дедом Марка Аврелия был Марк Анний Вер, уже упоминавшийся в № 1, а с материнской – Публий Кальвизий Тулл.

(обратно)

35

Анния Корнифиция Фаустина, умерла после 160 г. н. э.

(обратно)

36

Луций Аврелий Вер (ум. в 169 г. н. э.), брат по усыновлению. Впоследствии Марк Аврелий отдал за него замуж свою дочь Аннию Луциллу и сделал его своим соправителем.

(обратно)

37

Детей у Марка Аврелия было 13. Большинство из них умерли молодыми. Наиболее известны Коммод (впоследствии император), Аррия Фидилла и Анния Луцилла, отличавшаяся строптивым нравом, отправленная Коммодом в ссылку на Капри и убитая там в 182 г. н. э.

(обратно)

38

Стоики, как и Платон, неодобрительно относились к поэзии и риторике.

(обратно)

39

Каэта – ныне Гаэта, город в Кампании.

(обратно)

40

Квады – германское племя, жившее к востоку от маркомманов на территории современной Богемии и Моравии. Гран – Грон, левый приток Дуная.

(обратно)

41

Стоическое положение, что люди злы по глупости или по неведению, восходит к основателю стоицизма Зенону Китийскому.

(обратно)

42

Мысль о том, что природа зла безобразна, а добра – прекрасна, также восходит к Зенону Китийскому, но она была обоснована еще Платоном. У стоиков, как и у киников, эстетика полностью подчинялась этике, и они не придавали эстетике никакого значения, считая, что эстетичным может быть лишь то, что этично.

(обратно)

43

По мнению стоиков, разумная часть души каждого человека является частью единой божественной души.

(обратно)

44

Дыхание , или пневма, – в раннем стоицизме это субстанция из огня и воздуха, творческая сила, порождающая вещи и проницающая их. Душа, с точки зрения ранних стоиков, есть не что иное, как теплое дыхание, а бог – огненное мыслящее дыхание. Всякая форма, всякая сущность в отдельных существах и в мировом целом есть действие этого дыхания, которое есть одновременно и мировой разум, и мировая душа. Таким образом, первоначально стоики мыслили разум (руководящее начало) и душу (дыхание) нераздельно. Но впоследствии Посидоний под влиянием Платона и Пифагора разделил бога и природу, разум и душу, и дыхание в качестве разума образует у него особый мир идей и чисел. Душу человека он также поделил под влиянием Платона на неразумную и разумную части. Марк Аврелий следует в данном случае Посидонию, а не основоположникам стоицизма, и также отделяет разум от дыхания (души) и называет разум руководящим началом (в дальнейшем он твердо придерживается этого разделения и никогда не смешивает дыхание [душу] с разумом или руководящим началом). Согласно традиционному стоическому пониманию, руководящее начало – это верхняя часть души, находящаяся в голове и порождающая представления; от этой части, словно щупальца от полипа, отходят и протягиваются по всему телу семь остальных частей (пять органов чувств, сеятельная, находящаяся в половом органе, и речевая). В отличие от большинства стоиков, у Марка Аврелия дыхание все время мыслится как нечто низшее и менее значительное по сравнению с разумом и руководящим началом. О том, как Марк Аврелий мыслит руководящее начало, см. предисловие.

(обратно)

45

С точки зрения традиционного стоицизма, огненное мыслящее дыхание (пневма) производит причинные действия, и цепь действий, порождаемая этим дыханием (пневмой), непрерывна. Единый поток пневмы, разделяясь на бесчисленные ручейки, но не теряющий при этом своего единства, называется heimarmeґne– судьба. Все совершающееся совершается, подчиняясь этой необходимой причинной связи. Но пневма – судьба – это не только причинная цепь, но и мировой разум, и в этом своем качестве он называется провидением или промыслом (proґnoia). Необходимостью же (anaґnke—) стоики называли результат действия судьбы – то, что произошло и уже необратимо. Марк Аврелий по традиции строго различает все три понятия: судьба (heimarmeґne—) – провидение или промысел (proґnoia) – необходимость (anaґnke—). Впрочем, уже один из основателей стоицизма Хрисипп не разделял судьбу и провидение, утверждая, что все, что происходит согласно року или судьбе, происходит и согласно провидению.

(обратно)

46

Первостихии : огонь, вода, воздух, земля. О стоической теории возникновения и образования мира см. Д.Л. VII,142.

(обратно)

47

Феофраст (ок. 372–287 гг. до н. э.) – философ-перипатетик. Из его многочисленных сочинений сохранились «Характеры», «О минералах», «О происхождении растений» (не полностью), «Об огне», «Ботаника» (он был основателем этой науки). О Феофрасте см. также Д.Л. V,216–222.

(обратно)

48

То, что боги не существуют вообще, утверждали поэт Диагор Мелосский (V в. до н. э.), философ Феодор из Кирены (ок. 320–280 гг. до н. э.) и Евгемер из Мессаны, который, так же как и Феодор, был последователем гедониста Аристиппа. Диагор и Феодор из Кирены прославились в основном благодаря этому отрицанию и получили одно и то же прозвище «Безбожник». То, что боги есть, но они не заботятся о человеческих делах, находясь в пространстве между мирами (интермундии), утверждал Эпикур.

(обратно)

49

Такие вещи, как слава и бесславие, богатство и бедность, наслаждение и страдание, стоики называли безразличными, но не в абсолютном смысле, а в том смысле, что они не относятся ни к пороку, ни к добродетели, так как эти состояния (слава – бесславие, богатство – бедность) могут одинаково испытывать как хорошие, так и дурные люди.

(обратно)

50

Слова Пиндара, цитируемые также и Платоном в «Теэтете» (173е).

(обратно)

51

Кроме того, что говорилось во вступительной статье о внутреннем, или личном, демоне, см. также диалог Плутарха «О демоне Сократа», небольшой трактат Апулея под тем же названием, а также 9-ю главу в сочинении Ямвлиха «О египетских мистериях» и специальный трактат Плотина «О присущем нам демоне», в котором, впрочем, нет ничего нового, кроме утверждения, что личный демон есть даже у животных. О личном демоне (гении) древних греков и римлян размышляет также Шопенгауэр в «Парергах и паралипоменах» (статья «Трансцендентное умозрение о видимой преднамеренности в судьбе отдельного лица»); он приводит любопытное высказывание Парацельса, свидетельствующее о том, что вера в существование личного демона сохранялась вплоть до Средневековья. Но как уже было сказано во вступительной статье, Марк Аврелий далеко отходит от общеантичного представления о личном демоне и считает, что личный, или внутренний, демон – это одно божество, разделенное в индивидуумах и различающееся лишь по силе своего проявления, а не по качеству.

(обратно)

52

Принимаем конъектуру Менажа, prХj tou~ kunikou~ Moniґmou, которую приводит Шульц (J.M. Schultz, Slevisci, 1802) в своем издании. Киник Моним – ученик знаменитого Диогена Синопского, отрицавший существование достоверного критерия познания и считавший, что люди в своем самомнении все время воспринимают как сущее то, что в действительности не существует, и поэтому все существует лишь во мнении, которое является предвзятым и неправильным. Скептик Секст Эмпирик использовал аргументацию Монима в своем сочинении «Против ученых». У Муллаха (Mullach F. Fragmenta philosophorum graecorum. – Parisiis, 1881. – II. – P. 346) сохранилось несколько фрагментов Монима из его сочинений «О побуждениях» и «Поощрения». Известен истинно кинический афоризм Монима: «Богатство – это блевотина фортуны!»

(обратно)

53

Стоики представляли вселенную как город-государство, которым правит логос, мировой разум, объединяющий богов и людей в одну общину (из этой общины логоса стоики исключали неразумных животных, за что их справедливо критиковали неоплатоники, например, Порфирий в 3-й книге «О воздержании»). В этом городе логоса стоиков имеет силу основанное на общезначимом разуме право. Марк Аврелий в своем представлении о мире как о городе, где правит разум, следует стоической традиции.

(обратно)

54

Карнунт – город в Паннонии вблизи нынешнего Петронеля, где были зимние квартиры легионов Марка Аврелия во время войны римлян с маркомманами.

(обратно)

55

Буквально: «числа надлежащего». Под «числами надлежащего» стоики понимали причину действия («почему надо делать?»), время действия («когда надо делать?»), образ действия («с кем и как надо делать?») и меру действия, подлежащего исполнению («насколько?»).

(обратно)

56

Халдеи – вавилонские жрецы и астрологи. Во времена Марка Аврелия так называли в Риме вообще всех астрологов независимо от их национальной принадлежности.

(обратно)

57

Такую же версию смерти Гераклита приводит и Диоген Лаэртский (Д.Л. IX,3). Согласно Гераклиту, мир периодически погибает в огне в конце каждого мирового цикла, который Гераклит и другие древние философы называли великим годом. Мир («космос») Гераклит определял как «огнь вековечный, взгорающий мерно и погасающий мерно» (фрагм. 41 в пер. С. Муравьева). Стоики многое позаимствовали у Гераклита, и Марк Аврелий не случайно впоследствии часто вспоминает Гераклита и в духе его учения говорит о текучести и изменчивости материальных форм жизни, а дважды (IV,46 и VI,42) даже цитирует его.

(обратно)

58

Марк Аврелий путает Демокрита с Ферекидом Сиросским, учителем Пифагора (Д.Л. I,116).

(обратно)

59

Имеются в виду обвинители Сократа: Анит, Мелет и толпа.

(обратно)

60

Прямой разум – всеобщий закон природы, и он же – нравственный закон, повелевающий человеку делать то, что он должен делать согласно своему устройству, и запрещающий делать то, что противоречит природе человека. Следование этому прямому разуму называлось у стоиков catortho—ґmata, «прямодеяния», т. е. абсолютно правильные действия.

(обратно)

61

Под верховным городом Марк Аврелий понимает общемировое разумное устройство, объединяющее все земные государства с их различными законодательствами в одно целое.

(обратно)

62

Средние вещи – это уже упоминавшиеся в № 49 безразличные в стоическом смысле слова вещи (слава и бесславие, богатство и бедность, сила, здоровье – словом, все то, чем могут в равной мере обладать как хорошие, так и дурные люди).

(обратно)

63

Т. е. в умственном зрении, в умозрении.

(обратно)

64

Фаларид – тиран Акраганта (время правления ок. 570–554 гг. до н. э.), символ изощренной жестокости. По преданию, поджаривал людей во чреве медного быка, который, казалось, мычал, когда жертва вопила от боли.

(обратно)

65

Оговорка , hypexaнresis, – термин стоической этики, означающий учет при совершении действия или поступка привходящих обстоятельств, не зависящих от воли человека, а также сдерживание страстей и отказ от слепого повиновения им.

(обратно)

66

Согласно киренаикам и эпикурейцам, ровное и плавное движение души («дыхания») – это наслаждение, а порывистое и резкое – это страдание. Таким образом, Марк Аврелий хочет сказать, что разумение может быть выше как наслаждения, так и страдания.

(обратно)

67

Буквально: «семенной разум». Под ним стоики понимали формообразующий смысл, который исходит от мирового разума и оплодотворяет материю, придавая вещам соответствующую форму. Под тем, кто породил Марк Аврелий понимает бога, в котором заключен этот формообразующий смысл, или семенной, сперматический логос, оплодотворяющий материю.

(обратно)

68

Переводим по конъектуре К. Шмидта kat¦ ha~n ’agaqТn.

(обратно)

69

У стоиков не было единства по вопросу о бессмертии души. Второй архонт стоицизма Клеанф считал, что все души продолжают существовать после смерти до воспламенения мира, Хрисипп же – что лишь души мудрецов . Посидоний, который усвоил идеи Пифагора и Платона, считал, что душа после смерти, покинув тело, переходит в надлунный мир, где она очищается от земной скверны, а затем поднимается в высшие сферы, где в согласии со своей природой созерцает идеи и ведет блаженную жизнь вплоть до воспламенения мира. После воспламенения мир снова разделяется на сферы, и душа воплощается уже в другом теле. Марк Аврелий считает, что душа, переместившись после смерти в воздух, переходит затем из него в оплодотворяющий все вещи разум и сливается с ним, теряя свою особенность.

(обратно)

70

В связи с расцветом материализма в последние два века все время подчеркивают, что у стоиков будто бы все телесно и материально и они будто бы преодолели дуализм духа и материи, одухотворив последнюю.

Между тем стоики и Марк Аврелий в этом отрывке четко различают деятельное начало, которое стоики отождествляли с логосом, и страдательное, которое они отождествляли с материей. Последнюю же они определяли как бескачественное вещество, т. е. в духе Платона. И недаром Посидоний пытался соединить стоицизм и платонизм, потому что между стоицизмом и платонизмом куда больше родства, чем между стоицизмом и материализмом Эпикура или Демокрита.

(обратно)

71

Способность постигать , или постигающее представление (catale – pticoґn или cataґle – psis) – одно из главных понятий стоической гносеологии. Для того чтобы представление было истинным, соответствующим природе вещи, человек должен убедиться, в спокойном ли состоянии его ум, достаточное ли время длился акт восприятия, подтверждается ли первое впечатление повторным, т. е. опытом. Такое представление стоики называли постигающим, каталептическим («схватывающим»). Ошибки людей, по мнению стоиков, обусловлены не внешними причинами, а тем, как сами люди относятся к объектам своих представлений. Поэтому Марк Аврелий призывает себя оберегать эту способность постижения, схватывания сути вещей.

(обратно)

72

Фрагмент из недошедшей комедии Аристофана «Селяне». Кекроп – основатель Афин. Построил Акрополь и учредил культ Афины и Зевса. Изображался со змеиным туловищем, так как был сыном земли в прямом смысле.

(обратно)

73

Тяготение вещей друг к другу, или мировая симпатия и всеобщая связь, возникающая, по мнению ранних стоиков, оттого, что все вещи проницает мысленное огненное дыхание. У Марка же Аврелия мыслительное и дыхательное (духовное) резко разделены и обособлены друг от друга, а об огненном дыхании он вообще не говорит.

(обратно)

74

В духе Платона Марк Аврелий разделяет «сущее» и «становящееся», причем это разделение повторяется у него потом дважды: в IV,45 и V,23.

(обратно)

75

Марк Аврелий говорит о киниках.

(обратно)

76

Тит Флавий Веспасиан (9–79 гг. н. э.) – римский император, основатель династии Флавиев. Время правления: 69–79 гг. н. э.

(обратно)

77

Марк Ульпий Траян – император, при котором Римская империя достигла наибольших размеров. Время правления: 98–117 гг. н. э.

(обратно)

78

Камилл – Марк Фурий Камилл, полководец, спасший Рим от нашествия галлов в 387 г. до н. э. Цезон – фамильное имя в некоторых патрицианских родах. Волез – имя, неупотребительное даже в историческое время. Дентат – Марк Курий Дентат, победитель Пирра (275 г. до н. э.). Сципион – Публий Корнелий Сципион Африканский Старший, победитель Ганнибала при Заме (202 г. до н. э.). Катон – в данном случае Катон Цензор, прадед Катона Утического, который был немного моложе Сципиона, также участник войны с Ганнибалом, впоследствии блюститель староримских нравов, консул и автор трактата «О земледелии». Император Август в представлении не нуждается, Антонин Пий и Адриан уже упоминались выше.

(обратно)

79

Слова Телемаха, сына Одиссея, жалующегося, что об отце нет никаких известий («Одиссея» I,242).

(обратно)

80

Клотоґ – богиня судьбы («Пряха»), увязывающая воедино все нити человеческой судьбы, все, что совершается с человеком при жизни, после того как другая богиня судьбы, Лаґхесис («Дающая жребий»), дала ему ту или иную долю в общемировой жизни. Все это закрепляет навечно третья богиня судьбы, Аґтропос («Бесповоротная»).

(обратно)

81

Под трупом имеется в виду тело, которое смертно. Впрочем, у Марка Аврелия и индивидуальная душа тоже смертна.

(обратно)

82

Марк Аврелий хочет сказать, что ничего не следует делать и говорить безотчетно, как это бывает во сне, и что надо исправлять собственный нрав, а не покорно следовать тому, чему учили. Не совсем ясно, в какой связи находится эта мысль с изречением Гераклита о переходе первостихий друг в друга.

(обратно)

83

Гелика – город в Греции, погрузившийся в море после землетрясения в 373 г. до н. э. Помпеи и Геркуланум – города в Кампании, погибшие при извержении Везувия в 79 г. н. э.

(обратно)

84

Марк Аврелий вспоминает обычай египтян бальзамировать и мумифицировать трупы. Римляне кремировали их, отчего затем сказано: «…или пепел».

(обратно)

85

Вероятно, Марк Аврелий вспоминает современных ему людей, достигших преклонного возраста. Но может быть, он сопоставляет безвестного Цедициана и Юлиана с хорошо известными и прославившимися Фабием и Лепидом.

(обратно)

86

Ироническая цитата из Демокрита, советовавшего совершать поменьше поступков, чтобы сохранять хорошее расположение духа.

(обратно)

87

Из этого отрывка ясно, что Марк Аврелий имеет в виду не просто какого-то врача по имени Асклепий, а самого бога врачевания, и вслед за Сократом воспринимает жизнь как болезнь, от которой надо излечиться, потому что последними словами умиравшего Сократа были: «Федон, мы забыли принести в жертву Асклепию петуха» (Сократ хотел сказать, что он забыл поблагодарить бога, излечившего его через жизнь).

(обратно)

88

Согласие (при постижении вещей), syncataґthe – sis, – термин стоической логики, имеющий отношение и к этике. В логике это способность руководящего начала анализировать первичные впечатления, выстраивать силлогизмы и формировать представления, когда разум как бы дает согласие на соответствующее представление после тщательного изучения предмета. В этике эта способность, обогащенная данными опыта и общими представлениями о благе и зле, превращается в согласие индивидуума на соответствующее высказывание или поступок и одобрение и того и другого самим же человеком. Непосредственным результатом syncataґthe – sis, согласия или одобрения, является уже упоминавшееся в № 71 постигающее представление или схватывание сути вещей. Но Марк Аврелий в отличие от большинства стоиков сомневается в возможности адекватного познания сути вещей, и неслучайно выше, в II,15, он вспоминал киника Монима (см. № 52), считавшего, что это постижение – мнимость.

(обратно)

89

Имеется в виду фраза из комедии Менандра «Привидение» (42-й стих): «Так много благ, что негде и нужду справить!», вторая часть которой приводится ниже, в конце отрывка.

(обратно)

90

Т. е. с истинными благами, каковы мужество, рассудительность и т. д.

(обратно)

91

У древних существовало понятие великого года, по прошествии которого все на земле повторяется, так как звезды возвращаются в исходное положение. Гераклит считал великим годом промежуток времени в 18 000 лет, по утверждению же стоика Диогена Вавилонского этот великий год в 365 раз (!) больше гераклитовского. Обычное же исчисление великого года, когда происходит мировой кругооборот, – 8777 лет (не путать с понятием великого года как временем прохождения каждой из планет через круг Зодиака!).

(обратно)

92

В «Определениях» Псевдо-Платона говорится: «Душа – то, что само себя движет, причина жизненного движения существа». У Пифагора душа – число, движущее себя самое. О различных определениях души в древности см. трактат Аристотеля «О душе», где дается критика этих определений, в том числе и пифагоровского, а также трактат Псевдо-Плутарха «Мнения философов» (IV,2–3).

(обратно)

93

Т. е. не жалуйся, как трагический актер, и не распускайся, как блудница.

(обратно)

94

Гомер, «Одиссея» IV,690 (в стихотворном переводе Жуковского: «Как никому не нанес он ни словом, ни делом обиды»).

(обратно)

95

Гесиод, «Труды и дни» 197.

(обратно)

96

Согласно стоикам, душа или дыхание питается за счет испарений крови.

(обратно)

97

Дыхание у Марка Аврелия – жизненная сила, отличающаяся от собственно плоти.

(обратно)

98

Игра слов: «быть счастливым», которое одновременно значит и «следовать благим, правильным путем», и «составлять мнения и делать путно » (соответственно ’euodei~n и Рdу).

(обратно)

99

Красуешься на ростральной трибуне : принимаем конъектуру Салмазия ’epei/toi gi/nh kalo/j, упоминаемую у Гатакера, потому что, если принять любую другую из предлагавшихся к этому трудному месту конъектур, совершенно невозможно объяснить, почему Марк Аврелий вслед за тем спрашивает себя: «Ты забыл, что это такое было?» Если же принять конъектуру Салмазия, то это место и весь отрывок в целом можно истолковать следующим образом. Слово «представление», которому в начале этого отрывка Марк Аврелий не хочет позволить полностью завладеть собой, означает по-гречески также и «видимость, наружный блеск». Марк Аврелий хочет сказать, что, когда он выступает с ростральной трибуны перед народом, все это показное демонстрирование увлекает и захватывает его, и поэтому он призывает собственный разум уподобиться старику, отнимающему у несмышленого воспитанника тешащую его юлу, т. е. сравнивает себя самого, когда он выступает перед народом, с неразумным и легко увлекающимся ребенком. Славу и почет, народную любовь, которую он ощущал во время своих выступлений, он вслед за стоиками относит к «вещам средним», т. е. самим по себе ни плохим, ни хорошим, и поэтому естественно, что он, упомянув о средних вещах, тут же вспоминает свое выступление с трибуны, подчеркивая, что подобные вещи (слава, народная любовь) сами по себе не вредны, но им, когда он выступает перед народом, завладевает представление и воображение, что эти вещи важны, и он становится глупым, уподобляясь остальным людям, которые придают всему этому показному демонстрированию то значение, которого оно не заслуживает.

(обратно)

100

Воскурится, если правы стоики, и рассеется, если правы эпикурейцы.

(обратно)

101

Опять сопоставление стоического и эпикурейского взгляда на мир.

(обратно)

102

Ср. обращение Архилоха к своему сердцу: «Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт!» Поскольку познание ритма собственной души тождественно познанию ритма мировой жизни (так как человек – это микрокосм), то Архилох и Марк Аврелий говорят в сущности об одном и том же.

(обратно)

103

Претекста – тога, окаймленная пурпуром, которую носили должностные лица; кровь морских улиток использовалась как краситель. Фалернское – сорт вина.

(обратно)

104

Кратет (IV в. до н. э.) – киник, учитель основоположника стоицизма Зенона (Д.Л. VI,261–264). Ксенократ (ок. 396–314 гг. до н. э.) – философ древней Академии и ее схоларх после Спевсиппа, ученик Платона, сопровождавший Платона во время его поездки в Сицилию, отличался мрачностью, справедливостью, честностью и имел всегда важный и серьезный вид. Киники любили подшучивать над такого рода людьми, но что сказал киник Кратет Ксенократу и о каком эпизоде идет речь, неизвестно.

(обратно)

105

В этом отрывке Марк Аврелий в целом следует стоической ступенчатой классификации тел: на низшей ступени находятся неорганические тела, соединенные простым качеством и постоянным свойством (hexis – «состояние»), затем, на более высокой ступени, находятся растения, о которых Марк Аврелий говорит, что они соединены «природой» (по-гречески «природа», physis – «то, что растет», и «растения», phytaґ, – однокоренные слова, поэтому сказано, что растения «держатся природой»). В отличие от неорганических тел растения уже обладают способностью роста. На следующей ступени – животные, уже обладающие душой (но еще неразумной) и имеющие более сложную и соразмерную телесную организацию, чем растения, и, наконец, люди, причем относительно них Марк Аврелий вносит новацию в стоическую теорию, различая среди людей таких, которые не являются собственно разумными, потому что имеют лишь навык и опыт в какой-нибудь деятельности, и собственно разумные, которые помнят о единстве человеческого рода в разуме. С точки же зрения традиционного стоицизма этих ступеней четыре: камни и другие неорганические тела (hexis), растения и деревья (physis), животные, у которых впервые возникает душа (psyche—ґ) и люди, у которых появляется ум и разум (nous).

(обратно)

106

Опять сопоставление стоического и эпикурейского взгляда на посмертную судьбу человека (принятие в порождающий разум мира в первом случае и распадение на атомы – во втором).

(обратно)

107

О числах надлежащего действия см. № 55.

(обратно)

108

В этом месте текст испорчен (пропущены одно-два слова), переводим по смыслу.

(обратно)

109

Наслаждение не является истинным благом, так как его способны испытывать дурные люди, и даже в большей степени, чем остальные. Взгляд стоиков, которые в данном случае следовали киникам. Родоначальник кинизма Антисфен заявлял: «Я предпочел бы быть сумасшедшим, чем наслаждаться!» Основатель гедонизма Аристипп ответил на это Антисфену: «Наслаждаться разумно гораздо труднее, чем воздерживаться от наслаждений». Впоследствии в античной философии началась драматическая борьба между гедонистами и ненавистниками наслаждений. В ряды гедонистов встали географ и астроном Евдокс, тоже почему-то озаботившийся этой проблемой, и впоследствии Эпикур со своими последователями, а в ряды ненавистников наслаждений встали стоики. Платон и Аристотель придерживались по этому вопросу «золотой середины» (см. «Никомахову этику» Аристотеля и диалог Платона «Филеб»). Марк Аврелий же в отличие от всех них даже не считает наслаждения состоянием души, однако так же, как киники и стоики, относится к ним крайне пренебрежительно.

(обратно)

110

Афон – гора в Македонии.

(обратно)

111

Напряженное движение , или тоническое движение: по теории стоиков, напор тепла в пневме порождает устойчивые качества тел, которыми одно тело отличается от другого, и создает единство отдельных тел, но вместе с тем и единство всего природного естества в целом, так как земное и небесное имеют одинаковое и согласное напряжение и дыхание.

(обратно)

112

Фрагм. 75 в издании Дильса (H. Diels – W. Kranz. Die Fragmente der Vorsokratiker. Bd. I,6. Berlin, 1951).

(обратно)

113

Хрисипп (281–205 гг. до н. э.) – уже упоминавшийся выше во вступительной статье и № 45 и 69 третий после Зенона и Клеанфа архонт стоицизма, отличавшийся невообразимой плодовитостью и написавший более 705 сочинений, ни одно из которых до нас не дошло (!).

(обратно)

114

Эпитет богини земледелия Деметры (у римлян – Цереры).

(обратно)

115

Филистион – комический поэт, современник Сократа, но вряд ли это в данном случае тот самый Филистион, потому что Феб и Ориганион, которые упоминаются вслед за тем, – лица безвестные.

(обратно)

116

Евдокс Книдский (конец IV–V вв. до н. э.) – уже упоминавшийся в № 109 астроном, географ и врач, вначале ученик пифагорейца Архита и друг Платона, а впоследствии последователь гедониста Аристиппа и отчасти Анаксагора. Первый математически доказал шарообразность Земли, изобрел астролябию и некоторые другие приборы, представил движение небесных тел в виде системы вращающихся сфер. Поэт Арат изложил систему Евдокса в стихах, и его поэма сыграла большую роль в античной и европейской культуре: в античное время она трижды переводилась на латинский язык, в том числе и Цицероном, а в Средние века использовалась даже как школьный учебник. Гиппарх из Никеи (II в. до н. э.) – знаменитый изобретатель, математик, географ и астроном. Полностью разработал теорию движения Солнца и уточнил продолжительность солнечного года, открыл явление прецессии (предварение равноденствий), разработал теорию движения Луны, составил каталог неподвижных звезд (общим числом 850), места которых на небе определялись их долготой и широтой относительно эклиптики. Некоторые считают, что именно Гиппарху, а не пифагорейцам принадлежит теория эпициклов и эксцентров. Из многочисленных сочинений Гиппарха сохранились лишь «Объяснения к ЈНебесным явлениям” Евдокса и Арата». Архимед (III в. до н. э.) – всем известный сиракузский физик и изобретатель.

(обратно)

117

Менипп из Гадары (род. ок. 270 г. до н. э.) – вначале раб, а впоследствии философ-ростовщик (!), большой знаток человеческой природы и великий насмешник. Трактовал серьезные философские вопросы иронически, перемежая стихи и прозу (впоследствии ему подражали римлянин Варрон и сириец Лукиан). Смеялся надо всем, но не обладал способностью посмеяться над собой, отчего и кончил несмешно: повесился, лишившись крупной суммы денег (сказался бывший раб).

(обратно)

118

Марк Аврелий использует все тот же стоический термин hypexaнresis (оговорка, ограничение). Ср. IV,1 и № 65 к нему, а также V,20 и ниже XI,37.

(обратно)

119

В греческом языке «счастливый, благоденствующий» буквально означает «тот, у кого хороший демон» (т. е. хороший характер), и наоборот: «несчастный» – это «тот, у кого плохой демон», на что и намекает Марк Аврелий, говоря, что благоденствие, счастье – это благой демон.

(обратно)

120

Принимаем конъектуру Узенера как, на наш взгляд, самую удачную из всех предлагаемых к этому трудному месту. Марк Аврелий хочет сказать, что утверждение Демокрита о действительности лишь первостихий и атомов теряет смысл, когда поймешь, что все, в том числе и атомы, – относительно или временно. Это оптимальное толкование, потому что Марк Аврелий вообще склоняется к скептицизму Метродора, Анаксарха и Монима (последнего он уже упоминал в II,15). Эти три античных философа отрицали возможность адекватного познания сути вещей, и от них позднее возник античный скептицизм, сыгравший такую большую роль в европейской философии в новое время.

(обратно)

121

Ср. VI,10 и № 101 к нему, а также VI,24 и № 106 к нему.

(обратно)

122

Мнение Эпикура, заимствованное Марком Аврелием, вероятно, из письма Эпикура к Менекею, которое приводит Диоген Лаэртский (Д.Л. 10.140).

(обратно)

123

Платон, «Государство» 6.486ab.

(обратно)

124

Изречение основателя кинизма Антисфена, приписываемое, впрочем, и Александру Македонскому.

(обратно)

125

Еврипид, «Беллерофонт», фрагм. 287. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Что пользы гневаться на вещи? Дела нет // До наших чувств вещам».

(обратно)

126

Неизвестный автор. Стихотворный перевод Вяч. Иванова: «Будь и богам бессмертным, и нам, земнородным, отрадой».

(обратно)

127

Еврипид, «Гипсипила», фрагм. 757. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Нельзя, чтоб в день свой не пожата жизнь была // Как спелый колос, – не жил сей, не умер тот».

(обратно)

128

Еврипид, «Антиопа», фрагм. 208. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Хотя б с двумя детьми забыли вы, // Цари небес, – все ж разум есть и правда в том». Запись сделана Марком Аврелием, вероятно, после смерти ребенка.

(обратно)

129

Фрагмент из неизвестной трагедии Еврипида, используемый Аристофаном в «Ахарнянах» с пародийной целью. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Мне сопутница – Правда; со мною добро».

(обратно)

130

Платон, «Апология Сократа» 28b.

(обратно)

131

Там же, 28d.

(обратно)

132

Платон, «Горгий» 512d – e.

(обратно)

133

Из несохранившегося сочинения Платона. Заключительные слова – реминисценция из Гераклита.

(обратно)

134

Еврипид, «Хрисипп», фрагм. 839. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Все назад притечет: что взрастила земля, // Обратится в прах, // А небесный посев, от земли вознесен, // Расцветет в небесах».

(обратно)

135

Еврипид, «Просительницы», 1110 след. В переводе Вяч. Иванова: «Питьем, и яством, зельями волшебными // Мнят отвести от устья дней русло».

(обратно)

136

Неизвестный автор. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Коли ветр от богов налетит, мы должны // И труды претерпеть без роптанья».

(обратно)

137

У Марка Аврелия всего два слова: treґpoysi cai trepoymeґnois, т. е. он призывает себя разумно использовать душевные движения, которые вызывают люди как в самих себе, так и в других, не поддаваясь ни тем, ни другим.

(обратно)

138

Как в том, так и в другом случае – т. е. когда воздействуешь как на души тех, которые порождают эти движения, так и на души тех, которые испытывают эти движения.

(обратно)

139

Мысль Эпикура из уже упоминавшегося письма Эпикура к Менекею (см. № 122).

(обратно)

140

Телавг – сын Пифагора и учитель Эмпедокла.

(обратно)

141

Сократ отказался исполнить требование 30 тираннов [= олигархов] задержать богатого гражданина, которого они собирались казнить (Платон, «Апология Сократа» 32с).

(обратно)

142

Читаем по изданию Ксиландра ei/kh~. В большинстве других ™kei~: «там», «в то время».

(обратно)

143

Марк Аврелий хочет сказать, что диалектика (так у древних иначе называлась логика) и физика (так у древних греков называлось учение о природе) не должны его заботить, потому что важнее всего этика или практическая философия (взгляд Сократа и его учеников Аристиппа и Антисфена, усвоенный и стоиками).

(обратно)

144

Физика и диалектика (логика) были у древних греков наряду с этикой главными разделами философии. Деление философии на эти три раздела впервые произвел Ксенократ. Логика и физика нужны Марку Аврелию для контроля над собственными возникающими в сознании представлениями, чтобы они были правильными и вели к правильным действиям.

(обратно)

145

Под «остальными богами» подразумеваются звезды, которые Платон, Аристотель, стоики и многие другие древние философы считали одушевленными бессмертными существами.

(обратно)

146

Домиция Луцилла , мать Марка Аврелия, умершая в 155/161 г. н. э. и пережившая его отца по крайней мере на 20 лет.

(обратно)

147

Секунда – жена Клавдия Максима, учителя Марка Аврелия, которого он упоминал в I,15.

(обратно)

148

Эпитинхан и Диотим – неизвестные лица.

(обратно)

149

Антонин Пий , император. Его жена Анна Галерия Фаустина Старшая , тетка Марка Аврелия, умерла за 20 лет до кончины Пия.

(обратно)

150

Каниний Целер , секретарь императора Адриана и учитель Марка Аврелия.

(обратно)

151

Харакс – лицо неизвестное . Деметрий Платоник упоминается лишь Лукианом («Любитель лжи или невер», 16). Евдемон – знаменитый астролог.

(обратно)

152

Жена Августа – Ливия Друзилла (55 г. до н. э. – 29 г. н. э.), отличавшаяся таким коварством и властолюбием, что Август часто разговаривал с ней о политических делах по заранее заготовленному конспекту. Дочь Августа – Юлия Старшая, бывшая замужем сначала за Марцеллом, затем за Агриппой и наконец за Тиберием, будущим императором. Была сослана за дурное поведение Августом, который от нее отрекся. Внуки Августа – Гай и Луций Цезари, умершие в раннем возрасте вследствие козней Ливии, жены Августа, о которой Тацит говорит, что она была «злой мачехой для дома цезарей» («Анналы» I,10). Пасынки Августа – император Тиберий (42–37 гг. до н. э.) и Нерон Клавдий Друз (38 г. до н. э. – 9 г. н. э.), сын Клавдия Нерона и Ливии, полководец, воевавший с германскими племенами и воспетый Горацием в 4-й книге «Од» по настоянию Августа. Сестра Августа – Октавия Младшая, состоявшая во втором браке с противником Августа Антонием и воспитывавшая его детей от первого брака во время романа Антония с Клеопатрой. Агриппа – полководец и сподвижник Августа, муж Юлии. Арий – философ-стоик, живший при дворе Августа. Меценат – Гай Цильний Меценат; происходивший из знатного этрусского рода, советник Августа и дипломат, нечто вроде министра культуры, покровитель Вария, Вергилия, Горация и других талантливых поэтов; вероятно потому, что сам он был довольно бездарным сочинителем, одаренные люди вызывали у него чувство благоговения, и не имея того, что имели они (таланта), он давал им то, чего не имели они (деньги).

(обратно)

153

Панфия – любовница соправителя Марка Аврелия Луция Вера. Пергам – вероятно, его раб или вольноотпущенник. Хабрий и Диотим – неизвестные лица.

(обратно)

154

Следовательно, наслаждение – не добродетель и не благо, так как есть противоположная ему истинная добродетель, а именно воздержание.

(обратно)

155

Ecteнnesthai означает «вытягиваться, напрягаться»; ложная этимология, так как слово «луч» другого происхождения.

(обратно)

156

Сопоставление вечно сущего (oґnta) и связанных с ним возникающих и исчезающих явлений, в которых в данный момент проявляется вечно сущее (hypaґrchonta, или наличное бытие).

(обратно)

157

Марк Аврелий говорит об одной из способностей, которые предшествуют опыту и которые стоики называли prole—ґpseis, априорные представления; поэтому он употребляет глагол prolambaґno—, от которого происходит этот стоический термин. Таким образом, Марк Аврелий считает, что способность различения правды и лжи первично присуща человеческой природе, но человек пренебрегает ею.

(обратно)

158

Речь идет о наслаждении и страдании.

(обратно)

159

Первичным огнем древние греки называли эфир, или «пятый элемент» у Аристотеля наряду с земным огнем, водой, землей и воздухом.

(обратно)

160

Та же мысль, что и в VII,29 (заключительная фраза).

(обратно)

161

Марк Аврелий снова вспоминает слова Эпиктета и снова говорит о душе саркастически: «дыханьице». Мертвецы – обреченные смерти человеческие тела.

(обратно)

162

Речь идет о теоретической модели идеального государства, построенной Платоном по образцу человеческого организма в его диалоге «Государство».

(обратно)

163

Филипп – македонский царь, отец Александра Македонского, разбивший антимакедонскую коалицию при Херонее в 338 г., установивший гегемонию Македонии над Грецией и подготовивший своей деятельностью восточный поход Александра. Время правления: 359–336 гг. до н. э.

(обратно)

164

Деметрий Фалерский – оратор и философ-перипатетик, правитель Афин в 317–307 гг. до н. э. Время жизни: 345–283 гг. до н. э.

(обратно)

165

О средних вещах, т. е. о вещах, безразличных к пороку и добродетели, см. III,11 и № 62 к нему, V,36 и № 99 к нему, кроме того, VI,45, а также ниже XI,4.

(обратно)

166

Вероятно, это значит, что разрушение не коснется руководящего начала. С. Роговин читает по первому изданию Ксиландра: phthare—ґsetai, т. е. «уничтожив тебя, погибнет и сама» (слабое утешение!). А. Гаврилов избирает то же самое чтение, а переводит неверно: «тебя, заодно уничтожая, истребит » (ведь страдательный же залог!).

(обратно)

167

Неясное и не поддающееся никакому удовлетворительному толкованию место, несмотря на многочисленные конъектуры и попытки его осмыслить. Во всех имеющихся русских переводах сглаживается и в итоге предлагается нечто совершенно не связанное с предыдущими мыслями.

(обратно)

168

Речь идет о наслаждении («плавное движение») и страдании («резкое движение»). Марк Аврелий использует определение, данное наслаждению и страданию Аристиппом, только у Аристиппа речь шла о плавном и резком движении души , а у Марка Аврелия речь идет о движении, которое происходит в теле , так как он считает наслаждение и страдание состояниями тела, а не души.

(обратно)

169

Острова блаженных – местонахождение праведных после смерти.

(обратно)

170

Марк Аврелий сравнивает жизнь с лицедейством, причем находящимся на грани кривляния и шутовства, подобно лицедейству мимов, часто бывавших непристойными.

(обратно)

171

Не вдаваясь в объяснения природы : Марк Аврелий хочет сказать, что он не занимался физикой (наукой о природе), которая была одним из трех главных разделов философии, а вырабатывал этические основоположения. Однако это плохо согласуется с последующими мыслями, и поэтому большинство издателей предпочитают читать наоборот: «…занимаясь объяснениями природы», что, в свою очередь, порождает новые трудности, так как Марк Аврелий, если и использовал логику (диалектику) и физику, то лишь для выработки правильных представлений в этических целях . Если понимать объяснение природы именно в этом смысле, тогда это, действительно, хорошо согласуется с дальнейшим.

(обратно)

172

Сарматы – общее название племен, живших между Вислой и Волгой и упоминавшихся еще Геродотом. Наиболее часто из сарматских племен античные историки упоминают бастардов, роксоланов, аланов и языгов (с последними Марк Аврелий вел войну в 174 г. н. э., и эта запись, вероятно, относится именно к этому времени).

(обратно)

173

Читаем по изданию Гатакера ™n Рpoi/oij. Другой распространенный вариант чтения: «…будут при том же», т. е. будут действовать в том же духе. Среди кого они в скором времени будут – т. е. умрут.

(обратно)

174

Еврипид, фрагмент из неизвестной трагедии.

(обратно)

175

Греческий фразеологизм, передаваемый нами буквально. Значит же он: «Это обыкновенно бывает».

(обратно)

176

Платон сравнивает тирана, живущего в крепости на возвышении, с пастухом, а его сограждан и подданных – с коровами и овцами («Теэтет», 174d – e).

(обратно)

177

Крез – лидийский царь (с 560 по 546 гг. до н. э.), славившийся богатством и побежденный персидским царем Киром, но помилованный им в момент казни и сделавшийся его советником. Адриан, Антонин Пий, Филипп и Александр Македонский – императоры и цари, часто упоминающиеся Марком Аврелием.

(обратно)

178

Известно немало лиц под такими именами; неясно, кого именно упоминает Марк Аврелий. Сатирион Сократик, Евтих, Гимен, Тропеофор не поддаются отождествлению. Евфрат – философ, о котором упоминает Плиний Младший, Север – Клавдий Север, философ-перипатетик, Евтихион – предположительно грамматик Евтихий Прокул, Ксенофонт и Критон – врачи, о которых упоминает Гален. Но вряд ли попытки отождествления имеют в данном случае смысл, потому что, скорее всего, это просто знакомые Марка Аврелия, которые приходят ему на ум.

(обратно)

179

«Илиада» VI,147–148. В стихотворном переводе Гнедича: «Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков: // Ветер одни по земле развевает…»

(обратно)

180

«Илиада» VI,148.

(обратно)

181

Кулачный бой и борьба (Панкратий).

(обратно)

182

Христиане отказывались почитать античных богов и императора, чтобы принять мученическую смерть и таким путем заслужить райское блаженство. Марк Аврелий считает, что они это делают из чувства противоречия общепринятым нормам жизни, о чем уже говорилось более подробно во вступительной статье.

(обратно)

183

Большая сцена – жизнь.

(обратно)

184

Возглас Эдипа, сожалеющего о том, что он не погиб в младенчестве на горе Киферон, куда отнес его на растерзание зверям пастух, вследствие чего свершилась его ужасная участь невольного отцеубийцы и супруга собственной матери (Софокл, «Эдип-царь» 1391).

(обратно)

185

Повторение уже упоминавшихся в VII,14 стихов из «Антиопы» Еврипида.

(обратно)

186

Повторение уже упоминавшихся в VII,38 стихов из «Беллерофонта» Еврипида.

(обратно)

187

Повторение уже упоминавшихся в VII,40 стихов из «Гипсипилы» Еврипида.

(обратно)

188

Имеется в виду знаменитый киник Диоген Синопский, отличавшийся свободоречием и прямотой. Сказано в том смысле, что Диоген своим поведением подражал духу древней комедии, а не в том смысле, что Диоген писал комедии и заимствовал приемы из древней комедии, потому что Диоген не писал комедий.

(обратно)

189

Игра слов: «расти на одном и том же стволе, но не на одном и том же учении» (`omoqamnei~n me/n, mh\ Рmodogmatei~n).

(обратно)

190

Под природами Марк Аврелий понимает неорганическую, растительную, животную, разумную (см. № 105 об этих природах) и общую природу, или природу мирового целого, которая объемлет все вышеназванные.

(обратно)

191

Фокион (397–317 гг. до н. э.) по прозвищу Честный – афинский политический деятель, ученик Платона и враг Демосфена, сторонник македонской партии. Марк Аврелий имеет в виду эпизод из жизни Фокиона, когда он, приговоренный афинянами к смерти, просил своего сына перед казнью не мстить соотечественникам за него (Элиан, «Пестрые рассказы» XII,49).

(обратно)

192

Подразумевается басня Эзопа, в которой волки съели овец, притворившись их друзьями. Неестественную, лицемерную дружбу, которой не следует доверять, древние называли волчьей.

(обратно)

193

Муз было девять. Марк Аврелий хочет сказать, что каждое из этих девяти положений ему дала в дар одна из Муз для сохранения душевной и общемировой гармонии.

(обратно)

194

Читаем по первому изданию Ксиландра №donai~j. В большинстве других и у Дальфена: «…грубым идеям».

(обратно)

195

Речь идет о двух мышах из басни Эзопа, пересказываемой Горацием в «Сатирах» (II,6.80 след.), который, однако, говорит не о горной и домашней, а о городской и деревенской мышах: последняя, приглашенная в гости городской, отказалась от ее сытной пищи, так как добывание такой пищи было связано с тревогами и опасностью для жизни.

(обратно)

196

Платон, «Федр» 77е.

(обратно)

197

Имеется в виду царь Македонии Пердикка II, но Диоген Лаэртский (II,25) говорит, что с таким вопросом к Сократу обратился сын Пердикки Архелай.

(обратно)

198

Читаем по изданию Ксиландра \'efes…wn. Другое чтение: «…в сочинениях эпикурейцев». Эфес – город в Малой Азии, родина Гераклита.

(обратно)

199

Цитата из неизвестной трагедии, переосмысленная Марком Аврелием. «Слово» и «разум» по-гречески обозначаются одним словом, поэтому истинный смысл этой фразы: «Ты не владеешь своим разумом, поэтому ты – раб!»

(обратно)

200

«Одиссея» IX,413.

(обратно)

201

Гесиод, «Труды и дни» 186. В стихотворном переводе Вяч. Иванова: «Станет бесстыдной хулой суеслов поносить добродетель».

(обратно)

202

Большинство детей Марка Аврелия умерли в раннем возрасте. Следующая, 34-я запись тоже, по-видимому, относится к тому же самому событию.

(обратно)

203

«Беседы» I,22.28.

(обратно)

204

Стоический термин. См. № 88.

(обратно)

205

Эпиктет, «Руководство» 7.

(обратно)

206

Эпиктет, «Беседы» I,22.28.

(обратно)

207

В дошедших до нашего времени источниках этот разговор не упоминается.

(обратно)

208

Эмпедокл, фрагм. 28 в переводе Якубаниса.

(обратно)

209

Читаем по изданию Гатакера spљrmatoj.

(обратно)

210

Фабий Катуллин – речь идет, вероятно, о консуле 130 г. н. э. Лузий Луп – неизвестное лицо. Стертиний – полководец императора Тиберия. Байи – римский курорт. Тиберий на Капри : последние годы жизни император Тиберий провел в замке на Капри, предаваясь там роскоши, утонченному разврату и астрологическим вычислениям. Велий Руф – упоминается лишь однажды Фронтоном.

(обратно)

211

Звезды в представлении древних – боги.

(обратно)

212

Киренаики и эпикурейцы. Некоторые киренаики проповедовали самоубийство, Эпикур же то и дело подчеркивал свое презрение к смерти.

(обратно)

213

Под большим городом подразумевается мир.

(обратно)

Примечания

1

Указатель основных понятий и философских терминов составлен переводчиком на основе Index verborum из издания Дальфена и приспособлен к нашему переводу, именной же указатель, приводимый ниже, копирует Index nominum et locorum, помещенный в том же издании.

(обратно)

Оглавление

Человек в восприятии марка аврелия

К себе самому

  Книга I

  Книга II

  Книга III

  Книга IV

  Книга V

  Книга VI

  Книга VII

  Книга VIII

  Книга IX

  Книга X

  Книга XI

  Книга XII

Указатель основных понятий и философских терминов [1]

Именной указатель Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg