Том Уэйнрайт Narconomics. Преступный синдикат как успешная бизнес модель
Tom Wainwright Narconomics: How to Run a Drug Cartel
Перевел с английского Г. Ю. Михайлов
Ответственные редакторы А. Парфенова, У. Летова
Художественный редактор Е. Саламашенко
Корректор И. Попова
Верстка Е. Падалки
Narconomics: Преступный синдикат как успешная бизнесмодель / Том Уэйнрайт ; [пер. с англ. Г. Михайлова]. — СПб.: ООО «Издательство «Пальмира» ; М.: ООО «Книга по Требованию», 2018. — (Серия «Популярная экономика»).
16+ | Издание не рекомендуется детям младше 16 лет
Лучшая книга по экономике 2016 года по версии AMAZON.COM
Прекрасное аналитическое исследование! Рассматривая картель как бизнес, Уэйнрайт показывает, что наркобизнес построен не столько на бессмысленном насилии, сколько на четких экономических расчетах, доходящих в своей точности до немыслимых пределов.
New York TimesСпецифический франчайзинг и офшоринг, убытки от легализации наркотиков в США и стратегии их преодоления, а также что наркобароны почерпнули у Walmart — в общем, прелюбопытное чтение.
ForbesЖивая и увлекательная книга, основанная как на собственном опыте, так и на научных исследованиях.
Wall Street Journal* * *
Жуликам и ворам все эти трюки давно известны, а порядочные люди должны узнать о них, чтобы уметь защитить свой дом от непрошеных гостей.
Даррелл Хафф «Как лгать при помощи статистики»Введение. Корпорация «Картель»
«Дамы и господа, добро пожаловать в Сьюдад-Хуарес. Местное время — 8:00». Стояло прохладное ноябрьское утро, самолет международного рейса № 2283 только приземлился посреди пустыни. Один из пассажиров беспокойно нащупал небольшой сверток, спрятанный в носке, в очередной раз задаваясь вопросом, правильно ли он поступает. На первый взгляд Сьюдад-Хуарес (или просто Хуарес) ничем не примечательный небольшой пограничный город между Мексикой и Техасом, где днем палит солнце, а ночами стоит пронизывающий холод. Но на самом деле это главный транспортный хаб и шлюз на пути наркотиков, поступающих в США. Расположенный точно посередине между берегами Тихого и Атлантического океанов, город уже давно стал прибежищем наркоторговцев и контрабандистов. Здесь незаконно заработанные деньги тратятся на гоночные автомобили, кричащие безвкусные дома и пышные похороны. Щурясь от яркого солнца, взволнованный пассажир приметил военных в масках и камуфляжной форме на выходе. Но прибывший не был наркокурьером. Это был ваш покорный слуга.
В кабинке туалета терминала прибытия я достал из носка тот самый сверток. Внутри находился небольшой электронный прибор размером с зажигалку, с единственной кнопкой и светодиодом. Несколько дней тому назад в Мехико его мне вручил консультант отдела безопасности, слишком опасавшийся за меня, «наивного юного британца», который легко мог попасть в Хуаресе в переплет. Эти меры предосторожности не были формальными. Даже по официальной статистике город, в который я прилетел, побил все мировые рекорды по количеству убийств — все из-за смертельных игр в прятки наемных киллеров враждующих наркокартелей, после которых тела находили повсюду от колониального центра до ветхих трущоб. Местные газеты и выпуски телевизионных новостей пестрили сводками о новых диковинных способах расчленения, горах трупов и казнях среди бела дня. Но даже при полной гласности наиболее активные журналисты по традиции продолжали исчезать в багажниках автомобилей, обмотанные пластиковой пленкой. В Хуаресе нельзя рисковать, поэтому моей задачей будет — объяснял консультант, вручая мне устройство, — по прилету нажать на кнопку, дождаться светового сигнала, и снова спрятать гаджет в носке. Мигание сигнала будет означать, что у службы есть возможность отследить мое местоположение — или, по крайней мере, моей ноги, случись нам путешествовать по отдельности.
Находясь в кабинке туалета, я аккуратно достал устройство и нажал на кнопку. Сигнала не последовало. Я запаниковал, и начал нажимать, давить, держать кнопку — словом, пытался оживить прибор всеми доступными способами, но все было тщетно. В конце концов, я сунул бесполезную вещицу обратно в носок. Озираясь, я вышел на улицы Хуареса, один на один с этим жестоким и непредсказуемым городом.
Это история о приключениях не слишком храброго журналиста обычного делового издания, отправленного на сбор материала о самом необычном и жестоком бизнесе из всех.
Я приехал в Мексику в 2010 году, как раз когда правоохранительные органы развязали войну против наркобаронов, которые, вооружившись покрытыми золотом автоматами Калашникова, довели несколько штатов почти до анархии. Количество убийств в том году едва не превысило двадцать тысяч, что в пять раз больше, чем во всех странах Западной Европы, вместе взятых[1]. В следующем году эта цифра выросла еще больше. Разнообразия в новостях особо не было: каждую неделю обнаруживались новые факты коррупции среди полицейских, убийства представителей власти, кровавые бойни между кланами нарокартелей. Это была настоящая война, и, очевидно, победителем из нее выходили наркотики.
Раньше, находясь в Европе или США, я уже писал о наркотиках с точки зрения потребителя. А теперь, прибыв в Латинскую Америку, передо мной предстали сами производители во всем их величии. Чем больше я писал о наркотрафике, тем больше я осознавал весь масштаб этой проблемы. Это был глобальный, хорошо организованный бизнес, с отлаженной системой разработки, производства, доставки и продажи товара более чем 250 млн потребителей, с ежегодной выручкой более 300 млрд долл. Если разместить его в рейтинге стран, то он попал бы в список сорока наиболее крупных экономик мира[2]. Возможно, главы этих организаций думают о себе как о мрачных романтических героях, придумывая себе пугающие прозвища (как, например, «Эль Комениньос» — «пожиратель детей»). Однако при личном знакомстве своими жалобами или хвастовством они напоминали обыкновенных топ-менеджеров крупных компаний. Бывший глава одной из самых кровожадных банд Сальвадора из-за тюремной решетки рассказал мне о колоссальной территории, которую контролируют его люди, и озвучил уже ставшую банальной новость об очередном межклановом перемирии с таким пафосом, как если бы он был генеральным директором какой-нибудь корпорации, заявляющим о грядущем слиянии с конкурентом. Этот крупный фермер родом из Боливии с энтузиазмом и гордостью успешного сельхозпредпринимателя описывал сорта и качество выращиваемой коки — сырья для изготовления кокаина, а потом плавно перешел к типичным бизнес-проблемам: как управлять персоналом, отслеживать и корректировать государственное регулирование, искать надежных поставщиков, выживать в конкурентной борьбе.
Что касается клиентов, то их запросы мало чем отличаются от потребителей других благ. Как и все остальные, они ищут отзывы, информацию, а также предпочитают отовариваться в интернете и даже требуют от производителей выполнения норм корпоративной социальной ответственности. Когда я покопался в «теневом интернете», где за биткоины анонимно можно приобрести наркотики и оружие, я наткнулся на продавца кристаллического метамфетамина, который был также внимателен к моим запросам, как и его коллеги с «Amazon» (на самом деле, даже более внимателен). Чем больше я изучал отрасль наркоторговли, тем больше я задавался вопросом, возможно ли рассмотреть ее как обычный бизнес. В результате таких размышлений и появилась эта книга.
Первое, что я заметил, посмотрев на наркоиндустрию глазами экономиста, была вопиющая нереалистичность тех впечатляющих цифр, которые гордо озвучивают органы по борьбе с наркотрафиком. Вскоре после моего прибытия в Мексику, в Тихуане органы правопорядка провели крупнейшую за всю историю страны облаву: были сожжены 134 метрические тонны марихуаны, найденные полицией в шести грузовых контейнерах на окраине города. Товар был уже готов к отправке на экспорт, упакованный в 15 тыс. пакетов размером с мешки с песком, на которых были изображены животные, смайлы, кадры из мультсериала о Гомере Симпсоне и другие отличительные знаки, используемые для страновой идентификации. После того, как все пакеты были проверены, взвешены и сфотографированы, они были свалены в кучу, которую впоследствии облили бензином и подожгли. Пока толпа зевак смотрела на зарево, вооруженные солдаты следили за тем, чтобы случайные прохожие не попали под действие дурманящего дыма. Глава регионального подразделения Армии Мексики, генерал Альфонсо Дуарте Мухика, с гордостью заявил, что таким образом было уничтожено наркотических веществ на сумму 4,2 млрд песо, или 340 млн долл. Некоторые американские СМИ называли еще бóльшую цифру — полмиллиона долларов, проведя расчет на основе прогнозируемой прибыли от продаж на территории США.
Даже руководствуясь здравым смыслом, можно понять, что они были далеки от истины. По всей видимости, расчеты генерала Дуарте строились на предположении о том, что в Мексике можно приобрести один грамм марихуаны за 3 долл. Умножив эту цифру на 100 тонн, можно получить суммарный итог всей партии как раз в 300 миллионов долларов. В США грамм марихуаны стоит дороже — около 5 долларов, из чего и получается расчетный уровень в 500 млн долл. Все это выглядит предельно логичным, даже с учетом грубого округления. Однако на самом деле логики в этом нет. Возьмем для примера еще один крайне популярный экспортный товар, производимый в Аргентине, — говядину. Порция говяжьего стейка в 200 граммов в ресторане на Манхэттене, обойдется вам в 50 долларов, или 25 центов за грамм. По рассуждениям генерала Дуарте, мясной бык весом в полтонны должен стоить, таким образом, более 100 тысяч долларов. Но где вы найдете такого быка? Его сперва нужно не просто вырастить, но и забить, нарезать, упаковать, доставить, замариновать, приправить и зажарить, и только тогда его стоимость достигнет 50 долларов за порцию. По этой причине ни один аналитик не сможет предсказать стоимость живого быка, пасущегося на пастбищах Аргентины, основываясь лишь на данных нью-йоркских ресторанов. Тем не менее, именно так в большинстве случаев и рассчитывается цена на героин, обнаруженный в Афганистане, или перехваченный где-нибудь в Колумбии кокаин. На практике, как и говядина, наркотики проходят множество этапов в цепочке создания стоимости прежде, чем будет сформирована их конечная потребительская цена. Так, один грамм марихуаны может быть и стоит 3 доллара в ночном клубе Мехико или 5 долларов в туалете американского колледжа, но, будучи спрятанной на складе в Тихуане и упакованной в тюки, она стоит куда меньше, ведь ей еще предстоит быть отправленной через границу, расфасованной на более мелкие партии и, наконец, попасть к своему покупателю. По наиболее реалистичным оценкам, оптовая цена марихуаны составляет порядка 80 долларов за килограмм или всего 8 центов за грамм[3]. Произведя расчет по такой цене, получим итоговую стоимость уничтоженного тайника в размере 10 миллионов долларов, а на практике и того меньше, ведь никто не сможет распродать даже по одному килограмму партию в целых 100 тонн. Облава в Тихуане произвела много шума, и правоохранительные органы, без сомнения, подпортили жизнь наркокартелю. Но убытки в 340 миллионов долларов, о которых наперебой кричали все СМИ, — мираж: действительный ущерб производителей марихуаны не составил и 3 % от этой суммы.
Если только один случай со складом в Тихуане показывает столь впечатляющую разницу между озвучиваемыми и реальными данными, то насколько сильно отличается действительность наркоиндустрии от расхожих представлений о ней по другим аспектам, если подойти к ее изучению с позиции простейших законов экономики?
Взглянем на картели еще раз, и мы сможем обнаружить и другие схожие черты с обычным бизнесом. Колумбийские производители кокаина сохранили выручку путем усиления контроля над цепочками поставок, следуя ровно тем же принципам, что и «Walmart». Мексиканские картели расширили сферу своего влияния на основе франчайзинга, как это в свое время сделал «McDonald’s». Татуированные банды Сальвадора пришли к осознанию того, что союзы в бизнесе могут быть куда более эффективными, чем конкуренция. Карибская мафия использует тюрьмы как центры занятости, тем самым решая вопрос с нехваткой человеческих ресурсов. Подобно транснациональным корпорациям картели стали экспериментировать с офшорами, перенося свои риски в менее стабильные, а значит — более удобные страны. По достижению определенного масштаба они начинают придерживаться тактики диверсификации, как это принято в легальном бизнесе. И они, конечно, не гнушаются интернет-коммерцией, используя пример розничной торговли.
Изучение наркокартелей с точки зрения экономики и бизнес-аналитики может показаться бредовой идеей. Однако ложное восприятие устройства наркоиндустрии, одним из примеров которого являются выдуманные цифры (вспомним Тихуану), обрекает государства и дальше тратить силы и средства, не получая никакого результата. Только прямые расходы налогоплательщиков США на борьбу с наркотрафиком превышают 100 млрд долларов в год. Ежегодно полиция арестовывает около 1,7 млн чел., из них 250 тысяч отправляется в тюрьму[4]. А это расходы на зарплату полицейских, судей, охранников, техническое обеспечение, транспорт, содержание территорий и зданий исправительных учреждений и многое другое. В странах-производителях и посредниках наркоторговли, где тоже воюют с этой индустрией, нерезультативная вооруженная борьба с картелями лишь увеличивает число жертв. И Мексика находится по этому показателю далеко не на первом месте, во многих странах, лежащих на путях следования наркотрафика, тысячи людей гибнут ежегодно в попытках противостоять этому бизнесу.
Государства тратят колоссальные деньги на борьбу с наркобизнесом, но эффективно ли они их тратят? Возможно, чтобы качественнее бороться с этим злом, его следует более подробно изучить?
По мере исследования этого явления, я наткнулся на еще несколько сугубо экономических ошибок, которые допускают государственные органы во всех странах мира.
Во-первых, подавляющее число мер принимается по отношению к производителям, в то время как теория подсказывает, что более эффективным было бы воздействие на спрос. Уменьшение объемов поставок приводит лишь к повышению цен, а не к снижению потребления наркотиков, из-за чего этот бизнес становится еще более прибыльным.
Во-вторых, большой ущерб наносит пагубная приверженность политике, дающей немедленный результат. Правительства предпочитают экономить на превентивных мерах, и только наращивают расходы на борьбу с последствиями. При дефиците бюджетных средств первым делом урезаются отчисления на реабилитацию заключенных, создание рабочих мест и лечение зависимостей, а вот расходы на поддержание органов правопорядка лишь продолжают расти.
В-третьих, несмотря на то что структура картелей глобальна, подвижна и адаптивна, неуверенные попытки их контроля предпринимаются пока только в региональном масштабе. Поэтому производители с легкостью ускользают от преследователей, меняя свое местоположение и пользуясь отсутствием координации в действиях отдельных стран. Наконец, наиболее важной проблемой является попытка приравнять запреты к контролю. Запреты на наркотики, которые на первый взгляд кажутся самой важной и разумной мерой, на деле делегируют управление многомиллиардной отраслью преступникам, причем в лице их самых дерзких и организованных представителей. Чем больше я изучал практику деятельности картелей, тем интереснее мне становилось, насколько сильно легализация может им навредить.
В последующих главах я постараюсь раскрыть эту идею. В общем смысле же она заключается в следующем: жизни людей и средства налогоплательщиков не будут потрачены напрасно, а действия картелей можно будет предсказывать куда точнее, если рассматривать их как обыкновенные транснациональные компании. Эта книга – не руководство к действию для наркобаронов, а инструкция по борьбе с ними.
Глава 1. Поставщики кокаина. «Эффект таракана» и 30 000 % прибыль
«Меня зовут Бин Ладен».
Это было в Ла Пасе, головокружительной и высокогорной столице Боливии. Одним весенним днем я, прячась от мелкого дождя, дожидался транспорта, который отвез бы меня в деревушку, затерянную где-то в Андах. Наконец, машина подъехала. Меня забирал видавший виды «Ленд Крузер» темно-серого цвета с плохо наклеенной тонировкой на заднем стекле. Водитель тотчас выпрыгнул из автомобиля, чтобы представиться. «Меня здесь зовут Бин Ладен, главным образом — из-за этого, — сказал он, указывая на густую черную бороду, которая свисала ниже подбородка на добрых десять сантиметров. — А ты как раз и есть тот парень, который хочет посмотреть наши плантации, так?»
Да, это я. Именно здесь, в Андах, берет свое начало глобальный кокаиновый бизнес, приносящий своим владельцам около 90 млрд долл. ежегодной прибыли. Кокаин употребляют чуть ли не во всех странах мира, но почти весь он производится в трех латиноамериканских странах: Боливии, Колумбии или Перу. Наркотик, который либо нюхают, либо курят его кристаллическую форму — «крэк» — изготавливается из растения коки, неприхотливого куста, по большей части произрастающего у подножия Анд. Я приехал в Боливию для того, чтобы лично изучить процесс выращивания коки, а также лучше узнать хозяйственную сторону вопроса первой стадии жестокой, протяженной и поразительно прибыльной цепочки производства и поставки кокаина.
Я сел на заднее сиденье «тойоты» и все не мог решить, открыть ли мне окно и окончательно промокнуть под дождем, или оставить его закрытым, наслаждаясь удушливым запахом протекающей канистры с бензином, что лежала в багажнике. Было решено приоткрыть окно самую малость, а затем передвинуться на середину, чтобы не попасть под водяные брызги. Мы тронулись. Город и без того находится высоко в горах, но нам предстояло взобраться еще выше — до 4 тысяч метров над уровнем моря, и преодолеть горное плато Альтиплано, расположенное в три раза выше, чем, например, столица Непала Катманду в Гималаях. Мотор надсадно рычит на серпантине. Бин Ладен оказался не слишком общительным собеседником и бóльшую часть времени напевал себе под нос какую-то песенку. Мы едем сквозь густой туман, который местами прореживается, открывая взгляду покрытые снегом вершины на другой стороне горной гряды.
В Боливии кока выращивается в основном в двух областях: Чапаре, влажный регион в центре страны, где объемы производства растения резко выросли в последние годы вслед за растущими темпами продаж наркотика, и Юнгас, жаркий лесной район, раскинувшийся на северо-восток от столицы, культивация коки в котором продолжается уже многие века. Мы направляемся к последнему. Чем дальше мы спускались по восточному склону горы, тем жарче становился воздух и тем разнообразнее становилась растительность: от мха и лишайника у вершины до папоротниковых зарослей к подножию. Я старался отвлечься от опасной и сильно пугающей трассы на Юнгас, разглядывая долину. Именуемая местными «Камино де ла Муерте» — или «дорога смерти» — она представляла собой узкую, усыпанную гравием колею, бегущую по склону горы, слева от которой вниз уходило ущелье глубиной в триста метров. Бин Ладен уверенно преодолевает на «Ленд Крузере» слепые повороты, проезжает сквозь небольшие водопады, а я в это время сижу, нервно вцепившись в ручку правой двери, готовый выпрыгнуть в любой момент, как только машина начнет сползать в бездну.
«Бин Ладен», водитель автора, высматривает дорогу на плантацию коки в Боливийских Андах, стоя на краю «Camino de la Muerte» (Дороги Смерти).
К счастью, этого не потребовалось. Спустя несколько часов пути, часть из которых пришлось потратить на расчистку небольшого завала, мы, наконец, прибыли на место. Может, всему виной жутковатая дорога, но скромная деревушка Тринидад Пампа, в которой население числом не более пяти тысяч человек обитает в жалких домах из шлакоблока и гофрированного железа, показалась мне настоящим раем на земле. Вдоль дороги вместо типично голой обочины росли банановые деревья. Крутые склоны гор на севере и юге деревни изрезаны небольшими уступами, или террасами, метровой высоты. А дальше, через ущелья, горные вершины исчезали в густой пелене облаков на фоне темно-синего неба. Стоял теплый вечер, и я вышел из машины, с удовольствием потянувшись и размяв затекшие конечности, а затем направился к плантации на окраине. Без сомнения, там росли именно кусты коки. Это были растения с нежными миндалевидными листьями на аккуратных стеблях и мощными корнями, прочно закрепившимися в красноватой почве. Так выглядит причина многомиллиардных доходов и тысяч смертей. На каждом из множества уступов, лестницей спускающихся вниз по склону, зеленело бесчисленное множество растений.
На перекрестке в центре города я встретился с Эдгаром Мармани, главой местного союза производителей коки, явившимся прямо с полей в покрытых грязью перчатках и сапогах. Союз нарко-фермеров? Почти в любой стране мира такая организация была бы признана незаконной, но только не в Боливии. Здесь, в отличие от других стран Латинской Америки, в отношении коки действует куда более мягкое законодательство. Лист использовался в хозяйстве еще задолго до прибытия сюда европейских колонизаторов. Некоторые добавляют его в чай, а иной раз и просто жуют как жвачку (в Боливии часто можно встретить рабочих, направляющихся по своим делам и жующих листья коки). В такой необработанной форме он производит лишь мягкий стимулирующий эффект, далекий от кокаина. Считается, что он помогает справиться с простудой, подавить голод и вылечить высотную болезнь — распространенные недуги на высокогорье. Во многих отелях гостям предлагается чай из коки. До недавнего времени такая традиция существовала даже в американском посольстве. За завтраком я тоже попробовал этот напиток, но мне он показался лишь немногим крепче обыкновенного зеленого чая. Каждый год правительство Боливии выдает ограниченное количество разрешений на использование определенных посевных площадей в целях выращивания коки.
Любимый напиток моего собеседника — Мармани — это, как ни странно, не кока, а Пепси{1}. Мы расположились у входа в небольшую забегаловку и заказали ее на двоих. Беседу я начал с типичного вопроса о том, как же вырастить хорошую коку. «Сперва нужно подготовить „вачус“, — сказал он, указывая на террасы на склоне холма. — Каждая из них выкапывается на полметра и очищается от камней. Каждый член нашего союза владеет в среднем десятью террасами, а площади крупнейших собственников могут превышать целый акр. Благоприятная погода и плодородная почва Юнгаса позволяет фермерам собирать урожай по три раза в год. Именно по этой, чисто экономической причине здесь не выращивают кофе — сами деревья куда более прихотливые, и даже при лучшем раскладе в год можно получить только один урожай. Единственный сложный сезон — это сезон неурожая (июль, август и сентябрь), когда совсем нет дождей, и фермеры „эстамос одидос" — испытывают большие трудности. После сбора листья высушиваются на солнце и собираются в тюки по 20 кг — „такис“. Затем их отвозят на рынок Вилья Фатима, что в Ла Пасе — в одну из двух точек во всей стране, где коку можно законно продать. Каждый грузовой автомобиль имеет соответствующую лицензию, на которой указан перевозимый тоннаж и место производства».
В Боливии фермеров коки не просто уважают — их восхваляют, ведь даже сам президент страны Эво Моралес — бывший «кокалеро», как здесь называют аграриев. Однажды он нарушил всевозможные законы и правила, привезя мешок коки на очередное заседание ООН, где демонстративно жевал листья, призывая своих коллег пересмотреть международные конвенции, ставящие растение вне закона. Этот прецедент был частью масштабной политики против вмешательства западных стран в дела андских государств. В 2008 году Эво Моралес буквально прогнал американского посла вместе с представителями администрации по борьбе с наркотиками (DEA) из-за того, что они вмешались во внутренние дела Боливии. Несмотря на международные запреты, правительство страны по-прежнему поддерживает производителей разнообразной продукции на основе коки: от сладостей, выпечки и напитков до предметов гигиены. Управление отраслью осуществляет вице-министерство по делам коки, которое и устанавливает ограничения на ежегодные объемы культивации. Задача этого органа — добиться такого объема выращивания, чтобы его хватало на обеспечение обычных товаров, но, при этом, было недостаточно для производства наркотиков. Впрочем, эта система далеко не совершенна: по оценкам ООН, в 2014 году в Боливии насчитывалось порядка 20,4 тысяч гектар или 50,4 тысяч акров посевных площадей для коки, на которых возможно произвести около 33 тысяч тонн сухого листа. В том же году суммарный объем продаж на обоих легальных рынках составил 19,8 тысяч тонн, что на треть меньше расчетных объемов производства[5]. Очевидно, что остаток приходится на теневой сектор, а именно — на производство кокаина.
Именно из-за того, что картелям нужно сырье для производства наркотика, правительства нацелились на плантации, стремясь буквально зарубить бизнес на корню. С конца 1980-х годов при финансовой и практической поддержке со стороны США многие страны Латинской Америки направили свои усилия в борьбе с наркотрафиком на поиск и уничтожение незаконных ферм коки. С точки зрения экономики идея была проста: уменьшение объемов предложения приводит к дефициту продукта, что вызывает рост конечных цен. Но именно редкость и нехватка товара делает его дороже, как золото ценится больше серебра, а нефть — больше воды. Так, если множество людей хотят приобрести некий товар, но его было произведено недостаточно, приходится больше платить, чтобы получить желаемое. Правительства же посчитали, что если уменьшить объемы производства коки, то стоимость листа станет куда выше, что аналогичным образом повлияет на издержки производства кокаина. А растущие цены на кокаин, в свою очередь, отнимут желание приобретать его даже у потребителей в развитых странах. Равно как и в случае с недавним поражением болезнью какао-деревьев, которая привела к значительному увеличению цен на шоколад по всему миру и вынудила любителей сладкого временно отказаться от своих пристрастий, ожидалось, что последующий за уничтожением плантаций коки скачок цен на кокаин приведет к снижению спроса на него.
В Колумбии и Перу, у которых складываются более теплые, чем у Боливии отношения с США, подобные меры доведены до предела. Вооруженным силам обеих стран было приказано уничтожать даже намеки на произрастающую коку, в том числе в условиях горной местности, значительно осложняющей выполнение задачи. Для этого были привлечены средства легкой авиации, которые сканировали территорию в поисках тех самых кокаиновых террас. И хотя аграрии научились лучше прятать свои посевы, государство стало еще эффективнее их находить. Сегодня власти используют даже спутниковую фотографию: специалисты изучают снимки в поисках незаконных плантаций коки среди массы обыкновенных банановых и кофейных садов. После фоторазведки в отмеченные регионы направляется пехота для уничтожения найденных плантаций. В Колумбии проблему решили проще, распыляя над посевами ядовитые химикаты, однако от этого пострадали и законопослушные фермеры. В 2015 году такую практику пришлось прекратить: власти страны получили предупреждение от ВОЗ о возможном распространении раковых заболеваний.
На первый взгляд, кампания против коки оказалась чрезвычайно эффективной. За последние 20 лет в Боливии, Колумбии и Перу были уничтожены многие тысячи квадратных километров незаконных плантаций, и это число продолжает расти каждый год. Например, если в 1994 году было сожжено около 6 тысяч гектар посевных площадей коки[6], то в 2014 году эта цифра превысила 120 тысяч гектар, большая часть из которых зачищалась вручную. Чтобы понять весь масштаб этой работы, представьте, что ежегодно вы четырнадцать раз пропалываете огород размером с Манхэттен (и при этом время от времени в вас стреляют). По самым приблизительным подсчетам ООН, на сегодня уничтожено более половины всех кустов коки, произрастающих в регионе Анд.
Для большинства других отраслей промышленности потеря 50 % производственных мощностей была бы невероятным потрясением. Однако рынок кокаина каким-то образом не просто смог выжить, но и восстановиться. Чем больше кустов коки власти сжигали и опрыскивали химикатами, тем больше новых саженцев размещали фермеры. В результате этого валовый объем производства почти не изменился. В 2000 году вслед за первым десятилетием активной войны с кокой, в южной Америке было успешно засажено новыми семенами более 220 тысяч гектар посевных площадей — примерно столько же, сколько и в 1990 году. Изредка отдельным странам удавалось на какое-то время вывести из строя кокаиновый бизнес. Например, в 1990 году в Перу было принято решение радикально сократить объемы легального производства. Однако картели быстро нашли другой источник сырья, вызвав небывалый бум культивации коки в Колумбии. Когда же власти этой страны удвоили свои усилия по борьбе с несанкционированными плантациями, те самые террасы вновь возникли в Перу. Аналитики из западных стран сравнивают подобную ситуацию с воздушным шаром: стоит сжать его в одном месте, он тут же надуется в другом. В Латинской Америке этот феномен называется более приземленно — «эффектом таракана». Преследование наркокартелей сродни выведению этих паразитов. Прогони их из одной комнаты, и они начнут размножаться в другой.
Сторонники тактики полного уничтожения, похоже, совершенно не замечают «эффекта таракана». Они по-прежнему уверены, что не обязательно полностью сводить на нет фермерство, а достаточно лишь сделать его менее рентабельным. Чтобы поддерживать прежние уровни производства в условиях столь жестких правительственных мер, фермерам нужно проводить за работой в полях куда больше времени, восстанавливая уничтоженные посевы. Из-за этого их издержки растут. В прошлом чуть ли не весь урожай коки мог быть использован для изготовления кокаина. А сегодня почти половина просто теряется после визитов вооруженных сил.
Но даже с учетом того, что для получения прежнего объема сырья приходится выращивать в два раза больше, картелям не пришлось увеличивать свои цены. В США один грамм чистого кокаина стоит порядка 180 долл. (в действительности средняя стоимость уличного кокаина составляет 90 долл., потому что он наполовину разбавлен прочими примесями)[7]. Даже будучи грубо округленной, именно такая цена и сохранялась на протяжении последних двадцати лет, несмотря на бесконечные операции по выведению, опрыскиванию и сжиганию плантаций коки. Причиной относительно стабильных цен в период производственных шоков может быть значительное снижение уровня спроса (несмотря на спад предложения, продукт приобретает еще меньшее число потребителей, а потому цена не растет). И все-таки не похоже, чтобы это был тот самый случай. С 1990-х годов число кокаинозависимых оставалось почти неизменным, то есть порядка 1,5-2 млн чел. В последние годы наблюдается значительный спад в объемах потребления наркотика в США, который, тем не менее, компенсируется аналогичным ростом в странах ЕС. ООН сообщает, что глобальный уровень спроса остается неизменным. Казалось бы, стабильность спроса и резкий спад предложения должны привести к ценовому скачку, но кокаин по-прежнему стоит столько же. Как же картелям удается обходить основные законы экономики?
Чтобы это понять, давайте представим, что «Walmart» периодически сам нарушает логику законов спроса и предложения, как это делают наркобароны. Ежегодная прибыль крупнейшей в мире розничной сети составляет более 500 млрд долл. Коммерческий успех «Walmart» строится на относительно стабильных ценах, в рамках которых компания работает с момента открытия первой точки продаж Бадом и Сэмом Уолтонами в 1962 году. На День благодарения в прошлом году в магазине можно было приобрести индейку по цене 40 центов за фунт, а набор из девяти тематических тарелок (к слову, совершенно безвкусных) за 1,59 долл.
Именно необыкновенно низкие цены сделали «Walmart» таким популярным. В то же время для фермеров и мелких производителей низкие цены — это зачастую большая проблема. Они жалуются на то, что «Walmart» и другие крупные сетевые магазины захватили столь большую долю рынка сельскохозяйственной продукции, что могут диктовать условия своим поставщикам. Всем известен феномен монополии, когда единственная компания является доминирующим поставщиком на рынке и поэтому способна менять цены так, как ей заблагорассудится. Те же, кто выступают против крупных ритейлеров, таких как «Walmart», обвиняют последних в «монопсонии», то есть приобретении статуса доминирующего потребителя (в пер. с греческого «монополия» означает «единственный продавец», а «монопсония» — «единственный покупатель»). Ровно таким же образом, как монополист диктует цены своим потребителям, которым ничего не остается, кроме как приобретать товары у него, монопсонист управляет ценами своих поставщиков, которым попросту некому больше продавать свои блага. Учитывая, что возможность контактов с широчайшей потребительской аудиторией открывается у поставщиков при сотрудничестве с «Walmart», розничная сеть стремится извлечь из этого максимальную выгоду, и потому жестко управляет условиями присутствия поставщиков на своих точках продаж. Исследование, проведенное журналом «Forbes», показало, что рентабельность продаж тех поставщиков, которые реализовывали свои товары через каналы «Walmart», была куда меньше чем у тех из них, которые старались обходить крупного ритейлера стороной. Сильнее всего эта разница видна на примере рынка одежды. Производители предметов гардероба, продававшие менее 10 % своей продукции через «Walmart», обеспечили себе среднюю рентабельность в 49 %, в то время как их коллеги, разместившие в розничных сетях более 20 % своих товаров, на выходе получили лишь 29 % рентабельности[8]. Для потребителей в частности и для всего национального хозяйства в целом выгодно подобное снижение цен и давление на поставщиков. Специалисты «McKinsey» пришли к выводу, что один только «Walmart» создал 12 % суммарного прироста эффективности американской экономики во второй половине 1990-х годов[9]. И все же это сильно осложняет жизнь самих поставщиков. Если год будет неурожайным, а производственные издержки повысятся, вы можете быть уверены в том, что удар на себя примут именно фермеры, а не магазины и их покупатели.
«Walmart» еще не вышел на рынок Колумбии, но наркоторговцы уже переняли его опыт в управлении цепочками поставок. Следует понимать, что картели похожи на крупные розничные сети куда больше, чем может показаться, и играют скорее роль покупателей, нежели производителей. Мы привыкли считать, что весь кокаиновый бизнес находится в руках картелей — от производства до сбыта — а вооруженные до зубов бандиты с любовью удобряют почву на своих плантациях в промежутках между перестрелками со своими конкурентами. На самом деле все несколько иначе. Сельскохозяйственная сторона кокаиновой отрасли как правило находится в руках обычных фермеров, вроде тех, с которыми я встретился в Тринидад Пампа. Поверьте, они с таким же рвением выращивали бы какао или бананы, если бы эти продукты давали такую же прибыль. Картели же больше похожи на крупные супермаркеты, закупая сырье у фермеров, обрабатывая его, упаковывая и продавая своим покупателям.
Можно ли сказать, что латиноамериканские наркобароны такие же целеустремленные в вопросах управления своими поставщиками, как и менеджеры «Walmart»? Поиском ответа на этот вопрос занялись экономисты Джордж Галлего из Нью-Йоркского Университета и Даниэль Рико из Университета Мериленда. Сосредоточив внимание на Колумбии, ученые агрегировали данные властей о районах страны, подвергшихся кокаиновым чисткам как вручную, так и с помощью химикатов (за точными данными по последним нужно было обратиться к бортовым самописцам самолетов). Все эти сведения были соотнесены с данными ООН о ценах на лист коки в различных регионах страны. В результате удалось выявить степень влияния политики по уничтожению плантаций на цену поставщиков наркокартелей[10].
Если бы стратегия по снижению объема предложения действительно сработала, то можно было бы наблюдать более значительный прирост цен в тех регионах, где было уничтожено больше плантаций коки. При прочих равных условиях, уменьшение поставок сырья означало бы, что картели вынуждены платить фермерам больше. Но ученые не обнаружили подобной взаимосвязи. Напротив, они пришли к выводу, что уничтожение ферм не привело к изменению цен ни на лист коки, ни на другие обработанные продукты, которые аграрии иногда продают картелям. Не поверив такому результату, исследователи еще раз провели все расчеты, но уже с разрывом в один год между чистками и продажей, предполагая, что существует временной лаг воздействия недостаточного предложения на конечные цены. И снова было обнаружено, что подобные меры властей почти не повлияли на стоимость оптовых цен поставщиков.
Тогда ученые предположили, что вооруженные группировки, контролирующие торговлю кокаином в Колумбии, похожи на монопсонии. В обычных рыночных условиях производители коки могли бы сотрудничать с тем картелем, который предлагает наилучшую цену. Это означает, что в условиях недостаточного предложения покупатели сырья готовы были бы заплатить за него куда больше, и цена последнего, таким образом, выросла. Однако в этом отношении обстановка в Колумбии ничем не отличается от любой другой страны, поскольку существует, как правило, только один наркокартель, который и управляет рынком. Эта организация становится единственным покупателем листа коки, получая возможность устанавливать свои цены на сырье, как это иногда делает «Walmart». Поэтому в случае любых неблагоприятных факторов — будь то чистки, неурожай или что-то другое — убытки нести будут только фермеры, но никак не картели. Как и любые ритейлеры, которые стараются оградить себя и своих клиентов от возможного повышения цен, картели переносят риски на аграриев для того, чтобы избежать повышения издержек. «Подобные шоки, таким образом, воздействуют исключительно на фермеров, так как их крупнейшие покупатели способны… сохранять цены на прежнем уровне», — заявляют Галлего и Рико.
Другими словами, дело вовсе не в низкой эффективности стратегии уничтожения, а в том, что ее воздействие направлено не на тех лиц. Как и «Walmart», картели обладают абсолютной властью над своими поставщиками. Она позволяет игнорировать любое ухудшение условий выращивания коки за счет бедных фермеров, которые в результате становятся еще беднее. Картель же, при этом, выходит сухим из воды, его прибыль и конечные потребительские цены остаются неизменными. «Мы все против этого», — говорит один фермер о государственной программе, предпочитающий оставаться инкогнито. «Мы все время боремся с властями, и все это уже порядком надоело». Он сообщил мне, что фактическое бездействие властей в отношении самой мафии вызывает недовольство простых фермеров. Неподалеку, на стене рядом с целым полем проросшей коки виднеется белая табличка: «Культура конфискована и будет уничтожена». Ровно таким же образом власти обходятся с любыми незаконными посевами, вовсе не затрагивая сами картели, и лишь вынуждая фермеров нести колоссальные убытки. Объемы производства остаются по-прежнему высокими, цены — низкими, и кокаиновый бизнес процветает. Будь он законным, изворотливости его представителей в вопросах формирования цепочек поставок можно было бы даже позавидовать.
На плантации рядом с той забегаловкой, где мы с Эдгаром Мармани потягивали пепси, я приметил маленькие детские ручки, тянущиеся к верхним листьям кустов коки. В Тринидад Пампа дети работают на полях с шести лет, посещая занятия в школе лишь до обеда, а после него идут помогать своим родителям в посадке и сборе урожая. В деревушке совсем нет сиделок, и поэтому даже самые маленькие дети сопровождают своих родителей на работу, шатаются в зарослях или мирно дремлют на руках своих матерей. В других регионах Анд условия не лучше: по оценкам ООН, среднестатистический колумбийский фермер зарабатывает немногим более 2 долл. в день. Очевидная нищета фермеров никак не вяжется с образом зажиточных наркобаронов, которые могут похвастаться личным «Ferrari» в гараже или даже собственным зоопарком.
Можно ли каким-то образом заставить картели принимать на себя часть издержек? Корень зла монопсонии кроется в том, что у фермеров есть всего лишь один клиент-покупатель. Очевидно, что для решения этой проблемы необходимо усилить конкуренцию между покупателями коки и вынудить их отовариваться по рыночным ценам. Здесь есть только одна загвоздка: в большинстве стран кока нелегальна, а потому правительства никак не смогут увеличить количество субъектов спроса. Тогда была предпринята попытка взвинтить цены иначе. Фермерам предоставили альтернативные, законные источники дохода, призванные снизить их зависимость от наркокартелей.
Вместо того, чтобы орудовать кнутом чисток в тщетных попытках сделать культивацию коки менее привлекательной, власти предложили аграриям пряник в форме субсидий на выращивание других культур. Некоторые представительства европейских стран, в кулуарах отрицательно отзывающиеся о радикальных методах США, даже приняли участие в разработке проектов по развитию других отраслей сельского хозяйства в регионе Латинской Америки. Идея была проста. Если существует возможность сделать другие растительные культуры более привлекательными экономически, чем кока, то фермеры рационально должны переключиться именно на них. «Кокалерос» заинтересовались такой возможностью, и даже Эдгар Мармани, лидер местного аграрного союза, предпочел бы начать новое дело, если бы это не вышло ему в копеечку. «Птица, томаты, свинина — все это куда более прибыльно, чем кока, но и потребует больших вложений», — пожаловался он. Для решения проблемы нехватки капитала Европейский Союз предоставил средства и, среди прочего, проспонсировал в Боливии проекты по стимулированию производства бананов, кофе и цитрусовых. Похожие меры принимались и в других странах с процветающим наркотическим хозяйством. Например, в Афганистане — крупнейшем мировом производителе опиума — аграриям предложили заменить мак на пшеницу и хлопок.
Существуют доказательства, что такой подход вполне жизнеспособен. В проведенном недавно исследовании Центра Глобального Развития (CGD) специалисты из Вашингтона попытались выяснить, чем руководствуются мексиканские фермеры, решая выращивать законные или незаконные культуры[11]. Было решено сравнить основные виды продукции из обеих категорий, а именно марихуану и опиум с кукурузой. Сложно переоценить важность последней для Мексики, ведь потребление этого зернового жителями страны сродни наркозависимости. Кукуруза — это главный ингредиент тортильи, национального блюда, которой среднестатистический мексиканец съедает порядка девяноста килограмм в год! У мексиканцев даже есть поговорка: «Sin maíz no hay país» («без кукурузы не было бы нашей страны»). На флаге союза изготовителей тортильи изображен суровый Центеотль, мстительный бог кукурузы, во имя которого было принесено немало кровавых жертв.
Однако, несмотря на весь патриотизм и практическую значимость, в последние годы кукуруза стала приносить куда меньше дохода из-за сильных рыночных колебаний, разоривших немало фермеров. Сразу после вступления в силу в 1994 году Североамериканского соглашения о зоне свободной торговли (NAFTA) цены на кукурузу резко упали, и в страну хлынули конкуренты из США. В периоды засухи, от которых сильнее всего страдают северные регионы страны, за дефицитом кукурузы обыкновенно следует скачок цен. Специалисты из CGD сопоставили эти колебания с данными о посевных площадях марихуаны и опиума. Быстро ли фермеры переключаются на выращивание наркокультур, когда кукуруза перестает быть выгодной?
Надо сказать, что довольно быстро. Когда в 1990-х годах рухнули цены на традиционные початки, мексиканские фермеры стали больше выращивать марихуану и опиумный мак. Исследование показало, что в сельскохозяйственных регионах страны спад цен на кукурузу на 59 % привел к росту культивации марихуаны на 8 %, а опиума — на 5 %. К счастью, с восстановлением прибыльности легального бизнеса в 2005 году на спад пошли уже объемы производства марихуаны. Впрочем, это можно объяснить иначе: легализация марихуаны в США отняла у мексиканцев стимулы к ее выращиванию (см. главу 10). А что касается опиумного мака, то объемы его культивации остались на высоком уровне, даже несмотря на нормализацию рынка кукурузы. И все же авторы исследования настаивают на том, что цены в значительной степени влияют на желание мексиканцев выращивать нелегальные культуры.
Иными словами, стоит лишь сделать томаты или птицу более выгодными для фермеров в Андах, то и они будут в меньшей степени ориентироваться на коку. Это и есть ключ к решению проблемы монопсонии. Если картель запрашивает слишком низкую цену на коку (марихуану, опиум и пр.), фермеры могут попросту переключиться на иную форму сельского хозяйства, например, на кукурузу, томаты и другие растительные культуры. В таком случае картелям потребуется раскошелиться, чтобы сохранить своих поставщиков.
Более многообещающей, чем радикальный подход, по праву считается альтернативная мягкая стратегия. В какой-то момент могло даже показаться, что борьба с картелями сдвинулась с мертвой точки. Впервые с начала века усилия стран в рамках жесткой и мягкой политики стали приносить свои плоды. В 2014 году посевные площади под коку составили 130 тысяч гектар, что на 40 % меньше, чем в 2000 году. Спустя долгие годы войны андских фермеров против DEA и армий трех стран, ситуация нормализовалась.
Но радость была преждевременной. Неожиданно для всех, команда исследователей ООН и правительства Колумбии пришли к ужасающему выводу. В 2006 году, спустя почти год напряженной выездной работы, ученые выяснили, что кокаиновый бизнес осуществил прорыв в зеленых технологиях. Если раньше считалось, что один гектар земли дает около 4,7 кг чистого кокаина в год, то теперь эта цифра выросла до 7,7 кг[12]. Это значит, что каким-то образом производители кокаина повысили плодородность своих сельскохозяйственных угодий почти на 60 %, что ранее считалось попросту невозможным.
Как же им это удалось? Чтобы выяснить это, я встретился с Цезарем Гедесом, главой представительства ООН в Боливии по борьбе с наркотиками. Несмотря на жесткое ежедневное давление, которое не может не оказывать подобная должность, Цезарь оказался жизнерадостным человеком, готовым в любой момент вскочить со своего места и, активно жестикулируя, объяснить ту или иную схему. «Картели непрерывно ищут пути совершенствования своего бизнеса», — говорит он. Процесс переработки листьев коки в наркотик постоянно дорабатывается «косинерос» — «поварами» — в их тайных лабораториях, расположенных глубоко в джунглях. Обычно процесс готовки состоит из двух этапов. Сперва из листьев готовят густую массу, которая называется основой кокаина. Для этого одну тонну сырья усушивают до 300 кг. Сухие листья затем мелко рубят и сдабривают ядовитой смесью химикатов: цемента, удобрений и бензина — что позволяет выделить кокаин из сырья. После этого следует фильтрация, чтобы очистить наркотик от примесей и отработанных листьев, а затем — варка. В результате получается примерно один килограмм основы. Чтобы из такой пасты получить гидрохлорид кокаина, как научно называется порошковый наркотик, в нее добавляют растворитель, например, ацетон, а также соляную кислоту. Получившееся в итоге вещество следует еще раз высушить и профильтровать, чтобы получить немногим менее килограмма чистого кокаина C17H21NO4.
Эта рецептура не менялась бы еще долгие годы, если бы ученые из картелей не нащупали золотую жилу. Цезарь сообщил мне, что процесс готовки претерпел значительные изменения. Теперь производители используют новые химикаты-прекурсоры и более современное оборудование. Некоторые приемы просты, но гениальны. Например, вместо того, чтобы высушивать листья на солнце, теперь для этого используются печи. Для измельчения на вооружение были взяты садовые электропилы, позволяющие нашинковать сырье в одно мгновение. Сэкономить время на извлечение кокаина из листьев помогают доработанные стиральные машины, которые используются как примитивные центрифуги. Иногда все это лабораторное добро устанавливается на грузовики, которые непрерывно курсируют по джунглям, избегая обнаружения. По словам Цезаря, все это вкупе с применением новых веществ-прекурсоров позволило удвоить объемы производства кокаина в Боливии за три года.
Это значит, что роль страны в формировании цепи поставок также изменилась. Вместо того, чтобы отправлять пасту в Колумбию на переработку, боливийская мафия все больше использует для этого собственные мощности, а затем экспортирует в Бразилию для потребления и последующей пересылки в Европу (на сегодня Бразилия является вторым по величине рынком сбыта кокаина после США и абсолютным лидером по крэку). «Контроль над этой частью цепочки поставок буквально озолотил боливийских наркоторговцев, потому что международная контрабанда — это главный источник прибыли для производителей наркотика, — говорит Цезарь. — Вот так, — улыбается он, пружинисто перепрыгивая через воображаемую границу, — цена на товар и удваивается». Повышение эффективности производства означает, что сохранять посевные площади, в общем-то, бесполезно. Согласно данным ООН, в 1990-2011 годах суммарная площадь используемой под коку земли сократилась на четверть. И в то же время, благодаря совершенствованию процесса производства, объемы изготовления кокаина выросли почти на треть.
Похоже, что совершенно невозможно вынудить латиноамериканские кокаиновые картели поднять цены на их наркотик. Уничтожение посевов вредит лишь фермерам, а мягкие меры, направленные на сокращение объема производства коки, сколь бы успешными они ни были, тут же компенсируются несложными технологическими улучшениями.
Но даже эти проблемы не так страшны по сравнению с фундаментальной неспособностью властей повлиять на цепочки поставок картелей. Обратим внимание на одно существенное отличие мафии от крупных ритейлеров, таких как «Walmart», которые продают колоссальные объемы продукции со сравнительно невысокой рентабельностью. «Walmart» не заработал бы много на продаже тех тарелок ко Дню благодарения, которые сам закупает по 18 центов за штуку, если бы не совокупное количество наименований продаваемых им товаров. Он сбывает их столько, что с лихвой наверстывает прибыль. Наценка, конечно, отличается в разных магазинах, но в среднем большинство розничных торговцев устанавливают ее на уровне от 10 % до 100 % от оптовой цены. Может показаться, что это довольно большая доходность, но она меркнет по сравнению с темпами роста цены на кокаин по мере приближения наркотика к конечному потребителю. «Walmart» продает десятки тысяч товаров, а наркокартели только один.
Давайте взглянем на то, как меняется стоимость одного килограмма кокаина при его движении от Анд к Лос-Анджелесу. Чтобы приготовить такую партию, потребуется как минимум 350 кг сухих листьев коки. Ориентируясь на цены, представленные в исследовании Галлего и Рико, получим, что это обойдется в 385 долл. Как только сырье будет переработано в наркотик, стоимость его продажи на местном рынке, в Колумбии, составит 800 долл. Согласно данным, разработанным учеными Бо Килмером и Питером Рейтером из «RAND Corporation» (американский научно-исследовательский центр), на момент экспорта из Колумбии этот килограмм кокаина будет стоить уже 2200 долл., а когда он прибудет в США, цена вырастет до 14 500 долл. После передачи дилерам среднего звена она составит 19 500 долл., а уличные пушеры продадут его за 78 500 долл. И даже эти поразительные цифры не всегда точно отражают норму прибыли в кокаиновой индустрии. На каждом из этих этапов торговцы и дилеры разбавляют наркотик разными примесями, чтобы нажиться еще больше. С учетом этого, цена одного килограмма чистого кокаина для конечного потребителя достигнет 122 000 долл.
Да, это по-настоящему огромная выручка. Конечно, не вся она формирует чистую прибыль, ведь тайные перевозки наркотиков по всему миру создают всевозможные сопутствующие издержки: от убийств конкурентов (см. следующую главу) до взяток. Именно разница между ценой листа коки на выходе с плантации и конечной розничной ценой — более 30 000 % — и объясняет неэффективность мер борьбы с наркотрафиком, направленных на поставщиков сырья. Представим, что власти латиноамериканских стран смогли найти способ увеличить цену закупки картелей у фермеров в три раза (будь то массированными чистками или посредством предоставления альтернативной занятости). Тогда расходы на приобретение достаточного количества листа коки для изготовления одного килограмма наркотика составят уже не 385 долл., а 1155 долл. Теперь для ясности гипотетически предположим, что каждая копейка из этих возросших затрат переносится на потребителя. (Хотя это маловероятно, ведь картели попытаются переложить издержки на других участников цепи поставок, как в случае с фермерами.) Получается, что килограмм чистого кокаина обойдется потребителю на 770 долл. дороже, то есть 122 770 долл., а один грамм — 122,77 долл., то есть всего на 77 центов больше. Даже при достижении максимальной эффективности мер по увеличению стоимости наркотика, при лучшем раскладе рост цен составит всего 0,6 %. Выходит, что уничтожение плантаций — не слишком удачное применение для миллиардов долларов бюджетных средств.
Нельзя отрицать, что стремительный рост цен на кокаин по мере его движения в цепи поставок является доказательством жизнеспособности интервенций властей в деятельность субъектов предложения, во всяком случае, до определенной степени. А всему виной правоохранительные органы, действия которых приводят к тому, что стоимость наркотика на момент его прибытия в порты ЕС или США намного превосходит даже аналогично крупную партию чистого золота. Вместе с тем, итоги последних чисток на плантациях показывают, что нарушение деятельности поставщиков как мера борьбы с наркотрафиком уже себя исчерпала. Правительства стран придерживаются рыночного подхода, как это было в случае с шоколадом: они полагают, что удорожание какао бобов приведет к соответствующему росту цен на шоколадные батончики. В действительности же наркоиндустрия больше похожа на рынок предметов искусства, где минимальная стоимость расходных материалов несопоставима с высокой ценой готового изделия. Попытки вызвать подорожание кокаина путем воздействия на аграриев сродни ожиданиям того, что более дорогая краска сделает картину мастера значительно менее привлекательной для ценителей его искусства. Вряд ли именитый художник Герхард Рихтер стал бы сильно переживать за спрос на свои полотна стоимостью в 46 млн долл., если бы ему пришлось покупать краски в два или даже пять раз дороже. Точно так же, пока разнообразные управления по борьбе с наркотиками сосредотачивают свои усилия на наименее значимых в ценовом отношении стадиях производства кокаина, наркокартелям не придется беспокоиться за свои цепочки поставок.
Полномасштабные садовые работы вооруженных сил в Андах являются ярким примером неэффективной государственной политики. По большей части они приводят к усугублению проблемы бедности на селе, а минимальные неудобства, доставляемые таким образом картелям, запросто компенсируются колоссальными прибылями, которые наркоторговцы извлекают из своего бизнеса. Уничтожение самих истоков наркоиндустрии может быть и покажется разумной мерой, но, с точки зрения экономики, это ее наименее уязвимая точка. Стоимость кокаина формируется в конце цепочки, и по-настоящему ценным этот товар становится только на подступах к границе США. Как вы узнаете из следующей главы, на данном этапе для картелей выгодно идти даже на вооруженный конфликт.
Глава 2. Конкуренция и сговоры: почему союзы лучше убийств
В одной из роскошных комнат президентского дворца Лос Пинос, что в Мехико, Фелипе Кальдерон размахивает кипой бумаг, на которых красуется тридцать семь угрюмых физиономий. На дворе стоял октябрь 2012 года, и господину Кальдерону оставалось всего шесть недель до истечения срока его президентских полномочий. В своем последнем интервью он попытался впечатлить меня успехами в борьбе против главных наркобаронов страны. Тридцать семь человек получили статус самых разыскиваемых преступников еще в 2009 году, когда информация о них впервые была опубликована в официальной государственной газете «Diario Oficial De La Federación». Одни фотографии похожи на тюремные снимки, другие — как если бы их вырезали из семейного альбома. Что удивило меня сильнее всего, так это черная линия, проведенная по диагонали на большинстве изображений.
«Главарь группировки „Лос-Сетас“ — Эль Талибан, — говорит президент Кальдерон, указывая на бородатого мужчину, на фотографии которого красуется штамп „арестован“. Большинство лиц, фигурирующих как члены крупнейшего картеля „Лос-Сетас“, уже вычеркнуто. „Эль Амарильо“ (Желтый) заправляет делами „Лос-Сетас“ на юго-востоке страны. „Счастливчик“ — лидер группировки в Веракрусе. Ла Ардилья (Белка) — считается одним из самых опасных и кровожадных убийц», — продолжает Кальдерон. На карточках двадцати пяти из тридцати семи человек присутствуют пометки: семнадцать арестованы, шестеро убиты полицией или армией, двое казнены (то есть убиты конкурентами). В июле 2013 года, спустя восемь месяцев после ухода президента Кальдерона, новый главарь группировки «Лос-Сетас» — Мигель Анхель Тревиньо — был задержан на техасской границе. В марте 2015 года силы федеральной полиции арестовали его брата Омара в роскошных апартаментах в пригороде Монтеррея.
Читателю может показаться, что планомерное устранение верхушки криминального мира может покончить с наркокартелями. На самом деле, этого не происходит. Во время правления Кальдерона объем контрабанды наркотиков через границу с США едва ли уменьшился, а число новых последователей нелегального бизнеса среди молодежи лишь возросло. Единственным заметным результатом его политики стал небывалый рост насилия. Еще в 2006 году Мексика была одной из самых безопасных латиноамериканских стран, ведь на 100 000 человек приходилось всего 10 убийств. Этот уровень был даже ниже, чем в большинстве американских штатов. В 2012 году количество смертей удвоилось, и президент Кальдерон покинул Лос Пинос как самый непопулярный лидер в современной истории Мексики. Теперь его изображают на карикатурах в военной форме не по размеру, стоящим посреди могил и черепов.
«Горячий список» главарей наркокартелей мексиканского президента Фелипе Кальдерона. Более половины из них были нейтрализованы, но уровень насилия только увеличился.
Как раз когда смертность в Мексике была на подъеме, в одной из ее стран-соседей сложилась диаметрально противоположная обстановка. Долгое время Сальвадор считался самым опасным государством, на фоне которого проблемы Мексики просто меркнут. Наводящие ужас «марас», или банды, знаменитые своими татуировками с головы до пят, каждый день совершали множество убийств по принципу «зуб за зуб» в сальвадорских трущобах. Но в 2012 году ситуация резко поменялась. Всего за несколько дней восторжествовал мир, количество убийств снизилось на две трети, и все благодаря редкому событию — два враждующих клана, «Мара Сальватруча» и «Квартал 18», пришли к мирному соглашению. Две группировки, бывшие злейшими врагами, даже провели пресс-конференцию, заявив о том, что убийств больше не будет. В результате перемирия ежегодно удается сохранять более 2,000 жизней.
Мексиканские картели и сальвадорские марас работают в одном регионе, занимаются похожими видами деятельности и обнаруживают одинаковую готовность прибегнуть к насилию. Почему же тогда всего за несколько лет банды Мексики стали предельно жестокими, в то время как в Сальвадоре убийства перестали быть популярными? На языке экономики это вопрос звучит так: почему один рынок продемонстрировал возрастание конкуренции, тогда как на другом появился феномен альянса?
Отправной точкой в войне против мексиканских картелей считается тот самый город Хуарес. Как и многие другие поселения, раскинувшиеся вдоль границы с США, Хуарес выглядит так, как будто его строили на скорую руку. По мексиканским стандартам он не так уж и беден. Некоторые бары и забегаловки в центре города, похоже, были пересажены прямиком из Техаса. Но на его пустынной окраине живут отчаянно бедные работяги, которые едва сводят концы с концами, собирая идущие на экспорт телевизоры и холодильники на близлежащей «макиладора» — фабрике конвейерного типа. На склоне горы, что к западу от города, видна крупная надпись: «Хуарес: Библия дает вам истину, читайте ее».
До недавнего времени, не знаю уж какими высшими силами, в городе царил мир и порядок. В обычное время в год убивали порядка 400 человек — не такая уж и большая цифра для бедного города с населением 1,5 млн человек, который граничит со страной, легализовавшей торговлю оружием. В 2008 году в криминальном мире Хуареса произошел всплеск насилия, в результате чего уже к лету 2011 года местные морги были буквально забиты трупами: ежемесячно здесь находили более 300 мертвых тел.
Все случаи имели почерк организованной преступности. Большинство жертв было убито крупнокалиберными пулями, выпущенными из «куэрно де чиво» — козлиного рога, как здесь принято называть АК-47 за его изогнутый магазин. Многие не были местными: это были приезжие наемные убийцы либо их жертвы, незаметно избавиться от которых после похищения решали именно в Хуаресе. В какой-то момент ежемесячное число только неопознанных жертв подобралось к отметке в 50 человек. За время правления президента Кальдерона, бесследно исчезло более 25 000 человек, многие из которых впоследствии оказывались в едва успевающем расширяться морге Хуареса. Почти каждый день небольшая очередь выстраивается на входе в здание в надежде обнаружить пропавшего родственника.
Почему же мексиканские картели стали так отчаянно сражаться за неказистый Хуарес? На первый взгляд он не должен представлять для них особый интерес. С точки зрения производства наркотиков он едва ли полезен, ведь марихуана и опиум выращиваются в тысяче километров на юго-западе, на Сьерра-Мадре, а кока и вовсе отправляется из Южной Америки. Да и потребителей здесь не так много, в особенности по сравнению с крупными городами в США. И все же война в Хуаресе была настолько ожесточенной, что всего за несколько лет он получил статус самого опасного города в мире.
Хуарес важен для картелей как транспортный узел и канал входа на более крупные рынки. Управление по борьбе с наркотиками США (DEA), задачей которого является полное уничтожение наркоиндустрии, полагает, что около 70 % всех мексиканских наркотиков, попадающих в страну, пересекает границу в районе Хуареса. Большие объемы ненаркотической контрабанды просачивались через пустыню Чиуауа. Даже до кокаинового бума 1970-х Хуарес был излюбленным местом американских туристов, которые приезжали сюда на один день ради недорогой выпивки, бюджетного авторемонта, стоматологии, интимных услуг — словом, всего того, что дешевый мексиканский труд может производить по столь же невысоким ценам. Находясь в городе, сложно даже понять, где заканчивается Хуарес и начинается техасский Эль Пасо.
Чтобы задушить картели, правительства США и Мексики приложили максимум усилий, усложняя пересечение границы. В частности, после терактов 11 сентября на охрану американской границы было выделено еще больше полицейских (к всеобщему негодованию как законопослушных граждан, так и мошенников: «Полицейский — ay, cabrón{2}!» — возмутился бармен в Хуаресе, обвиняя Америку в том, что у него стало меньше посетителей). Обратная сторона медали подобного ужесточения — каждая точка входа для картелей стала еще более ценной. На границе между Мексикой и США, протянувшейся на три с лишним тысячи километров, есть всего 47 официальных таможенных постов, из которых шесть отличаются особенно высокой пропускной способностью. Если картель не сможет заполучить в свои руки один из таких постов, то ему не удастся снять сливки с крупнейшего в мире рынка потребителей наркотиков. Чтобы получать свою баснословную прибыль, картель должен владеть пропускным пунктом. И на это не жалеют денег.
Таким образом, конкуренция за каждый вход неимоверно высока. Хуарес — далеко не единственный приграничный город, который был наводнен ужасающим насилием. В последние годы ожесточенные столкновения между наркокартелями наблюдались и в таких городах, как Тихуана, Рейноса и Нуэво Ларедо. Самые высокие коэффициенты смертности в Мексике характерны для шести граничащих с США штатов. Соревноваться с ними в этом могут только крупные порты — Веракрус и Мичоакан, ценные для картелей по той же причине. Именно малое количество таких высокоэффективных шлюзов вынуждает наркоторговцев драться за контроль над ними не на жизнь, а на смерть.
И все же конкурентная среда всегда была более-менее стабильной. Почему же именно во время правления Кальдерона все так изменилось? Долгое время наркоторговля в Хуаресе была в руках «Карильо Фуэнтес Организасьон», которую чаще называли просто хуаресским картелем. В 1990-х годах лидером группировки был Амадо Карильо Фуэнтес по прозвищу «повелитель неба», коль скоро для импорта кокаина из Колумбии на вооружении у него был целый авиапарк. Словно по сюжету дурного кино, Амадо умер в 1997 году под ножом пластического хирурга во время операции по изменению внешности. Никто толком не знает, как и почему именно он скончался, но спустя несколько месяцев три оперировавших его доктора были найдены заживо забетонированными в бочках из-под нефти. Еще одним серьезным ударом для картеля было разоблачение контакта в правительстве. Хосе де Хесус Гутьеррес Ребольо был отставным армейским генералом, назначенным на должность руководителя Национального института по борьбе с наркотиками, что автоматически делало его царем мексиканской наркоторговли. Ребольо получал крупные суммы от хуаресского картеля все время, пока занимал свою должность (вероятно, вы уже слышали об этом из фильма «Траффик» 2000 года). Со смертью Амадо и после отставки Ребольо дела у банды пошли совсем неважно.
Их конкуренты быстро об этом прознали. Стабильные потоки бутлегерского алкоголя, текущие через Хуарес, делали город еще более лакомым куском, и все, что было нужно для его захвата, это наличие талантливого специалиста по корпоративным слияниям. Словно по заказу, одним зимним утром 2001 года дерзкий побег из тюрьмы совершает Хоакин Гусман, самый ловкий наркоторговец во всей Мексике. Коренастого Гусмана из синалоанского городка Сьерра Мадре неспроста прозвали «Эль Чапо» — коротышкой. Именно невысокий рост всего в пять с половиной футов и помог ему сбежать из тюрьмы, расположенной на окраине Мехико, в прачечной тележке. Поездка под грудой грязного тюремного белья не навредила репутации самого могущественного наркобарона Мексики и главаря крупнейшего в мире «синалоанского картеля». В рейтинге миллиардеров «Forbes» Эль Чапо занял шестидесятую строчку как один из наиболее влиятельных людей в мире (а вот Президент Кальдерон вообще не попал в этот список).
Выйдя на свободу, Эль Чапо решил прибрать к рукам осиротевший без Амадо Фуэнтеса Хуарес. Вот хроника последовавших смертей. В 2004 году на выходе из кинотеатра в Синалоа был убит Родольфо, младший из братьев Карильо Фуэнтес. В том же году в тюрьме было найдено тело Артуро Гусмана, брата Эль Чапо, что было расценено как акт возмездия. Спустя четыре относительно спокойных года неизвестные расстреляли одного из сыновей Эль Чапо — Эдгара Гусмана — в синалоанском торговом центре. Существует легенда, что на День матери, который отмечался через два дня после смерти Эдгара, в Хуаресе было не найти ни одной красной розы, потому что все они были выкуплены Эль Чапо в порыве глубокой скорби{3}. Еще через несколько месяцев в багажнике автомобиля обнаружили мертвую возлюбленную Эль Чапо, а на ее теле был вырезан символ враждебной банды. И вот тогда началась настоящая бойня.
Меня угораздило ступить на улицы Хуареса именно на пике вооруженных столкновений в 2011 году. Выйдя из аэропорта с блокнотом в руке и бесполезным устройством, болтающемся в моем носке, я встретился с Мигелем, информатором, который согласился покатать меня по городу и все рассказать. Хотя я и привык в своих путешествиях пользоваться такси, но в этот раз меня предупредили, что местные «таксистас» часто по совместительству являются наблюдателями картелей, а потому мой товарищ и свел меня с Мигелем. Наличие собственного водителя казалось мне просто невероятной удачей до тех пор, пока тот не попросил меня подтолкнуть машину с парковки, потому что задняя передача была сломана. «Да, на этой колымаге будет не скрыться от погони», — подумал я, когда мы направились в город.
Как только мы въехали на скоростное шоссе, я поймал себя на мысли, что в Хуаресе что-то не так. В отличие от других мексиканских городов, где на каждом перекрестке кто-нибудь да продает еду, вееры, мухобойки и прочий скарб, местные улицы были пустынны. Даже с потеплением в течение дня окна автомобилей остаются закрытыми. Люди, похоже, изо всех сил стараются вести машины предельно осторожно. В Мехико дорожное движение просто кошмарное: несколько лет назад там отменили экзамен на водительские права, потому что большинство экзаменаторов были настолько коррумпированы, что пройти испытание без взятки было почти невозможно. В Хуаресе водители же, напротив, вежливы и обходительны. Я поинтересовался у Мигеля, почему на светофорах он останавливается так далеко от впереди идущей машины. «А вдруг будут стрелять», — пожал он плечами. Киллеры чаще всего нападают на своих жертв на светофоре. Поэтому лишние пару метров до следующего авто могут решить вопрос жизни и смерти.
У меня была назначена встреча с профессором Уго Альмадой, специалистом по городской наркоиндустрии, изучившим ее как свои пять пальцев. Профессор устало опустился на мягкое сиденье в американского стиля закусочной «Барригас» («Сытый живот»), где мы заранее договорились побеседовать. «Наркотрафик словно река», — сказал он, изображая одной рукой ее течение, а другой — нарезая свою энчиладу. «Попробуй только построить дамбу и преградить ей путь, — рука с громким стуком опускается на стол, — и она разольется повсюду». Было ясно, что, как и многие другие мексиканцы, он раздражен тем, что Президент Кальдерон слишком буквально подошел к вопросу войны с наркотрафиком, при малейшей возможности решая проблему с помощью вооруженных сил, в результате чего она лишь сильнее усугубилась. Профессор Альмада нехотя признает более циничный подход к ведению этой «войны» в США. «Нам бы следовало взять с них пример. Торговля идет полным ходом, наркотики продолжают прибывать в страну, деньги отмываются — и все в целом спокойно. Но стоит одному козлу подставиться и убить стража порядка, на уши поднимут всю полицию, его отыщут и посадят лет на сорок, и вряд ли он сможет сбежать. Это негласное правило. А здесь, в Хуаресе, полицейские мрут как мухи».
Убийство полицейских имеет под собой сугубо экономическое основание, вот почему в Хуаресе это происходит с завидной частотой. В 2008 году первая вспышка агрессии началась после сообщения синалоанского картеля, который оставил послание на мемориале в честь погибших офицеров. Небрежная надпись гласила: «Те, кто не верил». А под ней были нацарапаны имена четырех убитых полицейских. Далее было написано следующее: «Для тех, кто все еще не верит». И снова список, на сей раз из семнадцати еще живых. Вскоре после этого синалоанцы стали методично убивать их по одному. После первых шести убийств остальные были вынуждены бежать.
Все эти убийства не были случайны. Как и при проведении обычных сделок по корпоративным слияниям и поглощениям, сперва необходимо умаслить регулирующие органы, которые в случае с наркоиндустрией представлены силами полиции. Их работа — не давать бизнесу развиваться, а для того, чтобы они свою работу выполняли не так качественно, картели стараются уговорить их с помощью взяток и запугиваний. Вот тут-то Эль Чапо и прокололся. Хуаресский картель талантливо обхаживал органы правопорядка, и даже подмял под себя главу национального института по борьбе с наркотиками. Считалось, что местная полиция была полностью в его руках.
Городское правление же, обладающее высшими руководящими полномочиями, отчаянно это отрицало. Сидя в своем офисе-бункере неподалеку от техасской границы, сварливый мэр Хуареса, Эктор Мургия Лардисабаль, приходит в бешенство от моего вопроса о том, достаточно ли хорошо полиция справляется со своими обязанностями по контролю за наркотрафиком. «Куда лучше, чем в вашей „Инглатерра“», — парировал он, как бы невзначай поигрывая своим «Blackberry». И все же существует множество доказательств того, что местная полиция работает сообща с картелем. Например, бывший глава службы государственной безопасности при мэре Мургия был осужден в США после попытки дать взятку в размере 19 250 долл. таможенному инспектору, чтобы тот, в свою очередь, закрыл глаза на груженный полутонной марихуаны грузовик[13]. Выход на правоохранительные органы картель Хуареса осуществлял посредством организации «La Linea» («Линия»), члены которой были отставными и действующими офицерами местной полиции. Тесные связи полиции с хуаресским картелем завели Эль Чапо в тупик: полицейские приняли сторону местной мафии и оставались неподкупными для синалоанцев.
И что, в таком случае, обычно делает обычная компания, если регулирующие органы смешали все карты? С одной стороны, можно было бы попробовать обратиться к другой юрисдикции. Взять хотя бы знаменитую сделку по слиянию «General Electric» («GE») и «Honeywell» в 2000 году. К сущему кошмару для своих конкурентов, «GE» объявила о поглощении высокотехнологического конгломерата «Honeywell», который специализировался на производстве широчайшей номенклатуры товаров: от охранных сигнализаций до вертолетных компонентов. Американские власти дали «GE» добро. Но вот их конкуренты не согласились с подобным решением и обратились с жалобой в органы ЕС. По результатам анализа они пришли к противоположному решению: сделка приведет к нарушению условий свободной конкуренции. В частности, при слиянии с «GE» дочерние предприятия «Honeywell», производящие реактивные двигатели, могут образовать монополию на некоторых рынках. Так конкуренты «GE» смогли воспрепятствовать принятому в США решению путем обращения к аналогичному органу в другой юрисдикции.
Наркокартели тоже придерживаются такой практики. Не сумев убедить полицию Хуареса в состоятельности захвата синалоанцами местного рынка наркотиков, Эль Чапо обратился к другой структуре. К счастью для него, это стало возможным благодаря многоступенчатой правоохранительной системе. В Мексике у каждого из более чем двух тысяч органов местного самоуправления в подчинении находятся собственные силы полиции (во всяком случае, на бумаге, ведь практически в некоторых городах ее вообще нет). Кроме того, на уровне штатов (которых в стране насчитывается 31) тоже есть полицейские силы прямого управления. Наконец, существует федеральная полиция — элитное подразделение, обладающее более совершенной техникой, оружием и подготовкой, и предназначенное для решения общегосударственных проблем. Ее штат, кстати, был значительно расширен за время правления Президента Кальдерона.
Так вот, Эль Чапо счел возможным пойти на сделку с федералами. Многие коррумпированные полицейские в Хуаресе уже давно работали на банду Карильо Фуэнтес, на откупе у которой были даже представители властей штата. Но вот федералы, не привязанные к конкретному городу, были куда более открыты к сотрудничеству.
В отношениях между двумя уровнями полицейских сложилась абсурдная ситуация. Каждая из сторон наперебой кричала о том, что другая находится в сговоре с одним из воюющих картелей, и зачастую обе оказывались правы. Силы городской полиции арестовали двух федералов, устроивших перестрелку в баре. Федералы обнаружили участников серии похищений, среди которых был и городской офицер. Вооруженные силы армии задержали городских полицейских по причине ношения ими несанкционированного оружия. Тут же остальные заявили о том, что прекращают патрулировать, потому что не хотят быть арестованными. В 2011 году произошел громкий скандал, новость о котором быстро разлетелась по всему миру: личный телохранитель мэра Мургия из числа городских сил был застрелен офицерами федеральной полиции.
Как США, которые возмутились позицией ЕС по сделке «GE» (по словам заместителя генерального прокурора, «это противоречит задачам антитрестовского законодательства»), власти Хуареса с досадой следили за тем, как «федералес» помогают синалоанцам захватывать город. Мэр Мургия в сердцах воскликнул, обращаясь к федералам: «Кто вы такие, чтобы здесь командовать?» После размещения в городе дополнительных федеральных сил в 2008 году вооруженное противоборство усилилось уже не только между картелями, но и между двумя группами полицейских.
Действия хуаресского картеля в ответ на угрозу поглощения были похожи на поведение обыкновенной коммерческой компании. В первую очередь, была развернута широкая PR-акция против агрессивного конкурента. По всему северо-западу Мексики стали появляться написанные от руки объявления «наркомантас» (буквально, «наркоплакаты») с призывом прогнать Эль Чапо. Плакаты гласили, что синалоанцы — это не просто наркоторговцы, но воры, насильники и чуть ли не агенты правительства.
Как любая другая компания, хуаресская мафия нуждалась в больших средствах для ведения войны. Традиционные поставщики уже находились во власти синалоанского картеля, и поэтому новым источником дохода стали вымогательство и шантаж. Из местных предпринимателей буквально высасывали всю кровь, облагая их непомерными налогами. Жить в городе стало невозможно.
Центр города показался мне необычайно пустынным. Ресторан «Эль Пуэбло», на крыше которого красуются фигуры певцов-мариачи, сдается в аренду. По соседству с ним стоит отель «Оливия» с обвалившейся крышей словно после бомбежки. Я зашел в небольшой бар, чтобы узнать у его владельца об отношениях с мафией. Мои глаза постепенно привыкают к полумраку после палящего полуденного солнца. Внутри не было никого, не считая хозяина и нескольких скучающих проституток. По его словам, оплата дани обходится как еще один сотрудник. Еженедельно он платит 1500 песо, или около 120 долл. «А если оплата задерживается, то тебе начинают названивать с угрозами или того хуже». Скелеты сожженных зданий все время напоминают о том, что будет, если отказаться сотрудничать. Ни для кого нет исключений: все стекло в ритуальной лавке напротив пришлось заменить после визита коллекторов, а в еще один ресторан неподалеку даже закинули гранату.
Медленно, вязко, большой кровью Эль Чапо и его союзники начали одерживать верх. Помимо убийств городской полиции, они раздували слухи о том, что весь аппарат государственного обвинения штата работает на хуаресскую банду. Чтобы доказать это, синалоанцы похищают брата ушедшего на пенсию генерального прокурора и под страхом смерти записывают его «признание» в том, что он помогал картелю установить связи с властями. На видео, которое впоследствии было размещено на «YouTube», он называет имена нескольких госслужащих, в том числе офицера полицейской разведки, который вместе со своим братом (экс-боксером) был найден мертвым несколько недель тому назад. Хотите верьте, а хотите — нет, но поддельное признание позволило пошатнуть доверие местных властей к картелю, с которым они ранее сотрудничали. Решающим моментом в битве за Хуарес стал арест в 2011 году главы «Линии» Хуана Антонио Акосты, известного как «Эль Диего». После этого он признал, что участвовал в подготовке более полутора тысяч покушений. Количество убийств пошло на спад, как только Эль Чапо окончательно закрепился в городе, а сопротивление хуаресского картеля постепенно сошло на нет. За отсутствием прочих препятствий, синалоанское поглощение успешно завершилось.
Из-за многоступенчатой полицейской системы Мексики для проведения поглощений картели вынуждены согласовать свои действия с несколькими уровнями властей, из-за чего вооруженный конфликт сильно затягивается. Вот и Президент Кальдерон часто обращал внимание на то, что его федеральные полномочия перекрываются властями штатов и местным самоуправлением. Едва Хуарес успел оправиться от недавних потрясений, была осуществлена попытка захвата еще одного города — роскошного прибрежного курорта Акапулько, известного тем, что здесь располагается вилла Джона Уэйна, а молодая чета Клинтонов в свое время проводила здесь медовый месяц. В крайнем раздражении от всего происходящего Кальдерон сказал, что проблему можно было бы решить, если бы местные власти сотрудничали с федеральными. «Лично я с удовольствием стал бы мэром Акапулько, мне очень нравится этот город, — продолжает он. — Но суть в том, что между городским правлением и властями штата есть еще пять тысяч полицейских, которыми оба хотят управлять. Ну а пока они разбираются в том, кто же будет это делать, кризис продолжается». Считается, что только за время правления Кальдерона этот кризис между картелями унес более 60 000 жизней.
Мексика стала беспокойным, мрачным местом. Страх не дает мне задерживаться на одном месте слишком долго. Наспех перекусывая в забегаловке с говорящим названием «Крестный отец» (как будто и без того недостаточно напоминаний о мафии), я спешу на следующую встречу. Вечером, когда мы уже возвращались в аэропорт, страстно желая завершить наше путешествие до наступления темноты, Мигель шепотом сообщил мне, что за нами может быть хвост. Мы сидим в тишине, а мимо проезжают автомобили федеральной полиции и армейские грузовики, из которых на нас устремлены немигающие взгляды сквозь прорези в масках. В сумерках мы добрались до терминала вылета. Расслабиться я смог только тогда, когда мой самолет взмыл в ночное небо. Я так и не узнал, преследовал ли нас кто-то, но во время каждой следующей поездки в Сьюдад-Хуарес, да и в другие приграничные города, меня не покидало гнетущее чувство того, что я ступил на чужую территорию. Даже в фешенебельных районах Мехико гул голосов стихает, когда напротив очередного ресторана останавливается дорогой спорткар, из которого выходит стильно одетый мужчина. Немногие города могут похвастаться такой же привлекательностью для картелей, как Хуарес, но каждый из них кому-то да принадлежит.
Так почему же в Сальвадоре все сложилось иначе? Как и Мексика, страна буквально кишит самого разного рода представителями криминального мира. Две главные уличные банды, «марас», это «Мара Сальватруча» и «Квартал 18», известная также как банда 18-й улицы. Обе группировки берут свое начало не из Сальвадора, а из тюрем и беднейших кварталов Калифорнии. Молодые сальвадорские иммигранты объединялись для самозащиты, ведения рэкета и наркоторговли. Банды фактически были реэкспортированы в Сальвадор при депортации. Молодые, безработные, с татуировками, а теперь еще и со связями в США и с опытом обращения с оружием, они привезли преступность и разбой в Центральную Америку, и благодаря отсталости системы правоохранительных органов банды стали процветать как никогда. По приблизительным оценкам, количество членов группировок в регионе составляет около 70 000 человек[14], примерно столько же, сколько сотрудников «General Motors» работает в США[15]. В группе Центральноамериканских стран с общим населением всего в 40 млн это внушительная сила.
Я захотел узнать больше о том, как же устроены эти транснациональные корпорации. Карлос Мохика Лечуга, лидер банды 18-й улицы, любезно согласился ответить на мои вопросы. Мохика управляет своим бизнесом из-за решетки тюрьмы Кохутепеке, больше похожей на крепость. Тюрьма расположена в часе езды от Сан-Сальвадора, столицы республики Эль Сальвадор. Раньше это было величественное здание, но теперь сквозь решетки на окнах, грубо вмонтированных в каменный фасад, видно, как свет пробивается через жалкое подобие крыши. Солдаты в масках патрулируют периметр здания или стоят у примитивных заграждений из мешков с песком, лениво наводя автоматы на любого, кто подойдет слишком близко. Мы были почти в центре города, но даже здесь у меня не ловила мобильная связь. Утомленный жарой продавец «пупусас», жареной закуски из кукурузы, которой и славится Сальвадор, объяснил мне, что дело в глушилках, которые не дают арестантам просто так сделать телефонный звонок. Он ткнул пальцем вниз по дороге, где связь снова оживала, и я заметил компанию местных, размахивающих телефонами в попытке поймать сигнал.
В тюрьме меня все равно попросили сдать телефон и все остальные вещи, разрешив оставить только блокнот, ручку и диктофон. В сопровождении вооруженной охраны я прошел через просторный двор прямиком в камеру размером со школьный кабинет, которая была абсолютно пустой, не считая пары стульев. Затем ввели сеньора Мохику. На нем надеты наручники, но это, пожалуй, единственное неудобство, которое он вынужден испытывать, отбывая свой срок. Гардеробу титулованного арестанта можно позавидовать: синяя баскетбольная футболка, белоснежные шорты и пара стильных кроссовок «Reebok». Вся одежда выглядит совершенно новой, словно только сошла с прилавка магазина. Лысину умудренного опытом наркоторговца скрывает черная бейсболка, спереди на которой вышито число «18», а сбоку — его прозвище — «Viejo Lin» («Старик Лин»). Тело с головы до пят покрыто татуировками. На шее крупный рисунок — «100 % 18-й». Изображение на правой руке искажено длинным шрамом, тянущимся от самого плеча. У левого глаза нарисована слеза, а кепка частично скрывает три строки, выбитые на лбу: «En Memoria De Mi Madre» («в память о моей матери»).
Карлос Мохика Лечуга, лидер «Квартал 18», банды в Сальвадоре, вместе с дружками-бандитами в тюрьме Кохутепеке.
Большинство членов банды — это молодые люди, а все потому, что шансы дожить то старости, работая на «марас», совсем невелики. На 2009 год коэффициент смертности в Сальвадоре был равен 71 на каждые 100 000 человек, из-за чего страна была названа ООН самой смертельно опасной в мире. В пересчете на жизнь среднестатистического человека, вероятность быть убитым в этой стране составляет примерно 10 %. И это только среднее значение. Для бедного населения и членов банд оно куда выше.
Поэтому Старик Лин своего рода долгожитель. На мой вопрос о возрасте его лицо на мгновение исказилось ироничной гримасой, но затем вернулось к привычному ничего не выражающему состоянию. «Мне 25. Шучу, на самом деле мне 50». Скорее всего остаток своих дней он проведет за решеткой за то, что обезглавил двух девочек-подростков, встречавшихся с членами «Мара Сальватруча» (позже из газет я узнал, что, вероятно, их еще и пытали машинкой для натирки полов). Как и большинство своих коллег, Старик Лин вошел в банду еще в Лос-Анджелесе в возрасте 21 года. Сегодня он лишь обладатель утробного прокуренного голоса, да бледно-серой кожи, которая достается всем обитателям тюрьмы.
Компания Старика Лина предпочитает несколько иные бизнес-стратегии, нежели его мексиканские коллеги. В марте 2012 года «Квартал 18» пошел на перемирие со своим злейшим врагом — «Сальватруча». Старик Лин и его конкурент, гангстер американского происхождения Эдсон Закари Юфемия, договорились, что члены их банд будут в дальнейшем стараться избегать взаимных убийств. «Решение было принято после долгих размышлений, — Лин переключился в режим генерального директора. — Жестокость окончательно себя исчерпала. Теперь мы готовы жить вместе, как братья. Война банд в 1990-х унесла жизни более 50 000 человек. Тюрьмы оказались заполнены молодежью, и не все из них были осуждены по справедливости. Пострадали наши семьи, страна оказалась поделена на сферы влияния». В трущобах Сальвадора достаточно лишь ступить шаг на чужую территорию, и это будет поводом для убийства. Сколько же территории находится в руках «Квартала 18»? Он наградил меня еще одной полуулыбкой: «Bastante. Достаточно много».
Раздел территории и система секторов частично объясняет, почему мирное соглашение оказалось жизнеспособным в Сальвадоре, а в Мексике — нет. Цель такого сговора, будь то между наркокартелями или обычными фирмами, состоит в том, чтобы превратить стихийную конкуренцию на крупном рынке в серию небольших монополий. Давайте представим, что в какой-нибудь стране есть всего две телефонные компании. Если они будут соперничать на территории всей страны, то рынок завоюет та, которая будет предлагать более качественные услуги по более низкой цене. Но в таком случае ни одна из компаний не будет получать высокую прибыль. А вот если же они договорятся (читай: вступят в сговор) о том, что одна из них будет обслуживать, например, города на севере, а другая — на юге, то каждая из них по сути станет региональной монополией, которая сможет продавать некачественные услуги по высоким ценам. Вот почему в большинстве стран это запрещено. Компании, занятые нелегальным бизнесом, конечно не станут особо стремиться соответствовать антитрестовскому законодательству, вот почему сговоры и соглашения между картелями это вполне обычная практика.
Несмотря на экономическую целесообразность, мексиканским картелям не удалось таким путем поделить рынки. Крупнейшие пограничные шлюзы и портовые хабы у картелей на вес золота, а с учетом того, что на один лишь Хуарес приходится более 70 % всей торговли, о «справедливом» разделе не может быть и речи. В случае с сальвадорскими «марас», ситуация сложилась иначе. Хотя на международном уровне их обороты весьма скромны, но основной объем деятельности приходится на внутренние рынки, среди которых особое значение играет наркоторговля и рэкет. Местный рынок значительно легче поддается разделу на сферы влияния. В условиях свободной конкуренции Старику Лину и его противнику пришлось бы постоянно снижать цены на наркотики, и все более мягко заниматься вымогательством (или наоборот, все более жестко, из-за чего выбывание целевой аудитории стало бы происходить куда быстрее). Разделив же страну на две части, они могут спокойно задирать цены и не бояться за эффективность своего рэкета, тем самым значительно снизив издержки, характерные для ситуации с непосредственным противостоянием.
Сговор произвел небывалый эффект. Всего за одни сутки смертность в стране — мировом лидере по уровню жестокости снизилась на треть, и жить в Сальвадоре стало даже менее опасно, чем в соседней Бразилии. А к концу 2011 года количество убийств в Сан Сальвадоре стало ниже, чем в калифорнийском Окленде. Старик Лин уже не на шутку разошелся в своей импровизированной рекламной акции, сообщив, что сговор преследовал лишь одну цель — восстановление количества молодежи в стране. «Слушай, мы всего-то хотели достойно работать и зарабатывать на свой кусок хлеба, — сжатая в кулак пятерня рассекла воздух, подчеркивая важность поднятой темы, — но получилось, что наши дети выросли среди насилия».
Отличительной чертой юных сальвадорских «марерос» было огромное количество татуировок. Как и Старик Лин, почти все члены банд охотно заполняют свою кожу рисунками в знак принадлежности к «Сальватруча» или «Кварталу 18». Наколки, кстати, тоже вносят свой вклад в показатели смертности, потому что это настоящая мишень на теле жертвы, ступившей на территорию враждебной «мара». Но, вместе с тем, именно они позволили бандам столь быстро прийти к перемирию.
Исследование сицилийской мафии, проведенное итальянским экономистом Мишель Поло, показало, что местные группировки наполняют свои ряды путем подкупа «сольдати», рядовых пешек противной стороны[16]. Поло была выведена формула, показывающая, каким образом мафиози минимизируют риски дезертирства, заключая «трудовые договоры» со своими сотрудниками. Оказывается, что это достигается двумя способами. Во-первых, необходимо назначить достаточно высокое вознаграждение, чтобы обеспечить лояльность. А во-вторых, учитывая ограниченность финансовых ресурсов, каждому сотруднику также выдается своя порция угроз и запугиваний. Мексиканские картели поступают так же: предателей и перебежчиков наказывают самым жестоким образом.
А вот «марас» действуют иначе. Принадлежность к той или иной группировке определяется не уровнем заработной платы, а местом рождения будущего гангстера. Как только он вступит в банду и набьет несколько татуировок, например, с символом «Сальватруча», вопрос о возможности перехода в «Квартал 18» отпадет сам собой, и наоборот. Покинуть банду и начать жизнь законопослушного гражданина тоже почти невозможно, ведь вы вряд ли найдете работу, если на лбу у вас будут красоваться черепа и кости. Говоря языком экономики, мексиканский рынок труда более подвижен, потому что гангстеры могут выбирать ту группировку, которая предложит лучшие условия (с позиции денег или силы); в Сальвадоре же рынок труда абсолютно неликвиден. За отсутствием риска перемещения сотрудников, «марас» нет необходимости конкурировать за наиболее компетентные кадры, что и позволяет держать зарплаты на низком уровне.
Между столицей и тюрьмой раскинулся пригород Илопанго, разделенный на сферы влияния между бандами. На обратном пути я созвонился с его недавно избранным мэром, Сальвадором Руано, которому, похоже, по душе его новое место работы. Едва мы присели, и мэр стал набивать рот рисом с бобами из пластиковой коробки, он тут же вскочил, вспомнив, что должен сегодня обвенчать молодую пару, и предложил мне поучаствовать. Из его кабинета, располагающегося в крохотном здании городского совета, мы прошли в небольшой конференц-зал. Нарядные молодожены и их родственники уже сидели за столом в волнительном ожидании. Произнеся речь с пожеланиями гармонии в браке (призвав жениха помогать невесте по дому: «Женщина не должна сама готовить тортилью»), мэр объявил, что теперь они муж и жена, после чего мы вернулись в его кабинет, и он снова принялся за свой обед.
Мэр Руано, у которого есть странная привычка говорить о себе в третьем лице, признает, что каждый клочок земли в его городе принадлежит либо «Мара Сальватруча», либо «Кварталу 18». «Во время своей предвыборной кампании от района к району я встречал группы людей с татуировками по всему телу. Большинство из них интересовалось лишь тем, смогу ли я дать им работу». Мэр пообещал, что сделает все возможное, и его избрали. «Теперь поиск рабочих мест для молодых членов банд помогает снижать дань, которой „марас“ облагают местный бизнес, — говорит он. — Раньше владельцам магазинов приходилось платить по 5-10 долл. в день». Тыча себя пальцем в грудь, он с гордостью заявляет: «Этот мэр живет здесь, и его дети тоже. Мы все хотим тихой и мирной жизни».
Для выполнения своей части уговора, правительство приложило усилия к поиску законной работы для членов банд. Благородный поступок, скажете вы? Но он потребовал больших расходов бюджетных средств на тех людей, которые еще недавно терроризировали всю страну. Только за первый год действия соглашения государство пообещало выделить 72 млн долл. на реализацию проектов занятости для бывших бандитов. Изначально планировалось, что мероприятия пройдут в восемнадцати городах, но о желании поучаствовать в проектах объявило почти сорок. В Илопанго для «марерос» построили пекарню, а сейчас мэр Руано занимается подготовкой к открытию куриной фермы.
Похоже, что эта сделка пошла на пользу и самим бандам. Вот, к примеру, Старик Лин. Тюрьма, в которой он отбывает свой срок, конечно не люксовый отель, но по меркам Сальвадора это заведение с довольно мягким режимом. Ранее он побывал в тюрьме Сакатеколука, которую не просто так в народе называют «Сакатрас»{4}. Незадолго до объявления о соглашении, его перевели в более комфортные условия. Эдсон Закари Юфемия, лидер «Сальватруча», тоже переехал из тюрьмы строгого режима. Причиной тому, согласно официальным источникам, была необходимость дать главарям банд возможность обсудить друг с другом и со своими подчиненными будущий сговор. «Нам были нужны условия, в которых мы могли бы посоветоваться со своими „компаньерос“», — объясняет Старик Лин. Конечно, это лишь одна сторона медали. Умаслить главарей помог и сам факт смягчения тюремного режима.
Все это — тюремные ротации и крупные расходы бюджетных средств — вызвало бурю общественного протеста, несмотря на значительное снижение количества убийств. Никуда не делось обложение данью, это самое ненавистное проявление преступного мира за его направленность на мирных граждан. «Дань — это основной источник дохода банд. Нам сказали, что банды готовы пойти на переговоры по любому вопросу, кроме этого», — сказал Дэвид Мунгия, занимавший пост министра безопасности Сальвадора на момент заключения сделки в 2012 году.
Именно по этой причине власти опасались за конечный результат. Когда о сговоре впервые стало известно, его назвали «соглашением между бандами пред лицом господа». Правительство отметило заметный спад количества убийств, но на тот момент о его участии в сделке не было ничего известно. Спустя год после заключения перемирия, наблюдая за стабильно низкой смертностью, власти решили засвидетельствовать и свою роль в мирном процессе. Как впоследствии выяснилось, посредником в нем выступал Рауль Миханго, бывший советник Министерства обороны. В марте того же года, когда, наконец, «Мара Сальватруча» и «Квартал 18» завершили переговоры, он также убедил присоединиться к соглашению сначала такие мелкие банды, как «Да Мао Мао» и «Ла Макина» («Машина»), а затем «Ла Раса» («Раса») и даже потрепанную тюремную группировку «M.D». («Мара де Десорден» или «Неорганизованная мара»).
С тех пор соглашение пережило несколько потрясений. В 2014 году оно было разорвано, когда вновь избранный президент страны Сальвадор Санчес Серен официально отказался от поддержки банд, а в предвыборной кампании и вовсе пообещал с ними покончить. Естественным образом после этого число убийств вернулось к своему традиционно высокому уровню, пока банды увлеченно нашинковывали друг друга с прежней жестокостью. Совершенно неожиданно в качестве советника по борьбе с преступностью частной организацией был нанят мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани, который в 1990-х годах смог основательно почистить свой город от криминальных элементов. Но даже это не помогло урегулировать кризис, и кровавая резня продолжалась.
Власти других стран, а в особенности — США, не поддерживают стратегию перемирия. Это вызвало сильное раздражение в Сальвадоре, в особенности с учетом заметного спада насилия во время действия режима прекращения огня. «Им это не нравится? Хорошо, пусть тогда придумают другое решение. Или какое-нибудь волшебство. Если США знают, как с этим бороться, пусть не молчат», — требовательно заявляет мэр Сальвадор Руано. Дэвид Мунгия тоже хоть и признает несовершенство метода, но все же настаивает на том, что войну банд нужно было остановить. По его подсчетам соглашение позволило сохранить от 1900 до 2500 жизней, чего не удалось бы в других условиях. В стране с населением всего в 6 млн человек это очень большое достижение. Договор, кроме того, помог урегулировать обстановку в тюрьмах. Незадолго до моей встречи со Стариком Лином, в страну с визитом приехал глава Организации американских государств Хосе Мигель Инсульса. Ему даже позволили посетить места заключения, что ранее было бы крайне рискованным.
Сговор между бандами, проведенный под контролем властей, может и был нужен только для передышки и перегруппировки, но он помог оправиться и мирным гражданам. Американский священник в Сальвадоре Дэвид Бланшард, чья миссия находится на пересечении территорий «марас», надеется, что перемирие поможет сдержать рост численности банд. Известно, что в одной из школ недалеко от столицы четверо шестиклассников (дети возрастом 11-12 лет) работают рекрутерами на «18-ю улицу». Эти обязанности, как правило, и сообщаются самым юным членам группировки, а позже им могут доверить сбор дани и даже выдать 9-мм пистолет, который они непременно заткнут за пояс. Священник говорит, что банды похожи на древнего бога Баала, который требует в жертву детей. «А пока перемирие действует, у нас есть шанс снять детей с жертвенного алтаря и дать им шанс на нормальную жизнь».
Новостные сводки о войне наркоторговцев производят впечатление, что последние постоянно находятся в состоянии жесточайшей конкуренции. Жестокость и правда есть неотъемлемая часть этого бизнеса: в силу того, что для реализации своих интересов криминалитет не может использовать законные средства, насилие для них является единственным способом добиваться выполнения контрактных обязательств. На примере Мексики и Сальвадора мы выяснили, что уровень насилия, тем не менее, можно значительно менять, регулируя рыночные условия. Сравнение двух криминальных рынков с точки зрения экономики позволило отыскать ряд причин, по которым ситуация в обеих странах развивалась по диаметрально противоположным сценариям, а также выявить наиболее адекватные меры государственного воздействия для дальнейшего сдерживания роста насилия.
Ключевой причиной ожесточенной борьбы за такие города, как Сьюдад-Хуарес, является дефицит пограничных хабов. Растущее насилие в таких точках входа стало вызывать все больше разговоров о необходимости их и вовсе перекрыть. И все же экономика подсказывает нам обратное: если искусственно создать еще больше таких наркотических шлюзов, каждый из них в отдельности станет менее ценным, что и отнимет у картелей стимул к вооруженной борьбе. Да, в таком случае ввезти очередную партию наркотиков в США будет гораздо легче, но и обвал сырьевых поставщиков особо не отразился ни на объемах контрабанды, ни на ее цене (см. главу 1). Тогда расширение доступа тоже не произведет значительного воздействия на рыночные условия, а вот конкуренция с использованием огнестрельного оружия явно ослабнет.
На примере Мексики мы также узнали, что для наркоторговцев важен еще и контроль над регулирующими органами власти — то есть над полицией. Ужесточение отбора и повышение зарплат полицейским в равной степени увеличит издержки картелей на их подкуп. Конечно, борьба с коррупцией займет, мягко говоря, немало времени. А пока процесс идет, было бы целесообразно провести реформу и слить воедино все уровни полицейской системы. Специалисты по борьбе с преступностью уже долгое время на этом настаивают, поскольку такая мера значительно повысит эффективность борьбы с криминалитетом. С точки зрения экономики, в результате этого сотрудничество с представителями власти на разных уровнях станет невозможным, как и их конфронтация из-за поддержки враждующих кланов. На сегодняшний день, тем не менее, картели все еще могут развязывать друг против друга «виртуальные» войны за счет столкновения тех или иных полицейских сил штатов и федерального центра. Слияние же последних сделает этот метод мало возможным.
Из жизни сальвадорских «марас» можно извлечь другой урок. Несмотря на то что власти пошли на уступки, которые вроде бы не так уж далеки от содействия преступности, правительству все же стоит иметь в виду эффективность роли посредника в войнах банд. Еще одной причиной сговорчивости группировок был раздел сфер влияния, позволивший им вести бизнес на отдельных территориях. Поощрять такое поведение банд, разумеется, недопустимо, но по некоторым параметрам жизнь общества при этих условиях все же несколько улучшается. Например, наркотики становятся дороже, а конкуренция за рынки — ниже.
Неликвидность трудовых ресурсов «марерос», вытекающая из невозможности перейти в другую банду, с одной стороны, помогла ускорить принятие мирного соглашения. С другой, она приоткрывает завесу тайны над организацией управления в криминальных группировках, упрощая процесс борьбы с ними. Обычно «сотрудникам» приходится платить достойную заработную плату, чтобы те не сбежали к конкурентам. Так, если синалоанцы перестанут платить своим наблюдателям в Хуаресе, последние запросто могут уйти к враждебному картелю. И напротив, в «марас», покинуть которые едва ли возможно из-за татуировок, зарплаты остаются предельно низкими. Таким образом, чтобы переманить «марерос» из банд на обычную законную работу, компании не придется тратить больших денег. Все, что для этого требуется, найти такого работодателя, который будет готов закрыть глаза на татуировки. Государство может этому поспособствовать, выделяя средства на выведение рисунков. Именно это и предлагает шериф округа Лос-Анджелес в США бывшим заключенным, желающим начать новую жизнь[17]. Предоставляемая бесплатно услуга обычно стоит несколько тысяч долларов. Но это сущие копейки по сравнению с платежами в социальные фонды, которые устроенный на работу преступник затем вернет в бюджет. В Сальвадоре такая практика может сохранить не только деньги, но и жизни.
Подводя итог, на примере Мексики и Сальвадора мы выяснили, насколько сильно на криминогенную обстановку влияет изменение рыночных условий. Более 4000 мирных сальвадорцев были спасены благодаря сотрудничеству местных «марас», в то время как из-за ужесточения конкуренции между картелями погибло 60 000 простых мексиканцев. Всего этого можно было избежать. Когда ставки высоки, властям следует придавать рынкам более устойчивую форму, а не сломя голову кидаться в драку, чтобы прикрыть их любой ценой.
Глава 3. HR в наркокартелях: что, если скрестить Джеймса Бонда с мистером Бином
Кадры решают все.
Дело шло гладко. Стороны договорились о сделке, товар дожидался покупателей, деньги приготовлены. Все нужное для обмена было на месте. Главарь, крупная шишка, специалист в области импорта марихуаны и кокаина из Европы в Англию. Он перепроверил сумму: толстая пачка старых банкнот на 300 000 фунтов, или почти полмиллиона долларов. Сверток отдан водителю, который в свою очередь должен был передать его продавцу в Бельгии.
Но… Водитель, не устояв перед соблазном, разложил перед собой всю пачку купюр, чтобы насладиться их видом. Зрелище оказалось настолько впечатляющим, что он просто не смог не поделиться эмоциями со своей подругой, которую и пригласил к себе. Позже, отвечая на вопросы сотрудников Министерства внутренних дел Великобритании, главарь операции объясняет, как преступников удалось раскрыть. «Этот придурок решил, что было бы неплохо расстелить деньги на кровати, заняться на них страстной любовью со своей семнадцатилетней девчонкой, а потом еще и сфотографироваться». Что, конечно, было не самым умным решением. Дальше — хуже. Кроме любовницы, у водителя была еще и ревнивая жена. В следующую субботу, прямо перед поездкой в Бельгию, прогуливаясь с ней вечером, он наткнулся на подвыпившую любовницу. Завязалась словесная перепалка, и девушка показала жене водителя эротические фотографии, чему та, конечно, не обрадовалась.
Разъяренная жена решила проучить своего недалекого мужа. Она позвонила в пограничную охрану, чтобы предупредить властей о готовящейся контрабанде. Ничего не подозревающий водитель был остановлен в порту Дувра с тремя сотнями тысяч фунтов стерлингов, даже не успев покинуть Англию. Он был вынужден признаться, когда его допрашивали об источнике такой крупной суммы. «Болван всех сдал», — продолжает главарь. Сделка сорвалась. Глуповатая жена, которая сама тратила на кокаин 2500 фунтов (4000 долл.) в неделю, еще больше подлила масла в огонь, спросив у главаря, может ли он снова взять ее мужа на работу[18].
Наркоторговля представляется нам в образе безжалостных профессионалов своего дела — врожденных убийц, гениальных контрабандистов и экспертов по логистике — работающих сообща против сил полиции. Иногда все так и есть. Но чаще попадаются случаи небывалого непрофессионализма. С учетом высоких зарплат даже у рядовых сотрудников (например, тот же водитель зарабатывал 800 фунтов в день (1200 долл.) просто развозя партии кокаина по стране), становится странным, что такую работу выполняют преимущественно «придурки» и «болваны». По словам аналитиков МВД Великобритании, причиной тому является моральный упадок и «жизнь в стиле мыльной оперы» у наркоторговцев, из-за чего они все чаще попадаются на горячем.
Несоответствие компетентности сотрудников их заработным платам и есть, пожалуй, самая острая проблема в управлении наркокартелем, а именно — человеческими ресурсами. Гуру менеджмента уже, наверное, натерли мозоль на языке, беспрестанно повторяя, что главным активом любого предприятия являются его работники. В мире наркоторговли это правило доведено до абсолюта. Перед картелями стоит две основные проблемы. Во-первых, искать сотрудников приходится в условиях полной секретности, ведь в такой отрасли рекламировать вакантные места попросту не получится. Это усугубляется еще и крайне высокой текучестью персонала, характерной для наркоиндустрии. В транзитных странах, таких как Мексика, где ультранасилие — неотъемлемая часть работы, высокая смертность среди членов группировок вынуждает картели периодически искать новых сотрудников на замену убитым. Даже в развитых странах, например, в США и Западной Европе, где убийства скорее редкость, а полиция работает куда эффективнее, ротация кадров все равно высока. Один контрабандист как-то посчитал, что каждый четвертый перевозчик, доставляющий его товар из карибского региона в Англию, неизбежно бывает пойман. А каждый арест или смерть означает, что нужно снова мучиться, подбирая и обучая нового работника.
Во-вторых, картели должны управлять персоналом так же добросовестно, как и связями с поставщиками и клиентами, ведь просто с помощью давления добиваться выполнения контрактных обязательств не всегда получается. В мире законного бизнеса, если сотрудник пойман на краже или контрагент не уложился в сроки поставки, потребовать компенсацию можно через суд. Для криминального мира единственным инструментом обеспечения выполнения обязательств является насилие, вот почему умение грамотно запугивать и убивать лежит в основе успеха наркокартеля. Но излишняя жестокость также вредит бизнесу и сулит бóльшие расходы.
Вот над чем ломают головы специалисты по HR в картелях — как искать и нанимать персонал и как добиться от него эффективности. Ни одна компания далеко не уедет, если сложные операции будут выполнять малообразованные, непредсказуемые работники, из-за банальной глупости которых может встать все дело. Поэтому лучше всего с комплексными задачами справляются те картели, которые обращают особое внимание на работу с личным составом.
В шумном, залитом мутным светом ресторане в Санто-Доминго, со вкусом разлагающейся столице Доминиканской Республики, офицеры отдела по борьбе с наркотиками отмечают конец рабочей недели протокольной попойкой. Когда я сел рядом с ними, запуганный до смерти официант, которого окликнули звонким «Tonto!» («Дурачок!»), принял заказ на еще несколько порций пива. Другие посетители заведения не горят желанием ввязаться в драку, а потому им остается лишь презрительно оглядываться на веселую компанию.
Сегодня доминиканский отдел по борьбе с наркотиками загружен работой намного сильнее, чем это было раньше. Набив рот «платано фрио», наименее пьяный из всех офицер рассказывает, что в последнее время в стране наметилась неприятная тенденция: «головокружительный» рост объемов изымаемых на границе наркотиков. Долгие годы Карибский бассейн был перевалочным пунктом для кокаина, следующего в США. В период «порочного Майами» 1980-х груженные порошком скоростные катера наперегонки мотались отсюда во Флориду, а возвращались с крупными суммами на борту. Но этот маршрут вскоре был перекрыт специальными силами Южной Флориды. Эти силы были учреждены по указу президента Рональда Рейгана и координируются при содействии ФБР, УБН, таможни, налоговых органов и других федеральных агентств в прямом подчинении вице-президенту Дж. Бушу-старшему. Кокаиновый морской путь за короткий срок был взят подразделениями спецсил под контроль, а наркоторговцы сместились западнее и стали осуществлять поставки в основном через территорию Мексики.
Тем не менее, в последнее время появились признаки того, что трафик вернулся на острова, в результате чего был зафиксирован резкий скачок преступности. «Ожесточение борьбы за мексиканские ворота в США заставило картели вернуться на восток, в Карибский бассейн», — объясняет офицер, составляя из тарелок и бутылок импровизированную карту региона. Взрыв насилия в Мексике и Центральной Америке вынудил наркоторговцев искать более спокойные места для сбыта, и вот, Карибы снова в моде. Особенно много наркотиков начало появляться здесь в 2011 году, когда картельная война в Мексике достигла своего апогея. В том году власти изъяли и уничтожили почти девять тонн наркотиков, что в два раза больше, чем всего пару лет назад. Основной вал товара прибывает из Колумбии в современный, недавно построенный порт Кауседо на южном побережье Доминиканской Республики. Большая часть предназначается для Пуэрто-Рико, откуда потом отправляется в США, Испанию или Нидерланды.
Полицейский также отметил, что перехват наркотрафика осуществляется с использованием закупленных в Бразилии истребителей «Super Tucano» (напротив этого заявления в своей записной книжке я ставлю знак вопроса. Довольно необычно приобретать дорогостоящую военную технику для ловли наркоторговцев. Может, так и было, но спустя несколько месяцев после нашей беседы в «Wall Street Journal» была опубликована интересная статья. Сообщалось, что бразильская прокуратура возбудила уголовное дело по факту коррупции в рядах авиационного гиганта «Embraer», взяткой добившегося подписи доминиканцев под тем самым контрактом)[19].
Большинство задержанных контрабандистов — местные. Небывалый подъем преступности привел к тому, что душные тюрьмы Доминиканской Республики забились до отказа. В 2014 году число заключенных было в два раза выше, чем каких-то десять лет назад. 26 000 человек теснятся в камерах, рассчитанных всего на 15 000. Двукратное превышение допустимого уровня сказалось на условиях содержания арестантов. «В общем-то отбросы и не должны комфортно себя чувствовать», — добавил офицер. Его пьяный коллега предложил тост — «за прелести ее величества королевы Англии» (очевидно, в мою честь), официант принес еще несколько кружек спиртного, а я был вынужден откланяться.
Почти все полицейские, да и простые граждане, удовлетворены тем фактом, что убогие тюрьмы страны так плотно упакованы. В конце концов, чем больше преступников сидит за решеткой, тем меньше их на свободе, и тем меньше будет убийств, грабежей и контрабанды наркотиков. А чем хуже условия тюремного содержания, тем меньше желания совершать преступление. Большая часть латиноамериканских стран придерживаются аналогичного подхода. Регион занимает первое вместо в мире по количеству заключенных, обгоняя даже США: из 150 граждан 1 будет отбывать срок в тюрьме. Условия в них тоже не из приятных. В 2012 году в одной из тюрем Гондураса произошел пожар, унесший жизни 350 осужденных. Двумя годами ранее таким же образом в Чили погиб 81 человек. Убийства в тюрьмах происходят с завидной регулярностью, а резню между тюремными группировками не считают чем-то выдающимся. Например, в тюрьме на севере Мексики группа арестантов из картеля «Лос-Сетас» казнила 44 членов враждебной группировки, после чего без особых затруднений сбежала из места заключения.
Вот почему никто не хочет оказаться в таком месте. Но именно там набирают и обучают будущих сотрудников агенты картелей. Давайте разберемся в этом подробнее на примере истории Карлоса Ледера. Когда его семья переехала жить в Америку, прилежный студент, сын отца из ФРГ и матери-колумбийки, долго не мог устроить свою жизнь. Повзрослев, юный Ледер стал заниматься перегоном краденых автомобилей между Канадой и США. Это нехитрое дело обеспечивало ему вполне достойный заработок до тех пор, пока в возрасте 25 лет он не загремел на короткий срок в тюрьму города Дэнбери, штат Коннектикут. Это едва не стало концом его криминальной карьеры, но тюремное руководство сажает его в одну камеру с Джорджем Янгом. Это решение впоследствии кардинально изменило путь развития мировой наркоторговли. Тридцатидвухлетний Янг, светловолосый уроженец Бостона, уже имел опыт в индустрии куда большего масштаба. Джордж Янг отбывал свой срок за контрабанду марихуаны из Мексики в США, которой он занимался на угнанном самолете. Не имея других занятий, двое заключенных стали делиться историями и составлять новый бизнес-план.
Это была по-настоящему историческая встреча криминальных гениев. Янг имел опыт ввоза наркотиков на самолете; у Ледера оставались контакты в Колумбии. До этого момента кокаин не был так популярен в штатах и продавался лишь в небольших объемах. В 1976 году, выйдя из тюрьмы, пара предпринимателей навсегда это изменила. Всего через пару лет наркотик уже тоннами ввозился на территорию США, а к процессу был подключен медельинский картель под руководством колумбийского наркобарона Пабло Эскобара. Перевалочным пунктом для новоиспеченных бизнесменов стал небольшой багамский островок Норманс-Кей. Если кто-то и может похвалиться тем, что подсадил Америку на кокаин, то этим человеком и будет Карлос Ледер.
Выдающиеся успехи Ледера являются примером того, как можно построить криминальную карьеру, будучи ограниченным стенами тюремной камеры. Кроме знакомства с Янгом, в дэнберийской тюрьме Ледер также встретил немало других полезных в его деле людей: специалистов по отмыванию денег, киллеров, знатоков системы экстрадиции. Преступник, сколотивший миллионы на торговле наркотиками и пойманный только в 1988 году, теперь пожизненно за решеткой в США. Но он по-прежнему называет Дэнбери своей школой. Для большинства криминальных группировок тюрьма таковой и является. Пока будущий «сотрудник» сидит, его можно нанять, обучить, дать работу по выходу на свободу. Проблема подбора персонала в наркокартелях, таким образом, состоит в поиске людей с подходящим «опытом работы». А лучшим источником таких кадров, как известно, и являются тюрьмы — места, кишащие преступниками без определенных планов на жизнь и дальнейшее трудоустройство.
Конечно, такие исторические встречи, как у Ледера с Янгом, не происходят каждый день. Вот почему криминальные группировки планомерно и методично подходят к вопросу обеспечения своих HR-подразделений на местах. Лучшим примером такой организации является тюремная банда из Калифорнии под названием «Ла Нуэстра Фамилиа» («Наша семья»). Организация была учреждена в 1960-х для защиты от другой крупной банды — «Мексиканской мафии», которая уже захватила большую часть калифорнийских тюрем, облагая заключенных данью и вынося сотни смертных приговоров другим заключенным. Штаб организации располагался на юге штата. Арестанты латиноамериканского происхождения были главной целью агрессии, вот почему они решили защищаться, создав свою собственную «семью». Вскоре «Фамилиа» сами стали получать большую выручку от вымогательств, грабежей и наркоторговли как в тюрьмах, так и на свободе. На сегодня количество ее непосредственных участников превышает пятьсот человек, и еще более тысячи с ней аффилированы[20].
Вскоре «Ла Нуэстра Фамилиа» столкнулась с самой типичной проблемой любой банды. Несмотря на такие очевидные плюсы членства в ней, как защита от врагов, нелегальный заработок, чувство братства и единомыслия — для вновь прибывших оно несет в себе и довольно много опасностей. Во-первых, банда требует полного подчинения и готовность беспрекословно выполнять приказы. В основе такого поведения лежит запрет на контакты с другими группировками, из-за чего диалог, не говоря уже о разногласиях, попросту не может родиться. Журнал «New Yorker» цитирует одного из членов «Арийского братства», еще одной тюремной банды, который жалуется на сложности в организации «демократического убийства»: «Раньше мы соблюдали принцип „один человек — один голос“. Но нужно было следить за тем, чтобы жертву никто не предупредил. А это очень сложно, когда процесс подготовки занимает пару недель»[21]. Так и рождается жесткая иерархия, в которой субординация соблюдается неукоснительно, нравится вам это или нет.
Набор в банду осуществляется по самым строгим правилам, чтобы отсеивать менее способных кандидатов в пользу настоящих профессионалов. Как и в других членских организациях, будь то гольф-клуб или студсоюз, новые последователи банды обязаны уплатить вступительный взнос и пройти обряд посвящения (считается, что настоящей пыткой является обряд жестокого мексиканского наркокартеля «Ла Фамилиа Мичоакана», по которому «адепт» должен читать Джона Элдриджа, американского писателя и автора пособий по христианству). Впрочем, за отказом от членства в гольф-клубе вряд ли последует смертная казнь, чего нельзя сказать о картелях. Такова кровавая рациональность: если человека можно склонить к пожизненному членству, то вероятность его выбытия будет предельно низкой.
Помимо риска быть убитым в случае отказа от участия в жизни банд, сильным сдерживающим фактором для рекрутов является эксплуатация и злоупотребление полномочиями. Частично восстание против «Мексиканской мафии» было спровоцировано тем фактом, что вымогательству и грабежам подвергались даже ее рядовые члены. В жесткой иерархии банды старшие с легкостью наживаются за счет вновь прибывших, которые уже не смогут уйти. Несмотря на то что в долгосрочной перспективе такой «каннибализм» вреден для группировки из-за того, что все меньше людей захотят в нее вступить, подобный налоговый вампиризм все же входит в орбиту личных интересов каждого руководителя. Другими словами, экономически такая ситуация называется «проблемой группового решения». Если члены группы сойдутся на отказе от взаимной эксплуатации, то в итоге выиграет вся банда. Но вот личная выгода по-прежнему намного выше коллективной, так что вряд ли отдельным индивидам удастся избежать соблазна ее получить. Вот почему такое соглашение нежизнеспособно.
Как же криминальные группировки решают проблему группового решения? Захватывающее исследование, опубликованное в «Journal of Law, Economics and Organization», провел Дэвид Скарбек, экономист лондонского Кингс Колледжа. Он проанализировал структуру «Ла Нуэстра Фамилиа» и выяснил, что интересы внутри банды распределяются таким образом, чтобы ее вышестоящие управленцы не испытывали желания наживаться на рядовых членах. В этих целях был разработан целый свод правил, который ограничивает эксплуатацию и устанавливает ответственность за ее злоупотребление. Исчерпывающий документ был назван «Конституцией», а его копия даже хранится в архивах ФБР. Согласно Конституции, верхушку иерархии занимает «генерал», в подчинении у которого находится до десяти «капитанов». Они, в свою очередь, командуют «лейтенантами», низовыми менеджерами, сообщающими задачи уже непосредственным исполнителям — «солдатам» (военная тематика званий объясняется тем, что многие из основателей «Семьи» были ветеранами войны во Вьетнаме). Во избежание несправедливого отношения к рядовым, Конституция устанавливает порядок обжалования действий непосредственного руководителя в случае подозрений в злоупотреблении им своими полномочиями. Кроме того, Конституция устанавливает, что, несмотря на право генерала увольнять капитанов, назначение последних осуществляют именно рядовые служащие. И в то же время, несмотря на всю его власть, генерал может быть свергнут единогласной позицией капитанов.
И все же эти правила не всегда соблюдаются. Например, в 1978 году было решено уволить генерала Роберто Соса по подозрению в хищении из бюджета банды более 100 000 долл. (400 000 долл. в текущих ценах). Но он отказался мирно покинуть свой пост, и тогда его коллеги обратились к традиционному способу урегулирования конфликта — убить предателя (правда, этого, в конце концов, не произошло, потому что генерал вовремя разгадал их намерения и скрылся). После этого случая в Конституцию были внесены поправки. Теперь позицию генерала заменили на административный совет, состоящий из трех человек. Совет принимал решения большинством в две трети голосов, а процедура импичмента стала гораздо проще. С тех пор Конституция больше не подвергалась значительным изменениям.
Комплексный характер правил «Семьи» столь же много говорит о безделии и скуке, царящих в тюрьме, сколь и о структуре данной группировки (кстати, то же самое касается и других, отчасти «пионерских» видов деятельности: изготовление бомб из спичечных головок, секретные послания на стенках унитазов, изучение древнего ацтекского языка «Науатль»). И все же задача Конституции вполне ясна. Она нужна для того, чтобы методом проб и ошибок создавать позитивный имидж организации в глазах будущих сотрудников. Скарбек пишет: «Несмотря на свою кровавую историю, они [„Ла Нуэстра Фамилиа“] придерживаются рационального подхода в обеспечении эффективных институтов внутрикорпоративного управления».
Как же власти могут разрушить подобные институты? Я вообще не верил в то, что это возможно, после моей встречи с пьяными сотрудниками отдела по борьбе с наркотиками в Доминикане. И все же в некоторых тюрьмах этой страны проводится своеобразный эксперимент, который ставит под угрозу всю систему управления человеческими ресурсами в бандах. История берет свое начало из, пожалуй, самой прекрасно оформленной уборной во всем Карибском бассейне. От пола до потолка помещение покрыто цветной мозаикой синего, зеленого и белого цветов. Над туалетом серебряные и фиолетовые плитки складываются в медузу, плывущую среди кораллов, зеленых и красных водорослей. Вдоль ванны и мраморной раковины плывет стая рыб, сверкая золотой чешуей. Все это видавшее виды великолепие, требующее скорейшей уборки и чистки, располагается на продуваемой всеми ветрами вилле неподалеку от Санто-Доминго. Вилла была одним из многих владений кровавого диктатора Рафаэля Трухильо, который правил страной более тридцати лет вплоть до 1961 года, прежде чем его застрелили мятежники, предположительно проспонсированные ЦРУ. Во время его правления было убито порядка 50 000 человек и возведено не меньше статуй в честь «Эль Хефе» («Шеф»), как Трухильо тогда называли. Убежище диктатора, на карнизах которого выгравированы инициалы «R.T»., это, пожалуй, его самое отвратительное преступление против хорошего вкуса.
Маловероятно, но эта величественная постройка может быть штабом элитных частей, созданных для решения проблемы снижающейся эффективности работы тюрем. Роскошная постройка теперь используется как тренировочный центр для новых тюремных служащих. Она отражает высокий приоритет, которым наделяется судебная система страны, ставшая своеобразным «бутылочным горлышком» в борьбе с организованной преступностью. Основанное Роберто Сантана, бывшим ректором Университета Санто-Доминго, новое тюремное агентство славится радикальными методами перевоспитания заключенных. Если прошлая система была нацелена на создание максимально суровых условий содержания для достижения сдерживающего эффекта, то современная же, по словам Сантаны, больше похожа на школу, а ее служащие — на учителей.
Взяв меня на экскурсию по тренировочному центру, Сантана и его коллеги показывают мне, как обеденные комнаты Трухильо были переоборудованы в библиотеки и классные комнаты для занятий с будущим поколением доминиканских тюремщиков. На улице мне показали специально тренированных собак, которые умеют находить наркотики (мне было предложено спрятать пакет под одним из пяти перевернутых ведер, а собака уверенным шагом каждый раз его находила). Во время прогулки по комплексу я выяснил, что Сантана, этот исполненный энтузиазма профессор, старается оценивать криминальную проблему в стране с точки зрения экономики, а не ее морально-правовых аспектов. Он многое рассказал мне о тех успехах, которых ему удалось добиться со времен первого академического эксперимента. Всем было известно, что старая система не решала проблемы суицида, убийств и повторных преступлений. По словам Сантаны, ни одна страна так и не смогла их решить. «Вопрос был в том, с какой системы нам следует взять пример? Мы изучили опыт многих государств, но так и не нашли ответа». Несмотря на то что некоторые страны, например, Норвегия, пробовали вводить тюремные режимы на основе радикальной реабилитации, ни одна из них не сталкивалась с тем уровнем преступности, что Доминикана.
Задача состояла в следующем. Было необходимо с нуля построить новую тюремную систему на основе опыта наших иностранных коллег. На сегодня в стране действует семнадцать «экспериментальных» тюрем, то есть это половина всех исправительных учреждений. Девятнадцать других вместе с колонией несовершеннолетних пока работают по старой схеме. Для того, чтобы подробнее изучить отличия новой системы от старой, я направился в женскую тюрьму Нахайо в Сан-Кристобале, на запад от Санто-Доминго. Стоит вам лишь войти внутри, и вы сразу поймете, насколько сильно она отличается от других подобных заведений в Латинской Америке. На входе — большая вывеска с декларацией ООН о правах человека, которая традиционно игнорируется в других местах лишения свободы. На стенах в коридоре висят рисунки, сделанные заключенными, а в приемной есть стенд с различными наградами, полученными в конкурсах песни, танцев и домино в соревнованиях против других окружных тюрем. В тихой комнате поблизости один из осужденных беседует с семьей и бесплатным адвокатом.
Но на уютной обстановке различия не заканчиваются. Каждая мельчайшая деталь нового режима была разработана таким образом, чтобы у заключенных больше не было повода совершать преступления, таким образом, расстраивая работу HR-служб мафии. Все начинается с определения места содержания вновь прибывшего арестанта. Многие тюрьмы в Латинской Америке негласно поделены властями между бандами с тем, чтобы избежать лишних конфликтов. Члены враждующих группировок направляются в различные колонии. Подобное разделение хотя и сохраняет видимость мира, очень помогает HR-агентам находить новые кадры. Сидя в сальвадорской тюрьме, Старик Лин по-прежнему управляет своими людьми как настоящий феодал, а все потому, что это место было выделено исключительно для членов «18-й улицы». Проверка тюрьмы в Акапулько, Мексика, проведенная пару лет назад, выявила, что заключенные каким-то образом смогли пронести на территорию тюрьмы сотню бойцовых петухов, девятнадцать проституток и даже двух павлинов. В другой мексиканской тюрьме арестантов застали за разыгрыванием в лотерею роскошной камеры с кондиционером, холодильником и DVD-проигрывателем. Подобная практика упрощает работу главного смотрителя, но вместе с тем усиливает криминалитет. Если новичок в тюрьме Старика Лина еще не вступил в банду, то уж точно станет ее членом к концу своего срока.
В Доминиканской Республике тюрьмы не выделяются под отдельные банды. Вместо этого, в каждом таком заведении есть зона повышенной охраняемости, которая отведена для главарей преступного мира с тем, чтобы они не могли править бал. Первое, что нас попросили сделать на входе в тюрьму Нахайо, это сдать телефоны — это еще один способ дезорганизовать группировку. В местных тюрьмах телефонов нет ни у кого (в том числе у охраны), из-за чего пронести средства связи становится невозможным.
Чтобы скоротать время, 268 женщин-преступниц (среди которых 38 иностранок, задержанных за перевозку наркотиков), отбывающих здесь свое наказание, заняты изготовлением свечей, цветочных композиций и украшений, которые можно приобрести в местной сувенирной лавке. Организация труда преследует две цели. Во-первых, будучи занятыми, у заключенных не остается времени на конфликты. Во-вторых, 60 % выручки от продажи делится между арестантками и собственно бюджетом тюрьмы, а еще 40 % направляется семьям преступниц. Так, даже будучи за решеткой, остается место для сохранения отношений с семьей. Сантана заметил, что отсутствие поддержки и одиночество тоже вынуждают людей вступать в криминальные группировки. Вот почему он прикладывает такие колоссальные усилия, чтобы родственники тоже были вовлечены в процесс перевоспитания. «Однажды был такой случай, — продолжает Сантана, — у заключенной едва удалось найти одного лишь дядю, да и тот жил в двухстах километрах где-то в горах». На его поиски был направлен офицер верхом на муле, который успешно справился с задачей, и встреча состоялась. В Нахайо посетители приходят к 92 % арестанток, что для женской тюрьмы просто невероятно. Одиночество является единственным спутником женского заключения в тюрьмах по всему миру. Когда речь идет о сохранении отношений после вынесения приговора, мужья обычно проявляют не так много терпения, как жены.
Руководство колонии также помогает найти работу после выхода на волю. Например, при тюрьме есть собственная пекарня, в которой работают бывшие заключенные. Каждый день они встают в 5:30 и до закрытия успевают приготовить 2000 буханок хлеба. Все учатся читать. Сантана может похвастаться абсолютным уровнем грамотности: занятия по чтению являются обязательными, а прогульщицы лишаются многих привилегий, например, телефонных звонков или даже визита супруга. Три дюжины арестанток поступили на университетские курсы по праву и психологии.
Но, что важнее всего, персонал этой тюрьмы в корне отличается от других исправительных учреждений. Большинство латиноамериканских тюрем управляется либо военными, либо полицией. Это настоящая катастрофа: охрана таких заведений считается сложной и бесполезной работой, и поэтому ее поручают наименее успешным людям. Доминиканцы придерживаются иного подхода. Для снижения рисков коррупции был даже введен запрет на службу здесь для бывших сотрудников правоохранительных органов. Вместо этого Сантана обучает собственных людей. Подготовка занимает почти год, и только после этого сотрудникам предлагается трудоустройство с заработной платой в три раза выше, чем у его коллег из обычных тюрем. А более высокая зарплата едва ли оставляет место для подкупа.
Все это требует больших затрат. В тюрьмах нового образца на каждого заключенного приходится по 12 долл. в день, что превышает расходы на содержание при старой системе более чем в два раза. Сантане приходится постоянно отстаивать новый режим, ведь обычно тюрьмы воспринимаются как место, где человек должен сгнить заживо, а не наслаждаться хорошим сервисом. Когда я впервые зашел в его кабинет, то застал директора за телефонным интервью, которое он давал какому-то панамскому радио. Судя по всему, ведущий был скептически настроен по поводу увеличения затрат на самых презираемых членов общества. Но Сантана был непреклонен. «Эти инвестиции позволят значительно улучшить общественное благосостояние. Если налоги не тратить на преступников, то последние станут лишь еще опаснее», — настаивает он.
Есть несколько до невозможности банальных примеров того, как небольшая дополнительная трата помогает сберечь целое состояние. В доминиканских тюрьмах нового образца заключенные получают бесплатные обеды. Такой режим может показаться даже тепличным по сравнению со старым, где бóльшую часть еды для арестантов приносили родственники и друзья, которые появлялись не слишком-то часто. Но организованное питание позволило решить еще одну важную проблему. Теперь старые трюки с припрятанным в еде оружием и наркотиками больше не сработают. Лишние пару долларов на обеды очевидным образом смягчают режим, но, в то же время, лишают преступников столь простого способа получить извне ножи, пистолеты и очередную дозу. Пусть налогоплательщики и не хотят оплачивать питание заключенным, но ведь порция бобов дешевле, чем металлоискатель?
Некоторые криминальные организации предпочитают нанимать большой штат работников, занятых полный день. Банды в Эль-Сальвадоре отличают «своих» по татуировкам; мексиканские картели иногда выпускают футболки и кепки с особой символикой. Однако не все преступные группировки работают на столь формализованной основе. Организационная структура банд, торгующих наркотиками в странах с развитой полицейской системой, тяготеет к децентрализованному управлению в рамках небольших подразделений. Их перспективы роста в большой степени ограничиваются риском быть раскрытыми: каждый новый сотрудник «предприятия» — это еще одна потенциальная утечка, а обучать и контролировать большое число работников попросту непрактично. В результате этого на замену традиционным партнерским формам бизнеса (как в «Ла Нуэстра Фамилиа») или громоздким организациям с постоянным членством (как «Квартал 18») в развитых странах пришел сетевой фриланс, каждый из сотрудников которого не знает ровным счетом ничего о работе других.
Взять, к примеру, одну английскую команду контрабандистов, заработавших состояние на импорте кокаина из Испании. Пока бизнес не накрыла полиция, им удавалось еженедельно ввозить 60-70 кг наркотика, который закупался у колумбийского посредника в Европе по 18 000 фунтов (28 000 долл.) за кг, а затем сбывался по 22 000 фунтов. Нетрудно посчитать, что еженедельная выручка компании составляла более 1 млн фунтов стерлингов, и почти 60 млн фунтов в год. После вычета всех расходов чистая прибыль могла превышать 10 млн фунтов. Глядя на эти колоссальные цифры, можно подумать, что таким крупным бизнесом должна управлять довольно большая команда наркоторговцев. Однако в процессе допроса МВД Великобритании выяснило, что персонал многомиллионного бизнеса состоял всего лишь из двух постоянных сотрудников[22].
Вместо того, чтобы нанимать большое число работников на постоянной основе в свой «мини-картель», его основатели придерживались альтернативной модели управления человеческими ресурсами. Эта модель основывалась на поддержании связей с множеством фрилансеров разной сферы ответственности. Для встречи с колумбийскими контрабандистами в Лондоне назначался курьер, который затем развозил 10-килограммовые пакеты по ключевым городам страны. Каждая из таких операций приносила ему порядка 800 фунтов. На следующий день человек, нанятый исключительно для сбора платежей, встречался в Лондоне с покупателями за 250 фунтов в день. Еще один зарабатывал примерно столько же, выполняя обязанности счетовода (обычно через его руки проходит около 220 000 фунтов ежедневно). Задачей следующего было передавать деньги двум людям: женщине родом из Венесуэлы, которая помогала колумбийцам отправить выручку назад в Испанию, и «держателю», который хранил все заработанное компанией. Управляющие также наняли шофера за 200 фунтов в день. Выходит, что организаторы нанимали людей для выполнения всего шести функций. Их выполняли разные работники, которые не были членами банды и не видели весь масштаб ее деятельности.
Помимо фрилансеров криминальные группировки часто сотрудничают с другими, себе подобными организациями. Существует не так много картелей, которые контролируют каждый этап в своей цепочке поставок от производства до розничных продаж. Известны мексиканские банды, которые предпринимают активные попытки захвата власти над плантациями коки в Колумбии и сбытовыми агентами в США. Но это скорее исключение. Большая часть подобных организаций специализируется на какой-то одной функции. Например, одна из банд будет заниматься ввозом, после которого товар передается другой группировке — оптовому дистрибьютору, а та, в свою очередь, вручит партию командам уличных пушеров.
В поддержании таких связей особо важна личная компетентность персонала. Чем выше компетентность, тем более теплые и доверительные отношения между звеньями банды. Вот, к примеру, история Пита, талантливого переговорщика, который зарабатывает на жизнь импортом кокаина из Южной Америки в Нидерланды. Однажды он заказал 20 кг товара, который по оптовым ценам в Голландии обойдется ему в полмиллиона евро (более 600 000 долл.). От надежного поставщика в Бразилии Пит получает свой заказ в срок, в целости и сохранности. Но вот незадача: его качество оказалось неудовлетворительным. Из двадцати килограмм лишь 12 оказались чистым кокаином, и Пит звонит продавцу с претензией по поводу 8 кг «мела». Все это мы узнали благодаря жучку, который голландская полиция установила в телефон ничего не подозревающего бизнесмена (на самом деле голландские стражи порядка весьма продуктивны: в среднем, из тысячи мобильных устройств в стране как минимум одно будет прослушиваться).
Будь эта история вырвана из сценария голливудского фильма, Пит тут же бы отправил своего человека ближайшим рейсом в Бразилию на разборки. Но в реальности все иначе. Проблему урегулирует служба по работе с клиентами экспортера, глава которой извинился за некачественный товар и объяснил это тем, что из-за дефицита запасов у их надежного производителя в этот раз остаток пришлось закупить у другого, не проверенного поставщика. Он предлагает компенсировать убытки, направив в Нидерланды специалиста, который постарается очистить кокаин от мела. Пит еще немного поворчал, и проблема была исчерпана не пролив ни капли крови.
Позже ситуация повторилась. В этот раз, правда, Пит не хочет наступить на одни и те же грабли дважды и отправляет курьера в Бразилию, чтобы забрать товар на месте. Незадачливый посыльный, видимо, слишком переволновался, и, вместо того, чтобы пронести дорогостоящий товар на борт самолета, выкинул его где-то в аэропорту. Как и следовало ожидать, Пит приходит в бешенство от этой новости. Он убежден, что товар на самом деле не был выкинут, а продан кому-то еще. Поначалу он размышляет над кровавым возмездием, а его поставщик, явно желая расквитаться со старыми долгами, даже предлагает сделать это лично. К счастью для курьера, трезвомыслящий брат Пита решает сам отправиться в аэропорт и выяснить все обстоятельства дела. Каким-то чудом ему удается убедить Пита в невиновности посыльного, и тот отзывает киллера. Вот так, несмотря на потерю (или, вероятнее всего, кражу) целого чемодана с кокаином, низкоквалифицированный работник не просто остался жив, но и сохранил свою работу.
История Пита — это классический пример срыва крупной сделки, последствия которого были проанализированы в очередном и весьма необычном докладе для Еврокомиссии[23]. Авторы исследования погрузились в архивы голландской полиции и выделили 33 кокаиновые сделки, которые в том или ином виде прошли неудачно. Все транзакции были достаточно крупными, включая поставку не менее 20 кг наркотика, а в ряде случаев — даже более тонны. Как и в работе английских ученых, доклад обнаруживает примеры вопиющей некомпетентности. В одном случае сделка сорвалась из-за того, что сообщение с компрометирующей информацией было по ошибке отправлено на другой номер. Крупная партия затерялась в Антверпене, тогда как ее нужно было доставить в Роттердам. Иногда гениальные схемы, которым позавидовал бы сам Джеймс Бонд, катятся в тартарары из-за неуклюжих работников, напоминающих Мистера Бина. К примеру, однажды было решено отправить кокаин в специальных трубках, которые крепятся к корпусу грузового судна. По прибытию к месту назначения их должны были извлечь водолазы. Все шло гладко до тех пор, пока корабль не пришел в порт Нидерландов. Оказалось, что из-за поломанного снаряжения водолазы не могут достаточно глубоко нырнуть. После тщетных попыток товар просто бросили, и он, возможно, до сих пор бороздит просторы Мирового океана.
Само исследование ставит своей целью понять, как подобные ситуации разрешаются в криминальных группировках. Авторы пришли к следующему выводу: как и спокойный Пит, большинство наркоторговцев предпочитают урегулировать споры мирными способами. Из 33 рассмотренных сделок, убытки по большинству из которых составляют сотни тысяч евро, две трети не обнаружили никакого насилия. Это удивительно, учитывая, что наркотики идут рука об руку с жестокостью. Насилие или угроза его применения, как мы уже знаем, является одним из немногих способов обеспечения выполнения контрактных обязательств в наркоиндустрии. Наркокартели не могут обратиться в судебные инстанции, чтобы отстаивать свои права. Вот почему складывается впечатление, что при первом же намеке на срыв сделки в ход идут угрозы совершения жестокой расправы. И все же мы увидели доказательства того, что картели стремятся избежать насилия любой ценой. Как и обычные компании, они сперва разбираются в том, что же послужило причиной провала: их подставили или это просто неудачное стечение обстоятельств. Если при этом удается найти виновных, которые не просто похитили собственность компании, но и предали ее интересы, то быть жестокому наказанию. Чаще все же провинившимся дают возможность объяснить свою халатность или грубою некомпетентность. Это подтверждает предположение о том, что, как сказано в исследовании, «даже на высшем уровне любой наркобизнес управляется на принципах, схожих с обычными компаниями, ведь руководство в конечном итоге принимает решения, влияющие на судьбу персонала… а это создает необходимость поддерживать хорошие отношения». Авторы считают, что из-за сложного процесса подбора персонала и контрагентов наркоторговцы могут быть даже более снисходительны к ошибкам своих работников, чем законный бизнес: «Учитывая препятствия в распространении информации, система отношений здесь играет куда более важную роль, чем на легальных рынках».
Так как же выстраивать эти отношения? Наркоторговцы — это не самый дружелюбный народ, но именно сглаживание конфликтных ситуаций лежит в основе процветания всего картеля. Пабло Эскобар разработал простую систему страхования потерянных грузов, которая помогла ему избежать многих споров и убедить законопослушных инвесторов вложиться в его «медельинский картель» (а это, в свою очередь, позволило картелю еще глубже укорениться в гражданском обществе Колумбии). Выгоды от сотрудничества с ценными контрагентами иногда поражают воображение. В своих поздних трудах журналист Чарльз Боуден, посвятивший себя изучению пограничных проблем между США и Мексикой, отмечает интересный случай. Один мексиканский киллер едва не был убит своими же коллегами, и в знак извинения ему подарили полностью оплаченную путевку на курорт Масатлан[24].
На примере уже упоминавшихся в настоящей главе группировок можно понять, как им удается сохранять равновесие и гармонию в своих рядах. «Ла Нуэстра Фамилиа», «Мексиканская мафия» и «Арийское братство» выбирают членов по национальному признаку. Расизм, кстати, является одной из отличительных черт тюремных банд («Просто представь, что на дворе 1950-е», — советует одна из героинь комедийно-драматического телесериала «Оранжевый — хит сезона», повествующего о жизни женской тюрьмы). Даже те картели, которые не обращают особого внимания на цвет кожи, все равно довольно осторожны в языковом и культурном плане. Как Испания — это врата в Европу для наркотиков из Латинской Америки, так и большинство заключенных, опрошенных в ходе исследования британскими и голландскими учеными, являются выходцами из бывших колоний этих двух стран в Карибском бассейне.
Так какова же выгода картелей от поддержания контактов исключительно со своими земляками? Сама идея расового разделения вызвала бы ужас у обычных компаний, которые, напротив, стремятся к построению многонациональной команды. Существует целое множество исследований, которые доказывают, что большее разнообразие персонала позволяет создать адаптивную и креативную рабочую среду. В любом случае, во многих странах найм по расовому признаку все равно вне закона. Едва ли кто-то из ученых может представить доказательства того, что существуют определенные плюсы от создания монокультурной компании{5}. В таком случае не вполне понятно, почему банды строятся именно на основе рас и национальностей. Банальный вывод напрашивается сам собой: преступники — это плохие люди, неотъемлемым качеством которых является расизм. Но подобное заключение идет в разрез с тем, что криминальные группировки очень часто копируют поведение обычных компаний ради усиления своих рыночных позиций.
Голландские ученые решили копнуть еще глубже. Свою выборку они разделили по этническому признаку, и оказалось, что споры между группами, принадлежащими к одной и той же национальности, куда реже разрешались с помощью насилия. Так, лишь 29 % провалившихся сделок между наркоторговцами одной расы заканчивались убийствами. Эта же цифра составляет уже 53 %, если речь идет о сделках между партнерами разной национальности.
Возможно, меньший уровень насилия скорее связан не с гармоничными отношениями, а с формальной возможностью к запугиванию. Взять, к примеру, недавно раскрытую в Нидерландах криминальную сеть из Колумбии. Группировка хотя и не занималась импортом кокаина, но перед ней стояла не менее сложная задача незаметно переправлять крупные суммы денег, заработанных нелегально, обратно на родину. Для этого за 3000 евро (3350 долл.) нанимались молодые курьеры, которые перевозили кейсы с суммами до 150 000 евро в Боготу. Кстати, контрабанда денег из Европы стала намного проще с появлением крупных банкнот. Теперь в пачке из-под сигарет можно было без труда спрятать 20 000 евро купюрами по 500. В некоторых странах их даже прозвали «бин Ладенами»: все знают, что такие банкноты существуют, но никто, кроме бандитов, никогда их не видел. За два года группировка отправила на родину по меньшей мере 42 млн евро (47 млн долл.), обращаясь только к услугам своих земляков, которым, помимо зарплаты, еще и выдавалась путевка на курорт.
Найм исключительно колумбийцев обусловлен взвешенным подходом к организации своего бизнеса. В качестве меры предосторожности, главарь банды всегда находил имена и адреса родственников курьера в Колумбии, чтобы в случае бегства последнего всегда можно было совершить возмездие. Конечно, угрожать можно кому угодно, а не только колумбийцу. Но привести приговор в исполнение куда легче в странах со слабой полицией, чем в развитых западноевропейских государствах. А самих палачей, расположенных на другой стороне Атлантического океана, будет куда сложнее обвинить в убийстве. Рассмотренная ситуация в Нидерландах является тому уникальным примером. И даже британская полиция обнаруживала случаи похищений в Колумбии до выплаты долга в Англии.
В США наркотрафик организован схожим образом. Бóльшая часть героина сбывается мексиканскими бандами (см. главу 9). Согласно данным Администрации по борьбе с наркотиками (DEA), розничная торговля в основном ведется гражданами Мексики, на организацию труда которых за рубежом руководство на родине тратит немалые деньги. Экспорт «рабочих групп» куда более затратен для картеля, чем если бы они наняли пушеров из числа местных жителей. Но это делается по двум причинам. Во-первых, управление дистрибьюторским подразделением в другой стране, оперирование небольшими неотслеживаемыми суммами, а также хранение крупных объемов дорогостоящего товара — все это вызывает страстное желание однажды сбежать со всем добром. Как и в случае с колумбийскими курьерами, мексиканцы страхуются от подобного оппортунизма, обеспечивая себе возможность совершить расправу над родственниками своих сотрудников, которые по-прежнему находятся в Мексике. Во-вторых, найм жителей Мексики, которых руководство картеля знает и может менять каждые несколько месяцев, лишает власти возможности внедриться в торговую ячейку.
Выходит, что, в отличие от обычных компаний, для картелей национальный и этнический состав своего персонала имеет сугубо практическое значение, несмотря на то что оно обусловлено скорее возможностями к шантажу, чем собственно географическими предпочтениями. Но из этого правила существует весьма необычное исключение. Как и многие другие картели, наркоторговцы из Нигерии построили свой бизнес преимущественно на работе своих соотечественников. Но они допускают некоторое разнообразие при выборе курьера для доставки наркотиков из Европы в США. Нигерийцы пришли к выводу, что белых женщин охрана аэропорта останавливает куда реже[25].
Сторонники реформации системы наказания уже долгое время полагают, что «тюрьма не справляется со своей задачей». Это заявление справедливо лишь отчасти: для наркокартелей тюрьмы справляются просто прекрасно. Тюрьмы — это ключевой источник вербовки и подготовки нового персонала, ведь на свободе отыскать хорошего работника не так-то просто из-за особенностей нелегального бизнеса. Ежегодно тысячи людей, от главарей уровня Карлоса Ледера до беззащитных доминиканцев, ищущих работу и протекцию, начинают свой карьерный путь из-за тюремной решетки. Даже для Президента Никсона, первого, кто развязал полномасштабную войну против наркоторговли, было ясно, что упрятать человека в тюрьму за мелкие правонарушения, в этот университет преступности, было бы чудовищной ошибкой. «Взять и упечь кого-то, кто лишь раз покурил [марихуану]… поместить в камеру с настоящими преступниками… это полный абсурд. Должен быть другой способ наказания», — сказал он во время личного приема в овальном кабинете в 1971 году[26].
С того момента, как Никсон впервые произнес эту фразу, многие страны, а в том числе и США, приложили немало усилий к поиску «другого способа». Когда президент впервые произнес эти слова, число заключенных американских тюрем превышало 200 000 человек. Сегодня эта цифра составляет уже 1,6 млн. Критика такого подхода направлена на проблему защиты прав человека, но обосновать его неэффективность можно и с точки зрения экономики. На содержание тюрем государство расходует баснословные деньги. Посадить подростка за решетку будет стоить дороже, чем отправить его на учебу в Итонский колледж — частное учебное заведение, выпускниками которого являются принцы Уильям и Гарри. И особенно странным при всем этом является тот факт, что, будучи гордой страной с такой длинной историей демократических ценностей, США щедрой рукой раздают ежегодно более 80 млрд долл. именно на эти цели. В самом ли деле так необходимо, чтобы количество заключенных на душу населения было в пять раз больше, чем в Англии; в шесть, чем в Канаде; или в девять раз больше, чем в ФРГ[27]?
Вполне понятны причины, по которым целесообразно снижать количество арестантов. Но вот не вполне очевидно, какую выгоду получит общество от улучшения условий их содержания. Здравый смысл подсказывает, что худший климат в тюрьмах создает своего рода отталкивающий эффект, ведь никто не захочет оказаться в таком месте. На практике же в поисках защиты от агрессивной среды и других привилегий заключенные становятся более склонны к вступлению в криминальные группировки. «Мы не банда, мы — профсоюз», — сказал один из обитателей тюрьмы в Сьюдад-Хуаресе в своем интервью газете «London Times»[28]. Как и самые обычные работяги, в плохих условиях заключенные образуют вполне типичный союз. Большая безопасность в тюрьмах лишит их необходимости искать защиту; обучение, в свою очередь, даст им шанс найти нормальную работу на свободе. Чем хуже государство справляется с удовлетворением основных потребностей заключенных, тем больше шансов на возникновение и укрепление криминальных группировок.
И действительно, рассматривая опыт Доминиканской Республики, мы убедились в том, что такой подход более чем жизнеспособен. Раньше любимым развлечением властей было лишение преступников свободы в тюрьмах с самыми суровыми условиями. При старой системе более половины бывших заключенных повторно совершали преступление в течение трех лет после выхода на свободу. При новом режиме этот показатель снизился до 3 %. Возможно, обе эти цифры не слишком надежны, так как правоохранительная система в стране далека от совершенства. И все же разница поражает. Для организованной преступности было куда проще помогать своим сотрудникам строить криминальную карьеру при прошлом, более жестком режиме. А вот из хороших тюрем не получится столь же эффективного центра занятости.
Уменьшая возможности по подбору персонала для картелей, государство получает еще один бонус. Анализ сорвавшихся сделок в Европе показал, что даже при неудаче наркодилеры остаются весьма снисходительны. Но причина этого состоит не в том, что они такие добряки; просто для них крайне важно сохранить свою сеть контактов, которую было так сложно наработать. Найм новых работников, поиск других поставщиков и дилеров — это сложный и рискованный процесс, из-за которого под угрозой раскрытия находится весь бизнес. Из-за этого мосты в наркоиндустрии сжигаются в последнюю очередь. В мире, где поиск новых контактов для сбыта кокаина не был столь сложным, голландский импортер по имени Пит может быть и разобрался бы с бразильским контрагентом, который вместо товара прислал ему мел, или даже свершил бы правосудие над своим незадачливым курьером. Но именно из-за того, что найти хоть сколько-нибудь надежные связи так нелегко, он дал обоим шанс исправиться.
Все это приводит нас к выводу о том, что если систему найма картелей можно подавить путем ограничения притока потенциальных кандидатов в тюрьмах, то и криминальный рынок труда заметно сократится. С одной стороны, это будет означать, что картели будут вынуждены поднимать своим сотрудникам заработную плату в ущерб прибыли. С другой, мягкие методы урегулирования внутренних конфликтов придут на смену радикальным. К людям можно относиться как к одноразовому ресурсу, только если всегда есть доступ к замене. В прошлом доминиканские банды не сильно беспокоились за судьбу некомпетентных кадров, с легкостью избавляясь от них или посылая людей на разборки с другой группировкой, потому что у них всегда было множество других кандидатов на вступление. Если же тюрьмы в стране смогут прикрыть эту лавочку, бандам придется брать пример со спокойного контрабандиста Пита и решать проблемы мирным путем.
Глава 4. PR и синалоанские безумцы: почему картели социально ответственны
В столице пораженного нарковойной мексиканского штата Синалоа — Кулиакане — царит праздничная атмосфера. Мужчины, женщины и дети высыпали на улицы, гудящие пением, звуками труб и тромбонов. Это был февраль 2014 года, и совсем недавно по стране разнеслась радостная новость, которую никто уже и не надеялся услышать: после многих лет преследования властям удалось посадить за решетку Хоакина Гусмана, главаря синалоанского картеля и одного из самых опасных преступников в мире. Более известный как Эль Чапо (Коротышка), за долгое время своего правления он отдал тысячи смертных приговоров не только в Синалоа, но и за его пределами. Не раз он ускользал от преследования в самый последний момент перед появлением спецназа для его перехвата. Но, в конце концов, удача ему изменила. После головокружительной погони по канализации в Кулиакане, куда вел потайной ход из ванной комнаты в его доме, Эль Чапо попытался скрыться в дешевом отеле на прибрежном курорте Масатлан, где его и поймали. Преступник был отправлен в Мехико, где телекамеры транслировали новость миллионам пораженных мексиканцев.
Реакция населения в его родном штате последовала незамедлительно. Через пару дней улицы были засыпаны листовками с призывом отметить столь выдающееся событие. Синалоанцы с готовностью вышли на торжественный марш. Однако, присмотревшись повнимательнее к его участникам, вы заметили бы кое-что необычное. Старые то или молодые, женщины или мужчины, одиночки или целые семьи — многие носили футболки и размахивали плакатами с весьма неожиданными призывами. «Эль Чапо любят больше, чем многих политиков», — кричали транспаранты. «Синалоа принадлежит тебе, Коротышка», — написано на футболках. На некоторых красовалась цифра «701» — номер Эль Чапо в рейтинге миллиардеров «Forbes». «Я хочу от тебя детей», — красуется надпись на обтягивающем топе одной девушки. Толпа высыпала не для того, чтобы осудить опасного наркоторговца, но чтобы поддержать его. Процессия медленно шла по городу, скандируя «Que vive el Chapo!», а полиция, у которой, похоже, были другие важные дела, даже не пыталась им помешать.
С руками по локоть в крови, Коротышка Гусман должен быть самым ненавистным человеком во всей Мексике. Но в некоторых регионах страны, где его тлетворное влияние особенно сильно, общественное мнение претерпело причудливые метаморфозы. Хотя некоторые марширующие и пострадали от действий Эль Чапо, многие другие были готовы петь ему дифирамбы. Опрос общественного мнения по всей Мексике, проведенный газетой «Reforma», показал, что только 53 % респондентов одобряют арест наркобарона, тогда как 28 % были решительно против[29]. О мексиканских наркоторговцах слагают «наркокорридос» — задорные баллады для тромбона и аккордеона, в которых рассказывается о ловкости и смекалке преступников, обводящих полицию вокруг пальца. Местный трубадур в ковбойской шляпе Хосе Эулохио Эрнандес, известный публике как «Синалоанский Кольт», тоже сочинил песню в честь Коротышки Гусмана:
С головы до пят
Он слегка коротковат,
Но от земли и до небес
Вознесся наш любимый бес:
Ведь он гигант среди гигантов[30].
Впрочем, заключение «низкорослого гиганта» оказалось не слишком долгим: в июле 2015-го, немногим более года спустя, власти Мексики сообщили, что Гусман снова ускользнул. Взбешенные, они опубликовали записи с камер видеонаблюдения, на которых видно, как заключенный поворачивает за угол, скрываясь в личной уборной, и больше не возвращается. Позже тюремщики обнаружили дыру в душевой, которая вела в толково вырытый туннель длиной с милю, оборудованный простенькой системой вентиляции и мотоциклом на рельсах, с помощью которого с путей убирали землю и прочий мусор. Коротышка сбежал на свободу именно по этому туннелю, по пути разбивая лампочки освещения. Уже через несколько часов после новости об этом дерзком побеге на «YouTube» стали появляться первые «нарко-корридос». Вот еще одна песня, которую сочинил Лупильо Ривера:
Тонны исчезли с водою и ветром,
Тоннель появился — передавай приветы.
Хоакин «Эль Чапо» («Коротышка») Гусман, лидер картеля Синалоа. Захваченный в 2014 году, он сбежал через год с небольшим.
Коротышка — это не единственный популярный бандит. У наркоторговли есть одно интересное свойство: верхушка индустрии, как правило, обладает куда более хорошей репутацией, чем большинство преступников и, конечно же, политиков (Конгресс США удавился бы за рейтинги, как у Эль Чапо). Наркоторговцы даже задают моду на сезон. Когда был арестован мясистый приспешник главаря картеля Эдгар Вальдес Вильяреаль, которого за светлые волосы прозвали «Барби», в магазинах тут же появились такие же, как у него, ярко-зеленые поло от «Ralph Lauren». Это неудивительно, ведь многие молодые люди хотели быть похожими на своего кумира.
Нечто похожее происходит и в развитых странах, где романтический образ преступников часто перекрывает все их злодеяния. Например, Джонни Депп как-то сыграл роль приятного колумбийского капо в фильме «Кокаин», рассказывающем о становлении медельинского картеля Пабло Эскобара. Сын Эскобара, Хуан Пабло, в свое время написал книгу, в которой он рассказывал, что криминальная карьера отца началась еще со школьной скамьи, когда тот продавал фальшивые дипломы своим друзьям по колледжу. Говард Маркс, осужденный британский наркоторговец, тоже выпустил автобиографию, озаглавив ее «г-н Крутой» (один из его псевдонимов), и неплохо заработал на интервью, в которых описывал свою криминальную карьеру как занятное приключение.
И все же в картелях нет ничего романтического. Под руководством Коротышки Гусмана синалоанская мафия жестоко убивала и калечила каждого, кто стоял на их пути. Жертв пытали, сжигали заживо, прилюдно вешали — и все это далеко не во имя правого дела, а ради денег. Такие люди, как «г-н крутой» Говард Маркс, может быть, и не убили никого лично, но именно на их деньги казни и совершались. Этот бизнес такой же мерзкий, как и они сами. Тем не менее, отношение к главарям наркоиндустрии далеко от отвращения, ведь они считаются почти порядочными людьми не только на родине, но и за рубежом. Подобная трансформация общественного мнения — восприятие грязных, жестоких бандитов как романтических героев — по праву считается самой сложной проблемой пиара (PR) в деловом мире. Как же картелям это удалось?
«ГРАЖДАНЕ, — гласит сообщение, написанное заглавными буквами, — настоящим я заявляю, что никогда не приказывал убить ребенка или женщину. Я не смотрю сквозь пальцы на вымогательства и похищения. Ответственность за разруху в штате несут члены «Линии». Наши правила просты: никаких детей, женщин, невинных; никакого вымогательства и похищений. «Линия» же убивает ради дани всего в 1000 песо [около 70 долл.]»[31].
Это послание в черных и красных тонах, качественно распечатанное на большом белом транспаранте, появилось рано утром на одном из пешеходных мостов в самом загруженном районе Сьюдад-Хуареса. Дело было в 2010 году, когда война между синалоанцами под предводительством Эль Чапо и альянсом хуаресского картеля с отделом заказных убийств «Ла Линеа» только начинала разгораться. Сообщение, подписанное самим Коротышкой, было лишь одним из множества «наркомантас» — буквально, наркоплакатами — развешанных по всему городу. Чем больше было насилия, тем сильнее картель нажимал на рекламу.
Можно подумать, что маркетинг находится на последнем месте в списке дел наркокартеля. И хотя репутация рекламного отдела в обычной компании не намного лучше, чем у рядовых дилеров («это законная ложь», как рекламный бизнес называет Г. Уэллс; «это громыхание палкой внутри помойного ведра», — считает Дж. Оруэлл), от мафии, в общем-то, не ждут особой заинтересованности в коммуникационной политике. А на самом деле картели очень серьезно относятся к маркетингу и, в особенности, к PR и рекламе. В сущности, общественная поддержка — это единственный способ для преступников вроде Гусмана оставаться на плаву, не будучи выданным полиции первым же прохожим. Именно по этой причине на вооружении у них есть целый арсенал тщательно продуманных методов по улучшению своего имиджа.
Результаты дерзкой рекламной кампании видны по всему северу Мексики. Обычно она проводится следующим образом: на шоссейных мостах развешиваются бумажные или пластиковые транспаранты, а затем информация сообщается местным фоторепортерам, чтобы они успели все запечатлеть до прибытия полиции. Иногда плакаты делают по старинке из старых простыней; иной раз их разрабатывают и производят мастера графического дизайна. Реклама служит разным целям. На границе с Техасом, в Нуэво-Ларедо, «Лос-Сетас» однажды провели громкую кампанию по найму, выпустив баннеры следующего содержания: «Если ты действующий или бывший военный, «Лос-Сетас» приглашет тебя на работу. С нас — высокая зарплата, качественное питание и бонусы для семьи. Ты не пожалуешься на плохое отношение или голод — мы предложим нечто лучшее, чем мачуанский суп [лапша быстрого приготовления]». Чаще попадается агрессивная, обличающая реклама с угрозами в адрес враждебных группировок (в случае чего к сообщению прилагается висельник), или же сообщения с попытками убедить местных жителей в том, что картель на их стороне: «Хоть мы и продаем наркотики, но далеки от вымогательства у простых граждан».
Подобные примитивные формы наружной рекламы очень эффективны, так как демонстрируют местным, что у данной группировки достаточно власти в конкретном районе (включая власть над полицией), чтобы развесить транспарант в общественном месте. В то же время сила их психологического воздействия весьма сомнительна. На сегодня реклама претерпевает некое подобие кризиса по всему миру как в легальной, так и теневой экономике. Несколько десятков лет назад люди, быть может, и доверяли этой «законной лжи», вывешенной на Мэдисон-авеню или напечатанной в любимой газете. Сейчас же из-за настоящего рекламного потопа в интернете и традиционных СМИ привлечь потребителей становится все сложнее. Особого же скепсиса удостаивается коммерческая реклама, подготовленная теми же самыми людьми, которые стараются продать свой товар. Сложно представить, что кого-то может зацепить, например, реклама о безвредности курения, которая была популярна в 1950-х. А заявления Коротышки или «Лос-Сетас» о том, что они честные и порядочные работодатели, звучат столь же нелепо.
Вот почему специалисты по маркетингу, равно как и картели, теперь придерживаются иного подхода. Еще десять лет тому назад гуру брендинга Эл и Лаура Райс говорили, что традиционная реклама себя изжила, а повлиять на восприятие потребителей теперь гораздо проще с помощью ее младшего брата — пиара[32]. Чуть позже общественные СМИ сделали возможным почти мгновенное распространение PR-акции в сети через каналы «перехвата новостей», как это называет Дэвид Меерман Скотт. В отличие от рекламы, PR использует не оплаченное эфирное время или место в газете, а сконцентрирован на куда более ценных редакторских колонках и телевизионных новостях. Интересная статья привлечет куда больше внимания, чем та же реклама на следующей странице. По оценкам «PR Daily», американского торгового издания, редакторская колонка стóит в три раза дороже, чем обычное рекламное пространство. Но компании буквально дерутся за нее, упрашивая журналистов упомянуть об их клиентах в своей статье. Например, в Англии специалистов по пиару (численность которых превышает 47 800 чел.) даже больше, чем собственно журналистов (45 000 чел.)[33].
Продажа редакторского пространства интересна и самим печатным изданиям, которые все сильнее скатываются в убытки. Низкооплачиваемые репортеры выражают еще бóльшую готовность писать подобные статьи, а компании-заказчики приветствуют их с распростертыми объятиями и не скупятся на дары. Новостные газеты все больше склоняются в сторону т. н. «естественной рекламы», то есть информации о спонсорах, представляющей собой нечто среднее между типичной статьей и коммерческой рекламой. Такой контент, который на первый взгляд напоминает обыкновенную художественную зарисовку или новостную сводку, на самом деле мог пройти через отдел маркетинга. Именно благодаря ему компании осуществляют скрытую рекламу в редакторских колонках. Многие журналисты недовольны тем фактом, что реклама начинает смешиваться с новостями. Но маркетологи готовы платить в разы больше за столь мощный инструмент воздействия на потребителей. Пусть потенциальные клиенты и не доверяют громким слоганам, но если газета или даже телеканал повторяет его своими словами, то это уже что-то значит. Точно такое же поведение стало характерным и для наркокартелей, которые в последние годы усиливают свое давление на СМИ, причем далеко не мирным путем.
И вот, одним майским утром я оказался на севере Мексики, изо всех сил давя на педаль газа, мчась через пустыню в лучах рассветного солнца. Мое удостоверение журналиста спрятано глубоко в чемодане под завалом из старых носков. Воздух пока не успел прогреться, и настоящий зной еще не наступил. Я встал довольно рано, чем немало удивил работников отеля, которые едва успели снять покрывала с расставленных в лобби клеток с канарейками. Позавтракав, я отправился по сороковому шоссе на восток от Монтеррея — крупного развитого города неподалеку от границы с США. Картели уже начали собирать средства для следующей войны за территорию, и похищения простых граждан, которые хотя бы отдаленно напоминают члена противной стороны, стали обычным делом, сулящим неплохой заработок. Один мой состоятельный друг, с которым мы встретились в отеле, обычно предпочитает разъезжать на новеньком сверкающем «Рейндж Ровере», но в тот раз он приехал на старой потрепанной колымаге. «Не стоит привлекать к себе лишнего внимания», — объяснил он.
Проблема насилия в Монтеррее, как и в других северомексиканских городах, освещается довольно широко. Газеты пестрят сводками об очередных перестрелках и убийствах. И все же из разговоров с местными бизнесменами, большинство из которых перевезло свои семьи в более спокойные США, я узнал, что в городке неподалеку происходят куда более странные вещи. В ста пятидесяти милях на восток лежит город, в котором вообще не принято как-то касаться темы нарковойн. Рейноса, раскинувшаяся по другую сторону границы от техасского Мак-Аллена, во многом похожа на других своих пограничных сверстников, с ее фабриками-макиладора, дешевыми клиниками и захудалым районом красных фонарей, который называется «мужским городком». Равно как и другие похожие места, Рейноса является крупным хабом для наркоторговли. Но одна черта отличает ее от остальных — отсюда поступает совсем мало информации об убийствах. По каким-то непонятным причинам ее не упоминают в новостях о нарковойнах ни по ТВ, ни в газетах. О трупах нигде не найти ни одной статьи, не говоря уже о фотографиях. Политики не затрагивают этой темы. Рейноса как будто отрезана от остальной территории страны. Я решился туда съездить и все разузнать.
Ранним утром на дороге нет ни души, и я мчусь по сороковому шоссе в сторону таинственного города. Вообще эту дорогу стараются избегать, потому что на трассе между Монтерреем и Рейносой происходит особенно много убийств из-за противостояния картелей «Гольфо» и «Лос-Сетас», которые раньше были союзниками, а теперь воюют за власть над северо-востоком. На полпути к цели я проезжаю мимо ресторана «Лос Аихадос» («Дети господа»), где всего пару месяцев тому назад, как раз перед Пасхой, произошла двухчасовая перестрелка между пятьюдесятью военными и сорока мафиози. В результате сражения стены ресторана оказались испещрены пулевыми отверстиями и теперь больше напоминают узорчатое кружево.
Регулярные запугивания журналистов в Рейносе обеспечили картелям полный контроль над местными СМИ. Как я узнал, за последние два месяца здесь был убит один журналист, а еще пятеро бесследно исчезли. Двоих репортеров из Мехико похитили и жестоко избили. Неизвестный прямым текстом посоветовал американскому журналисту, который собирал материал для своей статьи, убираться прочь, что тот вскоре и сделал.
Припарковавшись, я направился в «Паласио Мунисипаль», или здание городского совета, стараясь идти настолько непринужденно, насколько это вообще было возможно. Моему спокойствию не способствовал и тот факт, что человек из Совета, с которым у нас назначена встреча, был вынужден перенести ее из-за недавней новости об убийстве своего коллеги. Никто толком не знал, почему днем ранее был убит рядовой сотрудник городского собрания. Он стоял на светофоре в своем автомобиле в пяти кварталах от «Паласио», и вдруг появилась неизвестная машина, из которой его расстреляли. В местных СМИ об убийстве не было ни слова, а когда я позже приехал на место преступления, то не обнаружил там и следа. Похоже, что с уборкой трупов местные власти справляются куда лучше, чем с вывозом мусора.
Никто об этом и не напишет. Все дело в том, что местный картель настрого запретил журналистам даже намекать на события, имеющие отношение к нарковойне. За отсутствием каких бы то ни было сведений в СМИ, информацию жители города получают из официальных публикаций властей в «Twitter», чтобы хоть как-то избежать боевых действий. Со своего компьютера Альфредо (назовем его так в целях анонимности) ведет страничку «@GobiernoReynosa», на которой содержатся жалкие крохи жизненно важной для общественной безопасности информации. Например, «ПОВЫШЕННАЯ УГРОЗА. Несколько районов заблокированы. Сохраняйте бдительность и не выходите из дома без крайней необходимости», или «РЕЖИМ ПОВЫШЕННОЙ УГРОЗЫ НА МОНТЕРРЕЙСКОМ ШОССЕ СНЯТ. На кольцевой дороге затор. Проявите терпение». Страничка обновляется каждый час с 6 утра до 11 вечера, или даже чаще, если события развиваются особенно активно. «Газеты, ТВ и радио молчат вот уже два года», — говорит Альфредо, идею о новостях в интернете которому подсказала его подкованная в социальных сетях дочь. Ни один журналист в Рейносе не захочет подписаться под статьей о преступлении. Иногда СМИ в других городах дают даже более актуальную информацию, чем местные. «В Монтеррее печатают наши новости, а мы — монтеррейские», — сказал Альфредо.
Мексиканские картели тратят немало времени и денег на то, чтобы заполучить контроль над СМИ. Он обеспечивается традиционным способом «плата о пломо» — «серебро или свинец», то есть взятка или расправа, к чему преступники регулярно обращаются при взаимодействии с другими сферами общественной жизни. Журналистов постоянно запугивают и, если это не сработало, убивают, чтобы преподать урок остальным. Вот один пример из десятка подобных случаев, произошедших за последнее время. На теле репортера Хосе Владимира Антуны, специализирующегося на криминальных новостях, была найдена записка следующего содержания: «Это случилось со мной из-за того, что я обратился к военным и написал то, чего не следовало писать. Тщательно редактируйте текст прежде, чем опубликовать его». Антуна вел собственное расследование убийства коллеги по изданию и вышел на коррупционную схему между местной полицией и ОПГ.
Чем сильнее разгоралась война, тем больше давления оказывалось на журналистов. За десять относительно спокойных лет с 1994 года в Мексике было убито всего тринадцать репортеров. В период 2004-2014 годов эта цифра выросла до шестидесяти. Расследование проводится настолько плохо, что не всегда корректно устанавливается даже мотив преступлений (некоторые жертвы погибли в перестрелке, а не являлись непосредственной целью). Не похоже, однако, что репортеры умирали случайно. Согласно комитету по защите журналистов, американской неправительственной организации, 8 из 10 убийств были тщательно спланированы. И все же такая тактика картелей работала лишь до определенного момента. В самом кровавом 2010 году пять мексиканских газет, пренебрегая риском для своих журналистов, заявили о том, что более не намерены молчать о преступлениях наркокартелей. А иногда преступникам удавалось даже создавать свой собственный медиа-контент. Похитив четырех сотрудников телеканала «Миленио», картель под страхом их казни вынудил его руководство сфабриковать новостной выпуск о том, что враждебная банда сотрудничает с коррумпированной полицией. «Миленио» нехотя повиновался (хотя тот выпуск был показан лишь на местном телевидении и не транслировался по всей стране).
Целями картелей являются две социальные группы. Во-первых, это широкая общественность. Если людей можно убедить в том, что банда Коротышки Гусмана на самом деле не занимается вымогательством и не убивает детей, то люди вряд ли будут докладывать полиции о синалоанцах и, вместо этого, будут сообщать об их несомненно более опасных противниках. Точно таким же образом картели настраивают массы против коррумпированных стражей порядка, закрывая для них канал общественной информации.
Во-вторых, это правительство. Как только до властей доходят сведения об очередной вспышке насилия, ее незамедлительно гасят с помощью отряда тяжеловооруженной полиции или военных. А присутствие такого рода сил правоохранительных органов значительно ухудшает деловую среду для картелей. Вот почему так важно не допустить появления сообщений в СМИ: если информация об очередной бойне не просочится в медийные каналы, то и войска не будут направлены на разрешение конфликта. И тогда бизнес может функционировать в обычном режиме. Иногда после перестрелок картели даже забирают с собой тела. Мертвым, конечно, следует воздать последние почести, но куда важнее скрыть улики, минимизируя риск появления вооруженных сил. Трупы сбрасывают в колодцы, старые шахты или могилы далеко в пустыне. Местных жителей подобные войны часто сбивают с толку: сначала на улицах стреляют, воют сирены, летают вертолеты, а на следующий день всего этого как будто и не было — и ни слова в газете.
Почему же тогда так часто с особой жестокостью совершаются показательные казни? Все они предназначаются для широкой общественности, ведь ко всему прочему материалы активно распространяют в сети интернет по аналогу с такими террористическими организациями, как ИГИЛ. В Хуаресе один патологоанатом рассказал мне, что опаснее всего выходить на улицу в районе 5:45 вечера, потому что именно в это время совершается большинство убийств, чтобы они попали в шестичасовые новости. Иногда это делается и для того, чтобы создать напряженность на территории противника. Если в общественном месте будет обнаружена гора трупов, власти тут же разместят в том районе усиленную охрану, из-за чего бизнес встанет как минимум на несколько недель. Именно поэтому картели нередко «подогревают почву» — «калентар ла пласа» — как это называется у профессионалов. Для этого привлекают и СМИ, которым приказано во всех красках описать происшествие.
При всем этом журналисты находятся меж двух огней: одна банда заставляет молчать, тогда как для другой нужно издать очередную статью. В 2010 году мир облетела редакторская колонка, напечатанная на первой странице «EI Diario de Juarez». Журналисты обращались к самой мафии после убийства двух коллег. Заголовок статьи гласил: «Чего вы от нас хотите?» А сама заметка была примерно следующего содержания: «Господа из разнообразных организаций, которые сражаются за власть над Хуаресом… мы не умеем читать мысли, мы всего лишь средство коммуникации. Поэтому как работники в сфере информации, мы бы хотели, чтобы вы, в конце концов, объяснили нам, что же вы хотите или не хотите видеть в нашем издании, чтобы мы знали, как поступить. Сейчас вы фактически являетесь властями этого города, потому что законные ее представители не смогли ничего поделать, чтобы предотвратить смерти наших коллег»[34].
Железная хватка картелей распространяется и на интернет. Как и обычные компании, ОПГ тоже стремятся формировать свой имидж в сети. Владелец странички «@GobiernoReynosa» на «Twitter» не особо растекался мыслью по древу о том, что же скрывается за сообщениями о «повышенной угрозе». Но вот некоторые неопытные журналисты, скрываясь за анонимностью в интернете, позволяют себе вдаваться в такие подробности, которых не допускает ни одна газета. Такие сайты, как «El blog del Narco», приобрели широкую известность благодаря материалам, которых не найти в печатном виде (в том числе фото и видео, которые слишком жестоки даже для мексиканских СМИ). Ряд репортеров даже признается, что отправляет свои заметки таким блогерам, потому что публиковать их под своим именем было бы слишком рискованно. Подобные утечки представляют серьезную опасность и для самих картелей, ведь они теряют возможность контролировать новостные потоки.
Уже существуют первые свидетельства того, что аналогичная тактика запугиваний и казни применяется к интернет-журналистам. Первые убийства за публикации в социальных сетях произошли еще в 2011 году. Тогда было обнаружено два трупа, свисающих с моста в приграничном городе Нуэво-Ларедо, что на северо-востоке Мексики. Сообщение гласило: «Такая же судьба ждет каждого, кто распространяет слухи в интернете». Вскоре после этого мафия нашла и казнила еще одну известную девушку-блогера, чье тело было найдено прямо за клавиатурой.
Ради молчания СМИ картели готовы платить немалые деньги даже молодым журналистам. Например, в 2013 году по всему штату Тамаулипас, в котором как раз и находится Рейноса, картели распространили листовки, сулившие 600 000 песо (40 000 долл.) за информацию о личностях владельцев анонимного новостного веб-сайта «Valor por Tamaulipas» («Храбрый Тамаулипас»). Спустя год была взломана страничка в «Twitter» одного из авторов статей под псевдонимом «Фелина» («женщина-кошка»). Хакеры от ее имени опубликовали следующее сообщение: «Дорогие друзья и близкие! Мое настоящее имя — Мария дель Росарио Фуэнтес Рубио, я доктор, и моя жизнь подошла к концу». Через некоторое время был опубликован последний твит, к которому прилагалось фото мертвой женщины: «Закрывайте свои странички, не подставляйте свою семью как я, прошу всех простить меня». На удивление, несмотря на всю опасность, «Valor por Tamaulipas» и несколько похожих сайтов по-прежнему работают. И тем не менее, агрессивные PR-акции не раз защищали картели и их сообщников от разоблачения, которого они заслуживают.
Мафия старается сформировать позитивный имидж и на долгосрочную перспективу, вкладываясь в таинственную корпоративную социальную ответственность{6}. CSR (КСО), как этот феномен принято называть у менеджеров, нередко считается лишь причудой современного бизнеса. Но в его основе лежит долгая история. Еще в XVIII веке общественность бойкотировала компании, которые занимались работорговлей, заставляя тех становиться ответственными и придерживаться более гуманного подхода в управлении человеческими ресурсам (не стоит и говорить, что некоторые требования и вовсе выходили за рамки приличий). И вот спустя каких-то сто лет, викторианские фабриканты строят для своих служащих «стандартное жилье», чтобы обеспечить им комфортное и безопасное существование. Неподалеку от места моего рождения, на севере Англии, располагается городок Солтэйр, который в свое время построил шерстяной магнат Сэр Тайтус Солт, столь сильно веривший в сдержанность, что здесь не было ни одного питейного заведения (правда, его принципы были недавно нарушены новеньким баром под названием «Не рассказывайте Тайтусу»). Компании придерживаются принципов КСО не столько по причине праведного рвения, сколько в силу личных интересов. Именно из-за этого свойства к такому корпоративному поведению нередко относятся скептически. Может быть, отсутствие пабов в Солтэйре и внесло свой вклад в местное здравоохранение, но ведь и рабочие стали куда более пунктуальными.
Бум Корпоративной Социальной Ответственности пришелся на 1990-е, когда ее принципы стали частью стратегии чуть ли не каждой компании. Большинство крупных фирм сегодня отдают немало времени и денег на то, чтобы продемонстрировать свой вклад в становление мирового сообщества, устойчивый рост, концепцию тройного критерия и другие не менее серьезно звучащие направления, которые столь же сложно понять. Хотя и не всегда ясно, что же стоит за конкретной идеей, ее осуществление явно обойдется в копеечку: в 2014 году, несмотря на неблагоприятную экономическую конъюнктуру, 128 из 500 крупнейших американских компаний по рейтингу «Fortune Global 500» нашли возможность израсходовать почти 12 млрд долл. на различные инициативы КСО[35].
Не все компании согласны с тем, что делать добро выгодно. Многие акционеры задаются вопросом о том, насколько инвестиции корпоративных филантропов на такие нужды, как защита окружающей среды, борьба с голодом и спасение китов, действительно увеличивают стоимость капитала компании. Исследование, проведенное специалистами из колледжа бизнеса Типпи при Университете Айовы, показало, что в периоды спада деловой активности более стабильными оставались именно те компании, которые придерживаются принципов КСО. Это неудивительно, ведь их клиенты куда более лояльны и значительно реже отказываются от услуг, даже когда нужно затянуть пояса. Существует также и другое мнение относительно причинно-следственных связей в данном отношении: стабильные и успешные компании располагают большим объемом свободных средств, которые и можно направить на второстепенные проекты.
В последнее время специалисты по менеджменту уже не верят в КСО, как раньше. Ее сторонники сбиты с толку тем, что отсутствие в планах устойчивого развития, корпоративного участия и пр. особо не навредило даже наиболее крупным компаниям. Например, ирландская компания-авиаперевозчик «Ryanair» смогла завоевать европейский рынок даже несмотря на свою лень и беспечность. В отличие от других авиакомпаний, которые предлагают своим пассажирам снизить уровень негативного воздействия на окружающую среду, купив «разрешение на выхлопные газы» («carbon credits»), у «Ryanair» нет времени на экологию. «Нам нравится действовать на нервы этим чудакам. Лучшее, что можно сделать для защитников природы, это пристрелить их», — сказал как-то Майкл О’Лири, задиристый глава компании. А вот Карлос Слим стал одним из самых богатых людей мира благодаря тому, что обдирал как липку своих лицензиатов в сфере телекоммуникаций и меньше других миллиардеров тратил на благотворительность.
Несмотря на то что в некоторых отраслях законного бизнеса КСО уже не столь популярна, в теневой экономике она по-прежнему на подъеме. Некоторые зажиточные преступники заработали славу пафосных филантропов. Коротышка Гусман, этот любитель отужинать в самых роскошных ресторанах Синалоа, имел привычку оставлять на чай тысячи долларов. В Медельине Пабло Эскобар раздавал детям подарки на Рождество, строил роллердромы и даже жилье для неимущих. «Ла фамилиа Мичоакана» выдавала местным предпринимателям льготные займы и неформальные услуги по «разрешению споров» (в эффективности которых никто даже не сомневался). Многие наркобароны инвестировали в строительство церквей. У мексиканцев это называется «narcolimosnas» — буквально, наркопожертвования. На небольшой часовне в штате Идальго прибита латунная табличка с Псалмами, на которой написано: «Построено на средства Эриберто Ласкано Ласкано». Ласкано, известный также как «Палач», был главарем группировки «Лос-Сетас» и любил проводить свой досуг, скармливая жертв домашним львам и тиграм (кончил он довольно банально — в 2012 году его застрелил спецназ){7}.
Священнослужители, похоже, даже рады получать пожертвования от таких прихожан. В 2005 году Рамон Годинес Флорес, уже пожилой епископ штата Агуаскалиентес, в своем интервью отметил: «Разве он [Иисус] не получил дары [от Марии Магдалены], когда она окропила его ноги дорогими духами. Иисус не спросил ее, где она купила духи. Для него не имело значения, как она заработала деньги. Он просто принял подарок». «А если окажется, что деньги заработаны нечестным путем?» — удивился журналист. Отец Годинес успокоил его: «Это не проблема. Деньги можно очистить благими намерениями. Не нужно сжигать их просто потому, что они заработаны дурными делами. Их нужно преобразовать. Деньги могут измениться, равно как и человек может освободить свою душу от скверны»[36]. Некоторых наркобаронов благодаря филантропии чуть ли не причисляли к лику святых. После того, как полиция ликвидировала другого лидера «Семьи» — Насарио Морено Гонсалеса — по всему Мичоакану стали появляться алтари, на которых можно было помянуть усопшего. Святость закрепилась за ним окончательно, когда в 2014 году «восставшего» вновь застрелили служащие правопорядка. Власти признали, что в прошлый раз Гонсалес убит не был; но в этот раз стреляли наверняка.
Наркоторговцы получают прямую выгоду от использования КСО: может и не вполне ясно, как «General Motors» выигрывает от пожертвований Детройтскому оперному театру, польза для преступных группировок от поддержания образа социально-ответственной компании очевидна. На примере империи Карлоса Слима, «Ryanair», да и множества других, мы выяснили, что бизнес может уверенно развиваться даже не будучи слишком популярным. Однако в криминальном мире свобода действий предпринимателей напрямую зависит от того, какую поддержку им оказывают местные жители. Если синалоанский картель прекратит свое существование, то ежемесячных пенсий, которые он, вероятно, выплачивает пожилому населению сьерры, просто не станет. Я не хочу сказать, что картели благотворно влияют на развитие страны. Коррупция, насилие и террор, которые они привели за собой, откинули Мексику на долгие годы назад и отказали ей в таких объемах зарубежных инвестиций, которые даже не сопоставимы с прибылями от наркоторговли. И, тем не менее, чем больше людей, которые вместе с картелем могут потерять свой достаток, тем меньше шансов уничтожить такую группировку.
Вот почему наркобаронам достаточно использовать лишь два примитивных метода КСО: раздавать деньги бедным и строить часовни со своими именами на них. Но на вооружении у картелей есть еще одна не менее выгодная форма проявления социальной ответственности. Специалисты из Гарвардской школы бизнеса Тарун Кханна и Кришна Палепу провели всесторонний анализ феномена «институциональных дыр». Во множестве развивающихся стран наблюдается нехватка объектов базовой инфраструктуры, которые в развитых государствах принимаются за должное: качественные дороги, надежное законодательство, хорошие школы, бесплатная медицина и так далее. Для того, чтобы произвести хорошее впечатление и сгладить реакцию общества, крупные компании иногда берут на себя часть тех функций, которые по каким-либо причинам не выполняет государство.
Чтобы разобраться в том, как же преступникам удалось добиться общественного признания или, во всяком случае, осторожного, но благосклонного отношения, я посетил пожилую женщину, которую назову Розой. Она встретила меня в просторной и современной квартире в Ла Кондеса — зажиточном районе Мехико, где породистые собаки носят дизайнерскую одежду. Выйдя из лифта и попав в шикарную столовую, я почувствовал аппетитный запах домашней кухни. Роза, эта упитанная семидесятилетняя старушка ростом не выше полутора метров, как раз пекла блинчики с черникой, целую тарелку которых мне тут же и вручили. Фешенебельные апартаменты принадлежат не ей. Собственник — мексиканский бизнес-консультант, с которым я знаком по работе. А Роза — «мучача» — старомодное слово, которое обозначает молодую или взрослую женщину, занимающуюся уборкой, готовкой, словом — работающую по дому. Коллега пригласил меня в гости, потому что считает, что у Розы есть для меня кое-что интересное. Оказывается, что в перерывах между протиркой полов и выпечкой она готовит убийство.
Роза живет в бедном районе штата Мехико. Огромный пригород, кольцом сжимающий столицу страны, приютил 17 млн человек. Жизнь в «баррио» никогда не была простой, а в последнее время — и того хуже. Всему виной волна преступности, прокатившаяся по кварталу мимо безнадежной полиции. Три месяца назад, шестнадцатилетняя внучка Розы вместе с мужем застали двух грабителей у себя дома. Преступники скрылись, но потом вернулись и избили древком топора мужчину, заставив того молчать. «Он все еще ходит вот так», — показывает Роза неловкие движения его раздробленных рук. Похожий случай произошел недавно с одиноким стариком. Соседи пришли на помощь, и на этот раз грабителей должны были осудить. Но они каким-то образом избежали наказания — с помощью взятки или запугивания — Роза точно не знает. Зато она знает, что злой и потрясенный старик умер спустя несколько месяцев из-за сердечного приступа. Несколько лет назад те же самые бандиты напали на куриную ферму и убили двух человек ради пары тысяч долларов. «Они врываются к нам домой, берут, что хотят, пугают нас, — говорит Роза, стуча крохотным кулачком по столу. — Вещей у нас и без того мало. Они крадут телевизоры, колонки, овец, скот, одежду, даже провода. Полиция бездействует. Честно говоря, я им не доверяю, — жалуется Роза. — Если власти ничего не делают, что же остается нам? Так жить больше нельзя. Мы устали жить в страхе, что однажды к нам вломятся и убьют нас». И вот недавно произошло событие, которое подсказало ей решение проблемы. Она возвращалась домой на автобусе, когда на него напали на пустынном участке дороги. В этот раз, правда, пассажиры дали отпор — добрую взбучку, или «golpiza», как это называла Роза. «Потом, правда, подоспела патрульная машина, и мы не успели с ними покончить», — говорит моя собеседница с досадой.
Этот случай дал Розе и ее соседям хорошую идею. Сейчас они копят деньги на то, чтобы нанять кого-то, кто поможет избавиться от ненавистных грабителей раз и навсегда. По ее словам, суть в том, чтобы дать им «гольписа». И это все? «Ну… — Роза подыскивает правильные слова для своего предприятия, — допустим, наш специалист перестарается. Ну так и что?» Было решено искать человека в близлежащем городе Пачука. На примете у нее есть бывший военнослужащий, при оружии, который и раньше выполнял подобные заказы. «Есть люди, которые посвятили себя такой работе. Они продают месть», — на этих словах глаза Розы округлились.
Салфетка покрылась темно-синими разводами от черничных блинов, которые, на удивление, оказались не такими уж сытными. Извинившись за спешку, я направился к себе домой. Теперь меня волновали и те мысли, которые занимают голову моей домработницы в свободное время. История Розы хоть и ужасна, но таких примеров целое множество. Если органы правопорядка не справляются со своей работой, люди будут искать нестандартные и, порой, незаконные способы решить свои проблемы. А если народ берет власть в свои руки — то это первый признак краха государственности. Например, в слабых, исполненных хаоса странах Центральной Америки местные газеты пестрят сводками о том, как местные жители показательно избивают насильников и воров, а иногда учиняют расправы и того хуже. Даже в развитых государствах ОПГ нередко предоставляют зловещие «общественные услуги», которые не оказывает законная власть. В Северной Ирландии республиканская армия (IRA) простреливала колени за торговлю наркотиками или более тяжкие преступления. Здесь соблюдается тот же принцип, как и в случае с историей Розы: криминальная организация заполняет «институциональные дыры», что и позволяет с помощью столь неадекватной «общественной работы» добиваться уважения определенных социальных групп (что, ко всему прочему, гармонично дополняется их основным бизнес-направлением, то есть свершением правосудия над зарвавшимися бандами).
Многие ОПГ не чураются таких «услуг». Пабло Эскобар, например, основал специальную команду для самой грязной работы, которую назвал «Muerte a Secuestradores» («Смерть похитителям») в жалкой попытке убедить мирных граждан, что их целью являются только враги. Синалоанский картель тоже сформировал аналогичную группу киллеров «Matazetas» («Убийцы Лос-Сетас»), которые выложили в сеть несколько видеообращений: «Наша единственная цель — это картель «Лос-Сетас»». По заявлениям людей в масках, группа работала «исключительно во благо простых мексиканцев».
Ну и какую же выгоду для общества принесли эти акты корпоративной социальной ответственности? Американский экономист Хертель Гроссман смоделировал предоставляемые мафией общественные услуги и пришел к интересному выводу. Оказывается, что конкуренция в данной сфере между криминалитетом и властями улучшает качество обслуживания населения по сравнению с ситуацией государственной монополии[37]. В модели Гроссмана вымогательство и услуги мафии во многом оказались схожи с налогами, формирующими основу государственных расходов. Чем выше налоговая ставка, тем более склонно будет население и бизнес уходить на теневой рынок. Перед картелями стоит такая же дилемма: чем больше денег вымогать и чем меньше защиты давать взамен, тем скорее местные обратятся к властям. Исследователь считает, что подобная форма конкуренции даже полезна, ведь государство не станет без причины повышать налоги и не расходовать их на благо общества. Гроссман пишет: «В соответствии с проведенным анализом, существование мафии вредит исключительно верхней социальной прослойке и политической элите, главным источником дохода которой и является политическая рента» (со свойственной ученому невозмутимостью признавая, что «деятельность криминальных группировок иногда может негативно сказываться на развитии социума»).
Но это же абсурд. Ни одно общество еще не выиграло от наличия какой бы то ни было ОПГ под боком. Изредка, конечно, мафия может предоставлять услуги, полезные отдельным лицам. Классическим примером уловки на вооружении у организованной преступности является сговор фирм-конкурентов о фиксации уровня цен. Одно из первых исследований этого феномена было проведено еще в 1876 году итальянским политиком и экономистом Леопольдо Франчетти, который приехал на Сицилию для изучения местных «Политических и Административных Особенностей»[38]. Любителей сериала «Клан Сопрано» наверняка обрадует новость о том, что первая аналитика по итальянской мафии касалась в основном еды. Франчетти изучил два профессиональных союза мельников, образованных неподалеку от столицы острова — Палермо. В условиях рыночной конкуренции мельники соревновались друг с другом в качестве и цене своей муки. Покупатели предпочитали приобретать товар дешевле и лучшего качества. Однако мельники вскоре осознали, что есть более удобный способ управлять своим делом. Вместо конкуренции они перешли к альянсу. Последовательно снижая уровень производства, был создан искусственный дефицит, что и позволило им поднять цены гораздо выше нормального уровня. Иными словами, мельники вступили в картельный сговор. В целом план был почти идеальный, за исключением того, что на практике оказалось очень сложно проконтролировать фактическое снижение выпуска муки и повышение цен. В таких условиях очень соблазнительно было бы произвести чуть больше, продать немного дешевле и тем самым захватить весь рынок. А судебным путем закрепить сделку было нельзя — фиксация цен незаконна. Поэтому мельники обратились к «могущественным мафиози», чтобы обеспечить выполнение соглашения. Все были довольны: мельники зарабатывали больше, делая меньше, а мафия имела с этого свою долю. Страдал только несчастный покупатель, который был вынужден покупать дорогую и некачественную муку, и давиться невкусными спагетти.
Такого рода услуги с тех пор и предоставляют почти все ОПГ, ведь они являются единственными правоприменителями в тех сферах бизнеса, которые по своей природе не могут обратиться в суд, а именно наркоторговля, ценовые сговоры и пр. В статье[39], уже ставшей современной классикой, Диего Гамбетта и Питер Рейтер на базе исследования Франчетти приводят массу примеров того, как мафия в Италии и США занимается подобного рода делами. В Палермо и Неаполе можно часто встретить мальчишек, моющих лобовые стекла автомобилей на светофорах. Кажущийся хаотичным, на самом деле это хорошо организованный мафиозный бизнес. В Риме же, напротив, он развивается стихийно. И вот сколь разная ситуация складывается в этих городах. Если в Палермо и Неаполе мафия закрепляла территорию за конкретными исполнителями, то в Риме мойщики вынуждены буквально драться за самые прибыльные перекрестки. Вскоре пришлось вмешаться даже полиции, а работать в этой сфере стало и вовсе невозможно. В тех же местах, где бизнес находится под контролем мафии, подобного кризиса не произошло.
В Нью-Йорке криминалитет прибрал к рукам вывоз мусора. Не похоже, чтобы такое дело было прибыльным, а звучит оно едва ли так же круто, как наркоторговля, не правда ли? Но зафиксировав цены на уборку, операторы по работе с отходами смогли бы многократно увеличить свою выручку. Проблема была та же самая, что и у мельников на Сицилии XVIII века: сделка будет нарушена, если хотя бы одна компания изменит свои контрактные условия. Вот почему ради сохранения своих барышей мусорщики и пригласили мафиози. Гамбетта и Рейтер также отмечают, что, взяв банду в долю, компании в качестве бонуса закрыли рынок для новых конкурентов. Вся эта схема всплыла на поверхность в 1972 году, когда в качестве приманки Бруклинская прокуратура основала фирму по сбору отходов в рамках проведения секретной операции по изучению мафиозных группировок. Преступники допустили промах, тут же уничтожив грузовики новоиспеченного конкурента.
Для бизнесменов, желающих заработать немного больше и не чурающихся нечестной борьбы, ОПГ предлагают весьма удобные правоприменительные услуги. Доподлинно известно, что они запрашивают вполне разумные суммы за свои труды. По словам свидетелей, в Нью-Йорке мафия готова поддержать ценовой сговор всего за 2 % от его выручки; в Сицилии строительный бизнес платит 5 % (из которых мафия оставляет себе 3 %, а еще 2 % идут на взятки властям). Если компания может значительно задрать цены, вступив в картельное соглашение, то подобные сопутствующие расходы действительно стоят своих денег. А практика показывает, что она может. В 1980-х годах специалисты корпорации «RAND» провели исследование, в котором обнаружили, что жители района Лонг-Айленд стали платить за вывоз мусора на 15 % больше, чем при свободной конкуренции, а коммерческие клиенты — на все 50 %[40]. Эти соглашения были настолько крепки, что некоторые мусорные компании даже могли продавать и покупать «контракты», чтобы становиться эксклюзивным поставщиком услуг в каком-либо районе, что опять же обеспечивалось силами мафии. Гамбетта и Рейтер пишут: «Подавление конкуренции — это голубая мечта каждого настоящего предпринимателя. Мафия есть один из немногих неправительственных институтов, который помогает ее осуществить». Будучи гарантом коррупционных сделок между компаниями, ОПГ приобретают известность в деловых кругах, еще сильнее внедряясь в гражданское общество. Это, в свою очередь, непосредственно влияет на возможность мафии продолжать свой бизнес.
Мир должен бы содрогаться в отвращении к той жестокости, что проявляют картели. Большинство так и делает. Но именно благодаря приемам, позаимствованным у обычных компаний, преступники заручились поддержкой общества в нескольких ключевых областях и, тем самым, значительно снизили риски быть пойманными полицией. Показная благотворительность и религиозные пожертвования несколько выправили имидж беспринципных бандитов. А в тех областях общественной жизни, где государство не в состоянии справляться с возложенными на него задачами, мафия становится даже рациональной заменой законным властям, предоставляя столь важные для социума услуги. Становясь гарантом незаконных сделок, ей также удалось закрепиться и в деловом сообществе. А посредством рекламных кампаний, медийных интернет-каналов и запугиваний журналистов вся их деятельность представляется в наилучшем свете.
Есть ли способы остановить пиар-машину картелей? Власти могут подорвать такую «благотворительность», единственно наращивая собственные усилия в предоставлении самых основных общественных услуг. Если бы полиция и суды в преступном пригороде Мехико качественно выполняли свою работу, семидесятилетняя кровожадная домработница Роза не нуждалась бы в поиске киллера для осуществления своей мести. Если бы власти Медельина раскошелились чуть больше на парки, бассейны и разнообразные кружки для детей, то колумбийцев не впечатлили бы так сильно роллердромы Пабло Эскорбара. Если бы мексиканское правительство позаботилось о пенсиях для стариков, то последние бы не забирали подачки из рук наемников Коротышки Гусмана. И, конечно, если бы местные банки не задирали так высоко проценты по кредитам (а они выдают в два раза меньше займов, чем их коллеги в Бразилии, и на две трети меньше, чем в Чили[41]), домашние хозяйства и предприниматели не стали бы брать в долг у банд. Говоря об отсутствии власти в каком-либо районе, который тут же спешат захватить картели, специалисты обычно имеют в виду территорию, куда было направлено недостаточно полиции или военных. В действительности же такие районы столкнулись с куда более сложной проблемой: здесь жизненно важные общественные услуги, такие как строительство мест отдыха, микрокредитование и вывоз мусора, едва ли вообще предоставляются. Короче говоря, чем внимательнее государство относится к нуждам своих граждан, тем меньше возможностей будет у картелей козырнуть своей мнимой «социальной ответственностью».
Ну а что насчет участия мафии в качестве гаранта незаконных сделок? В отличие от других услуг, этим государство заняться не может, поскольку ценовые сговоры и продажа тендеров, очевидно, незаконны. И все же на примере Сицилии и Нью-Йорка мы убедились в том, что влияние мафии в этих сферах уже не так сильно. С одной стороны, это произошло благодаря бдительным правоохранительным органам. В сговор нью-йоркских мусорщиков вмешалась антимонопольная комиссия, которой удалось почти полностью очистить эту отрасль от мафии (и хотя в городе ее не осталось, на окраине Нью-Йорка она по-прежнему продолжает вести свой бизнес). С другой стороны, существует феномен глобализации. На местном рынке обеспечивать картельный сговор довольно просто. Но вот прогнать крупные компании из других регионов или даже из прочих стран будет нелегкой задачей. По мере замены малого бизнеса гигантскими ТНК, «правоприменение» в ценовых сговорах становится все сложнее.
Если же нужно спутать карты мафиозной PR-акции, то этого можно достичь двумя способами. Во-первых, властям следует иметь в виду тактику «калентар ла пласа» — создания искусственной напряженности на территории враждующей группировки. Если где-то обнаруживается сообщение с угрозой или даже гора трупов, то естественной реакцией правоохранительных органов будет усилить свое присутствие в этом районе, чтобы обеспечить безопасность граждан. Это вполне логично, но именно этого картели и добиваются. В таком случае следует направить подкрепление и на территорию другой банды. Таким образом, «подогревая почву» врагов, картель бьет и по своим позициям, ведь дополнительные силы полиции тут же появятся у него под окнами.
Во-вторых, хорошим ответом на зловещие PR-кампании будет улучшение защиты журналистов. Конечно, сказать проще, чем сделать. Один из бывших секретарей Фелипе Кальдерона, президента Мексики в 2006-2012 годах, горько усмехнулся, когда услышал мое предложение. «Что прикажете нам делать? Дать каждому журналисту на севере страны по телохранителю?» — спросил он. Конечно же нет, но вот качественное расследование не оставит безнаказанным никого, кто покушается на жизнь репортеров. А ведь именно это преступление сегодня карается реже всего. Кроме того, можно приравнять срок за убийство журналистов к покушению на полицейского, тем самым продемонстрировав их важность для общества. В единстве — сила: в качестве крайней меры СМИ могли бы договориться о выпуске новостей одинакового содержания по наиболее деликатным темам. Именно так колумбийские газеты и поступали в 1990-х годах. Тем не менее, по ряду причин это не слишком удачная тактика: исчезает конкуренция, ошибки правятся реже, а также появляется опасная тенденция формирования «официальной» версии событий. И все же это лучше, чем полное молчание, которое наблюдается в горячих точках картельных разборок.
Наконец, правительствам развитых стран стоит прикладывать больше усилий к информированию покупателей наркотиков о том, на что идут их деньги. Исторически сложилось, что все образовательные фильмы на тему наркотиков заостряли внимание исключительно на вреде здоровью. И даже спустя несколько десятилетий подобной пропаганды не особо заметно, чтобы она кого-то останавливала. Это и неудивительно, ведь шансы умереть от передозировки не так уж и велики. Правда в том, что, приобретая наркотики, вы убиваете не себя, а кого-то еще. К примеру, единственными производителями и экспортерами кокаина являются наркокартели, в бизнес-модель которых неизменно входят пытки и убийства («Честная торговля кокаином», которая так активно стала рекламироваться в интернете в последнее время, это не более, чем фикция). Стоит вам купить дозу кокаина в Европе или США, и вы можете считать, что лично замучили до смерти какого-нибудь бедолагу в Рейносе. Люди должны это понимать. Тот факт, что ежегодно миллионы человек добровольно и без задней мысли становятся спонсорами чудовищных страданий, является признанием успеха картелей в формировании своего позитивного имиджа.
Глава 5. Офшоры: выгоды от размещения на «берегу москитов»
Если бы вас однажды прибило неведомой силой к диким берегам Гондураса, на западе от девственной природы «берега москитов», как эту местность здесь принято называть, то вы бы наверняка подумали, что оказались на необитаемом острове. На некотором отдалении от пляжа все сплошь заросло густыми джунглями, гробовая тишина которых нарушается лишь стрекотом насекомых и крикливой болтовней попугаев. В таком месте не составит труда потерять счет времени и даже забыть, в какой стране вы находитесь. Забредя на десяток миль вглубь, вы, тем не менее, можете наткнуться на диковинное зрелище: горы нижнего белья. От просторных семейников до крохотных бикини и странного вида трусиков самого разного фасона, многие тысячи пар готовых изделий сшиты вместе и свалены в кучу неподалеку от гигантских фабрик, расположенных на окраине тропического города Сан-Педро-Сула. Все это добро затем складывается в ящики и отправляется на экспорт. На сегодняшний день Гондурас является крупнейшим в мире поставщиком хлопковых носков и белья в США. Дешевая рабочая сила — а средний еженедельный заработок здесь составляет порядка 45 долл. — сделала страну привлекательным решением для зарубежных компаний, стремящихся минимизировать свои издержки, размещая производство за рубежом. Вот почему многочисленные заводы на севере джунглей теперь выпускают поражающий своим разнообразием ассортимент продукции для потребителей из самых разных уголков планеты.
Офшоринг — это практика перенесения бизнес-процессов в другую страну, нередко сопровождающаяся их аутсорсингом. Его пик пришелся на конец XX века, то есть именно тогда, когда международные перевозки стали значительно дешевле, а средства связи — доступнее. Все больше стран тяготело к либерализации торговли и открывало свои рынки, как это сделали в 1994 году США, Канада и Мексика в рамках НАФТА и вновь вступившие в ЕС в начале 2000-х страны Восточной Европы. Когда торговых барьеров не стало, все больше компаний-производителей стало задаваться вопросом, а почему, собственно, они должны выплачивать заработную плату и аренду по меркам развитых государств, когда ровно такого же качества работа может быть выполнена всего в каких-то паре сотен миль от них в стране со значительно более дешевой рабочей силой, собственностью, да и всем остальным. Так и началось великое переселение производства в Латинскую Америку, Северную Африку и Юго-Восточную Азию. Только в Китае за 2000-2003 годы было построено более 60 000 заводов. В Сан-Педро-Сула текстильные фабрики расположены по соседству с автомобильными конвейерами, фруктовыми базами и прохладными колл-центрами, где англоговорящие сотрудники из числа местных жителей обрабатывают запросы клиентов из США.
Офшорному буму обрадовались и потребители из развитых стран, которые стали платить гораздо меньше за гондурасские носки и китайские компьютеры (хотя некоторых такая тенденция немало испугала, ведь их рабочие места тоже переехали несколько юго-восточнее). Бывший председатель ФРС Алан Блайндер даже предрек, что эта мода станет следующей «промышленной революцией», поскольку 30-40 млн рабочих мест в сфере услуг США будут обеспечиваться офшорами[42]. Конечно, по мере приближения заработных плат в развивающихся странах к уровню развитых, темпы офшоризации замедляются все сильнее. И все же в мировой экономике произошли колоссальные изменения: почти четверть всех занятых в США работают в компаниях, которые, по крайней мере, частично перенесли свою деятельность за рубеж[43].
Плюсы офшоринга не обошли стороной и наркоиндустрию. Как и другие компании, картели стремятся минимизировать свои издержки. А в поиске страны с наиболее мягким режимом они заинтересованы даже сильнее, чем их законные коллеги. Вот и в Центральной Америке не нужно далеко ходить, чтобы убедиться в том, что выгодные условия, на которые клюнули текстильные и автомобильные фабрики, оказались слишком заманчивым предложением и для преступников. Из-за низких цен и слабого регулирования в последние годы на местном рынке активизировалась и другая категория мексиканских ТНК. Вот почему носки — это не единственное, что можно обнаружить в окрестностях Сан-Педро-Сула.
Громадины южного и северного континентов Америки соединяются лишь тонкой полоской суши, в самом узком месте достигающей всего 30 миль, которая того и гляди лопнет от непосильной натуги. Площадь Центральной Америки даже меньше, чем Техаса, и все же тут приютилось целых семь государств, развязывающих кровавые войны за бесполезные клочки болотистой земли. Регион буквально кипит: за один авиаперелет можно увидеть более двадцати действующих вулканов, часть из которых вполне убедительно выбрасывает столпы дыма и даже периодически плюется лавой.
Местные жители за глаза называют свой дом «трамплином», потому что именно отсюда крупные партии наркотиков отправляются на просторы американского рынка. По подсчетам Государственного Департамента США, перешеек становится транспортным хабом почти для 80 % кокаина из Венесуэлы и Колумбии. Сделав передышку, груженные товаром катера и легкие самолеты отправляются дальше на север, в Мексику. Наркоторговцы стали особенно активно использовать «трамплин» в качестве транспортной артерии после того, как в 1980-х годах силы полиции успешно перекрыли карибский маршрут. А в последнее время поведение преступников в корне изменилось: вместо того, чтобы делать на перешейке остановку, они начали тут оседать.
В Центральной Америке появляется все больше следов их незаконного бизнеса. В 2011 году полиция Гондураса впервые обнаружила крупную нарколабораторию, мощностей которой, как сообщается, было достаточно для того, чтобы еженедельно перегонять 400 кг кокаиновой пасты в чистый порошок. Улики привели следователей к синалоанскому картелю Хоакина «Коротышки» Гусмана. Спустя несколько месяцев в Гватемале обнаружилась даже более ужасающая находка: на ранчо под названием «Кокосы», что на севере страны рядом с мексиканской границей, было обезглавлено двадцать семь человек, а их головы разбросаны по близлежащим полям. В надписи кровью, которую, очевидно, нанесли на стену здания с помощью отрубленной ноги, полиция узнала почерк «Z200», главаря местной ячейки «Лос-Сетас».
Как и компании, производящие белье и запчасти для автомобилей в Сан-Педро-Сула, картели пожелали воспользоваться преимуществами частичного размещения в офшорах. И среди них центральное значение имеет обширный рынок дешевой рабочей силы. В большом обшарпанном здании в центре Гватемалы я договорился о встрече с одним молодым человеком. Назовем его Хосе. Ему всего лишь 18. На голове — копна густых черных волос. Но глаза его потухшие, безжизненные, словно передо мной настоящий старик. За спиной у него уже несколько лет работы наемником на местную банду. Хотя правильнее было бы сказать «наемничком», потому что на момент приема на работу ему было всего 8. Отца Хосе ударили ножом в переулке, а когда тот не умер, его жестоко добили. Криминальная карьера Хосе началась с возмездия. «Я упивался им», — но на лице парня ни тени улыбки.
Осыпающееся ветхое здание, где мы беседовали, это штаб неправительственной организации «Ла Сейба», которая дает приют и образование детям из бедных семей. В одном помещении подростков учат делать презентации в «PowerPoint». Напротив расположилась тихая комната — местное подобие исповедальни, где ученики могут излить душу своим наставникам. Здесь и Хосе пытается устроить свою жизнь. «Уйти из банды совсем не просто, — говорит он, — они поклялись убить каждого в «Ла Сейба», кто откажется от их работы». Конечно, мой собеседник совсем не похож на серийного убийцу. Худощавый, бледный, не более пяти футов ростом — все эти признаки замедленного развития типичны для детей в Гватемале из-за постоянного недоедания. Но хрупкий облик Хосе совершенно не увязывается с тем, через что ему пришлось пройти. Рассказывая об убийстве отца, он упоминает и то, как сам попал под пулю — показывает зарубцевавшийся шрам на груди. «Теперь я едва могу пошевелить правой рукой», — говорит Хосе, переступая с ноги на ногу в своих не по размеру маленьких кроссовках на липучках.
От этой истории о потерянном детстве кровь стынет в жилах. Но это музыка для ушей опытных рекрутеров наркокартелей, которые, как и прочие предприниматели, положили глаз на дешевую рабочую силу Центральной Америки. Наравне со своими соседями Гватемала буквально изобилует бедным, маргинальным населением, которое намного проще завербовать в криминальные круги, чем их зажиточных соседей. Средний доход домашних хозяйств на душу населения составляет всего 3500 долл. в год; в Никарагуа и того ниже — около 2000 долл. В Мексике куда выше — 10 000 долл. Поэтому в Центральной Америке владельцы текстильных фабрик могут устанавливать зарплаты значительно ниже, чем в соседней Мексике. Точно так же поступают и картели. Особенно ценны для них служащие военного спецназа — «каибилес» — название которых произошло от имени лидера туземцев, прогнавшего испанских конкистадоров. «Каибилес» обвиняются в самых ужасных преступлениях против прав человека во время кровопролитных гражданских войн 1980-х и 1990-х. Ими даже пугают непослушных детей: в детских страшилках они представляются настоящими монстрами, способными безжалостно убивать, есть людей и даже откусить голову живой курице. Сегодня, за отсутствием других альтернатив, многие бывшие военнослужащие подались в наркоторговлю.
Человек, призванный бороться со столь нежелательными зарубежными инвестициями, работает в одном из самых больших и столь же уродливых президентских дворцов во всей Центральной Америке. Сконструированный наподобие помеси крепости с особняком в неоколониальном стиле, гватемальский «Паласио де Гобиерно» построен из местного булыжника с налетом патины — сам факт чего является отличной метафорой для описания всей государственной политики. На пути во дворец мне пришлось миновать стадо коз, которых протестующие фермеры бросили у одного из боковых входов. Это был 2011 год, и у меня назначена встреча с тогдашним президентом Альваро Коломом, сухощавым человеком с землистой кожей и странным голосом между шепотом и хрипом. Выдержанный облик президента подчеркивало яркое чучело птицы-квезаля, неофициального талисмана Республики, миниатюрного тропического павлина с пышным зеленым и синим оперением. Никто и ничто не сравнится с очарованием и красотой квезаля, в том числе и президент Колом.
Бóльшую часть своего президентского срока он пытался сохранить власть над страной, но власть таяла буквально на глазах. После разрушительной гражданской войны 1996 года, личный состав вооруженных сил был значительно сокращен. Это была бы неплохая идея, если бы на замену им пришла гражданская полиция, но этого не произошло. «Страна переживала систематическое разрушение правоохранительной системы», — сообщил Колом. Количество действующих военнослужащих снизилось с 30 000 до 10 000 человек. С одной стороны, это значит, что примерно 20 000 бывших военных стали безработными, и их трудоустройство взяли на себя картели. С другой — обороноспособность страны практически свелась к нулю. В какой-то момент на охранение 200-мильного участка границы с Мексикой (которая протянулась на 600 миль) выделялось всего тридцать два человека. По словам Президента, картели которые разместились на севере Гватемалы, использовали этот район как неконтролируемый международный аэропорт. А его советник сообщил мне, что в «Лагуна дель Тигре» («Тигровая Лагуна»), необитаемом участке также на севере, можно найти целое кладбище брошенной картелями авиатехники — тридцать или сорок легких самолетов.
Неспособность правительства контролировать большие районы собственной страны полезна для преступников. Могло сложиться впечатление, что в Мексике царит беззаконие. Но на самом деле Мексика это все равно что Швейцария по сравнению с подобными районами в Центральной Америке. Дипломат США в Гватемале после нашего разговора советует мне возвращаться в отель на машине. Это кажется просто нелепым — пешком через центр города идти всего десять минут. Но я задумался об этом всерьез после интервью с экономистом одного из местных банков, который сказал мне, что после убийства его коллеги в очередной ресторанной перестрелке служба безопасности банка запрещает сотрудникам принимать посетителей, пришедших пешком. Я сам чуть не попался, когда по глупости достал свой «iPhone» из кармана в мрачноватом районе. Неизвестный мужчина схватил меня за воротник и куда-то потащил, но, к моему счастью, вскоре передумал и дал мне сбежать. Один мой товарищ из мира журналистики называет Гватемалу «Страной по имени Сьюдад-Хуарес». И он прав. А президент Колом утверждает, что почти 40 % убийств здесь совершается наркокартелями.
Бедная по меркам развитых государств, Гватемала все же причисляется специалистами МВФ к стране со средним достатком. Ее среднестатистический гражданин в два раза богаче, чем в соседнем Гондурасе. И все же, несмотря на это, власти не раз оказывались не в состоянии обеспечить даже самые основные потребности своего населения. Многие дети — и подросток-убийца Хосе в том числе — постепенно умирают от голода: половина из тех, кому еще не исполнилось и пяти, страдают от хронического недоедания — по этому показателю страна занимает четвертое место в мире. Ни одно государство Латинской Америки и близко не стояло к такой катастрофе. Даже в Гаити, где условия максимально приближены к Гватемале, уровень голода и того в два раза ниже. Причина, по которой государство не справляется с этой и рядом других проблем, кроется в мизерной собираемости налогов. Государственные расходы составляют всего 12 % от ВВП, и это самый низкий уровень во всем регионе: средняя величина показателя по другим странам превышает 20 %[44]. Каждый следующий президент пытался повышать налоги, но частный бизнес, страдающий аллергией на подобные меры, предпочитает их блокировать или попросту не замечать. Все это привело к тому, что в кустарной экономике Гватемалы государственные услуги стали выполняться частными подрядчиками.
Это относится и к общественной безопасности. Мой отель охраняет приветливый мужчина с сияющим на солнце золотым зубом и начищенным до блеска дробовиком, покоящимся на плече владельца, пока тот совмещает обязанности портье. Дальше по улице на страже цветочного магазина стоит грозного вида паренек, размахивающий винтовкой, которая, судя по ее виду, даже старше его самого. Несмотря на запредельный уровень преступности, даже в столице нечасто можно встретить полицейский патруль. Вместо этого на каждом углу попадаются вооруженные до зубов наемники. Неподалеку от меня расположился стрелковый магазин «Армса», в качестве указателя на который владелец использовал гигантскую вывеску в форме пистолета, нацеленного прямо на красочный детский сад от 2 до 6 лет. Количество частной охраны по стране превышает полицейский состав в пять раз. Любой, у кого есть деньги, может приобрести достаточно огневой мощи, чтобы справиться даже с властями.
Существуют разумные опасения, что картели, набирая обороты на территории Гватемалы, внедряются все сильнее и в ее политическую жизнь. Вскоре после моего визита к Президенту Колому должны были состояться выборы. Неожиданно для всех он объявил о разводе со своей женой, чтобы та тоже имела право принять участие в предвыборной гонке — Конституцией запрещено занимать пост главы государства одним из родственников последнего. Вот почему Колом и его супруга, Сандра Торрес, решили разойтись. Президент отдает себе отчет в том, что яркая г-жа Торрес может его обскакать, внушив публике куда больше доверия. «Я не слишком красноречив», — его лицо тронула легкая улыбка. Предвыборные кампании в Гватемале уже отмечались душком наркоторговли. Думает ли Колом о том, что наркокоррупция затронула его собственную семью? На мгновение погрузившись в раздумья, он едва слышным шепотом отвечает: «Политикам вообще стоит быть осторожными. Картели захватили всю страну»{8}.
Гватемала — многообещающий вариант для криминальных группировок, выходящих на латиноамериканские офшоры. Соперничать с ней в этом может только южный сосед Гондурас. Если первая и обладает очень удобными условиями найма рабочей силы и, ко всему прочему, неработоспособными властями, то последний просто вне конкуренции — здесь можно даже получить места в правительстве.
В 1994 году американский предприниматель Алан Роузен во время своей поездки в Гондурас нашел золотую жилу для своего бизнеса. От своего друга он узнал, что отставной полковник армии Гондураса продает кусок минерала, привезенного с луны стоимостью в 1 млн долл. Покинув страну, Роузен продолжал мусолить эту «бизнес-идею», хотя его самолюбие было немало задето. Будучи в США он обнаружил, что «лунный камень» может стоить куда дороже. Поэтому на следующий год он снова отправился в Гондурас на встречу с полковником, которому уже не терпелось заключить сделку. Оказалось, что этот минерал весом в один грамм — больше похожий на камушек — широким жестом преподнес народу Гондураса в 1973 году Президент Ричард Никсон. Камень был впаян в акрил и установлен на деревянную дощечку с флагом страны. Полковник утверждал, что у него есть право на продажу, но Роузен усомнился в этом праве и в итоге сбил цену всего до 50 000 долл. Но и это еще не все. В итоге талантливый предприниматель забрал камень за каких-то 10 000 долл. наличными и рефрижераторный грузовик стоимостью в 15 000 долл. Результаты проверки на подлинность, проведенной гарвардским профессором для Роузена, подтвердили, что камень действительно был с луны. Получив сертификат подлинности, предприниматель стал искать коллекционера, готового приобрести камень. Спустя несколько лет, посредством тщательно выверенных объявлений в газете, Роузену удалось найти покупателя. Правда, на встрече в Майами оказалось, что это был полицейский под прикрытием. Камень изъяли и вернули в Гондурас. Детали этой истории зафиксированы в самом необычном уголовном деле во всей истории правоохранительных органов: «изъят акриловый шар в количестве 1 шт., содержащий лунный материал, а также деревянная дощечка 10 × 15 дюймов в количестве 1 шт.»[45].
Если высшее руководство вооруженных сил готово расстаться даже с куском луны, то что еще они продадут за хорошую цену? При рассмотрении той или иной офшорной зоны, картели, в первую очередь, принимают во внимание готовность властей стать реципиентами такого рода прямых иностранных инвестиций. Друзья в кругах политической элиты жизненно необходимы для того, чтобы бизнес развивался должными темпами. Гораздо легче построить завод, оборудовать взлетно-посадочную полосу и перемещать большие группы вооруженных наемников, если сообщник, скажем, из министерства обороны, помогает отвести военные патрули в другой район или на некоторое время отключить местную радиолокационную сеть. Вот почему поддержание хороших отношений с властями для наркокартелей гораздо важнее, чем для законного бизнеса.
По количеству коррумпированных чиновников мало кто может соперничать с Гондурасом. Страна не просто так носит кличку «банановой республики»: еще в XIX веке иностранные фруктовые компании с легкостью подкупали и командовали местными политиками. Самого продажного президента с треском прогнали с поста за взятку в размере 1,25 млн долл., которую он получил от «United Fruit Company» в обмен на обещание снизить ряд экспортных тарифов. За последние десять лет место фруктов понемногу заняли наркотики. Многих высших офицеров вооруженных сил обвиняют в контрабанде запрещенных веществ, а некоторых членов правительства — в том, что они не просто закрывают глаза на наркотрафик, но и активно в нем участвуют. Например, в 1988 году за перевозку 12 кг кокаина в международном аэропорту Майами был задержан посол Гондураса в Панаме.
Проникновению криминалитета в руководящие круги страны во многом способствовала политическая нестабильность. За последние пятьдесят лет в Гондурасе произошло три путча, и каждый раз среди членов нового временного правительства обнаруживались ищущие легкой наживы — будь то наркотиками, хищением средств на цели общественной безопасности или продажей кусков луны. Вот почему с точки зрения картелей это наиболее перспективное государство для установления связей с властями.
В суматошной столице Гондураса — Тегусигальпе — стояло настоящее пекло. Мне нужно было встретиться с Помпейо Бонилья Рейесом, бывшим военнослужащим, который теперь занимает пост министра безопасности. Тегусигальпа выросла прямо над лабиринтом старых серебрянных шахт. Ее жилые кварталы разбросаны по склонам холмов и теснятся в узких оврагах. В «каса пресиденсиаль» мне пришлось пробираться через толпу бастующих женщин-гарифуна в ярких одеждах и родом с англоговорящего карибского побережья Гондураса. Пройдя через затененный внутренний двор, я попал в кабинет Бонилья. Хотя ему больше не нужно носить военную форму, он по-прежнему сохранил строевые привычки и сосредоточенный взгляд человека, который знает, что ему нужно быть на шаг впереди картелей, чтобы выжить. Несколько лет назад был убит один из непримиримых борцов с наркобизнесом в Гондурасе — Хулиан Аристидес Гонсалес. Его застрелили двое неизвестных на мотоцикле, едва он проводил дочь в школу. Срок полномочий Гонсалеса истекал через два месяца, и тот уже планировал перевезти семью в безопасную Канаду. Убийство приписывают синалоанцам.
Как раз во время моего визита к Бонильи, в полиции Гондураса проводилась очередная «депурасьон» — чистка, еще одна в череде мер, призванных избавиться от коррупции. Тем не менее, быстрых результатов от суровой операции под кодовым названием «Молния» ждать не приходится: спустя несколько месяцев чистки проверено было лишь 570 офицеров из 14 000. Из них уволено 150 человек. Это поистине колоссальный уровень продажности. Когда же власти Гондураса успели так прогнить? Министр считает, что все дело в географическом положении. Страна находится в самом сердце Центральной Америки, ровно между производителями кокаина на юге и ненасытным рынком потребителей в США на севере. «Мы находимся между теми, кто наркотики производит, и теми, кто их употребляет, — говорит Бонилья, — так что вполне логично, что мы стали коридором для наркотрафика».
Венчурные предприятия вроде недавно обнаруженной лаборатории развивать не так уж и просто без поддержки местной полиции, которая, сколько бы безнадежной она ни была, все равно заметит, что у нее под носом кто-то пытается построить завод по производству наркотиков. Процветание организованной преступности в Гондурасе стало возможным и благодаря низким зарплатам служителей правопорядка, ведь заставить их сменить лагерь с помощью взятки в таких условиях довольно легко. Насколько легче подкупить мексиканского полицейского по сравнению с американским, настолько же легче подкупить гондурасского служителя закона, чем мексиканского. Офицер в Гондурасе зарабатывает менее 300 долл. в месяц. Картели с легкостью могут компенсировать эту сумму в кратном размере, если тот согласится не обращать внимания на перевозку наркотиков или разборки между бандами.
Ну а если полицейский или военный на сотрудничество не идет, то и убить его здесь также намного дешевле. В рамках офшоризации мексиканцы стали оплачивать услуги контрагентов не деньгами, а товаром, который затем продается местным «пандильяс» — уличным бандам. В Древнем Риме легионеры иногда получали зарплату солью, которая тогда считалась универсальным, удобным к перевозке и повсеместно принятым средством обмена. Ровно такую же функцию в современном мире наркоторговли стал выполнять кокаин. Вслед за введением такой современной формы заработной платы — или заработного кокаина, как это лучше назвать — конкуренция на местном розничном рынке значительно ужесточилась. На углах улиц стало появляться еще больше пушеров из разных банд. Уровень смертности стал небывало высоким из-за того, что «пандильяс» традиционно придерживаются принципа «зуб за зуб» — они «платят по счетам», как говорят испанские бизнесмены. По данным ООН, в 2013 году Гондурас занял первое место в мире по количеству убийств. На тысячу человек приходилась как минимум одна жертва. Масштаб насилия был просто невероятным. Я подсчитал вероятность быть убитым, проживая в этой стране, и сначала даже не поверил результату. Коллеги из отдела аналитики журнала «The Economist», тем не менее, подтвердили мои выводы: по текущему уровню смертности она составляет поразительные 11 % (1/9) для среднестатистического мужчины[46]. Неудивительно, что расследовать все эти убийства просто невозможно.
И все же Бонилья настаивает, что власти пока побеждают в войне и коллапс государственности еще не произошел — хотя особенно часто этот термин употребляют именно в отношении Гондураса. «Преступность не у руля, — считает он, — хотя банды добились определенных успехов в некоторых районах, но ни один муниципалитет не потерял своих полномочий».
Весьма спорное заявление, хотя такой позиции придерживаются и власти других стран, в том числе Гватемалы. Что касается Гондураса, то, по оценкам Государственного Департамента США, в 2012 году три четверти контрабандных авиарейсов из Южной Америки делали остановку именно на его территории[47]. Особенно активно авиаперевозки наркотиков стали осуществляться после очередного путча в 2009 году, когда рано утром президента вышвырнули из его дома, даже не дав тому переодеться, и посадили на самолет в Коста-Рику. Протесты против вооруженного захвата власти, начавшиеся днем позже, были подавлены силами полиции, сконцентрировавшейся в столице по приказу нового правительства. Это означало, что сельские районы «берега москитов» едва ли вообще охранялись, и контрабандисты могли перевозить товар прямо под носом властей.
Итак, часть поставок осуществляется морским транспортом. С помощью GPS местные рыбаки идут на ловлю «белого лобстера», как здесь шутливо называют партии кокаина. Кроме того, в ходу у картелей и легкие самолеты, такие как «Cessna Conquests» и «Beechcraft Dukes», которые садятся на небольшие поляны в джунглях. За небольшую плату местные фермеры ее приводят в порядок и прячут от недоброжелателей[48]. После событий 2009 года в США стало регистрироваться огромное скопление рейсов, направляющихся из Венесуэлы к пустынному карибскому побережью Гондураса. Импровизированные летные полосы изобилуют ямами и ухабами, и поэтому самолеты часто ломаются при посадке. Учитывая, что покупка нового обойдется в несколько сотен тысяч долларов, убытки мафии должны быть колоссальными. Но экономика кокаинового бизнеса показывает, что подобные суммы — лишь капля в море. Чистая прибыль наркокартеля не пострадает сильно ни от уничтожения андских плантаций, ни от крушения очередного самолета. Потеря авиатранспорта стоимостью в полмиллиона долларов, способного доставить 500 кг кокаина, увеличит издержки контрабанды одного кг товара на 1 000 долл. Учитывая, что прибыль от сбыта того же самого 1 кг в США составляет около 100 000 долл., розничные цены вырастут всего на 1 %, даже если картелям потребуется менять самолеты каждый раз[49].
В одном интересном исследовании содержатся намеки даже на существование подпольного взлетно-посадочного бизнеса. Мигель Кастильо, эксперт Университета им. Франциско Маррокина в Гватемале, изучил структуру земельной собственности в самом северном департаменте страны — Петене. Эта область заинтересовала исследователя тем, что именно в ее глуши особенно часто появляются следы деятельности картелей. Он обнаружил, что кто-то — точно неизвестно, кто именно — очень быстро скупил здесь все земли. Например, в муниципалитете Саяхче с 2005 по 2010 год собственника сменило 90 % площадей. Неподалеку оттуда, в Сан-Хосе, эта цифра составила 75 %, а в Ла Либертад (как раз где была бойня на ранчо «Кокосы») — 69 %[50]. Приобретение больших земельных площадей нужно не только для размещения летных полос, перегонных лабораторий и тренировочных лагерей. Это еще и отличный способ отмывать деньги. Зная, что землю занимают по большей части простые сельчане, у которых на руках может и вовсе не быть никаких документов, подтверждающих право собственности, картели не испытывают особых сложностей в выкупе собственности — даже без применения тактики устрашения, как в «Кокосах».
Офшорный бум кардинально изменил подход высшего менеджмента к управлению компанией. Традиционная привязка к рынку отдельной страны или, в лучшем случае, одного континента сменилась перемещением в регионы с наиболее благоприятными условиями для бизнеса. Бывший генеральный директор «General Electric» Джек Уэлч мечтал о том, чтобы разместить завод можно было на гигантской барже, которая бороздила бы Мировой океан и меняла страны пребывания как перчатки. Экс-председатель «Доу Кемикал» Карл Герштекер разделял его идеи: «Я всю жизнь лелеял мечту о покупке острова, который не принадлежит ни одной стране. На его по-настоящему нейтральной территории я бы и разместил штаб компании». Для настоящего управленца национальные границы — это лишь атавизм XX века.
В этом отношении наркокартели ушли дальше, чем обычные компании. Международные границы мало что значат для бизнеса, который построен на умении их игнорировать. Идея Карла Герштекера о личном острове, свободном от законов и правительства, уже была однажды претворена в жизнь колумбийцем Карлосом Ледером, приближенным Пабло Эскобара. В 1978 году тот приобрел остров на Багамах, который использовал в качестве авиабазы для перевозки кокаина в США. Еще до возникновения феномена офшоров наркоторговля уже была законодателем моды в глобализации, когда чопорные викторианцы еще в XIX веке оседлали мировую торговлю и стали заниматься не только чаем и специями, но и дурманом. Так, Великобритания дважды развязывала войну с Китаем ради сохранения опиумных поставок. Тем временем потребители в западных странах стали привыкать к импортным наркотикам. Считается, что Чарльз Диккенс употреблял опиум; в Вене Зигмунд Фрейд постоянно нюхал кокаин и писал головокружительные признания своей подруге, Марте Бернейс («Горе тебе, моя принцесса, когда я явлюсь. Я зацелую тебя, пока ты не покраснеешь, и закормлю, пока ты не потолстеешь. А если ты проявишь строптивость, ты увидишь, кто из нас сильнее: нежная маленькая девочка, которая мало ест, или большой яростный мужчина с кокаином в теле»)[51].
Наркобароны всегда считали мировой рынок своей дойной коровой. Но чем они руководствуются, выбирая тот или иной регион? Как мы выяснили, в таких странах, как Гватемала и Гондурас, условия для них складываются самые благоприятные. И все же не так-то просто выбрать только один из всего многообразия Центральноамериканских офшоров.
Столь непростая задача стоит и перед другими ТНК, которые предпочитают принимать решение на основе детального географического анализа. Самое весомое исследование из всех, ожидаемое с нетерпением чиновниками и бизнесменами по всему миру, проводится специалистами Всемирного банка. «Doing Business» — это трехсотстраничный талмуд, изобилующий таблицами и графиками. На первый взгляд он может показаться довольно сухим, но именно из-за него в панику и экстаз впадают советы директоров крупнейших компаний и министры финансов самых разных государств. Сам документ представляет собой рейтинг почти двухсот стран по степени их удобства для бизнеса. Например, в исследовании приводятся данные о том, сколько времени потребуется, чтобы зарегистрировать новую компанию (от нескольких часов в Новой Зеландии до 144 дней в Венесуэле) и много ли документов нужно собирать для проведения импортной операции (от всего 2 в Ирландии до 17 сводящих с ума бумажек в Центральноафриканской Республике). Высокие итоговые баллы той или иной страны обеспечивают значительный приток инвестиций. Низкие — вынуждают компании уходить с рынка. Правительства обожают надувать щеки, если им удалось обскакать своих ближайших соседей. Например, прилетев в Мексику с деловым визитом, вы даже не успеете выйти из аэропорта, а вам кто-то да обязательно сообщит, что рейтинг страны даже выше, чем у Бразилии. У доклада Всемирного банка существует множество аналогов. Так, Всемирный экономический форум регулярно публикует «Global Competitiveness Report» («Индекс глобальной конкурентоспособности») — еще более детальный рейтинг, служащий тем же целям.
Подобные индексы детально изучаются ТНК для того, чтобы решить, в какой стране целесообразно развивать свое присутствие. Давайте представим, что какой-нибудь американский магнат нижнего белья собирается открыть еще один крупный завод. Он знает, что зарплаты в Центральной Америке довольно низкие, да и к тому же США совсем рядом. Но в какой именно стране ему следует разместиться? Рейтинг «Doing Business» подскажет ему, что на получение разрешения на строительство фабрики в Гватемале уйдет 158 дней, в Сальвадоре — 115, а в Гондурасе — всего 82. Оплате налогов ежегодно нужно посвящать 320 часов в Сальвадоре, 256 часов в Гватемале и 224 часа в Гондурасе. По крайней мере, по некоторым показателям относительно более удобные условия для бизнеса в Гондурасе объясняют, почему джунгли в окрестностях Сан-Педро-Сула вырубаются и застраиваются иностранными заводами.
Конечно, картели расставляют приоритеты иначе. К примеру, их не так сильно волнует, сколько времени нужно потратить на оплату налогов. И все же забавно, что такие индексы, как в публикациях Всемирного банка, могут указывать и на перспективные точки для преступного бизнеса. Просто рейтинг нужно читать задом наперед.
Рассмотрим «Global Competitiveness Report». Первая же группа показателей для расчета итогового рейтинга описывает состояние институтов государственной власти. Для обычной компании крайне важно, чтобы в целевой стране была развитая судебная система, полиция, законодательный процесс и т.д. Ведение бизнеса значительно осложняется, если каждый раз при подаче документов на очередное разрешение приходится платить взятку; обеспечить выполнение контрактных обязательств становится невозможно, если конкуренты могут тайно убедить судью принять решение в их пользу. А вот для картелей все с точностью наоборот: идеальным местом для размещения своего производства как раз и будет страна со слабыми институтами власти. Рейтинг ВЭФ как будто нарочно был разработан с учетом пожеланий наркобаронов. Его составители с радостью оценивают страны по уровню взяточничества, коррумпированности судей, надежности полиции и даже присутствия организованной преступности. Чтобы понять, в какой стране легче всего дать отпор правоохранительным службам, подкупить судью и отмыть деньги, картелям нужно всего лишь изучить такой рейтинг.
Я решил провести небольшой эксперимент и составил импровизированный «Индекс конкурентоспособности картелей» на основе данных ВЭФ. Я выбрал девять показателей по его номенклатуре, которые представляют наибольший интерес для ОПГ: нецелевое использование бюджетных средств, доверие к политикам, взяточничество, независимость судей, фаворитизм в правительственных решениях, издержки компаний из-за преступности и насилия, присутствие организованной преступности, надежность полиции и этичность фирм. По каждой из этих категорий ВЭФ дает оценку от 1 до 7 баллов, то есть от наихудшего к наилучшему. Для картелей порядок будет обратным, поскольку возможность подкупа, запугивания или убийства будет характеризовать более выгодные условия.
Применение данной схемы к анализу центральноамериканских стран дает довольно широкий разброс результатов (см. график 5.1). Наихудшая страна для наркобизнеса в регионе — это Коста-Рика, последнее место которой обеспечили независимые судьи и надежная полиция. Следом идет Панама, где тоже не стоит основывать свой картель: здесь довольно развитая полицейская система, а местные компании почти неподкупны. Ничего хорошего не сулит и Никарагуа — в стране частный бизнес не так много тратит на нужды безопасности. Где криминальные группировки будут чувствовать себя как рыба в воде, так это Гватемала и Гондурас. Их средний рейтинг немногим ниже 3 баллов. Гватемала выделяется самыми ненадежными в мире политиками, а компании в Гондурасе регулярно жалуются на колоссальные издержки, связанные с высокой преступностью. Мексиканский картель, который подыскивает себе офшорную гавань, должен в первую очередь рассмотреть одну из этих двух стран.
* Белиз, с населением всего 300 000 человек, исключен, так как на Международном экономическом форуме статистика по нему не считалась. Данные приводятся по: Word Economic Forum. 2015; UNODC. 2012.
Ну а как дело обстоит на практике? Не так-то просто подсчитать, сколько на самом деле офшорных наркопроизводителей разместилось в каждой из стран. Косвенным показателем криминогенной активности является уровень насилия, который заметно растет при появлении в регионе наркокартелей. Судя по количеству убийств, преступность процветает именно в тех странах, где легче всего вести незаконный бизнес. Этот показатель в Коста-Рике, Панаме и Никарагуа не так уж и высок по региональным меркам. Это означает, что масштаб работы картелей в этих странах весьма ограничен. По сравнению с ними уровень насилия в Сальвадоре, Гватемале и Гондурасе попросту запредельный{9}.
Подорвать офшорную деятельность картелей — это задача не из легких, но искажать ради этого данные ВЭФ тоже никто не будет. И, тем не менее, в этом есть смысл. Такие индексы, как «Doing Business» Всемирного банка, кардинально изменили модель управления национальным хозяйством, ведь это готовое, недорогое, простое и выполнимое решение, к тому же поощряющее тех, кто ему следует. Почему бы не разработать нечто похожее для нужд государственной безопасности?
Некоторые организации составляют доклады, похожие на «Transparency International» («Индекс прозрачности»), который в том числе содержит индекс восприятия коррупции. Этот показатель выявляет степень продажности властей тех или иных стран. Но он рассчитывается на основе опросов, проводимых в деловых кругах, и не вполне понятно, как же именно следует бороться с этой проблемой. «Doing Business», напротив, приводит конкретные цифры (например, сколько именно нужно заполнить бумаг, чтобы провести электричество) и дает простые, реалистичные советы.
Можно разработать «Doing Business» и с точки зрения национальной безопасности. Такой индекс должен содержать данные о количестве полицейских на душу населения, отношение их зарплат к среднему уровню оплаты труда в стране, а также сведения о принятых законах об экстрадиции и прослушивании телефонов, жесткости законодательства в отношении оборота оружия. На решение ряда проблем в странах Центральной Америки, из-за которых эти государства пользуются такой популярностью у наркокартелей, потребуется немало времени. Среди них особенно следует выделить дешевую рабочую силу. Но другие затруднения можно преодолеть относительно легко. Не так давно в Гондурасе был принят закон об экстрадиции, и теперь преступникам грозит вся мощь американской судебной системы, а не только слабые и продажные местные прокуроры. В Гватемале тоже сделали скромный шаг на пути борьбы с коррупцией — теперь при найме полицейских стали использовать полиграф. Многие вопросы по-прежнему остаются нерешенными. К примеру, почти во всей стране торговля оружием почти не регулируется законодательно. Отслеживание, расчет и публикация таких данных вкупе с рекомендациями по их улучшению даст стимул странам развиваться в этом направлении.
А тем временем, чем сильнее наркокартели эксплуатируют страны в таких регионах, как Центральная Америка, тем больше государств становятся сторонниками радикального подхода к решению проблемы наркоторговли. Спустя год после встречи с Альваро Коломом, я побеседовал с его преемником на посту президента Гватемалы — Отто Пересом Молиной. Новый глава государства разительно отличается от старого. В отличие от нечленораздельного бормотания малоподвижного Колома, Перес Молина, будучи бывшим главой военной разведки, уверенно вышагивает по комнате и говорит громко и четко. Во время предвыборной кампании ярко-оранжевые плакаты с его проницательным взглядом были развешаны по всей стране. Он обещал раздавить преступность «мано дура» — «железным кулаком» — чему, как я убедился, полностью соответствует его рукопожатие. Впервые я увидел его на Всемирном экономическом форуме в Мексике, вскоре после инаугурации. Публика была поражена его выступлением.
Многие считали, что кампания «мано дура» предполагает серию жестких мер против наркоторговли. Ко всеобщему удивлению, вступив в должность, президент Перес Молина передумал, объявив, что на самом-то деле он сторонник легализации. Слова о необходимости «прекращения огня» звучали особенно убедительно из уст военного, посвятившего многие годы своей жизни силовому искоренению наркотрафика. «Двадцать лет назад я служил главой военной разведки Гватемалы. Мы добились неплохих результатов. Изъяты тонны кокаина. Сожжены плантации марихуаны. Арестованы главари наркокартелей. Спустя двадцать лет, став президентом, я обнаружил, что наркоиндустрия лишь разрослась», — обратился он к своим коллегам на ВЭФ. Позже он сказал мне, что власти развитых стран должны признать, что нынешние меры силового подавления наркотрафика приводят не только к жертвам среди потребителей. «Сегодня в Центральной Америке погибает куда больше людей из-за самой торговли, производства и насилия, которое им сопутствует, чем собственно потребителей в США из-за передозировки», — говорит он. Переса поддержали его соседи. В Коста-Рике была легализована марихуана, а правительство уже призывает другие страны пересмотреть отношение к прочим наркотикам. В 2015 году президент Перес Молина со скандалом ушел в отставку. Как потом оказалось, обвинения его в коррупции не имели никакого отношения к наркоторговле. И все же эта личность кардинально развернула риторику о наркотиках в регионе. Он показал, что подобное переосмысление методов борьбы долгое время воспринималось неправильно, и на самом деле может решить проблему.
В краткосрочном периоде Центральноамериканские офшоры позволяют картелям значительно снижать свои издержки посредством дешевой рабочей силы и либеральной законодательной и исполнительной среды. Но, как и в случае с законным бизнесом, офшоринг наркоторговли вызывает отголоски в политических кругах. Растущий уровень насилия в страдающих от него странах вызвал бурное обсуждение новых путей решения проблемы в развитых государствах. На мировой арене сформировалась группа стран, лидеры которых прямолинейно заявляют о необходимости радикального пересмотра того, как влиять на этот незаконный бизнес. А тем временем беспрепятственное проникновение ОПГ из Мексики в Центральную Америку заставило даже сторонников силового сценария признать, что подавление торговли в одном месте лишь переместит ее в другое. Вот почему в долгосрочной перспективе офшоризация наркоиндустрии глубоко скажется на самой структуре деятельности картелей.
Глава 6. Плюсы и минусы франчайзинга: чему мафия научилась у «McDonald's»
«Слушай сюда, придурок, второй раз предупреждать не будем».
Вот такое сообщение пришло Рикардо в «Facebook» со страницы его дочери. Но писала его явно не она.
«Мы следили за твоей малышкой. Мы знаем, где она живет и когда ходит в школу». Далее шли еще угрозы, после которых уже не оставалось сомнений, что их авторы действительно следили за каждым шагом его дочери. Сообщение оканчивалось предложением внести 20 000 песо (1350 долл.) на определенный счет в мексиканском банке. За неповиновением могла последовать расправа, сообщалось в письме: «Я прикажу своим людям забрать твою дочь. Они всегда неподалеку. И ты больше никогда ее не увидишь»{10}.
Раньше подобные попытки шантажа осуществлялись посредством анонимных писем, подсунутых ночью под дверь. Затем на смену им пришли телефонные звонки. Сегодня для этого используются социальные сети, из которых, ко всему прочему, вымогатели с легкостью получают информацию о родственниках, друзьях жертвы и другие ее личные данные.
Но вне зависимости от используемого средства связи — будь то письма, телефоны или интернет — тактика шантажа остается неизменной. Жертва знает, что недоброжелатель скорее всего блефует, но ведь угрозы иногда исполняются. В Мексике ежегодно фиксируется более тысячи похищений, но о еще большем числе даже не заявляется[52]. Большинство людей, в том числе и Рикардо, не теряют самообладания, а обращаются в местное отделение полиции, и вымогатели больше их не беспокоят. Но далеко не все могут похвастаться такой же храбростью.
Бизнес шантажистов процветает, ведь издержки на одну жертву столь низки, что количество успешных «заходов» не должно быть высоким, чтобы дело оставалось рентабельным. Сообщения на «Facebook» вообще бесплатны, а недорогие телефонные звонки могут осуществлять специально нанятые заключенные, которым с этой целью в тюрьму пронесут мобильный телефон. Риск быть пойманным остается минимальным (Рикардо сообщил банковские данные вымогателей в полицию Мехико, но тем все равно не удалось поймать преступников). Вот почему даже низкий отклик обеспечивает этот бизнес достойной прибылью.
В экономическом плане шантаж очень напоминает спам. Почти каждый, кто получит письмо, обещающее долю в наследстве богатого принца Нигерии или недорогую виагру, тут же его удалит. Небольшой процент получателей, тем не менее, попадается на удочку. Компьютерные специалисты из Университетов Беркли и Сан-Диего в Калифорнии взломали целую сеть спамеров, чтобы узнать, как работает этот бизнес. Они обнаружили, что из 12,5 млн адресатов писем о продаже «растительных афродизиаков» находился всего один желающий их приобрести. В данном случае отклик составил какие-то жалкие 0,00001 %. Каждая сделка приносила предприятию менее 100 долл. Все это не очень-то похоже на солидное и процветающее предприятие. Но ведь отправить электронное письмо столь же просто, сколь и дешево: рассылка осуществлялась с помощью сети взломанных компьютеров, которые достались мошенникам и вовсе бесплатно. Вот почему им удалось неплохо заработать. Как считают исследователи, ежедневно миллионы отправленных сообщений обеспечивали выручку в 7000 долл., или более 2,5 млн долл. в год[53].
Сколь бы безнадежной ни была мексиканская полиция, издержки и риски шантажистов куда выше, чем у спамеров. По этой причине они стремятся увеличивать отклик, чтобы сохранять должную рентабельность. Это, в свою очередь, достигается более убедительными угрозами: если жертвы будут бояться, то они с большей вероятностью выполнят условия вымогателей. И для того, чтобы показаться настроенными предельно решительно, рядовые мошенники непрерывно ищут новые способы устрашения.
Вот тут на сцену выходят ОПГ. Чтобы посеять ужас в сердцах своих жертв и заставить их платить, местным бандам требуется создать бренд. В то же время на рынке присутствуют и амбициозные наркокартели, желающие быстро и недорого расширить границы своей империи. Вместе они — идеальная пара: бандиты выступают под именем картеля, а тот, в свою очередь, привлекает дополнительную рабочую силу. Считается, что кратчайший путь к деловому соглашению между мелкими преступниками и серьезными группировками как раз и лежит через франчайзинг.
Первые формы оплаты франшизы — роялти — были адресованы, собственно, монархам и самодержцам{11}. Франшиза, чье название происходит от французского «franche» — «вольный», предоставлялась в Средневековье королями и давала право выполнить некоторые работы или услуги (напр., построить дорогу, основать рынок или собирать налоги) за определенную плату. В современном виде франчайзинг стал обретать популярность в XIX веке, когда компания «Зингер» впервые разрешила посредникам продавать свои швейные машинки в определенных районах США в обмен на некоторую долю их выручки. Бум франчайзинга пришелся на 1950-е, ведь именно тогда крупные американские сетевые рестораны, такие как «McDonald’s» и «Burger King», на его основе стремительно стали захватывать глобальный рынок, восстанавливающийся после Второй мировой войны. Сегодня только на территории США действует более полумиллиона компаний, работающих на основе франчайзинга. Наибольшее распространение франшиза приобрела среди автодилеров, заправок и, конечно, сетевых ресторанов[54].
Теперь к ним присоединилась и организованная преступность. Традиционные формы управления криминальным бизнесом были далеки от принципов франчайзинга: обычно это жестко выстроенная вертикаль власти, верхушку которой занимает единоличный правитель, а в подчинении у него находится целая масса сообщников. В последнее же время мексиканские картели стали все больше тяготеть к децентрализации. Темпы роста местной наркоторговли за последние два десятилетия были столь же беспрецедентно высокими, как и продажи фастфуда сетевыми ресторанами в послевоенный период. В 1990-х годах мексиканцы были всего лишь на подхвате у колумбийцев, занимаясь исключительно перевозками партий наркотиков на территорию США. Однако после того, как в 1990-х власти Колумбии обрушились на преступность, а многие именитые капо, в том числе и Пабло Эскобар, были убиты, мексиканцам удалось захватить солидную часть цепи поставок. Теперь они уже не подчинялись колумбийцам, но сами контролировали всю деятельность от производства до сбыта.
Быстрее всех развивались «Лос-Сетас». До самого 2010 года их почти не воспринимали как самостоятельную организацию, так как они в основном выступали в качестве силовиков для картеля «Гольфо». Однако, став независимыми в 2010 году, «Лос-Сетас» стали расти головокружительными темпами, все больше занимая восток Мексики, карибское побережье Центральной Америки, и даже, как недавно стало известно, установив контакты с итальянской мафией «Ндрангета»{12}. Они стали настоящим «McDonald’s» в мире организованной преступности, ведь в некоторых регионах их ячейки присутствуют почти в каждом городе.
Для того, чтобы прокормить такой быстрорастущий организм, «Лос-Сетас» использовали некое подобие франшизы. Относительно недавно региональное подразделение Управления ООН по наркотикам и преступности провело исследование[55], которое показало, что «Лос-Сетас» осваивали новые рынки не посредством делегирования уже имеющихся членов, а привлекая в группировку местные банды в качестве франчайзи. Для этого высылалась передовая разведка, задачей которой было установить контакт с наиболее многообещающими преступниками на местах и «предложить договор франшизы, объектом которой становился бренд «Лос-Сетас»», как сообщается в докладе. По договору, среди прочего, штаб обеспечивал новоиспеченным франчайзи боевую подготовку, а иногда даже предоставлял вооружение. Они, в свою очередь, обязывались делиться частью прибыли и заключали «пакт солидарности» — соглашение, по которому франчайзи принимал сторону «Лос-Сетас» в случае войны с другим картелем.
Выгоды, которые получают от этого обе стороны, идентичны франчайзингу у обычных компаний. Франчайзер, в первую очередь, обеспечивал себе высокие темпы роста за счет самофинансирования. К примеру, для заключения договора франшизы с «McDonald’s» франчайзи должен быть собственником ресторана и иметь в своем распоряжении не менее 750 000 долл. Именно это и позволяет бизнесу активно получать прибыль без необходимости обрастать новыми активами (85 % из всех ресторанов «McDonald’s», которых насчитывается более 35 000, принадлежат франчайзи, а не самой компании). У «Лос-Сетас» этот принцип доведен до абсолюта. Доступ к заемным средствам у нелегального бизнеса крайне ограничен, вот почему для них особенно важно обеспечить стабильное самофинансирование.
Ко всему прочему, франчайзер получает возможность использовать во благо себе деловую хватку партнера. Франчайзи «Лос-Сетас» — это не просто офисный планктон, не шестеренки в огромном механизме, а работники, ответственные за обеспечение максимальной прибыли с отведенного им участка. Пожалуй, самый известный гуру менеджмента Питер Друкер говорил, что с этой ответственностью приходит и так называемое «управленческое мышление». Он считал, что оно гораздо важнее, чем личные навыки или зарплата, поскольку «сотрудник начинает рассматривать свою работу, обязанности и продукт глазами менеджера, то есть как часть работы всего коллектива»[56]. К тому же франчайзи лучше знают местный рынок. Эта информация очень важна для картелей, вероятно, даже важнее, чем для ресторанного бизнеса, ведь локальным игрокам намного проще установить связи с коррумпированными органами государственной власти — а это уже половина успеха. Точно таким же образом франчайзи получают доступ к опыту и знаниям материнской организации. Частью сделки обычно является и передача франчайзером «рецепта успеха» — будь то жареный картофель или взрывчатка.
Но важнее всего, конечно, бренд. «McDonald’s» покорил мировой рынок не столько благодаря отменной кухне, сколько умением приготовить одинаковые блюда в разных частях света. БигМак, заказанный в Бангкоке или Пекине, на вкус будет точно таким же, как и в Оук-Бруке, штат Иллинойс, где располагается штаб компании. Конечно, это не самое оригинальное яство, которое можно было бы попробовать в одном из этих городов, да и по соотношению цена/качество оно оставляет желать лучшего. Но потребители знают, что в любом ресторане с желтой буквой «M» они получат именно то, чего ожидают. Франчайзи покупают репутацию за деньги, вместо того, чтобы ее заработать. И все, безусловно, выигрывают, когда компания становится спонсором Олимпийских игр или приглашает Джастина Тимберлейка на съемки очередной рекламы.
Чтобы проиллюстрировать все это на практике теневого рынка, давайте отправимся в мексиканский город Невериа. «У Рокси» — кафе в мексиканском стиле. С момента основания в 1964 году и по сей день отделка помещения осталась здесь традиционной: вы найдете и крутящиеся барные стулья, и полосатые навесы на уличной террасе. Не так давно на «Рокси» позарились вымогатели. Однажды напротив кафе остановилась машина, и неизвестный мужчина вручил хозяину заведения конверт с диктофоном. На пленке было записано требование уплатить 250 000 песо (17 000 долл.) и угрозы жестокой расправы над семьей. И если бы под этим сообщением не подписался «Команданте Хуан Бальестерос», называвший себя местным представителем «Ла фамилиа Мичоакана», оно тут же бы стало достоянием общественности и вообще не было бы воспринято всерьез.
Но упоминание «Семьи» придало угрозам ощутимый вес. Вымогателю не нужно было стараться придать себе устрашающий вид и даже обзаводиться огнестрельным оружием, ведь к «Ла фамилиа» относятся с должным пиететом с того момента, как ее члены закинули пять отрубленных голов в один из ночных клубов Мичоакана. Вот откуда владелец «У Рокси» знал, с кем имеет дело. Шантажист ассоциировал себя с брендовым именем «Семьи», чтобы увеличить отклик и сделать бизнес более прибыльным (к несчастью для него, в этот раз план не сработал: проявив неожиданную храбрость, хозяин кафе сообщил об этом полиции и СМИ, а предполагаемый преступник надолго сел за решетку).
Франчайзинговая модель, в частности, объясняет, почему «Лос-Сетас» предпочитают проявлять ужасающую жестокость. Чаще, чем любые другие криминальные группировки в Мексике, они снимают на видео и фотографируют все свои зверства, от обезглавливания до повешения. Хладнокровное убийство, совершенное картелем где-нибудь на севере страны, благоприятно скажется на имидже его франчайзи по всему миру — точно так же на все рестораны «McDonald’s» подействовала рекламная кампания по случаю проведения чемпионата мира в Бразилии.
Конечно, в этой сфере существуют и «зайцы». Многие обыкновенные мошенники и вымогатели заявляют, что входят в «Ла фамилиа», «Лос-Сетас» или другой крупный картель, хотя на самом деле не имеют с ними ничего общего. Чтобы франчайзинг оставался эффективным, банды вынуждены защищать свой бренд не менее яростно, чем представители законного бизнеса. В докладе ООН упоминается, что «новые ячейки несут ответственность за сохранение «доброго имени» франчайзера и обязаны преследовать и пресекать (убивать за) любые попытки несанкционированного использования брендового наименования «Лос-Сетас»». И в данном случае «торговая марка» и «бренд» — это не какая-то метафора. Картели действительно разрабатывают собственные логотипы, которые затем помещают на униформу и другую собственность, выдаваемую франчайзи. Например, в их тайниках в Мексике и Центральной Америке полиция периодически находит бейсболки и рюкзаки с символом франчайзера — щит, разделенный на три части, в которых изображены, соответственно, карта Мексики, родного штата Тамаулипас, а также буква «Z». Все снаряжение, в том числе бронежилеты, оружие, боеприпасы, транспортные средства и т.д., гораздо легче получить сразу, крупной партией, что и является еще одним бонусом от приобретения франшизы. Наравне с «McDonald’s», который может тысячами заказывать печи, фритюрницы, кассовые аппараты, столы и стулья, «Лос-Сетас» вполне способны приобретать или красть в больших количествах все необходимое техническое обеспечение, которое затем передается франчайзи. В противном случае, они были бы вынуждены платить куда больше за оборудование низкого качества, сделанное буквально на коленке.
Я направился в один город на севере Мексики. Стояла жара, и я расположился в ресторане у современного торгового центра. Здесь у меня была назначена встреча с человеком, который в свое время был своего рода франчайзи у синалоанского картеля. Он — пусть это будет Мигель — был невысоким жилистым мужчиной, которому уже далеко за пятьдесят. Его хмурый взгляд был взглядом человека, который всю жизнь щурился от солнца. Он немногословен и осторожен. Мигель внимательно окидывает взглядом других посетителей ресторана, пока мы беседуем за обедом, заняв столик на улице. Будучи молодым синалоанцем, он стал «ассоциированным членом» местного картеля. Мигель с профессиональной гордостью подчеркнул, что не работал с ним напрямую, а, вроде как, по лицензии. Синалоанцы уже длительное время придерживаются именно такой схемы, и поэтому куда логичнее было бы назвать это «федерацией», нежели «картелем». Иногда Мигелю приходилось вставать среди ночи, чтобы забрать партию марихуаны у фермеров где-то в горах и доставить ее в столицу штата — город Кулиакан. Затем он помогал приготовить ее к отправке через границу: товар нужно было сжать гидравлическим прессом в маленькие пакеты, завернуть в пленку и пропарафинить, чтобы замаскировать резкий запах наркотика.
Договор франшизы предоставил Мигелю и его товарищам по наркотрафику полную свободу в организации своего бизнеса, выборе наиболее удобных поставщиков, установлении цен и объемов, словом — он мог работать, как пожелает. Примерно так же организованы дела и на юге Мексики в штате Герреро. Там права на выращивание и обработку опиумного мака для производства героина были переданы малым независимым предпринимателям, которые сотрудничают с картелями на основе франчайзинга. В последнее время, судя по всему, между ними участились конфликты. «А в мое время стычек между бандами практически не было, — говорит Мигель. — Но всегда оставался риск, что тебя схватит полиция или военные». И, конечно же, с ним это однажды произошло. Но тюремный срок навсегда отбил у него охоту продолжать работать в этой сфере. «В Синалоа у нас не было никаких проблем с другими картелями. Было гораздо легче с ними работать, чем убивать. — Мигель устало поводил вилкой в тарелке. — Ну а сейчас они этого не понимают».
Франчайзинговый бум привел к полному перестроению той отрасли, в которой привык работать Мигель, занимаясь марихуаной в Сьерра-Мадре. Изначально наркоторговцы стремились контролировать только поставку, а их единственной заботой был выбор наилучшего маршрута, чтобы успешно доставить наркотики из пункта А в пункт Б. «Лос-Сетас» первые стали придерживаться другой модели: вместо того, чтобы бороться за транспортные артерии, они нацелились на захват целых территорий. Размещая франшизу в том или ином месте — будь то город или целый штат — «Лос-Сетас» рассчитывают на то, что их местное представительство будет контролировать всю криминогенную активность и делиться с материнской компанией частью выручки. Помимо наркоторговли, локальные связи ячеек в регионе позволяют картелю еще глубже диверсифицировать свою деятельность. Среди других направлений особенно популярны вымогательство и похищения, хотя наркотрафик обеспечивает бóльшую часть прибыли. Кстати, в результате этого возник еще один интересный эффект: картели стали привлекать к работе местных таксистов. Будучи мобильным, частным транспортом, которому разрешено остановиться в любом месте, чтобы подобрать пассажира, такси стали идеальным средством для перевозки наркотиков и совершения похищений. Поэтому такси стали объектом ожесточенной борьбы между бандами, а водителям нередко угрожают. «Бегите, но вам не спрятаться: мы найдем вас и ваши семьи», — гласила записка, подкинутая синалоанцами в мужской туалет в здании союза таксистов на Плайа дель Кармен. На тот момент союз сотрудничал с «Лос-Сетас».
На северо-востоке Мексики франчайзи «Лос-Сетас» силой вынуждают местные бары продавать самогонный виски «Z». Они также захватили рынок пиратских DVD-фильмов, отмечая свою продукцию небольшой наклейкой с той же буквой. Мексиканский профессор из школы менеджмента при Йельском университете Родриго Каналес полагает, что причиной подобной диверсификации «Лос-Сетас» стало отсутствие у них надежных связей в международном наркобизнесе. Банда была «основана на измене», как он отмечает в своих работах, «когда предала своего бывшего работодателя — картель «Гольфо». В результате этого они потеряли доступ к американскому рынку, и им пришлось полагаться на иные источники дохода[57].
В последнее время волна насилия в Мексике сместилась к Герреро. Все разрастающийся, бедный штат, протянувшийся от пыльного центра страны к заросшему буйной растительностью Тихоокеанскому побережью, он всегда был немного в стороне от общепринятых норм, ведь влияние властей здесь весьма ограничено. Даже само его название — «герреро» — означает «воин»; на флаге штата изображен воитель в шкуре ягуара и с шипованной дубиной, восходящий к периоду до открытия Америки европейцами. А теперь штат стал в полной мере соответствовать своему названию. За последние десять лет уровень преступности утроился[58] а периодически появляющиеся на пляжах отсеченные головы напрочь отбили у туристов охоту посещать даже Акапулько. Официальные данные не отражают действительность в полной мере, поскольку враждующие кланы имеют обыкновение прятать тела. Например, в 2015 году внимание полиции привлек резкий запах, доносящийся из заброшенного крематория. Внутри был найден шестьдесят один гниющий труп. В 2014 году в Герреро произошел один из самых обсуждаемых эпизодов насилия: тогда в городе Игуала пропало без вести сорок три преподавателя-стажера. Преступление так и не было раскрыто, и вряд ли вообще будет.
Низвержение штата в хаос может быть примером того, что случается, когда криминальные группировки аннулируют договор франчайзинга. Среди обычных компаний самой распространенной причиной жалоб является убежденность франчайзи в том, что им приходится конкурировать друг с другом, заключив договор с одним и тем же франчайзером. Чаще всего открывшегося неподалеку соперника можно подавить с помощью лучшего качества и более низкой цены. Да вот это правило не работает в мире франчайзинга. Представьте, что «McDonald’s» объявил об открытии еще двух франчайзи в каком-нибудь районе, где до этого всю выручку имел только один ресторан. Очевидно, что после этого он потеряет значительную долю прибыли, поскольку не сможет конкурировать с компаниями, которые продают точно такой же товар по точно таким же ценам.
Территория и близость других подразделений того же бренда — это вопрос жизни и смерти для франчайзи, но не для франчайзера. Материнская компания получает долю с продаж, а не с прибыли. Запуск новых подразделений однозначно приведет к росту суммарного объема продаж, даже если вновь открытый магазин поглотит часть потребителей уже имеющегося. По этой причине интересы франчайзера и франчайзи во многом не совпадают, а вопрос территории становится предметом конфликта. Нередко материнскую компанию даже приглашают в суд за «посягательства» со стороны новых подразделений. К примеру, недовольные близостью абсолютных конкурентов франчайзи подавали иски на такие крупные сети, как «Burger King», «McDonald’s», «Sheraton Hotels» и «America’s favorite chicken company» (владелец «Popeye»)[59]. В таких делах судьи принимают самые неоднозначные решения. Иногда они обращают внимание на то, что договором подразумевается обязательство франчайзера не открывать поблизости другие подразделения; а иногда франчайзи везет не так сильно.
В мире криминального франчайзинга, конечно же, никто не обращается в суд. Так что когда франчайзи картеля позволяет себе слишком многое, конфликт разрешается традиционными способами — то есть с помощью дубинок и пуль. Судя по всему, именно это и происходит в Герреро. Дело с исчезновением сорока трех студентов остается туманным, но, вероятно, за этим стоит банда «Геррерос Унидос» («Союз воинов»). Многие специалисты считают, что эта группировка является местным франчайзи крупного международного картеля «Бельтран Лейва». Во главе картеля, который занимается контрабандой нескольких видов наркотиков, стоит Артуро по прозвищу «Борода». Группировка сконцентрировалась в регионе Герреро, а в помощь себе привлекла множество других банд. Сложившийся избыток франчайзи и стал причиной возрастающей конфликтности. Помимо «Геррерос Унидос», занимавших северную «тьерра кальенте» («горячую землю»), семья Лейвас наняла такие банды, как «Рохос» («Красные») в центре штата и «Независимый картель Акапулько», который собственно и контролировал данный порт. Время от времени к выполнению других задач привлекались «Ардильос» («белки») и «Гранадос»[60].
Федеральный полицейский патрулирует улицы Акапулько (Мексика), где в последние годы разгорелась борьба картелей за сферы влияния.
Все эти франчайзи «Бельтран Лейва» работали в штате Герреро. А в один прекрасный день уровень конкуренции стал зашкаливать. Грызня за рынок между франчайзи началась после смерти Артуро «Бороды», которая заметно ослабила материнский картель. «Геррерос Унидос», «Рохос» и «Независимый картель Акапулько», а также представители других франшиз буквально вцепились друг другу в глотки. Вот, собственно, откуда в штате Герреро такой уровень насилия. Вероятно, следствием этих войн и стало похищение студентов: по одной из версий, направлявшихся на краденом автобусе на демонстрацию в Мехико студентов по ошибке приняли за героиновых курьеров. Избыточный франчайзинг сильно ударил по наркоторговле в центральной Мексике, поскольку франчайзи слишком уж увлеклись борьбой друг с другом в ущерб более важным делам.
Но это не единственный минус договора франчайзинга. Локальные группы, привязанные к конкретной территории, куда менее мобильны, чем подразделения в составе самой иерархии. В непрерывной войне картелей синалоанцы оказались более талантливыми в нанесении ударов по вражеским позициям, нежели их противник в лице «Лос-Сетас». Например, во время очередной вспышки насилия в штат Веракрус был направлен ударный отряд синалоанцев под названием «Матасетас» («Убийцы Лос-Сетас»), который в полной мере оправдал свое название, уложив целую толпу членов вражеского картеля. Таким образом, придерживаясь модели объединения местного криминалитета, «Лос-Сетас» оказываются куда менее эффективными в боевом плане.
Наконец, даже несмотря на все плюсы децентрализованного управления, подобная схема подразумевает делегирование полномочий местным главарям, которые, конечно же, допускают ошибки. Ну а если хотя бы одно подразделение где-то оступилось, то это сказывается на имидже всего бренда. Давайте еще раз взглянем на легальный бизнес. В подчинении «McDonald’s» находится более 30 000 ресторанов-франчайзи, которые проходят соответствующую подготовку и обязаны соблюдать ряд правил. Тем не менее, во многих отношениях они остаются независимыми. Небывалый успех сети является ярким примером того, сколь эффективной может быть франчайзинговая модель. Однако стоит франчайзеру лишь немного ослабить поводья, и качество продукции тут же начнет страдать, что негативно повлияет на имидж всей компании. Так, в 2014 году в одном из ресторанов «McDonald’s» в Японии клиенту подали порцию картофеля-фри, в которой тот обнаружил человеческий зуб. С тех пор посетители дважды подумают, прежде чем решатся пообедать в каком-либо ресторане сети в любой стране мира.
Аналогичные риски несут и картели. При децентрализованном управлении непрофессионализм и невнимательность местных управленцев встречается куда чаще, чем в жесткой иерархии. А вот их промахи сказываются на имидже всей организации. Так, в 2011 году картелем был убит спецагент иммиграционной и таможенной службы США Хайме Сапата. Они с коллегой направлялись из Монтеррея в Мехико на своем бронированном «Шевроле Субурбан», когда к югу от Сан-Луис-Потоси их столкнул с дороги автомобиль с вооруженными людьми. Пули не могли пробить защиту «Шевроле» стоимостью в 160 000 долл., но Сапата случайно перевел автомобиль в режим парковки, из-за чего двери были разблокированы. Бандиты вломились внутрь и застрелили Сапату и его коллегу.
Вскоре после этого стало ясно, что нападавшие были членами местной ячейки «Лос-Сетас». Они заметили Сапату с коллегой, когда те остановились у дороги, чтобы приобрести сэндвич. Пару дородных латиносов приняли за членов враждебной группировки, но никак не за американских агентов. Один из бандитов позже признался, что нападение было совершено ради роскошного автомобиля, «руководство «Лос-Сетас» приказало угонять автомобили, которые могли представлять ценность для картеля». Убийство Сапаты породило новое негласное правило: никогда не убивай американцев, а тем более американских полицейских. Несмотря на господство насилия и присутствие в регионе большого числа агентов иностранных государств, вовлеченных во внутренние дела Мексики, Сапата считается первым американским госслужащим, который погиб при исполнении с 1985 года.
Это был роковой просчет, вызвавший немедленную реакцию американских властей. Спустя неделю после убийства Сапаты, в США скоординированными действиями полиции было задержано более сотни подозреваемых в торговле наркотиками. Главарь банды, стоявшей за нападением, был экстрадирован в Вашингтон, округ Колумбия. Но это было только начало. В 2012 году мексиканский спецназ ликвидировал лидера «Лос-Сетас» Эриберто Ласкану. Спустя год был задержан новый глава банды — Мигель Тревиньо. Несмотря на то что картель продолжает свою деятельность, он серьезно пострадал из-за некомпетентности небольшой группы исполнителей. Как и любой промах в ресторанном бизнесе, незамедлительно вызывающий отклик по всему миру, единственный необдуманный поступок сообщников «Лос-Сетас» стал катастрофой для самой верхушки банды. Таким образом, бренд-менеджмент идет рука об руку с большими рисками.
Франчайзинг криминальных брендов — это прекрасная стратегия для наркокартелей, но вот никто больше от нее не выигрывает. На ее основе некоторые группировки смогли развиваться поразительными темпами, а также разнообразить традиционную торговлю наркотиками целым спектром нелегальной деятельности. Доход картеля растет еще больше благодаря мгновенному признанию местных ячеек, которые получают возможность легко увеличивать отклик от вымогательств и запугивания. Все материальные ресурсы, техника и оружие тут же поступают в необходимых объемах, чего за отсутствием франшизы добиться было бы не так просто. Реклама тоже становится более эффективной, поскольку совершаемые зверства укрепляют имидж сразу всех франчайзи. Но увеличение количества франчайзи ведет к ужесточению внутренней конкуренции за территорию и порождает новые всплески насилия.
Есть ли в этой информации хотя бы какой-то луч надежды для простых граждан? К счастью для них, франчайзи обычно не отличаются большим профессионализмом, характерным для традиционных картелей, которые заняты исключительно наркоторговлей. Такие группировки, как «Лос-Сетас», получающие долю выручки от своих региональных подразделений, оказываются менее талантливыми в подкупе госслужащих и угрозах. На пике своего развития хуаресский картель смог «нанять» даже законодателей в области борьбы с наркотиками. В борьбе против властей Колумбии картель «Медельин» уничтожил пассажирский авиалайнер, на борту которого было 107 человек. Подобные организации могут представлять угрозу существованию целого государства. Однако, несмотря на всю свою жестокость, сетевые же банды вроде «Лос-Сетас» никогда не достигнут подобных масштабов.
В перспективе, с ними даже легче бороться. Классические картели наподобие синалоанского присутствуют везде и нигде одновременно. Они становятся неуловимыми благодаря тому, что работают на основе контроля поставок товара, а не территории. Стоит их прогнать из Мексики, и они объявляются в Центральной Америке; из Колумбии они могут переехать в Перу и так до бесконечности. В отличие от них, франчайзинговые сети, как у «Лос-Сетас», живут и погибают на той территории, которую занимают. Уничтожение ячейки сети в каком-либо районе остановит приток прибыли оттуда для материнской компании. Несмотря на то что мексиканская полиция не слишком преуспела на этом поприще, все же гораздо легче выкурить из города шайку бандитов, нежели покончить с высокоорганизованным международным бизнесом.
Склонность франчайзи постоянно сползать в междоусобную борьбу означает, что рано или поздно структура «Лос-Сетас» перестанет себя оправдывать. Как и в сфере фастфуда, франчайзи в наркоторговле никогда не будут столь же лояльны материнской компании, как ее собственные сотрудники. Журнал «Entrepreneur» пишет, что в рамках франчайзинга не формируется столь же устойчивого коллектива, как в жестко иерархических компаниях. Это правило справедливо и для криминальных группировок. Лучше всех его усвоили «Лос-Сетас», которые и сами начинали свою карьеру в качестве вооруженных наемников у картеля «Гольфо». Спустя всего несколько лет они стали слишком гордыми, чтобы оставаться пешками, и почти до последнего уничтожили своих работодателей. Однако, чем больше франчайзи привлекают «Лос-Сетас», тем больший риск они несут. Породившая картель франчайзинговая модель его в конце концов и погубит.
Глава 7. Опережающие инновации: НИОКР в отрасли синтетических наркотиков
Между салоном красоты и небольшой закусочной на оживленной улице в северной части Лондона затесалась узенькая лавчонка, сквозь запотевшие стекла которой просачивается зеленоватый свет. Внутри атмосферу задает приглушенная музыка, напоминающая то ли психоделику, то ли транс. Вдоль стены находится подсвеченный прилавок, на котором можно увидеть целое разнообразие товаров. Здесь можно разжиться трубками и бонгами самой неожиданной формы: на суд покупателей представлены пистолеты, противогазы и даже фарфоровая грудь. Отдел с одеждой изобилует футболками с растаманской тематикой. В шкафчике по соседству расставлены с виду безобидные вещицы, такие как пивные бутылки и банки из-под чипсов «Pringles», оборудованные секретными отсеками для «заначки» (для какой именно — не уточняется). Тем, кому есть, что спрятать, приглянется и компьютерная мышь с потайным отделом.
Хэдшопы вроде этого встречаются почти повсеместно, ведь «модные аксессуары» в их ассортименте теоретически не предназначены для употребления наркотиков. Множество самых разных бонгов «продаются на основе согласия покупателя не использовать их для курения запрещенных веществ», написано на сайте магазина. Видимо, владельцы таких магазинов глубоко уверены в том, что их клиенты откинутся в кресле в футболке с изображением марихуаны, возьмут зажигалку с принтом той же самой марихуаны, и забьют бонг с портретом Боба Марли обычным табаком.
До сих пор власти редко поднимали шум из-за хэдшопов, потому что те обычно не распространяют наркотики самостоятельно. Но сегодня дела обстоят несколько иначе. Интернет-торговлю и розничные магазины в любом крупном городе от Лондона до Лос-Анджелеса заполонил новый вид психоактивных веществ, именуемых «легальными» или «дизайнерскими» наркотиками. Эти наркотики копируют воздействие широкого круга традиционных, а готовят их далеко не в лабораториях на склонах Анд или опиумных полях Афганистана. Некоторые похожи на MDMA, более известную как экстази, другие же воспроизводят эффект марихуаны. Кардинальное различие состоит в том, что законодательные системы большинства стран пока никак не регулируют продажу, производство и употребление этих стремительно развивающихся химических веществ.
Я спросил приветливого бородатого молодого человека за прилавком, есть ли у него на продажу синтетические наркотики. «Ну, на самом деле это не наркотики, они не предназначены для употребления человеком, — на его лице не дрогнул ни один мускул. — Но, — одна бровь слегка приподнялась, — если вы хотите, я покажу вам благовония для ароматерапии». Я согласился, и, по его словам, передо мной оказались пять пакетиков самого ходового товара. («На самом деле я не могу порекомендовать ни один из них», — раздался голос из-под прилавка.) Цветастые пластиковые пакетики по размеру и толщине похожи на упаковку коллекционных карточек для любителей бейсбола. Внутри каждого — стоимостью в 10 фунтов (15 долл.) — один грамм тех самых «благовоний», или как там еще принято называть это вещество. На одном из них, который назывался «Безумный шут», красовалось улыбающееся до ушей лицо, обрамленное дредами, в очках и растаманской шапочке; на другом — «Пси-клон» — красочный торнадо разбросал во все стороны цветные буквы. С упаковки «Заводного апельсина» за мною следил ошалевший оранжевый глаз на фоне циферблата часов.
Продавец отказался давать комментарии по поводу качества смесей и посоветовал мне поискать информацию в интернете. Мнение публики было столь же разнообразным, как и сам товар: «Крутяяяяк… трое суток не мог остановиться!!!» — так описал эффект «Заводного апельсина» один из пользователей. Еще один клиент пожаловался, что «из-за этой гадости обнимался с туалетом целую вечность и молил небеса, чтобы отпустило». В любом случае, не похоже, чтобы эти товарищи действительно занимались ароматерапией.
Синтетические наркотики могут перевернуть с ног на голову всю наркоиндустрию. Почему же эта категория веществ неподвластна закону и как она скажется на других наркодилерах?
Чтобы разобраться в том, как «легальные смеси» взобрались на вершину наркотического Олимпа во всем мире, отправимся в Новую Зеландию. Этот прекрасный архипелаг в Тихом океане и пристанище хоббитов совсем не похож на типичный хаб международного наркотрафика. Если бы вам довелось стать экспортером кокаина или героина, стали бы вы напрягаться, чтобы доставить в Новую Зеландию партию своего товара? Население страны составляет всего 4,5 млн человек — примерно столько же, сколько в штате Кентукки. Она раскинулась посреди бесконечной водной глади. До ближайшего к ней обитаемого места — мыса на юге Австралии — необходимо совершить морской вояж в тысячу миль; до более-менее крупных плантаций коки в Перу — шесть тысяч миль. Самый большой город Новой Зеландии — Окленд — не соединен прямыми авиарейсами ни с одной страной-производителем кокаина. Из-за этого приобрести здесь какие бы то ни было наркотики почти невозможно. Согласно официальной статистике, в прошлом году из двухсот взрослых кокаин употреблял только один, что для развитой страны — небывало низкий уровень (для сравнения, в США наркотиком балуется каждый сорок пятый). Героин так вообще можно занести в красную книгу: уровень его потребления в Новой Зеландии в шесть раз ниже, чем в США, и в восемь раз ниже, чем в Англии.
И все же новозеландцы-киви тоже люди, и наркотики им нравятся не меньше, чем гражданам других стран. Ясное дело, если в руки им попадает хоть какой-то товар, то его тут же сметут с полок. К примеру, неприхотливую травку в не тронутой человеком глубинке страны столь же просто вырастить, как в Марокко или Мексике. Ну и киви, конечно же, выращивают ее в промышленных масштабах. На самом деле, по данным ООН, Новая Зеландия даст фору любой стране по объему подушевого употребления марихуаны: согласно исследованию, за прошлый год хотя бы один раз «обдолбался» каждый седьмой взрослый. Но у киви пользуется спросом не только травка: страна занимает второе место по уровню потребления амфетаминов[61] которые производят здесь же в небольших лабораториях, разбросанных по архипелагу. Несмотря на небольшое население, в Новой Зеландии власти ежегодно обнаруживают больше лабораторий по производству кристаллического метамфетамина, чем в любой другой стране (кроме США и Украины)[62]. Благодаря затрудненному импорту, киви сами стали экспертами в производстве и потреблении наркотиков.
Роман киви с синтетическими смесями закрутился в начале 2000-х. Именно тогда широкую популярность стал приобретать метамфетамин. Его варили на основе контрабандных прекурсоров, ввезенных из Китая, которые изначально предназначались для противовирусной и противопростудной фармацевтики. Вскоре новый наркотик покорил азиатские рынки: там кокаин был в дефиците, а вот прекурсоры найти совсем не сложно (например, в Тайланде, где мет называется «яаа баа» — или просто «безумный наркотик» — его стали потреблять в огромных количествах). Высочайшие темпы роста зависимости вынудили власти Новой Зеландии объявить наркотику войну. На границе стали останавливать большие партии прекурсоров, а на «кухни» все чаще совершались облавы. Вскоре после этого киви стали искать ему замену.
И вот тут на сцену выходит молодой нарко-предприниматель по имени Мэтт Боуден. Если бы его коллеги организовали международную конференцию — какой-нибудь нарко-Давос — то Боуден на ней был бы самым заметным. Во-первых, из-за прически: у него светлые волосы ниже плеч, идеально гладкие и ухоженные, так что ему позавидовала бы сама Дженнифер Энистон. Это великолепие сопровождает необычный гардероб, в котором есть все от черно-белых леопардовых костюмов до камуфляжного пальто с огромными эполетами, отливающими серебряным металликом. Ко всему прочему, Боуден не стесняется пользоваться косметикой: вокруг глаз в цветных линзах у него нередко можно видеть толстый слой подводки и замысловатые белые и серебряные узоры. Пускай усатые «мачо-наркотрафикантес» в Латинской Америке воротят нос, сколько им угодно, ведь Боуден, в свое время, создал многомиллионную наркоимперию.
Этот весьма эпатажный уроженец Новой Зеландии сколотил состояние в наркоиндустрии, пожалуй, самым необычным способом из всех. Его товар сметают с полок тысячи тусовщиков по всему миру, обеспечивая Боудену миллионные прибыли. Теперь он отошел отдел и колесит по миру, устраивая рок-концерты под сценическим именем «Старбой». Его шоу представляют собой смесь гламура, готики и танцовщиц в ярких боа из перьев. Будучи Старбоем, Боуден быстро занял десятую строчку в музыкальном хит-параде Новой Зеландии, а потом и запустил собственную линейку одежды, которую сам предпочитает называть «скорый поезд в цирк-бурлеск с элементами стимпанка». На своей страничке в «Twitter» Боуден описывает себя как «путешественника сквозь измерения, переосмыслившего психоделик-рок и придерживающегося прогрессивной политики в отношении наркотиков». Все это значит, что он — кто угодно, только не типичный наркобарон. Но самое странное не это. Старбою удалось построить наркоимперию с колоссальной выручкой, ни разу не нарушив закон.
Мэтт Боуден, новозеландец, который сделал целое состояние, продавая «легальные» наркотики», а теперь выступает в роли Старбоя, гламурного рок-певца.
Боуден начинал свою карьеру как простой потребитель, поборовший зависимость от целого ряда веществ. После того, как от передозировки экстази умер один из его близких, он решил найти безопасную и легальную замену традиционным наркотикам, от которых пострадало так много людей. Внимание Боудена привлек бензилпиперазин, или BZP — обыкновенный белый порошок с металлическим отливом. BZP изобрели еще в 1940-х, и тогда он использовался как средство от глистов для домашнего скота. По результатам испытаний было обнаружено еще одно интересное свойство: у людей BZP вызывает чувство сильной эйфории, схожее с эффектом от амфетаминов. Боуден создал компанию «Stargate International», которая подавала товар как «социально-тонизирующих средств», и стал продавать новый наркотик под названием «пилюли для вечеринки». Таким путем Боуден и «Stargate» стали самыми видными представителями индустрии, выпускающей миллионы порций легальных развлекательных веществ для молодых завсегдатаев ночных клубов Новой Зеландии.
Новый наркотик приобрел исключительную популярность. По некоторым подсчетам, каждый год в Новой Зеландии продавалось порядка 5 млн напичканных BZP «пилюль для вечеринки». Иными словами, годового выпуска с лихвой хватило бы на каждого жителя страны. Опросы показали, что почти 25 % киви пробовали новое средство. Вскоре наркотик стал захватывать и другие рынки. С 2004 года он начинает активно сбываться в Европе (а вот в США его ждал провал, так как с 2002 года на BZP был введен запрет). Как Боуден и рассчитывал, некоторые люди действительно стали употреблять BZP в качестве безопасной альтернативы метамфетамину. В сущности, как сказано в очередном исследовании, он помог многим людям избавиться от наркозависимости, а не приобрести ее[63]. Боуден нашел минутку для интервью в своем плотном графике музыкальных турне. Он сказал мне, что существование легальных наркотиков исключает участие организованной преступности, а, значит, эти вещества куда реже будут выпускаться с нарушением санитарных норм, да и вообще избавятся от традиционных предрассудков, связанных с зависимостью или отрицательной реакцией организма. Он считает, что регулировать отрасль куда эффективнее, чем налагать на нее запреты: «Суть в том, что правильнее было бы предупредить отдыхающих об острых камнях на дне моря, а не запрещать им плавать».
Несмотря на редкие жалобы на плохое самочувствие, куда бóльшие опасения вызывает возможность смешивать наркотик с другими веществами. Зачастую пилюля BZP сопровождается чрезмерным количеством алкоголя, в результате чего возникают уже давно известные общественные проблемы. И, конечно, без присмотра властей, в Новой Зеландии «пилюли для вечеринки» стали продаваться почти повсеместно — от продуктовых магазинов до заправок — без каких бы то ни было возрастных ограничений или противопоказаний. Специалист новозеландской организации по борьбе с наркотиками (NGO) Росс Белл считает, что «это был ковбойский маркетинг{13} — наркотики лежали на полках вместе с мороженым и сладостями». Власти с подозрением относились к новому товару, и, несмотря на отсутствие жертв, в 2008 году он был запрещен. Вскоре после этого BZP запретили и в других странах.
Запрет на BZP мог положить конец синтетическим наркотикам. На самом же деле, оглядываясь назад, я могу сказать, что это было только начало. Вскоре после выведения BZP из правового поля его производители стали разрабатывать новый легальный наркотик. Спустя считаные дни полки магазинов завалили трифлуорметил-фенилпиперазин (TFMPP) и метилгексанамин (DMAA). Как и BZP, они были абсолютно законными — вернее, их просто еще не успели запретить — и, в сущности, кроме труднопроизносимого названия ничто не мешало покупателям их приобрести. За второй волной запретов рынок заполонили третьи версии все тех же синтетических наркотиков. Так и продолжается игра властей и производителей в кошки-мышки с самого заката эпохи BZP. Новый синтетический наркотик разрабатывается, становится популярным, власти его обнаруживают и запрещают — а к тому моменту химики-специалисты уже приготовили незначительно доработанный новый товар, который тут же отправляется на продажу. Высочайшие темпы выведения новых форм химических соединений позволяют индустрии всегда быть на шаг впереди властей.
Новые поколения легальных наркотиков ушли далеко за пределы Новой Зеландии. В Европе и США, например, их скромно называют «солями для ванн». Это такой же маркетинговый прием, как и «благовония для ароматерапии», продающиеся в любом хэдшопе. Таким путем производители ограждают себя от преследования по закону и замедляют введение очередного запрета. Под этим соусом наркотики продаются и в интернете, где нередко их представляют в завуалированной форме как «удобрения», «химикалии» и «сувенирную продукцию». А на сайте «OfficialBenzoFury.com» мелким шрифтом даже помечено, что этот продукт «не для употребления». Вместо этого наркотик представлен в качестве «лабораторного сырья». Клиенты стараются держать марку и оставляют отзывы на сайте в таком же духе: «Реакция лабораторных крыс была очень бурной», — автор поставил наивысшую оценку порошковому метоксфенидину, который продавец расхваливает во что горазд. Иной раз даже не скрывается, что товар предназначен для того, чтобы «улететь». Английский сайт «Herbal Express» не скупится на обещания: «Сегодня за употребление наркотиков вам не будет грозить тюремный срок. Если вы всегда хотели попробовать марихуану, спиды или экстази, купите их синтетическую версию прямо в нашем интернет-магазине. Мы предлагаем широкий ассортимент лабораторных соединений, пилюлей для вечеринок и травяных благовоний. Это самый безопасный способ покупки, а вы сможете испытать новые ощущения».
Новые виды синтетических наркотиков выходят на рынок с завидной регулярностью. В 2013 году, по данным Управления ООН по наркотикам и преступности, их насчитывалось 97. Сегодня по всему миру насчитывается более 350 видов «новых психоактивных веществ». Агентство ООН, которое всегда применяет самые современные способы борьбы с наркотрафиком, было вынуждено признать, что «с учетом почти бесконечных возможностей по модификации химической формулы, новые виды синтетических наркотиков опережают меры международного контроля»[64]. В Великобритании список запрещенных веществ насчитывает уже более шестисот позиций[65]. Привычные наркотики, такие как героин и кокаин, пасуют перед массой почти точно таких же по сути альфаметилфенэтилгидроксиламинов, залеплонов, зиперолов и зопиклонов.
Служащие полиции, перед которыми стоит незавидная задача отличать один порошок от другого, едва поспевают за стремительно развивающимся рынком. В таком же затруднении оказались и законодатели, ведь им нужно отслеживать, проверять и, в конце концов, налагать все больше запретов на бесконечный поток новых наркотиков. Ведущий юмористического телешоу в Англии даже как-то пошутил над одним из парламентариев, Дэвидом Амессом. Он предложил чиновнику призвать общественность к более внимательному обращению с новым наркотиком под названием «пирог», который, по словам незадачливого парламентария, был «бистурбильным кранаболическим амфетамоидом, продававшимся также под названием „пончик из хронического Базильдона“». Все это, конечно, была выдумка[66].
«Легальные наркотики» звучит намного мягче, чем «нелегальные». А на самом деле они куда хуже. Если речь идет о традиционных наркотиках растительного происхождения, таких как марихуана, кокаин или даже героин, потребители, во всяком случае, знают, чего от них можно ожидать. Выкурить самокрутку марихуаны явно не так опасно, как крэк, а тот, в свою очередь, безобиднее, чем курение героина. И, напротив, эффект от синтетического наркотика, всего несколько дней как выпущенного на рынок, еще не освоен. Таинственный белый порошок может быть как очень сильным, так и довольно легким, и узнать это можно только приняв его. Число жертв легальных смесей уверенно растет. Британец в возрасте 26 лет Ричард Филипс получил серьезную травму головного мозга после того, как попробовал «N-Bomb» (известный химикам как С18Н22INO3). Спустя несколько недель после этого двадцатиоднолетний житель Манчестера Джейк Харрис полоснул себя ножом по шее, находясь под воздействием того же вещества. На тот момент «N-Bomb» был абсолютно легален в Англии; вскоре после смерти Харриса власти его запретили.
В том же самом лондонском хэдшопе я попытался выудить у продавца еще немного информации. Я спросил, похожим ли действием обладают предлагаемые им новинки. «Нет, — отвечает он мягко, имея в виду абсолютно иной эффект. — По объективным причинам, связанным с законодательством, я не могу распространяться на эту тему. Но, конечно, всем было бы легче, если бы я мог», — консультант пожимает плечами. Мне пришлось снова обратиться к интернету, и результаты моих поисков были не слишком радостными. Например, в Болтоне один мужчина скончался сразу после того, как выкурил «Пси-клон». Трех пятнадцатилетних подростков госпитализировали с кровавой рвотой из-за «Заводного апельсина». Даже некоторые продавцы относятся к смесям с осторожностью. «Есть много вещей и получше, чем это, — сказал продавец, указывая на выложенные пакетики. — Эти смеси легальны просто потому, что у властей еще не было повода их запретить, если вы понимаете, о чем я». Иными словами, потому что из-за них еще никто не умер. И все же они спокойно лежат на прилавках, хотя и могут быть куда более опасными, чем уже запрещенный экстази.
Противоестественным является и тот факт, что законодательство, регулирующее рынок легальных наркотиков, само по себе порождает разработку еще более опасных смесей. В нормальных рыночных условиях производители были бы заинтересованы в том, чтобы их потребители привыкали к наркотику, но при этом, не вредили себе. Никто не станет покупать вещество с риском для здоровья, если существует безопасная альтернатива с точно таким же эффектом. Обычная конкуренция стимулирует такого рода инновации: компании будут стремиться выработать такую формулу, чтобы клиент благополучно добрался до желаемого состояния эйфории. Именно это и характерно для других рынков. Например, на замену винам, грозящим сильным похмельем, приходят более мягкие рецептуры; легкие сигареты с «низким содержанием смолы» успешно заняли свою нишу, сколь бы сомнительными их свойства не звучали.
А вот в отрасли синтетических наркотиков все иначе. Игра в «догонялки» с властями заставляет производителей сконцентрироваться на изменении формулы, чтобы новое вещество хоть сколько-нибудь отличалось от уже запрещенного старого. Именно поэтому ученые в лабораториях наркопроизводителей не сильно беспокоятся о том, чтобы сделать продукт лучше и безопаснее. Вместо этого они лишь стараются разработать смесь, которая бы в достаточной степени отличалась от других, чтобы некоторое время оставаться легальной. Ну а если окажется, что она наносит серьезный вред здоровью — что ж, к тому моменту ее все равно запретят, а место займет что-то другое. Этот извращенный стимул означает, что изготовление синтетических наркотиков все в меньшей степени исходит из принципов безопасности. Большинство новинок — это «синтетические каннабиноиды», которые, как считается, копируют эффект обычной конопли. Несколько лет назад подобное заявление прозвучало бы вполне правдоподобно. Однако, чем больше синтетических наркотиков власти запрещают, тем больше новых выходит на рынок, и тем сильнее отдаляется их воздействие от обычной самокрутки с марихуаной. Как говорит Росс Белл, специалист новозеландской организации по борьбе с наркотиками, постоянная игра с химической формулой привела к созданию «наркотиков-франкенштейнов». Он также считает, что состав современных легальных смесей намного чаще становится причиной паники, учащенного сердцебиения, галлюцинаций и депрессии, чем его предыдущие версии.
В некоторых странах предпринимались попытки ввести полный и всеобъемлющий запрет на легальные наркотики, чтобы одним махом покрыть все новые психоактивные вещества, попадающие на рынок. Например, в 2015 году власти Великобритании объявили о планах по разработке подобного запрета на основе инициативы, предложенной в Ирландии несколько лет назад. Однако такие меры обладают уязвимостью, схожей со старой системой: чтобы запретить некое вещество, сперва нужно доказать, что оно «психоактивное». А тем временем производители будут его активно сбывать. Запрет в Ирландии снизил количество хэдшопов, но из-за этого бизнес лишь переместился в интернет. По исследованию Еврокомиссии[67] с момента его введения количество потребителей синтетических наркотиков среди молодежи даже немного выросло. Для самих производителей столь ходовой товар оказался еще и чрезвычайно прибыльным. Большинство компаний в Новой Зеландии импортируют химическое сырье из лабораторий в Китае по цене от 1000 до 1500 долл. за кг. Уже в своих лабораториях, у себя на родине, производители наносят химикалии на растительную основу, из-за чего конечный продукт становится похожим на коноплю или табак, не считая его искусственного происхождения. Готовая растительная смесь делится на порции по несколько грамм, фасуется в красочные пакетики и отправляется на продажу. Одного килограмма сырья достаточно для того, чтобы изготовить 10 000 порций. Каждая из них поставляется в розничные магазины по 7,50 долл., а к потребителям попадает уже по 15 долл. По данным казначейства Новой Зеландии, полная себестоимость одной порции составляет всего от 75 центов до 1,50 долл. Иными словами, рентабельность продаж для производителей достигает 500 %, а то и в два раза больше, если товар напрямую продается потребителям через интернет, как многие и делают[68].
Как же им удается защищать свои колоссальные прибыли? Очевидно, что в отрасли, сулящей легкие деньги, должно было незамедлительно появиться множество конкурентов. Под давлением такой борьбы цены в конечном итоге должны были упасть. А в индустрии синтетических смесей еще много свободного места для новых игроков. Не так давно казначейство Новой Зеландии подсчитало, что только их внутренний рынок оценивается в 100 млн долл. ежегодно при продажах в 7 млн порций. И при этом в стране присутствует только девять крупных производителей, причем львиную долю занимают всего двое: «Stargate» Мэтта Боудена и еще одна компания под названием «Lightyears Ahead».
Чтобы понять, почему концентрация рынка синтетических наркотиков остается столь высокой, рассмотрим его ближайшего родственника — фармацевтическую отрасль. Число потребителей ее продукции не менее велико, чем получаемые прибыли. Согласно данным ВОЗ[69], рентабельность продаж компаний достигает 30 %. Хотя это не так много, как у новозеландских киви, но достаточно по меркам обычного бизнеса. Можно подумать, что на данный рынок может выйти любая молодая компания. Однако он полностью находится в руках дюжины фармацевтических гигантов.
С одной стороны, причиной тому является необходимость постоянно вкладывать большие средства в научно-исследовательскую деятельность. Издержки фармацевтической компании на разработку нового лекарства и получение всех необходимых разрешений достигают 1 млрд долл. (а в исследовании, проведенном в 2014 году специалистами Университета Тафта, приводится и вовсе невероятная цифра — 2,6 млрд долл.)[70]. Им также нужно создавать резервы и на случай неблагоприятного стечения обстоятельств. Например, в 2006 году «Pfizer» объявила об остановке работы над лекарством от холестерина под названием «Торцетрапиб», потратив на его разработку 800 млн долл[71]. Кроме того, компании, которые могут позволить себе исследовать несколько препаратов одновременно, лучше защищены от последствий сворачивания одного из проектов. Чтобы профинансировать такую деятельность, нужен по-настоящему толстый кошелек. А мелким компаниям найти такие суммы куда сложнее.
Во-вторых, производителям лекарств постоянно приходится блуждать в лабиринте законодательства. Даже фармацевтические гиганты периодически попадают в неприятности из-за того, что не смогли соблюсти тот или иной закон, защищающий пациентов. В 2012 году компания «GlaxoSmithKline» заплатила самый крупный в истории отрасли в США штраф за мошенничество в размере 3,3 млрд долл. Все дело было в том, что она по ошибке допустила употребление своего антидепрессанта лицами до 18 лет, а также не вписала в инструкцию к лекарству от диабета имеющиеся противопоказания. Не так давно многомиллиардные штрафы уплатили также «Johnson&Johnson» и «Pfizer»[72]. И все же очевидно, что крупным компаниям, обладающим колоссальными финансовыми ресурсами, гораздо проще соблюдать все законы и нести ответственность за их нарушение, чем мелкому и начинающему бизнесу.
Отрасль синтетических наркотиков отражает оба этих принципа. Химическое сырье из Китая не такое уж и дорогое, но готовая смесь на рынке не задерживается слишком долго до введения очередного запрета. Это означает, что высокая прибыльность будет сохраняться только в том случае, если производитель будет в состоянии быстро сбывать товар в больших объемах. И опять же, некоторые наркотики себя не оправдывают, а потому выживают лишь те компании, которые могут разрабатывать сразу несколько видов новой продукции, тем самым страхуясь от возможных рисков. Как и в фармацевтике, на это нужно много денег. Кроме того, существует и проблема быстро меняющегося законодательства, адаптироваться к которому малые компании просто не могут. Стоит только по ошибке выпустить одну из уже нескольких сотен запрещенных смесей, и на ее владельцев тут же будет наложен огромный штраф, если они вообще не сядут в тюрьму. У крупных же производителей есть не только правовой ресурс, чтобы ловко маневрировать между законодательными препятствиями, но и финансовые резервы, которые можно пустить в ход в случае столкновения с ними.
Все это означает, что на рынке легальных смесей более уверенно себя чувствуют именно крупные, а не мелкие производители. В этом и состоит его главное отличие от сферы традиционных наркотиков: в 3-й главе мы уже выяснили, что картели тяготеют к меньшему размеру в странах с более развитой полицейской системой, чтобы избегать обнаружения. А в мире синтетических наркотиков все с точностью до наоборот. Выживут только те компании, которые обладают бóльшим ресурсом для непрерывного внедрения инноваций и адаптации к законодательству.
Даже в лучшие времена властям приходилось прикладывать значительные усилия, чтобы подавить глобальный наркобизнес. Картели действительно являются прирожденными мастерами в обходе самых разнообразных законодательных запретов. Однако феномен «легальных наркотиков» — это совсем другая история. До сих пор самую большую сложность представляло нахождение преступников и пресечение их деятельности. В этой же отрасли наркоиндустрии никто закон не нарушает. Они попросту его опережают. И как же властям справиться с этой напастью?
Регулирующие органы власти всегда испытывают трудности в инновационных отраслях. К примеру, в сфере информационных технологий такие гиганты, как «Google» и «Facebook», регулярно представляют новые изобретения и услуги, которые оборачиваются морально-правовой дилеммой в отношении защиты частной неприкосновенности и личной информации. Новые продукты выходят на рынок раньше, чем суд успевает определить допустимые рамки их использования. В банковском секторе обилие таких инструментов, как кредитно-дефолтные свопы, обеспеченные долговые обязательства и другие инновационные финансовые услуги, в конечном итоге привели к перегреву мировой экономики в 2007 году, на что власти обратили внимание слишком поздно. И даже сегодня регулирующие органы по-прежнему отстают от финансовых новаторов. В 2010 году был принят акт Додда-Франка, задачей которого было не допустить накопления банками такого же колоссального объема рисковых активов, как во время разрушительного кризиса 2007 года. Однако, спустя пять лет после его принятия, акт до сих пор не был полностью введен в действие. А в это время вундеркинды на Уолл-стрит придумали еще парочку сложных финансовых продуктов, степень риска по которым пока даже не известна.
Законодателям жилось бы куда лучше, если бы инновационные продукты и услуги сперва попадали к ним, а не сразу на рынок. К сожалению, на практике это едва ли реализуемо. Высокотехнологичные отрасли развивались бы с черепашьей скоростью, если бы суд рассматривал каждое новое изобретение того же «Google», прежде чем допустить его коммерциализацию. Финансовая сфера в таких условиях и вовсе бы загнулась. В то же время в других отраслях общественные риски столь велики, что по-другому государство поступать просто не может. В той же фармацевтике чтобы вывести на рынок новый препарат, сперва необходимо провести множество испытаний, по результатам которых специализированные государственные структуры рассмотрят возможность выдачи разрешения. В США этим занимается Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA), в ЕС — Европейское агентство лекарственных средств (ЕМЕА). Конечно, не обходится и без ошибок. Но в целом такие дорыночные проверки позволяют отсеять потенциально опасные вещества до того, как они попадут в руки незадачливых потребителей.
Почему бы не ввести подобную процедуру и в отношении синтетических наркотиков? В рамках нынешней системы законодатели играют в догонялки с производителями. Они обречены и дальше продолжать эту бессмысленную гонку, если будут ориентироваться на новости об очередных новинках или передозировках. Давайте посмотрим, что произойдет, если учредить FDA по наркотикам.
В 2013 году именно так и поступили власти Новой Зеландии. Парламент страны принял Акт о психоактивных веществах, который вывернул наизнанку логику всей отрасли. Вместо того, чтобы запрещать новый продукт по факту нанесения им вреда кому-либо, правительство обязало производителей лекарственных препаратов предоставить доказательства безвредности нового вещества, прежде чем разрешить его продажу, тем самым переиграв легальную наркоторговлю. Заявки производителей теперь рассматриваются Организацией по контролю за оборотом психоактивных веществ. Вследствие этого своего владельца поменял и груз доказательства: теперь властям не нужно больше гоняться за свидетельствами вреда, который смеси наносят здоровью людей; вместо этого сами производители обязаны изыскать возможность привести свой продукт в соответствие с хотя бы минимальными санитарными требованиями, чтобы его допустили на рынок потребителей.
Принятие подобной меры вполне разумно, но тем не менее она не была лишена противоречий. В сущности, это все означает, что власти Новой Зеландии впервые в мире учредили законный и регулируемый рынок синтетических наркотиков. Организация по психоактивным веществам не имеет право запрещать продукт, который вызывает лишь наркотическое опьянение; под запрет попадают исключительно вредные для здоровья субстанции. Ко всеобщему удивлению, закон был принят почти единогласно (лишь один голос против, и тот лишь для того, чтобы наркотики не проверялись на животных).
Одним росчерком пера был введен целый ряд полезных правовых норм. Например, была запрещена продажа психоактивных веществ несовершеннолетним, равно как и реклама на местах. К тому же для торговли подобной продукцией стало необходимо получить лицензию, в результате чего количество магазинов, в которых по-прежнему было можно купить синтетический наркотик, снизилось с 3000 до немногим более 200. Производителей обязали регистрировать новый продукт и давать потребителям его детальное описание. К примеру, потенциальный покупатель теперь будет знать, что в одном грамме «Знатока иллюзий» содержится 45 мг действующего вещества, то есть PB22-5F. Если же ему покажется такая дозировка великоватой, то он может остановиться на «Массиве иллюзий», где то же самое вещество содержится в меньшей концентрации. В целом количество видов предлагаемых смесей снизилось с более чем 200 до менее 50[73]. Кроме того, производители теперь указывают свои названия и адреса, обнаруживая еще одно интересное свойство отрасли: некоторые компании располагались прямо на дому, тогда как другие занимали фешенебельные бизнес-центры.
Но первый блин всегда комом. Во-первых, регулирующая организация была буквально завалена работой и, вразрез со всеми ожиданиями, выполняла ее медленно и некачественно. В переходный период, пока власти разбирались с особенностями нового нормативного регулирования, уже присутствующие на рынке наркотики было решено оставить в продаже. Это означало, что потенциально опасные субстанции по-прежнему могли попасть к потребителям. Из-за этого возникало все больше опасений, что при новом режиме власти ослабят свою хватку в отношении синтетических наркотиков.
Во-вторых, реформа сильно отставала от графика. Большинство наименее опасных смесей попали под запрет еще несколько лет назад. В продаже находились настоящие «Франкенштейны», постоянно дорабатываемые с единственной целью — обойти закон, несмотря на очевидный вред здоровью, нежели пользу. Пошатнувшееся доверие к правительству вынудило его в 2014 году поспешно принять поправку к закону, отзывающую временные лицензии, выданные ранее. Изъятие с рынка неизученных толком наркотиков может и не было столь плохим решением, если бы не одно «но». Эта поправка включала весьма странный пункт о том, что наркотики запрещено испытывать на животных. А без этой возможности смеси никогда не будут допущены для употребления человеком. И вот реформа встала: Организация по контролю за оборотом психоактивных веществ готова выдавать лицензии на проверенные продукты, да вот производители не имеют права проводить тесты, которые бы доказали безвредность их новинок. В мае 2015 года Мэтт Боуден, основатель индустрии синтетических наркотиков, ликвидирует свою компанию «Stargate». В интервью новостному каналу «New Zeland’s 3 News» он сказал: «Это был самый сложный период в моей жизни. Справиться с ним еще сложнее, чем с метамфетаминовой зависимостью». Ему даже пришлось продать свою «Ауди», чтобы расплатиться по счетам[74]. Спустя несколько месяцев после этого, я связался с Боуденом, которого как раз восстановили в правах на три объекта недвижимости. В коротком электронном письме он сказал, что, скорее всего, будет вынужден уехать из страны.
Сколь бы неумело реформа ни была проведена, она, тем не менее, предлагает альтернативный подход к регулированию нового поколения синтетических наркотиков. Бороться с ними традиционными способами оказалось невозможно, равно как и угнаться за изобретательными химиками, выдающими новый «легальный наркотик» чуть ли не каждую неделю. Предпродажные испытания и лицензирование наименее опасных смесей — это, безусловно, очень противоречивая мера, поскольку, принимая ее, власти фактически разрешают наркотическое опьянение. И все же большинство стран уже начинают понимать, что в противном случае будет и дальше раскручиваться спираль выпуска все более опасных синтетических смесей.
В качестве побочного эффекта такого регулирования мотивы производителей тоже поменяются. На текущий момент их деятельность основывается не на безопасности потребителей, а на доработке формулы наркотика в обход запретов. В условиях регулируемого рынка дело будет обстоять иначе. Производители получат мощный стимул совершенствовать (и патентовать) свой продукт, чтобы тот соответствовал запросам клиентов без вреда их здоровью. Кое-какие компании уже задумываются над этим. Боуден же говорит, что если ему когда-нибудь удастся снова поднять на ноги свой бизнес, то он постарается разработать синтетическую замену другому популярному наркотику — алкоголю. Он уверен, что его фармакологи рано или поздно смогут придумать, как без крепкого спиртного, цирроза печени и сильного похмелья добиться состояния крайнего алкогольного опьянения. Странно, что такие мысли его все еще посещают. При нынешнем режиме синтетический алкоголь тут же запретят.
Глава 8. Торговля Онлайн: как интернет помогает улучшать клиентское обслуживание
Первая в истории человечества покупка через интернет была сделана в 1994 году. Что именно приобрел счастливчик — до сих пор является предметом горячих обсуждений. Кое-кто считает, что первым интернет-товаром стала копия альбома Стинга «Ten Summoner's Tales», которую продал магазин «NetMarket» за 12,48 долл. с доставкой. А владельцы сети «Pizza Hut» уверены, что немного раньше музыкальной пластинки была продана большая пицца с пепперони, грибами и сыром. Кстати, старую черно-белую страничку «PizzaNet» решили оставить в качестве секретного послания потомкам, спрятанного где-то на современном сайте компании[75].
Может быть, именно такими и были первые покупки в Сети, но если покопаться в самой ранней истории интернета еще до появления Всемирной паутины, то можно обнаружить и другие примеры. В 1971 или 1972 — точная дата давно утеряна в анналах истории — впервые был использован «Arpanet», древний предок современного интернета. С его помощью студенты кафедры искусственного интеллекта Стэнфордского университета договорились о сделке со своими коллегами из Массачусетского Технологического института на другом конце страны. Ее объектом, конечно же, стал пакет марихуаны.
Вскоре после первых шагов таких сервисов, как «PizzaNet» и иже с ними, произошел настоящий бум интернет-продаж. По мере того, как широкополосный интернет все больше захватывал дома и смартфоны пользователей (а теперь даже очки и часы), привычка отовариваться в сети всем подряд от путевок на море до недвижимого имущества укоренялась не только в развитых, но и в развивающихся странах. В западных государствах сегодня на электронную коммерцию приходится, по меньшей мере, 10 % всего ритейла, и эта доля продолжает стремительно расти. В ряде хорошо развитых отраслей, таких как книжная торговля, по уровню продаж интернет почти обогнал розничные магазины. А тем временем онлайн-экономика непрерывно проникает и на другие рынки, кардинально меняя их структуру: впервые с 1950-х доставка овощей и фруктов на дом снова становится популярной, а такие мобильные приложения, как «Uber», задали таксопаркам неплохую трепку (во всяком случае, в тех странах, где союзы таксистов не протолкнули соответствующий запрет).
К длинному списку отраслей, которых интернет буквально перевернул с ног на голову, самое время добавить и наркоиндустрию. Со времен первой продажи марихуаны в Стэнфорде, наркоторговля стала неотъемлемой частью революции онлайн-шоппинга. Она растет и развивается вместе со всей электронной коммерцией. Купить нелегальные вещества в сети незаметно довольно сложно, ведь интернет-браузеры оставляют за собой электронный след, а историю транзакций по кредитной карточке стереть вообще невозможно. Однако каким-то образом опытным пользователям удается обходить эти препятствия. В октябре 2013 года ФБР объявило о задержании предполагаемого владельца сайта «Silk Road» — крупнейшего многомиллионного интернет-рынка наркотиков и другой контрабанды. Поразительный масштаб его деятельности — а сайт охватывает тысячи позиций фармакопеи и доставляет товар клиентам по всему миру — впервые открыл глаза общественности на то, что вслед за бумом интернет-продаж обычного ритейла в сеть просочился и теневой рынок. Как и все другие продавцы, наркодилеры значительно сократили свои издержки за счет Всемирной паутины. Ну а потребители могут пользоваться удобством покупок через интернет и доставкой на дом. Может, рано или поздно появится амфетаминовый «Amazon» и «eBay» с экстази. Но как это повлияет на глобальный наркобизнес?
Даже самым ярым шопоголикам покупка наркотиков никогда не давалась легко. Обмен всегда осуществляется нервно и поспешно, деньги быстро пересчитываются, а сверток из дешевого пластика передается в темном уголке ночного клуба или в безлюдный час где-нибудь в глубине парка. Незаконная наркоторговля всегда идет рука об руку с риском быть пойманным полицией, избитым, ограбленным и обманутым как для покупателя, так и для продавца. Обслуживание клиентов так и вообще ниже плинтуса. В 1967 году Лу Рид даже посвятил песню покупке героина за 26 долл. где-то в развалинах Гарлема. Из композиции под названием «Я жду его» можно узнать, что «он никогда не приходит вовремя. Первое, что тебе нужно усвоить, это что всегда придется ждать». С тех пор покупка наркотиков с рук особо не изменилась.
В сети же качество обслуживания совсем иное. Сидя в своей уютной комнате за чашкой чая с шоколадным печеньем, я изучаю комментарии на десяток видов героина на любой вкус. Вот один из покупателей пишет отзыв на «героин из Афганистана высшего качества», который по 200 долл. за грамм продает некто под ником «dragoncove»: «Отличная дурь! Взял куда меньшую дозу, чем обычно, и просто улетел!» Еще один довольный клиент, заказавший «экстра сильный азиатский героин #3» по 70 долл. за полграмма у продавца «GentsChoice», сообщает: «Всегда привозит вовремя, да и вообще приятный в общении парень. Спасибо, чел». На страничке каждого продукта помещается краткое описание и даже разработанный со вкусом логотип продавца, стилизованный под драконов или старые картины с изображением опиумных тайников в Китае. Здесь же можно найти и фотографии продукта в высоком качестве: на них есть все от белого как мел порошка до коричневатых кристаллов, похожих на кубик сахара, смоченного кофе. Рядом с формой обратной связи приводятся возможные способы доставки, а также условия продажи. Если не считать товарный ассортимент, этот сайт работает точно так же, как «eBay».
Он называется «Evolution Marketplace», и здесь продавцы из самых разных уголков мира представляют на суд покупателей широчайший ассортимент запрещенных товаров. Среди них самой большой популярностью, конечно же, пользуются наркотики. Значение старого рынка «Silk Road» было столь велико, что, когда его закрыли, некоторое время даже казалось, что это серьезно пошатнет всю наркоторговлю. На тот момент на сайте насчитывалось около 13 000 наименований, что само по себе возводило его в статус самой крупной площадки для интернет-наркоторговли. Сайтом управлял человек под псевдонимом «Жуткий пират Робертс», за которым скрывался Росс Уильям Ульбрихт — молодой худощавый выпускник Техасского университета с ученой степенью по физике. Бывший бойскаут Ульбрихт управлял сайтом с компьютера в Сан-Франциско до 2015 года, когда его арестовали и приговорили к пожизненному заключению. Однако его арест никак не повлиял на торговлю наркотиками в интернете. После закрытия «Silk Road» рынок разросся еще больше, так как появилось целое множество аналогичных площадок. Несмотря на то что такие сайты долго не живут — к примеру, «Evolution Marketplace» исчез спустя пару недель после моего визита — новые тут же приходят на замену старым. По данным некоммерческой организации «Digital Citizens Alliance», таких сайтов сейчас насчитывается около дюжины. Среди них самым большим является «Agora», на логотипе которого изображен человек в маске и с автоматом. Другие крупные площадки — это «Nucleus», «ТОМ», «Middle Earth» и «Black Bank». Суммарное предложение этих сайтов в начале 2015 года насчитывало около 40 000 видов наркотиков. Это в два раза больше, чем ассортимент предложения на тот момент, когда «Жуткий пират Робертс» еще был на свободе.
Поддельные документы, которые использовал Росс Уильям Ульбрихт, также известный как «Страшный пират Робертс», управлявший сайтом «Silk Road», своеобразным Amazon.com по наркотикам.
Учитывая все факторы, покупать наркотики в интернете должно быть слишком опасно. История поисковых запросов отслеживается, а транзакции могут вызывать подозрения у банков-эмитентов кредитных карт. Однако ряд технологических прорывов позволил покупателям и продавцам успешно маскировать свои действия в сети. Во-первых, такие площадки, как «Evolution», спрятаны в глубинах так называемой «темной паутины». Ее сайты не индексируются обычными поисковыми машинами, а посетить их можно лишь с использованием особых браузеров. Самым популярным из них является «TOR». В его основе лежит технология, разработанная в лабораториях ВМС США для осуществления сетевого маневра «луковой маршрутизации». «TOR» переносит интернет-трафик пользователя с одного сервера на другой, создавая множество слоев шифрования — отсюда и произошло название этого метода (спрятанные в темной паутине сайты оканчиваются суффиксом «.onion», а не привычными «.com», «.net» и так далее). В результате этого отследить историю поиска в интернете становится невозможным, что, конечно, пригодится политическим диссидентам, шпионам, любопытным журналистам и наркодилерам.
Ну а как же осуществлять платежи? Для этого были придуманы биткоины. Самая известная в мире система цифровой валюты функционирует независимо от центральных банков. Биткоины создаются сетью компьютеров, которые генерируют новые денежные единицы с помощью сложных вычислительных операций, называющихся «добычей». Чтобы завести электронный кошелек для биткоинов придется потратить немного времени, но это не так уж и сложно. Кроме того, эта валюта абсолютно законна, как и браузер «TOR». Ее курс до смешного подвижен: в начале 2013 года цена одного биткоина составляла 15 долл., а к ноябрю скакнула аж до 1000 долл. К концу 2014 она снова снизилась до 300 долл. Но для покупателей криптовалюта остается крайне привлекательной, потому что биткоины вместе с «TOR» предоставляют максимальную анонимность{14}.
Получив возможность тайно обитать в интернете и незаметно осуществлять платежи, нелегальный онлайн-рынок стал процветать. Помимо наркотиков, на спрятанных в «даркнете» сайтах можно обнаружить большое разнообразие и других неприглядных вещей. Специалисты «Digital Citizens Alliance» полагают, что на наркоторговлю приходится порядка двух третей всей теневой экономики. Еще треть составляют куда более страшные вещи. Крупные сайты остановились на запрещенной порнографии и наемных киллерах, обитающих в самых отдаленных уголках «темной паутины». Большинство других площадок не чураются торговли оружием от кастетов до пистолетов и их чертежей. Можно приобрести также краденые кредитные карточки, фальшивые деньги и документы. Продаются и другие необычные и не такие жуткие вещи. Например, в разделе «аксессуаров к наркотикам» сайта «Evolution Marketplace» я наткнулся на стеклянные трубки для курения кристаллического мета («сделано в США! Без свинца и присадок, в отличие от китайского ширпотреба») и машинку для запечатывания упаковок (которую производитель рекомендует использовать для того, чтобы прятать в пачке чипсов заначку с марихуаной). Но самое курьезное, что мне попалось, это «синтетическая чистая моча», которая нужна для успешного прохождения медкомиссии. Если мочиться придется в присутствии медработника, можно использовать еще один аксессуар «Screeny-Weeny» — «лучший в мире искусственный пенис с технологией «нажми и помочись»». Продавец предлагает агрегаты пяти разных цветов от скандинавского белого до латиносского коричневого. Товар получил положительные оценки покупателей.
Какую же часть мировой торговли наркотиками обеспечивают интернет-площадки? Ежегодный опрос пользователей «Annual Drug Survey» показал, что в некоторых странах использовать сеть для таких покупок стало обычным делом. Для участия в опросе необходимо зарегистрироваться, а потому 80 000 ответов, полученных из разных стран по результатам проведения исследования, принадлежат реальным людям. Результаты показали, что для наркозависимых онлайн-торговля стала основным способом получить очередную дозу. В целом же только 10 % респондентов указали, что приобретали наркотики в интернете. В США эта цифра достигла 14 %, а наивысший уровень зафиксирован в Англии — 22 %[76]. Кстати, в этом отношении интернет-наркоторговля повторяет особенности обычного ритейла, ведь именно англичане больше всех в мире предпочитают отовариваться не выходя из дома.
Но даже эти цифры не полностью отражают значение сетевой экономики. Существуют доказательства того, посетителями темной паутины иногда становятся даже сами наркодилеры, которые осуществляют оптовые закупки. Многие продавцы предоставляют ощутимую скидку на крупные заказы, очевидно предназначенные не для личного пользования. Например, на «Evolution» продавец «DutchMasters» собирает запросы от клиентов, желающих приобрести более полкило кокаина. Если этот объем распродать по одному грамму, то выручка превысит десятки тысяч долларов. Авторы одного из академических исследований по продажам на старой площадке «Silk Road» пришли к выводу, что порядка 20 % всего предложения было нацелено именно на дилеров, а подобные B2B транзакции составляли от 31 % до 45 % стоимости ежедневных продаж на сайте[77]. В таком случае даже те конечные потребители, которые покупают наркотики «оффлайн» у дилера на улице или у друга, могут становиться частью цепочки интернет-поставок.
Оценка стоимостного объема рынка онлайн-наркоторговли осложняется еще и тем, что курс биткоинов чрезвычайно волатилен. Анализируя «Silk Road» за два с половиной года его существования, ФБР сначала называло сумму в 1,2 млрд. долл. Впоследствии эта приблизительная цифра была снижена, поскольку расчеты проводились на основе пиковых значений курса биткоина, тогда как интернет-площадка сколотила бóльшую часть своего состояния еще до повышения стоимости криптовалюты. Специалисты ФБР пересчитали обороты сайта с учетом колебаний курса биткоинов за весь рассматриваемый период, а итоговое значение получилось значительно ниже — 200 млн долл. Это лишь капля в море глобальной наркоиндустрии, которая оценивается примерно в 300 млрд долл. И все же невероятно, что всего за два года площадка вышла на столь высокий уровень. Для сравнения взглянем на «eBay». В 1997 году, спустя два года после запуска и незадолго до проведения IPO, на этой площадке оборачивалось товаров примерно на 100 млн долл. Сегодня «eBay» заправляет рынком в 80 млрд долл. Если наследники «Silk Road», которые уже значительно больше своего предка, будут расти такими же темпами, как и легальный интернет-бизнес, то уже через 10-20 лет они будут обеспечивать львиную долю мировой наркоторговли.
И все же их будущее туманно. Судьба «Silk Road» показала, что длинная рука закона может дотянуться и до глубин темной паутины. Иной раз сайты могут исчезнуть и после того, как их владелец пресытится легкими деньгами (когда в 2015 году «Evolution» неожиданно перестал работать, его владельцы скрылись с биткоинами на 15 млн долл., депонированными на счету третьих лиц). Ко всему прочему, такие торговые площадки во многом зависят от «TOR» и криптовалюты, и государство легко может выбить почву из-под ног у незаконного бизнеса, если решит их запретить.
Однако об этом говорить пока не приходится. Правительство ФРГ рассматривает биткоины как полноценную валюту, то есть допускает возможность обложения ее налогами. В США близнецы Винклевосс основали финансовую биржу биткоинов. Кстати считается, что именно они стояли на заре бума доткомов, а Марк Цукерберг лишь похитил у них идею создания «Facebook». Власти стран по всему миру до сих пор не изъявляли особого желания заблокировать и «TOR», так как использовать его можно не только нелегально, но и в рамках закона. Служба при Парламенте Великобритании по науке и технологиям вообще считает, что «TOR» активно использовался во время «арабской весны» 2011 года не только изобличителями, но и тайными журналистами. Возможно, подход властей изменится, если анонимные интернет-площадки станут реальной угрозой для общества или будут использованы для организации терроризма. Но даже те правительства, которые уже пытались заблокировать «TOR», обнаружили, что это невозможно. А скорость, с которой новые сайты приходят на замену старым (как это было с «Silkroad»), показывает, что вскоре после любой цифровой облавы появятся новые анонимные браузеры и криптовалюта. Онлайн-торговля никуда не денется ни в наркоиндустрии, ни в законных отраслях. Пусть полиции это и не нравится, но куда больший дискомфорт испытывают развитые наркокартели: интернет-ритейл представляет угрозу для самого их существования.
Существует несколько существенных отличий между теневым рынком и обычным. Давайте рассмотрим обыкновенный открытый рынок, где покупается и продается абсолютно законный товар — например, яблоки, столь часто попадающиеся нам в других учебниках по экономике. Продавцы яблок размещаются, собственно, на рынке, куда и приходят желающие их приобрести. Дотошные покупатели внимательно изучают предложение яблок, и, если цена оказывается слишком высокой, уходят к другому торговцу. Если же покупатель сам предложит слишком низкую цену, то продавцу будет выгоднее отказаться от сделки с ним и подождать другого клиента. Обе стороны перестают торговаться, когда цена, по их мнению, достигнет наилучшего возможного уровня. Примерно так и приходят к ценовому равновесию спрос и предложение в рыночной экономике.
Теперь вернемся к рынку нелегальных товаров, скажем, к наркотикам. Из-за того, что товар незаконный, сделки нужно заключать втайне от властей. Короче говоря, только если в стране не царит полная анархия, открытый рынок наркотиков существовать попросту не может, не говоря уже о том, чтобы покупатели сравнивали цены, а продавцы — нахваливали свой товар во что горазды. Вместо этого покупатели отовариваются лишь у знакомых дилеров, с которыми их кто-то свел. Дилеры же, в свою очередь, продают товар только надежным покупателям, которые их не выдадут.
Иными словами, из-за этих ограничений рынок наркотиков функционирует неэффективно. Так, потребитель может купить у своего дилера разбавленный кокаин по 200 долл. за грамм, даже не зная, что неподалеку можно приобрести куда более качественный товар в два раза дешевле. Если наш покупатель хорошо знаком с особенностями наркоторговли, то рано или поздно он узнает о более выгодном предложении. Но на это потребуется некоторое время, а пока он будет продолжать покупать неважный кокаин по совершенно раздутой цене. Дилеры, в общем-то, тоже сталкиваются с этой проблемой: быть может, где-то и есть покупатель, готовый платить за товар больше, да вот найти его не так-то просто. Ну а чем больше они распространяются о превосходном качестве и выгодной цене своего товара, тем больше подставляются под арест — вот почему рекламировать запрещенный товар не приходится{15}. В результате этого и сформировалась т.н. «сетевая экономика» (не путать с «интернет-экономикой»), при которой сделки заключаются не на основе рыночного контакта, а только по связям, будь то родственники, друзья, соседи или бывшие сокамерники.
В условиях сетевой экономики опытные дилеры катаются как сыр в масле. Наиболее прочными позициями на таком рынке будут обладать только те продавцы, у которых было достаточно времени на построение широкой и надежной сети контактов. Представьте, что некий дилер уже долгие годы продает товар в одном и том же городе. Он хорошо знаком с импортерами, покупателей у него хоть отбавляй. Быть может, у него даже есть связи с полицией, которой он приплачивает, чтобы те не замечали его грязные делишки. И в этом же появляется молодой предприниматель, который заметил, что конкуренция на местном рынке отсутствует, а разбавленные наркотики продаются по завышенной цене. Он считает, что будет не слишком сложно отвоевать себе кусок пирога, совершенно забыв про то, что войти на сетевой рынок совсем нелегко. Во-первых, чтобы закупать оптовые партии наркотиков, нужны связи с крупными производителями. Во-вторых, на все это добро нужны проверенные покупатели. Ну а без всех этих контактов новоиспеченный дилер далеко не уедет. И это без учета того, что опытному наркоторговцу вряд ли понравится, что кто-то позарился на его территорию. Именно поэтому лидеры отрасли могут продолжать вести свой бизнес, не опасаясь конкуренции, и обдирать клиентов как липку за некачественный товар. Вот и Лу Рид вынужден «ждать его» просто потому, что выбирать особо не приходится.
Онлайн-наркоторговля перевернула все эти классические принципы с ног на голову. Первое, чем отличаются покупки в интернете, так это тем, что вам никогда не придется никого ждать. В очередной раз прогуливаясь по «Evolution Marketplace», я отправил несколько пробных писем продавцам с помощью встроенной формы обратной связи. Через каких-то полчаса мне пришел первый ответ. Продавцы не заставляют себя ждать и терпеливо отвечают на мои вопросы о дозировках, упаковке и т. д. Даже когда я с откровенной наглостью поинтересовался у продавца «vicious86» о том, может ли он сделать подарочную гравировку на трубке для мета, тот с сожалением ответил, что не занимается этим, и пожелал мне удачи в поисках. Обычно в интернете люди становятся более грубыми и агрессивными, скрываясь за анонимностью. А вот наркодилеры почему-то наоборот ведут себя куда более вежливо, чем на улице.
Да, торговля в сети поистине делает наркоторговцев экспертами в клиентском обслуживании. В отличие от уличных пушеров, продавцы в интернете обозначают условия продажи совершенно понятным языком, а многие из них даже предлагают компенсацию, если покупатель по каким-либо причинам не получит свой заказ. Некоторые продавцы заходят еще дальше в своем подражании обычным рыночным торгашам. В описании кокаина, например, можно наткнуться на заявления о том, что он «получен честным путем» и «не участвовал в разборках». Все это, конечно, чистой воды обман, учитывая, что мировая торговля кокаином находится в руках кровожадных картелей. Ну а настоящий раритет в среде анонимных преступников — доверие — зарабатывается благодаря форме обратной связи, скопированной с «eBay». Покупатели могут не только ставить положительные, отрицательные и нейтральные оценки продавцам, но и комментировать их услуги. А сами продавцы видят, сколько раз данный покупатель что-либо приобрел на сайте. Все это нам уже давно знакомо: куда большим доверием будет пользоваться тот поставщик, который может похвастаться положительными отзывами. В то же время стоит с большей осторожностью относиться к покупкам у тех дилеров, странички которых не изобилуют высокими оценками. Вот как о себе пишет «Snapback», продавец экстази в Германии: «Мы хотим обрести надежных покупателей, потому что только так мы сможем и дальше оставаться в деле и радовать вас новыми поступлениями». Тем клиентам, которые совершили не менее десяти покупок, «Snapback» обещает вернуть 30 % стоимости потерянного заказа или повторную отправку за полцены. А если у вас более 30 покупок, то продавец вернет целых 50 %. Впрочем, большинство предлагают похожие условия.
Доверие между преступниками — это что-то невообразимое. И все же нельзя не признать, что система обратной связи стала своеобразным воровским кодексом чести. Вот вам самая необычная иллюстрация — реклама украденных банковских данных. Многие наркоторговцы стараются придать своему бизнесу псевдоморальный облик (чем себя пичкать — это личное дело каждого, а запреты все равно не работают). Но, казалось бы, оправдать похищение денег законопослушных граждан вообще невозможно. И все же их продавцы тоже стараются выставить себя в наилучшем свете. Например, один из них предлагает гарантию на данные кредитной карточки, которые удалось перехватить, когда ее владелец совершал покупки в интернете. Такую кредитку можно купить за 8 долл. Если в течение восьми часов после покупки окажется, что она уже не рабочая, то ее замена обойдется в 10 долл. (а украденные кредитки тут же блокируются, как только их владелец поймет что к чему). Вот один восхищенный клиент пишет: «Первую карточку уже заблокировали, он отправил мне вторую и — срань господня — я клянусь, купил iPhone 6 прямо из AppStore! КУПЛЮ ЕЩЕ!» Забавно, что как продавцы, так и покупатели сильно обижаются, когда кто-то ставит под сомнение их честность. «Назвал меня кидалой, когда я попросил замену. Только одна из трех карточек оказалась рабочей», — пишет недовольный клиент, которого продавец обвинил во лжи. Ну да, он ведь всего лишь пытался честно использовать украденные кредитки.
Почему же наркодилеры столь внимательно относятся к вопросу клиентского обслуживания в интернете, совершенно забывая про него в реальной жизни? Все дело в том, что торговые площадки «темной паутины», такие как «Silk Road» и «Evolution», куда больше похожи на традиционные рынки, нежели на сетевое хозяйство. Продавцы открыто рекламируют свой товар, а покупатели могут сравнивать все имеющиеся цены. Обе стороны свободны в выборе контрагента, ведь им вовсе не обязательно привязываться только к своим контактам. Это значит, что необходимости формирования «сети» больше нет, как нет и укоренившихся лидеров отрасли. В интернете недостаточно просто иметь развитую сеть контактов. Продавцы должны более активно конкурировать по цене, качеству и клиентскому обслуживанию, чтобы оставаться на плаву. Более того, новым дилерам куда легче войти на такой рынок, поскольку входные барьеры на нем значительно ниже. Оптовые закупки наркотиков более не требуют наличия связей в кругах международного наркобизнеса, а розничные продажи — постоянного присутствия в закоулках улиц и ночных клубах. Равно как и сайт «Etsy», который позволил начинающим ювелирам продавать свои изделия без необходимости суетиться за прилавком и тратить деньги на его содержание, «темная паутина» дает возможность каждому, у кого есть предпринимательская жилка и ноутбук, попробовать себя в торговле наркотиками.
Конечно, развитые продавцы обладают рядом преимуществ перед начинающими. Вновь открытый магазин вынужден предлагать более низкие цены, пока не накопит достаточно много положительных оценок, чтобы покупатель был уверен в его надежности (к несчастью, нередко попадаются и те, которые, едва набрав заказы, исчезают с деньгами клиентов. А длинная история продаж вселяет уверенность, что продавцу есть что терять){16}. Точно так же у новых клиентов без истории покупок просят деньги вперед. И все же относительно более открытый рынок интернет-торговли почти исключает возможность существования монополистических лидеров, как это случается в реальном мире. В сущности, для крупных наркосетей «теневая паутина» представляет столь же серьезную опасность, как «Uber» для таксопарков. Ведь теперь клиенты будут пользоваться услугами множества мелких поставщиков, отнимая хлеб у развитого бизнеса.
Вот что касается дилеров. Ну а как изменится жизнь их клиентов с перемещением наркоторговли в интернет? Приобретая наркотики обыкновенным способом через знакомых, покупатель может быть лишь частично уверен в том, что не поджарит себе мозги неизвестным товаром. Гарантии на него не всегда надежны, ведь стоит с осторожностью относиться к сильнодействующим веществам, которые тебе продал сосед подружки брата твоего друга, сам получивший его от какого-то парня в местном баре. В интернете же система обратной связи позволяет получать значительно более точную информацию. Пара тысяч положительных отзывов всяко лучше отражают действительное качество наркотика, чем сомнительные рекомендации завсегдатаев питейного заведения. И на самом деле в сети можно разжиться куда более добротным товаром. Исследование синтетической конопли, представленное в «Журнале аналитической токсикологии», показало, что наркотики, приобретенные в интернете, обладают сравнительно большей чистотой, чем купленные у обычных продавцов[78]. Еще до облавы на «Silk Road» ФБР произвело около ста тестовых закупок и выяснило, что на продажу выставлялись «почти чистые формы» заявленных веществ. Возможно, именно по этой причине относительно более опасные наркотики в сети пользуются особенно высоким спросом. Так, анализ предложения на сайте «Silk Road 2.0», появившемся вскоре после закрытия своего предшественника (его ждала та же участь), выявил, что быстрее всего с полок сметают экстази. И это вполне логично: несмотря на то что при правильном приеме экстази вполне безобиден, его высокая концентрация или брак могут привести к летальному исходу. Вот почему гарантии качества на него намного важнее, чем, к примеру, на марихуану, от которой еще никто не умирал.
Кроме того, онлайн-торговля безопасна еще и в другом отношении. Легким движением руки была решена проблема территории, кровавые войны за которую характерны для рынка розничной наркоторговли. Например, в 1980-х годах банды из шотландского Глазго продавали наркотики, маскируясь в фургонах с мороженым. Между ними неизбежно возникали вооруженные столкновения, в шутку названные «войнами мороженщиков», в результате которых было сожжено и расстреляно немало бедных фургончиков. Про такие войны в свое время было снято немало фильмов от «Лица со шрамом» до «Траффика». Но с появлением интернета контроль над улицами перестал быть важным для наркодилеров, как и реальные розничные магазины для их владельцев. В перерывах между убийствами посещающий занятия по экономике дилер Стрингер Белл из сериала «Прослушка» как-то сказал: «Пора уже завязать с этой пальбой… мы можем больше, чем просто стоять на углах улиц». Когда в 1990-х приобрела широкую популярность мобильная и пейджинговая связь, продавать наркотики на улице уже не было так необходимо. Торговля переместилась в апартаменты и другие закрытые помещения, ведь теперь места встречи можно было назначить по телефону. Некоторые специалисты по преступности считают, что спад насилия в Нью-Йорке в 1990-х годах частично произошел благодаря тому, что наркодилеры взяли на вооружение мобильные телефоны. Благодаря интернету они ушли еще дальше: почтовая отправка заказов в сети позволяет вести бизнес даже не выходя из дома.
Но и это еще не все. Онлайн-торговля, скорее всего, приведет к заметному снижению цен. Работая в сети, розничные продавцы наркотиков точно так же могут сокращать свои издержки, как их законные коллеги: «Amazon» не тратится на содержание огромных торговых площадей, а наркодилерам не нужно выплачивать зарплату уличным пушерам за личную и крайне рисковую доставку товара. Куда более сильное давление на цены оказывает и высокая конкуренция, возникающая из-за низких входных барьеров на интернет-рынок. А для властей это все не сулит ничего хорошего, ведь контролировать дешевый наркотрафик станет еще сложнее.
Вероятно, простота покупок в интернете даже привлечет дополнительную клиентуру, ведь до сих пор покупка наркотиков была сложным и неприятным занятием, требующим множества сомнительных контактов и опасных прогулок по темным переулкам. Ну а онлайн сделать это куда проще, тем более что сами продавцы в сети выглядят почти порядочными людьми. Сотни положительных отзывов к очередной дозе героина, написанных людьми, которые выжили и решили поделиться впечатлениями, размывают все ужасы, связанные с этим наркотиком (будущим покупателям следует иметь в виду, что те, кто умер от передозировки, все равно не смогли бы написать отрицательный отзыв). Сама процедура покупки не займет много времени: нужно лишь установить «TOR», который во многом выглядит как любой другой браузер. Завести электронный кошелек с биткоинами чуть сложнее, но тоже не требует никаких специальных навыков. Если вы справились с покупкой книги на «Amazon», то и в «теневой паутине» отовариться кристаллическим метом для вас не составит труда. Теперь даже те люди, которые не обладают особыми связями и сторонятся подозрительных незнакомцев, могут с легкостью совершать покупки наркотиков онлайн.
Такие сайты, как «Silk Road», существуют не так долго, чтобы делать достоверные выводы об их влиянии на распространение наркотиков, ведь статистические данные по ним будут как минимум годичной давности. Но далеко ходить и не нужно. Достаточно лишь взглянуть на их ближайшего родственника, который околачивается в интернете уже довольно давно: продажа в обычной сети болеутоляющих по рецепту. В 2007 году специалисты Национального центра по исследованию зависимостей и употреблению лекарственных средств при Колумбийском университете в Нью-Йорке подсчитали, что существует как минимум 581 интернет-магазин, торгующий лекарственными препаратами по рецепту. Из них только двое получили разрешение от Национальной фармацевтической ассоциации; 85 % с радостью продавали препараты даже без рецепта; большинство же довольствовалось копией рецепта, отправленного по факсу. Короче говоря, даже без «TOR» и пригоршни биткоинов можно было спокойно купить эти лекарства в интернете (читай: наркотики). Не так-то просто увязать доступность этих препаратов в сети и ростом их потребления. И все же двое исследователей смогли сравнить темпы прироста обращений за лечением с помощью рецептурных лекарств и ростом доступности высокоскоростного интернета в различных штатах США[79]. Сопоставив эти два показателя, ученые обнаружили некоторую взаимосвязь. На каждые 10 % дополнительных подключений к широкополосному интернету приходился 1 % прироста обращений за препаратами, выдаваемыми по рецепту. Сам по себе этот факт мало что значит. Он может указывать, например, лишь на то, что интернет, равно как и лекарственные препараты, более доступен в урбанизированных штатах. С другой стороны, ученые не обнаружили подобной корреляции для кокаина и героина, которые в то время в интернете особо не продавались. По всей видимости, вскоре после этого такие сайты, как «Silk Road», вмешались в стройные ряды статистических расчетов.
Бороться с онлайн-наркоторговлей чертовски сложно, и полицию это буквально выводит из себя. Рассмотрим классический старомодный рынок наркотиков. В отличие от «Silk Road», который работает в рамках свободной конкуренции, он выстраивается на основе сети контактов. А с точки зрения полиции, нарушить работу сетевого рынка относительно легко. Стоит лишь разорвать одно звено, и целый кусок цепи будет оторван — все равно что мышь, которая перегрызает провода и лишает электричества целый район. Тем не менее, выбрать наиболее уязвимое место для удара не так-то просто. Сеть наркодилеров может состоять из множества различных членов — «узлов», говоря на языке экономики — а убрать их всех одновременно едва ли возможно. Так на каком же узле стоит сосредоточить свои усилия? Логично предположить, что в первую очередь следует избавиться от того из них, который обладает наибольшим числом контактов, ведь именно так удастся отрезать самый большой кусок в цепи. Но, опять же, с точки зрения экономики, это далеко не лучшая идея.
Давайте обратимся к ситуации, которая, на первый взгляд, никак не связана с современной наркоторговлей: брачный рынок во Флоренции XV века. Тогда выбор партнера для своего чада был сложным стратегическим решением, достойным вступающего в очередной альянс наркобарона. Женитьба с членом влиятельной семьи сулила власть и богатства всему роду. Но как отец мог понять, какая из них наиболее перспективна для заключения союза? На основе данных Джона Пэджетта и Кристофера Анселла из Университета Чикаго, исследователь из Стэнфорда Мэтью Джексон составил схему семейных связей во Флоренции в XV веке (см. график 8.1)[80]. Из шестнадцати самых могущественных кланов города выделяются лишь Пуччи, которые почему-то оказались на задворках дворцовых интриг. Синьор Пуччи мог бы организовать для своих детей несколько свиданий вслепую с их сверстниками из других ведущих семей. С чего бы ему начать?
Проще всего определить влиятельность того или иного клана, посмотрев, со сколькими другими семьями он связан. С этой точки зрения Медичи будут вне конкуренции: они являются ядром социальной сети города и имеют прямые контакты с шестью другими домами. Если же свободных наследников у них не окажется, то синьор Пуччи может попытать счастья у Строцци или Гуаданьи. У них по четыре прямые связи — больше, чем у остальных. Которая же из этих семей более привлекательна? Экономисты оценивают «центральность» узла по-другому: вместо того, чтобы считать прямые связи, к ним следует добавить и косвенные. Например, если у меня есть 100 друзей, а у тебя — всего 10, то, на первый взгляд, я более влиятелен. Но если же твои десять друзей сами по себе имеют множество контактов — Барак Обама, Ангела Меркель, Джастин Бибер — то ты окажешься куда более влиятельным в конечном итоге, чем я. Система рейтинга сайтов у «Google» работает примерно так же. Машина считает не только сайты, связанные какой-то страничкой, но и их связи тоже. Поэтому куда выгоднее быть прикрепленным к «New York Times», чем к десятку малоизвестных блоггеров. Следуя этому правилу, синьору Пуччи следует заключить союз именно со Строцци, а не с Гуаданьи, так как семьи, с которыми связан этот клан, обладают бóльшим числом связей.
Однако, прежде чем наряжать свою дочь на встречу с молодым Строцци в ближайшей траттории, синьору Пуччи следует обратить внимание на еще один фактор. Строцци действительно обладают неплохой сетью и без того развитых контактов. Но следует учитывать и то, насколько часто эта семья становится покровителем в установлении связей с другими домами. Если присмотреться к схеме, вы заметите, что Строцци далеки от центра флорентийского общества. Например, если Перуцци захотят пообщаться с Медичи, то они с таким же успехом могут обратиться не к Строцци, а к Кастелланам. Бискьери смогут воспользоваться своими связями с Гуаданьи. Короче говоря, даже если Строцци не станет, то никого это сильно не заденет. Именно это и делает их уязвимыми. А вот Гуаданьи занимают куда более прочную позицию: они являются единственным звеном, связывающим Ламбертес с другими домами, и к тому же формируют удобные связи между семьями в правом нижнем и верхнем левом углу схемы. Поэтому поддерживать контакты с ними намного выгоднее. У экономистов есть громоздкое описание для таких узлов — «центральный по посредничеству». Эта характеристика рассчитывается на основе того, насколько часто какой-либо узел лежит на кратчайшем пути между двумя другими. Для синьора Пуччи союз с Гуаданьи сулит бóльшую выгоду, чем с менее интересными Строцци.
А теперь вернемся к нашим баранам, а точнее — к современному наркобизнесу. Чтобы выяснить, что находится в центре дилерской сети, полиции придется пройти тот же путь, что и синьору Пуччи. Придерживаясь самого примитивного подхода — оценки количества контактов — они лишь найдут продавца с самой разветвленной сетью связей. Если он продает наркотики десяткам, а то и сотням клиентов, то его арест действительно нанесет ощутимый вред местной торговой ячейке. Звучит неплохо? Но существуют куда более интересные цели для нанесения удара. Если бы полиция взяла на вооружение метод «Google», то обнаружила бы, что самым большим влиянием обладает верхушка наркоторговой сети. Главари хоть и поддерживают непосредственный контакт с меньшим числом людей — быть может, всего с несколькими лейтенантами — но через них осуществляют контроль над всей сетью. Стоит их убрать — и пострадает вся система.
Все эти рассуждения понятны и очевидны. Но, к сожалению, такая логика на открытом рынке не работает. Обычно сеть наркоторговли представляется нам как некое перевернутое семейное древо, в котором крупные и влиятельные импортеры расположенные на вершине пирамиды делегируют функции продажи целой армии рядовых солдат. В современных условиях сеть выглядит иначе. Задержав и допросив пятьдесят одного наркодилера, специалистам МВД Великобритании удалось составить примерную схему наркобизнеса, действующего у них в стране[81]. Вся система, как оказалось, напоминала скорее песочные часы, нежели пирамиду. Верхушку «часов» занимают развитые специализированные импортеры, которые ввозят наркотики крупными партиями, например: по 100 и более килограмм кокаина и героина; 100 000 таблеток экстази; несколько тонн конопли. Товар продается меньшими партиями оптовым закупщикам, которые так же специализируются на каком-то одном наркотике. А дальше начинается самое интересное. Насколько удалось выяснить авторам исследования, оптовики поставляют товар посредникам, которых окрестили «многофункциональными наркоброкерами». В отличие от предыдущих уровней цепочки, наркоброкеры не имеют выраженной специализации, закупая самые разные виды наркотиков — от сильнодействующих до почти безобидных — в довольно крупных масштабах. Каждые несколько недель брокер размещает заказ на пару кг кокаина и героина, под 30 кг марихуаны, 10 кг амфетамина и около 20 000 таблеток экстази. Дальше все это добро делится на самые мелкие партии и продается уличным дилерам. Таким образом, находясь в самом центре наркоторговой сети, брокер-посредник из середины цепочки становится своего рода ее координационным центром. Авторы исследования полагают, что именно он и является самым «жизненно важным соединительным элементом» всей сбытовой сети.
Если бы синьор Пуччи дожил до наших дней и связался бы с наркобизнесом, то ему следовало бы выдать свою дочь замуж только за «многофункционального наркоброкера». Занимая центральное положение, эти посредники могут похвастаться самой развитой сетью контактов. Более того, будучи связующим звеном между оптовой и розничной торговлей, они также обладают высокой «центральностью по посредничеству». Следует отметить, что выводы, сделанные в исследовании МВД Великобритании, во многом совпадают с аналогичными работами по ценообразованию в наркоиндустрии. Например, специалисты «RAND Corporation» пришли к заключению, что в цепочке поставок кокаина наблюдается лишь один большой скачок цены, а именно при переходе от центральных посредников к розничным дилерам, когда она вырастает с 19 500 долл. за кг до 78 000 долл[82]. Именно по этой причине полиции стоит сосредоточить свои усилия именно на этом элементе цепи. Отлавливать уличных пушеров и даже устраивать облавы на крупных импортеров почти бесполезно, бить надо в самую середину. Ведь именно там сходится большинство контактов и, очевидно, сосредоточены самые большие деньги.
К сожалению для полиции, с появлением интернета все попытки нарушить работу наркоторговой сети становятся бессмысленными. Широкий ассортимент на таких сайтах, как «Silk Road», ставит их в один ряд с «многофункциональными брокерами». На интернет-площадках и потребители, и сами дилеры могут найти почти любой наркотик и заказать его в довольно большом количестве. Для стражей порядка это сущая головная боль: природа онлайн-торговли такова, что на одном рынке может сосуществовать целое множество «центральных узлов». На открытой интернет-площадке встречаются тысячи продавцов и покупателей, и выведение одного или нескольких из них из игры никак не повлияет на остальных. Собственно, даже саму площадку можно не закрывать, как это было с «Silk Road» и «Evolution Marketplace», потому что ей на замену тут же придут другие.
Получается, эта напасть непобедима? Возможно. Но давайте рассмотрим еще один пример, предмет которого связан с наркоторговлей лишь косвенно. В статье, опубликованной в «Журнале американской социологии», команда ученых анализирует систему любовных отношений между студентами одного из небольших университетов в США[83]. За основу работы было взято исследование, проведенное в безымянном поселке где-то на центральном западе страны, в часе езды от ближайшего крупного города, где молодежи «совершенно нечего делать». С помощью компьютерного тестирования было опрошено 832 из 1000 студентов университета. Им предлагалось прослушать аудиозапись и отметить тех людей из списка своих товарищей по учебе, с которыми за последние 18 месяцев у них были «любовные отношения» или просто «сексуальные контакты». Из всех опрошенных 573 респондента подтвердили, что они вступали в подобные отношения с другими студентами университета.
Вооружившись полученными сведениями, социологи нарисовали некое подобие схемы отношений, соединив студентов целым кружевом линий (см. график). В 63 парах один из партнеров одновременно находился в отношениях с другим человеком. Некоторые студенты образовали своеобразные мини-сети из трех человек. Но больше всего удивило исследователей то, что более половины студентов образовывали полноценную сеть. Иными словами, они были связаны друг с другом через своих партнеров, партнеров их партнеров и так далее.
Эта поразительная находка крайне важна для того, чтобы лучше разобраться в механизме распространения заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП). Половая инфекция передается от одного партнера к другому, ставя под угрозу всех людей в одной сети. Обезопасить себя проще всего ограничив количество половых партнеров. Как говорится в исследовании, куда безопаснее сохранять верность одному человеку, нежели быть неразборчивым в сексуальных связях. Но на самом деле это правило работает не всегда. Взглянем на крупнейшую сеть из 288 студентов. Несмотря на то что она столь обширна, многие ее члены имели контакт лишь с одним человеком (малые ветки по краям дерева). Несмотря на свою склонность к моногамии, их риск заразиться даже выше, чем у людей, поддерживающих контакт с несколькими партнерами в небольшой сети. «Следовательно, — пишут авторы исследования, — вероятность заразиться ЗППП зависит не только от количества партнеров».
Конечно, гиперактивный молодой человек не станет опрашивать потенциальных девушек-партнеров для установления их системы связей, ведь тогда его собственные шансы в конце концов с ними «подружиться» опустятся ниже плинтуса. Но вот регулирующие органы эта ситуация вполне может кое-чему научить. В рамках традиционного подхода в борьбе с распространением ЗППП власти запускают обширную рекламную кампанию «за безопасный секс», которая ориентирована, главным образом, на наименее разборчивых в половом отношении граждан. И это вполне логично, ведь у них больше всего партнеров, а, стало быть, именно они создают больше всего рисков для распространения инфекции. Стало быть, если они будут должным образом предохраняться, то и вся система от этого только выиграет. Как и в случае с синьором Пуччи, которому интереснее всего связать свою семью с домом Медичи из-за их обширной сети контактов, призывы к безопасному сексу следует сконцентрировать на самых «гулящих» слоях населения: работников в сфере интимных услуг, молодежи, наркоманах и так далее. Это, должно быть, наиболее эффективное решение?
Согласно приведенной модели, далеко не самое. Большинство студентов являются частью более крупной, но в то же время хрупкой сети. Почти все ее члены могут похвастаться лишь парой контактов. Это означает, что чаще всего длинную цепочку формирует только один человек. Если хотя бы одного из этих людей убедить в необходимости качественно предохраняться, то инфекция по этой цепочке уже не будет распространяться. Как считают авторы исследования, «относительно низкий уровень поведенческих изменений — даже со стороны наименее рисковых фигурантов, повлиять на которых проще всего — тут же разрывает… сеть на несколько несвязанных элементов, фрагментирует каналы распространения болезни и значительно уменьшает ее масштаб». На удивление оказывается, что половое воспитание будет куда более эффективным, если ориентировать его именно на фигурантов с наименьшими рисками, а не на самых неразборчивых.
Теперь перенесем этот вывод в мир наркотиков. Как мы выяснили, традиционная модель сбыта наркотиков совсем не похожа на систему половых связей среди студентов: чаще всего в ней есть лишь один узел с большим числом контактов в лице брокера-посредника. А если окажется, что современный рынок наркотиков куда больше напоминает наш университет, чем могло показаться? Чаще всего мы натыкаемся на выводы о том, что цепочка наркоторговли замыкается, когда дилер продает товар конечному потребителю. Однако есть и другие исследования, которые опровергают это умозаключение. Существуют доказательства, что многие потребители наркотиков — даже большинство — никогда самостоятельно не контактировали с дилерами. Вместо этого они покупают (или просто получают) наркотики от своих знакомых: друзей, коллег, партнеров и т.д. Согласно исследованию, проведенному властями Великобритании, 54 % из тех, кто за прошедший год употреблял наркотики, достал их от родственников или друзей[84]. Еще 21 % отоварились в баре или ночном клубе (у кого именно — не уточняется. По всей видимости, у друзей или дилера). И всего 11 % самостоятельно приобрели наркотики на улице, в парке и других подобных местах — по канонам наркодилерской классики прямиком из сериала «Прослушка». Опрос потребителей рецептурных лекарств выявил, что здесь уже 71 % получил их от друга или родственника; и только 4 % у дилера[85]. Хотя обычно наркотики и продаются самими дилерами на определенном этапе в цепочке поставки, но после этого товар распространяется еще дальше по сети контактов между друзьями.
Это поистине добрые новости для полиции в ее неравном бою с интернет-наркоторговлей. Переход индустрии в онлайн, конечно, осложняет борьбу с ней, так как на замену традиционно хрупким связям приходит широчайший открытый рынок, устойчивый к воздействию на отдельных его представителей. И все же, зная о существовании «пост-розничного рынка», в котором наркотики распространяются по вспомогательной сети друзей и знакомых, власти получают возможность нарушить работу всей индустрии несколько иначе. А примером тому служит не что иное, как уже известная нам схема романтических отношений между студентами. Исследователи отталкивались от предположения о том, что эффективнее всего воздействовать на людей с самым большим числом контактов: в университете — это самые неразборчивые студенты, а в мире наркотиков — дилеры. В конечном итоге они пришли к выводу, что логичнее было бы избрать целью удара наименее социально-активных членов сети, поскольку, несмотря на малое число контактов, они являются самыми уязвимыми звеньями цепи. В случае с наркотиками властям следует сконцентрировать усилия на «непрофессиональных дилерах», которые передают товар своим друзьям и знакомым. Эти люди чем-то напоминают университетских студентов с наименьшим числом партнеров: повлиять на них относительно проще, а стоит разорвать лишь один узел в «цепи друзей» — то есть не дать одному человеку поделиться наркотиками с другими — и от сбытовой сети будет отрезан целый пласт потенциальных потребителей.
Сделать это можно при помощи общественных рекламных кампаний, объясняющих опасность передачи наркотиков своим близким. Врачам, выдающим рецептурные лекарства, следует указать на более внимательное обращение с препаратами. Нужно обратить внимание широкой общественности на ужасающее насилие в странах-производителях наркотиков, которое фактически спонсируется на деньги потребителей. Быть может, сознательные граждане после этого откажутся от потребления таких веществ, как кокаин, и призовут своих друзей и знакомых последовать их примеру. Стоит, конечно, ужесточать наказание для потребителей, в особенности если они делятся наркотиками с другими. По мере перехода наркоторговли в интернет, все больше людей могут приобрести запрещенные вещества в сравнительно крупных объемах, а, стало быть, к ним будут присоединяться и их знакомые. Сегодня почти весь верх сбытовой цепи наркотиков поглощен интернет-торговлей. Вот почему все усилия властям следует сконцентрировать именно на нижней части, проводя обучающие семинары и рекламные кампании для непосредственных потребителей.
Глава 9. Рыночная диверсификация: от контрабанды наркотиков к контрабанде людей
Совсем не сложно осуществить былинное превращение из грязи в князи. Достаточно лишь перебраться из бедного городка на севере Мексики в роскошные, претенциозные жилые кварталы ее соседки — Калифорнии. Если вам удастся в целости и сохранности преодолеть убогие окраины Тихуаны, что усеяли холмы до самой границы, то вы неизбежно наткнетесь на проржавевший от времени забор из гофрированного железа, которому местные уже частично помогли избавиться от оков старой доброй колючей проволоки. В некоторых местах высота забора не превышает и восьми футов, и даже ребенок может с легкостью его преодолеть, встав на какой-нибудь ящик. Проще того, наверное, только передавать через эту несерьезную преграду какие-нибудь предметы. И похоже, что жители Колониа Либертад, бедного «баррио», на самой границе США нередко промышляют здесь контрабандой еды.
Стоя на немощеной дороге на стороне Колониа Либертад, вам покажется, что пересечь границу с США — это плевое дело. Однако, оказавшись в Калифорнии, вы поймете, что сегодня сделать это намного сложнее, чем раньше. В паре сот футов от старого заборчика высится еще один: новенький, четырнадцати футов в высоту, увенчанный короной из колючей проволоки и мощных прожекторов, которые круглые сутки помогают наблюдателям на сторожевых башнях выслеживать нарушителей. Служащие «Да Мигра», как мексиканцы называют иммиграционную службу США, патрулируют территорию на квадроциклах, в темноте вооружаясь приборами ночного видения. На горизонте заграждения сливаются с поросшими кустарником прериями, и в обе стороны им не видно конца и края. Над головой жужжат охранные дроны с камерами.
Забор, отделяющий Тихуану (Мексика), от Калифорнии (США). Картели перешли от контрабанды наркотиков к контрабанде людей.
В 1990-х годах власти США объявили войну незаконным мигрантам. Тогда расходы на обеспечение безопасности границ многократно возросли, и проскользнуть в мир американской мечты бедным мексиканцам стало намного сложнее. И все равно каждый день они пытаются пересечь границу, ведь на их сторону встал могущественный союзник. Судя по всем признакам, в последнее время мексиканские наркокартели стали диверсифицировать свою деятельность контрабандой людей. Они назначают гидов и связных для мигрантов, отправляющихся в трудное и опасное путешествие через границу. Во все более изощренных попытках обвести «Да Мигра» вокруг пальца власти обеих стран узнали почерк картелей. Им же принадлежит и куда более мрачный бизнес, связанный с эксплуатацией труда тех мигрантов, которые успешно достигли цели. «Мы знаем, что транснациональные криминальные сети занимаются не только наркотиками. Их привлекает любое дело, сулящее большие деньги, будь то контрабанда оружия или живых людей», — сказала на заседании в 2014 году Лоретта Санчес, член Конгресса от штата Калифорния.
Однако картели положили глаз не только на контрабанду людей. Помимо традиционных направлений — рэкет, вымогательство, проституция, угон автомобилей и т.д. — мафия диверсифицирует свой бизнес и весьма необычными видами деятельности. К примеру, если вы очень любите гуакамоле, то рано или поздно в нем вам попадется авокадо, который вырос на плантациях или облагался налогами картеля «Тамплиеров» — группировки, контролирующей бóльшую часть сельского хозяйства в Мичоакане.
Ту же самую судьбу разделяют и лаймы в вашем коктейле «Мохито», ведь их производство тоже находится в руках у организованной преступности. В Сальвадоре одно время даже существовал «Картель де лос Кесос» — сырный картель — импортировавший дешевый сыр из Гондураса (если бы вам хоть раз довелось попробовать сальвадорский сыр, вы бы сразу поняли, почему стоило поступить именно так). В некоторых отраслях картели развернулись на полную катушку: власти Мексики заявляют, например, что картель «Тамплиеров» зарабатывает налогообложением добычи и переработки железной руды даже больше, чем наркоторговлей. Государственная нефтяная монополия «Pemex» ежегодно теряет более 3 млн баррелей из-за воров, которые присасываются к ее нефтепроводам.
Благодаря широко диверсифицированному бизнесу, теперь было бы попросту нелогично называть преступные группировки «наркокартелями». Некоторые специалисты, в том числе ФБР, теперь называют их «транснациональными преступными организациями», или ТПО (интернет еще не освоил новый термин. Если поискать мексиканские ТСО (англ.) в «Google», то он переспросит: «Вы имели в виду мексиканские ТАСО?»). Как их ни называй, ясно одно: наркокартели наложили лапы на множество других отраслей.
Картели расширяют влияние точно так же, как обыкновенные кампании. Те из них, которые стремятся активно расти и к тому же обладают свободными инвестиционными средствами (а это всегда проблема для криминалитета, ведь они не могут просто так завести банковский счет), выходят на новые рынки в надежде на то, что их опыт поможет быстро отвоевать свой кусок пирога. Такую тактику мексиканские картели освоили спустя несколько десятилетий после волны диверсификации, захлестнувшей американские компании. В 1950 году менее трети компаний из рейтинга «Fortune 500» работали более чем в одной отрасли. В 1974 году их стало уже две трети. Мода на диверсификацию достигла пика в 1977 году. Именно тогда «Coca-Cola» попыталась выйти на рынок вина, поглотив «Taylor Wines». Однако план провалился, по всей видимости, из-за того, что никому бы не пришлось по вкусу «Шато Кола». С тех пор рынок немного успокоился, и компании снова стали сосредотачивать свои усилия только на тех вещах, в которых они что-то да смыслят. Вся эта история весьма поучительна, ведь она может приоткрыть завесу тайны над современными тенденциями в преступном мире.
Взять хотя бы вино «Coca-Cola» (к нему должен отлично подходить сальвадорский сыр). Пусть у компании ничего не вышло, но это хороший пример «концентрической диверсификации», говоря языком гуру менеджмента. На основе своего опыта в одной области компания пытается запустить продуктовую линейку, нацеленную на другую группу потребителей. К сожалению, «Coca-Cola» не знала о вине ровным счетом ничего, но она была гением в маркетинге, брендинге и управлении самой замысловатой системой сбыта из всех. Компания рассчитывала на то, что сможет применить свои познания в области маркетинга и мощную сбытовую машину в отрасли виноделия. Занимаясь контрабандой людей, наркокартели исходят из того же самого. У них нет конкретного опыта в миграционном бизнесе, а целевая аудитория — мексиканские бедняки, желающие обосноваться в США, — значительно отличается от привычных зажиточных американцев, приобретающих основной товар картеля. Однако они поднаторели в тайных трансграничных перевозках, подкупе и запугивании представителей власти. Эти навыки можно применять в самых различных отраслях преступного мира. Если получается заниматься контрабандой наркотиков, то чем хуже контрабанда людей?
Виктор Кларк Альфаро — это проживающий в Тихуане профессор антропологии из Государственного университета Сан-Диего. Он может немало рассказать как о легальном, так и нелегальном пересечении границ. Как и многие другие жители приграничных районов, он живет сразу в двух странах, дважды в неделю отправляясь на лекции в США. Его жилище в Тихуане по совместительству является штабом «Двунациональной организации по защите прав человека», небольшой неправительственной организации, которую он сам и основал. Поднявшись по ступенькам многоквартирного дома, я постучал в массивную входную дверь. Спустя некоторое время профессор Кларк торопливо освободил ее от множества замков, извиняясь за задержку. Пять месяцев назад власти штата отозвали телохранителей, которых ему назначили на время проведения очередного опасного расследования. Ему удалось обнаружить, что ряд госслужащих продавал картелю фальшивые полицейские удостоверения. А теперь профессор опасался, что мог навлечь на себя беду.
Мы устроились в кабинете, до отказа забитом разнообразными книгами и документами. Будучи специалистом по разросшемуся теневому рынку Тихуаны, Кларк с радостью рассказал мне об особенностях современной контрабанды людей. Он регулярно встречается с местными «койотами», как себя называют контрабандисты; некоторые из них даже принимали участие в лекциях профессора, с помощью «Skype» рассказывая американским студентам о своей работе. В целом, как говорит Кларк, существует два вида услуг. Во-первых, вместе с гидом можно попытаться на своих двоих проскользнуть под носом у американских пограничников. Для обладателей толстого кошелька и просто для тех, кто не в состоянии форсировать реки, пересекать пустыни и карабкаться в горы, предусмотрена услуга повышенной комфортности. Пересечь границу можно «в порядке живой очереди», то есть попытаться пройти паспортный контроль с фальшивыми документами. «Койоты» продают б/у визы по 100 долл. или около того и стараются изменить внешность своего клиента так, чтобы тот стал похож на ее бывшего владельца. Гид незаметно направляет мигранта в ту очередь, которая движется быстрее всего — это верный признак того, что таможенник лишь бегло изучает документы. При подготовке клиента не упускается ни одна деталь: иногда им вручают даже какие-то небольшие сувениры, чтобы те выглядели как туристы.
Кларк говорит, что в последнее время индустрия перевернулась с ног на голову. «Теракты 11 сентября заставили власти рассматривать границу как предмет государственной безопасности. Охрана там настолько серьезная, что границу легче называть закрытой, чем открытой». В таких условиях «койотам» стало куда труднее предоставлять свои услуги. Ну и конечно же вслед за этим вверх поползла цена. Чтобы пересечь границу пешком, теперь придется выложить уже 5000 долл., а не 2000. «В очереди» обойдется не в 5000 долл., а в целых 13 000. Бизнес «койотов» переживает кризис, считает профессор.
На следующий день я сам отправился на таможню в Сан Исидро. Несмотря на то что с паспортом у меня было все в порядке, недавняя беседа с Кларком почему-то заставила меня понервничать. Я начинал сомневаться, что смогу так просто попасть в США. Но еще интереснее мне было узнать, сколько же людей вокруг меня в очереди должны были вот-вот предоставить подложные документы и вывалить целую гору купленных в спешке сувениров лишь для того, чтобы выдать себя за туристов. Пройдя паспортный контроль, я отправился на встречу с Майком Хименесом, оперативным служащим пограничной службы Сан-Диего. Чтобы я лучше представлял себе, какой теплый прием ожидает нелегальных мигрантов, он провел для меня экскурсию по тихуанской границе, но уже со стороны США. Это поистине страшный маршрут. Сейсмические датчики засекают шаги (хотя это могут быть и дикие животные). Подземные радары обнаруживают туннели. Радиоуправляемые роботы обыскивают даже канализацию, ведь иногда мигранты используют и ее. Столь серьезная охрана наземных границ вынуждает людей отправляться морем, а это тоже стоит немало — от 5000 до 9000 долл. Когда на воду опускается туман, убогие катера перевозят по 25 человек до Санта-Барбары, что в двух сотнях миль от мексиканской границы.
Более жесткое наказание ждет и тех, кто промышляет такой контрабандой. Некоторое время тому назад граждане США, перевозившие мексиканских мигрантов, могли отделаться лишь предупреждением да легким испугом. Теперь они подлежат уголовному преследованию. Биометрическая база данных, используемая пограничной службой совместно с ФБР, хранит сведения о прежних судимостях. Контрабандистов теперь арестовывают даже за перевозку небольшого числа мигрантов, тогда как раньше гида отпускали с миром, если у него на борту было не более семи пассажиров. Хименес говорит: «Когда ставки столь велики, мало кто пойдет на риск».
Пересечь границу по-прежнему возможно, но все эти препятствия значительно повышают издержки контрабандистов. Очевидно, что гид, который рискует быть арестованным, потребует куда бóльшую плату за свои услуги. Для того, чтобы они могли уйти от полиции, некоторые группировки даже увеличивают свой автопарк. Теперь мигранты и их проводники передвигаются в отдельных автомобилях, а так сбежать намного проще. По словам Хименеса, «койоты» не только делают прорези в проволочных ограждениях с помощью переносных электропил, но и вкладываются в собственные приборы ночного видения. У некоторых на вооружении могут быть дроны. Иногда власти находят груженные наркотиками беспилотники, разбившиеся неподалеку от границы. Эта же технология может использоваться и для раннего обнаружения пограничников, чтобы не быть пойманными.
Современные технологии не только повысили издержки контрабандистов, но и дали их клиентам возможность диктовать свои условия. С помощью социальных сетей несложно выбрать самого надежного «койота» на основе отзывов о нем. В свое время «Silk Road» ужесточил конкуренцию на рынке наркотиков. Теперь то же самое делают и соцсети, где будущие мигранты могут обмениваться информацией о ценах и качестве услуг по пересечению границы. На сайте «Yahoo!» в секции вопросов пользователь спрашивает на испанском: «Может ли кто-нибудь подсказать койота? Мне нужно перебраться в штаты». Ему тут же поступает ответ от некоего Хуана Карлоса, который сообщает, что у него есть GPS, он отлично ориентируется в пустыне и «на 90 % говорит по-английски». Благодаря интернету мигранты теперь торгуются без стеснений, чего они не могли себе позволить, когда им приходилось ночами ошиваться у границы, ожидая появления проводника.
Итак, насколько хуже почувствовали себя предприниматели, когда власти ужесточили пограничный контроль? Специалисты по статистике из Министерства внутренней безопасности США попытались ответить на этот вопрос[86]. На основе информации, полученной от пойманных мигрантов, авторы исследования агрегировали тысячи фрагментов данных по ценам, устанавливаемым «койотами». Как выяснилось, старики, женщины (а в особенности — беременные) и дети платят больше, так как, по всей видимости, перевести их через границу намного сложнее. Кроме того, для жителей Центральной Мексики, откуда традиционно наблюдается самый большой поток мигрантов в США, цена была несколько ниже средней. Это неудивительно, ведь они лучше знакомы с рынком и могут добиться более выгодных условий. Ученые узнали, что проводники предоставляют групповые скидки до определенного предела. Если же размер группы превышает этот предел, что цена, наоборот, начинает расти — перевести целую толпу незаметно не так-то просто. А в сезоны сбора урожая или в периоды активного строительства услуги койотов особенно востребованы, так как обе эти отрасли хозяйства США опираются в основном на дешевую рабочую силу из Мексики.
Исследователи изучили динамику цен, полученных от пограничной службы и других органов власти США и Мексики. Все ряды данных демонстрируют устойчивый и довольно резкий рост стоимости услуг по переходу через границу. Так, в 1993 году она колебалась в диапазоне 700-1400 долл., а в 2007-м — уже 1500-2400 долл. (в ценах 2007 года). В реальном выражении, таким образом, средняя цена почти удвоилась. Полученные результаты ученые сопоставили с количеством человеко-часов, затрачиваемых властями на охрану границы, и направление обоих трендов совпало (см. график). Эти выводы подтверждают слова Виктора Кларка о том, что ужесточение охраны границы со стороны США значительно увеличило расходы контрабандистов на ее пересечение.
Узнав все это и лично убедившись в непроходимости пограничных препятствий, я задался вопросом о том, чем же привлекает картели столь проблемный бизнес. Из-за дополнительных «человеко-часов» перейти на другую сторону стало едва ли возможным. Численность пограничников теперь превышает 21 000 человек — примерно столько же, сколько вся армия Канады. «Койоты» постепенно выбывают из игры, а те из них, кто остается на рынке, заламывают непомерные цены, что должно бы привести к сокращению спроса. А сколько на самом деле можно заработать контрабандой людей?
В Сан-Диего я направляюсь на встречу с Дэвидом Скоттом Фитцжеральдом. Он занимает пост сопредседателя Центра сравнительных исследований иммиграции при Университете Калифорнии — Сан-Диего. С 2005 года его подопечные проводят весьма интересное ежегодное исследование среди жителей мексиканского штата Халиско, который является одним из крупнейших поставщиков иммигрантов в США. Оказывается, что контрабанда людей не только не загнулась, но и продолжает цвести и пахнуть, наполняясь все более изобретательным инструментарием. Некоторые организации даже предлагают услуги «от двери до двери»: мигрантов забирают группами из различных мексиканских поселений и с максимальным комфортом доставляют в определенный город на территории США. По данным Виктора Кларка, «туристический пакет» обойдется всего в 2500-3000 долл., что намного дешевле, чем аналогичные услуги тихуанских «койотов». Кроме того, люкс-путевка будет включать еще и подложные документы, за которые придется доплатить 1000 долл., хотя так и риски быть арестованными куда ниже. Клиенты остаются довольны. Фитцжеральд выяснил, что 95 % мигрантов в конечном итоге попадают в США, пусть и не с первого раза. Согласно исследованию, от 30 % до 50 % людей таможенники заворачивают на границе. Вот почему большинству контрабандистов выгодно «впаривать» максимальный пакет услуг одному клиенту столько раз, сколько это возможно.
Фитцжеральд также полагает, что усиленные меры безопасности были только на руку более профессиональным контрабандистам. «В результате ужесточения контроля границ сети «койотов» не только стали более протяженными, но и более криминализованными». Между проводниками и картелями возникла довольно сложная система отношений. Вместо того, чтобы самим заниматься контрабандой людей, мафия предпочла делегировать эти задачи специалистам. Они же, в свою очередь, оплачивают «деречо де писо» — буквально, «права на пол» — своеобразную лицензию на использование связей и территории картеля у границы с США. Может показаться, что картели пожертвовали своей драгоценной наркоинфраструктурой ради контрабанды каких-то жалких мигрантов. Так, в 2014 году в тихуанской Колониа Либертад был обнаружен туннель, предназначенный именно для этих целей. Тогда мексиканская полиция провела облаву сразу в двух точках: в укрытии для мигрантов (чаще всего из Центральной Америки, которые точно так же незаконно проникли на территорию Мексики, а потому вынуждены скрываться) и на входе в туннель в нескольких ярдах от границы, который вел в Калифорнию.
По мере развития контрабанды людей, картели и связанные с ними «койоты» обретают все бóльшую конкурентоспособность, нежели предприниматели-одиночки. Это создает проблемы для властей, при том, что спрос на услугу не сокращается, хотя на первый взгляд кажется, что ужесточение пограничного контроля должно отбить желание проходить его незаконно.
На самом деле ситуация складывается неоднозначно. Конечно, часть мигрантов откажется от своей затеи, но остальных лишь убедит в необходимости обратиться к услугам «койотов». В одиночку пробраться мимо сейсмических датчиков и камер ночного видения в Сан-Диего или же преодолеть Аризонскую пустыню для большинства будущих иммигрантов почти невозможно. «Это самоубийство», — Виктор Кларк был краток. Вот почему помощь профессионала в таких условиях попросту незаменима. Результаты опросов это подтверждают. В начале 1970-х лишь 40-50 % мигрантов обращались к «койотам». В 1990-х цифра выросла уже до 80 %. В 1999-м — уже до 90 %. Опрос 2006 года показал самый высокий уровень за все время — 95 % (только среди тех мигрантов, которые совершают попытку незаконного перехода впервые)[87]. Ужесточение контроля сделало из недорогой услуги, которой почти никто не пользовался, дорогостоящий товар первой необходимости.
А может, все меньше людей соглашаются на опасное путешествие, а картели попросту удерживают бóльшую долю постепенно сокращающегося рынка? Если проанализировать тенденцию за последние годы, то эта теория покажется вполне жизнеспособной. Точно неизвестно, сколько людей ежегодно успешно пересекает границу незаконным способом, но наиболее реалистичную оценку этому дает Исследовательский центр Пью. По его данным, с 2000 года приток иммигрантов из Мексики снизился с 770 000 до 150 000 чел. ежегодно, что как раз совпадает с ужесточением мер пограничного контроля[88]. Однако до того момента все было иначе. В период с 1991 по 2000 год, когда общее время активного патрулирования границы выросло в полтора раза, миграционный поток не просто не сократился, но даже удвоился. После такого сложно поверить, что именно концентрация таможенных патрулей на границе является определяющим фактором для мигрантов. Иными словами, хотя из-за ужесточения контроля услуги проводников и стали более дорогими, но все же это никак не сказалось на желании людей ими воспользоваться.
Но в этом нет ничего необычного. Даже с учетом более высоких повседневных расходов в США, там заработная плата мигрантов будет в четыре раза выше, чем на родине. А деньги на пересечение границы, во всяком случае, частично, предоставляют уже занятые в Америке родственники. Чтобы разобраться в причинах, которые побуждают людей идти на столь большой риск, я направился в один из «домов мигрантов» в Тихуане: это временное пристанище для путешественников, чей путь лежит на север. Группа католических миссионеров содержит «Институте Мадре Ассунта», где женщины-мигранты могут остановиться на две недели, бесплатно получая трехразовое питание, чистую одежду, услуги врача и адвоката. Пройдя залитый солнцем двор, я попал в небольшой рабочий кабинет, где несколько женщин разговаривали со своими детьми по «Skype». Директор центра — Мэри Гальван — глубоко опечалена отношением США к мигрантам. «Мы ожидали реформы, которая помогла бы им жить лучше», — говорит она. Но все стало «тодо ло контрарио» — с точностью наоборот. Во время первого президентского срока Барака Обамы (2009-2013) власти США ежегодно депортировали более 400 000 человек. Это в два раза выше, чем в начале 2000-х, и почти в 10 раз выше — чем в 1990-х. Сегодня гостями приютов чаще всего становятся женщины, которых только что депортировали на родину. И большинство из них готовы снова попытать счастья ради американской мечты.
У каждой гостьи приюта свои причины обосноваться в США. Некоторые стремятся к этому из экономических соображений. Вот, например, Анхелу, тридцатилетнюю темнокожую женщину родом из южного штата Оахака, только что выставили за дверь спустя четыре года работы на мусороперерабатывающем заводе в Сан-Бернандино, что в Калифорнии. Там она зарабатывала аккурат по МРОТу — 8 долл. в час. В Мексике она бы получала всего 5 долл. в день! Все женщины, с которыми я говорил, обязательно рассказывали о своей работе, будь то в отеле, на заправке, в качестве швеи или няньки. Некоторые говорили и о семье. Например, Розе сейчас сорок пять, но еще в двадцатиь один она сбежала от жестокости мужа из дома в Гуадалахаре. Как и Анхела, она поселилась в Сан-Бернандино, снова вышла замуж и родила троих дочерей. «Быть депортированным — это потерять все», — говорит Роза. Но она не теряет надежды снова обвести пограничников вокруг пальца. Нужно лишь немного изменить прическу, и она станет вылитой копией своего друга, который любезно согласился поделиться с ней своими документами. Еще одна постоялица приюта — Тринидад — похоже, медленно сходит с ума от навязчивой идеи отправиться на север за своим девятилетним сыном. Оказывается, юный гражданин США был разлучен с депортированной матерью властями. Как и в прошлый раз, она обратится за помощью к «койоту». «Там дикие животные и змеи. Придется идти дня два. Это долгий и мучительный путь. Некоторые не доживают до конца. Там то слишком холодно, то невыносимая жара. Нет воды». Но, как говорит Тринидад, «боль утраты» сына не оставляет ей иного выбора.
Из-за усиленной охраны границы почти все мигранты, как эти женщины, вынуждены искать «койотов», тогда как раньше можно было обойтись и без них. Из-за этого и платят они (либо их родственники в США) значительно больше. А где большие деньги, как известно, там и организованная преступность. И, несмотря на все, мигранты по-прежнему идут на отчаянный риск. Выслушав истории этих женщин, я был удивлен их настойчивостью. Даже плата в несколько тысяч долларов не отбивает у них охоту искать лучшую работу или совершать рискованные пешие путешествия по пустыне в поисках потерянного сына. Вот так государственные вливания в усиление пограничной охраны неизбежно превращают контрабанду людей из недорого и плохо организованного местного хобби в серьезный незаконный бизнес. А картели, прибравшие его к рукам, будут собирать сливки с отчаявшихся мигрантов.
Со стратегией «концентрической диверсификации» в сторону контрабанды людей картелям повезло куда больше, чем «Coca-Cola» с их вялой вылазкой на рынок вина. Но и это еще не все. Организованная преступность экспериментирует и в других областях, осуществляя так называемую «горизонтальную» диверсификацию.
Чтобы наглядно проиллюстрировать горизонтальную диверсификацию, немного отвлечемся от преступного мира и взглянем на компанию «Walt Disney». Всем известно, что изначально это была лишь студия мультфильмов. Обретя признание детей и их родителей, «Disney» стал выходить и на другие смежные рынки от парков развлечений до тихоокеанских круизов и телешоу, которые рассчитаны на тех же самых клиентов. Уолт Дисней как-то даже сказал: «Мой девиз — мечтай, разнообразь, бей без промаха». И, надо сказать, сам он следует ему неукоснительно. Где только не попадается нам один лишь Микки Маус: на игрушках, одежде, в книгах, канцтоварах — словом, чуть ли не везде. «Disney» осуществляет диверсификацию не за счет ключевых компетенций — в конце концов, управлять тематическим парком не то же самое, что и круизным лайнером — но за счет своей аудитории, ведь посещать парки и носить одежду с любимыми персонажами будут те же самые люди, которые обожают смотреть мультфильмы. Короче говоря, стратегия горизонтальной диверсификации подразумевает выпуск совершенно иной продукции, рассчитанной на уже имеющуюся целевую аудиторию.
Теперь вернемся к нашим наркокартелям. Их ключевые потребители — это население развитых стран. Какие наркотики они принимают? Хотя и не существует однозначной оценки доходов картелей по различным видам веществ, но все специалисты сходятся в одном: кокаин и марихуана составляют львиную долю их выручки. В зависимости от источника данных, эти два наркотика обеспечивают от 74 % (согласно анализу «RAND Corporation») до 90 % всех поступлений (по несколько сомнительным подсчетам Национального наркоконтроля США)[89].
Столь узкий ассортимент, состоящий всего из двух товарных позиций, сопряжен с большими рисками, усугубляющимися еще больше из-за превратностей судьбы на рынке наркотиков. Жизненный цикл товара на нем не так уж и велик. Например, ЛСД вышла из моды вместе со штанами-клеш. В последние годы пошатнулись позиции кокаина и конопли. Большинство специалистов указывают на то, что кокаин, один из важнейших источников дохода мексиканских картелей, перестает пользоваться спросом в США. Никто точно не знает, почему это происходит — в особенности с учетом того, что в Европе его продажи лишь выросли — но за 2006-2010 годы его потребление в Америке снизилось почти в два раза. Конопля по-прежнему остается в строю: за тот же период ее потребление выросло на треть. Но картелям от этого не легче, ведь в некоторых штатах марихуана была легализована, и крупные легальные компании теперь могут отнять у них весь рынок (см. главу 10).
В свете всех этих изменений картелям пришлось диверсифицировать свою деятельность. Во-первых, более активно стал производиться кристаллический мет. В принципе его можно изготовить где угодно, но содержать в тайне целую лабораторию гораздо легче в стране с менее активными властями. Например, для этих целей куда лучше подойдет Мексика, чем США. Ситуация там настолько плачевна, что по сравнению с местными производителями мета лаборатория Уолтера Уайта из сериала «Во все тяжкие» покажется просто игрушечной. В 2012 году полиция совершила облаву на юге Гуадалахары, где под обычный склад был замаскирован профессиональный цех по производству мета. Тогда на месте было изъято 15 тонн наркотика и еще 7 тонн его химикатов-прекурсоров. Раньше подобные находки были настоящей редкостью. Однако в последнее время власти все чаще натыкаются на хорошо обставленные лаборатории: так, в 2008 году полиция прикрыла 21 «мет-кухню», а год спустя — уже 191. На американской границе перехватывается все больше готового продукта, предназначенного для рынка США. В 2001 году таможенники изъяли 1,3 тонны наркотика; в 2010-м — 4,5 тонны.
Захвату рынка метамфетамина картелями во многом способствовала правоохранительная система США. До недавнего времени изготовить мет в этой стране было относительно несложно. Для этого было достаточно проехаться в ближайшую аптеку или заказать онлайн несколько коробок лекарства от простуды, в котором и содержится основной ингредиент — псевдоэфедрин. «Сварить» наркотик сможет даже ребенок, хотя процесс довольно взрывоопасен. Кстати, именно поэтому во время готовки многим наркоманам отрывало руки. Однако после принятия в 2005 году Закона о борьбе с распространением метамфетамина, на дому получить наркотик стало намного труднее. Закон ограничил продажу препаратов, содержащих псевдоэфедрин и другие схожие компоненты. Теперь полиция арестовывает любого, кто купит подозрительно много таких лекарств — вне зависимости от их предназначения. Так, первым задержанным оказался мужчина, который закупился до отказа противоаллергическим средством для своего сына, направлявшегося в летний лагерь.
Закон в целом сработал, но тем самым власти непреднамеренно вызвали два побочных эффекта. Во-первых, американские производители мета наняли целую армию своих друзей и близких, которые были не прочь быстро заработать. Их задачей было понемногу приобретать в разных аптеках необходимые лекарства, которые производитель затем выкупал с небольшой наценкой. Тысячи «бегунков», как называли таких лжепокупателей, таким образом стали частью целой наркоиндустрии. Учитывая, что зарплату им иногда выдавали готовым продуктом, а не деньгами, многие из них в итоге сами подсели на мет.
И все же «бегунки» обходились недешево, вот почему вскоре после вступления закона в силу многие американские производители были вынуждены уйти с рынка. А во-вторых, вследствие этого производство мета сместилось на юг, в Мексику, где наркотик можно было производить с большей выгодой. Мексиканские картели, которым удавалось и ранее успешно «убеждать» местную полицию не замечать целые поля марихуаны, без особых проблем построили целые мет-заводы, об объемах которых в США можно было лишь мечтать. И, как совершенно точно сказал Уолтер Уайт, производство наркотика в промышленных масштабах с помощью более совершенного оборудования на выходе дает более качественный продукт. Поэтому мет, потребляемый в США, стал в два раза чище с приходом на рынок мексиканских производителей. Но и это еще не все. Эффективность мексиканских лабораторий позволила сделать продукт куда более доступным, чем непонятное варево с плохоньких американских «кухонь». Средняя цена наркотика снизилась на две трети. Ну и к тому же мексиканцы, судя по всему, сами любят сериал «Во все тяжкие»: синие кристаллы мета, изготовленные по всем канонам особой рецептуры Уолтера Уайта, стоят намного дороже, чем их сероватые собратья (правда, в отличие от Уайта, производители периодически подкрашивают мет с помощью пищевых красителей). Вдохновившись успехами с метамфетамином, картели решили диверсифицироваться еще глубже. Они положили глаз на потенциально более прибыльный наркотик — героин. С точки зрения мексиканцев, рынок героина особенно привлекателен. В отличие от кокаина, который импортируется из Латинской Америки, или мета, изготавливаемого на основе дальневосточных химикатов, героин можно производить полностью самостоятельно. Опиумный мак выращивается в горах Сьерра-Мадре фермерами-гомерос, или «клеевиками», прозванных так из-за особой техники сбора клейкого сока из маковых коробочек. Делается это следующим образом: зрелую семянку следует разрезать ножом и выдавить из нее мутноватую жидкость. На солнце сок превращается в густую клейковину, которую гомерос потом отдирают от сушильных камней. Это и есть сырой опиум. Опиумная клейковина затем варится с лаймами, чтобы выделить из нее морфий, а его, в свою очередь, превращают в героин с помощью заранее заготовленных химикатов: карбоната натрия, соляной кислоты, и угля. Масса готового продукта, отправляемого заказчикам, составляет лишь 5 % от исходного сырья. В данном случае вертикально интегрированная структура, в которой под контролем картеля находится весь цикл от производства до сбыта, позволяет ее владельцам значительно увеличивать конечную прибыль. Заместитель исполнительного директора подразделения DEA в Денвере, штат Колорадо, Кевин Мерилл считает: «По рентабельности героин дает фору даже колумбийцам».
Изначально мексиканские картели не горели особым желанием входить на рынок героина по двум причинам. Во-первых, из-за спроса. В 1960-1970-х годах американцы подсели на этот наркотик настолько сильно, что ему даже стали посвящать песни. Героин восхваляла группа «Velvet Underground», a «Rolling Stones» сочиняли целые баллады отдыху «с иглой и ложкой». Однако повальная мания вскоре сошла на нет. Многочисленные общественные рекламные кампании предупреждали молодежь о зависимости и рисках передозировки, а главные апологеты героина в итоге от него же и скончались. Наркотик уже не просто не воспринимался с прежним вдохновением, но его стали даже избегать. В 1980-х героиновая зависимость окончательно закрепилась в общественном сознании как недуг бедняков. В 1990-х она потеряла даже это звание, уступив крэку. Многообещающий героиновый рынок погиб так же быстро, как и возник в свое время.
Во-вторых, оставалась нерешенной проблема сырья. Несмотря на то что опиумный мак — это довольно неприхотливое растение, вооруженные силы Мексики усиленно патрулируют горы Сьерра-Мадре как на земле, так и с воздуха. Они тут же уничтожают любые намеки на маковые плантации. А вот колумбийские фермеры, которые обосновались в труднодоступных районах страны со слабыми властями, могут культивировать мак намного дешевле, чем мексиканцы. Именно из-за сомнительного спроса и трудностей в поиске сырья мексиканские картели долгое время не видели смысла в производстве героина.
Однако вскоре произошло два события, из-за которых картели в корне изменили свое отношение к этому наркотику. Разобраться в необычайных превращениях героинового рынка США нам поможет Синтия Скудо. Она уже бабушка, но выглядит довольно молодо, водит внедорожник «субару» и может похвастаться хорошей фигурой, модной стрижкой, строгим черным костюмом и сумочкой «Луи Вуиттон». К сожалению, даже зажиточную чету Скудо, проживающую в фешенебельном пригороде Денвера, не обошла стороной героиновая зависимость. Это может показаться странным, ведь наркотик обычно ассоциируется с беднейшими жителями городских трущоб, а не с загородным средним классом. Но еще сильнее вас удивит другое. Зависимость приобрел не сын Синтии и тем более не внук — она сама. Мы встретились с ней в денверской клинике под названием «CeDAR»{17} — центре лечения зависимости и реабилитации. Именно здесь она провела последние девять лет своей жизни, борясь с героиновой зависимостью. Сидя за столиком в умиротворяющей обстановке клиники, Синтия с содроганием вспоминает свою реабилитацию. Первые шесть дней ее рвало каждые пятнадцать минут. Из-за наркотика она стала лишь кожа да кости, так что ей по размеру была только детская одежда. Во время лечения она весила всего тридцать килограмм.
История Синтии Скудо является ярким примером того, как картелям удалось обойти первое препятствие — проблему имиджа. Героин не просто так носит дурную славу: от эффективной дозы до передозировки буквально пара шагов — и этот интервал в разы меньше, чем у любого другого популярного наркотика. В статье, опубликованной в научном журнале «Зависимость», авторы сравнили ряд наркотических веществ по коэффициенту токсичности — то есть по отношению объемов опьяняющей дозы к смертельной[90]. Например, у алкоголя этот коэффициент составил примерно 1:10. Это значит, что если после двух рюмок водки вы захмелеете, то после двадцати точно умрете (если, конечно, будете в состоянии пить дальше). Как оказывается, кокаин несколько безопаснее — его токсичность равна 1 : 15. У ЛСД — 1 : 1000, а вот от марихуаны умереть вообще невозможно, насколько это известно. Многие вещества, которые употребляются внутрь, не могут вызвать передозировку. Просто их эффект будет дольше и сильнее, как вы того и хотели. У героина же отношение обычной дозы к смертельной составляет всего 1 : 6. Учитывая, что конечный продукт бывает самой разной чистоты, его употребление превращается в русскую рулетку. Дилеров это не сильно волнует, если товар покупают люди, у которых в жизни нет другой цели. Но чтобы наркотик хорошо продавался, его нужно сделать более привлекательным для широкой аудитории, что в нашем случае означает «смягчить имидж».
Во многом этому способствовали обычные американские доктора, которые, к счастью для картелей, невольно стали их сообщниками. Действуя в рамках закона, в последние годы они укрепили имидж опиатов куда сильнее, чем того мог пожелать самый нахальный дилер. Вот и мучения Синтии Скудо начались после того, как она перенесла травму бедра. Ее врач был рад ей помочь, да немного перестарался. Он прописал ей шесть таблеток «ОксиКонтина» ежедневно — мощного опиоидного болеутоляющего. «Доктор ведь хочет, чтобы его пациенты были довольны лечением. Тогда они снова к нему придут», — говорит она. И она стала приходить к нему снова и снова. «Я подсела. Через десять дней должен был закончиться мой месячный рецепт». А доктор выписывал все больше и больше таблеток. Но однажды на его месте оказался совсем другой врач, который ужаснулся колоссальной дозировке и немедленно ее сократил. В отчаянии Синтия стала нюхать и курить таблетки, чтобы хоть как-то усилить их эффект. Но всего было мало. Достать «ОксиКонтин» можно было только на черном рынке. У Синтии начиналась ломка, но она не могла позволить себе покупать препарат по 80 долл. за таблетку. И тогда один сомнительный друг ее дочери привел ее в мир наркотиков, где можно было найти вещество с таким же эффектом, но значительно дешевле. Это был героин. За 350 долл. его можно было запасти на целую неделю, тогда как упаковки «ОксиКонтина» за 450 долл. хватало всего на день. Часть денег Синтия выручила, продав с рук свои остатки рецептурного препарата. Словно по сюжету дурного кино, Синтия Скудо стала героинозависимой.
Ее история кажется неправдоподобной, но из-за популярности рецептурных опиоидов в 1990-2000 годах сотни тысяч других американцев тоже находились на грани наркотической зависимости. Количество мощных опиоидных препаратов, выписываемых докторами, поражает воображение: в некоторых южных штатах ежегодно выдается рецептов больше, чем их население. Некоторым пациентам препараты действительно помогают справиться с невыносимой болью. Но избыточная дозировка по рецептам приводит к тому, что лекарства потребляются сверх меры: около 11 миллионов американцев принимают их незаконно, то есть число потребителей таких препаратов куда больше, чем кокаина, экстази, метамфетамина и ЛСД, вместе взятых.
Ну а добрые доктора, предлагающие своим пациентам лекарства в красивых упаковках с убедительным логотипом известной фармацевтической компании, только укрепляют имидж более тяжелых наркотиков. Арт Шут, директор еще одного денверского реабилитационного центра «Дом Арапахо», рассказал мне, что ему все чаще попадаются наркозависимые среди молодых людей лет двадцати из обеспеченных семей, которые после «ОксиКонтина» и других похожих лекарств перешли на героин. «Это в основном средний и зажиточный средний классы, вставшие на кривую дорожку рецептурных препаратов. Это ведь лекарство, а значит — оно безопасно и полезно. Вот так все просто», — говорит он. В целом по стране около 60 % героинозависимых начинают как раз с болеутоляющих.
Правда, не так давно им наступили на хвост. Производитель «ОксиКонтина» — компания «Purdue» — выпустила жевательную версию препарата, которую не так-то просто растолочь в порошок, чтобы нюхать или колоть. Кроме того, лечащий врач теперь обязан проверять историю пациента на предмет наличия у того уже имеющихся рецептов. За несоблюдение этого правила может быть закрыта вся клиника. Однако пока очевидно лишь одно: миллионы зависимых от болеутоляющих, как и Синтия Скудо в свое время, будут отчаянно искать замену препарату за недостатком последнего.
Для картелей это идеальная возможность выйти на новый рынок. Начать с того, что героиновый бренд буквально очистился от предрассудков благодаря рецептурным лекарствам. Более того, наркодилерам теперь стало проще выйти на главных потребителей таких транзитных препаратов — взрослых, обеспеченных женщин, ведь раньше эта целевая аудитория была для них недоступна. Картели уже начали привлекать их в ряды своих постоянных покупателей. Теодор Сисеро, ученый из Вашингтонского университета в Сент-Луисе, штат Миссури, провел занимательное исследование, в котором сравнил современных потребителей героина с их коллегами из прошлого. Он выяснил, что сегодня среднестатистический героинозависимый относится к совершенно иной социальной прослойке, чем в предыдущем поколении[91]. Сейчас более половины потребителей героина — это женщины, тогда как еще в 1960-х более 80 % приходилось только на мужчин. Их национальная принадлежность тоже изменилась. В 1970-х белые не составляли и половины всего числа, а сегодня их около 90 %. Средний возраст потребителей вырос. Как бы ни ужасно это было, но в 1960-х первую дозу будущий наркоман принимал всего в 16 лет. Теперь же это, как правило, 24 года — настоящие старики по меркам наркоиндустрии, ориентирующейся главным образом на подростков.
Спрос на героин изменился самым радикальным образом. А что же стало с предложением? Ответ лежит в 2006 году к югу от американской границы, в решении, принятом новым президентом Мексики — Фелипе Кальдероном. В том году он еле-еле выиграл выборы, обогнав своего ближайшего конкурента всего на 1 % голосов. Хоть доказательств не было и не могло быть, оппозиционные партии наперебой кричали о махинациях в подсчете бюллетеней. Чтобы закрепиться в президентском дворце после таких обвинений, Кальдерону был нужен сильный политический ход. И он сделал смелое заявление: пообещал раз и навсегда покончить с кровожадными наркокартелями в стране. В последующие годы, вслед за взрывом насилия в мексиканских портах и приграничных городах, Кальдерон не отступил от обещания и максимально использовал мощь вооруженных сил для обеспечения безопасности простых граждан. Такие города, как Хуарес, буквально превратились в военные поселения. Но даже несмотря на это, власти мало что смогли сделать с преступностью (см. главу 2). Из-за переброски войск в города без присмотра остались горы Сьерра-Мадре, где тут же выросли опиумные плантации.
Гомерос не стали терять время. «Здесь все работает так же, как в обычном бизнесе. Есть спрос — будет и предложение», — говорит Кевин Мерилл из DEA. С 2006 года объемы культивации мака выросли просто до небес. Посевные площади достигли 20 000 гектар, или почти 50 000 акров (по данным ООН, в начале 2000-х они составляли всего лишь 2000 гектар, или 5000 акров). Мексика заняла третье место в мире по производству опиумного мака, уступая лишь Афганистану и Мьянме (Бирме). При этом бóльшая часть продукта отправляется на север. В 2013 году на границе США таможня изъяла более 2000 кг героина, что в восемь раз больше, чем в 2005-м. По данным DEA, на сегодня Мексика обеспечивает чуть ли не весь спрос на героин в Западном полушарии, и половину того, что в Восточном (остаток же приходится на Колумбию и Афганистан).
Бизнес сохранил вертикально-интегрированную структуру. В основном картели продавали наркотик посредством мексиканских и гондурасских дилерских ячеек. Члены ячеек отзываются каждые 4-6 месяцев, что лишает DEA возможности внедриться в группировку. По словам Мерилла, дилеры работают на улицах с 6 утра и до 5 вечера, после чего подсчитывают выручку и докладывают «центральному штабу» в Мексике. Когда они обосновываются в очередном районе, образцы продукции раздаются бесплатно. Несмотря на то, что мексиканский героин не такой чистый, как у других производителей, он абсолютно устраивает новых потребителей из среднего класса. Некоторые даже считают, что коричневый мексиканский гораздо легче нюхать или курить, чем азиатский «черно-смолистый». Кстати, возможность курения позволила привлечь и более осторожных клиентов, которые скептически относятся к иглам и прилагающемуся к ним образу наркоманов. «Почему-то мне казалось, что если его не вкалывать, то я не приобрету зависимость», — застенчиво признается Синтия. Она зачастую приобретала наркотик на пересечении Шестой улицы и бульвара Шеридана в Денвере. Упакованный в небольшой шарик товар дилер всегда держал во рту, готовый его проглотить при малейшем признаке надвигающейся опасности. «После реабилитации я ехала домой мимо того места, и мои руки сами собой начали дрожать».
Она нашла в себе силы удержаться от искушения. Но очень многим это не удается. В 2013 году на героине «сидело» 680 000 американцев — в два раза больше, чем шесть лет назад. Для картелей эта попытка диверсификации стала необыкновенно удачной. Свергнутый с престола наркотик почти случайно удалось восстановить в правах, и теперь он завоевал ничего не подозревающих и весьма зажиточных потребителей. Кокаин понемногу выходит из моды, марихуана теперь в руках легального бизнеса, и картелям ничего не остается, кроме как и дальше форсировать свой смертоносный «план Б».
Глава 10. На круги своя: как легализация скажется на бизнесе наркобаронов
На дверях огромного серого склада, что на самой окраине Денвера, не было никаких табличек или указателей. Сверившись с картой в своем телефоне, я убедился, что все-таки нашел нужное место среди множества пристроек какого-то безымянного бизнес-парка в одном из самых нелицеприятных районов города. Вокруг ни души, хотя я был почти уверен в том, что кто-то через камеры наружного наблюдения следит за тем, как я подымаюсь ко входу в здание. Я нажал на кнопку дверного звонка, и через мгновение мне открыл приветливый молодой человек в шортах-бермудах и шлепках, с копной светлых волос и улыбкой до ушей. В приемной, под бдительным взором множества других камер, он снял копию с моего водительского удостоверения и провел меня в следующую комнату, обдавшую нас волной теплого воздуха. До меня донесся негромкий гул мощных ламп и кондиционеров. Но сильнее всего на общем фоне выдавался резкий запах марихуаны.
Я находился в цехе по выращиванию конопли компании «Denver Relief», которая владеет самой старой сетью магазинов, продающих в городе марихуану. Ее нынешний директор — Йен Сиб — основал дело еще в 2009 году. Но тому предшествовала довольно занимательная история. Катаясь на лыжах, молодой выходец из Колорадо Йен Сиб получил серьезную травму, смягчить боль от которой могла только медицинская марихуана. Но судьба дала ему еще один знак, когда тот случайно отрезал себе кончик пальца и снова был вынужден обратиться за помощью к «силе косячка». Тогда он решил вложить свои сбережения в 4000 долл. и двухсотграммовую заначку в небольшую курьерскую службу под названием «Denver Relief» и стал зарабатывать на доставке медицинской марихуаны клиентам, которым ее стали выписывать с 2000 года. С 1 января 2014 года, после того, как в штате Колорадо впервые в мире была легализована продажа марихуаны для немедицинского потребления, компания «Denver Relief» стала выращивать ее и просто для любителей расслабиться.
Главный «садовод» компании Ник Хайс, надев белый лабораторный халат, показывает мне свои владения. Он открыл двойные створки и пустил меня в первую теплицу. Вдоль стен свое место заняли около сотни взрослых растений — «матерей», как он их называет — а на столах по центру комнаты ютились их меньшие собратья, которых насчитывалось более 350. Маленькие саженцы сначала оборачивают стекловатой, в которой они растут недели две, а затем их перемещают на столы. Здесь они уже питаются импортными европейскими удобрениями из хорошей почвы и принимают солнечные ванны под галогеновыми лампами. На вооружении у садоводов целый арсенал зондов и квантовых измерителей. С их помощью землю регулярно проверяют на уровень кислотности, а лампы — на количество отдаваемого света. Влажность и температура так вообще находятся под неусыпным контролем. Вся информация хранится в электронном виде, так что если какое-либо растение вдруг не даст всходов, всегда можно получить почасовой отчет за период его роста, чтобы выявить причины брака.
Хайс — потомственный культиватор. У его родителей в Огайо тоже есть теплица, правда с более традиционными посадками. Он с должной скромностью признается, что выращивать коноплю — это то же самое, «что и помидоры». Но он явно гордится своим собственным безупречным детищем. «Есть много книг для садоводов-любителей. Но только на практике можно узнать, сколько растению требуется света, какая должна быть температура и влажность, как обращаться с азотными и фосфатными удобрениями», — с пафосом знатока продолжает он. Через несколько недель «дочерей» аккуратно переносят во вторую, а затем и в третью теплицу. Всего нужно примерно 140 дней, чтобы урожай можно было собирать. Именно тогда почки нальются клейким соком, и он покроет листья у самой верхушки. Сами почки срывают, высушивают и продают, а листья следует истолочь и приготовить из них концентрат, который можно добавлять в еду или курить.
До недавнего времени рынок конопли был полностью в руках у картелей. А теперь у них появилась целая армия серьезных конкурентов в лице легальных компаний наподобие колорадской «Denver Relief». Долгие годы самый любимый наркотик американцев был вне закона, благодаря чему преступные организации стали монополистами на этом рынке. А какой он огромный: почти каждый второй житель США признается, что хотя бы раз в жизни пробовал коноплю. Его объем только в Америке оценивается в 40 млрд долл. ежегодно — примерно столько же зарабатывают и звукозаписывающие компании. Однако в 2014 году штаты Колорадо и Вашингтон стали первыми в стране, да и во всем мире местами, где абсолютно законопослушные налогоплательщики, такие как Сиб и Хайс, смогли проявить себя в торговле марихуаной. В том же году их примеру последовали Аляска и Орегон. Многие другие штаты решили не рисковать. В тех из них, где марихуану все-таки легализовали, теперь ее можно совершенно законно выращивать, обрабатывать и продавать любому клиенту старше 21 года, включая жителей других штатов и даже стран. Спустя год после легализации только в Колорадо выручка теплиц составила 700 млн долл[92] — фактически, они отняли эти деньги у картелей.
Легальные компании в Колорадо обладают рядом важных преимуществ, которых нет у представителей теневого рынка. Взять хотя бы проблему культивации. Выращивание конопли, как и многих других сельскохозяйственных культур, заметно выигрывает от экономии на масштабе. Одна крупная теплица будет куда эффективнее, чем множество мелких. Но в теневом секторе опасность быть обнаруженным создает естественный потолок для масштабов производства. В Мексике, например, некоторые криминальные организации успешно прячут от властей гигантские производственные цеха. Но вот размещать их приходится в столь удаленных областях, что о техническом оснащении, хоть сколько-нибудь сопоставимом с «Denver Relief» и иже с ними, говорить и вовсе не приходится. Некоторые компании в Колорадо занимают площади свыше 10 000 кв. м — столько же, сколько и крупный супермаркет. Каждое растение дает около 75 грамм готовой марихуаны, розничная цена которой составляет примерно 1000 долл. Это значит, что даже довольно скромная теплица, где произрастает хотя бы 1000 растений, в любой момент времени будет располагать коноплей на несколько сотен тысяч долларов. Вероятно, именно по этой причине на складе «Denver Relief» и нет никаких вывесок. Но заправлять крупным производством нелегально намного опаснее. Вы ведь не сможете ни оформить страховку, ни обратиться к полиции, если вас ограбят.
Техник изучает ростки марихуаны на объекте, принадлежащем «Medicine Man», легальной компании по выращиванию каннабиса в Денвере, Колорадо.
Незаконные плантации не бывают крупными еще и по причине электричества. Лучший способ получить сильные и качественные всходы — это проращивать семена в комнатных условиях. Но для этого требуется яркое и энергозатратное освещение, которое должно работать чуть ли не круглые сутки. Это скажется на счетах за электричество. Именно поэтому на интернет-форумах садоводы-любители чаще всего интересуются, сколько можно потреблять энергии, чтобы коммунальная служба не сообщила об этом в полицию. «В различных самоучителях говорится, что, как правило, мощный телевизор расходует порядка 1000 ватт. Так что если выращивать коноплю, например, в пятикомнатной квартире, расход в 5000 ватт не должен вызвать особых подозрений», — считает Хайс. Но это ведь совсем немного. К примеру, «Denver Relief» расходует порядка 150 000 ватт на освещение, плюс еще 100 000 ватт на вентиляцию и другую технику. В день им приходится платить за электричество по 800 долл.
Из этого для нелегальных производителей вытекает еще одна проблема. Яркое освещение выделяет крайне много тепла. Полиция взяла этот фактор на вооружение и использует инфракрасные камеры, чтобы находить подозрительно «теплые» дома и помещения. Если с вертолета посмотреть на конопляную теплицу через тепловизор, то посреди темной улицы вы увидите яркое белое пятно. Но не только полиция выслеживает производителей подобным образом. В Бирмингеме, Англия, были задержаны преступники, которые использовали дронов с теплочувствительными камерами, чтобы находить очередные цели для грабежей и вымогательств. «По-моему, все честно, — сказал один из вымогателей в интервью газете „Halesowen News“. — Я же не ищу дома с хорошими телеками. Меня интересуют только наркотики, которые можно украсть и продать. Мой дрон ищет только нарушителей закона»[93].
Из-за этих препятствий нелегальные фермеры едва могут конкурировать с законными компаниями в Колорадо по масштабам производства. А что же касается качества? Я не знаток конопляного садоводства, и поэтому за помощью мне пришлось обратиться к эксперту. В приемной компании «Cannlabs» меня встречает собственник Дженнифер Мюррей. Как я узнал из нарядного буклета для инвесторов, ее детище является «лидером в конопляных инновациях». Мюррей — настоящая поклонница «травки», в знак чего она носит бриллиантовую подвеску в форме пятилистника. В свое время она получила степень по микробиологии, и попутно стала интересоваться научной стороной культивации марихуаны. Свою компанию она основала в 2010 году, начав с небольшой лаборатории площадью всего в 15 кв. м. В 2014 году, вслед за бумом рекреационной марихуаны в Колорадо, «Cannlabs» заняла 200 кв. м в более современной лаборатории, напичканной до отказа высокотехнологичным оборудованием. Мюррей наняла еще тридцать человек и со своей командой начала экспериментировать с самыми разнообразными сортами марихуаны.
Мюррей стала свидетелем развития целой отрасли. «Еще четыре года назад в ходу у нас были только самые примитивные методы. Мы сажали, поливали и давали растению немного света. Выращиванием занимались неопытные проходимцы. А теперь нам нужны настоящие специалисты-садоводы. Пожалуй, теплицы требуют даже больше внимания, чем лекарственное производство», — говорит она. За 80 долл. в «Cannlabs» можно заказать лабораторный анализ вашего продукта на содержание девяти различных каннабиоидов — соединений, которые влияют на все стороны эффекта «травки» от степени опьянения до аппетита. Мюррей с гордостью показывает мне сверкающий серебристый гаджет — «„бентли“ среди лабораторных инструментов». С помощью него в исследуемом образце можно выявить не только наличие пестицидов, но и других загрязнений: тяжелых металлов, а также следов бутана и пропана. Хотя все эти вещества используются в производстве, но далеко не каждая компания старается очистить от них готовый продукт.
Комплексные исследования, которые предлагает «Cannlabs», дают потребителям возможность узнать, что именно они курят и какого эффекта от этого можно ожидать. Своим клиентам денверские продавцы на выбор предлагают целое «меню», состоящее из самых разных сортов «травки». Каждая позиция сопровождается небольшим, но витиеватым описанием, которому позавидовали бы даже этикетки на бутылках вина. «Жгучий, пикантный лимон с нотками нашатыря… сильная, взрывная и опьяняющая эйфория», — так рекламируется сорт «псих» на сайте крупнейшей денверской сети «The Clinic». «Лакрица с цитрусовым и мятным послевкусием… очень чистая и вдумчивая», — это уже «дурбанский яд». Тут же приводится информация о содержании каннабиоидов в том или ином продукте. Так нетрудно выяснить, что «дурбанский яд» немного крепче, чем «псих». Некоторые производители даже указывают, как скоро наступает опьянение и насколько долго оно держится — это, конечно, особенно полезно для тех, кому на следующее утро быть за рулем.
По правде говоря, наркодилеры тоже не чураются цветистой рекламы. Например, на теневых интернет-площадках вроде «Silk Road» торговцы нахваливают свой товар не менее образно, чем законные производители. И все же потребители склонны больше доверять документам, чем словам, в особенности если речь идет о еще не опробованном сорте марихуаны. Возможность для покупателя ознакомиться с результатом настоящего лабораторного исследования и увидеть государственный сертификат продукции дает законным предпринимателям неоценимое преимущество перед нелегальными.
Чтобы привлекать новых клиентов, законные компании придумали несколько новых способов заинтересовать людей в курении марихуаны. В центре Денвера я встретился с главой «Colorado Green Tours» Питером Джонсоном, который стал пионером в многообещающей отрасли «конопляного туризма». Джонсон — это деловитый мужчина с прилизанными волосами, в кожаной куртке и темных очках. Мы пересеклись в лобби отеля «Warwick Hotel», который благодаря своим уединенным балкончикам стал любимым местом «конопляных туристов», даже несмотря на запреты употреблять марихуану на его территории. Хотя в Колорадо «травка» уже давно легализована, Джонсон все же настоял на том, чтобы мы заняли столик в углу и могли спокойно побеседовать.
Питер Джонсон называет себя «серийным предпринимателем». Свое дело он начал еще с высокотехнологичных инвестиций во время бума «доткомов», а теперь, глядя на подъем спроса на марихуану, решил попробовать себя и на этом поприще. Он сказал, что сейчас работает более чем над тридцатью проектами, среди которых есть «Cannabeds.com», будущий конопляный конкурент сервису онлайн-бронирования «Airbnb», а также пока не имеющая названия копия «Uber» — мобильного приложения, в котором так же можно будет заказать такси, но уже с возможностью покурить. Он также готовится к открытию конопляного отеля и множества других интересных предприятий. Так получается, что «травка» действительно сейчас в ходу? «Конечно! — воскликнул Джонсон. — Напоминает мне эпоху доткомов в 1990-х. Тогда рынок развивался очень быстро. Но травка, — мой собеседник оглянулся, чтобы убедиться, что никто не собирается похитить его идею, — травка расходится как горячие пирожки». Сравнение с мыльным пузырем доткомов не вселяет особого энтузиазма, но уже сейчас можно заметить признаки приближения аналогичного кризиса на рынке марихуаны. К концу 2014 года власти выдали 833 лицензии на продажу рекреационной марихуаны, которые рассчитаны на удовлетворение спроса около полумиллиона человек ежемесячно[94]. Даже если они будут затариваться хотя бы раз в месяц, все равно на каждую аптеку будет приходиться всего 20 посетителей в день — а для успешной торговли этого явно недостаточно. Грядет картельный сговор.
Конечно, частично спрос обеспечивается и приезжими клиентами. По данным сервиса онлайн-бронирования отелей «Priceline.com», в 2014 году самым популярным местом проведения весенних каникул среди американских студентов и стал Денвер. За первые девять месяцев продаж рекреационной марихуаны на покупателей из других штатов пришлось 44 % выручки аптек, находящихся в черте города. В туристических районах, вроде Саммит Каунти, Сан-Мигель и Клир Крик, эта цифра достигнет 90 %. Джонсон рассказал, что почти все покупатели его «туров» — американцы, но у него были клиенты и из других стран. Особенно много приезжает европейцев, но попадаются также австралийцы, японцы, канадцы и даже бразильцы. В отличие от отелей, обслуживающих наплыв студентов в сезон весенних каникул, к нему обращаются в основном люди 35-65 лет. Многие из них давно не курили и теперь «хотят немного расслабиться», говорит Джонсон. Другие же приезжают в Денвер по работе и не могут найти себе занятия в свободное время. Еще есть те, кому нужно убить пару часов ожидания в денверском аэропорту, самом загруженном во всей стране. Поэтому они могут спокойно набрать телефон 1-855-WEED-TOUR{18}, а Джонсон пришлет за ними лимузин, который покатает клиентов по городу, пока те будут наслаждаться своей «травкой». Все это многообразие услуг нацелено на тех людей, которые употребляют марихуану впервые или же попросту не имеют связей в городе, чтобы ее отыскать. Привлечь покупателей таким образом нелегальные производители попросту не могут.
Гуляя по Денверу и встречая на своем пути разных офисных работников и бизнесменов, снующих по отелям и бизнес-центрам, я невольно представляю, как их мужья и жены нервно прикуривают марихуану на заднем сиденье зеленого лимузина «Colorado Green Tours». Поначалу это, должно быть, казалось весьма необычным. Но потом для различных клиентов производители разработали даже упаковку на любой вкус и цвет. Стоит лишь зайти в аптеку с марихуаной, и вашему взору предстанут не только спелые почки в стеклянных сосудах и шкафы с готовыми самокрутками, но даже холодильники с освежающими напитками в цветных бутылках и полки, до отказа забитые шоколадными батончиками. Любители конопли уже долгое время экспериментируют с различными способами приема наркотика — от пирожков с гашишем до индийского «бхангласси», густого напитка из марихуаны. Легализация дала возможность по-настоящему опытным игрокам войти и на этот рынок. На сегодня власти Колорадо выдали около 250 лицензий на производство «конопляных продуктов» — кулинарных шедевров, которые не сыскать на теневом рынке.
Крупнейший производитель таких продуктов в Колорадо — это «Dixie Elixirs». В его товарную линейку входит целый ассортимент напитков, батончиков и таблеток из марихуаны. Изнутри, правда, компания больше напоминает мет-лабораторию, как в сериале «Во все тяжкие», хотя и нужно признать, что ей позавидовал бы не только Уолтер Уайт, но и Вилли Вонка. Кое-кто носит белые халаты и работает с концентрированными наркотиками, а другие же перемешивают жидкий шоколад в огромных чанах или снимают с конвейера алюминиевые баночки с напитком. Финансовый директор компании Чак Смит познакомил меня с производством и с особым благоговением заострил внимание на приборе под названием «экстрактор CO2» производства фирмы «Apeks Supercritical». Устройство стоимостью в 100 000 долл. представляло собой малопонятный лабиринт проводов, кнопок и металлических цилиндров и предназначалось для извлечения полезных компонентов из растений. Несколько цехов фабрики были отведены под производство напитков, которые выпускаются с разными вкусами от «арбузного крема» до «искрящегося граната». Из конопли здесь делают даже массажные масла.
Как и другие отрасли конопляной промышленности, с момента легализации производство продуктов питания из марихуаны стало намного более технически сложным. «Каждый год происходит огромный технологический скачок. Еще пять лет назад мы все готовили сами у себя на кухне», — сказал Смит. В 2014 году компания переехала на завод площадью 3000 кв. м, за производством на котором посетители могут наблюдать через стеклянные стены. Честные предприниматели обнаруживают крайнюю изворотливость в поиске новых способов привлечь клиентов. Примером тому является постоянная разработка новых видов продукции из конопли. Сегодня на суд покупателей представлено почти все от напитков и шоколадных батончиков до последней новинки «капель росы» — высококонцентрированной жидкости, которую кладут под язык. Все это до боли напоминает пиво-лагер, которое изобрели специально для женщин, и легкие сигареты для тех, кто «заботится» о своем здоровье. Так и съедобная и жидкая марихуана может привлечь потенциальных «курильщиков», которые не хотят заморачиваться с самокрутками.
«Dixie» взяли от быстрорастущего рынка все. За первые шесть месяцев легализации выручка компании выросла в пять раз. Однако, по мере расширения товарного ассортимента, ей приходилось все чаще отвечать на претензии клиентов, связанных с высокой концентрацией конопли в готовой продукции. Хотя марихуана — это необыкновенно безопасный наркотик, не вызывающий передозировки и тем более летальный исход, слишком большая его концентрация может быть чревата неприятными последствиями. Например, нередко фиксируется паранойя и приступы паники, которые могут продолжаться часами. Именно поэтому производителей продуктов питания из марихуаны и критикуют, ведь «переборщить» со съестным наркотиком намного проще, чем просто его скурив. Самокрутка дает о себе знать почти сразу, а вот напиток или шоколадный батончик опьянит только через 40-50 минут. Именно на эти грабли и наступают новички. Откусив всего кусочек и ничего не почувствовав, они проглатывают целую порцию, после чего вынуждены целую вечность бороться с приступами животного страха.
Автор одной из колонок газеты «New York Times» Морин Дауд допустила похожий досадный промах во время своей командировки в Денвер. Она одна съела огромный шоколадный батончик, который, как потом оказалось, был рассчитан на шестнадцать человек. Затем о своих похождениях она написала в «Times»: «Целый час я не чувствовала ровным счетом ничего. Но потом мое тело и голову охватила страшная дрожь. Я еле-еле добралась от стола до кровати, где ловила галлюцинации следующие часов восемь. У меня была одышка и паранойя. Я боялась, что, когда официант постучал в мою комнату и не получил ответа, он вызовет полицию, и меня арестуют за то, что я вообще невменяемая. Но паника лишь усиливалась, и в конце концов мне начало казаться, что я уже умерла, но мне никто об этом не потрудился сказать»[95].
Но многим другим не удалось так легко отделаться. Девятнадцатилетний студент по обмену из Конго, учащийся Вайоминга — Леви Тамба Понги — насмерть разбился, выпрыгнув с балкона гостиницы «Denver Holiday Inn», после того, как съел пирожное из марихуаны, предназначенное для шестерых. По словам его друзей, спустя примерно час после еды он начал разговаривать на французском, разбрасывать вещи по комнате и пытался пообщаться с прикроватной лампой. Затем он рванул из комнаты на балкон и выпрыгнул прежде, чем его успели остановить. Еще одного мужчину, Ричарда Кирка, обвинили в том, что он застрелил свою жену после того, как съел печенье из марихуаны. Он признал свою вину по причине невменяемости.
Эти трагические эпизоды вынудили власти Колорадо ужесточить законодательство в отношении пищевых продуктов, содержащих марихуану. Теперь производители обязаны указывать на этикетке подробный состав, а крышки бутылок оснащать замком от детей. Конечно, недовольные производители не преминули заявить, что другие продукты, а в особенности — спиртное, намного опаснее для здоровья, но регулируются куда слабее. И в то же время они стали осознавать, что в их же собственных интересах обезопасить своих потребителей. «Отрасль погибнет, если мы плохо себя зарекомендуем», — считает Чак Смит. Раньше «Dixie» выпускала линейку конопляных напитков в крохотных бутылочках, меньше чем банка «кока-колы». Мелким шрифтом на них было указано, что они рассчитаны на 7,5 порций. Вы только подумайте, какая это концентрация для бутылки, которую можно выпить от силы за семь глотков! Да и клиенты с этим согласны. Тогда компания выпустила напиток в меньшей концентрации под названием «Dixie One», в котором было всего 5 мг тетрагидроканнабинола (THC) — того самого опьяняющего соединения. Для сравнения, самый крепкий напиток в их линейке содержит целых 75 мг THC.
После экскурсии по довольно странной шоколадно-наркотической фабрике я преисполнился скептицизма относительно видимой безопасности конопли. Она изменилась, и теперь это уже не тот наркотик, о котором мы привыкли говорить. Одна лишь шоколадка или несколько глотков гранатового напитка могут на некоторое время лишить вас рассудка. К счастью, «невидимая рука рынка» по-прежнему направляет такие компании, как «Dixie», в сторону более мягких продуктов, а не, наоборот, более крепких. Пока ясно только одно: сколь бы плохо не было Морин Дауд, да и другим покупателям от конопляного печенья, хуже всего приходится наркокартелям, которые продают марихуану в США. Насколько мне известно, пока ни одна ОПГ не начала заниматься контрабандой конопляной выпечки. А вот легальные компании уже вовсю стараются популяризовать наркотик даже среди тех, кто не испытывает особого оптимизма относительно курения «травки» из бонга, но вот с радостью попробует напиток из ТНС. Могут ли картели как-то бороться с наплывом абсолютно законных конкурентов, которые пока что обыгрывают их и по количеству, и по качеству, и по новаторским возможностям?
Пока что картели только сдают позиции на огромном рынке конопли в США. Ежегодно американцы скуривают более 3000 тонн марихуаны (а по некоторым оценкам — в два-три раза больше того). Кое-что выращивается на дому, часть импортируется из Канады и Ямайки. Но долгие годы львиная доля конопли шла из Мексики. Ныне покойное подразделение Министерства юстиции США — Национальный центр наркоразведки — в 2011 году «с большой долей уверенности» сообщил, что мексиканские картели контролируют «бóльшую часть» сбыта марихуаны в более чем 1000 городах Америки. Годом ранее специалисты «RAND Corporation» провели собственное исследование и обнаружили, что от 40 до 67 % всей потребляемой в США марихуаны поступает именно оттуда[96].
Из-за всей шумихи вокруг Денвера легко позабыть о том, что полностью легализовали коноплю всего четыре штата — Колорадо, Вашингтон, Орегон и Аляска. Да и сами по себе они не очень большие: их суммарное население составляет всего 17 млн чел., то есть около 5 % населения страны. Картелям, в общем-то, не обязательно пытаться отвоевать этот рынок у легальных компаний, ведь на текущий момент остальные 95 % американцев по-прежнему вынуждены покупать «травку» на черном рынке (только если они не смогут убедить своего врача прописать им медицинскую марихуану, которая разрешена еще в 21 штате и округе Колумбия)[97]. Однако, к неудовольствию как картелей, так и сил полиции, легальная марихуана начала распространяться в соседние штаты. Жители районов, где марихуана все еще под запретом, могут выбирать между покупкой подпольной мексиканской конопли или легальной «травки» из близлежащих городов. Так в США начала формироваться межрегиональная незаконная торговля. Велика ли она сейчас?
Чтобы это выяснить, я отправился на встречу с человеком, чьей задачей является сдерживать торговлю колорадской марихуаной. Том Горман — это глава федеральной антинаркотической инициативы под названием «Программа борьбы с высокоинтенсивным наркотрафиком в регионе скалистых гор». В штатах, где коноплю уже легализовали, федеральные власти никак не могут понять, что же им делать. Они по инерции продолжают бороться с наркотиком, хотя и был объявлен режим «прекращения огня». Вот и подразделение «Скалистые Горы» со всеми своими портретами президентов, плакатами со звездами и статуэтками орлов теперь напоминает скорее последний гарнизон порядка посреди восставшей провинции. Гормана это не волнует: он один непреклонно стоит в войне против наркотрафика. Нося черные кожаные ковбойские сапоги и выжженные светлые усы, он напоминает мне крутого младшего брата (пусть немного ниже ростом) Чака Норриса. На стене в его кабинете висит деревянная дощечка с кинжалом. Оказывается, что этот кинжал ему вонзили в ногу в далеких 1970-х во время очередного рейда на притон в Калифорнии (джинсы просто отстирал, жена их заштопала, и он продолжил их носить). Я кратко поинтересовался, можно ли решить проблему латиноамериканских картелей, просто направив Гормана туда на пару дней, чтобы преподать «бандидос» урок. Однако даже ему нелегко сдерживать торговлю колорадской марихуаной.
«Легальный рынок Колорадо остается черным для остальных штатов», — говорит Горман. Чтобы купить в какой-нибудь аптеке в Денвере до 10 грамм марихуаны, вам всего-то нужно взять с собой паспорт, который бы удостоверял, что вам уже есть 21. И ничто не помешает вам пересечь границу штата, где конопля под запретом. Полиция на крупных шоссе еще может попытаться остановить трафик. Но вот границы штатов охраняются далеко не так хорошо, как государственные границы. Власти не могут просто так устроить там таможенный пост и досматривать всех без разбора. Чтобы остановить машину, должно быть какое-нибудь нарушение, а для обыска потребуется еще и веское основание. «Я думаю, что мы перехватываем менее 10 %», — считает Горман. Но «травку» возят не только в собственных авто, но еще и почтой. В 2010 году, спустя год после того, как в Колорадо повсеместно стали возникать конопляные аптеки, почта США перехватила 25 кг марихуаны в посылках из этого штата. В 2013 году ею было изъято уже 225 кг, отправленных в самые разные города страны. И это лишь те объемы, которые удалось обнаружить. Никто в точности не знает, сколько марихуаны проходит незамеченной.
Но ведь это было предсказуемо. «Колорадская марихуана отличного качества. В ней нет пестицидов. Купи полкило здесь и продай в два раза дороже в Миссури или Айове», — Горман разводит руками. Конечно, незаконная межрегиональная торговля не нова ни для наркотиков, ни для любых других товаров. От одного из продавцов в Денвере я узнал, что колорадская марихуана отлично расходится в Вайоминге (там она запрещена), тогда как жители самого Колорадо с радостью затариваются фейерверками в Вайоминге, не имея возможности купить их у себя. Интернет лишь подтверждает это: рядом с границей Вайоминга колорадских аптек что грибов после дождя, а сам он изобилует магазинами с пиротехникой, крупнейший из которых — «Пиро-Сити» — всего в двух милях от Колорадо.
Преступники и наркодилеры изо всех сил стараются занять ниши, недоступные легальным компаниям. Например, аптеки в Колорадо закрываются в 19:00, так что ночь по-прежнему принадлежит теневому рынку. Им же запрещено осуществлять доставку на дом, тогда как для дилеров это самый удобный способ — куда опаснее все время ошиваться на улице. Горман считает, что многие наркозависимые, хотя бы просто в силу привычки, по-прежнему будут отовариваться только у своих дилеров. «У наркодилеров есть совершенно необъяснимая, чуть ли не мистическая сила. Они ведь тоже люди. Если ты мой друг, то я могу спокойно позвонить тебе и мы вместе выкурим немного «травки». Но если ты еще и дилер, а я и без того у тебя затариваюсь, то что изменится для тебя?»
Вот что может измениться, так это оптовая торговля, которой наступает конец. Быть может, Горман прав, и неисправимые курильщики все так же будут обращаться к своему дилеру по привычке, в силу доверия или предпочтительной доставки на дом в поздние часы. Но для картелей куда важнее, где закупаются сами дилеры. Другими словами, будет ли мексиканская «травка» по-прежнему конкурентоспособна на черном рынке США? Или же рынок станет «серым», то есть дилеры-нелегалы будут сами покупать законную марихуану и продавать ее незаконно — то есть в штатах, где она под запретом, после закрытия аптек и лицам до 21 года? Именно так сегодня и работают рынки спиртной и табачной продукции. Юные алкоголики ведь не покупают мексиканский контрабандный самопал — вместо этого они приобретают точно такой же алкоголь, сваренный абсолютно законно и продаваемый в самых обыкновенных магазинах, но уже посредством своеобразного «дилера», которым на практике становится старший брат или друг. Точно так же бóльшая часть «нелегальных» сигарет — это тот же самый законный табак, произведенный для одного рынка, но незаконным путем оказавшийся на другом рынке с более жестким налогообложением (по некоторым оценкам, именно поэтому более половины сигарет в Нью-Йорке — это контрабанда из других штатов)[98].
Остаться на сером рынке картели смогут только в том случае, если снизят цену по сравнению с легальными производителями. Давайте разберемся, как же она рассчитывается. Глава «Denver Relief» Йен Сиб сказал мне, что может вырастить грамм курительной марихуаны всего за 2 долл. Примерно такая же себестоимость готовой продукции и у других крупных компаний в Колорадо: в большинстве своем они стремятся к отметке в 1000 долл. за полкило готовой конопли, или 2,20 долл. за грамм. После налогообложения розничная цена в аптеках вырастает до 11-15 долл. за грамм и до 16-20 долл. в хэдшопах и других рекреационных магазинах, поскольку их налоговое бремя несколько выше.
При таком расчете мексиканская конопля может показаться вполне конкурентоспособной. По данным ежегодного доклада Белого дома о рынке наркотиков, средняя цена нелегальной конопли в США составляет около 15 долл. за грамм. И это без учета скидки, которая предоставляется оптовым покупателям. Денверские конопляные аптеки с самого своего образования жалуются на то, что наркодилеры постоянно снижают цены, чтобы сохранить у себя хоть какую-то часть рынка. Один из продавцов даже подсчитал, что нелегальная марихуана в среднем на 20-30 % дешевле, чем магазинная. Однако он не учел силу наркотика. В том же докладе Белого дома сообщается, что содержание ТНС в нелегальной марихуане составляет жалкие 7 %. Это ничто по сравнению с разнообразием сортов в магазинах Колорадо, где можно отыскать «травку» любой крепости — даже выше 20 %. Короче говоря, чтобы достичь схожего эффекта, мексиканской марихуаны придется выкурить в три раза больше, чем колорадской. Поэтому, чтобы оставаться конкурентоспособными, картелям придется продавать свой некачественный продукт хотя бы за треть от нынешней цены.
А вот возможность для картелей столь резко снизить цены зависит от конкретного штата. Основной закон контрабанды наркотиков гласит: чем дольше едет товар, тем дороже он становится. На каждом этапе полного опасностей путешествия незаконного груза кто-то за него отвечает и, соответственно, сильно рискует. И, естественно, этот «кто-то» ждет от риска соответствующей отдачи. Героин, например, становится все дороже по мере удаления от Афганистана и ближе к странам Европы. То же и с коноплей — чем дальше от Мексики, тем ее цена выше. На сайте «Narcotic News», онлайн-источнике всяческой информации о мире наркоторговли, есть даже целая база данных по ценам на различные виды наркотиков в разных городах США, которую ведут местные представители правоохранительных органов. Дешевле всего нелегальную марихуану можно купить в Эль-Пасо, штат Техас. Там один килограмм наркотика обойдется всего в 200 долл. А уже в Нью-Йорке тот же самый объем будет стоит более 1000 долл. Но пожалейте бедных гавайцев — они вынуждены платить за кг марихуаны все 6000 долл.!
Рассчитать себестоимость контрабанды марихуаны взялся Мексиканский институт исследования конкурентоспособности (IMCO), а вернее его научный центр, расположенный в Мехико. Специалисты института построили графики цен на наркотик в сорока восьми городах США и сравнили их с удалением от границы с Мексикой (по автомобильным трассам). Как они выяснили, в среднем, оптовая цена марихуаны растет на 500 долл. каждые 1000 км (620 миль) своего вояжа по Америке. Было бы разумным предположить, что американские контрабандисты, которым приспичило отвезти наркотик из Колорадо или Вашингтона в другой штат, понесут аналогичные издержки. Команда из IMCO провела аналогичный анализ и по ним, отталкиваясь оттого, что оптовая цена легальной марихуаны составляет около 2000 долл. (по словам колорадских производителей). На основе этого они разработали карту США, на которой указали издержки контрабанды марихуаны в другие штаты, держа в уме 500 долл. за каждые 620 миль. В 47 из 48 материковых штатов колорадская и вашингтонская марихуана в итоге оказалась куда дешевле, чем мексиканская, к тому же она гораздо чище по составу. И только в Техасе, у самого порога картелей, мексиканская конопля несколько выгоднее легальной[99].
Потеря большей части рынка марихуаны в США будет серьезным ударом по мексиканскому криминалитету. В IMCO полагают, что продажей конопли в США картели зарабатывают порядка 2 млрд долл. ежегодно. Из-за этого «травка» для них не менее ценна, чем кокаин, который приносит еще около 2,4 млрд долл. По расчетам специалистов IMCO, распространение легальной конопли из Колорадо и Вашингтона по другим регионам страны отнимет у картелей три четверти рынка, снизив выручку от марихуаны до 600 млн долл. А ведь эти расчеты были сделаны еще до того, как к легализации присоединились еще два штата. Каждый новый штат, разрешающий производство марихуаны в промышленных масштабах, будет еще больше отнимать у картелей их долю. Потоки контрабанды будут перемещаться от Мексики внутрь страны{19}.
Уже сейчас есть некоторые признаки того, что для картелей настали тяжелые времена. Из Денвера я связался со своим приятелем в Мехико — Антонио Маццителли. Сейчас этот ловкий итальянец занимает там пост главы регионального подразделения Управления ООН по наркотикам и преступности. Я поинтересовался у него, как себя чувствует местная конопляная промышленность в связи со снятием запрета в штатах. «Она несет большие потери, — ответил он. — Несколько недель тому назад полиция Мексики совершила рейд на склад марихуаны, изъяв около 30 тонн наркотика. Это много даже по меркам местного криминалитета». — «Зачем же ее хранить в таком количестве?» — А потому что за кордоном нет покупателей. Сейчас США или Канада производят куда более качественный продукт», — сообщил мне Антонио. Еще одним признаком проблем, испытываемых картелями, является использование традиционных контрабандных каналов для перевозки мигрантов (см. предыдущую главу). Мигранты приносят куда меньше денег, чем наркотики, да и у них есть отвратительная привычка чихать в самый неподходящий момент, сообщая властям о местонахождении секретного туннеля. «Так дела не делаются. Если уж ты построил хорошо замаскированную инфраструктуру для доставки наркотиков, то уж будь добр — сохраняй ее в тайне, — Маццителли не на шутку разозлило невероятно глупое использование столь ценного ресурса. — Рисковать ею имеет смысл только в том случае, если главный рынок — наркотики — безвозвратно потерян». Отчаянные времена требуют отчаянных мер. И, судя по всему, для картелей это то самое время.
Что же будет дальше с легальной марихуаной? Чем больше штатов включит ее в правовое поле, тем больше инвесторов будут готовы в нее вкладываться. Конопля уже давно выросла из привычных ей домашних кладовок (да-да, еще совсем недавно бóльшую часть «травки» американцы выращивали именно в кладовках). Теперь и она обзавелась всеми атрибутами развитой отрасли: лоббистами, PR-кампаниями, выставками-ярмарками — включая ежегодное событие в Лас-Вегасе, на которое съезжается более 2000 предпринимателей со всей страны — и задорной прессой, как, например, «Marijuana Business Daily». Газета «Denver Post» открыла вакансию конопляного редактора, которую сейчас занимает Рикардо Бака. Он сочетает в себе критика, повара, а недавно даже попробовал себя в качестве сексопатолога — все с упором на коноплю.
Столь активное развитие предпринимательства лишний раз указывает на то, что в дальнейшую легализацию вкладываются баснословные деньги. Раньше за нее выступали только студенты и хиппи (да несколько либертарианцев, среди которых были редакторы журнала «The Economist»), чьи слабенькие протесты с легкостью разгонялись куда более мощно проспонсированной оппозицией. Сегодня же все решают деньги, и пока решают они в пользу марихуаны. Взять хотя бы всенародное голосование 2014 года. По результатам его проведения в Аляске голосов «за» оказалось больше, чем «против», частично благодаря вливаниям двух заинтересованных организаций — «Проект поддержки марихуаны» и «Альянс по наркополитике» — которые не пожалели 850 000 долл. на свою инициативу. Обе лоббистские группы спонсируются Джорджем Соросом — известным финансистом, уже давно выступающим за легализацию на основе морально-этических принципов. Для сравнения, кампания «против» набрала лишь 108 000 долл. В Орегоне вся эта кутерьма больше напоминала игру в одни ворота. «Против» набрала всего лишь 168 000 долл., и то по большей части благодаря «Ассоциации шерифов штата», тогда как «за» выстрелила аж до 7,5 млн долл. Более-менее честная борьба происходила во Флориде, где, кстати, обе кампании набрали рекордные суммы. Благодаря миллиардеру и владельцу казино Шелдону Адельсону, кампания «против» скопила 4,7 млн долл., но это ей все равно не помогло, ведь «за» был успешный адвокат из Орландо Джон Морган, который и предоставил бóльшую часть из собранных 6,1 млн долл. В голосование включались предприниматели со всей страны — даже из Калифорнии, Колорадо и Невады.
Из последних сил инициатива «против» одержала верх во Флориде. В штате проживает более 20 млн чел., и он мог бы стать крупнейшим рынком потребителей марихуаны. «Знаете, мы даже не успели оценить перспективы для бизнеса, потому что были слишком заняты сочувствием к проигравшим. Но все же они крупно прогорели, — сказал Морган, когда появились окончательные результаты голосования. — Потери просто колоссальные. Взгляните на Колорадо: отрасли недвижимости и розничной торговли катаются как сыр в масле, создано 30 000 новых рабочих мест, налоговые доходы штата растут». Рынок конопли развивается так быстро, что многие крупные инвесторы невольно начинают задумываться о том, а не вложиться ли и им в нее. Так поступил и «Мудрец из Омахи» Уоррен Баффет — прирожденный финансист, который сколотил целое состояние благодаря своей ловкости и прозорливости. Он основал компанию «Cubic Designs», специализирующуюся на аренде складских помещений. А затем она стала весьма агрессивно себя рекламировать: специальный самолет разбрасывал над цехами производителей марихуаны красочные листовки с изображением забитых теплиц и предложением «удвоить посевные площади». Сам «Мудрец» это никак не прокомментировал.
При всей моде на легализацию особенно странной кажется позиция федеральных властей. Сэм Камин, профессор права из Университета Денвера, который участвовал в подготовке проекта колорадского закона, считает, что легализация будет принята на федеральном уровне лет через десять после начала эксперимента у него на родине, то есть — к 2024 году. Он полагает, что федеральные власти уже не смогут игнорировать этот вопрос, если такие крупные штаты, как Калифорния, Иллинойс и Нью-Йорк последуют примеру Колорадо. Это будет настоящей удачей для конопляных предпринимателей по всей стране. На сегодня же главным сдерживающим фактором для них как раз и является федеральное законодательство: из-за него за пределами родного штата они не могут делать ровным счетом ничего — от ведения банковского счета до производства и продаж. Ну а снятие запрета позволит им значительно расширить границы своей деятельности. Вот и директор компании «Dixie Elixirs» Чак Смит мечтает, что когда-нибудь его детище станет «PepsiCo» в мире конопли.
Однако федеральная легализация даст возможность не только мелким, но и крупным компаниям, до сих пор достаточно осторожным с марихуаной, требовать своего куска пирога. Удивительно, но на сей день ни один гигант бизнеса пока не присоединился к золотой (вернее сказать, конопляной) лихорадке. Даже на крупнейшем в мире рынке рекреационной марихуаны Колорадо пока не существует ни одной мощной торговой сети: по состоянию на 2014 год, местные производители владели не более десятью розничными аптеками. Большинство конопляных стартапов в штате основывают в первую очередь любители «травки», а уже во вторую — предприниматели. Трудно представить, как они будут бороться со всей мощью финансовой машины крупных компаний, если те позарятся на их потребителей. Нынешнее состояние отрасли создает массу возможностей для крупного бизнеса: они лучше могут ориентироваться в дебрях законодательства; они могут умело использовать эффект экономии на масштабе, так характерный для сельского хозяйства; в конце концов, известный бренд будет вселять потребителям большее доверие. Вряд ли в таких условиях напитки «Dixie» смогут совладать с ТНС-пивом от «Budweiser», а их шоколадки — с конопляным мороженным от «Ben and Jerry». Чего уж говорить об аптеках, которые точно спасуют перед пачкой конопляных сигарет «Lucky Strike», продаваемых в любом супермаркете.
Ну а пока крупным брендам вход на этот рынок закрыт. Конопля все еще под запретом в большинстве штатов США, не говоря уже о других странах мира (кроме Уругвая), а потому оперировать с ней — значит ставить под удар свою правовую и общественную репутацию. Даже такие ярые сторонники легализации, как Ричард Бренсон, пока не рискуют своим брендом в пользу более проверенных вариантов (кстати, я пытался взять у него интервью, но, несмотря на его обычную любовь к бесплатному пиару, в этот раз мне было отказано). Но инвесторы уже бьют копытом: в исследовании команды специалистов по табачному рынку из «RBS Capital» сказано, что «это лишь вопрос времени, когда инвесторы начнут всерьез задумываться о рынке марихуаны… Мы считаем, что полная легализация в США на федеральном уровне заставит табачные компании пересмотреть свой ассортимент»[100].
Публично ни одна крупная табачная компания не признает своего интереса к марихуане. А на самом деле они уже многие годы лелеют мечту о выпуске конопляных сигарет. Так, трое ученых погрузились в архивы производителей сигарет и сделали невероятное открытие[101]. Среди 80 млн страниц ранее засекреченных документов нашлось доказательство того, что «Большая табачная пятерка» стремится стать «Большой конопляной пятеркой». Исследователи выяснили, что уже с 1970-х годов табачные компании уделяют марихуане подозрительно много внимания и рассматривают ее не только как потенциальную замену табаку, но и как новую товарную линейку. Первое упоминание об этом содержится в записках Альфреда Бюргера, профессора из Университета Вирджинии. Оказывается, Бюргер был председателем студенческого союза любителей химии, содержащегося на деньги компании «Philip Morris» — одного из мировых табачных гигантов. По результатам одного из социальных опросов, проведенных союзом в 1969 году, выяснилось, что 12 % американцев в возрасте 20-30 лет уже пробовали марихуану, а еще 10 % хотели бы ее попробовать. В письме директору отдела химических исследований «Philip Morris» Бюргер писал: «Я уверен, что в ближайшие десять лет курить марихуану будет почти каждый, и ее, скорее всего, легализуют. Компания, которая первая представит рынку этот продукт в качестве сигарет или чего-то другого, завоюет рынок и займет значительно более прочные позиции в обеспечении легального спроса, нежели ее конкуренты. По этой причине я советую вам немедленно заняться всесторонним исследованием марихуаны».
В том же году «Philip Morris» запросила разрешение у Министерства юстиции на проведение подобных исследований под соусом поддержки властей в изучении этого наркотика. Минюст с радостью это разрешение предоставило и согласилось обеспечивать компанию «качественными образцами» для исследований. Вскоре после этого президент «Philip Morris USA» Росс Миллхайзер писал: «Хоть я и против марихуаны, я отдаю себе отчет в том, что в ближайшем будущем ее могут легализовать, по меньшей мере, для борьбы с преступностью. Руководствуясь этими ожиданиями, мы должны быть готовы изучить: 1. Возможную конкуренцию, 2. Продуктовые возможности, 3. Сотрудничество с властями».
На другом берегу Атлантического океана интерес к наркотику тоже возрастал. В 1970 году Сэр Гарри Гринфилд был избран президентом Международного совета по контролю за наркотиками — организации, ответственной за исполнение и мониторинг международных конвенций ООН по наркотикам. Одновременно с этим он был консультантом компании «British American Tobacco» (ВАТ). В том же году он писал руководству ВАТ о «возможности переноса многочисленных результатов исследований табака на исследования марихуаны». Он пояснил, что уже обсудил этот вопрос с видным физиком Сэром Чарльзом Эллисом, который занимал пост старшего технического советника в той же компании. По его словам, идея Сэру Чарльзу очень понравилась. Позже в совместной записке Сэр Чарльз сообщил руководству ВАТ, что «курение марихуаны станет естественным продолжением нынешней привычки к сигаретам, которое можно будет сравнить с переходом на сигары, если общественность станет несколько терпимее к новому продукту». Что касается подхода самой компании к марихуане, то он предлагал «для начала освоить производство в достаточном количестве стандартизированных сигарет определенной крепости, наполненные либо молотой коноплей, либо из сушеного конопляного листа». Он также предложил испытывать продукт на мышах.
Долгие годы после этого табачные компании пристально наблюдали за дальнейшим развитием рынка марихуаны. В секретном плане «R. J. Reynolds» от 1972 года указывалось, что к 1980 году марихуану легализуют с вероятностью 15 %. В 1976 году еще один крупный табачный производитель «Brown & Williamson» (ныне уже не действующий) делал аналогичный прогноз на 1990-е и отмечал, что «это кардинально поменяет табачную отрасль в сырьевом отношении». Конечно, для широкой общественности компании всячески отрицают свою причастность к конопле. Журналу «Time» однажды даже пришлось принести извинения за статью о готовности табачников прибрать к рукам и марихуану.
Некоторые идеи «Большой пятерки», зародившиеся еще в 1970-х, актуальны и по сей день. Например, в докладе для внутреннего пользования «Brown & Williamson» даже был смоделирован зарождающийся рынок легальной марихуаны в США — то есть примерно то, что происходит сейчас. Начиналась модель со следующего: «Хотя отрасль конопли является логическим продолжением деятельности табачных компаний, мнение акционеров разделилось достаточно сильно, из-за чего немедленно выйти на этот рынок не представляется возможным». Далее авторы предполагали, что по примеру США правительства других стран тоже постепенно начнут легализовывать марихуану. После этого «южная Америка и Индонезия станут ключевыми глобальными поставщиками благодаря невысокой себестоимости производства, достойному качеству и, как следствие, более низким ценам».
Похоже, что эти времена уже настали. Правительства латиноамериканских государств находятся в авангарде недовольных запретительным режимом, из-за которого многомиллиардный рынок оказался в руках местных наркокартелей. Уругвай решил и вовсе не тянуть кота за хвост и давно легализовал коноплю. Бывшие президенты Бразилии и Мексики тоже были ее сторонниками. Совсем недавно нынешние президенты Колумбии и Гватемалы призвали к этому и другие страны. Трудно представить, как в Тихуане идет война за коноплю, когда ее можно абсолютно законно приобрести совсем рядом — через границу, в Сан-Диего. Если волна легализации захлестнет Латинскую Америку, то выводы сорокалетней давности специалистов «Brown & Williamson» окажутся верными. Как и НАФТА в свое время создала почву для заводов в Мексике, которые производят и экспортируют в США бесчисленные телевизоры и холодильники, так и легализация конопли даст стимул предпринимателям переместить свои теплицы на юг, чтобы воспользоваться более выгодными условиями по аренде и заработной плате. Бывший директор «Coca-Cola» и по совместительству президент Мексики в 2000-2006 годах Висенте Фокс заявил, что даже он не прочь превратить свое ранчо в Гуанахуато в конопляную ферму. «Как только ее легализуют, я это тут же сделаю, я же фермер», — отметил он в своем интервью местной газете в 2013 году. Эта отрасль «лишит картели миллионов долларов, и деньги пойдут предпринимателям, а не Коротышке Гусману (в синалоанский картель)».
Если Мексика станет производить коноплю для американского рынка, то денверские теплицы наверняка покатятся в тартарары вслед за автомобильными заводами Детройта — они просто не выдержат ценовой конкуренции с юга. Вот так все вернется на круги своя: нелегальное производство в Мексике перекочует на легальный рынок США, откуда оно снова переедет на родину. За одним лишь исключением: мексиканские фермеры теперь будут работать не на наркокартели, а уже на «Philip Morris».
Заключение. Почему из экономистов получаются лучшие полицейские
Не так давно полиция Остина, штат Техас, добилась самого большого успеха в истории борьбы с наркотиками. Сотрудники департамента общественной безопасности штата легким движением руки изъяли наркотиков на сумму свыше 1,8 млрд долл.! В особенности следует отметить, что операция прошла абсолютно тихо и незаметно — не было выпущено ни единой пули, и никто не пострадал. На самом деле, ни один полицейский даже не вставал из-за своего рабочего стола, не говоря уже о том, чтобы достать пистолет из кобуры. Крупнейшая облава удалась просто-напросто благодаря тому, что изъятая на границе контрабанда была пересчитана не в оптовых, а в куда более высоких розничных ценах. Одним лишь росчерком пера общая стоимость перехваченных властями штата наркотиков выросла со 161 млн долл. до 1,8 млрд долл. Подобная ревизия пришлась полиции как раз кстати — ведь через неделю им нужно было сдавать отчет о выполненной работе[102].
Будь то мексиканские генералы, которые раздувают стоимость костра из марихуаны, или техасская полиция, стремящаяся завысить ценность изъятого добра, — все власти, ответственные за борьбу с наркотиками, похоже, умеют проявлять избирательное понимание экономики. Тогда совсем не удивительно, что из полицейских получаются не слишком надежные экономисты. А что если дать экономисту шанс побыть полицейским?
Это не такая уж и странная идея, как вам могло показаться. В бизнес-центре на юге Уэльса команда исследователей изучает довольно необычную информацию. Большинство аналитиков в официальном счетоводстве Великобритании — Службе Национальной Статистики — и вправду просиживают сутками за расчетом таких скучных показателей, как инфляция и безработица. Но с 2014 года перед ними была поставлена задача работать не только с наблюдаемой, но и с теневой экономикой. Пока что они ограничились рынком наркотиков и интимных услуг, для оценки которых используют те же модели расчета, что и для легального бизнеса. И первые результаты их труда показали, что в Великобритании торговля запрещенными веществами добавляет к ВВП около 7,4 млрд долл. ежегодно — примерно столько же, сколько и рекламный бизнес. А проституция генерирует и того больше — 8,9 млрд долл. Их суммарный вклад в экономику страны даже больше, чем сельского хозяйства.
Но как же все-таки странно изучать статистическую методологию, которая довольно сухим языком объясняет, что из доходов производителей марихуаны вычитается стоимость электричества, а из доходов проституток — стоимость «резиновых изделий». Работа была выполнена тщательно и не упускает ни малейшей детали. За основу расчетов по марихуане была взята информация Министерства окружающей среды, питания и сельского хозяйства; данные по проституции рассчитывались исходя из предположения о ежемесячных расходах на одежду в размере 170 долл. и еще по 70 центов на контрацептивы за каждого клиента. Все это больше напоминало бы какой-то розыгрыш, если бы отчет не был официально опубликован. И тем не менее, все больше стран предпочитает анализировать преступность как обыкновенную бизнес-единицу, ведь из такого анализа можно почерпнуть немало полезной информации. Например, сегодня все страны Европейского Союза охотно включают в свою систему национальных счетов рынки интимных услуг и наркотиков. А тем временем Великобритания уже подумывает над тем, чтобы расширить область статистических исследований нелегальным игорным бизнесом, пиратской музыкой и программным обеспечением, а также крадеными вещами. Что же мы получим, если преступность будет рассматриваться не только в рамках войны с ней или морального права, но и как самостоятельный бизнес?
В этой книге я постарался изучить деятельность картелей как обыкновенную отрасль экономики. Оказалось, что между ними и обычными компаниями много общего — от трудностей в управлении персоналом до рисков, связанных с деятельностью интернет-магазинов. Но особенно важно и то, что слишком часто все попытки придушить наркоторговлю попросту не работают. Почему же тогда власти с легкостью отказываются от неэффективных мер по управлению законным бизнесом, но столь яро привержены им в борьбе с преступностью? Я пришел к выводу, что в своих бессмысленных потугах они допускают четыре основные ошибки.
Ошибка 1. Одержимость поставщиками
В безудержной войне с наркотиками власти сконцентрировали все свое внимание на поставщиках — продавцах — в то время как существуют признаки того, что куда логичнее было бы обратить внимание на субъекты спроса. В первой главе мы выяснили, что распыление тонн химикатов над кокаиновыми плантациями в Андах никак не сказалось на розничной цене кокаина, несмотря на долгие годы насилия и колоссальные государственные расходы. Главным образом, это произошло из-за того, что покупательная сила картелей позволила тем возложить издержки на фермеров, как это делает «Walmart» по отношению к своим поставщикам. Более того, стоимость сырья — листа коки — попросту очень низка, так что она и не может повлиять на цену конечного продукта. Так, издержки на покупку сырья для изготовления одного килограмма кокаина составят всего пару сотен долларов. Учитывая, что этот же килограмм порошка будет затем продан за 100 000 долл., даже двукратный рост стоимости сырья добавит менее 1 % к стоимости готового продукта. Поэтому нацеливаться нужно на тот конец цепочки поставок, который располагается уже в непосредственной близости к потребителям в развитых странах. Только конфискация заметно подорожавшего товара сможет нанести ощутимый вред наркокартелю.
Есть еще одна причина, по которой воздействие на поставщиков если и вообще возможно, то зачастую оказывается малоэффективным. Обычно если цена продажи растет, то спрос должен снижаться. Однако, снижается он не всегда одинаково. Спрос на некоторые товары весьма эластичен. Это означает, что даже за небольшим повышением цены может последовать резкий обвал продаж. На другие же продукты спрос неэластичен — то есть потребители будут покупать столько же, сколько и раньше, даже при значительном повышении цены. Измерить эластичность спроса на наркотики не так-то просто, ведь данные по ценам и объемам потребления не слишком точны и надежны. Однако, судя по всему, спрос на запрещенные вещества отличается довольно низкой эластичностью. Так, в одном американском исследовании[103] отмечается, что эластичность спроса на марихуану составляет 0,33 — то есть 10 % рост цены снизит потребление всего на 3,3 %. В других исследованиях, посвященных вероятности обнаружения следов наркотиков в анализе мочи задержанных, называются цифры и того меньше — 0,17 у кокаина и 0,09 у героина. Иными словами, при повышении цены на кокаин на 10 %, число людей, у которых анализ был положительным, снижалось на 1,7 %; у героина — менее чем на 1 %.
Предположение о неэластичности спроса наркотиков по цене, в принципе, отвечает даже здравому смыслу. В особенности если речь идет о веществах, вызывающих сильную зависимость. Вспомните Синтию Скудо, героинозависимую бабушку из Денвера. Вряд ли она откажется от очередной дозы только потому, что цена немного подросла. Аналогичные выводы можно сделать и в отношении новой сферы деятельности картелей — контрабанды людей. Несмотря на то что власти США стали куда тщательнее охранять свои границы, а издержки на ее незаконное пересечение заметно выросли, соответствующее повышение цены не отбило охоты у потребителей прибегнуть к услугам «койотов». Очевидно, что спрос на них столь же неэластичен, как и на наркотики. Но это и неудивительно. Некоторое удорожание перехода через границу все равно не станет поводом отказаться от встречи со своими детьми или возможности найти более высокооплачиваемую работу.
Из неэластичности спроса на незаконные товары и услуги вытекает два следствия, которые усложняют борьбу с преступностью через подавление предложения. Во-первых, даже значительные успехи властей в повышении цены на наркотики (или на услуги «койотов») лишь немного снизят объем их потребления. При этом государству придется тратить колоссальные объемы сил и средств. Во-вторых, заметный рост цены вкупе с небольшим спадом спроса будут в дальнейшем повышать капитализацию рынка. Ну и какой же это «успех»? Представьте, что в каком-нибудь захудалом городишке конкурирующие дилеры вместе продают один килограмм марихуаны в неделю. Пусть один грамм стоит 10 долл., тогда их суммарная выручка составит 10 000 долл. Усиление полицейского надзора вынуждает дилеров поднять цены на 10 %, то есть один грамм теперь обойдется в 11 долл. Если верить эластичности, приведенной выше, то спрос на товар упадет на 3,3 %, а еженедельный объем продаж снизится до 967 грамм. Но общая выручка вырастет уже до 10 637 долл. Успешные действия полиции привели к снижению спроса, но за счет роста цен объем рынка тоже увеличился.
А что, если государство сосредоточится на стороне спроса? Давайте снова вернемся к нашему городку и предположим, что местные власти провели общественную работу против наркотиков: запустили рекламную кампанию; сделали более доступным отдых для молодежи; открыли новый реабилитационный центр и так далее. Спрос упал. Из-за этого дилеры будут вынуждены снижать цены, так как теперь они будут бороться за куда меньшее число потребителей{20}. Так что снизится не только потребление, но и цены — двойной удар по рынку наркотиков. По этой же логике можно воздействовать и на другие нелегальные рынки. Вместо того, чтобы отлавливать «койотов», которые представляют предложение на рынке нелегальной миграции, было бы куда логичнее отнять у них спрос на предлагаемые услуги. Это можно сделать как пряником (например, выдавать больше виз, чтобы людям было легче попасть за границу), так и кнутом (сделать так, чтобы без документов в США жить было невозможно). В любом случае, если снизить число желающих незаконно пересечь границу, то, вслед за этим, уменьшится не только количество «тайных троп», но и цена на услуги «койотов».
Вне зависимости от рассматриваемой отрасли — будь то наркотики, миграция или что-то другое — суть мер остается той же. Воздействие на предложение будет лишь снижать спрос, но увеличивать не только цены, но и доходы картелей. А вот воздействие на спрос приведет к снижению и того, и другого.
Ошибка 2. Сначала сэкономили - потом расплачиваемся
В Нью-Гемпшире число заключенных непрерывно растет, а вот расходы на их содержание только сокращаются. В 2009 году одну из тюрем закрыли, а ее постояльцев распихали по оставшимся исправительным заведениям. Сокращение бюджета на 15 млн долл. в 2014 году означает лишь то, что на программы обучения и реабилитации заключенных будут выделяться сущие копейки. Чиновники признают, что это позор, но денег все равно нет. Власти не могут обеспечить должное тюремное содержание.
Однако у любого здравомыслящего человека заявления о нехватке денег вызовут лишь сомнения, особенно если он посетит городок Кин в Нью-Гемпшире. Кин поражает своим спокойствием и умиротворением. С 1992 по 2012 год здесь произошло всего три убийства. И тем не менее, местная полиция не постеснялась потратить 286 000 долл. на БТР «BearCat». На вопрос о том, зачем Кину нужен военный бронетранспортер, которому самое место в Багдаде, глава местной полиции ответил, что она будет патрулировать на «фестивале тыкв» и других массовых мероприятиях[104].
Кин — это яркий пример того, как власти тратятся на избыточные силовые меры, совершенно забывая о превентивных. На радость избирателям правительство заявляет, что его главный приоритет — это обеспечение общественной безопасности, а потому крупные покупки, вроде «BearCat» в Кине, пропускают без проблем. В 2002-2011 годах на такие вот игрушки МВД Великобритании выделило местной и государственной полиции более 35 млрд долл. А вот к средствам на превентивные меры оно относится куда скареднее. Нехватка денег в первую очередь сказывается на заключенных, наркоманах и других потенциальных преступниках. Вполне понятно, почему общество не спешит обеспечить им достойное существование. Но такой подход позднее оборачивается весьма крупными расходами.
Пусть вы сэкономите пару тысяч долларов на программах реабилитации и образования в тюрьмах. В результате этого бывшие заключенные (пусть их даже не так много), которых за свой срок не научили читать или бороться с зависимостью, скорее снова пойдут на преступление, нежели станут искать новую работу. А новые преступления для властей будут означать еще бóльшие расходы. В ставшем классикой исследовании[105] специалисты «RAND Corporation» попытались сравнить, насколько теми или иными мерами государство может сократить потребление кокаина. Оказывается, что каждый 1 млн долл., потраченный на сдерживание поставщиков в странах Латинской Америки, снижает объем потребления наркотика в США на 10 кг. Если бы этот 1 млн долл. передвинули чуть выше по цепочке поставок, ближе к потребителям, то сбыт снизился бы уже на 20 кг. Превентивные меры, такие как образовательные семинары в школах, еще эффективнее — они сокращают продажи кокаина на 25 кг. Но все эти цифры — ничто, по сравнению с программами реабилитации наркозависимых. Стоит направить в них ту же сумму — и потребление снизится на целых 100 кг. Иными словами, превентивные меры до 10 раз эффективнее, чем силовые (частично потому, что нацелены на спрос, как и указано в предыдущем разделе). Скучная и совсем неудивительная правда состоит в том, что намного дешевле вылечить наркозависимого и найти для него работу, чем гоняться за ним на БТР.
На страницах этой книги мы уже встречали примеры того, как раннее предупреждение приносит государству куда более ощутимую выгоду, чем борьба постфактум. Так, в Карибском регионе тюрьмы становятся своеобразной биржей труда для картелей просто потому, что власти не стремятся сделать их более безопасными (или хотя бы покормить заключенных). В Мексике картели завоевывают общественное признание благодаря проявлению так называемой «корпоративной социальной ответственности», подменяя власти, которые не в состоянии предоставлять минимальные услуги населению своей страны. Правительствам андских государств достаточно лишь приложить немного усилий, чтобы фермеры выращивали помидоры вместо коки. Но нет — они предпочитают тратить уйму денег на бессмысленное уничтожение их плантаций. Власти Центральноамериканских государств вполне могли бы помогать молодым людям искать работу, а не ждать, пока те сами найдут ее — у одной из местных банд. В конце концов, США могли бы тоже немного потратиться на реабилитацию зависимых от рецептурных болеутоляющих, чтобы в итоге они не пересаживались на героин — бороться с зависимостью от которого куда сложнее.
Конечно, легко сказать, что на решение любой социальной проблемы нужно больше денег. Но в случае с наркотиками их и без того тратят немало — просто тратят не эффективно. Пора бы властям сменить приоритеты и перестать жадничать на действенные меры.
Ошибка 3. Местное лечение глобальной болезни
Наркоторговля уже давно вошла в век глобализации. Она стала по-настоящему безграничной и раскинулась на целые страны, и даже континенты. Не стоит ограничивать борьбу с ней лишь территорией отдельных государств. Существует множество примеров, когда успешная антинаркотическая политика в одной стране попросту перемещала этот бизнес в другую. На страницах книги мы уже рассматривали, как действует эффект «воздушного шара» или, в латинской терминологии, «эффект таракана»: стоит прогнать его из одного места — и он тут же появится в другом. Так, в 1990-х годах власти Перу добились, по словам директора управления по борьбе с наркотиками ООН, «заметных успехов»[106] в борьбе с культивацией коки, которая после этого совершенно неожиданно стала в больших объемах расти в Колумбии. Спустя десять лет уже Колумбия избавилась от этой напасти, но теперь снова за счет Перу — а ООН опять назвала это «заметными успехами»[107]. Несмотря на оба этих «заметных достижения», что-то не особо заметно, чего именно они достигли.
Игра в кошки-мышки продолжается и в сбытовой части наркоиндустрии. Когда в 1980-х годах для контрабанды был закрыт крупнейший карибский маршрут, наркобароны обратили внимание на Мексику. Стоило властям обрушиться на их новое пристанище — и теперь они понемногу перемещаются в Центральноамериканские офшоры. Силы полиции и военных, конечно, не оставят это без внимания, а картелям снова придется переезжать — обратно на Карибы. Не меньшую ловкость преступники проявляют и в случае необходимости поменять рынок сбыта. В начале 2000-х в США наблюдался заметный спад продаж кокаина, однако ему сопутствовал аналогичный рост в странах Европы. Похоже, что в войне против наркотрафика локальных успехов достичь куда как проще, нежели глобальных. «Все, на что мы способны, это выдавить их со своей родины, чтобы это стало чьей-то еще проблемой», — мрачно сказал мне один из высокопоставленных чиновников штата на севере Мексики, когда мы проезжали в его бронированном внедорожнике по контролируемому картелем району.
Неудивительно, что власти отдельных стран не сильно беспокоятся о проблемах вне границ вверенной им территории. Уничтожение плантаций коки в Колумбии было сверхэффективным с точки зрения самих колумбийцев, хотя особо никак не сказалось на глобальном рынке. Картели — это транснациональный бизнес, но до сих пор не существует никакого наднационального органа по борьбе с ними. Есть, конечно, Управление ООН по наркотикам и преступности, но оно так зациклено на подавлении производства, что как будто просто не замечает всех недостатков подобной политики. Эксперты Управления с распростертыми объятиями приветствуют личные успехи каждой страны на этом поприще, и у них совсем не остается времени на то, чтобы подумать, как мало эти успехи значат для общего дела. Если бы обычная ТНК аналогичным образом попыталась прикрыть свою убыточность выдающимися достижениями на каком-то одном рынке, то ее акционеры вскоре начали бы задумываться о переносе своего капитала в другую компанию.
Причина, по которой эта война до сих продолжается, состоит в том, что самые крупные «акционеры» ООН — развитые государства, на которые приходится львиная доля голосов, полностью удовлетворены такой политикой. Страны Запада, традиционно потребляющие наибольшее количество наркотиков, только рады тому, что вся эта кутерьма происходит где-то вдалеке от них. Как мы уже отмечали, эффективнее всего воздействовать на наркотрафик ближе к концу цепи поставок, когда цена товара становится особенно высокой и, стало быть, его конфискация нанесет картелю наибольший ущерб. И все же небо над Лондоном или Вашингтоном не будет кишеть боевыми вертолетами. На этот счет горькое, но вполне оправданное замечание сделал Уго Альмада — профессор из Университета Хуареса. Он сказал, что США (и союзники из числа развитых государств) на своей территории войну с наркотиками ведут куда более взвешенно, чем в других странах. 4 из 10 американцев признают, что принимали (или все еще принимают) наркотики. Это означает, что общество относится терпимо к наркотрафику, покуда это не приводит к насилию. А в отношении менее состоятельных стран, которым не хватает полицейской мощи, чтобы подавить наркоторговлю, применяются санкции. «Те, кто отказывается сотрудничать, подвергается общественному осуждению, экономическому сдерживанию, односторонним мерам США при поддержке международного финансирования Всемирного банка и МВФ (Международного валютного фонда)», — пишет Мойзес Наим, эксперт по организованной преступности и бывший исполнительный директор Всемирного банка[108].
Президенты Латиноамериканских стран уже даже не пытаются скрывать своего раздражения по поводу такого положения дел. «Я считаю, что если американцы хотят наркотиков, то пусть ими и подавятся. Я этого не поддерживаю, но это их решение как общества и как потребителей. Они не понимают, что добровольно дают свои деньги убийцам», — сказал Фелипе Кальдерон, багровея от злости. А ведь у него есть повод злиться. Он потратил шесть лет своего президентского срока на то, чтобы уничтожить наркоторговлю в Мексике. А в это время США, хоть и настаивали на предельно жесткой политике, продолжали импортировать наркотики целыми тоннами.
Структура мирового рынка неизбежно привела к политическому тупику. Исторически сложилось так, что все страны делились на три типа: производители (Колумбия), транзитные (Мексика) и потребители (США и Европа). Из-за этого как правительства, так и их избиратели, видят только одну сторону медали. Страны-потребители, которые просто хотят не дать наркотикам достичь их границ, поддерживают самые жесткие меры борьбы, направленные в самое начало производственной цепочки, совершенно забывая о неэффективности такого подхода. В свою очередь, производители и транзитные страны не вполне понимают, почему собственно они должны тратить свои силы и средства на подавление бизнеса, деятельность которого по большей части сконцентрирована за их пределами.
Сейчас страны начинают пересматривать свое отношение к наркоторговле, и тому есть две причины. Во-первых, из-за того, что понятия «страна-производитель» и «страна-потребитель» размылись, их интересы стали совпадать. Наркотики преимущественно являются болезнью среднего класса, и по мере роста доходов в развивающихся странах, этот самый средний класс начинает потреблять их все больше — наравне с автомобилями, путевками на море и другими благами. Самым ярким примером того является Бразилия. Сегодня она занимает второе место в мире по объему потребления порошкового кокаина, и первое место по крэку. Одновременно с этим производство наркотиков в странах-потребителях тоже растет. В частности, марихуану теперь выращивают в непосредственной близости к потребителю, в особенности в США. Синтетические наркотики так и вообще можно приготовить в домашних условиях. И чем больше растет производство в странах-потребителях, тем сильнее они осознают всю неэффективность борьбы с самими поставщиками. Глядя на взрывной рост продаж марихуаны у себя на родине, американцы совсем позабыли о радикальном уничтожении плантаций в Колумбии и предпочли ему легализацию. Власти Новой Зеландии пришли к аналогичному выводу о синтетических смесях, которыми, хоть и спотыкаясь, все же пытаются как-то управлять.
Во-вторых, международная антинаркотическая политика развивается под влиянием изменений в расстановке сил. Бедные страны, традиционно считающиеся прибежищем для производителей и продавцов наркотиков, постепенно растут и обретают все больший вес. Так, в 2000 году Управление ООН по наркотикам спонсировалось на 96 % двадцатью «основными донорами» — по большей части развитыми государствами. В 2014 году на них пришлось уже 60 %, а оставшаяся сумма была предоставлена «развивающимися донорами». Среди них больше всего средств предоставили Колумбия и Бразилия, будучи совершенно недовольными силовым решением проблемы. Другие же страны придерживаются альтернативного подхода. Так, Россия, периодически инвестируя средства на эти цели в ООН (и даже направив своего дипломата, Юрия Федотова, на пост главы Управления в 2010 году), сама проводит крайне жесткую антинаркотическую политику. В Китае международный день против наркотиков и незаконной наркоторговли ежегодно отмечается казнями контрабандистов. Среди развивающихся стран есть не только «кнуты», но и «пряники», причем последних пока что больше. Но сегодня международная борьба с наркотрафиком стала активной, как никогда.
Ошибка 4. Не путайте запреты с контролем
В 1998 году под эгидой ООН прошла акция «Мир без наркотиков: мы можем!». Во многих отношениях это была великолепная идея. Ежегодно около 250 млн чел. принимают запрещенные вещества, и, хотя большинство остается в полном порядке, пострадавших тоже немало. Порядка 180 000 умирают от передозировки; неизвестно сколько еще получают серьезные увечья или наносят их другим. Том Горман, полицейский из Денвера, объявивший наркотикам войну, считает, что ни один человек, который своими глазами видел ужасы наркозависимости, не станет поддерживать легализацию. «Есть те, кто осознанно употребляет наркотики, а еще есть их жертвы, — сказал он. — Я стараюсь защитить последних».
Как и я. Но все выводы, которые я сделал на страницах этой книги — от истоков наркотрафика в Латинской Америке до карибских маршрутов; от потребителей в Колорадо и до продавцов в киберпространстве — лишь указывают на то, что если власти действительно хотят контролировать наркоиндустрию, вывести картели из игры и оградить свой народ от этой напасти, то запреты — далеко не самый удачный выбор. С момента проведения оптимистично настроенной акции ООН, наш мир так и не стал миром «без наркотиков». Несмотря на то что мировое сообщество тратит ежегодно более 1 трлн долл. на поддержание запретов, с 1998 года потребление марихуаны и кокаина выросло в полтора раза, а опиатов и вовсе утроилось. Не похоже, чтобы мы добились хоть каких-то успехов.
Долгие годы легализацию поддерживали в основном только любители «травки», а их главным аргументом было то, что марихуана куда безопаснее, чем множество других разрешенных веществ, как, например, алкоголь. Это чистая правда, но для широкой общественности она звучит неубедительно; большинство считает, что в мире и без конопли (да и других, более тяжелых наркотиков) достаточно опасных «развлечений». Правда, в последние годы их позиция несколько поменялась. Теперь в рамках легализации наркотики рассматривают не с точки зрения их безопасности, а, наоборот, вреда. Иными словами, контролировать распространение наркотиков и обеспечивать здоровье общества будет куда как проще, если забрать их из рук мафии и включить в правовое поле.
Как же тогда будет выглядеть легальный и управляемый законом наркорынок? Его прообраз мы рассмотрели на примере Колорадо. Наркотики тестируют на предмет безопасности и крепости, понятным языком доносят до покупателя их содержание, запечатывают в упаковку с защитой от детей и продают в ограниченном количестве лицам старше 21 года. Налоговые доходы выросли — в бюджет штата Колорадо только за первый год действия легализации дополнительно поступило 76 млн долл. Кроме того, эта мера позволила немного сэкономить на арестах. В Колорадо число задержанных за марихуану снизилось с 30 000 чел. до всего 2000 (конечно, по-прежнему будут отлавливать тех, кто не прошел возрастной ценз, у кого конопли слишком много либо нет соответствующих показаний). Фактически у картелей отняли более чем 700 млн долл. ежегодной выручки и отдали ее легальному бизнесу. Пока еще рано делать выводы о воздействии меры на потребление, потому что львиная доля спроса приходится на гостей из других штатов, и все-таки уже понятно, что легализация не затопила страну наркотиками. Почти половина штатов легализовала марихуану в той или иной форме — большинство в общепризнанных «медицинских» целях — а объем ее потребления не сильно изменился с 1990-х годов.
Столь позитивные предварительные результаты побудили и других к принятию этой меры. В течение года после запуска эксперимента в Колорадо к нему присоединились еще три штата. В 2014 году Уругвай стал первой страной в мире, полностью легализовавшей марихуану. В 2015 году власти Ямайки заявили, что легализуют «ганджу» для медицинского и религиозного использования, а также декриминализуют ее для всех остальных. Тот факт, что революция началась именно в США, отнял у федерального правительства всякое моральное право осуждать другие страны, придерживающиеся мягкого подхода. «Законы Ямайки — это, конечно, ее личное дело и ее суверенное решение», — сказал Уильям Браунфилд, заместитель секретаря сената США по борьбе с наркотиками, перед которым стоит крайне противоречивая задача: отстаивать запреты за рубежом, игнорируя их у себя на родине.
По сравнению с полнейшим провалом антинаркотической политики по другим фронтам, легализация марихуаны пока что полностью себя оправдывает. Что же делать с тяжелыми наркотиками? На сегодня единственной страной, попытавшейся включить в правовое поле другие рекреационные вещества, является Новая Зеландия. Испытывая нехватку классических наркотиков, она стала мировым лидером по производству синтетических. В попытках запретить так называемые «легальные смеси» как в самой Новой Зеландии, так и в других странах, власти лишь попусту «гоняли тараканов» и «мяли воздушный шарик». Новые запреты лишь порождали все больше почти идентичных товаров-заменителей. Постоянные запреты синтетических наркотиков не только оказались неэффективными, но и опасными. На замену относительно безопасным MDMA и экстази (если их потреблять в небольших количествах) пришли куда менее приятные альтернативы. Сегодня многие жертвы экстази на самом деле принимают PMA, его близкого, но куда более вредного родственника. Запретив MDMA, власти прогнали маленького и безобидного таракана, место которого тут же заняли десятки смертоносных копий. Намного безопаснее для общества будет разрешить небольшое количество безрисковых и официально протестированных «синтетических смесей», чем запрещать все. Если, конечно, власти Новой Зеландии когда-нибудь к этому придут.
Похоже, что даже в отношении самых тяжелых наркотиков легализация проявляет себя с лучшей стороны. Забрать эти вещества из рук картелей стоит хотя бы из-за их опасности для общества. Взять, к примеру, тот же героин. Хотя страны Европы предпочитают об этом молчать, некоторые из них — в том числе Швейцария, Нидерланды и Великобритания — в каком-то виде уже его легализовали. Наркотик, конечно, не продается на каждом углу, как марихуана в Колорадо. Вместо этого специализированные клиники получили право выписывать героин по рецепту и бесплатно для лечения наркозависимых. Идея состоит в том, что посредством управляемого и ограниченного употребления зависимые смогут постепенно «слезть» с него. Лучше всего такая программа реабилитации поставлена на поток в Швейцарии. Здесь 10-15 % (около 3000 чел.) всех потребителей наркотиков испытывают крайнюю степень героиновой зависимости, но именно на них приходится более 60 % всего наркотрафика в стране. Предоставляя им героин под надзором врача, властям удалось снизить их склонность к грабежам и другим преступлениям на 90 %.
Но это еще не все. Лишив рынка этих ключевых потребителей, программа реабилитации позволила сделать его куда менее привлекательным для наркоиндустрии с точки зрения объема спроса. Одновременно с этим мощный удар был нанесен и по предложению. У некоторых пациентов героиновая зависимость достигла таких чудовищных масштабов, что им приходилось самим продавать наркотик, чтобы заработать на очередную дозу. Теперь же они вне игры: число дилеров в стране заметно снизилось, и рядовым покупателям в Швейцарии стало гораздо сложнее раздобыть героин. Реабилитация крепко «сидевших» на нем пациентов позволила буквально обвалить рынок. Так, в 1990 году в Цюрихе было зарегистрировано 850 героинозависимых, а в 2005 — всего 150[109]. Легализация наркотика в форме строгого лечения под присмотром врача произвела такой эффект, о котором любые запреты могли только мечтать.
Спустя несколько месяцев после того, как фраза «война с наркотиками» впервые увидела свет, сидя в овальном кабинете, Ричард Никсон обсуждал со своим начальником штаба Гарри Холдеманом новый антинаркотический буклет, предложенный правительством. Президент рвал и метал.
«На обложку брошюры они хотят поместить мою цитату и фотографию, хорошую такую фотографию, и все остальное, чтобы люди поняли, что война с наркотиками — это проблема номер один, и решать ее мы будем всеми доступными средствами, — Никсон не на шутку разозлился. — А когда я увидел все эти „доступные средства“, черт возьми, меня чуть не стошнило. Ради всего святого, мне кажется, что лучше будет написать „полномасштабная война“, или „на всех фронтах“, или, эм-м, хотя бы „отвратительная“».
Холдеман был полностью согласен. «„Всеми доступными средствами“ — будет означать, что мы на самом деле слабо представляем, как с этим бороться, — ответил он президенту. — Может, это и так. Но нам явно не стоит этого говорить»[110].
С тех пор такого же подхода придерживались власти многих других стран. Не имея ни малейшего представления о том, как бороться с растущей во всем мире наркозависимостью, они и по сей день упорно продолжают надеяться на доказавшую свою неэффективность силовую политику. С каждым годом ее последствия проявляются все больше. Число потребителей наркотиков вовсе не снижается, а ряд ранее дешевых сельскохозяйственных культур теперь продается по заоблачным ценам. Все это только на руку преступникам. «Полномасштабная война» лишь помогла создать «отвратительную» и жестокую наркоиндустрию с оборотом более 300 млрд долл.
Уже прошло почти полвека с тех пор, как Никсон объявил наркотикам войну. Но за эти годы ничего не изменилось. Настало время попробовать другие средства из «всех доступных средств», чтобы бороться с наркобизнесом. Если правительства не изменят антинаркотическую стратегию радикально, условия для бизнеса мафии и дальше будут оставаться благоприятными.
Благодарность за поддержку
«Наркономика» началась как статья в журнале «Economist» от 28 июля 2012 года. Тогда должность редактора бизнес-колонки занимал Роберт Гест. Он и попросил меня написать о Мексике, и я подготовил материал, который стал своего рода пилотной главой этой книги (если вам еще не надоело ее читать, то вы можете ознакомиться со статьей по ссылке ). Роберт, как и множество других людей в «Economist», неоценимо помог мне в моей работе. Я выражаю благодарность Майклу Риду, бывшему редактору по разделу Латинской Америки во время моей командировки в Мексику, настоящей ходячей энцикплопедии; Джону Миклетвейту, ныне работающему в «Bloomberg News», который первый меня заметил и набрался храбрости отправить меня изучать Мексику, несмотря на то что я не знал о ней ровным счетом ничего; Селине Данлоп за то, что она любезно помогла мне отыскать фотографии, размещенные в этой книге; Адаму Мира за его помощь с графиками и таблицами; Эндрю Палмеру, ведь он свел меня со своим знакомым Эндрю Стюартом, без которого книга никогда бы не увидела свет; Джону Махани и его коллегам в «PublicAffairs» за то, что они проявили креативность и ввязались в предприятие начинающего писателя. Я благодарен тем людям, которые помогали мне даже с риском для себя, пока я собирал материал для этой книги: в Англии, США, Мексике, Гватемале, Сальвадоре, Гондурасе, Боливии, Доминиканской Республике, Португалии, Новой Зеландии и множестве других стран. Наконец, я больше всего благодарен за поддержку моей любимой семье.
Об авторе
Том Уэйнрайт - британский редактор журнала «Экономист». До 2013 года он был корреспондентом журнала в Мехико, где отвечал за Мексику, Центральную Америку и Карибский бассейн, а также части Южной Америки и приграничный регион Соединенных Штатов. Перед работой в журналистике он читал философию, политику и экономику в Оксфордском университете. Уэйнрайт родился в 1982 году в Лондоне, Англия, где он живет сегодня.
Примечания
1
Executive Secretariat of the National Public Security System. Reports of Incidence of Crime by Year, 2010 (на испанском языке) на -delictiva/incidencia-delictiva-fuero-comun.php.
(обратно)2
Приведены округленные данные Управления ООН по наркотикам и преступности (здесь и далее UNODC). Также см. Time for Policy Change Against Crime, Not in Favor of Drugs. 2009 на -unodc/speech-es/2009-03-11.html.
(обратно)3
Kilmeretal В. Reducing Drug Trafficking Revenues and Violence in Mexico. RAND Corporation occasional paper. 2010. P. 19 на .
(обратно)4
Naim М. Illicit: How Smugglers, Traffickers, and Copycats Are Hijacking the Global Economy. New York: Doubleday, 2005. P. 68.
(обратно)5
Plurinational State of Bolivia, Monitoring of Coca Cultivation 2014. UNODC. August 201S (на испанском языке) на .
(обратно)6
World Drug Report 2006. UNODC. 2007 на -and-analysis/WDR-2006.html.
(обратно)7
См. с. 75 на -and-research/2013_data_supplement_final2.pdf.
(обратно)8
T van Riper. The Wal-Mart Squeeze // Forbes. April 24, 2007 на -suppliers-margins-lead-cxtvr0423walmart.html.
(обратно)9
Fishman С. The Wal-Mart You Don’t Know // Fast Company. December 2003 на -mart-you-dont-know.
(обратно)10
Gallego J., Rico D. Manual Eradication, Aerial Spray and Coca Prices in Colombia // Unpublished paper. 2012 на .
(обратно)11
Dube О., Garcia-Ponce О., Thom К.From Maize to Haze: Agricultural Shocks and the Growth of the Mexican Drug Sector // Center for Global Development. 2014 на -haze-agricultural-shocks-growth-mexican-drug-sector0.pdf.
(обратно)12
Recommended Methods for the Identification and Analysis of Cocaine in Seized Materials. UNODC. 2012 на .
(обратно)13
Ciudad Juarez Man Sentenced for Eight Years for Bribery/Drug Smuggling // US Immigration and Customs Enforcement news release. September 15, 2008 на -juarez-man-sentenced-8-years-briberydrug-smuggling.
(обратно)14
Dudley S.S. Drug Trafficking Organizations in Central America: Transportistas, Mexican Cartels and Maras. Wilson Center. 2010 на /%20Cartels%20and%20Maras.pdf.sites/default/files/Chapter%202%20Drug%20Trafficking%200rganizations%20in%20Central%20America%20Transportistas,%20Mexican%20Cartels%20and%20Maras.pdf.
(обратно)15
US Securities and Exchange Commission см. C. 15 на #s8EF7834BE4E777188CAFl031CB30C168.
(обратно)16
Fiorentini G., Peltzman S., eds. The Economics of Organised Crime. Cambridge: Cambridge University Press, 1997.
(обратно)17
Villacorte С.Tattoo Removal in Prison Gives Inmates a Second Chance // Huffington Post. September 4, 2013 на -removal-prison_n_3864222.html.
(обратно)18
The Illicit Drug Trade in the United Kingdom. Matrix Knowledge Group / Home Office. 2007 на -office.gov.uk/rds/pdfs07/rdsolr2007.pdf.
(обратно)19
Palazzolo J. Jelmayer R. Brazil Files Bribery Charges in Embraer Aircraft Sale to Dominican Republic I I Wall Street Journal. September 23,2014 на -files-bribery-charges-in-embraer-aircraft-sale-to-dominican-repub-lic-1411502236.
(обратно)20
Skarbek D. The Social Order of the Underworld: How Prison Gangs Govern the American Prison System. Oxford: Oxford University Press, 2014.
(обратно)21
Gram D. The Brand I I New Yorker. February 2004, на -brand.
(обратно)22
The Illicit Drug Trade in the United Kingdom. Home Office. 2007.
(обратно)23
Soudijn М., Reuter P. Managing Potential Conflict in Illegal Markets: An Exploratory Study of Cocaine Smuggling in the Netherlands. 2013 на /-/media/ Programmas/Internationalisering/Further %20insights %20into %20aspects %20of %20 the 9620EU %20illicit %20drugs %20market.ashx.
(обратно)24
Bowden С. Murder City: Ciudad Juarez and the Global Economy’s New Killing Fields. New York: Nation Books, 2010.
(обратно)25
Nairn M. Illicit: How Smugglers, Traffickers, and Copycats Are Hijacking the Global Economy. New York: Doubleday, 2005. P. 73.
(обратно)26
Cited by Common Sense for Drug Policy на -pot.txt.
(обратно)27
International Centre for Prison Studies, .
(обратно)28
Maclean R. We’re Not a Gang, We’re a Union, Say the Drug Killers of Ciudad Juarez // London Times. March 27,2010, доступно на сайте автора по ссылке -not-a-gang-were-a-union-say-the-drug-killers-of-ciudad-juarez.
(обратно)29
Reforma’s regular opinion poll. April 1, 2014. P. 8 (на испанском), процитирована статья .
(обратно)30
Пер. автора. Веселую балладу можно послушать по ссылке .
(обратно)31
El Chapo Accuses Governor of Chihuahua of Helping Juarez Cartel. Proceso, September 15, 2010 (на испанском) на .
(обратно)32
Ries A., Ries L. The Fall of Advertising and the Rise of PR. New York: HarperCollins, 2012.
(обратно)33
Приблизительная цифра, приведенная в статье Davies N. Flat Earth News. London: Chatto and Windus, 2008.
(обратно)34
El D. de Juárez. What Do You Want from Us? September 19,2010 на -09-19_cfaade06/_que-quieren-de-nosotros/?/.
(обратно)35
Smith A. Fortune S00 Companies Spend More Than $500bn on Corporate Responsibility// Financial Times. October 12, 2012 на -4fe0-lle4-a0a4-00144feab7de.html#axzz31qtuDTmC.
(обратно)36
Процитирована статья сайта La Jornada от 20 сентября 2005 года (на испанском), ?section=politica&articl =022nlpol.
(обратно)37
Grossman H. I. Rival Kleptocrats: The Mafia Versus the State I I Fiorentini G., Peltzman S. The Economics of Organised Crime. Cambridge: Cambridge University Press, 1997.
(обратно)38
Franchetti L. Political and Administrative Conditions in Sicily. 1876.
(обратно)39
Gambetta D., Reuter P. Conspiracy Among the Many: The Mafia in Legitimate Industries // Fiorentini G., Peltzman S. The Economics of Organised Crime. Cambridge: Cambridge University Press, 2007.
(обратно)40
FBI. Investigative Programs: Organized Crime на -us/ investigate/organizedcrime/cases/carting-industry.
(обратно)41
Wainwright T. Senores, Start Your Engines // Economist. November 24, 2012 на -report/21566782-cheaper-china-and-credit-and-oil-about-start-flowing-mexico-becoming.
(обратно)42
Blinder A. Offshoring: The Next Industrial Revolution? // Foreign Affairs. March 2006 на -03-01/offshoring-next-industri-al-revolution.
(обратно)43
Brownetal С. The 2010 National Organizations Survey: Examining the Relationships Between Job Quality and the Domestic and International Sourcing of Business Functions by United States Organizations / Institute for Research on Labor and Employment, December 2013 на -13.pdf.
(обратно)44
Latin America: Tax Revenues Continue to Rise, but Are Low and Varied Among Countries. OECD. January 20, 2014 на -america-tax-revenues-continue-to-rise-but-are-low-and-varied-among-countries-according-to-new-oecd-eclac-ciat-report.htm.
(обратно)45
См. , а также .
(обратно)46
Wainwright T. Dicing with Death // Economist. April 12, 2014 на . economist.com/sites/default/files/media/2014InfoG/databank/IR2a.pdf.
(обратно)47
Country Report: Honduras. US Department of State. 2014 на . gov/j/inl/rls/nrcrpt/2014/voll/222904.htm.
(обратно)48
Cocaine from South America to the United States. UNODC на https ://. org/documents/toc/Reports/TOCTASouthAmerica/English/TOCTA_CACaribb_cocaine_ SAmericaUS.pdf.
(обратно)49
Это доказывается Питером Рейтером в работе «The Limits of Supply-Side Drug Control» (Milken Institute Review. First Quarter 2001) на . edu/sites/default/files/reuter/files/milken.pdf.
(обратно)50
Miguel L, Giron C. Land Ownership Transfers in the Peten, Guatemala. Western Hemisphere Security Analysis Center. Florida International University. February 1, 2011 на hemsac.
(обратно)51
Naish N., Scott J. Coke: The Biography. London: Robson Press, 2013. P. 18.
(обратно)52
Incidence of Crime 2014. National System of Public Security. 2015 (на испанском), %20del %20fuero %20comun/ Cieisp2014012015.pdf.
(обратно)53
Chris Kanich et al., Spamalytics: An Empirical Analysis of Spam Marketing Conversion. CCS’08. 2008, /-savage/papers/CCS08Conversion.pdf.
(обратно)54
Blair R., Lafontaine F. The Economics of Franchising. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.
(обратно)55
Mazzitelli А. О. Mexican Cartels’ Influence in Latin America. Florida International University. Applied Research Center. September 2011 на -Antonio-Mexican-Cartel-Influence-in-Central-America-Sept.pdf.
(обратно)56
Drucker P. The Daily Drucker. New York: HarperCollins, 2004.
(обратно)57
См. выступление Родриго Каналеса о мексиканских картелях на канале TED, по ссылке http :// deadly genius of drug cartels/ transcript?language=en.
(обратно)58
За 2004 год зафиксировано 539 убийств; в 2014 — уже 1,514. См. -delictiva/incidencia-delictiva-fuero-comun.php.
(обратно)59
Miller С. G. Hot Litigation Topics in Franchising. Unpublished paper на -content/uploads/2012/07/HOT-LITIGATION-TOPICS-IN-FRANCHISING.pdf.
(обратно)60
Grecko Т., Espino D. War for the «Red Gold» Tears Guerrero Apart // El Universal. February 3,2015 (на испанском) на -mexico/2015/impreso/guerra-porel-8216oro-rojo-8217flagela-a-guerrero-222823.html, а также Ramirez J. Government of the Republic Identifies Nine Cartels; They Control Forty-three Gangs // Excelsior. September 16, 2014 (на испанском) на / nacional/2014/09/16/981925#imagen-2.
(обратно)61
Drugs Use Map of the World // Guardian. July 2, 2012 на -use-map-world.
(обратно)62
Wainwright T. Legal Highs: A New Prescription // Economist. August 8, 2013 на -new-zealands-plan-regulate-designer-drugs-better-trying-ban-them-and-failing-new.
(обратно)63
Например, см. Wilkins С. et al. Legal Party Pill Use in New Zealand. Centre for Social and Health Outcomes Research and Evaluation. Massey University. Auckland по ссылке %20of %20Humanities %20and %20Social %20Sciences /Shore /reports /Legal %20party %20pills %20in %20New %20 Zealand %20report3.pdf.
(обратно)64
World Drug Report 2013. UNO DC. June 26, 2013 на -brazil/en/frontpage/2013/06/26-world-drug-report-notes-stability-in-use-of-traditional-drugs-and-points-to-alarming-rise-in-new-psychoactive-substances.html.
(обратно)65
Controlled Drugs: Licences, Fees and Returns. Home Office. July 24, 2015 на https:// -drugs-list.
(обратно)66
Текст нелепого призыва увековечен в Хансарде, официальном отчете о заседаниях обеих палат Парламента, в разделе делопроизводства, публикаций и записей от 23 июля 1996 года. Ознакомиться с ним можно по ссылке . the-stationery-office.co.uk/pa/cml99596/cmhansrd/vo960723/text/60723wl0.htm.
(обратно)67
Процитирована статья «Is Irish Ban on Legal Highs Driving Market Underground?» (Guardian. June 30,2015) на -of-legal-highs-drive-bereaved-mother-to-campaign-for-uk-ban.
(обратно)68
Psychoactive Substance Regulations — Regulatory Impact Assessment // Treasury of New Zealand. August 5, 2014 на -tionreleases/ris/pdfs/ris-moh-psr-jull4.pdf.
(обратно)69
Pharmaceutical Industry // Programmes. World Health Organization на .
(обратно)70
DiMasi J.A. Innovation in the Pharmaceutical Industry: New Estimates of R&D Costs. Tufts Center for the Study of Drug Development. November 18,2014 на . edu/files/uploads/ruftsCSDDbriefmgonRDcost_study_-_NovJ8,_2014.pdf.
(обратно)71
The Price of Failure // Economist. November 27, 2014 на . com/news/business/21635005-startling-new-cost-estimate-new-medicines-met-scepticism-price-failure.
(обратно)72
Groeger L. Big Pharma’s Big Fines // ProPublica. February 24,2014 на . propublica.org/graphics/bigpharma.
(обратно)73
Regulatory Impact Statement: Amendment to the Psychoactive Substances Act 2013// Treasury of New Zealand. May 2014 на / informationreleases/ris/pdfs/ris-moh-apsa-mayl4.pdf.
(обратно)74
Gillies A. Matt Bowden’s Legal High Company in Liquidation // 3 News. May 16, 2015 на -bowdens-legal-high-company-in-liquidation-2015051617#axzz3eYIB5tSf.
(обратно)75
См. .
(обратно)76
Global Drug Survey. 2014 на -figures/the-global-drug-survey-2014-findings.
(обратно)77
Aldridge J., Décary-Hétu D. Not an ‘eBay for Drugs’: The Cryptomarket «Silk Road» as a Paradigm Shifting Criminal Innovation // Social Science Research Network. May 13, 2014 нa .
(обратно)78
Ginsburg B. С. et al. Purity of Synthetic Cannabinoids Sold Online for Recreational Use // Journal of Analytical Toxicology. 36 (1). January 2012.
(обратно)79
Jena А. В., Goldman D. P. Growing Internet Use May Help Explain the Rise in Prescription Drug Abuse in the United States // Health Affairs. May 12, 2011 на http:// content.healthaffairs.org/content/30/6/1192.full.pdf+html.
(обратно)80
Jackson М. О. Social and Economic Networks. NY: Princeton University Press, 2008.
(обратно)81
Pearson G., Hobbs D. Middle Market Drug Distribution. Home Office Research Study 227. November 2001 на .
(обратно)82
Kilmer В., Reuter P. Prime Numbers: Doped//Foreign Policy. October 16, 2009 на http ://foreignpolicy.com/2009 /10/16/prime-numbers-doped.
(обратно)83
Bearman Р. S., Moody J., Stovel К. Chains of Affection: The Structure of Adolescent Romantic and Sexual Networks //American Journal of Sociology. 110 (1). July 2004 на /-jmoody77/chains.pdf.
(обратно)84
Findings from the 2013/14 Crime Survey. Home Office, 2014 на . uk/government/publications/drug-misuse-findings-from-the-2013-to-2014-csew/drug-misuse-findings-from-the-201314-crime-survey- for-england-and-wales.
(обратно)85
Popping Pills: Prescription Drug Abuse in America. National Institute on Drug Abuse. 2011 на -topics/trends-statistics/infographics/ popping-pills-prescription-drug-abuse-in-america.
(обратно)86
Roberts В. et al. An Analysis of Migrant Smuggling Costs Along the Southwest Border. Department of Homeland Security, working paper. November 2010 на . gov/xlibrary/assets/statistics/publications/ois-smuggling-wp.pdf.
(обратно)87
Roberts В. et al. An Analysis of Migrant Smuggling Costs Along the Southwest Border. Department of Homeland Security, working paper. November 2010 на . gov/xlibrary/assets/statistics/publications/ois-smuggling-wp.pdf.
(обратно)88
Passel J. S., Cohn D'V., Gonzalez-Barrera A. Net Migration from Mexico Falls to Zero — and Perhaps Less. Pew Hispanic Center. April 23, 2012 на -migration-from-mexico-falls-to-zero-and-perhaps-less.
(обратно)89
Процитировано исследование Бо Килмера «Reducing Drug Traffi eking Revenues and Violence in Mexico» (RAND Corporation. Casional paper. 2010 на . org/content/dam/rand/pubs/occasional papers/2010/RAND_OP325.pdf.
(обратно)90
Gabie R. S. Comparison of Acute Lethal Toxicity of Commonly Used Psychoactive Substances // Addiction. 99 (6). (2004).
(обратно)91
Cicero T. J. The Changing Face of Heroin Use in the United States // JAMA Psychiatry. 71 (7). (2014) на .
(обратно)92
Васа R. Chart: Colorado Marijuana Sales Hit $700 Million in 2014 // Cannabist. February 12, 2015 на -marijuana-sales-2014-700-million/27565.
(обратно)93
Smith A. Tech-Savvy Criminals Now Using Heat-Seeking Drones to Target Cannabis Farms // Halesowen News. April 17, 2014 на / news/11155386.print.
(обратно)94
First annual report of the Colorado Marijuana Enforcement Division. 2015 на %20MED%20Annual %20 Report_l.pdf.
(обратно)95
Dowd М. Don’t Harsh Our Mellow, Dude // New York Times. June 3,2014 на http:// -dont-harsh-our-mellow-dude.html?_r=0.
(обратно)96
Kilmer В.Reducing Drug Trafficking Revenues and Violence in Mexico // RAND Corporation occasional paper. 2010. P. 19 на / pubs/occasional papers/2010/RAND_OP32S.appendixes.pdf.
(обратно)97
Mapping Marijuana // Economist. January 20, 2015 на / blogs/graphicdetail/2015/01/daily-chart-11.
(обратно)98
Dolmetsch С. New York Expands Fight on Smuggled Cigarettes with UPS Suit // Bloomberg. February 18, 2015 на -02-18/ new-york-expands-fight-on-smuggled-cigarettes-with-ups-lawsuit.
(обратно)99
Possible Impact of the Legalization of Marijuana in the United States // IMCO. October 2012 (на испанском) на .
(обратно)100
Ro S. Wall Street Analyst Argues Big Tobacco Will Soon Have to Answer Big Questions About Pot // Business Insider. December 10, 2014 на -analyst-on-marijuana-2014-12.
(обратно)101
Barry R. A., Hiilamo H., Glantz S. Waiting for the Opportune Moment: The Tobacco Industry and Marijuana Legalization // Milbank Quarterly. 92(2). 2014 на -articles/pdf/Milbank_Quarterly_Vol-92_No-2_2014_The_Tobacco_Industry_and_Marijuana_Legalization.pdf.
(обратно)102
Collier К., Schwartz J. DPS Boosts Drug Seizure Values as It Seeks More Border Money // Austin American-Statesman. February 26, 2015 на . com/news/news/state-regional-govt-politics/dps-boosts-drug-seizure-values-as-it-seeks-more-bo/nkKbc.
(обратно)103
Reuter P. Understanding the Demand for Illegal Drugs. Washington, DC: National Academies Press на -the-demand-for-illegal-drugs.
(обратно)104
О полном опасностей «фестивале тыкв» в Кине написал мой бесстрашный коллега Джон Фасман в своей статье «Полицейский или военный?», опубликованной в журнале «Economist» от 22 мая 2014 года по ссылке -states/21599349-americas-police-have-become-too-militarised-cops-or-soldiers.
(обратно)105
The Benefits and Costs of Drug Use Prevention // RAND Corporation, research brief. 1999 на .
(обратно)106
Приведена цитата Талифа Дина, UN Body Praises Peru, Bolivia for Slashing Output. Inter Press Service. March 7, 2000 на -un-body-praises-peru-bolivia-for-slashing-output.
(обратно)107
UN press release. UNODC Reports Steep Decline in Cocaine Production in Colombia. June 19, 2009 на -reports-steep-decline-in-cocaine-production-in-colombia.html.
(обратно)108
Naim М. Illicit: How Smugglers, Traffickers, and Copycats Are Hijacking the Global Economy. New York: Doubleday, 2005. P. 80.
(обратно)109
War on Drugs: Report of the Global Commission on Drug Policy. June 2011 на /wp-content/themes/gcdp_vl/pdf/Global_ Commission_Report_English.pdf.
(обратно)110
Личная беседа Ричарда Никсона и Гарри Холдемана в Овальном кабинете. 21 марта 1972 года по ссылке .
(обратно)Комментарии
1
Игра слов. В английском языке слово «coke» означает и безалкогольный газированный напиток Кока-кола (Coca-Cola), и кокаин. (прим. пиратского издателя).
(обратно)2
Козел (прим. пер.).
(обратно)3
Эта сомнительная история самым душераздирающим образом изложена в наркокорридос (наркобалладе) «Пятьдесят тысяч красных роз» Лупилло Риверой.
(обратно)4
По аналогии с известной тюрьмой Алькатрас (прим. пер.).
(обратно)5
За исключением Роя У. Дж. Чуа из Гарвардской школы бизнеса, чьи эксперименты показали, что люди, работающие в условиях межкультурного конфликта, показывают куда более низкие результаты в тестах на креативность.
(обратно)6
Корпоративная социальная ответственность (КСО, также называемая корпоративная ответственность, ответственный бизнес и корпоративные социальные возможности) — это концепция, в соответствии с которой организации учитывают интересы общества, возлагая на себя ответственность за влияние их деятельности на фирмы и прочие заинтересованные стороны общественной сферы. Это обязательство выходит за рамки установленного законом обязательства соблюдать законодательство и предполагает, что организации добровольно принимают дополнительные меры для повышения качества жизни работников и их семей, а также местного сообщества и общества в целом.
Практика КСО является предметом многочисленных споров и критики. Защитники утверждают, что имеется прочное экономическое обоснование КСО, и корпорации получают многочисленные преимущества от того, что работают на более широкую и продолжительную перспективу, чем собственная сиюминутная краткосрочная прибыль. Критики спорят, что КСО уводит в сторону от фундаментальной экономической роли бизнеса; одни утверждают, что это не что иное, как приукрашивание действительности; другие говорят, что это попытка подменить роль правительства в качестве контролера мощных мультинациональных корпораций.
(обратно)7
Эриберто Ласкано Ласкано (исп. Heriberto Lazcano Lazcano; 25 декабря 1974 — 7 октября 2012) — мексиканский наркоторговец, возглавлявший крупный наркокартель Лос-Сетас. В 17 лет завербовали в мексиканскую армию. Затем был переведен в GAFES (мексиканский спец. отряд по борьбе с наркокартелями). Во время службы в GAFE был завербован Гульфо картелем, где позже возглавил карательный отряд.
Сообщалось, что 17 июня 2011 года он был застрелен в перестрелке, но ни американские, ни мексиканские власти это не подтвердили. 12 октября задержали «правую руку» Ласкано. Убит в перестрелке с морскими пехотинцами 7 октября 2012 года. Через несколько часов после убийства тело убитого лидера наркокартеля «Сетас» похитили.
(обратно)8
В итоге тактика с разводом не сработала. Вскоре после моей встречи с Коломом кандидатура его бывшей супруги была признана незаконной. Брак восстановлен не был.
(обратно)9
Хотя Сальвадор — это исключение. Согласно данным ВЭФ, в нем условия для бизнеса немного лучше, чем в Никарагуа, но при этом количество убийств значительно больше. Это можно объяснить жестокостью уличных банд: данные приведены на момент до заключения перемирия, о котором говорилось в гл. 2. Что касается уровня смертности в Гондурасе, то он был особенно высок в 2012 году и частично обусловлен путчем 2009 года.
(обратно)10
«Рикардо» — это псевдоним. Все остальное передано без изменений.
(обратно)11
«Royal» — «королевский» (прим. пер.).
(обратно)12
Ндрангета (итал. 'Ndrangheta, от греч. ἀνδραγαθία «доблесть») — крупная итальянская организованная преступная группировка, происходящая из Калабрии — самой бедной провинции Италии. Хотя ндрангета далеко не так известна, как сицилийская Коза Ностра и неаполитанская Каморра, она является одной из наиболее могущественных преступных организаций в мире: исследовательский институт Eurispes оценивает её доходы за 2007 год в 47 млрд евро.
(обратно)13
Полулегальный (прим. пер.).
(обратно)14
По данным на 1 ноября 2017 года, стоимость одного биткойна оценивалась уже в 7000 долл. (прим. ред.).
(обратно)15
Крайним случаем этой ситуации является пример из 5-й главы, когда гондурасский полковник искал покупателя на кусок лунного камня. Его поиски были столь трудными, что товар пришлось отдать не за 1 млн долл., а за 10 000 долл. да рефрижераторный грузовик. Может, где-то в другой стране и был покупатель, готовый уплатить более высокую цену, но как же полковник мог его найти?
(обратно)16
Иногда продавцы открыто признаются в своем мошенничестве. После своего «исчезновения» в начале 2015 года с суммой 34 900 фунтов (52 000 долл.) продавец «DataProV» оставил на своей страничке на площадке «Evolution» следующее сообщение: «Прошу прощения. Большинство из вас ничего не потеряет. Кто-то потеряет. Кто-то даже более 10 000 фунтов! Всем мир, пацаны».
(обратно)17
«Кедр» (прим. пер.).
(обратно)18
«Конопляный тур» (прим. пер.).
(обратно)19
На сегодняшний день марихуана полностью легализована в Вашингтоне, Колорадо, Орегоне, Аляске, Калифорнии, Неваде, Мэне и Массачусетсе. Получить по рецепту врача ее можно в Монтане, Северной Дакоте, Миннесоте, Мичигане, Иллинойсе, Огайо, Пенсильвании. Мэриленде, Делавэре, Вирджинии, Нью-Джерси, Нью-Йорке, Коннектикуте, Род-Айленде, Нью Гемпшире, Вермонте, Арканзасе, Луизиане, Флориде, Нью Мексико и на Гавайях. — Примеч. ред.
(обратно)20
Если снижение цены и произойдет, то оно будет зависеть от эластичности предложения. См. разработку Министерства юстиции от 2002 года о спросе и предложении наркотиков: Rhodes W. Illicit Drugs: Price Elasticity of Demand and Supply no ссылке .
(обратно)
Комментарии к книге «Narconomics: Преступный синдикат как успешная бизнес-модель», Том Уэйнрайт
Всего 0 комментариев