«Метрополии морей»

Карл ЛЁБЕ

Карл ЛЁБЕ

МЕТРОПОЛИИ МОРЕЙ

Перевод с немецкого

Ю. И. КУКОЛЕВА

О. В. СОКОЛОВСКОЙ

Общая редакция

Н. Н. ЧЕРЕМНЫХ

Предисловие

С. С. НИКИТИНОЙ

Karl Löbe. Metropolien der Meere. Entwicklung und Bedeutung großer Seehäfen. Econ Verlag GmbH, Düsseldorf und Wien, 1979

Сокращенный перевод на русский язык, предисло­вие и примечания, издательство М., «Прогресс», 1982

Само название книги предполагает рассказ о морских портах, их значе­нии для экономики страны. Но автор ставит вопрос шире: он не только не ограничивается описанием облика и функций современных морских портов, но рассказывает об их развитии в исторической ретроспективе. В книге интерес­но излагаются такие вопросы, как история флагов и вымпелов, которые несут на себе морские торговые суда, проблемы регистрации судов, специфика линейного и трампового судоходства, пассажирского морского сообщения.

Содержание

Предисловие

Манящее слово - порт

С портом стоит познакомиться поближе

Без порта не обойтись

Романтика? Романтика!

Прогулка по порту

Первые впечатления

Почетный гость порта

Причал - сердце порта

Дела и заботы порта

Что такое свободная (вольная) гавань

Между портом и морем

«Свободное» море

«Путеводные звезды» судна

Это жестокое береговое право

Бедствие на море

Морские каналы

Судно формирует облик порта

Обоюдная зависимость

Морской гигант и порт

Там, где без парома трудно

Морской порт в экономике и политике страны

Партнеры порта

Приметы морского порта

Как рождается морской порт?

Крутые повороты в судьбе портов

Указатель географических названий

Предметный указатель

Именной указатель

ПРЕДИСЛОВИЕ

Метрополии морей - морские порты. Название книги Карла Лёбе ассоциируется с романтической карти­ной пустынного причала и белеющих на горизонте пару­сов. Но прошли годы, развитие гражданской авиации отвлекло из морских портов беспокойные толпы людей, стремящихся в дальние края, а причалы морских пор­тов были отданы в распоряжение мощных современных грузовых судов. Морские порты превратились в крупные индустриальные комплексы, но не утратили своей роман­тики. Романтика сегодняшнего морского порта - в четкой и слаженной работе огромного числа людей и механизмов.

Прогресс в технике морского судоходства дал возмож­ность укрепить и расширить связи между странами, отстоящими друг от друга на многие тысячи морских миль. Мировой океан уже не разделяет, а соединяет людей, не затрудняет, а облегчает связи между ними. Все большая часть международного товарообмена прохо­дит морскими путями. В сложную систему международных экономических отношений вовлечены все страны. Даже те из них, которые не имеют непосредственного выхода к морю, все шире используют морской транспорт для доставки грузов и пассажиров.

Свыше 60 тыс. судов, вместимостью более 100 регист­ровых т. каждое, бороздят в настоящее время воды Миро­вого океана. В прибрежных районах увеличилось коли­чество судов рыбопромыслового, вспомогательного, прогу­лочного флотов. В районах нефтепромыслов растет число морских буровых платформ и соответственно повышает­ся интенсивность движения специализированных судов.

В такие порты, как Роттердам, Гамбург, Лондон, еже­дневно заходят до 150 крупных судов.

Морские порты - начальные и заключительные звенья перевозок грузов и пассажиров, пункты прибытия и от­правления. Там перекресток путей всех видов современ­ного транспорта. Можно смело сказать, что от порта зависит жизнь портового города, его расцвет и упадок. И не только города, но и тяготеющих к нему районов.

Привлекательность книги К. Лёбе, восполняющей пробел в списке современных книг о морских портах и истории их развития, заключается в искренней увлечен­ности человека, много лет занимающегося вопросами экономики транспорта. Только очень увлеченный человек мог сказать такие слова о современном морском порте: «Всмотреться в работу порта, понаблюдать за работой чуткого и мощного, точного и до мелочей продуманного механизма, каким является морской порт - занятие не только во многих отношениях интересное, но и захва­тывающее». В то же время книгу К. Лёбе отличает сочетание обстоятельности в описании деятель­ности морских портов и четкости построения материала.

В давние времена, когда люди отваживались пускать­ся в плаванье, не удаляясь далеко от берега, и неболь­шие суда попросту вытаскивали на берег, морским пор­том считалась безопасная гавань, где можно было укрыться от непогоды. Тогда портом чаще всего служило устье реки или морской залив, защищенный выдававши­мися в море мысами.

Иногда коммерческие соображения вынуждали море­ходов подходить к берегам различной и не всегда удоб­ной для судов конфигурации. В местах, где не было ни залива, ни устья, устраивались якорные стоянки, укры­вавшие суда от непогоды. С помощью насыпных волно­ломов создавались небольшие акватории. Так возникали отдельные элементы современного порта, представляю­щего собой комплекс волноломов, бассейнов, причалов и пирсов. По свидетельству историков, порты в бассейне Средиземного моря сооружались еще три тысячи лет назад.

При современном уровне развития техники морской порт не обязательно привязывать к месту с выгодными природными условиями. Теперь на решение вопроса о расширении и модернизации старого порта или строительстве нового влияет значительно большее число фак­торов. Среди критериев, определяющих выбор места, все большую роль играют экономические соображения, хотя все факторы - географические, технические, экономиче­ские, политические и культурные - должны рассматри­ваться в комплексе. Если все эти факторы не создают благоприятных условий для портовой деятельности, то новый порт не строят, а старый начинает постепенно утрачивать значение в мировом морском судоходстве.

Следует отметить, что в книге «Метрополии морей» вопросу создания новых портов в наши дни уделено совсем мало внимания. Это вполне естественно, поскольку таких портов - единицы. Основное внимание в промышленно развитых и развивающихся капиталистических странах уделяется модернизации существующих портов, ибо в современных условиях пропускная способность порта зависит не столько от протяженности причального фронта, сколько от его технической вооруженности.

Несмотря на огромный прогресс в судоходстве и пор­товом хозяйстве, конструктивные особенности портов по-прежнему в значительной степени определяются окру­жающей природной средой, прежде всего морфологией берегов и гидрологическими условиями, среди которых па первый план выступают приливно-отливные течения.

Для того чтобы обеспечить нормальные условия для деятельности порта и судоходства, жители портовых го­родов, особенно западноевропейских, проделали колос­сальную работу по строительству оградительных сооруже­ний, судоходных и обводных каналов, дамб и набереж­ных. Работа эта продолжается и по сей день. Приходится констатировать, что и в наши дни, когда большинство стран добилось значительных успехов в решении слож­нейших строительных проблем, жизнь припортовых горо­дов остается сложной и небезопасной: нельзя не считаться с неукротимой морской стихией, которая разрушает дамбы, ломает опоры буровых платформ, выбрасывает на отмели современные крупнотоннажные корабли и т. п.

Карл Лёбе обращает в своей книге внимание на те крупные просчеты, которые были допущены при плани­ровании развития ряда крупнейших морских портов после второй мировой войны. Один из них заключался в том, что значительные средства были затрачены на созда­ние портовых сооружений для приема пассажирских судов. Но прошло всего несколько десятилетий, и бурное развитие гражданской авиации лишило морские порты пассажиров, стремящихся побыстрее преодолеть громад­ные расстояния, особенно трансокеанские. Из крупных портов в наши дни уходит очень незначительное коли­чество пассажирских лайнеров, в основном круизных. Большинство причалов современных портов отдано гру­зам и грузовым судам.

Чем же объяснить новую ориентацию морских портов в послевоенный период?

В первую очередь это связано с возросшей ролью меж­дународных экономических отношений: интенсификацией внешнеэкономических связей, ростом международного товарообмена в сравнении с общими темпами расширения мирового капиталистического хозяйства.

Расширение промышленного и сельскохозяйственного производства во многих странах в рамках продолжающе­гося углубления международного разделения труда в период после окончания второй мировой войны повышает значение внешней торговли и морского судоходства как одного из важных факторов экономического развития па современном этапе. Морское судоходство является не­отъемлемым звеном функционирования международных экономических связей и мировых производительных сил.

В мировом грузообороте морскому транспорту принад­лежит первое место, а в межконтинентальных океанских сообщениях, несмотря на бурное развитие авиации, он занимает практически монопольное положение. Причина этого - прежде всего относительная дешевизна перевозок грузов морским путем в сравнении с транспортировкой грузов воздушным транспортом, который используется только для доставки срочных дорогостоящих товаров.

На данном этапе около 85% мирового грузооборота осуществляется морским путем. В мировой торговый обо­рот вовлечены новые рынки, разделенные огромными водными пространствами, расширилась номенклатура товаров международной торговли. В 1974 г. средняя дальность перевозок грузов морем превысила 5 тыс. миль по сравнению с 3,6 тыс. миль в 1960 г. и 3,2 тыс. миль в 1950 г.: страны Западной Европы импортируют нефть из районов Ближнего Востока и Мексики, железную руду - из Бразилии, свежие фрукты и мороженое мясо - из Австралии и Южной Америки. США закупают нефть Нигерии и газ в Алжире. Легковые автомобили из Японии завоевывают рынки стран Западной Европы и США и т. д.

В 1975 г. объем международных морских перевозок составил около 3,2 млрд. т, более чем в шесть раз пре­высив уровень довоенных и первых послевоенных лет. В 1979 г. он вырос до 3,8 млрд. т.

На протяжении всего послевоенного периода происходило динамичное развитие морских перевозок. Исключе­ние составили только 1958 и 1975 гг., когда в связи с экономическим кризисом в капиталистическом мире произошло снижение объема морских перевозок. Сущест­венное влияние па сокращение объема перевозок оказал также энергетический кризис. В настоящее время объемы международных морских перевозок продолжают расти, однако несколько более медленными темпами, чем это имело место в 70-е годы. Снижение темпов прироста пе­ревозок связано со спадом деловой активности в боль­шинстве стран капиталистического мира, а также с про­водимой ими политикой экономии энергоресурсов и сырья.

На первом месте по объему перерабатываемых грузов находится Азия, далее следуют Европа, Северная Аме­рика, Африка, Южная Америка, Австралия и Океания. Количество грузов, прибывающих в европейские страны, превышает количество товаров, отправляемых из этих стран, что обусловлено структурой товарооборота этих стран, закупающих в больших объемах сырье и топливо и экспортирующих готовые изделия.

В наши дни грузооборот многих портов мира состав­ляет десятки миллионов тонн, а некоторых из них - превышает 100 млн. т. По данным 1979 г., в число «стотысячников» входят (оборот в млн. т) Роттердам - 292, Нью-Йорк - 162, Кобе - 148, Чиба - 146, Хью­стон - 122, Иокогама - 120, Нагоя - 109, Марсель - 108. Такие порты, как Антверпен (80 млн. т), Гамбург (62 млн. т), Лондон (48 млн. т), значительно уступают этой группе портов по объему грузооборота.

В мире насчитывается не так уж много узкоспециали­зированных портов, занятых переработкой небольшого числа массовых грузов. К их числу относятся такие, на­пример, как Нарвик, через который перегружается только железная руда (около 22 млн. т), или Вильгельмсхафен и Милфорд-Хейвен, более 90% оборота которых прихо­дится на нефть и нефтепродукты.

Большинство же портов перерабатывает как массо­вые - наливные, навалочные и насыпные - грузы (в пер­вую очередь нефть и нефтепродукты, железную руду, уголь, зерно), так и генеральные, или тарно-штучные, грузы.

Наиболее характерный силуэт у причалов многих крупных портов мира наших дней - крупнотоннажные танкеры. В 70-е годы танкерный флот развивался осо­бенно бурно и испытал в этот период и наибольший подъем и глубочайший кризис. Ежегодный прирост пере­возок нефти в 1964-1973 гг. превышал 8% и опережал увеличение перевозок других грузов. Доля нефти в общем объеме грузопотоков повысилась с 32 до 44%. Из-за закрытия Суэцкого канала и роста в экспорте нефти доли стран Ближнего и Среднего Востока, наибо­лее удаленных от основных районов ее импорта - Север­ной Америки, Западной Европы и Японии, значительно выросла дальность транспортировки нефти. В этих усло­виях танкеры «обычных» размеров не справлялись с возросшим грузопотоком. Началась эра супертанкеров. Грузоподъемность крупнейших из них превысила 500 тыс. т. Структура мирового танкерного флота изме­нилась таким образом, что около 60% танкерного тон­нажа стали составлять супертанкеры грузоподъемностью свыше 200 тыс. т, которые практически вытеснили с основных магистральных направлений нефтеперевозок суда «ходовых» размеров (40 тыс. - 80 тыс. т). В связи с ростом размеров танкеров, использующихся для достав­ки нефти, была проделана большая работа по созданию специальных глубоководных причалов, где можно было бы их разгружать. Такие причалы были созданы в Бантри-Бей (Ирландия), Аугуста (Италия) и целом ряде других портов.

За резким ростом международной торговли нефтью и нефтепродуктами последовал глубочайший спад. Кризис капиталистической экономики, а также обострившееся политическое противоборство транснациональных корпо­раций и ведущих промышленно развитых капиталисти­ческих держав со странами - продуцентами нефти, в первую очередь со странами ОПЕК (Организация стран - экспортеров нефти)1, и последовавшая за этим активизация усилий по экономии энергоресурсов и сырья привели к резкому сокращению международной торговли нефтью и нефтепродуктами и их перевозок. В 1975 г. был вновь открыт Суэцкий канал, который позволяет значительно сократить дальность перевозок нефти на направлении Ближний Восток - Западная Европа, но по которому в полном грузу могут проходить танкеры мак­симальным дедвейтом 150 тыс. т. В 70-е годы активизи­ровалась разработка месторождений в Северном море, в Мексике, на Аляске, значительно расширилась сеть нефтепроводов. Все это самым непосредственным образом отразилось на состоянии мирового танкерного флота.

В настоящее время около 1/4 дедвейта мирового танкерного флота, составляющего около 340 млн. т, представляет собой так называемый излишек тоннажа. Это главным образом супертанкеры. Ведется большая ра­бота по поиску путей, использование которых обеспечило бы занятость крупнотоннажных наливных судов. Суда старой постройки активно сдаются на слом, другие используются для доставки груза на пониженных ско­ростях, т. е. превращаются во временные нефтехрани­лища. Несколько крупнотоннажных танкеров поставлены на прикол с грузом нефти как стационарные нефтехрани­лища вблизи японских островов Окинава и Тагибат и в районе Флориды. Все это не означает, однако, что круп­нотоннажные танкеры полностью уйдут с морских ма­гистралей. Практика показала, что затраты на 1 т пере­возимого груза на них в 2-3 раза ниже, чем на судах «ходовых» размеров. В перспективе крупнотоннажные танкеры, по-видимому, сохранят свое положение, но размеры их будут ограничиваться 200-300 тыс. т.

Быстрый рост потребления и международной торговли горючими и другими газами предопределил ускоренное развитие флота газовозов. Его тоннаж в течение 70-х го­дов увеличился более чем в пять раз. Создаются специа­лизированные суда для транспортировки сжиженного природного газа (метана, этана и др.) и суда для доставки сжиженного нефтяного газа (пропана, бутана и др.). Такими же быстрыми темпами растет флот танкеров - химовозов. Продолжается разработка новых, более совершенных проектов судов этого типа, а также оборудования для обеспечения безопасности самих судов и их экипажей. Создаются специализированные порты или причалы для их загрузки и выгрузки.

Мировые перевозки сухогрузов за последние годы вы­росла почти на 700 млн. т, а их средняя дальность уве­личилась на 600 миль. Начавшийся еще в 60-е годы бурный рост металлургии, расширения масштабов хими­зации производства и интенсификации сельского хозяйст­ва в большинстве стран мира стимулировал резкий рост перевозок морем железной руды, бокситов, фосфатов, серы. Увеличившиеся потребности в коксующихся, а за­тем и в энергетических углях предопределили рост объемов транспортировки каменного угля, а обострив­шийся дефицит продовольствия в ряде районов мира вызвал значительное расширение поставок зерна. В на­стоящее время па массовые навалочные грузы приходит­ся более 2/3 объема мировых морских перевозок сухогрузов.

За прошедшее десятилетие тоннаж специализирован­ного крупнотоннажного балкерного (навалочного) флота утроился. Средняя грузоподъемность современного бал­кера - 35 тыс. т - вдвое больше, чем 10 лет назад. Грузоподъемность значительного числа судов превышает 100 тыс. и даже 150 тыс. т. Наиболее крупные суда используются для перевозки железной руды. Как пра­вило, такие рудовозы эксплуатируются на определенных направлениях, где уже сформировались постоянные гру­зопотоки. В портах погрузки и выгрузки создаются спе­циализированные глубоководные причалы. Морские порты также быстро отреагировали на рост объемов перевозок энергетического угля.

Стремление судовладельцев обезопасить себя от коле­баний уровня цен на фрахтовом рынке, а также обеспе­чить загрузку судов в оба конца породило создание и быстрое развитие флота балктанкеров (ОБО) для транспортировки в одном направлении нефти, в другом - массовых сухих грузов. Только за первую половину 70-х годов их тоннаж увеличился в четыре раза. В пе­риод высокой фрахтовой конъюнктуры на наливном рынке более 80% балктанкеров использовалось для транспортировки нефти, а когда спрос на танкеры умень­шился, перешли на доставку сухогрузов. Однако прак­тика показывает, что мойка танков после нефти под сухогрузы - особенно под зерно, сахар - не всегда экономически оправдана. Несмотря на универсальность, эти да целесообразно использовать в основном для транс­портировки однородных грузов, поэтому число заказов на суда этого типа заметно сократилось.

Интенсификация товарообмена между главными про­мышленными центрами капитализма, более широкий выход на мировой торговый рынок социалистических стран обусловили более интенсивное развитие перевозок генеральных грузов. Появились специализированные транспортные средства и порты, улучшилась технология доставки этих грузов. На долю генеральных грузов при­ходится примерно 25% грузооборота международного транспорта. Между тем стоимость их достигает 80% стоимости перевозимой грузовой массы. За все время доставки тарно-штучный груз может перегружаться в среднем от 4 до 13 раз. Углубление международного раз­деления труда и специализации способствует, как отме­чалось выше, росту средней дальности перевозок и во­влечению в процесс доставки груза от производителя к потребителю нескольких видов транспорта, в результате чего некоторые грузы подвергаются перегрузке до 30 раз.

Особенно велики затраты на перегрузочные операции при транспортировке грузов с участием морского транс­порта. Время, затрачиваемое на погрузочно-разгрузочные работы (включая ожидание в порту), достигает 50- 60% всего эксплуатационного периода судна.

Важным направлением технического прогресса на транспорте, получившим широкое развитие в конце 60-х годов, явилась так называемая юнитизация перево­зок тарно-штучных грузов. Термин unitisatio означает укрупнение и стандартизацию грузовых мест, что позволя­ет использовать специализированные транспортные сред­ства, механизировать погрузочно-разгрузочные и склад­ские операции и тем самым значительно ускорить обра­ботку грузов в порту. «Юнитизация» включает перевозки грузов в контейнерах, контрейлерах и в пакетах.

Автор книги «Метрополии морей» подробно рассказы­вает о том, что представляет собой контейнер, и о пре­имуществах доставки грузов в контейнерах. Одновременно он обращает внимание на тот факт, что внедрение кон­тейнерных перевозок требует больших капитальных за­трат, поскольку наряду с резкими изменениями в техно­логии доставки грузов встает вопрос о реконструкции и модернизации портов, структурных изменениях в составе флота, подготовке квалифицированных специалистов для обслуживания сложного оборудования и т. п.

По данным 1979 г., в крупнейших портах мира было перегружено контейнеризованных грузов (млн. т): в Кобе - 18,9, Роттердаме - 14, Нью-Йорке - 11, Син­гапуре - 10, Гонконге - 9, Мельбурне, Лонг-Бич, Иоко­гаме - 8.

Создаются все более совершенные типы контейнерово­зов. Однако следует отметить, что в настоящее время процесс контейнеризации несколько замедлился. Дело в том, что перевозка грузов в контейнерах только тогда экономически оправдана, когда степень развития транс­портной инфраструктуры страны такова, что может обеспечить доставку контейнеров из порта до потребителя транспортом различных видов.

Судоходные компании развитых капиталистических государств пытаются влиять на контейнеризацию таким образом, чтобы она шла по пути, обеспечивающему мак­симальные прибыли монополиям. Например, во взаимо­отношениях с развивающимися странами они пытаются идти по линии расширения так называемых фидерных перевозок, когда доставка крупных партий контейнеров осуществляется контейнеровозами в базовые порты с по­следующей транспортировкой на небольшие расстояния малыми судами в другие порты. Для развивающихся стран эта идея преподносится как способ, позволяющий развивать контейнерные перевозки без значительных за­трат на модернизацию портов и таким образом экономить крупные капиталовложения. По сути своей фидерные перевозки пе решают для развивающихся стран проблем контейнеризации, поскольку при отсутствии развитой сети автомобильного, железнодорожного и речного транс­порта они вынуждены после доставки контейнеров в порты назначения разгружать их сами, чтобы доставлять грузы получателю. Таким образом, разрыв цепи обслу­живания «от двери до двери» сводит на нет все преиму­щества контейнеризации.

В последнее время отмечается рост популярности судов, сочетающих особенности конструкции балкера и контейнеровоза. Такие суда впервые стали использовать­ся в середине 70-х годов судоходными компаниями Скандинавских стран. В конце 1980 г. в мире насчиты­валось 55 судов такого типа общим дедвейтом 2 млн. т (около 4% общего тоннажа мирового флота контейнеро­возов). С учетом заказов, которые имелись в портфеле верфей различных стран, ожидается, что тоннаж балке­ров-контейнеровозов к концу 1982 г. удвоится. Преимущество этого типа судов в том, что при их работе нет порожних пробегов, особенно в линейном сообщении с развивающимися странами, поскольку в эти страны до­ставляются в основном машины и оборудование в кон­тейнерах, а вывозятся из них, как правило, массовые грузы. Для перевозки небольших партий лесоматериалов, стальных изделий, сырья, прошедшего первичную обра­ботку, удобны суда дедвейтом около 40 тыс. т с откры­тыми люками, оснащенные козловыми кранами, вследст­вие чего их легко переоборудовать для транспортировки контейнеров.

Морскими путями все больше перевозится металло­конструкций, промышленного оборудования, колесной и гусеничной техники и других тяжеловесных и крупно­габаритных грузов. В контейнерах их не разместить, а перегружать обычными подъемными кранами - дело весьма хлопотливое. В результате поисков ученых и инженеров был создан новый вид унифицированного по­грузочного места - на ролл-трейлере. Это, по сути дела, низкосидящая тележка с одними задними колесами стан­дартной длины и ширины. Когда на этой «тележке» закрепят груз (котел, связку труб, бульдозер, контейнер и т. п.), тягач массивным захватом приподнимает ее пе­редний край и отправляет на судно.

Если контейнеры удобнее всего перемещать верти­кальным способом «ло-ло» (от английских слов lift on lift off - вверх - вниз) портальными кранами или специальными береговыми устройствами, оборудованны­ми автоматическими захватами, то для ролл-трейлеров подобный метод неприемлем. Для них пришлось создать новый тип судна с горизонтальной погрузкой (от англий­ских слов roll on - roll off - накатка - выкатка). Тягач, буксирующий ролл-трейлер, по аппарели (сходне) въезжает прямо в твиндек судна, а оттуда по внутрен­ним рампам попадает в трюм или на верхнюю палубу. На некоторых судах типа «ро-ро», или, как их теперь называют, «ролкерах», для перемещения трейлеров по вер­тикали используют грузовые лифты. На палубах тележки закрепляются, после чего они готовы к морскому путе­шествию.

Своеобразная разновидность ролкеров - морские же­лезнодорожные и автомобильные паромы. Их сейчас строят особенно много, чему способствует широкий раз­мах международного автотуризма и транзитных грузовых автомобильных перевозок. Например, из Англии паромы доставляют грузовики в континентальную Европу, а от­сюда по автомагистралям и мосту через Босфор они ве­зут грузы без перевалки в страны Ближнего Востока.

В 1978 г. в пашей стране была введена в эксплуата­цию морская железнодорожная паромная переправа Ильичевск - Варна, которую обслуживают четыре паром­ных судна типа «Герои Шипки», «Герои Одессы» вмести­мостью по 108 железнодорожных вагонов. В ближайшие 8-10 лет провозную способность переправы намечено удвоить.

Задачу по экономии времени судна при погрузке и выгрузке в порту, не имеющем достаточного количества причалов и перегрузочной техники, успешно решают суда нового типа - лихтеровозы. На эти суда грузится унифицированная погрузочная единица - лихтер, или «плавучий контейнер». Как правило, загрузка лихтеровоза осуществляется путем притопления судна и заводки лихтеров на плаву. Несамоходные, курсирующие на мелководье суда-лихтеры размещаются в трюмах и па палубе океанского судна. По прибытии в порт разгрузки лихтеры спускаются па воду, а судно-носитель продол­жает плавание. Буксиры подбирают «плавучие контей­неры», группируют их и доставляют получателям, после чего они вновь загружаются и выводятся на рейд. На обратном пути судно-носитель поднимает их на борт и продолжает свой путь. Эксплуатация судов-лихтеровозов оказалась экономически эффективной при наличии достаточно стабильного грузопотока между районами, тяготеющими к крупным внутренним водным магистра­лям, например в США - к Миссисипи, а в Западной Европе - к Рейпу. На лихтеровозах перевозится бумага, пакетированные лесные грузы, специальные сорта глипы для металлургического производства из района Питтсбурга (США), которые доставляются по рекам Огайо, Миссисипи, затем морем до Роттердама и далее вверх по Рейну.

Советский Союз практикует доставку грузов в лихте­рах из устья Дуная в Индию и Пакистан. Лихтеровозы «Юлиус Фучик» и «Тибор Самуэли» водоизмещением свыше 35 тыс. т берут на борт до 26 лихтеров вмести­мостью 1100 т каждый. По подсчетам специалистов, до­ставка грузов из дунайских портов ускорилась почти в 4 раза, резко повысилась производительность труда па грузовых операциях. В устье Дупая рождается порт, которому присвоено название Усть-Дунайск. Там изго­тавливаются сваи-оболочки для строительства палов, где будут швартоваться лпхтеровозы, ведутся проектные ра­боты по расширению базы, а также по расширению и углублению морского канала.

Советскими инженерами разработан проект атомного лихтеровоза для арктических трасс, способного преодоле­вать самостоятельно ледяной панцирь или идти вслед за ледоколом типа «Арктика». Атомный лихтеровоз сможет принимать на борт 74 лихтера с грузом 360 т каждый или 1336 стандартных контейнеров. При водоизмещении более 60 тыс. т судно сможет подходить достаточно близко к берегу. Специальный кран на борту судна за 20 мин спускает на воду или поднимает лихтер.

Все многообразие современных грузовых судов рабо­тает на определенных условиях. В современном между­народном судоходстве сложились три основные формы организации перевозок: трамповая, линейная и перевозки торгово-промышленных монополий.

Трамповые суда работают на различных направлениях в зависимости от наличия груза, конъюнктуры фрахто­вого рынка. На трамповых судах перевозят в основном массовые грузы.

При линейных перевозках суда работают по расписа­нию прибытия и отплытия в порты погрузки-выгрузки на строго определенных регулярных линиях. Линейное судоходство представляет собой более совершенную форму организации морских перевозок, чем трамповая. Линейное судоходство предполагает определенные районы плавания, заранее установленные порты отправления и назначения грузов. Фиксируется продолжительность рейсов, длительность стоянок в портах и промежутки времени между заходами судов. Режим движения судов устанавливается расписанием, которое публикуется в виде объявлений в печати.

На линейных судах обычно перевозятся дорогостоя­щие грузы промышленного производства, отправляемые регулярно небольшими, сравнительно с трамповыми пе­ревозками, партиями.

На судах торгово-промышленных монополий (или контролируемых ими) перевозятся в основном массовые грузы (например, нефть, руда, химические грузы).

В книге «Метрополии морей» уделено место истории флагов и вымпелов, которые несут на себе морские суда, сказано в ней и о проблеме регистрации морских судов под «удобными» (дешевыми, подставными, фиктивными)' флагами.

В годы после второй мировой войны в морском судо­ходстве капиталистических стран интенсивно развивается тенденция уклонения от уплаты налогов в собственных странах путем перевода судов под флаги других госу­дарств, в которых налоговые сборы исключительно низки. Например, правительственные органы США разрешили судоходным компаниям регистрировать свой флот в дру­гих странах, в основном в Либерии, Панаме. Условия регистрации судов под флаги Либерии и Панамы чрезвы­чайно просты. Для того чтобы зарегистрировать судно под подставными флагами, необходимо внести небольшой вступительный взнос с последующей уплатой незначи­тельных годовых налогов. Регистрация производится не­зависимо от того, кому судно принадлежит и где построено.

Внесение небольших сумм практически освобождает компании, регистрирующие свои суда под флагами этих государств, от налогового бремени, которое они должны нести в США и других капиталистических государствах. Кроме того, компании, переводящие свои суда под «де­шевые» флаги, не связаны никакими обязательствами в отношении минимума заработной платы, социального обеспечения и условий труда членов судовой команды. Команды таких судов подбираются в основном в странах с низким уровнем жизни, в то время как законода­тельство многих капиталистических стран предусматривает комплектацию команды судов данной страны из числа лиц той же национальности. Конкурентоспособ­ность судов подставных флагов повышается, таким обра­зом, за счет усиления эксплуатации моряков.

Судоходные компании, регистрирующие свои суда под подставные флаги, не связаны никакими стеснительными положениями в отношении навигационных условий, так как наблюдение за выполнением международных конвен­ций о безопасности плавания со стороны властей госу­дарств Либерии, Панамы не осуществляется.

«Удобные» флаги удобны не только для иностранного судовладельца, но и выгодны для страны, где регистри­руется судно. Так, Либерия ежегодно получает за «про­кат» своего флага около 6 млн. долл. В наши дни под «удобными» флагами плавает более 5 тыс. судов, на ко­торых работают до 200 тыс. моряков.

Как отмечалось выше, важной особенностью морских портов на современном этапе является то, что они пред­ставляют собой пункты стыковки различных видов транс­порта, и чем лучше организована эта стыковка, тем эф­фективнее работа порта. Например, огромный грузообо­рот Роттердама в значительной степени объясняется благоприятным положением порта в устье Рейна, что открывает возможность доставлять часть грузов в порт и из порта по рейнскому водному пути, используя отно­сительную дешевизну речного транспорта. Более 30 млн. т железной руды и других импортных навалочных грузов отправляются из Роттердама речными судами. Около 45% массовых грузов перегружаются в Роттердаме на речные суда по прямому варианту. Речные баржи и лихтеры комплектуются в составы грузоподъемностью до 15 тыс. т, а буксиры-толкачи обеспечивают доставку массовых грузов этими составами в район Рура.

Морские порты занимают важное место в транспорт­ной системе нашей страны, и их развитию уделяется большое внимание.

«Основные направления экономического и социально­го развития СССР на 1981-1985 годы и на период до 1990 года» предусматривают улучшение использова­ния портов, наращивание их мощностей.

Внедрение судов новых типов в сочетании со строи­тельством береговых высокопроизводительных специали­зированных установок дает возможность, используя последние достижения науки и техники, наиболее полно и с наименьшими народнохозяйственными материальны­ми и трудовыми затратами обеспечить удовлетворение потребностей страны во внутренних и внешнеторговых морских перевозках.

В XI пятилетке намечается уделить большое внима­ние развитию судоходства в арктическом бассейне и на Дальнем Востоке, для чего будут строиться ледокольно-транспортные суда, а также лихтеровозы двойного назначения: в период сезонной навигации они будут исполь­зоваться на каботажных перевозках на Севере и Даль­нем Востоке, в другое время - на экспортно-импортных.

В планах развития береговой базы в XI пятилетке главный акцент сделан на увеличение пропускной спо­собности портов за счет их технического перевооружения и реконструкции, строительства новых специализирован­ных перегрузочных комплексов. Например, в Рижском порту будет завершено строительство комплексов для перегрузки контейнеров, колесной техники и других ролкерных грузов, в Таллине - реконструкция глубоко­водных причалов с возможным началом строительства нового района порта в бухте Муху, в Клайпеде - созда­ние базы для приемки растительных масел, в Ленин­граде - строительство причала для переработки тяжело­весов, морского вокзала и тоннельного перехода на Канонерский остров.

В Азово-Черноморском бассейне предусмотрено завер­шение строительства перегрузочных комплексов для на­валочных грузов, в частности руды и угля в порту Южный, зерна - в Новороссийске. Будут расширены или реконструированы контейнерный район в Ильичевском порту, база растительных масел в Новороссийском порту. Кроме того, будут построены комплекс для перегрузки контейнеров в Измаиле, причалы лесной гавани в Баку, второй переходной мост паромной переправы Ильичевск - Варна.

В Дальневосточном бассейне будет завершено строи­тельство контейнерных терминалов в Магаданском и Петропавловск-Камчатском портах. Предусмотрено строи­тельство контейнерного комплекса в порту Восточный.

В Северном бассейне будет завершено строительство причалов для перевалки грузов Норильского горно-метал­лургического комбината в Мурманске и Архангельске, предусмотрено строительство базы для приема и обслу­живания лихтеров в Кандалакше и т. п.

Деятельность Советского государства по расширению и модернизации морских портов направлена на укрепле­ние экономики нашей страны и ее внешнеэкономических связей с зарубежными странами.

С.С. НИКИТИНА

ЗАХВАТЫВАЮЩЕЕ ЗРЕЛИЩЕ - ПОРТ

Существует множество важных вещей, без которых нашу жизнь нельзя представить себе и которые кажутся зачастую настолько обыденными, что мы не балуем их особым вниманием. Вот так и с морскими портами. В лучшем случае мы знаем, где они располо­жены, да и то нередко лишь приблизительно. Кое-кто, п таких людей немало, абсолютно убежден, к примеру, что крупнейшие гавани мира - северные порты Западной Европы - расположены прямо на берегу моря. Между тем это вовсе не так. Увы, за исключением узкого круга специалистов обычно мало кого занимает вопрос, как организованы порты и в чем заключаются их функции.

С ПОРТОМ СТОИТ ПОЗНАКОМИТЬСЯ ПОБЛИЖЕ

В какой-то степени порты разделяют судьбу многих общественных сооружений. Если таковые где-то отсутствуют: тут недостает выхода на автомагистраль, там - транспортной развязки или, допустим, пляжа - то и магистрат, и городское самоуправление, и общест­венные организации, и отдельные граждане активно выступают за их сооружение, опираясь па поддержку «читательской почты» местных газет. Подобного рода инициативы становятся чуть ли не главной темой дня, а новые идеи или аргументы в их поддержку лишь под­ливают масла в огонь. А когда дело сделано и стройка завершена - к ней буквально мгновенно привыкают, о ней практически не вспоминают (да что говорить - и вспомнить-то толком не могут, как все выглядело прежде). То же самое случается, когда в портовом городе появляется новая акватория и вдалеке от моря люди, которым чужды заботы побережья, читают в газетах информацию о годовом обороте порта. Едва ли они заду­мываются над тем, какие колоссальные усилия и какая адская работа скрыты за приводимыми в статье цифрами. Люди попросту принимают их к сведению.

На Европейском континенте имеются порты, где в наши дни обрабатывается чуть ли не в 10 раз больше морских грузов, чем какие-нибудь 30 лет назад. В исто­рии развития европейских портов, насчитывающей многие столетия, вряд ли найдется хотя бы один период, когда наблюдался бы близкий к такому рост грузооборота. Никогда прежде не предъявлялось столь жестких требо­ваний к тем, кто отвечал за развитие порта и его модер­низацию: делая текущую работу сегодня, нужно предви­деть то, что станет необходимым завтра, предвидеть - и принять соответствующие меры. В спешном порядке приходилось искать новые, перспективные решения в строительстве морских портов и соответствующих ком­муникаций. Суммы приходилось выкладывать такие, что предшествующим поколениям они могли бы показаться нереальными и немыслимыми.

Но даже если все это мы видим и подмечаем, наши наблюдения все же останутся, в общем, поверхностными при условии, что мы не отдаем себе отчета в том, сколь значительна роль морских портов в экономической и культурной жизни народов всей планеты. Порты есть и всегда были чем-то значительно большим, нежели просто комплексом сооружений, используемых для перевозки грузов. Морской порт - сложный организм со всем мно­гообразием присущих ему жизненных проявлений, место средоточия разнообразнейших функций человечества. Морские порты всегда были крупными посредниками в общении народов между собой, а в стародавние вре­мена - часто и единственными, поскольку путь посуху был тяжел, долог и не слишком эффективен.

Около 5 тысяч лет назад начал формироваться эконо­мический и культурный регион Средиземноморья; куль­турный подъем последовал за экономическим: финикийцы на своих кораблях привозили из Ливана в Египет стволы кедра, а примерно в трехтысячном году до нашей эры египтяне научились строить корабли из досок; тогда-то гавани и стали теми воротами, у которых сходились пути сухопутные и морские. Издалека стекались сюда товары и вести, из краев знакомых и незнакомых. Через порты завязывались новые связи между далекими наро­дами, и они делились друг с другом тем, что они могли бы отдать или рассказать. Корабли доставляли новости о других странах, других знаниях и ремеслах, привозили и самих чужеземцев. В те времена побережье Средизем­номорья так и не удалось бы освоить, не знай человек, что такое корабль и порт. Без них нынешнее мировое хозяйство было бы просто немыслимо.

Кто задумывается сегодня о том, что прошло всего лишь около ста лет с тех пор, как все переменилось на нашей Земле, с тех пор, как через сухопутные границы пошли поезда, перевозя грузы словно новости, а теле­граф и телефон позволили установить связь на дальние расстояния? Еще в конце 20-х годов быстроходный паро­ход «Бремен» имел на борту почтовый самолетик, кото­рый с помощью катапульты поднимался в воздух за несколько сот миль до порта назначения, чтобы письма попадали к адресату на день раньше. Минуло всего-навсего 40 лет с той поры, когда подобным вещам при­давали большое значение. Всего лишь три десятилетия самолет переносит грузы через моря. Хотя постоянно увеличивались размеры воздушных лайнеров и расходы на их постройку, а также возрастали их скорости, объем доставляемых по воздуху грузов ничтожен по сравнению с тем, что в состоянии перевезти морские суда. И так будет всегда.

С тех незапамятных и великих для Средиземноморья времен, крупнейшими политическими центрами, как правило, становились морские порты: Александрия, Афины, Коринф, Рим (Остия), Карфаген, Византия, затем Генуя и Венеция, позже Лиссабон, Лондон, ган­зейские города и столицы Скандинавских стран, еще позднее - центры Восточного побережья Северной Аме­рики. Не одна война в истории велась ради того, чтобы страна получила выход к морю.

История морских портов - неотъемлемая составная часть истории человечества, а современные морские порты - узловые пункты мировой экономики. Поэтому стоят познакомиться с ними поближе.

За последние годы морские суда перевезли, а порты всего мира обработали 3,3 млрд. т самых различных гру­зов. С 1973 г. ежегодный грузооборот систематически превышал 3 млрд. т. В 1976 г. он достиг 3,277 млрд. т. Люди п целые страны нуждаются в обмене товарами, будь то сырье, полуфабрикаты или готовая продукция. Нуждаются они, очевидно, и в расширении морских пе­ревозок.

Немалая доля грузов, прибывающих в порты, отправля­ется в глубь страны железнодорожным, автомобильным, воздушным, внутренним водным и трубопроводным транс­портом. Всякое перемещение груза из одного пункта в другой удовлетворяет чей-то спрос, создает условия для жизни и работы людей. Но задумывается ли кто-нибудь над тем, что многие из этих внутренних перевозок либо предшествуют перевозке грузов морем, либо следуют за ней? Каждый день, каждый час по Земле нашей текут бессчетные потоки грузов, большие и малые, заметные и невидимые, тут - как из рога изобилия, там - скудные, а то и вовсе незначительные. Вряд ли у кого хватит фан­тазии, чтобы воочию представить себе всю эту бес­покойную, переливчатую картину транспортных пере­мещений.

БЕЗ ПОРТА НЕ ОБОЙТИСЬ

Многие из этих потоков (и даже, наверное, большая их часть) иссякли бы, остановись в один пре­красный день морской транспорт. Три из пяти континен­тов нашей Земли представляют собой гигантские острова, товарообмен между которыми возможен лишь с помощью морских судов - самого мощного и дешевого из всех транспортных средств. Правда, два других - Европа и Азия - образуют как бы единый массив суши; но и здесь бойкий грузообмен осуществляется большей частью через морские порты: это удобнее и дешевле, нежели путь по суше.

В наши дни ни одна страна не может целиком пола­гаться на свои собственные ресурсы. Чем дальше идет развитие во всех областях жизни, тем шире взаимный обмен товарами между государствами. До сих пор, будто подчиняясь законам природы, этот обмен развивался по восходящей. В будущем он утратит свой в основном стихийный характер и будет развиваться планомерно. Международное разделение труда, особенно кооперация развивающимися странами, стало для всех очевидной политической программой. Если какая-то страна получает помощь для создания собственной экономики и промышленности, она вовсе не ставит своей целью в один пре красный день производить все самостоятельно, чтобы тем самым отказаться от торговых связей с остальным миром. Наоборот - она так же станет участвовать в международном товарообмене, как и те страны, что ей помогают. Торговля будет постоянно расширяться, проникая в самые отдаленные уголки земного шара. Так что работы морским портам и судам прибавится.

Возможно, в первой половине XIX в., когда опыта в подобных делах не было и можно было ожидать, что между странами, стоящими на одной ступени развития, масштабы товарообмена окажутся неизменными, например между Германией и Англией или между западными государствами континентальной Европы: ведь и те и другие вроде бы научились производить все необходимое.; На деле же получилось наоборот: в процессе промышленного развития торговля постоянно расширялась.

Оказалось, что в результате развития промышлен­ности существенно выросли порты молодых экономиче­ских регионов; за последние два десятилетия к ним при­бавились совсем новые. Стало совершенно ясно, что и морские порты старых промышленных держав получили ощутимый толчок к дальнейшему развитию. Его вызвали как эти новые силы мировой экономики, так и прогресс специализации и разделения труда между странами. Растущее хозяйство ставит перед морским транспортом и портом все новые и новые задачи.

Navigare necesse est, vivere non est - «мореплаванием заниматься необходимо, жить - не обязательно». Говорят, что в 67 г. до н. э. Помпеи бросил эти жестокие слова в лицо капитанам римских зерновозов, которые, опасаясь пиратов, не решались следовать распоряжению сената и вывести свой транспорт в море.

Нередко это изречение можно слышать в портах себя на родине и за рубежом, а также в приморских городах. Хотя тот, кто приводит его, наверняка не всегда ясно представляет себе, при каких обстоятельствах были впервые произнесены эти слова. Это изречение начертано на фасадах и стенах внутренних помещений ратуш, тор­говых палат, судоходных компаний и зданий, где рас­полагаются управления портов. А те, кто связан с морем, собираясь на дружескую пирушку, объявляют его своим девизом.

Впрочем, сегодня это изречение можно несколько перефразировать, например, так: ради того, чтобы жить, нужно отправлять корабли за моря-океаны.

Обращаясь к морскому порту, мы вторгаемся и в сферу экономики. Могут возразить: дела порта касаются лишь тех, кто с ним непосредственно связан - моряков, портовой администрации, лиц, занимающихся внешней торговлей. К чему же, собственно, книга о морском порте? Правомерна ли заключенная в самом факте ее написания просьба к читателям проявить к нему интерес?

Познакомиться с морским портом заманчиво по мно­гим причинам: хотя бы потому, что к судьбе порта причастны все. Всех нас в повседневной жизни окружают вещи, и мы так или иначе пользуемся ими: едим и пьем из тарелок и чашек, одеваемся и обуваемся, живем среди них - словом, вещи, появлению которых и тому, что мы их имеем, в свое время способствовал и морской транспорт.

Статистика, правда, не пользуется благосклонным вниманием публики. А жаль. С ее помощью можно по­лучить живое представление о происходящем - стоит только разок взглянуть на перечень импортируемых това­ров, путь которых лежит через порт. Почти невероятное многообразие ошеломит нас и повергнет в растерянность, заставив одновременно поломать голову в догадках, что за диковинный предмет скрывается за тем или иным наименованием. А часто и представить себе нельзя, зачем ввозится то или другое и что с таинственным «это» сле­дует делать, не, говоря уже о стране, откуда товар родом, - о ней можно только догадываться. Когда, будучи молодым асессором, я пришел работать в управление одного морского порта, мне почему-то пришло в голову, что прежде всего я должен знать все товары, проходившие через этот порт. Я очень старался, но у меня так ничего и не вышло, и до сего дня мне не встретился еще человек, который мог бы утверждать, будто справился с задачей.

Всмотреться в работу порта, понаблюдать за работой чуткого и мощного, точного до мелочей продуманной организма, каким является морской порт - занятие не только во многих отношениях интересное, но и захватывающее. В любое мгновение функционирует сразу сколько «органов» порта, а порой даже не несколько, много. И ни один из них не может работать независимо от других или отказать.

РОМАНТИКА? РОМАНТИКА!

Давайте спросим себя, действительно ли наше прозаическое, будничное время морской порт лишился той романтики, какой он был овеян прежде и которой мы знаем из старых и новых песен, охотно распеваемых моряками.

На первый взгляд кажется, что так оно и есть. Ибо когда судно вот-вот отойдет от причала, когда уже натянуты тросы, соединяющие его с мощным буксиром, на берегу вряд ли увидишь плачущих и машущих платочками девушек. Куда чаще заметишь пару молодых клерков судоходной компании или судового маклера, спешащего передать па борт деловые бумаги. Они не плачут и не машут платочками, они хорошо знают, что судно направится сейчас к портам, куда оно заходило уже не раз и где его прибытия ожидают трезвомыслящие и деловые люди, где команде зачастую даже некогда пробежаться по городу. Оттуда предстоит как можно скоре отбыть в следующий порт, а затем еще в один, и плачущих девушек там тоже не будет.

И все же дух романтики полностью не исчез. Просто стала она иной, не похожей на ту, что прославляется старинных моряцких песнях. Впрочем, такой, какой она рисуется в них, она, право же, и в самом деле никогда не была.

При взгляде на порт мысль о море непременно сливается с представлениями о дальних странах и со страстным желанием в одно прекрасное время отправиться на таком корабле и посмотреть на дальние края. Жажда дальних странствий ие исчезла. Теперь человек воспла­меняется гораздо легче: в наш благоприятствующий пу­тешествиям век мы более легки на подъем, нежели паши предки, у которых мысль о недоступности дальнего путешествия морем почти всегда убивала это желание, едва только оно успевало затеплиться.

Как и прежде, страсть к путешествиям разгорается с повой силой, когда на корме кораблей читаешь названия портов, к которым они приписаны, и угадываешь назва­ние страны, флаг которой они несут, когда, идя через пакгаузы и пробегая взглядом надписи на упаковке, нет-нет да и подумаешь, какой же долгий путь проделал или еще проделает груз.

Жажда приключений и связанные с ними опасности тоже существуют. Кстати, заметим, что ни одно техни­ческое усовершенствование не смогло уменьшить ту грозную опасность, которую несут с собой штормы на море. Никакие радары не сделали плавание в тумане менее рискованным. Никакие системы локации и опреде­ления местоположения судна не позволяют совершенно устранить угрозу столкновения на оживленных морских путях.

Но появилась и новая романтика, неведомая ранее. Она открывается тому, у кого есть соответствующий внутренний настрой: это глубокое впечатление, оставляе­мое ритмичной жизнью морского порта.

Вот в гавань медленно, с достоинством входит сухо­груз, осторожно ведомый буксиром. Чем он ближе, тем отчетливей ты осознаешь гигантские размеры судна. Медленно-медленно сокращается промежуток менаду ним и причальной стенкой. Остается всего с десяток метров... Если бы вдруг возникла опасность, если бы в этот про­свет внезапно вклинилось крошечное суденышко и мы захотели бы остановить движение исполина, натянув трос, закрепленный на противоположной стороне порта, то лебедке пришлось бы развить тяговое усилие в 800 т.

Такое судно может принять на борт груз, который вмещают 5 железнодорожных составов по 50 товарных вагонов каждый. Вот два береговых крана дружно под­нимают автобус, который будет возить туристов в одной из стран Дальнего Востока, а затем бережно и проворно опускают его в трюм. Там он уже не кажется таким большим - точно так же, как и тепловоз массой 200 т, который помещает рядом с автобусом работающий сна­ружи плавучий кран.

В другой части порта сгружает на берег привезенную руду еще один сухогруз-навалочник. Ее отсортировали еще в порту отправления, и теперь па обширной склад­ской площадке вырастают холмы конусообразной формы, а мостовой перегружатель с подвижной кареткой, на ко­торой подвешен грейфер, повинуясь нажатию кнопки, заботится о том, чтобы не был нарушен заданный ритм разгрузки. Понадобится свыше 40 железнодорожных со­ставов, чтобы отвезти этот груз в глубь страны к месту переработки. А если завод расположен на берегу реки или канала, то для транспортировки руды потребуется | 35 крупных речных судов.

Плавучий док верфи только что поднял из воды гру­зовое судно, брутто-регистровый тоннаж которого составляет 12 тыс. т. Теперь корабль лежит на опорах дока и его можно осмотреть со всех сторон, словно гигантскую игрушку.

Ниже зоны тарных грузов, ближе к открытому морю, шесть мощных портовых буксиров пытаются справиться с тем сопротивлением, которое оказывает ветру корабль с высокими бортами. Он вовсе не из самых больших. И все же корма его настолько велика, что здесь вполне можно проводить крупные соревнования по легкой атле­тике - места хватит даже для тех, кто занимается мета­нием диска, молота и копья.

Таких мест, как порт, где встречается все и вся, на земле немного. По цифрам только специалист сумеет воссоздать верную картину происходящего и представить себе масштабы совершаемых здесь операций. Большинст­ву же смертных порт в этой своей ипостаси почти неведом, неведом даже многим из тех, кто живет на побережье или в самом портовом городе. Люди эти оказались бы в затруднительном положении, доведись им показывать кому-нибудь порт, - в лучшем случае они в общих чер­тах объяснили бы, что там такое происходит и почему. Только поняв, что же такое морской порт, начинаешь замечать его присутствие почти повсюду. Остановов машину или велосипед перед железнодорожным шлаг­баумом, узнаешь в проезжающем мимо составе портовые грузы: контейнеры, трубы, цистерны с химикалиями, платформы, на которых едут сельхозмашины и грузовые автомобили, толстые стволы деревьев, доставленные из Африки и Азии, и многое другое, что можно увидеть только в порту. Проводя отпуск на одном из островов в Северном море и наблюдая за тем, как плывут мимо суда, или глядя им вслед с парома, идущего в Англию или в Скандинавские страны, и подавно начинаешь заду­мываться о том, чем и как живет порт. Если же человек предпочитает делать это на суше, то и здесь, обгоняя на своем автомобиле грузовик, не обязательно везущий кон­тейнер, он получает возможность задаться вопросом: что за груз приплыл из-за океана или отправится за океан? По надписям, начертанным на железнодорожных соста­вах, видно, пролегал или не пролегал их путь через па­ромный порт.

Рассказывая все это, мы упомянули несколько поня­тий, относящихся к портовому хозяйству. Их надо бы объяснить подробнее. Но прежде чем мы займемся пор­том вплотную, попробуем сформулировать в кратком резюме, что же он все-таки собой представляет.

Порт, куда имеет доступ всевозможнейший транс­порт - так называемый универсальный порт - один из важнейших экономических узлов государства. Сюда сте­каются потоки грузов для отправки за океан, здесь соби­рается большая часть грузов, предназначенных для при­брежных районов страны и портов, расположенных на том же континенте. По тому, как организовано портовое хозяйство и чем занимается администрация порта, видно, насколько велик интерес внешнего мира и к самому порту, и к экономике страны в целом. Свидетельство этого интереса - немалое число иностранных консульств в портовых городах.

Такой порт - самое крупное по занимаемой площади сооружение, имеющее вполне определенное хозяйственное назначение. В этом отношении с ним не может соперни­чать нп один промышленный комплекс. И все компоненты этой огромной системы подчинены единой цели - обра­ботке морских грузов, означающей погрузочно-разгрузочные работы на судах и средствах внутреннего сообщения, хранение грузов и аналогичного рода услуги. На Нью-иоркский морской порт, например, приходится почти половина всего оборота трансатлантической торговли США.

Морской порт - место с наивысшей плотностью сухопутных и морских перевозок. Железнодорожные станции портов - товарные станции - по объему выполняемых работ могут поспорить с крупными транспортными узла страны. Портовые перевалочные базы для грузовых автомашин по площади и объему работ под стать центральным перевалочным пунктам крупных городов. Ни в как другом месте, ни на каких реках и каналах не увидишь ежедневно такого многообразия речных судов, как в морском порту, который венчает систему водных путец: того или иного региона.

Жизнь крупного морского порта - барометр, показывающий, как обстоят дела в мировой экономике, зеркало, в котором отражается ход экономического развития, стран. Подобно барометру и зеркалу, порт фиксирует положение вещей с небольшим опозданием - ведь грузовые; перевозки означают выполнение договоров, заключенных некоторое время назад. Если объем поставок велик, то волна грузов накатывается лишь спустя несколько месяцев, а то и через год. При поставках менее крупных - из-за вялой конъюнктуры рынка или по причинам, свя­занным с наличием или отсутствием валюты - порт отме­тит наступление относительного затишья также некоторое время спустя. Этим объясняется и то обстоятельство, что наступление экономического кризиса вовсе не обяза­тельно оборачивается наступлением кризисного периода для порта. Поскольку разные виды грузов отправляются по разным направлениям, здесь всегда есть возможность компенсировать спад или хотя бы сделать его менее за­метным. Разумеется, это распространяется в большей степени на количественную сторону оборота, а не па качественную.

Учреждения, участвующие в деятельности морского порта, например разместившиеся здесь судоходные компании, внешнеторговые фирмы, транспортные агентства, конторы по фрахтованию судов, банки и страховые об­щества, имеющие непосредственное отношение к внешней торговле и судоходству, верфи, выполняющие также и заказы из-за границы, и многое другое - все это делает порт местом, где накапливаются знания и опыт, местом подобия которому не найти ни в одном крупном городе лежащем вдали от побережья, ни в одном административном центре и ни в одной столице мира.

Морской порт - это место демонстрации технических новинок в области создания самых различных видов транспортных средств, судостроения, разработки грузо­подъемных механизмов, а также средств напольного транспорта, используемых для перемещения грузов а пакгаузах и на пирсах. Порт - место наглядной демон­страции оптимального взаимодействия железнодорожного, речного и автомобильного транспорта менаду собой и с морским транспортом. Здесь в натуральную величину можно видеть все те предметы, которые в миниатюрном исполнении из поколения в поколение приводят в восторг детвору. Вряд ли найдется человек, которому в детстве не приходилось иметь дело с игрушечной железной до­рогой, возиться с игрушечными грузовичками, с крохот­ными ящичками и бочонками, связками бревнышек и дощечек, пускать кораблики в ванне. Что касается настоящего морского порта, то к сказанному следует добавить таинственную прелесть грузов из дальних стран с их незнакомыми запахами и непривычной для глаза упаковкой. И все-таки любого, даже весьма прозаически мыслящего человека привлекает в первою очередь ожив­ленное движение судов - будь то всего-навсего баркас, пли один из усердных буксиров, или юркий каботажный теплоходик, а то и какой-нибудь морской гигант: танкер, контейнеровоз длиною почти в триста метров, толстобрюхий рудовоз или даже пассажирское судно.

Фридриху Листу, который известен многим только как отец германских железных дорог, но который был, кроме того, еще и видным экономистом, принадлежат следующие слова, отражающие не только экономическую необходимость, но и романтику судоходства и портовой жизни: «Кто не имеет отношения к морю, тот многого не имеет, тот всего лишь пасынок нашего господа бога...»

Морской порт и портовый город образуют единое целое. Мы еще поговорим подробнее об их связи, столь важной для судьбы и того и другого. Портовый город - нечто особенное, он не похож на другие города. Конечно, нельзя не признать, что у каждого сколь-нибудь крупного города есть свой характер, своя «особая примета», у мно­гих даже и не одна. Существуют города, облик которых определяет тяжелая или горнодобывающая, химическая или легкая промышленность. Есть города, жизнь которых тесно связана с театральным или музыкальным искусством. Наконец, известны города, где в почете туризм и т. п. Та или иная, а в общем каждая из этих «особых примет» занимает в жизни города определенное место. Но в остальном они похожи друг на друга, как города, облик которых в значительной степени определяется его ландшафтом, архитектурным своеобразием и историей. Портовый же город не может не жить жизнью порта.

Он живет благодаря порту - и прежде всего потому, что значительная и даже, как правило, большая часть его трудоспособного населения прямо или косвенно связана с портом и так или иначе причастна к его судьбе., От порта к городу непрерывно идут разнообразные живительные токи: они затрагивают различные стороны экономической, культурной, политической, социальной жизни. Свыше 90% внешнеторговых фирм ФРГ имеют конторы в обоих крупнейших портах - Гамбурге и Бремене. Постоянный контакт с различными сторонами жизни других государств, иных частей света и живущих там людей - мощный источник воздействия на духовную сферу жизни людей. Это сказывается на образе мыслей горожан и на том, как они судят о мире. Здесь всегда в курсе того, что происходит там, в дальних краях. Многие получают профессию за границей, уезжая туда на весь срок обучения, т. е. на несколько лет. За гра­ницу отправляются по служебным делам, а потом деловых партнеров из-за рубежа принимают у себя: это всегда постоянный источник самой последней информации. В порту научились понимать, что там, у них, существует несколько иной взгляд на вещи, отличный от при­вычного. Здесь должны были также признать, что незнакомые, а нередко и вовсе причудливые явления всегда объяснимы. Поэтому здесь считают необходимым воспитывать у людей терпимость - только не политическую - и проявлять осмотрительность в оценке чуждых нравов и обычаев.

И все же город живет не только за счет порта, оп живет и для него. Финансовые возможности города используются прежде всего в интересах порта. Полити­ческое руководство города всегда будет в первую очередь учитывать интересы порта. Реклама города будет одно­временно и рекламой порта. Планирование городского хозяйства ориентируется на порт и его нужды. Во всех этих планах порт берется за точку отсчета.

Порт неотделим от города независимо от того, является ли он по своей внутренней структуре муниципаль­ным портом или нет. Но точно так же неотделим от порта и город.

ПРОГУЛКА ПО ПОРТУ

Многие из портовых городов всячески стремят­ся к тому, чтобы приезжий, посетивший город, заодно познакомился и с портом. Сюда водят группы промыш­ленников, политиков, специалистов по вопросам транс­порта и просто туристов. Путешествующий же в оди­ночку предоставлен самому себе - ему не остается ни­чего другого, как довериться плану-схеме порта, если таковую удастся раздобыть. Но зато времени у него сколько угодно, и он может в деталях рассмотреть все, что его особенно заинтересует. В большинстве портов каждому дозволяется смотреть по сторонам и загляды­вать в портовые постройки, если, разумеется, любопыт­ствующий не мешает работе и не подвергает себя опасности. Правда, некоторые далеко не столь великодушны, ( и менее других, пожалуй, большой лондонский порт, необъяснимая склонность которого к засекречиванию все] и вся повергла в изумление не одного желавшего побродить по его территории.

«Организованные» туристы расплачиваются за разъяснения гида досадной спешкой, которая не дает им огля­деться поосновательнее. В программках у них значится: «15.00 - осмотр порта, 16.30 - коктейль у мистера Пинкертона». Бедняга порт разделяет плачевную судьбу музеев, художественных выставок и экскурсий по городу. В итоге у туристов - куцые, поверхностные впечатления, полученные на бегу, а у того, кто и вправду проявляет интерес к порту, тайное и почти никогда не выполняемое обещание самому себе: как-нибудь пройтись тем же маршрутом в одиночку и без суеты.

С большим портом не познакомишься за полтора часа. От поездки на баркасе по акватории порта в выигрыше останется лишь тот, кто более пли менее знаком с портовым хозяйством. Видны одни корабли, скрываю­щие от взглядов с моря все то, что творится на прича­лах. Когда же в порту нет ни одного корабля, то взгляд просто скользит вверх по голой стенке причала пли стальной шпунтовой стенке, а на самом причале все тихо. В самой акватории порта наблюдается оживленное движение. Но если уж бросило якорь океанское судно, то это движение совершенно теряется на фоне всех гру­зовых операций. Исключение составляют порты, в струк­туре которых большое место занимают лихтерные пере­возки, например Гамбург, где морские суда порой вовсе не причаливают к пирсу, а отправляются «на сваи», осуществляя погрузку и выгрузку с помощью портовых судов. Если во время такой экскурсии по порту у вас в руках нет плана и вы невнимательно следите за своим маршрутом, что не всегда так уж легко, то можно быстро потерять ориентировку и вовсе не уследить за строгой системой, отличающей портовое хозяйство.

Так как же осматривать порт?

Взгляд на план порта означает примерно то же самое, что и взгляд на порт с высоты. Так, однажды мне взду­малось осмотреть с самолета огромную территорию порта, раскинувшегося по берегу бухты Сан-Франциско. Но ско­рость самолета была слишком велика, и представление о порте получилось самое поверхностное. В Нью-Йорке, где город и порт «сцеплены» друг с другом особенно сильно и где с суши панораму этой огромной гавани охватить трудно, администрация порта любезно предо­ставила мне вертолет, который неторопливо облетел всю территорию. Конечно, это была редкостная удача. И все же я так и не смог по-настоящему ощутить всего того, что происходит в порту. Больше и лучше всего видно с земли.

ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Конечно, беглой экскурсии и в этом случае недостаточно. Нужно запастись временем, чтобы иметь возможность все подробно рассмотреть. Следует чаще оста­навливаться, больше наблюдать, много расспрашивать. Нужно пройти через великое множество пакгаузов, об­ращая попутно внимание на грузы, читать надписи на упаковках и, не сходя с места, вдруг загореться жела­нием немедленно отправиться в путь, если там стоит: Гонконг, Бангкок, Сингапур... Нужно посмотреть с при­чала на корабль, на его сильные грузовые стрелы и глу­бокие шахты его трюмов, понаблюдать за ловкими и спорными движениями грузчиков, причем тут же вообра­зить, что, конечно же, и ты сумел бы так, как они, не желая поверить, что, возьмись ты и вправду за это дело, через пару минут ты бы только всюду всем мешал.

Замечаешь и то, чего уж и вовсе не ожидал увидеть: полоска воды шириною едва в метр, разделяющая бере­говую стенку и корпус судна, - движется! Без сомнения, вода течет! Это видно по тому, как перемещаются по ее поверхности деревяшки. Неужели в акваторию порта впадает река?

Нет, такого инженеры-портостроители не допустили бы, потому что тогда многое пришлось бы строить иначе. Просто наступило время отлива. Судно находится в открытой гавани, т. е. в порту, в акватории которого наблюдаются приливы и отливы. Перемещающиеся массы воды не доставляют судну никаких хлопот. Даже с пол­ным грузом оно при наибольшем отливе будет иметь под килем достаточно воды для того, чтобы оставаться на плаву и суметь отчалить в любой момент. Такое может срочно понадобиться, если, например, в пакгаузе возник­нет пожар. Избежать его судно может, только отойдя от причала и покинув гавань. Конечно, не исключено, что огонь с загоревшегося корабля может перекинуться на соседние. Потому-то все суда причаливаются к пирсу, обратившись носовой частью к выходу из порта.

Портовые сооружения приспособлены к тому, что судно движется вверх-вниз, следуя за колебаниями уровня воды во время прилива и отлива. Борт его то возвыша­ется над поверхностью пирса, то, спустя несколько часов, опускается настолько глубоко, что протяженность пути, который приходится проделывать крюку подъемного крана, увеличивается почти вдвое.

Судно должно оставаться на плаву на «малой воде», то есть при самом низком уровне воды при переходе от отлива к приливу. Равным образом и на «большой во­де» - момент, когда море вот-вот начнет отступать. Надеется, будто вода на время застывает на месте и уровень ее не меняется. На самом же деле это длится всего-навсего один миг: море не замирает ни на мгновение. В устье реки этот момент легко пропустить; он не так бросается в глаза, ибо мы наблюдаем подъем и опускание воды не в открытом море (скажем, у основания буя), а в том месте, где отлив как бы ускоряет движение речной воды в направлении моря. После «малой воды» она с такой силой несется навстречу вновь нарастающему приливному течению, что ощущение стремительного потока сохраня­ется еще некоторое время, хотя в нижних слоях реки уже ощущается застой, вызванный накатывающимся морем. Чуть позже море окончательно берет верх, и тогда участок реки выглядит так, будто она повернула вспять и течет к своему истоку, в сторону гор.

Вот с таким движением воды, рассчитанным в кален­даре приливов на год вперед, и имеют дело морские суда. По возможности они избегают подниматься в устье реки во время отлива и плыть вниз против приливной волны, дабы сберечь энергию и для того, чтобы двигаться быстрее. Только там, где на определенных участках русла глубина фарватера незначительна, судно будет плыть про­тив течения, чтобы иметь больше воды под килем. Круп­ным судном в таких случаях даже удобнее управлять, в то время как в стоячей воде даже при достаточной глу­бине оно неожиданно может выйти из повиновения.

На судне учитывают и то, что в открытом порту, после того, как примерно через шесть часов «малая» вода вновь сменит «большую» или наоборот, уровень ее никогда не возвращается к прежней отметке. На уровне воды сказы­вается, например, меняющийся объем верхнего бьефа реки, сила и направление ветра, дующего с моря или с суши всякий раз под другим углом относительно направ­ления реки. Независимо от этих факторов в периоды, ког­да мы можем наблюдать первую и последнюю четверть Луны, сокращается амплитуда прилива - разница в уровне «большой» и «малой» воды. Тогда говорят о квад­ратурных приливах. Полнолуние и новолуние вызывают сигизийный прилив, когда разница между уровнями воды особенно велика. Он может стать предпосылкой штормо­вого прилива, во время которого уровень воды достигает критических отметок. Причиной катастроф, случавшихся в последние два десятилетия на северном побережье Западной Европы, были штормы в сочетании со штормовым приливом. Шторм, движущийся со стороны моря, бывает настолько силен, что облегчения не приносит даже отлив.

Движение водных масс оказывает нежелательное воз­действие - последствия этого воздействия частично известны, а частично непредсказуемы - на глубину фарва­тера в акватории порта. Оно является также фактором, определяющим высоту и прочность береговых построек. Еще на рубеже XVIII и XIX вв., когда только приступа­ли к созданию искусственных акваторий порта, возникла мысль о том, нельзя ли сделать порт независимым от этих стихийных сил природы, соорудив шлюз или мол.

В кругах, имеющих отношение к портовым делам, идея эта немедленно вызвала жаркие споры за и против сооружения шлюзов. Среди немецких портов тон задавал Гамбург. Полемика на эту тему не миновала и другие порты мира, но каждый раз она заканчивалась по-разно­му. Строительство порта не представляет особой пробле­мы, если амплитуда колебаний уровня воды незначитель­на, как, например, в Средиземном море, где уровень воды зависит в большей степени от силы ветра, нежели от при­ливов и отливов. На строительство шлюза есть смысл ре­шаться тогда, когда особенно велика опасность штормо­вого прилива или если средняя амплитуда колебаний уровня воды велика настолько, что строительство откры­того порта потребовало бы огромных затрат, как, напри­мер, в Лондоне, где эта амплитуда достигает почти 6 м. В Гамбурге, лежащем в 100 км вверх по реке, она состав­ляет около 2 м, в Бремене, удаленном от моря на 60 км, - почти 4 м, а в Бремерхафене - 3,54 м. Если величина зеркала свободной поверхности воды значительна, а глу­бина реки, напротив, невелика, то прилив, скорее всего, быстро «выдохнется», так и не набрав полной силы. В уз­ких же каналах, протоках, рукавах высота прилива до­стигает рекордных отметок: на канале в Бристоле - до 15 м (!), в устье реки Эйвон па юге Англии- до 13,5 м.

Акваторию порта, отделенную от моря шлюзом, назы­вают доковой гаванью, или просто доком. В кругах, связанных с международным судоходством, хорошо известны, например, такие названия, как «Королевские доки» или «доки Тилбери» в Лондонском морском порту. Не сле­дует только путать их с плавучими и сухими доками, Используемыми при ремонте судов. Последние представ­ляют собой гигантские плавучие «короба» - понтоны с пустотами в дне и боковых стенках. При заполнении этих пустот морской водой док притопляется. В таком состоя­нии он подводится под судно. Затем емкости освобожда­ются от воды, и док вместе с судном «на борту» всплы­вает. Сухой же док - это гигантская забетонированная водонепроницаемая камера, запираемая с головной части, т. е. части, обращенной к акватории, шлюзом с затвором. Предназначенное для ремонта судно через шлюз заходит в док. Затвор герметически закрывается, вода из дока от­качивается. В США доком принято именовать простран­ство между двумя пирсами, даже если оно находится в зоне прилива. Назовем несколько из доковых гаваней: на Северном море - это гавани промышленного порта в Бремене и внутренне гавани Бремерхафена, гавани пор­тов Эмдена, Амстердама и Антверпена. Новый причал, построенный в 1972 г. в Дюпкерке, также отделен от моря шлюзом. Тот факт, что между двумя шлюзовыми портамп Амстердама и Антверпена расположен порт Роттердама, где при создании гаваней решено было отка­заться от применения шлюзов, говорит о том, что этот спор еще не окончен п вопрос по-прежнему остается отк­рытым. Последнее слово всегда остается за специфиче­скими местными условиями; ни то, ни другое решение - быть или не быть шлюзу - не может считаться предпоч­тительным само по себе.

Преимущество доковой гавани состоит в том, что уро­вень воды почти не меняется, а сама поверхность воды остается спокойной. Все это позволяет координировать работы на судне и на пирсе. Расстояние между палубой судна и плоскостью пирса практически остается неизмен­ным с единственной оговоркой, что груженое судно дает большую осадку. Углубляя дно порта, уже не следует вести эти работы, ориентируясь на самый сильный отлив, вычисленный по результатам многолетних наблюдений. Таким образом, экономятся средства, и прежде всего за счет того, что в этом случае береговые сооружения не нужно делать очень высокими, а их фундамент - слишком глубоким. Причальным тумбам не приходится выдер­живать многократного натяжения швартовых корабля - искусственых или пеньковых тросов. Не нужно постоян­но, в зависимости от того, понижается или поднимается уровень воды, менять длину швартовых. Сокращаются затраты на установку погрузочно-разгрузочных и проти­вопожарных средств.

Существенное преимущество открытого порта - бес­препятственное передвижение судов. Шлюз - в особенно­сти в порту с оживленным движением - создает эффект «игольного ушка», досадного «узкого места», которое является причиной весьма чувствительных задержек. Суда дожидаются своей очереди по обе стороны шлюза, и администрации порта надо предусмотреть специальные места для их стоянки, а на это уходит значительная часть акватории порта. Более того, с одной стороны, возрастает опасность столкновения судов, с другой - существуют разногласия относительно определения очередности шлюзования. Это не такой уж пустяк, если учесть, что крупные порты должны пропускать через шлюзы от 10 до 20 тыс. судов в год.

На это могут возразить: при подобных задержках речь идет всего о нескольких часах - обстоятельство, вряд ли имеющее большое значение, когда судно находится в пла­вании две-три недели. Впрочем, это действительно неваж­но еще и потому, что в отдельных портах назначения обработка грузов затягивается на многие недели. Но дело вовсе не только в прибытии груза. Ведь штормы и тума­ны задерживают судно в пути, порою даже на несколько дней. Здесь, в порту, живут другими законами. Само судно торопится и требует, чтобы его обслужили как можно скорее, чтобы оно вновь могло отправиться в плавапие. Ведь деньги платят не за простой, а за то, что судно со­вершает рейсы. И на судне об этом не забывают, ибо оно само стоило немалых денег. Постройка обычного судна для перевозки штучных грузов грузоподъемностью, скажем, 15 тыс. т обходится в 35-55 млн. марок. Корабль - самый крупный инструмент, который когда-либо создавал для себя человек.

Оттого именно судно и задает тон в деятельности пор­тового хозяйства, в организации быстрой и по возможно­сти бесперебойной работы транспорта, обслуживающего суда. И еще оно, как мы увидим ниже, оказывает не только большое, по и постоянное влияние на облик порта, совершенствование которого не закончится никогда. Ну, а с другой стороны корабль - всего лишь полномочный представитель груза, в некотором роде его адвокат, веду­щий переговоры с портом. Если, к примеру, морская пе­ревозка контейнеров на специально оборудованных судах обусловливает необходимость постройки дорогостоящих портовых сооружений и оснащения новых пирсов ценным оборудованием, то причиной тому в конечном итого ока­зывается груз. Его свойства, его упаковка, требования, которые предъявляются к его хранению, необходимость поддерживать определенную температуру и соответствую­щий уровень влажности для сохранения его качества, и так далее и тому подобное, - все это уже нашло отраже­ние в конструкции судна и теперь должно быть учтено в порту. Не что иное, как интересы груза способствовали некогда созданию ящика и бочки, а в наши дни - кон­тейнеров и поддонов, судов класса «ро-ро», или ролкеров, и лихтеровозов. Об этом нельзя забывать, хотя - повто­рим еще раз - облик порта в целом все же определяется судном.

Требования, которые предъявляются к технической оснащенности порта и организации всей ого работы, в последние сто лет возрастали такими стремительными темпами, что порт едва успевал за ними угнаться. И все же ясно, что дальнейшая специализация неизбежна.

Осматривая порт, можно заметить, как тенденция к развитию новых форм отразилась на транспорте, связы­вающем порты с внутренними районами страны. 150 лет назад суда одинаковой конструкции доставляли грузы в гавань, а одинаковой конструкции повозки везли их дальше, в глубь материка. Сегодня железная дорога предоставляет в распоряжение порта самые разные спе­циальные грузовые вагоны. По рельсам в порт бегут большегрузные и изотермические вагоны, платформы с пониженной грузовой площадкой, вагоны для перевозки автомобилей и контейнеров, цистерны для перевозки жидкостей и газов, хопперы, гондолы и т. д.

Для этих звеньев транспортной цепочки, столь отлич­ных одно от другого, не имеет значения, покинут ли пре­делы порта доставленные морем грузы, отправившись дальше в глубь страны, или останутся в портовом горо­де, где их переработают, а может, даже и используют по назначению. В средние века и в начале нового времени мореплавание служило почти исключительным источни­ком снабжения самих портовых городов и их ближайших окрестностей. Сегодня доля таких грузов в общем объеме грузооборота порта серьезно уступает тем грузам, что предназначаются для дальних перевозок. Но они по-прежнему играют немалую роль в регионах, где портовый го­род является одновременно крупным промышленным центром, например, таким, как Гамбург.

Чтобы разобраться, как и где идет в порту разгрузка и погрузка, где и как можно и нужно проехать, каковы, одним словом, составляющие порта, надо иметь представ­ление о формах грузов, которые прибывают сюда.

Первой серьезной причиной, обусловившей изменение облика судна и порта, стало разделение грузов па штуч­ные и массовые. Разумеется, и те и другие грузы сущест­вовали с незапамятных времен, по определять внешний облик порта они начали лишь в XIX в., когда к этим гру­зам приспособилось наконец и само судно.

Корабли древности - а мореплавание, за малыми иск­лючениями, развивалось в Средиземном море - перево­зили штучные грузы: амфоры с оливковым маслом, вином или зерном. На тех же самых кораблях везли и грузы массовые: камень, древесину и то же зерно, только нава­лом. Древние мореходы не знали разницы между штуч­ным и массовым грузом. Древняя Остия - она не имеет ничего общего с нынешней Остией, являющейся сегодня одним из районов Рима, - бывший порт великого Рима, обмелевший еще в древние времена и располагавшийся вверх по течению от устья Тибра, принимала когда-то у своих причалов самые разные грузы. Их никак не разде­ляли, и никаких особых разгрузочных устройств тоже не было. Склады, правда, существовали уже и тогда, но они выполняли роль временных хранилищ для всего того, что не вывозилось из порта немедленно.

Ничто не изменилось и тысячу лет спустя, когда о себе как о крупных торговых центрах с широкими связя­ми заявили итальянские города-республики. Их корабли также перевозили все подряд, а на их причалах грузы принимались в том виде, в каком сюда доставлялись. Примерно в то же время ганзейские когги - военно-торговые суда - способствовали расцвету городов, лежав­ших па побережье Северного и Балтийского морей. На них перевозились тюки с тканями и мехами, зерно и соль. В период великих географических открытий морское сообщение между континентами переживало настоящий бум. Позднее, в XVIII в., сообщение между Европой и Америкой стало почти регулярным. Но и тогда суда, хотя и ставшие крупнее, по-прежнему перевозили все и вся. Они везли тюки льняных тканей в Индию, стеклянные и керамические изделия в Америку, они брали на борт переселенцев, с которыми не очень-то церемонились; ча­сто уходили в море просто с балластом, ибо рейсом вы­годным и приносившим доход был рейс с ввозимым това­ром. Здесь был штучный груз: тюки с табаком и сизалем, позднее - с хлопком и шерстью, мехами и кожами или мешки с кофе, какао, копрой. И грузы массовые: древесина различных сортов и пород, табачный стебель, гуано. Доля штучных грузов росла по мере того, как тор­говля все более и более приобретала характер обмена. Сырье не обязательно было массовым грузом; многие виды сырья прибывали упакованными.

До середины прошлого века специализации в судоход­стве практически не было, если не считать специализаци­ей постепенное разграничение грузовых и пассажирских перевозок. Позднее на некоторых линиях оно сделалось весьма строгим. В портовых сооружениях, на первых при­митивных причальных стенках, на одном и том же месте с помощью простейших механизмов обрабатывалось все то, что привозили суда. Широкую известность в свое время приобрели чайные клиперы, перевозившие грузы из азиатских портов в Лондон, Бостон и Балтимор и сво­ей скоростью приводившие в изумление жителей порто­вых городов и весь причастный к мореплаванию мир. Впрочем, это были не просто быстроходные парусники: на них можно было перевозить любые грузы и плавать в ус­ловиях самых различных морей. Так же обстояло дело и с парусниками, что доставляли из Америки в Англию и в порты, лежащие в устье Рейна, в Германию, древесину хвойных пород, на которую велик спрос и поныне. Одна­ко о крупных парусниках последнего поколения, знаме­нитых четырехмачтовиках немецких судоходных компа­ний, уже не скажешь, что они предназначались просто-напросто для грузовых перевозок. Они были настоящими судами для перевозки массовых грузов и возили, к при­меру, зерно из заокеанских портов в Европу. Крупней­шим из этой серии было построенное в 1904 г. пятимач-товое судно «Пруссия» водоизмещением почти 5000 нет­то-регистровых тонн. Такие суда нельзя было загрузить штучным грузом даже на один рейс, ибо парусники не могли брать товар в нескольких портах подряд, как это позднее делали линейные пароходы и по сей день- делают лайнеры.

Примерно в то же время, в последней четверти прош­лого столетия, специальные сооружения для обработки массовых грузов начали появляться и в самих портах. Были построены первые зернохранилища: поначалу более или менее приспособленные для этой цели склады на об­щих причалах, затем, на исходе века, соответствующим образом оснащенные сооружения для перевалки и хране­ния, располагавшиеся на специально отведенных для них участках порта.

Не заставило долго ждать себя появление специаль­ных судов, а также строительство гаваней, предназначен­ных специально для обработки массовых грузов. Масшта­бы перевозок массовых грузов и их обработки в специа­лизированных гаванях росли стремительными темпами - этого требовало бурное развитие промышленности, нуж­давшейся в угле, руде, крепежном лесе, балансовой дре­весине, пиломатериалах и круглом лесе из-за океана, в фосфатах и прочем, что доставлялось в европейские пор­ты. Немалую роль в развитии морских портов сыграло и сельское хозяйство, потреблявшее громадные количества удобрений и семян.

Порты были поставлены перед необходимостью стро­ить специальные сооружения, зачастую даже в новых ак­ваториях, ибо обработка массовых грузов никак не впи­сывалась в ритм перевалки штучных грузов. Должен ли порт учитывать эти требования, и если да, то в какой сте­пени - вопрос этот дискутировался, вероятно, повсемест­но: устройства для обработки массовых грузов отнюдь не дешевы. Для них нужны значительные по площади зе­мельные участки непосредственно у воды, а они в каж­дом порту на вес золота. Массовые грузы требовали уста­новки тяжелых механизмов, что в свою очередь делало необходимым сооружение особо прочных пирсов. Нужны были постовые перегружатели с большим вылетом стрелы. Доход, который порт получает от перевалки таких грузов, в сравнении с их объемом незначителен. Куда больший интерес в этом отношении представляют обычные ценные штучные грузы. На их перевозке не только зарабатывает больше транспорт, включая и портовый, с ним часто приходится иметь дело и хозяйству портового города. Штучный груз - желанный гость в любом уни­версальном порту. Это гость, которым хозяин-порт гордит­ся, а администрация каждого порта стремится увеличить долю штучных грузов в общем объеме своего грузооборо­та. Но вместе с тем порт отнюдь не намерен отказывать­ся от массового груза. Он вносит в жизнь порта свежую струю и придает солидность его обороту - обстоятельст­во, которое, как известно, имеет немалое значение для рекламы порта. Кроме того, он вынуждает компетентные инстанции постоянно совершенствовать работу порта и, наконец, производит должное впечатление на тех, кто распоряжается деньгами: на магистраты и парламенты.

Начиная примерно с 30-х годов нашего столетия тра­диционное разграничение массовых и штучных грузов по­степенно теряет былую определенность. Штучные грузы доставляются в массовых количествах: целые суда с тю­ками льна, с сахаром, упакованным в мешки, с жидкими грузами, затаренными в сотни одинаковых, бочек. Как в порту, так и при дальнейшей транспортировке каждому из этих грузов отводится особое место; они уже не очень вписываются в старую схему - так же, как и современ­ные лпхтеры. С появлением новых видов упаковки все более становятся похожи на штучные те грузы, которые прежде считались массовыми: скажем, пакеты пилома­териалов, которые не расформировывают на всем пути следования груза от заморского экспортера до потреби­теля.

Тот, кто сегодня совершает экскурсию по порту, мо­жет наблюдать картины куда более разнообразные, неже­ли те, что открывались взору его любопытствующего предшественника лет 50 назад пли в конце прошлого века. Правда, отдельные портовые достопримечательности былых времен безвозвратно утрачены.

Не следует осматривать порт, вооружившись предварительно статистикой морских перевозок. Попытка отыс­кать в пакгаузах означенные в ней грузы не увенчается успехом: от взоров несведущего груз скрыт упаковкой.

Тот, кто хотя бы немного разбирается в товарах, в со­стоянии увидеть здесь пакеты целлюлозы, детали машин, стальную продукцию, тяжелые рулоны газетной бумаги. Другие грузы, транспортируемые в специальной таре, можно опознать по надписям - адресу изготовителя или наименованию груза, - какие обычно украшают ящики с продуктами и фруктами. Опытный глаз «вычислит» ха­рактер содержимого и по форме упаковки. Тюк льна вы­глядит иначе, чем тюк овечьей шерсти, доставленной из Австралии; совсем по-другому пакуют табак.

Целый ряд грузов не имеет на своей упаковке ника­ких особых опознавательных зпаков. Их содержимое можно попытаться определить, взяв за точку отсчета то место на земном шаре, откуда они прибыли. Но это весь­ма ненадежный ориентир. Какао, разумеется, не возят из Монреаля, однако вероятность точно угадать все же не­велика. Разве что знакомый запах подскажет невзначай правильный ответ. Но рабочие пакгаузов всегда в курсе дела. А если судно только что разгрузили, справиться о грузе можно у таллимана.

Некоторые из специальных названий, на которые чи­татель, безусловно, уже обратил внимание, нуждаются в пояснении. И вовсе не из-за особой своей сложности, а потому, что означают они приспособления, рождение ко­торых повлекло за собой существенную перестройку всей системы транспорта. Они изменили даже облик суд­на и порта. Речь идет здесь о контейнерах, трейлерах и лихтерах. Это не новые транспортные средства. Это новые формы «упаковки», каждая из которых создала собствен­ную систему. Основным звеном каждой системы является контейнер.

Контейнеры существовали во все времена. Взять хотя бы уже упоминавшиеся римские и греческие амфоры. Тот факт, что на затонувших кораблях не раз находили множество сосудов одинаковой величины, свидетельствует о том, что использование их было делом обычным. Собст­венно, контейнерами можно считать даже бочки и мешки, которые перевозили древние корабли. В Германии на сухопутном и морском транспорте еще перед первой ми­ровой войной широкое применение находили контейнеры в современном значении этого понятия: стандартная упа­ковка, предназначенная для многократного использова­ния. Начиная с 1920 г. вопросами их использования зани­малась специальная организация, дожившая до наших дней, - «Общество по изучению проблем комбинированных перевозок». Так что первые контейнеры, прибывшие в 1966 г. в Роттердам и Бремен из США, вовсе не заста­ли сведущих людей врасплох. И все-таки с ними пришло нечто принципиально новое. Нет-нет, новой была совсем не форма контейнера. Новой была идея его использова­ния.

Суть ее состояла в том, что в отличие от любой другой упаковки прямоугольный стальной ящик не передавался вместе с грузом во владение адресата, перестав быть соб­ственностью отправителя. Он оставался «ничьим», не при­надлежа ни тому ни другому. Контейнеры эти - собст­венность транспорта. Сфера их обращения - и страна-отправитель, и система морского транспорта, и страна-получатель. Они взимозаменяемы, поэтому контейнерам совсем не обязательно всегда возвращаться к одному и тому же отправителю. Но всюду, куда бы они ни прибы­ли, знают их форму и умеют с ними обращаться. Морские и сухопутные средства транспорта приспособлены к их перевозке. В порту всегда наготове соответствующее обо­рудование, специально для них сконструированное, и большие площадки, специально для них отведенные. Все нацелено на то, чтобы эти контейнеры как можно быст­рее проделали путь с предприятия заокеанского отправи­теля до предприятия европейского получателя или наобо­рот и чтобы они как можно быстрее снова отправились в путь.

Для того чтобы сократить «период обращения» контейнера, его унифицировали. Размер обычного контейнера для морских перевозок - 8×8×20 футов. Встречаются контейнеры длиной 30 и 40 футов. Размер в 8 футов при­шел из той же страны, что и сам контейнер, - из США, где, согласно принятым правилам, ширина грузовиков не должна превышать 8 футов. Вес груженого контейнера достигает 20,5 т. 30-футовый контейнер может весить 30,5 т - это тоже предел, установленный в США.

Стандарты установлены также и на угловые крепления, и на углубления, которые подъемный механизм исполь­зует при захвате контейнера.

Поскольку назначение контейнера - обращаться в по­токах международного грузооборота, то придерживаться габаритов и форм, принятых в системе транснациональных перевозок, считается обязательным. В Женеве, в рам­ках Международной организации по стандартизации (ISO), 17 государств Европы и Америки вместе с Австра­лией создали специальный комитет, в работе которого в качестве наблюдателей принимают участие еще 19 стран и несколько международных организаций. В 1964 году комитет принял рекомендации, касающиеся стандартов контейнеров. С тех пор они прочно вошли в практику.

Всякий, кто имеет дело с контейнером, естественно, заинтересован в том, чтобы тот был сделан из подходяще­го материала и к тому же качественно. Контейнеры за­страхованы, и немудрено, что каждому хочется, чтобы ему достался контейнер понадежнее. Поэтому за их изго­товлением установлен контроль. На готовый контейнер выдается специальный сертификат, документ, весьма важ­ный для страховщиков. В ФРГ таким контролем ведает ISO, Комитет по техническому надзору и Германский-Ллойд. Эти организации договорились об основных прин­ципах осуществления контроля. Контролю подлежат рабочие чертежи, расчеты, конструкционный материал, габариты, замки и качество исполнения. Проверка осуще­ствляется на предприятии-изготовителе. На каждый кон­тейнер ставится клеймо или крепится специальная пла­стина.

Подобная скрупулезность отнюдь не излишество: в путешествиях по всему свету контейнеру приходится несладко. Ему уготовано не одно испытание. Например, те контейнеры, что грудятся на палубе, принимают па себя тяжелые удары морских волн. Их угловые стойки должны выдерживать статическую нагрузку в 38 т. Уста­навливая контейнер один на другой, нельзя забывать, что число их в таком случае не может превышать девяти: при волнении на море нагрузка доходит порой до 70 т.

Специализация, разумеется, и здесь дала о себе знать. Сегодня имеются контейнеры, оборудованные устройства­ми для охлаждения, контейнеры, оснащенные тепловой изоляцией и предназначенные для перевозки грузов, не выдерживающих температурных колебаний, обогревае­мые контейнеры для транспортировки грузов в холодные районы, контейнер для жидкостей и сжиженных газов, открытые контейнеры для громоздких грузов, которым безразличны капризы погоды, контейнеры-платформы для перевозки автомашин и контейнеры для живого скота.

Нередко приходится слышать, будто контейнеры спо­собствуют экономии упаковочных материалов. Где-то, мо­жет быть, так оно и есть. Но большинство товаров, пере­возимых в контейнерах, все же нуждаются в тщательной упаковке. Не отпала необходимость и в знающих свое дело грузчиках, как опасались некоторые поначалу: ведь контейнеры в порту нужно погружать на судно и выгру­жать - автопогрузчик нередко заезжает прямо внутрь. К тому же в порту контейнеры ремонтируются.

Немногим более десяти лет понадобилось контейнеру, чтобы утвердиться в своей роли и развеять все имевшие­ся поначалу на его счет сомнения теоретического и прак­тического характера. Контейнер положил начало серьез­ным переменам в сфере морских перевозок, невероятно повысив интенсивность грузового судоходства. Но рево­люции в сфере транспорта в целом, как нередко предска­зывали его слишком уж рьяные поборники, контейнер все-таки не вызвал. В 1967 г., например, Организация американских портов выступила с прогнозом, утверждая, что в 1975 г. половина всех грузов, перевозимых морем, будет транспортироваться в контейнерах. В Англии один представитель судоходной компании говорил о том, что к 1У80 г. этот показатель достигнет 75%. Реальные же факты таковы: к концу 70-х годов в контейнерах перево­зилось в среднем от 20 до 25% грузов. Правда, доля кон­тейнерных перевозок в общем объеме грузооборота по­стоянно увеличивается.

Из истории мы знаем, с каким зачастую трудом ут­верждали свое право на существование идеи, истинность которых впоследствии признавалась безоговорочно. На пу­ти контейнера оказались препятствия не только техниче­ского, финансового, экономического, но и социального по­рядка. Портовые рабочие страшились потерять место. Уго­ворить весьма влиятельные профсоюзы американских пор­тов, чтобы они согласились хотя бы попробовать, как пой­дет дело с контейнерами, удалось только после того, как была достигнута договоренность о денежной компенсации для докеров в случае их «простоя». Как свидетельствует сегодня статистика портов, сооружение специальных устройств для обработки контейнерных грузов отнюдь не привело к сокращению числа рабочих. Специальный фонд, созданный в американских портах для докеров на тот случай, если бы их пришлось уволить из-за введения повой формы перевозок, так и остался нетронутым. Про­сто работа грузчиков стала иной. На пирс, в пакгауз, на склад теперь уже не въезжают с груженой тележкой, что само по себе было весьма сомнительным удовольствием, если на ней громоздился, скажем, тюк с хлопком весом 200 кг. Тележку сменил автопогрузчик с вильчатым за­хватом, у которого тоже было немало противников. С тех пор минуло уже около 20 лет, и ни один пакгауз не заго­релся от случайной искры, как поначалу кое-кто опа­сался.

Таким образом, и эти нововведения порождены забо­той о грузе. Товары доставлялись к месту назначения слишком медленно, транспортировка стоила недешево. Груз нередко портился, частично терялся из-за некачест­венной упаковки, а порой его попросту разворовывали. Появление контейнера означало конец этим безобразиям: потери грузов сократились до минимума. Сама же идея создания контейнера зародилась там, где имелась возмож­ность накопить самый богатый опыт перевозок. Таким «опытным полем» оказалась система американского авто­мобильного транспорта.

В США на расстояния, не превышающие 500 км, гру­зы перевозятся на автомобилях. К услугам железной до­роги прибегают тогда, когда грузу предстоит проделать дальний путь. А началось все так. Существующие прави­ла перевозки грузов автотранспортом в разных штатах США настолько различны, что это обстоятельство порож­дало массу всяческих неудобств. Поначалу, чтобы справ­ляться со всем этим «пестрым» хозяйством было проще, представители автомобильного и железнодорожного тран­спорта совместными усилиями разработали систему ком­бинированных перевозок, так называемый Piggyback, когда груженые автоприцепы устанавливались на железно­дорожных платформах. Чтобы эту идею реализовать, надо было прежде заинтересовать в ее реализации 56 (!) же­лезнодорожных компаний. Уже в 1966 г. в их распоряже­нии находилось свыше 2 млн. таких транспортных единиц.

Мы переняли идею американцев, взяв за основу контей­нерные перевозки. Только в ФРГ, где расстояния значи­тельно меньше, чем в США, дело обстоит несколько ина­че. На долю грузов, перевозимых на расстояние свыше 500 км, приходится всего-навсего 11% грузооборота авто­мобильного и 9% железнодорожного транспорта.

Первая попытка морских контейнерных перевозок была предпринята в сентябре 1956 г. Из Нью-Йорка в Хьюстон на танкере «Максон», который плохо ли, хорошо ли приспособили для этой цели, былb отправлены 60 кон­тейнеров. Через три месяца стоимость перевозок на этом маршруте составляла 15 центов за тонну вместо прежних 5 долларов 83 центов. Для нью-йоркской фирмы, рискнув­шей пойти на эксперимент, - позднее она стала называть­ся Sea-Land-Service Incorporated, - эго обстоятельства с коммерческой точки зрения послужило той основой, ко­торая позволила ей решиться на следующий шаг и начать использовать для перевозки контейнеров специальные суда. На первых порах к перевозке контейнеров привле­кались обычные сухогрузы, правда несколько переоборудованные: с них снимались грузовые стрелы, лебедки, ликвидировалась средняя палуба. Для контейнеров, кото­рые на всем пути следования должны были находиться в фиксированном положении, соорудили специальные каме­ры. Они и по сей день имеются на судах-контейнеровозах. Позднее корабли стали оборудовать мощными пор­тальными кранами, имеющими две точки опоры. Это объяснялось тем, что морские порты к приему контейне­ров готовы еще не были.

Вплоть до 1958 г. контейнеры обращались в прибреж­ном судоходстве Мексиканского залива и Восточного по­бережья США. Экономия времени оказалась воистину поразительной. Время пребывания судна в порту сокра­тилось с 7 дней до 15 часов. В последующие годы - примерно до 1906 г.- контейнерные перевозки получили права гражданства на громадной территории: от Южной Америки до Аляски. Только в Венесуэле докеры отказы­вались обрабатывать контейнеровозы. А затем последовал решающий бросок в Европу, бросок, положивший начало трансокеанским контейнерным перевозкам.

24 апреля 1966 г. контейнеровоз «Фэйрлэнд» из порта Элизабет, что близ Нью-Йорка (не путать с южноаф­риканским Порт-Элизабет!), отправился в Европу.

Первыми портами, где выгодность контейнерных перево­зок оценили сразу и безоговорочно, были Роттердам и Бремен. 5 мая судно встало к причалу в Бремене. Было выгружено 100 контейнеров. На Британских островах новую идею поддержали порты Грэнгмут в заливе Форт-оф-Фёрт в Шотландии и Феликстоун, расположенный на Восточном побережье Южной Англии. В настоящее вре­мя наиболее интенсивный поток контейнерных перевозок (почти треть мирового грузооборота) приходится на долю транспорта, направляющегося в США, и на долю внут­ренних и международных перевозок ФРГ. Второе место по объему контейнерных перевозок с весьма значитель­ным отрывом занимает Япония.

Сегодня практически все универсальные порты распо­лагают специальными устройствами для обработки кон­тейнеров. Самые крупные из таких портов находятся в Западной Германии - это Бремерхафен и Гамбург. Для контейнеровозов нужны мощные и прочные пирсы, возве­денные на фундаменте глубокого заложения, такие, чтобы по ним могли передвигаться поставленные на рельсы тя­желые краны, у которых очень велик вылет стрелы над судном, из-за чего передние, обращенные к воде рельсы выдерживают особенно сильные нагрузки. А еще нужны просторные площадки с удобными подъездными путя­ми - автомобильными и железнодорожными, где храни­лись бы контейнеры, подлежащие дальнейшей транспор­тировке.

На первых порах казалось, что автотранспорт для та­ких целей приспособить проще. Но в наши дни большую часть контейнеров доставляют и увозят из европейских портов железнодорожные составы. В ФРГ, например, этот показатель достигает 70%. На подходящих железнодо­рожных вокзалах Европы были созданы специальные пе­ревалочные базы, оборудованные погрузочно-разгрузочными механизмами. Железнодорожные составы, полно­стью рассчитанные на перевозку контейнеров, направля­ются из морских портов к станциям централизованного поступления контейнеров внутри страны (обычно это происходит по ночам), откуда они уже затем расходятся по разным направлениям. Доля речных судов, участвую­щих в перевозках контейнеров, относительно невелика. Двигаясь чересчур медленно, они не отвечают первейшему условию контейнерных перевозок - скорости.

Кто же хозяин контейнера?

Вопрос этот касается самого важного пункта финан­сирования всей системы контейнерных перевозок. Даже если и порты, и все связанные с ними поставщики уже «настроились» на этот способ перевозок, все же функцио­нировать система сможет только тогда, когда и в порту отправления, и в порту назначения имеется достаточный запас контейнеров. Обстоятельство это объясняется не только коммерческими соображениями, но также и забо­той о безопасности судна в пути. Судно должно быть за­гружено контейнерами полностью, занята должна быть каждая ячейка, даже если среди контейнеров найдутся и пустые. Самые современные суда, так называемые суда третьего поколения - упоминавшийся «Фэйрлэнд», выхо­дит, уже дедушка, - вмещают около 3 тысяч 20-футовых контейнеров. Схема контейнерных перевозок такова: если на борту корабля, который следует, к примеру, в какой-нибудь европейский порт с Восточного побережья США, имеется набор контейнеров, то второй такой набор нахо­дится в то же время в обращении в США. Контейнеры могут путешествовать в одиночку и по несколько штук по всей стране, где на всем пути следования их то загружа­ют, то разгружают. То же самое происходит в Европе с третьим набором: главное, чтобы контейнеры со своим грузом вовремя вернулись в порт до прихода туда судна. Три группы контейнеров - необходимый минимум, ибо система возврата контейнеров в порт столь четко, конеч­но, не функционирует. Именно поэтому контейнеры в должны быть взаимозаменяемы: чтобы судно могло пере­возить не только «свои», но и «чужие».

Судоходной компании нужно, таким образом, распола­гать специальным судном, которое стоит немало денег, и достаточным количеством контейнеров. То же самое тре­буется и от компаний стран-партнеров. В силу этого вели­чина нужных капиталовложений весьма внушительна. В нашем примере одному кораблю нужно 9 тыс. контей­неров. А поскольку 20-футовый контейнер стоит сегодня около 10 тыс. марок, то одна лишь стоимость контейнеров составит кругленькую сумму - 90 млн. марок.

Могут возразить, конечно, что-де рост расходов не представляет собой ничего принципиально нового: ведь в судоходстве каждое новшество связано с большими за­тратами и риском, идет ли речь о переходе от парусника к пароходу, от парохода - к теплоходу и турбоходу или, скажем, от судов универсальных к судам специализиро­ванным. И все-таки нельзя не признать, что некоторые отклонения от традиционной схемы есть. Теперь судоход­ная компания благодаря своим контейнерам имеет воз­можность проникать далеко в глубь страны, а ведь во все времена все их дела начинались и заканчивались в порту. Поэтому кое перед кем на материке уже замаячил было призрак вездесущего судовладельца, рыщущего повсюду в поисках клиента и составляющего конкуренцию местным экспедиторам и владельцам транспортных фирм. Этого, однако, пока не произошло и, похоже, не случится.

Процесс, суть которого состоит в том, что транспорт­ное средство самостоятельно или с чьей-то помощью въез­жает на борт судна, то есть грузит себя само, отнюдь не нов. Ему просто дали новое название Roll-on-roll-off, что означает «въехать на судно и съехать назад». Но идея сама по себе существует с незапамятных времен: ей столько же лет, сколько человечеству известен паром. Остается лишь ответить на «философский» вопрос, где кончаются паромные и начинаются морские грузовые пе­ревозки. Это не представляет особой проблемы, если речь идет о речном пароме, пускай даже он ходит в устье ши­рокой реки. Ясно также, что, когда грузы с немецкого или польского побережья по Балтийскому морю перевозятся в Швецию, мы имеем дело с судоходством. И тем не ме­нее эти маршруты называются паромными, и на них ис­пользуются специально сконструированные для этой цели суда. Маршруты, которые связывают западногерманские порты с Финляндией и Англией, тоже зовутся паромными. Правда, о судах класса «ро-ро» здесь нет и речи. В преж­ние времена говаривали, что паром - продолжение доро­ги. Это не было простой игрой слов, а имело под собой вполне реальную основу. В пору строительства Нильского канала в некоторых местах, где требовалось поддержи­вать связь между берегами, нельзя было сооружать мо­стов. Вместо них использовали паромы. Жители близле­жащих селений потребовали, чтобы проезд на пароме был бесплатным, и добились своего.

Однако смысл трейлерного сообщения - так принято называть систему Roll-on-roll-off - состоит вовсе не в том, чтобы добраться до ближайшего порта напротив и поскорей спустить груженые машины с борта корабля на сушу. Нет, судно должно проделать немалый путь по мо­рю, причем с грузом, который иначе доставляли бы на борт традиционным способом и который, кстати, вовсе нельзя было бы погрузить на нормальный паром. Потому-то груженые железнодорожные вагоны, перевозимые на паромах, к трейлерному сообщению не относят. А то об­стоятельство, что морские маршруты грузовиков, трейле­ров и т. д. зачастую бывают длиннее маршрутов сухо­путных, вряд ли можно отнести к принципиальным раз­личиям между паромными и морскими перевозками.

Судно, построенное специально для трейлерного сообщения, принимает на борт груженые грузовики, а еще чаще - грузы, уложенные на ходовые тележки (шасси) или подобные им устройства, неспособные двигаться са­мостоятельно. На борт судна их ввозят на грузовой плат­форме-рампе через грузовые порты, расположенные на корме и по бокам. Тягач, проделав свою работу, возвра­щается на берег и остается в порту. В порту прибытия другой тягач займется разгрузкой корабля, а по возмож­ности - и дальнейшей транспортировкой грузов к месту назначения.

Этот способ перевозки также требует немалого порто­вого пространства и нуждается в специальном оборудова­нии. В портах сооружаются так называемые терминалы, где можно встретить шасси любой конструкции - и для контейнеров, и для трейлеров, и для седельных прицепов. Унифицировать что-либо здесь трудно. Все, что можно было предпринять в этой области, сделано уже благодаря правилам автомобильных перевозок. Порт предоставляет в распоряжение трейлерных судов людей, которые зани­маются их разгрузкой, большие открытые пакгаузы, ис­пользуемые в качестве терминалов, и рампы, которые в приливных портах одной своей стороной лежат на суше, а другой опираются на поплавок или же закрепляются на прочной опоре с таким расчетом, чтобы ее можно было передвигать. В доковой гавани, если пирс не слишком вы­сок, вполне достаточно, чтобы рампа передвигалась даже в незначительных пределах. Помимо терминала, нужно еще и место для стоянки трейлеров. Поскольку разгрузка осуществляется сама собой, то и все необходимые механизмы и устройства обходятся существенно дешевле, не­жели оборудование для контейнерных перевозок.

Погрузка и разгрузка судна осуществляются, таким образом, очень быстро: судно задерживается в порту не­надолго. По сравнению с другими этот способ перевозки имеет важное преимущество: в любом порту к грузу очень просто подобраться. Кроме того, отпадает необхо­димость в уточнении плана размещения груза на судне. Это просто не нужно, да и невозможно. Но есть и недо­статки: наличие «мертвого груза», каковым являются са­ми тележки, и значительные потери грузового объема. Конечно, тележки устанавливаются одна к другой очень близко. Но между ними все-таки остается немало места, которое было бы занято, имей груз обычную, присущую ему форму. Даже на контейнеровозах пространство используется рациональнее. Судно, предназначенное для перевозки контейнеров, строжайшим образом разделено на отдельные участки. Контейнер, погруженный на ко­рабль, - это почти часть самого корабля, контейнер проч­но связан с ним и влияет на его ходовые качества. Трей­лер же походит больше на случайного пассажира.

Трейлерные перевозки особенно оправдали себя на балтийских линиях и при отправке грузов в Англию. Су­довладельцам выгоднее всего использовать их именно на таких средней протяженности линиях, когда грузы от­правляются из Гамбурга или Бремена.

Порты Балтийского побережья обязаны трейлерному сообщению очень многим. Благодаря ему эти старые пор­ты заметно поправили свои дела. К этому мы еще вер­немся. Их возрождение лишний раз свидетельствует о том, что не стоит выносить окончательного приговора ни виду перевозок, который предпочитает тот или иной порт, ни его географическому положению. Ведь раздавались же голоса, утверждавшие, что у Балтийских портов нет бу­дущего.

Трейлерное сообщение оправдывает себя и в тех регионах, где порты либо труднодоступны, либо перепол­нены.

Своеобразным дополнением к системе трейлерных пе­ревозок является объединение нескольких небольших грузов примерно одинаковой формы - ящиков, тюков, мелких резервуаров - в более удобный для машин груз по-крупнее, который автопогрузчик поднимает на специ­альный поддон. Такие поддоны, получившие широкое распространение в 50-е годы, представляют собой стан­дартную решетку, как правило деревянную, которая служит «подносом» для сложенных в штабеля штучных гру­зов. Их поднимают на тележку и везут на ней на борт судна. Часть этой тележки либо отправляется вместе с грузом в плавание, либо остается в порту.

Лихтеры используются далеко не так широко. Они неповоротливы и медлительны и повсюду в буквальном смысле «привязаны» к воде - ив порту отправления, и в порту назначения. Если контейнер можно считать тран­зитной «тарой», а контейнерные перевозки позволяют го­ворить о транзитных автомашинах, то лихтер - это транзитное судно, или, точнее говоря, транзитный плаву­чий контейнер. Лихтеры, прибывающие по реке, погру­жаются вместе со своим содержимым на судно и отправ­ляются за море, а в стране назначения вновь продолжа­ют свой путь по внутренним водным путям.

Идея эта родилась в Америке, в Новом Орлеане, круп­ном порту, лежащем на берегу Мексиканского залива. Можно сказать, что решение подсказала сама природа. Новый Орлеан находится в устье одной из самых круп­ных систем водных путей мира - Миссисипи и ее судо­ходных притоков. Благодаря этому порту побережье залива превратилось в транспортный узел, который обслужи­вает даже экспортные перевозки в районе Больших озер. Большую часть грузов, идущих оттуда через порты, рас­положенные в заливе, за тысячи и тысячи километров перевозят речные суда. В бассейне Миссисипи толкание (способ буксировки) начали использовать на 20 лет рань­ше, чем в Западной Германии. Делается это с помощью буксиров-толкачей большой мощности - в ФРГ таких нет даже на Рейне. Буксиры, которые можно увидеть, напри­мер, в Сент-Луисе, толкают перед собой такое количество плотно прилегающих бортами друг к другу лихтеров, какое но Рейну нельзя было бы провести попросту из-за навигационных особенностей этой реки, не говоря уже о том, что вряд ли можно найти заказчика, который был бы состоянии принять весь такой транспорт сразу. По форме лихтеры напоминают большие ящики. Они со всех сторон столь плотно подогнаны один к другому, что прон изводят впечатление одного целого. От Чикаго до Нового Орлеана такие «составы» добираются за 11 дней; пуп; вверх против течения длится две недели.

Для разгрузки лихтеры размещают вдоль борта судна или же непосредственно на пирсе. Вот тут-то одному на­ходчивому человеку пришло в голову придать этим бар­жам иную форму, сделать чуть меньше, унифицировать их и вместе с содержимым поместить на борт большого судна, специально сконструированного для этой цели. Так родились плавучие контейнеры - особая разновидность лихтеров, которые в англо- и немецкоязычной терминоло­гии именуются Lash (от Lighter Aboard Ship).

Выглядит такой лихтер нескладным стальным ящи­ком, грузоподъемность которого составляет обычно 375 т. Иногда она доходит и до 800 т. Максимальная осадка лихтера - от 2,73 до 3,1 м. Самостоятельно он двигаться не может: его необходимо буксировать либо обычным буксиром, либо буксиром-толкачем. Лихтеровоз, оснащенный специальным оборудованием, поднимает лихтеры на борт и укладывает их рядом и друг на друга в ячейки подобно тому, как это происходит с контейнерами. Тяжелый судовой портальный кран поднимает лихтер из воды. Для это­го кран сначала выезжает на корму, чтобы затем пере­двигаться со своим грузом вдоль судна. На корме рельс крана несколько выступают за корпус судна, чтобы он мог вертикально поднять качающиеся на воде лихтеры, Имеется и другой способ погрузки, когда лихтеры втаскивают на базовое судно по слипу - наклонной плоскости, встроенной в корму. Лихтер, спущенный на воду порту назначения, отбуксировывают к получателю груза или на ближайшую перевалочную базу.

Прошло 17 лет, прежде чем лихтеры впервые отправи­лись в морское путешествие. Нужны были подготовитель­ные работы, и в первую голову - по оборудованию круп­ного судна, которому предстояло поднимать грузы, с ка­кими до сих пор не имело дело ни одно судно и которое не сумели бы поднять даже мощные плавучие краны порту. Эта тяжелая установка является, по существу, «мертвым грузом», так же как и ячейки для лихтеров.

Первым лихтеровозом, отправившимся в 1969 г. из Нового Орлеана за океан, был «Акадиа Форест» - судна грузоподъемностью 43 тыс. т. Его длина составила 262 м, ширина - 32,6 м и, наконец, осадка 11,28 м. Для той поры это было крупнейшее в мире судно для перевозки штучных грузов. Оно направилось в Роттердам с 233 лих­терами па борту. Стоимость одних лишь этих «крошек», которыми судно было набито, словно огурец зернышками, составила 5,2 млн. долл. Аналогичный корабль, «Атлантик Форест», вошел в Бремерхафен 1 сентября 1970 г. Так началось регулярное сообщение между континентами.

Больших приготовлений для приема плавучих контей­неров от порта не требуется. Им нужно небольшое про­странство на воде подходящей глубины и достаточно спокойное, находящееся в стороне от движения судов и по возможности защищенное от ветра. Теоретически - только теоретически - подъем и спуск лихтеров на воду осуществимы, как полагают конструкторы, при высоте волн до 3 м. Судно-матка пришвартовывается к палу пли стоит на якоре. Ему не нужны 300 м драгоценного пространства портового пирса. В этом заключается суще­ственное достоинство данного вида перевозок.

Сложность, однако, состоит в том - и тут-то мы вновь возвращаемся к порту, - что лихтерам для того, чтобы выгрузить содержимое и взять новый груз, предстоит еще путешествие в глубь страны по ее водным трассам. В Ев­ропе для лихтеров закрыта большая часть каналов, если глубина их осадки превышает 2,5 м - принятый европей­ский стандарт. Так же обстоит дело и с большинством рек. Из Роттердама, если уровень воды позволяет, лихте­ры могут подняться до среднего течения Рейна, а из Бре-мерхафена доплыть до Бремена - 60 км вверх по тече­нию. Поэтому судовые компании беспокоит вовсе не то обстоятельство, что из Нового Орлеана, Хьюстона, Пана­мы или другого заокеанского порта прибывает большой груз. Гораздо больше их заботит вопрос, чем заполнить лихтеры, отправляемые назад за океан.

Лихтеры доставили Европе немало хлопот и с точки зрения навигации. Глубина их осадки, равная 3,1 м, рассчитана на наиболее благоприятные условия в бас­сейне реки Миссисипи. Там заинтересованы загружать их, исходя из такой осадки, - в отличие от Европы, где воз­можности речного судоходства в этом плане весьма огра­ниченны. Крупные «ящики» вообще не вписывались ни в какие инструкции, регламентирующие движение по европейским рекам. Чтобы «прописать» их в Западной Германии, потребовалось предпринять кое-какие шаги ад­министративного порядка. В Голландии представители речного пароходства даже запрашивали парламент, в ча­стности, о перспективах использования лихтеров в систе­ме международных перевозок по Рейну.

На дальние расстояния внутри страны лихтеры не отправляют по коммерческим соображениям. Требуется очень много времени, чтобы лихтер, отправленный из Роттердама в Кёльн, вновь вернулся в Роттердам к месту стоянки лихтеровоза. Да и вряд ли найдется в стране много заказчиков, готовых, разом принять 500 т груза из Нового Орлеана или другого порта, специализирующегося на отправке лихтеров. К тому же посылать так далеко один-единственный лихтер чересчур накладно. В конце концов оказалось, что этот способ перевозок имеет смысл использовать тогда, когда ни контейнерное, ни трейлерное сообщение себя не оправдывают: либо потому, что вовсе не требуется доставлять груз «от двери до двери», либо потому, что любой грузовик оказывается для контейнера чересчур мал. А может случиться, что контора заказчика находится в порту, и тогда лихтеры в силу своей специ­фики позволяют ему сэкономить на издержках.

Этот способ перевозок тоже имеет свою предысторию. Можно только строить догадки, знали ли о нем изобре­татели плавучих контейнеров. Очень давно одна немецкая судоходная компания, бременская «Ганза», попробовала использовать похожий способ за пределами своих портов. Обработка судов в гаванях Ближнего и Дальнего Востока, которые эта компания обслуживала, частенько велась не лучшим образом. Это было связано и с чрезмерной за­груженностью порта, и с низкой производительностью труда, и с плохой организацией работ. Время ожидания на рейде обходилось все дороже и дороже. Тогда и было решено во время стоянки судна на рейде спускать на воду находившиеся на борту лихтеры и производить разгрузку и загрузку судна с их помощью. Разумеется, такие лих­теры, снабженные к тому же двигателем, в отличие от плавучих контейнеров служили не просто «упаковочным средством», а представляли собой хоть и маленький, но вполне самостоятельный вид транспорта: их загружали на борту судна, а назад они возвращались порожняком, пли наоборот.

Было придумано и кое-что помасштабнее плавучих контейнеров: сконструированы лихтеры длиной 33 м и шириной 11,5 м, с высотой борта 5,6 м, снабженные соб­ственным двигателем ограниченной мощности. Они не за­висят от буксиров и толкачей и могут даже самостоятельно одолеть недлинный морской маршрут. Этим «деткам» лихтеровоза дали имя «морская пчелка». В европейские порты такие суда не заходили еще ни разу. А в портах, расположенных в устье Рейна, «морскими пчелками» именуют и те безмоторные лихтеры, что втаскиваются на судно-матку по слипу.

ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ ПОРТА

Теперь, когда мы знаем, как выглядят грузы, прибывающие в морские порты, знаем, как их доставляют на причалы и как вывозят в глубь страны, давайте обра­тим свой взор на само морское судно. Поговорим вначале только о его внешнем облике, не касаясь ни того, как он прибывает в порт и как уходит оттуда, ни его функции как одного из видов транспорта.

Самый крупный из всех инструментов, находящихся в распоряжении человека, - так мы называли судно. И та­ковым он был всегда, начиная с самых древних времен. Человек, похоже, всегда стремился сделать судно как можно больше, чтобы оно вмещало побольше груза: уж если подвергать себя опасностям морского путешествия, так уж чтобы было ради чего рисковать. В плавание на­до было брать много людей: одни чтобы помогали управ­лять им, другие - загружать и разгружать его, третьи - защищать у чужих берегов, где предполагалось получить какие-то товары или даже оставить поселенцев. А если случалось воевать, то важно было иметь па борту поболь­ше солдат.

Итак, судно должно быть как можно больше. Однако до каких пределов?

Главное, чтобы им можно было управлять; чтобы его можно было приводить в движение с помощью весел, втаскивать на берег, а затем стаскивать на воду. Позднее, когда появились парусные суда, условия стал диктовать уже парус, размеры которого нельзя было увеличивать бесконечно, не опасаясь, что его не порвет в клочья ветер: материал в ту нору был еще недостаточно прочен. Все эти обстоятельства и определяли габариты корабля,

Дело было вовсе не в искусстве корабелов. Он и-то справились бы и с постройкой судов куда больших размеров. В кораблестроении и в прежние времена знали толк, иначе вряд ли бы финикийцы смогли совершать требовавшие большого мужества плавания к далекому атлантическому побережью Европы, а греки - удерживать свои колониальные владения. И римлянам иначе не создать бы империи, раскинувшей свои владения по побе­режью не только Средиземного моря, но и Атлантического океана и даже Северного моря.

В последующие эпохи корабли не претерпели сущест­венных изменений. Размеры их практически не менялись в течении многих столетий. Когда парус окончательно вы­теснил весло, простейшие устройства, использовавшиеся для постановки и уборки парусов, не позволяли устанав­ливать на судах мачты большой высоты; вторая мачта появилась только в XV в. Едва ли, впрочем, можно утверждать, что на исходе первого тысячелетия нашего летосчисления, в период первого большого расцвета торговли, грузов и в самом деле было так много, что имелась настоятельная потребность в судах большего размера.

Как и в далеком прошлом, управляемость судна уста­навливала известные рамки для его размеров. Правда, в, наши дни научно-технический прогресс дал возможность заметно раздвинуть эти рамки: так, например, многие верфи Северной Европы и Японии теоретически способны; спускать со стапелей суда водоизмещением в один миллион тонн. Конструкторы утверждают даже, что смогут сделать расчеты их статики. Но одновременно находятся и скептики. В акватории порта, где любое судно должно передвигаться медленно, исключительно трудно управ­лять морским исполином, прибегая к помощи его собст­венного винта и руля или даже портового буксира. Мы пока еще достаточно беспомощны и в тех случаях, когда из-за аварии танкера возникает реальная угроза загрязнения моря и побережья. Припомним аварии, случавшиеся с танкерами: независимо от того, что служило их причиной - столкновение, пробоина или же посадка на мель, - всякий раз напрашивается вопрос: могло ли по­добное случиться с судном нормальной величины? Есть и еще одно обстоятельство, обозначившееся впервые лет 20 назад; к приему таких судов-гигантов приспособлены лишь немногие причалы. Последнее, впрочем, не являет­ся препятствием на пути дальнейшего увеличения разме­ров судов. Существующих портов вполне достаточно, по­скольку трубопроводы, берущие здесь начало, связывают порт с самыми отдаленными пунктами страны.

Интересно, каких размеров судно стоит сейчас у при­чала?

На этот весьма распространенный вопрос, как ни странно, вообще нельзя ответить. Спрашивать нужно иначе: какова длина и ширина судна, каков его тоннаж, велика ли осадка?

Поскольку у разных судов форма корпуса и носовой части неодинакова (впрочем, не так-то просто рассмот­реть, как выглядит часть судна, скрытая под водой), то даже специалист сможет назвать его грузовместимость лишь приблизительно. Именно эту характеристику судна обычно подразумевают, интересуясь его размерами. Тон­наж, или грузовместимость, судна показывается в тон­нах - в так называемых брутто-регистровых и нетто-ре­гистровых тоннах.

В прежние времена в Англии корпус вновь построен­ного корабля заполняли пустыми бочками одинаковой величины - это и были так называемые «тонны». По их количеству судили о размерах судна. В судовых харак­теристиках первой половины прошлого века и в первых статистических документах, составлявшихся в портах, при указании размеров судна после соответствующей циф­ры ставили обозначение РТ - регистровая тонна. Она равна 2,83168 м3, или 100 английским кубическим футам. В брутто-регистровых тоннах (БРТ) измеряют объем всех внутренних помещений судна от киля до верх­ней палубы, в том числе все возвышающиеся крытые надстройки, в особенности те, что расположены на ходо­вом мостике. Объем, показываемый в наши дни в БРТ, оказывается больше того, что измерялось прежде в реги­стровых тоннах. В нетто-регистровых тоннах показывает­ся объем помещений, предназначенных для перевозки грузов. Нетто-регистровый тоннаж судна - это валовая грузовместимость судна за вычетом вместимости всех тех помещений, где располагается оборудование, размещается экипаж и хранятся различного рода запасы, горючее, смазочные материалы, провиант, цистерны с питьевой водой, инструменты и запчасти.

При указании максимально допустимой грузоподъем­ности судна после количественной ее характеристики сле­дует обозначение twd, то есть tons deadweight, иначе го­воря, дедвейт, мертвый груз. Дедвейт не является сто­процентным эквивалентом грузоподъемности, ибо, поми­мо полезного груза, включает все необходимое для экс­плуатации корабля (горючее, смазочные материалы, оборудование для ухода за судном, запчасти, провиант), а также находящихся на борту людей. Однако поскольку масса их по сравнению с массой полезного груза незна­чительна, то на практике дедвейт приравнивается к грузоподъемности. О грузоподъемности можно говорить и тогда, когда очевидно, что к ней не причисляют нема­лый вес корабельного двигателя, включая вес вала и гребного винта.

Прежде чем судно отправится в свое первое плавание, его грузовместимость замеряют специальные службы. Ре­зультаты этой процедуры фиксируются в мерительном свидетельстве, которое обновляется всякий раз, когда суд­но подвергается существенной перестройке. На основании этого документа определяют, например, размеры портово­го сбора и сбора, взимаемого за проход через Панамский или Кильский каналы. Проход грузового судна средней величины через Суэцкий канал стоит около 50 тыс. марок; там нужно предъявлять специальное мерительное свиде­тельство.

Понятие «регистр» употребляется не только в сочета­нии «регистровая тонна». Так, административные суды в ФРГ и соответствующие учреждения в других странах ведут особые судовые регистры - списки морских и речных судов, в которые заносятся все суда, приписан­ные к портам Федеративной Республики Германии. Каж­дый судовладелец обязан внести принадлежащее ему суд­но в эти регистры - или же его попросту заставят это сделать. Регистры содержат важнейшие данные о том или ином судне и информацию о том, кому оно принадле­жит. Если судно меняет владельца, то в регистре делается соответствующая запись. После того, как корабль занесен в списки, на него выдается судовой патент. Перед регист­рацией судно обязательно замеряют.

А разве не заслуживает внимания другой факт? На суше эксплуатация любого здания требует специального разрешения властей. Его подвергают контролю с точки зрения безопасности, причем с самых различных сторон: ведь в здании людям предстоит жить или находиться бо­лее или менее продолжительное время. В большинстве государств мира дело обстоит именно так. Но нигде в ми­ре нет ни одного официального органа, осуществляющего надзор в судостроении. А ведь на корабле люди не просто живут, на нем они отправляются в дальнее плавание, чреватое рискованными ситуациями, от которых и деться-то некуда, окажись судно ненадежным.

Впрочем, официальный надзор в судостроении вряд ли так уж необходим: с годами в этой сфере постепенно сло­жились свои, не менее надежные формы контроля. Его осуществляют публично-правовые общества - классифи­кационные учреждения, пользующиеся авторитетом в международных кругах и признанием в среде специали­стов. В отличие от ведомств, занимающихся строитель­ным надзором на суше, они не вправе оказывать на су­довладельца какое-либо давление. И все же если такое общество откажет ему в выдаче свидетельства, поскольку судно оказалось небезупречным, то его нельзя будет за­страховать и, стало быть, не удастся заключить договор на фрахтование.

Такими учреждениями являются Британский морской регистр Ллойда в Лондоне, парижское Бюро Веритас, Американское бюро судоходства в Нью-Йорке, Дэт Нор-ске Веритас в Норвегии и Германский Ллойд в ФРГ, на­ходящийся в Гамбурге. На пересечении важнейших торговых путей у этих обществ есть свои представитель­ства. Они давно пришли к единому мнению относительно требований, которые следует соблюдать при постройке и перестройке корабля, с тем чтобы обеспечить его безопас­ность, а также безопасность команды и сохранность гру­за. Они предписывают (и это знают на любой верфи), какова, в зависимости от величины судна, должна быть толщина обшивки и других стенок, опор, поддерживаю­щих палубу, киля, шпангоутов и т. д. В зависимости от качества постройки судну присваивается соответствующий класс. Судовладельцы, естественно, стремятся, чтобы их судно получило класс как можно более высокий. Подоб­ным же образом осуществляют контроль и корпорации, следящие за тем, чтобы на судах соблюдались меры безо­пасности экипажа: в ФРГ этим занимается Профессио­нальный союз судоходства, в Великобритании - Мини­стерство торговли, в США - Береговая служба.

Судно, перевозящее штучные грузы, - самый частый гость универсального порта; его можно встретить у любого причала. Кому-то может показаться странным, что суда, перевозящие штучные грузы, вовсе не обязательно долж­ны походить друг на друга. Они отличаются по длине и ширине, у них различны формы палубных надстроек и по­рядок их расположения, форма носовой части и грузовой такелаж. Неужели это и в самом деле те типовые грузо­вые суда, которые способны перевозить что угодно и куда угодно?

Верфи существуют во многих странах. У каждой свой опыт и собственные идеи, касающиеся конструкции суд­на. Заинтересованные стороны обсуждают их, прежде чем приступить к постройке очередного судна. Помимо вер­фей, существует и немало судоходных компаний. У них тоже накоплен свой опыт доставки грузов из одной точки земного шара в другую и имеются свои представления о том, как это сделать лучше. Даже на неизменных маршрутах копилка этого опыта постоянно пополняется новыми сведениями. То, что приветствуется сегодня, завтра, может статься, будут оценивать совсем иначе. Судно определенного типа, сооруженное па той же верфи, что а подобное ему, но только годом позже, по ряду парамет­ров будет иным, нежели его «старший брат». Что-то на судне нужно постоянно совершенствовать; систематиче­ски высказываются новые предложения и пожелания. Точки зрения судоходных компаний на то, каким дол­жно быть то или иное судно в будущем, совпадают от­нюдь не всегда. Верфи и судоходные компании разных стран работают в условиях жесткой конкуренции, которая вынуждает их совершенствовать суда вновь и вновь. Не в последнюю очередь стимулируют этот процесс и постоянно меняющиеся условия портов, которые также непрерывно развиваются и соперничают друг с другом. Если около 25% мирового морского грузооборота при­ходится на сравнительно небольшой отрезок морского по­бережья северо-западной части Европы, лежащей между Гамбургом и Гавром, то нетрудно представить, с величи­нами какого порядка имеет дело этот «полигон» портовой конкуренции.

Во внешнем облике и конструкции судна находят свое выражение и новейшие достижения технической мысли. Его постройка - компетенция судоверфи, но к поставкам, необходимым для его сооружения, причастны многие от­расли промышленности, предприятия которых размеща­ются далеко от побережья: внутри страны производится до 75% судовых узлов. Судостроение, таким образом, рас­пределяет крупные заказы, за выполнение которых охотно берется любая фирма. Отсюда очевидно, что новое рожда­ется во многих конструкторских бюро одновременно.

Застоя в области кораблестроения быть не может - так же, как не может быть и жесткой стандартизации судов. Единообразные конструкции попросту не пользо­вались бы спросом; в них не нуждается ни торговля, ни система перевозок. Это обстоятельство не исключает, од­нако, того, что на борту различных судов нередко встре­чается сходное оборудование. Например, почти все суда, перевозящие бананы и другой охлаждаемый груз, осна­щены сегодня элеваторами - специальными транспорте­рами для погрузки и разгрузки, при эксплуатации кото­рых груз портится значительно меньше, чем когда исполь­зуется обычный подъемный кран. Грузовые отсеки таких судов снабжены переборками, которые при необходимо­сти можно убрать. Высота этих отсеков невелика; сдела­но это намеренно, для того чтобы нижние ящики не под­вергались слишком сильному давлению; высота трюма определяет, таким образом, предел загрузки. Такое суд­но оснащено лишь очень легким, несложным такелажем, который нужен лишь для того, чтобы открыть люки и привести в действие элеваторы. Если же предполагается использовать корабль для перевозки другого охлаждаемо­го груза, скажем, мороженого мяса, то и судовой таке­лаж, соответственно, должен быть помощнее.

Сегодня на всех судах, перевозящих штучные грузы, есть грузовые стрелы и другой такелаж. Нередко на них устанавливаются собственные крапы, что делает их неза­висимыми от портового оборудования. В этом случае можно даже не подходить к причалу, а разгружаться са­мостоятельно, встав у пала и перемещая груз на лихтер или на борт пришвартовавшегося рядом речного судна. До второй мировой войны такую картину можно было наблюдать нечасто, на многих судах грузового такелажа не было вовсе, а если какой и встречался, то лишь вспо­могательного характера, так как на маршрутах, по кото­рым обычно эти суда ходили, практически не было портов, где причалы не имели бы своих погрузочно-разгрузочных| устройств. В наши дни мощные грузовые стрелы видишь почти что на каждом судне. В пути они сгруппированы! вокруг мачты, а незадолго до входа в порт их приводят в рабочее положение, и тогда мачта становится похоже на скелет сложенного зонтика. Таких мачт на корабль может быть одна, две или больше. На судах, принадлежащих компаниям, специализирующимся на перевозки тяжеловесных грузов, подъемная сила такелажа доходит до 650 т. Обычный же кран, установленный на причале, поднимает грузы весом от 3- до 5 т. Судно, оборудованное таким образом, в состоянии проделать работу, которая под силу лишь мощному плавучему крану.

Специальное судно или сухогруз, предназначена для перевозки массовых грузов, можно без труда приспособить для транспортировки одного определенного вида груза. Но ни судоходная компания, ни верфь не в силах проделать то же самое с судном, предназначенным для перевозки штучных грузов. Они могут разве что оборудовать корабль в расчете на какой-то конкретный регион - Дальний или Средний Восток, Южную Америку и т. д. Поэтому подобные суда должны быть, по существу, многоцелевыми, а раз так, то палубные люки делаются доста­точно широкими, с тем чтобы кран мог опускать в трюм не только, скажем, тюки, но и стальные балки. Иногда трюмы разгораживают на несколько отсеков, которые из соображений безопасности судна и груза отделены друг от друга водонепроницаемой переборкой. Некоторые по­мещения оборудуются особым образом: специально для охлаждаемых или взрывоопасных грузов или грузов, требующих определенного уровня влажности, таких, как, например, шелк или кожа.

У старых судов средняя, широкая часть корпуса име­ла коробчатую форму; ее-то и использовали в качестве грузового трюма, поскольку именно там можно было наилучшим образом разместить всякий груз. Эта часть судна, расположенная между его носом и кормой, была достаточно велика. Когда же встал вопрос об увеличении скорости судов, их пришлось делать несколько более «стройными» - разумеется, за счет частичной утраты пространства «коробки». Теперь уже было непозволи­тельной роскошью занимать среднюю часть судна под машинное отделение. Его пришлось переместить в кормо­вой отсек и предоставить эту лучшую часть в распоря­жение груза. Большой площади судовому двигателю не требуется, ему вполне хватает места на узкой корме. Сегодня, как правило, он располагается между двумя последними грузовыми трюмами. Достоинство подобной конструкции заключается также и в том, что туннель гребного вала оказывается намного короче и не мешает заполнению трюмов, расположенных перед ним. Более короткий вал означает заодно и экономию пространства. Чтобы обеспечить двигателю необходимый противовес, носовую часть судна заполняют балластом - водой. Вы­ше, где корпус носовой части судна уже не столь узок, располагается грузовая палуба.

У большинства судов для перевозки штучных грузов имеется две полные средние палубы, т. е. такие, которые тянутся через весь корпус судна. Подобная конструкция позволяет взять на борт больше груза и облегчает доступ к нему. Портовым кранам, конечно, было бы удобнее ра­ботать, имей судно два или даже один сквозной люк: тогда одним и тем же судном занимались бы несколько кранов одновременно. Но громадное отверстие в палубе могло бы нарушить устойчивость судна. Море сжимает его корпус со всех сторон. Люки не должны быть ни чересчур длинными, ни слишком широкими. Верхняя палуба - неотъемлемая часть корабля, его опора. На судах новей­шей конструкции люки расположены параллельно друг Другу - это так называемые открытые суда. Теперь крышки люков открывают и закрывают не вручную, а автоматически. И делают их сейчас не из толстых дере­вянных брусов, которые надо было укладывать вручную или опускать (уже связанные) с помощью крана, а затем задраивать, чтобы вода не попадала внутрь, и затягивать парусиной. Сейчас люки закрывают откидными или ото­двигающимися стальными крышками.

Среди судов, перевозящих штучные грузы, контейне­ровозу отведено особое место. Он приспособлен к харак­теру груза оптимальнейшим образом и располагает всем необходимым для его приема и выгрузки. Но вместе с тем контейнеровоз требует от порта точнейшей, прямо-таки ювелирной работы. Контейнеры, конечно, перево­зятся и на обычных судах, которые не оснащены спе­циальным оборудованием или же располагают таковым в недостаточном количестве. Такие полуконтейнеровозы отправляют в плавание тогда, когда порт назначения еще не приспособлен к приему настоящих контейнеровозов, использовать которые в связи с этим просто невыгодно. В большинстве случаев такого рода перевозки очень скоро сменяются чисто контейнерными. В портах с это тенденцией считаются, даже в таких молодых портах, как Дурбан, Порт-Элизабет, Ричардз Бэй в Южно Африке и в портах Австралии: в расчете на прием контейнеров сооружались специальные погрузочно-разгрузочные устройства.

Еще одним примером специализированного судпа для транспортировки обычных штучных грузов может слу­жить трейлерное судно. Его узнаешь сразу по кормовому или боковому грузовому порту, через который на борт въезжают машины и шасси. Чтобы быть максимально независимым от портового хозяйства, судно всегда возит с собой рампу - платформу, которая опускается на при­чал. Она позволяет компенсировать разницу высот между судном и причалом, если та не превышает 7,5 м. Рампа очень прочна и способна выдержать любой груз, а ширина ее нередко достигает 12 м. Судно причаливает правым бортом. К нему подвозят созданные впервые к Швеции передвижные поддоны грузоподъемностью от 100 до 200 т. Среди специалистов широко бытует мнение, что в перспективе международное трейлерное сообщение сможет соединить между собой системы автомобильных дорог всех континентов, превратившись, таким образом, в исполинский паром.

Трейлерное судно берет на борт любой груз, уложен­ный на шасси или трейлер. Для него не имеет значения последовательность захода в порты, поскольку груз его мобилен. За определенный промежуток времени трейлерное судно перевозит вчетверо больше грузов, чем обычное.

Суда описанных нами типов используются обычно в рамках линейного судоходства. Они периодически воз­вращаются в порты приписки и стараются придерживать­ся расписания, которое известно уполномоченным торго­вых фирм, отправляющих или принимающих груз. На перевозку грузов установлены твердые фрахтовые ставки, которые принимаются судоходными компаниями на регу­лярно проводимых конференциях. Величина этих ставок сообщается фирмам, отправляющим свои грузы морем. Она постоянно колеблется, так как компании постоянно ориентируются на положение на мировом рынке.

Расписание движения линейных судов соблюдается и тогда, когда из-за нехватки грузов они загружаются не полностью. В этом случае линейное сообщение имеет смысл поддерживать только при условии, что ставки, установленные компаниями, в известной степени компен­сируют убытки, вызванные слабой конъюнктурой. Отпра­вителю, который заинтересован в том, чтобы заблаговре­менно рассчитать, по какой цене пойдет его товар на ми­ровом рынке, гарантированы устойчивые фрахтовые став­ки независимо от того, отправляет ли он груз сегодня или же через три месяца (скажем, из-за неожиданных трудностей, возникших в процессе производства). Линей­ное сообщение, таким образом, дает возможность точно планировать сроки отправки груза. Оно являет собой надежную основу для определения цен и, наконец, позво­ляет отправителю рассчитать время пребывания груза в пути. Четкое функционирование этого механизма обусловлено тем, что порт, откуда уходят в плавание линейные суда, всегда может рассчитывать на более или менее постоянный поток грузов, которые ему предстоит отпра­вить. Мы уже упоминали, что порт крайне заинтересован в линейном сообщении и причина тому - большое эко­номическое значение, которое штучные грузы имеют как Для портового города, так и для его окрестностей.

Наряду с линейными существуют также трамповые перевозки грузов. Из самого названия следует, что они осуществляются нерегулярно. Трамповые суда не имеют ни четкого расписания, ни жестких фрахтовых ставок. Трампы не связаны обязательствами ни с одним портом, они идут туда, где их ждут очередные партии груза. Случается, что трамп годами не заходит в порт, к кото­рому приписан. Конструкция трампа обычно такова, что он принимает па борт все что угодно: он сооружен без особых затей, способен перевозить как штучный, так и массовый груз. Это суда средних размеров, с крупными люками, как правило - сухогрузы. К трампам относят также танкеры, не являющиеся собственностью какого-то определенного концерна, а еще и суда для перевозки фруктов и тяжеловесных грузов, нередко даже и пасса­жирские суда, которые время от времени арендуются для разовых рейсов. Впрочем, в судовой практике последние трампами не считаются, равно как п пассажирские суда, которые различные общества и туристские бюро аренду­ют на год и больше.

Трампы не связаны с широкой системой представи­тельств и агентств, которые есть у каждой судоходной компании во всех сколько-нибудь важных для нее пор­тах и без которых невозможно линейное сообщение. По их английским наименованиям (трампы называют Seeker или Irregular Traver) можно судить о той роли, что отведена им на рынке грузовых перевозок. В периоды, когда линейные судоходные компании бывают сильно загружены, они прибегают к так называемому тайм-чартеру, фрахтуя трамповое судно на определенный срок. Тогда трамп плавает под флагом арендовавшей его ком­пании и с ее опознавательным знаком па трубе. Раньше в мировом торговом флоте трампов было значительно больше. Сегодня их число неуклонно сокращается из-за все большей специализации судов, перевозящих массовые грузы. Танкеры для перевозки нефти являются, как пра­вило, собственностью нефтяных компаний или их дочер­них фирм, которые и определяют маршруты танкеров. Крупные рудовозы либо принадлежат металлургическим фирмам, либо работают на них так подолгу, что, подобно нефтяным танкерам, становятся чем-то вроде внутриза­водского водного транспорта (с той лишь разницей, что обслуживают не одно предприятие, а целую отрасль).

Следовательно, понятия «трамп» и «судно для пере­возки массовых грузов» отнюдь не идентичны. Последнее может быть приспособлено для перевозки одного опреде­ленного вида грузов: нефти, руды, сжиженных газов, хи­микалий; однако нередко его вполне можно использовать н для транспортировки других насыпных грузов. Так, небольшие и средней величины танкеры, временно остав­шиеся не у дел, берутся за перевозку зерна. Как гово­рится, не было счастья, да несчастье помогло.

У крупных сухогрузов-навалочников двигатель и мос­тик так же, как и у танкеров, располагаются в кормо­вой части. Здесь прежде всего важно расположить груз таким образом, чтобы он не перемещался и не создавал опасности для равновесия судна. Достичь этого можно, оборудовав на корабле короткие трюмы. Даже в послед­ние годы случалось, что новехонькое, недавно сошедшее со стапелей судно при более или менее сильном волне­нии на море шло ко дну: руду грузили замерзшей, в пути она оттаивала, и образовавшаяся вода только соз­давала благоприятные условия для перемещения груза. Сухогрузам часто приходится плыть порожняком, поэто­му в их конструкции предусмотрено большое число по­мещений для балласта. Груз, который засыпают в трю­мы (зерно, руда, уголь), разравнивается сам собой; а суда, перевозящие такие грузы, называют самодиффе-рентующимися. В некоторых из них трюмы даже ав­томатически очищаются. Собственного грузового такела­жа на борту сухогрузов нет. Они полагаются на обору­дование тех сравнительно немногочисленных портов, между которыми курсируют. Да и времени бы это за­няло очень много, вздумай они вдруг самостоятельно вы­грузить 60 тыс. т груза.

В общей картине порта нельзя не заметить еще од­ной важной детали - небольших каботажных суденышек. Это суда грузоподъемностью в 1,5 тыс.- 2 тыс. т, плава­ющие, как правило, на небольшие расстояния вдоль по­бережья. Из западногерманских портов, например, они ходят в Голландию, Бельгию, Англию, Скандинавские страны и в порты Балтийского моря. Нередко они доста­вляют грузы на большие корабли, которым предстоит отправиться за океан, или же следуют к месту назначения с грузом, доставленным океанскими судами. Что ка­сается их конструкции и особенностей, связанных с ха­рактером груза, то в этом плане они не сильно отлича­ются от судов крупнотоннажного флота. Разве что каботажные танкеры возят чаще не сырую нефть, а очищен­ные нефтепродукты. В транспортной системе порта ка­ботажные суда занимают место не менее важное, чем железная дорога, речные суда и автомобили, связываю­щие порт с внутренними районами страны.

На обоих бортах судна, в средней его части, можно видеть знаки (черточки и буквы), весьма странные для непосвященного человека. Это - грузовая марка, рас­считываемая для каждого судна и предписывающая ми­нимальную высоту надводного борта. Грузовая марка изображается в виде круга диаметром 30,5 см. Горизон­тальная линия, проходящая через его центр и переходя­щая в букву S, обозначает границу максимальной осад­ки судна летом в морской воде. До этой линии корабль может погрузиться, и, стало быть, его можно загружать до тех пор, пока его осадка не достигнет этой отметки (но только летом, когда погода на море не так сурова). Зимняя грузовая марка выглядит не столь легкомыслен­но: короткая линия, расположенная ниже летней и по­хожая на волчий клык, рядом с которой начертана буква W. Зимой судно не возьмет на борт такой же по массе груз, что н летом. У верхней части клыка выве­дены буквы FW, что означает Frischwasser, то есть «пресная вода».

Надзор за соблюдением этих предписаний осущест­вляет специальный отдел полиции. Делается это в инте­ресах не только судна, для которого чересчур глубокая осадка небезопасна, но и порта, администрация которого, разумеется, не может допустить, чтобы какое-нибудь судно не дай бог перевернулось прямо в порту, блокиро­вав тем самым доступ к одному, а то и нескольким при­чалам. Поэтому грузовые марки имеются не только па морских судах, но и речных, а также на паромах, бар­касах и вообще на всех судах, которые заходят в аква­торию порта.

Грузовая марка и соответствующие предписания су­ществуют всего около 100 лет. До их введения судовла­делец, заинтересованный в том, чтобы эксплуатировать судно подольше, сам решал, насколько его следует за­гружать. Но те же коммерческие соображения искушали его загружать судно до предела, что нередко приводило к перегрузу. Волны, правда, при неблагоприятной погоде также расступаются перед корпусом даже ненагруженного судна, борта которого возвышаются высоко над водой. Однако слишком глубокое непрерывное погруже­ние небезопасно для палубы, люков и палубных постро­ек. Кроме того, оно отрицательно сказывается на нави­гационных качествах судна. В экстремальных случаях даже возникает опасность для его плавучести.

До середины прошлого века портовые власти не виде­ли особого повода к тому, чтобы как-то изменить суще­ствующее положение дел, хотя речь шла о безопасности людей в море. То, что на это обратили наконец внима­ние, - заслуга одного-единственного человека. Благодаря его усилиям и самоотверженности интересы общества нашли-таки отражение в законоположениях государств, занимающихся морским судоходством.

Человека этого звали Сэмюэл Плимсолл, он родился в Бристоле в 1824 г., успешно торговал углем, и в этом своем качестве был настолько независим от системы морских перевозок, что не единожды вступал в споры с капитанами судов и самими судовладельцами. Он публич­но объявил войну перегруженным «судам-самоубийцам». В 1873 г. С. Плимсолл напечатал трактат «Наши моря­ки», в котором выступал против порочной практики ста­вить под угрозу жизнь экипажа ради получения более высокого фрахта. Не страшась ни запугиваний, ни на­смешек, он обходил в Лондонском порту судно за суд­ном. Вскоре его стали узнавать, еще издали завидев не­изменные иссиня-черные сюртук и цилиндр, ставшие уже знаменитыми. А еще через некоторое время к нему начали прислушиваться, находя в его идеях рациональ­ное зерно. В 1880 г. грузовые марки были введены в Англии, затем ее примеру последовали и другие стра­ны. Давно уже эти обозначения обязательны для всех судов в мире. Контроль за их соблюдением взяли на себя общества, определяющие класс корабля (о них мы уже упоминали). Конечно, первыми, кто понял необхо­димость введения грузовых марок, были страховые ком­пании. Усилия Плимсолла нашли живейший отклик и одобрение со стороны компаний «Ллойда». И поныне в порту и на судне грузовую марку нередко именуют про­сто «плимсоллом». Вот, пожалуй, лучший памятник этому в высшей степени достойному человеку!

Грузовая марка - minimum minimorum требований, предъявляемых к судну: не все же требования и усло­вия начертаешь на борту... Перегруженное судно сродни перегруженному грузовику - оба достойны сожаления и внушают немалые опасения за исход путешествия. На ходовые качества перегруженного судна влияет и темпе­ратура воды: холодная держит его лучше, чем теплая. Поэтому важно знать, где проходит рейс судна - в теп­лых тропических или холодных северных морях. Тот, кто купался в море, знает, какую роль играет и количе­ство содержащейся в воде соли. Соленая вода плотнее, на ней кораблю держаться проще. Тому, кто управляет судном, хорошо известно, чего от него можно ждать. А судоходная компания призовет к ответу любого из своих капитанов, которому вдруг вздумается пренебречь грузовой маркой.

Морские суда опознают и различают по их флагам, по маркировке на трубах и, наконец, по названиям. Если корабль двухмачтовый, то на передней, так назы­ваемой фок-мачте крепится флаг того государства, куда судно направляется, или же того, откуда оно следует. На грот-мачте развевается флаг судоходной компании. А если есть еще и гафель, наклонный рей, закрепляемый нижним концом па верхней части мачты, то на нем, пока корабль в пути, поднят флаг страны, в одном из портов которой он приписан. В порту национальный флаг с мачты убирают. Его поднимают на кормовом флагшто­ке, а на носу корабля поднимают другой, так называ­емый гюйс: это флаг того порта, к которому корабль приписан.

Все прочие флаги, находящиеся на борту корабля, - сигнальные. Каждой букве алфавита соответствует свой сигнальный флажок. Если корабль поднимает два флага, соответствующие букве Q, это значит, что на судне возможно наличие инфекции. Если подозрение подтвер­ждается, поднимают флажки QL. Желтый карантинный флаг свидетельствует о том, что на судне все здоровы.

Сигнальные флаги кораблям придется поднимать и впредь, несмотря на то что техника связи уже сегодня позволяет вести обмен информацией между судном и бе­регом даже тогда, когда расстояние между ними в несколько раз больше того, с какого можно распознать флаг.

Вымпел родины - узкий и длинный, такой теперь увидишь в порту нечасто - поднимали, когда после дли­тельного отсутствия корабль возвращался в родную га­вань. По-прежнему пользуются на борту услугами «сине­го Питера» - сигнального флага, на котором изображен белый прямоугольник с синей каймой, но первоначальное свое значение он утратил. «Синий Питер», поднятый на судне, стоящем в порту, означает, что команде надлежит прибыть на борт, ибо в ближайшие 24 часа корабль по­кинет гавань. Своим романтическим наименованием флаг обязан английскому военному флоту. Появление его на флагманском корабле означало приказ, обращенный к остальным судам: «Все командиры кораблей - к адми­ралу!» В качестве подтверждения, что приказ понят, всем судам предписывалось сигнал повторить. Делалось это по команде blue repeater - «синий повторить», - которая в устах немецких моряков превратилась в blauer Peter - «синего Питера».

На борту корабля имеются только флаги и вымпелы. Знамен здесь нет. Чем отличается флаг от знамени? Зна­мя единственно в своем роде, заменить знамя нельзя. Знамена не покупают в магазине и не получают на складе - их торжественно вручают. Иначе с флагами: старые выбрасывают и заменяют новыми, это просто кусок ткани, не представляющий особой ценности.

Различия между флагом и вымпелом куда прозаичнее и отнюдь не столь велики. Средневековый флюгер, про­долговатый прямоугольник, символизировавший флаг, поднятый на верхней части мачты - топе, походил боль­ше на вымпел, нежели на флаг. В наши дни треуголь­ную форму вымпела на морских судах переняли сигналь­ные флаги. На спортивных судах у вымпелов другое на­значение. В сравнении с долгой историей мореплавания традиция поднимать национальный флаг относительно молода. Первыми это стали делать голландцы - произо­шло это в XVI в.; вскоре их примеру последовали и другие народы, снаряжавшие свои корабли в плавание.

Некоторые могут, пожалуй, возразить, что первым государственным флагом, поднятым на корабле, был флаг Священной Римской империи, поскольку один из ее правителей, Фридрих II, повелел поднимать на своих кораблях, курсировавших между Сицилией и Палести­ной, флаг желтого цвета - цвета королевского знамени. Однако желтое знамя императора украшал еще и орел, которого на корабельных флагах не было. Поэтому можно полагать, что желтый корабельный флаг являлся, скорее всего, просто отличительным знаком, а вовсе не симво­лом королевской власти. Знаком же королевского покро­вительства считался красный гонфалон (от итальянского Gonfalone - воинское знамя). Но поднимать этот флаг или демонстрировать на все четыре стороны орла не позволяли тогдашние нормы права, поскольку импе­раторского флота как такового не существовало. Импера­торские законы распространялись лишь на те территории, где прекращалось действие суверенных прав княжеских семейств. А уж владетельные князья внимательно следи­ли за тем, чтобы суда были украшены отличительными знаками их княжеской власти.

В ту пору, когда флаги портовых городов еще пе стали общепринятым явлением, германские суда подни­мали на топе красный флаг, английские - белый. По ним определяли, под чьим покровительством находится ко­рабль. Покровителями были германский император и ко­роль Англии. В конце XIII в. красный вымпел, который несли на своих мачтах немецкие корабли, утратил это значение. Но еще до того здесь произошли многие пе­ремены. В XI и XII вв. мореплавание бурно развива­лось. В своих дальних плаваниях корабли северных стран достигали Средиземного моря, а через Балтийское море - границ России. Простых, неведомых в чужих кра­ях символов оказалось уже недостаточно. Нужно было ясно показать, на чью защиту в случае необходимости может рассчитывать то или иное судно. Знамен суверен­ных государств, которым можно было бы уподобить ко­рабельные флаги, не существовало. В ту пору известны были гербы и ряд других геральдических знаков. Отли­чительные знаки стали появляться на кораблях в сере­дине XIII в. Нанесенные на борт судна, на море они были заметны лишь с очень близкого расстояния, а если корабль двигался, то и вовсе не видны. Поэтому вскоре их перенесли на паруса. Корабли-«крестоносцы» (в Германии такие суда отплывали, например, из Кёльна) несли на своих парусах изображение креста. Довольно скоро стало ясно, что в чужеземных портах к кораблям, несшим на себе знаки княжеской власти, от­носились весьма почтительно, что по ряду причин быва­ло весьма кстати. Стали искать для себя надежных по­кровителей и владельцы судов, не всегда даже обращая внимание на то, насколько действенным может оказаться их покровительство в каждом отдельном случае. А затем и сами владетельные князья открыли этот способ демон­страции своего престижа и власти и стали повелевать, чтобы все их корабли несли на себе подобные отличи­тельные знаки.

Но отличительный знак княжеской власти было вид­но лишь на поставленных парусах. При заходе в порт паруса убирались. Потому-то флаг и определили на вер­хушку мачты. С тех пор к помощи флага прибегал вся­кий, кто намеревался продемонстрировать окружающим то, что могло породить всеобщее любопытство и вызвать к себе чувство почтения.

Первыми свои флаги на судах подняли города-респуб­лики Пиза и Генуя. Следовательно, это был флаг роди­ны. Их примеру последовали Венеция и Марсель, хотя последний и не был вольным городом, а находился под княжеским суверенитетом.

В портовых городах северного и северо-западного по­бережья Европы республик, обладавших суверенными правами, не существовало. Но князья были далеко, а их власть невелика. Штральзунд, к примеру, совершенно не занимало то обстоятельство, что он относился к княже­ству Рюген и, стало быть, даже к Дании. В Бремене, правда, духовная, а поначалу и административная власть архиепископа была довольно сильна. Однако в дела, связанные с мореплаванием, архиепископ не вмешивался. Его духовная власть распространялась и на Гамбург, хотя административно архиепископству подчинялась лишь старая часть города, в то время как новая счита­лась владением графа Гольштейнского. Последний же позволял городу самостоятельно решать все вопросы, ка­савшиеся флагов, ибо город пользовался его особой бла­госклонностью и всяческой поддержкой. Но там, где су­ществовала сильная централизованная власть, например, на атлантическом побережье Франции или в Англии, ко­рабли флагов портовых городов не имели.

Примерно в одно время с городами Средиземноморья свой флаг на корабельных мачтах стал поднимать и любекский порт. Город, правда, имел своего хозяина, которому подчинялся, но тот был далеко. Им был сам германский император. Любек уже тогда подчинялся непосредственно ему. Никому, однако, и в голову не прихо­дила мысль нанести на городской флаг знаки импера­торской власти, хотя черного орла со знамени импера­тора частенько изображали на гербах многих городов. Корабельный флаг Любека представлял собой вытянутый вверх красный прямоугольник с горизонтальными белы­ми полосами посередине. Таким он и остался с 1280 г. За Любеком последовал Штральзунд, который ввел крас­ный флаг с белым знаком, напоминающим наконечник копья с белым оперением. Около 1300 г. у себя на ко­раблях подняла флаг - белый крест на красном фоле - Рига, а Дордрехт - флаг с красной, белой и еще одной красной горизонтальными полосами. Примерно с 1400 г. корабли Данцига (Гданьска) имеют флаг - два белых креста па красном поле, а много позже своим собствен­ным флагом - две белые и две красные полосы - обзаве­лись корабли Висмара. Ганза уже давно требовала от входящих в ее состав городов поднимать на кораблях свои городские флаги. Во второй половине XIV в. опи имелись почти на всех ганзейских судах.

Для своих флюгеров Гамбург и Бремен позаимство­вали красный цвет с императорского знамени. Слово «флюгер» появилось в лексиконе гамбургского морского права в 1270 г. Тогда оно означало флаг, поднятый па топе, в отличие от того, что поднимали па корме. В со­ответствии с морским правом этот флюгер считался обя­зательным атрибутом корабля; то же самое предписыва­лось и городской книгой Бремена от 1303 г. Гамбургский флаг является, пожалуй, старейшим из флагов герман­ских городов.

Позднее гамбуржцы, похоже, сумели договориться с графом Голыптейнским: в 1558 г. на их корабельных флагах появилось изображение листа крапивы, взятого с герба графа. В конце XIII в. Бремен практически уже освободился от власти архиепископа. Несмотря на отсут­ствие правовых гарантий, независимость города все же была реальным фактом. Своим флагом Бремен избрал флюгер, на красном фоне которого наискосок был изобра­жен белый ключ. Красно-белые полосы появились позд­нее, в конце XVII в. Один-единственный ключ изображен на флаге тоже не спроста, а в известной степени из чув­ства противоречия: резиденцию архиепископа украшал герб с двумя ключами. Ключ - символ святого Петра, покровителя бременского собора.

Красный и белый - основные цвета, которыми в XIV в. наделяли свои флаги портовые города, располо­женные на побережье Северного и Балтийского морей. Красный все же преобладал, поскольку был взят со зна­мени императора. На флагах Любека, Эльбинга, Висма­ра, Грайфсвальда и Ростока чередовались красные и бе­лые полосы - от двух и больше. Красные флаги Бреме­на, Штралъзунда и Данцига украшали белые эмблемы. В первое время Гамбург, Данциг и Амстердам нарушали это ставшее почти традиционным сочетание цветов: они имели просто красные флаги без каких-либо дополни­тельных изображений. Позднее в левой части гамбург­ского флюгера появилось изображение белых городских ворот с тремя башенками. Флаг Данцига примерно с 1400 г. украшают два белых креста. Единого же флага Ганзы в красную и белую полоску никогда не существо­вало.

В наши дни па каждом судне имеется таможенный и лоцманский флаги. У них особая роль: к опознаватель­ным знакам судна они не относятся и для подачи сигна­лов не используются. Это своего рода документы, выдан­ные государственными органами. В ФРГ, например, та­моженный флаг, поделенный наискось на черное и белое поля, укрепляют на корме чуть ниже национального флага. Его наличие означает, что судно освобождено от таможенной регистрации, потому что на борту находится лоцман, давший присягу о соблюдении таможенных пред­писаний. Он следит за тем, чтобы на пути в порт судно не принимало на борт ни людей, ни товары, чтобы до той минуты, пока судно не встанет к причалу в порту, на его борт не доставлялись бы никакие грузы и ничего не сгружалось, за тем, чтобы состав лиц на его борту не изменялся. Если лоцман находится на корабле, днем здесь поднимают сине-белый вымпел, а ночью зажигают зеленый свет над кормовым фонарем. Белый вымпел с широкой черного цвета вертикальной полосой посередине, поднятый днем, и зеленый свет, зажженный ночью ниже кормового фонаря, означают, что ни лоцмана, ни тамо­женного служащего на борту нет и что кораблю надлежит пройти таможенный досмотр.

Рассматривать флаги на судах в порту и разгадывать их смысл - занятие весьма увлекательное. Однако а трудитесь понапрасну и не ломайте голову над языком сигнальных флагов: как раз тогда, когда они предстают перед зрителем во всем своем многообразии, язык их нем... Ими попросту украшают корабль по самую макушку, щедро, словно новогоднюю елку, нанизывая их на линь, который затем протягивают от носа до кормы через верхушки мачт. Пестрые веселые флажки радуют; глаз, но смысла в их сочетаниях нет никакого.

Особо торжественным поводом к украшению является, первый рейс, первое плавание новенького судна, которым, руководит судоходная компания. За предшествовавший; ему пробный рейс еще отвечала верфь. Затем судно при­нимает компания, которая, как правило, сразу же пере­дает его капитану. (Во время пробного рейса судном командует капитан судоверфи.)

Судно украшают флагами и тогда, когда его арендуют, чтобы отметить в открытом море чей-нибудь юбилей или другую не менее достойную дату. Такие празднества нередки на пассажирских судах, везущих беззаботных туристов.

Существует нечто вроде учебника или словаря языка флагов: это международный свод сигналов, где собраны все сигналы связи, в том числе и радиосигналы. Согласно правилам связи, сообщения передаются не по буквам, которые складываются в слова, а в виде формул, состоя­щих из одно- четырехзначных буквенных и цифровых групп.

Слово «флаг» можно услышать в порту и в другой связи. Мы еще поговорим о том, что такое дискримина­ция флага. Однако что подразумевается под так называе­мым дешевым флагом, уместно объяснить сразу. У боль­шинства наций, имеющих отношение к судоходству, понятие это вызывает ассоциации малоприятные.

Уважение к флагу любого государства - незыблемый принцип мореплавания. Флаг - принадлежность судна, которому помогают, окажись он в опасности, и который сам поможет другому в беде. На любом судне работают матросы; те, кто разделяет трудности морской профессии, солидарны друг с другом независимо от того, кто в ка­кой стране живет. Откуда же разница в ценности флага?

Существует несколько государств (число их невели­ко) , которые освобождают от уплаты налогов суда, пла­вающие под их флагом. Это могут быть суда, которые принадлежат государству, и те, что находятся в соб­ственности его граждан. Но таких немного; большинство же составляют иностранные корабли, поменявшие флаг еще в родном порту, чтобы затем, плавая под дешевым флагом, использовать те привилегии, которые он дает, и таким образом упрочить свои позиции на фоне всеоб­щей конкуренции. Сейчас дешевый флаг предоставляют Либерия, Панама, Кипр, Сингапур и Сомали. У каждой страны, разумеется, есть свои внутренние причины, по­будившие ее пойти на этот шаг, и здесь не место как бы то ни было оценивать это обстоятельство.

Для порта суда под «дешевым» флагом - гости, с ко­торыми обращаются так же, как с другими. Но отноше­нию к ним порт должен соблюдать нейтралитет. Однако и порт всякий раз чувствует себя неприятно задетым, когда судоходные компании, располагающиеся на его территории и являющиеся, по сути, частью всего порто­вого хозяйства, попадают в тиски конкуренции и меняют флаги на своих судах. Поэтому статистика торгового флота государств, занимающихся морским судоходством, дает искаженную картину соотношения сил в области морских перевозок. Сегодня западногерманский флот по тоннажу судов, находящихся в плавании, занимает толь­ко десятое место в мире, хотя по объему товарооборота он идет вторым после США, а до войны всегда входпл в первую пятерку. Этим несоответствием он обязан сме­не флага, благодаря которой Либерия считается, напри­мер, самым мощным государством в сфере морских перевозок, намного опережающим все остальные.

Мы уже говорили, что морские суда различают также и по их названиям. Название корабля начертано на его обоих бортах, ближе к носу. Значится оно и во всех важных судовых документах, и во всевозможных перечнях и справочниках по международному судоходству. Если судно продают или по какой-то иной причине переименовывают, то в этих перечнях вслед за новым названием пишут «экс» и затем указывают старое название, а по возможности и все те имена, которые судно имело прежде. Так его легче разыскать, возникни вдруг такая необходимость. Люди, которые составляют подобные перечни, должны по возможности следить за тем, чтобы названия судов не повторялись.

Название судна пишут и на корме, на ахтерштевне а чуть пониже - название порта, к которому оно приписано. Названия государства писать не принято: его символом является флаг, так же как и флаг компании. «Подумать только, - скептически усмехнется иной читатель, - оказывается, название порта надежнее названя страны или судоходной компании». В известном смысле - да. Судно, потерявшее команду и все документы можно отыскать на суше, и самой надежной координатой будет название порта приписки.

Название судна и порта можно прочесть и на спасательных кругах, что развешены повсюду на палубе, на спасательных шлюпках и плотиках. Корабль не только зарегистрирован в своем родном порту. Как правило там он производит все расчеты и получает указания относительно дальнейшего маршрута. Это не всегда касается судов, зафрахтованных компанией для своих нужд. Если к порту приписано много судов, то это поднимает его престиж, лишний раз свидетельствуя о то большой роли, которую он играет в торговле и экономике.

Подобный порт сулит немалую выгоду и страховым компаниям.

Мореплаванием занимаются с незапамятных времен, а вот морское страхование практикуется недолго. Конечно, и здесь мы могли бы начать со слов: «Уже древние греки...» Но дело-то как раз в том, что процедура, известная в те времена, не была страхованием в сегодня нем смысле этого слова. Это была морская ссуда, которую шкипер возвращал с процентами, если корабль благополучно возвращался в свой порт. Настоящее морское страхование родилось в Средиземноморье примерно в XIV в. Еще раньше па севере существовал обычай так называемого распределения рисков путем увеличения числа лиц, в чьем владении находился корабельный пай. Владельцы соответствующих долей судна вовсе не всегда имели непосредственное отношение к морской торговле. В их числе были торговцы, так сказать, «второй руки», а порою и ремесленники. Одни жили вдали от побе­режья, другие - тут же, в портовом городе; по ни пер­вые, ни вторые не страшились риска, если только по­являлась возможность разузнать, насколько надежен тот или иной шкипер как человек и как моряк, п понаблю­дать за тем, как он работает. Кажется странным, что даже Ганзе, столь сведущей в торговых дедах, мор­ское страхование знакомо не было.

Когда корабли стали крупнее, маршруты их удлини­лись и степень риска возросла, разделения пая оказалось уже недостаточно. К тому же возросшие расстояния и специализация торговли и морского судоходства суще­ственно ослабили личные контакты «партнеров по риску». Появился капитал. Теперь его владелец мог в одиночку финансировать постройку корабля. Правда, одновременно увеличивался и риск, который теперь целиком ложился на его плечи. Купцы доверяли свои товары чужим кораб­лям и, случись с ним беда, терпели убытки в одиночку. Развитие экономики настоятельно требовало появления морского страхования. Впрочем, временами дело велось ненадежно и попахивало мошенничеством. Волны спеку­лятивной лихорадки дельцов от страхования давали кое-кому повод позлословить относительно того, что господа страхователи, мол, торгуют ветром.

Самое старое на Европейском континенте страховое общество «Н. В. Маатсхаппей ван Ассюранси, дискентеринг эн Белеиинг дер стад Роттердам» было основано в Роттердаме в 1720 г.- много позже того, как были про­ложены первые маршруты за океан. Первым колониям пополнилось к тому времени более ста лет. Сам же Рот­тердам еще не занимал ведущего места ни в торговле, ни в судоходстве.

В Англии идея морского страхования родилась не­многим раньше. Собственно, оно и здесь поначалу не было самостоятельной сферой коммерции. Купцы зани­мались страхованием как бы между прочим; похоже, что они еще не понимали истинного значения этого предприятия и его перспектив. После того, как в 1588 г. Англия разгромила испанскую Армаду, Лондон сделался мировым центром судоходства. Если уж идее и суждено было где-то родиться, то Англия была для этого самым подходящим местом. В середине XVII в. в Англию стали ввозить кофе. Так же, как и в городах на континенте, Лондоне одна за другой стали появляться многочисленные кофейни. По имеющимся сведениям, первую открыли в 1652 г. В эти заведения со всего света стекались новости, столь необходимые каждому купцу. В 1666 большой пожар уничтожил биржу, лишив деловой мир его убежища, и нужда в таких источниках информации сделалась особенно острой. Пожелания оставшихся без крова представителей делового мира дошли до владельца кофейни, расположенной близ Тауэра. Им оказался Эдвард Ллойд. В интересах своего заведения он старался снабжать клиентов точными сведениями и «сводил» на деловой почве. Заключались здесь и страховые сделки. Не следует считать, будто кофейня Ллойда была местом, откуда пошло современное страхование: подобные сделки заключались и прежде. Желавший застраховаться подыскивал себе партнеров, готовых разделить ним риск. Доли, которые каждый брал на себя, были одинаковы, и, как только набиралась требуемая сумма все они подписывали полис.

Новаторство Ллойда заключалось не в том, что он по степенно создал своеобразный центр, где происходили подобные встречи и заключались договоры, а в том, что он основал столь важную для дела страхования службу информации. Ллойд заботился и о том, чтобы облегчить контакты тем, кто был заинтересован в них; благодаря своей деятельности он быстро приобрел постоянную клиентуру. Тот, кто намеревался застраховать свое судно, в таком крупном порту, как Лондон, желающих всегда было предостаточно, мог рассчитывать, что у Ллойда он найдет все необходимое. В кофейне давали даже бумаг ручку и чернила, а ее предприимчивый владелец выпускал собственный информационный листок «Ллойдз ньюс» содержавший многие имевшие прямое отношение к судоходству цифры и сведения.

Когда в 1713 г. Ллойд умер, кофейня превратилась подобие частного клуба. Кофе там, вероятно, еще подавали, но в основном место это служило для заключения страховых сделок. Немало купцов полностью отказались от прежних занятий, посвятив себя страховой деятель­ности. В 1771 г. страховщики решили организоваться, учредив комитет, который призван был следить за соблю­дением правил заключения сделок и заботиться о том, чтобы страховое дело базировалось на надежном фунда­менте. В состав комитета вошли 70 человек. Одного из них, бывшего мозгом и душой всего предприятия, звали Джон Джулиус Ангерстайн. Он родился в 1733 г. в Санкт-Петербурге в немецкой семье, в 14-летнем возрасте приехал в Лондон, где получил образование, специализи­ровавшись в страховом деле. Подписанные им полисы именовались «джулианами» и считались тогда особо на­дежными. Он плодотворно работал в комитете в течение многих лет и оказал существенное влияние на его ста­новление.

Времена расцвета страхового дела перемежались кри­зисами и политическими волнениями. Их приносили с собой и Великая французская революция, и эпоха Напо­леона. Социальные бури отражались и на морских делах. Объединение, однако, выстояло и приобрело авторитет настолько высокий, что законом, принятым в 1971 г., «Ллойду» (так организация именовалась и в ту пору, так называется она и в наши дни) были предоставлены все права и привилегии, дававшиеся корпорациям. Дея­тельность страховщиков приобрела прочную правовую основу. Они утвердили правила, обязательные для каж­дого желающего вступить в организацию. Тщательность, с какой производили подбор новых членов, высокие тре­бования, предъявлявшиеся к их личным и деловым каче­ствам, снискали корпорации добрую славу, которой она пользуется и по сей день.

Новый член страхового общества должен внести круп­ную сумму в гарантийный фонд и ежегодно представлять корпорации финансовый отчет и документы, подтвержда­ющие его платежеспособность. Страховые взносы, кото­рые он взимает, также перечисляются в специальный фонд: из него выплачивается компенсация за убытки, если таковые возникают. Оставшаяся сумма делится между членами. Доля, которую получает каждый из них, зависит от размера первоначального вклада. Процедура эта осуществляется тогда, когда полностью подведены итоги года, что само по себе требует в среднем трех лет. С ростом риска члены страхового общества «Ллойд» стали объединяться в группы и образовывать синдикаты в соответствии со своей специализацией. Это помогало поддерживать высокую конкурентоспособность.

Сегодня «Ллойд» насчитывает свыше б тыс. членов. Среди них есть и те, кто страхованием как таковым не занимается, а лишь предоставляет в распряжение об­щества свой капитал. Группы нередко насчитывают до 100 человек и более. Каждый синдикат (всего их около 400) назначает одного наиболее компетентного члена, который ведет дела группы. Но тем не менее каждый член такой группы отвечает за свою долю страховой суммы всем своим капиталом. Те, кто заключает страхо­вой договор, напрямую с корпорацией не связан. Он имеет дело с одним из 200 маклеров, облеченных соот­ветствующими полномочиями. В здании, где размещается «Ллойд», только маклерам дозволено переступать порог просторного зала, в котором ведутся переговоры с чле­нами корпорации. Разумеется, со временем у «Ллойда» получили прописку почти все прочие виды страхова­ния - явление, обычное среди фирм, занимающихся мор­ским страхованием. Строго говоря, «Ллойд» не является страховой фирмой - это объединение множества индиви­дуальных страховщиков. Порядок его работы регламен­тируется правилами, которые надлежит неукоснительно соблюдать.

«Ллойд» по-прежнему остается местом, куда со всего мира стекаются всевозможные сведения о состоянии дел в системе морских перевозок. Информацию эту собирают сотрудники почти полутора тысяч агентств, разбросанных по всему свету. Ежедневно «Морской указатель Ллойда» сообщает о перемещениях примерно 15 тыс. судов. В «Морском регистре Ллойда» перечислены все корабли с указанием их класса, все судоходные компании и вер­фи мира. Это поистине незаменимый источник информа­ции для тех, кто имеет отношение к торговле и морским перевозкам.

Как и в былые времена, сообщая добрые или печаль­ные новости о судьбе морских судов и страховых согла­шений, у «Ллойда» ударяют в колокол. Один удар озна­чает печальную весть, например, гибель судна. Если раз­дается два удара, это значит, случилось что-то хорошее: скажем, удалось предотвратить серьезные убытки. Легендарный колокол был поднят с фрегата «Лутин», зато­нувшего в 1799 г., спустя примерно полвека после его гибели. Корабль с грузом золота стоимостью в полмил­лиона фунтов стерлингов пошел ко дну у острова Влиланд во время урагана, на пути из Грейт-Ярмута в Гамбург. Часть груза удалось разыскать и поднять на поверхность. При второй попытке водолазы извлекли корабельный колокол. С тех пор, куда бы «Ллойд» ни пе­реезжал, каким бы модернизациям ни подвергалось его здание, колокол с фрегата «Лутин» остается неизменным атрибутом страхового дома.

Теперь, когда мы поближе познакомились с морским судном - главным партнером порта, - настало время спросить, сколько же стоит один корабль и какова стои­мость одного дня пребывания его в порту, когда, как мы уже говорили, корабль сам по себе ничего не зарабаты­вает. Обилие разных судов, которые к тому же отлича­ются друг от друга своими габаритами и конструкцией, позволяет ответить на этот вопрос лишь приблизительно, тем более что всегда следует иметь в виду, когда-то или иное судно было построено. С тех пор как Германии вновь было разрешено строить суда (превзошло это в 1951 г.), стоимость постройки судов постоянно росла. Такое положение сохранится, вероятно, и впредь. Вполне возможно, что цифры, которые мы называем сегодня, в следующем году уже не будут соответствовать действи­тельности.

В 1979 г. танкер грузоподъемностью свыше 250 тыс. т дедвейт стоил около 180 млн. марок, а обычное судно для перевозки штучных грузов - примерно 40-50 млн. марок. Если судно не разгружают и не ремонтируют, то стоимость одного-единственного дня, Проведенного таким сухогрузом в западногерманском порту, достигает 30 тыс. марок. Все порты работают по-разному, поэтому один такой корабль за весь период его эксплуатации проводит в портах примерно 60% времени, отпущенного ему на «жизнь». Чтобы сохранить жизнеспособность своего пред­приятия и не прогореть в конкурентной борьбе, судоходные компании и судовладельцы должны проявлять нема­лую деловую сметку. По масштабам коммерческого риска с морскими перевозками не может сравниться ни один вид сухопутного транспорта.

ПРИЧАЛ - СЕРДЦЕ ПОРТА

Хорош порт или так себе, определяется отнюдь не тем, удобен ли подход к порту и велика ли его аква­тория. Не являются решающими и его навигационные плюсы и минусы. Оценка, которую дадут порту, в пер­вую очередь зависит от работы перевалочных узлов. Опираясь на многолетний опыт, капитаны и судоходные компании составили свою собственную «табель о рангах», учитывающую эту сторону работы порта. Место, которое тот или иной порт занимает в этой иерархии, нередко оказывается решающим аргументом «за» или «против», когда встает вопрос, заходить кораблю в этот порт пли нет, и стоит ли вообще включать его в систему линей­ного сообщения. И если порт считается неудобным, то прежде всего по той причине, что темпы погрузки и раз­грузки оставляют желать лучшего. Каждая операция длится вечность, порт переполнен, в гавань не пробить­ся - к великой досаде судов, дожидающихся своей оче­реди. Смириться с этим и не обходить такой порт сторо­ной судоходные компании заставляет лишь то обстоя­тельство, что иной приемлемой возможности доставить груз к месту назначения иногда попросту нет. Некото­рые заокеанские порты стали по этой причине поистине притчей во языцех. Пожалуй, нигде в мире, кроме Евро­пы, и в особенности ее северо-западного побережья, нет портов более надежных. По качеству погрузочно-разгрузочных работ, по возможностям для приема грузов с континента и отправки их в глубь страны универсальные и специализированные порты, вытянувшиеся цепочкой от Гамбурга до Антверпена, примерно равнозначны. Отто­го-то и сильно стремление каждого из них к усовершен­ствованию, как в вопросах, касающихся портовых соору­жений, так и в плане организации работ.

Сегодня, как и много столетий назад, суда в портах загружают и разгружают у речных берегов, у откосов в гавани и у берегов укрепленных, то есть на причалах - речных и в акватории. Чуть позже мы еще поговорим о портах, оборудованных в заливах. В Гамбурге, напри­мер, обработку морских грузов вели прежде в нижнем течении Альстера, в Бремене - у берегов Бальге, не су­ществующего ныне притока Везера, в Эмдене - в устьях рек Фальдерн и Рат, в Амстердаме - на Амстеле, в Роттердаме - на маленькой речушке Ротте, в Антверпене - на Шельде и Грахтене, которых теперь уже нет. На ре­ках шла перевалка грузов и в портах Балтийского моря: в Любеке - на Траве, в Ростоке - на Варнове и т. д. Крупный порт Лондона возник на берегу Темзы. В Бор­до погрузка и разгрузка и по сей день в основном ве­дется на берегах Гаронны. В некоторых портах эти ра­боты производятся на укрепленных участках берега - речных причалах.

Откосы есть и в современных портах, где располага­ются устройства для перевалки массовых грузов: руды, угля, круглого и пиленого леса, строительных материа­лов. И все же с развитием транспорта и погрузочно-разгрузочной техники откосы так или иначе превращались в причалы, ибо только укрепленный берег в состоянии выдержать тяжелые самоходные краны и перегружатели. К тому же к причалу, а значит, и к рельсам крана, об­ращенным к воде, корабль может подойти поближе. Тог­да береговой перегружатель дотянется до тех речных судов и лихтеров, что пришвартовываются позади круп­ного морского судна (иногда их бывает два-три одновре­менно), и сможет обслужить заодно и их тоже. В этом особенно заинтересованы в тех портах, куда часто захо­дят речные суда, например в Роттердаме. Здешние пере­гружатели всегда славились большим радиусом действия: в 1930 г. они «доставали» грузы с расстояния 26 м, а сегодня - с расстояния более 40 м.

Причал - главное транспортное сооружение порта, в известной мере его сердце. Причал - это не только бере­говая стенка, это стенка плюс множество трапспортных и складских площадок, место, где расположены пакгау­зы, проложены рельсы и другие подъездные пути. Все это вместе образует единое целое. Причал - то самое место, где морское судно вступает в контакт с механиз­мами для перевалки грузов, с помещениями, где их хра­нят, с железной дорогой и с разными видами дорожного транспорта. Даже с морских на речные суда грузы, как правило, перегружают устройства, установленные на при­чале. Собственно, для каждого морского судна причал - это порт в миниатюре. От того, насколько четко работает причал, зависит репутация порта. На производительности же самого причала сказывается не только его техни­ческая оснащенность, но и качество работы докеров, уро­вень организации перевалочных работ, отправки и прие­ма грузов с континента. Поэтому эффективность работы порта применительно к отдельно взятому судну (а это, вероятно, главное) характеризуется тем объемом грузов, который перегружает или, если исключить «человеческий фактор», может перегрузить в течение определенного времени, например в течение года, один причал в расче­те на один погонный метр.

Девиз всякого порта - обслужить корабль как мож­но быстрее - определяет основные тенденции его разви­тия, которые укладываются, пожалуй, в следующую формулу: быстрее и больше перегружать на причалах, стремиться к оптимальному использованию транспортных средств. Это относится как к штучным, так и к массо­вым грузам. Возьмем, к примеру, такой крупный порт, как Роттердам. В 1938 г. каждый третий из прибывав­ших туда кораблей пришвартовывался у палов, где до­ставленные грузы перегружались на лихтеры или речные суда. Сегодня же большинство заходящих в Роттердам судов разгружается у причалов. Теперь это не предста­вляет особой проблемы: закончено сооружение новых погрузочно-разгрузочных устройств в Европорте, прорыт Маасский туннель, оборудована крупнейшая акватория мира - Ваальская гавань, специализирующаяся на пере­валке штучных грузов. Уступая место причалам, посте­пенно уходит в прошлое разгрузка на рейде и в Гамбур­ге. До первой мировой войны речные суда доставляли и увозили из гамбургского порта до 80% грузов. В послед­ние же 50 лет постоянно возрастал удельный вес желез­нодорожных перевозок. А в Бременском порту сегодня тон задает автотранспорт. Раньше же 90% грузов доста­вляли и вывозили по железной дороге. Для перевалки грузов на речные суда попросту не было места. Только тогда, когда был сооружен Прибрежный канал, а в сред­нем течении Везера оборудованы причалы, речные суда получили возможность беспрепятственного выхода на все водные магистрали Европы. Правда, за это Везеру пришлось пожертвовать главенствующей ролью в области перевозок штучных грузов - теперь они транспортиру­ются преимущественно по железной дороге и автостра­дам. «Конек» Бремена нынче - массовые грузы. В перевозке грузовые автомобили успешно конкурируют с железной дорогой. Подобно Бремену, крупным железно­дорожным узлом являлся и Антверпен. Позднее речной транспорт отвоевал утраченные в прошлом позиции, но затем его несколько потеснил автомобильный транспорт, связывающий порт со всеми экономически важными реги­онами. И наконец, благодаря сооружению многочислен­ных водных путей в Антверпене опять утвердилось реч­ное судоходство.

На репутации причала как места перевалки грузов все эти перемены и новшества нисколько не отразились. Но независимо от тенденций развития транспорта, доста­вляющего грузы в порт и увозящего их оттуда, причал всегда оставался в выигрыше. Жизнь заставляла разви­вать портовое хозяйство. На территориях портов выра­стали новые, более совершенные сооружения, что неиз­бежно влекло за собой появление новых транспортных средств, ибо в системе грузоперевозок перевозка штучных грузов является сферой, которая особенно чутко реаги­рует на технические усовершенствования. В некоторых европейских портах экспорт штучных грузов удерживает­ся в основном только за счет того, что причалы здесь оборудованы всевозможными приспособлениями, облег­чающими их погрузку и выгрузку.

На массовые грузы совершенствование портового хо­зяйства влияет куда меньше, поскольку причины, обусло­вливающие поступление этих грузов в тот или иной порт, лежат в иных сферах. Разумеется, массовые грузы никто не отправит в порт, где нет необходимых для их перевалки механизмов. Но даже самыми совершенными машинами такой груз в порт не заманишь. Здесь уж должны сказать свое слово заказчик или заказчики, ко­роче говоря, те, кому адресуется основная масса достав­ленного груза. Не должна быть дорогой и перевозка его из порта во внутренние районы страны, поскольку транс­портные издержки для массовых грузов не могут быть высокими. Как правило, континентальные порты, где объем ввозимых массовых грузов весьма значителен, со­оружают дорогостоящие разгрузочные устройства не в одиночку, а делят расходы с теми, для кого предназначен полученный груз. С участием промышленных фирм по­строены портовые сооружения в Роттердаме, Эмдене, Бремерхафене и Гамбурге. Такое решение вопроса позво­ляет каждой из сторон сократить затраты. Кроме того, фирма, вложившая средства в подобное предприятие, волей-неволей вынуждена хранить верность «своему» порту. Не будем вдаваться в подробности и уточнять, какова форма и степень участия портов в подобного рода «кооперативных проектах». Назовем лишь виды ра­бот, где подобное разделение труда возможно: это соору­жение акватории, подготовка территории порта к разме­щению оборудования, приобретение оборудования и уча­стие в его эксплуатации.

Мы уже познакомились с некоторыми видами транс­порта, имеющими отношение к порту. Их многообразие и несхожесть объясняют, почему нет такого волшебного слова, которое помогло бы укротить транспортные пото­ки, чтобы ими можно было бы управлять. Единым сло­вом тут не обойтись - нужен целый комплекс мер, гар­монично увязанных одна с другой. Поиск этой гармонии и составляет привлекательность управления морским портом, «соль» портового дела.

Нагрузка, которую передают на причал все причаль­ные сооружения, вибрация, вызываемая железнодорож­ными составами и дорожным транспортом, сила, с какой колеса крана давят на рельсы, по которым он движется, горизонтальные силы воды и почвы, действующие на причал, - все это, разумеется, говорит о том, что причал должен быть прочным, что ему надлежит стать настоящим произведением строительного искусства. За последние 100 лет портостроители многому научились, многое познали на собственном опыте, зачастую горьком.

С причала не видно, что тяжелые береговые стены опираются на сваи. Сразу и не поймешь, для чего это нужно. Дело в том, что не будь свай, фундамент приш­лось бы закладывать слишком глубоко. А это в свою очередь было бы вообще осуществимо только тогда, ког­да котлован для повой акватории сооружают «всухую», понизив к тому же уровень грунтовых вод. Но там, где грунт ненадежен, где под его поверхностью скрыты топь и сыпучая галька, невозможно использовать и этот метод. Тогда там загоняют в землю сваи до тех пор, пока они не дойдут до тех слоев грунта, которые в состояние выдержать нагрузку. С подобными «сюрпризами» грунта в свое время столкнулись северные порты Западной Европы. С конца ледникового периода в реках, на кото­рых они стоят, накапливались всевозможные наносы. Гамбург и Роттердам, например, построепы на болотах.

Под водой сваи не гниют. Их, как правило, омывают грунтовые воды. Это известно еще со времен постройки Венеции и Амстердама. На сваи укладывают ростверк - платформу, на которой затем делают кладку. Такие конструкции существовали и прежде. По сей день они встречаются в искусственных акваториях, которые стали сооружать начиная с 80-х годов прошлого века, напри­мер, в Гамбурге и Бремене. Есть и другие способы со­оружения акваторий, к ним мы еще вернемся.

В самом начале XX в. бременский архитектор Ларсен изобрел стальную шпунтовую сваю. Ее поперечный раз­рез имеет U-образную форму. Каждая такая свая снаб­жена своего рода замком - приспособлением, куда вста­вляется следующая свая. Благодаря такой конструкции образуется соединение настолько жесткое, что шпунтовая стенка в состоянии выдержать постоянное сильное давле­ние земли. Простейшие шпунтовые стенки можно уви­деть и на городской стройке. Вообще же шпунтовую стенку для обеспечения ее устойчивости закрепляют ан­кером; обычно это делают в приливных портах. Анкер - это прочные стальные балки круглого сечения длиной 20 м и более. Их укладывают горизонтально в правом углу шпунтовой стенки, одну подле другой на расстоя­нии, отвечающем требованиям законов статики, а затем закрепляют: жестко или на шарнирах, т. е. сваривая или свинчивая. Позади такой стенки устанавливают вторую, менее мощную, пли же вкапывают в грунт поставленные на ребро бетонные плиты, к которым уже описанным способом присоединяют окончания анкеров. Если стенки высоки, могут понадобиться два-три ряда анкеров, укреп­ляемых один над другим. Пространство между стенками заполняют землей пли песком. И все же берег нередко давит на укрепления с такой силой, что анкеры не вы­держивают. Они «лопаются» словно бечевка, и тогда стенка прогибается в своей верхней или средней части. На пути свай, забиваемых в грунт, встречаются естест­венные препятствия. Камни не слишком крупные свая отодвигает в сторону или раздавливает. Но натыкаясь на крупный валун, она уходит в сторону, так как много­тонная «баба» копра (стальная колода, которую мощная лебедка поднимает вверх силой пара, с силой опуская на верхний конец сваи) пути не разбирает. При этом у сваи может поломаться замок или же, случается, загибается ее нижняя часть. Строителям это, понятно, осо­бой радости не доставляет, поскольку сваю предстоит вы­таскивать. Валун обычно обнажают, накачивая в отвер­стие воду, а затем извлекают с помощью грейфера. Там, где характер грунта позволяет забивать стальные шпунтовые сваи, этот способ укрепления берега очень популярен: но он требует много времени, а стена, не­смотря на прочные укрепления, слегка пружинит. На шпунтовую стенку Ларсена был выдан патент, и она со­вершила победное шествие по всему миру. В наши дни берег укрепляют также и железобетонными шпунтовыми стенками.

Теперь самое время объяснить, в чем заключается разница между причалом и пирсом. Причал - это, по сути, береговое укрепление. Пирс же расположен под углом к берегу и выступает в акваторию порта.

Сегодня твердое покрытие имеют, пожалуй, причалы любого порта, где грузят штучные грузы. Раньше его не было, так как кроме железнодорожных вагонов, пере­двигавшихся по рельсам, никакой иной транспорт на причал не въезжал. Вагоны загружали и разгружали с помощью пакгаузной рампы, приподнятой над землей вровень с полом пакгауза. Погрузочная площадка такой рампы расположена на одном уровне с днищем вагона, и раньше по ней въезжали в вагон прямо на грузовой тележке. В наши дни предпочтение отдают пакгаузам, у которых пол над поверхностью причала не возвышает­ся. Впрочем, в портах мира встречаются самые разные варианты конструкции пола складских помещений. Есть, например, наклонные полы, обращенные своим высоким краем к железнодорожному полотну; автомобиль же мо­жет въехать с противоположной стороны. Чтобы сделать более удобной погрузку и разгрузку вагонов и дорож­ного транспорта со стороны суши, пытались строить и наоборот. Но сегодня такой необходимости уже нет, так как для того, чтобы въехать на машину, вильчатый ав­топогрузчик чересчур тяжел; к тому же он в состоянии приподнять груз и водрузить его в вагон сбоку.

На причале проложены как минимум две железнодорожные колеи. Но больше пяти мы не найдем, по-види­мому, ни в одном порту. Это пути, по которым гру­зы подвозят и где их перегружают. Хорошо зарекомен­довала себя трехколейная система, в которой средний путь используется как погрузочный. Между кромкой при­чала и внешней железнодорожной колеей проложен один подкрановый путь, в нескольких метрах от него - вто­рой. Длина каждого пакгауза от 300 до 400 м. Они сто­ят поодиночке. Это делается для того, чтобы было удобнее объезжать их. Причал - царство маршрутизиро­ванных перевозок. Мощный и мобильный напольный транспорт - снабженные двигателем тележки (автокары) и вилочные погрузчики - потребовал увеличить свобод­ное пространство между судном и пакгаузами. Но каж­дый квадратный метр этой площади стремится исполь­зовать и для размещения грузов. Прежде в портах гру­зовикам практически не удавалось подъезжать к судам, поскольку порты сооружались еще в те времена, когда автомобильного транспорта еще не было и в помине. Повозки же, запряженные лошадьми, можно было до­пускать к пакгаузам только сзади: спереди они бы слиш­ком мешали, да и для лошадей это было небезопасно.

Дешевле всего грузить товары непосредственно с ко­рабля в вагоны пли на машины, или наоборот. Так обычно и поступают, если позволяет характер грузов и последовательность, в какой они размещены. Однако чаще всего такой возможности нет: либо из-за того, как размещен груз на судне, либо потому, что на причале уже стоит под погрузкой транспорт для внутренних пере­возок. Ждать долго нельзя; нельзя и просто оставить груз стоять па причале, пока каждый получатель не за­берет все, что ему доставили. Судно полагается разгру­зить как можно скорее, поэтому его содержимое и пере­кочевывает в пакгауз. Там грузы сортируют: прибываю­щие морем - в соответствии с тем, как и на чем их по­везут дальше, а для тех, которые подвозят в порт с суши, это разрешается делать лишь незадолго до того, как судно встает под погрузку. Тщательная сортировка грузов - одна из основных обязанностей, возложенных на хозяй­ство причала.

Обычно причалы, длина которых доходит до одного километра и более, подразделяются на участки в зависи­мости от выполняемых функций. Это помогает сократить расстояния и избежать излишней суеты. Каждый знает, где и как долго ему надлежит быть. Люди, работающие вместе, ближе узнают друг друга и образуют сплоченные трудовые коллективы. Раньше это носило иногда даже оттенок патриархальности; так, экипажи грузовых судов с уважением отзывались о квалифицированной и друж­ной работе антверпенских докеров, снискавших славу мастеров своего дела. Направляясь на работу в порт, они надевали жесткие черные плащи, служившие знаком корпоративной принадлежности.

Персонал каждого участка отвечает за обслуживание нескольких, например двух-трех, судов, доставляющих штучные грузы. Докеры выполняют свою задачу, поль­зуясь тем или иным набором рабочих приемов, в их распоряжении имеются и необходимые для этого пло­щадки. Здесь каждому предоставлена свобода действий, сочетающаяся с чувством ответственности за свою работу.

Портовые склады к перевалке грузов прямого отно­шения не имеют. В отличие от пакгаузов, которые заинтересованы в том, чтобы побыстрее избавиться от своего содержимого и подготовиться к встрече следующего судна, склады служат для хранения грузов в течение более или менее продолжительного времени. Чтобы уско­рить процесс перевалки, грузы разрешается держать в пакгаузе всего несколько дней (не более трех-четырех), причем плата за их хранение не взимается. Склад же принимает грузы, которым на некоторое время предстоит остаться в порту. Причин масса: не совсем ясно, кому должен быть адресован груз; или груз попросту еще не перепродан из-за неблагоприятного положения на рынке; или у предприятия-изготовителя внутри страны нет мес­та для складирования сырья или полуфабрикатов; или, скажем, табак должен «вылежаться» на влажном мор­ском воздухе. Да мало ли еще существует каких при­чин... Все это делает порт частью товарного рынка.

Складам вовсе не обязательно располагаться у самой воды, как это было принято несколько столетий назад, когда они были весьма колоритной частью живописного ландшафта старинных портовых городов. Склад не уча­ствует в перевалке грузов. Случаи, когда доставленные кораблем грузы отправляются непосредственно на склад, крайне редки; объем таких грузов всегда невелик. Это делается для того, чтобы крупное судно не пришварто­вывать непосредственно вблизи склада или, более того, буксировать его с места стоянки в другой акватории.

Поэтому в Гамбурге, например, склады расположены вдали от глубокой воды, и даже те из них, что принад­лежат частным предпринимателям, для которых (в отли­чие от бременских предпринимателей) их содержимое представляется исключительно важным. Площадь этих частных складов не меньше, нежели у складов, принад­лежащих складскому хозяйству гамбургского порта.

Из-за той специфической роли, которая отведена складу в порту, как правило, не требуется, чтобы желез­нодорожные пути заканчивались прямо у его дверей. Зато автодорожный транспорт должен функционировать безукоризненно. В Гамбурге, где складов очень много, их обслуживают также лихтеры, чего не увидишь ни в Бремене, ни в большинстве других портов. Это особенность гамбургского порта, корни которой уходят в далекое прошлое. В Бремене большинством складов, расположен­ных на территории порта, распоряжается одна-единственная специализированная компания, которая построила их сразу после окончания второй мировой войны; что касается старых, уцелевших складов, то они со­оружались в свое время на средства города. То обстоя­тельство, что эти последние располагались в прошлом в непосредственной близости от акватории (позади пакгау­зов, от которых их отделяет одна транспортно-погрузочная дорога), объясняется лишь нехваткой площади и не имеет ни малейшего функционального значения. Никто никогда и не думал перевозить грузы из пакгауза имен­но на этот, расположенный позади него, склад. Такое разумеется, возможно, но разве что по чистой случай­ности.

Традиционные морские грузы: хлопок, шерсть, кофе, джут, сизаль, которые перевозятся на судне партиями, - автопогрузчики доставляют в пакгауз, где рабочий уже определил для них место. Что будет сгружать тот пли иной корабль, известно ему заранее, и он размещает груз так, чтобы затем без задержек и путаницы отпра­вить его по назначению.

Массовые грузы в сортировке не нуждаются. Их сор­тируют еще перед погрузкой в порту отправления, каж­дый вид размещают на судне отдельно от другого, а вы­грузив, точно так же складируют и хранят. Грузы, пред­назначенные на экспорт и прибывающие в порт из разных районов страны в массовом количестве (трубы, рельсы, автомобили), вообще минуют пакгаузы. Речное судно, пришвартовавшееся рядом со своим морским со­братом с внешнего борта или, что случается реже, меж­ду морским судном и причалом, отправляет доставленный груз прямо на борт. Штучных грузов речные суда пере­возят мало, а те, за доставку которых они берутся (мешки или ящики с каким-то одним товаром), сортиро­вать не надо.

Некогда серьезной проблемой была доставка в порт штучных грузов по железной дороге. Прибывающий в гавань товарный состав насчитывает, скажем, около 50 вагонов, отправленных с 20-30 станций. От одного предприятия приходит три вагона, от другого - один. С третьей станции прибывают вагоны, загруженные не­сколькими отправителями, п может статься, что некото­рые из них адресуют свои товары на разные континенты. .Чтобы все это отправить туда, надо прежде всего доста­вить их в какой-либо порт. И вот такой «пестрый», как его называют, грузовой состав прибывает в порт. Ни одному причалу с ним, конечно, не справиться. 50 ваго­нов должны путешествовать от судна к судну через весь порт, словно автомобиль, развозящий почту. Процедура эта была бы не просто бесконечной, она к тому же на­мертво блокировала бы весь порт, поскольку сюда почти одновременно прибывает несколько таких поездов. А суда, на которых груз предстоит отправить, вовсе не обязательно оказываются здесь в одно и то же время. Разумеется, содержимое одного такого состава без осо­бых хлопот может принять какой-нибудь пакгауз. Однако рядом с ним пришвартуются вполне определенные суда, курсирующие по предписанным маршрутам. А, скажем, другой груз из «пестрого» поезда и вовсе ждут на судне, стоящем обычно в соседней акватории. Как же быть?

Пеструю эту картину закрашивают одним цветом еще у ворот порта. Состав перетасовывают и развозят по па­роходам, мимо которых он должен проехать точно в на­значенное время, ни раньше и ни позже, или же отправ­ляют в нужный пакгауз.

Кстати, на языке транспортников судно-теплоход или турбоход все еще именуется «пароходом», хотя сегодня уже вряд ли сыщется хотя бы один пароход в порту. Но в морском деле много курьезного!

Прежде чем попасть на причалы, «пестрые» грузы проходят через специальные сооружения, где их сорти­руют, - так называемые распределительные пакгаузы. Там, совсем как на пассажирском вокзале, проложены рельсы и установлены широкие платформы. Поезд раз­гружают, грузы сортируют п загружают вновь, но на этот раз - в вагоны, принадлежащие порту. Из них фор­мируют составы, предназначающиеся для отдельных пароходов или же для пакгаузов, у которых эти парохо­ды пришвартуются на следующий день. Здесь вновь убеждаешься, насколько важны для порта расписания линейного судоходства. Они задают ритм работе порта, а тот в свою очередь может полностью положиться на пунктуальность линейного сообщения. Это хорошо знают и отправители грузов, которые именно поэтому охотно принимают установленные фрахтовые ставки. Им нечего беспокоиться о судьбе груза - он отправится в путь точ­но по расписанию, даже если судно будет загружено только наполовину.

Мы уже не раз упоминали о работающих на причалах автопогрузчиках с вильчатым захватом. Это приземистая четырехколесная машина, снабженная мощными пло­скими вилками с двумя зубцами, которые располагаются впереди - перед ходовой тележкой. Вильчатый захват подводится под груз, приподнимает его, и груз перево­зится на отведенное ему место. Погрузчик может укла­дывать грузы в штабеля, поднимая пх при этом вплоть до крыши пакгауза: для этого он передвигает вверх виль­чатый захват или зажимы, которые фиксируют груз с бо­ков. Раньше, когда машин не было, так высоко не гру­зили. Погрузчик поднимает грузы весом от 1 до 45 т. Они работают и внутри железнодорожных вагонов: лег­кие погрузчики туда просто-напросто въезжают, или их «подсаживают» туда более тяжелые собратья. Находясь снаружи, автопогрузчики тоже в состоянии подавать и принимать грузы из вагонов. Они обслуживают и грузо­вики, пристроившись сбоку от кузова. Как мы уже ви­дели, погрузчик может въезжать и в лежащий на земле контейнер. Однако для перевалки самих контейнеров требуется особый напольный транспорт.

Штучные грузы поднимают полупортальными и пор­тальными крапами (и те и другие передвигаются по рельсам) и с помощью мостового перегружателя с под­вижной грузовой тележкой, который тоже устанавливают на рельсах. Используется для этого и автокран с дизель­ным двигателем. Как правило, для обработки морских судов его не привлекают.

С одной стороны, ближе к воде полупортальный кран опирается на уложенные на земле подкрановые рельсы; с другой - опорой его служит кромка пакгаузной крыши, так что ни работе на площадках пакгауза, ни движению на железнодорожных путях кран не мешает. Но несмот­ря на все свои положительные стороны, такой кран удо­бен лишь при той системе обслуживания портов, которая сейчас уже устарела, системе, при которой грузы доста­вляются туда по железной дороге. Когда между судном и пакгаузом проложены рельсы, площадка целиком не замощена, и никакой другой транспорт тут не появляется. Пространство, которое занимают три пары рельсов, такой кран перекрыть еще в состоянии, но на более крупных площадках, нужных современному напольному транспор­ту, он работать уже не может. Потому-то его заменил портальный кран, который стоит не на двух, а на четы­рех опорах, перекрывая порталом одну, две или три пары рельсов. На портале того и другого крана распола­гается крановая тележка или поворотный круг со стре­лой и укосиной. Вылет его стрелы достаточно велик. Работая в вертикальном положении, стрела описывает окружность небольшого диаметра, что очень удобно для загрузки транспорта, находящегося непосредственно под краном. Способность крана выполнять две эти операции расширяет возможности его использования; так, два стоящих по соседству крана со средней грузоподъем­ностью 3-5 т вместе могут подхватить груз потяжелее. Иногда друг подле друга устанавливают краны, подъем­ная сила которых составляет от 6 до 12 т.

Краны для тяжеловесных грузов рельсами береговых кранов обычно не пользуются, чтобы не мешать движе­нию. В противном случае подвижность берегового крана была бы очень ограниченной и судну пришлось бы под­страиваться под него, выбирая место стоянки. Поэтому для перевалки тяжелых грузов применяют плавучие краны. В Нью-Йорке мне пришлось видеть 70-тонный кран на пневматическом ходу: он разъезжал по причалу, поднимая грузы то тут, то там. В порту им очень гор­дились, по мне кажется, что он попросту компенсировал неважное оборудование причалов.

Мостовой перегружатель мощнее причального крана. Его используют при перевалке контейнеров и практиче­ски всех видов массовых грузов. Правда, время от вре­мени все же вспыхивают споры, считать ли 10-тонные стволы деревьев, что привозят из-за океана, грузом штучным или относить их к массовым. Но поскольку в принадлежности контейнеров к штучным грузам никто не сомневается, то перегружатель специальной установ­кой для перевалки массовых грузов назвать нельзя. Там, где ему приходится грузить руду, уголь или фосфат, он своей огромной станиной перекрывает добрую половину грузовой станции. На перегружателе тоже можно смон­тировать поворотный кран - если только его грейфер не закреплен непосредственно на тележке.

Мы уже упоминали о том, что устройства для пере­валки массовых грузов сегодня также большей частью устанавливают на причалах. Оснащение их (а они нуж­даются в тяжелом оборудовании) обходится очень дорого. В портах, где для приема таких грузов есть все необхо­димое (возможность разгрузки крупных судов и быстро­го вывоза грузов из порта, благоприятное местоположе­ние по отношению к предприятиям-получателям и так далее), администрация решается на такие затраты только тогда, когда ясно, что перевалка массовых грузов будет акцией не кратко-, а долговременной. Поэтому расходы по оснащению причалов порт делит с одним или несколь­кими предприятиями. Степень участия того и другого в приобретении оборудования и эксплуатации причала может быть различной. Однако независимо от того, на чьи средства приобретаются механизмы, причал, как правило, предоставляют и в распоряжение третьих лиц, к приобретению его оборудования не причастных. Но вот за все остальные работы в акватории почти всегда отве­чает сам порт.

Не забывайте, что речь идет о приеме массовых гру­зов. Экспорт массовых грузов через универсальные порты Европы - случай исключительный. В портовых городах, расположенных в устье Рейна (главным образом, в Ам­стердаме, Роттердаме и Антверпене), есть промышленные предприятия, которые экспортируют массовые грузы и даже сами занимаются их обработкой. Но грузят они отнюдь не сырье, а готовую продукцию, например мине­ральные удобрения, продукцию, которая к тому же идет не через общие перевалочные пункты, а через те, что принадлежат самому предприятию. В портах отправле­ния массовых грузов причалы со всем надлежащим обо­рудованием нередко являются собственностью одной-единственной фирмы, специализирующейся, к примеру, на добыче полезных ископаемых. (Иногда такой соб­ственностью является и сам порт.) Таковы порты Нар­вик в Норвегии и Люлеа в Швеции, откуда вывозится руда.

В Европорте производительность причальных соору­жений составляет 2300 т грузов в час. Наполненный грейфер там весит 50 т; за час он в состоянии про­делать 75 циклов. Цикл работы крана- это все совер­шаемые им операции вплоть до возвращения в исходное положение. В других портах массовые грузы перемеща­ются с помощью машин с ленточными транспортерами. По ним груз может перемещаться на солидные расстоя­ния, «сворачивать» за угол и даже перебираться через железнодорожные пути. В конечном счете он попадает на склад, где хранятся запасы потребителя. Это - еще одна функция порта, свидетельствующая о его связи с рынком. Дело в том, что к ряду портов, через которые вывозят массовые грузы, доступ зимой по нескольку месяцев закрыт из-за ледовой обстановки; летом здесь берутся за работу с удвоенной энергией. Впрочем, домны, как известно, «поглощают» руду не всю разом, а лишь в строго определенных объемах; но при этом они нужда­ются в своей «пище» непрерывно. В связи с этим воз­никает необходимость в хранилищах, для которых у мно­гих заводов попросту нет места.

В некоторых портах на рейде, или, как скажут в Гам­бурге, «на реке», перегружают не только грузы массовые (например, зерно), но и штучные. Выражение «на реке» сохранилось еще с тех времен, когда корабли бро­сали якорь у палов, группы свай, забитых в устье Эльбы. Объяснялось это тем, что первые искусственные аквато­рии, Зандтор и Грасброок так же, как Европорт в Бре­мене, были железнодорожными портами и достаточным местом для установки палов в акватории не располагали. Сооружение всех этих портов началось в 80-х годах про­шлого века. В Гамбурге для перевалки грузов на рейде служит также новая акватория.

Судно, пришвартовавшееся к палам, можно разгру­жать с обоих бортов с помощью лихтеров пли речных судов. Делают это обычно с использованием либо соб­ственного такелажа прибывшего в гавань судна, либо паровых кранов, которые подходят к судну и располага­ются с ним рядом. Корабль, таким образом, экономит на причальных сборах, но зато и перегрузка, как правило, длится дольше. Применяются также плавучие зерноперегружатели и плавкраны. Почти во всех портах, построен­ных в последние годы, проектировщики по мере возмож­ности брали в расчет этот вспомогательный способ пере­валки грузов, отводя для разгрузки на рейде дополни­тельные обширные площади акватории. Обычно ведь стремятся не упускать ни малейшей возможности обслу­жить корабль как можно быстрее. Но как бы то ни было, объем перевалочных работ, ведущихся на причале, рас­тет изо дня в день.

Контейнерные и контрейлерные перевозки предъ­являют к организации перегрузки особые требования. С помощью угловой рампы, имеющейся на каждом суд­не, перевозящем трейлеры, последние можно выгружать-па самом обыкновенном причале, который прп отсутствии трейлерного транспорта используют для перевалки традиционных грузов. В приливном порту рампе, пред­назначенной для загрузки кормы п используемой вместе с терминалом, не нужны понтон или поплавок, служащие в качестве опоры. В зависимости от положения судна рампу можно механически передвигать то вверх, то пппз, закрепив ее, например, на пале. Преимущество такого способа установки рампы состоит в том, что пз устойчи­вого положения ее не выводиг нп волнение моря, ни, скажем, тяжелая машина, которая, въезжая на борт, вы­зывает более глубокое погружение судна. В Бремене, на­пример, рампа перемещается в вертикальной плоскости в пределах 9,35 метра, синхронно повторяя малейшее движение судна во время приливов и отливов. А посколь­ку одним своим бортом корабль обращен к причалу, то его одновременно можно загружать или разгружать тра­диционным способом.

Контейнеры - самое дорогое детище порта. Для их обработки требуются крепкие причалы, тяжелое и слож­ное оборудование, напольный транспорт большой грузо­подъемности, вместительные хранилища с прочным фун­даментом, чтобы ставить контейнеры один на другой в несколько рядов, удобные подъездные пути. Все это хо­зяйство тоже именуют терминалом, ибо, как и в кон­трейлерных перевозках, оно является для всего связан­ного с ним транспорта чем-то вроде тупиковой станции.

Нужны и очень высокие причальные стенки: крупные контейнеровозы имеют глубокую осадку, к тому же не­обходимо заранее настроиться и на большую амплитуду колебаний уровня моря во время прилива и отлива, и на непростые погодные условия, что нередко дают о себе знать на некоторых причалах, где сильны удары волн и порывы дующих с моря ветров. Причалы также должны быть способны крепко удерживать тяжелые контейнеро­возы и в штормовую погоду. При сильном ветре и высо­кой волне нагрузка на тросы, удерживающие у причала крупное судно, достигает ста и более тонн. По сравнению с обычным грузовым судном контейнеровоз оказывает ветру более сильное сопротивление, ибо палуба его тоже занята контейнерами, а конструкция судна такова, что его носовая часть сильно выдается вверх - для того, чтобы в пути по мере возможности уберечь контейнеры от морской воды. В этом плане одним из самых незащи­щенных причалов является контейнерный узел в Бремерхафене - он расположен практически в открытом мо­ре. Его строителям не раз вспоминался печальный опыт тех, кому довелось заниматься грунтовым основанием лежащего чуть выше по течению причала «Колумб» - известнейшего морского вокзала времен расцвета пасса­жирского судоходства. Администрация обоих крупнейших западногерманских портов, Бремена и Гамбурга, рассчи­тывает, что объем перевозок штучных грузов будет еже­годно возрастать на 2,5-3%. Она полагает, что значи­тельная часть этого прироста будет обеспечена за счет нетрадиционных грузов - контейнерных перевозок.

Специальные мостовые перегружатели для контейне­ров были созданы в сравнительно короткие сроки. Осо­бого секрета из их конструкции никто не делал, ибо в наши дни контейнеры принимают и отправляют во многих портах; поэтому фирмы-изготовители имели воз­можность широко использовать накопленный в данной области опыт. Устройства эти не слишком отличаются друг от друга, и если какой-то порт опережает другие по объемам перевалки контейнеров, то объясняется это не особыми преимуществами тех или иных мостовых перегружателей, а лучшей организацией работы в тер­минале и умелым использованием всех видов транспорта. Перегружатели занимаются только контейнерами и ни­чем больше. Нигде внутри терминала никаких других грузов нет. Сказанное относится и к используемому здесь напольному транспорту - он приспособлен исключитель­но для того, чтобы перевозить громоздкие ящики. Стани­на перегружателя вынесена далеко за корпус судна, по­скольку вынимать контейнеры из ячеек и опускать их туда нужно строго вертикально, иначе их заклинит. Ра­бота эта не из простых, и перегружателю приходится изрядно потрудиться: ведь, например, восточноазиатский контейнеровоз «Токио-экспресс», принадлежащий акцио­нерному обществу «Хапаг-Ллойд», судно валовой вмести­мостью 58 тыс. регистровых т, куда больше незабвенных скоростных пароходов «Бремен» и «Европа».

Двигатель контейнеровоза расположен в середине ко­рабля, чуть ближе к корме. Поэтому перегружатели мо­гут без помех работать в средней и носовой части судна, иногда по 4-5 одновременно. Промежуточной палубы, твиндека, у корабля нет, и шахтный ствол с ячейками для контейнеров занимает все его внутреннее простран­ство сверху донизу. Положение контейнеров в каждой из ячеек жестко фиксируется, что придает им устойчи­вость во время плавания. Разгрузка контейнеровоза тре­бует предельной точности и собранности, поэтому любое комбинированное судно, у которого наряду с контейнера­ми на борту имеются трейлеры, поддоны и традиционные грузы, будет мешать и выглядеть на таком причале ино­родным телом.

На причале контейнером занимаются портальные по­грузчики, снабженные подъемным устройством, такой погрузчик как бы наезжает на контейнер, приподнимает его примерно на полметра и отвозит на отведенное ему место. Куда именно - об этом водителю сообщают по переговорному устройству так же, как и то, нужно ли контейнеры ставить один на другой или нет. Самозахва­тывающие рычаги портального погрузчика могут ухва­тить контейнер даже наискось и поднять его на 12 мет­ров. Эти автопогрузчики контейнеры с мостового пере­гружателя не принимают, забирая лишь те, что стоят на земле или доставляются наземным транспортом.

На громадном причале обычно можно увидеть всего несколько человек. Как и па всех в порту, на них надеты защитные шлемы. У каждого свой участок работы, вре­мени для разъяснений тут нет. Любопытствующих сюда не пускают: здесь опасно. Огромные тяжелые машины имеют привод па все колеса и способны разворачиваться на месте. Ездят они на большой скорости, маневрируя при этом так, что у случайного зрителя с непривычки захватывает дух.

Мощные тягачи, используемые па загрузке и разгруз­ке трейлеровозов, способны поднимать до 40, а некоторые из них - даже до 60 т. На борту вильчатые погрузчики разгружают прицепы, часть которых является собствен­ностью порта, а часть прописана на судне постоянно. Здесь используются исключительно мощные тягачи еще и потому, что им нередко приходится взбираться круто вверх по рампе, чтобы попасть на борт судна. Нелегко приходится в этом случае и погрузчикам, везущим тяже­лые поддоны. И все же благодаря своей подвижности им удается перевезти в 5-8 раз больше, нежели тогда, ког­да они имеют дело с традиционными грузами.

Мы уже говорили, что контейнерный перегружатель, в отличие от всех прочих погрузочных устройств спосо­бен проделывать два цикла одновременно. Эти «встреч­ные перевозки» продолжаются и на суше. Нельзя допу­скать, чтобы машины задевали друг друга, чтобы возникала суета и путаница. Пока судно разгружают, опуская контейнеры на площадку, к нему от хранилища устре­мляются погрузчики. Те из них, которые обслуживают железнодорожные вагоны и грузовики, используются для обработки контейнеров лишь в исключительных случаях. Вся эта система перемещений срабатывает только при том условии, что каждый на причале знает, что ему над­лежит делать в нужный момент, и в нужный момент получает соответствующую команду. Только тогда здесь все идет гладко, без сучка и задоринки, никто не стоит у другого поперек пути и не занимает чужого места. Чтобы достичь этого, нужна система передачи четкой и своевременной информации.

Перед отправкой контейнеровоза содержимое его вы­страивают на причале в определенном порядке: контей­неры устанавливают в последовательности, которая явля­ется зеркальным отображением того порядка, в каком их затем разместят на судне. Их ставят при этом в том положении, в каком они должны находиться при транс­портировке. А начнется погрузка - каждой машине, что­бы она не нарушала общего ритма, надо будет уклады­ваться в отведенное ей время. То же самое происходит, когда контейнеры доставляются в порт: каргоплан судна известен в порту задолго до его прибытия. Иначе позаботиться о четкой и организованной разгрузке заранее было бы невозможно.

Терминалы - контейнерные причалы - полагается за­благовременно информировать о том, когда прибудет тот или иной контейнер из внутренних районов страны, ка­ковы его размеры и номер. Принято сообщать также и о содержимом контейнера, о характере и весе груза, называть порт назначения и судно, на котором контейнер предстоит отправить. Такая информация поступает от от­правителя груза и его экспедитора, соответствующих транспортно-экспедиторских фирм - железнодорожных и автотранспортных, - экспедитора порта и судового макле­ра (агента судовой компании). Все это в порту должны знать еще до прибытия туда контейнера, ибо иначе дис­петчер терминала не сумеет своевременно принять все необходимые меры и подготовиться к загрузке судна. Подготавливая каргоплан, он учитывает и то, что, преж­де чем отправиться за океан, контейнеровоз может захо­дить и в другие европейские порты. Дилетанту все эти расчеты покажутся чудовищно сложными. Делаются они с помощью электронно-вычислительных машин, предназначенных для управления производственными процессами. Без электронной обработки данных порту уже давно нельзя обходиться.

ДЕЛА И ЗАБОТЫ ПОРТА

Самый совершенный механизм на свете не стоит и ломаного гроша, если рядом нет человека, кото­рый умеет с ним обращаться. Так кто же они, эти люди, работающие в порту?

Людям со стороны профессия «портовый рабочий» мало что говорит. По одному лишь названию невозможно ни определить круг задач, с которыми придется столкнуться человеку этой профессии, ни представить себе, что же все-таки он должен знать и уметь. Давайте же присмот­римся к этой работе. Прогулка по порту уже позволила нам заглянуть в его святая святых, где совершается мас­са разнообразнейших операций. Кое-кто наверняка поду­мал о том, что осуществляют их люди с различной про­фессиональной подготовкой. Ведь нельзя же в самом деле доверить рабочее место кому попало - да этого и не скажешь, наблюдая за тем, с какой четкостью ведется погрузка и разгрузка. Здесь управляют сложными маши­нами, мощными и тяжелыми. Ошибись водитель - и мо­жет случиться беда, небольшая ошибка создает опас­ность для работающих рядом людей. Или всего один неловкий толчок - и юркий, но тяжелый автопогрузчик растеряет все, что он везет, пли же опрокинет уложен­ные в штабеля грузы. Автотележка с грузоподъемным устройством, которая используется при разгрузке трейлерных судов, может повредить механизм- рампы, что обернется для судна лишним днем стоянки в порту. А уж если столкнутся между собой два портальных погрузчика с грузом - контейнерами, то убытки придется считать на тысячи. Небрежность крановщика может стоить жизни грузчику, работающему в корабельном трюме, - если его вдруг «заденет» сорвавшийся сверху груз.

В каждом порту есть человек, в обязанности которого входит точное установление причин несчастного случая и восстановление картины случившегося. Его называют инспектором по технике безопасности или как-нибудь иначе. Он сообщает о происшедшем представителю администрации порта. Там незамедлительно устанавливают, что следует предпринять, чтобы впредь не допускать по­добных случаев: что-то перестроить, организовать по-иному работы или внести изменения в правила техники безопасности.

Работа в порту требует специальной подготовки. Се­годня, конечно, затраты физического труда здесь куда меньше, чем в былые времена. Но более простым этот труд не стал. Обслуживание современных сложных ма­шин - занятие весьма напряженное и изнурительное. Причем сегодня всего-навсего одна ошибка влечет за со­бой последствия куда более серьезные, чем, скажем, 25 лет назад.

В порту работают группами. Рабочие должны знать друг друга и составлять хорошо «сыгранную» команду. Такие группы работают как на судне, так и на причале. Погрузочно-разгрузочные работы на борту выполняют специальные фирмы. Безусловным авторитетом среди рабочих-докеров пользуется их «старшина». Он форми­рует бригады, каждая из которых обслуживает один из корабельных люков. Разгружая судно, бригада делает «удобоподъемными» грузы, которые затем поднимает кран, а при погрузке - размещает грузы в трюме, тща­тельно следя за тем, чтобы в пути они не смещались и тем самым не нарушали остойчивости судна и не повре­ждали друг друга. Для того чтобы исполнить все это подобающим образом, требуется опыт, смекалка и знание товаров. Работы у грузчиков хватает: нужно соорудить перекладины, сшить гвоздями перегородки, занайтовить шасси, чтобы те не разъезжали по трюму... Перечень работ можно продолжить. За ходом погрузки наблюдает кто-нибудь из командного состава: надо знать, как может груз повлиять на ходовые качества судна, да и вообще следует иметь представление о том, что находится на борту. Последнее особенно важно, если вдруг возникнет пожар. Обычно этим занимается первый помощник капи­тана. Он же подготавливает и план погрузки.

Со своих подоблачных высот крановщику далеко не всегда удается уследить за тем, что происходит в трюме. Поэтому его действия направляет человек, стоящий на палубе у края люка. Движение его рук, точные и уверен­ные, делают его похожим на дирижера, властно ведущего за собою оркестр. Все работы на причале и в пакгаузе выполняет персонал порта или же частной фирмы - владелицы причала. Судовая команда в погрузке не участвует. В государственных портах существует строгое разграничение функции: здесь есть ответственный за пакгауз н пакгаузный мастер, мастер по разметке площади пакгауза и «старшина» грузчиков.

Среди людей, причастных к погрузке, в немецких пор­тах есть те, кого называют кюперами. Они проходят спе­циальный курс обучения, сдают экзамены, а нередко еще ц специализируются на каком-то одном виде товара - хлопке, табаке и т. п. Кгоперы к тому же и квалифици­рованные упаковщики, которые приводят в порядок по­врежденные тюки; они осуществляют контроль товаров и всевозможные проверки, которые нередко начинаются еще в пакгаузе.

Крутившиеся в порту ученики прежде частенько ста­новились объектом розыгрышей. Одна из традиционных шуток, переходившая от одного поколения портового лю­да к другому на протяжении добрых ста лет, сводилась к следующему: ученика посылали на другой конец порта с поручением раздобыть пилу для пилки хлопка. «Владе­лец» пилы с серьезнейшим видом говорил запыхавшему­ся молодому человеку, что он ее, к сожалению, только что одолжил такому-то и туда-то; так пусть уж молодой человек не сочтет за труд сбегать к нему. А «там-то» уче­нику вновь с превеликим сожалением сообщали, что пилу как раз отдали заточить, но что она, вероятно, уже готова, и не будет ли юноша так любезен сам забрать ее у мастера. Ученики, соображавшие, что их попросту ду­рачат, безмятежно вытягивались на солнышке на сосед­ней пакгаузной платформе и, подремав некоторое время, с невинным взором представали перед своим настав­ником.

Грузы, которые поднимают на борт пли принимают на берегу, пересчитываются дважды: первый раз это де­лает агент судоходной компании, которая, взявшись за перевозку, несет за него ответственность, во второй - представитель порта, так как порт тоже отвечает за грузы, которые доставляет или забирает экспедитор. По­скольку обычно судоходная компания, особенно иностран­ная, не может постоянно держать в том пли ином порту своих людей - судовая команда не в счет, она должна соблюдать нейтралитет, - то она обращается к услугам специальной фирмы. Непредвзятость учетчиков скреплена присягой. Услугами подобных фирм пользуются также и другие компании, обслуживающие гавань. Учетчиков приглашают, если грузы требуется обмерить, взвесить, пересчитать или осуществить другие подобные операции. Результаты проверки учетчик заносит в протокол.

Экспедитор, работающий в порту, - это доверенное лицо фирмы, по поручению которой он отправляет и при­нимает грузы. Поэтому, как только транспорт прибывает в гавань, именно ему надлежит выяснить первым, в ка­ком количестве и в каком состоянии доставлен груз - не поврежден ли, не ухудшилось ли его качество из-за ка­кой-нибудь поломки, из-за просочившейся сквозь упаков­ку морской воды, повышенной влажности в трюме (за­потевание может произойти в пути и вследствие разницы температур), проверить, не начали ли гнить и сохнуть овощи и фрукты, - словом, выявить, прибыл ли груз в целости и сохранности. Делается это потому, что в слу­чае предъявления рекламации нужно будет доказать, когда же именно груз испортился: до прибытия судна в порт или уже после, а может, это произошло даже по вине продавца.

Ни за то, ни за другое покупатель ответственности не несет.

Порт далеко не всегда загружен одинаково. Периоды большого «наплыва» судов чередуются с периодами отно­сительного затишья. Но обслуживать суда всегда нужно быстро, и поэтому всякий раз на разгрузке должно быть людей ровно столько, сколько нужно для того, чтобы справиться с работой в оптимальные сроки. Следователь­но, в порту и его многочисленных предприятиях должно быть такое число занятых, которое здесь требуется в «часы пик». Получается, что в остальное время порт вы­нужден оплачивать труд людей, для которых в данный момент попросту нет работы. Ясно, что подобной роско­ши из экономических соображений порт позволить себе не может. Поэтому уже довольно давно, еще в прошлом веке, во всех, пожалуй, крупных портах введены пра­вила, которые учитывают интересы как «перевозчика», так и портовых рабочих.

В западногерманских портах, к примеру, это регули­руется следующим образом: в различных службах пор­та - в отделениях железной дороги и автомобильного транспорта, в транспортно-экспедиционных агентствах, на складах, в конторе по найму грузчиков, в судоходных компаниях, на перевалочных базах, принадлежащих от­дельным фирмам, - повсюду имеется постоянный персо­нал. Для этих людей работа, как правило, есть всегда. Они числятся в штате и работают только здесь, и нигде больше. В гамбургском порту, например, и на портовых складах Бремена численность таких работников достигает нескольких тысяч человек. Если объем работ возрастает, людей нанимают дополнительно. Однако, как мы уже убедились, работа эта не каждому по плечу: здесь тре­буются грамотные, сведущие в своем деле люди - опыт­ные докеры. Разумеется, было бы нелепо требовать от этих людей, чтобы они неопределенное время томились в состоянии «боевой готовности»; поэтому они подыски­вают себе место на стороне, и порт, таким образом, может потерять квалифицированные кадры. Для того чтобы удержать их, различные службы порта, объединившись и образовав что-то вроде ассоциации, учредили так назы­ваемый фонд гарантированной заработной платы, куда они постоянно отчисляют установленные суммы. Сред­ства этого фонда идут на оплату труда временных докеров, пока работы в порту для них нет. Ежедневно, по мере надобности, они направляются на тот или иной участок порта и по возможности используются в соответ­ствии с их специализацией. Это профессиональные доке­ры, и по своему социальному статусу и квалификации они приравниваются к штатному персоналу.

Подобные правила, введенные в Германии в начале нынешнего столетия, в Англии существуют с 1825 г. Сегодня английские докеры образуют отраслевые профсоюзы, которые входят в британские тред-юнионы. Проф­союз следит за тем, чтобы докеры получали работу в определенной последовательности. В Лондоне портовые рабочие категории «A» - это люди, у которых, подобно штатному персоналу в Западной Германии, есть постоян­ная работа на причале. При нехватке рабочих рук пер­вым получит работу докер категории «В». Докеров кате­гории «C» подключают к погрузке и разгрузке, когда все докеры категории «B» заняты, а рабочие руки все еще нужны. Такая система распределения работ в порту оста­валась неизменной с 1825 г. вплоть до 1908 г. и не име­ла под собой никакой правовой основы. В 1908 г. всту­пила в силу Хартия Лондонского порта, которая узако­нила создание автономной администрации, именовавшей­ся Port of London Authority. Процедура с использова­нием докеров категории «A», «B» и «C» была законода­тельно закреплена. И соответствии с положениями Dock Workers Order от 1967 г. докеры всех портов считаются постоянными кадрами и регулярно получают заработную плату.

В роттердамском порту, где все оборудование, меха­низмы, пакгаузы и т. д. являются частной собствен­ностью, вопрос распределения работ, естественно, решает­ся иначе. В Антверпене так же, как и в других европей­ских портах, докеры причисляются к квалифицирован­ным рабочим, причем среди них тоже наблюдается специализация. Они должны обязательно проходить спе­циальную подготовку. Если претендент на место докера отработал за год установленный минимум смен, то его принимают в группу штатных портовых рабочих. У всех докеров или кандидатов на это звание имеется специаль­ная карточка, с которой они каждое утро являются к месту распределения работ. В течение десяти минут работодатель вправе выбирать людей по своему усмотре­нию, если он - что тоже может случиться - не сделал этого накануне. Того, кто по окончании этой процедуры места так и не получил, направляют на работу централи­зованно. Ну а те, у кого имеется твердая договоренность относительно места работы, могут и вовсе не появляться на «бирже».

Во французских портах временных докеров направ­ляет на работу Центральное бюро труда, созданное в соответствии с законом от 6 сентября 1947 г. Бюро, в ко­торое на паритетных началах входят работодатели и ра­бочие, следит за тем, чтобы докерам выплачивалась заработная плата, размер которой установлен совместно Морским союзом и профсоюзом. Предприниматели и торгово-промышленная палата берут постоянных докеров в штат, обучают их и затем пользуются их услугами длительное время. В Марселе, например, загрузка и разгрузка судов находится в руках предпринимателей, которые имеют постоянный персонал и, кроме того, ежедневно дополнительно набирают людей через Центральное бюро. С этими временными докерами также за­ключаются коллективные договоры и соглашения по вопросам заработной платы.

А вот в Генуе постоянного контингента временных рабочих нет. Портовые работы распределены между не­сколькими союзами. Последние сами направляют людей на те или иные работы, и, кстати, эти докеры являются в порт с собственными подсобными средствами труда.

Современные докеры давно уже перестали быть поденщиками - обстоятельство, характерное почти для всех портов. Вызвано это не только расширением ассор­тимента грузов или конкуренцией между портами в об­ласти квалифицированной обработки отдельных видов морского груза. Дело еще и в том, что все более сложные и дорогостоящие машины и механизмы можно доверить только людям технически грамотным и хорошо подгото­вленным, которых выгодно приглашать на длительный срок.

Как и подобает высокому гостю, о своем прибытии судно извещает порт заблаговременно, чтобы там успели подготовить все необходимое для его встречи. В ту пору, когда система оповещения не была столь развитой, как в наши дни, сам корабль не мог уведомить порт о своем прибытии. Поступали как раз наоборот: его «высматри­вали» и сообщали об этом в порт. «Высматривать» вхо­дило в обязанности экипажей плавучих маяков, стоявших на якоре далеко в море, персонала, несшего дежурство на обычных маяках. Еще несколько лет назад маяки были обитаемы. Сегодня уже такой маяк едва ли где встретишь: огни их автоматически переключаются с пульта, расположенного на берегу. А вот плавучие маяки, если они еще где и сохранились, скоро также перейдут в разряд романтических воспоминаний. Теперь, чтобы сообщить о своем приближении, судно в промежуточных инстанциях не нуждается. На борту с этим справляются лучше, чем в любом другом месте. К тому же и делают это точнее, нежели прежде. Капитан судна в любой мо­мент точно знает, где оно находится, знает, какое рас­стояние до порта предстоит еще преодолеть и сколько это займет времени. Путь здесь измеряют не в километрах, а в морских милях. Одна миля равна географиче­ской минуте и составляет 1852 метра. Капитан указы­вает, вероятно, все-таки не расстояние, а тот час, когда судно минует условный пункт, какой имеется перед вхо­дом во всякий порт.

Сведения эти поступают в порт прибытия, когда суд­но находится еще далеко в открытом море. Оно может сообщить их, даже покидая последний из портов евро­пейского побережья пли Англию, хотя, конечно, штормы и туманы могут изрядно спутать карты. Информация о выходе судов из отдаленных портов мало что дает; она служит больше для того, чтобы судоходная компания была в курсе перемещений «своего» судна.

На подходе к устью реки судно сообщает о себе па диспетчерский пункт, который передает информацию дальше - всем, кого она касается в первую очередь. На Эльбе, например, такой сигнальной станцией является Куксхафен. Отсюда сведения поступают к лоцмапам и на таможенный корабль, а когда судно минует Куксха­фен, об этом сообщают судоходной компании или судо­вому маклеру. Информацию о судах, направляющихся в Гамбург и следующих через Кильский канал, передают по цепочке, начиная с Брунсбюттеля.

Кто же ожидает судно в порту?

Сведения о том, что судно вообще идет сюда, о том, что за груз оно имеет на борту, нужно ли его буксиро­вать и если да, то с какого именно места, чем его будут догружать в порту, - все это задолго до прибытия судна известно представителю судоходной компании, находя­щемуся в порту. Когда наступит время, он должен изве­стить всех тех, кто имеет отношение к данному судну и его грузу: по прибытии не должна пропасть даром ни одна минута.

Лоцман - вот первый человек, который встречает на­правляющееся в порт судно. Как правило, это - владе­лец патента на звание капитана дальнего плавания; в ФРГ это - человек, у которого имеется специальный патент «А-6», а за плечами - несколько лет плавания на судах торгового флота на командной должности. В не­писаной «табели о рангах» лоцман стоит на одной сту­пеньке с капитаном. Лоцманы сопровождают суда до входа в порт. «Подходы» к портам неодинаковы (это может быть бухта, воронкообразное или просто узкое устье реки, вход через морской капал и т. д.), и распола­гаются они но отношению к морскому побережью по-разному: одни - близко, другие - подальше, как, напри­мер, Гамбург (около 100 км) и Бремен (60 км). Компе­тенция лоцманов распространяется, таким образом, на бассейны самые разнообразные, а потому никаких еди­ных международных правил на этот счет нет и быть не может. Все имеющиеся в отдельных государствах законы о лоцманском деле регламентируют деятельность исклю­чительно морских лоцманов. Лоцманы, занимающиеся проводкой судов по рекам, и портовые лоцманы работа­ют, как правило, в соответствии с иными предписаниями и подчиняются другим службам. В большинстве случаев в задачу морского лоцмана не входит сопровождение судна к месту его стоянки в порту; в установленном ме­сте он уступает судно речному лоцману, а тот, случается, передает его «с рук на руки» лоцману порта. Такие лоц­маны есть, например, в Гамбурге и Роттердаме. А вот в Бремене, Любеке, Эмдене и Антверпене портовых лоц­манов нет.

Брать лоцмана на борт или не брать? Вопрос этот ре­шают по-разному, в зависимости от сложности фарватера. В большинстве случаев капитаны прибегают к услугам лоцманов даже тогда, когда это не является строго обязательным. Делают это потому, что сумма сбора, взимаемого за лоцманское сопровождение, не идет ни в какое сравнение с возможным риском, а случись авария, то, если на борту не окажется лоцмана, возникнут ослож­нения при установлении размеров страхового возмеще­ния. В портах США пользоваться услугами лоцмана обязаны все суда, желают того их капитаны или нет. Лоцман должен здесь находиться на борту даже во время буксировки судна в акватории порта и введения его в док. Непременно иметь его на борту должны и те суда, путь которых проходит только морские каналы. По Кильскому каналу разрешено проходить только с лоцманом; пребы­вание на борту портового лоцмана считается обязатель­ным в Брунсбюттеле. Исключение делают лишь для со­всем крохотных суденышек, капитаны которых хорошо знают местные условия. Есть порты, где вопрос о пребы­вании на борту лоцмана решается очень просто: сборы за лоцманские услуги взимаются в принудительном по­рядке. Берешь ли лоцмана на борт, не берешь ли, дело твое, но - плати. Естественно, при таком условии имеет полный смысл лоцмана взять - раз уж уплачено...

Сказать, что в международном судоходстве существует единый правовой статус лоцмана па борту, - значит со­грешить против истины. Как правило, лоцман не подме­няет капитана даже на время. Он является лишь консультантом капитана, на котором лежит вся ответствен­ность за судно. Как гласит официальный документ, действующий на территории США, «он по своей воле берет на себя командование судном». Точно так же об­стоит дело в ФРГ, Нидерландах, Бельгии, Франции и Англии. Немалую ответственность возлагает па лоцмана морское право Дании. В Италии же находящийся на бор­ту лоцман считается членом экипажа и подчиняется капитану.

Лоцман несет ответственность за свои рекомендации. Его освобождают от нее только в том случае, если капи­тан действует вопреки его указаниям. На практике же, скажем, на капитанском мостике вся процедура выгля­дит немножко иначе. Лоцман отдает распоряжения руле­вому сам, но в присутствии капитана или его помощника. Было бы просто смешно, если бы лоцман отдавал команду: «Два румба лево на борт», а капитан повторял бы ее рулевому. Перед ним располагается либо рулевое колесо, либо кнопочный пульт управления и компас. Рядом - помещение, где офицер рассчитывает курс по навигационным картам. Отсюда рулевой получает указа­ния, которые ему надлежит точнейшим образом выпол­нять до тех пор, пока не поступит новое распоряжение.

В ФРГ деятельность лоцманов регулируется положе­ниями «Закона о лоцманском деле» от 13 октября 1954 г. Лоцманы подчиняются специальной службе федераль­ного министерства транспорта и его нижестоящим орга­нам. Как в ФРГ, так и в других странах они редко находятся на государственной службе. К примеру, такие «государственные» лоцманы работают на Кильском кана­ле и в некоторых портах атлантического побережья Европы. В большинстве же своем они считаются лицами свободной профессии; но ни в коем случае их нельзя от­носить к лицам, занимающимся промыслом. Размер оплаты услуг лоцмана зависит от габаритов судна.

Но поскольку лоцманы не могут всякий раз выбирать судно по своему вкусу, то работают они по очереди, а сбор поступает в общую кассу, из которой каждый из них получает затем свою долю. Лоцманы объединены в братства, насчитывающие строго определенное число членов. Их должно быть столько - за этим следит служ­ба государственного надзора, - чтобы они могли обеспе­чивать обслуживание транспорта и чтобы вместе с тем каждому лоцману был гарантирован соответствующий до­ход, ибо возможностей получения побочного заработка у них нет. В любое время дня и иочи лоцман дол­жен быть готов встать на вахту. В Западной Германии лоцманские братства объединяются в Федеральную па­лату лоцманов, которая является публично-правовой корпорацией.

Обычно лоцманы отправляются на судно с одной из баз, расположенных неподалеку от побережья, например из Куксхафена и Бремерхафена. Но даже отсюда путь до приближающегося судна неблизок, а лоцмана там ждут заблаговременно, еще в открытом море. Поэтому вблизи крупных судоходных путей песколько лоцманов постоянно дежурят на борту лоцманского судна. Это своеобразное судно-гостиница, где предусмотрено все - от спальных мест до питания. На приближающееся с моря судно лоцмана доставляют на катере. Такой ка­тер невелик - длина его всего около 6 м, - но зато он имеет мощный двигатель. По веревочной лестнице лоц­ман поднимается на борт судна, а катер возвращается назад к плавучей гостинице.

В холод и в шторм поездки на крошечном катере и «упражнения» на веревочной лестнице - удовольствие не из приятных. Тем же путем он покидает судно, ухо­дящее в дальнее плавание. Пустовать плавучему «отелю» не приходится. Порою это судно дежурит на морской базе по нескольку месяцев. Для связи с сушей суще­ствует небольшое судно-челнок, доставляющее в «отель» новую смену лоцманов и провиант. Случается, что лоц­манский корабль с трудом удерживается на месте - слишком силен ветер и высоки волны. Тогда он находит укрытие за каким-нибудь мысом, где непогода не так дает о себе знать, или же ищет убежища в ближайшем порту, что, впрочем, бывает крайне редко. После трех­летнего эксперимента на западногерманском побережье, да и не только там, на крупные суда, в основном на танкеры и сухогрузы, лоцманов стали «высаживать» с вертолета. Такой способ не только ускоряет всю про­цедуру, но и имеет ряд преимуществ: так, судно не надо останавливать - для крупных судов остановка оборачи­вается немалой потерей времени, - а лоцманским кате­рам не нужно ходить через устье реки, которое и без того изрядно перегружено. Разумеется, воспользоваться верто­летом можно лишь тогда, когда море не штормит, а на судне имеется подходящее место для посадки.

История лоцманского дела на европейском побережье весьма занимательна. Она порой не чужда духу авантю­ризма.

С конца XVI в. лоцманы находились в распоряжении Гамбурга. С 1639 г. в нижнем течении Эльбы, на участке реки, лежащем между Гамбургом и Куксхафеном, пребы­вание лоцмана на борту судна было непреложным зако­ном. В ту пору речь шла не только о безопасности судов. Властям был нужен острый глаз: посматривать, нет ли где контрабанды, следить за уплатой таможенных по­шлин и прочих сборов, за соблюдением предписаний о хранении товаров, на которое требовалось специальное разрешение. Именно по этим причинам лоцманское дело затрагивало сферы высокой политики и интересы земель­ных князей и частенько служило причиной возникнове­ния серьезных межгосударственных конфликтов.

Некогда могущественный город Брюгге еще в 1447 г. издал указ, регламентирующий деятельность лоцманов, и распорядился в обязательном порядке использовать их службу на реке Свин. В Роттердаме, где лоцманское дело было сосредоточено в руках государства уже с середины прошлого столетия, его история прослеживается до конца XIII в., т. е. до той эпохи, когда благодаря стараниям Ганзы оживилась европейская торговля, а с нею и море­плавание.

Причиной, побудившей мореплавателей обращаться за помощью к лоцманам, были многочисленные отмели, заливы, бухты, которые нездешнему человеку очень затрудняли плавание. Первыми лоцманами были рыбаки. Кто-кто, а уж они-то знали реку как своп пять пальцев. К слову сказать, прибегать к их помощи следовало осмо­трительно: порою они мало чем отличались от пиратов. В условленном месте они сажали судно на мель, отправлялись за «подмогой», а потом вместе со своими подручными грабили беспомощный корабль или присваи­вали его себе целиком, расправляясь с командой, чтобы убрать ненужных свидетелей. Не отставали от них и иные капитаны: брали лоцмана на борт, а потом, чтобы не пла­тить ему, высаживали где-нибудь на пустынном берегу, а то и вовсе бросали беднягу за борт.

В Англии в 1514 г. создали лоцманскую службу - The most glorious and individable Trinity, в обязанности которой входило не только оказание помощи судам, но и разметка фарватера. Служба отвечала также за обучение лоцманов и следила за тем, чтобы они получали соот­ветствующее вознаграждение. В 1588 г. эта служба была преобразована в The Corporation of Trinity House, которая существует по сей день и заслуженно пользует­ся высоким авторитетом. За образец лоцманского права было взято морское право Висби. Висбп вообще считает­ся колыбелью современного морского права. Однако авто­ры документов, регламентирующих работу лоцманов, не забывали и о декрете Филиппа II Испанского, согласно которому лоцманским делом дозволялось заниматься лишь лицам, имеющим соответствующее разрешение властей.

В 1615 г. лоцманскую службу основали Голландия и Западная Фрисландия. В 1799 г. функции верховного надзора были переданы флоту; надзор этот и поныне осуществляет флаговый офицер. А в 1895 г. в законода­тельном порядке был установлен сбор за услуги лоцма­нов. Кандидатам в лоцманы надлежало выдержать экза­мен, после чего их приводили к присяге.

Нигде история лоцманского дела не была столь на­сыщенной событиями, как на берегах Везера. Админи­стративная раздробленность с давних пор была немалым препятствием на пути экономического и культурного раз­вития городов, находившихся в бассейне реки Везер. Старейшими морскими лоцманами были жители острова Гельголанд. Они водили суда по Везеру, Эльбе и Айдеру, и еще в 1787 г. это их право было подтверждено в ука­зах датского правительства. Чтобы сделаться лоцманом, надо было учиться и держать экзамен. Жители Гельго­ланда водили суда вверх до Бремена. Это был немалый путь. Доказывая свою компетентность, на экзамене они отвечали на 100 вопросов - дело весьма непростое. Так продолжалось до середины прошлого века. А потом оби­татели Гельголанда утратили интерес к лоцманскому делу: остров постепенно превращался в курорт, а эта отрасль экономики сулила хорошую прибыль. С 1860 г. гельголандцев среди лоцманов уже нет.

Шлп в лоцманы и жители прилегающих к Везеру об­ластей. Нижнее течение реки было поделено на участки. И хотя в Бремене о лоцманах упоминается еще в доку­менте, датированном 1571 г., первое бременское уложе­ние о лоцманах относится к 1710 г. Оно действовало на участке реки между Бременом и Фегезаком. Документ этот предписывал лоцманам вести себя нейтрально по отношению к арендаторам и владельцам судна, в воп­росы фрахта не вмешиваться, а «перед тем, как отпра­виться в путь, воздерживаться от пьянства и бесчинств». Эти лоцманы, да, наверное, и все остальные, что водили суда по Везеру, не были советчиками капитанов, а сами стояли у штурвала и сами же возмещали убытки, буду­чи виновниками аварий.

Последний участок реки перед входом «в порт был вотчиной ольденбургских лоцманов из Браке. Члены «Союза лоцманов Клиппканне и Браке» упоминаются в ольденбургском уложении о лоцманах от 25 мая 1976 г. А согласно ольденбургскому уложению, принятому в 1803 г., лоцманам, водившим суда по реке, разрешалось, если того желал капитан, сопровождать их даже за Блексен, что лежит напротив Бремерхафена.

В 1827 г. одновременно с основанием Бремерхафена возник и Союз морских лоцманов Бремена. Бремен ни­когда не признавал за Ольденбургом монопольного права заниматься лоцманским делом, на которое тот энергично претендовал. А теперь ольденбуржцам путь в бремерхафенский порт и вовсе был заказан, поскольку они вдруг оказались «иностранцами». Конечно появились лоцманы и в Ганновере. Объединение лоцманов было создано в Геенстендорфе - о нем уже идет речь в королевском указе 1723 г. В 1767 г. над объединением был устано­влен правительственный надзор. А чем, как не историче­ским анекдотом, можно назвать тот факт, что в 1755 г. бременские лоцманы обратились к датскому правитель­ству с жалобой на своих коллег из Ольденбурга! А ведь все они были людьми трудолюбивыми и закаленными на суровых ветрах. «Не должны страшиться ни штормов, ни опасностей» - значилось в служебной инструкции. Прав­да, закалка эта оборачивалась порой своей оборотной сто­роной: если одним лоцманам казалось, что другие пре­тендуют на их «владения», то непременно возникали заварушки. Лоцманы на своих маленьких лодках бук­вально подстерегали идущие в гавань суда, пытаясь от­бить их у конкурентов. При этом то тут, то там завязы­вались настоящие лодочные сражения, иной раз доходи­вшие до кулачных боев. Более того, лоцманы убеждали капитанов сменить курс и плыть не в Бремен, а в Ольденбург, ссылаясь на то, что выше по течению Везер не столь полноводен, а в Ольденбурге к тому же их ждет фрахт повыгодней... А лоцманы из Реннебека, наоборот, склоняли капитанов в пользу Бремена и расхваливали фарватер даже тогда, когда он был вовсе не хорош.

Самоуправство это пресекли только в 1879 г., когда вышло новое положение, определявшее права речных лоцманов па участке от Бремена до Бремерхафена. Теперь лоцманам был гарантирован ежегодный доход в одну тысячу марок, выплачиваемый из общей кассы. В случае, если в кассе денег не хватало, государство вкладывало туда своп средства. В 1882 г. появилось и первое судно-гостиница, где лоцманы могли жить, ибо, как говорилось в одном из документов, «у своего очага они опустятся и будут непригодны для несения службы».

В 1921 г. в соответствии с конституционным правом все водные пути стали собственностью германского государства. Отразилось это и на организации лоцманской службы. Теперь на нижнем Везере лоцманов строго де­лили на морских и речных. Бременский, прусский и ольденбургский союзы лоцманов 1 ноября 1922 г. объедини­лись в «Общество морских лоцманов Везера». 1 июля 1940 г. оно преобразовалось в «Лоцманское товарищество Бремерхафена». С того же дня существует п аналогичное объединение речных лоцманов - «Лоцманское товарище­ство Бремена».

В районах, удаленных от моря, роль лоцманов часто недооценивают. В них видят только что-то вроде добрых услужливых духов. Но во всем морском мире к лоцма­нам относятся с большим уважением. В законе, принятом в 1954 году, сказано: «...Лоцман - человек, сопровожда­ющий судно в качестве консультанта, сведущего в навигации и знающего условия местности». Формулировка эта восходит к исконному значению слова «лоцман». В древ­неверхненемецком языке оно писалось leyisager и озна­чало человека, который объявляет направление, указы­вает дорогу, сопровождает. В английском языке оно пре­вратилось в loodsman, в голландском - в Lodsman.

На пути в гавань судно пересекает прежде всего та­моженную границу государства, на территории которого расположен порт назначения. Капитанам всегда известно, в каком месте эта незримая линия пересекает фарватер, миновав которую они будут иметь дело с таможней, им придется заполнять таможенные документы по форме, принятой в той или иной стране, и, может быть, прохо­дить таможенный досмотр. В разных портах эта процеду­ра проходит по-разному, хотя ни на одном побережье не найти государства, где бы она отсутствовала вовсе. Как известно, таможенную декларацию нужно сдавать всякий раз, когда пересекаешь границу, даже если ты точно знаешь, что не обязан платить пошлину. Такой деклара­цией будет даже лаконичное «нет» в ответ на вопрос чиновника, имеется ли на борту что-либо, облагаемое пошлиной. Капитан не может заявить, будто на судне нет ничего, подлежащего обложению таможенным сбо­ром. И не потому, что это в принципе исключено. Про­сто установить это можно лишь по документам, сопрово­ждающим груз, форма которых в каждой стране своя. Здесь-то как раз и нельзя требовать полной осведомлен­ности от офицера торгового флота, которому за время рейса приходится заходить в целый ряд государств. По прибытии судна в порт таможня берет все эти хлопоты на себя. Капитанам никогда не приходится платить по­шлину самим. Позднее, когда речь пойдет о вольных портах, мы увидим, каким образом каждый отдельный порт помогает командному составу судов как можно бы­стрее улаживать все связанные с таможней вопросы.

В порту прибывшего высокого гостя - наш корабль - опекает вовсе не мэр города, даже если это муниципаль­ный порт, а судовой маклер. Мысль «приплести» сюда главу города может показаться кому-нибудь неуместной, а напрасно. Чтобы убедиться в том, достаточно лишь заглянуть в порт, когда туда с официальным визитом заходит военный корабль, свой или иностранный. Стоит только такому кораблю пришвартоваться и выполнить самые необходимые формальности, как его командир облачается в парадный мундир и наносит визит мэру го­рода, за которым обычно следует ответный. Такой ко­рабль - гость города. Надо перелистать назад календари нескольких столетий, чтобы найти подобную же ситуа­цию, в которой главным действующим лицом был бы капитан судна купеческого. Такое, конечно, случается и считается сегодня в порядке вещей - когда речь идет о судне особо выдающемся. Так, например, официальная церемония подобной встречи имела место, когда в один из западногерманских портов зашло американское опыт­ное судно «Саванна» - сухогруз с атомным двигателем.

Итак, что бы пи понадобилось капитану, он действует через маклера. Тот ведет все дела компании и каждого ее судна, выполняя частично функции агента, частично - маклера. Раньше все эти заботы ложились на плечи ка­питана. Однако последние лет сто действовать по ста­ринке уже нельзя. Во-первых, усложнились сами опера­ции. Их исполнение занимает теперь много времени, и, чтобы дело шло гладко, надо держать в памяти массу на­званий и имен. Во-вторых, и компании имеет смысл постоянно поддерживать связь с портом. А порту в свою очередь важно иметь поблизости представителя компа­нии, к которому всегда можно обратиться. В наши дни роль судового маклера настолько велика, что его услуга­ми пользуются даже те компании, что «прописаны» тут же в порту. Иногда они держат даже по нескольку ма­клеров: одних - для прибывающих судов, других - для покидающих порт.

Маклер - доверенное лицо судоходной компании, по­средник между нею и отправителем груза или его порто­вым экспедитором. На линейных маршрутах его отноше­ния с компанией определяет договор, который подписы­вают обе стороны. Маклер посредничает при заключении фрахтовых сделок; при этом он должен проявить не­дюжинное знание рынка. Он всегда в курсе фрахтовых ставок, назначаемых компаниями, на услуги которых он рассчитывает, организуя перевозку того или иного груза; ему известно, на чем эти компании специализируются, годятся ли их суда для данного товара и каковы условия перевозки. Он знает, каковы нынче цены на рынке: эти сведения нужны маклеру, когда он намерен зафрахтовать на судне место под груз. Он же продает и покупает суда для судовладельца или фрахтует их целиком. Он заклю­чает сделки с трампами. Партнерам, подписывающим договоры на перевозку грузов морем, маклер нужен как воздух: судовладелец не настолько сведущ в перипетиях рынка, а отправитель груза не силен в вопросах цен на морские перевозки. Помимо правовых и коммерческих операций, маклер улаживает и другие вопросы, неизбеж­но возникающие в порту. У начальника порта или у фирмы, ведающей погрузкой и выгрузкой, маклер вы­ясняет, где его подопечному надлежит пришвартоваться. Он берет на себя выполнение всех формальностей, свя­занных с входом судна в порт и выходом из гавани. Он поддерживает связь с портовымп властями, потому-то последние с компаниями дела практически не имеют. У компании, специализирующейся на буксировке, маклер заказывает буксир для прибывающего судна, договари­вается с хозяйством причала относительно места в пак­гаузе, заключает договоры с грузчиками, обеспечивает оснастку и провиант, воду и горючее. Он организует откачку отработанных масел - в целях охраны окружаю­щей среды, чтобы не допустить практиковавшегося ранее бездумного сброса масел в море, по необходимости при­глашает на судно представителей специальных фирм по очистке судовых помещений и борьбе с вредителями - короче, исполняет всю ту работу, за которую так или иначе пришлось бы кому-то браться. Важной мис­сией маклера является вскрытие манифестов и таможен­ных документов. Иногда маклер поручает эксперту дать заключение о состоянии груза; иногда обращается к дис­пашеру - лицу, которое при наиболее крупных авариях дает оценку возможных размеров, понесенных убытков и составляет диспашу. Сбор свидетельств, интересую­щих судоходную компанию, - дело, которое непосред­ственно касается маклера, - входит также в обязанности учетчика.

Обладая определенными навыками и хорошо зная местные условия, маклер справляется со всеми этими делами, несмотря на их обилие. Сложнее приходится тогда, когда внезапно возрастает «наплыв» судов или если маклер сталкивается с иностранцами, не владеющи­ми языком той страны, куда они прибыли. Таким образом, в его распоряжении должны быть люди, знающие языки. Человека, которого первым посылают на борт суд­на разузнать, нет ли у капитана и членов экипажа каких-нибудь вопросов или пожеланий, называют waterclerk - «водным клерком».

Все, о чем мы говорим, относится и к портовому экс­педитору, роль которого не менее важна, чем роль мак­лера. Наряду с задачами, с которыми обычно сталкивает­ся всякий экспедитор, работающий в порту, он должен иметь четкое представление о том, как функционирует транспортный механизм порта, и хотя бы приблизительно знать стоимость транспортных издержек в своем и в кон­курирующих портах. Дельный маклер всегда сумеет включить «свой» порт в маршруты линейных судов. За­дача же портового экспедитора - найти во внутренних районах страны груз для порта, и чем больше, тем луч­ше. И если маклер должен быть «докой» в вопросах фрахтовых ставок, то дело экспедитора - хорошо знать стоимость перевозок сухопутным транспортом.

Стивидорными работами занимаются как мелкие конторы, так и крупные фирмы. В Гамбурге и Бремене, например, портовых служб, ведающих этим видом работ, нет. Здесь пользуются услугами специализированных фирм. Заметьте: даже в течение длительного времени такой гигантский транспортный полигон, каким является морской порт, так и не сделался автономной системой.

Рабочее место стивидора - внутренние помещения судна. Вот груз зацеплен за крюк. Кран поднимает его с пола трюма, проносит над леерным ограждением суд­на и теперь он целиком во власти службы перевалки. Стивидор пользуется собственным подручным инструмен­том, лишь изредка судно предоставляет что-то в его рас­поряжение. В Гамбурге, например, стивидор организует перевалку совершенно самостоятельно, без участия ка­ких-либо специализированных фирм. Именно поэтому он отлично оснащен: в его распоряжении имеются даже плавучие механизмы, скажем, такие, как подъемник. В Гамбурге есть даже асы, которые с помощью подъем­ников перегружают зерно. Сохранились там и «продувщики», которые прежде зерно перелопачивали. Сегодня они организуют взятие проб зерна и его взвешивание - последнее входит в обязанности специально существую­щих для этой цели весовщиков - и держат экспедицион­ные конторы по перевозке зерна. А еще в гамбургской системе грузоперевозок и по сей день живы так называе­мые квартьеры. Сейчас, правда, они уже не те, что преж­де: нередко эти крупные конторы либо располагают соб­ственными складами, либо на продолжительное время арендуют их у портовых складских хозяйств или специ­альных фирм. Для осуществления ряда операций, без которых не обойтись при обработке грузов (взятие проб, упаковка и прочее), квартьеры приглашают независимых кюперов. Выше мы уже говорили, чем они занимаются. Название «кюпер» появилось в те времена, когда боль­шую часть грузов перевозили в бочках: кюпер и Küfer - бочар, бондарь - одно и то же слово. А гамбург­ские квартьеры получили свое название оттого, что рань­ше вели дела вчетвером - квартетом. Они были на дру­жеской ноге с купцами, которые тогда еще держали свои собственные склады, где с товаром проводились все необ­ходимые манипуляции. Сегодня фирмы, занимающиеся этим делом, имеют в порту собственные буксиры, грузо­вики и разные другие машины.

По ряду причин некоторые судоходные компании и частные перевалочные фирмы предпочли не выделять множества самостоятельных профессий. Чтобы занимать­ся различными видами перевалочных работ, они несколь­ко изменили свою структуру, расширив ее за счет созда­ния отдела стивидорных работ. Впрочем, они по-преж­нему нередко прибегают к услугам фирм «со стороны». В Гамбурге, Роттердаме, Антверпене и в некоторых заокеанских портах судоходные компании давно уже арендуют причалы и ведут обработку судов своими сила­ми. Иногда здесь в виде исключения обслуживают и суда других компаний. В этом случае им указывают место швартовки. Одновременно в известность ставится началь­ник порта: размещение судна в акватории входит в круг его обязанностей.

В гамбургском порту есть еще одна весьма примечательная профессия, подобной которой не найти ни в одной гавани мира: эверщик. В давние времена эвер был одномачтовым парусным судном. Впрочем, известны и морские эверы, приводившиеся в движение гребцами. Само название - эвер - впервые встречается в 1252 г. в таможенном тарифе Фландрии; в 1299 г. оно упоми­нается в гамбургской залоговой книге. Однако сам тип судна родился наверняка гораздо раньше этих первых сведений. Позднее в Гамбурге на эвере греб кто-нибудь один, тот, кто сидел впереди, а хозяин судна устраивал­ся на корме у руля. Незагруженный эвер мог приводить­ся в движение с помощью кормового весла. По мелким городским каналам и неглубоким речушкам на эвере плывут, отталкиваясь от дна шестом.

Эверщик являл собой одновременно и перевалочную, и транспортную фирму. Он принимал грузы с морских судов и доставлял их на склады, имевшиеся вблизи каж­дой водной трассы. Возил он грузы и на рынок. Пример­но до 50-60-х годов прошлого века эверщики смотрели на свое занятие как на вспомогательное. Незначительный доход, который давала эта работа, не позволял превра­щать ее в профессию: зимой жизнь в порту почти пол­ностью замирала, да и в другие времена года эверы тре­бовались тоже не каждый день. Оттого-то эверщики так и не образовали «своего» цеха. Однако они были и по сей день остаются владельцами самостоятельного дела, кото­рые заключают договоры на перевозку и выдают распис­ку за взятый груз. Эверщикам, стало быть, надлежало знать грамоту. Требовалось от них и еще кое-что: так, согласно подписанию полиции от 1815 г., этим не всегда учтивым господам запрещалось «в присутствии особ жен­ского пола сквернословить, браниться и изрекать скаб­резности, пить, курить и жевать табак, а также оный выплевывать». «...Шкиперы и их подручные со всей реши­тельностью призываются являть образцовое поведение и скромность и не допускать излишних вольностей» - зна­чилось в уставе гамбургских эверщиков от 1788 г., кото­рый закреплял их права и обязанности по отношению к заказчику и определял тарифы за перевозку. Следовало им также «воздерживаться от чрезмерного пьянства». (Сегодня большинство портовиков объявили бы все эти запреты и условия неприемлимыми для своей работы.) Кроме того, за кражу груза эверщиков карали куда стро­же всех остальных смертных.

Так все это выглядело на протяжении почти 700 лет - с того момента, как 7 мая 1189 г. император Фридрих Барбаросса пожаловал Гамбургу привилегию беспрепят­ственно плавать по Эльбе. Последние же сто лет эверы стали водить профессионалы. Сегодня этому делу надо специально учиться, более того, следует хорошо разби­раться в товарах, уметь грузить и ловко маневрировать судном на узких каналах и быстрых реках. Судно при­надлежит нанимателю, который сегодня сам уже не пла­вает. Судов, как правило, у него несколько, а кроме них - контора неподалеку от порта. Это судовладелец, у которого есть лихтеры и буксиры. Он сам колесит по стране, собирая заказы, занимается перевозкой грузов в порту, а также по близлежащим рекам и внутренним водоемам. Перевозчиков грузов, обладающих такой само­стоятельностью, нет ни в каком другом портовом регио­не. Это своего рода служба доставки грузов по воде. Дело может быть поставлено поэтому настолько широко, что эверщик в соответствии с Торговым кодексом обла­дает статусом коммерсанта. В 1860 г. перевалка грузов в гамбургском порту практически полностью осуществля­лась эверщиками; в 1913 г. на их долю приходилось 40%-всего объема проходивших через порт товаров. Умень­шение объема перевозок грузов эверами вызвано, помимо всего прочего, еще и тем, что в последнее время заметно возрос поток таких грузов, как, например, нефть. Ее пере­валка механизирована, и услуги эверщиков тут попросту не нужны. Однако по абсолютным показателям перевозят они все еще немало: в 1960 г. эверы доставили по назна­чению 6,3 млн. т грузов. Эверщики по-прежнему обеспе­чены работой, если поступают такие массовые грузы, как РУДа, соль, зерно, уголь, которые следуют в порт Гамбург и предназначаются для предприятий, расположен­ных в самом порту или где-то поблизости. Профессия эта здесь и зародилась - в этом единственном в своем роде городе на воде, где караваны судов, следующие по город­ским водным артериям, были столь же важны для. его хозяйственной жизни, как и дороги. Тем, что дело их со­хранилось до наших дней, эверщики обязаны неповтори­мому облику громадного порта, где путь по воде зача­стую много короче дороги по суше. Поэтому в гамбург­ском порту на воде всегда оживленно: ежедневно здесь делают свое дело большие и малые баркасы, а также тяжелые груженые баржи, покорно следующие за тяну­щими их буксирами.

Обязанности экспедитора состоят в том, чтобы опове­щать железную дорогу, речные судоходные компании и специализированные автотранспортные фирмы о пред­стоящих перевозках, а затем - заказывать тот или иной вид транспорта туда-то и на такой-то час. Ни одна из этих трех транспортных служб не может похвастаться тем, что, доставляя груз в порт, ей тут же без промедле­ния удается отправить свой транспорт дальше - на этот раз с товаром, взятым в гавани. Ждать «вхолостую» при­ходится всегда. Долго ли длится такое ожидание, ска­зать трудно, но транспорту большей частью выгодней остаться на некоторое время в порту и подождать попут­ного груза. Прогнать морской транспорт куда-то порож­няком обойдется дороже. Да и порту с его интенсивным ритмом перевалочных работ постоянно требуется свобод­ный резервный транспорт.

Наибольшее разнообразие транспортных средств - приоритет железной дороги. Чтобы из всей массы специ­альных товарных вагонов на место своевременно прибы­ли именно те, а не другие, чтобы к моменту прибытия сухогруза-гиганта наготове были бы целые составы из вагонов определенного типа, для этого управления желез­ных дорог - в Европе они повсюду государственные - имеют в крупных портах свои распорядительные бюро, облеченные определенными полномочиями; руководящий персонал этих бюро состоит из знатоков портового сооб­щения. Подобные бюро в большей части европейских стран и в США имеют также фирмы, занимающиеся автомобильными перевозками. В узловых пунктах неко­торых речных бассейнов, а следовательно, почти всегда в морских портах имеет свои конторы и система речного судоходства. Эти конторы постоянно сотрудничают с реч­ными судоходными компаниями и всегда могут довольно быстро обеспечить дополнительный транспорт, если судов вдруг потребуется больше, чем обычно.

Прибытия судна ждет и множество других специали­зированных фирм, больших и малых, о которых мы еще не упоминали. Среди них - чистильщики котлов, судовые маклеры, предприятия по оснащению судов, которым раз­решена беспошлинная продажа продукции для корабель­ных нужд, верфи и заводы, выпускающие двигатели, фабрики, изготавливающие инструмент, бункерные суда, продающие прибывающим в порт топливо и воду. В не­которых портах встречаются даже мелкие предпринима­тели, торгующие водой, используемой в качестве балла­ста; есть такие, что именуют себя судовыми «камер-егерями», или попросту конторы, организующие очистку судов.

Услуги страховщиков, страхующих судно, требуются отнюдь не в каждом рейсе. Л вот страхованием груза приходится заниматься всякий раз заново. Обычно это организует экспедитор. Иногда он выполняет все необхо­димые формальности сам: в том случае, когда ему прихо­дится действовать по поручению грузоотправителя из другой страны.

Дифференциация разнообразных видов работ, без которых в порту не обойтись, зашла настолько далеко, что кое-где есть даже люди, занимающиеся исключитель­но швартовкой судов. С борта судна, приближающегося к причалу, им бросают легкий линь, привязанный к тросу. С его помощью они подтягивают трос - его бросать нель­зя оттого, что он слишком тяжел, - и набрасывают петлю на причальную тумбу. Тумбы эти загнаны внутрь при­чальной площадки и тщательнейшим образом закрепле­ны, поскольку должны выдерживать натяжение огромной силы. В Гамбурге, а с недавних пор и в Бремене, швар­товкой занимаются независимые предприниматели, имею­щие у себя в штате примерно по десятку людей.

На государственных причалах Антверпена принцип разгрузки и загрузки судов формулируется так: «Дея­тельность городских властей ограничивается предоставлением портового оборудования вместе с обслуживающим его персоналом». В Гамбурге, Бремене и Любеке порто­вым хозяйством распоряжаются компании, действующие в рамках частного права; города участвуют в этих компа­ниях на правах компаньонов. В Роттердаме все виды ра­бот в порту исполняют только частные фирмы. Там даже не найти ни одной частной компании с государственным участием.

Буксирной службой в западногерманских портах ве­дают судоходные компании, которые специализируются либо на буксировке морских судов (в том числе в аква­тории порта), либо на обслуживании речных судов там, где еще есть транспорт, требующий буксировки. Но это еще не все: они перевозят также строительные машины, баржи, понтоны, демонтированные суда, плавкраны и множество всяких прочих плавучих механизмов, имеющихся в любом порту.

У тех компаний, которые обслуживают морские суда, нередко имеются и специальные морские буксиры, кото­рые приходят на выручку, случись беда в открытом море. Спасание морских судов - дело захватывающее и неред­ко опасное, с которым сравнится разве что работа ма­леньких, но на редкость выносливых суденышек, снаб­жающих всем необходимым буровые установки в море. Рассказывая о них, один капитан сказал мне как-то, что счастливые мгновения, когда можно спокойно стоять на палубе, выпадают здесь совсем не часто.

Спасательные буксиры располагаются в портах вдоль континентального побережья, всегда начеку, всегда гото­вые в любой момент, как только радист поймает сигнал бедствия, выйти в море, даже не дожидаясь двух-трех матросов, отлучившихся в город. Хорошая погода для них - время унылое. Но, выйдя в море, они мчатся на­перегонки с незримым конкурентом, а то и не с одним, поскольку и те, конечно, сигнал бедствия приняли тоже. Тот, кто подошел к терпящему бедствие первым, - выиг­рал и теперь уже принимается за дело. Прибывшие вслед за победителем остаются ни с чем, если, конечно, дела не обстоят столь скверно, что требуется еще и их помощь. Считается, что при выполнении подобного рода буксиро­вочных работ экипажи буксиров автоматически зачисляются на службу компании, которой принадлежит аварий­ное судно: они подчиняются приказам его капитана, ко­торый вправе контролировать их действия, и не несут никакой ответственности за допущенные им навигацион­ные ошибки. Буксир здесь - всего-навсего та сила, бла­годаря которой судно вновь обретает способность перед­вигаться. Да иначе и нельзя: может случиться так, что крупному судну потребуется несколько буксиров, п под­чиняться они должны единым командам. Навигационные качества судна известны его капитану лучше, чем кому-либо другому, а ответственность, которая на него возло­жена, не позволяет ему передоверять свое судно крохот­ной скорлупке-буксиру. Даже при буксировке судна, полностью утратившего маневренность или, наоборот, только что сошедшего со стапелей, где еще нет команды, экипаж буксира и компания, которой принадлежат суда, заключают трудовое соглашение.

Оплату спасательных работ на море определяет жест­кое правило: «Нет результата - не будет денег». Так что порой отчаянная работа в сильный шторм, а иногда и ночью оказывается проделанной напрасно. Есть не­сколько видов спасательных работ: буксировка судна, утратившего маневренность из-за поломки двигателя или потери винта, в ближайший порт, тушение пожара на борту, взятие команды на борт буксира, когда положение корабля безнадежно, и т. д. Эти услуги оплачиваются вознаграждением за спасение судна, которое распределя­ется между всеми членами экипажа. Величину суммы, если стороны не могут прийти к соглашению, по их просьбе устанавливают специальные органы или морской арбитраж.

Если по договору буксиру предстоит перевозка плаву­чей конструкции, которая не способна передвигаться са­мостоятельно, а может быть, и вовсе не является вод­ным транспортным средством, например плавучего дока, то компания получает плату за буксировку. Несколько лет тому назад потребовалось доставить плавучий док, построенный в западногерманском порту, по Атлантике и Средиземному морю в один из портов Среднего Востока. Погрузить его в разобранном виде на несколько судов было нельзя, так как собрать его затем в порту назначе­ния не представлялось возможным. Тогда-то и «запрягли» чару мощных буксиров, которые вместе с доком двинулись в путь, рассчитанный на несколько месяцев. Упряж­ка эта двигалась вперед с черепашьей скоростью. Иначе не могло быть: гигантский док был предназначен для подъема судов, а вовсе не для плавания и вызвал силь­нейшее гидравлическое сопротивление. В бурном Бискай­ском заливе караван застиг шторм. Лопнул один из тро­сов. Подобные случаи были предусмотрены с самого начала, и положение удалось исправить. А потом, не выдер­жав ударов водяных валов, бросавших и крутивших док как им заблагорассудится, треснула его наружная обшив­ка. Трещина того и гляди могла разрастись, и тогда док неминуемо затонул бы. Командам буксиров пришлось пережить несколько зловещих часов, пока, наконец, су­дам не удалось укрыться в порту, где док сумели отре­монтировать. В конце концов он благополучно прибыл по назначению. Для обоих капитанов это был самый долгий буксировочный рейс в жизни.

Итак, выходит, что морской порт являет собой пестрое переплетение задач и функций отдельных фирм, контор и лиц, которые решают эти задачи и выполняют означен­ные функции. Все они большей частью теснейшим обра­зом связаны между собой, они стимулируют друг друга, вынуждая проявлять все большую изобретательность, п одновременно зависят друг от друга. Силовое поле отдель­ных идей и начинаний порождает ту энергию, которая питает механизм порта, функционирущий как единое це­лое. Мы уже говорили вначале: порт - это предприятие-гигант, где все и вся концентрируется в конечном счете вокруг морского судна.

И все-таки он кое-чем отличается от обычного пред­приятия. Порт выполняет общественную функцию, кото­рой отводится важное место в сфере экономики государ­ства. И государство, естественно, принимает участие в делах порта - там, где они затрагивают его интересы: от вопросов обеспечения безопасности и соблюдения по­рядка, санитарного надзора и охраны труда до регулиро­вания экономической политики посредством таможенных пошлин. Государственные интересы распространяются и на служебную статистику, которая помогает следить за процессами, происходящими в сфере экономики, и на заботу о моряках, в том числе и иностранных, на вопросы обеспечения надежности портовых сооружений и ме­ханизмов, противопожарной безопасности и многое другое.

Персоналу, прошедшему специальную подготовку, частично переданы общие функции полиции. Среди лю­дей, служащих в так называемой речной полиции, есть навигаторы, которые знают, что и как происходит на бор­ту судна, и могут посоветовать, что можно и нужно пред­принять, когда требуются решительные действия. Как-то раз, например, понадобилось задержать один иностран­ный пароход: компания, которой он принадлежал, про­штрафилась по всем статьям и к тому же не выполнила ряд обязательств. Было известно, что у нее затруднения с платежами и что ни в этом, ни в других портах она не предприняла никаких мер, чтобы как-то уладить свои дела. В таких случаях, согласно международному праву, судно задерживают, «сажая» его на цепь. Так поступали в незапамятные времена, когда цепью обматывали мачту: это означало, что пользоваться судном отныне запреще­но. В наши дни цепью фиксируют прибор управления. К такому вот аресту прибегли и в случае, о котором идет речь. Однако туманной, в самом буквальном смысле, ночью судно, сбросив путы, ускользнуло из гавани прочь, рискнув самостоятельно преодолеть сложный участок реки, что, кстати, было блестяще проведенной навигаци­онной операцией. Так, без единой царапинки и поломки, пароход и добрался бы до открытого моря, где кончались территориальные воды, не пустись за ним вдогонку катер речной полиции. Двое полицейских вскарабкались на борт, взбежали на мостик и, направив на капитана ору­жие, заставили его остановить судно.

Порядок, за которым следует надзирать полиции, немыслим в порту без порядка на воде. Где и как стоят суда - вопрос, важный не только для согласованной ра­боты портовых служб. Тут надо учитывать и соответствие транспорта характеру груза, и очередность подачи тран­спорта, чтобы избежать потерь времени и дублирования. Высшая инстанция - начальник порта. Порядок, о кото­ром идет речь, - забота о его подчиненных. Должность на­чальника порта существует в большинстве портов. На нее назначают человека, имеющего квалификацию капитана дальнего плавания, если в силу специфики условий здесь не требуется какой-то иной подготовки, допустим, технической.

Начальник порта определяет место стоянки судов. Если речь идет о причалах,, которыми ведают специаль­ные портовые службы, то он предварительно связывается с ними, чтобы на судно своевременно подали необходи­мое оборудование и направили обслуживающих его лю­дей. Нужно это и для того, если вдруг понадобится использовать тяжелые механизмы или решить какие-то неординарные вопросы, связанные с отгрузкой. Задачи начальников западногерманских портов обычно примерно одинаковы.

А вот за границей дело зачастую обстоит иначе. В Роттердаме, например, весь транспорт - от располо­женного выше по реке Лек города Кримпен вплоть до побережья - подчиняется главному начальнику портов, над которым в свою очередь стоит Главное ведомство строительства гидротехнических сооружений. В акватори­ях же за службу порядка отвечает муниципальный совет Роттердама. В составе муниципального управления име­ется отдел службы порта и лоцманской службы, руково­дитель которого как раз и исполняет в портах функции начальника. Лоцманская служба также находится здесь в ведении муниципалитета, а не государства. В автоном­ном порту Марселе в главном управлении есть генераль­ный директор, которому подчиняется навигационный от­дел. В Антверпене управление порта, подчиняющееся ге­неральному директору, состоит из двух отделов. Один из них занимается общими административными вопросами и эксплуатацией портового хозяйства, заботясь, к примеру, о размещении предприятий промышленности. Отсюда осуществляется руководство отдельными службами пор­та, здесь заботятся о совершенствовании портовых соору­жений и привлечении клиентуры, дают информацию об услугах, предоставляемых портом. Руководит этой рабо­той капитан-комендант. Функции этого отдела, как мы видим, выходят далеко за рамки чисто навигационных вопросов. Второй отдел анализирует деятельность порта и ведает общими вопросами рекламы. Здесь ведут порто­вую статистику, готовят к публикации материалы, посвя­щенные порту и портовому хозяйству. Отдел курирует исследования, касающиеся деятельности порта, или же ведет такую работу самостоятельно, организует выставки и т. д. В подчинении руководителя этого второго отдела находятся специальные бюро, обладающие одинаковым статусом: по вопросам навигации и по делам, связанным с причалами и пакгаузами. Тут сдают в аренду причалы, пакгаузы, участки портовой территории и краны, осу­ществляют надзор за хранением грузов и использованием складских помещений, принадлежащих городу.

При всем разнообразии вариантов сочетания частной инициативы и централизованного административного начала, которые встречаются в морских портах, можно отметить некоторые характерные тенденции. Так, в обоих крупнейших западногерманских портах - Гамбурге и Бремене - эксплуатация таких сооружений, как причалы и пакгаузы, находится в руках частных компаний, а роль государственного участия ограничена и, как правило, весьма незначительна. В остальных сферах портового хозяйства действуют исключительно частные фирмы, которые обязаны соблюдать лишь самые общие предписания.

В Роттердаме все до единой перевалочные операции осуществляют частные фирмы, причем каждая из них должна поддерживать контакты непосредственно с адми­нистрацией. Никакого промежуточного звена, где реша­ются многие вопросы, здесь нет. В Антверпене делами порта ведает непосредственно коммунальное самоуправ­ление. Подчиненные ему службы мало чем отличаются от аналогичных служб, существующих в других портах. Правда, многое из того, чем они занимаются, в портах ФРГ берут на себя частные фирмы: они распоряжаются причалами, кранами и складскими помещениями, органи­зуют буксировку судов в акватории порта. На Шельде, впрочем, буксировкой тоже занимается частная фирма. А вообще порты, расположенные в устье Рейна, славятся отсутствием строгих правил, предписывающих становиться только туда и передвигаться исключительно так и не иначе. Эти «вольности» возможны благодаря той огром­ной территории, на которой расположились порты.

В действительности же суда, заходящие в тот или иной порт, едва ли замечают между ними существенную разницу. Ведь решающим в конце концов всегда оказы­вается то, насколько быстро и четко в каждом порту раз­ные службы выполняют свои обязанности. Безукоризнен­но отлаженный механизм портового хозяйства вовсе не обязательно является следствием существующей между портами конкуренции. Его постоянное совершенствование продиктовано насущными потребностями и, кроме того, твердым убеждением всех причастных к портовому делу лиц, что налажено оно должно быть образцово.

Разумеется, санитарный и ветеринарный надзор и служба безопасности повсеместно входят в компетенцию государственных органов. Портовый врач отвечает за то, чтобы тотчас же после швартовки суда прошли соответ­ствующий контроль, который должен выявить нали­чие инфекционных заболеваний и в первую очередь - эпидемического характера. О карантинном флаге мы уже упоминали. Подниматься на судно и покидать его разре­шается только тогда, когда санитарная проверка законче­на. Лишь после этого приступает к выполнению своих обязанностей служба паспортного контроля, осуществля­ются, если нужно, меры по надзору за иностранцами, начинается предусмотренный международными соглаше­ниями розыск лиц, совершивших то или иное преступ­ление.

Особыми полномочиями наделено в западногерманских портах так называемое Ведомство морского найма (Seemannsamt). Подчиняется оно муниципальному или зе­мельному управлению транспортом. Оно занимается де­лами только моряков, отнюдь не дублируя при этом функ­ции биржи труда. Здесь оформляют мореходные книжки, куда скрупулезно заносятся сведения, когда и откуда их владельцы ходили в плавание. Такой документ важен для моряка во многих жизненных перипетиях, скажем когда он нанимается на работу. Здесь регистрируют факт по­ступления моряка на судно и списания его на берег, ины­ми словами, фиксируют начало и истечение срока его трудового договора и составляют особый документ - судовую роль - список нанятой команды, которая дол­жна постоянно находиться на борту, судна: в порту поли­ция вправе потребовать его предъявления. Ведомство морского найма заботится и об улаживании служебных конфликтов, возникающих на борту, и имеет право на­лагать определенные взыскания. Самая общая задача ведомства - следить за тем, как соблюдаются на борту положения морского устава, являющегося правовой осно­вой урегулирования всех вопросов, касающихся работы экипажа судна.

ЧТО ТАКОЕ СВОБОДНАЯ (ВОЛЬНАЯ) ГАВАНЬ

Теперь, когда мы уже знаем, что в западногер­манских портах есть таможенные флаги и таможенный надзор, обратимся к понятию «свободная гавань» и, не углубляясь особо в вопросы таможенного права, по­пробуем разобраться, что же это такое. Упоминание о беспошлинном, или, как его еще называют, свободном, таможенном режиме порта вызывает у несведущих его посетителей представление порою самое превратное. Называться вольной гаванью, полагают они, это, конечно же, заветная мечта каждого порта, цель, достижение ко­торой - прямо-таки вопрос жизненной необходимости, и горе тому порту, который не вправе именоваться воль­ным! Мысль эту подогревают личные впечатления, тот безграничный восторг, который испытывают туристы, на­ходясь на борту плывущего теплохода или попадая на остров Гельголанд и покупая уйму не облагаемых тамо­женной пошлиной вещей, на которые они в другой раз и вовсе бы не посмотрели - за ненадобностью - или уж по крайней мере не потратили бы на них столько денег.

На территории морских портов некоторые участки обнесены высокой таможенной оградой. Тот, кто переби­рается через нее с товаром в кармане, дабы не платить пошлины, занимается контрабандой. Правда, в портовых городах такого не увидишь: слишком уж это рискованно. К тому же игра не стоит свеч: ведь таможные пошлины, как правило, невелики, а на контрольных пунктах двери широко открыты. Именно здесь и осуществляется тамо­женный контроль. Железнодорожные составы и грузовые автомобили либо сдают свои документы заранее, либо везут их с собой. Оплата производится в другом месте и по безналичному расчету. Только водители-одиночки, если их груз облагается пошлиной, платят тут же налич­ными. У опытных таможенников глаз наметанный: им сразу ясно, нуждается ли тот или иной груз в проверке или для всей процедуры контроля достаточно легкого кивка головой - так гостиничный портье, бросив на гостя беглый взгляд, без труда распознает, что за птица перед ним.

Неужели территория, лежащая по ту сторону тамо­женной ограды, и впрямь уже «заграница»?

Вовсе нет, даже с точки зрения таможенного права. Как сказано в Западногерманских таможенных правилах от 14 июня 1961 г., зона, окруженная таможенной грани­цей и именуемая свободной (вольной) гаванью, представ­ляет собой «часть морского порта, которая не относится к таможенной территории и служит в первую очередь для перевалки и хранения товаров, предназначенных для внешней торговли, и на которую не распространяется действие таможенного права в случае, если товары явля­ются таможенным грузом».

По старым таможенным правилам, тем, что действо­вали, например, в 1906 г., свободная гавань без всяких оговорок считалась заграничной территорией и, следова­тельно, зоной, где в той или иной форме могли существо­вать промышленные сооружения. В современных доку­ментах, определяющих статус вольного порта, упомина­ний о промышленной деятельности нет. В них говорится лишь о товарообороте и некоторых вспомогательных опе­рациях, которые не связаны со взиманием пошлины. В лю­бой стране, где есть вольная гавань, в определении ее пра­вового статуса существуют различные нюансы. В принципе «заграничной» территорией она не считается нигде. Сво­бодная гавань - территория суверенного государства, и с точки зрения таможенного права в этой зоне государ­ственные органы могут преследовать лиц, нарушающих таможенные законы. За всякий облагаемый пошлиной груз по прибытии его в порт должна быть уплачена пош­лина. Это общее положение, которое существует априори, а вовсе не заявляет о себе «вдруг» у ворот таможни. Одна­ко в целях поощрения торговли государство пошлины с таких грузов не взимает, не берет с них ни гроша - пока эти грузы находятся вне таможенной территории страны. А если в пределах этой зоны их вновь грузят на борт судна, как это случается при транзитных перевозках, то они и вовсе никогда не облагаются пошлиной. Собствен­но, поощрение транзитных перевозок и послужило в свое время главным аргументом в решении всех этих вопросов.

В официальных документах ЕЭС содержится следую­щая формулировка: «Свободная гавань есть территория, представляющая собой часть порта или иную зону со строго определенными границами, контролируемыми таможней, расположенная за пределами таможенной тер­ритории или же с определенными оговорками считающая­ся таковой, куда товары могут поступать без уплаты ввозных пошлин и сборов; в пределах которой они обык­новенно не подлежат таможенному контролю и где их безо всяких ограничений можно хранить, паковать и де­монстрировать или же, при соблюдении известных усло­вий, перегружать, предлагать их для продажи или под­вергать переработке».

Горемычным авторам этой формулировки пришлось сделать ее столь пространной, дабы учесть все особенно­сти свободных гаваней, принятые в той или иной стране, входящей в «Общий рынок». В сравнении с западногер­манскими портами одна из таких особенностей заключа­ется в том, что эта формулировка не должна распростра­няться ни на весь порт целиком, ни на какую-то от­дельную гавань, а, скажем, только на одно из портовых сооружений. Так, например, в итальянских и испанских портах статусом свободной (вольной) гавани может поль­зоваться один из причалов или пакгауз.

Наряду со свободными гаванями - территориями, не входящими в таможенные границы страны, - в большин­стве государств есть еще «вольные районы» - районы, беспошлинного ввоза. Они не всегда имеют отношение к порту: ими могут быть и другие транспортные узлы, на­пример крупные железнодорожные станции или аэропор­ты. В США их называют Free Trade Zone - зонами свободной торговли, в романских странах Dosk-Entrepoos (буквально: доки-пакгаузы), в англоязычных - bonded areas. На этот счет в ЕЭС тоже был составлен специальный документ - Директива от 4 марта 1969 г., гласящая: «... в качестве района беспошлинного ввоза, независимо от того, как таковой именуется в той или иной стране, следует рассматривать всякую отделенную от прочих территорию, границы которой определяют ком­петентные органы стран-членов ЕЭС с тем, чтобы нахо­дящиеся там товары не считались пребывающими в таможенной зоне ЕЭС с точки зрения взимания таможенных сборов, дополнительной ввозной пошлины, количественных ограничений и всевозможных налогов или мер аналогичного характера». Следовательно, вольные райо­ны существуют независимо от портов.

Пора сказать несколько слов и о таможенном складе, для которого по возможности отводят отдельную построй­ку в самом порту или за его пределами. Это здание (или его часть), где под надзором таможенной службы хра­нятся разного рода грузы. Сохранность грузов, за кото­рые должна быть уплачена пошлина, склад гарантирует. Англичане называют такие склады bonded warehaeses. Расположены они в пределах таможенной зоны.

Наконец, существуют автономные территории, предо­ставляющие таможенные привилегии: здесь таможенных тарифов либо нет совсем, либо пошлиной облагаются лишь немногие товары. Такой автономной зоной являет­ся, например, Гонконг, где пошлина взимается только за ввозимые спиртные напитки и табак. Был такой зоной и Сингапур, правда, до тех пор, пока для определенных от­раслей промышленности не установили покровительствен­ных пошлин.

Nota bene: ко всему вышесказанному не имеет ника­кого отпошения так называемая «Зона свободной торгов­ли» - как на языке бизнесменов именуется объединение ряда государств, не взимающих друг у друга пошлин в рамках взаимного товарооборота.

Все эти сведения о беспошлинной торговле, зоне франко, таможне и т. п. могут показаться читателю схоластич­ными, а кое-где и попросту сбить его с толку. Однако сама по себе идея - поощрять ввоз товаров в страну через гигантские ее ворота, через морской порт - имеет интереснейшую историю, к которой зачастую примешива­лась высокая политика, а не только экономическая. Скла­дывается впечатление, будто в ушедшие века таможенная пошлина играла роль куда большую, нежели сегодня. В этом убеждают нас и отдельные события, происходив­шие в обоих крупнейших германских портах в конце ми­нувшего века, - к рассказу о них мы еще вернемся. Вопросы таможенной пошлины возводились в ранг проблем государственной политики. Именно им оба ганзей­ских города - Бремен и Гамбург - обязаны были возни­кающей порою недоброй молвой, что-де ни тот, ни другой отечество свое ни в грош не ставят, а хотят лишь обога­титься за счет национальных интересов.

Сегодня таможенные операции утратили былую значи­мость и в сфере политики, и в глазах общественного мне­ния. Впрочем, сами по себе пошлины сохранятся еще надолго, оставаясь, так сказать, фискальными таможен­ными пошлинами, которые отражают не стремление правительств создать режим наибольшего благоприят­ствования для экономики собственной страны, а интересы государственной казны. Во всяком случае, практика портового хозяйства показывает, что таможенные сборы и пошлины лишь очень редко используются для того, чтобы как-то ограничить или вовсе пресечь обмен опре­деленного рода товарами.

Некогда морская торговля выглядела иначе. Налоги на ввозимые товары существовали всегда - большей частью из-за денег, в которых нуждались в первую голо­ву земельные князья. Но была и еще одна причина: за­труднить для определенных товаров доступ в страну. Таможенная граница была явлением столь же естествен­ным, что и граница межгосударственная. Однако в голо­вах наиболее сметливых давно уже вызревала мысль, что прибыль от торговых сделок, если поставить их на широ­кую ногу, будет куда больше скудной выручки, взи­маемой в виде пошлины при ввозе товаров. Так в сред­ние века возникли привилегии, предоставлявшиеся ино­земным купцам. Особенно способствовал установлению новых порядков расцвет Ганзы.

Спустя много лет наступил период жестких торговых ограничений. Высоким налогом облагался ввоз, вывоз и в особенности провоз товаров через страну, причем не столько из-за неимоверной корысти правителей, сколько из-за стремления последних взять бразды правления в свои руки и отгородиться, насколько еще возможно, от внешнего мира, не допуская чужого влияния на собствен­ную экономическую политику, или на то, что в те старо­давние времена под ней подразумевали. Тогда-то, чтобы не отказываться от услуг портов вообще, и возникла необходимость предоставить им особые права. К тому же морская торговля велась лишь через немногие порты. Такими главными портами и торговыми центрами сдела­лись некоторые итальянские города, а также Лиссабон и Брюгге. Тот, кто там не показывался, едва ли мог рас­считывать на участие в торговле. Соответственно возросла роль транзитной торговли и транзитных перевозок морем. Большие и малые суда развозили товары с этих рынков на рынки промежуточные, доставляли их в пункты на­значения. И, как бы там ни именовались сборы - налога­ми ли, таможенными ли пошлинами, - важно было одно: чтобы льготы распространялись на порт, да что там - и на город в целом.

Первым таким вольным портом стал Ливорно, который в 1547 г. был наделен привилегиями как центр перевал­ки леса в торговле с Левантом. Вскоре за ним последо­вала в 1595 г. Генуя, затем в 1633 г.- Неаполь, в 1661 г.- Венеция и в 1732 г.- Анкона и Мессина.

Первым вольным портом Франции стал Марсель. В годы царствования Людовика XIV его министр Коль­бер даровал порту привилегии, уравнявшие его с итальянскими конкурентами. Затем настала очередь Байонны и Дюнкерка. Великая французская революция отменила эти привилегии. Марсель долго пытался обрести их вновь. Позднее Империя предложила ему принять правовой статус (примерно такой же, какой имели впоследствии порты Германии, где территория порта в таможенные границы страны не входила), но на сам город режим беспошлинного товарооборота больше не распространял­ся. А ведь именно этого добились в свое время города Италии, и те же привилегии пожаловал Марселю Кольбер. Городские власти, однако, это предложение отверг­ли, сочтя, что такого статуса Марселю будет недостаточ­но. Когда же позднее город все-таки вернул свое право именоваться вольным, то оказалось, что хозяйственные связн между ним, прилегающими к нему областями и отдаленными провинциями развились и взаимно перепле­лись в такой мере, что быть городом, где не знают пош­лин, уже попросту не имело смысла - Марсель оказывал­ся как бы отсеченным от всей остальной Франции. По­этому в 1817 г. город от своих прежних притязаний отказался. С той поры вольных портов во Франции больше нет.

Прошло 100 лет, и зону, свободную от таможенного обложения, потребовал создать на своей территории авто­номный порт Бордо - для перевалки и хранения колони­альных товаров. Такую возможность порту предоставили специальным декретом, принятым в 1938 г., однако на деле ею так и не воспользовались.

В период с XVI по XIX в. вольные порты появились в разных уголках земного шара. Они или именовали себя так, или считались таковыми, хотя правовая их природа была далеко не одинаковой. Причины подобных различий крылись и в особенностях местных условий, и в специфике исторического развития того или иного порта. Эмден, например, не по своей вине не оправдал надежд, которые некогда возлагались на него прусским курфюрстом. Вслед за своими предшественниками еще раз попытать счастья решил в 1750 г. Фридрих II, который объявил Эмден вольным портом. Однако привилегия эта вскоре вновь была утрачена. Указом императора от 18 марта 1719 г. вольным портом Австрии был провозглашен Триест, а также Фиуме - нынешняя Риека. Эти меры, полагали государственные мужи, должны были способ­ствовать развитию портов.

В 1842 г. англичане вынудили португальцев уступить им малонаселенный и в экономическом отношении дев­ственный остров Гонконг: им хотелось обойти препоны, стоявшие на путях торговых связей, которые шли через Макао. Заполучив остров, они тотчас же объявили новую колонию вольным портом. Их ожидания, похоже, очень скоро оправдались, точно так же как в 1812 г., когда Сингапур получил статус вольного порта. В скором вре­мени гонконгский порт стал вести оживленную торговлю, превратившись в солидного посредника между Европой и Восточной Азией. Развивающейся торговле были предо­ставлены все мыслимые льготы: капитаны судов могли даже не предъявлять судовой манифест.

Нелишним, впрочем, будет вопрос, а может, эти пор­ты сумели бы добиться не меньших успехов, не будучи вольными, а просто в силу выгодного географического положения и тех животворных импульсов, которые исхо­дят от крупного торгового государства. Ведь другим вольным портам слава доставалась не так легко. Реакцией Португалии на английский «маневр» с Гонконгом было объявление в 1845 г. вольным портом пресловутого Макао. Однако нельзя было сказать, что результаты этой акции сказались тотчас же. В противовес Сингапуру решили «обзавестись» вольным портом и голландцы: он был сооружен в 1828 г. на архипелаге Линга. Однако популярным у торговых людей он не стал: слишком уж сильна оказалась конкуренция Сингапура как средоточия транзитных перевозок. Даже Гонконгу и Макао потребо­валось почти полвека, чтобы утвердить свои позиции рядом с этой процветающей мировой гаванью.

То, что вольный порт сам по себе не является палоч­кой-выручалочкой, испытали на себе и русские. В 1861 г. они основали во Владивостоке порт и тут же объявили его вольным. Однако каждый, год доступ в порт на три-четыре месяца закрывали льды. И ему лишь тогда уда­лось добиться кое-каких успехов, когда наряду с Транс­сибирской магистралью было проложено еще несколько железнодорожных линий, которые позволили оживить перевозки. Ну а то, что дела порта могут идти в гору не­зависимо от того, является ли он вольным или нет, дока­зали морские ворота Дуная - порты Галац и Браила. В прошлом веке Галац был портом, куда стекались им­портные грузы, предназначавшиеся для районов, лежа­щих в нижнем течении Дуная. Везти сюда товары из Антверпена морем было дешевле, нежели из Вены - по суше. Порт Браила, лежащий в 22 км от Галаца выше по реке, специализировался больше на экспорте ржи, пшеницы, ячменя и кукурузы. Хорошим подспорьем ему была густая сень железных дорог, связывающих его со многими точками страны. В 1833 г. как один, так и дру­гой утратили статус вольного порта, и тем не менее начи­ная с 1886 г. роль их в экономической жизни неуклонно возрастала.

В Копенгагене же, напротив, придерживались мнения, что-де транзитный узел будет преуспевать, только яв­ляясь вольным портом. В 1894 г. Копенгаген наконец сде­лался таковым, и с той поры за ним закрепилась слава одной из наиболее привлекательных свободных гаваней мира. Такое решение правительства во многом было про­диктовано озабоченностью, не ударит ли по позициям Копенгагена как торгового узла и порта Кильский канал, сооружение которого шло к завершению. Законы, приня­тые в 1960 и в 1967 гг., обозначили правовые рамки сво­бодной гавани еще четче. Подобно тому, как это сделано в Бремене и Гамбурге, в «вольной» части порта учреж­дена компания, обладающая правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров. С 1951 г. ее паями распоряжается ад­министрация копенгагенского порта. И хотя ныне датская столица является скорее портом, принимающим импорти­руемый груз, нежели транзитной гаванью, - это связано с некоторыми политическими изменениями в регионе Балтийского моря, - не обошлось без протестов, когда вдруг откуда ни возьмись явилась идея лишить порт его «вольного» статуса. Экономисты предсказывали неминуе­мые убытки в торговле с Гамбургом, Мальме и Гётеборгом. О том, что подобные опасения были отнюдь не бес­почвенны, свидетельствовали правила, действовавшие в Швеции. Открытые склады кое-где в портах имелись, однако ощутимого дохода это предприятие не давало. Поэтому позднее королевским указом Мальме (в 1917 г.) и Гётеборг (в 1918 г.) были объявлены свободными гава­нями. Стокгольму отставать п вовсе не пристало - в 1919 г. свободную гавань получил и он.

В Бельгии еще 4 марта 1846 г. был принят закон, по которому в Антверпене, Брюгге, Генте и Остенде дозво­лялось оборудовать «вольные базы»: изолированные строения со складскими помещениями, располагавшимися в одной или нескольких акваториях, подобные тем, что имелись в Гамбурге или Бремене. С той поры минуло, однако, 130 лет, но ни единая душа этой возможностью так и не воспользовалась. Таких вольных зон или свобод­ных гаваней сегодня нет ни в бельгийских, ни в голланд­ских портах. Здесь вполне обходятся таможенными складами; так по крайней мере утверждают в самих портах. В документах ЕЭС это положение формулируется иначе: «...На территории своего государства, и прежде всего в портах, Нидерланды создали склады, которые по своим функциям и специфическим методам контроля по­ходят более на свободную гавань, нежели на классиче­ский таможенный склад».

В Англии на вопрос относительно вольных портов вам ответят примерно следующее: ежели свободной гаванью считать ту часть территории порта, на которой никто не проживает, которая оборудована перевалочными механиз­мами и на которой разрешено хранить, перемешивать, паковать, обрабатывать и вновь вывозить товары, не платя при этом пошлины, - то свободных гаваней в этом смысле в Англии нет. Так же, как в Голландии и в Бель­гии, здесь пользуются таможенными складами. Более того, вам скажут, что от свободных гаваней отказались как от идеи чуть ли не порочной. Причем это обосновы­валось тем, что не так-то просто подобрать площади, удобные, во-первых, для подхода судов, а во-вторых, такие, чтобы на них грузы охранялись надлежащим обра­зом. Еще один аргумент: свободные гавани породили, мол, преимущества лишь чисто локального свойства, которые развязали руки монополиям. При благоприятной ситуации на рынке грузы, находящиеся в свободной гавани, якобы можно «придержать», что пагубно сказывается на местной перерабатывающей промышленности. Непосредственно в свободных гаванях такое представление вызовет по мень­шей мере изумление: уж что-что, а придерживать грузы, не «допуская» их до рынка, в их задачу никогда не вхо­дило и не входит.

В Италии существует понятие punto franco - зона, свободная от таможенного обложения: участки акватории в нее не входят, хотя, будь оно так, это вполне соответ­ствовало бы принятым правовым нормам. Наряду с ними имеются еще deposito franco - открытые склады, котот рые занимают порой целые участки портовой территории. Все это можно наблюдать в Генуе, Бриндизи, Мессине, Неаполе и Венеции. А вот в Триесте из-за его особого политико-правового статуса теоретически действуют иные правила. Однако в действительности картина там практически та же.

Вот уже свыше ста лет свободными гаванями - puertos francos - именуют себя расположенные в Север­ной Африке испанские порты Сеута и Мелилья, а также Лас-Пальмас и Санта-Крус-де-Тенерифе на Канарских островах. Эти гавани освободили от взимания пошлины с тем, чтобы дачные окраинные регионы получили возмож­ность наверстать упущенное в экономическом развитии. В отличие от них для немецких городов Ганзы никакого государственного таможенного суверенитета не существо­вало с самого начала и до тех пор, пока в 1888 г. они не признали таможенное право Германской империи.

Ну и что же теперь?

Есть ли он вообще, «этот» вольный порт? Нужно ли, чтобы он непременно существовал? Любознательный ту­рист так и не получит однозначного ответа. Правовой механизм подобных портов различен, и каждый, разуме­ется, считает свой наилучшим. Те или иные льготы при таможенной обработке грузов существуют везде. На практике различия между ними сгладились. Свою роль сыграли здесь и местные условия; на степени «вольно­сти» порта (и, таким образом, на его наименовании) отра­зилось и происхождение товаров, и различные причины, и мотивы их ввоза. Нельзя сбрасывать со счетов все те особенности, что вытекают из «вольного» статуса порта и так ловко вплетены в ткань прочих услуг, которые морской порт предоставляет своим клиентам, что сами по себе, в «чистом виде», они едва ли теперь ощутимы.

Повсюду в таких портах важную роль играла и по­литическая ситуация. Вольные порты порою возникали оттого, что не могло быть никакого другого выбора. Ведь ни Гельголанд, право которого на беспошлинный ввоз товаров подтвердил в 1714 г. датский король, ни Гонконг, ни Канарские острова таможенным барьером не отгоро­дишь. А установление над ними таможенного надзора потребовало бы затрат настолько крупных, что суммы взимаемых пошлин оказались бы по сравнению с ними просто смехотворными. Когда в этих зонах ввели режим беспошлинного ввоза и вывоза, то охранять там, собствен­но, было нечего. Так что превращение их в «вольные» было, с точки зрения экономической политики, делом совсем не рискованным.

Итальянские города не являлись вольными портами в том смысле, какой мы вкладываем в это понятие сегод­ня. Город и гавань считались вольными зонами, объяв­ляя себя таковыми в полном убеждении, что они дейст­вуют в соответствии с принятыми на их территории нор­мами права. В XVII и XVIII вв. государственное право Италии было настолько нестабильным и переменчивым, что только сильным городским общинам удавалось отстоять свои исконные права.

До присоединения к Таможенному союзу Германской империи ганзейские города Любек, Гамбург и Бремен об­ладали автономией в вопросах таможенного права. Это было неоспоримым фактом. У них был свой таможенный суверенитет, и каждый из них волен был поступать со своим портом и своей экономикой так, как считалось правильным поступать в интересах города в целом. Имен­но последнее обстоятельство определяло суть ганзейской автономии, и именно вокруг этого пункта в 80-х годах XIX в. разгорелись жаркие споры. Вопрос стоял так: отвечало ли присоединение к Таможенному союзу интересам города?

Изнурительные дебаты велись в течение нескольких лет и в самих городах, и между ними. Гамбургу, в отличие от Бремена, выпала роль гораздо более драматичная. А Любек вообще не стал раздувать проблемы до вселен­ских масштабов: в 1867 г. он отказался от своего тамо­женного суверенитета и присоединился к Северогерман­скому союзу, даже не потребовав за это никакой компен­сации.

Что же касается Бремена и Гамбурга, то оба города с незапамятных времен рассматривали свое исключительное право определять систему налогообложения как нечто . незыблемое и чрезвычайно важное и для престижа государства и для его экономики. Взимать пошлину или нет - представлялось неотъемлемым правом каждого города. Но все-таки и длившиеся годами споры, и спо­койные, трезвые размышления, касающиеся предмета спора и вопроса, вступать в Таможенный союз или не вступать, - все они в конечном счете вращались вокруг принципа как такового. Вопросы практической выгоды или же вероятных убытков незаметно отодвинулись на второй план. Дети рационального века, мы сказали бы теперь: ах, это были сплошные эмоции... Не было опыта, на который можно было бы опереться. С одной стороны, сделаться частью новой империи всем казалось совершен­но естественным; с другой - многие считали прямо-таки одной из заповедей хозяйственного благоразумия сохра­нять городу тот статус, с которым он добился столь бле­стящих успехов.

Старая имперская конституция проблемы вольных портов не решала. Этим предстояло заняться будущим законодательным органам. И вот теперь наконец пришло время поставить все точки над i. Политическая же обста­новка была такова, что сторонники введения оградитель­ной пошлины явно брали верх. Властям Гамбурга и Бре­мена было над чем задуматься.

В 30-е годы XIX в. в Гамбурге вошло в привычку именовать вольным портом сам город. И ежели кто-то возмущался по поводу таможенных тарифов, действовав­ших внутри страны, то кто-нибудь другой тут же заводил речь о «вольном порте-космополите» - верный признак того, что все вопросы, связанные с портом, собирались решать, опираясь не только на юридические постулаты. В 1842 г. секретарь постоянной городской комиссии по вопросам торговли Сётбеер заявил: «В нашу эпоху Гам­бург, всячески способствуя развитию своих торговых свя­зей, постепенно ввел в обиход своей таможенной службы принципы столь либеральные, что ныне он вправе пре­тендовать на то, чтобы именоваться германским вольным портом». В 1847 г. в Гамбурге начал выходить еженедель­ник по вопросам «политики, национальной экономики и литературы» под названием «Германский вольный порт». Когда Ричард Кобден - человек, добившийся отмены бри­танских пошлин на зерно, что в ту пору считалось пред­знаменованием введения беспошлинной торговли, -совер­шал ознакомительную поездку по Европе, в том числе и по России, то на обратном пути он заглянул в Гамбург. Ему был оказан восторженный прием; на обеде в его честь президент постоянной городской комиссии по воп­росам торговли заключил свой тост словами: «За праро­дительницу всех свобод - за свободу торговли!»

Еще долгие годы были затрачены на то, чтобы про­мышленники и муниципалитет Гамбурга пришли нако­нец к единому мнению, и интересы городской казны, в которую текли пошлины и налоги, уступили место ин­тересам развития торговли. В 1655 г., когда была основа­на уже упоминавшаяся постоянная городская комиссия по вопросам торговли, многие настоятельно рекомендова­ли муниципалитету ослабить налоговую политику. Ина­че, замечали те же советчики, торговля будет обходить Гамбург стороной, ибо другие порты, Альтона и Харбург, пошлины не берут. С 1640 г. Альтона была датским вла­дением, и король Фридрих III хотел использовать город и порт для того, чтобы насолить столь ненавистным ему гамбуржцам. Он предоставил Альтоне, ставшей в 1643 г. городом, привилегии, превращавшие ее в вольный порт.

Тогда же у Гамбурга и возникли проблемы - как сохранить свое право на хранение грузов? Комиссия по вопросам торговли предложила объявить гавань «воль­ной». Название позаимствовали в торговом лексиконе Сре­диземноморья, понимая под этим упрощение различного рода таможенных процедур. Однако гамбургский муни­ципалитет воспротивился этому. Разрешение на беспошлинный ввоз и вывоз, объявил он, может быть предоставлено лишь при условии повышения налогов, а убыт­ки от простоев необходимо возмещать. Купцы, однако, жаловались не только на это. Их не устраивала бесце­ремонность, с какой тут обходились с моряками, которые буквально разрывались между множеством самых различ­ных служб. Да мало того - им приходилось еще и опла­чивать счета за вино, выпитое «в ходе деловых перегово­ров» с раздававшим визы чиновником. А за это время они упускали «воду и ветер» - благоприятный момент для выхода в море. Даже Уложения о транзите, принятые в 1713 и 1727 гг., из-за сопротивления муниципалитета и городского казначейства так и не привели к освобожде­нию транзитных грузов, и прежде всего зерна, предназ­наченного на экспорт, от сборов. Размер пошлины, прав­да, был снижен, но только в исключительных случаях ее не платили вовсе.

Однако те фирмы Бремена и Гамбурга, которые вели торговлю внутри страны (кстати, лица, занимавшие­ся внешней торговлей, роль их часто недооценивали), и промышленники, входившие в силу, придерживались совсем иного мнения о таможенных границах. Противить­ся присоединению к Таможенному союзу означало для этих кругов бесполезную трату времени и сил. Вступле­ние в союз, считали они, откроет доступ на обширный германский рынок и вопреки многочисленным опасени­ям вовсе не приведет к изоляции внешней торговли. Дельцы в Бремене уже знали немало примеров тому, что промышленные предприятия, в первую очередь пред­приятия, связанные с импортом, из-за существовав­ших таможенных барьеров «переселялись» за черту горо­да, например в Хеелинген, Дельменхорст или еще даль­ше. Но даже после присоединения к Таможенному союзу в лагере его противников так и не сумели примириться с новым status quo. Они стали поговаривать, что-де до 15 октября 1888 г. города Бремен и Гамбург были воль­ными портами, а теперь, дескать, у них одна свободная (вольная) гавань на оба города. То обстоятельство, что в том смысле, какой специфика таможенного дела вклады­вает в понятие «вольного порта», ни тот, пи другой го­род и в прошлом таковым не являлся, каждый из них был всего лишь зоной, располагающей таможенной автономией, этих господ убедить не могло.

Ведущую роль в деловых кругах Гамбурга и Бремена все еще играли преимущественно внешнеторговые фир­мы. Даже крупные промышленники Гамбурга, обретшие в ту пору порядочный вес, не могли влиять на формиро­вание их мнения. Не слишком часто, конечно, но бывало а так, что оба города-государства вступали между собою в тесные отношения, обязуясь держать друг друга «в курсе» всех событий и действий, предпринимаемых про­тив Берлина. В те дни, когда вокруг проблемы статуса «вольного порта» вовсю ломались копья, в Гамбурге добрую славу снискали себе два человека: Ферзман и Кирхенпауэр. Последний был бургомистром и отстаивал свои позиции в самых высоких политических сферах. К тому же он поддерживал постоянные контакты с бур­гомистром Бремена Гильдемайстером. Борьба обоих ма­гистратов за то, чтобы оставить за пределами таможенной территории всю портовую зону целиком (а по возможно­сти - еще и большую территорию), велась ими с полной самоотдачей и страстью, но... трагизм ее заключался в двух неверных посылках. Во-первых, и Бремен, и Гамбург опасались негативных последствий, которыми якобы гро­зило им вступление в Таможенный союз и которые так себя никогда и не проявили. Делались устрашающие прогнозы: изменится структура морских перевозок, воз­никнут бреши во внешнеторговом обороте, которые потом не залатать... Ну а кроме того, оба города недооценили своего противника, несмотря на то, что возможностей узнать его поближе у них было предостаточно. Против­ником был Бисмарк, канцлер Германской империи и к тому же - обстоятельство в данном случае решающее - одновременно премьер-министр Пруссии.

Много лет он не торопил ни Бремен, ни Гамбург при­нимать какие-либо решения. В имперской конституции 1871 г. было предусмотрено положенпе, весьма выгодное для ганзейских городов. Они получали право сохранять статус вольного порта. Подробности надлежало согласо­вывать каждый раз, как только отдельный город подаст прошение с просьбой включить его в таможенную зону. До 1879 г. империя никаких требований к Гамбургу и Бремену не предъявляла. Но затем последовал диплома­тический запрос: не настало ли, собственно, время для переговоров? Оба города предпочли от переговоров укло­ниться и в конце концов сильно подпортили себе исход­ные позиции.

Бисмарк вынудил прусский порт Альтона сделать следующее: признать зоной, не входящей в таможенную территорию страны, не только некоторые важные участки порта, но и территорию, где разместились предприятия обрабатывающей промышленности, которые для Гамбурга по очевидным причинам значили очень много. Заметим, между прочим, что устанавливать и охранять таможен­ную границу между Альтоной и Гамбургом было бы весьма хлопотно. Поэтому последнему волей-неволей пришлось согласиться на предложение канцлера. В ре­зультате всех этих хитроумных действий в Германии образовалась промышленная зона, уникальная в своем роде. Бремен же с канцлером по-настоящему рассорился, и теперь у него не было ни малейшего шанса добиться по­добных привилегий для себя. Оба его транспортных пор­та - европейский и океанский, сооруженный лишь в начале XIX в., - оставались зонами, не входящими в таможенную территорию страны. В каждом из двух мор­ских портов Бремена в этой зоне разрешалось ввозить, вывозить, провозить и сортировать товары, смешивать напитки и осуществлять всякую побочную деятельность, имеющую отношение к торговле. В промышленной же зоне Гамбурга было дозволено вести переработку также и отечественного сырья.

Радоваться итогам переговоров обоим ганзейским го­родам было нечего. Бисмарк в эти годы особой любовью у них не пользовался и не раз имел возможность созер­цать в тамошней прессе злые карикатуры на себя. На «портовых страстях» был замешен и известный в те годы анекдот о большом памятнике Бисмарку, воздвиг­нутом в Гамбурге на пристани Сан-Паули, и маленьком памятнике, установленном в Бремене. Рассказывают, будто в один прекрасный день кто-то там в Гамбурге сказал, что, дескать, да, конечно, каждый волен относить­ся к этому Бисмарку, как ему угодно, но в конце-то кон­цов заслуг его у него не отнимешь, а посему в его честь должно воздвигнуть памятник, и, разумеется, большой, какой и пристало иметь богатому городу. Бременцы, гла­сит анекдот далее, раздраженно обозрев монумент, возвы­шающийся высоко над причалом Сан-Паули, решили, что им бы, наверное, надо бы того... тоже... «Однако обошел­ся он с нами скверно, - осенило тут кое-кого, - а посему памятник получит небольшой». Ему возразили: тогда, мол, в Гамбурге скажут, что у бременцев-де не хватило денег. Но выход все же нашелся: «Бисмарка в миниатю­ре посадим па лошадь. Такого уж точно нигде нет». И поныне скачет «железный» канцлер на своем коне ря­дом с башнями бременских соборов...

За десятилетия, минувшие с тех пор, страсти поутих­ли. Убытки, которых так опасались, подсчитывать так и не пришлось. Бурные дебаты со временем утратили свое значение. В 1966 г. Бремен, возводя в черте города новые портовые сооружения, перебрался на левый берег Везера. Это, казалось, было самой что ни на есть благоприятной возможностью заполучить не только дополнительную сво­бодную гавань, но и еще одну беспошлинную промыш­ленную зону. Никто из лагеря промышленников желания такого, однако, не выказал. В мирской суете здесь даже совсем забыли, что юридически Бремен был объявлен территорией, лежащей вне таможенной территории стра­ны, только 17 апреля 1902 г. - специальным решением бундесрата. Но с портом обращались как с таковым и до этой исторической даты - и с самим портом и с соору­жениями Бремерхафена. Геестемюнде, прусская гавань, находилась вне таможенной зоны из-за конкуренции с обоими бременскими портовыми комплексами до 1888 г. Куксхафен поначалу разделил судьбу Гамбурга, перестав существовать как «свободный порт». В 1896 г. часть его территории все же выделили из таможенной территории страны. Свою свободную зону получил и порт Браке.

Итак, остается лишь выяснить, что же скрывается за рекламой Роттердама, который сулит своим клиентам нечто «более свободное, нежели сам вольный порт»?

Свободная гавань - площадь, не входящая в таможен­ную территорию, - обнесена оградой и имеет ворота; таким образом, администрация порта, участвуя в их соору­жении, вносит определенный вклад в соблюдение тамо­женного режима. Когда же речь идет о таможенных складах, то тут уж каждый их владелец отвечает сам за себя: как и когда он там выполняет все таможенные фор­мальности - это его личное дело. Таких таможенных складов, где грузы хранятся до уплаты пошлины, особен­но много как раз в Роттердаме. Говорят, их там свыше 500. Есть среди них и такие, которые с точки зрения тех­ники таможенного дела полностью представляют собой свободную зону. Большинство пакгаузов, являющихся частными владениями, - в Роттердаме, как мы уже гово­рили, портовых складских фирм нет - находятся под охраной таможенной службы. Здесь таможенные грузы можно перегружать и хранить. Вечером служащие та­можни запирают их, а утром, перед началом рабочего дня, открывают вновь. Фирмы, содержащие пакгаузы, вносят таможенному управлению залог, и это единствен­ное, что требуют от них портовые власти. Никаких огра­ничений срока хранения со' стороны таможенной службы не существует. А поскольку не платить пошлин здесь можно подолгу, то многие иностранные предприниматели переместили запасы своих грузов на склады Роттердама.

Во время хранения товары нельзя ни перерабатывать, ни обрабатывать. Распаковывать и запаковывать их вновь можно лишь затем, чтобы избежать порчи; несколько мест груза разрешается разделить, если они следуют по разным адресам. Не возбраняется также освободить от упаковки образец. Перемещение транспорта от одного такого таможенного склада к другому - зрелище весьма впечатляющее. Представьте: по центру города движется открытый грузовик, и выглядит все это откровенным по­пустительством уклонению от уплаты пошлины, просто-таки грабежом среди бела дня. Но не спешите с вывода­ми: на каждой машине укреплен металлический флажок с зеленой буквой R. Водитель отвечает за то, чтобы ни­что из доверенного ему груза в пути не пропало. Такая перевозка под таможенным флагом допускается на всей территории гигантского региона роттердамского порта, даже, например, в Схидаме и Флаардингене. Эти машины подъезжают ко всем вокзалам и аэропортам. Разумеется, и здесь есть кое-какие «секреты фирмы», которых не разглядишь невооруженным глазом: маршруты движения грузовиков утверждены таможенной службой.

Транспортным фирмам все эти меры существенно уп­рощают работу, избавляя их от излишней административ­ной канители. Судно, входящее в русло Нового водного пути, не связано ни с какими таможенными формаль­ностями. Оно швартуется у причала, разгружается, и капитану остается только представить общее кларирование всех грузов. Примерно в том же порядке обслужива­ются суда, прибывающие не из-за океана, а откуда-нибудь поближе. Речным судам в качестве единственного таможенного документа служит Рейнский манифест. Он выполняет функции таможенной декларации, и никаких прочих имущественных поручительств от судна не тре­буется. Государства, расположенные на Рейне, ввели единый международный таможенный реестр. Все они признают таможенную пломбу, наложенную в Роттердаме, поэтому на границе необходимость досмотра и наложения новой пломбы отпадает сама собой. На железной дороге аналогичная роль отведена международному реестру грузоперевозок. При транспортировке товаров грузовика­ми для ввоза, транзита и вывоза достаточно «Carnet TRC».

Так что, как мы можем убедиться, повсюду налицо стремление к выработке оптимальных правил, которые бы по возможности не препятствовали свободному товаро­обмену. В любом порту известно, как дело налажено в другом. Знают это все, кто так или иначе причастен к портовым делам. Западногерманские предприниматели совершают свои операции через зарубежные порты, и наоборот. В иностранных портах у них есть собственные представительства, а зачастую даже собственные склады и иные портовые строения. Едва ли где услышишь, что порт имярек доставляет слишком уж много хлопот в пла­не таможенных формальностей. И уж тем более едва ли кто скажет, что именно по этой причине транспорт пред­почитает его обходить.

Ну а то, что таможня вообще учреждение бесспорно излишнее и вечный источник досады, - эта точка зрения роднит, пожалуй, многих из тех, кто занимается между­народной торговлей.

МЕЖДУ ПОРТОМ И МОРЕМ

Итак, человек отправляется в плавание, оставляя позади себя порт и его окрестности, и наблюдает, как постепенно ускользает от его взгляда берег... Навигационные знаки для него - последние на этом свете ограничители, и ему хочется вздохнуть полной грудью, когда - наконец-то - перед ним неожиданно раскрываются бескрайние просторы моря. Пьянящее чувство беспредельной свободы! Возможен любой путь, любой маршрут - туда или туда - возможно все! Нос судна может обратиться в какую угодно сторону света. Нигде ни единого видимого препятствия, достигнута та вершина свободы, какая только возможна в этом мире!

Полно, да так ли это?

«СВОБОДНОЕ» МОРЕ

Допустим, что наш пассажир, плывущий на грузовом судне, направляется не в оживленное Северное или Балтийское море, минуя устье одной из западногерманских рек, а из Бордо попадает прямо в Атлантику, Уж тут-то он точно может быть уверен, что перед ним не мираж, не фата-моргана. Разумеется, ему вряд ли удастся склонить капитана на авантюру, уговорив его сменить курс. Однако ни в каком другом месте нашей планеты - кроме как в море - человека не ошеломляет такое ощущение бесконечности пространства.

«Вот оно, свободное море!» - скажет наш друг-путешественник, и нам будет нелегко втолковать ему, что кое в чем он здесь заблуждается. Мы даже рискуем показаться ему мелочными придирами, выясняя, что же он, собственно, имеет в виду и в каком смысле считает море свободным. Итак, пока еще наше судно находится в территориальных водах Франции. Существует здесь и прибрежная зона рыболовства, границы которой простираются еще дальше. Кстати, в международных сферах по сей день ведутся дебаты относительно того, можно ли бурение всякого рода скважин на континентальном шельфе рассматривать с точки зрения горного права. Но даже если в один прекрасный день единое мнение на этот счет и будет выработано и признано всеми и везде, по-прежнему останется открытым вопрос, неужели и вправду каждому будет дозволено забираться в море, сколь ему угодно далеко, и вести на морском дне разведку ископаемых, открывать там подводные фермы или просто сбрасывать в море отходы. Идет ли речь об охране определенных видов морских животных или о мерах против загрязнения морской воды радиоактивными и токсичными веществами - решать все эти проблемы в локальных масштабах невозможно. Они должны затрагивать Мировой океан в целом, если, конечно, стремиться к тому, чтобы с учетом известных науке на сегодняшний день крупных морских течений эти меры возымели свое действие.

Международному судоходству надлежит функционировать в рамках международного права и на основе положений заключаемых договоров. Правило оказывать помощь каждому, кто в ней нуждается, действует во всех уголках всех пяти океанов. В любой момент наше судно, где бы оно ни находилось, следует указаниям своей судоходной компании, с которой поддерживается телефонная связь точно так же, как между двумя городами на суше. Корабль не волен повернуть свой нос туда, куда пожелает. У него есть маршрут, соблюдать который он обязан точнейшим образом. Случись же с судном беда, его будут искать в первую очередь на линии маршрута. Так что море опутано целой сетью обязанностей и обязательств, но также и прав. Тут и частные договоры (договор судоходной компании на перевозку), и права и обязанности, диктуемые морским страхованием, и, может быть, такие, которые вытекают из финансирования судостроения. Это и публично-правовые обязательства: те, которые касаются поведения на море, права на флаг, определенных положений о свободе торговли и многого другого. Поэтому и на воде нет ни клочка «бесправного») пространства. Времена свободы, которой пользовались корсары, миновали безвозвратно. Море превратилось в сферу экономической деятельности людей. И не только потому, что оно - материальная основа транспортных коммуникаций. Не менее важно то, что воды Мирового океана используются в самых различных целях, причем с каждым днем все интенсивнее. Немалый экономический интерес представляет также добыча полезных ископаемых с морского дна.

А как бы отнесся к такому положению вещей Гуго Гроций - человек, первым предложивший ввести правовое понятие «свобода морей»? Его выдающийся эпохальный труд «Mare liberum» («Свободное море»), где речь шла о свободном море, а вовсе не о свободе морей, увидел свет в 1609 г., но только в 1819 г. был переведен на немецкий язык. Неужели затронутые в нем проблемы в Германии никого не интересовали? А ведь он был нашим соседом, родплся в Дельфте, и то, о чем он писал, должно было непременно заинтересовать и теоретиков права, и промышленников-практиков, тем более в такой стране, как наша, которая тогда жила в основном за счет перекупки товаров, и жила так в течение долгого времени, отставая от Испании и Португалии, от Голландии и Англии, отставая от всех тех, кто снискал себе славу мореплаванием. И хотя тогда, в XVI в., идея свободы морей занимала многие умы и в других странах, а памфлет Гроция был нацелен против монопольных притязаний Португалии, в Англии его книга была воспринята плохо. Англичан, по всей вероятности, уязвил один из его тезисов, который, собственно говоря, представлял собой квинтэссенцию основных мыслей того времени. Товары, писал Гроций, распределены в мире неравномерно, откуда и проистекает естественное право человека на торговлю. Последнее, однако, без свободного моря невозможно.

Сегодня Гроций наверняка согласился бы со многими реалиями, признав их следствием необратимого процесса развития, Однако он был не только ученым-правоведом, но и государственным деятелем, обладавшим практическим опытом. И он наверняка не признал бы справедливым новейшие и, к сожалению, успешные попытки ограничить экономическую свободу судоходства в целях узконациональных интересов.

Итак, со смешанным чувством удовлетворения и неприятия того, что кажется

неприемлемым, но мы вынуждены констатировать, что на восхитительно свободном море, каким оно кажется неискушенному путешественнику, имеется-таки немало ограничений. И существуют они на его глади потому, что все больше и больше людей хочет заполучить и заполучает акции на владение морем, пусть даже и сиюминутной выгоды. Поэтому судно, заходящее в порт, вовсе не меняет некую свободу на некую зависимость. Оно постоянно, всегда и везде остается в сфере экономики, в той сфере, где лишь варьируются те или иные предписания локального свойства. Мы увидим, что их не так уж и много и что, согласно правилам судоходства, судно везде находится у себя дома. Это означает также, что все порты со всем их хозяйством известным образом связаны между собой.

Когда морские просторы остаются позади и судно направляется в порт, то первейшим его ориентиром служит ныне не маяк и не плавучий буй, как это бывало раньше, а морская карта, на которой обозначен курс движения транспорта. Это почти как на автостраде, где по постепенно увеличивающемуся потоку машин замечаешь приближение большого города. Так и здесь:'вблизи побережья суда попадаются на глаза тем чаще, чем ближе оказывается корабль ко входу в порт. В последние 20 лет движение на некоторых морских путях стало настолько интенсивным, что еще далеко в открытом море, за пределами территориальных вод того или иного государства, пришлось обозначить фарватеры одностороннего движения: участились случаи столкновений. Там, где «свободной воды» хватает, такие пути имеют по две «полосы движения» с разделительной зоной между ними - подобно тому, как это делается на автостраде. Так что где-где, а уж тут от безграничной свободы моря и вовсе ничего не осталось. Суда идут, ориентируясь по своим морским картам. На особенно оживленных участках за их передвижением ведется наблюдение. Порой им даже предписывают, с какой скоростью идти. Случись судну сойти со своей «полосы», его призывают к порядку. Одновременно в эфир посылают предупреждение находящимся поблизости судам, для которых строптивый нарушитель вольно или невольно может создать аварийную ситуацию. Мы нисколько не преувеличим, если скажем, что система координации налажена здесь тщательнее, чем на суше.

Поначалу установление на море таких «полос» было мерой вынужденной: после второй мировой войны Северное и Балтийское моря кишмя кипели минами - «полосы» были от них свободны. Плавание по ним считалось безопасным, хотя стопроцентной гарантии не было и тут. Сейчас угроза с этой стороны день ото дня уменьшается, поскольку взрыватель мины либо разъедается морской водой, либо поступление тока к нему прекращается.

На этих «полосах движения», проложенных не от хорошей жизни, годами накапливался ценный навигационный опыт. Собравшаяся в 1960 г. в Лондоне Международная конференция по безопасности судоходства сформировала проблемную группу, которая тремя годами позже подготовила рекомендации по разделу транспортных готоков в проливе Па-де-Кале. В 1967 г. это и было сделано. С тех пор здесь функционирует и постоянно совершенствуется служба информации. Ее наземные диспетчерские пункты расположены с английской стороны в Сент-Маргарет, а с французской - в Гри-Не. Работают они в диапазонах коротких волн. В Гри-Не имеется электронно-вычислительная машина, которая в состоянии держать в своей памяти до 40 радиолокационных целей. Судам сообщают не только их координаты, но и предупреждают о возможных капризах погоды, о появлении потерявших управление судов, о наличии где-то поблизости буксирных «связок», как, впрочем, и о многом другом, что хоть в какой-то степени представляет для них опасность.

Требование непременного соблюдения подобных указаний могло бы содержаться, скажем, в каком-нибудь «Положении о морских путях» - иными словами, в международном соглашении. Но такового пока нет, а морской транспорт не стоит на месте. Поэтому все заинтересованные страны обязали свои суда беспрекословно следовать полученным указаниям. Существуют также определенные предписания, действующие в пределах территориальных вод того или иного государства, например вдоль всего побережья США. Они опираются на соответствующие законы страны. Так же поставлено дело и в Японии. Поскольку перевозки по железной дороге и автострадам сопряжены с немалыми сложностями, то здесь даже внутри страны предпочитают перевозить грузы морем. По этой причине движение судов вокруг и около островного государства сделалось настолько интенсивным, что не регулировать его было уже невозможно. Японцы подсчитали, что 3/4 всех происшедших на море аварий представляли собой traffic accidents, то есть «дорожно-транспортные» происшествия, и только 1/4 являлась следствием штормов или волнения моря. На некоторых трассах скорость движения судов ограничили 12 узлами (1 узел равен 1 морской миле в час). Суда, имеющие на борту опасные грузы, и суда валовой вместимостью свыше 20 тыс. регистровых т были взяты под особое наблюдение. Береговые диспетчерские «ведут» их до тех пор, пока они не пришвартуются. Когда был введен такой порядок, порт Кобе мог принимать и отправлять ежедневно до 730 судов. В США аналогичные меры начали применять сначала на подходе к Сан-Франциско, Хьюстону и в Пэджит Саунд - аванпорте Сиэтла. Строгие предписания относительно порядка движения судов были приняты и в Канаде.

Большую совместную работу провели гидрографические службы государств, прилегающих к Северному морю. Они заново обследовали и с большей степенью точности замерили наиболее оживленные судоходные пути. После этого у западногерманского и голландского побережий была обозначена «трасса, исключающая возможность столкновений», нечто похожее на автостраду. Она проходит вблизи побережья, имеет три морские мили в ширину и предназначается для судов, движущихся с запада на восток. За ней следует разделительная полоса в две морские мили, севернее которой проходит еще один фарватер шириной также в три мили - для судов, следующих с востока на запад. Поэтому суда, направляющиеся к устью Везера и Эльбы, видны с Вое-точно-Фризских островов лучше других. Предполагалось обозначить и новую глубоководную трассу для крупнотоннажных судов. Это означало, что предстоит искать мины и поднимать обломки судов, затонувших во время второй мировой войны, когда ни о каком контроле не могло быть и речи. Трасса эта должна была быть похожа на ту, которую мореплаватели именовали раньше «Гумберовой дорогой».

Еще один маршрут для судов, следующих в Норвегию мимо Скагена - самой северной точки Дании, - начинается там, где у моря сливаются воедино Везер и Эльба, и дальше идет на восток мимо острова Гельголанд, Танкеры, направляющиеся в Вильгельмсхафен, неизбежно пересекают эту трассу у берегов Западной Германии и Голландии.

Разделение транспортных потоков, следующих в разных направлениях, существует и у входа в устья Эльбы и Везера. Здесь в рамках размеченного фарватера действует правило правостороннего движения. А для того, чтобы не создавать аварийной ситуации для плавучего маяка «Эльба-1», эта часть нижнего течения Эльбы объявлена зоной, где транспортные потоки разделяются в зависимости от того, движутся ли они вверх или вниз по течению; пересекать осевую линию этой зоны строжайше запрещено. В Балтийском море крупные суда больше не ходят через пролив Зунд - по пути, бывшему традиционным в течение многих столетий. Был модернизирован маршрут Скаген - Большой Бельт. Теперь для судов водоизмещением 100 тыс. т-дедвейт он является «морским путем № 1».

Нанесенные на морские карты «линии радиолокационного наведения» представляют собой оси отдельных участков фарватера. Радиолокационная система обеспечения безопасности судов дала хорошие результаты, о чем свидетельствует опыт ее использования в управлении водных путей и судоходства ФРГ. Радиолокатор практически полностью устраняет те задержки в поступлении информации, которые прежде случались в тумане сплошь и рядом. В гамбургском управлении портового строительства и строительства гидротехнических сооружений подсчитали, что использование такой системы судоходства на Эльбе позволяет ежегодно экономить около 5 млн. марок. Значительно уменьшилось и число столкновений судов.

Кстати, в США упомянутый выше закон именуется законом «о предотвращении ущерба, наносимого судам и постройкам в воде и на ее поверхности, и охране судоходных водоемов, а также их животного и растительного мира», или, короче, «Законом об охране портов и водных путей». Плотность движения особенно велика перед входом в нью-йоркский порт. Поэтому к плавучему маяку «Эмброуз» ведут три крупных океанских «тракта». Ширина каждого пути, ведущего из порта и в порт, - пять морских миль; между ними находятся трехмильные «разделительные полосы». Одна из трасс, прибрежная, тя-пется с юга и ведет к побережью Нью-Джерси мимо плавучего маяка «Бэрнегейт». Другая начинается на юго-востоке и принимает суда, идущие из Южной Америки, Африки и Вест-Индии. Третья трасса - это знаменитый Атлантический маршрут, по которому суда следуют с Востока на Запад и который со времен океанского пассажирского бума конца XIX - начала XX в. именуется «великой транспортной артерией мира». Она начинается у плавучего маяка «Нэнтаккет».

Понятно, что больше всего хлопот пришлось на долю крупнейшего порта мира - Роттердама. Здесь с 1953 г. работает система, в состав которой входит наземный диспетчерский пункт, радиолокатор и службы связи. В окрестностях роттердамского порта, как в фокусе, сходятся пути множества транспортных единиц, среди которых немало крупнотоннажных судов. Именно поэтому вход в роттердамский порт считается одним из сложнейших. Поработать здесь пришлось основательно. Были проведены исследования динамики судовых потоков, адекватности навигационных знаков, точности маршрутов, а также действий членов экипажа в период плавания. Работы велись в лабораториях и на тренажерах. Наконец система обрела все элементы, нужные для наблюдения за судами и их «ведения». Условия ее эксплуатации были особенно сложны, поскольку здесь так же, как позднее и в США, предусмотрительно сделали поправку на те неожиданности, которые таят в себе непредсказуемые явления природы. Судам передают указания относительно их курса, информируют о других кораблях и прочих плавучих объектах, находящихся поблизости, сообщают их собственные координаты, сведения о погоде и видимости. Устанавливается им и скорость движения.

Все порты - мы назвали только наиболее важные - постоянно обмениваются опытом. Цель такого обмена - не только обеспечение максимальной безопасности движения судов, но и дальнейшее выравнивание технических условий подходов к портам. Судно везде должно встречаться с известными и привычными для него требованиями, повсюду чувствовать себя как дома. О стремлении к совместным действиям в этой области свидетельствует, в частности, тот факт, что Международная ассоциация связи отвела специально для таких служб связи отдельные диапазоны частот.

«ПУТЕВОДНЫЕ ЗВЕЗДЫ» СУДНА

Итак, наше судно на пути из Атлантики ми­новало пролив Па-де-Кале. К моменту установления но­вого порядка судоходства по каналу ежегодно про­ходило примерно 300 тыс. судов. Теперь оно движется к устью одной из западногерманских рек, и морская кар­та ему больше не нужна; с этого момента ему приходит­ся ориентироваться по навигационным знакам. Несмотря на наличие всех упомянутых служб, средств связи и про­чих ориентиров, без навигационных знаков по-прежнему не обойтись даже тогда, когда одних их, как показывает пример Роттердама, явно недостаточно. Но поскольку все говорит за то, что интенсивность морских перевозок будет возрастать, то и сегодняшний уровень обеспечения безопасности судоходства - всего лишь промежуточный этап на пути к дальнейшему совершенствованию навига­ционной техники. В ходе исследований, проводившихся в Роттердаме, был проделан ряд опытов с целью выяс­нить, на что же вообще человек способен, что он в со­стоянии вынести, и где тот критический порог, за кото­рым возможны серьезные осложнения. Вслед за естественным желанием моряков иметь постоянно совершен­ствующуюся и надежную службу наведения следует на­звать их стремление как можно меньше зависеть от капризов погоды. Ведь дело не только в том, что кораб­лей становится все больше и что ходят они все быстрее: чтобы предотвратить убытки, они стараются свести до минимума возможные задержки в пути. Даже находясь в открытом море, они хотели бы получать информацию о приближающихся штормах и состоянии моря, а при из­вестных условиях - указания о смене курса. Поэтому сотрудникам основанного в 1955 г. Международного сою­за по навигационным знакам - находится он в Пари­же - сидеть сложа руки не приходится. Важные реше­ния в этой области были приняты на международной конференции по навигационным знакам, состоявшейся в 1975 г. в Оттаве.

Вдоль западногерманского побережья путь судам ука­зывают почти 2220 световых сигналов: 800 маячных и 1400 береговых огней. Они включаются с центрального пульта, и наблюдение за ними также осуществляется дистанционно. Важнейшие функциональные, узлы их про­дублированы, чтобы при возможной поломке подача сиг­налов не прекращалась. Ну а если такое все же случит­ся, диспетчерской это станет известно немедленно. Так же действуют сегодня и стационарные маяки. Обслужи­вающего персонала на них теперь нет.

Какие же навигационные знаки помогают нашему судну во время плавания?

Наиболее приметные из них - плавучие буи, стацио­нарные маяки и бакены, а кое-где еще и плавучие мая­ки. Не обязательно все буи имеют сигнальные огни. Помимо них, недалеко от берега или прямо на суше ус­тановлены знаки, которые видны днем. Такие вехи зна­комы каждому обитателю побережья: молодые деревца, чаще всего - березы, ветви которых опущены в воду и плотно «вмыты» в дно ваттена - береговой полосы, за­топляемой во время прилива, - в фарватере, по которо­му ходят паромы и курортные пароходики. Гидравличе­ское сопротивление их тонких стволов ничтожно, они не поддаются напору течения п ударам волн. Бакены же устанавливают на песке в зоне прилива и на берегу. Это массивные деревянные постройки, резко выделяющиеся на фоне берегового ландшафта - не заметить их трудно. Церковные башенки и другие хорошо различимые вехи, по которым ориентировались мореходы во время оно, сегодня в счет не идут. А вот знаменитый бакен с чер­ным шаром па топе, стоящий у входа в устье Эльбы, все еще считается важным пеленгуемым объектом. Сим­вол Везера, означающий приближение его устья, - ста­рый маяк «Красная отмель» с характерным красно-белым стройным стволом - теперь «работает» просто бакеном. Огонь на нем, правда, горит по-прежнему, но с 1966 г. он «понижен в ранге» и превращен в световой бакен, ибо корпус этого старого «морского волка» не смог вме­стить всей массы современного оборудования стационар­ного маяка. Его место занял установленный неподалеку маяк «Старый Везер». Он находится в 50 км от Бремер-хафена, и его свет виден с расстояния в 28 морских миль.

Самый старый маяк западногерманского побережья, который светит и по сей день, стоит на острове Нойверк в устье Эльбы. Соорудили его в 1300 г. Огонь маяка за­горается на 38-метровой высоте. Древнейший же из всех известных световых маяков находится на севере Испа­нии, под Ла-Коруньей: он установлен почти две тысячи лет назад, в I в. н. э.

По сей день в качестве навигационных знаков исполь­зуются и звуковые сигналы, несмотря на то что сейчас уже разработаны куда более оригинальные и современ­ные проекты. Во второй половине прошлого века огром­ный шаг вперед был сделан в области акустики. Появи­лась реальная возможность использовать источники звука в автоматическом режиме. Были сконструированы сирены, приводившиеся в действие сжатым воздухом или паром. Они составили изрядную конкуренцию снабжен­ным колоколами буям, которым нередко отводилась весь­ма романтическая роль в морских историях, принцип их действия был прост: молоточек, раскачиваемый волнами, ударял по корпусу колокола. В 1854 г. автоматические звуковые излучатели установила Франция, годом поз­же - США, в 1872 г. - Англия и в 1879 г. - Германия. Они должны были уменьшить опасность плавания в ту­мане, который окутывает окрестности побережья Север­ного моря 40-50 дней в году.

На побережье Германии соорудили целую сеть автоматических станций подачи звуковых сигналов в тумане. Каждая из них была снабжена электрической мембраной. А когда вихревые потоки и перемещения воздушных сло­ев усложняли передачу сигнала, проводником звука слу­жила вода. Звукоизлучатели, развешанные под плавучи­ми маяками, посылали в туман сигналы, которые суда могли принимать, если в их бортовые стенки были вмон­тированы микрофоны.

Для того чтобы проделать «дырки» в тумане, потребо­валась большая исследовательская работа. В 1888 г. Генрих Герц открыл электромагнитные волны. Сразу же досле этого начались опыты с целью выяснить, нельзя ли использовать результаты открытия Герца, чтобы по­мочь морскому делу и портам. В 1905 г. первые установ­ки были опробованы на специальном опытном водоеме, в 1908 г.- на Мюггельзее под Берлином. После окончания первой мировой войны работы в этой области были про­должены. Потом появились радиомаяки. Именно элек­тромагнитные волны позволили сделать видимыми в ту­мане крупные маяки. Судно пеленговало радиомаяк - это было возможно на расстоянии до 50 миль, - и ра­дист мог довольно точно определить направление на этот маяк и расстояние до него. В 1926 г. таких передатчиков было 25, десять лет спустя - уже свыше 300.

И поныне используется подача звуковых сигналов в тумане. Обычно к этому прибегают небольшие суда; кое-где акустическая аппаратура еще стоит на оконеч­ностях мола, расположенного у входа в гавань. Морские суда подают предупредительные сигналы с помощью наутофона, пришедшего на смену старому паровому свистку. Суда, стоящие на якоре, чтобы привлечь внима­ние к себе, иногда пользуются еще корабельным колоко­лом. Но ужасающий вой сирены не смолкает и по сей день. Между тем радиотехнику, шагнувшую далеко впе­ред, используют не только в тумане, но и в обычных условиях.

Звуковые сигналы, призывающие к осторожности в тумане, посылают в море плавучие и стационарные мая­ки. Плавучий маяк, стоящий на страже у входа в устье Везера, передает, случись на море туман, буквы азбуки Морзе WE, повторяя их каждые 30 секунд. Стационар­ный маяк «Старый Везер» с интервалом в 1 мин шлет в эфир морзянкой «AL». Высота тона (частота излуче­ния) у всех мембранных излучателей одна и та же - 300 Гц.

Многие, в том числе и навигаторы, одно время пола­гали, что появление радиолокатора, или радара, который позволяет определять координаты и скорость идущего поблизости судна, оттеснит систему навигационных зна­ков на второй план. Но их предположения не подтвер­дились. Специалисты повсеместно пришли к выводу о не­обходимости использования возможностей и этой простой техники. Развитие же радарных устройств шло своим чередом. Так, например, на западногерманском побережье Северного моря цепи радиолокационных станций были установлены возле устьевых воронок Эльбы, Везера, Яде и Эмса. Радары были частично плавучие, частично - стационарные. На Эльбе эта цепь радиолокационных станций не прерывалась вплоть до входа в Гамбургский порт. В самом же порту к этой системе добавлялись еще и радиолокаторы порта. Столь же законченной и полной является система радиолокационного слежения на Эмсе, где она обеспечивает безопасность движения судов, сле­дующих в Эмден и в расположенные на этой реке гол­ландские порты. На Везере цепь радиолокационных стан­ций «протянута» на участке от моря до Бремерхафена, в настоящее время ее ведут дальше, к Браке. На Яде первая очередь цепи, предназначенная для обнаружения танкеров, была готова в 1980 г., в ходе сооружения вто­рой очереди предполагается установить приборы для автоматического обнаружения цели и ее автоматического сопровождения. Когда это сделают, танкеры можно бу­дет фиксировать на экранах радаров еще до того, как они войдут в устье Яде. О том, какие усилия предпри­нимаются в целях обеспечения безопасности международ­ного и национального судоходства как в ФРГ, так и за границей, говорит такой пример. Стоимость одних толь­ко радиолокационных установок на Яде, если вести расчет исходя из сегодняшних цен, составляет примерно 40 млн. марок.

Путь судна от моря до порта задается с помощью устройств типа «радиоэхо», установленных вдоль всего берега. Людям на борту пришлось поэтому научиться разбираться в многочисленных сигналах, появляющихся на экране радиолокатора. Была установлена также спе­циальная сеть радиотелефонной связи. Короче, предпри­няты все мыслимые меры предупреждения аварий. И тем не менее они происходят - каждый год и помногу.

Среди световых сигналов, используемых в качестве навигационных знаков, различают вспышку, которая длится максимум секунду, и мигающий огонь - он виден не менее двух секунд. Такие сигналы именуются проб­лесковыми огнями - в отличие от постоянного сигналь­ного огня, который светит непрерывно. Он-то и является направляющим огнем. Если с судна видят белый свето­вой сектор, то это верный признак того, что оно идет по нужному фарватеру. Стоит только судну отклониться от кильватерной линии, как оно попадает в зону ограничи­вающих фарватер предупредительных сигналов.

На судне, однако, хотят знать не только то, где ему положено плыть, но и то, где оно в данный момент на­ходится. Здесь хотят узнавать свет того или иного маяка и находить его на своей морской карте. Поэтому всякий стационарный и всякий плавучий маяк, всякий более или менее важный маяк на суше - каждый из них по­дает «свой», только ему одному присущий световой сиг­нал. Достигается это установлением определенной после­довательности вспышек, которая называется кодом нави­гационного знака. В международном судоходстве все эти коды согласованы и известны всем судоходным компа­ниям, всем морякам.

Морские волны не могут, естественно, оставить пла­вучий маяк неподвижным. Это, однако, не мешает ему подавать световые сигналы. Но есть ряд обстоятельств, которые заметно ослабили в последнее время позиции плавучего маяка. Содержание его обходится недешево. На его борту постоянно должна находиться такая коман­да, численного состава которой достаточно было и для Дневной, и для ночной вахты. К тому же людям время от времени надо сходить на берег, хотя бы раз в две не­дели.

Судно-маяк стоит на якоре. И если идущий корабль, двигаясь вперед, хоть как-то подчиняет волны своей воле, то судно на рейде в буквальном смысле предоставлено «на волю волн». Его бросает туда-сюда, бьет волной со всех сторон, и в скверную погоду пребывание на таком судне большим удовольствием не назовешь. Суда-маяки относительно невелики. Этим суденышкам, выкрашенным в красный цвет, снабженным мачтами для сигнальных огней, нередко приходилось терпеть бедствие. Самая тра­гическая судьба выпала на долю плавучего маяка «Эльба-1», стоявшего на якоре перед Куксхафеном. Во время - урагана его, вероятно, накрыло высокой волной, он пере­вернулся и пошел ко дну так стремительно, что радист даже не успел подать сигнал бедствия. В живых не ос­талось ни одного человека, а потому причины и весь ход катастрофы остались невыясненными. Сегодня на этом месте стоит другой плавучий маяк.

Есть у таких маяков и другие проблемы: например, как и где разместить все то оборудование, которое ныне необходимо в соответствии с «последним словом техни­ки». Изучив преимущества стационарных маяков, дирек­тор строительства портовых сооружений Бремерхафена советник Наккес еще в 1880 г. предложил заменить пла­вучие маяки стационарными везде, где это позволяла сделать глубина фарватера. Вскоре, в 1883-1885 гг., был сооружен уже упоминавшийся маяк «Красная от­мель». В течение 75 лет, т. е. до тех пор, пока его пе заменили, он исправно нес свою службу, хотя суеверные люди не думали, что он простоит так долго: чего только не приключалось во время его постройки! Так, в первую осень после начала строительства над водой возвышалась уже часть башни изрядной величины, которую предпо­лагалось достроить следующей весной, как только уля­гутся зимние штормы. Однако после нескольких сильных бурь суда, проходившие мимо того места, где надлежало стоять маяку, сообщили, что от стройки не осталось и следа. Так что весной все пришлось начинать заново, поскольку морской царь Расмус, как кое-кто почтительно именовал сурового владыку моря, явно был против этой затеи. Тем не менее маяк был построен и признан одним из лучших сооружений подобного типа в международном - судоходстве.

В начале 50-х годов XX в. заменять плавучие маяки на стационарные начали в Швеции, Финляндии и Ита­лия. В 1966 г. покинул свое место плавучий маяк «Бре­мен», стоявший в устье Везера; его место заняла стацио­нарная башня «Старый Везер». А вот без судна-маяка «Везер», стоящего на рейде в открытом море, не обой­тись и по сей день.

В ходе замены плавучих маяков на стационарные прибрежную полосу Западной Германии, кроме уже упо­мянутого «Бремена», покинули суда «Фленсбург», «Киль» и «Эльба-2». Последнее служило предупредитель­ным сигналом приближения к «Большой Птичьей отме­ли», снискавшей себе дурную славу. В настояшее время на море остались плавучие маяки «Риф Боркум», «Не­мецкая бухта», «Везер», «Эльба-1» и «Фемарнбельт». Вовсю идет подготовка к тому, чтобы заменить их на плавучие системы - например, на буи диаметром около 15 м или же судами без экипажей (длина судна - 20 м). По планам у западногерманского побережья пос­ле 1983 г. не должно остаться ни одного плавучего мая­ка с командой на борту.

Ну вот, теперь мы забрались уже так высоко вверх по реке, что можем наблюдать, как по обе стороны от нашего судна, не зная покоя, качаются на воде буи. Только с близкого расстояния видно, до чего они неук­люжи. За много веков существования не раз изменялась их форма, материал, из которого их делали, цвет. Сейчас буи изготавливаются из листовой стали. Одновременно изучается вопрос, нельзя ли приспособить для этой цели пластмассу. Если смотреть на буи с судна, идуще­го по реке в порт, то по левому борту будут распола­гаться красные, по правому - зеленые: так предусмотре­но международным соглашением. Если буи светящиеся, то на них горят соответственно красные и зеленые огоньки. С понятием «справа» и «слева» здесь обращают­ся не так, как обычно на реке, а как раз наоборот. Буи, между прочим, устанавливают не только в речных устьях. Есть они и в бухтах, и между островами, и в проливах, а в прочих в буквальном смысле «узких местах», где нет выхода к реке, по которой можно было бы ориентироваться и определять, где «право» и где «лево».

Начало введению единых правил в зонах движения судов было положено в 1929 г., когда в Лондоне состоя­лась Первая международная конференция по техниче­ским навигационным знакам. С тех пор, согласно достиг­нутой тогда договоренности, она обязательно проводится раз в четыре года. В 1936 г. международное соглаше­ние о единой системе навигационных знаков удалось за­ключить в рамках Лиги наций: исполнилась наконец давняя мечта специалистов-навигаторов, которую они вы­нашивали почти полстолетия. Однако для того, чтобы положения этого документа стали реальностью повсюду, потребовалось еще очень много времени.

Недавно Международная ассоциация управлений на­вигационных знаков (International Association of Lihthouse Authorities) разработала международную систему установки буев, используя которую можно заменить око­ло 15 действующих ныне в мире подобных систем. Ее введение будет способствовать повышению безопасности судоходства. В апреле 1977 г. началась реализация этой программы. Четырнадцать государств Западной Европы заключили специальное соглашение о мерах по ее осу­ществлению.

Это знаменательные события, если подумать о том, сколь древней является общая заинтересованность всех мореходов в существовании единой системы навигацион­ных знаков. Ну, а поскольку в те давние времена в море уходили не одни лишь бродяги и проходимцы, хотя случалось и такое, то во многих уголках земного шара зрело убеждение в настоятельной необходимости поза­ботиться о коллеге-мореплавателе. Потому-то навигацион­ные знаки и имеют такую долгую историю и зачастую не без политической подоплеки.

Классическим примером является в этом отношении о-в Фарос, где был установлен маяк, который в то время именовался не иначе, как одно из семи чудес света. Фундамент его сохранился и по сей день; позднее, правда, на нем был возведен монастырь. Александр Македон­ский основал город в 331 г. до н. э. Его придворный ар­хитектор, некий Деймократ с Родоса, был, по всей види­мости, умелым градостроителем. Как с технической, так и экономической точек зрения его творение заслуживало наивысших похвал. Новая гавань лежала на западной стороне дельты Нила, и ей, стало быть, не грозило обмеление. Ожидания эти, кстати, полностью оправдались. Порт процветал: здесь пересекались торговые пути двух тогдашних частей света.

Нелепо спорить сейчас о том, какая роль отводилась башне изначально: должна ли была она служить нави­гационным знаком или же просто являть собой символ города. Как бы то ни было, Фарос стал навигационным знаком. В 295 г. до н. э. Сострат выстроил из белого мра­мора башню высотой 160 м. Перемычка соединяла ее с о-вом Фарос, а тот в свою очередь был связан с сушей дамбой длиной 1300 м. В двух местах ее прорвало; там были наведены мосты. На песках, намытых по обе ее стороны, стоит сегодняшняя Александрия. Вопреки быту­ющим кое-где романтическим представлениям огней на башне не было. Лишь в 940 г. н. э. на ней установили источник света с отражателем. Так же как и Колосс Ро­досский, воздвигнутый в 290 г. до н. э. и простоявший только 56 лет, пока его не разрушило землетрясение, как и венецианская колокольня Кампале, Фаросская башня была дневным навигационным знаком. Устанавли­вать на ней огни было бессмысленно: корабли входили в гавань и покидали ее лишь при свете дня. И вообще суда плавали по возможности только днем и даже тогда шли только параллельно берегу. Потому-то приметные, бросающиеся в глаза береговые знаки и играли такую важную роль. Таким знаком служила наверняка и Ос-тийская башня. Фундамент ее заложили, утопив судно, на котором был доставлен обелиск из Египта, как пишет в жизнеописании императора Клавдия его биограф Светоний Транквилл. Он, кстати, отмечает, что Остийская башня была скопирована с Фаросской, и упоминает о том, что по ночам суда ориентировались по ее огням. Однако плавание в открытом море ночью получило рас­пространение лишь после того, как человеку стал извес­тен компас - его изобрели около 1300 г.

Историю появления светомаяков на Севере Европы проследить сложно, ибо огонь на берегу по причинам религиозным или из соображений чисто практических разводили еще во времена язычества. Почему бы и нет - может, такой огонь и бывал ориентиром для суд­на, которое где-то ждали. Не только бакены и буи, но подчас и стационарные башни с горящим наверху огнем можно было встретить в XII в. во многих местах побе­режья Северного моря. На башне огонь разжигался в очаге, на бакене - в железной корзинке. Такие корзин­ки водружали на деревянные конструкции вплоть до XVIII в.

У нас часто бывает довольно искаженное представле-ние об интенсивности древнего судоходства. Она была значительно ниже той, которую мы рисуем себе в вооб­ражении, оживляя в памяти виденные когда-то изобра­жения богатых городов прошлого. Начнем с того, что долгое время существовало только отечественное судо­ходство - его-то и полагалось опекать. Вплоть до XV в. на Везере и Эльбе едва ли можно было увидеть крупный чужеземный корабль. Из Западной Европы в Балтику, ходили вокруг Ютландии, минуя Немецкий залив. В гол­ландских портах почти не знали, как выглядит побе­режье между Эмсом и Эльбой и тамошнее княжество Шлезвиг-Гольштейн. Гамбуржцы и бременцы ходили в Амстердам, Антверпен и в Англию, водя свои корабли вдоль побережья. Там стояли их береговые знаки, в ко­торых они отлично разбирались. В морских навигацион­ных знаках попросту не было нужды.

Позднее чужеземные суда стали-таки захаживать в Бремен и в Гамбург. Именно они, а не свои, германские, корабли послужили поводом к расстановке навигацион­ных знаков. Пришельцам, впрочем, последние были зна­комы, ибо встречались и у них на родине. В ту пору на германском побережье Балтики эти знаки были уже не в диковинку. Как свидетельствует самый старый из до­шедших до наших дней таможенных списков, в 1369 г. из Гамбурга ушло всего 598 судов. До 1630 г. число их ни разу не переваливало за 2 тыс., а в Бремене и того меньше.

Кроме упомянутого уже маяка на о-ве Нойверк, ста­рейшими на германском побережье являются маяк, уста­новленный в 1306 г. под Штральзундом, на южной око­нечности о-ва Хиддензе, и башня у Травемюнде, соору­женная примерно в то же время. Уже в XIII в. огонь горел на башнях в Нью-Порте на Изере и у Бриеля на р. Маас. До середины XIV в. зажигались огни маяков Остенде, Дюнкерка, Бланкенберга и Весткапелле на Бальхерене. Около 1550 г. между Дюнкерком и Тер-Шеллингом горело по меньшей мере 15 маячных огней.

Но светили они не всегда. В зимние месяцы судоход­ство замирало, а летние дни были длинными, и надолго зажигать маяки не требовалось. Делом этим - следить за поддержанием огня - занимался разный люд: одиноч­ки, отгородившиеся от всего мира, монахи, бедняки. В Германии за эту работу брались и женщины. Огонь зажигали по вечерам, а по утрам гасили. За важными для мореходов маяками - такими, как, например, на о-вах Гельголанд, Нойверк, Вангероге и Боркум, - сле­дили смотрители, имевшие помощников. За содержание гельголандского маяка платила Англия, маяка на Нойверке - Гамбург, тот, что горел на Вангероге, обычно содержал Бремен.

Последнее обстоятельство послужило причиной по­стройки стационарного маяка на острове, принадлежащем Ольденбургу. Маяк на Вангероге обветшал, и Бремен в 1585 г. обратился к графу Ольденбургскому с просьбой о ремонте. Граф, однако, заявил, что просьба-де не по ад­ресу. О-в Вангероге был территорией, по наследству перешедшей в ленное владение герцогов Брабантских, и стал, таким образом, вассалом испанского короля Филип­па II. Следовательно, Священной Римской империи гер­манской нации он больше не принадлежал. Получалось, что просьба Бремена на пользу империи не шла, а явля­лась - ни больше, ни меньше - ходатайством о содей­ствии судоходству в международном масштабе! В 1595 г. маяк, уже давно превратившийся в руины и служивший обитателям острова каменоломней, наконец рухнул. Это событие побудило все-таки графа начать сооружение но­вого маяка, который и был построен примерно в 1601 г. От финансовой поддержки Бремена граф Ольденбургский, впрочем, не отказался. В 1624 г. на верхушке маяка в Вангероге впервые зажгли огонь. Башня простояла около 300 лет, до тех пор, пока в 1914 г. ее не взорвали по соображениям военного характера, хотя острой необ­ходимости в этом не было. А в 1825 г. маяк устоял во время сильнейшего наводнения, вызванного штормом и уничтожившего деревню Вангероге; правда, фундамент маяка пришлось потом укрепить заново. Башня, которая стоит на том месте сейчас, сооружена по образу и подобию прежней, но навигационным знаком она больше не служит.

Заметим, кстати, что тогда, в XVI в., Везер не при­надлежал Бремену, а Эльба - Гамбургу, обе реки находились во владении императора, от которого, впро­чем, большого проку судоходству не было, отчего и Бремен, и Гамбург о фарватере заботились обычно сами.

Горючим материалом для огня, разводимого на мая­ках и бакенах, поначалу служило дерево, которое про­питывалось смолой. Позднее на смену кострам пришли фонари, в которые заливали растительное масло, а в Германии - иногда сурепное. Их свет усиливали метал­лические тарелки и зеркала. Так было, например, на маяках о-вов Хиддензе (1306 г.) и Уайт (1323 г.) и на маяке Травемюнде (1325 г.). Примерно в 300 г. н. э. по­явились сальные и восковые свечи. В 1158 г. свечи уста­новили на маяке, построенном на островке Мелория близ Ливорно. Начиная с XIII в. на Севере (и прежде всего в Англии) источником света на маяках служили открытые очаги, где жгли каменный уголь. Примерно к середине XVII в. уголь вытеснил свечи и в Германии. На Вангероге уголь горел уже в 1610 г., в 1677 г. - на Гельголанде (право на постройку этого маяка Гамбург получил от герцога Гольштейнского на четыре года раньше), в 1635 г. - на маяке Фальстербе. В XIX в. на маяки вновь вернулись лампы - теперь в них горело парафиновое масло и керосин. С 1805 г. стали исполь­зовать и светильный газ - сначала на маяках Англии, за­тем - с 1818 г. - в Триесте и с 1819 г.- в Нойвассере у Данцига (теперешнего Гданьска), где впервые в мире были применены рефлекторы. А в 1858 г. на маяке Саут-Форлэнд в Англии загорелась первая электрическая лампа. В последнее десятилетие прошлого века электрическое освещение пришло и на маяки Гер­мании.

Особые заслуги в деле усиления светового эффекта принадлежат французам: в 1765 г. Лавуазье успешно завершил свои опыты, на основе которых Тёлер сконст­руировал первый параболический рефлектор; в 1791 г. его водрузили на верхушке маяка. В 1810 г. такой отражатель с лампами Аргана установили на гельголандском маяке, а в 1814 г. - на Нойверке. С 1850 г. стала использоваться новая система, предложенная французом Френелем. Сегодня на всех маяках свет с помощью зеркал и линз особой шлифовки собирается в лучи. Огонь таких маяков виден с расстояния 50 км и более.

В наши дни только некоторые старые башенные мая­ки располагают точными сведениями о том, когда они перестали быть наземными знаками или оборонитель­ными вышками и стали использоваться в их теперешнем качестве. В 1153 г. еще горел огонь на упоминавшемся выше Фаросе. Его название превратилось у романских народов в имя нарицательное: во Франции маяки зовут­ся phare, в Испании и Италии - faro, в Португалии - pharo.

В 1644 г. на Нойверке соорудили площадку для сжи­гания древесного угля. С Вангерогского маяка фонарь светил с 1624 г. А в XVII в. на о-ве Нойверк рядом с маяком находилось работавшее на угле устройство пода­чи световых вспышек; с 1814 г. на башне был установ­лен источник постоянного света.

Вплоть до начала нашего столетия немалую роль на­ряду со светомаяками играли и береговые знаки. Таким вот знаком и одновременно своеобразной точкой отсчета для расстановки буев стал Имсумский маяк, построенный в 1218 г. на правом берегу в устье Везера. В 1878 г. его собирались снести. Тогда, чтобы он мог нести свою служ­бу и впредь, маяк купило бременское ведомство по уста­новке буев и бакенов. Башня возвышается на прежнем месте по сей день. На Эльбе известным береговым знаком была башня построенного в 1218 г. замка Ритценбюттель близ Куксхафена. Запрещено было прикасаться и к раз­валинам средневековой башни на о-ве Пельверм. На ис­ходе XIV в. во время одной из тогдашних междоусобиц была разрушена башня церкви Св. Николая на Вангероге - первый из береговых знаков в тех краях. Ее руины долго еще оставались ориентиром для мореплавателей, ибо вопрос о восстановлении опять явился предмет том распри между Бременом и графом Ольденбургским.

Так что установка береговых знаков (а позднее и уход за маяками) с давних пор была заботой портовых властей. Так, в 1576 г. Эмден выстроил маяк на о-ве Боркум. А когда появились плавучие маяки, то за­ниматься подбором соответствующего судна и команды должны были тоже сами порты. По окончании наполео­новских войн, в 1815 г., на Айдере осуществили наконец принятое еще в 1807 г. решение, установив в прибреж­ных водах первый в Германии плавучий маяк. В 1816 г« на свой пост в устье Эльбы встал плавучий маяк гамбургского порта. В 1818 г. первый такой маяк портовые власти Бремена направили в устье Везера, поблизости от Меллумской отмели. В 1840 г. неподалеку от Бременского бакена был установлен еще один. Его, однако, убрали, когда после длительных переговоров Бремен на­конец получил согласие Ольденбурга на постройку ста­ционарного маяка, который начал работать в 1856 г.

В Англии же обошлись без дипломатических сложно­стей. Во всем, что касалось навигационных знаков, даже если речь шла об установке буев, портовые власти ника­ких проблем такого рода не знали. В начале XVI в. там была основана Corporation of Trinity House, в задачу которой входило всяческое содействие судоходному делу. Сегодня эта организация обслуживает все навигационные знаки, расставленные на побережье и в устьях рек, конт­ролирует лоцманскую службу, принимает все необходи­мые меры по обеспечению безопасности судоходства - особое внимание уделяется спасательным службам - и оказывает материальную помощь морякам, если таковая необходима. Она работает в тесном контакте с Адми­ралтейством и Торговой палатой. Перечисленные выше функции ее сформировались не сразу. Еще в 1573 г. ей поручили оснастить прибрежные воды Англии навига­ционными знаками. Морские же буи, как отмечается в хро­никах самой корпорации, были расставлены только в 1684 г.

Примерно в то же время на побережье Германии уже функционировала специальная служба, ведавшая буями и бакенами. В Гамбурге уже в 1460 г. имелось судно, предназначенное для расстановки буев. В 1922 г. в Бре­мене за эту работу отвечал специально выделенный че­ловек - барзенмейстер. В ту пору он обслуживал 45 буев и 80 бакенов. Бакены, кстати, не являли собой привычных современному путешественнику деревянных постро­ек- это были просто шесты с заметным предметом на верхушке - чаще всего туда привязывали плетеный короб. В середине XVI в. в устье Везера имелось 16 буев, В 1533 г. здесь работал буеукладчик, судно со звучным именем «Три героя Давидовых» - одномачтовый шмак, вмещавший до 40 буев. Держали барзенмейстера и в Гамбурге, может быть, даже еще раньше, ибо, прежде чем ему вменили в обязанность следить за навигацион­ными знаками, он плавал по Эльбе на судне внушитель­ных размеров, следил за тем, чтобы не появлялось пиратство, и именовался генерал-капитаном. В Эмдене службу барзенмейстеров упразднили в начале XVII в. В Гамбурге это сделали в 1692 г., заменив ее адмирал­тейством. В Бремене же титул «барзенмейстер» существо­вал еще в 30-е годы нашего века.

Так называемый ключевой буй, который и поныне служит на Везере подходным, лежит здесь с 1664 г.; это один из старейших навигационных знаков северного по­бережья Европы. На нем и сейчас изображен отливаю­щий золотом ключ - символ Бремена. Поначалу он представлял собой полое конусообразное тело, сделанное из лишенного сучьев куска дуба и схваченное крепкими металлическими обручами. Такой же была конструкция и других буев. Прежде буи достигали трех метров в вы­соту и имели полутораметровый диаметр. К нижнему концу буя, находившемуся в воде, приделывалась 50-килограммовая железная болванка, на которой крепилась цепь. Якорем служил тяжелый камень: на Эмсе это был Бентаймов песчаник, на Везере - глыба, лежавшая у Обернкирхена, на Эльбе для этой цели использовали ва­луны.

Такие буи - форма их с течением времени меня­лась - были известны на германском побережье Север­ного моря начиная примерно с 1410 г. В XV в. на Эльбе и Везере их было всего по два на каждой реке. Спустя 100 лет их было соответственно 15 и 13, в прошлом веке - 59 и 53. Позднее их стали красить белой крас­кой. Первым начал Гамбург (в XVI в.), а потом и Бремен последовал его примеру. Позднее буи на Эльбе красили также в красный цвет. Хотя все эти искусные деревянные конструкции и были просмолены, все же срок их службы был невелик. Бременский муниципаль­ный аптекарь изобрел даже особое зелье «против мор­ских червей», но и оно не помогло. Сегодня на подход­ные буи нанесены вертикальные красные и белые поло­сы; на верхушке, как правило, укреплен красный шар. Имеют они и источник света с особым кодом.

По-своему освещены и лоцманские пароходы. Це­почка красных и белых ламп протянута по периметру всего судна. Несложно заметить лоцманские корабли и днем: на черном фоне борта резко выделяется название речного бассейна, а на грот-мачте развевается флаг.

Буи в отличие от плавучих маяков со стационарными маяками не конкурируют. Конечно, буи тоже требуют немалых расходов на обслуживающий персонал, уход за ними в большой степени зависит от погоды - но во мно­гих местах обойтись без них невозможно. Гигантские буи - до 12 м в диаметре - установлены у побережья США в зонах одностороннего движения. Для стационар­ных маяков там чересчур глубоко. Имеются такие буи и у английских берегов. Они снабжены дизельными агре­гатами, которые вырабатывают электрический ток. На­блюдение за ними ведут автоматы.

Сегодня при сооружении башен для маяков можно позволить себе значительно больше, чем в старые вре­мена. Так, сборка узлов, изготовленных из особо проч­ной стекловолокнистой пластмассы, в предварительном порядке осуществляется на суше. Монтировать их на месте помогает вертолет, который используется и для снабжения маяков, уже действующих. На маяке «Боль­шая Птичья отмель» - том, что стоит в устье Эльбы, - для этой цели с самого начала предусмотрели посадоч­ную площадку. Находит применение и опыт, накоплен­ный в Ирландии и Англии, где маяки снабжены противоприбойными укреплениями, вследствие чего подход к ним судов весьма затруднен. Собранный по крупицам опыт способствовал, в частности, тому, что стационарные маяки, возвышающиеся близ суши, - все они, кстати, принадлежат Западной Германии - были построены с очень небольшими площадками, огороженными каната­ми - так безопаснее для человека и механизмов. Ныне при выборе места и материала для сооружения нового маяка немалую пользу могут оказать результаты спе­циальных исследований, проведенных в Японии, Ирлан­дии, Канаде, Швеции и Дании.

Коль скоро мы заговорили об огнях на море, нельзя забывать и об огнях судовых. То, что позиционные фо­нари на левом борту - красные, а на правом - зеленые, факт, вероятно, общеизвестный. А вот то, как им пред­писано располагаться, знают наверняка далеко не все. Они должны светить под углом 90 вперед и 22,5° вбок на корму, освещая таким образом сектор с длиной дуги 112,5°. Белому кормовому фонарю надлежит светить в каждую сторону на 67,5°, фонарю на топе - на 112,5°, охватывая, стало быть, ту же площадь, что и оба - правый и левый - бортовых фонаря, вместе взятые. Судам, длина которых превышает 45,75 м, положено иметь на топе два огня, причем один должен распола­гаться как минимум на 4,75 м выше другого.

ЭТО ЖЕСТОКОЕ БЕРЕГОВОЕ ПРАВО

Как правило, плавание в открытом море чре­вато опасностями для судна куда меньше, нежели плава­ние вблизи берегов. Стоит только ему приблизиться к суше и ко входу в порт, как его начинают подстерегать мели, подводные камни, рифы и столкновения: движение здесь слишком оживленное. За исключением пожаров, которые случаются на судах в открытом море - они и на суше не редкость и, стало быть, не являются специфиче­ской «морской болезнью», - несчастных случаев вдали от берега происходит значительно меньше, чем в его пре­делах. (Так что, если кто-то, читая эти строки, вдруг за­горится желанием принести пользу судоходному делу, пусть обратит свой взор именно сюда: как помочь судам, приближающимся к берегу и входящим в гавань.) Боль­шую помощь в решении этих проблем оказывает судо­ходству Немецкий гидрографический институт в Гам­бурге. Он отвечает за составление морских карт, дает рекомендации, касающиеся судовых и прочих огней, ведет различные исследования, и часто его сотрудники приглашаются в качестве экспертов. Институт готовит также информацию для мореплавателей и службы, даю­щей прогноз относительно уровня воды.

В старину портовые власти не менее ретиво, чем сей­час, старались обеспечить максимальную безопасность судна на подступах к гавани. Заходившие в порт кораб­ли были по большей части отечественными, и если с ними что-то приключалось, то в накладе оставался не только их владелец (или владельцы), но и сам порт: суда были важным фактором его экономического развития. Порт существовал в значительной степени именно за счет своих, а не иностранных судов, которые заглядывали сюда редко; лишь в XVII-XVIII вв. они стали играть для порта роль столь же важную, что и суда отечествен­ные. Так что проблема безопасности судов была в пол­ном смысле сферой жизненных интересов порта.

Сегодняшний портовый город тоже печется о благе «прописанных» в нем судов, причем делает это даже тог­да, когда у него, кроме внешней торговли и судоходства, есть и другие источники дохода. Зато теперь городские власти проявляют куда большую активность в своих тру­дах обеспечить судам - своим и иностранным - возмож­ность безопасного плавания и максимум удобств в порту. В этом «повинна» отсутствовавшая ранее реклама. Вспом­ним: ведь не для своих, а как раз для чужеземных су­дов устанавливали буи на Эльбе и Везере. Германские мореходы и без того отлично ориентировались, а сами по себе городские власти вряд ли додумались бы рас­ставлять навигационные знаки для «чужаков».

Сегодня забота о безопасности плавания повсюду счи­тается компетенцией государства в целом, а не одного лишь портового города. Однако всякая инициатива - что и как надлежит сделать - в значительной мере исходит именно от него, ибо город - первое из всех заинтересо­ванных в этом деле лиц, обладающее к тому же изряд­ным опытом. А посему город-порт делает ту же работу, что и прежде, и делает ее не в силу унаследованной привычки, а по причинам вполне современным.

О привычке не стоит говорить и потому, что акценты в этом деле сегодня несколько сместились. В прежние времена один корабль, пусть даже самый маленький, благополучно возвратившийся в родную гавань, обога­щал свой родной город намного больше, чем это в со­стоянии сделать сегодня десять крупных пароходов, пере­возящих в сотни раз больше грузов. Однако сегодняшние пароходы в свою очередь более полезны для укрепления экономических связей города-порта с удаленными от моря районами страны, чем маленькое суденышко дале­ких лет. Есть и еще одно различие: сегодняшнему суд­ну угрожают только те опасности, которые вытекают из самой природы моря. Раньше же к ним добавлялись еще и те, что исходили от злонамеренных особ, покушавших­ся на корабли и жизнь членов команды. Жителям порто­вых городов зачастую приходилось бороться за безопас­ность судоходства с оружием в руках.

Подобного рода схватки вести было непросто: против­ник не всегда оказывался обычным морским разбойни­ком. Нередко в этой ипостаси выступал правящий князь или духовное лицо высокого ранга. И право, на которое они опирались, верша свои недобрые дела, называлось береговым правом.

Некогда только король - носитель верховной вла­сти - был вправе пользоваться берегом. Ему принадле­жало все, что прибивали к берегу морские волны. Слу­чись кораблекрушение, ему доставалось все, что осталось от судна, весь груз, который удавалось выловить, и все оставшиеся в живых члены команды. Человек, потерпев­ший кораблекрушение, был совершенно бесправен, ока­зывался вне закона. Такое своеобразное толкование пра­ва было обязано своим происхождением жизненному опыту давних, но далеко не лучших времен, гласивше­му, что всякий чужеземец, ступивший на берег, почти всегда делает это с враждебными намерениями. Орды норманнов, отправлявшиеся в военные морские походы, опустошали прибрежные земли и разоряли целые города, как это некогда случилось с Гамбургом - резиденцией архиепископа. В Средиземноморье же еще со времен финикийцев пиратством промышляли целые прибрежные провинции. Причем на протяжении нескольких веков пиратство состояло не только в нападении на плывущие корабли, но и в береговом разбое. Береговое право было контрмерой.

Во многих уголках земного шара пиратство существо­вало даже в XVIII в. А поскольку вездесущие суда разносили вести о разбойных нападениях по всему свету, то вполне объяснимо, отчего юридическое положение, согласно которому имущество, прибитое к берегу, есть добро бесхозное и должно принадлежать тому, кому принадлежит берег, прожило долгий век. В районе Сре­диземного моря, как, впрочем, и на некоторых других побережьях, оно даже оказалось связанным с последней волной работорговли, поднявшейся в XVIII в.

Начиная с XII в. в Северной Европе - наверняка под влиянием христианской религии - начала пробивать себе дорогу идея, гласившая, что человеку, волею судеб оказавшемуся на чужом берегу, следует даровать по крайней мере жизнь и свободу. Это, однако, еще долгое время не мешало именем короля требовать выкуп за по­терпевшего кораблекрушение - особенно там, где и вправду маячил немалый куш... Зачастую владелец при­брежных земель без долгих размышлений применял бе­реговое право по отношению к собственным подданным. Так же поступали и земельные князья, стоявшие на лестнице власти одной ступенькой ниже короля.

Начиная с XIII в. портовые города всех побережий стремились оградить свои суда от произвола берегового права. Средства для этой цели использовались разные: некоторые города опирались на собственную власть, другие пытались пробить в береговом праве «бреши», добившись привилегий, которые бы позволили как мини­мум исключить из сферы действия берегового права при­легающие к ним прибрежные зоны. На побережье Герма­нии против берегового права особенно энергично высту­пали Любек, Гамбург и Бремен. Купцы, торгующие с за­морскими странами, всеми возможными способами пыта­лись изменить старый юридический пассаж, идеальная основа которого - каждый ступающий на берег есть враг - давно себя изжила. Папа Римский был вынужден объявить «братоубийцей» всякого, кто осмеливался под­нять руку на потерпевшего кораблекрушение, пригрозив ослушникам отлучением от церкви. Папскому легату, прибывшему в Любек с официальным визитом, отцы го­рода жаловались, что «рыцари и прочий люд» занимают­ся прибрежным пиратством.

И если первый шаг, сделанный папой, касался жизни и свободы потерпевших кораблекрушение, то указ импе­ратора Фридриха II означал еще одно существенное продвижение вперед. Согласно этому указу от 1202 г., каждому человеку, потерпевшему кораблекрушение, над­лежало возвратить его имущество, независимо от того, являлся ли он добропорядочным христианином или чело­веком иной веры. С тех пор добро, попадавшее на берег, уже не считалось «ничьим», и теперь предстояло урегули­ровать лишь вопрос об оплате услуг того, кто спасал то­нувший - или утонувший - груз.

Но пока эта проблема вообще существовала, считать, что злу положен конец, было нельзя. Ибо за спасение груза вознаграждение полагалось, а вот за спасение лю­дей, терпящих бедствие, денег никто не платил. И отку­да их было взять, если потерпевший кораблекрушение зачастую лишался таким образом всяческих средств и обязанность платить своему спасителю неминуемо вверг­ла бы его в долговую кабалу. Следствием такого положе­ния вещей был тот печальный факт, что обитатели при­брежной полосы интерес проявляли только к грузу, но никак не к людям. Сидя на берегу, они невозмутимо на­блюдали за происходящим, с интересом взирая на то, как люди в море делали отчаянные попытки спастись, и пре­спокойно ждали, когда уляжется непогода, чтобы при­няться наконец за «отлов» груза.

Согласно береговому праву Гельголанда, треть спа­сенного груза поступала в земельную казну - но только в том случае, когда судно садилось на мель. Только то­гда гельголандцы могли выступать с какими-то притяза­ниями, а потому они без суеты дожидались нужного момента и затем только принимались за спасение груза и людей. Если случалось, что прежде чем судно сади­лось на мель, находившийся на его борту лоцман пытал­ся предотвратить аварию, то причитавшееся ему за тру­ды вознаграждение предписывалось отдавать в земель­ную казну. Мало того: на него еще налагали денежный штраф, карая таким образом за достойное выполнение профессионального долга, - чтобы впредь неповадно было...

О подобном случае в 1834 г. стало известно в Бреме­не, после чего бременские и гамбургские власти, объеди­нившись, заявили Гельголанду протест через своп кон­сульства в Лондоне.

Весьма преуспел в попытках придать береговому праву более высокий юридический статус Ганзейский союз: ему удалось ввести в свое морское право положения, оп­ределяющие величину платы за спасение груза. Тот, кто «отлавливал» груз с берега, мог претендовать на двадца­тую часть его стоимости; спасавший груз в открытом море - на одну четверть. Когда Ганза утратила былое влияние, земельные князья предпочли проигнорировать эти правила, которые, впрочем, кое-кто не принимал всерьез и раньше. Одним пз лиходеев был, между про­чим, бременский архиепископ, возжелавший однажды обогатиться, ограбив севшее на мель гамбургское судно и приказавший своим людям снять с него груз. По по­ручению папы несколько кардиналов признали его ви­новным в совершенном злодеянии; позднее его, вероятно, отлучили от церкви. Однако он и после продолжал чи­нить подобные безобразия. Гамбуржцы потребовали от папы возмещения убытков; последовало долгое разбира­тельство. Компенсацию они получили, а бывшему архие­пископу, проигравшему дело, пришлось подписать бума­гу, в коей он обязывался впредь подобный грабеж пресекать. В этой истории, случившейся во второй по­ловине XIV в., есть одно пикантное обстоятельство: Гамбург причислялся к пастве этого нерадивого пас­тыря.

В первые годы XVI в. бесчинства в прибрежных во­дах начались с новой силой. Предотвратить их Ганза была уже бессильна. В принятом ею судовом уложении (1641 г.), бывшем частью ее морского права, сказано следующее: «Ежели кому доведется найти груз с потер­певшего бедствие судна на берегу или в море, подгоняе­мый волнами к судну, и поднять этот груз из воды, то его следует передать в руки первого же должностного лица, которое встретится нашедшему груз, будь то в городе или в деревне, или же вручить его поверенным самого купца. Исполнившему сию работу причитается двадцатая часть груза, ежели тот был выловлен или найден. А ежели груз спасителем его был снят в откры­том море с рифа, то дать ему надобно часть четвертую... Ежели судно терпит бедствие на море, то шкипару, заме­тившему его, следует поначалу доставить на своей шлюп­ке на сушу людей, затем спасти такелаж и снасти, и уж! затем перевозчики могут спасать свой товар. Для этой цели шкиперу надлежит предоставить им свою шлюпку и людей за небольшое вознаграждение, как подскажут люди поопытней».

Ганзейский союз, как мы видим, сделал немало для того, чтобы превратить право грубой силы в нечто похо­жее на настоящее право. В интересах ганзейских портовых городов была и борьба с пиратством; на этом поприще особо отличился Гамбург. Но вот о должной безопасности сухопутных перевозок Ганза не беспокоилась, несмотря на то, что немалая часть ганзейских городов от моря была удалена и торговлю вела по суше. Понятно, что тут Ганза и не сумела бы сказать столь же веского слова, что и на море. Но все же взять на себя труд и провести серьезные переговоры на этот счет, хотя бы в рамках группы городов, она могла вполне. Тем не менее решение этих вопросов Ганза предпочла оставить на усмотрение своих городов.

Право, подобное действовавшему береговому праву, существовало и на суше. Развалившаяся телега достава­лась тому, кому принадлежала дорога. Изначально вла­дельцем всех дорог был король, позднее - земельные князья. Бороться с грабителями в буквальном смысле «с большой дороги» было потрудней, чем с иным пира­том на море: на суше этим нередко занимались благо­родные дворяне, готовые немедленно призвать на помощь •своих друзей-соседей. Не брезговали подобным промыс­лом и сами князья. Города, договариваясь между собой, регулярно выплачивали власть предержащему определен­ную мзду, за которую тот брал на себя заботы о безопасности дорог или как минимум обещал воздержи­ваться от грабежей сам. Таким образом он вроде бы давал городам возможность откупить его невесть откуда взявшееся право па дорожный разбой. В XV в. все это выглядело еще непригляднее, чем в XIV в. Право грабе­жа распространилось и на речное судоходство. Нетрудно -предположить, что немалая часть морских грузов, пере­возимых по рекам в глубь страны, попадала таким пу­тем в неправедные руки. Собрать сухопутное войско не было компетенцией Ганзы, а вот флотом она могла за­няться вполне, что и было сделано. Ганзейские военно-торговые суда (копи) разогнали морских разбойни­ков. В 1401 г. у Гельголанда был схвачен сначала Клаус Штёртебекер, а затем и Михаэль Гёдеке. Обоих вместе с сотоварищами обезглавили в Гамбурге в 1402 г.

С целью оградить торговые пути от недругов и гра­бителей создавались союзы, которые заключали между собой города доганзейской поры. Морские порты среди них имелись лишь в Вендском союзе: Любек, Киль, Висмар, Росток, Штральзунд. Когда были созданы. Вест­фальский и Саксонский союзы, то города, имеющие вы­ход к Северному морю и которые, казалось бы, должны были проявить интерес к безопасности дорог, соединяю­щих их с глубинкой, ни к одному из них не присоеди­нились. Мы имеем в виду Мюнстер, Оснабрюкк, Минден, Херфорд, Кесфельд и другие города, так или иначе связанные с морскими портами. В саксонский союз входили Люнеберг, Хальберштадт, Кведлинбург, Верниге-роде, Хельмштедт, Гослар, Хильдесхейм, Брауншвейг и Ганновер; возглавлял союз Брауншвейг. Большинство из этих городов позднее присоединилось к Ганзе, но функцию защиты сухопутных путей в Ганзейский союз они привнести не сумели.

Право на вознаграждение за спасение па море было записано в германский Торговый кодекс; и соблюдается оно по сей день, если спасательному буксиру удается доставить потерпевшее аварию судно в гавань. Ясность в береговое право, действовавшее в Германии, внесло государственное уложение о кораблекрушениях, принятое 17 мая 1874 г. В нем говорилось, что против воли шкн-пера к судну никому приближаться не дозволяется. А если команда судно уже покинула и есть возможность предпринять меры по его спасению, на это требуется со­гласие берегового инспектора.

В 1747 г. у берегов Пруссии сели на мель два бременских судна. Военно-административная палата Восточ­ной Фрисландии тут же потребовала от Бремена причи­тающуюся владельцу побережья долю корабельного груза. При этом немало удивленному городскому совету Бремена разъяснили, что претенденты опираются в дан­ном случае не на варварское право древних времен, а на уложение, восходящее к эпохе раздачи германским императором ленных владений, которым, дескать, и вос­пользовался ныне земельный князь, ибо на него возло­жена забота о побережье. Уложения этого, как утверж­дали господа с Восточно-Фризских островов, император­ский запрет, наложенный на береговое право, якобы не коснулся. Тремя годами раньше Восточная Фрисландия отошла к Пруссии. И вот теперь Пруссия, которая в 1728 г. отказалась от всех притязаний в духе берегового права, требовала компенсировать ей расходы на обеспе­чение мер безопасности в прибрежных водах! Бременские власти ответили, что до сих пор ни одной из таких «мер» они что-то не приметили: ни бакенов тебе, ни сиг­нальных огней. На том все и закончилось само по себе. Тем не менее этот спор показывает, что «законы и пра­ва могут передаваться по наследству, словно вечные бо­лезни». Портовые города несли это «унаследованное» бре­мя на протяжении многих веков. Вспомним-ка: Ганза вос­стала против берегового права всего-навсего 500 лет назад!

БЕДСТВИЕ НА МОРЕ

Вопросы берегового права были улажены. Теперь во многих точках земного шара - конечно же, в портовых городах - вызревала другая идея: надо при­дать отдельным попыткам спасения людей на море орга­низационную основу и поставить дело на широкую ногу. До сих пор эта проблема занимала соответствующие круги портовых городов из соображений чисто экономи­ческих. Теперь же всех занимали исключительно мотивы гуманные. Нужно было добиться, чтобы усилия, предпри­нимавшиеся в этой области, опирались на всеобщее осо­знание необходимости такой помощи. Никто и нигде не взывал к поддержке государства, хотя оно, кстати ска­зать, вполне могло бы предложить свои услуги и без определенных просьб, ибо в конечном итоге речь шла о безопасности людей на его территории. Что ни говори, а большинство аварий случается в пределах территори­альных вод.

Первые инициаторы благородного начинания стреми­лись создать широкую сеть добровольных обществ. Пер­вое общество спасения на водах было основано в Англии в 1789 г. Об этом стало известно всюду, и энтузиасты принялись изобретать способы спасения людей также у немецких берегов. По всем компетентным заключениям получалось, что ни одна подобная попытка не имеет смысла: прибрежные воды Германии не были достаточно глубокими, поэтому если с судами что-то и приключалось, то далеко в море, где людям уже не помочь. И все-таки идеалисты взялись за дело.

В небольшом портовом местечке Фегезак, прилегаю­щем к Бремену, преподаватель навигации Адольф Берм-поль написал в тамошний еженедельник анонимную статью, в которой ратовал за идею организованного спа­сательного дела. К нему присоединился адвокат Кульмей. Оба они обратились в бременскую Торговую палату, при­ведя в пример катастрофу, случившуюся с эмигрантским судном «Иоганна»: 8 ноября 1854 г., в шторм, корабль разбился у о-ва Спикерог; большинство его пассажиров погибло. Палата немедленно откликнулась на предложен­ную идею и разработала Устав межрегионального обще­ства спасания на водах. Одновременно идея пробивала себе дорогу в Гамбурге и Эмдене. Но в Эмдене некоему Бройзингу, человеку деятельному и своевольному, каза­лось, что дело движется слишком медленно. И несмотря на просьбы бременской палаты, призывавшей его не тор­мозить совместные действия в этой области, Бройзинг в 1861 г. основал первое германское общество спасения на водах, сокрушая призывы Бремена аргументами, в кото­рых фигурировали следующие факты: с 1854 по 1861 г. у берегов Германии потерпели аварию 76 судов, в резуль­тате чего погибло 118 человек. А посему, упорствовал Бройзинг, времени терять никак нельзя. Так в 1862 г. в Гамбурге, а годом позже - в Бремене были созданы спасательные общества; но мысль объединить усилия тем не менее забвению не предали. Тем временем подобные мелкие предприятия возникли и на Балтике. А это уже грозило свести всю идею на нет, обескровить ее разобще­нием сил, ибо мелкие общества не смогли бы долго нести все бремя забот, которых требовало нелегкое и благород­ное дело спасения людей. В борьбе за «сложение сил» особо отличился редактор из Бремена Арвид Эмингхаус. После целого ряда дипломатических ухищрений ему вопреки воле Вройзинга, исходившего из благих намерений, удалось 19 мая 1865 г. собрать в Киле общую конферен­цию всех заинтересованных лиц. На ней было учреждено Германское общество спасания потерпевших кораблекру­шение. (И по сию пору общество существует: его рези­денция находится в Гамбурге. Арсенал спасательных средств, находящихся в его распоряжении, считается одним из наиболее эффективных и современных в мире. За все время существования обществу удалось спасти бо­лее 30 тыс. человек, причем при обстоятельствах порой драматических, требовавших от моряков нередко виртуоз­ного мастерства и немалого мужества.)

Спасательные катера дислоцируются по всему побе­режью ФРГ. Со всеми координирующими службами под­держивается устойчивая радиосвязь: любая из них может связаться непосредственно с капитанами спасательных су­дов п постами наблюдения. Ежегодно 35 спасательных судов и катеров выходят в море в общей сложности 1200-1500 раз. В годовом же отчете в краткой и сухой форме дается описание наиболее сложных операций по спасению. Мало кто в состоянии представить, какого му­жества и каких усилий требует борьба за спасение жизни людей в открытом море. Но иногда «отчитываться» бывает некому. Так, после жестокого шторма, во время которого на спасение голландских рыбаков было послано судно «Адольф Бермполь» - названное так в честь того, кто по­ложил начало службе спасания на море, - на месте происшествия не было обнаружено пи спасателей, пи по­терпевших бедствие. Известно только, что последним уда­лось перебраться на борт спасателя. Само судно и одна шлюпка с него позднее нашлись - в открытом море: судно находилось на плаву, но вверх килем. Тщательное расследование не прояснило ситуации. События того дня навеки остались в тайне. Можно только предположить, что, после того как спасенные было рыбаки перебрались из шлюпок на борт спасательного судна, его накрыло громадной волной, смывшей всех, кто там находился. Конечно, все это так. Но позвольте, ведь катера непотоп­ляемы, возразит какой-нибудь скептик. К сожалению, данный случай лишний раз доказывает, что абсолютной гарантии успешного спасения людей на море не дают даже они.

Суда-спасатели имеют несколько помещений, разде­ленных водонепроницаемыми переборками. Это необходи­мо: даже неопрокидывающийся и непотопляемый спаса­тель может швырнуть волной на терпящее бедствие суд­но, и тогда повреждений ему не миновать. Двухслойная наружная обшивка должна быть максимально надежной. Даже при сильном волнении мощные двигатели обеспечи­вают судам-спасателям быстрый ход. А идти быстро нуж­но всегда, даже если речь идет о несчастном случае с простым спортивным суденышком, потому что средняя температура воды на Балтике и в Северном море не под­нимается выше 10° по Цельсию. В такой воде человеку более двух часов не продержаться.

После завершения спасательной операции шлюпку по кормовому слипу поднимают на борт судна. Так удобнее: маленькой шлюпкой удобнее маневрировать и к тому же опа значительно устойчивей. При тушении пожара сам спасатель может защититься от нагрева плотной водяной завесой. Установленное на нем противопожарное оборудо­вание способно подавать 580 м3 воды в час. На мачтовой платформе расположен гидромонитор с дальностью выбро­са воды 90 м. На борту спасателя имеются ц разнообраз­ные спасательные устройства. Если потерпевшее аварию судно невелико, то его просто буксируют в порт. Члены команды обучены также оказанию первой медицинской помощи. Они не только спасают людей в случае бедствия, но и перевозят на сушу больных и раненых с судов, со­вершающих обычное плавание, а кроме того, доставляют на борт врачей для оказания неотложной помощи и выполняют еще другие операции.

Германское общество спасания потерпевших корабле­крушение финансирует свою деятельность исключитель­но за счет пожертвований и членских взносов. Последние составляют 60% всего имеющегося в его распоряжении денежного фонда. Значительная часть средств поступает из континентальных районов страны - отрадное призна­ние этого поистине самоотверженного труда.

Аналогичные частные общества действуют в Англии, Франции, Нидерландах, Норвегии, Швеции, Финляндии, Исландии, Испании и Португалии. В Нидерландах и в Англии как-то раз создали комиссии, которым предстояло проверить, в каких условиях служба спасания на водах более соответствует своему назначению - будучи пред­приятием государственным или же частным? Обе комиссии пришли к выводу, что лучше оставить все как есть, т. е. в частных руках. Случалось, что в некоторых стра­нах подобные организации, находясь поначалу в государственном ведении, переходили затем к частным компани­ям. Но наоборот - такого случая еще не было ни разу. В одном из годовых отчетов Германского общества есть фраза: «Действий, связанных с риском для жизни, нельзя ни требовать, ни оплатить».

На этом фоне приводимый ниже факт кажется прямо-таки насмешкой: лишь в 1910 г., т. е. в то время, когда службы спасания на водах действовали во многих стра­нах по полвека и получили всеобщее признание, - тогда только нации, занимающиеся морским судоходством, до­говорились о необходимости положить конец пиратству! Касалось это и спасения судов. Только теперь было офи­циально признано, что судно, оставленное экипажем, не считается «ничьим» и им не может завладеть всякий, кому вздумается. Собственником судна остается его владелец - до тех пор пока оy сам не откажется от сво­их прав.

Нам уже приходилось упоминать о том, что спаса­тельные буксиры наперегонки устремляются к потерпев­шему аварию судну, едва только радист поймает сигнал бедствия. К этому моменту договора о спасании еще нет. Стремительный «бросок» спасательного буксира представ­ляет собой известный коммерческий риск, поскольку рас­стояние, которое буксирам надо преодолеть, чтобы доб­раться до места аварии, примерно одинаково: спасатель­ные базы, лежащие на основных судоходных магистралях, расположены довольно близко одна к другой. Неизбежная конкуренция гарантирует быстроту и качество работы. Здесь властвует принцип «Судно не спасено - платы за спасание нет». Пока буксир находится в путь или когда его команда только приступила к спасательным работам, компания, которой он принадлежит, владелец терпящего бедствие судна и страховщик коротко оговаривают важ­нейшие моменты, касающиеся хода спасательных работ. Но оказание помощи важнее переговоров. Поэтому в за­висимости от обстоятельств здесь действует «Lloyd's open form», что означает, что вопрос о сумме вознаграж­дения будет согласован позже. Стороны подчиняются ком­петентному решению арбитража Ллойда. Понятно, что в таких случаях дело с выплатой может затянуться на ме­сяцы, а то и на год-два. Для экипажа буксира, которому причитается часть денег, это не очень-то отрадно. Реше­ние о размерах вознаграждения правомочны принимать и компетентные органы портовых городов.

Нелегкая работа по оказанию помощи судам и зача­стую героическое спасение потерпевших кораблекруше­ние начинается по сигналу бедствия - радиосигналу «SOS». Одновременно с ним радист, если он еще в состоянии это сделать, передает координаты судна. Лю­бой другой радист, услыхавший этот сигнал, обязан немедленно прервать всякую работу и ждать, не последует ли дальнейших сообщений.

Объяснение тому, что за аббревиатуру представляют собой три буквы - «SOS», - пытались найти неодно­кратно. Так, однажды «набрели» на слова save our souls - «спасите наши души». На самом же деле речь идет вовсе не об аббревиатуре, а о совершенно произ­вольно выбранных и выстроенных в ряд буквах, которые, выстукиваемые морзянкой друг за другом: SOS - три коротких, три длинных, три коротких, - рождают тревож­ный, легко запоминающийся ритм. Под впечатлением ка­тастрофы, происшедшей со скоростным пароходом «Ти­таник», сигнал этот в 1912 году был признан междуна­родным сигналом бедствия.

МОРСКИЕ КАНАЛЫ

Говоря о техническом оснащении устьев и тех участков рек, по которым ходят морские суда - о них мы будем вести речь позже, - нельзя забывать и об обору­дуемых для судов морских каналах. Лишь с большой на­тяжкой можно утверждать, что они относятся к сфере интересов того или иного порта. И все же к феномену морского порта они относятся самым непосредственным образом. Поэтому именно портовые власти зачастую предъявляют самые энергичные требования к состоянию каналов. В первую очередь это касается одного из трех крупнейших морских каналов - того, что соединяет Северное море с Балтийским.

Эта трасса, связывающая два моря, как нельзя лучше подтверждает давнее наблюдение: между транспортными регионами существует взаимное тяготение. С обеих сторон находятся энтузиасты, жаждущие усовершенствовать, а то и проложить сызнова дорогу к соседу. Всякий раз, прослеживая историю того или иного проекта, обязатель­но обнаруживаешь две-три выдающихся личности, кото­рых можно назвать знаменосцами этой идеи. В истории канала между Северным и Балтийским морем точку от­счета отыскать непросто, ибо она уходит в глубь веков значительно дальше, нежели это донесли до нас сохра­нившиеся источники.

Балтика очень рано сделалась экономически важным регионом. Позднее деятельность Ганзы вознесла его на такие высоты, равных которым с тех пор ему достичь больше не удавалось. Такое бурное развитие торговли и манило купцов с Запада, в первую очередь многоопытных путешественников - купцов из Фрисландии, которые ве­ли торговлю со многими европейскими городами. Оставим в стороне вопрос, был ли в конце VII в. торговцам-фри­зам вообще знаком морской путь вокруг Ютландии, когда уже существовала связь Запада с прибалтийскими горо­дами. Во всяком случае, дорогу через «полуостров кимвров» по суше они освоили довольно быстро. По примеру торговых людей, ведших свои дела от Антверпена до Англии, фризы (да и другие народы этого региона) участ­вовали в экономической жизни Балтики. С западной сто­роны полуострова в устье рек входили на кораблях, с во­сточной - искали подходящие фьорды, проверяя, в каком случае разделяющий их путь по суше окажется наиболее коротким. Проникнуть на судне как можно дальше в глубь полуострова - вот как в то время стоял вопрос.

Расцвет Любека сделал его главой Гадзейского сою­за, главой, пользующимся непререкаемым авторитетом. Именно ему надлежало энергично выступать за установ­ление прочных контактов Прибалтики с другим крупным регионом, где участники этого союза занимали террито­рии вплоть до Рейна и Шельды и который поддерживал связи с Англией. Западным партнером Любека в этих на­мерениях был, естественно, Гамбург. Оба порта на протя­жении многих столетий придерживались единой страте­гии и достигли в тактике вершины своих устремлений: в 1895 г. между Северным и Балтийским морем был, наконец, прорыт канал, носивший тогда имя кайзера Виль­гельма.

Сегодня этот канал, называемый в международном обиходе Кильским, пропускает больше судов, чем Суэц­кий и Панамский каналы. В последнее время их число составляло в среднем 85 тыс. в год. Они шли под флагами 52 стран мира. Ежедневно по каналу проходит в среднем 250 судов. Движение не прекращается по нему ни днем, ни ночью. Нередко на канале находится одновременно до 100 судов, которые проходят его за 7-9 часов. Кильский канал принимает суда грузоподъемностью до 25 тыс. тонн.

Во времена Хаптхабу - порта в устье реки Шляй - Любека еще не существовало. Транспортная ось между востоком и западом проходила по рекам Шляй и Айдер. Непосредственно близ порта транспортные пути пересе­кались. В этом месте трассу, соединявшую Хаитхабу с населенными пунктами, именуемыми сегодня Грос-Райде, и с Холлингштедтом, перерезала так называемая «Воловья тропа» - дорога, тянувшаяся через весь полу­остров с севера на юг. Чтобы миновать болота, старая эта трасса уходила чуть-чуть к востоку и пролегала, таким образом, в 4 километрах от Хаитхабу. Это давало возмож­ность отправлять грузы, прибывающие в порт, дальше по «Воловьей тропе». Раскопки поведали нам, чем здесь тор­говали. С Востока везли пушнину, кожи, воск, янтарь; с Запада - сукно, стекло, керамику, вино. Летописец Адам Бременский, который с 1066 г. был в тех краях на­стоятелем собора, в своей «Истории Гамбургской церкви» пишет и о Хаитхабу, хотя никаких сведений времен рас­цвета гавани у него не было: «Корабли из порта отправ­лялись в земли славянские, в Швецию и в Замланд».

Тогда в этих широтах о сооружении каналов, вероят­но, еще не имели никакого представления. Да и пост­роить здесь канал было невозможно, ибо в противном случае пришлось бы преодолевать высокий - до 30 мет­ров - коренной берег. Но сама по себе идея - в один прекрасный день добраться на судне с одной стороны суши до другой - должна была возникнуть неизбежно и возникла рано, так же как и в древности на Коринфском перешейке.

Спустя 400 лет после заката Хаитхабу Любек был сильным, влиятельным портовым городом, мимо которого транспорт так просто пройти не мог. Он стягивал к себе торговые пути. Одним из них была соляная дорога из Люнебурга. Соль требовалась на берегах Балтики по­всюду - для засола сельди. В XIV в. Любек начал прояв­лять беспокойство: более дешевая морская соль, которой торговали в Висмаре, грозила составить ему конкуренцию. И чтобы упрочить свои позиции, любекские власти догово­рились с Люнебургом и взялись за сооружение канала. В период с 1391 по 1398 г. примерно там, где сегодня проходит искусственная водная трасса, связывающая Любек с Эльбой, был прорыт канал. Он пролегал между Любеком и Рейнфельдом, у Траве уходил к югу; далее его путь лежал мимо Мёлльна, и, наконец, выше Лауэн-бурга канал впадал в Эльбу. Крупные суда плавали по нему еще в XVII в. Примерно в середине XIX в. боль­шую часть перевозок взяла на себя железная дорога. В 1900 г. после пятивекового служения на благо судоход­ства маленькую водную трассу сменил капал Эльба - Любек. Итак, портовый город Любек стал отцом канала, соединившего два моря.

Гамбургский порт, конечно, предпочел бы, чтобы ка­нал располагался поближе к городу. Его интересы не совпадали с интересами Люнебурга. Поэтому с его сторо­ны последовало предложение: соединить оба портовых города каналом, использовав реки Альстер и Весте. В 1448 г. эту идею обсуждали, но никакого решения не приняли. Проект извлекли на свет божий через 77 лет. На этот раз партнеры договорились и, объединив усилия, взялись за сооружение канала. В 1529 г. канал открыли. Однако против его эксплуатации выступили силы, мыс­лившие категориями, далекими от экономических сообра­жений. Землевладельцы не желали терпеть канал у себя под носом и постоянно чинили препоны перевозкам. И добились-таки своего, сведя движение ро каналу на нет. Лишь южный его участок, проложенный в долине Альстера, использовался для местных перевозок вплоть до прошлого века: по нему плавали маленькие суденыш­ки, возившие дерево, торф и стройматериалы.

По-прежнему важную роль играла сухопутная трасса, связывавшая Гамбург с Любеком. Ее значение даже воз­росло, несмотря на то что центр морской торговли давно переместился с Балтики в Атлантику и Северное море. Такая перемена явилась следствием открытия заокеан­ских земель и развернувшейся вслед за ним колониаль­ной политики стран, занимающихся морским судоходст­вом. Дорога, проложенная между обоими портами, была первой мощеной дорогой в Германии. Но вскоре одной ее стало не хватать, а планы постройки каналов между тем все еще оставались на бумаге.

От севера ожидать тоже было нечего, ибо налог, взи­маемый Данией с плывущих вокруг Ютландии судов за проход через пролив Зунд, составлял важный источник ее доходов. И все же в один прекрасный день интересам казны пришлось отступить на второй план. В 1773 г. Россия отказалась от своих прав на герцогство Готтроп, обретенных некогда за счет брака одного из членов цар­ской фамилии. Дания сделалась единовластной хозяйкой в Шлезвиг-Гольштейне и была вынуждена позаботиться о благоденствии порта Киль. Сначала королевская комис­сия из военных инженеров предложила прокопать канал между Эккернфёрде и Фрндрихштадтом. Но он обошелся бы слишком дорого, и проект отвергли. Государственные деятели, отстаивавшие необходимость взимания налога за проход через Зунд, еще раз взяли верх. В 1776 г. было принято решение о сооружении водной трассы, которая связала бы верховья Лидера с Кильским заливом. Строи­тельство продолжалось с 1777 до 1784 г. Внешние шлюзы будущего канала располагались с одной стороны у Хольтенау и у Рендсбурга - с другой. Водораздельным бьефом служило Флемхудское озеро, так что подача во­ды в канал проблемы не представляла. От Кильского за­лива до Северного моря судам предстояло пройтп 173 ки­лометра. Ширина водного горизонта канала составляла 28,7 м, ширина дна - 18 м, глубина - 3,45 м. В попереч­нике канал с такими параметрами превосходил построен­ный 120 лет спустя Средне-Германский канал. Но настоя­щим морским каналом он так и не стал, ибо был рассчи­тан на суда с осадкой до 2,8 м, что давно не отвечало требованиям судоходства. Первоначальный замысел реа­лизован не был.

Тем не менее Айдерский канал, как именовали его датчане, являлся тогда одной из наиболее значительных искусственных водных трасс на севере континента. Плыть по нему местами было сложно, и потому брать на борт лоцмана считалось обязательным. Кстати, упомянем об одном курьезе: сообщения от одной лоцманской станции на другую отправляли с почтовыми голубями.

Может статься, у какого-то крупного порта, такого, как Гамбург или Любек, и хватило бы авторитета, чтобы добиться сооружения канала с большими параметрами. Но трасса лежала чересчур далеко и от того, и от другого. Кроме того, как показала позднее озабоченность Копен­гагена постройкой этого канала, Дания не слишком-то была заинтересована в развитии обоих портов. В резуль­тате крупнотоннажным судам по-прежнему приходилось плавать опасным путем: через проливы Каттегат и Ска­геррак, хотя отрезок побережья, начиная от Рожкового рифа, расположенного близ Эсбьерга, до оконечности по­луострова Ютландия, являл сбою настоящее кладбище кораблей. На одной из морских карт, на которой обозна­чены все места, где суда садились на мель в 1858- 1887 гг., можно увидеть множество - так, что в глазах зарябит, - точек, каждая из которых - след разыграв­шейся на море драмы. Недаром за этим местом закре­пилось название Бухты скорби.

В конце концов дела Айдерского канала пошли и вов­се скверно: в 1857 г. налог за проход через Зунд отмени­ли, и теперь, конечно, был полный смысл идти через про­лив, а не протискиваться по крохотному каналу или подыскивать для перевозки грузов небольшие, соответ­ствующие его параметрам суда. К тому же и сборы, взи­маемые за пользование каналом, стали бить по карману судовладельцев сильнее, чем прежде. После войны 1864 г. интерес Дании к каналу пропал сам собой; безотрадных итогов эксплуатации канала в последние годы не могли не видеть и в Киле, и трасса эта утратила свое значение раз и навсегда.

Но тут объявился новый подрядчик, сведущий к тому же в сооружении водных путей, - это была Прус­сия; нашелся и необходимый идеалист, взявшийся за ис­полнение проекта, - как показывает опыт, как без одного, так и без другого ни одно строительство транспортных трасс обойтись не может...

В 1878 г. гамбургский судовладелец Герман Дальштрём представил прусскому правительству записку «О до­ходности шлезвиг-голыптейнского судоходного канала». Ею заинтересовался сам канцлер Бисмарк, руководство­вавшийся, правда, соображениями не экономического, а стратегического порядка. С точки зрения прямо противо- ' иоложной Бисмарковой выступил генерал Мольтке. Его умозрительные доказательства базировались на позиции острова Гельголанд, бывшего во владении британской короны. Верх одержал все же Бисмарк. Последовало реше­ние о строительстве канала между Северным и Балтий­ским морями - имперский закон от 16 марта 1886 г. В его первом параграфе говорилось: «От устья Эльбы че­рез Рендсбург в Кильскую бухту... прокладывается ... морской судоходный канал для нужд германского военно­го флота». Что ж, нас это устраивает, наверняка подума­ли жители Гамбурга и Любека и уж тем более Киля.

Канал открылся в 1895 г. По площади поперечника - 413 м2 - он превосходил все искусственные водные трас­сы мира того времени: Суэцкий канал (304 м2), Манче­стерский канал (352 м2) и Амстердамский морской канал (366,5 м2).

Новая трасса сразу завоевала признание мореходов. По глубине осадки судов она равнялась проливу Зунд, а пролив Большой Бельт был хотя и глубже, но сложнее в навигационном плане. Довольно скоро интенсивность транспортного потока потребовала первой перестройки. В 1914 г. в Брунсбюттеле и Хольтенау завершилось соо­ружение новых шлюзов - крупнейших в мире. - Сегодня фарватер канала значительно превосходит по глубине пролив Зунд, но уступает проходящей через Большой Бельт «морской трассе № 1».

Канал между Эльбой и Траве, сооруженный через пять лет, оказался для Гамбурга несколько в тени, подав­ленный авторитетом нового морского канала, который не только идеально удовлетворял существовавшую с незапа­мятных времен потребность в подобной трассе, но и от­крывал совершенно новые перспективы транспортных связей близлежащим морским портам. Но сегодня канал между Эльбой и Траве - его называют также каналом Эльба - Любек, - существенно расширенный, вновь высо­ко котируется среди водных трасс речного судоходства. Режим эксплуатации Кильского канала опирается на опыт многих десятилетий и постоянное техническое со­вершенствование. Продвижение каждого судна ведется в соответствии с графиком. Несмотря на то что капитан каждого судна обязан иметь на борту лоцмана, состояще­го на государственной службе, судно находится под по­стоянным дистанционным наблюдением. Диспетчерская поддерживает с ним телефонную связь в ультракоротко­волновом диапазоне. На двенадцати разъездах сидят на­блюдатели, которые сообщают в находящиеся у каждого входа в канал диспетчерские информацию о местополо­жении судов.

Нередко приходится слышать вопрос о целесообразно­сти шлюзов, построенных у обоих входов в канал; ведь при той огромной транспортной нагрузке, которую он ис­пытывает, шлюзы являются причиной дополнительных задержек и могут привести к транспортной пробке. Но нет, без шлюзов не обойтись. Правда, водный горизонт канала примерно соответствует среднему уровню моря, так что судам, заходящим в шлюзы, не приходится ни подниматься, ни опускаться. Но водная поверхность шлю­зов непосредственно связана с открытым морем, она, соб­ственно, является его частью, и нельзя допустить, чтобы происходящие в море колебания уровня воды, вызванные приливом и отливом, передавались на канал: во-первых, потому, что территория вокруг канала кое-где лежит ниже его горизонта и в случае затопления соленая вода окажет губительное влияние на почву. Вторая причина состоит в том, что уровень воды в Северном и Балтииском морях неодинаков, и, не будь шлюзов, на канале царило бы постоянное волнение, создающее угрозу безопасности судов. На Эльбе колебания уровня воды в среднем составляют 2,8 м, однако при штормовых приливах они доходят до 8,4 м. Водный горизонт Балтики может подниматься в пределах 2,3 - 3,0 м над средним уровнем.

К числу тех, кто пользуется услугами канала, не нуждаясь при этом в соблюдении правил движения, относятся... косяки сельдей. Каждый год они устремляются к своим нерестилищам в призычные уголки моря. Они про­скальзывают через шлюзы так, будто им преподали правила движения на воде. И откуда им только известно, что шлюз не ведет в тупик и что через 160 километров пути они вновь попадут в открытое море?

Мы уже высказали сомнения относительно того, слы­хали ли в те стародавние времена фрисландские купцы о сооружении каналов. Не исключено, что сведения о на­мерении Карла Великого заменить дорогу, проложенную от Майна до Дуная (сейчас там прорыт канал), водной трассой дошли и до них. Работы над «fossa carolina» (королевским каналом) велись уже в 793 г., и не грех снять шляпу перед неведомыми нам инженерами коро­ля - императором он тогда еще не был, - избравшими тот же путь, по которому канал проложен сегодня. Ну, а о проектах, существовавших далеко на юге и на востоке, фризы уж точно знать не могли.

Настоящим магнитом для тех, кого в Древней Греции занимала техника, был Коринфский перешеек. Около 600 г. до н. э. правитель Коринфа Периандр задумал про­рыть сквозь него канал. Это было оправданно и с точки зрения торговых перевозок, и в плане ведения морской войны. А пока перевозка грузов представляла изрядные трудности; еще сложнее обстояло дело с перетаскивани­ем судов по катковому пути. Из затеи Периандра так ни­чего и не вышло. Тремястами годами позже идею подхва­тил Деметрий Македонский по прозвищу Полиоркет. Безрезультатными были попытки и Цезаря, а затем Ка­лигулы. И все-таки строить канал начали - по приказу столь часто поносимого молвой Нерона. Нынешний канал был сооружен лишь 1800 лет спустя. Он не только впе­чатляет как произведение гидротехнического искусства - он тревожит память, побуждая ее вспомнить, каких толь­ко попыток не предпринималось на этом месте, скольких людей замучили и извели тут во время работ над знаме­нитым Дполкосом - трелевочным волоком с деревянны­ми рельсами, по которому тащили суда. Два тысячеле­тия велась здесь тяжелейшая из работ. В 217 г. до н. э. Филипп Македонский переправил так через перешеек часть своего флота; использование волока прослеживает­ся по историческим документам вплоть до 1150 г. н. э. Еще один перешеек, который, правда, таковым не считался, около 1300 г. до н. э. «пробил» насквозь египет­ский фараон Рамзес II Великий. С Суэцким заливом соединили правый рукав нильской дельты; при этом были использованы Горькие озера - так же, как это делается на канале сегодня. Реальную угрозу гидротехническому творению создавали ил, который несли с собой нильские паводки, и песчаные наносы. За сохранение канала боро­лись вновь и вновь. Греческий географ Страбон утверж­дает, будто видел канал, заполненный водой. Плутарх пи­шет, что Клеопатра, проиграв битву у мыса Акций, пыталась укрыть остатки своего флота, уведя его в канал, но не смогла осуществить своего намерения из-за недостатка воды. По каналу еще в 648 г. н. э. ходили арабские зер­новозы. Тому факту, что трасса эта столь долго остава­лась судоходной, в немалой степени способствовала заин­тересованность в ней александрийского порта.

Документы двух тысячелетий свидетельствуют о мно­гочисленных попытках сделать доступным для судоход­ства перешеек Кра - самую узкую часть полуострова Малакка. Для этого потребовалось бы прорыть капал дли­ною в 46 километров, «выбрав» в самых высоких местах 76 метров грунта. Этот проект и по сей день считается столь значительным, что в 1946 г. Таиланд был вынуж­ден заверить Англию в том, что без ее согласия строи­тельства канала он не допустит. В 1971-1972 гг. амери­канские инженеры, входящие в последнюю пэ сформиро­ванных в этой связи комиссий, предложили вести работы взрывным способом, используя ядерный заряд.

В истории Суэцкого канала не найти той последова­тельности, которая отличала сооружение трассы между Северным морем и Балтикой. В течение целого тысячеле­тия не было сделано ни одной новой попытки. Возможно, поугас интерес со стороны порта, а может, его авторите­та в экономических сферах было недостаточно, чтобы «пробить» подобный проект. Отрицательно сказалось на­верняка и известное заблуждение, будто уровень Красно­го моря выше уровня Средиземного и строительство кана­ла приведет к тому, что весь Египет окажется под водой. Именно к такому заключению пришла комиссия, сформи­рованная в 1798 г. Наполеоном Бонапартом. По ее рас­четам, разница в уровне водных горизонтов морей рав­нялась якобы 10 м. Наполеону вздумалось восстановить канал после того, как приближенные обратили его внима­ние на остатки старой водной трассы. Он был заинтересован в прокладке кратчайшего морского пути в Индию - для борьбы с ненавистными англичанами. Кстати, когда позднее канал был построен, то служил он преимущест­венно интересам Англии.

В те времена намерение Наполеона, сумей он его осуществить, могло бы повлиять на развитие большого чис­ла морских портов. В критический для экономики Европы период осуществление его укрепило бы позиции всего средиземноморского региона, ибо на исходе XVIII в. торговый мир еще не был готов к транзитным морским перевозкам, которые после открытия Суэцкого канала пошли из Англии и с северо-западной части континента. Тогда гавани Средиземноморья получили бы важное пре­имущество и выиграли бы за счет канала куда больше, чем полстолетия спустя. Но и сегодня почти 30% перево­зимых по каналу грузов отправляют и получают страны, портам которых по их местоположению прямо-таки на роду написано пользоваться этим каналом. В первую оче­редь это Италия, Румыния и Греция.

Примерно в середине века, отказавшись от утопи­ческого проекта трехсотмильного канала, которому пред­стояло пересечь Нил по виадуку, за дело вновь приня­лись всерьез. Австриец Негрелли разработал проект, который затем был осуществлен под руководством француза Лессежа. В 1858 г., за год до начала строительства, Негрелли умер. Согласно его проекту, канал был полно­стью отведен от Нила; строительство предусматривалось вести севернее Суэца. Сооружение канала длилось 10 лет. 17 ноября 1869 г. водная трасса, ставшая сенсацией мирового масштаба, была открыта - к этому времени морской флот был наилучшим образом готов к ее эксп­луатации: началось победное шествие паровых судов. Парусникам пришлось бы на канале туго: здесь, осо­бенно в Суэцком проливе, частенько наступает полный штиль.

Копать канал можно было без шлюзов: штормовых приливов здесь не бывает, смены приливов и отливов - тоже и, кроме того, уровень воды поддерживается за счет обоих Горьких озер. Проект Негрелли полностью оправ­дался. Лессеж не был инженером, но являлся превосход­ным организатором, менеджером, умевшим раздобывать деньги, находить выходы из затруднительных положений и заинтересовывать нужных людей и авторитетные организации. Когда строительство завершилось, Лессежа вознесли на вершины славы. Позднее вопреки предостереже­ниям своего сына он очертя голову ринулся в авантюру с Панамским каналом - и потерпел фиаско, столкнувшись с неслыханными трудностями. Его низвергли с высот и даже вынесли ему приговор в судебном порядке. Но этого смятенный старик, вероятно, уже не пережил.

Есть легендарный предшественник и у Панамского канала. Им был канал Распадура. Когда Александр Гум­больдт еще молодым человеком путешествовал по Цент­ральной Америке, ему рассказывали, что когда-то какао возили на лодках из Эквадора в Картахену. Водный путь, гласила молва, вел от Тихого океана вверх по реке Сан-Хуан, затем по прорытому каналу, от него вниз через Распадуру и дальше по реке Атрато в Карибское море.

Здесь и в самом деле конкурировали два проекта. Один, за который выступал морской флот США, преду­сматривал строительство канала на территории Никара­гуа. Таково было официальное предложение американских представителей на конгрессе в Париже, который, однако, вынес решение в пользу Панамы. Поначалу задуманное предприятие с треском провалилось - из-за недостаточ­ной подготовленности, незнания местных условий, неточ­ных расчетов, приведших к финансовому краху, и преж­де всего из-за чудовищных потерь, вызванных малярией и желтой лихорадкой. Погибло более 20 тыс. человек, среди них много французов. Работы, начатые в 1880 г., в том же году были приостановлены, 1,2 млрд. франков были выброшены на ветер. В 1904 г., когда возбудитель болез­ни был выявлен и рассадники эпидемий - болота - осу­шены, работу продолжили американцы. В 1915 г. канал был открыт. Своего стратегического значения он не утра­тил и сегодня. Суэцкий канал на его фоне поблек, а Кильский вроде бы и вовсе перестал существовать.

Панамский канал изменил позиции американских пор­тов, расположенных на тихоокеанском побережье, в их пользу. Они смогли теперь подключиться к линейным пе­ревозкам Атлантики и приобрели, таким образом, новые рынки. Из примерно 160 млн. т грузов, которые ежегод­но перевозятся по каналу, основная часть приходится на сообщение между восточным побережьем США и портами Азии. Через канал идут суда, направляющиеся с восточ­ного побережья США в порты западного побережья Южной Америки, с западного побережья США - в Евро­пу, на восточные берега Южной Америки, в порты Афри­ки, на восточное побережье Канады и в Австралию.

Небезынтересно и то обстоятельство, что канал в опре­деленной мере стал конкурентом сухопутного транспорта. На его долю приходится значительный объем грузообо­рота между портами западного и восточного побережий: перевозка по железным и автодорогам сокращает путь, но обходится намного дороже.

Все три крупных канала, о которых мы ведем речь, едва ли можно друг с другом сравнивать: слишком уж различна роль каждого из них в мировой системе пере­возок. Разница в параметрах, как свидетельствуют цифры, не столь уж и велика. К тому же, разумеется, и тот, и другой, и третий постоянно совершенствуются и расши­ряются. В США подумывают о втором, бесшлюзовом ка­нале, проект которого американский президент предста­вил на рассмотрение конгресса сразу после войны. Соору­жение его в ближайшее время, очевидно, маловероятно. Суэцкий канал требуется значительно расширить. А со­всем крупные суда не в состоянии принять ни одна из трех искусственных трасс. Собственно, к этому и не стоит стремиться, принимая во внимание естественные гра­ницы, установленные природой. Суда становятся все более быстроходными - выигрыш во времени, который дает Кильский канал, сокращается, большой экономии средств пользование им не дает, но зато канал гарантирует судну удобное и безопасное плавание. Панамский же канал со­кращает расстояние настолько, что тут вполне можно позволить себе улечься ночью часов на семь поспать, до­жидаясь, пока подойдет очередь заходить в шлюз. Из трех каналов Кильский пропускает больше всего судов, Суэцкий - самый глубокий, а по Панамскому перевозит­ся максимальное количество грузов. Длина Суэцкого ка­нала - 161 км, из которых на протяжении 135 км суда могут следовать лишь строго один за другим. Кильский канал имеет в длину 98 км, Панамский - 68. Пусть лю­бители выискивать «самое-самое» решают, какой же из трех все-таки «самый большой». Впрочем, одно из раз­личий явно не в пользу немецкого канала. Его содержа­ние и реконструкция должны оплачиваться из федераль­ного бюджета, в то время как Суэцкий и Панамский ка­налы устанавливают размеры своих сборов, ориентируясь исключительно на экономическую ситуацию, а потому не­достатка в средствах не испытывают.

Разные порты по-разному заинтересованы в существо­вании морских каналов. Вопрос этот заслуживает специ­ального изучения, которому здесь не место. Благода­ря Кильскому каналу Гамбург, например, сделался круп­нейшим портом Балтийского моря. Канал, соединяющий расположенные на севере США озера Эри и Онтарио, превратил в морские порты несколько экономически очень сильных речных портов. Для примера назовем Дулут, Чикаго, Толедо и Кливленд. В 1899 г. канал был оборудован просторными шлюзами. 24 апреля 1901 г. из Чикаго в Гамбург отправился первый пароход. Канал приспосабливался к океанским судам вплоть до начала 30-х годов.

Амстердам шесть раз расширял Североморский канал, эксплуатация которого началась в 1876 г. И каждый раз новые шлюзы по своим размерам значительно опережали требования времени: голландцев вообще отличает завид­ный размах в строительстве водных сооружений.

Капал между Гентом и Тернойзепом принимает суда грузоподъемностью до 50 тыс. т. Старый Гент, который наряду с Брюгге был некогда одним из самых могучих хозяйственных столпов Европы, сделался благодаря ка­налу морским портом. Правильнее даже сказать - сде­лался вновь, ибо когда-то маленьким морским судам до­плыть до Гента было нетрудно. На территории, прилегаю­щей к Тернойзену, разместились промышленные пред­приятия.

Можно отыскать множество примеров того, как ис­кусственные судоходные трассы приводили к расцвету, а иногда и к упадку морских портов. Все их перечислить невозможно, так же как невозможно поведать о морских портах все до конца.

СУДНО ФОРМИРУЕТ ОБЛИК ПОРТА

Наконец наше судно прибыло в порт. Что же теперь? Подыскивать место стоянки? Нет, ему вовсе по нужно самому заниматься этим. Другие уже все сделали. Направление к месту стоянки оказалось последним из всех предписаний, которым судно руководствовалось при подходе к порту. Предписания были самые различные: четкие распоряжения портовой администрации, предписа­ния сигнальных огней, которыми обозначен входной фар" ватер, указания лоцмана, находящегося па борту судна, сообщения метеорологической службы, оповещения о движении других судов, переговоры с судовыми маклера­ми и судоходной компанией, предписания таможенной и карантинной служб. Короче говоря, бесконечный поток информации, но информации очень и очень нужной.

При всем этом речь идет здесь отнюдь не о жестких предписаниях, или, скажем, о выговоре капитану судна, а о рекомендациях, облегчающих управление кораблем в сложной обстановке: не следует забывать о том, что ко­рабль всегда желанный гость в порту. Порт говорит «Добро пожаловать» любому судну независимо от того, флаг какой страны развевается на его мачте, собирается ли оно оставить свой груз в порту и взять на борт новый или провести кое-какие ремонтные работы. Морской порт не знает врагов, но и не предоставляет никому особых привилегий. Порт - крупное сооружение, и он в состоя­нии предоставить в исключительное пользование отечест­венной судоходной компании часть причальной стенки. Но это вовсе не привилегия, поскольку зачастую при этом на арендатора возлагаются разнообразные обязательства, которые иностранная компания, пожалуй, и не взяла бы на себя.

ОБОЮДНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ

Впрочем, этот долгожданный гость порта, нахо­дящийся в центре всеобщего внимания, весьма взыскате­лен. Мы уже имеем представление о том, где и как бу­дет обрабатываться судно и что для этого уже сделано. Но притязания гостя идут еще дальше, и они могут иметь принципиальное значение для «хозяина» - порта.

Существует принцип, которого неуклонно придержива­ются судоходные компании и портовики и который, слов­но народная мудрость, передается из поколения в поко­ление: «Судно формирует облик порта». Пожалуй, так оно и есть. Но с ним происходит то же самое, что с Дру­гими практическими выводами, превратившимися в общее правило. С этим принципом не везде и всегда можно со­гласиться. К тому же нельзя считать его вечным, посте­пенно он утрачивает свое значение.

В самом деле, строители портов и портовая админист­рация на протяжении многих десятилетий - в старых портах на протяжении уже около 150 лет, а в новых - со дня их постройки - руководствовались теми требова­ниями, которые судно предъявляло к портовым сооруже­ниям. Разумеется, при этом и речи никогда не было - и нет - о конкретных требованиях того или иного судо­владельца. Может быть, изредка так и случалось. Но в основном на практике это выглядело так: специалисты наблюдали за тем, что происходило в порту, и делали от­сюда соответствующие выводы. Работники причалов, ин­женеры-строители, представители навигационной службы администрации порта обсуждали все возникавшие про­блемы как между собой, так и с теми, кто приводит суда в порт. Более того, в расчет систематически брались на­блюдения работников судостроительных верфей, посколь­ку им в первую очередь приходилось учитывать в про­цессе своего труда тот опыт, который накапливался в практике морского судоходства.

Так постепенно в единое целое, создававшее облик порта, сводились отдельные его элементы и детали: здесь следует изменить конструкцию подъемного крана, заодно увеличив вылет стрелы, а там необходимо рекон­струировать причальную стенку с таким расчетом, чтобы она позволяла принимать суда, у которых корпус ниже ватерлинии был немного шире, чем на уровне бортов. Без убедительного примера здесь не обойтись. На рубеже двух веков пакгаузы в Бремене строились так, чтобы в одной или двух из его многочисленных секций мог разме­ститься весь груз среднего по размерам судна. 30 лет спустя двух секции для этого было уже совершенно недо­статочно, они стали малы по сравнению с объемом грузов доставляемых современным судном. Поэтому нужно было менять весь режим работы. При возведении новых пак­гаузов данное обстоятельство уже принималось во внима­ние. При сооружении новых акваторий и строительстве шлюзов надо было предвидеть увеличение осадки и дли­ны судов. В наши дни при определении радиуса кривиз­ны отдельных участков канала или реки, а также при прокладке фарватеров, ведущих в порт или из порта, дли­на судна играет даже большую роль, чем его осадка. Именно таким образом процесс- дальнейшей специализа­ции морского судоходства находит свое отражение в спе­циализации портового хозяйства.

Существует множество причин, которые не только обусловили появление этого правила в прошлом, но и оп­равдывают его нынешнее существование. Разумеется, суд­но влияет на процесс формирования порта, но не только оно одно. Очевидно, что нельзя приуменьшить значение рассматриваемого нами принципа тем, что порты в Се­верной Европе существуют уже 1000 лет, а на побережье Средиземного моря даже 3000 лет - в то время, как суда стали активно воздействовать на формирование портов всего каких-нибудь 100-150 лет назад, т. е. тем, что про­шло слишком мало времени, чтобы можно было говорить здесь о весьма показательном явлении.

Подобное мнение ошибочно. Но можно утверждать, что в те давние времена корабль практически не оказывал никакого влияния на порт; впрочем, с полным основани­ем можно говорить и об обратном. Люди укрепляли при­чал в порту, а это в большинстве случаев был берег ка­кой-нибудь реки, в меру своих сил и возможностей. Если и существовали в то время средства, облегчавшие труд по обработке грузов, доставленных кораблем или передаваемых на него, то это были простейшие подъемные механизмы, которые обычно использовались в строительстве. Порт не приспосабливался к кораблю, как и корабль не подлаживался под порт. Единственное, что бралось в рас­чет при постройке корабля, это были его мореходные ка­чества. Корабелов вовсе не интересовало, удобно или не­удобно будет добираться в порту до грузов, размещаемых на судне, которое им предстояло построить.

Появление в прошлом веке железной дороги означало революцию в сухопутном транспорте. Она поставила си­стему внутреннего речного судоходства в такие условия, когда потребовалось создать портовое хозяйство на спе­циально отводимой территории. Нечто похожее проис­ходит и в наши дни: крупные морские порты, остающие­ся центрами речного судоходства, нуждаются в расшире­нии своей территории. Бурное строительство железных дорог в стране привело к тому, что гужевой транспорт перестал играть важную роль в дальних перевозках гру­зов. Впрочем, от его использования еще не отказались. Во внутригородских перевозках даже в 30-е годы в пор­ту можно было повстречать телеги, груженные различ­ными ящиками, тюками хлопка и шерсти, бочками с та­баком. Кроме того, строительство железных дорог не могло не оказывать влияния на формирование облика морского порта. Возникли своеобразные железнодорож­ные порты. И дело вовсе не только в том, что в порту теперь появилось большое количество железнодорожных путей, прежде ему неизвестных. Отныне общую картину порта нельзя было представить без железнодорожных то­варных станций и ремонтных мастерских, без локомотив­ных депо и прочих сооружений, необходимых железной Дороге. Именно в такие порты и превратились Бремен и Антверпен. Внутренний водный транспорт повсюду вы­нужден был уступить свои позиции железной дороге. Более или менее важное значение он еще сохранял в мор­ских портах, расположенных в устье Рейна, например в Гамбурге.

Итак, тенденции развития портового хозяйства имели вполне определенные последствия и для морского судна: необходимы были меры, которые бы повышали согласо­ванность работы первого и второго, Теперь уже ритм ра­боты судна определял то количество железнодорожных путей, которые надлежало прокладывать на причалах, ту площадь территории, которая была необходима для пря­мой перевалки грузов с судна в железнодорожные ваго­ны и наоборот. Предприятия, находившиеся во внутрен­них районах страны, как, впрочем, и в самом портовом городе, использовали предоставлявшуюся им теперь воз­можность гораздо быстрее получать свои грузы по железной дороге, чем прежде: на перевозку гужевым транс­портом требовались многие дни и даже недели. А отныне можно было давать распоряжение поставщику об отгруз­ке товара в указанный в контракте адрес и использовать порт - с чем, кстати, мы сталкиваемся и теперь - в ка­честве склада для краткосрочного хранения грузов. Сле­довательно, на территории морского порта нужно было строить общественные складские помещения (пакгаузы), а ведь прежде импортер вывозил прибывшие морем грузы в город, где размещал их на собственных складских пло­щадях.

Таким образом, в порту происходили важные переме­ны. И их «виновником» были отнюдь не судоходные ком­пании, которые хотели бы видеть портовое хозяйство бо­лее приспособленным к нуждам судоходства. Непосредст­венное отношение к портовому хозяйству имели очень многие, и все они предъявляли к порту свои, только им присущие требования. Само появление пароходов оказало на формирование облика порта не столь уж большое влияние, как думали раньше. В первые десятилетия свое­го существования суда, использовавшие силу пара, по своей грузовместимости были сродни крупным парусни­кам. В 70-е годы прошлого века одно такое судно перево­зило в среднем не более 1500 т груза, что было, кстати, под силу и парусным судам. Четырехмачтовики могли брать до 3000-4000 т груза на борт и при хорошем ветре идти со скоростью, превышавшей 10 миль в час. Кроме того, постройка парусника обходилась много дешевле, чем постройка парового судна, и по этой причине они в тече­ние долгого времени - пока не были созданы более совер­шенные паровые машины - успешно конкурировали с пароходами. Только в 1886 г. построенное в Бремене па­ровое судно впервые по общему водоизмещению превзо­шло полнопарусное грузовое судно с тремя или четырьмя мачтами. Разумеется, здесь не берутся во внимание бар­ки, бриги и прочие виды парусных судов. Валовая вмести­мость 117 паровых судов составляла в тот период 115,8 тыс. регистровых т, а 87 полнопарусных судов лишь немного меньше - 114 тыс.

Гораздо ощутимее для дальнейшего развития порта оказалось увеличение размеров морского судна. Нужно было сооружать более глубоководные и более крупные по своим размерам порты, оснащать более производитель­ным оборудованием хозяйство порта и повышать его про­пускную способность. Начиная с 20-х годов XX в. свои требования к портовому хозяйству стал предъявлять и автомобильный транспорт, роль которого в жизни пор­та существенно возросла.

Широкого размаха перевозки массовых грузов морем достигли только после окончания второй мировой войны. До этого же облик универсальных портов определялся штучным грузом. На рубеже двух веков прошла первая волна увеличения размеров морских судов. Средняя вало­вая вместимость линейного судна составляла в то время 5,0-6,0 тыс. регистровых т. Таким оно оставалось и в пе­риод между двумя мировыми войнами. Затем этот сред­ний показатель вырос до 8,0-9,0 тыс. т. В наши дни он уже равен 12,0-15,0 тыс. регистровых т. Но если при­нять во внимание тот срок, в течение которого произо­шло подобное увеличение среднего водоизмещения суд­на - 80 лет, - и те темпы, которыми уже в наши дни увеличивались масштабы перевозок массовых грузов автомобильным и воздушным транспортом, то окажется, что это развитие было весьма и весьма умеренным. Размеры судна, перевозящего штучные грузы, не могут расти скачкообразно и безгранично. Дело здесь в том, что с их ростом уменьшаются возможности полной загрузки судна, эксплуатируемого в рамках линейного судоходства. В контейнерных перевозках действуют уже другие зако­номерности. Сейчас, как и прежде, грузовому судну, осу­ществляющему перевозки по определенной линии, необхо­димо, чтобы порт постоянно выдерживал - с высокой степенью точности - сроки и качество обработки (пере­валки) его грузов. Это вызвано необходимостью обеспе­чить, с одной стороны, высокую экономичность, а с дру­гой - международную конкурентоспособность эксплуата­ции судна.

Дальше мы еще покажем, что немецкие порты, и прежде всего ганзейские города, постоянно прилагали немалые усилия и приносили определенные жертвы ради того, чтобы поддерживать в хорошем состоянии свое пор­товое хозяйство. После первой мировой войны в соответ­ствии с положениями конституции все водные пути отдельных земель перешли в собственность германского государства. По государственному договору это положение вступало в силу с 1 апреля 1921 г. Правительства при­брежных земель выражали озабоченность по поводу того, сможет ли государство обеспечить те же, если не боль­шие, качество и частоту судоходства по этим водным путям. Впрочем, их вполне устраивали общие положения итого договора, предписывавшие принятие таких мер, ко­торые бы обеспечивали «поддержание регулярных между­народных морских перевозок грузов». Минувшие с тех пор 60 лет показали, что даже такого весьма расплывча­того определения оказалось вполне достаточно. Государ­ство строго соблюдало и соблюдает свои договорные обязательства. Невыполнение этих положений договора означало бы неминуемую гибель для многих портов, и прежде всего для Бремена.

В наши дни, когда близки к исчерпанию технические возможности строительства, реконструкции и совершен­ствования водных путей, значение этих положений дого­вора падает. Ведь русло реки нельзя углублять до бес­конечности, так как если река недостаточно полноводна, то с углублением русла понижается и уровень воды в реке. В итоге человек ничего не выигрывает. Именно так обстоит дело в нижнем течении Везера, на одном из важ­ных морских путей, где ведутся самые интенсивные работы по углублению и расширению фарватеров. Если вопреки всем ожиданиям объем международных перевозок грузов существенно возрастет, государство уже по этой одной причине не сможет выполнить лежащих на нем обязательств, и, следовательно, нельзя будет предъяв­лять соответствующих требований к порту. Это означало бы одновременно, что с тех пор судно никак не может влиять на формирование облика порта. Но вряд ли дело дойдет здесь до подобного рода юридических каверз, поскольку размеры линейных судов, перевозящих штуч­ные грузы, вне всякого сомнения, не выйдут за разумные пределы.

Вместе с тем и порт вынужден был в своих собствен­ных интересах ориентироваться на систему регулярных морских перевозок. И что касается увеличивающейся осадки судов, то с этой точки зрения порт еще может в течение длительного времени не проявлять особого бес­покойства: ничто не мешает ему углубить акваторию. Разумеется, при определенных обстоятельствах ему нуж­но будет здорово «раскошелиться», чтобы поставить но­вые набережные стенки, ибо просто углубить существую­щие невозможно. Не следует забывать и о том, что в прошлом ни один из портов не упускал возможности тем или иным образом приноровиться к потребностям ли­нейного судоходства.

При более близком знакомстве с портовым хозяйством и судном оказывается, что имеется еще целый ряд об­стоятельств, ограничивающих действие принципа: «судно формирует облик порта».

Как свидетельствует, например, жизненный опыт, во­все не судно является главной причиной, обусловливаю­щей появление порта. Главное здесь - потребность на­родного хозяйства, экономики страны. В противном слу­чае некоторые порты возникли бы там, где это было бы удобнее всего для корабля. Сказанное в равной мере распространяется и на суда, перевозящие массовые гру­зы. Именно хозяйство, а не транспорт, явилось причиной того, что не найти ни одного порта, построенного для приемки и отправки штучных грузов, который не обра­батывал также и массовые грузы, и что некоторые пор­ты, специально предназначенные для обработки массовых грузов, несмотря на все усилия, а также на помощь, оказываемую со стороны государства, не в состоянии паладить у себя должную приемку и отправку штучных грузов. В последние 30 лет во многих портах, рассчитан­ных на перевалку массовых грузов (в том числе и запад­ногерманских), предпринимались попытки что-то сделать в этом отношении. Однако все они остались безуспешны­ми. И то, что судно с этой точки зрения не смогло ока­зать никакого влияния на хозяйство порта, отнюдь не объясняется недостатками судоходства.

Несомненно то, что построить новый порт в удобном для морских судов месте - дело вполне возможное. Но чтобы это строительство оправдало себя, необходимо при­нимать во внимание не только сам факт подобной строй­ки, но вероятность выполнения ряда условий, связанных с тем, что сооружение порта ведется здесь, а не в другом месте: наличие соответствующих путей сообщения и средств обработки грузов в порту, возможно, даже засе­ленность данного места, но и, конечно, бесперебойный поток грузов, которые предстоит обрабатывать в порту. До сих пор подобные порты - чисто внешне они пред­ставляют собой единообразную картину морского соору­жения, крайне бедного механизмами и оборудованием, - возникали там и постольку, где и поскольку нельзя было в длительной перспективе обеспечить систематические отгрузки массовых грузов морем.

История свидетельствует также о том, что универсаль­ные порты могли возникать только в сфере влияния эко­номически развитых городов. Глубина фарватера, пожа­луй, тоже оказывала определенное влияние. Но последнее зависело от того, проводил ли город работы по совершен­ствованию всего портового, хозяйства, по углублению и расширению фарватеров, соединявших открытое море с акваторией порта, или оставлял все это на произвол судьбы, поскольку сам город приходил в упадок. Для того чтобы порт не ограничивался строго определенным кругом специфических грузовых перевозок, его территория долж­на стать тем местом, где концентрируются экономические интересы торговли и промышленности, тем местом, кото­рое поддерживает тесные связи с экономически развиты­ми внутренними районами страны. Вот, например, ни Киль, ни Эмден, ни, наконец, Вильгельмсхафен не пре­вратились в универсальные порты. Да они и не станут ими, хотя их роль в другом отношении также значитель­на и глубина фарватера создает для этого необходимые условия.

Знакомство с контейнерными перевозками позволило нам убедиться, что сам груз в состоянии оказывать влия­ние на формирование облика судна и тем самым стиму­лировать появление в портовом хозяйстве нового обору­дования и новых механизмов. В меньшей степени оказы­вают аналогичное воздействие контрейлерные перевозки грузов (с помощью плечевых тягачей или самоходных шасси). Лихтеровозам достаточно просто спокойной акватории, поэтому их эксплуатация практически никак не сказывается на облике порта. Правда, плавающий кон­тейнер (лихтер) предопределяет форму судна, у которого, однако, нет никаких специфических требований к орга­низации портового хозяйства.

В середине 50-х годов началось строительство крупнотоннажных сухогрузов. Здесь влияние груза непосредст­венно сказалось на общей конструкции судна - увеличе­ние высоты (глубины) трюмов, отказ от твиндеков и грузового такелажа. Но не только размеры судна вынуж­дали осуществлять перевалку грузов за пределами порта (Европорт в Роттердаме, порты Амстердама, Бремерхафена, Брунсбюттеля). Этого требовал и сам груз, для сорти­ровки и хранения которого уже требовалась территория намного больше предоставляемой портом. Во многих ме­стах, куда направляются грузы, входные фарватеры на­столько глубоки, что крупный сухогруз может поднимать­ся по ним далеко вверх по реке, т. е. ближе к внутренним районам. И все же они разгружаются в низовьях.

МОРСКОЙ ГИГАНТ И ПОРТ

Читателю наверняка приходилось иметь дело с неправильными, зачастую просто глупыми речевыми обо­ротами и понятиями. К их числу можно отнести и следующее понятие: «растущие средние размеры морского судна». Эта премудрость, появившаяся на свет в резуль­тате простейших арифметических действий, не может дать ничего полезного специалисту-практику, будь то предста­витель портовой администрации, инженер-строитель, под руководством которого рождается судно, возникает порт или проводятся работы в акватории порта, специалист в области городского строительства или транспорта. Когда прибегают к подобным речевым оборотам, создается впе­чатление, что хотят вычислить средние размеры домашне­го животного, свалив при том в одну кучу обитателей курятников, свинарников и коровников. Для универсальных и большинства специализированных портов не имеет никакого значения, какого водоизмещения достигли нефтетанкеры - 250 тыс. или 500 тыс. т-дедвейт, какую осад­ку должны иметь крупные современные сухогрузы, «балкеры» или «навалочники».

Наличие относительно небольшого числа крупнотон­нажных судов в мире приводит к завышению междуна­родных статистических данных о средних размерах суд­на. По целому ряду таких стран, как, например, Япония, завышенными оказываются также данные национальной статистики. С этой точки зрения Либерия не является исключением. Другие типы судов по темпам роста свое. размеров существенно отстают, поскольку здесь проявляются другие тенденции развития техники мореплаванья. За каких-нибудь 10 лет (начиная с 1950 г.) удельный вес - по тоннажу - крупных нефтеналивных судов балкеров в мировом морском тоннаже вырос с 25 до 61%. В 1950 г. валовая вместимость судов мирового танкерного флота составляла всего 17,2 млн. регистровых т, а к 1976 г. оно достигло уже 175 млн. регистровых т. На фоне этого гигантского скачка изменения, происходящие с обычными судами, кажутся совсем незначительными Однако для мирового морского судоходства в целом суда-колоссы играют намного меньшую роль, чем самые обыч­ные труженики моря. Но кем-то была брошена, а затем и подхвачена эта отнюдь не умная фраза о «растущих сред­них размерах судна». И все же она не была для портовиков тем поводом, который позволял бы им добровольно «уйти из жизни», поскольку было бы безнадежным делом поддерживать столь же высокие темпы изменений в портовом хозяйстве.

К тому же часто (к месту и не к месту) упоминаемая нефть совсем не то, что сухой груз. Было бы неправильно утверждать, что нефть явилась причиной появления морских гигантов. Равным образом ошибочными можно на­звать и представления некоторых людей, напуганных всем этим, о том, что если нефть будет расходоваться очень экономно, то танкеры-великаны исчезнут сами собой.

Не следует забывать, что на протяжении многих деся­тилетий та же самая нефть перевозилась в судах нормальных размеров и при этом нигде не возникало никаких затруднений ни с самой транспортировкой этого груза, ни с его перевалкой. И только причины экономического порядка, не имеющие к судоходству прямого отноше­ния, привели к появлению крупных и сверхкрупных тан­керов. Еще не известно, в каком направлении пошло бы развитие в этой области, если бы в 1956 г. не прекрати­лось движение судов по Суэцкому каналу. С навигаци­онной точки зрения - мы пока не говорим здесь о техни­ческих аспектах судостроения - подобное развитие весь­ма проблематично, поскольку со всеми этими колоссами приключается многое такое, чего не случается с другими судами. Мне пришлось не раз беседовать с опытнейшими лоцманами, которые отказывались вводить в порт танкеры водоизмещением 3000 тыс. т-дедвейт. Нет сомнения в том, что глобальные проблемы охраны окружающей при­родной среды вынудят регламентировать перевозки неф­ти па супертанкерах гораздо строже. Это всего лишь во­прос времени и заключения соответственной международ­ной конвенции: ведь определенные круги начинают понимать суть вопросов только тогда, когда они оказы­ваются перед необходимостью возмещать нанесенный по их вине ущерб.

Узы, связывавшие порт и крупный танкер прежде, в настоящее время практически распались. На первых по­рах целый ряд портов, поддерживавших танкерное судо­ходство и имевших на своей территории нефтехранили­ща п даже нефтеперерабатывающие заводы, пытались в какой-то степени учитывать тенденцию роста размеров нефтеналивных судов. Они углубляли и расширяли вод­ные фарватеры и акваторию гаваней, инвестируя значи­тельные средства. В связи с этим отдельные фирмы и компании, пользовавшиеся услугами порта, по-видимому, задавались вопросом о целесообразности расходования значительного объема общественных средств на одну-единственную отрасль хозяйственной деятельности, в то время как из-за нехватки денег не могут быть удовлетво­рены многочисленные другие пожелания и требования, с которыми постоянно имеешь дело в любом порту. Затем в расчет стали браться проблемы территориального раз­мещения промышленных предприятий, которые, как из­вестно, по своей значимости приравниваются - по мень­шей мере в рекламе - к проблемам, имеющим обществен­ный интерес. Но с тех пор, как появились магистральные нефтепроводы, данным обстоятельством уже нельзя больше обосновывать необходимость постройки супертан­керов. Перекачка нефти по трубопроводам позволяет со­оружать нефтеперерабатывающие заводы, а следовательно, и - хотя бы частично - предприятия нефтехимии в глубинных районах страны.

Политическая необходимость обеспечить снабжение национальной экономики нефтью породила тенденцию к концентрации перевозок нефти через ограниченный круг морских портов в интересах обеспечения эффективности затрат, связанных с расширением портовых хозяйств. Все это повлекло за собой активизацию соответствующих работ в портах Роттердама, Амстердама, Антверпена, Впльгельмсхафена. Разумеется, в тех портах, где уже имелись нефтеперерабатывающие заводы, они продолжа­ли играть свою роль. К примеру, в роттердамском районе Ботлек вырос крупнейший в мире нефтеперерабатываю­щий комплекс. Но вот наступил момент, когда следовало признать, что уже больше нельзя бездумно следовать за рискованными требованиями владельцев танкеров. В Рот­тердаме, правда, все должно остаться, как оно есть. В то же время нити трубопроводов связали Амстердам и Антверпен с внутренними районами континента.

Когда же и этот крупнейший порт с его величествен­ными фортами столкнулся с очевидным фактом невоз­можности дальнейшего роста, - а здесь предполагалось провести работы, которые позволили бы принимать нефтетанкеры водоизмещением 400 тыс. т-дедвейт, - появи­лись многочисленные планы создания островных гаваней по перевалке «черного золота». Речь идет здесь о созда­нии - путем намыва грунта - искусственных островов в открытом море недалеко от побережья или в непосредст­венной близости от судоходных фарватеров, а также о постройке искусственных плавучих островов. Пока такие проекты существуют, их еще не положили под сукно. Важно отметить, что там, где серьезно думают об их ре­ализации, думают не только и не столько о нефти, сколько о расширении существующей территории порта, поскольку его размеры, как правило, уже не соответствуют нуждам и потребностям судоходства.

Идея о сосредоточении обработки грузов, доставляе­мых очень крупными судами, всего в нескольких портах появилась на свет также и в связи с тем обстоятельством, что существенно ограничиваются навигационные возмож­ности их плавания. При этом дело здесь не только в су­доходных фарватерах, связывающих тот или иной порт с открытым морем. При осадке, достигающей 25-30 м, суда не могут идти курсом, пролегающим через пролив Па-де-Кале. Таким колоссам приходится сталкиваться с трудностями и во время плавания по Северному морю, и при прохождении многих морских проливов. Для них, в частности, закрыты такие проливы, как Зунд и Большой Бельт. Не имеют они возможности заходить в Гавр, рас­положенный в устье Сены, хотя это один из самых сов­ременных портов мира. Вот поэтому было решено в 20 км к северу от Гавра построить «искусственный» порт.

Новые причалы по перевалке грузов, получившие название «Антифер» и находящиеся в 4 км к югу от мыса Антифер, вступили в строй действующих 13 апреля 1976 г. Не исключено, что Бельгия и ФРГ проложат сюда нефтепроводы. Эксплуатация трубопроводного тран­спорта настолько оправдала себя - в том числе и в эко­номическом отношении, - что здесь даже не становится предметом обсуждения проблема дальнейшей транспор­тировки грузов мелкими или средними судами, проблема, решение которой играет исключительно важную роль во многих других случаях. Трубопроводы могут использо­ваться и для перекачки газообразных продуктов. Не да­лек тот день, когда в широких масштабах по ним станут транспортироваться и твердые продукты. Все это позво­ляет предполагать, что в Антифере будут обрабатываться и крупные сухогрузы. Но пока это только предположения. Во всяком случае, совершенно ясно другое, а именно, что тезис «судно формирует облик порта» в наши дни не вполне соответствует действительности.

Поскольку речь идет о крупных судах и тех больших требованиях, которые они предъявляют к портам, нельзя не сказать несколько слов и о небольших во своим раз­мерам, но исключительно полезных судах - о судах ка­ботажного плавания. Впрочем, понятие «каботажный» в данном случае не совсем точно. «Значить больше, чем может показаться на первый взгляд», - высказывание, приписываемое генералу Мольтке, вполне применимо к каботажным теплоходам. Они в отличие от кораблей про­шлого не ограничиваются прибрежным плаванием и ме­стными перевозками грузов. Радиус плавания у них до­вольно значителен. Каботажные суда перевозят практи­чески все виды грузов, включая контейнеры, и зачастую курсируют между определенными портами. Этим они на­поминают транспортные суда, совершающие регулярные рейсы по расписанию. И тем не менее они не предъяв­ляют никаких специфических требований к портам. В своей «скромности» они сродни лихтеровозам. Им не нужны ни специальные причалы, ни какие-то особенные портовые механизмы. Почему же в них так заинтересован порт? Ну, во-первых, потому что они совершают регуляр­ные рейсы и перевозят, как правило, небольшие партии грузов, неприемлемые для крупных судов. Во-вторых, по той простой причине, что они представляют собой удобное средство доставки в порт грузов, предна­значенных для трансатлантических перевозок, а также переброски прибывших в порт грузов в конечные пункты назначения, иными словами, в другие - зачастую менее значительные - порты. Линии каботажного плавания связывают западногерманские порты почти с 2000 пунк­тов, лежащих на побережье Северного, Балтийского и Средиземного морей, на атлантическом побережье Евро­пы. Эти суда охотно принимают в родных портах также и потому, что на них еще сохранилось многое от прежних обычаев. Капитан такого судна является одновременно и его владельцем, а в команду, как правило, набираются те, кто родом из порта приписки или его ближайших окрест­ностей.

Разговоры о том, что отныне не следует беспрекослов­но подчиняться диктату собственников судоходных ком­паний, вызваны как раз появлением крупных и сверх­крупных судов. Танкеры-колоссы приносят им боль­шую - по сравнению с нефтеналивными судами нормаль­ных размеров - прибыль. С закрытием Суэцкого канала наступил период выжидания: все были озабочены тем, что последует за этим закрытием. Когда растаяли по­следние надежды на скорое возобновление судоходства по каналу, пришло время приноравливаться к новым условиям. Этот период верфи использовали для того, чтобы, создав новый тип судов, получить возможность удовлетворить потребности судоходных компаний, зани­мавшихся перевозкой нефти. И вот первые супертанкеры вышли в плавание, их путь пролегал на этот раз вокруг южной оконечности Африки. Накапливался первый опыт использования морских гигантов.

Положительный ответ верфей на вопрос о возможно­сти постройки супертанкеров открыл перед владельцами судоходных компаний заманчивые перспективы. С уве­личением размеров судна снижались расходы, связанные с перевозкой на нем нефти и нефтепродуктов. Затраты па содержание его экипажа увеличивались очень незначи­тельно. Они распределялись теперь на большую стои­мость перевозимого груза. С увеличением размеров неф­теналивного судна существенно уменьшалась стоимость его постройки в расчете на одну тонну грузовместимо­сти. Постройка танкера водоизмещением 90 тыс. т-дедвейт обходилась уже на 20% дешевле спуска на воду танкера водоизмещением 50 тыс. т-дедвейт. Если наливной груз перевозить на танкере водоизмещением 540 тыс., а не 250 тыс. т-дедвейт, транспортные издержки окажутся на 22% ниже.

В 1966 г. был построен первый в мире танкер водоиз­мещением более 200 тыс. т-дедвейт. Им стало японское судно «Идемицу-мару» (206 тыс. т.) Всего два года спустя установлен новый рекорд: водоизмещение танкера «Юни-верс Айрлэнд» составило 326 тыс. т-дедвейт. В 1972 г. в плавание вышел «Ниссеки-мару» (372 тыс. т.) И опять рекорд продержался всего два года: судострои­тельные верфи спустили на воду два морских колосса, водоизмещение которых превысило 400 тыс. т-дедвейт, - «Глобтик Токио» и «Глобтик Лондон» (по 478 тыс. т). За ними последовал в 1977 г. «Батиллус» (540 тыс. т). На 1979 г. крупнейшим судном был танкер «Пьер Гийом» (550 тыс. т), плававший под французским флагом. Расчеты показывают, что перевозка нефти супертанкера­ми по маршруту, огибающему мыс Доброй Надежды, обойдется дешевле ее транспортировки нефтеналивными судами водоизмещением 250 тыс. т-дедвейт через Суэцкий канал (с учетом сборов за проход судна). Как свиде­тельствует практика, подобные расчеты транспортных из­держек играют существенную роль при организации мор­ских перевозок массовых грузов. Объясняется это тем, что соотношение между стоимостью 1 т перевозимого груза - массового или штучного - и фрахтовыми расходами скла­дывается в пользу второго: стоимость одной тонны мас­сового груза ниже средней стоимости единицы штучного груза.

Обратим внимание читателя еще на одно обстоятель­ство. В своем стремлении выполнить все пожелания судо­ходных компаний судостроители вынуждены не только создавать такие судовые конструкции, которые удовлет­воряли бы чрезвычайно высоким требованиям, предъявля­емым к мореходным качествам морских гигантов, в пер­вую очередь к остойчивости и управляемости судна, но и за счет собственных средств строить стапели соответст­вующих размеров. При этом судостроительные фирмы никак не могут рассчитывать на то, что эти судострои­тельные мощности окажутся полностью загруженными на протяжении многих лет. Правда на тех же стапелях мож­но спускать на воду и суда нормальных размеров. Но в этом случае возникает опасность того, что возрастут зат­раты, имеющие непосредственное отношение к постройке судна. Что касается портов, то у них в этом отношении по­ложение хуже. Для того, чтобы иметь возможность при­нимать у себя сверхкрупные суда, порт должен проложить сверхглубокие входные и выходные фарватеры и построить соответствующие гавани с причалами. Ни в том, ни в другом не заинтересованы остальные суда, заходящие в| данный порт. А их число намного больше, и потому они представляют для порта больший интерес. К тому же все это потребует громадных средств, которые могли бы пойти на финансирование других столь нужных для портового хозяйства мероприятий. При реализации столь крупных строительных программ наряду с финансовыми возникают проблемы и другого порядка. Речь идет о том, что все эти работы наносят заметный ущерб организму устья реки. Возникают сложные проблемы с наземными сооружениями и транспортными коммуникациями, по­скольку они уже никак не соответствуют ритму работы порта. Доставляемая на супертанкерах нефть нуждается в нефтехранилищах и трубопроводах. Обработка других массовых грузов - перевалка, складирование, храпение, перемещение и т. д. - требует отведения на эти цели крупных по своей площади земельных участков, что край­не нежелательно в условиях высокой стоимости земли на ограниченной территории порта. О проблемах передвижения крупных судов на подходе к порту и в самом пор­ту мы уже рассказывали. Одним словом, такого рода судно остается для организма порта значительной поме­хой, своего рода опасным чужеродным телом: те требова­ния, которые оно предъявляет к портовому хозяйству, представляются необоснованно завышенными в сравне­нии с вкладом, вносимым им в экономику грузовых пере­возок.

Для выявления тенденций дальнейшего использова­ния крупных судов свои усилия объединили, образовав совместную комиссию, две заинтересованные организации ФРГ -«Хафенбаутехнише гезельшафт» и «Шифбаутех-нише гезельшафт». Задача этой комиссии - попытаться найти согласованные решения, которые бы отвечали об­щим интересам. Подавляющее число судоходных компа­ний, по-видимому, поддержат эти усилия.

Соответствующий толчок, правда невольный, дали сами крупные танкеры. В будущем речь пойдет о том, чтобы оценивать интересы всех сторон, так или иначе участвующих в деятельности порта, и соответствующим образом согласовывать их между собой. Традиционное преимущество имели интересы судоходных компаний, в основном совпадавшие с интересами грузоотправителей (промышленности, торговли, транспорта, потребителей). Теперь же предстоит учитывать самые разнообразные интересы портов, государственных организаций и органов местного самоуправления, населения прибрежных райо­нов, а также интересы обеспечения безопасности плавания других судов, охраны окружающей среды, сохранности заповедных зон, предотвращения загрязнения морей и рек и т. д. и т. п.

Здесь важно иметь в виду то, что в прошлом уже наблюдались тенденции широкого использования крупных и сверхкрупных судов. Оно носило к тому же более сенсационный характер и по своим масштабам превос­ходило то, с чем нам приходится иметь дело сейчас, когда воды морей и океанов бороздят супертанкеры и крупные сухогрузы. Последние десятилетия прошлого, века и полтора десятилетия нашего столетия (до начала первой мировой войны) стали эпохой гигантских пасса­жирских лайнеров. Правда, они встречались и потом, а некоторые из таких судов плавают даже в наши дни. Но в те дни эти гиганты отличались от прочих судов своими размерами гораздо значительнее, чем сейчас. Кроме того, в экономической жизни того времени пасса­жирские перевозки играли практически такую же роль, что и грузовые. Теперь же - по крайней мере начиная с 50-х годов - этого больше нет.

Эти пассажирские пароходы, как называли их тогда, полностью приспособили порты и их портовое хозяйство к своим нуждам. Именно здесь наиболее последовательно проявлялось действие принципа «судно формирует облик порта». Это можно наблюдать и в обоих западногерман­ских портах, лежащих на побережье Северного моря, и в Саутгемптоне, и в портах Голландии, и в Бордо, и в Нью-Йорке, а впрочем, и во многих других местах. Они стали главными центрами морских пассажирских перево­зок, настоящими морскими вокзалами с многочислен­ными обширными залами ожидания, залами оформления пассажиров и багажа, ресторанами и другими служебны­ми и вспомогательными помещениями. В Бремерхафене, где «Северогерманский Ллойд» владел 2/3 территории порта и где он построил (или финансировал постройку) большинство высотных сооружений, железнодорожный вокзал «Колумб» находился совсем рядом с причалом, носившим это же название: всего в каких-то 50 м от него прибывали и отправлялись скорые пассажирские поезда. Автомобильный транспорт пока еще не играл никакой роли.

В базовых портах тогдашней системы пассажирского судоходства имелись доки для ремонта крупных судов, товарные склады и холодильники, содержимое которых позволяло обеспечивать бесперебойное снабжение судов всем необходимым, хранилища с необходимыми запасами горючего и прочие сооружения, без которых невозможны были регулярные рейсы пассажирских лайнеров. Само собой разумеется, что порты вкладывали в эту сферу деятельности громадные средства, но не бескорыстно. Большие доходы они получали практически от всего того, что так или иначе было связано с перевозками пассажи­ров морем: от гостиниц и ресторанов до розничной тор­говли и рекламной деятельности. Рекламные проспекты, туристские схемы и карты, книги, сувениры и самые разнообразные потребительские товары со стилизованным изображением пассажирских судов можно было встретить во многих уголках нашей планеты. Судоходные компании оплачивали значительную часть рекламы портового горо­да. В наши дни бремя расходов по такой рекламе несет сам порт, и больше никто. Пассажирские суда были свое­го рода визитными карточками своей страны. Материаль­ные и нематериальные выгоды от рейсов пассажирских судов получали также и внутренние районы страны.

Названия этих морских гигантов были широко извест­ны. Их порой трагическая судьба не оставляла в покое даже таких людей, которые практически не имели пред­ставления о море и портах и которые мало интересова­лись подобными вещами. Люди, например, проявляли искреннее сочувствие к судьбе «Грит истерн» (чересчур крупного для своего времени пассажирского судна), которое не доставляло особой радости владевшей им английской судоходной компании и которому был уготован бесславный конец судна-кабелеукладчика; к судьбе «Титаника», гибель которого потрясла весь мир; к судьбе «Евро­пы», судна, сгоревшего еще до того, как вступило в строй; быстроходного красавца лайнера «Колумб», добровольно затопленного в нейтральных водах во время первой миро­вой войны, или, наконец, к судьбе пассажирского судна «Бремен», которое в трудное военное время с блеском со­вершило плавание от Мурманска до Бремерхафена, но потом бесславно сгорело у причала в порту.

Люди той эпохи хорошо знали элегантную «Маврита­нию», на протяжении ряда лет владевшую «Голубой лен­той». Со спортивным азартом все, затаив дыхание, сле­дили за трансатлантическими гонками океанских лайне­ров «Бремен» и «Европа», сумевших возвратить Герма­нии рекорды скорости пассажирских перевозок; «Бремен» отобрал «Голубую ленту» у «Мавритании», а «Евро­па» - у «Лузитании». До обоих английских кораблей ре­кордами скорости владели суда класса «Кайзер», регист­рируемые «Северогерманским Ллойдом», и океанский лай­нер «Дойчланд», курсировавший на линии Гамбург - Нью-Йорк.

«Голубая лента» - это понятие, которое было широко известно во всем мире. Но едва ли можно было найти человека, который знал бы подробности. Она не развева­ется ни на одной из мачт выигравшего ее судна. Своим происхождением она обязана существовавшему в Англии и США обычаю отмечать судно-победителя в гонках яхт знаком отличия, крепившимся на видном месте на борту яхты. Цвет отличия взят с ленты английского ордена Подвязки. Позднее призом «Голубая лента» стали награждаться победители трансатлантических гонок пас­сажирских судов. Первым этот приз получил в 1840 г. английский пароход «Британия», средняя скорость кото­рого составила 18 км/ч. В 1897 г. «Голубую ленту» впер­вые получило германское пассажирское судно. Наконец, в 1952 г. ее владельцем стал океанский лайнер «Юнайтед Стейтс», сумевший установить рекорд скорости, равный 70 км/ч. Поскольку никакое другое пассажирское судно не могло соперничать в скорости с этим лайнером, он владел «Голубой лентой» вплоть до того момента, как между Европой и Америкой стали осуществляться регу­лярные пассажирские перевозки. В наши дни трансат­лантические гонки океанских пассажирских лайнеров на скорость уже не проводятся.

Впрочем, хорошо известны были и некоторые другие пассажирские суда, например «Кап Полонио», «Кап Аркона», «Виндхук» и «Претория». Первые два обслужива­ли линию Европа - Южная Америка, два других - ли­нию Европа - Африка.

На пороге прошлого и текущего веков продолжитель­ность трансатлантического плавания пассажирского суд­на сократилась с 13 до 5,5 суток. Мощность главного двигателя «Грит истерн» составляла 3600 л. с, а мощ­ность силовых установок ллойдовских и гапаговских пас­сажирских судов почти аналогичных размеров - почти в десять раз больше. В общественном сознании самыми крупными продолжали оставаться пассажирские лайнеры. В 1901 г. самым крупным из них было скоростное пас­сажирское судно «Кайзер Вильгельм II», принадлежав­шее «Северогерманскому Ллойду». Его валовая вмести­мость составляла 19,5 тыс. регистровых т, а водоизмеще­ние - 260 тыс. т. Но очень скоро крупнейшим судном мира стал английский транспорт «Селтик», валовая вме­стимость которого достигла 20,88 тыс. регистровых т, а водоизмещение - 36,7 тыс. т. Однако о нем говорилось и писалось крайне мало. Вместимость каждого из крупных океанских пассажирских лайнеров времен первой миро­вой войны превышала суммарный тоннаж всех судов, которые были приписаны за полвека до описываемых событий к Гамбургу или Бремену. Именно лайнеры-ги­ганты бросили вызов портам. Влияние же всего мелкотон­нажного флота было намного меньше.

Примерно лет 20 тому назад на морских трассах по­явилось новое поколение пассажирских судов. Некоторые из них использовались для оживления линейного пасса­жирского судоходства. К их числу относился и «Юнайтед Стейтс», самый быстрый из всех когда-либо бороздивших воды морей и океанов лайнеров. Усилия оказались на­прасными, поскольку суда уже не могли конкурировать с самолетами. Некоторые судоходные компании питали надежды на то, что определенная категория бизнесменов, людей взыскательных, для своих поездок на деловые пе­реговоры будет пользоваться услугами авиакомпаний, а на обратном пути - ради отдыха или спокойного анализа проведенных переговоров - услугами судоходных компа­ний. Этим надеждам не суждено было сбыться.

Но вот развитие международного туризма открыло но­вые перспективы для морских перевозок пассажиров. Попу­лярность приобрели круизные рейсы пассажирских судов. Правда, нужно было па практике выявить, пригодны ли для этого традиционные лайнеры, а может быть, следовало реконструировать их или даже построить новые суда.

Первыми океанскими пассажпрскимп лайнерами, пе­решедшими на обслуживание туристических и круизных рейсов, стали широко известные суда, прежде эксплуати­ровавшиеся в рамках линейного пассажирского судоход­ства (в скобках указывается валовая вместимость в тыс. регистровых тонн): 1959 г. - «Роттердам» (38,6) и «Маасдам» (15,0); 1960 г. - «Леонардо да Винчи» (33,3); 1961 г. - «Эмпресс оф Канада» (25,6); «Франс» (66,3); 1965 г. - «Сагафиорд» (24,0), «Микеланджело» (45,9), «Рафаэль» (45,9); 1966 г. - «Кунгсхольм» (26,7).

Построенный в 1969 г. английский пассажирский лайнер «Куин Элизабет II» имел уже довольно солидную валовую вместимость - 65,9 тыс. регистровых т. Однако судостроительные фирмы уже не совершали той ошибки, которую они допустили, опустив на воду два самых крупных из когда-либо плававших пассажирских судна - «Куин Элизабет I» (валовая вместимость 83,7 тыс. ре­гистровых т) и «Куин Мэри» (81,2 тыс. т). Был построен целый ряд судов, предназначенных специально для обслу­живания крупных рейсов, в частности (валовая вмести­мость дается в тыс. регистровых т): в 1965 г. - «Осеаник» - 27,6; в 1968 г. - «Гамбург» - 25,0; в 1977 г. - «Канар Эдвенчер» - 14,2; в 1978 г. - «Вистафпорд» - 25,0.

При заходах в порты эти суда используют имеющие­ся там старые портовые сооружения, предназначенные для обслуживания пассажиров. Порты предпочитают не вести сколь-нибудь значительного нового строитель­ства. Для них это экономически не выгодно в условиях, когда крупные рейсы имеют место лишь от случая к случаю. Только через несколько часов после отшвартовки у причала крупного судна начинают наполняться жизнью до того пустынные залы и помещения морского пасса­жирского вокзала, где в былые времена было пролито много слез при жарких встречах и горьких расставаниях. Прежний блеск и очарование дальних морских путеше­ствий исчезли полностью.

ТАМ, ГДЕ БЕЗ ПАРОМА ТРУДНО

Еще один вид судоходства, древний как мир, но переживающий свое возрождение, побуждает порты вести широкие строительные работы. Своего рода продол­жением наземного дорожного сообщения является паром­ное сообщение. Оно переживает расцвет, поскольку в последнее время наблюдается резкий рост хозяйственных грузовых перевозок, а также сезонное повышение интере­са населения к туристским поездкам. О материальной прибыли, разумеется, могут говорить только те, кто взи­мает скалькулированную плату за пользование паромной переправой (по аналогии с теми сборами, которые взи­мают за проезд по отдельным участкам того или иного шоссе, проходящего, например, в Альпах). Безвозмездное пользование паромным сообщением имеет место там, где сооружение нового канала нарушает уже сложившуюся систему дорожного сообщения. Паромы существовали и прежде. Сейчас они представляют собой современные, оснащенные новейшим оборудованием суда, предназна­ченные для перевозки багажа, грузов, сухопутных транс­портных средств (автомобилей, железнодорожных ваго­нов) и пассажиров через водные преграды: каналы, реки, озера, проливы и т. д. Для обеспечения удобства плава­ния пассажиров на паромах имеются кафе (рестораны) и пассажирские салоны, а в тех случаях, когда продолжи­тельность плавания относительно велика, - то и пасса­жирские каюты. В последнем случае нет даже единого мнения относительно того, идет ли речь здесь о морских перевозках или паромном сообщении.

Для Киля и Любека здесь открылась новая сфера деятельности. Благодаря автодорожному и железнодо­рожному сообщению Скандинавские страны настолько приблизились к западногерманскому побережью, что пропускная способность крупных мостов, переброшенных через Зунд, становится «узким местом» в пассажирском и грузовом сообщении. Любек превратился в самый круп­ный паромный порт Северной Европы: он поддерживает регулярное паромное сообщение с отдельными городами Дании, Швеции, Финляндии, а сезонное - с Гданьском, Ленинградом и Свиноуйсьце. Паромы на международной линии Путтгарден - Рётби, где в течение одних суток они совершают 28 рейсов, эксплуатируются совместно государственными железными дорогами ФРГ и Дании. В Бремене все сооружения, необходимые для обеспече­ния паромного сообщения с Харуичем, расположены на причале Колумба, подальше от новых грузовых пакгау­зов.

На наиболее старых и интенсивных линиях паромного сообщения, например, на линиях, соединяющих Англию и континент, паромная служба уже давным-давно организуется независимо от деятельности обычного порта. Первые колесные паромы начали курсировать между Роттердамом и Харуичем еще в 1864 г. Эту линию обслу­живала английская компания. В 1875 г. было открыто па­ромное сообщение между Флиссингеном, с одной стороны, Куннсборо и Фолкстоном - с другой. Его поддерживали три старых колесных парохода, участвовавших в Граж­данской войне, которую вели Североамериканские штаты. При хорошей погоде и спокойном море они развивали скорость в 13 узлов. Лишь позднее конечной целью стал Харуич.

Оживленное паромное сообщение, в котором участву­ют крупные суда, никак не вписывается в нормальную деятельность морского порта. Паром обеспечивает беспе­ребойный транзит без смены транспортного средства. Какое-то, правда, весьма далекое, родство можно усмот­реть лишь между паромом и трейлеровозом (трейлерным судном). Паромный причал должен иметь место для есте­ственного подпора, который не входит в комплекс соору­жений порта. Но главное то, что необходимость строгого соблюдения расписания движения паромов никак не согласуется с тем, что может вдруг преподнести не пре­кращающаяся ни днем ни ночью жизнь морского порта и что практически непредсказуемо. Вот поэтому паромы и подходят к специализированным причалам порта.

Паромы должны отправляться с той точки побережья, которая более всего выдается в море, и пришвартовывать­ся к причалу, сооруженному в точно таком же месте по Другую сторону водного препятствия. Само судно в по­добном расположении паромных портов не повинно. Это обусловлено высокими скоростями перевозки паромных грузов и пассажиров автомобильным и железнодорожным транспортом: время их пребывания на судне должно быть минимальным.

Аналогичная картина наблюдается с контейнерными перевозками. Очень важно, чтобы их осуществляли непо­средственно с морского побережья. Правда, это объясня­ется совершенно другими причинами. Оборачиваемость специального судна-контейнеровоза должна быть исклю­чительно высокой. Поэтому здесь следует по возможности избежать того, чтобы курс этих судов прокладывался по оживленным водным путям (устьям рек, входным кана­лам и т. д.), поскольку скорости их движения в таких местах невысоки. Кроме того, для обработки контейнеро­воза нужны глубоководный причал и значительный уча­сток свободной территории, т. е. два условия, которые в большинстве случаев можно обеспечить на морском побе­режье.

Перевозки пассажиров на океанских лайнерах в прош­лом также были связаны с портами, расположенными прямо на побережье. Тому есть свои объяснения. Во-пер­вых, эти колоссы нуждались в глубоководных причалах. Во-вторых, они не могли обходиться без специальных сооружений, предназначавшихся для обслуживания пас­сажиров и обработки грузов. В-третьих, важную роль играл фактор экономии времени. О транспортировке мас­совых грузов мы говорили выше.

В остальном же - и это распространяется на подав­ляющую часть морских перевозок - целесообразно, что­бы морской транспорт доставлял грузы как можно ближе к внутренним районам страны. Это обходится дешевле и отправителю и получателю, поскольку стоимость морско­го фрахта не повышается. Стоимость доставки 1 т груза (грузополучатель находится в Мюнхене) морем из Нью-Йорка в Бремерхафен или расположенный в 60 км выше по реке Бремен одна и та же. Но если же судно разгру­жается в Бремерхафене, грузополучателю придется опла­тить лишние 60 км транспортировки груза по железной дороге. Таким образом, на эту сумму возрастут и общие издержки, связанные с доставкой груза из Нью-Йорка в Мюнхен. Лишние несколько часов плавания судна не играют здесь никакой роли.

Морской порт в экономике и политике страны

ПАРТНЕРЫ ПОРТА

На жизнедеятельность столь сложного и раз­носторонне ориентированного организма, каким является универсальный порт, всегда оказывает определенное влияние экономическая политика государства, ее курс и зигзаги. Впрочем, если речь идет об интересах портового хозяйства или портового города, то инициативу в выра­ботке тех или иных мер экономической политики прояв­ляет зачастую сам порт. С целью выяснения позиции руководства порта по какому-нибудь важному вопросу или уточнения тех или иных его деталей в управление порта нередко обращаются представители правительствен­ных и административных учреждений и политические организации.

Разумеется, значимость мнения порта не везде одина­кова. Но едва ли можно представить себе, чтобы голланд­ское правительство предприняло что-то такое, против чего возражал бы роттердамский порт, или чтобы бельгийское правительство в области транспорта проводило такую политику, которая бы наносила ущерб антверпенскому порту. Интересы своего порта соблюдает, вне всякого сом­нения, и штат Нью-Йорк; ну, а поскольку последний к тому же пользуется благосклонностью федерального правительства, то интересам этого крупнейшего порта практически ничто не угрожает. Если за пределами ФРГ подобное отношение - это нечто само собой разумеющее­ся, то в самой ФРГ наблюдается, к сожалению, совершен­но иная картина. Здесь не столько интересуются мнени­ем порта, сколько ожидают, что рн сам о себе даст знать. О том, что тот или иной порт вообще имеет что сказать, в здешних коммерческих организациях, как правило, не знают и не ведают. Это объясняется вовсе не сложившим­ся соотношением политических сил, а тем, что западно­германская экономика не столь однозначно и прочно привязана к портам, как, скажем, в Англии, Голландии, Бельгии, Франции и в Скандинавских странах.

Повсеместно признано, однако, что крупные порты в общей структуре экономики страны являют собой силы особого рода. Живительными для многосторонней деятельности портов являются их связи с внутренними райо­нами своей страны, с соседними странами, с которыми поддерживается морское сообщение, и в значительной степени участие в международной морской торговле и международном судоходстве. Именно в порту пересека­ются интересы экономического порядка, так или иначе имеющие отношение к морю. Через порт проходят, не задерживаясь там надолго, многие экспортные и импорт­ные грузы, которые направляются во многие пункты стра­ны, лежащие далеко от ее морских границ. Это важный, а порой и главный пункт, через который осуществляются внешнеторговые операции, оживленный перекресток меж­дународных транспортных коммуникаций, место разме­щения многочисленных промышленных предприятий. Прямо или косвенно порт обеспечивает работой многих жителей страны.

В судьбе универсального порта экономика и политика неотделимы друг от друга. Прежде всего это сказывается на политической жизни самого портового города. Боль­шие потребности в средствах из общественных источни­ков являются непосредственной причиной того, что про­ведение любых мероприятий в порту становится объектом самого широкого обсуждения в местных органах управ­ления. Эти расходы являются особенно высокими и о сравнению с другими статьями городского бюджета. По­этому представители всех политических партий считают необходимым заниматься проблемами порта, чтобы иметь свое собственное суждение. Это обязывает их следить за развитием портового хозяйства, знать, что туда входит, и быть в курсе всех издержек, цен, сборов и т. п. В от­дельных случаях городские власти (муниципалитеты) занимаются выдачей разрешений на ведение строитель­ных работ в порту, реже они также могут принимать различного рода решения о взимании- сборов и их величине, а также о назначениях на руководящие посты в портовом хозяйстве.

Там, где порт находится в подчинении более крупной административно-территориальной единицы, например провинции или штата, как это имеет место в США, его влияние распространяется и на более высокий - регио­нальный - уровень хозяйственной политики. В Федера­тивной Республике Германии портов земельного подчине­ния, как таковых, нет. Но при проведении отдельных видов работ в портах, например, при сооружении круп­ных паромных переправ или при установке дорогостоя­щего погрузочно-разгрузочного оборудования, т. е. там, где нельзя обойтись без финансовой поддержки федераль­ных земель, между последними и портами устанавлива­ются тесные связи. И в первую очередь здесь идет речь о четырех прибрежных землях ФРГ, при необходимости не только представляющих, но и защищающих интересы портов, расположенных на их территории. Это Шлезвиг-Гольштейн, Гамбург, Бремен и Нижняя Саксония. Если же предметом обсуждения становятся различные аспекты исключительно важных для экономики отраслей, таких, как морское судоходство, рыболовство в открытом море или судостроение, то с соответствующим ходатайством или запросом перед федеральным правительством может выступить от имени Любека и Киля или даже самостоя­тельного Гамбурга правительство земли Шлезвиг-Голь­штейн. Что касается портов в нижнем течении Везера, то они находятся под опекой Бремена и Нижней Саксонии. Практически каждый год четыре прибрежных земли ФРГ используют представляющуюся им возможность выступить в этом вопросе совместно и обратиться за под­держкой к федеральному правительству. Правда, подоб­ные акции требуют единодушного одобрения со стороны ландтагов (земельных парламентов). Все это, вместе взятое, является наглядным подтверждением того, что, с одной стороны, деятельность порта является живитель­ным источником для экономики страны, а с другой - его заботы и трудности находят не менее широкий отклик в общественной жизни.

Высшая инстанция - федеральное или земельное правительство - употребляет свое влияние на поль­зу порта только при одном условии, что другой стороной является иностранное государство, да и то в исключительных случаях. В области внутренней полити­ки правительство не должно выказывать предпочтения ни одному из портов даже независимо от того, что они не располагают одинаковыми по своей значимости экономи­ческими комплексами. Надо иметь в виду еще и то обстоятельство, что в подобном комплексе может быть за­интересован не только западногерманский, но и близко расположенный иностранный порт. Когда речь заходит о выделении бюджетных средств, эти комплексы составляют конкуренцию портам, что также вынуждает федеральное правительство соблюдать строгий нейтралитет. Известны, однако, случаи, когда общие интересы западногерманских портов, находившие полное понимание у правительства ФРГ, все же отодвигались на второй план по тем пли иным внешнеполитическим соображениям.

Но если окажется, что потребности портов совпадают с общими интересами национальной экономики, сообра­жения внешней политики могут иметь и не столь боль­шой вес. В качестве примера сошлемся здесь на первые состоявшиеся в 1964 г. в Женеве заседания конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), итоги которых не в достаточной степени отвечали интересам ФРГ. В этом отношении более благоприятными для западно­германских и других западноевропейских портов остают­ся до настоящего времени результаты, достигнутые при подписании 31 октября 1947 г. Генерального соглашения по таможенным тарифам и торговле (ГАТТ), главной целью которого является снижение размера таможенных пошлин и выравнивание различий, существующих в этой области между отдельными странами. Крупные западные порты приветствовали эти решения. В наши дни универ­сальный порт может быть лишь противником таможен­ных пошлин. Применительно к прошлому, однако, столь безапелляционным быть нельзя. В период жесткого про­текционизма германские порты также охотно практикова­ли взимание оградительных, или покровительственных, пошлин на конкретные виды товаров. Разумеется, и се­годня нельзя утверждать, что взимание одной и той же пошлины повсеместно вызывает одинаковые последствия. Но создание ГАТТ устраняет отдельные препятствия, стоящие на пути дальнейшего развития мировой торгов­ли. После того как было создано Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) и введен режим свободного, т. е. беспошлинного, внешнеторгового оборота, чему предше­ствовали известные сомнения и колебания, оно уже могло на основе общего таможенного тарифа представлять инте­ресы своих участников во время заседаний и переговоров, состоявшихся в рамках ГАТТ в 1960-1961 гг. В 1967 г. и рамках так называемого раунда Кеннеди размер таможенных пошлин на промышленные изделия был снижен в среднем на 35%. На долю стран - членов Генерально­го соглашения по таможенным тарифам и торговле при­ходится почти 85% объема мировой торговли.

В этих и других подобных случаях только высшая инстанция - само государство - может представлять интересы морских портов. Образование ЕЭС еще более повысило уровень представительства. Правда, пока еще не было случаев, по которым в качестве защитника инте­ресов порта могло выступить само сообщество.

Римские договоры от 25 марта 1957 г., которыми было создано Европейское экономическое сообщество, преду­сматривают, как известно, проведение общей политики также в области транспорта. Мы не станем подробно останавливаться на этой затее, потому что из нее ничего толком так и не получилось. В Брюсселе придерживаются теперь той точки зрения, что объектом общей транспорт­ной политики являются не только внутренние сообщения, но также и морское судоходство, а следовательно, и мор­ские порты. Таким образом, необходимо проведение общей политики и в деятельности последних. Что следует под этим понимать и что следует относить к этому, оста­ется до сих пор невыясненным. Сами же порты стремятся к тому, чтобы данный вопрос как можно дольше оставал­ся открытым, поскольку они не ждут от подобной полити­ки ничего хорошего. Во всяком случае, они опасаются того, что будет ограничена их свобода в принятии реше­ний, в том числе касающихся развития и формирования порта. Тот, кто сумел понять суть универсального порта и стоящих перед ним задач, посчитает эту вынужденную «общность» вредной с народнохозяйственной точки зре­ния, бесполезной для порта и, кроме того, трудно реали­зуемой на практике. Европейское сообщество не сумеет управлять портами лучше, чем это делают они сами. Опи­санные выше тенденции развития перевозок нефти на крупных танкерах (отказ от строительства целого ряда крупных портов по приему нефти и сосредоточение усилий на устройстве двух-трех европейских портов) слу­жат наглядным примером того, как подобные вопросы ре­шаются без покровительства со стороны правительства. Администрация порта и организации, финансирующие ра­боты, а также существующая конкуренция в получении денежных средств из общественных источников обеспечи­вают контроль, достаточный для того, чтобы исключить возможность легкомысленного расходования средств. И напротив, имеется целый ряд неотложных задач, в решении которых ЕЭС могло бы оказать большую по­мощь, прежде всего в отношениях с другими странами, осуществляющими морские перевозки. Кстати, этот вопрос относится к неурегулированным вопросам и внутри са­мого сообщества. Речь здесь идет о том, чтобы покончить с порочной практикой предоставления ничем не оправ­данных огромных субсидий судоходным и судостроитель­ным компаниям, а также о ликвидации так называемой дискриминации флагов других стран. «Дискриминация» флагов имеет место в том случае, если та или иная стра­на устанавливает порядок, когда груз этой страны - весь или частично - должен перевозиться исключительно ее собственными судами, или если иностранные суда вынуж­дены платить более высокие портовые, лоцманские, бук­сирные и прочие сборы. Появление подобных установле­ний - в странах традиционного морского судоходства их никогда прежде не было - обусловлено желанием помочь выстоять в жестокой конкуренции собственному флоту, построенному из чистого самолюбия, флоту, на услуги которого спроса нет. В мире развелось чересчур много не только судов, но и флагов.

Формальное и фактическое переплетение деятельности портов с тем, что мы сейчас именуем политикой, в прош­лом случалось крайне редко, поскольку в те далекие вре­мена понятия политического партнерства вообще не существовало. К тому же обстоятельства в различных ре­гионах складывались совершенно по-разному.

Так как в портовых городах далекого прошлого не было политической жизни в сегодняшнем понимании это­го слова, все в порту должно было выглядеть иначе, чем теперь. Связи порта с правителями ограничивались очень немногими сферами. Причем чрезвычайно редко они имели отношение к тому, что сегодня мы называем экономи­ческой или транспортной политикой. Это было делом только одного портового города.

Не существовало тогда и сегодняшней демократии, не было и парламентских форм правления. Но уже с той поры, как возникли Древние Афины, многие города-пор­ты именовали себя демократиями. Официальные гости Бремена, проявляя вполне объяснимое чувство учтивости, частенько называют его старейшим среди городов-демо­кратий в Германии. Но если иметь в виду всеобщие и рав­ноправные выборы, а также установление парламентского контроля над исполнительной властью, то вовсе не нужно забираться в глубь веков, чтобы найти истоки тепереш­ней демократии. Достаточно заглянуть всего-навсего в XVIII в. Что же касается истории этого вопроса, то, дей­ствительно, еще в XIV в. в ганзейских городах имелся правящий совет, который, однако, не имел никакого отношения ко всеобщим выборам. А на побережье Средиземного моря уже тогда некоторые портовые города про­возглашали себя республиками. Но и в них власть принадлежала либо отдельным лицам, либо целым семей­ствам. Все, что имело какое-то отношений к деятель­ности гавани, происходило или по собственной инициа­тиве купцов, или по распоряжению правителей города. Политике места здесь не находилось.

Итак, между портовым городом и власть имущими не складывалось никаких иных отношений. Итальянские же города-порты вообще не признавали никакой политиче­ской власти над собой. Ганзейские города номинально подчинялись императору, практически же они не имели никаких отношений с ним. У каждого из них складыва­лись весьма поверхностные отношения с верховным пра­вителем, оставлявшим их в полном покое: с одной сторо­ны, он почти не оказывал им никакой помощи и поддерж­ки, а с другой - как правило, и не становился им поперек пути. Первоначально архиепископу принадлежала и светская власть в Бремене и Гамбурге. Сначала его рези­денция находилась в Гамбурге, а с 845 г. - в Бремене. Но очень скоро оба города освободились от нее, и с тех пор архиепископ занимался исключительно делами церк­ви. Что же потом? Правителем Гамбурга стал голыптейн-ский граф, а Бремен остался под властью императора. Другие города в большей или меньшей степени также подчинялись какому-нибудь графу, князю или герцогу, Стокгольм и ряд других шведских городов-портов, одно время входивших в Ганзейский союз, были подвластны шведскому королю. Но не раз они переходили из одних рук в другие. Кёльн, один из влиятельнейших ганзейских городов, стал признавать, подобно Бремену, своим верхов­ным правителем только императора: в 1274 г. он стал имперским городом. Правда, в лице могущественного ар­хиепископа, являвшегося к тому же и курфюрстом, он имел опасного противника. В Нидерландах портами пра­вили вначале герцоги Бургундские, позднее их сменила Габсбурги. Соотношение сил здесь никогда не было устойчивым и постоянным. Верховная власть менялась, как правило, или в результате войн, или если умирал последний представитель правящего дома.

На протяжении очень длительного периода времени все эти правители не оказывали никакого влияния па хозяйственную жизнь портового города. Разумеется, никто не представлял интересов портового города на этом уров­не. Иначе не возникла бы Ганза, заполнившая имевшийся здесь вакуум. Впрочем, и она не стремилась подчинить себе города и осуществлять какие-либо политические функции. Так, в одном из документов, относящихся к разбору судебного спора с Англией и датируемых второй половиной XV в., говорится, что Ганза является «проч­ным союзом городов, подчиняющихся правителям-кня­зьям». Но последние совсем не возражали против того, чтобы портовые города открыто проявляли поразитель­ную внешнеполитическую независимость.

Еще одно обстоятельство препятствовало установле­нию тесных политических связей. Все эти проявлявшие свою независимость ганзейские города были, вне всякого сомнения, портовыми городами, но отнюдь не морскими портами в теперешнем понимании этого слова. В них еще не было самостоятельного портового организма. Общая картина порта складывалась из множества единичных торговых операций, осуществлявшихся купцами. Соору­жений, которые бы возводились в порту на средства го­рода, в ту эпоху почти не было, если не считать отдель­ных укрепленных участков реки, где могли причаливать корабли и где они могли выгружать на берег свой товар или брать на борт груз, предназначенный для отправки. Было в городе и официальное лицо - фогт, смотритель, следивший за порядком в гавани и взимавший кое-какие сборы. Купец, и он же владелец корабля, доставив товар в родной порт, выгружал его на берег, а затем отвозил в город, на свой склад. Порта, который был бы, как в наши дни, общественным организмом, самостоятельно функционирующей организацией, публично-правовой кор­порацией и, наконец, представителем интересов, связан­ных с его деятельностью, тогда еще и в помине не было. Це существовало и портового отдела в местном органе самоуправления. Порт как непосредственный и само­стоятельный участник системы транспорта начал форми­роваться лишь в XVIII в., причем это был длительный и не одновременный процесс: на отдельных участках побе­режья такого рода порты возникали в разное время. По этой причине и сам порт только с большим опозданием стал проводить в жизнь меры по активизации судоход­ства, привлечению грузов и созданию филиалов.

В таких условиях не могло быть речи о политическом влиянии на порт. И порт в свою очередь не имел никако­го влияния. К тому же и городское хозяйство не имело таких представителей и защитников своих интересов, ка­ковыми являются сегодня торгово-промышленные палаты. Влияние гильдий и цехов вне порта не распространялось. Оно было направлено только на сохранение сословного характера отношений и соответствующую подготовку смены. Все делалось в четырех стенах, а посему не было никакой потребности в каком бы то ни было представи­тельстве интересов. Городской совет был первой, и един­ственной, инстанцией, которая могла что-либо сделать для развития порта. Купцы рассчитывали только на соб­ственные силы даже тогда, когда речь заходила о вещах, входивших в компетенцию государственных органов, на­пример о создании отделений компаний и обеспечении правовой защиты за границей, улаживании конфликтов с иностранными государствами, об ориентации экономи­ческой политики, военной защите судов, короче говоря, обо всем том, что сегодня, по нашему мнению, относится к сферам сугубо политическим. В те давние времена все эти вопросы, за небольшим исключением, не являлись объектом государственной политики.

Если универсальный порт является таким важным хозяйственным организмом, каким мы его описали выше, то он так или иначе должен быть связан с экономикой (хозяйством) страны в целом. В этом отношении весьма показателен пример крупнейших центров морских перево­зок грузов в США. Вот, скажем, Нью-Йорк или Балти­мор, крупнейшие на промышленном Северо-Востоке стра­ны порты по обработке экспортных и импортных грузов. Сан-Франциско - крупный порт западного побережья США и одновременно центральный перевалочный пункт страны в торговле со странами Азии. Через Новый Орле­ан ведут свои экспортные операции штаты, лежащие в бассейне Миссисипи, начиная с Луизианы и кончая Мин­несотой и Висконсином. Не менее обширны связи таких крупных европейских портов, как Гамбург, Бремен, Ам­стердам, Роттердам, Антверпен, Марсель и Генуя. Их деятельность выходит далеко за национальные границы и даже за границы Европейского экономического сооб­щества. Надо особо подчеркнуть, что узкой сферой не ограничивается деятельность даже специализированных портов. Так, из нефтяного порта Вальдец, конечного пункта аляскинского нефтепровода, танкеры направляют­ся во многие прибрежные города США. У причалов пор­тов различных стран, специализирующихся на экспорте угля, руд, фосфатов, можно видеть большое число иност­ранных судов.

ПРИМЕТЫ МОРСКОГО ПОРТА

Итак, мы выяснили, что порт не существует сам по себе, что он буквально опутан сетью сложных и многочисленных связей. И если мы до этого сознательно не отвечали на весьма щекотливый вопрос, то теперь нам придется это сделать. А что, собственно, можно называть морским портом? Ведь и специализированные порты, не­сомненно, представляют собой неотъемлемую составную часть экономики страны.

Более 40 лет назад была предпринята попытка дать определение понятию «морской порт». Это довольно длин­ное определение начиналось словами: «К морским портам относятся города, которые...» Предложение еще не завер­шено, а нам уже приходится сталкиваться с проблемой: в самом деле, морским портом может быть только город? В наши дни подобное утверждать нельзя. Существуют крупные морские перевалочные пункты, в которых обра­батывается большое количество судов, доставляющих мас­совые грузы, и рядом с которыми можно увидеть лишь не­большие поселки. Ко всему прочему они и возникли здесь только потому, что порт стал одним из важных звеньев морских перевозок грузов. В противном случае и поселков этих здесь бы не было. Но если пользоваться нашим оп­ределением, то эти пункты обработки массовых грузов нельзя считать морскими портами.

Вильгельмсхафен по численности жителей - крупный город. Перевалка нефти - а к ней практически своди­лась вся деятельность порта - долгое время не имела ничего общего с городом. Лишь в последние годы здесь начали строиться промышленные предприятия, которые уже имеют какое-то отношение к тому, что происходит в порту. По нашему определению, и Вильгельмсхафен не является морским портом, так как он только отправляет груз дальше. А в определении говорится: «К морским портам относятся города, которые поддерживают с дру­гими подобными городами регулярное и интенсивное мор­ское сообщение...» Применительно к Вильгельмсхафену этого сказать нельзя. Между ним и местом отгрузки неф­ти нет никаких связей. И далее: «... и большая часть на­селения которых живет доходами от морского судоход­ства и отраслей хозяйства, связанных с ним». Отсюда следует, что портами нельзя считать также Норденхам, Браке, Эльсфлет, Ольденбург, Брунсбюттель. А Киль остался бы им только потому, что там расположены мно­гочисленные верфи. При таком подходе многих портов не досчитались бы другие страны Европейского континен­та, не говоря уж о странах Ближнего Востока и Африки.

Поэтому мы вправе сказать, что данное определение неверно по самой своей сути. Оно могло бы еще найти применение по отношению к универсальному порту. Но здесь не нужны никакие дополнительные дефиниции, так как достаточно лишь бегло ознакомиться с товарной ста­тистикой, чтобы увидеть, все ли виды грузов в состоянии обрабатывать порт. В последнее время строились, как правило, специализированные порты. Их экономическое значение настолько велико (к тому же они создают бла­гоприятные предпосылки для появления здесь промыш­ленных предприятий), что становится невозможным про­тивиться естественному чувству не признавать за ними качеств морского порта. И вовсе нет необходимости предъявлять к ним такие же требования, как к универ­сальным портам!

Если же ориентироваться в данном вопросе просто на тот факт, заходят ли в данный порт суда, то мы также далеко не уйдем в решении этого «теоретического» вопро­са, значение которого в практике очень невелико. Правда, и здесь не будут устранены все неясности. В Париж и даже в Берлин попадают небольшие по своим размерам суда. Но это не дает права называть оба города морскими портами, хотя в свое время Наполеон остроумно заметил, что Париж, Руан и Гавр образуют один город, основной магистралью которого является Сена.

Напротив, с точки зрения транспорта вполне разумно называть города, лежащие на берегах Великих озер в Северной Америке, морскими портами. Они играют исключительно большую экономическую роль в связях с морским побережьем и в морском судоходстве. По разме­рам своего грузооборота они вполне могут конкурировать с портами, лежащими на атлантическом побережье США.

Ну, а как же идут дела в Кёльне и Базеле?

Судоходство на Рейне существует уже многие сотни лет. Имеются свидетельства тому, что еще во времена Древнего Рима купцы возили свои товары из городов, лежавших на берегах Рейна, прямо в Англию и Испа­нию. Начиная с XII в. построенные в Голландии плоско­донные суда - хольки - регулярно плавали по реке, доставляя грузы из прирейнских городов на морское по­бережье. Это были очень прочные суда, обладавшие от­личными мореходными качествами. Их форма практиче­ски не менялась вплоть до XVI в. Они оказались столь же надежными в эксплуатации на реках, как и ган­зейские военно-торговые суда - когги, отправлявшиеся в рискованные морские плавания. В третьем крестовом походе (1189-1193 гг.) участвовало 117 коггеров, по­строенных и снаряженных Кёльном. Все они, преодолев долгий и опасный путь, успешно достигли берегов Нила. Некий Оливерий, настоятель собора в Ксантене, проделал на этих судах весь маршрут дважды - туда и обратно. Из его рассказов следует, что из 117 кораблей, длина ко­торых не превышала и 30 м, во время плавания затонул только один. В период расцвета Ганзы Кёльн активно участвовал и в морской торговле. Позднее серьезную кон­куренцию ему составили порты, выросшие прямо на мор­ском побережье. Затем наступило время более крупных судов. Их осадка, достигавшая уже 3-4 м, не позволяла им подниматься далеко вверх по Рейну.

Но во второй половине прошлого века уровень воды в реке стал регулироваться человеком. Судоходство по Рейну вновь оживилось. Существовавшие на отдельных участках реки теснины не представляли серьезной проб­лемы, поскольку на смену паруснику пришел пароход. Примерно в 30-е годы XIX в. в английской столице заро­дились планы организовать регулярное пароходное сооб­щение между Лондоном и Кёльном. По навигационным и экономическим соображениям именно Кёльн был избран конечным пунктом смешанного речного и морского судо­ходства. Первым, кто осуществил этот рейс, был Фриц Харкорт, известный промышленник. Он поднялся на пароходе также в верховья Везера, чуть не вызвав тем самым ряд политических осложнений в отношениях с германскими государствами, территория которых приле­гала к этой реке. Он построил пароход «Рейн», который в середине августа 1837 г. впервые отправился в плава­ние, взяв курс на Лондон. В пути возникли непредвиден­ные трудности, да к тому же плавание по морю проходило в скверных погодных условиях. Поэтому пароход при­был в Лондон лишь 8 ноября. Но пресса бурно выра­жала свой восторг: «Спустя почти 300 лет вымпел Кёльна вновь реет над морями и океанами!» В 1838 г. второе судно, построенное Харкортом, отправилось в плавание. «Ферайн», так назвали судно, держало путь из низовьев Рейна в Штеттин (теперешний Щецин), а позже оно отправилось даже в США. Прусское правительство ока­зывало организации судоходства известную поддержку. В 40-е годы XIX в. кёльнская компания по эксплуатации паровых буксиров неоднократно отправляла рейнские пароходы «Хофнунг» и «Фортшритт» в Лондон, Гамбург, Санкт-Петербург и даже в Рио-Гранде. С 1860 г. парусное сообщение связало порты, расположенные в нижнем те­чении Рейна, с морскими портами Германии, Англии п Франции; регулярное же плавание пароходов по Рейну началось только в 1885 г.

В 1889 г. на Рейне появилось судно, на одной из 1 мачт которого развевался желто-голубой вымпел. Это был принадлежавший компании «Нептун» пароход «Арион», прибывший из Бремена. 4 апреля 1889 г. он отшварто­вался в Кёльне, чтобы выгрузить на берег доставленные рис, табак и другие товары. Вскоре «Арион» отправился в обратный путь, приняв на борт свекловичный сахар, свинцовые краски, жесть и «прочие массовые грузы». Тем самым было положено начало линейному судоход­ству. Движение пароходов на этой линии продолжалось более 50 лет. Судоходная компания «Нептун», обслужи­вавшая ее, уже имела достаточный опыт в этой области: она была учреждена в 1873 г. на базе существовавшей до того времени фирмы, главную роль в которой играл бременский филиал «Й. X. унд К. Ниман», уже с 1869 г. ведший торговлю морем со Скандинавскими странами. После того как между Германией и Францией началась война, корабли компании стали плавать под шведским флагом. Цвет этого флага был сохранен и в дальнейшем. Судоходная компания «Нептун» поддерживала пароход­ное сообщение не только с Кёльном, но и с Ригой, Ам­стердамом, Роттердамом. Антверпеном, портами Порту­галии, а также северного и южного побережья Испании. В скором времени она уже имела в Кёльне свое отделе­ние, собственный причал и большое складское помещение (пакгауз). Пароход «Арион» мог брать на борт 325 т гру­за: его длина составляла около 36 м, а осадка достигала 3,35 м. (Валовая грузовая вместимость парохода «Медея», построенного уже в 1937 г., составляла 1810 т. Кстати, из 70 судов, принадлежавших компании «Нептун», 38 все еще плавали по Рейну и в 1939 г.) С 1891 г. «Нептун» организовала регулярное движение пароходов между Кёльном и Штеттином. Все судоходство по Рейну осуще­ствлялось практически только этой компанией. Учрежда­лись, конечно, и другие, но ненадолго. Поскольку движе­ние судов но реке было довольно интенсивным, в 30-е го­ды в нижнем течении Рейна пришлось установить систе­му навигационных сигнальных огней. И теперь Рейн можно было снова считать морским путем, а такие ко­нечные пункты плавания судов, как Нойс, Дюссельдорф, Крефельд-Юрдинген, Дуйсбург-Рурорт, Везель и Эммерих, даже именовать морскими портами, как в добрые старые времена.

После окончания второй мировой войны интересные эксперименты по смешанному морскому-речному судоход­ству, одним из конечных пунктов которого был Вазель, проводила Швейцария. Эксперименты оказались удачны­ми. Было построено несколько комбинированных судов, приспособленных для плавания по рекам и морям. Подоб­но каботажным судам, они были в состоянии совершать средние по своей протяженности морские плавания, на­пример из Базеля в порты Швеции. В наши дни такого рода комбинированные суда курсируют на линиях, соеди­няющих порты Рейна с портами побережья Балтийского моря, а также Норвегии. Плавание по Рейну совершают порой и специализированные суда. Например, в рейнские порты танкеры доставляли из Марокко белое сухое вино­градное вино, предназначенное для перегонки в коньяч­ный спирт.

Все рассказанное выше свидетельствует о том, что порт осуществляет исключительно важную транспортную функцию. И главное здесь состоит не в том, чтобы играть роль своего рода «тупиковой станции» различных тран­спортных систем - железнодорожного, морского, внут­реннего речного и автомобильного транспорта. Задача порта - обеспечить бесперебойное прохождение транспор­та: ведь на его территории происходит замена одного транспортного средства другим. На первый взгляд может показаться, что разница между тем и другим чисто тео­ретическая и что крупные грузовые гавани на территории порта, а также внушительные по своим размерам площад­ки для обработки грузов, доставляемых автомобильным транспортом (в том числе и для стоянки автомобилей), и причалы системы судоходства по внутренним водным пу­тям являются скорее крупными «вокзалами», где «поезду» до того, как вновь отправиться в дальний путь, надлежит сделать стоянку, выгрузить одно и погрузить другое. Но эта чисто внешняя картина свидетельствует о высокой степени готовности к обработке грузов и наличии внутрен­них резервов, которые позволяют осуществлять тран­спортные операции быстро и без задержек. Задача пор­та - как можно быстрее принять грузы и столь же быстро направить их дальше. Складировать грузы он должен лишь в виде исключения. Для этого в распоряжении порта имеются пакгаузы, которые не мешают «транзит­ной» обработке всех прибывающих в порт грузов.

Морской порт можно сравнить с оптической линзой, фокусирующей солнечные лучи в одну маленькую точку. Здесь сходятся многочисленные транспортные пути, са­мые разнообразные грузовые потоки, которые затем в строгом порядке и «по командам» направляются к местам своего назначения. Это - весьма интересная и позитив­ная сторона общей картины деятельности портового ор­ганизма.

Не менее важно знать и то, что нет недостатка и не в столь лестных отзывах. Часто порт называют клубком трудно разрешимых транспортных проблем, если же речь заходит о транспортной цепочке, то о нем говорят, как о самом слабом ее звене. Так, в отчете английской судоход­ной палаты за 1967/68 г. черным по белому было напи­сано: «Самым ненадежным и уязвимым звеном цепочки (транспортной, - Прим. перев.) является порт». Есть и такие, кто называет порт не иначе, как игольным ушком. До сих пор бытует мнение, что это самое «узкое место» в транспортном процессе, которое наиболее восприим­чиво к любого рода помехам. Обидным для порта оправ­данием звучат в устах малосведущих людей слова о том, что порт, мол, не может сказать своего веского слова ни по поводу того, как следует упаковывать грузы, предназначенные к морской перевозке, ни относительно выбора надлежащего транспортного средства, что-де ему надлежит принимать все в том виде, в каком дают, а требуется от него только одно: чтобы он всего-навсего справился со всем этим и по возможности быстро и точно.

Эта транспортная функция в прошлом была не столь четко выражена, как сейчас. В те далекие времена порт чаще и намного дольше задерживал грузы. Дело здесь в том, что суда ходили тогда отнюдь не регулярно, да и самих судов было не так уж и много, как это можно себе представить теперь. Если прибывавший из внутренних районов страны и предназначавшийся для вывоза товар не попадал в порту сразу на корабль, его нужно было помещать на склад и держать там порой неделями и ме­сяцами. В XVIII в., например, Гессенское княжество продавало большое количество производившегося там по­лотна в Индию. Полотно отправлялось туда морским путем через Англию. Выработанное гессенскими ткачами полотно доставлялось по Везеру в Бремен, где нужно было подолгу ждать судно, идущее в Лондон. И там этот то­вар тоже не сразу попадал на борт парусника, держав­шего курс на Индию. В таких случаях можно было ис­пользовать грузовые склады купцов, которые занимались ввозом и вывозом товаров и нередко выжидали момента, когда можно будет заключить более выгодную сделку, разумеется, и в наши дни случается нечто подобное, но сейчас в количественном отношении груз, хранящийся в портах, составляет ничтожную часть того груза, который обрабатывается портом и не задерживается там.

Большое значение транспортной функции морского порта сказалось, по-видимому, и в том для многих удиви­тельном факте, что в последние десятилетия наблюдался равномерный рост грузооборота крупных портов, если не брать в расчет нетипичный характер колебаний перево­зок таких массовых грузов, как нефть и руда. Если бы порты столь же активно, как и 100 лет назад, осуществ­ляли рыночную функцию (о ней мы еще поговорим), картина была бы здесь совершенно иной.

Неожиданное появление и быстрое развитие контей­нерных перевозок является свидетельством того, что для хозяйства страны важно сократить время нахождения грузов в пути и что для этой цели запускаются в обра­щение все более нейтральные формы упаковки (тары). Иначе говоря, порту не должно быть никакого дела до того, что содержится в контейнере. (Прежде по типу упаковки - по бочкам, по полотняным тюкам пли по тюкам из козьей кожи - можно было легко определить, откуда доставлен табак. Поскольку тогда товар был на виду, порт в большей степени нес за него индивидуаль­ную ответственность.)

Дальнейшее повышение роли транспортной функции морского порта означает, что транспортируемый груз становится все более «вероломным». В старые времена существовал целый ряд моментов или, скажем, правил, которые, словно цепью, приковывали груз к порту, в который он поступал, или по меньшей мере затрудняли «уход» его в другой порт. Это, скажем, и опыт обраще­ния портовых рабочих с конкретными видами грузов, и умелое складирование, и наличие опытных или лично знакомых с отправителем и получателем транспортных агентов, и хорошие возможности организации торговли в непосредственной близости от порта или ближайших окрестностях портового города, и учет местных климати­ческих условий и многое, многое другое. Конечно, и сейчас можно было бы рекомендовать с такими-то груза­ми иметь дело только такому-то порту, даже несмотря на то, что и другие порты в состоянии предоставить анало­гичные услуги. Но в большинстве случаев необходимость в этом отпадает, поскольку подобные рекомендации по отношению к упакованному грузу, и в первую очередь к грузу, перевозимому в контейнерах, теряют свой смысл. Осуществляя присущую ему транспортную функцию, морской порт имеет возможность лучше, чем в прошлом, использовать свой козырь - те преимущества транспортного обслуживания, которыми он обладает, а именно свое портовое хозяйство со всеми постройками, сооружениями, механизмами. На их фоне бледнеют даже все другие до­стоинства порта. Чем совершеннее организовано движе­ние водного и сухопутного транспорта, тем меньше опасность для многих грузов надолго задержаться или вообще «осесть» в порту. Последнее касается в первую очередь портов Северного моря, интенсивность судоход­ства в котором, пожалуй, самая высокая в мире.

Предпочтение, отдаваемое портом выполнению прежде всего транспортной функции, способно вызвать сущест­венное изменение структуры его хозяйства в целом. Так, Филадельфия, второй по величине порт США и один из крупных торговых центров, не смог развить, а частично даже и сохранить на прежнем уровне, систему морских перевозок тарно-штучных грузов, поскольку сильную кон­куренцию ему в этом деле составил порт Нью-Йорк. В то же время у него сохранились прочные позиции в транспортировке массовых грузов, тем более что здесь он получил существенную поддержку от предприятий тя­желой промышленности. Крайне трудно сохранить пор­ту свое лицо, свой характер, когда предвидятся такие изменения в экономике, которым он при всем своем же­лании не может противиться и уж тем более противосто­ять. В большей мере, чем Бремен, который еще перед первой мировой войной частично имел дело с массовыми грузами (через него вывозился калий и ввозились зерно, руда, древесина), Антверпен и Амстердам были портами, в которых обрабатывались исключительно тарно-штучные грузы. Они не смогли своевременно, как это сделали Гамбург и Бремен, учесть в своей деятельности общую тенденцию к расширению масштабов морских перевозок массовых грузов. Однако затем они весьма энергично взялись наверстывать упущенное. Амстердам завершил необходимую перестройку в течение 20 лет. Это говорит очень о многом, если иметь в виду все то, без чего обра­ботка массовых грузов в порту не может вестись эффек­тивно.

Более продолжительным пребыванием в порту отли­чаются скорее специфические грузы, поскольку, с одной стороны, они сами лучше приспосабливаются к портовым условиям, а с другой - и портовая деятельность как-то больше приноравливается к такого рода грузам, «настраи­вается» на их обработку. Но подобная опасность вряд ли грозит портам, которые вывозят массовые грузы (руду, уголь, фосфаты, древесину) из тяготеющих к нему рай­онов или портов, расположенных в местах массового про­изводства продукции сельского хозяйства, таких, напри­мер, как Новый Орлеан (крупнейший зерновой порт США), Гелстон (самый крупный порт в США и в мире по экспорту хлопка), а в прошлом Брайла и Галац (вы­воз зерна, в первую очередь кормового, из придунайских земель), Монреаль (вывоз зерна) или Бордо, на который приходится более половины всего французского экспорта вина.

Правда, структурные изменения могут происходить и в специализированных портах, особенно в тех случаях, когда в каком-нибудь другом месте открываются перспек­тивы дополнительных выгод и когда соблазн получить их оказывается исключительно велик. Бремен был на Евро­пейском континенте первым портом, через который стали ввозиться из США нефтепродукты (керосин). И хотя основной получатель груза и судоходная компания, спе­циально занимавшаяся его транспортировкой, находились тут же, центр морских перевозок нефтепродуктов пере­местился в Гамбург, который и теперь, спустя 50 лет, продолжает оставаться важным центром торговли ими.

Антверпен был и остается одним из крупнейших пор­тов мира, через которые осуществляется экспорт продук­ции черной металлургии. Определенную конкуренцию ему в этом отношении составляют Бремен и некоторые другие порты. Правда, данное обстоятельство почти не сказывается на его грузообороте. Особняком по отноше­нию к портам континентальной Европы стоит Лондон. Уже на протяжении многих столетий он занимает осо­бое, исключительное положение в судоходстве, которое определено той ролью, которую Лондон играет в мировой торговле, и тем, что он занимает ведущее место среди прочих английских городов.

Той конкуренции, которая существует между евро­пейскими портами, совсем не знают морские порты, нахо­дящиеся в других частях света. Положению, занимаемому этими портами в системе морских перевозок, практически мало что может помешать. Так, например, выполне­нию некоторыми из них транспортной функции не вредит даже то обстоятельство, что они являются замерзающи­ми портами и, следовательно, на протяжении нескольких месяцев в году путь для судов сюда закрыт. Что касает­ся норвежского порта Нарвик, шведских портов Лулеа и Кируна или, наконец, финских портов Хельсинки, Кот­ка, Хамина или Турку, то это обстоятельство никого не удивляет. Другое дело - Монреаль: корабли не могут заходить сюда с декабря по апрель, поскольку в этот период полностью замерзает река Св. Лаврентия, соеди­няющая этот порт с Атлантическим океаном. На этот период портовое обслуживание принимает на себя Гали­факс, которому в течение всего года не по плечу осуще­ствлять транспортную функцию столь крупного порта, каким является Монреаль, и потому подобное «разделе­ние труда» происходит только в этот период.

Возникновению и развитию порта могут способство­вать также политические причины. Например, некоторые африканские порты своим развитием обязаны появлению в последнее время новых государств на политической кар­те континента. Именно политические соображения дик­туют необходимость наличия в ФРГ хотя бы одного пор­та, через который она смогла бы осуществлять импорт нефтепродуктов. Поэтому Вильгельмсхафен и обеспечи­вает обработку импорта нефти и нефтепродуктов, которые поступают в страну из иностранных портов не по трубо­проводам. Обременительные условия Версальского дого­вора породили стремление определенных кругов в Герма­нии к созданию «германской зоны устья Рейна». Таким портом должен был стать Эмден, расположенный в устье этой реки и одновременно в конечной точке водного пути, проходящего по низовьям Рейна и по каналу Дортмунд-Эмс. С Эмденом свои честолюбивые политические планы связывал в свое время и прусский курфюрст: в 1682 г. это был военный порт курфюршества. Политической зада­чей этого порта было помочь встать на ноги Грос-Фридрихсбургу - германскому поселению на берегу Гвиней­ского залива, заложенному в 1683 г. Однако этим планам не суждено было осуществиться, и повинна в этом была сама Пруссия, а не Эмден. Другой план освоения Герма­нией устья Рейна был связан с Бременом. Речь шла о том, чтобы обеспечить движение судов между Кобленцом и Бременом: по р. Лан (приток Рейна) и системе мелких рек до Фульды (приток Везера) и далее по Везеру. Про­мышленные круги тех районов, которые прямо примыка­ют к Лану, руководствовались также исключительно по­литическими соображениями, когда еще в середине прош­лого века начали вести соответствующие переговоры со специалистами Бремена. Можно было бы привести еще несколько примеров того, что при сооружении или разви­тии портов политические факторы играли существенную роль. Но как правило, портам самим не по душе подоб­ные рассказы.

Итак, как мы уже говорили, главная функция пор­та - это транспортная функция. Об этом говорит и тот факт, что порт превратился в центр морского судоход­ства, что он стал «родным домом» для морских судов и что судоходные компании избрали его местом своего пре­бывания. Это позволяет порту поддерживать широкие деловые отношения, без которых он обходиться не может. На это кое-кто возразит, что в наши дни происхождением своего основного капитала некоторые судоходные ком­пании обязаны экономике внутренних районов страны. И все же главная их деятельность связана с портом. В большинстве случаев они избирают его местом своего пребывания. Разумеется, при выборе места размещения судоходной компании не всегда руководствуются эконо­мическими соображениями. Важную роль здесь могут играть и другие факторы. Но если выбранное место с этой точки зрения оказывается неподходящим, компанию переводят в другое место. Именно так возникли некоторые из существующих и поныне компаний, занимающих­ся морскими перевозками грузов. Их предшественниками были судоходные компании, основанные на долевом уча­стии совладельцев судна. Как правило, компаньонами были купцы, которые приобретали судно и учреждали новое для себя дело там, где они обычно имели свои тор­говые предприятия. При этом принципы организации пе­ревозок особенно в расчет не принимались. Если купцы вели свои торговые операции в портовом городе, то и но­вая компания учреждалась там же. Если же оказывалось, что выбор места для судоходной компании на долевых началах оказывался неудачным, они его меняли. В общем и целом в истории судоходства можно часто наблюдать, что место приписки судна не оставалось без изменений, если вдруг по тем или иным причинам происходило пе­ремещение основных центров морского судоходства.

В 30-е годы XIX в. немецкие судовладельцы большую часть своих судов держали в портах Балтийского, а мень­шую - в портах Северного моря. Валовая грузовмести­мость первых составляла 178 тыс. регистровых т, или 65%, вторых - 98 тыс. регистровых т (35 %). Но уже два де­сятилетия спустя это соотношение изменилось в пользу портов Северного моря: соответственно 58 и 42%. Позд­нее произошли еще более значительные перемены, по­скольку на смену парусникам пришли пароходы, начав­шие прокладывать пути в Атлантику. 28 мая 1854 г. из Европы в Америку отправилось судно. Здесь не было бы ничего особенного, если бы не одно небольшое обстоятель­ство: это был первый трансатлантический рейс судна с паровой машиной. Речь идет о пароходе «Елена Сломэн», имевшем на своем борту 578 т груза. В 1847 г. была от­крыта регулярная линия Гамбург - Америка; через де­сять лет регулярные трансатлантические рейсы стали совершать и суда «Северогерманского Ллойда». В эти годы бурного развития портов Северного моря наряду с ведущими судоходными компаниями Германии возникло множество других. В качестве примера укажем па то, что в 1871 г. возникла компания, обслуживавшая пароходное сообщение между Гамбургом и портами Южной Амери­ки, в 1873 г. - судоходная компания «Нептун», в 1881 г. - судоходная компания «Ганза» и в 1884 г. - компания Вёрмена, суда которой поддерживали регулярное сообщение с портами Африканского конти­нента.

В середине прошлого века Бремен заслуженно поль­зовался славой крупнейшего в Германии центра деятель­ности судоходных компаний. В 1851 г. средняя валовая грузовместимость бременских судов составляла 292 ре­гистровые т, а судов, приписанных к Гамбургу, - 217 ре­гистровых т. Двадцать лет спустя (в 1871 г.) один бре-менский пароход мог брать на борт в среднем 1520 т груза, а гамбургский - всего лишь 789 т. Суммарная валовая грузовместимость всех торговых судов Бремена составляла 42,4 тыс. регистровых т, а Гамбурга - 28,4 тыс. регистровых т. И если в Гамбурге насчитыва­лось 36 пароходов, то в Бремене - всего 27; но это были более крупные суда. Лишь с 1873 г. чаша весов стала клониться в пользу Гамбурга. Бременские суда плавали преимущественно в порты Северной Америки. Гамбург же поддерживал пароходное сообщение с портами как Се­верной, так и Южной Америки, куда суда из Бремена почти не ходили.

Небезынтересно узнать, что уже на пороге XX в. Любек не считался важным центром судоходства. Зато небольшой город Эльсфлет, расположенный неподалеку от Бремена, был в то время крупным центром парусного судоходства. Здесь было приписано почти 200 парусников суммарной валовой грузовместимостью 60 тыс. регистро­вых т и ни одного парохода. Небольшим флотом торговых пароходов располагал и Браке. В паши дни основными портами приписки судов сухогрузного флота ФРГ яв­ляются (в скобках указана доля порта в общей грузовме­стимости всех сухогрузов страны, в %): Гамбург (60), Бремен (27), Любек (5,5), Фленсбург (около 5). Удель­ный вес Киля, Браке и Эмдена невелик.

Аналогичные тенденции наблюдаются и в других стра­нах. Так, к Гётеборгу, второму по величине городу Шве­ции, являющемуся одновременно крупным центром меж­дународной торговли во всей Скандинавии и оживленным морским портом, приписана почти половина торгового флота страны. Гётеборг расширяет свою деятельность и в области межконтинентальных морских перевозок. В связи с этим возрастает его роль (кстати, как и Копен­гагена) как центра, координирующего перевозки грузов в местном и дальнем сообщениях.

Морские порты, история которых насчитывает не одно столетие, проявляли заботу не только о судне, но и о его команде. Столь же древними, как и сами порты, являют­ся организации, занимающиеся наймом судовых команд и обеспечением их всем необходимым. Давнюю историю имеет и обучение морскому делу, причем особую заин­тересованность в этом вопросе проявляли портовые горо­да. За счет средств города создавались и оснащались учебным оборудованием мореходные училища. В наши дни все эти финансовые заботы берет на себя государ­ство. Мореходные училища - это учебные заведения, дающие законченное образование, и, как таковые, они из­давна пользовались большим авторитетом. Название их в наши дни несколько раз менялось. С недавнего времени они стали именоваться академиями. Сейчас подобные училища имеются в Бремене, Бремерхафене, Куксхафене, Эльсфлете, Гамбурге, Фленсбурге, Лере и Любеке. Старейшими в этом списке являются «мореходки» в Бре­мене (основана в 1799 г.), в Любеке (1808 г.) и в Эльс­флете (1832 г.).

Специфическим видом транспортной деятельности яв­ляется морское линейное судоходство. В Германии оно возникло еще до того, как воды морей и океанов стали бороздить пароходы. Уже в 1826 г. регулярные рейсы из Бремена в США совершали парусники. Для них был установлен определенный маршрут. Регулярность сооб­щений зависела, впрочем, от погодных условий и состоя­ния моря. Но и это давало возможность отправителям ориентироваться на планируемое отправление судна и за­ранее предусматривать, хотя бы приблизительно, срок следующей отправки. Установление регулярного морского сообщения было желательно еще и потому, что суда, отправляясь за океан, могли брать и пассажиров. А ими, как правило, были переселенцы, люди, которые не могли себе позволить долгое пребывание в порту и которые, отправляясь в дальний путь, имели при себе лишь самые необходимые пожитки и немного денег.

На следующий год была открыта регулярная линия, связавшая Гамбург с Нью-Йорком. Учредителями компа­нии, обслуживавшей эту линию, были одна нью-йоркская и одна лейпцигская торговые фирмы. В их распоряжении находилось два парусника, ходившие под американским флагом. Спустя четыре года компания прогорела. Один из двух парусников («Говард») приобрел маклер из Гамбурга Роберт Майлс Сломан, с тем чтобы продолжить начатое дело. Этим было положено начало первой круп­ной судоходной компании.

Судно, обслуживавшее линию Гамбург - Нью-Йорк и принадлежавшее Сломэну, стало брать на борт почтовые пакеты. В то время почтовые отправления - письма, открытки - перевозились не в специальных мешках, а увязывались в пакеты. Отсюда и такое название. Первая трансатлантическая отправка почты на борту судна, совершавшего регулярные рейсы, датируется 1836 г. В следующем году линию обслуживало сначала четыре, а затем пять парусников. В 1845 г. на линию выходило уже семь судов. Последнее означало, что из порта каждый месяц могло выходить в плаванье два корабля. Сломэы организовал, помимо этого, регулярные рейсы судов »» Новый Орлеан, а также в порты Канады, Южной Амери­ки и Австралии. До того как в 1847 г. была учреждена компания, обслуживавшая линию Гамбург - Америка, Сломэн владел единственной в Гамбурге судоходной ком­панией, занимавшейся регулярными линейными перевозчиками грузов. В 1842 г. три новые линии регулярного мор­ского сообщения связали Бремен с Нью-Йорком, Фила­дельфией и Новым Орлеаном.

В 1838 г. перевозку почты морем начали практиковать и в Англии. Для этого использовались даже пароходы «Сириус» и «Грит вестерн». Первопроходцем здесь был Сэмюел Кунар, судовладелец. С 1840 г. четыре колесных парохода, принадлежавшие ему, стали обслуживать ли­нию Ливерпуль - Бостон. Попутно они заходили в Гали­факс. Валовая грузовместимость каждого из них состав­ляла 1155 регистровых т. Мощность парового судового двигателя достигала 740 л. с. Но главное внимай не компания уделяла организации регулярного движения судов на линии Ливерпуль - Нью-Йорк. Поскольку пакетботное сообщение на этой линии представляло собой общественный интерес, правительство Англии оказывало Кунару финансовую поддержку. Рейс длился всего 14 дней. Для того времени эта продолжительность пла­ванья судов была необычно короткой. По этой причине услугами английских пакетботов пользовалась и герман­ская почтовая служба.

Создание пакетботной линии, обслуживавшейся не­мецкими судами, имеет интересную историю. Соответ­ствующие круги германского побережья были заинтере­сованы в создании подобной линии. Но им было также хороою известно, что Кунар ежегодно получал от своего правительства субсидию в размере 750 тыс. ф. ст. В этих краях существовало твердое убеждение в том, что и здесь при организации регулярных судоходных линий нельзя обойтись без финансовой поддержки государства, раз уж даже такая торговая страна, как Англия, вынуждена делать это. Но в 1844 г. из-за океана стали поступать со­общения о том, что в деловых кругах Нью-Йорка тща­тельно изучаются возможности организации регулярных рейсов судов в континентальную Европу. В качестве ко­нечного пункта (при окончательном выборе возможного варианта) назывался Антверпен, поскольку он имел удобное железнодорожное сообщение с Францией, Герма­нией и Австрией - уже в то время это было существен­ным преимуществом перед остальными европейскими портами. Правда, одновременно говорилось о Роттердаме, Гавре, Бордо и даже Лиссабоне, который на рубеже двух веков, кстати, оставался единственным европейским пор­том, где на борт отплывающих судов могли принять еще и почту, предназначенную для отправки за океан, и одно­временно первым европейским портом, в который могли поступать почтовые отправления из-за океана. Но Прус­сия считала, что выбор падет на Антверпен, и потому уже провела в жизнь ряд мер таможенного характера, учитывавших такое решение. Никто не принимал во вни­мание ни Гамбург, ни Бремен. К тому же и сами они не проявляли никакой инициативы. И только благодаря ста­раниям бременского сенатора Дуквитца встал вопрос об одном из немецких портов. Благодаря ему это дело нашло широкий отклик и среди промышленных кругов внутрен­них районов. К тому же он вел переговоры с американ­ским правительством.

И вот однажды с судна, прибывшего в Бремерхафен, на берег сошел высокопоставленный чиновник, заявив­ший, что он имеет поручение от генерального почтового ведомства федерального правительства США заключить с «Германией» договор об установлении пакетботного сообщения. Представители бременских властей вынуж­дены были осторожно намекнуть ему, что единой Герма­нии, которая могла бы выступить в качестве одной из сторон этого договора, не существует, что имеется лишь 17 самостоятельных германских государств и княжеств, каждое со своим собственным почтовым ведомством. Для американца их оказалось чересчур много, и потому он подписал договор с Бременом, которому предоставлялось право по собственному усмотрению решать вопрос об участии в этом деле других германских государств. А США выразили вполне определенное желание иметь дело с одним партнером - Бременом.

В своих мемуарах Дуквитц описывает, как все это развивалось на практике. В Бремерхафене, помимо город­ского почтового ведомства, было создано почтовое ведом­ство ганноверского королевства: этого требовали сложные межгосударственные отношения. По дипломатическим ка­налам поступили разъяснения о том, как следует име­новать почтамт, где и какой герб надлежит помещать, с правой или с левой стороны от названия ганноверского ведомства должно стоять название бременского ведомства и. наконец, - и это самое важное - может ли подавать сигнал в рожок ганноверский почтальон, находясь на территории суверенного государства Бремен, «ибо почта­льон, сигналящий в рожок, воплощает в своем лице более широкие почтовые права, чем почтальон, обходящийся без почтового рожка».

В 1847 г. Бремену удалось побудить все 17 герман­ских государств присоединиться к договору. Американ­ское правительство субсидировало Деятельность пароход­ной компании, выделяя по 100 тыс. долл. в год на каж­дый из Двух курсировавших на линии пароходов - «Вашингтон» и «Герман». Субсидировала это предприятие и немецкая сторона: Бремен и Пруссия вносили по 100 тыс. долл. в год, остальные государства выделяли более мелкие суммы. Колесные пароходы преодолевали расстояние между Нью-Йорком и Бремерхафевом за 17 дней. Бременское почтовое ведомство выстуиало одно­временно представителем интересов остальных германских государств. Во внешней экономике Германии прош­лого века регулярное пакетботное сообщение играло исключительно важную роль. Особенно серьезное внима­ние этому вопросу уделял «железный» канцлер - Бисмарк. Последнее обстоятельство нашло свое отражение в том, что в 1885 г. правительство заключило с «Северогерман­ским Ллойдом» договор об установлении регулярного пароходного сообщения с портами стран Восточной Азии и Австралии. В 1890 г. в Гамбурге была открыта пакетботная линия, связавшая Гамбург с германскими коло­ниями в Восточной Африке. На несколько лет раньше - в 1882 г. - пароходная почтовая связь усилиями Адоль­фа Вёрмана была установлена и с портами Западной Африки.

В начале прошлого века особое место в морской тор­говле с Америкой играло трамповое судоходство. Тогда трамповое судно было более самостоятельным и более независимым, чем в наши дни. Оно в большей степени рассчитывало на собственные силы и возможности. Капи­таны этих судов должны были обладать купеческим уме­нием и сноровкой, иметь хорошее чутье на выгодные сделки, а потому довольно хорошо знать отдельные порты. Кроме того, они должны были умело обходиться с людьми самого различного воспитания и положения в обществе, в первую очередь - с командой собственного судна, надолго оторванной от родных пенатов. Гамбург­ские и бременские судовладельцы, желавшие провернуть в Америке выгодное дельце, направляли туда специаль­ное лицо - суперкарго, - которому давались полномо­чия продать доставленный груз и приобрести товар, пользующийся большим спросом в родном порту.

КАК РОЖДАЕТСЯ МОРСКОЙ ПОРТ?

На первый взгляд кажется, что вопрос сфор мулирован неправильно - ведь порты существуют уже давным-давно - и что точнее было бы сказать, как в свое время зарождались порты. А это уже тема, пред­ставляющая исторический интерес.

Но в данном случае речь идет не только о далеком прошлом. И сегодня возникают новые морские порты, причем независимо от того, что имеются какие-то отдель­ные портовые сооружения. Более того, появляются они не на зеленой лужайке, в обжитом и знакомом месте; а, к примеру, на пустынном африканском побережье, где, куда ни брось взгляд, один только песок. Именно в таких местах можно наблюдать, как практически из ничего создается современный морской порт. Причины, заста­вившие сооружать его, очевидны. Здесь не надо ни наво­дить никаких справок, ни глубоко разбираться в них. Вместе с тем зачастую недооценивается то простое об­стоятельство, что и к морским портам, верой и правдой служившим человеку многие десятки, а то и сотни лет, относится «крылатое» выражение: «Умри, чтобы родиться заново». Природа - не структура! - крупного порта настолько сложна, что его «организм» можно сравнить с организмом живого существа. Жизнь порта - это постоян­ные изменения, постоянное зарождение нового и отмирание старого, ненужного. Порт должен постоянно идти в ногу со временем, учитывать требования времени, постоянно к чему-то приспосабливаться, чего-то добиваться, набираться сил и энергии. Если не понять природы порта и потребовать, чтобы он выполнял то, что ему явно не по силам, то окажутся выброшенными на ветер многие миллионы марок капитальных вложений. Если судить только по тому, что нам говорит географическая карта, то многие пункты на ней могут показаться просто идеаль­ными центрами транспортных коммуникаций. В действи­тельности же здесь даже не возникает и не возникнет в течение длительного времени вопрос о создании или развитии порта. По многим причинам, о которых мы прежде не имели никакого представления, выбор этого места для строительства порта оказывается для эконо­мики страны в целом совершенно неприемлемым.

Почему в одном случае порт процветает, а в другом, несмотря на самую широкую поддержку со стороны го­сударства, он в своем развитии топчется на одном месте? Люди, пытающиеся найти ответ на поставленный вопрос, нередко совершают ошибку, когда, имея в виду процве­тающий порт, они начинают перечислять все то, что, с их точки зрения, благоприятствует ему в географическом и экономическом отношении. Но это поверхностный под­ход. Здесь совершенно упускается из виду то, как развивался порт до того, что в свое время нужно было заблаговременно предвидеть и предусмотреть, как эти прогнозы оценивались современниками, какая помощь в организации хозяйства порта или при возведении тех или иных сооружений оказалась полезной и своевремен­ной, а какая просто ненужной. Только таким путем можно выявить суть проблемы: мог ли без всего этого возникнуть порт именно здесь и сохранит ли он свое значение в будущем? Причины, приведшие к формирова­нию порта, способствовавшие его дальнейшему развитию, представляют не только исторический интерес. Они весьма поучительны и для сегодняшней действительности. Не ме­нее важно знать также, почему ушла жизнь из других портов.

Морские порты всегда мужественно отстаивали свое право на существование. Они прилагали огромные усилия для того, чтобы стать хозяевами своей судьбы. При этом им нередко приходилось пускаться в рискованные пред­приятия. Кто же отважится дать исчерпывающий ответ на вопрос, что произошло бы, если бы порты не прила­гали подобных усилий или не шли на такой риск! Не­редко за уже готовыми решениями скрывались дар пред­видения и воля всего-навсего одного человека. А что произошло бы, если бы такового не нашлось? Развивался бы порт и впредь или же это развитие пошло бы вспять? Нередко так, очевидно, и бывало. Но, к сожалению, подтвердить такой вывод документально невозможно.

Факторы, которые лежат на поверхности и которые охотно называются в первую очередь, не во все времена оказывают одно и то же воздействие. К тому же в раз­личных портах их влияние проявляется по-разному. Будь это иначе, все порты были бы похожи друг на друга как две капли воды, но ведь этого нет.

Возьмем в качестве примера перевозку грузов из внутренних районов к побережью и обратно. На протя­жении многих сотен лет важную роль в судьбе портов играло наличие удобного сообщения с ними, т. е. хоро­ших дорог. Связь Бремена с южными землями была в свое время в высшей степени плохой. Тогдашняя техника не позволяла строить дороги непосредственно в долине Везера параллельно берегу реки. Но ведь это было самое удобное - с точки зрения перепада высот - место для дорожного строительства. На левом берегу Везера между Минзеном и Бременом лежали обширные болота, и для того чтобы попасть во Франкфурт-на-Майне, нужно было делать большой крюк по дороге, которая вела через Оснабрюк. Если путь лежал в Ганновер, то можно было использовать узкую полоску суши, отделявшую реку от высокого коренного (правого) берега Везера. Однако здесь встречались труднопроходимые для тяжелых пово­зок песчаные участки пути. А между Бременом и Брауншвейгом, игравшим в ту эпоху весьма существенную роль, находилась абсолютно непроходимая пустошь, кото­рую нужно было объезжать справа, минуя Ганновер. Следовательно, для Бремена было выбрано очень и очень неудачное место. А если сказать более резко, то и при­лагать усилия для развития порта в Бремене вообще не следовало бы. И тем не менее на протяжении не одной сотни лет Бремен, широко используя гужевой транспорт, успешно поддерживал торговлю со многими городами Средней и Южной Германии вплоть до самых отдален­ных от него Регенсбурга и Пассау. А ведь другие порты в этом отношении имели преимущества перед Бременом. Ну, а где же можно обнаружить это преимущество сегодня?

В свое время проблемой было обеспечение удобной состыковки порта и железной дороги, которая как сред­ство транспорта только-только начала развиваться. К одним портам железные дороги были подведены с са­мого начала. Перед другими встала проблема, как бы не отстать в этом деле от своих конкурентов. Поэтому они были вынуждены в максимальной степени использовать свои финансовые и политические возможности. Именно так сложилась судьба бременского порта. Гамбург же относился к избранному кругу портов, и поэтому ему не было нужно самому о чем-то заботиться. Что касается Эмдена, то он не мог позволить себе раскошелиться по примеру Бремена. Ему пришлось долго ждать своей очереди, пока железнодорожная линия не была подведена и к нему.

В наши дни никакой порт не мыслится без хороших автомагистралей и железных дорог. Ни у одного из пор­тов в этом отношении нет преимуществ. Правда, имеются определенные различия в транспортном обслуживании и тарифах за перевозку грузов. Как раз эти различия играют более значительную роль, чем все те преиму­щества, которыми порты обладали в прошлом.

Вопрос об экономически оправданном выборе места для морского порта исключительно сложен. В этом легко убедиться, проследив всю историю становления порта, а не только его появления. Среди нынешних портовых городов очень мало таких, закладывая которые люди на­деялись бы связать всю свою жизнь с морем. Многие из них возникали как самые обычные, ничем не отличаю­щиеся населенные пункты, которые лишь с течением времени превратились в портовые города.

На месте многих городов континентальной части Европы и Англии, претендующих на то, чтобы считаться лучшими портами в мире, в те далекие времена сущест­вовали малоприметные поселения, жителям которых не­ведомо было само понятие «порт». Каждое из них ничем не выделялось среди сотен других ему подобных поселе­ний, разбросанных по всей стране. Но кто же и когда выбрал именно это, а не другое место?

Однако прежде мы хотели бы ответить на вопрос, почему же это произошло. Люди селились там, где су­ществовали более или менее сносные условия их обита­ния п где они могли добывать себе средства существова­ния. Естественные водные рубежи позволяли успешно обороняться от врагов, рыболовством же можно было жить. Но чтобы заниматься рыболовством, нужны были плавсредства. Люди научились строить различного рода суденышки и корабли. С их помощью они могли уже отправиться в плавание до другого ближайшего селения. При этом люди отправлялись туда не с пустыми руками, а брали с собой какие-нибудь продукты, которые они обменивали на другие. Так зарождались перевозки гру­зов водным путем, так зарождались порты. А когда же все-таки это происходило?

Никто не может точно ответить на этот вопрос. В раз­витии человечества наступил такой момент, когда возник­ла торговля. Люди начали вести сначала простой обмен, а затем торговлю. Для этого они отправлялись порой в дальние «путешествия». Ученым удалось найти следы, свидетельствующие об этом. Но здесь возникает новая проблема: происходило ли это впервые или существовали уже определенные обычаи? Многие ли занимались обме­ном или единицы? Превышал ли объем «оборота» насущные потребности людей? Было ли это средством сущест­вования или просто рискованным предприятием, давав­шим человеку возможность выделиться из толпы? Когда хозяйственными категориями начали мыслить жители того или иного побережья, которые и слыхом не слыхи­вали, что существует высокоразвитое хозяйство городов-государств, лежащих на берегах Средиземного моря? Наконец, с какого момента можно называть портами те специально оборудованные участки суши, к которым могли приставать торговые корабли?

Этого никто не знает. Но в отдельных случаях мы довольно точно можем сказать и о моменте возникнове­ния порта, и о намерениях того или тех, кто действи­тельно с самого начала хотел связать свою судьбу с портом. Они, пожалуй, уже достаточно знали о том, что собой представляет порт и что он может дать им. Несколько примеров подобного, как сегодня говорят, целенаправленного сооружения порта позволят сделать более наглядной эту мысль. Причины их появления самые разнообразные: политические, экономические, демографи­ческие и т. п. Зачастую проявлялось комплексное дейст­вие всех этих факторов.

Несколько таких примеров нам дает древний мир. Об Александрии мы уже упоминали. Александр Македон­ский основал этот город и порт в 332 г. до н. э. на пе­решейке, отделявшем озеро Марьют от моря, как форпост Греции на только что завоеванных им землях. Выгодное географическое положение способствовало быстрому росту порта. Впоследствии он превратился в крупный центр по вывозу зерна. Важную роль при его создании играли как экономические, так и стратегические соображения.

Много раньше искусственная гавань была создана в Карфагене. Описания имевшихся там сооружений, произ­водивших сильное впечатление на всех тех, кто впервые знакомился с ними, оставил нам знаменитый Полибий. Он был непосредственным очевидцем окончательной победы Рима над его смертельным врагом, Карфагеном, и поэтому вполне мог иметь представление о роли и значе­нии этого портового города.

Место для гавани Карфаген выбрали финикийцы, ко­торые в былые времена слыли опытнейшими мореходами. Гавань была построена здесь в начале IV в. до н. э., но финикийцам это место было хорошо известно уже за четыре с лишним века до этого (850 г. до н. э.). После того как карфагеняне расширили город-порт (крепостные стены возводились на фундаменте, доставшемся им еще от финикийцев), здесь образовались два расположенных друг за другом бассейна общей протяженностью 1 км. Ближе к морю находилась акватория торгового флота, размеры которой составляли почти 500 м × 200 м. Шири­на входного фарватера достигала 22,4 м. Путь кораблям по нему можно было преградить с помощью цепей. Из торговой гавани через узкий вход попадали в воен­ную гавань, представлявшую собой бассейн, по форме напоминавший круг диаметром около 300 м. Там находи­лось 220 «эллингов» для пентер - типичных для того времени военных судов. Выполнение такого объема работ предполагало наличие определенной коллективной орга­низации, заинтересованной также в ведении морской торговли.

Портом «столицы мира» - Рима - должна была стать Остия, и она стала им, несмотря на многочисленные трудности. Город й порт были заложены в конце IV в, Для обеспечения дальнейшего развития зарождавшейся морской торговли Рима. Сюда же вошли и солеварки, расположенные в устье Тибра: из Остии соль вывозилась во внутренние районы страны. Когда торговые корабли достигли таких размеров, что их нельзя было болоте просто вытаскивать на берег, было решено соорудить здесь искусственную гавань. Вполне возможно, одной из причин оказались частые заносы русла реки песком и илом, что требовало постоянных забот об устройстве фарватера. С градостроительной точки зрения древнее ме­стечко Остия было образцовым городом, а сам порт - вершиной инженерного искусства. На рубеже двух эпох - при императоре Клавдии - порт был существенно расширен. В трех километрах к северу от Остии устроили новую гавань, площадь водной акватории которой дости­гала 850 тыс. м2. Сюда вела мощеная дорога. Здесь можно было увидеть и каменные стенки причалов, и прекрасные мостовые, и сооружения, обеспечивавшие удобную стоянку судов, каменные лестницы, ведущие к реке, и амбары для хранения зерна, расположенные несколько сзади причалов, и хранилища для вин и расти­тельных масел. В принципе так выглядят и современные порты. Два мола, на 700 м выступавшие в море, образо­вывали вход в акваторию гавани. Уже в то время люди осознавали опасность, которую несут с собой для порта заносы русла реки песком: постоянный прибой создает искусственную преграду-запруду и песок, который река несет с собой с гор, осаждается там, где возникает это препятствие. Как гласит дошедшая до нас надпись, при Августе началось, а при Клавдии завершилось строитель­ство канала, соединившего - в обход устья с севера - гавань с Тибром. По нему в гавань поступала вода, которая одновременно очищала ее от песчаных наносов. Правда, мы не можем с уверенностью говорить о том, что, используя этот канал, суда, плававшие по морю, заходили и в Рим. Этого могло и не быть: все сооруже­ния и постройки, имевшиеся как в самом порту, так и в городе, по-видимому, предназначались для выполнения тех операций, от которых желательно было освободить столицу. В подтверждение сказанного говорит и тот факт, что в самом Риме имелось два речных порта. Молы, однако, не обеспечивали надежной защиты судов от не­погоды на море. По дошедшим до нас сведениям, во время одного из штормов в гавани перевернулось и за­тонуло почти 200 судов. Вероятно, существование такой опасности побудило императора Траяна в 104 г. увели­чить сооружения гавани - выше вверх по течению был построен еще один бассейн шестиугольной формы, мак­симальная ширина которого составила 620 м, - а также провести дноуглубительные работы на канале, соединяв­шем гавань с Тибром.

При закладке этих древних портов важное значение имели экономические факторы, поскольку с их развитием возрастала также и роль портовых городов. Карфаген был достаточно силен, чтобы создавать реальную угрозу Риму. Александрия представляла собой крупный куль­турный и хозяйственный центр. А Остия, находившаяся в непосредственной близости от Рима, выросла в круп­ный, полностью независимый город, в котором насчиты­валось 80 тыс. жителей.

Решение обширных и сложных задач возлагалось также на афинский порт Пирей. Пирей был вначале простым поселком. При Фемистокле на развалинах ста­ринного местечка Фалер построили гавань с вполне опреде­ленной целью. Полуостров, на котором расположен Пи­рей, образует три гавани. Западная гавань, собственно Пирей, была разделена мощным молом на две части - южную, военную, гавань со 196 «эллингами» для военных кораблей, и северную, торговую. Западная гавань служила местом хлебной торговли. Важную роль для развития Пирея как порта играло и то обстоятельство, что рядом находились Афины, крупный хозяйственный и культур­ный центр. Более того, он находился на пересечении оживленных морских путей, ведших из Греции в порты Черного моря, а также в далекий Марсель и города Испании.

В том, насколько важную роль в развитии портовыч городов играют все эти факторы, можно еще раз убе­диться, проследив печальную судьбу одного скандинав­ского порта, который по возрасту своему был на целое тысячелетие моложе тех портов Средиземного моря, о ко­торых мы только что рассказали. Речь идет о Хантхабу, небольшом городке, который лежал на Балтийском по­бережье Шлезвиг-Гольштейна в устье реки Шляй. Он был заложен фризскими купцами, вероятно, в самом начале IX в. По тем данным, которые имеются в пашем распо­ряжении, можно предполагать, что Хаптхабу был всего-навсего перевалочным пунктом. Через него транзитом шли товары из Балтики в Северное море, как, впрочем, и в обратном направлении. Ничего более значительного из этого городка стать не могло. Сухопутный путь люди избрали, видимо, потому, что они хотели избежать дли­тельного и опасного плавания вокруг Ютландского полу­острова. А уж с этими-то опасностями они были хорошо знакомы. Товары, которые суда доставляли из портов Балтийского моря, выгружались па берег. Отсюда путь шел по суше. Примерно семь километров эти товары нужно было нести или везти. Затем товары вновь гру­зились на суда. На них купцы продолжали свое плавание вначале по Трене или Айдеру, двум рекам, впадающим в Северное море, а затем и по морю. Всего через каких-то 200 лет Хаптхабу пришел в упадок. И дело здесь отнюдь не в том, что в 1050 г. его разрушили венды, - ведь город, который был бы в достаточной степени жизнеспо­собным, можно было бы возродить. Видимо, Хаитхабу к числу таких городов не относился. Сейчас высказыва­ются предположения даже о том, что жители появлялись в нем летом, в период навигации по Балтийскому морю. Может быть, развитию города мешало и близкое сосед­ство - в Шлезвиге - резиденции очень влиятельного архиепископа. Так или иначе, но уже в начале XI в. го­род окончательно опустел.

Обратим теперь наше внимание на Любек - один из портов северной Европы, в судьбе которого немалую роль всегда играли соображения высокой политики. Правда, это произошло только при очередной, пятой по счету, попытке основать этот порт. Причем во всех слу­чаях стремились найти удобное в экономическом отноше­нии место, которое к тому же представляло бы возмож­ность заниматься судоходством. Не последнюю роль играли также намерения обеспечить раздел сфер влияния церковной и светской власти. В те далекие времена на Швартау, притоке реки Траве, существовало поселение. Во время одного из нашествий оно было сожжено дотла. По указанию архиепископа Бремена и Гамбурга это поселение в 1106 г. было возрождено. Но очередное нашествие врага - и оно вновь было стерто с лица земли. В 1143 г. граф фон Шауэнбург закладывает рядом с пепелищем новое селение. Это был один из местных феодалов, стремившихся к развитию своего домена. Но в 1157 г. и это новое селение сильно пострадало от огня. Пришедшие в отчаяние жители обратились за помощью к одному из тех, кто умел закладывать города. Это был Генрих Лев Вельф, герцог Саксонский. Он вновь выбрал место у воды, на берегу реки Штекниц. Но люди не согла­сились с этим выбором и предпочли «троиться на пепе­лище. К этому времени все окрестные земли перешли в собственность герцога. Лишь с этой пятой попытки Любек пустил корни и стал быстро расти благодаря дому Вельфов. Выбор для порта именно этого места дикто­вался непосредственно хозяйственными соображениями.

Во многих случаях вовсе не предусматривалось, что город должен обязательно стать также и портом. Хотя именно в этих случаях охотно подчеркивают, что место для города преднамеренно выбрано на берегу реки и к тому же рядом с песчаным перекатом. Подобные утверж­дения делаются с большой легкостью лишь потому, что позднее очевидными стали выгоды исключительно благо­приятного расположения селения на перекрестке тех путей, которые шли через него по суше и по реке. Но в то же время неправильно было бы говорить, что наличие удобного перехода через реку - песчаного переката - явилось причиной основания города. Ведь на любой реке имеется множество бродов, но не каждое стоящее на одном из них селение начинает быстро расти, в ко­нечном счете превращаясь в город, и не на каждом из них люди закладывают новые города. Скорое, все проис­ходило как раз наоборот. Купцы старались прокладывать пути через реки в тех местах, где уже поселились люди. Только здесь путники могли найти столь нужные им средства для переправы через реку - плот, лодку или что-нибудь еще. Разумеется, позднее и сам населенный пункт получал выгоду от того, что через него проходил торговый путь.

Нельзя также категорически утверждать, что предо­ставлявшаяся путнику «последняя возможность перепра­виться через водную преграду» играла при основании поселения столь большую роль, как это зачастую утверж­дается. В те времена люди были исключительно привя­заны к тому месту, где селились, и без особых нужд не шли на другой берег реки. В Бремене люди поселились у реки по той простой причине, что она в известной мере защищала их от врагов, а также кормила - ведь люди могли заниматься здесь рыболовством. Селясь на берегах реки, они старались располагаться на возвыше­нии, чтобы даже во время половодья река не затопляла их жилищ. Первые поселенцы Бремена вовсе не думали о том, чтобы создать здесь порт.

Напротив, необходимость в новом порте привела к появлению Гавра на пороге Средневековья и Нового времени. Руан был одним из центров судоходства на Сене начиная с X в. К рассматриваемому нами периоду значение Руана как порта стало быстро падать: аквато­рия порта заиливалась и заносилась песком. Вот почему союз норманнских государств в 1515 г. принял решение построить новый порт в устье Сены. Через два года пер­вые корабли прибыли в порт. Между тем и Руан сумел справиться с возникшими трудностями и даже пережить несколько периодов бурного расцвета. Со временем он превратился в крупнейший порт Франции, через который осуществлялся импорт, а также в крупную угольную гавань. Гавр же считался в прошлом веке главным пере­валочным пунктом Европы в торговле хлопком. Одной из новейших тенденций развития судоходства и портового хозяйства стало превращение портов в пункты перевалки импортируемой нефти. Руан оказался не в состоянии следовать ей. По-видимому, наступает предварительная фаза окончания длительного соперничества расположен­ных по соседству портов, направления развития которых порой предсказывались не совсем верно. В наши дни серьезную конкуренцию Руану во многих сферах порто­вой деятельности составляет не Гавр, а Париж. И все же деятельность как одного, так и другого порта под­твердила экономическую целесообразность выбора их теперешнего местонахождения.

Одновременно с основанием Гавра на атлантическом побережье Южной Америки также возникали порты как конечные пункты трансатлантических перевозок грузов. Испанцы закладывали Буэнос-Айрес с одной-единственной целью - обеспечить отечественным портам надеж­ного партнера в морской торговле, превратить его в порт, через который бы новая колония вывозила свои товары в Европу. Можно предполагать, что на выбор этого места оказала влияние возможность использования Ла-Платы для дальнейшей транспортировки грузов и перевозки людей: по многим причинам сооружать дороги здесь было исключительно трудно, да и длилось бы это очень и очень долго. Пожалуй, теми же соображениями руководствовались люди, когда примерно в те же годы закладывали Рио-де-Жанейро или почти 200 лет спустя сооружали Монтевидео.

Вот с этого времени основным фактором, обусловли­вающим создание новых портовых городов, становится необходимость поддержания регулярных сообщений. В сравнительно молодых государствах есть порты, при строительстве которых широко использовался опыт, на­копленный старыми центрами морской торговли, история которых насчитывает многие десятки, а то и сотни лет. Европейцы, переселявшиеся в Америку и Австралию или избиравшие своим местом жительства какую-либо из стран Дальнего Востока, прекрасно понимали, что им никак не обойтись без морского порта - ведь им нужно было поддерживать и развивать связи со своей родиной, которая оставалась для них очень серьезным торговым партнером. Поэтому-то на месте теперешних крупнейших портов атлантического побережья Северной Америки создавались поселения, которым с самого первого дня их появления было предначертано стать в будущем порто­вым городом. Поэтому-то практически все порты США и Канады расположены в удобных или даже исключительно удобных - с точки зрения судоходства - географических пунктах. Такие условия предпочитают использовать и сейчас: люди теперь не хотят строить порты и возводить гидротехнические сооружения с теми жертвами, которые они вынуждены были принести в прошлом, когда их усилиями создавались многочисленные порты той части побережья Европы, которая омывается водами Атланти­ческого океана и Северного моря.

«Побережье, неудобное для создания морского порта» - эти слова звучат словно приговор, вынесенный по адресу той или иной местности, которой отказано в праве вносить свой посильный вклад в развитие как хо­зяйства страны в целом, так и ее транспорта. В этом случае побережье становится непреодолимым препятст­вием, препоной на пути развития экономики. Но эко­номика, хозяйство страны стремится расширяться во все стороны - оно словно убегающее из квашни тесто. Но разве есть такие - значительные по своей протяженности - участки побережья, на которых нельзя было бы вообще строить порты, своего рода ворота, через которые идут пути-дороги во все стороны света?

Да, такое можно еще встретить. Вот, например, на сотни километров от Неаполя к северу протянулось по­бережье Этрурии и Кампании - и ни одного порта, если не считать искусственной гавани в Остии, о которой мы уже не раз упоминали. Правда, в 12 км севернее Пестума в устье речушки Селе находилась небольшая гавань, услугами которой пользовалась греческая колония Посейдония. Этой гавани, как и Остии, давным-давно и в по­мине нет. Почему же это случилось? Может быть, потому что они находились на побережье, неудобном для созда­ния порта? Впрочем, подобные участки побережья можно встретить и во многих других уголках земного шара.

На самом же деле морские порты не возникали здесь по той простой причине, что в этом не было никакой нужды. Современный уровень развития техники позволяет строить порты практически в любом месте побережья Мирового океана. Нецелесообразно строить порты на тех участках побережья, которые с экономической точки зрения не играют никакой роли или которые непосредст­венно не граничат с районами страны, отличающимися высоким уровнем развития промышленности, транспорта, торговли. Следовательно, можно говорить лишь о тех участках побережья, которые представляют определенные трудности для ведения строительных работ.

Европейское побережье Северного моря создает при возведении портовых сооружений трудности чисто техни­ческого порядка. Строительство связано здесь с большими затратами. Очень дорогим оказывается также создание транспортной инфраструктуры. Приходится порой стал­киваться с такими неблагоприятными местными условия­ми, хуже которых вряд ли найти в каком-либо другом месте с аналогичной интенсивностью движения. Но имен­но этот участок европейского побережья характеризуется одним из самых высоких в мире уровней портовой актив­ности.

Порты не могут существовать без своего хинтерланда, этого своего рода надежного «тыла». Древние греки не имели об этом никакого представления, когда осваи­вали побережье Средиземного моря, создавая здесь или там свои города и порты. Удобные для их строительства участки побережья они, как правило, выбирали прямо со своих кораблей. Дальше ближайших окрестностей они обычно не шли. Правда, и здесь не обошлось без исклю­чений. Некоторые из основанных ими поселений в даль­нейшем превратились в крупные цветущие порты. Назо­вем здесь в качестве примеров Геную и Марсель. Выби­раемое для строительства порта место обладает своими достоинствами и недостатками. В одних случаях, когда воздействие положительных факторов значительно, вновь созданная гавань начинала быстро развиваться, в других же, когда влияние негативных элементов оказывалось сильнее, ничего подобного не происходило. Для дальней­шего развития порта и портового города очень важно, чтобы они находились на глубоководном побережье моря и одновременно примыкали к районам страны, в которых развивались бы торговля и ремесла. На протяжении многих сотен лет Генуя была крупным независимым тор­говым городом, который не только располагал собствен­ным торговым флотом, но и мог позволить себе роскошь «специализироваться» на морской торговле, не имея соответствующего хинтерланда. Но в новое время порт уже не мог обходиться без надежного тыла. Положение изменилось с постройкой сети железных и автомобильных дорог. (Например, открытие железнодорожного сообще­ния через Сен-Готардский туннель превратило Геную в порт, через который грузы транзитом шли в Швейцарию и даже Южную Германию. При импорте зерна Швейца­рия предпочитала также пользоваться услугами Генуи, а не Марселя, как было прежде.) Не намного лучше в этом отношении было положение древней Массилии (так называлось селение, которое было основано 2500 лет назад на месте сегодняшнего Марселя). Правда, невда­леке находилось устье Роны. Историческая биография этого города не столь блестяща, как у Генуи. Но здесь имелось преимущество другого рода: развитие города и порта опиралось на крепкий, устойчивый в политиче­ском отношении тыл, каким была Франция. Лишь в последние десятилетия в Марселе стала ощущаться не­хватка территории. Порт был вынужден расширяться не вглубь, а вширь, вдоль побережья, сооружать новые «дочерние» гавани, функционирующие в высшей степени независимо от основного порта. В наши дни на порт ра­ботает и Рона, с которой связаны все перевозки по внут­ренним водным путям. В сравнении с работами по рас­ширению порта в Марселе масштабы того, что делается в этих же целях в портах северо-западной Европы, просто незначительны. Примером здесь может служить Берген, морской порт на западном побережье Норвегии; здесь сходятся многочисленные торговые и транспортные пути. Но еще 50 лет назад город не знал железной до­роги, а общие коммуникации его были недостаточно развиты.

Если грузы, доставляемые в порт, проходят по суше 300 км, то для портов Северного моря это считается уже большим расстоянием, порождающим сильную конкурен­цию со стороны портов, находящихся в аналогичных условиях. В Англии же это расстояние вообще незначи­тельно - чуть больше 100 км. Иная картина наблюдается в молодых портах Африки: здесь хинтерланд представ­ляет собой действительно глубокий тыл - по железной дороге грузы порой перевозятся на расстояние 1000 км. И тем не менее этим портам не страшна конкуренция. Итак, в наши дни вряд ли найдется протяженный участок побережья, на котором при современном уровне развития техники нельзя было бы построить порта. В то же время нельзя назвать порта, которому современные средства транспорта не позволяли бы иметь столь необхо­димого ему «тыла».

Если судить по географической карте, то порт, распо­ложенный в устье реки, напоминающем по своей форме воронку, на первый взгляд может показаться идеальным примером селения, возникновение которого обусловлено развитием транспорта и торговли. Порт находится в не­посредственной близости от моря, но в то же время под защитой суши. В отношениях между судоходством по морю и перевозками грузов по внутренним водным путям он выступает посредником. В прошлом, по-видимому, порт обеспечивал наиболее удобную перевозку через реку. По этим причинам не могла миновать этого места и же­лезная дорога. Одним словом, это, казалось бы, идеально найденное место.

В действительности же налицо лишь часть всех этих достоинств. Здесь они проявляются в большей мере, а там - в меньшей. К тому же в большинстве случаев люди выбирали эти места для поселения совсем по дру­гим причинам. Подобную тенденцию можно выявить лишь у портов, возникших в новое время, в последние каких-нибудь 200 лет. Да и здесь не обходится без исключений. Морской порт, расположенный в устье реки, не всегда имеет прямое отношение к судоходству по внут­ренним водным путям. Мы уже говорили о том, что европейцы создавали первые поселения в Америке, в основном на восточном побережье, для того, чтобы можно было поддерживать морское сообщение с Европой. В 1682 г. Вильям Пени подготовил общий набросок плана города Филадельфия, в котором были показаны в общих чертах улицы и связи города с рекой. Примеча­тельно, что он выбрал для города место, которое за 50 лет до того выбрала для своего обитания небольшая колония шведов. Как и англичане, они разбирались в проблемах судоходства. Устье реки Делавар - прекрасное место для строительства порта. В наши дни это второй по величине портовый город США. В его черте в Дела­вар впадает небольшая Шьюкилл-ривер, которую, однако, порт не использует в качестве еще одного водного пути. Не лучше обстоит дело и с двумя реками, имеющими прямое отношение к Бостону: ни Чарльз-ривер, ни Мистик-ривер не имеют никакого хозяйственного значения для деятельности порта. На первой из них - недалеко от города - проводятся лишь гонки спортивных судов. То же самое мы имеем возможность наблюдать и в Лондоне, который расположен на реке Темзе, в 74 км от ее впа­дения в Северное море. Устье реки образует гигантскую воронку, горловина которой простирается вплоть до го­рода. Открытым остается вопрос о том, занимались ли жители древнейшего кельтского поселения мореходством или нет. Зато древний Рим последовательно развивал это поселение как один из морских портов разветвленной транспортной системы Римской империи и даже сделал его центром своей провинции - Британии. Но выше по течению Темза уже не играет никакой роли в экономике страны. На ней проводятся лишь спортивные состязания. В устье реки Халл расположен один из крупных портов Англии - Халл, точнее, Кингстоун-на-Халле; если мор­ские перевозки грузов через него имеют важное эконо­мическое значение, то речное судоходство практически не имеет значения. Не лучше обстоит дело и с такими круп­ными портами, как Ливерпуль и Бристоль.

И наоборот, страны континентальной Европы дают примеры возникновения в «воронкообразных» устьях рек городов, которые становились одновременно и речными и морскими портами. Мы уже говорили о том, что люди селились на берегах рек в поисках надежных источников средств существования и не менее надежной защиты от нападения врагов. При этом они выбирали возвышенные места, ведь и вода была для них врагом - на суше это половодье, на побережье - наводнение, вызываемое штор­мами. В Средиземноморье жители портовых городов искали на суше защиту от нападений с моря; в те далекие времена не сразу можно было определить с берега, какой корабль приближается: то ли боевой корабль, используемый в морской торговле, то ли корабль, зани­мающийся морским разбоем. Для поселений северной и северо-западной части Европы данное обстоятельство не играло никакой существенной роли. Как свидетельствует история Гамбурга, враг появлялся и с моря и с суши. А для боевых дружин викингов, отправлявшихся в похо­ды, неважно было, где расположен город: непосредствен­но на побережье или на большом удалении от него.

Лишь с течением времени эти порты стали играть роль посредника между морским судоходством и судо­ходством по внутренним водным путям, подобно тому как люди вначале стали заниматься рыболовством, а уж потом судоходством. В наше время такая посредническая роль стала характерной для большинства портов, возник­ших в устьях-«воронках» крупных рек. Назовем лишь некоторые из них: Любек, Гамбург, Бремен, Эмден, гол­ландские и бельгийские порты и даже Бордо, который благодаря построенному каналу стал и средиземномор­ским портом. Если реки играют для западногерманских портов хотя и очень важную, но не решающую роль, то существование Роттердама и Амстердама без Рейна просто не мыслится.

О той защите, которую давало нахождение города в устье реки, сейчас практически не может идти никакой речи. Оно в наши дни не играет никакой роли в защите искусственно созданных гаваней от штормов на море и подъема воды, вызванного ими. Правда, в широкой части устья-«воронки» это все еще остается важной проблемой. При наводнениях, вызываемых морскими штормами, масса воды, приводимая в движение, доходит до конца узкой части «воронки». Но ущерб наносится при этом не судоходству, а населенным пунктам, расположенным на берегах реки, и береговым сооружениям (в первую оче­редь верфям), не защищенным от воды дамбами. Внеш­няя акватория «воронкообразного» устья - мы здесь не берем во внимание порты атлантического побережья Европы - во многих случаях является прекрасным от­крытым рейдом, где в ожидании своей очереди на погруз­ку или разгрузку в порту или по какой-либо другой при­чине могут становиться суда на якорь, не опасаясь чересчур большого волнения на море.

Устьевая «воронка» иногда подвергает порты серьез­ным испытаниям. Не раз Эмс приводила Эмден на край катастрофы. В 50-е годы XIII в. Эмден псе еще лежал на берегах реки Эмс. В 1277 г. в результате штормов на море и вызванных ими наводнений устье реки пришло в такое состояние, что Эмден нельзя было считать горо­дом, стоящим на судоходной реке. Перевалка морских грузов велась теперь в Ратсдельфге и Фальдерндельфте. В 1433 г. Эмсу «заблагорассудилось» вернуться в свое старое русло и вновь сделать Эмден речным портом. Но в 1516 г. река выкинула очередное «коленце». Дело в том, что Эмден расположен на том участке реки, где она делает широкую петлю. И вот этот участок реки начал постепенно заноситься песком и заиливаться. Он становился все менее и менее судоходным. В конеч­ном счете Эмден вновь оказался отрезанным от реки. В 1631 г. была предпринята неудачная попытка сделать «петлю» судоходной. В 1730 г. было принято решение соединить порт каналом с остававшимся судоходным участком Эмса. В 1772 г. этот небольшой канал был построен. Вначале его длина составляла всего 3 км. Но из-за того, что река все дальше и дальше уходила от города, канал приходилось удлинять и углублять. Нужно было прилагать большие усилия, чтобы поддер­живать канал в надлежащем состоянии. Даже сооруже­ние промывочного шлюза не очень-то помогало от непре­кращавшегося заиливания канала. Казалось, что судьба Эмдена как порта была решена. И все же его удалось спасти. Решающее усилие было сделано уже в нашем веке, когда была построена новая гавань, отделенная от реки шлюзами.

Но особенно много хлопот доставляло устье реки жи­телям Роттердама. Первопоселенцы выбрали себе место на берегах небольшой речушки Ротте. Они жили тем, что давала им вода. Когда же люди порешили использо­вать реку в своих хозяйственных целях, началась много­вековая - не завершившаяся и поныне - борьба чело­века с рекой, которая была для них и другом и врагом.

До тех пор пока человек не мог хотя бы на равных бороться с ней, никакого прогресса в развитии по­селения не было. Вначале оно находилось в том ме­сте, где Рейн своими рукавами образовывал бесчислен­ное множество протоков и бухт. Нужно было постоянно обуздывать водную стихию, отвоевывать землю у моря. С решением подобных задач германским портам сталки­ваться не приходилось. Кроме того, следует иметь в виду и то обстоятельство, что Роттердам постоянно ощу­щал острое соперничество в борьбе за обеспечение наи­более благоприятного положения на пути, ведущем к морю, и вынужден был вести гидротехнические работы и возводить гидротехнические сооружения, пользуясь только собственными оценками.

Существуют порты, расположенные в бухтах, морских заливах. Обычно они никак не связаны с реками, во всяком случае с особенно полноводными, сила которых умножается стихийной мощью приливов и отливов. Поэтому они не находятся в геологическом «родстве» с портами, стоящими в устьях рек, напоминающих гигант­ские «воронки». Бухта и «воронка» имеют различные формы. Поэтому и внешним обликом эти порты не похожи друг на друга. На формирование порта, расположенного в бухте, большое влияние оказывали условия, определяв­шие его связи с внутренними районами страны. В бухте нет фарватера, обозначаемого двумя берегами реки, а внутренние перевозки грузов в свою очередь никак не связаны с долиной реки. Греки основали Неаполь в бух­те подобно тому, как они роступили с портами в Пирее и Коринфе. Сиракузы расположены в заливе. В интересах обеспечения своей безопасности Венеция создала искусственную бухту: в 452 г. н. э. Аттила захватил и разрушил Падую и Аквилею. Жители этих городов бежали и укрылись на 117 островах лагуны, которую отделял от моря естественный береговой вал. Здесь они остались навсегда. Постепенно, день за днем, год за годом, они на зыбком месте создавали условия, в которых могли бы жить. Грунт под будущий город доставлялся с материка. Все жилые постройки возводи­лись на свайных ростверках. И вот с X в. Венеция из небольшого селения, давшего убежище первым жителям, превращается в крупную средиземноморскую державу, слава которой поблекла только с развитием заокеанской торговли. Те же соображения безопасности диктовали выбор места для Лиссабона. Первопоселенцами были фи­никийцы. Для своего селения они выбрали очень удобное место на реке Тежо в 15 км от ее впадения в океан с таким расчетом, чтобы для него не было непосредствен­ной угрозы с открытого моря и в то же время оно нахо­дилось в непосредственной близости от него.

Подобные соображения, пожалуй, не играли никакой роли при основании германских поселений на побережье Северного или Балтийского морей. Наличие узких, глу­боко впадающих в сушу заливов оказалось тем обстоя­тельством, которое повлияло на выбор места для Киля и Фленсбурга. Слово «Киль» означает «залив, бухта». Еще в 1284 г. этот портовый город стал членом Ганзей­ского союза, а за 40 лет до этого он получил от Любека права города. В Киле и Фленсбурге все начиналось, по-видимому, с рыболовства. Лишь позже эти города стали заниматься торговлей и судоходством.

До того как канал соединил Амстердам с Северным морем, он был также портом, расположенным в бухте. Первые люди выбрали для своего обитания местечко на берегу бухты Эй (в наши дни ее отделяют от моря шлюзы). Основу этого селения составляло крепостное укрепление, замок, с 1204 г. находившееся во владении барона фон Амстеля. В 1300 г. этому местечку были даро­ваны права города, а в 1369 г. Амстердам стал членом Ганзейского союза. Сооружение канала Амстердам - Рейн позволило ему стать и портовым городом, «лежа­щим» в устье Рейна.

Прибывавшие в Америку европейцы имели четкое представление о функциях морского порта и о тех тре­бованиях, которые предъявляются к выбору места для строительства порта. Крупные бухты - до сих пор идеальное место для организации портового хозяйства. Крупнейшим в мире портом такого типа является Нью-Йорк. Его бухта настолько велика, что значение впадаю­щей в нее реки Гудзон сведено практически на нет. Сам город расположен на материке и многочисленных остро­вах, а портовые сооружения - на берегах внутренней бухты, Ист-ривер, бухты Ныоэрк, а также морского ли­мана, отделяющего Айсленд от материка. Как рассказы­вают, голландец Петер Минуй в 1624 г. выторговал у индейцев остров Манхэттен и основал здесь селение, названное им Новый Амстердам. В 1664 г. голландцев вытеснили англичане, которые дали этому местечку новое название. Отныне оно стало именоваться Нью-Йорком в честь герцога Йоркского. Вскоре началась война. В бухту вошли голландские корабли. Городок вновь сме­нил свое название: форт Оранж - так он значился теперь. Через год враждующие стороны достигли соглашения. Англичане получили назад этот форт, прежнее название которого было восстановлено.

В Австралии к этому типу портов относятся Сидней и Мельбурн. Сидней расположен на берегах узкого, вдаю­щегося в сушу залива, напоминающего северный фиорд. С 1788 г. этот портовый город встречает и провожает суда. Годом рождения порта Мельбурн считается 1835 г., местом рождения - залив порта Филиппа.

Исключительно своеобразным является в этом отно­шении Галифакс, порт, находящийся на юго-восточном побережье полуострова Новая Шотландия примерно в 100 км от материковой части Канады. Акватория порта, площадь которой составляет 10 км2, разделена на две ча­сти: западную и восточную. К западной части примыка­ет сам город, здесь же находится и большая часть порта. Промышленность же сконцентрирована на восточной по­ловине бухты. В летние месяцы на Галифакс возлагают­ся функции порта Новой Шотландии и Ньюфаундленда, зимой он становится главным портом всей страны.

В 1950 г. у берегов Западной Африки была построена искусственная бухта. Речь идет о столице Берега Слоно­вой Кости - Абиджане. Здесь существовала широкая и глубокая естественная лагуна, вход в которую для судов был закрыт. Природа допустила здесь «просчет», кото­рый люди устранили, соорудив глубоководный фарватер. Абиджан превратился в крупный портовый город, имев­ший одно очень существенное достоинство: акватория его глубоководного порта надежно защищена от непогоды в штормовом море. Ко всему прочему железнодорожная линия соединяла порт с глубинными районами Африканского континента.

Искусственной бухтой, правда несколько иного рода, обзавелся и Марсель. Вплоть до XIX в. портовый город Марсель успешно развивался. Немалую роль играл в этом «Старый порт» - единственный природный бассейн в порту, причем небольших размеров. И вот мощностей порта стало не хватать. О возможности создания ведомых («дочерних») гаваней в XIX в. здесь и не помышляли. И вот в 1844 г. было принято решение к северу от центральной части города соорудить новый порт. Для этого прямо в море - в 500 м от берега и параллельно ему - возвели дамбу-мол протяженностью 7 км. В отго­роженной части моря - и под защитой мола - от берега сооружались пирсы. Между головной частью пирсов и молом оставлено достаточно места для прохода судов. При возведении дамбы-мола пришлось преодолевать 14-метровые глубины. Для того времени это было выдаю­щимся техническим достижением. (В наши дни тех же целей можно достичь иными путями.) Общая площадь акватории гаваней, защищенной молом от ветров и воли, составляет 400 га. На 18 пирсах оборудованы при­чалы для 150 судов. За каких-нибудь 100 лет построено 26 км причальных (портовых) сооружений. Уже многие десятилетия Марсель является крупнейшим портом Фран­ции, своего рода южным Европортом.

То, что тот или иной населенный пункт находится на перекрестке весьма оживленных морских путей, отнюдь не означает, что на его месте должен возникнуть порт. Здесь важно создать еще соответствующие экономические предпосылки. На берегах пролива Па-де-Кале, представ­ляющего собой перекресток важнейших морских путей с высокой плотностью движения судов, не возникло ни одного сколько-нибудь значительного морского порта.

Порт-Саид был заложен у входа - со стороны Средизем­ного моря - в новый Суэцкий канал. Предполагалось, что с самого начала он будет выполнять функции мор­ского порта. Первый появился на этом месте в 1859 г. Но дальше этого дело не пошло, несмотря даже на то, что Суэц был открыт для судоходства. Только после того, как сооружение железной дороги позволило устранить трудности, возникшие со снабжением, город стал разви­ваться. Одновременно возрастала и экономическая роль порта.

КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ В СУДЬБЕ ПОРТОВ

Если бы во времена греческого философа Ге­раклита уже была написана история морских портов, несомненно, многие стали бы утверждать, что высказан­ная им идея о непрерывности изменений («все течет», «в одну реку нельзя войти дважды») относится именно к ним. Почти 3000-летняя история морских портов - это история непрекращающихся подъемов и спадов, смены периодов буйного подъема и глубокого упадка. Для неко­торых из них, таких, например, как древняя Остия, по­добный упадок однажды означал окончательную гибель. Конечно, с заиливанием порта и песчаными заносами, пожалуй, можно было бы еще бороться, если бы над самим городом не нависла смертельная угроза: многие умирали от свирепствовавшей здесь малярии, многих эта болезнь вынуждала навсегда покинуть город. Но у многих портов еще достаточно оставалось сил, чтобы все начинать сначала.

Разумеется, лишь немногие из них могли в своем развитии добиться того положения, которое они когда-то прежде уже занимали. В этом были повинны обстоятель­ства, характерные для данного времени, или какие-либо обстоятельства чисто технического порядка, бороться с ко­торыми человек был просто бессилен. В наши дни может сложиться такое впечатление, что современным, бурно развивающимся морским портам якобы ничего подобного не угрожает. Но следует задуматься над тем, что - имен­но по этой причине в книге уделяется столь большое внимание истории развития судоходства и портового хозяйства - возраст современных портов не превышает нескольких десятилетий - период, весьма короткий даже в истории самих этих портов. Несомненно и то, что даже вторая мировая война, принесшая с собой неисчис­лимые бедствия для всего человечества, полностью не стерла с лица земли ни одного аорта. В этой связи можно было бы также предположить, что уцелевший эко­номический потенциал хинтерланда дает определенные шансы любому из этих портов. Однако нельзя забывать и о том, что мы живем в век рационализации и концен­трации экономических процессов, когда никто не может с точностью сказать, а как это все будет выглядеть, ска­жем, через 50 лет.

Каковы же причины крупных поворотов в судьбе морских портов? Чем следует объяснять подъемы и спады, неразрывно связанные с их историей?

В одних случаях расцвет порта объясняется его исключительно благоприятным географическим положе­нием - на перекрестке оживленных транспортных путей. В других - благоприятную «питательную среду» создают удачно складывающиеся экономические условия. Нако­нец, в-третьих, - определенную роль играет влияние столь мало надежного и нестабильного фактора, каким являются соображения высокой политики. Многочисленны и факторы, действие которых приводит к упадку порто­вого хозяйства: изменения в политике, проводимой госу­дарством, перемены в хозяйственной структуре порта, действия стихийных сил природы и т. д. Печальная судьба постигала бы порты гораздо чаще, если бы в самый последний момент не появлялись сильные лич­ности, которые не только видели возможности спасения, но и были в состоянии найти силы и средства, чтобы реализовывать их на практике.

Читателю уже известно, что история основания лисса­бонского порта связана с финикийцами, основавшими селение в 15 км от устья реки Тежо. На смену фини­кийцам пришли римляне. Но время развития порта еще не подошло. Дело в том, что он все еще находился на периферии хозяйственной жизни того времени. Но вот наступил и этот долгожданный час. Последовали много­численные открытия и завоевания, непосредственными участниками которых были португальцы. «Помощь» в этом деле им оказывали и крестоносцы. В Новом Свете уже насчитывалось 1260 поселений, основанных ими.

Предпринималось многое для их быстрого развития. Сло­жились благоприятные условия для развития трансатлан­тических перевозок. Начиная с XII в. в лиссабонском порту стали появляться иностранные корабли. В XIV в. он становится крупнейшим торговым портом мира. Пола­гают, что в ту эпоху ежедневно в порту останавливалось 400-500 португальских и иностранных судов. Лиссабон считался самым гостеприимным и безопасным портом своего времени. По-видимому, он был и самым крупным. Немалую роль в укреплении его престижа играли ино­странцы, прежде всего итальянцы. А среди последних выделялись в этом отношении генуэзцы. Многие из них осели там уже в XIII в. Некоторые из генуэзских се­мейств имели большое влияние в тамошних купеческих кругах. Порой они даже занимали монопольное положе­ние. В XV и XVI вв. Лиссабон продолжал оставаться самым крупным морским портом по многим видам това­ров. Исключительное положение он занимал в мировой торговле «колониальными» товарами. Тот, кто хотел завести собственное дело в этой области, должен был непременно побывать в Лиссабоне. В рассылочной тор­говле порт не нуждался.

Дела порта и дальше шли бы хорошо не случись политического акта, отрицательно сказавшегося на его судьбе. Портовый город был присоединен к Испании, которая всячески тормозила его развитие. Испанцы вы­теснили из города и голландцев, которые считались здесь желанными торговыми партнерами. В крайней близору­кости лиц, принимавших все эти меры, нельзя сомне­ваться. Все дело в том, что голландцы стали сами плавать в Вест-Индию и перестали поэтому пользоваться услу­гами Лиссабона. Но и после небольшого «затишья» он превратился не только в один из самых богатых, но и в один из красивейших городов Европы. Однако землетря­сение 1755 г. уничтожило 2/3 города.

В средние века Генуя очень рано приобрела незави­симость. Руки у нового вольного города оказались сво­бодными, и уже в XII-XIII вв. она стала ведущей тор­говой державой Средиземноморья. Собственностью Генуи были острова Хиос, Самос и Лесбос, она имела владения и на берегах Черного моря. Короче говоря, она пре­вратилась в город-государство владевшее колониями. У Пизы она отвоевала Сардинию, Корсику и Эльбу.

В 1284 г. Генуя удержала окончательную победу над своим постоянным соперником: с этих пор Пиза уже не могла конкурировать с Генуей. Период бурного расцвета сменился эпохой упадка и потери всех владений. Свой суверенитет над городом устанавливали и Милан, и Неаполь, и Франция, пока, наконец, он не приобрел вновь своей независимости. Но только создание итальян­ского королевства позволило Генуе вновь пережить эпоху расцвета и опередить могущественную в прошлом Вене­цию. Сегодня Генуя - один из крупных портов Среди­земноморья, успешно конкурирующий с портами Север­ного моря за рынки Центральной Европы.

Брюгге уже в XI в. вел торговлю шерстью с Англией. Пора его расцвета падает на XIII в. Именно тогда он становится одним из богатых и пышных городов этого района. Все, кто прибывал, на судах, побывавших в Брюгге, в Англию или порты голландского и германского побережья, в один голос рассказывали о позолоченных фасадах тамошних домов. В XIV-XV вв. этот располо­женный во Фландрии город был крупнейшим торговым центром северной Европы, который Ганзейский союз избрал даже местом хранения своих товаров. По мере того как заносились песком удобные фарватеры, ведшие в Брюгге, роль его как порта падала, и он постепенно превращался в рядовой город. И только в наши дни судьба вновь улыбнулась ему.

В XVI в. стал быстро развиваться Бристоль. Правда, двумя-тремя веками раньше он был уже известным центром торговли. Своим энергичным развитием этот портовый город обязан местной купеческой гильдии (Merchant Adventurers), которой удалось лишить Ган­зейский союз ведущего положения в английской торговле: вначале он был лишен привилегий, а в 1589 г. и моно­полии. В 1598 г. была ликвидирована и находившаяся в Лондоне контора Ганзейского союза.

В конце XVI в. один венецианский посланник назвал Марсель «торговым центром всей Европы». В этот пе­риод марсельский порт ежегодно получал прибыль в размере свыше 70 млн. гульденов. Правда, нам неизвест­но, как рассчитана эта цифра.

Несмотря на то что между Гамбургом и Любеком существовали тесные связи, которые были скорее отно­шениями доброго соседства, чем конкуренции (нейтрализующее влияние на эти отношения оказывало то обстоя­тельство, что эти города разделял Ютландский полу­остров), и вопреки тому стимулирующему влиянию, которое Любек оказывал на Гамбург, последний в своем развитии никак не мог поспеть за своим восточным со­седом. Только в конце XVI в., когда счастливая звезда Любека стала закатываться, началось постепенное превра­щение города, лежавшего в устье Эльбы, в крупный морской порт. Тридцатилетняя война пощадила его. Сумятица и неразбериха военного времени только спо­собствовали тому, что дельные, толковые купцы открыли для себя этот город-порт. Преследуемые герцогом Альбой, сюда бежали из Антверпена англичане, члены купеческой гильдии, многие голландские купцы, а также португаль­ские и испанские евреи, занимавшиеся торговлей. Многие южногерманские купцы также завели здесь дело. В 1619 г. в Гамбурге был основан первый германский банк - «Гамбургер банк», счет в котором могли открыть только местные купцы. Иностранцы, как бы богаты они ни были, не могли стать клиентами банка. Он должен был стать центром всех деловых расчетов «отечественной» торговли. Было установлено, что все векселя, сумма ко­торых превышала 400 любекских марок, проходят через банк. На него возлагалась забота об организации государ­ственной торговли зерном. Даже при возникновении убыт­ков он был обязан принимать меры к тому, чтобы мало­имущие граждане города могли покупать хлеб по низким цепам. Свою торговлю полотном англичане перенесли из Голландии в Гамбург. В 1665 г. создается Коммер­ческая комиссия, из которой позднее вышла первая гер­манская торговая палата. В одной из официальных па­мятных записок, датируемых 1798 г., говорится: «Гамбург кредитует сейчас всю торгующую Европу; он намерева­ется делать то же самое и для всех остальных частей мира». Важное значение для дальнейшего возрастания роли Гамбурга имело то обстоятельство, что он находится ближе к Балтийскому, чем к Северному морю, даже восточнее Фленсбурга и Шлезвига. Канал Эльба - Траве делает его одновременно и крупнейшим западногерман­ским портом Балтийского моря.

Бремен с конца XVIII в. становится крупным гер­манским портом в торговле с Северной Америкой, а также крупнейшим европейским портом по торговле хлопком. В этой последней роли он мог успешно конку­рировать с Ливерпулем. И в наши дни - благодаря своей хлопковой бирже - он оказывает существенное влияние на характер совершаемых в этой области сделок. Мы уже отмечали, что Бремен отважился на риск соб­ственными силами и средствами провести железную дорогу. Его положение как самого южного из всех за­падногерманских портов позволяет ему поддерживать широкие деловые отношения с внутренними районами страны.

В 1952 г. был введен в строй действующих канал Амстердам - Рейн. Теперь этот портовый город имеет хорошее водное сообщение со своим хинтерландом. Это позволило ему развиваться и как универсальному порту, а также взять на себя обработку значительной части массовых грузов. В 1960-1967 гг. были проведены дно­углубительные работы на фарватерах, ведущих в порт и из порта. Это дало возможность заходить в порт судам, имеющим более глубокую (на 2,5 м) осадку.

Итак, мы познакомились со счастливейшими момен­тами в жизни портов, с теми периодами, в которые их развитие достигало своего апогея. Так или иначе любой порт переживал нечто подобное, правда не в столь гран­диозных масштабах. Отдельные порты переживали и вто­рую молодость. Но никогда это развитие не было им прочно гарантировано. Любой мало-мальски значитель­ный порт переживал и трудные времена, в которые его обитатели порой теряли мужество. Эти трудности каза­лись непреодолимыми, если они порождались причинами экономического порядка или действием слепых сил при­роды.

Открытие Америки привело к коренным изменениям в структуре торговли и ремесел. Это тяжело сказалось на Генуе. Ей потребовалось очень много времени, чтобы оправиться от всех потрясений. Но и задолго до этого в судьбе Генуи было много горьких минут. В течепие 200 лет продолжалось ее соперничество с Пизой, которая в конечном счете потерпела окончательное поражение в морском сражении под Мелорией в 1284 г. Но всего 100 лет спустя борьба Генуи с более могущественным соперником (Венецией) окончилась не в ее пользу. Венеция стала быстро развиваться, а портовый город Генуя все более и более приходил в упадок.

В судьбе портов известную роль сыграла и самая обыкновенная сельдь. В X-XVI вв. все те, кто имел суда, и даже те, кто не числился в купеческом сословии, ежегодно в августе - октябре съезжались на рынки шведского местечка Шонен: здесь торговали сельдью, засаливали и упаковывали ее в бочки. Это был крупный сезонный рынок рабочей силы. Города Ганзейского союза содержали там свои конторы. Купцы Любека на своих бочках ставили клеймо «Борнхольмская сельдь», «Бельтская сельдь», «Виттоверская сельдь», «Альбургская сельдь» и т. д. Со временем это все стало символом высо­кого качества поставлявшихся ими товаров. Примерно в 60-х годах XVI в. по неизвестным до сих пор причинам косяки сельди ушли из традиционных мест ее ловли. В связи с этим возникли трудности, с которыми отдель­ные порты, и особенно Любек, долгое время не могли справиться. Но и помимо этого, здесь очень многое изме­нилось. Прежде всего надо иметь в виду, что в начале XVII в. голландцы и англичане начали напрямую торго­вать с портами Балтийского моря. Товары в Англию и дальше на запад уже не шли через Любек и Гамбург. Из четырех-пяти тысяч кораблей, плававших в это время по Зунду, половина была «голландцами». В судьбе Лю­бека, как и в судьбе Генуи, роковую роль сыграли новые открытия. Ко всему прочему существенно ослабли прежде крепкие позиции Балтийского моря, которые отводились ему в развитии ремесел и торговли. Несколько позже много хлопот доставил Ганзейскому союзу Дан­циг. На пороге XIX в. он относился уже к разряду таких городов, какими были Висмар или Грайфсвальд. В 1850 г. к портам Балтийского моря была приписана меньшая часть судов германского торгового флота (в % к общей численности судов): Штеттину (Щецин), Данцигу (Гданьск) и Штральзунду - 4,0; Мемелю (Клайпеда) - 3,0; Ростоку - 10,0; Любеку - 1,0. Река Траве, на кото­рой стоит Любек, стала несудоходной. Дания предпочи­тала пользоваться услугами Киля и создавала определен­ные трудности, когда возникала, необходимость доставки товаров из Любека в Гамбург сухопутным путем. Все это доставляло старому морскому порту исключительно боль­шие заботы. Спасение пришло с образованием в 1871 г. единого германского государства.

Только в очень редких случаях морские порты могли в одиночку справиться с действием тех политических факторов, которые не только тормозили их развитие, но и наносили им прямой ущерб. Они могли позволить себе это, только опираясь на поддержку Ганзейского союза. На старую германскую империю надеяться было совсем нельзя, а владетельные дома имели совершенно другие интересы. И только в наши дни порт может обратиться за поддержкой к государству. Но и теперь столкновение различных интересов может сделать эту помощь мало­эффективной.

Исключительно неблагосклонными соображения «вы­сокой политики» оказались к Дюнкерку, причем с того самого момента, как он в 960 г. стал портовым городом. Город не раз становился объектом ожесточенных сраже­ний. Неоднократно переходил он из одних рук в другие: сначала им владела Бургундия, затем Испания и, нако­нец, Англия. Но, постоянно меняя своих «хозяев», город оставался боевой крепостью. Вобан позаботился о том, чтобы расширить и еще более укрепить этот город, а также создать искусственную акваторию порта. Дюнкерк становится важным портовым городом Франции. В соот­ветствии с условиями Утрехтского договора город был разоружен, а шлюзы, дамбы и гавани порта разрушены. По указу короля Людовика XIV город стал восстанавли­вать разрушенные прежде сооружения. Но в 1717 г. по протесту Англии все, что удалось восстановить, было опять полностью разрушено. В 1741 г. была предпринята новая попытка возродить порт, на что последовал очеред­ной протест со стороны Англии. Наконец наступил очень непродолжительный период расцвета который завершил­ся с началом Французской революции. Столь неблаго­склонной политика не была ни к какому другому порту мира. В наши дни Дюнкерк - один из основных морских портов Франции и крупный промышленный центр.

Марсель же пострадал от той политики, которую про­водила его собственная страна - Франция. Кольбер лишил его возможности вести чрезвычайно выгодную тор­говлю с Левантом. Пытаясь как-то оздоровить национальную казну, он создал государственную компанию, которая отныне получала монопольное право торговать с Леван­том. Только в 1790 г. с Марселя было снято это ограни­чение. Но на это последовал очередной удар: конвент лишил его статуса «вольного порта». Вовремя войны про­тив Англии порт пострадал от установленной блокады. Только конкуренция со стороны Триеста, Генуи и Ливор­но позволила ему вновь получить права «вольного порта». От континентальной блокады, установленной Наполеоном, наибольший - среди германских портов - урон получил Гамбург, поскольку он являлся давним торговым партне­ром Англии. Французские войска, оккупировавшие город, довольно сурово обходились с его жителями. За время оккупации численность населения Гамбурга сократилась со 150 тыс. до 100 тыс. человек.

Антверпен, с 1315 г. являвшийся членом Ганзейского союза, как «наследник» Брюгге, развивался очень быстро, и ко времени царствования благоволившего к нему Кар­ла V он превратился в первый по своему значению тор­говый город Европы. Карл V хотел превратить его в «северный Тирос». Большая часть торговых людей Брюгге перебралась в Антверпен, численность населения которого достигла уже 100 тыс. человек. «Но и здесь благополучию пришел конец. В 1576 г. Антверпен был сожжен и разграблен испанцами. Страну вынуждены были покинуть 19 тыс. протестантов, многие из которых были крупными купцами. Часть из них поселилась в Амстер­даме, часть отправилась в Англию. Смертельным ударом для Антверпена явилось закрытие для него Шельды. Преимущественное пользование ею Голландия предоста­вила Роттердаму. Антверпен как торгово-политический центр был уничтожен. Жизнь в нем угасала, и он посте­пенно превращался в провинциальный город с 40 тыс. жителей. Выбраться из такого положепия Антверпену помог Наполеон, захотевший превратить его в «Лондон европейского континента». По его указу в порту были со­оружены две искусственные гавани и построены каменные причальные стенки. По Шельде разрешалось плавание любых судов. Но в 1830 г. возникло еще одно препятствие. Бельгия отделилась от Нидерландов, обра­зовав самостоятельное государство. Это дало Нидерлан­дам повод в интересах Роттердама несколько «осадить» Антверпен: за проход судов по Шельде они стали взимать специальные сборы. Такой порядок существовал с 1830 по 1863 г. Разумеется, все это повлекло за собой нежелательные последствия.

Вышеприведенные примеры лишний раз свидетель­ствуют о том, что политическая ситуация в стране мог­ла по-разному влиять на деятельность аортовых городов. Впрочем, был у порта еще и другой враг, с которым ве­сти борьбу было посложнее: это песок. Одни порты боро­лись с песчаными заносами весьма успешно, другие же, примирившись с неизбежностью судьбы, влачили жалкое существование, прежде чем прошли столетия и появи­лись средства, позволившие одолеть врага. Забот, возни­кавших с песчаными наносами, хватало почти всем евро­пейским портам, начиная с Роттердама и кончая фран­цузскими портами. Например, в Амстердаме только в 1717 г. заметили отложения песка в Эйсселе, правом ру­каве Рейна, проходящем по территории Голландии. А к рубежу XVIII-XIX вв. он фактически перестал быть морским портом, потому что до него не в состоянии было дойти никакое морское судно. Спустя полвека та же участь стала грозить Бремену. Что же касается Брюгге и Гента, то они уже почти 200 лет не считались более морскими портами. Пиза не могла оправиться от полити­ческих неурядиц в частности еще и потому, что гавань все больше заносило песком, а это было тормозом в ее морской торговле. Арфлер, порт на Сене, и Руан также ожидала печальная судьба, в силу чего Гавру со време­нем пришлось заменить их обоих. К числу пострадавших от наступления песков следует отнести и Эмден в Гер­мании: из-за песчаных заносов он стал доступен лишь небольшим судам.

Итак, мы неоднократно уже говорили и хотим пов­торить еще раз, что дела порта идут лучше всего тогда, когда он предоставлен самому себе. Накопленный тыся­челетиями опыт портовой деятельности однозначно это подтверждает. Не будем же пренебрегать этим опытом, если нам ие безразлична судьба наших портов!

УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ

Абиджан

Австралия

Австрия

Азия

Айдер

Айдерский канал

Аквилея

Акций

Александрия

Алжир

Альстер

Альтона

Аляска

Америка

Амстель

Амстердам

Амстердамский морской ка­нал

Англия

Анкона

Антверпен

Аугуста

Афины

Африка

Атлантический океан (Атлан­тика)

Базель

Байонна

Балтийское море (Балтика)

Балтимор

Бальге

Бангкок

Баптри-Бей

Бельгия

Берген

Берлин

Бесте

Бискайский залив

Ближний Восток

Бордо

Боркум

Бостон

Босфор

Бразилия

Браила

Браке

Брауншвейг

Бремен

Бремерхафен

Бриндизи

Бристоль

Брунсбюттель

Брюгге

Буэнос-Айрес

Ваальская гавань

Вальдец

Вангероге

Варна

Варпов

Везель

Везер

Великобритания см. Англия

Вена

Венесуэла

Венеция

Византия

Вильгельмсхафен

Висконсин

Висмар

Владивосток

Восточно-Фризские острова

Восточный

Гавр

Галац

Галифакс

Гамбург

Ганновер

Гаронна

Гданьск

Гелстон

Гельголанд

Гент

Генуя

Германия

Гётеборг

Голландия

Гонконг

Грайфсвальд

Грахтеп

Греция

Гри-Не

Грэнгмут

Гудзон Дальний Восток

Дания

Данциг (Гданьск)

Делавар

Дордрехт

Дортмунд

Дулут

Дунай

Дюнкерк

Дюссельдорф

Европа

Европорт

Египет

Замланд

Западная Германия см. ФРГ

Западная Европа

Западная Фрисландия

Зунд

Изер

Измаил

Ильичевск

Индия

Иокогама

Ирландия

Исландия

Испания

Италия

Кампания

Канада

Канарские острова

Картахена

Карфаген

Каттегат

Кёльн

Киль

Кильский канал

Кипр

Кируна

Клайпеда

Кливленд

Кобе

Копенгаген

Коринф

Корсика

Котка

Кримпен

Куинсборо

Куксхафен

Ла-Корунья

Лан

Ла-Плата

Лас-Пальмас

Левант

Лек

Ленинград

Лер

Либерия

Ливан

Ливерпуль

Ливорно

Лиссабон

Лонг-Бич

Лондон

Луизиана

Любек

Люлеа

Люнебург

Маас

Маасский туннель

Макао

Малакка

Малая Азия

Мальме

Манчестерский канал

Марсель

Мексика

Мексиканский залив

Мельбурн

Мессина

Миннесота

Миссисипи

Монреаль

Монтевидео

Мурманск

Мюнхен

Нагоя

Нарвик

Неаполь

Нигерия

Нидерланды см. Голландия

Нижняя Саксония

Никарагуа

Нил

Новороссийск

Новый Орлеан

Нойверк

Норвегия

Нью-Джерси

Нью-Йорк

Огайо

Океания

Окинава

Ольденбург

Онтарио

Оснабрюк

Остенде

Остия

Па-де-Кале

Падуя

Пакистан

Панама

Панамский канал

Париж

Пассау

Пиза

Пирей

Питтсбург

Португалия

Пруссия

Путтгарден

Рат

Регенсбург

Рейн

Рётби

Рига

Риека

Рим

Рио-де-Жанейро

Родос

Рона

Россия

Росток

Ротте

Роттердам

Руан

Рюген

Сан-Франциско

Сардиния

Саутгемптон

Северная Америка

Северное море

Североморский канал

Сена

Сент-Луис

Сент-Маргарет

Сингапур

Скагеррак

Сомали

Средиземное море (Средизем­номорье)

Средне-Германский канал

Средний Восток

Стокгольм

Суэцкий канал

США

Тагибат

Таиланд

Таллин

Тежо

Темза

Тибр 44, 272

Тихий океан

Толедо

Траве

Травемюнде

Трене

Триест

Турку Уайт

Усть-Дунайск

Фальдерн

Фарос

Фегезак

Феликстоуп

Филадельфия

Финляндия

Фиуме см. Риека

Фландрия

Фленсбург

Флорида

Фолкстон

Форт-оф-Фёрт

Франкфурт-на-Майне

Франция

Фрисландия

Фульда

Хамии

Харбург

Харуич

Хельсинки

Хьюстон

Центральная Америка

Чиба

Чикаго

Швейцария

Швеция

Шельда

Шлезвиг-Гольштейн

Шляй

Шотландия

Штральзунд

Эйвон

Эквадор

Элизабет

Эльба

Эльбинг

Эльсфлет

Эмден

Эммерих

Эмс

Эри

Этрурия

Южная Америка

Южная Англия

Ютландия

Яде

Япония

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

Агентства, транспортные

Администрация порта

Акватория порта

Американское бюро судоходства

Арбитраж, морской

Балкеры

Балкеры-контейнеровозы

Балктанкеры

«Большая вода»

Британский морской регистр Ллойда

Буксирная служба

Буксиры, спасательные

Бюро Веритас

Ведомство морского найма

Верфи (судоверфи)

Вестфальский союз

«Водный клерк»

Вымпелы

Гавань, доковая (док)

-, «вольная» (свободная)

-, транзитная

Газовозы

Ганза (Ганзейский союз)

ГАТТ

«Голубая лента»

Граница, таможенная

Грузовместимость судна

Грузооборот (оборот)

Грузоподъемность судна

Грузопотоки

Грузы, генеральные

-, контейнерные

-, крупногабаритные

-, массовые

-, навалочные

-, наливные

-, насыпные

-, тарно-штучные (тарные, штучные)

«Гумберова дорога»

Гюйс

Декларация, таможенная

Дискриминация флагов

Диспаша

Документы, таможенные

Досмотр, таможенный

Доки, плавучие

-, сухие

«Доки Тилбери»

ЕЭС

Зерновозы

Знаки, навигационные

Зона прилива

Зоны, таможенные

Инфраструктура, транспорт­ная

Каргоплан судна

Катера, лоцманские

Квартьеры

Клиперы

Команда, судовая

Компании, судоходные

-, страховые

Контейнеризация

Контейнеровозы

Контейнеры

Кооперация

«Королевские доки»

Корпорации, транснациональ­ные

Краны

-, плавучие

-, полупортальные

-, портальные

Кюперы

Лига наций

Лихтеровозы

Лихтеры

«Ллойд»

Локация

Лоцман

-, морской

-, порта

-, речной

Лоцманская служба

Лоцманские услуги

Лоцманское дело

Маклер

«Малая вода»

Марка, грузовая

Маяки

-, плавучие

-, стационарные

Международная ассоциация связи

- - управлений навигацион­ных знаков

Международная конференция по безопасности судоход­ства

- - по навигационным зна­кам

Международная организация по стандартизации

Международный союз по на­вигационным знакам

Мерительное свидетельство

Навигация

Наволочники см. Балкеры

Надзор, ветеринарный

-, санитарный

-, таможенный

Наутофон

«Общество по изучению проб­лем комбинированных пе­ревозок»

«Общий рынок»

Огни, береговые

-, маячные

-, судовые

ОПЕК

Организация американских портов

Пакгаузы

Пакетботы

Палы

Паромы

Пентеры

Перевозки, автомобильные

-, грузовые (грузоперевозки)

-, комбинировапные

-, контейнерные

-, линейные

-, лихтерные

-, морские

-, пассажирские

-, трамповые

-, транзитные

-, транснациональные

-, трейлерные (контрейлер­ные)

-, фидерные

Период, эксплуатационный

Пирс

Порты, базовые

-, открытые

-, паромные

-, приливные

-, приписки

-, специализированные

-, универсальные

Потоки грузов см. Грузопотоки

Пошлины, таможенные

Право, береговое

-, Висби

-, горное

-, лоцманское

-, на флаг

-, таможенное

Приливы, квадратурные

-, сигизийные

Причалы

-, глубоководные

Простой судов

Работы, погрузочно-разгрузочные

Разделение труда, междуна­родное

Радар (радарное устройство)

Радиолокаторы

Радиомаяки

«Радиоэхо»

Регистр Союза ССР

Режим, свободный таможен­ный (-, беспошлинный)

«Рейнский манифест»

Ролкеры

Ролл-трейлеры

Рудовозы

Рынок, фрахтовый

Саксонский союз

Сборы, портовые

Священная Римская империя

Северогерманский союз

«Синий Питер»

Сообщение, линейное

-, пакетботное

-, паромное

-, трейлерное см. Перевозки, трейлерные

Сооружения, портовые

Специализация

Способ погрузки судов «ло-ло»

Стандартизация

Стивидор

Стивидорные работы

Страхование, морское

Суверенитет, таможенный

Суда, бункерные

-, каботажные

-, комбинированные

-, ледокольно-транспортные

-, линейные

-, лоцманские

-, морские

-, пассажирские

-, портовые

-, речные

- с горизонтальной погруз­кой

- типа (класса) «ро-ро» см. Ролкеры

-, трамповые (трампы)

-, трейлерные см. Трейлеровозы

Судовая роль

Судовой манифест

Судовой патент

Судовой регистр

Судоходство

-, грузовое

-, линейное

-, международное

-, морское

-, пассажирское

Суперкарго

Сухогрузы

Такелаж, грузовой

Таллиман

Таможенный союз

Таможня

Танкеры

Танкеры-химовозы

Тариф, таможенный

Терминалы, контейнерные

Территориальные воды

Территория, таможенная

Товарообмен, международный

Тоннаж

-, танкерный

Торговля, международная

-, транзитная

Транспорт

-, автомобильный (автотран­спорт)

-, воздушный

-, гужевой

-, железнодорожный

-, морской

-, напольный

-, речной (-, внутренний водный)

-, сухопутный

-, трубопроводный

Трейлеровозы

Трейлеры

Триера

Устройства (механизмы), погрузочно-разгрузочные

Устройства радарные см. Радар

Фарватеры

Федеральная палата лоцманов

Флаги

-, дешевые

-, карантинные

-, подставные

-, таможенные

-, «удобные»

-, фиктивные

Флот, балкерный

-, сухогрузный

-, танкерный

-, торговый

Формальности, таможенные

Фрахтовые ставки (фрахт)

Хартия Лондонского порта

Хинтерланд

Хозяйство, портовое

Хольки

Центральное бюро труда

Шельф, континентальный

Шлюзование

Шлюзы

Шмаки

Эвер

Эверщик

Экспедитор, портовый

ЮНКТАД

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Август

Адам Бременский

Александр Македонский

Амстель, барон фон Ангерстайн, Джон Джулиус

Арган, Эме

Аттила

Бермполь, Адольф

Бисмарк, Отто

Бройзинг

Генрих Лев Вельф

Гераклит

Герц, Генрих Рудольф

Гильденмайстер

Гроций Иоанн Гуго

Гумбольдт, Александр

Далыптрём, Герман

Деймократ

Деметрий Македонский (Деметрий I Полиоркет)

Дуквитц

Калигула

Карл V Мудрый

Карл Великий

Клавдий

Клеопатра

Кобден, Ричард

Кольбер

Кульмей

Кунар, Сэмюэл

Лавуазье, Антуан Лоран

Ларсен

Лессепс, Фердинанд

Лист, Фридрих

Ллойд, Эдвард

Людовик XIV

Мольтке, Хельмут Карл

Наккес

Наполеон Бонапарт

Негрелли

Нерон

Пенн, Вильям

Периандр

Плимсолл, Сэмюэл

Плутарх

Полибий

Помпей

Рамзес II

Светоний Транквилл

Сётбеер

Сломэн, Роберт Майлс

Сострат

Страбон

Тёлер

Фемистокл

Ферзман

Филипп II Испанский

Филипп V Македонский

Френель, Огюстен Жан

Фридрих I Барбаросса

Фридрих II (прусский король)

Харкорт, Фриц 251

Цезарь, Гай Юлий

Шауэнбург, граф фон

Эмингхаус, Арвид

См. Journal de la marine marchande, 25 decembre 1980.

Под транспортной инфраструктурой (от англ. infrastructure - основание, фундамент) понимается весь комплекс автомо­бильных, железнодорожных, речных путей, вокзалов, складов, станций технического обслуживания и т. п. - Прим, ред.

Док в этом смысле представляет собой искусственный пор­товый бассейн с затвором для стоянки судов под погрузкой или разгрузкой в местах больших колебаний уровня моря во время приливов и отливов.- Прим. перев.

Таллиман, или присяжный счетчик, - лицо, учитывающее количество груза, передаваемого на борт судна при погрузке пли принимаемого с судна при разгрузке. - Прим. перев.

Грузовыми портами называют герметически закрывающиеся отверстия в бортах судна. - Прим. перев.

Пал - причальное устройство в впде куста свай, служащее Для швартовки судов па рейде. - Прим. перев.

В СССР определяет качество судов и присваивает им тот пли иной класс Регистр Союза ССР - государственная организа­ция, осуществляющая функции классификационного учреждения и государственного технического надзора за судами.- Прим. перев.

В старонемецком языке было родственное этому итальян­скому слову понятие gundfano - знамя. - Прим, перев.

Флюгер (от голл. vleugel) - флаг или вымпел, который в те времена суда несли на топ-мачте. - Прим. перев.

Ростверк - конструкция верхней части свайного фунда­мента в виде бетонной пли железобетонной плиты, объединяю­щей сваи в единое целое. Ростверк обеспечивает равномерную передачу нагрузки на сваи. - Прим. перев.

Диспаша - расчет убытков по общей аварии и распределе­ние их между судном, фрахтом н грузом соразмерно их стоимо­сти. Общая авария - убытки, возникшие от намеренно и разум­но принятых мер (чрезвычайные расходы, частичная жертва гру­за пли оборудования судна) в целях спасения судна, груза и фрахта от общей для них опасности - полной гибели.- Прим. перев.

Стивидор - 1) общее название, применяемое к транспорт-но-экспедиторским организациям и фирмам, выполняющим по договорам с грузо- или судовладельцем работы по погрузке и размещению грузов па судне (штивка) или по разгрузке судна; 2) лицо, выделяемое трапспортно-экспедиторской организацией для наблюдения за надлежащим выполнением работ по погрузке или выгрузке грузов. - Прим. перев.

Свободная (вольная) гавань - территория порта, включая водные бассейны, набережные и прилегающие небольшие участ­ки суши со складами, мастерскими, не входящая в состав тамо­женной территории. В ее пределах допускается ввоз иностран­ных товаров без оплаты пошлин, их складирование, хранение без ограничения срока, обработка, переупаковка и т. п. При вы­возе иностранного товара из свободной гавани в другие страны он также не подлежит оплате таможенными пошлинами и сбо­рами. Товары, ввозимые из свободной гавани в пределы тамо­женной территории государства, облагаются пошлинами на об­щих основаниях. - Прим. перев.

«Carnet TRC» - товаросопроводительный документ, широко используемый в международных грузовых перевозках по опре­деленным автострадам Европы. TRC - аббревиатура французского выражения Transportation International de merchandises par la Route. - Прим. перев.

Гроций Иоанн Гуго (1583-1645)- голландский юрист, дипломат, историк и социолог. Один из основателей теории естественного права и науки международного права. Автор крупных работ «Свободное море» («Mare liberum»), «О праве войны и мира» («De jure belli ac pucis»), «О праве добычи» («De jure praedae»). В первой из названных работ им сформулировано основное содержание принципа свободы морей. Это отвечало интересам Голландии, ставшей в то время крупной морской державой и сталкивавшейся с притязаниями Англии и Испании на господство в океане. - Прим. перев.

Наутофон - электроакустический прибор для подачи сигна­лов резкого высокого тока во время тумана или пасмурной по­годы. Такие приборы устанавливаются также на маяках и дру­гих береговых ориентирах. Дальность слышимости звука 25 - 28 км. - Прим. перев.

Лампа названа по имени швейцарского фабриканта ламп Эме Аргана (1755-1803). В ней использовалась изобретенная им газовая горелка, обеспечивавшая полное сгорание топлива.- Прим. перев.

Френель Огюстен Жан (1788-1827) - французский физик, один из основателей волновой оптики. В Париже занимался ре­организацией маяков. По его предложению в маячных и сиг­нальных фонарях стала применяться сложная составная линза, получившая название линзы Френеля. - Прим. перев.

Шмак, или смак, - одномачтовое плоскодонное рыболовное судно. Парусное вооружение - прямоугольный главный парус и небольшой косой парус (бизань). - Прим. перев.

Карл Великий (742-814) - король франков с 768 г., импе­ратор с 800 г. По его имени назва'на династия Каролингов. - Прим. перев.

Периандр (ок. 660 до н. э.- ок. 585 до н. э.) - тиран Ко­ринфа. Проводил в жизнь политику, направленную против ро­довой знати. В интересах торговых и ремесленных слоев демоса ввел государственную чеканку денег, таможенные пошлины, ор­ганизовал широкое строительство. - Прим. перев.

Деметрий Македонский (иначе Деметрий Полиоркет, ок. 337 до н. э.- 283 до н. э.) - македонский царь в 306-289 гг. до п. э. из династии Антигонидов. Принимал участие в борьбе диадохов (полководцев Александра Македонского) за верховную власть. - Прим. перев.

Филипп - имя нескольких македонских царей. Здесь речь идет о Филиппе V (ок. 238 до н. э. - 179 до н. э.). Известен тем, что вел с Римом войны. - Прим. перев.

Рамзес II (конец XIV - сер. XIII в. до н. э.) - один из египетских фараонов Нового царства, виднейший представитель XIX династии фараонов, ведших борьбу с хеттами за Сирию.- Прим. перев.

Страбон (64/63 до н. э. - 23/24 н. э.) - древнегреческий гео­граф и историк, автор не дошедших до нас «Исторических запи­сок», а также «Географии», продолжающей «Исторические запи­ски».- Прим. перев.

Здесь суперкарго - лицо, сопровождающее груз при мор­ских перевозках. - Прим. перев.

Это только часть «крылатого» выражения. В одном из сти­хотворений Гёте полностью оно звучит так: «И пока ты не поймешь смерть для жизни новой, хмурым гостем ты живешь на земле суровой». - Прим. перев.

Полибий (ок. 201 - ок. 120 до н. э.) - древнегреческий ис­торик. Сын стратега Ахейского союза, автор «Истории в 40 кни­гах», из которых до нас дошли лишь первые пять, остальные или утеряны, или сохранились в отрывках. Это - первая попытка изложения «всеобщей» истории Греции, Македонии, Малой Азии, Сирии, Египта, Карфагена и Рима в их взаимной связи.- Прим. перев.

Пентера - древнегреческое судно с пятью рядами весел, которых в общей сложности насчитывалось 300 или 310. Первое историческое упоминание о них относится к IV в. С этого времени они используются все шире и постепенно начинают вы­теснять триеры. На первых порах их размеры были не очень значительны, позднее гораздо больше. - Прим. перев.

Автор неточно освещает события. «Захваченный Генрихом Львом город Любек (основанный немцами на месте бывшего сла­вянского города) стал важнейшим немецким портом на Балтий­ском море и одновременно форпостом для дальнейшего продви­жения немцев в Прибалтике. - В. Ф. Семенов. История сред­них веков (Учебник для исторических факультетов). М., «Про­свещение», 1975, - Прим. ред.

Обычно это район, прилегающий или тяготеющий к про­мышленному или торговому центру, а в данном случае - к пор­ту. - Прим. перев.

Аттила (?-453) - предводитель гуннов. Возглавлял опу­стошительные походы в Восточную Римскую империю, Галлию, Северную Италию. При нем союз гуннских племен достиг наи­высшего могущества.

Вобан, Себастъен Ле Претр де (1633-1707) - маркиз, фран­цузский воеппый инженер, маршал Франции, один из основопо­ложников мипноподрывного дела. Имеет труды по военному и инженерному делу, а также экономике.- Прим. перев.

С этим утверждением автора вряд ли можно согласиться. К тому же оио в известной степени противоречит тому, о чем шла речь выше.- Прим. перев.

4

3

Реклама на сайте