«О великих переворотах в науке»

О великих переворотах в науке (fb2) - О великих переворотах в науке 4572K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Бонифатий Михайлович Кедров

Кедров Бофинатий Михайлович - О великих переворотах в науке

Книга известного советского ученого академика Б. М. Кедрова посвящена проблемам научно-технической революции. Школьники расширят свои представления о революционных преобразованиях в химии, астрономии, биологии, физике, гуманитарных науках, которые происходили в прошлом и получили затем закономерное продолжение и развитие в наши дни.

Для старшеклассников.

Б. М. Кедров

О великих переворотах в науке

Библиотечка Детской энциклопедии

Редакционная коллегия:

Я. В. Петрянов (главный редактор)

И. Л. Кнунянц

А. Л. Нарочницкий

Москва "Педагогика" 1986

ББК 15.563

К33

Рецензент: доктор философских наук, профессор В. Ж. Келле

Кедров Б. М.

О великих переворотах в науке. - М.: Педагогика, 1986. - 112 с, ил. - (Б-чка Детской энциклопедии "Ученые - школьнику").

40 коп.

© Издательство "Педагогика", 1986 г.

О великих переворотах в науке

Кедров Бонифатий Михайлович

Для среднего и старшего школьного возраста

Художник Ю. В. Дмитрук

Заведующий редакцией В. Ю. Кирьянов

Редактор Н. Н. Габисония

Младший редактор Е. Б. Крышкина

Художественный редактор Л. А. Бабаджанян

Технический редактор Т. Е. Морозова

Корректор Н. В. Минервина

НБ № Ю68

Сдано в набор 21.10.85. Подписано в печать 24.04.86. Формат 70X100 1/32. Бумага офсетная № 1. Печать офсет. Гарнитура школьная. Усл. печ. л. 4,51. Уч.-изд. л. 4,94. Усл. кр.-отт. 17,25. Тираж 200 000 экз. Заказ № 2530. Цена 40 коп. Издательство "Педагогика" Академии педагогических наук СССР и Государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 107847, Москва, Лефортовский пер., 8. Ордена Трудового Красного Знамени Калининский полиграфический комбинат Союзполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, г. Калинин, пр. Ленина, 5.

Об авторе

Кедров Бонифатий Михаилович

Кедров Бонифатий Михаилович (1903-1985 гг.) - видный советский философ, действительный член АН СССР. Окончил Московский Государственный университет и аспирантуру Института общей и неорганической химии АН СССР. Работал заведующим сектором, заместителем директора Института философии АН СССР, главным редактором журнала "Вопросы философии", профессором Академии общественных наук при ЦК КПСС, директором Института истории естествознания и техники АН СССР и директором Института философии АН СССР. В последние годы возглавлял сектор Института истории естествознания и техники АН СССР.

С именем Б. М. Кедрова связаны важные исследования в области марксистско-ленинской философии, истории и методологии науки. Его труды внесли значительный вклад в разработку проблем теории материалистической диалектики, классификации и структуры наук. Важное значение имеют его работы для укрепления союза философии и естествознания.

Б. М. Кедров являлся членом академий наук ряда социалистических стран, а также Международной академии истории науки.

Вступление

Вряд ли я ошибусь, если скажу, что каждый из вас пристально следит за современными событиями, которые совершаются в жизни нашей страны. О них говорится ежедневно. Это вопросы научно-технической революции, ускорения научно-технического прогресса, внедрения в производство новейших достижений. Все эти события так или иначе связаны с революциями в науке и технике. И прежде чем говорить о них, остановлюсь на трех весьма актуальных вопросах. Первый относится к современному учению о веществе в свете ленинского понимания новейшей революции в естествознании. Как известно, вплоть до конца XIX в. наука не проникала в глубь материи дальше атомов. Атомы считались последними мельчайшими частицами материи. К ним в конечном счете сводились тогда все превращения вещества, которыми ограничивались простейшие превращения самой материи. В результате этого химия объявлялась в XIX в. наукой о веществах и их превращениях. Тут не было ошибки, пока известны были одни только химические вещества.

Но в середине 90-х гг. прошлого века началась новейшая революция в естествознании. В. И. Ленин считал, что самая ее суть состояла в том, что наука (физика) перешагнула прежний предел знаний о материи, который представляли собой атомы, и прорвалась далеко в глубь материи. Были открыты принципиально новые структурные виды материи и вместе с тем новые виды вещества, но уже не химические, а физические (электроны, затем протоны, атомные ядра и др.), и новые виды превращения вещества - физические (радиоактивные, а затем вообще ядерно-физические). Все эти физические открытия убедительно доказывали (и Ленин это сформулировал), что материя бесконечна вглубь, что электрон, как и любая другая, сколь угодно малая частица материи, неисчерпаема и что эти - экспериментально и теоретически доказанные - положения свидетельствуют об истинности диалектического материализма - философского мировоззрения марксистско-ленинской партии.

Академик С. И. Вавилов в своей книге "Глаз и Солнце" показал, что материя состоит из двух основных физических видов: из вещества и света (электромагнитного поля). Различаются они тем, что вещество обладает массой покоя (собственной массой), а свет не обладает. Электроны, позитроны, нейтроны, атомные ядра и другие физические частицы имеют массу покоя, а потому с полным основанием признаются вещественными, т. е. физическими видами вещества. Этот вопрос имеет громадное мировоззренческое значение. Вникая в него, вы сможете воспитывать у себя научное, диалектико-материалистическое мировоззрение, опираясь на замечательные идеи В. И. Ленина.

Второй вопрос неразрывно связан с первым: великие достижения новейшей революции в естествознании, сулящие огромные блага человечеству, попали в руки современным империалистам, прежде всего американским, и превратились в величайшую угрозу существования всего человечества, самой жизни на нашей планете. (Кто не знает о громадной разрушительной силе ядерного оружия?)

Наконец, третье: необходимо осуществить коренной перелом в развитии производительных сил нашего общества. Эта грандиозная задача поставлена партией и правительством. Ведь еще В. И. Ленин предсказывал, что победит тот общественно-экономический строй, который разовьет более высокие производительные силы. Это он говорил в работе "Великий почин". Сегодня эта задача стоит так: необходимо всемерно ускорить научно-технический прогресс в нашей стране, опирающийся на самое широкое и своевременное использование достижений научно-технической революции, без чего невозможно добиться нужной интенсификации всего народного хозяйства СССР.

Конкретные планы и деловые мероприятия в этом направлении нашли живое отражение в выступлениях Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева и других руководителей партии и правительства. Начиная с апрельского Пленума ЦК КПСС 1985 г. прошло много совещаний самого различного масштаба, и все они направлены на осуществление единого программного ведущего звена, ухватившись за которое, как учил нас В. И. Ленин, мы можем вытащить всю историческую цепь событий: всемерно ускорить научно-технический прогресс, опираясь на современные и будущие достижения научно-технической революции.

Но чтобы глубже и серьезнее разобраться во всех этих современных вопросах, так или иначе связанных с осуществлением научно-технической революции, необходимо выработать исторический подход ко всем великим переворотам в науке, а значит, к истории всей науки вообще.

Прежде чем говорить о революциях в науке и характеризовать каждую в отдельности, нужно ясно себе представить, что такое революция вообще и где она происходит. Революция - это такой процесс, когда старое, занимавшее до тех пор господствующее положение, подвергается быстрой коренной ломке в самой основе, а не переделывается, не подновляется постепенно и осторожно, шаг за шагом. Это первое. А второе - это то, что революции совершаются людьми как их сознательная, целенаправленная деятельность. Коренные, качественные изменения, как известно, происходят и в природе, но они носят совершенно стихийный характер. Поэтому в природе нет и не может быть никаких революций, а если они там и провозглашаются, то это результат недоразумения.

Как же мы воспринимаем коренные перевороты в развитии науки, именуемые революциями?

Революция! Какое гордое и смелое слово! И сколько ярких, живых ассоциаций оно рождает в нашей памяти, в нашем сознании. Революция - разрушение старого в самом его фундаменте; это, так сказать, негативная задача. Другая, причем главная, задача - позитивная, конструктивная - создать на месте разрушенного старого нечто новое, и это несравненно труднее, сложнее и требует гораздо больше времени.

Все это мы знаем, изучая историю науки. К. Маркс называл революции локомотивами истории. Революции, как могучий фактор, как подлинные локомотивы истории, разбивают стоящие на пути преграды, сокрушают барьеры, мешающие человечеству двигаться вперед; они выносят научную мысль на широкий простор дальнейшего развития.

Революции совершаются в самых различных областях духовной человеческой деятельности. Известны революции в культуре (культурные революции), в технике, в искусстве, в науке (научные революции). В них мы видим главную черту всякой революции - коренную, крутую ломку старого и создание принципиально нового, преодолевающего прежние ограниченные или ошибочные воззрения. Итак, нас будут интересовать революции, которые происходили и происходят в области научного знания. В более узком смысле каждая такая революция распространяется на ту или другую определенную область знания: естествознание, обществознание или философию. Однако ряд научных революций, совершавшихся в различных областях знания, имеют некоторые общие черты, мы бы сказали, познавательного характера, независимо от того, в какой области научного знания они происходили. Благодаря этому все научные революции можно разбить на три основных типа: первый охватывает XVI-XVIII вв., второй - главным образом XIX в. и третий - XX в. Каждый основной тип доминировал в свое время и хронологически сменял другой.

О научных революциях в последнее время было написано немало работ. Особенное внимание привлек труд американского историка науки и социолога Томаса Куна, переведенный на русский язык. Кун рассматривает все движение научного познания как складывающееся из целого ряда устойчиво взаимосвязанных систем, учений и понятий, которые он называет парадигмами. Переход от одной парадигмы к следующей совершается, по его мнению, путем научной революции, которая ломает устаревшую парадигму и открывает дорогу к выработке и установлению новой парадигмы, пока та, в свою очередь, не устареет и не подвергнется революционной ломке. Однако, обращая внимание прежде всего на то, как ломается одна парадигма и устанавливается новая, Кун и его последователи не уделили должного внимания меняющемуся характеру и содержанию самих научных революций, по мере того как происходит общее развитие всего научного знания, всего человеческого познания вообще. Несомненно, что оно проходит последовательно различные ступени, переходит от более низких на более высокие, продвигаясь вперед к более полному раскрытию познаваемой истины. Каждый такой большой переход с одной ступени познания на другую сопровождается научной революцией, или, точнее говоря, происходит в виде революционного переворота в науке. Какие же это ступени?

Всякое познание начинается с ощущений, с чего-то улавливаемого непосредственно нашими органами чувств. Это эмпирическая стадия познания. И ее содержанием служит живое созерцание наблюдаемых нами явлений. От изучения непосредственных явлений мы переходим к раскрытию их сущности, которая обнаруживается посредством работы нашего абстрактного мышления. Переход к этой новой, более высокой ступени познания совершается также путем научной революции, но уже иного характера, иного содержания, нежели революции, происходившие на стадии эмпирического знания.

Особенность последующих научных революций обусловлена тем, что сама сущность вещей и явлений носит многоступенчатый характер. Поэтому переход от одной ее ступени к последующим при движении в глубь познаваемой сущности влечет за собою каждый раз коренную ломку прежних научных представлений.

И еще одно замечание. Сначала, в течение долгого времени, люди познавали видимый для них окружающий мир - мир макровещей и макроявлений, т. е. макромир. Когда же этот более доступный для них мир был уже достаточно познан, люди с их наукой перешагнули границу, отделявшую макромир от скрытого внутри него микромира, и вступили в него. С тех пор они двигаются все дальше и дальше в глубь микроявлений, осуществляя и здесь революционным путем переход от одной ступени познания к другой, от одной ступени сущности микроявлений к другой, более глубокой. Таким образом, более полное представление о научных революциях предполагает их рассмотрение не только изолированно - каждой в отдельности, но и в их взаимной связи с точки зрения общего многоступенчатого хода научного познания.

Разрушение наивных представлений о макромире

(Научные революции I типа - середина XVI - конец XVIII в.)

Начальная стадия познания. На ранней стадии своего развития человечество еще не выработало правильного представления об окружающем мире. Оно мыслило крайне наивно и примитивно: то, что я ощущаю - вижу или осязаю, и есть сама действительность. Такой я ее и воспринимаю непосредственно своими органами чувств. Скажем, вижу, что Солнце утром всходит, а вечером заходит, что оно в течение дня перемещается по небосводу. Раз я это вижу, значит, так это и есть в действительности: Земля под моими ногами неподвижна, а Солнце и звезды движутся у меня над головой. Или другое: вижу, как горит деревянная постройка, как она разрушается, распадается, превращается в пламя, дым и пар, которые улетают, и золу, которая остается. Я это вижу и на этом основании делаю вывод, что горение есть распад тела на его составные части. Или еще: ударяю молотком по куску металла, лежащему на наковальне, и вижу, как этот кусок разогревается, выделяя тепло. И я заключаю на основании показаний моих органов чувств, что удар молота выдавливает из куска металла скрытое в нем тепло.

Во всех этих и подобных случаях в течение многих тысячелетий у людей сложилась уверенность в том, что видимое нами или кажущееся нам и есть сама действительность. Такое убеждение превратилось в непробиваемый барьер на пути к познанию истины, которая скрывалась от непосредственного взора людей за обманчивой пеленой видимости. В самом деле, теперь мы знаем, что не Солнце движется вокруг Земли, как это казалось нашим далеким предкам, а наоборот - Земля движется вокруг Солнца и собственной оси. Но чтобы прийти к такому выводу, людям необходимо было преодолеть и разрушить ту слепую веру в видимость, которая, как барьер, заслоняла для них сущность непосредственно наблюдаемых явлений. Разрушение такого барьера и составляло главную задачу революций I типа. И каждый раз, когда такая революция совершалась (и где бы она ни совершалась), прежние наивные, ошибочные представления как бы переворачивались, т. е. становились с головы на ноги. Так происходило в астрономии (XVI в.), в механике (XVII в.), в химии (XVIII в.), а позднее - в физике, биологии, общественных науках и философии.

Любопытно отметить, что такой процесс повторяется своеобразно на первых порах жизни ребенка. Его глаз, воспринимая предметы внешнего мира, передает их образ в мозг в "перевернутом виде". Только позднее у ребенка вырабатывается способность "ставить на ноги", т. е. "переворачивать", получаемые зрительные образы в соответствии с тем, как существуют реально окружающие предметы.

Насколько глубоко проникла в человеческое сознание вера в видимость, показывает наше собственное раннее детство. Подобно тому как все человечество когда-то давным-давно в своем детстве верило в видимость, так нынешний ребенок верит: то, что он видит, и есть сама действительность. Потом, взрослея, мы об этом забываем. Помню, как однажды мать, смеясь, рассказала, что гуляла вечером с моим младшим шестилетним братишкой Игорем, и он ей сказал с недоумением: "Откуда это луна знает, куда мы идем, и может идти за нами?" Так наше собственное детство как бы вкратце повторяет детство всего человечества, с той лишь, но очень существенной разницей, что то, что в истории человечества продолжалось века и тысячелетия, в жизни отдельного человека сегодня занимает всего несколько лет.

А теперь обратимся к отдельным научным революциям I типа.

Революция, вызванная открытием Н. Коперника. Шла к концу первая половина XVI в. В астрономии, казалось бы, прочно господствовало геоцентрическое учение Птолемея. Согласно ему, в центре Вселенной находится Земля, а вокруг нее движутся Солнце, звезды и планеты. Движение планет в этом случае носит чрезвычайно усложненный и даже запутанный характер. Получается так, что они движутся то в одну сторону, то вдруг меняют направление и начинают двигаться в другую сторону, зигзагом. Польский ученый Н. Коперник показал, что эта запутанность и ничем не объяснимая хаотичность движения планет полностью устраняется, если допустить, что все планеты, включая Землю, движутся вокруг Солнца по замкнутым орбитам. Тем самым отвергалась основная идея учения Птолемея, будто планеты движутся вместе с Солнцем вокруг неподвижной Земли. Свое открытие Коперник изложил в сочинении "Об обращениях небесных сфер", которое было опубликовано в 1543 г.

Это открытие Коперника разбивало барьер, стоявший испокон веков на пути к познанию истинного строения Солнечной системы. Итак, согласно гелиоцентрическому учению Коперника, в центре нашего участка Вселенной стоит не Земля, а Солнце.

Чтобы пояснить, как могло возникнуть ложное геоцентрическое учение Птолемея, Коперник приводил наглядный пример из обыденной человеческой практики. Допустим, что мы стоим на палубе корабля, отходящего от берега при совершенно тихой погоде. И нам кажется, что наш корабль стоит неподвижно, а это сам берег от него удаляется (движется). Психологически так именно и объяснялось возникновение геоцентризма.

Однако разубедить современников в том, что движение Солнца вокруг Земли является только кажущимся, а на самом деле движется Земля, было не так-то легко. Так, народная песня свидетельствовала, что "солнце всходит и заходит". А то, что Земля стоит на месте, что она неподвижна, - это тоже человек в далеком прошлом чувствовал своими собственными ногами, твердо стоя на Земле, своими руками копая землю, своими глазами отмечая неподвижность гор и холмов. И так было из года в год, из поколения в поколение, из века в век. И церковь очень ловко такой предрассудок возвела в канон.

Но вот появился человек, который вопреки непосредственной очевидности, вопреки вере всех современных ему людей и самой церкви громко заявил: "Нет, это неверно, будто Солнце движется вокруг Земли, а Земля стоит на месте! Это только нам кажется так, а на самом деле все обстоит как раз наоборот". Можно себе представить удивление народа и гнев инквизиции, услышавших подобную "ересь". Ведь, с их точки зрения, только сумасшедший мог бы спорить против очевидности!

Потребовалось много десятилетий для того, чтобы не только в сознание передовых ученых, но и более широких народных масс вошло признание гелиоцентрического учения Коперника. Большую роль в этом сыграл итальянский ученый Г. Галилей. Он издал свою замечательную книгу "Диалог о двух главнейших системах мира" (1630 г.). В этой книге Галилей горячо и убедительно отстаивал правоту гелиоцентрического учения Коперника и доказывал ошибочность старого геоцентрического учения Птолемея.

Итальянский мыслитель Дж. Бруно был также активным защитником гелиоцентризма. Свои идеи он развил в таких произведениях, как диалоги "О причине, начале и едином" и "О бесконечности, вселенной и мирах". И. Кеплер, немецкий ученый, современник Галилея, открыл законы движения планет и изложил их в таких своих работах, как "Новая астрономия" (1609 г.), "Гармония мира" (1619 г.) и "Сокращение коперниковой астрономии" (1618-1622 гг.).

Реакционерам не удалось задушить истину. И истина неумолимо проникала в сознание людей. Пройдет еще немного времени, и русский ученый М. В. Ломоносов будет иронизировать по поводу нелепости учения Птолемея, говоря, что, кто знает

"...повара такого,

который бы вертел очаг вокруг жаркого".

Эти слова означали, что теперь столь же диковинным должно было выглядеть на деле геоцентрическое учение Птолемея, свергнутое Коперником.

Ф. Энгельс в своей "Диалектике природы" назвал революционным актом издание бессмертного творения Н. Коперника, в котором был брошен вызов церковному авторитету в вопросах устройства мира. Тогда и началось освобождение естествознания от теологии.

Революционное значение открытия Коперника заключалось не только в том, что он разбил старые птолемеевские взгляды на Солнечную систему и стал создателем новой, гелиоцентрической системы мира, но и в том, что он впервые таким решительным образом показал несостоятельность и обманчивость веры в непосредственную видимость: мы видим, что Солнце всходит, нам кажется, что оно движется по небосводу, а в действительности как раз наоборот. Это мы с нашей Землей движемся вокруг него и совершаем суточное вращение вокруг оси ее. Значит, революция, вызванная открытиями Коперника, носила более широкий характер: коренным образом ломался сам способ мышления людей, сам метод восприятия ими внешнего мира с его вещами и явлениями. Основной смысл этой революции состоял именно в том, что за кажущейся нам истинной видимостью надо искать и находить скрытую от нашего непосредственного взора сущность наблюдаемых нами вещей и явлений.

Таким образом, революция, вызванная учением Коперника, носила двоякий характер: более частный, касающийся воззрений ученых на Солнечную систему и другие небесные тела, и более широкий, касающийся общего способа мышления ученых. Это мы можем проследить и на примере других отраслей человеческого знания.

Революция в механике, вызванная открытиями Галилея и Ньютона. Когда мы подбрасываем вверх тяжелый предмет, то наблюдаем сначала его взлет вверх, затем остановку на мгновение и последующее падение на землю. Этот процесс совершается строго закономерно, однако никакого закона, согласно которому падают тела, мы непосредственно наблюдать не можем. Более того, нам кажется, что тяжелые тела падают быстрее, чем легкие. И наши древние предки полагали, что скорость падения тел зависит от их веса. Только обрабатывая опытные данные, полученные при измерении скорости падения тел, обнаруживаем скрытый в этих процессах общий закон механики, найденный Г. Галилеем. Оказалось, что необходимо учитывать сопротивление воздуха, когда тела падают в обычных условиях. А потому нам и кажется, что легкие тела падают медленнее тяжелых. В безвоздушном пространстве, когда сопротивление воздуха исключено, все тела падают с одинаковой скоростью и ускорением.

Значит, и здесь за непосредственной видимостью прячется некоторая невидимая нашему глазу сущность совершающихся процессов, раскрыть которую и проникнуть в которую человек может лишь с помощью мышления.

Точно так же дело обстоит с открытием более широкого механического закона - закона всемирного тяготения. Его открыл английский ученый И. Ньютон.

Так научная революция пронизала весь XVIII век. Она ломала коренным образом старый способ мышления ученых, которые до тех пор довольствовались лишь видимостью наблюдаемых явлений, и со всей настойчивостью требовала искать и находить их сущность, скрытую за этими явлениями.

Надо добавить, что успехи механики вызвали научную революцию в математике, которая до тех пор развивалась в рамках изучения постоянных величин. Вместе с изучением процессов механического движения в математику пришла переменная величина, которую в свою аналитическую геометрию ввел французский ученый Р. Декарт. С другой стороны, И. Ньютон и Г. Лейбниц в целях математического отображения процессов движения тел и законов их движения создали исчисление бесконечно малых величин (дифференциальное и интегральное исчисление). Таким образом, революция I типа в механике прямо повлияла на математику. Но мы не будем касаться других революций, которые происходили в области математических наук, хотя и должны все время помнить, что революционное развитие математики неразрывно связано прежде всего с прогрессом физики и физической химии.

Особенно ярко характерная черта научных революций I типа проявилась в химии в конце XVIII в.

Революция в химии, вызванная учением А. Л. Лавуазье. Мы уже говорили о том, что с незапамятных времен, наверное, с тех пор, как человек сначала наблюдал огонь, а затем овладел способом его искусственного получения, процесс горения представлялся ему как разрушение горящих тел: выделение содержащихся в горючих телах некоторой материи огня (в виде пламени), дыма и остаточной золы. Средневековые алхимики на этом основании создали учение о том, что все тела природы состоят из трех "начал" (по латыни это звучало так: tria prima). Одно "начало" - горючее - именовалось "серой", другое - летучее - "ртутью", а третье (придуманное позднее) - растворимое, входившее в состав золы, - "солью". Как видим, алхимическое учение, подобно геоцентризму Птолемея, строилось на все той же вере в видимость: мы видим пламя, значит, из горящего тела вырывается "сера", и т. д.

Позднее немецкий химик И. Бехер в том же духе и на такой же основе высказал представление о трех "землях": горючей, летучей и растворимой (солеобразной).

А в XVIII в. другой немецкий химик - Г. Шталь - развил учение о флогистоне как материи огня. Так вера в видимость в области химии просуществовала почти до конца XVIII в., причем сама идея о горючем начале тел претерпела последовательные изменения, пока не нашла свое завершение в понятии флогистона.

В 1774 г. два химика - Дж. Пристли в Англии и К. Шееле в Швеции - одновременно и независимо друг от друга открыли новый газ, названный позднее кислородом. Выяснилось, что кислород и азот - два основных компонента атмосферного воздуха. Казалось бы, это открытие должно было сразу же опровергнуть ложное учение о флогистоне, но этого не произошло, и только потому, что химики, открывшие кислород, так и не поняли, что они держали в руках. Пристли полагал, будто он открыл воздух освобожденный от флогистона (дефлогистинированный воздух), а Шееле - что он нашел "огневоздух". Так сильна была привычка химиков придерживаться старых взглядов, будто горение есть распад тел. Древняя вера в видимость играла здесь роль барьера, заслонявшего истинную сущность процесса горения.

Этот барьер преодолел французский химик А. Л. Лавуазье. Он теоретически правильно обосновал эмпирическое открытие кислорода и доказал, что горение не есть распад тел, а есть их соединение с кислородом. Лавуазье правильно истолковал тот уже известный химикам факт, что металл после его обжигания на воздухе (кальцинации), превращаясь в окалину (окись), увеличивается в весе. Если бы окисление и горение состояло в выделении флогистона, то металл должен был бы не увеличиваться, а уменьшаться в весе. Если же вес увеличивается, то это значит, что происходит присоединение металлом чего-то содержащегося в воздухе. Так возникла кислородная теория химических процессов - горения окисления и восстановления металлов и других элементов, а также дыхания. В результате в химии произошла первая научная революция, показавшая, что за внешней стороной (видимостью) химических процессов скрывается их сущность, невидимая непосредственно нашему глазу.

Обратим теперь внимание на то, что научные революции I типа происходили таким образом, что они начинались в области изучения более простых форм движения материи, а именно, небесной и земной механики, а затем распространялись на область более высокой и сложной формы движения материи а именно химической. В дальнейшем мы будем наблюдать ту же последовательность. Можно сказать так: чем ниже и проще форма движения, тем относительно раньше в науке, ее изучающей, совершается научная революция соответствующего типа, а чем она сложнее и выше, тем позднее происходит аналогичная революция в данной научной области.

Проникновение идеи развития в науку о макромире

(Научные революции II типа - вторая половина XVIII в. - XIX в.)

Дальнейший ход познания. Революции I типа, разрушая безоговорочную веру в видимость, все же не доводили начатое до конца. Оставалось нетронутым убеждение, что все процессы в мире неизменны испокон веков, что они повторяются в одном и том же вечном круге. Даже появилась поговорка: "Ничто не ново под луною". И эта вера в неизменность становилась новым барьером для человеческого ума на пути к постижению истины. Объявлялись неизменными, раз и навсегда данными вновь раскрываемые законы природы и сущность наблюдаемых явлений.

Такой взгляд означал не только признание абсолютной неизменности природы, но и ее дробление на различные не связанные между собою области, между которыми проводились резкие разграничительные линии.

Научные революции II типа как раз и ломали барьер, стоявший на пути к познанию истины, разрушали веру в абсолютную неизменность природы, в ее разделение на изолированные друг от друга участки. Научная революция II типа в какой-либо области знания совершалась, как правило, после революции I типа, являясь ее прямым развитием, она врывалась в соответствующую область науки и перестраивала ее. Однако так бывает не всегда. Иногда обе революции - I и II типа - происходят одновременно, о чем свидетельствует история физики, биологии и общественной науки XIX в. Но бывало, что революция II типа опережала революцию I типа (например, в биологии и философии), и лишь последующее развитие науки приводило в соответствие и во взаимную связь обе научные революции.

Наконец, наблюдались и такие случаи, когда (например, в химии в последней трети XIX в.) революция II типа началась, а затем временно задержалась.

Рассмотрим теперь самые первые научные революции II типа, совершившиеся в астрономии во второй половине XVIII в. и в химии в начале и середине XIX в.

Революция в астрономии, вызванная космогонической гипотезой И. Канта и П. Лапласа. Идеи Коперника, продолженные далее Галилеем, Кеплером и в особенности Ньютоном, привели к созданию общей картины мира (Солнечной системы) на основе принципа вечности и неизменности небесных явлений. Ньютон разложил движение планет по замкнутым орбитам вокруг Солнца на две составляющие силы: нормальную и тангенциальную. Первую он объяснил действием закона всемирного тяготения, ибо взаимное тяготение двух тел (планеты и Солнца) действует по прямой линии, соединяющей центры этих тел. Что же касается тангенциальной силы, то Ньютон не мог найти для нее рационального объяснения и вынужден был прибегнуть к допущению первоначального "божественного толчка". Благодаря такому "толчку" планеты якобы получили соответствующее ускорение и стали двигаться по своим замкнутым орбитам вокруг Солнца. С тех пор они двигаются неизменным образом и должны будут двигаться так до скончания веков. Мировые часы были однажды, по Ньютону, заведены, и уже ничто не могло и не сможет когда-либо нарушить их хода.

В середине XVIII в. немецкий философ И. Кант выдвинул идею, что ныне существующая Солнечная система отнюдь не возникла в готовом виде в результате какого-либо творческого акта, исходящего от высшего существа. Напротив, Кант предположил, что она развилась постепенно из некоторой первоначальной туманности в результате присущего ей самой вращательного движения. В итоге в центре образовалось Солнце, а на периферии - на различном от него расстоянии - планеты, сохранившие то самое вращательное движение, которое было присуще исходной туманности. При этом Кант не только не отверг законов ньютоновской механики, но, напротив, показал, что, только опираясь на эти законы, и можно объяснить образование Солнечной системы из первоначальной туманности.

Значит, революция II типа, совершенная Кантом, целиком опиралась на предшествующую ей революцию I типа, которую осуществили ученые XVI- XVIII вв., от Коперника до Ньютона.

В конце XVIII в. космогоническую гипотезу развил и обосновал П. Лаплас (Франция), завершив тем самым революцию II типа в астрономии, точнее сказать, в учении о Солнечной системе.

В чем же состояла сущность этой революции? В том, что картина природы, считавшаяся до тех пор абсолютно неизменной, раз и навсегда установленной, оказалась подвижной, как бы расплавленной, причем в основу новой картины легла идея развития всеобщей связи явлений природы. Если общая черта революции I типа состояла в том, что происходило "перевертывание" прежних представлений (крушение веры в видимость), то общей чертой революций II типа стало, образно говоря, "расплавление" неизменного, разрушение искусственно возведенных абсолютных граней между различными областями природы. Можно сказать, что стихийно на место прежней метафизики в науку вступала диалектика, однако вступала так, что сами ученые не осознавали этого; диалектика же проявляла себя в объективном содержании новых учений и воззрений.

Революция в химии. Точно так же, как революция, вызванная гипотезой Канта и Лапласа, прямо продолжала революцию, совершенную Коперником и Ньютоном, так и в химии революция II типа непосредственно продолжила революцию, вызванную кислородной теорией Лавуазье. Эта химическая революция II типа захватила всю первую половину и середину XIX в. Начало ей положил Дж. Дальтон, создавший химическую атомистику. В его воззрениях было еще много туманного, метафизического (например, признание теплородных оболочек у атомов, отрицание молекулярных представлений и т. д.); однако глубоко революционной была основная идея - представить химическое взаимодействие веществ как соединение и разъединение атомов. В этом и заключалась диалектика всего атомного учения. Продолжая развивать учение Дальтона, Й. Я. Берцелиус показал приложимость открытого Дальтоном закона простых кратных отношений не только к неорганическим, но и к органическим веществам. Тем самым давнишняя метафизическая перегородка, разделявшая тела живой и неживой природы, начала рушиться.

Шаг за шагом, часто с большим трудом и осечками, диалектика проникала в органическую химию. В середине XIX в. вторую революцию в химии в полной мере осуществил французский ученый III. Жеpap. Он раскрыл глубокие взаимные связи между органическими соединениями, выразив их в виде гомологических, генетических и других рядов. Он поставил на твердый фундамент молекулярную гипотезу, созданную в начале XIX в. А. Авогадро, и тем самым показал, что строение материи предполагает наличие определенных ступеней и что, следовательно, материя не просто распадается на атомы, но образует ряд качественных узлов в своем развитии. Химические же вещества Жерар рассматривал в их постоянном изменении и превращении, в их движении, он даже пришел к выводу, что вообще невозможно отыскать в них какие-либо устойчивые, неподвижные формы. Этот недостаток его воззрений был преодолен последующими открытиями, в особенности благодаря созданию в 1861 г. теории строения органических соединений А. М. Бутлеровым.

Теперь рассмотрим две революции II типа, которые совершились, минуя революции I типа, но сущность этих революций заключалась все в той же смене метафизики диалектикой (правда, в достаточно ограниченных масштабах).

Опережение революцией II типа революции I типа. Особенности и неравномерность движения научного познания. Как правило, революция II типа в ходе развития научного познания представляет собой прямое развитие и углубление предшествующей ей революции I типа. Об этом свидетельствуют революции в астрономии и химии. Однако в особых условиях, когда революция I типа еще не совершилась, а идеи диалектики с ее принципом развития все настойчивее начинают проникать в различные области науки, может случиться так, что они начнут как бы забегать вперед, словно речь идет о том, что второй этаж здания возводится до того, как построен его первый этаж. В таком случае последующие научные революции выправляют ход развития науки: они не только выполняют задачи революции I типа, но доводят до конца начатую уже революцию II типа. До этого момента революция II типа не может быть доведена до конца. Подлинная революция II типа в физике и биологии, осуществленная во второй трети XIX в., а также великая революция в философии и естественных науках связана с созданием марксизма в XIX в.

А сейчас коротко остановимся на преждевременных революциях II типа, которые не смогли развернуться полностью.

Эволюционная теория Ж. Ламарка в биологии. В XVIII в. в науке господствовало учение о постоянстве видов. Ученые полагали, что бог однажды сотворил все ныне существующие виды и с тех пор они существуют такими, какими они были созданы. В 1809 г. Ж. Ламарк в своей книге "Философия зоологии" выдвинул идею изменчивости видов. Это была еще недостаточно разработанная теория эволюции, которая представляла собою некоторый зачаток революции II типа в биологии. Однако революция I типа ей не предшествовала. Более того, сам Ламарк, по сути дела, руководствовался верой в видимость в отношении животных форм. Вместо причинного детерминистического объяснения морфологических и анатомических особенностей животных Ламарк высказывал воззрения, основанные на признании целесообразности, телеологичности. Так, например, наличие длинной шеи у жирафа он объяснял тем, что животное должно было тянуться за высоко растущими листьями деревьев. Точно так же он объяснил мимикрию внешней формы и окраски стремлением животного приспособиться к окружающей среде. В основе таких воззрений лежала вера в видимость: мы видим, что лягушка носит окраску, маскирующую ее среди растительной зелени. Значит, лягушка стремилась приобрести такую защитную окраску. Дальше веры в видимость такие воззрения не шли. Кстати сказать, в наше время были сделаны попытки возродить подобные воззрения, объявив их к тому же диалектико-материалистическими. Но такие попытки были своевременно пресечены представителями мировой науки.

Непоследовательность и слабость эволюционного учения Ламарка были полностью преодолены дарвинизмом, который явился учением, соединившим в себе революции обоего типа в биологии. При этом, как и следовало ожидать, и здесь первоначально предполагаемые отношения были "перевернуты": проявления целесообразности из первичных, определяющих были превращены в производные, порожденные, как следствие, причинно обусловленными связями. В результате на место телеологизма в объяснении биологических явлений встал детерминизм.

Диалектическая философия Гегеля. Гегелевская диалектика, разработанная им в первой трети XIX в., представляла собой подлинную революцию в философии, однако столь же несовершенную и незавершенную, как и учение Ламарка в биологии. Это выражалось в том, что, согласно Г. Гегелю, развивается не внешний материальный мир, не природа, а некоторая "абсолютная идея", по существу, божественного характера. В своем диалектическом развитии она творит и природу, и человека.

Но что такое идеализм? Это признание первичности духовного начала по отношению к материальному, первичности сознания по отношению к бытию, мышления, психического по отношению к физическому. Здесь по-своему проявляется все та же вера в видимость, о которой мы уже говорили. В самом деле, любым нашим поступкам и всей нашей деятельности всегда предшествует работа нашей мысли, т. е. духовного начала. Именно в нашей голове рождаются планы и замыслы наших поступков, принимаются решения, которые становятся руководящими для последующих практических действий. И это бросается в глаза каждому из нас непосредственно. А вот то, чем на деле продиктованы принимаемые нами решения и составляемые нами планы действий, - это, как сущность, скрыто от нашего непосредственного взора и далеко не так просто и легко поддается уяснению.

Как и в предыдущем случае (в биологии), в философии в результате влияния идеализма складывалось такое положение, что революция I типа должна была проложить путь к выявлению подлинных причин, духовных процессов, а эти причины заключались в материальных факторах жизни общества, поэтому крушение веры в видимость в области философии должно было на место идеальных факторов (в качестве якобы первичных) поставить материальные факторы как реально первичные. Короче говоря, идеализм должен был быть заменен материализмом, а идеалистическая диалектика соответственно диалектикой материалистической. В результате этого сама диалектика освобождалась от порожденных идеализмом ущемлений и искажений и обретала свою завершенную научную форму.

Три великих открытия в естествознании XIX в.

(Соединенные революции I и II типов)

Характер объединенных революций обоих типов. В этих революциях одновременно и во взаимной связи ломались барьеры, порожденные верой в видимость и верой в неизменность. Такие революции приобретали характер действительно великих революционных переворотов в науке. Они становились подлинными локомотивами поступательного движения соответствующих отраслей научного знания. А главное, они влекли за собой дальнейшее, все убыстряющееся развитие тех областей знания, внутри которых они совершались. Это мы увидим на примере физики, философии, общественных наук и биологии, великие революционные перевороты в которых произошли в середине XIX в. и продолжались далее вплоть до нашего века.

Революция в биологии на клеточном уровне, совершенная Т. Шванном и М. Шлейденом. В истории учения о биологической клетке мы не обнаруживаем достаточно развитой и определенной концепции, основанной на вере в видимость. Клеточная структура тканей просто констатировалась. Поэтому когда в начале второй трети XIX в. Т. Шванн и М. Шлейден создали клеточную теорию, то фактически революция II типа, вызванная этой теорией, выполнила одновременно и задачу революции I типа. Клеточная теория решила две грандиозные задачи, касавшиеся живой природы: во-первых, были открыты единство и взаимосвязь всех живых существ, поскольку все они строились по единообразному структурному плану как образованные клетками. Это имело особое значение в том отношении, что был ликвидирован издавна признававшийся разрыв между животным и растительным царствами. Отныне оба эти царства обнаружили свое внутреннее единство, поскольку животные и растительные организмы в своей основе имели одно и то же клеточное строение. Во-вторых, клетка выступила не только как структурная единица живых организмов, но и как общая простейшая исходная форма их возникновения и развития. Генетический аспект клеточной теории органически сочетался с ее структурным аспектом. Итак, диалектика со своими основными принципами развития и всеобщей связи начала проникать в биологию, что и составило самую суть научной революции II типа.

Революция в физике, совершенная Ю. Р. Майером и другими. Она произошла благодаря открытию закона сохранения и превращения энергии. Этому открытию предшествовало выяснение взаимоотношений между механическим движением и теплотой. Сначала люди научились превращать в теплоту механическое движение, например получать огонь путем трения или разогревать металл под ударами тяжелого молота. Условно направление этого процесса мы назовем "туда". Изобретение же паровой машины дало возможность людям добиться обратного превращения теплоты в механическое движение. И это мы образно назовем "обратно".

Новое учение о превращении энергии разрушало, во-первых, представление о теплороде, светороде, электрических и магнитных жидкостях, которые родились из веры в видимость, подобно тому как выделение тепла при трении или ударе объяснялось выдавливанием мнимого теплорода из трущихся или соударяющихся тел. Разрушить подобные взгляды должна была революция I типа. Однако она не носила самостоятельного, самодовлеющего характера, а целиком была обусловлена совершавшейся одновременно с нею революцией II типа. Эта последняя состояла в том, что разрушались прежние перегородки между различными физическими формами движения (энергии), в силу которых каждая такая форма была превращена в обособленное невесомое вещество (невесомый флюид, невесомую материю). Все такие вещества, или "силы" природы, считались неспособными переходить друг в друга, превращаться одни в другие. Великий революционный переворот состоял в том, что все они были признаны лишь различными формами (проявлениями) одного и того же универсального движения. Энергия с этих пор трактуется как движение, сохраняющееся количественно и способное испытывать качественные изменения, т. е. изменения по своей форме. Так раскрылась в полном объеме диалектика физических процессов, воплотившись в фундаментальный закон современной физики.

Соединенная революция обоих типов дала могучий толчок дальнейшему прогрессу физики, что привело к таким революционизирующим открытиям, как создание термодинамики и молекулярно-кинетической теории газов, электродинамики и электромагнитной теории света, учения об агрегатных состояниях и молекулярной физики в широком смысле слова. Таким образом, с открытием фундаментального закона физики - закона сохранения и превращения энергии - революция II типа в физике отнюдь не завершилась, а только началась. Ее прямым продолжением стала революция III типа, начавшаяся на рубеже XIX и XX вв. и продолжающаяся доныне.

Революция в биологии, вызванная эволюционной теорией Ч. Дарвина. В 1859 г. вышел в свет труд Чарлза Дарвина "Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь". В этом труде нашли свое яркое выражение оба типа научной революции. Во-первых, все явления приспособительного характера у живых существ были объяснены строго детерминистически, т. е. причинно. Концепция телеологизма, столь прочно удерживаемая даже Ламарком, не говоря уже о биологах предшествующей эпохи, была изгнана из биологии, а вместе с нею и вера в видимость. Во-вторых, все многообразие животных и растительных видов было показано как результат длительного эволюционного процесса живой природы, начиная с низших ее форм и кончая высшими. Возникновение новых видов из старых, совершавшиеся при этом качественные изменения в живой природе трактовались Дарвином не как резкие внезапные скачки необъяснимого происхождения и тем более не как "революции" или "катастрофы", но как медленно и постепенно протекающие процессы, в ходе которых незначительные количественные изменения, накапливаясь, переходят в коренные качественные. Революция в биологии, вызванная учением Дарвина, получила дальнейшее развитие в том же направлении в трудах и открытиях Э. Геккеля, братьев Ковалевских и других.

Клетка, превращение энергии и дарвинизм, по словам Ф. Энгельса, были тремя великими открытиями в естествознании XIX в. Каждое из них разрушало метафизику с ее верой в неизменность и бессвязность природы. Но все эти великие открытия, суммируясь, привели к тому, что метафизический взгляд на природу рухнул, тогда как раньше в нем пробивались лишь отдельные бреши, а в целом он еще продолжал держаться. Можно сказать, что начиная с этого момента все естествознание оказалось охваченным научной революцией II типа.

Соединенная революция обоих типов в гуманитарных науках

Революция в науке XIX в., совершенная К. Марксом и Ф. Энгельсом. Великий революционный переворот в науке, который совершили К. Маркс и Ф. Энгельс, захватил философию и общественные науки, в особенности политическую экономию и историю. В этом перевороте со всей очевидностью выявилось революционизирующее значение материалистической диалектики, созданной К. Марксом и Ф. Энгельсом, как единственно правильного революционизирующего метода познания и как научного мировоззрения. Опираясь на диалектику, К. Маркс и Ф. Энгельс выполнили грандиозную задачу революционного преобразования философского и общественно-научного знания. Они совершили революцию обоих типов в названных областях науки, иначе говоря, разрушили веру в видимость и неизменность существовавших тогда порядков, которую столь упрямо отстаивали представители буржуазной науки.

Революция в философии, вызванная марксизмом. Философскими источниками марксизма были в первую очередь метафизический материализм Фейербаха, опиравшийся на французский материализм XVIII в., и идеалистическая диалектика Гегеля, завершавшая собой линию классического немецкого идеализма, предшествующего времени. Маркс и Энгельс, будучи революционерами в науке, коренным образом переработали, буквально переплавили те зерна истины, которые они нашли у своих предшественников, освободили эти зерна от шелухи идеализма и метафизики и создали принципиально новое, качественно отличное от философии Гегеля и Фейербаха философское учение, имя которого - диалектический материализм, или материалистическая диалектика. В этом органичном слиянии диалектики и материализма и состоял великий революционный переворот в философии в середине XIX в. Кажущееся поверхностному взгляду идеалиста отношение сознания к бытию было перевернуто: не сознание определяет бытие, а как раз наоборот - бытие определяет сознание, материя первична, а дух вторичен. В результате этого все явления мира, в том числе и касающиеся человека, и все законы диалектики, как законы развития и всеобщей связи, приобретали строго рациональный характер.

Распространение материализма на объяснение развития и жизни общества привело к созданию исторического материализма, или материалистического понимания истории. Подобно тому как в общем случае, согласно философскому материализму, бытие определяет сознание, так, согласно историческому материализму, общественное бытие определяет общественное сознание.

Маркс и Энгельс впервые поставили на строго научную почву философскую науку, а вместе с нею впервые превратили обществознание в подлинную науку.

Революционный переворот в общественных науках, совершаемый марксизмом. Остановимся на двух науках: политической экономии капитализма и исторической науке. В обеих этих науках марксизм совершил такой же революционный переворот, как в философии. В предисловии ко II тому "Капитала" Маркса Энгельс проводит прямую параллель между тем, что совершил Маркс в политэкономии своим учением о прибавочной стоимости, и тем, что совершил Лавуазье своей кислородной теорией в химии. Маркс создал экономическое учение, воплотив его в таких фундаментальных трудах, как "Капитал", "К критике политической экономии" и др., совершив тем самым полную революцию в политэкономии.

Точно так же вместо идеалистических концепций исторического процесса, которые приписывали примат роли личности в истории, Маркс и Энгельс выдвинули и последовательно обосновали материалистическое понимание истории, именуемое также историческим материализмом. Таким образом, в этих и других общественных науках основоположники марксизма осуществили соединенную революцию I и II типа. В новых исторических условиях, в эпоху империализма и пролетарских революций, в эпоху строительства нового, социалистического общества революцию, осуществленную Марксом и Энгельсом в философии и общественных науках, продолжил В. И. Ленин. С его именем связан новый этап в развитии диалектического материализма - учение об империализме как высшей стадии капитализма, учение о социалистической революции и государстве.

Но есть еще один важный пункт, в котором стыкуются естественные и общественные науки и где открытия, совершенные марксизмом, также вызвали революцию II типа в ее соединении с революцией I типа.

Революционное значение трудовой теории антропогенеза. Труды Ч. Дарвина по эволюционной теории коснулись и проблемы происхождения человека. Сравнительно-анатомические и сравнительно-морфологические исследования человеческого организма и организма приматов (высших обезьян) показали их огромное сходство, более того - прямое родство. Это позволило сделать чрезвычайно важный вывод о животном происхождении человека в противоположность религиозному мифу о божественности его сотворения.

Однако, будучи чистым естествоиспытателем, далеким от социальной науки, Дарвин не мог открыть конкретных исторических факторов, которые обусловили превращение нашего далекого обезьяноподобного предка в мыслящего человека. Вся концепция Дарвина носила сугубо натуралистический характер. Тем не менее она встретила сопротивление со стороны церкви и буржуазной реакции. Ф. Энгельс, опираясь на марксистское учение, пошел дальше Дарвина. Он открыл роль труда как социального фактора в процессе превращения обезьяны в человека. Созданная на этой основе Энгельсом трудовая теория антропогенеза выполнила роль соединенной революции I и II типа на стыке естественных и общественных наук. И в этом ее неоценимое значение.

Продолжение научной революции II типа в конце XIX в.

Незавершенная революция в химии. Мы имеем в виду открытие Д. И. Менделеевым в 1869 г. периодического закона химических элементов. До Менделеева элементы разбивались на отдельные естественные группы и семейства по принципу их химического сходства. Но между самими группами и семействами никакой связи предшественники Менделеева не обнаруживали. Каждая группа элементов, каждое их семейство рассматривались обособленно одни от других, изолированно между собой. И это обстоятельство, как барьер, стояло на пути к созданию единой естественной системы всех элементов, хотя попытки выработать такую систему делались химиками и до Менделеева.

Менделеев увидел, что необходимо найти пути и способы сближения и сопоставления не только сходных, но и несходных между собой элементов, подобно тому как в поваренной соли сама природа соединила сильнейший металл (натрий) с сильнейшим неметаллом (хлором). Он увидел в атомном весе как общем свойстве всех элементов основу для такого рода сближения и на этой основе создал периодическую систему химических элементов. В этой системе ярко выступил принцип диалектики - принцип всеобщей связи. Подчиняясь единому закону и объединяясь в одну общую систему, химические элементы и их группы (семейства) выступили отныне не как случайные, не зависимые друг от друга, но как единые по своей природе, органически взаимосвязанные звенья одной цепи веществ природы. Таким образом, в область химии вступала диалектика, продолжая углублять научную революцию II типа. Но почему эта революция тогда не дошла до конца, не захватила также и принцип развития в приложении к химическим элементам? Об этом будет сказано дальше. Пока же отметим, что в порядке гипотезы делались попытки предположительно представить периодическую систему элементов как результат развития химических элементов. Так, в 1886 г. эту систему У. Крукс назвал неорганическим дарвинизмом в докладе, который он озаглавил "Происхождение элементов", подражая дарвиновскому труду "Происхождение видов...". Однако в XIX в. наука еще не могла проникнуть в глубь атомов и элементов, а потому идея их развития (превращения) не могла пойти дальше чистых догадок.

Научная революция в физике в конце XIX в. Она совершалась как прямое развитие и расширение закона сохранения и превращения энергии. В центр внимания все больше выдвигалось учение об электричестве. Электромагнитная теория Максвелла, катодные лучи, волны Герца - все это подготовляло будущие великие открытия в физике, которые на рубеже XIX и XX вв. положат начало "новейшей революции в естествознании". Создание электролитической теории диссоциации чрезвычайно сблизило физику с химией.

В становлении понятия иона (осколка молекулы растворенного вещества) существенную роль сыграл его электрический заряд, который был целочисленным, подобно валентности соответствующих атомов или атомных групп.

Замечательные открытия, революционизирующие всю науку, были сделаны в области молекулярной физики: сжижение так называемых постоянных газов, благодаря чему была до конца устранена перегородка, разделявшая два агрегатных состояния - капельно-жидкое и газообразное; статистическая трактовка энтропии, благодаря которой была опровергнута ложная гипотеза тепловой смерти Вселенной.

Все эти и другие шаги революции II типа в конце XIX в. знаменовали собой все более и более широкое проникновение диалектики в естествознание.

Каков же был общий итог революций II типа в пределах хотя бы двух фундаментальных наук - химии и физики?

Выработка классической картины мира в итоге революций II типа. Речь идет о классических физике и химии XIX в. Хотя в них, как и в другие отрасли естествознания, особенно в биологию, широко проникла диалектика, однако ее проникновение, как и сами революции II типа, ограничивалось вещами и явлениями макромира. Что же касается микромира, то он мыслился как миниатюрное подобие макромира. Например, атомы рассматривались как шарики, движение микрочастиц материи рассматривалось как подчиненное законам механики и т. д. Короче говоря, в науке господствовала концепция качественной тождественности макро- и микромиров, и их различие сводилось к различию только по масштабу, т. е. чисто количественному. В целом классическая физическая картина мира в конце XIX в. сохраняла основы старой механической картины, несмотря на то что революция II типа в XIX в. затронула все отрасли естествознания, изучающего более сложные формы движения материи.

В области химии такой взгляд отстаивал Д. И. Менделеев, который в механической массе атомов, в их атомном весе видел самую сущность и основу химических элементов.

В классической картине макромира в XIX в. наблюдалось достаточно четкое разделение двух учений: о веществе (как предмете химии) и об энергии (как предмете физики). Вещество со времен Дальтона трактовалось как весомое, имеющее атомистическое (дискретное) строение; энергия же, напротив, как лишенная массы (невесомая), обладающая непрерывной структурой.

Поэтому в классической физике, в таких ее разделах, как термодинамика и электродинамика (включая учение о свете), господствовал метод непрерывных функций. Такая классическая картина (будем ее дальше называть "классикой") просуществовала примерно до середины 90-х гг. XIX в. Она была разрушена последующей новейшей революцией в естествознании.

Проникновение науки в область микромира

(Научные революции III типа - XX в.)

Особенности революций III типа. В отличие от революций обоих предыдущих типов, которые совершались в области познания явлений макромира, в ходе новейшей революции в естествознании диалектика шаг за шагом врывалась в область познания микромира, вскрывая его своеобразие, его качественное отличие. В целом эта революция была направлена на то, чтобы разрушить барьер, стоящий на пути познания микроявлений, сущностью которого была вера в качественную тождественность макро- и микромира. И это проявлялось в том, что "классика" XIX в. ошибочно распространялась на микроявления.

Однако в отличие от предшествующих научных революций обоих типов новейшая революция в естествознании происходила как бы дифференцированным образом: она разрушала основной барьер, стоявший между макро- и микромирами, не сразу, одним ударом, а как бы расчленив его на части, а затем суммируя свои удары по старым воззрениям. Она совершалась поэтапно, переходя с одной ступени познания материи на другую, в глубь материи. Следует отметить, что эта революция охватила все области естествознания, в том числе, например, биологию, где особенно важные революционные перевороты произошли в области генетики (учения о наследственности). Мы ограничимся лишь областью физики, точнее, атомной и субатомной физики, так что этапы новейшей революции в естествознании мы будем прослеживать в связи с тем, как наука XX в. проникала все дальше и дальше в глубь материи.

Начало новейшей революции в естествознании. (I этап)

Крушение понятия неделимого, неизменного атома. В XIX в. господствовало метафизическое представление об атомах как последних частицах материи. Поэтому атомы рассматривались как простые, неделимые частицы, которыми исчерпывалось все наше знание самой материи. Великие открытия физики конца XIX в. - лучей Рентгена, радиоактивности и радия, электрона - свидетельствовали о крушении старых классических представлений об атоме. Рушилась сама вера в исчерпаемость атомов, поскольку они оказывались изменчивыми, сложными и разрушимыми. Само по себе эмпирическое открытие радиоактивности и радия, при всей его важности, еще не делало научной революции до тех пор, пока эти открытия не получили теоретического объяснения. Оно было дано впервые в 1902 г. английскими физиками Э. Резерфордом и Ф. Содди, которые доказали, что радиоактивность есть спонтанный распад атомов, превращение одних элементов в другие. Так, радий превращается в гелий и эманацию радия, названную позднее радоном. С этого момента радий получил название "революционер-радий".

Дж. Дж. Томсон, открывший электрон, попытался создать модель атома. Она у него носила статический характер: положительный электрический заряд был как бы "размазан" по всему атому. Неподвижные же электроны были вкраплены в атом, наподобие того как маленькие зернышки могут быть включены в некоторое студенистое образование. Такая модель просуществовала до 1911 г.

Из начавшейся новейшей революции в естествознании можно было сделать два различных вывода. Первый делали ученые, не понявшие самого смысла этой революции. Они пытались сохранить старую веру в исчерпаемость "последних" частиц материи, но только теперь в качестве таковых сил стали выдвигать уже не атомы, а электроны. Прежние метафизические черты, которыми наделялись раньше атомы, теперь стали приписывать электронам. Однако эта попытка оказалась несостоятельной.

Совершенно иную позицию занял В. И. Ленин. Из начавшейся новейшей революции он сделал правильный вывод о том, что рушилась не вера в исчерпаемость одних только атомов, а вера в исчерпаемость любых, сколько угодно мелких микрочастиц материи. "Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна..." Эти ленинские слова выдающийся английский физик С. Пауэлл метко назвал программой всей физики XX в. Они полностью подтвердились в ходе дальнейшей научной революции.

Вступление идеи дискретности в физику. Уже открытие электрона - носителя отрицательного электричества - нанесло первый серьезный удар по классической вере в непрерывность физических функций, в особенности, конечно, в области учения об электричестве. Второй удар по этой концепции нанесла квантовая теория, созданная в 1900 г. М. Планком, согласно которой существует универсальная константа - квант действия, входящий в различные физические величины, в том числе и в выражение энергии, и обусловливающий их прерывистый, дискретный характер. Поэтому такие процессы, как излучение и поглощение света, протекают не непрерывно, а отдельными порциями. Свое открытие Планк сделал, изучая излучение тепла так называемым абсолютно черным телом. Пока излучение тепла и света происходило в огромных количествах, процесс этот казался непрерывным. Его прерывность обнаружилась лишь в условиях максимально возможного уменьшения количества излучаемого тепла. Приведем следующее сравнение: из широко открытого водопроводного крана вода бежит полной струей. Если кран подвернуть, струя станет тоньше, но все же останется непрерывной, цельной. Но если кран завернуть почти до конца, то вода перестанет литься струей, а будет капать, т. е. истечение ее приобретет прерывистый характер. Это, конечно, образное сравнение, но оно позволяет понять, как Планк обнаружил прерывистый характер (квантовый) излучения и поглощения энергии - тепла и света.

В 1905 г. А. Эйнштейн продолжил идеи Планка и показал, что свет обладает не только волновой природой, но и корпускулярной, что он состоит из фотонов. Так рушилась вера в то, что физические явления должны описываться непрерывными функциями.

Уничтожение перегородок между различными сторонами объектов природы. Такие перегородки, возникшие во времена "классики", разделяли между собой вещества и свет, пространство и время, массу и энергию. Своей теорией квантов М. Планк начал разрушать перегородку между понятиями вещества и света, поскольку и он, и особенно А. Эйнштейн показали, что свет обладает также и корпускулярной структурой, а не только волновой, и что этим он сближается с веществом. В неменьшей степени такое их сближение вытекало из открытия П. Н. Лебедева, в том же 1901 г. измерившего давление света. Тем самым доказывалось, что свет обладает своеобразной массой, и этим заполнялась ранее существовавшая пропасть между весомым веществом и невесомым светом, якобы не имеющим массы.

Огромную роль, революционизирующую всю науку, сыграла теория относительности Эйнштейна, созданная им в 1905 г. Она разрушила старую веру в независимость пространства и времени (как основных форм бытия) друг от друга и от движущейся материи. Далее она разрушила веру в независимость между собою массы и энергии как фундаментальных физических свойств материи. Последнее выражалось в новом фундаментальном законе современной физики, согласно которому между массой и энергией существует неразрывная взаимосвязь и количественная относительность.

Так завершается начало I этапа революции III типа. Хотя за это время были созданы новые теории и открыты новые законы в физике, но в целом начало XX в. можно охарактеризовать как фазу революционного крушения "классики", поскольку ответа на вопрос, как же построен атом из электронов, еще не было найдено. Такой ответ составил конструктивное окончание начавшегося I этапа новейшей революции.

Подступы к динамической модели атома. Открытие атомного ядра Э. Резерфордом в 1911 г. вело к признанию динамической планетарно-ядерной модели атома: ядро как миниатюрное "Солнце" в центре, а вокруг него, как маленькие "планеты", движутся электроны. Однако идеи непрерывности, еще не преодоленные, помешали сразу же обосновать такую модель: ведь, согласно классической электродинамике, двигающийся вокруг положительно заряженного ядра электрон должен был непрерывно терять свою энергию и в конце концов падать на ядро, чего не происходит в действительности.

Периодическая система элементов долгое время стояла обособленно от новейших физических открытий, тем более что сам Менделеев к старости относился к ним весьма настороженно, если не сказать отрицательно. Но вот в 1913 г. эти открытия были приведены в прямую зависимость от менделеевской системы. Система выступила как выражение строения атомов и их изменчивости (развития): тем самым обнаружилась взаимная связь между самими физическими открытиями и была раскрыта их глубокая сущность. Так, Г. Мозли показал, изучая характеристические рентгеновские спектры элементов, что элементы имеют порядковые номера, соответствующие занимаемым им местам в системе Менделеева (вскоре было показано, что этот номер равен положительному заряду ядра, а значит, и числу электронов в оболочке атома). Тогда же Ф. Содди и К. Фаянс открыли так называемый закон сдвига, согласно которому при радиоактивном бета-распаде элемент как бы передвигается на одно место направо по системе Менделеева (заряд его ядра возрастает на единицу), а при альфа-распаде - на два места налево, поскольку заряд его ядра уменьшается на два. В итоге вся периодическая система элементов выступила как система развивающихся (изменяющихся) элементов, а отдельные места в ней - как ступени, которые проходят в своем развитии элементы. Тем самым была доведена до конца революция II типа, которая оставалась незавершенной в XIX в.

Завершение первого этапа новейшей революции, создание атомной модели. В том же 1913 г., сводя воедино предшествующие открытия физики, Н. Бор разрешил то противоречие в планетарно-ядерной модели атома, с которым столкнулся Э. Резерфорд. Бор допустил, что излучение или поглощение энергии движущимся вокруг ядра электроном совершается не классическим образом, как непрерывный процесс, а прерывистыми порциями - квантами. Внутри атома электрон, согласно Бору, не может двигаться любым образом, но лишь по строго определенным, дозволенным для него орбитам. Испуская фотон (квант света), он перескакивает на соседнюю дозволенную ему орбиту, находящуюся ближе к ядру, а поглощая фотон, он перескакивает на соседнюю же орбиту дальше от ядра. Таким образом, в созданной Бором модели атома осуществился грандиозный теоретический синтез, с одной стороны, менделеевской периодической системы элементов, а с другой - важнейших открытий физики того времени: лучей Рентгена, радиоактивности, электрона, теории квантов, атомного ядра. В итоге мы видим новый, чрезвычайно мощный подъем научной революции, завершающий ее первый этап. Можно считать, что к этому времени старая механическая картина мира была полностью отброшена. На место механической массы встали электрически заряженные частицы материи, и прежде всего положительный заряд атомного ядра в качестве определяющей характеристики химического элемента. Так возникла новая, электромагнитная картина мира, пришедшая на смену старой, механической.

Несмотря на грандиозный успех новейшей революции в естествознании, в физике не только оставались неразрешенными, но с каждым новым шагом вперед все усиливались глубокие противоречия. Все учение о свете (оптика) было фактически разорвано на две изолированные области явлений: с одной стороны, распространение света, которое подчинялось старой волновой теории и совершалось как непрерывный волнообразный процесс; с другой стороны, поглощение и излучение света, которые совершались согласно теории квантов, т. е. прерывисто. Не лучше обстояло дело и в учении о веществе: классическое представление об электроне, как шарике, и о его движении вокруг ядра по строго определенной орбите, подобно движению планет вокруг Солнца, не в состоянии было выразить тонкие детали оптического спектра, хотя параметры электронных орбит все время уточнялись и усложнялись. Становилось все более очевидным, что классической воровской модели атома органически присущ какой-то недостаток, не устранимый в рамках "классики". Очевидно, здесь действовал какой-то познавательно-психологический барьер, требовавший преодоления.

Дальше в глубь материи. (Следующие этапы научной революции III типа в физике)

Начало II этапа новейшей революции. Суть его состояла в дальнейшей ликвидации остатков "классики". Этот этап характеризовался тем, что рушилась вера в обыденность физических представлений о веществе и свете. Второй этап революции в физике состоял в том, что нужно было ликвидировать остатки "классики".

Это и было достигнуто путем раскрытия подлинного единства между ранее разорванными противоположностями - веществом и светом с их различными структурами.

Создание квантовой механики. Эта теория появилась в 1923-1928 гг. Мне довелось в 1965 г. участвовать в международном симпозиуме ЮНЕСКО (Париж), посвященном 10-летию со дня смерти А. Эйнштейна. Со своими воспоминаниями выступил зачинатель идей квантовой механики Луи де Бройль, который рассказал, как под влиянием Эйнштейна родились у него в 1923-1924 гг. принципиально новые идеи о природе физических микроявлений. Если в свое время Планк перенес признак дискретности (прерывистости) с вещества на свет путем создания квантовой теории, то у Луи де Бройля возникла идея распространить на микрочастицы вещества (электроны и др.) признак волны (волнообразности), присущий свету. В итоге все физические микропроцессы (микрообъекты) как вещества (электроны и др.), так и света (фотоны) выступили в равной степени как единство волны и корпускулы. При этом корпускуле в каждом случае соответствовала волна определенной длины, а волне - определенная корпускула. Так раскрылось диалектическое единство прерывности и непрерывности в микромире, которое не могло быть раскрыто в условиях остаточной "классики". Идеи де Бройля были углублены и развиты дальше австрийским ученым Э. Шредингером, который вывел основное волновое уравнение для микропроцессов (1926 г.), немецким физиком В. Гейзенбергом, сформулировавшим соотношение неопределенностей, английским физиком-теоретиком П. Дираком (1928 г.) и др. Теперь движение электрона вокруг атомного ядра перестало мыслиться в духе обыденных представлений. Сам электрон выступил уже не как миниатюрный шарик, но как корпускулярно-волновое образование, лишенное резких границ и движущееся вокруг ядра не по точно определенным орбитам, а по размытым, подобно движению электронного облака. Вместе с тем был ликвидирован и разрыв оптики на две не связанные между собой части. Таким образом, единство вещества и света было раскрыто с новой глубиной, и новейшая революция в естествознании сделала новый бросок вперед. Можно сказать, что стоявший на ее пути барьер обыденности был верой в механическую наглядность микроявлений. Ибо в основе боровской модели атома лежала идея, что атом можно представить себе наглядно как миниатюрную Солнечную систему. Крушение веры в механическую наглядность атомной модели повлекло за собой признание, что на место такой наглядности должна встать математическая абстрактность наших представлений о микропроцессах. Отсюда еще большее возрастание роли математики с ее абстрактно-математическими моделями в современной физике. И это имело громадное революционизирующее значение для науки.

Ломка электромагнитной картины мира. Начиная с 30-х гг. XX в. в атомной физике были сделаны открытия, которые доказывали ограниченность, а в ряде пунктов - несостоятельность сложившейся электромагнитной картины мира. Все известные ранее микрообъекты либо носили электрический заряд - отрицательный (электрон) или положительный (протон) - либо электромагнитный (фотон). Казалось бы, свойство массы не играет у них существенной роли. Атомное же ядро представлялось как образованное протонами и внутриядерными электронами.

В 1930 г. В. Паули, чтобы спасти принцип сохранения энергии, выдвинул гипотезу нейтрино - микрочастиц, не имеющих массы и заряда и уносящих с собой половину энергии, испускаемой ядром или при бета-распаде (другую ее половину уносят электроны). Так начался подрыв устаревших уже представлений, которые абсолютизировали электромагнитную картину мира. Следующим ударом по этой теории было открытие нейтрона английским ученым Дж. Чедвиком (учеником Э. Резерфорда) в 1932 г. Здесь до известной степени повторилась история с открытием кислорода: супруги Ирэн и Фредерик Жолио-Кюри эмпирически наблюдали образование нейтронов, но, находясь еще во власти электромагнитной картины мира, пытались объяснить наблюдавшееся ими явление с ее позиций, по типу γ-лучей. Напротив, Дж. Чедвик сразу же понял физический смысл того, что наблюдали супруги Жолио-Кюри. Открытый им нейтрон (n°) обладал массой, равной 1 атомной единице, но не имел электрического заряда. Исследования Д. Д. Иваненко и других произвели переворот во взглядах на состав атомного ядра. Отныне оно стало рассматриваться как образованное тяжелыми частицами - протонами и нейтронами.

В 1934 г. супруги Жолио-Кюри сделали замечательное открытие, поскольку оно, на первый взгляд, не выходило за рамки электромагнитной концепции. Они открыли искусственную радиоактивность легких элементов и тем самым доказали, что свойство радиоактивного распада присуще всем элементам, а не только тяжелым, стоящим в конце периодической системы. При этом четко выявилась определяющая роль атомной массы, а не заряда ядра химических элементов. Например, кислород с массой 19 через бета-распад превращается в устойчивый фтор, а с массой 15 через бета-распад - в устойчивый азот. В итоге на место односторонней электромагнитной концепции пришла двусторонняя концепция, учитывающая во взаимосвязи и свойство массы, и свойство электрического заряда. Тем самым осуществился частичный возврат к взглядам Д. И. Менделеева. Это явилось также дальнейшим развитием II этапа революции III типа: если до 30-х гг. на первый план физики выдвигалась электронная оболочка атома, то в 30-х гг. - атомное ядро с его закономерностями. Процесс познания шел по-прежнему в глубь материи.

Начало эры атомной энергии. В 1934 г. Э. Ферми с сотрудниками облучили медленными нейтронами ядра урана и наблюдали явление вторичного бета-распада. К этому времени в физике твердо закрепилось представление, что бета-распад (вылет электрона из ядра) есть показатель сдвига элемента на одно место направо по периодической системе. Другими словами, утвердилась вера в неделимость атомного ядра, которое, сохраняя свою целостность, может испытывать лишь частичные изменения. Между тем, как оказалось позднее, Ферми наблюдал деление ядра урана, вызванное медленными нейтронами. Он же, по старинке, приписал вторичное бета-излучение образованию трансуранов, т. е. элементов, стоящих справа от самого урана в системе элементов. Так продолжалось около пяти лет. И здесь мы снова видим повторение истории с открытием кислорода: принципиально новое явление упорно втискивается в старые, ставшие обыденными рамки.

Когда же в продуктах ядерной реакции при облучении урана медленными нейтронами был обнаружен барий (1938 г.), то немецкие физики О. Ган и Ф. Штрассман правильно разгадали, что они имеют дело с реакцией деления тяжелого ядра на две части: барий и, очевидно, ксенон. При этом выделяются огромная энергия и свободные нейтроны. Последнее обстоятельство позволяет осуществить деление ядра как цепной процесс.

Это был исключительно мощный скачок в ходе научной революции. Можно смело сказать, что с этого момента началась новая эра - эра атомной энергии. С наступлением этой эры рушились барьеры обыденности, мешавшие до тех пор научному прогрессу.

Третий этап научной революции III типа (современность). Скажем коротко: происходит дальнейшее проникновение в глубь материи, в глубь ее элементарных физических частиц. При этом обнаруживаются все новые и новые, совершенно необычные для нас явления, требующие коренной ломки ранее сложившихся и ставших достаточно привычными, понятными представлений. Можно сказать, что дальнейшее разрушение веры в тождественность макро- и микромиров выступает на этот раз как крушение веры в привычное. Покажем это на двух примерах.

Трактовка "структуры" элементарных частиц. Люди издавна привыкли рассматривать строение какого-либо тела или сооружения таким образом, что строительный материал (кирпичи) дан в готовом виде, как заранее существующий и сохраняющийся в процессе всей стройки. Назовем это верой в данность готовых частиц. Было бы очень странным, если бы такие готовые частицы отсутствовали, т. е. не были бы нам даны как исходные формы. Строить что-либо было бы, кажется, невозможным. Между тем такие элементарные частицы, как протон, нейтрон и некоторые другие, можно представить себе образованными в виде наложившихся одна на другую сфер, "шуб". В каждой из этих сфер (оболочек) может и должна при строго определенных условиях возникнуть определенная элементарная частица. Ее еще нет, но она уже присутствует как возможная (виртуальная). Таким образом, внутреннее строение нейтрона или протона может быть представлено как образованное из неродившихся еще или только нарождающихся других микрочастиц. Как видим, ломка привычных человеческих представлений здесь идет очень далеко. И в этом опять-таки неуклонное продвижение научной революции в область "странных", неожиданных открытий, явно несогласуемых с обычным здравым смыслом, но вместе с тем носящих глубоко диалектический характер.

Гипотеза кварков. До недавнего времени считалось, что такие свойства элементарных частиц, как их электрический заряд или масса, носят целочисленный характер. Так, для электрона мы имеем отрицательный электрический заряд, равный -1, и собственную массу (массу покоя), равную 1 электронной единице. Это стало привычным представлением. Однако в ходе научной революции вера в привычное и здесь подверглась ломке. Была выдвинута гипотеза кварков, согласно которой определенные свойства элементарных частиц могут быть представлены как образованные из их дробных значений, которые приписываются кваркам. Конечно, легко было бы представить дело так, что кварки - это более мелкие микрочастицы, из которых образуются такие частицы, как протон и нейтрон (нуклоны), подобно тому как атомное ядро образуется из протонов и нейтронов. Так ли это в действительности - покажут исследования, которые в настоящее время идут полным ходом. Во всяком случае, приходится ждать еще многих интересных открытий, которые будут ломать сохраняющиеся в науке, ставшие привычными, но уже устаревшие представления.

На этом мы заканчиваем рассмотрение отдельных научных революций и их основных типов. Изложенное дает нам большой материал для размышления над общими взглядами на научные революции.

Великий переворот в генетике. Новейшая революция в естествознании, начавшись в физике, захватила и другие естественные науки: химию, астрономию, геологию и в особенности биологию. Если в физике она проявилась в распространении идеи дискретности (прерывной, зернистой структуры физических микрочастиц материи), то и в биологии (генетике) мы видим в сущности ту же картину. Но так как объект биологии - жизнь - значительно сложнее, нежели объект микрофизики, то и проникновение сюда идеи дискретности происходило гораздо труднее и медленнее.

Еще в 60-х гг. XIX в. чешский ученый Г. И. Мендель обнаружил чисто эмпирически, что у растений-гибридов различные передаваемые по наследству признаки от родителей распределяются в соотношении 3:1. Это прямо наводило на мысль, что в основе явлений наследственности лежат какие-то еще неизвестные дискретные (кратные образования), подобно тому как в химии открытие закона простых кратных отношений в свое время привело к созданию химической атомистики.

Кстати сказать, в те же годы в веществах клеточного ядра растений были эмпирически обнаружены особые нуклеиновые (от "нуклеус" - ядро) кислоты. Однако их роль в процессах жизнедеятельности не была еще установлена. Это напоминало историю открытия клетки.

Американский ученый Т. X. Морган, открыв хромосомную теорию, сделал попытку проникнуть в сущность явлений наследственности. Однако объяснить, что такое наследственность удалось лишь в середине XX в., когда впервые была установлена истинная роль нуклеиновых кислот в таких важных явлениях, как наследственность, обмен веществ и др. С этого момента мы вправе считать, что новейшая революция в естествознании захватила и область биологии.

Что движет научными революциями

Два рода факторов развития науки и научных революций. Их характеристика. При рассмотрении истории науки, а значит, и происходящих в ней научных революций обнаруживается действие двоякого рода факторов: внешних (экстернальных) и внутренних (интернальных). Но такая их характеристика является поверхностной, она не раскрывает существа каждого из факторов, их содержания, а тем более их взаимодействия. Марксизм идет дальше простого деления факторов научного прогресса, в том числе и научных революций, на внешние и внутренние. Он раскрывает во внешнем факторе прежде всего фактор материальный - производственно-технический и общественно-экономический, а внутренний фактор трактует как идеальный, точнее, как собственную логику движения научной мысли.

Исходя из этого, марксизм доказывает, во-первых, что материальный фактор - это первичное, а идеальный - вторичное. Первый стимулирует развитие науки, является ее движущей силой, хотя для поверхностного взгляда это остается обычно незаметным, замаскированным. Идеальное, получив внешне незаметный толчок от материального, в дальнейшем двигается в силу присущей ему внутренней закономерности (логики). Это обстоятельство нередко толкуется неверно: первичность приписывается идеальному фактору. Иначе говоря, движущей силой научного прогресса признается сама по себе логика познания, стремление к истине, любознательность и т. п.

Во-вторых, наука, как идеальное, обладает относительной самостоятельностью в своем развитии, все звенья которого отнюдь не исчерпываются действием одних только материальных факторов.

Наконец, в-третьих, наука, а значит, и научные революции, будучи порождены потребностями материальной практики и стимулируясь ими, в свою очередь оказывают, по мере своего развития, обратное активное воздействие на породившую их практику, что также нередко истолковывается ошибочно, в духе идеализма.

В противоположность марксизму, правильно раскрывающему взаимоотношения между материальной и идеальной сторонами научного прогресса, в том числе и научных революций, поверхностный подход, свойственный буржуазному миросозерцанию, часто останавливается на противопоставлении внешних и внутренних факторов без раскрытия их содержания и их истинной взаимосвязи и взаимообусловленности. В итоге создаются две диаметрально противоположные, методологически неправильные концепции: "экстерналистская", признающая один лишь внешний фактор, и "интерналистская", признающая лишь внутренний фактор развития науки. На поверку оказывается, что первая концепция представляет собой на деле вульгарно-материалистическую теорию в духе экономического материализма, а вторая - идеалистическую в духе признания науки продуктом работы логической мысли, согласно которой наука сваливается словно с неба. Третья концепция состоит в бездумном эклектическом сочетании обеих предыдущих.

Марксизм, опираясь на метод материалистической диалектики, преодолевает ограниченность и односторонность как "экстернализма", так и "интернализма", равно как и их эклектического примирения, и дает единственно правильный ответ на вопрос о факторах развития науки. Вопрос о научных революциях также получает в марксизме свое решение. Такие революции вызревают и совершаются в области идеальной, т. е. теоретико-понятийной и познавательно-методологической. Однако в конечном счете они вызываются запросами материальной практики - техники и производства, которые выдвигают перед наукой свои конкретные задачи, и общественно-экономическими факторами, социальными революциями, которые чрезвычайно убыстряют весь процесс исторического развития, будучи его локомотивами. Они поставляют для науки в ее революционные периоды творческие кадры ученых, которые и берут на себя быстрое и смелое решение очередных научных проблем, связанное с преодолением познавательно-психологических барьеров, мешающих поступательному движению науки. На примере научных революций, их дальнейшего развертывания и проникновения их достижений в практику наглядно демонстрируются первичность материального фактора развития науки, относительная независимость ее развития и обратное активное воздействие идеального на породившее его материальное.

Взаимодействие и совместимость обоих факторов с образованием узловых пунктов в развитии наук. Рассмотренные выше факторы развития науки в те или иные исторические периоды начинают действовать согласованно между собой в определенном направлении. Скажем, некоторая научная проблема возникает таким образом, что от ее решения зависит, с одной стороны, переход данной науки на очередную, более высокую и полностью подготовленную ступень ее развития, а с другой - удовлетворение остро назревшей потребности материальной практики - техники и производства. Образно можно сказать так: в эту проблему одновременно упираются и внутренняя логика развития самой науки, и практические запросы производства. Получается так, что обе линии научного и технического прогресса как бы сходятся или даже перекрещиваются в некотором узловом пункте, каковым является та самая научная проблема, которая ждет своего решения одновременно в интересах и самой науки (ее логики), и ее приложения к практике (технике, производству). Поэтому такая проблема получает название узловой и на большой отрезок времени (десятилетия и даже века) определяет собой ход развития науки и научных революций соответствующего типа. В истории естествознания первой такой узловой проблемой явилась механика. Действительно, развитие естествознания должно было начаться с изучения простейшей формы движения материи, а таковой, как известно, является механическая форма. Вместе с тем все производство и вся техника XVI-XVII вв. и даже позднее были механическими. На предприятиях действовали системы рычагов и блоков, механических передач и механических инструментов, а источником механической энергии служила мускульная сила людей и животных, а также сила ветра и воды (мельница). Поэтому мельница здесь выступила четко как узловая проблема, определившая собой основное содержание науки до создания крупной промышленности и парового двигателя. Можно сказать, что первый тип научных революций как раз и совпадает по времени с тем периодом, когда механика играла роль узловой проблемы всего естествознания.

В качестве следующей узловой проблемы можно назвать химическую атомистику XIX в. В химии до середины XVIII в. господствовал качественный подход к веществу и, соответственно, качественный анализ. Во второй половине XVIII в., начиная с работ английского ученого Дж. Блэка и М. В. Ломоносова, в химии быстрым темпом стал развиваться количественный подход к веществу и количественный (весовой и объемный) его анализ. При этом качественная сторона отодвигалась на задний план, а ее значение порой отрицалось и вовсе. Химический состав веществ выражался в абстрактных процентах. К началу XIX в. логика развития химии все настойчивее приводила к необходимости учитывать количественную сторону вещества в единстве с его качественной стороной. Это проявлялось уже в том, что вводились понятия эквивалентных (паевых) отношений, а затем простых кратных отношений в химическом составе сложных веществ. Тем самым логика научного развития требовала вернуться в какой-то степени к, казалось бы, отброшенной качественной стороне вещества. Это и было реализовано английским ученым Дж. Дальтоном в его химической атомистике, и прежде всего в понятии атомного веса, где количественный момент (величина атомного веса) рассматривался как однозначный специфический признак качественно определенного элемента. Одновременно потребности крупного химического производства требовали создания строго обоснованной теории для осуществления контроля над производством химических веществ и выработкой рациональных способов химической технологии. И это могла дать только химическая атомистика. Так в XIX в. химическая атомистика стала узловым пунктом развития не только химии, но и всего естествознания. Ибо в нее одновременно упирались и развитие химического производства и самой химии. Кстати сказать, на фоне разработки этой узловой проблемы развертывалась революция II типа в области химии.

Наконец, приведем еще один пример, касающийся уже физики. В течение всего XIX в., особенно после открытия закона сохранения и превращения энергии, были изучены физические процессы в макромире, которые можно было бы назвать сущностью первого порядка. Их же сущность второго, т. е. более глубокого, порядка заключалась в области микромира, куда наука в XIX в. еще не проникла. Логика же развития научного познания вплотную подвела физику в конце XIX в. к тому порогу, который отделял макромир, уже познанный, от микромира, еще не познанного. Переступить этот порог надлежало теперь науке. Но как только она его переступила и выяснилось, какие огромные запасы внутренней энергии содержит атом (его ядро), так практика (техника, производство) в неявной форме заявила свои претензии на то, чтобы овладеть этой энергией, использовать ее в своих интересах. Поэтому атомная (точнее, ядерная) физика становится узловой проблемой не только физики, но и всего естествознания XX в. На фоне ее разработки осуществляются один за другим этапы новейшей революции в естествознании, т. е. научной революции III типа.

Таковы различные факторы развития науки и научных революций, таково совместное их действие на образование и разработку узловых проблем, на фоне которых совершаются научные революции того или иного типа.

О связи научных революций с техникой

Движущая сила развития естествознания. До сих пор мы говорили о революциях в науке как о преодолении своеобразных познавательных барьеров, стоящих на пути человеческой мысли к достижению истины. Но тут встает вопрос: какая же сила толкает человека, человеческую мысль разрушать эти барьеры и совершать научные революции и вообще двигать вперед науку? Сейчас мы ограничимся рассмотрением только естественных наук. Что это: исконное стремление человека к познанию, присущее ему любопытство, словом, какой-либо идеальный фактор? Или же такая сила заключена в материальной практике человечества, в необходимости удовлетворять ее потребности и запросы? Совершенно очевидно, что второе. Из истории мы знаем, что дифференциация единой до тех пор натурфилософской науки явно наметилась уже в древности. Однако этот процесс был заторможен с самого начала и по той же самой причине: в обществе отсутствовали тогда стимулы, которые должны были подтолкнуть науку к подобной дифференциации. Начавшийся было процесс был приостановлен и заморожен. Ему пришлось "дожидаться" более 1000 лет, т. е. в течение всего средневековья. Только в самом конце средневековья, когда вместе с возникновением капитализма в Западной Европе появились наконец стимулы развития естествознания благодаря дифференциации ранее единой науки, остановленный было процесс возродился и двинулся вперед с небывалой быстротой. Именно он-то и привел в конце концов к революциям I типа.

Какую бы область естествознания мы ни взяли, мы обнаружим более или менее скрытую, а подчас и явно выраженную связь между прогрессом естествознания, представленного научными революциями, с одной стороны, и прогрессом техники, его запросами - с другой. Причем эти последние выступают как факторы, вызывающие и обусловливающие прогресс естествознания.

Три формы взаимосвязи между наукой (с ее революциями) и техникой (с ее революциями). Техника возникла одновременно с самим человеком, с его ранней цивилизацией. В течение веков и тысячелетий она развивалась вне поддержки со стороны естествознания, которого еще тогда не существовало. Поэтому возникающие производственно-практические задачи техника решала наощупь, методом проб и ошибок.

Однако, начиная с эпохи Возрождения, когда техника и промышленное производство стали развиваться бурными темпами, возникла острая потребность в открытии законов природных вещей и явлений, которые используются человеком в производстве. Без знания этих законов и их сознательного использования на практике не могло совершаться нормально развитие производства и техники; для открытия же законов природы требовалась разработка особых приемов исследования и соответствующего им понятийно-познавательного аппарата, что выходило за пределы возможностей самой техники. Для этого необходима была наука, в нашем случае - естествознание.

Так во второй половине XV в. на общем фоне эпохи Возрождения начинают возникать и развиваться отдельные естественные и математические науки. Разумеется, на первых порах, только что возникнув, они еще не в состоянии по всему фронту оказывать активную помощь практике. Образно говоря, они еще сильно отстают по уровню своего развития от техники и производства. Такова первая форма взаимосвязи между наукой и техникой. Обратим теперь внимание на то, что хотя по уровню своего развития наука далеко отставала от техники и промышленности, но по темпам своего движения она далеко опережала их. Объясняется это тем, что прогресс материальной практики, включая технику, предполагает длительное, подчас весьма трудоемкое и дорогостоящее строительство предприятий, установок, конструкций, которые к тому же после их возведения не поддаются быстрой и легкой перестройке. Творческая научная мысль оказывается несравненно более подвижной, гибкой, быстротекущей. В силу этого она обнаруживает тенденцию догонять в своем развитии технико-производственную практику, а возможно и перегонять ее. Однако в XVI-XVIII вв. такая ее тенденция не успела достаточно окрепнуть, хотя она и начала действовать с первых моментов возникновения естествознания. Вот почему в известном смысле можно сказать, что научные революции I типа в целом протекали в условиях, когда наука догоняла технику, оставаясь пока еще позади нее.

Конечно, при сравнении науки и техники по уровню их развития мы допускаем некоторую условность. Говоря, что наука отставала от техники, мы имеем в виду, что наука еще не могла выдвигать перед техникой каких-либо новых проблем, указывать новые пути для технического прогресса. Она вынуждена была пока что ограничиваться решением простейших задач, которые в готовом виде ставила перед ней техника, где соответствующие силы природы были уже практически использованы. Речь же могла идти о том, чтобы теоретически обобщить накопленный практикой фактический материал.

Например, изобретение паровой машины (парового двигателя) в XVIII в. было осуществлено фактически без всякой помощи со стороны науки, методом проб и ошибок, т. е. чисто эмпирически. И только потом остро потребовалась помощь науки в улучшении работы паровой машины, чего не могла уже сделать техника своими собственными средствами.

Мы затронули здесь техническую или промышленную революцию XVIII в. Но было бы неправильно полагать, будто эту революцию совершила паровая машина (при всей важности ее изобретения). Суть этой революции заключалась совершенно в другом. Вспомним, что выше было сказано о трудовой теории антропогенеза, предложенной Ф. Энгельсом: труд создал человека, труд осуществлялся рукой и способствовал развитию мозга наших предков. Их рука играла роль одновременно и слуги, и учителя мозга. Революция же в технике состояла в том, что человек XVIII в. передавал техническим устройствам - станкам и машинам - производственные функции, которые до тех пор выполняли его собственные органы. Подобно тому как становление человека началось с трудовой деятельности его руки, так и суть технической революции XVIII в. заключалась в передаче станкам (механическим устройствам) функций руки: руки ткача, токаря, прядильщика и т. д. Освобождение руки рабочего от непосредственных производственных функций достигалось путем изобретения ткацкого, токарного, прядильного и других станков. А для того чтобы пускать их сразу в ход в рамках целого предприятия, требовался новый мощный двигатель, что и привело к изобретению паровой машины.

В XIX в. создается и быстро развивается крупное промышленное капиталистическое производство. Теперь наука мужает и решает назревшие очередные задачи техники и промышленности. Она уже оказывается в состоянии ставить и решать такие задачи, которые только еще вызревают в недрах промышленности и техники. Ярким примером может служить задача повышения коэффициента полезного действия (КПД) паровой машины. На первых порах он был очень низок. Вставала задача: определить, каковы пределы и условия для повышения КПД. В процессе поисков решения этой задачи в физике XIX в. была разработана механическая теория тепла, открыт механический эквивалент теплоты, создана термодинамика как особая научная дисциплина, разработана кинетическая теория газов, а в конечном счете - открыт закон сохранения и превращения энергии. Можно смело сказать, что в середине и второй половине XIX в. наука в своем развитии догнала технику и производство, которое становилось все более "онаученным". На этом фоне и развертывались научные революции II типа. Наконец, бурное развитие науки (с ее научными революциями) привело к тому, что в XX в. наука не только догнала, но и стала перегонять технику и производство, опережать их в своем развитии. На этом фоне и развернулись научные революции III типа, о чем мы скажем особо.

Подготовка научно-технической революции. Новейшая революция в естествознании, начавшаяся на рубеже XIX и XX вв., открыла новый, невиданно мощный источник энергии, заключенный в атоме. Человечество до тех пор никакого представления об этой энергии не имело. Ведь когда создавалась паровая машина, то люди за многие предшествующие тысячелетия с момента открытия способа получения огня путем трения прекрасно изучили обе основные формы движения (энергии), действующие в паровой машине, - механическую и тепловую. Поэтому и смогли изобрести такую машину. Ничего похожего не было теперь. Никаких сведений о свойствах внутриатомной энергии, о возможности управления ею, о ее законах не было и в помине. А между тем факт ее открытия должен был кровно заинтересовать технику и промышленность. Но чтобы подойти к решению возникшей задачи, ее использования на практике, необходимо было в кратчайшие сроки пройти тот исторический путь, который прошло человечество с момента открытия способа искусственного получения огня до XVIII в. Но как это сделать? И вот здесь на помощь технико-промышленной практике пришла наука. За предельно короткий срок (менее полувека) наука изучила свойства вновь открытой формы энергии, изучила ее своеобразие, нашла ее законы и условия образования, что явилось необходимой предпосылкой для решения задачи управления ею на практике. Если на все это науке потребовалось затратить не более 40 лет, то после этого, в течение двух-трех лет, техника смогла практически освоить достижения науки и пустить первые урановые котлы. Здесь налицо было явное опережение наукой развития техники. Однако это опережение нельзя ни в коем случае рассматривать как отрыв науки от техники и промышленности, подобно тому как в спорте бегун-лидер отрывается от остальных спортсменов. Повторяем, сам факт опережения техники наукой обусловлен тем, что техника, не имея возможности решать такого рода задачи сама, своими силами, толкает науку впереди себя ради своих собственных интересов.

Может показаться, что, поскольку наука опередила технику в своем развитии и идет впереди нее, техника перестала быть движущей силой развития науки, а движущая сила технического прогресса перешла теперь к науке. Такую точку зрения защищает, например, американский социолог Д. Белл, который утверждает, что в XX в. опровергнут, дескать, исторический материализм, поскольку идеальный фактор оказался якобы движущей силой материального фактора, ибо наука идет впереди техники и промышленности. Но так ли это? Всегда ли тот, кто идет впереди, представляет собой источник движения? Приведем образное сравнение. Еще недавно движение грузов по рекам совершалось так: впереди шел буксир, а сзади на канате он тащил груженую баржу. Теперь же буксир и баржа поменялись местами: баржа идет впереди, а буксир толкает ее сзади. Но ведь источник движения по-прежнему находится в буксире, независимо от того, идет ли он впереди или сзади баржи. Можно привести другой пример: исход сражения решает основная сила армии. Однако впереди нее действуют разведчики, прощупывающие оборону противника, саперы, разминирующие дороги и наводящие переправы, но те и другие, однако, не решают судеб сражения. Вот почему поверхностный взгляд, что будто идущий впереди является движущей или решающей силой того или иного процесса, оказывается несостоятельным. Так что исторический материализм отнюдь не терпит какого-либо ущерба от признания, что наука опередила технику, а напротив, получает новое подтверждение, что идеальное способно оказывать обратное, все возрастающее воздействие на породившее его материальное.

Итак, в течение первой половины XX в. шел процесс подготовки современной научно-технической революции, поскольку наука, в частности атомная физика, опередила технику и промышленность. Собственно говоря, вся новейшая революция в естествознании явилась такой подготовкой.

Современная научно-техническая революция. После почти полувековой подготовки в середине нашего века развернулась научно-техническая революция (НТР), характерные черты которой мы сейчас рассмотрим. Если раньше революции в науке и революции в технике протекали хронологически независимо одна от другой, хотя и будучи связанными внутренне, то теперь они слились в единый процесс революционного преобразования науки и техники, причем этот процесс имеет вместе с тем ясно выраженный социальный аспект: его источники, его протекание, а в особенности его последствия прямо зависят от того, идет ли он в странах социалистического содружества, или в странах капитализма, или в странах третьего мира, сравнительно недавно освободившихся от колониального или полуколониального гнета.

Особо надо сказать о сущности НТР. Эта революция охватывает различные отрасли науки и техники, такие, как космонавтика, молекулярная биология и бионика, новые направления в геологии, электронике и полупроводниковой технике и многие другие. Однако если мы задумаемся над тем, что составляет сущность НТР, то придем к следующему выводу: подобно тому как техническая революция XVIII в. освободила руки человека от непосредственных производственных функций, так НТР имеет целью освободить мозг человека от выполнения монотонных, поддающихся формализации функций, которые передаются соответствующим электронно-вычислительным машинам (ЭВМ). В их число входят функции управления, которые и осуществляют по мере возможности соответствующие машины. В связи с этим стержневой и вместе с тем ведущей научно-технической дисциплиной все больше становится кибернетика - наука об управляемых и самоуправляемых процессах. В ходе дальнейшего развертывания НТР все отчетливее выступает роль науки как фактора опережающего технику и промышленность и прокладывающего для них путь их собственного развития. Когда-то, в недалеком прошлом, науку (теорию) рассматривали как компас, указывающий путь развитию практики. Это было очень яркое, образное сравнение. В условиях НТР наука, продолжая играть роль компаса для практики, начала выполнять еще более важную и сложную функцию, так как она сама непосредственно входит в процесс НТР. Ныне она выполняет роль своеобразного инструмента, который пробуравливает отверстие в твердой породе, преграждающий практике путь вперед. Пробив отверстие, наука позволяет практике быстро продвинуться вперед, реализовать предоставленные возможности. Так проявляется высшая функция науки по сравнению с современной практикой.

Итак, мы видим, что в области взаимоотношений науки и техники и вообще производства произошло следующее: от первоначального отставания молодой, еще слабой науки от практики до их органичного слияния в НТР, когда наука, опережая практику, прокладывает ей путь.

Люди, делающие научные революции

Черты и общий облик участников научной революции. Ученый, свершающий революцию в своей науке, как правило, отличается выдающимися личными качествами. Это прежде всего твердая решимость вести до конца борьбу против устаревших, подлежащих коренной ломке представлений, бескомпромиссность в борьбе с ними, смелость и последовательность. Образцом такого ученого мог служить замечательный итальянский химик С. Канниццаро. Он выступил на первом Международном химическом конгрессе в Карлсруэ в 1860 г., защищая молекулярную теорию Д. И. Менделеева. Дмитрий Иванович был участником этого съезда. Он позднее вспоминал блестящее выступление Канниццаро: "Я живо помню впечатление от его речей, в которых не было компромиссов, но слышалась сама истина, взявшая за исход понятия Авогадро, Жерара и Реньо, тогда еще далеко не всеми признававшиеся... Не прошло нескольких лет, как идеи Канниццаро оказались единственными, могущими выдержать критику и дать понятие об атомах..."

К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин - замечательные примеры ученых, творящих революцию в науке. Им присущи все черты истинных революционеров в науке, которые полностью гармонируют с их революционной деятельностью вождей мирового пролетариата. При этом важной чертой ученых-революционеров в науке является их способность улавливать любыми путями назревшую необходимость предстоящего революционного броска науки вперед. Подобные назревшие в ходе научного движения проблемы, как говорят, витают в воздухе. Но не всякие ученые способны их воспринимать и отдавать все свои силы и знания на их решение. Можно сказать, что подлинным революционером в науке может быть лишь тот ученый, который обладает передовым научным мышлением, способный ориентироваться не только в происходящих современных ему событиях в науке, но и ясно предвидеть их ближайшие и даже более отдаленные перспективы.

Такие люди выдвигаются в периоды величайших революционных потрясений всего человеческого общества, т. е. в эпохи социальных революций. В такие эпохи, когда действуют "локомотивы истории", чрезвычайно убыстряется весь процесс поступательного общественно-исторического движения, охватывающий все сферы человеческой деятельности, в том числе и науку. Как бурный поток, он захватывает и устремляет вперед такие народные слои, которые оставались более или менее инертными в обычные, спокойно текущие времена.

Здесь уместно было бы привести пушкинские слова:

"Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботы суетного света

Он малодушно погружен".

Эти слова можно отнести к ученому, от которого революция требует отдать свою жизнь во имя науки.

Вот почему можно сказать, что социальные революции пробуждают и поставляют научные кадры для осуществления научных революций. Сравнительно медленно и спокойно протекавший процесс научного развития в дореволюционную эпоху резко убыстряется в период революционного переворота и требует участия широких слоев передовых ученых.

Деятели научных революций различного типа. Начнем с научных революций I типа. По поводу ученых эпохи Возрождения Энгельс писал: "Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая... породила титанов по мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества. Леонардо да Винчи был не только великим живописцем, но и великим математиком, механиком и инженером, которому обязаны важными открытиями самые разнообразные отрасли физики".

И далее: "Герои того времени не стали еще рабами разделения труда, ограничивающее, создающее однобокость, влияние которого мы так часто наблюдаем у их преемников. Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми. Кабинетные ученые являлись тогда исключением; это или люди второго и третьего ранга, или благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцы.

И исследование природы совершалось тогда в обстановке всеобщей революции, будучи само насквозь революционно: ведь оно должно было еще завоевать себе право на существование. Вместе с великими итальянцами, от которых ведет свое летоисчисление новая философия, оно дало своих мучеников для костров и темниц инквизиции".

В эпоху английской буржуазной революции середины XVII в. тип ученого, совершающего научную революцию, изменяется по сравнению с эпохой Возрождения. Но основные черты и общий духовный облик сохраняются, хотя и в несколько смягченном виде.

Со всей силой революционный дух французских ученых конца XVIII в., в том числе, конечно, и химиков, проявился в эпоху Великой французской буржуазной революции. Защищаясь от внешних и внутренних врагов, эта революция нуждалась в массовом производстве ряда химических веществ, и химики - последователи кислородной теории - горячо брались за решение соответствующих практических задач. Сам Лавуазье являл собой подлинного революционера в науке, который принципиально, решительно и до конца вел бескомпромиссную борьбу против теории флогистона. Однако в политике Лавуазье, как бывший генеральный откупщик, всеми нитями связанный со старым абсолютизмом, который свергла буржуазная революция, оказался на стороне ее лютых врагов-роялистов и погиб на гильотине в 1794 г. "Республика не нуждается в ученых" - эти слова жирондиста Каффиналя выражали отношение Французской революции к науке в этот период, позднее ученые были привлечены к развитию военного производства, и отношение к науке, особенно прикладной, изменилось. На месте упраздненной академии был создан Французский Институт.

Это наглядный пример того, как в условиях антагонистического общества в одном лице может противоречиво уживаться революционер в науке и контрреволюционер в политике.

Интересно отметить, что один из вождей Французской буржуазной революции Жан Поль Марат был прогрессивным политиком и вместе с тем защитником того самого флогистона, который отвергался первой научной революцией в химии.

Таким образом, мы видим, как в условиях первых буржуазных революций и на их фоне, под их прямым воздействием развертывались научные революции I типа.

Революции II типа совершались в условиях бурного развития крупной капиталистической промышленности, под влиянием которой в научный и технический прогресс непрерывно втягивались широкие массы ученых и изобретателей. Этому способствовали революции 1848 г., которые совершились в ряде западноевропейских стран. Энгельс отмечал, что "1848 г. для Германии характеризуется тем, что нация этой страны устремилась в область практики и положила начало, с одной стороны, крупной промышленности и спекуляции, а с другой стороны, тому мощному подъему, который с тех пор переживает естествознание в Германии".

На таком фоне и в других западноевропейских странах в XIX в. развернулись научные революции II типа. Русский химик XIX в. Ф. Савченков в своей "Истории химии" (1870 г.) отмечал, что великие перевороты в науке (химии) совпадали по времени с великими социальными переворотами: "Весьма замечательно, что резкие реформы в химии совпадают с большими социальными переворотами... сожигание сочинений древних медиков Парацельсом почти совпадает с сожиганием папской буллы Мартином Лютером (в 1529 г.). Падение флогистической теории совпадает с первой французской революцией 1789 г. Наконец, падение школы Берцелиуса почти одновременно с революцией 1848 г.".

Перенесемся в отсталую тогда в культурном, научном и технико-экономическом отношении Россию. В 60-х гг. XIX в. после освобождения крестьян начался бурный подъем во всех отраслях. Он проявлялся и в нарастании освободительного движения, и в развитии экономики страны, словом, в тех самых коренных сдвигах, при которых эпоха нуждается в титанах и порождает титанов (в том числе и в области науки). Сошлемся на мнение К. А. Тимирязева, который на примере химии рассказал о развитии естествознания в России в эпоху 60-х гг.: "За какие-нибудь 10-15 лет русские химики не только догнали своих старших европейских собратий, но порою даже выступали во главе движения, так что в конце рассматриваемого периода английский химик Франкланд мог с полным убеждением сказать, что химия представлена в России лучше, чем в Англии - отечестве Гумфри Дэви, Дальтона и Фарадея. Успехи химии были несомненно самым выдающимся явлением на фоне общего возрождения наук в ту знаменательную эпоху".

Напомним, что именно на 60-е гг. падают такие великие открытия в химии, сделанные русскими учеными, как создание теории строения органических соединений А. М. Бутлеровым и открытие периодического закона Д. И. Менделеевым. В обоих случаях мы имеем дело с научной революцией II типа.

Причину этого интересного явления К. А. Тимирязев правильно видел в особенностях общественного развития России того времени. Он объяснял его материалистически, а не с точки зрения только духовной его стороны. Он писал: "...не проявись наше общество вообще к новой кипучей деятельности, может быть, Менделеев и Ценковский скоротали свой век учителями в Симферополе и Ярославле... а сапер Сеченов рыл бы траншеи по всем правилам своего искусства".

Социальная революция, вызывая к жизни новые научные силы, может бросать их на такие участки научной революции, которые, казалось бы, не имеют ничего общего с профессией самих людей, втянутых в научную революцию. Так это бывает и во время народных войн, когда неожиданно в рядах выдающихся полководцев оказываются пастухи и ткачи. Я помню выступление А. В. Луначарского на одном митинге. Луначарский рассказал о том, как иронизировали во время гражданской войны белогвардейцы и интервенты по поводу сообщения о создании в Красной Армии своей конницы: "Вот будет потеха, когда большевики посадят ткача на коня!" Ткача посадили на коня и создали непобедимую, громящую врага буденновскую конницу.

В научной революции происходило нечто похожее: так, в открытии закона сохранения и превращения энергии приняли активное участие два немецких врача (Р. Майер и Г. Гельмгольц), английский адвокат (Гров), английский пивовар (Джоуль) и датский инженер (Кольдинг). И ни одного специалиста-физика! Так революция перекраивает на свой лад судьбы людей, которых она втягивает в свою орбиту.

Переходя к научным революциям III типа, отметим, что сама новейшая революция в естествознании возникла в непосредственной связи с наступлением высшей стадии капитализма - империализма - и наступлением эпохи пролетарских революций. Общее социально-экономическое и научно-техническое развитие с этого момента резко ускорилось, причем начиная с 1917 г. оно происходило не только в условиях капитализма, но и в условиях вновь возникшего впервые в истории человечества социалистического общества. Можно выделить три основных этапа в развитии человечества в XX в.: первый - до 1917 г. (до победы социалистической революции в России), второй - с 1917 г. до конца второй мировой войны, когда социализм был представлен одной нашей страной, находившейся в капиталистическом окружении, и третий - после окончания второй мировой войны, когда на путь социалистического развития встали еще несколько других стран Европы и Азии, а затем Америки и Африки. В результате социализм превратился теперь в мировую систему. Каждому из этих трех этапов в общем отвечает соответствующий же этап научной революции III типа. На примере истории нашей страны за последние 68 лет мы видим, как быстро и уверенно она сначала догоняла, а затем стала перегонять в культурном и научно-техническом отношении капиталистические страны Запада. За исторически короткий срок из когда-то отсталой в культурном, социально-экономическом и научно-техническом отношении страны наша социалистическая Родина превратилась в одну из самых передовых стран мира. На ее примере мы можем проследить то огромное плодотворное влияние, которое оказывает социальная революция (в особенности социалистическая) на все развитие страны, где она совершилась. Я был живым свидетелем того, как в конце гражданской войны рабоче-крестьянская молодежь рвалась к знаниям, и из этой среды выходили подлинные революционеры в науке. Всех их пробудила к кипучей деятельности Октябрьская революция. Для выполнения своих созидательных задач эта революция выдвинула на арену научной и практической деятельности тысячи и тысячи молодых рабочих и крестьян, которые при капитализме были обречены на неграмотность, малограмотность и нищету. 3 октября 1920 г. прозвучал страстный призыв Владимира Ильича Ленина к советской молодежи: "Учиться!" Ленин разъяснял при этом, чему и как надо учиться. Но тут вставал животрепещущий вопрос о выборе будущей профессии юношами и девушками. Чтобы помочь им в этом сложном, незнакомом деле, мой отец М. Н. Кедров и профессор К. Г. Кекчеев создали при Институте психологии специальную лабораторию. Я принял участие в ее работе в качестве лаборанта, когда вернулся с фронта, с гражданской войны. Так социалистическая революция в России непрерывно питала молодыми силами бурно протекавшую научную революцию в нашей стране.

Научные революции и их связь с методом мышления и мировоззрением ученых

Предварительное замечание. Говоря о научных революциях, нельзя не отметить их связи с революциями в области философии. В самом деле, совершая революцию в науке, ученые пользуются определенным методом или способом мышления, скажем, логикой, которая позволяет достигать искомые цели в научном исследовании, обосновывать и систематизировать достигнутые результаты. Ученый, разбивающий прежние преграды (барьеры), стоявшие на пути к познанию истины, разбивает и тот общий взгляд на мироздание и на нас самих, на который опирались прежние, устаревшие теперь и рушащиеся под ударами научной революции взгляды (т. е. старое мировоззрение). Особенно важно отметить, что параллельно революциям в естествознании совершались революции в философии, которые вооружали своими результатами мышление и сознание естествоиспытателей, участвовавших в научных революциях. Посмотрим, как научные революции в естествознании влияли на борьбу между идеализмом и материализмом и как, в свою очередь, эта борьба влияла на них.

Научные революции I типа. Каким образом и с какой степенью решительности они выступали против господствующей в Западной Европе римско-католической церкви и религии вообще? Учение Коперника нанесло первый революционный удар по церковному авторитету. Если до тех пор, в средние века, наука была скромной служанкой богословия, то начиная с открытия Коперника она впервые решительно заявила о своем освобождении от этого влияния. Церковь с ее инквизицией не сразу разгадала всю идейную опасность, которую таило в себе учение Коперника. Но как только стало очевидно, что речь идет о серьезном подрыве идейного авторитета церкви, инквизиция начала жестокие преследования сторонников Коперника. В 1600 г. в Риме на площади Цветов сожгли Джордано Бруно. (Замечу между строк, что когда в 1958 г. советская делегация, в составе которой был и я, прибыла в Италию на XII Международный философский конгресс, то прежде всего она посетила в Риме площадь Цветов, где на месте казни воздвигнута статуя Джордано Бруно. Наши итальянские коллеги удивились тому, как чтят советские ученые прославленных деятелей науки и культуры их страны.)

Инквизиция преследовала также и великого Галилея, добиваясь от него отказа от учения Коперника. Она заточила престарелого уже ученого в темницу и добилась от него желаемого под угрозой насилия. Однако человеческая мысль не могла примириться с этим фактом. Галилей, как великий революционер в науке, не мог и не должен был, по мнению прогрессивного человечества, отказаться от своих взглядов и убеждений. И эта мысль, рожденная революцией в науке, нашла свое выражение в гордой легенде: Галилей, только что подписавший свое отречение, гневно топает ногой и восклицает: "А все-таки она вертится!" Так легенда дополнила образ ученого, совершающего научную революцию.

Эпоха научных революций XVII в. несла на себе идейный отпечаток социальной революции этого века, а именно английской буржуазной революции. Она проходила под религиозными знаменами кальвинизма, который выступал против господствующей римско-католической церкви. Завершилась же эта революция в конце XVII в. компромиссом между победившей буржуазией и свергнутой аристократией. Этот дух компромисса проник и в науку эпохи английской революции. Ученые того времени, будучи революционерами в науке, всячески старались доказать, что она не может и не должна поколебать веры во всевышнего. Так, английский ученый Р. Бойль, сделавший, по словам Ф. Энгельса, "из химии науку", вместе с тем пытался доказать, что наука вполне согласуется с религией и даже обосновывает ее. Он был механистический материалист, т. е. сводил все явления природы к механике. Но одна механика не в состоянии объяснить сущность явлений природы, их происхождение (генезис). Такого рода задачи оказываются неразрешимыми с позиций механического материализма, и это дает возможность ссылаться на божественное вмешательство в дела природы. Так, Бойль, говоря о чрезвычайной сложности механики башенных часов Страсбургского собора, доказывал, что их должен был создать большой мастер. Но весь мир, вся природа обладают несравненно большей сложностью, чем эти часы. Поэтому их должен был сотворить мастер, обладающий сверхъестественными силой и знанием, а таким мастером мог быть только бог. Позднее в своих великих творениях И. Ньютон нашел возможность с помощью гипотезы о первоначальном божественном толчке примирить свое учение с религией. И в то же время Бойль и Ньютон были истинными революционерами в науке. Однако их мировоззрение, равно как и их метод мышления, носили прямой отпечаток духовных особенностей английской буржуазной революции XVII в.

Идейная обстановка в науке и философии коренным образом меняется во Франции в эпоху подготовки, а затем осуществления Великой французской буржуазной революции конца XVIII в. Эта революция впервые сбрасывает с себя религиозные одежды и готовится открыто под знаменем атеизма и материализма. Рожденный в эту эпоху французский материализм XVIII в. представляет собой подлинную революцию в философии, и она не может не оказать прямого влияния на совершающуюся одновременно с ней научную революцию в химии. Так оказываются взаимосвязанными научные революции в естествознании и философии с первыми буржуазными революциями в Западной Европе.

Научные революции II типа. Они совершаются в XIX в., когда буржуазия одержала полную победу над феодализмом и утратила свою былую революционность. Ее идеологи придерживались теперь реакционных, отживших метафизических учений, между тем как развитие естествознания, будучи глубоко революционным, отвергало эти учения и стихийно доказывало диалектику процессов природы. Одновременно с этим в преддверии буржуазной революции 1848 г. в Германии свершилась философская революция, провозглашавшая идеи диалектики на идеалистической основе. Выразителем идей этой философской революции был Г. Гегель. Но, в отличие от французских материалистов, которые, как настоящие революционеры, открыто свергали религиозные и идеалистические учения, ведя против них ожесточенную борьбу, Гегель осуществлял свою революцию совершенно иначе, примиряясь с существующей действительностью, проповедуя веру в абсолютную идею, которая находит свое завершение в современном укладе Германии. И все же это была революция, тем более важная, что развитие естествознания все настойчивее требовало признания диалектики. А сама эта диалектика буквально врывалась в науку, поскольку на каждом шагу все шире и шире раскрывался диалектический характер самих явлений природы. Однако после революции 1848 г. буржуазные ученые стали резко выступать против диалектики в защиту старой метафизики, которая как раз и рушилась под влиянием научных революций II типа. Объясняется это тем, что именно с середины XIX в. диалектика, ставшая материалистической, превратилась в теоретическое оружие революционного пролетариата. Поэтому идеологи буржуазии всячески открещивались от нее, пытаясь противопоставить ей отбросы старой метафизики. Это не могло не оказать губительного влияния на естествоиспытателей того времени. В науке о природе создалось вопиющее противоречие: естествоиспытатели своими руками делали великие открытия, совершали революции II типа, свергавшие метафизику, а мыслили они старыми метафизическими категориями, которые они же отвергали своими открытиями. Под знаком этого вопиющего противоречия протекали революции II типа в XIX в. Например, Менделеев, раскрывая диалектику периодического закона химических элементов, считал при этом элементы вечными и непревращаемыми друг в друга, а атомы неизменными и неделимыми. Правда, в молодые годы он гипотетически допускал сложность атомов и превращаемость элементов, но потом отказался от таких взглядов и не принял новейшей революции в естествознании.

Для всего XIX в. и для всех научных революций II типа характерно господство материализма. Идеалистические выводы делаются иногда эпизодически, случайно, в связи с тем что наука еще не успела достаточно полно раскрыть генетические связи между явлениями природы. Так, в начале XIX в. была выдвинута идеалистическая идея "жизненной силы", благодаря которой якобы в живом организме осуществляется химико-органический синтез. Ряд последующих открытий, начиная с синтеза мочевины, осуществленного Ф. Велером в 1828 г., и кончая синтезом сложных органических соединений в середине XIX в., привел к тому, что из науки была изгнана ложная идея "жизненной силы".

Точно так же в начале второй половины XIX в. в результате абсолютизации некоторых общих положений термодинамики родилась ложная идеалистическая гипотеза о тепловой (энтропийной) смерти Вселенной. Однако последующие открытия австрийского ученого Л. Больцмана позволили объяснить термодинамические явления без их абсолютизации с позиций статистической физики и опровергнуть ложную гипотезу тепловой смерти Вселенной.

Так в обоих случаях в конце концов торжествовал материализм, а временные идеалистические искажения естественнонаучной мысли полностью преодолевались в результате прогресса науки с ее революциями II типа.

Остановимся еще на одном эпизоде идеологического порядка, имевшем место в естествознании 70-х гг. XIX в. Внезапно, как эпидемия, вспыхнуло увлечение спиритизмом, среди его поклонников были крупные естествоиспытатели, причем такие, которые сами участвовали в осуществлении революции II типа. Это были англичане - биолог-эволюционер А. Р. Уоллес и передовой физик У. Крукс, русский химик А. М. Бутлеров и другие. Названные ученые не были ретроградами и реакционерами в науке. И тем не менее они поддались влиянию одного из самых диких суеверий о том, что души умерших могут общаться с нами и даже материализоваться.

Возникает вопрос: как и почему все это могло случиться? Вспомним, что в 1871 г. весь мир был потрясен тем, что в лице Парижской коммуны французский рабочий класс осуществил первый опыт своей революции и диктатуры пролетариата. Насмерть напуганная этим мировая буржуазия почувствовала, что ее провозглашенному на вечные времена господству может наступить конец. И как бывает в таких случаях, идеологи буржуазии бросились искать идейное средство, способное отвлечь от революции передовых людей тогдашнего общества, в том числе и естествоиспытателей. Разумеется, спиритизм сам по себе не мог сыграть в этом отношении решающей роли, тем более что он пытался ужиться с самым грубым, вульгарным материализмом, проповедуя материализацию духа.

Более тонко ту же функцию отвлечения от революции мог выполнить идеализм, претендующий на то, чтобы заменить собою материализм в естествознании.

Научные революции III типа. Как уже говорилось, новейшая революция в естествознании началась с переходом капитализма к империализму, с наступлением эпохи пролетарских революций. Как говорил В. И. Ленин, империализм принес с собой реакцию по всей линии, включая область науки. Его идеологи, ощущая страх перед грядущей социалистической революцией, хватались за религию и за идеализм, как "рафинированную поповщину". Это не могло не сказаться и на естествоиспытателях, часть которых поддалась воздействию культивируемого идеализма. Это были ученые, совершавшие первый этап научных революций III типа. Правда, их было еще немного - маленькая школа в одной отрасли естествознания, в физике. Материалисты-физики старой школы, мыслившие подчас механически или метафизически, не могли сразу разобраться в сущности первого этапа начавшейся научной революции III типа. Они растерялись. Между тем физики, поддавшиеся влиянию идеализма, пытались дать идеалистическое истолкование новым физическим открытиям. Они утверждали, что материя исчезла, что она сводится теперь к электричеству, что будто бы существует одна чистая энергия, оторванная от материи, и т. д. Так начался методологический кризис физики и всего естествознания XIX в. Это было еще более глубокое противоречие в развитии науки по сравнению с тем, какое создалось в XIX в. Парадоксальным казалось то, что реакционные поползновения против материализма порождает сама новейшая революция в естествознании, сам прогресс науки. Но по мере проникновения науки в глубь материи наука приближалась к таким простым и однородным элементам материи, которые позволяли все шире применять к их исследованию математические выводы. А это порождало мысль, что будто бы материи нет, она исчезает и остаются только одни математические уравнения. Так первый этап революций III типа сочетался с первым этапом кризиса естествознания.

С беспощадной критикой "физического" идеализма выступил в 1909 г. В. И. Ленин в своей книге "Материализм и эмпириокритицизм". Лидером эмпириокритицизма был Э. Мах, написавший такие книги, как "Познание и заблуждение", "Анализ ощущений" и др. На свою сторону Мах привлек многих авторов, и все это реакционное философское течение получило название "махизм". Ленин нанес ему сокрушительный удар, показав ложность и эклектичность всего махистского учения. Он защитил новейшую революцию в естествознании от попытки махистов использовать ее в своих интересах.

Открытие атомного ядра и экспериментальное доказательство реальности атомов и молекул, а в особенности создание боровской модели атома, нанесло окончательный удар по тем реакционным тенденциям, которые пытались проводить идеалисты в самом начале XX в., используя в своих интересах тогда еще не вполне ясные новейшие физические открытия. Таким образом, идеалистическая реакция, вызвавшая первый этап кризиса физики, потерпела поражение. Материализм восторжествовал. Более того, буржуазии не удалось удержать пролетариат и его союзников от свершения победоносной социалистической революции с помощью религиозного дурмана, равно как и с помощью идеализма - философского пособника поповщины.

В октябре 1917 г. в России победила социалистическая революция. В качестве прямой идейной реакции на это событие "физический" идеализм попытался сначала использовать в своих интересах теорию относительности Эйнштейна, хотя сам ее автор не вел никакой активной борьбы против материализма.

В 1922 г. в журнале "Под знаменем марксизма" Ленин опубликовал статью "О значении воинствующего материализма". В ней он предугадал приближение второго этапа кризиса естествознания и его основные черты: использование "физическими" идеалистами крайней абстрактности и необычности новейших физических открытий и теорий. И действительно, еще более сильную вспышку "физического" идеализма мы видим с момента создания квантовой механики. Необычность квантовомеханических процессов и закономерностей, крушение веры в механическую наглядность физических моделей, все более широкое проникновение в физику математических методов и представлений было использовано идеалистами в духе идеи индетерминизма (беспричинности) микроявлений, вплоть до объявления, что в микромире электрон обладает свободой воли.

Так возник второй этап кризиса физики, как проявление паразитирования идеализма на втором этапе научной революции III типа, иначе говоря, на процессе дальнейшего проникновения науки в глубь материи. Когда же продолжающаяся научная революция XX в. позволила проникнуть дальше, в глубь атомного ядра, и овладеть атомной энергией, начался расцвет неоэнергетизма, сводящего материю к чистой энергии.

Можно смело сказать, что весь II этап кризиса физики, как открытое паразитирование философской реакции на новейших успехах научной революции, явился ответом идеологов империализма на победоносное шествие социализма в нашей стране. Оно являлось лучшим аргументом в пользу социализма и призывало к решительной борьбе против капиталистического гнета рабочий класс и его союзников во всех странах мира. Попытка же задушить нашу страну руками немецкого фашизма завершилась полной победой Советского Союза. В итоге мировому империализму не только не удалось достичь своих целей, которые он преследовал, натравливая Гитлера на СССР, но результат получился прямо обратный тому, который ожидали империалисты: фронт социализма после второй мировой войны значительно расширился за счет того, что многие страны мира встали на путь социализма. Как идейная реакция на это победоносное шествие социализма, возник III этап кризиса физики, в течение которого продолжались попытки философской реакции использовать научную революцию в своих интересах.

Так от этапа к этапу новейшей революции в естествознании усиливался нажим философского идеализма на естествознание и на физику. Причем со все нарастающей силой идеализм пытался расширить фронт своего наступления на материализм, привлечь на свою сторону все новых крупных ученых капиталистических стран. Однако на поверку оказывалось, что попытки идеалистического истолкования новейших физических открытий в конце концов терпели полный провал, а сами лидеры "физического" идеализма один за другим отказывались от своих прежних антиматериалистических воззрений. Некоторые же из этих лидеров открыто переходили на сторону материализма, как это сделал в 50-х гг. нашего века Луи де Бройль. На симпозиуме ЮНЕСКО в 1965 г. немецкий физик В. Гейзенберг открыто заявил, что концепция индетерминизма, которую он отстаивал раньше, потеряла в настоящее время свое значение, утратила свою силу и сошла на нет. Правда, он не назвал ее ошибочной, как на этом настаивали участники симпозиума - сторонники Луи де Бройля. Тем не менее позиция индетерминизма явно была отвергнута.

Видя, что идеологический фактор, которым оперирует империализм, не в состоянии остановить или хотя бы задержать быстрое нарастание революционного движения во всем мире и "опровергнуть" великое учение марксизма-ленинизма, современные империалисты решили перейти к более эффективным, как им кажется, средствам борьбы против социализма, против собственного рабочего класса, против освободительной борьбы угнетенных масс. В итоге во всеуслышание, официально был объявлен крестовый поход против коммунизма. Теперь на вооружение были взяты уже не одни только философские искажения новейших научных открытий в духе идеализма, но прежде всего достижения НТР: ядерная энергия, милитаризация космоса, новейшие химические и бактериологические средства массового уничтожения людей. Было бы неверно винить в этом саму НТР: ведь все ее достижения могут и должны быть использованы только в интересах человечества. Но если они попадают в руки бандитов или гангстеров, то и направляются тогда ему во вред. Следовательно, весь вопрос не в НТР, а в том, в чьих руках находятся ее достижения. Животная, патологическая ненависть современных империалистов к коммунизму ничего хорошего сулить не может. Однако мы верим, что миролюбивая политика нашей страны и других стран социалистического содружества и активная борьба народов всего мира против войны, за мир обуздают в конце концов современных милитаристов.

Итак, мы видим особенности столкновения двух основных сил современного общества - сил социализма и сил капитализма вокруг различных толкований новейшей революции в естествознании, вокруг различных путей использования достижений НТР.

Продолжение революции в философии и общественных науках. (Ленинизм как марксизм современной исторической эпохи)

К середине XIX в. на историческую арену выступил пролетариат, рожденный крупной промышленностью. Он выступил как основная революционная сила, призванная свергнуть капиталистический строй и открыть дорогу к социализму. Но для выполнения такой социально-исторической роли пролетариат должен был быть вооружен строгой научной теорией. Такую теорию вызвала к жизни сама практика международного революционного рабочего движения. Ответом на этот запрос революционной практики явилось создание маркистского учения в 40-х гг. XIX в. Основной программный документ марксизма "Манифест Коммунистической партии" появился как раз в дни революции 1848 г.

В целом труды и открытия К. Маркса и Ф. Энгельса составляют марксистское учение, относящееся к определенному историческому периоду, а именно к эпохе домонополистического крупнопромышленного капитализма.

На рубеже XIX и XX вв. началась совершенно новая историческая эпоха - эпоха империализма и социалистических революций. В. И. Ленин в этих новых условиях творчески развил и двинул вперед все марксистское учение. Он дал исчерпывающие ответы на вопросы, которые поставила перед марксизмом и мировым революционным рабочим движением новая историческая обстановка. Поэтому ленинизм справедливо рассматривается как марксизм эпохи империализма и социалистических революций, строительства нового социалистического общества в качестве первой фазы коммунизма. Здесь мы видим прямую и неразрывную связь между возникновением ленинизма и наступлением социалистических революций, в корне ломающих капиталистический строй и открывающих путь к светлому будущему человечества.

Заключение

Теперь мы сделаем некоторые обобщающие выводы. Их можно сформулировать в виде ответа на следующие три вопроса.

Первый вопрос: где, в какой части науки совершаются научные революции?

Ответ: с первого взгляда может показаться, что революцию влечет за собой непосредственно какое-либо эмпирическое, опытное открытие, например новых тел природы или их свойств, новых явлений и процессов, совершающихся в природе, и т. д. Однако все рассмотренные выше научные революции свидетельствуют о том, что они совершаются не в области опытных исследований, а в области теоретических обобщений и объяснений найденного перед тем опытного, эмпирического материала. Иначе говоря, революционный переворот во взглядах на природу, на мир вызывает не сам по себе новый факт или же новый способ экспериментального исследования, а то, как ученые осмысливают этот факт и новые данные, установленные с помощью новых экспериментальных приемов. В самом деле, химическую революцию в конце XVIII в., как мы видели, вызвало не само по себе открытие кислорода как нового газа, а правильное объяснение его роли в химических процессах. Пока это не сделал Лавуазье, революционизирующая роль кислорода не могла проявиться, а сам кислород пропадал в руках Пристли и Шееле, которые оставались в плену старых, ложных флогистонных представлений. Точно так же радий стал "революционером-радием" с момента, когда Резерфорд и Содди доказали, что радиоактивность есть распад атомов и превращение химических элементов.

Особенно ярко выявилось, что научная революция происходит именно в области теории, теоретического объяснения фактов, как в случае открытия деления атомного ядра О. Ганом и Ф. Штрасманом. Простое же наблюдение явления вторичного бета-распада Э. Ферми и его сотрудниками при облучении урана медленными нейтронами никакой революции не вызвало.

Аналогичным образом супруги И. и Ф. Жолио-Кюри, буквально державшие в руках выделяющиеся нейтроны в виде "бериллиевого излучения", не вызвали этим никакой революции, так как теоретически неправильно толковали обнаруженное явление.

Новый подъем научной революции вызвал английский физик Дж. Чедвик, теоретически правильно понявший сущность этого явления.

Обо всем этом мы уже говорили. Добавим несколько слов о революциях в биологии. Такую революцию вызвало не то, что английский ученый Р. Гук с помощью изобретенного микроскопа обнаружил в XVII в. клеточное строение растительных тканей (у лука и др.), а то, что немецкие ученые Т. Шванн и М. Я. Шлейден объяснили роль клеток в генезисе и структуре живых организмов, благодаря чему они создали клеточную теорию и тем самым открыли клетку.

Нечто подобное совершилось в наше время в области молекулярной биологии. Еще в 60-х гг. XIX в. среди веществ, входящих в состав клеточного ядра (нуклеуса), были обнаружены некоторые нуклеиновые кислоты. Однако их роль в жизнедеятельности клеток и самих живых организмов не была тогда выяснена, а потому значение этого открытия для биологии долгое время оставалось неясным. В середине же XX в. была раскрыта огромная роль ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты) и РНК (рибонуклеиновой кислоты) в таких существенно важных биологических процессах, как хранение наследственной информации и обмен веществ. Следовательно, как и в случае открытия клетки, здесь научная революция совершилась в области теории, когда было дано правильное теоретическое объяснение установленным фактам.

Размышляя по этому поводу, мы можем как модель представить следующую ситуацию: крестьянин, работая в поле, обнаружил черепки с какими-то надписями, но не понял, что он держал в руках Археолог, получив от крестьянина его находку, расшифровал надписи на черепках и вызвал подлинную революцию в области археологии.

Второй вопрос: что именно ломает коренным образом научная революция?

Ответ: определенную преграду, или барьер, который стоит на пути к познанию истины и преграждает путь науке к достижению этой истины, Такой барьер носит одновременно и более общий, и более частный характер. Более общий состоит в том, что научная революция ломает устарелую привычку мышления ученых, точнее сказать, способ их мышления, который сначала способствовал развитию науки а затем окаменел и превратился в тормоз для дальнейшего ее развития. В наших размышлениях о научных революциях мы такой барьер назвали "верой" в то или иное представление о мире, о его вещах и процессах. В соответствии с этим мы выделили три типа научных революций, характеризуемых тем, какая рушилась в течение этих революций вера, во что именно: I тип - вера в видимость (XVI-XVIII вв.), II тип - вера в неизменность (XIX в.) и III тип - вера в качественную тождественность макро- и микромиров (XX в.). Последнее рассматривалось как происходящее поэтапно, с последующими крушениями веры в исчерпаемость веры в данность и веры в целочисленность, недробимость свойств элементарных частиц. Таков более общий барьер, преодолеваемый научными революциями.

Более частным барьером является тот, который возникает внутри отдельных, конкретных областей научного знания: астрономии, механики, физики, химии, биологии, философии, общественных наук и др. Он состоит в том, что вера в то или иное представление о мире конкретизируется применительно к данной области знания, подобно тому как в системе Птолемея и в учении о флогистоне конкретизировалась вера в видимость. Когда преодолевается барьер такого более частного характера, одновременно наносится удар по всей системе взглядов, которая опирается на данный барьер общего характера, т. е. на веру либо в видимость, либо в неизменность, либо в тождественность макро- и микромиров.

Когда же такие частные удары суммируются, то рушится весь соответствующий барьер общего характера, т. е. рушится сам устарелый способ мышления, вся устаревшая привычка мышления ученых, как это было в XIX в. после трех великих открытий в естествознании.

На тему о том, как совершаются научные революции и что они ломают на своем пути, можно привести одно сравнение из другой области. К. Маркс в предисловии к своей работе "К критике политической экономии" писал, что новые производственные отношения являются сначала формой развития производительных сил, а устаревая, превращаются в оковы для них. Тогда наступает эпоха социальной революции, которая разбивает оковы и открывает свободный путь к дальнейшему развитию производительных сил. Аналогично этому можно сказать, что способ, или строй, мышления сначала способствует научному прогрессу, играя роль формы развития науки, а затем, устаревая, превращается в оковы для нее, и тогда очередная научная революция разбивает эти оковы и приводит к созданию нового, более прогрессивного способа мышления ученых.

Третий вопрос: как взаимодействуют между собой революции в науке, технике и обществе?

Ответ: научные революции никогда не происходят изолированно, словно в безвоздушном пространстве. Они неразрывно связаны с техническими революциями (и вообще с прогрессом техники) и с социальными революциями. Именно в своем взаимодействии все эти революции и выступают как локомотивы истории. Однако движущими силами научных революций, их конечными источниками и стимулами как явлений идеального характера служат технические и социальные революции, подобно тому как идеальное обусловливается и стимулируется материальным, но, в свою очередь, оказывает обратное воздействие на материальное. Можно сказать, что научные революции подготовляются и осуществляются в сфере логики научного мышления. Их последовательные ступени могут выражаться категориями диалектической логики, подобно тому как за познанием естественных явлений следует проникновение в их сущность, а затем освоение их на практике.

Однако чистая научная мысль не может сама себя двигать вперед. Она должна непрерывно получать "социальный заказ", исходящий от техники и ее потребностей и шире - от общественно-исторической практики человечества.

Интересы техники, особенно в эпоху технических революций, равно как и интересы всего производства, прямо или опосредованно стимулируют научный прогресс, научные революции. И это мы видим особенно в современных условиях, когда опережающее развитие науки стимулируется техникой внутри единого, слитного процесса научно-технической революции.

Что же касается социальных революций, то они,

ускоряя в неимоверной степени процесс всего обще-

ственно-исторического развития, как бы поставляют

смелых и решительных людей для дела осуществле-

ния научных революций, ибо последние делаются

людьми и их успех целиком обусловливается тем,

каковы ученые, которые их совершают.

Таковы ответы на три вопроса, кото-

рые возникают прежде всего после

наших размышлений о науч-

ных революциях, совершав-

шихся за последние

столетия.

Список работ Б. М. Кедрова, позволяющих расширить представление о поднятых в книге вопросах

1. О диалектике современного естествознания. - Наука и жизнь, 1965, № 9, с. 2 - 10.

2. Естествознание и современная научно-техническая революция. - Природа, 1966, № 5, с. 2 -10.

3. О марксистской истории естествознания. - М.: Знание, 1968. - 47 с. - (Новое в жизни, науке и технике. Сер. Философия. 4).

4. Наука о науке: (Беседа). - Техника - молодежи, 1968, № 9, с. 1-2.

5. Ленин и революция в естествознании XX века: Философия и естествознание. - М.: Наука, 1969.

6. В. И. Ленин о новых периодах в развитии естествознания.- Природа, 1969, № 1, с. 2-5.

7. Революция в естествознании и философия. - Вестн. АН СССР, 1970, № 11, с. 69-75.

8. Ленин и диалектика. - Природа, 1970, № 3, с. 2-7; № 4, с. 8-13.

9. Энгельс и диалектика естествознания. - Наука и религия, 1970, № 10, с. 3-7; № 11, с. 16 - 19.

10. Ленинский взгляд в будущее науки. - Знание - сила, 1970, № 4, с. 9-11.

11. Бегство от привычного: (Дискус. о методике творчества).- Техника - молодежи, 1973, № 6, с. 25-27.

12. Ленин. Молодежь. Наука. Диалектика. - В кн.: Ленин. Наука. Молодежь. М., 1980, с. 191 - 196.

13. Ленин и научные революции в естествознании. - Знание - сила, 1981, № 4.

14. Беседы о диалектике: Шестидневные философские диалоги во время путешествия. - М.: Мол. гвардия, 1983.

15. Прогноз Карла Маркса о единой науке будущего. - Природа, 1983, № 5, с. 4-8.

О великих переворотах в науке

Книга известного советского ученого академика Б. М. Кедрова посвящена проблемам научно-технической революции. Школьники расширят свои представления о революционных преобразованиях в химии, астрономии, биологии, физике, гуманитарных науках, которые происходили в прошлом и получили затем закономерное продолжение и развитие в наши дни. Для старшеклассников.

О книге

Об авторе

Вступление

Разрушение наивных представлений о макромире

Проникновение идеи развития в науку о макромире

Проникновение науки в область микромира

Что движет научными революциями

Люди, делающие научные революции

Заключение

Список работ Б. М. Кедрова, позволяющих расширить представление о поднятых в книге вопросах

Источник:

Кедров Б.М. 'О великих переворотах в науке' - Москва: Педагогика, 1986 - с.112 с ил.

Оглавление

Об авторе

Вступление

Разрушение наивных представлений о макромире

Проникновение идеи развития в науку о макромире

Проникновение науки в область микромира

Что движет научными революциями

Люди, делающие научные революции

Заключение

Список работ Б. М. Кедрова, позволяющих расширить представление о поднятых в книге вопросах Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg