Илья Светозаров Звездная мистерия (Мудрец и Ангел)
Copyright 2010 by Ilya Svetozarov
Cover Design by Ilya Svetozarov
All rights reserved
No part of this book may be reproduced, copied, scanned, stored, or transmitted in any form or by any means, electronic, mechanical, photocopying, recording, or otherwise, including information storage and retrieval systems without express written permission of the author. Please do not participate in encouraging piracy of copyrighted materials in violation with the author’s rights. Purchase only authorized editions.
Эта книга – часть серии КОНЦЕПЦИЯ, состоящей из 11 книг, которые, я надеюсь, будут интересны самому широкому кругу читателей без возрастных и прочих ограничений. Вера, религия, философия – вот то, о чем я предлагаю поговорить в ходе нашего спокойного и ненавязчивого общения. Со своей стороны, обещаю сделать этот разговор простым, интересным и увлекательным. А главное – предельно информативным.
Книги серии КОНЦЕПЦИЯ:
1. Явная доктрина
2. Живое время
3. Отражение
4. Глобальная жатва
5. Армия Зла
6. Начало
7. Новая религия
8. Солнечный ветер
9. Азбука
10. Простая философия
11. Звездная мистерияКниги написаны в определенной последовательности, читать их лучше всего именно так, как они написаны, начиная с первой. Можно начать не с первой книги, а с любой другой, а затем вернуться к началу серии и прочесть остальные. В этом случае уже знакомая книга при повторном прочтении принесет намного больше информации.
Если твоя цель – духовное развитие, эти книги должны попасть к тебе исключительно честным путем. Только так они действительно станут твоими и будут полезны для тебя .
Для меня продажа моих книг – единственный источник моего существования и залог появления новых произведений. Если ты уважаешь мой труд, но по каким-то причинам к тебе попала незаконная копия, ты можешь зайти на мой сайт и приобрести эту и любую другую из моих книг законным и честным путем.
Вся информация – на сайте ilyasvetozarov.comИстория Мудреца
Он пришел в этот мир с первыми лучами восходящего весеннего солнца. Для своего отца он не был желанным ребенком. Поначалу отец даже отказывался признавать его своим сыном. Ведь по его подсчетам ребенок появился раньше положенного срока. Его мать, напротив, полюбила его, как только узнала, что станет матерью. Получив этот дар в том возрасте, когда многим женщинам уже отказано в счастье материнства, она и относилась к нему как к самому дорогому сокровищу. В том, что у нее будет сын, она не сомневалась никогда. Опасалась она только того, что он унаследует цвет ее волос. Она всегда считала себя рыжей, хотя окружающим ее волосы виделись золотыми. Еще она боялась, что сын ее родится с веснушками, такими же, как те, что украшали ее лицо не только весной. Она полагала, что мужчине будет нелегко жить на этом свете с такой внешностью. Поэтому, едва узнав о том, что у нее будет ребенок, она стала носить с собой фотографию его отца. Не потому что она сильно любила своего мужа, а потому что у него были густые темные волосы и смуглая кожа. По поводу его имени родители долго не могли прийти к согласию. Все имена, которые предлагала мать, отец отклонял. Он считал, что она хотела назвать их сына именем одного из мужчин, любимых ею ранее. Когда же минуло несколько месяцев с момента рождения, а ребенок все еще оставался без имени, мать вынужденно согласилась с отцом. Он не хотел, чтобы в их доме звучало имя другого мужчины. И вместе с внешностью своего отца сын унаследовал и его имя. Больше от своего отца он никогда и ничего не получал.
Появившись на свет, он уже знал о нем немало. Все то, что рассказывала ему мать во время их многочисленных прогулок на природе, еще до его рождения. Едва научившись говорить, он поражал людей своими знаниями. Он же всего лишь вспоминал то, что раньше слышал от матери. Их прогулки продолжались и теперь, когда он стал полноправным жителем этого мира. Увидев их вдвоем, люди не воспринимали их как мать и сына. Настолько разной была их внешность. Светлая молодая женщина, которая выглядела как весна, и смуглый малыш с огромными и умными черными глазами, внимательно смотрящими на новый для него мир.
Еще в раннем детстве люди начали замечать, что этот ребенок не похож на остальных. Прежде чем сесть, он всегда очень тщательно осматривал и выбирал место. Собираясь на улицу, отказывался надевать носки, которые не подходили по цвету к его рубашке. Пока другие дети с криками и воплями носились вокруг, сметая все на своем пути, он сидел в стороне и на маленьком детском пианино старался повторить какие-то мелодии, слышал которые только он. Воспитатели и няни любили поговорить с ним. Он был необычайно рассудителен. О чем бы ни шла речь, у него всегда было свое собственное и устойчивое мнение. За это его в шутку называли "министром" и часто обращались к нему примерно так: "Не угодно ли сесть на горшок, господин министр?" И он не возражал, ни против горшка, ни против такого обращения. Хотя такие коллективные посиделки никогда не нравились ему. И даже тогда, когда, казалось бы, ничего нельзя было изменить, он часто прятался за угол, вместе со своим "министерским креслом".
Когда пришла пора отправиться в школу, к его качествам прибавились и другие, не свойственные остальным детям. Ужасная педантичность и чрезмерная аккуратность не только радовали, но часто удивляли его мать. Обучаясь искусству письма, он не допускал никаких помарок и исправлений. Вместо того чтобы зачеркнуть неверную букву и продолжать писать дальше, он вырывал из тетради лист и переписывал заново весь текст. Причем и тот, что был на обороте вырванного листа. Его учителям, впрочем, нравилось такое старание. Они всячески поощряли его. Учился он в основном на "отлично". Его мать была по-настоящему счастлива, когда вместо обычных пятерок он приносил домой какую-нибудь четверку по труду. А первая в его жизни двойка стала настоящим семейным праздником. В возрасте семи лет он написал свой первый рассказ, уже тогда искренне стремясь поделиться своим небольшим жизненным опытом со всеми людьми. Тогда же он решительно и безапелляционно заявил своей матери: "Я буду писателем!" Видя его отменный музыкальный слух, учителя музыки пророчили ему карьеру великого музыканта и настойчиво рекомендовали матери отдать его в музыкальную школу. Но она решила, что музыка подождет и в возрасте девяти лет отвела его в плавательный бассейн. Можно сказать, что в этом бассейне он и вырос.
Попав в родную для себя стихию, он стал настоящим спортсменом. Две тренировки в день, первая из которых в полседьмого утра, между ними – школа, а вечером – уроки. В таком жестком режиме прошли все его детство и юность. Хотя сам он никогда не жалел об этом.
Он никогда не любил коллектив и за это коллектив уважал его и всегда выдвигал на первые роли. Староста, председатель, командир и прочие должности и звания не утруждали его. Он пользовался авторитетом. Его товарищи небезосновательно боялись попасть в прицел его меткого слова. У каждого человека он подмечал самые характерные особенности и всегда умел их выразить одним, но удивительно точным и емким словом. С его легкой руки, слово это, случалось, надолго, если не навсегда, прилипало к своему не всегда счастливому обладателю. Учителя говорили, что язык не доведет его до добра. Он же, как и все дети, не особенно к нему и стремился.
В дружбе, как и во всем прочем, он был постоянен. Его единственный школьный друг стал единственным другом всей его юности. Вместе, когда все нормальные люди еще спали, а на дворе была не только ночь, но иногда еще и холодная зима, с первыми звуками государственного гимна великой страны, они "торжественно" отправлялись в "любимый" бассейн, который ненавидели всеми фибрами своих юных душ. Вместе же, когда все нормальные люди уже спали, а на дворе опять была ночь, они, наконец, выныривали из бассейна и торопились домой, чтобы сделать уроки и как-то не проспать утреннюю тренировку. Его мать не могла без слез смотреть на эти мучения. Когда бедный ребенок, с уставшими от тяжелой судьбы и заспанными глазами, с огромной сумкой за спиной неизвестно зачем отправлялся в холодную темную ночь, а поздним вечером из нее возвращался, еле передвигая ногами, сердце ее обливалось кровью. Но так было нужно! Однажды она пришла, чтобы посмотреть соревнования по плаванию. "Тощие, синие, замерзшие и дрожащие цыплята барахтались в воде, изображая из себя спортсменов, стараясь не утонуть, да еще при этом и обогнать друг друга", – часто вспоминала она. Зрелище это поразило ее настолько, что больше она ни разу не переступила порог дворца спорта. Он же тем временем продолжал взрослеть. Вместе со своим единственным другом они подвергали беспощадной критике весь окружающий мир и познавали новые возможности своих растущих и развивающихся тел.
Влюблялся он часто. И всегда – в самых красивых и ярких девочек. Чаще всего эти чувства оставались без ответа. Тем не менее, они не на шутку будоражили его юное воображение. К семнадцати годам, когда пришло время познать физическую сторону любви, он подошел абсолютным невеждой в этом вопросе. И когда это, наконец, произошло, был крайне разочарован. Все должно было выглядеть совершенно иначе – в этом он был убежден на все сто процентов. Во всяком случае, его, тогда уже богатая фантазия, рисовала ему гораздо более привлекательные картины.
На протяжении всех этих лет он видел только цветные и яркие сны. Во сне он часто и высоко летал. Иногда в этих полетах его сопровождал незнакомый для него голос, который, словно всезнающий гид, показывал ему новые миры и объяснял, что и как в этих мирах устроено. Каждый раз, когда он засыпал, он начинал видеть красивые многоцветные орнаменты, которые вращались по часовой стрелке, без конца сменяя друг друга. Причем, эти совершенные и гармоничные узоры никогда не повторялись. Он любил наблюдать, как они растут и изменяются, плавно перетекая друг в друга. В конце концов, это радужное великолепие полностью поглощало его, и тогда начиналась вторая серия этого ночного представления. Перед ним появлялись цветные и четкие картинки, каждая из которых изображала что-то свое, а все вместе они были соединены в бесконечную киноленту, которая двигалась слева направо. Он подолгу смотрел на них, выбирая самую интересную. Когда же выбор был сделан, эта картинка приближалась к нему, и он словно проваливался в нее, оказываясь внутри. Теперь это была настоящая реальность, в которой все жило и двигалось. Люди, которые шли по своим делам, машины с необычными номерами, высокие и непривычные здания, красивые города и великолепные пейзажи. Все это было доступно ему каждую ночь. Он настолько привык к этому, что долгое время считал, что каждый человек, засыпая, видит то же самое и так же, как и он может всегда управлять своими снами. Именно поэтому он был искренне удивлен, когда узнал, что другие люди никогда и ничего подобного не наблюдали.
Он много читал. Все свободное время, которое появлялось у него только на каникулах между тренировками, он поглощал фантастику и приключения. Кроме того, он был страшным киноманом и не пропускал ни единого фильма. Чтобы увидеть новый фильм, иногда он мог прогулять пару уроков (тренировку – никогда, ибо это было свято). В кинотеатре он всегда занимал первые ряды, так, чтобы перед ним никого не было и можно было полностью насладиться зрелищем. Тогда еще люди не путали кинотеатр со столовой и приходили в кинозал исключительно, чтобы посмотреть фильм. И не дай Бог было во время сеанса какому-нибудь бедняге вытащить и развернуть шуршащую конфетку! Его клеймили настоящим позором, и поэтому конфета иногда застревала в горле этого несчастного преступника.
Больше всего он любил момент, когда свет начинал гаснуть, и медленно раздвигались шторы. Он сидел в предвкушении настоящего чуда! Магия кино завораживала его настолько, что он оставался в зале до последней буквы в титрах и до последней ноты в музыке, которая их сопровождала. Выходя на улицу, он вновь попадал из сказки в суровую и неприветливую реальность. Хотя, справедливости ради, нужно сказать, что основная часть фильмов совершенно не дотягивала до тех, которые он смотрел в своем персональном "ночном кинозале".
К восемнадцати годам, как выяснялось, у него накопилось множество долгов. В числе прочего оказалось, что теперь он должен защитить Родину. На Родину, вроде бы, никто не нападал, тем не менее, он отправился ее защищать. Попал он на ее передовые рубежи, которые, как ни странно, находились далеко за ее пределами, на территории совершенно другого государства. В армии он узнал страшную военную тайну, а именно то, что она, армия, и была основным врагом своей Родины! От нее и нужно было защищать мирное население. В ее гвардейских рядах он расстался со своими первыми, но далеко не последними юношескими иллюзиями. С тех пор он искренне презирал всех людей в военной форме. Особенно тех, кто надел ее по собственной воле.
С растерзанной душой и возмужавшим телом, он, наконец, покинул театр военизированного абсурда и решил получить настоящее образование. Для этого они вместе со своей матерью взяли карту своей, тогда еще совсем большой страны, и, закрыв глаза, наугад ткнули в нее его пальцем. Судьба указала на большой город, расположенный за три тысячи километров от того места, в котором он родился и вырос. Этот старинный город стоял и стоит поныне на слиянии двух великих рек. Он сразу понравился ему. С огромной высоты, на которой расположен древний кремль, он часто наблюдал величественную панораму. Его душа постепенно успокаивалась и умиротворялась, видя перед собой широкую перспективу и вспоминая о просторах своей настоящей небесной родины.
После всего пережитого за последние два года в душе его накопилась огромная масса невостребованных и глубоких чувств. Он искал человека, которому все это было нужно. И такого человека он, казалось бы, нашел. Это была прекрасная юная душа с таким же юным телом, которая недавно окончила школу и волей судьбы оказалась с ним в одной группе. Он, не раздумывая, подарил ей платье, сшитое из его оставшихся иллюзий и искренних чувств. Она с благодарностью приняла этот подарок. И наступило настоящее счастье! После занятий они отправлялись на длинные прогулки, наслаждаясь своими чувствами и окружающим миром. Они не могли прожить и дня, не видя друг друга. Их любви радовались не только они, а все, кто их знал. Иногда, когда они ссорились, все старались помирить их, а преподаватели отказывались начинать занятия, если они не садились вместе. Ей очень нравилось быть в центре его внимания. Он был довольно видным молодым человеком, и многие девушки были не против оказаться рядом с ним.
Шло время. Постепенно платье, подаренное им этой юной душе, начало стареть и ветшать. Казалось, она делала для этого все возможное, время от времени заставляя его с болью расставаться с очередными иллюзиями. Все вокруг советовали ему распрощаться со своей любовью, ведь теперь она бессовестно эксплуатировала его, издеваясь над святыми для него чувствами. Это видели все, он же отказывался в это верить и упорно не замечал очевидного. Любовь же его, казалось, хотела выяснить существует ли предел его бесконечному терпению. На третий год их отношений он и сам уже стал задумываться над этим. В конце концов, он подошел к этому пределу. Его любовь услышала те заветные слова, которые его друзья давно советовали ему произнести в ее адрес. И они расстались. При этом она заявила, что, если бы он сказал ей это раньше, возможно, она и полюбила бы его по-настоящему.
Это была первая и единственная любовь за всю его нелегкую жизнь. Каждый день, на протяжении всей своей жизни, он продолжал и до сих пор продолжает вспоминать о ней.
Конечно, расставшись с ней, он не стал монахом и продолжал искать такое же по силе чувство. Но поиски эти оказались тщетны. Когда ему в очередной раз казалось, что перед ним настоящая любовь, он совершенно искренне предлагал ей сердце, душу и всю свою жизнь. Но этого всего обычно не требовалось. "Любовь" предпочитала что-нибудь менее абстрактное и более материальное.
Одна из его подруг, имя которой было Елена, была невероятно изящна. Ее талию он мог обхватить своими руками, сомкнув вокруг нее пальцы. Кроме того, она обладала какой-то нечеловеческой гибкостью. Прекрасная Елена – так он называл ее. Когда они были вместе, казалось, что все законы физики теряют силу и перестают действовать – настолько тесно сплетались между собой их тела. Встретив ее, он окончательно сформулировал для себя критерии истинной женственности. И, нужно сказать, в этом плане, он никогда не изменял себе. Иногда он находил эту настоящую женственность там, где другие не замечали ее, а иные боялись замечать. Его же это волновало менее всего, и он упорно продолжал искать настоящее чувство. Несколько раз он оказывался близок к своей цели. Но в эти моменты обстоятельства всегда складывались так, что чувства эти не получали своего развития, и ему приходилось отказываться от них. Всякий раз он успокаивал себя, что впереди еще достаточно времени, и он обязательно встретит то, что ищет. Обещая себе прекрасное будущее, он смело разрушал свое настоящее.
Благодаря своему новому другу перед ним раскрывались тайны настоящего кино. Тарковский и Бергман, Бунюэль и Феллини, Висконти и Пазолини, Бертолуччи и Антониони, Кустурица и Сальваторес, Китама и Куросава – эти и другие величайшие мастера щедро делились с ним тайнами своего искусства, в которое он с головой погружался вместе со своим другом. После одного из таких погружений они долго не могли возвратиться к реальности. Волшебное "Зеркало" поглотило их и никак не отпускало назад.
Был глубокий вечер. Сидя в комнате университетского общежития, они пытались соотнести увиденное и пережитое с собственными духовными исканиями. Открыв Библию, они по очереди анализировали и пытались понять каждую из заповедей. Каждый раз, проходя путь, который проходят все ищущие Бога: от полного отрицания к абсолютному и безоговорочному пониманию и принятию вечных истин. И когда один из них иссякал, другой на лету подхватывал созданный им образ и, обогащая его собственным духовным опытом и воображением, поднимал на новую высоту. В конце концов, он тоже исчерпывал весь запас своих творческих сил. И тогда его друг в свою очередь приходил ему на помощь. В этой немыслимой духовной и интеллектуальной экзальтации они добрались до таких вершин, что им обоим вдруг стало страшно. Кто бы мог подумать, что еще несколько часов назад всего этого не существовало в их обыденной жизни двух простых и молодых людей!
И тогда они с ужасом ощутили, что у них больше не осталось ни единого вопроса, который был бы не ясен им. Они ощутили все величие жертвы Христа. Ведь, чтобы стать Богом, он должен был умереть в качестве человека! И вместе с этим к ним пришло пугающее понимание того, что должно было последовать за этим прозрением. Их тела не успевали следовать за их стремительными душами, с огромной скоростью покидавшими земную реальность! Так что же дальше? Одновременно на их похолодевших губах замерло одно и то же слово, которое они боялись произнести вслух. Вместо этого очевидного слова он попытался пошутить и сказал: "По-моему, мы слишком увлеклись. Нужно бы как-то заземлиться!" Услышав это, друг его побледнел окончательно. "Ты хоть сам понял, что ты сказал? ЗАЗЕМЛИТЬСЯ! Уйти в землю!" Надежды больше не оставалось. Точно так же, как в фильме, оба они ощутили холодное дыхание. Волосы на голове зашевелились. В комнате появился отчетливый запах свежевырытой могилы. Они поняли – эта могила ждет именно их!
Вдруг раздался резкий стук в дверь. Если бы в этот момент сознание еще было с ними, они, наверняка потеряли бы его. Вместо этого один из них встал и на ватных ногах пошел открывать дверь. Их общий приятель пришел попросить сигарету, так как его сигареты "внезапно закончились". Невозможно передать, как они были счастливы. Ведь они вполне справедливо считали, что он спас им жизнь. Они бросились ему на шею и буквально расцеловали его. Приятель, удивленный такой странной реакцией, пожал плечами и пошел к себе, подкуривая на ходу.
Через некоторое время, расставшись, наконец, со своим другом и проводив его до комнаты, в которой он жил, он вернулся к себе и посмотрел на часы. Часы показывали четыре нуля и начали отсчитывать первые секунды наступившего воскресенья . Он понял, что для него начался отсчет новой жизни. В эту ночь он получил свое первое посвящение. Ему было показано устройство Великой Вселенской Иерархии. Ему объяснили значение и смысл основных понятий. Ему показали, каким образом взаимосвязаны все предметы и понятия видимого и невидимого миров, рассказали, что такое магия и как управлять реальностью. Его провели до того уровня, откуда он мог вернуться, не потеряв своего земного тела. Ему предложили последовать дальше или остаться на земном плане. И когда он выбрал "остаться", он получил ответы на те вопросы, которые тогда был готов задать. Ему дали некоторые способности, которыми он не мог воспользоваться во вред себе и другим людям. Ему показали то место во Вселенной, где хранится информация обо всем, что происходило когда-либо и должно произойти в будущем. Он получил доступ к энергетике слов. Он получил представление о том, как происходит движение душ в бесконечном круге рождений и смертей. С этого момента его основным призванием стала философия.
Вернувшись в этот мир, который на протяжении еще нескольких недель казался ему слишком бледным, медленным и предельно нерациональным после всего увиденного им в других мирах, он начал собирать информацию. Прежде всего, необходимо было соотнести свой опыт с тем, что говорилось в книгах. Он искал новую точку опоры. Лучшие умы человечества с распростертыми объятиями приветствовали его на страницах своих произведений. Гегель и Кант, Ницше и Фейербах, Монтень и Сартр, Блаватская и Щюрэ делились с ним своими величайшими прозрениями. Аристофан и Гете, Шекспир и Гюго, Уайльд и Сэлинджер, Виан и Манн, Жид и Экзюпери вводили его в мир своих возвышенных фантазий. Розанов, Булгаков, Набоков, Мариенгоф, Лимонов, Пелевин и Сорокин поддерживали его в поисках нового и необыкновенного. Босх и Дали, Малевич и Шагал рисовали ему захватывающие картины иной реальности. Бальмонт и Волошин, Рерих и Цветаева, Есенин и Пастернак отныне сопровождали его духовные и творческие полеты, соединяя свои вдохновенные строки с вечной гармонией Вивальди, Моцарта и Баха.
Часто, начиная о чем-то размышлять, он не отправлялся сразу в другую реальность, а специально задерживался в пограничном состоянии. Земная действительность оставалась, но вместе с ней становились заметны параллельные миры. Ему нравилось наблюдать, как эти миры взаимодействуют между собой и с той реальностью, в которой живет наше физическое тело. Во время одного из таких опытов, он забыл выключить телевизор. Была глубокая ночь. Несмотря на это, на экране разворачивалась какая-то "серьезная" история. Он давно потерял к ней интерес, но вдруг, совершенно неожиданно, фильм снова привлек его внимание. Герой и героиня вели душещипательную беседу, наполненную высокими телевизионными чувствами. До утра было еще далеко, герои не торопились окончательно выяснить отношения и поэтому их беседа явно затянулась. Герой-любовник распылялся перед объектом своих воздыханий слишком уж возвышенными и сложносочиненными фразами, режущими слух своей фальшивостью. Дама отвечала тем же. Неизвестно, сколько бы еще все это продолжалось. Вместо того чтобы просто выключить телевизор и освободить бедных героев от полуночных страданий, он решил внести и свою лепту в их разговор и начал представлять, как было бы интересно, если бы во время этой патетической беседы у главного героя вдруг начал бы расти нос. К его изумлению так и случилось. Нос героя-любовника начал неудержимо увеличиваться. Это не было предусмотрено сценарием. Бедные любовники не знали, что делать и пытались продолжать свою беседу в том же духе, как будто бы ничего не происходило. Мужчина дожевывал свою фразу, повернув глаза в сторону своего единственного, наверное, зрителя и умоляюще глядя с экрана прямо в глаза этого зрителя. Дама явно перестала его интересовать. Его взгляд молил о пощаде и просил прекратить рост носа, неуместный в такой торжественный момент и в такой серьезной картине. Однако зрителю хотелось увидеть реакцию дамы. Дама оказалась весьма благовоспитанной, а ее реакция – предельно корректной. Вежливо прервав словоизлияния своего героя, она сказала, что ей необходимо ненадолго отлучиться, видимо, пока он разберется со своим носом. Перед тем как уйти из кадра, она с укоризной посмотрела на зрителя, который так беспардонно вмешался в их романтические отношения. Герой молчал, робко глядя с экрана. Зритель решил больше не издеваться над людьми и выключил телевизор, предварительно быстро вернув главногероическому носу его первоначальный размер.
Закончив для себя телевизионную историю, он решил более не задерживаться на земле и уже собрался покинуть ее, как вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. "Странно", – подумал он. Фильм вроде бы был вполне обычным. Да, бывало, что демоны и бесы вываливались с экрана целыми пачками, особенно из боевиков и фильмов-ужасов, заполняя к концу фильма всю комнату, но ведь это было не такое кино. Он открыл глаза и вместо ожидаемых темных сущностей увидел своего родного домового, которому тоже не спалось. Оно и понятно, ведь ночь – это его время. Когда же ему хозяйничать, как ни ночью? Домовой смотрел на него и не мог понять, почему он не спит. Еще он не понимал, почему человек его видит и смотрит ему прямо в глаза.
Он же старался подробно рассмотреть своего помощника. Это было достаточно симпатичное существо, хоть и относящееся к не очень светлым силам. Ростом около шестидесяти сантиметров, все покрытое густой и красивой черной шерстью, переливавшейся в отблесках ночного света, с короткими, чуть согнутыми ногами и довольно длинными руками. На ногах и руках – по три пальца, с черными заостренными когтями, словно покрытыми лаком и отполированными, и – довольно большого размера. Хотя когти – не совсем подходящее слово. Скорее они напоминали большие ногти, такими они были аккуратными и ухоженными. Домовой всегда соответствует тем людям, у которых он живет. Этот был просто красавчик и симпатяга! Видно было, что он во всем любит порядок. И это не удивительно. Он и сам ненавидел беспорядок и не мог уснуть, если, например, на кухне какая-нибудь ложка была не на своем месте. Не говоря уже о кружке, чего, впрочем, никогда не бывало. Может быть, именно поэтому его личная жизнь складывалась не совсем удачно. Видя его "чрезмерную" чистоплотность, менее аккуратные дамы его сердца, несмотря ни на что, пытались поскорее вернуться в привычный уют собственного хаоса. Зато с домовыми у него всегда были замечательные отношения и полное взаимопонимание. Вот и этот: выглядывал на него из-за дверного косяка своими большими черными глазами и никак не мог собраться с мыслями. Рассмотрев своего домового, он объяснил ему, почему он не спит и, поблагодарив его за помощь и поддержку в течение этого дня, пожелал спокойной ночи и отвернулся к стене, чтобы не смущать это создание и не мешать ему наводить энергетический порядок на вверенной территории.
Бывало, что домовые шалили. Его домовые, так же, как и он, не любили шумных гостей, кричащих и слишком словоохотливых. Часто нас раздражает чей-либо громкий и слишком высокий голос. Существа же из других миров испытывают крайнее неудобство от слишком высоких или слишком низких вибраций человека, которые беспокоят их не меньше, чем нас чей-нибудь пронзительный и резкий тембр. И если самого человека можно заставить замолчать, то частота его всегда слышна тем, кто ее слышит. Как-то раз в свое отсутствие он оставил квартиру своей знакомой. Вернувшись из месячной поездки, он обнаружил такой разгром, что понял – подобных экспериментов впредь лучше не повторять. Отвалилось и разбилось все, что могло. Перестали работать кран, унитаз, телевизор, перегорели почти все лампочки, отвалилось с десяток кафельных плиток и так далее. Бедный домовой, наверное, уже не знал, что еще натворить, чтобы эта милая женщина покинула, наконец, его владения.
Через несколько лет купив другую квартиру, он решил сделать капитальный ремонт. До этого здесь жили не совсем благополучные люди. Их домовой решил остаться в этой квартире и всеми силами начал мешать ремонту. Когда сменилось три строительных бригады, ему, новому хозяину этой квартиры, пришлось вмешаться. Он не любил прибегать к магии, но этот домовой, казалось, напрашивался сам. Он в последний раз по-хорошему предупредил домового, объяснив, что отныне здесь будет чистота и порядок и если домового это не устраивает, он может искать себе другое жилье. Тем не менее, с приходом новой бригады началось то же самое. У них ничего не клеилось, а то, что клеилось – тут же отваливалось, при этом вдобавок что-нибудь разбивая. Квартира была двухкомнатной. Ночью он почистил одну комнату и объяснил горе-домовому, что если тот не одумается, будут почищены все оставшиеся помещения и места для него просто не останется. Домовой оказался довольно настойчив и попытался проникнуть на очищенную территорию, но получил такой удар, что тут же успокоился, и с тех пор стал как шелковый.
Несколько раз невидимый хозяин спасал его от серьезных неприятностей. Однажды, в обычный рабочий день, он поставил на газовую плиту чайник со свистком, как всегда налив его до краев и включив огонь на полную мощность. Через пару минут раздался телефонный звонок. Нужно было срочно уехать, чтобы урегулировать небольшую, но неотложную проблему. Решение проблемы затянулось часа на три. Когда все, наконец, было улажено, он с ужасом вспомнил о чайнике, оставленном на плите. Домой он мчался как на пожар. Подъезжая к своему дому, он уже готовился увидеть дым из окон, пожарные машины и прочие атрибуты стихийного бедствия. Однако снаружи все было спокойно. Быстро припарковавшись у подъезда, он стремглав взлетел на свой этаж и оказался у двери тамбура. Она еще была цела. Он открыл ее и с опаской приблизился к своей квартире. В тамбуре чувствовалась какая-то гарь. Огня видно не было. Открывая входную дверь, он немного отодвинулся в сторону "чтобы в лицо не полыхнуло". Однако ни огня, ни дыма он не увидел. На плите стоял пустой чайник. И если до этого он был красным, то теперь – разноцветно обугленным. Вся вода выкипела. Пластмассовый свисток и ручка чайника расплавились и съехали вниз. Но самое главное – огонь был выключен! Он от души поблагодарил хозяина и отправился в ближайший магазин за электрочайником, который давно уже собирался купить.
Другой случай произошел, когда он продавал машину. Какой-то человек позвонил и после обычных вопросов сказал, что сможет подъехать и посмотреть автомобиль через час. Однако ни через час, ни через два никого не было, и никто не перезвонил. Его это уже не удивляло. Он жил на свете не первый год, и ему часто казалось, что он единственный пунктуальный человек, выживший в ходе земной эволюции. Ближе к ночи, когда машина уже засыпала на стоянке, а он – у себя дома, зазвонил телефон. Рассказав на полужаргоне какую-то басню, покупатель настаивал на встрече. Он хотел посмотреть машину немедленно, несмотря на то, что на часах было около одиннадцати вечера. Желание клиента – закон, и он назначил встречу через пятнадцать минут недалеко от дома и стоянки. Быстро одевшись, он обнаружил, что кошелька на своем месте нет. В принципе, это было невозможно. В его доме, не то, что кошельку с документами и ключами от машины – иголке пропасть негде. Порядок в жизни начинается с порядка в квартире – это он усвоил с самого детства. Тем не менее, факт был налицо. Время поджимало. Он перевернул все, он заглядывал в такие места, что удивлялся не только домовой, но и эти места. После того, как он заглянул в холодильник, он понял – искать больше негде. Время было действительно позднее, и вместо ключей и документов он прихватил с собой пистолет. Тем не менее, он как всегда рассчитывал на лучшее и собирался провести клиента на стоянку, если тот, конечно же, придет, в чем не было никакой уверенности.
Придя на место, он увидел разваленный шедевр отечественного автопрома, внутри которого сидели и нервно курили двое парней, абсолютно не похожих на покупателей. Тем более такой машины, как продавал он. Успокоившись, он бегло просканировал этих ребят. Оказалось, что это были элементарные залетные мошенники. Их основным хобби было найти незадачливого продавца и, обезвредив его, завладеть машиной. Почувствовав это, он убедился, что вокруг никого не было, вытащил пистолет, демонстративно перезарядил его и решительно направился к машинке с несостоявшимися покупателями. Машина рванула с такой скоростью, что поразился бы не только самый знаменитый гонщик, но и генеральный конструктор автозавода, на котором это чудо когда-то было сделано. Ее раненый фантом в недоумении огляделся вокруг и хромая на все колеса побежал догонять свое слишком резвое грубое тело.
Он спрятал пистолет в карман и как всегда в подобных случаях глубоко сожалея о содеянном, отправился домой. Когда же он открыл дверь, его глазам предстала трогательная и милая картина. На табуретке, на которой он всегда сидел, когда обувался, в самом ее геометрическом центре лежал кошелек, пухлый от распиравших его чувств, документов и ключей.
Он никогда не стремился в миры, низшие по отношению к земному. Тем не менее, эти миры иногда врывались в его жизнь самым неожиданным образом. Однажды он познакомился с удивительно красивой и умной девушкой. Их встреча и знакомство были обставлены такими невероятными обстоятельствами, что он сразу же решил – это судьба! В прекрасной девочке чувствовался какой-то серьезный надлом. В ее ауру под острым углом, сверху, слева направо, был вбит черный клин, который проходил через ее сердце. Он не хотел смотреть глубже и надеялся, что она сама о себе расскажет, когда придет время. Этот клин можно было вытащить довольно легко. Но для того чтобы не было нежелательных последствий, они должны были полюбить друг друга. Тогда операция прошла бы безболезненно для обоих. Он уже был готов к этому и всеми силами развивал новые отношения.
Как-то раз он пригласил ее к себе в гости. Поскольку девочка была "черной", необходимо было как можно лучше украсить их встречу чисто внешними средствами. Он купил букет замечательных роз, торт и хорошее вино. Для этой встречи он подобрал нужное время и правильный день недели. Одним словом, он подготовился самым наилучшим образом. Она действительно заинтересовала его, и он искренне хотел стать ей настоящим другом и возлюбленным на многие годы. Честно говоря, секрет ее успеха заключался в том, что впервые за всю свою жизнь он встретил незаурядный ум, честность и порядочность в сочетании с совершенной внешностью. Впрочем, ее внешность и была ее основной проблемой. Когда она выходила на улицу одна, к концу улицы она одна не доходила. Ее выхватывали из автобусов и такси. Стоило ей остановиться у проезжей части, как тут же рядом с ней тормозила какая-нибудь дорогущая машина, предлагая отвести ее хоть на край земли. К концу каждого дня она рвала и выбрасывала около двадцати визиток. В общем, красивая была девочка.
Встретив ее цветами, он привел ее домой. Это была их третья встреча. Первая – удивительное знакомство, вторая – интересный разговор в мексиканском ресторане. Все было хорошо, они немного выпили и сидели, разговаривая и слушая светлую музыку, которую он тоже подобрал специально для этой встречи. Его основной целью было дождаться того момента, когда она начнет ему полностью доверять. На это свидание других задач он не ставил. Прошло уже несколько часов. Казалось, она полностью раскрепостилась и готова к любым откровенным беседам. Он чувствовал тот груз, который лежал у нее на душе, но не имел права вмешиваться в ее жизнь насильно. Хотя такие варианты тоже приходили ему в голову. Но он их гнал и они, побродив немного, уходили туда, откуда пришли.
И вот. Она решила посмотреть, какая музыка есть в его коллекции, кроме той, что играла до этого. И он – глупец, позволил ей это сделать! Она нашла диск с тяжелой музыкой в стиле индастриал. Через мгновение электронные гармонии заполнили всю квартиру. И вдруг после четвертой композиции в перерыве между соседними мелодиями на всю комнату зазвучали потусторонние могильные звуки. Казалось, что голоса сотен и тысяч мертвых душ слились в одном ужасающем вое нечеловеческого страдания и безысходного отчаяния! Он был в диком ужасе. Такого он действительно не ожидал. Она бросилась к розетке и выдернула из нее шнур музыкального центра. После чего упала к нему в объятия и зарыдала. Он гладил ее и успокаивал, как мог. Но в его голове продолжали звучать адские звуки. Прежде он никогда не слышал ничего подобного. Немного успокоившись, она со слезами на глазах рассказала, что, как только она встречает человека, относящегося к ней серьезно, а не как к красивой игрушке, всегда происходит одно и то же. Смерть бродит с ней рядом. Потусторонний мир не хочет ее отпускать. В ее голове голос преисподней звучит тем сильнее, чем больше она хочет избавиться от него. Через нее известные и неизвестные ей мертвые требуют общения с живыми. Они угрожают ей, они уговаривают ее и просят найти тех или иных людей в мире живых, чтобы они сняли проклятия и позволили успокоиться этим страждущим душам и отправиться на покаяние. Как только она оказывается рядом с любящим человеком, тьма находит любой источник, чтобы проявиться в этом мире и испугать человека, который может ей помешать. Позже он услышал тяжелейшую историю из ее детства, после которой начался весь этот ужас. В тот раз он пытался удержать ее, но она была неумолима. Он проводил ее и вернулся домой. Включив музыкальный центр, он не спал до самого утра и тысячу раз прослушал тот промежуток, на котором зазвучали эти голоса, но так ничего и не услышал.
Он не хотел так просто сдаваться и решил отдохнуть вместе со своей теперь красавицей на южном берегу Черного моря. Дело двигалось к лету, он рассказал ей о своих планах, и она с радостью согласилась. Тогда его подруга оканчивала очередной курс университета, и они решили отправиться в путь сразу после ее последнего экзамена. Он всегда старался приезжать на море в начале сезона, когда и берег, и вода еще сохраняли свою чистоту и свежесть. В этот раз он решил отправиться в дорогу на своей новой породистой машине, которой было тесно в городе, пусть даже в таком большом. Как чистокровный жеребец, его автомобиль стремился на простор загородных трасс, туда, где он мог полностью проявить свой буйный нрав и раскрыть все свои недюжинные способности.
Через год после этого незабываемого путешествия на стол редактора одного телепроекта, который специально занимался исследованием аномальных явлений и происшествий, легло письмо, полученное по электронной почте и распечатанное его секретарем.
"Добрый день!
Со мной в разное время произошло несколько интересных историй, об одной хотелось бы рассказать.
В начале лета прошлого года мы с подругой на моей машине ехали к Черному морю. Это был финал довольно продолжительного (около 3000 км) пути из России. После короткой остановки на российско-украинской границе мы буквально неслись в сторону моря, стараясь побыстрее закончить наше изнурительное путешествие. Слава Богу, машина была неплохая и позволяла ехать со средней скоростью около 170 км/ч. Из Харькова мы выехали ранним утром и хотели добраться до нужного нам места без всяких остановок. В этом же направлении ехала еще одна машина: какая-то иномарочка красного цвета, с которой мы периодически менялись местами, обгоняя друг друга. Уже был вечер, шел мелкий дождь. Неожиданно в свете фар показалась собака, перебегавшая дорогу. Была мысль резко затормозить, но дорога была скользкая, скорость – высокая, к тому же, АБС в таких случаях может бросить машину в занос. Короче, пришлось собачку сбить. Удар был глухой и сильный. Машина продолжала ехать нормально, но появился какой-то посторонний шум, который добавился к звуку работающего движка.
Скоро к дождю прибавился туман, который становился все гуще. Скорость пришлось значительно снизить из-за ухудшающейся видимости. Так мы продолжали ехать некоторое время. Вдруг справа на обочине я увидел непонятного человека, сидящего на корточках. В руке у него был небольшой квадратик, что-то вроде карточки, которую показывают футболистам, только белого цвета. Останавливаться мы не стали. Первая мысль была – проверка СО, но какое может быть СО ночью на глухой сельской дороге? Я тут же забыл об этом человеке, пытаясь сосредоточиться на управлении. Туман, между тем, становился все гуще. Не прошло и нескольких минут, как впереди показался точно такой же человек с таким же квадратиком. Это начинало раздражать. Я хотел остановиться и выяснить, что это значит, но моя подруга была против. Для себя же я решил, что, если увижу еще одного "цэошника", непременно остановлюсь и выясню, для чего он здесь сидит в такое время и в таком месте. Через какое-то время мы увидели третьего, я уже начал тормозить, но вдруг заметил, что его квадратик – красного цвета! К этому я был откровенно не готов. Мы медленно проехали мимо, он же, казалось, смотрит куда-то в пустоту, вообще мимо нас.
Дальше – больше. Туман стал нереально густым. Свет фар только мешал ехать. При переключении на ближний свет перед машиной вырастала стена из плотного белого тумана. Видимость – ноль. Дворники работали на самой высокой скорости, вода в стеклоомывателе давно закончилась. Три раза туман полностью и одновременно покрывал все стекла, включая заднее. Каждый раз приходилось останавливаться, выходить и протирать окна, чтобы как-то двигаться дальше. В третий раз, после очередного протирания, я заметил, что тряпка – вся в какой-то слизи с резким запахом сероводорода. Я говорю подруге: "Послушай! Может быть, здесь какая-нибудь атомная станция взорвалась или еще что-нибудь, все уже эвакуировались, а мы как дураки сейчас приедем в самый эпицентр!" Решили потихонечку двигаться дальше и выяснить все у какого-нибудь местного жителя, если такового увидим. Видимость стала чуть лучше, но все вокруг по-прежнему было в тумане. Состояние стало странным – как в глубоком сне. Чувствовалась какая-то тревога и заторможенность во всем теле и особенно в голове. Звуки, в том числе и наши разговоры, были неестественно глухими, причем, высокие частоты явно преобладали и били по ушам. Дорога давно уже превратилась в какую-то проселочную, хотя до этого мы ехали по трассе. "Местные жители" не заставили себя долго ждать. Через некоторое время мы увидели мотоцикл, стоящий перпендикулярно дороге. На нем сидели двое – парень и девушка. Парень одной ногой поддерживал мотоцикл, девушка сидела сзади и держалась за него, как это и водится. Оба смотрели куда-то вдаль. Мы остановились, вышли из машины. Я закурил. Моя подруга отправилась выяснить: туман это или не туман, и вообще, что здесь происходит. Она подошла к "мотоциклистам" и спросила об этом. Реакции – никакой. Сидящие на мотоцикле даже не повернулись в ее сторону! Она еще раз повторила свои вопросы с аналогичным результатом. Я решил, что возможно они не поняли ее слов из-за непривычного для здешних мест русского акцента, и подошел сам. Громко и предельно отчетливо, два раза, изо всех сил подражая местному говору, я поинтересовался насчет тумана. Наконец, после третьей попытки, парень включился и стал повторять: "Туман. Туман. Туман. Туман…". Где-то после десятого раза к нему присоединилась его подруга: "…Туман. Туман. Туман…". При этом оба продолжали смотреть куда-то прямо перед собой, хотя мы стояли справа от них.
Все это "несколько" настораживало, и мы поспешили к машине. Сели. Поехали дальше. Оцепенение полное. Вдруг подруга кричит: "Стой!" Я резко торможу и вижу перед собой огромное колесо, лежащее прямо перед машиной. Сдаю назад, объезжаю. И вдруг "из тумана вырастает" огромный трейлер. Причем, явно неместного происхождения. Он лежит на правом боку, задом к нам, весь в огнях: белых, оранжевых и красных, которые замедленно мигают. Объезжаю этот трейлер, думая, что наконец-то увижу хоть кого-то из людей – ни водителей, так хотя бы крестьян каких-нибудь. Уж, наверное, не каждый день у них такие машинки переворачиваются. Никого! Едем дальше. Переезжаем какой-то овражек по очень даже приличному для этого направления мостику и попадаем в еще одно интересное местечко. Слева – обычные деревца и кустики, а справа – деревья повыше, а между ними на обочине вдоль дороги стоят пять деревянных столов. Стоят они в очередности: дерево-стол, дерево-стол и так далее. При этом все они полностью накрыты едой и выпивкой. Над каждым столом на длинном проводе висит горящая лампочка. И нигде – ни единого человека. Вдруг в голове звучит: "СВАДЬБА!" Я в полном недоумении поворачиваюсь к своей попутчице, она – ко мне, и мы одновременно произносим: "СВАДЬБА!??"
В какой-то момент я замечаю впереди вполне реальный столб с фонарем. Останавливаюсь возле него, чтобы посмотреть все ли в порядке после столкновения с собакой и выяснить, наконец, причину постороннего звука в моторе.
Выходим из машины, я закуриваю. От открывшейся картины я теряю дар речи: половины бампера нет, на обломке, который остался – запекшейся собачьей кровью приклеены куски ее же рыжей шерсти. Открываю капот. Двутавровая балка, по идее – защищающая радиатор от лобовых столкновений – сорвана и держится непонятно на чем. Вентилятор – в миллиметре от нее. Девушке уже жалко не собаку ("она все равно попала в собачий рай"), а машину. Вдруг появляется чувство, что мы не одни. Поднимаем головы и видим сзади нашей машины двух "человек". По "имиджу" – вроде как водители-дальнобойщики, но не такие отмытые как в кино, а обычные, правда "немного" странноватые. Они просто стоят и смотрят на мой "суперкар", но как-то все-таки сквозь него и абсолютно молча.
Я уже, вроде, и готов перекинуться с ними парой слов о том, о сем, о нашей водительской жизни (хотя до этого вояжа дальше офиса не ездил), но создавшуюся идиллию вдруг разрывает красная иномарка, которая врывается в туман и останавливается сзади, неподалеку от нас. Заочно знакомый попутчик бежит в кусты, производя такие звуки, как будто эти кусты находятся в метре от нас, хотя на самом деле до них метров тридцать, как минимум. Вскоре он возвращается, направляется в нашу сторону и по ходу закуривает. Я для себя решил так: "Если он сейчас пройдет сквозь одного из этих "дальнобойщиков", будет конечно грустно, но, во всяком случае, хоть что-то прояснится. Нет. Он проходит достаточно близко от них, но не сквозь. Тут мне становится все понятно: "Они в сговоре и хотят нас ограбить". Дело в том, что, проходя мимо наших оппонентов, он даже не взглянул в их сторону, а они, соответственно – в его, следовательно – они уже знакомы и действуют заодно. Мысль об ограблении не пугает, поскольку все, что можно было забрать – у нас уже забрали на таможнях.
Тут я понимаю, что они просто не видят друг друга. Минут пять мы поговорили с водителем красной машины, и он уехал. Не знаю, сколько еще продолжалась бы эта немая сцена, но вдруг из тумана показалась еще одна фигура, очень похожая на две предыдущих. Но она, в отличие от остальных, стала медленно приближаться к нам. Что-то мне подсказывало, что пора, мягко говоря, уезжать отсюда…
Со страшным ревом машина завелась (как выяснилось позже – плюс ко всему, когда я "газанул", прогорел резонатор и часть выхлопной трубы), и мы поехали. В зеркале заднего вида кроме тумана я ничего и никого не увидел. Туман стал реже, но перед нами возникла еще одна впечатляющая картинка.
Как в малобюджетных голливудских фильмах времен начала развития компьютерных эффектов, весь туман по мере нашего движения организовался в некое подобие огромной трубы, внутри которой мы ехали, и по невидимым границам которой этот туман клубился, завихряясь волнами. В конце концов, туман рассеялся окончательно. Остался только мелкий дождь. Мы вновь ехали по трассе, справа и слева был обычный сельский пейзаж. И тут, впервые за последние несколько часов, пронеслась встречная машина, ослепив нас фарами и обдав грязью. Было около двух часов ночи. До моря оставалось несколько десятков километров…
Приехав, мы обнаружили, что все наши часы (наручные и те, что были в машине) спешат на несколько часов, хотя на границе мы сразу выставили украинское время.
Такая вот история.
Она имела и свое продолжение, когда несколько позже мы решили выяснить, что же это было, и куда мы заехали. Об этом я могу рассказать, если вас это все заинтересует".
Он написал это письмо, так как сам хотел разобраться в данном происшествии. Телевизионщики заинтересовались его историей и уже собирались приехать к нему, чтобы всем вместе отправиться на место событий и там все снять. В том числе – попытаться реконструировать описанную им историю годичной давности. Однако ночью он вдруг понял, что ему ни в коем случае нельзя туда ехать еще раз. А тем более – участвовать в реконструкции.
До него вдруг дошел смысл прозвучавшего тогда в их головах слова. "Свадьба". Эта свадьба должна была стать его собственной свадьбой с этой темной девушкой! Его свадьбой с темными силами!
Тогда он отправился к ясновидящей, которая специализировалась на темных мирах. Она просмотрела все это событие, время от времени уточняя у него различные мелкие детали, после чего подтвердила его страшную догадку. Она добавила, что многие люди, попав на этот участок трассы, едут целую ночь, а когда рассветает или, когда у них заканчивается бензин, и они вынужденно останавливаются, вдруг выясняется, что все это время они стояли на месте, а их автомобиль не сдвинулся ни на метр. Те, кто держал белые и красный квадратики, назывались "киборы". Это – мыслеформы, их задача – информировать случайных путников о приближении к данному измерению. "Мотоциклисты" и "дальнобойщики" – неприкаянные фантомы людей, погибших на этом участке за все время его существования, а также – души тех, кто вступил с ними в контакт и поэтому так и не смог покинуть этот скорбный предел. Она также сообщила, что второй раз ездить туда не стоит. Именно после этих слов он решил рискнуть и все-же отправиться туда еще раз. Только не ночью, а днем.
Предупреждение темного экстрасенса было настойчивым приглашением совершить повторный визит в эту интересную местность. Он решил так: если эти столы там действительно есть, значит, все остальное объяснить можно. Три раза он хотел отправиться в загадочную местность. Три раза в его жизни происходили самые нелепые и странные происшествия, связанные непосредственно с его автомобилем, в результате чего поездка становилась невозможной. В конце концов, он понял: его машина, в отличие от него самого, не обладает необходимой смелостью, несмотря на все свои благородные корни, а может быть – именно поэтому. Куда угодно, но туда она просто отказывалась ехать еще раз. При этом его авто жертвовало чем угодно: новым генератором, который вдруг рассыпался на части, сцеплением, которое неожиданно выходило из строя, как только он собирался повторить вояж к югу, и так далее. Казалось, его автомобиль готов был покончить с собой, рассыпавшись на мелкие кусочки, лишь бы не возвращаться на эту проклятую дорогу.
Он уже не знал, что и делать. Подруга вдруг позвонила ему и сообщила, что тоже никак не может успокоиться и забыть тот случай. Он рассказал ей о странном поведении своей машины. Они решили подождать, пока кто-то из их друзей ни отправится в том же направлении. Тогда можно будет съездить туда в качестве попутчиков. Как только такое решение было принято, ему звонит давний знакомый и говорит о том, что купил машину, отремонтировал ее, "нафаршировал" по полной программе и теперь думает, куда бы съездить, чтобы все это испытать и ощутить такую радость, которая бы перекрыла грусть от количества потраченных денег.
Через несколько дней все они неслись в сторону моря. Когда позади остался населенный пункт, после которого и начались известные чудеса, он попросил своего приятеля ехать чуть помедленнее. Вместе со своей подругой они внимательно смотрели по сторонам, вглядываясь в окружающие пейзажи. Вдруг и он, и она одновременно прокричали: "Стоп!" Внезапно они отчетливо почувствовали: все происходило именно здесь! Сейчас был день и вокруг на многие километры простирался обычный и ничем не примечательный сельский пейзаж. Никаких столов не было. В нескольких метрах от них стоял небольшой сельский магазинчик. Они вошли в него в смутной надежде что-нибудь выяснить у тех, кого они там встретят. За прилавком стояла типичная деревенская продавщица. Он подошел, делая вид, что выбирает какой колбасы лучше взять. Она же – смотрела на него слишком пристально и как ему показалось – подозрительно, с того самого момента, как они переступили порог магазина. Он набрался смелости и спросил у продавца, не замечала ли она в этих местах чего-нибудь странного. Может быть, здесь когда-нибудь случались какие-то страшные аварии? Может быть, переворачивался какой-нибудь трейлер или на мотоцикле разбивались молодые парень и девушка? Продавщица выслушала его тираду, отвернувшись к окну. Когда он закончил, она повернулась и как ни в чем ни бывало, спросила: "Брать что-нибудь будете?" Он попросил колбасы и хлеба. Выйдя на улицу и подкрепившись бутербродами, вся компания отправилась дальше.
Через некоторое время в силу непреодолимых обстоятельств он расстался со своей несостоявшейся судьбой. Дороги их разошлись окончательно, а их отношения так и не стали по-настоящему близкими и доверительными. Он никогда не простит себе, что не смог сделать легче жизнь этой замечательной девушки. Глядя на ее фото, он по-прежнему испытывает сильнейшее волнение. Не потому что любит ее до сих пор, нет. Потому что он видит чуть больше других людей. Он видит то, что другие не замечают:
Ее тьма – по-прежнему с ней!
Всю жизнь его посещали различные видения. Они были настолько яркими и реалистичными, что сначала все увиденное он воспринимал как вторую реальность. С годами он понял: все это и было основной реальностью. Другой реальностью была его земная жизнь.
Еще в детстве, когда он уезжал на море, ему нравилось побродить в одиночестве по жарким летним степям. Все люди были внизу, у моря, и бескрайние степи принадлежали только ему. Во время одной из таких прогулок, когда день был очень жарким, он немного устал и прилег отдохнуть в высокую ароматную траву. Он лежал, держа во рту соломинку и слегка зажмурив глаза от яркого солнца, смотрел в зовущую небесную синеву. Вдруг, в один момент небо стало черным. А на нем засверкали бесчисленные кристаллы сияющих звезд: все небо было усыпано этими звездами. Это были неземные созвездия, ведь все земные он хорошо знал! Глядя на эти звезды, он почувствовал, как проваливается вверх, в глубину бездонного неба. Он потерял чувство времени. Казалось, это длилось несколько мгновений и в то же время – целую вечность. Вернувшись на землю, он открыл глаза и увидел, что теперь вместо звезд на него смотрят бесчисленные святые. Все небо стало огромной иконой! Самые крупные из звезд превратились в глаза святых, остальные – в сверкающие драгоценные камни в окладе огромного небесного иконостаса. В центре, как и прежде, сияло солнце. Но теперь это было не просто солнце, это был – Бог.
Его всеобъемлющее сияние озаряло не только лики святых, окруживших Его, но согревало собой всю землю, щедро даря свое тепло всем живущим. Тем же, кто смотрит в небеса, кроме тепла оно дает свет, согревающий души и наполняющий их сердца пламенной верой.
Потрясенный открывшимся ему зрелищем, он лежал на спине и не мог отвести глаз. Вдруг и эта картина начала изменяться. Звезды, как и прежде, оставались на своих местах. Но теперь это были бортовые огни непостижимых инопланетных кораблей, переливающиеся различными цветами: зелеными, красными, оранжевыми, синими и белыми. Они затмили собой все небо, расположившись вокруг самого большого и главного корабля, который находился в центре, наполняя все вокруг золотым сиянием. Было такое ощущение, что весь этот небесный парад адресован именно ему, мальчишке, лежащему в знойном аромате летней степи. Как только его посетила эта мысль, корабли начали перестраиваться. Из неподвижно висящих в небе они превращались в стремительно летящие за горизонт, находящийся на востоке. А оттуда плыли по небу плотными стройными рядами, медленно продвигаясь в сторону запада. Он же – находясь внизу, вдруг оказался в самом центре этого грандиозного звездного парада. Он – принимал этот парад!
На обращенных к земле плоскостях инопланетных кораблей были начертаны огромные символы. На каждом корабле был написан свой, отличавшийся от других, красивый и геометрически совершенный иероглиф. Все вместе они несли какое-то непостижимое для земного разума послание. Он смотрел на эти символы и старался ничего не упустить из виду. "Главное – все запомнить!" – думал он. "Когда вырасту – научусь и расшифрую их".
В юности, вместе с первой влюбленностью, он пережил другое видение. Мысленно готовясь признаться в своих искренних чувствах прекрасной девушке по имени Лилия, он набирался мужества, представляя, как это будет происходить. Он увидел свою возлюбленную, которая уходила от него и, улыбаясь, манила за собой взглядом своих прекрасных голубых глаз. Сначала он и она находились в каком-то роскошном парке, пышущим цветами и свежей зеленью. Следуя за своей богиней, он увидел замечательный дворец, который стоял посреди этого парка и в то же время – находился в его глубине. Оказалось, что все дороги ведут именно сюда – в это величественное строение. В то же время, можно было сказать, что все они именно здесь и начинались, расходясь от дворца в разные стороны.
Он бежал за своей девушкой, которая, взойдя по ступеням, скрылась за легко и бесшумно открывшейся дверью, массивной и высокой, сделанной из темного красного дерева и покрытой ажурными орнаментами резной деревянной вязи. Взлетев по ступеням крыльца и открыв дверь, он оказался на первом этаже этого здания. Здесь тоже был сад. Огромные окна с разноцветными витражами щедро снабжали растения теплом и светом. Все растения и цветы были распределены по группам, отличающимся от остальных. В середине каждой группы стояла высокая деревянная беседка белого цвета с изящными арками, заполненными тонкими деревянными кружевами. Стены каждой беседки были оплетены вьющимися растениями с крупными цветами и еще не распустившимися бутонами. Растения зимнего сада омывались струями фонтана, которые журчали в виде ручьев и били в центре раскрывшихся мраморных чаш. Он обошел весь сад, заглянул во все беседки. Но все они оказались пусты. Его девушки не было нигде. Как ни странно, в этом прекрасном саду не было ни души!
В глубине сада он обнаружил просторный круглый холл со стройными колоннами по окружности. В центре находилась широкая лестница из белого мрамора с разноцветными сверкающими вкраплениями и массивными перилами с обеих сторон. Начинаясь в холле, лестница закруглялась, уводя его на второй этаж. Здесь, на этом этаже, играла негромкая музыка. В то же время оркестра нигде не было видно. Музыка звучала, словно из воздуха. Весь второй этаж был огромным бальным залом. Разделявшие его колонны, казалось, уходили в самое небо. Несмотря на свои грандиозные размеры, зал казался очень уютным. Между колоннами на коротких изогнутых ножках стояли красивые, обитые красной и золотистой тканью, небольшие диванчики с мягкими сиденьями и слегка закругленными спинками.
Здесь людей было много. Большинство из них были разбиты на пары. Одни стояли у колонн, другие разговаривали сидя. Сначала он немного растерялся. Он не знал, как ему поступить. Чтобы найти свою Лилию, ему нужно было обойти весь зал и заглянуть в глаза каждой из девушек. При этом он совершенно не хотел кому-нибудь помешать, отвлекая людей, ведущих тихую доверительную беседу, в которой посторонний человек мог оказаться совершенно лишним. Но выбора не было, и он решил пройти через весь зал, по возможности никому не мешая. Подходя к беседующим парам, он с изумлением обнаружил, что музыка, звучащая в зале, состояла из отдельных гармоний, звучащих вокруг каждой из пар. А все вместе эти мелодии превращались в одну прекрасную Симфонию Любви. В то же время возле некоторых пар стояла абсолютная тишина. Здесь не была слышна даже общая для всех музыка. Глаза людей, составлявших такие пары, сверкали как-то по-иному. Их взгляды были цепкими и колкими. Он бы даже сказал – липкими и сладострастными. Эти люди смотрели друг на друга какими-то затуманенными и опьяненными негой взглядами. Он остановился возле одной из таких пар, состоявшей из элегантного и импозантного молодого мужчины, одетого в красивый и богато украшенный наряд, и юной девушки с ангельским лицом, в длинном белом платье и с золотой диадемой в прекрасных русых волосах. Девушка молчала, зачарованно глядя в сверкающие глаза своего кавалера. Кавалер говорил тихим вкрадчивым голосом, стоя, оперевшись одной рукой о колонну, а другой, с большими дорогими перстнями, жестикулируя перед девушкой словно чародей. И вдруг между ними снизу-вверх начало расти какое-то существо. Оно было бирюзово-зеленого цвета и увеличивалось по мере их разговора!
Заинтересовавшись необычной картиной, он на какой-то момент забыл о поисках Лилии и присел невдалеке, наблюдая за этой парой и за тем, что происходило между ними. А между ними – рос настоящий бес! Он увеличивался на глазах. Теперь уже были видны его небольшие темно-коричневые рожки, раздвоенные копыта и длинный тонкий хвост с кисточкой на конце. Но больше всего ему запомнились глаза беса. Они были похожи на два огромных рубина темно-красного цвета, которые сияли так же, как глаза молодого человека, нависшего над своей невинной жертвой. В конце концов бес вырос до такой степени, что полностью окутал беседующих. Теперь и парень, и девушка находились внутри полупрозрачного зеленого тумана. Постепенно эта прозрачность становилась все меньше и меньше, заволакивая их густой зеленой пеленой и делая все менее и менее заметными. Он не выдержал. Ему было жаль прекрасную невинную девушку. И он решил спасти ее! Резко встав, он смело подошел к молодым людям и, преодолев зеленый туман вместе с собственной робостью, спросил: "Извините, вы случайно не встречали здесь красивую девушку по имени Лилия?" В ту же секунду бес исчез. Молодой человек с гневом обернулся к нему и резким пронзительным голосом ответил: "Нет!" Подруга его выглядела так, как будто только что проснулась. Она взялась за голову и, извинившись перед своим ухажером, быстрым шагом поспешила прочь, придерживая на ходу длинные полы легкого белого платья.
Теперь у него появился другой интерес. Он специально искал те места, где музыка становилась тише, и подходил к стоящим парам со своим "невинным" вопросом. Так он разогнал всех бесов, которых обнаружил в зале. Закончив эту работу и не найдя Лилии и здесь, он вернулся к лестнице и поднялся на третий и последний этаж этого интересного здания. Здесь окон не было вообще. Свет попадал сюда только сверху – проходя через прозрачный куполообразный свод, венчавший все это грандиозное сооружение. Круглый холл с полом из мелкой разноцветной мозаики ограничивала высокая стена, построенная из камня мягких тонов и имеющая огромное количество дверей. Все двери были абсолютно одинаковы. Перечесть их было невозможно. Когда он попытался это сделать и начал считать, медленно вращая головой и поворачиваясь вокруг своей оси, голова его закружилась, и он упал на пол. Очнувшись, он встал, оперевшись на руку, и понял – ему нужно найти ту единственную дверь, за которой его ждет любимая. Подумав так, он тут же представил ее лицо. Все его сердце наполнилось восторгом от предстоящей встречи – ведь это был последний этаж Дворца Любви, а значит, совсем скоро он встретит свою милую! Открыв глаза, он увидел, как одна из дверей засветилась по всему периметру. Так, словно за ней пряталось Солнце! Он полетел к этой двери, которая растворилась в воздухе и впустила его внутрь. Помещение, в которое он попал, было огромной, богато украшенной спальней. Здесь была такая роскошь, что пытаться описать ее земными словами неразумно и бесполезно. Все было залито великолепным теплым светом, сочившимся не просто с прозрачного потолка, а с самих Небес, благословляющих настоящее чувство.
Отстранив рукой мягкую штору из тонкого пурпурного бархата, отделявшую вход от великолепного брачного ложа, он увидел, наконец, свою прекрасную возлюбленную. Свою милую и желанную девочку-цветочек по имени Лилия. Она стояла, слегка опираясь на край камина, сделанного из чистого золота. Внутри него пылал настоящий огонь, который становился все больше и все горячее с каждым его шагом навстречу своей Любви. Когда же он подошел и обнял ее, пламя стало таким ярким, что, соединившись с небесным светом, оно заполнило не только их сердца, но всю комнату и весь мир! Время остановилось. Это было абсолютное счастье. В этот момент больше нечего было желать. Слившись с любимой, он слился с самим Богом. Он это чувствовал и знал!
Когда же, насладившись вечностью, они, наконец, разомкнули губы, то оказались перед брачным ложем. Его закрывали плотные занавеси из многослойной газовой ткани, наполненные изнутри собственным живым, мягким и обволакивающим светом. Он повернулся к Лилии. Взяв ее за руку и пятясь назад, он медленно повел ее в сторону этих живых штор, скрывавших собой вечную тайну мироздания…
Как вдруг по его телу пробежала сильнейшая дрожь. В глазах Лилии он заметил неописуемый ужас! Он оглянулся назад и увидел, что полупрозрачные занавеси утратили свое живое сияние. Теперь они лишь пропускали тусклый зеленый свет, идущий изнутри. Отпустив ее трепещущую руку, своей дрожащей рукой он резко одернул край шторы. Огромное брачное ложе от края и до края, все было заполнено переплетенными между собой зелеными бесами с красными горящими глазами! Все бесы, которых он изгнал ранее, теперь находились здесь и ждали его появления!
Видения не прекращались. Они были более или менее яркими, значительными или не очень. Но каждое из них он запоминал если не навсегда, то надолго.
Уже учась в университете, он случайно оказался на концерте одного популярного исполнителя. Как ни странно, это выступление проходило не в концертном зале, а в театре оперы и балета. Пригласил его один из знакомых, девушка которого в последний момент отказалась идти вместе с ним. В первом отделении как всегда выступали никому не нужные "разогревающие" группы. Когда оно, наконец, закончилось, он, защищаясь от яркого света, внезапно обрушившегося с потолка, закрыл глаза и решил остаться в зале, в то время как остальные зрители, включая его товарища, отправились подкрепиться и подышать свежим воздухом, чтобы с новыми силами встретить появление настоящей звезды. Он поудобнее сел в мягком кресле и постарался расслабиться, отдыхая после тяжелого дня и не менее тяжелого первого отделения концерта.
Вдруг чудовищным диссонансом загремела музыка. Антракт закончился. Он оглянулся по сторонам и увидел, что зал снова был забит до отказа. Люди, еще слишком возбужденные после перерыва, постепенно успокаивались, доедая и зажевывая "свежий воздух" жвачками с резким вкусом и еще более "свежим" запахом. После затянутого и слишком торжественного проигрыша на сцену вынесли долгожданную звезду. Она была распята на бутафорском кресте! Вокруг нее в дикой пляске бесновались ее мучители и разнообразные темные сущности из балета, сопровождавшего выступление распятой звезды в полупрозрачном наряде. Особую "пикантность" вся эта сцена приобретала вследствие того, что полуголая звезда была мужчиной!
Он не мог выдержать такого кощунства и издевательства над святыми понятиями. Встав со своего места, он направился к сцене. Сцена была рядом: он и его приятель сидели в третьем ряду. По пути он с удивлением обнаружил, что вместо одежды, в которой он пришел на концерт, на нем оказалась совершенно другая – белого цвета, с длинными полами, напоминавшая праздничное облачение священника. На его шее теперь висел большой золотой крест. Подходя к сцене, он три раза перекрестил всех, кто на ней был, начиная со звезды и заканчивая последним бесом, прыгающим где-то позади креста. В тот же миг музыка резко оборвалась. Свет полностью погас, на сцене и в зале воцарилась абсолютная тьма. Через несколько мгновений свет начал постепенно возвращаться, вновь наполняя зал. На сцене кроме основного исполнителя никого и ничего не осталось. Теперь певец был одет в длинную холщовую рубищу, закрывавшую его до самых ног. Вместе с прозрачной одеждой исчезли его многочисленные украшения и маскообразный макияж, украшавший до этого лицо артиста. Звезда с удивлением и испугом смотрела на него. Он поднимался на сцену. В абсолютной и звенящей тишине все замерли в ожидании. Он вышел на середину сцены, где до этого стоял крест. Звезда в мелкой дрожи безропотно стояла рядом и чуть позади. Подойдя к краю оркестровой ямы, он заметил застывших в ужасе музыкантов. Прерванные посреди дьявольской мелодии, они стояли и сидели там, где их застало крестное знамение, держа в застывших поднятых руках свои смычки и инструменты. Живыми оставались только их бегающие глаза, не моргая следившие за его действиями.
Он пристально оглядел весь зал. Люди вжались в свои кресла, а души их трепетали в испуге и смятении, отражая в стеклянных глазах обрывки пламени, сжигавшего их изнутри. Он взял крест, висевший на его груди, и три раза осенил крестным знамением весь зал, начиная с первых рядов и заканчивая теми, кто сидел на балконах. Свет вновь погас. Когда же он зажегся, зрителей в зале осталось совсем немного. Где-то одна десятая часть от всех присутствовавших до этого. Публика, сидевшая в первых рядах, исчезла. На ее месте оказались зрители, ранее занимавшие балкон, который теперь был абсолютно пуст. Сделав свое дело, он спустился со сцены и хотел занять свое место, чтобы слушать и смотреть дальше. Но тут, после некоторого оцепенения, к нему со всех сторон бросились люди, которые, казалось, только сейчас начали приходить в себя. Они падали перед ним на колени и просили благословения, каясь в своих грехах. Где-то за ними находилась и звезда, спустившаяся со сцены и теперь никому не интересная…
Заиграла громкая музыка, и он очнулся. Антракт закончился. Люди возвращались на свои места. Оказалось, что все это было всего лишь очередным видением. Когда же после патетического и долгого начала на сцене появилась звезда, распятая на кресте, в зале не было зрителя, который бы смотрел на это с таким интересом, как он. Но самое примечательное было в конце всего этого действа. Вдоволь настрадавшись на кресте и без креста, в финальной сцене звезда появилась в длинной холщевой одежде. Правда, блестящие перстни и клоунский макияж так и остались на своих местах. Видимо, дешевая бижутерия крепко и навсегда вросла в пальцы артиста, а личина клоуна стала основным и единственным лицом прославленного исполнителя.
Еще одно яркое видение запомнилось ему на всю жизнь. Пытаясь прийти в себя после очередного серьезного конфликта с женщиной, которая была с ним не один год, и с которой он надеялся не расставаться до конца своей жизни, он, как обычно в таких случаях, оправился на море. Он хотел провести здесь несколько дней, чтобы восстановить свои силы и растерзанные эмоции. Море всегда охотно помогало ему обрести покой и утраченное равновесие. Днем он как все купался и загорал. Ночью же любил подолгу гулять по пустынному берегу под яркими звездами южного неба. В одну из таких прогулок, после ободряющего ночного купания, он стоял на берегу и, возведя руки к небу, принимал лунный загар. Вдруг он почувствовал, что не одинок в этой ночной идиллии. Оглянувшись по сторонам, он убедился, что вокруг никого из людей не было. В то же время, что-то его отчетливо звало. Он закрыл глаза, пытаясь понять, откуда исходил этот не совсем еще ясный зов. Открыв их, он обнаружил, что глаза сами смотрят на участок черного неба чуть выше и правее небольшого острова, находившегося в десятке километров от берега. В небе ничего не было. Он все-же продолжал пристально в него вглядываться. Он уже научился доверять собственным чувствам и тем ощущениям, которым раньше препятствовал его же разум.
В этот момент к нему пришло понимание, что своим усилием он должен помочь проявиться в нашем мире той сущности, которая звала его. Он сосредоточился, пытаясь вытащить ее из того участка неба, к которому был прикован его взгляд. Постепенно под его взглядом начал проявляться достаточно большой светящийся шар. Он был похож на солнце в миниатюре. Точно так же он сиял внутри ярким, желто-оранжевым цветом. По его краям маленькие багровые протуберанцы образовывали плотное кольцо, обрамляя его четким кругом на фоне ночного неба. Он присмотрелся к шару, стараясь заглянуть в его душу. Внутри шара, который, несомненно, был живым существом, с бешеной скоростью по часовой стрелке вращались переплетенные между собой огненные вихри, заключенные в оболочку малинового цвета, которая медленно вращалась в противоположную сторону. Всматриваясь в суть этого объекта, он вдруг почувствовал ответный "интерес" и понял, что контакт установлен. Шар озарился каким-то глубоким внутренним светом. Вместе с этим в голову пришла теплая и сильная волна, которая и его наполнила внутренним сиянием. Обменявшись с шаром приветствиями, он продолжал наблюдать за ним. Небесный посланник медленно поплыл вправо, все так же сияя радостным светом. Он находился в нескольких сотнях метров над морем, окружавшим остров. Вдруг шар остановился. Из его нижней части выскользнул тонкий белый луч и, словно игла, прошил черную морскую гладь. Достигнув воды, луч начал расширяться, освещая все большее пространство ярким дневным светом, похожим на неоновый, с таким же синеватым оттенком. Несколько сотен метров, на которых были расположены рыбацкие сети, сияли так, как никогда не сияли днем. Вода, переливаясь под лучом небесного гостя, казалась выше всей остальной морской поверхности и четко выделялась на ее фоне. "Словно белая латка на черной одежде", – подумалось ему. Все это продолжалось минут двадцать. Закончив лучевую "рыбалку", шар свернул свой прожектор и сам стал медленно растворяться в небе. Не улетать вдаль, а именно растворяться, оставаясь на месте. Постепенно он исчез совсем.
Он постоял на берегу еще некоторое время. Это был один из многих случаев, когда он видел "НЛО". Но каждый из таких случаев был по-своему интересен и чем-то отличался от остальных. В этот же раз он чувствовал, что вместе с приветствием шара, он получил какую-то важную информацию, которую еще предстояло понять и осознать. Придя домой, в небольшой отель, в котором он остановился и который располагался недалеко от морского берега, он лег и достаточно быстро погрузился в яркие и незабываемые образы.
Выйдя из тела, он оказался в довольно интересном месте. Среди серого неба буквально вися в воздухе, находился достаточно большой кусок земли. Его горизонты не понижались к краям, как обычно, а наоборот, становились выше по мере удаления к правой и левой сторонам, уходя не вниз, а вверх к небу. Это было непривычно и странно. Посреди этой земли стоял большой и достаточно длинный прямоугольный стол. Вокруг него были расставлены обыкновенные деревянные стулья. На каждом стуле сидели какие-то незнакомые ему люди. Председательствовал за столом черт средних лет и такой же наружности. Черт сидел справа от него и почему-то был одет в полевую военную форму. Точно так же одевались на учениях земные армейские офицеры. Его выгоревший темно-зеленый китель был расстегнут. Он оказался совсем рядом с этим военизированным чертом и мог хорошо его рассмотреть, чем он и занимался, пока черт что-то обсуждал со своим помощником, стоявшим слева и что-то шептавшим ему на ухо с помощью сложенной ладони. У старшего черта рога были широкие в диаметре и небольшие в высоту. Они выглядывали из-под пилотки, лихо сдвинутой на бок как у армейских дембелей. Так же, как и у них, виднелся его несвежий воротничок, подшитый, вероятно, достаточно давно широкими размашистыми стежками. Молодой черт был в форме сержанта. Справа и слева от его пилотки виднелись его сержантские рожки, поменьше и поскромнее. Он был в застегнутой выцветшей гимнастерке светло-зеленого цвета. В конце концов, совещание было закончено. Сержант непонятно откуда извлек целую стопку белой бумаги ("Формат А-4", – подумал он) и обошел всех сидящих, каждому раздавая по одному листу. Когда раздача была закончена, старший черт встал и обратился ко всем присутствующим. Он объявил, что пугаться никто не должен. Что пока еще все живы и скоро вернутся по своим грехам. Что это – всего лишь плановые промежуточные учения, к которым, тем не менее, следует отнестись достаточно серьезно. Иначе можно будет здесь задержаться на весьма неопределенное время. При слове "неопределенное" он хитро подмигнул и расхохотался. Успокоившись, он объяснил, что каждый должен написать на своем листочке все свои грехи. От самого страшного до самого незначительного. Затем он сел и спросил: "Вопросы есть?" "А чем писать?" – спросил кто-то из сидящих за дальним концом стола. Черт сказал, что, вообще-то в этот раз он собрал деловых людей. А у делового человека даже на том свете ручка должна быть всегда с собой. Он опять заржал и хлопнул в ладоши. Перед каждым из сидящих людей появились ручки.
Итак, нужно было вспомнить все свои грехи. Он собрался с мыслями и начал писать. Это была не первая его исповедь, но впервые в жизни она проходила в таких необычных условиях. Как всегда, это оказалось непростой задачей. Но черти не подгоняли. Старший, откинувшись на стуле, читал какой-то журнал с картинками, младший неторопливо и вразвалочку ходил вокруг стола, заложив руки за спину. В конце концов, все грехи, которые он мог вспомнить, были записаны. Он с удовлетворением осмотрел аккуратно заполненный листок и, положив ручку, огляделся по сторонам. Его грехи уместились на одной странице и заняли где-то две третьих ее объема. Другие уже исписали весь лист, с обеих сторон. "Неужели, они думают, что черти отпустят им их грехи?" – подумал он и невольно улыбнулся. Оказывается, молодой черт ходил не просто так. Он раздавал бумагу тем, которым не хватило одного листа. Некоторым было мало и двух. Увидев это, он снова взял ручку и, напрягая память, выдавил из нее еще пару грехов. "Чтоб перед людьми стыдно не было". Через некоторое время вроде бы все закончили. Все, кроме одного полного человека, перед которым уже лежала целая стопка бумаги, исписанная его мелким почерком. Сержант остановился позади него и принял задумчивое выражение, почесывая подбородок и правый рог. Но этот грешник, казалось, и не думал останавливаться. Его несло не по-детски. В результате это надоело даже черту. Он хлопнул его по плечу и сказал: "Хватит, брат!" В ту же секунду ручка, которой тот писал, с треском сломалась пополам.
От этого треска командир перестал читать и, потягиваясь, встал из-за стола. "Ну, что, все закончили?" – спросил он. Все молча закивали, поглядывая друг на друга и на "писателя" со сломавшейся ручкой. Он тоже и как-то виновато закивал. Старший черт подозвал своего помощника и что-то насыпал в его ладони. Отдельно в правую и в левую. Затем "офицер" объяснил, что теперь каждый должен взять из рук его помощника по две скрепки – одну красную и одну синюю, и положить их рядом со своими листками. Сержант обошел вокруг весь стол и вернулся на свое место. Убедившись, что все получили эти скрепки, командир сказал: "Берем синюю скрепку и прикрепляем ее к листу: сверху, ближе к левому краю".
Так же, как и остальные, он выполнил это приказание. И только он прикрепил синюю скрепку к своему листу, как все написанные им грехи заплясали на бумаге и начали перестраиваться! В результате, к его огромнейшему удивлению, они расположились совершенно не в том порядке, в котором были записаны им изначально. Он механически потянулся к красной скрепке. Ему было интересно, что же произойдет, когда и она будет прикреплена к листу. Однако красная скрепка, казалось, была намертво приклеена к столу. Как он ни старался ее подковырнуть, она не поддавалась и оставалась на месте. "Вот бы школьным учителям такие способности как у этих чертей!" – почему-то пронеслось у него в голове. Но он тут же подумал: "Да, нет. Пожалуй, не стоит. Среди них и так почти не осталось людей".
Как только все пришли в себя после увиденного, командир сказал: "Теперь берем вторую скрепку и прикрепляем ее рядом с первой". Он сделал и это. На его листе больше половины грехов вообще пропали. Он уже хотел обрадоваться, но тут на их месте стали появляться другие. Те, о существовании которых он забыл вообще! Ручка, до этого спокойно лежавшая рядом, вдруг подскочила и, словно издеваясь над ним, принялась медленно и старательно выводить из его жизни на этот чертов листок "новые" грехи, о которых, казалось, кроме него никто и не догадывался. Причем писала она – его собственным почерком! Он оглянулся на "писателя". Тот тоже был в шоке. Мало того, что из воздуха появлялись все новые и новые листки (старых было мало), так еще и оба обломка его ручки наперегонки строчили бедняге настоящий приговор!
Посмотрев на свой изменившийся список, он увидел, что общее количество его грехов осталось примерно таким же, как было ранее, увеличившись всего на несколько пунктов. Ручка, закончив писать, в верхнем левом углу аккуратно вывела какой-то номер. Присмотревшись внимательно, он узнал в этом номере свой ИНН! Он помнил его, ведь он был предпринимателем, и на земле ему не раз приходилось предъявлять его копию в различные инстанции. Обведя взглядом всех присутствовавших, старший по званию черт хлопнул в ладоши. И тут же все листы поднялись в воздух и поплыли к нему, складываясь в общую стопку. Когда и эта процедура была закончена, он снова встал и громко произнес "А теперь все на перекур!" И еще раз хлопнул в ладоши.
Стол пропал. Все остальное тоже исчезло. Было ощущение краткого, но стремительного полета, от которого закружилась голова. Он очнулся и увидел, что теперь вместе со всеми он сидит на большой круглой скамейке, похожей на армейскую курилку. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что чертей больше не было рядом. Все закурили. Оказалось, что, несмотря на отсутствие у этих деловых людей ручек, сигареты были у каждого. Он давно бросил курить, но его карман тоже оттопыривала пачка сигарет. Он достал ее и стал рассматривать, думая о чем-то своем. После чего смял ее и хотел выбросить. И тут обнаружилось, что в центре вместо урны, обычной для земной армейской курилки, стоит что-то огромное и накрытое черной бархатной тканью. Вначале он этого и не заметил. Смятую пачку он бросил под скамейку, и она тут же провалилась под землю. Он стал с интересом смотреть в центр площадки, пытаясь угадать, что же скрывает черное покрывало. Сидящие рядом люди курили и обменивались пережитыми эмоциями. Толстый "писатель", докурив одну сигарету, пытался подкурить следующую. Он держал ее дрожащими руками, но она никак не хотела загораться. Оставив эту затею, он тоже решил выбросить свой окурок вместе с сигаретой, которая так и не зажглась. Докурив, все начали потихоньку успокаиваться. Теперь уже все заметили огромное и непонятное сооружение, стоявшее посредине. Всех мучил один и тот же вопрос: что находится за этим черным покрывалом. Когда смолкли последние разговоры, в воздухе повисла тревожная тишина. Все затихли и замерли. Все взгляды были устремлены в центр курилки.
И вот, когда напряженное молчание достигло своего пика, из-под черного покрывала раздался ужасающий звериный рык. От неожиданного рычания покрывало заколыхалось и растворилось в воздухе. В центре площадки оказалась огромная серебряная клетка, сделанная из толстых прутьев, завитых, словно толстые серебряные косы. Вверху она заканчивалась огромным кольцом. И в этой огромной клетке находился гигантский черный пес! Его гладкая шерсть лоснилась и переливалась синевато-красными оттенками. Пес сидел и с презрением смотрел на окружающих его людей. На его исполинскую шею был надет серебряный ошейник с шипами, обращенными наружу. К ошейнику была прикреплена цепь из массивных серебряных звеньев продолговатой овальной формы. Другим концом цепь была привязана к кольцу, находившемуся вверху. Клетка не просто была закрыта: каких-либо дверей у нее не было вообще.
В его голове вдруг пронеслось: "Цербер!" Ужас был неописуем. Воцарилась полная тишина. Так продолжалось целую вечность. Видно было, что огромный пес наслаждается человеческим страхом. Он буквально питался им и становился все больше. Вместе с ним росла и его клетка. И вот пес встал. Подойдя к краю клетки и глядя между ее соседними прутьями, он вонзил свой взгляд в одного из сидящих напротив людей. Им оказался многострадальный толстяк. Пес смотрел пристально и не мигая. Бывший "писатель" начал выпрямляться и на несколько сантиметров оторвался от скамейки, выгнувшись в сторону смотрящего на него пса. Какое-то время он отчаянно сопротивлялся, пытаясь ухватиться за скамейку, как вдруг его руки обмякли, а голова безвольно свалилась на бок. Он потерял сознание. И в этот же момент его тело, словно мутный пузырь из грязной пены, мгновенно рассыпалось в воздухе на мельчайшие частицы. Кто-то хотел встать и бежать прочь, но это оказалось невозможным. Его тело стало ватным и в тоже время оно казалось в тысячу раз тяжелее свинца. Язык прилип к небу, и оторвать его было нельзя. Рот наполнился горькой слюной. Уши и вся голова разрывались от невероятного давления.
Расправившись с одной жертвой, пес приступал к следующей, двигаясь по часовой стрелке. С каждой новой проглоченной им душой, он становился еще больше, а его глаза сверкали все более холодным адским светом. Дошла очередь и до него. Пес сосредоточено посмотрел ему в глаза. Ему показалось, что сама бездна тянется к его горлу своими костлявыми руками. Противостоять этому было невозможно. Оказывается, пес смотрел не в глаза: с их помощью он добирался до самой души! Глядя в глаза человека, он соединял его несчастную трепещущую душу с бездонной темной силой. Зацепив ее, он своим взглядом начинал извлекать душу из тела. Пес буквально выматывал душу!
Потеряв сознание, он на какое-то время оказался в липкой и черной пустоте. Затем темнота начала рассеиваться и постепенно сменилась тусклым светом. Солнца по-прежнему не было. Когда глаза привыкли к этому свету, ослепившему его после кромешной тьмы, он огляделся вокруг. Как ни странно, он все еще был жив! Он ощупал свое тело, оно тоже было с ним. Руки, ноги, и, по-видимому, голова, тоже были на своих местах. Сам же он оказался в необычном помещении, состоявшем из нескольких комнат с окнами. Он подошел к окну и заметил небольшой балкон, находящийся за ним. Как только он его заметил, появилась дверь, ведущая на этот балкон. Он открыл ее и вышел наружу. Подойдя к перилам, он посмотрел сначала вверх, где было вполне обычное, только какое-то темное и похожее на грозовое небо, затем он посмотрел вниз. Оказывается, он был на довольно высоком расстоянии от земли. "На девятом этаже" – пришла откуда-то информация. Вместе с этим пришло понимание того, что в этом здании всего восемнадцать этажей – девять подземных и девять, расположенных на поверхности. Все грешники, в зависимости от степени своей греховности, занимали определенные этажи. Движение душ осуществлялось снизу-вверх. Те же, кто искупил свою вину полностью, после жизни на верхнем, девятом уровне, отправлялись еще выше, то есть покидали этот мир совсем. Особенно страдали те, кто вынужден был жить под землей. Они вообще не видели никакого света. Было интересно и то, что жители могли свободно перемещаться по всем этажам, начиная со своего и включая нижние. Выше своего этажа подниматься было запрещено. Кроме того, жителям надземной части не рекомендовалось опускаться под землю. Там за их жизни никто не нес никакой ответственности. За соблюдением этих и других порядков следил огромный черный кот, очень похожий на булгаковского Бегемота. Кот этот мог летать. Чем он постоянно и занимался.
Стоя на "своем" балконе, он вдруг заметил этого кота, залетевшего к нему на балкон и усевшегося рядом. И, сам себе удивляясь, вдруг начал на кричать на непрошенного гостя: "А ну-ка, брысь отсюда! Разве ты забыл, что не имеешь права подниматься выше третьего этажа?" Он не знал, откуда он это знал. Но, похоже, это было правдой. Кот недовольно мяукнул и, искоса взглянув на него, прыгнул вниз. Лихо управляя хвостом, он залетел на балкон третьего этажа. Туда, куда ему было "можно". С трудом развернувшись на балконных перилах, он высунул свою огромную морду и хитро посмотрел ему в глаза.
От этого взгляда видение пропало, и он вновь оказался на земле. Теперь он стоял на балконе своего гостиничного номера, выходящего окнами на море, которое начинало просыпаться.
Анализируя увиденное, он понял, что его жизнь должна кардинально измениться. За несколько последующих лет он был вынужден полностью переоценить все свои отношения с людьми и окружающей действительностью. Постепенно он стал ориентироваться в некоторых философских вопросах. С огромным трудом он боролся с соблазном уйти в магические практики, которые, как ему иногда казалось, открывали поистине удивительные перспективы. Важнейшим моментом в его жизни было осознание того, что настоящее духовное развитие не совместимо с какими-либо практиками.
Пришлось ему решить и еще одну нелегкую задачу. Несколько лет подряд он занимался только тем, что искал Учителя, который соберет воедино все его таланты и направит их на достижение определенной и конкретной цели. Он все еще не понимал, какова эта цель и что ему делать со своими знаниями, которых с каждым годом становилось все больше. Перебрав нескольких "учителей", которые претендовали на эту роль, он вынужден был отказаться от этой идеи, так как все они не соответствовали его представлениям о том, каким должен был быть настоящий учитель. Он сам знал и умел гораздо больше, чем все его несостоявшиеся наставники.
К тридцати годам в его голове сложилась совершенно определенная философская концепция. Он даже хотел написать книгу с таким названием ("Концепция"). Многая информация, полученная им из разных, в том числе доступных только ему источников, была поистине уникальна. Однако не было основного стержня, который бы эту информацию связывал воедино и направлял ее в определенное русло.
Кроме того, когда он думал о написании книги, его всегда останавливал тот факт, что любой настоящий шедевр, независимо от жанра искусства, всегда появлялся на свет одним и тем же образом. Человек, его создавший, не найдя в реальной жизни того, чего ему больше всего хотелось, творил это в собственном воображении. Именно так были рождены все величайшие и гениальные произведения искусства. Все они рассказывали о том, чего нет и не может быть в реальном мире! Причем, чем проникновеннее была какая-нибудь история, тем меньше вероятности того, что она когда-нибудь действительно имела место. Она была тем дальше от истины, чем более приближалась к идеалу. А ведь люди принимали все это за чистую монету и начинали всерьез искать то же самое в своей жизни! В этом ему виделась величайшая историческая несправедливость. С одной стороны, он не хотел стать соучастником подобного преступления против самой лучшей и доверчивой части человечества, с другой – не желал присоединяться к плеяде великих неудачников, не сумевших построить свою жизнь и расписавшихся в своем бессилии своими бессмертными шедеврами. Вместо реальных ценностей они вынуждены были довольствоваться собственными фантазиями, вводя в бесконечное заблуждение других, честных и ни в чем не повинных граждан. Как бы там ни было, он твердо решил, что первую свою строчку напишет лишь тогда, когда окончательно разочаруется в жизни.
В последующие несколько лет жизнь его изменилась окончательно. Ему, наконец, была открыта основная задача, которую он должен был решить. И когда он принял на себя ответственность за решение этой задачи, ему были даны все необходимые для этого средства. Основной средой его обитания стала Божественная реальность. Всю жизнь, которая окружала его на земле, он рассматривал отныне исключительно через призму этой единственной реальности. Теперь и для него настало время реализовать свое настоящее предназначение. Его духовным наставником стал один из величайших и светлейших Учителей.
В нужное время ему подсказали, где найти необходимую энергетическую и информационную поддержку. Вместе с этим ему было сообщено его настоящее, астральное имя. Именно под этим именем он должен был выполнить свою миссию. Он принял это святое для него имя и занялся реализацией своего плана, который к этому времени был окончательно сформирован и утвержден на всех необходимых уровнях.
По мере того, как он продолжал изучать окружающий мир, росли возможности его взаимодействия с этим миром. Он понял, что единственное, о чем следует заботиться, это неустанное духовное развитие и праведная жизнь, без которой такое развитие невозможно. Если человек твердо следует данному принципу, ему даются все новые и новые силы и способности, которыми другие люди не обладают. Сам он никогда не форсировал развитие необычных сверхспособностей. Их одностороннее развитие всегда вредит развитию духовному и отбрасывает человека на много ступеней назад. Крайне недопустимо вмешиваться в чужую жизнь любым способом и тем более пытаться ее изменить. Преступно использовать свои возможности в собственных целях, а особенно зарабатывать деньги, "помогая" другим людям.
Экстрасенсорные способности – побочный эффект на пути духовного восхождения. Использовать их нужно исключительно с целью более глубокого познания мира. В редких случаях, только по велению свыше, можно заниматься целительскими практиками и помогать людям, которые действительно нуждаются в этом.
Как-то раз его мать нашла и принесла ему необычного вида крестик. Вместо фигуры Спасителя на нем был изображен треугольник, а внутри треугольника – глаз, от которого расходились лучи. Он показал этот крестик своему знакомому священнику, бывшему некогда его одноклассником. Священник сказал, что крестик этот, несомненно, принадлежит к его религии, хоть и имеет несколько нетрадиционный вид. А изображенный на нем глаз – символ всевидящего ока Господа. Тогда же он, сам не зная почему, вдруг решил принять крещение. Он задал вопрос своему Учителю, должен ли он креститься. И ответ был "Да!" Крестил его бывший одноклассник, который тогда был настоятелем храма. А найденный матерью крестик на долгое время украсил его грудь.
В один из весенних дней, несколько лет спустя, он ощутил неудержимый порыв прийти в церковь, в которой он был крещен. Она находилась в центре города на старинном кладбище. За несколько сотен метров, остававшихся до входа в храм, в тот момент, когда он проходил мимо погребальной конторы, двери в которую были открыты, он вдруг почувствовал ужасное жжение в районе груди. В тот же миг цепочка с крестиком словно соскользнула с его шеи. Он остановился и долго искал ее. Сначала он проверил всю свою одежду, затем внимательно осмотрел землю, но так ничего и не обнаружил. Цепочка вместе с его крестиком, казалось, бесследно исчезла. Тем не менее, он все-же отправился в храм. Шла вечерняя служба. Когда он вошел, священник, вокруг которого стояло много людей, держал в руках большую Библию в золотой обложке. Руки его были подняты над головой. Вдруг, не переставая читать молитву, священник направился прямо к нему и, возложив ему на голову Библию, три раза коснулся ею его головы. В этот момент он закрыл глаза, и перед ним возникло ярчайшее и ослепительное сияние, от которого ноги его пошатнулись, а сам он едва не лишился чувств. Когда же служба окончилась, он почему-то направился к одной из стен храма, находившейся неподалеку от алтаря. И вдруг он заметил необычную для этой религии икону, которая словно притягивала его к себе. На этой иконе была изображена звезда с четырьмя лучами. Такая же звезда, но поменьше располагалась и в центре изображенного на ней круга. Лучи большой звезды выходили за границы круга. Подойдя к этой иконе, он ощутил мощную и какую-то родную, давно знакомую энергию. А протянув к ней правую руку, он почувствовал приток необыкновенной силы. Он спросил у священника, что это за икона и как она называется. Священник сообщил ему, что называется она "Всевидящее Око Господне". Придя домой и начав снимать одежду, прямо посредине пупка он обнаружил свой крестик, который держался, словно был приклеен. Теперь не крестик висел на цепочке, а цепочка висела на нем. В одном месте она была как будто распаяна, а разорванные серебряные звенья почернели, словно от воздействия большой температуры. Он недоумевал, как же он не заметил крестик, когда искал его.
С тех пор икона эта стала его любимой. Он никогда не расставался с ней. А в привычном для всех крестике он видел несколько больше, чем остальные верующие. Три его луча означали для него великое и нерушимое единство Отца, Сына и Святого Духа. А четвертый был символом Знания, рожденного этим святым тройственным союзом.
Все это, как и многое другое, было теперь открыто ему. Любая форма, на которой он сосредоточивал свой умственный взор, раскрывалась перед ним в своей истинной сути. Глядя на нее, он видел всю ее эволюцию. Жизнь этой формы разворачивалась одновременно в обе стороны – в ее прошлое и будущее. Усилием своей воли он мог, если бы захотел, полностью изменить эту форму. Не имело никакого значения, о чем шла речь. Будь то человек, животное, здание, автомобиль, самолет, словом, любое создание нашего материального мира, или любое абстрактное понятие. От любого объекта этого мира он мог перейти к тому, что соответствовало ему и находилось "на этом же месте" в любом другом из параллельных пространств.
Во время своих немногочисленных прогулок, в перерыве между чтением книг и своими размышлениями, он иногда развлекал себя, рассматривая предметы этого мира, и постепенно переводя свой взгляд на близлежащие пространства. Так, он с удивлением обнаружил, что все памятники и монументальные сооружения, особенно те, что в нашем мире расположены на площадях, находятся в так называемых "местах силы", общих для всех измерений. Эти места силы являются своего рода энергетическими осями, на которые, словно на гигантские вязальные спицы, нанизаны параллельные миры. Как-то раз, он прогуливался именно в том месте, где был найден его крестик. Внимательно рассматривая один из памятников ушедшей эпохи, расположенный на этой площади, "за ним", то есть в ближайшем измерении, он увидел красивое и интересное сооружение. По своей форме оно напоминало обелиск строгой и острой треугольной формы, вершину которого венчал светящийся шар. Ночью этот шар покоился на лепестках в виде чаши, которые для него служили своего рода подставкой, и являлся не только источником света, но и источником энергии для всех машин и механизмов этого мира. Днем лепестки раскрывались, и шар этот плавно поднимался в высоту, заряжаясь от солнца. Вместе с этим видением начала поступать информация о его устройстве и принципах работы. Но ему было достаточно и того, что он увидел. В другой раз, стоя перед огромным водоемом, он просто смотрел на воду, думая о чем-то своем. Вдруг вода стала абсолютно прозрачной, и он увидел все то, что она скрывала. Дело было в городе, и он был поражен тем количеством мусора, который валялся на дне. Увидев несколько разлагающихся трупов, он содрогнулся от отвращения и перевел свой взгляд туда, где было более-менее чисто. И вдруг под его взглядом поверхность дна стала изменяться, а на месте водоема проявилась развитая часть незнакомого города, принадлежащего уже другому миру. Он искренне удивился этому, так как считал прежде, что водоемы одинаково существуют во всех параллельных мирах.
Иногда, устав от городской суеты, он отправлялся за город. Но и здесь его необычное зрение не покидало его. Просто смотря на равнину, живописно лежащую перед его глазами, вдруг он начинал замечать всех животных и насекомых, независимо от их размеров и расстояния, которое отделяло от них. Затем, как и в случае с водоемом, он начинал видеть вглубь. Ему открывалось все, что таила в себе земля. Для интереса он произносил название чего-нибудь, что могло быть зарыто в земле. И тут же видел, в каком месте есть то, что он назвал. Если это было далеко, перед его глазами возникала карта, на которой стрелками был обозначен путь к этому полезному или бесполезному ископаемому.
Оказавшись рядом с каким-нибудь человеком, совершенно не собираясь этого делать, он сначала видел всю его энергетику, затем все его болезни, включая те, которые только предстояло пережить незнакомцу. После этого начинался "сериал" о жизни данного человека и всех людей, с которыми он хоть как-то был связан. Причем, в любой момент, он мог "переключиться" на каждого из таких людей и заняться уже их исследованием.
Кроме этого, он стал видеть многих существ, живущих в нашем и в других мирах, не доступных восприятию обычных людей. Ему навсегда запомнился один случай. Решив переехать жить в другой город, он сел на поезд и отправился в дорогу. Был поздний вечер. В тамбуре купейного вагона кроме него находилось еще несколько человек. Так же, как и он, они смотрели в окно, любуясь живописным вечерним пейзажем. Ярко красное солнце садилось, скрываемое черными грозовыми тучами. Кое-где в этих тучах виднелись небольшие просветы. И вдруг эти просветы в один миг превратились в огненные глаза, а тучи – в огромного черного орла, крылья которого заслоняли собой не только все небо, но и весь горизонт. И этот орел смотрел ему прямо в душу! Длилось это на протяжении нескольких минут. Поезд разворачивался, и орел следовал за ним, не отрывая от него своего пронзительного взгляда. Он оглянулся на людей, стоявших рядом и также смотревших в окно. Люди улыбались и спокойно разговаривали. Было очевидно, что они никакого орла не видят!
Домовые стали для него настолько привычны, что он уже не обращал на них никакого внимания. Совершенно незнакомые ему маленькие дети тянули к нему руки и часто называли папой, в то время как их настоящие отцы шли с ними рядом. Кошки и собаки бросались к нему с разных сторон и начинали ласкаться, требуя ответного внимания.
НЛО он видел столько раз, что уже сбился со счету. Часто, наблюдая за какой-нибудь яркой звездой, он вдруг чувствовал, что она наблюдает за ним. А потом эта "звезда" неожиданно срывалась со своего места и пропадала в глубине ночного неба. Как-то раз он стоял, подняв голову и глядя на небо средь бела дня, и вдруг неожиданно включилось его второе зрение. Он был поражен открывшейся ему картине. В небе висела целая армада внеземных кораблей! Больших и маленьких, совершенно различной формы и содержания. Их были сотни и тысячи. Они буквально заслоняли собой все небо. Если бы они стали видимы в нашем мире, ни один солнечный луч не смог бы пробиться через этот заслон, настолько плотно расположились они на земной орбите.
Смотря по телевизору какой-нибудь фильм, он мог с помощью особой техники, открывшейся ему, оказаться в реальности этого фильма и стать участником происходивших на экране событий. Это совершенно непостижимо, но он мог изменить ход событий даже на телевизионном экране. Раньше ему нравилось смотреть бокс. Но с определенных пор он всегда заранее знал исход любого поединка, не важно, в прямом ли эфире или в записи показывали его. Не были для него загадкой и результаты футбольных матчей, впрочем, как и любых других спортивных состязаний. Постепенно он вообще перестал смотреть телевизор. Ему просто стало не интересно. Со временем он без труда научился проникать в любое изображение, начиная с открыток, вплоть до больших картин и абстрактных узоров.
Постепенно информации накопилось столько, что ей требовался какой-то выход. Когда он начинал рассказывать о своих открытиях людям, его принимали за сумасшедшего и начинали сторониться. Слишком необычным и далеким от жизни казалось им то, что он пытался им передать. Большинство из этих людей не видели в его рассказах никакого практического для себя толка. Хотя бывали случаи в его биографии, когда какой-нибудь человек оказывался действительно благодарным слушателем. Но это случалось крайне редко. Наверное, именно тогда он принял окончательное решение начать писать. Доверяя бумаге свои знания, он тем самым освобождал место для новой информации. Кроме того, у бумаги было одно неоспоримое преимущество перед любым человеком. Она с благодарностью принимала всю его информацию, никогда не спорила с ним и не перебивала его. Она не нарушала естественного хода его рассуждений. И за это он доверял бумаге самые сокровенные тайны, отныне открытые ему.
Написав эту книгу, которая, как и все остальные его книги, была крайне важна в его жизни, на последней странице он, сам не зная почему, поставил дату ее окончания. Не книги, нет. Собственной жизни. Эта дата давно была известна ему. Но перед тем как показать книгу издателю, он спохватился и убрал ее. Дело в том, что, когда бы его смерть совпала с этой датой, для неразвитых людей это было бы серьезным поводом поверить в магию, колдовство, гадание и прочую чертовщину. Вряд ли такие люди смогут вынести из его творчества что-нибудь другое. Неверующие любят чудеса. Чудеса нужны только неверующим!
Долгое время он никак не мог принять как данность одну очевидную вещь. В своих духовных поисках и постоянных размышлениях он то и дело находился между ценностями своей религии и другими ценностями, которые настойчиво диктовала жизнь и его собственный духовный опыт. Его не оставляла наивная юношеская идея – вернуть людям настоящего Бога, того, которого по каким-то причинам они потеряли. Он гнал от себя эту мысль, но она с каждым днем становилась все отчетливей. Забыть истинного Бога людям помогли другие люди, которым дана была власть оберегать и защищать Его. Как только в момент откровения ему открывались новые грани единой Божественной реальности, его охватывало непреодолимое желание – поделиться своими очередными открытиями. И прежде всего – с теми, кто стоял между Богом и человеком. И тогда он заходил в один из храмов, чтобы еще раз проверить истинность своих открытий перед лицом святых образов. Он молился и чувствовал – святые на его стороне. Но почему же те, кто служит им, кто казнит и милует их именами, те, кому дана земная власть над людскими душами – почему они используют эту власть во вред людям и тем самым вредят своему же Создателю? Тому, кому они должны служить не только верой, но прежде всего – правдой! Веря в Бога, он больше не верил в его служителей. Храмы влекли его с неодолимой силой. Только здесь находил он настоящий свет и душевный покой. Но когда в этих же храмах начиналась очередная служба, он видел – свет и покой покидают храм! Придя в храм Божий, невежественные гости выгоняют Бога из Его же дома! И "святые отцы" своим неверием помогают им. Он не только понимал и чувствовал это. Он видел это своими глазами! И уходил из храма вслед за Богом, продолжая искать и находить Его в миру. Неизвестно, как долго продолжались бы эти духовные терзания, разрушающие его изнутри и требовавшие от него ответственного и четкого решения. Как вдруг он понял – сам он с этой задачей не сможет справиться. Требовалась помощь высших сил. Как только он это осознал, ему приснился сон.
Перед ним – бескрайний океан. На берегу его ждет парусник с белыми парусами, наполненными солнцем. Парусник отвезет его к далеким горизонтам, туда, где небеса встречаются с океаном. А после этого – еще дальше, в прекрасную страну, где небо и земля живут одной жизнью и потому неразделимы. Где только Свет и ничего кроме Света. В радостном предвкушении он поднимается на борт сказочного корабля. И начинается полет. Вместе с летящим парусником он стремительно приближается к заветному горизонту. Уже нельзя различить, где океанская лазурь становится небесной синевой. В лицо – брызги воды, смешанные с брызгами солнечного ветра. Он понимает: вот оно, настоящее счастье! Приближаться к своей мечте, зная, что она обязательно исполнится. Потому что в этом полете он не одинок: с ним солнце, с ним океан, с ним – Бог!
Вдруг налетает ветер. Над ним – черная туча. Черная туча съедает солнце. Паруса обвисают и начинают умирать, лишившись солнечного света. Парусник наклоняется вправо, к самой воде. Еще немного, и черная пучина проглотит сказочный корабль. Но нет. Корабль не тонет. Его непросто потопить! Ветер несет его вправо, на острую скалу, стоящую посреди океана. Ее вершина резко уходит в небо. И там – теряется в плотных серых облаках. И вот он на берегу. О паруснике он забывает и тут же оказывается в знакомом для себя городе. Он идет по улицам этого города и с удивлением читает названия улиц и площадей. Этот город – все земные города, в которых он побывал за всю свою земную жизнь! Улицы одного города пересекаются проспектами другого. Набережная бережет от своего города чужую реку! В центре этого города посреди огромной площади с парком из другого города стоит впечатляющее сооружение. Все существующие церкви собраны в единый гигантский собор. Но ожидаемого великолепия нет. Их собирал воедино не мастер с Божьим вдохновением. Они – безвкусное создание неумелого и бесталанного ученика, лишенного чувства красоты и гармонии.
Он оказывается внутри этого храма. Как и снаружи, это строение скорее напоминает какой-то лабиринт с пространствами, переходящими друг в друга без всякой логики и в самых неожиданных местах. В мрачном состоянии духа он бродит под беспорядочными сводами и куполами. Наконец, он выходит на более-менее открытое и светлое пространство. Это – огромный зал в центре всего строения. Оказавшись под главным куполом, он поднимает глаза и пытается заглянуть в самую высь. И с удивлением замечает: в самой вышине, так же, как и снаружи, изнутри купол окутывает густой черный туман. Он опускает голову и вдруг чувствует страшный голод. После всех переживаний нужно немедленно подкрепить уходящие силы. Он оглядывается по сторонам и видит небольшое помещение, примыкающее к этому залу. Интуитивно направляется туда. Да, действительно. Помещение оказывается монастырской трапезной. "Значит, главный зал – это монастырь", – понимает он и подходит к большому и длинному деревянному столу, стоящему посреди трапезной. За столом людей не много. Они сидят на двух деревянных скамейках, по обе стороны от стола. Люди – совершенно разные. Они отличаются и лицами, и одеждой. Как и его самого, всех этих людей привел сюда голод. Кто-то из них уже ест нехитрое постное блюдо. Кто-то – сидит в ожидании, пока и ему подадут. Между этими людьми смиренно и осторожно ходят монахи. Они ставят на стол новые кушанья и уносят освободившуюся столовую утварь. Он садится за стол. Ждет и надеется, что и его накормят добрые служители.
Через какое-то время перед ним появляется старец. У этого старца нет рта. Когда-то он дал обет молчания, но нарушил его и теперь говорит с миром без остановки, через отсутствующий рот. Его слова трудно разобрать. То, что не удается услышать, приходится понимать. Старцу больно говорить. Кожа на месте рта покрыта глубокими морщинами, сухими и обескровленными. Морщины шевелятся, издавая малопонятные шипящие звуки. Глаза старца наполнены болью, страданием и злостью. В то же время – надеждой, смирением и решимостью когда-нибудь искупить тяжкий грех нарушенного обета.
"Здесь подают только страждущим. Тем, кто пришел не из праздности, но по зову души и сердца. Здесь рады тому, кто признал, что он – нищ, убог и немощен. Тому, кто стоит пред Богом в страхе и сокрушении. Зачем ТЫ пожаловал сюда? Какой пищи для себя ты здесь ищешь? Мы не откажем тебе. Мы не можем отказать. Но если ты действительно голоден, ты должен заплатить за наш хлеб. Всего сорок золотых рублей. Не беда, что у тебя их нет. Посмотри под ноги – весь пол усыпан этими монетами. Хочешь есть – подними сорок монет и отдай их мне!"
Как же он сразу не заметил! Пол действительно блестел настоящим золотом. Наверное, он принял его за обычную мозаику. Он наклонился и взял три монеты. Монеты были тяжелые и старые. На каждой – золотой двуглавый орел с короной. Подержав в руке, он аккуратно положил их на место и встал из-за стола. Уходя, взял небольшой кусок черствого хлеба, забытый кем-то на самом краю старинной деревянной скамьи. Выйдя из храма, среди беспорядочных нагромождений из почерневших от времени и потрескавшихся кирпичей он заметил недостроенную церковь из нового белого мрамора. "Жаль, что она так и останется недостроенной!"
Теперь – скорее отсюда! Нужно срочно покинуть это место! Мой парусник все еще ждет меня! Я верю в это! Я знаю! Парусник, я спешу к тебе! Не оставляй меня!
С течением лет из простого философа он неожиданно и незаметно для себя превратился в Мудреца. Вся его жизнь теперь до краев была наполнена мистикой. Удивительные события происходили настолько часто, что он перестал им удивляться. В его жизни оставалась единственная проблема, которая не давала ему покоя.
Он был страшно и бесконечно одинок. В один прекрасный день он осознал, что вся его мудрость, накопленная годами нелегкой работы, не имеет никакого смысла, если ее не с кем разделить. Его чувства были так велики, что им было мало всего мира. Мир не мог вместить всю его любовь. Для этого ему был нужен конкретный человек, которого он мог бы любить и о котором он мог бы позаботиться.
Ведь одно доброе и ласковое слово, сказанное тому, кто в этом действительно нуждается, важнее тысячи умных слов, написанных в его книгах.
История Ангела
В юности, когда Мудрец еще не был Мудрецом, а был простым ребенком, ему часто казалось, что он воспринимает окружающий мир не так как все остальные. Он возносился в небеса, когда другие просто улыбались. Его горю не было предела, когда его приятели всего лишь начинали грустить. Просто гуляя по городу или оказавшись среди большого скопления народа, он часто ощущал себя словно пришелец, впервые оказавшийся на Земле и смотрящий на все глазами постороннего наблюдателя. Такое мировосприятие иногда настораживало и пугало его самого. Но все же оно давало некоторые преимущества. В обычных ситуациях ему нравилось находить необычные решения. В ситуациях нестандартных ему не было равных. Именно поэтому он любил решать различные логические задачки и головоломки. А иногда и сам придумывал их.
Во время многочасовых заплывов в бассейне, когда нужно было чем-то занять свое воображение, он много думал. Отталкиваясь от воды и от какого-нибудь случайного впечатления, он начинал фантазировать. И довольно часто такие фантазии превращались в стихотворные строки. Обычно, к концу очередного полуторакилометрового заплыва, стихотворение приобретало вполне законченную форму. Оставалось только записать его на бумагу, чем он и занимался на каком-нибудь скучном школьном уроке. Причем, он заметил интересную закономерность: чем скучнее был урок, тем более удачным выходило стихотворение. Его многочисленные влюбленности оставляли неизгладимые следы не только в его душе, но и в школьных тетрадях. А поскольку он никогда не любил точные науки, все его тетради по математике, физике и другим, не менее увлекательным предметам, с обратной стороны, "для поддержания равновесия", были исписаны стихами. Все зависело от того, на каком уроке его "накрывали" чувства. Нужно сказать, что большинство из этих чувств тут же, в его тетрадях, и погибали, редко доходя до объектов, которыми они были рождены. Он так увлекался процессом сложения стиха, что об истинной причине, в очередной раз возбудившей его фантазию, вскоре забывал. И тогда на свет появлялись наивные и романтичные строки, рожденные очередной юношеской влюбленностью.
* * *
Прекрасный Ангел мой, я знаю:
Нам никогда не быть с тобой
Но я невольно вспоминаю
Твой взгляд – и грустный и живой
Как будто снова ощущаю
Тепло и нежность рук твоих
И с наслаждением вдыхаю
Пьянящий вкус волос льняных
Но нет тебя со мною рядом
Мы вместе лишь в мечтах моих
Спокойно ты и беззаботно
Живешь в кругу друзей своих
Да, это так, теперь я знаю —
Судьбу свою не изменить
Но сердцем все же понимаю,
Что не смогу тебя забыть
Зачем любовь своим дыханьем
Согрела только лишь меня?
Зачем чудесный мир открыла,
В котором пусто без тебя?
Пылаю безответной страстью
Горю, превозмогая боль
Как обрести мне это счастье?
Чем заслужить твою любовь?
* * *
В ночь, когда умирают мечты
В тихом плаче несбывшихся грез
Я увидел Звезду Красоты
В хороводе блуждающих звезд
Я негромко окликнул ее,
Поманил осторожно рукой
И спросил, что важней для нее —
Мир любви или вечный покой
И она, с высоты снизойдя
И наполнив сиянием ночь,
Чудным голосом молвила: "Я
В мир страстей окунуться не прочь!"
Неужели теперь ты со мной?
То, о чем я мечтал много лет,
Мне подарено щедрой судьбой
И подарка желаннее нет!
Но меня не согрела она
Свет ее замерцал и исчез
Темной ночью, лишенною сна
Я услышал вдруг голос с небес:
Мне дороже небесный покой,
А земная любовь – не нужна
Чтобы мне оставаться Звездой,
Я любить никого не должна!
* * *
Хочешь, я тебе открою
Мир моей мечты?
Мы войдем вдвоем с тобою
В Царство Красоты
Храм его стоит высоко
Среди синих гор
Там, где гостем не бывает
Посторонний взор
Для одних он незаметен,
Для других – нечтим
Третьи – светлые надежды
Связывают с ним
Но святую тайну храма
Познает лишь тот,
Кто не похотью, но сердцем
Путь к нему найдет
Кто меж низменных желаний
И слепых страстей
Часть души не пожалеет
Для любви своей
В недрах каменных – источник
С чистою водой
Он несет влюбленным ласку,
Нежность и покой
Я прошу тебя, мой Ангел —
Той воды испей,
Чтобы мы с тобой навеки
Растворились в ней!
* * *
Смотрю я в небо синеву
И снова вижу в нем
Мою прекрасную Звезду
В сиянье неземном
Любовь моя, какая даль
Меж мною и тобой!
Лежит в безмолвии ночном
Прекрасный образ твой
Через пространства пустоты
Сквозь холод вечной тьмы
Летит к тебе душа моя
Чтоб стали ближе мы
И верю я: когда-нибудь
В волшебный час ночной
Настанет миг и целый мир
Наполнится тобой!
В глазах твоих увижу я
Бездонность синевы
И разольются в них моря
И расцветут сады
И в этот долгожданный час
Пойму, что счастлив стал,
Лишь тот, кто среди тысяч звезд
Свою звезду узнал!
Более серьезные чувства придавали его мыслям другую тональность.
* * *
Осторожно люди, осторожно!
Не спугните Ангела с плеча
Не судите, люди, не казните,
Не играйте ролью палача
Видите, совсем он не опасен,
Этот Ангел,
он совсем ручной
Свет от Света, лик его прекрасен
И исполнен дивной чистотой!
И коль скоро, нас не потревожив,
Он спустился с высоты небес
Защитим его
и нас тогда,
быть может,
Так же защитит его Отец
* * *
Побудь со мной, не уходи
Мне очень хорошо с тобой
И если жив я до сих пор —
Твоею только чистотой
Иди ко мне, утешь меня
Своей наивной простотой
Храни меня, ты – Ангел мой,
Что послан мудрою судьбой
Люби меня и подари
Мне снова трепетную дрожь
Своим сияньем озари
Свою же собственную ложь
Ты здесь, не ведая, кто ты
Об этом знаю только я
И кто явил мои мечты,
Свои желанья не тая
Молчи, не нужно лишних слов,
Напетых бренной суетой
Господь и так уж говорит
Со мной твоею красотой!
Первый опыт настоящего и сильного чувства наполнял его восприимчивое сердце философскими нотками.
* * *
Замер,
отброшен на стену
Юности силуэт
Что оживляет движением тени
Лунный мерцающий свет
Как отраженье галактик
на теле —
Блики ночного огня
Здесь
зарождается всякое слово,
Произрастающее сквозь меня!
Да,
твой удел – вдохновлять совершенством
Истинной красоты
Что еще может быть более свято,
Чем откровенность твоей наготы?
* * *
Сяду в центре мира
Сердцем на восток
Чрез меня пробьется
Истины росток
Наполняя душу
И волнуя кровь
Прорастает в сердце
Вечная любовь
Так родится Слово
И начнется Свет
И возникнет снова
Утренний рассвет
Слово это станет
Солнечным лучом
Обоюдоострым
Огненным мечем
Темноту рассеет
Душу вознесет
И тебя согреет
И меня спасет!
Неразделенные чувства оставляли в его душе поистине драматические отпечатки.
* * *
Все прощал,
Одержимый желаньем
Сохранить иллюзорное счастье
Подгоняемый смерти дыханьем
Укрощая ненужную злость
Опьянев исступлением страсти
Преступая порог отчужденья
Отдаваясь безумству порока
Упиваясь величьем греха
Испытав наслажденье отказа
Понял я невозможность прощенья
Совершив погребенье надежды
Осознал
безвозвратность потерь
* * *
Недостойный я, недостойный
И при свете дня непристойный
И в тиши ночной – нежеланный
И в глуши лесной – зверь незваный
И одежды мои не модны
И грехи мои первородны
И мечты мои все бесплодны
И стихи мои все негодны
И в судьбе твоей я нежданный
И слова мои все туманны
И страданья мои бесцветны
А любовь моя – безответна!
И тогда им овладевала настоящая злость. Из-под его руки выходили строки, которые действительно пугали его. Он смотрел на них и не мог поверить, что это действительно написал он. Нет, это не его мысли! Это – бездна, с которой он в минуту душевной слабости случайно соприкоснулся. И он дал этой бездне жизнь, выпустив ее из вечной тьмы на свет Божий. Словно завороженный перечитывал он снова и снова рубленые рифмы, наполненные чудовищной гармонией. И понимал – это не стихи, это черные заклинания! В них было столько зла, что его хватило бы на уничтожение целого мира. Такие строки не должны жить! Ибо они могут жить только за счет чужой жизни. И тогда дьявольские стихи немедленно отправлялись туда, откуда и пришло желание написать их.
Он всегда доверял людям и поэтому люди часто пользовались его доверием. В очередной раз столкнувшись с предательством, он ощущал невыносимую боль и всепоглощающую тоску, которую теперь он мог доверить только бумаге.
* * *
Друг ты мой дорогой,
Что ж ты предал меня?
И сверкая стыдливо очами
Предо мной ты теперь
Словно загнанный зверь
Пожимаешь худыми плечами
Или ты позабыл,
Сколько солнечных дней
Мы с тобою вдвоем проводили
Сколько искренних слов
И несбывшихся снов
Нашей дружбе мы щедро дарили
Сколько ярких грехов
И наивных стихов
Мы друг другу с тобой посвятили
Сколько пафосных свеч
И безрадостных встреч
Мы ночами седыми спалили
И зачем же, скажи
Мы бокалы свои
Наполняли пустыми речами
И встречая рассвет
Столько ложных побед
До утра мы с тобой отмечали?
Каждое лето он сначала ездил на море со своей матерью, а затем, ближе к осени, отправлялся в спортивный лагерь, который располагался в живописном месте, на косе, уходящей стрелой в открытое море. Сверху, на расстоянии нескольких десятков метров в небо взлетали довольно высокие горы, но стоило взобраться на них, и они тут же оказывались огромными и плоскими равнинами. Со своим другом они часто покоряли эти "неприступные скалы" и гуляли по душистым лугам, наслаждаясь свежим ветром и прекрасными пейзажами. Внизу до самого горизонта их страховало ласковое синее море. А сверху на них внимательно смотрело рыжее степное солнце.
* * *
Собирал росу с упавших листьев
Восхищался красотой рассвета
Как художник в спешке подбирал
Краски умирающего лета
Как ребенок тайны открывал
И спешил хоть с кем-то поделиться
Но везде по-прежнему встречал
Взрослые скучающие лица
Словно скрипка с порванной струной
Сожалел о том, что недопето
Словно старец с белой бородой
Вопрошал себя: "Зачем все это?"
И когда на склоне долгих дней
Смерть стояла у его порога
Он искал прощенья у людей
Чтоб найти прощения у Бога
* * *
В предрассветном тумане
Очертания зыбки
И росы трепетанье
Ноги путает липко
Опьяненный коктейлем
Свежевыжженных трав
Я наивно пытаюсь
Излечиться от ран
И гонимый удушьем
Запоздалых костров
Я боюсь не вернуться
Из несбывшихся снов
* * *
Осень как всегда: ворвалась в лето
Беспардонным рыжим рысаком
И копытом растоптала смело
Теплые остатки летних снов
И напрасно грезы и желанья
Загорались в утренних цветах
Осень их одним своим дыханьем
Обратила в мимолетный прах
И распятый четырьмя ветрами
Я бреду по скошенным лугам
И плененный дымными кострами
Луч последний падает к ногам
На глазах темнеющее небо
Забывает, что такое свет
И манит упавшею звездою,
Предрекая завтрашний рассвет
Иногда по ночам, во время отдыха на море, которое он всегда любил, его мучила бессонница. И тогда он отправлялся на пустынный морской берег, ложился на остывающий песок и, устремляя взгляд в бездонное ночное небо, предавался глубоким размышлениям. Глядя на сияющие звезды, он вдруг понимал, что весь окружающий мир – не более чем величайшая иллюзия. Настоящими же в такие моменты оставались только его чувства и звезды, зовущие в бесконечность. Наверное, именно тогда в нем рождался будущий философ.
* * *
Тленность, бренность, тщета
Уплываю в Лету
Мне салютом – блики
Вечного огня…
Веселиться буду
Повстречавшись
С миллионом
Живших до меня!
* * *
Бесплодной мудростью томим
Земные обуздав желанья
Я словно вечный пилигрим
Живу в миру, стремясь к изгнанью
Я знаю бесконечно мало
Я больше верю в силу слов
По жизни слепо я блуждаю
В тумане вдохновенных слов
* * *
Еще надеюсь я
Что все получится
Что все устроится
И образуется
Что кто-то встретится
И кто-то влюбится
И раны старые
Да зарубцуются
Еще мечтаю я
Ночами лунными
Что боль утешится
Словами умными
Грехи прощаются
И возвращаются
А сны все вещие
Да не сбываются
А в сердце теплится
Надеждой тщетною
Любовь высокая
Но безответная
В годы юности он еще не знал, как правильно обращаться к Богу. В школе его обучали всему, но только не этому. Поэтому первые молитвы ему подсказало собственное сердце.
* * *
О, Боже, праведный владыка!
Прошу, свой взор не отврати
И в миг рождения порока
Ты мне советом помоги
Прости меня, что в жизни праздной
Порой тебя я забывал
И только лишь в часы сомненья
К тебе мой тихий глас взывал
Ответь же мне, не мучай боле
Что в этой жизни мне дано
И что твоей всевышней волей
В ней изменить мне суждено
Зачем неведомые дали
Передо мною ты открыл
И в час безмолвия ночного
К себе рукою поманил
Зачем средь тысяч звезд сиянья
Ты мне одну лишь указал
Но в черной бездне мирозданья
Мне к ней пути не подсказал
Зачем о красоте высокой
В виденьях тайных говорил
Но сил не дал мне для полета
И крыльями не одарил
Прошу, молю, взываю снова:
Свой приговор произнеси
Иль силой праведного слова
Во мне надежду воскреси!
* * *
Святый Господе,
Укрепи меня!
Святый Господе,
Защити меня!
Я твой верный сын,
Я твой верный раб
Не оставь меня,
Научи меня
Святый Отче Наш!
Забери меня
В Царство Божие
В царство вечности
Я оставлю след,
Зажигая свет
В Царстве Божием
Человеческом!
Эти искренние слова, обращенные в небеса, вероятно, достигали своего адресата. И в ответ он получал глубокие и необычные сны. Во время таких снов все было совершенно не так, как всегда. Они были наполнены чудесной и совершенной музыкой. На всем протяжении таких полетов звучали какие-то неземные стихи. Он, словно в море, буквально купался в них. Когда же он просыпался, эхо, рожденное неземными стихами, долго не оставляло его. Он пытался записывать то, что слышал во сне. Но то, что у него получалось, не было похоже даже на сотую часть пережитых эмоций и впечатлений.
* * *
Ты знаешь, как это бывает
Ты вдруг проснешься в тишине
И в ней отчетливо узнаешь
Тот голос, что звучал во сне
Слова вдруг лягут на бумагу
Необъяснимою строкой
И в сердце радость и отвагу
Заменят грустью и тоской
Все, что терзало и пленяло
Вдруг растворится в суете
И то, что душу наполняло
Умрет в звенящей пустоте
* * *
Приходит запоздалая весна
И тают запоздалые узоры
Рождая запоздалые слова
И ими зачарованные взоры
И тает лед, рожденный тишиной
И гаснет пламя вдохновенной страсти
Прощаясь с запоздалою зимой
И отражаясь запоздалым счастьем
В душе, отогреваемой весной
Проснется вера, вырвавшись из страха
Родится мудрость, ставшая собой
И вечность, отделенная от праха
И свет необычайной чистоты
Укажет предстоящую дорогу
Ведущую из вечной мерзлоты
К теплу Всесогревающего Бога
* * *
Поступью легкой, незримою
Время идет незамеченным
Разумом хлестко гонимые
Прячутся истины вечные
В душах несчастных избранников
Сея разброд и шатание
И очаровуя странников
Молча пророчат изгнание
Роясь на свалке сознания
В поисках слов убедительных
Я нахожу лишь страдания
Стойких пороков губительных
Ему казалось, что из-за своей бездарности или по каким-то другим, непостижимым для него причинам, он не сможет передать – сначала бумаге, а затем и людям – той небесной гармонии, которая была ему открыта и доверена. Что он просто не способен и не достоин вобрать в себя эту великую Божественную гармонию. И тогда он испытывал настоящее отчаяние.
* * *
И с небес вдруг опустится мрак
На священное света вместилище
И ко мне вдруг приблизится Враг,
Угрожая чистилищем
И разверзнется бездна без дна
И из сердца опустошенного
Сокровенные вырвет слова
Словно к смерти приговоренного:
Отойди от меня, забери
Свои жалкие искушения!
И ко мне ты не подходи —
Не твои здесь владения!
* * *
Бреду в бреду,
Не разбирая слов
Иду в беду,
Не отличая снов
От яви злой
Где быль, там боль
Где сон – покой
Где пыль, там тлен
Там рай, здесь – плен
И дрожь, и трепет
Бренных вен:
Воскрес певец запретных тем!
Народом окружен: Ура!
Начнется новая игра
С утра…
Фанфары бравурно гремят
И свечи траурно горят
Толпой обласкан и воспет
Поэт…
Вдруг стих внезапно воспарил
И стих фальшивый перезвон
И бой часов остановил
И замер жизни камертон
И потускнели зеркала
И обнажен предсмертный стон…
А в небе ангелы парят
И долго люди говорят,
Почтенье внешнее храня,
А меж собою – хороня
Меня.
Но сны все же продолжали дарить его юной душе возвышенные и необычные образы. Постепенно он научился более точно передавать то настроение, которое оставалось у него после таких ночных переживаний. На свет появлялись странные и необъяснимые строки. Порой ему казалось, что написанные его собственной рукой стихи куда-то зовут его, призывая исполнить какую-то высокую миссию и предрекая ему не совсем обычную судьбу.
* * *
И будут ставки высоки
И будут цели велики
И будет истина близка
Но поглотит ее тоска …
Вернись к себе, приди в себя
Найди в себе святой огонь
Войди в него – сожги свой страх!
Тот, что привел ты за собой
Тот, что привел тебя сюда
Тот, что водил тебя везде —
Гори!
– Горит в святом огне!
Бог возвращается к тебе!
И только думая о Нем
Ты сам становишься собой
Из темной ночи – светлым днем
Из пепла – пламенным огнем
И чтобы стать своей судьбой
Ты должен быть самим собой!
Ты возвращаешься к себе
Ты возвращаешься к судьбе …
Судьба моя – вести других
К своей несбыточной мечте
* * *
Наслаждаясь своей вдохновенностью
Поражаясь величию образов
Загружу я себя повседневностью
Плача рифмой и радуясь прозою
Расклонируюсь клоунов кланами
Святотатцами лика прекрасного
И своими реальными планами
Уничтожу я чувство ужасного
О себе заявлю я решительно
И обрушусь войной на устои я
И весенним ручьем очистительным
Разольюсь в океане истории
И паря над полями безбрежными
Где живет только юность беспечная
Буду сеять наивно и бережно
Неразумное Доброе – Вечное
Юность незаметно миновала. Оказавшись в университете, куда он поступил, чтобы научиться разговаривать с миром, он продолжал свои словесные изыскания. Правда, большей частью они сводились к вольному обращению с энергетикой слов. Он беспардонно ломал и крушил образы, созданные словами и их устоявшимися сочетаниями. Особенно ему нравилось издеваться над штампами и стереотипами, которые складывались годами, в результате теряя не только свой изначальный смысл, но и какой-либо смысл вообще. Кабинет франкофонии, где его вместе с другими студентами пытались обучить французскому языку, он обозвал кабинетом франкофобии. Это название сразу же распространилось по всему учебному заведению, заменив собой настоящее. Лексический минимум он переименовал в лексический максимум. Это понравилось даже преподавателю латыни, так как намного точнее передавало смысл данного понятия для студентов (да и для преподавателей тоже).
Ему навсегда запомнился один случай. Все студенты и преподаватели пользовались пожелтевшими учебниками, выпущенными еще сорок, а то и пятьдесят лет назад. Как правило, все они были написаны одним человеком – профессором по фамилии Гак. Для факультета, на котором он учился, он значил больше, чем Ленин для СССР. Без ссылок на работы Гака на зачетах и экзаменах делать было нечего. Ты мог забыть свое имя, но имя Гака было свято и незабвенно.
И вот, в один из обычных учебных дней, когда "казалось бы, ничто не предвещало" ничего из ряда вон выходящего, перед началом очередной лекции в аудиторию входит декан и говорит: "Занятий не будет. Все – в актовый зал! Там будет встреча с профессором Гаком". И декан быстро уходит. Все просто обомлели. "Как с Гаком? Он – что, жив?" Изумлению публики не было предела. Если бы объявили о визите вечно живого Ленина, эффект был бы намного меньшим. Удивились даже опытные преподаватели: в свое время они тоже учились по книгам Гака. Похоже, профессор был действительно бессмертен, так же, как и его труды. На этот раз в актовый зал стоило сходить, хотя бы для того чтобы убедиться, что все это не розыгрыш и не шутка.
Увидев знаменитого корифея, все были удивлены еще больше. На вид профессору было никак не больше шестидесяти лет. По-видимому, он начал писать свои учебники, как только научился сидеть и держать головку. Однако Гак оказался весьма интересным и живым человеком. На заумный вопрос одного из преподавателей "Почему уважаемый профессор сказал так-то и так-то в такой-то своей работе" Гак спросил: "Простите, в каком году я это сказал?" Преподаватель порылся в старинной книге и уточнил: "В 1973". И тут профессор выдал: "Господи, неужели вы думаете, что я помню все глупости, которые я наговорил за свою долгую жизнь?" Сконфуженный преподаватель утонул в громе студенческих аплодисментов. После этих слов Гака зауважали и полюбили все и по-настоящему. Та историческая встреча навсегда вошла в историю университета и в его собственную память.
Конечно же, он не мог не среагировать на это. После этого выдающегося события, как только кто-то из его товарищей начинал рассказывать какую-то ерунду, он, подняв голову, с возвышенной интонацией, независимо от пола рассказчика, говорил: "Молчи, дура! Я Гака видел!" Со временем это высказывание стало визитной карточкой его факультета.
Вдохновленный бессмертной песней "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла", которую его товарищ по общежитию слушал день и ночь, он обозвал его придуманным им словом "гопник". Затем он щедро подарил это слово всему миру, нацарапав на трамвае "Смерть гопникам!" и подписавшись "Неформал". С тех самых пор это слово и появилось в обиходе, а между "гопами" и "неферами" началась непримиримая война, которая кое-где продолжается по сей день.
Во время большого перерыва он вместе с друзьями отправлялся перекусить в столовую, которая находилась на первом этаже. Здесь, между изысканными блюдами дешевой студенческой кухни, обитала интересная повариха. В ширину она была раза в два больше, чем в высоту. Иногда, выбирая какой-нибудь десерт или закуску, от которых в этой столовой оставались только названия, среди тарелок со снедью он вдруг неожиданно обнаруживал голову Терезы. Именно так звали "хозяйку" этого "злачного заведения". Только белый приплюснутый колпак позволял отличить ее от не вполне свежего холодца, стоявшего рядом. Естественно, придуманное им название подошло как нельзя кстати. Через месяц после его обнародования все студенты и учителя отправлялись перекусить ни куда-нибудь, а в "кафе" с гордым названием "У Терезы". Несколько лет спустя, когда чувство глубокой ностальгии внезапно привело его в альма-матер, на стене, выходящей на улицу, он увидел большую вывеску "Café Ches Thérèse". Он даже пожалел, что в свое время не запатентовал это название.
Закончив обучение изящной русской и нерусской словесности, он оказался в одной из коммерческих фирм, которые почковались на теле его страны, разрываемой бандитскими девяностыми годами. У одного из людей в погонах, обеспечивавших их бизнесу милицейскую поддержку, он спросил: "Почему на одном из главных милицейских зданий висит табличка "Региональное управление по организованной преступности (РУОП)". Неужели у милиции теперь нет никаких секретов от народа, и они называют все вещи своими именами?" Милиционер не понял всей глубины его мысли и спросил: "Что ты имеешь в виду?" На что дипломированный лингвист терпеливо объяснил, что неплохо было бы вставить "по борьбе" с организованной преступностью, а то слишком уж откровенно получается. Он бы и забыл об этом разговоре, если бы при очередной "зачистке" их офиса не увидел на широких спинах маскированных бойцов надпись "РУбОП". Буква "б" хоть и была маленькой, но все же придавала видимость законности деятельности этого учреждения.
Невольно он обогатил и иностранный язык. При общении с баронессой, приехавшей "из самого Парижу" посотрудничать с их фирмой по поводу отделки фасадов, он забыл, как по-французски будет "ремонт". Это русское слово показалось ему вполне французским, и он несколько раз уверенно и твердо его употребил, грассируя звук "р" и пряча в нос "н". Аристократке понравилась предложенная им инновация. По смыслу получалось что-то вроде "переделка" или "повторное возведение". Поработав немного, она увезла это слово с собой, даже не сказав "мерсибо".
Шло время. Он взрослел и становился старше. Вместе с ним росли и его чувства. Грубый бизнес сменился "мягким", постепенно приближавшим его к заветным целям. В итоге он понял, что занимаясь каким-либо бизнесом, он губит себя и изменяет не только своим лучшим чувствам, но и самому Богу, который ожидает от него совершенно иного. Узнав, что такое настоящая поэзия, он перестал писать стихи. Он понял, что стихами он не может передать и малой доли того чувства, которое должно их наполнять. Его мысли были достойны гораздо лучшей формы, чем позволяли найти его стихотворные способности. Попадая на ту же высоту, что и остальные поэты, он не мог вернуться назад, не растеряв по пути высокие чувства. Оставшиеся ощущения не позволяли найти на земле ресурсы, необходимые для настоящей поэзии. Одно время он даже считал, что ему никогда не добраться до тех высот, откуда приходило вдохновение для настоящих поэтов. Но энергия слов не хотела его отпускать. Та реальность, которую позволяли создавать слова, захватывала его воображение. В его душе еще не было единственного и настоящего компаса, так необходимого любому человеку. И тем более нужного тому, кто занимается творчеством. Не имея истинной веры, он все-же решил попробовать свои силы в прозе.
Справедливости ради нужно сказать, что его тексты того периода снискали ему определенную известность и даже позволяли неплохо существовать. Так появлялись на свет его произведения, наполненные тоской и безысходностью. Он сам удивлялся их успеху, и, пытаясь объяснить его, думал примерно так: "Неужели людям мало собственной печали? Зачем они ищут чужую печаль, оформленную в модную упаковку, под названием "страдание ищущего разума в гибнущем мире". Он размышлял над этим, пока не сделал для себя важное открытие. Видя, что не только они, но и "лучшие умы человечества" томятся в отчаянии и упадке, собственное падение казалось людям, питающимся этой "современной культурой", не таким страшным, каковым являлось на самом деле. Не умея бороться с проблемами в собственной жизни, они щедро наполняли ее чужими грехами и всепоглощающими страстями. На их фоне собственная потерянная жизнь выглядела несколько привлекательнее. И он "помогал" этим людям, рассказывая им длинные и короткие, выдуманные и невыдуманные истории из своей и не своей жизни.
"Продвинутые" молодежные журналы, ведомые заимствованными лозунгами "новой эстетики" и "расширенного сознания", с удовольствием печатали его произведения. До тех пор, пока очередной такой журнал не погибал в бездне, рожденной из пустоты, которую авторы сами создавали, "продвигая" своих читателей так далеко, как те и не собирались. Он понимал, что занимается совершенно не тем, чем должен.
Его друзья активно звали его в журналистику. И особенно – в политическую. "Там ты сможешь развернуться по-настоящему!" – говорили они. "Да еще и неплохо заработать! Ведь в политике всегда есть с кем бороться!" Особенно активно такие призывы звучали в канун очередных политических выборов. Слава Богу, у него хватило ума не броситься в этот мрак. Глядя на тех, кто его звал, он понял, что попав туда, он уже не сможет вернуться назад без ощутимых потерь. Нельзя бороться с грязью, не испачкавшись в ней. Чтобы отмыться, не хватит никаких денег. А если и повезет, то, отмывшись, ты вдруг обнаружишь зияющую рану и абсолютную пустоту на том месте, где когда-то была душа. Звали его и в "серьезные" журналы "анализировать современное искусство". Но сам для себя он уже давно его проанализировал. И не найдя в нем ничего интересного, вынес ему свой собственный приговор. О какой работе критика можно было после этого говорить? Став критиком, он бы превратился в обыкновенного, правда, предельно старательного могильщика для этого искусства. Причем, в отличие от своих коллег, он бы его не убивал, нет, – он хоронил бы его живьем вместе с его прославленными авторами! Этот грех он давно за собой заметил и даже боролся с ним, но пока безрезультатно. Поэтому он не стал этим заниматься, отчетливо понимая, что подобное "творчество" благополучно умрет и без его участия. Вместо того чтобы ругать неудавшиеся произведения других людей, ему казалось более благородным самому создать что-нибудь достойное по сравнению с тем, что окружало его и попадало в поле зрения.
Настоящее призвание пришло к нему именно тогда, когда он понял и осознал все это. Когда же он не только понял, но и сумел отказаться от всех соблазнов и искушений, появилась возможность для начала реализации собственных планов. Этот момент отозвался в его душе новыми строками.
Дедушка и Смерть
Я рано жил и поздно умер…
"Подготовьтесь к старости! Переживите старость сейчас, и вы сможете встретить ее достойно, зная, что это такое! Подарите себе новые незабываемые ощущения, станьте на один день стариком, и вы еще больше оцените свою молодость!" В конце концов, настойчивые рекламные призывы проникли в его сознание. Он остановился и прислушался к электронному голосу, искусственно смодулированному и звучащему на "приятной для всех людей частоте". В конце послания сообщался адрес необычной фирмы, которая, в отличие от всех остальных, решила подарить людям немного отчаянья, чтобы хлебнув его полной грудью, они лучше оценили то, что имели.
В приемной его встретила приятная молодая особа, которая почему-то напомнила ему стюардессу. Он внимательно слушал ее и так же внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, кто перед ним – робот или живой человек. Ему казалось, что девушка, беседовала с ним через свою улыбку. Она вся была слишком совершенна для живого человека. Предложение фирмы было простым до гениальности. В течение нескольких часов профессиональный гример превращал любого платежеспособного клиента в настоящего старика или старуху. Можно сказать, что в назначенное время в офис этой компании заходил молодой человек, а через некоторое время из него появлялся еще один престарелый гражданин. Грим имел свой секрет: он словно прирастал к человеку, на оговоренное время полностью заменяя ему настоящее лицо. Вся процедура нанесения волшебного грима проходила под наркозом. Подписав контракт и внеся полную предоплату, клиент садился в кресло, выпивал стакан приятного, но слегка приторного напитка и засыпал глубоким сном. Просыпался же он абсолютным стариком. В новой жизни его встречала все та же улыбчивая "стюардесса" и врач со шприцом наготове. Не все переживали спокойно внезапную и глубокую старость. Некоторых приходилось слегка успокаивать.
Когда он проснулся и подошел к зеркалу, оттуда на него смотрел довольно симпатичный и знакомый ему дедушка. Примерно так он и представлял себе свое лицо в старости. Мастер грима потрудился на славу. Единственное, что выдавало фальшивого старика – были его глаза. На фоне седин и глубоких морщин они блестели слишком уж по-молодому. Он так заинтересовался своим новым лицом, что решил выдернуть из собственной бороды одну из толстых седых волосин. "В конце концов, все это сделано за мои же деньги", – постарался он сам себя успокоить. В ответ он ощутил настоящую боль и от неожиданности отпрянул от зеркала. Стоящие за его спиной "стюардесса" и врач деликатно спрятали свои невольные улыбки. Он понял, что оказался не оригинален, решив проверить качество товара, в которое он вложил свои деньги. Слегка смутившись, он поблагодарил своих "создателей" и поспешил на улицу. Сделав по привычке несколько быстрых и широких шагов, он сразу же ощутил неестественность такой походки. Ведь теперь он был настоящим стариком и должен был вести себя соответственно своему новому статусу. Глядя в зеркало, он оценил себя примерно лет на семьдесят-семьдесят пять. Такой, достаточно бодренький старичек-живчик, весьма неплохо сохранившийся для того, кому скоро отправляться на тот свет. Дав себе эту оптимистическую оценку, прежде всего он решил пойти туда, где больше всего людей. Ему стало интересно, будут ли люди уважать его глубокую старость, и в чем конкретно это будет выражаться. Был вечер, и он оказался на центральной пешеходной улице большого города, жителем которого он был уже много лет.
Нужно сказать, что окружающие люди приятно его удивили. Они вежливо расступались и уступали дорогу дедушке, решительно шагающему по жизни. Они провожали его недоуменными взглядами и думали примерно так: "Куда может так бодро шагать этот старик? Неужели навстречу своей смерти идут именно таким шагом?" Его пропускали без очереди к кассам супермаркета. Дети вызывались ему помочь и придерживали перед ним двери. "Может быть, я перестарался с возрастом?" – думал он. "Может быть, стоило стать чуть помоложе, чтобы ко мне не относились, как к мумии, сбежавшей из музея". Но в общем и целом жизнь старика в молодом теле пока ему нравилась. Неожиданно для себя он констатировал, что такая жизнь давала намного больше преимуществ, чем неудобств. На следующий день он отправился в магазин и купил себе деревянную палку. Опираясь на нее, он и сам начинал чувствовать себя настоящим старцем. С тех пор как он состарился, его настроение становилось все лучше и лучше. Началась уже вторая неделя его стариковства. Он так привык к тем почестям, которые оказывали ему незнакомые люди, что сам ловил себя на мысли: "Как же я буду обходиться без всего этого, когда вновь помолодею?" Нужно сказать, что продолжение старости дольше оговоренного договором срока стоило достаточно дорого. Каждая лишняя неделя в зрелом возрасте была в два раза дороже предыдущей. Как ни странно, редко кто из заказчиков старости ограничивался первоначально обозначенным сроком. Когда наступало время вновь помолодеть, абсолютное большинство старых клиентов не желало расставаться со своим преклонным возрастом! Вот и он уже задумывался над тем, на чем сэкономить и где взять денег еще на пару недель старости. Все шло замечательно, пока ни произошел один случай.
После длительной прогулки в людской толпе, после посещения различных магазинов и совершенно не подходящих для старика мест, он спустился в метро. "Я же старик, следовательно, у меня маразм и склероз, а это – пропуск куда угодно, хоть в женскую баню. Почему все это дошло до меня только теперь, к концу второй недели?" – ругал он сам себя, бормоча себе все это под нос и стоя на эскалаторе, засасывающем его в чрево метрополитена. Вспомнив про баню, он настроился на эротическую волну. А тут еще какая-то девушка неожиданно и резко плюхнулась на место, которое добрые люди как всегда уступили ему – заслуженному деду своей страны. Вместо того чтобы извиниться и встать, юная проныра начала усаживаться поудобнее, втискиваясь рядом с ним и ерзая всем тазом в непосредственной близости от совершенно безопасного по ее мнению деда. Дед же этот был не так безопасен, как казался. Уже три недели, как для своей подруги он был в длительной командировке. И если раньше природа молчала, то теперь она вдруг потребовала своего. Да так настойчиво, что девушка буквально подпрыгнула от неожиданности, когда поймала на себе слишком горячий и цепкий взгляд сидящего рядом старикашки. Однако она только хмыкнула и, повернувшись в другую сторону, так и осталась сидеть, плотно прижавшись к нему своими коленями и всем остальным. И дед не выдержал. Забыв о своем почтенном возрасте, он ласковым и вкрадчивым голосом штатного ловеласа промурлыкал свою коронную фразу: "Сколько живу – такой красоты не встречал!" Эта фраза привела в его дом, а затем и в его спальню, не одну даму. Она всегда срабатывала безотказно. Всегда, но только не теперь! В ответ он услышал такие слова, которые, как ему казалось, он не забудет никогда, до самой своей настоящей старости. Высказав на весь вагон, что она думает обо всех стариках вообще и об этом – в частности, девушка надула и громко лопнула перед собственным носом нереально огромный жвачечный пузырь, после чего с презрительной гримасой покинула вагон, на прощанье, смерив старика с ног до головы уничтожающим взглядом, переполненным искренним презрением. Люди со всех сторон уставились на него, пытаясь получше рассмотреть этого наглого деда и убедиться насколько он действительно соответствует тем ярким эпитетам, которые щедро подобрала для него юная леди. Ему стало ужасно стыдно, так, как было стыдно единственный раз за всю его жизнь – когда в детском садике был карантин, и воспитательница решила помыть всех детей вместе, особенно не разбираясь, кто из них – мальчики, а кто – наоборот. Когда же настал его черед, и он оказался на столе, внезапно закончилась вода. И минут десять он простоял совершенно голым: не только перед своими товарищами, нет! Он стоял и плакал, абсолютно беспомощный и беззащитный перед всем миром! От всеобъемлющего стыда он закрыл глаза. И тогда, и теперь. И это помогло. Старик спрятался от позора точно так же, как когда-то спрятался от него маленький мальчик. Постепенно окружающие его голоса затихли. "Что возьмешь с выжившего из ума деда!" – именно на этом все и сошлись. Люди, которые, осудив кого-то, всегда чувствовали себя значительно лучше, постепенно оставили его в покое. От пережитого волнения он провалился в нервный сон, которому ритмично аккомпанировал стук вагонных колес.
"Дедуля! Подъем! Все, приехали! Поезд дальше не идет! Потому что дальше идти некуда! Дальше – конец пути!" Он в недоумении и растерянности открыл глаза. В полной темноте он увидел яркий свет, который беспощадно светил ему прямо в глаза. "Ты – кто, смерть!?" – в ужасе вымолвил он дрожащим голосом. "Но мне еще рано умирать! Ты ошиблась!" "М-да. Не дай Господь дожить до такого возраста", – сказал женский голос и свет исчез. Дед же никак не мог успокоиться. "Ты ошиблась! Я – не старик! Мне еще рано умирать. Уйди от меня, смерть!" "Да, какая смерть?" – сказала женщина и направила фонарик себе на грудь. На груди служащей метрополитена висел бейджик: "Нина" и что-то приписано мелким неразборчивым шрифтом. Старик не стал читать до конца и совершенно по-молодецки пустился наутек, нырнув в открытую дверь темного вагона электрички.
Придя к себе домой, он бросился к холодильнику и извлек оттуда все запасы спиртного, которые там находились в ожидании очередной жертвы женского пола. Прошло несколько дней и ночей. Раз пять настойчиво звонил телефон и требовал оплатить продолжение какого-то контракта. В конце концов, спиртное закончилось. Нужно было преодолеть страх и выйти на улицу. Он уже не знал и не помнил кто он – старик, превратившийся в молодого, или молодой, но по каким-то непостижимым причинам внезапно состарившийся и потому несчастный человек. Было очевидно – чтобы разобраться в этом окончательно запутанном деле, как всегда в таких случаях не хватало одного, а вернее – одной. Одной бутылки.
Звонок в дверь. Глазок искаженно показывает ее – бутылку! На всякий случай он спрашивает: "Кто там?" Хотя сам понимает – при сложившихся обстоятельствах это совершенно не важно. Пусть даже эта бутылка пришла сама на длинных стеклянных ногах. Как у загадочных и странных слонов на картинах Дали. Какая разница?
"Ни-и-и-на. (Неестественно медленно, вкрадчиво и нараспев). Это – я, Ни-и-на!" Похолодевшей и дрожащей рукой он открывает дверь. Женщина, отстраняя его, заходит в квартиру. В ее руке – бутылка водки и две гвоздики. Проходя мимо пустой вазы, она вставляет в нее цветы. Он на шатающихся ногах следует за ней. Останавливается и растерянно смотрит на вазу с гвоздиками. Его глаза начинают слезиться.
"Ну, где же ты? Иди сюда! Выпьем за твое здоровье!" В одно мгновенье он оказывается рядом с незваной гостьей. Она наливает полный бокал и протягивает ему. Он жадно хватает его и начинает пить. Словно в тумане он слышит: "По последней!" Затем – бульканье и долгая тишина. После чего в комнате повисают и долго висят по отдельности слова:
"Как. Мне. Надоели. Все. Эти. Старики. Особенно – с молодыми глазами, в которые иногда и смотреть-то стыдно!" Опять тишина. Опять звук наливаемой жидкости. Пауза.
"То ли дело – этот приятный и милый молодой человек. С глазами и душой настоящего старика!"
Наташа
Познакомился я как-то с одной девочкой по имени Наташа. В мою жизнь пришла она самым непотребным образом. Бес попутал и я, взрослый уже человек, решил наколдовать себе любовь. Есть интересная такая формула, действует безотказно. В чем ее суть, говорить не буду, мало ли, а вдруг еще кому-то придет в голову такая же ересь. Ну, так вот, в заказанное время подошла ко мне прекрасная незнакомка, и начался у нас этот ужасный роман. Наташа – девчонка молодая, красивая. Как и большинство ее подруг любит все красивое и дорогое. Я – парень, в общем-то, серьезный. Грех свой осознал сразу же, но – Наташа-то уже есть, не выгонять же ее по причине ее изначальной заколдованности! Хотя, через пару-троечку дней, когда начались первые проблемы в наших "отношениях", я честно ей во всем признался. Говорю, мол, так и так: "Наташенька, ты уж меня прости, но я тебя наколдовал. Так нельзя, конечно, но раз уж мы встретились, я постараюсь вывести эту непростую ситуацию на достойный уровень". Сам я думал следующее: понятно, что в ответ на колдовство один бес присылает другого – того, что оказался ближе всех ко мне. Бродил где-то рядом, по закоулкам мрачной действительности, не знал, чем заняться. А тут вдруг работа подвернулась. Какой-то странный тип, считающий себя философом, писателем и еще там Бог знает кем, дал слабину и обратился за поддержкой совершенно не в ту службу, в которую надо. Не туда, куда обращаются в таких случаях все нормальные люди.
И начала эта Наташа кружить меня по полной программе. И тонко так кружит, деликатно. Говорить не умеет красиво, но делает все безупречно. Первое, что я тогда понял, так это то, что личности примитивные не своим умом живут, а бесовским. Примитивные – это те личности, которые попав из метродня в метроночь, сразу же начинают зевать. Пока я пытался одухотворить результат собственного магического творчества, этот результат изо всех сил меня материализовывал. Наташенька, как бы невзначай, хотела то одного, то другого, то третьего. То серьги новые, то телефончик, то плеерок. А времени всего-то с неделю прошло. С нашего с ней знакомства. Отказать неудобно: сам виноват, дурак старый, выпросил себе бесенка, теперь кормить его чем-то нужно. И я кормил. Особо так не закармливал, все ждал, пока у Наташеньки моей совесть включится. Все разные меры воспитательные пытался применить на практике. Все по вере хотел, представляете? Беса – пытался воспитать по вере! Иногда мне даже казалось, что это начинает получаться. В милых глазках я даже замечал проблески какой-то чести, и даже отголоски какого-то достоинства. Но – тут же расслаблялся и мы с моей возлюбленной уже ехали куда-нибудь в центр, фотографироваться там или гулять, вроде как, но на самом деле – тратить мои денежки. Пару раз там сфоткались, пару раз – здесь. И вижу – нет у нас больше настроения фотографироваться. А есть настроение зайти в магазинчик и посмотреть, что там для Наташ завезли новенького. Причем, заходили мы "так", чтобы "просто посмотреть". Наташа же все "понимала", она понимала, что отношения должны строиться на любви, а не на чем-нибудь еще. Понимала она это, с глубочайшим вздохом отходя от понравившейся вещички, о которой "она мечтала всю свою жизнь". Мечтала, но денег у нее не было. Сейчас есть, но как назло, вчера – дала взаймы своей подружке, которая "разругалась со своим" и осталась, бедняжка, на "полных нулях". Настолько профессионально и убедительно вздыхала моя Наташенька, что сердце мое, а также мой, на глазах худеющий кошелек, устоять не могли. В перерывах между такими высочайшими отношениями у меня иногда наступало некоторое просветление. Как только моя желанная убегала на полдня в неизвестном направлении ("чтобы забрать деньги и отдать мне", например), так я и начинал соображать. А что, думаю: сделать из беса – ангела занятие интересное и благородное. А вдруг получится? Кто его знает? Убегала она на полдня, а появлялась дней через шесть. Виноватая вся и под кайфом. Кайф беспокоил меня больше всего. Меня Господь миловал от всяких там кайфов, а ее, видимо, миловать было некому, да и работа обязывала. С хозяином нужно ведь постоянно на связи держаться. Построив нехитрую логическую цепочку, я так понял, что каждое из этих исчезновений, которые начинались со звоночка розового телефончика и неразборчивого лепетания голосом какой-нибудь подружки Настеньки, было очередным вызовом. Мне и остаткам моего здравого смысла. А также моей Наташеньке, которая, словно радио-такси, тут же испарялась от меня и наверняка появлялась рядом с другим, более срочным для бесовского заведения клиентом. С тем, который, в отличие от меня, грешного, ждать не желал.
Тем не менее, сдаваться я не хотел и продолжал в том же духе отвоевывать у тьмы часть положенного мне света. После нескольких дней нашего теснейшего общения я стал замечать странную вещь. В ванной, где у меня красивый такой подвесной потолок, между этим потолком и настоящим, всякий раз, как только я заходил туда, стали слышаться какие-то странные звуки. Как будто там завелись то ли мыши, то ли крысы. Ну, а поскольку живу я все-таки не в деревне, а в современном, в общем-то, и высотном доме, да еще и далеко не на первом этаже, вариант с земной живностью отпадал. Тем более, там все герметично. Муха не пролезет, не то, что там крыса какая-то. Сначала я думал, что мне это кажется. Мне иногда кажется, не то, что другим видится, но я уже привык. А тут приходят как-то ко мне гости и, выйдя из ванной, спрашивают: "А что это у тебя там шумит под потолком?" Значит, думаю, действительно, завелась какая-то тварь энергетическая. И вот между Наташей написал я что-то очень серьезное и высокое. Поставил точку и захожу в ванную. И – отчетливо вижу черную энергетическую кляксу, маленькую такую, но зловредную липкую тучку, около метра в сечении, которая висит в расплющенном виде между вагонкой и потолком. В моей квартире больше негде спрятаться – везде солнце. Тучка эта – прямо у меня над головой. Висит и начинает трещать и гулко шуршать-поскрипывать. Вроде как вагонка топорщится. Звук такой, но вагонка – на месте. Вагонка на месте, а звук есть. По нарастающей, как обычно, точно так же, как и в последние несколько недель, прошедших с нашей замечательной с Наташей встречи. Я включаю свет, закрываюсь в ванной и прожигаю весь потолок огромным потоком раскаленного белого света. Направляю его от пола вверх, так, что аж вагонка светится насквозь бело-фиолетовым сиянием. Затем этот свет выключаю и для профилактики прожигаю обычным огнем, но очень высокой температуры. Пепел распыляю в мелкую черную пыль и аккуратненько так завожу ее всю в унитаз и смываю. Когда я закончил, я понял, что у моих вышестоящих соседей после моих процедур как минимум пропали все тараканы. У меня же в ванной воцарился полный порядок. Больше ничего не трещит, я попутно и пыль всю сжег, которую мастера, оказывается, даже не удосужились веничком обмести, еще, когда делали мне этот потолок.
Ну, так вот, после очередного пропадания, возвращается мое счастье и с порога клянется в любви и вечной верности. Говорит, что все осознала, что деньги отдаст, и впредь никуда исчезать не будет. Я, конечно, тут же хотел уточнить насчет денег, когда отдаст и сколько. Но минута была такая торжественная и возвышенная, что я как-то постеснялся о земном и суетном. А за несколько дней до этого в отсутствие душевного тепла и ожидаемой ласки, у меня началась крайне серьезная тема. Я как раз только-только настроился, только вышел на устойчивую связь – и приходит мое чудо. А я все-таки где-то писатель, мне жаль бросать Музу. В отличие от простых женщин, она мне никогда не изменяет. Наоборот, дает гораздо больше, чем я могу взять. Это с одной стороны, а с другой – та же Наташа, хоть и под кайфом, но легким, хоть и врет, но убедительно. А мне – ну так хочется поверить! И я – верю! Я всегда верю. На том стою и на том же падаю. К вечеру все завихряется и повторяется. Рекорд затратности. Вспоминаю былое: "Милая, ты так фешенебельна, что не рентабельна!" Баланс резко отрицательный. Кошелек уже возмущается вполне серьезно, орет мне: "Ты ошалел что ли? Выходит в десять раз больше, чем заходит! Ты чем там думаешь, философ, такой-то ты и разэдакий!" Кошелек иногда отрезвляет меня, так что я прощаю ему такую грубость. Да и ему на меня, в общем-то, не приходится обижаться. Кормлю его регулярно. Витамины все присутствуют и в нужном количестве.
И вот, чувствую я, наступает он. Вечер нашей неотвратимой первой близости. А вы как думали? Я – хоть и не свят, но стараюсь быть порядочным. Могу и год ходить, если надо. Счастье ведь не в счастье, а в его ожидании! (Год могу, но это страшно). Да, в общем, все идет к тому, к чему ведет. И вдруг моя лапонька вспоминает о каком-то срочном-пресрочном деле, о котором "совсем забыла". И – улетает "буквально на полчаса": "Можешь время засечь! Чисти пока картошку, сейчас приду и поджарю, как ты любишь". Раз – и нет ее! Наташи. Нет по сей день. А вспомнил я о ней вот почему. Иду я сегодня стричься. Есть у меня Катя – любимый мой парикмахер. Иду к Кате, смотрю на часы – 13.05. Думаю: странно, сяду в кресло ровно в 13.13 – парикмахерская недалеко, метрах в двадцати, смена Катина. Что там может случиться, в кресле? Захожу, Кати нет, куда-то срочно уехала, будет в понедельник после обеда. Иду, и вдруг пробивает меня взгляд. Сбоку – навылет. Оглядываюсь и вижу: сидит моя Наташенька в уличном кафе. Сидит и курит. Я – на часы: 13.13. Я – на Наташеньку – и вижу только тень, убегающую за угол. Гнаться, конечно, и не думаю – не хватало еще верующему человеку догонять убегающего беса! А ночью мне снится сон.
Я – в огромном городе-стране. Нахожусь в больнице. В клинике для душевнобольных. На восьмом этаже. В чистой, отдельной палате. Все красиво, аккуратно. Встаю с кровати и решаю выйти немного погулять. Спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу. Смотрю на больницу, а она такая, интересная. Высокий дом, теряющийся в облаках. Классической архитектуры, с отдельным и ухоженным двором и большой прилегающей территорией, обнесенной ажурным, но сдержанным железным забором. Ворота не заперты, они спокойно открываются передо мной и выпускают наружу. Выхожу, оглядываюсь по сторонам и думаю, куда бы его отправиться. Направо или налево. Как человек неординарный отправляюсь прямо. Перехожу дорогу, какие-то трамвайные рельсы. Троллейбус какой-то странный мимо проезжает. Но едет как-то над дорогой, не касаясь асфальта(?). И вдруг замечаю: чем дальше отхожу от этой больницы-не больницы, тем меньше помню. Но все равно продолжаю идти. И вот уже я не помню ничего. Ни как меня зовут, ни кто я, ни куда иду. Забываю все, вообще не понимаю, зачем я куда-то иду. И так мне вдруг становится тоскливо и одиноко, так грустно, что аж плакать хочется. Вижу скамейку какую-то, сажусь на нее. Кругом – безучастные люди. Смотрю на них – все они такие же потерянные, как и я. Идут, бредут куда-то, сами не знают зачем. Смотрят по сторонам отсутствующими туманными взглядами. От полнейшей покинутости и такой оставленности мне становится зябко. Я поднимаю ноги и сажусь вдоль скамьи, подтягивая колени и обнимая их руками. Надеюсь как-то согреться. Вижу: кругом начинает темнеть. Думаю: нужно бы вернуться. Только вот куда и зачем? Мимо идет какая-то женщина. Я спрашиваю у нее: "Извините, вы не знаете, откуда я? Я знаю, что мне нужно вернуться до наступления ночи, но не знаю куда". Женщина смотрит на меня понимающе. В глазах – сочувствие. "Не знаю – говорит, – извините. Я вдогонку: "А может быть, кто-то знает? У кого-то можно спросить?" Женщина пожимает плечами и уходит, не оборачиваясь. Мимо идет мужчина. Я хочу обратиться к нему, но вдруг понимаю: он – такой же, как я. Пустые глаза ведут его, как и меня в пустоту. Я встаю со скамейки и думаю так: "Нужно идти, может быть, вспомню куда идти, если буду идти". На пути возникает другая женщина. Подходит и говорит на ухо: "Найдите старушку, спросите у нее. Она здесь дольше всех и знает больше остальных. Может быть, вам скажет". И – уходит в серый туман. Появляется старушка. "Сынок! Все, ведь, достаточно просто. Посмотри вокруг, что ты видишь?" Я оглядываюсь по сторонам. Смотрю – и под взглядом моим туман рассеивается, улетает, как не бывало. Везде маленькие, низенькие дома. Максимум – в два этажа. Я вопросительно гляжу на старушку. "Ну, вспомнил, сынок? Ну, думай же, думай!" И – смотрит на меня. Говорить, видимо, не имеет права, но очень хочет помочь. И тут в голове всплывает: "Восьмой этаж". Старушка улыбается: "Ну, слава, Богу!" И – уходит в сторону. Я все еще не понимаю, но чувствую: какое-то озарение уже на подходе. Вот-вот, и я что-то вспомню. "Господи! Ну, конечно же – если "восьмой этаж", значит, дом – высотный. А кругом – одни низкие. Значит, нужно идти пока не найду высокий дом!" Я встаю и, радуясь собственной мудрости, начинаю бодро шагать вперед. Туман – расступается передо мной. И вот уже нет никакого тумана! Подхожу к трехэтажному зданию. "Школа" – проносится в голове. "Я здесь когда-то учился". Останавливаюсь: мучают какие-то смутные ассоциации-воспоминания. Чувствую – можно продавить, вспомнить. Но – еще не настало время. Обхожу до боли незнакомую школу, встряхиваю головой, стряхиваю странно волнующее, незнакомое пока прошлое. Смотрю на школу прощальным взглядом, отрываю глаза и – вижу за ней огромное высокое здание, теряющееся в сумраке небес. На входе, в центре ворот – незамеченная раньше табличка: "Общежитие "Дом Скорби".
За высоким копьеносным забором – толпа гуляющих людей. Но гуляют они не просто. Они ходят кругами. Руководит их движением какой-то больничный массовик-затейник. У него в руках – стопка то ли флаеров, то ли каких-то программок, похожих на те, что раздают в театре перед началом представления-спектакля. Подхожу к забору, он не открывается. Калитка справа. Заперта. Не хотят впускать? Массовик, хлопая в ладоши, поддерживает ритмичное круговое движение больных, вышедших погулять на свежий воздух. И – полуоглядываясь, подходит к калитке с внутренней стороны. Хочет что-то сказать, встречается с моим взглядом. Смотрит вкрадчиво и внимательно. В глазах – немая укоризна. Молча открывает калитку, впускает меня. Прохожу мимо людей. Они довольны и радостны. Все – в каком-то неясном экстазе. Оглядываются на меня, довольные и уверенные в себе-не в себе. Один из них, с галстуком на больничной пижаме подходит и говорит: "Нехорошо – говорит – пропускать наши мероприятия-процедуры. Они – для всех обязательны!" И сует мне "программку" с текстом и какими-то картинками мелкими. Я отстраняюсь и говорю: "Да пошел ты!" Он заискивающе-возмущенно ищет поддержки у массовика. А тот искоса послеживает, но делает вид, что его это не касается и – громче и громче хлопает и продолжает хлопать, на радость людям, идущим, почти уже бегущим – по замкнутому им кругу. Поднимаюсь на восьмой этаж. Все вспоминаю. Захожу "к себе" в палату. Сажусь на застланную постель. Ложусь, закрываю глаза. Слышу голос.
"Земля – это специальное общежитие, больница для излечения болезней души. Земная терапия – это сон. Сон от основной жизни. От жизни духовной". Вспоминаю Наташу, кричу: "А Наташа? Как же Наташа? Что же она?" Голос молча отвечает: "Наташа? Смотри – вот твоя Наташа, идет к тебе. Встречай ее!" Стук в дверь, открываю глаза, подхожу к двери, открываю и ее. Стоит моя Наташа. Справа и слева от нее – два близнеца, два одинаковых мужичка-сатира. Слегка облагороженных таких, без явных копыт, и приодетых так, "по-городскому". Правого она держит за руку. Крепко так держит. Или он ее – не разобрать. Левый стоит в стороне. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Видать, ждет чего-то. "Наташа – говорю – ты пришла поговорить?" Наташа кивает, шевеля немыми губами. Смущенно-растерянно улыбается. Как бы извиняясь. Ей жутко неудобно. Я понимаю: без левого беса она говорить не может. Она грустно смотрит на меня, пожимает худыми плечами. "Извини мол, так вышло" – говорят ее красивые глаза. Затем она поворачивается влево и теми же глазами зовет беса, тянет к нему изящную руку. Бес рад, он улыбается и подходит к Наташе. Берет ее за руку, шевелит губами. Он шевелит, а Наташа – говорит. "Здравствуй, Илья!"
Я чувствую – Голос еще здесь. Не Наташин, а тот, что говорил со мной до этого. Умственно кричу: "Голос! Ты здесь? Ответь мне, голос!" И слышу гулкое эхо удаляющихся шагов. Голос уходит и оставляет странные слова и фразы. Я вслушиваюсь, ищу в них "Наташа", а нахожу совершенно другое.
"Любовь – часть Бога, доступная каждому человеку".
"Увидеть зло, чтобы отвернуться от него. Отрицание зла – познание добра. У-знать зло, чтобы со-знательно отказаться от него в пользу добра".
Начало Света
Образы
виснут гроздьями
Спелыми сочными ягодами
Сбитые зимними грозами
Падают нимбами-ямбами
Сыплются мне на голову
Взбитые мыслями-копьями
Острыми стрелами-молниями
Ранят тоской безмолвною
В сердце растут стигматами
Пятнами неиисыхающими
К казни ведут солдатами
Дьяволу присягающими
Кляксами крови спекшейся
Ранами бесконечными
Всем от креста отрекшимся
Муку пророчат вечную
Горькими воскресеньями
Истины безутешные
Сладким вином спасения
Душу пленяют грешную
Зачем ты приходила в этот мир? Что ты хотела ему сказать? Какое послание ты должна была передать этому жестокому миру? Неужели тот, кто послал тебя, не знал о том, что люди не услышат твоих слов? Или это были не твои слова? Разве тот голос, который говорил твоими детскими устами совершенно недетские слова, не сказал все еще при жизни своего тела? Зачем та, которая сама себе давала клятву всегда писать только сильно, убила своей силой твое слабое детское тело? Твоя яркая жизнь – кому она была нужна? Или это было послание свыше? Может быть, именно с твоей помощью люди должны были понять: мудрость и юность все-таки могут встретиться. Даже на земле. Но они не могут жить вместе. Так же, как они не могут жить долго. Их встреча в одном теле губительна не только для тела, но и для всех, кто явился невольными свидетелями их рокового свидания. Твое короткое детство сделало шаг в бессмертие, так же как твое тело шагнуло в бездну.
Твой земной путь был слишком краток. Жизнь твоей недетской души оказалась еще короче. К твоей могиле на кладбище поэтов ведут невысыхающие следы из кровавых слез, которые оставляют все, знавшие тебя. Каждый ступивший на эту дорогу идет тем же путем, независимо от возраста своего земного тела. Все мы – дети по сравнению с вечностью. Мы все – младенцы рядом с мудростью, которая будет жить в твоих стихах до скончания времен. Истинная красота не спасла тебя. Так же, как она никогда не спасет этот мир. Она погубила только твою жизнь. Истинная мудрость не стала мудростью мира, в который ты так неосторожно и доверчиво спустилась.
За свою яркую жизнь ты сделала гораздо больше, чем большинство тех, кто жил раньше и остался жить в том мире, в котором ты была только гостьей. Ты оставила здесь самое лучшее, чем владела. Свой Божественный дар, который ты могла бы сэкономить и растянуть на долгую земную жизнь, ты, как святую воду, щедро и по-детски безрассудно расплескала на головы недостойных тебя людей. Да, они восхищались тобой и твоими стихами. Они рукоплескали твоему юному гению. Но разве они любили тебя? Конечно же, нет! Они любили и любят только себя. Твои возвышенные образы позволяли им чувствовать себя сильнее и значительнее. Ты действительно была нужна им. Как воздух. Как свет. Как вода – тем, кого мучит жажда. Испив тебя до дна, они требовали еще и еще. Ты не могла напоить своей возвышенной чистотой этот ненасытный мир, живущий в знойной пустыне собственных страстей. Когда твой источник иссяк, люди отвернулись от тебя. Ты больше не была им интересна. Как постаревший клоун. Как отставной генерал. Как умерший и не воскресший Бог. Они ждали от тебя новых чудес. Ты сама приучила их к чуду. Ты сделала их зависимыми от чуда. Ты взяла на свои хрупкие плечи то, что не удалось даже Спасителю. А ведь у Него для "истинно верующих" всегда найдется в запасе какое-нибудь чудо. Ты же – сама была чудом. Твое чудо закончилось раньше, чем ты. Оставшись без него, ты могла выжить только ответной любовью тех, кого ты щедро питала настоящей мудростью. Ты была и осталась всего лишь ребенком, маленькой беззащитной девочкой. Вместо того чтобы расти и становиться сильной, свой талант ты истратила на другое. Блаженство? Святая наивность? А может быть просто глупость? Нет! Жертва. Жертва, принесенная миру, который никогда не оценит ее. Те, кто способен ее оценить, покинут этот мир раньше, чем он перестанет существовать. Те, кто мог бы защитить тебя и таких как ты, придя сюда однажды, больше никогда не появятся здесь. Они – такие же дети, как и ты. Они – вечные дети, которые живут, старея во взрослых телах. Уйдя, ты осталась. Тебя помнят. Тебя ждут. Тебя с надеждой ищут среди других детей. Ты – символ нового поколения, которое никогда не читало ни одной твоей строчки. Ты – приговор этому поколению. Ты, как последняя песнь великой поэтессы, всей своей жизнью прозвучала сильно! Те, кто приходит на смену тебе, еще не знают о своем предназначении. Им, так же, как и тебе, даны огромные силы. Господь, пытаясь спасти этот мир, наделяет их своими качествами. Их родители, получив детей неба из рук самого Господа, начинают торговать ими. Они продают их таланты, не дав им раскрыться. Они зарабатывают на них целые состояния, убивая свое будущее собственными руками. Так же, как они в свое время уничтожили тебя!
Бог, приходящий в грешный мир в душах детей, оказывается здесь никому не нужным. Его божественность сразу же оценивается и выставляется на аукцион. Тех немногих, кто своей жизнью пытается спасти эту божественность, мир жестоко преследует. С ними он расправляется еще более жестоко, чем с теми, кого они пытаются защитить своей любовью. А ведь они ничего не просят у этого мира. Они ничего у него не требуют. Они сами приносят в жертву свои собственные души, чтобы спасти эти частицы Бога, рассеянные по маленьким телам. Но все это – не напрасно! Пройдя через миллионы земных тел, Господь становится только сильнее. Пройдя через миллиарды смертей, истина и мудрость возрастают неизмеримо. Все живущие, все, кто жил и будет жить, живы только этой величайшей и вечной мудростью!
Твой маленький детский домик, который ты так и не смогла построить на этой земле, – всего лишь легкая тень небесного дворца, в котором живут все, кто знает о нем и стремится попасть в него. Все чувствующие, все неравнодушные, все истинно любящие и потому вечно страдающие души – часть единой души, имя которой – Господь.
Поднимите пальцы – нервы,
Превратите в гроздь рябины
Брызги моря, что шумело
Под окном тревожно споря
В вечной сказке сна и были:
Превратите листья в стаю,
В дерзкий клекот журавлиный,
Раскачайте на качелях,
Ветер, превращенный в иней.
Помогите мне запомнить
Все тревоги и сомнения.
Дайте руку!
Я б хотела
Сердца ощутить биенье.
Ника Турбина. "Поднимите пальцы – нервы". Из сборника "Черновик".
* * *
Лейтенант гвардии. Гвардии старший лейтенант. Ты шел по жизни легко. Ты – словно сошел с плаката, висевшего на штабе нашего полка. Ты был живым воплощением русского офицера. Когда ты вел свою роту по плацу, вытягивались не только новобранцы. Сам командир полка становился по стойке смирно и расправлял свои плечи, сбрасывая груз боевых ранений со своей тяжело раненой бессмертной души. Солдаты, видя тебя, начинали верить, что наша армия действительно непобедима. Встретив какого-нибудь генерала, тебе не нужно было переходить на строевой шаг. Твой шаг всегда был строевым. Ты, как настоящий русский богатырь, был не только силен, но – по-настоящему красив. Никакая парадная форма не могла украсить тебя больше, чем блеск твоих бесстрашных голубых глаз. Никакая опасность не пугала тебя. Она делала тебя еще сильнее. Ты никогда не оглядывался назад и не знал, что в бою, за твоей спиной вырастали настоящие крылья. Ты, как Божий Архангел, взлетал над полем боя, наводя ужас на врагов и заслоняя солнце от тех, кто не достоин его света. За тобой следовали твои солдаты, которых ты вел в праведный бой. Да, праведный, ибо в их сердцах горели настоящие чувства. Здесь, на чужой земле, они сражались не за тех, кто послал их сюда, оставшись в теплых креслах партийных и министерских кабинетов. Твои солдаты защищали свою великую Родину, которая за это предала их и опорочила их имена, обесценив их подвиг и назвав ошибкой их доблесть. Воины, шедшие за тобой, становились такими же сильными, как и ты. В атаке среди твоих солдат не было слабых. Твоего мужества хватало на всех.
Бог любил тебя. Он отводил от тебя смерть. Он не мог допустить, чтобы истинное воплощение воина пало в обычном земном бою. Он слишком много вложил в тебя. И ты всегда, если не знал, то чувствовал это. Когда ты, рискуя собственной жизнью, возвращал всю колонну из-за одного молодого бойца, оставшегося на поле боя, ты не думал о гибели. Спасая чужую жизнь, ты презирал смерть. Именно поэтому она не могла приблизиться к тебе. Тебя любил не только Бог. Все, кто тебя знал, искренне восхищались тобой. Ты был любимым сыном наших боевых отцов-командиров. Ты был любящим отцом для нас – своих солдат. Так же, как ты, мы готовы были умереть за тебя. Для этого нам не нужно было никакой войны. Но наша страна решила по-другому. Нас никто не спросил. Нас просто бросили в огонь никому не нужного сражения. И мы, вопреки всему, выжили и победили. Не этот несчастный народ, нет. Мы победили собственную трусость. Свой страх и свою немощь. Многие из нас оставили на поле чужой брани свои тела. Все – оставили на нем свои души. Если бы ни эта война, всем нам потребовались бы еще десятки земных жизней. Выполнив свой интернациональный долг, мы рассчитались со всеми своими долгами на много лет вперед. Теперь не мы были должны жизни, а жизнь стала должна нам.
Но жизнь не торопилась с нами расплачиваться. Вешая на нашу грудь новые ордена и медали, Родина давала нам новые боевые задачи. Награждая нас ничего не стоящими грамотами, взамен она калечила нас и отбирала наши жизни. Мы хотели домой. Мы хотели мира. Мы не желали быть угрозой для таких же людей, как мы. Мы, закрывая глаза, нажимали на спусковые крючки и стреляли в детей с такими же автоматами, как и у нас. Мы, стиснув зубы, уничтожали целые поселки, только потому, что там "был враг". Мы хотели мира. Нам говорили, что мы несем мир. Мы же – смотрели на себя и видели ангелов смерти. Нас награждали за чужую смерть. За это ты стал гвардии капитаном. Ты стал не архангелом, нет. Ты стал – богом войны. Тебя научила убивать твоя собственная мать. Именно она, твоя Родина, вложила в твои руки грозное оружие. Именно она научила тебя пользоваться этим оружием. Стрелял не ты, и даже не твои командиры. Стреляли те, кто больше и громче всех кричал о мире, неся в этот мир войну твоими и нашими руками.
Когда же твоя Родина-мать отвернулась от тебя, растерялся не только ты и твои солдаты. Растерялся даже Бог. Он не знал, как теперь сберечь твою жизнь. Преданный своей стране и преданный ею, ты перестал верить в себя. Потеряв веру, ты утратил свою единственную силу. Никакое оружие не поможет человеку, потерявшему веру. Твоя родная держава сделала все, чтобы ты не вернулся из этого боя. Но ты выжил! Ты с радостью объявил нам, своим солдатам, что не только этот бой, но и сама эта война, наконец, окончена. Собираясь в последний поход, мы забыли о смерти. Ведь теперь мы ни на кого не наступали. Мы не шли в атаку. Мы шли домой. Ты тоже не думал о смерти. Но она вспомнила о тебе в самый последний момент. И когда до заветной черты оставалось несколько километров, она настигла тебя. Даже в бою ты никогда не прятался от нее. Тем более – по дороге домой. Когда ты упал и не поднялся, мы не верили своим глазам. Когда мы поверили, мы не могли понять этого. Мы не хотели этого понимать. Это противоречило всему, что мы поняли до этого. Ты, наверное, слышал, как мы стреляли в сторону гор, пытаясь заглушить отчаяние и пряча слезы. Мы готовы были развернуть наши машины и снести эти горы. Твоя смерть стала нашей смертью, наш командир и наш брат – майор боевой гвардии!
* * *
Девочка танцевала. Ее танец переводил на язык музыки заслуженный черный рояль. Он кряхтел на басах и рассыпался мелкой серебряной дрожью на высоких частотах. Музыка не успевала за танцующей принцессой. Жилистые пальцы старой пианистки давно уже не могли двигаться вслед стремительно взлетающим пуантам юной балерины. Но рояль старался не отставать. И когда в пыльный воздух тренировочного зала взлетало очередное па, его отчаянно и безуспешно пыталась догнать звонкая рассыпчатая трель. Зеркало с удовольствием отражало танец маленькой королевы. Оно было старым и на своем веку повидало многих балерин. Но глядя на юную артистку, оно вновь становилось молодым и радовалось, посылая ей вдогонку веселых солнечных зайчиков.
Это был не просто танец. Это был танец зарождающейся женственности. Это был танец вечной юности. Танцующая девочка не была собой. Она была настоящей гармонией радости и красоты. Не она танцевала этот танец. Танец танцевал ее! Он бережно поддерживал ее хрупкие плечи, когда она по неопытности слегка теряла равновесие. Он подхватывал ее, когда она в очередной раз ввинчивалась в пыльный воздух тренировочного зала. Частички пыли не успевали вернуться на свои места, и вынуждены были плясать рядом с танцующей богиней. Ее подруги сидели на уставшей скамейке. Ее тренер внимательно следил за каждым движением и своими резкими окриками пытался разрушить магию танца. Девочка послушно следовала его указаниям. Она тянула носочек. Она расправляла плечи. Она подбирала живот, которого у нее никогда не было. Она оттачивала тонкие линии танца и из раза в раз старалась все больше и больше. Но тренера, казалось, ее усердие только злило. Он так кричал, что облако пыли решительно направлялось в его сторону, а зеркало опять становилось грустным и мутным. Он отмахивался от пыли и злился, делая новые замечания. "Плохо!" "Опять плохо!" "Никуда не годится!"
Несмотря на окрики хореографа, маленькой балерине искренне завидовала другая девочка. Она тоже умела танцевать, но танца ее никто и никогда не видел. Она хотела станцевать с тех пор, как появилась на свет. Но она не могла этого сделать. И потому она с тоской и печалью смотрела на живое воплощение своей мечты. Она готова была отдать свою вечную жизнь, лишь бы, хотя бы раз тренер крикнул и на нее. Ведь она жила на картине знаменитого Пикассо, репродукция которой висела напротив зеркала и отражалась в нем абсолютно неподвижно. Хореограф рассекал воздух и громко хлопал в ладоши. Не потому что был доволен, а совсем наоборот. Он обрывал танец и возвращал девочку на исходную позицию. И вот, когда ее ноги от усталости перестали ей подчиняться, она упала. Казалось, что тренер только этого и ждал. Он, словно ястреб, бросился в ее сторону, но не для того чтобы помочь ей подняться. Подлетев, он склонился над ней и прокричал "Встать!" По всей видимости, он не только забыл, что он – взрослый, а она – ребенок, что он – мужчина, а она – юная женщина. Он забыл, что он человек! Рояль, зеркало, старая пианистка, девочка на шаре, все – молча смотрели на эту сцену и не могли понять: как может этот человек научить кого-то прекрасному древнему искусству? Видя, что большего ему не добиться, он потерял интерес к своей жертве. Ведь у него в запасе было еще десять маленьких жертв, покорно ожидавших своей очереди.
Маленькая балерина поднялась и, утирая слезы, на дрожащих ногах отправилась в угол зала, не забывая разворачивать носочки так, как ее учили. Она не любила сидеть на жесткой скамейке. В углу жил ее друг – большой надувной шар, почти такой же, как у девочки на картине. Он никогда не ругал ее. Он принимал ее в свои мягкие и теплые объятия, ничего не требуя взамен. За это она обнимала его, иногда роняя на его голову теплые детские слезы. Но шар не обижался на нее и старался успокоить, как мог. Он позволял ей сжимать свои резиновые бока, каждый раз, когда юная балерина вздрагивала от криков хореографа, обращенных уже к другой танцовщице. Девочка, как и любой ребенок, не могла долго хранить обиды. Взрослые ей объяснили, что нужно терпеть, что искусство балета требует жертв. И она терпела. Успокоившись и закусив нижнюю губу, она решила встать на этот шар так, как стояла ее нарисованная подруга. Ей давно хотелось это попробовать. Ей было интересно, а сможет ли и она так ловко сохранять равновесие. И она оказалась сверху на шаре. Ей это удалось! Оказывается, ничего страшного в этом не было. Она выпрямилась и, глядя на картину, встала точно также. "Слезь немедленно!" Она так и не поняла, что эти слова были обращены к ней. От резкого крика ее тонкие уставшие ноги подкосились, и она оказалась на полу. Попытавшись встать, она поняла, что уже никогда не сможет этого сделать.
На день ее рождения бывшие подруги из балетной школы подарили ей картину, висевшую раньше на стене. Ее мать хотела выбросить эту картину, но девочка, сидящая в инвалидном кресле, сказала, что тогда она может выбросить и свою дочь. Ведь теперь она уже не сможет стать балериной и оправдать надежд своей матери, которая так хотела сделать из нее настоящую звезду балета. Мать сжалилась над ней и повесила эту злополучную картину в детской комнате. Подругам девочки она сказала, что лучше бы они подарили ей большой резиновый шар. Врачи рекомендовали ей с помощью такого шара заняться лечебной физкультурой. Они не давали никаких гарантий, но утверждали, что "были случаи", когда какие-то движения возвращались. Через несколько дней шар покинул студию и появился в ее комнате. Все опять были в сборе. Вот только жизнь расставила всех совсем по другим местам.
Ника не почувствовала боли. Она умерла раньше, чем коснулась земли. Ярчайшее сияние заполнило все ее существо и бережно согрев своими лучами, понесло вверх, в тишину и покой, которого она так и не нашла на земле.
Осколок вражеского снаряда прошел в нескольких миллиметрах от ордена Красной Звезды, украшавшего грудь гвардии капитана. Он вонзился жалом ядовитой стрелы Ангела Смерти, поразившей, наконец, свою давнюю цель. Боли не было. Было тепло, которое стало разливаться по всему телу. Затем это тепло разгорелось настоящим огнем и заполнило светом всю его душу. Душа офицера, с удивлением глядя на свое собственное тело, изо всех сил кричала своим боевым товарищам: "Не стреляйте! Не надо! Бросьте оружие и никогда больше не берите его в руки!" Но его товарищи расслышали только первую часть последнего приказа своего командира, душа которого стремительно уносилась ввысь, покидая поле боя под названием Земля.
Юная балерина так и не встала со своего кресла. Дождавшись весны, она попросила оставить балкон открытым. Подъехав к перилам, она не смогла ничего увидеть, кроме яркого весеннего солнца. А ей так хотелось посмотреть на молодую траву, по которой она с удовольствием бегала раньше. Она изо всех сил сжала балконные перила и подтянула непослушное тело своими сильными руками. Ведь она была сильной! Она привстала и перегнулась через балкон. Зеленая трава вдруг оказалась гораздо ближе, чем она рассчитывала, и приняла ее в свои душистые объятия.
Огромный сияющий шар висит в сверкающем воздухе. Воздух, наполненный трепещущей жизнью, заполняет собой небесный дворец потрясающей красоты и гармонии. Под величественными колоннами, уходящими в заоблачную высь, под вечными сводами воздушного храма, созданного неземным разумом, вокруг этого сияния стоит несколько десятков человек. На их лицах – удивление. Они не помнят, как они попали сюда. Еще совсем недавно все они жили на земле. И вот, внезапно оказались здесь. Может быть это сон? Но нет. Вот – стоит великая поэтесса и словно собственную дочь держит за руку маленькую девочку. Вот – русский офицер в парадном мундире. Он жив и здоров, а за его спиной сложены настоящие крылья. Вот – знаменитый художник, везущий инвалидное кресло с девочкой-балериной в балетном трико и кружевной юбке. С юной принцессой, которая вдохновила его своим танцем задолго до своего рождения, и за это он лишил ее движения и отдал его вечности.
Все эти люди с удивлением смотрят друг на друга. Их всех объединяет и зовет к себе чувство огромного счастья и любви, исходящее от светящегося шара. Притяжение так велико, что они не могут и не хотят препятствовать этому чувству. Глядя друг другу в глаза, они узнают друг друга. Как же они могли забыть, что все они – братья и сестры?
Взявшись за руки, они начинают медленно двигаться к сияющему шару. К своему Небесному Отцу. К своему Богу. И чем ближе они подходят к Нему, тем яснее они различают Его лицо. Тем больше их лица озаряются сиянием Божественного Света и, постепенно, теряя свою индивидуальность, они становятся похожи друг на друга и на своего Создателя, который возвращает к себе своих любимых детей. Теперь – у всех у них одно лицо – лицо Вечной Мудрости, лицо Света и Добра. Лицо Бога.
Вобрав в себя вернувшиеся к Нему души, Господь, озарился новым, еще большим сиянием. Слившись со своим Господом, людские души одновременно слились с Создателем Всего Сущего. И Он – преобразился. Тишина. Покой. Вечность. Свет. Добро. Счастье. Мудрость.
Но вот юная балерина встает с коляски. Она не забыла танец, которому ее научила земная жизнь. Она хочет исполнить его перед Богом!
Новый Архангел готов воевать с темным небесным воинством. Но где же его враги?
Жизнь требует продолжения! Ведь еще столько незаконченных дел и нереализованных планов! В Божественное сознание отчетливо врывается какой-то знакомый стих, написанный девочкой-поэтессой. Он не закончен. Он тоже требует продолжения! В голове Вселенского Разума настойчиво вертится какое-то слово, которое было в самом начале этого стиха. Ах, да:
Вначале было Слово.
И Слово это было – Бог!
* * *
Я не прошу прощения у мира
Я не ищу спасенья средь людей
Я лишь надеюсь на Господню милость
За дерзновенный взлет моих страстей
За то, что среди боли и страданий
Я видел Свет, рожденный Темнотой
И что порою вместо покаянья
Я рассуждал об истине простой
За то, что на доверенной мне лире
Я воспевал порочные мечты
За то, что на подаренных мне крыльях
Я опускался в царство темноты
И возбуждая тайные желанья
Я вел слепых неправедным путем
За то, что я без тени почитанья
Стоял перед священным алтарем
И вот теперь, коленопреклоненный
Я закричу: "Прости меня, Отец!
Я не боюсь изгнания из мира,
Меня страшит изгнание с Небес!"
* * *
Я поднимусь над грешной суетой
И попаду туда, где только Бог
Обходит не спеша свои пределы
И вдруг пойму, что и Создатель мой
Бывает точно так же одинок
И в этот миг наступит тишина
И в этой тишине я вдруг услышу
Из сердца сокровенные слова
Что громче крика и молчанья тише
И воплощеньем истины простой
Вдруг лягут на бумагу эти строки:
Я с Богом, значит, Бог – со мной
Мы вместе, значит, мы – не одиноки!
* * *
Когда из храмов выгонят пророков
Когда иконы будут только плакать
Я вознесусь неумолимым роком
И возвращусь, чтобы восстать из праха
И возродив забытые надежды
Я призову лишь тех, кто ищет правду
И я сорву священные одежды
С того, кто издавна их носит не по праву
Я завершу свое благое дело
Когда падут невежества оковы
Я возвращу
утраченную веру!
Я принесу
спасительное Слово!
* * *
Я не боюсь суда – со мною Бог!
Я не боюсь лжецов – за мною правда!
Я не боюсь духовных мертвецов,
На Божий свет явившихся из ада
Я не боюсь воинственных тупиц
Под знаменем того, кто сам низвержен!
Еще не создал мир таких темниц,
Где дух свободный мог бы быть повержен
Я не боюсь за правду умереть
Сгореть дотла и возродиться снова
И молодым и пламенным сердцам
Отдать свое трепещущее Слово!
Возьми его, спаси и сохрани
Оно – от Бога, ты не беспокойся
И жизни ради веры и любви
Я не боюсь, и ты ее не бойся!
* * *
И нет пути для отступленья
И жарким пламенем мечты
Сжигаю я без сожаленья
Сомненья шаткие мосты
Я больше не хочу Надежду
Корыстью мелкой разбавлять
Я больше не могу как прежде
Любовь и Веру предавать
Огромной чести удостоен
Во имя Истины творить —
Я докажу, что я достоин
Христовым Воином служить!
* * *
На арфе золотой играю
Не видя струн, не зная нот
Бегу, несусь, не успеваю
За Духом, что меня ведет
За Силой, что меня приводит
В обитель явленных миров
За волей, что меня находит
В любом из запредельных снов
Я – светотень, я – крик безмолвья
Я – наполненье пустоты
Закат рассвета, сон бессонья
И плач несбывшейся мечты
И голос, что живет со мною,
И тишина, что губит сон
И счастье, что зову судьбою
В экстазе, что похож на стон
Все это – не мое созданье
Все это – отзвуки чудес
Я – странник, алчущий познанья
И откровения небес
Я – чистый лист, я – отраженье
Я – ненаполненный кувшин
Я – ожидание прозренья
И мирозданья блудный сын
Не автор я и не соавтор
Не мастер я и не творец
Я – светлых мыслей прокуратор
И вечной мудрости гонец
* * *
Я наполняюсь музыкой небес
И превращаюсь в чистую страницу
Опять готов надеть святой венец
Иль воплотиться в падшего Денницу
Я погружаюсь в царство темноты
И доверяюсь без остатка небу
Я растворяюсь светом чистоты
И вновь лечу туда, где раньше не был
Туда, где все рождается мечтой
Где самое начало мирозданья
Где свет и тьма, гонимые судьбой
Торопятся на первое свиданье
Где нет еще отверженных миров
Где Дух Святой витает над водою
Где мир причин и мир первооснов
Рождают мир с Божественной судьбою
Путь странника судьбою предрешен —
У неба и земли – свои интриги
Я не хотел бы в суете времен
Остаться ненаписанною книгой!
Я знаю – Ангел мой всегда со мной
Я чувствую его благословенье
И отзываюсь трепетной строкой
На каждое его прикосновенье
* * *
Я раскрашу мир своим узором
Словно солнце в утренней росе
Я явлю пред восхищенным взором
Истину во всей ее красе
Зазвучу над скорбною юдолью
Светлой песней вдохновенных слов
И наполнив мир своей любовью
Я открою магию стихов
Расскажу умам я одаренным
Тайну первозданной красоты
Покажу сердцам я просветленным
Небо небывалой чистоты
Растоплю горячими речами
Глыбы каменеющего льда
Отварю священными ключами
Мирозданья звездные врата
Юности высокими мечтами
Одарю всходящий первоцвет
Веры животворными лучами
Озарю Божественный рассвет!
* * *
И истины чеканный слог
И робкий шепот откровенья —
Я отдал миру все, что смог
За исключеньем вдохновенья
Я отыскал средь суеты
Остатки призрачного счастья
Я отобрал у пустоты
Ключи от безграничной власти
На чистый лист своей судьбы
Я выплеснул свои страданья
И душам, жаждущим борьбы
Поведал о своих скитаньях
Я отдал все, что получил
Себе оставив лишь сомненья
Служа Тому, кто сочинил
Меня и все мои творенья
Я наслаждаюсь тишиной
Безмолвие – мое спасенье
И Голос, что всегда со мной
Мне обещает избавленье
От жалких мелочных забот
От бремени мирских желаний
От страсти, что во мне живет
Порывами воспоминаний
* * *
Я уйду,
только птицы рассветные
Мне подарят высокую трель
И святыми ключами заветными
Отворят мне небесную дверь
И потомки речами прощальными
Воздадут мне последнюю честь
И своими устами печальными
Разольют сладкозвучную лесть
И какие-то первые встречные
Не найдя подобающих слов
Мне соткут эпитафию вечную
Из моих же наивных стихов
Только ветер с тоской неподдельною
Откровенно вздохнет мне во след
Унося меня в высь беспредельную
Окуная в Божественный свет
Я забудусь, моля о прощении
О страстях позабыв навсегда
Только радость моя не в забвении
Я пойму это вдруг и тогда
Вновь увижу людские страдания
И услышу биенье сердец
И пойму, что моим испытаниям
Никогда не наступит конец
И вернусь из небесной гармонии
Как уже возвращался не раз
Отражаясь безмолвною молнией
В глубине понимающих глаз
В ответ на страстную молитву Небесный Отец, Создатель Всего Сущего, собрал воедино самые лучшие и светлые образы, рожденные фантазией будущего Мудреца и его высокими устремлениями. Добавил немного своей глубочайшей мудрости и небесной чистоты и создал из всего этого прекрасное и совершенное существо.
Так появился Ангел.
За это время на Земле прошло несколько десятилетий. Юноша, бывший некогда автором наивных и трепетных стихов, вырос и возмужал. Благодаря своим неустанным трудам и духовным поискам, за многие годы лишений и невзгод он стал настоящим философом. А еще через несколько лет превратился в Мудреца. Теперь наступило время, когда пришел и его черед встретить, наконец, посланника небес – своего Ангела!
Небесный Отец благословил своего Небесного Сына и отправил его на Землю.
Мудрец и Ангел
Ангел пришел на землю из высшего и совершенного мира. Явившись сюда совсем недавно, он был прекрасен как его душа, не знавшая страстей и искушений. Его помыслы были так же чисты и непорочны, как его глаза, наполненные сияющей небесной лазурью. В глубине его глаз еще не погас отблеск Божественного света. Он и сам все еще был частью этого света. Но трудно жить одиноким Ангелом на грешной земле! Ему нужен был кто-то, кто смог бы защитить его. Тот, кто всегда будет рядом и научит, как выжить в этом жестоком мире, не утратив своей божественной природы.
Мудрец же был страшно и бесконечно одинок. В один прекрасный день он осознал, что вся его мудрость, накопленная годами нелегкой работы, не имеет никакого смысла, если ее не с кем разделить. Ему нужен был кто-то, о ком он мог бы позаботиться.
Ведь одно доброе и ласковое слово, сказанное тому, кто в этом действительно нуждается, важнее тысячи умных слов, написанных в его книгах.
Посмотрев друг другу в глаза, они поняли, что с этого момента жизнь каждого из них приобретает свой новый и настоящий смысл. Больше они не были одиноки. Каждый обрел то, чего ему не хватало ранее.
И если раньше Мудрец только знал о существовании высшей реальности, то теперь он действительно мог постичь ее!
Ангелу не нужно было размышлять. Он видел больше, чем видят люди. Посмотрев на Мудреца, он подошел и положил свою голову ему на плечо. Закрыв глаза, впервые за несколько лет, проведенных им на земле, он почувствовал себя в покое и безопасности. Так, как чувствует себя дитя в объятиях любящей матери. Так, как чувствовал себя он сам еще до прихода в этот мир.
* * *
Разуму Мудреца иногда не хватало живого и непосредственного восприятия, которым владел Ангел. То, что Мудрец постигал путем долгих размышлений, Ангел чувствовал своим сердцем, не умея выразить словами. Истины, справедливость которых Мудрец доказывал себе и самым близким людям – своим читателям, для Ангела не нуждались в доказательствах.
Иногда, размышляя над какой-нибудь серьезной философской проблемой, Мудрец оказывался в плену у собственного разума. И подолгу не мог выбраться из расставленных им же самим логических сетей. Ангел, словно играя, неизвестно почему, вдруг произносил какое-нибудь слово, пришедшее ему в голову. Слово это абсолютно не было связано с той ситуацией, в которой оно прозвучало. Но именно оно, это случайное слово, становилось ответом на долгие и бесплодные размышления Мудреца. Тем заветным ключом, который открывал темницу и выпускал его разум из плена ошибочного заключения. В таких случаях Мудрец сажал Ангела себе на колени и спрашивал: "Скажи, почему ты произнес именно это слово?" И, виновато опустив глаза, Ангел отвечал ему: "Я не знаю".
Летом они часто отдыхали на море. Ангелу нравилось ходить по воде у самого берега. Он ходил, ступая очень осторожно, чтобы не распугать маленьких рыб, которые совсем его не боялись. Иногда он отпрыгивал в сторону, когда к нему приближалась какая-нибудь опасная с виду медуза. Мудрец, сидя на песке и наблюдая за игрой Ангела, ловил себя на мысли, что в такие моменты Ангел ничем не отличался от простого ребенка. Внимательно рассматривая обитателей прибрежного моря, он, как и другие дети в таких случаях, шептал что-то одними губами и был предельно сосредоточен, изучая новый для него мир. На лице его отражались все его мысли и чувства. Иногда, в совершеннейшем изумлении и восторге, Ангел подбегал к нему, бережно неся в ладонях какого-нибудь морского жучка. Подбегал, чтобы спросить у Мудреца как назывался этот маленький морской житель. Затем, услышав слишком замысловатое название, он удивлялся, что такой простой с виду и маленький жучок имеет такое сложное имя. И бежал к морю, чтобы скорее возвратить жучка в его родную стихию.
У Мудреца не было семьи. Его женой была Философия, а его детьми – написанные им Книги. Поэтому довольно часто он чувствовал себя настоящим отцом, забывая, что Ангел не его ребенок. Ангел же с первой их встречи называл его папой. Он говорил, что раз уж ему суждено было попасть на землю, значит, здесь, как и на небесах, у него должен быть отец. Мудрец ничего не имел против. Честно говоря, ему приятно было иметь настоящего Ангела в роли своего сына. Ведь кто, если не Ангел мог быть сыном настоящего Мудреца!
Ангел любил играть. Его любимой игрой были прятки. Он прятался, а Мудрец должен был его отыскать. Обычно Мудрец без особого труда справлялся с этой задачей. Он знал, что, скорее всего, Ангел опять спрячется в одной из сказок, которые он, Мудрец, любил иногда перечитывать, несмотря на то, что люди давно считали его взрослым и серьезным человеком. Перелистывая знакомые страницы, Мудрец вдруг замечал, как обычные строчки вдруг начинали радоваться и плясать, постепенно превращаясь в знакомую ангельскую улыбку. Мудрец тоже улыбался, а Ангел в таких случаях говорил: "Так не честно! Ты знал, где меня искать. Давай еще раз!" Но в следующий раз опять происходило то же самое. В другой раз, не найдя его среди знакомых строк, Мудрец начинал внимательно рассматривать красочные иллюстрации. И, конечно же – всегда узнавал своего Ангела среди обычных сказочных персонажей. Иногда Ангел прятался в других книгах. Тогда Мудрецу было намного сложнее. Но Ангел сам выдавал себя. Мудрец, стоящий перед книжными полками, задумчиво смотрел на многочисленные переплеты, пытаясь отыскать знакомые Ангельские следы. Как вдруг одна из "ученых" книг наполнялась необычным светом. Этот свет не могли удержать даже толстые картонные обложки. Ангел появлялся и говорил: "Я не могу долго находиться среди сухих умирающих слов. Мне становится грустно и одиноко. Мне кажется, что я умру, прежде чем ты отыщешь меня!" Однажды Ангел решил укрыться в неизвестной ему толстой книге. Книга была черного цвета и если бы не манящий символ на обложке, Ангел никогда бы и не подумал искать там убежище. В этот раз Мудрец потратил на поиски Ангела все свои силы. Он перебрал заново все истории, где мог бы, по его мнению, скрыться Ангел, все сказки – детские и взрослые, все остальные книги – древние и старые, новые и новейшие. Но все напрасно. И тогда, в последней надежде, он открыл толстую черную книгу. И сразу же увидел лицо своего Ангела. Ангел покинул Книгу и сказал: "Ты спас меня. Я сильно испугался. Как только я попал в эту книгу и начал искать для себя подходящее место, я услышал свое имя. Оно звучало с разных сторон, и я растерялся. Я не знал куда бежать, в какую сторону. Затем отправился туда, где было больше всего света. Зайдя в этот свет, я ослеп на мгновенье. И вдруг узнал себя, но – совершенно другого! Это был я, да. Но я больше не был Ангелом Добра. Я был Крылатым Воином! Жестоким и беспощадным к своим врагам. Скажи, у меня есть враги? Кто мои враги? Разве у меня могут быть враги? Ну, что же ты молчишь?"
Через какое-то время Ангел успокаивался, и их игра продолжалась. Мудрец снова обнаруживал его в самых неожиданных местах. В фильме, идущем по телевизору, в давно знакомой мелодии, в картине, висящей на стене в массивной деревянной раме. Как-то раз, не найдя Ангела нигде, Мудрец задумался и неожиданно оказался перед старинным зеркалом. Он растерянно смотрел на свое отражение, как вдруг его пронзила страшная мысль. А что, если вдруг случится самое страшное и однажды он не найдет своего Ангела? Он гнал эту мысль, глядя себе в глаза. И тут его глаза засияли, а лицо в зеркале начало преображаться. Еще мгновение – и из зеркала на него смотрел Ангел! Его же собственными глазами. "Я озяб в этом зазеркалье. Но от твоих мыслей я начал покрываться льдом изнутри, начиная с самого сердца!"
Однажды Ангел решил сыграть в любимую игру во время их прогулки по городу, в котором они жили. Мудрец отвернулся в сторону, засмотревшись на яркую афишу нового фильма. "Давай сходим!" – обратился он к Ангелу, которого уже не было с ним. Мудрец огляделся по сторонам. Вокруг как всегда были уставшие люди, спешащие по своим делам. Он остановился в нерешительности. Он не думал, что Ангел будет играть в такую игру посреди жестокого мира. И тут в его голове отчетливо зазвучал Ангельский голос. "Отыщи меня здесь, и тогда я буду абсолютно уверен, что действительно нужен тебе!" Это было неожиданное испытание. Мудрец медленно и сосредоточенно шел вперед. И вдруг навстречу ему бросился его старинный школьный товарищ, с которым они не виделись много лет. "Привет! Вот, так встреча! Сколько лет, сколько зим! Ну, как ты? Рассказывай, как живешь, чем занимаешься?" Товарищ говорил без умолку. Похоже, он действительно был рад этой встрече. Мудрец что-то отвечал, улыбался, но в душе его росла тревога, рискуя с каждой секундой обернуться настоящей бедой. Старый друг увлек его в автобус. Да, им оказалось по пути. Автобус вез его в сторону дома. Постепенно заполняясь темнотой и новыми пассажирами. На одной из остановок, когда его одноклассник увлеченно рассказывал какую-то "веселую" историю, Мудрец почувствовал, как кто-то прижимается к его коленям. Он посмотрел вниз и увидел незнакомого маленького ребенка, который, похоже, был здесь совсем один. Не только в автобусе, но и во всем мире. Ребенок улыбнулся Мудрецу как самому близкому человеку и ничего не сказав, прижался еще плотнее, буквально оттеснив школьного товарища и оказавшись между ним и Мудрецом. Товарищ замолчал. Он удивленно посмотрел на ребенка и спросил Мудреца: "Это – твой?" "Нет!" – ответил Мудрец и решительно отстранил малыша.
Дом погрузился во тьму. Все лампы и все светильники, все люстры и свечи, зажженные Мудрецом, не стоили даже капли Ангельского света. Электрический огонь превратился в адское пламя, сжигающее душу Мудреца. Так продолжалось целую вечность.
Стук в окно. Нет, не в окно, это стук по железному подоконнику. В окно никто стучать не может – слишком высоко. Но кто же тогда стучит? Или это стук его собственного сердца, падающего в ночь? На подоконнике – белый голубь. Он смотрит в глаза и через миг превращается в стоящего рядом Ангела. "Если ты. Когда-нибудь еще. Отвернешься от меня, знай – ты потеряешь меня навсегда! И больше никогда не увидишь!"
Обычным людям не дано видеть ангельских крыльев. Даже для Мудреца они становились заметны только тогда, когда они вместе с Ангелом покидали пределы этого мира. По мере того как они удалялись от земли, крылья эти росли и крепли. Чем выше были их полеты, тем больше и сильнее были крылья. Ангел часто говорил, что в это время Мудрец становится таким же юным, как и он сам. Что лицо его изменяется и буквально преображается. Но Мудрец не верил ему. Его рациональное мышление не допускало этого. Ведь сам он не мог посмотреть на себя со стороны. Поэтому считал эти слова наивным детским комплиментом.
Пока они оставались на земле, окружающие люди воспринимали их как отца и сына, несмотря на их совершенно разную внешность. Хотя, нужно сказать, с годами они все более походили друг на друга. Особенно это сходство было заметно, когда они возвращались из своих заоблачных странствий. Ведь восхищение и радость от этих полетов они испытывали вместе! И только цвет волос оставался разным: у Ангела они по-прежнему сияли всеми оттенками золота, у Мудреца – наливались серебром.
Кроме них об этих путешествиях никто не догадывался. Да, и все равно никто бы не поверил в реальность их совместных полетов. Люди ведь редко верят в то, что сами никогда не испытывали. Мудрец объяснял Ангелу, что у каждого человека, живущего на земле, есть возможность познать эту высшую духовную реальность, имя которой Любовь. Любовь, так же как истинная вера, абсолютна, и не знает границ. Именно она должна спасти этот гибнущий мир. Именно Любовь вознесет все светлые души и приведет их к спасению, объединив в единое целое, имя которому Бог. Ангел только улыбался в ответ своей сияющей и чистой улыбкой. Он ведь был Ангелом и давно знал все то, о чем говорил Мудрец!
Мудрец был уверен в существовании высшей реальности, о которой говорил Ангелу. Он вычислил ее силой своей мысли. Но прежде эту реальность он мог чувствовать только интуитивно. Ведь одного разума, даже такого сильного как у него, было недостаточно, чтобы попасть сюда. Для этого ему требовались крылья, которыми обладал Ангел, и его ангельская чистота. Чистота, которую сам Мудрец растерял за свою долгую жизнь в бесконечном поиске истины.
Для Ангела высший мир существовал всегда. Ведь он и был его родиной. Но раньше красоты этого мира он просто не замечал, ибо не было рядом человека, который бы смог показать ее. И объяснить ему, что это и есть красота.
Порой Ангел возносил его так высоко, что у Мудреца просто дух захватывало, а сердце его готово было остановиться и выпрыгнуть, разрывая грудь. Даже в самых смелых мечтах Мудрец не смел забираться на такие высоты. Его благоразумие отказывалось следовать за ним. А разум его не допускал самой возможности такого полета. Мудрец не верил в реальность происходящего. Крылья Ангела увлекали его гораздо выше, чем его собственное воображение. И чем выше они поднимались, тем увереннее был их совместный полет. Тем спокойнее чувствовал себя Ангел. Это была его стихия! Он смеялся от души и был по-настоящему счастлив. Сейчас, когда рядом был Мудрец, эти полеты доставляли Ангелу настоящий восторг. Теперь они приобретали новый смысл, ведь чувства, рожденные ими, захватывали их обоих, а значит, были вдвое сильнее!
Поднявшись в высшие сферы, они переставали говорить. Музыка, звучавшая здесь, всецело заполняла их своей божественной гармонией. Слова больше не имели никакого смысла. Эта реальность не нуждалась в словах, она была выше всяких слов и понятий, существующих на земле. Слившись воедино, их души становились одним целым, а их сердца испытывали такое блаженство, которое на земле суждено испытать только очень немногим и по-настоящему любящим сердцам.
Иногда, влекомый неудержимой жаждой познания, Мудрец устремлялся в отверженные миры. Туда, где носились неприкаянные души грешников, сжигаемые огнем своих неутолимых страстей. Эти проклятые души были поистине ужасны, ведь они выглядели так же, как те отвратительные пороки, которые разрывали их на части. Ангел бесконечно доверял Мудрецу и преданно следовал за ним. Не мог же он оставить своего Мудреца наедине с ужасными созданиями этих миров! И тогда, закрыв глаза, они вместе падали в эту мрачную бездну. Но едва оказавшись в незнакомом и пугающем мире, Ангел весь сжимался, тело его начинало трепетать, а сам он стонал и плакал. Он говорил, что ему невыносимо больно, и он не в состоянии вынести этой боли. Их полет, который больше был похож на глубокое погружение, внезапно прерывался. Вернувшись назад, Ангел успокаивал Мудреца. Он говорил, что в следующий раз все у них непременно получится. Что все будет по-другому, так, как того хочет Мудрец. И объяснял, что он хоть и Ангел, но все же еще очень молодой и неопытный. И что Мудрец, если он действительно Мудрец, и сам должен все понимать. И Мудрец понимал его.
В следующий раз они действительно проникали глубже. И казалось, что тьма готова их поглотить навсегда. Мудрец объяснял Ангелу, что самое главное здесь – ничего не бояться. Ибо страх – настоящая приманка для ужасных обитателей этой звездной темницы. Почувствовав его, они слетаются со всех сторон, готовые разорвать любого непрошенного гостя, который испугается их зловещего вида. И в самом деле, вокруг них извивались немыслимые в своем безобразии твари. Самые ужасные создания, когда-либо придуманные больным воображением в каком-либо из миров, обитали именно здесь. Но, несмотря на слова Мудреца, Ангел снова дрожал от страха, который охватывал его при виде этих невообразимых чудовищ, заставляя сжиматься его сердце и леденя душу. Ангел плакал как ребенок, прижавшись к Мудрецу и закрывая лицо руками. Он опять умолял Мудреца поскорее убраться отсюда.
Возвращаясь из этих страшных путешествий, Мудрец писал книги о природе злых сил. Потрясенный увиденным, Ангел оставался один и подолгу размышлял о чем-то своем и непостижимом даже для Мудреца. Ночью же Ангел спал очень беспокойно, всхлипывая и ворочаясь во сне. Он успокаивался только тогда, когда Мудрец, закончив очередную главу, подходил к нему и, словно маленького котенка, гладил по голове. В такие минуты сердце Мудреца дрожало от умиления и нежности. Он давал себе слово больше никогда не повторять таких путешествий. И они действительно были редкими. Мудрец любил Ангела как своего родного сына. Он жалел его и утром обещал, что такого больше не повторится, если Ангел сам не захочет еще раз пережить подобное приключение.
И Ангел захотел. Он сказал Мудрецу, что на этот раз он последует до конца и отправится с ним хоть на самое дно этой бездонной пропасти. И они снова погрузились в кромешную тьму. Завидев яркий свет, исходивший от Ангела, все мерзкие сущности, обитавшие здесь, бросились к ним, опережая друг друга. Они надеялись, что пришел конец их мучениям, и Господь послал своего Ангела, чтобы он прекратил это испытание и освободил хотя бы одну из этих заблудших душ. Когда же они поняли, что ошиблись, они начали поедать друг друга, корчась от боли и раздуваясь от гнева и ярости. И почувствовав страх, который невольно охватил Ангела, они старались поглотить своих незваных гостей, поочередно и с разных сторон нападая на Ангела и Мудреца. Но сияние Ангела было для них настоящим огнем, испепеляющим любого, кто терял осторожность и подбирался слишком близко. В лучах этого света Мудрец чувствовал себя в безопасности и продолжал изучать жителей звездной темницы. Продолжая опускаться все ниже и ниже, Мудрец и Ангел оказались там, откуда обычные люди не возвращаются. Там, где правит князь темного мира и где сосредоточены его основные силы. Ниже был только хаос. Существам, несущим в себе Божественную искру, вход туда был закрыт. Даже Ангел не мог проникнуть в этот непостижимый мир первоматерии и основ всего сущего.
То, что они пережили, иначе как погружением в преисподнюю не назовешь. Теперь испытать настоящий ужас пришлось Мудрецу. Он не только своими глазами увидел Князя Тьмы и его несметное воинство, но разумом своим сумел проникнуть в самую глубину истинной звериной сути воплощенного зла. Вместе они опустились в черную пасть мрачной бездны. И если бы не Ангел, Мудрец никогда не нашел бы обратной дороги.
Вернувшись домой, Мудрец долго не мог прийти в себя. Ему казалось, что за время этого страшного путешествия он постарел вдвое. Крестик, висевший на его груди, буквально вплавился в нее, оставив багровый отпечаток. Все его тело бил озноб, а голова покрылась седыми волосами и гудела как котел. Над его правой бровью появилась глубокая морщина, которая, словно молния, под углом пересекла его лоб, заканчиваясь над переносицей. Был вечер. Ангел отправился в свою комнату, не сказав ни слова. Впервые, на какое-то время, Мудрец даже забыл о его существовании! Непослушной рукой он открыл свою тетрадь и начал писать. Он торопился передать бумаге все свои впечатления. Так работал он всю ночь, позабыв обо всем на свете, кроме ужасного мира, в котором только что побывал. Под утро силы окончательно покинули его. Он уснул прямо за столом, на развороте своей тетради. Ему приснился жуткий сон, в котором он собственной рукой несколько раз подряд убивал своего Ангела!
Проснувшись в холодном поту, он бросился в комнату Ангела. Комната была пуста. Только смятая постель и ничего больше! Мудрец опустился на колени и, обняв подушку, которая еще хранила сладкий аромат, зарыдал так, как могут рыдать только мужчины. Он не знал, сколько прошло времени. Ему казалось, что мир замер и время остановилось. Когда же слез более не осталось, он в полном исступлении встал на колени и, сжимая в руках мокрую от слез подушку, обратился с глубочайшей и страстной молитвой ко всем богам, которых он успел узнать за время своей долгой жизни. Повторяя святые имена, известные приверженцам всех земных религий и те, которые знал только он, Мудрец молил их только об одном. Вернуть Ангела! Ибо никакая мудрость на Земле и за ее пределами никогда не стоит того, чтобы ради нее потерять самого близкого человека! Тем более, если этим человеком был Ангел!
Вдруг его сознание помутилось, и он увидел грандиозную картину. Прямо перед ним, в изумрудном небе глубочайшей и чистейшей синевы, возник огромный сияющий шар. Он был ярок, словно внутри него сияли тысячи солнц. Он был огромен и величествен как Разум, который создал все сущее. Ярко-желтый в середине, по краям он играл своими оранжевыми протуберанцами, которые выплескивали в окружающее пространство сотни тысяч пурпурных и малиновых огненных вихрей. Потрясенный этим зрелищем, он не сразу заметил, как снизу к этому Вселенскому Солнцу Всех Солнц подлетел небольшой, но очень яркий, наполненный голубовато-белым светом, шар. Он казался крохотной искрой на фоне этого величайшего и всепоглощающего золотого сияния. В тот же миг, когда этот маленький шарик оказался совсем рядом, один из протуберанцев ласково захватил его в свои объятия. И все это грандиозное солнце изменилось! По нему пробежала огромная трепетная волна. Оно радовалось, принимая в свои горячие объятия маленькую искорку! Небесный Отец принял своего Небесного Сына!
Потеряв своего Ангела, Мудрец полностью ушел в творчество. Он понял, что рука его больше не напишет ни одной светлой строки. Теперь он мог рассказывать своим читателям только о злых силах. На свет появились его новые и, как он полагал, последние книги "Глобальная жатва" и "Армия Зла". Он не знал, что он будет делать дальше. Казалось, что жизнь его больше не имеет никакого смысла. И, нужно сказать, над этими книгами он работал долго и тщательно, боясь поставить последнюю точку и тем самым вынести себе окончательный приговор. Но законы творчества сильнее. И когда шлифовать и оттачивать было больше нечего, и эти книги были закончены.
Его дни давно были лишены ярких красок, а длинные ночи проходили без снов. Мудрец решил, что долгая и трудная жизнь, которую он прожил, подошла к своему финалу. В одну из таких бесконечных ночей его комнату вдруг озарило яркое сияние. Он давно отвык от яркого света и, открыв глаза, решил, что настал и его час покинуть этот скорбный мир. Но сияние начало понемногу угасать. Постепенно он стал различать привычные для него домашние предметы. Нет, он не умер. Он был жив и лежал в своей постели, пытаясь понять, что же все-таки происходит. И вдруг он увидел то, что уже не надеялся увидеть никогда.
За его письменным столом, как ни в чем ни бывало, сидел Ангел! Быстро пролистав всю тетрадь, он закрыл ее и, обернувшись к Мудрецу, сказал: "Здравствуй, Мудрец! Скажи, ты ждал меня? Нет, молчи! Я знаю – ты ждал меня! Ты ждал, и я вернулся". На груди Ангела, на золотой цепочке великолепнейшего и тончайшего плетения, блестела небольшая звезда, созданная неземным ювелиром из трех небесных алмазов. Наверное, впервые за всю жизнь, в голове у Мудреца не было не то что ни одного слова – ни единой буквы! На какое-то мгновение он потерял дар речи. Когда же он вновь обрел его, губы все еще отказывались повиноваться ему. Все чувства, все вопросы, которые мучили его все это время, наполнили его глаза, вытеснив из них горячие слезы.
Ангел рассказал, что после их последнего путешествия ему нужно было повидаться со своим Небесным Отцом. Он не мог предупредить Мудреца, поскольку Мудрец был полностью поглощен своей работой. Да и зачем что-либо говорить, если он отлучался всего-то на один час, не более! "Один час? Но ведь прошел ровно год! Целый год, который мог стать последним в моей жизни!" – вскричал Мудрец, не в силах более сдерживать себя. Ангел поднял глаза и слегка нахмурил тонкие брови. Затем подошел к Мудрецу, взял его за руки и сказал: "Прости, я забыл, что небесное время отличается от земного!" И взяв тетрадь, добавил: "Пойми, если бы я был рядом, ты бы не смог написать эти книги". Мудрец тем временем, пытался прийти в себя, растерянно глядя на прекрасную звезду, украсившую грудь Ангела.
"Отец Небесный подарил мне ее. Это символ единства Великой и Святой Троицы: Отца, Сына и Духа Святого, который вовеки пребудет меж нами. А еще это символ трехмерного земного мира, в котором мы находимся сейчас. Он защитит нас во всех мирах, куда мы обязательно отправимся с тобой. И особенно пригодится нам в низших и отверженных пределах. Да, глядя на тебя, я вижу, что действительно прошло не меньше года. У тебя прибавилось седых волос и появились новые морщины. Мой Небесный Отец поведал мне, что не следует увлекаться прогулками в темные миры. Каждый раз, оказываясь там, человек открывает свою душу тьме. А покидая эти миры, он вынужден оставлять там часть своей души в качестве оплаты. Хотя этих миров не нужно бояться. Они – такая же часть Царства Небесного, как и все остальное, и выполняют важную задачу. Не менее важную, чем та сила, которую на земле принято называть Добром. Люди же, которые часто и подолгу пребывают на стороне тьмы, забывая вовремя возвращаться к свету, разрушают вначале свою жизнь, затем жизни своих близких, после чего теряют свое земное тело, умирая на земле. А их бессмертная душа, вместо того чтобы отправиться на небо, надолго, если не навсегда, остается в царстве вечной ночи".
Так говорил Ангел, передавая Мудрецу истину, услышанную от Небесного Отца.
Теперь, когда Ангел вернулся, и они снова были вместе, Мудрец предложил отправиться в путешествия, о которых он мечтал с самого детства. И Ангел с радостью согласился. Вместе они объездили множество стран. Ангел любил путешествия. Мудрец любил путешествовать с Ангелом. Часто во время таких путешествий он показывал Ангелу стены древних храмов, из глубины веков несущие свои послания лишь тем, кто достоин их прочитать. Дворцы эти были построены в те далекие времена, когда искусством письма владели только жрецы и потому все тексты были священны. Иногда Ангел с удивлением и нескрываемым восторгом обнаруживал на древних стенах свое изображение. Мудрец объяснял ему, что каждый из нас приходит в этот мир не один раз. И вполне вероятно, что тысячи лет назад, когда воздвигался этот древний храм, один из его зодчих приказал изобразить Ангела. Ангела, который был вместе с ним. Ангела, который вдохновил древнего архитектора на создание этого величественного храма. В таких случаях Ангел говорил, что он этого не помнит. Что, возможно, это был другой Ангел. И самое главное, что теперь он вместе с Мудрецом. А все остальное не имеет значения. Мудрец предпочитал хранить молчание. Ведь только молчание способно принять в свои объятия настоящие и искренние чувства!
Иногда, глубокой и звездной ночью, они тайком пробирались на крышу одного из этих храмов, как правило, самого высокого. Тогда они пользовались крышей, словно стартовой площадкой. И взявшись за руки, отправлялись в свои ночные полеты, к самой яркой и далекой звезде, доступной разве что Ангелу и воображению Мудреца. Так попадали они в Страну Тысячи Храмов. В место обители Богов всех существующих религий каждого из явленных миров. И если на Земле была темная и прохладная ночь, то здесь всегда сияло яркое, всепоглощающее солнце, которое с радостью принимало их в горячие радужные объятия. Такие полеты бывали особенно высоки и запоминались им на всю жизнь.
В одну из зимних ночей, в канун великого праздника, самого светлого для всех истинно верующих, над городом, в котором они жили, возникло удивительное по своей красоте сияние. В эту ночь в праведной молитве зажглись миллионы сердец. И пламя, рожденное этими сердцами, отправилось в небеса, приветствуя рождение Спасителя. И от этого небо приобрело пурпурный отблеск. А далекие звезды сияли на нем, словно бриллианты, переливаясь всеми оттенками непостижимой в своем великолепии небесной радуги. В эту волшебную ночь, увлекаемые Божественным светом, Мудрец и Ангел попали в прекрасное и необычайное место. До этого они ни разу здесь не бывали. Прямо в небесах, в лучах восходящей в этом мире зари, парило огромное и грандиознейшее архитектурное сооружение. Оно заполняло собой все видимое пространство. Казалось, что этот мир был специально создан, чтобы вместить в себя этот необычный дворец. Его стены и башни, возведенные нечеловеческим гением, терялись в небесной перспективе. Они были созданы из чистейшего горного хрусталя, который жил своей собственной жизнью. Ангел знал о существовании этого места. О нем ему рассказывал его Небесный Отец, который и был его зодчим. В волшебном дворце хранились все истины, воплощенные и еще не успевшие воплотиться в бесчисленных небесных пределах. Когда же Господь направлял на него свой взгляд, казалось, что сверху спускается солнце, всецело наполняя собой этот чудесный замок. И тогда, повинуясь Божественной воле, в более низких мирах рождались новые вселенные и галактики, чтобы воплотить в себе еще одну сторону великого замысла Творца.
Мудрец был потрясен открывшимся зрелищем. Он тоже знал о существовании Великого Вселенского Лабиринта, но не думал, что он выглядит именно так, считая его не более чем философской категорией. Ангел взял Мудреца за руку и сказал ему: "Закрой глаза! У меня для тебя сюрприз!" Мудрец повиновался. И в это же мгновение какая-то неведомая сила подхватила их и понесла внутрь дворца. Открыв глаза, он обнаружил, что они находятся внутри, в одной из бесчисленных комнат. "Подумай о своей самой сокровенной мечте!" – сказал Ангел и добавил: "Это – место, где исполняются самые заветные и светлые желания". Не успел Мудрец до конца понять смысла этих слов, как зал, в котором они находились, заиграл всеми цветами радуги. Мудрец снова зажмурил глаза. Он не мог вынести этого сияния, которое теперь пронизывало все его существо. И в этот же миг случилось страшное. Все великолепие этого мира погасло и исчезло в один миг. Вместе с Ангелом они с огромной скоростью падали вниз…
Проснувшись словно от падения с огромной высоты, Мудрец сразу подумал об Ангеле. Не ушибся ли он? Все ли с ним в порядке? Его интуиция подсказывала ему, что произошло нечто пугающее и непоправимое. За окном все еще была ночь. Но сияние уже погасло. "А может быть, оно было лишь частью сна?" – подумал Мудрец. Он решил сходить в комнату Ангела и посмотреть, все ли в порядке. И только он хотел включить свет, как дверь в его комнату отворилась. "Прошу тебя, не нужно света!" – услышал он. На пороге стоял Ангел. Он молча подошел и сел рядом с Мудрецом. "Ты знаешь, я видел странный сон!" – начал Мудрец. "Мы с тобой…" "Я знаю! Это был не сон", – сказал Ангел и зажег стоявшую рядом настольную лампу. На Мудреца смотрело все то же ангельское лицо в тонком обрамлении золотых волос. Но теперь оно выглядело старше. "На пять лет!" – словно прочитав его мысли, молвил Ангел. "В эту ночь я стал старше ровно на пять лет. Ведь именно столько времени прошло с момента нашей встречи". "Но…", – хотел что-то сказать Мудрец. "Молчи. Я сам все объясню. Я больше не бессмертен и скоро перестану быть ангелом. Теперь мне двенадцать лет, и я обычный ребенок. Я хотел сделать тебе подарок в честь пятилетия нашего знакомства. Открой свою записную книжку". Мудрец дрожащими руками взял со стола свою тетрадь. Ту, где он записывал мысли, которые впоследствии становились его книгами. Тетрадь оказалась слишком тяжелой. Он выронил ее из рук. Упав на пол, она раскрылась, и он увидел написанные его рукой слова. Это было название книги, которую он давно задумал, но все не решался начать. Книга эта называлась "Звездная мистерия".
Она была написана от начала и до конца!
"Не волнуйся за меня!" – услышал Мудрец. Голос Ангела звучал где-то внутри и в то же время заполнял всю комнату, отдаваясь гулким эхом в каждой клетке мозга. "Эта книга действительно нужна людям. Те немногие мудрецы, которые еще остались в этом мире, должны знать, что у каждого из них есть шанс встретить своего Ангела. Ангела, который откроет сердце навстречу их мудрости. И впустив ее в себя, станет частью этой мудрости, озарив ее сиянием своего Божественного света! Ради этого я готов прожить жизнь простого смертного, которым я стал, дерзнув нарушить одну из небесных заповедей. Ведь вход в воздушный замок запрещен для таких смертных как ты!" – сказал Ангел. И заплакав, чуть слышно, дрогнувшим голосом добавил: "И как я!" Мудрец обнял его, и в этих объятиях их застало новое утро.
Полеты их продолжались. Ангел сказал Мудрецу, что они смогут летать еще несколько лет. Но с этого момента – только вместе. Крылья у Ангела теперь появлялись только тогда, когда он был рядом с Мудрецом. Да, он оставался настоящим Ангелом. Но теперь – таким же, как и любой другой ребенок. Ведь все дети – ангелы, когда рядом с ними не обязательно мудрецы, а просто – любящие их люди!
Возвращаясь из дальних странствий, Мудрец принимался за очередную книгу, на которую его вдохновил Ангел. Ангел пытался наверстать школу. Ведь, как и все дети, теперь он вынужден был учиться простым вещам, из которых и состояла земная жизнь!
Ангел был по-прежнему очень красив. Тело его росло и развивалось. Теряя свою былую нежность, оно приобретало мужскую силу. Ведь, если раньше его всегда защищал Господь, то теперь нужно было уметь самому защитить себя. Глаза его все так же сияли. Но иногда Мудрец замечал, как Ангел подолгу смотрел на свое отражение в одном из старинных зеркал, висевших на стенах их дома. И тогда Мудрец торопился отвернуться. Ангел чувствовал его взгляд и резко оглянувшись, встречал Мудреца глубоким, но неожиданно холодным взглядом своих прекрасных синих глаз. После таких случаев Мудрец подолгу грустил, не покидая своей комнаты.
В такие дни и ночи из-под его руки рождались особенно проникновенные и трепетные строки. Он понимал, что юность Ангела слишком быстротечна. И это неизбежно. Так должно быть. В этом и заключается ее ценность и вся драма их отношений. В мире иллюзий настоящее чувство не может быть вечным! Когда Мудрец забывался сном от изнеможения и усталости, Ангел пробирался в его комнату, ступая неслышными и осторожными шагами, чтобы не разбудить Мудреца. Он читал написанные им тексты и находил их прекрасными и совершенными.
Теперь он умел читать по-настоящему. И в каждой строке видел намного больше, чем там было запечатлено. Мудрец научил его постигать истинный смысл, недоступный беглому и поверхностному взгляду. Ведь каждая буква в этих текстах была посвящена ему, Ангелу! Он это чувствовал и знал. Тогда, в порыве нежности и благодарности, он бережно обнимал своего Мудреца и ложился рядом, стараясь не потревожить его сна. Вскоре, переступив порог земной реальности, они как прежде отправлялись в необозримую небесную лазурь. И, о чудо! В этих полетах Ангел был так же раним и хрупок, как и тогда, во время их первой встречи.
Летом Мудрец и Ангел как всегда отправлялись на море. Теплыми вечерами они подолгу гуляли по остывающему берегу, провожая солнце и любуясь малиновым закатом. В одну из летних ночей южное небо было необычайно высоким и чистым. Оно манило своей непостижимой глубиной, заглядывая в душу и подмигивая далекими звездами. Небо звало, и время от времени роняло за морской горизонт маленькие и большие искры. Сердце Ангела трепетало при виде этой величественной картины. Мудрец грустил оттого, что его сердце не может трепетать так же, как сердце Ангела. Так возникала безмолвная молитва. Молитва всегда рождается из трепета и грусти.
Они смотрели на падающие звезды и хранили молчание. Упавшая звезда тут же загоралась с новой силой в глубине бескрайнего ночного неба, стремительно вознесенная назад чьей-то смелой мечтой. Люди, живущие на земле, не могут этого видеть. Они видят только падение звезды и ее гибель. Рождение звезды могут наблюдать только те, кто находится между двумя мирами: меж Небом и Землей. В эту ночь небесными избранниками были Мудрец и Ангел. Каждый из них думал о своем, но мысли их были об одном и том же.
"Почему, став обычным человеком, я не смогу оставаться Ангелом?" – думал Ангел.
"Неужели Ангел сможет стать обычным человеком?" – думал Мудрец.
Несчастные на земле счастливы на небесах. Там счастливы все. Потому что здесь, на земле, все несчастны. Иные, живущие на земле, не понимают своего несчастья. Поэтому они живут на земле снова и снова. Те же, кто ищет настоящего счастья, начинают мечтать. Высокие мечты слишком высоки, чтобы исполниться в земной жизни. Мечтая, человек создает собственное будущее. Мечтая, мы строим мир, в котором будем жить после земной жизни.
Земля, погруженная во тьму, освещается лишь звездами, пылающими в далеких небесах. С каждой звездой, упавшей с неба, на земле становится темнее. Упавшая звезда навсегда теряет свой свет, умирая во мраке ночи. Человек, который успел загадать желание, сохраняет в своей душе свет погибшей звезды. Этот свет живет в душе человека, давая надежду на исполнение его желаний. Но многие ли наши желания исполняются при жизни? Несбывшиеся мечты и составляют тот свет, который живет в душах людей, покидающих этот мир!
Люди, лишенные света на земле, обретают его на небесах. В мир Божественный каждый из нас приносит свой собственный свет, сотканный из самых сокровенных и возвышенных желаний, которым не суждено исполниться на земле. И чем темнее земная ночь, тем ярче утро Божественного мира. Ведь солнце этого мира – свет всех человеческих душ, собранных воедино. И имя Ему – Господь!
Шли годы. Они по-прежнему были вместе. Благодаря Мудрецу, Ангел многое узнал об этой жизни. Он давно понял, что этот мир не так светел и чист, как тот, что некогда был его родиной. Но теперь это не сильно огорчало его. Он знал, как с этим справиться. Не зря же он столько лет провел с Мудрецом! Правда, теперь летали они все реже. И скорее по привычке, чтобы не огорчить друг друга. И полеты эти были уже не так высоки, как прежде. И здоровье Мудреца становилось слабее. Ангел чувствовал, но боялся думать о том, что скоро им придется расстаться. Мудрец знал это наверняка.
Несколько раз Ангел приходил домой и боялся взглянуть Мудрецу в Глаза. Тогда Мудрец сам все понимал. Ангел становился на колени и, рыдая, признавался, что в этот раз он пытался взлететь с другим человеком. Не с мудрецом, нет. С обычным человеком. Но у него ничего не получилось… Он все еще был Ангелом и не умел лгать!
Мудрец больше не писал книг. Ангел спрашивал его, почему он больше не пишет. "Я больше не вдохновляю тебя?" На что Мудрец отвечал, что главная книга его жизни уже написана. И эта книга о нем, об Ангеле. Об их удивительной встрече. И если написана главная книга, значит, его миссия на этой земле выполнена до конца. "Мудрецу, познавшему истину, нет смысла излагать ее на бумаге. Слова – всего лишь ступени на пути к безмолвию настоящей истины. Ведь высшая, Божественная реальность, словами невыразима. И теперь, когда эта реальность так близка, нужно готовиться достойно ее встретить. А встретив ее, раствориться в ней и самому стать ее частью", – говорил Мудрец. И Ангел понимал его слова. Ведь совсем еще недавно каждый их полет был выше и сильнее тысячи слов.
Эпилог
В ночь перед своим днем рождения Ангел не захотел отпускать Мудреца, который как всегда вошел в его комнату, чтобы пожелать спокойной ночи.
"Расскажи мне сказку!" – попросил Ангел. Помнишь, как раньше, в детстве.
"Но ты ведь уже не ребенок!"
"Ты думаешь, сказки нужны только детям?"
"Ну, хорошо, слушай".
И Мудрец в который раз поведал Ангелу его любимую сказочную историю. Историю, которую он назвал
Вечная тайна бытия
"Уставшее за день Солнце клонилось к закату. Целый день освещало оно эту Землю. Как и множество других миров, известных только ему, Солнцу. Жители этих миров редко смотрели в небеса. Даря тепло и свет жителям Земли, само Солнце порой чувствовало себя страшно одиноким. В редкие минуты слабости оно хотело спуститься на Землю, чтобы его заметил каждый человек, который с самого рождения нежился в его тепле словно в уютной колыбели. Но Солнце понимало: этого делать нельзя. Подойдя к людям слишком близко, оно погубит их. Люди просто не выдержат его сияния и слишком горячей любви. Его огонь остается добрым и нежным только на расстоянии. Его пылающие чувства должны согревать издалека. Его тепло предназначено не отдельному миру, а всем мирам, живущим под Солнцем. В этом и состояло его высокое предназначение.
Перед тем как отправиться на отдых и уйти за ночной горизонт, Солнце должно было собрать с Земли все свои лучи. Лучи – это дети Солнца. Весь день они резвились и играли на детской площадке под названием Земля. Они гонялись друг за другом, переплетались между собой, бегали и прыгали по лужам, оставшимся после вчерашнего дождя. Они пробирались в самые темные и сырые уголки. Они старались заглянуть даже сквозь плотно задвинутые шторы и темные занавески. Они не понимали, как люди могут не любить их. Ведь они искренне дарили людям все, чем владели сами, все, чем наделил их Господь, который и был их отцом.
Уходящее Солнце, собирая своих детей, вдруг подумало так: "Все-таки не зря я трачу свои силы. Вот я ухожу, а никто из людей и не думает горевать и печалиться. Все они уверены в том, что утром я непременно вернусь. И вера эта – моя заслуга". И с этими светлыми мыслями Солнце озарилось новой улыбкой, последней на сегодня для оставляемой им Земли. Оно уже хотело привычно скатиться за край горизонта, как вдруг, в глубокой и далекой пропасти, на самом дне всеми забытой темной лощины, Солнце заметило едва различимый огонек. Этот огонек не был электрическим. Электрические огни не несут тепла и радости. Они – всего лишь отблеск настоящего света. Мерцавший огонек, конечно же, был его малышом, его заблудившимся ребенком. Он еще не вырос и не стал лучом. Он был всего лишь маленьким солнечным зайчиком. Солнце так и называло его: "Мой маленький зайчик". Точно так же, как миллионы отцов и матерей ласково называют своих земных детей. "Иди ко мне!" – позвало Солнце и отправило яркий и сильный луч в темную пропасть. Но луч вернулся назад один. "Твой неразумный сын боится возвращаться к тебе!" – сказал луч Солнцу. "За время, проведенное на земле, он слишком испачкался и потерял большую часть своего света, случайно упав в мрачную, темную бездну. Теперь он страшится твоего наказания!" "Но кто же сказал ему, моему любимому сыну, что я накажу его? Кто осмелился солгать тому, кому я всегда говорю только правду?" – и Солнце вспыхнуло настоящим негодованием. "Люди, – ответил луч, – те люди, которые живут на самом дне этой бездны, и потому никогда не видели и не знали тебя, отец".
И Солнце собрало воедино все свои лучи и направило их в мрачную пропасть. И пропасть зажглась изнутри жарким пылающим пламенем. И все, кто жил в ней, погибли, не выдержав непривычного для них света, казавшегося им настоящим Небесным Огнем. И маленький луч вернулся к Солнцу вместе с большими лучами. Сын возвратился к своему любящему Отцу. И Отец сказал сыну: "Неужели ты думал, что я буду наказывать тебя за то, что ты попал в темную бездну? Ведь я сам отправил тебя в этот мрак, чтобы хоть на время осветить его и сделать тебя немного сильнее! А сделав тебя сильнее, я тоже становлюсь чище и светлее. Ведь каждый отец живет не своим светом, а светом своих любимых детей!"
Солнце покидало Землю, задержавшись на ней чуть дольше обычного. Но люди даже не заметили этого. Все они были заняты своими простыми земными делами. И Солнце, нежно обняв своего сына, одним своим поцелуем очистило его от всего того, что не было частью его света. От земного праха и тьмы, которые неизбежно пристают к любому свету, отраженному в одном из низших и несовершенных миров"."В одном из низших и несовершенных миров…", – засыпая, задумчиво повторил Ангел. И оставляя до утра свое тело в мире, погруженном в темную ночь, душой своей он отправился в царство вечного света и настоящей гармонии. Туда, куда каждую ночь отправляется любой человек, живущий на земле.
В день своего восемнадцатилетия, когда весеннее солнце едва обозначило рождение нового дня, Ангел вошел в комнату Мудреца.
"Мы должны расстаться. Навсегда. Если я останусь с тобой, я не смогу забыть, что когда-то был Ангелом".
Мудрец знал это. Он знал об этом еще при первой их встрече. Он чувствовал это еще до знакомства с Ангелом. Слова не имели смысла, и он молчал. И Ангелу не нужно было слов Мудреца. Его собственные слова были теперь не менее мудры.
"Ты знаешь, я больше не могу летать!"
"Все просто, друг мой. Ты стал мудрецом".
"Но что же мне делать? Ведь небо – моя обитель! Неужели я больше не смогу вернуться домой?"
"Сможешь! Для этого тебе нужно найти своего Ангела. Так же как я когда-то нашел тебя!"
Ангел посмотрел на Мудреца. Он все понял, ведь теперь он был мудр! Его глаза наполнились слезами. Слезы эти, а может быть то, что сам он стал мудрецом и отныне мог видеть только этот мир, помешали ему заметить крылья, которые трепетали за спиной Мудреца и неудержимо влекли его в небесную высь.
Мудрец снял свой крестик и повесил его на грудь Ангела. Слеза Ангела упала на крестик Мудреца и на звезду, подаренную Небесным Отцом. Цепочки переплелись, а крестик и три звездных луча слились воедино, превратившись в прекрасный Божественный Символ.
В этом мире это была их последняя встреча. Отныне Семиконечная Звезда украшала грудь Ангела и все книги, написанные Мудрецом.С тех пор как Мудрец обрел настоящие крылья, он все реже спускался на землю. Небесная обитель стала его основным домом. В редкие часы возвращения он иногда ходил среди людей и старался заглянуть им в глаза. В эти минуты он снова был простым человеком и надеялся увидеть в чьих-то глазах знакомый отблеск Ангельского света. Люди, встретившись с его взглядом, долго не могли успокоиться. Ими овладевали странные и незнакомые ранее чувства. Словно в тумане перед ними возникали смутные видения. И в этих видениях каждый видел себя Ангелом, спустившимся с небес.
Искренне Ваш, Илья Светозаров
PS
Для меня продажа моих книг – единственный источник моего существования и залог появления новых произведений. Если ты уважаешь мой труд, но по каким-то причинам к тебе попала незаконная копия, ты можешь зайти на мой сайт и купить эту и любую другую из моих книг законным и честным путем.
Жду по адресу: ilyasvetozarov.com Буду благодарен за отзывы и комментарии!
Комментарии к книге «Звездная мистерия», Илья Светозаров
Всего 0 комментариев